Хочу тебя напрокат бесплатное чтение

Глава 1

Диана

— Я решу твои проблемы. Но взамен…

Напрягаюсь, не знаю, что он потребует.

— Семь, — говорит с едва заметной улыбкой.

— Семь миллионов? — спрашиваю с облегчением.

Если вопрос только в деньгах, то я с лёгкостью расстанусь с семью миллионами.

— Семь ночей, крошка.

Изумлённо смотрю на широкое, волевое лицо друга моего отца.

За прошедшие три года лицо мужчины стало ещё жёстче, черты заострились, придавая мужчине сходство с опасным хищником.

Семь ночей?

Должно быть, я просто ослышалась. Не может быть, чтобы он потребовал от меня такого.

Но он качает головой, повторяя:

— Семь ночей, крошка. Ты должна будешь мне семь жарких ночей.

— Ты сошёл с ума! Ни за что!

— Это временно. Хочу тебя… напрокат. Ты перешла дорогу серьёзным людям. Семь ночей — не такая большая плата.

Эмоции не дают мне усидеть на месте. Я подскакиваю и сжимаю пальцы в кулаки.

Перед глазами темнеет от ярости и ненависти. Мне хочется вонзить ногти и расцарапать его лицо до крови. Но сейчас он хозяин положения, а я всего лишь его гостья.

Темирхан не торопит меня, лениво болтает квадратным стаканом со скотчем. Отпивает немного, смотря на меня поверх гранённого стекла.

— Ты можешь отказаться.

— Ну, конечно! — отвечаю с нервным смехом. — Бизнес отберут и саму меня, возможно, убьют!

— Твой отец всегда осторожно вёл дела, но в последнее время его словно подменили. Он начал зарываться.

Разумеется. Потому что в последнее время папа сильно сдал, и я взялась за управление его бизнесом. Я пыталась поступать так, как говорил отец, но у меня не получилось не наломать дров.

Одна из ошибок оказалась фатальной. Она может стоить мне жизни и бизнеса.

Если только мне не помогут.

Во всём мире я знала только двоих мужчин, способных решить любую проблему: отец и его друг.

Отец покоится в могиле, а его друг смакует собственное превосходство.

Темирхан никогда не уступал мне. Ни в прошлом, когда считался моим опекуном, ни сейчас.

Особенно сейчас.

В память о последней встрече этот мужчина не сделает ни одной поблажки ради меня.

— Мне нужна помощь, — цежу сквозь зубы.

— И?

— Я согласна. На твои условия.

— Согласна? Тогда я охотно тебе помогу.

Он ставит бокал на стол и манит к себе рукой.

— Подойди.

— Что, не терпится распаковать свой приз?!

Шиплю как рассерженная кошка, отмеряя злыми шагами небольшое расстояние между нами.

— Однажды я его уже едва не распаковал. Позднее ты сказала, что подарила свою девственность другому. Так что… распаковывать мне нечего. Буду пользоваться… — обдаёт меня тёмным, раздевающим взглядом. — На своё усмотрение.

Он тянет меня, усадив на диван.

Крепкая, широкая ладонь мгновенно забирается под узкую юбку. Длинные пальцы с шероховатыми подушечками задевают верхнюю кромку кружевных чулок.

Сердце разгоняется за несколько секунд до предельной частоты. Пульс становится гулким, барабаня по вискам.

Инстинктивно свожу ноги плотнее.

— Ну же, Ди. Ты уже большая девочка. Ты пришла ко мне. Прекрасно понимала, что я от тебя потребую. Не так ли?

Пальцы Темирхана настойчиво сжимают моё бедро.

Проклиная этого мужчину, я медленно развожу ноги в стороны.

Пальцы Хана в ответ на моё движение перестают быть медлительными. Обжигающая ладонь быстро и уверенно двигается вверх по моему бедру.

Стараюсь спокойно дышать: вдох-выдох, вдох-выдох… Но откуда-то появляются мурашки, ползущие по коже.

Дыхание незаметно для меня сбивается. Низкий голос Хана царапает слух хрипотцой.

— Открой глаза…

Его лицо очень близко от моего.

Могу подробно разглядеть всё: и крохотную родинку на виске, и виднеющиеся кое-где серебристые нити волос. Они просачиваются даже среди отросшей щетины.

Глаза цвета хорошо обжаренного кофе пристально смотрят в мои глаза. Длинные мужские пальцы поглаживают внутреннюю сторону бедра с одной и с другой стороны. Потом мучительно медленно подушечкой большого пальца он нажимает на чувствительную плоть.

Надавливает и растирает по кругу уверенными движениями, заставляя дышать чаще и поверхностнее.

Я судорожно вздыхаю. От его умелых прикосновений сердце начинает колотиться быстрее не только в грудной клетке. Но ещё и там, между ног, колотится и не даёт возможности остаться равнодушной.

— Ещё шире. Откинься на спинку дивана и раздвинь ножки ещё шире… — командует Темирхан.

Моя медлительность его раздражает. Он помогает себе второй рукой, прижимая меня к дивану. Пальцы прогуливаются по тонкой ткани трусиков, прежде чем скользнуть за неё и продолжить порочные движения.

Я ахнула, когда его большой палец стал двигаться безумно быстро. Тело начало мелко подрагивать. Между ног разливается томительное тепло и горячая пульсация.

Рот мужчины приоткрывается, выпуская слова, сказанные им почти шёпотом. Он замедляет движения пальца.

— Остановиться?

Между ног горячо и влажно, сладкими спазмами тянет низ живота.

Ненавижу этого мужчину всей душой!

Не хочу чувствовать его руки. Но протестующий полустон выдаёт меня с головой.

— Какая нежная девочка! Очень горячая…

Его палец скользит по влажным складкам, разводя их в стороны. Он медленно погружает в меня палец и начинает чувственно водить им из стороны в сторону, а потом вонзает резко и быстро вглубь.

Его ласка изысканная и вместе с тем мучительно-постыдная. Потому что тело не поддаётся контролю, активно просит ещё сжатиями лона. Спазмы становятся быстрее и быстрее, пока меня не скручивает неожиданным оргазмом.

Моё тело начинает биться в судороге. Темирхан прижимается ртом к моему, поглощая протяжный стон.

— Хорошая девочка! — одобрительно говорит он, вынимая руку из моих трусиков. — Теперь встань и разденься.

Тело пронизывает насквозь разрядами удовольствия. Я обмякла на диване и с трудом сажусь, расправляя на себе трусики и задранную до самой талии юбку.

Мгновение спустя до меня доходит смысл его слов.

— Что?

— Встань. Разденься, — чётко, по слогам повторяет Темирхан, осматривая меня так, словно уже купил. — Мне понравилась твоя реакция. Такая же отзывчивая и послушная, как я помню. Но я хочу увидеть весь товар. Без изъянов.

Я медленно поднимаюсь.

Без изъянов? Боюсь, Асадову Темирхану не понравится то, что он увидит. Я крепко стискиваю пальцы на нижнем крае блузки.

— Принцесса, тебе помощь моя нужна или нет?

Темирхан скрестил руки под грудью и нетерпеливо постукивает носком дорогого ботинка по паркету

— Значит, не нужна. Алексей! — покрикивает Асадов своему охраннику, стоящему за дверью.

Сквозь слёзы в глазах смотрю на Темирхана. Но он словно отгородился от меня циничной, непробиваемой маской успешного дельца.

— Время — деньги, Диана. Ты уже достаточно взрослая, чтобы это понимать. Начинай, Диана. Или…

Он снова подливает себе скотч, красноречиво махнув в сторону двери.

Я трясущимися пальцами сняла пиджак, осторожно повесив его на спинку.

— И всё? Пошевеливайся. Ты же вроде на танцы ходила? Сделай красиво!

Лицо мужчины расплывается из-за слёз. Я не собиралась танцевать ему стриптиз и унижаться ещё больше.

Поэтому я быстро стягиваю блузку через голову. Несколько пуговиц полетели на пол с весёлым перестуком.

— Это было не совсем изящно… — скучающим тоном произнёс Темирхан. — Лифчик тоже сними.

Какой же он мерзавец! Я возненавидела его в этот момент ещё больше.

Мысленно пожелала ему поскорее подавиться своим высокомерием. Пусть ему на голову упадёт огромный кусок крыши!

Я отбрасываю кружевной лифчик в сторону и даже не стала прикрывать грудь, чтобы не давать мужчине повода ещё раз смеяться надо мной.

— Неплохо, Ди. Обхвати грудь и примни её. Не жалея. Не забудь показать, какие у тебя красивые сосочки. Люблю, когда они торчат! Давай.

Циничная мразь…

Неужели его жёнушка плохо старается в постели?! Не насмотрелся на девиц в стриптиз-клубах?

Мысленно проклиная Темирхана самыми ужасными словами, я обхватываю грудь руками, смяв её.

Соски под пальцами мгновенно начинают твердеть. Возбуждение ещё не схлынуло прочь и сейчас отзывается приятным покалыванием на кончиках твёрдых сосков.

— Ммм… Мне нравится, что я вижу. Определённо нравится.

Темирхан легко поднимается и подходит ко мне, окутывая пряным ароматом парфюма.

— Опусти руки.

На грудь легла его тяжёлая, горячая ладонь. Друг отца словно взвешивает в уме, оценивая товар, стоит товар вложений или нет. Пальцы разминают соски, гладят нежную кожу, покрывавшуюся мурашками от прикосновений.

— Подойди к столу и ляг лицом вниз.

Асадов разворачивает меня лицом к широкому, большому столу. Он шлёпает меня по попе. Я автоматически делаю несколько шагов вперёд.

— Юбку можешь не снимать. Я её сам…

Голос Темирхана осекается.

— Откуда это?

Он быстро оказывается рядом со мной.

— Убери руку!

Друг отца отводит мою руку в сторону, разглядывая почерневший синяк на левой боковой поверхности рёбер. Когда я стояла к Темирхану лицом, синяка не было видно. Но стоило мне повернуться, как синяк показался во всей фиолетово-чёрной красе.

Асадов прикасается пальцем к синяку. Я зашипела от боли, стараясь не покрикивать.

— Кто это сделал? — спрашивает Темирхан ледяным тоном, надавливая.

— Больно!

— Кто. Это. Сделал. Я и сам прекрасно знаю, что больно! — цедит сквозь зубы мужчина.

— Тогда зачем нажимаешь? — едва не плача спросила я.

— Чтобы ты спросила. Дышать тяжело?

— Нет…

— Значит, рёбра не сломаны, просто ушиб.

Темирхан сам застёгивает на мне блузку, проигнорировал бюстгальтер, отстраняется и тянется за своим пиджаком, висевшим на спинке стула.

Я с каким-то мазохистским удовольствием любуюсь игрой мышц, перекатывающихся под тканью белоснежной рубашки. Раньше друг моего отца отдавал предпочтение спортивному стилю в одежде. Но сейчас начал носить дорогие костюмы.

Темирхан надевает пиджак на меня, заставив просунуть руки в рукава. Потом вытащил свой бумажник и телефон из внутреннего кармана пиджака.

— Кто тебя так разукрасил, принцесса?

Глава 2

Диана

Мужские пальцы ловко подворачивают рукава пиджака, болтающиеся гораздо ниже моих запястий. Теперь он говорит со мной ласковым, спокойным тоном, как будто с малым ребёнком.

— Люди Коваленко, — тихо отвечаю я, стараясь не углубляться в воспоминания.

— Коваль? — неприятно усмехается мужчина, обхватив меня за подбородок сильными пальцами. — Что ещё сделали люди Коваля?

— Ничего. Кроме угроз сравнять меня с землёй.

— Хорошо.

— Хорошо, — повторяю я, не понимая смысла того, что произносят мои губы.

— Поехали. Расскажешь по дороге.

Асадов подхватывает меня под локоть и выводит из своего кабинета. Я едва поспеваю за его широким, размашистым шагом.

По пути к автомобилю ему звонит жена. Темирхан отвечает, договариваясь на сегодняшний ужин.

С каждым мигом раздражение и ненависть всё сильнее разгораются внутри.

Теперь он женат. Богат. Влиятелен.

У него есть всё, что пожелает. Кроме одного — мести за уязвлённое самолюбие. Ему не терпится отыграться за прошлое.

— Хорошо. Я буду на ужине. Поцелуй за меня сынишку, — ровным голосом говорит Хан, открывая передо мной дверь машины.

Он прячет телефон в карман пиджака.

Меня трясёт от возмущения. Только что он договаривался со мной словно с проституткой, а сейчас так просто общается с женой.

Я не выдерживаю:

— Папа был прав, — вырывается у меня против воли. — Ты — тот ещё кобель. У тебя есть жена и сын. Но тебе нужна я.

— Временно. Попользоваться, — напоминает мне с широкой улыбкой Хан, возвращая мои же слова. — Есть возражения?

Он показывает взглядом на дверь. Я плотнее запахиваю его пиджак на груди, понимая, что меня ждёт в случае отказа.

— Нет. То, что было, засчитывается?

— О чём ты? — Темирхан отвлекается на мгновение, называя водителю адрес, по которому нужно ехать. — А-а-а-а… Ты о небольшой демонстрации? Нет, Ди. Семь ночей. Мне нужно семь полноценных ночей. Буду трахать тебя от заката и до рассвета.

Он — мужчина, которого я ненавижу. Если бы не прямая угроза для моей жизни, я бы никогда не попросила его о помощи.

У меня нет выбора, и ему это нравится.

Похоже, Темирхан решил взять реванш за последний раз, когда я с ним общалась.

О той ночи не знает никто, кроме нас двоих. Иногда мне кажется, что её просто не было.

Я бы не смогла поступить с любимым мужчиной так, как она — та девушка из прошлого.

Или всё же смогла, ослеплённая запретной страстью и ненавистью…

* * *

— Куда мы едем? — интересуюсь у Темирхана.

— Разве это имеет значение?

— Имеет. Для меня имеет.

Темирхан никак не реагирует на мои слова, изучая что-то на экране смартфона. Я дико злюсь и почти не контролирую себя, вырывая телефон из его пальцев.

— Куда мы едем, Хан?

На лбу мужчины надувается синеватая вена, пульсируя. Единственный признак того, что ему не плевать.

— Верни телефон.

Я нажимаю на кнопку, опускающую стекло, и высовываю руку с телефоном.

— Куда мы едем?

— Выбросишь мой телефон, тебе не поздоровится. Ты не в том положении, чтобы истерить и фокусы устраивать. Веди себя прилично или придётся разбираться с проблемами своими силами, Самарская.

Мы застываем без единого движения. Смотрим друг другу в глаза, не в силах оторваться.

Напряжение растёт с каждой секундой. Ещё немного — и будет взрыв.

Я отвожу взгляд первой. Закрываю окно. Пальцы успели заледенеть за несколько секунд.

Разглядываю экран смартфона. Там фото: Хан и его сынишка. Темирхан на нём выглядит, как примерный семьянин, держа на руках светловолосого и голубоглазого мальчугана.

— Сын твой или от соседа? — язвлю, возвращаю дорогой аппарат владельцу. — Не похоже, что сыну перешли твои черты. Восточная кровь обычно доминирует, а здесь… прямо снежный мальчик!

— Сын пошёл в мать.

— Люська всё же? Как она поживает?! До сих пор так же предпочитает платья в крупный чёрный горох?

— Можешь спросить у неё сама. За ужином.

Отшатываюсь от Темирхана. Если бы не ограниченное пространство салона машины…

— Нет! Я не поеду в твой дом!

— Ты не в том положении, чтобы ставить СВОИ условия.

— Зачем тащить меня на семейный ужин?!

— Тебе грозит опасность. Разумнее будет, если ты проведёшь пару дней под присмотром.

— В твоём доме?!

— Лучше и безопаснее места тебе не найти. Будешь там. Пока я не решу твой вопрос.

— Я могу находиться под присмотром в любом другом месте. Только не у тебя дома!

Темирхан сидит с невозмутимым видом. Ему словно плевать.

— Как ты объяснишь мой визит своей жене?! — продолжаю кипеть от злости.

— Не твои заботы. Поживёшь у меня.

— У меня есть дом, оставшийся от отца. Я могу позвонить в агентство, которое присматривает за домом…

— Нет.

Темирхан взмахивает правой рукой, приказывает мне замолчать. Он рубит воздух резким жестом и отгораживается от меня телефонными звонками.

Мне остаётся только забиться в угол и смотреть на знакомо-незнакомые пейзажи, проплывающие за окном.

Многое изменилось за три года, что мы не виделись.

Темирхана словно подменили. Раньше я считала его солдафоном и мужланом, но в нём было много тепла и искренней заботы.

Сейчас их место заняло жестокое равнодушие и холодная, вежливая отстраненность дельца с большими связями и тугим кошельком.

* * *

Темирхан привозит меня в свой дом или лучше сказать — дворец.

Трёхэтажный особняк впечатляет размахом. На въезде дежурит охрана, вооружённая не бутафорским оружием.

Проклинаю себя за робость, с которой вышагиваю по дорожкам, выложенным цветным камнем.

В Мюнхене мы с отцом снимали дом ничуть не хуже того, что сейчас есть у Темирхана.

Папа никогда ни в чём мне не отказывал. В особенности, после болезненного расставания с Ханом в прошлом. Я бы даже сказала, что папа начал баловать меня больше прежнего!

Я привыкла к роскошной жизни с большим ценником, сейчас мне не стоит зажиматься.

Но это лишь бравада. Правда в том, что я до сих пор робею перед другом отца и не знаю, как правильно вести себя.

Словно вернулась на три с лишним года назад, когда впервые увидела Темирхана, будучи уже взрослой, и разглядела в старом друге отца мужчину, привлекательного и опасного.

Запретного.

— Сара покажет тебе комнату. Сара!

Темирхан зовёт негромко, но в просторном холле почти мгновенно появляется женщина средних лет, не примечательной внешности. Она вежливо улыбается хозяину дома.

— Комната готова?

— Да. Вещи уже привезли. Я разложила их по полкам. Могу проводить гостью в её комнату.

— Привезли мои вещи? — удивляюсь вслух. — Но как такое возможно?! Я же только сегодня пришла к тебе с просьбой и не слышала, чтобы ты давал такие распоряжения.

— Я знал, что ты обратишься ко мне за помощью. Больше не к кому. Не к фиктивному же жениху бежать, — язвит Темирхан неожиданно сильно.

Оказывается, Темирхану известно многое, в том числе и мой блеф с женихом, которого я представила папе, чтобы он не думал, будто я скучаю по Темирхану.

Отношения с Алексом, даже фиктивные, распались сразу же, как у меня возникли реальные проблемы — умер отец.

Мне нужна была поддержка, не только словом, но и делом, я обещала Алексу даже заплатить, лишь бы не быть одной в это время. Напоказ.

Но парень заявил, что на такое он не подписывался и разорвал нашу связь, вывесив пост о расставании в инстаграм и рассказав о том, что отношения были не настоящими.

Я так не хотела показывать, что скучаю по Хану. Никому на свете. Ни одной живой душе. Я и себе запрещала думать…

На самом деле я скучала безумно и промочила слезами насквозь не одну подушку. Мне не хотелось показывать свои истинные чувства, и я считала, что мне достоверно удаётся играть в равнодушие.

— Ты следил за мной! — признаю очевидное и едва не сгораю от стыда.

— Наблюдал за твоей жизнью, поддерживал связь с Климом, — соглашается Темирхан, не отрицая. — То, что твой женишок — из заднеприводных, я понял почти сразу же. Как и то, что ваша любовь — это игра напоказ для отвода глаз, чтобы Клим не температурил. Но сейчас я не хочу это обсуждать. Нет времени. Нужно сделать несколько важных звонков по твоей проблеме и переговорить с нужными людьми. Сара проводит тебя в комнату. Отдыхай, Диана. Встретимся за ужином.

Темирхан уходит.

Уходит… Уходит… Уходит…

Его шаги звучат как выстрелы в моей голове.

— Хан! — зову, не выдержав молчания. — Мне страшно. Коваль — опасный человек?

— Очень опасный, Ди. Поэтому ты будешь в безопасности только здесь. Рядом со мной.

Между нами расстояние в несколько метров. Хочется, чтобы Хан обнял меня, успокоил, отругал немного, пряча за грубостью настоящую заботу, как это было раньше. Но сейчас он лишь кивает мне, смотря куда-то сквозь моё лицо.

Меня словно нет. Так больно…

— Всё будет хорошо, Ди.

Мне кажется или его голос немного потеплел?

— Мне нужно идти, — и уходит.

Глава 3

Темирхан

Три года пошли Диане на пользу. Гордая и ещё более желанная. Стала взрослее, привлекательнее и острее, что ли?

Каждый взгляд полосует, как опасной бритвой. Так глубоко и безнадёжно остро, только успевай подставлять ладони под фонтан эмоций.

Но нужно себя в руках держать.

Ди меня ненавидит люто. Да и я её не должен любить.

В особенности за последнюю выходку!

Никто, кроме нас двоих, не знает, что та стычка в доме Клима не была последней. Потом мы ещё раз с Ди разговаривали.

Ухмыляюсь. Разговор был так себе.

На грани сумасшествия и желания дрочить рукой, слушая её сладкий, медовый голосок. На грани срыва и намерений послать всё к чертям, лишь бы знать, что она — моя.

Даже семейные намерения побоку.

Да ну какой из меня семьянин?

Всю жизнь промотался чёрт знает где, а потом на меня свалилась раскабаневшая от беременности, ставшая ещё более капризной Люська.

Как наказание свыше — нехуй было играть в прятки, стоило быть откровенным, хотя бы перед собой.

Но сам же нажил себе проблем. Сам. Никто меня в это дерьмо с головой не толкал.

И расхлебывать должен тоже сам…

Вот только мысли, как и прежде, кипятком ошпарило от образа дочери друга.

Так сильно…

Как только Клим свинтил с радаров поблизости и основался жить за бугром, он чуть подостыл и даже извинился, что убить меня хотел.

Да засунул бы он себе в зад извинения!

Мне не он был нужен, а дочка его. Которая, с лёгкой руки Клима и рассказов о прошлом, меня насмерть возненавидела.

И хоть сколько Диану убеждай, что между мной и её мамой не было ничего, даже мысленно так глубоко в неё нырял, не поможет. Дианка смертельно обиделась.

В особенности за то, что сделал другой выбор и решил связать жизнь с бабой, которая от меня родить должна.

Как ни крути, но для меня все те, что с сиськами и задницами, лишь бабы, сколько бы им лет не было, а вот Ди — особняком, выше всех.

* * *

С момента нашего последнего разговора почти целый год прошёл, прежде чем состоялся мой разговор с дочерью друга.

В тот день Люська родила. Клим меня поздравил.

Хотелось и голос Дианки услышать, но я умом понимал, что ей будет неприятно и тяжело. Да и папаня опять же, настороже дежурит.

Не-а, тогда даже краткий обмен фразами с Ди казался чем-то нереальным.

— Здоровяк, весь в тебя! — поздравил меня Клим.

Честно говоря, я и сам не понял тогда: в меня ли родившийся от Люськи сын или не в меня.

Рождению сына я был рад, но от всего остального нажраться хотелось в усмерть.

Собственно говоря, я так и поступил: отправился по кабакам. Не понимая, то ли праздновал рождение сына — грандиозное событие для каждого мужика, то ли поминал свою жизнь — она начала мне казаться безнадёжно просратой.

Звонок от Ди раздался очень поздним вечером, когда я уже не мог отличить, что льёт мне бармен, и даже в глотке от спиртного не пекло.

Номер был неизвестным, но голос Ди я узнал сразу же.

Столько времени с того момента утекло, а я помню всё, как будто сейчас это было, и даже хмель не помог забыть.

— Хан?

Тишина. Гулкая, аж в башке зазвенело. И только её дыхание — частое и сладкое-сладкое.

Молчал. Язык резко в морской узел завязался. Не от многочасовой пьянки, но от всей ситуации.

— У тебя сын родился. Поздравляю, — снова длительная пауза. Потом с обидой и слезами в голосе. — Ну, чего ты молчишь?! Совсем меня слышать не хочешь?

— Хочу, — ответил хрипло. — Только…

— Только теперь ты женатый и семейный мужчина. А я? Кто я для тебя?! — спросила с обидой. — Просто секундное развлечение?

— Нет. Ты — лучшая, Ди. Особенная. Поэтому всё так хуёво и сложно.

— Ничего сложного нет. Если знаешь, чего хочется. Я знаю, а ты?

От её слов меня начало жечь изнутри с такой силой, что весь алкоголь за секунду выветрился.

Оторвал голову от барной стойки.

Ещё секунду назад она была тяжёлой и гудящей, а сейчас — лёгкой и звонкой. Как стёклышко.

Отрезвин такой вышел, конкретный. Весь хмель вышибло по одному щелчку. По одному слову!

— Ты играешь очень опасно, Ди!

Шмякнул денег на стойку бармену, щедро, с огромными чаевыми и вышел покурить на улицу.

Как раз был конец июня. Летний месяц, но прохладный, со множеством дождей. На улице приятно тянуло сырой свежестью, с щедрым озоном после недавнего дождя.

— Я не играю, Хан, — возразила Диана. — А ещё… ещё я в России.

— Что?! — закашлялся сигаретным дымом.

— В России! — упрямо повторила Ди. — Папа об этом не знает. Его на процедуры в больницу положили. Он пролежит там несколько дней, а я прилетела…

— Зачем, Ди?

Хотя в глубине души знал, зачем она прилетела. Вернее сказать, надеялся, что ещё не всё между нами перегорело.

— Я хочу к тебе. С тобой… А ты хочешь? Говорил, что хотел меня, Хан… Очень хотел. Я помню, как ты меня целовал, а ты помнишь? Так низко-низко…

От её слов меня резко в жар бросило, потом в арктический лёд и обратно в адское пекло.

— Я всё помню. И если бы не сраные обстоятельства, я бы каждое утро так с тобой начинал, сладкая.

Диана задышала чаще, простонав едва слышно.

— Каждое? — уточнила с придыханием.

— Каждое. С десерта. Между твоих ножек…

Млять, меня понесло и было уже не остановить. В ответ Диана тихо рассмеялась.

— Я в отеле. Ты приедешь? Я тебе адрес скину и администратора предупрежу. Тебе оставят ключ. Приедешь, Хан? Между нами все получилось так глупо. Я очень… очень хочу с тобой увидеться.

— Приеду, — согласился, не раздумывая.

— Я скинула тебе адрес смс-кой. Посмотри, пожалуйста. Я буду тебя ждать. Только когда будешь у номера, позвони мне.

— Зачем?

— Мне нравится говорить с тобой по телефону. Я бы в глаза тебе ни за что не призналась, что хочу тебя. А так легче…

Втоптал окурок в бетон и махнул таксисту, чтобы подъехал. Бросил ему адрес и нырнул на заднее сиденье.

— Скромница, что ли? Я уже к тебе еду. Жди.

— Очень жду. Уже без одежды… И позвони мне, обязательно позвони, Хан.

Не помнил дорогу до того отеля.

Всю дорогу торопил таксиста, матеря.

Схватив со стойки регистратора ключ от номера, понёсся вверх по лестнице на третий этаж, даже лифт не стал дожидаться.

Мыслями я был уже весь в ней, по уши! Глубоко и жадно засаживал член, под мокрые и потные шлепки влажных тел.

Едва не забыл позвонить, тормознул возле номера, перевёл дыхание и позвонил. Диана ответила почти мгновенно.

— Хан? Ты приехал?

— Да, крошка. Я уже у номера. Я вхожу…

— Постой, Хан. Глаза закрой, потом входи. Сюрприз тебе хочу сделать. надеюсь он тебе понравится… — прошептала так сладко, что член ещё сильнее окаменел.

Чиркнул электронным ключом по замку, закрыл глаза, как олух послушный и шагнул внутрь номера. Одной рукой держал телефон, второй пуговицу и ширинку на джинсах расстёгивал.

— Я уже внутри, — шепнул в телефон. — Ну что, наигралась, маленькая? Можно мне уже к тебе?

— Потрогай себя…

Голос Дианы прозвучал почему-то только по телефону. Не в комнате номера.

Но в тот момент я вообще ничего не соображал, обхватил член через ткань трусов, думая, что уже через секунду нырну в податливое тело той, по которой с ума сходил.

— Открой глаза, Хан. Наслаждайся.

В этот момент член едва трусы не порвал от напряжения.

Когда открыл глаза, не сразу понял, в чём прикол. Пальцы так и были намертво сцеплены на члене, через ткань трусов.

Я оказался в номере отеля, как того и хотел.

Но на кровати передо мной лежала на Диана, а какая-то голая, размалёванная баба лет под сорок, потасканная, блондинистая — не натуральная, с желтизной.

Проститутка!

Призывно машет мне одной рукой, а второй себя между ног трогает. И я, млять, член в кулаке сжимаю.

Как будто ушат ледяной воды на голову.

— Это что такое?! — спросил мёртвым голосом. Медленно разжал пальцы. — Ты кто, млять?! Вали нахер… Или…

Или я номером ошибся?! Но ключ-то подошёл!

Смех в трубке телефона.

— Чудесной и жаркой ночи, Хан! — ядовито пропела в телефонную трубку Диана. — Поздравляю с рождением сына и с началом семейной жизни! Однако, твоя жёнушка еще месяц, как минимум, не сможет сексом заниматься. Я сняла тебе проститутку. Это подарок от нашей семьи — вашей. От Самарских — Асадовым!

Резко натянул джинсы и вышел, громыхнув дверью номера.

— Что за шутки, Диана?! — прорычал в трубку. — Где ты, коза?!

— Неужели ты думал, что после всего я стану с тобой кувыркаться и позволю тебе стать моим первым мужчиной?! Ни за что, Хан. К слову, тебе уже никогда не стать первым.

— Что?! — долбанул кулаком по стене. — С кем… ты? С кем ты переспала?

— Не знаю! — весело отозвалась Диана. — Всё произошло в клубе, а имя я не успела спросить. Но ты не переживай за меня. Я уже взрослая и сама справлюсь. Со всем справлюсь. Без тебя! Ты никогда не станешь ни первым, ни тем более, последним мужчиной. Только и остаётся, что фантазировать… о моей маме! — выплюнула злобно. — Папа мне всё рассказал. Счастливо оставаться, Хан.

— Ди, маленькая, послушай…

Последняя попытка успокоить разбушевавшуюся и обиженную дочь друга, чтобы она не погнала свою жизнь под откос.

— Не буду я тебя слушать. У тебя был шанс. Ты его упустил. Теперь живи с тем, что есть. С Люськой. Счастливо… К слову, я в Россию и не прилетала. Я в Мюнхене и устроила тебе свидание с женщиной твоей мечты дистанционно. Не отказывайся. Я за всю ночь той шмаре заплатила. Она выглядит точь-в-точь как твоя Люська. Полностью в твоём вкусе. Наслаждайся…

И отключилась, зараза мелкая!

Всю душу вымотала мне за жалкий час. Вилочкой намотала медленно, и со вкусом, а потом выдернула её к чертям.

Я разозлился так, что телефон в руке треснул.

Но кого я мог винить?! Только себя.

Ди решила отомстить и плюнула мне в лицо, посмеялась над моими чувствами к ней.

Любой бы на моём месте себя почувствовал кретином, а я — так ещё и кретином влюблённым.

Ведь я по-настоящему в тот момент был готов отказаться от сына, лишь бы с Дианой быть.

Моментально в голове план набросал: буду Люську материально поддерживать, но жить она станет отдельно от меня, а я — с Дианкой, кучу ребятишек ей заделаю.

Так вот хер тебе, Хан, а не семья с любимой.

Плевок в рожу.

Пришлось возвращаться к себе на квартиру, отремонтированную до идеала.

Состояние поганое.

Хотелось крушить всё кругом.

Без разбора. И пить. Снова. Нагнать градусом всё, что выветрилось. Забыться…

Но это же не конец. Конец был бы, если бы я в тот момент слабости поддался.

А я решил перешагнуть и пойти дальше.

Ну, не судьба, значит, мне быть счастливым в любви.

«Не везёт мне в смерти, повезёт в любви…»

Нет, это не про меня.

У меня с точностью до наоборот. Может быть, эту суку-любовь вообще никто в глаза не видел, похоть с высокими чувствами путает и обманывает всех кругом.

Может быть, и нет ничего. Но почему же так хуёво-то, а?

* * *

Потом я решил ради других целей жить и идти вперёд. У меня родился сын. Пусть жена — нелюбимая и нежеланная, но… был сын.

Была вдова брата и любимые племянники…

Было желание во что бы то ни стало и самому раскрутиться, бизнес свой начать — ведь бабки на моём личном счету имелись немалые, можно было их в оборот пустить.

Вот ради этого я и начал жить. Люська после родов за полгода в форму пришла, схуднула до состояния сушёной воблы и снова ко мне в трусы залезть попыталась.

Но у меня к ней всякую охоту давным-давно отбило. На неё даже в самый голодный час у меня бы теперь не встал.

Я отбил её попытки сблизиться.

— Люська, всё в прошлом. У нас семья. Только ради сына. Трахать тебя я не собираюсь.

— Других баб иметь будешь? — спросила с обидой.

— Буду. Шлюху снять — не проблема. И ты можешь себе хахаля заиметь, только в дом его не тащи, идёт? На виду у всех и в доме у нас с тобой — любящая семья. Ради сына. И только…

Грудью Люська не кормила, молока изначально не было. Сын сидел на смесях.

После моих слов Люська обиделась и загуляла, на несколько дней оставив сына.

Пришлось скорым ходом нанимать няню и искать жёнушку, вытаскивать из чмошного отеля, где она спала в обнимку с каким-то чёрным турком.

Тот ещё в драку захотел кинуться, но после одного удара к стене отлетел и заткнулся. Рыкнул в сторону Люси:

— Возвращайся к сыну, шалава. Или я его отберу и ты больше никогда Тимура не увидишь. Я тебе свои условия озвучил — играешь роль примерной жены, а вот эту поебень на люди не показываешь. Усекла?

