Сердце волчьего леса бесплатное чтение

…Может быть, тот лес – душа твоя,

Может быть, тот лес – любовь моя,

Или, может быть, когда умрём,

Мы в тот лес направимся вдвоём.

Н. Гумилёв

Глава первая

Над лесом вставало солнце.

Я смотрела на небо, лёжа на небольшом пригорке, и улыбалась. Я больше всего любила час рассвета, когда можно просто молча полежать в одиночестве, ни о чём не думая, ни о ком не беспокоясь, забыв про собственную жизнь, потому что, глядя в рассветное небо, кажется, что всё это совершенно неважно.

Ветер шелестел листьями деревьев, заставляя их перешёптываться между собой. Скосив глаза, я наблюдала, как из норки вылез тушман – маленький пушистый зверёк-грызун – и принялся с упоением тереть глазки-бусинки, чтобы прогнать сонливость и умыться. С каждой минутой воздух всё больше светлел, и я уже могла разглядеть и пространство вокруг себя, и деревья, обступившие меня со всех сторон, словно они желали меня обнять. Забавно, ведь кроме них вряд ли найдутся охотники до объятий со мной.

Над лесом полилась тихая, мелодичная песнь какой-то маленькой птички. Прислушавшись, я узнала трели калюжницы – эта крошечная птица с красным брюшком и забавным жёлтым хохолком на голове больше всего любила петь именно на рассвете, словно желая поприветствовать начинающийся день.

Наконец солнце выглянуло из-за верхушек деревьев и на миг ослепило меня. Я улыбнулась. Оно делало так каждое утро, а я радовалась: думала, что солнце играет, подмигивает мне, подбадривает… И никогда заранее не жмурилась, чтобы не пропустить тот, самый первый, лучик света, который заглянет мне в глаза. Поймав это приветствие от наступающего дня, я с наслаждением потянулась, не вставая с прохладной почвы, чувствуя, как трава щекочет голые пятки…

Я бы очень хотела быть столь же прекрасной, как и это утро, и природа вокруг меня. Но, к сожалению, не была такой. Иногда мне казалось, что это должны замечать и лесные животные, и рыбы, и даже деревья – но они не замечали. В отличие от моих сородичей, да и меня самой. Я терпеть не могла смотреться в зеркало, да и что хорошего я бы увидела там? Низкую и нескладную полную девушку со светлыми волосами, настолько жидкими, что голова напоминает ощипанную курицу. Нос – толстый, мясистый, как пятачок у свиноматки. Огромные губы, из-за которых меня когда-то прозвали жабой. Хоть уши не торчат и зубы ровные, и на том спасибо.

Единственная красота – глаза. Они у меня голубые, как лепестки лесной фиалки, очень редкого лесного цветка. И если бы они находились на каком-нибудь другом лице, может, и ничего, но на моём смотрятся как насмешка природы. Тем более что у всех нормальных оборотней глаза жёлтые. Точнее, они становятся жёлтыми после первого обращения. А до этого могут быть самыми разными. И то, что мои глаза до сих пор остаются голубыми, говорит только об одном…

– Рональда!

Я вздохнула. Ну вот, начинается. А я так надеялась полежать здесь ещё хотя бы десять минут.

– Рональда! Рональда, ты слышишь меня? Отцу срочно нужна твоя помощь!

Я хмыкнула. Ну конечно, кто бы сомневался.

– Иду, Сильви.

Над моим голосом природа тоже поиздевалась. Нет бы сделать квакающим, как у настоящей лягушки! А он у меня обычный, красивый даже.

Я встала с земли, отряхнула юбку, нацепила башмаки, а затем сошла с пригорка и направилась навстречу сестре.

Увидев меня, Сильви, как всегда, нахмурилась.

– Ну где ты пропадаешь? Каждый раз так! Неужели ты не можешь подойти поближе к Поляне?!

Я пожала плечами, и она поджала губы.

– Пойдём. Отец просил привести тебя как можно скорее. – Она развернулась и поспешила прочь, а я молча последовала за ней.

Сестра, в отличие от меня, унаследовала замечательную во всех отношениях внешность нашей матери. У Сильви прелестные кудрявые волосы цвета золота, ярко-жёлтые глаза, изящный рот и стройная фигура. Она выше меня на целую голову и сумела впервые обратиться в тринадцать лет, как и положено. Сильви очень сильная самка, несмотря на свой возраст. Сейчас ей всего восемнадцать.

Кроме неё, у меня есть ещё одна сестра. И двое братьев. Я – самая старшая, мне двадцать два года. И все мы – дети главы клана белых волков, или, как его называют у нас, оборотней, калихари.

Я думала, отец будет встречать нас с Сильви у входа в деревню, как обычно, но нет. Видимо, случилось что-то действительно серьёзное.

Вместо того чтобы повернуть к дому калихари, сестра вдруг повела меня в ближайшее строение. Значит, раненых даже не стали тащить в усадьбу. Хм…

– Да шевелись ты! – зашипела Сильви, сверкнув ярко-жёлтыми глазами. Я, по своему обыкновению, ничего не ответила.

Возле дома, к которому мы шли, резко и неприятно пахло свежей кровью. Запаха было много, воздух им просто пропитался…

Дверь распахнулась.

– Рональда!

Я моментально остановилась, чуть присела и опустила голову – так у нас полагалось приветствовать любого из трёх глав кланов.

– Калихари.

Я никогда не называла его отцом.

– Пойдём.

Я и опомниться не успела, как он вдруг развернулся и вошёл в дом.

– Джерард не смог вовремя остановиться…

Больше отец ничего не сказал, но мне больше и не требовалось.

Джерард – старший из моих братьев. И самый неуравновешенный. Он, конечно, ара – так называют сильных, крупных самцов, – но пока не может понять, что быть ара – это тяжёлая работа, а не игра в «догони, поймай, укуси».

Суть любого оборотня – двойственность. Двойное сознание. Есть человек, а есть волк. И чем сильнее твой внутренний волк, тем сложнее его контролировать. Настоящий ара должен быть прежде всего не сильным хищником, а сильным человеком, чтобы подчинить своего волка. Процесс «подчинения» занимает от пяти до десяти лет. По крайней мере обычно так и происходит. Но Джерард мучается уже чуть больше восьми, а подвижек всё нет и нет. Отец думает – это из-за его вспыльчивости. Возможно, он прав, и, прежде чем подчинить своего внутреннего волка, брату придётся побороться с собственным характером.

В комнате, куда завёл меня калихари, царил настоящий разгром: на полу валялись черепки от разбитой посуды, куски окровавленной ткани, ещё какой-то хлам, неподдающийся опознанию. А у окна стояла кровать, на которой и лежал он – получеловек-полуволк, с ног до головы вымазанный собственной (а может, и чужой) кровью.

Он не двигался.

– Я дал ему сонного зелья. Рональда, это Нери, сын Кендры…

Я только вздохнула. Всё понятно. Кендра – ближайшая подруга моей дражайшей матушки, и, понятное дело, обе очень расстроятся, если я не сумею помочь бедолаге.

Что ж, ладно…

Я подошла ближе к постели и почти сразу оцепенела. Да, Джерард, подкинул ты мне работёнку.

– Калихари, – я обернулась к отцу, – нужна очень хорошая верёвка или куски длинной, крепкой ткани. Пошлите Сильви в мою хижину, пусть принесёт с полки три бутылочки. Одна зелёная, другая красная, третья синяя. Надеюсь, она не перепутает, от этого зависит жизнь Нери.

Отец молча кивнул и вышел из комнаты, а я вновь повернулась к раненому. Случай был сложный и практически безнадёжный.

Когда Джерард, потеряв над собой контроль, начал трепать Нери, как куклу, бедняга то ли от боли, то ли от отчаяния и страха решил перекинуться обратно в человека. В результате он застрял посреди трансформации. Вывести из этого состояния вообще очень сложно, а тут ещё такие ранения…

Многие думают, что регенерация спасает оборотней практически от любых повреждений. Но это заблуждение. Во-первых, в течение десяти-двадцати лет с момента первого обращения она почти не работает, а только формируется, а во‐вторых, если оборотню отрубить голову, она точно на место не прирастёт. Ну и даже при такой мощной регенерации, как у калихари, выздоровление после тяжёлых ран требует много времени и жизненных сил.

Удастся ли мне вытащить Нери из лап Дариды, я не имела понятия. Но попробовать стоило, и вовсе не потому, что я боялась гнева матушки или хотя бы жалела этого молодого оборотня. Я уверена, когда он очнётся, то и видеть меня не захочет, как и все остальные, кого я лечила. Мне просто было интересно, смогу ли я…

– Вот, – сказал калихари, заходя в комнату. В руках у него было три бутылочки и крепкая верёвка. – Тебе нужна помощь, Рональда?

– Нет. – Я покачала головой. – Выйдите, пожалуйста.

Несколько секунд отец просто смотрел на меня пронзительно-жёлтыми глазами. Желтее они только у дартхари – нашего Вожака.

– Хорошо, – кивнул он наконец и вышел из комнаты.

Я сразу же бросилась к Нери и приступила к делу. Сначала привязала его руки и ноги к крепким крюкам, торчащим прямо из стены – подобные есть в любом доме оборотней на случай, если придётся силой усмирять разбушевавшегося волка и связывать его, – а затем усилила узлы заклинанием.

Содержимое красной бутылочки первым делом отправилось в рот Нери, зубы которого я еле разжала, чтобы напоить его обезболивающим – именно это зелье хранилось у меня в бутылочках красного цвета. Теперь нужно было понять, что делать дальше, и я, приглядевшись, решила, что всё же буду помогать оборотню превратиться обратно в человека: тело Нери сейчас больше напоминало человеческое, чем волчье. Поэтому я, натерев его заживляющей мазью из зелёной бутылочки и с удовлетворением заметив, что раны стали медленно, но затягиваться, села рядом на кровать и положила ладони ему на глаза.

Раньше для раненых молодых оборотней приглашали человеческого мага-лекаря из ближайшей деревни, но уже шесть лет его функции выполняю я. Я умею работать с магией Света и Тьмы, хотя, признаться, чародейка из меня довольно слабая. Но в клане белых волков я – единственная, кто умеет колдовать. Оборотни и не должны этого уметь, наша магия – это сама возможность превращаться из человека в волка и обратно. Какой-либо другой магией оборотни владеют очень редко. Я в числе этих «счастливчиков». Возможно, именно поэтому я так и не смогла обратиться…

Поморщившись, я постаралась освободить голову от лишних мыслей и сосредоточиться.

Постепенно ладони начали светиться. Сначала совсем слабо, но потом всё сильнее и сильнее. Я подняла Нери веки и направила этот слепящий свет прямо в его зрачки.

Оборотень дёрнулся.

– Нери! Ты слышишь меня? Нери! Это твоё имя, тебя так зовут. Ты видишь свет, Нери? Иди на него! Иди к нему! Давай, Нери!

Он дёрнулся ещё раз, потом зарычал и громко, протяжно завыл. Ох, надеюсь, сюда никто не явится после этих его трелей…

– Иди к свету, Нери! Иди сюда!

Оборотень задрожал, но ничего по-прежнему не происходило. Его только сильно трясло, как в лихорадке. Я продолжала звать его по имени ещё несколько минут, но…

Да, так мы до вечера провозимся.

Тогда я, наклонившись, поцеловала его в губы – мне нужно было как-то пробудить его человеческую сущность… хотя бы таким примитивным способом.

– Давай, Нери. Иди ко мне.

Странно, но этот поцелуй оборотню понравился. Он довольно заурчал и подался вперёд, словно требуя продолжения.

– Нет уж, Нери. Иди к свету и получишь ещё. Обещаю.

Сначала он зарычал, а потом… Я и моргнуть не успела, как оборотень, стремительно вытянувшись, стал человеком, но почти тут же взвыл от боли, которая должна была раздирать его на части, даже несмотря на обезболивающее.

Нери распахнул жёлтые глаза и посмотрел прямо на меня. Я улыбнулась. Как хорошо, что он сейчас не видит, кто перед ним, а то бы с испуга обратно в волка перекинулся.

– Всё хорошо, Нери, – сказала я и быстро влила ему в рот содержимое маленькой синей бутылочки. Это было крепкое сонное зелье вперемешку с заклинанием, запирающим оборотня в одной из ипостасей, в данном случае в человеческой. И как только он закрыл глаза и затих, я встала с постели и вышла из комнаты.

– Как он, Рональда? – услышала сразу, как оказалась за дверью.

Голос отца дрожал. Волнуется, значит. А обо мне он никогда не волновался. Ни разу в жизни.

– Хорошо, калихари.

Я не стала смотреть ему в глаза, не взглянула я и на Джерарда – он стоял тут, рядом с отцом, и нервно заламывал руки. Прошла мимо недовольной, как и всегда, Сильви, и вышла из дома незнакомых мне оборотней.

Не знаю, сколько времени я лечила Нери, но небо уже стало нежно-голубым, как лепестки лесной фиалки, воздух ощутимо потеплел, утратив утреннюю прохладу. И я, не оборачиваясь, направилась к себе – за пределы деревни клана белых волков, где я жила вот уже шесть лет в маленькой деревянной хижине, потому что была отверженной.

– Рональда! – крикнул позади меня Джерард. Я остановилась, но не обернулась.

Услышала тяжёлые, гулкие шаги брата за спиной. Он подошёл почти вплотную, и от этого мне стало неуютно.

– Ты не хочешь повернуться ко мне лицом?

Его голос был злым. Впрочем, как и всегда.

– Не хочу.

– Ронни…

– Хватит. – Я не выносила, когда меня называли этим детским именем. – Говори, зачем я тебе понадобилась.

Несколько секунд Джерард молчал.

– С Нери действительно всё в порядке?

– Да.

– Тогда почему ты не хочешь посмотреть на меня?

Вздохнув, я всё же обернулась.

– Это не имеет никакого отношения к выздоровлению Нери. Хватит нести чушь. Если это всё, я пойду.

Когда-то давно я очень любила эти тёмные жёсткие волосы, острый нос, резкие скулы… Только тогда его глаза были карими. А сейчас – жёлтые и злые.

Губы Джерарда сжались в тонкую ниточку, а потом он резко развернулся и пошёл прочь от меня, слегка прихрамывая.

– Джерард!

Он обернулся, и в выражении его лица мелькнуло что-то странное.

– Держи. – Я кинула ему крошечный пузырёк с зельем, усиливающим регенерацию. – Выпей или намажь больное место. Перестанешь хромать.

Когда я выходила из деревни, брат всё ещё стоял на месте, сжимая в руке пузырёк с зельем, и смотрел мне вслед.

Я возвращалась к себе в хорошем настроении. До следующих игрищ две недели, и за это время меня наверняка никто не побеспокоит. Если только роды нужно будет принять или простуду у какого-нибудь маленького оборотня вылечить.

В воздух взмыла стайка вечно чирикающих силиц. Этих жизнерадостных птичек было полным-полно в той части леса, которую я считала своей.

Шесть лет назад я ушла из родной деревни и поселилась в лесу. Эта земля ещё считается Арронтаром – землёй оборотней, – но сюда редко заходят мои сородичи. Однажды я слышала, как парочка молодых волчат лет десяти-двенадцати в разговоре назвали это место Жабьим лесом.

В презрительном отношении оборотней ко мне нет ничего странного. Все оборотни красивые, крепкие, спортивные, я же – маленькая, толстая, с отвратительным носом и жуткими большими губами, произвожу на них отталкивающее впечатление. Так было всегда. Я вижу в глазах окружающих меня оборотней лишь одно презрение с тех пор, как мне исполнилось три года. Думаю, оно было и раньше, просто именно в этом возрасте я начала понимать, за что и почему.

Я шла по узенькой, наполовину заросшей тропинке к своей хижине, между делом собирая со всех ближайших кустов в передник – он у меня с большими глубокими карманами – красную сморокву. Эти маленькие ягоды – прекрасное средство от простуды. В обычном виде они ядовиты, но при должной обработке становятся настоящим спасением в зимнее время года.

Подойдя к своей хижине, я громко свистнула. И почти сразу, широко зевая во весь зубастый рот, с крыльца поднялся Элфи – мой хати. Вообще-то щенка хати дарят всем оборотням сразу после первого обращения, которое я так и не прошла, как ни пыталась. Однако Элфи почему-то сам признал меня. Он сбежал из коробки, в которую засунули щенков перед игрищами, и прибежал ко мне. Когда остальные оборотни опомнились, Элфи уже успел лизнуть меня в нос – это значило, что он признал во мне хозяина. И было поздно что-либо делать: скорее небо рухнет на землю, чем хати предаст того, кого однажды лизнул в нос.

– Вставай, соня! – Я улыбнулась и потрепала Элфи по лохматой голове. Он у меня большой, гладкошёрстный, треугольные ушки вечно стоят торчком, шерсть серая, а глазки голубые. В общем, красавец. Такие хати считаются элитными. Я знаю, что похожего много лет назад дартхари подарил императору Эдигору Второму… а мне вот Элфи достался случайно. Но это, пожалуй, лучшее, что случилось со мной за всю жизнь.

– Я уже успела сходить в деревню и вылечить там одного молодого дурака, который решил поиграть сегодня ночью с моим братцем. А ты всё дрыхнешь, Элфи. Будем завтракать?

– Р-ры, – кивнул хати, и я, ещё раз погладив его по пушистой голове, направилась к хижине.

Понятия не имею, кто и когда её построил. Старая, покосившаяся набок, некоторые брёвна наполовину сгнили… Когда я её нашла, она заросла мхом по самую крышу, и поначалу мне казалось, что жить здесь нельзя. Но выбора у меня не было, так что я всё подлатала, помыла, укрепила заклинаниями и почистила. Если хочешь жить в тепле, дом приходится сильно отапливать: буквально пара часов, и тепло уходит в никуда. А осенью иногда начинает протекать крыша. Но это не беда. Моих познаний в магии и умений обращаться с деревом хватает, чтобы заделывать дыры.

Я нашла эту хижину шесть лет назад, когда однажды убежала из деревни. Точнее, её нашёл Элфи, хвостиком последовавший за мной в лес.

Я помню тот вечер так ясно, будто он был вчера. Стояла ранняя осень, шёл проливной дождь, я плакала и мчалась непонятно куда, не обращая внимания на то, что уже давно промочила ноги. Элфи тыкался холодным носом мне в ладонь и тихонько, жалобно повизгивал, чувствуя моё состояние. И вдруг он ринулся вперёд с громким тявканьем…

– Элфи! – закричала я, подняла промокшую юбку и побежала за хати.

Сначала я думала, что передо мной просто какой-то холм или пригорок. Только потом различила торчащую вверх печную трубу и поняла, что это старый, заросший деревянный дом.

Стремительно темнело, поэтому я начала искать вход в него, чтобы поскорее забраться внутрь и больше не мокнуть под дождём. Помог, опять же, Элфи. Оглушительно тявкая, он привёл меня к двери, выскочившей из петель и грохнувшейся на пол, как только я к ней прикоснулась.

Внутри оказалось настолько сыро, что я подумала – возможно, здесь даже сырее, чем снаружи, но тем не менее вошла и огляделась. Посреди комнаты стояли только стол и старое, насквозь вымокшее кресло, которое я на следующий день торжественно сожгла на улице. Но на столе, к моему удивлению, даже нашлась посуда. Глиняные горшок и кувшин, деревянная тарелка и обыкновенная металлическая вилка. Я пользуюсь всем этим до сих пор. Не знаю, кому принадлежала эта посуда и кто жил в хижине, но подозреваю, что он был так же одинок, как и я.

Стекло в одном из окон было выбито, поэтому внутрь намело столько мусора, особенно старых осенних листьев, что я решила – пола здесь нет вообще, под ногами земля. Хорошо, что ошиблась.

Но в хижине всё равно было уютно. Теперь-то я понимаю: эта развалина показалась мне уютной только потому, что в ней не было никого, кто мог бы громко воскликнуть: «Жаба!» – и бросить в меня камень.

Ту ночь мы с Элфи провели на столе, прижавшись друг к другу и дрожа от холода. Именно тогда я и решила, что буду тут жить…

…Тряхнув головой, я отодвинула в сторону воспоминания о событиях шестилетней давности и вошла в дом.

Теперь здесь всё по-другому. Только стол – тот самый, я поставила его между двумя окнами. Слева от двери у меня огромный и длинный шкаф, наполненный книгами и разными банками-склянками с травами, мазями и зельями. Справа – печка, рядом импровизированная кровать, похожая на птичье гнездо (впрочем, её можно назвать и так, ведь я «сплела» своё ложе из тонких, гибких прутиков удивительного дерева ирвис, растущего только в Арронтаре), и шерстяное одеяло для Элфи.

Прошло минут двадцать, прежде чем я вынесла на крыльцо, где мы с Элфи любим завтракать, дымящийся горшок с ароматной кашей, две миски и кувшин с прохладным морсом из погреба. Морс я сварила вчера, набрав полную корзину клурики – сейчас как раз время для этой летней и очень вкусной ягоды.

На крыльце, под крышей, чтобы сберечь от дождя, у меня всегда стоят плетёные креслице и столик. Их я тоже сама сплела из ирвиса. Это было трудно, но в конце концов у меня получилось. Да и времени у меня предостаточно. Никто не беспокоит страшную жабу в её лесу.

Но только мы с Элфи сели завтракать, как я услышала неподалёку знакомый голос:

– Рональда!

По тропинке, явно двигаясь в сторону моего жилища, шагал калихари. Элфи заворчал, увидев его, но я успокаивающе погладила хати по макушке, и он успокоился.

– Калихари. – Я встала и почтительно наклонила голову, стараясь не заглядывать отцу в глаза. У него, когда он на меня смотрит, вечно на лице такая брезгливость и презрение, что просто тошно становится.

Некоторое время калихари молчал, изучая всё вокруг себя. Ну конечно, впервые же к дочери «в гости» явился, чего бы не поглядеть, как я тут живу-поживаю.

– Если не возражаете, я вернусь к завтраку, – сказала я и, не дожидаясь ответа отца, вновь села в кресло и начала есть кашу.

– У тебя нет второго кресла? Или хотя бы стула? – Его голос был недовольным.

Я покачала головой:

– Нет, калихари.

– Могла бы держать… Вдруг кто-нибудь придёт… – проворчал отец, и я ухмыльнулась.

– Кто же ко мне придёт? Лесной олень? – Мой голос просто сочился сарказмом, и я думала, что отец в ответ на эти слова тоже скажет что-нибудь обидное, но он почему-то промолчал.

Я спокойно доела свой завтрак, выпила большую кружку освежающего морса и только потом, встав, обратилась к своему «гостю»:

– Слушаю вас, калихари.

Я по-прежнему не смотрела отцу в лицо. Мой взгляд блуждал где-то в районе его рук, но и по ним было видно, что он нервничает.

– Ты не сказала, как нужно лечить Нери.

Я пожала плечами:

– Пусть проспится хорошенько. Как проснётся – накормить, можно дать общеукрепляющее на всякий случай. Больше ничего. К следующим игрищам будет как новенький, но подпускать к нему Джерарда я всё же не советую. Впрочем, вам виднее, калихари.

Отец вздохнул и нервно сжал пальцы.

– Я пришёл к тебе, чтобы поговорить о нём.

Вот тут я удивилась.

– О Джерарде?..

– Да, Рональда. О твоём брате.

Я сжала зубы.

– У меня нет братьев. Так же как и сестёр. Я отреклась от всех шесть лет назад. От родственников и от стаи. Вы и сами знаете, калихари.

Несколько секунд я слышала только его тяжёлое дыхание. А потом отец заговорил… и каждое слово причиняло мне боль.

– Я обратился к одному лекарю-человеку… Хотел понять, что происходит с Джерардом. Ещё никогда ара не пытался так долго подчинить своего волка. Обычно все молодые самцы-ара справляются за пять лет, Джерарду не удалось и за восемь. Это ненормально, так не должно быть. И тот лекарь… он сказал, что это из-за тебя, Рональда.

В груди что-то кольнуло.

– Я практически не вижусь с Джерардом, вы ведь знаете, калихари.

– Да, я знаю. Но дело не в этом. Лекарь сказал, он винит себя в том, что случилось с тобой. Чувство вины, боль, невозможность исправить давят на него. Именно поэтому Джерард до сих пор не стал полноценным ара.

Чувство вины… боль… Ну конечно. Так я и поверила. Видимо, именно это он ощущал, когда кидал в меня камни.

– Чего вы хотите от меня, калихари?

– Поговори с ним. – Голос отца был почти умоляющим. – Скажи Джерарду, что ты не винишь его. Что ты его простила.

Я невесело улыбнулась.

О Дарида, и этот оборотень пришёл к своей отверженной дочери, от которой когда-то отрёкся, чтобы попросить за того, кто когда-то сам громко кричал: «Жаба! Жаба!» – и швырял в меня булыжники. Шрам от одного такого, брошенного Джерардом, до сих пор красуется у меня на виске.

– Это всё, калихари?

Отец сделал шаг вперёд, но почти тут же остановился и застыл.

– Ты… скажешь?

Я не выдержала: подняла голову и посмотрела ему в глаза.

Ожидание, надежда… Да, он действительно очень любит Джерарда.

– Я скажу. А теперь, пожалуйста, уходите.

Он с облегчением улыбнулся, а потом кивнул, развернулся и пошёл прочь от моей хижины.

Когда высокая подтянутая фигура отца скрылась среди деревьев, я села на пол рядом с Элфи и тихо заплакала.

Глава вторая

Я помню день, когда он родился.

Мне тогда едва исполнилось два года, но я всё равно помню. Потому что я с нетерпением ждала, когда же наконец из маминого живота вылезет мой драгоценный братик.

Я скакала по комнате, прижимая к груди какую-то игрушку, и напевала, наблюдая за снующими туда-сюда взрослыми. Тогда я была не в силах понять: что-то идёт не так. Встревоженные лица, громкие крики, бледный отец…

Джерард застрял и никак не хотел вылезать наружу. Повитуха – старая женщина-оборотень из нашего клана – делала всё возможное, но достать ребёнка никак не получалось.

Во всей этой суете меня совершенно упустили из виду. Впрочем, так часто бывало. Я уже тогда росла довольно страшненькой и была настоящим разочарованием как для матери, так и для отца. Прошмыгнув между ногами взрослых, я подобралась к кровати и, вытянув шею, увидела потное, раскрасневшееся лицо матери. Её живот показался мне просто огромным. И ещё я каким-то невероятным образом почувствовала, что она никак не может разродиться…

Тогда я рванулась вперёд, изо всех сил подтянулась и положила ладошки на мамин живот. Конечно, не сверху, а сбоку.

– Выходи! – закричала я и, зажмурившись, направила сквозь руки такой поток энергии, что через пару секунд от слабости повалилась на пол.

– Рональда! Что здесь делает Рональда?! – закричал отец, но в тот момент повитуха вдруг охнула:

– Ребёночек… Он выходит, калихари!

Это был день, когда проснулась моя сила. Я помогла Джерарду родиться.

Я помню сияющие глаза отца, когда он прижимал к себе новорождённого сына, помню смех мамы. Помню, как повитуха сказала, что ребёнок остался жив только благодаря девочке, но все вокруг лишь отмахнулись. Если до рождения Джерарда родители хотя бы изредка обращали на меня внимание, то после перестали замечать совсем. Они погрузились в его воспитание полностью, предоставив меня самой себе. Однако находиться рядом с братом мне разрешали. И я помню, как впервые наклонилась над спящим, недавно родившимся Джерардом…

Он был прекрасен. Несмотря на красную кожу и скрюченные ножки и ручки. Он казался мне самым прекрасным существом на свете, никогда в жизни – ни раньше, ни позже – я не чувствовала ни к кому такой всеобъемлющей, бесконечной, трепетной любви и нежности.

И в тот момент, когда я в первый раз склонилась над Джерардом, брат открыл свои тёмно-карие глаза и улыбнулся мне.

– Привет, Джерри, – прошептала я, опуская маленький пальчик в люльку. Джерард загукал и ухватился за него, плотно сжав в кулак. Он делал так постоянно… в течение десяти лет. Брат не мог заснуть, если я не сидела рядом, держа его за руку.

Всё исчезло, когда мне исполнилось двенадцать. Но тогда я этого не знала. Я просто была счастлива. А ещё я думала, что у меня наконец появился тот, кто будет любить меня по-настоящему, а не как родители. И первое время моё желание сбывалось.

Видя мою преданность Джерарду, родители позволяли сидеть, гулять и разговаривать с ним, читать ему книги. Постепенно я научилась кормить и переодевать брата, и в дальнейшем зачастую делала это вместо мамы.

Я просыпалась ещё до восхода солнца, быстро одевалась и бежала в комнату Джерарда. Он сразу начинал тянуть ко мне ладошки, и я, смеясь, усаживала его на деревянный стульчик, кормила специальной смесью – у матери почему-то не было молока, – а потом мы одевались и шли на утреннюю прогулку. В любую погоду, солнце, дождь, снег или ветер – всё это не имело значения. Если было холодно, просто одевались теплее.

Оборотни растут быстрее людей, и я научилась читать в два с половиной года. Мы с Джерардом с удовольствием проводили время в библиотеке, читая сказки и рассматривая большие энциклопедии с красивыми картинками. Именно тогда и началось моё увлечение природой, животными и растениями. Я запоминала рисунки и выискивала то, что видела в книгах, во время прогулки, радуясь этому как ребёнок… Впрочем, я ведь и была ребёнком.

Джерард называл меня Ронни. Поначалу это так смешно у него выходило – «Лонни». А себя он величал «Джелли». Но я никогда не смеялась над его картавостью, только старалась сделать так, чтобы он побыстрее научился выговаривать все буквы.

Мне было четыре, а Джерарду два, когда родилась Сильви.

Я никогда не понимала, по какому принципу родители выбирали имена всем нам. Рональда на старом наречии – «надежда», Джерард – «стремительный», а Сильви – «прелестная». Но так или иначе, они угадали. Сестра действительно была прелестной с самого первого дня, Джерри поражал своей энергичностью и бойким характером, а я…

Я жила надеждой.

Сразу после рождения Сильви мама ушла от отца, забрав её с собой. Что случилось у них с калихари, я по сей день не знаю, но почти два года мама и Сильви жили отдельно, в деревне чёрных волков. Иногда она приезжала навещать Джерарда, а меня в это время запирали в моей комнате.

Мне было шесть, а брату четыре, когда мама и Сильви вернулись в нашу жизнь. На самом деле те два года, что они жили в деревне чёрных волков, были для нас замечательными. Отец часто отсутствовал, и мы могли делать что душе угодно. Я в то время практически переселилась в комнату брата. Мы постоянно были вместе.

Идиллия кончилась с приездом матери и сестры. Мама, соскучившись по Джерарду, практически отняла его у меня. Она стала уезжать вместе с ним и Сильви в гости к своим подругам под предлогом того, что её дети «должны играть со сверстниками», и, конечно, никогда не брала меня с собой.

Я помню своё отчаяние однажды утром, когда прошла неделя с отъезда мамы, Джерарда и Сильви. Сестру я тоже очень полюбила, пусть меньше, чем любила Джерри, но у меня практически не было времени на то, чтобы её узнать. Сильви поначалу тянулась ко мне, ей нравилось играть с нами и слушать, как я читаю сказки, но после первого же посещения маминых подруг она резко отстранилась.

– Там говорили такие ужасные вещи про тебя, Ронни, – шептал тогда верный Джерри, роняя слёзы мне в ладошку. – Такие ужасные… Зачем?..

У меня разрывалось сердце, но я не знала, что сказать и как объяснить брату, почему меня не любит никто, кроме него.

А в то утро, спустя неделю после их отъезда, я впервые за последний год решила выйти в деревню. Одна. Мы с Джерардом обычно играли в саду дома калихари, а если шли в деревню, то вместе с кем-то из слуг. Но мне не хотелось тогда видеть кого-то рядом с собой, и я пошла одна.

До того дня я не понимала до конца всю глубину неприязни к себе. Маленькая, полненькая, большегубая девочка…

Спустя полчаса мне в спину прилетел первый камень.

– Жаба! – прозвенел чей-то голос позади.

Я обернулась и еле успела уклониться от нового камня, летевшего мне прямо в лицо.

А потом я побежала.

Они бежали следом, свистя и улюлюкая, – целая компания из мальчиков и девочек примерно моего возраста. Я бежала, как дикий зверь, плутая между домами, надеясь только на свои натренированные забегами с братом ноги…

Несколько раз я падала, но быстро вскакивала и продолжала бежать дальше, потому что понимала – нельзя останавливаться. Сердце колотилось как бешеное, когда я добежала до усадьбы калихари и скрылась за воротами. Тяжело дыша, обернулась… и тут же встретилась взглядом с отцом.

Именно тогда на меня снизошло настоящее откровение. То, что было прежде, не шло ни в какое сравнение с тем, что я почувствовала, когда увидела жёлтые глаза отца, полные презрения, неприязни и… досады.

Я была позором для калихари. Он презирал меня. Он хотел, чтобы те дети забили меня камнями до смерти. Я знала, что такое уже случалось с другими оборотнями, родившимися такими, как я – уродами.

В тот момент вопрос: «Почему ты не скажешь, чтобы они оставили меня в покое, папа?» – застыл у меня на губах.

Я выпрямила спину, стараясь не заплакать, и склонила голову в почтительном поклоне.

– Калихари, – спокойно сказала я и прошла мимо отца, не поднимая глаз.

Больше я никогда не называла его папой. Раньше я думала – родители испытывают ко мне хотя бы капельку нежности… Но я ошибалась. Никакой нежности, лишь презрение.

У меня остался только Джерард. Сильви против меня настроила мама и её подруги, но брат пока не поддавался… пока…

Они уезжали всё чаще и всё на подольше. Я скучала. В усадьбе было совершенно нечего делать, и поэтому рано утром, пока в деревне все спали, я уходила в лес. Несколько раз на обратном пути меня засекали и гнали, как дикое животное, но постепенно я привыкла к таким гонкам и начала воспринимать их спокойно.

И я никогда не боялась.

А в лесу мне было хорошо. Я искала знакомых по энциклопедиям птиц и зверей, собирала растения и цветы, чтобы потом сварить из них какое-нибудь интересное зелье или сделать духи. Недалеко от деревни я нашла замечательное, чистое, небольшое озеро с прозрачной водой – мне нравилось сидеть на его берегу и, свесив ноги, болтать ими в воде, пока пальцам не становилось совсем холодно. Вода в озере в любое время года была практически ледяной, наверное, из-за каких-то подземных ключей.

Иногда, когда я чувствовала особенно дикое отчаяние, я купалась до посинения и стука зубов. Это помогало мне справиться с мрачными мыслями и вновь смотреть на мир, не испытывая ненависти к нему.

Когда возвращался Джерард, всё менялось. У меня снова появлялось своё солнце… свой смысл жизни.

Он взахлёб рассказывал о том, что видел в гостях, и я иногда жалела о том, что никогда не смогу поехать вместе с братом куда-либо.

Однажды утром, когда мне было около десяти лет, мы с Джерардом сбежали из дома и весь день гуляли по лесу. Я зарисовывала растения в маленький альбом, Джерард носился за каким-то грызуном по поляне рядом с озером, и было так хорошо, что от счастья у меня перехватывало дыхание.

