Две дамы с попугаем бесплатное чтение

Наталья АЛЕКСАНДРОВА
ДВЕ ДАМЫ С ПОПУГАЕМ

* * *

Телефонный звонок раздался очень не вовремя. Надежда стояла на табуретке и скребла потолок в коридоре. Она занималась этим с полудня субботы, к вечеру телефон стал звонить часто, и она поставила его на шкаф, чтобы не скакать туда-сюда. Звонила приятельница Алка.

— Привет! Ты как? — Голос у нее был какой-то кислый.

— Я-то? Я на потолке. Ремонт затеяла. Хочу, пока Саши нет, коридор побелить и поклеить. А еще окна покрасить.

— Ты в отпуске, что ли?

— Да нет. Нас на работе выгнали в принудительный за две трети оклада. А Саша уехал с внуком на две недели на рыбалку.

— А ты-то что не с ними?

— А его приятель пригласил, Пашка Соколов, у них избушка где-то на Вуоксе, там только озеро и лес вокруг. Что мне там делать? Рыбу я ловить не умею, а грибов еще нет. Пусть они там самостоятельно вчетвером поживут — два дедушки, два внука. А у тебя какие новости?

— Новости? Посмеяться хочешь? От меня Тимофеев ушел.

— Чего? — Надежда дернулась от неожиданности, табуретка покачнулась, она протянула руку, чтобы опереться о шкаф, удержалась, не упала, но телефон соскользнул со шкафа и грохнулся на пол. Надежда со стоном слезла с табуретки, подняла расколовшийся аппарат, трубка, естественно, молчала.

— Этого только не хватало, теперь новый аппарат покупать!

Под ногами шуршали оборванные обои и куски штукатурки. Что там случилось у Алки? Теперь не узнать. Можно перезвонить от соседки Марии Петровны, но она будет слушать разговор, потом начнет задавать вопросы, потом усадит пить чай, а времени уже десятый час, она, Надежда, устала за день — сил нет. С утра проводила мужа с внуком на вокзал, потом приехала домой, прибралась, постирала, потом занялась коридором, и вот теперь этот Алкин звонок.

Поссорились они с мужем, что ли? Хотя они никогда не ссорились, не потому, что у Алки был такой ангельский характер, а потому что Алкин муж Петр Николаевич Тимофеев, которого Алка звала Тимофеевым, а все остальные — Петюнчиком, был человеком, с которым вообще невозможно поссориться. Петюнчик имел внешность самого настоящего клоуна, ему не надо было гримироваться, чтобы смешить людей. Он был небольшого роста, а голова очень крупная, абсолютно лысая, с длинным носом и большими оттопыренными ушами. Петюнчик никогда не спорил ни с кем, был очень покладистый и трудолюбивый. Он много помогал Алке по хозяйству, воспитывал сыновей и между делом защитил две диссертации, получил степень доктора наук и теперь служил начальником отдела в каком-то институте.

И на работе он почти со всеми жил мирно, а в тех редких случаях, когда он почему-либо выходил из себя, он становился настолько уморительным, что спорящий с ним человек просто выбегал из комнаты, задыхаясь от смеха.

Так что либо Надежда чего-то недопоняла или недослышала, либо Алка совсем спятила. Куда там ее Тимофеев ушел?

В магазин, что ли, или с собакой гулять?

У Алки была большая семья: муж, два сына девятнадцати и шестнадцати лет, овчарка Гаврик, кошка, попугай и, кажется, еще рыбки, если кошка их не съела. Вся эта семейка, не считая рыбок и Петюнчика, беспрерывно орала, лаяла и мяукала, а попугай делал все три вещи одновременно.

Надежда с Алкой дружили еще со школы, но виделись редко, потому что выносить это сборище в больших количествах Надежда была не в состоянии. Алка работала в школе не простым преподавателем, а завучем старших классов и за долгие годы работы выработала в себе командный голос и твердую походку. Правда, неуемная энергия и зычный голос были у нее с детства, поэтому Алка поздно вышла замуж: мужчины не любят слишком активных громкоголосых женщин. От природы Алка была рослая крупная девица, поэтому рядом со своим будущим мужем Петюнчиком, учитывая его рост и внешность, смотрелась карикатурно. Знакомые хохотали в голос, но Алку это не остановило, они поженились.

Надежде Алкин муж нравился, она справедливо полагала, что выдержать Алкин характер двадцать лет и ни разу не поссориться — это хорошая проверка брачных уз на прочность. Но чего в жизни не бывает? Неужели Алкин муж все-таки ушел к другой? Не может быть! Неужели нашлась женщина, которая взяла его с такими ушами? Ни за что не поверю!

Наскоро смыв пыль с лица и рук, она решила, что душ примет, когда вернется, а если заночует у Алки, то там и вымоется. Она натянула джинсы и куртку, в которых обычно ездила на дачу, и поспешила к станции метро.

Алка, казалось, ничуть не удивилась ее приходу. Она сумрачно кивнула Надежде и посторонилась, пропуская в дверь. В квартире была непривычная тишина и жуткий беспорядок. Все шкафы были раскрыты, ящики вывалены, диван завален каким-то тряпьем и старыми газетами, на полированной мебели виднелся слой пыли, примерно двухдневной, как машинально отметила про себя Надежда.

— Пошли на кухню, там почище, — вяло сказала Алка.

Она была в каком-то замызганном халате, растрепанная, Надежда ее никогда не видела в таком виде и забеспокоилась.

На кухне было действительно поприличнее. Неизвестно откуда взявшаяся кошка прыгнула к Надежде на колени.

— Здравствуй, Марфуша. Алка, а где все-то у тебя? — спросила Надежда, удивляясь тишине.

— Где все? — Алка огляделась, потом встала, сдернула платок с какого-то сооружения на холодильнике.

Сооружение оказалось клеткой с попугаем. Попугая этого несколько лет назад подарил Алке плавающий папаша одного из ее учеников. Он купил его на Кубе у местного нищего за сто долларов, по тем временам это была огромная сумма денег, поэтому отказаться Алка не посмела. Попугай был говорящий, причем заговорил он только в России, поэтому все слова употреблял русские. Сейчас попугай сидел в углу, нахохлившись.

Кошка на коленях у Надежды навострила уши.

— Вот мы все перед тобой, больше никого нет, аквариум с рыбами где-то у Пашки в комнате затерялся. Марфа, ты рыб не видела? — обратилась она к кошке на полном серьезе.

Марфа сделала вид, что не слышит.

— Сашка в Америке, ты же знаешь, а Пашка позавчера уехал к маме в Истру.

Верно, Надежда и забыла, старший Алкин сын Сашка уже почти год жил и учился в США по какой-то там специальной программе для студентов, а мать Алки была родом из подмосковного города Истры и после смерти Алкиного отца уехала туда жить к родственникам.

— Ну что у тебя стряслось-то, давай, говори, зря я, что ли, тащилась к тебе на ночь глядя?

— Говорят тебе, Тимофеев меня бросил. — В голосе Алки послышались злые нотки, Надежда даже обрадовалась, а то сидит какая-то вялая, хоть бы накричала, что ли.

— С чего ты это взяла?

— На, читай, — Алка протянула ей тетрадный листок.

— "Дорогая Алла, — прочитала Надежда вслух, — я встретил другую женщину, она меня понимает лучше, чем ты, поэтому я ухожу к ней навсегда. Петр.

Собаку забираю с собой".

— И все? Бред какой-то.

— А что еще? Коротко и ясно. Встретил и ушел.

— Ну не знаю, как же дети, квартира, где он жить-то будет?

— У нее, наверное.

— Кошмар, вот бы никогда не подумала, такой был тихий приличный мужчина. Ты что это там пьешь?

— Валерианку, уже почти пузырек выпила, а все равно переживаю.

Надежда поняла, почему Алка такая заторможенная, вырвала у нее из рук стаканчик, отобрала лекарство.

— С ума сошла, с сердцем будет плохо, давай лучше чаю выпьем.

— Ну, давай, — Алке было все равно, а Надежда ужасно хотела есть, но, заглянув в холодильник, ничего съедобного там не нашла.

Там стояла только банка консервов для кошки Марфы и кастрюля с костями для собаки.

— Ну хоть печенье у тебя есть какое-нибудь?

Алка протянула ей собачьи галеты.

— Нет, собачьи галеты я есть не могу, зубов жалко. Послушай, а как это он, собаку с собой забрал, а печенье оставил, галеты эти-то тебе ни к чему?

Алка посмотрела на нее в полном недоумении. Надежда поняла, что Алка совершенно ее не слушает и думает о чем-то своем. Алку необходимо было срочно отвлечь от этих нехороших мыслей, и Надежда продолжала, повысив голос:

— И что это у тебя в квартире такое светопреставление? Прямо как Мамай прошел. Искала что-нибудь?

— Да нет, это уже так было. Наверное, он, когда собирался, торопился очень.

— А что это он так торопился? Двадцать лет не торопился, а теперь вдруг заспешил, невтерпеж ему, что ли?

Видя Алку в таком состоянии, Надежда уже начинала злиться на Петюнчика, но одернула себя и, по здравом размышлении, удивилась. Насколько она знала Алкиного мужа, он вообще никогда не торопился, все делал обстоятельно и не спеша, говорил тихим голосом. Конечно, любовь меняет человека, спору нет, но все-таки что-то тут не то.

Надежда усадила Алку в кресло, помахала у нее перед лицом растопыренной ладонью, чтобы привлечь к себе внимание.

— Алка, не спи. И зачем ты столько валерианки выпила? Вот теперь ничего не соображаешь. Ты скажи, когда ты про это узнала, записку эту когда увидела?

Алка очнулась, глянула осмысленно.

— Сегодня утром.

— Так, утром… — Надежда встрепенулась. — Как утром? Сегодня же суббота, ты что, дома не ночевала, что ли?

— Ну не ночевала, так получилась.

Слова из Алки приходилось тянуть клещами.

— Вот что, подруга, давай-ка все-таки хоть пустого чаю выпьем, и ты мне все подробно расскажешь. Торопиться нам некуда, я у тебя ночевать останусь, так что давай начинай, — сказала Надежда, отхлебывая чай.

— Сидят! Чай пьют! — заорал вдруг попутай Алкиным голосом.

Надежда аж подскочила на месте.

— Господи помилуй, так кондрашка хватит! Слушай, а ты животных-то кормила? Может, попугай голодный?

Кеша, Кешенька! — Она погладила перышки.

Попугай больно клюнул Надежду в палец. Алка механически насыпала в кормушку семечек, налила воды. Надежда в это время кормила кошку.

— Рыб не найти, — равнодушно проговорила Алка, — ну и черт с ними.

— Ты не отвлекайся, рассказывай, где тебя носит, что ты дома не ночуешь.

— Репетиторством занимаюсь. Должен же кто-то деньги зарабатывать!

— По ночам, что ли?

— Да нет, тут случайность. В общем, позвонили мне как-то и попросили обучать русскому одного иностранца. И между прочим, тридцать долларов за урок, такие деньги на дороге не валяются!

— А почему это они к тебе обратились? Ты же, кроме русского, никакого другого языка не знаешь.

— Ну почему же? Я по-английски могу более-менее объясниться.

— Все-таки как-то странно. Ты обычная учительница в школе, опытная, конечно, но всю жизнь преподавала детям русский и литературу, и вдруг такое предложение. Ведь для иностранцев специальная методика должна быть.

— Так я же тебе объясняю, а ты все время перебиваешь. Я им и говорю то же самое, а они, он то есть, потому что мужчина звонил, говорит, что меня им рекомендовала моя приятельница, очень меня хвалила, я и согласилась.

— Какая еще приятельница?

— Раньше у нас в школе работала, Ира Стрельникова. Она давно уволилась. А этот мужчина представился директором фирмы, какой забыла, у него гость живет, его партнер, того и надо обучать. Причем оказалось, что он по-русски уже немного говорит, а хочет научиться читать и писать, я его и обучала.

— И долго?

— Три занятия было. Они меня на дачу возили.

— В какое время?

— Да в разное. Днем, в июне ведь занятий в школе уже нет, можно всегда несколько часов выкроить. Иностранец такой симпатичный, средних лет, зовут Герберт, по национальности не то немец, не то швед.

— Да ты ведь не отличишь?

— Верно, я по-немецки только «Хенде хох!» знаю, а по-шведски вообще ничего. А вчера он позвонил мне в школу, говорит, если можно, вечером позаниматься.

— Кто позвонил-то?

— Директор фирмы, Игорь Петрович, мой наниматель, он мне деньги за уроки платил. Подъехал прямо к школе и отвез на дачу, это по Выборгскому шоссе, на машине минут сорок, а сам уехал. Позанимались мы с Гербертом, потом чайку попили, я жду-жду, не едет Игорь Петрович. Потом звонит, извиняется, говорит, что попал в легкую аварию, сам ничего, а машина разбита, ехать нельзя. Времени десятый час, я туда-сюда, а Елена, жена Игоря Петровича, и говорит, что на машине-то до города близко, а до станции пешком километров шесть. Ну куда я ночью шесть километров попрусь? Они и оставили меня ночевать.

— А мужу ты хоть позвонила?

— Позвонила, только не застала, он, наверное, с Гавриком гулял. А потом сели мы втроем ужинать, они меня каким-то ликером напоили, я немножко опьянела и забыла перезвонить.

— А утром?

— Утром проснулась, голова тяжелая, поискала мобильный телефон, не нашла.

Потом думаю, что неудобно на людях с Тимофеевым объясняться, поеду уж домой. Приезжаю и вот застаю такой разгром и записку.

— Записка где лежала?

— Не помню, где-то в комнате, на виду.

— А когда тебе Петюнчик раньше записки оставлял, он куда их клал?

— На холодильник прикреплял.

Всем Алкиным знакомым была известна Алкина система ведения домашнего хозяйства. Она оставляла мужу и детям подробные списки хозяйственных дел, требуя, чтобы каждое выполненное дело они обводили в кружочек. Если проверяя списки в конце дня, она обнаруживала, что кружочков в списке меньше половины, то сыновей Алка наказывала материально, а мужа — морально. Дела, не выполненные сегодня, автоматически переписывались на завтра. Таким образом, холодильник в Алкиной кухне был просто утыкан записками. Правда, сегодня холодильник был чист, не попугаю же записки писать! И все-таки, почему Петюнчик оставил записку не как обычно, на холодильнике, а в комнате? Хотел подчеркнуть важность момента?

Алка вдруг поставила чашку с недопитым чаем, вскочила и бросилась в ванную.

Выйдя оттуда через десять минут, она была бледная, с кругами под глазами. Надежда подозрительно на нее посмотрела.

— Что это с тобой? Тошнит? Ты что ела-то?

— Да сегодня ничего не ела, только там у них на даче кофе попила с булочкой.

— Может, от голода?

— Да нет, мне еще утром было нехорошо, наверное, после вчерашнего ликеpa. Я думаю, уже пора совсем со спиртным завязывать, старые мы стали.

«Не обобщай», — подумала Надежда, но вслух ничего не сказала, чтобы еще больше не расстраивать Алку.

Она еще раз оглядела большую комнату.

— Все-таки странно, ты можешь вспомнить за двадцать лет хоть один случай, чтобы твой муж оставил после себя такой разгром?

— Но ведь за двадцать лет он еще ни разу не уходил от меня к другой женщине, — резонно возразила Алка.

Надежда воспряла духом: Алка мыслит вполне здраво, стало быть, еще не все потеряно.

— Значит так, сними этот жуткий халат, видеть тебя в нем не могу, волосы причеши. Теперь скажи, когда ты своего Тимофеева последний раз видела?

— Сегодня что у нас, суббота, значит, вчера утром, ой нет, утром я спала, он сам на работу собирался.

— Значит, в четверг вечером?

— Нет, в четверг у нас в школе был выпускной, я пришла после двенадцати, он уже спал.

— Но хоть спящим ты его видела? — заорала потерявшая терпение Надежда. — Ты можешь с уверенностью сказать, что рядом с тобой спал именно твой муж, а не кошка, не собака и не какой-то посторонний мужчина?

— Ну что ты кричишь, голова болит.

Ну разумеется, могу сказать: видела его спящим в ночь с четверга на пятницу.

— Хоть какой-то прогресс. Это же уму непостижимо, сутками не видеть собственного мужа! Неудивительно, что… — Надежда прикусила язык, но было уже поздно.

— Что — неудивительно? Что мой муж меня бросил? Что ты смотришь на меня свысока? Ты на своего муженька не надышишься, потому что вы только вдвоем. А у меня на шее вся эта компания, да еще школа, двадцать лет как заведенная, в зеркало на себя некогда посмотреть!

— Ну, давай, себя жалей, что тебе хуже всех, а другие все в золоте и бриллиантах!

Надежда с мужем жили только вдвоем, а вместо ребенка воспитывали кота. Надежда долго жила одна, привыкла быть самостоятельной, а когда познакомилась со своим будущим мужем, он вначале ужасно ей не понравился. Сан Саныч работал с Надеждой в одном НИИ, был ее непосредственным начальником. А потом случилось много всего неприятного и страшного, Надежда просто не могла не прийти на помощь Сан Санычу в трудную минуту, и за несколько месяцев они так привязались друг к другу, что уже просто не могли существовать порознь. Когда они поженились, муж уволился из НИИ и нашел себе другую работу. Теперь денег, конечно, не хватало, как и всем, но одно дело, когда двое взрослых людей живут вместе, оба работают, а другое, когда здоровенные парни требуют все время еды, одежды, еще чего-то, да еще полон дом зверей. Петюнчик, конечно, тоже что-то зарабатывал, но все деньги как в прорву уходили в эту семейку. Алке приходилось нелегко, да еще школа постоянно высасывала все соки. Надежде стало стыдно.

— Ладно, поорали и будет, ты меня прости. Но все-таки вспомни, ты в последнее время ничего странного за ним не замечала?

Ну, может, он задумчивый какой-то стал или тебе грубить начал? А поговорить в последнее время он с тобой не пытался?

Алка наморщила лоб.

— Знаешь, вроде хотел он мне что-то сказать. Но у меня в июне сначала экзамены, потом медальная комиссия, потом педсовет, потом выпускной, это не считая всяких хозяйственных дел, как-то я закрутилась.

— Вот, а в результате получила такую записку, и все. Знаешь, давай все-таки немного в комнате уберем, заодно посмотрим, что он искал такое.

Они стали складывать вещи в шкаф, попутно Алка определяла, чего не хватает из одежды.

— Так, костюм выходной он взял, а ботинки почему-то нет, рубашек не хватает, хотя, может, они в грязном? Свитер, кажется, взял, брюки, хотя нет, брюки здесь, да и свитер тоже.

Алка прошла в коридор, порылась в шкафчике для обуви.

— Ничего не понимаю, вся обувь на месте, неужели он старые кроссовки надел, в которых он с собакой гуляет?

— Посмотри документы и деньги.

— Вот тут паспорт лежал, его нет, и деньги все взял.

— Денег много было?

— Получка вся моя, его, но кое-что Пашка взял с собой, в общем, тысяч шесть.

А это что?

Там же в баре лежали две коробочки с Алкиными единственными драгоценностями, кольцом и сережками, которые Петюнчик подарил ей на рождение сыновей. Коробочки были пусты.

Не вызывало удивление только то, что он взял паспорт. Оглядев еще раз пустые коробочки, Алка начала закипать.

— С-скотина! Он же сам мне их подарил, я же ему двоих детей родила! А он этой стерве… кольцо мое и серьги!

— Подожди, подожди, остальные документы проверь.

— Это в столе.

Они пошли в другую комнату, посмотрели в ящике письменного стола, все документы были на месте.

— Ну свидетельство о браке ему сейчас ни к чему, но военный билет должен же он был взять! Дипломы, справки, за всю жизнь много всего накопилось, это же все ему нужно!

Надежда еще раз посмотрела на записку.

— Слушай, а ты уверена, что это Петюнчик писал? Почерк его?

Алка посмотрела на нее и молча покрутила пальцем у виска.

— Сама можешь сравнить. Вон возьми из нижнего ящика, там его рукописи.

Петюнчик все-таки был доктором наук и много работал дома. Надежда открыла ящик, он был пуст.

— Значит, рукописи свои он взял, а диплом об окончании университета — нет.

Непонятно!

Надежда оглядела комнату. Они с Алкой кое-как распихали разбросанные вещи, и теперь в квартире можно было существовать.

— Вот что, Алка, ты как хочешь, а я не засну на голодный желудок. Я сегодня без обеда, у тебя есть нечего, давай пойдем в магазин и купим.

— Какой магазин, двенадцатый час уже!

— Пойдем в «24 часа», хоть что-то там есть.

— Там же все дорого.

— Ничего, разоримся, а то я все равно не засну. Пойдем, заодно воздухом подышим, ночью воздух свежий; не жарко. Ты оденься похуже, никто нас не заметит.

Алка нехотя принялась одеваться.

В джинсы она давно уже не влезала, поэтому надела длинную темную юбку, а сверху Пашкину черную футболку с надписью «Металлика».

— Прохладно, наверное, надо еще что-нибудь.

Она поискала на вешалке, потом сказала:

— Знаешь, еще джинсов нет, домашних, и старой Пашкиной куртки, мы с Тимофеевым ее по очереди надеваем, когда с Гавриком гуляем.

— Так, значит, он оделся, как с собакой гулять, взял опять-таки собаку и ушел из дома. Ну и ну!

Тут Надежда вспомнила, что Алкин муж был совершенно лысый.

— А на голову он что надевал, когда с собакой ходил?

— Кепочку, такую оранжевую, ему Сашка из Штатов прислал. Слушай, а у тебя деньги есть, в магазин-то идти, а то у меня кошелек пустой, все Тимофеев забрал.

— А где же у тебя все доллары, на иностранце заработанные? — съязвила Надежда.

— Ой, — Алка оживилась, потом скрылась в ванной и выскочила оттуда, держа в руках тоненькую пачку долларов в полиэтиленовом пакете.

Как все нормальные люди, она откладывала деньги на черный день в долларах, чтобы не пропали и не обесценились. И хранила их Алка в оригинальном месте.

— Смотри-ка, все цело, и еще вчерашняя тридцатка.

— Где же ты их прячешь в ванной?

— Ни за что воры не догадаются! Скотчем сзади к стиральной машине приклеиваю.

— А Петюнчик про это знал?

— Конечно, знал, он и придумал.

— Значит, он сережки с колечком, тебе подаренные, взял, а доллары оставил?

Ой, не сходятся у нас концы с концами, либо твой муж полный идиот, чему я никогда не поверю.

Они спустились вниз. Несмотря на позднее время, на улице было довольно оживленно: белые ночи, да еще суббота.

— Давай, Надя, через собачий пустырь пройдем, так короче.

По тропинке шел припозднившийея собачник, поздоровался с Алкой.

— Это со второго этажа, ризеншнауцер у него.

Немного погодя из разросшейся лебеды выскочил ризеншнауцер, держа в зубах что-то оранжевое. Он остановился на тропинке и принялся это что-то яростно трепать. Хозяин свистнул где-то далеко. Пес бросил оранжевые лохмотья и понесся на зов. Алка наклонилась и подняла рваную засаленную оранжевую кепочку с оторванным козырьком. Изнутри сохранилась надпись: «Made in USA». Надежда достала полиэтиленовый пакет, аккуратно завернула в него кепочку, и они побрели дальше в полном молчании.

Напившись наконец нормального крепкого чая и съев два больших бутерброда с колбасой, Надежда успокоилась. Подруги решили укладываться.

— Алка, дай полотенце, я душ приму.

— А горячей воды нет, — невозмутимо ответила Алка, — на прошлой неделе на месяц отключили.

— Кошмар какой! Слушай, как хочешь, а я вся в пыли, мне чайника не хватит. У тебя есть кастрюля большая, чтобы воды побольше нагреть?

Алка с ворчанием встала на стул и полезла наверх, где на шкафу стояла огромная кастрюля.

— Помоги мне, держи кастрюлю, пылищи там, я ее раз в год достаю, когда воду горячую отключают.

Однако как ни странно, пыли на крышке не было. Внутри кастрюли что-то шуршало. Это что-то оказалось плотным конвертом из белой бумаги, на котором стояла печать со львом и было написано на иностранном языке.

— Это по-эстонски, — сказала Алка, — печать их.

Внутри был вложен лист бумаги с текстом и тоже с печатью, к которому скрепкой был приколот листок с переводом, отпечатанным на машинке.

Уважаемый господин Тимофеев!

В ответ на Ваш запрос от 09.01.2001 о состоянии и сохранности дома Вашей родственницы Анны Руммо, сообщаем Вам, что ее дом, как представляющий художественную и историческую ценность, перевезен в этнографический музей-заповедник под открытым небом Рокка-аль-Маре в 1986 году.

Секретарь волостной управы Пауль Сепп.

Стул под Алкой угрожающе заскрипел, Надежда подхватила кастрюлю, но выпустила из рук крышку, которая с грохотом покатилась по полу.

— С ума сошла, час ночи, соседи спят, — прошипела Алка, — дай руку, а то свалюсь.

— Катастр-рофа! — заорал проснувшийся попугай.

— Ты еще тут будешь орать! — накинулась на него Алка.

— Саша-Паша, прекратите, — немедленно отозвался попугай Алкиным голосом.

Надежда внимательно рассматривала письмо.

— Интересный документ. Кто такая Анна Руммо?

— Это его бабка, Тимофеева моего.

Она была эстонка, вышла за русского и до войны жила здесь, а потом, когда Эстонию, так сказать, наши освободили, она в пятидесятые годы уехала на родину, там и умерла потом.

— Зачем ему понадобилось про дом узнавать? Сейчас у них, конечно, собственность возвращают, но он ведь не гражданин Эстонии, ему ничего не дадут.

— Ох, не знаю я ничего, даже не знала, что он писал туда!

— А самое интересное, зачем он это письмо в кастрюлю положил, от кого он его прятал-то?

— Ты думаешь, от меня? Вот и на конверте стоит: до востребования, понятно, почему я, этого письма не видела.

— Нет, не от тебя. Потому что вот, смотри: на почтовом штемпеле стоит 11 марта, а сейчас у нас июнь, а положил он это письмо в кастрюлю не больше недели назад, потому что кастрюля чистая, пыли на крышке нету. Ох и аккуратный у тебя муж!

— Вот, теперь у другой жены будет пыль вытирать, — пригорюнилась Алка.

— Ладно, хватит расстраиваться, греем воду и ложимся наконец, я с ног падаю.

* * *

Наутро Надежда проснулась рано в отвратительном настроении, потому что от съеденной накануне ночью сомнительной полукопченой колбасы у нее разболелся живот. Найдя на кухне в холодильнике бутылку «боржоми», она приободрилась. Солнце уже встало, день обещал быть жарким, попугай Кеша приветствовал ее на языке племени папуасов «Ромамбо-хара-мамба-ру!», наверное, ночью ему приснилась родина. Вернувшись в гостиную, где она спала на диване, Надежда заметила на паркете белые следы мокрых кошачьих лап..

«Если, набрав из-под крана воды, лапы намочите кошке», — вспомнились ей детские стихи. — Интересно!" — она прошла по следам в обратную сторону, оказалась в Пашкиной комнате, с трудом протиснулась в дверь, пролезла между кучами одежды, спортивного инвентаря, учебников, каких-то радиодеталей и на письменном столе между компьютером и магнитофоном обнаружила аквариум.

Крышка с него была аккуратно сдвинута, внутри радовали глаз водяные растения.

— Красиво, — произнесла Надежда, — а только где же рыбы?

Она прошла в спальню к Алке.

— Алка, вставай, рыбы нашлись!

— Где? — Алка с трудом открыла глаза.

— У Марфы внутри.

— Ну я так и знала. Зараза, добралась-таки до них!

Кошка обнаружилась на кухне. Аккуратно подогнув под себя лапы, она лежала на холодильнике возле клетки и играла с попугаем в гляделки.

— Вот так она и на рыб смотрела-смотрела, а потом — раз! — и нету.

Алка оглядела аквариум.

— А вообще-то так даже лучше и хлопот меньше, но за попугая, Марфа, ответишь, если что.

— Террор! — присовокупил попугай.

— Как он много слов у вас знает.

— Да, он днем тут один сидит, радио слушает, а вечером Пашка его к себе в комнату берет, музыку ему какую-нибудь свою ставит. А эти группы современные, ты же понимаешь, вот он и нахватался — разных словечек. Еще по телевизору рекламу любит смотреть.

Когда она стояла в прихожей, гладя на прощание кошку Марфу, раздался телефонный звонок. Алка сняла трубку, послушала:

— Да, это наш телефон, да, есть собака, кобель, восточно-европейская овчарка… Что?

Увидев Алкино лицо, Надежда стремглав бросилась в комнату и схватила трубку параллельного телефона. С Алкой говорила женщина, судя по голосу, довольно пожилая.

— Ведь ваша собака пропала, не так ли?

— Да, — неуверенно сказала Алка, — можно и так сказать.

— Приготовьтесь к худшему… Дело в том, что мы с Джерри, это мой сеттер, ходили утром гулять и в лесу недалеко от шоссе нашли, вернее, он нашел, мертвую овчарку, кобелька, у нее на ошейнике был ваш телефон. Собака крупная. Спина черная, сама серая с рыжим. Вероятно это ваш, как вы сказали, Гаврик.

Поскольку Алка молчала, пораженная новостью, Надежда решила вступить в разговор.

— А в каком это месте?

— Мы сейчас живем в деревне, но ходим гулять далеко, Джерри — охотничья собака, ему надо побегать в лесу. Это на шоссе, примерно между Александровской и Горской. Вы ведь приедете посмотреть на собаку? Это надо сделать поскорее, потому что лето, жара, сами понимаете…

— Да, конечно, приедем прямо сейчас, а далеко это от станции?

— Довольно далеко, но я вас встречу и проведу короткой дорогой.

Они условились, в котором часу их ждать и что женщину они узнают по рыжему сеттеру, после этого Надежда повесила трубку. Алка все это время молчала как каменная.

— Алка, прекрати стоять столбом, собирайся, едем.

Алка совершенно потерялась.

— Неужели это Гаврик? Как же так?

— Наверное, убежал и попал под машину. Давай быстрее, человек же ждать будет, неудобно.

