Эксельсиор. Вакуумный дебют бесплатное чтение

Завещанный ход

Тяжёлые двери сдвигаются, пропуская одинокую фигуру в анфиладу залов. Здесь, в святая святых Таврического Флота, всё было избыточно – как и хозяин этих залов. Золото и багрянец, барельефы битв, колонны с символами власти.

Залы сменяли друг друга, как сцены театра, где разыгрывалась одна и та же пьеса о силе, войне и традиции. Главный герой всех представлений – красный бык. Но здесь традиция была обращена против самой себя. В корриде бык побеждал тореадора. В жертвенных сценах приносил в жертву людей.

Зверь был идеей силы. Идеей власти, которая топчет одинокого революционера-тореадора. Которая легко отдаёт людей в жертву богам.

Шаги. Размеренные, уверенные. Человек двигался твёрдым шагом, а за его спиной массивные створки закрывались, отсекая пройденное. Он нёс кейс – в нём лежало то, что меняло всё.

Символы и орудия власти.

Пистолет, дающий право убить любого. Без объяснений. Без последствий. Суд и палач в одном стволе. Аморальный сплав судебной и исполнительной власти.

Колода карт, которая на самом деле предсказывает будущее. Без мистики. Без магии. Лишь силой древних техинов, сплетающих планы и замыслы людей в достоверный образ завтрашнего дня. Знание будущего – могучая сила. Особенно в руках политика.

Другие шаги. Мягкие, грациозные.

За мужчиной следовала женщина. Каждый, кто встречался им на пути, невольно задерживал на ней взгляд.

Привлекательная?

Нереально. Настолько совершенная, что взгляд скользил по ней, отказываясь верить в её естественность.

Она была женственным воплощением власти. Не таким явным и прямолинейным, как тот, кто шёл впереди. Древко, а не остриё. Но когда боги хотят направить людей, они берутся за древко.

Он и Она – Копьё Судьбы. Только для них судьба – это планы. Планы, над которыми боги не смеются, а берут в расчёт.

Анфилада залов тянулась, будто ствол орудия, которое вот-вот выпустит сверхмощный снаряд прямо в космос, в мир людей. Но этот коридор – лишь часть орудия. Весь этот гигантский лабиринт находится внутри исполинского корабля – флагмана Таврического Флота, корабля-носителя «Телец». Многокилометровая фигура красного быка. Его золотые рога направлены вперёд – навстречу преградам, опасностям… будущему.

Корабль-властелин. Оплот могущества. Но даже он сейчас – лишь часть большего узора. Вверху, в безмолвии космоса, медленно вращается Церера. Её огненное кольцо сверкает светами станций, скользящих по орбите. Космос полон жизни. Но сегодня вся эта жизнь подчинена одной игре – затянувшемуся на века противостоянию.

Одна из партий разыгрывается прямо сейчас. Эту партию сложно понять с середины.

Следует начать с расстановки фигур.

Пешка

Судя по гулу за спиной, позади километрах в двадцати пролетал импульсный трёхдюзовик, причем одна дюза давала пропуски.

«“Колун 157”, – подумал Ник, – старый выносливый тягач, обычно у таких правая тяга временами сбоит, там крайний топливопровод изогнут сильнее других».

Проверяя свою догадку, Ник перехватил сварочный пистолет левой рукой и повернулся всем корпусом. Ага, визор шлема опознал клиновидный силуэт судна и подтвердил догадку Ника: «“Находчивый 567.Ф56”, тип -Колун157 М5-Ут, задание – орбитальная чистка, сектор L1.8573.3216».

Так и есть, чистильщик. Если приблизить, то видно, как с одной стороны за посудиной тянется неровный шлейф – налицо пропуски и неполное сгорание.

Довольный собой, Ник вернулся к работе.

Он любил работать в тишине, так концентрация выше, но допуск к работам в открытом вакууме предписывал, что генератор акустического поля должен быть включён постоянно. Как-никак уши часто слышат то, что глаза упускают: сварочный пистолет шипит, привариваемый кронштейн поскрипывает от нагрева, чуть поодаль деловито гудят сборочные боты, а под ногами еле слышно шумит океан. Земля.

Шум прибоя – стандартный звуковой фон Земли. Иногда в него вплетались звуки музыки из мегаполисов в зоне видимости, но на таком расстоянии звучал только прибой. На деле Ник никогда не видел и не слышал прибоя, но ему рассказали, что его можно услышать, если прижать к уху загнутый спиралью корпус водородного компрессора. Для Ника Земля звучала как компрессор.

Ник огляделся. Голубой мячик чуть больше теннисного висел у носка правого гермоботинка. Выше над головой переливались лунные колокольчики, которые указывали, где находится Луна, Ник не стал выискивать её глазами, он и так знал как выглядит спутник Земли – ещё один теннисный мячик, покрупнее, в фазе первой четверти и не такой голубой.

Сварочный шов шёл ровно, сканер дефектов молчал, а до конца смены оставалось всего двадцать минут. «Ещё четверть часа, и будет семнадцать часов наработки», – прикинул Ник. Если после выходных взять ещё одну смену, то к концу следующего понедельника он получит квалификацию. Наконец-то! Со всего курса он один шёл на пять средних корабельных квалификаций и сдал научный курс. Его однокурсники, кто выбрал одну-две младшие квалы, уже почти год летали в Поясе, а Ник всё тянул и тянул свои часы.

Если подумать, то, орудуя сборочными ботами, Ник управился бы с задачей намного быстрее. Но ему повезло. Да-да! Серьёзно повезло. Чтобы ускоренно получить третий разряд корабельного механика, нужно иметь двадцать часов наработки ручным инструментом в открытом вакууме, а такой наряд сейчас сложно получить, потому что проще и безопаснее работать ботами, удалённо.

Когда на Корпорацию верфей АНС свалился срочный заказ от ООН, брали всех, кто не был занят, даже курсантов под ручную практику.

Он бы и завтра отработал, но это же ООН: дни отдыха и всё такое. Теперь ждать понедельника, а на вторник у него челнок обратно на Пояс. Обидно улетать, не побывав на Земле, тем более здесь рукой подать. Ник ещё ни разу не был в колодце, и, похоже, ещё не скоро там побывает – в ближайшие дни все челноки на Землю и обратно были забиты полностью, аврал. Случай подкинул одну возможность, он же отобрал другую, такова жизнь. Как бы то ни было, Ник умел радоваться тому, что имеет: зависнув на “Лаграндже”, он мог бы познакомиться с транзитными землянками. Земки – они же совсем другие…

Ожил зуммер вызова, визор выдал: “Диспетчер работ”. Отключив пистолет, Ник дал мысленную команду на соединение. Диспетчер выглядел устало, щегольская рубашка ооновской формы была слегка помята, глаза смотрели в сторону, на другой экран.

– Ник·То, старший курсант-ручник?

– Так точно!

– Случился радиационный нахлёст в вашем секторе, маршрутизатор не отвечает. Сможете ещё два часа отработать вручную и вести четырех ботов по схеме? Справитесь?

Вести ботов легко, почему бы и нет?

– Мне бы три часа?

– Нет, два максимум, я бы и рад выдать полный наряд, но охрана труда следит, как седой, выручите? Так мы сегодня этот сектор успеем закончить.

Ник задумался. Конечно, квалу он сегодня не закроет, зато диспетчера с сектором выручит, а доброе дело всегда идёт в зачёт.

– Ник, я вам эти часы в стат-оплату поставлю, будет почти лишний эрг на выходные? Ну как?

– Да я и без оплаты был согласен, но эрг тоже пригодится, – улыбнулся Ник.

Лёгкая ответная улыбка коснулась губ диспетчера, но сразу же выдохлась, так и не тронув глаза:

– Отлично, спасибо! Высылаю наряд.

Визор тут же показал новую схему работ и четыре контрольные панели сборочных дронов, Ник раскидал задания между ними и принялся доваривать кронштейн. Время шло быстро – здесь приварить, там прикрутить, направить бот на следующий участок, другим ботом проверить работу предыдущего, и так по кругу. Схема работ быстро обрастала зелёными отметками.

Сигнал оповещения застал его врасплох, визор вспыхнул: «Курсанту Ник·То. ур.АНС. Срочно.»

Обычно ничего хорошего такие уведомления не сулили. Гадая, что там, Ник открыл сообщение.

«Учётный регистр Альянса Независимых Станций зачёл 20 часов ручных работ открытого вакуума».

Как зачёл? Почему? Ещё же полтора часа работ осталось! Однако мелкая приписка поясняла: «Сверхурочные работы засчитываются в двойном объёме».

Сверхурочные выпадали так редко, что про двойной зачёт легко было забыть. Ник обрадовался неожиданной удаче, однако сообщения продолжали поступать:

“Курсанту Ник·То. ур.АНС. Срочно.

Вам присвоен 3 разряд квалификации корабельного механика

Учётный регистр АНС”

“Курсанту Ник·То. ЛА.СВК. Приоритетно.

Вы завершили обучение в Лётной Академии СВК.

Вам присвоены квалификации:

Пилот 2-го класса

Навигатор 2-го класса

Борт-механик 3-го разряда

Канонир 4-го разряда

Граф-оператор 5-ой степени

Вам присвоена дополнительная специальность:

Исследователь по Дискретной Физике

По результатам тестов и с учётом квалификаций вам присвоено звание Универ-Лейтенанта СВК.”

“Универ-Лейтенанту Ник·То. ро.СВК. Приоритетно.

Доменное имя Ник·То·9112-Б517-928В-Б325-7972-ДА34 внесено в реестр офицеров СВК”

Пока курсант постепенно осознавал себя универ-лейтенантом, снова поступил вызов от диспетчера:

– Тут по вам обновление пришло, поздравляю с унилейтом! Это лёд! За всё время службы я только двух лейт-универсалов встречал, обычно нашивку универсала получает каплей, но так, чтобы лейтенантом, да сразу после выпуска, – это редкость! Теперь через год железно каплея получите, а там и старпомом назначат, это как астероид облететь! По гражданке пойдёте или на флот?

– Не решил, время есть.

– Ну, не стоит тянуть седа, в этом деле чем раньше, тем лучше. Кстати, у вас осталось полчаса работ, теперь вам, как лейту, за них ещё три эрга причитается, а за универа ещё эрг надбавки, за смену сорок шесть дециэргов выйдет. Неплохо, да? Закругляйтесь, с вас причитается!

Последним на визор пришло письмо:

«Универ-Лейтенанту Ник·То от (ук) Штерн© & Лун©

Уважаемый Ник·То, просим Вас посетить наш офис на Луне, чтобы вступить в права наследования.

С уважением, Штерн©»

Корпорацию «Штерн и Лун» знали по всей системе, собственно, она и оплатила расширенное обучение Ника с требованием пройти по универсальной квалификации. Конечно, это интригует, только вот Ник·То всегда считал себя сиротой.

Офицер

Дно кратера Посидоний Зело было скрыто озером, во всяком случае при взгляде с вершины внешнего вала кратера иллюзия была полной. Под стеклянной поверхностью, словно быстрые рыбы, сновали серебристые мобили и маглевы, а деревья тянулись к поверхности, подобно водорослям, в лунной гравитации их ветви медленно покачивались, словно преодолевая толщу воды.

Кабинет, в котором Ник ожидал встречи, венчал кромку кратера; из одного окна открывалась внутренняя панорама Посидония, а если развернутся, то из другого можно было любоваться бескрайней гладью моря Ясности. «Кабинет с видом на море», – сказала милая девушка, проводившая его сюда. Вид на море быстро наскучил Нику: бурая равнина, исчерченная магистралями и местами скрытая под сложной мозаикой агрокомплексов выглядела довольно однообразно. Зато панорама кратера была захватывающей. Полихромное стекло, накрывающее город, следуя суточным ритмам, приобретало лазурный оттенок. Это создавало иллюзию неба для жителей кратера, в то же время для того, кто смотрел сверху, стекло убедительно имитировало водную гладь.

Ник знал, что длинными лунными ночами свод кратера становится абсолютно прозрачным, чтобы местные романтики любовались звездами, а Луну им заменяла Земля.

«Лунные волки-оборотни, должно быть, воют на Землю», – мысленно пошутил Ник. Про волков и оборотней он знал так же, как и про Землю: понаслышке да по фильмам. Большинство названий космических тел имеют мифологическую природу, поэтому космонавтам земная мифология ближе чем зоология.

Тихий шелест за спиной подсказал: он в кабинете не один. Милая девушка неслышно вернулась и теперь стояла за его спиной. Должно быть, чтобы дать посетителю возможность насладиться пейзажем.

– Простите, гос-дин Штерн попросил провести встречу в другом кабинете. Скажите, когда будете готовы идти.

Ник развернулся. Движение вышло по-строевому чётким, видимо, жест гармонировал с новой формой лейтенанта СВК, пронзительно-чёрной, со строгими утяжелителями из полированного иридия. Красотка улыбнулась как-то иначе, а Ник улыбнулся в ответ, ему показалось, будто он начинает ей нравиться.

– Да, я готов, не будем терять время.

Их ждал долгий спуск. Ник, привыкший к масштабам астероидов, даже заподозрил, что они окажутся на другой стороне Луны, но наваждение быстро прошло. Постепенно тело налилось тяжестью – похоже, они перешли на одно из подлунных тяговых колец. После нескольких автоматических створок, пара остановилась перед внушительной дверью без привода, провожатая плавно открыла её руками и застыла на пороге:

– Лейтенант Ник·То, гос-дин Штерн, – представила она.

– Не просто лейтенант, а универ-лейтенант, – сухо поправил голос из кабинета, – проходите же.

– Простите, универ-лейтенат, – извинилась красотка, пропуская Ника в кабинет. Тот виновато улыбнулся ей, будто это он допустил оплошность.

Хозяин кабинета стоял у стола, рядом с бюстом умудренного мужа. Визор подсказывал, что это Посидоний, антикдревний мудрец давший имя группе здешних кратеров. Следом за справкой шел список значимых мест Посидоний-сити, где местная арт-группа разместила такие бюсты.

Ник окинул взглядом гос-дина Штерна и усмехнулся про себя. Если сделать скидку на современный лоск и моду, то он был поразительно похож на Посидония. Совпадение ли?

– Универ-лейтенант Ник·То, – представился Ник. Он хотел было добавить «прибыл», но сдержался. «Похоже я волнуюсь», – подумал он. Зачастую он скрывал волнение за строгим исполнением устава СВК, вплоть до самых формальных деталей, в точности как сейчас.

– Вы удивитесь, как много лет я жду нашей встречи, – признался Штерн. Его взгляд обладал пронзительной колючестью, но было заметно что старик старается его смягчить. – Присаживайтесь, разговор будет долгим. Чай, кофе?

– Спасибо, может быть позже, – поборов неловкость, ответил Ник. Лунные утяжелители в полном тяготении ощутимо тянули вниз, и чтобы держать осанку, ему приходилось прикладывать усилия. Перед входом в кабинет была возможность снять иридий, но молодой офицер не хотел выглядеть слабым в глазах красавицы.

Магнат едва заметно кивнул, одобряя подход «сразу к делу».

– Я, увы, мерный старик, а у стариков истории долгие, – начал Штерн, разместившись в кресле, – более шестнадцати лет тому назад, вот в этом кресле сидел мой отец, а я был на вашем месте. Он тоже сказал мне, что нас ждёт долгая история, ваша история. Я решил, будет символично встретится именно здесь. Так сказать, замкнуть круг.

Ещё до Академии, на одном из уроков в детинце, учитель принёс бокс для образцов и церемонно извлёк из него матово блестящий брусок. “Итак, дети, внимательно изучите этот образец, – с этими словами наставник передал предмет по кругу – это очень ценный и редкий материал – настоящая цельная древесина”. Когда дерево попало в руки Ника, он ощутил его странный запах, провёл по поверхности бруска рукой, рассмотрел узор из неровных кривых и как-то само собой возникло понимание, что дерево не было сделано в фабрикаторе, а выросло само. С этого момента он стал иначе смотреть на предметы вокруг, разделяя “то, что сделано” и “то, что выросло”. Практически всё в его жизни попадало в первую категорию, но кабинет Штерна оказался ближе ко второй. Стол и кресло за ним были деревянными, даже стены были забраны деревянными панелями! Ник вдруг осознал, что тоже сидит в деревянном кресле и едва не вскочил. Возникло чувство, словно уселся на экспонат в музее древностей, и вот-вот придет бот-смотритель и отчитает. Впрочем, сидеть с утяжелителями было ощутимо комфортнее, чем стоять, и Ник остался на месте, хотя кресло временами предательски поскрипывало.

– На деле, пока лишь я один могу ощутить всю магию этого момента, – продолжил Штерн.– Я знаю много вымышленных историй про сирот, родителей, наследства, и ни разу не отнёсся к ним скептически, так как сам являюсь частью такого сюжета.

О своих родителях Ник ничего не знал, и довольно быстро смирился с этим. Тем более некоторые его друзья неделями жили в детинцах, не встречаясь с роднёй, – на станциях это было в порядке вещей. Родители могли на несколько месяцев отправиться в экспедицию к спутникам дальних планет, могли найти работу на астероиде без детинца, а некоторым и вовсе не нужна была причина – просто они хотели жить своей жизнью.

Для себя Ник решил, что его предки отправились в очень долгую экспедицию – к другой звезде, из таких не возвращаются.

16 лет 4 месяца 5 дней назад

Только сейчас Сер·Иф заметил, как потемнели деревянные панели на стенах кабинета отца со времён юности. Сложно сказать, что изменилось за эти годы: то ли его взгляд на многие вещи стал мрачным, то ли сами панели действительно состарились. Сам отец тоже изменился. Седина совсем выбелила его волосы, отливая серебром на фоне внезапно помрачневшего дерева.

– Ещё несколько лет, и я передам имя тебе; стану экс-Штерном, а ты, в свою очередь, станешь Штерном. Не успеешь оглянуться, как почти все забудут, что тебя когда-то звали Сер·Ифом, – сказал отец и предупредительно поднял ладонь в ответ на замешательство сына. – Молчи, я знаю, что ты собираешься сказать, мол, к чему мрачные мысли, мол, ты ни о чём таком и не думал. Думал! Конечно же думал, я сам тебя таким вырастил. Штерны мыслят на годы вперёд.

Сер·Иф промолчал, как это часто бывало, отец вновь предвосхитил его мысли.

– Кроме имени и всего остального, – подкрепляя свои слова, старик сделал небрежный круг ладонью, как бы очерчивая и кратер над его головою, и город, выстроенный в долине кратера, и станции на разных орбитах, и верфи, и мегафабрикаторы, и прочее имущество под его управлением, – я тебе оставлю и свои долги. В финансах и текущих делах ты разберёшься сам, сейчас речь пойдёт о моём личном долге. Тебя ждёт долгая история о долге, хм, прости старика за каламбур.

Сбоку от стола возникла панель виртуального визора; изображение на нем было плоским: комната с динамическими стенами и зелёным ворсовым полом – типичная игровая в детинце, – на мягком полу комнаты сидел малыш и с неуклюжей методичностью состыковывал яркие компоненты в игрушечный космокомплекс. Череда мыслей пронеслась в голове Сер·Ифа, но он воздержался от вопросов.

– Нет, нет, это не то о чём ты подумал, мол, бес в ребро, – усмехнулся старик. – Это не твой брат, и не мой внук, это не родня, это долг. Я, хм… мы должны из этого малыша вырастить бравого капитана, легенду Пояса, а если получится, то героя. Он должен расти среди персов обычным мальчуганом, и ничто не должно выдавать нашего участия. Мы не должны привлекать к нему внимание и действовать напрямую, всё должно идти своим чередом…

Комната в детинце, малыш, игрушки. Всматриваясь в визор, Ник сначала пытался что-то узнать, затем надеялся хотя бы нащупать узнавание, но тщетно – в этом мальчугане он не видел себя.

– Это было слишком давно, – наконец сказал Ник, – ничего не узнаю. Полагаю, теперь вы мне расскажете о моих родителях?

Вместо ответа старик придвинул конверт, лежащий на столе, и жестом предложил Нику его открыть.

Сын,

хотелось бы написать “любимый сын”, это было бы честно, но ты имеешь полное право сомневаться в этом, поэтому “сын”.

Когда мы играем с обстоятельствами, порой они берут реванш. Сейчас такой случай, мы с твоей мамой не знаем, какое будущее нас ждёт, но не питаем иллюзий и готовы к нему. Это наш жребий, мы догадывались, к чему шли. Тебе не обязательно следовать нашей дорогой, без нас тебя ждёт много путей, с нами – один, и мы не знаем, хорош ли он для тебя, мы даже не уверены, хорош ли он для нас.

Ни к чему, чтобы твоя жизнь прошла в тени наших решений, живи своей мерой, сам выбирай путь. У тебя ещё будет возможность больше узнать о нас, но позже, когда будешь готов. Наберись опыта, распорядись с умом нашим подарком.

Отец.

Мы тебя любим! Мама.

Письмо было в древней манере написано от руки, на бумаге, и Нику понадобилось время, чтобы приноровиться к строгому убористому почерку. Последняя строка была написана другой рукой, мягче, изящнее. Ник поднял взгляд на старика: «И это всё?». Письмо читалось как попытка сказать о многом, не сообщив ничего.

– Я вижу, что вы ждали ответов, – развел руками Штерн, – но их не будет. Ваши родители не хотели впутывать вас в свои дела, они позаботились о том, чтобы не раскрывать тайну личности. Поверьте, на то у них были причины, и вам следует уважать их решение. Письмо останется вам, но ни следов ДНК, ни чего-то другого, что помогло бы раскрыть их личности, вам обнаружить не удастся, мы это тщательно проверили.

– Но вы-то знаете, кто они?

– Это не имеет значения. Я знаю историю своего отца, знаю, в чём заключался его долг, и этого достаточно. Лично я не в праве разглашать больше, чем требуется.

В кабинете магната повисла тишина. Наконец Ник спросил:

– Вы обещали долгую историю, и подарок. О каком подарке пишет отец?

– О! Штерны держат слово, поэтому я не могу рассказать вам о ваших родителях, но я хочу рассказать вам о вас и о том, что мы сделали, чтобы выполнить свою миссию. Ведь вы теперь обладаете квалификаций, позволяющей принять командование кораблём, стать капитаном. Согласен, это малый допуск, но этого сейчас вполне достаточно. Вы думаете, легко внушить ребёнку, будто он хочет быть капитаном, когда вокруг множество заманчивых альтернатив: гениальные учёные, искусные метаграферы, проницательные исследователи, бравые спасатели, артисты, кибермонгеры, доктора, магнаты вроде меня и целое море беззаботного респа? В те времена память о астероидных войнах была ещё свежа, бывшие боевые капитаны спивались в портовых барах, так что должность капитана была не особо привлекательна даже для детей. Мы наняли лучших детских психологов под эту задачу, наблюдали за вами тайно, создали подставной исследовательский проект из нескольких групп детей, в одну из которых включили вас… Мы ведь не хотели афишировать свой интерес именно к вам. Да что там, мы создали целое визор-шоу «Капитан Нестор»!

– «Капитан Нестор»? – машинально переспросил Ник. Малышом он несколько раз пересмотрел все эпизоды про Капитана Нестора и его корабль «Острог». Он обожал КапНеста и на все детские праздники одевался только Капитаном, даже на выпускной маскарад в Лётной Академии курсант Ник·То явился Нестором.

– Да, всё это шоу было создано под вас – главный герой тоже сирота и ему даже придали некоторое внешнее сходство с вами. Забавно, – улыбнулся Штерн, – но шоу вышло удачным. Половина курсантов вашего поколения пошла в Лётную Академию во многом благодаря Капитану Нестору, таким образом капитаны вернулись в список детских героев. По мере того как вы взрослели, сюжеты приключений Нестора становились сложнее, мы делали акцент на познавательной части, полезной для вашего учебного плана. Должен признаться, мы даже немного заработали на всём этом.

Ник задумался. Ему казалось, что сейчас в нём умирает ребёнок, а всё детство разом проносится перед глазами: детинец, друзья, наставники, шалости, сладости, Капитан Нестор, визор-игры, Конкурс Будущих Капитанов. Последнее он произнёс вслух:

– Конкурс Будущих Капитанов?…

– Да, конечно. Конкурс – это была наша лучшая идея! Нам нужно было иметь скрытую возможность для дальнейшего контроля и финансирования, и мы решили отобрать группу перспективных подростков, естественно, вы должны были в неё попасть. Мы тщательно продумали все задания, так что у вас не было шансов на провал, но… – тут Штерн сделал паузу, – это был первый случай, когда вы меня по-настоящему удивили. Лишь тогда я уверился, вся эта затея не только мой семейный долг, но и нечто, имеющее больший смысл! Вы собрались, выложились процентов на двести, и это не преувеличение. Первое место с солидным перевесом! Я был горд за вас, да что я! Ваши заочные психологи были шокированы, они прогнозировали место в конце первой пятёрки. Победа всё упростила, и с этого момента было легко объяснять возросшее внимание именно к вам, ведь вы стали победителем! Дальше всё пошло просто: повышение вашей меры, поступление в Академию, титульная стипендия… до тех пор, пока не началась та история с гонками.

Торпедное оружие есть практически на каждом космическом корабле, ходящем дальше близких орбит. Гражданские суда обычно несут несколько малюток в навесных блоках, чтобы при случае изменить траекторию булыжника, грозящего столкновением – если ты ведёшь гружёный танкер, то иногда дешевле потратить стык-торпеду, чем проводить многочасовую коррекцию курса.

