Её смертельный сценарий бесплатное чтение

Глава 1

Одним ясным летним утром

Вообще-то это была неудачная идея – пробираться через такие густые лесные заросли. Неловко наступив на гнилой ствол дерева, покрытый мхом, она поскользнулась, вскинув руками, и только чудом ей удалось не сломать или, не дай бог, не подвернуть ногу вовремя уцепившись за гибкие ветки орешника. Преодолев бурелом и помня, что дорога должна быть близка, и вот сейчас, когда цель уже была казалась достижима, увиденное едва не ввергло её в панику. В страхен она замерла. Устрашающие кустарники малины вперемежку с крапивой представляли из себя труднопреодолимую преграду. Мысль в голове так и свербила, дура, тебе нет пути назад! И послав "все к черту", она тихо ругаясь, направилась вперед и раздвигая аккуратно гибкие толстые ветви, пыталась уберечься от цепких игл. Тщетно – острые шипы все же больно впивались в кожу, оставляя кровавые длинные царапины, причиняя жгучую боль. Крапива жалила и жалила, и никакие увертки не помогали, лишь джинсы спасали ноги, а вот тонкая футболка, да еще без рукавов, не могла защитить от болезненных ран. Наконец вырвавшись из малинника, чертыхаясь и злясь, молодая женщина сквозь просвет в деревьях увидела бетонные электрические столбы. Рядом, согласно карте, пролегала дорога. Она прибавила скорости насколько могла, ладонями защищая глаза, одновременно проклиная гнусный лес и уклоняясь от ветвей, которые так и норовили оцарапать лицо. И вот словно медведица выбралась на проселочную дорогу, вывалившись с треском из кустов.

– Слава богу! – воскликнула она, почти сразу заметив его.

Каршеринговый седан стоял на обочине, прижавшись к кустам, словно желая оставаться по возможности незамеченным со стороны дороги, идущей из деревни.

Водитель сидел с открытым окном и курил сигарету. На его бородатом круглом лице читалась задумчивая напряженность, как это бывает перед важным решением, когда на чашу весов поставлено многое. Увидев выбравшуюся из кустов женщину, бородач выбросил окурок далеко в кусты, поправив за длинный козырек прикрывающую лицо кепку, закрыл окно и завел машину. Женщина, прихрамывая и размахивая руками, возбужденная, бежала к машине. Водитель молча за ней наблюдал, пока она, не открыв заднюю дверь автомобиля, буквально не ввалилась внутрь, со вздохом облегчения падая на сиденье.

Усевшись удобнее на диване автомобиля, она, улыбаясь, смотрит в зеркало заднего вида. В узкой полосе зеркала видны только солнцезащитные очки на крупном носе бородача. На секунды оба замирают и смотрят друг на друга.

– А ты такой милый, с бородой… – она начала тихо и с озорным умилением напевать мотивчик популярной песенки, – попалась в твои сети.

Затем, резко оборвав пение, заметила:

– Никогда не видела тебя бородатым. Прикольно!

Впрочем, было слышно по голосу, как молодая женщина стала волноваться. Ее голос слегка дрожал. Она подняла с сиденья темное покрывало и уложила его на бедра, непроизвольно поглаживая от нахлынувших чувств – и страха, и куража, этакого коктейля эмоций.

– Заткнись, – без раздражения в голосе приказал водитель. – Все сделала, как договорились?

Женщина пропустила грубость мимо ушей и, продолжая улыбаться, стараясь выглядеть беззаботной, сообщила:

– Все сделано как в кино! Женщина самым загадочным способом исчезла, пропала, испарилась. И только леденящий душу отпечаток крови наведет их на мысли о страшном преступлении.

С выражением легкого отвращения, она растянулась во всю длину заднего дивана автомобиля и поджав длинные ноги, укрылась покрывалом с головой.

– А что с рукой? – все также грубовато спросил водитель. Его вопрос прозвучал резковато, но сейчас ему было простительно, раз на кону стояло все то, что им казалось самым важным и дорогим в жизни.

– Порезалась случайно о разбитый бокал.

– Перевяжи чем-нибудь, – потребовал он, оглядывая салон автомобиля. – Не заляпай тут кровью. Есть платок?

– Откуда? – послышался приглушенный голос из-под опокрывала. – Сумка там осталась.

– На, возьми мой платок. Что бы ты без меня делала? Фу! – выдохнул он, и было слышно, как и он разволновался перед тем, что сейчас его связывало с этой женщиной, спрятавшейся под одеялом в его машине. – Ну все. Шоу начинается. Поехали!

Не дожидаясь ответа, водитель начал выруливать на дорогу. Машина, пробуксовывая, резко подпрыгнула, выезжая с обочины. Женщина тихо охнула.

Одним ясным летним утром

– Слава богу! – воскликнула она, почти сразу заметив его.