— А как же мы его оттуда дотащим?

— А мы не будем его тащить, там похороним, возьми что-нибудь, скатерть старую, что ли.

Алка, как сомнамбула, следовала Надеждиным указаниям. Они долго ехали сначала по городу в метро, потом в электричке. Выходя на нужной станции, Надежда спохватилась, что забыла спросить имя звонившей женщины, но первым, кого они увидели на перроне, был рыжий сеттер Джерри. Надежда окликнула его, он в ответ дружелюбно махнул хвостом и пригласил следовать за собой. Его хозяйка сидела в тенечке, была она здорово немолода, одета с спортивные брюки, ковбойку и кеды. Дамы поздоровались, представились друг другу и тихонько пошли по тропинке к месту нахождения собаки. Надежда забрала у женщины лопату, которую та предусмотрительно захватила с собой. Когда свернули с тропинки в редкий лесок, их новая знакомая Мария Николаевна сказала, что Джерри приведет прямо на место. Алка шла впереди, не оглядываясь, а Надежда тихонько расспрашивала Марию Николаевну. Мария Николаевна охотно отвечала, что сама она бывший ветеринар, сейчас на пенсии, летом живет здесь на даче, что собаку сегодня утром нашел Джерри, она бы прошла мимо, потому что мертвое животное валялось в канаве, скрытое высокой травой. А поскольку она привыкла иметь дело с животными, она не побоялась, подошла и осмотрела собаку. Собака мертва примерно сутки, а может, и больше, даже скорей всего часов тридцать.

— А отчего умер Гаврик, как вы думаете? Его сбила машина?

— Нет, его не сбила машина, вот вы сами увидите, собаку кто-то зарезал.

— Боже мой, бедная Алка!

Они нашли это место довольно скоро.

Бедный Гаврик лежал в канаве у обочины абсолютно мертвый. Его горло было перерезано, крови вокруг не было. Самое ужасное, что пес был в наморднике, то есть он даже не смог себя защитить. На Алку было страшно смотреть. Надежда даже рассердилась немного, ну можно ли так, все-таки собака, не человек. Но потом вспомнила, как у нее заходится сердце, когда ее рыжий кот Бейсик бегает на даче через дорогу в соседний лесок ловить кротов, и никакие запреты не действуют на нахального котяру, а эти машины носятся как ненормальные, и поняла несчастную Алку.

Мария Николаевна указала Надежде хорошую солнечную полянку недалеко от дороги, и Надежда, пока Алка предавалась скорби, решила не терять времени и начала рыть большую яму. Джерри бегал рядом и пытался помогать ей лапами. Солнце припекало, Надежда вскоре утомилась от непривычной работы, потом подошли Алка с Марией Николаевной, принесли завернутого в скатерть Гаврика. Алка сменила Надежду и принялась с ожесточением рыть землю. Надежда с бывшей ветеринаршей сели под деревом на травке, и Мария Николаевна отдала Надежде ошейник Гаврика. Он был разрезан ножом, очевидно убийца собаки ударил слишком сильно. Мария Николаевна наклонилась к Надежде и тихонько проговорила:

— Может быть, вам будет интересно, но под ошейником я нашла у собаки след от укола. И умер он не от удара ножом, а еще до этого, очевидно, ему вкатили здоровую ампулу усыпляющего. Потому и крови вокруг нет, а я еще удивлялась.

— И привезли его сюда на машине, — задумчиво сказала Надежда.

— Да, конечно, уже мертвого. Но кому это понадобилось? У вашей подруги нет недоброжелателей? Какой-нибудь подлец вполне способен так отомстить.

— Мы с ней это обсудим потом.

Они подошли у Алке, Мария Николаевна сказала, что глубина достаточная. Бедного пса опустили в могилу, закидали землей, отметили место камнями и заторопились на электричку. На прощание Мария Николаевна указала им свою дачу, сказала, что она живет там с собакой до октября месяца и что, милости просим, приезжайте, как сможете, сходим навестить Гаврика, а Джерри покажет место в любую погоду.

Народу в поезде было еще немного — в такой чудесный день люди не торопились в город. Алка всю дорогу молчала, стиснув зубы. Потом уже, когда подъезжали к городу, она вдруг сказала, стиснув зубы:

— Никогда ему этого не прощу!

Надежда даже рот разинула.

— Алка, ты что, рехнулась? Ты что, думаешь, что это он убил вашу собаку?

— А кто еще? Ведь написал же: собаку забираю с собой! А потом эта его стерва не захотела собаку, вот он и убил Гаврика, сволочь!

Надежда только махнула рукой — что с ненормальной разговаривать!

В метро Надежда с грустью проехала свою остановку — опять домой не попасть, но Алку оставлять одну в таком состоянии было нельзя. Они купили в ларьках возле метро сока, сметаны, овощей и пошли домой. Попугай был на месте, живой, здоровый и встретил их воплем:

— Руки вверх!

— Что это он, фильм про шпионов посмотрел?

— Да нет, это группа такая, у Пашки есть записи.

Надежда нарезала полную миску салата из огурцов, помидоров и зелени, достала из холодильника охлажденный сок, красиво накрыла на стол и позвала Алку поесть. Не услышав ответа, она пошла в комнату и застала Алку на диване в обнимку с кошкой Марфой, проливающей горючие слезы.

— Алка, ты платок возьми, а то кошку уже хоть выжми.

Алка посмотрела мрачно и от еды отказалась. Надежда уже начинала терять терпение: ну взрослая же баба, а ведет себя как ребенок!

— Слушай, ну прекрати капризничать, мне тоже недосуг с тобой возиться!

Ты лучше подумай: есть у тебя знакомый, который тебя так сильно ненавидит, что мог бы тебе так отомстить, собаку убить.

Мария Николаевна сказала, что очень похоже на месть, в ее практике такое случалось.

— Нет, никто меня не ненавидит, кроме моего бывшего мужа Тимофеева. Он и убил собаку.

— Ну вот опять завела свое! Да с чего ему тебя ненавидеть, вы ведь и не ссорились. Это он от тебя ушел, а не ты от него. И послушай, что-то странно даже: с чего это ты так уверена, что муж тебя бросил. Пропал человек и оставил записку, только и доказательств, что записка.

А в записке что сказано?

Надежда нашла на столе записку и опять стала читать вслух.

— «Дорогая Алла», ну тут все правильно, если не считать того, что Аллой он тебя никогда в жизни не называл. А как он кстати, тебя называл?

— Мамочкой, — как-то смущенно ответила Алка.

— Ну, это при детях, а ночью, в интимные, так сказать, минуты, тогда как?

— Не помню, — Алка помолчала, — у нас последнее время с этим делом как-то не очень, парни взрослые за стенкой, сама понимаешь…

— Ага, а когда они все уехали и можно бы найти время с мужем пообщаться, у тебя педсовет, выпускной, медальная комиссия и что там еще-то? Ну, не буду, не буду, не реви.

Кошка Марфа наконец вырвалась из Алкиных рук и принялась с негодованием умываться.

— Дальше читаем: «я встретил другую женщину», ну, допустим, встретил, так что, сразу уходить?

— Не цепляйся к словам, — разозлилась Алка, — она его понимает лучше, чем я, а что, если действительно так?

— А что его понимать-то? Какие такие у него проблемы? Сексуальные?

— Да брось ты! — Алка махнула рукой. — Какой там секс? Мы же уже старые!

— Ты что? Твоему Петюнчику еще пятидесяти нет, а у мужиков в это время как раз вторая молодость.

— Да? А я и не знала. Все как-то некогда посидеть, подумать, годы бегут, бегут…

— Ну, ладно, дальше в записке: «Поэтому я ухожу к ней навсегда». Уходит навсегда, а вещи не взял, документы оставил, да мужика без военного билета никуда не пропишут! С детьми не попрощался, одежды даже не взял, белья смены, это как объяснить? И потом «собаку забираю с собой», почему после подписи такая приписка? И почему только собаку, а не кошку и не попугая? Поделили животных, да?

Одна собака равняется одна кошка плюс один попугай? Неравноценно.

— Это как сказать, попугай очень дорогой.

— Все подорож-жало! — немедленно отозвался попугай.

— Ну так вот, все в записке вранье: и собаку он не забрал, и уходить никуда не собирался, раз веши не взял.

Надежда еще раз внимательно рассмотрела записку.

— Постой-постой! Вот смотри, записка написана шариковой ручкой, так? А вот тут в слове «поэтому» ручка вдруг перестала писать.

— Ну паста кончилась.

— Нет, если бы паста кончилась, дальше бы он другой ручкой писал, а тут дальше та же паста, синяя. Есть у тебя шариковая ручка самая простая, лучше синяя для чистоты эксперимента?

— Конечно, есть.

У Алки в сумке всегда был запас простых шариковых ручек для нерадивых и забывчивых учеников. Надежда вырвала из тетради листок в клеточку. Поискала толстый блокнот или книжку, подложила под листок и дала Алке, держа его полувертикально.

— На, пиши записку.

— Какую записку?

— Пиши: дорогая Алла, и так далее, быстрее только.

Алка послушно стала писать записку самой себе, ручка перестала писать на слове «ухожу».

— Вот видишь, это всем известно, что если шариковую ручку использовать на негоризонтальной поверхности, через некоторое время она перестанет писать.

— Дай-ка я попробую.

Надежда стала писать ту же записку, и через некоторое время ручка забарахлила на слове «навсегда».

— Все ясно, он писал эту записку в походных условиях, стола под рукой не было. И где же, интересно знать? В этой квартире столов навалом: ваш общий письменный в спальне, Пашкин у него в комнате, здесь в гостиной стол есть, на кухне, в конце концов. Ну что ты, Алка, молчишь, объясни мне, где он эту записку писал? На улице? Вот прошла мимо другая женщина, когда он с собакой гулял, он в нее влюбился с первого взгляда, мигом написал тебе записку, забежал домой, паспорт прихватил и костюм выходной, чтобы в загс идти, и — ходу за ней?

— А собака как же?

— А собаку так за собой и таскал, некогда было отцепить. Тебе самой-то не смешно?

— Не до смеха мне!

— Да пойми ты, Алка, не такой твой муж человек, чтобы вот так уходить! Не в его это характере. Таким образом мальчишка семи лет может из дому сбежать, чтобы в Африку поехать на львов охотиться или в космонавты, а не солидный мужчина, доктор наук.

— И как же бедный Гаврик оказался там на шоссе?

— Вот, — Надежда стала серьезной, — я тебя к мысли подвожу, что мужа твоего Тимофеева Петра Николаевича похитили.

— Что-что? Ты, Надежда, совсем сбрендила, везде тебе преступления мерещатся. Да кому он нужен-то, зачем его похищать? Выкуп за него будут требовать, что ли? Так у меня только триста долларов, больше ни копейки в доме нет. Правда, я за него больше бы и не дала, но и этих жалко.

— А ты подумай как следует. Вот пошел он вечером в пятницу гулять с собакой, оделся попроще, как всегда. Гуляет это он на пустыре, вдруг подъезжает машина сзади, народу там не много, могли люди ничего не заметить, хватают твоего Петюнчика, Гаврюше вкалывают лекарство и заставляют Петюнчика писать тебе записку, чтобы ты его не искала. Запугали человека, он и написал. А они у него отобрали ключи, пошли к вам домой, сделали разгром, костюм выходной забрали, потому что это точно его вещь, по размеру видно — сыновья-то в тебя удались, вон какие высоченные вымахали.

Прихватили они еще паспорт и деньги, а колечко и сережки какая-то сволочь просто себе в карман украла. А про доллары они не знали, муж твой им, естественно, не сказал ничего. И про остальные документы не доперли.

— А рукописи зачем взяли, весь ящик выгребли?

— Вот, может, его из-за этого и похитили, может быть, у него в бумагах что-нибудь было. Ведь не зря он письмо спрятал про эту Анну Руммо.

— Не про нее, а про ее дом, ее-то уже и на свете нет давно. Спасибо тебе, конечно, Надя, за то, что ты за моего Тимофеева так беспокоишься, а только все это ерунда, другая баба у него есть, это точно.

— Да с чего ты взяла-то?

— Так, наверное, дня четыре тому назад звонит мне на работу какая-то женщина и говорит, что, мол, ах, простите, мне так неудобно, но не могу молчать, у мужа вашего, говорит, на работе любовница есть молодая, и весь отдел знает, всем неудобно, а они даже и не скрываются. Я, конечно, сначала растерялась, а потом и спрашиваю, кто, мол, это со мной говорит, представьтесь, пожалуйста.

Она говорит, пожалуйста, Белова Лидия Васильевна, старший научный сотрудник, мужа вашего давно знаю и очень за него переживаю, а мы, говорит, с ним уже лет пятнадцать вместе работаем.

— Вот это да, что же ты мне раньше не сказала, я тут сижу, как дура, предположения строю. Ладно, пойдем все-таки поедим.

На столе в кухне сидела Марфа и спокойно вылизывала из салата сметану. Алка подкралась и больно шлепнула кошку полотенцем. Марфа улепетнула на балкон. Попугай бурно радовался в клетке.

Алка с Надеждой поели и даже выпили по рюмочке сухого вина, которое Алка нашла в холодильнике — помянули бедного Гаврика. Алка опять всплакнула, но уже просто, без надрыва. После обеда Надежда опять стала Алку воспитывать.

— Послушай, как же так, у меня в голове не укладывается, как же ты после разговора с той теткой, узнав такое про собственного мужа, никак виду не подала.

— Да я хотела с ним объясниться, да ждала, пока Пашка уедет, а потом выпускной, а потом я дома не ночевала, думала, как раз на этих выходных поговорим, а приезжаю в субботу утром — его нет, остальное ты все знаешь.

А потом бы сразу к нему, поскандалить, все выяснить и наплевать на всякую психологию.

— Алка, ты потому так спокойно ждала несколько дней, что не поверила, да?

— Да, тогда не поверила, а теперь верю.

И потом я мимоходом успела его спросить, работает ли у них такая Белова Лидия Васильевна? А он замялся так и говорит, что работает, а мне зачем? Ну, я сразу разговор на другое перевела.

— Все-таки странно это. Никогда я за твоим мужем никаких вывертов не замечала, всегда был спокойный разумный человек.

— Сама же говорила, что в районе пятидесяти у них вторая молодость происходит, а если по-простому, то бес в ребро.

— Ну ладно, ты мне все же скажи, какие события у вас в семье случились за последние несколько месяцев.

— Ну что, — Алка начала добросовестно вспоминать, — Сашка уехал в Штаты, только это еще раньше было, прошлой осенью, кошку кастрировали, Пашка руку сломал, она уже зажила, компьютер новый купили, унитаз раскололся, всех соседей залили, пришлось не только новый унитаз покупать, но и соседке еще за ремонт пятьсот долларов платить.

— Ужас, какие деньги! Слушай, это все интересно, но немножко не то. А вот с мужем твоим что-нибудь из этих событий связано?

— Ну, я не знаю. Вот разве когда Марфе после операции было плохо, думали, так и не отойдет от наркоза, я уже отступилась, так Тимофеев ночь не спал, растирал ее, кофе поил, можно сказать, он ей жизнь спас.

— Благородный поступок, ну да я в его благородстве никогда и не сомневалась. А еще что-нибудь было?

— Ой, слушай, что я все про унитазы, свекровь ведь умерла полгода назад в январе! Я просто думала, что это еще раньше было. Да я ведь тебе про свекровь и раньше говорила?

— Да, теперь припоминаю.

Алкина свекровь была по-своему замечательной женщиной. Вырастив единственного сына одна, так как муж ее разбился на мотоцикле, когда Петюнчику было семь лет, она выучила его, дала образование, помогла защитить кандидатскую диссертацию и сдала в тридцатилетнем возрасте Алке с рук на руки. По внешности и по характеру она была полной противоположностью своей будущей невестке, поэтому приняла мудрое решение не жить с ней вместе ни дня. Она дала в приданое Петюнчику их двухкомнатную квартиру, а сама, не тратя времени даром, вышла замуж за своего старого поклонника, который к тому времени тоже овдовел. Общение с невесткой она свела до минимума, то есть навещала семью сына только по праздникам да в каникулы водила внуков по музеям. Таким образом, у Алки со свекровью сохранялись идеальные отношения до самого конца жизни этой мудрой и дальновидной женщины.

— Ну и что, когда мать умерла, муж твой сильно переживал?

— Конечно, переживал, да ведь она болела, там давно к этому шло. Послушай, — Алка озабоченно поглядела на Надежду, — может, это смерть матери так на него повлияла, что он… — Алка выразительно махнула рукой налево.

— Здрас-сте-пожалуйста, мать в январе умерла, а он надумал только сейчас из дому уходить! На дворе-то сегодня что — июнь! Ты лучше скажи, мать оставила ему что-нибудь?

— Да нет, ничего особенного, она ведь еще раньше, когда мы поженились, квартиру нам отдала, а сама к мужу переехала, Илье Семенычу. Там книги кое-какие, фотографии, Илья Семеныч говорил, чтобы мы забрали, да я не очень спешила, потому что, сама видишь — тесно у нас, книги и так некуда ставить.

— Да, ничего подозрительного тут нет Внезапно Надежду осенило:

— Послушай, Алка, что мы голову ломаем? Завтра понедельник, позвоним твоему Тимофееву на работу и все выясним.

— Ты что? Стану я еще унижаться, бегать за ним. Не дождется!

— Ну хорошо, я сама позвоню. Если хочешь, я даже разговаривать с ним не буду, просто послушаю его голос, пойму, что он живой и здоровый, и повешу трубку. У тебя хоть телефон его рабочий есть?

— Был где-то в записной книжке.

Алка нашла свою сумку в прихожей и стала в ней рыться. Сумка у нее была большая, учителю без этого нельзя, нужно, чтобы и тетради помещались, и бумаги всякие, и методические материалы. Видя, что Алка долго не возвращается, Надежда крикнула:

— Ну что ты там возишься? Иди сюда вместе с сумкой!

Алка вошла в комнату с озабоченным видом и вывалила содержимое сумки на диван.

— Ежедневник куда-то подевался.

— Какой он из себя-то?

— Большой такой блокнот темно-зеленый, ох, беда будет, если пропадет! У меня там все дела и телефоны записаны, я без него как без рук.

Они перетряхнули все содержимое сумки, блокнота не было.

— Ты вспомни, когда ты его последний раз видела?

Алка задумалась.

— В пятницу на педсовете он точно был, я туда кое-что записывала, потом собралась, больше никуда не заходила, меня Игорь Петрович в машину прямо у школы посадил и на дачу повез. Вспомнила! Я ежедневник у них на даче оставила! Я тогда в субботу рано утром проснулась, все спят, мобильник не нашла, а спать уже расхотелось. Я и села немного поработать, кое-что записать. Там в комнате стола не было, я на подоконнике устроилась, а потом машина пришла, я быстро собралась и забыла про блокнот.

— Кто тебя обратно отвозил, Игорь Петрович?

— Нет, приехал шофер из его фирмы, и машина была другая.

— А накануне он не мог этого шофера прислать?

— Значит, не мог, что ты, Надежда, людей подозреваешь!

— Потому что получается странное совпадение: как только ты единственный раз в жизни дома не ночевала, так сразу твой муж к другой ушел. Специально он ждал такого случая, что ли? А если бы ты всегда домой вовремя приходила, то он так и прожил бы с тобой до конца жизни?

Ну ладно, тебе ничего не докажешь, ищи старую записную книжку, муж твой в своем НИИ много лет работает, телефон у него не менялся.

После долгих поисков Алка обнаружила в столе старую записную книжку со всеми телефонами. Решили лечь пораньше, потому что Алке на работу было к десяти, но утром надо было еще звонить Петюнчику на службу. Перед сном кошку Марфу выудили с балкона из цветочного ящика и заперли в Пашкиной комнате, а попугая выпустили полетать. Он полетал немного, потом уселся на включенный телевизор и стал смотреть рекламу стирального порошка и женских прокладок.

Наутро Надежда поднялась пораньше и разбудила Алку. Алка всю жизнь любила поспать, разбудить ее можно было только, если как следует потрясти и сдернуть одеяло. Надежда в детстве занималась этим довольно часто, когда они с Алкой отдыхали летом в пионерлагере. Интересно, кто будил Алку все эти двадцать лет?

Разумеется, Петюнчик. Вспомнив, что это за каторжная работа, Надежда почувствовала к нему сострадание.

С завтраком решили не заводиться, выпили наскоро кофейку и, пока Алка приводила себя в порядок, Надежда набрала номер рабочего телефона ее мужа.

Она прокашлялась и постаралась вложить в свой голос максимум приветливости.

— Алло! — раздалось в трубке.

— Добрый день, могу я попросить к телефону Петра Николаевича? — пропела Надежда с восходящей интонацией.

— Не можете! — Женщина на том конце провода говорила мужским басом.

— А почему? — растерялась Надежда.

— Нет его и не будет! — В трубке раздались гудки.

Алка выглядела удовлетворенной.

— Вот, слышала, он велел нарочно так по телефону отвечать, чтобы я его не разыскивала.

— Глупости, это же учреждение, просто попалась хамская баба, я потом перезвоню и все выясню. Ты собирайся, а то опоздаешь.

Алка накрасилась, причесалась, надела синий костюм в мелкий беленький цветочек, и завуч старших классов Алла Владимировна Тимофеева торжественно отбыла на работу. После ее ухода Надежда немного прибралась в квартире, покормила животных, натянула осточертевшие джинсы и поехала домой, чтобы там переодеться, полить цветы, забрать кое-какие вещи и вернуться обратно к Алке, потому что Алка решила ехать на дачу и выцарапать свой блокнот во что бы то ни стало, без него она как без рук. При вопросе Надежды, почему бы Алке не позвонить Игорю Петровичу и не попросить привезти блокнот, выяснилось, что Алка телефонов Игоря Петровича не знает, ни домашнего, ни служебного, и единственный ориентир — это дача на Выборгском шоссе, которую Алка собиралась искать по памяти. Разумеется, Надежда не могла отпустить эту сумасшедшую одну.

Дома Надежда с грустью посмотрела на обшарпанную прихожую, выбросила засохший клей вместе с тазиком в мусоропровод, вспомнила, что телефон не работает, и опять расстроилась по этому поводу, собрала необходимые вещи, тщательно заперла двери и ушла, по дороге заглянув к соседке Марии Петровне и вкратце обрисовав ей ситуацию.

Алка вернулась раньше нее и уже успела что-то приготовить на обед. Вообще, работа повлияла на нее очень благотворно, она вернулась бодрой и энергичной, словом, это была прежняя Алка, которую Надежда помнила с детства. После обеда Надежда опять подошла к телефону, хоть Алка и была против. На звонок ответил интеллигентный мужской голос, но на просьбу позвать к телефону Петра Николаевича, голос слегка замялся, а потом ответил, что Тимофеев Петр Николаевич не работает у них с февраля месяца. Надежда растерялась:

— Как это не работает? А где же он работает?

— Этого я вам сказать не могу. Он уволился по собственному желанию.

— А вы не можете мне дать его служебный телефон?

— Он никому не оставил своего служебного телефона, сказал, что там маленькая фирма, в то время они переезжали. Вы позвоните ему домой, если он вам так нужен.

— Спасибо, — грустно ответила Надежа, — там никто не отвечает.

Она вдруг вспомнила одну вещь и почти взмолилась:

— Прошу вас, не вешайте трубку, скажите, у вас работает Белова Лидия Васильевна?

— Раньше работала, а теперь она уже два года на пенсии, только она не Лидия Васильевна, а Любовь Ивановна.

Надежда подумала секунду и попросила домашний телефон правдолюбки и моралистки Лидии Васильевны то бишь Любови Ивановны Беловой. Бывают же такие люди, сама на пенсии, а до всего ей дело! Вместо того чтобы спокойно сидеть на даче с внуками и растить там зелень и цветочки, эта мымра звонит Алке на работу и портит настроение разговорами про молодую любовницу! Хотя как это она могла узнать про любовницу, если, во-первых, сама давно на пенсии, а во-вторых, Петюнчик-то уже полгода как на другой работе. Тем более, интересно с ней побеседовать.

Надежда поблагодарила любезного обладателя приятного голоса и повесила трубку. Алка, которая не удержалась и подслушала весь разговор, смотрела на нее в полном обалдении. Надежда решила ее не щадить, что это такое в самом деле, ничего про собственного мужа не знает!

— Ну что ты мне можешь сказать по этому поводу?

— Ничего, ничего я уже не знаю! — В Алкином голосе прозвучали истерические нотки.

— Да уж, если он полгода скрывал, что на другую работу перешел, то мог и бабу завести у тебя под носом, ты бы все равно ничего не заметила, — безжалостно добавила Надежда, набирая телефон Беловой.

Ответил молодой женский голос и на просьбу позвать к телефону Любовь Ивановну рассмеялся.

— Теперь только в сентябре. Она в деревне в Псковской области на все лето.

Как уехала в мае, так теперь до осени.

— А позвонить туда можно?

— Что вы, какое звонить! Там глушь такая, сто километров до поселка, где почта есть.

— Слышала? — спросила Надежда, закончив разговор. — Не она тебе звонила.

Она себе спокойненько живет в деревне и знать не знает, что кто-то ее именем прикрывается.

— Да какая разница? — безучастно ответила Алка.

От ее энергии не осталось и следа.

— Ну ладно, — Надежда уже жалела подругу, — собирались ехать, так давай, а то уже четвертый час, хоть и белые ночи, а все равно не хочется за городом поздно бродить.

— Поехали.

— Ты что, так и собираешься идти в этом костюме и на каблуках? Сама же говорила, что шесть километров от станции пешком.

— Конечно, но знаешь, как-то неудобно в затрапезном виде, все-таки приличные люди.

— Ничего страшного, не шокируют их наши тапочки!

Алка надела босоножки на низком каблуке и легкое платье в красный горошек, так как на улице стояла жара. Надежда поморщилась при виде горошка, потому что при Алкиных габаритах горошин было слишком много, но ничего не сказала.

Они поехали на метро к Финляндскому вокзалу, сели там на зеленогорскую электричку и вышли в Песочной.

— Ну, и куда теперь?

— Теперь спросим, как идти в поселок Рейволово, что на Выборгском шоссе. Пока пойдем по этой дороге, она нам по направлению подходит.

Через некоторое время они встретили мужичка на велосипеде, который ехал к станции. Судя по сетке пустых бутылок, которую мужичок очень оберегал, это был местный житель. Надежда спросила, правильно ли они идут к Рейволову. Он ответил, что правильно и что совсем недалеко.

— Конечно, по местным меркам это недалеко, тем более, он на велосипеде.

Однако не прошло и получаса, как показался поселок.

— Это не тот, — сказала Алка, — мы ведь прошли всего километра два. Ладно, хоть водички попьем из колонки.

По поселку они брели не спеша. Алка выглядела как-то странно. Она кружила, вертела головой по сторонам, как потерявшаяся собака, норовила свернуть в боковые переулки. Наконец Надежда потеряла терпение:

— Алка, что с тобой происходит?

— Послушай, что-то здесь мне смутно напоминает, вот давай свернем в эту улочку.

Когда они свернули и прошли немного, Алка вдруг встала как вкопанная.

— Вот же эта дача! То-то я гляжу, мне все знакомо, но как же так, а они говорили — шесть километров до станции.

Надежда внимательно осмотрела дачу.

Дом был старый, двухэтажный, на калитке висела табличка: ул. Карякова, дом 5.

Интересно, кто такой Каряков?

— Да, это тот поселок, шоссе близко, слышишь — машины шумят? Послушай, а ты уверена, что это именно та дача?

Какая-то она запущенная, я думала, что у твоих знакомых вилла.

— Да нет, Елена говорила, что они ее только что купили, место им понравилось, потом будут перестраивать. Пойдем, может, она дома?

— Алка, а кто такой Каряков?

— Откуда я знаю!

Надежду что-то беспокоило, какое-то у нее было нехорошее предчувствие. Дача находилась в конце переулка, а по другую сторону был небольшой лесочек — редкие сосенки и черничник.

— Вот что, Алка, ты иди одна, а я тебя тут подожду, в лесочке. Что-то мне тут подозрительно. В случае чего тревогу подниму.

Алка неуверенно пошла к дому, постучала, потом открыла калитку. Надежда в это время обнаружила пень и устроила на нем наблюдательный пункт. На Алкин зов на крыльцо вышла женщина, которая даже отдаленно не напоминала жену директора фирмы. Лет ей было под пятьдесят, а может, и больше, Надежда издалека не разглядела, одета эта тетка была в старые тренировочные штаны и застиранную мужскую рубаху, причем по летнему времени рукава у рубахи были оторваны с мясом. На голове у хозяйки дачи была мелкая жиденькая «химия».

— Ошиблась, наверное, Алка, все перепутала, не та это дача, — сказала Надежда самой себе.

Со стороны дачи между тем раздавались громкие голоса. Кричала тетка, потом и Алка повысила голос. Она махала руками и показывала куда-то вверх, хозяйка дачи тут прямо завизжала:

— Толик!

На шум откуда-то из-за сараев выскочил тощий мужичок, лысовато-седоватый, в таких же, как у жены, тренировочных штанах. Очевидно, это и был Толик. Он унял визжавшую тетку, тихо поговорил о чем-то с Алкой и настойчиво повел ее к выходу. У калитки Толик широко повел в стороны руки и улыбнулся Алке на прощание, только лучше бы он этого не делал, потому что при улыбке стало заметно, что половины передних зубов у него нет, но не подряд, а через один, так что, улыбаясь, Толиков рот здорово походил на шахматную доску. Алка вышла из калитки с потерянным видом и, не заходя в лесочек за Надеждой, побрела по улице. Пригибаясь, Надежда бросилась наискосок и перехватила Алку на перекрестке, где их не было видно с дачи. В глазах у Алки стояли слезы. За все время знакомства их с Алкой, с третьего класса, Надежда видела Алку плачущей раза три, не больше, причем последний раз это было лет десять назад на похоронах их общей школьной подруги, которая умерла скоропостижно и оставила троих детей. Была еще вчерашняя залитая слезами кошка, но Надежда была почти уверена, что вчера Алка работала на публику. Видно, очень уж достала Алку вся эта история с исчезновением мужа, если от обычного человеческого хамства глаза были на мокром месте.

