Иванушка на курьих ножках бесплатное чтение

Дарья Аркадьевна Донцова
Иванушка на курьих ножках

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.


© Донцова Д. А., 2023

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

Глава первая

Гениальные люди гениальны во всем. С дураками это правило тоже срабатывает.

В кабинет вошел Борис и быстро произнес:

– Он нас покинул!

– Спасибо за радостное известие, – улыбнулся я, – главное, чтобы не вернулся.

– Мы спокойно объяснили мужчине, что частный детектив не имеет права никого задержать, отправлять на зону. А гость рассвирепел, – продолжил помощник.

– Вероятно, он не совсем нормален, – предположил я, – сейчас зима, а мужчина в шортах, бейсболке и майке. У него была куртка? Теплая обувь?

– Нет, – вздохнул секретарь. – Лет десять-пятнадцать назад мог бы насторожиться при виде личности в подобном виде, но сейчас мода разбушевалась до такой степени, что вьетнамки на меху никого не шокируют.

– Экстравагантность в одежде не удивляет, но раньше полагал, что она свойственна исключительно молодежи. Сейчас же одеваться с выдумкой начали люди всех возрастов. Помните пожилую даму в соломенной шляпе, к которой пришили вязаные «уши» с завязочками?

– Да, – тихо засмеялся Борис, – у нее вместо пальто или шубы было пончо. При взгляде на верхнюю одежду леди со мной случился приступ ностальгии. В далеком детстве, когда меня, школьника, вызывали к завучу для слушания лекции о правильном поведении пионера, я всегда восхищался богатым убранством кабинета. Бархатные гардины, тюль, а на полу ковер! У нас дома такой красоты не было.

– Обычно в гимназиях у начальства все аскетично, – удивился я, – стол, стулья, шкафы, иногда диван. В придачу самые обычные драпировки. Рулонок тогда не было, на всех окнах висели куски ткани серо-желтого цвета.

– Кабинет главного лица моей школы устлали напольными покрытиями, – засмеялся Боря. – Пончо той посетительницы очень походило на один из паласов и…

Нашу беседу прервал звонок в дверь.

– Если странный гражданин вернулся, не открывайте, – попросил я. – Дверь сломать невозможно, даже если в нее ногами бить. Он постоит и уйдет.

Боря исчез, и вскоре я услышал из холла голос Нюки, заклятой подружки Николетты Адилье, моей маменьки.

– Дорогой, – как всегда капризным тоном завела она, – где Вава?

Я со вздохом встал. С одной стороны, плохо, что нет клиентов. Частный детектив живет по принципу «сколько натопал, столько и слопал». Есть у меня работа? Следовательно, в моем кошельке шуршат купюры. Никому не нужен? Сиди, господин Подушкин, голодным. Правда, до полной нищеты я пока не доходил, потому что всегда откладываю энную сумму на черный день.

Из коридора раздался звук шагов, и с громким возгласом «Ты почему меня не встретил?» Нюка влетела в кабинет. Я чихнул. Дама, как всегда, вылила на себя ведро дорогого парфюма. Хватило бы пару раз пшикнуть на сгиб локтя! Но госпожа Волконская сродни мужчинам, у которых есть установка: «Если сам не ощущаю аромат одеколона, которым побрызгался после утреннего душа, то и остальные лишены радости его почуять». Рука парня хватает емкость… и – пшик-пшик-пшик. В результате такого субъекта весь день окутывает душистое облако, у всех его собеседников начинается кашель, а кто-то спешно принимает таблетки от аллергии. Думаете, к обеду «газовая атака» утихает? Да, через пару часов «амбре» на радость людям ослабевает. Но у такого представителя сильного пола очень часто парфюм лежит в машине или сладко спит в портфеле. Вытащить пузырек на свет божий недолго, и – пшик-пшик-пшик…

Удивительно, но страсть принимать душ из Кельнской воды чаще охватывает мужчин, чем женщин. Но уж если прекрасная дама имеет при себе флакон, то тут тушите свет и выносите иконы. Даже самый вонючий лосьон после бритья ничто по сравнению с духами, которыми пользуются девочки всех возрастов.

Как-то раз мне понравилась одна брюнетка. Я человек старой закалки, поэтому вместо харчевни с бургерами пригласил красавицу в театр. Мы заняли места в партере, и через секунду я понял, что пропал. От моей дамы, которая сидела слева, сильно пахло жасмином, а от незнакомки справа исходил аромат корицы, перца и чего-то еще. Она носила так называемый «восточный» парфюм. Впереди же устроился мужчина, который облился продукцией фирмы «Аква ди Парма». Спору нет, она производит великолепные одеколоны, но если опрокинуть на себя весь флакон, то окружающим станет плохо. Я попытался сдержать кашель, это удалось, но потом принялся чихать, был вынужден уйти из зала, а потом вообще удрать из театра. Брюнетка, естественно, обиделась, заблокировала номер телефона беглого кавалера.

Нюка сейчас пахнет сильнее, чем все мои соседи по театру, вместе взятые. Вот только умчаться не получится. Дама не обидчива, и если я ей понадобился, она не отпустит меня до тех пор, пока я не выполню все ее желания.

– Дорогой, – запела подружка маменьки, – пришла к тебе с изумительным, потрясающим, необыкновенным, восхитительным, уникальным подарком!

– Спасибо, – осторожно отозвался я, – но до моего дня рождения далеко, а Новый год прошел. По какому поводу презент?

– Дарагой, – сильно акая, снова завела Нюка, – неужели забыл, что скоро Рождество?

– Оно в начале января, – возразил я, – а у нас февраль.

Нюка заморгала, но быстро сообразила:

– Ты забыл про католический вариант?

Вот теперь объясните мне, почему я ввязался в дискуссию?

– Конфессия, признающая власть папы римского, отмечает появление Иисуса Христа на свет в конце декабря!

Дама постучала ладонью по креслу.

– Остановись! Где очередь?

– Куда? – не понял я.

– Сюда, – отрезала гостья. – Не вижу толпу клиентов! Боря!

Мой секретарь вошел в кабинет.

– Слушаю вас!

– Сколько человек посетило данный офис за прошедшую неделю? – осведомилась Нюка.

Батлер[1] не дрогнул:

– Не имею права разглашать служебную информацию.

Нюка расхохоталась.

– Мальчики! Можете раздувать щеки где и как угодно – отлично знаю, что вы сидите без денег. А я пришла с коммерческим предложением. Вава, ты участвуешь в показе мегапопулярного модельера. Занятие необременительное. Пара примерок, потом несколько проходов во время шоу.

Я потряс головой.

– Показ мод?

– Да, правильно понял! – обрадовалась Нюка. – Но неправильно, что все показывает мужчина! Определенно нужна женщина! Я!!!

И тут у меня затрезвонил телефон. Я скосил глаза на свой мобильный. Ох, не зря народ придумал поговорку «Беда не приходит одна». На проводе маменька.

– Ответь, – велела Нюка. – Судя по гримасе на твоем лице, тебя разыскивает Никки. Немедленно ответь!

Я взял трубку:

– Слушаю.

– Сколько можно ждать, пока ты соизволишь отреагировать? – сразу пошла в атаку маменька. – Нюка приехала? Немедленно гони ее! Хочет примазаться к моей идее!

Я ощутил себя мухой, которую старательно окутывают паутиной два больших паука. От одного несчастная Цокотуха еще способна удрать, но вот от пары ей вряд ли удастся унести лапы.

– Не смей соглашаться! – гремела маменька. – Это моя идея! Если скажешь Нюке «да», прекращу с тобой разговаривать.

Хорошо бы так! Перспектива не слышать по десять раз на дню вызовы от маменьки меня не пугает, а радует. Вот только слова «прекращу с тобой разговаривать» не означают, что маменька включит режим молчания. Все наоборот. Она скажет всем-всем своим знакомым: «Вава не захотел помочь мне, ладно, я привыкла к его невнимательности. Но Нюка! Бедная моя подружка из-за того, что Вава решил использовать ее, с инфарктом, инсультом и гриппом вот-вот угодит в больницу». И что потом случится? На мой телефон вмиг упадет ливень сообщений типа: «Какой ужас!», «Нюка очень любит тебя, Никки тебя обожает, ты ранил их в самое сердце». Дамы и небольшое количество примкнувших к ним мужчин не удовлетворятся рассылкой текстов, примутся названивать. У меня есть выбор: некоторое время побыть в роли дурака на каком-то мало кому нужном модном показе, и конец истории, – или потерять покой на долгое время, постоянно становиться главным героем бесед на якобы великосветских раутах, выслушивать бесконечные упреки… Конечно, мало-помалу волна общего возмущения спадет. Но потом всю дальнейшую жизнь Зюка, Люка, Мака, Кука и другие члены обширной маменькиной компании станут обращаться ко мне: «Вава, зная, что ты отказал бедным Нюке и Никки в их крохотной просьбе, все же рискну спросить…» И вот этот оборот речи останется у них навсегда.

Я посмотрел на Нюку:

– Пока не знаю, что должен делать!

Нюка вскочила.

– Когда Николетта расскажет тебе о показе коллекции, сразу говори, что согласишься на все, только если меня пригласят.

Глава вторая

– Вы в самом деле собрались участвовать в дефиле? – уточнил Боря, закрывая за гостьей дверь.

– Есть другой вариант? – задал я свой вопрос.

– Если учесть все возможные и невозможные последствия отказа, то нет, – вздохнул помощник.

И тут зазвенел домофон.

– Нюка вернулась. Что-то забыла или не договорила, – пробормотал Борис и ушел.

Я вздохнул, тоже отправился в холл и увидел молодую женщину. Незнакомка тихо спросила:

– Детектив Подушкин здесь принимает?

– Да, – кивнул Боря. – Входите, пожалуйста. Не надо разуваться.

– Вы Иван Павлович? – продолжила незнакомка. – У меня есть обувь с собой. Не могу в грязных сапожках в помещение входить.

Борис улыбнулся:

– Редко кто приходит со своими туфельками.

– Добрый день, – кивнул я, – Иван Павлович к вашим услугам.

– Валерия Фокина, – представилась женщина.

– Рад знакомству. Пойдемте.

Очутившись в кабинете, Валерия села в кресло и, не дожидаясь моего вопроса, заговорила:

– Извините, но придется начать издалека, иначе вы просто не поймете суть дела. Мои родители, Эмилия Георгиевна и Кирилл Мефодиевич Фокины, никогда не нуждались. У папы уникальная судьба. В моем раннем детстве он был концертмейстером, причем замечательным. А когда я из деревни вернулась, папа стал певцом! Да каким! Потрясающий баритон! Вообще-то, подобная метаморфоза маловероятна. Кое-кто из артистов сравнивал отца с Романом Сладкопевцем[2]. Ой, давайте по порядку. Мама была балериной. И при советской власти, и в перестройку, и в дальнейшие времена родители всегда были востребованы. Наша семья никогда не нуждалась. Старшие ее члены получали хорошие деньги, не бросали их на ветер. И никогда не занимались всякими махинациями.

Валерия положила ногу на ногу.

– У нас был сосед, тоже оперный певец, любимец политической элиты тех лет. Он приобрел недоступный всем «ГАЗ-24», потом втихую продал за две цены мандариновому королю из Кавказского региона. А тот сделал продавцу-москвичу справку, якобы у солиста угнали машину, когда он решил продать ее. Воры не справились с управлением на одном из крутых горных поворотов, машина свалилась с шоссе и развалилась.

Я не сумел скрыть улыбку.

– Понимаю, смешно, – кивнула посетительница, – но торговец цитрусовыми в те далекие годы был миллионером. Тогда это было намного круче, чем сегодня миллиардер. Баритона пожалели, выдали разрешение на сей раз на бесплатное получение нового средства передвижения. Такими благами пользовались певцы, актеры, писатели, творческая интеллигенция из разряда особо любимых власть имущими. Понимаете, что получилось?

– Новый автомобиль плюс сумма, равная его покупке, от владельца мандариновых плантаций, – подвел черту Боря. – Миллионер же навесил другие номера и спокойно катался на «умершей» «Волге».

– Верно, – согласилась Валерия, – двойной шоколад. Мои родители никогда подобным не занимались. «Спим спокойно, потому что у нас чистая совесть. Нехорошо, когда тебе завидуют», – говорил папа. Жили мы на Тверской, из наших окон, как в стихотворении, площадь Красная была видна[3]. И до сих пор мама там обитает. Меня не баловали. Домработница приходила два раза в неделю, стирала, убирала, готовила. Думаю, так рано родители не собиралась заводить детей. Возможно, хотели подождать, пока мама выйдет на пенсию – у балерин она обычно в тридцать семь – тридцать восемь лет. Но получилось иначе. Я появилась на свет, когда маме было двадцать – самый расцвет для танцовщицы. И тут нате! Беременность! Мама решила сделать аборт, побежала к гинекологу, а тот развел руками: «Срок четыре месяца с половиной. Операция под запретом. Конечно, можете найти Джека-потрошителя, который все сделает, но последствия непредсказуемы. Как организм отреагирует на варварское вмешательство? Чем заплатите? Дальнейшим бесплодием? Проблемами со здоровьем? Гормональными нарушениями?» Мама сначала не поверила врачу: «Какие такие четыре с половиной месяца? Меня не тошнит, настроение прекрасное. На соленые огурцы с вареньем не тянет, усталости нет. Месячные только сейчас прекратились! Живот не увеличивается». И пошла к другому доктору. Тот подтвердил слова коллеги, ответил на все вопросы. Течение беременности индивидуально, тошнота не обязательна, балерины каждый день испытывают огромные физические и эмоциональные нагрузки, поэтому усталость тела для них – просто привычная жизнь. Мышцы у танцовщицы стальные, удерживают живот лучше бандажа. Делать нечего, родилась я!

Валерия опустила голову.

– Откуда знаю об идее убить меня, нерожденного младенца? У родителей были бурные отношения, мама вспыхивает как спичка. Скажет отец фразу, которая жене не по нраву, она вмиг кричит: «Я тебя к себе не привязывала! Не думай, что нарочно забеременела, дабы выйти за тебя! Случайно получилось! Вообще не желала матерью становиться, когда надо танцевать! Пошла на аборт!..» – и всю историю выкладывала. А я всякий раз пугалась до жути! Убегала плакать в свою комнату. Один раз папа зашел, засмеялся: «Соседи приходили, у них с потолка вода льется. Всю нашу квартиру обошел – сухо. Заглянул в детскую – лужи на полу! Хватит рыдать! Кто тебя обидел?» – «Мама хотела меня убить», – ответила я. Отец сел рядом: «Неправда! Врет она! Почему? Не желает, чтобы я думал, что она страстно хотела семью и забеременела ради этого. Делаю вид, что верю ей. Успокойся, не собирались тебя жизни лишать. Но для твоей матери на первом месте сцена. Вот с этим тебе придется смириться навсегда».

Валерия пожала плечами.

– Папа оказался прав. Через четыре месяца после моего появления на свет мама возобновила репетиции! У нее железная воля, адское трудолюбие, было бесконечное желание стать звездой. А желание возиться с младенцем, кормить грудью отсутствовало. Меня, новорожденную, отдали няне Аде Марковне Гришиной.

Валерия посмотрела на меня.

– Вам, мужчине, трудно понять, какое счастье испытывает женщина, став матерью. Но есть представительницы слабого пола, которым ребенок вообще не нужен. Только не подумайте, что меня морили голодом, одевали в лохмотья. Нет-нет! Я жила в просторной детской, никогда не голодала, у меня были игрушки, книги. И любимая Ада Марковна. Я родителей почти не видела: папа с мамой часто уезжали на гастроли. Мечтала о щенке. Просила собачку у Деда Мороза, но тот упорно притаскивал кукол. Бабушка по линии мамы долго болела и скончалась, а вот дедушка, Георгий Семенович Николаев, меня любил, часто забирал к себе в загородный дом. Огромный трехэтажный особняк у него был, у меня в нем имелась детская. И ради меня дедушка завел щенка. Насовсем меня отправили к нему жить, когда я отметила пятилетие. Через год мама решила готовить меня в балетное училище. Меня привезли из деревни в Москву, нарядили в парадное платье, причесали, и мама привезла меня в какой-то дом. Там незнакомая женщина отвела меня в комнату с зеркалами и деревянными палками вдоль стены, попросила сделать несколько упражнений. Потом мы отправились домой. Мама почему-то рассердилась на меня, всю дорогу ругала, обзывала коровой. А когда после работы вернулся папа, кинулась к нему: «Никаких способностей! Ноги не балетные, фигура тоже. Ну кто мог подумать, что у нас такое „чудо“ родится!» Отец, как всегда, очень спокойно ответил: «Не каждой дано стать Одеттой-Одиллией. Завтра отведу ее к Сусанне Иосифовне. Возможно, подрастает гениальная пианистка, скрипачка или обладательница уникального голоса!» На следующий день я оказалась в большой холодной комнате, где милая бабушка нажимала на клавиши рояля, просила повторять звуки. «Хорошо, дорогая, – говорила она, – умница. Попробуй еще раз». Потом Сусанна Иосифовна попросила: «Знаешь какую-нибудь песенку? Исполни, пожалуйста». Я завела «В лесу родилась елочка». Когда мы вернулись домой, мать осведомилась: «Ну как?» – «Медведь нам на ухо не наступил!» – радостно ответил папа. «О-о-о! – обрадовалась супруга. – Сусанна ее возьмет?» – «Медведь Лере на ухо не наступил, – повторил отец, – он просто сел на девочку весь, целиком. Хмелева посоветовала отдать ребенка в плавание». – «Вот только спортсменки мне не хватало! – взвилась мама. – Все физкультурники – идиоты!»

Глава третья

Валерия усмехнулась.

– Уже говорила, что в пять лет меня отправили жить на дачу к дедушке Георгию, отцу мамы, и мы с няней в Москву долго не возвращались. Уж не знаю, каким образом родители договорились, но я стала ходить в сельскую школу. В классе было двенадцать человек, никто не блистал талантами и успехами в учебе. А вот меня учительница Елена Васильевна похвалила: «Лерочка лучше всех читает вслух». У меня от таких слов прямо крылья выросли. Детей за партами было немного, педагог могла каждому уделить время. Я освоила арифметику, начала писать без ошибок, стала получать четверки, а порой пятерки. И главное! У Елены Васильевны был муж Сергей Петрович Волков – художник, иллюстратор детских книг. Он вел у нас рисование. Мне предмет не особо нравился, потому что неинтересный. Стоит ваза, надо ее запечатлеть. Я быстренько все на бумаге изображу и сижу, скучаю. Один раз педагог сел около меня: «Знаешь, Лерочка, у тебя определенно есть талант. Но, похоже, тебе неинтересно заниматься. Прими совет. Попросили изобразить вазу. Скучно, да? А ты представь, что она живая. Какой у нее характер? Внешность? Кто вазочка по профессии? Пофантазируй. И нарисуй такой сосуд». Я призадумалась, вернулась домой, взяла альбом и придумала семью ваз. Папа полный, в костюме, мама стройная, в платье, дочка у них есть, на один бок кривая. На следующий день Сергей Петрович увидел мою работу, пришел в восторг: «Леруся! Да ты готовый художник!» Этими словами он словно кран отвернул. Я начала запоем рисовать, просто утонула в мире фантазии. У меня появилась страна, где жили сковородки, чашки, ложки, тарелки, стаканы, каждый предмет со своим характером.

Валерия сложила руки на груди.

– Один раз Сергей Петрович взял мои работы, куда-то уехал. Вечером Ада Марковна уложила меня в кровать. На улице жара, в детской открыто окно. Спать совсем не хотелось, я лежу, смотрю в потолок и вижу: лужайка, на ней веселятся забавные собачки с крыльями. Щенки-феи! И в голове вдруг голос заговорил: «В Стране Радости живут необыкновенные животные».

Рассказчица улыбнулась.

– Учтите, мне тогда только восемь лет было, недавно первый класс окончила. Писать уже умела, но буквы выводила медленно. А голос такой настойчивый, он рассказывает, рассказывает… Я вскочила, села за стол, начала рисовать то, что слышала. Сижу у распахнутого окна, и тут бас Сергея Петровича: «Неудачно съездил!» – «Эмилия вас выгнала?» – осведомилась Ада Марковна. «Ну, не так грубо, – засмеялся мужчина, – интеллигентно избавилась. Рисунки смотреть не стала, объявила: „Валерия полностью лишена какого-либо таланта, никаких иллюзий в отношении этого неудачного ребенка не имею. Вот Мариус – тот другой, он все мои надежды оправдает. Крошка совсем, а ясно: гениален“». У мамы с папой, оказывается, сын родился, назвали его в честь великого балетмейстера Мариуса Ивановича Петипа. «Не знаю, почему Эмилия дочь терпеть не может, – вздохнула няня. – Лера хорошая. Ну, неуклюжая немного, слуха музыкального нет. Но это не повод ребенка без конца шпынять! И она замечательно рисует, у малышки есть творческая жилка. Просто мать ее не любит».

Рассказчица сложила руки на груди.

– Я уже поняла, как ко мне мать относится, она открыто неприязнь показывала. Отца тоже нельзя было назвать ласковым. Он меня до отъезда к дедушке никогда не обижал, не целовал, хороших слов не говорил. Но и не ругал, не кричал на меня, как мать. Просто чаще всего не замечал меня. Да и дома редко был, постоянно на гастролях. Но я не страдала от такого отношения старших. Рядом были Ада Марковна и дедушка Гео! Имя «Георгий» я не сразу стала выговаривать, сократила его. Иногда к нему приезжала дочь Леокадия – мамина сестра, моя тетя Лека. Она мне говорила: «Не переживай, если кто-то начнет смеяться, что ты не понимаешь математику. Я не выучила таблицу умножения, но это не помешало мне по всему миру с гастролями летать и везде овации собирать. У каждого свой талант. Ты не танцовщица, ты художница!» В Москву мы вернулись, когда я окончила второй класс. Очень не хотела уезжать, но пришлось, потому что сельскую школу закрыли. Чтобы дальше учиться, пришлось бы ездить в Москву. Вставать в пять утра, чтобы успеть на первую электричку. Не знаю, как Аде Марковне удалось уговорить маму, но в августе мы перебрались на Тверскую. С Сергеем Петровичем я связь не потеряла, звонила ему постоянно – у него дома был телефон. Волков часто приезжал в Москву, приходил во двор нашего дома, смотрел мои работы. Он же посоветовал после окончания школы поступать в Строгановку. Но маму мои успехи на ниве художника не радовали. Она полностью растворилась в Мариусе. Вот он оправдал все ее надежды: обладал стопроцентным музыкальным слухом, поступил в балетное училище. Мать взахлеб рассказывала всем о талантах мальчика. Меня же она без устали ругала. Но я привыкла к брани, воспринимала ее как припев. А вот отец!

Валерия улыбнулась.

– Не поверите! Он кардинально изменился. Стал певцом. Гениальным! Голос чарующий, волшебный. Его приняли в труппу известного театра, народ ради того, чтобы услышать его, кассы ломал. Мама, кстати, тоже добилась своего – получила сольные партии. Она уже была не «девушкой на пятой линии у задника», а солисткой. Но долгожданное карьерное повышение не сделало ее добрее ко мне. Я помойное ведро для слива ее негативных эмоций. А отец вдруг начал меня нахваливать, ему нравились мои рисунки. Папа мог меня обнять, поцеловать. Если мать при муже кидалась на меня, супруг говорил: «Так! Хорош! Выключила собаку!» И мать замолкала. Школу я окончила, поступила в Строгановку – Сергей Петрович с кем-то поговорил, и меня приняли. И вот тогда в моей жизни внезапно началась полоса удач. Мне, первокурснице, предложили ставку художника-мультипликатора. На студии не побоялись связаться со студенткой. Чтобы оформиться на работу, я перевелась на вечернее отделение. Потом одно издательство пригласило иллюстрировать детские книги. Дальше больше. Я наступила на горло комплексу неполноценности, показала редактору, от которого получала рукописи для создания рисунков, свою сказку про страну животных-фей. И вышла моя книга! Текст и рисунки Валерии Фокиной! Показала ее родителям, мама усмехнулась: «Ты что-то накропала? Вот Мариус участвовал в балетном конкурсе». Ну, я ничего другого не ожидала. Отец же обрадовался: «Молодец, Лера! Ты нашла себя, рад, что ты стала писателем и художником». Я замерла. Отец меня при матери похвалил! Ну, сейчас супруга папу уничтожит! И точно! Мама затеяла кричать: «Да как можно сравнивать труд балетного премьера с чирканьем ручкой по бумаге и размазыванием по ней красок? Кому это надо?» – «Любая работа почетна, – возразил отец. – Давай поздравим Валерию с успехом. Кстати, художники хорошо зарабатывают». – «Рада за них, – фыркнула мать. – Вот Мариус исполнял на конкурсе сложную…» – «У дочери вышла книга, которую она сама проиллюстрировала, – перебил ее муж. – А Мариус пока не может похвастаться успехом: из двадцати семи участников он занял почетное последнее место. Называть парня премьером преждевременно. И ему пока всего ничего лет! Непонятно, что из зелени вырастет».

Валерия закрыла лицо ладонями.

– Что тут началось! Я убежала в свою комнату. Через какое-то время туда влетела мать, наговорила мне много хорошего. Потом появился папа и без всяких экивоков задал вопрос: «Знаешь, что Ада Марковна завещала тебе свою квартиру?» Я онемела! Няня умерла не так давно, у нее не было семьи, родных, она всегда очень хорошо относилась ко мне. Но я и подумать не могла, что она отпишет мне свое жилье. Мать накинулась на мужа: «Кто тебя просил ей все докладывать? Хоромы должны достаться Мариусу! Я их отсужу! Они мои по праву!» – «С какой стати? Прав в данном случае у тебя никаких, – отрезал отец. – Мы не родня Гришиной! Квартира принадлежит Лере. Почему ты ей об этом не сказала?» Мама помолчала, потом неожиданно сменила тон: «Просто забыла, очень из-за балетного конкурса переживала».

Глава четвертая

Валерия провела ладонью по лицу.

– Ада Марковна появилась на свет в столице, все ее предки были потомственными москвичами. Детей в семье, кроме нее, не было. Поэтому ей одной достались огромные апартаменты в Глазовском переулке. Это Старый Арбат, из окон пятикомнатного жилья видно здание МИДа, совсем рядом шумит Садовое кольцо. Не самое лучшее место для жизни – шумно, грязно. Мои родители живут в самом начале Тверской. А у бабушки с дедушкой по линии папы была «трешка» неподалеку от Московской консерватории. Анна Степановна преподавала вокал, Мефодий Кириллович был концертмейстером. Они не были классическими дедулей с бабулей, которые занимаются внуками. Бабушка была вся в работе, у нее студенты, частные уроки. К сыну в гости они не приходили никогда! Но меня к себе приглашали, я у них бывала и дома, и в ресторане на днях рождения. Собиралась толпа народа. Меня наряжали, причесывали, велели молча стоять в холле около няни, всем улыбаться. Когда приходила пора садиться за стол, Ада Марковна уводила меня домой. Почему к нам родители отца не заглядывали? Я не знала. Но один раз, когда я уже была старшеклассницей, няня проговорилась, что старшее поколение терпеть не может жену сына, потому что та без роду и племени, обманом в приличную семью влезла, вынудила мальчика на себе жениться. Кстати, мама никогда не участвовала в приемах, которые проводились в ресторанах.

Валерия начала накручивать на палец прядь волос.

– Отвлеклась немного, простите. Когда Ада Марковна скончалась, мне и в голову не пришло поинтересоваться, кому досталась ее квартира, не думала о жилье Гришиной. И вдруг новость: я владелица ее хором. Я сходила к юристу, тот объяснил, что в течение шести месяцев кто-то может заявить свои права на наследство. Но так как завещание составлено в мою пользу, особо волноваться не стоит. А я уже ухаживала за могилой Ады Марковны. Няню похоронили на Ваганьково, у нее там лежат все родственники. Конечно, знала, что ее апартаменты в плохом состоянии, и когда стала их владелицей, поняла, что требуется масштабный ремонт. Встал вопрос: где денег взять? Получала хорошую зарплату, но чтобы не жить около мамы, снимала квартиру – большая часть получки уходила хозяйке однушки. Ну и пришла в голову мысль продать подарок няни, купить в Подмосковье дом с участком, поселиться там. Смогла бы исполнить мечту детства, завести собаку, да не одну, и кота в придачу. В основном работала дома, животные скучать не стали бы. Накопила бы на небольшую машину…

Валерия отвернулась к окну.

– Обратилась в риелторское агентство. Дальше как по маслу покатило! Нашлись три покупателя. Один предложил самые выгодные условия: обмен его нового коттеджа в хорошем поселке в пятнадцати километрах от Москвы на мою квартиру плюс сумма, на которую можно купить бюджетную иномарку. Оформили сделку. Взяла кредит на мебель, въехала! Вот оно, счастье! С родителями не ругалась, но наше общение почти к нулю свелось. Квартира родителей отца досталась Мариусу. И это справедливо. Московские апартаменты моего дедушки Гео отошли Леокадии. Каким образом моя мать оказалась на Тверской? Моя бабушка, жена дедушки Георгия, умерла рано. Вдовец впал в депрессию, начал говорить и о своей скорой смерти. На тот момент и тетя Лека, и моя мать совсем молодые были. Отец им сказал: «Предлагаю вам выбор. После моей смерти одна из вас получит мое московское жилье со всем содержимым. А другая станет обладательницей хором в любом районе Москвы. Только решать надо сейчас, пока есть возможность эти самые хоромы как бы бесплатно получить. Ну?» – «Не хочу жить в старой квартире, – закапризничала Эмилия, – мне нужны апартаменты на Тверской». Леокадия же произнесла другие слова: «Папочка, я останусь там, где прошло детство». Она не стала спорить с Эмилией, и та потом въехала в квартиру на Тверской. Лека постоянно была на гастролях. Когда свое оттанцевала, стала хореографом и снова начала разъезжать по разным городам-странам. Но о папе не забывала, всегда привозила ему вкусный сыр, чай, лекарства, одежду. Когда дедуле совсем плохо стало, мы с тетей Лекой его постоянно навещали, не давали скучать. И Леокадия наняла отцу сиделку с проживанием – тот никогда один не оставался. Вот еще интересный факт. Когда отец заболел, Лека и к нему забегать стала. Носила маминым свекру и свекрови хорошие конфеты, гулять их вытаскивала. Заботилась о них, как родная дочь, а ведь они ей никто! И тетя обрадовалась, когда узнала, что бабушка Анна завещала свои апартаменты Мариусу. Бабушка пережила мужа, но вечно никто не живет. Во время поминок свекрови мама вся нервная была – понятно, с трудом сдерживается, чтобы скандал не устроить. Очень ей хотелось поорать, а нельзя. Бабушка до последних дней преподавала, народу собралось ее проводить уйма! Можно сказать, весь цвет оперного пения, и не только России. Вот мама и стиснула зубы. Отец был спокоен, если не сказать радостен. К нему с соболезнованиями подходят, он унылое лицо делает. Но едва человек отойдет, папа телефон хватает, с кем-то переписывается. И вид у него становится как у кота, который славно пообедал.