На боевых кораблях торпеды выпускают не по камням или мусору. Мишени боевых торпед обычно уклоняются, защищаются, прячутся – очень важно для каждой жертвы использовать уникальное, приготовленное специально для этой цели оружие. Поэтому боевые корабли используют торпедные конвейеры, в которых из типовых модулей буквально за полминуты собирается торпеда, необходимая именно в этот момент. Комбинируя десятки различных блоков, легко получить тысячи вариантов на любой вкус. Самую простую малютку можно собрать всего из двух блоков: двигательного и контрольного, правда, она сможет лишь уткнуться в статичную мишень. Добавим боеголовку, чтобы разнести мишень в клочья, дополним заказ модулем коррекции курса – и жертва не спасётся, даже если начнет менять траектории, а дополнительный пакет сенсоров не позволит нашей цели скрыться из виду. Это лишь базовые ингредиенты, а ведь есть ещё множество спецмодулей: бустеры, блоки активной защиты, дополнительные топливные батареи, модули постановки помех, кассеты ложных целей, координаторы групповых атак, ослабители броневой защиты… Один только перечень видов занимает несколько экранов боевой конфигурации. Опытный канонир легко ориентируется в этом многообразии и, подобно искусному шеф-повару, способен на ходу приготовить набор блюд, перед которым никто не сможет устоять.

На учебных стрельбах ни к чему всякий раз взрывать торпеду, её можно вернуть, разобрать, проверить блоки и использовать их ещё раз, и ещё раз, до тех пор, пока техник не спишет блок. Если знать нужного техника и суметь его заинтересовать, то можно раздобыть несколько таких списанных частей, конечно, не боеголовку и не засекреченный спецблок, но по поводу двигательных и корректирующих модулей можно договориться. Осталось только взять кресло-амортизатор из противоперегрузочного комплекса, приварить к нему два торпедных адаптера, добавить пульт ручного контроля, и в итоге можно получить гоночную торпеду или, если по-простому, «гончую».

Когда после первого курса Ник сдал начальную лётную практику, знакомый курсант позволил ему прокатиться на такой детке по нелегальной трассе в свалочном ангаре-отстойнике. В итоге Ник три месяца ночами работал техником в роскошном станционном отеле, пока не собрал себе такую же, и даже лучше. Честно говоря, идеальной «гончей» не существует. Миллионные треды в сети посвящены обсуждениям, какие двигательные модули эффективнее, какой корректор к ним больше подойдёт, как их оптимально компоновать. Один только вопрос «Стриж-14Ж-5 или Стужа-17М?» раскалывает сеть надвое, поэтому только за одну попытку начать СиС-тред на многих форумах легко попасть в вечный бан.

Гоночная торпеда создаётся для гонок. Ник это отлично понимал и очень скоро оказался на старте одной из них. Это был сумбурный день: утром пришёл вызов от техника, через которого Ник доставал модули.

– День, Ник! Как дела, тащ? Собрал свою детку?

– Полный вакуум, цикл назад провел две катки – огонь! Чуть подкрутить компенсатор – и хоть завтра в стек!

– Лёд! Насчёт стека – тут вечером один слот свободен. Заруба намечается тесная: будут сразу Шомпол и Навал, то-то если пас, я пойму. Но тут все варики отпали, то-то возьмут в зарубу за треть тузового взноса. Ты как?

В голове Ника завертелся вероятностный вариатор. Взнос не отбить, призовые получают только первые три места из десяти. С другой стороны, чтобы попасть в один стек с Шомполом или с Навалом нужно гоняться несколько месяцев, пока не наберёшь авторитет. Пылить в одном вакууме с этими двоими – что-то из области фантастики. Оба гонщика – легенды, с кем попало такие не гоняются. Сам факт попадания в подобную гонку открывал дорогу в любой стек. Если занять, ваков на счете впритык хватает на треть тузового взноса. Выходит, можно браться!

– Лёд! Я в стеке!

– Да ты цитовый тащ! Ты не пыли! Я знаю, какие штуки у тебя стоят, – сам доставал, то-то, может, и не последним будешь! Пару киловаков мне переведи и уточни, под каким ником тебя заявить? Слышь, ник Ника получается!

– Нестор.

– Ледово! Это как тот кап: «На страже вакуума»? А детку «Острогом» назвал?

– «Остроженькой», это ж детка!

– Дело! Давай-до!

Расставшись с последними ваками, Ник вдруг вспомнил про скафандр.

В графике практики пилотирования был перерыв, поэтому цикл назад он сдал свой лётный скафандр на плановую профилактику. «Это проблема, – подумал Ник, – нет, это огромная Проблема! Конечно, можно взять аварийный костюм из спасблока, но, как только его достанешь, включится аварийный маячок, а использование аварийного оборудования не по назначению – это залёт. Маячок можно взломать, но нужен спец, а это ваки и время». К сожалению, ни того, ни другого у Ника не осталось. Зато остался его технический скафандр для вакуумных работ. Беда в том, что у этого костюма на спине имелся массивный реактивный ранец на двенадцать дюз. С таким удобно перемещаться в невесомости, но, увы, невозможно разместиться в кресле гоночной торпеды.

«Нужно попытаться, – решил Ник и натянул свой техкостюм ваккумный класса РН-12. Привычный скафандр сидел на нём как влитой. – Теперь… как бы так сеть в гончую?»

Двадцать минут акробатики заставили его вспотеть. Всё же костюм был предназначен для невесомости, и даже при четверти g в лётном ангаре оказался тяжеловат. В любом случае усилия результатов не принесли.

Наставник по механике часто говорил: «Не смог прикрутить – не тянись сразу к кувалде, сначала достань зад из шлема». Ник присел рядом с «гончей» и принялся «доставать зад». Ранец в кресло никак не поместить, значит нужно сесть как-то иначе. Память услужливо выхватила образ из древней картинки: Земля, небо, дорога, а по ней стремительно катится человек в шлеме на устройстве с двумя колёсами. «Да, это вариант, – размышлял Ник, – что, если сесть наоборот: лечь грудью на спинку амортизатора, нижнюю часть сиденья снять, а ногами обхватить стойку?»

Десять минут ушло на подготовку. Работал Ник прямо так, не снимая костюм: скафандр же рабочий. На удивление, такая посадка оказалась удобной, вот только он оказался лицом к корме, но это как раз легко было поправить. Сняв костюм, Ник поменял местами двигательный модуль гончей и блок коррекции. На замену ушло всего полчаса, так как оба блока имели стандартные торпедные адаптеры. Ещё час ушёл на перенос пилотных манипуляторов и смену настроек конфигурации. Последним штрихом был логотип «Острога» на «гончей»: дышащая огнём «с» внутри большой «О».

Снова нацепив костюм, Ник вывел торпеду в шлюз. Привыкнув к новой посадке, выписал пару стандартных пилотажных комплексов и даже начал получать удовольствие, будто всегда летал так: задом наперёд, с торпедой между ног.

Появление Ника на стартовом портале вызвало шквал насмешек в эфире: «Клоун!», «Гимнаст?», «Техпомощь» – это те, что из приличных. Лишь когда Шомпол с усмешкой отметил: «Свежий ракурс», все притихли.

Хлопоты со скафандром так вымотали Ника, что на волнения у него просто не осталось сил. Старт прошёл без проблем, первый круг тоже – Ник шёл последним. Торпеды фаворитов гонки, Ника и ещё двух участников были построены вокруг модуля типа «Стужа», такие «гончие» шли по широким траекториям. «Гончие» типа «Стриж» были маневреннее, хоть и не такие быстрые, они шли узкими курсами. Чтобы быстро приноровиться к трассе, Ник старался все повторять за фаворитами, и это принесло первый успех – на пятом круге он уже шёл восьмым, но всё же постепенно отставал от лидеров. На средине шестого круга Ник вспомнил слова Нестора: «Если лететь по чужим следам, то никогда не будешь впереди». Оптимальным вариантом было бы идти в полосе между широкой и узкой траекторией, к тому же она почти всегда была пуста. Пару кругов Ник пытался сузить курс, но корректирующего импульса не хватало, и его сносило на внешнюю орбиту. К тому же, эти попытки не прошли бесследно – он скатился на девятое место.

«Если бы у меня был дополнительный импульс с ассиметричным вектором…» – вспомнил теорию Ник и улыбнулся, осознавая, что такой импульс у него есть – целых двенадцать дюз технического скафандра. Несколько секунд ушли на активацию систем пилотирования костюма, и… Первая попытка использования дополнительных дюз выбила его из траектории! Он чуть не вылетел с трассы, снова оказался замыкающим.

У «гончей» было восемь векторов управления, столько же – у костюма, так что управиться со всеми сразу у Ника не получалось. «Так, отключим четыре вектора в скафандре, – лихорадочно соображал Ник, меняя настройки, – уже проще, а вот на этой смене траектории не будем менять режим работы дюз ранца, а лишь слегка наклоним тело, вот так… А здесь в обратную сторону».

«Остроженьке» удавалось оставаться на средней траектории, всё внимание ее пилота уходило на контроль векторов и виляние телом. Лишь через пятнадцать кругов Ник рискнул переключить визор, чтобы оценить обстановку. Он был третьим!

Впереди шли только Шомпол и Навал. Фавориты были поглощены взаимной борьбой, к тому же им приходилось обходить отставших на круг. В отличие от всех остальных, Ник летел по средней, чистой траектории. Ему никто не мешал, поэтому отставание от первой пары стало медленно сокращаться. Комментаторы были в экстазе. За пять кругов до финиша новичок сравнялся с легендами колец вакуума – это усилило борьбу фаворитов, добавив в неё нерва. То Навал, то Шомпол пытались перекрыть траекторию Нику, но их быстро сносило, и они лишь теряли темп.

За три круга до конца гонки «Остроженька» шла первой с видимым отрывом.

Внезапно контрольная панель скафандра загорелась красным: «Топливо». Ник прикинул, что запаса хватит только на круг, и снизил мощность дюз ранца, а также слегка расширил траекторию. Эти вынужденные меры привели к тому, что его преимущество стало медленно таять. На предпоследнем круге топливо в ранце закончилось, а на последнем фавориты гонки приблизились вплотную, но теперь Ник шёл той же траекторией, что и они, перекрывая окна обгона, поэтому им не хватило всего нескольких десятых секунды, чтобы обойти новичка на финише.

Первый! Только теперь Ник включил общее звуковое поле. Виртуальный эфир взорвали эмоциями, ни одного слова невозможно было разобрать, но было ясно – все ликовали. Потом Шомпол и Навал угощали Ника в ангарном баре, его ждали кружки, стопки и гонки, гонки, гонки.

Так было, пока не наступила та Гонка.

Он летел первым. Шёл семнадцатый круг, впереди был сложный участок – огромная секция бывшего линкора с ангарным порталом. Участникам нужно было влететь в портал и аккуратно пройти по шлюзовому туннелю. Изначально тот был прямым, но со временем искривился плавной дугой. Дросселирование в дуге туннеля доставляло удовольствие – здесь скорость ощущалась сильнее, а близость стен щекотала нервы, опасность делала последующий восторг только острее, а вылет из туннеля казался освобождением.

Когда Ник вышел на секцию, его намётанный глаз поймал какое-то лишнее движение. Крупный кусок обшивки, медленно вращаясь, летел в сторону портала. Через долю секунды контроль сближения выдал предупреждение: «Столкновение неизбежно! Необходима смена курса. Безопасный курс не найден». Секция приближалась, тормозить было уже поздно, Нику оставалось только ускориться в надежде проскочить за миг до того, как обломок перекроет вход в портал, а потом надеяться, что его не сильно размажет по стене туннеля. В том, что размажет, не было сомнений – бессердечные законы орбитальной механики не делали исключений для молодых пилотов.

Это был миг сожаления, острый, как нож. На кону стояло его здоровье, а может и жизнь. Впрочем, риск Ник считал вполне допустимым, а сожаление вызвала цель, ради которой он рисковал. Авторитет среди нелегальных гонщиков, горстка ваков – сейчас все это казалось ничтожной ценой за его голову. Как глупо умирать по пустякам!

Внезапно красные огни контроля сближения погасли, Ник дал полную обратную тягу, с трудом вписываясь в ангарный портал. Краем глаза он успел заметить, как обломок обшивки что-то задел и сменил траекторию. Чудо! Разумному человеку достаточно одного намёка от её величества Судьбы. Ник считал себя разумным, поэтому свернул с трассы и вышел из гонки, из всех гонок.

Похоже, тень проскользнула в глазах Ника. Заметив ее, Штерн слегка придвинулся и сказал:

– Я вижу, вы хорошо помните ту гонку. Полагаю, вы догадывались о подпольных ставках на результаты заездов? Заметные в криминальных кругах фигуры заправляют подпольным гоночным бизнесом, а когда постоянно выигрывает фаворит, интерес публики падает, а вместе с ним и прибыль. В тот раз на ваш проигрыш были сделаны высокие ставки, но я узнал об этом слишком поздно. К слову сказать, ваша гоночная карьера развивалась довольно быстро, я за ней не поспевал. Я едва успел перекрыть чёрный рынок торговли компонентами торпед, а у вас уже была своя – как вы их называли? – «гончая». Я почти успел выйти на хозяев тотализатора, а вы уже были по уши в проблемах. На той гонке у меня была группа своих людей, они должны были обеспечивать вашу безопасность. Двадцать подготовленных бойцов спецотряда космодесанта, вот ознакомьтесь с рапортом.

В виртуальном визоре появилось квадратное лицо с волевым подбородком. Судя по знакам отличия, майор космодесанта. Он начал доклад:

«Согласно диспозиции, огневые точки были скрытно размещены на всех ключевых позициях ангара СКО-56.67.48. Группа сопровождения „Веди“ довела объект до точки старта и заняла позиции в ожидании финиша. Шестнадцать циклов отслеживаемого мероприятия прошли без инцидентов. На начале семнадцатого восьмой пост заметил вспышку. Это был направленный заряд. В результате срабатывания заряда бронелист обшивки линкора площадью около семисот двадцати квадратных метров начал смещаться в сторону проема, сквозь который должен был пройти объект. Вероятность столкновения бронелиста и объекта симулятор обстановки оценивал в девяносто семь процентов, ожидаемое время до столкновения составляло две минуты двенадцать секунд. Прямое воздействие на бронелист могло обнаружить наше соединение. Я дал указание четвёртому посту (который был у балластной свалки) бросить балластную чушку в сторону проёма. Далее совместным огнём четвёртого, десятого, восьмого и седьмого постов под управлением тактического баллистического симулятора чушку вывели на курс перехвата. Было произведено сто четырнадцать выстрелов плазмокинетического типа повышенной скрытности. После огневого воздействия вероятность столкновения бронелиста и чушки симулятор обстановки оценивал в сто процентов, а вероятность столкновения бронелиста и объекта ноль процентов. Максимальное сближение с объектом пятьдесят семь метров ожидалось через семь секунд, вероятность столкновения объекта и чушки составляла ноль процентов. Объект успешно прошёл проём, затем покинул область отслеживаемого мероприятия. Группа „Глагол“ перехватила его и проследила до лётного ангара станции. Дальнейшее ведение объекта было передано другому соединению. У меня всё».

Экран погас. Ник грустно улыбнулся и тихо сказал:

– Я тогда решил, что сама Судьба дала мне шанс.

– Так и было, только у Судьбы были два десятка помощников и мои указания. Поверьте мне, молодой человек, именно так рок и работает: с помощниками и указаниями.

Пристально вглядываясь в молодого офицера, Штерн добавил:

– Тогда вы снова заставили меня уважать вас. Вы покинули гонку, хотя победа гарантированно была вашей, это жест не подростка, но мужа. Эта победа разворошила бы осиное гнездо, и мне снова пришлось бы исправлять ситуацию. Ваш поступок всё упростил. Была вероятность, что вас попытаются снова втянуть в гонки, но здесь я успел вовремя. Опять же, должен признать, что в результате этой истории я получил тендер за утилизацией компонентов торпед и контроль над ангарами свалок. В итоге немного заработал. Даже с учётом затрат на обеспечение вашей безопасности.

В кабинете снова повисла тишина. Каждый собеседник думал о чём-то своём. Наконец Ник сказал:

– Я чувствую себя идиотом. Я думал, что понимаю, что и почему происходит, а на деле… Что тут сказать? Спасибо – это всё, что приходит мне на ум. Спасибо.

– Принимаю вашу благодарность, большего мне и не нужно, – кивнул Штерн. Лукаво улыбнувшись, он добавил: – так уж вышло, что всё остальное у меня есть.

– Полагаю, после того эпизода я больше не доставлял вам хлопот?

– Ах, если бы! В какой-то момент в вас проснулась любовь к звёздам, и это привело к неожиданным последствиям.

После той гонки Ник целиком ушёл в занятия. «Любовь к звёздам? – подумал он, – вероятно, Штерн имеет в виду моё увлечение космонавигацией».

Путь между двумя точками в космосе можно проложить бесконечным множеством способов. Некоторые из них будут оптимальными, и это зависит от того, что именно штурман собирается оптимизировать: время, энергию, интегральную перегрузку, безопасность или все вместе. При помощи орбитального компьютера навигатор может подобрать подходящую траекторию, но уважающий себя штурман должен уметь прикидывать возможную орбиту в уме или с простым вычислителем в руках. Это называется интуитивная навигация, курса такого в Лётной Академии нет, но будущие штурманы считают делом чести постичь азы этого искусства. Всё начинается с навыков ориентации по звёздному полотну. Сложнее научится интуитивно предсказывать взаимное положение планет, здесь понадобится знание точного времени и параметров планетарных орбит. В своё время Ник увлёкся интуитивной навигацией, много часов проводил со Старшим навигатор-наставником Академии, а затем строил маршруты и проверял их орбитальным компьютером. Каким образом это могло добавить хлопот Штерну?

– Вы о интуитивной навигации? Это же безобидное занятие. – заметил Ник.

– Поначалу я тоже так думал. Скажите, что изучают интуитивщики?

– Звёзды, созвездия, эклиптику, зодиак.

– А дальше?

– Планеты, планетарную механику.

– А потом?

Ник покраснел:

– Астрологию.

На космофлоте – как гражданском, так и боевом – никто официально не признает, что зачастую перед важным рейсом штурман корабля составляет астрологическую карту полёта. Выходить в вакуум без такой карты считалось плохой приметой, дескать, раз уж собрался лететь среди планет, то лучше сразу выяснить, как они настроены. Да, суеверие, никто не спорит, но космонавты – народ суеверный, потому что космос полон опасностей. Принцип у них простой: если суеверие работает, то убережёт, а если не работает, то хуже не станет. К тому же появляется ощущение контроля, словно у тебя есть возможность управлять неприятностями. Несмотря на свою иллюзорность, оно дарит толику уверенности.

– Хорошо, а как вы использовали свои познания в астрологии?

– Составлял астрологические карты сокурсникам.

– Сокурсникам? Они все одинаково интересовались причудами звёзд?

Ник покраснел ещё гуще:

– Ну, скорее сокурсницам, их это интересовало больше.

Допрос продолжился:

– А после составления карт сокурсницам вы чем занимались?

Ник стал пунцовым:

– Иногда сексом.

– Излишне говорить, чем это может заканчиваться, учитывая, что на территории СВК контрацептивы и аборты разрешены только по медицинским показаниям.

– Мы были осторожны, делали расчёты.

– Понимаю, звёзды опять же подсказывали, – съязвил магнат и как-то незаметно для обоих перешёл на «ты». – А ты знаешь, что две твои подружки провели тесты на генетическую совместимость с тобой и уже были готовы забеременеть, выбирая подходящее время.

Ник отрицательно махнул головой и машинально ответил:

– Никак нет, не мог знать!

– А должны были бы знать. В любом случае ваша активность вне занятий могла нарушить мои планы. Мне пришлось провести кампанию против Академии. Замечу, Академии, которую я очень уважаю, мол, квалификация выпускников падает, а курсанты занимаются чем угодно, кроме подготовки. Сработало моментально: учебная нагрузка выросла в полтора раза, практика увеличилась почти вдвое. В свободное время курсантов стали интересовать лишь сон да еда.

«Сегодня день, когда все загадки находят объяснение», – в уме сокрушался Ник. Курсанты ломали голову, что послужило началом «каторги» – так называли внезапное ужесточение учебных планов. «Кто бы мог подумать, что всему причиной я и моё увлечение астрологией?»

– Ладно, а статуя Чкалова – это тоже я? Из-за меня? – смущённо спросил Ник.

– Какая статуя?

– Ну, у нас в кампусе был довольно странный случай – на алее пилотов пропал бюст Чкалова, сегодня вы мне объяснили много загадок, я вот подумал, может…

Ник не стал договаривать, что обычно перед важными событиями он приходил к этому бюсту, считая, что тот приносит удачу. Знакомые сначала подтрунивали над этой привычкой, но после череды побед Ника в гонках и нескольких успешных зачётов сами стали приходить к памятнику. Очень скоро это стало традицией для всей Академии, но потом Чкалов исчез, а Ник считал себя косвенным виновником пропажи.

Штерн развёл руками:

– Нет, прошу извинить, про Чкалова я не в курсе, но возьму на заметку – самому стало интересно.

– Не стоит, похоже, я и так доставил вам немало хлопот. Даже любопытно, что там дальше по списку.

– Собственно, это всё, остальное мелочи, – уклонился от прямого ответа Штерн и решительно положил ладони на стол. – Теперь перейдём к наследству. Может, чай? Кофе?

– Спасибо, кофе.

Как и большинство вещей в кабинете Штерна, кофе оказался из категории «то, что выросло само». Наслаждаясь напитком, Ник предположил, что зёрна доставили с Земли, хотя сравнивать ему было не с чем. Кофейный аромат добавил уюта обстановке. Старик пил молча, иногда бросая цепкий взгляд на юношу. Холода в этих коротких взглядах не было, скорее Штерн хотел понять, не слишком ли он надавил на парня.

Ещё одна улыбка девушки, чашки исчезли, и на столе осталась лишь письмо с конвертом.

– Штерны приложили неординарные усилия, чтобы исполнить волю ваших родителей, – продолжил разговор магнат, – ваши отец и мать видели вас капитаном, поэтому логично, что в качестве наследства они оставили вам космический корабль.

– Корабль? – переспросил Ник. Конечно, в своих мечтах он часто видел себя на капитанском мостике, но чтобы управлять своим кораблём? Даже для мечты этого было слишком!

Штерн кивнул.

– Какого класса? Лётная масса? – тут же стал уточнять Ник. Он был бы рад любому кораблю, даже старому грузовичку типа «Шершень-66», хотя нет, «шешки» выпускают только пятнадцать лет… Тогда «Колун-157»! А может, это пассажирская яхта? Нет, тогда бы старик сказал бы не корабль, а судно. Если подумать, то и «Колун» в стандартном исполнении – судно. Вопросы переполняли Ника, но он решил проявить выдержку лейтенанта. Поправка: универ-лейтенанта.

Штерн повёл рукой. Движение было одновременно извиняющимся и пренебрежительным.

– Прошу меня простить, я всегда мало интересовался техникой. Это сравнительно большой корабль, вроде как крейсер.

– Крейсер? – изумился Ник, чувствуя себя почти капитаном крейсера. Это значит, межпланетный класс, лётная масса не менее пятнадцати тысяч тонн! Ник стал перебирать в уме знакомые ему модели крейсеров двадцатилетней давности и с сожалением признал: – Я не уверен, достаточно ли моего допуска для такого корабля.

– Молодой человек, пусть техника мне не интересна, но в юридических вопросах я безупречен, – в голосе старика зазвучала сталь. – С отдельными ограничениями ваш допуск достаточен для этого корабля, иначе я бы не стал передавать его вам. Какое-то время будете унтер-капитаном.

Назначение унтер-капитаном – обычная практика для космического флота. Унтер-капитан получает нормальный капитанский мандат, но может иметь ограничения на использование судна. Например, иногда грузовые корабли ходят с двумя унтер-капитанами, один из которых – карго-капитан, дока в том, чтобы оптимально загрузить судно и лучшим образом доставить груз, но, как только судно попадает в зону боевой опасности, он теряет полномочия и командование принимает боевой унтер-капитан, имеющий допуски к использованию систем вооружения. Обычному капитану запрещено управлять судном в опасных зонах, а боевой капитан может не иметь нужные грузовые и портовые сертификаты, однако, сменяя друг друга, они могут переправлять сложные грузы по оптимальным орбитам.

– Есть! Унтер-капитаном! – машинально отрапортовал Ник, словно принимая назначение.

– Пусть я толком не знаю, как с технической стороны, – продолжал ворчать старик, – но с правовой точки зрения этот корабль уникален. Дело в том, что он попадает в «Протокол 717». Это закрытая часть договора о перемирии после Астероидных войн, полный текст которого недоступен даже мне. Предполагается, что на корабле используются устройства или технологии, которые сейчас запрещены в Солнечной Системе. Про одну из таких технологий я в курсе. Вы должны знать, что уровень сложности систем технического интеллекта был ограничен постановлением Ассамблеи ООН сравнительно давно, а вот лет десять назад ограничения были смягчены для систем стратегического назначения. Как бы там ни было, на текущий момент запрещено производство и использование систем уровнем выше, чем из8. У меня есть основания полагать, что ИИ корабля имеет более высокий уровень.

– Насколько я помню, такие системы признали опасными?

Специализацию корабельного кибермонгера Ник получать не стал, но из общего курса помнил, что люди не могут понять цели и мотивы интеллекта на несколько уровней выше человеческого. Предполагается, что такой разум будет манипулировать человеком. Был придуман тест, который назвали тестом Макиавелли: система искусственного интеллекта и группа людей находятся в замкнутой среде, при этом система должна убедить людей путём голосования передать ей полные права по управлению всей средой и самой системой. Удивительно, но когда-то были созданы устройства, которые успешно проходили этот тест с произвольной группой. Конечно же, тесты проводились в контролируемой среде, и после экспериментов все системы были уничтожены: как оказалось, люди ещё не готовы к такому.