Затем, резко оборвав пение, заметила:

– Никогда не видела тебя бородатым. Прикольно!

– Заткнись, – без раздражения в голосе приказал водитель. – Все сделала, как договорились?

Женщина пропустила грубость мимо ушей и, продолжая улыбаться, стараясь выглядеть беззаботной, сообщила:

– Порезалась случайно о разбитый бокал.

– Перевяжи чем-нибудь, – потребовал он, оглядывая салон автомобиля. – Не заляпай тут кровью. Есть платок?

– Откуда? – послышался приглушенный голос из-под покрывала. – Сумка там осталась.

Глава 2

Суббота, утро

Суббота девятого июня выдалась жаркой. Непредсказуемая летняя московская погода еще вчера заставляла прятаться от не по-летнему промозглого дождя с неприятными порывами холодного ветра. Еще вчера погода навевала тоску, заставляя горожан бросать сердитые глаза на небо и жаловаться друг другу на запоздавшее лето. И вот сегодня эта самая что ни на есть коварная погода врезала почти тридцатиградусной жарой.

Маша Жарова, вскинув челкой, отчего ее светло-рыжие волосы эффектно поднялись в воздух, поправила огромные очки и, выдержав паузу, посмотрела на водителя «мерседеса», стоявшего рядом с ней на светофоре. Вряд ли он ее узнал, и приятная мысль, что ею в настоящий момент восхищаются не за ту славу, которая окружает всякую знаменитую актрису, а как шикарной красоткой, вызвала у Маши прилив искреннего восторга, и восторга настолько сильного, что широкая улыбка и без того красивых аппетитных губ вогнала мужчину в ступор. Загорелся зеленый сигнал, и красный «Порше» Маши уже, взвизгнув резиной, помчался дальше, а он и дальше стоял бы, если бы не оглушительные сигналы клаксонов. Машину та вела уверенно, положив правую руку на руль, а левой иногда поправляла цепочки и веревочки с амулетами на красивой шее. Останавливаясь на светофоре, она любовалась и погодой, и красивыми улицами центра. Сейчас ей было так хорошо, что хотелось открыть окно, и окликать прохожих, и махать им ладонью, как это делают в рекламе.

Стоя на очередном светофоре, она свободной рукой подвернула рукава стильной белой сорочки и расстегнула пуговицы буквально до груди, показывая всю длину своей красивой шеи. Мужскую сорочку, очень дорогую и сшитую по индивидуальному заказу, Маша утром стянула у своего спящего любовника, оставив его просыпаться в одиночестве и озадаченно гадать: надеть ли ему вызывающе провокационную с секси-принтом футболку Маши или, затянув пиджак на все пуговицы и прикрывая рукой ворот, выскочить из номера, а затем из набитого китайскими туристами фойе гостиницы. Эта мысль заставила Машу громко рассмеяться. Изъятые сорочки для неё имели такое же символическое значение, как те головы оленей или кабанов, украшающие стены домов охотников или снятые скальпы, как у краснокожих индейцев из романов Купера.

– Вау, как же хорошо! – прокричала она, еще громче врубая музыку.

Маша подпевает и в такт музыке подтанцовывает, двигая головой и плечами. Иногда она буквально поет изо всех сил, отчего кажется, ткань, обтягивающая ее выдающуюся грудь, лопнет или не выдержат пуговицы, и они отлетят в лобовое стекло.

Внезапно музыка прерывается, и включается звонок. Маша смотрит на экран. Пока идут гудки, она думает, и видны на лице сомнения и желание избежать разговора, но она все же нажимает на кнопку телефона на руле. Салон машины наполнился громким мужским голосом. Маша вдруг представила себя в пещере, сидящей на земле, держа в руках кувшин, из которого поднялся огромный джинн.

– Маша, Маша! Ты знаешь, что, когда ты вчера в очередной раз сорвала съемки, то я – зафиксируй эту мысль в своем сознании – в очередной раз понес убытки?! – Было хорошо слышно, как этот сердитый и требовательный голос, такой знакомый, жесткий и ехидный, с каждым словом переходил в злость. – Я…

– Лева, милый, ну зачем ты так сердишься? – Маша оборвала грозный поток лавины гнева. – Да, я психанула, когда они ничего не смогли мне предоставить, чтобы я смогла настроиться, войти в образ…

– Ты понимаешь, что так нельзя работать? – Теперь голос резко обрывает ее саму. – Что это не просто свинство с твоей стороны, это разорительно дорого, в конце концов непрофессионально!

Маша закатила глаза, но не настолько, чтобы не следить за дорогой. Она в это мгновение представила себя на экране. Это выглядело супер как эффектно. В любой ситуации оставаться актрисой, оставаться в образе! Быть звездой! Ты Маша Жарова, и тебе на все наплевать, как любила она повторять, оказываясь снова, скажем так, в неприятной ситуации! Эти мысли хэштегами ложились на поток ее сознания.

