Обратная сторона серебряной монеты бесплатное чтение

ПРОЛОГ

…Пограничье…

Дождь шел, не переставая, вот уже вторые сутки подряд. Небо, завешенное низкими серо-черными тучами, никак не могло избавиться от этой тяжести. И нельзя было понять, не взглянув на часы, утро сейчас, или уже вечер. Вдвойне обидно, что непогодилось как раз в выходные, вот и скверно было на душе. Кривые улочки были пустынны, изредка прошмыгнет кто одинокий, прошлепает по лужам, чертыхаясь, а пелена мелкого противного дождя размажет его контуры, исказит очертания, и не поймешь, наяву это все, или воображение разыгралось и чудит.

Сыро было не только снаружи, но и внутри. Тоска разливалась по телу, фальшивила на струнах души, истязала разум и тело. Издевалась, одним словом. Тем удивительнее была картина. В заброшенном, заросшем крючковатыми деревьями местном парке на каменной скамеечке сидел необычно одетый человек. В залитых дождем стеклах треснувших солнечных очков отражался огонек сигареты во рту незнакомца. С полей мятой насквозь промокшей шляпы, давно потерявшей форму, нещадно капало за воротник затертого практически до дыр кожаного мешковатого плаща. Небритое лицо было изрезано морщинами, которые будто жили своей собственной жизнью, сплетались и распускались как клубок змей. Брови были смешно вздернуты, и мужчина улыбался. Стоптанные ботинки были измазаны грязью, к подошвам налипли листья и трава, а рядом у ног, прямо на земле, валялась наплечная брезентовая сумка.

Парк был пугающе красив в своей запущенности, дорожек практически не осталось – сквозь многочисленные трещины пробивалась сорная трава, деревья переплелись густо разросшимися ветвями, сцепились намертво, словно не хотели разлучаться. Часть из них уже давно высохла, но место отдыха уже давно никто не стремился привести в порядок. «Юность», – незнакомец усмехнулся. Так назывался когда-то этот уютный парк. Или сквер. Не важно. Юность его осталась в далеком прошлом. Скамейки сиротливо стояли вдоль с трудом угадывающихся дорожек, заросшие узкие аллейки вели вглубь, куда не рискнул заглянуть бы сейчас даже самый отчаянный авантюрист. Там была Тьма, которую мог развеять не каждый луч света.

Мужчина склонил немного голову набок, будто услышал что-то. Улыбка стала шире.

– Аксинья, неужели ты думаешь, что сможешь подкрасться ко мне незаметно?

– Я уже отвыкла от твоих способностей, Гор, – раздался за его спиной женский голос. – Когда-то ведь ты был неопытным юношей, пугающимся каждой тени.

– Когда-то и ты была таинственной незнакомкой по ту сторону тьмы. Времена меняются, меняется и каждый из нас.

– А я и не ожидала другого ответа от тебя. Зачем пожаловал?

– Хочу попросить об одолжении, – огонек сигареты снова вспыхнул с удвоенной силой.

– Каком одолжении? – сладко промурлыкала Аксинья.

– Открой врата.

– Вот уж не думала, что ты меня об этом попросишь, – Аксинья вышла из-за спины Гора.

Одета она была не менее странно для этого места. Серый плащ до щиколоток и ярким пятном выделявшийся на фоне безликости оранжевый шарф. Ветер шевелил длинные черные волосы женщины, она улыбнулась, но зеленые глаза смотрели холодно и пронзительно. Улыбка коснулась лишь губ, очертила тонкие морщинки по углам, но дальше словно испугалась двигаться. Возраст дамы сложно было угадать. Сколько Гор помнил, она всегда была такой – взгляд зеленых глаз словно ушат ледяной воды, вылитый на собеседника, выворачивающий наизнанку, выставляющий на всеобщее обозрение мира самое потаенное, сокрытое в дальних уголках души, голос мягок и вкрадчив, но обманчив – за ним чувствовалась могучая сила. Разве что морщинок добавилось на лице, или просто Гор слишком много времени стал проводить в мире людей, поэтому и кажутся всякие глупости.

– Аксинья, не пытайся добраться до моей души, ты же знаешь, что сейчас у тебя ничего не выйдет. Даже мне она подвластна лишь частично.

– Да, раньше мне это удавалось, – словно с сожалением проронила она. – Но ты сам обрек себя на такую жизнь, а ради чего? Твои мотивы так и остались для меня загадкой. Ну, хорошо, я подумаю о твоей просьбе. Как там наш Малыш? – сменив вдруг тему, спросила Аксинья.

– Он еще не готов! – резко дернулся Гор, а стекла его очков на мгновение вспыхнули алым пламенем.

– Не слишком ли ты привязался к нему, милый Гор? – слова незнакомки прозвучали неожиданно громко, и в заброшенном парке будто разом стало немного темнее. Где-то в глубине сквера заворочался кто-то большой, растревоженный. Шумно дохнул, качнул перекореженные деревья так, что полетели брызги во все стороны.

Гор покосился на сумку, лежащую у ног, крепко затянулся и выдохнул в сырой воздух огромный клуб дыма.

– Не стоит тревожить Стража, не забывай, в этом месте у тебя нет такой силы, как в Верхнем или Обратном мирах. Мы здесь обыватели.

Аксинья недовольно нахмурилась, но удержалась от ответной реплики.

– Мы закончили?

– Думаю, да. До скорой встречи.

Окурок сигареты прочертил дугу и упал в лужу, зашипев. Но прежде, чем он коснулся поверхности, в парке уже никого не было. Лишь где-то в сплетении деревьев и кустов в самом сердце парка шуршал опавшей листвой невидимый Страж.

ЧАСТЬ 1. ОБРАТНЫЙ МИР. ЧУДЕСАТАЯ

Глава 1. Неприятности

Ва хмурился. День сегодня не задался с самого утра, сначала его ни свет ни заря поднял курукун, пробудившись ранее, чем обычно, когда первые лучи солнца еще не коснулись земли. Но птичка решила, что пора просыпаться, даром что сегодня праздник и не надо идти работать в поля. Ва запустил через открытое окошко в курукуна черенок от лопаты, стоявший в углу хижины, но тот проявил чудеса ловкости, будто насмехаясь, уклонился от брошенной палки, вскочил на плетень и снова издал противный клич.

«Вот зараза! Ну ничего, поймаю и сварю на обед», – зло подумал Ва, возвращаясь к своей лежанке. Но сон уже убежал, игриво помахав на прощание шлейфом не приснившихся сновидений. Что можно делать, когда встал спозаранку, а никуда не надо? Праздничные мероприятия начнутся не раньше обеда, а основные гуляния будут вообще вечером. Уйма времени, которое не на что потратить! Сходить к реке покидать камни? Набрать шишек в лесу и устроить веселое пробуждение Чудику-Шмудику? Устроить охоту на курукуна? Последний вариант нравился больше всего, но Ва знал, эта затея заранее обречена на провал – когда он выходил во двор с намерением оторвать голову зарвавшейся птице, ту сдувало словно ветром с Северных гор, и курукун прятался ровно до того момента, пока Ва не переставал злиться и махал на птицу рукой.

Земляной пол был холодным, Ва поискал взглядом, куда перед сном он закинул свои лапти – обувь отчего-то обнаружилась у самого порога. Присев на корточки, он начал натягивать обувь, но тут же взвыл и отбросил лапоть. Ва воззрился на ногу – та была испачкана чем-то клейким и тягучим. Судя по отвратительному запаху – тина с болот. Похоже, кто-то здорово пошутил над ним, еще попробуй отмой ноги в ручье, эта мерзкая грязь такая приставучая! Морковка, рыжая бестия! Я знаю, это твои шуточки. Ну ничего, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним!

Тем не менее, вспомнив о Морковке, Ва улыбнулся. Девушка с малых лет была его другом, верной опорой и поддерживала его во всех начинаниях. Да, они любили подтрунивать друг над другом, строить безобидные козни и разыгрывать, но во всей деревне не нашлось бы более верного товарища. Ну или такого же верного, как Чудик-Шмудик или Громила.

Но за болотную тину Морковка получит сполна! Ва огляделся. На плетеном кресле на спинке висело чистое полотенце, но, подумав, парень не решился его пачкать. Он просто подхватил лапти одной рукой, другой подцепил рубаху, валяющуюся на полу, и запрыгал по направлению к двери.

Снаружи занималось утро. Ранние лучики солнца позолотили листву раскидистых акаций, земля гудела, понемногу набирая тепло. Курукун, как и следовало ожидать, едва завидев неловко прыгающего на одной ноге Ва, тут же юркнул за колодец, оставив после себя медленно покачивающееся в прохладном утреннем воздухе черное перо. Но парень уже не злился на птицу, утренняя побудка отошла на второй план, Ва уже достаточно взбодрился. Вразвалочку он преодолел двор, поросший бурьяном, с кучами хаотично набросанных дров – руки никак не доходили сложить их аккуратно. И плетень бы не мешало поправить – оплетенный вьюнами он опасно накренился и грозился в любой момент завалиться на землю.

За хлипкими воротами начиналась тропа, спускавшаяся вниз по холму. Дом Ва стоял на краю деревеньки, у пологого спуска, практически на границе Чудесатой, с юга ее омывала широкая река Хвырь. Идти было всего ничего – не прошло и двух минут, как парень очутился на песчаной кромке заляпанного ошметками буро-зеленых водорослей берега.

Ни Морковки, ни Чудика-Шмудика, ни Громилы – верных друзей Ва, у реки не оказалось. Собственно, странно было ожидать иного в такую рань. Прохлада воды сбила дыхание и заставила непроизвольно охать, но ноги быстро привыкли. Стоя по щиколотку в мерно покачивающейся воде, Ва щурился от лучей яркого солнца, а в ясном, залитом теплом последних летних дней в этом году утре таяли в голове мысли словно пастила тетушки Лилии, которой она так любила угощать всех, кто попадался в ее цепкие лапки, очутившись неподалеку от ее дома у Оврага.

