Реквием по любви. Искупление бесплатное чтение

© Сладкова Л., 2023

© ООО «Издательство „АСТ“», 2023

Глава 1

Как только Лиза и Соня в сопровождении охраны отправились на прогулку – а по факту навстречу Гордееву, Ирина Павловна тоже удалилась. Бесшумно прошмыгнула внутрь дома, где уединилась с Валентиной Степановной. Что до остальных… в их «развеселой» компании повисла гробовая тишина. Каждый в этот момент думал о чем-то своем. Кто-то нервно курил, приговаривая одну сигарету за другой. Кто-то пребывал в полной растерянности от сложившейся ситуации. А кто-то, снедаемый любопытством, тупо ждал дальнейшего развития событий.

Дмитрий же не обращал внимания ни на кого из присутствующих. Будто конченый безумец, почти не мигая, он всматривался вдаль, провожая Лизу и ее спутников хмурым взглядом. Не мог отвернуться, и все тут. Умом-то он понимал: с ней отправились достаточно опытные ребята. Закаленные. Проверенные. Но на душе от этого… легче не становилось.

Так неспокойно было, что временами даже воздуха на полноценный вдох не хватало. А дышал он часто и жадно. Но за грудиной, один черт, все сильнее и сильнее ныло. Сдавливало. Тянуло. Выкручивало.

Все его нутро противилось такому сценарию. Бунтовало. Интуиция нещадно шарашила по натянутым нервам. В сознании отчаянно пульсировало: «Не отпускай! Не отпускай! Верни!»

Дмитрий даже машинально шагнул вперед да кулаки сжал до онемения пальцев. Но сам же себя и остановил, отмахиваясь от дурных предчувствий: «Устал я, видимо. Загоняюсь уже! Все нормально. Они в безопасности. Да и кто станет рыпаться сейчас, зная, что вернулся сам Прокурор? Никто. Конченым дебилом нужно быть! Или на всю башку долбанутым!»

Здравое зерно в его рассуждениях присутствовало. Однако напряжение, сковавшее мышцы, не ослабевало, и сердце барабанило в висках все сильнее.

Повинуясь до жути странному порыву, он уже реально собирался окликнуть этих «гулён», дабы вернуть обеих домой. Но не успел. В последний момент к нему подошел Пашка. Ободряюще похлопав его по плечу, он тихо буркнул:

– Все нормально, брат?

Дмитрий встрепенулся, хрустнув позвонками затекшей шеи:

– Да. Пока – да.

– Слушай, что-то не торопится этот наш… – он покосился на собравшихся и закончил фразу слегка завуалированно: – Информатор… с признанием…

– Все будет, Соколик! – холодно усмехнулся Похомов. – У него нет выбора!

В гнетущей тишине из-за стола поднялся Матвей. Игнорируя присутствие старших, подошел к ним. Всем своим видом он демонстрировал раздражение. И нетерпение. Скрестив руки на груди (чем уже взбесил Дмитрия основательно), он «предельно вежливо» уточнил:

– Я хочу знать, почему ты не отпустил меня с ними?

От его дерзости ярость кипятком разлилась по телу. Ошпарила кишки.

Играя желваками на скулах, Борзый прищурился, с вызовом глядя на Матвея.

– На то были причины! – произнес он с притворным спокойствием.

– Какие?

– Веские!

Верещагин горько усмехнулся:

– Думаешь, это я? Думаешь, я – крыса?

– Я очень на это надеюсь! – отозвался Дмитрий, практически рыча. – Давно мечтаю всадить тебе пулю в лоб! Так хоть весомый повод появится…

Пашка предусмотрительно вклинился между ними.

– Так, мужики, – попытался он их утихомирить, – хорош быковать-то!

Будто не замечая Соколовского, Матвей гневно прохрипел:

– Ты сильно заблуждаешься на мой счет! Да, мы с тобой терпеть друг друга не можем – это неоспоримый факт. Но я никогда бы не…

– Не трать слова! – резко прервал его Похомов. – Если ошибаюсь – извинюсь!

– На хрен мне не упали твои извинения! – устало бросил Матвей, отступая на полшага. – Неспокойно мне! Неспокойно, понимаешь? Я пойду за ними!

– Ты завалишь хлебало и сядешь на место! – велел ему Прокурор тоном, не терпящим возражений. – Никто и шага со двора не сделает, пока я не узнаю имя той паскуды, которая прогнулась под моих кровных врагов! А любой, кто рискнет… с большой долей вероятности… покойник! Усекли, детишки?

Не желая лишний раз испытывать на прочность терпение Бориса Андреевича, Матвей вновь уселся за стол. Его примеру последовал и Пашка.

А потом пусть нехотя, но подчинился и сам Дмитрий.

И вновь повисла тишина. Давящая. Звенящая. Нервно побарабанив пальцами по столу, он проверил свой телефон. Если верить уведомлениям, сообщение Зарутскому было доставлено. Однако реакции никакой не последовало. И это жутко напрягало. В молчании время тянулось медленно. Но все же на месте оно не стояло. Прошло около пятнадцати минут, когда Мага вдруг заговорил:

– Может, картишки раскинем? Один хрен без дела сидим!

Многим его идея пришлась по душе, и мужики начали шпилить в «Свару».

Дмитрий к игре не присоединился. Его мысли были заняты другим. В голове навязчивым набатом звучали слова Матвея: «Неспокойно мне! Неспокойно…»

Он впервые слышал от него нечто подобное. Оттого и самому становилось тошно. Едва успокоившееся нутро вновь взбунтовалось. Тяжело вздохнув, Борзый долгим взглядом уставился на Верещагина. Затем на Прокурора.

– Борис Андреевич, – начал он, намереваясь отпустить Матвея под свою ответственность, – пусть он…

Завершить фразу ему не удалось – именно в этот момент настойчиво завибрировал его мобильник. Номер звонившего не определился, но Похомов и так прекрасно знал, кто пытается выйти с ним на связь. Однако принимать вызов не торопился. Продемонстрировав телефон смотрящему, Дмитрий твердо произнес:

– Это мой информатор. Говорить он будет только со мной – с другими не станет. Я могу узнать имя крысы прямо сейчас. Но… что я получу взамен?

Черчесов зловеще прищурился:

– Ты совсем страх потерял, щенок? Шантажировать меня вздумал?

– Ни в коем разе! Просто пытаюсь договориться.

– А разменная монета – моя племяшка, стало быть?

– Тебе племянница. Мне – законная жена.

– Бери трубку, сученыш!

– Дай слово! Дай мне свое чертово слово!

– Хрен с тобой! Мы обсудим… мы все обсудим. А теперь… ответь ему!

Удовлетворенно кивнув, Дмитрий положил мобильник на стол, включил громкую связь и, жестом велев всем молчать, холодно рявкнул:

– Да!

– Что за хрень ты мне тут шлешь? – раздался из динамика не менее «приветливый» голос Зарутского. Голос, из-за которого лица присутствующих вытянулись от изумления. Никто не мог поверить, что ему удалось «завербовать» и заставить «говорить» самого Макара.

Тем не менее он говорил. Вернее, продолжал наезжать:

– Прекращай уже этот маскарад! Туфта голимая! Думаешь, я поверю, будто ты причинишь ей реальный вред? Своей собственной жене?

В ту же секунду Дмитрию захотелось разбить телефон к чертовой матери. Ибо… данную новость он озвучил менее часа назад.    А это значило лишь одно: «Он здесь! Предатель… среди нас!»

Глава 2

«Твою мать! – отчаянно пульсировало в сознании. – Твою мать!»

Похомов стиснул зубы до противного скрежета. А кулаки – до хруста костяшек. Его зверски заколошматило от ярости, от лютого первобытного бешенства. Он пристально вглядывался в каждого присутствующего здесь человека, всеми фибрами души желая лишь одного – вычислить ублюдка.

Его мысли были прерваны странным звуком, раздавшимся из динамика телефона. Складывалось ощущение, будто Макар саданул кулаком не то по мебели, не то по стене. А потом вдруг взревел не своим голосом:

– Что ты натворил, мудак? Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Я… я годами прогибался под Гарика! Я безропотно выполнял все его поручения и прихоти! Самые паскудные. Самые мерзкие. Самые… Падла, да когда я сдохну, меня даже в ад не примут! Но… выбора не было. Он приказывал, а я исполнял! Блевал потом часами в туалете, но исполнял! Только так… Только так я мог защитить Лизу! И защищал. Защищал! Пока ты, сука…

– Кого ты там защищал, герой невидимого фронта? – не выдержав, взорвался Борзый. На шее от напряжения взбугрились вены – так сильно он орал, надрывая глотку. – Ее Прокурор защищал все это время! И мой отец!

Макар зашелся в приступе зловещего хриплого лающего смеха.

– Когда ты уже поймешь: они на это не способны! – яростно выплюнул он спустя секунду. – Мстить и сводить счеты – это да! Бесспорно. Здесь им нет равных. И нагнут кого угодно. И с землей сровняют. И город в крови умоют, если придется. Но… они не видят дальше собственного носа. И не в состоянии предотвратить катастрофу, когда это требуется. Вот Черчилль предотвратил бы. И защитил бы как положено. Он людей насквозь видел. Ну… за небольшим исключением. Но Боря – не Кир! Нет у него чуйки брата. Он не стратег. Кого они с твоим отцом защитили? Кого? Иринку Борькину? Или… Маришку, быть может? Где они были, а? Где все они были, когда она умирала? Когда так нуждалась… в них! Не-е-ет! В гробу я видал такую защиту! Они ведь и с Лизой особо не заморачивались. Наивно полагая, что про дочь Черчилля все забудут и никто не станет искать малышку, якобы «спрятали» ее. На деле же тупо подделали ей документы и предоставили им с бабкой другое жилье. А потом, довольные собой, занялись каждый своей жизнью. Да только… люди Гарика нашли Лизу! Почти сразу нашли! Каждый год на свой день рождения я получал от Пескаря открытку. Вернее, фотографию. Ее фотографию! Каждый проклятый год! Из раза в раз она становилась все старше. Росла. Расцветала, превращаясь в точную копию своей матери. Она спала спокойно, даже не подозревая, что каждый день ходит по краю пропасти! Сказать, почему ее не трогали? Или сам мозги включишь наконец? Я выторговал ее жизнь взамен на абсолютную преданность этому ублюдку! Но у нашего с ним уговора был один крохотный пунктик: Лиза должна оставаться… нейтральной и максимально далекой от нашего мира. И все шло отлично, пока один зажравшийся мудозвон… Сука! Ты же ее под удар подставил! Понимаешь ты это или нет? Теперь у него развязаны руки. Теперь она не безобидная девочка, пребывающая в неведении о своем происхождении, а офигенный рычаг давления на тебя, меня, Прокурора и Похома! А также угроза для него самого. Он до усрачки боится всего, что связано с Черчиллем. И с возрастом его паранойя лишь усиливается. Кир нарыл на него кое-что. Весьма лютый компромат. И Пескарь думает, что перед смертью он передал его Марине. А та… своей дочери. Все эти годы мне удавалось убеждать его в обратном. Доказывать с пеной у рта, что Кирилл никогда не посвящал Марину в свои дела. У него был жесткий пунктик по данному поводу. Если он и передал кому эту информацию, то только Боре. До сегодняшнего дня Гарик прислушивался ко мне. Но… новость о твоей женитьбе… все меняет. Что ты натворил? Я больше не смогу защищать ее. Это будет расцениваться как помощь его врагам! Я… не знаю, что мне делать. Падла! Я впервые в жизни не знаю, что мне делать! Я готов растерзать тебя собственными руками!

– Тебе ничего не нужно делать, – напряженно выдавил из себя Дмитрий, пребывая в легком шоке от тирады Зарутского. – Просто… скажи мне, кто крыса… и я все сделаю сам!

Макар вновь зловеще рассмеялся:

– А ты уверен, что оно тебе нужно? Что, если я назову имя человека, которого ты очень хорошо знаешь? Что, если он вхож в твой дом?

Борзый раздраженно хрустнул позвонками затекшей шеи и ядовито выплюнул:

– Говори! Иначе я…

– Зачем? – Из динамика послышался тяжелый, измученный вздох собеседника. – Ты все равно мне не поверишь! Мне никто не поверит, даже если я буду кричать его имя на главной площади города!

– Я – не все! – сухо и надменно уверил его Дмитрий, предостерегающе поглядывая и на Прокурора, и на Ювелира, и даже на собственного отца. Ибо все они еле сдерживались от диалога со своим старым «приятелем». А допустить их вмешательства он никак не мог. – Я поверю!

– Правда? – скептически протянул Зарутский, явно сомневаясь. – Даже если я скажу, что никогда не предавал Черчилля? Что был предан ему как собака?

Глава 3

Он произнес эту фразу с такой интонацией, от которой Дмитрию захотелось немедленно свернуть ему шею. Создавалось впечатление, что Зарутский просто… издевается над ним. Насмехается. Играет. Либо испытывает на прочность его терпение. Тем не менее, играя желваками, Похомов собрал в кулак всю свою выдержку и буквально заставил себя произнести спокойно:

– Все факты указывают на обратное, но… представим, что это так!

– Представим? – Макар дико загоготал.

– Не скалься! – холодно осадил его Борзый. – В подобный бред очень сложно поверить! Скажи еще, что ты ни в чем не виноват и тебя тупо подставили!

Зарутский ответил не сразу. Судя по звуку, льющемуся из динамика, он откупорил бутылку с какой-то жидкостью и отпил прямо из горла.

– Нет, – раздался наконец его усталый вздох. – Меня не подставляли.

Дмитрий не выдержал. Нервы, натянутые до предела, сдали окончательно.

– Ты че, сука, за идиота меня держишь? – рявкнул он настолько громко, что в соседнем дворе залаяла собака. – Черчилля он, видите ли, не предавал! Как же ты тогда среди прихвостней Гарика оказался, если не…

Похомов замолчал резко. Стремительно. Так и не закончив фразу.

Просто внезапно осознал кое-что. И осознал с предельной четкостью.

Не доверяя собственным ногам, он с грохотом опустился на скамейку.

Уперевшись локтями в крышку стола, что было мочи стиснул свои пульсирующие виски и прохрипел, практически сражаясь за дыхание:

– Ты… ты любил Марину. Ты искренне ее любил. Боготворил. А значит, никогда… ни при каких обстоятельствах не причинил бы ей боли. И уж точно не подверг бы ее насилию. Я знаю это наверняка, потому что… понимаю твои чувства, как никто другой. Проще самому себе пулю в лоб пустить, чем заставить любимую женщину так зверски страдать. У тебя никогда не было физической близости с женой Черчесова. Вы… все выдумали, чтобы… Это был план. Чертовски крутой и шикарно обыгранный. Известный лишь вам троим. Твою мать! Ты и правда не предавал его! Все знали о твоих чувствах к Марине. Сыграв на этих знаниях, Черчилль создал идеальную легенду и… собственноручно внедрил тебя к Гарику! Пока Кир был жив, ты работал на него. А когда его не стало, то все равно вынужден был остаться с Пескарем. Но уже для других целей. Жертвуя собой, ты защищал ту, которую любил. И Марина знала об этом. Потому и обратилась за помощью именно к тебе, когда пропала ее подруга Ирина. Наверняка Марина поддерживала с тобой тайное общение вплоть до самой своей смерти. Чтоб мне сдохнуть! Как же я раньше-то не догадался?