— Алка, ты что, ну успокойся. Конечно, у тебя сейчас не самый лучший период, но реветь-то зачем?

— Слушай, я же не сумасшедшая, я же точно помню, что была именно на этой даче, я же три раза сюда приезжала! Дом большой, двухэтажный, сбоку башенка, там на тропинке корень. Я два раза об него спотыкалась!

— А они что говорят?

— Говорят, что знать не знают никакой Елены и Игоря Петровича, дача эта их уже много лет, никому они ее не сдавали, сами тут летом живут. Но я же помню даже окно той комнаты на втором этаже, я прошу по-хорошему, мол, посмотрите на подоконнике мой блокнот, я и уйду. Так эта тетка давай орать, потом Толик пришел, муж ее, со мной так ничего, но выпроводил, да ты сама видела.

Господи, неужели я и правда рехнулась?

— Алка, спокойно, не распускайся.

Сейчас пойдем вкруговую, вернемся опять в тот лесок, сядем на пенек и подумаем.

Они опять вернулись на Надеждин наблюдательный пункт, Алка достала сигареты., — Осторожней ты, пожар не устрой, смотри, сушь какая стоит!

— А хоть бы и сгорела эта чертова дача! Издеваются ведь надо мной! — Алка была настроена очень агрессивно. — Послушай, ты меня много лет знаешь, могу я так все перепутать?

Надежда молчала, собираясь выразиться поделикатнее, чтобы не обидеть Алку.

Насколько она знала, Алка всегда была женщиной здравомыслящей, но все же такие события в жизни кого угодно подкосить могут. Сначала находишь дома записку, что муж ушел к другой, потом сообщают об убитой собаке, потом выясняется, что муж уже полгода как поменял работу и работает теперь вообще неизвестно где.

Такие события и поодиночке-то могут надолго выбить человека из колеи, а уж если все вместе, то запросто сдвинуться можно.

Алка увидела ее смущенное лицо и рассвирепела:

— И ты тоже мне не веришь? От тебя уж не ожидала, подруга называется!

В это время во дворе дачи возникло какое-то движение. Калитка отворилась, и из нее бочком выскочил шахматнозубый Толик. Он что-то сердито выговаривал во двор, видно, доругивался с женой.

Алка отодвинула Надежду и взгромоздилась на пень.

— Куда ты со своими горошками, — зашипела Надежда, — на весь поселок твои горохи видать!

— Куда ж мне деться?

— Хоть в канаву падай, только чтобы он тебя не заметил.

Толик между тем, нервно оглядываясь, поспешил в сторону станции.

— Куда это он намылился? В магазин, что ли? Так с собой ни сетки, ни сумки.

Уезжает в город?

— Вот что, — Надежда повернулась к Алке, — ты говорила, телефона на даче нету?

— Нету, по мобильнику звонили.

— Так похоже, что он на станцию звонить идет. Если бы уезжать, он оделся бы поприличнее, а так он только маечку надел, а штаны те же тренировочные.

И с пустыми руками не поехал бы. Хоть лука пучок прихватил. Так, он меня не знает. Пойду-ка я за ним потихоньку, а ты сиди тут карауль, но не высовывайся, а минут через сорок выходи мне навстречу, только чтобы он тебя не заметил, когда возвращаться будешь.

Толик уже свернул на главную улицу поселка, Надежда бросилась за ним наискосок через лес, чуть не провалилась в канаву, потом выбралась на улицу и пошла, стараясь не упустить Толика из виду… Так они прошли почти два километра до станции, на сильно открытых местах Надежда пряталась за придорожные кусты. Вот показалась платформа, электричка в город только-только отошла, и не платформе никого не было. Толик, не выразив никакой досады, что электричка отошла, направился прямо к двум телефонам-автоматам, стоящим рядом в конце платформы возле туалета. Надежда ускорила шаг, посматривая искоса на шахматнозубого. Тот выскочил из будки, не пробыв там и секунды. Заскочил во вторую, бросился к окошечку билетной кассы, отошел оттуда, несолоно хлебавши, и тут увидел Надежду, поднимавшуюся на платформу.

— Женщина, женщина! — Толик запыхался на бегу. — У вас жетона метро не найдется?

Расчет Надежды оказался верен. Один телефон работал только от жетонов, а метро было очень далеко от этой станции, по второму можно было звонить только по карточке. У Толика возникли проблемы.

— А вам зачем жетон? — подозрительно спросила Надежда.

— Позвонить.

— Ах, позвонить! Жетона у меня нет, но есть телефонная карта. Я могу вам дать один раз позвонить, а вы мне отдадите стоимость жетона.

Толик был согласен на все. Надежда, изображая из себя выжигу, направилась прямо за Толиком. Она сама вставила ему карточку и проследила, какой он набирал номер, правда, на двух последних цифрах он глянул на нее так выразительно, что пришлось отвернуться. Толик вернул ей карту и сделал знак отойти. Надежда скрылась в туалете. Дверь под буквой «Ж» была расположена почти рядом с телефонной будкой — весьма оригинально решение железнодорожного начальства. Стекла в будке были выбиты, Надежда прикрыла дверь неплотно и приникла ухом к щели. Автомат был неисправен, Толик громко кричал:

— Алло, алло, это я, из Рейволово, Толик! Приходила какая-то тут, в дом прямо лезла.

Толик помолчал, прислушиваясь. Надежда увидела в щелку, что лицо его было очень серьезно, даже испуганно. Из трубки несся крик, но слов было не разобрать.

— Зачем приехали? Огород поливать, вот зачем. Жара такая стоит. Мы с этого огорода всю зиму питаемся.

Толик еще послушал, потом резко сбавил тон.

— Понял, ничего не знаю, будем сидеть тихо, все понял.

Он повесил трубку, выругался и пошел обратно в поселок. Выждав несколько минут, Надежда вышла из своего укрытия, забрала карту, записала предполагаемый номер телефона на старом конверте и уселась в тени на лавочке, размышляя над цифрами. Через полчаса появилась Алка, сказала, что от Толика она спряталась в лесу и он ее не заметил.

— Вот послушай, Алка, он звонил по телефону, кому-то жаловался, что ты пришла и пристаешь к ним. А на него там ругались, зачем они сюда на дачу приехали. В общем, так. Дачу эту у них снимали.

Твой Игорь Петрович, или как он там на самом деле называется. Они тебя сюда специально возили, им нужно было тебя на ночь изолировать, они нарочно ждали, когда Пашка уедет, чтобы в доме никого не было. А мужа твоего похитили, я тебе говорила, может, ты теперь поверишь!

— Тише ты, вон люди смотрят. Что же теперь делать?

— Думать, вот сейчас в электричке все сообразим.

Они сели в полупустую электричку, и Надежда показала Алке номер телефона.

— Вот что я успела записать, пока он меня не турнул. Только две последние цифры я не видела, а на слух определила: одна где-то посередине, 5 или 6, а другая или 9, или 0. Значит, получается у нас четыре номера, если все комбинации перебрать. Сейчас запишем их все, приедем домой и будем звонить.

— Скажем какую-нибудь ерунду; только чтобы узнать, тот ли это номер, а потом как-то нужно будет узнать по номеру телефона адрес. И еще вот что, ты говорила, что они на тебя вышли, сославшись на старую приятельницу?

— Да, была такая Ира Стрельникова.

— Звони ей, может, она что знает, кто такие эти люди.

Приехав в город, они прямо с вокзала позвонили по одному номеру, где пьяный голос послал их подальше. Выйдя из метро у Алкиного дома, они нашли еще один телефон-автомат. Надежда постукивала по трубке, создавая помехи, и говорила глухим голосом.

— Алло, алло, это я, из Рейволово.

— Ну и что? — поинтересовался мужской голос.

— Как — что? Она опять приходила, скандалила, грозилась милицией. Что нам делать?

— Снять штаны и бегать по Рейволово! — В трубке нахально заржали.

— Да, это мы опять не туда попали, — смущенно пробормотала Надежда, вешая трубку.

Еще по одному номеру ответила глухая старуха, было ясно, что это тоже не то. Алка все порывалась уйти домой, но Надежда набрала последний номер.

— Алло, алло, это я, из Рейволова!

— Что еще у вас случилось? — холодно спросил женский голос.

— Она приходила опять, сказала, что завтра явится с милицией. Что-то она там оставила на даче, что ей очень нужно.

На том конце провода помолчали, потом последовал твердый приказ:

— Ничего не предпринимайте, ждите до утра, я приеду.

— Ну вот, — сказала Надежда, — теперь мы знаем номер.

— Ну и что, что номер знаем?

Алка была усталая и голодная, в таком состоянии с ней было очень трудно разговаривать.

— Определим по номеру адрес, я найду знакомых. А вообще-то, Алка, надо тебе в милицию заявить, что муж пропал.

— Чего это я буду заявлять? Что меня муж бросил? И что я его хочу при помощи милиции вернуть? Так и подавать заявление в районное отделение? Ты что, хочешь, чтобы надо мной полгорода смеялось? Стыд какой!

— Но ведь записка — это липа.

— А кто в это поверит? Есть записка?

Есть! Почерк его? Его! Так идите, дамочка, домой и не смешите людей. Раньше надо было думать, а то довела мужика, что он в одном костюме из дому сбежал, а теперь по милициям бегает!

— А кепочка, которую мы на пустыре нашли? Ведь если служебная собака ее понюхает…

Алка вздохнула:

— Ох и любишь, ты, Надежда, сочинять. Уже целую историю выдумала, а теперь факты под нее подгоняешь. Тебе бы писателем быть, сочиняла бы детективы, как русская Агата Кристи, глядишь, и разбогатела бы. В тебе с детства такие задатки, это я как педагог говорю. И потом, как ты думаешь, куда нас служебная собака приведет, если тимофеевскую кепочку понюхает? Прямо к ризеншнауцеру со второго этажа, а я и так знаю, где он живет.

Так, мило препираясь, они дошли до дома. На кухне был полный разгром, и наблюдались следы если не трагедии, то драмы. Покрывало с попугайской клетки было стянуто, даже один прут погнут, на полу валялись зеленые перышки. Сам попугай Кеша нахохлился в углу клетки и имел очень несчастный вид. Алка оглядела следы баталии и побежала по квартире, ища кошку. Но хитрая бестия так спряталась, что найти ее не было никакой возможности. Осмотрели гостиную, спальню — безрезультатно.

— Не найти нам ее. Если она в Пашкиной комнате, там, как в горах, можно годами скрываться.

— Что же это она так распоясалась?

— Так раньше Гаврик был, он всегда попугая защищал.

— Гавр-р-рюша! — жалобно откликнулся попугай.

Алка опять расстроилась.

— Вот, все наперекосяк, а Марфа чувствует, что порядка нет, и совсем обнаглела.

— Стер-р-р-ва! — заорал попугай, при виде хозяйки он явно приободрился.

— Слушай, надо что-то делать. Если она так его каждый день будет по клетке гонять, попугай не выдержит, помрет от разрыва сердца.

— Завтра запру эту заразу на весь день в ванной, вот и будет ей наказание.

— Пр-р-равильно, кар-р-цер! — возликовал попугай.

— Давай их накормим, да у нас еще одно дело, ты хотела этой Ире Стрельниковой звонить, узнавать, откуда эти люди взялись, Игорь Петрович пресловутый.

Зазвонил телефон. Надежда, по договоренности с Алкой, взяла параллельную трубку.

— Здравствуйте, Аллочка, дорогая, это Илья Семенович. А муж ваш дома?

— Да нет, Илья Семенович, он… он в командировке, — Алка соврала, повинуясь Надеждиному знаку.

— Не в Эстонии?

— Д-да, кажется.

— Значит, удалось ему пробить командировку в Эстонию?

Поскольку Алка молчала, Илья Семенович продолжал:

— Вы уж меня, Аллочка, извините, но я напоминаю, что вы обещали вещи забрать, что от Метты остались. Я, видите ли, переезжаю.

— Куда же вы, Илья Семенович?

— К дочке, в ее трехкомнатную, а сюда — Юлька, внучка, переедет. Она замуж на той неделе выходит. Так что торопят меня, да тут еще история такая…

Алка встревожилась:

— Что случилось, Илья Семеныч? Вы здоровы?

— Да, все в порядке, вот придете — расскажу, по телефону уж не буду. Когда вы сможете?

— Да хоть завтра днем, с утра на работу забегу, а потом к вам часа в два.

С подругой мы зайдем, можно?

— Милости прошу, буду ждать!

Алка повесила трубку и, отвечая на молчаливый вопрос Надежды, сказала:

— Это свекрови муж, Илья Семенович. Видишь, дочка его к себе забирает.

Тоскует старик сильно, болеет, наверное.

Надо там барахло забирать, завтра пойдем.

Надежда только вздохнула — опять ей домой не попасть! Сели ужинать и обнаружили, что в холодильнике мало продуктов.

— Алка, это не дело. Надо готовить, а то заболеем, если так будем перебиваться.

Алка оглядела свою мощную фигуру.

— Может, я похудею от переживаний?

— Вряд ли, на бутербродах-то. Звони скорей Стрельниковой, а то поздно, людей неудобно беспокоить.

— А как звонить-то? Ежедневник пропал!

Алка вспомнила про сегодняшний поход на дачу и снова рассвирепела:

— Чтоб она сгорела, эта дача! Сволочи, врут нагло в глаза и не краснеют!

Она подошла к телефону и стала по памяти набирать номер своей приятельницы по школе. Та номера Стрельниковой не знала, долго искали человека, который знает, наконец нашли, но там никто не отвечал.

— Может, люди в отпуск уехали? Последний раз наберу.

Но телефон зазвонил сам.

— Попросите Петра Николаевича. — Голос солидный, твердый.

— Его нет, а кто его спрашивает?

— Это с работы говорят. Он что, заболел?

— С работы? — Алка решила перейти в наступление. — В такое время — с работы? Вы на часы-то глядели? У вас там что — ночная смена?

— Так где же все-таки Петр Николаевич находится? Он сегодня на работу не вышел, мы беспокоимся.

— Не знаю я, где он находится. Нет его дома с субботы.

— Он что, пропал? Или уехал куда-то? За ним такого никогда не водилось?

— Вам лучше знать и оставьте меня в покое! — Алка бросила трубку.

— Алка, ну что ты сделала, надо было с человеком поговорить нормально, все выяснить. Вот видишь, раз он на работе не предупредил, значит, точно про его уход от тебя — это все вранье, надо в милицию обращаться.

Но Алка, что называется, уперлась рогом.

— Сказала, не пойду в милицию, значит, не пойду!

Закончив эти бесполезные препирательства, Надежда легла спать. Кошку в тот вечер так и не нашли.

* * *

Машина с тонированными стеклами притормозила на Выборгском шоссе возле указателя «Поселок Рейволово». Водитель, им оказалась женщина, вышла, огляделась, потом опять села в машину и проехала еще немного вперед. Почти сразу за указателем начинался знаменитый малинник, который идет почти вдоль всего Выборгского шоссе, прерываясь только возле поселков и деревень. Женщина свернула с шоссе, кювета не было. Она поставила машину так, чтобы с шоссе ее прикрывал малинник, а со стороны поселка — сосновый лесок. Из машины вышли трое. Двое неприметно одетых парней достали из багажника канистры с бензином, женщина шла налегке.

Пока срезали путь через лес, женщина шепотом давала последние наставления:

— Дверь со стороны веранды открыть легко, замок простой, вот ключ. А главную дверь они на внутренний засов запирают. И помните, я вам деньги плачу не за пожар, а за убийство. Так что не вздумайте дом снаружи бензином полить и поджечь. Сначала хозяев нейтрализуйте, а поджигайте изнутри. Уходить будете через веранду, а потом задами лесочком.

Я буду вас в машине ждать.

Когда они дошли до деревни, было три часа ночи, для июня время самое темное.

Женщина показала дом на улице Карякова и пошла к спрятанной машине. Через некоторое время показались бегущие парни.

— Как все прошло?

— Нормально, они не проснулись. Едем скорее, а то сейчас как полыхнет.

Машина выбралась на шоссе и газанула по направлению к городу.

Соседи заметили пожар, когда полыхало уже вовсю. Дом был старый, высохший, занялся как факел. Пожарные приехали, когда крыша уже провалилась. Они еще долго поливали соседние дома. От дома номер пять по улице Карякова осталась одна печка.

* * *

Наутро встали рано, Алке надо было на работу к девяти. На улице было пасмурно, Надежда включила радио, чтобы послушать погоду. Алка плескалась в ванной.

«А теперь сводка из управления пожарной безопасности».

Специально выделенный пожарный скучным, плохо поставленным голосом зачитал сводку. Надежда крутилась на кухне, лилась вода, она не слушала сводку, как вдруг:

«Сегодня ночью в поселке Рейволово, что по Выборгскому шоссе, сгорел дом по адресу улица Карякова, дом пять. На пепелище обнаружены два трупа, очевидно, это были хозяева дачи. Граждане! — Пожарный заговорил по-человечески. — Будьте осторожны с электроприборами и не курите в постели».

Чашка с кофе выскользнула у Надежды из рук, упала и разбилась. Кофе разлился и обжег ей ногу.

— Алка! — заорала Надежда.

Алка появилась в дверях ванной, пытаясь завернуться в купальное полотенце.

Поскольку это было все-таки полотенце, а не двуспальная простыня, Алке при ее габаритах полностью завернуться не удалось, она держала полотенце рукой и недовольно спросила:

— Что случилось?

— Ты говорила, чтобы та дача сгорела, вот она и сгорела.

— Что-что?

— Сейчас пожарный по радио сводку зачитывал, сгорела дача в Рейволово.

— Точно та дача?

— Точно, Карякова, дом 5, кстати, кто такой Каряков?

— Да откуда я знаю? Если дача сгорела, теперь без разницы.

— Алка, там два трупа нашли.

— Да? А ежедневник мой теперь уж точно не найти.

Надежда возилась с полом, убирала осколки чашки, про завтрак они забыли.

Мыслей в голове у Надежды почти не было, потом они появились, и были очень нехорошие. Она отправилась в комнату.

Алка сидела на диване и внимательно рассматривала себя в зеркало.

— Алка, ты что? Нашла время.

Алка думала о своем.

— Надо же, как интересно, как только я вчера им пожелала, чтобы дача сгорела, так она сразу и сгорела. Как думаешь, может, у меня парапсихологические способности?

— Что-что? — Надежда рассмеялась, потом рассердилась.

— Алка, немедленно перестань валять дурака. Ведь это мы виноваты, что те люди погибли. Если бы мы не приперлись в Рейволово, а потом не стали звонить от их имени, дачу бы не подожгли. А так те испугались, что мы действительно с милицией придем, шум поднимем, и концы в воду, вернее, в огонь.

Алка выглядела разочарованной.

— Да? А я-то думала, что это у меня такой дар открылся. Вечно ты, Надежда, человека разочаруешь. А насчет того, что мы виноваты в их смерти, ты не права.

Если бы они сразу отдали мне мой ежедневник, я бы сказала «спасибо» и ушла, и с ними бы ничего не случилось.

— Если бы они тебя в дом пустили, ты бы стала спрашивать, кто они такие, да где Елена, что-то заподозрила бы.

В общем, эти двое пострадали от собственной глупости и жадности, не надо было с сомнительными личностями связываться.

Подруги перебрались на кухню и заварили свежий кофе. Надежде не давали покоя мрачные мысли.

— Интересно, как они это проделали?

Наверное, сначала хозяев оглушили, потом дом подожгли. Хорошо, если бандитов ночью никто не видел, а если соседи заметили что-нибудь подозрительное, то будет милиция это дело расследовать.

Спросят, что накануне было, а твое платье в красный горошек весь поселок заметил. И что тебя вечно тянет на яркое? Надела бы что-нибудь темненькое-скромненькое, для маскировки хорошо.

Алка обиделась:

— Хорошее платье, турецкое, лето ведь, хочется поярче — Вот теперь и будем трястись. Выброси ты это платье совсем.

— Еще чего! Оно почти новое.

— Тогда спрячь до следующего лета.

Появилась кошка Марфа: голод не тетка, заставил ее вылезти из своего убежища.

Алка накинулась на нее коршуном, провела воспитательную беседу, покормила и заперла в ванной. Попугай восторгался в клетке. Его тоже накормили и выпустили полетать. Алка позвонила еще раз Ире Стрельниковой, но там по-прежнему никто не отвечал. Тогда она хватилась, что уже и так все сроки прошли, и умчалась на работу, а Надежда села на телефон с мыслью найти человека, который помог бы ей узнать адрес и фамилию абонента по имеющемуся у них телефонному номеру.

Первым, кому позвонила Надежда, был ее давнишний приятель Валя Голубев. Они много лет работали в одном институте, и сейчас тоже их обоих выгнали в принудительный отпуск, только Надежда сидела дома, а Валька, как отец семейства, где-то халтурил. Однако Надежде повезло, в этот день у Вали оказался выходной, он внимательно выслушал ее просьбу, обещал подумать, поискать по знакомым и позвонить. Надежда немного прибралась в квартире, вымыла посуду, привела себя в порядок и загнала попугая Кешу обратно в клетку. После этого позвонил Валя Голубев и сказал, что все в порядке, у его старшего сына оказалась знакомая девушка, которая работает в городском телефонном узле, только надо подъехать туда, конфет коробочку свезти или еще какую мелочь. Надежда поняла, что все это только предлог, такой вопрос можно было решить прямо через сына, просто Вальке скучно, и он хочет встретиться с Надеждой. Очевидно, он заподозрил, что Надежда опять влезла в какую-нибудь историю, как тогда, два года назад, когда у них в институте творилось черт знает что, убийства следовали одно за другим, и Надежда с Валькой оказались прямо в центре этих невероятных событий.

Они встретились с Валей на Невском, прошлись пешочком, пока не начал накрапывать дождик. Девушки не было на месте, они посидели немного в кафе, съели мороженое, Валька все пытался дознаться, зачем Надежде этот адрес, что там за интрига и так приставал, что Надежда рассказала ему в общих чертах, не называя имен, про Петюнчика и про его записку, и что она, Надежда, чувствует в этом деле какой-то подвох. Надеждиной интуиции Валя всегда доверял безоговорочно, поэтому он сразу посерьезнел и сказал, что она может на него рассчитывать, он всегда поможет.

— Машина у тебя на ходу?

— Сделаем! К завтрему все будет. Во второй половине дня я свободен.

Они нашли знакомую девушку с телефонного узла и выяснили адрес. Телефон был частный, зарегистрирован на Кузнецова Владимира Осиповича, но это им ни о чем не говорило.

— Скорее всего, никакого Игоря Петровича в природе не существует, и фирмы у него нет, это они Алке лапшу на уши вешали.

Они расстались до завтра, Валя обещал приехать на машине и отвезти их по адресу, а там уж проследить за домом, как получится.

Он испугался, думал — воры залезли, все унесли, а оказалось — ничего не тронули.

Майя Борисовна стала из дому выходить, она обычно долго дверь свою открывает, четыре замка у нее. Она-то никого не заметила, а воров, очевидно, спугнула, те и убежали. А дочка его говорит, что и не было никаких воров, что это Илья Семеныч сам забыл дверь закрыть. Они, молодые, думают, что все старики поголовно в маразме, а он точно помнит, что дверь запирал. Но с дочкой не поспоришь, вот теперь переезжает. Вот эти коробки и забирайте, Петя после смерти мамы своей много раз к нему приходил, все нужное отобрал и сам упаковал. Долго все фотографии рассматривал, все собирался в Эстонию съездить, очень его туда тянуло.

Подруги засиделись у гостеприимного Ильи Семеныча, пока перевязывали веревками свертки, потом ловили машину, потому что ехать на метро с такой тяжестью было невозможно: одна большая коробка с книгами и два свертка поменьше с бумагами и фотографиями.

Подъезжая к дому, Алка вспомнила, что опять забыла купить продукты.

— Ты езжай прямо к дому, подожди меня внизу, я сейчас. — Она выскочила на перекрестке у магазина.

Надежда расплатилась с шофером, он выгрузил тюки и уехал. Она по очереди перетащила вещи к парадной, и тут бабушки, сидящие на лавочке, сообщили ей, что лифт не работает. Хорошо, что этаж не девятый, а третий.

Надежда взяла два тюка поменьше и потащила их по лестнице. На площадке третьего этажа у Алкиной квартиры она поставила вещи на пол, достала ключи, и тут вдруг откуда ни возьмись возникли двое мужчин, довольно молодых. Они встали у нее по бокам, один, в очках, спросил:

— Вы жена Петра Николаевича Тимофеева?

Надежда от неожиданности остолбенела, вытаращила глаза и издала горлом звук, который те двое приняли за утверждение.

— Мы бы хотели с вами побеседовать.

— А вы кто, вы из милиции? — спросила Надежда, обретя способность говорить.

— Да, в некотором роде, — пробормотал очкастый, а второй, смуглый брюнет помоложе, взял Надежду за локоть и сильно сжал.

— Давайте пройдем в квартиру и поговорим, не надо шуметь на лестнице.

— Почему это не надо? — Надежда заорала в полный голос. — Вы кто? Из милиции? Предъявите документы! — Последние слова она гаркнула так, что на всех этажах было слышно.

— Тихо, тихо, — прошипел брюнет, — не очень-то.

— Ах ты! — Надежда вырвалась, оттолкнула брюнета, но очкастый в это время завладел ключами и попытался открыть дверь.

У Алки было две двери, первая — железная. Пока очкастый возился с замком, Надежда боролась с брюнетом. Брюнет просто держал ее за руки, но было больно. Залепив каблуком брюнету по ноге так, что тот охнул, Надежда вырвалась, отпихнула очкастого, проскочила в квартиру и попыталась захлопнуть дверь. Это ей не удалось, очкастый дернул дверь, но Надежда вцепилась руками в косяк, а сама орала во все горло:

— Караул! Грабят!

Очкастый морщился и пытался заткнуть ей рот, тут подскочил брюнет и, пробормотав какое-то ругательство, так сильно дернул Надежду за руки, что она выпустила косяк, но тут же ухватилась за вешалку. Они с брюнетом загораживали собой проход, очкастый не у дел топтался у двери, и в это время Надежда увидела, как по лестничной площадке крадется Алка, держа наперевес тяжеленный тюк с книгами и словарями. Надеждины противники видеть Алку не могли, глаз на спине у них не было. Алка на цыпочках подбежала к двери в квартиру, подняла тюк повыше и с глубочайшим удовлетворением на лице опустила его на голову очкастого. Тот рухнул на пол молча, как мешок. Брюнет повернул голову на стук, и тут Надежда, вспомнив молодость, пнула его коленкой изо всех сил в самое чувствительное мужское место, да так удачно, что он забыл обо всем, скорчился и застонал. Надежда выпихнула его на площадку, а очкастого, наоборот, втащила, потому что он лежал на пороге и не давал закрыть дверь. Алка тем временем подхватила вещи и сумку с продуктами, они захлопнули дверь и увидели в глазок, что брюнет удаляется нетвердыми шагами. Все происходящее заняло не более семи минут.

Алка развила бешеную деятельность.

Она схватила очкастого под мышки и проволокла в кухню, усадила там в старое кресло, которое держали там специально для кошки Марфы — та точила об него когти. Алка достала из кладовки бельевую веревку, разрезала на куски и прикрутила руки и ноги очкастого к подлокотникам и ножкам кресла. Надежда удивилась.

— Алка, что ты собираешься делать?

— Сейчас узнаешь! — злорадно пообещала Алка.

Очкастый застонал, очки свалились на пол. Алка набрала воды в миску и плеснула очкастому в лицо. Он очухался и открыл глаза. Посмотрел недоуменно, подергал руками и ногами, потом уставился на Алку с Надеждой.

— Черт, где это я?

— Это я тебя спрошу, зачем ты сюда приперся и вообще, кто ты такой?

Очкастый без очков посмотрел на свои привязанные руки и ноги и, видимо, рассердился:

— Ну-ка, тетки, быстренько меня развяжите, а то неприятностей у вас будет — выше крыши.

— Сейчас, разбежалась, — Алка начала разговаривать в манере своих не самых лучших учеников, — ты учти, условия тут буду ставить я, и вопросы тоже буду задавать я.

— Руки вверх! — заорал попугай, который наблюдал за всем происходящим с живейшим интересом.

Надежда совершенно обалдела от всех этих событий и молча следила за Алкой.

Привязанный мужик покрутил головой, поморщился.

— Очки отдайте, не вижу ни черта.

— Ты говори, кто такой, зачем вы пришли и где муж мой, Тимофеев Петр Николаевич?

— Пока очки не отдадите, ничего не скажу.

— Да? А это ты видел?

Алка подошла к валявшимся на полу очкам и растоптала их ногами в порошок.

— Дура! — заорал привязанный. — У меня же стекла специальные и оправа дорогая.

— А за дуру отдельный будет разговор! На вопросы мои будешь отвечать?

— Пошла ты!

— Ах так! — Алка задумалась на минуту. — Паяльник где-то у Пашки был, но сейчас не найти, придется утюгом.

Она вышла из кухни, Надежда выскочила за ней.

— Алка, ты что это задумала? Зачем тебе утюг?

— Буду вместо паяльника использовать, — спокойно ответила Алка.

— Алка, ты что, с ума сошла? Ты его пытать собираешься? Это же человек живой!

Алка разъяренно посмотрела на нее:

— Слушай, мне это все уже надоело.

Сама говорила, надо выяснить, где мой Тимофеев, вот сейчас и выясним.

— А может, этот мужик вообще тут ни при чем?

— Ага, а ко мне в квартиру они ломились для того, чтобы спросить, как пройти в библиотеку? В общем, так! Терпение у меня лопнуло, приступаю к активным действиям. — Алка полезла в шкаф за утюгом.

Надежда вернулась на кухню и вполголоса обратилась к их пленнику:

— Вы меня, молодой человек, конечно, извините, мое дело сторона, но я вам сопротивляться не советую, скажите, что знаете. Она сказала, что у нее терпение лопнуло, а когда у Аллы Владимировны терпение лопается, ее даже директор школы боится и сам Синетутов.

— А кто такой Синетутов?

— Самый главный хулиган, гроза всего района, в девятом классе у них в школе учится.