Овраг находился на западной границе Чудесатой, и Ва с друзьями частенько наведывались туда в поисках безобидных приключений на свои головы. За Оврагом начиналась необжитая Пустошь, а вот дальше, на расстоянии трех дней пути, раскинулась Долина Ужаса, истории о которой так любили рассказывать детворе дядьки у костров, собираясь по вечерам после трудовых будней на ужин. Или по выходным – набив свои трубки табаком со склонов Северных гор, нещадно чадя и покашливая, находясь в прекрасном настроении, сидя на грубых дубовых скамейках, плели свои повествования о диковинных машинах и исчадиях ада, живущих в далеких западных землях. Считалось, что Овраг, раскинувшийся на добрых тысячу локтей в ширину с его непроходимыми зарослями на дне и диким опасным зверьем, служил естественной преградой от опасностей. Потому дозоры здесь были редкими, скорее для формальности.

Последний день лета в Чудесатой отмечали с особенным размахом. Считалось, что если проводить его со всеми почестями, задобрить, то в следующем году оно вернется в благослонном расположении духа и продолжит радовать жителей долины своей теплой приятной погодой. На вечер запланировали хороводы, пляски у костров, по реке собирались спустить десятки корабликов из папируса. Взрослые пили пиво, сваренное лучшими пивоварами Чудесатой, и вино, заготовленное с прошлого лета, соревновались друг с другом в причудливых играх и состязаниях. На таком празднике неизменно царило всеобщее веселье, его дух заглядывал в каждый дом.

Но это все вечером. А пока просто приятно вот так постоять в воде, закрыв глаза. Сочетание прохлады воды и теплых солнечных лучей гнало прочь любые мысли. В голове словно образовался тягучий кисель, медленно плыли обрывки воспоминаний прошлых дней, появлялось и исчезало веснушчатое лицо Морковки, расплывшееся в улыбке – видно смаковала свой розыгрыш с тиной в лаптях. Неуклюжие пальцы Громилы в очередной раз роняли что-то на землю, а Чудик-Шмудик, вечно лохматый, с горящими глазами, снова придумывал им новое приключение, как будто мало они набили шишек в прошлый раз. Ва любил своих друзей, таких разных и таких родных. Им он доверял все самое сокровенное, и они отвечали взаимностью. А уж если надо постоять друг за друга – то вообще не вопрос.

Он бы так и стоял в воде, если бы внимание Ва не привлек странный звук. Как будто нечто металлическое проскрежетало по камням. Так звучит кочерга, которую они однажды с друзьями взяли из дома одного из старейшин, чтобы подцеплять закопавшиеся в песок камни на берегу Хвыри – под ними частенько прятались моллюски, которые были настоящим деликатесом, если их хорошенько вымочить и приготовить на костре. Кочерга издавала противный звук, когда царапала или откалывала кусочки камней, отчего неприятно ныли зубы у Ва.

Снова скрежет. Противный. Ва открыл глаза, щурясь от солнца, которое успело подняться еще выше, огляделся. Берег был пустынный – ни души. Никто не прятался в тени редких деревьев, не переворачивал камни кочергой, никто не точил кухонный нож об брусок или пытался вскрыть заржавевший замок. Ва бросил взгляд на воду и замер. Там, медленно покачиваясь, что-то плыло по течению. Волосы на затылке зашевелились, а по спине тонкими иголочками пробежал холодок от внезапно озарившей его догадки.

В ярком утреннем солнце блестел пузатый бок неведомого чудовища, отливал неестественной изумрудной зеленью, яркой до неприличия. Парень вздрогнул. Чудовище медленно плыло ближе к середине реки, течение неторопливо уносило его дальше, но временами пузатый бок вздрагивал и раздавался тот самый противный звук, который привлек внимание Ва. Но что же он стоит на виду, напрочь забыв об осторожности?

Парень кинулся к ближайшему валуну на берегу у кромки воды, залег, досчитал до десяти, загибая ставшие вдруг непослушными пальцы, выглянул. Та же картина. Чудовище будто также, как и Ва минутами ранее, млело на солнце, подставив свой зеленый бок согревающим лучам понемногу остывающего лета.

Что же делать? Ва лихорадочно перебирал варианты. Бежать за старейшинами? За фуражками? Он отмел эту идею сразу. Пока он найдет старцев, и они доковыляют до берега, чудовище уже выберется на берег или будет далеко отсюда. Фуражки же, пока поверят парню, и хоть кто-то из них соблаговолит в день праздника и массовых приготовлений пойти за парнем к берегу, отпадали по этой же причине. Пусть у них и есть оружие, и главная их обязанность – следить за порядком в долине. Слишком много времени пройдет.

Ва снова выглянул. Чудовище уже подбиралось к повороту реки и отдалилось от того места, где он прятался за валуном. Отсюда казалось, что его бока блестят уже не так ярко, и цвет потемнее, скорее болотный, чем изумрудный. Ва отклеился от валуна и нырнул за следующий, вросший в песок поодаль. Затем за ивушку, склонившую ветки низко к воде, потом за заросли камыша.

«Сначала посмотрим, куда эта тварина направляется», – подумал Ва.

Он крался вдоль берега в надежде, что остался незамеченным, справедливо полагая, что если бы он себя обнаружил, то его давно бы слопали. Боялся ли он? Безусловно. Но вместе с тем в душе вдруг появился тот самый дух приключений, жажда неизведанного, которая толкает подчас на удивительные и безрассудные поступки.

Время шло, чудовище медленно плыло, а параллельно по песчаной кромке так же медленно, но не отставая, двигался Ва. «Вот уж действительно, жертва выслеживает охотника». От этой мысли парень усмехнулся, но решимость нисколько не убавилась. Чудовищу до берега еще далековато, если вдруг оно изменит курс и решит плыть к нему, то он рванет прочь от твари, а пока можно было не беспокоиться. Точнее, беспокоиться, но не сильно. Так думал Ва, а время неумолимо сыпало песчинки в своих часах, отсчитывая секунды и минуты.

Вот и поворот. Здесь Хвырь резко изгибалась вправо и несла свои воды дальше в неизведанные земли, что там за поворотом – никто в Чудесатой не знал, иногда находились смельчаки, выжившие из ума и жаждущие новых впечатлений и открытий, уходили на разведку и не возвращались обратно. Неспроста в деревне земли к востоку звали Мертвыми. На повороте Хвырь щерилась обломками камней, торчащими словно обломанные зубы из воды, здесь течение было посильнее, бурлили водовороты, пенилась у камней вода, волны выносили на берег ошметки водорослей, ил, поднимаемый со дна, и мелкую гальку.

Раздался противный скрежет, Ва стиснул зубы, поморщился. И еще один, будто стон волка в глухом лесу, визг ночной птицы и царапанье металла смешались в какофонию. Чудовище ткнулось о торчащие камни, но повело себя крайне странно. Никакой тебе прыти, ловкости, не появились лапы, которые перемахнули бы преграду, не взмахнул плавник, отгоняя пузатую тушу от камней. Ничего подобного. Тварь изумрудно-болотного цвета наваливалась на преграду раз за разом, издавая скрежет, насиловавший уши Ва, затем ее закружило в медленном водовороте, будто чудовище решило немного повальсировать, и течение понесло его к берегу. «Без сознания оно что ли? Ранено?»

Ва застыл за ближайшими зарослями осоки, не обращая внимания на возмущенный гомон жаб, облюбовавших кушери. Прыснули они из-под ног в разные стороны, прыгая по вязкой глине, смешанной с песком, уступая парню свой наблюдательный пост. Чудовище уже было довольно близко. Но выглядело совсем не жутко, как казалось раньше. И выглядело оно безжизненно. Причем не так, что было живым, а потом жизнь у него отняли, или потеряло сознание. Сейчас оно больше походило на какой-то… Дом? Неизвестный Ва механизм? Огромные стеклянные глаза смотрели холодно, без вызова, отстраненно. Нос чудовища то и дело скрывался в воде, будто много весил, и его тяжело было удерживать на плаву. Сейчас диковинная тварь казалась скорее жалкой и совсем не внушала страха.

Ва вышел из зарослей, ступил в воду и сделал пару шагов. Между ним и чудовищем сейчас было не больше тридцати локтей, парень приложил руку к глазам и оглядел металлические темно-зеленые бока со странными приспособлениями, напоминающими скорее дверные ручки. Он уже практически не сомневался, что перед ним бездушный механизм, собранный неизвестно каким умельцем. В душе парня осталось только любопытство, толкающее его вперед, узнать поскорее, что скрывается за этими металлическими боками. Ведь именно поэтому раздавался скрежет, когда механизм задевал подводные камни!

Металлическое нечто скрипнуло, дернулось и остановилось. «Село на мель», – догадался Ва. «Тут уже должно быть мелко». Ноги Ва зашлепали по воде, и он решительно направился к механизму, переставляя вязнущие в песке и иле ступни.

***

Солнце стояло уже высоко, макушку нещадно грело, руки немного тряслись от усталости. Ва посмотрел на своих друзей, которые не могли отвести глаз от диковинного механизма. Только что, используя простую веревку, они вытащили его на берег и теперь обступили со всех сторон, по очереди тыкая пальцами зеленую металлическую поверхность, измазанную илом и порядочно исцарапанную о камни. Вытащили в основном с помощью Громилы, конечно же, Ва сильно сомневался, смогли бы они провернуть это, если бы их самого крепкого и сильного друга не было рядом.

Что нравилось Ва в Громиле – когда его просишь о чем-то, он сначала делает, а потом задает вопросы. Стоял здоровяк сейчас, возвышаясь над всеми, на две головы выше Ва, поводил широкими плечами, теребил заляпанную рубаху на груди, шмыгал носом-картошкой, поправлял намокшую челку, норовившую залезть в глаза. Громила не доверял всему, что не укладывалось в его голове, и чему он не находил объяснения. Вот и сейчас он с опаской взирал на стоявший на песке механизм, а вдруг это происки странных существ с Северных гор или что-то жуткое из Долины Ужаса?

Морковка и Чудик-Шмудик сразу засыпали вопросами еще по дороге к реке, от которых Ва только отмахивался, как от надоедливых насекомых. Мол, все потом, давайте сначала вытащим на берег, а все разговоры после. Но с девчачьим любопытством способно поспорить только любопытство такого товарища, как Чу, как друзья называли его. Ну а что Ва им мог рассказать? Принял за чудовище, потом понял, что ничего общего с живым это не имеет, а перед ним конструкция из металла. Решил позвать друзей, чтобы вытащить севший на мель механизм. Вот, собственно, и все. Это он и постарался изложить тремя предложениями. А что тут еще расскажешь?