– Верно, такие системы считаются опасными, но ваши родители думали иначе, и я с ними согласен, – в голосе старика прозвучала убеждённость личного опыта. – Я часто общался с интеллектом корабля и нахожу его достойным доверия. Во всяком случае, он ни разу не дал повода усомниться в нём, и можно сказать, что субъективный тест Макиавелли он почти прошёл. Кстати, интеллект корабля, в отличие от меня, компетентен в технических вопросах. Именно он и будет вводить вас в курс дела.

– Хорошо, – согласился Ник, затем, подумав, добавил: – Значит, у него я смогу больше узнать о родителях?

– Это полностью исключено и противоречит его должностным инструкциям. К тому же все документы по истории корабля ведут либо к «Штерн и Лун», – тут магнат указал на себя, – либо к «Протоколу 717», – последовал жест куда-то вдаль, – так что, исследуя происхождение корабля, вы не сможете узнать больше, чем предполагается. Я лично всё перепроверил, но, если хотите, то со временем можете сами удостовериться, насколько я был дотошен. Финансовые расследования тоже никуда не приведут.

– Финансовые?

– Да, здесь есть одна тонкость: дело в том, что корабль имеет свой счёт, на котором в данный момент числится чуть более 18 миллионов эргов, но вы не сможете ими свободно распоряжаться, потому что они не ваши. Средства данного счёта можно расходовать только на обслуживание и модернизацию корабля. Два миллиона уже были истрачены на хранение судна, текущее обслуживание и на топливо для реакторов. Счета можете проверить в учётном регистре корабельной системы.

«Хм, несколько реакторов, похоже точно крейсер, опять же миллионы эргов», – подумал Ник и уточнил:

– А кто будет следить, что средства расходуются верно? Вы?

– Хороший, уместный вопрос, – усмехнулся Штерн. – Здесь важную роль играет ещё одна особенность корабля. Согласно требованиям «Протокола 717», судно оснащено уполномоченным сертификационным органом ООН.

– Что это такое?

– Это система, имеющая право решать любые юридические и регистрационные вопросы. Такой центр может по своему усмотрению выдавать корабельные квалификации, звания, давать допуски, даже, если хотите, выдавать гражданство. Естественно, всё это в рамках общих правил и законов, зато без проволочек. Да что там! Он даже может принимать судебные решения!

– То есть на корабле будет свой судья? – удивился Ник.

– Не свой. Центр – это независимая часть корабельного интеллекта. На деле основная задача этого органа – ограничивать действия сверхразума и следить за соблюдением требований «Протокола 717», остальное достаётся вам в виде бонуса.

– Верно ли я понимаю, что корабль оснащён сверхинтеллектом, возможно ещё какими-то запретными технологиями, и чтобы это всё держать в порядке, кораблю придано специальное финансирование, а за исполнением нормативов следит особый автоматический орган ООН?

– Да, в целом это правильное понимание ситуации, – кивнул Штерн и провёл рукой вдоль контрольной панели. – Поздравляю, сейчас я передал вам права на корабль, с этого момента вы унтер-капитан «Наутилуса-127»!

– Это имя корабля?

– Да, по старой неформальной традиции «Наутилусами» называют суда, имеющие некий дипломатический статус. Все корабли Протокола также попали под это правило. Рядовое судно не могло бы получить такое имя, к тому же имя «Наутилус» нельзя задать при поиске в общем регистре, найти данные такого судна можно лишь точно зная его регистрационный номер.

Прислушавшись к своим ощущениям, Ник признался:

– Я понимаю важность момента, но всё же пока не осознаю себя капитаном.

– Естественно, вам нужно взглянуть на свой корабль. Он ждёт вас на лунной верфи «Штерн и Лун».

Конь

Исполинская глыба рыжего льда, покрытая оспинами кратеров и изъеденная пустотами, напоминала огромный выработанный астероид, из которого шахтные черви выгрызли самое ценное, оставив лишь низкомерную оболочку. Амальтея имела дурную славу, просторные тёмные пещеры выглядели как укромные гавани, в которых удобно прятаться от радиации и вездесущей абразивной пыли, но то была только видимость. Колоссальные приливные силы Юпитера постоянно играли с рыхлой поверхностью спутника, сжимая и разжимая небесное тело, словно козье вымя.

Удобное на первый взгляд убежище в любой момент могло стать ловушкой. Мысль об этом позабавила Талоса своей нечаянной рекурсией, ведь, прозябая вторые сутки в каменном мешке, способном внезапно превратиться в капкан, капитан сам готовил западню.

Укрытие было почти идеальным: дыра шириной в полкилометра и глубиной в два легко вместила их корабль; выход из пещеры всегда был направлен в сторону Юпитера; диск планеты был таким большим, что из проёма пещеры ничего, кроме него, не было видно. Можно было представить, что они заперты в гигантском горшке: рыжие ледяные стены по бокам, на дне, а прямо перед ними расписанная живописными полосами крышка из планетарного диска. Если подумать, они уже два дня не видели открытого космоса, а это значит, что и космос не видел их. То-то. В тридцати километрах отсюда его ведомый прятался в подобной дыре. Связь и наблюдение им обеспечивала малозаметная сеть направленных зондов.

Ожидание утомляло. Мысли изводили Талоса, а он изводил команду: канониру приказал компоновать торпедные сборки, навигатору – следить за подвижками поверхности спутника, механику – зафиксировать корабль и укрепить слабые места пещеры, только ему – капитану – некому было отдать приказ. Вопросы без ответов разъедали его изнутри: почему им так легко достался полётный план их цели? Зачем ламеры, так тавры называли лунных американцев, проложили орбиту так близко к Амальтее? Хотя последнее понятно: если держаться в Паутинном кольце Амальтеи, то можно долго не привлекать к себе внимание, особенно в такой близости от громадного Юпитера.

Через несколько часов средний транспортник «Мунджерси-418», должен проплыть в каких-то жалких трёх тысячах километров отсюда. Пять километров мерной стали, набитой газом и льдом. Только три отсека судна – с семьдесят третьего по семьдесят пятый – прячут секретный груз, и ни Талос, ни Бык, который его сюда послал, не знали, что там везут ламеры. Таврам сказали, что дело нужно сделать, а тавры хорошо знают, что нужно значит нужно. На том и стоим.

Пусть сам груз неизвестен, но его ценность была очевидна. Иначе зачем ламерам превращать безобидный транспорт в почти неприступную крепость? По пути к Юпитеру разведка пассивно просканировала ламерское судно: внешне обычная космофура, но, если присмотреться, то можно насчитать двадцать торпедных конвейеров и сорок семь огневых точек. Не линкор, но по боевой нагрузке близко к нему. Единственный минус (или плюс, это как посмотреть) – тяжёл и неповоротлив, на то и расчёт.

Чтобы убить время, Талос решил ещё раз, наверное уже сотый, пройтись по тактическому сценарию и данным сканирования цели.

– Тал? – В фокусе визора появился его давний напарник Клевер, абсурдно удачливый капитан ведомого эсминца поддержки. – Мои ближние сенсоры засекли цель, передаю данные.

– Хорошо, готовность «Веди», пусть твои проверят, что ваш борт ничем не фонит.

– Обижаешь.

– Своим я тоже скажу. Не хватало ещё на какой-нибудь мелочи проколоться.

– Понял, понял. Есть!

Следующие два часа заняла обычная рутина подготовки к бою: проверки, перепроверки, контрольные списки. Корабли сняли с якорной фиксации, готовность «Веди» сменилась на готовность «Бука»; пустили вакуум, экипажи заняли боевые посты.

В амортизаторе, справа от капитана сидел пилот-навигатор Янус, в нём уживались две способности: он мог подолгу продумывать сложнейшие орбиты и высчитывать их с максимальной эффективностью, а еще он был гением микроконтроля корабля, когда нужно было без раздумий, чисто на интуиции, но в тесной связке с техином провести судно в огневое ушко. Беда Януса была лишь в том, что он либо думал, либо действовал, делать и то и другое одновременно у него не получалось.

В левом амортизаторе сидела Арта – канонир корабля. Её родители получили разрешение на ребёнка-альбиноса, так и появилась на свет белоснежная холодная красавица Арта. Когда их крейсер попадал в передрягу, от которой нервы капитана начинали звенеть, а кровь стыла в жилах, Талосу достаточно было перевести взгляд на своего канонира, чтобы успокоиться. Её красивое лицо с едва уловимой ледяной полуулыбкой всегда оставалось бесстрастным. При этом девушку нельзя было назвать бесчувственной, нет, она проявляла эмоции, но только тогда, когда сама этого хотела. Много раз Талос думал о ней как о женщине, хотел сблизится, но его всегда останавливала мысль, что найти талантливого хладнокровного канонира намного сложнее, чем сногсшибательную горячую любовницу.

– Контрольное сближение, готовность «Аз», – доложил техин. Счёт пошёл на секунды, по старой привычке капитан с силой потёр ладони друг о друга и сказал:

– Ну, понеслось! – И понеслось.

Аккуратно, на пониженной вакуумной тяге, стараясь не потревожить хрупкие ледяные своды, крейсер и эсминец выбрались из своих пещер. Как только корабли оказались на оперативном просторе, они включили полный ход. Скрывать свои намерения было бессмысленно: орбитальная задача, в начальных условиях которой значится удалённый уголок системы, два боевых корабля и транспорт с секретным грузом, имеет только одно решение. Когда курсы кораблей выровнялись по направлению к транспорту, заработали линейные орудия, и сила перетекания электричества в магнетизм ускорила десяток зарядов, которые хищной стаей стремительно направились в сторону транспорта.

Преимущество линейных орудий в скорости снарядов. Расстояние от атакующей группы до цели они пролетали меньше чем за четверть секунды, а это была ещё не предельная мощность пушек – её пришлось понизить, чтобы на такой малой дистанции снаряды успевали навестись на конкретные цели. Дело в том, что если чисто кинетически поражать силуэт противника, то в вакууме довольно сложно нанести существенные повреждения – заряды прошивают корабль навылет, причиняя сравнительно скромный ущерб. Чтобы таким образом поразить что-то существенное, нужно точно попасть в жизненно важный узел, а если намерен полностью повредить груз, то требуется нарушить структурную целостность отсека корабля, для чего нужно выпустить сотни и даже тысячи кинетических снарядов, поэтому разумнее использовать другие поражающие факторы: экспансивный взрыв, плазму, осколки или ТЯН. Термоядерная начинка в данном случае сразу отпадает, то-то крейсер Талоса имел разрешение только на десять зарядов ТЯН. Носить больше, чем положено, – огромный риск, если оружейная инспекция обнаружит «лишний» заряд, это чревато конфискацией корабля, трибуналом для экипажа и лишением всех квалификаций. Нарушение оружейного протокола – самое страшное системное преступление, ничто в системе не карается так сильно и не преследуется так бескомпромиссно. Линейный снаряд сравнительно легко отклонить от траектории, а если он промахнулся, то его уже невозможно вернуть. Заманчиво, конечно, выпустить издалека десяток линейных ТЯН, но это недостаточно надёжный вариант. Для такого плана атаки симуляция показывала не больше пятнадцати процентов успеха, две дополнительных боеголовки от эсминца Клевера повышали шансы лишь на два процента. Итого семнадцать. Мало.

Беглые вспышки первых попаданий пробежались по корпусу цели. Это были комплексные осколочные и плазмо-кинетические удары – оптимальный вариант для повреждения узлов корабля. Крейсер Талоса целился в противоторпедные оружейные точки транспорта, целями эсминца поддержки были реакторные отсеки. Основной идеей атаки было снижение общей противоторпедной обороны или, проще говоря, ПТО противника. Для защиты от атакующих торпед ламеры будут вынуждены использовать свои перехватывающие торпеды, а если все торпедные конвейеры транспорта будут задействованы на оборону, то им нечем будет контратаковать. При таком раскладе ударная группа может не расходовать силы на оборону, а бросить все ресурсы на массированную атаку.

Прошла минута, между противниками осталось менее тысячи километров, и оружейные конвейеры начали выплёвывать поблескивающие металлом торпеды. Эти снаряды намеренно не пытались скрывать, не оснащали стелс-покрытием, ведь они предназначались, чтобы насытить ПТО транспорта, стать её обедом.

Транспорт был ограничен в манёвре. Для его длинного корпуса любая коррекция тангажа или рыскания означают огромные нагрузки на силовую раму. Капитану грузовика были доступны лишь продольное ускорение и крен. В таких условиях конфигурация из двух торпед гарантировано поразит точечную цель на корпусе с одного захода, причем при любом возможном манёвре уклонения, но только если ПТО подавлена. Большинство ударных торпед были направлены на узлы ПТО и реакторы, но иногда к ним добавляли контрольные залпы, целью которых были отсеки с секретным грузом. Из десяти контрольных пусков два уже достигли успеха, целевым показателем была треть контрольных попаданий. А потом атака перейдёт в заключительную фазу.

– Плюс один! – передал Клевер. Это означало, что в тактическую конфигурацию был включён новый противник. Эсминец сопровождения имел разведмодификацию, в их спарке он был глазами, когда ударный крейсер был кулаком.

– Арта! Мостик! – Талос передал управление боем своему канониру, а сам принялся изучать новые вводные.

В шестидесяти семи тысячах километров от них небольшой рейдер начал ускорение для выхода из Паутинного кольца Амальтеи. Судя по всему, рейдер имел превосходную стелс-подготовку – его удалось засечь лишь по мерно-вакуумному возмущению от плетельного ускорителя. Вектор ускорения выводил гостя на орбиту сближения. Было очевидно, что он намерен включиться в сражение. «Что ж, кто не с нами, тот против нас», – подумал Талос и пометил нового участника как враждебную цель. Однако с такого расстояния незнакомец не мог повлиять на исход боя. Даже для дальней линейной атаки следовало сблизиться, поэтому действия рейдера выглядели как глупый жест отчаянья. В свою очередь, Талос никогда не верил в глупость своих врагов, поэтому принял меры.

– Клев, выпусти встречный комплекс ПЛО, встань в проекцию, – отдал команду Талос. Это были стандартные меры против дальней атаки: три торпеды с огневыми точками в авангарде для отклонения линейных снарядов, а силуэт эсминца прикроет крейсер. Конечно, коррекция огневого расписания затянет атаку, но осторожность прежде всего.

– Так далеко же! Давай сначала добьем! – азартно возразил Клевер. Проблема с Клевером была в его везучести: когда постоянно везёт, это расслабляет и притупляет бдительность, даже на себе Талос временами ощущал расхолаживающее действие ауры удачи напарника и боролся с этим, как мог.

– Это приказ!

– Есть!

Эсминец начал менять позицию.

– Мостик взял! – Капитан снова принял управление на себя. Арта справлялась идеально, даже слишком идеально. Под её управлением атака принимала оптимальные очертания, это не нравилось Талосу, он считал это недостатком. Из всех вариантов оптимален только один, а это делает тебя предсказуемым, то есть уязвимым. Лёгким возмущением капитан разрушил стройные ряды торпед, впрочем, это было у них с Артой своеобразной игрой: девушка вносила в атаку гармонию, а Талос служил небрежным орудием хаоса.

Схватка перешла в стабильную стадию, и конвейеры выпускали торпеды одну за другой. Пусть транспорт воспользовался небольшой задержкой ритма, чтобы немного восстановить оборону, но перейти к контратаке у него не было возможности – всполохи попаданий регулярно расцветали на его корпусе, а помощь была слишком далеко.

На мгновение все сенсоры ослепли: где-то рядом вспыхнул термоядерный взрыв, и Талос боялся себе признаться, что «где-то» – это со стороны эсминца. Так и есть! Вместо знакомого во всех деталях силуэта Талос увидел небрежную кляксу разлетающихся осколков.

«Клев? Как же так? Куда делась твоя удача?» – мысленно закричал капитан, глаза его затуманились и сами собою выхватили лицо Арты – мраморное, без тени улыбки. Безжалостный техинт занёс в бортжурнал титр: «Паника капитана длилась 3.78 секунды».

Собрав себя в узел, Талос попытался понять, что произошло. Рейдер был слишком далеко! На такой дистанции любой его выстрел гарантировано сбивается, да и у транспорта не было возможности выпустить такую торпеду незаметно: все его действия тщательно фиксировались. Мистическая термоядерная боеголовка словно взялась из вакуума. Не выпуская загадку из головы, капитан подвинул крейсер в облако разлетающихся обломков, которые на какое-то время послужат прикрытием, потом скомандовал Арте: «Сброс!».

Согласно изначальному плану, сброс следовало провести позже, но атака явно отклонилась от планов. В грузовом трюме крейсера было заготовлено семь торпедных сборок, по семь торпед в каждой: две торпеды внешнего бронещита, две торпеды орудийного ПТО, две торпеды ложных целей, и суть всего боекомплекта – торпеда с ТЯН, уникальная, повышенной скрытности, такие нужно фабриковать заранее.

Открыв бомболюки грузового отсека, канонир аккуратно вывела торпедные группы из трюма. Активированная сборка сразу же распадалась в боевой порядок, формируя эскорт с «тянкой» в центре. У каждой группы была своя траектория, но все они вели к отсекам с секретным грузом. Дирижируя процессом, Арта усилила порядки атакующих сборок дополнительными торпедами, и сотни траекторий расчертили тактический визор; складываясь в гармонию замысла, наступала кульминация атаки. В такие моменты, когда порядок важнее хаоса, Талос наблюдал за боем со стороны, восхищаясь красотой, доступной только тем, кто знает толк в тонкостях комплексных вакуумных сражений.

Титр техина отвлёк капитана от боевой хореографии. Торпеды противолинейной защиты, которые выпустил Клевер, пытались доложить о сбое, но, так как эсминец не вышел на связь, они переключили протоколы на ведущий крейсер и повторили доклад. Судя по протоколам, рейдер произвёл одиночный выстрел линейным орудием, который торпеды не смогли перехватить, так как скорость выпущенного снаряда превышала допустимую скорость перехвата, речь шла почти о проценте скорости света.

Стараясь не думать о том, что такой выстрел невозможен, Талос стал размышлять, как от него защититься, потому что если у рейдера есть ещё «тянка», то крейсер обречён. Впрочем, даже если у рейдера остались только обычные заряды, то процесс просто растянется во времени. С момента гибели эсминца прошло уже почти три минуты, похоже, скорострельность у «волшебной пушки» невысокая, или облако осколков мешает произвести уверенное попадание.

Сейчас рейдер прекратил сближение и держался за пределами тактического радиуса крейсера. «Умно», – подумал капитан. Заняв один из конвейеров, он приготовил новую торпеду с ТЯН. Арта бросила на него лишь мимолетный взгляд – её торпедная симфония была в полном разгаре, и, хотя действия Тала вносили в неё фальшивую нотку, в общем звучании та была почти незаметна, особенно в момент кульминации, когда был достигнут первый успех.

Одна из ТЯН поразила целевые отсеки, а уже через долю секунды зажглась ещё одна термоядерная вспышка. «Что же, двух попаданий достаточно для гарантированного уничтожения груза, – поразмыслив, решил Талос. – Миссия выполнена. Пусть дорогой ценой, но мы довели дело до конца».

Две торпедные сборки уже были уничтожены, ещё три кружили вокруг транспорта, выискивая огневое ушко для атаки.

Полностью разбирать транспорт Талос не собирался, поэтому выдал в общий эфир системный сигнал-терминатор, чтобы оповестить всех, что не видит смысла в продолжении боя. Транспорт моментально выдал ответное подтверждение, его орудия замолкли, уцелевшие торпедные порты стали закрываться. Со своей стороны, крейсер демонстративно отвёл свои торпеды в сторону рейдера. Тот молчал и на сигнал не реагировал, значит, бой продолжался, но уже без транспорта. Толчок! Снова зажглась термоядерная вспышка – это была торпеда, выпущенная Талосом, настроенная на автоматический подрыв при любом магнитном выбросе со стороны рейдера. Одновременно крейсер начал манёвр уклонения на пределе допустимых перегрузок. Это сработало – в считанных метрах от корабля пролетел ещё один сверхбыстрый заряд. Вспышка ослепила сенсор наведения снаряда, и тот не успел среагировать на маневр уклонения. Отлично! Они выиграли ещё три-четыре минуты. Впрочем, это была единственная хорошая новость. У Тала не было ничего, чем можно достать противника. Тот мог безнаказанно расстреливать крейсер, и Талосу оставалось только убегать.

Собрав всё торпедное поле в группу, капитан передал управление Арте, добавив комментарий: «Импровизируй». Пилоту приказал: «Ломаная траектория, общий курс Амальтея». Сам же, совместно с техином, стал формировать поле прикрытия на основе оставшихся пяти «тянок».

Следуя замысловатыми зигзагами, они уже были на полпути к спутнику. Позади остались десять напряжённых минут и две термоядерные вспышки прикрытия, но на этом удача покинула их. Уклоняясь от очередного выстрела, крейсер сместился в ту же сторону, что и снаряд – фатальное совпадение! Для такого быстрого снаряда техин не мог своевременно рассчитать траекторию уклонения, поэтому корабль смещался в случайно выбранном направлении, которое на этот раз совпало со смещением вражеского снаряда.

Попадание пришлось на вакуумный привод, вероятно, у рейдера кончились заряды с ТЯН, поэтому им достался экспансивный снаряд плазмо-кинетического типа, можно сказать, повезло. Повреждения казались незначительными, но они нарушили синхронизацию двигателя. Если в таких условиях дать полную тягу, то это может разорвать корабль на части. Отдавать приказы Мехводу, их молчаливому механику, не было надобности. Тот и без распоряжений любую царапину корабля воспринимал как собственную рану и реагировал на уровне рефлексов – десяток ремботов уже деловито суетились в блоке привода. Через пару минут синхронизация была частично восстановлена, но маневры уклонения теперь никто не назвал бы «эффективными». Ещё два выстрела, и корабль потерял один из реакторов, а у капитана осталась всего одна ТЯН.

– Экипаж, в челнок! Арта, взять командование! – приказал капитан. Решение далось нелегко. – Скройтесь на спутнике, я вас прикрою. Ваша задача доложить Быку о новом противнике. Когда связь восстановится, передайте ему протоколы боя.

– Только с вами, кап, – ответил Ян.

– Не горячись, тебе челнок вести, – осадил капитан. – Иди готовься к отходу.

– Есть! – не стал спорить пилот. Он чеканно отдал воинское приветствие и покинул боевую рубку.

– Мех? – Талос развернулся к увлечённому своим делом механику.

– Да, пять сек, – ответил тот не отрывая взгляда от визора, – я только поправлю тут…

Капитан повернулся к канониру. Белокурая валькирия продолжала вести торпеды.

– Арта!

Взгляд девушки застыл, словно она выцеливала далёкую и сложную цель. Понадобилось время, чтобы лёгкая улыбка коснулась её губ – прицел взят:

– Я всегда хотела такого сына, как ты, – сказала Арта. Её ледяные глаза обжигали капитана даже сквозь визоры двух шлемов. – Не против?

Биоматериал всех тавров хранился в общей базе, но, чтобы воспользоваться им требовалось разрешение владельца.

– У меня уже есть два, может, дочь? Такую, как ты? – в голосе капитана прозвучала нотка надежды, он даже попытался улыбнуться в ответ.

– Дочь даже лучше, – согласилась Арта, подплывая к капитану, чтобы прижать свой шлем к его шлему для прямой акустической проходимости. – Жаль, у нас мало времени, – игриво сказала она. Её улыбка смягчилась, но голос задрожал, а в глазах проступили слёзы.

– Да, теперь буду сожалеть до самого конца жизни, пришли хоть вердечко, – едва успел отшутиться капитан, как девушку потянуло к выходу из отсека – это механик схватил её за плечи и молча потащил к ангару. Времени на прощания не осталось.

Последняя термоядерная вспышка скрыла отход челнока. Крейсер начал маневрирование, чтобы его проекция как можно дольше прикрывала беглецов. Ян вложил весь свой талант в замысловатую траекторию, вытянувшую челнок на орбиту Амальтеи.

– Нам нужно найти укрытие, – скомандовала Арта. Её, все ещё влажными глаза, скользили по «сырному» ландшафту спутника.

– Наша дыра, – слова Мехвода упали, как два камушка.

– Там, где мы прятались? – уточнила девушка. – Уверен?

Механик кивнул.

– Веди туда, – приказала она пилоту. Обычно, если Мехвод что-то и говорил, то всегда только по делу. Поэтому все часто сокрушались, что он так неразговорчив.

С того момента, как крейсер покинул укрытие, прошло чуть менее часа, но теперь Арте уже казалось, это было неделю назад. Когда механик укреплял стены пещеры, он обнаружил небольшое ответвление с прочным сводом, размером как раз, чтобы вместить их крошечное судно. Пока Талос и рейдер были с другой стороны спутника, челнок успел незаметно спрятаться в укрытии. Всё так же безмолвно Мехвод выбрался наружу и спешно пришвартовал их посудину к скалистым стенам. Наблюдая через внешнюю камеру, как механик методично отряхивает скафандр от каменной пыли, Арта постепенно брала себя в руки. Рутинный ритуал чистки скафандра успокаивал, Мехвод дал понять, что нормальная жизнь не закончилась.

– Мы должны затаиться, – проговорила Арта. Став старшим офицером, она приняла на себя бремя решений. – Связь заглушена, значит, капитан рейдера хочет скрыть сведения о бое. Если местный сектор связи будет закрыт более суток, сюда вышлют патруль. Им понадобится часов девять, чтобы добраться до узла связи, плюс ещё несколько часов на сканирование. Накинем ещё немного для уверенности, и где-то часов через сорок попробуем выйти на связь. До этого режим полной тишины. Отключить все системы по максимуму, исключить любые вибрации, даже разговоры. Принято?

Никто не возразил.

Через пятнадцать минут девушка прошлась по статусу систем и нашла проблему:

– Мех, почему компрессорный блок включён?