Вошла Алка с утюгом, воткнула вилку в розетку, посмотрела подозрительно:

— О чем это вы тут шепчетесь?

— Помните, я вас предупреждала. — Надежда отошла от кресла.

— Итак, — Алка приступила к допросу, — что вы можете сказать об исчезновении моего мужа Петра Тимофеева?

— Да не знаю я о нем ничего, я сам его с пятницы не видел!

— Так, запираетесь. Надежда, проверь утюг, согрелся он?

Надежда послюнила палец и попробовала утюг, он зашипел.

— На хлопок поставь, — зловеще сказала Алка. — Черт, надо ему рожу скотчем залепить, чтобы не орал. — Она полезла в ящик кухонного стола.

Мужик в отчаянии взглянул на Надежду, та мотнула головой — говорила ведь, что Алка не шутит! Алка подошла к нему со скотчем.

— Ну ладно, — решился мужик, — я сам с его работы, мужа вашего, работаю в той же фирме. Он вчера на работу не вышел, шеф забеспокоился, работа у вашего мужа важная, заключительный этап.

Целый день к вам сюда звонили, а вечером вы сказали, что муж ваш пропал.

Шеф и вовсе приуныл, думал, конкуренты что-нибудь нам подгадили. Послал шеф нас с Эдиком проверить как и что, шум поднимать не велел, поговорите спокойно, говорит.

— А вы вместо этого стали меня за руки хватать и вообще…

— Мы боялись, что вы шум поднимете…

— Так и вышло. А почему это ваш шеф так милиции боится, у вас там что, криминал есть?

— Да не то чтобы криминал, но заказ этот очень важный, совсем новый материал мы изобрели, солидные люди заинтересованы, они очень на виду, и если узнают конкуренты, что главный разработчик пропал, то такое дело раздуют, в общем, нам огласка ни к чему.

— Да, — протянула Надежда, — тяжелый случай. А что, шеф ваш никого больше не нашел поумнее, кроме вас?

Мужик обиделся и замолчал.

— Неужели ты ему веришь? — Алка пылала от негодования — Он же все врет!

— Ничего я не вру, можете сами шефу позвонить, все равно мне попадет, так что чего уж теперь скрывать.

Но тут телефон зазвонил сам.

— Добрый вечер, — это был вчерашний голос, — я вам вчера звонил, а Петр Николаевич не давал о себе знать?

— Про Петра Николаевича ничего не известно, а ваш сотрудник сидит тут к креслу привязанный, — радостно сообщила Алка, — и если через десять минут вы мне все не объясните, я вызываю милицию.

— Милицию вызывать не в ваших интересах, — начал было шеф, но Надежда его перебила:

— А почему это? Мы женщины честные, преступлений никаких не совершали, обязаны заявить, раз человек пропал.

Пусть там ищут его по всем правилам.

— Послушайте, мы тоже не виноваты в исчезновении вашего мужа, я сам его хочу найти, он мне срочно необходим как специалист.

— В прокуратуре разберутся!

— Вы разрешите сейчас к вам приехать?

— А может, вы бандит, и приедете сюда с оружием и десятью отморозками? И чтобы я сама вас в квартиру впустила?

— Ну честное слово, я вам документы покажу!

— Ну ладно, ждем двадцать минут.

Алка набрала номер соседки:

— Феоктиста Ивановна, вы сейчас дома будете? Значит, если я через двадцать минут вам в стенку стукну, сразу звоните «02» и вызывайте ко мне милицию, скажите, бандитский налет на квартиру.

Через двадцать минут раздался звонок в дверь. Вошел приличный мужчина средних лет. Надежда заперла за ним дверь и прочитала его документы, Алка в это время стояла на кухне у стены, смежной с соседкой, с молотком в руках. Мужчина прошел на кухню, увидел привязанного там пленника и нахмурился.

— Вы извините, это они перестарались, превысили, так сказать, свои полномочия.

«По-моему, это мы перестарались», — подумала Надежда, но Алка глядела молодцом.

— Давайте сядем в комнате, я вам все объясню, — сказал мужчина, выходя из кухни.

— А как же я? — Привязанный шевельнулся в кресле.

— Сидеть! — Алка взмахнула молотком.

— Посидите уж еще немного, пока у нее настроение улучшится, — шепнула Надежда привязанному, проходя мимо.

Вид у него без очков был жалкий, а тут еще кошка Марфа, возмущенная тем, что кто-то занял ее кресло, вскочила к нему на колени, принялась топтаться и смазала пару раз его хвостом по носу. Мужик чихнул.

— У меня на кошек аллергия! — жалобно заныл он.

Его шеф посмотрел на него с ненавистью и вышел.

Они уселись в гостиной на диване, шеф откашлялся и начал:

— Понимаете, фирма у нас небольшая. Были кое-какие заказы, так, перебивались помаленьку, а потом нашли спонсоров и стали работать над материалом очень прочным для бронежилетов. Как раз ваш муж к нам перешел, а у него голова — я вам скажу! Сразу дело пошло, и вот сейчас заключительный этап, а его нет. Я вас очень прошу, скажите, что случилось.

Мне надо знать правду, потому что заказчики торопят, и потом, если конкуренты украдут технологию, то все пропало.

— А он, Петр Николаевич, знал все досконально, по памяти, вашим конкурентам была бы от него польза?

— Польза, конечно, от него была бы большая, но без документации и компьютерных файлов вряд ли он может что-то быстро сделать. Опытный материал там очень большой.

— А у вас на работе ничего не пропало?

— Нет, мы сразу проверили, да и потом у нас охрана, сигнализация.

При слове «охрана» Надежда с Алкой переглянулись, а шеф помрачнел. — И давно у вас Петр Николаевич работает?

— Месяцев пять, очень мы были им довольны, умнейший человек, в своем деле — специалист! Без него я как без рук, сейчас, если все удачно пойдет, производство будем открывать, расширяться, деньги пойдут хорошие, а этап у нас заканчивается через две недели, заказчики приедут. Петр Николаевич хотел после этого в отпуск пойти.

— Говорил он что-нибудь про отпуск?

— Вроде бы он собирался с женой, с вами, простите, в Эстонию поехать.

«Вот и Илья Семенович тоже про Эстонию говорил», — подумала Надежда.

Ну она, Надежда, все-таки вправит Алке мозги! Можно ли так с мужем обращаться? Чужим людям все рассказывает и про работу, и про отпуск, потому что жена слушать не хочет.

— Ну так что, можете вы мне прояснить обстановку про Петра Николаевича? — спросил шеф.

— Понимаете, — осторожно начала Надежда, — нам кажется, что его похитили.

Она рассказала вкратце про записку, про выходной костюм и собачьи кроссовки, про оставленные доллары и смерть бедного Гаврика, про кепочку на пустыре, про обысканную квартиру, когда Алка в субботу ночевала у знакомых. Про пожар на даче они решили пока никому не рассказывать.

— Да, странные события, — задумчиво проговорил шеф.

— Простите, вы все-таки собираетесь вашего мужа искать через милицию?

— Мы бы хотели попробовать сначала своими силами.

Шеф сразу повеселел, сказал, чтобы рассчитывали на него, он, по мере сил, окажет им всяческую поддержку, а теперь нельзя ли все-таки отпустить их сотрудника, потому что время позднее, он бы его забрал сейчас, и дело с концом. Надежда спохватилась и побежала на кухню. Там Марфа удовлетворенно взирала на дело лап своих. Привязанный мужчина был весь в ее шерсти, чихать он уже перестал — нос заложило намертво. Надежда отогнала эту нахальную личность, приструнила попугая, который отпускал ехидные замечания из клетки, и стала развязывать пленника. Из комнаты доносился Алкин голос:

— Вы, конечно, можете не обращать внимания, но я должна вам заметить, что для такой серьезной фирмы, каковой вы тут представились, сотрудников вы подбираете очень неосмотрительно. Это что же у вас за охрана, если две слабые женщины так легко с ними справились? Если у вас и в офисе такие сидят, то я вам искренне сочувствую.

Она отчитывала шефа как нерадивого ученика, а он извинялся и бормотал в ответ:

— Да это не охрана, а так, сотрудники.

Сейчас денег мало, зарплату хорошую не можем платить, а потом, конечно, возьмем профессионалов.

— Ничего себе, слабые женщины, — шепотом бормотал развязываемый пленник. — Это не женщина, а стихийное бедствие. Цунами! Очки разбила, утюгом собиралась пытать. И кошка такая же, как хозяйка. И нечего мне тут вкручивать, что мужа похитили, конечно, он сам сбежал. Я бы от такой на второй день сбежал, а он двадцать лет вытерпел. Ангельского характера человек!

Надежда кусала губы, чтобы не рассмеяться. Развязанный проскочил в ванную, умылся там, просморкался и, затравленно озираясь на Алку, бочком протиснулся в прихожую:

— В машине подожди! — крикнул шеф. — Там еще один сидит, покалеченный. — Он укоризненно взглянул на Надежду.

— А пусть за руки не хватает! Вот, теперь синяки останутся.

С шефом распрощались по-мирному, условившись держать друг друга в курсе.

Оставшись одни, подруги оглядели разоренную кухню и решили поужинать в гостиной. После всех событий у Алки разыгрался жуткий аппетит, вообще теперь это была прежняя Алка, и Надежда успокоилась, а то, видя, что Алка не ест, она уже начинала переживать по поводу ее здоровья. Алка отрезала неприлично толстый кусок ветчины, положила его на такой же толстый кусок батона, хотела было намазать батон маслом, но под строгим Надеждиным взглядом вовремя остановилась, а только помазала ветчину сверху горчицей.

— Алка, ты не кофе ли наливать собралась?

— А что?

— На ночь глядя, ведь не заснем!

— Да что ты! Я как лягу, так сразу засну.

Это было верно, Алка засыпала мгновенно.

— Нет, все же кофе не надо так поздно. И чай крепкий. И вообще, тебе надо пить на ночь отвар мелиссы и ромашки, чтобы успокоиться.

— Чего это я буду успокаиваться? — мгновенно разъярилась Алка. — У меня муж пропал, а я буду успокаиваться!

— Ага, веришь теперь, что Петюнчик тебя не бросил, а его похитили. Ведь говорил же шеф, что он в отпуск собирался через две недели с тобой в Эстонию.

— Как сказать, — возразила Алка, — может быть, он с новой женой в отпуск собирался, а вот не выдержал и уехал раньше.

— Э нет, подруга, тут ты в корне не права. Как шеф говорил — через две недели сдача этапа, потом будут расширяться и пойдут хорошие деньги, а такие вещи женщины не упускают. Даже если бы он не выдержал и сорвался, она сама бы его за ручку на работу привела.

Алке ничего не оставалось, как признать Надеждину правоту, но если бы она это сделала, это была бы уже не Алка, поэтому, чтобы не терять лицо, она перевела разговор на другую тему.

— Представляешь, сегодня в школе нашла я старый журнал, а в нем адрес Иркиных родителей, она когда к нам работать пришла, еще не замужем была. Позвонила я им, хорошо, повезло — Иркина мама как раз с дачи приехала. Оказывается, Ирка с мужем уже третий год в Штатах.

Пригласили его преподавать в университете. Живут там всей семьей, сюда в ближайшее время приезжать не собираются.

— А кто муж ее по специальности?

— Историк, она сама тоже в школе историю преподавала, а он диссертацию защитил и торчал где-то, гроши получал.

А потом стал в журналах печататься, ну его и пригласили. Повезло Ирке!

— А на какую тему муж ее диссертацию защитил?

— Ну, Надежда, ты даешь, чтоб я знала!

— А ты собираешься вот это все разбирать, что мы от Ильи Семеныча привезли? — вдруг спросила Надежда.

— Ты это к чему? Что, прямо сейчас разбирать? Сил уже нет. Я вот думаю, звонить Ирке в Штаты или нет? Телефон у меня есть.

— Звони, — твердо ответила Надежда. — Прямо сейчас, вечером, после десяти, тариф меньше.

Алка набрала номер и сразу же дозвонилась. После первой минуты разговора, Ирина узнала Алку, спросила ее номер и сказала, что перезвонит сама. Это Надежде понравилось: толковая женщина, не забыла там у себя в Америке, какие у нас тут зарплаты "и сколько стоят телефонные переговоры. По телефону шла оживленная беседа с перечислением общих знакомых, ахи и охи. Надежда знаками показала Алке, чтобы переходила ближе к Делу.

— Послушай, Ира, тут со мной такой случай произошел.

Она вкратце рассказала про иностранца, про обучение читать по-русски, про дачу. Ирина категорически отрицала свое знакомство с этими людьми, она вообще Алкин телефон оставила дома, в России, и никому дать его не могла. Тогда Надежда шепотом велела Алке описать по телефону внешность этого иностранца, Герберта, или как он там себя называл. Ирина выслушала очень внимательно, голос ее стал задумчивым, она сказала, что если что-нибудь выяснит, то обязательно позвонит в ближайшее время.

— Ну вот, — сказала Алка, вешая трубку, — опять мимо. Наверное, узнали, что Ирка за границей, что я проверить не смогу, на нее и сослались.

— Не знаю, не знаю, — рассеянно пробормотала Надежда. — Ты завтра на работу?

— Да, с утра до двух.

— Потом нас Валька с машиной ждет.

Поедем по тому адресу на Типанова, покараулим там. А можно я утром сама эти коробки разберу?

— Да ради Бога! Только что ты там хочешь найти?

— Сама не знаю, но не дает мне покоя одна мысль. Материала мало, общую картину составить не могу.

Алка зевнула:

— Спать хочу — умираю! Завтра попугая выпусти полетать, чтобы у него гиподинамии не было.

Алка заснула мгновенно, а Надежда еще долго ворочалась и все думала, думала.

Наутро, выпроводив Алку на работу и выгнав кошку Марфу на балкон, Надежда решила заняться разборкой бумаг. Она специально хотела это сделать без Алки, потому что ее нетерпеливая подруга, конечно, выбросить бы ничего не посмела, все-таки это не ее наследство, а Петюнчика, не дала бы Надежде рассмотреть каждую бумажку, она к таким вещам относилась с пренебрежением.

Попугай Кеша, выпущенный на свободу, летать сегодня почему-то не хотел, а сидел у Надежды на плече, поэтому она чувствовала себя немножко Робинзоном Крузо.

— Ну, Кеша, приступим.

В большой коробке были словари, книги, какие-то справочники, Надежда решила, что для нее сейчас это не представляет интереса, в другом свертке, поменьше, были какие-то бумаги, черновики статей, написанные Петюнчиком. Может быть, это уже никому не нужно, ладно, он сам разберется. А это что? Письма и фотография какой-то девушки, совсем молоденькой.

Блондинка, две толстые косы через плечо.

Почерк, крупный, разборчивый: «Дорогой Петя!» Но чужие письма читать нехорошо, поэтому Надежда перевернула письмо, чтобы посмотреть подпись и дату.

«Целую и жду, твоя Марта. 1965 г.»

Надежда прикинула: в 65-м Петюнчику было семнадцать лет. Все ясно — школьная любовь. Хотя девушка-то явно не русская. И имя тоже — Марта. Почему же письма не в конверте, а так просто лежат пачкой? Надо будет у Алки подробно расспросить, где ее муж в школе учился, откуда ему могли письма приходить, только сами письма она Алке ни за что не покажет, а то скандал будет страшный. Алка ведь только притворяется, что ей все равно, а сама ревнует своего Петюнчика ужасно. Просто цирк какой-то!

Ну ладно, с этим свертком все. Надежда опять аккуратно все завернула, только письма вытащила и засунула в спальне между книгами, где над письменным столом была полка только с научной литературой Петюнчика. Уж туда-то Алка точно никогда не полезет!

Ну вот, если и в последнем свертке она не найдет ничего, что подтверждало бы ее мысль, Алка опять скажет, что она все сочиняет.

Итак, что мы тут имеем? Алкина свекровь молодая, в красивом платье в обнимку с парнем. Наверное, это и есть Алкин свекор, который в молодости погиб. Надежда вгляделась: если волосы все на голове убрать и уши оттопырить, будет немножко похож на Петюнчика, а так довольно симпатичный. И она, его мама, прямо хорошенькая, в кого же сын-то у них такой уродился? Каприз природы, но зато все в голову ушло, не зря нынешний шеф так Петюнчика нахваливал. А вот и сам Петюнчик в возрасте двух лет сидит на лавочке, серьезно смотрит в объектив и о чем-то думает.

Господи, да он совершенно не изменился!

Вот групповая фотография где-то в деревне.

Петюнчика не узнать невозможно, еще люди какие-то, дом виден большой, красивый.

Как хотите, это не наша деревня. Уж больно чисто. Наверное, это и есть тот бабкин дом, который потом в музей перевезли.

Вот книжка старая, растрепанная вся, еще дореволюционная. Образцы вышивок, красота-то какая! Надо у Алки выпросить, выйду на пенсию, займусь вышиванием. Алка все равно вышивать не будет, у нее терпения не хватит.

— А это что же такое? — Надежда увидела самодельную маленькую картонную папочку, аккуратно развернула корочки, там лежала одна-единственная газетная вырезка. Газета была очень старая, бумага желтая. Сбоку стояла дата — ого, 1903 год!

«Ревельские ведомости», ну да, Таллин же до революции был частью России и назывался Ревель, поэтому и газета русская.

В заметке говорилось о выставке в Ревельской ратуше, где были представлены разные редкости и диковины, хранящиеся в домах знатных горожан.

«Украшением ежегодной выставки, — эти слова были обведены карандашом, — была уникальная Библия Иоганна Гутенберга, многие поколения хранящаяся как семейная реликвия, в доме баронов Юкскулей…»

Юкскули… Эта фамилия что-то Надежде напомнила.

Тут раздался звонок, влетела Алка, как всегда, взвинченная из своей школы, сразу же отправилась на кухню, поставила чайник, залезла в холодильник и уже что-то жевала, все на бегу.

— Алка, прекрати есть на ходу, сейчас будем обедать. Суп я сварить не успела, но вот рыба с гарниром.

Алка с сомнением посмотрела на кусок рыбы у себя на тарелке.

— Это что — рыба с рисом? Что Я — китаец, что ли?

— При чем тут китайцы? — возмутилась Надежда. — Рыба, запеченная под соусом «писту» с овощной подливой, а рис, чтобы не так остро было.

— Хм, я рыбу как-то не очень….

— И зря, — назидательно сказала Надежда, — рыбы надо бы побольше есть, она для мозгов очень полезна.

— На что это ты намекаешь?

— А я не намекаю, я прямо говорю — думать тебе надо было в свое время побольше, тогда, может, и муж бы никуда не делся. А теперь вот сидим и руки разводим — где его искать?

Алка обиделась, но рыбу всю съела.

После еды стали собираться на встречу с Валей Голубевым. Алка в спальне скрипнула дверцей шкафа.

— Алка! — предостерегающе крикнула Надежда. — Только никаких горошин, ни красных, ни белых.

— Да знаю, знаю, — сказала Алка, появляясь на пороге в крепдешиновом платье в крупных пунцовых розах.

Надежда потеряла дар речи.

— Алка, да ты соображаешь, что делаешь? Ведь мы же идем выслеживать этих твоих, которые тебя на дачу возили, а ты в таком виде. Ты посмотри на эти розы, ты же в этом платье, как клумба в ботаническом саду!

— Ну, Надежда, вечно ты все критикуешь! Что же мне теперь — маскировочный халат надевать? В горошек платье — не позволяешь, розы тоже тебя не устраивают, костюм этот синий мне и в школе надоел, а в юбке с блузкой я толстая.

— Лопать надо меньше!

— Это верно, но сейчас-то что надеть?

Слушай, — у меня не модный магазин, выбирать особенно не из чего.

Надежда наскоро произвела ревизию Алкиного гардероба, выбирать, действительно, было не из чего.

— Ладно, в этом синем костюме ты на дачу приезжала, горошки всем примелькались, езжай в розах. Пока они будут розы пересчитывать, лица не заметят.

Они вышли из метро и огляделись.

— Какая у твоего приятеля машина?

— Самая старая. Да вон, видишь, он нам машет?

Увидев Алку, Валя остолбенел. Он вытаращил глаза, громко сглотнул и с упреком обратился к Надежде:

— Надя, да как же ты такую очаровательную приятельницу от меня умудрилась так долго скрывать? Не ожидал, не ожидал.

Надежда низко наклонила голову, чтобы Алка не видела, как она улыбается. Уж кто-кто Алка, только не очаровательная.

Впрочем, Валька всегда предпочитал упитанных ярких женщин. Да, с этими розами яркости у Алки хватает.

Валя усадил Надежду на заднее сиденье, а Алку рядом с собой. У них завязалась оживленная беседа, Валя говорил комплименты, Алка хохотала и кокетничала вовсю.

Надежда тихонько посмеивалась сзади. Наконец ей это надоело, и она подала голос:

— Мы не проедем?

Валька нехотя к ней повернулся:

— А с тобой, Надежда, я теперь вообще не разговариваю. Друзья-друзья, а как с интересной женщиной познакомить, так Валя, видите ли, не подходит.

— Ты на дорогу-то не забывай смотреть, у тебя на затылке глаз нету, нам ведь еще Алкиного мужа надо найти.

Валя понял намек и расстроился.

— Ну вот, приехали, улица Типанова, дом десять, что делать будем?

— Вот что, ребята, — сказала Надежда, — вы тут посидите, а я пойду на разведку. Только смейтесь потише, а то весь двор услышит.

Алка надела темные очки и пересела на заднее сиденье. Надежда прогулялась вокруг дома, вошла во двор, поднялась на нужный этаж. Дверь выглядела обычной, и вокруг тоже были обычные квартиры.

— Никакой это не офис, а жилая квартира, — сказала Надежда, вернувшись, — то ли они в ней живут, то ли просто телефон для связи. Алка, сиди сзади, не высовывайся, а по сторонам посматривай.

Так они прождали час, Валя с Алкой болтали, а Надежда откровенно скучала.

Подъехала машина, из парадной вышла женщина и направилась к ней.

— Алка, смотри, не она?

— Она! — Алка прямо подпрыгнула на сиденье, Надежда еле успела пригнуть ее вниз. — Она, Елена! И машина их, Игорь Петрович меня на ней возил!

За рулем сидел молодой парень. Машина резко тронулась с места, Валя — за ней.

— Ничего, девочки, не волнуйтесь, в городе они от нас не уйдут, тут перекрестков много.

Они ехали, по пути останавливаясь у кое-каких магазинов. Потом выехали на Кировский, ныне Каменноостровский, проспект, машина завернула и остановилась у консульства республики Эстония.

Валя вышел из машины, велев дамам сидеть тихо и пошел к небольшому желтому домику с аккуратно вымощенным, огороженным решеткой двориком. За решетку его не пустил охранник в форме, Валя покрутился еще немного, почитал объявления и вернулся.

— Надо думать, за визой она приехала, там написано, что с шестнадцати до восемнадцати выдача виз. А прием документов с утра.

— В Эстонию, значит, собралась, — задумалась Надежда.

Дама, которую Алка условно называла Еленой, вышла из консульства, убирая в сумочку паспорт.

— Похоже, ты прав, Валентин. Теперь куда же?

— За ней! — решительно воскликнула Алка.

После консульства синий «опель» поехал прямо на Варшавский вокзал. Надежда выскочила вслед за Еленой и успела заметить, как та покупает билет до Таллина на сегодняшний вечер… Все ясно — она едет в Эстонию. Надежда поскорее побежала к Валиной машине, чтобы не мозолить глаза.

На этот раз ехали недалеко. «Опель» остановился у «Грильмастера», вернее, чуть в стороне. Оба седока вышли и направились внутрь.

Валя с Надеждой тоже решили выпить кофе, но Алку ни в коем случае нельзя было показывать этой Елене.

— А почему нельзя? А если сейчас подойти, поздороваться как ни в чем не бывало, что она скажет?

— Она тебе не признается, скажет, что первый раз тебя видит.

Валя оживился:

— Постойте-ка, девочки, сейчас придумаем. Надя, ты иди внутрь, принеси нам с Аллой кофе и гамбургеры. А вам, Аллочка, придется кофе там, на лавочке, выпить. Надежда, сядешь у окна, мне махнешь, когда они выходить будут.

Надежда с Алкой с удовольствием подчинились твердым мужским приказам…

— Вот это мужик! — шепнула Алка в полном восхищении.

Надежда прошла внутрь, вынесла страждущим два кофе и два чисбургера, после чего села у окошка, одним глазом поглядывая в зал, а другим — на Валю в машине. Вот те доели свое и собрались уходить, Елена задержалась у зеркала, Надежда сделала знак Вале и тоже не спеша тронулась к выходу.

Стоя в дверях, она наблюдала такую картину. «Опель» вывернул на площадь, и в это время откуда ни возьмись ему под бок сунулся старенький Валькин «жигуль». Машины столкнулись чуть-чуть, Парень выскочил из «опеля» проверить, много ли повреждений, и это, было его ошибкой. Валька уже стоял возле «опеля» и начал орать.

— Да ты, козел, мне всю фару разбил, да где я теперь новую возьму, дают права недоумкам всяким, сам ездить не умеет, а туда же, «опель» ему подавай, ты еще на «мерседес» сядь, козел паршивый!

Парень из «опеля» тоже вставил насчет старых идиотов, которые сами подставляются, но Валька уже вошел в раж:

— Да ты, щенок, еще не родился, когда я за рулем был, да у меня стаж двадцать пять лет!

После этого Валька обложил парня таким хорошим флотским матом, что тот даже не нашелся что ответить, очевидно, не ожидал такого напора от немолодого и довольно приличного мужика. Надежда заметила, что из «опеля» давно уже высовывается женская рука, которая дергает парня за рубашку, наконец Елена не выдержала и сама вышла из машины. Валька между тем набирал обороты. Обращался к свидетелям и требовал вызвать милицию.

Показался гаишник, Елена быстро поговорила о чем-то с парнем и направилась к гаишнику. Парень сбавил тон, что-то тихо спросил у Вали, тот заупрямился было, но потом кивнул. Парень что-то быстро сунул Вале в руку, сел в свой «опель», где уже ждала его пассажирка, успевшая уладить дела с гаишником. «Опель» тронулся, Валя тоже мигом собрался и рванул в другую сторону. Надежда махнула Алке и кинулась за Валиным «жигулем».

— Вот это мужчина! Машины ради нас не пожалел! — говорила Алка на бегу.

— Скажи лучше, для тебя! Тоже мне, роковая женщина!

— Да я ничего… Нет, ну какой человек!

Они увидели Валькину машину за углом и подбежали, запыхавшись.

— Ах, Валя, — запричитала Алка, — вы же машину разбили.

— Зато все выяснил. Точно это жулики.

Как увидели гаишника, так сразу мне пятьсот баксов отстегнули. Боятся у милиции на виду очутиться, рыльце у них в пушку.

— Но, может быть, они просто связываться не хотели, ведь он был виноват.

— Да что вы! Да стал бы он на мой «жигуль» внимания обращать! Еще и накостылял бы, если бы его эта Елена не остановила. Она-то поосторожнее оказалась, Ну, дамы, вы уж меня извините, я чиниться поеду, а то прихватят меня, и все заработанные баксы придется отдать, а вы уж на метро. К завтрему машину починить не успею, а послезавтра я весь ваш.

— Да ты когда работаешь-то? — не выдержала Надежда.

— По ночам, Надя, по ночам. У старшего сына в фирме сторожем подрабатываю.

Валя чмокнул Надежду в щеку, а у Алки галантно поцеловал руку и умчался.

Алка зарделась, как розы на платье, и долго рассматривала руку. Она вся была под впечатлением нового знакомства.

— Говоришь, давно вы с ним дружите?

— Да лет двадцать, а то и больше.

— А как же я его у тебя никогда не встречала?

— А мы больше на работе общаемся, Саша на него сердит.

— А вы с ним что… — Алка сделала выразительные глаза.

— Да мы-то с Валькой роман никогда не крутили, но бабы на работе… ты же понимаешь, но Саша не из-за этого. Он считает, что мы с Валькой друг на друга плохо влияем.

— Что-что?

— Ну, у нас у обоих в характере есть авантюристическая черта, а когда мы вместе с Валькой, эта черта не удваивается, а удесятеряется, мы начинаем влипать во всякие истории и вдвоем представляем взрывоопасную смесь.

— Любит твой муж тебя воспитывать!

— Да нет, он просто боится, что со мной что-нибудь случится, он уже одну жену потерял…

— Но она ведь от болезни умерла, там никто не виноват.

— Да, конечно, но…

Надежда не рассказывала Алке, как три года назад из-за их с Валькой беспечности и неуемного любопытства ее чуть не убили в проходной собственного института, после этого ее муж очень рассердился на Валю Голубева, сказал, что тот безответственный и легкомысленный и что от Вали он такого не ожидал. Поскольку Надежде он ничего не сказал, она поняла, что от нее-то муж всего ожидал, любой глупости.

С тех пор Надежда решила ничего не рассказывать мужу о своих делах, но пока это у нее плохо получалось.

Подруги прибыли домой и уселись на кухне держать военный совет.

— Вот что, Алка, слушай меня внимательно и ничему не удивляйся. По всему выходит, что мужа твоего похитили и отвезли в Эстонию. И если мы хотим его найти, нам надо туда ехать, и как можно скорее.

— Ты уверена, что он там? — Алка так удивилась, что даже не стала спорить по своему обыкновению. — С чего ты взяла?

— А вот с чего. Во-первых, мертвого Гаврика нашли на дороге, а куда ведет это шоссе? В Эстонию. Его выбросили из машины на обочину, а сами поехали дальше.

Стали бы они так далеко везти мертвую собаку, чтобы просто выбросить. Во-вторых, Петюнчик в последнее время очень интересовался Эстонией, и я, кажется, знаю, почему. В-третьих, последняя ниточка, эта Елена, которая, несомненно, связана со всеми событиями, тоже сегодня уезжает в Эстонию.

— А почему, ты сказала, Петюнчик интересовался Эстонией?

— Вот, смотри, — Надежда показала Алке вырезку из старой газеты «Ревельские ведомости». — Видишь, не зря она тут лежала, что-то за этим кроется.

— Да брось ты, Надежда!