– Тааааак, – протянул Чудик-Шмудик. Он уже раз в десятый обошел вокруг, кивая головой своим неозвученным вслух мыслям. – Видите, тут есть колеса? Похожие, как у нас на телегах или повозках. Тоже четыре колеса. И форма ведь похожа, только тут с крышей. Это же повозка самая натуральная. Только зачем из железа? Это какая лошадь нужна, чтобы ее тащить на себе?

У Чу всегда в запасе был ответ, практически на любой вопрос. Даром, что часто неправильный. Но это нисколько не смущало друга. Он постоянно фонтанировал идеями, что-то придумывал, пакостничал, пусть и довольно безобидно. Ростом, в отличие от Громилы, он не вышел. Выглядел щуплым на фоне всех остальных, был даже ниже Морковки, но, когда надо, смелости, а порой и безрассудности, ему было не занимать.

– Знаете, не хочется соглашаться вот так сразу, – Морковка улыбнулась Ва, бросила взгляд на его ноги и подмигнула, будто намекая на инцидент с тиной, – но наш милый Чу, возможно, прав.

– Возможно?! – вспыхнул Чудик-Шмудик. – Да что ты можешь…

– Тише, – рука Морковки легла на плечо Чу, – не кипятись. Можно подумать, что ты всегда у нас прав.

Морковка тряхнула головой, огненно-рыжие волосы разметались по плечам словно пламя разбросало языки потревоженного костра. Нос наморщился – девушка всегда так делала, когда спорила с кем-то. Ва обожал эту привычку.

– Ну, хорошо, допустим, это повозка. – Ва окинул взглядом механизм с налипшими водорослями. – Но откуда она здесь? И чья она? Разве у наших есть такие?

А Чудик-Шмудик уже возился с ручкой, дергая ее неистово на себя.

– Эй! – только и успел окрикнуть его Ва, как щелкнуло что-то, и боковая панель механизма уехала в сторону. Хлынула вода вперемешку с илом, забившаяся внутрь, пока механизм был в реке.

– Да это дверь, смотри! – восторженно выкрикнула Морковка, заглядывая поверх плеча Чу. – Фу, как воняет!

Внутри обнаружились сидения, какие-то рычажки и круг, повернув который, друзья заметили, что вращаются передние колеса.

– Ах, красота! Ими еще и управлять можно. Да тот, кто придумал такую повозку – гений! – восторгался Чудик-Шмудик. – От дождя защитит, есть крыша, от ветра защитят двери с прозрачными стенками, чтобы был обзор, колесами можно вертеть.

– Ага, – подал голос молчавший Громила, – и лошадь, пока дотащит такую повозку, куда надо, скопытится.

– А что если, в порядке бреда, ей не нужны лошади? – хитро спросил Чу.

– Как это?

– Ну вот так. Что если она сама…едет?

– Сама? – Ва посмотрел удивленно на друзей. – И кто же ее толкает?

– А кто толкает лодку с парусом? Ветер. А кто толкает колесо мельницы? Правильно, вода. Может и тут что толкает, почем мне знать? – Чу выпятил грудь колесом от гордости и своих догадок.

Возразить Ва и друзьям было нечего.

– Ну ладно, ребята, что будем делать-то дальше? Докладывать старейшинам о находке? – Морковка вопросительно окинула лица стоявших рядом друзей.

– Ты нашел, тебе и решать, – Чудик-Шмудик ткнул пальцем в Ва.

– Сегодня праздник, не до этого, давайте пока забросаем ветками и камышом эту повозку, спрячем, а позже подумаем, – предложил Ва.

Возражений не последовало. Громила хотел было что сказать, да махнул рукой и принялся с остальными ломать камыш и собирать ветки по берегу. Худо-бедно повозку спрятали. Если отойти шагов на двадцать, то можно было даже подумать, что недавний ураганный ветер смел ветки в кучу, или дети баловались, собирая мусор по берегу, и только вблизи можно было различить, что там что-то спрятано. Да и маловероятно, что сегодня, когда день перевалил за свою половину, сюда кто-то сунется. Папирусные кораблики вечером будут пускать выше по реке, а здесь, у поворота, где течение становилось более бурным и берег был усыпан множеством острых камней, почти всегда было пустынно.

Возвращались в деревню молча. Каждый думал о своем. Ва проводил своих друзей до центральной площади, откуда каждый побрел в своем направлении. Напоследок Ва погрозил Морковке, давая понять, что знает про ее проделку с лаптями и так просто этого не оставит, но ее улыбка в очередной раз растопила сердце парня. Как тут можно злиться, если эти зеленые глаза смотрят на него так тепло, а улыбка прекраснее любой другой улыбки на свете?

Глава 2. Обратная сторона праздника

Ва любил сумерки, самое таинственное время дня – граница между светом и тьмой. В это пограничное состояние все предметы вокруг становились иными, контур немного размывался, от заходящего солнца веяло теплом и домашним уютом, четкие линии сглаживались, в душе разливался покой и умиротворение. И пусть сегодня было шумно и весело на улицах Чудесатой, пиво и вино лились рекой, жители запускали салюты, а над рекой далеко разносился гомон праздно шатающихся, но на душе было спокойно.

Происшествие на реке ушло на второй план. Ва с друзьями и другими участниками праздника запустили кораблики, сложенные из листов папируса, и наблюдали, как целая флотилия медленно и величественно уплывает в закатных лучах. Выглядело очень красиво. Особенно выделялся на фоне остальных кораблик Чудика-Шмудика: трехмачтовый фрегат с алыми парусами. Чу мастерил его долгие месяцы, готовясь к празднику, и сейчас, выпятив грудь, с гордостью наблюдал, как корабль скользил вперед, оставляя за собой быстро тающий след на воде. Он ничуть не жалел, что отпускает свой поистине шедевр, исполненный скрупулезно до мельчайших подробностей – с тоненькими ниточками канатов, расправленными парусами, вырезанными из высушенных листьев лопуха и вымоченными в охре, чтобы придать им яркий красный цвет, и даже застывшими фигурками, вылепленными из глины, собранной у ручья за домом. «Корабль – для плавания, а не стояния на полке», – заявлял он, и с этим трудно было спорить. «Надо будет, сделаю еще, и даже лучше».

Кораблик Морковки не был столь тщательно сконструирован, но и он являл собой произведение искусства. Вместе с тем было заметно, что он сошел с импровизированных стапелей под надзором женской руки, поскольку имел характерные женские черты, начиная от вклеенных бусинок по периметру кораблика до украшений перьями. «Жаль, не перьями моего курукуна», – не без злорадства подумал Ва, вспоминая утреннюю побудку. А с другой стороны, если бы он не проснулся пораньше, то и повозку на реке не обнаружил бы. Мысль о повозке заставила забиться сердце сильнее. С праздничными хлопотами она ушла на второй план, и вот снова предстала перед глазами парня. «Как поступить дальше?» Наверное, самый разумный выход – утром наведаться к старейшинам. Но до утра времени еще много, а что если вечером сходить и проверить, как там поживает повозка? Он посмотрел на сосредоточенные лица своих друзей – наверняка они захотят составить ему компанию. Возможно, кроме Громилы. Тот не любил все загадочное. Может, и правильно делал.

Праздник подходил к концу. Напоследок грянул салют, осыпая уже темный небосвод буйными красками огней. Пролязгали саблями почетные караулы фуражек, разодетые в праздничные мундиры, улицы и площадь понемногу пустели. Тут и там приводили в чувство особо рьяно отметивших праздник, служивые помогали им разойтись по домам, кому-то и мундир испачкали. Но это случалось из года в год, и фуражки все равно пребывали в хорошем расположении духа – сказывалось общее настроение, а также двойная премия в кармане за несение службы в праздничный день.

Ва, Морковка, Чудик-Шмудик и Громила расположились на небольшой полянке, устланной порядком истоптанной травой – сотни ног впечатали еще сочные зеленые стебли в землю. Мимо изредка проходили фуражки, бросали мимолетные взгляды на четверку друзей и, не замечая ничего подозрительного, а также отмечая, что общественный порядок никоим образом не нарушается, шествовали дальше, заглядывая дальше по закоулкам, вдруг где еще остались особо ретивые пьянчуги, забывшиеся дурманным сном прямо на улице.

Чудесатая была сама по себе небольшой. Сотня домов едва наберется на деревню, зажатую со всех сторон: Хвырь на юге, Северные горы, Овраг к западу, а на востоке небольшая долина упиралась в Стену, которая спускалась до самой реки, а к северу терялась где-то уже среди горных хребтов. Местами Стена была уже разрушена временем, зияли провалы и пустоты, она уже давно не была монолитной и непрерывной. Кто ее построил, до конца было неясно, возможно, эта информация хранилась еще в летописях старейшин. Поговаривали, что Стену возвели предки, слывшие неплохими строителями, но не успевшими поделиться всеми знаниями со своими потомками. Шепотом говорили, что предки умели собирать диковинные механизмы, вроде той повозки, найденной ими в реке, и даже сложнее. И Долина Ужаса – это продукт как раз их предков, эксперимент, который вышел из-под контроля и, возможно, уничтожил этих самых предков. Но верить всяким домыслам – это было не в характере Ва. Иначе голова совсем пойдет кругом.

Но повозка у реки существовала. Как доказательство существования предков? Возможно. Потому что в деревне таких не было ни у кого. И на народы Севера это не похоже – полудикие обросшие шерстью полулюди, или как их называли – обизяны, вряд ли могли бы придумать что-то большее, чем заострить камень или палку. Они и огня-то не знали.

– Ребят, а что если это предки? Говорят же, что они многое умели. Я про повозку, – Ва, наконец, решил высказать то, что донимало его последний час.

– Тоже посещала такая мысль, – поддержал Чу.

А Морковка продолжила:

– А давайте сходим на то место к реке и еще раз посмотрим на нее, вдруг найдем что-то внутри.

– Темно же, – запротестовал Громила.

– Здоровяк, – Чудик-Шмудик слегка улыбался, – так ты можешь не идти, подождать нас здесь. Мы вернемся – расскажем, если найдем нечто любопытное.

– Нет уж, – отрезал Громила. – Я с вами. – Он не испытывал страха, скорее всего разумное беспокойство и опасение перед неизведанным. Но за друзей он переживал больше: а вдруг понадобится его помощь? Ведь не секрет, что из четверки друзей он был самым крепким.