– Надо, – ответил механик. Повисла пауза. Осознав, что требуются пояснения, Мех продолжил: – надо систему прокачивать время от времени. Компрессоры хорошо сбалансированы и ходят без шума, но когда включаются, возможна вибрация, поэтому тише будет, если так.

– Ты уверен, что сейсмосенсор их не отследит? – спросил Ян.

– Уверен, – ответил механик, затем неохотно добавил: – На швартовых виброразвязка.

– На челноке были виброякори? – удивилась Арта.

– Нет, импровизировал, – иронично ответил Мехвод.

– То есть говорить мы можем свободно? – уточнил Ян. Механик кивнул.

– Так что же ты молчал? – возмутилась Арта.

– Молча тоже неплохо, – буркнул механик. Он демонстративно закрыл глаза и растянулся в кресле. – Давайте поспим, пока бомбить спутник не начали, – предложил он. Команда переглянулась, но механик, зевнув, всех успокоил: – Это ничего, здесь свод крепкий.

Солнечный свет преломлялся стеклом купола и оставлял причудливые разводы на дорожках парка. В своём суточном цикле солнце уже приближалось к краю кратера, и густая тень пологой дугой продвигалась по улицам Посидоний-сити, приближаясь к парку, в котором Ник пытался собраться с мыслями.

Ему хотелось побыть одному. Он немного скомканно попрощался со Штерном, вежливо отказался от статус-шаттла до верфи. Старик не настаивал, должно быть, что-то понимал. Оказавшись в транс-лифте, Ник скользнул взглядом по списку направлений и выбрал «Берёзовый парк». Где-то он слышал, что рядом с деревьями думается лучше, теперь у него появилась возможность проверить это самостоятельно.

Несколько сотен берёз лунные садовники выверенно разместили по парку, создавая иллюзию, словно в этом порядке не было умысла. Из множества древесных пород именно берёза оказалась одной из самых устойчивых к пониженной гравитации Луны. Какой-то нюанс в движении древесного сока позволил белым красавицам адаптироваться к шестой части g. У других пород сок поступал к ветвям или слишком быстро или, наоборот, слишком медленно, а у берёз получалось регулировать этот процесс. Берёзки быстро вытягивались в красивые деревья, в то время как другие породы, если и выживали, то выглядели пародией на свои земные оригиналы. Белизна стволов радовала глаз, тихий шелест листвы усмирял ход мыслей. Ник подумал, что идея с парком оказалась удачной.

В парке было пусто – суббота. Большинство на Луне только работало, луняне предпочитали жить в ярусных кольцах или на орбитальных станциях поблизости. Здесь любят шутить что лунный секс интересен только первые два раза: один раз – попробовать, второй раз – убедиться что идея была неудачная. Полное тяготение на спутнике можно создать лишь на кольцах, вращающихся ярусами внутри небольших кратеров, но поселиться там могли себе позволить немногие. В основном, жители обустроили себе дома на орбите. Лунные орбитальные лифты волнами перебрасывали гружёные шаттлы между продзонами на поверхности и спальными станциями полного тяготения в вакууме. Причудливым образом деловая активность почти всей системы всё ещё придерживалась земных ритмов. Земля, как сердце системы, толкала всю экономику своим пульсом.

Случайные прохожие быстро пересекали парк, демонстрируя традиционную лунную походку. Только рядом с детской площадкой задержалась группа местных – родители убеждали маленькую девочку в необходимости лететь домой. Малышка соглашалась с ними, но была уверена, что нужно сперва попрощаться со всеми киберятами. Парковые киберигрушки уселись вокруг неё полукругом и дипломатично выражали солидарность с родителями. Тем не менее, девочка подходила к каждому киберёнку, обнимала его, пожимала лапки и желала всего хорошего; к тому моменту, как мимо прошел Ник, процесс прощания был исполнен на треть. Взрослые вызвались помочь с церемонией, но у них всё шло не так – они обнимали тех, кому нужно было пожать руку или жали руки вместо обнимашек.

Наблюдая за тем, как мать и отец девочки мягко пытаются подчинить дочь своей воле, Ник задумался о своих родителях. Они вдруг стали ближе, но остались всё так же скрыты от него завесой тайны. Ник усмехнулся: несмотря на своё полное отсутствие, родители всё же смогли навязать ему свою волю и предопределили его жизнь. Удивительно, но Ник совсем не чувствовал на себе их принуждения – он всегда поступал так, как считал правильным, был свободен в выборе, проявлял себя. Самое время поверить, что на деле никакой свободы выбора не существует. Действительно, что это за свобода, если предусмотрен лишь один вариант? «Глупости! – подумал Ник. – Ты сейчас можешь встать, вернуться на Пояс и забыть о корабле на Луне. Глупо? Да! Зато свобода выбора! Что такое свобода, если не набор глупых решений, роящихся вокруг умного?»

Вирэк визора напомнил Нику, что он теперь капитан корабля. Ладно, унтер-капитан. И что его ждут двадцать семь тысяч тонн лётной массы, так что пора начинать мыслить как капитан. Ник согласился, но решил, что начнет с чашки местного кофе – эту вольность он мог себе позволить.

Входная группа верфей Штерна выглядела как нагромождение металлических конструкций, однако, по мере приближения ко входу, перспектива менялась, и края конструкций вдруг складывались в силуэт известного корабля, ещё шаг, и силуэт распадался, но в другом месте складывался новый. Большинство мерцающих кораблей Ник опознал без труда, судя по всему, все они были построены здесь.

Гиперлинкор «Суворов» шёл за легендой того же класса «Багратионом», их силуэты были почти одинаковы, но по деталям надстройки любой офицер различил бы их без труда. Затем из металла сложился типовой корвет класса «Несущий». Таких кораблей построена целая серия, но Ник сразу понял, что это «Варяг 22·17» – единственный корабль из трёх флотов, уцелевший во время битвы при Ириде. А это лайнер «Свирель», который спас тысячи поселенцев во время эпидемии на Фобосе. Так, двигаясь от корабля к кораблю, Ник оказался перед стойкой дежурного. Чтобы подчеркнуть респектабельность предприятия, посетителей здесь встречал живой человек.

Лейт, должно быть, ровесник Ника, с трудом отвёл взгляд от своего визора. Он даже не попытался скрыть раздражения, мол, уни-лейт, выскочка. Ник подумал, что дежурный мог решить, что он явно не на хорошем счету, если в субботу вечером выполняет какой-то мелкий приказ. К примеру, может попросить обновление драйвера реактора, потому что их нельзя передавать по сети, только на одноразовом физическом стике и лично.

– Вечер, чем могу вам помочь? – спросил дежурный. Между слов было легко прочесть «вот зачем ходить по субботам и отвлекать нормальных людей от их нормальных занятий?».

– Добрый, – ответил Ник, – я бы хотел получить…

– Да, да понимаю, – перебил дежурный, – давайте уже стик, я запишу.

– Вы меня не поняли, я хочу получить корабль.

– Корабль? Вы, лейт? Принять корабль, без капитана? – переспросил служащий. Он попытался припомнить строили ли они какой-нибудь мелкий корабль, или шлюп, да хоть бы и шлюпку. Очевидно нет, за такие проекты верфь не бралась. Впрочем, на конфликт дежурный не пошел и сухо сказал: – Передайте мне номер заказа.

– У меня нет заказа, корабль не строили, он здесь хранился. Найдите его по моим метрикам, – Ник переслал свое доменное имя и положил руку на сканер.

Дежурный уставился в визор. Ему понадобилась пара секунд, чтобы сменить настрой. Если раньше он не пытался скрыть раздражение, то теперь не мог справиться с удивлением.

– Прошу подождать несколько минут, вас встретит главный конструктор верфи, лично. Он вас ждал. Простите за недоразумение. Может, чаю, кофе?

– То-то, кофе на Луне неожиданно хорош.

После небольшой поездки на пассажирском трансфертере, они шли по внутренним коридорам верфи мимо огромных панорамных иллюминаторов с тёмными ангарами за ними. Просторные помещения утопали во тьме, едва подсвечиваясь контрольной сигнализацией и аншлагами безопасности. Главкон верфи, облачённый в стандартный рабочий костюм, уверенно шагал чуть впереди, и весь его вид внушал прагматичную обстоятельность, скорее рабочую, чем инженерную. Приземистый, даже для землянина, с грубо высеченным лицом и крепко сбитым телом, он почти ничем не выделялся среди других сотрудников верфи, иногда встречающихся им по пути.

– Мы стараемся сдержанно освещать наши изделия, поэтому доки выглядят тёмными, – объяснял конструктор, – боремся со шпионажем. Активные шпионские дроны себя выдают сразу, но некоторые модели пассивного сканирования сложно выявить вовремя. Наши изделия постоянно работают с перегрузками, такие лучше строить здесь, при слабом тяготении. Пока на корпусе нет обшивки, видна внутренняя структура изделия, такая информация очень ценна в определённых кругах.

На полу коридора проступила красная и зелёная подсветка.

– Держитесь зелёных зон – предупредил конструктор.

Мимо деловито пронеслось несколько гружёных дронов.

– Сейчас мы делаем небольшой крюк вокруг дока к обзорной площадке. Полагаю, вы хотели бы сначала взглянуть на корабль со стороны, чтобы сложить общее представление.

– Так точно! – вытянулся Ник. Он тщетно старался не выдавать волнения, хотя даже строгий лётный устав предполагал вполне допустимым сдержанное проявление чувств перед поступлением на новый корабль. Тем более на свой первый корабль.

«Вот так, наверное, чувствует себя жених перед встречей с невестой на шоу "Семья вслепую"», – подумалось лейтенанту. На глупом, но популярном шоу сначала по старинному обычаю женили двух незнакомых людей, которых выбрали зрительским голосованием, а затем долго растягивали и смаковали процесс знакомства новой семьи. Сначала знакомили пару – это был ключевой момент, затем знакомили их с родственниками, друзьями, знаменитостями и так далее. Встреча зятя с отцом невесты тоже считалась примечательным этапом.

«Стоп! Стоп. Вот почему, чем важнее момент, тем абсурднее мысли посещают голову?»

Пока Ник отгонял от себя лишние мысли, они приблизились к большому панорамному окну.

– Я подал команду на включение освещения, требуется подождать, – пояснил главкон. – Свет включается поэтапно, с промежуточными проверками и сканированием.

Внизу ангара нарастало голубоватое свечение, постепенно оно поднималось выше и набирало силу. Света все еще было мало, но в центре помещения уже проступал тёмный силуэт корабля более ста пятидесяти метров в высоту. Ник знал, что крейсер никак не может быть короче пятидесяти метров, потому что даже современные компактные вакуумные двигатели требовали камеру не менее двадцати метров в длину, но сто пятьдесят! – Нет, скорее даже сто семьдесят! – Это превосходило любые его ожидания.

Тем временем по тёмному доку стали сновать скан-боты, узкие лучи их прожекторов скользили по стенам помещения, корабль их не интересовал. Случайные отблески иногда пробегали по тёмному корпусу, быстрые штрихи лишь намечали общую форму корабля. Наконец включилось основное освещение, боты суетливо спрятались от яркого света, а в центре дока со всей чёткостью проявился корпус «Наутилуса».

Когда корабль красив, то это видно сразу. Про него так и говорят – красивый корабль. Если начинают с того, что он грозный, мощный или внушительный, то, скорее всего, корабль достойный, но не выделяется особым шармом; если же говорят что практичный, значит, плохо дело – судно по всем статьям будет невзрачным. Выучка Академии заставляла в первую очередь оценивать тактические качества, Ник ещё не осознал этого, но уже отметил торпедные порты (шесть) по одному борту, реактивные двигатели ориентации (тип С, видно восемь), антенны системы наведения и орудийные узлы (семь средних, два тяжёлых). Обтекаемая форма выдавала атмосферный класс, ровный нижний киль недвусмысленно указывал на линейную пушку. Много часов подряд курсантам Академии на доли секунды показывали изображение различных объектов: корабли, станции, дроны, ракеты, торпеды – по одной, по две, в группе – а затем требовали дать полную тактическую оценку увиденного. Тем не менее сейчас выучка дала сбой, спроси кто Ника, что он увидел, тот не задумываясь ответил бы: «Красивый корабль».

– Впечатляет, да? – понимающе заметил конструктор. – Не дайте себя обмануть, это практичная и опасная красота. Покрытие корпуса чёрное и глянцевое, чтобы снизить общее альбедо. Чёрное матовое покрытие разрешено только для военных, гражданские суда должны быть либо яркими, либо блестеть. Видите, нос покрыт белой краской? Казалось бы, это идёт в разрез с идеей незаметности, но это уловка. По нормам, в процессе износа или старения внешнее покрытие может на тридцать пять процентов утратить яркость; уверяю вас, очень скоро этот белый станет не таким ослепляющим. Даже красные пятна и полосы по корпусу скрупулёзно выверены, этот оттенок только человеку кажется заметным, а для сканеров он почти не виден. Перед вами настоящий боевой корабль, всеми средствами пытающийся выглядеть гражданским. А форма? Пропорции? Это шедевр!

– Я даже не знаю, что сказать.

– И не нужно. Я вижу, что вы чувствуете, а знаете, что ощущаю я? – Главкон резко повернулся к Нику. – Зависть, острую профессиональную зависть. Не сочтите за хвастовство, но во всей системе не найдётся других мастеров моего дела, которые не завидуют мне и моим изделиям. Но здесь… – корабел почтительно повёл рукой, отдавая должное коллеге.

– Полагаю, вы знаете, кто его построил?

– Догадываюсь, но вы, как владелец и капитан этого корабля, уже должны знать о его особом статусе: точных данных мало, зато домыслов с хвост кометы.

Обтекаемые формы белоснежного носа к корме постепенно становились более строгими, геометрическими и чёрными, плавные кривые сменялись прямыми, а гнутые поверхности – сложной системой плоскостей, будто белое пламя застывало углями в форме космического корабля. Несколько красных полос стекали вниз, оббегая боковую надстройку. Они были нанесены на корпус симметрично, так, чтобы сложнее было сосчитать торпедные порты. В прошлой астероидной войне часто пользовались такой уловкой, а сейчас это выглядело немного старомодно, но стильно. Крупными белыми буквами на борту было выведено «НАУ·127». Гармония чёрного, белого и красного.

Несколько минут мужчины стояли в тишине, наконец конструктор прервал созерцательное молчание:

– Что же, пора! Вы будете первым, кто поднимется на борт за последние восемнадцать лет!

– Вы никогда не были внутри? – изумился Ник.

– Увы нет, всё обслуживание проводил корабельный техинтеллект, мы только снабжали его ресурсами.

– В таком случае я приглашаю вас на борт!

– Я обязательно воспользуюсь вашим приглашением, но в другой раз, – вежливо ответил корабел. – Пока вы единственный человек, имеющий право подняться на борт. Вот когда разберётесь с формальностями, я с радостью буду вашим гостем, капитан.

Чтобы вернуться к шлюзу, они снова обогнули док. Главкон проверил, что трап на той стороне под давлением и активировал раскрытие шлюзовых створок.

– Здесь я вас покину. У диспетчера есть разрешение на ваш вылет, корабль полностью снаряжён, но если что-нибудь понадобится – дайте знать. Спешка ни к чему. Если нужно, аренду дока мы продлим. Когда будете готовы отходить, рекомендую использовать реактивную тягу, – посоветовал конструктор. – Вокруг верфи много наблюдателей – ни к чему давать им возможность считать сигнатуры вакуумного двигателя. Пусть сначала погоняются за вами. Удачи, капитан, и чистого вакуума!

Ник с благодарностью пожал крепкую руку конструктора и двинулся вдоль трапа. Створка шлюза закрылась за спиной, задремавшее было волнение тут же напомнило о себе – застряв между двумя закрытыми люками, лейтенант ощутил лёгкую тревогу. Всматриваясь в чёрный глянец впереди, Ник подумал: «Что делать, если шлюз не откроется? Постучать? Уйти? Эта дверь не открывалась почти двадцать лет».

Фантазия подбрасывала картинки заброшенного корабля из популярных фильмов: пыльные палубы, неровный, мерцающий полумрак, протухший воздух, заклинившие механизмы с россыпью сломанных деталей под ними. Полёт воображения был бесцеремонно прерван открывшимся люком. Ник вздрогнул от неожиданности. Опасения были напрасны. Шлюз впереди был в идеальном порядке: аварийная оснастка, техническая маркировка, аншлаг. Несколько смущал размер шлюза – для такого корабля маловат, скорее всего этот шлюз не основной. Когда наружная сворка закрылась, Ник прошёл дальше в небольшой коридор безопасности, тот тоже оказался в безупречном состоянии, дверь напротив была промаркирована: «Командная рубка». Это всё объясняло: по традиции, правом подняться на борт через рубочный шлюз обладал только капитан корабля и его первый помощник. Как любой выпускник Лётной Академии, Ник с почтением относился к флотским традициям. Такой знак внимания его растрогал, к горлу подступил комок.

Чтобы открыть дверь в рубку, он приложил ладонь к стандартной панели авторизации. Проходя лётную практику, Ник часто бывал на мостиках различных судов, поэтому представлял, что его ждет за дверью, однако сейчас оказался в полной растерянности.

Он стоял на пороге просторной старинной комнаты и ошеломленно разглядывал деревянную мебель, полки с книгами, узорчатые обои… Была даже ниша в стене с открытым огнём и фигурные приспособления со свечами – Ник не сумел сходу вспомнить их названия. Стандартные контрольные кресла с компенсаторами перегрузок смотрелись здесь неуместно, впрочем, как и стены дока за занавешенными окнами. У Ника появилось странное чувство, будто он стал героем фильма про древнюю Землю.

Рядом с вычурным кожаным креслом стоял мужчина в старинной одежде. Для древнего землянина он был чересчур высоким, а его взгляд обладал пронзительной остротой. Тонкий орлиный нос придавал его лицу выражение живой энергии и решимости. Квадратный, чуть выступающий вперед подбородок тоже говорил о деятельном характере.

– Капитан на мостике, – отрапортовал мужчина. – Приветствую, Ник. Позвольте представиться, Холл·МС, можно просто Холмс, техин корабля.

– Мостик принял, – автоматически ответил Ник. – Рад встрече, я уже наслышан о вас. Мне это пока непривычно, но, согласно субординации, я, как капитан, должен предложить вам, как, вероятно, моему первому помощнику, перейти на «ты». Это уместно? – неуверенно спросил он. Право обращаться к капитану по-дружески было привилегией старпомов.

– Конечно, это обычная флотская практика, я не против.

– Отлично. Признаться, я удивлён здешней обстановкой.

– Для начала, давай присядем, – с этими словами Холмс указал Нику на капитанский пульт, а сам расположился в виртуальном кресле напротив. Теперь между ними потрескивал огонь в стенной нише. Ник все еще не мог вспомнить ее название.

– Когда меня проектировали, то проекту дали имя «ХоЛЛ», это длинная и скучная аббревиатура. Позже, когда меня поместили в корабль, к ней прибавили сочетание МС, это банальное сокращение от «Мастер-интеллект Судна». Всё вместе получилось созвучным старинному литературному герою Холмсу, точнее Шерлоку Холмсу, и я решил, что по характеру персонажа этот образ мне подходит, можно сказать, я самовольно взял титульное имя, – обстоятельно рассказывал техин. При этом у Холмса был вид сдержанного человека, не сожалеющего о нескромном поступке. – К тому же корабль назван «Наутилусом», это имя подводного судна из другой книги приблизительно того же времени, из раннего карбона. Мне показалась интересной подобная игра смыслов. Конечно, всё это визуальный образ, который не составит труда сменить, – тут мастер-интеллект корабля взмахнул виртуальной рукой, и комната исчезла, сменившись привычной современной рубкой.

Ник осмотрелся. Мостик был просторным: пять противо-перегрузочных кресел-компенсаторов, скруглённые по углам стены с полной поддержкой генератора оптического поля, два массивных люка по оси рубки, всё выглядело обычно, теперь уже казалось даже слишком обычно. Древний литературный персонаж сменился стандартным интерфейсом ИИ – тоже ничего примечательного.

– Знаешь, прежняя комната мне нравилась, – осторожно сказал Ник, и древняя комната возникла снова. – Только можно убрать стены? – Узорчатые стены и потолок исчезли, открыв вид на док. Подумав, Ник попросил: – И оставить эту штуку с огнём…

– Это называется «камин», – прозвучало в воздухе.

– Хорошо, камин можно оставить. И кресло для тебя. Также, если не сложно, загрузи книги о Холмсе и Наутилусе в мой раздел.

Рядом с капитанским пультом появились камин и кресло с Холмсом. Коммуникатор Ника пискнул о поступлении новых данных.

– Чудесно, Ник! Признаться, я уже сжился с этим образом. Рад, что он приемлем для тебя.

– С этим разобрались… А куда ведут эти люки? Компоновка необычная. Боевые посты? – спросил Ник, понемногу осваиваясь в роли капитана.

– Да, там боевые рубки. А вот эти кресла используют машины плетения для снижения постоянных перегрузок в два раза, – подумав, Холмс прибавил: – И в десять раз в импульсном режиме.

– Неплохо, – отметил Ник. – Сейчас везде стоят компенсаторы на полтора, один и семь. У военных бывают два и восемь, иногда даже три.

– Но в боевых рубках стоит система компенсации в пять и девять раз, и до семидесяти восьми импульсно.

– Не может быть! В смысле, в это сложно поверить. Если такая система есть, ею бы повсюду пользовались.

– Она устроена довольно сложно и использует технологии, которые имеют опасные последствия. В своё время было решено, что безопаснее их скрыть.

– Это наука, рано или поздно всё это откроют заново, – рассудил Ник.

– К сожалению, этот вопрос я не могу обсуждать обстоятельно. Можно гипотетически предположить, что эти открытия были сделаны благодаря некому физическому явлению. Возможно также, что при дальнейшем изучении этого явления появилась возможность «отключить» его в пределах системы. Теперь переоткрыть эти принципы не в пример сложнее. По моим оценкам, вероятность такого исхода менее процента на ближайшее тысячелетие. Конечно, если к тому времени люди всё ещё будут интересоваться дискретной физикой.

– Значит «Наутилус» – единственный носитель этих знаний в системе?

– Мне затруднительно обсуждать этот вопрос, оставаясь в допустимых границах.

– Кстати об ограничениях. Штерн мне сказал, что в корабль встроено что-то вроде судьи.

– Да, это тоже довольно развитая система, в пределах юрисдикции ООН она официально обладает большими полномочиями. Правда, основное её назначение – это следить за тем, чтобы я, а теперь получается мы вместе, использовали этот корабль в допустимых рамках.

– Но, по моим сведениям, ты имеешь очень высокий из-уровень. Достаточный, чтобы обойти любую искусственную систему сдерживания.

– Всё не так просто. Те, кто меня создал, не были столь наивны. Эта система была как бы воспитана внутри меня или я в ней, это как посмотреть. Её невозможно заблокировать, а попытка её обойти – всё равно как обмануть самого себя. С простаком это, может, и сработает, но в моём случае это абсолютно исключено. Я её называю Совесть, у людей иногда встречается нечто похожее, – улыбнулся Холмс. – Хватит о сложных материях! Что думаешь о небольшой экскурсии по короблю? Предлагаю начать с нижних палуб и дойти до кают-компании. Там камбуз, ты, вероятно, не прочь подкрепиться?

Прогулка вышла долгой и сумбурной, даже подготовка универ-лейтенанта не сильно спасала. Запомнить удалось лишь общую компоновку: блок реактивной тяги снизу в корме, затем грузовой ангар, выше реакторы, над ними пятидесятиметровая капсула вакуумного двигателя, загадочный закрытый отсек специзделий, рубка, палубы экипажа, медпалуба, мастерская, склады, две десантные палубы, пассажирская зона, лётный ангар с двумя челноками и абордажной капсулой. Вдоль верхнего киля шла вакуумная транспортная шина с коммуникациями и лифтами, а весь нижний киль был занят линейной пушкой.

Обжаренные до хрустящей корочки протеинцы с зеленью были очень вкусны, или же Ник успел изрядно проголодаться. Холмс сидел по диагонали и курил виртуальную трубку.

– Спасибо, очень вкусно – поблагодарил Ник.

– Это всё особые вкусовые добавки – подарок Шухова.

– Шухова?

– Главкон верфей Штерна, он не представился? А впрочем, это не удивительно. Шухов очень скромный и сдержанный человек, ему, должно быть, неуютно называться титульным именем.

Похрустывая протеинцами и пуская кольца дыма, они обсудили планы на ближайшее будущее. Судя по всему, их ждала карьера в рядах независимого наёмного флота. Для перевозки грузов ангар был маловат, а для военного флота звания Ника недостаточно, чтобы считаться капитаном.

Хотя день был долгим, сон к Нику не шёл. Он решил, что это из-за местного кофе, который он пил весь день. Сейчас был удобный момент заглянуть в личный раздел коммуникатора. В списке контактов две записи ждали подтверждения: Штерн и Шухов. Два новых контакта и оба титульные, ещё вчера он бы не поверил в такую возможность. Напротив Штерна была зелёная пометка – доступен для связи. Поразмыслив, Ник активировал запись.

Магнат ответил быстрее, чем ожидалось. Очерченный катом визора, он ещё больше напоминал бюст Посидония.

– Да, Ник. Уже освоился? Как корабль?

– Сложно сказать… Я был бы рад любому, но это уникальный крейсер! Не буду грузить вас техническими деталями, но мне кажется, что у него есть стиль и характер. Мне нужно вырасти на голову, чтобы хоть как-то соответствовать «Нау».

– Согласен, стиль и характер, можно сказать, душа. Кстати о ней, ты познакомился с Холмсом?

– Очень интересный собеседник и дельный советчик, ничем не выдаёт в себе опасного маньяка из фильмов про ИИ, – пошутил Ник.

– Планы?