— Алка, ты своему мужу доверять должна, его уму и эрудиции. Ведь не зря люди кругом его хвалят, ведь правда он очень умный!

— Ты думаешь?

— А ты двадцать лет с ним прожила и не замечала?

— Да нет, я знала, конечно…

— Ох, Алка, бить тебя некому!

Тут раздался междугородный телефонный звонок.

— Алка, — это была Ира Стрельникова, — Алка, слушай и не перебивай. Я вчера ночь не спала, очень мне не понравилось, что кто-то имя мое трепал, в жизни у меня никаких подозрительных личностей знакомых не было! Насела я на своего мужа, вытрясла из него всю информацию.

Оказывается, он когда-то давно с твоим мужем общался, еще когда я у вас в школе работала, помнишь, в Пушгоры ездили по путевке, там они и познакомились. Муж говорит, что Петр Николаевич очень интеллигентный, знающий человек, — в этом месте Надежда, слушавшая разговор, ткнула Алку в бок, — говорили они об искусстве, и муж твой рассказал, что у его эстонских родственников раньше, еще давно, было много ценных книг и разного всего. Все это куда-то делось, родственников никого не осталось, а ему про это все бабушка рассказывала, и будто бы даже есть легенда, что хранилась в семье с незапамятных времен не то Библия, не то еще какая-то книга самого Гутенберга.

— Ну и ну!

— Слушай дальше. Поговорили они тогда, пообщались, время прошло, муж и забыл про все это, а потом мы в Штаты уехали. А вчера я на него насела, и он мне вдруг говорит, что буквально несколько месяцев назад он про эту Библию рассказывал одному профессору. Зашел у них спор там какой-то научный, тот говорил, что все уже найдено и все подсчитано, а муж мой говорит, что вдруг неизвестно откуда всплывают ценные вещи, и вовсе необязательно, что это фальшивка. И в доказательство привел эту вашу историю, про Библию и твоего мужа. Тот профессор, конечно, руки развел, что делать, старинное семейное предание, доказательств-то нет.

А мой муж спорит, что если историческое расследование провести, то запросто можно доказать, что эта Библия вполне в семье могла быть, Германия-то рядом. Другое дело, что ее не найти, лежит где-нибудь замурованная, и еще двести лет пролежать может.

В общем, дело это было на вечеринке, муж и тот профессор были выпивши, говорили громко, кругом народ всякий ходил, это презентация была какая-то.

Вчера, когда узнал мой-то про Петра Николаевича, что пропал он, то сильно расстроился, а когда рассказал мне весь тот разговор с профессором, где он упоминал и фамилию вашу и где живете, я его чуть не съела и обозвала полным идиотом.

Так что он сегодня с утра развил бешеную деятельность, связался с тем профессором, ну тот-то человек приличный. Но слышать их тогда на презентации могли всякие люди. Короче, обратились мы тут к нужным людям. Я уж тебе по телефону не буду говорить, как мы на них вышли, тут без знакомств тоже никуда, как и у нас. Теперь запоминай. Есть у тебя, куда факс прислать?

Алка задумалась было, но Надежда не растерялась и мигом сообщила Ирине номер факса Петюнчиковой фирмы, ведь обещал же его шеф всяческое содействие!

— Значит, завтра с утра по факсу придут три фотографии. Ты на них посмотри и скажи, не один ли из них этот твой иностранец Герберт? Они все под номерами, без фамилий. А я тебе вечером позвоню, и ты мне скажешь, какой номер ты опознала. Ну все, наговорила денег много, все. Пока.

Алка ошарашенно посмотрела на телефонную трубку:

— Американский напор!

— Алка, ты зубы-то мне не заговаривай, — злилась Надежда. — Поняла теперь, что я права?

— Да ты пойми, Надя, это же только разговоры, где там эта Библия-то?

— Да? А это? — Надежда показала вырезку. — Видишь, в 1903 году эта Библия была, раз на выставку ее представили. Это сейчас у нас в газетах все врут, а раньше, если уж написано, значит, так и есть.

И Петюнчик твой знал, что Библия где-то есть, чувствовал, что вокруг него шевеление какое-то, поэтому и письмо про бабкин дом в кастрюлю спрятал, а не на виду держал.

— Ой, — Алка округлила глаза, — его похитили!

— Сообразила, наконец, а я тебе что твержу? Звони шефу!

— Надя, звони сама, а то он меня боится.

Надежда вызвонила шефа Петюнчиковой фирмы, напомнила ему, что он опрометчиво обещал дамам всяческое содействие. Шеф хоть и удивился, что им надо в Эстонию, но не посмел отказать, потому что Петюнчик был ему очень нужен и он не терял надежду получить назад такого специалиста. Условились встретиться завтра в офисе.

За поздним чаем Надежда пыталась заставить Алку выработать план действий, но Алка больше расспрашивала про Валю Голубева, так что в конце концов Надежда рассердилась и пригрозила Алке, что никуда не поедет и что если с Петюнчиком что случится, если уже не случилось, то это будет на ее, Алкиной, совести. Алка устыдилась и приняла серьезный вид.

— Паспорт заграничный у тебя есть?

— Есть, а как же, я же на зимние каникулы с ребятами в Прагу ездила.

— Хорошо, у меня тоже есть, мы с Сашей три года назад в Польше были. Если нам шеф дорогу оплатит и денег даст на гостиницу, то как-нибудь уж мы там прокормимся.

— Надежда, а ты хоть представляешь, что мы там делать будем. Может, все-таки зря мы туда едем, как-то это все…

— Ну, знаешь! — вскипела Надежда. — Когда я тебя уговаривала в милицию заявить, ты уперлась, как ишак. Теперь говорю, поедем сами искать — опять тебя не устраивает. Ты мужа своего хочешь назад получить или нет?

— Хочу, но не любой ценой.

— То есть как это? — опешила Надежда.

— Если он все-таки там с любовницей…

Надежда так резко соскочила с дивана, что кошка Марфа с перепугу метнулась в сторону и одним точным движением лапы сбросила со шкафа целую пирамиду книг.

Пока собирали и складывали все обратно на шкаф, разговор перешел на животных, что делать с кошкой и попугаем. На неделю одних не оставишь — помрут от тоски и голода.

— Сейчас лето, — озабоченно говорила Алка, — все на даче, а кто в городе — те работают с утра до ночи. Остались две старушки-соседки, но все не просто.

— Ну, с кошкой-то как раз просто — завтра поеду к маме на дачу и оставлю там Марфу. Там, конечно, есть Бейсик. Но места в деревне много, разберутся как-нибудь. Ты говорила, она у вас уже того, без потомства будет, ну и прекрасно, возня с котятами тебе потом не грозит.

— А нельзя и попугая тоже на дачу?

— Что ты! Там же Бейсик! Он знаешь как ловко на птиц охотится! Кеша и оглянуться не успеет, как ему на ужин попадет. Да оставь ты его у соседки.

— Ой, прямо не знаю, что и делать.

У Феоктисты Ивановны, что за стенкой, на попугаев аллергия. А внизу, у Селезневых, бабушка-сердечница. Она как его вопли услышит, так в обморок падает. Поспрашиваю еще по лестнице, но не знаю, не знаю…

— Ладно, с животными разберемся. Ты вот что скажи, есть у тебя кто-нибудь в Таллине?

— Нет никого знакомых.

— У меня есть, давняя еще приятельница, матери наши были подругами, и мы в детстве общались, пока они в Таллин не переехали. Она, Светка-то, там замужем за эстонцем, так что все нам покажет. Завтра ей позвоним. Все, ложимся.

Дел много завтра.

* * *

С утра дамы оделись официально и отправились в офис фирмы Алкиного мужа Петюнчика. Там их уже ждали шеф и факс из Америки. Едва взглянув на фотографии, Алка тотчас же ткнула пальцем в третий номер.

— Он! Герберт!

— Да какой он Герберт! Все он тебе наврал, не так его зовут.

— Но это точно он, мафиози проклятый, мужа моего похитил! — Алка озверела.

Шеф, опасливо поглядывая на Алку, сказал, что если они оставят свои паспорта, то к завтрашнему вечеру у них будут эстонская виза и билеты на поезд. Также фирма обеспечит им там гостиницу.

— Чудно! — Дамы повеселели и собрались уходить В дальнем углу Надежда заметила знакомое лицо. Давешний привязанный мужчина прятался за компьютером, затравленно озираясь по сторонам.

— Здравствуйте! — приветливо поздоровалась Надежда. — Как вы себя чувствуете? С очками, я вижу, все в порядке?

Действительно, на мужчине были новые очки, которые он тут же снял и торопливо убрал в ящик стола. Хорошо, что Алка в это время попросила шефа показать ей рабочий стол ее мужа и, увидев на нем семейную фотографию, на которой были изображены она сама, Петюнчик, два их сына, Гаврик, Марфа и попугай Кеша, страшно расстроилась и даже прослезилась. Это дало вчерашнему пострадавшему время тихонько проскользнуть за дверь, ибо находиться с Алкой в одной комнате он был не в состоянии, но и открыто встретиться с ней в проходе ни за что бы не решился.

Уладив все дела с шефом, дамы отправились восвояси. Еще на лестнице они услышали длинные междугородные звонки.

— Ирка из Штатов! — Алка бросилась к телефону.

— Ну что, Алка? Сил нет до вечера терпеть, тут люди очень интересуются, за их счет звоню.

— Он, Ирка, номер три! Этот самый, Гербертом назвался.

На том конце линии молчали, потом Ирина сказала изменившимся голосом:

— Они так примерно и думали. Не хочу тебя, Алла, пугать понапрасну, но это очень опасный тип. Он сам не главный, на службе тут у одного гангстера, даже не гангстера, а такого, по произведениям искусства, с позволения сказать, специалиста. А этот у него по всяким операциям, ну ты понимаешь, украсть или ограбить. Свидетелей не любит оставлять, и как это он тебе показался? Наверное, не хотел лишних людей к этому делу привлекать, а то у нас в России народ ушлый, как что пронюхают, мигом американцев обскачут. В общем, Алка, будь осторожна и не отчаивайся.

— Мы в Эстонию едем, Петю искать.

— Тем более, будь осторожна.

— Послушайте, а остальные люди на снимках, кто они? — неожиданно вмешалась Надежда.

— Ну, как бы это сказать… Это конкуренты. Они тоже по произведениям искусства специализируются, но тот, под номером три, видно, первым успел. Алка, все, счастливо вам, целую. — В трубке раздались гудки.

— Ну и ну, как наша Библия в Америке популярна! Конкурирующие фирмы работают!

— Да не наша это Библия, а Гутгенберга, а ты-то уж совсем там ни при чем. Это фамильная вещь Петюнчиковой семьи.

— Ой, — Алка схватилась за сердце, — они же свидетелей не оставляют! Они же могут Петюнчика моего — ой!

— Алка, немедленно успокойся, Петюнчик твой далеко не дурак. Они его зачем похитили? Я так понимаю, чтобы он им место показал, где Библия спрятана.

Вот он и будет их по всей Эстонии водить, как Сусанин. А пока он будет время тянуть и голову им морочить, мы его найдем. Алка, а ведь он цепочку-то оранжевую на пустыре, пожалуй, нарочно выбросил, чтобы нам знак подать. И записку такую глупую тоже нарочно написал, что тебя бросает.

— Нет уж, записку ему продиктовали!

— А ты сразу и поверила!

— И вовсе я не поверила, я давно сомневалась! — Алка была в своем репертуаре, как будто Надежда не уговаривала ее несколько дней.

— Ладно, чем спорить, собирай Марфу на дачу, проводишь нас на вокзал. Я там заночую, вернусь утром. Ты пока попугая пристраивай.

С Марфой начались проблемы. Она не привыкла ездить на дачу, не любила сидеть в сумке и вообще была очень своенравной кошкой. Сумка застегивалась на «молнию», у Марфы торчала одна морда, ей было жарко, и она капризничала. Попугай, глядя из клетки на возню с Марфой, радостно всплескивал крыльями.

— Погоди, тебя тоже в чужие руки отдадим, будешь тогда радоваться! — пригрозила Алка.

— Кошмар-р!

Народу в вагоне было немного, Алка устроила их на теневой стороне, расцеловала Марфу и сказала Надежде:

— Ты смотри там, поосторожнее, береги Марфу, я собаку уже потеряла, так что если еще и кошки лишусь…

— Ты бы побольше о муже беспокоилась, — перебила ее Надежда, — хотя я, как котовладелица, тебя очень хорошо понимаю.

В ее семье не стояла проблема выбора между котом и мужем. Ее муж, Сан Саныч, сам обожал Бейсика больше всех на свете, больше жены и вообще всех родственников. Надежда даже подозревала, что он и женился-то на ней из-за ее кота.

Хотя муж ей в этом никогда бы не признался.

До нужной станции доехали почти без приключений, если не считать того, что Марфа умудрилась вылезти из сумки и начала носиться по вагону. Хорошо, что какие-то ребята быстро перекрыли все двери и перехватили Марфу.

Солнце припекало, Надежда шла довольно долго с тяжеленными сумками, и к концу пути уже мечтала бросить все и посидеть где-нибудь в тенечке. Вот и знакомый забор. Надежда чуть ли не зубами открыла калитку, дотащилась до крыльца, поставила сумку с Марфой на травку, а сама в изнеможении села на лавочку, утирая пот.

— Ох, не могу больше! Мам, ты где?

Мать выглянула из летней кухни:

— Привет, Надя, а это еще кто?

Надежда объяснила вкратце про Алкины несчастья. Мать Алку знала и любила с детства, Надеждиного и Алкиного, поэтому забеспокоилась и спросила, чем она может помочь.

— Так ты не против, если Марфа здесь поживет, пока мы съездим в Эстонию?

— Я-то не против, — неуверенно проговорила мать, — а вот Бейсик…

Тут, кстати, появился Бейсик. Он вышел на крыльцо, хорошо выспавшись в доме, предвкушая обильный обед и вечернюю охоту на мышей и кротов. Увидев Надежду, Бейсик вежливо мяукнул, но не более того. Потом он потянулся, зевнул, поточил когти о крыльцо и уселся было умываться, но в это время Марфа вылезла из сумки и расположилась на травке, с любопытством оглядываясь по сторонам.

Бейсик по характеру был кот довольно миролюбивый, но от такой вопиющей несправедливости он просто обалдел. Привезти какую-то постороннюю черную кошку прямо на его собственный дачный участок! Он негодующе посмотрел на Надежду, выгнул спину, потом распластался по земле и стал красться по направлению к Марфе.

— Ишь, разлетелся! — сказала мать. — И ты не жених, и она уже не невеста. Нечего вам делить, живите дружно.

— Сомневаюсь я, — сказала Надежда, — как бы не пришлось кошку обратно везти.

Бейсик подошел поближе, сел, настороженно поглядывая на Марфу, и завыл.

Марфа присела, прижала уши и тоже завыла.

«У-у-у! — выл Бейсик. — Ходят тут всякие».

«У-у-у! — выла Марфа. — Это мы еще посмотрим, кто тут хозяин».

Так продолжалось минут десять. Наконец, после особенно продолжительно рулады, Бейсик слишком близко подошел к Марфе, и она прыгнула на него с хриплым мявом. Мать не выдержала и плеснула водой из ковшика. Коты разбежались в разные стороны и исчезли.

— Ох и забот у тебя будет с ними! — вздохнула Надежда.

— Ничего, — бодрилась мать, — воды в бочке много, буду плескать на них все время, чтобы пыл остудить.

Ночью на улице слышались вой и шум борьбы, но Надежда так устала, что не проснулась. Утром она засобиралась в город. Котов так и не нашли.

* * *

Когда Надежда приехала к Алке уже с дорожной сумкой, полностью собранная в поездку, она застала там Валю Голубева.

Он пил чай на кухне и ни жапельки не смутился, увидев Надежду.

— Что это он тут делает?

— Только что приехал, привез нам билеты и путевки в гостиницу. Паспорта с визой.

— Ну, ты готова, вещи собрала?

— Слушай, у нас проблема. Никто попугая не хочет брать, все отказываются.

И знакомых в городе никого, как назло.

— А Валька не согласится?

— Да нет, Надя, я сам завтра уезжаю на неделю на рыбалку.

— Далась вам эта рыбалка! — в сердцах воскликнула Надежда. — Вы что все, с ума посходили?

— Июнь месяц, самый клев, — извиняясь, заметил Валя.

— Я попугая не брошу, — сказала Алка упрямо, — он один не выдержит.

— Так что, с собой его потащим?

— А что, клеточка у меня есть маленькая, дорожная. А Кеша даст слово, что будет себя хорошо вести.

— Ну не знаю, раз выхода нет, попробуем под твою ответственность.

Попугая собрали быстро. Надежда еще напоследок походила по квартире, собрала кое-какие бумаги и сунула их на дно своей сумки. Посидели перед дорогой, закрыли двери на все замки и тронулись. Прощаясь с ними на вокзале, Валя заметно погрустнел. Алка была уже вся в поездке и смотрела на Валю рассеянным взором.

— Ну все, давай, Валентин, прощаться, — Надежда поцеловала его в щеку.

— Спасибо вам. Валя, за все, — официально сказала Алка и опустила глаза.

— И-эх! — воскликнул Валька, схватил Алку в объятия и впился в ее губы жарким поцелуем.

Надежда остолбенела, а про Алку и говорить нечего. Минут через пять Надежда опомнилась и постучала Вале в спину:

— Валька, прекрати, а то она задохнется.

Валька отпустил Алку и, не оглядываясь, побежал с перрона. Алка, как сомнамбула, не сопротивляясь, позволила отвести себя в вагон и обрела способность говорить, только когда они сели на свои места:

— И кто бы мог знать, что он такой страстный!

— А ты как думала? С Валькой нельзя безнаказанно кокетничать! — от души веселилась Надежда.

— Нет, ну какой мужчина!

Два места в их купе были не заняты, и Надежда с Алкой думали, что поедут без попутчиков, но перед самым отправлением поезда двери открылись и вошла шикарная девица. Парень, похожий на охранника, внес за ней чемодан, подозрительно поглядел почему-то только на Алку и вышел. Девица села на нижнюю полку, закинув ногу на ногу. Одета она была в дорогой костюм песочного цвета с короткой юбкой и весьма открытый спереди. Все части тела, выглядывающие из костюма, были у девицы гладкие, загорелые и хорошего качества.

Девица оглядела их скучающим взглядом и представилась Кристиной. Поезд тронулся, пришел проводник, принес белье. Надо было укладываться, чтобы поспать немного, пока не разбудят на границе.

— Алка, проводник русский или эстонец?

— Русский, — ответила Кристина, усмехнувшись.

— Жаль, значит, туалет еще не скоро откроют, ну ладно, пойду постою, первая буду.

На самом деле Надежде хотелось осмотреться, так, на всякий случай. Она взяла полотенце, щетку и мыло, налила в стаканчик минеральной воды — не этой же грязью из крана зубы чистить! — и отправилась в туалет, причем нарочно выбрала самый дальний, чтобы пройти по вагону.

Туалет, естественно, был заперт, и какая-то наивная женщина стучала в купе проводника, требуя немедленно открыть туалет. Проводник даже не считал нужным ей отвечать. Пройдя по вагону и заглядывая в открытые еще купе, Надежда не заметила ничего необычного, если не считать того, что в одном купе ехал огромный сенбернар и женщина с двумя детьми.

Надежда мысленно посочувствовала женщине и немного успокоилась.

Дама, конфликтующая с проводником, наконец добилась его выкрика через дверь, что сейчас он выйдет и откроет туалет, но только один, и тот дальний.

Дама ринулась по проходу к дальнему туалету, да так резво, что чуть не сбила с ног шедшего ей навстречу молодого человека в темных очках. Молодой человек удержался на ногах, но очки слетели и Надежда, встретившись с ним взглядом, слегка запаниковала. Где-то она видела это лицо, и буквально вчера.

«Не нравятся мне эти знакомые лица».

Проводник вышел из служебки и, увидев, что настырная дама стоит у дальнего туалета, назло открыл ближний и сразу же скрылся в своем купе. Дама на том конце вагона испустила звериный рык и рванула обратно, но на этот раз путь ей преградил сенбернар, который, улучив минутку, вышел из купе прогуляться и теперь стоял поперек коридора, наслаждаясь сквознячком из открытого окна.

Дама с налету постаралась через сенбернара перескочить, но при ее комплекции это оказалось трудновато. Тогда дама попыталась его немного подвинуть, но сенбернар стоял на месте, как каменный лев, и смотрел на даму недоумевающими глазами. Придя в отчаяние, дама попыталась проползти под сенбернаром и даже сделала попытку опуститься на четвереньки, но сенбернар, думая, что с ним играют, дружелюбно гавкнул и лег в проходе.

«Да, правильно говорят, занимайтесь спортом, поддерживайте форму, — подумала Надежда, — все в жизни когда-нибудь может пригодиться. Интересно, я бы смогла перепрыгнуть через сенбернара? Вряд ли!»

На лай сенбернара выскочила его хозяйка, держа на руках орущего ребенка, и загнала собаку в купе. Наблюдая за этими интереснейшими событиями, Надежда чуть не упустила из виду молодого человека с таким знакомым лицом. Он прошел мимо Надежды, вышел в тамбур и скрылся в соседнем вагоне. Надежда немного замешкалась, и в это время несчастная дама добралась, наконец, до вожделенного туалета, оттолкнула Надеждой влетела внутрь, бормоча что-то нечленораздельное.

— Придется идти в соседний вагон, — достаточно громко сказала Надежда, вышла в тамбур, потом в следующий вагон и успела заметить, как интересующий ее молодой человек скрылся за дверью купе примерно в середине вагона.

Туалет в соседнем вагоне был открыт, Надежда быстро закончила все необходимые процедуры перед отходом ко сну и вернулась. В их купе она застала одну Алку. Клеточка с Кешей стояла на столике.

На Алке был новый шелковый халат в красных, синих и желтых разводах.

— Алка! — всплеснула Надежда руками. — Опять ты за свое!

— А что? — обиделась Алка. — Халат-то чем тебе не нравится, я же в нем по улице не хожу.

— Еще не хватало в нем по улице ходить, ты в нем как райская птица, тебя Кеша за свою родственницу примет.

— А по-моему, Кеше нравится!

— Пр-р-релесть! — заворковал попугай. — Пор-разительный вкус!

Надежда что-то соображала:

— Так, Алка, снимай халат, надень пока мой. А этот мне для дела нужен.

— Да что случилось-то?

Надежда, не отвечая, рылась у себя в сумке.

— Так я и думала! Вот, смотри, — она показала Алке фотографии, которые прислали факсом из Америки. — Вот этот, под номером три, это Герберт, так его пока будем называть. А вот этого, второго, я только что видела в поезде.

Алка разинула рот:

— Ты не ошиблась?

— Вот я и хочу проверить, и для этого мне нужен твой халат.

Алка нехотя сняла халат, переоделась в Надеждин и отправилась умываться и чистить зубы.

— Бигуди у тебя где? — крикнула Надежда ей вслед.

— Там, сбоку.

Вернувшись через десять минут, Алка Надежду не узнала. Под халатом Надежда намотала два полотенца и стала значительно толще. На голове ее была повязана косынка, из-под которой нарочно торчали бигуди. Ансамбль завершали очки, которые Надежда не любила и надевала только когда смотрела телевизор.

— Обалдеть! И зачем тебе нужен это маскарад?

— Пойду в соседний вагон на разведку. А они запомнят только халат, меня не узнают.

Надежда отправилась, заглядывая по дороге во все купе, говоря, что ищет свою приятельницу, которая едет в этом вагоне, а какое место, Надежда забыла. Подозрительный молодой человек сидел на нижней полке и беседовал с пожилым господином по-английски. Надежда убедилась, что молодой человек тот самый, номер второй, запомнила на всякий случаи пожилого господина и вернулась к себе. Увидев ее в таком виде, Кристина не удержалась:

— Отпад!

Надежда предпочла промолчать. Кешиной клеточки на столике не оказалось, Надежда глазами спросила Алку, где попугай. Та махнула рукой наверх, на место для чемоданов.

— Нет, это не годится, там уж обязательно досмотрят. Надо что-то придумать.

Кристина обратилась к дамам:

— Вы ночью выходить будете?

— Да нет как будто.

— Тогда вот что, — Кристина связала три полотенца и привязала ручку двери купе к верхней полке. Дверь она предварительно закрыла на все защелки.

— Так надежнее!

— А что, — испугалась Алка, — тут грабят?

— Береженого Бог бережет!

Надежде понравилась ловкость и деловитость Кристины, и она решилась:

— Простите, Кристина, раз уж вы такой опытный путешественник, не поможете ли нам советом? Мы тут везем кое-что недозволенное…

Кристина нахмурилась было, но, увидев клеточку с Кешей, рассмеялась.

— Понимаете, он у нас нелегальный, его не с кем было оставить, а документов на него нету.

— Нет проблем! — Кристина достала дорожный нессесер, вытащила из него всю косметику и еще кучу всяких нужных в дороге вещей, поставила клеточку внутрь и застегнула нессесер, оставив маленькую щелочку, — Ничего, посидит немного, не задохнется!

— Чудно! А пока вытащите его, пусть подышит!

Наконец все угомонились и погасили свет.

Поезд покачивался, набирая ход, и Надежда задремала. Проснулась она оттого, что Алка шарила в темноте под ее полкой.

— Ты что?

— Тапок туда попал, наверное, когда вещи двигали.

— А ты куда это собралась?

— Как куда, ну, выйти мне надо!

— Ты же сказала, что выходить не будешь, забыла, что у нас дверь завязана?

— Это на нервной почве, волнуюсь я очень.

— На нервной почве, — проворчала Надежда, — говорила я, не пей второй стакан чаю.

Алка наконец нашла тапок и вылезла из-под полки.

— Надя, помоги дверь развязать!

— Зачем тогда завязывать было? Ох, Алка, вечно с тобой проблемы!

Надежда очень хотела спать, поэтому ослабила бдительность, к тому же Алке действительно надо было выйти. С трудом размотав полотенца, Алка взялась было за ручку двери, но в это время поезд остановился на маленькой станции. Было темно и тихо.

— Подожди хоть, пока поедем, а то вдруг грабители в поезд зайдут на этой станции.

— Долго мне еще ждать? — спросила Алка, теряя терпение, но в это время дверь вдруг тихонько затряслась.

— Что это? — Алка испугалась. — Там кто-то есть.

Дверь затряслась сильнее, потом кто-то стал царапать ее снаружи.

— Воры лезут! Возьми что-нибудь тяжелое, Надежда!

— Да что я возьму? Кроме зонтика, никакого оружия у меня нету.

— Хоть зонтик возьми.

Дверь тряслась все сильнее.

— Караул! — шепотом сказала Алка.

— Да не ори ты! Шум поднимется, попугая увидят, еще высадят нас на границе.

— А что же делать? Я в туалет хочу.

— Терпи! — разозлилась Надежда.

Поезд тронулся, дверь угомонилась.

— Наверное, пошли другое купе грабить. Надя, я попробую щелочку вот такую приоткрыть.

Надежда сунула попугая на верхнюю полку.

— Делай что хочешь, — обреченно сказала она, — ох, не доехать нам до Эстонии.

— Слушайте, что вы там возитесь? — сонно спросила Кристина с верхней полки.

Алка открыла все задвижки и попыталась сдвинуть дверь купе. Ей это не удалось, что-то мешало. Алка напрягла свой могучий организм и рванула дверь. Дверь сдвинулась, получилась щелочка, только чтобы пролезла рука. Алка схватила Надеждин зонтик и сунула его в щель. Не встретив сопротивления, зонтик выскользнул у нее из рук и упал где-то в коридоре на мягкое. За дверью раздались тяжелый вздох и шевеление. Алка присела на корточки и пошарила в щели над полом.

— Там кто-то лежит. В шубе кто-то!

— Ты что — рехнулась? Летом — в шубе? — изумилась Надежда.

— Ну да, точно в шубе, натуральной, он и дверь не пускает. А, надоело мне это все! — Она сунула в дверь ногу и пнула как следует то, что лежало на полу в натуральной шубе.

За дверью раздался жуткий взвой, тот в шубе вскочил, Алка от неожиданности дернула дверь и сама себе прищемила этой дверью ногу.

— Мамочки! — заорала она в полный голос.

Кристина мигом скатилась с верхней полки и приняла боевую стойку.

— Отойди! — крикнула она Алке.

— Да не могу я, нога у меня там!

Надежда уже дергала дверь, которую теперь никто не держал, кроме самой Алки.

В коридоре слышались голоса и лай сенбернара. Наконец дверь открыли, Алка похромала в туалет, сонный проводник шипел на хозяйку сенбернара, грозил штрафом. Женщина совершенно ошалела, к тому же еще из купе послышался дружный ор проснувшихся детей.

— Понимаете, — плачущим голосом объясняла она Надежде, — ему в купе жарко, и он все время чешется, а я спать не могу.

— Понятно, вот почему дверь тряслась!

— Мы к свекрови едем в Хаапсалу отдыхать, а его оставить не с кем.

— Но почему он выбрал дверь именно нашего купе, — возмущалась вернувшаяся из туалета Алка.

— Ну, Алка, успокойся, ну почесался немного. Женщине и так несладко — двое детей маленьких, сенбернар, да еще к свекрови на все лето едет. Вот человеку не позавидуешь! И помочь ничем нельзя, что тут можно сделать?

— Как — что? — удивилась Кристина. — Не кормить сенбернара, чтобы он съел детей и свекровь, вот и все.

— Ну это уж слишком крутые меры!

— Зато действенные!

Поезд приближался к границе, попугая запихали в Кристинин дорожный нессесер и стали ждать проверки. Вот поезд Остановился и сразу же зашумела-затопала по вагону толпа пограничников в «пятне».

Заговорила рация, пограничник заглянул в купе и оглядел всех тяжелым подозрительным взглядом. Алка поежилась:

— Я чувствую себя преступницей! — громко прошептала она.

— Молчи ты! — рассвирепела Надежда. — Они же по лицам нашим все поймут! Реквизируют попугая, еще и штраф заплатить придется, а у нас денег — кот наплакал.

— Расслабьтесь, — посоветовала Кристина, — подумайте о чем-нибудь приятном.