Зарутский горько усмехнулся:

– Знаешь, временами ты жутко раздражаешь меня своей заносчивостью, но я должен признать, что всегда считал тебя смышленым пареньком!

– У тебя есть доказательства? Хоть что-то, подтверждающее мои догадки?

– Есть. Были. Но… не у меня.

– А у кого?

– У Марины.

– Где они сейчас?

– Понятия не имею!

– Что, даже не искал?

– Зачем?

– Чтобы обелить свое имя, например!

– Мне давно уже нечего обелять. Я увяз в этом дерьме по самую макушку.

Дмитрий никак не отреагировал на его слова.

Ему не давал покоя еще один факт. Неоспоримый.

– Когда не стало Марины, ты… все равно продолжил защищать Лизу. Продолжил, даже зная наверняка, что не являешься ее отцом. Почему?

– Да плевать мне, кто ее отец! – грубо прогромыхал Макар. – Мне важно лишь… кто ее мать!

Сказать, что ему от услышанного сделалось не по себе, значит ничего не сказать.

Борзый нервно вскочил и, намеренно игнорируя капитально охреневшие лица окружающих, несколько раз торопливо втянул спасительный воздух полной грудью. Так глубоко и жадно, что затрещали ребра.

– Макар, – произнес он сипло, осторожно подбирая слова, – мы оба понимаем: мне больше нечем давить на тебя. Козырей в рукаве у меня не осталось. Но… так или иначе, мы преследуем одну цель. Я должен защитить Лизу. Должен!

– Так защити!

– Помоги! Сдай мне крысу!

Зарутский молчал долго. Очень долго, однако спустя некоторое время все же заговорил:

– Я расскажу тебе одну историю. Верить или нет – твое право.

– Говори уже! – От нетерпения Борзый чудом не стер зубы в порошок.

– Я знаю, какой компромат Черчилль в свое время нарыл на Гарика, – признался Макар. – Где он его спрятал – хороший вопрос. Но если ты найдешь эту нычку, то сможешь прихлопнуть Пескаря, как букашку! Его свои же растерзают. Потому что человек, живущий последние двадцать с лишним лет под этой личиной… вовсе не Гарик!

У Дмитрия едва глаза из орбит не выскочили от подобного заявления.

– В каком смысле? – уточнил он, пытаясь прокашляться.

– В прямом, – прилетело в ответ. – Он кто угодно, только не настоящий Гарик! Об этом мало кому известно, но Черчилль Пескаря знал лично и очень близко. Они по малолетке вместе на одной зоне чалились. Там же Гарик лишился двух пальцев на левой ноге. Стал прихрамывать. Потом их дорожки разошлись на многие годы. За это время Пескарь круто поднялся в Москве. Известным авторитетом стал. Но внезапно попал в автомобильную аварию, обгорел и… вроде как перенес несколько пластических операций. В общем, изменился он до неузнаваемости. И не только внешне. Он не хромает. Все его пальцы на месте. А Кирилла не стало, когда он понял, что к чему. Когда начал рыть под этого самозванца. Но Гарик подсуетился. И ситуацию с женитьбой Черчилля раздули по максимуму, и с общаком. Только вот это все не причина, это следствие. Кирюху любили. Ему простили бы женщину. С общаком сложнее, но все же с братвой договориться можно было бы. Однако Пескарь преподнес эти новости в таком ключе, что толпа просто озверела. А Черчилль не стал пресмыкаться перед шакалами. Так вот… к чему я это все? У настоящего Гарика родных не было – он детдомовский, как и Кир с Борькой. А вот у того, кто живет под его именем, очень даже есть! У него есть сестра, существование которой он тщательно скрывает. И даже племянник имеется. Родной. Собственно говоря, его-то он и внедрил к вам много лет назад. И на руках этого самого племянника… очень много крови. Я уже молчу о том, какую расправу он над Гордеевыми в свое время устроил! Он ведь в этом нападении лично участвовал. Собрал компанию из пяти отморозков. Сам был шестым. Сперва они зверски избили Хирурга и его жену. А когда «наигрались», просто заживо сожгли. И весь процесс… он записывал на камеру! А потом принес эту запись Гарику и включил при всех. Я не смог это смотреть. Меня вывернуло прямо там. Володька… он столько раз спасал нам жизни. Он не заслужил подобной участи. А уж жена его – тем более. Но… Шмель даже Юльку не пощадил!

Дмитрий уставился на телефон, точно на бомбу замедленного действия.

– Кто? – прохрипел он, чувствуя, как внутри все обрывается и стремительно леденеет. А противный липкий пот струится по спине. – Ты… уверен?

– Я ведь сказал тебе: хочешь верь, хочешь нет!

– Ты ведь должен понимать, – густым басом, не выдержав напряжения, вмешался в их диалог Прокурор, – это очень серьезное обвинение! Где доказательства?

Борзый ругнулся в сердцах, опасаясь, что Макар попросту бросит трубку.

Но он лишь замолчал и надрывнее запыхтел в динамик.

– Ну, здравствуй, Боря! – произнес Макар в итоге.

– Здравствуй!

– Ты… все слышал?

– И не только я!

– Что ж, добавить мне нечего.

– Доказательства, Макар! Доказательства! Балаболить любой может…

– Если тебе нужны доказательства, обыщи дом Соколовского! – раздраженно огрызнулся Зарутский. – Ты сильно удивишься, если сделаешь это. И детишек его осмотри как следует. Он вечно на них прослушку вешает, а они даже не подозревают об этом!

Дмитрий застыл на месте точно пришибленный.

Прислушиваясь к своему озверевшему пульсу, он покосился на Сокола.

Боги, на него было страшно смотреть. Он побледнел так, что ни кровинки не осталось в лице. Взгляд пустой. Дикий. Дыхание рваное, сбившееся.

Медленно поднявшись из-за стола, Пашка молча протянул Прокурору свой пистолет. А после принялся остервенело срывать с себя одежду, лихорадочно осматривая каждый миллиметр ткани. И когда нашел какой-то крохотный инородный предмет на внутренней бляшке своего ремня… из его глаз хлынули слезы. От подобного зрелища и Дмитрия скрутило так, что каждый глоток кислорода ощущался концентрированной кислотой. Его будто изнутри что-то разъедало, причиняя зверскую, нестерпимую боль.

Но когда он перевел взгляд чуть левее, все стало еще хуже. В паре метров от беседки стояли Андрей и Вика. Первый был бледен и явно шокирован услышанным. Вторая же… Малышку трясло, точно в сильнейшей истерике. Она беззвучно рыдала, сглатывая соленую влагу.

– Паш, – тихонько позвала Вика своего старшего брата, – это правда, Паш? Все, что сказали про нашего отца, – правда? Он… неужели он убил… он…

Сокол скользнул по ней потерянным взглядом. Ничего не ответил. Вместо этого он обратился к Прокурору:

– Я понимаю, что вскоре произойдет. Об одном прошу: мать с сестрой не трогайте! Даже я не догадывался, а они-то уж точно ни сном ни духом!

Однако Черчесов молчал, напряженно вглядываясь в одну точку.

Впрочем, все молчали. А вот Дмитрий больше не мог.

Приблизившись к другу вплотную, он положил руку ему на плечо.

– Забирай мать, – велел Дмитрий бескомпромиссно, – забирай сестру и уезжай! Как можно дальше!

– Нет! Я не…

– Уезжай! – Теперь Борзый почти рычал. – Ты не при делах!

– Я не брошу тебя в такой момент.

– Бросишь! – Сурово. – Я не хочу потерять и тебя!

– Дим…

– Забирай мать с сестрой и вали из города! Я кому говорю?

– Дружище, это решать не нам…

Прокурор задумчиво прищурился, а после протянул Пашке его же пистолет.

– На сей раз я абсолютно согласен с твоим другом! – вынес он свой вердикт.

Истерика Виктории усилилась. Обессиленно рухнув на колени, девушка в голос выла, раскачиваясь вперед-назад:

– Не может быть! Я не верю… Паша! Паша! Я не верю!

Андрей стоял рядом ни живой ни мертвый.

Внезапно о себе напомнил и Зарутский:

– Боря, Шмель действует не один. Среди ваших архаровцев есть и конкретно его человек. Его личный стукачок. Валентин Кузнецов. Знаешь такого?

Глава 4

В ту секунду Дмитрию показалось, что его парализовало.

От макушки до кончиков пальцев.    Сердце, надрывно тарахтящее всего мгновение назад… теперь камнем замерло в груди.

Воздуха не хватало катастрофически. Борзый задыхался. Но наполнить легкие кислородом не получалось. Не выходило. Собственное тело его предало. Не слушалось. Ужас. Дикий. Паскудный. Примитивнейший ужас пронзил нутро острым раскаленным жалом. Заструился по венам.

– КТО? – Душераздирающий рев отца эхом раскатился по окрестностям.

Макар оставался невозмутим, когда буркнул в трубку:

– Твой начбез, Аркаша! Твой…

– Он с ней! – заторможенно отозвался Прокурор. – Он сейчас с Лизой!

– В каком смысле? – прозвучало из динамика после крохотной паузы.

– На прогулке. Они на прогулке.

– Вашу мать! – истошно завопил Зарутский и спешно сбросил вызов.

И этот самый вопль подействовал на Дмитрия отрезвляюще. Шумно сглотнув, он изо всех сил стиснул в руке телефон, рискуя раздавить гаджет к чертовой бабушке. Подключаться к камерам, установленным по периметру дома, не имело смысла. Их радиус был рассчитан не более чем на двести метров. Чего не скажешь о маячке в кольце Лизы. Активировав программу слежения, Похомов сразу же узнал о местоположении своей Крохи.

Их разделяло больше полутора километров. Далеко. Слишком далеко.

Не дожидаясь распоряжения старших, Матвей нажал кнопку рации.

– Прием! – бросил он дрогнувшим голосом. – Как у вас там дела?

Тишина в ответ. Оглушающая. До жути звенящая тишина.

– Даня? – не оставлял попыток Верещагин. – Доложи обстановку! Все хорошо? Возвращайтесь! Немедленно возвращайтесь! И… начеку будь, понял? Чего же ты молчишь, брат? Какого дьявола ты молчишь? Даня, сука! Отзовись!

Чудом не тронувшись умом от беспокойства, Дмитрий ринулся со двора в сторону своего автомобиля. Но, услышав в рации помехи, резко остановился.

Кто-то пытался ответить им. Не с первой попытки, но у него это получилось.

– Он… не дышит, – донесся до них слабый, едва различимый голос Алмазовой. – Его сердце… почти не бьется. Он умирает. Лешик… тоже умирает!

Борзый и сам не понял, как оказался рядом с Матвеем. Как вырвал рацию из его рук и громко рявкнул, не узнавая своего озверевшего голоса:

– Соня! О чем ты говоришь? Что там у вас случилось?

Вновь помехи. Долбаные помехи. И кнопка, нажатая несколько раз.

А потом вдруг признание, леденящее кровь.

Признание, выворачивающее наизнанку:

– Он убил их! Шмель всех… убил…

После ее слов начался самый настоящий ад. Ад в его душе, мыслях и сердце. Будто со стороны Дмитрий слышал, как Прокурор объявляет общую тревогу. Как ставит всех «под ружье», как назначает план «Перехват». Но сам он, без конца прокручивая в памяти фразу Алмазовой, хотел лишь одного – убивать. Долго и мучительно убивать всех ублюдков, причастных к этому. Остервенело сжав рацию в кулаке, он раскрошил ее, точно хрупкое безе.

Не чувствуя боли, не чувствуя ничего, кроме пламени, пожирающего все его нутро, Борзый таки ринулся к своей машине.

«Нет! Лиза… Нет… Я не верю! И не поверю, пока сам не увижу!»

Очевидно, руководствуясь тем же принципом, с места сорвался и Андрей.

Он намеревался бежать пешком. Однако Дмитрий перехватил его в последний момент и силой запихнул брыкающегося мальца к себе в салон.

– Отвали! – истерически орал Гордеев. – Там же мой брат! И девчонки…

– Я знаю! – рявкнул Борзый, взывая к последним крупицам его здравого смысла. – Но так будет быстрее!

Мертвой хваткой вцепившись в руль, он вдавил педаль газа в пол.

Его автомобиль с ревом, с пробуксовкой сорвался с места, оставив после себя клубы дыма на проселочной дороге. Даже не глядя в зеркало заднего вида, Похомов знал наверняка – мужики последовали за ними. Все, без исключения. Вооруженные до зубов и готовые прийти на выручку в любой момент.

Он выжимал из своей тачки максимум. Неудивительно, что до пункта назначения они добрались очень быстро. Представшая взору картина ужасала. На дороге был брошен автомобиль Алексея. А чуть в стороне, на залитой утренним солнцем лужайке… лежали люди. Бездыханные люди.

Дмитрий уронил голову на грудь. В глазах защипало. Глотку засаднило.

Он не смог заставить себя посмотреть туда. Впервые в жизни… не смог.

«Моя девочка! – пульсировало в сознании кровавыми буквами. – Кроха!»

Пребывая точно в трансе, он схватился за пистолет и снял его с предохранителя, намереваясь пустить себе пулю в лоб, как только увидит среди трупов… ту, без которой не собирался оставаться в этом паскудном мире ни минуты. Свою любимую малышку. Свою… огненно-рыжую жену.

«Ни Бог, ни черт, мышонок! Ни Бог, ни черт! Я всюду пойду за тобой!»

Борзый действительно собирался сделать это. Последовать за ней.

Потому что не защитил. Не уберег. Но сперва, собрав в кулак все свое мужество и стиснув зубы так, что заломило челюсть, он наступил на глотку своему страху и… принялся с хладнокровием маньяка… пристально разглядывать тела. Все безжизненные тела, раскиданные по поляне. Чем дольше он это делал, тем больнее жгло у него в груди. Тем стремительнее ярость порабощала его сознание и отравляла разум точно парами ртути. Среди неизвестных ему личностей Дмитрий увидел Валентина, Григория, Алексея и… Даню. Действуя рефлекторно, он выбрался из автомобиля, приблизился и осмотрелся вокруг еще пристальнее. Фактически в окружении трупов, мертвой хваткой вцепившись в еще одно тело, в голос завывала Соня. А Лиза… Среди погибших ее не было. Ее вообще… нигде не было. Крохотная надежда поселилась в его сердце. Надежда на то, что его малышка жива. Не помня себя, Дмитрий в несколько шагов оказался рядом с Алмазовой и попытался оторвать ее от Гордеева, желая получить ответы. Не вышло. Истерически взвизгнув, та лишь усилила свою хватку. Вскоре к Соне присоединился и Андрей. Глотая слезы, он принялся проверять пульс своего брата. Затем он начал делать ему массаж сердца и искусственное дыхание. Хаотично. Неумело. Но… весьма настойчиво и целеустремленно.