– Ты подводишь всю съемочную группу, компанию, меня в конце концов. Или тебе все равно?

– Лева, тебе нельзя так нервничать, это тебя убьет…

Голос обрывает ее на полуслове:

– Я хочу с тобой поговорить серьезно, не просто по душам, Маша. Я хочу поставить все точки над «и». Завтра я тебя жду у себя в офисе. Я посмотрел график, как раз завтра у тебя нет съемок. Завтра в десять.

Разговор обрывается без всяких сантиментов, и вновь врубается жуткий грохот музыки. Маша резко тормозит перед машиной на светофоре, остановившейся на красный свет.

– Черт!

В это время раздается долгий звук клаксона от машины сзади.

– Да пошел ты! – Маша показывает средний палец нервному водителю, резко нажав на педаль газа. Но тут загорелся зеленый свет, и она, обогнав впередистоящую машину, срывает «Порше» с места и уходит далеко вперед.

***

Когда Савва Сметанин поискал глазами часы, то был неприятно удивлен, так как стрелки будильника показывали уже начало двенадцатого. Он еще немного полежал, задумчиво глядя на белый потолок, а потом сел на кровать, опустив ноги на дубовый паркет пола. В это утро, несмотря на свой тридцатилетний возраст, он впервые почувствовал себя много старше. «Надо было лечь в двенадцать, а не сидеть придурком за „танками“», – тоскливо подумал он.

– Господи, как бездарно проходит время! – Сейчас ему не хватило патетики, чтобы передать всю глубину охватившей его тоски. Савва был плохим актером, и он это знал, но не признавался себе, словно само признание, будь он честен с самим с собой и окружающими его людьми, как близкими, так и коллегами, означало конец карьеры и тех возможностей, которые сулила ему профессия. Он знал, что некоторые его коллеги за глаза не раз оценивали его более чем критически, и тем обиднее ему было услышать упрек о бездарности от Маши, брошенный ему пару дней назад, когда она в очередной раз была в сильном раздражении. После того как она вчера вечером позвонила и сказала, что ночевать дома не будет, Савва все понял. Очередной любовник. Он не устроил истерики, не выказал недовольство, только буркнув «понятно», почти сразу закончил разговор, ибо был уверен, что Маша сказала все.

«Хорошо, что удалось засветиться у Злобина», – воспоминание о вчерашнем кастинге немного взбодрило его, и он направился ванную. Суббота – время тусовки, время возможностей. Принять холодный душ, завтрак – и вперед на поиски новых открытых возможностей.

Но через час он все еще ходил по гостиной, жалуясь в телефон на жизнь собеседнику. Савва вышагивал по комнате в возбужденном состоянии, останавливаясь около окна, нервно постукивал длинными пальцами по щекам, то поглаживал тощую бородку. Бегающие глаза иногда останавливались на его собственном отражении в стекле шкафа-витрины, и, оценив себя со стороны, он уходил дальше, кружить, подобно льву в клетке.

– Я тебе говорю, она меня выкинет из дома. Она в последнее время стала совсем психованной, прямо с катушек слетает, съемки срывает. Истерики закатывает буквально через день. Хочется послать ее, но она пообещала мне устроить роль в сериале. Это бы меня выручило.

Затем Савва, молча кружа по гостиной, прислушивался к голосу собеседника в телефоне. Он то и дело кивал головой или поддакивал, соглашаясь с ним.

– Я не знаю, почему она стала такой психованной. Не знаю, – повторил он, раздражаясь еще сильнее, отчего голос окрасился возмущенными нотками. – Возможно, из-за критики «Роковой ночи». Хороших отзывов мало, да и то проплаченные, и сборы мизерные. Везде пишут: главная героиня не смогла показать убедительную игру даже в боевике, где нет серьезной драмы. Дословно цитирую: «При впечатляющих спецэффектах фильма игра актеров второго плана, особенно у Лены Сапеги, казалась более живой, естественной, более того, правдивой, чем у когда-то любимой всеми нами Маши Жаровой».

Савва подошел к окну и прижался головой к стеклу.

– Она это как прочитала, взбесилась. Эти чертовы критики, тоже наверняка проплаченные. Абъюзила мой хребет каблуком. Орала так, что на улице было слышно. Окна-то открыты. В общем, дружбан, треш. – Молча послушав комментарии собеседника, он продолжил жаловаться: – Надо срочно придумать, как не пропасть и без того в непростом положении приживалы у неврастенички. Угу, ладно, спасибо, брателло, что выслушал. Все, на связи. Будь!