Ва с облегчением и незаметно для других вздохнул. Хорошо, что Громила с ними! Потому что легкое беспокойство он тоже ощущал.

– Но как мы в темноте что-то разглядим?

– Возьмем с собой парочку факелов, – уверенно заявил Чудик-Шмудик. – Не переживай, будет светло как днем. Беру на себя этот вопрос.

– Ну, идем, – Ва кивнул. – Почему бы и нет.

Чем ночь, точнее поздний вечер, так уж отличается от дня? Тем более, если у них будут факелы. И расходиться по домам еще совсем не хотелось.

– Помните, старейшины рассказывали, что предки сами виноваты в своей гибели? – голос Громилы заставил вздрогнуть. – Не смогли остановиться, создали машины зла, которые их и уничтожили.

– Да это не старейшины вроде, – Чу отмахнулся рукой, – не дрейфи. Кто-то спьяну глупости наболтал, обросло легендой – детишек помладше разве что таким пугать.

– Ты с любой машиной зла справишься, – Морковка похлопала Громилу по плечу, поддержала друга. – Посмотри на себя, богатырь! А мы поможем, за спиной прятаться не будем. – Девушка покачала откуда-то взятой палкой, импровизированной дубинкой. Орудие не самое грозное, но увесистое, как минимум шишки и синяки гарантированы.

Ва посмотрел на Морковку, шагающую рядом смело и уверенно, и его опасения вмиг улетучились. «Да что может вообще случиться?» Безжизненный механизм, скорее всего, уже не работающий. Даже если он с прошлой эпохи, построен руками предков! Была бы опасность – с ними уже бы что-то случилось, когда они стояли возле повозки, вытащив ее из воды. Это же просто средство передвижения, судя по его признакам. «Посмотрим, сильно задерживаться не будем, и обратно», – окончательно успокоил себя Ва.

Примерно также думали Чудик-Шмудик и Морковка, но Громила считал иначе. Рано ставший сиротой, натерпевшийся еще в раннем детстве, часто замечавший не только красивый фасад, но и то, что прячется за ним, он, тем не менее, не мог выразить словами, что его мучает. Предчувствие? А на чем оно основано? Все-таки суеверия сейчас не в почете, открыто выскажешь – засмеют. Потому шел и молчал, переживая даже не столько за себя, сколько за своих друзей. Громилу воспитал один фермер, владевший мельницей. И своей крепостью, силой и могучим сложением он был обязан в том числе тому, что приходилось с раннего утра пахать на поле. А иногда ломался механизм – чтоб его, опять механизм! – и ему даже приходилось крутить колесо на мельнице самостоятельно вместе с фермером, который был уже довольно слаб, и скорее мешал, чем помогал. Потом фермер умер, и снова Громилу приютили. Новая семья была неплохой, но теплых отношений не сложилось. И там Громила стал скорее рабочей силой, помощником и работником, чем сыном. Вот такая не самая простая доля для подростка.

Ва тоже достаточно рано лишился родителей, почти три года прошло с тех пор, как его мама и папа в составе экспедиции сгинули за Стеной. Родителей постоянно влекла жажда открытий и приключений, потому они при первой возможности оставляли парня на попечение бабушки, а сами, на скорую руку собрав необходимое снаряжение и продовольствие на несколько дней, пропадали то на склонах Северных гор, то сплавлялись по реке ниже по течению, то даже умудрялись забираться, пусть и не очень далеко, в Пустошь. В одно утро, встав пораньше, Ва застал своих родителей за очередными сборами, это уже было довольно обычным делом в их семье, но цель путешествия на этот раз заключалась в том, чтобы отправиться на восток, далеко за Стену, минуя Город-Призрак. Это был последний день, когда Ва видел своих родителей, позже очередные исследователи нашли какие-то временные места стоянок, некоторые вещи, но мама и папа так и не вернулись. Официально они числились пропавшими без вести, но практически каждый, кто их знал, осознавал, что они вытянули билет в один конец. Ва уже был довольно самостоятельным, он стал жить один. Потихоньку обустроил жилище на свой лад, курукуна вот зачем-то завел.

У Морковки родители были. Она была единственным ребенком в семье, любима и обожаема. И в переделки особо не попадала, в отличие от того же Чудика-Шмудика. С виду вполне себе пай-девочка. А вот Чудик-Шмудик постоянно встревал в передряги. То его поймают фуражки за то, что он устраивал поджоги – один раз даже чудом не сгорел амбар, то побьет стекла в местной школе, то забросает колючками репейника работающих в саду соседей. И это лишь малый список того, что он творил. А еще постоянно пытался что-то изобретать, но редко доводил до конца. После профилактических бесед фуражек с вызванными родителями и виновником-сыном его отпускали, но повторялось все снова и снова. «Пройдет с возрастом», – убеждали себя отец и мать. Тяжело уследить за сыном в семье, где кроме него еще четверо: два брата и две сестры. С возрастом действительно стало попроще, энергию Чудик-Шмудик направил в нужное русло.

Когда они миновали дом Ва, стоявший на самом краю деревни, стало совсем темно. Лишь лунный диск, выкатившийся из-за тучи, освещал дорогу. Идти было легко. Под ногами пружинила земля с еще сочной травой. Наступала осень по календарю, хотя ее дыхание еще не ощущалось. От земли шло тепло, впитанное за жаркие солнечные дни, ступни щекотали невысокие колоски лисохвоста, растущего повсюду под ногами, деревья в лунном свете казались сгустками тьмы, щедро разбросанными по долине. Искрились звезды на небе, колючие и холодные, их внеземной свет приносил с собой налет тоски и бренности всего сущего. Ухала ночная птица, прячущаяся то ли в сухой траве, то ли среди ветвей на дереве. Шебуршились ночные зверьки – полевки и ящерицы.

Тропа свернула вниз по холму, к реке. Ва шагал первым, он знал тут каждый камешек, каждую ямку и выбоинку. Сколько раз он ходил этой дорогой к реке, один или с друзьями! Не счесть. В любое время года, хоть зимой, хоть летом. Тут всегда было спокойно и безопасно. Вот здесь прошлой зимой они с Морковкой катались на сконструированных Чудиком-Шмудиком санях. Было очень весело, Морковка задорно смеялась, в очередной раз нырнув в сугроб, а Ва изображал птицу, рисуя руками крылья на снегу. Горка была довольно крутой, и к ее основанию сани разгонялись прилично, что аж дыхание захватывало. Ва сидел сзади, придерживая Морковку за талию, и чувствовал себя по-настоящему счастливым. В итоге сани наскочили на камень, ребята кубарем скатились по снежному склону, а полозья, не выдержав, сломались. Но Чу тогда нисколько не расстроился, увидев виноватые лица друзей, возвращающих ему сани, сказав, что починит, а если не удастся – сконструирует новые, еще лучше.

А вот здесь в один из жарких летних дней лет пять назад он запускал воздушного змея вместо с отцом. Было ощущение, что это было так давно, еще в прошлой жизни. А потом пришла мама с корзинкой, в которой были ароматные горячие булочки и свежий сыр, они валялись на цветочно-травяном ковре, устилавшем поляну, слушали стрекочущее пение сверчков и наслаждались обедом.

Там, среди деревьев на опушке Ва с друзьями строили домики на деревьях из веток и досок. Домики удались на славу, вышли добротными и даже защищали от непогоды. Они часто торчали тут, читая книжки, рассказывая истории, играя в настольные игры. Славное время! Куда ни брось взгляд, память услужливо подбрасывает воспоминания, чаще счастливые и беззаботные.

Вот и река. В ночи она вяло текла, отливая черным золотом. Луна прочертила дорожку по глади, подернутой еле заметной рябью. Ветра не было. Тихо и безмолвно. Камыш стоял неподвижно, не шелестел, изредка урчали лягушки, тут и там плескалась рыба, и от взмахов хвоста у поверхности воды расходились круги, постепенно тая в общем спокойствии реки.

Они шли по кромке берега, оставляя за собой следы на мокром песке. Вода немного отступила – отлив обнажил пучки темно-зеленых и бурых водорослей, разбросанных беспорядочно. Факелы светили ярко, разгоняя тьму вокруг на добрые двадцать шагов, а то и больше.

– К старейшинам завтра пойдем? – задал Громила мучивший его вопрос.

– Завтра наступит, там и поймем, – Ва не имел привычки спешить и бежать впереди времени. Зачем пытаться предсказать будущее, которое еще не наступило?

– Или себе повозку оставим, – в свете факелов улыбка Чудика-Шмудика выглядела зловеще.

– На кой она нам? Если только Громила будет нас катать, таская за собой на веревке, – рассмеялась Морковка.

Впереди замаячила гора из веток. Здесь уже не было так тихо – на повороте река становилась более бурной, шумела и пенилась вода, кружилась в небольших водоворотах, набрасывалась на торчащие из воды камни.

– На месте, – то ли облегченно, то ли разочарованно выдохнул Громила.

– Куда ж она денется!

Убрать ветки и камыш в сторону заняло совсем немного времени. Факелы воткнули прямо в песок по периметру вокруг повозки. Получился достаточно хорошо освещенный овал. Чу первым дернул ручку, открывая дверь на себя. Внутри пахло сыростью, он плюхнулся на кресло впереди, прямо за круг, который управлял передними колесами.

– Бррр, – поежился он от сырого холодного сидения под собой. И тут же начал рыскать вокруг.

Морковка и Ва залезли следом. Ва сел впереди, а девушка пролезла назад. Ничего особо интересного обнаружить не удалось. Обрывки и клочки странной белоснежной бумаги с размытыми от воды каракулями на ней, пустую небольшую сумочку, связку позвякивающих ключей с брелоком в виде продырявленной монетки. Собственно, а чего они ожидали? Клад и несметные богатства им никто не обещал.

– Ну, куда поедем? – шутливо спросил Чу и начал крутить колесо-круг. Повозка уже порядком увязла в песке, поэтому стоило больших усилий заставить колеса поворачиваться из стороны в сторону. – Все же, это похоже на дар предков.

– Да, или проклятие, – промурлыкала Морковка с заднего сидения. – Или просто бесполезный уже мусор.