Надежда стала вспоминать, как они с мужем три года назад гостили в Кракове у его двоюродной сестры и как им там было хорошо. Алка вдруг прыснула.

— Ты что?

— Ой, не могу, я вспомнила, как собиралась этого, с тимофеевской работы, утюгом пытать, какая у него была рожа!

— Ну, вспомнила приятное!

Открылась дверь, на пороге стояли пограничники. Цепкими взглядами обшарив всех и вся, они разделились — один уткнулся в поданые паспорта, а второй потребовал поднять полки, обшарил постели, место для багажа и даже снял потолок и посветил туда фонариком.

— Наркотики, оружие? — грозно спросил таможенник. — Откройте чемодан!

«Интересно, почему, когда я пересекаю границу, мне кажется, что у меня в чемодане килограмм героина, — подумала Надежда. — И что характерно, такие мысли возникают у меня только тогда, когда проверяют наши. Как только переедем границу, я успокаиваюсь».

Таможенник что-то спросил у Кристины, та в ответ показала ему какую-то бумагу, он кивнул головой и ушел.

— Свою границу проехали, теперь эстонцы придут!

Нессесер с Кешей стоял на нижней полке рядом с Кристиной, она расстегнула «молнию» пошире, чтобы птичка не задохнулась. Надежда хотела спросить Кристину, какую бумагу та показала таможеннику, но передумала.

Вошел немолодой седоватый эстонский таможенник.

— Тере — здравствуйте! — приветливо поздоровался он. — Таможенный контроль. Что везете?

— Ничего! — хором ответили Надежда с Алкой. — Ничего такого!

В это время попугай, которому стало скучно сидеть в темной душной сумке, решил напомнить о себе.

— Привет! — заорал он из сумки Алкиным голосом.

Таможенник удивленно покосился на Алку, но ничего не сказал, он в это время рассматривал Алкин открытый чемодан.

— Это же Ариэль! — заорал попугай опять-таки Алкиным голосом.

— Ты что, «Ариэль» с собой брала? — спросила Надежда, чтобы придать хоть какой-то смысл высказываниям попугая.

— Нет, конечно, — сообразила ответить Алка. — Надеюсь, в Таллине есть «Ариэль», а то ничем другим стирать не могу.

Едва только таможенник успокоился, как попугай опять принялся за свое:

— Ар-ристон! Стир-рает лучше всех!

— Далась тебе эта стирка! — Надежда уже начала нервничать. — Ни о чем другом думать не можешь! И потом, что это ты на «Аристоне» зациклилась? У меня, например, «Сименс», очень приличная машина, немецкое качество.

— Бар-рахло!

— Ну уж, с тобой и поспорить нельзя, сразу оскорбляешь чужие стиральные машины.

Попугай убыстрил темп, и Надежде приходилось, чтобы успеть вставить свои ответы между его репликами, произносить слова со скоростью пулеметной очереди.

— Тетя Ася пр-риехала! — как видно, попугай зациклился на телевизионной рекламе и решил продемонстрировать эстонскому таможеннику все свои познания в этой области.

— Что ты, Алка, какая тетя Ася? Вряд ли она успела доехать поездом раньше нас из своего Владивостока, а самолет она не переносит.

Надежда понимала, что болтает чушь, но ничего умного в голову не приходило.

— Катастр-рофа!

— Естественно, она боится катастроф, и потом, ее укачивает в самолете.

Надежда заметила, что брови таможенника удивленно ползут вверх, а рот открывается помимо его воли. Стоявший рядом с ним молодой красавец-пограничник реагировал на их разговор с попугаем не так сильно, видно, по молодости лет хуже понимал русский язык.

— Эффер-ралган! Живите без боли!

— Опять ты, Алка, все перепутала, от самолета помогает не эффералган, а бонин или стугерон, я принимала и прекрасно чувствовала себя всю дорогу.

Попугай не нашелся что ответить и вдруг чихнул, вернее, повторил тот звук, который обычно издавала Алка, когда чихала. Чихала Алка всегда очень громко и минимум четыре раза, а иногда и пять.

Все ее близкие об этом знали и никогда не говорили ей «Будь здорова!», пока не пройдет хотя бы три чиха, чтобы не испортить Алке все удовольствие. Попугай чихнул второй раз, и, поскольку Надежда молчала, ожидая продолжения, то в разговор вступила Кристина.

— Вы простудились, или у вас аллергия? — заботливо спросила она Алку. — От аллергии очень хорошо помогает кларитин.

— Клар-ритин — и никакой аллергии! — провозгласил попугай из сумки.

Пожилой таможенник, в изумлении наблюдавший за странными русскими дамами, отчаялся что-либо понять и удалился, махнув рукой.

— Алка, ну и скотина твой попугай, в какое дурацкое положение нас поставил!

Не мог уж помолчать пять минуток!

— Это он от волнения, — вступилась Алка.

* * *

Светка совершенно не изменилась, то есть изменилась, конечно, но Надежде эти перемены не мешали.

— Ox, Надя, наконец-то ты выбралась, хоть и по делу, а все-таки увиделись.

Она сначала страшно обиделась, что подруги остановятся не у них с Паулем, но когда узнала, что они находятся как бы в командировке, что гостиница уже оплачена, успокоилась и сказала, что сегодня вечером она их приглашает на торжественный ужин по поводу прибытия в Таллин.

Беспрерывно болтая, Светлана проводила их до гостиницы. Помогла распаковать вещи, умилилась на попугая, который от всех дорожных приключений утомился и был далеко не в лучшей форме.

— Вот что, Светлана, — Надежде удалось, наконец, вклиниться в Светкину болтовню, — нам нужен твой муж Пауль, желательно скорее. И поговорить нам с ним нужно незаметно и конфиденциально.

— Тогда сегодня вечером у нас дома, — немедленно откликнулась Светка, — у него сейчас горячее время, сессия у студентов. Можно попробовать застать его в музее, но это вряд ли. Ладно, мимо пойдем — заскочим.

Видя, что Алка недоуменно вытаращила глаза, Надежда рассмеялась:

— Забыла, что в Таллине все рядом?

Светка была полна энергии:

— Ладно, пойдем скорее, я город покажу, все так изменилось в последнее время! У меня дел полно, тороплюсь готовить к вечеру, так что я только наверх вас отведу, чтобы посмотреть на город, а дальше вы уж сами погуляйте.

Они пошли наверх и, конечно, первым делом уселись в Девичьей башне в открытом кафе. Эту Светкину привычку Надежда знала.

День был чудесный, на балюстраде дул легкий ветерок, Алка выпросила у Надежды надеть то пресловутое турецкое платье в горошек и теперь блаженствовала, уплетая салат из креветок и умильно поглядывая на ждущих своей очереди десерт из взбитых сливок и корзиночку с фруктами. Надежда, не спеша слизывая с ложечки мороженое, рассеянно поглядывала на площадку перед башней. Там прогуливались туристы, женщины с детьми и просто школьники, уже распущенные на каникулы. Вот какой-то пожилой приличный господин сел на лавочку почти напротив них и достал фотоаппарат.

И хоть выглядел он абсолютным туристом, и на лице у него было написано полное отсутствие забот и что жизнь прекрасна, Надежда насторожилась. Она, не делая резких движений, достала из сумки очки и пригляделась к мужчине. Так и есть, это тот самый тип, который разговаривал тогда в поезде с подозрительным молодым человеком, конкурентом Герберта. Господин, делая вид, что любуется башней, навел фотоаппарат прямо на них. Надежда еле сдержалась, чтобы не сунуться в сумку за расческой и помадой.

«Для жуликов сойдем и такие!»

Мужчина между тем, сфотографировав их несколько раз, прогулочным шагом направился по тропинке к пруду. Надежда возблагодарила Бога, что они сидят на втором этаже и, вытянув шею, проследила, как мужчина встретился с тем самым молодым человеком и передал ему фотоаппарат.

«Ну вот, теперь и Света у них на заметке, — расстроилась Надежда, — ох, как нехорошо вышло! Стало быть, этот конкурент решил следить за теми, кто остался, то есть за нами. Герберта он не успел обскакать, Петюнчика не перехватил, вот он и решил, что мы знаем что-то важное и приведем его к цели. Видно, и правда дорогая Библия, раз столько народу ею интересуется!»

Светлана распрощалась с подругами и убежала. Алка с Надеждой пошли по пустынной мощеной улочке вниз.

— Алка, — начала Надежда серьезным голосом, — я вижу, ты расслабилась и отдыхаешь. Мне очень неприятно портить тебе настроение, но я вынуждена сказать, что за нами следят.

— Что? — Алка встала на месте как вкопанная. — Опять ты, Надежда, за свое?

Тут же нас никто не знает!

— Алка, я серьезно. Сейчас, когда мы сидели там, в Девичьей башне, нас сфотографировали. Я не хотела при Светке говорить, чтобы она не волновалась.

— Когда сфотографировали? Когда за столом сидели?

— Ну да.

— И ты допустила, чтобы меня снимали, когда я все это ем? Ведь это же документ, неопровержимое доказательство! Теперь все узнают, что я люблю поесть!

— Тоже мне, великая тайна! Да наплевать тебе на них! Подумаешь, узнают!

А если не хочешь, чтобы знали, нечего было такую прорву еды набирать и лопать на виду у всех!

— Ну не удержаться же было, очень вкусно. Ой, а вдруг они покажут эту фотографию Петюнчику?

— Для начала они должны Петюнчика найти, а потом, что, муж твой не знает, что ты к мучному и сладкому питаешь неумеренное пристрастие и что поэтому тебя так это, несколько многовато… — Надежда замялась.

— Он считает, что это не от этого, просто это у меня от природы такая конституция крупная.

«Да уж! — подумала про себя Надежда. — Петюнчик-то, конечно, все правильно понимает, просто спорить с тобой себе дороже обойдется».

— Ладно, что-то мне гулять расхотелось, давай-ка пойдем в сторону гостиницы, да не верти ты головой, а то они догадаются.

— А вдруг они хотят нас убить? Я уже чувствую себя мишенью!

— Еще бы, в таком платье, — съязвила Надежда, — а вообще-то ты брось. Мы им нужны живые, чтобы привести их к твоему мужу и к Библии.

Войдя в гостиничный номер, подруги дружно ахнули. Нет, мебель вся была целая и на месте, из кроватей не торчали пружины, подушки не вспороты и перья не летали по комнате, но чемодан и Надеждина доро

Телефонный звонок раздался очень не вовремя. Надежда стояла на табуретке и скребла потолок в коридоре. Она занималась этим с полудня субботы, к вечеру телефон стал звонить часто и она поставила его на шкаф, чтобы не скакать туда-сюда. Звонила приятельница Алка.

– Привет! Ты как? – Голос у нее был какой-то кислый.

– Я-то? Я на потолке. Ремонт затеяла. Хочу, пока Саши нет, коридор побелить и поклеить. А еще окна покрасить.

– Ты в отпуске, что ли?

– Да нет. Нас на работе выгнали в принудительный за две трети оклада. А Саша уехал с внуком на две недели на рыбалку.

– А ты-то что не с ними?

– А его приятель пригласил, Пашка Соколов, у них избушка где-то на Вуоксе, там только озеро и лес вокруг. Что мне там делать? Рыбу я ловить не умею, а грибов еще нет. Пусть они там самостоятельно вчетвером поживут – два дедушки, два внука. А у тебя какие новости?

– Новости? Посмеяться хочешь? От меня Тимофеев ушел.

– Чего? – Надежда дернулась от неожиданности, табуретка покачнулась, она протянула руку, чтобы опереться о шкаф, удержалась, не упала, но телефон соскользнул со шкафа и грохнулся на пол. Надежда со стоном слезла с табуретки, подняла расколовшийся аппарат, трубка, естественно, молчала.

– Этого только не хватало, теперь новый аппарат покупать!

Под ногами шуршали оборванные обои и куски штукатурки. Что там случилось у Алки? Теперь не узнать. Можно перезвонить от соседки Марии Петровны, но она будет слушать разговор, потом начнет задавать вопросы, потом усадит пить чай, а времени уже десятый час, она, Надежда, устала за день – сил нет. С утра проводила мужа с внуком на вокзал, потом домой, прибралась, постирала, потом занялась коридором, и вот теперь этот Алкин звонок.

Поссорились они с мужем, что ли? Хотя они никогда не ссорились, не потому, что у Алки был такой ангельский характер, а потому что Алкин муж Петр Николаевич Тимофеев, которого Алка звала Тимофеевым, а все остальные – Петюнчиком, был человеком, с которым вообще невозможно поссориться. Петюнчик имел внешность самого настоящего клоуна, ему не надо было гримироваться, чтобы смешить людей. Он был небольшого роста, а голова очень крупная, абсолютно лысая, с длинным носом и большими оттопыренными ушами. Петюнчик никогда не спорил ни с кем, был очень покладистый и трудолюбивый. Он много помогал Алке по хозяйству, воспитывал сыновей и между делом защитил две диссертации, получил степень доктора наук и теперь служил начальником отдела в каком-то институте. И на работе он почти со всеми жил мирно, а в тех редких случаях, когда он почему-либо выходил из себя, он становился настолько уморительным, что спорящий с ним человек просто выбегал из комнаты, задыхаясь от смеха.

Так что либо Надежда чего-то недопоняла или недослышала, либо Алка совсем спятила. Куда там ее Тимофеев ушел? В магазин, что ли, или с собакой гулять?

От природы Алка была рослая крупная девица, поэтому рядом со своим будущим мужем Петюнчиком, учитывая его рост и внешность, смотрелась карикатурно. Знакомые хохотали в голос, но Алку это не остановило, они поженились.

Надежде Алкин муж нравился, она справедливо полагала, что выдержать Алкин характер двадцать лет и ни разу не поссориться – это хорошая проверка брачных уз на прочность. Но чего в жизни не бывает? Неужели Алкин муж все-таки ушел к другой? Не может быть! Неужели нашлась женщина, которая взяла его с такими ушами? Ни за что не поверю!

Размышляя таким образом, Надежда машинально замела куски обоев, вынесла все в мусоропровод, с грустью посмотрела на разведенный клей в тазике, порадовалась, что отвезла кота Бейсика к матери на дачу, иначе он такое устроил бы сейчас с обоями и клеем! Надо было что-то решать. Надежда распрямила ноющую поясницу, поохала немного самой себе и стала собираться к Алке домой. Метро к ней прямое, минут за сорок она доберется, сейчас еще достаточно светло, середина июня все-таки. Наскоро смыв пыль с лица и рук, она решила, что душ примет, когда вернется, а если заночует у Алки, то там и вымоется. Она натянула джинсы и куртку, в которых обычно ездила на дачу и поспешила к станции метро. Алка, казалось, ничуть не удивилась ее приходу. Она сумрачно кивнула Надежде и посторонилась, пропуская в дверь. В квартире была непривычная тишина и жуткий беспорядок. Все шкафы были раскрыты, ящики вывалены, диван завален каким-то тряпьем и старыми газетами, на полированной мебели виднелся слой пыли, примерно двухдневной, как машинально ответила про себя Надежда.

– Пошли на кухню, там почище, – вяло сказала Алка.

Она была в каком-то замызганном халате, растрепанная, Надежда ее никогда не видела в таком виде и забеспокоилась. На кухне было действительно поприличнее. Неизвестно откуда взявшаяся кошка прыгнула к Надежде на колени.

– Здравствуй, Марфуша. Алка, а где все-то у тебя? – спросила Надежда, удивляясь тишине.

– Где все? – Алка огляделась, потом встала, сдернула платок с какого-то сооружения на холодильнике.

– Вот мы все перед тобой, больше никого нет, аквариум с рыбами где-то у Пашки в комнате затерялся. Марфа, ты рыб не видела? – обратилась она к кошке на полном серьезе.

Марфа сделала вид, что не слышит.

– Сашка в Америке, ты же знаешь, а Пашка позавчера уехал к маме в Истру.

– Ну, что у тебя стряслось-то, давай, говори, зря я, что ли, тащилась к тебе на ночь глядя?

– Говорят тебе, Тимофеев меня бросил, – в голосе Алки послышались злые нотки, Надежда даже обрадовалась, а то сидит какая-то вялая, хоть бы накричала, что ли.

– С чего ты это взяла?

– На, читай, – Алка протянула ей тетрадный листок.

– «Дорогая Алла, – прочитала Надежда вслух, – я встретил другую женщину, она меня понимает лучше, чем ты, поэтому я ухожу к ней навсегда. Петр. Собаку забираю с собой».

– И все? Бред какой-то.

– А что еще? Коротко и ясно. Встретил и ушел.

– Ну не знаю, как же дети, квартира, где он жить-то будет?

– У нее, наверное.

– Кошмар, вот бы никогда не подумала, такой был тихий приличный мужчина. Ты что это там пьешь?

– Валерианку, уже почти пузырек выпила, а все равно переживаю.

Надежда поняла, почему Алка такая заторможенная, вырвала у нее из рук стаканчик, отобрала лекарство.

– С ума сошла, с сердцем будет плохо, давай лучше чаю выпьем.

– Ну, давай, – Алке было все равно, а Надежда ужасно хотела есть, но, заглянув в холодильник, ничего съедобного там не нашла.

Там стояла только банка консервов для кошки Марфы и кастрюля с костями для собаки.

– Ну, хоть печенье у тебя есть какое-нибудь?

Алка протянула ей собачьи галеты.

– Нет, собачьи галеты я есть не могу, зубов жалко. Послушай, а как это он, собаку с собой забрал, а печенье оставил, галеты эти-то тебе ни к чему?

– И что это у тебя в квартире такое светопреставление? Прямо как Мамай прошел. Искала что-нибудь?

– Да нет, это уже так было. Наверное, он, когда собирался, торопился очень.

– А что это он так торопился? Двадцать лет не торопился, а теперь вдруг заспешил, невтерпеж ему, что ли?

Надежда усадила Алку в кресло, помахала у не перед лицом растопыренной ладонью, чтобы привлечь к себе внимание.

– Алка, не спи. И зачем ты столько валерианки выпила? Вот теперь ничего не соображаешь. Ты скажи, когда ты про это узнала, записку эту когда увидела?

Алка очнулась, глянула осмысленно.

– Сегодня утром.

– Так, утром… – Надежда встрепенулась. – Как утром? Сегодня же суббота, ты что, дома не ночевала, что ли?

– Ну, не ночевала, так получилась. Слова из Алки приходилось тянуть клещами.

– Вот что, подруга, давай-ка все-таки хоть пустого чаю выпьем, и ты мне все подробно расскажешь. Торопиться нам некуда, я у тебя ночевать останусь, так что давай, начинай, – сказала Надежда, отхлебывая чай.

– Сидят! Чай пьют! – заорал вдруг попугай Алкиным голосом.

Надежда аж подскочила на месте.

– Господи помилуй, так кондрашка хватит! Слушай, а ты животных-то кормила? Может, попугай голодный? Кеша, Кешенька! – она погладила перышки.

– Рыб не найти, – равнодушно проговорила Алка, – ну и черт с ними.

– Ты не отвлекайся, рассказывай, где тебя носит, что ты дома не ночуешь.

– Репетиторством занимаюсь. Должен же кто-то деньги зарабатывать!

– По ночам, что ли?

– Да нет, тут случайность. В общем, позвонили мне как-то и попросили обучать русскому одного иностранца. И между прочим, тридцать долларов за урок, такие деньги на дороге не валяются!

– А почему это они к тебе обратились? Ты же кроме русского, никакого другого языка не знаешь.

– Ну почему же? Я по-английски могу более-менее объясниться.

– Все-таки как-то странно. Ты обычная учительница в школе, опытная, конечно, но всю жизнь преподавала детям русский и литературу и вдруг такое предложение. Ведь для иностранцев специальная методика должна быть.

– Так я же тебе объясняю, а ты все время перебиваешь. Я им и говорю то же самое, а они, он то есть, потому что мужчина звонил, говорит, что меня им рекомендовала моя приятельница, очень меня хвалила, я и согласилась.

– Какая еще приятельница?

– Раньше у нас в школе работала, Ира Стрельникова. Она давно уволилась. А этот мужчина представился директором фирмы, какой забыла, у него гость живет, его партнер, того и надо обучать. Причем оказалось, что он по-русски уже немного говорит, а хочет научиться читать и писать, я его и обучала.

– И долго?

– Три занятия было. Они меня на дачу возили.

– В какое время?

– Да в разное. Днем, в июне ведь занятий в школе уже нет, можно всегда несколько часов выкроить. Иностранец такой симпатичный, средних лет, зовут Герберт, по национальности не то немец, не то швед.

– Да ты ведь не отличишь?

– Верно, я по-немецки только «Хенде хох!» знаю, а по-шведски вообще ничего. А вчера он позвонил мне в школу, говорит, если можно, вечером позаниматься.

– Кто позвонил-то?

– Директор фирмы, Игорь Петрович, мой наниматель, он мне деньги за уроки платил. Подъехал прямо к школе и отвез на дачу, это по Выборгскому шоссе, на машине минут сорок, а сам уехал. Позанимались мы с Гербертом, потом чайку попили, я жду-жду, не едет Игорь Петрович. Потом звонит, извиняется, говорит, что попал в легкую аварию, сам ничего, а машина разбита, ехать нельзя. Времени десятый час, я туда-сюда, а Елена, жена Игоря Петровича и говорит, что на машине-то до города близко, а до станции пешком километров шесть. Ну куда я ночью шесть километров попрусь? Они и оставили меня ночевать.

– А мужу ты хоть позвонила?

– Позвонила, только не застала, он, наверное, с Гавриком гулял. А потом сели мы втроем ужинать, они меня каким-то ликером напоили, я немножко опьянела и забыла перезвонить.

– А утром?

– Утром проснулась, голова тяжелая, поискала мобильный телефон, не нашла. Потом думаю, что неудобно на людях с Тимофеевым объясняться, поеду уж домой. Приезжаю и вот застаю такой разгром и записку.

– Записка где лежала?

– Не помню, где-то в комнате, на виду.

– А когда тебе Петюнчик раньше записки оставлял, он куда их клал?

– На холодильник прикреплял.

Всем Алкиным знакомым была известна Алкина система ведения домашнего хозяйства. Она оставляла мужу и детям подробные списки хозяйственных дел, требуя, чтобы каждое выполненное дело они обводили в кружочек. Если проверяя списки в конце дня, она обнаруживала, что кружочков в списке меньше половины, то сыновей Алка наказывала материально, а мужа – морально. Дела, не выполненные сегодня, автоматически переписывались на завтра. Таким образом, холодильник в Алкиной кухне был просто утыкан записками. Правда, сегодня холодильник был чист, не попугаю же записки писать! И все-таки, почему Петюнчик оставил записку не как обычно, на холодильнике, а в комнате? Хотел подчеркнуть важность момента?

Алка вдруг поставила чашку с недопитым чаем, вскочила и бросилась в ванную. Выйдя оттуда через десять минут, она была бледная, с кругами под глазами. Надежда подозрительно на нее посмотрела.

– Что это с тобой? Тошнит? Ты что ела-то?

– Да сегодня ничего не ела, только там у них на даче кофе попила с булочкой.

– Может, от голода?

– Да нет, мне еще утром было нехорошо, наверное, после вчерашнего ликера. Я думаю, уже пора совсем со спиртным завязывать, старые мы стали.

«Не обобщай», – подумала Надежда, но вслух ничего не сказала, чтобы еще больше не расстраивать Алку.

Еще раз она оглядела большую комнату.

– Все-таки странно, ты можешь вспомнить за двадцать лет хоть один случай, чтобы твой муж оставил после себя такой разгром?

– Но ведь за двадцать лет он еще ни разу не уходил от меня к другой женщине, – резонно возразила Алка.

Надежда воспряла духом: Алка мыслит вполне здраво, стало быть, еще не все потеряно.

– Значит так, сними этот жуткий халат, видеть тебя в нем не могу, волосы причеши. Теперь скажи, когда ты своего Тимофеева последний раз видела?

– Сегодня что у нас, суббота, значит, вчера утром, ой нет, утром я спала, он сам на работу собирался.

– Значит, в четверг вечером?

– Нет, в четверг у нас в школе был выпускной, я пришла после двенадцати, он уже спал.

– Но хоть спящим ты его видела? – заорала потерявшая терпение Надежда. – Ты можешь с уверенностью сказать, что рядом с тобой спал именно твой муж, а не кошка, не собака и не какой-то посторонний мужчина?

– Ну что ты кричишь, голова болит. Ну разумеется, могу сказать: видела его спящим в ночь с четверга на пятницу.

– Хоть какой-то прогресс. Это же уму непостижимо, сутками не видеть собственного мужа! Неудивительно, что… – Надежда прикусила язык, но было уже поздно.

– Что – неудивительно? Что мой муж меня бросил? Что ты смотришь на меня свысока? Ты на своего муженька не надышишься, потому что вы только вдвоем. А у меня на шее вся эта компания, да еще школа, двадцать лет как заведенная, в зеркало на себя некогда посмотреть!

– Ну, давай, себя жалей, что тебе хуже всех, а другие все в золоте и бриллиантах!

Насчет Надежды Алка была права и не права. Муж у Надежды был второй, они поженились пять лет назад, к тому времени оба были они людьми одинокими, дети у них были взрослыми, имели свои семьи. Надежда с мужем жили только вдвоем, а вместо ребенка воспитывали кота. Надежда долго жила одна, привыкла быть самостоятельной, а когда познакомилась со своим будущим мужем, он вначале ужасно ей не понравился. Сан Саныч работал с Надеждой в одном НИИ, был ее непосредственным начальником. А потом случилось много всего неприятного и страшного, Надежда просто не могла не прийти на помощь Сан Санычу в трудную минуту и за несколько месяцев они так привязались друг к другу, что уже просто не могли существовать порознь. Когда они поженились, муж уволился из НИИ и нашел себе другую работу. Теперь денег, конечно, не хватало, как и всем, но одно дело, когда двое взрослых людей живут вместе, оба работают, а другое, когда здоровенные парни требуют все время еды, одежды, еще чего-то, да еще полон дом зверей. Петюнчик, конечно, тоже что-то зарабатывал, но все деньги как в прорву уходили в эту семейку. Алке приходилось нелегко, да еще школа постоянно высасывала все соки. Надежде стало стыдно.

– Ладно, поорали и будет, ты меня прости. Но все-таки вспомни, ты в последнее время ничего странного за ним не замечала? Ну, может, он задумчивый какой-то стал, или тебе грубить начал? А поговорить в последнее время он с тобой не пытался?

Алка наморщила лоб.

– Знаешь, вроде хотел он мне что-то сказать. Но у меня в июне сначала экзамены, потом медальная комиссия, потом педсовет, потом выпускной, это не считая всяких хозяйственных дел, как-то я закрутилась.

– Вот, а в результате получила такую записку и все. Знаешь, давай все-таки немного в комнате уберем, заодно посмотрим, что он искал такое.

Они стали складывать вещи в шкаф, попутно Алка определяла, чего не хватает из одежды.

– Так, костюм выходной он взял, а ботинки почему-то нет, рубашек не хватает, хотя, может, они в грязном? Свитер, кажется, взял, брюки, хотя нет, брюки здесь, да и свитер тоже.

Алка прошла в коридор, порылась в шкафчике для обуви.

– Ничего не понимаю, вся обувь на месте, неужели он старые кроссовки надел, в которых он с собакой гуляет?

– Посмотри документы и деньги.

– Вот тут паспорт лежал, его нет, и деньги все взял.

– Денег много было?

– Получка вся моя, его, но кое-что Пашка взял с собой, в общем, тысяч шестьсот. А это что?

Подруги недоуменно уставились друг на друга. По всему выходило, что Петюнчик ушел в новую жизнь в выходном костюме и в собачьих кроссовках, прихватив с собой все деньги и драгоценности жены. Не вызывало удивление только то, что он взял паспорт. Оглядев еще раз пустые коробочки, Алка начала закипать.

– С-скотина! Он же сам мне их подарил, я же ему двух детей родила! А он этой стерве… кольцо мое и серьги!

– Подожди, подожди, остальные документы проверь.

– Это в столе.

Они пошли в другую комнату, посмотрели в ящике письменного стола, все документы были на месте.

– Ну, свидетельство о браке ему сейчас ни к чему, но военный билет должен же он был взять! Дипломы, справки, за всю жизнь много всего накопилось, это же все ему нужно!

Надежда еще раз посмотрела на записку.

– Слушай, а ты уверена, что это Петюнчик писал? Почерк его?

Алка посмотрела на нее и молча покрутила пальцем у виска.

– Сама можешь сравнить. Вон возьми из нижнего ящика, там его рукописи.

Петюнчик все-таки был доктором наук и много работал дома. Надежда открыла ящик, он был пуст.

– Значит, рукописи свои он взял, а диплом об окончании университета – нет. Непонятно!

– Вот что, Алка, ты как хочешь, а я не засну на голодный желудок. Я сегодня без обеда, у тебя есть нечего, давай пойдем в магазин и купим.

– Какой магазин, двенадцатый час уже!

– Пойдем в «24 часа», хоть что-то там есть.

– Там же все дорого.

– Ничего, разоримся, а то я все равно не засну. Пойдем, заодно воздухом подышим, ночью воздух свежий, не жарко. Ты оденься похуже, никто нас не заметит.

Алка нехотя принялась одеваться. В джинсы она давно уже не влезала, поэтому надела длинную темную юбку, а сверху Пашкину черную футболку с надписью «Металлика».

– Прохладно, наверное, надо еще что-нибудь.

Она поискала на вешалке, потом сказала:

– Знаешь, еще джинсов нет, домашних, и старой Пашкиной куртки, мы с Тимофеевым ее по очереди надеваем, когда с Гавриком гуляем.

– Так, значит, он оделся, как с собакой гулять, взял опять-таки собаку и ушел из дома. Ну и ну!

Тут Надежда вспомнила, что Алкин муж был совершенно лысый.

– А на голову он что надевал, когда с собакой ходил?

– Кепочку, такую оранжевую, ему Сашка из Штатов прислал. Слушай, а у тебя деньги есть, в магазин-то идти, а то у меня кошелек пустой, все Тимофеев забрал.

– А где же у тебя все доллары, на иностранце заработанные? – съязвила Надежда.