Савва продолжает держать телефон и, стоя у окна, задумчиво смотрит на улицу. Он покусывает нервно нижнюю губу и пальцами неровно отбивает по бедру. Кивнув сам себе, он медленно произносит:

– Промедление смерти подобно. Классика жанра.

***

– Ну и как тебе фильм? – спросила Вера Скворцова, беря своего спутника под руку, когда они с небольшой толпой зрителей вышли из темного зала кинотеатра.

– Пойдет. Можно один раз посмотреть, – довольно равнодушным голосом ответил он. – Сюжет-то в общем избитый. Блондинка в роли бедной овечки, вдруг вынужденная сразиться с мафией и, конечно, победить.

Пара направляется к выходу из кинотеатра. Они проходят мимо больших афиш фильма «Роковая ночь». На афише, как если написали окровавленной кистью, выведено темно-красными буквами «Маша Жарова» и красивая блондинка в красном платье на фоне горящего здания прицеливалась из большого пистолета.

– Ну сюжет, может, и избитый, но Маша показалась не очень убедительной. Многие же на нее пришли посмотреть.

Мужчина, фыркнув, иронично посмотрел на Веру:

– Как можно быть убедительной, если смотришь фильм и ловишь себя на мысли: взять путешествие в кредит или купить новый телевизор без переплат. Она из актрисы превращается в рекламное лицо, которое одинаково что в фильме, что в рекламе какого-нибудь банка или магазина.

– Ох, какой ты строгий критик! Не перебарщивай. Она хороша! Согласись, она действительно красивая женщина?! – спрашивая, она не менее иронично смотрит и улыбается. – Ты бы хотел такую красивую жену?

– Ты же знаешь, я люблю только тебя, – хмуро ответил он, пропуская ее вперед перед стеклянной дверью кинотеатра.

Стоя на крыльце, она посмотрела на ясное небо и, надев солнцезащитные очки, широко улыбнулась ему. Сегодня был тот редкий день, когда Вера могла позволить себе, как она иронизировала, «выйти в свет», то есть украсить свои привлекательные ноги красными туфлями и надеть легкое платье, подчеркивающее все достоинства ее фигуры, повязать шелковый платок на изящную шею и выглядеть лет на пять моложе, этакой тридцатилетней элегантной женщиной.

Выдалась спокойная суббота, и Вера Скворцова не отказалась потратить выходной в обществе мужчины, который на ступени крыльца взял ее под руку. Ее спутником был невысокий коренастый мужчина, шатен, чьи короткие волосы подкрасила седина, на вид ему около сорока лет. Манеры выдавали в нем уверенного в себе человека, привыкшего действовать, а не тянуться за словом в карман, и, как большинство ровесников, одет он был обыкновенно, без претензий, что, впрочем, не сильно снижало его мужскую привлекательность. Это был Игорь Малинин, коллега и бывший муж Веры Скворцовой.

Скворцова промолчала и, уже выйдя на улицу, предложила:

– Пойдем в кафе. Я, кажется, проголодалась.

Пройдя немного по улице, Игорь заметил вывеску кафе.

– А вот и кафе! Пообедаем, если ты проголодалась.

– Еще больше, чем десять минут назад.

Они зашли в кафе. Им удалось комфортно разместиться за небольшим столиком, наиболее оптимального размера для всех влюбленных пар. Одной рукой женщина перебирала меню, а свободной ладонью прикрыла ладонь Игоря.

– Дело Сазонова для тебя обернулось удачей. И я рад: ты и звездочку получила, и переводят тебя в главк. Ты в шаге от генеральского звания. Карьера, наконец, пошла в рост у тебя, дорогая. Теперь тебе не придется допоздна работать, и есть у нас шанс снова стать семьей. Семьей с детишками, и детсадом, и школой, и всем прочим. Вера, дорогая, любимая моя, – Игорь при этих словах освободил свою ладонь, и теперь он взял ее пальцы в свою ладонь, – мы не молодеем, через несколько лет будет поздно!

– Игорь, мы с тобой разошлись три года назад. Это большой срок. Я к тебе испытываю самые сильные чувства, и это не наследство десятилетнего нашего брака. Ты правда лучший мужчина на свете, но я не готова стать сейчас ни женой-домохозяйкой, ни матерью с перспективой вернуться в старый кабинет на старую должность. И я привыкла жить одна, и мне это нравится. Как видишь, дорогой, все очень сложно. Я перед самым большим выбором в своей жизни.

***

Маша сделала музыку тише. На ее лице читалась мрачная озабоченность. Она ехала теперь ровно, не превышая скорость потока. Она пыталась собраться с мыслями. Вдруг раздался новый звонок. На экране автомобильного дисплея высветился контакт, прекрасно знакомый номер. Она вскинула глазами и слегка весело фыркнула.

– Але, милый, соскучился по своей кошечке?