Люська закивала быстро-быстро, вернулась домой, откисла в ванной, отмылась до скрипоты и направилась быть примерной мамашей и женой.

С той поры у нас всё наладилось. Внешне мы так вообще идеальная семья. Внутренне — мы не муж и жена, лишь родители. Секса с Люськой не было.

Бабу себе постоянную я так и не завёл, предпочитал трахаться с теми, с кем проблем не возникнет, одна-две встречи, не больше, для чистой физики.

У меня получилось раскрутить свой собственный бизнес.

Впахивал я, как проклятый раб, с ночи до утра.

Люська тоже делом занялась. На мои деньги, естественно.

Не сказать, что начатое ей дело оказалось сильно прибыльное, но не в минус, к тому же меньше дурить стала.

Сын рос на радость…

Наладилось. Закрутилось…

Но вот снова дочь друга возникла в моей жизни. Как ураган, вломилась, прося о помощи.

Не смог бы отказать, ни за что.

Сейчас я вспомнил всё, до последнего вздоха, и снова начало ломить в груди. Жгло сильно, я даже ладонь приложил, боль унять.

Прошло два года с той ночи выходки Дианы, когда всё внутри полыхнуло и вымерло.

Но теперь снова болит. Выходит, я ещё жив?

Глава 4

Диана

Вышагивая следом за прислугой, я с интересом разглядываю обстановку дома.

Создаётся впечатление, что Темирхан отдаёт предпочтение скандинавскому стилю.

Много чётких линий, нейтральная цветовая гамма, с преобладанием нейтральных цветов. Много холодного серого в южной части дома и тёплого бежевого — в северной.

Баланс эстетики и функциональности.

Темирхан хорош во многом, но я не знала, что он обладает таким хорошим вкусом или просто решил, чтобы всё в его жизни соответствовало высокому статусу успешного бизнесмена?

Мне не хотелось бы думать о нём. Но как не думать о Темирхане, когда я нахожусь на территории его дома?!

— Ваша спальня. Одежда уже разложена в шкафу. В ванной на полочках стоят самые необходимые уходовые средства. Стандартный набор для гостевых спален. Если что-нибудь понадобится, вы смело можете обратиться ко мне, — вежливо говорит Сара.

Она кружит по просторной комнате, показывая мне всё. Как будто я могу заблудиться в этой комнате, залитой светом!

Мне импонирует, что на полу лежит светлый ковёр с длинным ворсом и здесь, в отличие от предыдущих комнат, много светлого дерева, что придаёт особую теплоту комнате.

Я рассматриваю декоративные вещицы. В очередной раз отдавая должное хорошему вкусу Темирхана.

Ни на секунду не допускаю мысли, что всем в доме заправляет её величество Людмила. Эта перегидрольная дамочка не способна на высокий вкус.

— Кто занимался обустройством дома? Темирхан или его супруга? — спрашиваю, подходя к окну.

На самом деле так проще, чтобы Сара не заметила на моём лице ненужной тревоги или волнения.

К сожалению, окна в моей спальне выходят в ту часть двора, в которой устроена детская площадка.

При виде яркой песочницы, детского городка и качелей мои глаза наполняются горячей, злой влагой.

Всё, что я вижу, как одно большое напоминание того, что Темирхан не просто женат на Люське, но и воспитывает вместе с ней сына.

— Дом обустраивали ведущие дизайнеры.

— Люська выбирала что-то?

Краем глаза замечаю, как вытянулось лицо Сары после моего вопроса. Грубые слова выскользнули против воли.

Я не хотела быть грубой и показывать пренебрежение к хозяевам перед прислугой. Нехорошо подрывать авторитет.

— Просто мы с Людмилой давно знакомы, — говорю с лёгкой улыбкой. — Старые приятельницы!

— Ах, — понимающе улыбается Сара. — Людмила хотела что-то в стиле рококо, но Темирхан Абдулхамидович отдал предпочтение более простым решениям.

— Представляю, как расстроилась Людмила! — подхватываю болтовню и даже изображаю на лице сожаление. — Надеюсь, ей удалось отвоевать хоть что-то?

— Удалось. Одна из хозяйских спален и прилегающая к ней ванная комната оформлены так, как пожелала Людмила. И детская комната, разумеется, — охотно отвечает Сара. — Вам ещё что-нибудь нужно?

Она сжимает в руке телефон, издающий мерную вибрацию.

— Большое спасибо, Сара. Думаю, я разберусь.

Как только прислуга покидает комнату, я даю волю злым слезам. Но не собираюсь предаваться долго этому позорному занятию.

Я и так нахожусь практически в стане врага, не хочу давать Темирхану и его жёнушке повод позлорадствовать над слабой выдержкой и слезливой натурой.

Я решительно захожу в ванную комнату, чтобы принять душ. На полках выставлена косметика марки Кларанс. Надо же…

В душевой кабине установлено несколько режимов, в том числе, и массажных.

Я продолжительное время стою под струями, усиленно разминающими моё тело.

Потом долго расчёсываю влажные волосы и сушу их феном, раздумывая о том, как сложится моя жизнь в дальнейшем.

Семь ночей.

Именно столько потребовал Темирхан.

Надеюсь, он быстро решит проблему с Ковалем и его наглыми головорезами.

Если Хан приступит к взиманию оплаты уже сегодняшней ночью, то я буду свободна через неделю. Так?!

Думать о таком неприятно, но всё же волнительно.

Несколько лет ничуть не притупили моих чувств к этому мужчине.

Он стал взрослее и привлекательнее. При виде него у меня внутри всё заклокотало и начало жечь.

Как будто не было трёх с половиной лет, проведённых по разным сторонам континента.

Я всё время жила в Европе и вернулась совсем недавно, потому что бизнес отца потребовал личного присутствия после его смерти.

Сразу же вляпалась в проблемы… Одна ошибка стоила мне очень дорого.

Теперь я продала себя мужчине, который меня ненавидит.

Семь ночей, Ди.

Я буду свободна уже через неделю. Надеюсь, осложнений не будет, подумала с энтузиазмом.

Но внутри всё похолодело от предчувствия. Стать свободной через неделю? Было бы слишком просто.

Начав беспокоиться, я даю себе зарок — обязательно узнать о сроках у Темирхана и уточнить все детали.

Подойду к вопросу с деловой хваткой. Пусть составит договор. Точка.

Потом я целых два часа бесцельно лежу на кровати, тратя время на пролистывание новостных лент всех социальных сетей, которые только есть на моём телефоне.

Это занятие мне надоедает, когда были пересмотрены все вайны и пранки любимых блогеров.

Спрятав телефон в карман джинсов, я осмеливаюсь покинуть свою комнату.

Решаю обойти дом Темирхана.

Интересно, где находится хозяйская спальня?

Мне до чёртиков хочется посмотреть на спальню Хана и Люськи. Позлорадствовать, представляя могучее тело мужчины, лежащего на кровати под прозрачным балдахином, а кругом — дорогая парча, бархат, обилие золотой лепнины…

Но совать свой нос в интимные зоны чужого дома — знак дурного воспитания. Поэтому мне приходится спуститься вниз и выбрать другую зона для осмотра.

Мой выбор падает на просторную гостиную.

Взгляд сразу же привлекает большая фотография в деревянной рамке, стоящая на одной из декоративных полок.

Я беру фото в руки, чтобы рассмотреть пристальнее.

На фото Темирхан со своим сынишкой. Несложные расчёты подсказывают, что сейчас мальчугану чуть больше полных двух лет. Ещё совсем малыш, с широкой, солнечной улыбкой и светлыми, чуть рыжеватыми волосами.

Фотография наполнена светом и любовью. Как трепетно и бережно Темирхан держит ребёнка сильными руками, прижимая его к мускулистой груди.

Он по-настоящему любит своего сына, а моё сердце обливается кровью.

— Что ты здесь делаешь?!

Я резко оборачиваюсь на неприятный звук резкого голоса.

Жена Темирхана.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает с ненавистью.

Вынуждена признать, что три года брака с Темирханом пошли Люське на пользу. Теперь она не выглядит, как дешёвая бабища, торгующая пирожками на рынке. Её облик сильно облагородился за три с лишним года. Волосы уже не выбелены насмерть, но приобрели оттенок благородной платины с сероватым отливом.

Люська изменила стрижку и больше не завивает свои волосы в дикие, бараньи кудряшки. У неё модное, ассиметричное каре и безупречная укладка на платиновых волосах.

Впрочем, этот оттенок добавляет ей возраста. Но зато в комплекте с широкими, чуть небрежными по последней моде бровями, уменьшенным носом и сочными, алыми губами Люська выглядит, как эталонная инста-самка. Одна из десятка, а может быть сотни тысяч таких же.

На Люське надеты кожаные шорты и белая, просторная блузка.

Жена Хана недовольно швыряет в сторону кресла розовый кардиган из дорогого кашемира. Вещица не долетает до предмета мебели, осев лужицей на полу.

— Охрана! — резко рявкает Люська, не сводя с меня пристального взгляда.

Темирхана нет рядом, и Люське нет необходимости изображать из себя простую дамочку, добросердечную и вежливую в общении.

Она смотрит на меня с глубокой неприязнью. Если бы она могла, то с радостью испепелила бы меня взглядом.

— Да, Людмила Васильевна!

Рядом с Люсей появляется охранник.

— Что эта особа делает на территории моего дома?!

— Гостья вашего супруга. Особое распоряжение.

— Гостья? Ничего об этом не знаю! — визгливо вскрикивает Люська.

Не знает о моём появлении?! Но как же…

Разве Хан не к ней обращался, в телефонном разговоре?

Если не к ней, то к кому же со словами «Поцелуй сынишку…»

Может быть, у него ещё одна женщина с ребёнком есть?

Даже голова разболелась от таких мыслей и сомнений.

Люся тем временем достаёт телефон и обращается к охраннику, но смотрит при этом только на меня:

— Стой здесь. Не уходи. Я хочу уточнить. Вполне возможно, что получится вышвырнуть непрошеную гостью в два счёта, — ехидно обещает Людмила.

Она с точностью до последнего слова повторила фразу, которую я бросила ей несколько лет назад.

Тогда Хан, считавшийся опекуном, привёл эту женщину в дом моего отца, чтобы она жила рядом с ним.

Как же Люська меня раздражала! Но я не имела права выкинуть её как драную, помойную кошку за порог своего же дома, хоть мечтала об этом каждый день, что провела с ней под одной крышей.

Как забавно сейчас повернулась судьба!

Сейчас я — гостья в доме её мужа. Теперь Люська владеет всем, а я — бесправная и ничего не значу для Хана.

— Темирхан! Ты меня не предупредил! Сейчас в доме находится…

Люська начинает высказывать претензии высоким, капризным тоном, но Темирхан не даёт ей договорить и перехватывает главенствующую роль на себя.

Выражение лица Людмилы меняется. Хоть Людмила упакована в стильную дорогую одежду и выглядит престижнее, чем в прошлом, она так и не научилась безупречно владеть эмоциями.

Черты лица Людмилы искажаются. Губы презрительно фыркают, она бросает в мою сторону нехороший, убийственный взгляд.

Разумеется, она недовольна тем, что я нахожусь в их доме. Будь её воля, я бы уже стояла за воротами дома Асадовых или возможно, пылилась в придорожной яме.

Но кажется за эти годы кое-что не изменилось.

Главным в отношениях этой пары по-прежнему остаётся Темирхан.

Если он даст команду «к ноге», Люська побежит в ту сторону, довольно виляя своим пышным задом.

— Хорошо, — шипит зло в телефон. — Но не думай, что я стану развлекать эту пигалицу. Я не привыкла иметь дело с хабалками!

Людмила сбрасывает звонок. Она сжимает пальцами телефон, цедя сквозь зубы охраннику:

— Свободен. И не мельтешите перед окнами так часто! Расползлись всюду, как термиты! В глазах рябит!

— Извиняемся за причинённые неудобства. Но таков приказ Темирхана. Повсеместно усилить охрану.

— Тогда шуруй на пост! Чего стоишь?!

Охранник кивает и уходит. На его широком лице не отображается ничего, но глаза немного темнеют, выдавая эмоции.

Слышится протяжный, глубокий вздох, полный недовольства. Я с лёгкой, вежливой улыбкой наблюдаю за передвижением Люси по просторной комнате. Она чеканит каблуками шаги и, кажется, собирается с мыслями.

Моё присутствие глубоко неприятно и ей, и мне тоже.

Как бы она ни изображала дурочку в прошлом, её холодные, змееподобные глаза выдают расчётливый ум и холодное сердце.

Она останавливается возле меня, обдавая пряным запахом духом с обилием горьковатого миндаля в финальных нотах.

— Это моя семья. Мой муж. Мой сын, — произносит с холодной яростью.

Жена Хана проводит острым кончиком ногтя по стеклу фоторамки, издавая противный, скрежещущий звук.

Бордовая пика ногтя добирается до деревянного торца рамки, а оттуда стремится переползти на мои руки.

Я ставлю фото на полку. Стерва лишилась возможности прикоснуться ко мне, но до сих пор стоит неприлично близко.

— Тебя не учили, что есть личное пространство? — спрашиваю у Люськи.

Или теперь называть её Людмила Васильевна?

— Ты находишься в моём доме, — парирует она с ядом. — Ты наследила на МОЁМ личном пространстве.

— Судя, по милому разговору с супругом, в этом доме не ты решаешь, где, когда и как мне следить, — улыбаюсь, глядя ей в лицо. — Если Хан прикажет, ты и чай мне на блюдечке подашь, и даже сахару положишь ровно столько, сколько я захочу.

Ни в чём подобном я не уверена. Но пытаюсь блефовать. И по недовольно поджатым губам Люськи можно сделать вывод, что мне это удаётся.

Не знаю, какие у Люськи с Ханом сейчас отношения, но…

Она не уверена в его чувствах именно к ней самой, за исключением семьи.

Однако она пытается держать лицо. Люська вскидывает голову повыше и удаляется, покачивая пышным задом нарочито сильно.

Я отвожу взгляд от её удаляющейся спины, задаваясь вопросом, где находится сын Темирхана.

Неужели Люська не занимается воспитанием малыша сама, а передала его на рук нянек?

Ищу на стенах гостиной взглядом и другие семейные фотографии.

Нахожу среди них и те, где вся семья Асадовых в сборе: Темирхан, Людмила и их сын.

— Как зовут сына Хана? — спрашиваю вслух.

Она отвечает, встав ко мне вполоборота:

— Тебе ни к чему запоминать лишнюю информацию. Не думай, что ты здесь задержишься…

Она поднимается вверх по мраморным ступенькам.

— Кажется, у кого-то проблемы? — говорит себе под нос. — Иначе бы не приползла к Хану, обивать пороги его дома…

Вскидываю в её сторону разъярённый взгляд.

Но слова были сказаны тихо-тихо.

Я не могу сказать с уверенностью, что услышала их, а не просто придумала.

Глава 5

Диана

Как я умудрилась вляпаться в неприятности? Да очень просто…

После смерти отца весь его бизнес достался мне. Я три года училась рядом с ним управлять огромной логистической компанией и считала, что справлюсь.

Первое время так и получалось, а потом я просто решила схитрить и скрыть часть прибыли, не отдавать положенный процент одному очень опасному человеку, который покрывал незаконные делишки фирмы отца.

Всё прошло удачно, и я радовалась. Но радость была недолгой.

Через неделю, однажды поздним вечером меня просто схватили и затолкали в машину двое мужчин.

Я запаниковала, начала кричать и звать на помощь. Мне заткнули рот ладонью. Я укусила похитителя изо всех сил, прокусив кожу до самого мяса.

Мужчина заорал благим матом и залепил мне пощёчину.

— Тише, придурок! — лениво отозвался второй мужчина.

За рулём сидел ещё один, и он посмеивался, глядя на своих подельников.

— Сиди тихо, сука!

Мне в живот упёрлось лезвие ножа.

— А? Что? Не слышно? То-то же! — ухмыльнулся мужчина и, переместив нож, пощекотал кожу шеи заострённым концом лезвия.

— Куда вы меня везёте? Что вам от меня надо? — закричала я.

— Заткнись, сучка…

— Выпустите меня!

Второй мужчина заржал.

— Кажется, я знаю, чем заткнуть ей рот!

В волосы на затылке вцепились сильные пальцы и нагнули меня лицом к мужским коленям.

Мужчина пытался расстегнуть ширинку и одновременно толкал меня лицом в свой пах.

— Давай, давай… Пососёшь — больше пользы будет! Верещишь, как резаная!

— Эй, ты! — окрикнул его водитель. — Коваль сказал, девчонку пальцем не трогать!

— Вот как раз пальцем я её и не трону!

Мужчине удалось расстегнуть ширинку, он поспешно оттягивал резинку трусов.

— Кир, уймись! — рявкнул водитель и резко нажал на тормоза.

Все чудом не полетели вперёд. Неудавшийся насильник со всей дури уткнулся лицом в кресло, стоящее перед ним.

— Какого хрена? — взревели двое мужчин, садясь обратно.

Я тоже слетела с сиденья и нащупала пальцами лезвие ножа, выпавшее у похитителя из рук при резкой остановке.

— Коваль сказал, девчонку не трогать. Ясно? — рявкнул водитель. — Посадите её на место. Пять минут езды, а ты хрен знает что устроил!

Меня усадили обратно на сиденье, но взбудораженный мужчина не мог не дёрнуть меня за волосы.

Я сжала лезвие и полоснула его по руке в ответ.

Второй мужчина, до этого лениво сидевший с другой стороны, мгновенно выхватил у меня нож из рук и ударил меня рукояткой по рёбрам с левой стороны.

От сильной боли у меня перехватило дыхание и покатились слёзы градом.

Сначала я боялась даже дышать.

Боль была острая и пронзительная.

— Вот теперь будет сидеть спокойно. А ты, Кир, уймись. Или я тебя выкину…

Тот, кого назвали Киром, застегнул ширинку и сел.

Меня привезли в какой-то клуб, завели в VIP-кабину. Комната утопала в красном. У шеста извивалась стриптизёрши. Мужчина средних лет, с залысиной спокойно курил, глядя на старания танцовщицу.

— О, ну наконец-то! Привели, — улыбнулся он мне и кинул к ногам стриптизёрши пару купюр. — Свободна, цыпа. Девчонку сюда!

Мужчина щёлкнул пальцами. Меня подвели к дивану и толкнули, вынуждая сесть.

Я рухнула на диван, словно подкошенная, и вытерла пальцами дорожки слёз на щеках.

— Ну и почему она такая зарёванная? Я же сказал, девчонку не трогать! — весело сказал мужчина. — Пошли прочь. Оба.

В VIP-кабине осталась только я и этот мужчина.

— Знаешь, кто я?

— Знаю, — слабым голосом ответила я.

— Знаешь? Хорошо. Но всё же я тебе напомню, что меня зовут Коваленко Сергей Николаевич. Но многие меня называют просто Коваль… А знаешь, почему ты здесь, Самарская Диана?

Мне было сложно даже кивнуть головой в знак отрицания или согласия. Всё тело было сковано болью.

Коваленко внушал мне опасения. У него были светлые глаза, но какие-то мутноватые. Голос тихий и обманчиво вкрадчивый. Он производил впечатление человека, который только выжидает удобного случая, чтобы напасть и ударить. Без промаха.

— Мы с твоим папой были партнёры, — ласково произнёс Коваль, как будто с годовалым ребёнком разговаривал.

Он поднёс сигару ко рту и затянулся. Второй рукой наполнил бокал янтарным виски.

— Тебе выпить не предлагаю. Рано тебе ещё пить, Дианочка, — вздохнул он. — Ты ещё такая молоденькая. Но в то же время взрослая. Не стоит знакомиться сразу со всеми прелестями взрослой жизни. Так вот, Диана. Дела с твоим отцом всегда шли отлично. Без проблем. Когда твоего папаши не стало, я сначала напрягся. Не знал, чего ожидать от того, кто встал на его место. Но потом понял, что дела идут как прежде. Однако в последнее время… кое-что изменилось. Мне плевать на самом деле, кто сейчас управляет делами фирмы — ты сама или твой поверенный человек. Но мне не плевать, что вы начали зарываться и попытались «обуть» меня. Неужели вы решили, что я ничего не узнаю? Но я узнал. Узнал и очень сильно расстроился. Я выставил вашей фирме срок уплаты долга. И что я вижу? Вы не торопитесь платить, крошечка. Мало того, попытались сдать меня властям. Нехорошо, правда.

— Сдать вас? Мы этого не делали! — только и смогла произнести в своё оправдание.

Потому что во всём остальном Коваль был прав.

Но я бы ни за что, никогда не попыталась так глупо «слить» такого человека и нажить себе этим проблем!

Папа меня много раз предупреждал. Я не во всём следовала его советам, но этот ни за что бы не нарушила!

Однако судя по скептическому взгляду Коваля, он мне не поверил. Лишь медленно осушил бокал виски, смакуя жидкость на языке.

— Я бы охотнее трепался с твоим отцом. Он здорово глушил коньяк и был крепким мужиком. Но даже самые крепкие рано или поздно отправляются на тот свет, а потом начинаются проблемы. Как у нас с тобой. Вернее, проблемы у тебя, Самарская. Потому что я очень зол. Понимаешь, к чему я веду, Диана?

Отрицательно покачала головой.

Я понимала, что влипла в крупные неприятности, но я впервые находилась под таким сильным давлением. Довольно быстро научившись управлению, я считала, что смогу встать у руля и ворочать деньгами и бизнесом, как отец.

Но на деле я оказалась не готовой к ведению опасных дел.

Тем более, я оказалась не готовой к такому жёсткому прессингу со стороны мужчин, которые видели во мне лишь кусок мяса для развлечений.

— В общем, дела твои сейчас неважнецкие, Самарская. Ты мне должна. К тому же я обижен до глубины своей трепетной души. А ты, не желая расстраивать меня ещё больше, расплатишься по долгам. Отдашь мне вот этот и вот этот тракт… — Коваль начеркал на бумажке условное обозначение двух путей, которыми компания отца перевозила незаконные грузы.

— Я не могу отдать их вам. Это львиная доля прибыли! Если я лишусь этого, фирма отца станет банкротом.

— Меня эти проблемы не волнуют, — пожал плечами мужчина.

— Я не могу!

— А ты подумай хорошенько. Сделаешь это, и твой долг будет закрыт. Ты сможешь и дальше жить тихо-мирно, не пересекаясь ни со мной, ни с моими парнями. Хорошие у меня парни служат, да?.. — рассмеялся Коваль.

— Я не могу пустить всё на ветер. Вы просите слишком много. Мой проступок столько не стоит! — воскликнула я.

— Ну-ну… Не кричи, не пускай слёзы. Подумай хорошенько, идёт? — гаденько улыбнулся Коваль. — Я даю тебе одну неделю, чтобы ты напрягла свои куриные извилины и приняла правильное решение. Просто подумай.

— Неужели нет другого выхода?!

— Другого выхода нет, — хищно оскалился Коваль. — Но есть моральный ущерб и долг тоже имеется. Хороший долг!

Коваль лениво потыкал пальцами в телефон и толкнул его в мою сторону по поверхности стола.

Нули перед моими глазами расползались в разные стороны, казалось, что чем дольше я смотрю на цифры, тем больше становится нулей.

Коваль замахнулся на слишком жирный кусок: захотел отобрать, практически, весь бизнес моего отца и «повесил» на меня чудовищно огромный долг.

— У меня нет таких денег.

— Ты их найдёшь, Самарская. Тебе в самом деле их лучше найти, — улыбнулся Коваль. — В противном случае ты будешь их отрабатывать. Ты ещё целочка или уже нет? Если целочка — хорошо-о-о-о… Некоторые папики любят драть целочек. Отработаешь за одну ночь неплохую сумму. Если ты уже успела подарить кому-то свой цветочек — увы… Придётся попотеть, пососать, попрыгать. У моих людей, само собой, будет неограниченный лимит на пользование… тобой.

Он замолчал. А я словно умерла и стала кучкой пепла. Я не могла поверить, что эти кошмарные угрозы относятся ко мне.

— Что молчишь, Самарская? Приходят в голову мысли умные и светлые? Может быть, вспоминаешь, где папаня прятал золотишко на чёрный день?

Я молча помотала головой.

— Ничего-ничего… — Коваль протянулся и похлопал своей прохладной, мокрой ладонью по моей руке. — Вспомнишь. А сейчас отправляйся в отель, где ты живёшь, Самарская. Я вызову тебе такси. Но извини, стоимость проезда приплюсую к долгу. Кстати, про процент забывать не стоит. Инфляция, мать её!

Меня вытурили из клуба так же быстро, как привели туда.

Я поняла, что вишу на волоске от пропасти. Выход был только один — обратиться за помощью к человеку, которого я ненавидела и… хотела.

Мне пришлось обратиться за помощью к Темирхану.

Я знала, что он не будет мне рад. Знала и понимала, что поступила некрасиво по отношению к нему в прошлом.

Мысленно я отдавала себе отчёт, что он захочет взять реванш, отомстить за уязвленные чувства, за то, что плюнула ему в душу.

Похоже, что я для него — никто.

Но одно дело знать.

Чувствовать на себе — в тысячу раз больнее…

Глава 6

Диана

День пролетает незаметно.

Я немного пообщалась с прислугой, до того, как появилась в доме хозяйка. Узнала, что сына Хана зовут Тимур, этому светловолосому и голубоглазому мальчугану всего два с небольшим.

Тимур совсем не похож на Темирхана! Ни одной похожей черты, уж я-то, как физиономист и художник, подмечаю такие тонкости.

Есть сходства с Людмилой — те же широкие, выступающие скулы и тот же курносый нос!

Разумеется, я сравниваю нос Тимура с носом Люськи, каким он был до операции по ринопластике.

Словно Тимур многое взял от Люськи и совсем ничего от Темирхана. Как будто Тимур совсем не сын Хану.

Я начинаю подсчитывать в уме. Я хотела бы ошибиться в подсчётах.

Но всё указывает, что Люся забеременела от Хана, когда жила в доме моего отца.

Может быть, даже трахалась с ним на одной из наших кроватей!

Злость и ревность снова накрывают меня с головой.

Злость — понятное чувство, но ревности-то откуда взяться?

Я же думала, что переболела и переросла. Мне скоро исполнится двадцать два года, а Темирхану полных сорок лет.

К чему сейчас приплетать мысли о нём?! Но они лезут и лезут, настырные.

Как назло, Темирхан стал ещё красивее. Казалось бы, он уже не молод. Но он, похоже, из того типа мужчин, что лишь хорошеют с годами, настаиваются, как отличное вино, а потом пьянят, пьянят и кружат голову.

Рассматриваю семейные фото Асадовых: Людмила, Хан и их сын. Но сама смотрю лишь на Хана жадно-жадно.

Каждую чёрточку лица запоминаю и рыдать хочется от невозможности быть вместе.

Вернее, вместе мы будем. Но только в горизонтальной плоскости. Или в вертикальной. Или в любой другой, в какой Хану захочется меня поиметь.

Больше ничего другого мне не светит.

Семь ночей. Восемьдесят четыре часа.

Мозг начинает лихорадочно подсчитывать минуты и секунды…

Приказываю себе остановиться, а то так недолго и с ума сойти.

Но как назло, вспоминаю единственную ночь, которую мы провели вместе. Вернее, секса с проникновением так и не случилось, но Хан довёл меня до оргазма несколько раз.

Меня начинает вести, и я снова вспоминаю, как это было.

Та ночь стала моим наваждением и проклятием…

Наши жадные поцелуи, один за другим. Глубокие и взрослые. Грязные. Но хочется ещё и ещё. Запачкаться с головой, нырнуть в эту бездну и остаться там навсегда.

Его руки — большие и жаркие, буквально повсюду. Хорошо помню жалобный, громкий треск трусиков от жадного напора его большой руки.

Звук бьёт по нервным окончаниям и подхлёстывает.

Даже сейчас.

Спустя три года.

Я проваливаюсь в жаркие видения и плотнее сжимаю бёдра, потому что между ними разливается порочная, горячая влага.

Отставляю фото Темирхана обратно на полку и спешу подняться в свою спальню, подальше от соблазна. Меня бросает то в жар, то в холод.

Я забираюсь под тёплые струи воды, чтобы немного успокоиться.

Но тело послушно отзывается на любое из собственных прикосновений, вызывает чувственную дрожь и заставляет окунаться в прошлое, с головой.

Стараюсь выплыть на поверхность, но меня топит и топит, безвозвратно.

И я уже совсем себя не контролирую, не разделяю явь от видений. Не могу понять, чьи руки скользят по телу — мои или Темирхана.

Если бы это были его руки и пальцы…

Если бы его…

О да-а-а-а…

Всхлипываю, плачу и прогибаюсь в спине для его прикосновений. Таких жарких и умелых.

Стоит лишь дотронуться до нежной, влажной плоти, как я глухо стону мне и сама развожу ножки шире.

— Ещё… — почти требуя, двигаю бёдрами навстречу пальцам.

Как он сделал потом? Развёл мои ноги в стороны и обнажил полностью, прижался ртом и губами, лаская клитор и обводя языком лоно по жаркому кругу.

Целовал меня низко и высоко. Жарко-жарко… Бесстыдно…

Разложил меня на диване и устроился между моих ног, целуя, трахая языком…

Это было так прекрасно, что я потеряла всякий стыд. Просто забылась и сама дрожала, толкалась ему в лицо, на умелый язык, умоляя не останавливаться. Он довёл меня до оргазма низкими, горячими поцелуями с языком.

Я целовала его в ответ — в губы, потом скользила жаркими поцелуями по скулам и подбородку.

Губы покалывало от его грубоватой щетины и желания стать ещё ближе, быть ещё откровеннее и выпустить, наконец, на волю, всех своих чертенят.

Которых оказалось в избытке и каждый из них — одержим другом моего отца.

Хан перевернул меня на живот и прижался членом к ягодицам. Внутри полыхнуло и восторгом, и предвкушением, и сладким страхом, от которого по телу пробежали пики мурашек.

Но секса не было. Он лишь дразнил меня, двигаясь по касательной, а потом горячо и влажно выплеснул семя на кожу ягодиц.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он мне со сбившимся за черту дыханием.

Его губы были такими манящими и порочными, что я не удержалась и дотронулась до них пальцем, обведя их контур.

— Ты же не…

Тогда я ещё и не могла говорить вслух открыто, откровенно. Я не смогла сказать ему: «Ты же не получил секса, к которому привык!»

Но он ответил:

— Я хочу, чтобы ты стала моей, по-особенному, не так, впопыхах…

Так просто и так легко, соглашаясь, отступая, давая мне шанс привыкнуть. Щедро одаривая обещанием и словами, что я для него — Особенная.

А потом…

Потом я проснулась. Вдохновлённая и влюблённая, до последней черты, за которой уже — одержимость.

Хотелось закончить конкурсную работу, на ней был изображён Он — мужчина, которому я была готова подарить и сердце, и тело, и душу. Но поднявшись в мастерскую, на чердаке, я поняла, что любовница Хана испортила мою работу, измазав её чёрным акрилом. Кроме неё, больше некому было.

Внезапно мне стало стыдно и я испугалась своих чувств к взрослому мужчине.

Потом всё закрутилось так быстро, что я едва успевала отмечать события: ссора между мной и Ханом, Хан выгнал свою любовницу, наше сближение и снова разрыв.

Теперь уже окончательный. С лёгкой руки папы, рассказавшего, что Хан был влюблён в мою маму.

Потом я долгое время не могла смотреть в зеркало, на своё отражение, без содрогания. В каждом жесте мимики я видела маму, а не себя, и не хотела видеть наше сходство.

Я могла думать лишь о том, что Хан хотел меня из-за внешнего сходства с ней, хотел её, а не меня…

Со временем я смирилась с этим и отлегло, но ненадолго.

До сих пор стыдно вспоминать «подарок», устроенный мной Хану на день рождения его сына.

Если бы я могла изменить прошлое, то ни за что не стала бы так поступать. Возможно, именно из-за этого «подарка» Хан сейчас относится ко мне так — холодно и отстранённо, как к вещи.

Двигаться нет желания.

Я сползаю вниз по стене и смотрю прямо перед собой, но не вижу ничего. То ныряю в прошлое, то фантазирую, какой могла быть жизнь — моя и Хана, одна на двоих.

Я так хочу забыться, но даже в мечтах не получается построить счастливое будущее.

Внезапно дверь душевой кабины отъезжает в сторону. Я вздрагиваю и прижимаюсь всем телом к Хану, резко вытягивающему меня из кабины.

Я заглядываю в его глаза.

Тело бьёт мелкой, острой дрожью, а напряжённые соски царапаются о ткань его рубашки…

— Долго ты здесь сидишь? Продрогла…

— Долго?

Зуб на зуб не попадает.

— Уже вечер, Ди, — хмурится Хан. — Поздний вечер. Прислуга сказала, что ты давно не выходила из комнаты, и я… — замолкает.

— Ты думал обо мне всё эти годы? — спрашиваю невпопад.

В ответ Хан целует меня. Горячо и глубоко. Со стоном целую его в ответ.

Так неправильно.

Так не должно быть. У него семья — жена и ребёнок.

Но я безумно сильно хочу его.

— Ты хочешь меня? — спрашиваю, дрожа.

Так хочется к нему ближе. Сейчас. Не теряя ни одной секунды времени.

Темирхан выносит меня из ванной комнаты и с размаху опускает на туалетный столик.

Я полностью обнажена, и с волос капает вода. Прямо на столешницу.

Хан одет с иголочки, только от влаги рубашка прилипла к коже, обрисовывая фактурную мускулистую грудь.

Мне нужно, чтобы он ответил прямо сейчас. Но Хан упорно молчит, а вот-вот скачусь в истерику. Если не сделаю хоть что-то…

Я сама приподнимаюсь и сцепляю руки за его мощной шеей, глажу плечи, бугрящиеся мышцами.

