Инволюция бесплатное чтение

Пролог

Уильям захлопывает тяжелую армированную дверь, отделяющую их секцию исследования генетических мутаций и тератологии[1]от главного коридора. Немногочисленный персонал, вышедший на работу в выходной, созвали в комнату совещаний. Комиссия нагрянула внезапно и переполошила весь научный комплекс. Счастье, что Уильям с Агатой постоянно перерабатывают, нередко проводя в стенах лаборатории все выходные, иначе им бы не удалось достойно встретить делегацию.

Проверяющие обнюхали каждый сантиметр их секции, но найти прямых доказательств не смогли. В попытках отыскать хотя бы призрачную зацепку, они собрали младший персонал лаборатории для допроса. Если и тогда не подтвердится заявление Валери, то проекты Агаты продолжат финансировать. Уильяма это определенно порадует.

Навыки Агаты, ее упорство и эрудированность в различных областях вызывали у Уильяма восхищение. Он получил разрешение обращаться к ней не в официальной форме, а в шутку говорить «моя дорогая тыковка». Даже когда Агата рассказала, что таится за армированными дверями закрытой части лаборатории, он не отвернулся, дав всепоглощающему пламени идеи зажечь и его сердце.

С трудом удерживая коробки, доверху наполненные чашками Петри, Уильям не спеша подходит к столу и осторожно ставит туда ценный груз. Наконец то освободив руки, он снимает очки с толстыми стеклами и протирает их краем халата.

– Агата! Они ушли! – кричит Уильям. – Велели отправить на проверку все микроструктуры. Даже витамины для растений! Поверить не могу, что Валери пошла на такое. Это же настоящий цирк.

Ответом ему становится тишина. Водрузив очки обратно, Уильям оглядывается. В лаборатории царит строгий порядок. Склянки, колбы и инструменты отражают в отполированной поверхности белый свет ламп. Аккуратно разложенные папки с результатами экспериментов соседствуют с несортированными документами. Безмолвие помещения навевает мысль о том, что, кроме Уильяма, тут никого больше нет.

Странно. Уильям ясно расслышал, как Агата сказала о намерении перепроверить учетные книги. Может, она решила навестить своих любимых «детишек»? Общение с подопытными животными, особенно с крысами, всегда действовало на Агату успокаивающе. Грызунам, коронованным ее любовью, разрешается носиться по лаборатории, пугая особо впечатлительных сотрудников, дремать в карманах ее безупречно выглаженного халата и даже забираться на голову, пока сама Агата работает с документами. Ее сердце не выдержало бы, вздумай комиссия забрать их. Как никак, предъявленные обвинения касаются всего, до чего Агата успела дотронуться в лаборатории. Уильям чувствует: это только начало бури. Валери разошлась не на шутку. Но если Уильям с Агатой поднажмут, то вместе справятся с этой напастью.

– Агата! Ты где?

Уильям углубляется в лабиринт помещений внутри лаборатории. Виварий встречает его гнетущим молчанием – Агаты и здесь нет. Испуганные животные прячутся по углам клеток. Их поведение приковывает блуждающий взгляд Уильяма. «Быть не может! У них же удалены миндалевидные тела[2]!» Дрожь пробирает Уильяма, словно его касается невидимая рука опасности. Стены кажутся слишком белыми и чистыми. Свет – ярким до боли. Происходит нечто непоправимо плохое, отчего даже те, кто обычно не испытывает страха, чувствуют угрозу.

Уильям тщательно проверяет одно помещение за другим и наконец подходит к большой черной двери. Доступ в эту часть лаборатории есть только у него, Агаты и ее матери, миссис МакГрегори. Катерина МакГрегори не работает в их комплексе, но уважаемая должность судмедэксперта центрального полицейского управления позволяет ей беспрепятственно и незаметно доставлять неживой материал в лабораторию. Она, как и Уильям, всецело поддерживает проект дочери.

Уильям вынимает пластиковую карточку из кармана и прикладывает ее к электронной панели. Мерзкий писк предупреждает об открытии двери. Младшему персоналу приказано обходить это помещение за метр: Агата не хуже Цербера защищает результаты своих тайных опытов. Несколько инцидентов с кражей испытательного материала лишь подкрепили идею обособить помещение со стартовыми наработками от остальной лаборатории. Поразительно, как чью то неудачу можно выгодно использовать для себя и скрыть от посторонних глаз то, что действительно происходит за дверьми.

– Милостивая матушка! Что здесь случилось?

Погром и полумрак встречают возглас Уильяма пугающей тишиной. Столы перевернуты, все пробирки, реагенты со средами разбиты и растекаются разноцветными лужами на полу. В беспорядке разбросаны бумаги и опрокинуты шкафы. Содраны плакаты с напоминаниями о мерах безопасности при работе с боксами. Даже лампы сорваны с потолка и теперь едва держатся на тонких проводах, подмигивая умирающим светом.

Где носит Агату? Это первый вопрос. Второй, не менее важный: кто сотворил подобное? Закрыв за собой дверь, Уильям убирает карточку в карман, лихорадочно соображая, что делать дальше. Обратиться за помощью к охране? Точно нет. Иначе то, что они скрывают все эти годы, выползет на поверхность. Члены комиссии ушли из их секции, но не из здания. Миссис МакГрегори? Только она может здраво рассудить, что предпринять. Не застрянь она на допросе в другой секции, несомненно, была бы уже здесь.

– За такое нас точно прикроют, – вздыхает Уильям.

Он проверяет, заперта ли дверь, и с ужасом еще раз осматривает несчастное помещение. Взгляд цепляется за следы когтей и пятна крови в некоторых местах. Уровень тревоги подскакивает еще выше. Кто то из подопытных сбежал? В их отделе проходит множество экспериментов как на живых, так и на мертвых существах. Чаще всего опыты заканчиваются для них мутацией всего тела или различных его частей. Безмозглая гусыня Валери назвала бы их подопытных монстрами. На памяти Уильяма эти уродливые порождения науки редко впадают в агрессию, по большей части безучастно созерцая свое преображение.

Дрожь пробегает по телу. Уильям осторожно ступает в полумрак помещения. Под ногами хрустят осколки колб и пробирок. Глубокие борозды на столах и стенах оставлены внушительного размера когтями. Кто то очень злой метался по комнате, снося все на своем пути. Уильям хмурится. Он не может припомнить никого из подопытных, кто в состоянии бы нанести подобный ущерб. Даже сорок четвертый. Ежедневные проверки системы безопасности, надежность клеток не позволили бы такому случиться.

Беспокойные мысли меняют направление. Присутствовала ли Агата в лаборатории, когда это произошло? С ее слабым здоровьем дать отпор сильному и крупному врагу не представляется возможным. Уильям старается ежедневно устраивать физкультурные перерывы под ее недовольное бурчание, но это мало чем помогает. Что, если Агата сейчас лежит гдето без сознания? Раненая и обессиленная?

Уильям заглядывает за каждый перевернутый стол с надеждой и страхом. Под тусклым светом разбитых ламп с пола поднимается человеческая фигура. Рыжие волосы растрепаны, халат порван. Покачиваясь из стороны в сторону, она бредет в его направлении.

– Агата? Ну и напугала ты меня! – Уильям облегченно вздыхает.

Он делает несколько шагов навстречу, но резко останавливается. Агата двигается слишком неестественно. Плечи нервно дергаются. Походка отрывиста.

«Что то не так», – только и успевает подумать Уильям. В следующий миг он, подобно игрушке, отлетает в сторону. Мензурки бьются под его весом, впиваясь осколками в тело. В миллиметре от глаз проносятся острые когти. Уильям чудом уворачивается. Свистящий поток ветра срывает с него очки, лишая зрения. Рука Уильяма беспорядочно шарит по полу. Нащупав уцелевшую банку со спиртовыми шариками, он замахивается и с силой кидает ее в лицо монстра. Взвыв, существо отступает.

Уильям вскакивает на ноги. Замутненный взгляд скользит по опрокинутым столам. Подрагивающие ладони хватают увесистую упаковку с порошком агарагара. Перед глазами пляшет мешанина из кровавомрачных цветов. Прищурившись, он целится в трясущуюся голову монстра.

Знакомые черты невыносимой болью отзываются в сердце. Перед ним жалкое подобие человека, некогда бывшее его лучшей подругой. Белок и зрачок слились в бездонную черноту, тело оплетает выпучившаяся венозная сеть, а изо рта течет вязкая слюна грязного оттенка. Но хуже всего руки. На ее прекрасных, аристократично бледных пальцах торчат изогнутые острые когти, длиннее обычных в несколько раз. Неужели она решилась на это? Может, Рошель права, и Агата…

– Ты сошла с ума!

Низкий рык вырывается из глотки существа. Уильям запускает «снаряд». Промах. Рассудок не хочет верить глазам. Агата безумно мечется по лаборатории, пытаясь убить Уильяма. Но даже в такой момент он не в силах ранить ее. Решение приходит незамедлительно. К черту всю эту скрытность. Пусть их хоть трижды распнут в Страсбурге за незаконные испытания. Уильям не готов потерять подругу ради идеи. Он приведет помощь.

Петляя между столов, Уильям устремляется к выходу. Бежать. Закрыть дверь. Не дать Агате выбраться на свободу. За спиной разносится грохот. Существо, почуяв свое превосходство, бросается в погоню. Не сбавляя скорости, Уильям подхватывает поднос с инструментами и запускает его в монстра за спиной. Острые предметы пролетают мимо. Вслед за ними отправляется еще пара колб. Жидкость растекается по стенам от удара. Отпугнуть. Задержать хотя бы ненадолго. Но не ранить.

Запинаясь об опрокинутые микроскопы и стулья, Уильям подбегает к двери. Руки лихорадочно шарят по пустым карманам, заветная карточка испарилась. Вернуться? У него нет времени искать столь небольшой предмет в полутьме и беспорядке.

Поток мыслей прерывает острая боль, вспыхнувшая в спине. Помещение проносится перед глазами, когда Агата швыряет его на стол, который ломается, выливая содержимое колб прямо на Уильяма. Остатки сил покидают его. Не видя иного выхода, он предпринимает последнюю попытку спасти жизнь.

– Ты… ты совсем не узнаешь меня?

Гортанный рык становится громче. Неужели их открытие способно настолько сильно извратить разум человека?

– Это же я, Уильям! Твой друг!

Пощелкивая зубами, существо приближается к нему и тянет руки с огромными когтями, которые, словно лезвия, блестят в свете мигающей лампы.

– Агата, черт тебя дери, очнись!

Черные глаза смотрят на него и не узнают. Тягучая кровь вытекает из сползающей кусками плоти.

– Прошу, приди в себя.

Последняя горящая лампа, мигнув на прощание яркой вспышкой, срывается с потолка, окончательно погружая помещение в непроглядную тьму.

– Не… не подходи ко мне. Стой, где стоишь, слышишь?! А а агата… А А А!

Глава 1

Пейзаж за окном перестает мелькать, извещая об окончании поездки. В полном молчании Агата Джеймс МакГрегори покидает машину. Хоть человек за рулем ей знаком, ни слов благодарности, ни прощания не слетает с ее губ. Автомобиль уезжает, и последняя ниточка, ведущая к знакомому миру, скрывается за поворотом. Теперь Агата может рассчитывать лишь на себя. Ее дом остался далеко позади вместе с трещащими без умолку СМИ. Придет день, и она выберется из всего этого победительницей. Нужно лишь дождаться. И постараться не наломать дров.

Тяжелый чемодан неприятно оттягивает руку. Продолговатые, серовато бледного оттенка, как у мертвеца, пальцы нервно сжимают ручку. События последнего месяца наградили ее недугом, который незнающий человек с легкостью принял бы за врожденную арахнодактилию[3].

Она обводит скучающим взглядом Клок Холл – двухэтажный дом в классическом английском стиле. Миссис МакГрегори неплохо постаралась с поиском уединенного жилища. Когда на Агату обрушилась лавина возмущения от СМИ и взбесившихся профессоров, а затем – травля отупленного общества, ей ничего не оставалось, как спрятаться, пока все не утихнет.

Переворошив дорожные карты и справочники, Агата наткнулась на полумертвый городишко, о котором известно было лишь то, что он из последних сил держится за счет фабрики кошачьего корма, а отчуждение от остального мира превратило его в призрак. Плотный массив леса, обширная сеть болот и ревущее холодное море не способствовали ни появлению туристов, ни притоку новых жителей. Когда Агата сообщила матери о намерении затаиться в Ливингстон Бэй, та одарила ее столь странным взглядом, что Агата против воли запечатлела его в воспоминаниях. Что то промелькнуло в глазах миссис МакГрегори в тот момент. Но что? Страх? Заинтересованность? Или смирение? Агата решила, что как только скандал уляжется, она обязательно спросит об этом.

Безупречно выглаженная рубашка Агаты, заправленная в брюки, пиджак, галстук и остроносые ботинки, отполированные до блеска, резко контрастируют с запущенным домом. В почтовом ящике с отломанной дверцей догнивает газета за декабрь 1924 года. Ржавые ворота, покосившаяся кованая ограда, со всех сторон взятая в плен диким шиповником, клочки травы, пробивающиеся сквозь вымощенные камнем дорожки… По застывшему веснушчатому лицу не проскальзывает и тени интереса. Не пробуждают его и заброшенные комнаты дома со следами меловых пентаграмм на полу.

Слой многолетней пыли заботливо окутывает предметы скудного интерьера. На каждом шагу можно встретить изрядные лоскуты паутины. Бывший хозяин, кем бы он ни был, не потрудился привести дом в более менее порядочное состояние. Или же миссис МакГрегори в спешке упустила дать ему подобные указания. Ведь, несмотря на то что место выбрала Агата, именно ее мать связалась с хозяином и оплатила обустройство дома.

Агата методично осматривает каждое помещение. В ванной комнате из канализации несет едким строительным запахом. В углу, рядом с разобранным умывальником, валяется забытый ящик с сантехническими инструментами. В гостиной поверх пыльных полок небрежно теснятся вереницы потрепанных книг, подобранных явно наугад. Мятое постельное белье лежит в дырявых пакетах поверх голого матраса. По царапинам на полу можно проследить дорожку от входной двери к древнему холодильнику. «И как такая рухлядь дожила до наших дней?» – раздумывает Агата, вставляя вилку в розетку. Старичок рефрижератор с ужасающим кряхтением принимается за работу. На кухонном столе высится пирамида из коробок. Еда, предметы первой необходимости… Они тоже входили в список вещей, оговоренных с хозяином.

– Надо было тщательнее выбирать место, – недовольно протягивает Агата, осматривая газовую плиту. Ей, как человеку, привыкшему к щедрым дарам цивилизации и недурному экономическому положению, подобные условия кажутся более чем спартанскими.

Но лучше так, чем под стражу. Полиция вот вот готова наведаться в гости. А это – навсегда перечеркнутая дорога к науке. Хорошо, что ее мать взяла на себя разгрести устроенный в лаборатории беспорядок.

Пыльный воздух сводит легкие. Агата спешно распахивает деревянные окна. Невидимая рука ветра ласково дотрагивается до медного цвета косы, спускающейся ниже пояса. Узловатые пальцы Агаты ложатся на раму окна, она смотрит на них и чувствует омерзение.

Причина появления недуга. Вот что возвращает тревожные мысли вперемешку с затаенной яростью. Агату лишили всего: имени, работы, доступа к архивам, но самое главное – образцов и материала. Она ведь знала. Знала, что нельзя доверять той твари! Сроду не разбирающаяся в медицине, химии и анатомии, та лишь хлопала пушистыми наращенными ресничками! Агата не принимала ее всерьез, закрывая глаза на тревожные знаки. Всецело поглощенная опытами, она не заметила волка в овечьей шкуре. Самое тупое создание оказалось на редкость хитрым, подлым и достаточно влиятельным, чтобы в нужный момент прижать Агату к стене.

Хуже всего было то, что никто даже не заступился за нее. Общество, которому Агата так преданно служила все эти годы, отдавая себя целиком и полностью, оставалось тем же сборищем идиотов. Люди судачили о ее бесчувственности, о материалах, используемых в опытах, об омерзительном любопытстве в сферах экспериментальной анатомии и даже о ее безумии. Валери не стоило особых усилий обернуть этих болванов против Агаты.

– Ненавижу! Подумать только, спасовать у самого финиша!

Перед глазами всплывают счастливые картинки загаданного будущего. Сейчас она выступала бы на конгрессе ученых, срывая овации шокированных слушателей. Вызывающе смотрела бы на ошеломленных профессоров. Подарила бы миру ключ к новой счастливой жизни. Но она здесь. Прячется в дыре, как ободранная крыса. А Уильям? Боль отдается глухим ударом в затылке. Он не должен был прийти так рано. Не должен был увидеть ее. Ослепленную. В безумстве спасающую свое творение. Она виновата перед ним, но это лишь последствия. Истинная причина всех бед заключена не в Агате. Единственный, кто должен понести наказание за это…

Волна гнева одурманивает разум. Под руку подворачивается стопка немытой посуды. Тарелки и кружки с дребезгом разбиваются о стену. Этот хруст отдаленно напоминает Агате ломающиеся шейные позвонки.

Все заканчивается быстро. Занесенную над головой чашку Агата медленно опускает в раковину. Миллиарды жужжащих, как пчелы, мыслей носятся по закоулкам воспаленного мозга, но недолго им остается жить. Агата захлопывает окно. Толку от гнева мало. Тратить ценную энергию – еще бессмысленнее. Разум должен оставаться чистым и готовым в любой момент окунуться в научные изыскания. Обилие грязи подсказывает перенаправить ресурсы на более необходимую работу. Физическую.

Следующие дни Агата проводит в компании с метлой и шваброй. Уборка затягивается из за отсутствия у нее каких либо познаний в наведении домашнего уюта. Агате больше нравится работать мозгами, чем соскребать грязь с половиц. Не самое крепкое здоровье заставляет каждые полчаса открывать окна. Пыль, кажется, пытается задушить ее в новообретенном доме. По ощущениям Агаты, за несколько дней она выгребла из дома пару стогов паутины, тонну грязи и целое облако пыли, что могло бы покрыть собой район столицы.