Валерия неожиданно замолкла, потом молитвенно сложила руки.

– Пожалуйста, простите за ненужные воспоминания! Перехожу к делу. Все началось в прошлом году. У меня был день сдачи работ в «Союзмультфильме». Поехала туда, до обеда обсуждала свои работы, потом говорила о новом проекте. И тут звонок на мобильный. Меня разыскивал брат. У меня сердце екнуло. Мы с Мариусом поддерживаем хорошие отношения, но друг другу совсем чужие. И прямо крик из трубки: «Лера, приезжай скорее, матери совсем плохо!» Естественно, я понеслась домой к маме. Кто дверь открыл? Не помню. Голос сказал: «Ты отца убила». Потом стакан в руке оказался. Выпила воду. Кто ее принес? Не знаю. И тут мать перед глазами, хватает меня за руку, впихивает в комнату, визжит: «Смотри, что ты наделала! Ты во всем виновата!» Я обомлела. Мать вопит, пахнет чем-то противным, вроде сладкого протухшего мяса, дышать нечем, в ушах звенит, сил почему-то нет, спина вдруг похолодела, закружилась голова, ноги подкосились… Больше ничего не помню.

Посетительница замолчала, мы с Борисом тоже не произносили ни слова. Фокина потрясла головой.

– Дальнейший мой рассказ покажется вам фантастическим романом. Но это правда. Очнулась в незнакомой комнате, лежу в кровати, захотела встать – не могу, руки-ноги привязаны к постели. Начала кричать. Появилась крепкая женщина, высокая, прямо огромная, и неожиданно ласково спросила: «В себя пришла? Ты в клинике. Не нервничай. Если что надо, скажи». Я ей ответила: «Хочу в туалет, но меня почему-то привязали». – «Так положено, – кинулала незнакомка. – Натворила ты, девка, дел. Судно сейчас подам. Затем поговоришь с доктором. Не бойся, он умный, добрый. А потом поглядим, как станут события развиваться».

Валерия сложила руки на коленях.

– Не стану грузить вас описанием своих чувств. Суть такова. Мать рассказала, что я пришла к ней домой и словно с ума сошла, затеяла скандал, орала на нее. Отец вмешался, я что есть сил его толкнула, он начал падать, ударился головой о консоль и умер. Мариус плохо помнит, что произошло, он очень испугался. Мать же утверждает, будто я, поняв, что убила отца, кинулась к аптечке, вытряхнула разные лекарства, проглотила их, запила водой, сказала: «Сама себя накажу за смерть папы», – и рухнула без чувств. Что в этот момент делал сын, мать не в курсе, потому что сама потеряла сознание. Мариус ничего сообщить не может, на диване сидел, голову руками обхватил, глаза закрыл. Я кричала: «Моя квартира! Ты никогда не была родственницей Ады Марковны». Мать в ответ: «Марк, отец Гришиной, родной брат моего папы. Я тоже наследница». И тут я превратилась в фурию, бросилась на женщину. Мариус кинулся к маме, отец – ко мне… Дальше версии совпадают: я отпихнула отца, тот упал головой на угол консоли.

Валерия потерла лоб.

– У кого угодно спросите, я никогда не дерусь. Даже в детстве в песочнице я предпочитала отдать ведерко, а не лупить им другого малыша. Почему в тот день продемонстрировала яркую агрессию? По какой причине почти ничего не помню? У меня диагностировали реактивный психоз. Отца похоронили, понятно, что я в траурной церемонии не участвовала. Меня поставили на учет в психдиспансер. Заперли в клинике надолго, вышла пару месяцев назад. Сейчас мать меня ненавидит еще сильнее, чем раньше. Мариус от меня не отказывается, он со мной мило разговаривает. Живу за городом в своем коттедже. Издательство никак не отреагировало на нахождение автора в сумасшедшем доме. Редактора волнует лишь одно – сдам ли вовремя рукопись. Я, вроде, начала в себя приходить. Но недавно позвонил Мариус, предупредил, что он с мамой теперь не живет, обосновался в апартаментах, которые ему завещала бабушка Анна Степановна. Но каждый день навещает мать. Она сыну сообщила, что легко докажет, будто я больна и опасна для окружающих. Мать добьется опеки надо мной, засунет опять в психушку, запрет там навсегда. Я убила отца и могу лишить жизни других людей. Пожалуйста, докажите, что я не лишала жизни папу.

Валерия упала лицом в юбку.

– Помогите! Я нормальная! Поговорите с Леокадией Георгиевной, она тоже из балетных, всегда хорошо относилась ко мне. Меня в детстве хвалила, потом очень радовалась моим успехам на писательском поприще. Честное слово, не убивала отца! Я его любила!

– Какие у вас отношения были в детстве с братом? – поинтересовался Борис.

– Какие? – переспросила посетительница. – Никакие. Мама всегда подчеркивала, что я бездарь, а Мариус гений. Но поскольку позором семьи меня объявили задолго до появления мальчика на свет, в голове у меня не было мыслей, что брат виноват в нелюбви родителей ко мне. В детстве особой дружбы между нами не было. Да и откуда ей взяться? Разница в возрасте исключила совместные игры. Затаила ли обиду на Мариуса, когда мать не оценила мои первые литературные и художественные успехи? Нет. Давно знала, что мама меня не любит, предмет ее самых нежных чувств только сын.

– Зачем Эмилии Георгиевне квартира Ады Марковны? – спросил я. – Если правильно понял ситуацию, она сейчас одна владеет дорогими апартаментами на Тверской.

– Не знаю, – прошептала посетительница. – Мать очень любит деньги. В раннем детстве я считала себя во всем виноватой. Я не балерина, не певица – не такую девочку хотели родители. Я старалась, но у меня ничего не получалось. Потом повзрослела, поняла: меня просто не любят. Почему? Потому что на свет родился не тот ребенок, которого хотели. А уж затем, став взрослой, осознала: моей вины-то нет! Да, не балерина, не певица, не каждому отпрыску оперных див и балетных премьеров достается талант старшего поколения. Сама мать балерина из последней десятки, она не Плисецкая, не Уланова, не Максимова… Просто танцовщица, не гений. Она одна из! Не великая! С отцом та же ситуация. Для простого человека, никак не связанного с искусством, тот, кто поет на оперной сцене, – звезда самой яркой величины. В принципе, верно, откровенный шлак в солисты не попадает, а вот середнячок, да еще если кто ему поможет, там окажется. Давайте вспомним Лучано Паваротти, Андреа Бочелли, Пласидо Доминго, Дмитрия Хворостовского, Леонида Собинова, Сергея Лемешева, Владимира Атлантова. В этом списке нет и не будет Кирилла Фокина. Прекрасный певец, голос чарующий, но не гений. Но я-то ни в чем не виновата, у детей своя дорога! Пожалуйста, докажите, что не убивала отца! Не знаю, что случилось! Ничего не помню! Но не могла так сильно пихнуть папу, что он с ног свалился! Отец был под два метра ростом, веса за сто кило. Гляньте на меня! Метр шестьдесят два, сорок пять килограммов. Разве сумеет мышь гору опрокинуть?

Когда мы проводили клиентку, Борис сказал, закрывая дверь:

– Вспоминаются слова из «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова: обыкновенные люди, квартирный вопрос только испортил их. Извините, если не дословно процитировал.

– Да уж, – вздохнул я. – История странная, запутанная. Попробуем разобраться. И…

Раздался звонок домофона, батлер глянул на экран.

– Пришла ваша матушка, с ней какой-то мужчина.

– Очень хочется прикинуться дохлым голубем, – пробормотал я, – но номер не пройдет.

Звонок опять занервничал.

– Пойду в кабинет, – решил я. – Впустите их, когда окажусь в рабочей обстановке.

Глава пятая

– Наконец то! – сердито произнесла маменька, влетая в комнату. – Эдичка! Сюда.

Перед моими глазами предстал парень, наряженный в розовый пиджак, зеленую рубашку, синие брюки и оранжевые ботинки.

– Вава, знакомься, перед тобой Эдуард Трубецкой фон Блюмен, – завела маменька, – племянник Карла Сергеевича Волконского, мужа Элен, дочери его жены от пятого брака.

Трубецкой фонд Блюмен? Интересное сочетание фамилий. С Карлом Сергеевичем Волконским я знаком шапочно, видел его пару раз на каких-то тусовках. Пассаж «муж Элен, дочери его жены от пятого брака» звучит загадочно. Но не следует сейчас терять время на выяснение, чья супруга Элен и кто многократно сходил в загс.

– Рад встрече, – старательно улыбнулся я.

– Борис! – закричала маменька.

– К вашим услугам, – поклонился мой секретарь.

– Мы пришли, – ринулась в атаку маменька. – Ни чая, ни кофе! В чем дело?

– Жду ваших указаний, – ответил Боря.

– Хорошая прислуга сама знает, что принести! – взвилась маменька. – Ты уволен. Исчезни с глаз долой.

Боря молча ушел.

– Эдичка, рассказывай, – уже иным тоном заговорила маменька.

Парень, сильно жестикулируя, начал доклад:

– Коллекция одежды, которую создала госпожа Адилье, гениальна и проста. Простота гениальная. Гениальность в простоте.

Я кивнул. Значит, маменька теперь модельер.

– Моя задача – воплотить нечеловечески красивые и оригинальные вещи в тканях и других материалах, – продолжил Эдуард. – Компронэ?

– Компронэ, – кивнул я.

– Вава! – воскликнула маменька.

Я прикинулся дурачком.

– Что?

– Слушай молча, не перебивай Эдди, веди себя прилично, – прошипела маменька.

– Мне задали вопрос: «Компронэ»? Невежливо промолчать.

– Бархат, парча, хлопок, другие материалы хороши, но они используются всеми, – продолжил Трубецкой фон Блюмен. – Ну чем оригинально платьишко из хлопка? Это же платьишко из хлопка! В таких ходит метростадо.

– Метростадо? – удивился я. – Никогда не слышал про такой город.

– Стадо пассажиров метро, – уточнил Эдди. – Они как обезьянки. Никакого самовыражения. Один купил себе рваные джинсы, через неделю все в такие нарядятся. А у госпожи Адилье оригинальность с ноткой юмора. Ее коллекция носит название «А пошли пожрем».

– «А пошли пожрем», – повторил я, – необычно.

– Рад, что уловили суть! – обрадовался Эдуард. – Уникальная одежда! Для любого сезона, возраста, для каждой фигуры. Не являюсь фанатом боди-позитива. На мой взгляд, бегемот в обтягивающем платье – антисанитарное зрелище. Но мне не по вкусу и заморенные голодом кузнечики, которые шагают по «языку», шатаясь на ножках комара. Итак! Для вас три лука.

Я сидел с приклеенной улыбкой. Три лука? Один репчатый, второй зеленый, а третий какой? И что мне с ними делать?

– Первый! Жареная курица, – продолжил модельер. – Как вам такое?

Мне предстоит пройтись перед публикой, неся в руках блюдо с готовой цыпой, которую окружили головками лука?

– Без проблем, – кивнул я.

– А вы мне нравитесь, – улыбнулся фон Блюмен, – не капризничаете, демонстрируете настоящее мужское отношение к вопросу. Пацан пообещал – пацан сделал. Сейчас такое редкость. Второй лук! Черная икра! Согласны?

Я молча кивнул. Нет труда сбегать туда-сюда с банками.

– С вами отлично иметь дело! – восхитился Эдик. – Надеюсь, третий лук так же быстро утвердим. Латтэ! Это такой кофе! Как вам?

– Согласен, – ответил я.

Трубецкой фон Блюмен бросился к Николетте:

– Дорогая, он замечательный, восхитительный, характер ангельский, внешность Аполлона, спасибо за расчудесного Ива!

Я попытался понять, кто такой Ив, но тут маменька решила высказаться:

– Посмотрим, как дело пойдет дальше. Когда первая примерка?

Эдуард переместился ко мне.

– Первый лук со мной. Если располагаете временем, можем прямо сейчас примерить. Чтобы понять, где ушить, расставить, поправить. Клянусь всем самым дорогим, больше часа у вас не отнимем.

– Он готов, – решила вместо меня маменька.

Я стоял молча, не понимал, что примерять. Поднос в руке, дабы понять, как держать курицу и все остальное?

Трубецкой фон Блюмен молитвенно сложил ладони:

– Душа моя, Ив, соглашайтесь. В городе ужасные, страшные, невозможные, адские пробки. Если сегодня примерка не получится, вам придется ехать в ателье! Компронэ? Три часа в ужасных, невозможных, страшных, адских заторах! В толпе автостада, а оно хуже метростада! Около вас окажется дешевенький «Мерседес», за рулем дядька в шерстяной шапке. Вас стошнит от его вида! Пожалейте себя! Сейчас живенько прикинем один лук, и свободны, никуда не едем, время не теряем. Компронэ меня?

– Компронэ, – кивнул я, – компронэ!

Эдуард заломил руки.

– Никки! Он мой герой! Красавец! Умница! Рост как у Наполеона!

Я постарался не рассмеяться. Император Наполеон Бонапарт не дотягивал двух сантиметров до метра семидесяти. Я намного его выше.

Но высота тела не есть высота таланта и духа. Мне никогда не стать императором Франции, не положить к своим ногам полмира. Маменька считает меня никудышным сыном. Вот дети Куки, Зюки и других неизменных участниц маменькиных суаре – вот они прекрасные. Никакого значения не имеет то, что эти мужчины не зарабатывают ни копейки. Они же творческие личности. Один вот уже тридцать лет пишет книгу, никак не завершит рукопись, но она «шедевр, шедевр, шедевр». Второй – режиссер, он не поставил ни одного спектакля, не снял фильм, но «мальчик» – «гений, гений, гений»!

Когда Валерия рассказывала о своем детстве, очень хорошо ее понимал. Поэтому и решил взяться за дело.

Я прогнал из головы ненужные мысли и сосредоточился на беседе с гостями.

– Глаза как у доброй собаки! – ликовал Эдуард, хватая телефон. – Валюша, Нинуля! Сюда! Живо! Примерка! Не жвачьтесь! У моего драгоценного друга Ива времени в обрез. Ему сегодня непременно надо успеть в Кремль, где его ждет президент. В смысле? Что за вопрос, какой президент? Тот, что в Кремле! Что значит – в каком Кремле? О мамма миа!

Парень швырнул мобильный на диван.

– О добрый Боженька, пошли Эдичке любые испытания по своему вкусу, только избавь от дураков! Валя и Нина! Два негасимых светоча разума, победительницы конкурса на самый идиотский вопрос. В каком Кремле сидит президент и что он возглавляет! Убиться об асфальт! Воды, пожалуйста! Если можно!

– Борис! – закричала Николетта.

В ответ тишина.

– Борис! – завопила что есть сил маменька. – Сюда немедленно!

И вновь никакого результата. Маменька повернулась ко мне:

– Где лентяй?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Безобразие, – обозлилась маменька. – Хорош хозяин! Понятия не имеет, куда подевался секретарь!

– Он ушел, – уточнил я. – Вот куда неведомо. Ты же его выгнала.

– Я? Выгнала? – подпрыгнула маменька.

– Да, велела убираться. Вот Борис и покинул нас. Мне сейчас мерить лук, поэтому не могу отойти. Придется Эдуарду обойтись без питья.

– Немедленно верни идиота! – прокричала маменька.

– Борис! – крикнул я.

Батлер материализовался в комнате.

– Слушаю вас.

– Будьте добры, принесите гостю минералку, – попросил я.

– Рад бы, но не имею права, – с каменным выражением лица ответил батлер, – меня выгнали, собираю вещи.

– Тебя снова взяли на работу, – процедила маменька.

– Значит, могу разбирать уже собранные вещи? – уточнил мой помощник.

– Сначала притащи воду! – рявкнула маменька.

Глава шестая

Минут через десять предо мной предстали две женщины. Определить их возраст оказалось невозможно. Со спины пионерки, сбоку пенсионерки, а лица… Дамы обладали черными-пречерными широкими бровями, темно-синими полосками на веках, губами утенка, которого в клюв укусили пчелы, а щеки, лоб и подбородок у них оказались покрыты толстыми слоями косметики, которая опускалась и на шею. Как гостьи выглядят после тщательного умывания, представить невозможно.

Красавицы бросили на пол здоровенные сумки и хором поздоровались:

– Приветик.

Потом одна деловито поинтересовалась:

– Где работаем?

– В гостиной, – ответила вместо меня маменька, – где же еще?

– Здрассти, – улыбнулась помощница Эдуарда, – Нина я.

– Ау, мамаша, очнись! – захихикала вторая. – Нина я, а ты Валя!

– Да… – протянула ее коллега. – Совсем я ошизела, хотела сказать «Нина у двери», а вылетело изо рта «я Нина», совсем… с этой работой!

– Нинон, – остановил матерщинницу модельер, – мы находимся в приличном обществе, следи за языком!

– С какой поры… вешалка-мужик стал приличным обществом? – изумилась Валя. – Давай, парень, раздевайся, щас тебя нарядим!..

– По полной программе, – поддакнула Нина.

Эдуард встал и поклонился мне:

– Уважаемый Ив, прошу простить дурно воспитанных баб. И не снимаю с себя вины за то, что не представил вас как положено!

Потом он повернулся к веселой парочке:

– Перед вами герцогиня Николетта Адилье! Ей принадлежит самый популярный светский салон России, куда приходит весь цвет общества. Муж госпожи Адилье – мультимиллионер из списка «Форбс». Если Вольдемар узнает, как вы тут себя ведете, он свистнет своих вассалов и велит убрать вас, грубиянок, навсегда.

– Да че я сделала? – заныла Валя. – Уж простите, работаю простой помощницей, может, чего не так сказала! Ваще… не хотела обидеть!.. И не матерюсь никогда!

Эдуард возвел руки к потолку:

– О Боже, дай терпения! Слова и обороты, которые ты произносишь, – это что? Не мат?

– Какие? – искренне удивилась тетушка.

– …! – услужливо подсказала Нина.

– Тебя, …, не спрашивали, закрой… и стой молча, – огрызнулась Валя.

Потом она улыбнулась.

– Значит, мужик не вешалка, а муж герцогини?

– Иван Павлович – старший брат госпожи Адилье, – начал рассказывать теперь обо мне Эдуард, – представитель княжеского рода Подушкиных, владелец сети детективных агентств по всему миру.

– …! – протянула Валя. – Ну ваще!

– Прекрати материться! – гаркнул модельер.

– Честное слово, никогда не ругаюсь! – потрясла головой Валя. – Не моя привычка.

– «…» кто секунду назад ляпнул? – покраснел Эдуард.

– «…»? – повторила Валя. – Какой же это мат? Просто русская народная поговорка. Ее все используют. Упадешь на улице? «Ну …»! Кошелек вытащили? «Ох, …»! Пословица такая! «…»!

Я опустил глаза. Русская народная поговорка! С этим не поспорить. Молодец, Валя, хорошо объяснила.

Эдуард развел руками:

– Ив, ну простите. Давно воспитываю их, но нет результата.

Я решил перевести беседу в деловую плоскость:

– Что я должен сделать?

– Раздеться догола и стоять смирно, – сказала Нина. – Обмерять будем.

– Догола? – переспросил я, не готовый к такому продолжению. – То есть без нижнего белья совсем?

– Трусы можете оставить, – захихикала Нина. – Любопытно, конечно, посмотреть…

– Замолчи! – простонал модельер.

– Носки тоже не снимайте, – продолжала женщина, – носки для мужиков самое ценное. Странно, что они их вместо трусов не используют, соединили бы две свои самые обожаемые штукенции, вот и счастье бы привалило.

– Иван Павлович, вы не забыли про встречу с Ротшильдом? – тихо спросил Борис.

У маменьки зазвонил телефон, она вытащила из кармана трубку.

– Дюка! О-о-о! Неужели? Сейчас буду! Эдуард, мы уходим.

– Но мерки! – попытался возразить модельер.

– Вава тебе их пришлет, – отмахнулась маменька.

– Однако… – захотел поспорить парень, но маменька глянула на него.

Юноша сник. Мне стало жаль модельера, поэтому решил успокоить бедолагу:

– Эдуард, не волнуйтесь, Борис меня обмеряет и пришлет вам нужную информацию.

– Стану вашим вечным должником! – обрадовался модельер. – Девочки, уходим.

– До свидания, – пропела Нина. – Жаль, не удалось вас измерить. Валя, чего молчишь?

– Хочу сказать «оревуар», а на языке русская народная поговорка вертится, – прошептала коллега Нины. – Аж голова заболела. Похоже, давление поднялось.

Я встревожился:

– Валя, если вам плохо, то не мучайтесь! Разговаривайте как привыкли. С гипертонией не шутят!

– Спасибо! – обрадовалась женщина. – …, хороший вы человек, Ванечка Павлович, …!

Проводив незваных гостей, Борис вернулся в кабинет и улыбнулся.

– Время, которое провел в изгнании, не потратил зря. В прессе ничего о смерти певца Кирилла Мефодиевича не сообщали. Он не знаменитость первой яркости. Аккаунтов ни у него, ни у супруги нигде нет.

– Возраст не тот, – кивнул я.

– Сейчас большинство пенсионеров по достоинству оценило интернет, – возразил Борис. – Бабушки, которые сидели у подъездов на лавочках и всех обсуждали, переместились в Сеть. Кроме возможности посплетничать для возрастных пользователей есть и другие развлечения, всякие клубы по интересам, например цветоводов, собачников-кошатников, любителей гимнастики. Недавно случайно наткнулся на портал «Научим плести корзины из бумаги». У них больше пятнадцати тысяч участников. И еще бабушки-дедушки оценили читалки, они же могут легко текст на экране увеличить. Но все эти радости прошли мимо пары Фокиных. Нет в Сети и Леокадии. Нашел ее в базе прописки. Позвонил, кратко объяснил, почему просим о беседе.

Боря вскинул брови.

– Повисла долгая, истинно мхатовская пауза, затем прозвучал ответ: «Исключительно ради Ивана Павловича готова встретиться». Старшая сестра Эмилии ждет вас через два часа в закрытом ресторане «Оригами-мами». Разрешите дать совет?

– Конечно, – кивнул я.

– Когда начал беседовать с Леокадией, сначала она держалась настороженно, отвечала вежливо, но холодно: «да», «нет», – принялся объяснять батлер. – А вот когда заговорил о личной встрече, дама начала расспрашивать о вас. Первый вопрос: из какой семьи частный детектив. Услышала, что вы сын покойного Павла Ивановича, и сразу тон сменила, вмиг согласилась. Думаю, на свидание с Леокадией следует идти в костюме и при галстуке и прихватить букет. Коробка дорогого шоколада тоже не помешает.

– Вы правы, – согласился я. – Пошел превращаться в настоящего дамского угодника.

Глава седьмая

– Иван Павлович, – улыбнулась стройная дама и протянула мне руку.

Я наклонился над ее дланью, изобразил поцелуй.

Человек забывает массу нужных сведений, но способен помнить всякую ерунду. Когда-то мой отец объяснил мне, подростку: «Если надо поцеловать женщине руку, не следует чмокать кисть с чавканьем, ронять слюни на кожу. Просто возьми нежную лапку и сделай вид, что прикасаешься к ней губами. А дама должна понимать, что для поцелуя не подают грязную кисть с ногтями, под которыми траур. У нее может не быть красивой прически, она просто вымыла голову и небрежно причесалась. И одежда не по последней моде, и бриллиантов нет. Но руки обязаны выглядеть безупречно. Коли предполагается, что вечер может завершиться интимным ужином при свечах на территории кавалера, то хорошо бы леди вспомнила про педикюр, иначе возможен конфуз».

Слова эти вспомнились мне и тогда, когда я пригласил некую особу на субботу-воскресенье в подмосковное СПА. Понятно, что поездка предполагала интимное общение после бассейна, массажа и ужина. И хорошо, что в данном перечне первым оказался заплыв. В одежде моя спутница выглядела идеально. В купальнике ее фигура смотрелась безупречно. Но когда я увидел ее ступни, ногти, пораженные грибком, заскорузлые пятки… Вот тут у меня враз пропало всякое желание плескаться с нимфой. Я отправил Боре смс, батлер живо перезвонил, я «случайно» включил громкую связь, и дама услышала: «Простите за беспокойство, но Тимофеева только что убили, вам необходимо срочно вылетать в Тверь. На десятом километре ждет личный вертолет». И я спешно удрал, оставив красавицу развлекаться в одиночестве.

– Вы меня, конечно, не помните, – засмеялась Леокадия.

Я насторожился.

– Мы раньше встречались?

– Да, и не раз. Как поживает Николетта?

– Спасибо, у нее все хорошо, – кивнул я.

– Вот уверена: женщина после смерти супруга вновь успешно вышла замуж, – засмеялась моя собеседница.

– Вы правы, – согласился я.

– Николетта – кошка, которая, выпав из окна, всегда приземляется на лапы. Имя Дмитрия Барсова вам что-то говорит?

– Поэта? Он жил с нами в одном подъезде на седьмом этаже.

– Его жена Марина убежала к писателю Георгию Николаеву.

– Простите, – улыбнулся я, – наверное, эта печальная история случилась до моего рождения. Про Марину впервые слышу.

– Детям такое не рассказывают, – усмехнулась Леокадия. – Марина была до Елены, она вышла замуж за Барсова по голому расчету. Девушка из деревни, служила домработницей у Николетты. Барсов с ней в подъезде постоянно сталкивался, ну и влюбился. Краснощекая, грудастая, крепкая девица отличалась от всех жен литераторов.

Я, именно в этот момент сделав глоток чая, подавился, начал кашлять, но потом сумел произнести:

– Тесен мир!

– Николетта страшно негодовала, – засмеялась Леокадия. – Ее прислуга оказалась вровень с бывшей хозяйкой, возвысилась до супруги члена Союза писателей, да еще живет с ней в одном подъезде! А Марине скоро надоел Дмитрий. Он направо-налево гулял, в доме вечно устраивал пьянки. Жена пожила с веселым мужиком и ушла к Георгию Николаеву. Тот спиртным не увлекался, дым коромыслом в квартире не затевал. Пара поженилась, спустя два года на свет появилась я. А Барсов никак не мог успокоиться, что Марина его кинула, начал пить без продыха. Принимал энную дозу водки и приезжал к Николаевым. Мама и папа его не выгоняли, успокаивали, порой оставляли ночевать. Поэт стал членом семьи, меня он очень любил. Мои родители – люди сострадательные, им удалось отучить рифмоплета от бутылки. Барсов потом женился на Елене Львовне, которая преподавала в балетном училище. Она тоже стала нашим семейным другом. Вторая супруга благотворно повлияла на мужа, он начал активно работать. Елена познакомила Барсова с композитором Рыковым, родился очень успешный творческий дуэт, песни которого звучали по радио, исполнялись на концертах. Их до сих пор поют, они стали классикой жанра. Именно Елена Львовна увидела во мне задатки балерины, и я стала посещать училище. Потом у родителей появилась Эмилия, она младше меня на восемь лет.

Леокадия взяла пирожок.

– Прекрасен момент, когда танцовщица выходит на пенсию. Она может теперь позволить себе разные неполезные для фигуры вкусности. Я не стала солисткой классического балета, ушла в народный танец. После окончания училища меня пригласили в коллектив, который успешно гастролировал и до сих пор любим зрителем в России и за рубежом. Я объездила почти весь мир. У меня много друзей в разных странах. Сейчас по-прежнему живу в самолете, стала хореографом в своем ансамбле, меня там считают талисманом удачи. А вот с Эмилией общение не сложилось. Я пыталась с ней дружить, но сестру съедает зависть. С самого детства она хотела иметь все, что есть у меня, но в двойном размере. Мне купили новые туфли? Эми необходимо несколько пар. Учтите, у нас разница восемь лет. Мне шестнадцать, я завершаю обучение в училище и начинаю работать на сцене. Эми ходит во второй класс. А теперь представьте картину: сижу в своей комнате, отдыхаю после занятий, читаю книгу. Дверь распахивается, влетает Эмилия, размахивает вешалками, кричит: «Тебе купили одну юбку, а мне две и блузку в придачу! Плачь теперь, грызи ногти». Как вы на такое отреагируете?

– Ни разу не оказывался в подобной ситуации, – улыбнулся я, – но, скорее всего, не сумел бы удержаться от смеха. Невозможно обижаться или сердиться на малышку.

– Вот и я начинала веселиться, – кивнула Леокадия. – А Эмилия впадала в ярость. Говоря откровенно, балерина из младшей сестры не лучшая. Но у мамы и папы были хорошие связи. Родители очень любили нас, помогали нам. Я никогда не скрывала, что получила шанс танцевать в самом известном ансамбле благодаря протекции отца.

Леокадия взяла чашку, а я воспользовался паузой, чтобы высказать свое мнение:

– Многих детей известных людей устраивают на теплые места, родители надеются, что наследники пойдут по их пути. Я учился в литературном институте, попал туда по просьбе Павла Ивановича. Но стать писателем мне не суждено – начисто отсутствуют талант и желание накропать роман. Да, вас взяли в ансамбль из уважения к старшему поколению, но никто не станет держать ленивого косолапого лебедя. Думаю, вы старались изо всех сил.

– Верно, – согласилась Леокадия. – Очень хотела остаться в коллективе, летать за границу, боялась опозорить старших членов семьи. А Эмилия захотела себе ставку в Большом театре, но туда ее не взяли. Папе пришлось здорово постараться, чтобы младшую дочь приняли в другой коллектив, рангом пониже. Я надеялась, что теперь ее зависть утихнет. Ан нет! Эми принялась требовать, чтобы ее брали на гастроли за рубеж. Но за такие поездки всегда драка, и в основном едут примы. Наши отношения накалились до предела, когда я в очередной раз прилетела из Америки, привезла всем подарки. Сестре вручила набор футболок с забавными картинками. «Дерьмо носи сама, – фыркнула Эми. – Не могла что-то приличное взять?» Окончательно мы разошлись, когда умерла Елена Львовна. Дмитрий Владимирович скончался раньше. И оказалось, что мне кое-что завещано. Но главное – я получила авторское право на все песни Барсова. А они, как уже упоминала, до сих пор исполняются. Эми пришла в негодование, потребовала: «Отдавай восемьдесят процентов гонораров поэта». Я удивилась: «С какой стати?» – «Тебе деньги девать некуда, а мне не на что прилично одеться!» – закричала сестра. В разговор вмешался отец: «Лека привозила из всех поездок Барсовым лекарства, никогда с них ни копейки не брала, хотя таблетки очень дорогие. В свободное время прибегала к Елене, водила женщину гулять. Наняла для нее домработницу, оплачивала ее работу. Лека заботилась о наших друзьях. А что сделала ты, кроме того, что злилась, когда Лена к нам приходила? Ты рожи корчила: „Фу, от нее воняет!“» – «Так и правда запах омерзительный от бабы шел», – фыркнула младшая дочь. «Леночка аккуратный человек, но что делать, если пришел тяжелый недуг?» – возмутилась мама. «Дома сидеть! – завопила Эмилия. – Не портить другим жизнь, не вонять у них в квартире».

Леокадия допила чай.

