Зигун бесплатное чтение

Как-то незаметно человек перестал быть личностью с правом иметь свое мнение. Если твое мнение отлично от большинства (хотя кто знает, большинства ли), значит… ты автоматически враг своему государству. Все решения в стране принимаются по понятиям, игнорируется Конституция и свобода слова. Законы потеряли свое значение, все основано на лжи и обмане. Точнее, на самообмане, поскольку так проще жить. Отстраненность и равнодушие правит в этом мире.

Равнодушие – самый страшный грех. С согласия молчаливых совершаются самые страшные преступления. Значит, где-то там все наши прегрешения складываются для вынесения нам приговора.

«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

«Многие не грабят; а скорее милосерды, но они блудодействуют и, таким образом, в других отношениях оказываются нечистыми. Итак, Христос повелевает при других добродетелях хранить и чистоту, или целомудрие, не только по телу, но и по сердцу, ибо помимо святости, или чистоты, никто не увидит Господа. Как зеркало, оно чисто, только тогда отражает образы, так и созерцание Бога и разумение Писания доступно только чистой душе».

Толкование Мф. на 5:8.

Глава 1

Ангелом Зигун стал работать недавно – после того, как трагически погиб в автокатастрофе. Точнее, это он думал, что произошла трагическая случайность. Кстати, тот парень, что вылетел ему навстречу, тоже успел подумать, что ему не повезло и это стечение обстоятельств. Но оказалось, что все не так просто. Вернее, все совсем не просто.

Очнулся Зигун в темной комнате на кровати. Из одежды на нем был только белый халат с капюшоном. Это был даже не халат, а балахон неопределенной формы.

Зигун встал с кровати, огляделся. Он находился в комнате небольших размеров. В углу стояла кровать. Рядом с кроватью письменный стол и стул. На столе лежали Библия и Евангелие. Над столом было небольшое окно. Окно располагалось выше головы Зигуна, и он видел только падающий свет от него. Это не было солнечным светом или светом от лампы. Свет падал… словно в осенний хмурый день, когда вроде и не холодно, но при этом не ощущаешь солнечного тепла.

Зигун оглядел себя. Он стоял голыми ногами на полу и при этом не чувствовал холода или тепла. Раньше у него всегда мерзли ноги, поэтому он ходил в носках, кроме жарких летних дней, когда довольствовался сланцами и шортами.

Чувствовал он себя как обычно, только будто во сне: мог двигаться, ходить, все понимал и все помнил… но при этом ничего не чувствовал. Он сделал шаг, но не почувствовал напряжения в ногах. Поднял руку – она поднялась. Он это увидел, но ничего не почувствовал.

Подошел к двери, толкнул ее. Она открылась, но привычного ощущения от толчка не было. Он шагнул вперед – и замер от яркого света. Сделав несколько шагов, он оказался в центре белого зала со столами, стульями и прочей стандартной мебелью. Вдоль стен располагались огромные стеллажи. На них стояло множество весов, самых обычных, на которых в стародавние времена взвешивали с помощью гирек. На одной чаше у всех весов лежали белые шарики, на другой – черные. Где-то белых было так много, что весы перевалились на один бок, где-то перевешивали черные. В большинстве случаев же шариков обоих цветов было примерно поровну, разве что на некоторых белые перевешивали.

На столах были разбросаны белые папки с личными делами. На каждой обложке можно было увидеть фамилию, имя, отчество и дату рождения.

Подойдя к столам ближе, Зигун удивился: на некоторых папках стояли номера приговоров, даты вынесения их и даты смерти. При этом даты смерти не совпадали с датой приговора. На таких папках была печать: «Приговор приведен в исполнение». Но лежали и папки, где был номер и дата приговора, но не было даты смерти. Получается, приговор еще не исполнили.

Холодок пробежал у Зигуна по коже. Он поднял глаза и осознал, что находится посередине огромного зала, где стоят миллионы таких весов, что перед ним, и лежат миллионы личных дел на каждого человека с момента рождения. Опустив глаза, он более внимательно всмотрелся в надписи на папках. На многих было выведено: «Вынесен приговор», – но не было надписи «Приговор исполнен». Получается, эти люди были обречены, только они об этом не знали. И при этом совсем не важно, как это произойдет, но оно произойдет в любом случае.

Зигуну стало тяжело дышать, захотелось на воздух. Выходит, что… ему тоже вынесли приговор?.. Но как, за что?.. Что такого плохого он сделал?! Он ведь никого не убил, не ограбил, он хороший и порядочный человек. По крайней мере, так считал он сам и окружающие его люди. А может, они так и не считали…

Все еще надеясь, что это ошибка, он подошел поближе к группе молодых людей, среди которых была милая девушка. Они что-то бурно обсуждали, пока рядом стояли молча двое в черном и просто наблюдали.

Говорила эта девушка. Обращалась она к самому старшему:

– Николай Фёдорович, у нас образовалась группа из тридцати человек. Все едут на экскурсию завтра рано утром. На двадцать пять человек из них вынесены приговоры. Я считаю, нельзя упускать такой случай. Выезжают они ночью, там дорога в горах, серпантин крутой. Ночь, горы, крутой поворот – обычная авария. Это же сколько мы времени и сил разом сэкономим!..

От удивления у Зигуна рот открылся сам собой. Ему даже захотелось что-то крикнуть этой милой девушке, но он не смог. Вот тебе и миленькая девица…

Справа от нее стоял юноша, с виду ботаник. Хлипкий какой-то, в огромных очках с толстыми стеклами. Тем удивительнее было, когда он резко вскочил, заявив:

– Я категорически против! У пятерых человек нет вынесенных приговоров. С ними вы что будете делать? Или опять хотите по беспределу, как в прошлый раз, когда самолет упал? Сколько же невинных людей погибло!..

– Егор, – обратилась девушка к нему, – тогда, и ты сам это прекрасно знаешь, произошла ошибка. Это была… недоработка, человеческий фактор. Все эти люди, у которых не было приговора, должны были опоздать на рейс. Но почему-то этого не произошло.

Она при этом покосилась на людей в черном. Они же как стояли невозмутимо, так и продолжали наблюдать, ничем не выдав, что слова были адресованы им.

Как потом выяснил Зигун, один из этих черных был старшим. Звали его Суркан, он имел прямой выход на Самого. В этот раз Суркан стоял молча и не проронил ни слова, только внимательно слушал.

Задачей черных – это Зигун тоже узнал позже – было отправить на тот свет как можно больше людей. И им по большому счету было не важно, имел человек приговор или нет. По закону же, если у человека не было вынесенного приговора, он должен был доживать до старости и умирать своей смертью. Но это по закону… На деле же черные при любом удобном случае пользовались своей возможностью и «помогали» людям не дожить до старости. Чтобы этого не происходило, существовали ангелы, которые должны были следить за своими подопечными. Кроме того, черных могли отправить в суд, если было точно установлено и доказано, что те действовали без приговора. За это могли отлучить от работы и отправить в ад.

Адом по сути было вечное уничтожение. Медленное, но верное тление в абсолютной темноте. Не зря говорят – гореть в аду. Все так, только огонь этот медленный и вечный. Поэтому черные крайне редко использовали свои широкие возможности, разве что когда были полностью уверены в безальтернативности ситуации. При этом, как правило, в зону риска попадали люди без ангелов. Во вторую очередь шли «на убой» те, кому был положен ангел, но таковых человеку не выделяли по причине нехватки кадров, поскольку ангелом мог работать не каждый. За такими присматривали свободные от работы другие ангелы. Дальше по очередности риска шли люди с имеющимися у них ангелами, а высшей кастой были люди аж с двумя ангелами-хранителями.