Но на обратном пути мы попали в засаду. Нас поджидали семь маленьких оборотней – мальчишек и девчонок. Я хорошо знала их всех, некоторых даже по именам. Но я была не уверена, что они знают, как зовут меня.

– Жаба! – Один из них успел только раз крикнуть моё прозвище, и я тут же схватила Джерарда за руку.

– Бежим!

Клянусь, мы никогда не бегали так быстро раньше. Но в тот раз я волновалась… волновалась за брата. Больше жизни я боялась, что с ним что-нибудь случится. И моё волнение не прошло даром: в один «прекрасный» момент мне в спину влетел камень, я споткнулась и упала в грязь.

– Беги! – Я пыталась отпихнуть Джерри в сторону, но брат продолжал держать меня за руку.

– Не трогайте её! – закричал он, бесстрашно шагнув вперёд и выпятив грудь.

Один из мальчишек, на вид старше его года на четыре, засмеялся.

– Дурачок! Отойди в сторону. Потом ещё спасибо скажешь.

Джерард нахмурился.

– Нет!

– Ну как знаешь… – пробормотал парень, поднимая руку с камнем. Я приготовилась броситься вперёд, чтобы спрятать брата за своей спиной, но это не понадобилось.

– Сдурел? – воскликнула одна из девочек, повиснув на руке мальчишки. – Это же старший сын калихари! Позор на наши шкуры, если ты попадёшь в него!

– Он защищает жабу! – огрызнулся парень.

– Он ещё маленький! Потом поймёт, что её существование позорит всех оборотней клана.

Вмешательство девчонки спасло нас, и мои обидчики, неуверенно переглянувшись, отступили, напоследок прошептав что-то типа: «Мы тебя ещё достанем». Но мне было всё равно. Я знала, что ещё не раз встречусь с ними.

– Почему они обижают тебя? – прошептал Джерард, помогая мне подняться. Я постаралась улыбнуться.

– А ты разве не видишь, какая у тебя сестра, Джерри?

– Какая? – прошептал брат. Лицо у него было бледное.

– Посмотри внимательнее. И вспомни, какими были те ребята… Высокие, стройные, красивые. Я – маленькая и толстенькая. Видишь, какие у меня большие губы? И нос какой ужасный. За это они меня и не любят.

Несколько секунд брат рассматривал меня так, будто впервые увидел. А затем сказал:

– Но… я люблю тебя, Ронни…

– Я тоже люблю тебя, Джерри. Но я всегда буду такой… жабой. Помни об этом.

Зачем я так сказала? Наверное, потому что понимала: однажды какой-нибудь камень попадёт в цель.

Прошло ещё два года, прежде чем случилось то, чего я так боялась. Мама тогда увезла Джерарда, Сильви и нашего нового брата – Арента – почти на четыре месяца в гости к подруге из клана чёрных волков. А когда они вернулись… я не узнала Джерарда.

Брат стал молчаливым и замкнутым. Он больше не звал меня к себе в комнату, чтобы поболтать или почитать книжку, не засыпал, взяв меня за руку. Он вообще, кажется, не хотел со мной разговаривать.

А потом прилетел тот камень.

Я тогда шла по деревне, возвращаясь из леса. Были сумерки. И практически в полной тишине из-за угла прилетел камень, ударивший меня в плечо.

Я обернулась и увидела Джерарда. Он стоял в компании с остальными оборотнями, мучившими меня всю жизнь, и улыбался. Я никогда не видела у него такой улыбки…

– Бей жабу! – закричал кто-то.

А я стояла и смотрела на Джерарда. На эту его улыбку, на карие глаза, тёмные волосы, узкое лицо моего обожаемого брата… И понимала, что потеряла его навсегда.

Я не чувствовала ударов, пока один из камней не попал в грудь, вышибив дух. Я упала на землю и подняла руку, пытаясь заслониться от полетевших в меня камней…

В тот раз я сильно пострадала. Наверное, они убили бы меня, если бы их не спугнул какой-то взрослый оборотень, проходивший мимо, – он вдруг встал на мою защиту, прогнал моих обидчиков и отвёл к лекарю. Кажется, это был мужчина, но я совсем не помню его лица.

В то время мне оставался год до Ночи Первого Обращения – ночи, когда молодой оборотень впервые пытается обратиться. У девочек это происходит на тринадцатый, а у мальчиков – на двенадцатый дни рождения. Весь тот год я только и делала, что бегала от оборотней, мечтавших, по-видимому, чтобы я не дожила до него. Но я дожила. О чём теперь очень жалею.

Во время обряда надо выйти в центр Поляны, раздеться, выпить специальное зелье и попытаться обратиться. Я прочитала кучу книг про первое обращение: как его правильно пройти, какие должны быть мысли и эмоции, что ты будешь чувствовать… Но всё равно – когда я вышла в центр Поляны и начала раздеваться, меня захлестнула паника.

Они смеялись. И я понимала почему. Я обладала настолько несовершенным телом, что стыдилась его, хотя оборотни обычно не стесняются наготы. Я старалась не обращать внимания, но не могла: смешки доносились со всех сторон, у меня дрожали руки…

– ТИХО! – прогремел над Поляной чей-то голос. От него веяло такой силой, что мне немедленно захотелось упасть на колени. Я сразу поняла, что он принадлежит дартхари.

До того момента я ни разу не видела нашего Вожака. Поэтому не смогла обуздать своё любопытство и обернулась – дартхари стоял за моей спиной.

Он был почти таким, как в моём воображении: высокий, мускулистый, если не сказать мощный, с совершенно седыми волосами до плеч и ярко-жёлтыми глазами.

И когда я в них заглянула… Я не знаю, что это было, но мне показалось, будто надо мной разверзлись небеса и молния пронзила всё тело от макушки до пальцев ног.

Кажется, я даже перестала дышать. Меня охватывал необъяснимый, но очень ощутимый трепет. Теперь я понимала, почему наши женщины говорят о дартхари с такой страстью в голосе.

Вожак тоже смотрел на меня, но на его лице не отражалось никаких эмоций. Даже неприязни, что было удивительно.

– Продолжай, – сказал он тихо, но я услышала. – Обряд ещё не закончен.

Пока я раздевалась, никто больше не смеялся. Но я понимала: это только потому, что так приказал Вожак, никто бы не осмелился его ослушаться.

Я разделась. Одна из девушек-оборотней поднесла к моим губам кубок со специальным зельем, вызывающим трансформацию, я выпила и раскинула руки, ожидая, что сейчас начнётся обращение, но…

Ничего. Я не чувствовала ни-чего. О Дарида, я больше чувствовала, когда родился Джерард… и когда он бросил в меня свой первый камень.

Пустота. Только слёзы текли по щекам.

На Поляне стояла тишина. Все ждали. Я боялась открывать глаза…

А потом я услышала шаги. И я знала, кто идёт ко мне… С тех пор, как я впервые заглянула в его ярко-жёлтые глаза, я всегда чувствовала его присутствие так ясно, будто он был частью меня.

Подойдя ко мне вплотную, дартхари положил руки мне на плечи. Я ждала, что он скажет: «Ты – позор для всех оборотней», но Вожак сказал иное:

– С этой минуты Рональда, дочь калихари белых волков, находится под моей защитой. Каждый, кто посмеет обидеть её, будет отвечать за свой проступок на поединке со мной.

От удивления я широко распахнула глаза. И почти сразу пожалела об этом: мне бы хватило и загоревшейся, как от прикосновения к огню, кожи под его ладонями на моих плечах. А когда я ещё и глаза открыла…

Теперь всё горело и внутри меня самой. Особенно – в сердце.

А лицо дартхари было непроницаемо.

– Все присутствующие поняли моё слово?

Присутствующие ответили нестройным хором голосов:

– Да, дартхари…

А потом он отпустил мои плечи, отвернулся и зашагал на своё обычное почётное место. Я же схватила одежду в охапку и побежала прочь с Поляны, домой – в то время я ещё называла усадьбу калихари домом, – где заперлась в комнате, упала на кровать и почти сразу уснула…

Я не знаю, чем можно объяснить то, что случилось со мной в ночь после того, как я не прошла своё первое обращение, но… так или иначе, именно тогда я впервые увидела его во сне.

Никогда раньше у меня не было таких реалистичных снов. Я шла по лесу к озеру. Стоял яркий летний день, и я почему-то была в белом платье, хотя у меня никогда не водилось белых платьев.

Вокруг было так красиво! Конечно, наш лес вообще замечательный, но в том, самом первом сне он стал совершенно необыкновенным. Листва на деревьях и трава казались ярче, воздух – чище и прозрачнее, вода в озере была тёплой и нежной. Я с удовольствием погрузила в неё ноги, сев на берегу.

Я просто сидела и смотрела на солнечные блики на воде, стаю рыбок в озере, цветы на другом берегу, чувствуя, как меня наполняет умиротворение. Всё было хорошо, правильно… и этот мир – в моём сне – любил меня по-настоящему. Так, как никто из родных. Теперь и Джерард… Я потеряла его… Но во сне эта мысль не успела даже толком родиться, она сразу умерла. Кажется, здесь не было места плохому. Здесь существовало и находилось только хорошее.

Но в моей жизни хорошего было не очень много, поэтому я просто сидела на берегу и смотрела на воду. А потом я вдруг почувствовала, что рядом со мной кто-то есть. Этот кто-то сидел слева, тоже опустив ноги в воду, и молчал.

Странно, но его присутствие почему-то не разозлило и не взволновало меня. Наоборот – я знала, что так и должно быть. Мне не было тревожно, только спокойно и радостно.

Тот, кто был рядом, понимал меня. Я сама не осознавала, откуда взялась эта мысль, но верила: это правда.

Я не знаю, сколько мы сидели вот так. Вода в озере ласкала наши ноги, наших пальцев касались солнечные блики, в небесной вышине тихо пела какая-то птица… Когда пришло время, я посмотрела на того, кто сидел рядом со мной.

Это был юноша лет восемнадцати со светлыми, почти золотыми волосами, ярко-голубыми глазами и ласковой улыбкой. На щеках и носу я заметила россыпь веснушек.

Я тоже улыбнулась, и тогда он взял меня за руку. Некоторое время мы смотрели друг на друга, а потом я спросила:

– Кто ты?

Он ответил:

– Дэйн.

Я кивнула, и больше мы не разговаривали. Смотрели на воду и рыб, слушали ветер, играющий в кронах деревьев, и пение невидимых птиц. Иногда смотрели друг на друга – просто для того, чтобы улыбнуться…

Мне никогда не было так хорошо, как в том сне.

Просто я знала, что дома.

…Просыпаться было больно. Я не хотела уходить из сна, который был моим домом, я боялась, что больше никогда не увижу золотоволосого мальчика по имени Дэйн. Но чем сильнее я цеплялась за свой сон, тем дальше он уходил. И в конце концов мне пришлось открыть глаза и вернуться в реальный мир.

Я не прошла обряд. Я не смогла обратиться в волчицу… Что теперь? Я не знала. Я никогда не слышала об оборотнях, не прошедших первую трансформацию. Что будет дальше? Мне дадут второй шанс? Или нет?

Я вспомнила дартхари и его слова: «С этой минуты Рональда находится под моей защитой»… Зачем он так сказал? Теперь никто не осмелится бросить в меня камень.

Теперь никто не осмелится бросить в меня камень! Сердце яростно забилось, когда я осознала, что можно перестать прятаться. Больше не нужно бегать!

Потом, гораздо позже, я иногда жалела о заступничестве дартхари. Быстрый бег от преследователей помогал мне справиться с мрачными мыслями, теперь же, когда бегать было не от кого, я всё больше погружалась в уныние.

Двое суток после той ночи я не выходила из комнаты, не ела и не пила. Я не могла – да и не хотела – видеть «родных», не желала слышать их голоса, наполненные презрением.

Я думала, тот сон с Дэйном будет единственным, но я ошиблась. Он приснился мне и на следующую ночь. Мы по-прежнему сидели рядом, смотрели на озеро и не разговаривали. И только на третью ночь Дэйн прервал молчание.

– Тебе нужно выйти из комнаты, Ро. – Его глаза были серьёзными.

Я ничуть не удивилась тому факту, что Дэйн всё знает, – так и должно было быть. Он действительно знал обо мне всё… и всё понимал.

– Почему Ро? – улыбнулась я. – Меня никто не называл так раньше.

Дэйн пожал плечами:

– Но ведь это хорошо, что никто не называл, правда?

В реальности его слова причинили бы мне боль, вызвав воспоминания о Джерарде. Но здесь не существовало боли. А может быть, он просто не пускал её.

– Правда, Дэйн.

Он тоже улыбнулся, и мы вновь замолчали на несколько минут, наблюдая, как маленькая птичка с красными крыльями – я знала, что она называется либри, – пьёт нектар из самого сердца цветка розовой водяной лилии.

– Пожалуйста, выйди из комнаты, – тихо повторил Дэйн, когда либри отлетела от лилии и умчалась ввысь.

Я молчала, и тогда он взял меня за руку.

– Пожалуйста, Ро.

Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Скажи… этот сон – правда?

Он рассмеялся, и от этого смеха, который я слышала тогда впервые, в моей груди возникло что-то очень тёплое.

– Правда… Ро, а что это вообще такое – правда? Для тех оборотней, которые называют тебя жабой, это прозвище – правда. Они верят в него, когда кидают в тебя камни.

Получается, правды не существует? Есть только наше отношение и наши поступки.

– Этот сон – правда для нас с тобой, Ро.

В тот момент мне было достаточно этого объяснения, поэтому я просто закрыла глаза и прижалась щекой к тёплому плечу Дэйна.

Проснувшись утром, я решила, что действительно пора заканчивать добровольное затворничество. В конце концов, разве я могу столкнуться с чем-то новым? Презрение, ненависть, агрессия – всё это мы уже проходили. Только вот проявлять свою агрессию моим обидчикам теперь официально запрещено.

Первым, с кем я встретилась на лестнице, выйдя из комнаты, был калихари. Я остановилась и поклонилась отцу, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Рональда, – голос калихари был наполнен показным равнодушием, – тебе приказано явиться в усадьбу дартхари как можно скорее.

Я не успела ничего спросить: отец поспешил уйти.

В усадьбу дартхари… Я раздумывала над тем, что могло понадобиться Вожаку от меня, позора клана белых волков, пока шла по деревне, в противоположную от моего любимого Северного леса сторону, где находилась резиденция дартхари. Это место ещё называют Сердцем леса. Великая Поляна находится недалеко от усадьбы дартхари, деревня белых волков, откуда родом я, – на севере, чёрные обитают на юго-западе, а серые – на юго-востоке. Когда-то были ещё рыжие волки, но они вымерли уже давно. Почему, никто не знает.

Слова Вожака о том, что я нахожусь под его защитой, подействовали на жителей деревни. Теперь вслед мне не летели камни и оскорбительные слова… только взгляды. Но взгляды не способен запретить даже дартхари. Как и мысли, впрочем. И эти взгляды действовали не хуже камней. Особенно, когда я увидела Джерарда. Он стоял рядом с компанией детей подруг матери и смотрел на меня так, будто я сделала что-то ужасное. Будто я предала его.

Я отвернулась, потому что выносить такое отношение к себе брата была не в силах. Если бы я могла вернуть его любовь, то сделала бы это, не колеблясь. Пусть в меня вечно бросают камни, только бы он вновь относился ко мне так, как раньше.

Я очень хорошо помню тот день после заступничества дартхари, когда я впервые прошла по деревне совершенно свободно. Выпрямив спину, я двигалась вперёд, не смотря ни на кого, гордая и одинокая. Остальные оборотни молчали, только сверлили меня взглядами.

Мне очень хотелось расплакаться, но я знала, что не должна этого допустить.

Я ненавидела себя даже больше, чем они. Не за внешность – я ненавидела себя за то, что ничего не могу с этим поделать.

Мне стало лучше и свободнее, когда вышла из деревни и оказалась на лесной дороге, ведущей к усадьбе дартхари. Я ни разу ещё не была в этой части Арронтара, поэтому постаралась отогнать от себя грустные мысли и огляделась по сторонам.

Здесь росли в основном ирвисы – большие и сильные деревья с тонкими, но гибкими и крепкими ветками, которые очень ценились во всём Эрамире. К одному такому дереву с невероятно широким стволом я и подошла. Положив ладонь на кору, покрытую мхом, я закрыла глаза и сосредоточилась…

Энергия леса текла в руку через одно из самых старых деревьев в этой части Арронтара. Лес шептал что-то ласковое, утешающее… Я не могла разобрать слов, но знала и чувствовала: в отличие от оборотней, он любит меня, потому что у него нет глаз. Он смотрит в душу.

Моё путешествие к усадьбе дартхари продолжалось около двух часов. Я не торопилась, часто останавливалась и рассматривала что-нибудь или кого-нибудь. Когда я набрала в передник целую кучу лепестков шинги и испачкала платье тягучей смолой ирвиса, то вдруг вспомнила, что не просто гуляю, а собираюсь в резиденцию дартхари! Я даже застонала, когда поняла, в каком виде приду туда: подол испачкан смолой, ботинки пыльные и грязные, передник полон лепестков шинги, а они же безумно вонючие!

Я чуть не повернула назад, но почти сразу опомнилась и пошла дальше. Вряд ли дартхари есть хоть какое-то дело до того, как я выгляжу. Кроме того, выглядеть хорошо я не могла по определению.

Когда из-за поворота дороги показалась усадьба Вожака, я остолбенела. Я слышала, что она сказочно красива, но такого не ожидала: построенная целиком из светлого дерева, с величественными голубыми куполами (тоже деревянными), усадьба казалась ненастоящей, игрушечной. А ещё она будто бы была нерукотворной частью самого Арронтара, а не просто зданием.

Резные столбики между окнами, ставни, купола – словно продолжение неба… Я не могла посчитать этажи, потому что усадьба состояла из нескольких строений, соединённых между собой на разных уровнях.

Центр выдавался вперёд и венчался небольшим куполом. Это был вход. У подножия большой и широкой лестницы замерли четыре оборотня в светлой форме с синими пуговицами и гербом Арронтара – солнцем, встающим над лесом, – на груди. Двое из них были из клана чёрных волков, и по одному из остальных кланов.

Кстати, любой оборотень – даже такой, как я, – способен по запаху определить, к какому именно клану относится сородич. Этой способности никто не учит, она похожа на инстинкт.

– Доброго дня, уважаемые зоры, – поздоровалась я. – Мне сказали…

– Имя? – буркнул один из стражников, смерив меня цепким взглядом.

– Рональда, дочь калихари Винарда, клан белых волков.

Они тут же расслабились.

– Пойдёмте, зора. Я провожу вас, – сказал стражник из клана серых волков, подхватив меня под локоть и помогая взбираться по лестнице.

Внутри усадьбы было ещё красивее, чем снаружи. Мягкие шерстяные ковры под ногами (кажется, даже мирнарийские, а ведь мирнарийцы славятся своими великолепными изделиями из шерсти, на которые они, правда, заламывают безумные цены), красивые вазы, полные цветов, на каждом шагу, картины на стенах… И запах. Потрясающий запах дерева, который источала сама усадьба.

Меня так восхищало всё вокруг, что я даже забыла поволноваться перед встречей с дартхари. И когда мой провожатый распахнул одну из дверей, чуть не упала, наткнувшись взглядом на фигуру нашего Вожака.

– Пришла зора Рональда, дартхари, – сказал стражник, поклонившись мужчине, что стоял у окна. Я опустила глаза сразу, как только мы вошли в комнату, оказавшуюся библиотекой – огромные стеллажи с книгами занимали всё пространство от пола до потолка.

– Да, спасибо, Риш. Можешь идти, – услышала я голос дартхари, от которого сердце тут же бешено забилось.

О Дарида! Пожалуйста, пусть он не заметит, какой трепет вызывает у меня… Я не перенесу ещё и этого униже-ния!

Когда стражник удалился и закрыл за собой дверь, я услышала, что дартхари отошёл от окна, и с каждым его шагом мне всё сильнее хотелось развернуться и убежать куда глаза глядят…

– Подними голову и посмотри на меня, Рональда.

Я зажмурилась изо всех сил.

– Я недостойна, дартхари.

– Недостойна чего? – Его голос был мягким, он обволакивал меня, дарил ощущение тепла, надёжности, уверенности…

– Смотреть на вас, дартхари.

Несколько секунд он молчал, а потом подошёл вплотную и приподнял кончиками пальцев мой подбородок…

Я не знаю, как это получилось, но я открыла глаза. Сама.

– Не нужно так думать, Рональда.

Кожа горела от его прикосновения. Но я не хотела, чтобы он отпускал меня. И изучала все черты лица дартхари почти с жадностью…

Ярко-жёлтые, ярче, чем у остальных оборотней, глаза, спокойные, как вода в моём любимом озере. Совершенно седые, почти белые, волосы до плеч. Губы не слишком тонкие, но и не такие, как у меня.

И сила… Сколько же в нём силы! Я знала, сколько силы в моём отце, но в дартхари её было раз в десять больше!

– Разве я не права? – шепнула я еле слышно. Он улыбнулся.

– Нет. Вопрос о том, кто чего достоин, вообще один из самых сложных, и наши с тобой сородичи решают его просто и незатейливо.

– Сила, – опять прошептала я, и дартхари кивнул.

– Верно. У меня она есть, у тебя… почти нет. Но у тебя есть кое-что другое. Скажи мне, Рональда, какой магией ты владеешь?

Я удивлённо моргнула.

– Магией Света и Тьмы. Но… совсем немного… Откуда вы знаете?

Дартхари опустил руку с моего подбородка на плечо, и я могла отвести взгляд… но не хотела.

– Вижу и чувствую. Скажи, ты развиваешь свои способности?

Я покачала головой:

– Нет, конечно. В доме калихари нет ничего по магии, кроме одной крошечной брошюрки о зельях.

– Хочешь научиться?

– Чему? – От неожиданности я не сразу сообразила.

– Колдовать. Если хочешь, можешь приходить в мою библиотеку хоть каждый день. Здесь, – дартхари указал на один из стеллажей, – очень много литературы по магии Света и Тьмы. Пока почитаешь самостоятельно, а через пару месяцев я найму тебе учителя. Хочешь?

Я не верила своим ушам. Учиться магии… Я мечтала об этом с самого детства! Но среди оборотней не было магов…

– Зачем это вам, дартхари?..

Он улыбнулся так тепло, что у меня немедленно перехватило дыхание.

– К чему гробить твой талант, Рональда? Маги нужны нам, а если ты будешь хорошо учиться, то через несколько лет сможешь стать лекарем.

Он не сказал этого, но я и так поняла: как-то надо жить, чем-то заниматься, ведь неизвестно, смогу ли я когда-нибудь обратиться. А лекарь – почётная профессия… по крайней мере я буду заниматься тем, что люблю.

– Значит, я могу приходить сюда в любой день?

– Да, можешь.

– А я… не помешаю вам, дартхари?

Вожак рассмеялся.

– Разве может помешать такая маленькая девочка?

Почему-то это замечание меня обидело. Какая же я маленькая? Тринадцать лет, и толстушка к тому же… Ростом не вышла, конечно, но тем не менее – не совсем уж клоп…

А ещё… я относилась к нему так… трепетно…

А он вдруг – маленькая девочка…

Невероятно, но дартхари каким-то образом почувствовал, что меня задели его слова, потому что сказал вдруг совершенно серьёзно, спрятав улыбку:

– Не обижайся, Рональда, просто мне намного больше лет, чем тебе. И даже чем твоему отцу.

От удивления я глупо открыла рот.

Раньше я никогда не задумывалась о том, сколько лет нашему дартхари.

– Но вы совсем не выглядите старым, – нахмурилась я, изучая его совершенно ровное, без единой морщинки – если не считать уголков глаз – лицо.

– Просто я сильный оборотень и буду жить очень долго. Как эльфы.

Через несколько минут я выходила из библиотеки и, сойдя с крыльца, обратилась к одному из стражников:

– Извините, зор…

– Да? – Он обернулся, и я с удивлением заметила, что в его взгляде нет даже тени презрения. Хорошо же Вожак их воспитал.

– Скажите, а… как зовут нашего дартхари? У него есть имя?

Оборотень, кажется, едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

– Конечно, есть, как и у всех. Его зовут Нарро.

Нарро…

Внутри меня что-то сжалось, когда я поняла, что имя нашего дартхари означает «вера»…

Глава третья

После заступничества дартхари жить стало намного легче. Но взгляды нервировали, поэтому я предпочитала либо сидеть в комнате и читать взятую в библиотеке Вожака книгу, либо пропадать в усадьбе.

Там я действительно никому не мешала. Я всегда знала, когда дартхари в Арронтаре, а когда нет, а не было его достаточно часто. Но даже когда Вожак был в усадьбе, виделись мы редко. А если и виделись, то он в основном просто вежливо кивал и улыбался. Впрочем, мне и этого хватало, чтобы потом вспоминать о встрече целый день.

Однажды, на третьей неделе штудирования стеллажей по магии Света и Тьмы, я впервые застала в библиотеке кого-то ещё. До того момента я считала, что сюда никто не ходит, кроме дартхари.

Посреди комнаты, листая книгу, стояла женщина-оборотень из клана белых волков, не слишком сильная и довольно старая. Волосы, скрученные в тугой пучок на затылке, были когда-то светлыми, но теперь уже наполовину поседели. На лице я заметила сеть мелких морщинок – явный признак приличного возраста.

Оборотни живут около ста пятидесяти лет. И чем сильнее оборотень, тем дольше будет продолжаться его жизнь. Этой женщине было, наверное, лет сто, не меньше.

– Доброе утро, зора, – негромко поздоровалась я.

Она подняла голову от книги, и я даже вздрогнула, потому что никогда не видела раньше таких лиц у оборотней. Горько опущенные уголки губ и очень печальные, какие-то виноватые глаза…

Увидев меня, женщина улыбнулась без всякой враждебности.

– Здравствуй. Ты Рональда?

– Да, – кивнула я, про себя подумав, что это довольно глупый вопрос: вряд ли во всей стае найдётся ещё хотя бы одна такая же страшная девушка.

– А меня зовут Лирин.

Это имя означало «песня».

– Очень приятно, – ответила я насторожённо. – Я вам не помешаю, зора Лирин?

– Можно просто по имени. И, конечно же, нет, ты не помешаешь. Нарро… то есть дартхари, просил сказать, что завтра к полудню в библиотеку придёт твой учитель магии. Ты сможешь быть здесь?

– Что?.. – Я охнула. – О Дарида! Конечно, я непременно приду!

Лирин рассмеялась.

– Нарро говорил, что ты обрадуешься.

Она называла дартхари просто по имени… Это была огромная честь. Интересно, кем ему приходится эта женщина? Точно не жена, Вожак не женат.

Мне было настолько любопытно, что я брякнула:

– А вы… кто ему? Я имею в виду… Вы просто по имени дартхари называете… Извините… – вконец смутилась я, заметив, как погрустнела Лирин.

– Я старший советник, – вздохнула она. – Странно, что ты не знаешь. Никогда не обращала внимания, кто стоит слева от дартхари на всех игрищах? Впрочем, о чём это я… Конечно, ты не обращала. Никто не обращает. От Нарро невозможно глаз отвести, верно, Рональда?

Лирин сказала это совершенно беззлобно, скорее, дружелюбно, но я тем не менее всё равно покраснела.

Я хотела что-то ответить, но она, кажется, и не ждала ответа, потому что сразу отвернулась и взяла со стола книгу, которую листала при моём появлении в библиотеке, а затем протянула мне:

– Возьми. Нарро сказал, ты захочешь просмотреть её до завтрашнего первого урока. Он прав?

Это был учебник «Основы лекарского дела». И автор…

– О Дарида! – воскликнула я. – Учебник Эллейн Грант! Я мечтала его заполучить, даже искала в библиотеке дартхари…

– Теперь он твой, – улыбнулась Лирин. – Вообще-то весь тираж ушёл в Гротхэмскую академию магии, Нарро специально для тебя просил Эллейн подарить ему хотя бы одну книжку из её личных запасов.

«Специально для тебя…» Как же это замечательно звучало!

Так я начала учиться магии. Упор мой учитель – звали его Карвим – делал на лекарское дело, таково было пожелание дартхари, но и другой магии мы уделяли внимание. Учитель Карвим постоянно жил в пригороде Лианора – так называется столица Эрамира, нашей империи, – и считался одним из самых хороших целителей столицы. Ко мне он приезжал два раза в месяц почти на целый день.

Это был дружелюбный лысый невысокий старичок с тёплыми карими глазами и руками, которые умели творить настоящие чудеса. Карвима умиляло моё искреннее восхищение его способностями, он говорил, что пройдёт совсем немного лет, и я стану лекарем не менее высокого класса, чем он.

Лирин я встречала чаще, чем дартхари. Постепенно я научилась называть её просто по имени. Мне было легко с ней. Наверное, потому что в её глазах никогда не было неприязни. Только печаль.

Примерно каждые три месяца я пробовала вновь пройти Ночь Первого Обращения. Но эти попытки были тщетными. Правда, надо мной теперь никто не смеялся.

После второй такой попытки случилось то, что я до сих пор считаю чудом. Когда остальным прошедшим первое обращение юным оборотням «раздавали» щенков хати, я стояла в стороне, наблюдая, как Джерарду достался красивый рыжий щенок. И вдруг…

Он возник словно ниоткуда. Просто оказался у моих ног. И я, опустившись на колени, хотела отнести его обратно, к тем, кто его действительно заслуживал… к прошедшим первое обращение…

Но Элфи решил иначе, лизнув меня в нос, как только я взяла его на руки.

Я видела лица остальных оборотней, когда они поняли, что произошло. И до сих пор помню тихий, но твёрдый голос дартхари:

– Щенок хати останется у Рональды. Он сам выбрал её. И теперь тоже находится под моей защитой. Все услышали моё слово?

В тот момент, с трудом оторвав взгляд от лица Вожака, я чуть скосила глаза и увидела рядом с ним Лирин. Она действительно стояла слева от дартхари и смотрела на него так, что я сразу поняла: Лирин любит его. В глазах этой женщины светилось искреннее и невероятно сильное чувство… но почему-то очень печальное. Не знаю, дартхари виновен в печали Лирин или совсем не он, но я видела, что по какой-то причине она очень несчастна.

В дальнейшем я несколько раз пыталась расспросить её, что случилось, но Лирин каждый раз уходила от ответа.

Однажды, возвращаясь после очередного урока с Карвимом, недалеко от усадьбы дартхари я наткнулась на одного юношу-оборотня. Он был всего на пару лет старше меня (мне в то время было четырнадцать), довольно высокий, светловолосый и желтоглазый, я сразу почувствовала в нём ара. И сильного.

Да и смотрел он на меня, как остальные жители деревни клана белых волков: словно на… жабу. Только вот он был чёрным волком.

– Кто это у нас здесь? – сказал парень с откровенной насмешкой в голосе. – Маленькая уродина…

Я задохнулась от неожиданности: меня давно никто не оскорблял открыто. Смотрели, скрежетали зубами, но запрет дартхари был законом для всех.

Тут оборотень схватил меня за локоть, причём так сильно, что я зажмурилась от боли.

– А ты знаешь, о чём просил твой отец, а, жабочка? – Он улыбнулся какой-то поганой, злой улыбкой. – Калихари вчера приходил к дартхари, жабочка… И просил… как думаешь, о чём он мог попросить Вожака, а?

Эти его «а?» страшно раздражали.

– Пусти! – зашипела я, пытаясь вырваться.

– Калихари умолял дартхари сделать тебя волчицей, жабочка. А Вожак отказался. Никому ты не нужна, понимаешь, а? Ты такая страшная, что тобой ни один оборотень никогда не заинтересуется, жабочка.

Услышав всё это, я застыла.

Отец… просил… сделать волчицей…

Неужели это правда?

– А хочешь, я сделаю? – зашептал новый знакомый мне на ухо. – Хочешь? Давай, а? Это будет даже интересно. Тебе понравится, жабочка…

– Лоран!

Я так задумалась об отце и его просьбе, что не почувствовала, как обычно бывало, приближения дартхари.

Его высокий холодный голос, казалось, заморозил даже воздух вокруг. И юноша, сжимающий мой локоть, немедленно отпустил его и выпрямился. А потом обернулся и наклонил голову, сказав:

– Отец…

Этот жуткий хам – сын дартхари?! Какой кошмар.

Вожак сделал несколько шагов вперёд, остановился и с размаху треснул Лорана по лицу так, что юноша немедленно упал. Я охнула, а из глаз моего нового знакомого брызнули слёзы.

– Если ты ещё раз подойдёшь к Рональде ближе, чем на расстояние в два шага, я публично выпорю тебя, Лоран. – Дартхари говорил тихо и совершенно спокойно. – Если ты ещё раз посмеешь оскорбить её, я изгоню тебя из стаи, невзирая на то, что ты мой сын. Ты понял, Лоран?

Юноша встал и выпрямился, из последних сил пытаясь сохранить собственное достоинство. Правда, у него это не очень получалось.

– Да, отец.

– Неверный ответ. – Глаза Вожака рассерженно сверкнули.

Лоран вздохнул.

– Да, дартхари, я всё понял.

– Хорошо. Тогда брысь отсюда.

Услышать слово «брысь» для любого оборотня – оскорбление, которому нет равных, ведь его обычно говорят кошкам. И потому я понимала, почему Лоран выглядел так, будто дартхари его как минимум жестоко избил. Сын Вожака вряд ли привык к оскорблениям, в отличие от меня.

Когда Лоран удалился, я заметила, что дартхари по-прежнему смотрит на меня, и в его взгляде была напряжённость.

– Что он тебе сказал, Рональда?

– Я думала, вы слышали… – прошептала я, не в силах отвернуться.

– Нет. Но зная сына, я могу предположить. Вчера Лоран подслушал мой разговор с твоим отцом. Про него шла речь?

– Да. – Я моргнула, с ужасом ощутив, что на глаза наворачиваются слёзы.

– Рональда, – дартхари вздохнул, – что тебя задело больше, скажи? То, что сделал твой отец, или то, что сделал я?

Я задрожала.

«Сделать волчицей»… Так говорили о девушках, которые становились женщинами. Это значило, что отец просил дартхари лишить меня девственности, говоря человеческим языком.

Некоторые оборотни считали, что слабым самкам полезно спать с сильными самцами: сила девушки увеличивается. Отец, видимо, думал, что я смогу обратиться, если дартхари…

Но вопрос Вожака… Что меня больше задело… О Дарида, от отца я уже давно не ждала ничего хорошего, но дартхари… Я боялась признаться даже самой себе, что всегда жду встречи с ним и на игрища хожу только из-за него.

Как это глупо.

Я вздохнула и опустила голову, не в силах ответить что-либо членораздельное.

Тогда он подошёл совсем близко, как тогда, в библиотеке, и, прикоснувшись кончиками пальцев к моему подбородку, заставил приподнять голову.

– Рональда, – сказал дартхари тихо, – постарайся понять своего отца. Он очень хотел бы, чтобы ты обратилась, но его предложение – не выход. Ты понимаешь?

Я кивнула.

– Что же касается меня…

Дартхари осторожно коснулся большим пальцем моей нижней губы, и я тут же потеряла способность дышать.

– Я просто считаю, что это неправильно.

Я сглотнула.

– Но у вас много детей от совершенно разных женщин…

– Ты верно сказала. – Он улыбнулся. – От женщин. А ты – девочка.