– Ой, – Алка оживилась, потом скрылась в ванной и выскочила оттуда, держа в руках тоненькую пачку долларов в полиэтиленовом пакете.

– Смотри-ка, все цело, и еще вчерашняя тридцатка.

– Где же ты их прячешь в ванной?

– Ни за что воры не догадаются! Скотчем сзади к стиральной машине приклеиваю.

– А Петюнчик про это знал?

– Конечно, знал, он и придумал.

– Значит, он сережки с колечком, тебе подаренные, взял, а доллары оставил? Ой, не сходятся у нас концы с концами, либо твой муж полный идиот, чему я никогда не поверю.

Они спустились вниз. Несмотря на позднее время, на улице было довольно оживленно: белые ночи, да еще суббота.

– Давай, Надя, через собачий пустырь пройдем, так короче.

По тропинке шел припозднившийся собачник, поздоровался с Алкой.

– Это со второго этажа, ризеншнауцер у него.

Немного погодя из разросшейся лебеды выскочил ризеншнауцер, держа в зубах что-то оранжевое. Он остановился на тропинке и принялся это что-то яростно трепать. Хозяин свистнул где-то далеко. Пес бросил оранжевые лохмотья и понесся на зов. Алка наклонилась и подняла рваную засаленную оранжевую кепочку с оторванным козырьком. Изнутри сохранилась надпись: «Майе т ША». Надежда достала полиэтиленовый пакет, аккуратно завернула в него кепочку и они побрели дальше в полном молчании.

Напившись наконец нормального крепкого чаю и съев два больших бутерброда с колбасой, Надежда успокоилась. Подруги решили укладываться.

– Алка, дай полотенце, я душ приму.

– А горячей воды нет, – невозмутимо ответила Алка, – на прошлой неделе на месяц отключили.

– Кошмар какой! Слушай, как хочешь, а я вся в пыли, мне чайника не хватит. У тебя есть кастрюля большая, чтобы воды побольше нагреть?

Алка с ворчаньем встала на стул и полезла наверх, где на шкафу стояла огромная кастрюля.

– Помоги мне, держи кастрюлю, пылищи там, я ее раз в год достаю, когда воду горячую отключают.

Однако как ни странно, пыли на крышке не было. Внутри кастрюли что-то шуршало. Это что-то оказалось плотным конвертом из белой бумаги, на котором стояла печать со львом, и было написано на иностранном языке.

– Это по-эстонски, – сказала Алка, – печать их.

Уважаемый господин Тимофеев!

В ответ на Ваш запрос от 09.01.97 о состоянии и сохранности дома Вашей родственницы Анны Руммо, сообщаем Вам, что ее дом, как представляющий художественную и историческую ценность, перевезен в этнографический музей-заповедник под открытым небом Рокка-аль-Маре в 1986 году.

Секретарь волостной управы Пауль Сепп.

– С ума сошла, час ночи, соседи спят, – прошипела Алка, – дай руку, а то свалюсь.

– Катастр-рофа! – заорал проснувшийся попугай.

– Ты еще тут будешь орать! – накинулась на него Алка.

– Саша-Паша, прекратите, – немедленно отозвался попугай Алкиным голосом.

Надежда внимательно рассматривала письмо.

– Интересный документ. Кто такая Анна Руммо?

– Это его бабка, Тимофеева моего. Она была эстонка, вышла за русского и до войны жила здесь, а потом, когда Эстонию, так сказать, наши освободили, она в пятидесятые годы уехала на родину, там и умерла потом.

– Зачем ему понадобилось про дом узнавать? Сейчас у них, конечно, собственность возвращают, но он ведь не гражданин Эстонии, ему ничего не дадут.

– Ох, не знаю я ничего, даже не знала, что он писал туда!

– А самое интересное, зачем он это письмо в кастрюлю положил, от кого он его прятал-то?

– Ты думаешь, от меня? Вот и на конверте стоит: до востребования, понятно, почему я этого письма не видела.

– Нет, не от тебя. Потому что вот, смотри: на почтовом штемпеле стоим 11 марта, а сейчас у нас июнь, а положил он это письмо в кастрюлю не больше недели назад, потому что кастрюля чистая, пыли на крышке нету. Ох и аккуратный у тебя муж!

– Вот, теперь у другой жены будет пыль вытирать, – пригорюнилась Алка.

– Ладно, хватит расстраиваться, греем воду и ложимся наконец, я с ног падаю.

Наутро Надежда проснулась рано в отвратительно настроении, потому что от съеденной накануне ночью сомнительной полукопченой колбасы у нее разболелся живот. Найдя на кухне в холодильнике бутылку «боржоми», она приободрилась. Солнце уже встало, день обещал быть жарким, попугай Кеша приветствовал ее на языке племени папуасов «Ромамбо-хара-мамба-ру!», наверное, ночью ему приснилась родина. Вернувшись в гостиную, где она спала на диване, Надежда заметила на паркете белые следы мокрых кошачьих лап.

«„Если, набрав из-под крана воды, лапы намочите кошке», – вспомнились ей детские стихи. – Интересно!» – она прошла по следам в обратную сторону, оказалась в Пашкиной комнате, с трудом протиснулась в дверь, пролезла между кучами одежды, спортивного инвентаря, учебников, каких-то радиодеталей и на письменном столе между компьютером и магнитофоном обнаружила аквариум.

Крышка с него была аккуратно сдвинута, внутри радовали глаз водяные растения.

– Красиво, – произнесла Надежда, – а только где же рыбы?

Она прошла в спальню к Алке.

– Алка, вставай, рыбы нашлись!

– Где? – Алка с трудом открыла глаза.

– У Марфы внутри.

– Ну, я так и знала. Зараза, добралась-таки до них!

– Вот так она и на рыб смотрела-смотрела, а потом – раз! – и нету.

Алка оглядела аквариум.

– А вообще-то так даже лучше и хлопот меньше, но за попугая, Марфа, ответишь, если что.

– Террор! – присовокупил попугай.

– Как он много слов у вас знает.

– Да, он днем тут один сидит, радио слушает, а вечером Пашка его к себе в комнату берет, музыку ему какую-нибудь свою ставит. А эти группы современные, ты же понимаешь, вот он и нахватался разных словечек. Еще по телевизору рекламу любит смотреть.

С утра Алка выглядела гораздо лучше, чем накануне, она порозовела, глядела бодрее. Про уход Алкиного мужа они дружно старались не говорить. После завтрака Надежда, видя, что Алка в порядке, собралась уходить – ей не давал покоя собственный разоренный коридор. Когда она стояла в прихожей, гладя на прощание кошку Марфу, раздался телефонный звонок. Алка сняла трубку, послушала:

– Да, это наш телефон, да, есть собака, кобель, восточно-европейская овчарка… Что?

Увидев Алкино лицо, Надежда стремглав бросилась в комнату и схватила трубку параллельного телефона. С Алкой говорила женщина, судя по голосу довольно пожилая.

– Ведь ваша собака пропала, не так ли?

– Да, – неуверенно сказала Алка, – можно и так сказать.

– Приготовьтесь к худшему… Дело в том, что мы с Джерри, это мой сеттер, ходили утром гулять и в лесу недалеко от шоссе нашли, вернее, он нашел, мертвую овчарку, кобелька, у нее на ошейнике был ваш телефон. Собака крупная. Спина черная, сама серая с рыжим. Вероятно это ваш, как вы сказали Гаврик. Поскольку Алка молчала, пораженная новостью, Надежда решила вступить в разговор.

– А в каком это месте?

– Мы сейчас живем в деревне, но ходим гулять далеко, Джерри – охотничья собака, ему надо побегать в лесу. Это на шоссе, примерно между Александровской и Горской. Вы ведь приедете посмотреть на собаку? Это надо сделать поскорее, потому что лето, жара, сами понимаете…

– Да, конечно, приедем прямо сейчас, а далеко это от станции?

– Довольно далеко, но я вас встречу и проведу короткой дорогой.

– Алка, прекрати стоять столбом, собирайся, едем.

Алка совершенно потерялась.

– Неужели это Гаврик? Как же так?

– Наверное, убежал и попал под машину. Давай быстрее, человек же ждать будет, неудобно.

– А как же мы его оттуда дотащим?

– А мы не будем его тащить, там похороним, возьми что-нибудь, скатерть старую, что ли.

Алка, как сомнамбула, следовала Надеждиным указаниям. Они долго ехали сначала по городу на метро, потом на электричке. Выходя на нужной станции, Надежда спохватилась, что забыла спросить имя звонившей женщины, но первым, кого они увидели на перроне, был рыжий сеттер Джерри. Надежда окликнула его, он в ответ дружелюбно махнул хвостом и пригласил следовать за собой. Его хозяйка сидела в тенечке, была она здорово немолода, одета с спортивные брюки, ковбойку и кеды. Дамы поздоровались, представились друг другу и тихонько пошли по тропинке к месту нахождения собаки. Надежда забрала у женщины лопату, которую та предусмотрительно захватила с собой. Когда свернули с тропинки в редкий лесок, их новая знакомая Мария Николаевна сказала, что Джерри приведет прямо на место. Алка шла впереди, не оглядываясь, а Надежда тихонько расспрашивала Марию Николаевну. Мария Николаевна охотно отвечала, что сама она бывший ветеринар, сейчас на пенсии, летом живет здесь на даче, что собаку сегодня утром нашел Джерри, она бы прошла мимо, потому что мертвое животное валялось в канаве, скрытое высокой травой. А поскольку она привыкла иметь дело с животными, она не побоялась, подошла и осмотрела собаку. Собака мертва примерно сутки, а может и больше, даже скорей всего часов тридцать.

– А отчего умер Гаврик, как вы думаете? Его сбила машина?

– Нет, его не сбила машина, вот вы сами увидите, собаку кто-то зарезал.

– Боже мой, бедная Алка!

Они нашли это место довольно скоро. Бедный Гаврик лежал в канаве у обочины абсолютно мертвый. Его горло было перерезано, крови вокруг не было. Самое ужасное, что пес был в наморднике, то есть он даже не смог себя защитить. На Алку было страшно смотреть. Надежда даже рассердилась немного, ну можно ли так, все-таки собака, не человек. Но потом вспомнила, как у нее заходится сердце, когда ее рыжий кот Бейсик бегает на даче через дорогу в соседний лесок ловить кротов, и никакие запреты не действуют на нахального котяру, а эти машины носятся как ненормальные, и поняла несчастную Алку.

– Может быть, вам будет интересно, но под ошейником я нашла у собаки след от ампулы. И умер он не от удара ножом, а еще до этого, очевидно, ему вкатили здоровую ампулу усыпляющего. Потому и крови вокруг нет, а я еще удивлялась.

– И привезли его сюда на машине, – задумчиво сказала Надежда.

– Да, конечно, уже мертвого. Но кому это понадобилось? У вашей подруги нет недоброжелателей? Какой-нибудь подлец вполне способен так отомстить.

– Мы с ней это обсудим потом.

Народу в поезде было еще немного – в такой чудесный день люди не торопились в город. Алка всю дорогу молчала, стиснув зубы. Потом уже, когда подъезжали к городу, она вдруг сказала, стиснув зубы:

– Никогда ему этого не прощу! Надежда даже рот разинула.

– Алка, ты что, рехнулась? Ты что, думаешь, что это он убил вашу собаку?

– А кто еще? Ведь написал же: собаку забираю с собой! А потом эта его стерва не захотела собаку, вот он и убил Гаврика, сволочь!

Надежда только махнула рукой – что с ненормальной разговаривать!

В метро Надежда с грустью проехала свою остановку – опять домой не попасть, но Алку оставлять одну в таком состоянии было нельзя. Они купили в ларьках возле метро соку, сметаны, овощей и пошли домой. Попугай был на месте, живой, здоровый и встретил их воплем:

– Руки вверх!

– Что это он, фильм про шпионов посмотрел?

– Да нет, это группа такая, у Пашки есть записи.

– Алка, ты платок возьми, а то кошка уже хоть выжми.

– Слушай, ну прекрати капризничать, мне тоже недосуг с тобой возиться! Ты лучше подумай: есть у тебя знакомый, который тебя так сильно ненавидит, что мог бы тебе так отомстить, собаку убить. Мария Николаевна сказала, что очень похоже на месть, в ее практике такое случалось.

– Нет, никто меня не ненавидит, кроме моего бывшего мужа Тимофеева. Он и убил собаку.

– Ну вот опять завела свое! Да с чего ему тебя ненавидеть, вы ведь и не ссорились. Это он от тебя ушел, а не ты от него. И послушай, что-то странно даже: с чего это ты так уверена, что муж тебя бросил. Пропал человек и оставил записку, только и доказательств, что записка. А в записке что сказано?

Надежда нашла на столе записку и опять стала читать вслух.

– «Дорогая Алла», ну тут вся правильно, если не считать того, что Аллой он тебя никогда в жизни не называл. А как он кстати, тебя называл?

– Мамочкой, – как-то смущенно ответила Алка.

– Ну, это при детях, а ночью, в интимные, так сказать, минуты, тогда как?

– Не помню, – Алка помолчала, – у нас последнее время с этим делом как-то не очень, парни взрослые за стенкой, сама понимаешь…

– Ага, а когда они все уехали и можно бы найти время с мужем пообщаться, у тебя педсовет, выпускной, медальная комиссия и что там еще-то? Ну, не буду, не буду, не реви.

Кошка Марфа наконец вырвалась из Алкиных рук и принялась с негодованием умываться.

– Дальше читаем: «я встретил другую женщину», ну, допустим, встретил, так что, сразу уходить?

– Не цепляйся к словам, – разозлилась Алка, – она его понимает лучше, чем я, а что, если действительно так?

– А что его понимать-то? Какие-такие у него проблемы? Сексуальные?

– Да брось ты! – Алка махнула рукой. – Какой там секс? Мы же уже старые!

– Ты что? Твоему Петюнчику еще пятидесяти нет, а у мужиков в это время как раз вторая молодость.

– Да? А я и не знала. Все как-то некогда посидеть, подумать, годы бегут, бегут…

– Ну, ладно, дальше в записке: «Поэтому я ухожу к ней навсегда». Уходит навсегда, а вещи не взял, документы оставил, да мужика без военного билета никуда не пропишут! С детьми не попрощался, одежды даже не взял, белья смены, это как объяснить? И потом «собаку забираю с собой», почему после подписи такая приписка? И почему только собаку, а не кошку и не попугая? Поделили животных, да? Одна собака равняется одна кошка плюс один попугай? Неравноценно.

– Это как сказать, попугай очень дорогой.

– Все подорож-жало! – немедленно отозвался попугай.

– Ну так вот, все в записке вранье: и собаку он не забрал, и уходить никуда не собирался, раз вещи не взял.

Надежда еще раз внимательно рассмотрела записку.

– Постой-постой! Вот смотри, записка написана шариковой ручкой, так? А вот тут в слове «поэтому» ручка вдруг перестала писать.

– Ну, паста кончилась.

– Нет, если бы паста кончилась, дальше бы он другой ручкой писал, а тут дальше та же паста, синяя. Есть у тебя шариковая ручка самая простая, лучше синяя для чистоты эксперимента?

– Конечно, есть.

– На, пиши записку.

– Какую записку?

– Пиши: дорогая Алла, и так далее, быстрее только.

Алка послушно стала писать записку самой себе, ручка перестала писать на слове «ухожу».

– Вот видишь, это всем известно, что если шариковую ручку использовать на негоризонтальной поверхности, через некоторое время она перестанет писать. Дай-ка я попробую.

Надежда стала писать ту же записку, и через некоторое время ручка забарахлила на слове «навсегда».

– Все ясно, он писал эту записку в походных условиях, стола под рукой не было. И где же, интересно знать? В этой квартире столов навалом: ваш общий письменный в спальне, Пашкин у него в комнате, здесь в гостиной стол есть, на кухне, в конце концов. Ну что ты, Алка, молчишь, объясни мне, где он эту записку писал? На улице? Вот прошла мимо другая женщина, когда он с собакой гулял, он в нее влюбился с первого взгляда, мигом написал тебе записку, забежал домой, паспорт прихватил и костюм выходной, чтобы в ЗАГС идти и – ходу за ней?

– А собака как же?

– А собаку так за собой и таскал, некогда было отцепить. Тебе самой-то не смешно?

– Не до смеха мне!

– Да пойми ты, Алка, не такой твой муж человек, чтобы вот так уходить! Не в его это характере. Таким образом мальчишка семи лет может из дому сбежать, чтобы в Африку поехать на львов охотиться или в космонавты, а не солидный мужчина, доктор наук.

– И как же бедный Гаврик оказался там на шоссе?

– Вот, – Надежда стала серьезной, – я тебя к мысли подвожу, что мужа твоего Тимофеева Петра Николаевича похитили.

– Что-что? Ты, Надежда, совсем сбрендила, везде тебе преступления мерещатся. Да кому он нужен-то, зачем его похищать? Выкуп за него будут требовать, что ли? Так у меня только триста долларов, больше ни копейки в доме нет. Правда, я за него больше бы и не дала, но и этих жалко.

– А ты подумай как следует. Вот пошел он вечером в пятницу гулять с собакой, оделся попроще, как всегда. Гуляет это он на пустыре, вдруг подъезжает машина сзади, народу там не много, могли люди ничего не заметить, хватают твоего Петюнчика, Гаврюше вкалывают лекарство и заставляют Петюнчика писать тебе записку, чтобы ты его не искала. Запугали человека, он и написал. А они у него отобрали ключи, пошли к вам домой, сделали разгром, костюм выходной забрали, потому что это точно его вещь, по размеру видно – сыновья-то в тебя удались, вон какие высоченные вымахали. Прихватили они еще паспорт и деньги, а колечко и сережки какая-то сволочь просто себе в карман украла. А про доллары они не знали, муж твой им естественно не сказал ничего. И про остальные документы не доперли.

– А рукописи зачем взяли, весь ящик выгребли?

– Вот, может его из-за этого и похитили, может быть, у него в бумагах что-нибудь было. Ведь не зря он письмо спрятал про эту Анну Руммо.

– Не про нее, а про ее дом, ее-то уже и на свете нет давно. Спасибо тебе, конечно, Надя, за то, что ты за моего Тимофеева так беспокоишься, а только все это ерунда, другая баба у него есть, это точно.

– Да с чего ты взяла-то?

– Так, наверное, дня четыре тому назад звонит мне на работу какая-то женщина и говорит, что, мол, ах, простите, мне так неудобно, но не могу молчать, у мужа вашего, говорит, на работе любовница есть молодая, и весь отдел знает, всем неудобно, а они даже и не скрываются. Я, конечно, сначала растерялась, а потом и спрашиваю, кто, мол, это со мной говорит, представьтесь, пожалуйста. Она говорит, пожалуйста, Белова Лидия Васильевна, старший научный сотрудник, мужа вашего давно знаю и очень за него переживаю, а мы, говорит, с ним уже лет пятнадцать вместе работаем.

– Вот это да, что же ты мне раньше не сказала, я тут сижу, как дура, предположения строю. Ладно, пойдем все-таки поедим.

Они поели и даже выпили по рюмочке сухого вина, которое Алка нашла в холодильнике – помянули бедного Гаврика. Алка опять всплакнула, но уже просто, без надрыва. После обеда Надежда опять стала Алку воспитывать.

– Послушай, как же так, у меня в голове не укладывается, как же ты после разговора с той теткой, узнав такое про собственного мужа, никак виду не подала.

– Да я хотела с ним объясниться, да ждала, пока Пашка уедет, а потом выпускной, а потом я дома не ночевала, думала, как раз на этих выходных поговорим, а приезжаю в субботу утром – его нет, остальное ты все знаешь.

Надежда представила, как ей звонит на работу какая-то посторонняя женщина и говорит, что у ее мужа, ее Саши, молодая любовница на работе. Какая была бы у Надежды первая мысль? Не может быть! А потом бы сразу к нему, поскандалить, все выяснить и наплевать на всякую психологию.

– Алка, ты потому так спокойно ждала несколько дней, что не поверила, да?

– Да, тогда не поверила, а теперь верю. И потом я мимоходом успела его спросить, работает ли у них такая Белова Лидия Васильевна? А он замялся так и говорит, что работает, а мне зачем? Ну, я сразу разговор на другое перевела.

– Все-таки, странно это. Никогда я за твоим мужем никаких вывертов не замечала, всегда был спокойный разумный человек.

– Сама же говорила, что в районе пятидесяти у них вторая молодость происходит, а если по-простому, то бес в ребро.

– Ну ладно, ты мне все же скажи, какие события у вас в семье случились за последние несколько месяцев.

– Ну что, – Алка начала добросовестно вспоминать, – Сашка уехал в Штаты, только это еще раньше было, прошлой осенью, кошку кастрировали, Пашка руку сломал, она уже зажила, компьютер новый купили, унитаз раскололся, всех соседей залили, пришлось не только новый унитаз покупать, но и соседке еще за ремонт миллион платить.

– Ужас, какие деньги! Слушай, это все интересно, но немножко не то. А вот с мужем твоим что-нибудь из этих событий связано?

– Ну, я не знаю. Вот разве когда Марфе после операции было плохо, думали, так и не отойдет от наркоза, я уже отступилась, так Тимофеев ночь не спал, растирал ее, кофе поил, можно сказать, он ей жизнь спас.

– Благородный поступок, ну да я в его благородстве никогда и не сомневалась. А еще что-нибудь было?

– Ой, слушай, что я все про унитазы, свекровь ведь умерла полгода назад в январе! Я просто думала, что это еще раньше было. Да я ведь тебе про свекровь и раньше говорила?

– Да, теперь припоминаю. Алкина свекровь была по-своему замечательной женщиной. Вырастив единственного сына одна, так как муж ее разбился на мотоцикле, когда Петюнчику было семь лет, она выучила его, дала образование, помогла защитить кандидатскую диссертацию и сдала в тридцатилетнем возрасте Алке с рук на руки. По внешности и по характеру она была полной противоположностью своей будущей невестке, поэтому приняла мудрое решение не жить с ней вместе ни дня. Она дала в приданое Петюнчику их двухкомнатную квартиру, а сама, не тратя времени даром, вышла замуж за своего старого поклонника, который к тому времени тоже овдовел. Общение с невесткой она свела до минимума, то есть навещала семью сына только по праздникам, да в каникулы водила внуков по музеям. Таким образом, у Алки со свекровью сохранялись идеальные отношения до самого конца жизни этой мудрой и дальновидной женщины.

– Ну и что, когда мать умерла, муж твой сильно переживал?

– Конечно, переживал, да ведь она болела, там давно к этому шло. Послушай, – Алка озабоченно поглядела на Надежду, – может это смерть матери так на него повлияла, что он, – Алка выразительно махнула рукой налево.

– Здрас-сте-пожалуйста, мать в январе умерла, а он надумал только сейчас из дому уходить! На дворе-то сегодня что – июнь! Ты лучше скажи, мать оставила ему что-нибудь?

– Да нет, ничего особенного, она ведь еще раньше когда мы поженились, квартиру нам отдала, а сама к мужу переехала, Илье Семенычу. Там книги кое-какие, фотографии, Илья Семеныч говорил, чтобы мы забрали, да я не очень спешила, потому что, сама видишь – тесно у нас, книги и так некуда ставить.

– Да, ничего подозрительного тут нет. Внезапно Надежду осенило:

– Послушай, Алка, что мы голову ломаем? Завтра понедельник, позвоним твоему Тимофееву на работу и все выясним.

– Ты что? Стану я еще унижаться, бегать за ним. Не дождется!

– Ну хорошо, я сама позвоню. Если хочешь, я даже разговаривать с ним не буду, просто послушаю его голос, пойму, что он живой и здоровый и повешу трубку. У тебя хоть телефон его рабочий есть?

– Был где-то в записной книжке. Алка нашла свою сумку в прихожей и стала в ней рыться. Сумка у нее была большая, учителю без этого нельзя, нужно, чтобы и тетради помещались, и бумаги всякие, и методические материалы. Видя, что Алка долго не возвращается, Надежда крикнула:

– Ну что ты там возишься? Иди сюда вместе с сумкой!

Алка вошла в комнату с озабоченным видом и вывалила содержимое сумки на диван.

– Ежедневник куда-то подевался.

– Какой он из себя-то?

– Большой такой блокнот темно-зеленый, ох, беда будет, если пропадет! У меня там все дела и телефоны записаны, я без него как без рук.

Они перетряхнули все содержимое сумки, блокнота не было.

– Ты вспомни, когда ты его последний раз видела?

Алка задумалась.

– В пятницу на педсовете точно он был, я туда кое-что записывала, потом собралась, больше никуда не заходила, меня Игорь Петрович на машину прямо у школы посадил и на дачу повез. Вспомнила! Я ежедневник у них на даче оставила! Я тогда в субботу рано утром проснулась, все спят, мобильник не нашла, а спать уже расхотелось. Я и села немного поработать, кое-что записать. Там в комнате стола не было, я на подоконнике устроилась, а потом машина пришла, я быстро собралась и забыла про блокнот.

– Кто тебя обратно отвозил, Игорь Петрович?

– Нет, приехал шофер из его фирмы, и машина была другая.

– А накануне он не мог этого шофера прислать?

– Значит, не мог, что ты, Надежда людей подозреваешь!

– Потому что получается странное совпадение: как только ты единственный раз в жизни дома не ночевала, так сразу твой муж к другой ушел. Специально он ждал такого случая, что ли? А если бы ты всегда домой вовремя приходила, то он так и прожил бы с тобой до конца жизни? Ну ладно, тебе ничего не докажешь, ищи старую записную книжку, муж твой в своем НИИ много лет работает, телефон у него не менялся.

С завтраком решили не заводиться, выпили наскоро кофейку и, пока Алка приводила себя в порядок, Надежда набрала номер рабочего телефона ее мужа. Она прокашлялась и постаралась вложить в свой голос максимум приветливости.

– Алло! – раздалось в трубке.

– Добрый день, могу я попросить к телефону Петра Николаевича? – пропела Надежда с восходящей интонацией.

– Не можете! – женщина на том конце говорила мужским басом.

– А почему? – растерялась Надежда.

– Нет его и не будет! – в трубке раздались гудки.

Алка выглядела удовлетворенной.

– Вот, слышала, он велел нарочно так по телефону отвечать, чтобы я его не разыскивала.

– Глупости, это же учреждение, просто попалась хамская баба, я потом перезвоню и все выясню. Ты собирайся, а то опоздаешь.

Алка накрасилась, причесалась, надела синий костюм в мелкий беленький цветочек, и завуч старших классов Алла Владимировна Тимофеева торжественно отбыла на работу. После ее ухода Надежда немного прибралась в квартире, покормила животных, натянула осточертевшие джинсы и поехала домой, чтобы там переодеться, полить цветы, забрать кое-какие вещи и вернуться обратно к Алке, потому что Алка решила ехать на дачу и выцарапать свой блокнот во что бы то ни стало, без него она как без рук. При вопросе Надежды, почему бы Алке не позвонить Игорю Петровичу и не попросить привезти блокнот, выяснилось, что Алка телефонов Игоря Петровича не знает, ни домашнего, ни служебного, и единственный ориентир – это дача на Выборгском шоссе, которую Алка собиралась искать по памяти. Разумеется, Надежда не могла отпустить эту сумасшедшую одну.

Дома Надежда с грустью посмотрела на обшарпанную прихожую, выбросила засохший клей вместе с тазиком в мусоропровод, вспомнила, что телефон не работает и опять расстроилась по этому поводу, собрала необходимые вещи, тщательно заперла двери и ушла, по дороге заглянув к соседке Марии Петровне и вкратце обрисовав ей ситуацию.

– Как это не работает? А где же он работает?

– Этого я вам сказать не могу. Он уволился по собственному желанию.

– А вы не можете мне дать его служебный телефон?

– Он никому не оставил своего служебного телефона, сказал, что там маленькая фирма, в то время они переезжали. Вы позвоните ему домой, если он вам так нужен.

– Спасибо, – грустно ответила Надежа, – там никто не отвечает.

Она вдруг вспомнила одну вещь и почти взмолилась:

– Прошу вас, не вешайте трубку, скажите, у вас работает Белова Лидия Васильевна?

– Раньше работала, а теперь она уже два года на пенсии, только она не Лидия Васильевна, а Любовь Ивановна.

Надежда подумала секунду и попросила домашний телефон правдолюбки и моралистки Лидии Васильевны то бишь Любови Ивановны Беловой. Бывают же такие люди, сама на пенсии, а до всего ей дело! Вместо того, чтобы спокойно сидеть на даче с внуками и растить там зелень и цветочки, эта мымра звонит Алке на работу и портит настроение разговорами про молодую любовницу! Хотя, как это она могла узнать про любовницу, если. Во-первых, сама давно на пенсии, а, во-вторых, Петюнчик-то уже полгода как на другой работе. Тем более, интересно с ней побеседовать.

– Ну что ты мне можешь сказать по этому поводу?

– Ничего, ничего я уже не знаю! – в Алкином голосе прозвучали истерические нотки.

– Да уж, если он полгода скрывал, что на другую работу перешел, то мог и бабу завести у тебя под носом, ты бы все равно ничего не заметила, – безжалостно добавила Надежда, набирая телефон Беловой.

Ответил молодой женский голос и на просьбу позвать к телефону Любовь Ивановну, рассмеялся.

– Теперь только в сентябре. Она в деревне в Псковской области на все лето. Как уехала в мае, так теперь до осени.

– А позвонить туда можно?

– Что вы, какое звонить! Там глушь такая, сто километров до поселка, где почта есть.

– Слышала? – спросила Надежда, закончив разговор. – Не она тебе звонила.

Она себе спокойненько живет в деревне и знать не знает, что кто-то ее именем прикрывается.

– Да какая разница? – безучастно ответила Алка.

От ее энергии не осталось и следа.

– Ну ладно, – Надежда уже жалела подругу, – собирались ехать, так давай, а то уже четвертый час, хоть и белые ночи, а все равно не хочется за городом поздно бродить.

– Поехали.

– Ты что, так и собираешься идти в этом костюме и на каблуках? Сама же говорила, что шесть километров от станции пешком.

– Конечно, но знаешь, как-то неудобно в затрапезном виде, все-таки приличные люди.

– Ничего страшного, не шокируют их наши тапочки!