Маша ехидно хихикнула, намекая на общую тайну. В салоне раздается мужской бас. Голос авторитетный в своем спокойствии, но музыкальность или, точнее, легкая игривость наводила на мысль о чеширском коте, вальяжно развалившемся в широком кресле, прищуриваясь, мурлыкал в телефонную трубку своей кошечке. Голос принадлежал давнему любовнику Маши Виктору Самуиловичу Арамовичу, в профессиональной среде получившему прозвище «Хорек» за способность пить денежные средства из крупных банков.

– Привет, красавица!

– Маленький дружок хочет к своей кошечке? – Маша громко, почти вульгарно смеется. Голос на том конце линии самодовольно хмыкнул.

– Я хотел тебе предложить вместе со мной отправиться на яхте по Карибам. У меня зафрахтована яхта на Каймановых островах. Хочется приятное общество с тобой совместить с полезным коммерческим интересом.

– Нет уж, милый, ты, конечно, супер, и все такое, но сейчас никак. Прямо никак-никак. Я и так накуролесила. Лева на меня волком смотрит и завтра заживо будет меня есть. И я что-то сильно начинаю переживать за свою карьеру…

– Девочка моя, а ты не хочешь завязать с кинокарьерой? – прервал банкир переживания Маши.

– Нет! – быстро и категорично ответила она.

– А почему, милая?

– Потому что альтернатива актрисе – только скучная роль домохозяйки, обрати внимание, замужней актрисе. А вокруг меня нет ни одного достойного холостого мужчины. Одни лишь особи мужского пола, кроме тебя, конечно, милый, но и ты не уйдешь от своей благоверной.

– Крутовато ты как-то, – засмеялся банкир.

– Зато правда. Так что, милый, мне пока не до тебя. Я должна позаботиться о себе. Я тебе позвоню, как только закончатся съемки… Отдыхай, дорогой товарищ, – ехидно ударив выражением на последнем слоге.

– Через месяц?

– Ну да, может, через полтора. Не скучай, милый.

Глава 3

Воскресенье, утро

Воскресным утром десятого июня красный «Порше», сделав широкие маневры, паркуется прямо в центре почти пустой стоянки бизнес-центра. Широко распахнув дверь машины, из нее энергично выскальзывает Маша, и она быстро направляется к стеклянному входу, сверкающему чистотой хрусталя и нержавеющей стали. Она прошла через большие стеклянные двери и, не забывая об эффектной походке, продефилировала до самого лифта через пустое фойе, чувствуя на себе взгляды трех охранников.

Маша, выйдя из лифта на последнем этаже бизнес-центра, шла по сверкающему от плитки и стекла коридору, громко разговаривая с кем-то по телефону.

– Я пришла. Сейчас меня будут бить.

Открыв дверь офиса, украшенную стильным логотипом «Кинокомпания „Трианон“», Маша идет по пустому холлу, цокая каблуками, и вплывает в приемную генерального продюсера Льва Марковича Веплера, где за столом невзирая на воскресенье усердно сосредоточенно печатала на компьютере миниатюрного вида женщина. Это была Роза Михайловна Семенова, помощница Веплера. Несмотря на свои сорок пять лет, она выглядела моложе – невысокая и худая, стильная, отчего ей, как правило, не давали больше тридцати восьми – сорока, хотя заинтересованные в протекции Веплера лица прямо ей в лицо говорили, что выглядит она на все тридцать лет.

– Все, пока. Целую, Маринелла. Созвонимся, – заканчивая разговор с подругой короткими фразами, Маша по-приятельски помахала рукой Розе и, закончив говорить, скинула с плеча сумку и театрально бросила в нее айфон.

– Розочка, привет! Как настроение у нашего демона? – кивая в сторону закрытой двери, спрашивает она, надевая на лицо маску беззаботности.

– Привет! – Роза, не поднимая головы, здоровается, проведя ладонью по горлу. – Проходи. Он тебя ждет.

– Понятно. Значит, будет бить, и, может быть, ногами! – Маша, откашлявшись и вдруг сделав серьезное лицо, потянула руку к ручке двери. – Ладно, я пошла.

– Ни пуха ни пера, – так же не отрываясь, пожелала Семенова.

– К чертику!

***

Маша, открыв дверь и расплываясь в счастливой улыбке, вошла в кабинет. Первое, что увидела она, была сидящая в кресле рыжеволосая женщина. Маша от неожиданности замерла, и улыбка ее неестественно словно замерзала на ее красивом лице. Кого-кого, а вот Ольгу она меньше всего ожидала сейчас увидеть. Ольга, жена продюсера, обернувшись на дверь, не подала вида, что ей интересна вошедшая женщина. Ольге было около сорока лет. Женщина она была с приятным лицом, но таким, какое очень быстро забывается. Однако и лицо, и фигура говорили о том, как она внимательно относится к себе. Летний брючный костюм, сшитый в отличном ателье, сидел на ней идеально, подчеркивая все приятные формы и линии тела. Ольга не состоялась как актриса, но, к удивлению многих, оказалась прекрасной женой и помощницей своему мужу. Сейчас она внимательно слушала разговор мужа, говорящего по телефону. Маша взяла себя в руки и сразу перешла в наступление:

– Привет, дорогая! Рада тебя видеть! Ты выглядишь отлично, как жаль, что тебя уже не снимают в кино.

Взгляд Ольги, холодный и тяжелый, как железобетонная плита, сместился от супруга и замер на Маше. Блеск ее глаз едва заметно презрительно сверкнул. Она проигнорировала обидную реплику. Ее этим не возьмешь, читалось во взгляде Ольги. Однако Маша не сдавалась:

– Оленька, как всегда, без тебя ну никак. – Иронично продолжая смотреть на Ольгу, Маша направилась к столу Льва Марковича.

Лев Маркович, говоря по телефону, увидев вошедшую актрису, пальцем показал ей на кресло. Продолжая говорить по телефону, он эмоционально жестикулирует, затем, закончив разговор, в раздражении, не очень аккуратно, буквально швыряет телефон на стол. Маша с ласковым выражением лица, поудобнее устроившись в кресле, пристроила свою модную сумку на стол, словно желая иметь возможность спрятаться за неё, как за баррикадой, зная как в гневе Веплер страшен, но Маша Жарова знала, как сбивать спесь с агрессивных мужчин, поэтому с улыбкой на лице готовилась отбить психологическую атаку босса. Продюсер, видимо переваривая еще информацию от только законченного разговора, откинулся на спинку представительного кресла и, сложив ладони на, очевидно, большем, чем нужно любому человеку, животе, пальцами начинает неровно барабанить. Между ними молчаливая дуэль, она мила, он – грозен.

– Ты знаешь кто? – вдруг прямо спросил он Машу и показал на неё указательным пальцем. Маша, поймала себя на мысли, оказывается у Веплера маленькие и толстые пальцы, с ухоженными ногтями, но такие некрасивые, лишенные изящества.

При этих словах Ольга поднялась, как бы неохотно, и направилась к дверям.

– Я пойду в кафе. Надеюсь, обсуждение насущных вопросов не займет много времени.

Ольга вышла, не попрощавшись. Маша проводила ее ироничной улыбкой.

– Лева, ну давай без оскорблений и эмоций! Я накосячила, я исправлюсь, правда-правда.

Как бы то ни было, но Маше стало легче, когда давняя подруга дней ее суровых освободила кабинет от своего присутствия. Теперь она могла полностью сосредоточиться на беседе с продюсером. Вызов на ковер говорил о том, что тучи над ее карьерой сгустились от мрачной черноты.

– Мария Игоревна, как вы видите, я не ору, – обратился он к ней по имени-отчеству, подчеркивая серьезность претензий, – я не награждаю вас достойными эпитетами, которые вы, ей-богу, заслужили, хотя еще вчера их у меня была масса. Я спокойно сижу, и я спокойно у вас спрашиваю: знаете, кто вы есть?

Маша молчала. Официозный характер напряг ее. Продюсер, проводя пальцем по воздуху, как будто пишет слово.

– Маша – проблема! Ты очень большая проблема! – Снова он, перейдя на фамильярность, еще больше заставил Машу нервничать. Зная привычку таких переходов в разговоре, она точно понимала, что самые ее худшие опасения сбываются. – Ты, Маша, очень большая и дорогостоящая проблема для компании, ее владельцев и сотрудников. А теперь представь людей, которых ты подводишь под монастырь.

Продюсер наклонился вперед, показывая рукой в сторону двери:

– Например Розу! Она, вероятно, скоро окажется без работы, а я, – теперь он большим пальцем кулака показывал на свою грудь, – возможно, вылечу в трубу, как в прямом, так и переносном смысле, если меня хватит инфаркт, и бренное мое тело сожгут в крематории.

Маша вскидывает ладони, как бы защищаясь и прерывает гневный и обличительный монолог своего продюсера:

– Это только из-за пятничного, – она подбирает слово и музицирует пальцами по воздуху от волнения, – эксцесса? Не может быть!

Маша вдруг делает удивленное лицо, замирает, а потом медленно наклоняется в сторону продюсера:

– Я поняла! Ты хочешь меня выкинуть из проектов? Тебе был нужен повод! Кого ты вместо меня хочешь взять? Настю или Катьку Иванову? Я же знаю, что ты к ним подъезжал на фестивале. Тебе это боком выйдет. Я – звезда! На меня зритель идет…

Продюсер при этих словах театрально начинает хлопать в ладоши.