Кажется, у меня задрожала нижняя губа.

– Я, наверное, кажусь вам отвратительной…

– Ты ошибаешься. Никогда не берись судить о том, что о тебе думает кто-то другой.

– А что думаете обо мне вы?

– Я думаю, – дартхари осторожно погладил меня по щеке, – что тебе нужно расти и учиться. Ты торопишь время. Никогда не торопи время, Рональда.

Вожак давно не стоял так близко ко мне, и теперь я изучала его лицо… в который раз. Каждый раз я находила там что-то новое. Вот и сейчас я вдруг поняла: нечто общее было между дартхари Нарро и его первым советником, зорой Лирин, нечто общее в выражении глаз.

– Не торопить?..

– Да, Рональда. Время всё расставляет по местам. И лечит.

– Я тоже умею лечить, – буркнула я, наверное ещё раз доказав Вожаку, какой на самом деле ребёнок.

– Верно. Вы с ним союзники. И когда-нибудь вместе вылечите одну очень хорошую девочку с большим добрым сердцем.

– Кого? – Я нахмурилась, и дартхари улыбнулся.

– Тебя, Рональда.

Это был наш самый длинный разговор. И я помню каждое слово, каждое выражение его лица, прикосновение тёплых пальцев к моим губам и щеке.

Глупо, но эти воспоминания делают меня ближе к дартхари Нарро. Так мне кажется, во всяком случае.

Эту мою тайну знает только Дэйн. Я всегда рассказывала ему абсолютно всё… впрочем, то, о чём не рассказывала, он всё равно откуда-то знал. Я старалась не думать об этом, но порой не получалось, и тогда я понимала, что Дэйн – всего лишь фантазия, порождение моего сознания, а на самом деле его не существует.

Но, в конце концов, так ли уж это важно? Засыпая, я знала, что могу увидеть своего друга во сне. И сон этот будет прекрасным, ярким и настолько настоящим, что я буду искренне счастлива там. Дэйн ведь сказал, что правда – это то, во что ты веришь. И я верю в него… в нас.

– Почему ты приходишь не всегда, не каждый день? – спросила я его однажды, когда мы прогуливались по лесу и плели венки из осенних листьев.

– Я прихожу тогда, когда нужен тебе, – ответил Дэйн. – Ты сама зовёшь меня. Просто не замечаешь этого.

Я действительно не замечала. Наверное, этот крик о помощи был настолько глубоко спрятан в моей душе, что его действительно никто не слышал, кроме Дэйна.

– Ты существуешь?

Он улыбнулся.

– Я – прошлое, Ро. Ты – настоящее.

Я не понимала, что это значит, но, когда Дэйн взял меня за руку, подумала, что неважно. Прошлое, настоящее, будущее… Сон существует вне времени и пространства, не в прошлом и не в будущем, и в нашем сне мы были вместе.

Хотя иногда мне очень не хватало присутствия Дэйна в реальной жизни.

Я вздохнула и поёжилась, погружаясь в дальнейшие воспоминания…

Тогда шёл дождь. Он лил с самого утра, не прекращаясь ни на секунду. Под ногами противно чавкало, когда я сквозь сплошную стену из воды бежала к усадьбе дартхари за новой книгой, которую посоветовал мне учитель Карвим.

Я всегда любила дождь, а вот остальные оборотни, наоборот, предпочитают не высовываться из дома, в то время как с неба льют потоки воды. Мне нравилось, что на улицах деревни почти никого нет, а те, кто есть, смотрят не на меня, а под ноги, полностью игнорируя присутствие ненавистной жабы.

Мне в ту пору уже исполнилось шестнадцать. В Арронтаре начиналась осень, деревья облетели почти наполовину, и идти по такой погоде к усадьбе дартхари было не слишком приятно. Ветер задувал под юбку, ноги я промочила, а к концу прогулки ещё и носом начала хлюпать.

Вожака не было в усадьбе, хотя из самого Арронтара он не уезжал. Я разочарованно вздохнула, поднимаясь по лестнице в библиотеку: в такой холодный день мне хотелось его видеть, как никогда раньше.

Как оказалось, не одной мне.

В библиотеке я обнаружила Лирин и огромного, совершенно белого хати.

Лирин, как обычно, стянула волосы в пучок на затылке, и на фоне окна казалось, что на голове у женщины большая пушистая шапка. Это было бы смешно, если бы от её силуэта не веяло такой тревожностью, что я поёжилась.

Услышав тихий скрип двери, хати сразу обернулся и негромко зарычал.

– Чшш, Вим, – сказала Лирин, не отрывая взгляда от унылого пейзажа за окном. – Это Рональда.

Удивительно, но хати моментально замолчал, будто знал моё имя и кто я такая.

– Добрый вечер, Лирин, – поздоровалась я. – А это ваш?..

– Хати? Нет. Вим принадлежит Нарро.

Я с интересом разглядывала собаку Вожака. Я никогда не видела таких хати – белый как снег и очень пушистый, он казался большим облаком, залетевшим в библиотеку по ошибке. А глаза у Вима были ореховые. В сочетании с белой шерстью это смотрелось очень красиво.

– Никогда не видела таких… – прошептала я. – Пушистый… и белый…

– Ну, раньше Вим не был белым. Он просто старый уже, поседел. Когда-то был просто серым. А вот пушистость… конечно, это редкость для хати, но такие щенки иногда рождаются. Правда, обычно их топят.

Я поперхнулась.

– А Вима почему не…

– Повезло.

Голос у неё был напряжённым, да и сама она казалась натянутой, как струна. И всё время смотрела в окно.

– Лирин… что-то случилось?

Женщина вздохнула, и плечи её опустились.

– Ничего, Рональда. Ничего не случилось.

Я покачала головой:

– Неправда. Я никогда не видела вас такой… тревожной.

Я подошла к окну и встала рядом. Лирин на меня даже не посмотрела, ни на секунду не отводя взгляда от дорожки, ведущей в лес. На улице было пасмурно, солнце почти не выходило из-за туч, и в свете его тусклых лучей лицо женщины казалось каким-то особенно бледным. Словно оно принадлежало не живому, а давно мёртвому существу.

– Он ушёл туда один, – прошептала вдруг Лирин. – Опять. Не взял меня… Никогда он не берёт меня с собой, никогда… Как я ни умоляла, как ни просила… Я так боюсь… Боюсь, что однажды он не вернётся…

– Кто? – Сердце будто чья-то невидимая рука сжала, когда я поняла, о ком говорит Лирин.

– Мой… Нарро…

Я вздохнула. «Мой»… Я бы никогда не посмела назвать дартхари своим. Впрочем, я же не знаю, какие отношения у них с Лирин, почему она смотрит в окно так, будто потеряла самое главное в жизни.

– А куда он ушёл?

– В Западный лес.

Я потрясённо моргнула. В Западный лес… Но сейчас же осень! И туда могут нагрянуть аксалы! Никогда заранее не знаешь, когда они прибегут, в начале или в конце сезона. Правда, за последние тридцать лет их набеги стали намного меньше, но не исчезли совсем.

– Зачем? Лирин, зачем он пошёл туда?!

Она улыбнулась.

– Рональда, неужели ты думаешь, что численность нападающих на нас аксалов с каждым годом сокращается сама по себе? Это благодаря Нарро. Он уходит в Западный лес перед набегом всегда почти на сутки. Я не знаю, что он там делает, но их действительно становится всё меньше и меньше год от года.

Лирин устало наклонила голову и прикоснулась лбом к оконному стеклу.

– Почему он до сих пор не женился? – выпалила я вдруг вопрос, который давно мучил меня.

– Что?.. – Лирин очень удивилась, даже повернулась ко мне лицом. – Рональда… Я не думаю, что мне стоит обсуждать это с тобой.

– Почему?

– Я не могу говорить о личной жизни Нарро. Считай, он не женится, потому что пока не нашёл себе подходящую пару.

– Подходящую?.. В каком смысле?

– Во всех смыслах. И больше ни слова на эту тему, прошу тебя. Когда-нибудь ты всё поймёшь сама… я надеюсь.

Возвращаясь в дом родителей, я думала о том, что сказала мне Лирин. Конечно, я волновалась из-за дартхари и Западного леса, но… если он делает так уже давно, почему что-то должно случиться с ним именно сейчас? С какой стати? Другое дело – поведение Лирин. Я видела в ней много нерастраченной любви, будто она хотела подарить её Вожаку, а он… не принимал. Так ли это?

И насчёт «подходящей пары»… Во всех трёх кланах было очень много сильных женщин-оборотней, и некоторые даже рожали от дартхари.

Наверное, людям это кажется странным, но так уж заведено у нас, оборотней. Добрачная близость в волчьем обличье никем не порицается, наоборот, считается «полезной». Особенно, если один из партнёров намного сильнее второго. Соответственно желающих… хм… провести ночь с дартхари действительно очень много. И от подобных связей порой появляются дети.

Это интересный парадокс. Дети у оборотней рождаются только после физической близости в волчьем обличье, соответственно, у человека и оборотня не может быть потомства. И подобная связь, как я уже говорила, не порицается, а вот спать в человеческом облике можно только с законным мужем или женой. Правда, в эти моменты детей зачать невозможно.

Мне это всегда казалось странным. Но традиции есть традиции. В обличье волка ты можешь быть с кем угодно, а вот в человеческом – только после свадьбы.

Иногда самки (самцы гораздо реже) и после замужества хотели проводить ночи с кем-то ещё, кроме законного мужа. Такое желание обычно испытывали слабые самки (мы называем их анта) к самцам-ара. Особой популярностью, конечно, пользуется дартхари. Но прежде чем прийти к нему с подобной «просьбой», женщина должна попросить разрешения у собственного мужа.

Я знала, что Вожак соглашается на связь только с такими самками. Молодым и незамужним он всегда отказывает. Думаю, дартхари понимает, насколько в таких случаях велика вероятность того, что молодая девушка влюбится в него. Да и зачем ему далеко ходить, достаточно хотя бы на меня посмотреть…

Калихари, конечно, поступил странно, когда попросил Вожака сделать меня волчицей, ведь я не умею обращаться. Наверное, именно это и сказал дартхари отцу. Закон – он один для всех. Даже для Вожака.

На меня вообще ни один оборотень не посмотрит как на желанную женщину, потому что любой самец чувствует самку и обращает внимание только на равных по силе или более сильных. А такие, как я… У людей считается преступлением заглядываться на детей, и я для оборотней – всё равно что ребёнок. Я не пахну самкой, соответственно, не могу вызвать ни в ком физическое влечение. Ни один оборотень не согласится взять меня в жёны.

Дома на двери своей комнаты я обнаружила в тот день записку от Джерарда. Это было удивительно, ведь последние несколько лет мы с ним почти не общались.

«Рональда!

Пожалуйста, приходи на Поляну, мне нужно с тобой поговорить.

Джерард».

Почему я ничего не заподозрила? Почему сразу побежала на место встречи, только быстро поменяв накидку, защищающую от дождя? Почему не взяла с собой Элфи?..

Наверное, тогда я ещё доверяла Джерарду. И даже обрадовалась.

Я помню, как мчалась к Поляне, не обращая внимания на дождь, и сердце бешено колотилось. Я думала, брат хочет помириться. Думала… ох, чего я только не думала.

Тот вечер окончательно убил мою веру в оборотней. В брата и всю семью. И в жизнь.

Когда я вышла на Поляну, начинался вечер. День и так был тёмный, солнце почти не выглядывало из-за туч, а теперь становилось всё темнее с каждой секундой. Джерард уже был здесь, стоял посреди Поляны лицом ко мне. Один. И когда я подошла ближе, брат улыбнулся.

– Привет, Ронни.

Ему недавно исполнилось четырнадцать, и с каждым годом Джерард становился всё красивее. Впрочем, так бывает со всеми оборотнями.

– Здравствуй. Ты хотел меня видеть?

– Да. – Он кивнул. – Пойдём, я кое-что покажу тебе.

Джерард направился к Древнему Камню, и я последовала за ним.

Древний Камень – обычный большой булыжник, который лежит посреди Поляны. Никто не знает, откуда он тут взялся, и говорят, что раньше, много сотен лет назад, Камень светился. Но сейчас он выглядит просто обычным серым камнем.

– Джерард? Что ты хотел мне показать?

И как только я спросила это, из-за Камня вышел Лоран.

В тот момент сердце у меня упало. Страшно не было, нет… Дело было вовсе не в страхе. Просто я в очередной – и теперь уже в последний – раз разочаровалась в брате.

– Пришла всё-таки, а? – ухмыльнулся сын Вожака. – А я думал, ты умнее окажешься.

В следующее мгновение Джерард схватил меня за руки, заломил их назад и так приложил лбом о поверхность Камня, что искры из глаз посыпались.

– Я держу, Лоран, давай.

Я напряглась, пытаясь вырваться – на слова и уговоры решила не тратиться, – но Джерард, конечно, был намного сильнее. Он прижимал меня обеими руками к Камню, а Лоран пытался задрать мокрую юбку. Я пихала его ногами, но ничего не помогало – через несколько секунд юбка всё равно оказалась у меня на голове, полностью закрыв лицо, и сын Вожака выпущенными когтями разорвал мне исподнее. Холодный воздух вперемешку с дождём коснулся обнажённых бедёр.

Я не кричала. А смысл? Поляна находится не настолько близко к деревне или усадьбе дартхари, чтобы кто-нибудь мог меня услышать. Страха я не чувствовала, только холод… и к горлу подступала тошнота.

Я ничего не видела из-за юбки, накинутой на голову. Джерард по-прежнему держал мои руки и наклонял вперёд так низко, что заплетённой косой я касалась земли. Наверное, хотел, чтобы Лорану было удобнее меня насиловать.

– А ты тут симпатичная, – услышала я глумливый голос сына Вожака.

– Прекрати, – зашипел на него Джерард. – Давай быстрее.

– Боишься? – засмеялся Лоран. – Никто её не хватится…

Я почувствовала, как внутренней стороны бедра коснулось что-то очень горячее, и задержала дыхание, боясь, как бы меня не вырвало.

Почему-то в тот момент я подумала о Дэйне. Вспомнила, как мы сидели возле озера, опустив босые ноги в воду, и смотрели на распускающиеся розовые лилии. Это были одни из самых красивых цветов, появляющихся летом на воде. Они источали прекрасный запах, напоминающий мне что-то очень сладкое, но свежее… Он наполнял мои лёгкие и был таким аппетитным, что я начинала облизывать губы, а Дэйн смеялся.

В памяти яркой вспышкой возникли его глаза. Голубые и ласковые, как вода в озере.

А вслед за этим воспоминанием меня чуть с ног не сбило, потому что на Поляне вдруг появился дартхари. Я не видела его, но почувствовала. Так же, как Лоран с Джерардом: силу Вожака невозможно не почувствовать.

Оба испуганно вскрикнули, и брат тут же меня выпустил. Я выпрямилась и поправила юбку дрожащими руками, а потом подняла глаза и…

Никогда больше – ни раньше, ни позже – я не видела ничего более страшного. Да и Лоран с Джерардом, думаю, тоже, потому что оба стали белыми, как снег.

Стоящий шагах в пяти от нас дартхари был в ярости. Я чувствовала его ярость как свою, и мне хотелось упасть на колени. Сила Вожака была устрашающей, уничтожающей собственную волю, она подминала под себя, заставляя что‐то внутри жалобно поскуливать.

Скулить я не умела… в отличие от Джерарда и Лорана.

Глаза дартхари светились ярко-жёлтым, губы широко раскрылись, обнажая острые, огромные клыки. А потом он зарычал так громко, что уши у меня заложило.

Это был призыв на собрание для всех оборотней. Противиться ему или проигнорировать его невозможно.

Я затрясла головой, чтобы избавиться от звона в ушах, а потом вновь посмотрела на Вожака. Только тогда я заметила, в каком он состоянии: штаны все в грязи, рубашка насквозь мокрая и облепила тело так, что видно, как под ней перекатываются мышцы.

Но дартхари смотрел не на меня, а на Джерарда с Лораном, трясущихся от страха, стучавших зубами и непроизвольно поскуливающих.

– Щенки.

Я никогда не слышала у него такого голоса. Он рычал, как зверь… да и эти клыки, вытянувшиеся, словно у настоящего волка, – я и не знала, что подобное возможно!

– Подойди сюда, Рональда.

Я вздрогнула. Впервые в жизни я боялась дартхари. Такого, как сейчас, – очень боялась. Он, наверное, понял это, потому что взгляд Вожака смягчился, клыки уменьшились, и голос был почти нормальным, когда он сказал:

– Подойди. Не бойся.

У меня подкашивались ноги, пока я шла к нему. Я ждала чего угодно, только не того, что он сделал.

Дартхари взял меня за плечи и прижал к себе. От его руки под мою кожу полилось тепло. У меня даже кончик носа перестал быть ледяным, согрелся.

Между тем на Поляну прибывали оборотни. Они ничего не говорили, только удивлённо поглядывали на нас, особенно на меня. Ещё бы… дартхари по-прежнему держал руку на моём плече, словно защищая.

Я не знаю, как Вожак понял, что на Поляне собрались все. Он просто неожиданно заговорил:

– Помнят ли собравшиеся здесь, что я сказал о Рональде, дочери калихари Винарда из клана белых волков?

– Да, дартхари, – прогремел нестройный хор голосов.

– Сегодня двое из стаи нарушили слово, данное мне. Лоран и Джерард, что вы можете сказать в своё оправдание?

Дартхари не стал рассказывать, что именно Лоран и Джерард хотели сделать со мной, и я была благодарна ему за это.

Я посмотрела на брата, по-прежнему бледного как снег. Я была уверена: отец знал всё и, возможно, даже одобрял. Раз дартхари не согласился, можно использовать его сына… тем более что Лоран вырос настоящей скотиной.

– Дартхари, – сказал Джерард, делая шаг вперёд, – я надеялся помочь Рональде. Ей ведь уже шестнадцать, а она до сих пор не может обратиться…

– И ты надеялся помочь телу, уничтожая душу? Подумай об этом, мальчик. Лоран, что скажешь ты?

– Что я скажу? – фыркнул сын Вожака, нарочито храбрясь, хотя в его глазах при этом плескался страх. – А что я могу сказать, отец? Я не могу понять, зачем ты защищаешь эту жабу! Она ведь жаба! Она недостойна…

На несколько секунд над Поляной повисла тишина. А потом…

– Советники Лирин и Гранш, прошу вас подойти, – громко сказал дартхари, обводя толпу взглядом спокойных жёлтых глаз. Да, теперь они вновь были спокойными.

Лирин и ещё один оборотень, которого я несколько раз видела мельком в усадьбе, отделились от остальных и подошли к Вожаку. Лирин с тревогой посмотрела на меня, а Гранш одобряюще улыбнулся, отчего я немного растерялась.

– Прошу вас засвидетельствовать наказание для Джерарда и Лорана. Я говорил, что каждый, кто обидит Рональду, будет отвечать за проступок на поединке со мной. Джерард и Лоран, по итогам этого поединка вас ждёт изгнание.

– Нет!

Я не смогла удержаться от крика.

Вывернувшись из-под руки дартхари, я встала перед ним и заглянула ему в глаза.

– Рональда?

– Прошу вас смягчить наказание для моих обидчиков, – произнесла я тихо. – Они молоды и глупы, дартхари… Накажите их, но не изгоняйте из стаи.

Я сделала это ради Джерарда. И сама себя ненавидела за слабость. Да и Лоран… каким бы гадом он ни был, оборотню жить вдали от Арронтара очень трудно. Мы привязаны к лесу будто какой-то магической верёвкой.

– Если таково твоё желание, Рональда, я исполню его, – ответил дартхари. – Лоран и Джерард, на следующих игрищах вы ответите за свой проступок на поединке со мной. Исход не будет смертельным. И после поединка первый советник зора Лирин оденет на вас обоих амулет, запирающий вторую ипостась. Лорану запрещается перекидываться год, Джерарду – три месяца. Лечить раны, полученные на поединке, также запрещается.

Я вздохнула. Конечно, я понимала, что дартхари наверняка потреплет и своего сына, и моего брата, и у них потом всё будет очень долго болеть, но… так или иначе, изгнание намного хуже.

Изгнание… Кажется, теперь я знаю, что нужно делать. Ещё месяц назад я ни за что не приняла бы подобное решение, но сейчас… стоит ли тянуть?

Перед тем как сказать это, я взглянула на отца, маму, Арента и Сильви. Они стояли недалеко от меня, среди других оборотней. Сердце сжалось от обиды, но я знала, что моё чувство никогда не будет взаимным. Пора перестать надеяться на любовь.

– Дартхари. – Я опустилась на колени и подняла голову, чтобы посмотреть в глаза Вожаку. – Я, Рональда, дочь калихари Винарда из клана белых волков, с этого момента и навечно отрекаюсь от родных и всей стаи. С этого момента я перестаю считать себя оборотнем и прошу, чтобы вы подтвердили моё решение.

Что-то странное мелькнуло в глазах дартхари. Боль?

– Калихари Винард с семьёй, подойдите.

Отец, мама, Арент, Сильви и Джерард – все они встали рядом со мной, а после опустились на колени.

– Отрекаешься ли ты от своей дочери, Винард?

– Отрекаюсь, дартхари.

– Отрекаешься ли ты от своей дочери, Прайма?

– Отрекаюсь, дартхари.

Я сжала руки в кулаки. Отрекаюсь, отрекаюсь, отрекаюсь… Даже Арент произнёс это дрожащим голосом.

Всего одно слово, перечеркнувшее моё прошлое полностью. Как много… и как мало.

– С этой минуты и навсегда Рональда больше не принадлежит стае. Но по-прежнему остаётся под моей защитой. Того, кто посмеет обидеть её, ждёт смерть. Все услышали моё слово? Не изгнание, а смерть.

Я вздрогнула. Зачем он сказал это? Почему продолжает защищать меня?

– Собрание закончено. Можете расходиться.

Мои бывшие «родные» поднялись на ноги и поспешили прочь. Они уходили, не оглядываясь… да и мне пора последовать их примеру.

Я встала с колен, закрыла глаза на мгновение, а потом побежала прочь по направлению к Северному лесу.

– Рональда!

Теперь я могла не слушаться его приказов. Теперь он мне больше не дартхари… Только вот от этой мысли было так горько, что я заплакала, продолжая бежать всё быстрее, всё дальше и дальше в лес.

Именно в тот вечер я и нашла свою хижину. Вернее, как я уже упоминала, её нашёл Элфи. Он присоединился ко мне чуть позже, когда я мчалась сквозь Северный лес, стирая со щёк слёзы вперемешку с дождём. Не знаю уж, как Элфи почувствовал, что нужен мне, и особенно – как он вообще сбежал из усадьбы калихари, но так или иначе – хати нашёл меня очень быстро… и больше не покидал.

Когда я впервые уснула в своём новом доме, прямо на старом столе, мне приснилось, будто я продолжаю бежать по лесу. Всё вокруг было мрачным, над головой темнело небо, в кронах деревьев свистел холодный ветер. Я задыхалась, спотыкаясь, но старалась бежать как можно быстрее, чтобы никто не настиг меня.

Но он настиг. Догнал и обнял, прижал к себе, погладил по голове…

Я уткнулась в грудь Дэйна и разрыдалась.

– Ро, малышка…

Зачем я убегала от него? Сейчас, когда Дэйн обнял меня, я почувствовала, что его руки согревают и успокаивают.

– Ты убегала не от меня. Ты убегала от самой себя.

Ну разумеется… Ведь ты – это я…

– Ро, посмотри на меня.

Я послушно подняла голову.

Дэйн, ласково улыбаясь, осторожно стёр с моих щёк слёзы, а потом, обхватив ладонями лицо, тихо сказал:

– Я – это не только ты, милая Ро. Я гораздо больше. Пожалуйста, не плачь.

Не дожидаясь ответа, он поднял голову и оглядел окружающий нас мрачный лес.

– Не нравится мне здесь. Думаю, ты не будешь возражать, если я сменю декорации.

Он вдруг засвистел совершенно по-птичьи. Я охнула, когда внезапно вместо жуткого тёмного пространства оказалась возле нашего любимого озера. Светило яркое солнце, и вода из-за отражавшегося в ней ясного неба казалась совершенно голубой, прозрачной.

– Дэйн… Это сделал ты?

Я почти забыла о своих горестях, оглядываясь по сторонам. Раньше сон никогда не менялся, оставаясь таким же, каким был в начале, и мы с Дэйном ни разу не перемещались, как сейчас.

– Я. Правда же, здесь гораздо лучше?

Я рассмеялась.

– Безусловно.

Несколько секунд мы молчали. Я рассматривала лицо Дэйна, силясь понять, почему он появляется в моих снах, обладая именно такой внешностью. Мне всегда больше нравились темноволосые оборотни, а Дэйн был светленьким. Да и оборотень ли он вообще? Я никогда не спрашивала.

– Не хочешь искупаться?

От неожиданности я вздрогнула.

– Что?..

– Давай, Ро. – Дэйн, улыбаясь, сделал шаг вперёд и положил руки мне на плечи. – Мы с тобой чего только не делали, но ещё ни разу не купались в озере. Это неправильно. Смотри, какое оно замечательное.

– Но… Дэйн, в чём мне купаться? Не в платье же…

Он расхохотался.

– Это же сон!

Я рассмеялась вслед за ним.

Всего одна мысль – и вот я уже стою перед озером в белом купальном костюме. И поначалу вся неприглядность внешнего вида меня совершенно не беспокоила… до тех пор, пока я не увидела полуголого Дэйна. Вот тогда я смутилась. Даже здесь, во сне, я ничего не могла поделать со своей внешностью – как была пирожком, так и осталась. Только раньше, когда мы просто сидели, гуляли или разговаривали, я не задумывалась над этим.

Как всегда, он всё понял.

– Ро… – Дэйн подошёл и взял меня за руку. – Зачем ты так плохо думаешь обо мне?

– Что? – Я удивилась.

– Неужели ты думаешь, что я разочаруюсь в тебе, если увижу в купальном костюме?

Я вздохнула и покачала головой:

– Нет, Дэйн. Просто… ты красив, словно… словно бог, а я больше похожа на пирожок с мясом.

Его глаза заискрились смехом.

– Глупышка. Пошли лучше искупаемся.

Вода была очень тёплой, совсем не такой, как в реальности. Мы соревновались друг с другом, кто быстрее достигнет противоположного берега, кто глубже нырнёт, кто выше прыгнет. И Дэйн в очередной раз гнался за мной, а я изо всех сил молотила руками и ногами по воде, стремясь уйти от погони, когда он вдруг сделал то, чего никогда не делал раньше.

Догнав, он крепко обнял меня, привлёк к себе и поцеловал.

Пусть это было во сне, но… мой самый первый поцелуй был прекрасен.

Его губы были нежными и тёплыми. Он держал меня за талию, а я обнимала его за шею, чувствуя, как покрываются мурашками руки – то ли от капелек воды, то ли от самого поцелуя, который рождал в моей душе что-то очень горячее и трепетное.

– Всё будет хорошо, Ро…

Кажется, так он говорил между поцелуями, но я плохо его слышала: кровь шумела в ушах.

– Ты придёшь завтра?

Он улыбнулся и погладил меня по мокрым волосам.

– Конечно, приду. Если позовёшь.

– Позову…

Я не знаю, сколько времени продолжался этот сон. Он постепенно растаял, как туман, но когда я утром встала со стола, служившего мне постелью, то всё ещё чувствовала на губах вкус поцелуев Дэйна.

Наверное, это невозможно. Но я чувствовала…

Глава четвёртая

Первое время после случившегося я даже не помышляла о том, чтобы вернуться в деревню. Занималась тем, что заделывала дыры в хижине, ломала голову над проблемой выбитых стёкол и делала заготовки на зиму.

О том, что будет теперь, когда я отреклась от стаи, думать не хотелось. Слишком уж сильно болела эта рана. Как выживать в лесу одной, да ещё и зимой, я тоже старалась не думать.

На самом деле я просто надеялась, что не доживу до весны.

Эту мысль выбить из меня не мог даже Дэйн. Возможно, если бы он существовал в реальности…

…Я сидела на крылечке вместе с Элфи и плела из ирвиса своё будущее кресло, когда вдруг услышала рядом прозрачный голос Лирин.

– Рональда!

Я чуть не уронила всё на землю, увидев, как она, улыбаясь, торопливо идёт к моему обиталищу.

– Здравствуй, Рональда, – сказала она, подойдя ближе.

– Добрый день, Лирин. – Я тоже улыбнулась: на неё я не сердилась. – Что привело вас ко мне?

– Ты думаешь, я не могу прийти к тебе просто так? – мягко поинтересовалась она, и я покачала головой:

– Нет, Лирин. У вас не настолько много времени, чтобы ходить в гости к отверженной девчонке.

– Но это не значит, что я не хотела прийти, – ответила она очень серьёзно. – Просто… он запретил, Рональда.

– Запретил? Но почему тогда?..

– Сегодня разрешил. Нарро поручил мне кое-что сказать тебе. Рональда… Ты не хочешь быть лекарем клана белых волков? А в перспективе, возможно, и остальных кланов.

– Лекарем? Но…

– Карвим считает, что ты сможешь. Он научил тебя очень многому. Да и обучение у него ты продолжишь, он по-прежнему будет приезжать в Арронтар два раза в месяц.

От волнения я вскочила с места.

– Это правда? Я буду продолжать учиться?!

– Верно.

– Но я ведь отреклась…

– Для Нарро твоё отречение ничего не значит.

– Что? – от удивления я едва дышала. – Но…

– Он не похож на остальных оборотней, – сказала Лирин с такой любовью в голосе, что я моментально отошла от своего оцепенения. – Но не бери в голову. Лучше скажи, хочешь ли ты быть лекарем? За эту работу ты, конечно, будешь получать плату. Подумай, Рональда… Тебе ведь нужна одежда, обувь, кое-какая еда? Это отличная возможность.

– Лирин, – я засмеялась, – но ведь вся деревня белых волков ненавидит меня, называет жабой. Они бы с удовольствием прибили меня, если бы не…

– Если бы не дартхари. Да, я знаю. Но теперь Нарро сказал, что любого, кто обидит тебя, ждёт смерть. Они не посмеют. Прошу тебя, подумай… не отказывайся сразу, хорошо? Я приду завтра за ответом.

Я кивнула, а Лирин, опустив глаза, вдруг побледнела. Зрачки её расширились, отчего глаза стали почти чёрными.

– Что это?

Я посмотрела под ноги. Там, среди веточек ирвиса, лежала грубая, недоделанная дудочка. Я нашла её в первый же день почти на том самом месте, где она была сейчас, и подумала, что эту дудочку, возможно, когда-то сделал тот, кто построил эту хижину. Вернее, он её не доделал. Не знаю, что ему помешало, но она была слишком грубо выстрогана, да и дудела плохо.

– Дудочка. Она валялась тут, под крыльцом. Наверное, её сделал бывший хозяин хижины.

Лирин задрожала.

– Пожалуйста, Рональда… Пожалуйста, отдай её мне!

Сколько мольбы было в её голосе! Ни разу в жизни я не видела старшего советника дартхари в таком состоянии.

– Хорошо.

Я наклонилась, подняла дудочку и протянула женщине. Она сразу схватила её и прижала к груди, закрыв глаза и как-то странно, прерывисто вздохнув.

Посмотрев на лицо Лирин, я увидела, что по её щеке скатилась маленькая слезинка.

– Спасибо, Рональда, – прошептала она и улыбнулась. – Ты даже не представляешь, что сделала сейчас для меня. Спасибо.

– Не за что. – Я пожала плечами. Интересно… может быть, Лирин знала того, кто жил в этой хижине? Я очень хотела спросить её об этом, но почему-то не посмела. Наверное, просто боялась услышать ответ.

А когда Лирин пришла на следующий день, я сказала ей, что согласна стать лекарем клана белых волков.

Вот так всё и началось. И продолжается уже шесть лет. Шесть лет я регулярно бегаю во все три деревни – да, со временем я стала лечить ещё и чёрных, и серых волков – и борюсь с простудой, принимаю роды, облегчаю боли в спине… За эту работу я получаю небольшие деньги. На них покупаю одежду и обувь, хлеб, иногда молоко. Ещё из трав, грибов, фруктов и ягод я делаю различные настойки, которые продаю всем желающим. И, конечно, продолжаю учиться магии.

Неделю назад приезжал учитель Карвим и попросил меня попробовать сделать амулет. Я раздумывала о том, какой амулет буду делать, когда вдруг услышала чей-то громкий крик в стороне от дороги, ведущей в усадьбу. Принюхавшись, я с удивлением поняла, что оборотнем в той стороне и не пахнет. Наоборот… тот, кто кричал, был человеком. Кажется, мужчиной.

Заинтересовавшись, я пошла в глубь леса, ориентируясь на запах чужака. Обоняние у меня всегда было хорошее, несмотря на то что я уже не имею права считаться оборотнем.

Я угадала – это был мужчина. Обеими ногами он застрял в замаскировавшемся под овражек болотце, а над ним, ехидно хихикая, прыгала на ветке шалунья. Эта маленькая птичка частенько заманивает зазевавшихся путников своим чарующим голосом в различные ловушки, а потом смеётся, подражая человеческому смеху.

Я, прищурившись, наблюдала за чужаком издалека. Тёмные волосы чуть выше плеч, глаза карие, большие, фигура спортивная. Высокий. Одет во всё чёрное. На правой руке – кольцо с гербом императора.

Всё ясно. Почётный гость дартхари решил прогуляться по лесу и, конечно, погнался за шалуньей. И где только воспитывают таких необразованных лордов? Шалунья, при всём её замечательном внешнем виде, птичка очень опасная. Она и утопить может…

– Добрый день, – сказала я, выходя из кустов на свет. – Вам помощь не нужна?

Мужчина резко обернулся, отчего не удержался на ногах, накрепко завязнувших в болоте, и плюхнулся спиной в грязь. Я кинулась к нему, не дожидаясь ответа. Связала в воздухе материальную ниточку из магии Света, обернула её вокруг талии чужака, дёрнула – и вот он уже стоит рядом со мной, весь грязный, и отдувается.

Даже сейчас, весь в болотной тине с ног до головы, он был очень красив. Только лицо казалось мне уставшим, а глаза грустными.

– Спасибо, – сказал чужак, улыбнувшись мне. – Если бы не вы, не знаю, что бы я делал. Дурацкая ситуация…

Он смотрел на меня совершенно нормально, без всякого презрения.

– Не за что. Вам следует запомнить, лорд, что не стоит бегать за шалуньей по лесу. Её шутки бывают жестокими.

– Я постараюсь не забыть. – Мужчина смущённо улыбался. – У меня всегда были плохие оценки по ботанике.

– По… чему? – Губы у меня задрожали. – По ботанике?..

Не выдержав, я громко расхохоталась. Прижимая к животу ладони, я смеялась так, как, наверное, не смеялась ни разу в жизни. Чужак присоединился ко мне спустя несколько секунд, когда сообразил, почему я веселюсь.

– Ой… не могу… по ботанике… Ох… – Я вытерла навернувшиеся на глаза слёзы.

– Кажется, я выставил себя круглым дураком, да, зора?

Это его обращение заставило меня замолчать и моментально прогнало улыбку с губ.

Какая я, к дохлым кошкам, зора…

– Нет, – ответила я, вздохнув. – Всё в порядке. Это я вела себя непочтительно. Простите, лорд.