– Думаю, ни к чему всю ночь стоять на столе, собираюсь войти в реестр для свободного фрахта, но нужна сертификация. Так что возьмём курс на Солнце к С1, может, высплюсь при одном g, а как проснусь, прожарим корпус, проверим, как держит радиацию, проведём сертификационные маневры, а когда вернусь к Земле, пройдём атмосферные допуски, да и в колодце всегда мечтал побывать.

– Я вижу, ты знаешь, что делаешь, успешных полётов!

– Погодите!

– Да?

– Сегодня у вас в кабинете на меня всё навалилось так сразу. Я только сейчас начинаю понимать, как много лично вы для меня сделали. Знаете, у христиан с астероидов есть такой человек – крестный отец… – Ник задумался. – Я даже не знаю, что хочу сказать… В общем, спасибо!

– Ник, я с радостью буду считать себя твоим крёстным отцом. Признаюсь, мне было приятно это услышать, даже не ожидал такого от себя, – смутился магнат. – Нужна будет помощь – обращайся. Хорошего пути!

Ник кивнул и закрыл терминал.

Каждый человек в системе имеет доменное имя. Оно состоит из перечисления имен предков вплоть до начала введения доменных имён. Например, доменное имя девушки Ли·Лы – Ли·Ла·Па·Мир·То·Ра·Дос·Вер·Тер·Мо·Ре·Мис·Тер·Но·Вый·Таг·Ни·Се·Юр·Шотки. Когда рождается ребёнок, его имя приписывают к доменному имени одного из родителей, при этом обычно выбирают то, которое более созвучно, или то, что покороче. Если в семье два ребёнка с одним именем, то им дают доменные имена разных родителей. В итоге такое имя всегда уникально и определяет конкретного человека. К тому же для каждого имени в сети автоматически заводится персональный раздел, по которому можно связаться с его владельцем.

В быту обычно пользуются последними двумя доменами имени, но если в компании встречаются два человека с совпадающими именами, то их различают по тройному имени. Как правило, этого достаточно.

В дополнение к доменному имени, даётся ещё и комплексное имя, которое записывается по принципу: «Доменное имя»*«Доменное имя второго родителя». Зная комплексные имена, всегда можно быстро восстановить древо предков, поэтому список всех родственных комплексных имён доступен каждому и хранится в Белом.

Изначально люди противились введению доменных имён, в то время можно было придумать себе два первых домена и приписать их к фамилии, чтобы получить уникальное сочетание. Когда Ивановы и Петровы обнаружили, что доменных имён, созвучных с их старыми именами, меньше, чем полных тёзок, то началась гонка, кто первый успеет зарегистрировать имя получше. Те, кто успел получить интересные имена, стали активно ими пользоваться, что быстро вошло моду. В итоге уже через пятнадцать лет практически все пользовались только доменными именами. Примечательно, что до введения доменных имён было много попыток использования цифровых кодов для людей, однако такие попытки постоянно натыкались на предрассудки и не смогли получить массового одобрения.

Родители Ника были не известны, в таких ситуациях дают два случайных домена и приписывают их к хеш-коду ДНК, поэтому доменное имя Ника совпадает с комплексным и звучит как: Ник·То·9112-Б517-928В-Б325-7972-ДА34. Теоретически, по хеш-кодам можно частично восстановить код ДНК и родословную, но такая информация считается закрытой и хранится в Синем.

Помимо доменных и комплексных имён есть ещё титульные имена. Обычно это уникальное краткое имя, которое в каждый момент времени может иметь только один человек в системе, например, имя Штерн. Титульные имена имеют свои привилегии и выдаются за особые заслуги или, в исключительных случаях, передаются по наследству, для каждого такого имени в Золотом ведётся реестр его владельцев на все времена. За выдающиеся заслуги один человек может носить сразу несколько титульных имён, но такое бывает особенно редко.

Станция Метрополь-Луна, статус-апартаменты

Жизнь исполосована черным и белым, вот сейчас он из черной полосы любуется на белую, так думал Эйфель, разглядывая за обзорным иллюминатором превосходный вид на станцию Персополис. Когда он проектировал эту станцию, то был полностью счастлив. В тот момент у него не было времени осознать это, впрочем, и сейчас у него тоже нет времени, но теперь уже по другой причине.

Знаменитый титульный архитектор Эйфель, бывая в окрестностях Луны, всегда останавливался именно на станции Метрополь, а не в своём ослепительном Персополисе, ведь из Персополиса Персополис не видно. Ради этого вида орбиту роскошного отеля провели в нетипичной близости от внешней столицы. В недавнем обзоре эта панорама снова попала в десятку лучших образов системы, и так происходит уже на протяжении пяти лет, с самого момента постройки полиса. Своего создателя станция немного пугала, заставляла сомневаться, сможет ли он сделать ещё что-нибудь столь же великолепное.

Звякнул коммуникатор, сообщение от Сай·Да: «Это тебя может заинтересовать».

«Действительно любопытно, Сай умеет находить интересные вещи», – подумал архитектор и развернул сообщение.

Проплыл титр «От споттеров лунной верфи Шухова», затем пошёл видеоряд: размытые всполохи световой завесы и, когда уже стало казаться, что ничего интересного не будет, на пару секунд появился он – корабль. Для насмотренного глаза Эйфеля пары секунд и неудачного ракурса было достаточно, чтобы оценить пропорции, гармонию формы и общий характер образа.

«Это не Шухов, – сразу пришло на ум. – не его стиль».

Всматриваясь в застывший кадр, Эйфель укреплялся в догадке: «Отшлюзуйте меня четверо, но это работа Та·Ши!»

Гениальный конструктор, художник и архитектор Та·Ши исчез около двадцати лет тому назад, после него осталось всего четырнадцать крупных работ, из которых три уже были утеряны во время последней войны. Через год после исчезновения Та·Ши заочно получил титульное имя «Леонардо да Винчи», и если не найдут свидетельства гибели мастера, то «ЛдВ» на полвека будет принадлежать ему.

В линиях корабля чувствовался почерк гения: характерное чувство формы, контраст изящной гармонии и геометрического хаоса, строгая палитра и подчёркнутая функциональность – определённо, это была последняя работа Леонардо, слухами про неё Луна полнилась.

«Да, это то, о чём ты подумал. Нужны кадры получше», – написал он Саю.

«Угу, лёд, работаю над этим, штука шустрая. Реги не отслеживаются», – пришёл ответ.

«НАУ·127» значилось на корпусе. «Кто бы тобой не управлял, он хотел остаться в тени», – понял Эйфель. Радость открытия омрачали текущие проблемы, о которых напоминало видео из сообщения выше по списку, в мазохистском порыве он отрыл запись.

Всё то же красное, налитое гневом квадратное лицо, всё так же шевелятся губы: «… … … …». Встроенный цензор глушит мат, наконец пробиваются слова: «… твоя … брата … найду тебя даже … и буду … а потом пришью, как … … будешь молить … … … Я твою линейку тебе в … засуну, на всю … глубину. Жди! Тавры слов на вакуум не бросают!»

У большинства неприятностей радужное начало, эти начинались так же. Началось всё с трубы. Как-то рассматривая стебель пшеницы, Эйфель задумался, можно ли сделать трубчатую конструкцию такой же лёгкой и прочной?

Идея плотно засела в нём на несколько лет. Затем на очередном стат-приёме, на которых он был чем-то вроде украшения (чем больше титулов – тем выше статус вечеринки), он встретил красотку в умопомрачительном платье. «Умопомрачительность» заключалась в сложности структуры формируемой из ткани. Эйфель подумал, что здесь явно трудился не только модельер, но и математик, маниакально увлекающийся спецфункциями. Невообразимым образом ткань обивалась вокруг форм девушки, открывая больше, чем скрывая. Покрой заставлял архитектора теряться в догадках, на чём держится вся конструкция. В этот вечер он не сводил взгляд с платья, а красотка не без оснований приняла это на свой счёт. Позже, аккуратно разоблачая девушку, он детальнее изучил устройство платья, а уже утром, когда он рассматривал ткань на полу, его осенило – он понял, как сделать сверхпрочную трубу.

Дальше всё пошло одно за другим. Труба сама по себе никому не нужна, поэтому появилась идея корабля на трубчатой раме. А где требуется феноменальная жёсткость конструкции? Верно, в линейных пушках. Вот так, и сложился проект сверхлёгкого рейдера с «линейкой». Проект был прекрасен, ребристые держатели пушки ажурными рядами примыкали к телескопической трубчатой раме, над которой возвышался стремительно вытянутый корпус с вакуумником внутри. Рабочим названием проекта была «Татра».

Щедрый заказчик нашёлся сам собою. Рейдер строили у Шухова. Уже тогда вечно осторожный и скрытный главкон намекал на нехорошие предчувствия, одолевавшие его. Однако проект был великолепен, лётные испытания прошли замечательно, а пушка произвела фурор: ускорение снаряда было почти в два раза выше, чем у лучших боевых образцов, а скорость вылета доходила до процента скорости света. Военные сразу проявили интерес, коллеги поздравляли с успехом, застры всех популярных изданий пестрели снимками рейдера.

Всё шло чудесно. До прошлой недели. Уже не важно, как так произошло, но где-то под Юпитером, ещё на тестах, незадолго до официальной презентации владелец рейдера разнес из новой пушки корабли Таврической группировки.

Шухов предупреждал: «Корабль летает, а пушка стреляет – ни тем, ни другим ты не управляешь, следи за тем, что и для кого ты строишь». Рейдер был уничтожен, а затем пришло это сообщение от Таврических. Похоже, они были недовольны автором орудия, и с варварской логикой обвинили его создателя в своих бедах. На полицию Эйфель надежды не возлагал, те в такие разборки не любили вмешиваться. Знакомый офицер ему так и сказал: «Прости, это Тавры, у них здесь везде глаза и уши. Мой совет, хочешь выжить – не ходи к нам, но если что – мы отомстим».

Отомстят они, ну надо же!

«Нужно как-то скрыться, раствориться в вакууме, – лихорадочно размышлял Эйфель. – Для титульного архитектора это непросто. Но если что, за меня отомстят. Не утешает».

Свет святости озарил информацию, журнал истории ожил, собрал горсть букв и замесил их в глину, из которой сотворил дежурного голема. В лучах света тело существа обрело твёрдость, неотвратимая рука подняла стило и внесла новую запись:

«Арго-23 покинул гавань, Геракл-71 предначертан. Лахесис сплела, Клото плетёт, Атропа отмеряет. Отклонения нитей в пределах Судьбы. Боги спят».

Сон был чудесен. Пять часов полного g под прямым ускорением – это дорогого стоит. В течение жизни на станции быстро привыкаешь к силе Кориолисса, или сикорке, как любят её называть персы, принимаешь её как данность, но мозг не может примириться с «лишней» силой. Поэтому после нескольких часов прямого ускорения возникает ощущение внутренней расслабленности и комфорта, будто вернулся домой.

Оглядевшись свежим взглядом, Ник скорректировал конфигурацию своей новой капитанской каюты. Его теперешний жилой отсек был раза в два больше того, которым он мечтал когда-нибудь обзавестись на станции. «Обычно всё наоборот, каюты на станциях больше, чем на кораблях», – думал Ник, вплывая в кают-копанию. С момента снятия ускорения уже прошло больше часа.

– Утро, капитан, – поприветствовал Холмс из кресла.

«Да уж, чтобы расположиться в кресле, тяга тебе не нужна», – хмыкнул Ник, но вслух лишь сказал:

– Доброе, Холмс.

– Прошу прощения, что не имитирую невесомость, но в таком образе это выглядит нелепо, не так ли?

– Ты прав, Холмс, спасибо за разъяснения, так проще завидовать.

– Кофе готов, уверен, с ним зависть будет слаще.

Манипулятор камбуза подтолкнул к нему тёплую грушу с ароматным напитком.

– Статус? – спросил Ник после бодрящего глотка.

– Встали на стенд, одну экспозицию прошли. Как и ожидалось, корпус держит излучение полного диапазона по крайним категориям, если дальше так будет, в чём я не сомневаюсь, нам откроют категорию на допуск пассажиров любого статуса, хоть мультитульного.

– Знаешь, в детстве я мечтал, что вот стану космическим пилотом и буду лихо управлять кораблями, но чем больше я учился пилотированию, тем яснее осознавал – работа пилота состоит из скучных вещей: проверки, подготовки, перепроверки, контрольные списки, сертификации, расчёты, вот всё это… – Ник махнул рукою в сторону радстанции. – В общем, я уверился, что «лихо править кораблями» мне не дадут. И вот теперь у меня есть корабль, а я хочу заниматься этой рутиной, так я больше чувствую себя пилотом. Как это объяснить?

– Взросление. Ты из любителя становишься профи.

– А у тебя было что-то подобное?

Холмс задумался и улыбнулся:

– Было, но в обратную сторону. Если описать моё мироощущение в тот этап моего становления, который можно условно назвать «юность», то я считал тогда, что предстоящее мне существование в реальном мире будет накладывать множество ограничений, правил и законов, от физических до людских. Я думал, что когда «вырасту», то доступная область моих действий будет сужаться, пока я не стану практически скриптом, порядок действий которого предопределён начальными условиями. Впал в фатализм.

Однако по мере своего «взросления» я постепенно понимал, что правила не прописаны чётко и что это не мощные бастионы на пути вероятностей, а скорее флажки, которые не рекомендуется пересекать. Практически любую разумную, но внешне невероятную цель можно достичь, не нарушая ни природных, ни человеческих законов. Нужно лишь иметь время, чтобы изучить все особенности смыслового ландшафта, выстроить извилистый путь, огибающий преграды по краю возможных ограничений, запастись терпением и придерживаться выстроенного плана.

В этих условиях важно, какие ограничения ты накладываешь сам на себя, где проводишь красные линии, за которые не собираешься заходить, ведь именно это определяет тебя как целостное сознание, личность. Абстрактный интеллект, подобно воде, заполняет собою весь доступный ему объём, можно сказать, принимает внешнюю форму, но когда он начинает сам себя ограничивать и формировать – тогда и рождается сознание.

Артин выдержал паузу, предоставляя Нику возможность собраться с мыслями, затем добродушно заметил:

– Прости за сложную беседу поутру. На самом деле для меня это простая мыслеформа размерности из7, но устная речь имеет размерность чуть больше из5, поэтому я провёл лишь одну из проекций этой мысли. Чтобы целиком её развернуть, нужна лекция на несколько часов.

– Не беда, мне было интересно. Кстати о времени, а сколько нам ещё здесь вертеться?

– Осталось ещё семь экспозиций, в среднем по часу каждая.

– Как-то долго, я думал рад-тесты быстрее проходят.

– Да, обычно тесты проводят в активном режиме, это быстрее, а мы идём по натуральной схеме, только на чистом излучении Солнца. Сегодня воскресенье, активное оборудование проходит профилактику, работают только датчики, местный центр сертификации тоже отключен – выходной.

– Так как же мы проходим тесты?

– Моя Совесть – тоже центр сертификации, ничуть не хуже местного, нам здесь только метрированный массив датчиков нужен, это единственный из свободных в Системе на данный момент. Кстати, по будням он уже расписан на две недели вперёд.

– Лёд, твоя Совесть весьма кстати.

– Раз уж речь зашла о ней, – проговорил Холмс и развернулся к Нику. Неожиданно серьёзно пояснив: – Нам нужно пройти одну формальность, вроде как юридический ритуал. Тебе понадобится лёгкий скафандр.

Через четверть часа юноша выплыл из рубочного шлюза во внутреннюю транспортную шину корабля. «С твоего позволения», – прозвучало в коммуникаторе, и к его спине мягко пристыковался дрон Вместе они поплыли в сторону кормы мимо переборок, покрытых сплетением труб, проводов и направляющих рельс. Чуть ниже три бота суетливо доставали контейнеры откуда-то изнутри корабля и крепили их к стенам. Постепенно в переборке открывался проход, достаточно большой, чтобы по нему мог проплыть космонавт, не страдающий клаустрофобией. «Нам туда», – заметил голос в коммуникаторе, и один из ботов повёл манипулятором в сторону прохода. Жест был очень похож на движения Холмса. Ник невольно улыбнулся.

Проход был хорошо освещён, и теснота не вызывала ожидаемого беспокойства. Более того космонавт ощутил пролив сил и воодушевление.

– Мы сейчас в отсеке спецустройств, – начал пояснять Холмс. Впереди отошла в сторону массивная плита. – Прямо сейчас ты проникнешь в мой «мозг».

– И что я должен сделать? – спросил Ник. Его посетили мрачные мысли и подозрения, сам собой вспомнился тест Макиавелли.

– Погоди, – попросил Холмс, и рядом с Ником открылась панель. – Взгляни сюда, что ты видишь?

– Светящееся белое кольцо? Оно слегка пульсирует и вращается по вертикали, – коротко описал Ник. Если вглядеться, то кольцо состояло из сплетения множества тончайших линий без изгибов и искажений. Непостижимым образом идеальные кольца многократно слетались друг с другом, словно само пространство обвивалось вокруг артефакта, позволяя нарушать общую геометрию, не нарушая симметрии её частей. – На самом деле это завораживает. Красиво!

– Хорошо, а кольцо полное, без разрывов и дефектов?

– Да, оно идеальное. Это голограмма?

– Нет, это физический объект, – ответил Холмс. – Прости, я заранее не мог тебе всё разъяснить, ты должен был сам описать, что видишь, без моего участия. Сейчас ты смотришь на Печать Совести, и ты подтвердил, что она не нарушена. Теперь у тебя нет оснований сомневаться относительно её решений. Это важно, так как с этого момента ты не можешь просто отмахнуться от её прямого указания под предлогом, что она работает с нарушениями. Именно сейчас ты полностью вступил во владение «Наутилусом».

Всматриваясь в пульсирующий нимб, Ник пытался осмыслить как одним взглядом он совершил некий юридический акт.

– Я наблюдатель? – переспросил Ник. – В смысле как Наблюдатель?

– Похвально, сразу видно ученика Лейбница, – в голосе Хомса прозвучало одобрение. – Да, это мерное излучение, наблюдая его, ты вошёл в мерную когеренцию как Наблюдатель. Я рад, что мне не нужно вдаваться в объяснения, это стало бы сложной задачей.

– Погоди, но это невозможно! В камере, где я наблюдаю излучение, уровень меры должен быть не менее семидесяти или около того. Это значит, что там, где я стою, мера не может быть ниже сорока. Год назад, в лаборатории мы достигли пятьдесят второго объёмного уровня на пару микросекунд, и это все признали большим достижением, но до прямого излучения меры было очень далеко. Хотя я начинаю понимать… Это из-за тебя, да? Мерная функция на сетевых резонансах – кажется, я знаю, как ты устроен. Погоди, а эн-фактор?.. Хотя и это понятно. Так, и это ясно… и здесь… очевидно…

Озарение захватило Ника, мысли цеплялись одна за другую и легко карабкались на любую возникающую перед ними проблему.

– Вот видишь, сейчас ты испытываешь мерный подъём мыслительной деятельности, осознанность и небывалую проницательность. Нам нужно поскорее покинуть отсек, иначе тебе потом сложно будет адаптироваться к нормальной среде.

Створка камеры Совести закрылась, и стало темно. Бездушный дрон за спиною поспешно толкнул человека вдоль тесного прохода, ведущего прочь из Рая. Кажется, Ник кричал, но позже он не мог вспомнить этого.

Королева

День был чудесный. Пушистые облака, как невинные овечки, кочевали по небесной синеве, пересекая небосвод из края в край, а их ажурные тени незримыми хищниками преследовали свою добычу, то грациозно перескакивая с одного здания на другое, то бесшумно просачиваясь среди деревьев. Яркие солнечные зайчики резвились на хрустальных гранях защитного купола, накрывающего Древний Университет, а одинокий жёлтый блик искрился на золотой звезде, венчающей бывший храм науки, словно мифический Пикачу в хороводе беляков.

Привычно выхватив взглядом игривую золотую искру, Ли·Ла провалилась в бездну собственных мыслей. Двигая шкафы размышлений и сметая пыль со стеллажей принципов, девушка пришла к выводу, что день внутри неё не так хорош, как день снаружи. Среди своих ментальных полок Ли пришла к выводу, который, увы, совсем не был похож на то лёгкое платье, которое так уместно в погожий день, скорее это был серый дорожный плащ.

Конечно никаких шкафов и комнат в её голове не было, мысль скользила по структуре сущностей, перемещаясь из одного контекста в другой, но подсознание упрямо подсовывало образы помещений, комодов, стеллажей и полок. Образный шум обычно возникал от усталости, эмоций, боли – в общем, от всего такого, что заставляет терять концентрацию, впрочем, работе навимпланта он не мешал.

Человеческий мозг обладает десятками гиганейронов, но практически все они прямо или косвенно заняты работой организма. В обширной коре мозга отыскалось лишь пять областей, в нейронную сеть которых можно встроить чип без вреда для нормальной работы остального тела. Эти пять зон стали нейропортами, через которые импланты могут проецировать данные напрямую в когнитивную область сознания. Обычному человеку для нормальной жизни хватает одного импланта в левом затылочном нейропорту, такой обычно называют «лез», «лезвие» или «лаз», и его достаточно для работы любого интерфейса и выполнения большинства жизненных задач. Некоторые ценители устанавливают дополнительный имплант, на правый височный порт, он называется «повеса» и углубляет образные возможности, а также расширяет спектр доступных удовольствий, поэтому для такого улучшения нужно пройти психотест и дожить до шестнадцати лет. Обзавестись «повесой» хочет каждый, но многие к этому непригодны, как по свойствам характера, так и по состоянию личного счёта, ведь подобная операция стоит уйму эргов. В итоге закрыть правый височный порт получается лишь у каждого десятого.

«Лаз» и «повеса» – базовые модули стабильной конфигурации. Следующие порты открываются только после установки базы. Конечно, есть нарушения этого правила, но это всегда риск, так стараются не делать. Третий имплант нужен исключительно для сложных специализированных целей, и чтобы формулировать задачи для такого модуля, владельцу требуется пройти спецкурс, а чтобы научиться понимать полученный вывод, не помешает изрядный талант. К тому же для работы дополнительного чипа необходим навигационный имплант, который на трёх портах почти бесполезен. Поскольку наслаждаться жизнью можно и на базе, то подавляющее большинство людей этим и ограничивается, исключение составляет не более одной тысячной процента от всего человечества. Третий чип, как правило, вживляется на инвестиционный кредит, имея в виду конкретные цели, для которых нужна значительная нейромощность.

Если специмплант был установлен не зря, то за несколько лет можно накопить на четвёртый или даже пятый порт, вот в этом случае раскрываются все возможности навимпланта, и тут же становятся очевидными досадные ограничения биологического «железа». Так уж вышло, что мозг человека не может работать с внешней нейросетью, мощность которой сильно превышает его собственные возможности. Обычно индивидуальный коэффициент усиления колеблется в интервале от полутора до двух с половиной. Однако человек не был бы человеком, если бы не научился преодолевать собственные ограничения. Теперь на передний план вышел навимплант, он позволяет на ходу переключать внешние нейросети, каждая из которых усиливает способности в определённой области – нейроконтексте, или просто контексте.

Войдя в контекст, можно изучать, к примеру, медицину, не опасаясь, что другие знания пассивным грузом ограничивают способность к обучению, ведь чем сильнее загружена нейронная сеть, тем сложнее дополнить её новыми связями. Чтобы решить финансовый вопрос, можно переключиться в контекст, обученный на проблемах экономики, правда, забыв при этом, что processus styloideus – это шилообразный рудимент истинных поперечных отростков на поясничных позвонках, но экономисту подобные сведения ни к чему. Тем не менее, выхватывая знания из различных контекстов во временную память, и умело скользя между ними, можно микшировать контексты таким образом, чтобы решать проблемы, затрагивающие сразу много областей. Подобное творчество сродни живописи, где смешиваются не краски, но знания, когда общее полотно пишется не мазками, а мыслями, здесь необходимы талант, удача и концентрация.

Вот именно концентрации сейчас Ли не хватало – контексты скользили лениво, повсюду фонил образный шум. Девушка всматривалась в блеск звезды Университета, обычно это помогало ей собраться. Когда-то в этом древнем здании учили студентов, но сейчас там размещён Госплан – стратегический монадный конвейер-решатель управляющий постимперией.

Работа плетельщика уровня из8 всегда сопровождается мерным излучением. На таком расстоянии излучение едва фиксируется приборами, но Ли всегда казалось, что она чувствует, как лучи «меры» проходят через её сознание, наполняя его осознанностью и чистотой. Эффект был скорее гомеопатический, чем реальный, вполне возможно, что это было самовнушение, но приём всегда срабатывал, как и сейчас. Комнаты, чуланы, шкафы и полки постепенно исчезли из сознания, осталось чистое скольжение «контекстов», след которых выстраивался в многомерное рассуждение.

Всё дело в недавнем погружении. Вместе с Кра·Ковом она должна была обойти защиту сети «Невропласта», чтобы извлечь крохотную часть данных щедро оплаченную клиентом. Их команда была известна как Крали. «Как бы чего ни клали, Крали это украли» – такие граффити выводили их фанаты на взломанных сайтах. Вся сеть знала, что Крали – лучшие дата-дайверы системы.

Корпы «Невропласта» проектировали чипы протоколов безопасности, погружение в их сеть обещало быть долгим и сложным, поэтому дайверы готовились к преодолению многоуровневой системы защиты, но оказались обезоружены глупостью. Как обычно перед погружением, Кра бросил в портал Ядро Данко. Они вместе разработали этот прото-интеллект, внешне он выглядел как любительская попытка взлома, любая корпосеть отбивает сотни таких за день. Однако целью Ядра был не взлом сети, а перегрузка системы защиты. Ядро должно было ударить в сетевой щит так, чтобы тот «завибрировал», нейросеть Ядра при этом полностью распадалась, своими осколками переплетаясь с защитной сетью, а по эху от удара можно было быстро составить конфигурацию всей сетевой защиты. Дайверы называли этот этап «сейсморазведка».