Но стоило ее страданиям окончиться, как незаметно подкралась скука. За время уборки Агата не обнаружила ничего, что могло бы распалить ее любопытство. Даже полустертые пентаграммы с въевшимися бурыми пятнами на полу не пробуждали интерес к проводимым в доме нечестивым обрядам. Книги, привезенные бывшим хозяином, оказались на редкость занудными. Помимо них, другого развлечения в доме нет. Связь и интернет не работают, так что привезенный нетбук оказывается бесполезным. Агата несколько раз пытается усадить себя за редактирование уже готовых статей, но не может сосредоточиться: всплывают воспоминания о днях, проведенных с Уильямом в лаборатории.

Клок Холл стоит среди душистых луговых трав, окруженный четырьмя домами. Будто отражения, они в точности повторяют каждую деталь центрального строения. Отличается только степень запущенности. У одного из домов сгорел второй этаж. Другой хвастается проломленной стеной в ванную комнату и заржавевшими водопроводными трубами. Из окон третьего выглядывают мелкие деревца, пробивающие дощатый пол дома. Четвертый, наиболее сохранившийся, отгородился от мира заколоченными окнами и сложенными во дворике штабелями сгнивших бревен.

Создается впечатление, что сейчас, кроме Агаты, здесь никто не живет. Иной раз она замечает расплывчатое лицо в окне одного из соседних домов, но оно быстро исчезает, оставляя гадать: не показалось ли? Но Агата не стремится проверять подозрения. Мать четко внушила ей: «Не покидай дом ни при каких обстоятельствах. Никто тебе не поможет в случае опасности». Агате ничего не остается, как следовать этому правилу и медленно покрываться плесневелой корочкой безделья.

День и ночь над городом висят тяжелые свинцовосерые тучи, повергающие в уныние. Кажется, в этот отрезанный от всего мира край даже солнце не заглядывает. Апатичная атмосфера заставляет бездумно пялиться в потолок, а тишина, такая непривычная для городского жителя, действует на нервы. По дороге сюда Агата не потрудилась разглядывать проплывающий за окном пейзаж города. Отчасти из за тревожных мыслей, а в основном из за убеждения, что пробыть ей здесь придется не больше недели. Но вот неделя подходит к концу, а друг отца, обещавший приехать с новостями из столицы, так и не появляется.

* * *

– Дыра. – Опираясь на подоконник, Агата уныло взирает на поднадоевший пейзаж. – Мертвый край.

Луг огорожен с четырех сторон. В северной и южной части виднеются кирпичные стены. За ними – небольшие домики. По остальным двум сторонам тянется кованое ограждение и деревья с шумящими на ветру кронами. Между особняками пролегает асфальтовая дорожка с трещинами и ухабами. Петляя, она прерывается то песочной насыпью, то мелкой галькой. Ее конец теряется в северной стороне, среди выдержавших натиск времени строений. Именно на этой дороге и появляется фигура первого живого человека, которого Агата встречает за неделю.

Повинуясь внутреннему чутью, она задвигает шторы, но от окна отходить не торопится и с интересом разглядывает странного гостя сквозь полоску света. Женщина лет тридцати в окружении стаи черных воронов решительно направляется в сторону ее дома. Неуклюже перепрыгивая через ухабы, она проваливается то в одну, то в другую яму и, извозившись в грязи, выбирается обратно на дорогу. Пернатые друзья не отстают от своей спутницы. Их угольные крылья скрывают фигуру и черты лица женщины.

Неожиданно незнакомка сворачивает с дорожки к дому с заколоченными окнами. «Хозяйка? Гостья?» – Агата перебирает в голове всевозможные варианты, пока фигура не останавливается. На секунду в кружащей черной массе появляется брешь. Лицо женщины повернуто в ее сторону. Агату прошибает дрожь. Налетевший из ниоткуда поток холодного ветра обдает щеки. Агата отшатывается от окна. Несколько секунд медлит, не зная, что предпринять. Любопытство побеждает тревогу. Врожденная тяга к неизвестному берет верх над здравым смыслом.

Присев на корточки, Агата подползает к окну. Медленно вытягивая шею, она всматривается вдаль. К ее облегчению, женщина потеряла всякий интерес к КлокХоллу. На подступах к заколоченному дому она изо всех сил вырывает из хулиганских лап репейника свою длинную юбку. Выиграв поединок, незнакомка злобно вытаптывает растительность. Затем принимается отцеплять остатки колючек вместе с кусочками порванной ткани. Закончив с наведением красоты, заходит в дом. Из за чернокрылого вихря Агата не сумела разобрать, стучалась женщина или воспользовалась ключом.

С того дня незнакомка постоянно наведывается в заколоченный дом. Другого развлечения у Агаты нет, и, вооружившись запылившейся книжкой, она проводит у окна все время. Приходит женщина рано утром. Уходит под вечер. И каждый раз пристально поглядывает в сторону дома, где живет Агата.

Что же останавливает фигуру в черном ореоле воронов наведаться к соседке? Слух о новой жилице Клок Холла уже должен был облететь маленький городок минимум дважды. Изо дня в день Агата изводит себя сомнениями и догадками. Мысли о преследовании и скором обнаружении лишь усугубляют тревогу. Человек отца так и не приехал. Дурное предчувствие поселяется в груди, заставляя Агату неизменно откладывать книгу и задумчиво тарабанить ногтями по подоконнику. Ощущение чего то плохого усиливается в конце второй недели ее пребывания в Клок Холле. Женщина не появляется. И на следующий день ожидание у окна тоже проходит впустую.

Воскресным утром Агата просыпается из за повторяющегося стука, доносящегося откуда то с улицы. Сонно потирая глаза, она подходит к открытому на ночь окну. День только пробуждается. Вялые лучи солнца неохотно пробираются сквозь облака. В растворяющемся сумраке отчетливо видно, как хлопает на ветру дверь дома с заколоченными окнами.

Закрыв ставни, Агата ложится обратно. Уснуть не удается. Обычно люди не бросают входную дверь нараспашку. Только когда у них что то случается. Даже если так – Агату это не касается. Минуты складываются в часы, а сна так и нет. Гулкий стук эхом разлетается в опустевшей местности. Перед ее отъездом в Ливингстон Бэй, мама сказала странную фразу: «Лучше не тревожь неизведанное, ведь ни ты, ни я не знаем, что скрывается за порогом».

«Скрывается за порогом…»

Тревожный голос матери звучит в голове, повторяя слова как чудаковатую мантру. Агата чувствует, что за фразой прячется нечто большее. Но что? Предостережение? Намек? «Какой же противный скрип у этой двери». Переступая с ноги на ногу от холода, Агата быстро надевает костюм. В этот раз поверх рубашки и галстука проходят ремни портупеи. Отец позаботился, чтобы дочь могла постоять за себя. Он научил Агату не только отменно стрелять, но и снабдил ее перед отъездом всем необходимым. С профессией Джеймса раздобыть оружие и разрешение на него не составляет большого труда.

Мягкая кожа черных перчаток нежно обхватывает руки – пошив на заказ. Лишняя предосторожность не помешает. Агата осматривает ладони: даже в перчатках ее чудовищные руки с крючковатыми пальцами смотрятся жутко. Мысли начинают разбредаться, возвращая Агату в прошлое. «Уилл, мне, правда, жаль». Разум ледяным хлыстом велит им собраться. Сейчас Агате нужно сосредоточиться на том, что она намеревается сделать. Терзающая боль подождет.

– Никому не дано скрываться вечно.

Желание познавать мир, разъедающее любопытство и страх вернуться в скуку уничтожают тревожные мысли о перспективах быть обнаруженной. Мать точно не одобрит ее порыв, если узнает. Если узнает? «Именно». Агата оставит эту вылазку в секрете. В конце концов «тревожить неизведанное» – ее профессия.

* * *

Агата останавливает дверь рукой, чтобы та больше не стучала.

– Есть тут кто?

Тишина.

– У вас дверь не закрыта!

Снова молчание.

Агата возвращается взглядом к Клок Холлу. Его унылый вид беззвучно молит поскорее вернуться. В ответ на зов Агата делает решительный шаг внутрь соседнего дома. Дверь за спиной бесшумно закрывается. «Раз уж пришла, то стоит проверить, все ли хорошо с хозяевами», – рассуждает Агата.

Агата неспешно обходит одну пустующую комнату за другой. Ступать вынуждена осторожно. Тряпки, бывшие когда то шторами, едва пропускают редкий свет, пробирающийся сквозь щели в заколоченных окнах. Несмотря на грязь, сломанную мебель и ощущение заброшенности, здесь явно кто то живет. На туалетном столике разбросана косметика, которую кто то тщательно перебирал. Чистая одежда лежит в переполненном доверху шкафу рядом с грязной. Единственной запертой дверью в доме оказывается спальня на втором этаже. От нее особенно сильно разит гнилостным смрадом.

Агата возвращается в прихожую. «Может, небрежный хозяин просто забыл запереть дверь? В любом случае пора уходить. Не хватало еще, чтобы мой лучший костюм провонял». Агата носит только «лучшие костюмы» – даже торопливо собираясь в дорогу, провела не меньше часа, решая, какой будет красивее всего смотреться на фоне провинциального городка.

Хлюп.

С мерзким звуком дизайнерский ботинок оксфорд опускается в липкую лужицу.

– Вот дрянь!

Агата обтирает подошву о ковер. Но прежде чем она успевает отвести взгляд от пола, в лужицу падает капля. Затем еще одна. Агата медленно поднимает голову к потолку. По нему растекается побуревшее пятно. Сгнившие от времени и сырости балки напитались жидкостью. Раздается предсмертный скрип дерева. Звонкий щелчок. Агата отпрыгивает в сторону. Секунду спустя на то место, где она стояла, обрушивается часть второго этажа. В воздух поднимается столп пыли. Кашляя, Агата отходит к колышущимся шторам. Солнечный свет падает на то, что и при жизни с трудом могло называться человеком.

Безобразное тело прикрыто потрепанным халатом. У женщины уродливые черты, деформированная челюсть с верхней рассеченной губой, раскосые глаза, выпучившиеся из черепа по рыбьи. Из пузырящейся кожи щек и лба проросли новообразования, в точности повторяющие лицо. Словно дополнительные маленькие головы, со своими собственными покатыми глазами и искривленным ртом.

Еще кусок сгнившего дерева падает на ковер, и на этом обрушение второго этажа заканчивается. Разволновавшиеся шторы замирают, как будто занимая свой пост, скрывают от чужих глаз жуткое зрелище. В доме снова воцаряется тишина. Затаив дыхание, Агата подходит ближе к странному существу. Она не испытывает ни отвращения, ни страха. Вспыхнувший интерес рождает в голове новые и новые вопросы. Как существо могло жить с такой искривленной конструкцией тела? Что могло породить подобное? И как оно умерло?

Агата присаживается на корточки. «Стоит приступить к более детальному осмотру». Она одна в доме. Никто не подвергнет ее бессмысленному порицанию. Подобное лицемерие возмущает Агату всю жизнь. В действительности нас до ужаса редко волнует чужая смерть. Особенно если не касается близких людей. Это часть человеческой сущности, которую все почему то настойчиво пытаются скрыть за маской притворной скорби.

– Вторая стадия разложения тела, – бормочет себе под нос Агата.

В полумраке она разглядывает мерзко вздувшуюся от газов кожу. Выделившиеся жидкости из мертвого тела за несколько дней пропитали собой и так сгнившую древесину пола. «Что и стало причиной падения». Возле уха существа Агата замечает запекшуюся рану. От прикосновения к ней на ладони остаются размазанные следы красной субстанции. «Кровь». Как давно Агата видела ее на своих руках?

– А вот и причина смерти. Удар получен тупым предметом. Возможно, камнем. Кровотечение началось сразу от разрыва тканевой оболочки. Попыток остановить не предпринималось. Смерть наступила около двух трех дней назад, – уверенно произносит Агата.

Ей невольно вспоминаются времена, когда мама брала ее на место преступления и позволяла определить причину смерти и орудие убийства.

За спиной что то глухо ударяется о стену. Натянутые нервы словно пронзает стрела. Рука устремляется к оружию.

– Тьфу. Пернатый черт.

На Агату пялится крупный ворон нетипичной масти – бежевого цвета. Хрипло каркнув в ответ, он взмахивает крыльями и улетает. Появление птицы отрезвляет Агату. Ей здесь не место. Нужно скорее вернуться домой. Практически бегом Агата устремляется в прихожую. Подрагивающая ладонь тянется к ручке. Но та поворачивается раньше, чем Агата успевает к ней прикоснуться. От резкого ветра дверь распахивается рывком. Взвинченные нервы дают сбой. Ладонь нащупывает гладь металла и направляет дуло пистолета на ту самую незнакомку с воронами. Палец ложится на курок.

– И вам доброго утречка, милая.

Агата в шоке рассматривает длинный нос и абсолютно неуместные в пасмурную погоду солнечные очки. Их линзы переливаются бензиновым оттенком. Лоб скрыт под густой челкой. Угольно черные волосы собраны в небрежный пучок с торчащими во все стороны прядями. Худая фигура женщины возвышается над Агатой на добрые три головы. За спиной чернокрылые вороны с любопытством тянут шеи. Часть из них расселась на крыльце, другая – на плечах и макушке женщины.

– Кто вы? Что вам нужно? – Слова вылетают быстрее, чем Агата успевает их осознать.

– Последнее время мисс Этель чувствовала себя неважно, – женщина будто и не замечает нацеленного на нее пистолета. – Я проведывала ее, заранее договариваясь о встрече. Но недавно мисс Этель перестала отвечать на письма. Хотела убедиться, что с ней все в порядке, но, похоже, вы опередили меня.

Агата опускает пистолет, чувствуя, как глупо выглядит. Однако убирать его в кобуру не торопится.

– Ваша подруга умерла три дня назад.

– Вот как, – женщина изображает фальшивую гримасу грусти. – Жаль. В таком случае не откажетесь составить компанию на похоронах? Как никак вы ее первая нашли. Не бойтесь, оплакивать не обязательно.

– Откажусь.

Агата делает решительный шаг в сторону выхода. Она чувствует, что незнакомка не сводит глаз с пистолета в ее руках. Женщина не дает Агате уйти. Пернатая свита, взлетев, нарезает круги. Их мельтешащие тельца и хлопающие крылья стараются затолкнуть Агату обратно в дом.

– Послушайте, дорогуша, – голос незнакомки схож с рваным карканьем. Он то взмывает, то опускается, чем раздражает чувствительный слух Агаты, – у нас нечасто встретишь туристов или проезжих. А вы – новое лицо, так сказать. Давайте ка зайдем внутрь, выпьем чаю. Можем обсудить последние референдумы в Шотландии или…

– Если пустая болтовня – это все, что вас интересует, то с выбором собеседника вы ошиблись. Всего хорошего.

Грубым движением Агата оттесняет незнакомку от двери. Протестующее карканье ворон режет уши. Их острые коготки проносятся перед лицом Агаты. Хлопающие крылья задевают наспех заплетенную косу.

– Жаль, жаль, – протягивает незнакомка, наблюдая за жалкими попытками Агаты вырваться из окружения. – Тот, кто выбирает путь одиночества и не желает иметь дел с другими, зачастую оказывается в удручающем положении. Участь Этель не завидна, не правда ли?

– Вы мне угрожаете?

– Всего лишь даю напутствие.

Рот незнакомки растягивается в чудовищном оскале, и у Агаты пробегают мурашки по спине. Выставленные напоказ белоснежные зубы идут в несколько рядов. Их концы заточены. Поврежденная эмаль выросла в острия, способные посоревноваться с пастью хищника. Агата никогда не видела подобных зубов. Мысль, что они могут быть частью наследственности, лишь усиливает пробуждающийся страх. Существо, умершее в доме, доказывает, что в этом месте, как нигде, процветают генетические мутации. Она и сама наблюдала нечто подобное в лаборатории. Но, столкнувшись с таким же проявлением у человека, не могла не насторожиться. Поведение и речь женщины говорили ей об исходящей угрозе. И зачем Агата только покинула дом?

«Часть лица скрыта. Спецслужбы? Меня нашли? Больше походит на местную, увязнувшую в суевериях, как в грязи», – думает Агата. Вытащив из прически застрявшие перья, она вновь бросает взгляд в сторону женщины. Лимит испытаний судьбы на сегодня исчерпан. Сросшиеся лица мертвого существа и этот чудовищный оскал точно наведаются сегодня в кошмарах.

Агата снова пытается пройти мимо, и женщина открывает рот, готовясь что то сказать вслед.

– Нет, – резко обрывает ее Агата. – Что бы вы ни предложили. Нет.

Горестно вздохнув, женщина заходит внутрь дома. Птицы влетают вместе с ней. Прежде чем закрыть дверь, она снова обращается к Агате:

– И все же… Добро пожаловать в Ливингстон Бэй, мисс МакГрегори. Что бы вас сюда ни привело, помните, вы не дома, в столице. Здесь все совсем по другому. В ваших же интересах играть по правилам тех, кого вы называете увязнувшими в суевериях, как в грязи.

Дверь глухо захлопывается, обдав удивленную Агату ворохом черных перьев.

Глава 2

Агата разглядывает пустой блистер из под таблеток. Ладонь с хрустом сминает бесполезную вещь и отправляет ее в мусорный пакет. Агата еще раз тщательно перепроверяет каждую пачку, будто от этого в ней чудесным образом появится спасительная пилюля. Безрезультатные поиски прерывает удар по голове невидимого молота. Резкая боль заполняет виски. Ноги подкашиваются. Руки скользят по столу в надежде ухватиться хоть за что то. Мир переворачивается и кубарем проносится перед глазами. На пол падают упаковки и часть содержимого аптечного чемоданчика. Листочки с инструкцией взмывают в воздух и, кружась, плавно приземляются на дрожащие плечи.