Мужчина наклонил голову, вглядываясь в моё лицо. Интересно, что он там заметил? Или наконец сообразил, что таких страшных оборотней не бывает?

– Простите, если я обидел вас. Кажется, я просто чего-то не знаю… или не понимаю. Как вас зовут?

– Рональда. А вас, лорд?

– Называйте меня Грэем, Рональда. Без всяких лордов. Просто Грэй.

– Вы гостите в усадьбе дартхари?

– Верно, – кивнул он. – Пожалуй, мне сейчас стоит вернуться туда. Нужно смыть всю эту тину, пока меня не приняли за какое-нибудь чудовище.

Мне казалось, Грэя не приняли бы за чудовище, даже если бы он с ног до головы вымазался сажей, слишком уж он был красив.

Я вызвалась проводить мужчину до усадьбы, и когда мы вышли на ровную дорогу, оказалось, что Грэй выше меня почти на полторы головы. Но тем не менее разговаривать с ним было легко. Наверное, потому что в его глазах я не видела даже тени сомнения. Он будто бы не замечал, рядом с какой уродиной находится.

– А вы – старший лорд или младший?

– Старший.

– Значит, герцог.

– Значит. – Он почему-то очень развеселился, услышав это моё замечание. – А вы, Рональда, какая волчица?

– Никакая. – Я решила ответить честно.

– Как это? – Грэй, кажется, удивился, потому что неожиданно остановился посреди дороги. Я обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Разве вы не видите? У всех оборотней глаза жёлтые, а у меня голубые. Так что я никакая не волчица.

– Значит, вы человек?

– Нет. – Я рассмеялась. – Я никто. Не думайте об этом, Грэй. Мы с вами наверняка больше никогда не увидимся, так что… зачем вам забивать себе голову?

– Так вот что мне показалось странным в тебе! – Он вдруг хлопнул себя по лбу. – Ты воспользовалась магией, чтобы вытащить меня из болота! Но ведь оборотни не умеют…

Я начинала злиться. К тому же он ещё и на «ты» перешёл.

– Прощайте, – сказала я, разворачиваясь обратно к хижине. Но Грэй не дал мне уйти, схватив за руку.

– Не злись, – сказал он мягко, не сделав больше никаких резких движений, чтобы меня удержать. – Я не хотел тебя обидеть. Честное слово.

– Обещайте, что больше не будете говорить на эту тему.

– Обещаю.

Я кивнула и продолжила путь в усадьбу вместе с Грэем. Он сдержал слово и больше ничего не спрашивал у меня. Просто шёл рядом и напряжённо о чём-то думал, хмуря брови.

После того как мы вошли в усадьбу, Грэй направился смывать тину и водоросли, а я поспешила в своё святилище – библиотеку. Там было пусто, и я вздохнула с облегчением. Я чувствовала, что дартхари где-то здесь, поэтому нужно поскорее закончить с домашним заданием учителя Карвима и уходить.

Я подошла к одному из стеллажей, в котором хранились книги об амулетах, и в задумчивости провела кончиками пальцев по корешкам. Где же это… Вот! «Амулеты для начинающих». Карвим говорил, чтобы я попробовала сделать нечто из первой главы.

Я отошла к столу, села в кресло и, открыв книгу, принялась читать.

В первой главе автор долго и пространно рассуждал о том, что такое амулет. По его словам, им мог быть любой предмет, в который создающий вложил определённый смысл и силу, чтобы он работал. В качестве примера предлагалось сделать амулет, заговорённый на удачу.

Что за ерунда! Я чуть было не захлопнула учебник. «Возьмите любой предмет (лучше всего камень), наполните его энергией чистого Света – это и будет амулет, заговорённый на удачу». Интересно, с какой стати? А если камушек Тьмой наполнить? Наоборот, неудачи будут преследовать?

Я уже начала рассерженно фыркать, когда уткнулась взглядом в дальнейший текст…

«Вы уже смеётесь? Или действительно пытаетесь создать подобный амулет? Не пытайтесь. Я пошутил. Для того чтобы приманить удачу, не обязательно наполнять камень какой-либо энергией, достаточно просто верить в то, что этот камень будет её приносить.

Удача, равно как и невезение, – понятия абстрактные. На них не бывает амулетов. Точнее, вы можете объявить любой предмет таким амулетом, но в действительности он им, конечно, не станет.

Амулеты можно создать только на что-то конкретное. Например, амулет, оберегающий от огня. Амулет переноса. Амулет против эмпатии. Этот, кстати, считается самым популярным. Почему, я могу только гадать. Эмпаты – явление редкое».

Не знаю, сколько времени я читала книгу, настолько погрузилась в текст и увлеклась. Создание амулетов оказалось занятием очень интересным, не менее интересным, чем изготовление лекарств и проведение операций.

Всё зависело от конечной цели. Если ты хочешь создать что-либо известное, например амулет переноса, – это один вариант. Схемы создания таких амулетов автор зарисовал в конце книги. Но задача учебника, насколько я поняла, была иной: научить выводить собственные формулы амулетов…

От волнения у меня пересохли губы. Всё почти как в математике: если ты понимаешь суть и логику, то можешь создать формулу амулета сам! Это несложно. Достаточно только понимать, что первично… И как он будет работать в конечном итоге.

Несколько лет назад, когда я рыла землю в поисках подземных грибов – они очень полезны для костей, особенно при переломах, – то наткнулась на необычный камень. Я знала, что такие камни называют ириалами. Они представляют собой давно засохшую и затвердевшую смолу ирвиса. Их находят очень редко, поэтому ириалы так ценятся. Ещё их называют Сердцем Арронтара. Хотя мне больше по душе другое название: Слёзы Арронтара.

Камень, который я нашла, был не очень большой, продолговатый, тёмно-жёлтый, и он так сильно походил на глаза дартхари Нарро, что я не смогла удержаться. Сделала вверху маленькую дырочку и повесила себе на шею. С тех пор не снимала…

Я сжала в руке свой ириал и изо всех дёрнула. Верёвка с громким треском порвалась.

Положив камень на листок бумаги, я вздохнула и задумалась.

Итак, у меня есть «предмет» для создания амулета – Сердце Арронтара. У меня есть цель – амулет от насильственного перевоплощения. Как его сделать? В учебнике не упоминалось ничего похожего…

С того дня, как я впервые увидела дартхари в волчьем обличье, я стала бояться за него. Возможно, это глупо, но… Я знаю, оборотни уважают и признают силу, но её избыток должен вызывать у них зависть. И в дартхари Нарро силы очень много. Я даже не представляла сколько, потому что обычно видела его в человеческом облике. Он редко перекидывался на игрищах, чтобы не смущать остальных, особенно самок. «От Нарро невозможно глаз оторвать» – так однажды сказала Лирин, и она была права.

Я осознала это в полной мере, когда пришла посмотреть, как Вожак будет трепать Джерарда и Лорана за их проступок. Наверное, я волновалась за брата. Не знаю. Во всяком случае, я в тот вечер спряталась на краю Великой Поляны, в кустах, и затаилась, дабы видеть всё, что будет происходить.

У них не было ни единого шанса. Когда дартхари снял с себя одежду и стал огромным белым волком, даже я, так и не прошедшая Ночь Первого Обращения, почувствовала его силу. Точнее, мощь. Вожак был раза в два больше других оборотней… и это только если судить по размеру его волчьего тела, но ведь важна ещё и внутренняя сила… А она просто потрясала.

В тот момент на Поляне не было ни одной обращённой самки, но тем не менее я заметила, как задрожали все женщины. А потом я учуяла в воздухе запах возбуждения. Сладко-пряный, он заставлял меня дрожать не меньше, чем остальных. Но я при этом чувствовала ещё и какую-то звериную ревность.

К моему удивлению, сам Вожак в тот момент не пах никаким возбуждением. И это было странно… Общему настроению поддались все. Кроме него.

Он спокойно порвал в ту ночь Джерарда и Лорана, и так, что я несколько раз чуть не выскочила из кустов на помощь брату. Я не думала, что в той куче окровавленного мяса могла остаться жизнь. Но она там осталась…

Сам дартхари не получил ни царапины. Но с тех пор я начала бояться. Мне казалось, однажды какой-нибудь кучке оборотней надоест невозможность победить Вожака, и они решат убить его.

Я знаю, единственный способ победить дартхари Нарро – запереть его в человеческом облике, чтобы он не мог перекинуться и высвободить своего внутреннего волка. Человека, даже такого сильного, как Вожак, сможет победить и кучка слабых самцов.

Чтобы запереть любого ара в человеческой ипостаси, достаточно дать ему специального зелья. Нарочно подмешать его в пищу не получится: у зелья специфический вкус и запах, который почует любой оборотень. Да и чтобы эффект был, его нужно пить неразбавленным и в достаточно большом количестве, а не по две капли на тарелку с супом.

Так что вариант с зельем отпадает. Насильно напоить дартхари они тоже не смогут. Остаётся только заклинание. Заклинание, запирающее вторую ипостась. Так оно называется. Я прочитала о нём всё, что могла найти. Оно было сложным, очень энергозатратным и удалось бы не каждому магу. Нужно владеть магией Тьмы и Крови. И я предполагала: для того чтобы обезвредить этим заклинанием дартхари, понадобятся несколько подобных магов, но… мало ли? Мне казалось, рано или поздно найдутся охотники за головой Вожака.

Итак, что мы имеем? Амулет должен защищать владельца от заклинания, запирающего вторую ипостась. Заклинание это базируется на магии Тьмы и Крови. Значит, попробуем использовать Свет и Кровь. Основой станет заклинание для зелья, вызывающего трансформацию. Именно его используют на ритуале первого обращения. Это заклинание не относится ни к одному из видов магии, оно само по себе, потому что на самом деле это не заклинание, а чистейшей воды фольклор. Песенка на древнем наречии оборотней. Трансформацию вызывает зелье, а проговариваемые над ним слова – просто традиция.

Но пусть будет.

Автор учебника же пишет: если верить, то сбудется. Значит, буду верить.

Я начертила на коже ножом, который всегда носила с собой, древний символ Арронтара – два глаза. Звериный и человеческий. Посмотришь как обычно – человеческий, перевернёшь – звериный. Было больно, но ради дартхари Нарро я бы этим ножом могла и руку себе отрубить, даже не поморщившись.

Кровь моментально наполнила порезы и закапала на стол. Я крепко сжала в руке ириал и начала бормотать слова фольклорного заклинания, одновременно стараясь наполнить камень чистой энергией Света.

Почему-то в тот момент, когда я изо всех сил пыталась превратить бесполезный, но очень красивый камушек в амулет, я вспомнила, как впервые столкнулась с дартхари после своего ухода из стаи.

Я ведь избегала его. Я ходила в усадьбу, только если чувствовала – Вожака там нет. Гранш, которого я встречала тогда чаще, чем Лирин, смеялся и говорил, что я трусишка.

Я помню – это был первый весенний день, но снега намело по самую макушку. Он шёл с самого утра, пушистый и очень красивый. Я решила быстренько сбегать в усадьбу за одним справочником по травам Арронтара, нацепила самую толстую шерстяную накидку, на ноги надела тяжёлые, но тёплые сапоги и побежала в Сердце леса, к резиденции дартхари. Элфи остался в хижине.

Я совершенно не чувствовала Вожака, поэтому спокойно взбежала вверх по лестнице, поздоровавшись со стражниками, и протопала по коридору, ведущему в библиотеку. Топала я громко, оставляя за собой грязно-мокрые следы, а бежала быстро и уже перед самой библиотекой, на углу, врезалась во что-то большое и очень твёрдое.

От удара с меня слетел капюшон накидки, и от неожиданности я чуть не села, потому что оказалось: врезалась я в дартхари. Я даже сказать ничего не смогла, только рот открыла и глаза вытаращила.

Я по-прежнему его не чувствовала. Хотя вот он – рядом, сжимает мои плечи большими руками.

Выглядел дартхари очень плохо. Лицо было каким-то серым, под глазами круги. В тот момент я впервые осознала, что он действительно уже стар по меркам оборотней.

Но тем не менее я не могла перестать смотреть на него.

– Рональда, – произнёс дартхари и улыбнулся.

От этой улыбки повеяло теплом. Словно вдруг весна наступила.

– Я очень рад нашей встрече, – продолжил он. – Полгода тебя не видел. Ты выросла, Рональда.

И как только он сказал это, я поняла одну вещь.

Я действительно выросла. И вместе со мной выросла моя любовь к нему. Из любви маленькой девочки она стала любовью женщины.

Именно этого я так боялась. Именно поэтому избегала встреч с Вожаком.

Но от себя не убежишь, верно?

– Я… – Голос меня не слушался. – Я… простите… я вам тут наследила…

Он рассмеялся.

– Не страшно. Хотя зора Катрима, конечно, будет бурчать. Но это ничего, она часто бурчит.

Зору Катриму я не знала, поэтому, наверное, спросила:

– Почему?

– Характер, – опять засмеялся дартхари. Почему-то с каждой секундой его глаза светились всё ярче и ярче… Вот только круги под ними никуда не исчезали.

– Я вас совсем не чувствовала… Я думала, вас нет в усадьбе…

Наверное, это прозвучало как оправдание. Я даже хотела опустить голову, чтобы больше не видеть его. Но не могла.

– Меня и не было. Я вернулся недавно, даже переодеться ещё не успел. Но я рад, что всё так получилось. Я давно хотел увидеть тебя.

– А… – Когда Вожак сказал это, внутри меня всё задрожало, и я вновь едва не упала. Но он чуть сильнее сжал мои плечи, и я удержалась на ногах. – А… почему я вас не чувствую?

– Ты обычно чувствуешь меня? – с интересом спросил дартхари.

Кажется, я покраснела.

– Да. И сейчас я до сих пор не чувствую… Хотя вот он вы…

– Это ты верно заметила – вот он я. – Вожак улыбнулся. – На мне амулет, Рональда. Дело в том, что меня чувствуешь не только ты, но и остальные оборотни. Особенно, конечно, Гранш и Лирин. А я, честно говоря, сейчас не расположен беседовать с кем-либо из своих советников.

– Вы устали?

Дартхари кивнул.

– Хотите, я сделаю вам тонизирующий чай?

– Спасибо, но как-нибудь в другой раз. Сейчас мне нужно просто выспаться. Правда, сначала я хотел кое-что тебе отдать. Раз уж ты мне сегодня встретилась… и непонятно, когда встретишься в следующий раз.

Я покраснела ещё сильнее, а Вожак, подхватив меня под руку, повёл в библиотеку.

Там он подошёл к одному из стеллажей, выдвинул несколько книг, что-то нажал сбоку на полке, и в задней стенке открылось маленькое потайное отделение, откуда дартхари достал небольшую растрёпанную и замусоленную книжку.

– Вот. Держи, Рональда.

Я посмотрела на обложку. Никаких надписей. Странно.

– Пожалуйста, береги её. Второго экземпляра не существует.

Сказав это, дартхари опустился на диван, а я с интересом открыла книгу.

Оказалось, что это не совсем книга. Скорее, рукопись. Она была написана вручную и сшита давно пожелтевшими от времени нитками. Аккуратным, немного витиеватым почерком на первом листе было выведено:

«Магия Разума. Неизвестная, но существующая».

Я задумалась. Учитель Карвим никогда не упоминал магию Разума. Да и я, сколько читала книг, нигде не видела этот термин.

– А что такое… – начала было я, но, обернувшись, моментально замолчала.

Дартхари спал. На краю дивана, свесив голову набок.

Во сне его лицо разгладилось и посветлело. Я улыбнулась, спрятала подаренную рукопись в нагрудный карман платья и подошла поближе к Вожаку.

Наверное, это было неправильно. Но… я не жалею. Это было удивительно – дотрагиваться кончиками пальцев до его волос, лба, щеки. Аккуратно, стараясь не разбудить, укрыть собственной тёплой накидкой и уложить на диван поудобнее. А потом, наклонившись, легко поцеловать в висок.

И теперь я, создавая для него амулет, вспоминала тот день. Прошло шесть лет… Я видела Нарро ещё много раз, но никогда не была так близко к ощущению собственного счастья, как в тот день.

Счастья, но и несчастья тоже. Потому что в полной мере осознавала глубину собственной любви к тому, кто на меня никогда не посмотрит. Я всегда буду для него всего лишь маленькой девочкой.

…Энергия Света утекала сквозь мою ладонь и оставалась в камне. Я сидела с закрытыми глазами, но откуда-то знала, что всё получилось. Амулет… мой первый амулет удался.

– Рональда!

Его голос вторгся в мои мысли, заставил распахнуть глаза.

Дартхари подбежал ко мне и схватил за плечи, а потом хорошенько встряхнул.

– Очнись! Немедленно перестань, Рональда!

Всё было, как в тумане…

Я хотела сказать ему, что у меня получилось. Что учителю Карвиму понравится. Но я сделала это не для учителя, а для него. Для того, кого я никогда не смогу назвать по имени.

Дартхари вырвал камень у меня из ладони, и я перестала вливать в него энергию. В тот миг я поняла, в чём была моя ошибка: я чуть не угрохала в амулет весь магический резерв, а это значило бы для меня верную смерть. Нужно уметь вовремя остановиться…

– Глупышка…

Я так и не поняла, сказал это дартхари или же мне просто послышалось, – так или иначе, я потеряла сознание.

Я медленно падала в густую, клубящуюся со всех сторон тьму. И эта тьма, казалось, пытается превратить мою кровь в лёд. Мне было холодно, я не могла нормально дышать, я задыхалась, но продолжала падать.

Вокруг не было ничего и никого, кто мог бы мне помочь. Только тьма и холод, останавливающий не только ток крови, но и само движение мысли.

Внезапно чья-то горячая рука схватила мою ледяную ладонь. Во тьме мелькнули голубые глаза, а потом знакомый голос произнёс:

– Держись, Ро! Сейчас я вытащу тебя, только держись, не отпускай…

Я вцепилась в Дэйна изо всех сил, и мне чудилось, что из его руки в моё тело течёт что-то напоминающее горячий чай из дух-травы в морозный зимний день.

Это была чистая сила. Свет. Он вливал в меня собственную силу, и тьма постепенно уходила, рассасывалась, исчезала. Теперь я ощущала биение сердца и могла вздохнуть полной грудью, не боясь, что она рассыплется на части, как разбитая ледяная сосулька.

– Что это было, Дэйн?

– Побочный эффект. Нельзя полностью сливать резерв. – Дэйн толкнул меня в грудь – не сильно, но вполне достаточно для того, чтобы я очнулась.

Открывать глаза я тем не менее не спешила, поняв: сижу на чём-то очень тёплом и, кажется, живом. И это «что-то»… Точнее, «кто-то»…

Я боялась поверить. И открыть глаза тоже очень боялась.

Я чувствовала, что нахожусь на коленях у дартхари, и он крепко прижимает мою голову к своей груди.

О Дарида! Что это были за ощущения… И дело было не только в том, что меня обнимал Вожак. Просто меня уже давно никто не обнимал. И от этих его объятий, от тёплых рук, от близости тела у меня заболело сердце.

Но я всё-таки нашла в себе силы открыть глаза. Голова тут же закружилась, и, наверное, в этот момент я как-то дёрнулась, потому что Вожак вдруг сказал:

– Я рад, что ты очнулась, Рональда. Сиди, не двигайся. Тебе нужно поесть и выпить чаю.

– Но… дар… дар… дар… – Я хотела сказать «дартхари», однако язык совершенно не слушался.

– Помолчи. – Вожак только сильнее обнял меня, прижимая к себе. – Всё равно ты сейчас не сможешь сказать ничего вразумительного. Поэтому просто послушай. Рональда, ты уже не маленькая девочка. Ты изучаешь магию девять лет, это приличный срок. И тем не менее ты, как ребёнок, берёшься делать сложную вещь после первого же урока, когда ещё толком не понимаешь, как всё работает. Ты способная, я не отрицаю, и амулет, кажется, у тебя получился. Но если бы я не остановил тебя вовремя, ты могла бы погибнуть. Ты понимаешь это, Рональда?

Дартхари осторожно приподнял мою голову, и мне немедленно захотелось зажмуриться.

Он был так близко!

А ещё я чувствовала обжигающий душу стыд. Я действительно плохо подумала… точнее, я вообще не подумала.

– Простите… – прошептала я, глядя в его ярко-жёлтые глаза, наполненные сейчас укоризной.

Дартхари вздохнул и покачал головой:

– Ты думаешь, я сказал тебе всё это для того, чтобы ты попросила у меня прощения? Нет, мне не это нужно. Я хочу, чтобы ты поняла и запомнила: полное опустошение магического резерва означает смерть для мага. Ты сейчас подошла к самому краю, ещё бы чуть-чуть – и всё.

– Не думаю, что это хоть кого-нибудь огорчило бы… – пробормотала я тихо, но дартхари услышал.

– Это огорчило бы меня, Рональда. Смертельно огорчило.

Он говорил искренне, но я всё равно не могла поверить. Возможно, он неплохо относится ко мне, жалеет маленькую жабу, но… смертельно огорчило? Вряд ли.

Неожиданно дартхари поднял руку и погладил меня ладонью по щеке, а потом рассмеялся.

– Маленький дикий зверёк… Как же много нужно времени, чтобы понять, увидеть и поверить… Впрочем, разве может быть иначе? Я, наверное, хочу слишком многого. Я говорил тебе про время, Рональда, но сам забыл свои слова. А время не терпит, когда его торопят. Мне нужно помнить об этом.

Я не поняла ни единого слова, но дартхари, кажется, и не ждал, что я пойму. Он осторожно пересадил меня с колен на диван и тихо сказал:

– Сейчас тебе принесут чай и кое-какую еду. Пожалуйста, всё съешь и выпей, ничего не оставляй. И сегодня больше никакой магии, обещай мне.

– Обещаю.

Вожак удовлетворённо кивнул, а потом вышел из библиотеки, и у меня не хватило сил на то, чтобы попросить его остаться ещё хотя бы на пару минут. И взять амулет, который я с таким трудом для него сделала.

Спустя какое-то время мне действительно принесли большую чашку с чаем и тарелку с салатом из овощей. Дартхари мог и не просить меня ни о чём: я сама была такой голодной, что уничтожила всё до последней крошки и капельки.

Только после того как еда закончилась, я решила получше рассмотреть получившийся амулет.

Ириал выглядел удивительно после моих манипуляций. Он будто бы ожил, стал настоящим Сердцем Арронтара – внутри что-то билось, словно пульс. А сам камень потеплел так сильно, что иногда казался обжигающе горячим.

А сколько в нём теперь было магии! Ну ещё бы, я ведь почти опустошила резерв… Правда, после обеда и лечения Дэйна я чувствовала себя более-менее нормально, но вот колдовать точно до завтрашнего вечера не смогу. Нужно подождать, пока магическая сила восстановится полностью, иначе можно опять улететь за грань. Только во второй раз мне будет уже не суждено вернуться.

Я убрала амулет в один из потайных карманов на липучках, чтобы он не вывалился где-нибудь по пути. Носить чужой амулет не стоило, иначе потом, когда я всё-таки наберусь смелости, чтобы подарить его дартхари, он не будет работать в полную силу.

Когда я покидала усадьбу Вожака, день начинал клониться к завершению. Солнце золотило верхушки деревьев, напоминая мне о волосах Дэйна, где-то вдалеке слышалось чириканье чушек – эти небольшие птички своим пением всегда приветствуют наступающий вечер и грядущую ночь. Они чирикают, бултыхаясь в дорожной пыли, становясь от неё ещё более серыми и невзрачными, чем обычно.

По дороге домой на этот раз мне никто не попался. Всё было тихо, только ветер пел в кронах деревьев свои непонятные песни. Сегодня лес дышал спокойно, и от этого его дыхания мне стало так хорошо, что я начала еле слышно насвистывать одну из песенок, которым меня научил Дэйн.

Это было очень давно. Мы делали из листьев и веточек кораблики и пускали их плавать по озеру. Друг изображал из себя ветер: надувая щёки, он дул так сильно, что некоторые из корабликов достигали противоположного берега.

– Ты знаешь какую-нибудь песню, Ро? – спросил вдруг Дэйн.

– Нет, – ответила я, вплетая в нос одного из корабликов крошечный белый цветочек. – Знала, когда Джерард был маленьким. В основном колыбельные… Но теперь я уже ничего не помню.

– А я помню. Много хороших песен помню. Хочешь, научу? Только они на старом наречии оборотней. Но всё равно красивые.

Он действительно знал необыкновенно много замечательных песен. И голос у Дэйна был удивительный. Он звенел и переливался самыми разными цветами и красками и будто постепенно растворялся в воздухе, впитываясь в окружающее пространство.

Песни Арронтара. Так называл их Дэйн. В первую очередь потому, что все они были от лица нашего леса. Он будто бы сам говорил с нами, рассказывал о своей жизни и, быть может, хотел, чтобы мы поняли что-то важное.

И теперь я пела одну из тех песен, с улыбкой наблюдая, как замолкают и прислушиваются птицы поблизости.

Это был мой маленький секрет. Я всегда хорошо ладила с животными, даже, можно сказать, умела понимать их речь. Я могла легко подобраться очень близко к любой птице или зверю и даже взять их на руки. А когда я пела, они слушали очень внимательно, некоторые даже прилетали или прибегали специально, чтобы послушать.

И если бы не та странная книга, которую дартхари однажды отдал мне, я никогда не узнала бы, отчего так происходит.

Глава пятая

– Рональда-а-а!

Возле хижины стоял и истошно вопил мальчишка лет двенадцати. Надо же, какой смелый – обычно те, кого родители посылали «за лекарем», орали: «Лека-а-арь!»

– Чего тебе? – поинтересовалась я, выходя из кустов. Увидев меня, мальчишка вздрогнул, но не отшатнулся. Действительно смелый.

– Соседка наша, зора Арилла, рожает. Мама попросила сбегать за тобой.

Очень некстати… Мало ли что пойдёт не так при родах, а во мне магии сейчас не больше, чем в любом другом оборотне.

– Тебя как зовут?

Мальчишка, кстати, ещё был необращённый. Значит, нет пока двенадцати. Глаза серые, волосы русые, очень красивый нос, две ямочки на щеках. Одет просто: белая рубашка, грязно-серые штаны и самые обычные ботинки, которые носят все оборотни Арронтара, – в них удобнее всего продираться сквозь лес.

Из небогатой семьи мальчик. И удивительно – смотрит на меня не неприязненно, а, скорее, насторожённо.

– Петер.

– Пойдём, Петер, поможешь мне.

– Куда? – Глаза вспыхнули тревогой и страхом.

– Не бойся. – Я хмыкнула. – Я детей не ем. Донести мне поможешь всё необходимое, чтобы роды принять, хорошо? А то знаю я ваших рожениц – зачастую ни ткани нет, чтобы ребёнка запеленать, ни ножа острого, чтобы… Хм, ладно…

Петер, слегка побледнев, зашёл со мной в хижину. Я быстро собрала вещи, часть из них отдав в руки мальчику, погладила Элфи и, наказав ему охранять дом, вышла на улицу.

– А откуда у вас такой хати? – выпалил Петер, оказавшись снаружи. Любопытный.

– Случайно повезло. А что, ты никогда раньше не видел моего Элфи? Я ведь довольно частый гость в деревне.

Мальчишка, кажется, слегка смутился.

– Ну… мы с мамой на краю деревни живём… Может, вы знаете…

Ну конечно, как я сразу не догадалась. Поэтому он и смотрит на меня без особой неприязни, ведь они с матерью тоже отбросы общества.

У оборотней – у всех независимо от клана – считается позорным родить малыша незамужней женщине. Такое иногда случается… несмотря на то что за молодыми самками следят и зелье от нежелательной беременности можно достать безо всяких проблем, да и стоит оно недорого.

Подобная настойка была одной из самых популярных. Именно из-за того, что на игрищах зачастую не только дрались. И итог в виде ребёнка устраивал далеко не всех. Одно дело – «соединяться» с оборотнем, чтобы, как здесь говорят, «взять часть его силы», а совсем другое – рожать. Поэтому многие родители предпочитали давать это зелье своим отпрыскам, ещё не подчинившим внутреннего волка, в качестве профилактики. Подростки неуравновешенны, и в этой ситуации многие предпочитали перебдеть.

Однако нежелательная беременность всё равно иногда случалась.

Некоторые девушки избавлялись от ребёнка, пока не узнали и не заклеймили позором. Почему мать Петера оставила своего малыша, я не знаю, но факт в том, что сейчас им, скорее всего, живётся нелегко. Зарабатывать такие женщины могли двумя способами. Что-нибудь шить, вышивать или вязать либо… торговать телом.

У оборотней не принято иметь близость в человеческом облике ни с кем, кроме законного мужа или жены, это порицается. Но некоторые игнорируют этот обычай. Причина проста: близость в человеческом облике приносит намного больше ощущений, чем в зверином.

– Твоя мама шьёт что-нибудь? – спросила я у Петера, и, к моему облегчению, мальчишка кивнул.

– Да. Они с зорой Ариллой часто работают вместе. А зора Арилла вяжет очень красивые кружевные платки из пуха. Но она не только вяжет, ещё к ней ходят разные… Дают ей денег… Мама говорит, это плохо.

– У зоры Ариллы есть ещё дети?

Петер помрачнел.

– У неё была дочка. Умерла год назад. Может, вы помните? Она с дерева упала, вас тогда тоже позвали…

Я помнила. Помнила, потому что эта девочка была похожа на меня. Нет, внешне с ней всё было в порядке, просто её травили из-за матери – «шмары», как у нас называют таких продажных женщин.

Девочке было пять лет. Она залезла на дерево, спасаясь от преследователей, не удержалась, полетела вниз и сломала шею.

В деревне белых волков есть специальная улица для таких, как Арилла и мама Петера. Она находится в отдалении от остальных построек, дома там кривые и покосившиеся, но мусора нигде нет, а в огородах всегда много цветов и зелени. Лица у женщин, живущих здесь, похожи одно на другое – печальные и бледные, а спины у всех сгорбленные, словно под тяжестью собственных жизней.

Дом Ариллы был почти в конце улицы. Когда мы добрались до него, краешек солнца уже зашёл за верхушки деревьев.

– О Дарида! – прошептала встретившая меня маленькая женщина, так похожая на Петера, что я сразу поняла: это его мать. – Как хорошо, что вы пришли, Рональда! Арилле очень плохо и больно, я боюсь, она может потерять малыша… А она так его хотела… С тех пор, как погибла Кати, Арилла всё о ребёнке мечтает…

Я кивнула, забрала у Петера вещи и вошла в комнату, где на узкой кровати лежала роженица.

Дальнейшие события после слились в моём сознании в долгий ночной кошмар, продолжавшийся до рассвета. Без магии было очень тяжело, ещё и ребёнок шёл ножками, пришлось переворачивать, и я боялась не справиться. Карвим учил меня делать это и без магии, вручную, но теория – это одно, а практика – совсем другое.

Арилла разродилась перед рассветом, когда за окном начали сгущаться тучи и в воздухе запахло будущим дождём. Я обмыла новорождённую, запеленала её чистой тканью и передала на руки матери. Женщина с нежностью дотронулась пальцами до щёчки девочки, и малышка, словно почувствовав это прикосновение, открыла глаза.

Они были ярко-голубые и удивительно ясные.

Интересно, кто её отец? Какой оборотень согласился иметь близость в зверином обличье со «шмарой»? Случайная беременность исключена: любой волк всегда почувствует возможность самки понести, не заметить этого могут только очень молодые оборотни. Либо Арилла обманула какого-то юнца, либо кто-то сам согласился на связь с ней.

– Как назовёте?

Арилла, улыбаясь, подняла голову и ответила:

– Наррин.

Я вздрогнула. «Верная» на древнем наречии оборотней, это имя напоминало мне о Вожаке. Неужели?..

– В честь отца. Дартхари один не побрезговал дать мне ребёнка. После смерти Кати я была сама не своя, погибала от горя и тоски. Я просила их… тех, кто приходил ко мне, но все отказывались… Но однажды дартхари решил купить у меня платок для старшего советника, он хотел заказать сложную вязку… И тогда я набралась смелости… И попросила…

Значит, Вожак – отец этой девочки. Я помогла родиться его ребёнку.

Подняв руки, я посмотрела на ладони. Смогу ли я когда-нибудь рассказать кому-либо, что ощущала в ту минуту, когда поняла, что новорождённая – дочь дартхари? Смогу ли я объяснить, что чувствует любящая женщина, принимая в свои руки ребёнка любимого мужчины?..

Я покинула дом спустя десять минут. Петер вызывался проводить меня, но я отказалась.

Вышла на крыльцо и огляделась – тучи по-прежнему сгущались, и в воздухе всё так же чувствовался запах грозы. Что ж, дождь будет кстати после всех сегодняшних событий.

Оборотни разбегались с улицы: как и любые животные, они недолюбливали дождь.

Я подняла руку, и мне на ладонь упала большая, тяжёлая капля. Самая первая… ещё не дождь, только его преддверие. Прямо над головой сверкнула молния, а потом раздался раскат грома.

Здесь, на краю деревни клана белых волков, есть очень интересные ворота. В них почти никто и никогда не выходит, да и не заходит тоже. Я не знаю, зачем их сделали. Там, за этими воротами, находится то, о чём много раз пел Дэйн в моих снах: Снежная пустыня.

Арронтар находится на возвышении, причём довольно большом. Граница его – река Арра, опоясывающая это возвышение, окольцовывающая его. И на западе, в самом широком и глубоком месте реки Арры, растут небольшие кусты с вечно золотыми листьями. Там много цветов и высокой травы, а потом, за рекой, начинается территория Снежной пустыни – белого, как снег, песка. Она кажется бескрайней и вечной, но говорят, что за ней есть море. Правда, его никто не видел… по крайней мере никто из оборотней.

Теоретически, если выйти в ворота, находящиеся здесь, можно дойти до Снежной пустыни. И до Неизвестного моря. Только вот зачем кому-то туда идти?

Когда надо мной в очередной раз сверкнула молния, я заметила рядом с воротами чью-то тёмную фигуру, закутанную в плащ. Не может быть… Это же…

– Грэй!

Вообще-то я не собиралась кричать. Это произошло, скорее, от неожиданности.

Мужчина обернулся и, заметив меня, кивнул. Я подошла ближе.

– Наверное, это не моё дело, но что вы здесь делаете, Грэй? Вы заблудились?

Он засмеялся.

– Почему вы так решили, Рональда?

– Хм. Всех старших лордов учат отвечать вопросом на вопрос?

– Вы угадали, – улыбнулся Грэй. – И этому нас учат тоже.

– И, конечно, по такому искусству ваши оценки были куда выше, чем по ботанике?

– Несравнимо выше.

Мне очень нравились его глаза. Они напоминали о маленьком Джерарде. Такие же тёмные и глубокие.

– И всё-таки… вы не заблудились?

– Не совсем. Мне сказали, что здесь… м-м-м… есть гадалка.

Я закашлялась от неожиданности.

– Кто-кто?.. Гадалка? Ну-у-у, это кто-то с вами пошутил. На этой улице живут прекрасные швеи и… ещё кое-кто, но гадалок совершенно точно нет. Оборотни вообще не гадают.