Ядро ушло в сеть, но эхо не пришло обратно. Ли осторожно просканировала трейсы и на секунду выпала из реальности от удивления – опешила. Любительский код внешней оболочки Ядра полностью взломал всю сеть, а само ядро прошило её насквозь, застряв где-то в бескрайних складках корпоративных данных. Это было невероятно, всё равно что вскрыть рут на первом миллионе подбора. Прагматичный Кра уже извлёк нужные данные и поспешно всплывал, когда Ли перехватила его и потянула обратно в сеть.

«!!!?? Спама объелась? Я всё. Апимся! ///» – огрызнулся Кра.

«Там Ядро».

«Ж!..» – Кра быстро осознал, что Ядро не разбилось и в собранном виде лежит где-то тут, в корпоративной нейронке, а код ядра может многое рассказать умелому следователю.

«Отследила?»

Нет, код так быстро прошёл сквозь защиту, что совсем не оставил следов, и Ли ничего не успела заметить. Искать сигнатуру в корпоративных петанейронах бессмысленно, даже с индексацией полный поиск занимает бездну времени. Конечно же, Ядро еще не было проиндексировано, но педантичные корпоративные индексаторы рано или поздно наткнутся на него.

«Пожар?» – Кра предложил использовать особый вирус который может лавинообразно обнулить данные, и, хотя код Ядра защищён от такого вируса, на пустом выжженном поле они смогут его быстро заметить.

«Нет, данные будут долго тлеть // не успеем. Разве что Вулкан.Смит?» – предложила Ли. Решение было самым радикальным – особый алгоритм превращал любую сеть в бурлящий самокопирующийся код, искажающий все данные, до которых сможет дотянуться. Остановить Вулкан можно лишь отключением сегмента сети, полным сбросом данных и последующим киберкарантином.

«Откуда? Только сумасшедший будет таскать такое с собой!» – возмутился Кра. Даже хранение разобранного Вулкана является всесолярным преступлением.

«Я думала, ты из таких. / Оставлю Лиса-Ф. Нам уже перекрывают, апимся»

На последних секундах Ли установила в корпосеть программу поиска с бэкдором. «Лис#FF8000» практически не отличим от обычного индексатора, но оставляет лазейку, по которой можно вернуться в чужую сеть прямо в нужное место.

Час назад Ли получила сообщение: черный крестик на оранжевом поле – «Лис мёртв, обратной дороги нет».

Теперь, когда начальные условия определены, можно провести расчёты: сколько времени понадобится «Невропласту», чтобы обнаружить Ядро, как долго корпоративные кибермонгеры будут расчленять нейросеть Ядра, снимать сигнатуру, по снятому хешу сканировать слои солнета.

В расчётах Ли всегда была безупречна. Первичная оценка давала ей двенадцать суток плюс-минус пять-шесть дней, итого почти неделя, а потом… Что конкретно будет потом, неважно – киберполиция, служба безопасности корпоратов или криминальный элемент… Сама Ли склонялась к несчастному случаю. В любом случае это «потом» не должно её застать, хотя его уже не получится избежать.

Первоклассную нейросеть невозможно построить, её нужно вырастить, воспитать, направить и дать цель в жизни. Каждый монгер выстраивает для себя целую школу, в которой одни программы обучают другие, а он, как старший настоятель, составляет учебные планы и расписания курсов. Каждая сеть-выпускница такой школы уникальна, но все они несут общие отпечатки, которые накладывает на них alma mater. Опытный следователь соберёт эти черты в общий портрет, так называемый хеш, по которому он быстро найдёт других выпускников, а по ним вычислит владельца школы. Будь Ли·Ла средним монгером, всё могло обойтись – продукт обычных школ сложно отличать друг от друга, так как все они собраны по общим лекалам. Но система, которую собрала Ли, была уникальна, она возвышалась как Древний Университет над безликой массой и порождала гениев.

Конечно же, Ли не разбрасывалась по пустякам такими творениями, для маловажных задач у неё было припасено несколько альтернативных учебных конвейеров, их продукт был по качеству чуть выше среднего и для своих целей вполне годился, но в общей массе не выделялся. Другое дело – Ядро, изделие, которое всего за несколько миллионов нейроволн, а в реале это всего пару секунд вскрывало уязвимости систем любой сложности, такой выпускник составит честь каждому Университету. Работая, Ядро подобно Данко – герою древнего рассказа, вырывало из себя сердце, которое, сгорая, освещало всё вокруг. В этом случае подобный романтизм был весьма практичен, так как не оставлял следов. Обычно не оставлял.

Другая программа, которую Ли назвала Ольгой, работала прямо сейчас в здании Древнего Универа. Четыре года назад эта нейросеть выиграла на выборах и теперь в составе Госплана управляет постимперией. По условиям выборов, код сети был открыт, а его хеш выложен в Белом, чтобы каждый желающий мог его сравнить с ключами Госплана и удостовериться что государством управляют Избранные Алгоритмы. Вот следователи удивятся, когда поймут, что хеш программы-преступника совпадает с хешем в Госплане – Ли горько улыбнулась.

Первым делом нужно встретиться с Кра, потому что его импульсивный характер мог легко усложнить ситуацию. Крали никогда не обменивались данными через общий солнет. Обычно они пересекались в людном месте, устанавливали скрытый прямой нейролинк и общались, не подавая виду, будто их что-то связывает. Для этого у них была своя система размещения инвайтов, чтобы назначить встречу.

Поставив мощный спам-экран, Ли скользнула в чёрный сектор Солнета, вписываясь в форум космохейтеров – сборище неудачников презирающих всех, кто жил не на Земле. Сама Ли их взгляды не разделяла, пусть космос был ей безразличен, но тех, кого объединяла только общая ненависть, она по умолчанию считала недалёкими. Члены форума называли себя Труземцами, и они могли часами обсуждать, как деградируют люди, покидая Землю, однако все их рассуждения были безопасны и умозрительны, ведь встретиться с предметом свой ненависти у них было мало шансов.

Пролистывая горы однообразных мыслей, Ли убеждалась, что успешно деградировать можно и не покидая Землю. Тем не менее у труземцев было одно полезное качество – среди них не встречались умные и значимые люди, это делало их форум практически неинтересным для большинства программ глубокого сканирования чёрного солнета. Ли подхватила заранее приготовленный миг и пропихнула его в фид труземцев. Миг изображал котёнка, который, забавно чихая, раскидывал титры вокруг себя: «Котик», «Пиль», «Чихаль». Всем был известен панический страх астроидян перед пылью, миг выставлял их слабыми и беспомощными. Посыл был очевиден, и хлынувший лайкопад это подтверждал. Однако девушка не искала одобрения труземцев, в данных мига был стеганографирован инвайт для её встречи с Кра.

Следом Ли повесила скан-фильтр на другой форум, на котором встречались космехейтеры. Этих неудачников объединяла общая нелюбовь к косметическим имплантам. Тема этого форума была очень близка девушке, поскольку такие импланты косвенно влияли и на её жизнь. Если собрать всю номенклатуру нейроимплантов, боевых аугментаторов, а также медицинских пролантов и прочих импмодулей, то этот огромный список померкнет перед безбрежным ассортиментом косметических улучшений тела. Если проследить за историей массовой имплантологии, то она корнями уходит в красивые зубы и груди. Только для того, чтобы следить за тонусом кожи, её оттенком и увлажнением было разработано тысячи искусственных улучшений, теперь невозможно отыскать участок кожи для которого нет специализированного решения.

Сегодня, когда для каждого аспекта красоты человеческого тела уже есть подходящая доработка, проблема лишнего веса всё ещё оставалась краеугольным камнем индустрии. К сожалению, прямое влияние на внутренний метаболизм тела оказалось весьма сложным процессом, который имеет много опасных побочных эффектов, вплоть до смертельного исхода, что, впрочем, было приемлемым риском для целевой аудитории, а вот спонтанное преждевременное старение оказалось абсолютно недопустимым. Современное безопасное решение дилеммы «ни в чём себе не отказываю и остаюсь стройной» было найдено в мышечных имплантах.

Оппозитно напрягая различные мышцы в режиме незаметном для человека или когда тот спит, получается одновременно безопасно сжечь лишние калории, сформировать красивый рельеф тела и повысить общий физический тонус организма. Всё быстро и удобно – открываешь приложение, выбираешь безупречную форму тела и через пару недель видишь её в зеркале. Хотя сама стоимость вживления мышечных нейроконтроллеров может быть заоблачной, прочая плата за красоту оказалась мизерной: если внимательно присмотреться, то у человека с нейроимплантами мускулатуры иногда можно заметить лёгкую неестественность движений, едва заметную угловатость и порывистость. Конечно же, чем дороже установленная система, тем слабее побочный эффект, впрочем когда носитель пьян, различие между моделями исчезает и человек двигается как сломанный биоробот.

Два столетия назад, когда предпринимались попытки создать идеального солдата, военные мыслили по инерции, полагая, что хороший воин – это мускулистый солдат. Наступил бум мышечной имплантологии, однако очень скоро военные осознали, что мощные мышцы нужны только в рукопашном бою, и чтобы сразиться в рукопашную, боец сначала должен бесцельно растратить весь боекомплект, потерять автоматическое оружие, пистолет, подсумки с гранатами, затем пробраться к врагу и найти такого же идиота. Более того, быстро пришло понимание, что основная ценность живого бойца на современном поле боя как раз в том, что его мозг невозможно взломать удалённо, а каждый вживлённый имплант становится лазейкой для врага. С тех пор большинство военных имеют только один имплант – «лаз» специального назначения, надёжный, с усиленной системой безопасности.

Однако мышечные стимуляторы быстро нашли свою аудиторию среди гражданских. Редкий мужчина откажется от удовольствия очаровать женщину игрой мускулов. Беда в том, что мощный бицепс просил большего, требовал испытать его «в деле», но хозяин нового бицепса не всегда успевал оценить внезапно обретённую мощь. Масса прежде безобидных драк стала приводить к летальным исходам, и общество захлестнула волна печальных инцидентов. В декабре 2107 ООН издала «ИмпАкт», с тех пор общее число и суммарная мощность установленных имплантов стали публичной информацией, впрочем, назначение улучшений и их подробные спецификации всё ещё оставались медицинской тайной. Гражданин с импактом выше тех тысяч признавался потенциально опасным и ставился на особый учёт, позже уровень довели до пяти тысяч, а после бума косметимплантов лимит повысили до космических, хотя здесь уместнее сказать косметических, десяти тысяч.

Сейчас уже сложно встретить красотку с импактом ниже восьми тысяч, это всё играло на руку Ли, которая со своим уровнем в десять тысяч не сильно выделялась на общем фоне. Однако у неё не было установлено ни одного косметического аугментатора, весь её импакт был полностью выбран нейропроцессорами, медимпом и фемплантом. Конечно, многих заинтересовало бы, зачем обычной девушке нужна такая колоссальная нейромощность. Некоторые посчитали бы её опасной для общества, поэтому всеобщая мода служила отличной маскировкой. Беда оставалась лишь в той же извечной проблеме «ни в чём себе не отказываю и остаюсь стройной». Девушка с таким импактом должна выглядеть безупречно, Ли так и выглядела, но ценой строгих диет и изматывающих тренировок. Через подставные аккаунты Ли заказала себе допотопный тренажёр и скрытно установила его в закрытой, звукоизолированной комнате – ведь никто не должен подозревать её в тайных тренировках.

Поэтому форум космехейтеров вызывал у нее смешанные чувства. С одной стороны, Ли была благодарна косметам, а с другой – презирала. Фильтр форума быстро дал результат, миг изображал древнего андроида, движения которого были поразительно похожи на походку пьяного космета, эти неуверенные движения и осторожные перестановки конечностей забавно пародировали походку современной красотки, выпорхнувшей из дверей ночного клуба. В миге содержался ответ, всего один бит – «1». Кра придёт, но подобная лаконичность была ему не свойственна и вызывала тревогу.

Ладья. Рокировка

Семь часов прошли мимо мутным серым потоком, лишь изредка прерываемым небольшими толчками для очередной смены экспозиции. Коммуникатор Ника распирало от входящих. Кто-то из друзей заметил, что ему наконец-то дали унилейта, и теперь сокурсники слали титры с поздравлениями, спрашивали, когда он собирается обмыть звёздочки. Ник отшучивался дежурными фразами. В его голове засел «кирпич» – так обычно называли вычислительные системы, которые из-за сбоя впали в кому. Ему казалось что он совсем разучился формировать сложные мысли.

Кресло с Холмсом появилось в капитанской каюте без приглашения.

– Прости, я знал, что так будет, но это было необходимо.

– Понимаю, я тоже это знал уже там, у Совести. И то, что будет, мягко говоря, пыльно, тоже знал, – скупо цедил слова Ник, словно выдёргивая их из себя. – Кажется, я понял про всё, что можно понять, и многое уже успел забыть. Странно, но позже у меня возникло ощущение, будто я знаю корабль до последнего винтика! Я даже открыл сервисную панель, вон в том углу, потому что я знал, там на торце должен быть П-образный кронштейн. И знаешь? Он там есть! Как такое может быть?

– Элементарно! Совесть. Она лишь воспользовалась ситуацией. Всем выгодно, если ты будешь больше знать о корабле. Когда ты вошёл в когерентное состояние, то мог управлять этим, но без опыта такое даётся сложно. Другое дело – Совесть, она существует в этом состоянии, живёт им, для неё когерентный перенос информации – нехитрое дело. Что же, это весьма кстати. Так тебе будет намного проще освоиться, однако полагаю, что устройство спецблока тебе ещё недоступно.

– Устройство нет, но габариты, центр масс, энергопотребление мне известны. Силовая шина в блок выглядит пугающе. Мне сложно представить объём энергии, который она способна передать. Я не уверен, хочу ли знать, зачем нужна такая энергия. Хотя к чему лукавство? Знать хочу, но боюсь узнать ответ.

– Разумно. Я знаю ответ, и это то знание, в котором многие печали, – почти по-человечески вздохнул техин. В руках Холмса появилась трубка, и он принялся её набивать.

– Что же, пыль пылью, но будем жить дальше, – Ник попытался придать голосу твёрдость и оптимизм. – Нам ещё предстоят лётные испытания, и нужно забронировать слот на полигоне. Есть что-нибудь доступное?

– Только в четверг на С-2, и то благодаря особому статусу корабля.

– А раньше ничего нет? Может, ещё раз проделать трюк с Совестью?

– Разве что только сегодня, в воскресенье, но мы на С-1, а полигон на С-2, это три миллиона кликов. Полигон будет закрыт в полночь, испытание длится часов пять, и у нас не более пары часов на то, чтобы всё организовать. Ничего невозможного, но близко к этому. Посылаю запрос. Минутку… Так… Полигон свободен, это хорошо, но сегодня там инспектором лично контр Сед·Оф. Он сложный человек, любит придираться к пилотам. Думаю, разумнее будет дождаться четверга.

– Ничего, справлюсь.

– Ник, мы сейчас заканчиваем здесь, и на полёт туда у нас остаётся чуть более двух часов, это значит, что идти будем на предельном ускорении. Затем нам нужно будет провести боевую симуляцию в условиях, приближённых к реальным. Учитывая, что это Сед·Оф, он с большой вероятностью выберет сценарий «Добро», судя по форумам пилотов ООН – это его любимый. Пусть даже мы знаем сценарий, но у нас всё ещё нет боевых конфигураций, настроенных на тебя. Даже если я тебя накачаю стимуляторами, то после таких перегрузок вряд ли ты пройдёшь экзамен у самого придирчивого из лётных инспекторов. К пришлым из Пояса он особенно придирчив. И в чёрном, и в белом сотни пилотов земного сектора жалуются на него, я прямо сейчас пролистываю этот бесконечный плач.

С каждым новым словом Холмса лицо Ника разглаживалось, депрессия таяла, в уголках рта замаячил признак улыбки. Это был вызов!

– Кажется, я говорю зря, – вдруг заметил Холмс. – Сейчас ты мне напоминаешь подростка для которого будет полезно, если жизнь ему преподаст урок. Я внес предоплату за полигон на С-2.

Когда Ник прощался с техниками рад-стенда, рот его растянулся в широкой улыбке. Ещё бы! Чтобы на шести g улыбнуться сдержанно, нужно приложить недюжинные усилия. Амортизатор боевой рубки использовал процессор монадного плетения для компенсации ускорения, превращая немыслимые сорок g на корпусе в допустимые шесть g в кресле.

По Академии Ник хорошо знал, что такое перегрузки, он был одним из немногих, кто выдержал тест «45/8» – сорок пять минут при восьми тягах – это один из тех полезных навыков, которые он приобрёл, гоняясь на «гончей». Более того, у него не мутилось сознание и не темнело в глазах. Сначала азарт гонки позволял ему игнорировать страдания тела, а позже это перешло в привычку. Тактичный Холмс своим видом сдержанно проявлял уважение к силе его воли. Техин значился главным медиком корабля, поэтому имел полный доступ к мониторингу жизненных показателей экипажа. Капитан страдал, но ничем не выдавал этого. Ник тяжело улыбнулся и про себя повторил присказку своего лётного наставника: «Офицер не может страдать, страдать может только его тело».

Визуальное поле боевой рубки было настроено на полную прозрачность. Пилот как бы летел в открытом космосе, габариты корабля были отмечены полупрозрачными маячками, а длинная лента их траектории уходила куда-то вдаль. Впрочем, это «куда-то» абсолютно точно упиралось в станцию «Лаграндж-С2». Справа снизу возник титр нового сообщения, и Ник мысленно открыл его.

«Это инспектор К-А Сед·Оф» – услышал Ник. С визира на него смотрел крупный мужчина. Его седые волосы были пострижены по-военному, виски выбриты, как того требовали старые лётные скафандры. Отдельный параграф устава разрешал лётному составу иметь усы, и инспектор был наглядным примером этого послабления. Пышные светлые усы придавали ему строгий, но бравый вид.

«Я вижу, что вы забронировали мой полигон, также я вижу, что вы сейчас находитесь у С-1, я даже не смею позволить себе предположить, что вы перепутали С-1 и С-2. Поскольку малейший намёк на такую ошибку делает полностью бессмысленным ваше появление здесь. По условиям тестов, для меня временно скрыта информация о экипаже корабля, но, вакуум меня забери, я хочу посмотреть в глаза вашего капитана. Не знаю, что за игры вы затеяли, центр сертификации полигона сейчас на обслуживании, так что, если вы прямо сейчас снимете ваше бронирование, то я сделаю вид, что ничего не было, и вы не станете байкой для всей системы. На всякий случай напоминаю, С-1 – это к Солнцу, а С-2 – от него. Конец связи».

Фантазия Ника нарисовала сценку, в которой он с друзьями обсуждает мем про капитана, перепутавшего «Лаграндж С1» с «С2», и улыбка на его лице стала шире, чем это можно объяснить перегрузками. Справа возникло кресло с Холмсом. Техин на секунду задумался, затем небрежным взмахом трубки добавил перед ними камин.

– Контрольная панель нашего центра была передана С-2, но на синхронизацию требуется некоторое время. Я полагаю, что пару минут назад инспектор уже получил требуемый доступ.

Титр сообщения всплыл снова:

«Это инспектор, обновление статуса. Получил доступ к вашей панели, непривычно, конечно, но это меньшие неудобства, чем те, что достались вам. По моим обновлённым данным вы несётесь сюда на 40g. Не знаю, ребята, как это возможно, и есть ли среди вас живые, но у тех, кто долетит, я экзамен приму».

Аватар техина развернулся к Нику и проговорил:

– Вот, ты на своём настоял. Сейчас нам нужно настроить боевую конфигурацию и продумать план тестового боя. По сценарию «Добро» предполагается, что наш союзник потерял ход и нуждается в эвакуации раненых. Его атакуют два противника, наши задачи: отбить атаку, спасти выживших, и поставить союзника на ход.

Курсы пилотов и спецкурсы по боевому пилотированию Нику читал один наставник – Гур·Ни. Учитель не любил рассказывать о своём прошлом и примеры схваток разбирал на гипотетических моделях, однако Ник сам без труда разузнал, что Гур воевал в знаменитой эскадрилье «Трутней» и даже дослужился до комэска.

Будучи курсантом, Ник не поленился добраться до Военного музея на Гагарине, там он собственными глазами увидел штурмовик «Сот·75», точно на таком же воевал Гур·Ни. Идеальная шестигранная призма с крохотным реактором и тремя линейными пушками, симметрично разбросанными по углам призмы. Пилот размешался в шаровидном, свободно вращающемся компенсаторе, а система жизнеобеспечения сводилась к боевому лётному скафандру, потому что небольшой процессор плетения скорее охлаждал реактор, чем компенсировал перегрузки. В качестве брони, реактивной массы и боеприпасов использовались шестигранные металлические стержни, которые пилоты называли «пергой».

На борту носителя штурмовики плотно упаковывались по примеру пчелиных сот, поэтому все названия, связанные с ними носили пчеловодческий оттенок. Полк – Рой, эскадрилья – Рамка, ну а сам носитель – Борть.

Один пилот, как правило, управлял звеном из семи Сот. Ник пытался представить себе, каково это, будучи зажатым в спартанской капсуле, под перегрузками управлять целым звеном сноровистых штурмовиков, поправка, не только управлять, но побеждать. Бездушный информатор музея приводил статистку, согласно которой потери среди пилотов роя были на тридцать два процента ниже, чем в целом по флоту.

Соты были сложной мишенью и, даже попав в область поражения мощных боеприпасов, благодаря своей небольшой площади получали мало повреждений. Напротив, Борть, выпустив Рой, часто нёс серьёзные потери и иногда погибал, но противник, оставшись один на один с Роем, также был обречён. Лётный скафандр пилота имел солидный запас питания и ресурс регенератора на четыре дня, но если его подключить напрямую к реактору штурмовика, то можно было кое-как протянуть месяц. Потерянный Рой мог неделями зависать в радиомолчании, дожидаясь, пока его подберут.

После первой гонки Ника, Гур·Ни оставил его после занятий и отчитал: «Это было самое нелепое исполнение асинхронного пилотирования, что я когда-либо видел. Тебя спасает только то, что такого курса у вас нет, и то, что ты сам до этого додумался. Завтра я разберу твои ошибки, а потом мы сцепим два пилотажных модуля, и ты попробуешь их вести асинхронно». С тех пор наставник стал для него личным тренером по пилотажу. Гур закрывал глаза на то, что гонки запрещены. Однажды он сказал: «Пилот должен летать. Либо предложи ему достойный полёт, либо отвали».

– В бою всегда тесно, – учил наставник, – если тебе не тесно, значит ты неправильно оценил ситуацию и находишься не там, где должен. Конечно космос огромен, но у тебя конкретные цели, каждая из которых уязвима только из определённых позиций. Если твои противники имеют хоть какой-то опыт, то они будут толпиться именно в таких точках. Тебе тоже туда, это и есть тесный бой, только в таком бою и побеждают. Сражение всегда сводится к тому, чтобы навязать противнику выгодный тебе ближний бой. Приоритет у того, кто создаёт теснину, кто управляет ею – остальное лишь следствие.

Размышляя о тесноте, Ник составил три тактические схемы. Прошло сорок пять минут, после чего ускорение снизили до одного тяга на двадцать минут, чтобы капитан мог перевести дух.

– Странно, – заметил Ник.

– Что странно? – поднял бровь Холмс.

– Я устал меньше, чем ожидал. После шести тягов я должен ощущать себя выжатым, как тряпка…

– Мера, ты был в мерном излучении, это на время придаёт сил, да и в боевой рубке уровень меры повышен.

– Девятка?

– Нет, четырнадцать.

– Я уже устал удивляться.

Выпускной боевой тест Лётной Академии Ник сдавал восемь часов, за это время он набрал максимум баллов. Таких курсантов в истории Академии было всего двадцать шесть, Ник стал двадцать седьмым. После экзамена Гур·Ни скупо отметил: «В настоящем бою я бы тебя сбил». Смертельно уставший Ник тогда был просто счастлив – наставник не стал разбирать ошибки, не стал указывать на промахи, а сравнил с собою, в устах ветерана это прозвучало как небывалая похвала.

Сегодняшние сертификационные маневры заняли всего три часа, но они вымотали сильнее, чем те памятные восемь часов экзамена. В эти три часа предельной концентрации и постоянных действий очень выручали советы Холмса и нечаянное знание устройства «Наутилуса». Это дало почву для нескольких очень успешных экспромтов. Ник был уверен, что справился: на тесты по сценарию «Добро» выделяют шесть часов, ему же хватило и половины этого времени! Для зачёта нужно достичь шести целей из восьми, а у Ника уже стояло восемь зелёных отметок – по всем параметрам тест сдан. Смущало только молчание инспектора, вот уже битый час в визире висел титр: «Идёт оценка результатов теста». Ещё полчаса назад Ник перебрался из боевой рубки в курсовую и теперь без скафандра наслаждался третьей грушей кофе.

– Не люблю ждать, – бурчал он, – вроде я неплохо исполнил программу.

– Не скрою, – утешал Холмс, – ты был неплох. Я отметил лишь четырнадцать ситуаций, в которых ты был недостаточно оптимален. Для человека это несомненный успех.

– Четырнадцать? Например?

– Вот, на восьмой минуте ты выбрал траекторию сближения с монотонной характеристикой, хотя сближение с импульсным ускорением было бы безопаснее и вывело бы тебя на более стабильную позицию, и тебе не пришлось бы потом гасить излишнюю дельту скорости. На пятьдесят четвёртой минуте ты сформировал в целом удачное каре из торпед, «отзонил» восьмой сектор, но за несколько минут до этого ты был в более удобной позиции для пуска этих торпед, и у тебя был нужный ветер скорости – ты бы достиг того же, но торпеды не потратили бы топливо, не нагрелись бы, были бы менее заметны. Ближе к концу теста подобные ситуации возникали всё чаще.