– Что там, ребят? – донесся голос Громилы снаружи. Ему было немного не по себе остаться одному, пока друзья вдруг пропали в полутьме повозки.

– Ничего полезного, – подытожил Ва, выбираясь и отряхиваясь – штаны придется стирать, все заляпанные тиной и насквозь промокшие.

Сейчас повозка предков не представляла никакой ценности, груда металла, холодного, безжизненного, испачканного илом, с мутными прозрачными окнами для обзора. И чего они пришли сейчас сюда? Рассказали бы завтра старейшинам, и пусть делают с ней, что захотят. Чудик-Шмудик также выглядел слегка разочарованным. Он уже намеревался вылезти наружу, как вдруг застыл, прислушиваясь.

– Слышите?

Поодаль в кустах раздался треск.

Округлившиеся глаза Ва с ужасом наблюдали, как на границе света и тьмы, в полутьме, куда уже едва доставал свет от воткнутых в песок факелов, из кустов, порыкивая и фыркая, вылезает нечто жуткое. Такое создание можно было встретить только в кошмарных снах: даже отсюда были видны налитые кровью злобные глаза монстра, мощная шея и туловище напоминали здорового быка, но морда была сплюснутой, остроконечные уши стояли торчком, а раскрытая пасть усеяна острыми как маленькие кинжалы зубами, с которых капала слюна. Вдоль выгнутого хребта тянулись костяные наросты, а длинный хвост хлестал как кнут укротителя, вспарывая воздух со свистом и поднимая песок в воздух, когда бил по земле. Лапы усеяли когти размером с ладонь взрослого человека. Ноздри с шумом втянули воздух, принюхиваясь, раздвоенный язык мелькнул в ощеренной пасти.

– Матушка моя, – выдохнул наполовину вылезший из повозки Чу. – Это что за дрянь-то? Фу, мерзость!

Громила побледнел. Не зря его шестое чувство предупреждало о возможной опасности!

– Скорее, внутрь! – крикнул Ва. Единственная здравая мысль – спрятаться в повозке, потому что на открытой местности и без оружия шансов у них против такого монстра нет.

Чу нырнул обратно, Ва был уже возле двери, а Громила все стоял, не двигаясь и смотрел. Тварь пришла в движение, передние лапы немного пробуксовали, отбросив назад комья песка – монстр прыгнул вперед, приземлившись рядом с одним из факелов. Чуть дрогнула земля, дохнуло смрадом, словно запах от полуразложившейся рыбы, застрявшей в комьях водорослей на берегу. Тварь рыкнула, мотнула головой, вязкая слюна полетела в разные стороны.

Тот факт, что Громила застыл как вкопанный, видимо, спасло ему жизнь. Тварь отчего-то прошла мимо и приготовилась к новому броску. А ноги Ва внезапно стали ватными, он все никак не мог заставить свое тело слушаться и прыгнуть в железную повозку. Сзади чьи-то руки схватили его за шиворот и потянули внутрь, голова больно стукнулась о металлический каркас. А затем случилось совсем невероятное.

В тот момент, когда монстр уже был готов прыгать, и его передние лапы оторвались от песка, раздался жуткий крик, похожий скорее на боевой клич. Громила со всего разбега врезался в бок твари, отчего та изменила свою траекторию. Сбитый в прыжке монстр врезался не прямиком в торчащего из повозки Ва, а угодил рядом, рыча от злости. Этого мгновения хватило, чтобы Ва окончательно с помощью друзей забрался внутрь и захлопнул дверцу прямо перед носом клацающей зубами морды. Громила же в это время оббежал повозку с другой стороны и втиснулся на заднее сиденье. Двери захлопнулись, четыре пары глаз с ужасом стали наблюдать за тем, что же будет делать монстр, понимая, что такой твари вполне под силу раскромсать повозку вместе с ее содержимым внутри.

Лапы принялись рвать металлическую обшивку дверей, повозка заходила ходуном, грозясь опрокинуться. Каждый удар лапой оставлял внушительную вмятину на корпусе металлического средства передвижения. Ва начинало казаться, что это решение было ошибочным – они загнали себя в тупик, и теперь не убежать. Может, монстр не умел плавать и следовало просто зайти в реку. Или попробовать добежать до ближайшего дерева и забраться на него, или отбиваться факелами – а вдруг оно боится огня. Но гадать сейчас не было смысла.

– Ребята, сделайте что-нибудь! – в голосе Морковки слышалось отчаяние, она едва боролась со слезами.

Прозрачная перегородка задней двери разлетелась на осколки после очередного удара лапой. Морковка ткнула палкой в появившуюся пасть, попала в глаз твари. Монстр взвыл от боли, зубы щелкнули, дробя импровизированную дубинку девушки на щепки. Следующий удар, пришедшийся в бок повозки чуть не перевернул ее. Несколько долгих секунд, показавшихся друзьям вечностью, она балансировала на двух колесах, затем с грохотом опустилась на песок. Ва и Громила приложились головами о потолок, и хотя он был обит какой-то тканью, из глаз все равно брызнули искры.

Руки не нащупали ничего, что могло бы стать оружием против напавшей твари. Ва глянул вперед сквозь прозрачную перегородку и застыл. Впереди неслись такие же повозки, как и та, в которой они сейчас находились. Только все они немного отличались друг от друга, формой, размерами, цветом. Повсюду горели ночные огни ярким неживым светом, мерцали квадраты огромных строений по обе стороны от дороги, по всей длине которой торчали высокие столбы. Все было так чуждо и непонятно, словно парень на миг окунулся в иной призрачный мир, где даже дышалось по-другому. Или это просто дыхание перехватило от увиденной картинки. Чадили жуткие трубы на фоне темного неба, вдоль дорог, чересчур ровных по сравнению с тропами Чудесатой, сновали люди, груженные сумками и баулами. И все вокруг было столь неприветливо и далеко от понимания, что Ва затряс головой, пытаясь прийти в себя.

Вдруг наваждение исчезло, снова возвращая парня в привычный мир.

Монстр продолжал неистовствовать. Следующим движением острые зубы впились в дверь, протыкая ее как нож тетушки Лилии сливочное масло. Заскрипело железо, выдираемое из петель. Тварь мотнула головой и выдрала с корнем дверцу повозки, отбросила ее в сторону, сбивая один из факелов, все еще торчавших в песке неподалеку. Рассыпались искры по сырому песку, стало темнее. Монстр зарычал, рев на мгновение оглушил Ва и его товарищей.

– Выбираемся! – крикнул он. – Бежим!

Ребята распахнули двери и кубарем выкатились на песок, вскочили на ноги. Сейчас между ними и тварью была изрядно смятая с рваными следами от когтей на корпусе жалкая повозка. Вряд ли это остановит беснующегося монстра.

Ва заозирался, лихорадочно соображая, куда бежать, и в этот момент отчетливо прозвучал какой-то противный писк. Звук напоминал свисток, только был очень пронзительным и… показался Ва властным. Словно окрик, или приказ. Внезапно монстр застыл как вкопанный. Можно было рассмотреть всю внеземную ярость на его оскаленной морде, он жаждал наброситься и разорвать ребят, но отчего-то не мог. Вздулись мышцы на ногах, когти впились в песок, на шее проступили вены. Под глазом монстра кровоточила рана – Морковка все-таки попала своей дубинкой. Кровь стекала по носу и капала на песок. Кап-кап-кап. Зубы щерились и клацали, но тварь оставалась неподвижной. Морковка схватила Ва за руку.

– Медленно, не поворачиваясь спиной, – шепнул Ва друзьям. – Не дергаясь.

Они сделали шаг назад, еще один.

Снова раздался свист из-за спины монстра. Тварь мотнула головой, будто не соглашаясь. Тихо зарычала, выражая возмущение. Еще два свиста, коротких, настойчивых. Монстр нехотя развернулся. Было видно, как он действует против своей воли, но не может не подчиниться чьему-то зову. Он уходил сломленным, но непобежденным. До смерти друзей оставался всего один шаг, но неведомая воля развернула тварь обратно. И Ва готов был поклясться чем угодно, что тот, кто сейчас остановил монстра и управлял им – намного опаснее этого зверя. Сильный зверь уважает более сильного.

Ребята взлетели на пологий холм со скоростью стрелы, Ва при этом и тащил за шкирку Морковку и Чудика-Шмудика, поторапливая друзей, пребывающих в состоянии шока. Пятки сверкали до самого дома Ва. Захлопнулась дверь за спинами беглецов, все в измождении повалились на пол, пытаясь отдышаться.

– Чтобы я… – прохрипел Громила, – хоть раз еще…

– Мы бы не смогли без тебя, здоровяк, – тихо сказал Ва. – Спасибо. Ты меня спас, когда кинулся на этого монстра.

– Да, ты молодчик, – Чу уже почти пришел в себя, похлопал товарища по мощному плечу. – Ну и что это было такое?

Ва и сам хотел бы знать.

– Может, болотная тварь? – Морковка вздрогнула, снова вспомнив оскал на расстоянии локтя от своего лица и страшную вонь из пасти.

– Связано ли она как-то с этой повозкой? – озвучил вопрос Чу, на который ни у кого не нашлось ответа.

– Думаете, оно придет за нами сюда? – Громила тихонько выглянул из окна, но на дворе было спокойно. Никто не ломился через плетень, не долбился в дверь.

– Знаете, если было бы нужно, нас бы уже жрал этот монстр, хрустя косточками. Что-то или кто-то остановил его. Я слышал свист…

– И я, и я, – загалдели вполголоса друзья, подтверждая слова Ва.

– То есть эта тварина вроде домашнего зверька у какого-то психа? – глаза Чу нездорово заблестели от догадки, которая пришла в голову и всем остальным тоже.

Но о своем видении Ва не решился рассказать.

***

На опустевший берег вышел человек. Одернул зацепившийся за растущий под ногами репей подол затертого кожаного плаща, столь неуместного в теплую летнюю ночь. Свет двух уцелевших факелов отразился в солнечных очках, немного криво сидящих на переносице. Поскреб щетину на подбородке, глянул на зажатый между пальцев наспех выструганный из ветки ивы свисток и зашвырнул его в реку. Посмотрел на масштаб бедствия. «Этот мир ждут перемены, и вряд ли приятные», – мелькнула мысль. Даже он иногда был бессилен, хотя монстра Пограничья остановить смог. Еле успел. «Граница уже нарушена». Снял шляпу, провел пятерней по влажным волосам, закурил. Огонек сигареты вспыхнул в ночи, едкий табачный дым окутал лицо. Незнакомец покачал головой, обошел вокруг искореженный автомобиль, пнул от досады спущенное колесо, зарывшееся наполовину в песке.