Кайфую от ощущения силы, которая перекатывается под его горячей кожей, обжигающей даже сквозь ткань рубашки.

Всегда восторгалась им — его подготовкой и совершенным телом, а сейчас он стал таким… заматерелым, что ли.

Движения рук скупые, но точные и резкие, как прицельные выстрелы. Глаза стали ещё глубже, а в волосах кое-где видны серебристые нити.

Ещё одно свидетельство разницы в возрасте между нами. На которую мне совершенно плевать.

Мне нравится в нём всё. Я сама тянусь вверх, к его точёным, сурово сжатым губам.

Не прикрывая глаз, наблюдаю за его реакцией. Ничего.

Только ноздри носа трепещут сильнее, выдавая частое дыхание.

Легко целую его губы. Простое, мимолётное прикосновение и отстраняюсь.

Стоило мне только отодвинуться от него, как Хан нахмурился, и складка между его бровей становится губительно резкой.

Хмурый, молчаливый и дико сексуальный.

Желанный. Между ног наливает горячим напряжением и влагой.

Но вот только Темирхан не делает ничего.

Мне начинает казаться, что меня нет.

Он меня не видит. Не замечает. Не чувствует.

Мне хочется вернуться в прошлое, снова ощутить всю его жажду обладания на себе.

Когда я в глубине души понимала, что его заводило очень многое. Но только не сейчас.

Сейчас я обнажена, открыта и доступна, а ему — точно плевать.

Обида снова начинает владеть моим телом и его реакциями.

— Не хочешь, тогда дай мне одеться! — шиплю с уязвлённой гордостью и толкаю мужчину в грудь узкими ладонями.

Он резко придвигается так, что грубая ткань его джинсов натирает мои нежные складочки. Двигает бёдрами. Вверх и вниз, натирая, причиняя боль, но тем не менее давая почувствовать, что он сильно возбуждён.

— Что не терпится приступить к отработке долга, Диана? Прямо щас мне дашь, а? — спрашивает зло.

Внезапно резко сгребает мои волосы на затылке в кулак, заставляя ахнуть и простонать удивлённо.

— Грубиян!

— Думаешь, буду с тобой нежным? После всего… После того, как ты мне в душу плюнула?

Голос тихий, но звенящий от эмоций.

Чувствую злую радость. Ему не плевать! Может быть, он меня после всего тоже возненавидел. Как и я его.

Это значит, что мы хотя в чём-то на равных.

Во всём остальном я проигрываю ему. В особенности, в желании быть ближе.

— Я тебе в душу плюнула лишь после того, как ты сделал выбор, — отзываюсь с сильными чувствами, от которых тело трясёт дрожью, а нервы заплетаются в тугой узел.

Его пальцы оживают в моих волосах, усиливая захват.

— Будем говорить о прошлом. Ди? Бесполезное занятие!

— Верно. Ты хотел семь ночей? Ну, приступай. Разделаемся с этим поскорее и разбежимся!

— Дурная, избалованная и такая же… взбалмошная!

Темирхан с размаху опускает ладонь на мой обнажённый зад, шлёпнув его. От громкого шлепка в ушах надолго остаётся звон, а кожа горит.

Через мгновение губы Темирхана обрушиваются на мой рот. Его губы накрывают мои жёстко и страстно. Он перестаёт сдерживать себя, и мне тоже не хочется держать внутри то, что рвётся наружу.

— Ди, дурочка ты! — стонет, жадно целуя.

Руки Темирхана гуляют по спине, жадно мнут задницу, щиплют за бёдра, разводя их ещё сильнее, делая меня ещё более открытой и доступной.

Между ног требовательным горячим наливается желание.

До ужаса сильно хочется, чтобы он взял меня сейчас, немедленно! Не откладывая на потом.

Может быть, после этого, немного отпустит и перестанет жечь так сильно изнутри?!

Царапаю ногтями горячую шею Темирхана, мечтая пробраться под рубашку, чтобы прижаться к нему всем телом.

От очередного глубокого толчка его языка мои губы издают жалобный, приглушённый стон.

Темирхан довольно усмехается и начинает целовать меня ещё активнее. Проталкивается коленом и дёргает за бёдра на себя, почти насаживая на толстый член.

Если бы не одежда, он бы уже вонзился в меня.

От этой мысли по телу проносится неконтролируемая судорога, жаркая и острая, быстро набирающая обороты, по мере того, как Темирхан пошло двигает бёдрами, задевая грубой тканью складки и напряжённый клитор.

Его губы спускаются по моей щеке, жадно терзая нежную кожу шеи.

— Хан… — выдаю с протяжным стоном и выгибаюсь к нему, запуская пальцы в его волосы.

Сейчас он снова коротко постригся, даже зацепиться не за что, остаётся только гладить колкий ёжик волос, царапая кожу головы ногтями.

Ещё несколько скользящих движений и меня внезапно скручивает оргазмом, тело трясётся в неконтролируемых судорогах удовольствия, почти кричу, захлёбываясь в стоне, а Темирхан резко опускает пальцы, терзая ими возбуждённый узелок плоти. Ещё больше и жаднее, вызывая новый взрыв во всём теле.

— Надо же, ещё горячее стала, — сипло выдыхает Темирхан, покручивая пальцами у меня между ног, собирает вязкую, горячую влагу и подносит пальцы к моему рту, быстро проталкивая их внутрь.

Не успеваю понять, что он делает, автоматически обхватывая его пальцы, которыми Хан двигает по языку, разнося мой собственный вкус.

Так порочно и грязно. По-взрослому.

Кажется, Хан понимает мои мысли, кивая. Он сжигает меня тёмным взглядом, усмехнувшись:

— Это только начало, Ди…

И отступает.

Хан оставляет меня сидеть на туалетном столике, разгорячённую и влажную, теперь уже не только от душа.

Вода до сих пор стекает с мокрых волос, и я пытаюсь прийти в себя.

— Не опаздывай к ужину, Ди, — негромко советует Темирхан. — Ужин через полчаса. Тебе хватит времени, надеюсь?

— Я не хочу ужинать с твоей семьёй, — отзываюсь севшим голосом.

— Придётся.

— И как ты меня представишь им?

— Дочь моего друга. Что непонятного?

Смеюсь.

— И твоя жена проглотит эту ложь?

Темирхан качает головой:

— Не твои заботы.

— Хорошо. Я буду на ужине, — цежу сквозь зубы. — После ужина ты отправишься в мою спальню?

— Смотрю, тебе не терпится потрахаться. Семь ночей начнутся тогда, когда я этого захочу.

— А сейчас ты не хочешь? — киваю на твёрдый стояк, выпирающий через ткань его джинсов.

— Облизываешься на мой хер? Можешь потрудиться ротиком! Что касается твоего вопроса, то мне нужно семь ночей, Ди. Полноценный секс… Всё остальное не считается. Если решишь сделать мне минет, в счёт ночи это, кстати, тоже не будет засчитано, — ухмыляется широко-широко, видимо, грязно фантазируя на эту тему.

— Ни за что тебе отсасывать не стану! Да ты… совсем офонарел! Если так, то тогда… тогда не трогай меня!

Злости хватает на то, чтобы свести, наконец, ноги вместе и плотно сжать их в коленях.

— Чтобы до долговых ночей ты меня и пальцем не тронул! — ругаюсь, спрыгнув с туалетного столика и натягивая на тело простынь.

— А ты мне запрети! — предлагает Хан. — Ну или попытайся не течь. Сучка не захочет, кобель не вскочит…

— Да уж в этом папа был прав. Ты — тот ещё кобель.

— Чем больше и грязнее ты на меня ругаешься, тем глубже и слаще я буду трахать твой ротик, — угрожает Темирхан, но расслабленно и с довольной улыбкой, а глаза становятся горящими, как два тёмных факела.

— Ты говорил с Ковалем? — стараюсь переключиться на что-то понятное и реальное, а ещё отрезвляющее, потому что пол под ногами тает, когда Темирхан стоит рядом со мной.

— Говорил. Назначил встречу. Он упрям и очень зол. Придётся очень постараться, чтобы расхлебать проблему и не пустить по ветру бизнес твоего отца, — Хан ловит мой сожалеющий, виноватый взгляд и поясняет более мягким голосом. — Я не упрекаю тебя, просто перечисляю факты.

— Крови не будет? — спрашиваю, внезапно начиная переживать за жизнь мужчины, которого я втянула в опасные, криминальные разборки.

— Вряд ли получится обойтись без стычек. Этот бизнес не для девочек, Ди. Не знаю, каким местом думал Клим, оставляя всё это на твои плечи! — внезапно злится Хан, сжимая кулаки до хруста. Выходит из комнаты, снова повторяя. — Не опаздывай к ужину.

Глава 7

Темирхан

— А ты времени зря не теряешь! — доносится в спину.

Оборачиваюсь, снимая полотенце с мокрых волос, вешаю жгутом на плечи и вытираю вторым полотенцем тело под пристальным взглядом жены.

Люська жадно рассматривает меня, как голодная кошка перед миской со сметаной.

Я знаю, что у неё есть трахари, и не один. Меняет их. Но видимо, я для Люськи — до сих пор как джекпот для игромана.

Вот только может не облизываться на мой хер. Не встанет.

Я уже сбавил пыл, набросав от руки в душе.

Перед закрытыми глазами Ди стояла, как живая.

Как только я сдержался и не трахнул её в той спальне?

Ведь готова была и сама едва ли не насаживалась на мой стояк.

Красивая и сладкая. Но с ядовитым язычком.

Давай, говорит, быстрее бери. Свои грёбаные семь ночей.

А вот нихуа подобного, мадам. Не отпущу так быстро. Буду растягивать удовольствие.

Семь ночей.

Уже жалею, что сдуру ляпнул всего семь, а не девяносто девять или, как у той Шехерезады, не затребовал тысячу и одну ночь!

Ну, а что? Если смотреть чисто с точки зрения, во что мне может вылиться противостояние с Ковалем, Ди должна будет трудиться в постели сутками напролёт.

Семь ночей — мало.

Для меня самого — мало. Но я же болван, не умеющий торговаться чувствами и не ищущий в них выгоду.

Так что… придётся жить с тем, что есть.

— Что ты делаешь в моей спальне? — спрашиваю.

Отвернувшись к комоду, выуживаю трусы, натягивая. За спиной слышится шорох шагов. Люська прижимается ко мне сзади подкачанными буферами и опускает руку вниз, тянется к члену. Отбиваю её руку, спокойно одеваясь.

Я всегда к Люське относился как к однодневке, временной приживальщице. Фокус в том, что и временная партнёрша может залететь, а единственная стопроцентная гарантия того, что беременность не наступит, вообще не трахаться.

Ну да ладно, было и было… Живу уже с тем, что есть, и сожалеть не стоит.

Только не сожалеть не получается, когда Ди теперь рядом — желанная и красивая гордячка, бедовая девочка.

Ой, бедовая…

Такая приключения на свою аппетитную попку за два счёта найдёт. Если не бдить и не присматривать.

Место этой попки — у меня на ладони…

Опять в сторону сносит, кровь кипит.

— А что, я не могу зайти в спальню своему супругу? — спрашивает с вызовом.

— Кажется, мы это обсуждали. Уже не раз. Ничего с той поры не изменилось, Люся. Моему сыну нужна мать. И точка. Как женщина, ты меня не волнуешь. Ну, не смотри на меня так, уймись уже, голодная. Неужели трахарь плохо постарался?

— Какой ты всё-таки гад и… козёл, Хан! — выдаёт Люся.

Ну вот опять.

— Слушай, не еби мне мозг. Это бесполезно. Я с самого начала наши отношения обозначил, как временно удобные для нас обоих. Ты залетела, так бывает. От сына я не отказываюсь. Но своей женщиной, спутницей жизни я тебя не вижу. Повторяю в последний, сука, раз. Запомни.

Люська уже не та, что была раньше. Хорошо поработала над внешностью, приблизившись к стандартам красоты по меркам современности.

Но стандарты — это под копирку.

Глубже цепляет другое. То, что не укладывается в рамки привычного и выделяется, пусть даже крошечной родинкой за левым ушком, как у Ди.

— Я всё прекрасно помню, Хан. Так же как и слова. Твои слова, между прочим! Ты сказал, чтобы я любовников в дом не тащила. А сам это правило нарушаешь. То есть тебе можно, а мне нельзя?

— А ну перестань истерить, Люся, — говорю холодным, тихим голосом.

Одеваюсь, натягивая просторные спортивные штаны и майку-борцовку.

Глаза Люськи ещё сильнее вспыхивают, когда пялится на мои мускулы.

— Нравится тебе или нет, но Диана Самарская будет находиться в моём доме. Её жизни грозит опасность.

— Неужели в нашем городе нет других безопасных мест? — злится, дует губы, понимая, что в этой битве ей верх не одержать.

— Других таких нет. Наш дом охраняется лучше всего, потому что здесь есть самое дорогое. Мой сын. Здесь Ди будет в безопасности.

— Моё мнение не учитывается?! Или ты своих слов не держишь?

— Держу. Ди не моя любовница. Твоё мнение мне по боку, и ты это знаешь. Разговор окончен. Иди, переоденься…

— Я уже переоделась! — отставляет левую руку на талию, медленно проводит правой ладонью по глубокому декольте, в котором покачиваются идеально круглые шары.

Сиськи у неё всегда были немаленькие, а получив доступ к финансам, Люська в себе кое-что отреставрировала, грудь в первую очередь.

Постоянно подчёркивает её, демонстрирует, чуть ли не в нос мне тычет. Непонятно на что надеется.

Упорная, как баран. Не колышет от неё.

Тем более сейчас, когда Люська расфуфырилась в дорогое, длинное платье с высоким вырезом на левом бедре и глубоким декольте. Алое, как те паруса из сказки!

— Люся, млять, ты выпендрилась как на красную ковровую, а у нас — простой, семейный, мать его, ужин! В тесном кругу…

— Самарская — не часть нашей семьи.

Задолбала уже…

Крепко зажимаю ярко накрашенный рот Люси ладонью, хриплю в лицо, перекошенное от злости:

— Самарская — моя семья. Её отец был моим лучшим другом. Почти как брат. Что бы ни случилось, какая бы кошка между нами ни пробежала, я я всегда помогу. Как своим близким. Так что не рыпайся, Люся. Не испытывай моё терпение на прочность.

Жена царапает руку ногтями, вынуждая разжать захват, и тихо говорит:

— Если Клим тебе был как брат, то Диана — как племянница? Но у тебя на неё стоит. Не отрицай. Может быть, я не самая умная в мире женщина, но в стояках я разбираюсь!

— Ну, хоть в чём-то ты хороша. И я снова повторю. Тебя это не касается.

Смотрю на свою ладонь, перепачканную красной помадой, и на рту Люси помада тоже сильно размазалась.

— Значит так, иди и переоденься. Скромнее!

— В платье Золушки с передником горничной?! — снова пенится Люська.

— Да пофиг. Всё равно лучше этого! — киваю на платье. — Сына ещё не привезли? Няня задерживается. Ты ей звонила?!

— Не звонила. Занята была.

— И чем же? Лицо размалёвывала? Лучше бы про сына вспомнила!

— Тебя это тоже касается! — парирует Люська. — Едва порог дома переступил, сразу о Самарской поинтересовался. А как ты к ней в комнату кинулся, узнав, что она чёрт знает сколько из комнаты не выходила и целый день ничего не ела! — посмеивается, отходя к двери. — Седина в бороду, бес в ребро!

Люся резко распахивает дверь и осторожно прикрывает её.

Влупливаю удар кулаком в стену. Токсичная баба, как отстойник радиоактивных отходов, млять!

Но в чём-то она права. Мысли о Диане затмили всё. Даже мысли о сыне.

Холодок пробирается глубоко внутрь, отрезвляя: неужели я так и буду на всю голову отбитым, напрочь повёрнутым, стоит только подумать о девчонке?

Нужно остыть и найти душевный баланс и сконцентрироваться, как перед выполнением сложного задания.

Впереди ещё ужин.

Ужин и немало сюрпризов.

Диана

Я переодеваюсь в лёгкую, светло-серую тунику и джинсы скинни, тщательно высушиваю волосы, но без привычного бальзама, волосы распушаются во все стороны, как одуванчик. С трудом собираю их в высокий хвост на затылке.

Гипнотизирую взглядом часы. Хочется, чтобы минутная стрелка замерла и никогда не приближалась к назначенному часу, когда должен состояться ужин.

Моё желание остаётся неисполненным, время бежит галопом.

Тук-тук-тук по двери спальни.

— Диана Климовна…

Морщусь, услышав, как звучит моё отчество. Я люблю своего отца безмерно, но имя в сочетании с отчеством звучит глупо!

Подхожу к двери и распахиваю её, смотря в лицо прислуге.

— Вас приглашают к ужину. Спуститесь?

«Ни за что на свете! Только через мой труп!» — лишь мысленно.

— Конечно, я уже иду, — вслух.

Плотно закрыв дверь комнату, медленным шагом направляюсь к лестнице, спускаясь по ней.

Отсчитываю ступеньки, и на каждой четвёртой сжимаю и разжимаю пальцы.

Почему так сложно и нервно?!

Никогда так не волновалась. Всегда была бойкой и весёлой.

Всегда до событий трёхлетней давности. Потом я словно во всего разбегу решила проскочить на Платформу 9¾, но лишь влепилась в кирпичную стену реальности, и никаким волшебством здесь не пахнет.

Только суровая проза жизни, которая, к сожалению, часто оказывается сукой.

Внизу уже слышны голоса. Высокий, приторный — Люськин. Детский, звонкий смех, низкий бас — Хана.

Бум. Бум. Бум.

Ещё сильнее удары пульса по вискам. От страха и неуверенности к горлу горьким комом подкатывает тошнота.

Я не знаю, как смогу отсидеть ужин и не шлёпнуться в обморок.

Замираю на последней ступеньке и цепляюсь пальцами за перила лестницы, чтобы не упасть. Холодные пальцы скользят по перилам, не в силах удержаться на одном месте.

Мне нужен глоток свежего воздуха и оказаться как можно дальше отсюда.

В-ж-ж-ж-ж…

В голову ударяет что-то острое. Я вскрикиваю от испуга и слышу мерное жужжание, от которого почему-то дёргает волосы и жжёт кожу головы.

Я поднимаю вверх руку и с ужасом понимаю, что мне в волосы вцепилась какая-то игрушка!

С лопастями.

В комнату с громкими криками:

— Папа! Папа! Папа! — влетает мелкий пацан, а в ручонках у него пульт управления.

Следом громкий топот.

— Тимур, отдай! Не то вертушка куда-нибудь…

Темирхан замирает на пороге, смотря на меня.

— Влетит.

Сын Темирхана останавливается на месте, разглядывая меня. Пальцы левой руки ползут вверх, ковырять ноздрю. Темирхан отдёргивает его руку, говоря:

— Иди к маме, пусть нос вымоет. Нечего есть козявки! — и отправляет сына лёгким шлепком по попе в сторону столовой.

— Ма-а-а-а-а… — срывается с места мальчуган.

Издалека голос Люськи, обращающейся к няне:

— Женечка, постойте, не уходите. Займитесь сначала Тимуром, его нужно в ванную отвести и нос промыть! — командным тоном.

Лицо Хана темнеет после этих слов. Кажется, Люська стала сильно важной, настолько, что и сопли сыну сама не подтирает, просит сделать это няню.

— Ну, давай, посмотрю, что у тебя с волосами, — говорит миролюбивым тоном Хан, подступая в мою сторону.

— Не надо! Я сама! — выставляю вперёд руки. — Сама справлюсь!

— Не дури, глупая. Лопасти игрушки в волосах запутались. Сама ты не сможешь, — уговаривает, словно маленькую.

— Лучше вычисти козявки сыну, а я у зеркала немного постою и всё выпутаю.

Хан отходит в сторону, но уже через несколько мгновений ловит меня с ножницами в руках.

— Не смей резать мои волосы!

— Да я только посмотрю. Много не отчикаю, клянусь… — наступает на меня, озорно щёлкая лезвиями, ещё и бровь иронично заламывает.

Смешно ему, гаду сорокалетнему.

А мне вот ни капельки!

Я вынуждена смотреть, как любимый-ненавистный мужчина счастлив в браке и семье, в то время как я… никто!

Во всех смыслах никто!

Резкие, горячие слёзы вырываются из глубины души. Я резко опускаюсь на ступеньку, пряча лицо на сложенных локтях.

— Диана, ты чего? — удивляется Хан.

Он подходит и осторожно перебирает пальцами волосы, выпутывая из них игрушку.

Щелчок.

— Смотри, как и обещал, много не отрезал. Всего лишь несколько волосинок…

Чурбан непробиваемый. Не в волосах дело. Я бы и лысой согласилась стать, если бы так можно было отмотать назад много-много и вот так же легко, как клок запутавшихся волос, вырезать всё то, что развело нас по разным сторонам.

Горячая ладонь Хана опускается на мою голову, гладя.

— Это всего лишь мелкий казус… — говорит, словно не понимает, почему я расстроена.

Может быть, в самом деле не понимает? Прошёл не один год, мы изменились. Оба. Всё, что было в прошлом, там и осталось.

— Темирхан, у нас гости, — слышится голос Сары, из числа прислуги. — Жена вашего брата с детьми. Запускать?

— Разумеется! — мгновенно отвечает Хан, отходя в сторону от меня. — И скажите сразу, чтобы стол накрыли на большее количество персон. Еды хватит?

— Ну-у-у-у, — вздыхает Сара и подходит к Хану ближе, понижая голос. — Людмила Васильевна отдала повару приказ на изысканный ужин.

— Изысканный?! — переспрашивает Хан. — Зашибись! Значит, поесть нормально не получится. В общем так… Позвони и закажи нормальной еды. Изысканный ужин Людмиле оставь. Пусть жуёт свою траву, если ей так хочется! Алия, наверное, со всеми четырьмя мелкими пришла? Значит, пиццу обязательно… Диана? — смотрит в мою сторону. — Ты какую пиццу любишь?

— Никакую! — шиплю в его сторону.

— Не дури.

— Маргариту!

— Говоришь так, чтобы отбрить меня? — заламывает бровь Хан.

— С чего ты это решил?!

— Я помню, Клим говорил, ты любишь пиццу с ананасами и копчёной курицей.

— Может быть, у меня вкусы изменились? Столько времени прошло!

— Может быть, и изменились. Именно поэтому я не пру напролом, а спрашиваю. Неужели так сложно сказать?

— Пиццу с креветками, — говорю наобум.

Терпеть не могу пиццу с морепродуктами! Зачем только говорю то, чего не хочу?

— Эх ты, глупая… — сокрушённо качает головой Хан. — Назло маме не надену шапку и отморожу уши, да?

— Всё никак не можешь не сравнивать меня и маму, да? — злюсь. — Так сильно любил её?! — спрашиваю с обидой.

Темирхан делает опасный шаг в мою сторону, а его глаза стремительно темнеют.

Нас спасает случайность.

Слишком много голосов, ворвавшихся в просторный холл дома Асадовых.

Жена брата Темирхана прибыла. Хан качает головой и отходит к ним поздороваться.

— Какой приятный сюрприз, Алия!

Хан тепло обнимает жену младшего брата и её детей.

— Извини за неожиданный визит…

— Ерунда, Алия! Мы договаривались, что я сегодня загляну к вам на ужин, но, как видишь, я и к своим только приехал. Задержался на работе. И извини, что не позвонил!

— Дел невпроворот?

— Так и есть. Хорошо, что приехали. Я бы поздно освободился, какой уж тут ужин…

— Зарина заскучала по дяде Хану, и я решила сама к вам заскочить. На часик, не больше. Надеюсь, не помешала? — спрашивает Алия, метнув в мою сторону подозрительный, острый взгляд.

— Нет, не помешала, вы же — моя семья! И насчёт ужина, о котором мы договаривались, не переживай. Мы с Тимуркой обязательно к вам приедем. В следующий раз. Ну, проходите, не стойте…

Хан провожает гостей, но напоследок успевает подойти и сказать мне:

— А с тобой о прошлом я ещё потолкую. Сегодня ночью.

И глупое сердце подскакивает высоко вверх.

Глава 8

Темирхан

Ужин должен был случиться на четверых: я, Ди, Тимурка и супруженция моя — Людмила.

Но прикатила Алия с четырьмя детьми, решила сделать внезапный сюрприз и в доме сразу стало многолюдно и шумно. Пока ждали заказ из ресторана, дети бесились в гостиной.

За три года дети Карима очень повзрослели: в этом году и мелкая Заринка пойдёт в «нулёвку» — предшкольную подготовку, Амир и Данияр вытянулись сильно, лбы здоровенные стали!

На руках у Алии возится четвёртый ребёнок — сынишка, двух с небольшим лет. Алия назвала его Русланом.

Получается, что мой Тимурка и Руслан почти ровесники. Тим помладше, конечно, но очень бойкий и развитый, болтает без умолку.

Как привозят заказ, все размещаются за длинный, овальный стол.

Откровенно, я даже рад, что Алия решила приехать внезапно: напряжения гораздо меньше, внимание рассеивается и часть острых углов оказывается сглажена.

Прислуга расставляет заказанную из ресторана еду. Дети, ясное дело, сразу налегают на пиццу и сок.

Люська хрустит капустой и какими-то заумными водорослями, решив рассказать нам о полезном питании, но её голос быстро тонет в гомоне детей, и больше она не заикается.

Вижу, как Диана на протяжении получаса пытается домучить один-единственный кусок пиццы с морепродуктами.

Ну, коза, блин, зачем саму себя истязает? Видно же, что терпеть не может креветок, но назло мне пытается их есть.

Упрямая, блин!

Раздражает!

Хочется по круглой заднице её отшлёпать хорошенько, чтобы не дурила.

Ещё один кусочек.

Потом Ди откладывает пиццу и сидит, смотря перед собой в тарелку. Пытается проглотить, затем резко поднимается из-за стола и, зажав рот ладонью, уносится прочь.

За столом на секунду повисает тишина. Она нарушается лишь скрипом ножа по дорогому фаянсу — Люся пилит зелень.

До моего локтя дотрагивается Алия.

— Хан, можно тебя на минуточку? Нужно поговорить!

Алия поднимается первый, вытерев рот салфеткой и отходит на несколько метров, требовательно глядя на меня.

Приходится отложить мясо в сторону и идти за вдовой. За три года, минувших со смерти брата, Алия до сих никого себе не нашла. Хранит траур по Кариму. Это, конечно, похвально, что она так Карима любила, но бабе тоже секс необходим.

Я бы не противился, если бы Алия себе достойного мужика привела, и ни в чём её винить не стал.

Может, как раз об этом мне и хочет сообщить?

Мы выходим из столовой и останавливаемся в коридоре.

— Объясни-ка мне кое-что, Хан… — начинает говорить Алия с блеском в глазах.

И по тому, как она на меня смотрит, ясно, что разговор пойдёт не о ней.

Но обо мне.

— Ты притащил в дом любовницу? — спрашивает Алия громким шёпотом.

— Блять, и ты туда же! Я не притащил в дом любовницу! О чём ты вообще говоришь?!

— Будто я не знаю, какие чувства ты к этой девочке испытывал, Хан! — возражает Алия. — Ты мне сам рассказывал, помнишь?

— У Дианы проблемы, ясно? Серьёзные проблемы! Опасность для жизни. Её преследуют! Я обещал разрулить, а пока я решаю, Диана у меня в доме поживёт.

— Да? — спрашивает с недоверием.

— Да, — отвечаю твёрдо.

— Обманываешь сам себя, — качает головой Алия. — Она беременна от тебя?!

— Чё?! Какая нахрен беременность?! Ты о чём вообще?! — удивлению моему нет предела.

— Её тошнит. От рыбы и морепродуктов. Уж мне, женщине с четырьмя детьми, можешь поверить… Дочь твоего друга выглядит здоровой, но вдруг приключается резкий приступ тошноты… Нехорошо, Хан!

— Бля, да ты не понимаешь! — перехожу на горячий шёпот, чтобы не прикрикнуть. — Я с ней не трахался. По воздуху Диана от меня залетела, что ли?! Не гони пургу.

— Не спал с ней? Значит, дела обстоят ещё хуже, чем я думала. Ребёнок не от тебя! — фыркает Алия. — Зачем тебе столько проблем, Хан?!

А-а-а-а-а! Так и хочется запустить пальцы в волосы и орнуть во всю глотку. Что за бабы меня окружают?! Мозг от них закипает за считанные мгновения.

Ди беременна?! Да ну нахуй. Быть такого не может! Не может…

— Ди не беременна! — отворачиваюсь к окну.

Но что я там разгляжу в густой темноте позднего вечера?! Ничего!

— А ты уверен? — подскакивает ко мне Алия.

Едва ли вплотную! Её большая, мягкая грудь, выкормившая четверых детей упирается в моё плечо, правой рукой Алия приобнимает меня за торс.

— Хан, в этом вопросе у меня опыт очень большой. Я сразу могу раскусить подобное. У неё грудь стала больше, чем я помню, а во время беременности грудь всегда наливается, становится, тугой, чувствительной…

От слов Алии о груди Дианы у меня пар из ушей начинает валить. Член каменеет буквально за секунду и подпрыгивает резко вверх!

Что самое хреновое, слова Алии находят подтверждение в моих мыслях. Вспоминаю, какой была Ди час назад, может чуть больше, как дерзко и туго торчали вишенки сосков…

— Мне кажется, ты ошибаешься, — говорю не так уж уверенно.

— А ты проверь, — мягко советует Алия. — Попроси её на тест пописать. Это не сложно…

Рука Алии скользит по моей спине вверх и вниз, дыхание вдовы густеет.

— Ты очень, очень хороший человек, Хан, — говорит Алия с придыханием. — Но твоей добротой могут воспользоваться ушлые девицы. Сегодня она попала в беду, завтра останется с пузом и чужим ребёнком… Ты не сможешь выбросить Диану на улицу. Проблем только добавится, а у тебя и своих проблем полно.

Позади слышится шорох шагов.

Я оборачиваюсь, видя, как Диана возвращается и, заметив меня почти в обнимку с Алиёй, замирает на секунду.

Глаза Дианы сверкают в полутьме, когда она бросает быстрый взгляд в мою сторону и возвращается в столовую.

Рука Алии до сих пор лежит на моём торсе.

— Ладно, Алия. Я… кхм… проверю всё. Но не думаю, что ты права, — говорю только для формы.

У самого внутри такой кипиш, просто Третья Мировая война. Мысли пробивают на убой, вызывая адскую боль в моей черепушке.

Я мигом вспоминаю все слова Дианы: о том, что она свою целочку кому-то отдала. Даже не знает кому. Блять, убивать хочется…

Да и потом… Три года прошло! Не хранила же она себя. Тем более, если уже был секс.

Кто, млять, тот удод, что наградил дочь Клима беременностью?!

— Я за тебя переживаю, — говорит с грустью вдова брата и внезапно обнимает меня. — Женская интуиция подсказывает, что у тебя в семье не всё гладко, а ты себе ещё новых проблемы подбрасываешь…

— У меня нормально всё. Давай за стол вернёмся? — пытаюсь мягко отстраниться.

Но Алия крепко на своём стоит.

— Послушай, Хан…

Ко мне — крепче, ближе. Грудью.

Заебало. Чё же мне все бабы свои сиськи в нос толкают?!

Я о других сиськах думаю…

Отстраняю Алию и отхожу, доставая с верхней полки пачку сигарет. Открываю окно.

— Отойди, застудишься. Мне покурить надо. Подумать…

Алия не отходит на совсем, лишь встаёт с другой стороны так, чтобы из открытого окна на неё холодным ветром не дуло.

— Я чувствую, что у тебя с Людмилой не ладится.

— Да ну ты брось! — смеюсь в полный голос.

Чиркаю зажигалкой, прикуривая. Жадно глотаю дым, задерживая в лёгких, и выпускаю постепенно.

— Ты как-то мне сама говорила, помнишь? О детях, о семье. О подарке судьбы. Ну так вот он, подарочек! Да, Алия? — усмехаюсь. — Ещё припоминаю, как ты меня уговаривала свадьбу закатить… Я не стал тебя слушать, лишь расписался с Люськой. Ты желала нам долгих лет брака и десятерых, что ли, детишек… С Люськой по магазинам шныряла, как заправские подружки, вместе подгузы и слюнявчики Тимурке выбирала. А сейчас, что?!

— Да, это всё было. Я искренне желала тебе семейного счастья, крепкого брака, кучу детишек. Пыталась и с Людмилой подружиться, принять её в нашу семь. Тимурчика я люблю, но Людмилу… — качает головой. — Не обессудь, я её так и не смогла полюбить.

— Да чего уж там… Вернись за стол, Алия. Я сам решу. Не маленький!

— Просто ты от судьбы бегаешь, и зря… — говорит напоследок. — У тебя есть дом. Есть и семья, которая тебя любит как родного и близкого. Есть вековые обычаи, по которым ты должен был взять заботу о вдове и семье погибшего брата…

— Ты мне опять себя предлагаешь, что ли?! — удивляюсь. — Не будет этого никогда. Всё, проехали. Вернись за стол!

В башке слова Алии крутятся… Не может же Ди быть беременной?!

Но что, если Алия права?

Слежки за Дианой постоянной не было, и эта коза вполне могла замутить интрижку с кем-то…

Надо всё проверить!

Диана

Какой наглец и прохиндей этот Темирхан, а ещё… ещё он мега-ходок и мачо!

Не успел меня облапать, потом, наверное, и жёнушку отлюбил, так ещё и с вдовой брата в перерывах обжимается!

Злюсь на него неимоверно сильно. Ещё больше злюсь на саму себя. Потому что не могу спокойно на это смотреть и оставаться равнодушной.

Неужели я ревную его?

Хан — просто кобель.

Папа говорил, что у Хана всегда много женщин было, с которыми он отношений не заводил.