По какому принципу шло такое разделение – никто толком не знал, информация об этом была закрытой. Решение принимал Сам своими секретными указами. Насчет остального были только догадки. Как правило, ангела давали при рождении, но были случаи, когда этот вопрос решался и много позже. Некоторым же предоставляли второго ангела – видимо, это было результатом должных мыслей и праведных действий человека.

Некоторые из черных имели прямой доступ наверх, отправляясь туда с докладами отчитываться о проделанной работе. При этом они не упускали возможность высказать и свою точку зрения на происходящее вокруг, не забывая акцентировать внимание на ошибках ангелов и на их просчетах, если таковые случались, конечно. Этим они старались как можно сильнее ослабить влияние ангелов на принятие решений. Мечтою черных было расставить вокруг на посты как можно больше своих, нейтрализовав до минимума работу ангелов. Ангелы, к слову, все это знали и понимали, работая в противоположном направлении.

У ангелов старшим был Николай Фёдорович, он тоже лично ходил докладывать наверх. Поэтому Суркан старался присутствовать на всех мероприятиях, где появлялся Николай Фёдорович. Ангелам это, конечно, не нравилось, но воспринимали они такое спокойно, ведь вся работа велась в открытую, скрывать ангелам было нечего. В итоге складывалась система некоего взаимного контроля и сохранялся баланс, при котором ни у одной стороны не было возможности захватить, так сказать, власть.

Все это Зигун узнал позже, а сейчас прямо на его глазах решался вопрос жизни и смерти невинных людей.

– Что значит «человеческий фактор»?! – взорвался Егор. – А кто должен был все перепроверить? Не надо с больной головы валить на здоровую. Отвечала тогда за все ты!

– Я же уже сто раз объяснялась по той ситуации! – возмутилась девушка. – Или ты меня подозреваешь? – гневно спросила она, слегка подавшись вперед. Казалось, еще немного, и она бросится на Егора как дикая кошка.

– Да нет, что ты…. – испуганно пролепетал Егор.

– Тогда все, тема закрыта! – резюмировала его собеседница, после чего повисло тягостное молчание.

Все это время напротив девушки сидел мужчина лет тридцати пяти и не отрывал глаз от нее – это явно бросалось в глаза, потому Зигун сразу понял, что тот неровно дышит к ней. Ведь только две вещи, как говорится, нельзя скрыть – любовь и богатство. Девушка при этом не замечала влюбленного взгляда или искусно делала вид, что не замечает.

Что-то в девушке Зигуну не нравилось, но он никак не мог понять, что же именно. Красивое лицо, голубые глаза… блондинка с шикарной фигурой. Бедра были шире, чем в классическом общепринятом стандарте, но это придавало особую грациозность фигуре, особенно когда она сидела нога на ногу. В общем, это была девочка с рекламного постера, мечта поэта, но что-то в ней Зигуну мешало. Он никак не мог понять причину этого чувства и был, признаться, сильно этим озадачен.

– Алёна права, – сказал мужчина. (Значит, ее зовут Алёна, подумал Зигун. Прекрасное имя и чарующая внешность – и это совершенство хочет преспокойно отправить на тот свет невинных людей. Конечно, это, наверное, ее работа, а люди, может, и не такие невинные, а он мысленно нападает на нее, не зная всех обстоятельств.) – Я тут посмотрел личные дела этих пятерых человек, – продолжил он. – У четверых уже давно весы на черной отметке.

– И думать не смейте об этом, уважаемый Кирилл! – тут же отреагировал Николай Фёдорович.

Этого влюбленного в Алёну, выходит, зовут Кирилл. Он сразу не понравился Зигуну. И последнее его предложение об ускорении процесса вынесения приговоров только подтвердило это.

Кирюха… Зигун поймал себя на мысли, что давно не любит это имя, стал вспоминать, где и при каких обстоятельствах встречался с людьми с таким именем, – и, между прочим, вспомнил. В институте у них в группе был парень по имени Кирилл, все его звали Кирюхой. И как-то этот Кирюха пытался подгадить Зигуну, оттуда и негативные ассоциации с именем.

Дело было на первом курсе института. Всех студентов тогда отправили на картошку. С Зигуном из одногруппников особо никто не дружил: в группе были только москвичи, лишь один Зигун приехал издалека. А после колхозных сборов, когда вернулись в Москву, всем студентам за хорошую работу выдавали талоны на распродажу. В то время все было в дефиците, а что-то по-настоящему нужное и редкое можно было купить только с этими талонами. Распродажи были в ЦУМе, ГУМе и в других крупных магазинах, раздавали талоны на одежду, обувь, косметику и прочие нужности.

Собрали тогда всех студентов в небольшом парке у института и начали раздавать талоны. При этом давали один талон на двоих – похоже, начальство из профсоюзов, распределяющее талоны, уже в то время умело делить в свою пользу. Но никто не задавал лишних вопросов – на двоих так на двоих. Все одногруппники тогда разбились по парам, лишь Зигун оказался в гордом одиночестве. И оставаться без талона, честно говоря, было обидно.

– Ну что – без пары? – ехидно поддел тогда Кирюха.

– Выходит, что так… – ответил Зигун.

– Не повезло! – с довольной ухмылкой сказал Кирюха.

– Подожди, – сказал Зигун, – а где Андрей? – это был их одногруппник, который не пришел на раздачу талонов.

– Видимо… ему было не нужно, – пожал плечами Кирюха.

– Тогда я получу за себя и за него, – кивнул довольно Зигун. И он не мог предположить, что произойдет дальше, иначе смолчал бы.

Начали раздавать талоны. Нужно было подойти к начальству, назвать две фамилии – и получить талон. И тут Зигун увидел, как сквозь толпу продирается Кирюха и кричит, что нужно подходить только парами.

Вот же какой гаденыш, подумал Зигун. Сначала его проигнорировали, а теперь он должен лишиться талона… Ну уж нет!

Зигун ринулся к столику, пока в толпе орали, желая как можно быстрее получить талоны. Кирюха у столика оказался первым и стал что-то объяснять организаторам. В итоге из-за толпы сложно было понять, где пары. Зигун протиснулся следом и назвал две фамилии – свою и того самого отсутствующего товарища.

– А где второй? – спросили Зигуна.

– Да там он!.. – кинул рукой Зигун в толпу.

– Ладно… – и Зигуну отдали талон.

При этом Кирюха пытался что-то кричать и доказывать неправедность получения талона Зигуном, но его никто слушал. С тех пор имя Кирюхи Зигун запомнил навсегда.

Воспоминания Зигуна прервал голос Николая Фёдоровича:

– Это не наше дело – смотреть, в каком положении весы. На все воля божья. И без суда и приговора не смей трогать личные дела… – тихо, но жестко сказал Николай Фёдорович этому Кирюхе.

– Давайте что-то придумаем, – не унималась Алёна. – Если не сейчас, то потом такого случая не будет, придется с каждым решать вопрос индивидуально. У нас и так людей на всё не хватает, приговоры лежат не исполненные по нескольку месяцев.

– А ты чего так переживаешь? – вставил Егор. – Это их проблемы, – кивнул он на людей в черном. – Они исполнители.