Кошмары. Они преследуют Агату с момента прибытия в этот городок. А в последние ночи безумно красочные и хаотичные сны изматывают сильнее прежнего, из за них голова не перестает болеть. Попытки отказаться от сна оборачиваются провалом: утомленный мозг отключается от реальности, насильно утягивая в искаженные, болезненные воспоминания. Если бы только Агата могла нормально выспаться! Уставшая и измученная непрекращающейся болью, она все отдала бы за хорошее снотворное. Всего за две недели затворнической жизни смогла прикончить две больших пачки обезболивающего. А конца этому аду все не предвидится.

Вялое тело никак не хочет подниматься с пола. Усилием воли Агате удается заставить себя ползти к ванной. Холодная вода приятной прохладой стекает по лицу. Боль в висках несколько унимается. Не вытирая лицо, Агата распахивает окно. Прохладный ветер остужает горячий лоб. Рассеянный взор блуждает по местности. Ей кажется, или кто то наблюдает за ней? Вон там, в трещине кирпичной ограды. Разве это не лицо? Или это дерево? Агата нервно улыбается. Ей необходимо прогуляться. Сегодня же. Не хватало еще поставить под удар здравомыслие. Легко сойти с ума, ведя разговоры с единственным здешним собеседником – безмолвной пучиной, имя которой – одиночество.

* * *

– Как бы не начался дождь.

Агата буравит взглядом иссиня черные тучи, смешивающиеся с угольным дымом фабрики. За ними прячется унылое солнце. Измотанный разум просит спасения у прохладного ветра. Противореча здравому смыслу, в глубине сердца ерзает страх, повторяющий предупреждения матери. Агата всего то хочет найти местную аптеку и вернуться домой. Что может пойти не так?

Стараясь отвлечься, Агата отводит взгляд в сторону заколоченного дома. Прошлым вечером туда наведалась тройка бородатых мужиков с изнуренными лицами и в потрепанной рыбацкой одежде. Провозившись пару часов, они вышли, таща за собой несколько крупных мешков. Никаких гробов или плачущих родственников. И тем более полицейских, спешащих задать не один десяток вопросов Агате. Ведь именно ей «повезло» найти тело.

Что говорила та женщина насчет людей, выбирающих уединенную жизнь? Обречены на удручающие последствия или что то типа того? Дрожь пробегает по телу. Вначале Агате казалось, что в этом заброшенном уголке мира нет места загадкам и тайнам. Но теперь вера в унылое спокойствие города развеивается окончательно.

Поколебавшись, Агата выбирает дорогу до южной кирпичной изгороди. Той, что обращена к парадным дверям дома. Рваное карканье за спиной прорезает тишину. Агата оборачивается, ожидая увидеть знакомую фигуру. Однако на луговой дорожке больше никого нет. Сорная трава колышется под слабым ветром, подобно зеленому морю.

– Такими темпами мне скоро понадобится и успокоительное, – вяло протягивает она, ощущая, как медленно разрастается тревога в груди. Сначала лицо за кирпичной кладкой изгороди. Теперь карканье несуществующих воронов. Галлюцинации, связанные с незнакомкой, преследуют Агату чаще, чем сама зубастая леди в очках.

Тропинка кончается у кирпичной стены, увитой плющом. Толкнув калитку, искусно украшенную изображением схватки единорога и льва, Агата выходит к рядам небольших домиков. На удивление везде чисто и аккуратно. Нет ни гнили, грызущей дряхлые постройки, ни духа затхлости – вестника тлена. Буйство красок резко контрастирует с заброшенностью, к которой привыкла Агата за несколько недель. Стены выкрашены в яркие жизнерадостные оттенки. Ухоженные клумбы хвастаются цветущими растениями. Их пестрота словно бросает вызов пасмурному небу.

Пройдя немного вглубь, Агата в шоке понимает, для кого построены эти крошечные жилища. Полчища разношерстных котов и кошек, выряженных в причудливую одежду, гордо расхаживают между домами. В некоторых двориках стоят небольшие столы со стульчиками. Взобравшись на них, усатые господа и дамы неторопливо вкушают изысканные лакомства на расписных тарелках. Никаких драк или опрокидывания предметов. Хвостатая аристократия во всем придерживается королевского поведения.

– Все чудесатее и чудесатее, – тихо присвистывает Агата. Она будто попала из полумертвого городишки на краю моря в Страну Чудес.

Толстая шотландка с висящими ушами останавливается рядом с Агатой. Густая шерстка скрывается под пышным платьем с оборками. Кошка выжидающе смотрит на Агату. Поколебавшись, та садится на корточки.

– Клянусь, я упаду в обморок, если ты со мной заговоришь.

Кошка принимается тереться о ноги Агаты, к ее радости, не проявляя высокой интеллектуальной активности. «Кому могло взбрести в голову построить подобное место? И, что немаловажно, как его удается поддерживать в столь приличном виде, когда весь доход приносит еле живая фабрика?»

Мурлыканье кошки становится громче. Агата нерешительно протягивает руку к шерстке. На шее красавицы дорогой на вид ошейник с металлической биркой: «Шанель». «Не привязываться. Я только поглажу ее и все», – напоминает себе Агата. В ответ кошка радостно подставляет голову. Сердце Агаты сжимается. Легкая дрожь проходит по телу. Каждый месяц она переводит деньги для кошачьих приютов, размещает объявления о пропаже или пристройстве в добрые руки, но сама никогда не навещает тех, кому помогает.

В уголках глаз собираются слезы. Агата проглатывает ком в горле. Доброта кошки трогает ее душу, в то время как старые раны начинают ныть еще сильнее. Прекрасные создания, к которым она питает нежнейшую привязанность, оставили в ее груди огромную зияющую дыру. Когда то она любила заглядывать в точно такие же загадочные глаза. Ей казалось, эти существа знают намного больше, чем люди, и ведают о таких вещах, которые человек боится даже вообразить.

– Что ты тут забыла?

Голос, раздавшийся неподалеку, возвращает к реальности. Агата надевает маску безразличия. Приготовившись к неприятному разговору, она поворачивается к источнику звука, но обращаются не к ней.

– Что, и мимо пройти теперь нельзя?

Агата сразу узнает голос незнакомки. Неужели Агате не показалось? Эта женщина целенаправленно преследует ее!

Говорящие не замечают Агату. Привстав на носочки, она выглядывает из за крыш домиков и видит птичью леди и трех девушек в форме горничных, которые ее окружают. Незнакомка одета в растянутый полосатый свитер с подогнутыми рукавами и мятую юбку в пол, одежда болтается на худом теле. Две цепочки из муляжного золота на шее не вяжутся с потертыми кедами.

– Тебе – нельзя. – Одна из горничных властно взмахивает рукой. Судя по дорогим кольцам на пальцах, она главная.

– Проваливай отсюда, пернатая. И куриц своих забирай, – вторит другая. Она держит поднос с деликатесами на тарелках.

– Глянь, во что вырядилась, – третья подталкивает лидершу локтем. – Я такими тряпками пол мыть не решилась бы.

Убедившись, что никто не обращает на нее внимания, Агата пробирается вглубь «кошачьего городка». Главное, чтобы ее не выдали слоняющиеся коты. Она может ненароком их испугать, те поднимут шум, и очень сложно будет объяснить свое присутствие. Проползая между домиками, она продолжает слушать ядовитые слова служанок и узнает, что для суеверных жителей Квартал Четвероногих – так они его называют – неприкосновенен, и таким, как странная женщина, быть здесь не полагается.

«Проскочу по тихому. Лишние расспросы мне ни к чему. Чем меньше людей меня видят, тем больше вероятность дожить до конца бури. Еще и от этой курицы в очках избавлюсь. Класс», – прикидывает в голове Агата, прислушиваясь к разговорам за спиной.

Порой Агата осторожно выглядывает из за черепичных крыш домиков, надеясь, что никому из женщин не придет в голову оглянуться. Странная леди в обиде поджимает губы, не произнося колкостей в ответ. Зато у презрительно улыбающихся служанок слова с делом не расходятся. Одна из них отваживается грубо оттолкнуть женщину, из за чего та чуть не падает. Спасает налетевшая стая воронов. Крупные тушки мощными крыльями помогают хозяйке удержать равновесие.

Голоса за спиной становятся тише. Агата чувствует, как страх обнаружения постепенно растворяется.

– Таким, как ты, никогда не будет места среди нас!

Агата останавливается.

– Изгоям место среди изгоев.

Она слышала это раньше.

– От твоего любопытства одни проблемы.

Кулаки сжимаются. Как странно. Даже голос чем то похож. Дыхание перехватывает. Агата оборачивается. Главная горничная хватает цепочку на шее женщины и срывает ее.

– Фальшивка, – презрительно оглядывая, протягивает она. Затем с неприязнью таращится в лицо непрошеной гостье. – Как и сама ты. Думаешь, мы поверим твоим благим намерениям? Не будь так наивна. Ты лучше нас знаешь, что скрывается за твоей уродливой маской.

– И что же? – глухо отзывается женщина.

– Монстр.

Безапелляционный вердикт эхом проносится в голове Агаты. Внутренняя борьба заканчивается. Выбор сделан. И нет пути назад.

– Прошу прощения за вторжение, дамы!

Толпа поворачивается к ней. Агата едва сдерживается, чтобы не засмеяться от того, как вытягивается лицо у женщины с воронами на плечах. «Даже рот открыла, вот умора».

– Ты еще кто? Первый раз вижу, – недовольно протягивает главная.

– Я недавно переехала в Клок Холл. Мисс, на которую вы набросились, должна была показать мне город. Но она несколько припозднилась на нашу встречу, так что я решила посамовольничать и прогуляться.

Агата быстро оглядывает собравшихся. Из их перепалки она поняла, в каком почете здешние коты и кошки. Это может сыграть ей на руку.

– Я не знала, что покой этих… прелестных созданий ни в коем случае нельзя нарушать. Мисс, стоящая перед вами, лишь выполняла свой долг. Она как раз собиралась меня догнать и вывести отсюда. Простите нас за столь вульгарное появление. Мы сейчас же удалимся и больше не причиним вам хлопот.

Поджав губы, старшая служанка косится на нерадивых гостей.

– На будущее – это место предназначено только для кошачьего семейства и его верных слуг. Посторонним тут, – язвительный взгляд на женщину, – ошиваться непростительно. Коты – светила нашего города и, в отличие от остальных псевдобожков, откликаются на молитвы. Но не думай, что можешь вот так просто тревожить их. Сначала заслужи уважение и получи статус. А уже потом приползай сюда с подношениями. Ясно?

– Пренепременно, мисс. Итак… – Агата поворачивается к остолбеневшей женщине: – в путь. Не будем отвлекать занятых леди от их работы.

До «пернатой» особы не сразу доходит смысл слов. Спохватившись, она неуклюже переваливается к Агате. На секунду остановившись рядом с главной служанкой, она бросает:

– Чтоб ты знала, я никогда бы не стала без причины приходить на чужую территорию.

Женщина идет за Агатой, оставив горничных перешептываться. Крошечные постройки вскоре исчезают, сменяясь на вполне обычные человеческие дома. Они шествуют в глубоком молчании. Поглядывая на запинающуюся о собственные шнурки женщину, Агата понемногу начинает жалеть, что вмешалась в чужую ссору. Походка у дамы экстравагантная. Голова по птичьи качается в такт телу, периодически склоняясь набок. Руки, будто сложенные крылья, полусогнуты.

– Вам обязательно наступать мне на пятки? – бурчит Агата, когда женщина, в очередной раз стараясь пристроиться поближе, оттаптывает вычищенные оксфорды.

– Простите, дорогуша. Понимаете, мои шнурки такие упрямые, что…

– Я вам не попутчик. Идите своей дорогой. Всего хорошего.

Агата ускоряет шаг. Огорченная недружелюбным настроем женщина останавливается. «Видимо, работа мозга настолько утомляет, что даже не хватает энергии на ходьбу», – презрительно думает Агата. Насладиться покоем собственных мыслей не суждено. Назойливая попутчица галопом нагоняет Агату.

– Вы такая грубая! – запыхавшись, выдает горебегунья.

– Люди – хищники по натуре. Это раз. Мы на генетическом уровне полны злобы и агрессии. Это два. Оставьте меня в покое.

– Это уже, получается, три.

– Вы отнимаете мое время! – рявкает Агата.

Яростное карканье воронов заставляет ее вскинуть голову. Она уже и позабыла о крылатых. Большая стая из двух десятков черных птиц летит прямо за ними. Огромные, с блестящими клювами и красными глазами, они изредка переговариваются между собой рваными голосами.

– У вас такой симпатичный костюмчик! – проигнорировав угрожающий тон Агаты, продолжает женщина. – Хотя он и не в моем вкусе. Предпочитаю свободу жмущим брюкам и давящим пиджакам.

– По вам видно. Стиль «первое, что попалось под руку».

Женщина склоняет голову набок. Скрежещущее карканье удивления вылетает из ее горла. Агата закатывает глаза.

– Носки, – кратко констатирует она.

Женщина недоуменно переводит взгляд на ноги и останавливается. Через секунду противный смех оглашает улицу. Ее левый носок – бежевый с кроличьими мордочками, а вот правый – в черно белую полоску. Воспользовавшись замешательством, Агата ускоряет шаг. Рысцой петляет меж безмолвных домов и постоянно оглядывается. Похоже, навязчивая попутчица отстала. В отличие от воронов. Стая будто бы стала меньше, но все так же сопровождает Агату.

Остановившись передохнуть, Агата буравит взглядом стаю. Обычные врановые. Бирок на лапках нет. Стало быть, не домашние. Тогда что им нужно?

– Ох, да за вами не угонишься.

Женщина прислоняется к одной из оград, переводя дыхание. Губы обиженно поджаты.

– Некультурно это, знаете ли, оставлять даму в беде.

Часть воронов, кружащих над Агатой, садится на крышу к собратьям.

– Что за…

– Согласна. Скажу по секрету, я давненько увлекаюсь орнитологией. Но поведению их не перестаю удивляться. Ну а вы, дорогуша, с наукой ладите?

– Не вашего ума дело.

– Да бросьте. Читали последнюю статью об аэродинамических свойствах крыльев врановых в OnBirdLine?

– Не доводилось.

– Ничего страшного. Я могу кратко пересказать ее. Кхе кхе. Итак, начнем с того, что различают парящие полеты в термических потоках, потоках обтекания и волновых потоках.

Старательно не обращая внимания на неумолкающую ни на секунду женщину, Агата идет дальше. Но женщина не отстает, во всех красках описывая «увлекательную» статью. Видимо, понятие личного пространства для нее совершенно чуждо. «Может, пригрозить ей пистолетом? В прошлый раз она не особо испугалась его. Да и размахивать им направо и налево не стоит, – рассуждает Агата, поглядывая на трещащую спутницу. – И за что мне это проклятие?»

– …это называется пропеллирующий полет. Первостепенные маховые создают тягу, а второстепенные служат несущей поверхностью. Амплитуда получается небольшая из за того, что крылья опускаются медленнее, чем поднимаются.

Тянущиеся вслед за женщиной шнурки нагло прерывают лекцию. Наступив на них, она нелепо взмахивает руками. Удерживая шаткое равновесие, почти спасается от падения, но в последний момент запинается о ногу. До того молчавшее воронье заливается неистовым карканьем. Черный смерч спускается с крыш, встревоженно садясь рядом с распластавшейся хозяйкой.

Несколько долгих секунд Агата смотрит на «аборигена». Скажи кому, что подобный субъект преследует ее, ведущего специалиста генной инженерии, при помощи дрессированных птиц, а потом самолично падает, наступив на шнурки… Агату подняли бы на смех. «И почему она не отвяжется от меня?» – раздумывает Агата. Чем меньше она будет привлекать внимания и попадаться на глаза, тем лучше. Это одна сторона. А другая – беспросветная скука четырех стен, терзающая сердце не хуже ночных кошмаров. Точно! Агата совсем забыла о цели своей прогулки. Может, эта женщина укажет ей дорогу в ближайшую аптеку? Тем более, простушка совсем не похожа на подсадную утку. Скорее, на ворону. Белую. «Надеюсь, я не совершаю ошибку».

– Помнится, вы уже знаете мое имя. Но сами так и не представились, – ухмыляется Агата, протягивая руку.

Гвалт птиц затихает. В воздухе повисает неловкая пауза. Спохватившись, женщина подает руку в ответ. Сначала левую, а уже потом правую. Подобно щупальцам спрута, Агата цепко обхватывает ладонь, отмечая длинные ногти женщины.

– Мор. Маргарет Мор. Хотя честно сказать, мне больше нравится, когда обращаются просто Морга. Маргарет слишком официально. Начинаю чувствовать себя Железной Леди.

– Согласна. В вас столько же неуклюжести, сколько в ней серьезности.

– Извините. Бывает, так заговорюсь, так заболтаюсь, что не замечаю, как…

– Пристану с расспросами к незнакомцу?

Мор широко улыбается, отряхивая с юбки пыль.

– Ох, ну что вы, милая. Я знаю всех в этом городе. То, что мне удалось встретить вас, не более, чем совпадение.

– Вселенная в редких случаях бывает ленива.

Сомнения Агаты возросли. Очевидно, встреча подстроена и служит лишь предлогом для знакомства. Но зачем? «Нужно разузнать о ней побольше. Такая клуша точно выдаст себя неосторожным словом».

– Почему вы не на работе?

– Хе хе хе, – утробный смех слетает с ее губ, эхом разносясь по кошачьей улице. – Понимаете, я своего рода сова и люблю поспать до обеда. Сегодня – не исключение. А раз уж опоздала, то почему бы по дороге не прогуляться? Шла, шла. О чем то задумалась…

– Не льстите себе.

– Ха ха ха! Хорошая шутка, моя дорогая. Так вот. Шла я, шла и случайно забрела в Квартал Четвероногих. Ну, знаете. Когда витаешь в мыслях, можно и на край света попасть.