Наверное, он как раз тот образчик полигамного самца, для которого не существует понятия верности.

Ужин и без того мне в тягость, а теперь — ещё невыносимее сидеть за столом и видеть большую семью, находясь под прицельными взглядами жены Хана.

Сначала за стол возвращается Алия. Я пристально разглядываю её лицо и фигуру, ищу в ней признаки того, что Хан распустил свои руки.

Ничего обнаружить не получается.

Но это же не доказательство, что ничего не было. Я сама видела, как они обнимались!

И я заметила, как зыркнула на меня Алия, когда появилась в доме Хана — словно увидела во мне помеху.

Чуть позднее за стол возвращается Хан, от него немного пахнет сигаретным дымом и пряным парфюмом, аромат которого будоражит моё воображение.

— Скажи, Диана, а ты до сих пор рисуешь?

Я не с первого раза понимаю, что вопрос Люси адресован именно мне, а не кому-то другому. Но потом ловлю на себе взгляды нескольких пар глаз и словно просыпаюсь.

— Я рисовала, — отвечаю сухо. — Но времени на рисование остаётся не так много.

— Почему же? — деланно искренне удивляется Люся.

— Сейчас я занята делами отца, его бизнесом.

— Жаль, — вздыхает жена Темирхана. — Очень жаль, когда бросаешь что-то, идёшь на жертвы и…

Делает паузу, смотрит на меня, добавляя с улыбочкой:

— И в новом деле не достигаешь успехов. В итоге садишься в лужу по всем фронтам.

— С чего ты, Люсь, взяла, что я не успешна в новом деле?

— У тебя же проблемы, — наивно хлопает ресницами. Но в каждом слове сочится яд. — Любимый супруг поделился со мной, что у дочери друга большая беда. Разумеется, наша семья не смогла остаться в стороне, — находит пальцами кулак Темирхана с зажатым ножом между пальцами, гладит своей ладонью.

— Это не застольные разговоры, — обрывает её Темирхан.

— Но…

— Я сказал — не застольные разговоры.

Хан немного нагнетает напряжения в голос и смотрит на Люську таким тяжёлым взглядом, что та бледнеет даже под слоем искусно наложенного тонального крема и хайлайтера, придающего её коже свечение.

Не хотела бы, чтобы он со мной так разговаривал — арктический ледник в тысячу раз теплее его голоса!

На Люську командный бас Темирхана действует безотказно. И я благодарна ему, что он не позволяет своей стерве-жёнушке помыкать мной и давить на больной мозоль.

Высидев ещё с полчаса, я решаю, что с меня достаточно. Я посидела за столом, составила компанию домочадцам Хана и даже пыталась поддерживать разговор.

Я вела себя вежливо и думаю, что заслужила отдых, хоть и встаю из-за стола с пустым желудком.

У меня так и не разыгрался аппетит, и попытки назло Хану съесть пиццу с морепродуктами вызвали лишь кратковременный приступ тошноты. Он прошёл почти сразу же, меня не вырвало.

Но зато я поняла, что пихать в себя невкусную еду назло Хану — очень глупо.

— Спасибо за вкусный стол и за компанию, но я, пожалуй, поднимусь наверх, в спальню. Был трудный день, — говорю с вежливой и прохладной улыбкой, но даже от такой скулы невероятно сильно сводит.

— Пожалуй, и вам, Алия, пора домой, — подаёт голос Темирхан, взглянув на большие часы. — Руслан на тебе уже висит, засыпая. Люда, уложи спать Тимура, он тоже носом клюёт, — раздаёт приказы.

— Подбросишь нас до дома? — спрашивает Алия с улыбкой.

— Нет, — отрезает Хан. — Попрошу отвезти своих ребят из охраны. Они доставят вас к месту и проследят, чтобы всё было хорошо, — Темирхан достаёт телефон, набирая номер служащих.

Пользуясь моментом, я иду на выход из столовой, но Хан ловит меня за кисть:

— Останься. У меня к тебе особенный разговор. Касается дела Клима. Нужно будет выехать на объект.

— Прямо сейчас? — хмурюсь я.

В столовой довольно шумно: Алия собирается со своими детьми, Руслан похныкивает и Тимур тоже раскапризничался. Люська премиленько сюсюкается с Алией под рёв двухлеток.

— Ты хочешь сохранить бизнес отца или нет? — спрашивает Темирхан, привлекая моё внимание на себя. Удерживая цепким капканом.

— Хочу, — выдают пересохшие губы.

— Тогда сядь. Провожу своих, — кивает в сторону Алии. — Займусь тобой.

Сердце начинает биться в десятки раз чаще, ладони покрываются горячей испариной. Я то и дело вытираю их о колени, поглядывая на часы.

«Займусь тобой…»

Мне кажется, или в словах Хана прозвучал намёк?

Непристойный намёк.

Что меня ждёт?!

Глава 9

Диана

После того, как столовая опустела, и в комнате остались только мы вдвоём с Темирханом, он легко поднялся и дал знак следовать за ним.

— Пошли, — открывает дверь и смотрит в чёрное полотно ночи.

Я зябко ёжусь от поздней прохлады, но Хан щедро опускает на мои плечи свой пиджак, окутывая горячим теплом, в котором много пряного перца.

— Куда поедем? Ты всё же поговорил с Ковалем? Наша поездка касается его?! — задаю вопросы один за другим.

Хан молча идёт к автомобилю, под подошвами его туфель громко похрустывает гравий.

Он подаёт мне руку, чтобы помочь забраться во внедорожник и занимает место за рулём.

Машина срывается с места в полной тишине. От неё начинает давить по вискам и боль перемещается на затылок.

Меня снова начинает подташнивать, но на этот раз уже от быстрой езды и смены картин яркой жизни ночного города за окном.

Прикрываю глаза, ожидая, что ответит Темирхан? И ответит ли вообще? Или он планирует держать меня в неведении и дёргать за ниточки?!

Воздух салона наполняется свежестью и шумом. Темирхан открывает со своей стороны окно и начинает курить.

— Не дымит в твою сторону? — бросает мимолётный взгляд.

— Нет. Всё в порядке, — отвечаю коротко и стараюсь не выдать лицом, что мне чуть легче от горьковатого дыма.

Через полчаса, проведённых в дороге, Темирхан тормозит автомобиль возле аптеки и оставляет меня в салоне одну.

Предварительно забрав ключи и заблокировав двери. Не доверяет мне настолько сильно?!

Зачем ему вообще понадобилась аптека? Купить презервативов?!

Мои ожидания оказываются неверными, когда Хан появляется в машине.

— Ты болен? — спрашиваю, чтобы не молчать.

В ответ Хан перебрасывает мне на колени пакет из аптеки.

Я раскрываю его, увидев прозрачные ёмкости для анализов и… тесты на беременность.

Злость и ревность говорят быстрее меня:

— Решил наградить Люсю вторым ребёнком?! Или это для вдовы твоего брата?! Вы так трепетно обнимались. С ней тоже кувыркаешься?!

— С Алиёй у меня ничего нет и никогда не будет. А эти тесты, они для тебя! — рыкает Темирхан.

От удивления у меня наступает шок.

Недоверие.

Потом по щекам струятся слёзы. Слёзы сквозь смех.

Тесты на беременность для меня?!

Да если бы Хан знал, что я…

Нет! Ни за что не буду оправдываться. К чёрту его!

— Смешно? А вот мне не очень.

Крепко сжимает руль. Почти до треска. Того и гляди раздавит его пальцами!

— Да, мне смешно. С чего ты взял, что я беременна?

— Тебя тошнит. За столом. Сейчас в машине, укачало. Я видел, как ты едва сдержала позыв.

— О, и ты сразу подумал, что я беременна?! И от кого же?

— Да хрен его знает, с кем ты развлекаешься сейчас! Я же не знаю, чем ты сейчас живёшь…

— И никогда не знал!

— Вот потому мы сделаем так. Тормозну в одном месте, пойдёшь в туалет, наполнишь мне контейнеры. Я опущу в них палочки и проверю, — говорит грозным тоном Темирхан.

— Не хочу!

Мечет в мою сторону разъярённый взгляд.

— Отказ не принимается. В общем, либо сикаешь сегодня, и мы закрываем этот вопрос через десять минут, либо…

— Либо что?!

— Откажешься сейчас, завтра утром потащу тебя в больницу. Сдашь кровь на ХГЧ или как его там, не помню уже…

— Так не терпится почувствовать себя доморощенным акушером?! Да пожалуйста!

Машина как раз тормозит возле небольшого ресторанчика с вывеской «Домашняя кухня».

— Пакет не забудь, — усмехается Темирхан, вводя меня внутрь.

Он заходит внутрь, хмуро поприветствовав администратора заведения, и сразу направляется в сторону туалета.

— Вперёд! — толкает меня в кабинку, наделив несколькими контейнерами.

— Я столько не наполню!

— Да ты уж постарайся! — и захлопывает дверь кабинки так, что та едва не вылетает.

Сначала мне хочется испортить Хану всё, зачерпнуть воды из сливного бачка и пусть проверяет её на беременность, сколько душе угодно!

Но потом плюю на это желание. Я слишком устала для того, чтобы воевать.

После смерти отца — настоящей смерти — прошло не так много времени.

Я храбрилась до последнего момента, но последние события выбили из-под ног крепкую основу. Я чувствую себя неуверенно.

— Проверяй…

Темирхан методично опускает в каждый из контейнеров по палочке, разные, причём, чтобы уж наверняка узнать — беременна ли я.

Потом опускает взгляд на массивный циферблат военных часов на запястье и гипнотизирует стрелки.

Я знаю, что ничего тест не покажет. Откуда бы взяться беременности?

Не от святого же духа, но Темирхан выглядит напряжённым и сосредоточенным.

Мне кажется, что он даже не дышит, задержав дыхание на несколько минут. Потом смотрит и говорит с видимым облегчением, даже складки на лбу разгладились:

— Не беременна.

— То есть ты сомневался?!

— Были причины, — отвечает хмуро. — Выкидывай это и пошли в зал. Тебя, наверное, от голода тошнило… И от креветок, которые ты назло себе есть пыталась!

* * *

Заведение небольшое, но, что называется, очень атмосферное, оформленное, как изба из деревянного сруба, и интерьер соответствующий.

Посетителей немного, но все столики оказываются заняты. Темирхан подзывает администратора и тот отводит нас в соседний зал.

— Как обычно, Хан? — интересуется администратор.

— Нет, Ярослав. Я уже поужинал дома. Так что возьму только морс клюквенный, а вот ей… — кивает в мою сторону. — Сделай что-нибудь. Ничего не ела целый день.

— И ты моришь голодом такую красотку? — ужасается администратор и присаживается напротив, подмигивая. — Один из моих сыновей ещё не нашёл себе девушку. Бросай Хана, эту сварливую и старую перечницу, я тебя вот с таким парнем познакомлю, — показывает мне большой палец.

— Яр, свали. По-хорошему. Я не в том настроении, чтобы шутить. А твоему неженатому ещё надо научиться сопли подтягивать, и в армию его отправить, чтобы мужиком быть научился!

— Опять завёл старую шарманку… Ну вот, все мы служили, и что? Одинаково успешны? — спрашивает Ярослав. — Ничего подобного! Неплохо живём ты и я! Клим, царство ему Небесное, тоже не на последнем месте топтался, а возьми, например, Марика? Спился! Или…

— Всё, забей. Не все из отряда — алкаш-Марик. Мужики обязаны служить. Ясно?

— Постойте, вы Ярослав Одинцов? — спрашиваю я. — Мой папа, Клим Самарский, показывал вас на фото! Называл старым армейским приятелем. Признаться, с трудом вас узнала.

— Хорошего человека должно быть много! — улыбается немолодой мужчина, погладив живот.

Я бы не назвала Ярослава толстым, скорее, очень крепким и раздобревшим в стороны от возраста.

— Хороший человек девчонку голодом морить не станет! — возражает Темирхан. — Пока ты тут языком чешешь, твои поварята уже могли бы сварганить Диане ужин.

Ярослав удаляется, но возвращается через пару минут, сказав:

— Через полчаса принесут заказ. На моё усмотрение, — улыбается и внезапно становится серьёзным. — Мои соболезнования, Диана. Я был на похоронах твоего отца, на поминки, правда, не пошёл. Но не думаю, что ты меня заметила в толпе на похоронах. Слишком много было народа. Да и тебе не до чужих было…

— Спасибо, Ярослав.

Я и на самом деле не заметила Ярослава среди тех, кто приходил на похороны, на девять дней и на сорок…

— Тебя я тоже не видела на похоронах папы, — говорю Темирхану, и в голос проскальзывает невольный укор.

Темирхан кивает.

— На похороны не успел. Меня в то время в стране не было. Без связи находился. Но потом я был у Клима на кладбище. Ты молодец, всё хорошо организовала.

Хан накрывает мои ладони своими, согревая. Как в прежние времена.

Вот только уже ничто не будет, как прежде.

Я осторожно забираю руки и прячу их между коленями, как прячу боль где-то глубоко-глубоко внутри.

Ведь когда папы не стало, он умер у меня на руках, в Мюнхене.

Умер по-настоящему.

Мне же в тот момент отчаянно захотелось, чтобы смерть папы оказалась очередной инсценировкой или его многоходовым планом по избавлению от конкурентов, усыплению бдительности врагов.

Но только проходили минуты, любимые глаза остекленели, ничего нельзя было исправить.

И вокруг никого.

Мне предстояло исполнить волю отца — похоронить его на родине, на кладбище рядом с мамой, место уже давно было выкуплено…

— Ты сейчас не рисуешь? — внезапно спрашивает Темирхан, вырывая меня из мыслей.

— Зачем интересуешься? Хочешь позднее порадовать свою жену подробностями?

Хан смыкает челюсти, одаривая меня тяжёлым взглядом:

— Я для себя спрашиваю. Не для кого-то. У тебя талант, я это чувствую. Рисуешь?

Перевожу взгляд в окно, не зная, как ответить.

После болезненного расставания и расставления всех точек над i мы с папой переехали в Мюнхен.

Я действительно думала, что смогу снова заниматься рисованием. Но не смогла.

Начала прогуливать занятия и в итоге бросила любимое дело, которому раньше была предана душой.

Поступила на двухлетний курс для начинающих бизнесменов и помогала отцу, он научил меня многому.

А рисовать? Нет, больше не рисовала.

Много раз хотела начать, но перед глазами вставала последняя работа, испорченная Люськой, а потом ешё одна — Хан, вернее, его наброски, которые я так и не довела до ума.

— Руки перестали доходить до рисования. Хоть смерть папы оказалась фальшивой, от болезни это его не избавило. Кому-то нужно было взяться за помощь. Так что я не рисую.

Хан хмурится и, кажется, не знает, какие подобрать слова, лишь роняет глухо:

— Жаль. Ты хорошо рисовала.

— Не думаю, что ты в этом разбирался. Надеюсь, допрос окончен?

Официант опускает на стол передо мной большую керамическую миску куриного супа с домашней лапшой. От чашки вверх поднимается густой, аппетитный аромат.

Рядом с большой чашкой супа стоит небольшая миска с ржаными сухариками и мелко порубленная зелень.

Я сглатываю слюну и принимаюсь за еду, зачёрпывая суп большой ложкой.

Хан молча пьёт свой клюквенный морс, изредка забрасывая в рот сушёную вишню, тоже поставленную на стол.

После супа официант приносит мне чай, тарелку с тёплыми сырниками и миску со сметаной.

— Я лопну.

— Ты же любишь сырники, — говорит Хан. — Клим говорил, что любишь.

— И жарил их иногда. Только у папы изюм всегда подгорал, — говорю с лёгкой грустью.

Хан снова тянется в мою сторону. Но на этот раз придвигает к себе чашку со сметаной и начинает обмакивать в неё сырник, поднося к моему рту.

— Откуси.

— Знаешь, я не маленькая. Могу и сама… — отказываюсь, хотя перед губами маячит аппетитный сырник с щедрыми потёками сметаны.

Мне в каждом жесте Хана чувствуется какой-то взрослый намёк, и протянутая рука, и стекающая по сырнику густая сметана — не исключение.

— Ещё бы банан в сметану макнул, — но всё же склоняюсь, откусывая.

Замечаю, как при этом меняется взгляд Хана. Темнеет, становится жарким и опасным.

Хан кормит меня с рук, и по телу разливается непристойный жар.

Остаётся лишь небольшой кусочек, который я прихватываю пальцами, мазнув губами по подушечкам мужских пальцев. Он медленно откидывается на спинку дивана.

— Запачкала нижнюю губу, вытри, — рекомендует хмуро и крепко складывает руки под грудью.

Как будто даёт себе обещание не приставать ко мне чересчур открыто и провокационно.

Хотя бы на людях.

Но что будет, когда мы останемся наедине?

* * *

— Наелась? Или ещё заказать? — предлагает Темирхан.

— Спасибо, я сыта.

От тепла помещения и сытости меня размаривает и начинает клонить в сон.

Мысли становятся тягучими и ленивыми, но, кажется, Темирхан позвал меня не для того, чтобы накормить и потрепаться со старым приятелем.

Он говорил о бизнесе отца, который я могу потерять, если не буду держать себя в руках.

Пытаюсь собраться с мыслями.

— Что там с Ковалем? У нас сегодня важное дело?

Темирхан расплачивается по счёту, но Ярослав выходит и отказывается принимать оплату:

— В память об армейском друге, — улыбается мне, кивая.

— Папа всегда платил по счетам, — возражаю я, и только потом мужчина принимает деньги, провожая нас на выход из заведения.

— Приходите ещё!

Прохладный воздух немного отрезвляет и привносит ясность в мысли.

Темирхан снова набрасывает мне на плечи пиджак и придерживает за руку, направляясь к парковке медленным шагом.

Снова повторяю вопрос, не дающим мне покоя:

— Так что там с важным делом?

— Это оно и было, — отвечает Хан.

— Не поняла.

— Проверить, всё ли с тобой в порядке в плане… беременности и накормить. Ты в моём доме, похоже, и чёрную икру есть не станешь, — усмехается Темирхан.

— Не стану. Не люблю чёрную икру. Вообще морепродукты не люблю!

— А что ты любишь?

«Тебя…» — едва не вырывается из моих губ.

Но я вовремя добавляю мысленно, что это осталось в прошлом.

Дурацкая, почти детская влюблённость в друга отца, оказавшегося рядом. Близко-близко, но не перешедшего черту.

Хотя у него была такая возможность, и я бы не сопротивлялась.

— Почему ты остановился? Тогда, в гостиной? Ты получил бы всё, что захотел?

Провокационный вопрос. Темирхан смотрит на меня с нескрываемой жаждой, и я сама словно напрашиваюсь, подталкивая его к пропасти без возврата.

— Ты мог бы заняться сексом. Я бы не сказала тебе «нет»…

Едва стою на ногах, возле его внедорожника, и чувствую, что слабею, но внутри крепнет желание и беспокойный жар, от которого пылает всё тело, лишь усиливается.

Между ног пульсирует желание. Бельё становится влажным и начинает мешаться.

— Мог бы. Но, как я тебе и сказал тогда, иначе хотел, — выдыхает хрипло, оказавшись рядом.

Его грудь часто вздымается и опускается, почти касаясь моего тела.

— Красиво. Правильно… Не так, как с другими, в общем.

— А сейчас?

Делаю последнее движение и сама прижимаюсь к нему на тёмной парковке, быстро просовывая ладонь под ткань просторной футболки.

Кожа Темирхана очень горячая, и мышцы пресса сокращаются сильной волной, когда я трогаю его, уводя пальцы на границу резинки джинсов.

— Сейчас?

Темирхан резко подхватывает меня под попой и толкает спиной на металл машины, заставляет обхватить его за торс ногами и резко прижимается на всю длину напряжённого члена.

— Трахнуть тебя хочу, маленькая. Долго-долго трахать, чтобы вылезла из моей головы на хрен.

— Трахай. Чего ждёшь?

— Да уж. Чего я жду? — мотает головой из стороны в сторону и резко сминает попу.

Хан нащупывает пальцами ручку на двери внедорожника и опускает меня на заднее сиденье, забираясь следом. Подминает под себя и обрушивает град поцелуев, яростно сминая руками одежду.

Глава 10

Диана

Хан действует напористо и жадно, без лишних сантиментов и танцев с бубнами вокруг самого главного — ему хочется секса.

Горячего и жёсткого секса.

На всю длину возбуждённого члена, с тягучей оттяжкой и мощными рывками, с утробными, громкими стонами.

Похоже, переждать эту бурю и отменить уже не получится.

Хан так быстро и легко избавляет меня от джинсов и кофточки, раздеваясь следом, что в голове мелькает горькая мысль: скольких девушек он поимел за всю свою жизнь так же — быстро и жёстко трахая на заднем сиденье авто?

Сколько из них были в него влюблены и мечтали связать с ним свою жизнь?

Сколько из них хотели его так же, как я, и ненавидели себя за это?!

Я для него лишь эпизод, а хотелось бы стать главой, длиной в целую жизнь.

Неожиданно громко звучит треск рвущейся ткани.

Неужели мне придётся щеголять без трусиков?

Стянув футболку и отбросив её в сторону, Хан замирает надо мной на мгновение. Он тяжело и часто дышит, нависая огромной, сильной глыбой.

Груда мышц и зрелой силы, под которой я чувствую себя такой крошечной и слабой, что даже немного боязно.

Хочется попросить его притормозить. Я не планировала этого так быстро. Дразнила его и выводила на эмоции, но как долго можно уходить от главного?

И глядя, как он опускает руку, расстёгивая ширинку, добавляю мысленно:

«Главного и неизбежного…»

Он резко спускает с себя джинсы с бельём, длинный, толстый член подскакивает резко вверх.

Мне бы закрыть глаза, но я смотрю, округлив глаза, как Хан обхватывает и гладит его пальцами, наклоняясь ко мне.

— Стой.

Хватаюсь за его широкие плечи, пытаясь остановить движение. Он напирает сильнее, распластывая меня целиком, и давит.

— Где твоя чёртова защита?! — выкрикиваю ему в ухо. — Папа сказал, что у тебя были тысячи разных женщин, и я не хочу подцепить от тебя каку или того хуже — залететь от тебя!

В ответ Темирхан неразборчиво матерится, но всё же поднимается немного неловко и выдёргивает из-под меня пиджак, роясь в карманах.

Выуживает фольгированный пакетик и, прихватив его за уголок зубами, надрывает с жутким треском.

Миг…

Латекс уже раскатан по всей длине и снова… Он скользит вниз, задевая толстым, напряжённым концом скользкие от влаги складки.

Одной рукой Хан мнёт меня за задницу, не щадя, а вторую запускает в волосы, фиксируя.

Губы оказываются близко от моих, опаляя ядовитым дыханием, туманя разум

Я сама впускаю его поцелуй — глубокий и деспотичный, отравленным безумием — одним на двоих.

Хочу его и ненавижу за то, что хочу…

За то, что он не мой мужчина, в особенности ненавижу.

Напор его члена возрастает. Медленно и неизбежно он надавливает толщиной на лоно, проникая внутрь.

Меня резко сжимает и я словно становлюсь ещё уже, ещё меньше под ним.

Царапаю плечи, отталкивая, желая сказать, но… глубокий поцелуй становится остервенелым и так же резко, жёстко он быстро отводит бёдра назад и посылает их вперёд, глубоко в меня, разрывая последнюю преграду одним толчком.

Мгновенная, острая боль заставляет сомкнуть челюсти и клацнуть по его языку. Между ног сильно печёт и кажется, что я точно-точно лопну, не выдержав напора.

Хан отстраняется, приподнимаясь на локтях. Смотрит в моё лицо с недоверием и говорит хрипло:

— Ты была девственницей. Ди, коза! Ну… Блять, почему не сказала? Дурочка упрямая… Почему не предупредила? Я бы тогда всё иначе… Не так, как сейчас!

Наклоняется и целует щёки, слизывая языком невольно скатившиеся слезинки.

— Девочка моя, выпендрёжница! Ты напрашиваешься на хорошенькое наказание! — целует шею и за ушком, действуя нежнее и бережнее.

Сейчас это уже не тот Хан, у которого срывает тормоза от танцев на грани. Он снова заботливый, внимательный и очень-очень горячий, знакомый и близкий — такой, каким я его и полюбила.

— Не молчи… — требовательно смотрит в глаза. — Зачем ты соврала? Зачем в прошлый раз сказала, что перепихнулась с кем-то в клубе?!

— Зачем-зачем? — передразниваю я. — Затем, что у тебя есть жена и семья, я не хотела выглядеть дурочкой.

— Не хотела выглядеть дурочкой. Наврала о том, что больше не девственница, завела себе жениха. Фиктивного. Вляпалась в неприятности, ворвалась в мою жизнь и продолжаешь сводить с ума. Непоседа! — пытается говорить строгим тоном, но чему-то сильно рад.

В полутьме салона видно, как блестят его глаза.

— Чему ты так радуешься? Получил свой приз, — говорю обиженным тоном. — Незаслуженно!

И это самый странный разговор, что у меня был. Потому что длинный член ещё до сих пор глубоко во мне, боль утихла.

Я чувствую, как он дрожит от напряжение и нетерпения, посылает по моему телу чувственные вибрации и неконтролируемые желания: попробовать ещё.

Дальше. Больше. Глубже.

Теперь уже точно можно.

Темирхан наклоняется, целуя меня легко-легко и быстро, говоря между словами:

— Ты же помнишь? Я хотел для тебя особенный первый раз. Зачем ты лишила этого меня и себя?

— Для тебя это ничего не значит, а я как-нибудь сама справлюсь… — всё ещё злюсь и несу, возможно, чепуху.

Но не могу поверить, запрещаю себе верить, что между нами что-то возможно.

Боюсь снова оказаться за бортом его жизненных целей и предпочтений.

Пусть лучше будет больно и обидно, потом смоется со слезами.

Однако Хан целует меня так горячо и нежно, передавая через поцелуй гамму невообразимых чувств, что через некоторое время я по-настоящему расслабляюсь всем телом и мне становится хорошо.

Его взгляд стекает с лица на губы, а оттуда на шею и на грудь.

Хан без церемоний задирает бюстгальтер, сжимая огрубевшими подушечками пальцев тугие, напряжённые соски.

Мне хочется продолжить и испытать все грани удовольствия, без запретительных знаков и ограничений.

Хочу растаять в его сильных руках и ни о чём не жалеть.

Забыться хотя бы на краткий миг.

Хан начинает медленно двигаться, неприятные ощущения уже отступили и уступают место нарастающей жаркой волне.

Он целует губы и подбородок, колет щетиной шею, заставляет меня покрываться тысячами мурашек.

Я растворяюсь в том, что происходит и начинаю подстраиваться под ритм глубоких, пока ещё щадящих и размеренных толчков.

Его горячее дыхание и ласкает, и одновременно щекочет.

Я целую его губы, пряча стоны, но поняв, что не делает мне больно, Хан начинает ускоряться и сдерживать стоны уже не получается.

— Давай, маленькая… Покажи, как тебе хорошо. Я так долго это ждал. Я в тебе, — жарко шепчет, упёршись своим лбом в мой.

Он забрасывает руку на бедро, и я сама приподнимаю бёдра, устраиваясь поудобнее, сцепив пятки за его поясницей.

— Вот так, умница… — сглатывает. — Ты такая красивая, безумно. Я хочу тебя… Не могу сдерживаться. Взорвусь просто!

— Да-да-да…

Потому что сама хочу того же, и через секунду он обрушивает на меня град жёстких толчков, глубоких и безжалостных.

От которых даже кричать не получается, только тело выгибается мостиком, к нему навстречу.

Хан подхватывает меня под спиной широкой ладонью и движется ещё быстрее.

Мучительно и прекрасно.

Мне это нравится.

Без сомнений. Воздух салона полон жаркими выдохами и пошлыми, влажными шлепками.

На миг я замираю, краснея, но Хан наклоняется и целует меня, щекоча губами кожу за ушком.

— Не зажимайся, маленькая. Я хочу слышать это… Как тебе хорошо.

— Ещё… — прошу с глубоким стоном, окончательно расслабившись.

Внизу живота разливается приятный, обжигающий жар и спазмы удовольствия становятся короче и слаще.

Хан вколачивается в меня на предельной скорости и через секунду тело разрывается на атомы удовольствия.

Громко стону, чувствуя, как жаркой волной смывает все прочие мысли и всё тело дрожит. В глазах пляшут чёрные точки и ноги, тело становится непослушным.

Повторяю его имя ещё и ещё, пока не заканчиваются силы даже говорить.

Хан присоединяется ко мне мгновением позже, заткнув рот утробным стоном с яростным поцелуем.

Кажется, я снова кончаю, чувствую, как его большое и сильное тело содрогается над моим.

Во рту становится сухо и жарко. Воздух в салоне после секса горячий и влажный, как в сауне.

— Хочу пить. Есть вода?

— Есть… — отвечает Темирхан, скользя губами по щеке. — Для тебя у меня есть всё, что хочешь.

Его слова — словно долгожданный подарок. Я смотрю на его лицо, любуясь сосредоточенным выражением, смахиваю капельки пота на висках.

— Дай попить…

Хан садится и, стянув презерватив, быстро приводит в порядок свою одежду.

Он тянется на переднее сиденье, забирая с него спортивную сумку, в которой лежит бутылка с водой. Приподнимаюсь с трудом, мои движения вялые, а вся одежда либо порвана, либо измята.

Секс выпил мои последние силы и, отпив немного воды, я, укладываясь обратно, головой на сиденье, кое-как натянула на себя то, что не порвал Темирхан — джинсы и кофточку, сильно вытянутую, но не порванную.

— Устала?

Киваю.

Темирхан накрывает меня пиджаком и выбирается из машины, пересаживаясь на переднее сиденье.

Мне хочется спать и в тоже время я боюсь поддаться этой слабости.

Заснуть — в конечном счёте означает проснуться, а я не хочу снова сталкиваться с проблемами, которые никуда не исчезли.

В нашем конкретном случае — только прибавились.

Глава 11

Диана

— Нет-нет-нет…

— Ди, проснись! Проснись!

Меня решительно встряхивают за плечи и вытягивают из липкой паутины кошмара.

Я резко сажусь и сразу же горло сжимает паникой — где я нахожусь?!

Очертания комнаты тонут во мраке, с улицу через тонкий тюль пробивается уличный свет.

Однако того, что я вижу, не хватает для понимания местонахождения.

— Тише-тише, всё хорошо…

Крепкие пальцы до боли стискиваются на моих скулах в крепком захвате.

Узнаю голос Хана и расслабляюсь, позволяя увлечь себя на его мощную грудь.

— Где я? — голос пересохший, как русло ручья в пустыне.

— Ты на моей квартире. Я, соответственно, тоже здесь…

Темирхан ещё не отпускает меня, гладит по плечам и целует в волосы.

— Принести тебе попить?

— Да, если есть.

— Есть, конечно. Включу ночник, чтобы ты не боялась монстров под кроватью…

Я выдавливаю из себя улыбку, но выдыхаю спокойнее, когда жёлтый, мягкий свет рассеивает темноту.

Я оглядываю модный, холостяцкий дизайн мужской спальни.

Пока Хан гремит посудой в отдалении, уделяю много внимания деталям, понимая, что тут и там оставлены множество мелочей, которые говорят о том, что на этой квартире не просто часто появляются, но живут.

— Держи, — протягивает высокий стакан. — Я немного подогрел воду, чтобы была тёплой.

— Зачем?

— У тебя слабое горло, всегда цепляла простуду первым делом, — объясняет Хан. — Клим так говорил.

— Это было в детстве, — отпила несколько глотков и с недоверием смотрю на Хана. — Неужели ты помнишь все рассказы папы обо мне?

— До недавнего времени я и сам не знал, что помню многое. Но когда увидел тебя, уже взрослой, на той дурацкой вечеринке, сразу припомнил очень много и забыть не получается. Как ни старайся…

Осушаю бокал и аккуратно ставлю его на тумбу возле кровати.

— Ты сказал, что это твоя квартира.

— Да, та самая, в которой делали ремонт, пока я в доме Клима жил. Сейчас ремонт закончен.

— Ты здесь часто бываешь? — спрашиваю ненароком.

Не надеюсь на честный ответ. Но внезапно Хан отвечает:

— Да, крошка, я частенько здесь ночую.

— Ну да, — выдавливаю смешок. — Это логово мачо, который меняет женщин, как перчатки. Сколько женщин кувыркались с тобой на этой кровати?

— Ни одной, — прищуривает глаза, глядя пристально мне в лицо. — Это моя берлога.

— Оу, ты привёл меня сюда. Это что-то должно значить.

— И ты лежишь на моей кровати, а сам я спал в зале. Да, это точно что-то должно значить.

— Например?

— Боюсь сорваться. Приклеиться к тебе на сутки или даже больше, на всю оставшуюся жизнь.

— Ещё чего, — фыркаю я. — В вашем распоряжении только семь ночей, Темирхан Абдулхамидович. О большем речи не шло!

— Вредина. С тобой никогда не было просто, а сейчас — так вообще, — вздыхает Хан и собирается уходить.

Я не должна его удерживать, но внезапно нахожу ещё один предлог начать разговор:

— На мне мужская футболка. Ты меня раздел?!

— Да, не спать же тебе в джинсах и растянутой кофточке.

Я глубже зарываюсь под одеяло, только сейчас понимаю, что Хан раздел меня до нагиша, а потом надел футболку: на мне нет трусиков.

— Наверное, я попрошу тебя отвернуться. Мне нужно в душ.

— Вставай. Футболка на тебе как платье, — разрешает Темирхан. — Я буду в зале. Зови, если что…

Закатываю глаза от его зашкаливающей самоуверенности, но ведь он не рисуется передо мной.

Он был таким всегда — харизматичным, грубоватым, уверенным в себе и очень умелым мужчиной.