– Маша, ты сама подошла к теме, которую я хотел с тобой обсудить, а заодно и развеять твои некоторые заблуждения. Ты не звезда, ты была звездой, большой звездой, и это правда. Но! Большие звезды взрываются, превращаясь в черную дыру. Маша, милая, ты знаешь, что такое черная дыра?

Маша игнорирует вопрос продюсера и прямо смотрит в его лицо. Было непонятно, заметит ли Веплер, что его вопрос неприлично так и не получил Машиного ответа, но он продолжал давить на актрису:

– Простыми словами это охренеть какой огромный космический объект, притягивающий и затягивающий в себя все, что попадет в поле его действия. Все, что попадает внутрь дыры, разрушается и исчезает. – Лев Маркович замер на несколько секунд, так же прямо смотря в глаза Жаровой. – Ты – черная дыра для нашей компании.

Продюсер наклоняется к столу и открывает нижний ящик. Он достает и кладет папку на стол, подталкивая ее к Маше. Маша переводит взгляд с продюсера на папку, и выражение лица актрисы меняется. Она недоверчиво смотрит на папку. Во взгляде читается сомнение и даже страх.

– Что здесь? – неожиданно для себя спросила она глухим голосом.

– Очень хороший вопрос. – Откинувшись вновь на спинку кресла, Лев Маркович теперь мог видеть всю Машу, а не только ее лицо. – Здесь, – показывая пальцем на папку, – история и, самое грустное, Машенька, итог нашего с тобой сотрудничества. В пятницу вечером я получил от аудиторской фирмы анализ нашего десятилетнего сотрудничества с тобой. Десять лет, Маша, десять лет. Если включить память и воображение, можно снова увидеть молодую и перспективную актрису, которая вот так сидела и мило мне улыбалась. Десять лет, Маша!

Маша, раздраженно вскидывая руками, отодвинулась от стола.

– Что ты заладил «десять лет и десять лет»! Заело?

Продюсер, не обратив внимание на грубую фразу, продолжил:

– Отчет показал: за последние два года, а ты только у нас снялась в восьми фильмах, интерес к тебе стабильно снижается от фильма к фильму, соответственно, снижается и прибыль от проката фильмов с участием актрисы Маши Жаровой. Это плохо. Аудиторы говорят, те два фильма, которые сейчас в производстве с тобой, принесут нам убытки. Они не окупятся. В конце недели я, исполнительные продюсеры проектов, финансовый и креативный директоры встречаемся для обсуждения сложившегося положения. Нам нужно будет решать, что делать. Вариантов несколько. Снимать и надеяться на хороший прокат, либо заменить тебя на другую актрису, либо вообще свернуть съемки, плюнув на убытки, и сохранить капитал для других проектов.

В кабинете повисла тишина. Маша заерзала в кресле, а потом, отведя глаза в сторону, сказала:

– Но это как-то несправедливо, Лева! Нельзя же взять и выкинуть меня.

– Ну почему же? Очень даже можем. Ты стала токсична, Маша. Твои скандалы, твоя вездесущая рекламность утомила людей, но хуже всего ты рекламируешь дерьмо. И зритель это понимает, он не просто устал от твоего образа, он стал брезговать тобой. Отсюда последствие, вывод, так сказать: зритель перестал ходить на тебя.

– Эти съемки единственные у меня сейчас. – Маша непроизвольно поднесла ладонь к губам, задумчиво смотря на гладкую поверхность стола.

– А ты единственная, на ком держатся два наших фильма. Теперь ты понимаешь, в какой ситуации все мы оказались. Мы заложники друг друга!

– Заложники, – задумчиво, буквально по слогам, затем громко восклицает, не забывая театрально вскидывать ладонями. – Что-то нужно делать!

– Маша, в очередной раз ты попала в точку. Если мы спасем фильмы, то от нашего совместного творчества останутся приятные воспоминания, ежели не спасем, то… – Продюсер разводит обреченно руками. В кабинете снова повисает гнетущая тишина.

– А ты ничего не можешь придумать? – с надеждой в голосе спросила Маша.

– Стараюсь, Маша, но пока хорошей идеи нет!

Маша накрывает лицо ладонями, затем убирает их и мрачно смотрит в пол.

– Может быть, мне правда пора выйти замуж?

Этот вопрос она задает себе сама, но ответа не последовало ни от продюсера, ни от нее самой. Лев Маркович грустно рассматривает актрису. Ему немного жаль бывшую звезду экранов.

– Я думаю, надо сделать так, чтобы публика стала к тебе более благосклонной, поэтому, например, поучаствуй в благотворительных акциях, особенно если они будут освещены федеральными каналами. Нам нужна эффектная и недорогая масштабная реклама, дорогая. Вот что нас может спасти.

Когда Маша подняла голову, стало видно по ее глазам, как лихорадочно работает она над поиском решения проблемы. На смену мрачности пришло интеллектуальное возбуждение от работы творческого ума актрисы.