«Пора, пожалуй». Здесь ему больше нечего делать, по крайней мере этой ночью. Явись он пораньше, масштаб бедствия был бы иным, поменьше. Но время не вернуть вспять, не здесь. Ботинок вдавил в песок докуренную почти до основания сигарету. А когда он поднял ногу, на песке не осталось ни следа от табачного изделия. А спустя миг тень от ближайших кустов растворила мужчину, приняла в свои объятия.

Глава 3. Миром правит порядок

Предрассветный час – самое тревожное время. Если вам довелось проснуться в этот момент, то зачастую вы не сразу сможете понять, где вы находитесь. Это очень тонкая грань, разделяющая тьму и свет. Мерзкое время, где схлестываются «еще не» и «уже не». Еще не утро, но уже не ночь. Мужчина в плаще был не последним посетителем на песчаном пляже Хвыри у того места, где река делала резкий поворот, и где совсем недавно неистовствовал страшный зверь, охотившийся на четверку друзей.

Некоторые люди любят говорить, что самое темное время – перед рассветом, имея в виду, конечно же, не сам факт полного отсутствия света – незадолго до рассвета не так уж и темно – а скорее состояние души. Если в глубокую ночь можно еще встретить на улице праздно шатающиеся парочки или возвращающихся с вечеринок или еще откуда гостей, то перед рассветом улицы настолько пустынны, насколько это возможно.

Возле одного из затухших факелов стоял джентльмен. Аккуратно зачесанные назад седые волосы, гладко выбритое морщинистое лицо, бесцветные глаза. Черный костюм с иголочки: идеально отутюженные брюки, пиджак на три пуговицы, черный тонкий галстук и накрахмаленный ворот белоснежной рубашки, лакированные черные туфли, на которые не попала ни одна песчинка. Он стоял и смотрел на разодранный автомобиль, который оказался тут по большой ошибке.

– Недосмотрел, – выдохнули губы в прохладу едва зарождающегося утра. – Упустил.

Пальцы сжались в кулак так сильно, что побелели костяшки пальцев. «Надо торопиться, времени не так много в запасе». Мужчина как никто другой знал, что весь хрупкий мир держится на балансе определенных сил. И чтобы этот баланс выровнять или удержать, порой требуются титанические усилия. Подчас нечеловеческие. И он неплохо справлялся с данной задачей. Но в последнее время нарушения границ стали все чаще, и это беспокоило стоящего на песке человека. Хотя беспокойство – не совсем верное слово. У людей не найдется такого выражения, точно характеризующего состояние души этого мужчины.

Мистер Контроль, а именно под таким именем он был известен посвященным, покачал головой. Он постарается все тут подчистить, насколько возможно. И вчерашний праздник лета в Чудесатой ему в этом немного поможет. «Может, пора обзавестись помощником?» – мелькнула шальная мысль. А следом совсем уж крамольная: «Или мне уже пора на покой?» Он взмахнул рукой, как бы отгоняя свои же бредовые предложения. Вряд ли найдется еще хоть один такой же на свете, равный Мистеру Контролю. «Не время рефлексировать. За работу!»

Внимание вдруг привлек какой-то небольшой предмет, плавающий в воде неподалеку от того места, где стоял Мистер Контроль. С виду обычная палочка, но своему шестому чувству мужчина привык доверять всегда. Палочка или кусочек ветки качалась на воде, зацепившись за пучок бурых водорослей и упорно сопротивлялась небольшим волнам и приливу, стремящимся к берегу.

Скрипя зубами, Мистер Контроль ступил в воду, поморщился, чувствуя, как прохладная вода реки заполняет его идеально начищенные ботинки. Злость росла с каждым шагом, по мере того, как сильнее намокали брюки. Наконец, когда вода достигла пояса, Мистер Контроль добрел до так взволновавшей его палочки. Рука вытащила из воды рукотворный, наспех выструганный из дерева свисток, отряхнула от водорослей. Пару минут мужчина изучал находку, затем зашвырнул ее обратно в реку. Теперь ему было ясно, что до него здесь побывал еще кое-кто, не принадлежащий этому миру. И он знал, кто это был.

Ладно, с этим вмешательством он тоже разберется со временем. А пока… Он снова направился к автомобилю с уродливыми ранами на его металлических, некогда отливающих изумрудом боках на берегу. Надо закончить с делом, более не терпящим отлагательств.

Когда Мистер Контроль закончил, на песке остались только обломки веток и разбросанные стебли камыша, да два одиноко торчащих из песка затухших факела. На востоке рдело небо, окрашивая все вокруг в алые тона. Величественно всплывало из-за горизонта солнце. Когда его первые лучи коснулись песчаного берега Хвыри, здесь опять было безлюдно.

***

В помещении было тесновато. Столы стояли почти вплотную друг к другу, высились кипы бумаг, туда-сюда сновали фуражки, одетые в синие мундиры и неизменные черно-синие головные уборы, за которые и получили свои прозвища, ставшие официальными. Стоял привычный гомон, обсуждались дела и происшествия, а по воздуху плыл запах травяного чая и булочек. Ва уже бывал здесь. Когда пропали без вести отец и мать, он приходил сюда, отвечал на всякие вопросы, давал показания, больше для формальности.

Душно. Свежий теплый ветерок, проникающий через окна ситуацию спасал мало. Слишком много народу. Ва сидел на грубо сколоченной табуретке напротив фуражки и наблюдал, как тот заполнял какие-то протоколы наслюнявленным грифельным карандашом. Пыхтел, возился, закатывал глаза, выдумывая веские формулировки, шлепал печатью. Со стороны казалось, что он просто занимается бесполезным делом и перекладывает из одной стопки бумажек в другую, попутно черкая там что-то. Скучающая физиономия не выражала абсолютно ничего, но вместе с тем фуражка сидел важно, подбоченясь, не зря ведь пост занимает и ест булочки, запивая травяным чаем.

– Так, – фуражка оторвался, наконец, от кажущейся бессмысленной писанины. Потянул пальцы с хрустом. – Так-так!

Он хмыкнул, маленькие глазки на овальном лице впились в Ва, изучая каждый миллиметр.

– Значит, железная повозка с крышей, монстр, ага. Понятно!

Ва в очередной раз пожалел, что решил прийти к фуражкам и во всем сознаться. Его рассказ получился сумбурным, звучал со стороны нелепо, Ва торопился, запинался. В итоге история вышло дико фантастичной, и поверить в такое мог только яростный фанатик. Ну хорошо, что-то подсказывало, что монстр уже исчез и больше не появится, но ведь повозка, изодранная его когтями, дожидается у Хвыри!

Фуражка выцепил взглядом в толпе ему подобных коллегу помладше, окрикнул, поманил пальцем. Подбежал довольно юный сотрудник, еще не успевший оплыть от преимущественно сидячей работы. Похож на стажера. Даже головного убора, истинную гордость и отличительную особенность представителей закона, еще не выдали, только мундир висел на нем как мешок, будучи на пару размеров больше. Фуражка, сидящий за столом, шепнул ему на ухо несколько слов, указывая на Ва, вручил исписанный листик с показаниями парня.

– Одна нога тут, другая там, – бросил ему устало, и стажер исчез, словно сквозняком сдуло.

– Знаешь, сколько заявок за вчерашний день и сегодня за утро? – обратился фуражка к Ва. Жирный палец ткнул в стопку исписанных листиков. – Кого только не видели жители! Летающих громадных полуптиц-полуконей, драконов, падающие камни с неба.

У Ва округлились глаза:

– Неужели…

– Ага, – перебивая парня отозвался фуражка. – Спьяну чего только не померещится, а мне бегать по вызовам, потом этот бред записывать, потому что так положено, – зло сказал представитель закона.

Судя по фуражке, не особо куда-то он и бегал, скорее это делал за него стажер. Но Ва удержал колкость, готовую сорваться с языка. Практика показывает, что они плохо реагируют на шутки и сарказм.

– Но я не пил! – возмутился Ва. – Ничего не потреблял, – поспешил добавить он.

– Хорошо, кто-то еще видел вашего монстра и эту, как ее, повозку?

Ва представил, что над Морковкой также будут насмехаться и недружелюбно беседовать, а потом еще будет воспитательная беседа с ее родителями. Подставлять девушку расхотелось. Также и с остальными друзьями. Если они еще никому не рассказывали, может, на то были причины? Он отрицательно помотал головой.

– То есть один видел, темной ночью, так? – уточнил фуражка.

Все эти и подобные вопросы звучали уже раз десятый в той или иной форме. Показания уже были записаны-переписаны. Ва кивнул.

– Был трезв, так и записал. Ха. Что ж, патруль уже, наверное, на месте, прочесывает берег, – фуражка зевнул, даже не удосужившись для приличия прикрыть рот.

Затем он снова уточнил адрес, где проживал Ва, пометил себе что-то и отправил еще один исписанный листик в стопку таких же.

– Есть что-то еще, чего я не знаю? И мне следует знать? – судя по тону, фуражка очень желал отрицательного ответа.

Ва уже давно понял, что его принимают за идиота, который, наверное, испугался своей тени поздно ночью. Это в лучшем случае. Или напился и померещилось.

За тягучими расспросами, прерываемыми длительными паузами на очередные бумажки, пролетел не один час. Казалось, что все приключения на берегу были давно, в прошлой жизни. Мир сузился до крохотного помещения, в котором становилось все меньше кислорода. Была рутина, бюрократия, возня фуражек вокруг, и был Ва, жертва, подвернувшаяся так кстати этой машине, поглощающей все на своем пути. И эту машину не волновали мнения и переживания одной личности. Сожрет, перемелет и не подавится. Противное липкое ощущение между лопаток нарастало. Нет, были, конечно, разные блюстители порядка. Не все сидели в кабинетах, кто-то носился по вызовам, патрулировал улицы, пусть и скорее для проформы, так как давно не происходило ничего, что бы требовало от фуражек силового решения проблемы, кто-то поддерживал форму, чтобы не заработать себе болячки от сидящего образа жизни. А остальные жрали булочки, гоняли стажеров по поручениям и исписывали грифельными карандашами бумажки, а затем складывали их в стопки. Было и особое подразделение фуражек – на случай внешнего врага, но те были освобождены от внутренних расследований и бюрократии. Те парни были настоящими бойцами, отрядом специального реагирования.