Ванную комнату я нахожу без труда и там полным-полно мужских бритвенных принадлежностей, гели для душа с резким, пряным брутальным ароматом.

Пользуясь случаем, я придирчиво изучаю полки, но не нахожу ни одного следа присутствия женщин: ни зубных щёток, ни расчёсок, ни случайно забытых мелочей вроде колец или серёжек.

Даже полотенца — тёмно-серые и немного колючие, пахнущие лишь порошком для стирки, без отдушек кондиционеров.

Приняв душ и освежившись, я возвращаюсь.

Нужно пройти через большой зал и не заметить Темирхана. Но он такой большой, что сложно не обратить на него внимание. К тому же я бы и с закрытыми глазами поняла, где он находится.

Я чувствую его, как магнитная стрелка компаса чувствует север.

Я твёрдо намерена его не замечать и не останавливаться. Но…

— Ди, — зовёт Темирхан. — Постой.

— Уже поздно, Хан. Наверное, ты очень рано встаёшь. Спокойной ночи…

Я закрываю дверь, с бешено бьющимся сердцем и прислоняюсь спиной к гладкой поверхности.

По ту сторону раздаются шаги. Я слышу, что Темирхан замер неподалёку.

— Я уже ложусь в кровать. Иди к себе, Хан!

— Зря ты меня гонишь прочь, — вкрадчиво отвечает Темирхан. — Я стал твоим первым мужчиной. Понимаешь, что это значит? Я же теперь от тебя не отстану.

— Семь ночей…

— Да нахуй эти семь ночей. У нас может быть и двадцать семь ночей, и тысячу семь… Вся жизнь может быть нашей! — бьёт кулаком по двери.

Я зажимаю рот ладонью, чтобы не разрыдаться в голос. С трудом удерживаю слёзы.

— У тебя своя жизнь, Хан. Она рядом с женой и сыном.

— Диана, ты нужна мне. Ты. Всегда была нужна, — говорит с мукой в голосе.

Считаю удары сердца.

Оно не грохочет, не бьётся, но подозрительно замолкает.

Словно застыло.

Собираюсь с силами, чтобы сказать:

— Я дам тебе лишь то, о чём договорились. Семь ночей. Это моя плата за твои услуги. На большее не рассчитывай. Говоришь, что я тебе нужна?! Но однажды ты мне уже сказал, что не оставишь сына без отца. То есть не бросишь семью. А я… я не согласна быть любовницей. Всё или ничего.

* * *

На следующее утро я просыпаюсь от звуков работающей кофемолки и долго лежу, приводя в порядок свои мысли и чувства.

Под одеялом очень тепло, в квартире Хана сугубо мужская атмосфера, но мне не привыкать: я много лет прожила лишь с папой, а о маме сохранилось много воспоминаний, но все они — детские, по большей части.

Мысль о маме снова возвращает меня на исходную, к словам отца о том, что Хан заглядывался на Лейлу. Отрезвляет и заставляет подняться.

Часть меня считает, что нужно поговорить с Ханом на эту тему.

Но другая часть, состоящая из обид и уязвлённой гордости, требует остаться в стороне и вообще не показывать слабость перед этим мужчиной.

Как бы то ни было, сон уже испарился, и я направляюсь в душ, думая, что пропахну запахами мужских уходовых средств надолго.

Немного смущает факт, что на мне нет белья. В футболке Хана, пусть даже длинной, доходящей мне до колен, я буду чувствовать себя уязвимой и доступной.

Поэтому снимаю с крючка мужской банный халат и много времени трачу на то. чтобы подкатить рукава.

Однако разница в росте между мной и Ханом очень велика, поэтому полы халата волочатся за мной по паркету.

Захожу на кухню. Хан стоит у плиты, приветствует меня, не поворачиваясь.

— Доброе утро. Я буду варить кофе. А ты чем завтракаешь?

— Навряд ли у тебя есть что-нибудь для завтрака… В твоей холостяцкой берлоге.

Хан молча открывает дверцу холодильника, демонстрируя мне набор продуктов, часть из которых может долго лежать и не портиться. Яйца, сыр, сгущённое молоко, тушёнка, сухарики…

Прячу улыбку в сторону, потому что когда уезжала в летний лагерь, ещё в школе, потом по возвращению в холодильнике нашего дома был похожий набор продуктов.

Может быть, все военные мужчины непритязательные?

— Ну так, что молчишь? Завтрак?

— Давай кофе, если есть сахар, конечно.

— Я пью крепкий, — предупреждает Хан. — Может быть, тебе стоит поесть на завтрак что-нибудь другое? Типа омлета?

— Ничего страшного. Я не в ресторане, так что выбирать не буду.

Через несколько минут Хан сдвигает турку с плиты и нацеживает кофе в две крошечные чашки. Судя по цвету напитка, там реально ударная доза горького, чёрного кофе.

— Ну, попробуй, упрямица, — предлагает Темирхан и садится напротив.

В его больших пальцах миниатюрная кофейная чашка кажется совсем крошечной, как из домика куколки Барби.

Я осторожно отпиваю напиток и пытаюсь поскорее проглотить пряную, острую горечь напитка.

— Нравится?

— Очень, — отвечаю я.

Делаю ещё один большой глоток через силу. Во рту горит, как будто Хан пьёт кофе с перцем чили!

— Ну всё, показала, что тебе не слабо — и хватит! — злится Хан, забирая из моих рук чашку с напитком. Достаёт телефон. — Сейчас закажу тебе завтрак.

— Не стоит утруждать себя. У тебя есть молоко и яйца, я взобью омлет. Не хочу, чтобы ты тратился на меня сверх меры: средствами и временем.

Вынимаю из лотка два яйца и, за неимением венчика, взбиваю их вилкой, постепенно подливая молоко. Потом жду, пока нагреется сковорода.

Хан сверлит мою спину взглядом. Не могу разобраться в своих чувствах: хочется, чтобы он ушёл, и в то же время я жажду, чтобы он остался рядом.

— Разве тебе не нужно ехать к семье? Или на работу? — спрашиваю, стоя к нему спиной. Так проще задавать неуместные вопросы, не показывая своего лица.

— Нужно.

Раздаётся звонок в дверь. Хан поднимается: наверное, к нему кто-то приехал. Я прислушиваюсь: разговора нет, Темирхан коротко благодарит кого-то и возвращается.

— Сумка с твоими вещами в спальне. Тебе нужно переодеться во что-то и решить вопрос с проживанием. Одной находиться пока не безопасно. В моём доме ты жить не хочешь…

— Я бы пожила в отеле. Как и раньше.

— Исключено. Небезопасно, — отрезает Хан. — С Ковалем я встречусь только сегодня. Ещё не знаю, в каком русле пойдёт наш разговор. Тебе нужно пока посидеть под охраной.

— Предлагаешь мне жить здесь, в твоей квартире? — удивляюсь и не удерживаюсь от язвительности. — Хорошо, наверное, иметь под рукой любовницу и…

Договорить не получается. Хан резко сгребает меня в охапку и подсаживает на стол, впиваясь в губы поцелуем. Грубым и безжалостным, почти трахая языком.

Я обмякаю и позволяю ему это, потому что в голове резко возникает головокружение и томительная слабость струится по всему телу. Забываюсь под напором его языка и губ.

Одна рука Темирхана намертво впаяна в мои волосы, вторая держит жёсткий захват на талии — не увернуться.

Большего он себе не позволяет, но и одного тягучего, длинного поцелуя хватает, чтобы сойти с ума.

В воздухе внезапно тянет горелым и Хан реагирует первым. Бросается к плите, снимая сковороду с омлетом, сгоревшим дочерна.

— Блять… Оставил тебя без завтрака. Сковороду отгрызать придётся. Закажу тебе завтрак… — и звонит в службу доставки, глядя в окно.

Я неловко спрыгиваю со стола.

Ноги в коленях дрожат мелко и часто, пальцы тоже сводит нервной судорогой. Начни я сейчас делать что-нибудь, всё будет валиться из рук.

Темирхан садится рядом и цедит свой чёрный кофе маленькими глоточками, словно и не налетал на меня вихрем, выбившим все, до одной разумные мысли из головы.

Полчаса проходит в полной тишине.

Потом снова раздаётся звонок в дверь и на этот раз уже привезли завтрак, приготовленный в одной из ближайших кофеен.

— Приятного аппетита.

— Спасибо.

— Ну, так что ты решила? Где будешь жить?

Глава 12

Диана

— Ну, так что ты решила? Где будешь жить?

Я понимаю, что он имеет в виду. Но нарочно бросаю в сторону Темирхана вопросительный взгляд. Он терпеливо уточняет:

— Имею в виду, где ты решила пожить, пока я решаю вопрос с Ковалем.

— Опять. Ты не даёшь времени подумать!

— Время ограничено.

— Выбор невелик. Твой дом или твоя квартира. Выбираю второе. Здесь хотя бы нет твоей жены и ребёнка. Надеюсь, что они здесь не появляются?

— Не появляются. И не язви, Ди. Это не твоё…

— Значит, ты меня плохо знаешь. Или считаешь, что мне приятно? Нет, неприятно. Это вынужденные меры.

— И всё-таки приятного тебе аппетита. Как решишь, скажи, — говорит Темирхан.

Он отвлекается на телефонные звонки, решая текущие и рабочие вопросы.

— Я тебя задерживаю? — спрашиваю в паузе. — Если у тебя есть дела, можешь идти.

— Я никуда не пойду, пока не решу вопрос с тобой. Точка. Если обещаешь быть здесь и не делать глупостей…

— Сидеть в четырёх стенах под охраной.

— Это необходимость, — снова напирает Темирхан.

— Я понимаю. Просто мне это тяжело даётся. Возьми меня с собой?

— На работу? — удивляется Хан.

— Ну, а чем этот вариант хуже того, что ты будешь вдалеке и названивать мне по десять раз за день, проверяя, на месте ли я.

— Я могу приставить охрану.

— Кажется, ты сам говорил, что с тобой в тысячу раз безопаснее…

— Уговорила! — сдаётся Хан, поднимая руки вверх. — Беру на работу. Как маленькую…

— Как-то одно время папа брал меня с собой на работу. Но тогда мне было лет десять, наверное. Мама только ушла из жизни, и папа не хотел оставлять меня одну.

— Знаю, — кивает Хан. — Видел, как ты спала на диване в его кабинете.

— Видел?

— Ну, я тогда только с задания вернулся и узнал, что Лейла в автокатастрофе погибла. Приехал к другу…

Тема разговора прихотливым образом сместилась на мою маму. Внезапно я спрашиваю:

— Ты сильно любил Лейлу? — переплетаю под столом пальцы, сжимая их до боли.

Смотрю прямо в глаза Хану, не видя перед собой ничего, кроме тёмных, расширенных зрачков.

Нужно отрывать пластырь с ран резким жестом — говорят, так будет меньше боли.

— Ди, я уже тебе говорил. Но ты, похоже, мне не веришь, — качает головой.

— Ничего ты мне не говорил. Разговор прервался. И я реально хочу знать, сильно ли ты любил мою маму, как говорил отец.

— Клим тебя против меня настроил крепко и то, что Лейла мне нравилась, тоже не в мою пользу сыграло. Вот только знаешь что, Ди… Если бы я Лейлу любил по-настоящему, то на всё бы пошёл, чтобы сделать своей и на дружбу с Климом бы не посмотрел. Говорю, как есть — нравилась мне она сильно, да! Но Лейла изначально на Клима внимание обратила, выделила его и больше никого вокруг не замечала. Может быть, меня это зацепило и больше гордость взыграла, что предпочтение отдали не мне.

— А ты пытался к ней…

— Подкатить? Хочешь честный разговор?!

— Хочу!

— Пытался, — кивает. — Лейла с Климом начала встречаться. Тайком от всех своих… Ну, сама понимаешь, где Клим, и где Лейла — из мусульманской семьи. Как-то я поймал её поздним вечером, возвращающуюся со свидания с Климом. Ради того, чтобы подловить её, из лагеря втихушку ушёл.

— И что дальше?

— Да ничего. Лейла сделала вид, что моих намёков не поняла, а потом вообще сказала, что уже беременна и хочет бежать с Климом. У нас как раз срок контракта там заканчивался… Сказала, что её ненаглядному Климу не помешала бы помощь настоящего друга. Ну и всё. Больше ничего не было. Даже не целовал её ни разу…

— Мама тайком убежала?! Ого! А мне она ничего не рассказывала, и папа — тоже! — говорю с невольной обидой. — Они всегда говорили, что у мамы семьи нет, что познакомились в кино.

— Ну так и есть, только не во всём. В кино познакомились, да. Только во врёмя налёта. Тот город был под обстрелом… Жизнь — сложная штука, Ди.

— Расскажи ещё! — прошу.

— Иди, одевайся. Мне пора выдвигаться на объекты. По дороге расскажу, если захочешь. И если поверишь мне, — говорит с вопросительной интонацией, глядя прямо в глаза.

— Верю, — отвечаю после недолгого колебания. — В то, что ты сейчас рассказываешь, почему-то верю. Может быть, это глупо. Но верю.

— Тогда десять минут на сборы! — подгоняет Хан.

— Эй, мы не в армии!

— Местами реальная жизнь оказывается сложнее службы и коварнее. Не трать время зря!

Прерванный рассказ Хан начинает уже в машине. Причём, говорит первым. Наверное, нам обоим проще говорить на другие темы, прямо не касающиеся нас двоих, чтобы не колоть обидой.

— Я почти всё тебе рассказал, Ди. Могу лишь добавить, что Лейле побег помогли организовать. Чуть раньше, чем мы оттуда снялись. Когда Клим с задания вернулся, Лейла уже здесь его ждала, в гостинице жила неделю. Как мышь, сидела, никуда из номера не выходила. Наверное, каждого шороха боялась и мести родных…

— Значит, у меня со стороны мамы есть родные?

— Что есть, что нет. Они от Лейлы отвернулись и вычеркнули из жизни. Даже похороны устроили. Типа умерла… — морщится Хан. — Не приняли выбор.

— Какой кошмар! Мама с папой всегда так счастливы были, что я бы никогда не подумала о таких сложностях.

— Тебе и не нужно о препятствиях думать. Главное, что твои родители были счастливы и в целом мире им хватало того, что есть. Разве это не счастье?

— Ох, не знаю. Возможно, и есть счастье. Но я бы вряд ли смогла довольствоваться тем, что есть сейчас у меня.

Хан не скрывает своего влечения ко мне.

Теперь я точно знаю, что нам вместе может быть очень хорошо: в постели, в общении, во многом, но есть одно «но».

Он женат, и у него есть сын, которого Хан не собирается оставлять без отца.

— Всё или ничего, — хмуро повторяет Хан слова, сказанные накануне.

Я выбираю ничего. Другого варианта нет…

Темирхан

Диана сидит рядом — желанная, взбалмошная, неразгаданная.

Моей стала. Целиком, как давно того и хотел.

От мысли, что я стал её первым мужчиной, в груди разгорается сильнейшее пламя, которое разгорается всё сильнее и сильнее, а в нём всё становится пеплом и золой — намерения, планы, мысли, что не связаны с ней.

Всё кажется трухой и тленом, а она — как смысл всего и даже дышать хочется больше и чаще.

Дочь друга осторожно посматривает в мою сторону и колет каждым взглядом словно тысячами иголочек.

Зачем соврала о том, что больше не девственница?

Я обещал ей особенный первый раз, самый лучший, а в итоге она поступила по-своему и лишила меня такой возможности.

Упрямица.

Как же сильно от неё крышу сносит, чувствую себя пацаном, у которого впервые и сильно мужской интерес проснулся к понравившейся девчонке.

Только мой интерес не мутнеет и не тускнеет.

С годами ничуть не уменьшился, а сейчас разросся до размеров стихийного бедствия и сносит разумные мысли ураганом.

Ещё и это кретинское условие с семью ночами…

Мне целой жизни будет мало, чтобы ей насладиться, а тут всего семь долбаных ночей!

С тоской смотрю на тонкий профиль Дианы с пухлыми губами, которые она сейчас соблазнительно покусывает. От волнения?

— Чем ты сейчас занимаешься? — вырывает из мыслей.

— Я…

— Да, ты сильно изменился. Стал большим боссом?

Усаживаюсь поудобнее. Кожаная куртка поскрипывает на широких плечах.

Рассказать ей о том, кем я стал? А тем, кем не стал — её возлюбленным мужем и, возможно, отцом наших детей…

— Да, у меня есть бизнес. Свой.

— Я думала, ты бизнесом брата занялся.

— Занялся, конечно. Но это же бизнес Карима, а не мой. Я там просто управляющий. По доброй памяти о брате и ради его четверых детей.

— И ради его жены, — невзначай добавляет. — Ты и с ней трахаешься?

— Ты соблазнительно говоришь слово «трахаться». Скажи ещё? — прошу.

— Повторить вопрос: ты и с женой брата спишь?!

— Кажется, я тебе уже отвечал.

— Ты мог соврать!

— Повторяю! Нет у меня с Алиёй ничего, с чего ты это взяла?!

— Может быть, с того, как крепко вы обжимались в коридоре? Не ври, что это не так…

— Не так. Не было ничего. Алия просто разговор один подняла, старый и связанный с нашей семьей.

— А ещё ты ее обнимал. Она тебя словно задушить хотела.

— Да, на неё накатывает иногда. Брата моего она любила, одна осталась с четырьмя детьми. Другого мужчину себе не завела…

— И ты помогаешь ей с вопросами одиночества?!

— Бля, ну что ты заладила. Не трахаю я Алию. Никогда не трахал и не собираюсь.

— Но она тебя хочет! — возражает упрямо.

— Был момент, когда она меня в семью затащить хотела. Но то давно в прошлом, — говорю сам себе и припоминаю, что Алия снова на те же лыжи встала, начала подбивать клинья. — Ладно, есть у неё желание, чтобы я занял место брата. Но этому никогда не бывать.

— Уверен? Мне кажется, она довольно настойчива. Как только Люська соперницу в доме терпит.

— Я знаю главное: для меня Алия — как сестра. Такой и останется всегда. Уверен, она может найти своё счастье, если перестанет быть зацикленной на одном и том же.

— Это она тебе подкинула идею о моей беременности? — внезапно интересуется Диана. — После разговора с ней ты сидел, как мрачная туча, и смотрел на меня с недоверием.

— Да, она идею подала. Напирала на свой опыт многодетной мамы…

— Скажи лучше, хотела тебя против меня настроить.

И ведь права, моя ненаглядная.

Я думал, что Алия больше такой ерундой не страдает, но она снова принялась за старое.

Неужели активизировалась после того, как поняла, что в моей жизни снова появилась Ди — единственная, которую я любил.

Даже не знаю, как отбить охоту у Алии. Не люблю повторять одно и то же по десять раз подряд.

Своё слово я сказал, и оно не изменится.

Неужели Алия так и будет ждать с моря погоды?!

Надо с ней поговорить. Жёстче рамки поставить. Может быть, даже условие выдвинуть придётся.

Если Алия хочет, чтобы я и дальше занимался бизнесом Карима и, по сути, содержал его семью, пусть в трусы ко мне заглядывать не пытается!

— Давай оставим в стороне семейные разборки. Я тебе слово даю, что не сплю с Алиёй и не собираюсь.

— Давай оставим. Так чем ты занимаешься?

— Бизнес брата у меня в управлении. Но я и своё дело начал.

— Какое? — с любопытством спрашивает Диана.

— То, в котором мои навыки пригодятся. Один знакомый давно предлагал мне контору открыть по охранным услугам. Но только высокого класса. Вот, в принципе, и всё.

— Так легко?

— Ну, к чему тебе знать подробности? Разумеется, не обошлось без подключения связей сверху. Нельзя так просто прийти и отобрать часть рынка, не имея за спиной серьёзную поддержку.

— Почему я думаю, что твоя фирма не только охраной занимается?

— Сопровождение важных лиц на мероприятии, тайный охранник, решение проблем… В общем, я при деле и меня всё устраивает.

— Ты счастлив? — задаёт вопрос, словно контрольный в голову.

Без Дианы мне счастье не светит. Теперь я точно это понял. Поэтому оставляю вопрос без ответа.

Кладу ладонь на её колено. Ди не дёргается в сторону, по нежной коже проносятся острые пики мурашек.

Сильно мы друг на друга действуем — как два электрических заряда, образующие искру!

— Что я буду делать в твоём офисе? — интересуется Диана, когда джип тормозит возле здания офисного центра.

— У меня большой кабинет. За стеной есть комната с кроватью и душ. Если хочешь…

— Никакого секса у тебя в офисе! — отбривает меня за секунду.

Вообще-то я хотел предложить ей отдохнуть, посмотреть телек… Но теперь, благодаря её же словам, только и буду думать, что о сексе.

Член наливается тяжестью. Как бы роскошно Диана смотрелась на моём большом столе…

Глава 13

Темирхан

В офисе я сразу же провожу Дианку в свой кабинет. Да и не на что ей смотреть здесь, откровенно говоря. Такой же офис, как и все остальные. Здесь лишь конторная работа: расчёты, отчёты, операции, связанные с деньгами.

Но Диана и в моём кабинете оглядывается с большим интересом. Кабинет спартанский, без изысков. В нём стены оклеены обоями непритязательного серого цвета.

Мебель — самая простая, функциональная В огромном, просторном кабинете большие окна и есть только две достопримечательности: большой стол и кожаное кресло. В углу стоит сейф, возле другой стены — кожаный диван для посетителей. На столе красуется Mac, стоящий прорву денег. Вот, пожалуй, и всё.

— Сдержанно, — даёт оценку Диана.

— Ну, так мне и не нужно больше. Я привык обходиться малым.

— И даже вместо длинноногой секретарши — молодой парень-секретарь, бритый под ноль. Недавно дембельнулся?

— Так и есть. Это сын одного из моих сослуживцев. Отец его тоже работает на меня. Только не в офисе. Тебе принести чего-нибудь?

— Нет, спасибо. У меня есть телефон. Я посижу в соцсетях, понаблюдаю за твоей работой… — пожимает плечами.

— Когда проголодаешься или захочешь чего-то, только скажи. Всё организую, — обещаю. — Кстати, за той дверью есть санузел, душевая кабина и комната с кроватью. Есть телек и подключены каналы. Можешь побыть там, если есть желание.

Диана снова прогуливается взглядом по кабинету.

— Наверное, буду там, — показывает в сторону дополнительной комнаты. Но мнётся на месте, словно хочет что-то спросить. — Твоя личная квартира и офис выглядят так, словно ты часто не ночуешь дома.

— Хочешь, поговорим? — цепляюсь за крючок.

— Просто замечание. Мысли вслух. Не уверена, что хочу обсуждать и вникать в подробности твоей личной жизни, — качает головой Диана. — Мне сложно. Слишком много всего навалилось за последнее время. Я буду там. За дверью…

* * *

До обеда всё проходит тихо и спокойно. На обед мы отправились в кафе напротив, впервые разговаривая о пустяках: обсуждали меню, Дианка рассказывала о жизни в Мюнхене и призналась, что скучает по любимой кофейне и булочках с корицей, которые немцы делают просто бесподобно.

Мне нравится, что общение понемногу налаживается. Оно просто прекрасное, в моменты, когда мы не касаемся острых и проблемных тем: типа моей семьи и нашего с Дианой общего прошлого.

Откровенно говоря, я балдею от мелочей: как соприкасаются наши пальцы, когда Диана просит передать ей солонку, как я придерживаю перед ней двери, как доверчиво она опирается на мою ладонь и немного испуганно прижимается к плечу на улице при виде мужика, выгуливающего взрослого питбуля с поводком, но без намордника.

Я скучаю по тому времени, которое ушло в никуда, проскользнуло водой сквозь пальцы: сколько всего могло быть у нас…

Если бы не обстоятельства. Если бы не моё упрямство, если бы не то желание Дианы поквитаться со мной и насолить…

День настолько мирный и тихий, что меня переполняют эмоции: и тихое счастье, пусть даже краденое, вырванное у судьбы, и шальная радость, и яркое возбуждение.

Ведь моя девочка рядом, за стеной. Сладкая, нежная, горячая.

Моя.

Не знаю, как удержать свои мысли. Не получается. Только и делаю, что фантазирую о её теле в моих руках и мягких стонах, которыми она может подстёгивать не хуже щелчка кнута.

Возбуждение становится невыносимым.

Не придумываю ничего лучше, чем позвать Диану под предлогом помочь мне разобраться в одной из компьютерных программ.

Делаю ставку, что Ди в силу возраста более продвинута в этом плане и не упустит возможность доказать своё превосходство.

Так и происходит.

Ди цокает язычком и опирается локтями на мой стол:

— Это же элементарно, дядя Хан! — добавляет с издёвкой. — Вот здесь кликаешь, зажимаешь, протягиваешь и…

Я деланно туплю на ровном месте и не понимаю якобы даже прописных истин, сокрушённо вздыхаю.

— Повтори-ка ещё разочек, — прошу и опускаю кресло до минимума, откатываясь на нём немного назад так, чтобы задорная попка Дианы оказалась напротив моего лица.

Ди усердно учит меня выполнять копирование в электронной таблице. Я ловко задираю её платье до самой талии и хлопаю ладонью по кнопке, блокирующей дверь, чтобы никто не смог войти к нам.

Диана замирает на мгновение.

— Что ты делаешь, Хан? Прекрати сейчас же. Я против! — возмущается немного наигранно.

Ухмыляюсь!

Прекрасно она всё понимает и готов поспорить, ей тоже хочется близости: на протяжении целого дня я не раз ловил на себе жаркие взгляды, полные тоски.

— Никакая помощь тебе не была нужна! Ты обманом выманил меня сюда!

Перехватываю запястья Дианы и завожу их за спину, фиксируя. Заставляю лечь грудью на стол, погладив по аппетитной заднице.

— Стой так, красавица. Я тебя хочу, — шепчу, растирая нежные складки через трусики.

Просовываю под них палец и трогаю вход в узкую дырочку, ставшую за миг влажной.

— Какая же ты отзывчивая. Просто чудо, Ди.

— Отпусти меня немедленно! — пытается вырваться.

Я лишь сильнее давлю ладонью на спину Дианы, а второй рукой спускаю трусики. Мгновенно прижимаюсь губами к шёлковой коже попки. Ставлю поцелуи и трусь щекой.

Вдыхаю аромат тела — сладкий, цветочный и чувствую влажный, сочный запах. Пальцы разминают складочки и трогают узелок, отзывающийся на ласку.

— Охренеть, Ди. Такой вид… Ты такая нежная и красивая, — шепчу едва слышно и приближаюсь к желанному.

— Не смей делать этого! — шипит, виляя попкой из стороны в сторону.

— Я же от тебя секс не требую. Всего лишь хочу тебя приласкать. Языком вылизать. Обещал же… Помнишь?

— Не надо! — выдыхает с лёгким стоном.

Мои губы прижимаются к ней. С самому сокровенному местечку. Сладкая и влажная, в нос ударяет её ванильной влагой.

— Надо, Ди. Очень сильно надо. Ты меня не остановишь. Кончишь хорошенько мне в рот. Я так хочу…

Нагнуть Диану над своим столом, оказывается, было очень хорошей идеей. Запястья зафиксированы за поясницей. У Дианы тонкие и изящные руки, которые я без проблем одной своей пятёрней могу удержать.

Попка призывно оттопырена и всё-всё видно. Её аккуратные, припухшие половые губы сводят меня с ума. Нежно-розовое отверстие манит призывной влагой. Такая сладкая и будоражащая, что хочется ласкать её сутки напролёт.

Именно так я и делаю, порхаю губами по скользким, влажным складкам губами. Пробую языком, собирая сок и срывая с губ Дианы стон.

— Ох, чёрт… Хан, не надо… Не на-а-а-а-а-а… А-а-а-х…

По телу проносится первая дрожь желания и наслаждения. Потом ещё и ещё. Я активнее включаюсь в работу по соблазнению Дианы, а она, само собой, забывает, что проклинала меня и была решительно против.

Сейчас она только «за». Распластанная на широком, рабочем столе, влажная, доступная и моя, целиком моя. Никто не отберёт и ничто не помешает присвоить навсегда.

Вкручиваюсь языком глубже и глубже, в податливую дырочку. Перемещаюсь чуть ниже, задевая нижней губой клитор. По телу Дианы словно проходит разряд тока. Я снова повторяю движение и слышу, как дыхание Дианы становится ещё чаще.

Пускаю в ход губы и язык, посасывая активнее. Моя девочка начинает ёрзать под моими руками и призывно дрожать, сигнализируя, что находится на грани.

Замираю, останавливаю ласку, лишь по кругу лона вожу двумя пальцами, изредка ныряя в податливую, горячую глубину, цепко обхватывающей меня теснотой лона.

— Тебе нравится? Скажи. Хочешь, чтобы я продолжил?

— Хочу, чтобы отпустил! — упрямится.

— И десерт получить не хочешь?

— Кажется, ты свой десерт уже получил.

— Ни черта подобного, — опускаю взгляд на ширинку, туго натянутую стояком. — Лишь хочу его получить. Но сначала — твоё удовольствие, маленькая. Ну, скажи, что нравится…

Приникаю к отверстию языком, через мгновение пальцы сменяют язык и начинают двигаться жёстче и быстрее, пока я переключаюсь на клитор.

— Нет, — поскуливает.

Диана зажимается всё сильнее и сильнее, быстрее сокращаясь вокруг моих пальцев, потом напрягается всем телом и выдаёт протяжное:

— Да… Да… Ещё хочу! Ещё. Не останавливайся…

Только это мне и надо было услышать.

— Теперь я тебя языком затрахаю. Добавки попросишь…

Принимаюсь за дело с удвоенными усилиями. Ведь Диана подстёгивает меня и просьбами, и стонами, и горячими, потёками влаги, сладкой и густой, как карамель.

— Ещё, Хан. Хан…

Тело Дианы вытягивается по струнке и разбивается мелкой, частой дрожью. Едва успеваю подхватить влагу языком, чувствуя, как её трясёт от сильного оргазма.

Хотел получить лишь её удовольствие. Но напряжение в каменном члене не даёт мыслить разумно, хочется почувствовать, какая она тугая и горячая не только языком, но и членом.

Отпускаю руки Дианы и коротко целую кожу попки, нежно поглаживаю складочки и расстёгиваю джинсы, спустив �

Глава 1

Диана

– Я решу твои проблемы. Но взамен…

Напрягаюсь, не знаю, что он потребует.

– Семь, – говорит с едва заметной улыбкой.

– Семь миллионов? – спрашиваю с облегчением.

Если вопрос только в деньгах, то я с лёгкостью расстанусь с семью миллионами.

– Семь ночей, крошка.

Изумлённо смотрю на широкое, волевое лицо друга моего отца.

За прошедшие три года лицо мужчины стало ещё жёстче, черты заострились, придавая мужчине сходство с опасным хищником.

Семь ночей?

Должно быть, я просто ослышалась. Не может быть, чтобы он потребовал от меня такого.

Но он качает головой, повторяя:

– Семь ночей, крошка. Ты должна будешь мне семь жарких ночей.

– Ты сошёл с ума! Ни за что!

– Это временно. Хочу тебя… напрокат. Ты перешла дорогу серьёзным людям. Семь ночей – не такая большая плата.

Эмоции не дают мне усидеть на месте. Я подскакиваю и сжимаю пальцы в кулаки.

Перед глазами темнеет от ярости и ненависти. Мне хочется вонзить ногти и расцарапать его лицо до крови. Но сейчас он хозяин положения, а я всего лишь его гостья.

Темирхан не торопит меня, лениво болтает квадратным стаканом со скотчем. Отпивает немного, смотря на меня поверх гранённого стекла.

– Ты можешь отказаться.

– Ну, конечно! – отвечаю с нервным смехом. – Бизнес отберут и саму меня, возможно, убьют!

– Твой отец всегда осторожно вёл дела, но в последнее время его словно подменили. Он начал зарываться.

Разумеется. Потому что в последнее время папа сильно сдал, и я взялась за управление его бизнесом. Я пыталась поступать так, как говорил отец, но у меня не получилось не наломать дров.

Одна из ошибок оказалась фатальной. Она может стоить мне жизни и бизнеса.

Если только мне не помогут.

Во всём мире я знала только двоих мужчин, способных решить любую проблему: отец и его друг.

Отец покоится в могиле, а его друг смакует собственное превосходство.

Темирхан никогда не уступал мне. Ни в прошлом, когда считался моим опекуном, ни сейчас.

Особенно сейчас.

В память о последней встрече этот мужчина не сделает ни одной поблажки ради меня.

– Мне нужна помощь, – цежу сквозь зубы.

– И?

– Я согласна. На твои условия.

– Согласна? Тогда я охотно тебе помогу.

Он ставит бокал на стол и манит к себе рукой.

– Подойди.

– Что, не терпится распаковать свой приз?!

Шиплю как рассерженная кошка, отмеряя злыми шагами небольшое расстояние между нами.

– Однажды я его уже едва не распаковал. Позднее ты сказала, что подарила свою девственность другому. Так что… распаковывать мне нечего. Буду пользоваться… – обдаёт меня тёмным, раздевающим взглядом. – На своё усмотрение.

Он тянет меня, усадив на диван.

Крепкая, широкая ладонь мгновенно забирается под узкую юбку. Длинные пальцы с шероховатыми подушечками задевают верхнюю кромку кружевных чулок.

Сердце разгоняется за несколько секунд до предельной частоты. Пульс становится гулким, барабаня по вискам.

Инстинктивно свожу ноги плотнее.

– Ну же, Ди. Ты уже большая девочка. Ты пришла ко мне. Прекрасно понимала, что я от тебя потребую. Не так ли?

Пальцы Темирхана настойчиво сжимают моё бедро.

Проклиная этого мужчину, я медленно развожу ноги в стороны.

Пальцы Хана в ответ на моё движение перестают быть медлительными. Обжигающая ладонь быстро и уверенно двигается вверх по моему бедру.