– Спустя несколько месяцев Эми мне объявила: «Вот теперь поймешь, каково это – на чужие бриллианты смотреть и знать, что тебе такие не достанутся. Выхожу замуж за Романа Братова». Сначала я обрадовалась. Мужчина – певец номер один, в Ла Скала поет, на других лучших сценах мира работает. Гастроли у него на много лет вперед расписаны. Слава богу, Эмилии повезло. Но потом восторг утих, я спросила: «Вроде, Роман состоит в браке?» – «Жена не стена, подвинуть можно, – хихикнула сестрица. – Она больная совсем, скоро умрет».

Леокадия поежилась.

– До сих пор неприятно, когда тот разговор вспоминаю. И что получилось? Законная половина Братова выздоравливать начала. Эмилия все равно решила своего добиться, позвонила супруге Романа, про свою связь с Братовым доложила. Но женщина была старше Эми и умнее, она засмеялась: «Многие бычки бегают по чужим угодьям травку жевать, да в родное стойло возвращаются. Знаю про ваши отношения, сама посоветовала Роме тебя в качестве временной партнерши использовать. Сама болела, а для мужчины воздержание опасно. Теперь выздоровела, в твоем обслуживании больше нет необходимости. Скажи, сколько за услуги должны? Сразу заплатим!»

Рассказчица покачала головой.

– Опустила она Эмилию с высоты будущей жены Братова на уровень проститутки. Сестра просто взбесилась, пошла к директору театра и выложила историю, мол, Братов к ней поздно вечером в гримерку вломился, изнасиловал, вот пусть теперь все пожелания Эми выполнит. Ей нужны квартира, машина, дача, сольные партии, поездки за рубеж. И вообще, она беременна!

Леокадия подозвала официанта, заказала еще чаю и продолжила:

– Жадности у сестры намного больше, чем ума. Директор пообещал разобраться, через пару дней пригласил Эми в кабинет. Она вошла, а там Роман сидит, улыбается: «Дорогая, ты напутала, вот справка от врача! У меня нет и не может быть детей по причине перенесенной в подростковом возрасте свинки. Если ты и впрямь беременна, то точно не от меня. И что? Продолжишь молоть языком о наших кратковременных отношениях? Или заткнешься?» Потом повернулся к директору и осведомился: «Кого больше хочешь в друзьях иметь, меня или убогую подтанцовку?» – «Конечно, тебя, – вмиг ответил начальник, – кому эта утка, косящая под орла, интересна?!»

Леокадия развела руками.

– Итог акции – Эми вытурили на улицу. Сестра ко мне примчалась в слезах. Отношения у нас плохие, но помочь ей больше было некому. Попросила кое-кого, Эмилию взяли в штат другого, не особо популярного театра. Прошло несколько месяцев, и выяснилось, что Эмилия и впрямь беременна.

Глава восьмая

– Значит, Валерия не родная дочь Кирилла Мефодиевича? – уточнил я.

Леокадия объяснила:

– Кирилл женился на Эмилии, и через пару месяцев после росписи у молодой супруги живот вырос. Нет точного ответа на вопрос, от кого родилась Валерия. Думаю, после беседы с Братовым сестра вскоре легла в постель с влюбленным в нее Фокиным. Он тогда был хорошим концертмейстером, служил в популярном театре. И родители не лыком шиты. Главная в паре Анна Степановна, Мефодий Кириллович ее во всем слушался. Связей у женщины было полно! Ее очень уважали, она невестку куда угодно продвинуть могла. У жениха, правда, не было своей квартиры, но у его родителей многокомнатные хоромы неподалеку от консерватории. Анна Степановна и Мефодий Кириллович никогда к ним в гости не заглядывали, с родителями невестки не общались, Эмилию не приглашали на дни рождения. Старшие Фокины не говорили ничего плохого о жене сына, они просто не желали видеть ее. Почему? Не знаю, но, возможно, пару оттолкнули жадность жены сына и подозрение, что Эмилия солгала Кириллу, сказала, что забеременела от него, а на самом деле отец ребенка кто-то другой. Но к Валерии старшие члены семьи Фокиных прекрасно относились. Они девочку к себе приглашали, дарили вещи, игрушки. После того как Эмилия выгнала дочку на дачу, Анна Степановна очень переживала, что Леру выпихнули из родного дома в деревню и та учится в сельской школе. Когда малышку вернули в Москву, родители Кирилла искренне обрадовались. Девочка опять стала к ним заходить, благо идти через двор в соседний дом. Но потом, когда Мариусу исполнилось семь, визиты прекратились, потому что Эми обязала Леру навещать родителей отца только в сопровождении брата. Школьник, в отличие от сестры, оказался шумным, плохо воспитанным, не слушался ни Анну Степановну, ни Мефодия Кирилловича, хватал все без спроса, разбил несколько фарфоровых статуэток, которые собирала бабушка. Его просили не трогать фигурки, но без толку. А потом, после очередного визита Мариуса, мать Кирилла обнаружила пропажу очень дорогого кольца, подарка мужа на тридцатилетие свадьбы. Анна Степановна попросила сына разобраться с произошедшим, Кирилл вечером перезвонил, сказал: «Мама, Мариус ничего не брал».

Леокадия потерла виски пальцами и продолжила:

– Не знаю, что в семье Фокиных случилось, но Анна Степановна еще до рождения Мариуса перестала восхищаться Кириллом, свела общение с сыном почти к нулю. Какая кошка пробежала между мужчиной и его матерью? Понятия не имею, но животное определенно толстое и некрасивое. Преподаватель вокала никакие семейные проблемы ни с кем не обсуждала, посторонним с улыбкой говорила: «У нас все прекрасно!» Сыну она прилюдно замечаний не отпускала, но история с кольцом, похоже, сильно задела женщину. Она перестала приглашать в гости Мариуса, а маленький мальчик решил расставить правильно все знаки препинания. Однажды поздно вечером, когда ребенку следовало уже спать, он тайком удрал из дома, пришел к бабушке, заплакал: «Я очень-очень тебя люблю». И рассказал, что украсть украшение его подбила мама, она часто говорила: «Анька старая жаба, сидит на золоте! Леокадия к ней подлизывается, в гости бегает, получает презенты. А мне ничего. Так мечтаю о кольце с бриллиантами, как у этой старухи!..» И ныла, ныла, ныла… Потом прямо сказала: «Возьми у бабки перстень!» Вот мальчик и стащил украшение.

Моя собеседница протяжно вздохнула.

– А я в тот момент, когда Мариус в слезах бабушке на шею бросился, сидела у Анны Степановны. Ребенок на меня внимания не обратил, все выложил, прямо в истерике бился. Пожилая дама малыша успокоила, попросила меня: «Будь добра, отведи Мариуса домой. Он замечательный мальчик, просто маленький и не виноват, что стал орудием в руках гарпии. Я совершила ошибку. Следовало расспросить внука как следует, а не дуть губу. Мариус, приходи ко мне каждый день, я тебя нежно люблю». Я отвела первоклашку к родителям. Они не заметили, что сын убежал, оторопели, Кирилл удивился: «Лека, ты что, моих родителей навещаешь?» – «Да, – ответила я. – Им очень нравится творожный пирог, всегда его приношу из ресторана „Мама-папа“. Часто гуляем, в музеи ходим вместе».

Моя собеседница закрыла глаза ладонью.

– Боже, что началось! Случился невероятный скандал! Эмилия бросилась на меня с кулаками: «Хочешь получить их квартиру? Лишить Мариуса наследства? Это ты ювелирку у Анны стырила, мальчика оболгала! Научила племянника, как мать оговорить!» Ну, тут даже всегда сдержанный Фокин засмеялся. Мне пришлось встать, я спокойно сказала: «Прости, Кирилл, хорошо к тебе отношусь. Не знаю, по какой причине ты бросил пожилых родителей. Но они уже не в том возрасте, чтобы самим себя обслуживать. Никогда их не кину, а ты живи как считаешь нужным. Больше я в ваш дом ни ногой». И ушла, дистанцировалась от сестры и ее семьи. Информация до меня, конечно, долетает. Знаю, что Эмилия ненавидит Леру, обожает Мариуса. Мефодий Кириллович скончался. Анна Степановна ушла через несколько лет после смерти мужа. Она завещала Мариусу квартиру. Я сейчас хореограф, педагог-репетитор, работаю все в том же ансамбле, он процветает при всех политических пертурбациях, которые случились в России. В курсе, что Валерия стала писательницей и художницей. Очень порадовалась, всегда знала, что племянница талантлива, просто Эмилия дочь ненавидит за то, что не удалось с помощью беременности Братова на себе женить, пришлось Кириллом довольствоваться. Вот и срывает зло на бедной девочке. А у Фокина, небось, возникли сомнения в отцовстве. Жена ему наврала, что Валерия родилась семимесячной. Мать новорожденную никому не показывала до года, говорила, сглазят. Но, полагаю, дело в другом. Кириллу что недоношенный ребенок, что вовремя на свет появившийся покажется очень маленьким. Большинство мужчин боятся первое время своего малыша на руки брать, они им кажутся крохотными. Кирилла легко провести. А как обмануть женщину, у которой свое дитя есть? Анна Степановна сразу поймет, что видит образцово-показательного недоноска весом больше трех кило. Вот когда Валерии якобы год стукнет, тогда трудно будет понять, двенадцать месяцев крошке или четырнадцать. Можно солгать: «Девочка крупная, кушает очень хорошо, развивается с опережением».

Леокадия усмехнулась.

– Вас не удивило, что Эмилия назвала дочь Валерией?

– Не думал на эту тему, – признался я.

– А поразмышляйте. Я Леокадия, младшая сестра – Эмилия. Красивые имена нам придумал папа, он говорил: «Татьян, Марий, Наташ пруд пруди… А вот Леокадия да Эмилия вряд ли встретятся. С кем девочки ни познакомятся, их непременно запомнят. Они получат хорошее образование, прекрасное воспитание, плюс необычное имя. При прочих равных условиях последнее может сыграть положительную роль, например, при устройстве на работу. Их просто запомнят». Эмилия очень гордится своим именем, часто повторяла: «Я не Галька, не Манька, не Танька! Я прима-балерина Эмилия Фокина. Прапраправнучка великого Михаила Фокина».

Я не сдержал удивления:

– Неужели? Вроде, Фокиной ваша сестра стала после того как вышла замуж за Кирилла, в девичестве она была Николаевой!

– Верно, – засмеялась Леокадия. – Но многие верят, что Эми – прапраправнучка Михаила Фокина. Почему она дала дочке обычное имя? Ведь мальчик, который родился позднее, – Мариус. Для малышки матери следовало найти нечто позаковыристее. Жизель, например! Одетта, Аврора, Джульетта… У имени Валерия есть и мужской вариант – Валерий. А об Эмилии сделал программу Валерий Кох. Он журналист, пишет о кино, но танцовщицу пригласил. Так расхваливал балерину, что у простого зрителя возникала уверенность: госпожа Фокина гениальна! Плисецкая, Уланова и Семенова ей в подметки не годятся. Это единственный случай, когда Кох от кинематографа отошел. Ванечка, специально для вас отыскала несколько фото. Смотрите, кто это?

Собеседница вынула из сумки планшетник и положила его передо мной.

Глава девятая

– Нельзя сказать, что Валерия прямо копия господина Коха, – заметил Боря, рассматривая снимки, которые мне переслала Леокадия. – С другой стороны, она и не слепок Кирилла Фокина. У женщины есть нечто общее и с Кохом, и с Фокиным. Но вы вот похожи на Петра Первого, а он вам не отец родной.

– Надеюсь, у меня не характер царя-реформатора, а я всего лишь подобен ему ростом, – усмехнулся я. – Когда анализ ДНК на отцовство стал доступен широким массам, ряд мужей начали обращаться в лабораторию, чтобы выяснить, своих ли по крови малышей они воспитывают. И вылезла малоприятная правда: часть отцов, решивших сдать пробу, не имели ничего биологически общего с теми, кого любили как родных детей. У нас нет результата анализа ДНК девушки. Но есть повод задуматься. Валерий Кох – известный журналист, пишет о кино. Но ради Эмилии сделал исключение, ушел в тему балета. Это единственный раз, когда критик так поступил. Может, он не откажется побеседовать с нами? Попробуйте с ним договориться.

Мой помощник бросил взгляд на часы.

– Восемнадцать тридцать, в такой час вполне прилично позвонить незнакомому человеку.

Батлер начал изучать экран ноутбука, я спокойно пил чай.

– Готово! – воскликнул секретарь. – Нашел номер. Алло, добрый вечер, вас беспокоит…

Я продолжал наслаждаться напитком, глядя на то, как меняется выражение лица Бориса. Когда батлер положил мобильный на стол, мне стал ясен результат беседы.

– Если докладывать коротко о результате нашего общения, то меня корректно послали куда подальше, – мрачно сообщил батлер. – Контакт Коха, но не того, который нам нужен.

– Почему-то знакомая фамилия, – пробормотал я.

– Ну, она не такая уж редкая, – пожал плечами Боря, – в интернете нашлось немало людей, у которых в паспорте стоит «Кох».

Я схватил телефон и набрал номер Ирэн Львовны. Дама – наша соседка, мама Олега Котина, моего лучшего друга.

– Ванечка, – пропело красивое сопрано. – Как дела? Давно не виделись!

– Позавчера забегал к вам на чай, съел невозможно вкусный – или вкусное – хачапури. Не знаю, какого рода мегрельский пирог с сыром, – начал оправдываться я.

– Визит был в понедельник, а сегодня среда, – возразила Ирэн. – И у меня скопились вопросы. Вероятно, знаешь, куда Олежек начал исчезать примерно три раза в неделю? Как ее зовут? Она из приличной семьи или как обычно?

Я молча слушал маму Котина. В курсе ли я, чем Олег занимается несколько раз в неделю? Конечно. Но своих не сдаем.

Я набрал в грудь побольше воздуха.

– Честное слово, сегодня вечером загляну. Если только у вас нет каких-то планов.

– Иду в театр с Инессой, – засмеялась Ирэн. – А теперь спрашивай, что хотел выяснить.

– Вы ведете активный образ жизни, – начал я аккуратно подбираться к нужной теме.

– Как и Николетта, – отметила Котина.

– Но у вас разный круг общения, – возразил я. – Мне нужен Валерий Кох, журналист. Он не вхож в салон маменьки. У нее другая публика, а я ищу Коха. Образовался клиент, с которым он, вроде, связан.

Боря быстро повернул ко мне экран одного из своих ноутбуков. Я начал читать вслух любезно предоставленную информацию.

– Раньше Кох писал о кино, считался одним из самых влиятельных молодых критиков. Сейчас ведет ютуб-канал, весьма популярный. И там, опять же, ведет беседы только о киноискусстве.

– Валерик немилый мальчик, – хмыкнула Ирэн. – Я с ним в поверхностных отношениях, кухонных, вроде «вам какой чай?». Если хочешь с Кохом поболтать, звони Олежику, у него точно есть все контакты.

Поблагодарив Котину, я опять постучал пальцем по экрану, но друг сбросил вызов и прислал сообщение: «Прости, на совещании. Драка за бабло. Срочно?»

«Не очень», – ответил я.

«Через час-полтора?»

«Ок», – напечатал я.

И тут мой телефон зазвенел. Меня разыскивала маменька.

– Ты где? – как всегда не поздоровавшись, начала негодовать она.

– В офисе, – ответил я.

– В каком? – прилетел следующий вопрос.

– В своем.

– А-а-а, – протянула маменька, – интересно!

Я удивился. Что происходит? У маменьки странный тон!

Тут в мое ухо влетел вопль:

– Вава!

Моя рука дрогнула, трубка выпала, спланировала на пол, но продолжила кричать:

– Мы тут сидим, ждем, а он!..

Борис поднял сотовый, но маменька замолчала. Я глянул на экран и понял, что она отсоединилась.

Через пару секунд телефон вновь зазвенел, но на сей раз номер оказался незнакомым. Я протянул трубку Боре. Тот начал беседу:

– Слушаю вас! Добрый день. Сейчас. Иван Павлович, это Эдуард, модельер.

Телефон опять перекочевал ко мне.

– Ив, дорогой, – защебетал Трубецкой фон Блюмен, – мы договаривались насчет примерки на завтра. После визита к вам я поехал в свой офис. А госпожа Адилье отправилась пообедать в клуб к Жоржу.

– Так, – пробормотал я, – ясно.

– После трапезы Николетта прилегла отдохнуть, – лепетал Эдик, – а когда проснулась…

– …решила, что уже настало завтра, – не выдержал батлер.

– Да, Боренька, вы, как всегда, правы, – протараторил модельер, который его услышал.

Мне стало жаль парня. Сколько себя помню, маменька всегда любила днем подремать пару-тройку часиков. График жизни у нее никогда не меняется. Луна может свалиться с небосвода, на земле высадятся инопланетные чудовища, но маменька в шестнадцать часов обедает, а в семнадцать уютно устраивается в кровати. В девятнадцать-двадцать она просыпается, пьет кофеек и готова принимать гостей или сама к кому-то отправляется. Дневной сон идет маменьке на пользу, благодаря ему она способна бодрствовать до двух часов ночи. В три маменька ложится спать, просыпается в полдень. Летом у нее не случается проблем, а вот поздней осенью и зимой, когда темнеет рано, подчас происходят конфузы.

Помню, как в начале ноября матушка, открыв глаза в семь вечера, вышла в столовую, увидела меня, тогда еще школьника, и возмутилась:

– Ты почему не на уроке?

На беду, в тот момент мы были в квартире вдвоем. Отец давно уехал по каким-то делам, домработница отправилась за покупками. Рядом не оказалось никого, кто мог бы сказать мне: «Парень, молчание – золото». Поэтому я заявил:

– Сейчас вечер! Занятия только завтра утром.

Маменька вмиг разозлилась:

– Завтра? Неужели надеешься столь глупо обмануть меня? Я только что проснулась! Время…

Маменька посмотрела на часы, которые висели на стене, и договорила:

– Семь двадцать. Ужас! Видишь, до чего мать своими капризами довел? Проснулась ни свет ни заря, нервы из-за тебя разорваны.

Нет бы мне промолчать, но я почему-то начал спорить. Что подтолкнуло меня к столь опрометчивому поведению? Ответа нет. Мне не следовало говорить следующую фразу, но я ее произнес вслух:

– Не семь. Девятнадцать двадцать!

Маменька ткнула пальцем в сторону часов.

– Не умничай. Нет тут цифры, о которой ты говоришь. А вот семь вижу! Немедленно шагай на занятия!

Я попытался разъяснить маменьке, что на циферблате, как правило, стоят отметки от единицы до двенадцати, но в сутках двадцать четыре часа. А ей кажется, что сейчас семь утра, потому что она заснула после обеда…

Маменька открыла дверь, вытолкнула меня на лестничную клетку, потом вышвырнула мне вслед портфель.

– Шагом марш на занятия, лентяй!

Пришлось подняться на этаж выше, сесть на подоконник и ждать, когда вернется Нюша, она же Тася. Стыдно признаться, но до сих пор не знаю, что написано в паспорте у домработницы. Маменька называет ее по-разному, а помощница по хозяйству не обижается, у нее на редкость спокойный характер.

Как-то раз, в детстве, я все же осведомился:

– Как правильно к тебе обращаться?

– Без разницы, – отмахнулась горничная, – хоть пирогом обзови, только в печь не сажай. Тася-Нюша! Нюша-Тася!

Неизвестен мне и ее возраст. В детстве она казалась пожилой, но чем старше становлюсь я, тем моложе кажется Тася-Нюша. Вероятно, она начала служить в нашем доме совсем юной. Если Нюшу, то есть Тасю, кто-то спрашивает: «Сколько вам лет?» – она не удивляется бестактному вопросу, у нее заготовлен хороший ответ: «Я старше хозяйки. Она молодая, меня уже пылью присыпало». А истинный возраст маменьки – тайна за семью печатями. Да и зачем кому-либо его знать? Ей всегда тридцать!

Что случилось, когда Тася вернула меня в квартиру? Маменька вновь негодовала:

– Вава! Где ты шлялся после уроков? Почему не вернулся в пять вечера домой?

Она выпила свой кофе, ее память частично ожила, и она поняла, что на дворе вечер. Но то, как она выпихнула меня на лестницу, осталось забытым, или маменька просто не захотела признать свою ошибку.

Глава десятая

Эдуард тем временем продолжал говорить:

– Ив, дорогой, пожалуйста, давайте сегодня проведем примерку. Я целиком и полностью завишу от госпожи Адилье. Ваша матушка – владелица бренда «Николетта», он создан на ее деньги, а я всего лишь кутюрье на побегушках.

– Ясно, – вздохнул я.

– Без средств в фешен-мире делать нечего, – прошептал Эдуард. – Модельеру следует прибиться к кому-то с финансами. Очень рад, что госпожа Адилье обратила внимание именно на меня!

Я молча слушал парня. Да, на данном этапе маменька – создатель одежды. Но зачем ей понадобился я? Захоти она лет десять назад изображать из себя Диора, Шанель и Дольче с Габбаной в одной упаковке, ничего путного не вышло бы. Тогда у нее денег не было, все ее расходы лежали на моих плечах. Увы, я не член «золотой десятки» «Форбс». Очередное суаре маменьки пробивало зияющую брешь в моем бюджете. Но потом она вышла замуж за Владимира. Тот богат, радостно поддерживает жену во всех ее начинаниях.

– Ив, вы устали? – заботливо осведомился Эдик.

– Нет, – ответил я, – просто удивлен, каким образом, получив недавно размеры, вы успели сшить костюмы.

– Они давно сделаны, – признался мой собеседник. – Размеры потребовались, чтобы понять, подойдут ли вещи вам. Только не говорите госпоже Адилье, что знаете правду. По условиям контракта не имею права никому сообщать, что все сам делаю. Николетта – мой единственный шанс выплыть на поверхность. Ох! Очень трудно объяснить, но попытаюсь.

В мои уши начал загружаться рассказ. Эдуард в детские годы шил костюмы для кукол сестры. Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, он увидел, что Людмила, его соседка по парте, горько рыдает во дворе. Эдика и Милу не связывала дружба. У школьницы были богатые родители, а у мальчика – только бабушка, которая его воспитывала, так как родители рано умерли. Людмила терпеть не могла его. Она вечно придиралась к подростку, обзывала нищим, врала всем, что отец и мать Эдика алкоголики, которых посадили в тюрьму. Трубин – это настоящая фамилия Эдуарда – никак не реагировал на военные действия, не отвечал Люде, чем только еще сильнее злил девочку. Так вот, подросток увидел, что она заливается слезами, подошел и спросил:

– Что случилось?

Вредная девица неожиданно пошла на контакт. Она вытянула ногу.

– Понимаешь?

– Нет, – ответил Трубин.

– Идиот! – вскипела Людмила. – Пряжка отлетела, каблук сломала.

– А-а-а, – протянул Эдик. – Моя бабушка говорит: «Если все живы, то с остальным справиться можно».

– Они новые, – всхлипнула Мила, – очень дорогие! А я их испортила.

– Попроси маму, другие купит, – пожал плечами сосед.

– Дурак, – еще сильнее зарыдала девочка. – Родители вчера улетели на неделю отдыхать. Мне запретили трогать вещи мамы! Но я взяла юбку и разорвала! А теперь обувь никуда не годится! Сидеть мне летом в Москве. Мать предупредила: «Узнаю, что без разрешения шаришь в моей гардеробной, – забудь про наш дом во Франции. Останешься с гувернанткой в родном городе».

– Дай туфельку, – попросил Эдик, повертел в руках пострадавшую лодочку и улыбнулся: – Починю ее. И юбку неси!

– Ты сможешь? – прошептала Людмила.

– Очень постараюсь.

Дней через десять в квартиру бабушки Эдика позвонила женщина, назвалась Валентиной Петровной, мамой Людмилы, вынула из сумки туфли, спросила:

– Ты отремонтировал?

Услыхав утвердительный ответ, сказала:

– Завтра познакомлю тебя с настоящим мастером, ему требуется помощник. Он тебя возьмет, начнешь по вечерам работать, деньги получать.

После девятого класса Эдик поступил в колледж, где учили модельеров, потом мать Людмилы отправила паренька в вуз. Он получил диплом конструктора одежды и сшил свою первую коллекцию – летние костюмы для мужчин и женщин. Вещи понравились, у Эдика за спиной расправились крылья.

И тут умер отец Людмилы. Ее мать взяла дочь, улетела в Лондон, в Россию семья возвращаться не планировала. Перед отправкой за рубеж Валентина Петровна посоветовала своему подопечному:

– На мужских костюмах имя быстро не сделать. И нужна реклама. Советую заняться временно новым направлением – наряды для веселья! Эпатаж! Необычность! То, что никому в голову прийти не может. Наряд собаки с книгой в зубах!

Эдик напрягся и придумал наряды для тематической вечеринки, сейчас они в моде.

Я молча выслушал рассказ Трубина и задал самый интересный вопрос:

– Зачем понадобился я? Можно нанять профессиональных демонстраторов нарядов.

– Главная фишка в том, что все образы показывает один человек, обычный, – затараторил Эдик. – Напоминаю, название коллекции – «А пошли пожрем». Наряды для любителей простого веселья. Не от кутюр[4]. Не нужен парень с профессиональной походкой от бедра!

– М-м-м, – промычал я.

– Госпожа Адилье лично концепцию разработала, – поспешил уточнить рассказчик, – понадобился высокий стройный красавец. Вы идеально подошли.

Мне стало смешно. Не знаю, какую цель преследует маменька, но что-то она задумала. Похоже, вознамерилась убить двух мух одним хлопком. Первое – стать владелицей модного дома. Второе – утереть нос всем заклятым подружкам. Да, Кука, Люка, Зюка, Мака, Нюка и иже с ними делают вид, что они не сидят без дела. Одна флорист, ее супруг несколько раз в год устраивает выставки работ жены, покупает хвалебные отзывы о букетах в прессе. Другая владеет салоном красоты. Ну и так далее. Но модельеры в компании пока отсутствуют. Маменька, как всегда, будет первой. И она не продемонстрирует коллекцию каких-то там платьев, нет! Покажет забавные наряды для тематических вечеринок, что непременно привлечет прессу. Все подружки зарыдают от зависти. Неясно только одно: зачем меня впутывать в историю? Неужели нельзя нанять профессионала?

– Ив, умоляю, спасите! Пожалуйста! – трагическим шепотом взмолился Эдуард.

– Сейчас приеду, – пообещал я. – Адрес сбросьте.

Глава одиннадцатая

– Приветик, – произнесла Валя и замолчала.

Я улыбнулся. Губы девушки сейчас беззвучно шевелились. Определенно Валентина произносит «русскую народную поговорку», но теперь мастерица перешла в беззвучный режим.

– Здрассти! – взвизгнуло за спиной.

Я вздрогнул, обернулся и увидел Нину с самой радостной улыбкой на лице.

– У нас небольшие изменения, – зачастил Эдик, выглядывая из-за шкафа. – Остаются два лука – курица и икра. А третий поменяли на рыбу. Она эффектно выглядит и, надеюсь, заговорит. Завтра обещал приехать один волшебник! Рыба у него запоет!

Я понял, что ощущала Алиса в Стране чудес, и решил просто плыть по течению. Карась заголосит партию Аиды из одноименной оперы Джузеппе Верди? Меня теперь мало чем удивишь!

В комнату ворвался аромат дорогих духов, следом появились Люка и Зюка.

– Вава! Ты уже тут! – обрадовались они. – А где Никки?

– Не знаю, – честно ответил я.

– Нас позвали на примерку, – донесся из коридора еще один знакомый голос, и передо мной возникла Мака. – А где Никки?

– Не знаю, – повторил я.

Дверь снова распахнулась. В комнату вплыла маменька и сразу начала сердиться:

– Безобразие! Нюка с ума сошла! Решила, что разрешу ей демонстрировать мою коллекцию! Сказала: «Я лучше Вавы, красивее, умнее!» Ха! Не надо, чтобы все Нюку рассматривали, пусть на мою коллекцию смотрят! Поэтому Ваву и выбрала для показа! Он внешне бесцветный, как моль! Ничего от моей красоты не получил!

Я постарался удержать на лице серьезное выражение, пытаясь не смеяться. Вот и получен ответ на вопрос, по какой причине маменька не захотела нанять профессионала. Ей нужна моль! В принципе, правильная идея. Внешняя симпатичность парня перетянет внимание на него, наряды никто рассматривать не станет.

Только бы мне сейчас не расхохотаться!

– Вава! Почему ты до сих пор не одет? – возмутилась маменька.

– Вас ждали! – радостно ответил Трубин. – Многоуважаемый Ив, можем начать? Валя, Нина, готовьте первый лук.

– Так все на мази, – отрапортовала Нина. – Ивчик, раздевайтесь.

Возникла пауза, во время которой до меня дошло, что обращение «Ивчик» адресовано мне. Нина придумала ласкательно-уменьшительный оборот от имени «Ив», которым меня наградил Эдик.

– Где здесь комната, в которой возможно переоблачиться? – осведомился я.

– А на … она тебе? – удивилась Валя. – Тут все свои! Кого стесняться? Что мы, …, голого мужика не видели?

– Видели, видели, – хором подтвердили дамы, которых сейчас совершенно не шокировали «русские народные поговорки».

Но я оказался не готов предстать в наряде Аполлона Бельведерского перед великосветским обществом. Поэтому посмотрел на Эдика.

– Хотелось бы немного приватности. Вероятно, есть ширма?

– Сейчас раскрою, – сказала Валентина.

Через пять минут я оказался в закутке. Перегородка закрывала меня по шею, голова торчала наружу.

– Первый лук сейчас подам, секундос, пожалуйста. – И Валя впихнулась в закуток.

Женщина держала вешалку, на ней висело… я прищурился, но так и не понял, что притащила помощница Эдуарда.

– Круто, да? – улыбнулась та. – Прямо, …, слов нет! Курица живая!..

– Курица? – переспросил я.

В ту же секунду мне стало ясно: на плечиках висит кожа жареного цыпленка гигантского размера. Она желто-коричневого цвета, с ногами, крыльями. Вот только головы нет!

– Иван Павлович, вы сами эту… не натянете, – быстро-быстро затараторила Валя. – Давайте помогу! Чего вы стесняетесь? Я ж с детства в модельном бизнесе, …! Навидалась всякого!.. !..

– Вальке одной не справиться, – проворковал другой голос, и я увидел Нину. – Ваня Палыч! Мы же вас не в кровать ложить хочем! Я так вообще из большого секса ушла. Валюха еще держится, но у нее золотое правило: никаких фигли-мигли с мужиками на работе.

– Да разве в нашем деле они есть? – насупилась Валентина, встряхивая костюм. – Так, просто нечто мужикоподобное! Ванечка, ну-ка давай!

Я подавил улыбку. Сначала меня именовали Иваном Павловичем, потом я стал Ваней Павловичем, а теперь просто Ванечкой!

– Ножку правую засуньте в курячью лапу, – продолжала Валентина. – С левой так же поступим. Опля! Ванечка, впихунькивайся в костюмчик!

Ага, теперь мы на «ты». Я опять чуть не засмеялся и начал натягивать на себя нижнюю часть наряда.

С чем сравнить эту процедуру? Представьте, что вы пытаетесь облачиться в штаны, которые сшили из двух гигантских клистиров. Они такие же резиновые, толстые. Увидав мои потуги, Валя с Ниной пришли на помощь. Первая схватила левую часть куриной кожи, вторая – правую.

– Ну, раз-два-три!.. – выкрикнула Валя.

В ту же секунду мне показалось, что неведомая сила приподняла меня и сильно встряхнула.

– Супер! – заликовала Нина. – Ванюша, теперь пропихунькивай правую ручку в крыло.

Я засопел и сообразил, что верхнюю часть сделали из таких же клизм.

– Заинька, давай, давай, – начала понукать меня Нина, – точно сможешь! Я в тебя верю.

– Стой …! – приказала Валя.

Я замер.

– Почему не пропиховываешь лапы? – задала вопрос дня Валентина.

– Не пропиховываются, – пожаловался я и замер.

Иван Павлович, это ты сейчас произнес великий глагол «не пропиховываются»?

– Нинка, ты фигню затеяла, – оценила ситуацию Валентина. – Сейчас впихосуем одну его лапу, а что со второй делать? Как он ее в крыло запихунькает?.. получится!

– Всегда так делаем, – тяжело дыша начала оправдываться Нина.

– Если всегда идешь на каток в лыжах, то не надо удивляться, что тебя туда всегда не пускают, – философски заметила Валя. – Глупо всегда поступать одинаково и ждать разный результат. Ваняша! Применим другую, …, методу! Ты всунькиваешь обе лапы разом. А мы с Нинкой сзади встанем, как рванем, как дернем! Готов?!.. Ответь!

Я молча кивнул. Тетушки, несмотря на размер помещения, быстро ухитрились разместиться за моей спиной.

– Ручонки в крылья на раз-два… вдергунькиваешь, – начала инструктаж Валя, – и на уровень груди задираешь. Стоишь на ногах крепенько, не шатаясь. А мы на три как куриную, прости господи, одежу, рванем, и …! Впихосуем тебя в страшенное изделие, как нож в масло. Усек? Раз, два, три, …! И ты свои лапы, …, вздергунькиваешь!

– Угу, – отозвался я.

– Раз, два… – скомандовала Валя и примолкла.

Короткое время в закутке стояла тишина, потом помощница Эдуарда спросила:

– Ванюша, чего стоишь? Почему руки на уровень груди не вздергунькал?

– Команду жду, – объяснил я.

– Так уже крикнула: раз-два!

– Вы сказали: «На раз-два…», – уточнил я, – вот и ждал «…»!

В ту же секунду меня затопило изумление. Что со мной? Сначала извращаю глагол «пропихивать», а теперь еще при дамах произношу вслух слово, которым некоторые люди называют женщину с пониженной социальной ответственностью, продающую свое тело за деньги!

– Госсподи, – прошептала Нина, – что ж ты мужиков-то такими глупыми создал? Вроде, образованный парень, из хорошей семьи, с воспитанием, в носу штопором не ковыряет, а дуб дубом! Ваняша, давай я команду отдам! Просто: раз-два! Понял?

– Хорошо, – согласился я.

– Становись! – скомандовала Валя.

– Раз-два, – произнесла Нина.

Я живо поднял руки, меня чуть приподняло, потом опустило, поволокло назад. Я зашатался, попытался устоять на ногах, не удержался, шлепнулся на спину.

– …! – крикнул женский голос.

В ту же секунду ширма, которая отделяла часть комнаты, рухнула на меня.

– …! – завопил теперь дуэт.

Я попытался сбросить с себя перегородку, но не сумел осуществить задуманное, потому что лишился способности шевелить руками. В первую секунду я испугался. Знаю случай, когда мужчина просто споткнулся, упал и его парализовало. Но уже через секунду понял: костюм курицы не дает двигать конечностями.

С криком «боже, Ив!» в поле моего зрения оказался Эдик.

– Сейчас, сейчас, дорогой друг! Момент! Подниму вас! Боже! Вы больно ушиблись? Солнце наше! Ай-ай-ай!

Через некоторое время я оказался на ногах.

– Шарман, – зааплодировала Мака. – Никки, ты гениальна. Костюм шикарен!

– Хорошо получилось, – одобрила Люка. – Только немного странно: тело курятинское, а голова Вавы.

Тут у дамы зазвонил телефон. Маменькина подружка посмотрела на экран, ахнула и убежала, забыв попрощаться.

Я стоял молча. «Курятинское тело»! Люка изобрела новое прилагательное. Такое не каждому удается.

– Вот вам ответ на вопрос, почему не следует врать, что твои родители академики! Рано или поздно ты попадешь в некую ситуацию, ляпнешь «курятинское тело», и всем станет ясно, что тебя не цвет науки воспитывал, – язвительно отметила Мака. – Всем понятно, что следует говорить «курячье» тело! Ох уж эта Люка! А то мы не знаем, на каком вокзале ее Андрэ нашел, отмыл, одел. Можно подумать, что от нас можно правду скрыть. Но по поводу головы она правильно замечание сделала. В самом деле странно смотрится – голова Вавы, а внизу… О-о-о! Ноги!

– А с ними что? – не понял Эдик.

– Курячье тело только до колен, – хихикнула Зюка, – потом идут две забавные волосатые конечности в носках. Обносоченная курица! Умираю!

– У кур нет растительности на конечностях, – добавила изюминку в беседу Мака, – у нее такая пупырчатая желтая кожа и когти! Никки, ты не подумала на эту тему!

– Нет, я все предусмотрела! – резво возразила маменька. – Просто Вава не успел надеть особые когтястые чулки.

– …! – прошептала Валентина. – Тоже их еще не видела, прямо охота посмотреть. Баба-то с фантазией – пупырчатые джурапки!

Эдик начал кашлять, и я понял, что «когтястые» чулки маменька придумала только что.

– Голова непременно будет, – пообещал Эдуард. – Не успели доделать.

– Следует поторопиться, – велела Николетта. – Девочки, вы, наверное, устали? Давайте заедем к Полю, выпьем кофейку?

– Отличная идея, Никки! – обрадовалась Мака.

Дамы быстро удалились.

– Ванечка, – нежно произнесла Валя, – бедолага вы наш, сейчас враз вытряхунькаем тебя из костюмчика.

Меня охватила тоска.

– И придется примерять еще два наряда?

Эдик опасливо посмотрел на дверь.

– Нет! Курица – самый сложный лук. Кстати, насчет ног дамы правы. С остальными костюмами все понятно, там не нужна примерка. Оба лука подходят всем людям весом от сорока пяти до ста десяти килограммов.

– Отлично! – обрадовался я. – Эдуард, разрешите задать вопрос?

– Конечно, Ив, – улыбнулся модельер. – Надеюсь, сумею на него ответить.

– Почему вы постоянно говорите про лук, но овощей не видно?

Валентина и Нина радостно захихикали.

Эдуард округлил глаза.

– Простите, английский глагол «лук» имеет значение «смотреть, рассматривать, выглядеть». Если же «лук» существительное, то это «взгляд, вид». В России это слово теперь используют как синоним слов «образ», «комплект одежды», «наряд».

– Спасибо, – поблагодарил я. – А сейчас вытряхунькаем меня из курячьего лука.

Глава двенадцатая

На следующее утро Боря обрадовал известием, что Валерий Кох готов уделить время для беседы. Только встреча назначена не в каком-нибудь московском кафе, а в поселке Боровкино, ровно в полдень.

– Сколько туда ехать? – уточнил я.

– Если не случится авария и шоссе не замрет в пробке, то где-то час, – предположил секретарь. – Утром после девяти в область легче ехать, чем из области.

По квартире пролетела трель звонка.

– Кто решил побеспокоить нас? – удивился Боря и ушел.

Через пару секунд я услышал хорошо знакомый голос Ирэн Львовны.

– Иван Павлович проснулся?

– Конечно, – ответил Боря. – Желаете чаю?

– Лучше кофе, – попросила мама Олега и вошла в столовую.

Я встал.

– Добрый день.

Котина махнула рукой.

– Садись! Олежек улетел куда-то по делам: то ли в Мурманск, то ли еще куда. Не способна запомнить все города, где у него магазины. Он просил тебе кое-что рассказать. О, Боречка, аромат восхитительный! Спасибо, дружочек, никто, кроме тебя, так кофе не варит.

Демьянка вылезла из-под стола, подошла к Ирэн, положила голову ей на колени и жалобно заскулила. Котина взяла кусок сыра, дала его Деме, начала гладить собаку и продолжила:

– Валерий Кох неприятный, будь с ним осторожен! «Многолетие»! Надо же такое придумать!

– «Многолетие»? – переспросил я.

– А-а-а, – протянула Ирэн, – ты, Ваня, определенно не в курсе, чем Кох занимается.

– Ничего не понимаю, – признался я.

Ирэн поцеловала Дему в макушку.

– Дорогая, люблю тебя, но больше со стола ничего не получишь!.. Было время, когда сей субъект служил на телевидении, обладал большой известностью, говорил из каждого утюга. Но потом он народу надоел и, чтобы сохранить свою популярность, совершил роковую ошибку – сменил тематику. Валерий раньше вещал о людях искусства без всякой черноты. Делал упор только на их творчество. Сообщений, кто сколько раз на ком женился, рассказов о драках бывших супругов, дележках их имущества – ничего этого не было. Сам понимаешь, если человек постоянно в одно и то же время маячит на экране, его начинают узнавать. И ведущим хорошо платят. У Коха завелись денежки, он приоделся, стал прилично выглядеть, прекратил постоянно у Олежека в долг до получки просить.

Ирэн Львовна скорчила гримасу.

– Ты же знаешь моего сына! В долг всегда приятелям даст. Ты, Ваня, единственный, кто никогда с пустым кошельком на пороге не топчется. И отношение к деньгам у моего мальчика такое: «Если не вернули, то и бог с ними, еще заработаю». Кто-то аккуратно взятое отдает, кто-то нет. Кох из последних. Когда он еще из телевизора не кричал, к нам постоянно прибегал поужинать и руку протягивал. Мне он никогда не нравился. Очень вежливый, нарочито интеллигентный. Уси-пуси. Придет в гости, принесет один цветок и тут же теоретическую базу подведет под свою жадность: «Ах, Ирэн Львовна, хочется вас розами осыпать. Но прекрасно понимаю, что вы дама с тонким вкусом, оцените лишь оригинальный букет от самого дорогого флориста». И сует мне одинокую чахлую розу в обрамлении из лопуха. Смех, да и только. Хорошо знала, что если Валерий в гости притопал, то ему деньги нужны или поесть негде. Но Олежек за него переживал, упросил одного своего знакомого, тот нищего филолога взял на радио. И Кох неожиданно стал популярным, а через пару лет его на телевидение пригласили. Вот тогда Валерий про нас вообще забыл! Не звонил, не приезжал. Зачем ему теперь мы? Денег хватает, поклонников море. Лет, наверное, пять-семь с экрана вещал. Когда рейтинг стал падать, Кох принялся сплетни обсуждать. Но недолго в таком формате продержался. Старый зритель от него шарахнулся, новый не пришел. Полагаю, у погасшей «звезды» имелся денежный запас, потому что Кох запустил ютуб-канал! Но фраернулся парниша!

Я засмеялся.

– Ирэн, вы умеете удивить. «Фраернулся парниша»! Вам известен этот оборот?

Котина отмахнулась:

– Ваня, я никогда не корчила из себя святую! Так говорили в колонии хиппи, где я жила в юности.

Я опешил. Колония хиппи? Знаю эту женщину много лет, возраст у нее уже не юный. Ум ясный, физическая активность на высоте, но ведь не двадцать же ей. Котина прекрасно воспитанная дама, сын которой – более чем успешный бизнесмен. Ирэн умная, с хорошим чувством юмора, не прикидывается баронессой-герцогиней. На мой взгляд, она идеальна. И вдруг! Колония хиппи! «Фраернулся парниша»!

Котина тихо засмеялась.

– Ванечка, закрой рот. Я в молодости и я сейчас – это две разные Ирэн. Порой из меня сегодняшней вылезает Ириша-малыша, которая в четырнадцать лет, потеряв голову от любви к двадцатилетнему Гарику, удрала из дома, ездила с группой парней по городам и селам и играла на барабанной установке. Ну все, минута воспоминаний закрыта. Речь не обо мне, а о Валерии!

Глава тринадцатая

Котина допила кофе.

– Он совершил огромную ошибку: решил, что образ интеллигента-филолога изжил себя, сейчас нужны другие герои. Отпустил неряшливую бороду, нарядился как сошедший с ума подросток, начал вываливать на голову зрителя все гадкие тайны знаменитостей! Да только прежде Кох имел свою аудиторию. Интеллигент, который интеллигентно ведет программу об интеллигентном кино, сейчас редкая птица в мире интернета. Валерий мог добавить слегка перца, упомянуть вскользь: «Режиссер N известен еще и как ловелас. Он восемь раз оформлял брак, наверное, поэтому его фильмы популярны во все времена. Чтобы создавать гениальные произведения, следует греться у костра страсти». И все. Просто щепотка приправы, подобное его аудитории нравилось. Но когда бородатое чудовище в неподобающей для серьезного мужика одежде скороговоркой произносит «сегодня поговорим об актере К, звезде фильмов…», пару секунд перечисляет кинокартины, а затем вопит дурниной: «Сейчас вспомним скандалы с женами актера! Вау! Все устраиваемся поудобнее! Такое только у меня!» – то даже самые яркие фанаты «интеллигента-филолога» плюют в экран. Нельзя кардинально менять имидж. Это раз. И два: сплетников с микрофонами табуны! Они повсюду! Из редкой и поэтому весьма дорогой птицы Кох стал обычным дешевым дятлом. И чем завершилось? Зрителей у Валерия почти нет, рекламщиков он из-за малого количества просмотров не интересует. А канал работает! Почему Кох не тонет? Твой ответ?

– Есть спонсор, – улыбнулся я.

Котина подняла указательный палец.

– В точку! И кто он?

– Ну… – протянул я. – Только не говорите, что Олег.

– Мальчик всегда поддерживает друзей, – подчеркнула Ирэн. – Но Кох из их числа выпал. Олег на моей памяти всего два раза сказал разным людям: «Прошу забыть дорогу ко мне». Один из них Кох. Предполагаю, дело еще и в женщине. Валерий – неуправляемый бабник. А в газетах появляются статейки, в которых упоминаются его постельные партнерши. Олежек тоже не монах, но у него хороший вкус, поэтому все женщины, с которыми у него возникают отношения, – умные, успешные, самодостаточные дамы. Хабалки, которым только деньги нужны, бабы, готовые за хорошую сумму лечь в кровать с чудовищем, тоже попадаются, но сын сразу видит, что гнилое нутро у любовницы, и живо с ней расстается. Он никогда ниже им самим определенной ватерлинии не опускался. Девица с трассы, фея одинокого водителя, его никогда не взволнует, даже если девка хороша, как Брижит Бардо в юности. Валерий же пользуется любой, какая на пути попадается. Давно заметила: если человек непорядочен в денежных вопросах, то он и в личной жизни мерзавец. Подлость – системное заболевание, прямо как заражение крови. Вроде, маленький порез на пальце, тьфу, ерунда. А потом всему телу плохо.

Ирэн подняла пустую чашку:

– Боря, налей еще кофе.

– Простите, заслушался вас, забыл про свои обязанности, – смутился батлер.

– Ох, комплиментщик, – засмеялась Котина. – Ванечка, ты прав. У Валерия есть благодетель. Он указан в титрах его видеороликов, периодически Кох говорит: «Спонсор программы – медцентр „Бессмертие“. Если у вас проблемы со здоровьем, а никакие лекарства не помогают, обратитесь в „Бессмертие“. Целители, способные видеть сквозь стены, точно определят причину недуга, сделают вас здоровым, не отравив ваше тело таблетками и уколами». Как тебе такое?

– Валерий обязан читать вслух текст от спонсора, на чьи деньги существует программа, – вздохнул я. – Судя по тексту, его поддерживает центр, где работают экстрасенсы, маги, ведьмы. Они никогда никого не вылечат, больной просто потеряет много денег. Расстаться с накоплениями неприятно, но намного хуже потерянное время. Сейчас рак первой, второй, третьей и даже четвертой стадии лечится. Один мой знакомый пятнадцать лет живет на химиотерапии. Но главное – не упустить время. Чем страшны хилеры, ведьмы разных мастей, предсказатели, чистильщики кармы и прочая нечисть? Они обещают полное исцеление и предупреждают: «Ни в коем случае не соглашайтесь на операцию, вас изуродуют, потом отравят химиотерапией. А мы вылечим вас безопасными методами, без боли и операции». Время уходит, деньги утекают, несчастному только хуже становится, он в конце концов бежит к врачу и слышит: «Где же вы раньше-то были? Год назад могли вам помочь, сейчас нет».

– Ванечка, до «Бессмертия» было «Многолетие», оно занималось тем же. Обманывало людей. Им предлагали оздоровление организма «проверенными народными средствами, которые помогают восьмидесяти пяти недужным из ста». Понимаешь хитрость?

Я кивнул.

– Если вам не помогли чай из сена, пюре из кирпичей, массаж лягушачьими лапами и нечто иже с ними, то никто не виноват. Попали в пятнадцать процентов тех, кому не везет. «Уж сколько раз твердили миру!..» – эти слова баснописец Иван Крылов адресует льстецам, но их можно направить и малоразумным людям.

– А теперь угадай, кому принадлежало «Многолетие»? – прищурилась Ирэн.

Я развел руками.

– Понятия не имею.

– Ариадне Егоровне Рощиной, – объявила мать Олега. – Слышал о ней?

– Никогда, – удивился я.

– Женщине тридцать пять, имеет высшее образование, диплом института имени Чехова. Там готовят артистов.

– Не слышал о таком, – признался Борис.

– Шарашкина контора, – махнула рукой Ирэн. – Обучение три месяца. Интересно узнать, чем потом занимаются выпускники? Про Ариадну есть и другая информация – она консьержка в доме, где живет Кох! Помнишь Нину Волкову?

– Секретаршу Олега? Если речь об этой женщине, то она скончалась от какой-то болезни.

Ирэн постучала пальцем по журнальному столику, на который Борис поставил чашку с кофе.

– Элементарная язва у нее была, врач велел принимать разные лекарства, – процедила Ирэн Львовна. – Валерий один раз увидел, как Нина таблетки глотает, расспросил девушку, за голову схватился: «Если тебя не залечат до смерти, то сделают инвалидом. Прекрати травить себя химией. Вот адрес „Многолетия“, целители на ноги сразу поставят». Эта дурочка ни матери своей ничего не сказала, ни с Олежеком не посоветовалась, ни к доктору не побежала, который ее вел. Начала в медцентр ездить, отказалась от всех препаратов, через три месяца умерла от кровотечения.

Ирэн взяла чашку.

– Не буду больше ходить вокруг да около. Олегу про лечение глупышки в «Многолетии» на похоронах рассказала сестра покойной. Нина ей до того, как потеряла сознание, призналась, кто ей посоветовал бросить лекарства. Олег, когда правду узнал, велел выяснить имя владельца центра, ему быстро дали контакт Ариадны. Девушка сначала храбро врала, что она хозяйка, потом услышала, что ей придется отвечать за смерть Нины, тут же сказала: «Медцентр принадлежит господину Коху. Мне просто платят немного денежек за то, что на себя оформила». Но на следующий день после этой беседы, когда Олег позвонил Ариадне, по ее телефону ответил мужчина, представился Сергеем, сказал, что он жених девушки, а та отправилась на неделю отдыхать. Спустя восемь суток Олег опять позвонил Ариадне и услышал: «Номер не существует».

Ирэн сложила руки на коленях.

– Ты же знаешь Олежека, если он завелся, то не остановится. Сын решил поговорить с Валерием, задал ему конкретный вопрос: «Твой медцентр? Знаешь, чем там занимаются?» Кох прикинулся ангелочком: «Его хозяйка вложилась в проект. Забирает себе прибыль, я на окладе. Я просто ведущий программы!» Олег зубами скрипнул, тряхнул свои контакты, денег раздал кое-кому, и «Многолетие» приостановило работу. Валерий к нам приехал, истерику Олегу закатил, кричал: «Как ты мог! Лишил меня работы, сдохну от голода!» Олег ему напомнил про взятые взаймы на неделю, но до сих пор не отданные сотни тысяч. Кох ушел, дверью так хлопнул, что у нас вешалка упала. Олежек схватил телефон, я его за руки цап: «Что делать собрался?» Он мне: «Мама, не лезь в мои дела!» Еще чего! Потребовала: «Немедленно говори, кому позвонить решил?» Олег рявкнул: «Человеку, который проблему по имени Валерий Кох решит раз и навсегда». Я испугалась: «Плюнь на него!» Олежек из себя вышел: «Значит, пусть они людей убивают? Нет уж!» Ну и устроил шум, прессу привлек, телевидение. «Многолетие» закрыли окончательно. Мы думали: все! Мерзавцы, которые на обмане больных деньги зарабатывали, убраны! А теперь существует «Бессмертие», и теперь оно спонсирует ютуб-канал Валерия Коха. Ваняша, будь крайне осторожен с Валерием. Он внешне прямо лапочка, а на самом деле гнилой крыс!

Глава четырнадцатая

– Добрый день, Иван Павлович, – приветствовал меня Валерий. – Чем могу помочь?

– Сейчас занимаюсь делом, в котором упоминается ваше имя, – начал я.

– Да? – удивился Кох и засмеялся. – Не участвовал, не привлекался, не состоял, патологически благонадежен, далек от политики, как страус – от полета в космос. Теряюсь в догадках, что мог натворить.

– Вы знакомы с Эмилией Георгиевной Фокиной? – начал я с главного вопроса.

Кох прищурился.

– Да… Иван Павлович, нас с вами нельзя назвать закадычными приятелями. Но у нас есть общий друг, Олег Котин. С вами он очень близок до сих пор, со мной не желает общаться. На свете есть люди, которые готовы оболгать человека из зависти.

Валерий покачал головой.

– Олега от меня отвернул Леонид Банкин. Он журналист, который славится любовью засовывать нос в чужую постель. Я не единственная его жертва! Иван, очень хотите получить информацию об Эмилии?

Я решил пойти ва-банк:

– Да!

Валерий засмеялся.

– Главное, что мне нравится в вас, – умение честно и коротко отвечать на вопрос. Банкин попросил меня познакомить его с Котиным. Леонид мерзкий тип, абсолютно аморальное существо. Зачем Олегу такой человек? Абсолютно он ему не нужен. С какой целью мужик хотел встретиться с богатым бизнесменом в нерабочей обстановке? Леонид определенно решил подружиться с Котиным, а потом раскрутить его на спонсорство радиопрограммы, которую будет вести. Мне он об этом не говорил, но я случайно узнал, что в одном холдинге ему сказали: «Найдешь бюджет – приходи». А кто же ему хоть копейку одолжит?

Валерий опустил голову.

– Леонид работал тогда в «Желтухе» начальником отдела новостей. Если ничего интересного не происходило, Банкин не стеснялся наврать с три короба. Ссориться с ним было опасно, поэтому я ответил: «Поговорю с Котиным, но не могу гарантировать, что он согласится». А потом заблокировал его телефон и решил, что дело в шляпе. Через месяц выходит «Желтуха» с моим интервью, которое никогда этому паршивому листку не давал. Некая журналистка Нелли спрашивает, какие отношения связывают нас с Олегом. И пространный якобы мой ответ, из которого понятно, что мы любовники.

Кох сделал глоток кофе.

– А я «Желтуху» не читаю, живу спокойно. И вдруг в мой телефон ринулись все СМИ с вопросом: «Можете дать интервью?» Я удивился: с чего бы такой интерес к моей скромной персоне? И тут позвонила Ирэн Львовна, сухо сказала: «Валерий, вы насквозь гадкий человек. Забудьте наш адрес и телефоны. Олег скорее кошачье дерьмо съест, чем с вами поговорить захочет». А я не понимаю, по какой причине Ирэн на меня взъелась! Но нашлись добрые люди, объяснили. Итак, предлагаю бартерную сделку. Вы говорите Олегу правду, что меня оболгали, и просите его поговорить со мной. За это я вам абсолютно честно расскажу про Эмилию. Идет?

Я помолчал и ответил:

– Не могу обещать, что Олег захочет с вами общаться. Но вашу версию произошедшего до него донесу. Дальнейшее от меня не зависит.

– А больше ничего и не надо! – обрадовался Кох. – Договорились?

Я кивнул.

– Иван Павлович, – понизил голос Валерий, – я холостяк, поэтому могу позволить себе флирт с разными женщинами. Никого не принуждаю к отношениям. Все только по взаимному расположению.

Валерий скрестил руки на груди.

– Если у той, что понравилась, есть муж, любовник – всегда до свидания. Вокруг много свободных красавиц! Выпрыгивание из окна без трусов не мое хобби. С Эмилией познакомился на дне рождения Иосифа Вольского. У того был юбилей, собралась толпа народа – Йосю любили. А я недавно расстался с Луизой Корнелли, был свободен как орел. Смотрю, девушка скучает, определенно балерина. Их ни с кем не спутать: осанка, походка, постановка головы. И она определенно одна! Подошел, завел беседу. Узнал редкое для России имя – Эмилия. С виду вполне симпатичная, в разговоре бойкая и без особых комплексов. Я предложил поехать в ресторан, удрать с юбилея, Эми с радостью согласилась. Посидели, поужинали, потом ко мне домой отправились. Ну и завязались отношения. Красавица оказалась готова на любые проделки. Умчаться на ночном поезде в Питер, погулять там день, на следующее утро вернуться в Москву и отправиться на репетицию? Легко! Она была из кордебалета, не прима. Но амбиций как не у всякой солистки, была уверена, что все великие ей в подметки не годятся. Пару месяцев встречались, затем девица на неделю пропала. Спустя семь дней появилась, позвала на свидание, спросила: «Валерик, ты ведь на мне не хочешь жениться?» Я никогда не вру тем, с кем сплю, ответил: «Солнышко, к чему ворошить уже один раз обсужденную тему? Все обговорили. Муж из меня плохой, стопудово изменять стану. Но есть и хорошая новость: в качестве друга лучше меня просто нет!» И тогда она объявила: «Я беременна. Определенно ты отец! Понимаю, говоришь правду! Не представляю тебя в качестве главы семьи. Сам подумай. Воскресенье. Утро. Дети бегают, вопят. Я в халате пью кофе, ты в трусах кашу ешь. Потом идем в зоопарк, где-то обедаем, возвращаемся домой. Вечером малышей укладываем, телек смотрим, потом в кровать залезаем, сексом занимаемся. Вот оно, тихое счастье простого окольцованного мужика!» Я изо всех сил постарался улыбочку на лице задержать, Эми засмеялась: «Напугала?» Ответил честно: «Такое времяпрепровождение не привлекает». Она кивнула: «Понимаю. С тобой весело, очень друг другу подходим по всем статьям. Кроме одной! Ты не богат. А я хочу иметь все, что захочу! Валерусик! Нашла нужного кандидата в супруги. Он скучный, как день без вина, но влюблен по уши и кошелек от денег лопается. Давай временно расстанемся! Задержка всего неделя, если сейчас пересплю с Кириллом, он поверит, что ребенок от него. А ты мне дай денежек за порчу девственности, и тогда навсегда забуду, что от тебя родила». И засмеялась.

Глава пятнадцатая

– Как вам такое предложение?

– Ну, по крайней мере оно честное, – улыбнулся я. – Эмилия вам полностью доверяла, понимала, что не сдадите ее!

– Однако сейчас ее тайну вам открыл, – улыбнулся Кох.

Пришлось уточнить:

– Перед вами кладбище чужих секретов.

– Знаю, поэтому и рассказал правду. Расстались на хорошей ноте. Я с ней поделился энной суммой. Больше не встречались – я имею в виду как любовники. Эми вышла замуж за Кирилла Фокина, очень хорошая партия. Мужик из богатой семьи, концертмейстер, с влиятельными родителями, свекр со свекровью могли невестку в мире балета хорошо продвинуть. Эми по характеру авантюристка и прекрасная актриса! Так изобразит любовь, восторг, ненависть или печаль, что весь МХАТ отдыхает. Талантливая врунья в придачу. Что ее в балет понесло? Ну совсем не белый лебедь девица! И как танцовщица не фонтан. Середнячок. Но без кордебалета нет балета, приме необходима свита. Эмилия не царица, она из толпы придворных, а хотелось ей на троне сидеть, рассчитывала на помощь родителей мужа. Но публика, которая ходит на балет и в оперу, особая. Она отлично знает все па и партии главных героев, не обмануть таких зрителей. Профессионалы. Сколько раз видел, исполняется батман тандю жете. Знаете, как работает в этот момент танцовщица? Обе ноги «выворотны», мышцы ног оттянуты, а во время взмаха подъем и пальцы стопы работающей ноги до предела натянуты. Само движение острое, нога выбрасывается из исходной позиции вверх в точку, обязательно фиксируется на нужной высоте, при этом высота ноги всегда одинакова. А в жете пике нога выбрасывается, застывает в точке, потом «укол» в пол и обратно в ту же точку в воздухе. Все это проделывается так, словно пол пылает огнем – так остро необходимо выполнить движение. И при этом у зрителя должно создаться ощущение, что танцовщице легко и радостно! Никаких трудностей она не испытывает. Так вот, Эмилия очень старалась, но воздушности в ней не было. Она работала! Но если чего-то нет, то этого нет! Господь Эмилию не поцеловал! Техничная? Да, но не до полной отточенности. Легкая, воздушная? Нет! Не летит над сценой! Выражение лица в момент того же батман тандю жете – как у лошади, которая тащит телегу с углем. Эми не живет на сцене, не наслаждается танцем, не купается в музыке. Она трудится! Пашет! Думает, как все безупречно сделать. Не бабочкой порхает! Не птицей взмывает! Не нимфа, не Джульетта, не лебедь! Пахарь! На лице застывшая маска якобы радости.

Валерий шумно вздохнул.

– Все балерины ошибаются. Гениальные, великие, лучшие… С каждой случаются конфузы, падения. Почти все в самый неподходящий момент спотыкались и рушились. Потрясающая Уланова один раз шлепнулась в балете «Золушка». Другая гениальная танцовщица вместо тридцати двух фуэте сделала шестнадцать. Это допустимо, но не для нее! Мужчины роняли партнерш! Кордебалет терял темп! Один раз видел танец маленьких лебедей, который следует назвать позором нелепых утят. Кто в лес, кто по дрова, музыка сама по себе, лебедята что-то там выкаблучивают, существуют отдельно от оркестра. Масса конфузов происходит! Но настоящие примы никогда не стараются лучше всех что-то исполнить. Им не надо. Как великие стоят за кулисами? Вид не бодрый, руки висят. И тут – тара-ра-пам! И вылетает на сцену сгусток огня и красоты! Завораживающее зрелище! Фонтан энергии! Водопад эмоций! Все легко, красиво, как будто безо всякого труда! И… ох, упала! Но вскочила с такой легкостью, с озорной улыбкой, с восторгом, что начинаешь думать: «Может, новая трактовка такая? Падение отрепетировано?» Живые эмоции – это живые эмоции, а отшлифованные трюки – всего лишь постановочный элемент. Один раз я спросил у одной нашей очень известной балерины: «Как у вас получается в один миг превращаться из женщины в воздушное создание? Каким образом ухитряетесь работать словно в невесомости?» Она посмотрела на меня: «Лерик, кто тебе сказал, что я работаю на сцене? Я на ней живу! Вот вне подмостков и после окончания спектакля служу балериной, которая едет домой, а завтра у нее очередная репетиция. На сцене моя жизнь, мое счастье, мой полет, там я Одетта и Одиллия, там я беспредельно счастлива. Все остальное – лишь подготовка к этому моменту!»

Кох улыбнулся.

– У Эмилии подобного счастья не было. Уже говорил, но повторюсь: она пахарь. Ее хорошо обучили балетному мастерству, но этого мало. Должно быть еще…

Валерий пару секунд помолчал, потом щелкнул пальцами.

– Огонь! Вот его даже лучший педагог зажечь не сумеет! Пламя или есть, или нет! После того разговора о беременности до меня доходили разные слухи. Был в курсе, что Кирилл Фокин на Эми женился. Потом узнал, что родилась девочка. Как-то раз шел в консерваторию, хотел поговорить с одним профессором. Ба! Навстречу Эмилия с малышкой. Я окликнул женщину, она остановилась, мы расцеловались. Смотрю: малявка стоит, глаза в пол, вся съежилась. Решил ее подбодрить, спросил: «Солнышко, как вас зовут?» Она шепотом: «Валерия!» Я на секунду дар речи потерял, потом на Эмилию глянул, та девочке: «Отойди, дай поговорить». Девчушка быстро с глаз долой исчезла, Эми меня за руку взяла: «Плоды любви порой горькие и гнилые. Никто не узнает, от кого Лерка. Ни тебе, ни, главное, мне этого не надо».

Кох опустил взгляд.

– Никогда в жизни ни до, ни после не испытывал такой растерянности, как в ту минуту. Потом неожиданно для себя поинтересовался: «Зачем девочку Валерией назвала?» Эмилия засмеялась: «Свекр со свекровью спят и видят, когда Кирилл со мной разведется. Если они своего добьются, то ты будешь моей подушкой безопасности. Докажу отцовство, подам на алименты. Радостная новость: если мужик не платил ничего ребенку, он обязан всю сумму возместить, даже если малыш уже взрослый».

Валерий усмехнулся.

– Иван Павлович, оцените степень моего изумления! Потерял способность владеть собой, воскликнул: «Не надо!» Балерина захихикала: «За свои ошибки, дорогой, платить надо! Сообразил теперь, почему она Валерия? Если придется затеять судебное заседание, признаюсь вслух: „Да, обманула Кирилла, всю жизнь люблю только Валерия, в честь него ребеночка назвала. Только он не пожелал отношения оформить! От безнадежности пришлось за другого выйти и соврать, что от него забеременела“». Потом улыбнулась и ушла. Смотрю ей вслед – спина ровная, походка балетная, идет красиво. А такая дрянь внутри! И ведь ничего поделать не могу! Потом успокоился, подумал: почему не могу? Следует самому анализ сделать. Теперь ДНК-тест всем доступен. Надо лишь изловчиться, достать материал для исследования от Валерии. Думал, думал, и осенило! Девочка, небось, ходит в детский сад. Оклады там крошечные. А мне ерунда требуется – несколько волос ребенка с луковицами или мазок изо рта. Так в лаборатории сказали, где анализ делают. Узнать, в какое учреждение крошку водят, не трудно, найму человека, он проследит.

Кох сложил руки на груди.

– Короче, добыл нужное. И сдал тест. Угадайте результат.

– Валерия не ваша дочь? – предположил я.

Собеседник не упустил момент сделать мне комплимент:

– Всегда поражался вашим уму и сообразительности. Именно так. Ни малейшего отношения к ребенку не имею.

– Глупая затея, – оценил я историю. – Неужели Эмилия не подумала, что вы захотите проверить ее заявление?

– Не знаю, способна ли она к рефлексии, – поморщился рассказчик. – И на этом я не остановился. Задумал проучить бабу. Да так, чтобы она забыла мое имя! Решил выяснить: может, Валерия не дочь и Кирилла? Если да, тогда у меня граната в руках! Не скажу Эмилии, что знаю правду, пусть она опозорится, объявит, что девочка от меня! А я два анализа на стол. И что получится? Бабенка – затейливая врунья, да еще и прелюбодейка. Красиво?

– Не очень, – вздохнул я.

– Да, – засмеялся Валерий. – Но не получилось. Не смог генетический материал Фокина добыть.

Глава шестнадцатая

Я отодвинул в сторону тарелку.

– Спасибо, Боря, суп, как всегда, прекрасен… Валерий скользкий человек. У меня сложилось впечатление, что он здорово обижен на госпожу Фокину, в девичестве Николаеву. Интересно, за что?

– Она предпочла ему Кирилла, – нашел объяснение батлер.

– Кох не страдает от одиночества, – возразил я, – вокруг него много прекрасных дам. Не обделен Валерий их вниманием.

– Иван Павлович, как вы поступите, если какая-то ваша пассия в разгар нежных отношений бросит вас? – осведомился Боря. – У вас какие эмоции заиграют?

– Малоприятные, – признался я. – Но все делается к лучшему. Не стану держать зла на даму. Давайте еще раз посмотрим на ситуацию! Валерий случайно сталкивается с Эмилией и ее маленькой дочерью на улице. Будучи светским человеком, он заводит пустой разговор, отпускает комплименты даме. Нормальная реакция мужчины, который хорошо воспитан. Обратите внимание, употребил слово «воспитан». Что это означает? Надо обязательно сказать при встрече некую приятную фразу противоположной стороне. Если уж честно, то просто солгать. «Дорогая, вы сегодня прекрасно выглядите». «Милая, как ты похудела!» «Наверное, только вернулась из отпуска? Шикарно выглядишь». Вот самые распространенные варианты лжи хорошо воспитанного индивидуума. Никому она вреда не приносит. Валерий так и поступил. Обычно женщина кокетничает: «Ой, сегодня плохо выгляжу». Или смеется: «Завтра стану еще прекраснее!» Но какова реакция Эмилии! С момента разрыва ее отношений с Кохом прошел не один год! А дама заводит речь об отцовстве, хотя ей следует молчать, ведь девочка записана на Кирилла. Неужели любовь к Валерию пустила крепкие ветвистые корни в сердце госпожи Фокиной? Столь глубокие, что она называет ребенка именем кратковременного сожителя? Давайте взбодрим логику. Эмилия в браке с Кириллом. Да, у невестки не самые лучшие отношения со свекром и свекровью. Но разве это редкость? Пара, вроде, хорошо живет, у супругов еще потом родится сын. С какой целью Эмилия решила разбить семейную лодку? Разве здравомыслящая женщина напомнит любовнику, которого давным-давно не видела: «Моя дочь от тебя!»? В это трудно поверить. Полагаю, Валерий солгал. Возможно, он случайно столкнулся с Эмилией. И в том, что мужчина с женщиной вступили в беседу, я не сомневаюсь. А вот тема разговора – скорее всего, плод фантазии моего собеседника. Я не очень верю слухам, но когда множество разных людей говорят, что человек нерукопожатный, возможно, информация правдива. Нам надо найти кого-то, кто хорошо знает семью Фокиных.

– Тоже об этом подумал, – согласился мой помощник. – Провел исследование соцсетей Эмилии. Она старается сделать свой аккаунт популярным, идет проторенным путем. В шапке профиля у нее везде указано: «Прима-балерина, педагог-репетитор, хореограф, лауреат многих конкурсов, заслуженная артистка России».

– В интернете приврать – милое дело, – улыбнулся я. – Не счесть там докторов наук, профессоров, великих художников, композиторов, писателей. Уж не говорю про тренеров всех мастей.

– Народ доверчив, – кивнул Боря, – верит печатному слову. Эмилия постоянно выкладывает фото из архива. Вот она Одиллия в балете «Лебединое озеро», и там же – в партии Одетты.

Я удивился:

– Вы же говорили, что балерина начинала свою танцевальную жизнь в кордебалете. Лишь спустя время получила скромные сольные партии.

– Верно, – согласился Борис. – Но кто об этом помнит? Только коллеги. А госпожа Фокина закрыла свои аккаунты, чтобы стать ее подписчиком, надо отправить заявку. Она не постит фото своих домашних любимцев, детей, отдыха в Турции, коллег, прогулок по Таиланду… Ничего такого нет. У нее закрытый клуб «Любим балет». Если владелица сочтет желающего войти достойным лицезреть контент, она его впустит. Но сначала будь добр, заполни анкету. В ней интересные вопросы: «Вы умеете танцевать? У вас есть балетное образование? Если да, то где учились? Кто-то из вашей семьи, друзей, связан с танцами?» Понимаете?

– Конечно, – кивнул я. – Похоже, дама отсеивает тех, кто может хоть что-то о ней знать и разоблачить ложь. Партию Одетты – Одиллии Эмилия никогда не исполняла.

– Согласен, – засмеялся Борис. – Поэтому все фотографии якобы солистки Фокиной подобраны так, что невозможно в деталях рассмотреть лицо. В постах она выкладывает всякие закулисные байки – грустные, веселые. Открывает то, что обычно скрыто от зрителя. Ну, например, как подготовить пуанты к танцу. Или рассказывает о матрасах, которые настилают за кулисами, если главная героиня по сюжету, скажем, падает в воду. Балерина прыгает вниз, зритель ее уже не видит, а она приземляется на мягкое. Но самое интересное другое. Эмилия объявила себя педагогом-репетитором Большого театра, предлагает занятия тем, кто решил заниматься танцами. Есть адрес, уже не в интернете, а в реальной жизни. Первое занятие бесплатно, потом надо купить курс.

– У Эмилии балетное училище за плечами, она исполняла пусть небольшие, но сольные партии. Наверное, способна научить вальсировать. А насчет педагога Большого театра… Ей нужны клиенты – ну, приврала слегка.

– Поскольку аккаунт закрыт, отзывы исключительно хвалебные, – продолжал Боря. – Мармелад в сахаре, сверху полит шоколадом и кремовая розочка до кучи. Но иногда все-таки прорываются любители плюнуть в кофе. Сегодня утром в «Телеграме» у Эмилии велась интересная беседа, зачитываю:

«„Лисичка в бикини“: Эмилечка, заблокируйте „Пою что хочу“. Гадюшник! Сидит у вас, не высовывается. Никаких комментов. А у себя такое дерьмо на Вас льет!»

«„Светочка“: Ой, правда! Эмилечка, „Пою что хочу“ прямо дрянь, а не баба».

«„Ромашка красная“: Света, а ты знакома с „Пою что хочу“?»

«„Светочка“: Нет, с чего ты это взяла?»

«„Ромашка красная“: Написала: „Дрянь, а не баба“. Решила, ты с ней дружишь».

«„Светочка“: Я? С таким дерьмом? Да никогда. Почему решила, что „Пою что хочу“ тетка? Мужики до такого не опускаются».

Боря оторвал глаза от экрана.

– Потом армия смеющихся смайликов, много комментов вроде «парни сплетничают больше нас». Короче, местная тусовка ополчилась на «Пою что хочу». Я нашел профиль, на который вылился народный гнев. У него девиз: «Пою что хочу, не пою с чужого голоса». Там весьма ехидные посты о селебритис и о тех, кто себя к ним причисляет. У владельца есть второй аккаунт под ником «Люблю всех». Он тоже подписан на Эмилию, комментарии сахарные, полное восхищение балериной, фимиам, аплодисменты, фразы: «Эмилечка, вы лучшая», «ах, как вы прекрасны в роли Жизель», ну и так далее. А в «Пою что хочу» поток грязи. Одна из обожательниц балерины – завсегдатай этой помойки. Она-то и обнаружила понос на Фокину. Вот, послушайте.

Боря постучал пальцем по планшетнику и начал читать вслух:

– «Эмилия Фокина! Кому из вас известно имя гениальной танцовщицы, родственницы самого великого Михаила Фокина, примы-балерины Большого театра, которая исполняла в третьем акте балета „Дон Кихот“ пятнадцать фуэте сплошным двойным оборотом? Потом пошел шестнадцатый, балерина сделала его тройным оборотом и остальные шестнадцать – связки ординарных с двойным фуэте. Кто знает, тот оценит. Покорилась ей и партия Жар-птицы в одноименном балете. А она крайне сложная. Надо, чтобы зрителю показалось, что над сценой в самом деле парит птица! Теперь Жизель! Эмоционально и технически более чем трудная для исполнителя. Драматический первый акт и тяжелый физически второй. Ну кто еще мог так чисто и легко все сделать, как не Эмилия Фокина, прапраправнучка великого балетмейстера? Она постоянно выкладывает фото! Залюбоваться можно! Но! Всегда есть „но“! Меня заинтересовали снимки. Первый: „Дон Кихот“. Лица звезды не видно, но тот, кто знает, понимает! На снимке-то Наталья Осипова, это она гениально исполняла тридцать два фуэте в балете. Браво, Наталья, Вы уникальная балерина! Но при чем тут Эмилия Фокина? Ох, наверное, Эмичка случайно перепутала фоточки! Хотела выставить свои, а выпал кадр потрясающей Натальи Осиповой. Ну, случается такое. Посмотрим на Эмилию в „Жар-птице“. Простите! На снимке Тамара Карсавина. Правда, спиной к зрителю, но кто понимает, тот знает. Это о ней писали: „В балете „Жар-птица“ исполнительница – танцующее пламя…“ Ой, ой, опять госпожа Фокина перепутала кадры! Бывает. Случается. Изучим биографию Эмилии Георгиевны. Интересно, однако! Девичья фамилия интересующей нас особы – Николаева, Фокиной врунишка стала в браке. Прима Большого? Никогда! Она всю жизнь служила в пятисортном театре, и даже там – в кордебалете. Седьмая линия на задворках сцены – вот ее место в течение многих лет. Потом наконец по протекции мужа сумела получить крохотные сольные выходы».

Борис прекратил чтение и посмотрел на меня.

– «Пою что хочу» часто пишет про Эмилию. В аккаунте много всего гадкого не только про Фокину – многим достается. Но Эми, похоже, особо любима автором, она постоянно под прицелом ее ехидства.

– Тоже думаю, что критик женщина, – улыбнулся я. – Хотя встречаются и подобные мужчины. Интересно, кому мать Валерии так насолила?

– Инге Густавовне Вафел, – отчеканил Борис. – Аккаунт привязан к ее номеру телефона. Женщина работает гардеробщицей в концертном зале «Радуга». Живет в соседнем с Фокиной доме, раньше сидела в ее подъезде консьержкой, потом ее уволили.

– Так, – протянул я. – Мы пока ничего не знаем об этой даме, но, возможно, у Эмилии с ней случился конфликт. Вероятно, из-за него Вафел лишилась хорошей работы в шаговой доступности от своей квартиры. Где «Радуга» находится?

– Инге Густавовне два часа туда и столько же обратно, – пробормотал батлер. – Сначала на метро, потом на одной маршрутке, на другой… Летом и весной еще ничего, а осенью-зимой совсем, наверное, тягостно. Автобусы-то ждать надо.

– Неужели женщина не могла найти работу поближе? – изумился я. – Неподалеку от ее дома консерватория, несколько театров. На Новом Арбате полно развлекательных учреждений. Почему бы там не поискать место?

Глава семнадцатая

– Честное-пречестное слово, не понимаю, что имеется в виду, – заморгала Инга Густавовна и добавила: – Здесь очень вкусный латте.

Я подозвал официанта, заказал еще кофе и продолжил:

– Госпожа Вафел, вы согласились побеседовать со мной за вознаграждение.

– Ничего в этом плохого нет, – мигом ринулась в атаку гардеробщица. – Любая информация стоит денег, вы сами бесплатно работаете?

– Нет, – спокойно ответил я.

– Вот! – обрадовалась Инга. – Значит, узнав от меня сведения и кому-то их сообщив, положите в карман неплохую сумму. Отвечу сейчас на ваши вопросы, мои слова передадите клиенту, тот вам пришлет денежки. Но вы сами ничего не сделаете, расскажете то, что я знаю. Назревает вопрос: мне какая радость? Или полагаете, бесплатно используете рассказ глупой гардеробщицы, угостите ее кофейком – и хватит?!

Я улыбнулся.

– Вы забыли упомянуть, что у нас есть договор о гонораре. Я сделал вам финансовое предложение, вы его приняли и непременно получите деньги сполна. Конверт при себе.

– Так мы с вами по телефону болтали, сейчас увидела вас и поняла, что продешевила, – неожиданно проявила откровенность моя собеседница. – Одеты вы прекрасно, благоухаете дорогим парфюмом. Короче, увеличивайте сумму в три раза, и все как на духу выложу.

Я поманил официантку и попросил:

– Подайте счет, пожалуйста.

Девушка убежала.

– Уходить собрались? – занервничала Инга.

– Да, – подтвердил я.

– А конверт? – прошептала Вафел.

– Вы не рассказали пока ничего, нарушили нашу договоренность, потребовали больших денег. У меня их нет. Зато есть возможность получить те же сведения от другого лица.

Официантка вернулась к столику, держа терминал. Я вынул кредитку, расплатился, потом встал.

– Прощайте. Попросите, чтобы вам упаковали пирожные с блюда в коробку, возьмите сладкое с собой, деньги кафе за них получило.

– Подождите, – попросила Инга. – Ну бес попутал. Решила, вы богатый – что вам сто тысяч!

Я улыбнулся.

– По моему опыту, обеспеченные люди, если они сами зарабатывают себе на жизнь, не то что сто тысяч – даже сто рублей на ветер не выбросят. И мы договаривались с вами на сумму, которая намного ниже уже не один раз упомянутых ста тысяч. Если вы готовы выполнить обещание, то получите конверт, денег там столько, сколько вы вчера запросили. Если нет, то до свидания.

– Ой, перестаньте дуться, – махнула рукой Инга. – Я же девочка! Мужчине следует быть рыцарем, но прошли те времена! Теперешние мужики про галантность не слышали.

Я промолчал. Вот оно, пагубное влияние на женский пол дамских псевдоисторических романов, в центре сюжетов которых любовь благородного рыцаря к прекрасной даме. Роскошный замок, толпа слуг, никаких бытовых проблем, только одна сплошная страсть на берегу теплого моря! А я большой любитель разных научных книг, брошюр и публикаций в серьезной прессе, хорошо понимаю, что в реальности дела обстояли иначе.

Представим, что сейчас тринадцатый век, а вы та самая прекрасная дама, которая перенеслась из двухтысячных годов в Средневековье, стала женой рыцаря и переехала к мужу на постоянное место жительства. Первое, что категорически вам не понравится, – холод и сырость, которые цепко завладели замком. Центрального отопления нет! Повсюду камины! Но зажигают далеко не все, минимальное тепло поддерживается в нескольких жилых комнатах. В остальных просто Антарктида! Канализации нет, для вас горшок! И чаще всего его содержимое выплескивается прямо около замка, поэтому вокруг него «благоухание». Водоснабжение отсутствует, душ утром-вечером отменяется. Чтобы вы приняли ванну, прислуга натаскает воды из ближайшей речки или пруда. Не пугайтесь, если увидите дохлую лягушку. Современных ночных-дневных кремов для лица и тела нет, придется пользоваться странным варевом от знахаря. Ладно, личную гигиену вы кое-как сумеете поддерживать, но не забывайте, что вы супруга страстного рыцаря. А он особо заморачиваться заботами о чистоте тела не станет. Противозачаточных таблеток нет. Если захотите прервать нежелательную беременность, то наркоз тоже отсутствует. Рыцарь не сможет постоянно сидеть около дамы сердца, вообще-то, он большую часть года или находится на войне, или занимается боевой подготовкой. Понятно, что мужчина не хранит верность вам, своей жене. И учтите: сифилис и прочие венерические заболевания в Средневековье весьма были распространены, а лечить их почти не умели. К женщинам в те годы относились просто: ей следует рожать наследников. Об эпидуральной анестезии дамы не мечтали, до изобретения антибиотиков еще века должны пройти. Смертность рожениц и младенцев была огромной. Если повитухе приходилось решать, кого спасать, женщину или новорожденного, то выбор всегда делался в пользу последнего, в особенности, если он мальчик. Почему? Жениться рыцарь может хоть сто раз, а вот получится ли у него еще один наследник – вопрос.

Мне продолжать? Или вы уже поняли, что не следует вздыхать о безвозвратно ушедших временах, когда храбрый рыцарь и его прекрасная дама счастливо жили в роскошном замке?

– Ну хорошо, – улыбнулась Инга, – расскажу что знаю, отвечу на вопросы.

– Вы являетесь владелицей аккаунта «Пою что хочу», – наконец-то начал я беседу.

Инга вытаращила глаза:

– Впервые о таком слышу.

Пришлось достать планшетник и показать ей интересные тексты. Вафел испугалась, и это не было игрой или притворством. У женщины вспотел лоб, щеки покраснели, глаза заметались из стороны в сторону, она прошептала:

– Вообще ничего об этом не знаю!

– Тем не менее данный канал принадлежит вам. Он в основном посвящен разоблачениям неверных сведений, которые сообщает о себе в интернете Эмилия Георгиевна. Думаю, вам понятно, что отрицать знакомство с ней глупо. Вы работали консьержкой, общались с балериной.

– Хорошо знаю Фокину, одно время служила у нее домработницей, – без особого энтузиазма сообщила Инга. – Не скрою, всю жизнь нуждаюсь в деньгах. Но с Эмилией дело иметь трудно! Она всем недовольна, полная истеричка! Считает себя великой балериной. А я кое-что в танцах смыслю – у меня сейчас группа клакеров, нас приглашают присутствовать на спектаклях. Очень важная работа! Мы создаем нужную атмосферу в зале!

Я молча улыбнулся. Это правда. Клакеры – зрители, которые сидят в разных рядах и по знаку своего руководителя устраивают овации или освистывают актеров. Клакерами, как правило, становятся верные поклонники какого-то исполнителя, они получают бесплатные билеты на спектакли и немного денег за работу. Порой случаются битвы клакеров. Одна бригада аплодирует певице или балерине, а другая, работающая на их конкурентов, усердно освистывает тех же людей на сцене. Инга права, оплаченные фанаты создают нужную обстановку среди публики.

– Между прочим, окончила школу-студию при Государственном академическом ансамбле народного танца имени Игоря Моисеева. Потом работала в этом прославленном коллективе, – продолжила Инга. – На самом взлете карьеры упала, сломала кости таза. Сумела встать на ноги, хожу, не хромая. Но после такой травмы на профессиональную сцену не возвращаются. Муж гражданский убежал, испугался, что превращусь в лежачую больную, ухаживать за мной придется. Родители умерли, никого у меня нет. Друзья пристроили гардеробщицей в консерваторию. Оклад крохотный, но основная занятость во второй половине дня. Первую служила у Ангелины Кравцовой, певицы из Большого. Очень милая женщина, никакой звездности. Это о ней сказано: чем известнее, тем проще, без пафоса совсем. А как пела! Четыре года прекрасно проработала у нее, потом хозяйку позвали в Парижскую оперу, и она улетела. А я нанялась к Эмилии, попала из рая в ад! Хочется хорошее слово о Фокиной сказать, а никак не получается. Злая, жадная, вредная, завистливая, ненавидит всех, кто, по ее мнению, добился успеха. Мужа затюкала, они в разных комнатах спали.

– Если не ошибаюсь, Кирилл Мефодиевич был певцом, – вспомнил я.

Инга Густавовна взяла с блюда пирожное.

– С мужчиной удивительная история случилась. Когда я к ним нанялась, Эмилия танцевала в кордебалете. Дочка у них с мужем была, Валерия, маленькая совсем. За ней смотрела нянька Ада Марковна. Кирилл Мефодиевич был концертмейстером, неделями дома отсутствовал, на гастролях был постоянно. Валерия тихой, милой росла, само очарование. Но…

Глава восемнадцатая

Моя собеседница понизила голос.

– Мать постоянно ее ругала за все. Сидит тихо с книгой сказок? Значит, угрюмая, аутистка, больная. Бегает по квартире? Житья от ребенка нет, лишь шум да гам от нее, неужели нельзя спокойно картинки посмотреть? Уж как только Эмилия девочку не обзывала, но чаще всего говорила: «Ты мой позор». В пять лет дочку с Адой отправили жить на дачу к родителям матери, а потом у Эмилии родился сын. Кирилл до этого уехал в длительную командировку, долго в Москве отсутствовал, вернулся на большом эмоциональном подъеме. Сообщил, что обучился пению. И…

Инга приподняла правую бровь.

– Поверить сложно, но вскоре его взяли в театр. Мужчина превратился в талантливого баритона. Один раз я спросила у Ады Марковны: «Почему Кирилл Мефодиевич раньше молчал? Такой голос у него! Прямо сказочный!» Гришина зашептала: «Знаю все с чужих слов. Домработница свекрови Эмилии рассказала. А той Анна Степановна в минуту откровенности выложила. Парень с детства талантлив, обладает задатками певца. Но в студенческие годы влюбился в Таню. Та из какого-то захолустья, но Господь девушке великий талант отсыпал, она прямо соловей! Кирилл красиво ухаживал, предложение сделал. Свадьбу назначили на лето. Весной Татьяна поехала на международный конкурс в Милан, победила там и… в Москву не вернулась. Вышла замуж за богатого иностранца, импресарио, осталась жить в Италии, с успехом сейчас по всему миру концертирует. Когда Кирилл об этом узнал, впал в депрессию, хотел с собой покончить. И тут ему попалась Эмилия. Мефодию и Анне она вообще не понравилась. Но сын ожил, похоже, опять влюбился, поэтому его предки прикусили языки. Пара поженилась. На свадьбе случился казус. Подвыпивший Мефодий сказал тост: „Мы думали с женой, что пожелаем счастья молодым раньше. Но судьба решила иначе. Теперь у нас есть Эмилия. И я очень рад, что не передал дорогую семейную реликвию Татьяне. Она ее недостойна. Кольцо моей бабушки, которое ей подарил на шестнадцатилетие царь Николай Второй, станет носить Эмилия. Держи, девочка“. И вручил невестке коробочку. Но та руки за спину спрятала: „Мне не нужны подарки, от которых отказалась любовница Кирилла“. И убежала! Молодожен бросился за ней, гости все начали делать вид, что ничего не случилось. Куда там! Жена сына не захотела общаться со свекровью и свекром».

Инга махнула рукой.

– Эмилия злопамятная, хуже обезьяны. Анна Степановна пропесочила мужа. Мефодий жену уважал и побаивался: та намного больше супруга зарабатывала.

Вафел улыбнулась.

– Я делю творческих людей на подвиды. Гениальные. У них, как правило, сложный характер. Мужья и жены исполнителей такого уровня должны обладать ангельским терпением. Две примы-балерины никогда вместе не уживутся. Звезда в семье одна! Но она постоянно занята, времени на склоки у нее почти нет. Да, нервное напряжение перед спектаклем гениальной личности может вылиться в скандал. Но чаще всего страдает не семья, а те, кто тесно работает с селебрити. Хотя и родным достается. Второй подвид – талантливые. Они похожи на гениальных, но попроще, работы у них меньше, гонорар пожиже. Работяги. Господь таких при рождении не поцеловал, но кое-чем одарил. Гениальная танцовщица сразу на репетиции поймет, что надо, и выполнит с блеском. Работяге придется пахать и пахать, прежде чем у нее что-то получится. И блеска тут не жди. Хорошо, технично, но чего-то нет. Ну и последние в списке – пустышки. Те, кто очень хотел на сцену, чтобы стать знаменитым, утереть всем нос. Или родители мечтали взрастить знаменитость. Вот тут горе. Пытается, пыжится, но недотягивает даже до ватерлинии работяги. Отталкивается ото дна, да никак на поверхность не вынырнет. Мефодий был из крепких середняков, таких, как он, армия. А Анна была гениальна. Понятно, к кому очередь из платных учеников змеилась? Жена была номером один в семье, муж на последних ролях, всегда супруге поддакивал, во всем с ней соглашался. Если Анна Степановна что-то хотела, то Мефодий обеими руками был «за». А в отношении мужчины наоборот. Когда он чего-то желал, вторая половина прикидывала, надо ли ей оно. Коли да, тогда Мефодий мог радоваться, ежели нет, то нет. Кирилла она так же воспитывала: уклоняться от генеральной линии, которую наметила мать, нельзя, колебаться запрещено.

Я не сдержал удивления:

– Откуда такие подробности чужой жизни знаете?

Инга засмеялась.

– Ждала, когда зададите этот вопрос. Я к Эмилии на работу попала по протекции Ады Марковны, няни Валерии. Она была меня намного старше. Мы жили в одном доме: я – в квартире под крышей, Гришина – подо мной. Дом наш построили в тысяча девятьсот втором году. С первого по четвертый этажи огромные роскошные апартаменты. А на пятом коридор и комнатки, типа общаги. У богатых людей всегда прислуга есть, вот там для нее каморки. Когда Ада нанялась к Эмилии, ей хозяйка у себя выделила комнату. Гришина свое жилье по-тихому сдала, ничего официально не оформила и очень боялась, что другие жильцы на нее настучат. Попросила: «Инга, если кто вдруг придет, начнет спрашивать, куда я подевалась, скажи, пожалуйста: „Странный вопрос. Где жила, там и осталась, вместе со своими родственниками“». Я, конечно, согласилась. А когда Эмилия очередную домработницу выгнала, Ада ей меня посоветовала. Все, что сейчас рассказываю, собственными глазами видела, ушами слышала, я не сплетница.

Инга потянулась за очередным пирожным.

– Жаль Валерию, мать ее терпеть не могла. Как отец к дочке относился, не знаю, до того как девочку на дачу сплавили, никогда их вместе не видела. Да и занят он был: утром уйдет, поздно вернется. А у Эмилии в то время карьера не задалась. Ну пляшет она в кордебалете, и что? В своих мыслях-то она Плисецкая, Уланова, Семенова. А по сути подтанцовка из последних. Да и не в Большом театре тридцатого лебедя Фокина изображала. С родителями Кирилла она насмерть поругалась и жутко злилась, когда муж с ними общался.

– Почему? – удивился я.

– Ну, во-первых, из-за выступления Мефодия на свадьбе, о чем вам уже рассказала. И Ада Марковна нашептала, что, когда сын неожиданно начал ухаживать за Эмилией, Анна Степановна занервничала, сообразила, что ей подобная невестка никак не нужна! И решила свести Кирилла с Ниной Токиной. Та вместе с Эмилией училась, но намного лучше нее во всех отношениях. Быстро выбилась в солистки, милая, скромная, вежливая.

– Ваша осведомленность впечатляет, – пробурчал я.

Моя собеседница склонила голову к плечу.

– Вы где жили в детстве?

– Вместе с родителями в кооперативном доме, который построил Союз писателей, – ответил я. – Впритык к нему стоял дом-близнец, его возвели для актеров московских театров. Был огромный общий двор, в котором разбили сквер, поставили лавочки, сделали детскую площадку, место для выгула собак. И во всех подъездах сидели лифтерши. Посторонние в райский уголок попасть не могли, вход закрывали ворота.

– А теперь скажите, если какая-то актриса или жена писателя заводила любовника, когда об адюльтере узнавала ваша мама? – прищурилась Вафел.

Я засмеялся.

– Полагаю, еще до того, как произошло прелюбодеяние, на стадии, когда дама в первый раз встретилась с тем, кто потом разрушит ее брак.

Инга кивнула.

– Вот-вот. Лифтеры, общий двор. Как ни пытайся скрыть, что к тебе, когда муж улетел в командировку, кто-то прошмыгивает в квартиру, сохранить тайну не удастся. Кто-то может стоять в своей кухне у окна и часто видеть посетителя. Весть живо разбежится по вашему двору.

Вафел криво улыбнулась.

– Эмилия выгнала маленькую Валерию с Адой Марковной в Подмосковье. Проходит время. Звонит Ада, просит: «Не приезжай неделю к хозяйке». Я расстроилась – мне платили не оклад, а по дням – спросила: «Что случилось?» Ада прошептала: «Можно к тебе зайти?» Я удивилась: «Ты в Москве? Конечно забегай». Гришина через пару минут примчалась и рассказала. На даче у деда Леры городской телефон был. Эмилия никогда няню не беспокоила, дочкой не интересовалась и вдруг трезвонит, орет: «Ты забыла взять документы девчонки! Метрику! И заявление тоже забрать надо!» Няня не поняла, о чем речь, спросила: «О каких бумагах речь?» – «Нужных для поступления в школу! – еще выше взлетела на фонтане злости хозяйка. – Девчонка пойдет в деревенскую гимназию!» Ада обомлела и тут же услышала странный звук, затем крик Эмилии: «Какого черта приперлась?» Издалека донесся голос ее сестры Леокадии: «Хотела забрать зимние вещи». – «Чтоб ты сдохла! – сиреной завыла младшая сестричка. – За каким… свое шмотье в моей квартире хранишь?» – «Они в кладовке, в подвале, – ответила Лека, – Кирилл разрешил их там оставить». Раздался странный, похожий на треск звук, и разговор прервался.

Рассказчица посмотрела на меня.

– Спасибо, – поблагодарил я ее. – Есть еще один небольшой вопрос. Если вы не имеете никакого отношения к аккаунту «Пою что хочу», то почему он привязан к вашему номеру мобильного?

– А к какому? – поинтересовалась любительница пирожных.

– Сейчас скажу.

Я посмотрел нашу переписку с Борисом и назвал цифры.

– Ой! – замахала руками Вафел. – Его украли. Вы же мне сами звонили по другому номеру!

– Верно, – согласился я. – Но ничто не мешает иметь несколько номеров.

– Это когда денег девать некуда, – вдохнула гардеробщица. – Пользуюсь самым дешевым тарифом. Тот телефон у меня украли. Очень расстроилась, даже заплакала. Пришла домой, чаю попила, захотела подружке написать, а трубки нет! В кредит новую брала! Так обидно! Значит, кто-то ее нашел и использовал!

– Вы не заблокировали номер? – изумился я.

– Заблокировать номер? – переспросила собеседница. – Нет. А надо было?

Я опустился в объяснения:

– Конечно, чтобы никто не мог рассылать от вашего имени смс. Или звонить кому-то. Счет вам придет.

– Ой! – испугалась Вафел. – Ничего о таком не знала! Плачу только за новый телефон.

– Неужели у вас на пропавшей трубке не было пароля? – недоумевал я.

– Был, – кивнула Инга. – Четыре единицы. На новом телефоне такой же. Плохо цифры запоминаю, а эти не забуду.

– Самый надежный шифр, – усмехнулся я. – Советую его поменять. И непременно заблокируйте номер, тот, который пропал.

– Конечно-конечно, – кивнула гардеробщица. – А как это сделать?

– Сейчас объясню, – пообещал я, позвал официанта и заказал даме еще латте.

Глава девятнадцатая

– Интересные сведения сообщила Вафел, но мы до беседы с ней уже слышали, что Эмилия не умеет управлять собой, – заметил Боря.

– Подождите, еще не все рассказал, – остановил я моего помощника.

В доме, где живет Эмилия, есть подвал, в котором у каждой квартиры своя каморка. Там жильцы хранят велосипеды, какие-то габаритные вещи. Московское жилье старшее поколение завещало Эмилии. Родители сестер давно перебрались за город, в Москве почти не бывали. У Кирилла с Эми фазенды не было. Ада Марковна с малышкой жили в доме старших Николаевых, в роскошном кирпичном особняке. Инга Густавовна не раз повторила, что сестры не дружили. Вернее, Леокадия пыталась наладить отношения, но Эмилия этого совершенно не желала. Какие шмотки Леки лежали в кладовке, Аде тоже не было известно.

Няня не волновалась из-за прерванной беседы. Она знала, что в момент, когда телефонный разговор заруливал не туда, куда хотела хозяйка, женщина швыряла трубку куда попало: на пол, стол, диван, кресло. Очень часто потом приходилось покупать новый телефон. Но в тот раз трубке повезло. Эми сразу перезвонила Аде, устроила той выволочку, заорала:

– Чтоб через десять минут приехала, забрала документы Валерки! Не смей опаздывать!

Дальше понеслась брань. Ада Марковна сообразила, что Эмилию кто-то обозлил, она в очередной раз сорвалась, сейчас начнет бить посуду, и живо ответила:

– Несусь.

Всем понятно, быстро из Подмосковья до центра столицы не добраться. Ада оставила Валерию под присмотром деда Георгия и помчалась в Москву, на дорогу у нее ушло почти два часа.

Когда Гришина открыла дверь квартиры, она чуть инфаркт не заработала. Все вещи в прихожей свалены на пол, около них стоит окровавленная девушка. Сначала Ада Марковна решила, что в апартаментах побывали бандиты. Но откуда незнакомка? Гришина бросилась к неизвестной особе:

– Вы кто?

– Нина Токина, хорошо меня знаете, – прошептала девица. – Пожалуйста, никому не говорите, что я тут! Не задерживайте меня, очень тороплюсь.

– Господи! Я тебя не узнала! Что случилось? Как сюда попала? Где Эмилия Георгиевна? – начала сыпать вопросами Ада.

Нина молча показала пальцем в коридор. Готовая увидеть нечто ужасное, Гришина помчалась в гостиную. Там тоже повсюду царил беспорядок, на полу валялись сорванные занавески, картины висели криво. На диване лежала Эмилия, на полу около ложа валялась пустая бутылка дорогого коньяка. Ада Марковна перепугалась не на шутку. Она решила вызвать врача, начала искать домашний телефон, номер семейного терапевта Самуила Абрамовича она помнила.

– Она не пила, – прошептала Токина, тоже войдя в комнату. – Просто облила все коньяком. Пыталась остановить ее, но не сумела. Не надо никого звать, сразу сплетни побегут. У Эмилии случилась истерика, сейчас она спит! Я бы вам помогла хоть немного тут порядок навести, но очень тороплюсь.

Гришину затрясло.

– Как вы сюда попали?

– Ну… просто мимо шла, – глупо соврала Нина, – увидела приоткрытую дверь, решила посмотреть…

– Не умеешь лгать – не начинай, – остановила балерину Ада Марковна. – Рассказывай, что тут произошло? Да побыстрее, а то вызову полицию! На тебе кровь!

Токина затрясла головой:

– Нет! Это варенье. Тут… вообще… Не подумайте, ничего у нас с ним не было. Просто гуляли. Разговаривали. Кирилл Мефодиевич очень умный. Никогда в мыслях не было его из семьи увести. Мы друзья! И все! Сегодня звонок раздался, номер неизвестный. Я ответила, а там Кирилл Мефодиевич, он зашептал: «Нина, я здесь! Тут вазы! Вазы! Помоги! Вазы! Вазы! Вазы!» И все. Оборвалась связь. Звонила, звонила – телефон выключен. Встревожилась, конечно! И пришло в голову, что Фокин один дома, ему стало плохо, упал, разбил вазу… Поспешила к нему домой. Позвонила в дверь, открыла Эмилия, тяжело дышит, прямо как собака в жару, стоит молча. Я в прихожую заглянула! А там! Все вверх дном. Вот уж испугалась! Отодвинула хозяйку, бегом по комнатам, ищу Кирилла Мефодиевича. Везде порядок, только в столовой, прихожей и коридоре разгром! Я к хозяйке: «Мне звонил Кирилл Мефодиевич!» Она захохотала: «Любовника потеряла?» Голос совсем ненормальный. Сказала ей: «Эмилечка, ты меня не узнала? Я Нина Токина. Только что твой муж звонил. Не подумай чего плохого, просто выхожу каждый вечер на прогулку, и Кирилл Мефодиевич тоже. Телефонами обменялись, больше ничего». Она опять расхохоталась, звук такой, словно ворона кашляет, и с вопросом ко мне: «И где Кирилл?» – «Не поняла, – ответила я, – он повторял: „Я там, где вазы… вазы…“».

Нина поежилась и продолжила:

– Мы стояли в гостиной, на столе вазочка с чем-то темно-красным. Все на пол скинуто, порвано, разбито, а хрустальная плошечка цела. Эмилия ее как схватит, в меня как швырнет! Я отскочить не успела, «лодочка» в грудь угодила, в ней варенье оказалось. Фокина засмеялась: «Красавица! Сейчас Кирилл домой вернется и тебе, дуре, голову открутит за то, что пришлепала к нему домой глупости про вазы болтать. Муж мой! Усекла? Мой, и только мой! Найди себе другого…» И вдруг начала шататься, сумела сделать пару шагов, свалилась на диван, захрапела. А я вышла в прихожую. Устала отчего-то сильнее, чем после репетиции, ноги не идут. Мыслей в голове нет. И тут дверь открывается. Я решила, Кирилл Мефодиевич вернулся, а это вы, Ада Марковна.

Я замолчал, потом добавил:

– За достоверность рассказа не ручаюсь, передаю со слов Вафел.

– Странное происшествие, – заметил Боря. – Можно ли доверять словам?

– Чьим? Соврать могли все: Инга – мне, Ада Марковна – Инге. Однако зачем? Любое вранье, если это не роман, не пьеса, не кино, должно иметь какую-то цель. Впрочем, у литературного произведения тоже свои задачи, главная из которых – хорошая прибыль автору.

– Есть индивидуумы, которые фантазируют из любви к искусству лгать, – возразил Боря.

– Встречаются Мюнхгаузены… – согласился я. – Дальше события потекли так. Ада Марковна попросила Нину уйти домой. Позвонила дедушке, который присматривал за Валерией, сообщила, что вернется поздно. Врача Гришина беспокоить не стала. Няня знала, что после истерического припадка Эмилия всегда впадает в глубокий сон, но длится он часа два, не больше, хозяйка просыпается в хорошем настроении и больше в этот день не грубит, не хамит. Ада Марковна решила прибраться в квартире. Когда Эмилия очнулась, домработница уже навела порядок, помчалась на вокзал и успела сесть в последнюю электричку. Это все, что узнал от Инги… Хотя, нет, она еще сообщила, что после того, как вытурила дочь на дачу, Эмилия через некоторое время родила Мариуса. В день, когда Фокина велела Аде Марковне увезти девочку из Москвы, женщина уже была беременна, но на малом сроке, внешних признаков будущего материнства у нее пока не было… Хочется кое-что уточнить.

Глава двадцатая

Я вынул телефон, нашел нужный контакт и вскоре услышал знакомый голос:

– Привет, Иван Павлович! Давно не встречались. Только не говори, что собрался родить, поэтому звонишь мне.

– Слышал, будто первому мужчине, который произведет на свет ребенка, достанется премия в миллион долларов, – засмеялся я, – но мне идея заработать таким образом капитал не близка. Дмитрий Владимирович, скажи, может ли беременная дама настолько потерять голову, чтобы устроить погром в квартире?

– Иван Павлович, кабы ты знал, что женщины творят! – ответил мой приятель, главврач роддома. – Одна моя подопечная выгнала мужа ночью в июле месяце за снегом. Захотелось ей холодненького пожевать. Супруг решил не спорить, он уже понял, сейчас не время напоминать, что на дворе лето, жара, соскреб налет с морозильной камеры и принес суженой. Времена далекие, у всех «ЗИЛы» стояли, наледи в них полно. Думаешь, будущая мать обрадовалась? Нет! Она разбила тарелку о голову супруга.

– За что? – оторопел я.

– За то, что обманул, не с улицы ей снег приволок.

– Июль стоял на дворе!

– Без разницы, пойди и найди. Другая будущая мамочка приехала рожать. Смотрю, у нее в кулачке не�

Глава первая

Гениальные люди гениальны во всем. С дураками это правило тоже срабатывает.

В кабинет вошел Борис и быстро произнес:

– Он нас покинул!

– Спасибо за радостное известие, – улыбнулся я, – главное, чтобы не вернулся.

– Мы спокойно объяснили мужчине, что частный детектив не имеет права никого задержать, отправлять на зону. А гость рассвирепел, – продолжил помощник.

– Вероятно, он не совсем нормален, – предположил я, – сейчас зима, а мужчина в шортах, бейсболке и майке. У него была куртка? Теплая обувь?

– Нет, – вздохнул секретарь. – Лет десять-пятнадцать назад мог бы насторожиться при виде личности в подобном виде, но сейчас мода разбушевалась до такой степени, что вьетнамки на меху никого не шокируют.

– Экстравагантность в одежде не удивляет, но раньше полагал, что она свойственна исключительно молодежи. Сейчас же одеваться с выдумкой начали люди всех возрастов. Помните пожилую даму в соломенной шляпе, к которой пришили вязаные «уши» с завязочками?

– Да, – тихо засмеялся Борис, – у нее вместо пальто или шубы было пончо. При взгляде на верхнюю одежду леди со мной случился приступ ностальгии. В далеком детстве, когда меня, школьника, вызывали к завучу для слушания лекции о правильном поведении пионера, я всегда восхищался богатым убранством кабинета. Бархатные гардины, тюль, а на полу ковер! У нас дома такой красоты не было.

– Обычно в гимназиях у начальства все аскетично, – удивился я, – стол, стулья, шкафы, иногда диван. В придачу самые обычные драпировки. Рулонок тогда не было, на всех окнах висели куски ткани серо-желтого цвета.

– Кабинет главного лица моей школы устлали напольными покрытиями, – засмеялся Боря. – Пончо той посетительницы очень походило на один из паласов и…

Нашу беседу прервал звонок в дверь.

– Если странный гражданин вернулся, не открывайте, – попросил я. – Дверь сломать невозможно, даже если в нее ногами бить. Он постоит и уйдет.

Боря исчез, и вскоре я услышал из холла голос Нюки, заклятой подружки Николетты Адилье, моей маменьки.

– Дорогой, – как всегда капризным тоном завела она, – где Вава?

Я со вздохом встал. С одной стороны, плохо, что нет клиентов. Частный детектив живет по принципу «сколько натопал, столько и слопал». Есть у меня работа? Следовательно, в моем кошельке шуршат купюры. Никому не нужен? Сиди, господин Подушкин, голодным. Правда, до полной нищеты я пока не доходил, потому что всегда откладываю энную сумму на черный день.

Из коридора раздался звук шагов, и с громким возгласом «Ты почему меня не встретил?» Нюка влетела в кабинет. Я чихнул. Дама, как всегда, вылила на себя ведро дорогого парфюма. Хватило бы пару раз пшикнуть на сгиб локтя! Но госпожа Волконская сродни мужчинам, у которых есть установка: «Если сам не ощущаю аромат одеколона, которым побрызгался после утреннего душа, то и остальные лишены радости его почуять». Рука парня хватает емкость… и – пшик-пшик-пшик. В результате такого субъекта весь день окутывает душистое облако, у всех его собеседников начинается кашель, а кто-то спешно принимает таблетки от аллергии. Думаете, к обеду «газовая атака» утихает? Да, через пару часов «амбре» на радость людям ослабевает. Но у такого представителя сильного пола очень часто парфюм лежит в машине или сладко спит в портфеле. Вытащить пузырек на свет божий недолго, и – пшик-пшик-пшик…

Удивительно, но страсть принимать душ из Кельнской воды чаще охватывает мужчин, чем женщин. Но уж если прекрасная дама имеет при себе флакон, то тут тушите свет и выносите иконы. Даже самый вонючий лосьон после бритья ничто по сравнению с духами, которыми пользуются девочки всех возрастов.

Как-то раз мне понравилась одна брюнетка. Я человек старой закалки, поэтому вместо харчевни с бургерами пригласил красавицу в театр. Мы заняли места в партере, и через секунду я понял, что пропал. От моей дамы, которая сидела слева, сильно пахло жасмином, а от незнакомки справа исходил аромат корицы, перца и чего-то еще. Она носила так называемый «восточный» парфюм. Впереди же устроился мужчина, который облился продукцией фирмы «Аква ди Парма». Спору нет, она производит великолепные одеколоны, но если опрокинуть на себя весь флакон, то окружающим станет плохо. Я попытался сдержать кашель, это удалось, но потом принялся чихать, был вынужден уйти из зала, а потом вообще удрать из театра. Брюнетка, естественно, обиделась, заблокировала номер телефона беглого кавалера.

Нюка сейчас пахнет сильнее, чем все мои соседи по театру, вместе взятые. Вот только умчаться не получится. Дама не обидчива, и если я ей понадобился, она не отпустит меня до тех пор, пока я не выполню все ее желания.

– Дорогой, – запела подружка маменьки, – пришла к тебе с изумительным, потрясающим, необыкновенным, восхитительным, уникальным подарком!

– Спасибо, – осторожно отозвался я, – но до моего дня рождения далеко, а Новый год прошел. По какому поводу презент?

– Дарагой, – сильно акая, снова завела Нюка, – неужели забыл, что скоро Рождество?

– Оно в начале января, – возразил я, – а у нас февраль.

Нюка заморгала, но быстро сообразила:

– Ты забыл про католический вариант?

Вот теперь объясните мне, почему я ввязался в дискуссию?

– Конфессия, признающая власть папы римского, отмечает появление Иисуса Христа на свет в конце декабря!

Дама постучала ладонью по креслу.

– Остановись! Где очередь?

– Куда? – не понял я.

– Сюда, – отрезала гостья. – Не вижу толпу клиентов! Боря!

Мой секретарь вошел в кабинет.

– Слушаю вас!

– Сколько человек посетило данный офис за прошедшую неделю? – осведомилась Нюка.

Батлер[1] не дрогнул:

– Не имею права разглашать служебную информацию.

Нюка расхохоталась.

– Мальчики! Можете раздувать щеки где и как угодно – отлично знаю, что вы сидите без денег. А я пришла с коммерческим предложением. Вава, ты участвуешь в показе мегапопулярного модельера. Занятие необременительное. Пара примерок, потом несколько проходов во время шоу.

Я потряс головой.

– Показ мод?

– Да, правильно понял! – обрадовалась Нюка. – Но неправильно, что все показывает мужчина! Определенно нужна женщина! Я!!!

И тут у меня затрезвонил телефон. Я скосил глаза на свой мобильный. Ох, не зря народ придумал поговорку «Беда не приходит одна». На проводе маменька.

– Ответь, – велела Нюка. – Судя по гримасе на твоем лице, тебя разыскивает Никки. Немедленно ответь!

Я взял трубку:

– Слушаю.

– Сколько можно ждать, пока ты соизволишь отреагировать? – сразу пошла в атаку маменька. – Нюка приехала? Немедленно гони ее! Хочет примазаться к моей идее!

Я ощутил себя мухой, которую старательно окутывают паутиной два больших паука. От одного несчастная Цокотуха еще способна удрать, но вот от пары ей вряд ли удастся унести лапы.

– Не смей соглашаться! – гремела маменька. – Это моя идея! Если скажешь Нюке «да», прекращу с тобой разговаривать.

Хорошо бы так! Перспектива не слышать по десять раз на дню вызовы от маменьки меня не пугает, а радует. Вот только слова «прекращу с тобой разговаривать» не означают, что маменька включит режим молчания. Все наоборот. Она скажет всем-всем своим знакомым: «Вава не захотел помочь мне, ладно, я привыкла к его невнимательности. Но Нюка! Бедная моя подружка из-за того, что Вава решил использовать ее, с инфарктом, инсультом и гриппом вот-вот угодит в больницу». И что потом случится? На мой телефон вмиг упадет ливень сообщений типа: «Какой ужас!», «Нюка очень любит тебя, Никки тебя обожает, ты ранил их в самое сердце». Дамы и небольшое количество примкнувших к ним мужчин не удовлетворятся рассылкой текстов, примутся названивать. У меня есть выбор: некоторое время побыть в роли дурака на каком-то мало кому нужном модном показе, и конец истории, – или потерять покой на долгое время, постоянно становиться главным героем бесед на якобы великосветских раутах, выслушивать бесконечные упреки… Конечно, мало-помалу волна общего возмущения спадет. Но потом всю дальнейшую жизнь Зюка, Люка, Мака, Кука и другие члены обширной маменькиной компании станут обращаться ко мне: «Вава, зная, что ты отказал бедным Нюке и Никки в их крохотной просьбе, все же рискну спросить…» И вот этот оборот речи останется у них навсегда.

Я посмотрел на Нюку:

– Пока не знаю, что должен делать!

Нюка вскочила.

– Когда Николетта расскажет тебе о показе коллекции, сразу говори, что согласишься на все, только если меня пригласят.

Глава вторая

– Вы в самом деле собрались участвовать в дефиле? – уточнил Боря, закрывая за гостьей дверь.

– Есть другой вариант? – задал я свой вопрос.

– Если учесть все возможные и невозможные последствия отказа, то нет, – вздохнул помощник.

И тут зазвенел домофон.

– Нюка вернулась. Что-то забыла или не договорила, – пробормотал Борис и ушел.

Я вздохнул, тоже отправился в холл и увидел молодую женщину. Незнакомка тихо спросила:

– Детектив Подушкин здесь принимает?

– Да, – кивнул Боря. – Входите, пожалуйста. Не надо разуваться.

– Вы Иван Павлович? – продолжила незнакомка. – У меня есть обувь с собой. Не могу в грязных сапожках в помещение входить.

Борис улыбнулся:

– Редко кто приходит со своими туфельками.

– Добрый день, – кивнул я, – Иван Павлович к вашим услугам.

– Валерия Фокина, – представилась женщина.

– Рад знакомству. Пойдемте.

Очутившись в кабинете, Валерия села в кресло и, не дожидаясь моего вопроса, заговорила:

– Извините, но придется начать издалека, иначе вы просто не поймете суть дела. Мои родители, Эмилия Георгиевна и Кирилл Мефодиевич Фокины, никогда не нуждались. У папы уникальная судьба. В моем раннем детстве он был концертмейстером, причем замечательным. А когда я из деревни вернулась, папа стал певцом! Да каким! Потрясающий баритон! Вообще-то, подобная метаморфоза маловероятна. Кое-кто из артистов сравнивал отца с Романом Сладкопевцем[2]. Ой, давайте по порядку. Мама была балериной. И при советской власти, и в перестройку, и в дальнейшие времена родители всегда были востребованы. Наша семья никогда не нуждалась. Старшие ее члены получали хорошие деньги, не бросали их на ветер. И никогда не занимались всякими махинациями.

Валерия положила ногу на ногу.

– У нас был сосед, тоже оперный певец, любимец политической элиты тех лет. Он приобрел недоступный всем «ГАЗ-24», потом втихую продал за две цены мандариновому королю из Кавказского региона. А тот сделал продавцу-москвичу справку, якобы у солиста угнали машину, когда он решил продать ее. Воры не справились с управлением на одном из крутых горных поворотов, машина свалилась с шоссе и развалилась.

Я не сумел скрыть улыбку.

– Понимаю, смешно, – кивнула посетительница, – но торговец цитрусовыми в те далекие годы был миллионером. Тогда это было намного круче, чем сегодня миллиардер. Баритона пожалели, выдали разрешение на сей раз на бесплатное получение нового средства передвижения. Такими благами пользовались певцы, актеры, писатели, творческая интеллигенция из разряда особо любимых власть имущими. Понимаете, что получилось?

– Новый автомобиль плюс сумма, равная его покупке, от владельца мандариновых плантаций, – подвел черту Боря. – Миллионер же навесил другие номера и спокойно катался на «умершей» «Волге».

– Верно, – согласилась Валерия, – двойной шоколад. Мои родители никогда подобным не занимались. «Спим спокойно, потому что у нас чистая совесть. Нехорошо, когда тебе завидуют», – говорил папа. Жили мы на Тверской, из наших окон, как в стихотворении, площадь Красная была видна[3]. И до сих пор мама там обитает. Меня не баловали. Домработница приходила два раза в неделю, стирала, убирала, готовила. Думаю, так рано родители не собиралась заводить детей. Возможно, хотели подождать, пока мама выйдет на пенсию – у балерин она обычно в тридцать семь – тридцать восемь лет. Но получилось иначе. Я появилась на свет, когда маме было двадцать – самый расцвет для танцовщицы. И тут нате! Беременность! Мама решила сделать аборт, побежала к гинекологу, а тот развел руками: «Срок четыре месяца с половиной. Операция под запретом. Конечно, можете найти Джека-потрошителя, который все сделает, но последствия непредсказуемы. Как организм отреагирует на варварское вмешательство? Чем заплатите? Дальнейшим бесплодием? Проблемами со здоровьем? Гормональными нарушениями?» Мама сначала не поверила врачу: «Какие такие четыре с половиной месяца? Меня не тошнит, настроение прекрасное. На соленые огурцы с вареньем не тянет, усталости нет. Месячные только сейчас прекратились! Живот не увеличивается». И пошла к другому доктору. Тот подтвердил слова коллеги, ответил на все вопросы. Течение беременности индивидуально, тошнота не обязательна, балерины каждый день испытывают огромные физические и эмоциональные нагрузки, поэтому усталость тела для них – просто привычная жизнь. Мышцы у танцовщицы стальные, удерживают живот лучше бандажа. Делать нечего, родилась я!

Валерия опустила голову.

– Откуда знаю об идее убить меня, нерожденного младенца? У родителей были бурные отношения, мама вспыхивает как спичка. Скажет отец фразу, которая жене не по нраву, она вмиг кричит: «Я тебя к себе не привязывала! Не думай, что нарочно забеременела, дабы выйти за тебя! Случайно получилось! Вообще не желала матерью становиться, когда надо танцевать! Пошла на аборт!..» – и всю историю выкладывала. А я всякий раз пугалась до жути! Убегала плакать в свою комнату. Один раз папа зашел, засмеялся: «Соседи приходили, у них с потолка вода льется. Всю нашу квартиру обошел – сухо. Заглянул в детскую – лужи на полу! Хватит рыдать! Кто тебя обидел?» – «Мама хотела меня убить», – ответила я. Отец сел рядом: «Неправда! Врет она! Почему? Не желает, чтобы я думал, что она страстно хотела семью и забеременела ради этого. Делаю вид, что верю ей. Успокойся, не собирались тебя жизни лишать. Но для твоей матери на первом месте сцена. Вот с этим тебе придется смириться навсегда».

Валерия пожала плечами.

– Папа оказался прав. Через четыре месяца после моего появления на свет мама возобновила репетиции! У нее железная воля, адское трудолюбие, было бесконечное желание стать звездой. А желание возиться с младенцем, кормить грудью отсутствовало. Меня, новорожденную, отдали няне Аде Марковне Гришиной.

Валерия посмотрела на меня.

– Вам, мужчине, трудно понять, какое счастье испытывает женщина, став матерью. Но есть представительницы слабого пола, которым ребенок вообще не нужен. Только не подумайте, что меня морили голодом, одевали в лохмотья. Нет-нет! Я жила в просторной детской, никогда не голодала, у меня были игрушки, книги. И любимая Ада Марковна. Я родителей почти не видела: папа с мамой часто уезжали на гастроли. Мечтала о щенке. Просила собачку у Деда Мороза, но тот упорно притаскивал кукол. Бабушка по линии мамы долго болела и скончалась, а вот дедушка, Георгий Семенович Николаев, меня любил, часто забирал к себе в загородный дом. Огромный трехэтажный особняк у него был, у меня в нем имелась детская. И ради меня дедушка завел щенка. Насовсем меня отправили к нему жить, когда я отметила пятилетие. Через год мама решила готовить меня в балетное училище. Меня привезли из деревни в Москву, нарядили в парадное платье, причесали, и мама привезла меня в какой-то дом. Там незнакомая женщина отвела меня в комнату с зеркалами и деревянными палками вдоль стены, попросила сделать несколько упражнений. Потом мы отправились домой. Мама почему-то рассердилась на меня, всю дорогу ругала, обзывала коровой. А когда после работы вернулся папа, кинулась к нему: «Никаких способностей! Ноги не балетные, фигура тоже. Ну кто мог подумать, что у нас такое „чудо“ родится!» Отец, как всегда, очень спокойно ответил: «Не каждой дано стать Одеттой-Одиллией. Завтра отведу ее к Сусанне Иосифовне. Возможно, подрастает гениальная пианистка, скрипачка или обладательница уникального голоса!» На следующий день я оказалась в большой холодной комнате, где милая бабушка нажимала на клавиши рояля, просила повторять звуки. «Хорошо, дорогая, – говорила она, – умница. Попробуй еще раз». Потом Сусанна Иосифовна попросила: «Знаешь какую-нибудь песенку? Исполни, пожалуйста». Я завела «В лесу родилась елочка». Когда мы вернулись домой, мать осведомилась: «Ну как?» – «Медведь нам на ухо не наступил!» – радостно ответил папа. «О-о-о! – обрадовалась супруга. – Сусанна ее возьмет?» – «Медведь Лере на ухо не наступил, – повторил отец, – он просто сел на девочку весь, целиком. Хмелева посоветовала отдать ребенка в плавание». – «Вот только спортсменки мне не хватало! – взвилась мама. – Все физкультурники – идиоты!»

Глава третья

Валерия усмехнулась.

– Уже говорила, что в пять лет меня отправили жить на дачу к дедушке Георгию, отцу мамы, и мы с няней в Москву долго не возвращались. Уж не знаю, каким образом родители договорились, но я стала ходить в сельскую школу. В классе было двенадцать человек, никто не блистал талантами и успехами в учебе. А вот меня учительница Елена Васильевна похвалила: «Лерочка лучше всех читает вслух». У меня от таких слов прямо крылья выросли. Детей за партами было немного, педагог могла каждому уделить время. Я освоила арифметику, начала писать без ошибок, стала получать четверки, а порой пятерки. И главное! У Елены Васильевны был муж Сергей Петрович Волков – художник, иллюстратор детских книг. Он вел у нас рисование. Мне предмет не особо нравился, потому что неинтересный. Стоит ваза, надо ее запечатлеть. Я быстренько все на бумаге изображу и сижу, скучаю. Один раз педагог сел около меня: «Знаешь, Лерочка, у тебя определенно есть талант. Но, похоже, тебе неинтересно заниматься. Прими совет. Попросили изобразить вазу. Скучно, да? А ты представь, что она живая. Какой у нее характер? Внешность? Кто вазочка по профессии? Пофантазируй. И нарисуй такой сосуд». Я призадумалась, вернулась домой, взяла альбом и придумала семью ваз. Папа полный, в костюме, мама стройная, в платье, дочка у них есть, на один бок кривая. На следующий день Сергей Петрович увидел мою работу, пришел в восторг: «Леруся! Да ты готовый художник!» Этими словами он словно кран отвернул. Я начала запоем рисовать, просто утонула в мире фантазии. У меня появилась страна, где жили сковородки, чашки, ложки, тарелки, стаканы, каждый предмет со своим характером.