– А с нас – подготовка всех материалов! – вскипела девушка. – И потом на совещании они все свалят на нас, что это мы затянули с оформлением. И это не тебя будут ругать, дорогой мой Егорушка! И не тебе стоять с понурой головой.

Один из тех, кто был в черном, довольно при этом ухмыльнулся.

– Хватит! – отрезал Николай Фёдорович. Ему это, кажется, начинало надоедать. – Какие конкретно у тебя предложения? – обратился он к Алене.

– Ну у них отель так себе – две звезды… Ресторан тоже никакой… Предлагаю этим пятерым устроить отравление, чтобы они не поехали.

– А если все-таки поедут? – не унимался старший.

– Значит, надо так отравить, чтобы и мысли о поездке у них не возникло! – дерзко ответила спорщица.

– Какой вариант на подстраховку? – не унимался Николай Фёдорович.

– Не надо вариантов. Я лично сегодня не буду спать и проконтролирую все сама.

Николай Фёдорович медленно покачал головой:

– Хорошо… – Он как будто искал повод отсрочить приговор, хотя на самом деле, кажется, просто не хотел смерти невинных людей. – Хорошо, – повторил он, – с группой все понятно. А что будет с водителем? У него все черное, его дело в суде, но приговора нет.

– Я вчера написала прошение в Высший суд с просьбой решить вопрос в срочном порядке. Сегодня на вечернем заседании приговор будет.

– Вот сука! – вырвалось у Егора.

Все сделали вид, что ничего не услышали.

– Заседание закрыто, – объявил Николай Фёдорович. – Готовьте документы на исполнение и передавайте, – он кивнул в сторону молчаливых людей в черном. – За тех пятерых отвечаешь лично, – тяжело взглянул он на Алёну.

Она с довольной ухмылкой ответила:

– Будет сделано.

– А вы что стоите, молодой человек? – обратился он к Зигуну. Зигун аж вздрогнул. – Жду вас в своем кабинете. – Зигун в ответ смог только промычать что-то нечленораздельное. – Дверь в конце зала и направо. – Молча кивнув всем, старший быстро пошел в конец зала.

Зигун пошел в конец зала. Сначала он никак не мог найти дверь, которую ему указали, но тут увидел небольшой коридор и справа дверь. Он открыл ее и очутился еще в одном зале, только поменьше. Там были люди в таких же белых балахонах, как и у него. Оглядевшись, он обнаружил неподалеку и группу людей в черном.

Мимо пронесся парень, чуть не задев его.

– Тебе туда, – бросил спешащий ему на ходу. – В конце зала, дверь справа.

«Опять в конец зала и опять дверь справа. Сколько же тут этих залов… и откуда этот паренек знает, куда именно мне нужно?..» – подумал Зигун.

Все двери выглядели одинаковыми. Зигун шел через зал, на стеллажах увидев огромное количество личных дел и рядом с ними весы. Некоторые весы немного пошатывались то в одну, то в другую сторону – на них было одинаковое количество шариков, и в любой момент весы могли склониться в ту или иную сторону. Любой, кто проходил мимо, мог случайно задеть их – и все, доказывай потом, что шариков было поровну, никто пересчитывать не будет. К некоторым весам подходили люди в белом или в черном. Каждый кидал белые или черные шарики: белые – за добрые дела, а черные – за грехи.

Люди в белом, как понял Зигун, были ангелами, теми, кто всю жизнь оберегает людей и контролирует работу черных, чтобы те действовали в рамках закона. В черном были демоны. Их задачей было фиксировать все грехи, а после вынесения приговора приводить его в исполнение. Это и было своеобразной системой сдержек и противовесов – даже тут все было как на Земле.

Стоя перед дверью, Зигун раздумывал о том, что на каждого из людей, оказывается, с рождения заводится личное дело, в котором постоянно пополняют статистику хороших и плохих действий и мыслей. Все это измеряется шарами – белыми или черными, разными по размеру, в зависимости от значимости. И у тех, кто дожил до старости и умер своей смертью, весы так и остались в белой зоне – и приговоров им не выносится. Всех остальных же рано или поздно ждал суд и приговор. Получается, ему тоже вынесли приговор. И тому парню, что в него въехал. Вот какие молодцы – объединили двух приговоренных в одну аварию, и всё, дело сделано. Если, конечно, снова кто-то не накосячил. Как стало понятно из разговора Алёны с Егором, такое тоже случается.

Тут Зигуна бросило в жар: а вдруг и с ним… косяк?! Он сейчас войдет, с его делом разберутся, принесут извинения – и он… очнется! Эта мысль Зигуна обрадовала: конечно, именно так все и будет. Он держался за ручку двери – и не знал, что его ждет за ней. Так или иначе, терять ему было нечего.

Внутри он увидел небольшой кабинет, письменный стол, заваленный папками. За ним сидел Николай Фёдорович. Непонятно было, как он успел появиться тут быстрее Зигуна. На вид хозяину кабинета было лет пятьдесят пять, у него оказалось довольно добродушное лицо, как теперь разглядел Зигун, начавший проникаться к Николаю Фёдоровичу симпатией, пока тот не огорошил вопросом:

– Ну что, долетался, шумахер?

Вопрос поставил Зигуна в тупик. Он пытался оправдаться тем, что детали аварии не имеют никакого значения, раз приговор был, судя по всему, уже вынесен. Но его интересовало другое.

– За что? – негромко спросил Зигун. Николай Фёдорович словно не услышал его, продолжал сетовать на неосторожный стиль езды собеседника. – За что?! – громче повторил Зигун.

Кажется, Николай Фёдорович понял, что от него не отстанут.

– Вы Библию читали, молодой человек?

– Ч-чего? – спросил Зигун, хотя прекрасно слышал вопрос. Просто ответить ему было нечего.

– А Евангелие? – продолжил интересоваться Николай Фёдорович.

Зигун опустил глаза: ничего этого он не читал. Несколько раз порывался почитать, но так и не решился.

– Глава один, пункт двадцать один, Святое Евангелие… – медленно произнес Николай Фёдорович. Спрашивать, о чем это он, не стоило, как понял Зигун.

Пока Зигун стоял в замешательстве, хозяин кабинета кинул папку на стол:

– Принимай дело, – приказным тоном сказал он. – Сегодня должна родиться девочка. Назовут ее Марией. Будешь ее ангелом.

Мария… Слезы выступили у Зигуна на глазах: у него на Земле ведь остались дети, два сына и дочь, а он до сих пор даже не вспомнил о них. Как они теперь там без него, что переживают.

Николай Фёдорович встал из-за стола и молча подошел к Зигуну. Кажется, чувствовал он себя при этом неуютно, будто это он выносил тот приговор нынешнему собеседнику. Хотя… может, и он.

– Ну ладно… хватит… – тихо сказал Николай Фёдорович. – Мы позаботимся о твоих детях… еще больше.

– Еще больше? – удивился Зигун. – Это как?

– Ну… – замялся Николай Фёдорович, – предоставим им еще по одному ангелу. В особых случаях мы можем делать это. Но при этом мысли у таких особенных людей должны быть чисты… или у них должен быть особый знак при рождении. У твоих детей мысли чистые, они очень переживают, что тебя нет рядом.

В этот момент Зигуну стало еще хуже – лучше бы ему такого не говорили.

– Можно мне их увидеть?