Они поехали на метро на Финляндский вокзал, сели там на зеленогорскую электричку и вышли в Песочной.

– Ну, и куда теперь?

– Теперь спросим, как идти в поселок Рейволово, что на Выборгском шоссе. Пока пойдем по этой дороге, она нам по направлению подходит.

– Конечно, по местным меркам это недалеко, тем более, он на велосипеде.

Однако не прошло и получаса, как показался поселок.

– Это не тот, – сказала Алка, – мы ведь прошли всего километра два. Ладно, хоть водички попьем из колонки.

– Алка, что с тобой происходит?

– Послушай, что-то здесь мне смутно напоминает, вот давай свернем в эту улочку.

Когда они свернули и прошли немного, Алка вдруг встала как вкопанная.

– Вот же эта дача! То-то я гляжу, мне все знакомо, но как же так, а они говорили – шесть километров до станции.

Надежда внимательно осмотрела дачу. Дом был старый, двухэтажный, на калитке висела табличка: ул. Карякова, дом 5. Интересно, кто такой Каряков?

– Да, это тот поселок, шоссе близко, слышишь – машины шумят? Послушай, а ты уверена, что это именно та дача? Какая-то она запущенная, я думала, что у твоих знакомых вилла.

– Да нет, Елена говорила, что они ее только что купили, место им понравилось, потом будут перестраивать. Пойдем, может она дома?

– Алка, а кто такой Каряков?

– Откуда я знаю!

Надежду что-то беспокоило, какое-то у нее было нехорошее предчувствие. Дача находилась в конце переулка, а по другую сторону был небольшой лесочек – редкие сосенки и черничник.

– Вот что, Алка, ты иди одна, а я тебя тут подожду, в лесочке. Что-то мне тут подозрительно. В случае чего тревогу подниму.

Алка неуверенно пошла к дому, постучала, потом открыла калитку. Надежда в это время обнаружила пень и устроила на нем наблюдательный пункт. На Алкин зов на крыльцо вышла женщина, которая даже отдаленно не напоминала жену директора фирмы. Лет ей было под пятьдесят, а может, и больше, Надежда издалека не разглядела, одета эта тетка была в старые тренировочные штаны и в старую мужскую рубаху, причем по летнему времени, рукава у рубахи были оторваны с мясом. На голове у хозяйки дачи была мелкая жиденькая «химия».

– Ошиблась, наверное, Алка, все перепутала, не та это дача, – сказала Надежда самой себе.

Со стороны дачи, между тем, раздавались громкие голоса. Кричала тетка, потом и Алка повысила голос. Она махала руками и показывала куда-то вверх, хозяйка дачи тут прямо завизжала:

– Толик!

На шум откуда-то из-за сараев выскочил тощий мужичок, лысовато-седоватый, в таких же как у жены тренировочных штанах. Очевидно, это и был Толик. Он унял визжавшую тетку, тихо поговорил о чем-то с Алкой и настойчиво повел ее к выходу. У калитки Толик широко повел в стороны руками и улыбнулся Алке на прощание, только лучше бы он этого не делал, потому что при улыбке стало заметно, что половины передних зубов у него нет, но не подряд, а через один, так что, улыбаясь, Толиков рот здорово походил на шахматную доску. Алка вышла из калитки с потерянным видом и, не заходя в лесочек за Надеждой, побрела по улице. Пригибаясь, Надежда бросилась наискосок и перехватила Алку на перекрестке, где их не было видно с дачи. В глазах у Алки стояли слезы. За все время знакомства их с Алкой с третьего класса, Надежда видела Алку плачущей раза три, не больше, причем последний раз это было лет десять назад на похоронах их общей школьной подруги, которая умерла скоропостижно и оставила троих детей. Была еще вчерашняя залитая слезами кошка, но Надежда была почти уверена, что вчера Алка работала на публику. Видно, очень уж достала Алку вся эта история с исчезновением мужа, если от обычного человеческого хамства глаза были на мокром месте.

– Алка, ты что, ну успокойся. Конечно, у тебя сейчас не самый лучший период, но реветь-то зачем?

– Слушай, я же не сумасшедшая, я же точно помню, что была именно на этой даче, я же три раза сюда приезжала! Дом большой, двухэтажный, сбоку башенка, там на тропинке корень. Я два раза об него спотыкалась!

– А они что говорят?

– Говорят, что знать не знают никакой Елены и Игоря Петровича, дача эта их уже много лет, никому они ее не сдавали, сами тут летом живут. Но я же помню даже окно той комнаты на втором этаже, я прошу по-хорошему, мол, посмотрите на подоконнике мой блокнот, я и уйду. Так эта тетка давай орать, потом Толик пришел, муж ее, со мной так ничего, но выпроводил, да ты сама видела. Господи, неужели я и правда рехнулась?

– Алка, спокойно, не распускайся. Сейчас пойдем вкруговую, вернемся опять в тот лесок, сядем на пенек и подумаем.

Они опять вернулись на Надеждин наблюдательный пункт, Алка достала сигареты.

– Осторожней ты, пожар не устрой, смотри, сушь какая стоит!

– А хоть бы и сгорела эта чертова дача! Издеваются ведь надо мной! – Алка была настроена очень агрессивно. – Послушай, ты меня много лет знаешь, могу я так все перепутать?

Надежда молчала, собираясь выразиться поделикатнее, чтобы не обидеть Алку. Насколько она знала, Алка всегда была женщиной здравомыслящей, но все же такие события в жизни кого угодно подкосить могут. Сначала находишь дома записку, что муж ушел к другой, потом сообщают об убитой собаке, потом выясняется, что муж уже полгода как поменял работу и работает теперь вообще неизвестно где. Такие события и поодиночке-то могут надолго выбить человека из колеи, а уж если все вместе, то запросто сдвинуться можно. Алка увидела ее смущенное лицо и рассвирепела:

– И ты тоже мне не веришь? От тебя уж не ожидала, подруга, называется!

В это время во дворе дачи возникло какое-то движение. Калитка отворилась и из нее бочком выскочил шахматнозубый Толик. Он что-то сердито выговаривал во двор, видно, доругивался с женой. Алка отодвинула Надежду и взгромоздилась на пень.

– Куда ты со своими горошками, – зашипела Надежда, – на весь поселок твои горохи видать!

– Куда ж мне деться?

– Хоть в канаву падай, только чтобы он тебя не заметил.

Толик, между тем, нервно оглядываясь, поспешил в сторону станции.

– Куда это он намылился? В магазин, что ли? Так с собой ни сетки, ни сумки. Уезжает в город?

– Вот что, – Надежда повернулась к Алке, – ты говорила, телефона на даче нету?

– Нету, по мобильнику звонили.

– Так похоже, что он на станцию звонить идет. Если бы уезжать, он оделся бы поприличнее, а так он только маечку надел, а штаны те же тренировочные. И с пустыми руками не поехал бы. Хоть лука пучок прихватил. Так, он меня не знает. Пойду-ка я за ним потихоньку, а ты сиди тут карауль, но не высовывайся, а минут через сорок выходи мне навстречу, только чтобы он тебя не заметил, когда возвращаться будешь.

Толик уже свернул на главную улицу поселка, Надежда бросилась за ним наискосок через лес, чуть не провалилась в канаву, потом выбралась на улицу и пошла, стараясь не упустить Толика из виду… Так они прошли почти два километра до станции, на сильно открытых местах Надежда пряталась за придорожные кусты. Вот показалась платформа, электричка в город только-только отошла, и не платформе никого не было. Толик, не выразив никакой досады, что электричка отошла, направился прямо к двум телефонам-автоматам, стоящим рядом в конце платформы возле туалета. Надежда ускорила шаг, посматривая искоса на шахматнозубого. Тот выскочил из будки, не пробыв там и секунды. Заскочил во вторую, бросился к окошечку билетной кассы, отошел оттуда, несолоно хлебавши и ту увидел Надежду, поднимавшуюся на платформу.

– Женщина, женщина! – Толик запыхался на бегу. – У вас жетона метро не найдется?

– А вам зачем жетон? – подозрительно спросила Надежда.

– Позвонить.

– Ах, позвонить! Жетона у меня нет, но есть телефонная карта. Я могу вам дать один раз позвонить, а вы мне отдадите стоимость жетона.

Толик был согласен на все. Надежда, изображая из себя выжигу, направилась прямо за Толиком. Она сама вставила ему карточку и проследила, какой он набирал номер, правда, на двух последних цифрах он глянул на нее так выразительно, что пришлось отвернуться. Толик вернул ей карту и сделал знак отойти. Надежда скрылась в туалете. Дверь под буквой «Ж» была расположена почти рядом с телефонной будкой – весьма оригинально решение железнодорожного начальства. Стекла в будке были выбиты, Надежда прикрыла дверь неплотно и приникла ухом к щели. Автомат был неисправен, Толик громко кричал:

– Алло, алло, это я, из Рейволова, Толик! Приходила какая-то тут, в дом прямо лезла.

– Зачем приехали? Огород поливать, вот зачем. Жара такая стоит. Мы с этого огорода всю зиму питаемся.

Толик еще послушал, потом резко сбавил тон.

– Понял, ничего не знаю, будем сидеть тихо, все понял.

Он повесил трубку, выругался и пошел обратно в поселок. Выждав несколько минут, Надежда вышла из своего укрытия, записала предполагаемый номер телефона на старом конверте и уселась в тени на лавочке, размышляя над цифрами. Через полчаса появилась Алка, сказала, что от Толика она спряталась в лесу и он ее не заметил.

– Вот послушай, Алка, он звонил по телефону, кому-то жаловался, что ты пришла и пристаешь к ним. А на него там ругались, зачем они сюда на дачу приехали. В общем, так. Дачу эту у них снимали. Твой Игорь Петрович или как он там на самом деле называется. Они тебя сюда специально возили, им нужно было тебя на ночь изолировать, они нарочно ждали, когда Пашка уедет, чтобы в доме никого не было. А мужа твоего похитили, я тебе говорила, может ты теперь поверишь!

– Тише ты, вон люди смотрят. Что же теперь делать?

– Думать, вот сейчас в электричке все сообразим.

Они сели в полупустую электричку, и Надежда показала Алке номер телефона.

– Вот что я успела записать, пока он меня не турнул. Только две последние цифры я не видела, а на слух определила: одна где-то посередине, 5 или 6, а другая или 9, или 0. Значит, получается у нас шесть номеров, если все комбинации перебрать. Сейчас запишем их все, приедем домой и будем звонить.

– Скажем какую-нибудь ерунду, только чтобы узнать, тот ли это номер, а потом как-то нужно будет узнать по номеру телефона адрес. И еще вот что, ты говорила, что они на тебя вышли, сославшись на старую приятельницу?

– Да, была такая Ира Стрельникова.

– Звони ей, может она что знает, кто такие эти люди.

Приехав в город, они прямо с вокзала позвонили по трем номерам. Два номера не ответили, то ли это были номера офисов, то ли люди просто в отпуске по летнему времени, по одному номеру пьяный голос послал их подальше. Выйдя из метро у Алкиного дома, они нашли еще один телефон-автомат. Надежда постукивала по трубке, создавая помехи, и говорила глухим голосом.

– Алло, алло, это я, из Рейволова.

– Ну и что? – поинтересовался мужской голос.

– Как – что? Она опять приходила, скандалила, грозилась милицией. Что нам делать?

– Снять штаны и бегать по Рейволову! – в трубке нахально заржали.

– Да, это мы опять не туда попали, – смущенно пробормотала Надежда, вешая трубку.

– Алло, алло, это я, из Рейволова!

– Что еще у вас случилось? – холодно спросил женский голос.

– Она приходила опять, сказала, что завтра явится с милицией. Что-то она там оставила на даче, что ей очень нужно.

На том конце помолчали, потом последовал твердый приказ:

– Ничего не предпринимайте, ждите до утра, я приеду.

– Ну вот, – сказала Надежда, – теперь мы знаем номер.

– Ну и что, что номер знаем?

Алка была усталая и голодная, в таком состоянии с ней было очень трудно разговаривать.

– Определим по номеру адрес, я найду знакомых. А вообще-то Алка, надо тебе в милицию заявить, что муж пропал.

– Чего это я буду заявлять? Что меня муж бросил? И что я его хочу при помощи милиции вернуть? Так и подавать заявление в районное отделение? Ты что, хочешь, чтобы надо мной полгорода смеялось? Стыд какой!

– Но ведь записка – это липа.

– А кто в это поверит? Есть записка? Есть! Почерк его? Его! Так идите, дамочка, домой и не смешите людей. Раньше надо было думать, а то довела мужика, что он в одном костюме из дому сбежал, а теперь по милициям бегает!

– А кепочка, которую мы на пустыре нашли? Ведь если служебная собака ее понюхает…

Алка вздохнула:

– Ох, и любишь, ты, Надежда, сочинять. Уже целую историю выдумала, а теперь факты под нее подгоняешь. Тебе бы писателем быть, сочиняла бы детективы, как русская Агата Кристи, глядишь, и разбогатела бы. В тебе с детства такие задатки, это я как педагог говорю. И потом, как ты думаешь, куда нас служебная собака приведет, если тимофеевскую кепочку понюхает? Прямо к ризеншнауцеру со второго этажа, а я и так знаю, где он живет.

Так мило препираясь, они дошли до дома. На кухне был полный разгром и наблюдались следы если не трагедии, то драмы. Покрывало с попугайской клетки было стянуто, даже один прут погнут, на полу валялись зеленые перышки. Сам попугай Кеша нахохлился в углу клетки и имел очень несчастный вид. Алка оглядела следы баталии и побежала по квартире, ища кошку. Но хитрая бестия так спряталась, что найти ее не было никакой возможности. Осмотрели гостиную, спальню – безрезультатно.

– Не найти нам ее. Если она в Пашкиной комнате, там, как в горах, можно годами скрываться.

– Что же это она так распоясалась?

– Так раньше Гаврик был, он всегда попугая защищал.

– Гавр-р-рюша! – жалобно откликнулся попугай.

Алка опять расстроилась.

– Вот, все наперекосяк, а Марфа чувствует, что порядка нет и совсем обнаглела.

– Стер-р-р-ва! – заорал попугай, при виде хозяйки он явно приободрился.

– Слушай, надо что-то делать. Если она так его каждый день будет по клетке гонять, попугай не выдержит, помрет от разрыва сердца.

– Завтра запру эту заразу на весь день в ванной, вот и будет ей наказание.

– Пр-р-равильно, кар-р-цер! – возликовал попугай.

– Давай их накормим, да у нас еще одно дело, ты хотела этой Ире Стрельниковой звонить, узнавать, откуда эти люди взялись, Игорь Петрович пресловутый.

Зазвонил телефон. Надежда, по договоренности с Алкой, взяла параллельную трубку.

– Здравствуйте, Аллочка, дорогая, это Илья Семенович. А муж ваш дома?

– Да нет, Илья Семенович, он… он в командировке, – Алка соврала, повинуясь Надеждиному знаку.

– Не в Эстонии?

– Д-да, кажется.

– Значит, удалось ему пробить командировку в Эстонию?

Поскольку Алка молчала, Илья Семенович продолжал:

– Вы уж меня, Аллочка, извините, но я напоминаю, что вы обещали вещи забрать, что от Метты остались. Я, видите ли, переезжаю.

– Куда же вы, Илья Семенович?

– К дочке, в ее трехкомнатную, а сюда – Юлька, внучка, переедет. Она замуж на той неделе выходит. Так что торопят меня, да тут еще история такая… Алка встревожилась:

– Что случилось, Илья Семеныч? Вы здоровы?

– Да, все в порядке, вот придете – расскажу, по телефону уж не буду. Когда вы сможете?

– Да хоть завтра днем, с утра на работу забегу, а потом к вам часа в два. С подругой мы зайдем, можно?

– Милости прошу, буду ждать! Алка повесила трубку и, отвечая на молчаливый вопрос Надежды, сказала:

– Это свекрови муж, Илья Семенович. Видишь, дочка его к себе забирает. Тоскует старик сильно, болеет, наверное. Надо там барахло забирать, завтра пойдем.

Надежда только вздохнула – опять ей домой не попасть! Сели ужинать и обнаружили, что в холодильнике мало продуктов.

– Алка, это не дело. Надо готовить, а то заболеем, если так будем перебиваться.

Алка оглядела свою мощную фигуру.

– Может, я похудею от переживаний?

– Вряд ли, на бутербродах-то. Звони скорей Стрельниковой, а то поздно, людей неудобно беспокоить.

– А как звонить-то? Ежедневник пропал!

Алка вспомнила про сегодняшний поход на дачу и снова рассвирепела.

– Чтоб она сгорела, эта дача! Сволочи, врут нагло в глаза и не краснеют!

Она подошла к телефону и стала по памяти набирать номер своей приятельницы по школе. Та номера Стрельниковой не знала, долго искали человека, который знает, наконец, нашли, но там никто не отвечал.

– Может, люди в отпуск уехали? Последний раз наберу.

Но телефон зазвонил сам.

– Попросите Петра Николаевича, – голос солидный, твердый.

– Его нет, а кто его спрашивает?

– Это с работы говорят. Он что, заболел?

– С работы? – Алка решила перейти в наступление. – В такое время – с работы? Вы на часы-то глядели? У вас там что – ночная смена?

– Так где же все-таки, Петр Николаевич находится? Он сегодня на работу не вышел, мы беспокоимся.

– Не знаю я, где он находится. Нет его дома с субботы.

– Он что, пропал? Или уехал куда-то? За ним такого никогда не водилось?

– Вам лучше знать и оставьте меня в покое! – Алка бросила трубку.

– Алка, ну что ты сделала, надо было с человеком поговорить нормально, все выяснить. Вот видишь, раз он на работе не предупредил, значит, точно, про его уход от тебя – это все вранье, надо в милицию обращаться.

Но Алка, что называется, уперлась рогом.

– Сказала, не пойду в милицию, значит, не пойду!

Закончив эти бесполезные препирательства, Надежда легла спать. Кошку в тот вечер так и не нашли.

Машина с тонированными стеклами притормозила на Выборгском шоссе возле указателя «Поселок Рейволово». Водитель, им оказалась женщина, вышла, огляделась, потом опять села в машину и проехала еще немного вперед. Почти сразу за указателем начинался знаменитый малинник, который идет почти вдоль всего Выборгского шоссе, прерываясь только возле поселков и деревень. Женщина свернула с шоссе, кювета не было. Она поставила машину так, чтобы с шоссе ее прикрывал малинник, а со стороны поселка – сосновый лесок. Из машины вышли трое. Двое неприметно одетых парней достали из багажника канистры с бензином, женщина шла налегке. Пока срезали путь через лес, женщина шепотом давала последние наставления:

– Дверь со стороны веранды открыть легко, замок простой, вот ключ. А главную дверь они на внутренний засов запирают. И помните, я вам деньги плачу не за пожар, а за убийство. Так что не вздумайте дом снаружи бензином полить и поджечь. Сначала хозяев нейтрализуйте, а поджигайте изнутри. Уходить будете через веранду, а потом задами лесочком. Я буду вас в машине ждать.

Когда они дошли до деревни, было три часа ночи, для июня время самое темное. Женщина показала дом на улице Карякова и пошла к спрятанной машине. Через некоторое время показались бегущие парни.

– Как все прошло?

– Нормально, они не проснулись. Едем скорее, а то сейчас как полыхнет.

Машина выбралась на шоссе и газанула по направлению к городу.

Соседи заметили пожар, когда полыхало уже вовсю. Дом был старый. Высохший, занялся как факел. Пожарные приехали, когда крыша уже провалилась. Они еще долго поливали соседние дома. От дома номер пять по улице Карякова осталась одна печка.

– А теперь сводка из управления пожарной безопасности.

Специально выделенный пожарный скучным плохо поставленным голосом зачитал сводку. Надежда крутилась на кухне, лилась вода, она не слушала сводку, как вдруг:

– Сегодня ночью в поселке Рейволово, что по Выборгскому шоссе, сгорел дом по адресу улица Карякова, дом пять. На пепелище обнаружены два трупа, очевидно, это были хозяева дачи. Граждане! – пожарный заговорил по-человечески. – Будьте осторожны с электроприборами и не курите в постели.

Чашка с кофе выскользнула у Надежды из рук, упала и разбилась. Кофе разлился и обжег ей ногу.

– Алка! – заорала Надежда.

Алка появилась в дверях ванной, пытаясь завернуться в купальное полотенце. Поскольку это было все-таки полотенце, а не двуспальная простыня, Алке при ее габаритах полностью завернуться не удалось, она держала полотенце рукой и недовольно спросила:

– Что случилось?

– Ты говорила, чтобы та дача сгорела, вот она и сгорела.

– Что-что?

– Сейчас пожарный по радио сводку зачитывал, сгорела дача в Рейволово.

– Точно та дача?

– Точно, Карякова, дом 5, кстати, кто такой Каряков?

– Да откуда я знаю? Если дача сгорела, теперь без разницы.

– Алка, там два трупа нашли.

– Да? А ежедневник мой теперь уж точно не найти.

Надежда возилась с полом, убирала осколки чашки, про завтрак они забыли. Мыслей в голове у Надежды почти не было, потом они появились, и были очень нехорошие. Она отправилась в комнату. Алка сидела на диване и внимательно рассматривала себя в зеркало.

– Алка, ты что? Нашла время. Алка думала о своем.

– Надо же, как интересно, как только я вчера им пожелала, чтобы дача сгорела, так она сразу и сгорела. Как думаешь, может у меня парапсихологические способности?

– Что-что? – Надежда рассмеялась, потом рассердилась.

– Алка, немедленно перестань валять дурака. Ведь это мы виноваты, что те люди погибли. Если бы мы не приперлись в Рейволово, а потом не стали звонить от их имени, дачу бы не подожгли. А так те испугались, что мы действительно с милицией придем, шум поднимем, и концы в воду, вернее, в огонь.

Алка выглядела разочарованной.

– Да? А я-то думала, что это у меня такой дар открылся. Вечно ты, Надежда, человека разочаруешь. А насчет того, что мы виноваты в их смерти, ты не права. Если бы они сразу отдали мне мой ежедневник, я бы сказала спасибо и ушла, и с ними бы ничего не случилось.

Если бы они тебя в дом пустили, ты бы стала спрашивать, кто они такие, да где Елена, что-то заподозрила бы. В общем, эти двое пострадали от собственной глупости и жадности, не надо было с сомнительными личностями связываться.

Подруги перебрались на кухню и заварили свежий кофе. Надежде не давали покоя мрачные мысли.

– Интересно, как они это проделали? Наверное, сначала хозяев оглушили, потом дом подожгли. Хорошо, если бандитов ночью никто не видел, а если соседи заметили что-нибудь подозрительное, то будет милиция это дело расследовать. Спросят, что накануне было, а твое платье в красный горошек весь поселок заметил. И что тебя вечно тянет на яркое? Надела бы что-нибудь темненькое-скромненькое, для маскировки хорошо.

Алка обиделась:

– Хорошее платье, турецкое, лето ведь, хочется поярче.

– Вот теперь и будем трястись. Выброси ты это платье совсем.

– Еще чего! Оно почти новое.

– Тогда спрячь до следующего лета. Появилась кошка Марфа: голод не тетка, заставил ее вылезти из своего убежища. Алка накинулась на нее коршуном, провела воспитательную беседу, покормила и заперла в ванной. Попугай восторгался в клетке. Его тоже накормили и выпустили полетать. Алка позвонила еще раз Ире Стрельниковой, но там по-прежнему никто не отвечал. Тогда она хватилась, что уже и так все сроки прошли и умчалась на работу, а Надежда села на телефон с мыслью найти человека, который помог бы ей узнать адрес и фамилию абонента по имеющемуся у них телефонному номеру.

Первым, кому позвонила Надежда, был ее давнишний приятель Валя Голубев. Они много лет работали в одном институте, и сейчас тоже их обоих выгнали в принудительный отпуск, только Надежда сидела дома, а Валька, как отец семейства, где-то халтурил. Однако Надежде повезло, в этот день у Вали оказался выходной, он внимательно выслушал ее просьбу, обещал подумать, поискать по знакомым и позвонить. Надежда немного прибралась в квартире, вымыла посуду, привела себя в порядок и загнала попугая Кешу обратно в клетку. После этого позвонил Валя Голубев и сказал, что все в порядке, у его старшего сына оказалась знакомая девушка, которая работает в городском телефонном узле, только надо подъехать туда, конфет коробочку свезти или еще какую мелочь. Надежда поняла, что все это только предлог, такой вопрос можно было решить прямо через сына, просто Вальке скучно, и он хочет встретиться с Надеждой. Очевидно он заподозрил, что Надежда опять влезла в какую-нибудь историю, как тогда, два года назад, когда у них в институте творилось черт знает что, убийства следовали одно за другим, и Надежда с Валькой оказались прямо в центре этих невероятных событий.

Они встретились с Валей на Невском, прошлись пешочком, пока не начал накрапывать дождик. Девушки не было на месте, они посидели немного в кафе, съели мороженое, Валька все пытался дознаться, зачем Надежде этот адрес, что там за интрига и так приставал, что Надежда рассказала ему в общих чертах, не называя имен про Петюнчика и про его записку, и что она, Надежда чувствует в этом деле какой-то подвох. Надеждиной интуиции Валя всегда доверял безоговорочно, поэтому он сразу посерьезнел и сказал, что она может на него рассчитывать, он всегда поможет.

– Машина у тебя на ходу?

– Сделаем! К завтрему все будет. Во второй половине дня я свободен.

Они нашли знакомую девушку с телефонного узла и выяснили адрес. Телефон был частный, зарегистрирован на Кузнецова Владимира Осиповича, но это им не о чем не говорило.

– Скорее всего, никакого Игоря Петровича в природе не существует, и фирмы у него нет, это они Алке лапшу на уши вешали.

К Илье Семенычу успели только к четырем, но старик не обижался, все равно дома сидит, делать нечего. Он оказался очень приветливым и славным, усадил Алку с Надеждой пить чай, развлекал разговорами. Сказал, что очень сожалеет, что побеспокоил, но переезд ждать не может: во-первых, внучка выходит замуж. А во-вторых, произошла с ним небольшая неприятность, дня три тому назад или раньше, вышел он утром в магазин и прогуляться, отсутствовал часа два, приходит – дверь открыта и соседка Майя Борисовна на табуреточке у двери сидит, караулит. Он испугался, думал – воры залезли, все унесли, а оказалось – ничего не тронули. Майя Борисовна стала из дому выходить, она обычно долго дверь свою открывает, четыре замка у нее. Она-то никого не заметила, а воров, очевидно, спугнула, те и убежали. А дочка его говорит, что и не было никаких воров, что это Илья Семеныч сам забыл дверь закрыть. Они молодые думают, что все старики поголовно в маразме, а он точно помнит, что дверь запирал. Но с дочкой не поспоришь, вот теперь переезжает. Вот эти коробки и забирайте, Петя после смерти мамы своей много раз к нему приходил, все нужное отобрал и сам упаковал. Долго все фотографии рассматривал, все собирался в Эстонию съездить, очень его туда тянуло.

Подъезжая к дому, Алка вспомнила, что опять забыла купить продукты.

– Ты езжай прямо к дому, подожди меня внизу, я сейчас, – она выскочила на перекрестке у магазина.

Надежда взяла два тюка поменьше и потащила их по лестнице. На площадке третьего этажа у Алкиной квартиры она поставила вещи на пол, достала ключи и тут вдруг откуда не возьмись возникли двое мужчин, довольно молодых. Они встали у нее по бокам, один в очках спросил:

– Вы жена Петра Николаевича Тимофеева?

– Мы бы хотели с вами побеседовать.

– А вы кто, вы из милиции? – спросила Надежда, обретя способность говорить.

– Да, в некотором роде, – пробормотал очкастый, а второй, смуглый брюнет помоложе, взял Надежду за локоть и сильно сжал.

– Давайте пройдем в квартиру и поговорим, не надо шуметь на лестнице.

– Почему это не надо? – Надежда заорала в полный голос. – Вы кто? Из милиции? Предъявите документы! – последние слова она гаркнула так, что на всех этажах было слышно.

– Тихо, тихо, – прошипел брюнет, – не очень-то.

– Ах ты! – Надежда вырвалась, оттолкнула брюнета, но очкастый в это время завладел ключами и попытался открыть дверь.

У Алки было две двери, первая – железная. Пока очкастый возился с замком, Надежда боролась с брюнетом. Брюнет просто держал ее за руки, но было больно. Залепив каблуком брюнету по ноге так, что тот охнул, Надежда вырвалась, отпихнула очкастого, проскочила в квартиру и попыталась захлопнуть дверь. Это ей не удалось, очкастый дернул дверь, но Надежда вцепилась руками в косяк, а сама орала во все горло:

– Караул! Грабят!

Очкастый морщился и пытался заткнуть ей рот, тут подскочил брюнет и, пробормотав какое-то ругательство, так сильно дернул Надежду за руки, что она выпустила косяк, но тут же ухватилась за вешалку. Они с брюнетом загораживали собой проход, очкастый не у дел топтался у двери, и в это время Надежда увидела, как по лестничной площадке крадется Алка, держа наперевес тяжеленный тюк с книгами и словарями. Надеждины противники видеть Алку не могли, глаз на спине у них не было. Алка на цыпочках подбежала к двери в квартиру, подняла тюк повыше и с глубочайшим удовлетворением на лице опустила его на голову очкастого. Тот рухнул на пол молча, как мешок. Брюнет повернул голову на стук и тут Надежда, вспомнив молодость, пнула его коленкой изо всех сил в самое чувствительное мужское место, да так удачно, что он забыл обо всем, скорчился и застонал. Надежда выпихнула его на площадку, а очкастого, наоборот, втащила, потому что он лежал на пороге и не давал закрыть дверь. Алка тем временем подхватила вещи и сумку с продуктами, они захлопнули дверь и увидели в глазок, что брюнет удаляется нетвердыми шагами. Все происходящее заняло не более семи минут.

Продолжение книги

Две дамы с попугаем бесплатное чтение

Наталья АЛЕКСАНДРОВА ДВЕ ДАМЫ С ПОПУГАЕМ

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Наталья АЛЕКСАНДРОВА
ДВЕ ДАМЫ С ПОПУГАЕМ