Валерия сложила руки на груди.

– Один раз Сергей Петрович взял мои работы, куда-то уехал. Вечером Ада Марковна уложила меня в кровать. На улице жара, в детской открыто окно. Спать совсем не хотелось, я лежу, смотрю в потолок и вижу: лужайка, на ней веселятся забавные собачки с крыльями. Щенки-феи! И в голове вдруг голос заговорил: «В Стране Радости живут необыкновенные животные».

Рассказчица улыбнулась.

– Учтите, мне тогда только восемь лет было, недавно первый класс окончила. Писать уже умела, но буквы выводила медленно. А голос такой настойчивый, он рассказывает, рассказывает… Я вскочила, села за стол, начала рисовать то, что слышала. Сижу у распахнутого окна, и тут бас Сергея Петровича: «Неудачно съездил!» – «Эмилия вас выгнала?» – осведомилась Ада Марковна. «Ну, не так грубо, – засмеялся мужчина, – интеллигентно избавилась. Рисунки смотреть не стала, объявила: „Валерия полностью лишена какого-либо таланта, никаких иллюзий в отношении этого неудачного ребенка не имею. Вот Мариус – тот другой, он все мои надежды оправдает. Крошка совсем, а ясно: гениален“». У мамы с папой, оказывается, сын родился, назвали его в честь великого балетмейстера Мариуса Ивановича Петипа. «Не знаю, почему Эмилия дочь терпеть не может, – вздохнула няня. – Лера хорошая. Ну, неуклюжая немного, слуха музыкального нет. Но это не повод ребенка без конца шпынять! И она замечательно рисует, у малышки есть творческая жилка. Просто мать ее не любит».

Рассказчица сложила руки на груди.

– Я уже поняла, как ко мне мать относится, она открыто неприязнь показывала. Отца тоже нельзя было назвать ласковым. Он меня до отъезда к дедушке никогда не обижал, не целовал, хороших слов не говорил. Но и не ругал, не кричал на меня, как мать. Просто чаще всего не замечал меня. Да и дома редко был, постоянно на гастролях. Но я не страдала от такого отношения старших. Рядом были Ада Марковна и дедушка Гео! Имя «Георгий» я не сразу стала выговаривать, сократила его. Иногда к нему приезжала дочь Леокадия – мамина сестра, моя тетя Лека. Она мне говорила: «Не переживай, если кто-то начнет смеяться, что ты не понимаешь математику. Я не выучила таблицу умножения, но это не помешало мне по всему миру с гастролями летать и везде овации собирать. У каждого свой талант. Ты не танцовщица, ты художница!» В Москву мы вернулись, когда я окончила второй класс. Очень не хотела уезжать, но пришлось, потому что сельскую школу закрыли. Чтобы дальше учиться, пришлось бы ездить в Москву. Вставать в пять утра, чтобы успеть на первую электричку. Не знаю, как Аде Марковне удалось уговорить маму, но в августе мы перебрались на Тверскую. С Сергеем Петровичем я связь не потеряла, звонила ему постоянно – у него дома был телефон. Волков часто приезжал в Москву, приходил во двор нашего дома, смотрел мои работы. Он же посоветовал после окончания школы поступать в Строгановку. Но маму мои успехи на ниве художника не радовали. Она полностью растворилась в Мариусе. Вот он оправдал все ее надежды: обладал стопроцентным музыкальным слухом, поступил в балетное училище. Мать взахлеб рассказывала всем о талантах мальчика. Меня же она без устали ругала. Но я привыкла к брани, воспринимала ее как припев. А вот отец!

Валерия улыбнулась.

– Не поверите! Он кардинально изменился. Стал певцом. Гениальным! Голос чарующий, волшебный. Его приняли в труппу известного театра, народ ради того, чтобы услышать его, кассы ломал. Мама, кстати, тоже добилась своего – получила сольные партии. Она уже была не «девушкой на пятой линии у задника», а солисткой. Но долгожданное карьерное повышение не сделало ее добрее ко мне. Я помойное ведро для слива ее негативных эмоций. А отец вдруг начал меня нахваливать, ему нравились мои рисунки. Папа мог меня обнять, поцеловать. Если мать при муже кидалась на меня, супруг говорил: «Так! Хорош! Выключила собаку!» И мать замолкала. Школу я окончила, поступила в Строгановку – Сергей Петрович с кем-то поговорил, и меня приняли. И вот тогда в моей жизни внезапно началась полоса удач. Мне, первокурснице, предложили ставку художника-мультипликатора. На студии не побоялись связаться со студенткой. Чтобы оформиться на работу, я перевелась на вечернее отделение. Потом одно издательство пригласило иллюстрировать детские книги. Дальше больше. Я наступила на горло комплексу неполноценности, показала редактору, от которого получала рукописи для создания рисунков, свою сказку про страну животных-фей. И вышла моя книга! Текст и рисунки Валерии Фокиной! Показала ее родителям, мама усмехнулась: «Ты что-то накропала? Вот Мариус участвовал в балетном конкурсе». Ну, я ничего другого не ожидала. Отец же обрадовался: «Молодец, Лера! Ты нашла себя, рад, что ты стала писателем и художником». Я замерла. Отец меня при матери похвалил! Ну, сейчас супруга папу уничтожит! И точно! Мама затеяла кричать: «Да как можно сравнивать труд балетного премьера с чирканьем ручкой по бумаге и размазыванием по ней красок? Кому это надо?» – «Любая работа почетна, – возразил отец. – Давай поздравим Валерию с успехом. Кстати, художники хорошо зарабатывают». – «Рада за них, – фыркнула мать. – Вот Мариус исполнял на конкурсе сложную…» – «У дочери вышла книга, которую она сама проиллюстрировала, – перебил ее муж. – А Мариус пока не может похвастаться успехом: из двадцати семи участников он занял почетное последнее место. Называть парня премьером преждевременно. И ему пока всего ничего лет! Непонятно, что из зелени вырастет».

Валерия закрыла лицо ладонями.

– Что тут началось! Я убежала в свою комнату. Через какое-то время туда влетела мать, наговорила мне много хорошего. Потом появился папа и без всяких экивоков задал вопрос: «Знаешь, что Ада Марковна завещала тебе свою квартиру?» Я онемела! Няня умерла не так давно, у нее не было семьи, родных, она всегда очень хорошо относилась ко мне. Но я и подумать не могла, что она отпишет мне свое жилье. Мать накинулась на мужа: «Кто тебя просил ей все докладывать? Хоромы должны достаться Мариусу! Я их отсужу! Они мои по праву!» – «С какой стати? Прав в данном случае у тебя никаких, – отрезал отец. – Мы не родня Гришиной! Квартира принадлежит Лере. Почему ты ей об этом не сказала?» Мама помолчала, потом неожиданно сменила тон: «Просто забыла, очень из-за балетного конкурса переживала».

Глава четвертая

Валерия провела ладонью по лицу.

– Ада Марковна появилась на свет в столице, все ее предки были потомственными москвичами. Детей в семье, кроме нее, не было. Поэтому ей одной достались огромные апартаменты в Глазовском переулке. Это Старый Арбат, из окон пятикомнатного жилья видно здание МИДа, совсем рядом шумит Садовое кольцо. Не самое лучшее место для жизни – шумно, грязно. Мои родители живут в самом начале Тверской. А у бабушки с дедушкой по линии папы была «трешка» неподалеку от Московской консерватории. Анна Степановна преподавала вокал, Мефодий Кириллович был концертмейстером. Они не были классическими дедулей с бабулей, которые занимаются внуками. Бабушка была вся в работе, у нее студенты, частные уроки. К сыну в гости они не приходили никогда! Но меня к себе приглашали, я у них бывала и дома, и в ресторане на днях рождения. Собиралась толпа народа. Меня наряжали, причесывали, велели молча стоять в холле около няни, всем улыбаться. Когда приходила пора садиться за стол, Ада Марковна уводила меня домой. Почему к нам родители отца не заглядывали? Я не знала. Но один раз, когда я уже была старшеклассницей, няня проговорилась, что старшее поколение терпеть не может жену сына, потому что та без роду и племени, обманом в приличную семью влезла, вынудила мальчика на себе жениться. Кстати, мама никогда не участвовала в приемах, которые проводились в ресторанах.

Валерия начала накручивать на палец прядь волос.

– Отвлеклась немного, простите. Когда Ада Марковна скончалась, мне и в голову не пришло поинтересоваться, кому досталась ее квартира, не думала о жилье Гришиной. И вдруг новость: я владелица ее хором. Я сходила к юристу, тот объяснил, что в течение шести месяцев кто-то может заявить свои права на наследство. Но так как завещание составлено в мою пользу, особо волноваться не стоит. А я уже ухаживала за могилой Ады Марковны. Няню похоронили на Ваганьково, у нее там лежат все родственники. Конечно, знала, что ее апартаменты в плохом состоянии, и когда стала их владелицей, поняла, что требуется масштабный ремонт. Встал вопрос: где денег взять? Получала хорошую зарплату, но чтобы не жить около мамы, снимала квартиру – большая часть получки уходила хозяйке однушки. Ну и пришла в голову мысль продать подарок няни, купить в Подмосковье дом с участком, поселиться там. Смогла бы исполнить мечту детства, завести собаку, да не одну, и кота в придачу. В основном работала дома, животные скучать не стали бы. Накопила бы на небольшую машину…

Валерия отвернулась к окну.

– Обратилась в риелторское агентство. Дальше как по маслу покатило! Нашлись три покупателя. Один предложил самые выгодные условия: обмен его нового коттеджа в хорошем поселке в пятнадцати километрах от Москвы на мою квартиру плюс сумма, на которую можно купить бюджетную иномарку. Оформили сделку. Взяла кредит на мебель, въехала! Вот оно, счастье! С родителями не ругалась, но наше общение почти к нулю свелось. Квартира родителей отца досталась Мариусу. И это справедливо. Московские апартаменты моего дедушки Гео отошли Леокадии. Каким образом моя мать оказалась на Тверской? Моя бабушка, жена дедушки Георгия, умерла рано. Вдовец впал в депрессию, начал говорить и о своей скорой смерти. На тот момент и тетя Лека, и моя мать совсем молодые были. Отец им сказал: «Предлагаю вам выбор. После моей смерти одна из вас получит мое московское жилье со всем содержимым. А другая станет обладательницей хором в любом районе Москвы. Только решать надо сейчас, пока есть возможность эти самые хоромы как бы бесплатно получить. Ну?» – «Не хочу жить в старой квартире, – закапризничала Эмилия, – мне нужны апартаменты на Тверской». Леокадия же произнесла другие слова: «Папочка, я останусь там, где прошло детство». Она не стала спорить с Эмилией, и та потом въехала в квартиру на Тверской. Лека постоянно была на гастролях. Когда свое оттанцевала, стала хореографом и снова начала разъезжать по разным городам-странам. Но о папе не забывала, всегда привозила ему вкусный сыр, чай, лекарства, одежду. Когда дедуле совсем плохо стало, мы с тетей Лекой его постоянно навещали, не давали скучать. И Леокадия наняла отцу сиделку с проживанием – тот никогда один не оставался. Вот еще интересный факт. Когда отец заболел, Лека и к нему забегать стала. Носила маминым свекру и свекрови хорошие конфеты, гулять их вытаскивала. Заботилась о них, как родная дочь, а ведь они ей никто! И тетя обрадовалась, когда узнала, что бабушка Анна завещала свои апартаменты Мариусу. Бабушка пережила мужа, но вечно никто не живет. Во время поминок свекрови мама вся нервная была – понятно, с трудом сдерживается, чтобы скандал не устроить. Очень ей хотелось поорать, а нельзя. Бабушка до последних дней преподавала, народу собралось ее проводить уйма! Можно сказать, весь цвет оперного пения, и не только России. Вот мама и стиснула зубы. Отец был спокоен, если не сказать радостен. К нему с соболезнованиями подходят, он унылое лицо делает. Но едва человек отойдет, папа телефон хватает, с кем-то переписывается. И вид у него становится как у кота, который славно пообедал.

Валерия неожиданно замолкла, потом молитвенно сложила руки.

– Пожалуйста, простите за ненужные воспоминания! Перехожу к делу. Все началось в прошлом году. У меня был день сдачи работ в «Союзмультфильме». Поехала туда, до обеда обсуждала свои работы, потом говорила о новом проекте. И тут звонок на мобильный. Меня разыскивал брат. У меня сердце екнуло. Мы с Мариусом поддерживаем хорошие отношения, но друг другу совсем чужие. И прямо крик из трубки: «Лера, приезжай скорее, матери совсем плохо!» Естественно, я понеслась домой к маме. Кто дверь открыл? Не помню. Голос сказал: «Ты отца убила». Потом стакан в руке оказался. Выпила воду. Кто ее принес? Не знаю. И тут мать перед глазами, хватает меня за руку, впихивает в комнату, визжит: «Смотри, что ты наделала! Ты во всем виновата!» Я обомлела. Мать вопит, пахнет чем-то противным, вроде сладкого протухшего мяса, дышать нечем, в ушах звенит, сил почему-то нет, спина вдруг похолодела, закружилась голова, ноги подкосились… Больше ничего не помню.

Посетительница замолчала, мы с Борисом тоже не произносили ни слова. Фокина потрясла головой.

– Дальнейший мой рассказ покажется вам фантастическим романом. Но это правда. Очнулась в незнакомой комнате, лежу в кровати, захотела встать – не могу, руки-ноги привязаны к постели. Начала кричать. Появилась крепкая женщина, высокая, прямо огромная, и неожиданно ласково спросила: «В себя пришла? Ты в клинике. Не нервничай. Если что надо, скажи». Я ей ответила: «Хочу в туалет, но меня почему-то привязали». – «Так положено, – кинулала незнакомка. – Натворила ты, девка, дел. Судно сейчас подам. Затем поговоришь с доктором. Не бойся, он умный, добрый. А потом поглядим, как станут события развиваться».

Валерия сложила руки на коленях.

– Не стану грузить вас описанием своих чувств. Суть такова. Мать рассказала, что я пришла к ней домой и словно с ума сошла, затеяла скандал, орала на нее. Отец вмешался, я что есть сил его толкнула, он начал падать, ударился головой о консоль и умер. Мариус плохо помнит, что произошло, он очень испугался. Мать же утверждает, будто я, поняв, что убила отца, кинулась к аптечке, вытряхнула разные лекарства, проглотила их, запила водой, сказала: «Сама себя накажу за смерть папы», – и рухнула без чувств. Что в этот момент делал сын, мать не в курсе, потому что сама потеряла сознание. Мариус ничего сообщить не может, на диване сидел, голову руками обхватил, глаза закрыл. Я кричала: «Моя квартира! Ты никогда не была родственницей Ады Марковны». Мать в ответ: «Марк, отец Гришиной, родной брат моего папы. Я тоже наследница». И тут я превратилась в фурию, бросилась на женщину. Мариус кинулся к маме, отец – ко мне… Дальше версии совпадают: я отпихнула отца, тот упал головой на угол консоли.

Валерия потерла лоб.

– У кого угодно спросите, я никогда не дерусь. Даже в детстве в песочнице я предпочитала отдать ведерко, а не лупить им другого малыша. Почему в тот день продемонстрировала яркую агрессию? По какой причине почти ничего не помню? У меня диагностировали реактивный психоз. Отца похоронили, понятно, что я в траурной церемонии не участвовала. Меня поставили на учет в психдиспансер. Заперли в клинике надолго, вышла пару месяцев назад. Сейчас мать меня ненавидит еще сильнее, чем раньше. Мариус от меня не отказывается, он со мной мило разговаривает. Живу за городом в своем коттедже. Издательство никак не отреагировало на нахождение автора в сумасшедшем доме. Редактора волнует лишь одно – сдам ли вовремя рукопись. Я, вроде, начала в себя приходить. Но недавно позвонил Мариус, предупредил, что он с мамой теперь не живет, обосновался в апартаментах, которые ему завещала бабушка Анна Степановна. Но каждый день навещает мать. Она сыну сообщила, что легко докажет, будто я больна и опасна для окружающих. Мать добьется опеки надо мной, засунет опять в психушку, запрет там навсегда. Я убила отца и могу лишить жизни других людей. Пожалуйста, докажите, что я не лишала жизни папу.

Валерия упала лицом в юбку.

– Помогите! Я нормальная! Поговорите с Леокадией Георгиевной, она тоже из балетных, всегда хорошо относилась ко мне. Меня в детстве хвалила, потом очень радовалась моим успехам на писательском поприще. Честное слово, не убивала отца! Я его любила!

– Какие у вас отношения были в детстве с братом? – поинтересовался Борис.

– Какие? – переспросила посетительница. – Никакие. Мама всегда подчеркивала, что я бездарь, а Мариус гений. Но поскольку позором семьи меня объявили задолго до появления мальчика на свет, в голове у меня не было мыслей, что брат виноват в нелюбви родителей ко мне. В детстве особой дружбы между нами не было. Да и откуда ей взяться? Разница в возрасте исключила совместные игры. Затаила ли обиду на Мариуса, когда мать не оценила мои первые литературные и художественные успехи? Нет. Давно знала, что мама меня не любит, предмет ее самых нежных чувств только сын.

– Зачем Эмилии Георгиевне квартира Ады Марковны? – спросил я. – Если правильно понял ситуацию, она сейчас одна владеет дорогими апартаментами на Тверской.

– Не знаю, – прошептала посетительница. – Мать очень любит деньги. В раннем детстве я считала себя во всем виноватой. Я не балерина, не певица – не такую девочку хотели родители. Я старалась, но у меня ничего не получалось. Потом повзрослела, поняла: меня просто не любят. Почему? Потому что на свет родился не тот ребенок, которого хотели. А уж затем, став взрослой, осознала: моей вины-то нет! Да, не балерина, не певица, не каждому отпрыску оперных див и балетных премьеров достается талант старшего поколения. Сама мать балерина из последней десятки, она не Плисецкая, не Уланова, не Максимова… Просто танцовщица, не гений. Она одна из! Не великая! С отцом та же ситуация. Для простого человека, никак не связанного с искусством, тот, кто поет на оперной сцене, – звезда самой яркой величины. В принципе, верно, откровенный шлак в солисты не попадает, а вот середнячок, да еще если кто ему поможет, там окажется. Давайте вспомним Лучано Паваротти, Андреа Бочелли, Пласидо Доминго, Дмитрия Хворостовского, Леонида Собинова, Сергея Лемешева, Владимира Атлантова. В этом списке нет и не будет Кирилла Фокина. Прекрасный певец, голос чарующий, но не гений. Но я-то ни в чем не виновата, у детей своя дорога! Пожалуйста, докажите, что не убивала отца! Не знаю, что случилось! Ничего не помню! Но не могла так сильно пихнуть папу, что он с ног свалился! Отец был под два метра ростом, веса за сто кило. Гляньте на меня! Метр шестьдесят два, сорок пять килограммов. Разве сумеет мышь гору опрокинуть?

Когда мы проводили клиентку, Борис сказал, закрывая дверь:

– Вспоминаются слова из «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова: обыкновенные люди, квартирный вопрос только испортил их. Извините, если не дословно процитировал.

– Да уж, – вздохнул я. – История странная, запутанная. Попробуем разобраться. И…

Раздался звонок домофона, батлер глянул на экран.

– Пришла ваша матушка, с ней какой-то мужчина.

– Очень хочется прикинуться дохлым голубем, – пробормотал я, – но номер не пройдет.

Звонок опять занервничал.

– Пойду в кабинет, – решил я. – Впустите их, когда окажусь в рабочей обстановке.

Глава пятая

– Наконец то! – сердито произнесла маменька, влетая в комнату. – Эдичка! Сюда.

Перед моими глазами предстал парень, наряженный в розовый пиджак, зеленую рубашку, синие брюки и оранжевые ботинки.

– Вава, знакомься, перед тобой Эдуард Трубецкой фон Блюмен, – завела маменька, – племянник Карла Сергеевича Волконского, мужа Элен, дочери его жены от пятого брака.

Трубецкой фонд Блюмен? Интересное сочетание фамилий. С Карлом Сергеевичем Волконским я знаком шапочно, видел его пару раз на каких-то тусовках. Пассаж «муж Элен, дочери его жены от пятого брака» звучит загадочно. Но не следует сейчас терять время на выяснение, чья супруга Элен и кто многократно сходил в загс.

– Рад встрече, – старательно улыбнулся я.

– Борис! – закричала маменька.

– К вашим услугам, – поклонился мой секретарь.

– Мы пришли, – ринулась в атаку маменька. – Ни чая, ни кофе! В чем дело?

– Жду ваших указаний, – ответил Боря.

– Хорошая прислуга сама знает, что принести! – взвилась маменька. – Ты уволен. Исчезни с глаз долой.

Боря молча ушел.

– Эдичка, рассказывай, – уже иным тоном заговорила маменька.

Парень, сильно жестикулируя, начал доклад:

– Коллекция одежды, которую создала госпожа Адилье, гениальна и проста. Простота гениальная. Гениальность в простоте.

Я кивнул. Значит, маменька теперь модельер.

– Моя задача – воплотить нечеловечески красивые и оригинальные вещи в тканях и других материалах, – продолжил Эдуард. – Компронэ?

– Компронэ, – кивнул я.

– Вава! – воскликнула маменька.

Я прикинулся дурачком.

– Что?

– Слушай молча, не перебивай Эдди, веди себя прилично, – прошипела маменька.

– Мне задали вопрос: «Компронэ»? Невежливо промолчать.

– Бархат, парча, хлопок, другие материалы хороши, но они используются всеми, – продолжил Трубецкой фон Блюмен. – Ну чем оригинально платьишко из хлопка? Это же платьишко из хлопка! В таких ходит метростадо.

– Метростадо? – удивился я. – Никогда не слышал про такой город.

– Стадо пассажиров метро, – уточнил Эдди. – Они как обезьянки. Никакого самовыражения. Один купил себе рваные джинсы, через неделю все в такие нарядятся. А у госпожи Адилье оригинальность с ноткой юмора. Ее коллекция носит название «А пошли пожрем».

– «А пошли пожрем», – повторил я, – необычно.

– Рад, что уловили суть! – обрадовался Эдуард. – Уникальная одежда! Для любого сезона, возраста, для каждой фигуры. Не являюсь фанатом боди-позитива. На мой взгляд, бегемот в обтягивающем платье – антисанитарное зрелище. Но мне не по вкусу и заморенные голодом кузнечики, которые шагают по «языку», шатаясь на ножках комара. Итак! Для вас три лука.

Я сидел с приклеенной улыбкой. Три лука? Один репчатый, второй зеленый, а третий какой? И что мне с ними делать?

– Первый! Жареная курица, – продолжил модельер. – Как вам такое?

Мне предстоит пройтись перед публикой, неся в руках блюдо с готовой цыпой, которую окружили головками лука?

– Без проблем, – кивнул я.

– А вы мне нравитесь, – улыбнулся фон Блюмен, – не капризничаете, демонстрируете настоящее мужское отношение к вопросу. Пацан пообещал – пацан сделал. Сейчас такое редкость. Второй лук! Черная икра! Согласны?

Я молча кивнул. Нет труда сбегать туда-сюда с банками.

– С вами отлично иметь дело! – восхитился Эдик. – Надеюсь, третий лук так же быстро утвердим. Латтэ! Это такой кофе! Как вам?

– Согласен, – ответил я.

Трубецкой фон Блюмен бросился к Николетте:

– Дорогая, он замечательный, восхитительный, характер ангельский, внешность Аполлона, спасибо за расчудесного Ива!

Я попытался понять, кто такой Ив, но тут маменька решила высказаться:

– Посмотрим, как дело пойдет дальше. Когда первая примерка?

Эдуард переместился ко мне.

– Первый лук со мной. Если располагаете временем, можем прямо сейчас примерить. Чтобы понять, где ушить, расставить, поправить. Клянусь всем самым дорогим, больше часа у вас не отнимем.

– Он готов, – решила вместо меня маменька.

Я стоял молча, не понимал, что примерять. Поднос в руке, дабы понять, как держать курицу и все остальное?

Трубецкой фон Блюмен молитвенно сложил ладони:

– Душа моя, Ив, соглашайтесь. В городе ужасные, страшные, невозможные, адские пробки. Если сегодня примерка не получится, вам придется ехать в ателье! Компронэ? Три часа в ужасных, невозможных, страшных, адских заторах! В толпе автостада, а оно хуже метростада! Около вас окажется дешевенький «Мерседес», за рулем дядька в шерстяной шапке. Вас стошнит от его вида! Пожалейте себя! Сейчас живенько прикинем один лук, и свободны, никуда не едем, время не теряем. Компронэ меня?

– Компронэ, – кивнул я, – компронэ!

Эдуард заломил руки.

– Никки! Он мой герой! Красавец! Умница! Рост как у Наполеона!

Я постарался не рассмеяться. Император Наполеон Бонапарт не дотягивал двух сантиметров до метра семидесяти. Я намного его выше.

Но высота тела не есть высота таланта и духа. Мне никогда не стать императором Франции, не положить к своим ногам полмира. Маменька считает меня никудышным сыном. Вот дети Куки, Зюки и других неизменных участниц маменькиных суаре – вот они прекрасные. Никакого значения не имеет то, что эти мужчины не зарабатывают ни копейки. Они же творческие личности. Один вот уже тридцать лет пишет книгу, никак не завершит рукопись, но она «шедевр, шедевр, шедевр». Второй – режиссер, он не поставил ни одного спектакля, не снял фильм, но «мальчик» – «гений, гений, гений»!

Когда Валерия рассказывала о своем детстве, очень хорошо ее понимал. Поэтому и решил взяться за дело.

Я прогнал из головы ненужные мысли и сосредоточился на беседе с гостями.

– Глаза как у доброй собаки! – ликовал Эдуард, хватая телефон. – Валюша, Нинуля! Сюда! Живо! Примерка! Не жвачьтесь! У моего драгоценного друга Ива времени в обрез. Ему сегодня непременно надо успеть в Кремль, где его ждет президент. В смысле? Что за вопрос, какой президент? Тот, что в Кремле! Что значит – в каком Кремле? О мамма миа!

Парень швырнул мобильный на диван.

– О добрый Боженька, пошли Эдичке любые испытания по своему вкусу, только избавь от дураков! Валя и Нина! Два негасимых светоча разума, победительницы конкурса на самый идиотский вопрос. В каком Кремле сидит президент и что он возглавляет! Убиться об асфальт! Воды, пожалуйста! Если можно!

– Борис! – закричала Николетта.

В ответ тишина.

– Борис! – завопила что есть сил маменька. – Сюда немедленно!

И вновь никакого результата. Маменька повернулась ко мне:

– Где лентяй?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Безобразие, – обозлилась маменька. – Хорош хозяин! Понятия не имеет, куда подевался секретарь!

– Он ушел, – уточнил я. – Вот куда неведомо. Ты же его выгнала.

– Я? Выгнала? – подпрыгнула маменька.

– Да, велела убираться. Вот Борис и покинул нас. Мне сейчас мерить лук, поэтому не могу отойти. Придется Эдуарду обойтись без питья.

– Немедленно верни идиота! – прокричала маменька.

– Борис! – крикнул я.

Батлер материализовался в комнате.

– Слушаю вас.

– Будьте добры, принесите гостю минералку, – попросил я.

– Рад бы, но не имею права, – с каменным выражением лица ответил батлер, – меня выгнали, собираю вещи.

– Тебя снова взяли на работу, – процедила маменька.

– Значит, могу разбирать уже собранные вещи? – уточнил мой помощник.

– Сначала притащи воду! – рявкнула маменька.

Глава шестая

Минут через десять предо мной предстали две женщины. Определить их возраст оказалось невозможно. Со спины пионерки, сбоку пенсионерки, а лица… Дамы обладали черными-пречерными широкими бровями, темно-синими полосками на веках, губами утенка, которого в клюв укусили пчелы, а щеки, лоб и подбородок у них оказались покрыты толстыми слоями косметики, которая опускалась и на шею. Как гостьи выглядят после тщательного умывания, представить невозможно.

Красавицы бросили на пол здоровенные сумки и хором поздоровались:

– Приветик.

Потом одна деловито поинтересовалась:

– Где работаем?

– В гостиной, – ответила вместо меня маменька, – где же еще?

– Здрассти, – улыбнулась помощница Эдуарда, – Нина я.

– Ау, мамаша, очнись! – захихикала вторая. – Нина я, а ты Валя!

– Да… – протянула ее коллега. – Совсем я ошизела, хотела сказать «Нина у двери», а вылетело изо рта «я Нина», совсем… с этой работой!

– Нинон, – остановил матерщинницу модельер, – мы находимся в приличном обществе, следи за языком!

– С какой поры… вешалка-мужик стал приличным обществом? – изумилась Валя. – Давай, парень, раздевайся, щас тебя нарядим!..

– По полной программе, – поддакнула Нина.

Эдуард встал и поклонился мне:

– Уважаемый Ив, прошу простить дурно воспитанных баб. И не снимаю с себя вины за то, что не представил вас как положено!

Потом он повернулся к веселой парочке:

– Перед вами герцогиня Николетта Адилье! Ей принадлежит самый популярный светский салон России, куда приходит весь цвет общества. Муж госпожи Адилье – мультимиллионер из списка «Форбс». Если Вольдемар узнает, как вы тут себя ведете, он свистнет своих вассалов и велит убрать вас, грубиянок, навсегда.

– Да че я сделала? – заныла Валя. – Уж простите, работаю простой помощницей, может, чего не так сказала! Ваще… не хотела обидеть!.. И не матерюсь никогда!

Эдуард возвел руки к потолку:

– О Боже, дай терпения! Слова и обороты, которые ты произносишь, – это что? Не мат?

– Какие? – искренне удивилась тетушка.

– …! – услужливо подсказала Нина.

– Тебя, …, не спрашивали, закрой… и стой молча, – огрызнулась Валя.

Потом она улыбнулась.

– Значит, мужик не вешалка, а муж герцогини?

– Иван Павлович – старший брат госпожи Адилье, – начал рассказывать теперь обо мне Эдуард, – представитель княжеского рода Подушкиных, владелец сети детективных агентств по всему миру.

– …! – протянула Валя. – Ну ваще!

– Прекрати материться! – гаркнул модельер.

– Честное слово, никогда не ругаюсь! – потрясла головой Валя. – Не моя привычка.

– «…» кто секунду назад ляпнул? – покраснел Эдуард.

– «…»? – повторила Валя. – Какой же это мат? Просто русская народная поговорка. Ее все используют. Упадешь на улице? «Ну …»! Кошелек вытащили? «Ох, …»! Пословица такая! «…»!