– Лева, спасибо тебе большое! Я знаю, что тебя будут ругать и рвать из-за меня, но я сделаю все, чтобы помочь нам всем. Я пойду, ладно?

Продюсер ухмыляется. Он делает приглашающий жест.

– Давай выпьем кофе. Кофе стимулирует работу мозга.

Маша решила подыграть боссу:

– А коньяк кратковременно расширяет сосуды и круг знакомств.

Продюсер подходит к двери и, приоткрыв дверь, произносит:

– Роза, будь добра, сделай нам два кофе. Спасибо!

***

Маша решительно вела машину. Ее лицо выражало полную сосредоточенность, и не только сосредоточенность на дороге, но и в стремлении найти выход из чертовски неприятной ситуации. Вот только не сейчас вылететь сразу аж из двух проектов. Только не сейчас, напряженно повторяла она себе. К собственному удивлению, она чувствовала, как энергичный, почти сумасшедший по напряжению поиск выхода возбуждал ее. Мозг выработал эндорфины, как разбуженный вулкан, выбрасывая высоко в атмосферу огонь и пепел. В машине работало радио. Передавали очередные новости. Сквозь собственные мысли Маша услышала сначала обрывки репортажа, а затем, заинтересованная, она внимательно начинает вслушиваться.

«Преступники, захватившие в заложники Эмили Вудс, генерального директора корпорации „Вудс“, потребовали сто миллионов долларов за ее выкуп, и выкуп, как стало известно, был похитителям выплачен. Вудс получила свободу». Маша сделала радио громче. «Благополучный исход спровоцировал рост котировок компании почти на десять процентов. Сейчас Эмили находится под защитой и проходит психологическую реабилитацию».

– Вот черт!

Маша вслепую копается в сумке, не отрывая глаз от дороги, достает айфон и на красном свете светофора быстро набирает номер. Звонок переходит на громкую связь. Идут долгие гудки. Маша от нетерпения прикусывает губу, раздражаясь. Наконец, на том конце слышится неуверенный мужской голос.

– Саввочка, я еду домой. Ты мне нужен.

***

Маша, сидя в кресле в гостиной своей квартиры, положив ногу на ногу и держа в руке бокал с коктейлем, внимательно изучает Савву, пока тот медленно ходит по комнате, то смотрит в окно, то на Машу. Он подходит к столу и наливает себе в бокал коньяк.

– То есть ты хочешь замутить собственное похищение? Рехнулась? Ты представь, какой будет скандал.

– Надо спасать мою репутацию и фильмы, иначе провал им обеспечен. Лева объявит себя банкротом, а я уйду на пенсию… Шутка, – саркастически усмехнулась она. – Мне ничего не останется, как выйти замуж, – здесь она твердо посмотрела на Савву, – а тебе, милый мой, – идти работать в Макдональдс.

Савва замер и удивленно посмотрел на Машу.

– Неужели все так плохо?

– Это еще мягко сказано. В пятницу примут решение – закрывать проекты или побороться за них.

Маша решила умолчать о третьем варианте с заменой главной актрисы. Савва садится на диван и хватает голову руками и начинает трепать свою густую курчавую шевелюру. Он страшно взволнован.

– Но как ты себе это представляешь? И моя роль какая в этой комедии?

– Вот это разговор мужчины. Теперь послушай…

Глава 4

Понедельник, 12 июня, около 9 утра

Каждое утро понедельника в следственном управлении происходит одно и то же. Череда совещаний, планерок, десятиминуток и пятиминуток гнали сотрудников по коридорам, как поток воды по руслу реки. Вера Скворцова торопилась в свой кабинет, здороваясь с коллегами, некоторые останавливали ее и поздравляли с повышением. Когда у нее зазвонил телефон, она, пожелав хорошего дня коллеге, ответила на звонок.

– Доброе утро, Олег Николаевич! Да, я уже на работе. Зайти? Сейчас? Хорошо, иду.

Скворцова развернулась и с улыбкой пошла в сторону лестницы.

Когда Скворцова вошла в кабинет Тучкова Олега Николаевича, то нашла его занятым чтением документа, настолько внимательно он вчитывался, что буквально держал прямо перед своим широким лицом, и, через очки изучая текст, пытаясь вникнуть в смысл. Он держал его двумя руками, иногда сверяясь с другими бумагами на столе. Ему было лет шестьдесят, хотя на вид этак на пять лет больше фактического возраста, и уже полностью седой, с красным лицом, коренастый настолько, что форма сидела на нем неказисто, подчеркивая лишний вес. Услышав открывающуюся дверь, он поднял голову, положил документ на стол, радостно улыбнулся и поднялся навстречу Скворцовой, протягивая для пожатия свою мясистую ладонь.

Продолжение книги