– Главное, чтобы не на тот. – У лыбка появляется сама по себе, и Агата, привыкшая контролировать каждую мимическую мышцу, быстро надевает маску равнодушия. – Если хотите быть полезной, то проводите меня к ближайшей аптеке.

Мор вновь склоняет голову набок, недоумевающе посматривая на Агату.

– Хм м м. Аптека, говорите… Кажется, поняла… Или не совсем. В общем, есть у нас нечто подобное. Но вам все равно туда не попасть. На днях туда забрело несколько чудищ из Проклятого Леса. Местные охотники отправились на их поимку. Если не хотите раньше времени расстаться с жизнью, то предлагаю наведаться в кафе Бэзила Бейкери. Заодно скоротаем время. В обед охотники обязательно придут туда перекусить. Попросим их проводить вас до места. Я, конечно, верю в ваш хамерли, он тихий и быстрый, но парочка другая ружей, мне кажется, будет надежней.

– У вас есть кафе? – фыркает Агата, в то время как руки судорожно пытаются застегнуть пиджак с неприкрытыми ремнями портупеи. – Я думала, тут одни трактиры.

Мор заливается скрипучим смехом. Словно два куска металла скребутся друг о друга.

– Уверена, вы никогда ничего подобного не видели. В этом заведении такой вид на море, просто с ума сойти!

– Что ж. Ваша речь звучит убедительно. Давайте пройдемся к вашему… как вы сказали? Бэзилу Бейкери?

Чем дальше они идут, тем чаще встречают бедные рыбацкие лачуги. Ветер усиливается. Запах гниющей рыбы и соли щекочет нос.

– Вы даже не представляете, какие вкусные булочки со сгущенным молоком делает местный шефповар. Он мой м м м… хороший друг. Я вас с ним познакомлю.

Мор энергично вышагивает по узкой улочке. Высокий рост вкупе с длинными ногами не дает более низкой Агате поспеть за ней.

– Воздержусь.

– Не будьте скромницей, булочка моя. Или компания кошек вам больше по душе?

– Их здесь довольно много.

Агата ловко сворачивает с темы, чувствуя, как начинают зудеть раны воспоминаний.

– В Ливингстон Бэй с трепетом и почтением относятся ко всем кошкоподобным. Вы и сами успели это заметить. За убийство или издевательство над хвостатым божеством человека могут приговорить к смерти.

– Это незаконно.

– Моя дорогая! Не забывайте, вы сейчас далеко от столицы. Безжалостный свет науки и воля ее величества не всегда добираются до наших укутанных туманами краев. Ливингстон Бэй и по сей день с почтением относится к своему оккультному прошлому.

Поверьте, совсем скоро мои слова перестанут быть для вас пустым звуком.

Агата не отвечает. Если рассуждать рационально, в подобной глуши, оторванной от цивилизации, вполне могли появиться собственные религиозные верования. Однако Агате ни разу не доводилось слышать о ярко выраженном поклонении кошкам – вплоть до постройки для них домов, одевания в человеческую одежду и безоговорочную веру в божественность происхождения. Эта тема была достойна детального анализа и глубокого изучения!

Углубившись в собственные мысли, Агата всю оставшуюся дорогу либо раздраженно отвечает «да», «нет», «не знаю», либо сыпет неприятными остротами. В очередной раз потерпев крах и услышав нелестный комментарий про длинный язык, Мор наконец то замолкает, оставляя Агату в блаженной тишине, нарушаемой лишь шумом крыльев не отстающих воронов.

Глава 3

Агата нередко ездила по разным странам и работала в исследовательских институтах по всему миру. Однако море вблизи она видит в первый раз. От мощеной набережной отходит несколько узких лестниц, ведущих к береговой косе. Проржавевшие рыбацкие судна с грустью поглядывают на море. Брошенные на произвол судьбы, они вряд ли вновь смогут встретиться с волнами. Обвалившийся бетонный причал помахивает Агате своими искореженными прутьями. Всюду валяются битые ракушки и мерзкие кучки гниющих водорослей. Стаи голодных чаек с упоением кружат над мутными водами в поисках пищи. Их громкие крики отражаются от скалистых берегов, разлетаясь эхом на мили вокруг.

Морское побережье совсем не походит на то, каким представляла его Агата. Жизнь замерла в этом месте, покрывшись бренным налетом забвения. Безрадостный пейзаж в ком угодно зародил бы скуку. Но только не в Агате. Ее глазам предстает удивительная картина. По своему самобытная и необычная. Удручающая атмосфера лишь четче обрисовывает победу времени над человеком. Окрашенная в серые тона, она пробуждает чувство покоя и тишины, терпеливо ожидающих всех в конце пути.

– Каково это? – Негромкий голос Агаты тонет в звуках набрасывающихся на песчаную косу волн и в завываниях ветра. – Каково просыпаться каждый раз рядом с морем? Слушать его никогда не смолкающий шум? Смотреть, как упорно волны точат скалы? Чувствовать прохладные брызги на лице? Каждый день.

– Этого я вам рассказать не в силах. Мне больше по душе горы. Высота птичьего полета захватывает дух ничуть не меньше, чем морской шторм. Я уже молчу про Ландманналаугар. Это чудо света нужно видеть собственными глазами.

– Исландия, кажется?

– Да. Моя родина. Я росла среди тех долин с цветами. И мое сердце всецело принадлежит им.

Восторг Агаты, пробирающийся сквозь мнимое безразличие, не остается незамеченным Мор. Она сбавляет шаг, давая время насладиться видом. Очень скоро они подходят к нужному месту. Просоленная и выцветшая под нещадным солнцем табличка гласит: «КОТельня». Негромко хлопая крыльями, на плечи Мор садится пара ворон. Остальные уютно устраиваются у окон здания.

– В подобные заведения можно с питомцами? – меряя Мор взглядом, спрашивает Агата.

– Ха ха! Конечно, нет! Просто шеф повар мой давний знакомый. Тем более, народа в такое время быть не должно.

– Хорошо. Только если в мою пищу попадет хотя бы одно перо ваших крылатых напарников, я лично попрошу повара приготовить мне ворону табака.

Мор не отвечает. Только обиженно поджимает губы, рукой поглаживая сидящего на плече ворона. Толкнув дверь, она жестом приглашает спутницу первой ступить в полумрак заведения. Изнутри помещение больше навевает мысли об антикварном магазине, чем о кафе. Вдоль стен стоят ряды шкафов, заваленных вещами: погрызенными молью гобеленами, потрепанными фолиантами, побитыми бюстами философов, вырезанными из дерева фигурками лесных животных и фотографиями людей, неизменно держащих какую нибудь добычу в руках. Даже столики и приставленные к ним стулья отличаются индивидуальным стилем, цветом и формой. Аккуратный хаос, притягивающий, заставляющий осмотреть каждую мелочь, каждый элемент безумной обстановки.

«Вот бы привести сюда Уилла. Ему бы здесь точно понравилось». Агата рисует в голове картину, как пригласит его на ужин отпраздновать победу.

Мор наслаждается произведенным впечатлением, будто это кафе принадлежит ей. Убедившись, что новая знакомая пребывает в восхищении, она подплывает к освещенной кассе.

– Мне как обычно.

Надменная фраза, несомненно, адресована человеку, копающемуся под прилавком. Заслышав голос, оттуда поднимается мужчина с половником в руках. Ростом почти с Агату. Волосы пшеничные, едва тронутые сединой. Зачесанная набок челка, касающаяся левой брови, спадает на лоб, рассеченный ранними, но пока слабыми морщинами. Поверх клетчатой рубашки – фартук. Лицо доброе, с по собачьи преданными глазами небесно голубого цвета.

– Вы поглядите, какие нелюди к нам пожаловали, – голос у мужчины мягкий. Успокаивающенежный.

– Карамельный мой, я очень голодна. Принеси мне меню и поскорее. Пониженный сахар в крови – это не шутки.

– Конечно, прошу, – мужчина протягивает руку, указывая на перегородку, отделяющую кассовое пространство от зала. – Ты тут не первый раз. Кофеварка знаешь где. Оплату оставишь на столе.

Мор корчит недовольное лицо. Повар же продолжает беззаботно улыбаться, упорно делая вид, что не замечает гневного взгляда. План Мор показать себя королевой в кафе проваливается с треском. Но она так просто отступать не собирается.

– Послушай, я – уважаемая персона. А ты мне предлагаешь самой заваривать кофе и готовить завтрак. Да как ты себе это представляешь?

«Ага, конечно, уважаемая», – посмеивается про себя Агата. Служанки в Квартале Четвероногих не разглядели статус величественной персоны.

– Ручками и ножками, Маргарет. – Половник в руках повара угрожающе колыхается. Однако Мор смело игнорирует намек. Похоже, наглость в некоторых случаях сильнее страха. – Тебе полезно хоть иногда слезать с моего старческого горба.

– О о х… – Мор решает поменять тактику: – Я сегодня такая уставшая. Все из рук с утра так и валится. Того и глядишь, как слон в лавке, всю посуду тебе перебью.

– Потому что ложиться нужно вовремя. А не смотреть до трех ночи турецкие сериалы про любовь.

Терпеливо ждущая своего часа в сумраке закрытых штор Агата переводит взгляд с одного на другого. Похоже, эти двое могут часами препираться вплоть до закрытия. Мысль, что она так и не попробует свежеприготовленной ресторанной еды, пробудила спящего кита в желудке. Консервы с вареным мясом и гречкой изрядно поднадоели за две недели. А упускать возможность было обидно.

– Кхе кхе, – стараясь стать заметнее, кашляет Агата.

– А это еще что за милое создание? – удивленно растягивает слова повар, перегнувшись через стойку.

– Ой! Совсем забыла! Сахарок, у нас пополнение в семье. Позволь представить. Это Агата МакГрегори. Я встретила ее у…

– Передайте мне меню, пожалуйста, – Агата останавливает трескотню Мор.

– Ох, такая маленькая, а уже требовательная леди! – Кажется, резкий тон гостьи совсем не задевает повара. Улыбка на его лице стала только шире.

Отряхнув руки, он принимается методично перебирать шкафчик под прилавком.

– Вы это ищете? – Агата замечает на освещенной витрине маленькую книжечку. Края у нее обкусаны. Надпись потерлась. Пожелтевшие листы в пятнах едва держатся на ослабевших ниточках корешка.

– Нет, нет. Подождите, сейчас я вам достану меню для людей. Ох, и давно здесь не было туристов, да, Морга? – Наконец то откопав желаемый листок, он передает его Агате. Этот экземпляр выглядит куда новее и красивее, чем предыдущий. – Я Бэзил Бейкери, владелец кафе и по совместительству шеф повар. И раз уж у нас гости, – на этом месте мужчина делает особый акцент, бросая взгляд в сторону Мор, – приготовлю завтрак лично. В конце концов, не пачкать же вам костюм.

Услышав, что не придется все делать самой, Мор радостно подмигивает Агате. Затем, гордо вскинув голову, облокачивается на прилавок, всем своим видом показывая, что это ее заслуга.

– Морга, а ты почему не на работе? – позвякивая чашками, спрашивает Бэзил.

– Э э, ну… – величие вмиг улетучивается. Мор отступает на пару шагов, видимо, шустро ворочая мозгами. Однако с ответом ее успевают опередить.

– Она проспала, – безапелляционно произносит Агата, не отрываясь от меню.

– Да? Быть не может! Это она, видать, шутит. Морга хоть и сидит до полуночи, но встает рано. Правильно я ж говорю, а?

– Ну, ну, хватит обо мне, – Мор нервно обрывает Бэзила. Ее глаза мечутся, а руки подрагивают.

Бедственное положение спасает Агата, определившаяся с заказом.

– Мне, пожалуйста, курицу, – выразительный взгляд в сторону воронов на плечах Мор, – в ягодном соусе. Тушеного кролика с овощами. И горький американо.

– Будет сделано. Что будешь ты, Морга?

– Душа моя, дай ка подумать. О! Знаю. Приготовь мне коттэ с ирландским виски, чизкот с клубникой, две плетеных лапки с маком, и во о он ту котобулку со сгущенкой. Чур, начинки не жалеть!

– Вам не многовато будет? – обеспокоенно спрашивает Агата.

– Самое то для легкого перекуса. Этот утренний моцион меня совсем измотал.

– Двадцать минут и все будет готово. – Учтиво поклонившись, Бэзил исчезает в глубине кухни.

Обшарив внутренние карманы, Агата достает пару купюр. Положить их на стол, как и говорил Бэзил, не удается. Подлетевшая Мор перегораживает путь.

– Дорогуша вы моя, уберите деньги. Я угощаю своего нового друга.

Агата недоверчиво смотрит в разноцветные стекла очков, но те лишь равнодушно отражают ее собственное, не самое красивое лицо. Сказанное Бэзилом не соответствует уверениям Мор. Выходит, никакую работу она не просыпала, а специально искала повода пересечься с ней. В груди поднимается волна тревоги. Что, если и про охотников она наврала? «Не нравится мне это. Нужно быть настороже».

Продолжая буравить взглядом Мор, Агата убирает купюры обратно в карман.

– Вот и славно! Располагайтесь, где душа пожелает! – Вольно взмахнув рукой, женщина указывает в направлении столов кафе. – Но, если честно, мое любимое место, это во о он тот столик в углу. Не беспокойтесь, я принесу заказ. В такое время сменщиков ночных официантов еще нет.

Винтажный стул с облезлой краской оказывается на редкость удобным. Через минуту к Агате порхающей походкой приближается Мор. Она вальяжно разваливается на соседнем стуле, шаря по карманам. Наконец то на стол перекочевывает пачка сигарет и зажигалка. Вопросительно взглянув на Агату, Мор с облегчением получает кивок. С наслаждением вытянув длинные ноги, она затягивается сигаретой. Голова откинута, являя Агате закрытые глаза. Очки Мор совершенно не торопится снимать.

Агата чувствует, что та вот вот начнет осыпать ее градом вопросов. Нос у Мор длинный не только в физическом плане, но и метафорическом. «Хорошо было бы использовать это против нее самой же», – раздумывает Агата. Нужно перенаправить болтливость в выгодное русло. Этот день показывает, что город не так прост, как кажется на первый взгляд. Отличной идеей будет расспросить о нем поподробнее. Кто знает, какие еще странности могут встретиться на пути?

– Мисс Мор, вы давно живете в Ливингстон Бэй?

– Достаточно. Я и Бэзил перебрались сюда из Исландии по… личным причинам. Здесь схожий климат, да и местность живописная. Люди, конечно, со странностями, но все же лучше, чем ваша душная столица. А что за интерес, лавандовая моя? Хотите переехать сюда насовсем? Знаю, знаю, за пару недель прочувствовать местную атмосферу не успеваешь, но на всякий случай у меня есть на примете пара отличных домиков.

Сцепив руки в замок, Агата сжимает их до белых костяшек, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимый вид. С самого начала Мор знала, откуда она здесь. «Каким же объемом информации ты обладаешь? – Агата старается не подавать вида, но внутри у нее все пылает. – Надавить? Узнать, кто послал и зачем. Нет. Слишком рискованно». Разум подсказывает другую идею. Главное, чтобы Мор опять все не свела к допросу. Тогда Агате ничего не останется, как уйти не попрощавшись.

– Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне о Ливингстон Бэй. Информации в интернете о нем нет. Что довольно странно, учитывая здешний колорит и работающую фабрику.

Мор лишь едва заметно дергает губами в улыбке. Агата настойчиво продолжает.

– Вы очень разговорчивая особа. Даже слишком. А меня как, кхе м, туриста заинтересовали местные обычаи. Тогда почему бы нам не объединить наши стремления? Создать симбиотические взаимовыгодные отношения. Проходили такое в школе? К тому же, как я посмотрю, вы совершенно не торопитесь вернуться на работу. Не так ли?

Мор молчит, неспешно выпуская клубы дыма. Аромат смешивается с запахами свежей выпечки, крепкого кофе и древней затхлостью, пробуждая смутные чувства о чем то далеком, давно забытом, но неизменно находящемся рядом каждую секунду жизни. Пауза затягивается, но, прежде чем Агата успевает предпринять новую попытку, Мор начинает свой рассказ. Ее голос окутывает Агату, унося сознание во времена, чуждые цивилизации человека, его нравам, обычаям и противоречащие той морали, какую мы знаем сейчас.

* * *

В ночь на первое апреля 1692 года корабль, на котором плыл Джедедия Ван дер Брум – мальчишка шестнадцати лет с удивительной, если не сказать отталкивающей, внешностью, – вошел в королевские воды холодной страны. Тело и лицо юнца устилала россыпь крупных коричневых веснушек, схожих с окрасом гепарда. Уроженец Салема, он был вынужден покинуть родину, дабы спасти собственную жизнь. Уличенный в колдовстве и дьяволопоклонении, Джедедия чудом избежал пенькового галстука[4]и теперь осматривал местность, которой суждено стать новым домом на долгие столетия вперед. Маленькая деревушка с ныне забытым названием будет носить имя человека, спасшего колдуна от смерти – Ливингстон. Но до того времени, как Джедедия придет к власти, пройдет немало лет.

Поселился Джедедия в глубине Темного Леса. Никто не знает, какие силы строили его особняк. Поговаривали, что колдун с помощью ритуала переместил его из родного Салема в эти земли. Но слухи – на то и слухи, чтобы содержать несусветную чепуху.

Молодой чародей жил скрытно, почти не общался с людьми и, если доводилось бывать самому в деревне, обязательно скрывал лицо под капюшоном, стараясь как можно скорее вернуться в поместье. Никто не мог точно сказать, как он выглядит и откуда родом. В холодные лунные ночи заблудшие путники в глубине леса могли слышать пугающие песнопения на странном языке, сопровождающиеся еще более жутким откликом нечеловеческой речи, и даже самые любопытные умы отказывались от попыток узнать больше о странном соседе.

Долгие годы уединения с темными искусствами и книгами помогли нарастить тогда еще юному колдуну силы, и не только потусторонние. Осенью 1705 года он объявился в деревне, имея при себе самый весомый аргумент в людском мире: много денег. Именно они создали Джедедии новую легенду о его происхождении и обелили репутацию, аккуратно стерев из воспоминаний горожан позорную и темную славу былых лет.

Стараясь завести как можно больше знакомств и приобрести в кратчайшие сроки высокий авторитет, Джедедия спонсировал благотворительные фонды, великодушно выделяя большие суммы на строительство школ, музеев и прочих учреждений. И даже устраивал грандиозные пиршества в своем огромном особняке. Гости, приезжающие в усадьбу, как один, перешептывались о богатстве Джедедии, ведь у каждого, кто хоть раз входил в дом, оставалось впечатление, что он побывал не в поместье среди глухого леса, а во дворце Георга Второго.

Вычурное хвастовство и показная роскошь поражали воображение любого: огромные галереи, заполненные картинами в массивных рамах, залы с античными статуями, посуда из тончайшего китайского фарфора, блестящие витрины с изящными изделиями из ткани, металла и, конечно, драгоценных камней, привезенных из разных уголков Старого и Нового Света. Все это убранство заполняло многочисленные гостиные, бальные залы, библиотеки, освещалось сотнями свечей в расписных канделябрах и хрустальными люстрами, а отряд из тридцати шести слуг в любой момент был готов выполнить просьбу хозяина и его гостей. Непреодолимое влечение к прекрасному зачастую переходило грань здравомыслия, заставляя Джедедию безудержно скупать всевозможные полотна, гобелены и вазы, не задумываясь об их цене и надобности.

Какая же глупость, скажу я вам! Ведь именно изза чересчур роскошного убранства сплетни о достатке стали появляться в народе все чаще и чаще. Потому как, сколько бы Джедедия ни тратил на свои прихоти и развлечения, он всегда оставался при деньгах. Оправдания вроде «щедрые дальние родственники» и «наследство от крестного дядюшки» звучали до боли избито и неправдоподобно. Тогда Ван дер Брум решил действовать. Взяв за считаные месяцы весь глухой край под свой контроль, он переименовал его в Бухту Ливингстона. Отвращение не даст мне сказать, какими способами Джедедия добился этого.

Знаете, у Джедедия помимо страсти к искусству была еще одна слабость… Догадываетесь какая? Именно, кошки! В особняке целый этаж был отведен этим четвероногим. Так что нет ничего удивительного в том, что, придя к власти, Джедедия определил ряд правил, первым из которых стало «не причини вреда кошке». Он же и ввел культ почитания четвероногих, сделав в дальнейшем милых хвостатых символом фамильного герба. Те же, кто преступали закон, платили высокую цену, и нередко – собственной жизнью. А последующее за тем указание окончательно перевернуло и без того странноватое существование маленького городка.

В те дни воды этого края были полны рыбой, леса – ценными породами зверей и птиц, земля изобиловала сладкими спелыми ягодами с большой палец величиной, а под осень поляны были усыпаны грибами небывалых размеров. Выгодное приморское положение открывало экономические просторы для различных отраслей и путешествий, но лишь для тех, кто соглашался жить и работать здесь до конца своих дней. Да да, вы не ослышались. Прорасти корнями на благо дома стало вторым правилом, согласно которому ни один не мог покинуть пределы Ливингстон Бэя без личного разрешения Джедедии. С теми же, кто осмеливался переступить границы без его благословения, случались – какая неожиданность – несчастные происшествия. Вам нет нужды волноваться за собственную свободу. По крайней мере, пока что. Это правило распространяется только на тех, кто прожил в Ливингстон Бэй дольше трех полных лун.

Нововведения касались даже недавно прибывших субъектов с сомнительной репутацией и прошлым – друзей Джедедии. С распростертыми объятьями и широкой улыбкой он встречал на пристани корабли. Ведь теперь колдовство и поклонение иным богам не карались инквизицией. Все, кто когда то нес слово католической церкви, загадочным образом ушли из жизни, дав дорогу богохульным обрядам там, где когда то воспевали величие единого Бога. Чернокнижники, маги, ведьмы и прочий сброд заполонил грязные широкие улицы, щебеча на разных языках. Ливингстон Бэй стал для них райским уголком. В обмен на вечную верность Ван дер Бруму, они могли свободно творить запретные дела.

Ходить по ночам стало по настоящему опасно. После наступления темноты обычным людям ничего не оставалось, кроме как запирать двери и всегда держать наготове ружье. Потомки этой нечисти живы и поныне. Они все так же произносят заклинания над котлом в подвале, а в День Всех Святых поднимаются на своих метлах в небо… Не смейтесь. Я абсолютно серьезна.

Все это неожиданным образом положительно сказалось на развитии Ливингстон Бэй. Маленькая захудалая деревня превратилась в чудесный портовый городок. Вместе с тем стало расти и влияние Ван дер Брума, побудив множество семей сватать ему своих дочерей и сестер. Да, в местах, подобных этому, истинным везением было удачно выдать замуж свою кровиночку. А уж когда претендент – самый богатый и могущественный человек, то и говорить не о чем. Сотни девушек из разных провинций, городов и даже стран съезжались сюда с единой целью: раз и навсегда обеспечить себя и будущих потомков. Но лишь одной из них удалось украсть темное сердце колдуна.

Семейство Кэмпбеллов происходило из далеких северных земель, родины холодных ветров и упорных нравов. Не имея за душой ни гроша, они приехали попытать счастья, ведь фамильный недуг обрек их скитаться в поисках укромного уголка, спасаясь от человеческой злобы и жестокости. Что за недуг, спросите вы? Снежно белый левый клык, толщиной с мизинец, выпирающий изо рта. Недаром семейство прозвали Криворотыми – из за угрожающего острия во рту губы деформировались, не давая их обладателям бегло общаться. Приходилось говорить медленно, делая усилие над тем, чтобы правильно произнести нужное слово.

Новая хозяйка поместья оказалась на редкость плодовитой. Первая же беременность принесла девятерых детей. Росли они невероятно быстро и уже к трем годам могли читать, считать и даже играть на музыкальных инструментах. Одаренные с детства, каждый стремился приумножить богатства семьи, пополняя залы репродукциями картин и драгоценностей, а затем, сочетавшись браком с родом не менее колдовских кровей, пустить корни на долгие века. Да… Те, кто жили в здешних землях, обретали удивительное долголетие и устойчивость к болезням, косившим в ту пору тысячи. К слову, из всех Ван дер Брумов лишь старшая дочь покинула эти места, так и не вернувшись в родительский дом. Она выбрала шумную и активную жизнь столицы, еще не зная, что очень скоро ее тихий Ливингстон Бэй окажется в центре внимания журналистов.

Почуяв в начале 80 х годов тенденцию к механизации, Ван дер Брум решился основать так популярную в те времена фабрику, но не ткацкую, а по производству кошачьего корма. Местом строительства был выбран Утес Молний. И неспроста. Учеными мужами было предложено использовать грозы на нужды электричества. Хотя природная стихия не раз сжигала строительные леса и даже самих рабочих, механизм получения энергии был отлажен, а производство запущено.

Мыслимо ли! Маленькая деревушка превратилась в фабричный городок, набирающий обороты с каждым днем. Сюда даже планировали прокладывать железнодорожное сообщение, причем через главные путевые артерии страны! Чудесные были годы. Но длились они недолго. Все имеет конец, и даже время однажды закончится. Череда неудач и неблагополучных событий привели нас к тому, что ныне о Ливингстон Бэй знают только перелетные птицы. И то видят его лишь с высоты небес.

Смерть Джедедии пришлась на холодный декабрь 1924 года. Его уход потянул за собой целую вереницу несчастий. Началось все с чудовищного шторма. Причал, судна, лодки, сети – все смыло в глубины моря. Десятки домов на набережной были затоплены, а маяк и вовсе ушел под воду. По сей день он остается в пучинах моря. Вряд ли оно когда то отпустит свою жертву. Только если у сов зацветут хвосты[5], ха ха! О, а вы знали, что если привязать лодку к берегу или поставить сети, то их унесет за горизонт всего за пару часов? Интересная аномалия, не правда ли? Ко всему прочему, не рекомендую рыбачить в здешней бухте. Редко кто выбирается на сушу после подобной дерзости. По крайней мере, живым.

Огромная, питающая город отрасль рыболовства потерпела крах. Временной заменой ей стала охота. Но и она быстро угасла. Жарким летом того же года часть лесной дичи подохла от неизвестной заразы. Охотники в ужасе находили мертвых птиц, оленей, уток, зайцев и прочее зверье. Их мясо было до жути жестким, как подошва. Да и вкус так себе. Выжившие животные мутировали в уродливых тварей, нападающих на любого, кто окажется в Темном, а ныне Проклятом Лесу. С острыми когтями и зубастыми пастями из жертв они стали палачами. Но охота не прекратилась. Лучше так, чем помереть с голоду. К слову, кролик, которого вы сейчас едите, некогда скакал по лесу на шести ногах, периодически цепляясь рогами за кустики. Приятного аппетита.

Ни о какой железной дороге не могло больше идти и речи. По Ливингстон Бэй потянулись зловещие слухи о проклятии, оставленном Джедедией в «подарок» потомкам. Людей охватила паника, ведь покинуть эти края живым не получилось бы. Моряки, что раньше хоть на время могли уплывать из злосчастного города, оказались отрезаны от других берегов бушующими волнами, а торговцы – лесной полосой, кишащей исчадиями ада. Единственная запасная дорога через болотные пустоши была ненадежной. Грузовики то и дело уходили на дно, а люди исчезали, как только на топь опускался туман. Огромная крышка невидимой ловушки захлопнулась, и следующими, кого коснулась невидимая рука смерти, стали жители Ливингстон Бэй.

Дождливым осенним днем в стенах тогда еще вовсю функционирующей фабрики произошло массовое убийство рабочих. Никто толком не знает, как это случилось. А те, кому довелось расследовать дело, так и не смогли рассказать об ужасающей истине, которую они узнали. Забившиеся в каморках и укромных уголках, следователи издавали нечленораздельные звуки, перекликаясь визгами и криками. Несколько крепких нервами ребят, выносивших трупы, сохранили рассудок, но держали рот на замке. Будто одно лишь упоминание тех событий могло вызвать неведомое существо обратно, чтобы закончить начатое.

Вижу, вы слушаете меня внимательнее, чем раньше. Думаю, стоит рассказать об этом инциденте подробнее. Накануне, перед происшествием, у завода кончились запасы мяса, необходимого для производства корма. Склады пустовали, а новые поставки ожидались не раньше чем через неделю. Пришлось распускать рабочих по домам и ставить на «стоп» конвейерную ленту. Вот только утром следующего дня фабрика вновь открылась. Черный смог повалил из труб, не давая дышать прохожим и заволакивая солнце. Удивленные рабочие устремились к воротам здания, радостно переговариваясь. Они переступили порог завода и больше не вернулись.

Но один из грузчиков проспал. Он явился на фабрику только к обеду. Это спасло ему жизнь, но, к сожалению, не рассудок. Он был удивлен, обнаружив на складе огромные куски аккуратно упакованного мяса, завернутого в белоснежные обертки. Но куда более его поразила гнетущая тишина, не нарушаемая оживленными голосами и лязгом инструментов. Все словно испарились в одно мгновенье, оставив огромного железного монстра работать самого по себе. Сколько он ни пытался звать товарищей, ответом был шум установок и свист пара, вырывающегося под давлением из щелей труб.

Обескураженный и напуганный, грузчик спешно отправился назад. Но на полпути через сортировочный цех его взгляд приковали туши мяса на крюках, что не спеша поочередно подавались внутрь обрабатывающего отсека. Что то в них приковало внимание, заставив вглядеться. В следующую секунду из его горла вырвался вопль ужаса. Бедный грузчик, констебль, местный главврач, мэр и некоторые, согласившиеся прийти по своему незнанию, потом долго не могли отойти от шока. Даже местные газеты обошлись кратким очерком и списком жертв, не решаясь поведать подробности. Абсолютно ненужная цензура, как я считаю. В маленьких городках, подобных этому, у каждой стены есть рот и уши, хи хи.

Думаю, вы уже догадываетесь, что они увидели на тех железных крюках. Людские тела с содранной до мышц кожей и отрубленными головами. Часть готового человеческого фарша была упакована в баночки с кормом и готова к доставке. Те же несчастные, кто не успел попасть под тесак неведомого монстра, валялись большой кровавой кучей. Со снятой кожей, вывернутыми внутренностями, разорванными сухожилиями и раздробленными костями. Голые, грязные, с гримасой невообразимой боли, навсегда запечатленной на их лицах, они представляли собой жалкую пародию на скот, готовый разойтись по цехам. Кто сотворил с ними это? Неизвестно. Несколько существ или одно, очень мощное и злое, не имеющее права называться человеком, проникло на завод и ушло оттуда незамеченным, оставив после себя след из обезображенных трупов.

Трудно описать, какой начался хаос. Город наводнил ужас. На Площади Пяти Столпов собирались разъяренные толпы людей. Они требовали дать им свободу, что отнял у них Джедедия много лет назад. На счастье Ван дер Брумов, треть населения состояла из их приспешников – таких же ворожей и магов. Быстро подавив недовольство, они собрались в родовом поместье и целую ночь решали судьбы людей. Вердикт был следующий: каждый, кто хочет покинуть Ливингстон Бэй, имеет на это три дня. Но вернуться у них больше не будет возможности.

Давя друг друга и хватая все, что могли унести, люди толпами устремились через гнилую топь прочь из края, где мрет все, что дышит жизнью. Некоторые машины были так нагружены, что уходили под торф, унося с собой пассажиров. По истечении срока, словно велением высших сил, многострадальная дорога через болота рухнула, погребая запоздалых беженцев. Ливингстон Бэй на долгие долгие годы оказался отрезан от внешнего мира.

О нас стали забывать – дорожный знак сняли, а название вычеркнули из справочников. Мое мнение – это было даже к лучшему. Особенно учитывая специфику местных ритуалов и приношений… Кхекхе. Так, о чем это я? Ах да. Потребовалось почти столетие, чтобы прорубить опушку и выстроить дорогу вдоль обрыва, по который вы, вероятно, и приехали сюда. Да, она ненадежна, в некоторых местах опасна, но это все же лучше, чем пытаться проломиться через Проклятый Лес или вброд пересекать зловонное болото.

Главная артерия города – завод кошачьего корма – за это время пришла в упадок, в том числе и из за новых брендов. Ни о какой славе речи уже нет, а остатки сил брошены на выживание. Так что столетие – другое мы попробуем еще протянуть…

Что же я могу сказать лично вам? Каждый, кто находится на этой земле, обязан следовать правилам и бережно соблюдать традиции, возникшие задолго до вашего появления. Некоторые могут показаться странными или даже отвратительными, но все же отнеситесь к ним с уважением. Я не знаю, надолго ли вы здесь. Однако уверена: совсем скоро вы научитесь чувствовать то же, что и остальные жители. Привыкнете. Освоитесь быть бок о бок с мертвой тьмой. Вам никуда от нее не деться. Не сбежать. Бесполезно.

Мы – ее семья, рабы и лучшие друзья. Чем раньше это поймете, тем легче будет принять окружающую реальность. И помните, куда бы вы ни двинулись, тьма всегда будет рядом с вами, оберегать или же пытаться убить – зависит от ваших действий. Но она никогда не покинет эти края, ведь пока живы мы, будет жить и она.

Глава 4

На протяжении рассказа Мор умудрилась несколько раз чуть не лишиться жизни. Зажав очередную сигарету между двойными рядами белых зубов, она принималась раскачиваться на стуле, как в кресле качалке. Ни опасность сломанной шеи от подобных маневров, ни даже очередное практически падение не могли отвадить ее болтать ногами в воздухе. Когда же со стойки послышалось заветное: «Заказ готов», она сломя голову кинулась за едой, по дороге перевернув пару стульев. Поднос тоже не избежал пляски и позвякивания тарелок от прыгучей походки Мор.

Неторопливая трапеза идет в приятной тишине. Агата, как подобает правилам этикета, разделывает мясо и нанизывает ровные кусочки на вилку. Мор же, подобно урагану, уничтожает сладкое, не чураясь время от времени издавать удовлетворенные мычащие звуки. Лакомства были испечены в форме частей животных. Котобулочка приняла форму четвероногого любимца города. Чизкейк, или, точнее, чизкот вместо треугольной формы имеет полукруглую и выглядит как огромная зубастая улыбка из за зигзагообразного слоя ванильной пудры сверху. Плетенка с маковой начинкой закручена в спираль, образуя лапку с мостиками из теста между подушечками. Подобные кулинарные изощрения навевают Агате мысль о «культе кошек», что теперь кажется не таким уж и бредом.

В кафе стягивается рабочий люд. Ароматы из кухни, перебивая друг друга, дурманят голову, а непрекращающийся грохот, сопровождающийся энергичными перекрикиваниями, говорит о бурной работе на кухне. Пришедший персонал с интересом поглядывает на ранее невиданную гостью и в особенности – на скрюченные длинные пальцы Агаты.

– Чтоф думаетфе о нашем скромфном крае? – дожевывая последнее лакомство, спрашивает Мор.

– Недурно для подобной дыры.

– Лучший комментарий, что я слышала за минувшие годы.

Агата хмыкает, в очередной раз окидывая собеседницу недоверчивым взглядом. Медленно потягивая кофе, она никак не может оторваться от блестящих очков.

Мор, при всей ее добродушной болтливости и глуповатой наивности, отчего то внушает чувство опасности. Часть лица скрыта. Одежда не по размеру мешковата. Каждая деталь ее образа и само ее появление в жизни Агаты вызывают настороженность. Немного подумав, Агата приходит, пожалуй, к очевидному выводу: Мор с самого начала хотела с ней познакомиться. Только искала предлог. При этом, наведываясь в гости к Этель, Мор почему то лишь косилась в сторону Клок Холла, не решаясь подходить ближе. И хотя каждый раз, открывая рот, она изливает потоки слов, это лишь верхушка айсберга. Как думает Агата, мотивы Мор скрываются гораздо глубже.

Двери с грохотом открываются. Весело переговариваясь, в кафе вваливается группа мужчин. За плечами у них висят охотничьи ружья. Четверо разваливаются на мягких креслах с подушками, один уходит к кассе и громким баритоном окликает Бэзила.

– А вот и наши герои подоспели. Пойдем, узнаем, как обстоят дела.

Мор спешно поднимается. Агата задерживается, чтобы отряхнуть одежду от крошек и застегнуть пиджак. Лишний раз светить оружие не стоит. На секунду задержавшись, она хватает блестящий предмет, забытый Мор на столе, и быстро сует в карман. Его хозяйка в это время решает срезать путь. Подобрав юбку, она перемахивает через ведро уборщика. И, конечно, запинается о швабру. Мыльная вода под крики несчастного мойщика растекается по полу.

«Если эту женщину послали завербовать меня в местную секту, то они очень сильно пролетели с выбором. Это худший подставной агент, что я видела». Агата встретила достаточно «кротов», чтобы делать подобные выводы. На ее опыты покушались не один раз и с разной целью: кто то хотел стащить формулы, другие – подпортить чистоту эксперимента. А эта ходячая несуразность даже мимо охранника, не вызывая подозрений, пройти не смогла бы.

Перекрикивая гремящий гогот мужчин, Мор пытается извиниться перед уборщиком и даже отобрать швабру. «Помочь» ей не дают, пригрозив нажаловаться Бэзилу и подкрепив словами: «От вас больше вреда, чем пользы, мяуэм».

– Мяугарет опять не с тоуй ноги встала, – подает голос один из охотников. Странноватое мяукающее коверканье речи затрудняет Агате понимание.

– Будет вам шутить над несчастной женщиной! – Делая вид, будто ничего не произошло, Мор встает рядом с мужчинами. – Лучше расскажите, как охота.

Агата пробирается к спутнице, пристраиваясь у нее за спиной.

– Всех поустреляли. Один олень тоулько оказался боульно живучим. Паурочку наших на рога насадил.

– То есть эта тварь все еще бродит там?

– Да не пушись ты! Мы его так свинцом нашпигоували, что к нашему прихоуду он копыта откинет. Я тебе мега мур р ром клянусь!

– А как они в парк то проникли? Он же забором обнесен.

– Так там ведь одна из частей к лесу примыкает. Воут эти сволочи ее и пролоумили. Все заклятия порушили. Видать, скучно им стало среди своуих.

Агату передернуло. Какой, к черту, парк с лесом? Мор обещала отвести ее к аптеке! Задать вопрос она не успевает. Один из охотников – рыжебородый детина – перегибается через кресло, задорно обращаясь к Агате:

– А чтоу это у нас тут за красаувица прячется?

Агата морщится от приторного голоса. Эти лучезарные улыбки мужчин выводят ее из себя. «Ненавижу радостных людей. Такое ощущение, будто они из Диснейленда вернулись, а не из парка, наводненного монстрами». Мысль, что она успела поверить россказням Мор, заставляет пропустить ответ мимо ушей.

– Это Агата МакГрегори. Слышали, что в КлокХолл кто то вселился? Так это она! Агата…

– Дальняя родственница мисс Мор, – перебивает женщину Агата. – Прибыла из Исландии. В гости.

Охотники восторженно охают. Те, кто оказываются близко, даже похлопывают Мор по плечу.

– Морга, ты чего моулчишь, как язык проглоутила?

– Что ж ты про эту милую леди нам ничегоу не рассказывала?

– У Мяугарет то племяуница есть!

Мор не реагирует, продолжая стоять истуканом. Агате приходится незаметно пихнуть ее локтем.

– Мы с ней… долго не общались, – наконец то вяло говорит Мор. Весь энтузиазм куда то улетучился. – Сами знаете. Трудности расстояния.

– Да, у вас там в культе Угольных Крыльев черте что твоуриться. Без обид, Морга.

Их товарищ возвращается от кассы. В руках у него бутылки с пивом. Громогласная радость вмиг охватывает группу. При виде алкоголя Агате становится тошно.

– Послушайте, мистер… – пытается обратиться она к одному из развеселившихся друзей. – Раз монстр ранен, значит, для нас он угрозы не несет?

– Опаусность есть, споурить не буду. Но думаю, он уже либо коурмит мух, либо поуплелся обратно в лес. Вам не стоит его боуяться.

– Отлично! Идемте, тетушка, не будем отвлекать бравых охотников от их отдыха.

– Куда? Стоуйте! Идемте к нам!

– Да! Мяугарет, присоудиняйся! Расскажешь про свою плямяушку.

Агата бросает грозный взгляд на Мор, сжимая ее бок пальцами.

– Не стоит. Мы ведь торопимся. Да?

Та кротко кивает, косясь на дружескую компанию.

– Еще увидимся, ребята, – Мор выдавливает слабую улыбку. – Раз приехала… родная кровь, приходится нянчиться.

– Тогда удаучи!

– Да хранит вас Коше наш!

Под бодрое прощание «родственницы» покидают кафе. Агата с наслаждением втягивает морской воздух.

– Вы обещали показать дорогу к аптеке.

– Да, – сухо отвечает Мор. Вся ее говорливость куда то испарилась.

– Тогда при чем здесь парк и какие то там чудища из леса?

– При том что аптечное помещение находится на территории парка.

Агата недоверчиво вскидывает бровь. Пожалуй, парк – самое неудачное место для подобного заведения. «В этом городе все вверх дном». Она едва поспевает за быстрым шагом Мор. Вороны следуют за ними, перелетая с крыши на крышу. Взгляд Агаты останавливается на Утесе Молний. Окруженный складами с мутными окнами, на нем высится здание фабрики – безмолвный памятник веку механизации. Издалека трубы фабрики кажутся острыми клыками, впивающимися в облака. Клубы серого дыма смешиваются с такими же облаками, стирая грань между небом и землей. С обшарпанными до кирпичной кладки стенами и выбитыми стеклами, оно больше всего походит на гниющий труп, чем на здорового представителя отрасли производства.

В нос ударяет запах рыбы и соли. Покосившиеся крыши нависают над головами, стыдливо пряча умирающую фабрику. Повсюду развешаны снасти. Старые рыбаки переговариваются между собой. Но вскоре и их голоса стихают, остается лишь звук ветра, играющего со ржавым флюгером.

Мор останавливается. Лицо у нее мрачное. Губы дергаются. Агата поворачивается к ней. Несколько долгих секунд спутницы смотрят друг на друга в молчании. Первой сдается Мор.

– Что. Ты. Натворила? – едва сдерживая ярость, цедит она. – Зачем сказала им, что ты моя родственница?

– У вас из за этого будут проблемы? Если нет, не вижу ничего плохого.

– Ничего плохого? Ничего плохого!

Мор хватается за голову, повторяя слова. Ее лицо искажается гневом. Она приближается вплотную к Агате, нависая над ней словно скала, которая вотвот рухнет. Агате приходится приложить всю силу воли, чтобы не вцепиться в рукоять заветного оружия.

– Я, как клоун, играла перед ними спектакль, пока ты безмятежно вешала им лапшу на уши! – Мор тычет указательным пальцем Агате в грудь. – Ты хоть знаешь, каково это – лгать собственным друзьям? Уверена, у тебя их отродясь не было, с таким то характером!

– Не стоит разбрасываться словами, – огрызается Агата. Тема друзей попадает в самую точку.

– Тогда расскажи мне хотя бы одну подобную ситуацию из своей жизни, когда тобой помыкали другие, заставляя, как идиотку, лгать дорогим людям.

Агата может, пожалуй, придумать нечто схожее, но почему то не хочет. В словах разъяренной женщины есть доля истины. И она слишком больно бьет в сердце.

– Ненавижу вранье! Ненавижу обман! – кричит Мор. – Как я теперь посмотрю им в глаза? Что скажу другим людям? Ты просишь не разбрасываться словами, а сама даже представить себе не можешь, в какой семье я росла и есть ли она у меня вообще. Кто остался за горами Ландманналаугара. Кто любил, кто предал, а кто протянул руку. Это неправильно! Это жестоко, Агата! Это…

Мор склоняет голову. Из за опустившихся очков видны закрытые дергающиеся веки. Кулаки нервно теребят ткань юбки. Частое дыхание перемежается тяжкими всхлипами.

– Если вы закончили, то я скажу, – Агата бросает осторожный взгляд в сторону Мор. Та не отвечает. – Я не хотела предвзятого мнения и лишних слухов о том, откуда я.

– А так их будет меньше? – Мор вскидывает голову. Агате кажется, еще чуть чуть, и она на нее набросится.

– Послушайте, это личная информация. И у меня есть все основания ее скрывать. Если уж мы затронули эту тему, то позвольте узнать. Откуда вам известно мое имя и где я жила?

Мор обиженно поджимает губы. Даже вороны улетели подальше от бушующей хозяйки и безмолвно примостились на коньках крыш.

– Я – друг бывшего владельца твоего дома. Мне случайно довелось подслушать его разговор, и …

– Так ли случайно?

– Ладно! – Мор поднимает руки. – Специально. Просто было любопытно. Но я никому не рассказывала о тебе. Только Бэзилу. И то потому, что он попросил представиться. Что бы ты ни думала обо мне, я не сплетница. А теперь весь город узнает об объявившейся из ниоткуда родственнице, да еще и моей крови!

– Вы драматизируете… – начинает было Агата.

– Кто? Я?!

Мор принимается ходить кругами, то и дело запинаясь о шнурки. Руки так и рассекают воздух в горестных взмахах. Ярость Мор сменяется тревогой и ужасом. Неподвижная Агата смотрит за маленьким обезумевшим вихрем, не веря, что такая простая затея смогла привести к столь плачевным последствиям. «Похоже, Уильям был прав. Я и вправду не понимаю людей». Тем не менее она предпринимает попытку спасти ситуацию.

– Ваша злость обоснована.

– Да что ты говоришь?!

– Но и вы услышьте меня.

Мор останавливается, вероятно, сверля Агату взглядом из под цветных стекол.

– Все произошло слишком быстро, – говорит Агата. – Что мне оставалось делать? Я придумывала на ходу. Не моя вина, что чей то язык бежит быстрее паровоза.

Повисает напряженная пауза. «Зачем?» – у Агаты крутится вопрос в голове. Зачем она оправдывается перед Мор? Зачем пытается пойти на примирение? Разве не проще было бы избавиться от надоедливого преследователя? Неужели это гложущая вина изъедает ее прогнившее сердце?

Мор поворачивается спиной к Агате и поднимает очки на лоб. Трясущиеся руки трут лицо. Невнятное бормотание явно относится к новоиспеченной «родственнице». Повздыхав, она пытается вернуть очки обратно на нос, но те запутываются в волосах. К ворчанию добавляются проклятия. Разворошив прическу, женщине наконец то удается пристроить очки на переносицу.

– Агата, я… – Мор запинается. – Я не люблю лгать, особенно когда меня заставляют это делать. Не люблю, когда давят. Принуждают к чему то не по своей воле. Если бы ты попросила меня об этом заранее, я бы обдумала все риски и предложила подходящий вариант.

– Я не интересовалась родословной своей семьи. Может, я и вправду ваша да а альняя родственница?

– У нас только черноволосые, – угрюмо отзывается Мор.

– Как говорится, не без урода в семье. Я бы даже сказала: не без рыжей вороны.

Почему то улыбка на губах Мор снимает тяжелый груз с груди Агаты. Даже дышать становится легче.

– Если не возражаешь, я… Что такое?

Мор лихорадочно шарит по карманам, недоумевающе выворачивая один за другим.

– Не это ищете?

Агата достает из своего кармана оставленную на столе зажигалку. Передать его она не успевает. Перед самым лицом проносится черное крыло. Крупный ворон, сжимая в клюве зажигалку, приземляется на плечо Мор. Заслужив благодарное почесывание шейки, он возвращается на свой пост к остальной стае. Мор начинает усердно щелкать зажигалкой, не переставая сыпать проклятьями. Еще в кафе Агата заметила, как трудно управляться с этим огнивом. А под морским ветром задача превращается в невыполнимую.

– Помочь?

Мор вздыхает и приближается к Агате. Кажется, ее злость развеялась, оставив на лице лишь измученное выражение. Зажигалка переходит в руки к Агате. Сама Мор склоняет голову, ладонями прикрывая пламя. На рукавах ее кофты висят кусочки застывшего джема и сахарной пудры.

– Знаешь, булочка, я вообще пользуюсь кнопочными, но они кончились в магазине. Совсем не понимаю, как это адское колесо работает. Благодарю.

Мор облегченно затягивается.

– Куришь?

– Нет.

– Тогда откуда такое мастерство?

– В свое время ими было очень удобно поджигать спиртовки.

Мор недоуменно замирает.

– А плевками тушить?

– Мыслите верно. Особенно когда руки заняты.

– Какой ужас. Техника безопасности умерла в стороне.

– Почему же? Обычно она отправляется на небеса вместе с лаборантами.

Мор молча обдумывает услышанное, ухмыляясь, Агата же погружается в счастливые воспоминания первой стажировки. Подкурив вторую сигарету от первой, Мор отправляет окурок в мусорку. Она все еще нервничает. Весь фильтр изжеван.

– Ай, иди оно все ворону под хвост. Что было, того не воротишь. – Мор кидает догорающий окурок в урну. И промахивается. Раздраженно затушив его носком и только потом отправив в бак, она продолжает: – Побудешь какое то время моей родственницей. Но впредь больше не заставляй меня подобным заниматься. Отведи в сторонку и там скажи. Никакой импровизации. Договорились?

– По рукам. И… спасибо, что поддержали мою легенду.

На лице расплывается знакомая зубастая улыбка.

– Похоже, ты еще не растеряла остатки человечности. Идем. До парка осталось совсем ничего.

Рыбная вонь понемногу отступает. Шумящие кроны деревьев успокаивают нервы. Они приветливо зазывают окунуться в их прохладную тень. Расслабиться на одной из скамеек. Или стульев. Или табуреток. Ступая по дорожке, Агата с трудом верит, что не попала в специфичное хранилище мебели или на свалку. Разбросанные тумбы, шкафы и трельяжи горделиво выглядывают из кустов. На вешалках покоятся подозрительные рясы с вышитыми оккультными знаками. Мягкие диваны и кресла прикрыты брезентом с надписью: «НЕ ОСТАУЛЯТЬ ПОД ДОУЖДЬ!». Поляны занимают длинные столы, на которых поблескивают разномастные чайные сервизы.

Агата ждет, когда Мор разразится объяснениями, но та не торопится открывать рот. Припоминая ссору, Агата не решает заговорить первой. «Читать переживания на ее лице еще легче, чем у Уильяма», – про себя ухмыляется она. Глубоко внутри Агаты растет желание, чтобы Мор вновь обрушилась на нее непринужденным ливнем слов. Легкость в общении, воздушное настроение и бессмысленные рассуждения противоречили натуре Агаты, но именно этим и подкупали. Она взвешивала каждое слово, даже в ситуациях, подобных той, что произошла в кафе. Что следует сказать. Как. Продумать всевозможные варианты. Душа, скованная параноидальной строгостью, завидовала, как беззаботно подходит к жизни Мор. Агате хотелось хотя бы ненадолго почувствовать ту же беспечность и не волноваться о последствиях.

– Вы знаете, почему здесь столько мебели, мисс Мор?

– Само собой! Это парк. Нужно же нелюдям на чем то сидеть, – быстро отчеканивает спутница. Агата кивает, с ожиданием устремляя взгляд к блестящим стеклам очков собеседницы. Последняя капля обиды испаряется. Напряженные плечи Мор расслабляются, и она более охотно продолжает: – Местные столетиями приносили сюда предметы интерьера. Обустраивали его для встречи с друзьями и семьями. Особенно тщательно подбирался чайный сервиз. Хоть мы и вдали от королевы, но традиции соблюдаем. Вы удивлены? Только не говорите, что в столице не так. Не верю. Это же удобно! Ставлю душу, мы не первые, кто додумался до подобного.

– Уверена, пить чай в дождь здесь просто замечательно.

– А то! – Мор совершенно не замечает шутки. – Кроны деревьев пронизывают паутины заклятия. Смотреть, как бушует непогода, не в силах осыпать нас снегом или водой, сплошное наслаждение.

Петляя между расставленными кушетками, они выходят к застекленной оранжерее. Вырубленные ветки над крышей позволяют слабым лучам солнца напитать цветущую зелень. Чем ближе они подходят, тем больше растет сомнение у Агаты. Воронье остается за стенами, послав на плечи Мор пару собратьев. Душистый аромат трав окутывает Агату еще до того, как она заходит в оранжерею. Внутри уютно устроились горшочки с живительной растительностью. Миниатюрные грядки с механическим поливом. Пара столов с садовым инвентарем. И никаких стоек с упаковками таблеток или пилюль.

– Это… аптека? – не веря своим глазам, произносит Агата.

– Она самая.

– Постойте. Вы, видимо, меня неправильно поняли. Я просила вас отвести меня к нормальной аптеке. С фармацевтами и лекарственными препаратами. Вы же слышали о такой? Пожалуйста, скажите, что да.

– Знаю я, как выглядит эта твоя аптека. Нет у нас такой. Не ту, – Мор подходит к кадке с шафранами и ласково проводит по лепесткам. – Если хочешь, могу показать дорогу до алхимика. Он зельями торгует на все случаи жизни. Только вот вряд ли они придутся тебе по вкусу. Здесь ты можешь не беспокоиться, что кто то подмешает в лекарство экспериментальный порошок. Была у нас пара случаев. Этот черт обожает искать новые рецепты. А как проверить их, если не на клиентах?

Агата нерешительно прохаживается вдоль кадок с травами. «Лаванда. Допустим. Иван чай. Хорошо. Мята. Ромашка… А это что?» Часть названий написана на латыни, а часть на местном диалекте. Еще и корявым почерком.