Похомов же проверил пульс у всех остальных. Но, когда очередь осмотра дошла до Верещагина, выдержка ему изменила. Опустившись на колени, он дрожащими руками приподнял Даню. Крепко обнял за плечи, прижимая к своей груди, и зажмурился, ощущая нестерпимую боль за ребрами. Слезы против воли градом потекли по его щетинистым щекам.

Душа на гребаные куски рвалась. Кровоточила.

– Спасибо тебе за все! – прохрипел он, игнорируя болезненный комок в горле. – Мы еще обязательно встретимся, брат! Однажды мы все там будем! Только каждый в свое время. Но знай: я отомщу за тебя! Обязательно отомщу… Клянусь, когда я доберусь до них, они будут завидовать мертвым! Ну, а ты… ты отвоевался, дружище! Покойся с миром!

Глава 5

Дмитрий все еще сидел в обнимку с Даней, когда услышал жуткий, нечеловеческий рев его брата. Матвей орал так громко, так истошно, будто у него сердце из груди прямо на живую выдирали. С корнем. Добравшись до них, он буквально вырвал безжизненное тело Дани из рук Дмитрия.

– Нет! – выплюнул Матвей яростно. – Нет, братишка! Не оставляй меня! Не уходи!

Похомов поднялся на ноги. Смахнул слезы с лица.

– Ну что, сука? Теперь ты доволен? – с ненавистью выплюнул Матвей. – Посмотри на него! Взгляни на моего брата! Запомни эту секунду, потому что… в случившемся есть и твоя вина! Я должен был идти с ним! Должен был прикрывать его тыл! Я… я… Ты все отнял у меня! Если бы ты отпустил меня с ним, Даня остался бы жив! Он… был бы сейчас жив!

Борзый не стал спорить. Лишь отрицательно покачал головой и озвучил:

– Когда твоя боль утихнет, когда твой разум прояснится, ты поймешь! Поймешь, что своим поступком я… пусть и случайно, но спас тебе жизнь. Если бы я не подозревал тебя, если бы отпустил вместе с братом… ты сейчас лежал бы рядом! У нас слишком уж подлый и изворотливый враг!

Нетвердой, шатающейся походкой он вернулся к Андрею и Соне. Последняя билась в самой настоящей истерике, умоляя спасти Гордеева. И даже Ювелир был не в состоянии хоть немного успокоить свою дочь. Собственно говоря, спасением Алексея уже плотно занимались.

Прокурор распорядился вызвать медицинский вертолет и доставить Гордеева в больницу как можно скорее. Краем уха Дмитрий слышал, как Борис Андреевич, Мага и его отец инструктируют остальную часть группы.    Как координируют свои дальнейшие действия по поимке врагов. А также решают вопрос о скорейшем захоронении погибших. Но Похомова сейчас интересовал только один вопрос. Вопрос, ответ на который наверняка знала лишь Соня.

– Что с Лизой? – отчеканил он сухо. Угрожающе.

К несчастью, Алмазова, пребывая в какой-то своей реальности, продолжала безутешно рыдать, никак не реагируя на окружающих.

Она просто не оставила ему выбора. Пытаясь привести девушку в чувство, он схватил ее за плечи и, точно нашкодившего котенка за шкирку, рванул на себя, силой вынуждая подняться с земли. Распрямиться, в конце концов.

А как только этого добился, для пущего эффекта пару раз хлестанул Соню по щекам. И когда она ошарашенно уставилась на него, Борзый повторил ледяным звенящим от напряжения голосом:

– Что с Лизой?

Глаза Алмазовой вновь наполнились слезами.

– Она… она уехала с ним!

– С Соколовским?

– Да!

– Добровольно?

Короткий заторможенный кивок послужил ему ответом.

Как и тихое:

– Взамен на мою жизнь.

Дмитрий заскрежетал зубами, мысленно пообещав себе хорошенько выпороть свою сверхчеловечную женушку за подобные… героические порывы. Но в следующий миг, пристально оглядев Соню с ног до головы, нахмурился. Кивнув на ее жутко окровавленные шорты и на бедра, по которым стекала кровь, он уточнил:

– Ты ранена?

– Нет…

– Точно?

– Да.

– У тебя месячные?

– Нет, я же бере…

– Тогда что это?

Алмазова посмотрела вниз, на свои ноги, и… тотчас же потеряла сознание.

Петр Петрович сразу оказался рядом. Подхватил дочь на руки, пытаясь оказать помощь. А Борзый тем временем направился к старшим. Те как раз спорили наперебой о том, какие шаги следует предпринять в первую очередь, чтобы как можно скорее вырвать Лизу из лап этих ублюдков. Прокурор был в такой безудержной ярости, что готов был в буквальном смысле нашинковать за племянницу добрую треть города, если придется.

– На ней маячок! – перебил их Дмитрий, повышая голос. – Я могу отследить местонахождение Лизы с точностью до метра, но нужно торопиться, пока Шмель не догадался об этом. Мне нужны люди! Много людей. И карт-бланш на ближайшие двадцать четыре часа!

Глава 6

Шмель вел машину так быстро, будто за ним гнался сам дьявол. Надрывая движок. Сжигая сцепление. Вдавливая педаль газа в пол практически до упора. С каждой секундой они удалялись все дальше и дальше от деревни.

От ее дома. Лиза сидела рядом с ним, на пассажирском кресле, и пустым ничего не видящим взглядом таращилась в одну точку. Не пыталась сбежать, не кричала, не закатывала истерик. Знала, что подобным поведением лишь усугубит ситуацию. У ее похитителя в распоряжении имелся пистолет. И стрелял Соколовский весьма недурно. А потому Лиза… просто отвернулась к окну. Просто притихла. Ее страшно лихорадило, но она лишь крепче стискивала кулаки, практически до крови раздирая кожу ладоней собственными ногтями. Пыталась хоть на секундочку, хоть на краткий миг заглушить душевную боль физической. Да тщетно все. Слишком глубоки были раны. Слишком свежи и остры воспоминания. Лизу буквально наизнанку выворачивало от нестерпимого желания заорать во всю мощь своего голоса. Завопить, надрывая связки. До визга. До боли. До хрипоты. Но… она молчала. Горькие слезы безостановочно стекали по ее щекам. Жалили кожу точно острыми иглами. Девушка молча сглатывала соленую влагу, задыхаясь от осознания случившегося. Ее душа огнем горела. Полыхала. Металась и кровоточила. А сердце… на его месте словно огромная зияющая дыра образовалась. Прежде Лизе казалось, что самое страшное с ней уже произошло. Что после убийства матери прямо у нее на глазах, после ее смерти у нее на руках… ее уже ничем не пронять. Ничем не шокировать. Ничем не раздавить морально. Как же жестоко она ошибалась! В голове нескончаемым потоком проносились жуткие сцены свершившейся расправы. И внутри все до предела сжималось. Чувство потери уничтожало.

«Даня! Данечка! – беззвучно выла она, безжалостно кусая губы. – Прости… Прости, дорогой! Ты пострадал из-за меня! Из-за меня. Это случилось из-за меня! Боже, если бы я только знала, чем все закончится…»

Ей было жаль всех, навеки оставшихся на той поляне. Всех без исключения. И защитников, и нападавших. Так или иначе, но все они были людьми.

Хорошими. Обычными. Или же плохими. Но людьми, черт подери!

А теперь их жизни оборвались. Их сердца не бьются. И чего ради?

Лиза судорожно всхлипнула, игнорируя тошноту, подкатившую к горлу.

«А Соня? – подумала она вдруг, ощущая, как от страха за подругу внутренности тугой спиралью скручиваются и конечности цепенеют. – Как там Соня? И Алексей? Господи, нет! Не забирай его! Только не его! Он еще… нужен здесь. Очень нужен. Нам. Андрею. Соне. Их будущему малышу…»

– Не скули! – внезапно рявкнул на нее Соколовский.

Лиза даже не вздрогнула. Рискуя как минимум схлопотать удар по лицу, она смерила его взглядом, полным ненависти, и тихо обронила:

– Я похожа на дворняжку? Или на псину продажную? Нет, Шмель! Скулить – это больше по твоей части! А я… скорблю по людям, которых ты убил!

– Надо же, какая сердобольная выискалась! – Он зловеще захохотал.

– Как ты мог? – Лиза машинально сморгнула набежавшие слезы. – Столько людей лишились жизни по твоей вине! Ты же… своих предал, как тот шакал!

– Они никогда не были моими! – безразлично бросил мужчина, сосредоточившись на дороге. – Долгие годы я был обычным членом банды. Бесправным. Безликим. А потом все перевернулось с ног на голову. Я возвысился. Мой статус изменился. Я стал шпионить за ними. И до сегодняшнего дня виртуозно справлялся со своей задачей!

У нее кровь в венах вскипела от его слов. И разум помутился окончательно. Лиза понятия не имела, откуда в ней взялось столько дерзости. Однако, смерив Шмеля презрительным надменным взглядом, девушка ядовито выплюнула:

– Знаешь, о чем я попрошу Диму, когда все закончится? Я буду умолять его отдать тебя… Матвею! Он растерзает тебя голыми руками за своего брата!

На ее гневную тираду Соколовский лишь иронично хмыкнул:

– Надеешься остаться в живых, когда все закончится?

– Надеюсь, что с Гариком… с твоим ненаглядным Гариком сделают то же самое, что он сделал с моим отцом! – парировала она. – И с матерью!

Мужчина молчал некоторое время, а потом хмуро буркнул:

– Кого-кого, а Маринку мы не трогали. К ее смерти мы непричастны.

– Ложь! – яростно возразила Лиза. – Ты лжешь!

– Нет, – прозвучало невозмутимо. – После кончины Черчилля она стала… главным рычагом давления на Макара. Он же был на ней… на всю башку повернутый. Ради ее безопасности мог сделать что угодно и кому угодно. Нам невыгодно было избавляться от нее. Но не отрицаю – хотелось жутко!

Не в силах более выносить его присутствие, Лиза отвернулась к окну.

«Надеешься остаться в живых, когда все закончится? – навязчиво звучал в ушах насмешливый голос предателя. – Надеешься остаться в живых…»

Противный озноб прошел сквозь ее напряженное тело. Прострелил мышцы.

Безысходность все плотнее окутывала своим плотным коконом.

В какой-то момент Лизавета осознала, что с большой долей вероятности… родных и близких людей больше не увидит. Никогда. Это конец. Точка невозврата. Двигаясь по орбите своей жизни, Лиза подлетела слишком близко к смертоносной черной дыре. И сколько ни противься ее сумасшедшей гравитации, итог один – бездна тебя все равно расплющит. Уничтожит. Поглотит.

«Обидно, – рассуждала девушка с необъяснимой отрешенностью, – но справедливо. Наверное. По крайней мере, никто больше не умрет, защищая меня…»

Образ Данилы, устремившего пустой, безжизненный взгляд в бескрайнее небо, вновь вспыхнул в сознании, обжигая все ее нутро точно кислотой.

Стиснув зубы, Лиза несколько раз втянула воздух полной грудью. Не удостоив Шмеля даже взглядом, она равнодушно спросила:

– Я умру сегодня?

– Это решать не мне! – прилетело в ответ.

– Ах, да! – задумчиво протянула девушка. – До определенного момента я нужна Гарику живой. Именно живой. Что ж… в таком случае, если ты не хочешь, чтобы я попыталась сбежать при первой же возможности, создав тебе при этом лишние проблемы… то выполнишь мою просьбу!

– А ты не попутала, милая? – Грозный мужской рык наполнил тишину салона. – Забыла, с кем разговариваешь? Тебе напомнить?

На сей раз Лиза развернулась к нему лицом. Резко и стремительно. Уставилась в упор, насквозь прожигая взбешенным взглядом, и отчеканила:

– Ты гордишься тем, что предатель и убийца? Серьезно? А как же… твои дети? Семья? Жена? Они тоже гордятся тобой? Любят вопреки всему?

– Еще слово, мокрощелка, и я выбью тебе зубы! – взревел Соколовский.

Лиза лишь фальшиво улыбнулась, продолжая нагло таращиться на него.

– Нет, – обронила она тихо. – И мы оба это знаем. Меня трогать нельзя. По крайней мере сейчас. Поэтому договориться со мной – в твоих интересах!

– Я не отпущу тебя! – Кривая усмешка исказила его лицо. – Не надейся!

– Я не прошу об этом…

– А о чем ты просишь, черт тебя подери? – раздраженно бросил мужчина.

Лиза украдкой покосилась на пистолет, спрятанный под одеждой Шмеля.

Справедливо оценив свои шансы завладеть оружием как нереальные, она смиренно выдохнула, растерев по щекам нескончаемые слезы:

– Ты ведь знаешь, где похоронен мой отец? То есть… мои родители?

Соколовский заметно напрягся. Сжал губы в тонкую линию. Задышал чаще.

– Ну, знаю! И что? – буркнул он спустя некоторое время.

Девушка неопределенно пожала плечами:

– Я ни разу не была у них на могиле…

Глава 7

Вновь его тяжелое рваное дыхание разбавило гнетущую тишину пространства. Вновь короткое «И что?» прозвучало холодно. Резко. Грубо.

– Хочу наведаться к ним, пока жива, – призналась Лиза. – Попрощаться.

Будто не слыша ее, Шмель продолжал гнать автомобиль вперед. Никак не реагировал.

Тогда, цепляясь за призрачную надежду, она принялась убеждать его:

– Чего ты боишься? Сам подумай, это последнее место, где нас станут искать!

– Заткнись! – заорал он вдруг. – Я ничего не боюсь! И никого! Ясно тебе?

– Раз так, – устало отозвалась Лиза, – выполни мою последнюю просьбу!

Только вот наблюдая за тем, как мертвецки побледнел ее похититель, она изумленно выдохнула, осененная внезапной догадкой:

– Ты боишься моего отца! Продолжаешь бояться даже после его смерти! Трясешься от одного лишь имени! Ехать к нему на могилу – пытка для тебя!

На сей раз мужчина просто рассвирепел. Саданув по рулю со всей дури, он чуть не оглушил ее страшным воплем:

– Если не хочешь продолжить путь в багажнике с кляпом во рту – лучше заткнись!

Подтверждая свое нежелание вести дальнейшую беседу, Шмель включил радио, врубив звук почти на всю громкость. Однако музыку не было слышно. Все, что раздавалось из динамиков, – страшные радиопомехи. Что-то сильно сбивало волну. Сперва Соколовский просто переключал станции, пытаясь найти более устойчивый сигнал, а потом вдруг зловеще прищурился, буравя Лизу таким взглядом, словно хотел снять с нее скальп.

– Ах ты мелкая сучка! – процедил он сквозь зубы, останавливая машину и съезжая на обочину. – На тебе либо жучок… либо маячок, так ведь?

От его слов внутри все заледенело. Колени предательски задрожали.

Прекрасно понимая, что выбраться из машины не получится: двери заблокированы, – Лиза напряженно вжалась в спинку пассажирского кресла.

– Я не понимаю, о чем ты гово…

– Закрой рот!