– Нет, – последовал короткий ответ. – Ты никогда их не увидишь. Разве что абсолютно случайно вы окажетесь в одном месте в одно время. Чисто случайно, – повторил Николай Фёдорович.

Зигун посмотрел на личное дело. Потом поднял глаза на Николая Фёдоровича:

– Что мне надо делать?

– Беречь и защищать подопечных от всяких напастей. Особенно будь внимателен, если будут рядом черные. И ты можешь влиять на человека только опосредованно: через его мысли и поступки. Все действия человек совершает сам, думая при этом, что он сам так решил. На самом деле, твоя работа – грамотно подвести человека к правильному принятию решения. У тебя для этого целый набор инструментов. Человек совершает поступки на основе информации, которую он получает. Твоя задача – грамотно давать эту информацию, чтобы подопечный принял правильное решение и совершил правильный поступок. Ты можешь, например, подкинуть ему нужную мысль в нужное время. Направить его взгляд, чтобы он посмотрел в нужном направлении и увидел необходимое. Можно обострить его слух, чтобы он услышал нужную информацию. Решение при этом может быть моментальным… либо ты можешь дать подсказку, которая позволит человеку двигаться в правильном направлении несколько лет. Твоя задача – все это прогнозировать, и это целая наука. Со временем ты узнаешь все тонкости. Ну а пока ребенок маленький, надо контролировать все его контакты через окружение.

– Я буду оберегать ее… как свою дочь, – сказал Зигун.

– Я знаю, – сказал Николай Фёдорович.

– Так все-таки… за что мне вынесли приговор?

– На этот вопрос ответ знает только суд. Но там тебе никто ничего не скажет: все заседания закрытые, да и дело уже в архиве. Сам найди ответ на этот вопрос.

– А как я сам узнаю?

– Как, как… В свободное от работы время вспоминай всю свою жизнь, все хорошее и плохое, и мысленно кидай шарики на весы. Так, может, чего и поймешь. Может быть, даже созреешь прочитать Библию или Евангелие. Но имей в виду, что простых ответов нет и не будет. Все тут… непросто.

Зигун вышел из кабинета. В руках у него было личное дело будущего младенца. Сегодня у него появится этот маленький человечек, потому он дал себе слово быть всегда с ней рядом и защищать ее. Она еще не родилась, а он ее уже безумно любил всем сердцем.

Снова он вспомнил про своих детей – и ему опять стало грустно. Как бы он хотел, чтобы они не страдали без него. Если бы он мог вернуться, наверное, он бы им попытался объяснить, что если не станет кого-нибудь из близких, то не стоит терзать свое сердце: все уже произошло, ничего не исправишь, так какой смысл убиваться… Он бы все сейчас отдал, чтобы оказаться рядом с детьми и объяснить им все это.

Очень давно он где-то прочитал или услышал от кого-то фразу про то, что надо с детства учить детей терять. Он тогда не понял смысл этой сентенции, только сейчас у него открылись глаза. Мы все оберегаем детей с детства от лишней и ненужной информации, считая неправильным травмировать детскую психику. Но если что-то важное не объяснить в детстве, потом это может оказаться для человека таким ударом, от которого не все смогут оправиться.

Когда сыну Зигуна было шесть лет, он взял его на кладбище – прибраться на могиле своего отца. Они тогда вместе покрасили оградку, убрали мусор – и присели отдохнуть.

– Когда-нибудь и меня тут положат, – сказал Зигун. – А ты будешь иногда меня тут навещать.

Какое сильное впечатление на сына произвели поход на кладбище и беседа, он узнал следующей же ночью. С женой у Зигуна состоялся очень тяжелый разговор – она доказывала, что не надо было водить сына на кладбище, он сегодня боится засыпать и постоянно спрашивает маму, кто и когда умрет, что будет потом, переживая по этому поводу.

Зигун тогда переживал, что поступил опрометчиво, но со временем почувствовал, что отношение сына к нему изменилось – тот стал как-то более трепетно, что ли, относиться к отцу. Кажется, он понял, что все в этой жизни не вечно, ценить надо все, что ты сейчас имеешь. Так он получил своеобразную прививку от будущего шока, когда бы случилась смерть близкого человека. Когда-то такую прививку получил и Зигун…

Зигун открыл дело. Так… Роддом номер… Адрес… Время. Пора быть там… – и он сразу же оказался в нужном месте! У ангелов это все было просто: где захотел, там и очутился.

Маленький комочек уже лежал на животе у мамы. Такой сладкий, пухленький и мокрый. И плакал совсем негромко. А когда девочка немного успокоилась, она сразу открыла глаза и стала оглядывать всех. Зигуну даже показалось, что и его она увидела.

Тут только он и сам стал оглядываться. На кровати лежала мама, на ней был клубочек – его, Зигуна, клубочек; рядом были папа, врачи, медсестры. Зигун неподалеку заметил еще одного ангела – это, наверное, был ангел мамы. Это хорошо, подумал Зигун, но тут же обнаружил за спиной этого ангела черного демона, и у него все похолодело: какого черта, что он тут делает?!

Зигун перевел взгляд на маму девочки – выглядела она не слишком хорошо. Врач что-то ворчала и неодобрительно смотрела на приборы.

– Введите лекарство! – скомандовала она медсестре.

И тут Зигун увидел, как черный демон меняет ампулы – и медсестра берет не тот флакон. Он ринулся исправить ошибку, но белый ангел резко его остановил:

– Куда ты лезешь?

– Ну как! – заорал Зигун. – Ты же все видел!

– Видел – и что? У тебя своя работа. Тебя за ребенком поставили следить.

– А ты?! – закричал Зигун. – Что же ты!

– А ты подумай… – получил он короткий ответ.

И тут его осенило: приговор. Приговор маме его девочки.

Руки у него опустились – как же он сразу не понял: если черные тут, значит… это приговор. Бедная девочка… Только родилась – и уже без мамы.

Медсестра ввела последнюю порцию инъекции, и аппарат истошно запищал, а после прерывисто загудел. Врачи и медсестры забегали и закричали, лишь отец девочки стоял молча – видимо, он оказался единственным, кто все уже понял.

Так закончился первый рабочий день Зигуна.

* * *

Начались серые будни. Работы у Зигуна было пока мало – Машенька оказалась не слишком беспокойной девочкой. С няней им очень повезло, а может, и Зигун постарался, что скромничать. Когда почти выбрали няню, отец передумал и принял верное решение поискать еще. И лишь со второй попытки семья нашла хорошую помощницу. Так что работы у Зигуна было мало, это позволило ему наконец-то попробовать осмыслить, что произошло с ним и что теперь ему делать с этим. У него не было ответа на единственный вопрос: за что? За что ему вынесли этот приговор?

Он начал читать Библию и Евангелие, но все стало казаться еще запутаннее. Он изучил и Евангелие, ту главу, о которой говорил его руководитель. В ней шла речь о рождении Иисуса: «Родит же сына. И наречешь ему имя: Иисус. Ибо он спасет людей своих от грехов их».

Речь шла о том, что Иисус – спаситель, и он спасет всех людей от грехов их, ибо прощать грехи свойственно одному Богу.

Ясности пока это не принесло, и Зигун изучал тему дальше. Заодно он вспоминал и записывал самые яркие позитивные и негативные моменты своей жизни, тщетно пытаясь найти причину вынесения себе приговора. Пока все, что он вспомнил, было мелочью, кардинально вряд ли решившей судьбу приговора.

Самые ранние воспоминания о плохом и хорошем, о жизни и смерти были связаны со смертью бабушки – бабули, как ее называли в семье, самого близкого человека для Зигуна в детстве. Конечно, родители стояли для него формально на первом месте, но они были целыми днями на работе, а с Зигуном оставалась бабуля. Такой преданности и самозабвения ради внуков он не встречал потом нигде.

Семья Зигуна жила на окраине города, квартира бабушки была в центре. На дорогу до внука у нее уходило минимум полтора часа, потому она вставала с рассветом и приезжала каждое утро, чтобы покормить Зигуна завтраком, обедом и приготовить на всех ужин. В детский сад он не ходил из-за слабого здоровья – у мальчика обнаружились проблемы с глазами. Ночью, пока он спал, глаза гноились, и к утру этого гноя скапливалось в уголках глаз так много, что невозможно было разлепить веки. Бабуля приезжала каждое утро и тихо сидела у кровати, поджидая, когда Зигун проснется. Иногда она возилась на кухне и не слышала, что он проснулся, тогда Зигун тихо звал ее, и она появлялась с приготовленной пиалой с отваром ромашки. Бабуля аккуратно смачивала его глаза до тех пор, пока он не открывал их. И конечно, первым, что он видел, открывая глаза, была бабуля.

Это продолжалось каждый день довольно долго, до тех пор, пока Зигун с родителями не поехал в Одессу в специализированную глазную клинику, лучшую в стране, где ему назначили лечение – уколы прямо в глаза, точнее, в уголок глаза. Уколы ставили огромной иглой, и родители не могли спокойно на это смотреть. Зигуну было тогда лет пять, но вел он себя на редкость спокойно для маленького ребенка, несмотря на риск малейшей ошибки при уколе. То ли он не понимал всей серьезности действа, то ли уколы были не такие уж и болезненные, за давностью лет уже и не вспомнить, но он мужественно перенес все лечение – и проблемы со зрением исчезли навсегда, будто их и не было.

Даже когда Зигун выздоровел, бабуля продолжила приезжать к нему каждое утро, чтобы накормить его завтраком и просто побыть с ним вместе и поговорить. О чем они говорили – пожилая женщина и маленький ребенок? Кажется, о чем-то детском, волнующем его в то время. Но был разговор, кусочек из которого Зигун запомнил. Тогда в ответ на какое-то его сетование бабуля посмотрела на него очень серьезно, помедлила – и после сказала негромко:

– Большим человек ты станешь, когда вырастешь, помяни мои слова. Жаль, меня тогда уже не будет.

Он почему-то запомнил эти слова, хотя так никогда и не понял, что бабуля имела в виду под «большим человеком». А тогда он не понял даже, что это значит – не будет бабули. Где же она будет, ведь они с ней вместе и навсегда?! Оказалось, что всё на свете – не навсегда. Совсем не навсегда.

Однажды, когда Зигуну было одиннадцать лет, ему приснился странный сон, в котором он вставал с кровати, а у в ноге у него обнаруживалась большая черная дыра, через которую была даже видна кость.

Тогда его разбудила мама, которая сказала, что надо ехать к бабушке, с ней что-то случилось. Зигун думал, что бабуля поправится, но по глазам мамы понял, что произошло что-то по-настоящему нехорошее.

Бабуля стояла в очереди за продуктами – хотела внукам купить что-то вкусненькое, и попала в толпе в давку, где ей, видимо, сломали ребро. Она никогда никому ни на что не жаловалась, промолчала и тогда, решив, что переживет. Но не пережила…

Зигун тогда впервые узнал, что такое смерть. В его голове не укладывалась мысль, как это может быть: с тобою был рядом человек, но в один миг этого человека просто вдруг не стало. Он не приедет утром, не сделает завтрак, не погладит по головке, не поговорит, не обнимет. Со временем он, конечно, понял, что жизнь может оборваться в любую минуту. Все на Земле это понимают, но живут так, будто собираются жить вечно.

Если человеку сказать, что завтра он умрет, в первую очередь он, наверное, захочет побыть с детьми, позвонит родителям, признается в чувствах любимому человеку, попросит прощения у тех, с кем был в ссоре. Может, он вернет долги, насладится вкусом воздуха и посмотрит на все окружающее совсем другими глазами – глазами человека, которому больше никогда этого не увидеть. Андрей Миронов в одном из интервью сказал по этому поводу так: «А может, то, что нам кажется важным, это не важно… А то, что кажется второстепенным, главное и есть. Я раньше думал, что слова моменто мори, помни о смерти, это страшно и мрачно. Но это прекрасно. Это весело. Это замечательно. Это значит – умей радоваться жизни. Умей забывать плохое и помнить хорошее. Не может быть, чтобы у вас в жизни не было ничего хорошего. Так не бывает…»

Когда бабули не стало, Зигун не был готов к этому, только тогда задумавшись о жизни и о смерти. Он понял, что настанет момент, и все это закончится – его просто не станет. Он больше не увидит небо, не потрогает траву, не почувствует вообще ничего. Ребенку было все это осознать очень сложно, но ведь и взрослому непросто.

Уже тут, наверху, начав читать Библию и Евангелие, Зигун стал сопоставлять то, что там написано, с реальным положением дел. Ведь ладно обычные люди – грешники, не выполняющие законы божьи. Но есть священнослужители, которые, наверное, должны подавать другим пример: довольствоваться малым, не купаться в роскоши. Но ничего такого не происходит, все это видят и понимают, но молчат, как покорные рабы.

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут».

«Изгнавши болезнь тщеславия, Господь далее говорит о нестяжении, ибо люди заботятся о приобретении многих имуществ по причине своего тщеславия. Он показывает бесполезность земного сокровища, потому что червь и тля истребляют пищу и одежды, а воры похищают золото и серебро. Затем, чтобы кто-либо сказал „не все же крадут“, он указывает, что, хотя бы и ничего подобного не было, но разве то самое, что ты пригвожден заботой о богатстве, не есть великое зло? Поэтому Господь и говорит: ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, или свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?

Он говорит, что если ты пригвоздил свой ум заботой об имуществе, то ты погасил свой светильник и омрачил свою душу, ибо как глаз когда чист, то есть здоров, освещает тело, а когда худ, то есть нездоров, оставляет его во мраке, так и ум ослепляется заботой. Если ум омрачен, то душа делается тьмой, а тем более тело». (Толкования на Мф. 6:19.)

И возникает вопрос: как же все это соотносится с богатством и имуществом наших священнослужителей? Как человек может прийти в религию, если видит эту нечестность?..

Глава 2

Следующий рабочий день начался неожиданно: ввалился Егор, сказал, что срочно надо идти на совещание. Видимо, планировалось что-то важное.

Зигун оказался в большом зале, где помимо известных ему лиц было много незнакомых, которых он видел впервые. Очень много при этом было людей в черном. Они, как и всегда, сидели в стороне, поодаль от всех.

Заседание вела дама преклонных лет.

– Господа, – обратилась она ко всем, – из отдела мониторинга нам пришла информация о большом количестве людей, имеющих приговор, все они живут в одном городе. Вся информация у вас в папочках на столах. Мы пригласили специалистов из отдела катастроф, отдела несчастных случаев, отдела по техногенным авариям, отдела по стихиям и землетрясениям. Обращаю ваше внимание, что отдел по стихиям и отдел по землетрясениям теперь объединены в один отдел. Данное решение было принято в целях оптимизации всей работы. Кроме того, принято решение о создании отдела по профессиональным ошибкам – по так называемому человеческому фактору. Появление данного отдела назревало давно. К сожалению, общий уровень образования и халатность в работе зачастую приводят к смертельным исходам. Масштабы стали такими, что мы вынуждены были создать дополнительный отдел, учитывая наш дефицит кадров – квалифицированных ангелов. Статистика говорит о том, что количество людей, способных служить ангелами, сокращается. По этому поводу нами подготовлена программа по развитию данной отрасли и сокращению дефицита работников. Руководителем нового отдела назначается Никаноров Михаил Львович.

В зале после этих слов послышался гул, многие открыто усмехались.

Егор наклонился к Зигуну:

– Она давно к нему неровно дышит…

С соседнего ряда старичок в очках вдруг решил высказать свою позицию:

– А почему этот новый отдел не сформировать вместе с отделом катастроф? Их деятельность зачастую пересекается между собой.

По залу снова загудели – теперь одобрительно. Выступавшая дама явно не ожидала такого поворота дел, но виду не подала:

– Не беспокойтесь. Работы так много, что мы вынуждены принимать меры.

– Ага, – сказал Егор, – а потом в целях оптимизации сольют два отдела в один – и руководителем поставят Никанорова. Только сначала раскрутят его и покажут, как же хорошо он работает.

– А почему дефицит кадров? – спросил Зигун. – Вон у вас сколько дел с приговорами лежат, все они ведь потенциальные ангелы, разве нет?

– Не каждого можно взять на должность ангела. Приговор – это просто исполнение. А причины приговора – совсем другая история. И есть еще комиссия, которая решает, можно ли допустить человека до такой работы или нет.

– Значит… меня допустили? – спросил Зигун.

– Значит, да. Если ты тут, у тебя не все так плохо было при той жизни.

– Но за что мне вынесли приговор?

– Этого никто не знает. А тот, кто знает, никогда не скажет.

– И как же мне узнать?

– Тебе наверняка старший сказал: изучай Библию и ищи причины вынесенного приговора в своей жизни.

– А ты нашел?

– Пока нет… – вздохнул Егор.

Оказалось тем временем, что на них неодобрительно косятся. Они так увлеклись, что не заметили, как зал успокоился после обсуждения кандидатуры начальника нового отдела.

– Итак, – сказала дама, – давайте перейдем к обсуждению повестки. Какие будут предложения?

– Город находится не в сейсмозоне. Поэтому землетрясение не подходит, – первым начал высказываться начальник отдела по стихиям и землетрясениям. Видимо, решил сразу проявить себя. – Может, попробуем стихийное бедствие?..

– Вы геоположение смотрели? – устало поднял глаза дяденька в очках. Стало очевидно, что он давно на этой работе. – Какое стихийное бедствие? Смерч, ураган? Как мы целый город уничтожим?..

– Есть еще нюанс… – сказала дама. Помолчав, она добавила: – Пятнадцать процентов населения не имеют приговоров. Что будем с этим делать?

В зале опять неодобрительно зашептались.

– Что, что… – буркнул дяденька в очках. – Ангелам придется поработать больше обычного. Каждый ангел будет решать судьбу своего подопечного. Как и всегда.

– Это понятно, – парировала дама. – Значит, нужно такое решение, чтобы была возможность спасти всех невинных.

Зал притих. Все понимали, что это дело отдела катастроф, такие проекты могут реализовать только там. Но никто пока ничего интересного не придумал, все начальники молчали.

– Я тут кое-что изучил… – неуверенно начал Егор. Все посмотрели в их сторону.

– Продолжай! – нетерпеливо сказала председательствующая дама.

– Город находится в низине. Выше в горах есть плотина. Если ее ночью прорвет, то весь город затопит. А мы разбудим тех, у кого нет приговора.

Зал одобрительно загудел.

– А что, это мысль! – воскликнул начальник отдела катастроф, понимая, что эта работа по нему. – Как организуем? – весело спросил он. – Как прорыв плотины по причине ветхости и старости? Я надеюсь, этот вариант всех устроит?

– Можно провести научный эксперимент по установке нового оборудования… и неквалифицированный персонал допустит ошибку, в результате будет маленький взрыв – и все! – заулыбался новый начальник отдела Никаноров.

Дама неодобрительно на него посмотрела – видимо, понимала, что за этим последует. После предложения и впрямь начался небольшой междусобойчик с выкриками «Я же говорил!», но даме удалось всех успокоить, беспрекословно резюмировав:

– Дело передаем в отдел катастроф. Начальнику отдела подготовить все материалы и назначить дату трагедии, предварительно оповестив всех ангелов. И чтобы не одной лишней смерти.

Заседание было окончено.

* * *

Наконец-то Зигун смог вернуться к своим прямым обязанностям, к своему «солнышку». Он поймал себя на мысли, что у него впервые теперь есть работа, которая доставляет истинное удовольствие: оберегать маленького ребенка от всех невзгод. Для этого у него имелись все возможности с неограниченными ангельскими полномочиями. Правда, касались они исключительно подопечных: ангел не мог вмешиваться в чужие судьбы и не имел права оберегать на все сто процентов. В его задачи входило решать проблемы, реально влияющие на возможную смерть и непоправимый ущерб для здоровья. Хотя, конечно, все ангелы не соблюдали правил и вмешивались в текущие дела подопечных. Да и кто же не станет пользоваться таким безграничным правом улучшить жизнь – подложить соломку помягче, выключить ветер, чтобы не простыл ребенок, если няня забыла надеть шапочку. Таких моментов в жизни младенца было много, и справляться с мелкими трудностями Зигуну было очень приятно. Увы, на Земле у него не было работы, от которой бы он получал такой кайф. Наверное, там были такие люди, которым повезло с работой, какие-нибудь признанные писатели или художники. Но если их не признавали, это было для них трагедией. Хотя в признании и непризнании тоже все относительно: сначала творцы надеются, что хоть кто-то купит их картину или роман, а после начинают мечтать о гигантских гонорарах и тиражах, никогда не оставаясь удовлетворенными. Как говорится, богат не тот, у кого много денег, а тот, кому их хватает. Чувство меры – вот что самое главное в делах земных.

* * *

«Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться».

«Посему, то есть почему. Потому что благами отторгаются люди от Бога, как душа, не имеющая тела, не ест, но Господь сказал это по общему обыкновению, ибо душа, по видимому, не может оставаться в теле, если плоть не питается. Господь не запрещает трудиться, но запрещает целиком предавать себя заботам и пренебрегать Богом. Должно и земледелием заниматься, но должно заботиться и о душе». (Толкования на Мф. 6:25.)

Настал день, когда Машенька сделала первый шаг. Зигун, конечно, был в это время рядом. Они вообще проводили много времени вместе. По утрам, когда няня забывала прикрыть занавеску, чтобы солнечный свет не разбудил «солнышко», он закрывал солнце тучками, и тогда Машеньке удавалось еще поспать. Они вместе вставали, одевались, умывались и завтракали. Потом вместе гуляли, снова ели – и после спали. Так проходил день за днем. При этом с няней Зигуну повезло, и работать ему практически не приходилось.

Жила девочка с отцом в загородном доме, гостей у них практически не было, поэтому от микробов и болезней защищать особенно не требовалось. Отец девочки все время был на работе и видел дочь только перед сном. Зигун сильно переживал по этому поводу, но ничего сделать не мог.

У Машенькиного отца при этом был свой собственный ангел. А может, его и не было – Зигун точно не знал, поскольку никого из «своих» рядом никогда не видел. Глава семьи чем-то не нравился ему, хотя он не смог бы объяснить, чем именно, да и причин осуждать у него не было, кроме уделения дочери не слишком много времени. И вообще, это грех – осуждение кого-либо: «Не судите, да не судимы будете».

«Господь запрещает осуждать, а не изобличать, ибо изобличение служит на пользу, а осуждение является обидой и унижением, тем более в том случае, когда кто-либо сам, имея тяжелые грехи, поносит других и осуждает тех, кто имеет гораздо меньшие грехи, за которые может судить только один Бог». (Толкования на Мф. 7:1.)

Читая это, Зигун вспомнил, как в институте, когда он учился, преподаватель завел разговор о религии и рассказал о разговоре двух священников. По его словам, эти священники были непростые и занимали весомые места в иерархии священнослужителей.

– Выбери самое главное в религии, – сказал один из священников, обращаясь к другому, – чтобы одним словом сказать о ней. Сможешь?..

– Прощение, – ответил второй священник.

– Нет, не прощение. Если ты кого-то простил – значит, сначала осудил. Иначе нет прощения… Не суди – это и есть главное. Ведь тогда и прощать не придется…

Глава 3

При изучении Евангелия у Зигуна порою возникало больше вопросов, чем он получал ответов. В частности, не слишком понятны были ему строки про прелюбодейство.

«Вы слышали что сказано древним: не прелюбодействуй».

«Одно дело прелюбодеяние, другое блуд. Прелюбодеяние – это грех с замужнею, а блуд со свободною». (Толкования на Мф. 5:27)

«Сказано также, что если кто разведется с женой своею, пусть даст ей разводную».

«Моисей повелел, чтобы если кто возненавидит свою жену, развелся с нею (дабы не случилось худшего, ибо та, которую возненавидели, могла быть и убита) и дал разведенной разводное письмо, которое называлось отпускным, так чтобы отпущенная никогда не возвращалась к нему и не произошло раздора, когда муж станет жить с другой». (Толкования на Мф. 5:31)

Но были и другие строки.

«А я говорю вам: кто разводится с женой своею, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует».

«Господь не нарушает Моисеева закона, но исправляет его, запрещая мужу по неразумным причинам ненавидеть жену. Если он отпустит ее по основательной причине, то есть как прелюбодействовавшую, то не подлежит осуждению, если же помимо прелюбодеяния, то подлежит суду, ибо принуждает ее прелюбодействовать. Но и тот, кто возьмет ее к себе, прелюбодей, ибо если бы не взял ее, она, может быть, возвратилась бы и покорилась мужу. Христианину должно быть миротворцем и по отношению к другим, а тем более по отношению к своей жене». (Толкования на Мф. 5:32.)

Получается, если разводишься со своей женой не по причине прелюбодеяния, то вы оба грешные. При этом практически каждый второй брак заканчивается разводом. И вообще, если вникать во все грехи, то получается, что всем живущим уже по нескольку приговоров должны были выписать – за алкание излишества, наживу, искушение, тщеславие, страсть к богатству, осуждение, прелюбодеяния, блуд.

Особенно Зигуна поразила глава о милостыни.

«Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас; иначе не будет вам награды от Отца вашего небесного».

«Возведя к самой высшей добродетели, любви, Господь восстает теперь против тщеславия, которое следует за добрыми делами. „Внемлите, остерегайтесь (смотрите)!“ – он говорит как бы о звере лютом. – Берегись, чтобы не растерзал он тебя. Но если имеешь своей целью тщеславие, то хотя бы делал то и в клети своей, будешь осужден. Бог наказывает или увенчивает намерение». (Толкования на Мф. 6:1.)

«Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улице, чтобы прославляли их люди».

«Лицемеры не имели труб, но Господь осмеивает здесь их намерение, так желали, чтобы об их милостыни трубили. Лицемеры – это те, которые по виду являются другими, чем каковы они в действительности. Так они кажутся милостивыми, но в действительности иные». (Толкования на Мф. 6:2.)

И получается, что звезды, которые устраивают благотворительные аукционы, или люди, которые подают в суд на других и заявляют, что деньги им не нужны, они их отдадут в случае выигрыш на благотворительность, – лицемеры.

* * *

Зато Зигун кое-что стал понимать в том, кто такие ангелы и демоны.

«Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве небесном».

«Под малейшими заповедями разумеет те, которые Он Сам намерен был дать, но не заповеди закона. Малейшими Он называет их в силу Своего смирения, чтобы и тебя научить быть скромным в учении.

Малейшим наречется в Царвстве Небесном означает: в воскресении окажется последним и будет брошен в геенну, ибо он не войдет в Царство Небесное; нет, но под царством разумей здесь воскресенье». (Толкования на Мф. 5:19.)

Это и были люди в черном.

«А кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве небесном».

Это оказались ангелы.

«Сначала стоит сотворить, а потом научить, ибо как я буду руководить другими на пути, по которому я сам не ходил? С другой стороны, если я делаю, но не учу, то я не буду иметь такой награды, но, может быть, понесу наказание, если не учу по зависти или лености». (Толкования на Мф. 5:19.)

Глава 4

Зигун с Егором решил зайти в кафе на первом этаже здания, где они обитали. В углу за столиком сидели Алёна с Кирюхой.

– Вон наши, – сказал Зигун. – Идем к ним.

– Никакие они не наши. – Кажется, Егор тоже хотел привлечь внимание Алены, но не хотел переходить дорогу Кириллу.

– Да ладно, – похлопал Зигун Егора по плечу, – видно же, что она тебя нравится.

– Ну… нравится – и что?! – выпалил вдруг Егор.

Ух ты, подумал Зигун, как в точку попал. А он же ее сукой называл – и все равно она ему нравится.

– Да уж, тут все серьезно, – улыбнулся Зигун. – Браки со стервами самые крепкие.

В этот момент Алёна их увидела и помахала рукой:

– Идите к нам, мальчики.

Ага, подумал Зигун, значит, Кирюха ее не особо интересует, если нас зовет. Интересная картинка складывается.

Присаживаясь за столик Алёны, Зигун кивнул в знак приветствия Кириллу, не протягивая руку, а тот не особо и ждал рукопожатий. Ну и хорошо, решил Зигун, не нужно будет строить из себя белого и пушистого.

– Как дела, обживаешься? – обратилась к Зигуну Алёна, при этом окинув его томным взглядом. От Егора этот взгляд не ускользнул, и Зигун почувствовал беспокойство и ревность коллеги. Эта ситуация его даже позабавила, и он улыбнулся:

– Все нормально.

– Слышали, скоро большое мероприятие планируется? Что-то очень крупное. Всех будут собирать, – сказала Алёна

– Не-е-т… У нас никто не слышал.

Странно, подумал Зигун, откуда же она-то слышала. Не в какие комиссии не входит – и кто тогда мог сообщить ей эту информацию… Такие вопросы решались, по словам его товарищей, на самом верху.

Кирилл встал:

– Я пошел. – Он был явно чем-то расстроен – кажется, с Алёной у него не складывалось.

– Так, – сказал Зигун, – мне тоже пора бежать, дел невпроворот, – и вышел, благородно оставив Егора вдвоем с Алёной.