Я опустил глаза. Русская народная поговорка! С этим не поспорить. Молодец, Валя, хорошо объяснила.

Эдуард развел руками:

– Ив, ну простите. Давно воспитываю их, но нет результата.

Я решил перевести беседу в деловую плоскость:

– Что я должен сделать?

– Раздеться догола и стоять смирно, – сказала Нина. – Обмерять будем.

– Догола? – переспросил я, не готовый к такому продолжению. – То есть без нижнего белья совсем?

– Трусы можете оставить, – захихикала Нина. – Любопытно, конечно, посмотреть…

– Замолчи! – простонал модельер.

– Носки тоже не снимайте, – продолжала женщина, – носки для мужиков самое ценное. Странно, что они их вместо трусов не используют, соединили бы две свои самые обожаемые штукенции, вот и счастье бы привалило.

– Иван Павлович, вы не забыли про встречу с Ротшильдом? – тихо спросил Борис.

У маменьки зазвонил телефон, она вытащила из кармана трубку.

– Дюка! О-о-о! Неужели? Сейчас буду! Эдуард, мы уходим.

– Но мерки! – попытался возразить модельер.

– Вава тебе их пришлет, – отмахнулась маменька.

– Однако… – захотел поспорить парень, но маменька глянула на него.

Юноша сник. Мне стало жаль модельера, поэтому решил успокоить бедолагу:

– Эдуард, не волнуйтесь, Борис меня обмеряет и пришлет вам нужную информацию.

– Стану вашим вечным должником! – обрадовался модельер. – Девочки, уходим.

– До свидания, – пропела Нина. – Жаль, не удалось вас измерить. Валя, чего молчишь?

– Хочу сказать «оревуар», а на языке русская народная поговорка вертится, – прошептала коллега Нины. – Аж голова заболела. Похоже, давление поднялось.

Я встревожился:

– Валя, если вам плохо, то не мучайтесь! Разговаривайте как привыкли. С гипертонией не шутят!

– Спасибо! – обрадовалась женщина. – …, хороший вы человек, Ванечка Павлович, …!

Проводив незваных гостей, Борис вернулся в кабинет и улыбнулся.

– Время, которое провел в изгнании, не потратил зря. В прессе ничего о смерти певца Кирилла Мефодиевича не сообщали. Он не знаменитость первой яркости. Аккаунтов ни у него, ни у супруги нигде нет.

– Возраст не тот, – кивнул я.

– Сейчас большинство пенсионеров по достоинству оценило интернет, – возразил Борис. – Бабушки, которые сидели у подъездов на лавочках и всех обсуждали, переместились в Сеть. Кроме возможности посплетничать для возрастных пользователей есть и другие развлечения, всякие клубы по интересам, например цветоводов, собачников-кошатников, любителей гимнастики. Недавно случайно наткнулся на портал «Научим плести корзины из бумаги». У них больше пятнадцати тысяч участников. И еще бабушки-дедушки оценили читалки, они же могут легко текст на экране увеличить. Но все эти радости прошли мимо пары Фокиных. Нет в Сети и Леокадии. Нашел ее в базе прописки. Позвонил, кратко объяснил, почему просим о беседе.

Боря вскинул брови.

– Повисла долгая, истинно мхатовская пауза, затем прозвучал ответ: «Исключительно ради Ивана Павловича готова встретиться». Старшая сестра Эмилии ждет вас через два часа в закрытом ресторане «Оригами-мами». Разрешите дать совет?

– Конечно, – кивнул я.

– Когда начал беседовать с Леокадией, сначала она держалась настороженно, отвечала вежливо, но холодно: «да», «нет», – принялся объяснять батлер. – А вот когда заговорил о личной встрече, дама начала расспрашивать о вас. Первый вопрос: из какой семьи частный детектив. Услышала, что вы сын покойного Павла Ивановича, и сразу тон сменила, вмиг согласилась. Думаю, на свидание с Леокадией следует идти в костюме и при галстуке и прихватить букет. Коробка дорогого шоколада тоже не помешает.

– Вы правы, – согласился я. – Пошел превращаться в настоящего дамского угодника.

Глава седьмая

– Иван Павлович, – улыбнулась стройная дама и протянула мне руку.

Я наклонился над ее дланью, изобразил поцелуй.

Человек забывает массу нужных сведений, но способен помнить всякую ерунду. Когда-то мой отец объяснил мне, подростку: «Если надо поцеловать женщине руку, не следует чмокать кисть с чавканьем, ронять слюни на кожу. Просто возьми нежную лапку и сделай вид, что прикасаешься к ней губами. А дама должна понимать, что для поцелуя не подают грязную кисть с ногтями, под которыми траур. У нее может не быть красивой прически, она просто вымыла голову и небрежно причесалась. И одежда не по последней моде, и бриллиантов нет. Но руки обязаны выглядеть безупречно. Коли предполагается, что вечер может завершиться интимным ужином при свечах на территории кавалера, то хорошо бы леди вспомнила про педикюр, иначе возможен конфуз».

Слова эти вспомнились мне и тогда, когда я пригласил некую особу на субботу-воскресенье в подмосковное СПА. Понятно, что поездка предполагала интимное общение после бассейна, массажа и ужина. И хорошо, что в данном перечне первым оказался заплыв. В одежде моя спутница выглядела идеально. В купальнике ее фигура смотрелась безупречно. Но когда я увидел ее ступни, ногти, пораженные грибком, заскорузлые пятки… Вот тут у меня враз пропало всякое желание плескаться с нимфой. Я отправил Боре смс, батлер живо перезвонил, я «случайно» включил громкую связь, и дама услышала: «Простите за беспокойство, но Тимофеева только что убили, вам необходимо срочно вылетать в Тверь. На десятом километре ждет личный вертолет». И я спешно удрал, оставив красавицу развлекаться в одиночестве.

– Вы меня, конечно, не помните, – засмеялась Леокадия.

Я насторожился.

– Мы раньше встречались?

– Да, и не раз. Как поживает Николетта?

– Спасибо, у нее все хорошо, – кивнул я.

– Вот уверена: женщина после смерти супруга вновь успешно вышла замуж, – засмеялась моя собеседница.

– Вы правы, – согласился я.

– Николетта – кошка, которая, выпав из окна, всегда приземляется на лапы. Имя Дмитрия Барсова вам что-то говорит?

– Поэта? Он жил с нами в одном подъезде на седьмом этаже.

– Его жена Марина убежала к писателю Георгию Николаеву.

– Простите, – улыбнулся я, – наверное, эта печальная история случилась до моего рождения. Про Марину впервые слышу.

– Детям такое не рассказывают, – усмехнулась Леокадия. – Марина была до Елены, она вышла замуж за Барсова по голому расчету. Девушка из деревни, служила домработницей у Николетты. Барсов с ней в подъезде постоянно сталкивался, ну и влюбился. Краснощекая, грудастая, крепкая девица отличалась от всех жен литераторов.

Я, именно в этот момент сделав глоток чая, подавился, начал кашлять, но потом сумел произнести:

– Тесен мир!

– Николетта страшно негодовала, – засмеялась Леокадия. – Ее прислуга оказалась вровень с бывшей хозяйкой, возвысилась до супруги члена Союза писателей, да еще живет с ней в одном подъезде! А Марине скоро надоел Дмитрий. Он направо-налево гулял, в доме вечно устраивал пьянки. Жена пожила с веселым мужиком и ушла к Георгию Николаеву. Тот спиртным не увлекался, дым коромыслом в квартире не затевал. Пара поженилась, спустя два года на свет появилась я. А Барсов никак не мог успокоиться, что Марина его кинула, начал пить без продыха. Принимал энную дозу водки и приезжал к Николаевым. Мама и папа его не выгоняли, успокаивали, порой оставляли ночевать. Поэт стал членом семьи, меня он очень любил. Мои родители – люди сострадательные, им удалось отучить рифмоплета от бутылки. Барсов потом женился на Елене Львовне, которая преподавала в балетном училище. Она тоже стала нашим семейным другом. Вторая супруга благотворно повлияла на мужа, он начал активно работать. Елена познакомила Барсова с композитором Рыковым, родился очень успешный творческий дуэт, песни которого звучали по радио, исполнялись на концертах. Их до сих пор поют, они стали классикой жанра. Именно Елена Львовна увидела во мне задатки балерины, и я стала посещать училище. Потом у родителей появилась Эмилия, она младше меня на восемь лет.

Леокадия взяла пирожок.

– Прекрасен момент, когда танцовщица выходит на пенсию. Она может теперь позволить себе разные неполезные для фигуры вкусности. Я не стала солисткой классического балета, ушла в народный танец. После окончания училища меня пригласили в коллектив, который успешно гастролировал и до сих пор любим зрителем в России и за рубежом. Я объездила почти весь мир. У меня много друзей в разных странах. Сейчас по-прежнему живу в самолете, стала хореографом в своем ансамбле, меня там считают талисманом удачи. А вот с Эмилией общение не сложилось. Я пыталась с ней дружить, но сестру съедает зависть. С самого детства она хотела иметь все, что есть у меня, но в двойном размере. Мне купили новые туфли? Эми необходимо несколько пар. Учтите, у нас разница восемь лет. Мне шестнадцать, я завершаю обучение в училище и начинаю работать на сцене. Эми ходит во второй класс. А теперь представьте картину: сижу в своей комнате, отдыхаю после занятий, читаю книгу. Дверь распахивается, влетает Эмилия, размахивает вешалками, кричит: «Тебе купили одну юбку, а мне две и блузку в придачу! Плачь теперь, грызи ногти». Как вы на такое отреагируете?

– Ни разу не оказывался в подобной ситуации, – улыбнулся я, – но, скорее всего, не сумел бы удержаться от смеха. Невозможно обижаться или сердиться на малышку.

– Вот и я начинала веселиться, – кивнула Леокадия. – А Эмилия впадала в ярость. Говоря откровенно, балерина из младшей сестры не лучшая. Но у мамы и папы были хорошие связи. Родители очень любили нас, помогали нам. Я никогда не скрывала, что получила шанс танцевать в самом известном ансамбле благодаря протекции отца.

Леокадия взяла чашку, а я воспользовался паузой, чтобы высказать свое мнение:

– Многих детей известных людей устраивают на теплые места, родители надеются, что наследники пойдут по их пути. Я учился в литературном институте, попал туда по просьбе Павла Ивановича. Но стать писателем мне не суждено – начисто отсутствуют талант и желание накропать роман. Да, вас взяли в ансамбль из уважения к старшему поколению, но никто не станет держать ленивого косолапого лебедя. Думаю, вы старались изо всех сил.

– Верно, – согласилась Леокадия. – Очень хотела остаться в коллективе, летать за границу, боялась опозорить старших членов семьи. А Эмилия захотела себе ставку в Большом театре, но туда ее не взяли. Папе пришлось здорово постараться, чтобы младшую дочь приняли в другой коллектив, рангом пониже. Я надеялась, что теперь ее зависть утихнет. Ан нет! Эми принялась требовать, чтобы ее брали на гастроли за рубеж. Но за такие поездки всегда драка, и в основном едут примы. Наши отношения накалились до предела, когда я в очередной раз прилетела из Америки, привезла всем подарки. Сестре вручила набор футболок с забавными картинками. «Дерьмо носи сама, – фыркнула Эми. – Не могла что-то приличное взять?» Окончательно мы разошлись, когда умерла Елена Львовна. Дмитрий Владимирович скончался раньше. И оказалось, что мне кое-что завещано. Но главное – я получила авторское право на все песни Барсова. А они, как уже упоминала, до сих пор исполняются. Эми пришла в негодование, потребовала: «Отдавай восемьдесят процентов гонораров поэта». Я удивилась: «С какой стати?» – «Тебе деньги девать некуда, а мне не на что прилично одеться!» – закричала сестра. В разговор вмешался отец: «Лека привозила из всех поездок Барсовым лекарства, никогда с них ни копейки не брала, хотя таблетки очень дорогие. В свободное время прибегала к Елене, водила женщину гулять. Наняла для нее домработницу, оплачивала ее работу. Лека заботилась о наших друзьях. А что сделала ты, кроме того, что злилась, когда Лена к нам приходила? Ты рожи корчила: „Фу, от нее воняет!“» – «Так и правда запах омерзительный от бабы шел», – фыркнула младшая дочь. «Леночка аккуратный человек, но что делать, если пришел тяжелый недуг?» – возмутилась мама. «Дома сидеть! – завопила Эмилия. – Не портить другим жизнь, не вонять у них в квартире».

Леокадия допила чай.

– Спустя несколько месяцев Эми мне объявила: «Вот теперь поймешь, каково это – на чужие бриллианты смотреть и знать, что тебе такие не достанутся. Выхожу замуж за Романа Братова». Сначала я обрадовалась. Мужчина – певец номер один, в Ла Скала поет, на других лучших сценах мира работает. Гастроли у него на много лет вперед расписаны. Слава богу, Эмилии повезло. Но потом восторг утих, я спросила: «Вроде, Роман состоит в браке?» – «Жена не стена, подвинуть можно, – хихикнула сестрица. – Она больная совсем, скоро умрет».

Леокадия поежилась.

– До сих пор неприятно, когда тот разговор вспоминаю. И что получилось? Законная половина Братова выздоравливать начала. Эмилия все равно решила своего добиться, позвонила супруге Романа, про свою связь с Братовым доложила. Но женщина была старше Эми и умнее, она засмеялась: «Многие бычки бегают по чужим угодьям травку жевать, да в родное стойло возвращаются. Знаю про ваши отношения, сама посоветовала Роме тебя в качестве временной партнерши использовать. Сама болела, а для мужчины воздержание опасно. Теперь выздоровела, в твоем обслуживании больше нет необходимости. Скажи, сколько за услуги должны? Сразу заплатим!»

Рассказчица покачала головой.

– Опустила она Эмилию с высоты будущей жены Братова на уровень проститутки. Сестра просто взбесилась, пошла к директору театра и выложила историю, мол, Братов к ней поздно вечером в гримерку вломился, изнасиловал, вот пусть теперь все пожелания Эми выполнит. Ей нужны квартира, машина, дача, сольные партии, поездки за рубеж. И вообще, она беременна!

Леокадия подозвала официанта, заказала еще чаю и продолжила:

– Жадности у сестры намного больше, чем ума. Директор пообещал разобраться, через пару дней пригласил Эми в кабинет. Она вошла, а там Роман сидит, улыбается: «Дорогая, ты напутала, вот справка от врача! У меня нет и не может быть детей по причине перенесенной в подростковом возрасте свинки. Если ты и впрямь беременна, то точно не от меня. И что? Продолжишь молоть языком о наших кратковременных отношениях? Или заткнешься?» Потом повернулся к директору и осведомился: «Кого больше хочешь в друзьях иметь, меня или убогую подтанцовку?» – «Конечно, тебя, – вмиг ответил начальник, – кому эта утка, косящая под орла, интересна?!»

Леокадия развела руками.

– Итог акции – Эми вытурили на улицу. Сестра ко мне примчалась в слезах. Отношения у нас плохие, но помочь ей больше было некому. Попросила кое-кого, Эмилию взяли в штат другого, не особо популярного театра. Прошло несколько месяцев, и выяснилось, что Эмилия и впрямь беременна.

Глава восьмая

– Значит, Валерия не родная дочь Кирилла Мефодиевича? – уточнил я.

Леокадия объяснила:

– Кирилл женился на Эмилии, и через пару месяцев после росписи у молодой супруги живот вырос. Нет точного ответа на вопрос, от кого родилась Валерия. Думаю, после беседы с Братовым сестра вскоре легла в постель с влюбленным в нее Фокиным. Он тогда был хорошим концертмейстером, служил в популярном театре. И родители не лыком шиты. Главная в паре Анна Степановна, Мефодий Кириллович ее во всем слушался. Связей у женщины было полно! Ее очень уважали, она невестку куда угодно продвинуть могла. У жениха, правда, не было своей квартиры, но у его родителей многокомнатные хоромы неподалеку от консерватории. Анна Степановна и Мефодий Кириллович никогда к ним в гости не заглядывали, с родителями невестки не общались, Эмилию не приглашали на дни рождения. Старшие Фокины не говорили ничего плохого о жене сына, они просто не желали видеть ее. Почему? Не знаю, но, возможно, пару оттолкнули жадность жены сына и подозрение, что Эмилия солгала Кириллу, сказала, что забеременела от него, а на самом деле отец ребенка кто-то другой. Но к Валерии старшие члены семьи Фокиных прекрасно относились. Они девочку к себе приглашали, дарили вещи, игрушки. После того как Эмилия выгнала дочку на дачу, Анна Степановна очень переживала, что Леру выпихнули из родного дома в деревню и та учится в сельской школе. Когда малышку вернули в Москву, родители Кирилла искренне обрадовались. Девочка опять стала к ним заходить, благо идти через двор в соседний дом. Но потом, когда Мариусу исполнилось семь, визиты прекратились, потому что Эми обязала Леру навещать родителей отца только в сопровождении брата. Школьник, в отличие от сестры, оказался шумным, плохо воспитанным, не слушался ни Анну Степановну, ни Мефодия Кирилловича, хватал все без спроса, разбил несколько фарфоровых статуэток, которые собирала бабушка. Его просили не трогать фигурки, но без толку. А потом, после очередного визита Мариуса, мать Кирилла обнаружила пропажу очень дорогого кольца, подарка мужа на тридцатилетие свадьбы. Анна Степановна попросила сына разобраться с произошедшим, Кирилл вечером перезвонил, сказал: «Мама, Мариус ничего не брал».

Леокадия потерла виски пальцами и продолжила:

– Не знаю, что в семье Фокиных случилось, но Анна Степановна еще до рождения Мариуса перестала восхищаться Кириллом, свела общение с сыном почти к нулю. Какая кошка пробежала между мужчиной и его матерью? Понятия не имею, но животное определенно толстое и некрасивое. Преподаватель вокала никакие семейные проблемы ни с кем не обсуждала, посторонним с улыбкой говорила: «У нас все прекрасно!» Сыну она прилюдно замечаний не отпускала, но история с кольцом, похоже, сильно задела женщину. Она перестала приглашать в гости Мариуса, а маленький мальчик решил расставить правильно все знаки препинания. Однажды поздно вечером, когда ребенку следовало уже спать, он тайком удрал из дома, пришел к бабушке, заплакал: «Я очень-очень тебя люблю». И рассказал, что украсть украшение его подбила мама, она часто говорила: «Анька старая жаба, сидит на золоте! Леокадия к ней подлизывается, в гости бегает, получает презенты. А мне ничего. Так мечтаю о кольце с бриллиантами, как у этой старухи!..» И ныла, ныла, ныла… Потом прямо сказала: «Возьми у бабки перстень!» Вот мальчик и стащил украшение.

Моя собеседница протяжно вздохнула.

– А я в тот момент, когда Мариус в слезах бабушке на шею бросился, сидела у Анны Степановны. Ребенок на меня внимания не обратил, все выложил, прямо в истерике бился. Пожилая дама малыша успокоила, попросила меня: «Будь добра, отведи Мариуса домой. Он замечательный мальчик, просто маленький и не виноват, что стал орудием в руках гарпии. Я совершила ошибку. Следовало расспросить внука как следует, а не дуть губу. Мариус, приходи ко мне каждый день, я тебя нежно люблю». Я отвела первоклашку к родителям. Они не заметили, что сын убежал, оторопели, Кирилл удивился: «Лека, ты что, моих родителей навещаешь?» – «Да, – ответила я. – Им очень нравится творожный пирог, всегда его приношу из ресторана „Мама-папа“. Часто гуляем, в музеи ходим вместе».

Моя собеседница закрыла глаза ладонью.

– Боже, что началось! Случился невероятный скандал! Эмилия бросилась на меня с кулаками: «Хочешь получить их квартиру? Лишить Мариуса наследства? Это ты ювелирку у Анны стырила, мальчика оболгала! Научила племянника, как мать оговорить!» Ну, тут даже всегда сдержанный Фокин засмеялся. Мне пришлось встать, я спокойно сказала: «Прости, Кирилл, хорошо к тебе отношусь. Не знаю, по какой причине ты бросил пожилых родителей. Но они уже не в том возрасте, чтобы самим себя обслуживать. Никогда их не кину, а ты живи как считаешь нужным. Больше я в ваш дом ни ногой». И ушла, дистанцировалась от сестры и ее семьи. Информация до меня, конечно, долетает. Знаю, что Эмилия ненавидит Леру, обожает Мариуса. Мефодий Кириллович скончался. Анна Степановна ушла через несколько лет после смерти мужа. Она завещала Мариусу квартиру. Я сейчас хореограф, педагог-репетитор, работаю все в том же ансамбле, он процветает при всех политических пертурбациях, которые случились в России. В курсе, что Валерия стала писательницей и художницей. Очень порадовалась, всегда знала, что племянница талантлива, просто Эмилия дочь ненавидит за то, что не удалось с помощью беременности Братова на себе женить, пришлось Кириллом довольствоваться. Вот и срывает зло на бедной девочке. А у Фокина, небось, возникли сомнения в отцовстве. Жена ему наврала, что Валерия родилась семимесячной. Мать новорожденную никому не показывала до года, говорила, сглазят. Но, полагаю, дело в другом. Кириллу что недоношенный ребенок, что вовремя на свет появившийся покажется очень маленьким. Большинство мужчин боятся первое время своего малыша на руки брать, они им кажутся крохотными. Кирилла легко провести. А как обмануть женщину, у которой свое дитя есть? Анна Степановна сразу поймет, что видит образцово-показательного недоноска весом больше трех кило. Вот когда Валерии якобы год стукнет, тогда трудно будет понять, двенадцать месяцев крошке или четырнадцать. Можно солгать: «Девочка крупная, кушает очень хорошо, развивается с опережением».

Леокадия усмехнулась.

– Вас не удивило, что Эмилия назвала дочь Валерией?

– Не думал на эту тему, – признался я.

– А поразмышляйте. Я Леокадия, младшая сестра – Эмилия. Красивые имена нам придумал папа, он говорил: «Татьян, Марий, Наташ пруд пруди… А вот Леокадия да Эмилия вряд ли встретятся. С кем девочки ни познакомятся, их непременно запомнят. Они получат хорошее образование, прекрасное воспитание, плюс необычное имя. При прочих равных условиях последнее может сыграть положительную роль, например, при устройстве на работу. Их просто запомнят». Эмилия очень гордится своим именем, часто повторяла: «Я не Галька, не Манька, не Танька! Я прима-балерина Эмилия Фокина. Прапраправнучка великого Михаила Фокина».

Я не сдержал удивления:

– Неужели? Вроде, Фокиной ваша сестра стала после того как вышла замуж за Кирилла, в девичестве она была Николаевой!

– Верно, – засмеялась Леокадия. – Но многие верят, что Эми – прапраправнучка Михаила Фокина. Почему она дала дочке обычное имя? Ведь мальчик, который родился позднее, – Мариус. Для малышки матери следовало найти нечто позаковыристее. Жизель, например! Одетта, Аврора, Джульетта… У имени Валерия есть и мужской вариант – Валерий. А об Эмилии сделал программу Валерий Кох. Он журналист, пишет о кино, но танцовщицу пригласил. Так расхваливал балерину, что у простого зрителя возникала уверенность: госпожа Фокина гениальна! Плисецкая, Уланова и Семенова ей в подметки не годятся. Это единственный случай, когда Кох от кинематографа отошел. Ванечка, специально для вас отыскала несколько фото. Смотрите, кто это?

Собеседница вынула из сумки планшетник и положила его передо мной.

Глава девятая

– Нельзя сказать, что Валерия прямо копия господина Коха, – заметил Боря, рассматривая снимки, которые мне переслала Леокадия. – С другой стороны, она и не слепок Кирилла Фокина. У женщины есть нечто общее и с Кохом, и с Фокиным. Но вы вот похожи на Петра Первого, а он вам не отец родной.

– Надеюсь, у меня не характер царя-реформатора, а я всего лишь подобен ему ростом, – усмехнулся я. – Когда анализ ДНК на отцовство стал доступен широким массам, ряд мужей начали обращаться в лабораторию, чтобы выяснить, своих ли по крови малышей они воспитывают. И вылезла малоприятная правда: часть отцов, решивших сдать пробу, не имели ничего биологически общего с теми, кого любили как родных детей. У нас нет результата анализа ДНК девушки. Но есть повод задуматься. Валерий Кох – известный журналист, пишет о кино. Но ради Эмилии сделал исключение, ушел в тему балета. Это единственный раз, когда критик так поступил. Может, он не откажется побеседовать с нами? Попробуйте с ним договориться.

Мой помощник бросил взгляд на часы.

– Восемнадцать тридцать, в такой час вполне прилично позвонить незнакомому человеку.

Батлер начал изучать экран ноутбука, я спокойно пил чай.

– Готово! – воскликнул секретарь. – Нашел номер. Алло, добрый вечер, вас беспокоит…

Я продолжал наслаждаться напитком, глядя на то, как меняется выражение лица Бориса. Когда батлер положил мобильный на стол, мне стал ясен результат беседы.

– Если докладывать коротко о результате нашего общения, то меня корректно послали куда подальше, – мрачно сообщил батлер. – Контакт Коха, но не того, который нам нужен.

– Почему-то знакомая фамилия, – пробормотал я.

– Ну, она не такая уж редкая, – пожал плечами Боря, – в интернете нашлось немало людей, у которых в паспорте стоит «Кох».

Я схватил телефон и набрал номер Ирэн Львовны. Дама – наша соседка, мама Олега Котина, моего лучшего друга.

– Ванечка, – пропело красивое сопрано. – Как дела? Давно не виделись!

– Позавчера забегал к вам на чай, съел невозможно вкусный – или вкусное – хачапури. Не знаю, какого рода мегрельский пирог с сыром, – начал оправдываться я.

– Визит был в понедельник, а сегодня среда, – возразила Ирэн. – И у меня скопились вопросы. Вероятно, знаешь, куда Олежек начал исчезать примерно три раза в неделю? Как ее зовут? Она из приличной семьи или как обычно?

Я молча слушал маму Котина. В курсе ли я, чем Олег занимается несколько раз в неделю? Конечно. Но своих не сдаем.

Я набрал в грудь побольше воздуха.

– Честное слово, сегодня вечером загляну. Если только у вас нет каких-то планов.

– Иду в театр с Инессой, – засмеялась Ирэн. – А теперь спрашивай, что хотел выяснить.

– Вы ведете активный образ жизни, – начал я аккуратно подбираться к нужной теме.

– Как и Николетта, – отметила Котина.

– Но у вас разный круг общения, – возразил я. – Мне нужен Валерий Кох, журналист. Он не вхож в салон маменьки. У нее другая публика, а я ищу Коха. Образовался клиент, с которым он, вроде, связан.

Боря быстро повернул ко мне экран одного из своих ноутбуков. Я начал читать вслух любезно предоставленную информацию.

– Раньше Кох писал о кино, считался одним из самых влиятельных молодых критиков. Сейчас ведет ютуб-канал, весьма популярный. И там, опять же, ведет беседы только о киноискусстве.

– Валерик немилый мальчик, – хмыкнула Ирэн. – Я с ним в поверхностных отношениях, кухонных, вроде «вам какой чай?». Если хочешь с Кохом поболтать, звони Олежику, у него точно есть все контакты.

Поблагодарив Котину, я опять постучал пальцем по экрану, но друг сбросил вызов и прислал сообщение: «Прости, на совещании. Драка за бабло. Срочно?»

«Не очень», – ответил я.

«Через час-полтора?»

«Ок», – напечатал я.

И тут мой телефон зазвенел. Меня разыскивала маменька.

– Ты где? – как всегда не поздоровавшись, начала негодовать она.

– В офисе, – ответил я.

– В каком? – прилетел следующий вопрос.

– В своем.

– А-а-а, – протянула маменька, – интересно!

Я удивился. Что происходит? У маменьки странный тон!

Тут в мое ухо влетел вопль:

– Вава!

Моя рука дрогнула, трубка выпала, спланировала на пол, но продолжила кричать:

– Мы тут сидим, ждем, а он!..

Борис поднял сотовый, но маменька замолчала. Я глянул на экран и понял, что она отсоединилась.

Через пару секунд телефон вновь зазвенел, но на сей раз номер оказался незнакомым. Я протянул трубку Боре. Тот начал беседу:

– Слушаю вас! Добрый день. Сейчас. Иван Павлович, это Эдуард, модельер.

Телефон опять перекочевал ко мне.

– Ив, дорогой, – защебетал Трубецкой фон Блюмен, – мы договаривались насчет примерки на завтра. После визита к вам я поехал в свой офис. А госпожа Адилье отправилась пообедать в клуб к Жоржу.

– Так, – пробормотал я, – ясно.

– После трапезы Николетта прилегла отдохнуть, – лепетал Эдик, – а когда проснулась…

– …решила, что уже настало завтра, – не выдержал батлер.

– Да, Боренька, вы, как всегда, правы, – протараторил модельер, который его услышал.

Мне стало жаль парня. Сколько себя помню, маменька всегда любила днем подремать пару-тройку часиков. График жизни у нее никогда не меняется. Луна может свалиться с небосвода, на земле высадятся инопланетные чудовища, но маменька в шестнадцать часов обедает, а в семнадцать уютно устраивается в кровати. В девятнадцать-двадцать она просыпается, пьет кофеек и готова принимать гостей или сама к кому-то отправляется. Дневной сон идет маменьке на пользу, благодаря ему она способна бодрствовать до двух часов ночи. В три маменька ложится спать, просыпается в полдень. Летом у нее не случается проблем, а вот поздней осенью и зимой, когда темнеет рано, подчас происходят конфузы.

Помню, как в начале ноября матушка, открыв глаза в семь вечера, вышла в столовую, увидела меня, тогда еще школьника, и возмутилась:

– Ты почему не на уроке?

На беду, в тот момент мы были в квартире вдвоем. Отец давно уехал по каким-то делам, домработница отправилась за покупками. Рядом не оказалось никого, кто мог бы сказать мне: «Парень, молчание – золото». Поэтому я заявил:

– Сейчас вечер! Занятия только завтра утром.

Маменька вмиг разозлилась:

– Завтра? Неужели надеешься столь глупо обмануть меня? Я только что проснулась! Время…

Маменька посмотрела на часы, которые висели на стене, и договорила:

– Семь двадцать. Ужас! Видишь, до чего мать своими капризами довел? Проснулась ни свет ни заря, нервы из-за тебя разорваны.

Нет бы мне промолчать, но я почему-то начал спорить. Что подтолкнуло меня к столь опрометчивому поведению? Ответа нет. Мне не следовало говорить следующую фразу, но я ее произнес вслух:

– Не семь. Девятнадцать двадцать!

Маменька ткнула пальцем в сторону часов.

1 Батлер – помощник.
2 Роман Сладкопевец родился в середине пятого столетия в городе Емесе. Он не обладал ни голосом, ни слухом, но очень хотел петь на службах. После долгих молитв Матушка Богородица явилась Роману, и мужчина обрел красивый голос вкупе с поэтическим даром. За прекрасное пение его и прозвали Сладкопевцем.
3 Стихотворение С. В. Михалкова «А что у вас?».
Продолжение книги