Пристально осматривая ее, Шмель злился все сильнее. Его трясло. Но, когда мужчина вперился одичавшим взглядом в ее обручальное кольцо, затрясло уже Лизу. Первобытный ужас сковал тело. Мышцы окаменели.

«Он понял! – вспыхнуло в сознании. – Он все понял! Мне… конец…»

Проверяя свою догадку, мужчина схватил Лизу за руку и приблизил ее ладонь к магнитоле. Помехи усилились. Зарычав от нетерпения, Соколовский силой сорвал кольцо с ее пальца, чудом не сломав его. Лиза пискнула скорее от отчаяния, нежели от боли. Из ее глаз вновь хлынули горькие слезы.

Шмель еще несколько раз то приближал кольцо к радиоприемнику, то отдалял. Помехи то усиливались, то уменьшались. Затем, крепко ругнувшись… он просто взял… и выкинул подарок Дмитрия в окно.

А вместе с ним рухнули и последние ее надежды на спасение. Прокусив собственную губу до крови, ощущая во рту яркий металлический привкус, Лиза спрятала лицо в ладонях. Она беззвучно рыдала, задыхаясь, как в агонии.

Соколовский же как ни в чем не бывало продолжил движение. Сколько времени они ехали молча, девушка не знала. По ощущениям – около часа.

Наконец Шмель остановил машину, отстегнулся, продемонстрировал ей пистолет и… разблокировал двери, угрожающе буркнув:

– Выходи давай! Только без глупостей, поняла?

Ничего не ответив, Лиза медленно выбралась наружу. Огляделась и в ту же секунду недоуменно уставилась на своего похитителя. Он привез ее на кладбище. Вне всяких сомнений – привез. Они остановились у огромных кованых ворот, за которыми виднелись кресты и могилы. Сердце в груди сжалось до размеров крохотной горошины, стоило лишь представить, что где-то здесь… совсем рядом покоятся ее родители. Ощущая немыслимый трепет каждой клеточкой своего тела, Лиза двинулась в сторону распахнутой калитки. Шмель настиг ее мгновенно. Грубо схватив под локоть, быстро поволок за собой, мешая даже перекреститься как положено. И чем ближе они подходили к могиле ее отца, тем ярче и отчетливее всплывали в памяти Лизы образы и обрывки сцен, связанных с этим местом. Именно этой дорогой однажды мама несла ее на руках. Именно тут, обезумев от горя, она пыталась раскопать могилу мужа. Знала ли мама тогда, что совсем скоро будет лежать рядом? Что чувствовала она в тот жуткий момент? Лиза не знала… Впрочем, спустя несколько минут все мысли одним махом вышибло из ее головы. Она просто лишилась дара речи, когда увидела… это.

Последнее пристанище родителей размером с просторную комнату было целиком выполнено из мрамора. На большущей надгробной стеле высотой в два метра расположили совместный портрет ее родителей. Отец властно и покровительственно прижимал к себе маму. От его взгляда – тяжелого, пронизывающего – хотелось бежать, сверкая пятками. Вокруг изображения имелось бесчисленное количество надписей. От банальных до душераздирающих. Вдоль ограды, начищенной до блеска, величественно возвышались огромные каменные вазы с живыми цветами. Там же – аккуратные столы и скамейки. А на противоположной стороне… Лиза невольно отпрянула, увидев статую отца в полный рост. Почти как восковая фигура, но выполненная из камня. В цвете. Столь реалистично, что отец казался… живым. И это зрелище продирало до дрожи. До мурашек. До холодка, гуляющего по спине. С трудом сдерживая эмоции, она далеко не сразу заметила в самом центре этого обескураживающего сооружения две аккуратные могилки. Мягко ступая по сверкающей поверхности, всерьез опасаясь поскользнуться, Лиза достигла своей цели. Достигла и обессиленно рухнула на колени, зажмурившись до ряби в глазах. Сдерживать слезы она уже не пыталась те градом стекали по щекам.

«Дорогие мои! – шептала девушка про себя, погружая пальцы в землю. – Любимые! Вот я и нашла вас! Наконец-то нашла… – Немного отдышавшись, Лиза продолжила свой внутренний монолог: – Папа, ты был прав. Я глупа как пробка! Теперь я понимаю, почему вы с мамой приходили ко мне во сне… хотели предупредить, да? Уберечь. Раскрыть мне глаза. Но увы! Я не поняла ваших намеков. А теперь уже поздно. Будущее наступило. Сегодня, защищая меня, погибли люди. Один из них был мне безумно дорог. Мамочка… если встретишь его там, передай… передай ему, что мне очень жаль! Я не хотела! Как мне жить дальше с этим грузом? Впрочем, судя по всему, не так уж и долго. Я в руках твоих врагов, папа. Моя жизнь в прямом смысле слова висит на волоске. Меня везут к нему. К человеку, который убил тебя. Но знаешь… я с нетерпением жду этой встречи! Потому что собираюсь уничтожить этого ублюдка! Собираюсь отомстить ему за всех нас! Пусть знает, что ты не забыт! Что твой род продолжает жить! Я та, в ком течет твоя кровь! И если мне все же суждено умереть, клянусь, я заберу его с собой! В самое пекло…»

– Твое время вышло! – раздался за спиной раздраженный голос Шмеля. – Свидание окончено. Идем!

Лиза не стала перечить. Растерла по щекам соленую влагу. Трижды погладила родительскую могилу. Перекрестилась. Поднялась с земли и медленно побрела прочь. Но, проходя мимо статуи отца, не сдержалась.

Всхлипнув, она ринулась прямиком к ней и обняла холодную каменную глыбу.

Умом Лиза понимала, что ведет себя крайне странно, даже пугающе, однако поделать с собой ничего не могла. В шоке от ее поведения был и Шмель.

Он буквально силой оторвал Лизу от монумента, грозно зашипев:

– Если не прекратишь этот цирк, я прострелю тебе колено!

Его угроза подействовала. Девушка послушно засеменила рядом со своим похитителем, с трудом переставляя ноги. Однако что-то заставило ее обернуться в последний момент. И в голове внезапно стало пусто. Разглядывая статую, портрет на стене, а также вспоминая фото отца, найденное в шкатулке, Лиза только сейчас поняла кое-что…

– Лысый!

– А? – недоуменно посмотрел на нее Соколовский.

– Отец… он почти лысый! – повторила она чуть заторможенно.

– Ну да! Черчилль стригся практически под нулевку.

– Всегда?

– Сколько его помню!

Лиза нахмурилась, задаваясь одним-единственным вопросом: «Тогда чьи волосы я нашла в маминой шкатулке? Они ведь… точно не его!»

Глава 8

– Что дальше? – устало выдохнула Лиза, когда Шмель снова, угрожая пистолетом, запихнул ее в салон автомобиля, уселся за руль, завел двигатель и рванул с места. – Куда направимся теперь? Отвезешь меня к Гарику?

Он ничего не ответил лишь скрипуче загоготал, надрывая глотку.

Ясное дело, отчитываться перед ней он не собирался. И всем своим видом это демонстрировал. Но… этот его безумный, далекий от адекватного смех жестко резанул по ее и без того оголенным нервам. Задел натянутые струны души. Кровоточащей и в клочья изодранной. Стиснув зубы так, что заскрипела эмаль и заломило скулы, Лиза с ненавистью уставилась на Соколовского. Яростно. Исподлобья.

Внутри нее пробуждалось что-то поистине темное. Животное.

То была жажда крови. Его крови. Его боли. Жажда… отмщения.

«Давай, – нашептывал на ухо кто-то невидимый голосом змея-искусителя, – сделай это! На таких скоростях не выживают. Одно правильное резкое движение, и все будет кончено. Просто выверни руль в сторону. Выбей его из рук этого ублюдка. Он не справится с управлением. Машина слетит с трассы. И все! Гарантированная смерть. Мгновенная смерть. Для обоих…»

– Не зыркай на меня… так! – Грозный мужской рев вырвал ее из трясины жутких грешных помыслов. – Я тебе сейчас щелкну! Не зыркай, сказал! Вообще не смотри. Отвернись!

Откинувшись на спинку пассажирского кресла, Лиза зашлась в приступе бесконтрольного смеха. Он и впрямь надеялся запугать ее побоями?

«Нет! – твердо решила она в конечном итоге. – Ты не заслужил такой быстрой смерти! И облегчать твою участь… я точно не стану! Живи, мразь!»

Резко замолчав, она вновь уставилась на него, мстительно улыбаясь. Обескураживая Шмеля своим поведением, почти нежно провела подушечкой указательного пальца по его щеке, скользя от виска вниз до подбородка. Плавно подавшись вперед, Лиза склонилась к его уху.

– Хочу пообещать тебе кое-что, – прошептала она заговорщически, с трудом сдерживая рвотные позывы. – Я буду рядом, Шмель! В ту секунду, когда тебя убьют… я буду рядом! Услышу твой предсмертный крик. Закрою твои глаза в последний раз. У вас на меня грандиозные планы. Знаю. Но я выживу. Даже если ради этого придется лечь под самого Гарика, я выживу. Я матери слово дала. А ты… ты просто сдохнешь! И оплакивать тебя будет… некому!

Она отстранилась раньше, чем мужчина брезгливо оттолкнул бы ее от себя.

Вернулась в исходное положение и пустым взглядом уставилась в окно, даже не пытаясь запомнить проносящиеся мимо них пейзажи.

Конечно, Лиза врала. Меньше всего на свете ей хотелось становиться свидетелем еще чьей-либо смерти. Да и свои шансы на выживание она оценивала как мизерные. Крайне мизерные. Но не призналась бы в этом Шмелю даже под пытками. Только ведь… слова были сейчас ее единственным оружием. Вот она и пыталась ужалить врага побольнее. Хотя бы так. Хотя бы морально. И все же недооценила жестокость своего противника. Его очередная фраза, брошенная с холодной усмешкой, стала ударом. С ноги. Прямо по ребрам. В область сердца. В солнечное сплетение.

– Не волнуйся, мать моя и омоет меня, и оплачет, и грехи мои замолит! Благо жива-здорова. Ты лучше за себя переживай, лапуля. Кто оплачет тебя? Твоя-то мамаша… давно сгнила!

Лиза медленно развернулась к нему лицом, теряя контроль над эмоциями.

Ее трясло так сильно, что зуб на зуб не попадал. Глаза вновь наполнились слезами. Она пыталась огрызнуться, но не могла. Было больно. Слишком больно. В глотку словно раскаленного свинца плеснули.

Лишь с четвертой-пятой попытки она сипло выплюнула:

– Твои дети! По мне будут скорбеть как минимум твои дети!

– Ну да! – Знакомая кривая усмешка. – Конечно!

– По мне! – возразила Лиза с такой непоколебимостью, что сама поверила. – Не по тебе!

Соколовский разозлился. Черты его лица исказились от лютой едва сдерживаемой ярости. И все же он сдержался. Бить ее не стал. Однако судя по тому, как остервенело стиснул руль, хотел отчаянно. Вместо этого, грязно ругнувшись, мужчина включил музыку, врубив громкость на максимум. Игнорируя острое желание заткнуть уши, Лиза в который раз отвернулась к окну. Она не понимала, что чувствует. Эмоций было слишком много. Они выворачивали ее наизнанку. Сжигали, точно в адском пламени.

Перед мысленным взором Лизы воскрес образ матери. Вот она обнимает ее на школьном крыльце. Целует. Заправляет за ухо выбившуюся прядь волос. Сильная. Несгибаемая. И красивая до умопомрачения. А всего мгновение спустя лежит все на тех же ступенях и задыхается в предсмертной агонии.

Слез больше не было. Лишь до крови прокушенная губа. Лишь ногти, еще сильнее впившиеся в ладони. Лишь лютая ненависть, полыхающая внутри.

Вскоре образ матери сменился не менее жуткими картинками недавнего прошлого. Память услужливо вернула ее на поляну, усеянную трупами.

К Дане, устремившему в небеса свой безжизненный остекленевший взгляд.

К Соне, рыдающей над телом Алексея, избитого до полусмерти.

«Соня. Моя милая Соня. Я оставила тебя там… совсем одну. Наедине со своей бедой. В окружении погибших людей. Ты… бойкая, смелая, решительная и сильная. Но, родная, на твоих глазах прежде никто и никогда не умирал. Это страшно. Это жутко. Умоляю тебя, не сломайся!»

В тяжелых размышлениях прошло еще несколько минут. А потом… Лиза и сама толком не поняла, что именно привлекло ее внимание. Что заставило покрыться мурашками и заторможенно уставиться на автомагнитолу.

Сердце дико толкнулось о ребра. Ошалевший пульс загудел в висках.

«Наша песня! – осознала вдруг она. – Под нее мы с Димой танцевали в лесу, в ту ночь, когда он назвал меня своей женой. Когда надел кольцо мне на палец…»

Лиза шумно сглотнула, попутно слизывая с губ остатки соленой влаги. Неожиданно у нее открылось второе дыхание. Дмитрий занял все ее мысли.

«Господи! Да он там, наверное… с ума сходит! На стену лезет от беспокойства за мою жизнь, пока я тут сопли на кулак мотаю! Нет, так дело не пойдет. Как бы больно мне ни было, как бы сильно я ни сожалела о случившемся, ничего уже не исправить. Назад события не отмотать. И мертвых не воскресить. У меня еще будет время для… для… скорби. Но потом. А сейчас – вот прямо сейчас – мне нужен холодный рассудок. Я должна взять себя в руки, включить голову и хорошенько обдумать свои дальнейшие действия. Я сделаю все, чтобы спастись. Чтобы помочь Диме найти меня. Я не сдамся без боя. Я – дочь Черчилля! Я не буду… жалкой!»

Глава 9

Поклявшись себе в этом, она почувствовала, что автомобиль замедлил ход. Шмель сбросил скорость и плавно съехал с основной трассы в небольшой карман, ведущий в лесополосу. Вскоре стало ясно зачем. Там, скрытый густой растительностью от любопытных глаз, их поджидал какой-то внедорожник. Черный, затонированный. Лизе все сразу стало ясно.

«О! Он хочет сменить машину. Все продумал, подлец! Все до мелочей!»

Стараясь ничем не выдать смятения, парализующего нутро, она несколько раз втянула воздух полной грудью. А после насухо вытерла лицо и даже немного пригладила волосы. Весьма своевременно. Из внедорожника навстречу к ним вышли люди. Мужчины. Лиза насчитала четверых.

Соколовский довольно шустро покинул салон автомобиля и оказался с ее стороны. Распахнув дверь, он точно клешнями вцепился в ее руку и грубо сдернул с пассажирского кресла. Благо реакция у Лизы была отменная.

Она не упала. На землю ступила твердо. И тут же недовольно зашипела:

– Нельзя ли осторожнее? Такими темпами ты меня до Гарика не довезешь!

– Хлебало завали! – прилетело в ответ. – Последний раз предупреждаю!

На языке вертелось множество колких фраз, но девушка сдержалась.

Сжав губы в тонкую линию, она переключила внимание на амбалов, приближающихся к ним:

– Мой новый конвой, стало быть?

Мужчина лишь коротко кивнул, подтверждая ее догадку.

– Шмель? – обратился к нему первый подоспевший. – Как все прошло?