* * *

Работа шла своим чередом. Помимо того, что надо было оберегать Машеньку, приходилось участвовать в комиссиях. Примерно в таких, на заседании которой Зигун присутствовал в первый день. Считалось высшим классом ненароком собрать в одном месте как можно более приговоренных людей, чтобы облегчить исполнение приговоров им. За это исполнители получали заслуженные награды и похвалы. Самым же сложным в таких делах было не погубить людей без приговора – редко, но ошибки случались. И тогда, в лучших традициях государственной политической машины, создавались комиссии, выявлялись виновные, но реально это уже никак не влияло на исход дела. Поэтому ангелы людей, которые находились в зоне риска, должны были быть начеку, надо было посещать все эти комиссии и быть в курсе, где и как планируют исполнить приговор.

У Зигуна его подопечная обычно была дома, поэтому он слушал вполуха новости, думал о своей семье и о том, как они там без него. Как ни парадоксально, но Зигун хотел, чтобы его поскорее забыли и не переживали. При жизни все хотят оставить после себя какую-то память, но при этом никто не думает о том, что чем больше воспоминаний о себе оставляют, тем дольше воспоминания об ушедших тревожат души оставшихся. И нужна ли такая память – большой вопрос. Ведь так устроен мир, что одно поколение сменяет другое. И не должна смерть близкого человека переворачивать всю жизнь ныне живущих, вряд ли так задумывал Создатель.

В природе случается, что после гибели кого-то из пары животных оставшийся тоже умирает. Зачем страдать в таких случаях людям, Зигун не нашел ответа на это даже в Библии. Пока не нашел.

Еще Зигун понял, что почти все живут не так и не для того. И даже воспитывают детей не совсем правильно. Взрослые при этом считают себя всегда умнее детей и всегда правыми. И даже если они неправы, то продолжают настаивать на своей правоте. При этом дети такое чувствуют.

Однажды Зигун незаслуженно отругал сына. Но при этом он оправдывал себя совсем другим проступком ребенка, не имеющим прямого отношения к нынешнему. Тогда Зигун понял, что он неправ, и попросил прощения у сына. Тот же, как оказалось, очень ждал этих слов, и они немедленно помирились. Всему этому Зигун научился слишком поздно, как теперь понимал. И при этом не смог вспомнить, когда у него самого родители просили прощения.

Многие не имеют мужества признать ошибку и попросить прощения. Был у Зигуна один товарищ, который помогал ему в строительных делах. Знали они друг друга долго, с помощью товарища он много чего отремонтировал в доме. Это был неплохой человек, но однажды довольно сильно накосячил – и оправдывался тем, что его неправильно проинструктировали. И когда Зигун стал вспоминать все прежние косяки товарища, то оказалось, что тот ни разу не признал свои ошибки, не говоря уж о какой-то материальной компенсации за них, хотя ему-то как раз всё оплачивали исправно. И Зигун тогда понял, что признать ошибку и попросить прощения может только сильный человек.

Как-то тот же товарищ попросил у Зигуна денег в долг. Ему подвернулась хорошая машина, нужно было срочно отдать за нее задаток. Зигун помог без проблем – он собирался строить дом, потому было договорено, что долг будет отработан на стройке к обоюдному удовлетворению. Но строительство никак не могли начать по разным причинам, и прошло так несколько лет. Кстати, все эти годы у заемщика было две машины – старую он так и не продал. Когда окончательно стало понятно, что стройка очередной раз переносится, Зигун попросил вернуть деньги. Первая реакция товарища обескуражила Зигуна:

– Мы же договорились, что я отдам долг работой.

– Верно, – ответил Зигун, – но работы, увы, нет, и неизвестно еще, когда она появится.

– Но отдача долга не входила в мои планы, сейчас денег нет, – пожал плечами должник.

При отсутствии большой стройки товарищ все же продолжал оказывать услуги Зигуну по мелочи в разных строительных надобностях. Потому Зигун предложил вычесть стоимость этой работы из долга – или продать машину. Товарищ согласился, деваться было некуда.

Сделано было не слишком много. Стоимость работы Зигун заранее не оговаривал, но надеялся, что подсчитано все будет по льготному тарифу – ведь он как-никак давний кредитор и заказчик. В итоге товарищ предоставил смету, изучив которую, Зигун изрядно удивился.

Оказалось, что посчитано по максимуму, к тому же в смету вошли уже оплаченные строительные работы – возведение гаража. Теперь же в смете стоял строка – «проект гаража». Оказалось, оплачена только стройка, а работу над проектом товарищ обсчитал только сейчас: там ведь надо было «рассчитать все нагрузки».

А еще товарищ умудрился включить в смету встречу, которую провел по просьбе Зигуна, но вместо часа из-за напрасной болтовни разговор тот растянулся на три часа.

– А это что? – спросил Зигун.

– Ну как же – это же мое потраченное время, оно тоже стоит денег, – удивил его товарищ.

– Ладно, – согласился Зигун. – Если так, давай тогда уж посчитаем минимальные банковские проценты за три года и приплюсуем их к долгу.

В итоге товарищ еще раз прислал письмо, где повторно рассказал, сколько он потратил бензина и времени. И провел взаиморасчеты на основе своих данных. По поводу же процентов, которые Зигун предложил включить в расчеты, товарищ написал: «А за деньги, которые ты мне дал, огромное тебе спасибо».

Глава 5

И вот настал день, точнее, ночь реализации катастрофы. Все были на месте и готовы начинать. Постарались по максимуму убрать из города невинных. Всех приговоренных загрузили днем по-полной – кого работой, кого бурным отмечанием, – чтобы крепче спали. В городе был один ночной клуб, там заранее устроили поломку электроэнергии, оставив работать бар, который закрывался в полночь. В итоге все перебрались туда и напились до упаду. Бармен тамошний оказался поразительно щедрым и порядочным, спиртного не разбавлял, всем наливал сверх меры – такое у него случилось настроение. Бедолага при этом не знал, что тоже в черных списках.

По расчетам специалистов, на затопление города должно было уйти около часа, если дамбу сильно прорвет. Всю неделю черные работали не покладая рук, «состаривая» метал и бетон.

Начало катастрофы назначили на три часа ночи, чтобы к четырем утра все закончить. Все ангелы были у кроватей своих подопечных. С людей из черного списка ангелов сняли и поставили там демонов.

В итоге демоны сработали четко, и в 3:00 дамбу прорвало, вода хлынула на город. Учитывая, что дамба на самом деле была старая, а служба ее контроля недобросовестно относилась к своим обязанностям, поток хлынул гораздо больший, чем ожидалось. Это могло усложнить задачу ангелам по предотвращению ненужных смертей, о чем их и предупредили.

Зигун был на пункте, куда оперативно стекалась информация: ему хотелось получить представление, как действовать в экстремальных ситуациях.

Итак, вода начала затапливать город. Людей из черного списка погрузили в крепкий сон, а счастливчиков из белого списка ангелы стали будить: у кого-то зазвонил будильник или не выключенный телефон, кому-то приснился кошмар, и он проснулся, на кого-то стала капать вода сверху от нерадивых соседей. Каждый ангел, конечно, хорошо знал, как именно разбудить своего подопечного. Сложнее было тем ангелам, где в одной семье оказались люди из двух списков, им приходилось работать в этом случае в паре с черными. Хоть ангелы и не дружили с черными, но сейчас у них было одно дело и общая цель: спасти людей из белого списка и не дать выжить попавшим в черный.