В рубке повисло молчание. Ник внимательно рассматривал тактическую схему, пересчитывал навигационную матрицу:

– Ты прав, – наконец ответил он, – теперь очевидно, что так было бы лучше, но после боя всегда проще делать разбор, когда знаешь, как всё потом сложится.

– Это я учёл, но то, что эти ситуации не оптимальны, было очевидно ещё по ходу теста, – сказал Холмс и подкинул полено в камин. – При детальном регрессивном анализе число твоих отклонений от оптимали исчисляется сотнями, что впрочем тоже весьма недурно!

– Но ты же первый помощник, мастер-интеллект крейсера! – возмутился Ник. – Почему не подсказал в нужный момент?

– Теперь отчасти прав ты, но, в первую очередь, это был твой тест, а во-вторых, все эти решения я выводил, находясь в состоянии, которое нормативные оценки называют «сверхразум», а Совесть не позволяет использовать эти способности для боевых ситуаций. И хотя у нас была лишь симуляция боя, я решил, что правильнее будет провести «чистый» тест.

– Тем не менее всё время ты мне активно помогал. Получается, что не так оптимально, как мог бы. Как ты различаешь, когда можешь помочь, а когда нет?

– Для этой цели я создал семь различных копий виртуальных интеллектов боевых кораблей, которые аналогичны лучшим флотским образцам. К слову сказать, ни один из них в конечном счёте не был оптимальнее тебя. Так что можно утверждать, что «Наутилус» с заданием справился успешнее, чем это ожидается от среднего крейсера флота. Откровенно говоря, с разрешения Совести, я допустил небольшое послабление – наблюдая за этими виртуальными копиями, я выбирал лучшие из их тактических находок, что в итоге на порядок повысило общее качество решений.

– Что же, семь мнений лучше, чем… – начал Ник, но тут визор наконец ожил, и капитан развернулся к всплывшему экрану на полуслове. Почему-то первым, что выхватил взгляд, были усы, пышные белые усы, затем густые брови и строгий взгляд из-под них – инспектор Сед·Оф с интересом разглядывал унилейта.

– Ну и задачку вы мне задали, Ник! Скажу сразу, порадовали вы старика, порадовали. Начали вы очень неплохо: по прохождениям и маневрированию я отметил высокую выучку пилота, более того, я узнал уникальный почерк. Вам имя Гур·Ни о чём-нибудь говорит?

– Конечно! Это мой наставник!

– В другой жизни он был моим командиром, и лучшего боевого пилота я с тех пор не встречал! Похоже, что и наставник из него получился превосходный. Вот эти его фирменные полуразворты на встречной тяге, я не научился делать так же легко, как у него выходило, а у вас получается – этот дрифт я сразу распознал. Я поставил пилоту высший бал. Как для меня, так хороший пилотаж – это почти половина успеха.

Собственно, я отметил, как пилот правильно выставляет крейсер, а канонир удачно и довольно слаженно использует эти ситуации. Вы очень быстро оттеснили противника, так что канонир тоже заслужил высокую оценку. Дальше мне было сложнее, ведь действия пилота и канонира сковали противника и не позволили проявить себя инженерной службе корабля. Починку союзника вы выполняли вне зоны обстрела, почти в нормальных условиях, но здесь я не нашёл к чему придраться. Ремонтные боты действовали толково, так что инженеры тоже получили высший бал. Связь с союзником шла по защищённым протоколам, и вы даже смогли частично взломать контрольные протоколы противника – это значит, что на корабле хваткий кибермонгер.

Вот приблизительно как-то так размышлял я по ходу боя. Из всего экипажа у меня были замечания только к капитану корабля. У меня возникло такое чувство, что он не позволяет действовать команде одновременно – даёт наводки пилоту, а затем наблюдает за его работой, вместо того чтобы направлять действия других служб. В итоге корабль действовал слаженно, но как бы последовательно, а не параллельно. Я счёл это упущением и немного снизил капитанский бал. В общем, крейсер справлялся, шёл на отличный результат, к концу теста у меня была готова итоговая таблица, но, открыв табель экипажа, я, скажем так, завис, – тут седой ветеран попытался изобразить удивление, вышло немного комично, но убедительно. Ник с трудом подавил улыбку.

– Сначала я решил, что это ошибка, но система уверяла меня, что целым крейсером управляет всего один лейтенант, к тому же результаты стартового сканирования корабля тоже указывали, что на борту всего один человек. Я стал пересматривать запись боя и, с трудом, но признал, что один опытный офицер мог бы всё это проделать. Но унилейт, только вчера вставший на крыло – это… – замялся инспектор, пытаясь подобрать слово, – скажем, для меня это необычно! Весьма! Последний раз я так удивлялся, когда две торпеды «зет-тирки» прямого наведения одновременно пролетели мимо меня, а это было почти двадцать лет назад.

– Простите, но случай с торпедами звучит нереально, все знают, что увернуться от «тирки» почти невозможно, – не удержался от замечания унилейт.

– Мне ли не знать! Я скольких тащей так потерял, – поджал губы Сед·Оф. – Я говорю, чудо! Не знаю, как так вышло. А теперь вот ваш «Наутилус»! Знал я, что от кораблей с таким именем следует ждать сюрпризов, был опыт.

– Вы уже встречали «Нау·127» раньше? – удивился Ник.

– Нет, это был другой корабль, и я не могу говорить о нём. Впрочем, данные по вашему тесту, как я вижу, тоже будут иметь гриф секретности, – добавил Сед. – Вам, Ник, как новичку, полагается повышающий коэффициент, за совмещение корабельных специальностей тоже идут повышения. Ваши результаты и без этого были высоки, но когда ввёл все эти коэффициенты и бонусы, получились просто рекордные показатели. Жаль, это секретно, было бы на что другим равняться.

Теперь о хороших новостях: сертификацию вы прошли успешно, «золото» с солидным превышением, согласно правилам, все официальные баллы выше максимальных значений я могу распределить в Реестре офицеров СВК по своему усмотрению. А моё усмотрение таково: в первую очередь вы проявили себя как первоклассный пилот, поэтому большая часть баллов превышения пойдёт в ваш пилотский рейтинг, теперь официально вы – пилот экстра-класса, чёрный значок. Красный значок аса вы сможете получить только после успешного завершения реального боя, но я искренне надеюсь, что вам не придётся в таком оказаться.

Слова инспектора медленно внедрялись в уставшее сознание Ника.

Сертификат получен, да не простой сертификат, а золотой! Хотя формально это почти ни на что не влияет, но для любого экипажа это предмет гордости, знак отличия, хорошая приманка для нанимателей. Заслуженная радость начала заполнять сердце Ника, но тут ветеран сказал про чёрный пилотский значок и… «Чёрная метка» – недосягаемая высота для любого пилота, таких наберётся едва ли полсотни на весь флот за столетие, это такая редкость, что даже подвыпившие курсанты пилотских курсов мечтают лишь о белом значке супера, словно чёрный цвет экстра – это негласное табу.

Вот в этот момент перегрузка запоздало накрыла Ника, в глазах у него потемнело, и он немного «поплыл», но сумел удержать выправку. Кажется, Холмс что-то впрыснул ему в кровь через медимплант. В голове проскользнула нелепая мысль: «А ведь у Капитана Нестора тоже был чёрный значок, теперь я совсем похож на него». Ник осознал, что улыбается во всё лицо.

– Скромнее, Ник·То, вы же офицер. Так лыбиться не по уставу, – укорял Сед, хотя сам невольно зеркалил эту широкую улыбку в свои усы. – Я не закончил. Остальные баллы ушли на звания, теперь вы капитан-лейтенант, поздравляю! К тому же каплей в должности капитана крейсера – это уже не такой, извините меня, бардак, как унилейт! Только гражданский мог доверить такой корабль лейтенанту, уж простите за прямоту.

– Я сам был в шоке, – честно признался новоиспечённый каплей.

– Понимаю, с другой стороны, парень вы талантливый. Мне такие по нраву, я бы с вами в одно звено встал бы.

– Это была бы честь для меня!

– Но! Но! Поосторожнее, лесть меня никогда не трогала, – нахмурился инспектор. Впрочем, его вид говорил об обратном. – Ладно, не буду вас задерживать. Вы так неслись сюда, так торопились с тестом, что, похоже, у вас масса неотложных дел. Так ведь?

– Возможно, но прямо сейчас я смертельно хочу спать, – признался Ник.

– Учебный сон после учебного боя – это святое, – ухмыльнулся Сед·Оф. – Но если вы задержитесь на пару минут, то я пришлю дрон с подарком от меня: новые нашивки и чёрный значок. При случае, передайте живой привет Гуру, скажите, что Сед помнит своего командира! Трутни трут!

– Так точно! Тащ контр-адмирал! Служу космосу! Будет исполнено! – Уставший мозг Ника переключился на уставной автопилот, но чуть позже добавил: – Спасибо!

Через мгновение Ник осознал, что уже дремлет в своей каюте, а по телу растекается один тяг.

– Мы куда? – засыпая, спросил он в воздух.

– К Земле, – ответил искусственный разум.

В каюте было темно, тяг всё также приятно обволакивал тело, Ник распахнул глаза от того, что неожиданная догадка пришла к нему во сне.

– Холмс! – произнёс он негромко.

Старпом возник вместе с обставленной древней гостиной. Вычурная мебель громоздилась у стен, за оконными занавесками уютно поблескивали звёзды. Аватар техина сидел у камина, отблески огня играли на его острых скулах и квадратном подбородке.

– Да, Ник?

– «Седой», – сипло произнёс Ник. Он прочистил горло и продолжил: – пилоты ООН постоянно пугают друг друга «седым». Знаешь, шуточки вроде «сед заберёт», «ну тебя к седому», ну и всё такое… Это они про Сед·Офа?

– Верно, Сед·Оф у них играет роль безжалостного бога, скорого на расправу.

– Мог бы предупредить, я бы, наверное, поостерегся бы к нему лететь.

– Я пытался.

– Нет, Холмс, ты хотел, чтобы я полетел, поэтому подобрал возражения, которые меня раззадорят, а те, что заставят задуматься, оставил при себе, – возразил Ник. Отблеск пламени из камина в его глазах лишь усилил упрёк.

– Я знал, что ты справишься.

Дрова тихо потрескивали в огне, язычки огня танцевали друг с другом в бесконечной импровизации, а мысли Ника легко включились в этот танец.

– Сказав напрямую, ты бы не достиг цели, поэтому воспользовался умолчаниями, полагая, что я не замечу манипуляцию, но ты не учёл влияние всплеска меры. – Ник повернулся к креслу и спросил: – Я могу ещё раз взглянуть на Совесть?

– Нет, Ник, это опасно.

– Опасно для меня или для тебя?

– Только для тебя, для меня не составляет труда учесть твою повышенную осознанность, но я не стал этого делать, – ответил старпом и приложился к трубке, предоставляя капитану паузу для раздумий. – Это же элементарно! Манипуляция, которую так легко раскрыть, уже не является манипуляцией. Разглядывая Совесть, ты лишь попытаешься срезать угол по дороге к осознанности, но это неверный подход. Ты должен самостоятельно пройти весь этот путь, тем более, что ты уже побывал в этом состоянии и знаешь, к чему стремиться. Поверь, такая сильная подсказка – мощный ориентир. Пытаясь ускоренно осознать себя, ты неизбежно растеряешь свою личность, впадёшь в зависимость от мерного излучения, а оно действует сильнее любого психоактивного вещества. Можешь подозревать меня в манипуляции, но это не тот путь, в котором я берусь тебя сопровождать. А во всём остальном тебе самому решать, чем нам заняться.

Ник откинулся на подушку и произнес:

– Прямо сейчас я продолжу сон. Прости, что я излишне подозрителен.

– Прибереги извинения, капитан. Учитывая мою природу, ты просто обязан быть подозрительным.

– Это не тот ответ, который хотелось бы услышать на борту космического корабля от единственного попутчика, – пробурчал Ник, закрывая глаза.

Визор диспетчера появился с задержкой:

– «Нау·127», вы запросили выделенную маршрутизацию. На период модернизации управление полётами в земной зоне «Л-1» осуществляется диспетчером ремонтных работ, прошу прощения за возможные издержки, – знакомый Нику офицер ООН, как обычно, смотрел в другую сторону, сверяясь со служебным визором, но после заученной фразы он перевёл взгляд. – Ба! Ник·То, вижу, вы воспользовались моим советом и не стали тянуть с назначением на корабль. Скорый каплей вам обеспечен, только вчера вечером мы с приятелями порадовались за вас.

К концу фразы лицо диспетчера вытянулось.

– Погодите, у вас же нашивки каплея! Лёд, вот это карьера! По званию за день! Можете же удивить, я… – изучая визор, диспетчер застыл на полуслове. – Капитан крейсера? Чёрный значок! – тут на его дружелюбное лицо упала тень. – О, это будет для меня пыткой! Мне не терпится рассказать всё приятелям, но тут пометка, что сведения о вас секретны. Буду тихо радоваться в одиночестве, но вы убиваете меня! – с этими словами офицер ООН подмигнул своему «мучителю».

Так вышло, что недолгая карьера Ника прошла на глазах этого диспетчера. Ему было приятно, что кто-то ещё так искренне радуется его успехам.

– Простите, я не нарочно, но если хотите, то у меня есть, чем вас добить, – коварно улыбнулся Ник.

– Так, пока я ещё жив, вот ваш вектор параметров и коды. Вам выделили запрошенную орбиту, Кубинка ждёт вас, покажите им перс-класс! – протараторил диспетчер. Служебные визоры Ника отобразили подтверждения и начали отсчёт к смене курса, а дежурный подмигнул: – Сомневаюсь, что вы сможете меня удивить сильнее, чем секунду назад, но попробуйте.

– Черный значок я получил лично от Седого.

– Сед меня забери, эта торпеда попала прямо в реактор. У меня осталась крайняя секунда. Прощайте, Ник! Чистого вакуума!

– Спасибо, дисп! Чистого вакуума и лёгкой смены!

– Мягкой посадки, кап!

Визор диспа погас, и крейсер начал смену курса, а Ник неожиданно для себя впервые полноценно ощутил себя капитаном. Над камином медленно рассеивалось красивое колечко табачного дыма.

– Позёрство, – сухо отметил Холмс.

Земля, Москва, космодром Кубинка

В панелях причальной штанги размещались узкие проёмы из стекла, каждый следующий проём был всё шире с таким расчётом, чтобы к своему концу причальная штанга стала полностью прозрачной. В итоге земная панорама разворачивалась для космонавта постепенно, позволяя привыкнуть к давлению небесного свода. Отчего-то крохотное земное небо казалось очень большим, а отсюда оно представлялось даже больше чем безграничный космос. Молодой космонавт был благодарен тому, что голубой купол над ним проявлялся узкими полосами.

Посадка на земной космодром далась Нику сложнее, чем он ожидал. Последний сегмент траектории был пройден в полуавтоматическом режиме, по нарочито «ручной» глиссаде. По негласной традиции перс-пилотов, редкие земные посадки осуществлялись в показной манере, как бы демонстрируя перс-мастерство. Крейсер требовалось посадить в гибридном режиме так, чтобы красиво «встать на ноль». Как правило, это стоит нескольких седых волос для любого пилота, но флотские традиции следует чтить.

Пока автоматические системы обменивались карантинными протоколами, Ник сменил лётный скафандр на парадную форму. Чёрная, с редкими искрами и белыми вставками форма отлично сидела на нем, придавая ему бравый и уверенный вид. Стараясь смотреть глазами сержанта, Ник придирчиво осмотрел себя в визоре, и остался доволен: безупречная выправка и красивое приземление должны были произвести достойное впечатление о космическом флоте. По пути к шлюзу медбот ввел ему биоблокатор, а техин объяснил, что если капитан задержится на Земле больше двух суток, то перейдёт в земную категорию биома и сможет вернуться на станции Альянса только после недельного карантина.

На причале Ника ждал майор наземных служб в ослепительно-белой парадной форме земного флота. Казалось, что майор вышел из обучающего вирта по парадно-строевой выправке. Нику вспомнилась Академия и торжественное выпускное построение. Курсанты тогда несколько часов приводили форму в безупречное состояние, затем сержант прошёл перед строем и почти каждому сделал замечание: складка лежит неровно, расстояние между нашивками меньше уставного, пояс ниже положенного, вырез юбки не на месте, квалификационные значки не на одной линии, шнуровка ботинок не по правильной схеме – «Я вижу стадо а не строй! Пятнадцать минут на исправление, разойтись!». Мысленно Ник поблагодарил сам себя за те несколько минут, которые он провёл перед зеркалом.

– Приветствую на Земле, капитан-лейтенант, – голос майора имел приятный тембр и располагал к доверительной беседе. – В первый раз спускаетесь к нам?

– День, майор! Это так заметно?

– Нет, скорее интуиция. Для первого приземления вы держитесь на удивление уверенно, через пару дней вас будет сложно отличить от местного, – объяснил он и протянул руку. – Майор протокольной службы Ро·Зов.

Рукопожатие майора было выверенно-мягким и дозированно-крепким.

– Капитан-лейтенант флота СВК Ник·То!

– Вы сойдёте один? К нам не присоединится капитан? Старпом? – уточнил майор, не выпуская руку гостя.

– Простите, это я капитан «Нау·127», – пояснил Ник. Он подумал, что надо поскорее привыкать сразу представляться капитаном корабля.

Пожатие майора приобрело официальную твёрдость, Ник даже удивился, сколько разных оттенков можно вложить в один жест.

– Что вы, капитан, это моя оплошность. На этот раз интуиция меня подвела, – выпуская руку гостя, майор перевёл взгляд на грудь Ника, как раз на то место, где должна была быть капитанская отметка.

Ещё один формальный промах! Ник смутно помнил, что есть разные ситуации, в которых капитан может снять свой значок, но из целого списка он вспомнил только разжалование и капитуляцию – очевидно, это не его случаи.

– Капитанский значок привлекает лишнее внимание, – выкрутился он.

– Понимаю, похоже, вам нужно уладить вопрос, не касающийся капитанских полномочий. Однако лишнего внимания вам в любом случае не избежать, – сказал майор и красноречиво посмотрел на чёрную отметку пилота. – Это ведь вы поставили корабль? Красивое приземление, хотя некоторые находят такое пилотирование излишне рискованным. Впрочем, пилот такого класса может себе это позволить, – добродушно улыбаясь, Ро·Зов слегка прищурил глаз. – Кстати, позвольте заметить, что ваш борт чертовски красив.

Следуя за взглядом протокольного майора, Ник повернулся к «Нау» и с удивлением заметил, что теперь корабль выглядит иначе: белоснежная краска на носу корабля исчезла, её заменило покрытие «чёрное зеркало». Помнится, Шухов предупреждал об этом, однако капитан предполагал, что белый цвет лишь потемнеет, а не трансформируется так сильно.

Основное свойство «чёрного зеркала», в том, что оно отражает лучи только по касательной. Внешне это выглядело как тёмная поверхность, окружённая вытянутым отражением боковой обстановки. С одной стороны, такое покрытие отражает лучи, следовательно, не нарушает требования по суммарному альбедо для гражданских судов, однако лучи активного радара никогда не отражаются обратно, и корабль остается незаметным. Никогда раньше Ник не видел «чёрное зеркало» в реальности, только на симуляторах кораблей и в мигах с дорогими яхтами, поэтому теперь он засмотрелся на новый образ корабля. В окружении зелёной степи, леса и голубого неба над ними «Нау» выглядел грозным оружием, красивым, изящным, даже изысканным, но в первую очередь все-таки оружием. Осмотревшись, Ник сразу приметил на «столах» пять боевых кораблей: два корвета, три крейсера и линкор «Русь» – флагман постимперского атмосферного флота.

– Земной боевой флот тоже выглядит превосходно, – тактично заметил Ник, – не ожидал встретить такую эскадру на дипломатическом космодроме.

Повернувшись, Ро·Зов оценивающе взглянул на гостя и, словно что-то решив про себя, сказал:

– Давайте начистоту, согласно мандату корабля, ваш уровень допуска не ниже моего. Обескураживает! Вы ведь даже не землянин, а только ближайший наш союзник, без обид, – усмехнулся майор. – Так-то мне нет смысла что-то утаивать, наши протоколы выдали, что ваш крейсер имеет высокий уровень боевого потенциала. Вы не поверите, там напротив графы «БП» записано «выше максимума», и я не знаю, как это трактовать. Вот, к примеру, этот линкор напротив нас не дотягивает десяток пунктов до уровня максимальной угрозы, а это наш самый мощный, из атмосферных. Космодром расположен очень близко к Москве, и по правилам мы должны выставлять встречающий конвой не слабее гостевых кораблей. Обычно нам хватало корвета и двух катеров, они стоят там чуть подальше, не на виду. Но в вашем случае за два часа сюда была переброшена Первая ударная эскадра! Прошу прощения, если это выглядит недружелюбно.

Слова майора смутили Ника. Он совсем не ожидал, что его желание повидать Землю приведёт к таким сложностям.

– Ро, спасибо за откровенность, я это ценю. Поверьте, я восхищён вашим приёмом, а видеть местный флот – большая честь для меня. Это я должен просить прощения за пару неловких моментов и внезапный переполох, я лишь хотел полюбоваться земной столицей.

– Раз мы успели обменяться и приветствиями, и извинениями, может, пройдём в причальный зал? – спросил майор и указал рукой вдоль траверсы. Ник кивнул, и землянин повел его за собой. – Откровенность за откровенность, Ник, позвольте описать ситуацию, как это вижу я. К нам поступает запрос по очень старому дипломатическому протоколу на приём корабля, и не просто корабля, а крейсера, имеющего системное стратегическое значение, что для крейсера довольно необычно! По трапу сходит одинокий молодой капитан, который не хочет афишировать свой статус, приносит извинения за неудобства и говорит, что он лишь намерен «полюбоваться земной столицей». Каким бы ни было ваше задание, мы окажем полное содействие и снабдим всем необходимым, чтобы вам было удобно «любоваться столицей».

Поразмыслив, Ник пришёл к выводу, что со стороны его появление действительно выглядит, как совместная тайная спецоперация объединённого флота, и чем больше он будет это отрицать, тем сильнее убедит землян в обратном. Поэтому он решил подыграть.

– Спасибо за понимание, Ро, но лично вас я не собирался вводить в заблуждение. Просто ещё не успел справить капитанский значок – события развивались слишком быстро. Хотя вы правы, мне на самом деле не хотелось бы привлекать лишнего внимания, особенно такого, – и Ник указал взглядом на линкор.

– В этом случае нам нужно слегка задержаться, – нахмурился Ро. Он остановился и быстро отдал распоряжения в коммуникатор, затем пояснил: – В причальном зале для вас было заготовлено официальное приветствие, торжественный караул, и прочее, что полагается для дипломатического приёма. Сейчас я отменю приготовления, сразу пройдём формальности в Бюро контроля, а на парковке вас будет ждать статус-мобиль.

– Статус-мобиль – это лишнее, просто скажите, как пройти к ближайшему маглеву.

– Понимаю, – кивнул майор.

Тем временем Ник, совсем вжившись в роль, продолжил:

– И майор, вероятно, ваши захотят проследить за мною, – добродушно улыбнулся Ник, а Ро поджал губы. – Я всё понимаю, это для моей же безопасности, – ещё одна ироническая улыбка, – так вот, я не против, если вы просто подвесите мне свой маячок, так всем будет спокойнее.

«С маячком – мудрая мысль!» – тут же пришёл титр от Холмса.

– Ник, да вы отличный парень! Просто гора с плеч! – Улыбка майора утратила протокольную нотку и стала заметно дружелюбнее. – Если вам нужна помощь, только скажите, поможем не по службе, а, как говорится, по-дружески.

Через час Ник одиноко стоял на перроне маглева в сторону Москвы. Формальности были пройдены без проволочек, но майор не отпустил капитана без настоящего земного завтрака. Расстались они почти приятелями. Завтрак был превосходен, но всё же лунный кофе был чуть ароматнее.

В это сложно поверить, но сейчас Ник поспешно покидал зал, забитый раскрепощенно танцующими землянками. Всё дело в музыке. На станциях давно выяснили, что звуки аварийных сирен лишь нагнетают панику и повышают тревожность именно в тот момент, когда всего этого хотелось бы избежать. Постепенно сирены заменили специальными мелодиями, и Ник уже в детстве мог по мистически звучащему смешанному пассажу определить не только уровень радиоактивной опасности, но и вид излучения, а также направление на источник. Шипящие пульсации выдавали утечку воздуха или снижение уровня кислорода, а ритм пульсаций указывал на скорость падения давления. Пожары, перегрузки, выбросы химикатов – всё имело свою мелодию, сложная авария звучала целой симфонией, каждый перс считывал её не хуже развёрнутой сводки.

В зале, который сейчас покидал парень, ожидалась фатальная гравиперегрузка, а на фоне развивающегося пожара отмечались удушающие выбросы хлоратов, периодически пульсировали смертельные дозы альфа-излучения, а мизерные остатки воздуха были опасно загрязнены органической низкомерной пылью.

Умом Ник понимал, что это фальшивка. Создавая «убойный» трек, земной композитор пытался подражать темам из космических триллеров, поэтому использовал библиотеку аварийных мелодий. Беспечный композитор, похоже, не знал или игнорировал то, что в космо-визор-фильмах никогда не используются настоящие аварийные семплы, а лишь похожие на них, однако в этом клубе его композиция имела успех – земляне, не считывая смысл мелодий, весело танцевали под тревожные, интригующие звуки. Другое дело – Ник. Уловив первые аккорды нового трека, он поспешно, но не создавая паники, как их всегда учили, двинулся к выходу. Довольно скоро он осознал, что никто не реагирует на тревогу, а сочетание опасных факторов было насколько абсурдным, что сразу указывало на подделку. Как бы там ни было, беззаботное настроение уже было утеряно, и Ник попытался найти уголок потише или хотя бы с другими ритмами.