– Есть потери, – равнодушно отмахнулся Соколовский. – Но цель достигнута!

– Как дальше действуем?

– По плану! Строго по плану!

Шмель демонстративно вручил собеседнику ключи от своего автомобиля.

Лиза же тем временем пристально вглядывалась в лица оставшихся мужчин. Тех, кто наверняка теперь поедет с ними. И когда ее внимание сосредоточилось на последнем из них… она забыла, как дышать.

Ее прошиб поистине холодный озноб. А трепыхающееся от ужаса сердце покрылось в одно мгновение коркой льда. И воздух закончился в легких. Кошмар, преследовавший ее так часто во сне, стал явью. На нее… в упор, не мигая, взглядом одержимого безумца таращился Анатолий Решетников.

«Только не это! – вопил благим матом инстинкт самосохранения. – Лучше уж смерть! Лучше сдохнуть, чем еще раз оказаться в его лапах!»

Впервые с момента похищения ее охватила почти животная паника. Но внешне Лиза никак не выказала этого. Прилагая неимоверные усилия, дабы не рухнуть в обморок прямо здесь и сейчас, она лениво протянула:

– Здравствуй, Толя! Давно не виделись!

Решетников ничего не ответил. За него это сделал Шмель.

– Вы знакомы? – прозвучало настороженно.

Лиза неопределенно пожала плечами:

– Ну да. Была у нас с ним одна… отвратительнейшая встреча.

– Даже так?

– Угу! – Она скользнула по Толе равнодушным взглядом. – Как поживаешь?

Его глаза превратились в крохотные щелки. Он прекрасно помнил ту «встречу». Ту попытку изнасилования. И тот позорный для него нокаут. Проигрыш, с которым он не смирился по сей день. Лиза знала это. Понимала. Чувствовала нутром. Едва ли от этого становилось легче. Нервно переступив с ноги на ногу, Решетников ядовито выплюнул:

– Лучше всех!

Лиза не осталась в долгу. Выпрямила спину, вскинула подбородок.

– Привет тебе, – хмыкнула она иронично, – от… старшего брата!

Толя поменялся в лице. Побледнел, вибрируя не то от напряжения, не то от первобытной злобы. От переполняющей его ненависти.

– Он здесь? – раздался сиплый шепот. – Кирилл здесь?

Выдержав театральную паузу, Лиза кивнула:

– Да. И что-то подсказывает мне, что вы скоро увидитесь!

На этой развеселой ноте разговор был завершен. Двое из четырех мужчин продолжили путь на машине Шмеля, а Лизу усадили во внедорожник.

На сей раз на заднее сиденье – между Соколовским и Решетниковым.

За рулем оказался один из незнакомцев. Он явно торопился, до упора выжимая педаль газа. При этом отлично ориентировался и не пропускал ни одного поворота. Словно двигался по заранее обговоренному маршруту.

Наконец спустя час-полтора они въехали в какое-то богом забытое поселение. Только приглядевшись, Лиза поняла, куда именно ее привезли.

«Отлично! Вот тут я и умру! Здесь меня никто никогда не найдет!»

То были дачи. Небольшой частично заброшенный дачный кооператив с минимальным количеством постоянных жильцов. С момента, когда миновали КПП, они не встретили ни одного человека. Соответственно, и помощи просить было не у кого. Их внедорожник остановился у аккуратного двухэтажного дачного домика, и Шмель велел всем выбраться наружу. А спустя какие-то жалкие минуты Лиза оказалась внутри.

Ее заперли в одной из комнат. Темной. Затхлой. Без окон. Без мебели. И без надежды на спасение. Сперва она металась из угла в угол, как раненый зверь, стараясь хоть как-то успокоиться. А когда ничего не получилось, то просто свернулась на полу калачиком, размышляя о своей жизни. Так, незаметно для себя Лиза уснула. Сказалась моральная усталость. И физическая. Сколько времени Лиза спала – неизвестно. По ощущениям – не менее двух-трех часов. Однако проснулась она резко. Вскочила на ноги так стремительно, что закружилась голова. Сперва в комнате загорелся свет, а потом… потом дверь в ее каморку со скрипом отворилась…

Глава 10

Цепенея от страха (неизвестность пугала ее до чертиков), Лиза уставилась на дверь широко распахнутыми глазами. Так душевнобольной человек смотрит на плод своего искореженного воображения. На свою галлюцинацию. Со смесью абсолютной беспомощности и ужаса, леденящего кровь. Сердце дико колотилось в груди. Во рту пересохло до противной липкой горечи.

А легкие нещадно жгло от недостатка кислорода – она забывала дышать.

Яростно царапая ногтями стену, к которой прижалась в поисках опоры, Лиза беззвучно бормотала: «Только не он! Господи, только не он!» Но увы. Небеса были глухи к ее мольбам. Плотно прикрыв за собой дверь, шаг за шагом тяжелой твердой поступью к ней приближался Решетников.

Свет от единственной лампочки бил ему в спину. С каждой секундой его тень накрывала ее все больше и больше. Пока не поглотила окончательно. Остановившись в шаге от нее, Толя зловеще прищурился. Его глаза сверкали неестественным лихорадочным блеском. Его тело сотрясала крупная, хорошо различимая дрожь. Его грудная клетка ходила ходуном от напряжения.

Он молчал, но это молчание оглушало сильнее самого громкого крика.

Ожидая нападения в любой момент и реально оценивая свои силы, Лиза нервно сглотнула. Ей бы сейчас хоть что-то тяжелое. Хоть что-нибудь! Скользнув сканирующим взглядом по периметру комнаты и удостоверившись в том, что та была абсолютно пуста, девушка горько усмехнулась. Столько времени прошло с момента их прошлой встречи, а так ничего и не изменилось. Она по-прежнему беспомощна, как червяк!

Обреченно уставившись на своего посетителя, Лиза прокаркала сиплым старушечьим голосом:

– Я знаю, для чего ты здесь! В связи с этим у меня будет к тебе крохотная просьба: когда… когда закончишь то, что задумал… убей меня, ладно?

Анатолий молчал, сурово сдвинув брови. Но спустя пару ударов взбесившегося сердца Лиза все же услышала его шумный вздох:

– Ты нужна Гарику целой и невредимой. Тебя нельзя трогать. Впрочем, кормить тоже нельзя. Разрешено только воду давать, и то раз в несколько часов. Так… чтобы ты ласты раньше времени не склеила…

Закончив разъяснения, Решетников всучил ей маленькую пластиковую бутылку, наполненную прозрачной жидкостью. Лиза вцепилась в нее как в самое смертоносное оружие на свете. Глупо, конечно. Но на безрыбье, как известно, и рак – рыба.

Однако секунды шли, а Толя все не нападал.

Просто разглядывал ее, нервно сжимая кулаки и стискивая зубы. Так, будто желал ей лишь самого худшего. Так, будто ненавидел всем сердцем.

Наконец, резко тряхнув головой, точно в попытке избавиться от каких-то навязчивых мыслей, Анатолий холодно бросил:

– Сиди тихо и не высовывайся. Сбежать не пытайся – дохлый номер. Старшие решили усилить твою охрану. Теперь в доме кроме тех, кого ты уже видела, еще десять мужиков, вооруженных до зубов.

Лиза так и застыла с разинутым от изумления ртом.

– Я, безусловно, польщена, – произнесла она, немного заикаясь. – Но… вы мне явно льстите. Едва ли я в состоянии справиться… даже с одним тобой!

От его зловещей улыбки мороз прошел по коже.

– Ну, ты же умная девочка! – Кривая усмешка исказила черты его лица. – Должна понимать, что тебя ищут!

– Похищая меня, вы ожидали чего-то другого?

– Чего мы точно не ожидали, так это того, что Борзый возьмет все в свои руки! Что Прокурор позволит ему действовать… своими методами! Ты даже не представляешь, что сейчас происходит в городе! Не представляешь, что творит твой благоверный!

Схватившись за стену, дабы не упасть, ведь голова закружилась просто чудовищно, Лиза тихо обронила:

– Дима?

– У тебя есть кто-то еще? – Иронично, насмешливо. – Это новость!

– И что же он… творит? – уточнила девушка дрогнувшим голосом. – Что именно?

Решетников загоготал. А когда вдоволь насмеялся, прошептал заговорщически:

– Сама-то как думаешь? – Она промолчала. На душе стало тяжко вдвойне. – Я ведь предупреждал тебя однажды: Борзый – зверь! – почти ласково шепнул Толя. – Зверь, которого сегодня… разбудили!

Лиза воинственно вскинула подбородок и яростно выплюнула:

– Я видела настоящего зверя! Уверяю, он выглядит совсем иначе!

– Я не собираюсь убеждать тебя в обратном! – равнодушно пожал плечами мужчина. – Мне плевать и на Прокурора, и на Пескаря, и даже на твоего драгоценного мужа! Совсем скоро меня здесь не будет. В ближайшее время я планирую свалить из страны. Подамся куда-нибудь, где никто из них меня не достанет, и начну все с нуля! Я устал. Я запутался. Я просто хочу… хочу…

Не закончив фразу, Решетников уселся прямо на пол, подперев спиной входную дверь. Он пустым, безжизненным взглядом уставился в одну точку. Казалось, будто он собирается спросить о чем-то. Впрочем, Лиза и сама догадывалась, о чем именно. Только она намеренно время тянула, собираясь с мыслями. Последовав его примеру, Лиза уселась у противоположной стены.

Откупорив бутылку с водой, она сделала несколько жадных глотков и плотно закрыла крышку. Машинально поглаживая гладкий пластик, Лиза предположила:

– Хочешь спросить меня о своем брате?

Толя вздрогнул. А потом застыл, подобно каменному изваянию.

– Как у него сложилась жизнь? – услышала Лиза спустя несколько минут напряженного молчания. – Мы столько лет не виделись! Каким он стал?

– Взрослым! – Максимально простой ответ. – Кирилл показался мне взрослым, состоявшимся человеком. Отзывчивый. Сильный. Добрый. Отлично сложен. Симпатичен. Явно пользуется популярностью у женщин. В целом у него все хорошо. Он живет в Германии под зорким присмотром моего дяди. Отучился. Развивает собственный бизнес. Абсолютно легальный. Насколько я поняла, Кирилл уже готов к созданию семьи. Наверное. Так что…

Лиза запнулась, осознав вдруг – Анатолий злится. Ее безобидные откровения породили самую настоящую бурю в его душе. Пыхтя как паровоз, он заскрежетал зубами. А после брезгливо сплюнул прямо на пол.

– Ну, понятно! Козырно устроился – ничего не скажешь!

Подавив зевок, она попыталась возразить своему собеседнику:

– Ты не прав! Он же не виноват в том… в том…

И снова Лиза зевнула от души, чудом не порвав при этом рот. На нее внезапно навалилась вселенская усталость. Веки налились свинцом. Мышцы перестали слушаться, а сознание начало медленно уплывать.

– Что происходит? – пискнула она испуганно, с трудом ворочая языком. – Что со мной? Я… я… нет сил пошевелиться! Что ты сделал? Что-то подсыпал мне?

Решетников коротко кивнул и пояснил:

– Снотворное. Сильнодействующее. Быстродействующее. Безвредное.

– Какого черта? Зачем? Я ведь не сбегаю! Даже не пытаюсь!

– Поверь, это для твоего же блага. Создашь меньше шума.

– Нет! – Яростно. – Нет! Помогите! Эй? Кто-нибудь? На помощь!

Толя оказался рядом в считаные секунды. Дрожащей ладонью провел по ее волосам. По щекам. Затем склонился прямо к уху:

– Тебе никто не поможет! Все спят! Я усыпил их всех…

Глава 11

Горло сдавило невидимым чугунным обручем. Из глаз брызнули слезы. Лиза не могла контролировать их. Просто не могла.

– Ублюдок! – Ее истерический визг эхом отразился от стен. – За что?

– За что? – заорал Решетников, схватив ее за плечи и встряхнув, точно куклу тряпичную. – За что, сука?! Мой брат все эти годы как сыр в масле катался! Он бед не знал! У него все было! Он мог деньгами вместо туалетной бумаги подтираться! А я? Что в этой жизни видел я? Только боль. Только смерть. Предательство. Зона. Кирилл забыл о моем существовании, а я ждал своего старшего брата каждый божий день! Пока он засыпал в теплой кроватке да ел что послаще, меня жестоко избивали приемные родители! И друзьям своим… предлагали время от времени! К тому моменту, когда об этом стало известно органам опеки, я успел возненавидеть свое существование. И… твоих родителей тоже! Они обещали усыновить нас! Обещали защищать, оберегать. Обещали стать нам настоящей семьей. А по факту? Твоя мамаша отняла у меня брата! Единственного родного человека, оставшегося у маленького ребенка. Она отняла у меня все!

– Что ты такое говоришь? – всхлипнула Лиза, переходя на крик. – Они просто не успели! Как раз тогда моего отца и убили! А мама вынуждена была скрываться от его врагов – со мной на руках! И тем не менее она выполнила свое обещание. По ее просьбе дядя Боря забрал из детского дома…

– Только Кирилла! – заорал Толя, пронзая ее безумными покрасневшими от слез глазами. – Его одного!

– Потому что к тому времени тебя уже отдали в приемную семью! – не уступала Лиза. И пусть силы ее стремительно покидали, но голос не подводил. – Они ничего не могли с этим поделать! Лишь когда тебя снова вернули в детский дом, мама попросила Зарутского позаботиться о…

– Заткнись! – взревел Решетников. – Макар усыновил меня по своей инициативе. Никто его об этом не просил! Он сделал это…

– Потому что знал, как ты ей дорог!

– Нет! – Толя разразился смехом, далеким от адекватного. – Он просто любил ее. Любил эту суку! И хотел впечатлить. А сам страдал по ней. Каждый гребаный день. Она всю душу из него вынула. И за это… я убил ее!

Ей показалось, будто ее ударили. Наотмашь. Со всей дури. Не щадя. Воздух закончился в легких. Очертания предметов стали расплываться.

– Что? – выдохнула Лиза сипло, практически из последних сил.

По щетинистой мужской щеке скатилась слеза. Поджав губы, он повторил.

– Ту мразь, которая тебя родила… убил я! – Вновь безумный взгляд, вновь смех, леденящий кровь. – Она хорошо пряталась все те годы. Пряталась у всех на виду. Но наша встреча была предопределена судьбой. К тому моменту мне исполнилось восемнадцать. Я встречался с девчонкой из выпускного класса твоей школы. Она пригласила меня на линейку в честь первого сентября. Там-то я и увидел Марину. Веселую. Улыбающуюся. И столь красивую, что ослепнуть можно. С возрастом она стала еще краше. Я стоял там, будто пришибленный, и никак не мог на нее наглядеться. А потом увидел, кому она улыбалась. Своей маленькой копии. Своей дочери! Исковеркав мою жизнь, так и не став мне матерью, она в любви и счастье растила своего ребенка. Дарила тебе то, что обещала подарить мне. И я решил в тот момент, что ее рыжеволосая красавица должна на собственной шкуре ощутить все прелести этой жизни! Я отошел подальше, спрятался за дерево и достал пистолет. На долю секунды появился соблазн и тебя в расход пустить. Но ты была слишком мала. Слишком невинна. А вот в твою мамашу я выстрелил без тени сожаления! Потому что она это заслу…

Вздрогнув, Решетников распрямился во весь рост и с опаской покосился на дверь. Балансируя на грани обморока, почти ничего не видя из-за слез, стоящих в глазах, Лиза тоже невольно посмотрела в ту сторону.