Конечно, Грэй соврал. Не мог он не знать, что в Арронтаре гадалок днём с огнём не сыщешь. Но раз соврал – значит, так надо. Значит, я лезу не в своё дело.

– Вам не холодно, Рональда? Такой дождь, а вы без накидки.

– Нет, совсем не холодно, я привыкла. А вы вроде бы начали называть меня на «ты». Передумали?

– Только если ты присоединишься ко мне.

Интересно, почему с ним так легко? Что такого есть в этом человеке, что с ним я забываю о том, кто я? О том, какая я? Может быть, это происходит потому, что он не оборотень?

– С удовольствием. Я сейчас возвращаюсь к себе, надо позавтракать, а потом хотя бы немного поспать. Всю ночь принимала роды. Если хочешь, заходи, позавтракаем вместе.

– Конечно, хочу.

Я ещё никогда никого не приглашала в гости в свою хижину. Но Грэя мне хотелось пригласить – и я сделала это.

По дороге он несколько раз предлагал мне свой плащ, но я каждый раз отказывалась. Со мной под дождём точно ничего не случится, а вот он запросто может простудиться, человек всё-таки.

Элфи выбежал нам навстречу, помахивая хвостом. Бедняга меня просто заждался – ещё бы, всю ночь пропадала, оставила его одного.

– Познакомься, это Грэй, наш с тобой гость. Он хороший.

Элфи внимательно обнюхал ладонь мужчины, и, видимо, что-то в ней ему понравилось, потому что он чуть лизнул пальцы Грэя.

– Красивый хати. У императора похожий. Дартхари Нарро подарил ему щенка на тридцатилетие.

– О, так ты, оказывается, настолько хорошо знаком с императорской семьёй?

Дождь почти кончился, поэтому я решила расположиться на крыльце, под крышей. Грэй отказался сидеть в кресле и притащил себе в качестве седалища здоровенное бревно, на которое я сверху постелила кусок непромокаемой ткани, чтобы мой гость ничего себе не застудил.

Костром нам служила небольшая горелка с магическим огнём. Когда-то давно я хотела её ликвидировать, но по каким-то соображениям оставила. И хорошо: магии сейчас во мне едва хватило бы на слабую искру.

Сверху на горелку я поставила остатки супа, который сварила пару дней назад. Суп на завтрак – сомнительное удовольствие, но готовить кашу у меня не было сил, а Грэй сказал, что не против.

– Конечно, я хорошо знаком с императорской семьёй, – ответил Грэй, усаживаясь на бревно. – Я вырос вместе с наследным принцем Интамаром. Мне было десять, когда его высочество заметил меня, грязного и оборванного мальчика-побирушку, на улице. Ему тогда тоже было десять, и Интамар, недолго думая, притащил меня с собой во дворец.

– Император не оттаскал его за уши? – хмыкнула я, помешивая суп большой ложкой.

– Нет. – Грэй понимающе улыбнулся. – Наоборот, было приказано меня отмыть и хорошенько опросить, дабы найти родителей. Оказалось, всё, что я помню – это улица, грязь и нищие. Тогда император разрешил Интамару оставить меня в замке.

– А как же титул старшего лорда?

– С тех пор прошло уже двадцать лет, Рональда. Я дослужился. В шестнадцать стал младшим, а пять лет назад – старшим лордом.

Суп согрелся, и я осторожно разлила его по тарелкам. Элфи сразу сунул свой любопытный нос в одну из них. Так, эта тарелка, значит, будет моей…

– А за какие услуги – секрет? Держи суп.

– Спасибо. К сожалению, да, секрет.

Некоторое время мы оба сосредоточенно жевали, а потом Грэй вдруг сказал:

– Рональда… я так вкусно давно не ел. Вроде ничего особенного, но очень вкусно. Спасибо.

– Плохо вас там, в Лианоре, кормят, – фыркнула я, – раз тебе моя стряпня понравилась. Да и вон ты худой какой. Наверное, голодом морят.

Он рассмеялся и покачал головой:

– Может, просто готовят не настолько вкусно?

– В императорском замке? Так я поверила. Ты – большая врушка, Грэй.

Наверное, именно так проводят время обычные оборотни, люди, эльфы, гномы, орки, тролли… Болтая ни о чём, подкалывая друг друга, подтрунивая и улыбаясь. Со мной подобного не было уже очень давно.

Мы разговаривали около часа, обсуждая всё на свете – от магии до привычек моих сородичей, – и когда Грэй ушёл, я чувствовала себя почти счастливой. Но очень уставшей, поэтому уснула сразу, как легла в постель.

– Это был такой кошмарный день, Дэйн.

– Тсс… Я знаю, знаю…

Он был здесь, как всегда. Возле нашего озера.

И сейчас я сидела на берегу рядом с ним и прижималась к его тёплой груди. Дэйн легко целовал мои волосы и гладил по голове, утешая.

– Я обещала, значит, я должна, понимаешь?

– Понимаю.

– Я хочу, чтобы он стал ара… Чтобы он справился со своими проблемами и победил наконец внутреннего волка…

– Ро… – Дэйн заглянул мне в глаза и погладил щеку кончиками пальцев. – А если Джерард никогда не станет ара?

Я оцепенела.

– Как… не станет?

– Это случается. Оборотень, не справившийся с внутренним волком, теряет силу.

– Но… почему Джерард? Это не может случиться с ним.

Дэйн покачал головой:

– Может, Ро. И ты должна быть готовой к этому.

Я зажмурилась.

– Я не хочу.

– Ро… посмотри на меня.

Как ему удаётся так легко заставлять меня делать то, что ему нужно, только с помощью ласкового голоса?

– Я тоже не хочу. Ты просто должна быть готова к этому. И понимать, что ты не виновата. Ни в чём не виновата, Ро. Что бы ни случилось с Джерардом, ты не будешь виновата в этом.

Я печально рассмеялась.

– Ты повторяешь «не виновата», словно заранее знаешь, что я обвиню саму себя.

– Конечно, знаю. Ты уже сейчас это делаешь. Но это не так, Ро, поверь мне, если не хочешь верить себе. Ты не виновата. Никогда не была виновата и никогда не будешь.

Наверное, это прозвучит странно, но я поверила Дэйну.

– Я виновата только в том, что любила его. И люблю до сих пор.

Он кивнул, а затем улыбнулся и поцеловал меня.

С того дня, когда Дэйн впервые поцеловал меня, он делал это почти каждую ночь. И во сне я знала: всё правильно. Он имел право. Если не он, то кто?

– Ты поговоришь с Джерардом завтра?

– Да. Если наберусь смелости.

– Куда уж смелее? Ты у меня и так – сама смелость, Ро…

Мой смех отразился от воды в озере, взлетел в самое небо, растворился в его вышине и остался там, в стране снов, навсегда.

Утром следующего дня, когда я вышла из хижины, под ногами стелился туман. Он холодил кончики пальцев, заставляя поджимать их, чтобы хоть немного согреться.

Вода в озере меня чуть не заморозила, когда я прыгнула туда с разбега, чтобы вымыться. Последовавший за хозяйкой Элфи даже зафыркал, поняв, в какую прорубь я его заманила.

– Ну-ну, малыш, не ругайся, – засмеялась я, отжимая свои паклеобразные волосы. – Высохнешь и согреешься. Нам не привыкать.

– Ф-ф-ф-фыр-р-р! – Элфи вылез и хорошенько отряхнулся, обдав меня целым водопадом из брызг.

Я натянула приготовленное бельё и платье, переплела косу и направилась в деревню белых волков. На этот раз Элфи составлял мне компанию.

Я уже тысячу лет не говорила с Джерардом. С братом… Надо же, я ведь отреклась от семьи и клана, но всё равно продолжала мысленно называть их всех, как и раньше, отцом, братом, сестрой…

Может, это ужасно, но мне было обидно, потому что понимала: я-то продолжала называть их как прежде, но они меня никогда не считали родной. Это ощущение было сродни тому, что почувствовал бы каждый, если бы небо весило столько, сколько большая каменная гора. Мне хотелось взять перо и перечеркнуть собственные чувства, но я не могла. И отречение не помогло, нисколечко не помогло. Оно только убило во мне надежду на любовь, но саму любовь не уничтожило. Я по-прежнему продолжала вспоминать, как кормила и одевала Джерарда, как читала ему сказки, как он засыпал, сжимая мою руку. Я помнила первую улыбку Сильви и то, какими ярко-голубыми были когда-то её глаза. Я помнила, с какой нежностью и любовью отец и мама всегда смотрели на них, как они ими гордились.

Аренту было четыре года, когда я ушла из деревни, а младшая моя сестра, Каррен, родилась спустя ещё пять лет. Я сама принимала роды. Маленькая Каррен походила на прежнего Джерарда – такая же темноволосая и темноглазая, в отличие от нас с Сильви и Арентом.

В деревне белых волков уже кипела жизнь. Я чувствовала запах горячего хлеба и булочек, слышала звон стали в мастерской кузнеца, детский смех и плач, лай чужих хати, тихие шаги прохожих и хлюпанье воды, оставшейся после вчерашней грозы.

Постучав в ворота своего прежнего дома, я спросила, когда появился стражник:

– Могу ли я видеть зора Джерарда?

Интересно, как будет вести себя отец, если брат не захочет со мной разговаривать?

Но чуда не случилось. Спустя пару минут меня пропустили и провели окольными путями, через крыло для прислуги на второй этаж, где находилась комната Джерарда.

Взъерошенный, с сонными глазами и толком не одетый, брат выглядел забавно. И я бы обязательно улыбнулась, если бы не обстоятельства нашей встречи.

– Рональда?..

Он так удивился, что я мгновенно поняла: о моём приходе ему не докладывали. Видимо, доложили отцу. Что ж, это многое объясняет.

– Доброе утро.

В комнате брата ничего не изменилось. Только кровать теперь была крупнее. А так… Всё те же книжные шкафы и большой деревянный стол, за которым мы любили лопать лесные ягоды и читать книжки. И по-прежнему – трещина на одной ножке стола, появившаяся, когда мы играли в кораблекрушение и он служил нам спасательной лодкой.

– Что привело тебя сюда?

Строгий, серьёзный… смешной.

Сказать правду или сделать то, что хочу?.. Очередную глупость… Сказать, что меня привела просьба отца?.. Или…

– Я пришла, чтобы поговорить с тобой, Джерард.

Почему мой голос не дрожит? Ведь внутри всё – абсолютно всё, даже сердце – дрожит от боли, обиды и унижения.

– О чём?

Пусть будет так. Пусть будет.

– О тебе. И обо мне. Я хочу сказать, что простила тебя, Джерард. Ты ни в чём не виноват передо мной. Перестань терзаться.

Я смотрела в лицо брату, когда говорила это. Как же оно вмиг изменилось… Из спокойного и даже холодного вдруг стало злым и насмешливым.

– Зачем ты врёшь, Ронни?

Я вздрогнула.

– Что?

– Зачем ты врёшь? – повторил Джерард, цедя слова сквозь зубы. – Тебя об этом отец попросил, ведь так? Да? Он считает, этот разговор поможет мне наконец стать полноценным ара.

– Разве калихари не прав?

Джерард рассмеялся, а потом подошёл ко мне и схватил за руки. Это было так неожиданно, что я чуть не упала.

Брат сжал мои ладони очень сильно, но не больно, и прошептал:

– Ты ведь никогда не простишь меня, да? Никогда?

Я не понимала, что происходит, и просто смотрела на брата, на его исказившееся от отчаяния лицо, сверкающие глаза, горько сжатые губы…

– Ронни, скажи что-нибудь. Не молчи, пожалуйста!

– Я уже сказала…

– Ты врала. А теперь я прошу тебя сказать правду.

Казалось, внутри меня бушует и волнуется бескрайнее, бесконечное море. Так много чувств, мыслей, эмоций… Они набегали, словно волны, а потом растворялись.

И я впервые задумалась над этим. Смогу ли я когда-нибудь простить Джерарда? И не только Джерарда… Смогу ли?

Сколько времени понадобится обычному человеку, чтобы вычерпать море?

Вот и ответ на вопрос…

Брат увидел его в моих глазах.

– Я всё равно скажу… Ронни, я всё равно скажу, потому что, может быть, когда-нибудь ты вспомнишь этот день. Когда-нибудь, я надеюсь, ты вспомнишь… Я никогда не переставал любить тебя. С самого детства ты – мой солнечный лучик, моя обожаемая старшая сестра…

Я дёрнулась, пытаясь высвободиться, но Джерард держал крепко.

– Послушай, прошу… Я был ребёнком, Ронни. Со всех сторон летели обвинения, я не понимал и половины, но злился на всех вокруг, что они не видят, какая ты хорошая, не любят тебя. Я не мог выразить этого словами, но теперь могу. Я злился не на тебя, я злился на них… Вот только срывался на тебе, потому что на других не мог. Они были старше и говорили вроде бы правильные слова… Я не знал, как защитить тебя. Ронни, я клянусь, я хотел защитить тебя, но я не знал как!

О Дарида… Пусть он замолчит… Я не могу больше слышать…

Каждое слово – как кинжал в грудь.

– Я был ребёнком. Я поддался общему настроению… И однажды во мне появилась эта злость… Я люблю тебя, а они – нет. Они считают тебя недостойной моей любви. И это ты, ты виновата в том, что они так считают! Ты никак не можешь доказать им обратное, поэтому ты виновата!

Я дёрнулась.

– Ронни, послушай… Это были мысли ребёнка, маленького мальчика, и мне нечем гордиться, но я хочу, чтобы ты поняла. Я никогда не переставал любить тебя…

Я опустила голову и прошептала:

– Камни ты швырял тоже… по большой любви?

– Нет, – голос брата был полон горечи, – по глупости… большой глупости. Ронни, я очень жалею, не проходит и дня, чтобы я не жалел… Я уже давно всё понял и хотел поговорить с тобой, но не мог набраться смелости. Какой же я ара в таком случае?

Он замолчал, а я не знала, что сказать. Слов не было. Мыслей тоже.

– И в тот день… с Лораном… я просто хотел, чтобы ты смогла обратиться… Я знаю, это было глупо, но я… Ронни, ну скажи ты хоть что-нибудь!

В окно заглянул солнечный лучик и, пролетев через полкомнаты, рассыпался в волосах брата миллионом песчинок света.

Это было… трудно.

– Я знаю и понимаю всё, но… кто вернёт мне моего Джерри? Кто вернёт моего маленького брата, которого я любила? Кто вернёт мне ощущение счастья и уверенности в том, что он любит меня так же, как я его?

Джерард поднял наши руки и прижал мои запястья к своим губам. Он весь дрожал – с ног до головы, весь…

– Ты… жалеешь. Я знаю и понимаю. Но… что мне от этой жалости?.. Костёр разжечь? Каждый твой камень… убивал меня. И этого не изменишь. Наше прошлое останется таким навсегда, Джерард. Что тебе до моего прощения? Живи и радуйся. То, что было, – прошло. Да и кого я должна прощать? Мой Джерри… он умер, как и Ронни. А ты, Джерард… не имеешь к нему никакого отношения.

– Ты ошибаешься. Джерри не умер, он здесь, перед тобой.

Я покачала головой и наконец смогла отнять у него свои руки:

– Нет. Он – здесь. – Я прижала ладони к груди, там, где билось сердце. – Только здесь, и всё.

Голова у меня кружилась, и я, обернувшись, пошла к выходу из комнаты. Я больше не могла находиться здесь и продолжать этот бесполезный разговор.

Я уже была на пороге, когда мне в спину прилетел еле слышный шёпот брата:

– Я люблю тебя, Ронни.

В тот момент я поняла одну вещь. Не знаю, откуда пришло это понимание, но думаю, что я не ошиблась.

Джерард никогда не станет ара. Его сила перегорит в нём почти так же, как перегорела моя. С той лишь разницей, что брат умеет обращаться, в отличие от меня.

Я никогда не стану оборотнем, а Джерард никогда не станет ара. Такова наша цена за то, что мы предали друг друга.

Элфи ждал меня снаружи, у ворот, и, как только я вышла, он сразу же бросился вперёд и уткнулся холодным мокрым носом в мою ладонь.

Какое спокойное, безмятежное небо. И тишина, даже птицы молчат. Только ветер шепчет… что?

Я зажмурилась изо всех сил, сдерживая слёзы, и прислушалась.

Ветер погладил меня по волосам, пощекотал щёки, высушил вскипевшую в ресницах влагу. Я так и не смогла разобрать слова, только знала, что Арронтар поддерживает меня.

Но как, скажи, как жить дальше? Что делать? Ведь это совершенно невыносимо. Иногда кажется, что я сейчас разорвусь на части. Зачем мне жить? Чего ради? Впереди точно такие же дни, наполненные одиночеством – и ничем, кроме него. Без малейшей надежды на любовь и понимание.

– Рональда…

Распахнув глаза, я увидела Грэя. Он стоял рядом, в паре шагов от меня, и просто смотрел.

У меня появилось странное чувство, будто он понимает, что я чувствую сейчас. Хотя Грэй не мог понимать, конечно, не мог… Ведь он про меня ничего не знает.

– Удивительные у тебя глаза, – сказал вдруг мужчина и улыбнулся. – Как небо.

Я не успела ответить, Грэй вдруг подошёл ближе и продолжил:

– Я пришёл к твоему дому, чтобы поговорить, но тебя там уже не было. Тогда я пошёл сюда, в деревню, и узнал, что ты вошла в дом калихари. Рональда… у меня есть к тебе один вопрос. Точнее, предложение.

Грэй запнулся, а потом, глубоко вздохнув, продолжил:

– Завтра я уезжаю, возвращаюсь в Лианор. Не хочешь поехать со мной?

Никогда в жизни я так не удивлялась.

– Я не шучу, Рональда. Завтра в полдень прямо от усадьбы дартхари я отправляюсь в столицу. Предлагаю тебе поехать со мной.

Я смотрела на Грэя и не понимала, что за чушь он несёт. Поехать с ним? Зачем?

– Зачем? – повторила я вслух, всматриваясь в его тёмные глаза, бывшие сейчас абсолютно серьёзными.

– А зачем тебе оставаться здесь? Принимать роды и лечить от простуды, ловить на себе презрительные взгляды? Я слышал, как про тебя отзываются в деревне. В открытую не оскорбляют, конечно, благодаря дартхари, но между собой… Зачем тебе оставаться в Арронтаре? В столице ты сможешь заняться чем угодно. Сейчас там собираются открывать школу для человеческих магов, нужны учи-теля.

Я рассмеялась.

– Какой из меня учитель…

– Рональда, это неважно – учитель, лекарь, хоть швея. Там тебя никто не будет презирать только за то, что ты не похожа на остальных. Ты будешь свободна, по-настоящему свободна. Я уверен, знаний и умений у тебя хватит, чтобы нормально зарабатывать и содержать саму себя. Да и Карвим сможет помочь с работой.

– Ты знаешь Карвима? – Я удивилась и, только когда Грэй рассмеялся, поняла, насколько глупым был этот вопрос.

– Конечно. После Эллейн Грант он – самый известный лекарь Лианора. Но поскольку герцогиня не всегда доступна для простых смертных, он, можно сказать, народный лекарь. Ну так что, Рональда? Поедешь со мной?

Как странно… Грэй, совершенно чужой мне человек, предлагает уехать из Арронтара на пороге моего бывшего дома. Именно здесь я родилась, в этом дворе играла с маленьким Джерри в «догони, поймай, укуси».

Хочу ли я уехать отсюда?

Сердце сжалось.

– Зачем это тебе, Грэй?

– Неправильная постановка вопроса. – Мужчина покачал головой. – Мне это ничего не стоит, так почему бы и нет? Я буду рад помочь, Рональда. Ты несчастна и, наверное, всегда будешь несчастна, если останешься.

– Думаешь, в Лианоре я стану счастливее? Там у меня никого и ничего нет.

– А здесь есть?

Этот вопрос был справедлив. Что есть у меня здесь?

Только сам лес. Но этого мало, чтобы быть счастливой.

Правда, ещё есть дартхари. Но он так «есть», что, в общем-то, без разницы, где при этом находиться – в Арронтаре или в столице.

Я опустила голову.

– Ты прав, Грэй. Есть лишь одно «но»… Любой оборотень может покинуть Арронтар только после разрешения Вожака.

– Рональда, – мужчина мягко улыбнулся, – что за глупости? Ты ведь отреклась от клана. Ты уже шесть лет как можешь делать, что хочешь.

Действительно. А я совсем забыла об этом. Наверное, потому что по-прежнему считала Нарро своим дартхари.

– Но мы вполне можем попросить у него разрешения. Не думаю, что он откажет. Пойдём.

И, схватив меня за руку, мужчина пошёл к выходу из деревни, а за нами, возбуждённо потявкивая, скакал Элфи.

Зачем мы идём к усадьбе дартхари, я осознала только, когда мы уже туда пришли.

Всё это время Грэй что-то говорил, но я не слушала. Я пребывала в состоянии, сходном с известной столбнячной лихорадкой, когда больной не реагирует ни на какие внешние раздражители, просто пялится в пространство открытыми глазами, даже не мигает.

Возле усадьбы дартхари я наконец очнулась. Произошло это благодаря Лирин, вышедшей нам навстречу.

– Добрый день, – поздоровался Грэй. – А Нарро у себя?

Дартхари совершенно точно был в усадьбе. И как только я это осознала, то вздрогнула: внутри взорвалась паника. Я попыталась вырвать руку из ладони Грэя, но он только сильнее сжал пальцы.

Не хочу, не хочу, не хочу…

– Здравствуй, Грэй, – улыбнулась Лирин. – Не знала, что ты знаком с Рональдой. Да, Нарро пока в кабинете. Что-то срочное?

– Более чем, – кивнул мужчина. – Хочу попросить у него разрешения забрать Рональду с собой в Лианор.

Когда Грэй сказал это, Лирин резко побледнела.

– Забрать?..

– Да. – И, не дожидаясь, пока старший советник сформулирует следующий вопрос, он потащил меня вверх по лестнице. Я еле успела дать знак Элфи, чтобы ждал меня сна-ружи.

Где находится кабинет дартхари, я не представляла даже теоретически. Но мой конвоир, видимо, знал это очень хорошо, потому что не тормозил на поворотах ни на секунду.

Постучавшись, Грэй замер и, только услышав тихое «Входите», распахнул двери и шагнул внутрь, увлекая меня за собой.

Вопреки моим ожиданиям, комната была небольшой. Перед окном стоял громоздкий деревянный стол, заваленный бумагами, слева – диван, обитый тканью салатового цвета, а справа – книжный шкаф. Интересно, что за книги держит здесь дартхари? Я с интересом покосилась на содержимое полок, но не смогла разобрать ни одного названия.

Когда мы с Грэем вошли, Вожак встал из-за стола. Его фигура на фоне окна была очерчена светом, волосы серебрились, и я даже зажмурилась на секунду.

– Рональда? Грэй?

Голос дартхари заставил что-то внутри меня задрожать, и теперь желание уехать казалось настолько глупым…

– Доброе утро, Нарро. Мы к тебе за разрешением. Я предложил Рональде завтра уехать вместе со мной в Лианор. И она сказала, что любому оборотню нужно твоё разрешение.

Я почувствовала, как Грэй чуть сжал мою руку. Он обращался к дартхари на «ты»… значит, он действительно близок императорской семье, ведь считается, что человек, называя Вожака на «ты», оскорбляет оборотней.

Несколько секунд дартхари молчал. А потом вышел из-за стола и подошёл ко мне вплотную.

Теперь, когда он стоял так близко, я была вынуждена взглянуть ему в лицо. Спокойное, как и всегда, только глаза светились ярче, чем обычно.

– Ты хочешь уехать, Рональда? – спросил он мягко.

Хочу ли я уехать?.. Нет, совсем нет. Я хочу не уехать, а просто стать счастливой.

– Да, хочу, дартхари.

– Почему?

Я глубоко вздохнула, и это было ошибкой.

Он стоял так близко, что я моментально учуяла запах, исходивший от тела дартхари Нарро. Этот запах всегда напоминал мне аромат коры ирвиса, разогретой солнцем земли, осенних листьев… самого Арронтара.

В глубине его жёлтых глаз вспыхнули и закружились ярко-голубые искорки. И в тот момент я поняла, почему на самом деле хочу уехать…

Точнее, убежать. От своей безнадёжной любви.

– Вы… знаете это и так, дартхари.

Он чуть наклонил голову.

– Я хотел бы услышать это от тебя, Рональда.

Услышать от меня? Мне никогда не хватит смелости, даже если пройдёт пятьдесят лет.

Дартхари продолжал смотреть на меня – спокойно, словно ждал, что я действительно всё расскажу. А потом вдруг улыбнулся. Эта улыбка показалась мне очень горькой и почему-то печальной.

– Правду говорить иногда гораздо сложнее, нежели лгать, да, Рональда?

В тот момент мне почудилось, что в комнате нет никого, кроме нас с дартхари.

Воздух загустел и стал осязаем – словно не воздух, а вода. Он вибрировал, как натянутая струна, и я почти слышала музыку. То ли внутри меня, то ли вокруг. И дышать… дышать было тяжело. Как будто все те камни, что когда-то бросали в меня, вдруг разом ударили в грудь.

Я совершенно забыла о Грэе… Я просто стояла и смотрела в глаза Вожака, пытаясь понять его слова, мысли, чувства…

– Я никогда не лгала вам, дартхари, – прошептала я.

– Я знаю.

Он поднял руку, на мгновение коснулся кончиками пальцев моей щеки, а потом, резко отвернувшись, негромко произнёс:

– Хорошо. Я даю разрешение. Ты можешь забрать Рональду с собой, Грэй.

– Спасибо, Нарро.

Когда мы выходили из комнаты, дартхари стоял у окна, чуть опустив голову, и мне казалось, что он по-прежнему улыбается той грустной, горькой улыбкой.

Глава шестая

Остаток дня прошёл как в тумане. Грэй почти сразу убежал, сказав, что ему нужно уладить ещё кучу дел, Лирин, как только мы вышли из усадьбы, отправилась внутрь, бросив на меня странный взгляд, который я так и не смогла расшифровать.

Я обошла лес, не веря, что завтра в полдень уеду из Арронтара. Навестила знакомых птиц и зверей, покормила их остатками пшена из деревни, перебрала вещи, кое-что постирала, упаковала в заплечный мешок самое необходимое и только ближе к вечеру, усевшись на крыльце и обняв Элфи, задумалась.

Не слишком ли я доверяю Грэю? Я ведь почти ничего не знаю о нём. Впрочем, почему я не должна ему доверять? Он относится ко мне хорошо, да и зачем ему меня обманывать? Если только просто так, но не похож Грэй на человека, который издевается над окружающими исключительно из-за любви к искусству.

День постепенно догорал на западе – ярко-оранжевым, как пламя костра, цветом. Я смотрела на небо почти не мигая, так долго, что даже заболели глаза.

Так ли прекрасны закаты в Лианоре, как здесь?

Что я буду там делать?

Где я буду жить?

Смогу ли я забыть дартхари?

Я улыбнулась. Ответ на последний вопрос я знала совершенно точно.

Я повернулась и почесала Элфи за ухом. Верный хати смотрел на меня прозрачно-голубыми глазами очень серьёзно, будто понимал, что я чувствую.

– Мне нужно уйти сейчас, – прошептала я. – Подожди здесь, я думаю, это недолго… Но я должна проститься с ним. Ведь я не увижу его больше никогда.

Вместо ответа Элфи лизнул меня в щёку, словно желая удачи.

Я почти бежала. Бежала сквозь свой лес, обогнула деревню белых волков, на одном дыхании пересекла Сердце леса, и вот – усадьба дартхари передо мной.

Солнце уже скрылось, сгущались вечерние сумерки. Я чувствовала, что Вожак тут, по-прежнему в кабинете. И, кивнув стражникам, взбежала вверх по лестнице.

Дверь распахнулась ещё до того, как я донесла до неё кулак, чтобы постучать.

Дартхари подхватил меня под локоть и почти внёс в комнату, потому что я от неожиданности застыла и едва могла пошевелиться.

Открыла рот, чтобы сказать давно приготовленную фразу, но поняла, что не могу вымолвить ни слова. Так и стояла, наблюдая, как Вожак закрывает дверь, ни на секунду не отпуская мой локоть, а потом тоже молча застывает, спокойно глядя мне в глаза.

В комнате горела лишь одна настольная магическая лампочка, в тусклом свете которой казалось, что по стенам бегают какие-то существа из древних сказок Арронтара.

– Вы знали, что я приду? – наконец смогла прошептать я.

– Я почувствовал. – Дартхари тоже говорил очень тихо. – Я чувствую всех оборотней и всегда знаю, где они находятся.

– Но я ведь так и не смогла обратиться.

– Это не имеет значения, Рональда.

Приближалась ночь, а с наступлением темноты волчья сущность всегда становится сильнее. Вот и теперь я ощущала силу дартхари намного ярче, чем утром. Она почти сбивала с ног.

Его глаза напоминали луч тёплого солнечного света, и мне безумно хотелось протянуть руку и коснуться его кожи в расстёгнутом вороте рубашки.

– Вы знаете о Наррин?

Секунду назад я не собиралась спрашивать об этом, но почему-то вдруг выпалила.

Уголки губ дартхари дрогнули.

– Знаю, конечно. Хороший, крепкий ребёнок. Спасибо, что помогла Арилле родить. Ты молодец, справилась даже без магии.

Мне было неловко задавать следующий вопрос. Я несколько раз открыла, а потом закрыла рот.

– Рональда, – дартхари по-настоящему улыбнулся, – ты можешь спрашивать у меня о чём угодно. Я разрешаю.

– Вы… – Я выдохнула. – Зачем вы дали ребёнка Арилле?

– Я думал, ты сама догадываешься. Она умирала, сгорала от тоски. Младенец – единственное, что могло ей помочь.

Я задумчиво рассматривала его спокойное лицо. Неужели дартхари было не всё равно, что случится со «шмарой» Ариллой?

– Но девочку могут затравить почти так же, как Кати. Ту самую, которая упала с дерева.

Вожак покачал головой:

– Я не могу в одночасье изменить устои и предубеждения, складывавшиеся веками и тысячелетиями. Возможно, ты думаешь, что мне стоило бы просто приказать, взять этих женщин под свою защиту, как я когда-то взял тебя, – но поверь, это не решило бы проблему. В тот день, когда мы с тобой впервые говорили здесь, в библиотеке, ты сказала, что недостойна. Эти женщины считают так же. И изменить их отношение к самим себе гораздо сложнее, чем поменять отношение к ним остальных оборотней. В подобной ситуации появление Наррин играет мне на руку. Никто не посмеет тронуть дочь дартхари. А сама Наррин, став постарше, поможет мне в борьбе с предубеждениями, и в первую очередь ради своей матери. Она будет ара, я чувствую это уже сейчас. – Он вздохнул, а я, наоборот, слушала, затаив дыхание. – Если хочешь добиться успеха, нужно действовать постепенно, а не рубить сплеча. И я не могу изменить заблуждения остальных оборотней одним мановением руки.

– А вы бы хотели?

– Я не просто хочу этого. Я считаю это своей главной задачей.

Дартхари больше ничего не сказал, не объяснил, почему это так важно для него, но мне и не требовалось. Расстегнув пуговицу на потайном кармане платья, я достала оттуда сделанный недавно амулет и, прижав его на секунду к груди, прошептала:

– Пожалуйста, возьмите, дартхари. Это амулет против насильственного обращения. Я пришла сегодня, чтобы отдать…

Он взял его из моих рук и поднёс к глазам. Свет лампочки, попав на ириал, красиво преломился, вспыхнул и угас где-то в центре камня, словно играя в прятки.

– Спасибо, Рональда. Твоя работа впечатлила бы даже главного придворного мага Аравейна, поверь. О чём ты думала, когда создавала этот амулет?

На этот раз я смогла ответить.

– О вас.

Я хотела опустить голову, но дартхари не дал мне этого сделать, коснувшись моего подбородка.

– Ты боишься, что меня могут убить?

– Очень. – Не уверена, что я всё-таки сказала это… но подумала точно.

– Почему?

Дартхари ждал ответа, по-прежнему не отпуская мой подбородок. Но я молчала.

– Не всё ли равно, что со мной будет? Тем более теперь, когда ты уезжаешь. Даже если убьют… появится другой дартхари.

– Нет! – Я чувствовала, как дрожат губы. – Может быть, для всех остальных. Но для меня не может быть другого… не может быть… Пожалуйста, дартхари, не спрашивайте больше почему. Вы ведь и так знаете. Вы должны понимать, что я… с самого первого дня… и всегда…

Голос сорвался, слёзы застилали глаза настолько, что я почти ничего не видела. Но это не помешало мне ощутить собственную беспомощность в полной мере, когда дартхари вдруг обнял меня.

– Ты очень смелая девушка, Рональда, – прошептал он, погладив меня по волосам. – Гораздо смелее, чем сама о себе думаешь. И намного смелее меня. Пожалуйста, помни, что всегда можешь вернуться в Арронтар. По крайней мере пока я жив. И спасибо тебе за амулет. А теперь беги. Удачи и… будь счастлива.

Дартхари на секунду коснулся губами моего лба, а потом помог выйти из комнаты и спуститься по лестнице.

Как я шла домой, не помню. Слёзы текли и текли, и с каждой слезинкой сердце болело всё сильнее.

Дома, обняв Элфи, я села прямо на пол, зажгла свечу, достала листок бумаги и написала первое, что пришло в голову.

Теперь, когда я осознала, что больше не увижу его, поняла, насколько важно, чтобы он хотя бы прочитал то, что я никогда не смогу произнести вслух.

«Спасибо, что защитили меня в Ночь Первого Обращения.

Спасибо, что позволили учиться магии и познакомили с Карвимом.

Спасибо, что спасли от Лорана.

Спасибо, что относились ко мне так, будто я обычный оборотень.

Я приходила сегодня, чтобы сказать всё это, но так и не смогла.

Если я когда-нибудь вернусь в Арронтар, то только ради вас. Я люблю вас, Нарро.

Простите, но мне так хотелось хотя бы раз назвать вас просто по имени.

Прощайте.

Рональда».

Утром я не стала закрывать дверь в хижину. Мне предстояло сделать ещё одну вещь, и я думала, что всё получится, ведь Лирин наверняка придёт прощаться со мной. По крайней мере я бы очень хотела, чтобы она пришла. Хотя бы для того, чтобы отдать письмо для дартхари ей, а не стражникам.

Элфи забеспокоился, когда я начала его расчёсывать. Но я же не могу ехать с грязным нечёсаным псом в одной карете? Одно дело – бегать по лесу, а другое – три недели томиться в дороге. А именно столько было отсюда до столицы.

– Фр-р, – сказал Элфи, пытаясь увернуться от гребня.

– Тихо, малыш! – Я рассмеялась. – Посиди спокойно. Ничего страшного не происходит, я просто хочу избавить тебя от трупов насекомых.

Элфи послушно замер, правда, продолжая при этом бешено вилять хвостом.

А я, расчёсывая его густую короткую шерсть, думала о том, куда мог подеваться Дэйн. Друг не пришёл сегодня ночью, хотя я звала его, впервые почувствовав собственный зов. Я звала его всем сердцем, всей душой… но он не пришёл.

Что, если он вообще больше не придёт? Что, если его появление напрямую связано с Арронтаром, а сегодня, когда я уеду отсюда, Дэйн исчезнет из моей жизни?

Мне бы этого очень не хотелось. Поэтому я знала, что буду искать своего друга и следующей ночью, буду кричать очень громко, и верила, что Дэйн всё-таки услышит и придёт.

Я попрощалась с Арронтаром на пути к усадьбе дартхари. Заплечный мешок, в который я сложила свои невеликие пожитки, тихо позвякивал за спиной, под ногами трещали сухие веточки, сзади возился Элфи… Ежедневно я слышала эти звуки, на протяжении долгих лет, и теперь никак не могла осознать…

Всё?

Я задрала голову и посмотрела в небо.

Всю жизнь я сравнивала свои глаза с лепестками лесной фиалки. Но ведь они похожи ещё и на это небо.

Небо моего Арронтара.

Неважно, что со мной станет в дальнейшем, где я буду жить – я просто знала, что никогда не смогу забыть это небо, служившее мне утешением каждый день наполненной одиночеством жизни. Неважно, было ли оно безмятежно-голубым или тёмным от туч – так же, как любое существо, небо каждый день просыпалось и засыпало в разном настроении.

Сейчас оно прощалось со мной, касаясь ласковыми лучами щёк, заглядывая в глаза, целуя в губы…

– Не оставляй меня, Дэйн, – прошептала я, замирая посреди тропинки, прижав ладони к груди. Почему-то мне казалось, что друг услышит и поймёт. – Пожалуйста, не оставляй, Дэйн…

Поднявшийся неожиданно ветер закружил в воздухе несколько сухих прошлогодних листочков, взъерошил мне волосы и полетел куда-то по своим делам. С ближайших кустов сорвались птицы и взмыли в небо, всё выше и выше, напевая какую-то тихую песню, которую знали только они одни… и, наверное, Дэйн: он знал всё, о чём пели птицы. Любые птицы.

– Просто прислушайся, милая Ро, – так он говорил. – Только слушай не ушами – сердцем…

И теперь я, прислушавшись, начала подпевать. Мой голос поднимался всё выше и выше в небо, пока не стал лишь воспоминанием и не растаял совсем.

Так я простилась с Арронтаром… навсегда.

До полудня оставался час, когда я пришла к усадьбе дартхари. Карету Грэя, в которой мне предстояло ехать к столице, я заметила сразу. Чёрная, не очень большая и неприметная, она стояла возле входа в дом Вожака. Рядом с ней топтались двое незнакомцев: огромный мускулистый тролль и рыжеволосый человеческий маг, высокий, но щупленький. Я глубоко вздохнула и, почувствовав щекочущий нос запах мокрой после дождя травы и сгоревшего костра, поняла, что этому магу, скорее всего, подвластны все четыре стихии – Вода, Огонь, Земля и Воздух. Такое среди человеческих магов – большая редкость.

Когда я приблизилась к карете, эти двое обернулись. Рядом друг с другом они смотрелись забавно – здоровенный тролль и субтильный маг. У тролля был мясистый крупный нос, чем-то похожий на мой, тёмно-каштановые волосы, подстриженные «под горшок», и небольшие, но цепкие чёрные глаза. Быстро оглядев его фигуру, я пришла к выводу, что у него с собой явно есть меч, большая металлическая цепь и кинжал. Это только то, что я смогла рассмотреть совершенно точно.

У мага из оружия был только меч. Но он и сам был неплохим оружием, как я понимала. А ещё этот человек поразил меня своими странными глазами: они были практически без радужки и зрачков, будто одни белки. Нет, если приглядеться, становилось заметно, что глаза у него просто очень светлые, кажется, голубые. И ресницы настолько бледные, что их тоже не сразу разглядишь, так что глаза казались голыми.

Мага звали Лисс, а тролля Бугалон, и он оказался начальником охраны принца Интамара. Впрочем, я не сомневалась, что Лисс тоже имеет отношение к охранной службе наследника престола, но подробностей не спрашивала. Только обменялась приветствиями и уже хотела отойти в сторону, чтобы не мешать, когда увидела спускающуюся с крыльца усадьбы Лирин.

Выглядела она… плохо. На бледном лице проступили морщины, и было заметно, что Лирин уже немолода. К тому же бледность кожи оттеняло тёмно-коричневое строгое платье, застёгнутое под самое горло. Руки она, как обычно, сцепила в замок перед собой, и я заметила, с какой силой Лирин сжала пальцы…

Я никогда раньше не видела столько боли в её глазах. И седых волос будто прибавилось.

– Здравствуйте. – Голос Лирин был тихим и хриплым, словно она долго плакала. – Если не возражаете… Рональда, я бы хотела поговорить с тобой.

– Конечно.

Через минуту, когда мы отошли в сторону, не слишком далеко, но и не близко, старший советник спросила:

– Ты действительно хочешь уехать, Рональда?

– Действительно, Лирин. Мне… жаль.

Я не знала, что ещё сказать по этому поводу, и получилось как-то глупо.

– Мне тоже, – прошептала женщина, зажмурившись на миг. – Мне тоже…

– Я не закрыла хижину сегодня утром. Оставила там все зелья. Пузырьки подписаны, и на какое-то время этого хватит… Передадите это дартхари? И ещё кое-что… – проговорила я, доставая своё нелепое письмо из кармана старых штанов, которые я решила надеть в дорогу.

Когда я вложила маленький конверт в руку Лирин, она слегка улыбнулась.

– Передать… да, смогу, Рональда. А сама ты с ним поговорить не хочешь?

Я покачала головой, и тогда женщина, вздохнув, неожиданно сказала:

– Я думаю, ты должна знать… Нарро отдал мне целую кучу прямых приказов, но забыл об одном. А я не стала напоминать.

Я удивлённо уставилась на Лирин. Советники были связаны с дартхари намного сильнее, чем остальные оборотни. Если Вожак приказывает что-то стае, любой оборотень может нарушить слово, только за это придётся отвечать, и во многих случаях изгнанием или смертью. А если дартхари отдаст прямой приказ Лирин или Граншу, они будут не способны его нарушить, даже если очень захотят. Дело было в клятве Верности, которую оба советника давали на собственной крови.

– Если дартхари отдал вам приказ, Лирин, не нужно…

– Нужно. Скажи, Рональда, как ты думаешь, откуда у тебя Элфи?

– Что? – Я удивилась ещё больше. – А при чём здесь мой хати? Ну, он сбежал…

Лирин засмеялась.

– Странно, что никто об этом не задумался. Ни разу за всю историю существования Арронтара ни один хати не сбегал, а тут вдруг – нате вам. Рональда, дартхари целый месяц натаскивал Элфи на твой запах, а той ночью я сама выпустила щенка, чтобы он нашёл тебя и лизнул в нос. Понимаешь? Это не случайность, а приказ Нарро.

В глазах у меня помутилось, а сердце подпрыгнуло и будто бы застряло в горле.

– Но… зачем? – выдохнула я.

Лирин отвела взгляд.

– Он просто хотел тебя порадовать.

Я не успела ответить, потому что женщина вдруг взяла меня за руку.

– Рональда… я не знаю, что будет дальше, я не провидица. Но я хочу, чтобы ты помнила: если когда-нибудь ты захочешь вернуться, то здесь, в Арронтаре, ты найдёшь по крайней мере двух оборотней, которые будут рады тебя видеть.

– Вы и…

– Да. Я и Нарро.

Говоря это, Лирин вновь смотрела мне в глаза, и я чувствовала, что она не лжёт. Но… зачем дартхари подарил мне щенка? Порадовать? Зачем? Я ничего не понимаю…

И сердце болит.

– Почему вы так хорошо относились ко мне всегда, Лирин? – прошептала я, вглядываясь в светло-жёлтые глаза старшего советника. – Другие презирали, обижали, били, а вы – никогда. Почему?

Ответить она не успела.

– Рональда!

Голос Грэя заставил нас вздрогнуть, и Лирин моментально отпустила мою ладонь.

– Нам пора, Рональда! – кричал Грэй от самой кареты, махая мне рукой. Вторую он положил на загривок Элфи. Как интересно… Мой хати совершенно не любит чужих, а этого мужчину почему-то признал сразу.

– Пойдём, – тихо сказала Лирин, первой направляясь обратно.

Спустя пару минут привели и запрягли четвёрку крупных выносливых лошадей. Спереди, на облучке, уселись Бугалон и ещё один мужчина, воин и обычный человек, сзади примостился Лисс, а Грэй с Элфи запрыгнули внутрь. Грэй помог мне снять заплечный мешок, закинул его в сундук под сиденьем, а потом, вдруг что-то вспомнив, вновь выскочил из кареты.

Я высунулась из окна и увидела Лирин. Она печально улыбалась, стоя от меня на расстоянии вытянутой руки.

– Вы не ответили, – сказала я тихо.

Тогда женщина, вздохнув, расстегнула ворот платья и, потянув за показавшуюся цепочку, достала оттуда деревянную дудочку, которую я отдала ей шесть лет назад.

Надо же… Лирин носила эту дудочку вплотную к телу, как самую большую драгоценность.

– У меня был брат, Рональда, – произнесла женщина негромко, погладив шершавую, неровную поверхность дерева кончиками пальцев. – Он был похож на тебя. Полный другой магии, он родился не таким, как остальные оборотни. Его презирали, били, пытались убить. И я… делала это…

Я чувствовала себя так, будто в меня вновь бросают камни. И не кто-нибудь, а сама Лирин.

– Что с ним случилось?

Подняв руку, женщина вытерла глаза.

– Он уехал. Так же, как ты, Рональда. И… знаешь, я завидую Джерарду. Он успел попросить у тебя прощения. Пусть ты не простила его… Но он успел.

Глаза Лирин в тот момент светились таким страданием, что я с трудом выдерживала её взгляд.

– А я не успела. Не успела…

Свист, хлопок двери, топот ног, крик Грэя:

– Всё! Трогай, Кирк!

Я вцепилась в обивку кареты что было сил. Туман перед глазами становился всё сильнее, я почти ничего не чувствовала и не видела.

Только фигура Лирин всё удалялась и удалялась…

Она по-прежнему сжимала в руке цепочку с дудочкой и смотрела на меня так, словно заново переживала тот день, когда она не успела.

– Лирин! – крикнула я, свесившись из окна кареты. – Он жив? Скажите мне, пожалуйста! Он жив?!

Простая деревянная дудочка была прижата к груди дрожащей ладонью, солнечный луч посеребрил седые, как снег, волосы…

Я не знаю, почему железная рука сжала моё сердце, а в глазах я чувствовала целую пригоршню песка, почему задрожали и подкосились ноги, когда заметила, что Лирин покачала головой…

Глава седьмая

Он родился осенью. Листья с деревьев уже облетели и лежали мягким ковром на земле, небо было хмуро-серым, дул промозглый и неприятный ветер. Такие дни никогда не запоминаются, сливаясь в сплошное бесцветное полотно.

Его родителей звали Родэн и Мара. Они были одними из самых сильных оборотней клана белых волков, и многие возлагали на их первенца большие надежды: тогдашний калихари был уже стар, но до сих пор ему не находилось достойной замены. Родэн дважды бросал главе клана вызов, но проигрывал.

Дэйнара ждали. Некоторые уже тогда думали: когда-нибудь он станет калихари. Родэн и Мара поняли, что ошиблись, как только маленький оборотень увидел свой первый свет и громко закричал.

– Ох, – выдохнула повитуха, от неожиданности чуть не уронив ребёнка.

Мара молчала, глядя на новорождённого с ужасом.

– Что это? – с трудом вымолвила она через пару мгновений, ткнув пальцем в сына.

– Это горб, зора, – прошептала повитуха, вжав голову в плечи: она ужасно боялась наказания за то, что ребёнок родился именно таким. Но родители Дэйнара не стали наказывать её, просто отослали и отменили все торжества по случаю рождения сына.

Уже на следующий день стая узнала, что у Родэна и Мары родился горбатый мальчик.

Физический недостаток для любого оборотня – как проклятье. Таким отношением они были похожи на эльфов, только у тех, слава Айли и Дариде, никогда не рождалось некрасивых отпрысков. А у оборотней подобное случалось, пусть и нечасто.

Когда Дэйнар стал старше, он разгадал тайну своего уродства. Дело было в магии. Обычные оборотни ею не владели, если не считать магию превращений, то есть способность обращаться в волков. Но иногда, очень редко, рождались оборотни с магическими способностями, и эти дети были далеки от признанных в стае канонов красоты – маленькие, толстенькие, слишком высокие, альбиносы, горбуны… Видимо, так получалось из-за того, что магия превращений была несовместима с другими видами магии и вступала с ними в конфликт.

До Дэйнара судьбы подобных оборотней были похожи одна на другую: их всех забивали камнями, как только становилось понятно, что у них не получается обратиться.

– Может, утопить его? – тихо спросил Родэн у Мары, косясь на сопящего в колыбельке младенца с искренней неприязнью во взгляде.

– Нет, – покачала головой его жена. – Пусть кто-нибудь другой… Не нужно, Родэн… Такой грех…

Оборотень вздохнул.

– Как назовём? Хотели Рэйнаром – «сильный» на старом наречии… Но этому ведь такое имя не подходит.

– Давай Дэйнаром, – сказала Мара. – Дэйнар – «мужественный».

– Издеваешься?

– Нет. Ему пригодится мужество, Родэн.

На том и порешили.

Мара не занималась первенцем, с рождения Дэйнар был передан на руки презиравшей мальчика няне. Позже, став старше, он вспоминал, как она водила его на прогулку в Сердце леса, туда, где жил тогдашний дартхари, и какие-то мальчишки лет пяти-семи громко кричали, завидев Дэйнара:

– Смотрите, горбун!

– Урод!

– У-у-у, чудовище!

Именно тогда Дэйнар впервые обратил внимание на чужие слова и понял, что они обращены именно к нему. Горбун, урод, чудовище… Много лет спустя, закрывая глаза, он слышал те злые голоса так ясно, будто эти мальчишки по-прежнему стояли очень близко и кричали оскорбления ему в ухо.

– Няня Монти, – сказал Дэйнар, подняв голову, – это они мне?

– Тебе, тебе, – бормотала няня, стискивая его руку так сильно, что мальчику стало больно.

– А… почему?

– Потому что это правда.

Няня Монти ответила так уверенно и твёрдо, будто это действительно была правда. Прошло много лет, прежде чем Дэйнар понял: правда – то, во что ты веришь. Но кроме этого слова существует ещё много других. Например, милосердие, доброта, сочувствие, справедливость. Дэйнар придавал бо́льшее значение именно этим понятиям, потому что понятие «правда» – в том смысле, который поведала ему Монти, – мальчику совсем не нравилось. Ему не нравилось чувствовать себя уродом и чудовищем только из-за горба. Всё его существо противилось этой правде с самого детства.

Когда Дэйнару исполнилось два года, родился его брат Рэйнар. А ещё спустя год на свет появилась Лирин, их маленькая сестричка. Именно они стали его самыми преданными мучителями. Когда Рэйнар и Лирин подросли, Дэйнару срочно пришлось искать укромное местечко, потому что брат и сестра организовывали целые банды по его поимке и избиению. Дети раскрашивали лица краской и бегали по деревне клана белых волков, свистя и улюлюкая, в поисках Дэйнара. Спрятаться мальчику никогда и никто не помогал, а если кто-то из взрослых замечал его, тут же выдавал Рэйнару и Лирин. Иногда Дэйнар проводил целые сутки напролёт, прячась в какой-нибудь щели между домами, без еды и воды, выбираясь наружу только с наступлением темноты, и голова у него кружилась от слабости и недоедания.

Родителей Дэйнар почти не видел. У них тоже была своя правда: они называли его не иначе как этот и совершенно не желали даже смотреть на него, не то что общаться с ним.

Один раз Дэйнар случайно подслушал разговор Родэна и Мары.

– Когда же его пришибут, – зло сказал отец. – Меньше проблем. Позор на наши шкуры.

– Не волнуйся, когда-нибудь это непременно случится, – вздохнула Мара. – Когда-нибудь он устанет убегать, сдастся… И мы освободимся от этого бремени.

– И за что это нам?

В тот день Дэйнар долго стоял перед зеркалом и рассматривал своё отражение. Ему тогда только исполнилось восемь, он был очень худым, но жилистым. И если встать лицом к зеркалу, горба совсем не видно… Зато видны ярко-голубые глаза, в глубине которых притаились горечь, обида и боль, большой рот, будто созданный для искренних улыбок, пушистые светлые волосы, россыпь веснушек на носу и под глазами… Дэйнар не понимал, чем он отличается от остальных мальчишек, до тех пор, пока не поворачивался к зеркалу боком.

Спина была искривлённой, как знак вопроса. На ней можно было пересчитать все косточки ребёр, а ещё – шрамы от метких бросков камнями.

Конечно, это было не очень красиво. Но разве он виноват, что родился таким? Дэйнару иногда хотелось подойти к родителям и сказать: «Может, это вас нужно забить камнями, а не меня, ведь это вы родили меня таким». Но подобные слова оставались у него в голове и никогда не выходили наружу. Это было бы слишком жестоко, а Дэйнару не хотелось быть жестоким. А ещё он понимал: никто не виноват в том, что он родился с горбом на спине. Именно поэтому мальчик не упрекал родителей. Только иногда ему становилось грустно, ведь их любовь оказалась настолько ничтожной, что её смог убить какой-то жалкий горб…

Это было намного хуже, чем удары сотней камней одновременно.

Лес в Арронтаре делился на Северный, Восточный, Южный, Западный и Центральный. Центральный лес, часть Южного (по-другому его называли Сердцем леса) и самый проходимый из всех, вёл прямиком к усадьбе дартхари. На востоке земля была болотистая и неприветливая для некоторых незадачливых оборотней, ходить там следовало очень осторожно. Зато при благоприятном исходе можно было набрать целую корзину очень вкусных ягод и грибов. Водилась там и болотная голубика, самая ядовитая ягода во всём Эрамире, но собирали её оборотни редко.

На запад никто из здравомыслящих обитателей Арронтара не совался. Именно оттуда по осени в земли оборотней совершали набеги аксалы – не очень большие, зато обладающие скверным характером серые зверьки с острыми зубами. Они были похожи на маленьких волков, только более ободранных и злых. Осенью аксалы почему-то убегали из Снежной пустыни, где обитали в остальное время года, и наводняли Западный лес. Набеги длились обычно не дольше недели-двух, однако это было настоящим испытанием для оборотней, так как на одного волка приходилось по пять – двадцать пустынных зверьков.

Аксалов можно было встретить в Западном лесу не только осенью: некоторые из них прятались в норах или под корнями деревьев, пережидая горячую пору охоты, и оставались в Арронтаре, не желая возвращаться в Снежную пустыню. Всех юных оборотней предупреждали, что в этот лес соваться не стоит. Но каждый год находилось несколько волчат, которые решали «потренироваться» и уходили туда. Иногда родители успевали спасти детей, но чаще всего находили лишь обглоданные косточки. Аксалы, несмотря на кажущуюся хрупкость, были очень сильными животными.

Больше всего Дэйнар любил Северный лес. Он не был таким окультуренным и величественным, как Южный, и под ногами ничего не хлюпало, как в Восточном, и не нужно было постоянно оглядываться, как в Западном. Если удавалось, Дэйнар предпочитал скрываться от «охотников за горбуном», как себя называли последователи Рэйнара и Лирин, именно в Северном лесу. Но иногда не получалось. В такие дни юные оборотни преследовали его до последнего, и входить в Северный лес значило обречь себя на гибель, потому что спрятаться в нём было не так легко, как в Западном.

Мрачность и зловещее недружелюбие Западного леса Дэйнар впервые обнаружил, когда ему было восемь. Накануне мальчик подвернул ногу, и удирать от истошно вопящей команды брата и сестры стало очень непросто. Рисковать ему не хотелось, но… они не оставляли ему выбора.

Крики за спиной стихли, как только он побежал не прямо, в Северный лес, а налево, в Западный, дорога в который давно заросла мхом и травой.

– Ты куда? – услышал Дэйнар звонкий голос Лирин. – Стой, там же аксалы!

От этого замечания сестры мальчишка чуть не расхохотался. Надо же, аксалы… И чем это они страшнее его собственных сородичей? Тем, что могут сожрать?

Дэйн усмехнулся, углубляясь всё дальше и дальше в чащу. Пусть попробуют только! Подавятся.

Стояла середина лета, и, пока мальчик двигался в глубь леса, ему основательно напекло макушку. Дэйнар остановился под каким-то деревом, вытер пот со лба и огляделся по сторонам.

Лес как лес. Только уж больно неухоженный, совсем дикий. И птицы не поют, не то что в Северном. Неужели это всё из-за аксалов? И, кстати, интересно, почему они не приходят в Северный лес? Никаких границ нет, вполне могли бы и туда добежать, однако не делают этого…

«Летать-то они не умеют, – подумал мальчик, широко улыбнувшись, – зато вполне способны лазать по деревьям!»

Немедленно отскочив от ствола, Дэйн встретился взглядом с небольшим зверьком, действительно напоминавшим маленького ободранного волка. Зверёк сидел на том самом дереве, от которого отскочил Дэйнар, и разглядывал мальчишку чёрными и очень умными глазами.

– Ну, здравствуй, – тихо сказал Дэйн, рассматривая его в ответ. – Значит, ты и есть аксал… Интересно, мальчик или девочка?

Зверёк недовольно заворчал, а потом, резко оттолкнувшись от ствола, прыгнул.

Почти сразу морда у аксала удивлённо вытянулась, ведь жертва, вместо того чтобы нападать, кричать боевые кличи, выхватывать из-за пояса ножи или вилки (да-да, юные оборотни чаще всего именно с таким оружием охотились на аксалов), ну или хотя бы в панике спасаться бегством… Вместо всего этого жертва звонко расхохоталась.

Зверёк приземлился рядом с Дэйнаром, насторожённо разглядывая своего «соперника».

Мальчишка опять засмеялся.

– Ну и чего ты встал, как неродной? Иди сюда, я тебе сухарей дам, – сказал Дэйн и достал из кармана штанов горсть сухарей. Он всегда носил их с собой – это была его основная еда последние пять лет жизни. А пил он ледяную воду из своего любимого озера в Северном лесу.

Зверёк некоторое время неуверенно топтался на месте, но потом всё-таки медленно приблизился к Дэйнару и сунул острую мордочку в протянутую ладонь.

Мальчик опять рассмеялся, и тогда аксал решился попробовать неизвестное угощение.

Всего через несколько секунд Дэйнар вытирал о штаны обслюнявленные ладони.

– Ну и горазд же ты жрать, приятель, – восхитился он, пока зверёк просительно заглядывал в глаза мальчику и немного поскуливал, выпрашивая ещё лакомства.

Дэйнар догадывался о причине такого странного поведения аксала. Он давно заметил, что действует на птиц и зверей как-то странно. Стоило ему заговорить с кем-либо из них, как животное уже доверчиво подходило ближе, а от звука смеха маленького горбуна любой зверь становился ручным, давал себя погладить и взять на руки.

Почему так, Дэйнар не представлял. Он понимал: это какая-то магия, но какая именно… Книг по магическим искусствам в деревне белых волков не было совсем, а обращаться за ними к дартхари – что он, самоубийца?

Из-за такого поведения птиц и зверей Дэйнар не мог их убивать, чтобы хоть как-то утолить постоянный голод. Как можно убить существо, которое смотрит на тебя так доверчиво? Всё равно что пронзить мечом ребёнка.

Дэйн плюхнулся на землю рядом с аксалом и почесал зверька за ухом. Сначала тот застыл – явно не привык к рукам, оно и понятно, – а потом заурчал, почти как кошка, отчего юный оборотень чуть не подпрыгнул в изумлении.

Сидя рядом с аксалом и поглаживая его по жёсткой шерсти, Дэйнар оглядывался по сторонам. Полянка, на которой он находился, мальчику понравилась, оставалось только найти убежище получше.

Спустя пару минут Дэйн обнаружил невдалеке дерево с большим дуплом на высоте примерно в пять его ростов. Мальчик легко забрался туда – при этом аксал следовал за Дэйнаром как привязанный – и, найдя в дупле целый ворох сухих осенних листьев, хрустящих и мягких, как перина, почти тут же уснул.

После этого случая Дэйнар стал прятаться в Западном лесу пару раз в неделю. Он отлично высыпался в дупле, и аксал всегда присоединялся к нему. Дэйнар не сразу понял, что его новый знакомый на самом деле самка, причём очень молодая. Мальчик назвал её Чарой.

Во время осеннего набега аксалов он увёл Чару в Северный лес, где привязал крепкой верёвкой к дереву и всячески успокаивал – она почему-то ужасно рвалась в Западный лес, даже пару раз укусила Дэйнара. Тогда же мальчик осознал: что-то не так с этими набегами аксалов. Что-то заставляет их бежать в Арронтар именно весной и осенью, и почему-то обязательно в Западный лес. В поисках разгадки этой тайны Дэйнар перелопатил все имеющиеся в доме отца и матери книги, но так ничего и не нашёл.

Зимой у Чары родились щенки, и мальчик стал чаще наведываться в Западный лес, играя с выводком из трёх маленьких аксальчиков. Где их отец, Дэйнар не знал, но предполагал, что оборотни убили его осенью во время набега.

Мальчик тренировал детёнышей Чары с помощью своего смеха. Стоило ему зафыркать, как малыши прижимались к земле всем телом, а если Дэйнар начинал громко смеяться, то они тихонечко тявкали и скакали рядом.

Ухаживая за щенками Чары, юный оборотень обнаружил, что считает этих ободранных, нелепых, кривоногих малышей красивыми. Хотя нет, он прекрасно видел, насколько они малосимпатичны… но почему-то это не мешало ему любить их. Он любил бы их, даже если бы у них были горбы…

Так, постепенно, пролетели оставшиеся до Ночи Первого Обращения годы. Дэйнар вырос и вытянулся, и, если бы не горб, он считался бы красавцем: таких прекрасных золотых волос и ярко-голубых глаз не было больше ни у кого в деревне.

Рэйнар и Лирин преследовали его с прежним рвением, и иногда им удавалось даже ранить брата, но не слишком сильно. Спасал Западный лес.

Чара рожала каждый год, обычно двух-трёх щенков, и они жили вместе с ней примерно полгода, а потом разбегались в разные стороны леса, где находили себе пару и начинали жить обособленно. В дни, когда повзрослевшие щенки уходили, Чара была особенно грустной, и мальчик залезал вместе с ней в своё любимое дупло, где тихо пел ей что-нибудь на ухо, пока они оба не засыпали.

За неделю перед Ночью Первого Обращения Дэйнара несколько раз чуть не убили, поэтому он почти перестал наведываться в деревню. Перетащив в Северный лес некоторые вещи, мальчик жил там, постоянно наведываясь к Чаре и страшась того, что вторжение аксалов может начаться именно тогда, когда Дэйнар впервые обратится, и он не сможет спасти её.

Именно поэтому накануне Ночи Первого Обращения мальчик перевёл Чару в Северный лес и привязал к дереву, как делал раньше. Волчица посмотрела на него понимающими чёрными глазами и заскулила, словно говоря: «Не ходи туда…»

– Я должен, – вздохнул Дэйнар, погладив её по голове. – Я должен хотя бы попытаться. Даже если не получится… я должен попытаться, Чара.

Мальчик понимал: если обратиться не выйдет, многие захотят убить его, как позор для всех оборотней. И Дэйнар был готов к этому.

Когда он вышел на Великую Поляну, чтобы пройти обряд, то ощутил на себе такое количество ненавидящих взглядов, что чуть не споткнулся. Вот была бы потеха для остальных…

Ему поднесли зелье, вызывающее трансформацию, мальчик закрыл глаза и попытался… честно попытался… Но ничего не происходило. Внутри была пустота, как будто Дэйн и не рождался оборотнем. Как будто он был просто горбуном – и больше никем.

Он стоял, зажмурившись и раскинув руки, до тех пор, пока кто-то не закричал:

– Позор!

А потом стая взорвалась:

– Бей!

– Убить!

– Позор!

– Урод!

…Тогда Дэйнар открыл глаза и громко рассмеялся.

Оборотни – наполовину животные, и они отреагировали точно так же, как и остальные животные. Этот фокус мальчик уже проделывал с командой Рэйнара и Лирин, поэтому знал, что оцепенение будет длиться недолго.

Он побежал изо всех сил. Так, как давно уже не бегал. Не в деревню, к дому родителей, как сделал бы любой другой подросток на его месте… он побежал в Северный лес, к Чаре.

Но убежал Дэйнар недалеко. Ведь теперь он бежал не от кучки детей, а от целой стаи оборотней, и почти все здесь были взрослыми, а некоторые ещё и ара.

Первый камень, сбивший мальчика с ног, бросила Лирин. Дэйнар не понимал, откуда к нему пришло это знание, но он словно видел своих преследователей сквозь затылок… И заметил, как сестра с искажённым лицом метнула этот булыжник, попавший ему в щиколотку.

Ногу будто огнём обожгло. И он упал.

Больше ему ничто не могло помочь. Даже смех…

«Это конец», – подумал Дэйн, ожидая, что хотя бы сейчас на него наконец снизойдёт смирение. И он примет свою смерть так, как должен был сделать много лет назад, понимая, что горбун – это позор для оборотней, ценивших красоту не меньше, чем физическую силу.

Но вместо смирения в душе разгоралась ярость. И было обидно. Обидно, что Дэйнар столько лет боролся за жизнь только ради того, чтобы погибнуть после попытки впервые обратиться и стать тем, кем должен. По крайней мере, мальчик думал, что должен… И только теперь понял: он ошибался.

Он не был им должен.

Он ненавидел их.

Он не хотел быть таким, как они.

И тогда Дэйнар громко закричал. Так громко, что слышно было, как звук его голоса достиг границы Арронтара и вернулся обратно вместе с эхом.

Впоследствии никто из присутствующих при этих событиях оборотней не мог понять, что произошло дальше. Потому что со всех четырёх сторон – из Северного, Южного, Восточного и даже из Западного лесов – на них полетели птицы. Большие и маленькие, с острыми когтями и длинными клювами, они, странно галдя, тёмной стаей накинулись на оборотней и стали бить их крыльями, клевать клювами, рвать когтями, словно взбесились.

Особенно пострадали те, кто попытался-таки убить Дэйнара. Парочке оборотней, что набросились на мальчика с дубинами в руках, крупные берилы – самые большие хищные птицы Арронтара – выклевали глаза.

Но и Дэйнару досталось. Правда, не от птиц. Окровавленный, с подбитым глазом, волоча по земле искалеченную камнями и дубинками ногу, маленький горбун дошёл-таки до поляны, где оставил Чару, и упал рядом с ней на перину из осенних листьев, сквозь звон в ушах слыша, как она тихонечко скулит и, кажется, даже плачет.

Когда Дэйнар проснулся утром следующего дня, он обнаружил, что Чара уже перегрызла верёвку и легла рядом, согревая его своим телом и вылизывая его раненую ногу.

Оглядевшись, мальчишка охнул: по всему периметру поляны, на каждом дереве, на каждой ветке, рядами и колоннами, сидели птицы.

Они охраняли его. Дэйнар сразу понял это. Они следили, чтобы никто из оборотней не пришёл к убежищу мальчика и не прикончил его во сне.

– Спасибо вам, хорошие мои, – сказал он тихо, поднимаясь на ноги. – Кажется, я теперь знаю, где мой дом. И моя настоящая семья.

Погладив Чару по голове, Дэйнар направился к озеру, чтобы смыть с себя грязь и кровь.

Тогда же он решил, что в деревню больше не вернётся.

Глава восьмая

О том, где теперь жить, Дэйн задумался сразу после того, как смыл с себя грязь и промыл раны. В дупле, конечно, замечательно, но не зимой. После того как мальчик с таким трудом сбежал от оборотней, он совершенно не хотел околеть от холода. Зачем ему эта жизнь, Дэйнар не знал, но почему-то продолжал за неё цепляться.

А ещё после ночи на мокрых и не слишком тёплых листьях мальчишке очень хотелось выпить и съесть чего-нибудь горячего. Хорошо, что несколько лет назад Дэйнар додумался припрятать в Северном лесу котелок и собственноручно сделанную деревянную ложку.

Осень была в самом разгаре, поэтому с травами и ягодами было не так хорошо, как летом, но Дэйнар не зря бо́льшую часть детства провёл в лесу – через полчаса он набрал всё необходимое, а ещё через полчаса развёл костёр и сварил суп.

Несолёный и недоваренный – Дэйнар так хотел есть, что не мог ждать положенный час, для того чтобы грибы разварились, – этот суп показался мальчишке таким вкусным, что он чуть не проглотил его вместе с котелком.

Чара ласково лизала его руку и тихонько поскуливала.

– Нам с тобой надо решить, хорошая моя, – сказал Дэйнар, потрепав аксала по холке, – что же делать? Жилище на одну зиму, чтобы потом за весну и лето построить дом? Или строить его сразу? Хм…

Дэйнар почувствовал, что начинает расплываться в улыбке.

– Почему бы не рискнуть, верно? В конце концов, должно у меня хоть что-то в жизни получиться.

Как оборотни строят дома, Дэйнар представлял очень приблизительно. Но спросить было не у кого, поэтому мальчик решил действовать по наитию.

Он нашёл, как ему показалось, неплохое место – не влажную низину, а небольшой и ровный пригорок – и прикоснулся ладонью к ближайшему дереву.

Из-под коры в руку Дэйнара полилось что-то очень тёплое и хорошее. Это была энергия леса.

– Помоги мне, Арронтар, – прошептал мальчик, жмуря глаза, – ты же видишь, я пришёл с миром. У меня нет топора, но мне нужны брёвна, чтобы построить дом. У меня нет лопаты, но мне нужно выкопать яму. Помоги мне, Арронтар, и я… я тоже помогу тебе. Когда-нибудь я разберусь с набегами аксалов, они перестанут вытаптывать Западный лес и убивать детей твоих…

В кронах деревьев, уже наполовину облетевших, зашумел ветер, словно Арронтар взволновали слова Дэйнара.

А потом тёплый воздух пощекотал щёку и волосы мальчика, прошептав на ухо:

– Помни – ты обещал…

Дэйнар обернулся, будто ожидая, что сзади кто-то стоит. Но нет – никого не было рядом, кроме Чары, дружелюбно помахивающей хвостом.

Неожиданно в воздух взмыли тысячи птиц, больших и маленьких. Дэйнар поднял голову, и неясный солнечный лучик, тёплый, как прошедшее лето, ласково коснулся его голубых глаз и разбился о радужку миллионом крошечных искорок.

– Фьюить-фьюить!

– Пью-ю-и-и!

– Чии-и-и!

– Кири-кири-кири!

– Тр-р-р-р!

– Чии-ить! Чии-ить!

Со всех сторон доносились птичьи голоса, словно птицы переговаривались между собой. Они были голосом Арронтара, и они доносили до других зверей просьбу Дэйнара. Лес пищал, звенел, скрипел и пел, и это было так странно и так прекрасно, что маленький горбун не выдержал и рассмеялся. Его смех вплёлся в эти голоса так, будто всегда был их частью и принадлежал лесу целиком и полностью.