Стараюсь спокойно дышать: вдох-выдох, вдох-выдох… Но откуда-то появляются мурашки, ползущие по коже.

Дыхание незаметно для меня сбивается. Низкий голос Хана царапает слух хрипотцой.

– Открой глаза…

Его лицо очень близко от моего.

Могу подробно разглядеть всё: и крохотную родинку на виске, и виднеющиеся кое-где серебристые нити волос. Они просачиваются даже среди отросшей щетины.

Глаза цвета хорошо обжаренного кофе пристально смотрят в мои глаза. Длинные мужские пальцы поглаживают внутреннюю сторону бедра с одной и с другой стороны. Потом мучительно медленно подушечкой большого пальца он нажимает на чувствительную плоть.

Надавливает и растирает по кругу уверенными движениями, заставляя дышать чаще и поверхностнее.

Я судорожно вздыхаю. От его умелых прикосновений сердце начинает колотиться быстрее не только в грудной клетке. Но ещё и там, между ног, колотится и не даёт возможности остаться равнодушной.

– Ещё шире. Откинься на спинку дивана и раздвинь ножки ещё шире… – командует Темирхан.

Моя медлительность его раздражает. Он помогает себе второй рукой, прижимая меня к дивану. Пальцы прогуливаются по тонкой ткани трусиков, прежде чем скользнуть за неё и продолжить порочные движения.

Я ахнула, когда его большой палец стал двигаться безумно быстро. Тело начало мелко подрагивать. Между ног разливается томительное тепло и горячая пульсация.

Рот мужчины приоткрывается, выпуская слова, сказанные им почти шёпотом. Он замедляет движения пальца.

– Остановиться?

Между ног горячо и влажно, сладкими спазмами тянет низ живота.

Ненавижу этого мужчину всей душой!

Не хочу чувствовать его руки. Но протестующий полустон выдаёт меня с головой.

– Какая нежная девочка! Очень горячая…

Его палец скользит по влажным складкам, разводя их в стороны. Он медленно погружает в меня палец и начинает чувственно водить им из стороны в сторону, а потом вонзает резко и быстро вглубь.

Его ласка изысканная и вместе с тем мучительно-постыдная. Потому что тело не поддаётся контролю, активно просит ещё сжатиями лона. Спазмы становятся быстрее и быстрее, пока меня не скручивает неожиданным оргазмом.

Моё тело начинает биться в судороге. Темирхан прижимается ртом к моему, поглощая протяжный стон.

– Хорошая девочка! – одобрительно говорит он, вынимая руку из моих трусиков. – Теперь встань и разденься.

Глава 2

Диана

Тело пронизывает насквозь разрядами удовольствия. Я обмякла на диване и с трудом сажусь, расправляя на себе трусики и задранную до самой талии юбку.

Мгновение спустя до меня доходит смысл его слов.

– Что?

– Встань. Разденься, – чётко, по слогам повторяет Темирхан, осматривая меня так, словно уже купил. – Мне понравилась твоя реакция. Такая же отзывчивая и послушная, как я помню. Но я хочу увидеть весь товар. Без изъянов.

Я медленно поднимаюсь.

Без изъянов? Боюсь, Асадову Темирхану не понравится то, что он увидит. Я крепко стискиваю пальцы на нижнем крае блузки.

– Принцесса, тебе помощь моя нужна или нет?

Темирхан скрестил руки под грудью и нетерпеливо постукивает носком дорогого ботинка по паркету.

– Значит, не нужна. Алексей! – покрикивает Асадов своему охраннику, стоящему за дверью.

Сквозь слёзы в глазах смотрю на Темирхана. Но он словно отгородился от меня циничной, непробиваемой маской успешного дельца.

– Время – деньги, Диана. Ты уже достаточно взрослая, чтобы это понимать. Начинай, Диана. Или…

Он снова подливает себе скотч, красноречиво махнув в сторону двери.

Я трясущимися пальцами сняла пиджак, осторожно повесив его на спинку.

– И всё? Пошевеливайся. Ты же вроде на танцы ходила? Сделай красиво!

Лицо мужчины расплывается из-за слёз. Я не собиралась танцевать ему стриптиз и унижаться ещё больше.

Поэтому я быстро стягиваю блузку через голову. Несколько пуговиц полетели на пол с весёлым перестуком.

– Это было не совсем изящно… – скучающим тоном произнёс Темирхан. – Лифчик тоже сними.

Какой же он мерзавец! Я возненавидела его в этот момент ещё больше.

Мысленно пожелала ему поскорее подавиться своим высокомерием. Пусть ему на голову упадёт огромный кусок крыши!

Я отбрасываю кружевной лифчик в сторону и даже не стала прикрывать грудь, чтобы не давать мужчине повода ещё раз смеяться надо мной.

– Неплохо, Ди. Обхвати грудь и примни её. Не жалея. Не забудь показать, какие у тебя красивые сосочки. Люблю, когда они торчат! Давай.

Циничная мразь…

Неужели его жёнушка плохо старается в постели?! Не насмотрелся на девиц в стриптиз-клубах?

Мысленно проклиная Темирхана самыми ужасными словами, я обхватываю грудь руками, смяв её.

Соски под пальцами мгновенно начинают твердеть. Возбуждение ещё не схлынуло прочь и сейчас отзывается приятным покалыванием на кончиках твёрдых сосков.

– Ммм… Мне нравится, что я вижу. Определённо нравится.

Темирхан легко поднимается и подходит ко мне, окутывая пряным ароматом парфюма.

– Опусти руки.

На грудь легла его тяжёлая, горячая ладонь. Друг отца словно взвешивает в уме, оценивая товар, стоит товар вложений или нет. Пальцы разминают соски, гладят нежную кожу, покрывавшуюся мурашками от прикосновений.

– Подойди к столу и ляг лицом вниз.

Асадов разворачивает меня лицом к широкому, большому столу. Он шлёпает меня по попе. Я автоматически делаю несколько шагов вперёд.

– Юбку можешь не снимать. Я её сам…

Голос Темирхана осекается.

– Откуда это?

Он быстро оказывается рядом со мной.

– Убери руку!

Друг отца отводит мою руку в сторону, разглядывая почерневший синяк на левой боковой поверхности рёбер. Когда я стояла к Темирхану лицом, синяка не было видно. Но стоило мне повернуться, как синяк показался во всей фиолетово-чёрной красе.

Асадов прикасается пальцем к синяку. Я зашипела от боли, стараясь не покрикивать.

– Кто это сделал? – спрашивает Темирхан ледяным тоном, надавливая.

– Больно!

– Кто. Это. Сделал. Я и сам прекрасно знаю, что больно! – цедит сквозь зубы мужчина.

– Тогда зачем нажимаешь? – едва не плача спросила я.

– Чтобы ты спросила. Дышать тяжело?

– Нет…

– Значит, рёбра не сломаны, просто ушиб.

Темирхан сам застёгивает на мне блузку, проигнорировал бюстгальтер, отстраняется и тянется за своим пиджаком, висевшим на спинке стула.

Я с каким-то мазохистским удовольствием любуюсь игрой мышц, перекатывающихся под тканью белоснежной рубашки. Раньше друг моего отца отдавал предпочтение спортивному стилю в одежде. Но сейчас начал носить дорогие костюмы.

Темирхан надевает пиджак на меня, заставив просунуть руки в рукава. Потом вытащил свой бумажник и телефон из внутреннего кармана пиджака.

– Кто тебя так разукрасил, принцесса?

Мужские пальцы ловко подворачивают рукава пиджака, болтающиеся гораздо ниже моих запястий. Теперь он говорит со мной ласковым, спокойным тоном, как будто с малым ребёнком.

– Люди Коваленко, – тихо отвечаю я, стараясь не углубляться в воспоминания.

– Коваль? – неприятно усмехается мужчина, обхватив меня за подбородок сильными пальцами. – Что ещё сделали люди Коваля?

– Ничего. Кроме угроз сравнять меня с землёй.

– Хорошо.

– Хорошо, – повторяю я, не понимая смысла того, что произносят мои губы.

– Поехали. Расскажешь по дороге.

Асадов подхватывает меня под локоть и выводит из своего кабинета. Я едва поспеваю за его широким, размашистым шагом.

По пути к автомобилю ему звонит жена. Темирхан отвечает, договариваясь на сегодняшний ужин.

С каждым мигом раздражение и ненависть всё сильнее разгораются внутри.

Теперь он женат. Богат. Влиятелен.

У него есть всё, что пожелает. Кроме одного – мести за уязвлённое самолюбие. Ему не терпится отыграться за прошлое.

– Хорошо. Я буду на ужине. Поцелуй за меня сынишку, – ровным голосом говорит Хан, открывая передо мной дверь машины.

Он прячет телефон в карман пиджака.

Меня трясёт от возмущения. Только что он договаривался со мной словно с проституткой, а сейчас так просто общается с женой.

Я не выдерживаю:

– Папа был прав, – вырывается у меня против воли. – Ты – тот ещё кобель. У тебя есть жена и сын. Но тебе нужна я.

– Временно. Попользоваться, – напоминает мне с широкой улыбкой Хан, возвращая мои же слова. – Есть возражения?

Он показывает взглядом на дверь. Я плотнее запахиваю его пиджак на груди, понимая, что меня ждёт в случае отказа.

– Нет. То, что было, засчитывается?

– О чём ты? – Темирхан отвлекается на мгновение, называя водителю адрес, по которому нужно ехать. – А-а-а-а… Ты о небольшой демонстрации? Нет, Ди. Семь ночей. Мне нужно семь полноценных ночей. Буду трахать тебя от заката и до рассвета.

Он – мужчина, которого я ненавижу. Если бы не прямая угроза для моей жизни, я бы никогда не попросила его о помощи.

У меня нет выбора, и ему это нравится.

Похоже, Темирхан решил взять реванш за последний раз, когда я с ним общалась.

О той ночи не знает никто, кроме нас двоих. Иногда мне кажется, что её просто не было.

Я бы не смогла поступить с любимым мужчиной так, как она – та девушка из прошлого.

Или всё же смогла, ослеплённая запретной страстью и ненавистью…

Глава 3

Диана

– Куда мы едем? – интересуюсь у Темирхана.

– Разве это имеет значение?

– Имеет. Для меня имеет.

Темирхан никак не реагирует на мои слова, изучая что-то на экране смартфона. Я дико злюсь и почти не контролирую себя, вырывая телефон из его пальцев.

– Куда мы едем, Хан?

На лбу мужчины надувается синеватая вена, пульсируя. Единственный признак того, что ему не плевать.

– Верни телефон.

Я нажимаю на кнопку, опускающую стекло, и высовываю руку с телефоном.

– Куда мы едем?

– Выбросишь мой телефон, тебе не поздоровится. Ты не в том положении, чтобы истерить и фокусы устраивать. Веди себя прилично или придётся разбираться с проблемами своими силами, Самарская.

Мы застываем без единого движения. Смотрим друг другу в глаза, не в силах оторваться.

Напряжение растёт с каждой секундой. Ещё немного – и будет взрыв.

Я отвожу взгляд первой. Закрываю окно. Пальцы успели заледенеть за несколько секунд.

Разглядываю экран смартфона. Там фото: Хан и его сынишка. Темирхан на нём выглядит, как примерный семьянин, держа на руках светловолосого и голубоглазого мальчугана.

– Сын твой или от соседа? – язвлю, возвращаю дорогой аппарат владельцу. – Не похоже, что сыну перешли твои черты. Восточная кровь обычно доминирует, а здесь… прямо снежный мальчик!

– Сын пошёл в мать.

– Люська всё же? Как она поживает?! До сих пор так же предпочитает платья в крупный чёрный горох?

– Можешь спросить у неё сама. За ужином.

Отшатываюсь от Темирхана. Если бы не ограниченное пространство салона машины…

– Нет! Я не поеду в твой дом!

– Ты не в том положении, чтобы ставить СВОИ условия.

– Зачем тащить меня на семейный ужин?!

– Тебе грозит опасность. Разумнее будет, если ты проведёшь пару дней под присмотром.

– В твоём доме?!

– Лучше и безопаснее места тебе не найти. Будешь там. Пока я не решу твой вопрос.

– Я могу находиться под присмотром в любом другом месте. Только не у тебя дома!

Темирхан сидит с невозмутимым видом. Ему словно плевать.

– Как ты объяснишь мой визит своей жене?! – продолжаю кипеть от злости.

– Не твои заботы. Поживёшь у меня.

– У меня есть дом, оставшийся от отца. Я могу позвонить в агентство, которое присматривает за домом…

– Нет.

Темирхан взмахивает правой рукой, приказывает мне замолчать. Он рубит воздух резким жестом и отгораживается от меня телефонными звонками.

Мне остаётся только забиться в угол и смотреть на знакомо-незнакомые пейзажи, проплывающие за окном.

Многое изменилось за три года, что мы не виделись.

Темирхана словно подменили. Раньше я считала его солдафоном и мужланом, но в нём было много тепла и искренней заботы.

Сейчас их место заняло жестокое равнодушие и холодная, вежливая отстраненность дельца с большими связями и тугим кошельком.

* * *

Темирхан привозит меня в свой дом или лучше сказать – дворец.

Трёхэтажный особняк впечатляет размахом. На въезде дежурит охрана, вооружённая не бутафорским оружием.

Проклинаю себя за робость, с которой вышагиваю по дорожкам, выложенным цветным камнем.

В Мюнхене мы с отцом снимали дом ничуть не хуже того, что сейчас есть у Темирхана.

Папа никогда ни в чём мне не отказывал. В особенности, после болезненного расставания с Ханом в прошлом. Я бы даже сказала, что папа начал баловать меня больше прежнего!

Я привыкла к роскошной жизни с большим ценником, сейчас мне не стоит зажиматься.

Но это лишь бравада. Правда в том, что я до сих пор робею перед другом отца и не знаю, как правильно вести себя.

Словно вернулась на три с лишним года назад, когда впервые увидела Темирхана, будучи уже взрослой, и разглядела в старом друге отца мужчину, привлекательного и опасного.

Запретного.

– Сара покажет тебе комнату. Сара!

Темирхан зовёт негромко, но в просторном холле почти мгновенно появляется женщина средних лет, не примечательной внешности. Она вежливо улыбается хозяину дома.

– Комната готова?

– Да. Вещи уже привезли. Я разложила их по полкам. Могу проводить гостью в её комнату.

– Привезли мои вещи? – удивляюсь вслух. – Но как такое возможно?! Я же только сегодня пришла к тебе с просьбой и не слышала, чтобы ты давал такие распоряжения.

– Я знал, что ты обратишься ко мне за помощью. Больше не к кому. Не к фиктивному же жениху бежать, – язвит Темирхан неожиданно сильно.

Оказывается, Темирхану известно многое, в том числе и мой блеф с женихом, которого я представила папе, чтобы он не думал, будто я скучаю по Темирхану.

Отношения с Алексом, даже фиктивные, распались сразу же, как у меня возникли реальные проблемы – умер отец.

Мне нужна была поддержка, не только словом, но и делом, я обещала Алексу даже заплатить, лишь бы не быть одной в это время. Напоказ.

Но парень заявил, что на такое он не подписывался и разорвал нашу связь, вывесив пост о расставании в инстаграм и рассказав о том, что отношения были не настоящими.

Я так не хотела показывать, что скучаю по Хану. Никому на свете. Ни одной живой душе. Я и себе запрещала думать…

На самом деле я скучала безумно и промочила слезами насквозь не одну подушку. Мне не хотелось показывать свои истинные чувства, и я считала, что мне достоверно удаётся играть в равнодушие.

– Ты следил за мной! – признаю очевидное и едва не сгораю от стыда.

– Наблюдал за твоей жизнью, поддерживал связь с Климом, – соглашается Темирхан, не отрицая. – То, что твой женишок – из заднеприводных, я понял почти сразу же. Как и то, что ваша любовь – это игра напоказ для отвода глаз, чтобы Клим не температурил. Но сейчас я не хочу это обсуждать. Нет времени. Нужно сделать несколько важных звонков по твоей проблеме и переговорить с нужными людьми. Сара проводит тебя в комнату. Отдыхай, Диана. Встретимся за ужином.

Темирхан уходит.

Уходит… Уходит… Уходит…

Его шаги звучат как выстрелы в моей голове.

– Хан! – зову, не выдержав молчания. – Мне страшно. Коваль – опасный человек?

– Очень опасный, Ди. Поэтому ты будешь в безопасности только здесь. Рядом со мной.

Между нами расстояние в несколько метров. Хочется, чтобы Хан обнял меня, успокоил, отругал немного, пряча за грубостью настоящую заботу, как это было раньше. Но сейчас он лишь кивает мне, смотря куда-то сквозь моё лицо.

Меня словно нет. Так больно…

– Всё будет хорошо, Ди.

Мне кажется или его голос немного потеплел?

– Мне нужно идти, – и уходит.

Глава 4

Темирхан

Три года пошли Диане на пользу. Гордая и ещё более желанная. Стала взрослее, привлекательнее и острее, что ли?

Каждый взгляд полосует, как опасной бритвой. Так глубоко и безнадёжно остро, только успевай подставлять ладони под фонтан эмоций.

Но нужно себя в руках держать.

Ди меня ненавидит люто. Да и я её не должен любить.

В особенности за последнюю выходку!

Никто, кроме нас двоих, не знает, что та стычка в доме Клима не была последней. Потом мы ещё раз с Ди разговаривали.

Ухмыляюсь. Разговор был так себе.

На грани сумасшествия и желания дрочить рукой, слушая её сладкий, медовый голосок. На грани срыва и намерений послать всё к чертям, лишь бы знать, что она – моя.

Даже семейные намерения побоку.

Да ну какой из меня семьянин?

Всю жизнь промотался чёрт знает где, а потом на меня свалилась раскабаневшая от беременности, ставшая ещё более капризной Люська.

Как наказание свыше – нехуй было играть в прятки, стоило быть откровенным, хотя бы перед собой.

Но сам же нажил себе проблем. Сам. Никто меня в это дерьмо с головой не толкал.

И расхлебывать должен тоже сам…

Вот только мысли, как и прежде, кипятком ошпарило от образа дочери друга.

Так сильно…

Как только Клим свинтил с радаров поблизости и основался жить за бугром, он чуть подостыл и даже извинился, что убить меня хотел.

Да засунул бы он себе в зад извинения!

Мне не он был нужен, а дочка его. Которая, с лёгкой руки Клима и рассказов о прошлом, меня насмерть возненавидела.

И хоть сколько Диану убеждай, что между мной и её мамой не было ничего, даже мысленно так глубоко в неё нырял, не поможет. Дианка смертельно обиделась.

В особенности за то, что сделал другой выбор и решил связать жизнь с бабой, которая от меня родить должна.

Как ни крути, но для меня все те, что с сиськами и задницами, лишь бабы, сколько бы им лет не было, а вот Ди – особняком, выше всех.

* * *

С момента нашего последнего разговора почти целый год прошёл, прежде чем состоялся мой разговор с дочерью друга.

В тот день Люська родила. Клим меня поздравил.

Хотелось и голос Дианки услышать, но я умом понимал, что ей будет неприятно и тяжело. Да и папаня опять же, настороже дежурит.

Не-а, тогда даже краткий обмен фразами с Ди казался чем-то нереальным.

– Здоровяк, весь в тебя! – поздравил меня Клим.

Честно говоря, я и сам не понял тогда: в меня ли родившийся от Люськи сын или не в меня.

Рождению сына я был рад, но от всего остального нажраться хотелось в усмерть.

Собственно говоря, я так и поступил: отправился по кабакам. Не понимая, то ли праздновал рождение сына – грандиозное событие для каждого мужика, то ли поминал свою жизнь – она начала мне казаться безнадёжно просратой.

Звонок от Ди раздался очень поздним вечером, когда я уже не мог отличить, что льёт мне бармен, и даже в глотке от спиртного не пекло.

Номер был неизвестным, но голос Ди я узнал сразу же.

Столько времени с того момента утекло, а я помню всё, как будто сейчас это было, и даже хмель не помог забыть.

– Хан?

Тишина. Гулкая, аж в башке зазвенело. И только её дыхание – частое и сладкое-сладкое.

Молчал. Язык резко в морской узел завязался. Не от многочасовой пьянки, но от всей ситуации.

– У тебя сын родился. Поздравляю, – снова длительная пауза. Потом с обидой и слезами в голосе. – Ну, чего ты молчишь?! Совсем меня слышать не хочешь?

– Хочу, – ответил хрипло. – Только…

– Только теперь ты женатый и семейный мужчина. А я? Кто я для тебя?! – спросила с обидой. – Просто секундное развлечение?

– Нет. Ты – лучшая, Ди. Особенная. Поэтому всё так хуёво и сложно.

– Ничего сложного нет. Если знаешь, чего хочется. Я знаю, а ты?

От её слов меня начало жечь изнутри с такой силой, что весь алкоголь за секунду выветрился.

Оторвал голову от барной стойки.

Ещё секунду назад она была тяжёлой и гудящей, а сейчас – лёгкой и звонкой. Как стёклышко.

Отрезвин такой вышел, конкретный. Весь хмель вышибло по одному щелчку. По одному слову!

– Ты играешь очень опасно, Ди!

Шмякнул денег на стойку бармену, щедро, с огромными чаевыми и вышел покурить на улицу.

Как раз был конец июня. Летний месяц, но прохладный, со множеством дождей. На улице приятно тянуло сырой свежестью, с щедрым озоном после недавнего дождя.

– Я не играю, Хан, – возразила Диана. – А ещё… ещё я в России.

– Что?! – закашлялся сигаретным дымом.

– В России! – упрямо повторила Ди. – Папа об этом не знает. Его на процедуры в больницу положили. Он пролежит там несколько дней, а я прилетела…

– Зачем, Ди?

Хотя в глубине души знал, зачем она прилетела. Вернее сказать, надеялся, что ещё не всё между нами перегорело.

– Я хочу к тебе. С тобой… А ты хочешь? Говорил, что хотел меня, Хан… Очень хотел. Я помню, как ты меня целовал, а ты помнишь? Так низко-низко…

От её слов меня резко в жар бросило, потом в арктический лёд и обратно в адское пекло.

– Я всё помню. И если бы не сраные обстоятельства, я бы каждое утро так с тобой начинал, сладкая.

Диана задышала чаще, простонав едва слышно.

– Каждое? – уточнила с придыханием.

– Каждое. С десерта. Между твоих ножек…

Млять, меня понесло и было уже не остановить. В ответ Диана тихо рассмеялась.

– Я в отеле. Ты приедешь? Я тебе адрес скину и администратора предупрежу. Тебе оставят ключ. Приедешь, Хан? Между нами все получилось так глупо. Я очень… очень хочу с тобой увидеться.

– Приеду, – согласился, не раздумывая.

– Я скинула тебе адрес смс-кой. Посмотри, пожалуйста. Я буду тебя ждать. Только когда будешь у номера, позвони мне.

– Зачем?

– Мне нравится говорить с тобой по телефону. Я бы в глаза тебе ни за что не призналась, что хочу тебя. А так легче…

Втоптал окурок в бетон и махнул таксисту, чтобы подъехал. Бросил ему адрес и нырнул на заднее сиденье.

– Скромница, что ли? Я уже к тебе еду. Жди.

– Очень жду. Уже без одежды… И позвони мне, обязательно позвони, Хан.

Не помнил дорогу до того отеля.

Всю дорогу торопил таксиста, матеря.

Схватив со стойки регистратора ключ от номера, понёсся вверх по лестнице на третий этаж, даже лифт не стал дожидаться.

Мыслями я был уже весь в ней, по уши! Глубоко и жадно засаживал член, под мокрые и потные шлепки влажных тел.

Едва не забыл позвонить, тормознул возле номера, перевёл дыхание и позвонил. Диана ответила почти мгновенно.

– Хан? Ты приехал?

– Да, крошка. Я уже у номера. Я вхожу…

– Постой, Хан. Глаза закрой, потом входи. Сюрприз тебе хочу сделать. надеюсь он тебе понравится… – прошептала так сладко, что член ещё сильнее окаменел.

Чиркнул электронным ключом по замку, закрыл глаза, как олух послушный и шагнул внутрь номера. Одной рукой держал телефон, второй пуговицу и ширинку на джинсах расстёгивал.

– Я уже внутри, – шепнул в телефон. – Ну что, наигралась, маленькая? Можно мне уже к тебе?

– Потрогай себя…

Голос Дианы прозвучал почему-то только по телефону. Не в комнате номера.

Но в тот момент я вообще ничего не соображал, обхватил член через ткань трусов, думая, что уже через секунду нырну в податливое тело той, по которой с ума сходил.

– Открой глаза, Хан. Наслаждайся.

Глава 5

Темирхан

– Потрогай себя…

Голос Дианы прозвучал почему-то только по телефону. Не в комнате номера.

Но в тот момент я вообще ничего не соображал, обхватил член через ткань трусов, думая, что уже через секунду нырну в податливое тело той, по которой с ума сходил.

– Открой глаза, Хан. Наслаждайся.

В этот момент член едва трусы не порвал от напряжения.

Когда открыл глаза, не сразу понял, в чём прикол. Пальцы так и были намертво сцеплены на члене, через ткань трусов.

Я оказался в номере отеля, как того и хотел.

Но на кровати передо мной лежала на Диана, а какая-то голая, размалёванная баба лет под сорок, потасканная, блондинистая – не натуральная, с желтизной.

Проститука!

Призывно машет мне одной рукой, а второй себя между ног трогает. И я, млять, член в кулаке сжимаю.

Как будто ушат ледяной воды на голову.

– Это что такое?! – спросил мёртвым голосом. Медленно разжал пальцы. – Ты кто, млять?! Вали нахер… Или…

Или я номером ошибся?! Но ключ-то подошёл!

Смех в трубке телефона.

– Чудесной и жаркой ночи, Хан! – ядовито пропела в телефонную трубку Диана. – Поздравляю с рождением сына и с началом семейной жизни! Однако, твоя жёнушка еще месяц, как минимум, не сможет сексом заниматься. Я сняла тебе проститутку. Это подарок от нашей семьи – вашей. От Самарских – Асадовым!

Резко натянул джинсы и вышел, громыхнув дверью номера.

– Что за шутки, Диана?! – прорычал в трубку. – Где ты, коза?!

– Неужели ты думал, что после всего я стану с тобой кувыркаться и позволю тебе стать моим первым мужчиной?! Ни за что, Хан. К слову, тебе уже никогда не стать первым.

– Что?! – долбанул кулаком по стене. – С кем… ты? С кем ты переспала?

– Не знаю! – весело отозвалась Диана. – Всё произошло в клубе, а имя я не успела спросить. Но ты не переживай за меня. Я уже взрослая и сама справлюсь. Со всем справлюсь. Без тебя! Ты никогда не станешь ни первым, ни тем более, последним мужчиной. Только и остаётся, что фантазировать… о моей маме! – выплюнула злобно. – Папа мне всё рассказал. Счастливо оставаться, Хан.

– Ди, маленькая, послушай…

Последняя попытка успокоить разбушевавшуюся и обиженную дочь друга, чтобы она не погнала свою жизнь под откос.

– Не буду я тебя слушать. У тебя был шанс. Ты его упустил. Теперь живи с тем, что есть. С Люськой. Счастливо… К слову, я в Россию и не прилетала. Я в Мюнхене и устроила тебе свидание с женщиной твоей мечты дистанционно. Не отказывайся. Я за всю ночь той шмаре заплатила. Она выглядит точь-в-точь как твоя Люська. Полностью в твоём вкусе. Наслаждайся…

И отключилась, зараза мелкая!

Всю душу вымотала мне за жалкий час. Вилочкой намотала медленно, и со вкусом, а потом выдернула её к чертям.

Я разозлился так, что телефон в руке треснул.

Но кого я мог винить?! Только себя.

Ди решила отомстить и плюнула мне в лицо, посмеялась над моими чувствами к ней.

Любой бы на моём месте себя почувствовал кретином, а я – так ещё и кретином влюблённым.

Ведь я по-настоящему в тот момент был готов отказаться от сына, лишь бы с Дианой быть.

Моментально в голове план набросал: буду Люську материально поддерживать, но жить она станет отдельно от меня, а я – с Дианкой, кучу ребятишек ей заделаю.

Так вот хер тебе, Хан, а не семья с любимой.

Плевок в рожу.

Пришлось возвращаться к себе на квартиру, отремонтированную до идеала.

Состояние поганое.

Хотелось крушить всё кругом.

Без разбора. И пить. Снова. Нагнать градусом всё, что выветрилось. Забыться…

Но это же не конец. Конец был бы, если бы я в тот момент слабости поддался.

А я решил перешагнуть и пойти дальше.

Ну, не судьба, значит, мне быть счастливым в любви.

«Не везёт мне в смерти, повезёт в любви…»

Нет, это не про меня.

У меня с точностью до наоборот. Может быть, эту суку-любовь вообще никто в глаза не видел, похоть с высокими чувствами путает и обманывает всех кругом.

Может быть, и нет ничего. Но почему же так хуёво-то, а?

* * *

Потом я решил ради других целей жить и идти вперёд. У меня родился сын. Пусть жена – нелюбимая и нежеланная, но… был сын.

Была вдова брата и любимые племянники…

Было желание во что бы то ни стало и самому раскрутиться, бизнес свой начать – ведь бабки на моём личном счету имелись немалые, можно было их в оборот пустить.

Вот ради этого я и начал жить. Люська после родов за полгода в форму пришла, схуднула до состояния сушёной воблы и снова ко мне в трусы залезть попыталась.

Но у меня к ней всякую охоту давным давно отбило. На неё даже в самый голодный час у меня бы теперь не встал.

Я отбил её попытки сблизиться.

– Люська, всё в прошлом. У нас семья. Только ради сына. Трахать тебя я не собираюсь.

– Других баб иметь будешь? – спросила с обидой.

– Буду. Шлюху снять – не проблема. И ты можешь себе хахаля заиметь, только в дом его не тащи, идёт? На виду у всех и в доме у нас с тобой – любящая семья. Ради сына. И только…

Грудью Люська не кормила, молока изначально не было. Сын сидел на смесях.

После моих слов Люська обиделась и загуляла, на несколько дней оставив сына.

Пришлось скорым ходом нанимать няню и искать жёнушку, вытаскивать из чмошного отеля, где она спала в обнимку с каким-то чёрным турком.

Тот ещё в драку захотел кинуться, но после одного удара к стене отлетел и заткнулся. Рыкнул в сторону Люси:

– Возвращайся к сыну, шалава. Или я его отберу и ты больше никогда Тимура не увидишь. Я тебе свои условия озвучил – играешь роль примерной жены, а вот эту поебень на люди не показываешь. Усекла?

Люська закивала быстро-быстро, вернулась домой, откисла в ванной, отмылась до скрипоты и направилась быть примерной мамашей и женой.

С той поры у нас всё наладилось. Внешне мы так вообще идеальная семья. Внутренне – мы не муж и жена, лишь родители. Секса с Люськой не было.

Бабу себе постоянную я так и не завёл, предпочитал трахаться с теми, с кем проблем не возникнет, одна-две встречи, не больше, для чистой физики.

У меня получилось раскрутить свой собственный бизнес.

Впахивал я, как проклятый раб, с ночи до утра.

Люська тоже делом занялась. На мои деньги, естественно.

Не сказать, что начатое ей дело оказалось сильно прибыльное, но не в минус, к тому же меньше дурить стала.

Сын рос на радость…

Наладилось. Закрутилось…

Но вот снова дочь друга возникла в моей жизни. Как ураган, вломилась, прося о помощи.

Не смог бы отказать, ни за что.

Сейчас я вспомнил всё, до последнего вздоха, и снова начало ломить в груди. Жгло сильно, я даже ладонь приложил, боль унять.

Прошло два года с той ночи выходки Дианы, когда всё внутри полыхнуло и вымерло.

Но теперь снова болит. Выходит, я ещё жив?

Глава 6

Диана

Вышагивая следом за прислугой, я с интересом разглядываю обстановку дома.

Создаётся впечатление, что Темирхан отдаёт предпочтение скандинавскому стилю.

Много чётких линий, нейтральная цветовая гамма, с преобладанием нейтральных цветов. Много холодного серого в южной части дома и тёплого бежевого – в северной.

Баланс эстетики и функциональности.

Темирхан хорош во многом, но я не знала, что он обладает таким хорошим вкусом или просто решил, чтобы всё в его жизни соответствовало высокому статусу успешного бизнесмена?

Мне не хотелось бы думать о нём. Но как не думать о Темирхане, когда я нахожусь на территории его дома?!

– Ваша спальня. Одежда уже разложена в шкафу. В ванной на полочках стоят самые необходимые уходовые средства. Стандартный набор для гостевых спален. Если что-нибудь понадобится, вы смело можете обратиться ко мне, – вежливо говорит Сара.

Она кружит по просторной комнате, показывая мне всё. Как будто я могу заблудиться в этой комнате, залитой светом!

Мне импонирует, что на полу лежит светлый ковёр с длинным ворсом и здесь, в отличие от предыдущих комнат, много светлого дерева, что придаёт особую теплоту комнате.

Я рассматриваю декоративные вещицы. В очередной раз отдавая должное хорошему вкусу Темирхана.

Ни на секунду не допускаю мысли, что всем в доме заправляет её величество Людмила. Эта перегидрольная дамочка не способна на высокий вкус.

– Кто занимался обустройством дома? Темирхан или его супруга? – спрашиваю, подходя к окну.

На самом деле так проще, чтобы Сара не заметила на моём лице ненужной тревоги или волнения.

К сожалению, окна в моей спальне выходят в ту часть двора, в которой устроена детская площадка.

При виде яркой песочницы, детского городка и качелей мои глаза наполняются горячей, злой влагой.

Всё, что я вижу, как одно большое напоминание того, что Темирхан не просто женат на Люське, но и воспитывает вместе с ней сына.

– Дом обустраивали ведущие дизайнеры.

– Люська выбирала что-то?

Краем глаза замечаю, как вытянулось лицо Сары после моего вопроса. Грубые слова выскользнули против воли.

Я не хотела быть грубой и показывать пренебрежение к хозяевам перед прислугой. Нехорошо подрывать авторитет.

– Просто мы с Людмилой давно знакомы, – говорю с лёгкой улыбкой. – Старые приятельницы!

– Ах, – понимающе улыбается Сара. – Людмила хотела что-то в стиле рококо, но Темирхан Абдулхамидович отдал предпочтение более простым решениям.

– Представляю, как расстроилась Людмила! – подхватываю болтовню и даже изображаю на лице сожаление. – Надеюсь, ей удалось отвоевать хоть что-то?

– Удалось. Одна из хозяйских спален и прилегающая к ней ванная комната оформлены так, как пожелала Людмила. И детская комната, разумеется, – охотно отвечает Сара. – Вам ещё что-нибудь нужно?

Она сжимает в руке телефон, издающий мерную вибрацию.

– Большое спасибо, Сара. Думаю, я разберусь.

Как только прислуга покидает комнату, я даю волю злым слезам. Но не собираюсь предаваться долго этому позорному занятию.

Я и так нахожусь практически в стане врага, не хочу давать Темирхану и его жёнушке повод позлорадствовать над слабой выдержкой и слезливой натурой.

Я решительно захожу в ванную комнату, чтобы принять душ. На полках выставлена косметика марки Кларанс. Надо же…

В душевой кабине установлено несколько режимов, в том числе, и массажных.

Я продолжительное время стою под струями, усиленно разминающими моё тело.

Потом долго расчёсываю влажные волосы и сушу их феном, раздумывая о том, как сложится моя жизнь в дальнейшем.

Семь ночей.

Именно столько потребовал Темирхан.

Надеюсь, он быстро решит проблему с Ковалем и его наглыми головорезами.

Если Хан приступит к взиманию оплаты уже сегодняшней ночью, то я буду свободна через неделю. Так?!

Думать о таком неприятно, но всё же волнительно.

Несколько лет ничуть не притупили моих чувств к этому мужчине.

Он стал взрослее и привлекательнее. При виде него у меня внутри всё заклокотало и начало жечь.

Как будто не было трёх с половиной лет, проведённых по разным сторонам континента.

Я всё время жила в Европе и вернулась совсем недавно, потому что бизнес отца потребовал личного присутствия после его смерти.

Сразу же вляпалась в проблемы… Одна ошибка стоила мне очень дорого.

Теперь я продала себя мужчине, который меня ненавидит.

Семь ночей, Ди.

Я буду свободна уже через неделю. Надеюсь, осложнений не будет, подумала с энтузиазмом.

Но внутри всё похолодело от предчувствия. Стать свободной через неделю? Было бы слишком просто.

Начав беспокоиться, я даю себе зарок – обязательно узнать о сроках у Темирхана и уточнить все детали.

Подойду к вопросу с деловой хваткой. Пусть составит договор. Точка.

Потом я целых два часа бесцельно лежу на кровати, тратя время на пролистывание новостных лент всех социальных сетей, которые только есть на моём телефоне.

Это занятие мне надоедает, когда были пересмотрены все вайны и пранки любимых блогеров.

Спрятав телефон в карман джинсов, я осмеливаюсь покинуть свою комнату.

Решаю обойти дом Темирхана.

Интересно, где находится хозяйская спальня?

Мне до чёртиков хочется посмотреть на спальню Хана и Люськи. Позлорадствовать, представляя могучее тело мужчины, лежащего на кровати под прозрачным балдахином, а кругом – дорогая парча, бархат, обилие золотой лепнины…

Но совать свой нос в интимные зоны чужого дома – знак дурного воспитания. Поэтому мне приходится спуститься вниз и выбрать другую зона для осмотра.

Мой выбор падает на просторную гостиную.

Взгляд сразу же привлекает большая фотография в деревянной рамке, стоящая на одной из декоративных полок.

Я беру фото в руки, чтобы рассмотреть пристальнее.

На фото Темирхан со своим сынишкой. Несложные расчёты подсказывают, что сейчас мальчугану чуть больше полных двух лет. Ещё совсем малыш, с широкой, солнечной улыбкой и светлыми, чуть рыжеватыми волосами.

Фотография наполнена светом и любовью. Как трепетно и бережно Темирхан держит ребёнка сильными руками, прижимая его к мускулистой груди.

Он по-настоящему любит своего сына, а моё сердце обливается кровью.

– Что ты здесь делаешь?!

Я резко оборачиваюсь на неприятный звук резкого голоса.

Жена Темирхана.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает с ненавистью.

Глава 7

Диана

Вынуждена признать, что три года брака с Темирханом пошли Люське на пользу. Теперь она не выглядит, как дешёвая бабища, торгующая пирожками на рынке. Её облик сильно облагородился за три с лишним года. Волосы уже не выбелены насмерть, но приобрели оттенок благородной платины с сероватым отливом.

Люська изменила стрижку и больше не завивает свои волосы в дикие, бараньи кудряшки. У неё модное, ассиметричное каре и безупречная укладка на платиновых волосах.

Впрочем, этот оттенок добавляет ей возраста. Но зато в комплекте с широкими, чуть небрежными по последней моде бровями, уменьшенным носом и сочными, алыми губами Люська выглядит, как эталонная инста-самка. Одна из десятка, а может быть сотни тысяч таких же.

На Люське надеты кожаные шорты и белая, просторная блузка.

Жена Хана недовольно швыряет в сторону кресла розовый кардиган из дорогого кашемира. Вещица не долетает до предмета мебели, осев лужицей на полу.

– Охрана! – резко рявкает Люська, не сводя с меня пристального взгляда.

Темирхана нет рядом, и Люське нет необходимости изображать из себя простую дамочку, добросердечную и вежливую в общении.

Она смотрит на меня с глубокой неприязнью. Если бы она могла, то с радостью испепелила бы меня взглядом.

– Да, Людмила Васильевна!

Рядом с Люсей появляется охранник.

– Что эта особа делает на территории моего дома?!

– Гостья вашего супруга. Особое распоряжение.

– Гостья? Ничего об этом не знаю! – визгливо вскрикивает Люська.

Не знает о моём появлении?! Но как же…

Разве Хан не к ней обращался, в телефонном разговоре?

Если не к ней, то к кому же со словами «Поцелуй сынишку…»

Может быть, у него ещё одна женщина с ребёнком есть?

Даже голова разболелась от таких мыслей и сомнений.

Люся тем временем достаёт телефон и обращается к охраннику, но смотрит при этом только на меня:

– Стой здесь. Не уходи. Я хочу уточнить. Вполне возможно, что получится вышвырнуть непрошеную гостью в два счёта, – ехидно обещает Людмила.

Она с точностью до последнего слова повторила фразу, которую я бросила ей несколько лет назад.

Тогда Хан, считавшийся опекуном, привёл эту женщину в дом моего отца, чтобы она жила рядом с ним.

Как же Люська меня раздражала! Но я не имела права выкинуть её как драную, помойную кошку за порог своего же дома, хоть мечтала об этом каждый день, что провела с ней под одной крышей.

Как забавно сейчас повернулась судьба!

Сейчас я – гостья в доме её мужа. Теперь Люська владеет всем, а я – бесправная и ничего не значу для Хана.

– Темирхан! Ты меня не предупредил! Сейчас в доме находится…

Люська начинает высказывать претензии высоким, капризным тоном, но Темирхан не даёт ей договорить и перехватывает главенствующую роль на себя.

Выражение лица Людмилы меняется. Хоть Людмила упакована в стильную дорогую одежду и выглядит престижнее, чем в прошлом, она так и не научилась безупречно владеть эмоциями.

Черты лица Людмилы искажаются. Губы презрительно фыркают, она бросает в мою сторону нехороший, убийственный взгляд.

Разумеется, она недовольна тем, что я нахожусь в их доме. Будь её воля, я бы уже стояла за воротами дома Асадовых или возможно, пылилась в придорожной яме.

Но кажется за эти годы кое-что не изменилось.

Главным в отношениях этой пары по-прежнему остаётся Темирхан.

Если он даст команду «к ноге», Люська побежит в ту сторону, довольно виляя своим пышным задом.

– Хорошо, – шипит зло в телефон. – Но не думай, что я стану развлекать эту пигалицу. Я не привыкла иметь дело с хабалками!

Людмила сбрасывает звонок. Она сжимает пальцами телефон, цедя сквозь зубы охраннику:

– Свободен. И не мельтешите перед окнами так часто! Расползлись всюду, как термиты! В глазах рябит!

– Извиняемся за причинённые неудобства. Но таков приказ Темирхана. Повсеместно усилить охрану.

– Тогда шуруй на пост! Чего стоишь?!

Охранник кивает и уходит. На его широком лице не отображается ничего, но глаза немного темнеют, выдавая эмоции.

Слышится протяжный, глубокий вздох, полный недовольства. Я с лёгкой, вежливой улыбкой наблюдаю за передвижением Люси по просторной комнате. Она чеканит каблуками шаги и, кажется, собирается с мыслями.

Моё присутствие глубоко неприятно и ей, и мне тоже.

Как бы она ни изображала дурочку в прошлом, её холодные, змееподобные глаза выдают расчётливый ум и холодное сердце.

Она останавливается возле меня, обдавая пряным запахом духом с обилием горьковатого миндаля в финальных нотах.

– Это моя семья. Мой муж. Мой сын, – произносит с холодной яростью.

Жена Хана проводит острым кончиком ногтя по стеклу фоторамки, издавая противный, скрежещущий звук.

Бордовая пика ногтя добирается до деревянного торца рамки, а оттуда стремится переползти на мои руки.

Я ставлю фото на полку. Стерва лишилась возможности прикоснуться ко мне, но до сих пор стоит неприлично близко.

– Тебя не учили, что есть личное пространство? – спрашиваю у Люськи.

Или теперь называть её Людмила Васильевна?

– Ты находишься в моём доме, – парирует она с ядом. – Ты наследила на МОЁМ личном пространстве.

– Судя, по милому разговору с супругом, в этом доме не ты решаешь, где, когда и как мне следить, – улыбаюсь, глядя ей в лицо. – Если Хан прикажет, ты и чай мне на блюдечке подашь, и даже сахару положишь ровно столько, сколько я захочу.

Ни в чём подобном я не уверена. Но пытаюсь блефовать. И по недовольно поджатым губам Люськи можно сделать вывод, что мне это удаётся.

Не знаю, какие у Люськи с Ханом сейчас отношения, но…

Она не уверена в его чувствах именно к ней самой, за исключением семьи.

Однако она пытается держать лицо. Люська вскидывает голову повыше и удаляется, покачивая пышным задом нарочито сильно.

Я отвожу взгляд от её удаляющейся спины, задаваясь вопросом, где находится сын Темирхана.

Неужели Люська не занимается воспитанием малыша сама, а передала его на рук нянек?

Ищу на стенах гостиной взглядом и другие семейные фотографии.

Нахожу среди них и те, где вся семья Асадовых в сборе: Темирхан, Людмила и их сын.

– Как зовут сына Хана? – спрашиваю вслух.

Она отвечает, встав ко мне вполоборота:

– Тебе ни к чему запоминать лишнюю информацию. Не думай, что ты здесь задержишься…

Она поднимается вверх по мраморным ступенькам.

– Кажется, у кого-то проблемы? – говорит себе под нос. – Иначе бы не приползла к Хану, обивать пороги его дома…

Вскидываю в её сторону разъярённый взгляд.

Но слова были сказаны тихо-тихо.

Я не могу сказать с уверенностью, что услышала их, а не просто придумала.

Глава 8

Диана

Как я умудрилась вляпаться в неприятности? Да очень просто…

После смерти отца весь его бизнес достался мне. Я три года училась рядом с ним управлять огромной логистической компанией и считала, что справлюсь.

Первое время так и получалось, а потом я просто решила схитрить и скрыть часть прибыли, не отдавать положенный процент одному очень опасному человеку, который покрывал незаконные делишки фирмы отца.

Всё прошло удачно, и я радовалась. Но радость была недолгой.

Через неделю, однажды поздним вечером меня просто схватили и затолкали в машину двое мужчин.

Я запаниковала, начала кричать и звать на помощь. Мне заткнули рот ладонью. Я укусила похитителя изо всех сил, прокусив кожу до самого мяса.

Мужчина заорал благим матом и залепил мне пощёчину.

– Тише, придурок! – лениво отозвался второй мужчина.

За рулём сидел ещё один, и он посмеивался, глядя на своих подельников.

– Сиди тихо, сука!

Мне в живот упёрлось лезвие ножа.

– А? Что? Не слышно? То-то же! – ухмыльнулся мужчина и, переместив нож, пощекотал кожу шеи заострённым концом лезвия.

– Куда вы меня везёте? Что вам от меня надо? – закричала я.

– Заткнись, сучка…

– Выпустите меня!

Второй мужчина заржал.

– Кажется, я знаю, чем заткнуть ей рот!

В волосы на затылке вцепились сильные пальцы и нагнули меня лицом к мужским коленям.

Мужчина пытался расстегнуть ширинку и одновременно толкал меня лицом в свой пах.

– Давай, давай… Пососёшь – больше пользы будет! Верещишь, как резаная!

– Эй, ты! – окрикнул его водитель. – Коваль сказал, девчонку пальцем не трогать!

– Вот как раз пальцем я её и не трону!

Мужчине удалось расстегнуть ширинку, он поспешно оттягивал резинку трусов.

– Кир, уймись! – рявкнул водитель и резко нажал на тормоза.

Все чудом не полетели вперёд. Неудавшийся насильник со всей дури уткнулся лицом в кресло, стоящее перед ним.

– Какого хрена? – взревели двое мужчин, садясь обратно.

Я тоже слетела с сиденья и нащупала пальцами лезвие ножа, выпавшее у похитителя из рук при резкой остановке.

– Коваль сказал, девчонку не трогать. Ясно? – рявкнул водитель. – Посадите её на место. Пять минут езды, а ты хрен знает что устроил!

Меня усадили обратно на сиденье, но взбудораженный мужчина не мог не дёрнуть меня за волосы.

Я сжала лезвие и полоснула его по руке в ответ.

Второй мужчина, до этого лениво сидевший с другой стороны, мгновенно выхватил у меня нож из рук и ударил меня рукояткой по рёбрам с левой стороны.

От сильной боли у меня перехватило дыхание и покатились слёзы градом.

Сначала я боялась даже дышать.

Боль была острая и пронзительная.

– Вот теперь будет сидеть спокойно. А ты, Кир, уймись. Или я тебя выкину…

Тот, кого назвали Киром, застегнул ширинку и сел.

Меня привезли в какой-то клуб, завели в VIP-кабину. Комната утопала в красном. У шеста извивалась стриптизёрши. Мужчина средних лет, с залысиной спокойно курил, глядя на старания танцовщицу.

– О, ну наконец-то! Привели, – улыбнулся он мне и кинул к ногам стриптизёрши пару купюр. – Свободна, цыпа. Девчонку сюда!

Мужчина щёлкнул пальцами. Меня подвели к дивану и толкнули, вынуждая сесть.

Я рухнула на диван, словно подкошенная, и вытерла пальцами дорожки слёз на щеках.

– Ну и почему она такая зарёванная? Я же сказал, девчонку не трогать! – весело сказал мужчина. – Пошли прочь. Оба.

В VIP-кабине осталась только я и этот мужчина.

– Знаешь, кто я?

– Знаю, – слабым голосом ответила я.

– Знаешь? Хорошо. Но всё же я тебе напомню, что меня зовут Коваленко Сергей Николаевич. Но многие меня называют просто Коваль… А знаешь, почему ты здесь, Самарская Диана?

Мне было сложно даже кивнуть головой в знак отрицания или согласия. Всё тело было сковано болью.

Коваленко внушал мне опасения. У него были светлые глаза, но какие-то мутноватые. Голос тихий и обманчиво вкрадчивый. Он производил впечатление человека, который только выжидает удобного случая, чтобы напасть и ударить. Без промаха.

– Мы с твоим папой были партнёры, – ласково произнёс Коваль, как будто с годовалым ребёнком разговаривал.

Он поднёс сигару ко рту и затянулся. Второй рукой наполнил бокал янтарным виски.

– Тебе выпить не предлагаю. Рано тебе ещё пить, Дианочка, – вздохнул он. – Ты ещё такая молоденькая. Но в то же время взрослая. Не стоит знакомиться сразу со всеми прелестями взрослой жизни. Так вот, Диана. Дела с твоим отцом всегда шли отлично. Без проблем. Когда твоего папаши не стало, я сначала напрягся. Не знал чего ожидать от того, кто встал на его место. Но потом понял, что дела идут как прежде. Однако в последнее время… кое-что изменилось. Мне плевать на самом деле, кто сейчас управляет делами фирмы – ты сама или твой поверенный человек. Но мне не плевать, что вы начали зарываться и попытались «обуть» меня. Неужели вы решили, что я ничего не узнаю? Но я узнал. Узнал и очень сильно расстроился. Я выставил вашей фирме срок уплаты долга. И что я вижу? Вы не торопитесь платить, крошечка. Мало того, попытались сдать меня властям. Нехорошо, правда.

Глава 9

Диана

– Сдать вас? Мы этого не делали! – только и смогла произнести в своё оправдание.

Потому что во всём остальном Коваль был прав.

Но я бы ни за что, никогда не попыталась так глупо «слить» такого человека и нажить себе этим проблем!

Папа меня много раз предупреждал. Я не во всём следовала его советам, но этот ни за что бы не нарушила!

Однако судя по скептическому взгляду Коваля, он мне не поверил. Лишь медленно осушил бокал виски, смакуя жидкость на языке.

– Я бы охотнее трепался с твоим отцом. Он здорово глушил коньяк и был крепким мужиком. Но даже самые крепкие рано или поздно отправляются на тот свет, а потом начинаются проблемы. Как у нас с тобой. Вернее, проблемы у тебя, Самарская. Потому что я очень зол. Понимаешь, к чему я веду, Диана?

Отрицательно покачала головой.

Я понимала, что влипла в крупные неприятности, но я впервые находилась под таким сильным давлением. Довольно быстро научившись управлению, я считала, что смогу встать у руля и ворочать деньгами и бизнесом, как отец.

Но на деле я оказалась не готовой к ведению опасных дел.

Тем более, я оказалась не готовой к такому жёсткому прессингу со стороны мужчин, которые видели во мне лишь кусок мяса для развлечений.

– В общем, дела твои сейчас неважнецкие, Самарская. Ты мне должна. К тому же я обижен до глубины своей трепетной души. А ты, не желая расстраивать меня ещё больше, расплатишься по долгам. Отдашь мне вот этот и вот этот тракт… – Коваль начеркал на бумажке условное обозначение двух путей, которыми компания отца перевозила незаконные грузы.

– Я не могу отдать их вам. Это львиная доля прибыли! Если я лишусь этого, фирма отца станет банкротом.

– Меня эти проблемы не волнуют, – пожал плечами мужчина.

– Я не могу!

– А ты подумай хорошенько. Сделаешь это, и твой долг будет закрыт. Ты сможешь и дальше жить тихо-мирно, не пересекаясь ни со мной, ни с моими парнями. Хорошие у меня парни служат, да?.. – рассмеялся Коваль.

– Я не могу пустить всё на ветер. Вы просите слишком много. Мой проступок столько не стоит! – воскликнула я.

– Ну-ну… Не кричи, не пускай слёзы. Подумай хорошенько, идёт? – гаденько улыбнулся Коваль. – Я даю тебе одну неделю, чтобы ты напрягла свои куриные извилины и приняла правильное решение. Просто подумай.

– Неужели нет другого выхода?!

– Другого выхода нет, – хищно оскалился Коваль. – Но есть моральный ущерб и долг тоже имеется. Хороший долг!

Коваль лениво потыкал пальцами в телефон и толкнул его в мою сторону по поверхности стола.

Нули перед моими глазами расползались в разные стороны, казалось, что чем дольше я смотрю на цифры, тем больше становится нулей.

Коваль замахнулся на слишком жирный кусок: захотел отобрать, практически, весь бизнес моего отца и «повесил» на меня чудовищно огромный долг.

– У меня нет таких денег.

– Ты их найдёшь, Самарская. Тебе в самом деле их лучше найти, – улыбнулся Коваль. – В противном случае ты будешь их отрабатывать. Ты ещё целочка или уже нет? Если целочка – хорошо-о-о-о… Некоторые папики любят драть целочек. Отработаешь за одну ночь неплохую сумму. Если ты уже успела подарить кому-то свой цветочек – увы… Придётся попотеть, пососать, попрыгать. У моих людей, само собой, будет неограниченный лимит на пользование… тобой.

Он замолчал. А я словно умерла и стала кучкой пепла. Я не могла поверить, что эти кошмарные угрозы относятся ко мне.

– Что молчишь, Самарская? Приходят в голову мысли умные и светлые? Может быть, вспоминаешь, где папаня прятал золотишко на чёрный день?

Я молча помотала головой.

– Ничего-ничего… – Коваль протянулся и похлопал своей прохладной, мокрой ладонью по моей руке. – Вспомнишь. А сейчас отправляйся в отель, где ты живёшь, Самарская. Я вызову тебе такси. Но извини, стоимость проезда приплюсую к долгу. Кстати, про процент забывать не стоит. Инфляция, мать её!

Меня вытурили из клуба так же быстро, как привели туда.

Я поняла, что вишу на волоске от пропасти. Выход был только один – обратиться за помощью к человеку, которого я ненавидела и… хотела.

Мне пришлось обратиться за помощью к Темирхану.

Я знала, что он не будет мне рад. Знала и понимала, что поступила некрасиво по отношению к нему в прошлом.

Мысленно я отдавала себе отчёт, что он захочет взять реванш, отомстить за уязвленные чувства, за то, что плюнула ему в душу.

Похоже, что я для него – никто.

Но одно дело знать.

Чувствовать на себе – в тысячу раз больнее…

Глава 10

Диана

День пролетает незаметно.

Я немного пообщалась с прислугой, до того, как появилась в доме хозяйка. Узнала, что сына Хана зовут Тимур, этому светловолосому и голубоглазому мальчугану всего два с небольшим.

Тимур совсем не похож на Темирхана! Ни одной похожей черты, уж я-то, как физиогномист и художник, подмечаю такие тонкости.

Есть сходства с Людмилой – те же широкие, выступающие скулы и тот же курносый нос!

Разумеется, я сравниваю нос Тимура с носом Люськи, каким он был до операции по ринопластике.

Словно Тимур многое взял от Люськи и совсем ничего от Темирхана. Как будто Тимур совсем не сын Хану.

Я начинаю подсчитывать в уме. Я хотела бы ошибиться в подсчётах.

Но всё указывает, что Люся забеременела от Хана, когда жила в доме моего отца.

Может быть, даже трахалась с ним на одной из наших кроватей!

Злость и ревность снова накрывают меня с головой.

Злость – понятное чувство, но ревности-то откуда взяться?

Я же думала, что переболела и переросла. Мне скоро исполнится двадцать два года, а Темирхану полных сорок лет.

К чему сейчас приплетать мысли о нём?! Но они лезут и лезут, настырные.

Как назло, Темирхан стал ещё красивее. Казалось бы, он уже не молод. Но он, похоже, из того типа мужчин, что лишь хорошеют с годами, настаиваются, как отличное вино, а потом пьянят, пьянят и кружат голову.

Рассматриваю семейные фото Асадовых: Людмила, Хан и их сын. Но сама смотрю лишь на Хана жадно-жадно.

Каждую чёрточку лица запоминаю и рыдать хочется от невозможности быть вместе.

Вернее, вместе мы будем. Но только в горизонтальной плоскости. Или в вертикальной. Или в любой другой, в какой Хану захочется меня поиметь.

Больше ничего другого мне не светит.

Семь ночей. Восемьдесят четыре часа.

Мозг начинает лихорадочно подсчитывать минуты и секунды…

Приказываю себе остановиться, а то так недолго и с ума сойти.

Но как назло, вспоминаю единственную ночь, которую мы провели вместе. Вернее, секса с проникновением так и не случилось, но Хан довёл меня до оргазма несколько раз.

Меня начинает вести, и я снова вспоминаю, как это было.

Та ночь стала моим наваждением и проклятием…

Наши жадные поцелуи, один за другим. Глубокие и взрослые. Грязные. Но хочется ещё и ещё. Запачкаться с головой, нырнуть в эту бездну и остаться там навсегда.

Его руки – большие и жаркие, буквально повсюду. Хорошо помню жалобный, громкий треск трусиков от жадного напора его большой руки.

Звук бьёт по нервным окончаниям и подхлёстывает.

Даже сейчас.

Спустя три года.

Я проваливаюсь в жаркие видения и плотнее сжимаю бёдра, потому что между ними разливается порочная, горячая влага.

Отставляю фото Темирхана обратно на полку и спешу подняться в свою спальню, подальше от соблазна. Меня бросает то в жар, то в холод.

Я забираюсь под тёплые струи воды, чтобы немного успокоиться.

Но тело послушно отзывается на любое из собственных прикосновений, вызывает чувственную дрожь и заставляет окунаться в прошлое, с головой.

Стараюсь выплыть на поверхность, но меня топит и топит, безвозвратно.

И я уже совсем себя не контролирую, не разделяю явь от видений. Не могу понять, чьи руки скользят по телу – мои или Темирхана.

Если бы это были его руки и пальцы…

Если бы его…

О да-а-а-а…

Всхлипываю, плачу и прогибаюсь в спине для его прикосновений. Таких жарких и умелых.

Стоит лишь дотронуться до нежной, влажной плоти, как я глухо стону мне и сама развожу ножки шире.

– Ещё… – почти требуя, двигаю бёдрами навстречу пальцам.

Как он сделал потом? Развёл мои ноги в стороны и обнажил полностью, прижался ртом и губами, лаская клитор и обводя языком лоно по жаркому кругу.

Целовал меня низко и высоко. Жарко-жарко… Бесстыдно…

Разложил меня на диване и устроился между моих ног, целуя, трахая языком…

Это было так прекрасно, что я потеряла всякий стыд. Просто забылась и сама дрожала, толкалась ему в лицо, на умелый язык, умоляя не останавливаться. Он довёл меня до оргазма низкими, горячими поцелуями с языком.

Я целовала его в ответ – в губы, потом скользила жаркими поцелуями по скулам и подбородку.

Губы покалывало от его грубоватой щетины и желания стать ещё ближе, быть ещё откровеннее и выпустить, наконец, на волю, всех своих чертенят.

Которых оказалось в избытке и каждый из них – одержим другом моего отца.

Хан перевернул меня на живот и прижался членом к ягодицам. Внутри полыхнуло и восторгом, и предвкушением, и сладким страхом, от которого по телу пробежали пики мурашек.

Но секса не было. Он лишь дразнил меня, двигаясь по касательной, а потом горячо и влажно выплеснул семя на кожу ягодиц.

– Ты сводишь меня с ума, – прошептал он мне со сбившимся за черту дыханием.

Его губы были такими манящими и порочными, что я не удержалась и дотронулась до них пальцем, обведя их контур.

– Ты же не…

Тогда я ещё и не могла говорить вслух открыто, откровенно. Я не смогла сказать ему: «Ты же не получил секса, к которому привык!»

Но он ответил:

– Я хочу, чтобы ты стала моей, по-особенному, не так, впопыхах…

Так просто и так легко, соглашаясь, отступая, давая мне шанс привыкнуть. Щедро одаривая обещанием и словами, что я для него – Особенная.

А потом…

Потом я проснулась. Вдохновлённая и влюблённая, до последней черты, за которой уже – одержимость.

Хотелось закончить конкурсную работу, на ней был изображён Он – мужчина, которому я была готова подарить и сердце, и тело, и душу. Но поднявшись в мастерскую, на чердаке, я поняла, что любовница Хана испортила мою работу, измазав её чёрным акрилом. Кроме неё, больше некому было.

Внезапно мне стало стыдно и я испугалась своих чувств к взрослому мужчине.

Потом всё закрутилось так быстро, что я едва успевала отмечать события: ссора между мной и Ханом, Хан выгнал свою любовницу, наше сближение и снова разрыв.

Теперь уже окончательный. С лёгкой руки папы, рассказавшего, что Хан был влюблён в мою маму.

Потом я долгое время не могла смотреть в зеркало, на своё отражение, без содрогания. В каждом жесте мимики я видела маму, а не себя, и не хотела видеть наше сходство.

Я могла думать лишь о том, что Хан хотел меня из-за внешнего сходства с ней, хотел её, а не меня…

Со временем я смирилась с этим и отлегло, но не надолго.

До сих пор стыдно вспоминать «подарок», устроенный мной Хану на день рождения его сына.

Если бы я могла изменить прошлое, то ни за что не стала бы так поступать. Возможно, именно из-за этого «подарка» Хан сейчас относится ко мне так – холодно и отстранённо, как к вещи.

Двигаться нет желания.

Я сползаю вниз по стене и смотрю прямо перед собой, но не вижу ничего. То ныряю в прошлое, то фантазирую, какой могла быть жизнь – моя и Хана, одна на двоих.

Я так хочу забыться, но даже в мечтах не получается построить счастливое будущее.

Внезапно дверь душевой кабины отъезжает в сторону. Я вздрагиваю и прижимаюсь всем телом к Хану, резко вытягивающему меня из кабины.

Я заглядываю в его глаза.

Тело бьёт мелкой, острой дрожью, а напряжённые соски царапаются о ткань его рубашки…

– Долго ты здесь сидишь? Продрогла…

– Долго?

Зуб на зуб не попадает.

– Уже вечер, Ди, – хмурится Хан. – Поздний вечер. Прислуга сказала, что ты давно не выходила из комнаты, и я… – замолкает.

– Ты думал обо мне всё эти годы? – спрашиваю невпопад.

В ответ Хан целует меня. Горячо и глубоко. Со стоном целую его в ответ.

Так неправильно.

Так не должно быть. У него семья – жена и ребёнок.

Но я безумно сильно хочу его.

– Ты хочешь меня? – спрашиваю, дрожа.

Глава 11

Диана

Так хочется к нему ближе. Сейчас. Не теряя ни одной секунды времени.

Темирхан выносит меня из ванной комнаты и с размаху опускает на туалетный столик.

Я полностью обнажена, и с волос капает вода. Прямо на столешницу.

Хан одет с иголочки, только от влаги рубашка прилипла к коже, обрисовывая фактурную мускулистую грудь.

Мне нужно, чтобы он ответил прямо сейчас. Но Хан упорно молчит, а вот-вот скачусь в истерику. Если не сделаю хоть что-то…

Я сама приподнимаюсь и сцепляю руки за его мощной шеей, глажу плечи, бугрящиеся мышцами.

Кайфую от ощущения силы, которая перекатывается под его горячей кожей, обжигающей даже сквозь ткань рубашки.

Всегда восторгалась им – его подготовкой и совершенным телом, а сейчас он стал таким… заматерелым, что ли.

Движения рук скупые, но точные и резкие, как прицельные выстрелы. Глаза стали ещё глубже, а в волосах кое-где видны серебристые нити.

Ещё одно свидетельство разницы в возрасте между нами. На которую мне совершенно плевать.

Мне нравится в нём всё. Я сама тянусь вверх, к его точёным, сурово сжатым губам.

Не прикрывая глаз, наблюдаю за его реакцией. Ничего.

Только ноздри носа трепещут сильнее, выдавая частое дыхание.

Легко целую его губы. Простое, мимолётное прикосновение и отстраняюсь.

Стоило мне только отодвинуться от него, как Хан нахмурился, и складка между его бровей становится губительно резкой.

Хмурый, молчаливый и дико сексуальный.

Желанный. Между ног наливает горячим напряжением и влагой.

Но вот только Темирхан не делает ничего.

Мне начинает казаться, что меня нет.

Он меня не видит. Не замечает. Не чувствует.

Мне хочется вернуться в прошлое, снова ощутить всю его жажду обладания на себе.

Когда я в глубине души понимала, что его заводило очень многое. Но только не сейчас.

Сейчас я обнажена, открыта и доступна, а ему – точно плевать.

Обида снова начинает владеть моим телом и его реакциями.

– Не хочешь, тогда дай мне одеться! – шиплю с уязвлённой гордостью и толкаю мужчину в грудь узкими ладонями.

Он резко придвигается так, что грубая ткань его джинсов натирает мои нежные складочки. Двигает бёдрами. Вверх и вниз, натирая, причиняя боль, но тем не менее давая почувствовать, что он сильно возбуждён.

– Что не терпится приступить к отработке долга, Диана? Прямо щас мне дашь, а? – спрашивает зло.

Внезапно резко сгребает мои волосы на затылке в кулак, заставляя ахнуть и простонать удивлённо.

– Грубиян!

– Думаешь, буду с тобой нежным? После всего… После того, как ты мне в душу плюнула?

Голос тихий, но звенящий от эмоций.

Чувствую злую радость. Ему не плевать! Может быть, он меня после всего тоже возненавидел. Как и я его.

Это значит, что мы хотя в чём-то на равных.

Во всём остальном я проигрываю ему. В особенности, в желании быть ближе.

– Я тебе в душу плюнула лишь после того, как ты сделал выбор, – отзываюсь с сильными чувствами, от которых тело трясёт дрожью, а нервы заплетаются в тугой узел.

Его пальцы оживают в моих волосах, усиливая захват.

– Будем говорить о прошлом. Ди? Бесполезное занятие!

– Верно. Ты хотел семь ночей? Ну, приступай. Разделаемся с этим поскорее и разбежимся!

– Дурная, избалованная и такая же… взбалмошная!

Темирхан с размаху опускает ладонь на мой обнажённый зад, шлёпнув его. От громкого шлепка в ушах надолго остаётся звон, а кожа горит.

Через мгновение губы Темирхана обрушиваются на мой рот. Его губы накрывают мои жёстко и страстно. Он перестаёт сдерживать себя, и мне тоже не хочется держать внутри то, что рвётся наружу.

– Ди, дурочка ты! – стонет, жадно целуя.

Руки Темирхана гуляют по спине, жадно мнут задницу, щиплют за бёдра, разводя их ещё сильнее, делая меня ещё более открытой и доступной.

Между ног требовательным горячим наливается желание.

До ужаса сильно хочется, чтобы он взял меня сейчас, немедленно! Не откладывая на потом.

Может быть, после этого, немного отпустит и перестанет жечь так сильно изнутри?!

Глава 12

Диана

Царапаю ногтями горячую шею Темирхана, мечтая пробраться под рубашку, чтобы прижаться к нему всем телом.

От очередного глубокого толчка его языка мои губы издают жалобный, приглушённый стон.

Темирхан довольно усмехается и начинает целовать меня ещё активнее. Проталкивается коленом и дёргает за бёдра на себя, почти насаживая на толстый член.

Если бы не одежда, он бы уже вонзился в меня.

От этой мысли по телу проносится неконтролируемая судорога, жаркая и острая, быстро набирающая обороты, по мере того, как Темирхан пошло двигает бёдрами, задевая грубой тканью складки и напряжённый клитор.

Его губы спускаются по моей щеке, жадно терзая нежную кожу шеи.

– Хан… – выдаю с протяжным стоном и выгибаюсь к нему, запуская пальцы в его волосы.

Сейчас он снова коротко постригся, даже зацепиться не за что, остаётся только гладить колкий ёжик волос, царапая кожу головы ногтями.

Ещё несколько скользящих движений и меня внезапно скручивает оргазмом, тело трясётся в неконтролируемых судорогах удовольствия, почти кричу, захлёбываясь в стоне, а Темирхан резко опускает пальцы, терзая ими возбуждённый узелок плоти. Ещё больше и жаднее, вызывая новый взрыв во всём теле.

– Надо же, ещё горячее стала, – сипло выдыхает Темирхан, покручивая пальцами у меня между ног, собирает вязкую, горячую влагу и подносит пальцы к моему рту, быстро проталкивая их внутрь.

Не успеваю понять, что он делает, автоматически обхватывая его пальцы, которыми Хан двигает по языку, разнося мой собственный вкус.

Так порочно и грязно. По-взрослому.

Кажется, Хан понимает мои мысли, кивая. Он сжигает меня тёмным взглядом, усмехнувшись:

– Это только начало, Ди…

И отступает.

Хан оставляет меня сидеть на туалетном столике, разгорячённую и влажную, теперь уже не только от душа.

Вода до сих пор стекает с мокрых волос, и я пытаюсь прийти в себя.

– Не опаздывай к ужину, Ди, – негромко советует Темирхан. – Ужин через полчаса. Тебе хватит времени, надеюсь?

– Я не хочу ужинать с твоей семьёй, – отзываюсь севшим голосом.

– Придётся.

– И как ты меня представишь им?

– Дочь моего друга. Что непонятного?

Смеюсь.

– И твоя жена проглотит эту ложь?

Темирхан качает головой:

– Не твои заботы.

– Хорошо. Я буду на ужине, – цежу сквозь зубы. – После ужина ты отправишься в мою спальню?

– Смотрю, тебе не терпится потрахаться. Семь ночей начнутся тогда, когда я этого захочу.

– А сейчас ты не хочешь? – киваю на твёрдый стояк, выпирающий через ткань его джинсов.

– Облизываешься на мой хер? Можешь потрудиться ротиком! Что касается твоего вопроса, то мне нужно семь ночей, Ди. Полноценный секс… Всё остальное не считается. Если решишь сделать мне минет, в счёт ночи это, кстати, тоже не будет засчитано, – ухмыляется широко-широко, видимо, грязно фантазируя на эту тему.

– Ни за что тебе отсасывать не стану! Да ты… совсем офонарел! Если так, то тогда… тогда не трогай меня!

Злости хватает на то, чтобы свести, наконец, ноги вместе и плотно сжать их в коленях.

– Чтобы до долговых ночей ты меня и пальцем не тронул! – ругаюсь, спрыгнув с туалетного столика и натягивая на тело простынь.

– А ты мне запрети! – предлагает Хан. – Ну или попытайся не течь. Сучка не захочет, кобель не вскочит…

– Да уж в этом папа был прав. Ты – тот ещё кобель.

– Чем больше и грязнее ты на меня ругаешься, тем глубже и слаще я буду трахать твой ротик, – угрожает Темирхан, но расслабленно и с довольной улыбкой, а глаза становятся горящими, как два тёмных факела.

– Ты говорил с Ковалем? – стараюсь переключиться на что-то понятное и реальное, а ещё отрезвляющее, потому что пол под ногами тает, когда Темирхан стоит рядом со мной.

– Говорил. Назначил встречу. Он упрям и очень зол. Придётся очень постараться, чтобы расхлебать проблему и не пустить по ветру бизнес твоего отца, – Хан ловит мой сожалеющий, виноватый взгляд и поясняет более мягким голосом. – Я не упрекаю тебя, просто перечисляю факты.

– Крови не будет? – спрашиваю, внезапно начиная переживать за жизнь мужчины, которого я втянула в опасные, криминальные разборки.

– Вряд ли получится обойтись без стычек. Этот бизнес не для девочек, Ди. Не знаю, каким местом думал Клим, оставляя всё это на твои плечи! – внезапно злится Хан, сжимая кулаки до хруста. Выходит из комнаты, снова повторяя. – Не опаздывай к ужину.

Глава 13

Темирхан

– А ты времени зря не теряешь! – доносится в спину.

Оборачиваюсь, снимая полотенце с мокрых волос, вешаю жгутом на плечи и вытираю вторым полотенцем тело под пристальным взглядом жены.

Люська жадно рассматривает меня, как голодная кошка перед миской со сметаной.

Я знаю, что у неё есть трахари, и не один. Меняет их. Но видимо, я для Люськи – до сих пор как джекпот для игромана.

Вот только может не облизываться на мой хер. Не встанет.

Я уже сбавил пыл, набросав от руки в душе.

Перед закрытыми глазами Ди стояла, как живая.

Как только я сдержался и не трахнул её в той спальне?

Ведь готова была и сама едва ли не насаживалась на мой стояк.

Красивая и сладкая. Но с ядовитым язычком.

Давай, говорит, быстрее бери. Свои грёбаные семь ночей.

А вот нихуа подобного, мадам. Не отпущу так быстро. Буду растягивать удовольствие.

Семь ночей.

Уже жалею, что сдуру ляпнул всего семь, а не девяносто девять или, как у той Шехерезады, не затребовал тысячу и одну ночь!

Ну, а что? Если смотреть чисто с точки зрения, во что мне может вылиться противостояние с Ковалем, Ди должна будет трудиться в постели сутками напролёт.

Семь ночей – мало.

Для меня самого – мало. Но я же болван, не умеющий торговаться чувствами и не ищущий в них выгоду.

Так что… придётся жить с тем, что есть.

– Что ты делаешь в моей спальне? – спрашиваю.

Отвернувшись к комоду, выуживаю трусы, натягивая. За спиной слышится шорох шагов. Люська прижимается ко мне сзади подкачанными буферами и опускает руку вниз, тянется к члену. Отбиваю её руку, спокойно одеваясь.

Я всегда к Люське относился как к однодневке, временной приживальщице. Фокус в том, что и временная партнёрша может залететь, а единственная стопроцентная гарантия того, что беременность не наступит, вообще не трахаться.

Ну да ладно, было и было… Живу уже с тем, что есть, и сожалеть не стоит.

Только не сожалеть не получается, когда Ди теперь рядом – желанная и красивая гордячка, бедовая девочка.

Ой, бедовая…

Такая приключения на свою аппетитную попку за два счёта найдёт. Если не бдить и не присматривать.

Место этой попки – у меня на ладони…

Опять в сторону сносит, кровь кипит.

– А что, я не могу зайти в спальню своему супругу? – спрашивает с вызовом.

– Кажется, мы это обсуждали. Уже не раз. Ничего с той поры не изменилось, Люся. Моему сыну нужна мать. И точка. Как женщина, ты меня не волнуешь. Ну, не смотри на меня так, уймись уже, голодная. Неужели трахарь плохо постарался?

– Какой ты всё-таки гад и… козёл, Хан! – выдаёт Люся.

Ну вот опять.

– Слушай, не еби мне мозг. Это бесполезно. Я с самого начала наши отношения обозначил, как временно удобные для нас обоих. Ты залетела, так бывает. От сына я не отказываюсь. Но своей женщиной, спутницей жизни я тебя не вижу. Повторяю в последний, сука, раз. Запомни.

Люська уже не та, что была раньше. Хорошо поработала над внешностью, приблизившись к стандартам красоты по меркам современности.

Но стандарты – это под копирку.

Глубже цепляет другое. То, что не укладывается в рамки привычного и выделяется, пусть даже крошечной родинкой за левым ушком, как у Ди.

– Я всё прекрасно помню, Хан. Так же как и слова. Твои слова, между прочим! Ты сказал, чтобы я любовников в дом не тащила. А сам это правило нарушаешь. То есть тебе можно, а мне нельзя?

– А ну перестань истерить, Люся, – говорю холодным, тихим голосом.

Одеваюсь, натягивая просторные спортивные штаны и майку-борцовку.

Глаза Люськи ещё сильнее вспыхивают, когда пялится на мои мускулы.

– Нравится тебе или нет, но Диана Самарская будет находиться в моём доме. Её жизни грозит опасность.

– Неужели в нашем городе нет других безопасных мест? – злится, дует губы, понимая, что в этой битве ей верх не одержать.

– Других таких нет. Наш дом охраняется лучше всего, потому что здесь есть самое дорогое. Мой сын. Здесь Ди будет в безопасности.

– Моё мнение не учитывается?! Или ты своих слов не держишь?

– Держу. Ди не моя любовница. Твоё мнение мне по боку, и ты это знаешь. Разговор окончен. Иди, переоденься…

– Я уже переоделась! – отставляет левую руку на талию, медленно проводит правой ладонью по глубокому декольте, в котором покачиваются идеально круглые шары.

Сиськи у неё всегда были немаленькие, а получив доступ к финансам, Люська в себе кое-что отреставрировала, грудь в первую очередь.

Постоянно подчёркивает её, демонстрирует, чуть ли не в нос мне тычет. Непонятно на что надеется.

Упорная, как баран. Не колышет от неё.

Тем более сейчас, когда Люська расфуфырилась в дорогое, длинное платье с высоким вырезом на левом бедре и глубоким декольте. Алое, как те паруса из сказки!

– Люся, млять, ты выпендрилась как на красную ковровую, а у нас – простой, семейный, мать его, ужин! В тесном кругу…

– Самарская – не часть нашей семьи.

Задолбала уже…

Крепко зажимаю ярко накрашенный рот Люси ладонью, хриплю в лицо, перекошенное от злости:

– Самарская – моя семья. Её отец был моим лучшим другом. Почти как брат. Что бы ни случилось, какая бы кошка между нами ни пробежала, я я всегда помогу. Как своим близким. Так что не рыпайся, Люся. Не испытывай моё терпение на прочность.

Жена царапает руку ногтями, вынуждая разжать захват, и тихо говорит:

– Если Клим тебе был как брат, то Диана – как племянница? Но у тебя на неё стоит. Не отрицай. Может быть, я не самая умная в мире женщина, но в стояках я разбираюсь!

– Ну, хоть в чём-то ты хороша. И я снова повторю. Тебя это не касается.

Смотрю на свою ладонь, перепачканную красной помадой, и на рту Люси помада тоже сильно размазалась.

– Значит так, иди и переоденься. Скромнее!

– В платье Золушки с передником горничной?! – снова пенится Люська.

– Да пофиг. Всё равно лучше этого! – киваю на платье. – Сына ещё не привезли? Няня задерживается. Ты ей звонила?!

– Не звонила. Занята была.

– И чем же? Лицо размалёвывала? Лучше бы про сына вспомнила!

– Тебя это тоже касается! – парирует Люська. – Едва порог дома переступил, сразу о Самарской поинтересовался. А как ты к ней в комнату кинулся, узнав, что она чёрт знает сколько из комнаты не выходила и целый день ничего не ела! – посмеивается, отходя к двери. – Седина в бороду, бес в ребро!

Люся резко распахивает дверь и осторожно прикрывает её.

Влупливаю удар кулаком в стену. Токсичная баба, как отстойник радиоактивных отходов, млять!

Но в чём-то она права. Мысли о Диане затмили всё. Даже мысли о сыне.

Холодок пробирается глубоко внутрь, отрезвляя: неужели я так и буду на всю голову отбитым, напрочь повёрнутым, стоит только подумать о девчонке?

Нужно остыть и найти душевный баланс и сконцентрироваться, как перед выполнением сложного задания.

Впереди ещё ужин.

Ужин и немало сюрпризов.

Глава 14

Диана

Я переодеваюсь в лёгкую, светло-серую тунику и джинсы скинни, тщательно высушиваю волосы, но без привычного бальзама, волосы распушаются во все стороны, как одуванчик. С трудом собираю их в высокий хвост на затылке.

Гипнотизирую взглядом часы. Хочется, чтобы минутная стрелка замерла и никогда не приближалась к назначенному часу, когда должен состояться ужин.

Моё желание остаётся неисполненным, время бежит галопом.

Тук-тук-тук по двери спальни.

– Диана Климовна…

Морщусь, услышав, как звучит моё отчество. Я люблю своего отца безмерно, но имя в сочетании с отчеством звучит глупо!

Подхожу к двери и распахиваю её, смотря в лицо прислуге.

– Вас приглашают к ужину. Спуститесь?

«Ни за что на свете! Только через мой труп!» – лишь мысленно.

– Конечно, я уже иду, – вслух.

Плотно закрыв дверь комнату, медленным шагом направляюсь к лестнице, спускаясь по ней.

Отсчитываю ступеньки, и на каждой четвёртой сжимаю и разжимаю пальцы.

Почему так сложно и нервно?!

Никогда так не волновалась. Всегда была бойкой и весёлой.

Всегда до событий трёхлетней давности. Потом я словно во всего разбегу решила проскочить на Платформу 9¾, но лишь влепилась в кирпичную стену реальности, и никаким волшебством здесь не пахнет.

Только суровая проза жизни, которая, к сожалению, часто оказывается сукой.

Внизу уже слышны голоса. Высокий, приторный – Люськин. Детский, звонкий смех, низкий бас – Хана.

Бум. Бум. Бум.

Ещё сильнее удары пульса по вискам. От страха и неуверенности к горлу горьким комом подкатывает тошнота.

Я не знаю, как смогу отсидеть ужин и не шлёпнуться в обморок.

Замираю на последней ступеньке и цепляюсь пальцами за перила лестницы, чтобы не упасть. Холодные пальцы скользят по перилам, не в силах удержаться на одном месте.

Мне нужен глоток свежего воздуха и оказаться как можно дальше отсюда.

В-ж-ж-ж-ж…

В голову ударяет что-то острое. Я вскрикиваю от испуга и слышу мерное жужжание, от которого почему-то дёргает волосы и жжёт кожу головы.

Я поднимаю вверх руку и с ужасом понимаю, что мне в волосы вцепилась какая-то игрушка!

С лопастями.

В комнату с громкими криками:

– Папа! Папа! Папа! – влетает мелкий пацан, а в ручонках у него пульт управления.

Следом громкий топот.

– Тимур, отдай! Не то вертушка куда-нибудь…

Темирхан замирает на пороге, смотря на меня.

– Влетит.

Сын Темирхана останавливается на месте, разглядывая меня. Пальцы левой руки ползут вверх, ковырять ноздрю. Темирхан отдёргивает его руку, говоря:

– Иди к маме, пусть нос вымоет. Нечего есть козявки! – и отправляет сына лёгким шлепком по попе в сторону столовой.

– Ма-а-а-а-а… – срывается с места мальчуган.

Издалека голос Люськи, обращающейся к няне:

– Женечка, постойте, не уходите. Займитесь сначала Тимуром, его нужно в ванную отвести и нос промыть! – командным тоном.

Лицо Хана темнеет после этих слов. Кажется, Люська стала сильно важной, настолько, что и сопли сыну сама не подтирает, просит сделать это няню.

– Ну, давай, посмотрю, что у тебя с волосами, – говорит миролюбивым тоном Хан, подступая в мою сторону.

– Не надо! Я сама! – выставляю вперёд руки. – Сама справлюсь!

– Не дури, глупая. Лопасти игрушки в волосах запутались. Сама ты не сможешь, – уговаривает, словно маленькую.

– Лучше вычисти козявки сыну, а я у зеркала немного постою и всё выпутаю.

Хан отходит в сторону, но уже через несколько мгновений ловит меня с ножницами в руках.

– Не смей резать мои волосы!

– Да я только посмотрю. Много не отчикаю, клянусь… – наступает на меня, озорно щёлкая лезвиями, ещё и бровь иронично заламывает.

Смешно ему, гаду сорокалетнему.

А мне вот ни капельки!

Я вынуждена смотреть, как любимый-ненавистный мужчина счастлив в браке и семье, в то время как я… никто!

Во всех смыслах никто!

Резкие, горячие слёзы вырываются из глубины души. Я резко опускаюсь на ступеньку, пряча лицо на сложенных локтях.

– Диана, ты чего? – удивляется Хан.

Он подходит и осторожно перебирает пальцами волосы, выпутывая из них игрушку.

Щелчок.

– Смотри, как и обещал, много не отрезал. Всего лишь несколько волосинок…

Чурбан непробиваемый. Не в волосах дело. Я бы и лысой согласилась стать, если бы так можно было отмотать назад много-много и вот так же легко, как клок запутавшихся волос, вырезать всё то, что развело нас по разным сторонам.

Горячая ладонь Хана опускается на мою голову, гладя.

– Это всего лишь мелкий казус… – говорит, словно не понимает, почему я расстроена.

Может быть, в самом деле не понимает? Прошёл не один год, мы изменились. Оба. Всё, что было в прошлом, там и осталось.

– Темирхан, у нас гости, – слышится голос Сары, из числа прислуги. – Жена вашего брата с детьми. Запускать?

– Разумеется! – мгновенно отвечает Хан, отходя в сторону от меня. – И скажите сразу, чтобы стол накрыли на большее количество персон. Еды хватит?

– Ну-у-у-у, – вздыхает Сара и подходит к Хану ближе, понижая голос. – Людмила Васильевна отдала повару приказ на изысканный ужин.

– Изысканный?! – переспрашивает Хан. – Зашибись! Значит, поесть нормально не получится. В общем так… Позвони и закажи нормальной еды. Изысканный ужин Людмиле оставь. Пусть жуёт свою траву, если ей так хочется! Алия, наверное, со всеми четырьмя мелкими пришла? Значит, пиццу обязательно… Диана? – смотрит в мою сторону. – Ты какую пиццу любишь?

– Никакую! – шиплю в его сторону.

– Не дури.

– Маргариту!

– Говоришь так, чтобы отбрить меня? – заламывает бровь Хан.

– С чего ты это решил?!

– Я помню, Клим говорил, ты любишь пиццу с ананасами и копчёной курицей.

– Может быть, у меня вкусы изменились? Столько времени прошло!

– Может быть, и изменились. Именно поэтому я не пру напролом, а спрашиваю. Неужели так сложно сказать?

– Пиццу с креветками, – говорю наобум.

Терпеть не могу пиццу с морепродуктами! Зачем только говорю то, чего не хочу?

– Эх ты, глупая… – сокрушённо качает головой Хан. – Назло маме не надену шапку и отморожу уши, да?

– Всё никак не можешь не сравнивать меня и маму, да? – злюсь. – Так сильно любил её?! – спрашиваю с обидой.

Темирхан делает опасный шаг в мою сторону, а его глаза стремительно темнеют.

Нас спасает случайность.

Слишком много голосов, ворвавшихся в просторный холл дома Асадовых.

Жена брата Темирхана прибыла. Хан качает головой и отходит к ним поздороваться.

– Какой приятный сюрприз, Алия!

Хан тепло обнимает жену младшего брата и её детей.

– Извини за неожиданный визит…

– Ерунда, Алия! Мы договаривались, что я сегодня загляну к вам на ужин, но, как видишь, я и к своим только приехал. Задержался на работе. И извини, что не позвонил!

– Дел невпроворот?

– Так и есть. Хорошо, что приехали. Я бы поздно освободился, какой уж тут ужин…

– Зарина заскучала по дяде Хану, и я решила сама к вам заскочить. На часик, не больше. Надеюсь, не помешала? – спрашивает Алия, метнув в мою сторону подозрительный, острый взгляд.

– Нет, не помешала, вы же – моя семья! И насчёт ужина, о котором мы договаривались, не переживай. Мы с Тимуркой обязательно к вам приедем. В следующий раз. Ну, проходите, не стойте…

Хан провожает гостей, но напоследок успевает подойти и сказать мне:

– А с тобой о прошлом я ещё потолкую. Сегодня ночью.

И глупое сердце подскакивает высоко вверх.

Глава 15

Темирхан

Ужин должен был случиться на четверых: я, Ди, Тимурка и супруженция моя – Людмила.

Но прикатила Алия с четырьмя детьми, решила сделать внезапный сюрприз и в доме сразу стало многолюдно и шумно. Пока ждали заказ из ресторана, дети бесились в гостиной.

За три года дети Карима очень повзрослели: в этом году и мелкая Заринка пойдёт в «нулёвку» – предшкольную подготовку, Амир и Данияр вытянулись сильно, лбы здоровенные стали!

На руках у Алии возится четвёртый ребёнок – сынишка, двух с небольшим лет. Алия назвала его Русланом.

Получается, что мой Тимурка и Руслан почти ровесники. Тим помладше, конечно, но очень бойкий и развитый, болтает без умолку.

Как привозят заказ, все размещаются за длинный, овальный стол.

Откровенно, я даже рад, что Алия решила приехать внезапно: напряжения гораздо меньше, внимание рассеивается и часть острых углов оказывается сглажена.

Прислуга расставляет заказанную из ресторана еду. Дети, ясное дело, сразу налегают на пиццу и сок.

Люська хрустит капустой и какими-то заумными водорослями, решив рассказать нам о полезном питании, но её голос быстро тонет в гомоне детей, и больше она не заикается.

Вижу, как Диана на протяжении получаса пытается домучить один-единственный кусок пиццы с морепродуктами.

Ну, коза, блин, зачем саму себя истязает? Видно же, что терпеть не может креветок, но назло мне пытается их есть.

Упрямая, блин!

Раздражает!

Хочется по круглой заднице её отшлёпать хорошенько, чтобы не дурила.

Ещё один кусочек.

Потом Ди откладывает пиццу и сидит, смотря перед собой в тарелку. Пытается проглотить, затем резко поднимается из-за стола и, зажав рот ладонью, уносится прочь.

За столом на секунду повисает тишина. Она нарушается лишь скрипом ножа по дорогому фаянсу – Люся пилит зелень.

До моего локтя дотрагивается Алия.

– Хан, можно тебя на минуточку? Нужно поговорить!

Алия поднимается первый, вытерев рот салфеткой и отходит на несколько метров, требовательно глядя на меня.

Приходится отложить мясо в сторону и идти за вдовой. За три года, минувших со смерти брата, Алия до сих никого себе не нашла. Хранит траур по Кариму. Это, конечно, похвально, что она так Карима любила, но бабе тоже секс необходим.

Я бы не противился, если бы Алия себе достойного мужика привела, и ни в чём её винить не стал.

Может, как раз об этом мне и хочет сообщить?

Мы выходим из столовой и останавливаемся в коридоре.

– Объясни-ка мне кое-что, Хан… – начинает говорить Алия с блеском в глазах.

И по тому, как она на меня смотрит, ясно, что разговор пойдёт не о ней.

Но обо мне.

– Ты притащил в дом любовницу? – спрашивает Алия громким шёпотом.

– Блять, и ты туда же! Я не притащил в дом любовницу! О чём ты вообще говоришь?!

– Будто я не знаю, какие чувства ты к этой девочке испытывал, Хан! – возражает Алия. – Ты мне сам рассказывал, помнишь?

– У Дианы проблемы, ясно? Серьёзные проблемы! Опасность для жизни. Её преследуют! Я обещал разрулить, а пока я решаю, Диана у меня в доме поживёт.

– Да? – спрашивает с недоверием.

– Да, – отвечаю твёрдо.

– Обманываешь сам себя, – качает головой Алия. – Она беременна от тебя?!

– Чё?! Какая нахрен беременность?! Ты о чём вообще?! – удивлению моему нет предела.

– Её тошнит. От рыбы и морепродуктов. Уж мне, женщине с четырьмя детьми, можешь поверить… Дочь твоего друга выглядит здоровой, но вдруг приключается резкий приступ тошноты… Нехорошо, Хан!

– Бля, да ты не понимаешь! – перехожу на горячий шёпот, чтобы не прикрикнуть. – Я с ней не трахался. По воздуху Диана от меня залетела, что ли?! Не гони пургу.

– Не спал с ней? Значит, дела обстоят ещё хуже, чем я думала. Ребёнок не от тебя! – фыркает Алия. – Зачем тебе столько проблем, Хан?!

А-а-а-а-а! Так и хочется запустить пальцы в волосы и орнуть во всю глотку. Что за бабы меня окружают?! Мозг от них закипает за считанные мгновения.

Ди беременна?! Да ну нахуй. Быть такого не может! Не может…

– Ди не беременна! – отворачиваюсь к окну.

Но что я там разгляжу в густой темноте позднего вечера?! Ничего!

– А ты уверен? – подскакивает ко мне Алия.

Едва ли вплотную! Её большая, мягкая грудь, выкормившая четверых детей упирается в моё плечо, правой рукой Алия приобнимает меня за торс.

– Хан, в этом вопросе у меня опыт очень большой. Я сразу могу раскусить подобное. У неё грудь стала больше, чем я помню, а во время беременности грудь всегда наливается, становится, тугой, чувствительной…

От слов Алии о груди Дианы у меня пар из ушей начинает валить. Член каменеет буквально за секунду и подпрыгивает резко вверх!

Что самое хреновое, слова Алии находят подтверждение в моих мыслях. Вспоминаю, какой была Ди час назад, может чуть больше, как дерзко и туго торчали вишенки сосков…

– Мне кажется, ты ошибаешься, – говорю не так уж уверенно.

– А ты проверь, – мягко советует Алия. – Попроси её на тест пописать. Это не сложно…

Рука Алии скользит по моей спине вверх и вниз, дыхание вдовы густеет.

– Ты очень, очень хороший человек, Хан, – говорит Алия с придыханием. – Но твоей добротой могут воспользоваться ушлые девицы. Сегодня она попала в беду, завтра останется с пузом и чужим ребёнком… Ты не сможешь выбросить Диану на улицу. Проблем только добавится, а у тебя и своих проблем полно.

Позади слышится шорох шагов.

Я оборачиваюсь, видя, как Диана возвращается и, заметив меня почти в обнимку с Алиёй, замирает на секунду.

Глаза Дианы сверкают в полутьме, когда она бросает быстрый взгляд в мою сторону и возвращается в столовую.

Рука Алии до сих пор лежит на моём торсе.

– Ладно, Алия. Я… кхм… проверю всё. Но не думаю, что ты права, – говорю только для формы.

У самого внутри такой кипиш, просто Третья Мировая война. Мысли пробивают на убой, вызывая адскую боль в моей черепушке.

Я мигом вспоминаю все слова Дианы: о том, что она свою целочку кому-то отдала. Даже не знает кому. Блять, убивать хочется…

Да и потом… Три года прошло! Не хранила же она себя. Тем более, если уже был секс.

Кто, млять, тот удод, что наградил дочь Клима беременностью?!

– Я за тебя переживаю, – говорит с грустью вдова брата и внезапно обнимает меня. – Женская интуиция подсказывает, что у тебя в семье не всё гладко, а ты себе ещё новых проблемы подбрасываешь…

– У меня нормально всё. Давай за стол вернёмся? – пытаюсь мягко отстраниться.

Но Алия крепко на своём стоит.

– Послушай, Хан…

Ко мне – крепче, ближе. Грудью.

Заебало… Чё же мне все бабы свои сиськи в нос толкают?!

Я о других сиськах думаю…

Отстраняю Алию и отхожу, доставая с верхней полки пачку сигарет. Открываю окно.

– Отойди, застудишься. Мне покурить надо. Подумать…

Алия не отходит на совсем, лишь встаёт с другой стороны так, чтобы из открытого окна на неё холодным ветром не дуло.

– Я чувствую, что у тебя с Людмилой не ладится.

– Да ну ты брось! – смеюсь в полный голос.

Чиркаю зажигалкой, прикуривая. Жадно глотаю дым, задерживая в лёгких, и выпускаю постепенно.

– Ты как-то мне сама говорила, помнишь? О детях, о семье. О подарке судьбы. Ну так вот он, подарочек! Да, Алия? – усмехаюсь. – Ещё припоминаю, как ты меня уговаривала свадьбу закатить… Я не стал тебя слушать, лишь расписался с Люськой. Ты желала нам долгих лет брака и десятерых, что ли, детишек… С Люськой по магазам шныряла, как заправские подружки, вместе подгузы и слюнявчики Тимурке выбирала. А сейчас, что?!

– Да, это всё было. Я искренне желала тебе семейного счастья, крепкого брака, кучу детишек. Пыталась и с Людмилой подружиться, принять её в нашу семь. Тимурчика я люблю, но Людмилу… – качает головой. – Не обессудь, я её так и не смогла полюбить.

– Да чего уж там… Вернись за стол, Алия. Я сам решу. Не маленький!

– Просто ты от судьбы бегаешь, и зря… – говорит напоследок. – У тебя есть дом. Есть и семья, которая тебя любит как родного и близкого. Есть вековые обычаи, по которым ты должен был взять заботу о вдове и семье погибшего брата…

– Ты мне опять себя предлагаешь, что ли?! – удивляюсь. – Не будет этого никогда. Всё, проехали. Вернись за стол!

В башке слова Алии крутятся… Не может же Ди быть беременной?!

Но что, если Алия права?

Слежки за Дианой постоянной не было, и эта коза вполне могла замутить интрижку с кем-то…

Надо всё проверить!

Глава 16

Диана

Какой наглец и прохиндей этот Темирхан, а ещё… ещё он мега-ходок и мачо!

Не успел меня облапать, потом, наверное, и жёнушку отлюбил, так ещё и с вдовой брата в перерывах обжимается!

Злюсь на него неимоверно сильно. Ещё больше злюсь на саму себя. Потому что не могу спокойно на это смотреть и оставаться равнодушной.

Неужели я ревную его?

Хан – просто кобель.

Папа говорил, что у Хана всегда много женщин было, с которыми он отношений не заводил.

Наверное, он как раз тот образчик полигамного самца, для которого не существует понятия верности.

Ужин и без того мне в тягость, а теперь – ещё невыносимее сидеть за столом и видеть большую семью, находясь под прицельными взглядами жены Хана.

Сначала за стол возвращается Алия. Я пристально разглядываю её лицо и фигуру, ищу в ней признаки того, что Хан распустил свои руки.

Ничего обнаружить не получается.

Но это же не доказательство, что ничего не было. Я сама видела, как они обнимались!

И я заметила, как зыркнула на меня Алия, когда появилась в доме Хана – словно увидела во мне помеху.

Чуть позднее за стол возвращается Хан, от него немного пахнет сигаретным дымом и пряным парфюмом, аромат которого будоражит моё воображение.

– Скажи, Диана, а ты до сих пор рисуешь?

Я не с первого раза понимаю, что вопрос Люси адресован именно мне, а не кому-то другому. Но потом ловлю на себе взгляды нескольких пар глаз и словно просыпаюсь.

– Я рисовала, – отвечаю сухо. – Но времени на рисование остаётся не так много.

– Почему же? – деланно искренне удивляется Люся.

– Сейчас я занята делами отца, его бизнесом.

– Жаль, – вздыхает жена Темирхана. – Очень жаль, когда бросаешь что-то, идёшь на жертвы и…

Делает паузу, смотрит на меня, добавляя с улыбочкой:

– И в новом деле не достигаешь успехов. В итоге садишься в лужу по всем фронтам.

– С чего ты, Люсь, взяла, что я не успешна в новом деле?

– У тебя же проблемы, – наивно хлопает ресницами. Но в каждом слове сочится яд. – Любимый супруг поделился со мной, что у дочери друга большая беда. Разумеется, наша семья не смогла остаться в стороне, – находит пальцами кулак Темирхана с зажатым ножом между пальцами, гладит своей ладонью.

– Это не застольные разговоры, – обрывает её Темирхан.

– Но…

– Я сказал – не застольные разговоры.

Хан немного нагнетает напряжения в голос и смотрит на Люську таким тяжёлым взглядом, что та бледнеет даже под слоем искусно наложенного тонального крема и хайлайтера, придающего её коже свечение.

Не хотела бы, чтобы он со мной так разговаривал – арктический ледник в тысячу раз теплее его голоса!

На Люську командный бас Темирхана действует безотказно. И я благодарна ему, что он не позволяет своей стерве-жёнушке помыкать мной и давить на больной мозоль.

Высидев ещё с полчаса, я решаю, что с меня достаточно. Я посидела за столом, составила компанию домочадцам Хана и даже пыталась поддерживать разговор.

Я вела себя вежливо и думаю, что заслужила отдых, хоть и встаю из-за стола с пустым желудком.

У меня так и не разыгрался аппетит, и попытки назло Хану съесть пиццу с морепродуктами вызвали лишь кратковременный приступ тошноты. Он прошёл почти сразу же, меня не вырвало.

Но зато я поняла, что пихать в себя невкусную еду назло Хану – очень глупо.

– Спасибо за вкусный стол и за компанию, но я, пожалуй, поднимусь наверх, в спальню. Был трудный день, – говорю с вежливой и прохладной улыбкой, но даже от такой скулы невероятно сильно сводит.