Крик застрял где-то в горле. В дверном проеме возвышался Макар Зарутский. Лицо его напоминало непроницаемую маску.

Анатолий тут же затараторил, явно сражаясь за дыхание:

– Наконец-то, бать! Я уже волноваться начал. Я все сделал, как ты велел. Подсыпал порошок им в еду и в питье. В доме все уснули. Девчонка тоже вот-вот вырубится. Что будем делать да…

Мужчина остановил его жестом и глухо произнес:

– Подойди!

Решетников подчинился. Остановившись на расстоянии вытянутой руки от своего приемного отца, он застыл, ожидая от того дальнейших действий.

– То, что ты сейчас сказал, – правда?

– Я…

– В глаза смотри!

– Из-за нее страдали мы оба, – еле слышно проговорил Анатолий.

Макар же, сжав губы в тонкую линию, заявил:

– Ты ведь не ее убил, Толя. Ты меня убил.

– Она была…

– Моим воздухом! – прогромыхал Зарутский так громко, что захотелось немедленно прикрыть уши. Да только Лиза не могла и пальцем пошевелить.

Понурив голову, Решетников виновато протянул:

– Мне жаль. Я снова оступился. Бать, прости меня!

Мужчина грустно улыбнулся, пристально вглядываясь в лицо человека, которого вырастил. Которого воспитал. Его глаза неестественно блестели. Будто слезились от зверской, неописуемой боли. Наконец, раскрыв объятия, Макар притянул Толю к себе. Крепко сжал. Ободряюще похлопал по плечу.

– Я прощаю тебя, сын! – прозвучало хрипло. – Прощаю!

А потом раздался страшный хруст, и Решетников безжизненным бревном рухнул на пол: Зарутский молниеносным движением свернул ему шею.

Но Лиза не смогла даже закричать. Она провалилась в спасительную пустоту.

Глава 12

– Ну, как ты? Полегчало немного?

Несмотря на летний зной, Вика обхватила себя руками и зябко поежилась. Не было нужды оборачиваться. Она и так прекрасно знала, кому принадлежит голос, раздавшийся у нее за спиной. Кирилл. Приемный сын Прокурора. Все разъехались в срочном порядке несколько часов назад.

Из мужчин в доме остались только он да четверо вооруженных охранников. Но последние на территорию двора не совались. Патрулировали периметр.

Ирина Павловна тоже осталась. Она не отходила от Валентины Степановны – бабушка Лизы находилась на грани сердечного приступа из-за всего… случившегося. А Вика… Ее по-прежнему трясло. По-прежнему лихорадило. По-прежнему в груди жгло и точно кислотой все ее внутренности разъедало. Животный ужас все сильнее стискивал в своих стальных объятиях.

И убойный транквилизатор в недавней инъекции, приправленный несколькими таблетками успокоительного, почти не действовал. Видимо, слишком много адреналина плескалось в ее крови.

Соколовская разве что рыдать перестала. И на том спасибо!

Дабы ответить на вопрос мужчины, Вика прислушалась к своим ощущениям. Сердце болезненно сжималось в груди, отсчитывая запредельный бешеный ритм. Руки и ноги ослабели, сделавшись ватными. Голова гудела. Голос сел от продолжительной истерики. Горло саднило столь сильно и нещадно, словно она в порыве отчаяния горстями жрала битое стекло. Глаза раскраснелись и болели. Веки припухли. Однако, увлажнив искусанные до крови губы и втянув побольше воздуха в грудь, Вика еле слышно отозвалась, красноречиво кивнув на след от укола на плече:

– Не кричу же больше. Значит, действует.

– Иногда молчание громче любого крика.

– Не могу знать, – безразлично обронила девушка.

Последние часа полтора, не в силах войти в дом человека, которому ее отец так или иначе принес столько горя, она сидела на крыльце.

Тяжело вздохнув, и Кирилл примостился рядом. На ту же ступеньку.

– На вот, – он протянул ей чашку с чаем. – Выпей.

– Спасибо…

Она вцепилась в напиток дрожащими пальцами. Лишь прикоснувшись к горячему стеклу, осознала, до какой степени у нее заледенели руки.

Пить она не спешила. Просто грелась, вдыхая аромат мяты и других трав.

– Все будет хорошо! – прозвучало внезапно.

Вика вскинула на собеседника чуть заторможенный взгляд и протянула:

– М-м-м?

– Когда буря утихнет, все вернется…

– Не останется ничего, – перебила она его, – когда эта чертова буря утихнет!

– Не думай о плохом!

– Как? Как об этом не думать, если жизнь близких мне людей в буквальном смысле слова висит на волоске? А моя собственная…

Кирилл забрал у нее чашку, отставил в сторону и заключил ее ладони в свои. Он смотрел на Вику твердо, но спокойно.

– Тебя не тронут! – заявил он в итоге. – Прокурор дал слово! Ты, твой брат и мать – вы в безопасности!

Девушка горько улыбнулась, чувствуя, как на глаза вновь наворачиваются слезы. Надломившимся голосом она прохрипела:

– А отец?

Мужчина молчал некоторое время. Затем отвел взгляд и отстранился. А когда он заговорил, Вике захотелось сдохнуть.

– Его участь предрешена. Он за все ответит, как только его найдут.

– Папу посадят? – пискнула она со слабой надеждой в голосе.

Кирилл отхлебнул чай из Викиной чашки и коротко кивнул. А она осознала с предельной четкостью, что он всего лишь пытается подсластить ей пилюлю. Вика слабо кивнула ему в ответ, в который раз цепенея от страха. Да, ее отец оказался ублюдком и тираном. Предателем и жестоким убийцей. Умом она это понимала. Только вот сердце, один черт, сжималось в груди до размеров крохотной горошины от одной лишь мысли, что… совсем скоро… его не станет. Его просто убьют. Убьют так же, как убивал он сам. Беспощадно.

И с особой жестокостью. Нервная дрожь в который раз пронеслась вдоль позвоночника. Благо Кирилл вновь отвлек ее разговором.

– Он знал, на что шел. И ни о ком из вас не думал, совершая подобные вещи.

– Да. Это очевидно.

– Поэтому ты должна позаботиться в первую очередь о себе! – твердо продолжал собеседник. – Этот мир жесток. И его не исправить. Можно лишь приспособиться. Повторюсь: не думай о плохом. Твой брат уехал со всеми, но вернется он раньше. С твоей матерью. Все вместе вы отправитесь…

– Нет. – Вика горько улыбнулась. – Паша ни за что не бросит Диму в такой момент. Он не станет убегать. И я не стану. Я никуда не поеду! Здесь мой дом. Здесь мои друзья. Здесь мой… любимый человек!

– Боюсь, у тебя нет выбора.

Глава 13

– Но почему? Почему мы должны скрываться? – пылко воскликнула девушка. – Мы же ни в чем не виноваты! Ни в чем! Мы не знали…

– Ш-ш-ш! – Кирилл прижал ее голову к своему плечу, успокаивая, точно маленького ребенка. – У твоего отца очень много врагов. Теперь, когда всем стало известно о его делишках, под ударом может оказаться любой член вашей семьи. Почему нужно скрываться, говоришь? Ответ прост – на руках Шмеля очень много крови. И за своих близких люди захотят ему отомстить. Непременно захотят. Таков уж… мир криминала. Здесь око за око. Но Шмель-то – один. И отмщен будет лишь тот, кто доберется до него первым. А остальные как же? Ярость от потери родных людей – страшная вещь, Вика. Когда они будут лишены возможности свести счеты непосредственно с твоим отцом, то… с большой долей вероятности попробуют отыграться на его семье. В отличие от тебя, твой брат это понимает. Иначе стал бы он в первую очередь просить, чтобы тебя и вашу мать не тронули? Сама подумай!

Ей не хотелось думать. У нее в голове царил полнейший хаос. Впрочем, как и в душе. Лишь одно Вика знала наверняка. Что готова рискнуть своей безопасностью, только бы… остаться рядом с Андреем. Со своей одержимой любовью. Гордеев давно поработил ее сердце, чувства, желания. Он заразил ее собой. Тем больнее сейчас давались ей мысли о расставании с ним. Ей хотелось выть в голос, ведь она больше… не представляла свою жизнь без него. Из ее глаз вновь хлынули горькие слезы. Потому как… теперь все изменилось между ними. Незримо, но абсолютно точно. Она чувствовала это нутром, но боялась произнести вслух.

«Захочет ли он видеть меня, зная, что мой отец собственноручно убил его родителей и жестоко покалечил единственного брата? – тревожно пульсировало в сознании. – Сможет ли когда-нибудь простить? Или… теперь я ему ненавистна? Презираема? Боже… как все это пережить?»

Вика судорожно всхлипнула, едва контролируя свои эмоции. Еще утром она нежилась в его объятиях. Сходила с ума от дерзких голодных поцелуев и готова была отдаваться ему везде, где он только пожелает. Еще утром она была самым счастливым человеком на свете, ведь вчера он почти признался ей в любви. А сейчас? Что ожидало их сейчас? Неизвестность…

– Я должна быть с ним, – пробормотала девушка вслух. – Должна быть рядом!

Кирилл встрепенулся:

– Что, прости? Я не расслышал.

Растерев по лицу соленую влагу, Вика отстранилась от мужчины.

– Ты говорил, что Алексея и Соню на вертолете доставили в больницу. Андрей отправился с ними. И… он там сейчас совсем один. Сходит с ума от беспокойства за близких. Я нужна ему! Ты можешь узнать точный адрес?

– Не самая лучшая идея, милая!

Вика дернулась от неожиданности, услышав за спиной женский голос. Ирина Павловна стояла в дверях. Взволнованная. Уставшая. И белая как мел.

– По… чему? – уточнила девушка дрогнувшим голосом.

Проигнорировав ее, женщина обратилась к Кириллу:

– Препараты подействовали, Валентина Степановна уснула. Кирюша, побудь с ней. Мне нужен перерыв – у самой сердце заходится. Как проснется – зови.

– Конечно! – Тот без разговоров поднялся на ноги и скрылся в недрах дома.

А наставница Лизы и Андрея обессиленно рухнула на его место. Она молчала, отрешенным взглядом изучая облака над головой. Соколовская же молчать была уже не в состоянии. Она задыхалась.

– Почему вы так сказали? Думаете, Андрей не захочет меня видеть?

Ирина Павловна тяжело вздохнула:

– Я звонила ему несколько минут назад…

– И? – нервно сглотнула девушка. – Есть хоть какие-то новости?

– Да. – Женщина сжала губы в тонкую линию. – Алексей в реанимации. Состояние тяжелое, но стабильное. Прогнозов пока не дают, но делают все возможное, чтобы… Словом, врачи сейчас борются за его жизнь.

– А Соня?

– А Соня потеряла ребенка. Ей сделали чистку и вкололи снотворное. Сейчас она спит. Андрей находится рядом. Ему выделили место в ее палате.

– Господи! – Не помня себя, Виктория вскочила на ноги так резко, что закружилась голова. – Я поеду к ним! Я…

Покачав головой, Ирина Павловна вцепилась в ее руку и вынудила вновь присесть на крыльцо. Заключив ее ладони в свои, она затараторила:

– Вика, я скажу тебе сейчас ужасные вещи. Но не могу не сказать.

– О чем вы?

– Не стоит испытывать судьбу! Не стоит бередить столь свежие раны! Пойми, сейчас не самое удачное время для ваших встреч. Дай ему успокоиться. Дай прийти в себя и оправиться от потрясения. Все самое ужасное в его жизни так или иначе связано с твоим отцом. Из-за него он потерял родителей! И рискует лишиться брата. Из-за него у Сони случился выкидыш. Неродившийся малыш был его племянником или племянницей. Не забывай и про Лизу, которую он считает сестрой! Она все еще находится в руках твоего отца. И одному богу известно… через что нашей девочке приходится… Милая, я пытаюсь сказать, что Андрей сейчас очень зол на твоего отца. Может, в глубине души он и понимает, что ты ни в чем не виновата, но… в подобные моменты разум отключается. Остаются лишь инстинкты. И боль. Бесконечная боль. Сам того не желая, он может сорваться и навредить тебе!

– Нет! Он никогда…

– Уничтожить можно и словами, Виктория! Особенно женщину. Особенно до одури влюбленную женщину. Ты уверена, что выдержишь такую ярость?

Вика отрицательно покачала головой:

– Не знаю.

Ирина Павловна отпустила ее руки. И сразу, невзирая на жару, девушке стало холодно. Уставившись на женщину умоляющим взглядом, Вика прошептала:

– Что же мне делать?

– Ждать!

– У меня нет времени. Меня в любую минуту могут запихнуть в самолет и отправить к черту на кулички. Я не смогу противиться решению брата!

– Вот и поезжай. Может, оно и к лучшему. Заодно и чувства проверите.

– В каком… смысле?

– Если Андрей захочет, то сам тебя найдет.

– А если не захочет? – с замиранием сердца всхлипнула Вика.

– Боюсь, в таком случае уже ничто не спасет ваши отношения.

– Но…

Девушка со всей дури сжала кулаки, вгоняя ногти в плоть. Но эта боль была ничтожной по сравнению с агонией разрывающегося сердца. Она поняла.

– Гордеев сказал вам что-то про меня, да? Сказал, когда вы звонили ему?

Женщина покачала головой. А Вика взбесилась окончательно.

– Не врите! Я имею право знать!

– Милая…

– Что он сказал? – слезно простонала девушка. – Что?

– Неважно. Это не его слова. В нем сейчас говорят гнев и страх.

Виктория зажмурилась до ряби в глазах. Вцепившись в собственные волосы, она принялась раскачиваться вперед-назад, не в силах принять истину. Ее самый большой ужас стал реальностью. Настоящей реальностью, ибо…

«Он отказался от меня! Отказался! Это конец. Я его… потеряла!»

Глава 14

Ей снился странный сон. Жуткий. Пугающий. И до безумия реалистичный.

Мать. Отец. Даня. Толя. И толпа незнакомых людей. Все они умирали. Оживали. И снова умирали. Чтобы спустя мгновение… исцелиться вновь.

Лиза бессвязно мычала что-то пересохшим горлом, умоляя их остановиться. Прекратить. Не мучить ее. Ей хотелось немедленно распахнуть глаза и вырваться из этого бесконечного водоворота страха и ужаса. Хотелось, но не получалось. В затуманенном сознании то и дело всплывали образы людей, большинство из которых лишились жизни прямо у нее на глазах.

В такие мгновения Лиза рыдала навзрыд, не имея более сил сдерживаться. Она ощущала, как сердце рвется в груди. Как горячие слезы стекают по щекам. Но… не могла пошевелиться. Попытки разлепить свинцовые веки казались неосуществимыми. Тем не менее Лиза чувствовала многое.