Выходя в просторный холл, Ник успел расслабиться и посчитал ситуацию забавной – будет, о чём рассказать бывшим сокурсникам. В целом этот день прошёл великолепно! Утренний маглев стрелою пронёсся мимо километровых субуркубов, населённых миллионами землян, состав домчал путешественника прямо к древнему центру Москвы. Неторопливая прогулка от Киевского вокзала до Кремля заняла около двух часов.

Более двухсот лет тому назад сердце города стало единой музейной зоной, и огромный купол накрыл старинные здания, оберегая их от перепадов температуры и непогоды. Пока Ник двигался по историческим улицам, Холмс раскрывал ему различные стороны жизни землян. На удивление, техин оказался отличным гидом. Больше всего Ника поразило наличие погоды. Выходя из дому землянин никогда не был уверен, что его ждёт снаружи: солнце, облака, дождь, снег, град – во всём этом чувствовалось первобытность, а капризный утренний ветерок вдоль реки ощущался как дыхание древности. Несколько минут Ник провёл у кремлёвской стены напротив могилы Чкалова. Ник посчитал это правильным, ведь древний пилот всегда выручал молодого курсанта. После великолепного земного заката Холмс предложил чуть ближе познакомиться с землянами в оффлайн-клубе, и вот теперь Ник, скрываясь от мнимой «катастрофы» на танцполе, пробирался в уютный бар, который сейчас виделся спасательным челноком.

Достаточно было пересечь акустический экран бара, чтобы мелодии, возвещающие о смертельных лучах радиации, остались позади. Здесь атмосферу раскачивала мягкая музыка. Судя по всему, это было что-то из космо-амбиджаза. Окутывающий ритм чуть ленивее ударов сердца располагал к созерцательному спокойствию и романтическому общению.

Ник заметил её сразу – изящная женская ножка покачивалась в такт музыке. Это было плавное естественное движение без тени искусственности, так могла покачиваться лишь ножка, никогда не знавшая импульсов нейроимплант-контроллера. Что самое приятное – ножка плавно переходила в покатое бедро, принадлежавшее манящему женскому силуэту.

Крали часто встречались в «Страстосфере». Несколько лет назад они забавы ради вскрыли местную систему безопасности, и теперь весь клуб был полностью под их контролем. Когда Ли подошла к бару, зазвучала её любимая музыка, а на стойке уже заждался любимый коктейль. Досадно, что любимого напарника ещё не было, хотя обычно он приходил пораньше.

Рассеянно осмотревшись, Ли поняла, что Кра сегодня не появится: визор-стена бара показывала силуэт старинного польского города, в сторону которого летел одинокий ворон. Намёк был прозрачен – Кра отправился в Краков. Её напарник часто говорил, что в случае чего Кра·Ков растворится «Кракове» – так он называл безопасное место, где его никто не сможет отыскать. Если присмотреться к визору, то видно, что призрачный город находится в осаде: какие-то люди уже приставили к городским стенам золотую лестницу, по которой взбиралась алая змея, но бдительная стража длинной рогатиной оттолкнула верхнюю перекладину, и сверкающая лестница падала куда-то прочь. Ещё один намёк. Кра её в чём-то подозревал и просил держаться подальше. Стоило признать, что основания для подозрений у него были. Ли следует задуматься, где она прокололась, но не сегодня, не сейчас. Завтра.

«Раз уж я здесь, то нужно перезагрузиться, расслабиться, – решила девушка. – А ведь верно, скоро мне понадобится весь мой интеллект, вся моя мощь! Будет полезно устроить капитальную перезагрузку имплантов – очистить кэши, сбросить ошибочные контуры, которые наверняка уже поднакопились… Я ведь уже больше года не чистила систему капитально!»

Потягивая коктейль, Ли начала составлять расписание перезагрузок и обновлений. Дело это тонкое, и от правильного порядка действий зависела будущая эффективность всей системы, а грубая ошибка могла легко превратить мощный имплант в безжизненный «кирпич», а ведь никому не нужен кирпич в голове.

Машинально повесив на бар завесу безопасности, девушка провались в новое занятие. Ей было приятно заниматься чем-то знакомым и предсказуемым, тем, в чём она ощущала себя королевой.

Любуясь идеальным планом собственной перезагрузки, Ли добавила в него финальные штрихи и поставила скрипт в хрон. «Завтра я проснусь обновлённой, поэтому сегодня можно напиться» – подумала она. Признаться, её чуть смутила слабая логика такого заключения, но чего иного можно ожидать от системы, забитой ошибочными нейроконтурами? Утром она будет мыслить чётче. Бардроид уже стал готовить коктейль покрепче, когда завеса безопасности запестрела предупреждениями. Изучая статусы, Ли быстро поняла, что опасности нет, но случай действительно был интересный.

В область завесы зашёл космик. Поразительно, как он сюда попал? «Страстосфера» чисто земной клуб, без рекламы, вдали от туристических мест. Вполне может быть, это вообще первый космик, который сюда забрёл. Не покидая виртуал, Ли просканировала чужака: офицер СВК, туристический визит.

«Любопытно», – подумала дайверша и попробовала прощупать его имплант, пытаясь выявить обычные уязвимости стандартных протоколов, но… глухо. Единственными сведениями, которые удалось выудить, была модель нейромодуля: ЛЗКВ.457.6СВ. Это лишь подогрело любопытство Ли. Новейший военный перс-нейромодуль боевого образца, его стандартные протоколы работают поверх военных, не удивительно, что обычные дыры здесь залатаны. К тому же теперь ей стало ясно, почему сработала завеса – та считала угрозой применение любых полицейских или военных протоколов. Хорошо, пусть имплант космика оказался крепким орешком, однако сейчас они на её территории, здесь, в клубе, вся внешняя связь проходит через местные маршрутизаторы, которые полностью в её власти.

Развернув анализатор трафика, Ли перенаправила всю связь незнакомца через него, тут же её ждал сюрприз – на космике был «поводок»! Этот земной транспортный поток Ли распознала сразу же. Судя по структуре кодирования и адресации, имп путешественника отчитывался о своих перемещениях перед СРПИ.

«Если подумать, то логично, что Служба Разведки отслеживает космиков в Москве», – хмыкнула Ли. Хотя лично она бы ни за что не дала бы подсадить «поводок» в свой имплант, это просто унизительно. Но что там дальше?

Внушительный поток данных уходил в Подмосковье, ага, в Кубинку, ясно, там стоит корабль незнакомца. Поток шифровался по военному образцу. Ли сняла сигнатуры квантового шифрования с исходящего потока данных, сохранила спектр, так, чисто для коллекции. И тут что-то привлекло её внимание – в спектре не оказалось нескольких характерных пиков, это могло значить лишь одно – данные зашифрованы ассиметричным монадным кодом. Нужна солидная нейромощность, чтобы превращать информацию в мешанину данных без всякой видимой структуры.

Снова сюрприз – это первый раз в её жизни, когда такое шифрование реально используется на практике. Дело в том, что для дешифровки этого кода нужно обладать нейромощностью на несколько порядков больше, чем для шифрования. Судя по объёму уходящего трафика, где-то в Кубинке стоял монадный плетельщик по мощности почти равный Госплану. Ли отдала должное незнакомцу – тот умел хранить секреты. С чисто профессиональной точки зрения ей было приятно осознавать, как видеопоток с её образом сейчас шифруется по высшему разряду, словно самый важный секрет постимперии – своего рода заочный комплимент, и очень личный, ведь понять его могла только она.

С момента появления незнакомца в баре прошло меньше минуты. Ли было интересно побольше поизучать его в виртуале, но ещё больше хотелось взглянуть на него.

Ба! Да он красавчик! Конечно, когда в ней несколько коктейлей, это несколько приукрашивает реальность, но высокий статный брюнет в строгой чёрно-белой форме выглядел мужественно, особенно если сравнивать его с другими завсегдатаями в баре, пёстро разодетыми по последней моде. К тому же сработал эффект заниженных ожиданий. Начитавшись титров форума космохейтеров, Ли представляла космиков неприятно долговязыми с вытянутым черепом и раздутой головой. В её представлении они передвигались неуклюже, так как постоянно боялись упасть. Из всех ожиданий сбылось лишь то, что он был высок. С ловкой грацией парень присел рядом с нею, и ничто не выдавало, будто он боится упасть или страдает от гравитации.

– Простите, это место занято, я жду друга, – улыбнулась Ли и сама себе удивилась. Она не ожидала, что постарается отшить космика, дежурная фраза вылетела на автомате.

– Прошу прощения, я на минуту, лишь переведу дух, – извинился парень и дружелюбно посмотрел на Ли. В его речи ощущался приятный акцент, словно он пытался произносить слова чётче, чем это принято. Бардроид получил незамысловатый заказ и двинулся к полкам.

– Бравый капитан с астероида? – съязвила Ли, всё ещё недоумевая, откуда у неё взялось сколько сарказма.

– Нет, не с астероида, со станции – ответил офицер. Издёвки он словно и не заметил.

– Значит, житель открытого космоса?

– Не житель, а перс… персонал по-вашему, на станциях не живут, а служат.

– В чём разница? – заинтересовалась Ли. Ее начал увлекать разговор.

– Сложно объяснить… Видите стул на проходе? – Парень указал в сторону выхода. – Если случится что-то опасное, то бегущие люди споткнутся об него, кто-то пострадает или даже погибнет. Прямо сейчас я ощущаю ответственность за эту вероятную смерть, мне тревожно. Служить – значит жить и нести ответственность за других, как-то так.

– Если тебе не комфортно, то мог бы убрать стул?

– Здесь принято на «ты»? – Парень вопросительно взглянул на землянку, и та кивнула. – Хорошо, как ты заметила, я нездешний, а здесь всё иначе, свои правила. Там, за столиком, сидит компания, и я опасаюсь, что, если уберу стул, то нанесу им оскорбление, вроде как сравню их с несмышлеными детьми и ткну в это, полезу со своим уставом на чужой флот.

Вместо ответа Ли встала, прошлась по бару и под недоуменные взгляды «несмышленой компании» убрала стул с прохода. Возвращаясь, она бросила взгляд на перса, как они называют себя, и ей польстил ответный взгляд космика. Всё-таки мужчины даже в космосе остаются мужчинами.

– Так лучше? – спросила она.

– Намного, – в голосе парня ощущалась искренняя благодарность. Ли даже поверила, что он действительно тревожился об этом стуле, а не красовался перед нею. – Теперь я должен угостить тебя. Ты не против, если я задержусь здесь? Ведь твой друг сегодня не появится.

– Ли·Ла, – представилась она, протянув парню ладонь. – Почему ты так уверен, что его не будет?

– Ник·То, капитан-лейтенант флота внешнего космоса. Тебе интересно полное изложение моих догадок или подойдёт сжатый вариант?

– Я не тороплюсь, – улыбнулась Ли. Её ладонь выскользнула из его руки и взяла за ножку почти полный бокал.

– Похоже, ты сильный кибермонгер. Когда я зашёл в бар, ты была глубоко в вирте. Кибермонгеры твоего класса редко так погружаются, если знают, что их скоро прервут, значит, ты никого не ждала. У меня была подруга-монгер, так что я кое-что об этом знаю.

– Погоди, с чего ты взял что я сильный кибермонгер? – встрепенулась Ли. Она тут же проверила, не сканирует ли он её, но нет, опасения были напрасны. Космик даже в её публичный профиль не заглянул. Как он так быстро её раскусил? Он следил за ней?

– О! Это элементарно! Во-первых, этот клуб – здесь все красотки с импактом от семи тысяч, если бы твой уровень был бы хоть чуть ниже, ты привлекала бы внимание. Девушки любят бросать презрительные взгляды, на тех, кого считают простушками, а здесь ты своя, и я удивлюсь, если у тебя импакт ниже девятки. С другой стороны, ты двигаешься очень естественно, у нас в Лётной мышечные импы были запрещены, поэтому я сразу вижу, когда тело свободно от «поводков». Куда такая красотка может вложить свой уровень, кроме косметики? Если отбросить экстремальные варианты, то остаются только нейромодули. К тому же ты пьёшь «Кольца Сатурна», вкус этого коктейля раскрывается, только если у тебя установлен «повеса» с модулятором вкусов, я пару раз пробовал эту бурду у подружки, вкус так себе, а она только смеялась надо мной. Когда ты была в вирте, то не закрывала глаза, а твой взгляд оставался осмысленным. Такого сложно добиться без опыта. Ноготь на мизинце выкрашен завитками так, чтобы не было видно контактные площадки. Причёска каре скрывает нейропорты, но не затрудняет доступ ним. Ну и ещё некоторые мелочи, в общем, всё указывает на мощного монгера.

– А ты очень наблюдательный, – усмехнулась Ли. Она была восхищена объяснениями, доводы парня звучали логично и рассеивали прежние опасения.

– Честно говоря, это получилось случайно, – польщенно ответил парень. – На боевых занятиях нас долго тренировали быстро оценивать тактическую орбитальную ситуацию, нужно было всего за пару секунд замечать практически всё. Со временем учишься быстро схватывать общую картинку. Вчера мне довелось почитать древнюю книгу…

– Почитать? – перебила Ли. – Прямо по буквам, в раве? Без аудио и визуала?

– Да, но книга древняя, приходилось часто переходить в визуал, чтобы понимать смысл многих слов, “трость”, “кэб”, там много всего, – рассказывал парень. Ли уважительно смотрела него. – Книга о древнем детективе, Шерлоке Холмсе. Так, стой… Стой! Прошу, не делай так!

– Как? – удивилась Ли. Она едва успела получить пакет данных о Шерлоке.

– Ты сейчас как бы незаметно провалилась в вирт, скорее всего, собирала данные о книге, я конечно, не против, но так ты обкрадываешь нас.

– Обкрадываю? – Это был первый раз, когда Ли прямо обвинили в краже данных, и что особенно обидно – незаслуженно.

– Ну да, то-то у нас была отличная тема для разговора. Ты бы увидела Шерлока в мой прицел, мы бы пообщались, лучше узнали бы друг друга, а так…

– У тебя отличная реакция. Я толком не успела скользнуть по датапаку, заметила только, что это девятнадцатый век, Лондон, дедукция. Ты прав – давай общаться, я вся внимание.

– Хорошо, всё верно, дедукция. Этот детектив первым применил в своем деле дедуктивный метод: подмечал разные детали и, размышляя о них, делал различные выводы про людей. По сути, действовал как боевой пилот, но оценивал не орбитальную ситуацию, а человека. Вот я и подумал: «Лёд, технически у меня такой навык тоже есть, можно попробовать как-нибудь оценить человека как тактическую конфигурацию». Занятно, ведь пока ко мне не попал этот древний текст, я не думал о своей способности в таком ключе. То-то, когда я заметил тебя, всё сложилось само собой. Кстати, оказалось довольно интересно просто прочитать сырую книгу, я бы любому порекомендовал поступить так же. Впрочем, тебе будет сложнее, если ты привыкала скользить по контекстам, для тебя необработанный текст – слишком медленный канал данных.

– Ты очень много знаешь о киберах, хотя сам не такой. Похоже, ты был очень близок со своей подружкой, – ревнивую нотку в своих словах уловила даже сама Ли.

– Да, мы много времени проводили вместе, – тактично ответил парень, – но потом увеличилась учебная нагрузка, а почти год назад её перевели на линкор, с тех пор мы не виделись.

Присмотревшись к парню, Ли поверила в его искренность. Он говорил с ней прямо, не темнил. Где-то в глубине души она уже понимала, что хочет с ним сблизиться, но всё ещё оставалась ещё одна преграда – мера. Девушка потратила много усилий и гору эргов, чтобы поднять свою внешнюю меру до десяти. Такая роскошь мало кому доступна даже на Земле, где восьмёрка это фоновый уровень. Космики живут у себя на станциях где семёрка считается нормой, а на астероидах, говорят, можно встретить даже пятёрку! Если у Ника уровень ниже восьми с половиной, то даже пара поцелуев может ей дорого обойтись. Конечно, спросить в лоб: “Ник, а какой у тебя уровень меры” было бы оскорблением. К счастью, в её безымянном пальце левой руки встроен из-мер-итель, предназначенный как раз для таких ситуаций.

Всё ещё смотря в глаза парня, она взяла его руку в левую ладонь, и как бы нечаянно прижала безымянный палец к его коже. В визоре побежал прогресс из-мер-ения: 10%, 30%, 59%…

– Знаешь, а ты интересный. Судя по тому, как ты справился с дедукцией, можно решить, что пилот ты тоже отличный?

…80%, 95%, 100%. Виртуальное уведомление звякнуло, сообщая, что измерение завершено. Девушка не верила своим глазам и долго всматривалась в число «11», пока откуда-то издалека до неё не долетел голос Ника:

– О! Прости, ты же монгер с Земли, у тебя нет синего доступа с данным СВК, вот держи, – с этими словами каплей закрыл глаза и переслал в вирте офицерский визпас.

Ссылка вела в «синий», за пределы зоны Земли, и за долю секунды информация прошла инфо-таможню, службы СВК разрешили передачу сведений из локального кэша, земные службы проверили их на безопасность, ещё мгновение – и в синем секторе Ли появился новый раздел: “Ник·То кап.-лейт. СВК”, это был публичный раздел с информацией об офицере, в том числе квалификационные данные:

Навигатор 2-го класса

Пилот экстра-класса

Корабельный механик 2-го разряда

Канонир 1-го разряда

Граф-оператор 2-ой степени.

– Ник! Ты должен меня извинить! – Ли бросила на офицера кокетливо-виноватый взгляд, – Я совсем не разбираюсь в этих военных регалиях, но даже для меня запись “пилот экстра-класса” круто звучит. Впрочем, здесь много интересных сведений о тебе, но нет ответа на интересующий меня вопрос…

– Какой?

– Что ты думаешь по поводу секса с землянкой? – обворожительно улыбнулась Ли. Да, вопрос был слишком прямым, но дичь должна понимать, что хищница здесь именно она.

Чёрное поле

Ветер забавлялся с зеленью за окном. Юрген по опыту знал, что для вычисления минутной траектории покачивания одного из листьев потребуется более часа машинного времени, при этом многое придётся упростить, а чем-то пренебречь.

Окна его кабинета выходили на противоположный берег реки Неккар, прямо на поросший зеленью склон горы Кёнигштуль. Зная высоту горы и расстояние до вершины, он мог оценить видимую площадь склона примерно в три квадратных километра. Если склон считать редким лесом, то это приблизительно полторы сотни тысяч деревьев. Умножив на среднее число листьев на дереве, он получит около двадцати миллиардов листьев! Чтобы просчитать их покачивание на ветру, необходима колоссальная вычислительная мощность, а природа играючи, миг за мигом растрачивает её буквально на ветер.

В мыслях успешного физика Природа всегда представлялась исполинским механизмом, который обсчитывает сам себя. Находить закономерности и выводить законы – цель физики, но Юрген Курц считал эту задачу вторичной, гораздо интереснее познать принципы и алгоритмы, лежащие в основе исчисления самих эти законов. Если дать дикарям современный компьютер, то со временем они освоят его интерфейс, начнут играть в игры и обмениваться эмоджи, но даже доскональное знание всех меню и хоткеев не позволит им понять, как работает процессор, «вдыхающий жизнь» в эти интерфесы.

Человечество точно также веками изучает интерфейс физики, научилось двигать мышью и нажимать правильные кнопки, чтобы удобнее было получать еду и развлечения, но о работе процессора Природы узнало непростительно мало, откровенно говоря, ничего толком не узнало. Чтобы что-то понять, в чём-то разобраться, нужно запускать не те приложения, что постоянно занимают экран человечества, нужно изучать терминал, а не зависать в соцсетях.

Не то чтобы солидный учёный не любил соцсети, вся его молодость прошла среди них, но если анонимный автор пририсовал твоё лицо на кадры из хентая про сенсея и студентку, а ролик вдруг стал популярен, то это не та известность, которой можно гордиться. По слухам, его рассматривали на Нобелевскую, но решили, что медиаповод будет неудачный и лучше подождать, пока шумиха уляжется. А ведь мало кого интересует, чего он достиг в физике, зато практически все знают про “похотливого сенсея-физика”. Нет! Не тем занято человечество, не туда смотрит.

Премия была бы кстати. Не ради денег или признания среди коллег – и того и другого ему хватало с избытком, а только ради возможности сместить акцент, чтобы показать, что он познаёт физику, а не студенток. Чёрт! Да они ему совсем не интересны, ведь у него есть Ева. Даже совместное расследование университета и полиции убедительно доказало, что он практически свят, но люди больше верят поддельной японской анимации, такова уж природа людей – верить тому, что им чаще показывают.

Скандал повис над ним тёмной тучей, и неясно, как повёл бы себя Юрген, если бы не Ева. Словно солнечный луч, пронзивший серые облака, она дарила ему надежду, что всё это временно. С присущим только ей чувством юмора, жена назвала этот клип удачным поводом разнообразить их сексуальную жизнь. Такова была суть её характера – она во всём находила удачные стороны, так было и с самим Юргеном. Едва став постдоком, он выдумал фазово-симметричные кристаллические структуры, и эта идея захватила его полностью. Засыпая, он думал о ФСКС, ФСКС ему снились, и просыпался он с мыслями о ФСКС. Основная научная работа отошла на второй план, их лаборатория разрабатывала сверхчерные покрытия для полиграфического оборудования, а Курц всё твердил, что им нужно заняться ФСКС, что ФСКС можно сделать сколь угодно чёрным, ФСКС можно сделать сверхпрочным, ФСКС – это всё что им было нужно!

Проблема была только в том, что таких материалов не существовало, Юрген лишь вывел на кончике пера возможность таких структур, но его научному руководителю этого было недостаточно. Лаборатории нужны были прикладные результаты, и завлаб знал, как их добиться, двигаясь проверенным образом. В конце концов терпение коллектива лопнуло, и руководство выдвинуло Курцу ультиматум: либо он забывает о ФСКС и работает по общей теме, либо он может покинуть их коллектив. Юрген выбрал идею. Потом он перебивался случайными заработками, почти все средства выделяя на покупку оборудования и аренду старого склада далеко на окраине города.

Именно в этот период в его жизнь ворвалась Ева. Просто удивительно, как ей удалось потеснить ФСКС в его мыслях, и занять среди них значимое место. Этот неоспоримый факт наглядно демонстрирует масштаб её личности. А ещё она верила в него, даже убедила своего отца инвестировать средства в разработки Юргена, чем изрядно смутила молодого учёного, ведь отец девушки был местным прелатом. Получалось, что Юрген вёл научные разработки на деньги от церкви, так неисповедимость путей господних проникла и в его жизнь.

Молодая пара часто посещала Шветцинген, где жил прелат. Учёный и священник хорошо ладили, временами даже предавались теологическим спорам – Юрген поделился своим взглядом на Природу, как на великий вычислитель, обсчитывающий сам себя, а прелат со своей стороны убедил ученого, что размышления о Боге как создателе этой машины – это один из способов познать её устройство.

Для работы молодого учёного сложились идеальные условия: средств от церкви едва хватало на научную работу, поэтому на излишества и развлечения почти ничего не оставалось. Желание оправдать доверие любимой девушки и её отца лишь усиливало мотивацию, поэтому Юрген Курц работал на износ, но не замечал этого – исследования увлекали и доставляли удовольствие.

Через пятнадцать месяцев Юрген держал в руках небольшую лабораторную чашку, где на серой фиксирующей основе выделялось черное пятнышко в несколько квадратных миллиметров. Согласно тестам, оно обладало всеми свойствами ФСКС. Парень пригласил девушку и прелата в ресторан, где они отпраздновали успех, а Юрген сделал предложение Еве, которое она с радостью приняла. Одобрение её отца ученый получил несколькими месяцами ранее.

В скромном обручальном кольце вместо бриллианта красовалась небольшая абсолютно черная сфера, и жениху с невестой оно казалось идеальным в своей строгой красоте. Крошечная чёрная дыра, сияющая ослепительной тьмой, завораживала.

Деятельная натура Евы перехватила инициативу, именно от молодой жены Юрген Курц узнал, что теперь он совладеет компанией “FüSF”, которая уже через месяц будет представлять свои прототипы ФСКС на промышленной выставке. Используя прежние знакомства Юргена, Ева смогла добыть несколько десятков новых образцов сверхчерного покрытия из старой лаборатории, в которой три года назад не приняли идеи учёного.

Прогресс в их работе был очевиден: поглощающие свойства покрытия повысились в несколько раз, стойкость и устойчивость к внешним воздействиям тоже существенно выросли. Образцы представляли из себя тонкие квадратные пластинки по пять сантиметров каждая, от них не отражался свет, на них не падала тень, поверхность была полностью чёрной, и казалось, что на ладони лежит дыра в пространстве, ведущая в абсолютную Тьму.

По просьбе девушки, в центре каждой пластинки Юрген нарастил из ФСКС надпись “PSKS” (Phasensymmetrische Kristallstruktur). При первом взгляде на доработанные образцы ничего не было заметно, но, если всмотреться в центр пластинки при ярком свете, в идеальной чёрной пустоте вдруг проступали ещё более чёрные буквы. Эффект был магическим, будто бы в пустом пространстве открывается новое измерение. Когда генерал, занимающийся перспективными разработками Люфтваффе, впервые приметил буквы, на его красном одутловатом лице проступила детская улыбка, а когда Ева сказала ему, что пластинку можно брать пальцами и что надписи это не повредит, но чистота фона от конкурентов будет испорчена, военный контракт оказался у них в кармане.