Дэйнар не сразу поверил в то, что произошло дальше. Звери, прибывающие со всех концов леса, тащили поваленные деревья и толстые ветки, птицы несли маленькие веточки и пучки травы-мочалы – ею обычно заделывались щели между брёвнами, – кто-то захватил с собой большие куски полузастывшей смолы ирвиса, а кто-то радовал Дэйнара всевозможными ножами, вилками и прочим «оружием», когда-то потерянным на просторах Арронтара маленькими охотниками на аксалов. Были и большие ножи, правда ржавые.

Несколько маленьких китров – юрких норных животных – принялись рыться в земле, и от усердия у них из-под лапок летели во все стороны камни и куски глины. Дэйну только оставалось присоединиться к ним и следить за тем, чтобы они не накопали лишнего.

Выглядывая порой из ямы, мальчишка жмурился от удивления: остальное зверьё быстро и профессионально помогало друг другу избавлять деревья от коры и лишних сучьев, всё те же неугомонные китры обрабатывали поверхность жёсткой корой ирвиса, чтобы дерево становилось гладким и пригодным для строительства.

Они словно знали, что нужно делать. Словно видели это уже много раз… А может, это не они видели – это лес видел и просто подсказывал им, как помочь Дэйнару. А заодно и ему самому подсказывал. Иначе он не справился бы.

Так или иначе, но дом получилось сделать за сутки. Конечно, магия тоже пригодилась – «рубил» брёвна мальчик именно с её помощью, с её же помощью укреплял крышу и стены дома. Разведя огонь, Дэйнар смешал в котелке смолу ирвиса с жёсткой травой-мочалой, а потом промазал этой смесью все щели, чтобы нигде не задувало.

Конечно, если бы Дэйн не был магом, им бы никогда не удалось построить дом, особенно поставить крышу, которая никак не хотела ставиться ровно, всё время норовила провалиться или хотя бы просто протечь. Да и если бы маленькому горбуну не помогали звери и птицы Арронтара, он вряд ли бы выжил. И вечером, когда Дэйнар наконец зашёл в свежевыстроенную хижину (правда, сил на стёкла у него в тот день не хватило), накидал на пол веток, аккуратно подсушил их и завалился спать, он чувствовал себя так, будто его целый день гоняла по деревне команда Рэйнара и Лирин.

Спать на ветках мальчику было не привыкать, только вот холодновато. Одному боку было тепло – к нему прижималась Чара, а вот второму… Печку Дэйнар сделал из натасканных птицами камушков, которые цеплялись друг за друга благодаря специальному раствору из песка, воды и горячей жидкой смолы ирвиса. Но растопить печь маленький горбун не успел: так хотелось спать, что глаза закрылись ещё до того, как Дэйн упал на свою импровизированную постель.

Проснувшись утром следующего дня, мальчик не мог поверить, что теперь у него есть собственный дом. Пусть он был кривоват, да и стёкол в окнах пока не наблюдалось, зато он принадлежал ему, Дэйнару.

Но эйфория быстро схлынула. Во-первых, хижину нужно было отапливать, иначе он околеет. Во-вторых, следовало подумать о запасах на зиму, иначе непонятно, чем питаться: мясо животных Дэйнар не ел, да и не смог бы после того, как они спасли ему жизнь. В-третьих, где взять одежду?

Это была самая большая проблема. Рубашка, штаны и ботинки, которые оказались на Дэйнаре в Ночь Первого Обращения – их ему тоже вернули птицы, – находились в плачевном состоянии. Особенно рубашка. И если с отоплением всё понятно, запасы за оставшийся до зимы месяц он наберёт, то как быть с одеждой? Она ведь не растёт на деревьях.

Можно сделать ткань из холпиуса, но вот беда – он цветёт в середине лета, так что тут Дэйн безнадёжно опоздал. Следующим летом он исправит ситуацию… если доживёт. Но даже если доживёт, как быть с обувью? Тоже из холпиуса делать? Ткань, конечно, из него получается грубая, но не настолько, чтобы ботинки шить. Может быть, просто ноги обвязывать?

Дэйнар покачал головой и вздохнул. Оказывается, строительство дома было не самой сложной задачей…

Вдруг послышался негромкий стук в дверь.

«Неужели нашли?» – испугался мальчик, но спустя пару мгновений уже улыбался: в окно влетели несколько чирикающих силиц и возбуждённо запрыгали по полу рядом с ним. Чириканье это было не встревоженным, скорее, нетерпеливым.

– Что случилось, малышки? – засмеялся Дэйнар, направляясь к двери. Чара последовала за ним, сонно позёвывая.

Мальчик понял, что случилось, как только открыл дверь. На пороге лежали несколько рубашек и штанов, тёплая куртка, куча носков, перчатки, ботинки и сапоги. А на поляне перед хижиной сидели совершенно гордые берилы и один маленький китр. Тоже очень гордый.

– Вы чего?.. – охнул Дэйнар. – Стащили?..

– Чи-чи-чи! – возбуждённо запищали силицы.

– Фи-и-и-и! – подтвердили берилы.

– Тр-р-р-р! – фыркнул китр.

Мальчик покачал головой:

– Ай-я-яй… Ну разве так можно? Воровать нельзя! Нехорошо!

– Фью-ю-ю, – укоризненно вздохнул серый вокшун, от чего Дэйнар подпрыгнул – этот ночной хищник сидел прямо у него над макушкой. И в этом «фью-ю-ю» маленькому горбуну послушалось скептическое: «Ну да, конечно… Значит, воровать нельзя, а швыряться камнями можно?»

Дэйн улыбнулся. Конечно, воровство – это нехорошо, но… в данном случае он почему-то не чувствовал угрызений совести. Подумаешь, пара рубашек да штанов. С оборотней не убудет, а ему жизнь спасёт.

– В который раз вы меня выручаете, – засмеялся мальчик. Тогда он ещё не знал, что часом позже звери и птицы натащат ему такое количество орехов, грибов и засушенных с лета ягод, что хватит до самой весны…

Так началась его жизнь отдельно от стаи. Первая зима стала самой тяжёлой – продукты нужно было экономить, в окна нещадно дуло (как сделать стёкла, Дэйнар так и не придумал, поэтому закрыл проёмы окон ставнями, сплетёнными из ирвиса), а больше всего раздражало отсутствие тёплого отхожего места и горячей ванны.

Удивительно, но по брату и сестре маленький горбун даже немного скучал. И по маме с папой. Знал, что глупо… да и помнил ещё выражение лица Лирин в момент, когда она швыряла тот камень в его Ночь Первого Обращения.

Помнил, знал, понимал… Но скучал.

А иногда мальчик воображал, что однажды Рэйнар и Лирин придут к нему в гости, как настоящие брат и сестра, сядут на пол и будут пить с ним чай из крепких листьев дух-травы, и даже, может быть, попросят прощения…

В такие минуты Дэйнар смеялся. И только Чара, тут же начинавшая жалобно скулить, понимала, что этот смех отнюдь не весёлый, а очень печальный и горький.

Порой маленькому горбуну казалось, что он такой же зверь или птица, как и все остальные окружающие его живые существа. Первое время Дэйн часто говорил с ними, даже не задумываясь над тем, что действительно понимает эти «фью-ить», «чр-р-р», «пи-пи-пи» и прочие странные звуки. Понимает, даже когда они ничего не говорят, только смотрят.

Птицы и звери Арронтара отличались от оборотней почти так же, как дети отличаются от взрослых. Они были чище, наивней и намного добрее. Беззащитней. А ещё они почему-то называли Дэйнара Старшим.

Мальчик не знал, в какой момент понял это. «Наш Старший», просто «наш», «брат»… А перед тем, как маленький горбун навсегда покинул Арронтар, появилось ещё одно прозвище.

Хозяин.

Свою первую весну вдали от стаи Дэйн встречал с надеждой в сердце. Он запланировал себе множество дел на лето и не отлынивал – сделал из холпиуса ткань, сшил из неё пару рубашек и штанов, да ещё и на кресло хватило. Это была, конечно, странная идея – мастерить кресло при отсутствии нормальной постели, но спать на ветках Дэйнар привык, а вот посидеть с Чарой на руках возле тёплой печки иногда хотелось.

Летом мальчишка наконец отмылся. Вода в озере была ледяной, но всё же не такой, как зимой, поэтому он смело нырял в неё два раза в день. Именно тогда маленький горбун настолько привык к холоду, что совсем перестал его чувствовать. И, как следствие, болеть.

Чара теперь почти не бегала в Западный лес. У неё родились щенки только следующей зимой, и это был её последний выводок по какой-то причине. Больше она не покидала Дэйнара, всюду хвостиком следовала за ним, словно охраняла.

За мальчиком так никто и не пришёл. Никто не охотился за ним. Хотя Дэйнар предполагал, что кто-нибудь точно попытался, но… разве кому-то хочется остаться без глаз?

Так текли годы. Они действительно текли, как вода, – иногда Дэйн не сразу мог вспомнить, какая по счёту идёт весна и сколько ему лет. Ведь это действительно не имело никакого значения. Птицы и звери, окружавшие его, тоже понятия не имели, сколько им лет, и ничего, жили ведь без этого знания.

Стёкла в окна Дэйнар поставил на третье лето. Он так и не придумал способ сделать их при помощи магии – всё-таки его познания в ней были невелики, точнее, их почти не имелось – поэтому попросил птиц стащить для него несколько кусков стекла из деревни. Вот обработать их, придав нужную форму, у мальчика получилось.

Хотя в то время Дэйн уже переставал быть мальчиком. Только рядом не было никого, кто мог бы это оценить, а самому горбуну было безразлично. Дэйнар крайне редко рассматривал себя в отражении на водной глади озера, а если начинал вглядываться, то видел самого обычного мальчика. Он не замечал, что взрослеет. Не видел, какие у него красивые светлые волосы и синие глаза. Впрочем, Дэйнар не замечал и свой горб. Он вообще не думал о том, как выглядит.

Порой, когда ему казалось, что он разучился говорить, Дэйн садился на берег озера и начинал тихо петь. Пел он в основном старые песни оборотней, книжку с которыми нашёл дома когда-то очень давно. Песни там были простые, незатейливые, но очень добрые. Наверное, поэтому они так нравились Дэйнару.

Нравились они и остальным обитателям Арронтара. Если маленький горбун начинал петь, к озеру слетались птицы и сбегались звери. Они слушали, поражая мальчика серьёзностью своих глаз – будто Дэйн пел не просто незатейливые песни, а рассказывал им какие-то интересные истории.

Тем летом маленькому горбуну – впрочем, он уже не был маленьким – исполнилось восемнадцать.

Он сидел на берегу озера и пытался сделать из дерева дудочку, когда к нему вдруг подбежала взволнованная Чара и стала странно рычать, мотать головой и хватать его за край штанины. Такое поведение было несвойственно волчице, поэтому юноша встал и пошёл следом за ней.

Аксал вела его в Западный лес. И не просто вела – она туда мчалась, при этом ещё и жалобно поскуливая, будто просила своего хозяина поторопиться.

И когда Дэйнар увидел то, из-за чего Чара так стремилась в Западный лес, сердце его упало.

Посреди небольшой полянки, окружённой густыми кустами, за которыми было не разглядеть Дэйнара и Чару, сражались Рэйнар и Лирин. Сражались против нескольких крупных аксалов, защищавших гнездо и щенков.

Очевидно, его брат и сестра решили «поохотиться» на аксалов – в руках у них были большие палки с жуткими шипами. Оружие опасное, но только когда ты умеешь им пользоваться. И если Рэйнар хоть как-то мог обращаться с ним, то Лирин вообще еле держала в руках свою палку.

В последнее время, из-за постоянного вмешательства Дэйнара, аксалы, осевшие в Арронтаре, не нападали на оборотней, даже если они забредали в Западный лес. Но в этот раз, видимо, не выдержали: Лирин и Рэйнар своими палками расковыряли нору целой семьи, где были и маленькие аксальчики. И, кажется, успели убить одного щенка. Именно поэтому взрослые животные так рассердились.

Рэйнар стоял чуть впереди, закрывая Лирин и воинственно размахивая «оружием». При этом в его глазах было столько паники, что её почувствовал бы даже не-оборотень… даже такой, как Дэйнар.

Лирин же просто тряслась от ужаса.

– Рэйни, у тебя кровь! – взвизгнула она, по-детски глупо дёргая брата за рукав. Рэйнар отмахнулся, не сводя напряжённого взгляда с рычащих аксалов.

Он действительно был ранен. Оторванный рукав рубашки, из-под которого была видна рваная рана, чумазое лицо, искажённое страхом, – всё это увидел Дэйн в тот миг, когда выглянул из кустов, куда его привела Чара.

– Спасибо, милая, – прошептал юноша, потрепав аксала по холке.

Он вышел из своего укрытия и собирался вмешаться, но вдруг один из зверей, зарычав, резко прыгнул вперёд, целясь Рэйнару в горло. Останавливать аксала с помощью голоса Дэйн даже не пытался: знал, что не получится, звери были слишком раздражены.

А второй хищник собирался прыгнуть на Лирин.

Дэйнар колебался лишь долю секунды.

– Стой! – крикнул он, бросаясь на аксала, посягнувшего на сестру. Зубы зверя непроизвольно сомкнулись на руке горбуна чуть выше локтя, всё тело пронзила боль.

А потом Лирин страшно закричала.

Этот крик остался в его памяти на долгие годы, преследовал по ночам, приходя в сны вместе с резким запахом крови…

Первый аксал, прыгнувший на Рэйнара, достиг цели и вцепился мальчишке в горло. Хлынула алая кровь. Откинув от себя хищника, угрожающего жизни Лирин, каким-то небрежным жестом, Дэйнар кинулся к брату и оттащил вцепившегося в него аксала за холку.

– Уходите! – рыкнул он на остальных присутствующих здесь животных. – Быстро! Чара, уведи и успокой.

Какое-то время Дэйн слышал у себя за спиной негромкое рычание, словно аксалы не хотели слушаться, но затем всё стихло. Только тихонько всхлипывала Лирин, опустившаяся на колени рядом с Рэйнаром.

Положив руку брату на горло, Дэйнар сделал то, чему его никто и никогда не учил: направил сквозь собственную ладонь энергию Света, молясь про себя, чтобы рана затянулась…

Она не затянулась. Но кровь больше не лилась.

– Он жив, не хнычь, – сказал Дэйн, покосившись на Лирин. Глаза сестры, полные слёз, были очень красивого жёлтого оттенка.

Ара. Так же как и Рэйнар.

– Жив? – Лирин прикоснулась кончиками пальцев к щеке раненого. – И… не умрёт?

– Откуда я знаю? – огрызнулся Дэйн. – Лучше помоги, один я его до деревни не дотащу.

«Надо же, я ещё могу говорить. А думал, что давно разучился», – вздохнул юноша, осторожно подхватывая Рэйнара на руки. Показалось, что брат ничего не весит, даже помощь Лирин не понадобилась.

– Пошли, – буркнул он, направляясь в сторону деревни белых волков. – Только уж не бросай в меня ничего, хорошо? А то я Рэйнара уроню.

– Нет, ты что! – испуганно отозвалась у него из-за спины Лирин. – Дэйн, я…

– Какого дохлого кота вы вообще пошли в Западный лес? Зачем? Не суйтесь сюда больше, поняла? Тоже мне, герои.

– Мы… – Девочка запнулась. – Мы тебя хотели найти…

– А-а-а… – Дэйн засмеялся. – И палками этими шипастыми забить? Дурачьё.

– Дэйн… – В голосе Лирин юноше послышались слёзы, но он не мог обернуться из-за Рэйнара.

– Это неважно, палками или камнями, – поморщился горбун. – Я ушёл из стаи, я больше не появлюсь в деревне, так что забудь меня, как страшный сон. Забудь, слышишь? Не ходите больше в Западный лес. Никогда. Это опасно. Не для меня – для вас. Ты поняла?

Она не ответила. Дэйнар слышал, что Лирин плачет и размазывает по лицу слёзы. В сердце у него что-то дрогнуло, но почти сразу остановилось.

Это неважно. Он сейчас отнесёт Рэйни в деревню, уйдёт и больше никогда не увидит сестру.

Если бы не Лирин, Дэйнару не удалось бы пройти так далеко. Только благодаря ей он вошёл в поселение белых волков, добрался до дома родителей и, аккуратно положив тело Рэйнара на порог, уже собрался уходить, когда…

– Горбун убил Рэйни! – закричал кто-то из толпы, преследовавшей их с Лирин с того момента, как они вошли в деревню.

– Бей его!

– Да!

– Гони!

– Смерть уроду!

«Опять…» – подумал Дэйн, срываясь с места. Они ничему не учились… ничего не помнили. Вот и теперь сгорбленную спину юноши надёжно прикрыли птицы, слетевшие с деревьев в момент, когда в него полетел первый камень.

В очередной раз убегая из родной деревни, преследуемый воинственными воплями, где-то на краю сознания Дэйнар услышал отчаянный, полный горькой боли крик Лирин:

– Дэйн!

Но нет, конечно, она не могла так кричать. Ему просто показалось.

Когда в сгорбленную спину брата полетели камни, она едва удержалась от того, чтобы не побежать за ним.

И вроде бы всё было, как и раньше. Ничего нового. Светлые волосы, видные издалека, кривая спина, неяркая старая одежда… Да, всё было как всегда. И тем не менее – кое-что изменилось.

Сердце. Её сердце. Оно отчаянно билось в груди, как в клетке, словно стремилось вырваться наружу и…

– Дэйн!

Крик не помог. И слёзы, заструившиеся по щекам, – тоже. Сердце не хотело успокаиваться.

Вокруг сновали оборотни, кто-то взял её за руку, Рэйнара понесли в дом…

– Лирин? Лирин, ты слышишь меня? Лирин!

Она словно очнулась.

– Отец! – воскликнула Лирин, хватая Родэна за рукав рубашки. – Он не убивал… Не убивал! Дэйн ничего не делал Рэйни, клянусь Даридой…

– Сейчас не до этого, дочка. Расскажешь потом. Пойдём в дом.

Дальнейшие события смешались в её голове и вспыхивали в памяти яркими картинками, не связанными между собой.

Слёзы мамы, и отец, пытающийся её успокоить.

Лекарь-человек, пахнущий травами так сильно, что у девочки защипало в носу.

Бледный Рэйни на постели, с кровавой раной на шее, смазанной зельем, усиливающим регенерацию.

Несмотря на усилия человеческого лекаря, брат не приходил в себя. И рана на его шее отказывалась затягиваться.

– На когтях и в слюне аксалов – яд, которому сложно противостоять даже взрослому оборотню, а Рэйнар ещё очень молод. Возможно, зелье вытянет яд. Но я не уверен. Если юноша переживёт сегодняшнюю ночь, будет жить.

Так сказал лекарь, покидая их дом. И пока родители провожали человека, Лирин прошмыгнула в комнату брата и села рядом с ним на кровати.

– Рэйни, – прошептала девочка, осторожно прикасаясь ладонью к лицу раненого. Бледный, с перевязанным горлом, он казался мёртвым, но Лирин ощущала тихое биение его сердца.

Брат не ответил. Тогда она решила, что будет сидеть с ним рядом до тех пор, пока Рэйнар не проснётся… и они не закончат то, что так неудачно начали.

Лирин не верила, что Рэйни может умереть. И поэтому застыла рядом, прислонившись спиной к стене и взяв брата за руку.

Она слышала тихие шаги родителей за дверью. В комнату заглянул отец и, увидев Лирин, несколько минут стоял на пороге, словно раздумывая. Но затем он вышел и оставил её наедине с братом.

Лирин и сама не заметила, как задремала, подперев щекой холодную стену. Она не отпускала руку Рэйнара даже во сне.

Прошло много часов, солнце скрылось за горизонтом, наступила ночь. Прохладный воздух, пришедший в комнату вместе с ней и лунным светом, заставил Лирин проснуться. У неё замёрзли ноги. И не только замёрзли, но и затекли.

И рука тоже… затекла.

Но когда Лирин захотела осторожно отнять свою руку у Рэйнара и поменять её на другую, то вдруг почувствовала, как брат едва ощутимо сжал её пальцы.

– Рэйни? – прошептала Лирин, наклоняясь над лицом мальчика. И почти тут же вздрогнула.

Его глаза были голубыми, как в детстве. В ярком свете луны Лирин видела это совершенно ясно.

Она помнила, что у оборотней глаза возвращаются к первозданному цвету только перед смертью.

– …ин… – Рэйнар с трудом выдавил из себя какой-то невнятный звук. Но она поняла. Узнала своё имя.

– Тихо, пожалуйста, Рэйни, – прошептала девочка, с трудом сдерживая слёзы. – Тебе нельзя говорить. Горло… оно должно зажить.

Он вдруг улыбнулся. Лирин никогда раньше не видела у брата такой странной улыбки. Она не была ни весёлой, ни грустной, ни какой-либо ещё. Просто улыбка. Пустая, как тело без души.

А потом Рэйнар сказал чётко и спокойно, не запинаясь, словно у него совсем не болело горло:

– Обещай мне одну вещь, Лирин.

– Какую?

Он сжал руку сестры.

– Попроси прощения за нас обоих.

Лирин почувствовала, что плачет.

– Не говори так, Рэйни. Ты выздоровеешь, и мы вместе пойдём к нему. Мы должны вместе…

Брат покачал головой:

– Я не успею. Пожалуйста, обещай мне, Лирин.

И тогда девочка, всхлипнув, прошептала:

– Обещаю, Рэйни.

Он улыбнулся, теперь уже по-настоящему радостно, и закрыл глаза.

Два дня кряду Дэйнар не находил себе места. Чара, чувствуя его состояние, ходила по пятам и тихонько поскуливала. Пытаясь отвлечься, юноша бродил по лесу, собирая всё подряд, постоянно нырял в озеро, надеясь на то, что ледяная вода выгонит ненужные мысли.

Как там Рэйнар? Выздоровел?

И Лирин? Может, она пострадала сильнее, чем ему казалось?

Дэйн вздохнул.

Глупо. Зачем он думает о них? Рэйнар и Лирин всю жизнь бегали за ним, мечтая прибить, а он теперь беспокоится. Так нельзя.

– Скажи, нельзя же так, да, Чара?

Аксал, вздохнув, положила голову Дэйнару на колени.

– И, тем не менее, я не могу перестать думать о них… Что же мне делать, Чара?

– Ф-ф-ф, – ответила она, и никто, кроме Дэйнара, не смог бы расшифровать эти странные звуки.

– Думаешь? – Юноша озадаченно почесал подбородок. – Пожалуй, ты права. Вот только пришибить могут.

– Р-р-р. – Чара поморщилась, и Дэйнар рассмеялся.

– Точно, не так уж это и просто, особенно если учесть меткость моих сородичей. Итак, решено.

Юноша вскочил на ноги и негромко, протяжно засвистел. Почти тут же в воздух взмыли несколько десятков самых разных птиц. Возбуждённо чирикая и хлопая крыльями, они зависли над Дэйном, поднимая с земли тучи пыли.

– Поможете?

– Чии-и-и!

– Фью-ю-ю!

– Пи-пи-пи!

Дэйнар кивнул и, напоследок наклонившись над Чарой, тихо сказал:

– Сиди здесь. Что бы ни случилось. Хорошо?

– Р-ры.

Юноша улыбнулся и, развернувшись, направился прямиком в деревню белых волков.

Страха не было. Возможно, потому, что он чувствовал поддержку. Птицы, большие и маленькие, летели за Дэйнаром, и юноша ощущал их. Его друзья и семья. Они не подведут.

Погода в тот день была жаркой. Солнце нещадно нагревало землю до состояния раскалённой сковородки и кипятило воду в водоёмах, на небе полностью отсутствовали облака, но Дэйн чувствовал приближение грозы. Он понятия не имел, откуда к нему приходило это знание, но так было всегда.

Возле входа в деревню юноша притормозил. Сердце на мгновение тревожно сжалось, и Дэйнар несколько секунд наблюдал за клубами пыли, медленно оседавшими возле ворот: туда только что на полном скаку въехал какой-то беловолосый всадник.

Наконец, вздохнув, Дэйнар зашёл в деревню.

К его удивлению, заметили горбуна не сразу. Виноват был, по-видимому, тот всадник. Несколько оборотней смотрели ему вслед, открыв рот, поэтому Дэйну поначалу удалось прошмыгнуть незамеченным.

Он быстро шёл по улицам деревни к дому родителей, ощущая на себе удивлённо-недоумённые взгляды. Нападать оборотни пока не решались, вели себя насторожённо и враждебно. Сам Дэйн старался ни на кого не смотреть, просто шёл к своей цели.

«Какая глупая идея всё-таки, – вздохнул юноша, когда раздался первый оскорбительный крик. – Опять придётся убегать, так и не узнав, что там с Рэйни и Лирин. Наивно было думать, что мне удастся дойти до родительского дома, избежав тумаков».

От первого камня Дэйнар увернулся. Затем на нападающую на него группу оборотней спикировали птицы, и юноша побежал. Он надеялся, что в доме родителей его не будут бить только за то, что он спросит, как себя чувствуют брат с сестрой. В конце концов, Лирин наверняка рассказала, что Дэйн не виноват в ранении Рэйни.

Большой и острый камень ударил в спину, в самый центр горба, и Дэйнара пронзила резкая боль. Он споткнулся и упал, слыша, как забились, зачирикали птицы в небе, как они кинулись на его обидчиков, различил несколько отчаянных криков со стороны оборотней и уже собирался встать, как ещё несколько камней ударили его по голове, спине и рукам.

– Остановитесь.

Наступившая вслед за этими словами тишина оглушила Дэйнара.

Что случилось? Голос был незнакомым. И это явно не дартхари. Но даже если бы это был он, как объяснить тот факт, что затихли даже птицы Арронтара?

Посреди полного молчания чьи-то негромкие шаги показались Дэйнару подобными грому и молниям. Юноша повернул голову и открыл глаза, но рассмотреть до сих пор ничего не мог: от удара камнем по затылку вокруг всё переливалось яркими звёздочками.

– Почему вы бьёте этого мальчика? – произнёс тот же голос. Он был спокойным и тихим, полным достоинства. Дэйнар понял сразу, что говоривший мужчина не привык бросать слова на ветер. Зато привык, чтобы к нему прислушивались.

Было ещё кое-что, и Дэйнар осознал это только после второй фразы незнакомца.

Его голос звенел от магии. Никогда раньше горбун не слышал ничего подобного. Колоссальное количество разнообразной силы переливалось, переплеталось в этом голосе, как нити в ткани.

– Кх-м… – откашлялся кто-то из оборотней. – Он горбун, господин.

Господин. Не зор. Вероятно, маг был человеком.

– Я вижу. – В голосе неизвестного мага Дэйнару послышался холод. – Я спросил, почему вы бьёте этого мальчика.

Оборотни молчали. Странно, но Дэйнар понимал: они почему-то боятся ответить на вопрос мага. Точнее, они боятся того, что этот маг может с ними сделать за подобный ответ.

– Всё ясно. – Неизвестный вздохнул. – В Арронтаре ничего не меняется… Идите-ка отсюда, уважаемые зоры.

К удивлению Дэйна, все молча послушались. Но юноша удивился ещё больше, когда маг тихо, нараспев, сказал на древнем наречии оборотней:

– Улетайте в гнёзда, птицы Арронтара. Я обещаю, что позабочусь о вашем Хозяине.

И птицы, негромко прочирикав слова благодарности, действительно сорвались с мест и улетели в лес.

Как только вокруг никого не осталось, маг подошёл к Дэйнару и на мгновение коснулся прохладными пальцами ко лбу юноши. Пляшущие огоньки перед глазами, головокружение и боль в тех местах, куда попали камни, тут же исчезли, и он смог наконец разглядеть того, кто спас его от очередного сомнительного приключения.

Юноша никогда раньше не видел человеческих магов, кроме, конечно, лекарей, которые не были сильными чародеями, но в любом случае Дэйнар не сомневался: тот, кто стоял сейчас перед ним, человеком не являлся. Он был соткан из магии, он был самой магией, он казался ненастоящим, нереальным… Дэйнар не думал, что это возможно – чтобы в ком-то было так много силы. Хотелось зажмуриться, потому что подобное количество магии слепило глаза.

Дэйнар не сразу заметил, что выглядит его спаситель тоже очень необычно: он был высок и беловолос, как некоторые эльфы, но эльфом всё-таки не был. По длинному, узкому и красивому лицу было невозможно понять возраст мага, но Дэйнар почему-то не сомневался, что ему очень много лет.

Удивительнее всего были глаза. Ярко-голубые и светящиеся изнутри. Будто голубой огонь.

– Здравствуй, – сказал маг, легко улыбнувшись. – Как тебя зовут?

– Дэйнар, господин, – ответил горбун, не в силах даже наклонить голову в почтительном приветствии, так его заворожили глаза незнакомца.

– Мужественный… Тебе подходит это имя. А меня зовут Аравейн. И можно без господинов.

Дэйн, конечно, не был образованным оборотнем, но это имя он слышал. Все его слышали. Легендарный и великий маг, считавшийся бессмертным, близкий друг императора Интамара, объединившего земли Эрамира. Единственный маг, способный работать с абсолютно всеми Источниками силы.

Дэйнар почувствовал, что начинает глупо таращить глаза.

Между тем Аравейн подал ему узкую длинную ладонь и помог подняться с земли.

– Куда ты направлялся?

– К дому родителей, – ответил юноша насторожённо. – Пару дней назад брата и сестру ранили аксалы, я хотел узнать, как их здоровье.

– Аксалов?

– Нет, конечно, – Дэйн удивлённо покосился на Аравейна. – Брата и сестры.

Лицо мага дрогнуло.

– Интересно… – прошептал он. – Очень интересно. Как зовут твоих брата и сестру?

– Рэйнар и Лирин.

– И ты за них… переживаешь?

«К чему он клонит?» – подумал недоумевающий Дэйнар, но тем не менее ответил:

– Конечно, переживаю.

Ему кажется или глаза у Аравейна действительно засветились сильнее?

– Пойдём, я провожу тебя к дому твоих родителей.

– Не стоит беспоко…

– Ещё как стоит. Тебе небезопасно находиться в деревне.

Юноша вздохнул и кивнул, признавая правоту мага. Ещё неизвестно, чем бы закончилась его сегодняшняя вылазка в деревню, если бы не Аравейн.

Дэйн думал, что к дому родителей они будут добираться в полном молчании, но новый знакомый удивил мальчика. Маг расспрашивал горбуна обо всём: где он живёт, чем питается, с какими Источниками может работать. Юноша отвечал правду, потому что не видел смысла врать. Да и не боялся он Аравейна.

В нём не было зла. Дэйнар чувствовал суть окружавших его людей и животных с самого детства, только не сразу понял, что именно он ощущает.

Возле дома Родэна и Мары юноша на миг остановился, пытаясь унять разбушевавшееся не на шутку сердце. Он волновался. Что, если отец и мать будут обвинять его в случившемся? Что, если Рэйни не выжил?

Дверь распахнулась, как только Дэйнар постучал. Стоящий на пороге слуга вздрогнул, увидев горбуна.

– Здравствуйте, – только и успел сказать юноша, шагнув в коридор, – могу я видеть…

– Дэйн!

Подняв глаза, он увидел, как по лестнице, ведущей на второй этаж, сломя голову бежит сестра. Но у подножия Лирин перехватил отец.

– Стой, Лири.

– Папа! – закричала девочка, пытаясь вырвать руку из железных тисков Родэна. – Я должна…

– Увести, – кивнул оборотень появившейся служанке, передавая ей Лирин. – И не выпускайте, пока я не разрешу.

– Дэйн! – Девочка успела крикнуть ещё один раз, прежде чем её увели в другую комнату. И если бы Дэйнар не был занят в тот момент прокручиванием в голове будущего разговора с отцом, то он бы непременно заметил, сколько отчаяния было в голосе сестры.

Зато это заметил Аравейн, вошедший следом за юношей. Он проводил взглядом скрывшуюся в другой комнате девочку и нахмурился.

– Зачем ты пришёл? – холодно спросил Родэн, даже не подумав пригласить старшего сына пройти дальше в дом. На Аравейна он не обратил ни малейшего внимания, так как не отрывал взгляда от Дэйна.

– Я хотел узнать, как себя чувствует Рэйнар. Его сильно ранили, – тихо произнёс юноша, в который раз повторяя про себя: «Плохая идея – приходить сюда… Очень плохая».

Родэн сделал небольшой шаг вперёд, остановившись на расстоянии вытянутой руки от сына, и процедил:

– Уходи. Ты – наше проклятье. Нас перестали уважать друзья и соседи, когда ты родился. Ты приносишь одни проблемы и неприятности, Дэйнар. Если бы не ты, Рэйни и Лирин не пошли бы в Западный лес и не нарвались бы на аксалов. Если бы не ты, Рэйнар был бы жив!

Что-то надорвалось в тот момент в душе Дэйнара. Натянулось и лопнуло, заставив всё внутри задрожать.

Нет. Этого не может быть.

Нет!

Это просто сон, просто плохой сон… Сейчас он проснётся, и всё будет по-прежнему.

Но Родэн продолжал говорить:

– Ты это хотел услышать? Рэйнар не дожил даже до утра. Лирин всю ночь сидела с ним, держала за руку, до самой его смерти. И я не позволю тебе говорить с ней, Дэйнар. С этого момента ты – не сын мне и Маре. Мы отрекаемся от тебя. Да услышат меня боги.

Он стоял, не в силах пошевелиться или вымолвить слово. Отрекаются? Но… за что?

За то, что родился горбуном?

За то, что сбежал из деревни, лишь бы не досаждать своим видом другим оборотням?

За то, что спас Лирин от неминуемой смерти?

За то, что принёс раненого Рэйнара к дому, а не бросил умирать в лесу?

Дэйн сжал кулаки изо всех сил, стараясь справиться с эмоциями, и вдруг почувствовал лёгкое, успокаивающее прикосновение к плечам.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, уважаемый зор, – тихо произнёс Аравейн. – Но, насколько я знаю, оборотень, отрёкшийся от клана, может покинуть Арронтар без разрешения дартхари. Это так? Я не был здесь очень давно, возможно, правила изменились?

– Нет, – ответил Родэн немного удивлённо, – всё осталось по-прежнему. Но… простите… вы кто?

– Это совершенно неважно, – усмехнулся Аравейн, сжимая левое плечо Дэйнара. – Абсолютно не имеет значения. Вряд ли мы с вами когда-нибудь ещё увидимся. Прощайте.

Маг осторожно взял горбуна за руку.

– Пойдём, мальчик.

Уже на пороге Дэйнар не выдержал и всё-таки обернулся к отцу:

– На самом деле вы отреклись от меня давно. Наверное, когда впервые увидели и не смогли полюбить таким, какой я уродился. «Урод» и «уродился» похожие слова, да? И я тоже отрекаюсь от вас. И никогда не переступлю порог вашего дома. У меня нет больше родственников.

В последний раз окинув взглядом равнодушную фигуру отца, Дэйнар вышел на улицу – навстречу обжигающему солнцу и незнакомому беловолосому магу.

– Зря ты так, мальчик, – прищурился Аравейн, как только горбун подошёл к нему. – Вдруг передумаешь? Мало ли что может случиться. Жизнь длинная.

Дэйн фыркнул.

– Даже если я передумаю, неужели вы полагаете, передумают они? Сомневаюсь.

Маг ничего не ответил, только легко улыбнулся.

– И не называйте меня, пожалуйста, мальчиком. – Дэйнар постарался скрыть, насколько сильно его задело это пренебрежительное обращение, но Аравейн всё понял и так.

– Прости. Дело не в тебе, мне абсолютно все мальчиками кажутся. Я слишком давно живу.

– Насколько давно? – Горбун поднял на мага заинтересованные глаза.

«Любознательный. Это хорошо. И потенциал огромный. Форс будет в восторге…»

– Не считаю уже. А то начинаю расстраиваться.

Дэйн рассмеялся.

– Не расстраивайтесь. Вы отлично сохранились.

– Стараюсь, – усмехнулся Аравейн, но сразу же посерьёзнел. – Скажи, ты не хочешь уехать отсюда?

Юноше показалось, что маг бросил тяжёлый камень ему прямо в лоб. Какой странный вопрос… И что на него нужно ответить?

– Уехать? Куда?

– А тебе не всё ли равно, Дэйнар? Не думаю, что ты отлично разбираешься в картах Эрамира. Могу обещать: там живут нормальные люди, которые не будут презирать тебя. А ещё я найду тебе хорошего учителя. Ты ведь хочешь учиться магии?

– Учиться магии?.. – прошептал Дэйн, не веря своим ушам. Неужели сбудется его мечта – стать магом?.. Неужели в него перестанут кидать камни?! Неужели не будут провожать презрительными взглядами?..

– Именно. Учиться магии.

– А… почему не вы?.. Вы не можете меня учить?

С точки зрения Дэйнара, это был очень наглый вопрос, но Аравейн, кажется, не рассердился.

– Я тоже буду учить тебя. Но я не могу остаться на десять лет в том месте, куда мы поедем. Там живёт мой друг, он тоже прекрасный маг, а главное – специализируется именно на той магии, которой тебя нужно обучать.

– Э-э-э… – протянул Дэйн. – Я думал, что владею Светом и стихией Воздуха…

– Не только. Да и как ты можешь судить о том, чем владеешь, ты ведь в жизни ни одной книги по магии не прочёл.

– Одну прочёл, – возразил юноша, потупившись. – Детскую сказку, в которой рассказывалось, какие бывают маги.

– Ну так что? Ты согласен уехать со мной?

Дэйнар резко выдохнул.

А потом выпалил, зажмурившись, будто собирался броситься в ледяную воду:

– Да.

– По вашим законам я могу увезти тебя либо после разрешения дартхари, либо если ты отречёшься от клана. Что ты предпочитаешь?

Горбун не колебался ни секунды.

– Отречение.

В классическом варианте отречение должно было происходить на игрищах, в присутствии всего клана и дартхари. Но в ответ на это замечание Дэйнара беловолосый маг лишь презрительно фыркнул.

– Позёрство. Единственное, что тебе нужно – Сердце Арронтара.

– Э-э-э…

Аравейн закатил глаза.

– Вы называете его Древним Камнем.

У Дэйна подкашивались ноги, когда он вместе с магом вышел на Великую Поляну и направился к Камню, который Аравейн почему-то предпочитал называть именно Сердцем Арронтара и никак иначе.

Камень был большим, со взрослого оборотня ростом, и почти белым, с лёгким желтоватым оттенком. Когда Дэйн положил ладони на его поверхность, ему показалось, что она слегка нагрелась.

– Я, Дэйнар, сын Родэна и Мары из клана белых волков, с этого момента и навечно отрекаюсь от родных и всей стаи. С этого момента я перестаю считать себя оборотнем и прошу… э-э-э… подтвердить моё решение.

На словах «подтвердить моё решение» Дэйнар немного замешкался. Вообще-то подтверждать должен дартхари, но здесь его вроде как нет… Однако Аравейна этот факт, казалось, совершенно не смущал.

Когда Древний Камень засветился мягким, чуть желтоватым светом, Дэйнар понял, почему магу не требовался дартхари. Видимо, его отречение подтвердил сам Арронтар.

Но, честно говоря, лучше бы это сделал дартхари. Юноша не хотел отрекаться от леса. Только от стаи.

– И что теперь?

– Теперь? А теперь беги в свою хижину, вещи собирай. Я пока коня хорошего подыщу. Ехать… довольно долго.

– А Чару можно будет взять?

– Чару? – Аравейн, казалось, очень удивился. – А это кто такая?

– Аксал.

Маг вздрогнул.

– Ты приручил аксала?!

– Я не приручал. Она мой друг. Самый лучший.

Несколько секунд Аравейн молчал.

А потом вдруг улыбнулся. И улыбка эта была такой радостной, что Дэйнар даже оглянулся, ища её причину. Однако вокруг, кроме него, никого больше не было.

– Отлично. Просто прекрасно, – только и сказал маг, продолжая улыбаться. Пожав плечами, юноша отправился собирать вещи.

Что значит эта улыбка, он спросит у Аравейна по дороге. Ведь она вроде бы будет длинной.

Ну и хорошо. Чем дальше от Арронтара – тем лучше.

Вот только… Почему кажется, будто он что-то забыл? Почему так странно сжимается сердце?

Наверное, потому что он наконец всё понял и смирился. Ему нет места здесь. Нет и никогда не будет. Во всём Арронтаре не найдётся ни одного оборотня, кто бы любил Дэйна.

Значит, пришло время попытать счастья где-то ещё.

И больше не вспоминать глаза сестры в момент, когда она швырнула тот, самый первый, камень в Ночь Первого Обращения.

И уж тем более не вспоминать, какими эти глаза были в день, когда она родилась и, улыбаясь, тянула к Дэйнару маленькие ручки.

…Они уехали вечером, ещё до заката.

Вещей у юного горбуна было немного. Основное место занимала Чара, которую он усадил в кусок плотной ткани, обёрнутой вокруг тела на манер сумки. Аксал ворчала, но всё понимала и терпела любые издевательства над собой.

Уезжали они через западные ворота. Дэйнар удивился, но ничего не сказал Аравейну. Пусть будет Снежная пустыня. В конце концов, столько песен Арронтара посвящено именно ей, так почему бы и нет?

Отправившийся на запад Дэйн так и не узнал, что случилось в ту ночь. Ведь если бы они с Аравейном немного повременили с отъездом, всё могло бы быть совершенно иначе. Но… как случилось, так случилось.

Лирин сбежала из дома. Это было несложно: девочку не особенно охраняли, полагаясь на её благоразумие.

Сломя голову она мчалась в Северный лес, веря, что сможет найти там брата. Она бежала, ориентируясь только на чутьё, обострившееся в тот момент до предела, потому что ночное зрение у оборотней работает только в зверином обличье, а перекинуться Лирин не могла. Она ещё не подчинила внутреннего волка, а на таких оборотней надевают специальные браслеты, блокирующие вторую ипостась, которые снимают только на игрищах.

Лирин чуть не свернула шею, несколько раз зацепившись ногой за корягу и полетев на землю со всего размаха. Но девочка не обращала на эти падения ни малейшего внимания.

Прошлой ночью она не смогла увидеть Дэйнара, потому что оплакивала Рэйни. Но теперь пора. Пора сделать то, что уже давно нужно было сделать.

Каким образом нашла хижину брата, Лирин толком и не поняла. Возможно, по запаху… а может, как-то ещё.

Но это было уже неважно. Потому что Дэйнара в ней всё равно не оказалось.

Девочка заметалась вокруг дома, не зная, что делать дальше, не веря. Куда он мог уехать? И как он мог?!

Она чувствовала, что брат уехал навсегда, и это причиняло такую острую, звериную боль, что девочка почти не могла нормально соображать. Упала на землю рядом с крыльцом и горько заплакала, запустив пальцы в почву.

Неожиданно хлынул дождь. Он с силой ударил Лирин в спину, словно напоминая обо всех камнях, брошенных в брата за эти годы, и девочка завыла.

Земля под её руками становилась всё рыхлее, всё податливее. Лирин запустила в неё руки уже по локоть, будто хотела спрятаться, скрыться от струй дождя, хлеставших её, как кнутом.

«Я заслужила. Заслужила».

Всё тело сжалось в один большой, страдающий комок, который выкручивали, как половую тряпку. И казалось, что этому не будет конца.

И она вспоминала… вспоминала, как однажды Дэйн починил её любимую куклу, когда Рэйнар, за что-то рассердившись на сестру, оторвал игрушке руку. Как он кормил её с ложки, а когда Лирин не хотела глотать, ласково улыбался и говорил: «Кушай. Ты должна стать большой и сильной». И после этих слов она послушно ела.

Она вспоминала, как он пел им с Рэйнаром колыбельные перед сном. Каждый день разную, никогда не повторялся. И голос его звенел, успокаивал и уносил в страну ярких детских снов…

– Прости нас, Дэйн, – прошептала Лирин, прижимаясь лбом к холодной, мокрой и рыхлой земле. – Мы всё вспомнили. И поняли, когда подросли. Но, наверное, слишком поздно.

Она совсем замёрзла из-за этого безжалостного дождя и пронизывающего до самых костей ветра. Но уходить не хотела. Лирин чудилось: пока она лежит здесь, запустив руки в землю по локоть, её каким-то образом что-то связывает с Дэйнаром. И он почувствует эту связь. И вернётся.

Пальцы на руках уже начинали неметь, когда Лирин прошептала:

– Пожалуйста, пусть он вернётся. Помоги мне вернуть его, Арронтар. Я знаю, ты слышишь… Прошу, помоги вернуть Дэйна!

Как только она сказала это, ветер задул сильнее. Так сильно, что Лирин показалось, он хочет уничтожить её.

Но потом девочка расслышала в жутком гуле, стоявшем у неё в ушах, слова:

«Я не смогу. Не с-с-с-смогу. Не с-с-с-с-смогу».

Задохнувшись от неожиданности, она вскочила на ноги.

Вокруг неё стояла кромешная тьма. Девочка видела только, как волнуются кроны деревьев на фоне более светлого по сравнению с ними неба. И дождь… он по-прежнему нещадно хлестал её тело.

Лирин изо всех сил сжала кулаки и прокричала в пустоту:

– Я сделаю всё, что ты скажешь. Всё! Хочешь, забери мою жизнь. Только помоги вернуть Дэйна!

Она даже не замечала, как прорвавшиеся наружу когти впиваются в кожу ладоней, как сползают по запястьям и рукам тоненькие струйки крови.

Новый порыв ветра чуть не сбил Лирин с ног.

«Ты дейс-с-с-с-ствительно с-с-с-сделаешь вс-с-с-сё?»

– Да!

Она кричала так громко, как никогда раньше. Но почему-то не слышала собственного голоса, словно его поглощало окружающее пространство.

«Мне нужно с-с-с-сердце. С-с-с-сердце. С-с-с-сердце».

На миг Лирин застыла, пытаясь понять, что значит этот странный ответ.

И когда она уже отчаялась сделать это, кто-то невидимый словно коснулся висков, вложив в неё это знание.

– Значит, сердце, – прошептала девочка, прижимая к груди грязные, окровавленные ладони. – Хорошо. Я согласна.

«Ты уверена?»

На этот раз голос не оглушил Лирин, просто прошептав вопрос ей на ухо.

– Уверена.

«Поклянис-с-с-сь».

Лирин подняла голову как можно выше и закричала:

– Я клянусь тебе, Арронтар! Отныне и навсегда моё сердце принадлежит тебе!

Яркая вспышка молнии ослепила девочку, и она вновь упала на землю.

Странно, но теперь та больше не казалась Лирин холодной – будто бы чьи-то тёплые, родные руки обняли её за плечи, утешая и успокаивая… Но это продолжалось лишь мгновение.

А потом сердце как кинжалом пронзили. Раз и ещё раз… Лирин выгнулась, из глаз вновь брызнули слёзы. Но она была готова к этому и лишь сжала зубы, чтобы не закричать.

Ей нужно привыкать. Теперь так больно будет долго… Очень долго.

«Я заслужила».

– Вернись, Дэйн. Пожалуйста, вернись… – прохрипела она, вцепляясь в землю онемевшими пальцами, и зажмурилась, почувствовав очередную вспышку обжигающе горячей боли в сердце.

Потерявшая сознание Лирин уже не видела, как в небо взмыло огромное облако – это были птицы. Они совершили большой круг над тем местом, где лежала девочка.

А утром, вернувшись в деревню, Лирин поняла, что всего за одну ночь перестала быть ара. Всю силу будто бы смыло тем безжалостным дождём.

Глава девятая

Небо в пригороде Лианора отличалось от неба моего Арронтара. Ночью в Арронтаре почти всегда появлялись звёзды, яркие и большие, они завораживали меня своим загадочным мерцанием. Остальное пространство – бархатно-чёрное и непроницаемое, но если прислушаться, можно было различить тихий перестук ночных трещоток, хлопанье крыльев больших птиц-хищников и шорох травы под маленькими лапками зверьков. А ещё ночью в Арронтаре как-то по-особенному пахнет. Раньше я никогда не обращала внимания на этот запах. Пока не уехала…

Здесь звёзды не такие большие и яркие. Словно это вообще другие звёзды, как будто я попала в иной мир. И ночью я толком ничего не слышала – ни трещоток, ни шелеста травы, ничего. Не зря этот лес, тянущийся от Лианора до Эйма, замка Повелителя тёмных эльфов, называют Тихим. В отличие от Арронтара, я почти не чувствовала его дыхания. И в ночном воздухе ничем не пахло. Ну, если не считать ароматов какой-то трактирной еды и дешёвого пива с вином.

Наше путешествие продолжалось уже две с половиной недели, и завтра мы должны были наконец завершить его, прибыв в Лианор. Всё это время Грэй гнал карету как безумный, останавливаясь в придорожных трактирах только на ночь, и в итоге мы доехали до столицы на три дня раньше.

Выезжая из Арронтара, я не представляла, на что подписываюсь. Я, привыкшая жить в лесу, вынуждена была по восемь-десять часов в сутки трястись в карете. Закрытое пространство для любого оборотня – даже такого, как я, – подобно пытке. В лесу ветер постоянно перегоняет запахи. Стоит только сосредоточиться на чём-то одном, как он уже уносит этот аромат прочь и приносит другой. А здесь, в карете…

Уже через три дня я выучила наизусть все оттенки запаха тела Грэя. Я знала, как он пахнет, когда хочет спать, когда ему жарко, когда он выпьет пива… В последний раз такое было со мной, когда я сидела с Джерардом. Но Джерард был моим братом, а Грэя я знала всего пару дней. Поэтому поначалу необходимость постоянно находиться с ним в одной карете меня немного раздражала. Виду я не подавала, но каждый раз по прибытии в трактир немедленно бежала мыться, потому что мне казалось, я сама пахну Грэем с ног до головы.

Но постепенно отношение менялось. Не знаю, как и почему, но я вдруг стала замечать, что больше не испытываю раздражения, находясь постоянно рядом с ним. Я начала сравнивать оттенки его запаха с тем, что чувствовала когда-то в Арронтаре, и с удивлением поняла, что он напоминает мне аромат кислого молока и свежеиспечённого хлеба. И примерно через неделю поймала себя на мысли, что запах этого мужчины действительно перестал раздражать, наоборот, теперь он наполнял меня спокойствием и умиротворением.

Наверное, дело было в наших отношениях. Путешествуя в одной карете, без разговоров не обойдёшься, и я не могла не заметить, как деликатен Грэй, насколько он угадывает моё настроение и желание (либо нежелание) разговаривать о чём-либо.

Он очень много знал. Ботаника и зоология оказались, пожалуй, тем немногим, в чём у моего попутчика были пробелы. В остальном Грэй проявлял чудеса эрудиции. Он рассказывал мне о городах и странах, где он был, в том числе и о Мирнарии. А уж количество сказок и легенд, которые знал мужчина, просто потрясало. Я слушала его часами, и мне чудилось, что я читаю какую-то дивную, безумно интересную книгу.

Потихоньку, день за днём, я узнавала всё больше и о самом Грэе. Я узнала, что ему тридцать лет и что он был женат, но жена его умерла при родах. Эдвину, его сыну, недавно стукнуло четыре года. И именно из-за мальчика мы так мчались обратно в столицу: Грэй ужасно волновался за него.

В общем, я привыкла к Грэю, как привыкают к удобным домашним тапочкам или горячей ванне каждый день. Когда я в первом же трактире увидела такую, то чуть с ума не сошла: всё-таки шесть лет мытья в ледяной воде сделали своё дело. А вот спать на обыкновенной кровати мне поначалу было неудобно, ведь я привыкла к своему «гнезду», сплетённому из веточек ирвиса, а эти пушистые перины превращали меня в кисель.

С остальными спутниками отношения у меня тоже сложились. Их я видела гораздо реже, чем Грэя, но и этих часов мне хватило, чтобы подружиться со всеми.

Бугалон с удовольствием рассказывал о традициях троллей, Лисс делился секретами обращения с чуждой мне стихийной магией, а Кирк, как оказалось, великолепно умел играть на тагире и знал уйму интересных песен. Эти песни были о любви, дружбе, долге и войне, и я даже запомнила несколько, чтобы потом напеть Дэйну во сне.

Я так боялась, что он больше не придёт ко мне. В первую же ночь после отъезда из Арронтара я ложилась спать со стучащими от страха зубами и бешено колотящимся сердцем и поэтому, наверное, долго не могла заснуть, ворочалась. Да и мягкая постель не добавляла мне комфорта с непривычки.

И когда я в конце концов забылась, то увидела во сне Арронтар.

Босая, я шла по пушистому зелёному ковру из вьюн-травы – удивительного растения с мелкими белыми цветочками, распускающимися почти постоянно в течение весны и лета. Эти цветочки распространяли вокруг себя тонкий сладковатый запах, и я, почувствовав его, тихо засмеялась.

Вокруг было много солнца, зелени и света. Необыкновенно много – лес будто светился, во сне он был ещё более волшебным, чем наяву.

Роса холодила босые пятки. Я огляделась, силясь понять, в каком именно месте Арронтара оказалась, но так и не смогла определиться. А потом, прижав руки к груди и зажмурившись, я прошептала, пытаясь вложить в свой голос всю силу чувства, которое я в тот момент испытывала:

– Дэйн…

Почти сразу я услышала тихие шаги рядом с собой и задрожала, когда знакомые ладони обняли мои плечи.

Я боялась открывать глаза. Вдруг он исчезнет, как только я сделаю это?

– Ты здесь? – прошептала я.

– Здесь, Ро.

– Почему ты не приходил вчера?

– Я… не мог.

– Я так боялась, что ты больше не придёшь. Ведь я уехала из Арронтара. Так боялась…

Несколько секунд он молчал.

– Я тоже очень боялся, Ро.

Я распахнула глаза и впервые за всё это время сама потянулась к губам Дэйна.

Мне было нужно почувствовать их сладость, их нежность и теплоту, услышать его тихий голос, спрашивающий меня, почему я плачу, ощутить сильные руки на своей талии…

– Ты ведь не уйдёшь? Не исчезнешь? – спросила я, обнимая ладонями его лицо.

Он улыбнулся и прижался щекой к моему лбу.

– Я думал, как только ты покинешь Арронтар, наша связь порвётся. Но я ошибся. Есть кое-что, не позволяющее ей пропасть. И я думаю, так будет и дальше. Поэтому мой ответ – нет, я не уйду, Ро.

Я с облегчением вздохнула и рассмеялась.

Смогу ли я рассказать о Дэйне кому-нибудь? Маловероятно. Да и объяснить, что он значит для меня, я вряд ли сумею.

– Тебя что-то беспокоит, Ро?

Он всё понял… почувствовал, как всегда.

Я закусила губу и огляделась. Солнечные лучи играли в кроне стоящего неподалёку дерева, и я наконец узнала это место: именно здесь стояли мы с Лирин перед моим отъездом. Только во сне отсутствовал дом дартхари.

– Лирин… рассказала мне кое-что до того, как я уехала. Ты знаешь, кто такая Лирин? – Я подняла голову. Мне показалось, в лице Дэйна что-то дрогнуло, будто тень какого-то чувства, но почти сразу исчезло.

– Знаю.

– Шесть лет назад я подарила ей дудочку. Я нашла эту дудочку рядом со своей хижиной. Лирин попросила отдать её, когда увидела. Я думала, дудочку сделал тот, кто когда-то жил в хижине, и я не ошиблась. Но ещё он оказался её братом.

Дэйн поднял руку и погладил меня по волосам.

– Зачем ей понадобилась эта дудочка?

– Лирин надела её на цепочку и теперь носит на шее. Она сказала, что её брат был таким же, как я, и она тоже презирала его и бросала в него камни. Я спросила, жив ли он. И когда она помотала головой… – Я запнулась, в очередной раз вспомнив, что случилось.

Это было самое странное. В тот миг я изо всех сил вцепилась в обивку кареты, а когда разжала руки, то увидела, что вместо ногтей у меня – волчьи когти, оставившие в обивке десять аккуратных дырочек.

Выпускать когти, не обращаясь, умеют только самые сильные ара, тогда почему это произошло со мной?

– Что тебя так удивило? Ты ведь оборотень, Ро, – улыбнулся Дэйн, выслушав меня.

– Но…

– Никаких «но». Ты – оборотень. Даже то, что ты не прошла Ночь Первого Обращения, не может этого изменить. Просто твой внутренний волк до сих пор спит, но он не исчез и не умер. А в тот момент ты разволновалась, вот он и выпустил когти. Ничего необычного.

Я смотрела на Дэйна, вытаращив глаза. Ничего необычного?! Я всю жизнь считала, что не обладаю внутренним волком!

Заметив моё состояние, Дэйн вновь обнял меня покрепче и поцеловал.

– Не думай об этом, Ро. По крайней мере пока. Ещё не время. А когда оно придёт, мы подумаем об этом вместе. Хорошо?

– Я постараюсь.

Он сдержал слово и с тех пор приходил почти каждую ночь, а если не приходил, то каким-то образом умудрялся оставлять мне весточки. Я неизменно попадала в Арронтар во сне, и если Дэйн не приходил, гуляла по лесу. Но больше не волновалась. Если он обещал, что не исчезнет, значит, так и будет.

Я не знаю, как Грэй делал это, но он каким-то образом умудрялся нравиться всем. Любой трактирщик, взглянув на него, вдруг начинал улыбаться и выделял нам лучшие комнаты. Я и сама замечала, что иногда, когда Грэй разговаривает с кем-либо, я смотрю на него, испытывая исключительно положительные эмоции. Один раз я спросила у Грэя, не маг ли он, но он лишь усмехнулся и отрицательно покачал головой.

В конце концов я оставила в покое эту загадку. В одном я была уверена совершенно точно: Грэй хороший человек. А с остальным я как-нибудь потом разберусь.

Сегодня была последняя ночь в придорожном трактире, уже завтра мы прибудем в столицу. Я стояла возле открытого окна и, любуясь на тёмное, бархатное небо, вспоминала эту поездку.

Она была замечательной. Всё было настолько душевно… Песни Кирка, болтливый Лисс с фокусами стихийного мага, серьёзный Бугалон и… конечно, Грэй. Он был связующей нитью.

Мы договорились, что в Лианоре я временно поселюсь в его доме, а потом, когда накоплю достаточно денег – в том, что я быстро найду работу, Грэй не сомневался, – переселюсь в собственную квартиру. Меня это полностью устраивало.

Я вздохнула и прислонилась лбом к оконной раме.

Я соскучилась по Дэйну. Его не было уже два дня. Он оставлял мне подарки на поляне рядом с озером – вчера это был венок из лесных фиалок, а позавчера – сплетённая из веточек ирвиса фигурка волка.

И теперь я очень надеялась, что сегодня ночью он придёт. Мне о многом хотелось с ним поговорить. И не только поговорить…

Лёгкий порыв ветра шевельнул занавеску, принеся с собой невесть откуда взявшийся запах коры ирвиса и осенних листьев.

А потом талии коснулись знакомые и родные руки…

Я вздрогнула.

– Тсс. Не оборачивайся. Нельзя.

– Дэйн?..

Он засмеялся, и я вздрогнула ещё раз.

Как же так… Я ведь не сплю…

– Да, это я. Не оборачивайся, милая Ро.

От его губ, легко целующих мою шею, я ужасно нервничала и едва держалась на ногах.

– Я не смог бы прийти сегодня, – шептал Дэйн между поцелуями. – Но ты зовёшь меня, я слышу.

– Громко?

– Очень. Но ты всегда такая громкая. – Он крепче сжал меня в объятиях, зарываясь лицом в мои волосы. Дэйн всегда делал так во сне, но…

– Это ведь не сон… – прошептала я, борясь с отчаянным желанием обернуться.

– Не совсем сон, так будет вернее, Ро.

Я уже начинала сходить с ума от этих его губ и рук. Ощущения были намного острее и ярче, чем во сне. Там всё казалось спокойнее и мягче, а здесь…

– Дэйн… кажется, я горю.

Он потёрся носом о мочку моего уха, и я хихикнула.

– Поверь, это всего лишь маленький огонёк.

– А оборачиваться почему нельзя?

– Тогда я исчезну. А ты так хочешь меня увидеть? – Его голос стал таким лукавым, что я поневоле улыбнулась.

– Конечно, хочу.

Он рассмеялся.

– Это хорошо. А теперь рассказывай свои новости. Что тебя беспокоит, Ро?

Я гордилась собой, потому что смогла собраться, несмотря на отвлекающие меня руки и губы Дэйна, и рассказать о событиях последних двух дней и моих опасениях по поводу будущей работы.

– Не торопись. И не волнуйся. Работа сама тебя найдёт.

– Но…

– Ро, мне нужно уходить сейчас. Но завтра я приду в твой сон, и мы всё обсудим более подробно, хорошо?

Я разочарованно вздохнула.

– Не грусти.

– Дэйн… А если я обернусь с закрытыми глазами, ты, возможно, исчезнешь не сразу?

Его смех пощекотал мою щёку.

– Кажется, я знаю, что ты задумала.

Он выпустил меня из рук, и я, зажмурившись, резко развернулась, чтобы секунду спустя поймать своими губами жаждущие, нетерпеливые губы Дэйна и ощутить у себя в груди настоящий лесной пожар.

Поцелуй продолжался всего несколько секунд, а потом Дэйн исчез, растворился, оставив в моих руках лишь пустоту. И только бешено колотящееся сердце и горячие, искусанные губы напоминали мне о том, что всё это мне действительно не приснилось.

Мы въезжали в Лианор на рассвете. Ночью немного похолодало, поэтому я куталась в большой шерстяной платок, одолженный мне Грэем, и украдкой подносила кончики пальцев к губам, чтобы согреть их. Но тем не менее постоянно высовывалась из кареты, дабы не пропустить ни мгновения.

Именно сейчас, сегодня, начиналась моя новая жизнь. В этом городе, скрытом за белой каменной стеной, из-за которой уже начинало показываться ярко-малиновое рассветное солнце.

Бугалон сказал лишь пару слов стражникам у центральных ворот, и, к моему удивлению, карету свободно пропустили. Только мне пришлось записать своё имя в большой книге и там же поставить «кровавую метку»: проколов палец, приложить его к листку бумаги рядом с подписью. Я знала, что благодаря этим меткам тёмные эльфы, владеющие магией Крови, находят преступников и просто потерявшихся, но как именно работает подобная магия, не имела понятия. В любом случае благодаря хорошим отношениям с тёмными эльфами император Эдигор Второй изрядно облегчил себе задачу по поиску и поимке преступников. Насколько я помнила, люди магией Крови не владеют. Впрочем, не только люди. Её практиковали лишь тёмные эльфы.

Засунув проколотый палец в рот, я залечила ранку. Ворота перед нашей каретой распахнулись, и мы въехали в столицу.

Как и положено обычному городу, Лианор в этот час почти спал. Я покосилась на карту, которую мне когда-то зарисовал Грэй, прослеживая наш путь.

На карте, нарисованной моим спутником от руки, столица напоминала огромный цветок. Бутоном был императорский дворец с большим парком, находящийся в северной части города. Стеблем – центральная и самая широкая улица, которую местные жители окрестили Императорской, именно потому что шла она от городских ворот до входа во дворец. Эту улицу примерно посередине пересекала главная площадь, где находились храмы наших богинь – Айли и Дариды. Наибольшее сходство с цветком придавали более узкие улочки, расходящиеся в две стороны от «стебля» – Императорской улицы. Назывались они, на мой взгляд, не очень оригинально. Те, что слева, носили имя Айли (Первая улица Айли, Вторая улица Айли и так далее), а те, что справа – Дариды.

Поначалу Кирк ехал по Императорской улице, никуда не сворачивая. Дома здесь были большими и каменными (а в Арронтаре всё строили из дерева), причём камень только светлых оттенков. В основном двух- и трёхэтажные, с крышами из красной и коричневой черепицы и небольшими балкончиками на верхних этажах, эти дома меня очень впечатлили. Особенно я удивилась, заметив, что в Лианоре принято высаживать цветы на краю крыши, чтобы растение, развиваясь, росло сверху вниз и цеплялось отростками за кирпичики стен. В Арронтаре это никому в голову не приходило. Но, должна признать, выглядело симпатично. Обыкновенная вьюн-трава, а какой эффект!

Дороги во всём городе тоже были вымощены светлым камнем. И, наверное, это сочетание светлых оттенков подарило мне ощущение, что город не стоит на земле, а парит где-то в воздухе.

– Мне здесь нравится, – прошептала я, сжимая пальцами обивку возле дверцы кареты.

– Я так и думал, – рассмеялся сзади Грэй. – Но погоди, ты ещё не видела дом, в котором будешь жить. И императорский дворец.

Я многого не видела… И откровенно раскрыла рот, когда мы проехали главную площадь с храмами Айли и Дариды. Они были очень разными, но при этом настолько величественными, какими, наверное, и должны быть настоящие храмы.

В Арронтаре в каждой деревне имелись небольшие помещения, где благословляли новорождённых или отпевали мёртвых. Полноценными храмами их назвать было нельзя.

Проехав главную площадь, мы некоторое время вновь катили по Императорской улице, но затем Кирк повернул карету направо. «Тринадцатая улица Дариды» – гласил небольшой немного покосившийся значок на первом же доме.

Узкая в начале, эта улица затем расширялась, и почти в самом её конце, справа от кареты, я заметила большой деревянный дом. Да-да, именно деревянный. Двухэтажный, из хорошего, крепкого светлого дерева. Крыша, правда, черепичная, но в остальном дом был целиком деревянным.

На первом этаже, над входной дверью, красовалась большая резная табличка, гласившая: «Мастерская “Дартор”. Изделия из дерева для души и тела».

Я улыбнулась. Так вот почему дом выстроен не из камня!

– Интересно, внутри этой мастерской тоже всё деревянное? – хихикнула я. Но почти тут же чуть не подпрыгнула, потому что Грэй ответил:

– Скоро узнаешь. Именно здесь я и живу.

И, высунувшись из кареты, мужчина громко, залихватски свистнул.

– Ты бы потише, мой лорд, – услышала я укоризненный голос Бугалона. – Они, небось, спят ещё.

– Ага, как же, спят…

Как только Грэй засвистел, со стороны деревянного дома послышался жуткий грохот, словно внутри кто-то уронил разом целую кучу кастрюль со сковородками.

– Вот, слышишь? А ты говоришь, спят!

Галл не успел ответить – входная дверь распахнулась, и оттуда с диким визгом выскочило нечто маленькое и взъерошенное, метнувшееся молнией почти под копыта лошадям. Хорошо, что они успели остановиться.

Вслед за этим маленьким и взъерошенным из дома выбежала девушка. Лет пятнадцати-шестнадцати на вид, высокая, и с волосами настолько белыми, что они казались седыми.

– Эдди, стой! – завопила она, тщетно пытаясь поймать маленькую молнию, уже скакавшую перед дверью в ка-рету.

Грэй, рассмеявшись, вышел наружу и сразу был едва ли не сбит с ног собственным сыном.

– Папа-а-а-а!

Ух. У меня даже уши на миг заложило.

Между тем Грэй, смеясь, подбрасывал мальчика в воздух, ловил, а затем снова подбрасывал. Ребёнок радостно хихикал и смотрел на отца счастливыми глазами, которые были точной копией глаз Грэя – такие же тёмно-карие, тёплые, большие. Да и в целом Эдвин оказался очень похож на своего отца, только более румяный и взъерошенный.

Когда я, улыбаясь, вышла из кареты, мальчик вдруг замер в руках Грэя, а беловолосая девушка посмотрела на меня с явным интересом во взгляде.

– Папа? Это… – начал ребёнок, но закончить фразу не успел: входная дверь вновь распахнулась, и на улицу шагнули ещё два действующих лица – гном и светлый эльф.

Парочкой они были забавной. Гном, толстый просто до безобразия, в ширину явно больше, чем в высоту, рыжебородый, и высокий, худющий до состояния «набор костей для супа» эльф с длинными русыми волосами. Не знаю, что длиннее – борода гнома или волосы эльфа.

Оба были осыпаны деревянными опилками с ног до головы. Видимо, это и есть мастера – резчики по дереву. Как интересно… Эльф ведёт дела с гномом? Ни за что бы не поверила. Гномы считаются искусными кузнецами, но никак не краснодеревщиками.

– Грэй! Явился, не запылился! – Гном расхохотался, раскидывая руки в приветственном жесте. Ну и ручищи у него… Почти как у тролля.

– Очень даже запылился, Тор. Приветствую, мастер Дарт. – Грэй наклонил голову, по-прежнему не выпуская из рук Эдвина.

Как интересно… Мой спутник назвал эльфа Дартом, но разве у эльфов бывают настолько короткие имена? Или это сокращение? А может, прозвище?

– Знакомьтесь. Это Рональда, я писал вам о ней. А вон там, из кареты любопытная мордочка выглядывает – её хати по имени Элфи.

Я удивлённо покосилась на Грэя. Писал? Обо мне? Интересно, что именно.

– Очень приятно, – пробасил гном, кивнув. – А меня зовут Торгис, можно просто Тор.

– Рад знакомству, – голос у эльфа был нежный, звонкий и слегка дрожащий. – Мастер Дарт. Тоже можешь обращаться ко мне по имени, Рональда.

Беловолосая девушка вздохнула.

– Грэй, а мне они опять ничего не сказали, представляешь? Добро пожаловать, Рональда. Я – Араилис, можно Ари. Я иногда… хм… ошиваюсь тут. В качестве няни этого вот бандита. – И она ткнула длинным тонким пальцем в Эдвина.

Араилис… Я наморщила лоб. Имя явно эльфийское, только Ари не эльф, а человек. И сильный маг к тому же. Сильнее Лисса.

Между тем Грэй вознамерился представить меня сыну, который до сих пор сидел на его руках практически в виде каменного изваяния. Эдди смотрел на меня, приоткрыв рот от удивления и выпучив глаза. Любопытно… я тоже кажусь ему настолько страшной, как своим сородичам?

– Познакомься, это Рональда. Она теперь будет с нами жить.

Я улыбнулась, подошла ближе и протянула мальчику ладонь.

– Здравствуй, Эдди. Если хочешь, можешь называть меня Ронни.

Несколько секунд он рассматривал моё лицо, будто что-то искал там, а потом протянул руку, коснувшись маленькими тёплыми пальчиками моей ладони. И улыбнулся.

Так искренне и радостно, как мне уже давно никто не улыбался.

– Ну, вот и познакомились, – услышала я словно издалека голос Грэя. – А теперь пойдёмте в дом. Надеюсь, тот грохот, который мы слышали до того, как на улицу выбежал Эдди, не был грохотом упавшего котелка с кашей?