Вбежал запыхавшийся стажер, Ва обратил внимание, что его ноги все в песке и тине. Ох, сейчас что будет! Ва даже на секунду зажмурился от волнения и предвкушения. «Наконец-то он заткнет рот этому напыщенному фуражке». Он уже мысленно представлял выражение его лица, как физиономия вытягивается от удивления, руки начинают дрожать, а голова лихорадочно соображать, что делать дальше и к кому идти с докладом чрезвычайной важности.

Фуражка слушал доклад стажера, слегка наклонив к нему голову. Как назло, за соседним столом что-то рьяно обсуждали, потому до Ва долетали только обрывки фраз. «Пусто…следов нет…подозрительного…не обнаружено…зафиксировано…факелы».

– Молодой человек, – в голосе фуражки послышалась едва прикрытая злость. – Наш доблестный патруль, – при этих словах щеки стажера зарделись, а сам он, вытянувшись по струнке, стал чуть ли не на голову выше ростом. – Все проверил. Попрошу вас впредь свои сказочные истории оставлять у порога нашего заведения. Ваша фантазия поистине заслуживает похвалы и одобрения, вам бы книжки писать. Но сюда вы обратились явно не по адресу. Советую настоятельно поступить в литературный кружок дядюшки Федора. Он проживает через квартал отсюда, к западу по прямой. А теперь попрошу меня извинить, но дел невпроворот, можешь быть свободен, – и представитель закона демонстративно зарылся лицом в очередные бумажки.

Ва даже не стал прощаться и поспешил на улицу.

– А мы тут тебя ждем, – из-под низко нависшей кроны дерева, растущего в стороне от пыльной дорожки, выглянули Морковка и Чу, когда Ва шествовал мимо. – Сказали тут болтливые люди, что видели, как ты в участок к фуражкам зашел. Решили тебя подождать.

На лицах друзей Ва прочитал невысказанный вслух вопрос и лишь покачал головой.

– Пойдемте, по пути поговорим.

Они шли вдоль разбросанных по долине домов, а Ва рассказывал о том приеме, который оказал ему фуражка, как он насмехался над его словами, но все-таки отправил стажера проверить.

– Вся соль в том, что, по его словам, он ничего не обнаружил на берегу. Ну с монстром, допустим, понятно. А повозка? Доложил, что пусто там, только факелы наши валяются.

– То есть как? – Чу удивился. – Кто ж такую махину упер с берега? Или спрятали?

– Не знаю. Но хочу проверить.

– Ты опять собрался туда? – Морковка вытаращила глаза.

– Да, но вас не заставляю. Я должен проверить.

– Я с тобой, даже не обсуждается, – девушка взмахнула рукой, заранее отбрасывая возможные возражения.

– И я, – подхватил Чу.

И Ва был им благодарен за поддержку.

На берегу и правда ничего не было: ни следов от лап монстра, ни повозки на песке. Валялись только ветки, под которыми они прятали находку, и давно потухшие факелы. Обшарили все ближайшие кусты – единственное место, где можно было бы спрятать повозку. Но туда должны были бы вести следы, ведь не перелетела же она по воздуху. Следы от лап твари исчезли тоже самым загадочным образом.

– Знаете, это все очень и очень странно, – подытожил Чу.

– Если бы я видела все это одна, то я бы подумала, что спятила, – Морковка с досады пнула ветку, попавшуюся под ноги.

– Массовая галлюцинация или мираж? Помните, старейшины рассказывали, что такое иногда возможно.

– Я уже не знаю, во что верить, чувствую себя дураком, – Ва сел на землю, снял лапти. Ступни обжег нагретый солнцем песок. Продолжил:

– Совсем недавно меня посетила идея. Нет, так неправильно. Не идея. Мысль или предположение. Даже догадкой не назову.

Морковка и Чудик-Шмудик сели рядом, заинтригованные. А Ва продолжал:

– Что если наш мир не одинок?

– Как это?

– Я не знаю, у меня нет четкого объяснения, это скорее на грани ощущений. В общем, я не знаю, что приключилось с нами вчера тут на берегу ночью. Но давайте предположим, что это все же было. На минуту, хорошо? Так вот. В тот момент, когда мы забрались в повозку, я посмотрел через прозрачную перегородку впереди, и у меня было видение. Мираж. Я увидел что-то вроде иного мира, где эта повозка смотрелась вполне органично среди таких же ей подобных. И передвигалась она сама, своим ходом. То есть ей не нужна была лошадь, понимаете? Что-то внутри нее заставляло ее двигаться своим ходом и при этом довольно урчало. А снаружи ходили такие же люди, как мы, только одетые по-иному. И стояли странные… дома, что ли. Огромные, выше многих наших деревьев. И я подумал, уже позже, что если мы не одни?

– Ва, дружище, я думаю, что нам пора пересесть в тень, – хохотнул Чу. – Ты малость перегрелся.

– Может быть, – не стал спорить с другом Ва. – Все может быть.

А Морковка просто крепко сжала руку парню. Мол, все будет хорошо.

Друзья разошлись по домам через час, каждый со своими мыслями. От нечего делать и стараясь избежать лишних ненужных переживаний, Ва остаток дня провел во дворе дома. Дел нашлось немало. Сначала он поправил плетень, который просто вопил о том, что его пора починить, а то он рухнет на землю. Параллельно починил прохудившуюся крышу домика для курукуна. Пусть и противная птица, спать по утрам мешает, а все же заслуживает лучшего отношения к своей персоне. А потом Ва косил сорняки до самого захода солнца, так, что натер себе мозоли на руках. Скошенную траву он вынес за ограду и свалил в одну большую кучу.

Вечером после ужина, попивая свежезаваренный чай в плетеном кресле на крыльце, Ва снова вспомнил все события прошедших двух дней. Нельзя отпустить ситуацию, пока не поставишь точку в рассуждениях, не договоришься сам с собой. Вопросов было море, а ответы давать никто не торопился.

Парень не очень верил в одну из версий Чудика-Шмудика о массовой галлюцинации. Разве галлюцинация умеет издавать запах? А точнее нещадно вонять, перехватывая дыхание и вызывая слезы. Так что если монстр не был галлюцинацией, то и металлическая повозка тоже. Гипноз? Но эта версия также трещала по швам, не выдерживая никакой критики. Ва обнаружил повозку задолго до того, как показал ее друзьям. То есть сначала парня подвергли гипнозу, а друзей позже? Кроме того, их показания были идентичны, это надо еще постараться внушить каждому одно и то же. Вдобавок рядом не было никого, кто бы мог их загипнотизировать. Что же это за создание тогда, способное насылать гипноз на расстоянии? В подобное верилось слабо.

Повозка существовала – Ва даже не сомневался в обратном, а потом каким-то образом ее убрали с берега. Возможно, монстр охранял ее от посягательств четверки друзей, охранял ее тайну. Или это были два невзаимосвязанных события. Но кто-то, находящийся вне пределов видимости в тот вечер, отозвал монстра обратно – свист слышали все. В голове свербил и еще один вопрос: было ли случайностью, что именно Ва обнаружил находку? Но поразмыслив, парень все же решил, что это больше похоже на стечение обстоятельств. А что в нем такого? Громила сильнее, Чу умнее, Морковка…просто Морковка – красивая, обаятельная, верная и любопытная. А Ва так, всего по чуть-чуть. Разве что отличала его тяга ко всему необъяснимому. На все хотелось знать ответ.

И за этими думами, сам не заметив, Ва тихонько уснул, сидя прямо в кресле.

***

Аксинья сидела на облепленном мхом камне прямо у кромки воды. Низкое темное небо изредка разрезали несмелые лучи солнца, но тьма снова и снова побеждала, пряча за чернотой яркий свет. В этой борьбе, длившейся уже много тысячелетий, одерживала верх то одна, то другая сторона. Черная и белая полоса. Две стороны воображаемой монеты. Подкинешь ее пару десятков раз, и получишь то реверс, то аверс. Орел или решку – кому как удобнее. Монета не будет ложиться всегда одной стороной кверху. Вода взбеленилась и накатывала яростно на берег, штурмуя камни и отступая, обнажая изрезанный песчаный берег с обточенной галькой. Шипела пена, и в этом потрескивании чудились приближающиеся раскаты грома.

По левую руку у камня дремало невообразимое животное, жуткое, мощное, неподвижное, но излучающее опасность. Мускулы перекатывались под мощной шеей и спиной, по всему позвоночнику росли наросты, а длинный хвост наполовину закопался в прибрежный песок. Внезапно его уши пришли в движение, навострились, глаза приоткрылись, тонкий раздвоенный язык попробовал воздух.

Аксинья посмотрела на своего питомца и тихонько усмехнулась. Поправила оранжевый шарф, немного съехавший набок, провела рукой по распущенным черным как смоль волосам.

– Ты успел вовремя, – казалось, что Аксинья говорит сама с собой. Но вдруг тень у ближайшего дерева пришла в движение, и через мгновение на свет вышел человек. Бессмысленные сейчас солнечные очки, шляпа, давно потерявшая форму, старенький кожаный плащ и неизменная сигарета.

Питомец у ног Аксиньи недовольно зарычал.

– Усмири свою собачку, я не собираюсь с ней играть, мне она порядком уже надоела, – Гор щелчком пальцев отправил окурок в воду, прикурил новую сигарету, глубоко затянулся.

– Ты не любишь домашних животных? – с притворным изумлением спросила Аксинья. – Они же братья наши меньшие.

– Я не люблю твое домашнее животное, – парировал Гор. – И, кстати, не зря некоторые говорят, что домашнее животное – это отражение его хозяина. Если поразмыслить, то в этом что-то есть.

– Когда-то и Пушистик был симпатичнее, годы берут свое, – рука с изумрудным перстнем на безымянном пальце нежно погладила питомца по голове, отчего тот снова принял прежнюю позу, намереваясь снова вздремнуть.

– Ты же понимаешь, я не про внешность. Так что это было? Проверка? Или ты решила убрать единственного, кому по силам…возможно, по силам, – поправил сам себя Гор, – спасти наши задницы?

Аксинья улыбнулась.

– Просто скучно стало. Да и моему милому Пушистику захотелось погулять, откуда же мне было знать, какое место для прогулок он выберет? – зеленые глаза женщины сверкнули недобро, но тут же потухли.

Питомца, по мнению Гора, можно было бы назвать милым только с большущей натяжкой, и то, если бы наблюдатель был близорук или знатно косил на оба глаза.

– Ну, конечно. Ведь ты тут совершенно не при чем. Я все же попрошу тебя воздержаться от подобных эксцессов. Уверен, без этих происшествий станет хоть ненамного, но проще. Или ты хочешь заранее выдать свои намерения? Некоторые особо ретивые блюстители порядка будут только рады. Один из них точно.

– Гор, любезный, разве ты не понимаешь, что все это игра? В конечном счете неважно, что будет со всеми нами. Где-то там будущее уже давно определено.

– Не могу с тобой согласиться. Просто, прошу, – голос Гора стал печальным, и в нем прозвучала забота, – будь осторожнее.

– Какие планы? Что собираешься делать дальше?

– К сожалению, я сейчас могу немногое. Но хотя бы не усложняю наш и его путь. И не играю в игры, – Гор снова покосился на мирно дремлющего сейчас Пушистика и напоследок сказал:

– Может, вернешь ему шерсть? Хоть не такой уродливый будет.

Глава 4. Дом на болоте

Ва давно не снились сны, или он их просто не помнил. Наверное, с того времени, как пропали его родители. Ушли за Стену, и сновидения нырнули следом, затерялись в безвременье, будто и не существовало их никогда. Может, оно и к лучшему, ведь раньше парня частенько беспокоили тревожные абстрактные сны, после которых еще долго невозможно прийти в себя. Просыпался Ва тогда в холодном поту, силясь ухватить ускользающее воспоминание, только что явившееся словно в дурмане, но раз за разом терпел неудачу. Только размытые образы, нагромождения еще стояли некоторое время перед взором.

Исчезли родители, исчезли сны. Вряд ли тут существовала прямая взаимосвязь. Но сегодня, спустя три года, сон приснился. Ва стоял на краю деревни, там, где тропа едва заметно ныряла в низину, и дальше начинались поросшие мхом и низеньким корявым камышом болота. По краям болотистая местность была обрамлена невысокими колючими елями, которые издавна облюбовали неясыти, дожидающиеся сумерек, чтобы выйти на охоту. Ва посмотрел правее, туда, где темнела заброшенная изба, уже начинающаяся разрушаться от времени. Почерневшие бревна перекосились, темные провалы окон отпугивали случайных посетителей, предпочитающих обходить ее стороной. Болото подобралось уже почти вплотную к домику, пройдет еще несколько лет, и оно поглотит его, всосет без остатка, утянет в липкую трясину, как будто и не существовало его вовсе.

Но Ва заинтересовался совсем не домом у болота, прямо перед ним возвышалась фигура человека, слегка размытая, но до боли знакомая. У парня защемило сердце, когда он узнал, кто стоит там, показывая рукой на дом. Вот мужчина обернулся, кивнул Ва и снова указал на избу из бревен. Эти черты нельзя было перепутать ни с кем другим. Длинный прямой нос, небритое, покрытое недельной щетиной лицо, глаза, вечно горящие азартом и жаждой открытий, светлые волосы, тронутые сединой.

– Отец!

Именно он стоял сейчас неподалеку, безмолвно и настойчиво показывая на дом. Фигура стала еще менее четкой, подернулась рябью, будто в воду кинули россыпь маленьких камешков, от которых начали расходиться круги. И тут Ва побежал, что-то крича. Ноги еле слушались, но он упорно двигался вперед, навстречу. А фигура таяла все сильнее. Нога Ва споткнулась о корягу, и парень рухнул лицом в пыль тропинки, еле успев выставить вперед руки. А когда он поднял голову, протирая глаза от грязи, перед ним никого уже не было.

Проснувшись, Ва лихорадочно подскочил и забегал по комнате. Сон казался явью, он заставил сердце биться так сильно, что казалось, оно сейчас выпрыгнет из груди. За окном было еще темно, даже курукун спал. Где-то вдали ухали птицы, в скошенной траве за окном шебуршились полевки или еще какие зверьки. Тихо и спокойно. Но не в душе Ва, там сейчас клокотал ураган. Картинка сна до сих пор оставалась яркой, не затухала, не стиралась понемногу из памяти, как это обычно бывает со снами. Словно недавнее воспоминание, случившееся взаправду. Умом Ва понимал, что это сон, но чувства вопили и не хотели верить.

«А если это разум подсказывает, что делать дальше?» Ва вышел во двор и окунул голову в бочку с прохладной водой на несколько секунд. Полегчало, мысли прояснились. Но воспоминание о сне-наваждении никуда не делось. Пока закипала вода и заваривался травяной чай, Ва размышлял. Если бы не парочка происшествий в последние дни, то он махнул бы рукой и понемногу забыл этот сон. С другой стороны, все это могло быть следствием переживаний из-за последних событий.

«Итак, что же дальше?» Ва хлебнул обжигающий глоток чая, поморщился. Душистые заваренные травы взбодрили парня окончательно. Занимался рассвет, понемногу перекрашивая небо на востоке в алый цвет. Утро было готово ворваться в окружающий мир, стремительно и смело.

Странный дом на болотах действительно существовал и был давно заброшен. Его старались обходить стороной – всему виной была дурная молва. Слухи постоянно подогревались байками, которые сочиняли взрослые у костров, рассказывая их ребятишкам, которые сидели, открыв рты, и внимали с интересом и ужасом. Понятно, что многое было выдумано для того, чтобы дети не совались к болотам, где, само собой, опасно. И, возможно, дом был абсолютно не при чем. Но байки множились, дом обретал все более дурную славу, а на болотах периодически, пусть и достаточно редко, пропадали люди. Захаживали сюда и обизяны, спускаясь с Северных гор – в основном полакомиться морошкой, обильно растущей на благодатной для нее болотистой почве.

Болтали всякое. Одни – что некогда в нем жил отшельник, последний из предков. Мол, он отверг прогресс его сородичей и бежал подальше, а еще, что он свихнулся с ума и предсказывал миру скорую гибель, если они не обратятся к природе. А потом его нашли свои и за какие-то прошлые темные дела расправились с ним прямо на болотах. С тех пор душа его мечется неприкаянная и не может освободиться. Другие говорили, что жил в доме колдун, которому было семьсот с лишним лет отроду, и когда-то на месте болот был благоухающий неописуемой красоты сад, но черная душа колдуна отравила землю. Находились и такие, кто верил, что это портал в страну Шиворот-Навыворот, где все наоборот, и время течет даже по-иному. Но немало было и таких, кто не находил ничего необычного в доме, просто его оставили, когда болота подступили слишком близко, ведь выращивать на такой земле было уже ничего не возможно, а погреба стояли все время сырыми и продукты, хранимые в них, портились и покрывались плесенью.

Верил ли Ва в эти байки? Звучали они не особо правдиво. Но еще совсем недавно он бы ни за что не поверил в то, что с ним произошло пару дней назад. Все течет, все меняется. Ва даже и не заметил, как он пришел к пониманию, что ему обязательно нужно наведаться в Странный дом на болотах. А почему бы и нет? Просто посмотрит одним глазком, и все. Днем, при ясной погоде. И идти не так уж и далеко. Если выйти утром, то к вечеру успеет вернуться обратно, когда солнце еще не закатится за горизонт.

На всякий случай надо предупредить друзей, куда он направляется, чтобы знали, где искать. Но еще слишком рано, и есть время, чтобы собраться в дорогу. Ва приготовил бутерброды из хлеба, ветчины и сыра, набрал воды в бурдюк и сложил все это в наплечную сумку. Достал из чулана длинный нож, потрогал лезвие, остался недоволен и пробежался по нему несколько раз точильным камнем, сильно надеясь в глубине души, что оружие ему не понадобится. А еще взял запасные лапти. Все сборы завершились еще до того, как курукун издал свой клич, выбравшись из домика. И был несказанно удивлен, увидев, что его хозяин шастает по двору в такую рань. Утренняя побудка сорвалась.

Морковка жила ближе всех. Ва зашел с заднего двора, перемахнув через невысокий заборчик и приземлившись на аккуратно постриженную траву. В двадцати шагах стоял низенький одноэтажный дом, построенный вокруг полусухого дуба. Он почесал затылок, вспоминая, какое из небольших окошек ведет в комнату подруги, подобрал с земли несколько ягод высохшей вишни, прицелился и метнул их в окно. «Не ошибся ли?» – мелькнула мысль, и Ва на всякий случай пригнулся за поленницу, сложенную рядом.

Показалось заспанное лицо Морковки. Ва обрадовался.

Морковка нахмурила брови, увидев выглядывающего из-за дров парня.

– Молись, чтобы у тебя была веская причина будить меня в такую рань.

Ва приложил палец к губам, объясняться сейчас с родителями девушки совсем не хотелось – вряд ли они будут пребывать в благостном расположении духа, если он их случайно разбудит. Да и столь ранний визит мог вызвать подозрения и ненужные расспросы. Погрозив кулаком, Морковка исчезла, но уже через минуту Ва увидел, как она вылезает через окно во двор.

Первое, чего удостоился парень, было отнюдь не приветствие. Морковка довольно ощутимо ткнула Ва в плечо и злобно зашипела:

– Только попробуй мне сказать, что опять нашел что-то на берегу и поэтому меня разбудил.

Ва улыбнулся. Морковка выглядела милой, даже когда злилась.

– Просто хотел предупредить. Сам не знаю, зачем. Но я иду к Странному дому. Ты не подумай, я тебя не зову с собой, просто чтобы не искали днем и не поднимали на уши всю деревню. В свете последних событий…

– В свете последних событий, – передразнила Морковка, – ты заслуживаешь крепкого подзатыльника. Ты чего надумал? – девушка схватила Ва за ворот рубахи.

Ва постарался вкратце описать свой сон, понимая, как глупо выглядит сейчас в глазах Морковки. Но та слушала, не перебивая. Хмурилась, качала головой, вздыхала. Когда Ва закончил, Морковка выпалила:

Продолжение книги