– Тебе что надо хоть? Я тут все знаю. Могу подсказать.

– После нашей ссоры мне с трудом верится, что вы не захотите подложить какую нибудь травку для молниеносного облегчения желудка.

– Эй! – Обиженно надув губы, Мор складывает руки на груди. – Я не настолько мстительная.

– Тогда поищите что нибудь для хорошего сна.

Поманив за собой, Мор подводит ее к горшочку с голубоватым растеньицем. Его состояние не внушает доверия. Понуро склоненные лазурные соцветия припали к земле, а листья скукожились. Запах гниения и несвежих овощей намекает, что жизнь покинула этот цветок давным давно.

– По моему, оно завяло, – протягивает Агата.

– Нет, нет! Сомнамбулина только делает вид, будто ее не поливали две недели. Но это лишь маскировка. Чтобы ее не съели, Сомнамбулина вырабатывает отталкивающий запах. Подпортившуюся траву животное не станет есть.

– Она точно поможет?

– Десять из двадцати. Ой. Наоборот. В этой малютке концентрация мелатонина выше, чем у всяких там препаратов в аптеках. Принеси холщовый мешок, дорогуша.

Пока Мор сюсюкается с растением, Агата роется в ящиках стола.

– Никогда не слышала о ней. Сомнамбулина, верно?

– Все потому что, дорогая моя, она растет только в нашем крае и нигде больше. Джедедия в свое время достаточно наэкспериментировался, чтобы мы пожинали плоды его опытов и по сей день.

– Что нам нужно?

– Один лепесточек с соцветия. Ты же не хочешь впасть в кому и умереть от истощения? Или это все же входит в твои планы на вечер?

Агата аккуратно укладывает лепесток в мешочек. Мор инструктирует:

– Завари его в кипятке. Вкус может показаться горьковатым, но это нормально. Отвар вырубает мгновенно. Глубокий сон на двенадцать часов тебе обеспечен. И не забудь вернуть мешочек – все же он для общественного пользования. И насчет платы: надеюсь, у тебя будет что оставить взамен?

– Не поняла… – Агата останавливается у дверей оранжереи, непонимающе вперев взгляд в Мор.

– Мы получаем, то, к чему стремимся, но по пути к мечте чем то жертвуем. Принцип равновесия. Положи вон в ту корзинку что нибудь равнозначное лепестку Сомнамбулины. Деньги можешь оставить себе.

Агата убирает купюры, которые успела достать, и подходит к плетеной корзине. Опустив взгляд, она рассматривает лежащие в ней диковинки. Кусочек битого стекла, на который попала краска и растеклась в форме глаза. Прозрачный мешочек с рыбьей чешуей. Гнутые золотые пластинки. Кожаный ремень от наручных часов с надписью: «Всегда в твоем сердце». Выдубленная шкурка зайца. И пара фарфоровых статуэток, видимо, ручной работы. Ничего подобного у Агаты при себе нет.

– Я могу вернуться в другой раз и что то принести?

– По правилам – нет. Это моя оплошность. Надо было предупредить тебя заранее. Все, кто приходит сюда, знают это правило.

– Что будет, когда корзинка наполнится, и складывать будет некуда?

– Закопают под деревьями, поддерживающими нити заклятия над парком.

Агата невольно устремляет взгляд к ветвям, стремясь рассмотреть те самые нити. Действительно, иной раз среди крон поблескивает нечто серебристое, как если бы там была натянута проволока или леска. «Солнечный свет», – недоверчиво констатирует Агата.

– Но если никто не будет приходить сюда? Или вещей соберется меньше положенного?

– Наш мэр решит вопрос. Он сам создал это место и собственноручно вырастил каждый цветок из семян, оставленных Джедедией. Печать нитей – тоже его творенье. Но это крайний случай. В Ливингстон Бэй нет больниц. Все задачи по оказанию медицинской помощи ложатся на плечи членов семьи пострадавшего, еще можно обратиться к хитрому алхимику или прийти в эту прелестную оранжерею.

С одной стороны, Агате не хочется нарушать традиции. С другой, она всю жизнь разбивала устоявшиеся парадигмы и шла против общества. «Да. Только тогда у меня была страховочная подушка в лице Уильяма и родителей. Здесь же… Я одна». Узловатые пальцы проходятся по волосам, снимая резинку. Почувствовав свободу, густые локоны удовлетворенно растекаются по спине и плечам. Непослушные волнистые пряди спадают на лицо, медным коконом окутывая фигуру.

– Надеюсь, это достаточно равноценно.

– Я бы такое и себе забрала, – завистливо протягивает Мор, косясь на резинку, украшенную сверкающими камнями. – Это бесцветная шпинель[6]?

– А у вас зоркий глаз. Или это вы тоже подслушали, ой, я хотела сказать, случайно услышали от хозяина дома?

Женщина заливается скрипучим каркающим смехом.

– Тут ты не права. Культ Угольных Крыльев, откуда я родом, занимается поставкой на рынок драгоценных камней и минералов. Знать виды, отличать подделки и разбираться в свойствах горных подарков нас учат с самого детства.

Агата осторожно кладет резинку к остальным сокровищам и вместе с развеселившейся Мор выходит из оранжереи.

– Получается, у каждой секты есть свой собственный источник дохода?

– По другому на плаву долго не продержишься. Свет, электричество, водопровод сами по себе не появятся. А ремонт зданий? Помощь семьям? На одни расходники для колдунов и ведьм сколько уходит. Самим, что ли, несчастных жаб ловить? Торговлей на черном рынке много не заработаешь. Приходится трудиться по честному.

– Вот только для Ливингстон Бэй этого все равно мало. Как вы живете без мобильной связи? Что, если лес загорится? Или, предположим, королева умрет? Вы же этого никогда не узнаете.

Фыркающая от смеха Мор кое как берет себя в руки.

– С королевой ты, конечно, погорячилась. Эта женщина переживет нас с тобой, – каркнув от собственной шутки, она продолжает: – Для подобных новостей у нас есть телефонный салон. Он находится на Площади Пяти Столпов. Ох, видела бы ты мымру, что там работает… Нам сюда, Агата. Коттеджные участки по этой стороне. Так вот. Бернадетт! Эта сплетница ради развлечения готова состряпать таки и и е истории. А остальные и радуются. Развесят уши и давай перемывать кости. Как то раз она пустила слух, что мои волосы на самом деле цвета пепла. Дескать, я белая ворона. Но волосы почернели, потому что я много курю! Вдумайся, какая дурь. Тогда то мы с ней первый раз и подрались. Было это так…

Агата не решается признаться, но чувствует: ей радостно видеть Мор в хорошем настроении. Звонкая болтовня той успокаивает, заставляет отвлечься от гнетущих мыслей и расслабиться. Как давно Агата не разговаривала на посторонние темы? Как давно не улыбалась краешком губ, слушая нелепую историю? Разум Агаты до сих пор не доверяет Мор. Зато сердце, кажется, уже готово на все, лишь бы с упоением слушать каркающий голос.

Глава 5

– Вот мы и пришли.

За знакомой кованой оградой расстилается цветущий луг. Вдали, подкошенные старостью и непогодой, высятся некогда роскошные дома. В центральном Агата узнает Клок Холл. Ничего не поменялось с момента ее ухода. Пережитые события пробуждают в груди ноющее чувство. Будто Агата не была здесь целую вечность.

– Пора прощаться, дорогая моя. – Мор остается за калиткой. Деревья бросают тень на ее худое с острыми скулами лицо. – Думаю, я достаточно прошляпила время, и утренняя мотивационная речь нашего шефа подошла к концу. Можно спокойно идти на работу.

– Не любите общественные утренники?

– Скорее, пафосные фразы о стремлении вперед. Если хотят повысить мою работоспособность, для начала пусть увеличат зарплату. Громкими словами налоги не заплатишь.

– Тогда до скорого.

Агата переходит на энергичный шаг.

– Постой!

Она останавливается. Мор мнется. Руки теребят складки длинной юбки. Агата не торопит Мор, терпеливо ожидая продолжения. Внутреннее предчувствие шепчет, что надо дать той еще немного времени.

– Почему ты заступилась за меня? Почему не ушла? – Голос женщины звучит необычно тихо и размеренно. От былого сумбура и хаоса в повествовании нет и следа. Каждое слово, тяжело слетающее с ее губ, имеет ценность. – Я видела, как ты ползла между домиков, чтобы уйти. Но все равно остановилась и помогла мне.

– Не запоздали ли вы с вопросом?

– Я первая спросила!

Агата предпринимает попытку уйти от ответа:

– Почему бы вам не прочитать мои мысли? Как на нашей первой встрече у дома Этель.

– Фи! – Мор складывает руки на груди, с гордым видом поднимая длинный нос к небу. – Иметь телепатию, несомненно, хорошо, но у меня и без нее множество первоклассных навыков. В тот раз ты просто неприлично громко думала. Вот и все.

– А сейчас неприлично тихо?

– Ты… Понимаешь… мысли, они… Ай, все. Неважно. Не хочешь отвечать на вопрос, ну и не надо! Я пошла.

Мор театрально разворачивается. Специально не торопясь, она направляется в глубь парка. Агата устало вздыхает. И вправду, зачем она тогда вмешалась? Ответ кроется глубоко, за коркой окаменевшего сердца. Чувство недоверия поет оды о предосторожности. Вызволять на свет даже самую крохотную частичку души всегда тяжело и опасно. Что с ней сделают? Выбросят или сохранят в собственной шкатулке сердца? Агата жила, скрывая саму себя. Кроме друга Уильяма, заслужившего доверие временем и поступками, никто не мог прикоснуться к ее запретной стороне. Но сейчас, смотря на удаляющуюся худую фигуру, Агата чувствует, будто вот вот потеряет нового друга.

– В столице, на работе ко мне относились точно так же.

Звук шагов по вымощенной дорожке замирает.

– Считали уродом общества с дурными идеями и излишним любопытством. Меня оскорбляли. Травили. Подкидывали «подарочки» с тухлой рыбой и фразами: «Тебе здесь не место». Но я не обращала на них внимания. По крайней мере, старалась.

– Тебе… не было больно?

– Временами – да. Но я превратила бестолковые сплетни и беспочвенные обвинения в силу, толкающую меня к свершениям. Вскоре многие из них с отвращением узнали, что я их новый руководитель. – Агата чувствует, как сквозь ее привычное безразличие проступает тщеславие. – Хах. Видели бы вы их лица. Те, кто осознал ошибку и занялся делом, смог добиться результатов. Они не стали ровней мне, зато обошли идиотов, навсегда застрявших в своем невежестве.

Хрупкая тишина повисает в воздухе. Поколебавшись, Мор возвращается к калитке.

– Я первая, в ком ты узнала саму себя?

– Вторая. Характер у меня не подарок. И все же даже я смогла найти себе друга. Вы, в отличие от меня, кажется, держите в друзьях весь город. За исключением трех особенно едких девушек в фартуках.

– Это да… Сестрички Иден те еще гадины. – Вороны окружают Мор. Кто то гнездится на плечах, кто то на голове. Черным перьевым коконом они облепляют хозяйку, будто стараются поддержать. – Хоть у меня и много друзей, мало кто из них понимает и разделяет гложущую боль. Бэзил. Вот кто действительно знает обо мне все.

– Тогда вам тоже повезло. Берегите его.

В голову лезут тревожные мысли. Может, Уилл уже вышел из комы? Или, наоборот, ему стало хуже? Агата усердно старается не думать об этом. Только по возвращении домой, запершись в комнате, она сможет позволить эмоциям взять верх над разумом. Маска равнодушия должна держаться до последнего.

– Но почему ты не оставила меня? Я не понимаю. Ты говоришь, что терпела издевки. Однако, узнав саму себя, почему то вмешалась.

– Догадаетесь сами или подсказать?

Мор отлипает от ограды, делая пару неуверенных шагов обратно к дорожке.

– Жалость?

– Нет. Все гораздо проще. Мне показалось неплохой идеей разделить с кем то одиночество, но не для того, чтобы избавиться от него, а наслаждаться им вместе. Всего хорошего, Маргарет.

Размеренной походкой Агата направляется к дому. На полпути она останавливается. Присев, якобы чтобы перешнуровать идеально завязанный бантик на обуви, она краем глаза всматривается в парковую ограду. Женской фигуры с воронами там больше нет. Расслабленно вздохнув, Агата поднимается и ускоряет шаг. Ей не терпится испытать Сомнамбулину и провалиться в глубокий сон.

Закрыв дверь на ключ, Агата изнеможенно приваливается к ней. Благословенная тишина ласкает слух. Словно незримое одеяло обволакивает тело. «Хорошо бы поставить чайник». Агата достает из кармана холщовый мешочек. От потускневшего листка несет горьким запахом разложения. Гулкие шаги эхом отражаются от пустых стен дома. Завернув за угол, Агата выходит к кухне.

Она проглатывает застрявший в горле крик и заставляет себя громко втянуть воздух в легкие. Булькающий, будто рвущийся из под воды, вдох отталкивает тело обратно в коридор. Агата зажимает рукой рот. Ноги дрожат. «Почему этот день никак не закончится?» Несколько долгих минут она тревожным взглядом буравит стену. Трясущимися руками Агата достает из кобуры оружие. Его прохладная сталь безрезультатно пытается унять разгоряченный рассудок.

Агата прижимается к стене, боком пробираясь к повороту. Осторожно вытянув шею, она осматривает кухонное пространство. Окно выбито. Обломки стекла рассыпаны вокруг вперемешку с осколками разбитой посуды. Перевернутые вверх дном шкафчики. Раскиданная утварь. И в центре пола лежит… нечто. Изломанное, со скрученными в разные стороны конечностями и деформированной костной структурой. Его огромный рот от морды до груди раскрыт. Несколько рядов остроконечных зубов напоминают толстые иглы. Голову венчают разветвленные рога с запутавшимся в них мхом.

Глаза врут – Агате очень хочется в это верить. «Это… олень? Монстр из Проклятого Леса?» В любом случае признаков жизни монстр не подает. На шкуре виднеется россыпь огнестрельных ранений. Когда то из них вытекала кровь. Размашистые мазки бурой жидкости покрывают всю кафельную плитку.

Голос страха настоятельно умоляет сохранить остатки рассудка. Бежать. Спрятаться. Вернуться в свой настоящий дом. Не отрывая глаз от оленя, Агата делает маленький шажок. Затем еще один. Она всегда была покорной девочкой. Слушалась родителей, но не голос самосохранения.

Чем ближе Агата подходит, тем больше разгорается задремавшее любопытство. Присаживается рядом с существом. Подрагивающие руки ощупывают раны. Утихающий с каждой секундой жар, исходящий от тела, подсказывает: вторжение произошло совсем недавно. Стараясь не пораниться, Агата бережно разворачивает голову существа к себе. На коже под остекленевшими глазами еще не высохла влага. Оно плакало? «А кто не будет плакать, всади в него столько дроби?» Даже столь обезображенное генетической издевкой существо вызывает у Агаты жалость.

– Зачем ты пришел сюда? – шепчет она. – Почему не вернулся в Лес?

«Я так хотел умереть дома».

В этот раз Агата не сдерживается. Оглушив саму себя истошным криком, она отшатывается от существа и пятится к выходу. На ее костюме остаются темные пятна. Поскользнувшись, Агата падает на пол. Взгляд устремляется к изуродованному оленю. Встал? Убьет? Стрелять? Из остекленевших глаз выкатывается прозрачная капля влаги. Стекая по морде, она падает в бурую лужу, растворяясь в ней.

Неподвижное существо не может причинить Агате вред. И говорить оно тоже не в силах. Наверное. «Мне не показалось?» На четвереньках Агата подползает обратно к оленю. Поколебавшись, вновь всматривается в немигающие глаза. Несколько дорожек слез увлажняют остывающую плоть существа.

«Обнимите. Пожалуйста».

Опыты не всегда приносят ожидаемые результаты. Порой из под рук Агаты рождались настоящие чудовища. Прекрасные в своеобразной красоте для науки, но совершенно омерзительные для человеческого глаза. Уильям, при всей его мужественности, обходил стороной неудачных подопытных, всякий раз держа транквилизатор наготове. Как же к ним относилась сама Агата?

Руки аккуратно скользят вдоль оленьей шеи. Бурый от крови мех соприкасается с черной гладью перчаток. Испачканной рубашкой Агата прижимается к покалеченному телу и осторожно поворачивает голову, чтобы видеть блекнущие глаза.

«Спасибо, что услышала меня, хозяйка».

Слезы перестают сочиться из глаз существа. Дрогнувшее веко закрывается, пряча крошечные угольки жизни.

– Даже у самых страшных монстров есть чувства и голос, – негромкий шепот Агаты растворяется в тишине.

Время словно замирает в доме. Прохладный ветер путает распущенные волосы. Не слышно птиц и насекомых. Пустота проникает Агате в голову, лишая любых мыслей. Вакуумное состояние прерывается ощущением чего то липкого, стекающего с тела существа. Оторвавшись от мертвеца, Агата замечает бесцветную жидкость, стремительно покрывающую труп. Она хватается за угол стола и аккуратно поднимается. Пол под ногами скользит. Выступившая жидкость смешивается с кровью, вскоре целиком охватывая существо. Под воздействием неведомого состава олень начинает быстро сжиматься. В воздух поднимается столб пара.

Сначала жидкость съедает кожу, оголяя внутренности и мышцы. Органическая структура поглощается, превращаясь в пар. Словно сильнодействующая кислота, липкая смесь стачивает кости. После принимается за размазанную по полу кровь. Подобно живому, но не наделенному разумом организму, она расползается по кухне, чутко выслеживая следы монстра оленя.

Жидкость не обходит стороной и Агату, она прилипает к пиджаку, рубашке и рукам. Стряхнуть ее Агата не успевает. Пятна исчезают безболезненно. Поднявшийся пар выветривается в окно. Вскоре на кухне и на одежде Агаты не остается и намека на вероломное проникновение. Кроме разбитого стекла и посуды. Только отдаленный запах лаванды щекочет рецепторы носа.

Агата сползает на пол. Кажется, Ливингстон Бэй задался целью свести ее с ума. Всю жизнь она стоически переносит тошнотворные сцены вскрытия и встречает неудачи каменной маской равнодушия. Но это местечко всего за один день смогло вывести ее из равновесия. Блуждающий взгляд спорит с запечатленными на подкорке воспоминаниями. Может, Сомнабулина вызывает галлюцинации от одного своего запаха? Или это игры утомленного разума?

Рассекая воздух бежевыми крыльями, за окном пролетает ворон. Цепкие лапки хватаются за подоконник. Пепельная голова склоняется набок, с интересом осматривая сидящую на полу Агату. Та смутно припоминает, где же она видела ворона раньше. Не он ли прилетал к заколоченному дому прямо перед приходом Мор?

Кое как ворочающиеся мозги подсказывают: у болтающей женщины только черные вороны. «Может, это она сама? Вполне ожидаемо, после всего, что я здесь увидела».

– Уходи, – раздраженно бросает Агата ворону. Тот не улетает, продолжая изучать глазами бусинками разгромленную кухню. – Сегодня я заварю целый лепесток Сомнамбулины. Лягу в кровать и просплю весь оставшийся день. Если бы я была верующей, то помолилась бы, чтобы сегодня мне только приснилось.

Ворон разражается хриплым карканьем. Крик не прекращается и когда птица устремляется в воздух. Вскоре скребущийся смех затихает, сливаясь с завыванием поднимающегося ветра.

Еще немного посидев на полу, Агата принимается за уборку кухни. Разбитое окно приходится заколачивать оторванными ставнями. В щели засовывает старое тряпье, оставленное в шкафах бывшим хозяином. Тело Агаты ноет от усталости, а голова смутно соображает. Агата решает, что уберет осколки, как выспится. Нетерпеливо дожидаясь закипающего чайника, она бросает лепесток в чашку. «После сегодняшнего я заслужила полноценный отдых».

К большому разочарованию Агаты заснуть ей не удается. Обещанного эффекта не происходит. Голову наводняют тревожные мысли. Все накопленное за день рвется наружу. Перевернувшись на спину, Агата поднимает руки и морщится от отвращения, когда смотрит на бледные, длинные пальцы, которые пронизывает сеточка почти черных кровяных сосудов. След, оставленный экспериментальным препаратом, даже после полного выведения из организма не исчез. Непоправимое нарушение в теле, которое будет напоминать о случившемся до конца дней. Чем не клеймо преступника?

– Уильям…

Ее единственный друг. Однажды она спросила его: «Как ты меня терпишь?» Он ответил: «Тебя нужно не терпеть, а любить». Они потом долго смеялись над этой шуткой. Уилл был единственным, кто понимал Агату. Никто, даже родители. Не настолько.

Противные пальцы сгибаются и разгибаются. Словно чужие. Не ее. С выступающими костяшками, натянутой белой кожей и черной кровью. Руки мертвеца. Руки убийцы. Агата всем сердце хочет верить, что с Уильямом все хорошо. Внутренности сжимаются от фантомной боли при мысли о страшном. «Не стоило его втягивать в это», – нашептывает разум. Но что сделано, то сделано.

– Уилл… выжил.

Голос звучит предательски слабо и неуверенно.

Все, даже самые незначительные, проекты отправились на проверку комиссии. Кроме одного. Цена сохраненной тайны оказалась намного больше, чем Агата могла себе представить. Ее руки. Его тело. Но лишиться многолетних трудов было куда страшнее. «Жертва Уильяма не была напрасной», – в очередной раз убеждает себя Агата.

Сейчас препарат у нее. Спрятан в надежном месте. Но что, если инспекторы догадались? Нашли улики в учиненном ею погроме или документы, не успевшие попасть под шредер. Один волосок, отпечаток пальца или высохшая капля слюны, и ее искаженная на тот момент ДНК станет решающим доказательством в деле запрещенных Нюрнбергским процессом экспериментов. Мать точно пойдет с ней за решетку, ведь она предоставляла материал для опытов. Отец с его «убийственными» темными делишками – туда же. Больше никакой науки. Вся семья МакГрегори дружно отправится отбывать пожизненный срок.

Нет. Нельзя дать подобным мыслям взять верх. Может быть, сейчас настал именно тот момент, когда она бессильна против надвигающейся судьбы. Но это не значит, что нужно опускать руки. Уилл выздоровеет. Они вернутся в лабораторию и снова будут работать. Как раньше. Вместе.

Он не простит.

Агата подрывается в кровати. Чужой голос разносится за окном. Отражаясь от стен и пустых улиц, он растворяется в сгущающихся сумерках. Она снова в своей комнате. В родительском доме. Здесь прошла половина ее жизни. Вторая – в лабораторных помещениях. Нередко ей приходилось там ночевать. Знакомые полки с книгами, зеркало в углу, ковер, пианино. Почему же у нее такое тревожное чувство?

Нет пути назад.

Вечный друг человека – солнце, скрываясь за облачными стенами, в последний раз осыпает город лучами света. Но вместо нежной пастели небосвод застилает густой красный оттенок. Он стекает по стенам, тянется по тротуарам, стучится в двери. Навстречу ему из домов выползают массы слепленных друг с другом трупов. Птицы, звери, люди. Их препарированные тела срослись в единую массу. Страдающие от боли и отчаянья, они тащатся по мостовым, сплетаются с другими бесформенными телами. Уродливые. Жалкие.

Как много крови ты пролила?

Снова этот голос. Не переставая вертеть головой в поисках источника, Агата нервно восклицает:

– Это цена науки. Нельзя добиться высоких результатов, ничем не жертвуя! Уильям это понимал. Мы с ним посвятили свои жизни открытиям. Когда он вернется, мы снова…

Хватит оправдываться!

В углу комнаты стоит фигура. Не узнать ее невозможно. Коротко остриженные волосы. Элегантное платье. Туфли на высокой шпильке.

– Ты… ты… Это твоя вина! Если бы ты не вмешалась, то ничего бы не произошло. Ненавижу!

Срываясь с места, Агата бросается к тени и бьет по миловидному лицу. Однако вместо нежной кожи кулак встречается с твердой поверхностью. Осколки стекла осыпают ошарашенную Агату, едва успевшую прикрыть голову. В зеркальном крошеве вместо ненавистного врага на нее взирают собственные отражения. По комнате эхом разносится противный смех. Он смешивается с воем существа, сотканного из сотни рук, лап, крыльев, зубов и глаз. Вместе образуют звучание, ужасно похожее на дребезжание скрипок. Мерзко вереща, они берут фальшивые ноты, перебивая друг друга и все громче и громче воспевая безумный хаос, невыносимо терзающий слух.

– Я не хотела, слышишь! Уйди! Оставь меня в покое!

Сердце бешено отсчитывает удары в груди, в голове пусто, в ушах звенит монотонное эхо крика, полного отчаяния и бессилия. Крик терзает тело и разум, в который раз вороша пыльные полки воспоминаний. Не в силах его терпеть, Агата закрывает уши руками. Под дьявольскую какофонию с потолка и стен, из окон и дверей, внутрь врываются кровавые потоки воды. Они вмиг наполняют собой комнату. Мощное течение сбивает Агату с ног. Легкие не успевают набрать воздух. Над головой смыкается кровавое месиво. Вязкая жидкость сковывает тело. Горы трупов, рвущихся внутрь, оказываются в комнате. Они хватают своими конечностями Агату и тянут на дно. Обрубки животных, сшитые воедино, с одинаковыми кошачьими мордами.

Агата в ужасе открывает рот. Крик отчаянья вырывается из груди. Но его, вместе с вязкой мутной водой, насильно заталкивают обратно в глотку. Заставляют давиться, захлебываться собственным безумием. Легкие сжимаются, из последних сил стараясь вытолкнуть воду. Глупое сердце ворочает кровь, не осознавая, что мозг почти умер. Тело погружается все глубже и глубже. На дно, вместе со своими творениями. В пучины отчаянья, страха и мерзлой тьмы.

* * *

– Агата, тебе снятся кошмары?

– Похоже на то, что у меня есть время спать?

– Я серьезно.

– Возможно. Почему ты спрашиваешь?

– Недавно я видел сон, как потерял тебя. Ты превратилась в венерину мухоловку[7]. Руки стали листьями, а голова – соцветием.

– Ужасная смерть. Всю жизнь питаться одними насекомыми. Уилл, ты ведь будешь меня подкармливать жареным беконом?

– Смейся сколько хочешь. Тогда я и вправду перепугался. Внутри все так сжалось. Окаменело. Я, наверное, должен был заплакать. Но не смог. Словно в сердце не осталось ничего, кроме пустоты. Будто ты была моими эмоциями. Моими страхом и радостью. Вместе с тобой умерли и они.

– Не понимаю, почему ты так беспокоишься. Это всего лишь сон. В конце концов, не тебе превращаться в растение.

– Знаю. Но это и страшно. Хуже, чем самому умереть – это созерцать смерть дорогого тебе человека, не в силах что либо сделать.

– Понятно…

– Агата, я не смогу вечно быть рядом с тобой. Поэтому пообещай унять излишнее любопытство и не влезать в истории. И не надо на меня так смотреть. Я прекрасно осведомлен о том, как ты сунула голову в пасть к крокодилу только потому, что тебе стало интересно, какая у него микрофлора глотки.

– Хорошо хорошо. Сегодня же куплю каску. Вдруг кирпич упадет с неба.

– Агата!

– Что, уже и пошутить нельзя? Ладно. Обещаю… Правда.

Глава 6

Чтобы черепа не повредились, когда закипит вода, Терри О’Малли плотно заворачивает их в марлю. Остатки мяса, кожи и шерсти уберегут драгоценные косточки от трещин, но не стоит надеяться только на них. Сваренные волокна мышц станут очень мягкими и податливыми. Закинув последний мешочек, Терри с раздражением поворачивается к окну. Вот уже пять минут когти большой серой кошки скребут по стеклу, издавая душераздирающие звуки. Терри кое как отмывает руки в самодельной мойке, даже не думая вычистить грязь из под ногтей. Затем проверяет кастрюлю с варящимися черепушками. Удостоверившись, что вода начинает понемногу закипать, Терри натягивает болотники – резиновые сапоги выше колена. Царапанье за окном стихает. Кошка спешно спрыгивает с поста. Она дождалась своего.

На комоде стоит зеркало, у которого откололась верхняя часть стекла, и отражает мальчика десяти лет.

Старый комбинезон и полосатая кофта с растянутым воротником век не видели ни утюга, ни стирки. Рваные, с пятнами грязи в некоторых местах, они идеально сочетаются с прической, больше похожей на несуразное гнездо или поношенный парик. Темно шоколадные всклокоченные волосы местами спутались в колтуны и крупными прядями спадают на уродливое лицо, заставляя Терри нервно убирать их за оттопыренные уши. Лишь пара металлических заколок с облупившейся краской пытаются удержать густой волосяной покров. Разноцветные браслеты с вплетенными в них искусственными камешками, кусочками битого стекла, каждый раз цепляются за спутанные патлы, яростно выдирая их.

Терри проверяет, крепко ли сидят сапоги. Пара капель слюны из уголка рта падает на резиновую поверхность. Выругавшись, он вытирает рукавом рот. Неправильный прикус постоянно доставляет ему проблемы. Вот и сейчас вязаная ткань цепляется за желтый клык, заметно выступающий из пухлых губ. Раздается треск рвущейся шерсти, и Терри в который раз произносит бранные слова, услышанные из уст мужиков на Площади Пяти Столпов. Требовательное мяуканье за дверью не прибавляет терпения. Сплюнув на пол скопившуюся слюну, он рывком распахивает дверь.

– Чего глотку лвешь, Шанель? Сказал выйду, значит, выйду. Я вон из за тебя кофту полвал.

– Смиренно прошу прощения, Дитя Вечного, но нам и вправду стоит поторопиться.

Терри лишь фыркает, смерив толстушку раздраженным взглядом желтых, будто чеширский сыр, глаз.

Помятое платьишко и чепчик с лентами делают ее похожей на симпатичную куклу с кошачьей мордой.

– Может, для начала объяснишься?

– Поручение сэра Джедедии, да славится его имя во всех мирах, чрезвычайно важно. Вам вверено позаботиться об одной мисс. Под этим я имею в виду: сопроводить ее к вашему убежищу и помочь прийти в себя.

– Че е его? – Терри ошарашенно смотрит на кошку и в негодовании раздувает ноздри. Быстро справившись с шоком, он протестующе складывает руки на груди. – Ты хочешь сказать, что я должен плитащить в свой дом какую то сомнительную тетку?!

– Несколько некорректная формулировка… но думаю, суть вы уловили.

Ошалев от подобной наглости, Терри с размаху бьет кулаком в дверь. Контроль эмоций никогда не был его сильной стороной.

– Плевать, плевать, плевать! Пусть хоть подохнет там. Я ее даже не знаю.

– Мы лишь выполняем приказ. Что и вам настоятельно советуем. Понимаете, у сэра Джедедии, да будет его душа черна, как ночь, есть весомые основания нарушить ваше уединение. Тут вот какое дело произошло…

Торопливо пересказывая события первой половины ночи, кошка переминается с лапы на лапу, едва сдерживая волнение. Но, как и ожидалось, тревожный рассказ мало трогает Терри. Даже когда Шанель доходит до наиболее значимого момента, заставившего самого Джедедию призвать ее на службу, Терри продолжает презрительно фыркать, подобно коту, нюхнувшему перца. Как бы сильно ему ни хотелось связываться с незнакомкой, он понимает, что дедуля никогда даже внуков не тревожит по малозначимым поводам, предпочитая со всем разбираться своими силами, – что уже говорить про верховного адепта кошачьего культа.

– Ну, и ночевала бы на болоте. Ладно. Дам я ей койко место на палу часов. Но не более. У меня тоже свои дела есть.

– Мудрое решение, Дитя Первопроходца. Следуйте за мной.

Довольно цокая коготками, кошка убегает по дорожке, сколоченной из больших дубовых досок. Терри, сплюнув скопившуюся слюну, устремляется следом.

Вокруг, насколько хватает глаз, растянулась топь. Пространство с мутной водой, подернутой зловонной пленкой. Редко где можно увидеть рощицы белых кривых деревьев, чьи безлистные высохшие ветки распарывают плотный воздух, а стволы сточены гнилью и жуками. Часто встречаются группы болотных кочек, поросшие осотом. Маленькие красные ягоды, будто кровавый бисер, подмигивают из полутьмы. Далеко на горизонте виднеется Утес Молний, самая высокая скала на побережье. Ниже темнеет пятно Проклятого Леса. А над ним ярко пылает красное зарево. Свет разливается по небосводу цвета металла и, не доходя до болота, смешивается с пеленой тьмы.

Ступая по неустойчивым бревнам, Терри ловко огибает провалы и подгнившие места. Его желтые глаза горят в ночи, будто мифические огоньки в таежных лесах. Уши и нос чутко улавливают каждый звук или движение притихшего болота. Нет настойчивого жужжания мошек – убитые ядовитыми миазмами топи, они питают собой торфяной слой глубоко на дне. Ни одна живность не решается подходить близко к этому месту. Даже монстры из леса стараются не приближаться к границе болота. Зато в таких условиях прекрасно могут существовать нелюди, вроде Терри О’Малли.

Наконец Шанель останавливается.

– С вашего позволения, я удаляюсь. В свете последних событий попрошу вас быть предельно мягким с мисс Агатой.

– Угу. Может, мне еще поклон отвесить и пледложить двойной коттэ? – Криво ухмыльнувшись, Терри подхватывает испещренную ходами жуков корягу. – Возвлащайся на службу, Шанель. Сегодня я помолюсь дедушке за твою душу.

Кошка молча отвешивает поклон, согнув передние лапы, и шустро убегает в сторону Парка.

Дождавшись, пока фигура Шанель скроется, Терри вздыхает и поудобнее обхватывает палку. Нащупывая топкие места, он спускается в болото. Мутная жижа доходит до колен. Гумусовые отложения засасывают ноги, растительные остатки оплетают лодыжки, не давая и шагу ступить без борьбы. Благо телосложение Терри довольно крепкое. Нещадно вырывая сфагнум, он прокладывает собственную дорогу. Со временем идти становится легче. Вода спускается до лодыжек. То тут, то там появляются кочки и вскоре полностью закрывают собой импровизированный путь. Чем дольше идет Терри, тем чаще встречаются сбившиеся в тесные кучки трупы. Основная их часть – скелеты, облепленные тиной, но есть и совсем недавние экземпляры.

Это место – нечто сродни кладбищу. После происшествия на фабрике кошачьего корма, мертвых начали опускать в болото, а не закапывать, как раньше. Когда убитые горем родственники скидывают черные холщовые мешки на дно, они скрывают в глубине души радость, что больше не придется лицезреть, во что превратились их члены семьи на смертном одре.

1 Тератология – наука, изучающая уродства на базе сравнительной, патологической анатомии, эмбриологии и генетики (здесь и далее – прим. авт.).

2 Миндалевидное тело – область мозга миндалевидной формы, находящаяся в белом веществе височной доли полушария. Играет ключевую роль в образовании эмоций, в частности страха.

3 Арахнодактилия – патология, при которой пальцы рук удлинены, значительно уменьшены в диаметре, имеют своеобразное искривление. Вторым названием этого состояния является синдром паучьих пальцев.

4 Пеньковый галстук – выражение, обозначающее удавку, петлю на шее. Использовали во время казни в Средние века, надевая осужденному на шею веревку из пеньки и сбрасывая с платформы.

5 Польское выражение «когда совиный хвост зацветет» по смыслу эквивалентно нашему «когда рак на горе свистнет».

6 Шпинель – редкий драгоценный минерал.

7 Венерина мухоловка – вид хищных растений. Ловит своих жертв с помощью специального аппарата, образованного из краевых частей листьев.

Продолжение книги