Например, чье-то присутствие рядом с собой. Ее постоянно касались чужие руки. Временами кто-то баюкал ее, точно ребенка, и осушал соленую влагу с ее щек. Этот кто-то целовал Лизу в лоб жесткими шершавыми губами и тихо шептал:

– Тише, моя девочка! Тише! Паскудно. Знаю. Но… твоих слез оно не стоит!

И она затихала. Будто прислушивалась к его словам. А потом проваливалась в пустоту. В блаженное небытие. Без снов. Без чувств. Без сожалений.

Сложно сказать, сколько времени это длилось: час, день или же неделю.

Но в какой-то момент все закончилось. Лиза наконец открыла глаза. Торопливо зажмурилась. Проморгалась и попробовала еще разок.

«Господи, где это я?» – мелькнуло в затуманенном сознании.

Растерянным взглядом осматривая помещение, погруженное в полумрак (единственным источником света был небольшой ночник на тумбочке), она нахмурилась. Лиза поняла, что находится сейчас вовсе не в той комнатушке, в которой ее заперли после похищения. Это место больше напоминало гостиную в обычной среднестатистической квартире с весьма скудной меблировкой. Небольшой комод, старый телевизор на нем. Обшарпанный ковер почти на всю комнату. Тумба с ночником, журнальный столик. А также диван, на котором, собственно, и спала Лиза.

Откинув в сторону плед, она медленно села. Перебарывая легкое головокружение и тупую ноющую боль в висках, девушка прислушалась к своим ощущениям. Во рту пересохло. Да так сильно, что язык прилипал к небу. Губы потрескались. Ей страшно хотелось пить. К счастью, ее похитители позаботились об этом. Едва зрение привыкло к полумраку, Лиза заметила на журнальном столике бутылку воды. А также бумажный пакет – явно с чем-то съестным. Опасения, что в еду и питье опять что-то подмешали, конечно, имелись. Но жажда была столь велика, что стало откровенно… плевать на возможные последствия. Не помня себя, Лиза в несколько шагов преодолела расстояние до заветной цели и, вцепившись в бутылку, дрожащими пальцами открутила крышку. Секунду спустя спасительная жидкость потекла по горлу. Лиза торопливо глотала ее, давилась, но никак не могла остановиться. Лишь опустошив добрую половину бутылки, она переключила внимание на бумажный пакет. Внутри него обнаружились запеченные куриные голени, картошка фри и бургер.

Только сейчас девушка и осознала, что зверски голодна. Поразмыслив немного, она уселась на диван и принялась есть. По мере насыщения к ней возвращалась возможность здраво мыслить. Так, дожевывая бургер, Лиза заметила окно, завешенное плотными портьерами. Надежда робко трепыхнулась в груди. Запихнув остатки еды обратно в бумажный сверток, она решительно ринулась к нему. Однако ее ждало разочарование – у окна отсутствовала ручка. Можно было попытаться разбить стекло, но… смысл? Судя по виду из окна, квартира находилась явно не на первом этаже.

Реальность происходящего накрыла ее с головой. Воспоминания нахлынули нескончаемым потоком, и на душе вновь стало гадко.

До дрожи. До противной оскомины на языке. Но мысли об этом испарились под натиском страха – внезапно Лиза услышала чьи-то тяжелые шаги. Сердце тут же сорвалось в галоп. Адреналин заклубился в крови запредельными дозами. Она принялась лихорадочно выискивать взглядом хоть что-то, чем могла бы защититься.

Но как назло, ничего тяжелого и острого под рукой не было.

Вскоре дверь распахнулась, раздался щелчок выключателя, и комната озарилась ярким светом. На пороге возник Макар Зарутский. Спокойный. Невозмутимый. Немного уставший. И его появление окончательно вывело Лизу из эмоционального равновесия.

Она вспомнила все. Перед глазами яркими вспышками пронеслась сцена, как хладнокровно и профессионально он свернул шею Решетникову – своему собственному воспитаннику! Ужас ошпарил внутренности точно кипятком. В голове набатом звучал один-единственный вопрос:

«Что помешает ему… и со мной проделать то же самое?»

С того момента Лиза себя больше не контролировала. Руководствуясь одними лишь инстинктами, она оказалась рядом с ночником и, поддавшись импульсу, со всей дури шарахнула им о стену. Осколки стекла брызнули в разные стороны, но девушка не обратила на них никакого внимания. Трясущимися руками она ухватилась за шнур, который был все еще подключен к розетке, и продемонстрировала Зарутскому другой его конец. Тот, откуда торчали… безобидные на вид… но оголенные провода.

– Подойдешь ко мне хоть на шаг, – отчеканила она холодно, – и клянусь – заискришься ярче новогодней елки!

Возможно, мужчина всерьез воспринял ее угрозу. А возможно, и не собирался приближаться к ней. Тем не менее он не сдвинулся с места. Одарив Лизу до жути странным, немного восторженным взглядом, он примирительно вскинул ладони и твердо произнес:

– Успокойся!

– Я не шучу!

– Знаю. Но тебе не нужно меня бояться.

– Ага, как же!

– Просто поверь.

– Это крайне сложно сделать после того, что я видела! Ты даже Толю не…

– Толя был обречен! – пылко воскликнул собеседник. – Думаешь, Прокурор пощадил бы его? Нет! Они с Похомом заставили бы парня молить о смерти! А он этого не заслужил. Он лишь… взрослый ребенок, которого сломали в детстве. Несчастный пацан, которого я не смог воспитать нормальным человеком. Если посмотришь на ситуацию с другой стороны, поймешь – я проявил к нему милосердие! Он ушел из жизни быстро и безболезненно!

– О! – возмущенно зашипела Лиза. – Теперь это так называется?

– Называй как хочешь! – прилетело в ответ. – Мне все равно!

Повисла мучительная пауза. Пауза, которую не хотелось нарушать.

И все же пришлось. Шумно сглотнув, девушка воинственно вскинула подбородок. Крепче стиснув провод и без того онемевшими пальцами, она поинтересовалась:

– Где мы находимся? Куда ты меня привез?

– В съемное жилье с почасовой оплатой. Здесь мы в безопасности.

– Мы тут что… одни?

– Да.

– Зачем это понадобилось? Ты разве не собираешься передавать меня Гарику?

– С чего бы вдруг? Нет, конечно!

Лиза недоуменно нахмурилась:

– А… что происходит?

Зарутский в свою очередь кивнул на диван:

– Присядь. Поговорим.

– Угу! Ищи дуру!

Выполнить его просьбу означало одно – лишиться своего единственного оружия. Нетерпеливо хмыкнув, мужчина скрестил руки на груди.

– Лиза, ты же умная девочка! – начал он с обманчивой нежностью в голосе. – Должна ведь понимать: если бы я хотел причинить тебе вред, то сделал бы это давным-давно. Пока ты была в отключке, например!

Осознав, что здравое зерно в его словах все же есть, Лиза нервно переминалась с ноги на ногу, затем крайне медленно выдернула вилку из розетки. Стараясь не наступить на осколки, она вернулась назад и села на диван.

– Я долго спала? – уточнила робко.

– Почти сутки.

– Как? – Кровь отхлынула от ее лица. – Не может быть!

– Разумеется, может! – пожал плечами Макар. – Видимо, Толя что-то перемудрил с дозой снотворного. Но это сейчас неважно…

– А что важно?

– Отомстить за смерть твоего отца!

– И кому ты собрался мстить? – обессиленно обронила Лиза. – Самому себе?

Зарутский как-то странно улыбнулся. Затем, ничего не объясняя, уселся на диван подле нее и произнес весьма неожиданную фразу:

– Справедливое замечание. Но давай-ка сперва кое-что проясним!

Лиза удостоила его настороженным взглядом из-под бровей:

– Что именно?

Макар смотрел прямо перед собой. Не мигая. Задумчиво. На его лбу залегли глубокие морщины. Он задышал чаще и глубже. Несколько раз сжимал губы, будто пытался заговорить с ней, но все никак не решался. Но вскоре мужчина все же взял себя в руки. Спустя буквально пару минут Лиза услышала:

– До встречи с твоей матерью я даже и не предполагал, что способен любить. ТАК любить! Бескомпромиссно. Абсолютно. Отчаянно. Марина хорошо относилась ко мне. Как к другу. Но как мужчину… либо не замечала, либо попросту игнорировала. К себе не подпускала. А я был одержим ею! До умопомрачения. До трясучки. Она одной лишь своей улыбкой, одним мимолетным прикосновением способна была… вынуть из меня душу!

– Наши чувства – лишь наша проблема! Если бы ты действительно любил мою маму, то никогда в жизни не изнасиловал бы ее! – не сдержавшись, перебила его Лиза, закипая от гнева. – Знаешь, такое себе… оправдание!

Зарутский посмотрел ей прямо в глаза. Так строго и проникновенно, что у нее мороз пробежал по коже. Обхватив себя руками, Лиза замолчала.

А собеседник тем временем продолжал:

– Верить или нет – твое право! Но я никогда в жизни этого не делал!

– Ну да! – Нервный смешок сорвался с губ. – Конечно!

Сокрушенно вздохнув, Макар устало откинулся на спинку дивана.

– И Черчилля я не предавал, – прозвучало еле слышно. – Все было иначе.

Отказываясь верить услышанному, Лиза скептически заявила:

– Все факты указывают на обратное…

Мужчина громко загоготал в потолок, вынуждая ее умолкнуть.

– Слово в слово! – пояснил он свою реакцию. – Борзый недавно сказал мне слово в слово! Вы даже мыслите одинаково! Тем лучше. Понял он, догадаешься и ты.

От одного лишь упоминания о Диме у нее перехватило дыхание. Сердце сдавило в груди точно железными тисками. В глазах резко потемнело.

Она продала бы душу дьяволу, лишь бы оказаться рядом с ним. Лишь бы обнять своего мужа. Поцеловать. Ощутить его силу. Мощь. Жар тела.

«Как он там сейчас? Справляется ли со всем этим… Армагеддоном?»

Пряча свои истинные эмоции под маской безразличия, Лиза уточнила:

– Догадаюсь о чем?

– О том, как все обстояло на самом деле.

Нет, она не собиралась безоговорочно ему верить. Но и побороть любопытство, разъедающее все ее нутро… не могла.

– Расскажи, – попросила она, прочистив горло. – Хочу услышать и твою версию.

Думая о чем-то своем, Макар играючи намотал на палец прядь ее волос. Неотрывным затуманенным взглядом исследуя ее лицо, он глухо пробормотал:

– Тут и говорить-то особо не о чем. Твоему отцу позарез нужен был свой человек в окружении Пескаря. Но внедрить к Гарику он мог лишь того, кому безоговорочно доверял. Того, кому нечего было терять. Того, кто ни при каких обстоятельствах не переметнулся бы на сторону врага по-настоящему. А доверял Черчилль единицам. И то не всегда. Возникла проблемка – кого подсадить в стан врага. Боря отпадал автоматически – даже конченый идиот не поверил бы, что он предал Кира. Дуда не подходил по той же причине. Ювелира, Хирурга и Похома втягивать не стали. Они все семейные. У последних двух уже и дети были. Слишком рискованно. Рычаги давления на них нешуточные имелись. Шмеля твой отец особым доверием никогда не баловал. Оставался только я. Да и складывалось все удачно в плане легенды в моем случае. Все прекрасно знали, как я отношусь к Марине. А также – чья она на самом деле. У окружающих не возникло сомнений, что мы с Черчиллем тупо не поделили бабу. И что я… не смирившись с поражением, изнасиловал Маринку. Мы убедительно играли. Втроем. Я и твои родители. Благодаря этому мне удалось без труда внедриться в ближайшее окружение Пескаря. Я не предавал твоего отца! Я работал на него!

Лиза и не дышала вовсе, пока он говорил. Лишь застыла ошеломленно, прислушиваясь к запредельному ритму своего взбесившегося пульса.

«Нет! Не может этого быть! Или все же… может?»

От мыслей, хаотично сменяющих друг друга, у нее страшно разболелась голова. Девушка туго соображала, переваривая услышанное.

И тем не менее…

– Раз так, почему ты не раскрыл себя? – прошелестела Лиза, буравя взглядом своего собеседника. – Почему не рассказал всем правду, когда мой папа умер? Почему ты до сих пор находишься в окружении Пескаря и выполняешь все его грязные поручения? Почему? Почему? Почему?!

– На то есть, были и остаются свои причины!

– Какие?

– Веские.

– Какие именно?

– Неважно! – Сухо. – Уже неважно!

– Еще как…

– Закрыли тему! Это останется при мне!

Не выдержав напряжения, она вскочила на ноги и принялась мерить помещение нервными шагами. Ей не хотелось принимать слова Зарутского за чистую монету, но в глубине души Лиза чувствовала – он сказал правду.

– Не понимаю! – бормотала она бессвязно. – Я ни черта не понимаю! За кого ты, в конце концов? Если за Гарика, то зачем выкрал меня у Шмеля? Если ты все еще верен моему отцу, то почему держишь меня здесь? Почему не отдашь Диме? Почему не вернешь домой? Ты хоть представляешь, что сейчас чувствуют мои родные и близкие? Они же там с ума сходят!

Макар стремительно поднялся с дивана и перегородил ей дорогу, вынуждая остановиться. Вынуждая с трепетом уставиться на него.

– Всему свое время! – прозвучало почти философски. – Ты вернешься домой, как только Борзый завершит начатое! Как только доведет дело Черчилля до конца! И если нужно подтолкнуть его к этому… что ж…

Лиза содрогнулась от ужаса, предчувствуя нечто дурное.

– О чем ты? – Она шумно сглотнула, покрываясь ледяным потом и крупными мурашками. – Что он должен… завершить?

– О! – удовлетворенно протянул Зарутский. – Лучше тебе не знать!

Поддавшись импульсу, она схватила его за руку.

– Пожалуйста! – Лиза жалобно всхлипнула. – Пожалуйста!

Стиснув зубы, Макар отвел взгляд в сторону. Однако, немного поразмыслив, пылко воскликнул:

– Если я верно понял по слухам, всеобщему кипежу и его действиям – прямо сейчас Борзый зачищает город от всей пескаревской швали! Идет масштабный отлов сторонников Гарика и Шмеля. Мужиков хватают и выбивают из них информацию. Требуют сдать имена других «коллег по цеху». А после одного за другим вывозят за город. Борзый задумал что-то грандиозное. Он собирает всех стервятников на каком-то заброшенном складе, пытаясь тем самым выманить Пескаря на нашу территорию. Вскоре это произойдет. Как только все его люди будут схвачены, Гарик лишится влияния и поддержки в нашем городе. А терять ее он не захочет, ибо слишком жаден и тщеславен, паскуда. Прочно здесь через марионеток вроде меня корни пустил. Он явится к нам. Не один. С армией своих московских соратников. Полагаю, именно этого Дмитрий и добивается. В обычной жизни к Пескарю не подобраться: его слишком хорошо охраняют. Но в случае такого масштабного замеса, в случае официальной сходки у твоего благоверного появится реальная возможность избавиться от Гарика. Стереть его с лица земли! Однако я не уверен, что Борзый в полной мере осознает, с кем связался. Но я осознаю! И прекрасно помню, что эта мразь сделала с Черчиллем. У нас появился редкий шанс уничтожить его. Мы не имеем права на ошибку. А значит, Дмитрия нужно подстраховать! Я собираюсь открыть второй фронт. Тайный. Ты в деле?

Лиза увлажнила губы и заторможенно кивнула:

– Да! Но… как? И чем я могу помочь?

Макар едва заметно улыбнулся.

– Перед смертью твой отец нарыл на Гарика очень серьезный компромат. Если его обнародовать, то Пескаря растерзают его же люди, даже руки об него марать не придется. Но есть одно «но». Ты – единственная, кто может хоть что-то знать о местонахождении компромата! Да, на момент смерти отца ты была слишком мала. Однако Марина наверняка доверила тебе эту тайну… гораздо позже. Я прав?

От его слов ей хотелось рыдать. Горло вновь сдавил болезненный спазм.

Почти задыхаясь от отчаяния, Лиза отрицательно покачала головой:

– Мне жаль! Но я ничего об этом не знаю!

– Разберемся. – Макар ободряюще похлопал ее по плечу.

Пребывая на грани истерики из-за собственной бесполезности, девушка выкрикнула:

– Да как? Как мы разберемся? Нам даже отталкиваться – и то не от чего!

Зарутский угрюмо хмыкнул и что-то извлек из заднего кармана брюк.

– Вообще-то, отправная точка у нас есть, – признался он спустя секунду. – Черчилль велел Марине передать мне это, если с ним случится что-то непоправимое. Она его распоряжение исполнила. Только вот… мне до сих пор не удалось понять задумку Кирилла. Не удалось выяснить, что означает данный шифр. Давай начнем хотя бы… с этого!

Взглянув на мужчину, Лиза забыла, как дышать. В ладони Макара сверкало ожерелье ее матери из зеленых бриллиантов. То самое, которое она видела во сне-воспоминании. То самое, которое собственноручно рисовала на листе бумаги. То, на которое можно было купить целый город…

Глава 15

– Молодой человек, просыпайтесь! Молодой человек?

Гордеев с трудом разлепил налившиеся свинцом веки, потянулся и потерянно уставился на женщину в белом медицинском халате, силясь понять спросонья, где находится и какого черта здесь забыл. А находился он в лучшей больнице их города. Именно сюда доставили его близких людей. Экстренно. На вертолете. Ибо в ситуации Лёхи… на счету была каждая минута. Хвала небесам, довезли его живым. И помощь оказали своевременно. Врачи делали все возможное, но никаких гарантий не давали. Брат никак не приходил в себя, и никто не понимал, почему именно.

Искали причину, но не находили. А Андрея от страха за жизнь брата так жестко колошматило, что темнело в глазах. Горло точно тисками сдавили. Ноги – и те отнимались. Стоило лишь на гребаную секунду, на краткий миг представить, что он никогда больше его не увидит, что это… конец, и грудную клетку тотчас же будто кинжалом вспарывали. Боль становилась адской. Нестерпимой. Хотелось орать – громко, до хрипоты. Хотелось громить все вокруг, в кровь сбивая кулаки.

Тем не менее, удивляясь самому себе, он держался. Не мог позволить себе этой паскудной слабости, ведь его близким было сейчас гораздо хуже. Они нуждались в нем. В сильном и собранном. Нуждались в его поддержке и защите. Андрей всеми силами старался гнать от себя жуткие мысли. Но… здраво оценивал ту задницу вселенского масштаба, в которой все они оказались. Беспокойство за Соню зашкаливало. Белоснежка от пережитого стресса потеряла ребенка и существовала теперь только на сильнодействующих успокоительных. Сам он переживал не меньше: как ни крути, а речь шла о его родном племяннике. Или о племяннице. О крохотном существе, которое являлось продолжением его брата и… почти сестры. Являлось бы…

Первые часы после случившегося Андрей боялся оставлять Соню одну.

Петр Петрович вынужден был уехать – его помощь и связи понадобились Прокурору. А он все время находился рядом. Благо с этим сложностей не возникло – Белоснежку поместили в отдельную платную палату и разрешили ему присутствовать. Оба они молчали, опасаясь озвучивать свои страхи.

Просто смотрели в окно пустыми взглядами. Просто держались за руки, транслируя друг другу неизменное: «Все будет хорошо! Мы больше… никого не потеряем!»

Тем не менее, невзирая на все пережитое, Алмазова находилась здесь. Рядом. А вот Лиза… исчезла уже более суток назад. Осталась один на один с монстром. С грязным ублюдком. С жестоким, безжалостным убийцей. И одному богу известно, что ей пришлось пережить в его лапах за это время. Побои? Насилие? Надругательства? Господи, жива ли она вообще?

Андрей не был прежде религиозным человеком. Он не знал ни одной молитвы. Однако животный парализующий ужас за Лизку и брата пробудил что-то в его душе. Заставил повторять про себя точно мантру: «Не надо… умоляю, не надо! Если Ты есть, если Ты существуешь… услышь меня! В чем они виноваты? Они – все, что у меня есть! Не забирай их у меня! Не оставляй одного! Мне проще самому сдохнуть… проще самому!»

Словно чувствуя его мысленные стенания, Соня крепче стискивала его руку. Все так же молча, но от этого простого жеста становилось чуточку легче.

Вскоре приехала мама Белоснежки – Елена Сергеевна. Оставив подругу в надежных родительских руках, Андрей наконец получил возможность переговорить с врачами Алексея. Они объясняли ему что-то своими заумными фразами, непонятными обычному человеку. Ему, одуревшему от беспокойства. Взвинченному до крайности. Из потока терминов Гордеев смог вычленить лишь то, о чем и сам прекрасно знал, – все хреново.

Его нервы в тот момент сдали. Закрывшись в туалете, он сделал то, чего не позволял себе ни разу в осознанном возрасте,    – дал волю слезам. Позволил ярости и лютой ненависти, от которых задыхался, выплеснуться наружу.

Как раз тогда у него завибрировал телефон. Звонила Ирина Павловна. Наставница всегда умела найти нужные слова. Умела поддержать. И сей раз не стал исключением. Андрей почти взял себя в руки, почти успокоился. Но стоило ей упомянуть Вику… и внутри все оборвалось. Его накрыло. Умом-то он понимал, что Соколовская ни в чем не виновата, да только контролировать себя уже не мог. Гордеев орал так, что сам чудом не оглох.

Он говорил жуткие вещи. Ужасные. Мерзкие. Пугающие. А когда раздраженно бросил трубку, понял с предельной четкостью – это конец. Ничего уже не будет как прежде. Не будет после того, что ее отец-ублюдок сотворил с его родителями! С братом! С Соней! С Лизой!

«Что делать? Что теперь делать? Я не смогу… не смогу! Там… отец с матерью наверняка в гробу переворачиваются, наблюдая за тем, как я… собственное имя забываю в ее объятиях! Как теряю себя рядом с дочерью их злейшего врага! Их убийцы! Не говоря уже о брате и девчонках…»

С тяжелыми мыслями он вернулся в палату. Соня уже спала – ее вырубило от лошадиной дозы лекарств. А они с Еленой Сергеевной проболтали до глубокой ночи. Они обсуждали все на свете, подбадривали друг друга, предаваясь приятным воспоминаниям. Но в конечном итоге и их сморил сон. Елена Сергеевна примостилась на небольшом диванчике рядом с кроватью Сони, а Гордееву досталась хлипкая кушетка у стены. Он не жаловался. Все лучше, чем остаться одному в пустом доме и с ума сходить от неизвестности. Поначалу казалось, не уснет. Нервы не позволят.

Но усталость взяла свое. Андрей задремал. Провалился в спасительную пустоту и пришел в себя, лишь когда его разбудила сотрудница больницы. Женщина-доктор продолжала легонько похлопывать его по плечу и повторяла полушепотом:

– Молодой человек, вы меня слышите? Вы очень бледный! У вас все хорошо? – Нахмурившись, он заторможенно кивнул и услышал в тот же миг:

– Поезжайте домой! Отдохните как следует!

– Нет! – прохрипел Андрей, медленно принимая сидячее положение.

– Поезжайте-поезжайте! – настаивала врач. – Вы не ближайший родственник. Не переживайте. За ней есть кому приглядеть. Помочь вы все равно ничем не сможете. Так хоть сами выспитесь нормально, помоетесь, поедите. Как только появятся новости, мы вам сообщим!

Гордеев вновь отказался, отрицательно покачав головой, а затем с замиранием сердца глухо уточнил:

– Моему брату… лучше?

– Я не располагаю такой информацией. Обратитесь к его лечащему врачу. А еще лучше – попросите медсестер держать вас в курсе состояния здоровья вашего родственника. – Потеряв к нему всяческий интерес, женщина устремила свой взор на Соню и Елену Сергеевну – обе проснулись из-за ее «вторжения». – Ну? Как у нас дела, Сонечка? Как себя чувствуете?

Алмазова ничего не ответила. Неудивительно. Она все еще была в шоке. Естественно, доктора это не остановило. Ей требовалось хорошенько осмотреть пациентку, и Андрея тут же выпроводили в коридор. Впрочем, он не возражал. Наведался в туалет, хорошенько умылся, чтобы взбодриться, и отправился на поиски врача, который занимался Алексеем. Не нашел – тот тоже был занят утренним обходом. Зато на посту Гордеев обнаружил молоденькую красавицу-медсестричку. Попросив ее постоянно сообщать ему о самочувствии брата, молодой человек вернулся в палату к Соне.

Подруга громко рыдала, свернувшись на кровати калачиком. Она зубами стискивала край подушки, но успокоиться никак не могла. Елена Сергеевна просто поглаживала ее по спине. Завидев его, женщина пояснила:

– Успокоительные перестали действовать.

Андрей метнулся к двери:

– Я за доктором. Пусть сделают ей новый укол.

– Не нужно! – тяжело вздохнула мать подруги. – Она должна справиться с этим сама. Должна переболеть, принять и смириться. Как бы горько ни было!

– Но…

Гордеев замолчал, потому как впервые со вчерашнего дня Соня заговорила. Вернее, утробно завыла. А после прокаркала чужим безжизненным голосом:

– Мама, я не смогу! Я… словно в аду сейчас! На моих глазах перестреляли кучу людей! Мой любимый при смерти. Моя подруга пожертвовала собой, чтобы сохранить жизнь мне и моему ребенку. Но… все напрасно! Мой ребенок… мертв! Он мертв! Он… умер! У меня внутри… пусто!

– Тише, милая. – Елена Сергеевна ласково провела рукой по волосам дочери. – Тише.

– А все из-за меня! – продолжала терзаться Белоснежка. – Из-за меня, понимаешь? Если бы я не взбрыкнула… если бы не поругалась с отцом и не пошла встречать Алексея… все остались бы живы! И Лизе не пришлось бы… Мама, я всегда считала себя сильной. Считала, что мне море по колено. Считала, что способна справиться со всем на свете. Еще и Лизку жить учила. Боже, как же жестоко я ошибалась! Я настоящая размазня! Никчемная, глупая дура! Слабачка, которая собственными руками…

– Дочка, перестань! – перебила ее Елена Сергеевна. – Что ты могла сделать?

Соня шумно сглотнула:

– Хотя бы… отбежать! Лиза держала его на мушке! Она не спасовала. Не испугалась. Не впала в ступор. Она действовала. И я могла… я ведь очень меткая. Стреляла раньше, как снайпер… хоть и по мишеням только. Но тем не менее. Мне достаточно было просто выхватить пистолет из рук… кого-то из убитых и… Но Алексей умирал на моих глазах. Я чувствовала, как жизнь… медленно покидает его! От осознания этого я обезумела. Впала в истерику. Меня будто контузило. И Шмель воспользовался этим! Ей пришлось сдаться. Пришлось обменять себя на… на нас! А в итоге? Алексей между двух миров! Моего малыша больше нет! А Лиза… Если с ней что-то случится, я никогда себе этого не прощу! Мамочка, как же больно!

– Понимаю, милая! Тебе сейчас кажется, что…

– Нет, не понимаешь! – Соня шмыгнула забитым носом.

– Отчего же? – горько усмехнулась ее мать. – Я в твоей шкуре побывала… много раз! Или ты наивно полагаешь, что наша с отцом жизнь сказкой была? Он находился при смерти дважды! Но Бог миловал. А родить у меня не получалось долгих десять лет. Я либо не беременела вовсе, либо… выносить никак не могла. Каждая моя беременность заканчивалась… трагедией. Не знаю, как я не сошла с ума. Чтобы ты понимала, за эти годы у меня случилось… шесть выкидышей на раннем сроке! Ты могла стать седьмой. Я и тебя чуть не потеряла. На пятом месяце открылось кровотечение. К счастью, к тому времени Петя уже связи хорошие имел. Меня экстренно доставили в больницу к лучшим врачам и положили на сохранение. Тебя удалось спасти, но идти за вторым мы даже не пытались. Повторись со мной такое еще разок, и я точно оказалась бы в психушке! Это я к чему, милая… Ты поплачь – станет легче. Но опускать руки и сдаваться раньше времени не смей! С Лизой все будет хорошо – у нее очень сильный ангел-хранитель! Алексей тоже поправится – он крепкий малый. И у вас обязательно родятся дети. Много красивых и здоровых карапузов. Вот увидишь! А пока…

Договорить Елена Сергеевна не успела. Дверь палаты распахнулась, и на пороге показалась та самая медсестричка, с которой Андрей разговаривал несколько минут назад. Она отыскала его взглядом и улыбнулась:

– У меня для вас отличная новость! Ваш брат пришел в себя! У него достаточно серьезные травмы, но угрозы для жизни больше нет. Его еще немного понаблюдают, и если все будет в норме, то уже к вечеру переведут в обычную палату. Поздравляю вас!

За спиной, громко вскрикнув, Соня разрыдалась уже от радости.

А Гордеев невольно пошатнулся, чувствуя, как от облегчения ноги делаются ватными. Как огромный невидимый булыжник падает с плеч. Как стальные цепи, стискивающие грудную клетку, разрываются на мелкие частицы.

– Я… я могу его увидеть? Пожалуйста! Мне нужно… мне… я…

– Нежелательно, – заговорщически прошептала девушка. – Но при соблюдении всех санитарных норм я проведу вас к нему. У вас будет несколько минут!

Что ж, его устраивала даже подобная малость. Андрей практически бежал к брату, от нетерпения обгоняя медсестру. Правда, пришлось предварительно вымыть руки и вырядиться в стерильный белый халат. Но меры предосторожности никто не отменял. В нужную палату он ворвался подобно урагану. Без предупреждения. Без стука. Едва не сорвав с петель несчастную дверь. Однако, оказавшись внутри и увидев Алексея на больничной кровати, с кучей капельниц, прикрепленных к его рукам, почувствовал, как вся его решимость тут же испарилась. Ему сделалось дурно. Брат выглядел малость потерянным. Вперившись в него строгим взглядом, он хрипло выдавил из себя: