ОПГ «Деревня» бесплатное чтение

Глава 1

В\ч, г. Чебаркуль, ангар для спецтехники. 7 октября 2023 г.

Тишину ангара под вечер наполнили звуки возвращающейся с полигона техники, которую старший сержант Иван, контрактник, старался побыстрее распределить по местам и сплавить, наконец, ораву техперсонала из какого-то НИИ в столовую и дальше по казармам. На вечер был запланирован небольшой междусобойчик с двумя старыми сослуживцами, изрядный запас спиртного и мировая закусь. А внезапно нагрянувшие ученые, второй день оккупировавшие часть со своей техникой — в эти планы не вписывались. Ладно, днём они пропадали на полигоне, но под вечер, со свойственным всем гражданским разгильздяйством — шарохались по всей территории, нарушая режим и давно сложившийся распорядок. Одних гражданских ещё можно было вытерпеть, как неизбежное зло и часть тягот военной службы, но с ними заявился выводок армейской верхушки.

Этой комиссии, сверкающей звездами на погонах и выхлопом перегара — тоже спокойно не сиделось и они изрядно доставали как местный комсостав, так и рядовых, везде суя свой нос. Ничего, скоро все они угомонятся, разбредутся по своим местам, вот тогда и придет время достать припасенный харч и посидеть с друзьями!

Так всё и вышло, стемнело, в офицерской столовой отгремело коллективное исполнение «батяни-комбата», у крыльца зажглись угольки сигарет, помигали, сверкнули трассами к ведру с водой и утомленные коньяком и гостеприимством члены комиссии потянулись по спальным местам.

Однополчане ополовинили уже вторую бутылку, как их теплую и дружественную атмосферу внезапно нарушило появление незваного гостя.

— Здорова, мужики, не помешал? — осклабившись, поинтересовался совершенно гражданского вида институтский техник. — Не спится что-то, да вы сидите, не подрывайтесь, сейчас вот, от нашего стола вашему.

С этими словами он отошел к МАЗу, набитому аппаратурой ученых, залез в кунг и вылез, демонстрируя в руках полулитровую бутылку, наполненую какой-то жидкостью. Судя по времени и месту — явно не минералкой. Потом жестом фокусника продемонстрировал в другой руке промасленный газетный сверток, распространяющий даже на таком расстоянии одуряющий аромат копченого сала, с чесноком.

— Вот, спирт, чистоган, нам по техрегламенту положен, для эксплуатации оборудования. И сало, теща любимая с собой в командировку завернула. Не спится что-то, да и надо кой чего глянуть, в аппаратуре, что-то днем горелой изоляцией на полигоне напахнуло. Пока начальства нет.

Такое эффектное появление нового участника не вызвало никакого отторжения у уже было готовой сорваться из-за накрытого газетой ящика компании и после короткой, но содержательной процедуры знакомства — застольный ритуал продолжился.

Техник, оказавшийся Димой, после пары штрафных влился в коллектив как родной и застолье покатилось по веками отточеному ритуалу. До баб дойти не успели, зацепившись языками за тему СВО, которая друзьям контрактникам была знакома не понаслышке. Собственно, они и находились в части после ротации, перед очередной оправкой в зону конфликта. Дмитрий, слушавший воспоминания бойцов с открытым ртом и отвисшей челюстью, вспомнил, что и он не лаптем щи в тылу хлебает, а кует в тылу победу в своем жутко секретном НИИ и зашел с козырей:

— Парни, а ведь и мы для СВО работаем, сейчас вот обкатываем в поле новую хрень, пока на кроликах, правда, но зато на на иных физических принципах, чем существующее теперь оружие!

— Лазером хохлов жечь можно будет?! — обрадовался один из воинов.

— Да не, это скорее очень эффективный комплекс установки радиоэлектронных помех, вернее, наша установка может полностью блокировать всё излучение в неправильном эллипсе с примерным диаметром в пять километров, причем, на расстояние до 150 км от установки! Полностью изолированный весь доступный диапазон связи в наличии. Плюс интересные, но не фатальные эффекты для живых организмов в этом эллипсе!

— Падают и лапки кверху?! — Заинтересовался Ваня.

— Не совсем, там всё индивидуально, у кроликов, кто гадит под себя, у кого подшерсток дыбом встает, а сам кролик в ужасе забивается в угол клетки. Кто наоборот, начинает в упоении и эйфории прыгать. А некоторые, невзирая на гендерную принадлежность, начинают предаваться разнузданному разврату. Но это на кроликах. На людях ещё не испытывали, вот повезут на СВО и испытают. Может, вы и повезёте как раз.

Подивившись, до чего дошел прогресс — налили ещё по одной, покурили, потом ещё по одной и разговор неизбежно зашел про женщин.

— Утомила она меня! — с надрывом вещал Иван. — Сами мы деревенские, недалеко отсюда деревня. Речка в нескольких километрах, лес, охота. Огород свой, сад. А эта куропатка свистит флягой, в город она хочет. Понабралась там в своих твиттерах и фейсбуках, разговаривать с ней не могу. Всё сводит на тему, когда мы эту пропахшую навозом деревню покинем и в город переберемся. Я бы её лучше покинул, если бы не любил. Дуру!

— Да забей, Ваня! — успокаивали его сослуживцы. — Приедешь домой, втащишь пару раз и успокоится!

В самый разгар пьянки Димой внезапно овладела жажда деятельности и он, вспомнив, что хотел посмотреть состояние вызвавших подозрения деталей — полез в кунг с аппаратурой, вытащил из него нечто, по виду напоминающее раскуроченный микшерный пульт диджея с подключенным монитором, как у планшета и вооружившись одному ему понятным инструментом — принялся колдовать.

К процессу с удовольствием подключились собутыльники. Мало ли, помочь чем-нибудь, посоветовать, поддержать наконец. Менталитет у наших такой, не могут спокойно пить, когда другие работают.

И ведь не зря подошли — помощь понадобилась. Для полноценного теста пришлось завести МАЗ, подключить генератор в кунге. А в процессе, Дмитрий вначале сыпал малопонятными терминами, потом. Заметив неподдельную заинтересованность приятелей — стал объяснять научно-популярно, с поправкой на армейскую специфику.

— Выбираем на мониторе нужный квадрат, который не квадрат на самом деле, а неправильный эллипс, но это не суть важно. Потом синхронизируем контуры и простым нажатием кнопки глушим выбранный квадрат. Который не квадрат, а неправильный эллипс.

— Гля, Димон, а вон моя деревня! — Ваня узрел на мониторе свои родные пенаты и пришел в нездоровое возбуждение, — А давай на них наведемся! А я своей Ксюхе позвоню, нагоню ей жути и пуганем односельчан слегка. Не как кроликов, а так, слегонца, может наука так?! — с этими словами он вручил Диме бутылку и взглянул на него испытующе.

— А фули бы нет! — провозгласил поведшийся на провокацию уже изрядно косой Димка, поколдовал над кнопками, хлебнул из горлышка и вернул бутылку Ивану. — Звони! Рукой махнешь, я и втоплю, связь всю обрубит и дискомфорт легкий почувствуют. Можно даже слегка добавить, чтоб наверняка.

— Да ты уж добавь, народ у нас крепкий, деревенский, надо чтоб почувствовали! Как солдат по ним скучает!

С этими словами Ваня достал мобильник, набрал, дождался отклика абонента и зачастил в трубку:

— Ксюша, ты только слушай меня сейчас внимательно! Дело очень важное и касается всей нашей деревни! Только не перебивай! — после этих слов скорчил злодейскую рожу и сделал отмашку Диме.

Тот нажал на кнопку, в недрах кунга что-то загудело, от пульта напахнуло горелой изоляцией.

— Всё, квадрат накрыт, долго держать не стоит. А то кроликам не очень нравилось. Да и вырубилось там у них всё сейчас, и интернет, и связь, и электричество. — Самодовольно изрек техник.

Ваня дунул в трубку:

— Алё, алё, алё? Реально вырубило, отключилась! — радостно воскликнул он, взмахнул руками и подпрыгнул.

Из зажатой в правой руке бутылки выплеснулось немного разбавленного спирта и незаметно для всех присутствующих угодило прямиком в явственно попахивающие горелым потроха пульта управления. Пульт отреагировал бурно, в нем что-то закоротило, он изверг из своих недр вначале несколько разрядов, как при электросварке, потом изобразил подобие римской свечи. Тут же прошла цепная реакция с аппаратурой в кунге и притихший до сей поры ангар озарился сполохами и треском разрядов.

Общая бессознательная мысль пронзила коллектив: «Подшутили, млять, над деревенскими!»

Южный Урал, деревня недалеко от долины р. Ай. 7 октября 2023 г.

Несмотря на недавно наступившую полночь — деревня не спала. Вернее — спала не вся, из почти более 500 человек населения, не считая скотины. Не спал замглавы сельской администрации, Захар Михайлович, которого в деревне все звали просто Председателем. Вместе с ним не спал представитель исполнительной власти — участковый Серёга. И примкнувший к ним депутат от деревни, самовыдвиженец, неожиданно для самого себя победивший на выборах год назад, Никита. По отчеству Никиту не звали даже в городе, куда он по своим депутатским нуждам периодически мотался.

Повод для посиделок был железобетонный — угощение бригады врачей мобильного фельдшерско-акушерского передвижного пункта на базе пазика, в составе хирурга с залысинами и взглядом убийцы, эндокринолога атлетического сложения с наколкой ВДВ на левой руке, и двух женщин: акушерки и гастроэнтеролога. Причем женщины были из разряда воспетых Некрасовым, что и коня остановят, и деревню сожгут. Врачи приехали на два дня, в рамках соцпрограммы и всеобщей диспансеризации, вакцинации и недопущения кожно-венерических заболеваний.

Вообще, если бы не предварительное согласование с администрацией и наличие у медиков автобуса, заполненного медицинскими приборами — бригаду врачей на первый взгляд можно было принять за сплоченную банду рецидивистов, настолько они брутально выглядели. Даже заслуженный ветеринар Анисим (работающий пенсионер и ценный специалист, за которого руководство во все времена держалось обеими руками), отдавший вначале совхозу, затем агрохолдингу, в который совхоз преобразовался, все свои лучшие годы — выглядел на их фоне блекло.

Но несмотря на свой внешний вид, врачи за сегодняшний день доказали свой профессионализм, и то, что хлеб свой едят не зря, обработав и рассортировав больше половины прописанного населения и часть приблудных, не внесенных в списки, но возжелавших халявного медобследования.

Сейчас врачи лишь подтверждали свое реноме, пили, но держались в рамках. Только раскраснелись. В то время как Серёга уже был вынужден один раз выводить разошедшегося депутата на улицу и приводить его в чувство, путем удара в душу, чтоб не позорил общество.

Сидели душевно, Председатель был доволен врачами и их квалификацией (хирург ему походя влепил укол, после жалоб на прихватившую спину, после которого всё прошло), Серёга — отсутствием эксцессов во время мероприятия, Никита — халявой. Врачи — озвученной председателем благодарностью после акции в виде даров полей, огородов и мясопродуктов. Анисим просто наслаждался атмосферой и обществом в некотором роде коллег.

К случившемуся они оказались не готовы. Когда за окном мелькнули сине-зеленые всполохи, мысль о северном сиянии никому не пришла в голову. Хирург стал судорожно вспоминать первые признаки инфаркта, Председатель с тоской подумал об в конец обветшатших электросетях, участковый Серёга — об все берега попутавших наркоманах, устраивающих набеги на деревню с середины лета до поздней осени, то за маком на огородах, то за дикорастущей коноплей за огородами и вдоль оврагов.

А потом их накрыло. Кого ужасом, кого экзистенциальной тоской. Серёгу, как участника второй чеченской, хоть и накрыло, но он успел на рефлексах зарядить со всей дури Никите. Чем, вероятней всего — спас того от побочных эффектов адского изобретения ученых, просто и гуманно отправивив его в нокаут.

Длилось, к счастью, это недолго. И вот уже, вытирая испарину, побелевший председатель оттягивал ворот майки, риторически вопрошая:

— Что это было, товарищи!?

На что ни у кого не нашлось ответа, после чего пришли к общему мнению, что хватит пить и разошлись, медики по выделенным Захаром Михайловичем спальным местам, Анисим с участковым и депутатом по домам. Никита пробовал что-то пробубнить про продолжение банкета, но был подхвачен Серёгой под руки и выдворен на свежий воздух.

Вдобавок ко всему — вырубилось электричество, чему Захар ничуть не удивился, с электросетями давно надо было что-то решать, о чем он неустанно говорил как вышестоящими руководству в сельсовете, так и стропалил Никиту, чтоб он, как депутат — продвигал этот вопрос. Модернизировать обещались второй год, но что-то пока не складывалось.

И даже те, кто спал в эту ночь — спали неспокойно и снились им кошмары…

Не спалось и Ксении, невольной виновнице всего случившегося, история банальная. Известная ещё с библейских времён, как говорят французы — шерше ля фам, а в народе — во всем виноваты бабы. Ксюха вообще была не дома, если честно, а в гостях у соседа Егора. Не подумайте чего, во первых — Егор для неё слишком старый, во вторых — репутация у него, мягко говоря — не ахти.

Егора знала вся деревня, он был практически местным, по крайней мере — приходился двоюродным братом участковому и с детства каждое лето приезжал сюда на каникулы. Вырос здесь, практически, пил самогон, ухлестывал за девчонками, но в деревне его больше знали как наркомана, и не одна бабка, чей огород он истоптал в поисках мака — имела на него зуб. Но это всё было в прошлом, благодаря слаженным усилиям родственников (не без физического воздействия), посетив несколько реабилитационных центров — он наконец завязал со своими пагубными привычками и осел в деревне. По крайней мере — так это выглядело в глазах общественного мнения, но бабки то знали, что дело тут нечисто и ожидали подвоха.

Здесь, в деревне, он устроился дежурным электриком в агрохолдинге (у которого здесь был небольшой филиал), завел стаю гусей, которых откармливал всё лето, а по осени подвергал тотальному геноциду, оставляя несколько особей для дальнейшего размножения. Держал огород, причем содержал его образцово, этого не отнять. Видимо, навыки культивирования психоактивных растений оставили след — на огороде у него всё цвело и пахло, что несколько примиряло с ним бабок. К тому же он и в совете не отказывал, и посадочным материалом делился с соседями. По словам Серёги — социализация и реабилитация шла успешно, вот уже почти два года. А уж после того, как Егор приобрел дорогую ректификационную колонну, дотошно изучил предмет (с химией он всегда был на ты, специфика бывшего образа жизни) и начал выдавать в народ такое, что язык не поворачивался назвать самогоном — он по заслугам вошел в элиту деревни. Ну и руки у него росли откуда надо.

Поэтому Ксения, которой её Ваня с пару месяцев назад подарил ноутбук — частенько обращалась к нему, то программу поставить халявную, то объяснить чего. Да и интересным собеседником он был, чего уж там. Всю страну объездил, где только не работал, даже в столице жил (о том, что живя в столице, Егор больше тусовался по притонам, чем по музеям и театрам — он не особо любил распространятся). Но Ване своему изменять она и в мыслях не держала, хоть и называла его про себя не иначе как Иванушка-Дурачок, в зависимости от обстоятельств, то ласково, то как диагноз. С Иваном у них была любовь, но кардинально разные взгляды на дальнейшую совместную жизнь.

Сама Ксюха прожила всю жизнь в деревне, за исключением четырех лет обучения в колледже и с детства руководствовалась принципом, переиначив рекламный слоган: «хорошо иметь домик в деревне, но скотину держать — совсем другое дело». Поэтому себя в деревне видела лишь в роли приезжающей в гости к родителям на выходных, но никак не постоянной обитательницей. Тут Ваня, со своими планами, был обречен, если бы не трагическая случайность в воинской части…

Вот и сегодня, Егор запустил эсэсклинер, почистил Ксюхе браузер от кэша, поставил пиратский, скачанный с торрента фотошоп, они уже допивали чай и доедали принесённые Ксюшей пирожки, собираясь расходится, когда позвонил боец.

— Ваня, Ваня! — прокричала она в трубку. — Что случилось, что такое, ты куда пропал!?

После этого досталось и им. От окна полыхнуло сине-зеленым мерцанием, и если у Ксюхи всего лишь вздыбился подшерсток и сознание затопило паникой и всеобъемлющей истиной: «всё пропало!», то Егор осознал в очередной раз всю тщетность бытия, понял, что мы все умрем и зря он, всё таки — употреблял наркотики и не знал меры в алкоголе. Минздрав оказался прав, и осознание этого было горьким и мучительным.

После того, как полегчало, Егор, нашел фонарик и осветив комнату — убедился, что Ксюша здесь и живая, спросил её (его как-то сразу стали терзать смутные сомнения, что между звонком Иван и последующими событиями есть какая-то связь):

— Что случилось, Ксюха, чего твой Ванька звонил?

— Я и понять толком не успела, но кажется — он хотел о чем-то предупредить, говорил, что то ли дело серьёзное, то ли нам всем пипец.

— Однако, а он ведь у тебя сейчас опять у хохлов? Неужели всё таки ядерка?!

— Нет, — Ксюша аж прикусила губу, — он в Чебаркуле, в части. Егор, ты это серьёзно, про ядерку?! Это же не смешно!

— Какой смех, Ксюх, их то в части запросто могли в курс поставить. А сейчас света нет, связи тоже, хз, что в мире происходит, может и впрямь, сорвались с катушек и жахнули…

Егор, как фанат Беркема, завсегдатай автор. тудей и прошедший все фоллауты — к зомби и попаданцам относился скептически, а вот сценарий атомной войны был ему близок и понятен. А в выживание в постапокалиптическом мире на радиоактивных развалинах цивилизации он не очень верил, после жизни зимой в деревне на Урале в такое верится с трудом.

Они вышли на улицу, Егор отдал Ксюхе фонарик, чтоб добралась до дома, а сам постоял во дворе, выкурив сигарету, всё больше и больше успокаиваясь. Ничего не происходило, небо не расчеркивали трассы боеголовок, на горизонте не занималось зарево пожаров. На краю деревни пару раз тявкнула собака и умолкла. Он посмотрел на небо, в котором так красиво мерцали звезды, таких не увидишь в городе, с его вечной подсветкой. Вот в деревне — да, особенно когда электричество вырубят. Нашел большую Медведицу на привычном месте, на это его познаний в астрономии хватало, про Малую он только знал…

А этим летом перебои с электроэнергией случались особенно часто, ради чего Егору даже пришлось разориться на генератор. Не то, чтоб электричество выключали надолго, самое большее — через полдня приезжала мобильная бригада электриков из села и устраняла проблему, обычно заключавшуюся в обрыве линии между деревней и селом. С генератором было спокойней и удобней. Он тщательно затушил окурок, окончательно успокоившись и пошел спать.

А в небе продолжали гореть звезды, как тысячи и миллионы лет тому назад. Если бы Егор был внимательней, то заметил, что в небе не было огоньков пролетающих самолетов и спутников…

Глава 2

В воскресное утро можно было бы поваляться и подольше, но не в деревне. Егор за всю свою деревенскую жизнь отлично адаптировался к местной специфике, и не недовольное блеяние соседских баранов, ни кукареканье их петухов — не могло нарушить его сон. Но вот недовольный гогот своих гусей он проигнорить не мог. Поднялся. Потирая заспанные глаза прошел на кухню, плеснул в лицо из умывальника, утерся полотенцем и стал одеваться. Ткнул чайник — тот не отозвался. Щелкнул по выключателю — тишина.

«Понятно, к обеду раздуплятся и починят, придется генератор заводить, а то без кофе никак», — и пошел во двор, выкурить первую сигарету, выпустить гусей, — «и надо же накормить их ещё, порубить кабачков, комбикорма запарить, прежде чем на пруд выгонять, эх, всё одно генератор заводить».

На улице было свежо, всё таки утро ещё, восемь часов с копейками, да и осень на дворе. Гуси, учуяв его появление — заблажили с новыми силами.

«Здорова, упыри!», — гаркнул он им, открывая дверь курятника и отшатываясь в сторону. Чтоб не быть сбитым с ног стаей, стремящейся на волю. Гуси выкатились во двор, разошлись по нему по хозяйски, недовольно взгогатывая и поглядывая на Егора, как бы неприкрытым текстом говоря: «жрать давай, да?!»

«Никакого, сука, уважения, что за гуси пошли…» — посетовал он про себя и докуривая на ходу, поплелся заниматься привычной рутиной, предвкушая, как заварит наконец кофе.

Так, потихоньку, он нарубил зеленки, запарил с отрубями, вывалил гусям и попивая кофе, приглядывал самых жирных и наглых, кому он отрубит голову в первую очередь. На звук негромко тарахтящего в сенях генератора вначале подтянулась соседка, тетка Марфа, с чайником и десятком яиц. Чайник — вскипятить, яйца — Егору. С соседями в деревне лучше жить дружно. Потом нарисовалась озабоченная Ксюша, с ноутом, телефоном и пауербанкой, всё зарядить. Ещё и на кофе напросилась беспардонно.

— Ты бы, Ксюха, ещё батин аккумулятор от трактора притащила, — беззлобно подколол он её, — или от машины хотя бы, если от трактора тяжелый.

— Надо будет, сам притащит. — Отмахнулась она. — А ты телефон смотрел? Сети то нет, значит, и в селе света нет.

— Тем лучше, быстрей электриков пнут и починят. — рассудительно заметил Егор. — Так, кофе попила, девайсы на зарядку поставила? Домой пойдешь, проводи гусей моих до пруда, ну, дорогу они знают. Так, направь слегка, а то их пока не пнешь — вымогать пожрать будут.

Гуси Ксюху знали слишком хорошо, поэтому, пусть и огрызаясь, но выкатились из ограды и нестройной волной потянулись от родных пенатов к пруду в центре деревни. А их хозяина ждали дела, которые делать — не переделать. И колонну надо было запустить, пополнить запас стратегического продукта, и табаком заняться, и огород внимания требует.

«Хотя, какое самогоноварение, света же нет, вилы в руки и на огород. Эх, лучше бы торчал, ни забот, ни хлопот, может — уже и помер где-нибудь от передоза в подъезде». — мрачно юморнул про себя Егор и взял курс на огород.

На огороде он управился за пару часов, солнце поднялось почти к обеду, досадив грядку чеснока на зиму и запалив несколько куч подсохшей ботвы он засобирался домой, пообедать как со стороны Ая нарисовались два ковыляющих колоритных персонажа: «Рыбачки, по ходу — или тачку в Кулемке засадили на переезде, или аккум сдох. А водяра ещё в наличии, судя по косвенным признакам. Если тачку вытаскивать — калым бате Ксюхиному привалил» — сделал моментальное умозаключение Егор.

Судя по болотным сапогам, это явно были не охотники и Егор, закурив — стал дожидаться, когда они подойдут. А водочная бутылка и полторашка газировки в руках одного из них — как бы намекала, что это не спортсмены на пробежке.

— Здорова, мужики, куда путь держим, случилось чего?

— Здорова, братан, случилось! У нас цыгане машину угнали!

Тут Егор понял, что недооценил масштаб трагедии, тут не аккумулятором севшим пахнет. А перепоем, а то и белкой.

— Какие цыгане? Откуда? У меня брат участковый, разберемся! Как поняли, что цыгане?

Какие, какие, одичалые совсем! Мы, значит, как обычно, на горе перед спуском оставили тачку, загрузились снастями и к реке спустились. Всю ночь закидушки ставили, налим как с ума сошел ночью, мы полный садок набили. Ну отметили на радостях и вырубились. А утром похмелились, пошли закидушки сматывать — опять на каждой по налиму! А на одной — динозавр! Кило на шесть, а то и на семь!

«А ведь реально белка, — загрустил он, — ладно цыгане, но полный садок налимов, да ещё и килограмм на шесть экземпляр. Лишь бы не буйными оказались, надо к братану их. И в город, на вязки, под капельницу. А может и обжабались даже чем-то, тут тебе и цыгане, и налимы из книги рекордов, главное — не спорить с ними. Не провоцировать».

— Молодцы, чо, пошли, к брату вас отведу, он вам поможет с цыганами разобраться. Да и налимов бы надо прибрать, на улице то теплынь, подтухнуть могут.

— Да чего налимам сделается, они в садке, в воде. Мы к машине и поперлись с утра, чтоб безмен взять, проверить, на сколько вытянет красавец этот.

— На литр забились! Я говорю, что к семи ближе, Лёха, что пять с небольшим. Будешь?! — Ткнул он в Егора бутылкой, в которой плескалось ещё больше половины. — У нас ещё есть!

— Да! Нам как цыгане кнутами вломили, мы к лагерю сбежали, палатку свернули, вещи собрали и в овраге все припрятали. А водку даже прикопали, с собой только три пузыря взяли. А машины нет уже, угнали! Мрази! — Выплескивали свои эмоции рыбаки на ходу.

«А ведь не похоже на делириум тременс, — всё больше убеждался Егор, — тот то на фоне отмены алкахи. а эти тепленькие уже. — тут или грибы замешаны, или синтетика какая. Нормально их таращит. Может, попросить отсыпать?»

Так, коротая дорогу за непринужденной светской беседой они добрались до дома Серёги. Тот сидел у самовара, а во дворе, у летней печки — хлопотала его жена, Маша, что-то готовя. Судя по дымкам во дворах и кое-где из труб — народ не стал ждать милости от электриков. Генераторов на всю деревню было штук пять, зато печки — у каждого. Газификации деревни не было пока даже в самых оптимистичных планах развития села, зато рядом лес и у каждого во дворе поленница с изрядным запасом дров. Даже у маргиналов. А тот, кто пренебрегал элементарными навыками самосохранения — зимой попросту вымерзал.

— Чо ты их ко мне привел? — неласково встретил их после вчерашнего участковый.

— Пусть сами расскажут, там детектив с налимами и конями…

И они рассказали. По мере повествования Серёга насупливался всё больше и больше, а после ответа на вопрос: «Как вы поняли, что вашу машину угнали?» — услышал: «Начальник, так это они машину угнали, а на том месте свои вигвамы поставили, овец там стадо пасется, цыгане эти наглухо отбитые, на понях каких-то мохнатых, с луками, кнутами нас как давай ху. рить, мы и свалили!» — вдруг вскочил и заорал: «Так, тихо! Сидеть здесь, никуда не уходить!» — после чего быстрым шагом метнулся в дом.

Пробыл он там недолго, выскочил чертиком из табакерки, уже по форме, с табельным в расстегнутой кобуре, одной рукой поправляя наручники на ремне, второй засовывая в карман связку пластиковых стяжек монтажных. На ходу бросив незадачливым рыбакам: «а карликов, карликов там не было?!» — схватил Егора и увлек его за угол дома, не обращая внимание на оправдания потерпевших:

— Начальник, какие карлики, там цыгане!

— Нам бы машину вернуть, гражданин начальник!

За углом он подозрительно посмотрел на брата и с укоризной произнес: «Егор, опять?! Сорвался? Чем ты их накормил? Сам то трезвый, или с ними жрал?!»

Тот психанул: «Да иди ты! Я их сам сегодня первый раз вижу! Со стороны Ая пришли, такую же ботву затирали с самого начала, налимы гигантские, цирк цыганский на лошадях. Не знаю, чем они закидывались, но на водочку идеально легло. Я их сразу к тебе, вроде не буйные, их пока таращит — с ними не спорить лучше. И это они пока не буйные, мало ли что им в следующий момент в голову втемяшится, лучше их изолировать, как по мне. А то знаю я этих наркоманов…»

Серёга на своем месте уже несколько лет сидел не зря, поэтому и принимать решения, и претворять их в жизнь умел молниеносно. Да что там говорить, начальство его не просто ценило и закрывало глаза на многое (эксцессы были, как без них, не робот всё таки), а понимало, что без него в деревне вновь воцарится хаос и период безвластия, как при крайнем участковом. Который мало того, что попустительствовал мелкоуголовному элементу за мзду, так ещё и сам оказался втянут в аферу с расхищением остатков совхозного имущества и кражей двадцати тонн зерна с территории преобразованного из совхоза агрохолдинга.

Дело, по итогу — замяли, участкового этого то ли уволили, то ли куда-то перевели. Назначение Серёги здесь пришлось в кассу, правовое государство в отдельно взятой деревне он, конечно, не построил, но порядок был. И народ Серёгу уважал, побаивался, ибо кто у нас без греха, все под статьей ходят, а то и под несколькими — но уважал. И в случае неприятностей серьёзных или беды, не дай бог — шел к нему. Тот хоть в морду мог дать сгоряча, зато за дело, и не было такого, чтоб зазря тиранил.

— Так, ладно, пойдешь со мной, поможешь мне их до конторы довести, к Председателю. Тебе они вроде доверяют. Пошли! — Бросил Серёга брату.

В конторе он выдал мужикам два листа бумаги, ручку, одну на двоих, провел в кладовку, которую, бывало — использовали как холодную. Окон в ней не было, двери стояли капитальные, из лиственницы.

— Начальник! — Почуяли неладное горе-рыбаки. — Нам бы машину вернуть, а нас то за что!?

— Так, сидите тихо, пишете объяснительную, что пили, сколько, когда заметили пропажу машины, всё детали!

— Так «пять озёр» мы пили, из красно-белого, а это то тут причем, у нас машину угнали, побои нанесли!

— Это многое объясняет, я когда раньше из кб спиртное пил, тоже всякое видел. Качественный продукт надо употреблять, сделанный прямыми руками! И никаких индейцев на понях и с карликами! В ваших же интересах протрезветь, сейчас буду разбираться, возможно, придется вызвать эксперта из района и оперов. А тут вы, по синей дыне! Давайте алкаху сюда! Сидите тихо, не буяньте, следствие разберётся!

С этими словами Серёга закрыл массивную дверь, накинул навесной замок и повернулся к Егору: «Уф, обошлось, пусть посидят, в себя придут».

— А ты сейчас куда, Серёга, на место преступления? — Полюбопытствовал Егор.

— На какое место преступления?! Цыган диких искать? Или налимов гигантских? Стоит их машина на горе, как стояла. Проспятся, отойдут и заберут, оттуда, где оставили. Мне только буйных в деревне с белкой на свободе не хватало. Давай по домам! Мне ещё сегодня надо несознательных наших согнать на медосмотр, алкашей да гастарбайтеров. А то прописаны, висят на балансе мертвым грузом, а сознательности никакой…

Они вышли из конторы, возле которой сегодня было особенно многолюдно — мобильный ФАП (для которого отсутствие электричества не было проблемой) с бригадой врачей ударно обрабатывал оставшуюся часть податного населения, принимая болящих и отсортировывая здоровых. Хотя откуда в наше время здоровые, есть недообследованные, а идеально здоровых не существует. Постояли, покурили, пообщались с народом и разошлись по домам, благо — с медосмотром отстрелялись ещё вчера, одними из первых.

А врачи, обработав вчера большую часть населения — торопились сегодня закончить. В сроки укладывались, к вечеру планировали загрузить ПАЗик обещанными деревенскими ништяками и отбыть. С утра обследовали небольшой коллектив агрохолдинга, которых привел Анисим, потом потянулись пенсионеры, после обеда Председатель обещался загнать оставшихся, из люмпенов и нескольких пастухов, которые были на выпасе.

Отделение агрохолдинга здесь было небольшое, но значимое — помимо полей, зернотока и небольшого зернохранилища, овощехранилища (оставшихся ещё с советских времен), в деревне находилась конюшня, краса, гордость и любимое хобби руководства. Табун был голов под сорок, причем с пяток лошадей были какими-то особо породистыми, неоднократно выступали на скачках в Башкирии и нередко привозили домой призовые места с сабантуев.

Помимо этого был гараж теплый, кузня небольшая при нем, слесарка аж с несколькими станками. Всё это ещё со времен совхоза, то есть — построено на века и основательно. Несколько тракторов в этом гараже в наличие тоже имелось. И небольшой филиал нефтебазы, с несколькими емкостями, под бензин и д\т.

В святые девяностые всё курочили и растаскивали с остервенением, но всё не осилили, а потом на базе совхоза образовался агрохолдинг, процесс распада прекратился и повернулся вспять. И что характерно, при новом рачительном собственнике — народу в агрохолдинге было задействовано не в пример меньше, чем в совхозе, но продукции на гора выдавалось больше, овощи не гнили за зиму, скотина не голодала. Естественно, на жизни простых работников, в отличие от руководства это особо не сказалось, миллионами в полях и на ферме никто не ворочал.

Но за работу держались, зарплату выплачивали стабильно, а по сезону ещё и за переработку. Плюсом, хоть масштабы расхищения казенного имущества по сравнению с временами союза снизились в разы, но всё таки были, что являлось существенным подспорьем для деревенского быта. Скотину держали почти все, поэтому халявные корма были как нельзя кстати, а на небольшие хищения без цели перепродажи руководство закрывало глаза, списывая эти мелочи как неофициальную тринадцатую зарплату.

Так что из работников агрохолдинга осталось обследовать только двух конюхов с дальнего выпаса (в паре километров от деревни, которые как раз и пасли породистую пятерку из табуна), которых Анисим обещал прислать после обеда, заменив их уже прошедшими комиссию. А пока медики приступили к увлекательному квесту: «обследуй трёх человек и найди один цирроз печени первой стадии и два алкоголизма второй степени». Это подошла протестная часть населения деревни: ситуативные хиппи, стихийные анархисты и прочие маргиналы, шатающие систему.

С ними подтянулись и два брата-гастарбайтера с семействами, приехавшие в деревню откуда-то из Средней Азии, в рамках программы переселения соотечественников. В деревне они уже жили третий год, поначалу новые соотечественники по русски практически не разговаривали, официально нигде не работали, кормились приусадебным хозяйством, скупкой с осени по весну картошки за дешевую казахстанскую контрабандную водку у любителей заложить за воротник. Планы по экспансии деревни, которые у них наверняка были изначально — пресёк на корню Серёга и держал их с тех пор на карандаше, не давая разгуляться.

В частности, их инициативу по организации нелегальной скупки металлолома задарма он задавил в зародыше. Попытка братьев подключить к решению своих проблем с участковым диаспору из города окончилась пшиком в буквальном смысле этого слова. Приехавшую пятерку смуглых бородачей на тюнингованном по гланды хачмобиле встретили довольно тепло, под наставленными на них ружьями подтянувшихся неравнодушных охотников бородачи дисциплинированно выгрузились из машины и провожаемые поощрительными поджопниками бодро проследовали пешком до села. Девять километров они преодолели за полтора часа, там дождались рейсовой маршрутки и были таковы.

Но обещали вернуться. И ведь вернулись. За машиной. С извинениями. А с машиной получился пшик, ей все четыре колеса пробили, варварски. Подозрение пало на двух хулиганистых школьников, «русских фашистов» Рашида и Фаниса, которые уже принимали участие в конфликте с детьми мигрантов. Русскими фашистами их заклеймила жена одного из братьев, когда ездила в село разбираться со школьной администрацией, по причине побоев у своих детей. Педсостав в ответ выкатил свои претензии и всё это могло вылиться не то в административку, не то в уголовку, но к счастью — дети разобрались сами. В результате дети мигрантов стали сносно изъясняться на русском, подтягивать родителей и давали надежду на свою возможную дальнейшую успешную социализацию в рамках законов, в отличие от упорствующего в своих заблуждениях старшего поколения, застрявшего в рамках парадигмы средневековых отношений. Конфликты в школе прекратились. И да, Фаниса и Рашида дети гастарбайтеров с тех пор крепко стали уважать.

Так что врачам, занятым сейчас работой с таким контингентом можно было только посочувствовать. Хотя они справлялись и не церемонились, да и колоритная публика, проникшись профессионализмом врачей, их подходом и имиджем — вела себя прилично, права не качала, рецептики выписать и спирта налить не просила. Очередь пациентов уже шла на убыль, уже обследованные у конторы не задерживались и расходились по свои делам, так что появление двух всадников бомжевато-щеголеватого вида на невысоких, но бодрых лошадках непривычного вида — ажиотажа и удивления у немногочисленных свидетелей не вызвало…

Несмотря на теплую погоду одетые в тюбетейки, подбитые лисьим мехом, какой-то невообразимой пестроты халаты, всадники не производили впечатления ряженых клоунов. А луки за их спинами не походили на красивые поделки реконструкторов, как-то сразу, глядя на них — приходило понимание, что из этого вот лука, неказистого с виду — привычней убивать, чем развлекать публику на фестивалях. В общем, желания подшутить над их внешним видом, появление всадников ни у кого из присутствующих на площади не вызвало.

А чуть ли не родственное сходство главного из гарцующих на лошадках (судя по более богатому, по сравнению с другими наряду) с отцом школьника-хулигана Фаниса, кузнецом Расулом,(обычно мастеровитого и добродушного, но буйного и неукротимого в подпитии), предостерегло находящихся на площади возле ФАПа от необдуманных поступков и язвительных комментариев.

— Кто такие? Мордва? С казенного завода? Государевы люди есть? — на ломаном, но понятном русском требовательно поинтересовался так поразительно похожий на Расула старший.

— Там начальство, там! — облегченно загомонили люди, тыча пальцами на мобильный ФАП и внезапно вспомнив, что у них есть свои дела и сюда то они, собственно, пришли под давлением административного ресурса — поспешили рассосаться.

Наездник продефилировал к ограде, спрыгнул с лошади и решительным шагом направился к ПАЗику. Несколько человек, стоявших в очереди — невольно расступились, из автобуса как раз вышел очередной пациент, замешкавшись на пороге, где его оттолкнул наш дерзкий башкир в странном наряде и зашел внутрь.

Внутри мобильного пункта он не то чтоб подрастерял апломб, а попросту остолбенел, с удивлением озираясь по сторонам. Тут же был взят в оборот не желавшими терять времени врачами, раздет. Облеплен датчиками кардиографа и засыпан вопросами. В процессе опроса и медосмотра футурошок, в разной степени, испытали все участники.

— Жалобы есть? — Угрожающее вопросил хирург, и тут же обратился к коллеге гастроэнтерологу: «Посмотрите, Марина Сергеевна, вот он звериный оскал капитализма, просило начальство особенно внимательно отнестись к пастухам, которые придут в последнюю очередь, а он мало того, что синоним антисанитарии, так тут ещё и педикулез! Посмотрите и выдайте пациенту шампунь, у нас, слава богу, полный комплект. Первый случай в этой локации. Поразительно, какой контраст, в черном теле держат пастухов!»

— Я не пастух, я бий! — дерзко возразил приходящий в себя и осваивающийся пациент, — у меня двести лошадей, три жены! По цареву указу нам мишари, мордва и русские, кто на нашей земле селится, нам платят! А это не завода земли!

— Это не к нам, — примирительно сказал эндокринолог десантник, — по вопросам имущественным и хозяйственным к председателю обращайтесь. Вот вам четыре флакона шампуня, от вшей, мойте голову и тело сами, и жен всех троих обработайте.

Заметив недоумение посетителя при виде шампуня, хирург обстоятельно втолковал ему. Что это такое, как открывать и пользоваться. Убедившись, что пациент всё понял — совместными усилиями, через пень-колоду, выяснили его ФИО и отпустили слегка ошалевшего Азата Айлулла на свободу. Так и не поняв, Айлулла — это отчество или фамилия, вписали Айлулла и в графу отчество, и в графу фамилия.

— Не доведет до добра миграционная политика, — удручающе констатировал эндокринолог, — тридцать три года, как советской власти нет и вот такие вот люди встречаются на Урале. Да у нас в роте узбеки после КМБ устав караульной службы рассказывали, только от зубов отскакивало…

А вышедший из ПАЗика Азат, довольно распихивая по недрам халата флаконы с шампунем от педикулеза, ловко вскочил в седло, повелительно крикнул своему спутнику: «Алга!» — и они резво ускакали в сторону границы с Башкирией, в сторону Могузлов…

Глава 3

К вечеру по деревне поползли тревожные слухи, которые впрочем, тут же подтвердились. Началось всё с врачей, которые загрузили ПАЗик овощами, несколькими тушками куриц, салом, в общем всем, что выделил им Захар Михайлович и поехали, взяв курс на село, а через него и в райцентр, Однако, через два километра, аккурат перед Хазанским логом — насыпь асфальтированной трассы обрывалась, как отрезанная ножом и дальше вместо дороги стеной стоял кустарник. Линия электропередач тоже пропала, со стороны деревни стояли два столба, с которых сиротливо свисали обрывки проводов, а дальше — ни дороги, ни столбов. Эндокринолог Олег, по совместительству водитель, как бывший десантник — слез с насыпи, походил по кустам, констатировал: «Не, мы тут не проедем, поехали обратно, по проселочной на Могузлы уедем». На что не последовало никаких возражений, все хотели домой и каким образом туда попасть — «неважно, хоть через Месяпутово».

Вернулись в деревню, заехали к Захару, рассказали о пропавшей дороге и оставив того в недоумении, и не задерживаясь — попылили по шоссейке на Могузлы, рассчитывая там перебраться на асфальт и прямиком домой, в Сатку. Но и там, проехав пару километров — увидели то же самое, и тут рационалистическое мышление врачей, не склонных к мистике, впервые дало сбой. К тому же, здесь масштаб трагедии был более заметен, рыжая стерня сжатых полей вдоль дороги со стороны деревни сразу после того места, где кончалась дорога и обрывалась линия электропередач — резко контрастировала с обступавшим их неровным полукругом степью с кустарником и смешанным перелеском. А на обочине дороги восседал на лошади их недавний пациент, Азат Айлулла, присматривая за копошившимся у столбов с проводами четырьмя, по всей видимости, соплеменниками, одетыми гораздо беднее.

Четыре их лошади паслись за невидимой чертой, отрезавшей деревню и окрестности от цивилизации, там, где вместо стерни рос кустарник и стеной желтели заросли травы, трое башкир обступили ещё стоящий столб, наблюдали за тем, как один из них деловито тюкал топориком, видимо — намереваясь его свалить. Четвертый заканчивал сматывать провод с уже поваленных двух столбов.

Увидев столб пыли от несущегося по дороге ПАЗика, они было опасливо стали отступать к лошадям, сдернув с плеча луки, но после повелительного окрика Азата, узнавшего странную карету лекарей без лошадей, в которой ему сегодня подарили так вкусно пахнущий шампунь — продолжили работу, время от времени настороженно оглядываясь.

Врачи, внезапно, стали о чем-то догадываться, Марина и акушерка Света не спешили выходить из машины, с оторопью поглядывай на беззастенчивых расхитителей цветмета, а Олег и Толя вышли на дорогу, встречая Азата.

— Азат Айлулла, — укоризненно обратился к нему хирург Анатолий, — что ж вы так варварски провода срезаете, казенная собственность, всё таки!

— Как казенная!? — Внезапно занервничал тот. — Это наша земля! Казенная, это заводы, Сатка, Златоуст. А здесь мы! Хорошая веревка, крепкая, надо забрать, пока с Айле не знают и мордва!

— А какой сейчас год, уважаемый, не подскажете? — вопросил Олег.

— Не знаю, — Азат слез с коня и держа его в поводу, обошел ПАЗик и разглядывал глушитель. — Оседлые мы, отец у меня бунтовщика Емельку воевал с Белобородовым, Сатку жег, я тогда ещё не родился. Верхние Тыги наше становище! А вы кто, когда здесь поселились? Баксы[1] сегодня камлать будет, завтра приедем и всю эту веревку заберем! И гонца отправим, на завод, про вас обсказать!

После этого Азат что-то скомандовал своим, те шустро собрали мотки проводов, приторочили их к седлам и мерно потрусили прочь.

— Это какой-то розыгрыш или постановка, — подумал вслух Толя, — такой дичи просто не может быть…

— Ага, млять, съемочная команда программы розыгрыш лично вот это всё руками перекопала, деревья и кусты пересадила. А Азат, это загримированный Киркоров! — Резонно заметил Олег. — Давайте к своим, в деревню, надо хоть предупредить, а то начнут с проводов, а закончат мародеркой с изнасилованиями. Эти вот, оседлые, с педикулезом.

Олег сел за руль, развернулся и дал по газам спеша озадачить председателя, ещё не переварившего новость о потере дороги к деревне и городу — новыми вводными…

Обстановка в деревне, и так напряженная из-за отсутствия электричества — стала накаляться ещё больше. Народ подспудно понимал, что происходит какая-то непонятная херня, но что именно происходит — не мог понять никто. После известий от врачей — началось массовое паломничество в сторону Хазанского лога. Желающих исследовать местность за пределами оставшегося куска трассы и столба, со свисающими обрывками проводов — не нашлось. Дороги дальше не было, а бить ноги, продираясь сквозь кусты — дураков не было. Вернувшиеся исследователи несли информацию в массы, главное, что уяснили все — электричество всё.

Пока хватило и этого, для паники. Коллективное бессознательное стихийно выразилось в том, что женщины начали изыскивать пути того, как сохранить содержимое холодильников и морозильников, а мужики стали сбиваться в компании, пытаясь найти найти ответы на извечные вопросы: кто виноват и что делать. Братья Шухвактовы, распродавшие к утру больше половины паленой водки и ещё не знающие о внезапном катаклизме, который потрясет всё — довольно потирали руки. А народ массово жрал и пил, ели — чтоб не испортилось, а пили — глуша беспокойство и тревогу.

Пили и у Председателя, во дворе рдел углями мангал, стоял тазик с верхом набитый мясом из приказавшего долго жить морозильника, стоял загнанный сюда ПАЗик врачей, а за вынесенным столом сидела элита деревни и врачи, поневоле оказавшиеся заложниками сложившейся ситуации. В то, что деревня оказалась провалившейся в прошлое, не то чтоб не верили — не хотели верить. Да и однозначных фактов пока не было. Так что толкли из пустого в порожнее, высказывая свои предположения и пытаясь выработать стратегию дальнейшего существования. Ничего не вырабатывалось, в умах царили разброд и шатание.

Подошел злой как черт Егор, появление которого встретили нестройными, но приветственными возгласами, и не зря, пришел он не пустой. А со своей фирменной настойкой и пакетом замаринованного мяса, кило на три. Он, впрочем, радость встречающих не разделил, и сходу выложил свои беды и горести:

— Сука! Морозильный ларь на сто тридцать литров, почти полный забит заморозкой по пакетам! Там и перцы, и цветная капуста, и горошек, и всё! Ягоды, хусним, завтра на бражку поставлю, а ведь овощи, старался, вакуумировал, мне бы их до следующего лета хватило, как в том году, ещё бы и братану подгонял, и соседей угощал. Придется гусям скормить…

— Эх, Егор, — прониклась его бедами жена Захара Татьяна, в отличие от остальных, которым на овощи было насрать. Врачи оказались в непонятной ситуации, без дома и близких. У Председателя и Серёги, как лиц, облегченных властью, проблемы были глобальней. — Всё таки соленья и закрутки надежней, не зря я упахивалась. Даст бог, перезимуем.

— Перезимуем, — вздохнул Егор, — теть Тань, я тут мяса принес, замариновал наскоряк, один черт пропадет, но гляжу, у вас и своего девать некуда.

— Да не говори, и кошаки обожрались, и собаки. С утра тушенку буду варить закатывать, у тебя если есть банки стеклянные и мясо ещё — неси, и на тебя сварю. Ох, что-же дальше будет, слышал, небось, про башкир диких?

— Не диких, а оседлых! — менторским тогом заметил хирург, — вотчина у них, я так понял. На месте Верхних Тыгов. А вместо села аул Айле и поселение мордовское. Если допустить, что мы каким-то образом попали в прошлое, что в никакие рамки не лезет, сейчас время правления Екатерины второй, она же Великая. Но это в рамках гипотезы.

— Постойте, — вскинулся Егор, — вот как раз в ту ночь, когда ужасом, летящим на крыльях ночи всех накрыло, Ксюхе её Ванька звонил, что-то сказать хотел, не то нам всем хана, не то ещё что. То ли предупредить хотел, то ли что-то сказать, она не поняла толком и тут как раз свет вырубило, связь и мне лично так поплохело, что думал помру.

— Это Потапов что-ли? — Подключился Серёга, — Он, если не ошибаюсь, на СВО старшего сержанта получил, за ум взялся! Были у меня опасения, что по нему колония плачет, не оправдались, слава богу!

— Он, он, — подтвердил Егор, — Он в Чебаркуле сейчас, с ротации готовится к отправке снова туда, а там воинская часть серьёзная. Танковый полигон точно есть, а то и ещё чего, под грифом секретно. Челябинский метеорит помните? Вот, тогда весь мир гудел, обсуждая новость, а знающие люди, прикинув с линейкой траекторию по карте, лишь понимающе хмыкнули! Может, если действительно что-то такое случилось, что мы в прошлом, то всему нашему миру того, ядерный апокалипсис?! О чем-то же он хотел предупредить Ксюху, ещё что-то про деревню говорил… — добавил задумавшись.

— Весь мир в труху! — Провозгласил с озлоблением водитель-эндокринолог Олег, которому не давали покоя мысли о семье, а в свете возникших обстоятельств и их судьба. — Давайте выпьем за этого Ваньку и за наших вояк! Не знаю, что будет завтра, но я в наших верю! Не могли они просто погибнуть, наверняка такую обратку дали, что всё, никого не осталось! И нас спасли, случайно. Или божьим промыслом. За ВДВ!

Звякнули стопки и все сосредоточенно задвигали челюстями. Несмотря на сгущающиеся сумерки, и отсутствие электричества — деревня не засыпала. То тут, то там зажигались костры, по всей деревне одуряюще несло шашлыками, слышались голоса, взлаивали собаки, которым передалась нервозность людей.

Серёга! — вдруг озарила Егора мысль, мелькавшая у него в голове весь вечер на периферии сознания и только что пойманная, — А ты рыбаков то не заморил в конторе?! С обеда, считай, сидят под замком. Получается, они ни за что под раздачу попали, и машину потеряли и оказались непонятыми. Я так думаю, что они башкир за цыган приняли.

— Собака серая! — сконфузился участковый, — Забыл про них, с этим вот всем. Так то ведро у них там стоит, но да, надо выпустить.

— Веди их сюда, — добавила сердобольная тетя Таня, — накорми хоть, оголодали небось взаперти. Всё равно, столько всего пропадает, всё не собак кормит. Да они не жрут уже, вон, лежат кверху пузом.

Народ украдкой бросил взгляд на не уменьшающуюся гору в тазик у мангала, где Анисим набивал очередную решетку мясом. Лежащие у забора две хозяйские лайки, похожие на овальной формы воздушные шарики виновато отводили взгляд, как бы говоря: «да, виноваты, хозяйка, но больше не можем, прости!» Где-то ещё в доме отсыпались до таких же кондиций отъевшиеся кот с кошкой.

Незаметно опустилась ночь, на небе высыпали по осеннему крупные звезды, от пруда заметно потянуло зябкой прохладой. Недалеко, на другой улице через пруд, у кого-то их механизаторов загорелся свет во дворе и оттуда донеслись ликующие крики, заглушившие негромкое тарахтение генератора.

— Пойдем, Егор, поможешь, выпустим рыбаков, фонарик то с собой? — Обратился Серёга к брату. — Неудобно получилось, конечно…

— С собой то с собой, только аккумуляторы скоро заряжать нечем будет, у меня к генератору пол канистры бензина, двадцатилитровой, осталось. И ректификата больше не будет, если тока не будет.

Егор машинально стал прибедняться, бензина у него на самом деле было шестьдесят литров в трех железных канистрах и ещё почти пять литров в пластиковой. А уж выгнанного ректификата было с запасом, он цену своему продукту знал, ценил и больше занимался этим из любви к процессу, придумывая и воплощая в жизнь различные виды настоек. Даже бочонок на тридцать литров имелся, из липы, правда, но зато внутрь он накидал настоящих обожженных дубовых щепок, по идее — должен был получиться аналог виски. Полтора года уже настаивалось. Даже по предварительным прикидкам Егора, как минимум литров сто пятьдесят в виде различных настоек, а то и под двести было у него припасено по закромам, как у той белки, что и сама не помнит, где что спрятала. Осознание этого грело душу…

И не то, чтоб он до конца поверил в перенос — какой нормальный человек в такое поверит, до тех пор, пока его не поднимут на вилы крестьяне или не выпорют на конюшне, но на всякий случай прикидывал свои активы, что у него есть и чем он может оперировать. В России всё таки живем, тут надо быть готовому ко всему. И всё равно — жизнь так озадачит, что окажешься не готов.

Рыбаки, на удивление — сидели тихо, не ломились на волю, не требовали адвоката. Либо прониклись атмосферой темной кладовки, либо, что скорей всего — мучились жестоким похмельем от «пяти озер», утратой машины и неопределенностью. Освобождению обрадовались, а уж когда их накормили — совсем ожили, насев на окружающих со своими бедами. Обоим с утра надо было на работу, хотя хозяина машины, экскаваторщика Александра не сколько волновал вероятный прогул, сколько судьба украденной машины. Тут то их и огорошили, вывалив всё то, что было известно на данный момент.

Тут утренняя ситуация повторилась зеркально, теперь уже рыбаки стали подозревать, что деревенские если и не шизанулись на отличненько, то переборщили с выпивкой. Особенно их пугало то, что представитель власти в лице участкового не только не пресекал подобную шизофрению, но и потворствовал этому безумию, нагнетая обстановку не хуже остальных поехавших. Ещё и врачи, люди в белых халатах не вязали рассуждающих о переносе в прошлое, а тоже на полном серьёзе участвовали в дискуссии.

Если бы не ночная пора и темнота за пределами двора, хоть глаз выколи, освещаемая лишь костром (где пережигали на уголь поленья для мангала) и диодным светильником над столом — они бы лучше подались к реке, к спрятанной в овраге палатке и вещам, тревога за которые терзала сердца. Так что на всякий случай они старались держаться вместе и на дистанции, насколько это возможно, от гостеприимных хозяев. Айрат, работающий на том же заводе, что и Саня, по мере того, как стал осознавать, что несут окружающие — не выпускал из руки вилку из нержавейки.

А разговор, в уже изрядно принявшей на грудь компании — окончательно свернул на тему переноса в прошлое и тут Егор, собаку съевший как на зомбях и постапокалипсе, так и на попаданцах — нашел достойного собеседника в лице хирурга Толяна, который тоже был не чужд и особенно уважал Берга.

— Ты чо, — махал наколотым куском шашлыка на вилку Егор, — у Берга в «Лёхе» самая зачетная сцена, это где Лёха панцершоколада сожрал, с первентином! Я вот тоже думал, хорошо бы попасть во времена СССР, в деревню куда-нибудь. Я бы ветеринаром пошел. Анисим, а првда при союзе у вас опиум был в литровых бутылках, пятипроцентный? Такую страну просрали!

— Правда, — подтвердил Анисим, — только тебя, Егорка, таким макаром быстро бы определили из ветеринаров на Бакал, на зону всесоюзную для таких, увлекающихся. А не как при Путине, на год в санаторий.

— Это не санаторий был, а ребуха! Реабилитационный центр, не тюрьма, конечно, но и не санаторий! — Вскинулся Егор.

— Ладно вам, — примирительно сказал Толя, — а как тебе, Егор, «пятнадцать ножевых»?

— Зачет! Первую читал! А дальше не интересно, там всё предсказуемо, в этой жвачке…. — Подтвердил уже тёплый Егор, — Только переборщили они!

— Это где они переборщили!? — Возмутился Толя. — Я, как врач, удовлетворен, ляпов нет, планку держат!

— А я говорю, переборщили! — не унимался Егор. — С названием переборщили, сугубо имхо, куда нафиг стока, пятнадцать ножевых, ему бы и пяти хватило!

А участковый, с Захаром, не принимавшие участие в литературной дискуссии, были озабоченны совсем другим. Участковый прислушивался к тому, как шумела обычно тихая в это время деревня, исключая свадьбы, праздники и иные мероприятия, связанные с повышенной травмоопасностью и риском возникновения ситуаций, трактуемых уголовным кодексом однозначно. Что для обычного человека праздник, для полиции тяжелая и опасная работа. А на Захаре Михайловиче лежала ответственность за всё поселение и в обычное время, что уж говорить про ту непонятную ситуацию, которая сейчас складывалась.

— Знаешь, Михалыч, надо с такими посиделками завязывать, пока ситуация не прояснится, — донес свою мысль Серёга, — а то что осёдлые, что немирные, нагрянут с дружеским визитом и не только последние провода срежут, а скотину со двора сведут и хату обнесут подчистую.

— Запросто, — согласился Председатель, — не знаю, в прошлое мы попали, в параллельный мир, в эксперимент какой, но если тут такой народ вокруг, что средь бела дня столбы рубит, чтоб провода ободрать и машины ворует на лошадях, нас за зиму вырезать могут под корень. Мы тут, считай, неприлично богатые, пришлые, а раскулачить таких не грех. Надо бы завтра мужиков собрать надежных, охотников, у кого ружья есть. Ну и тех, на кого надёжа есть.

— Надо, обязательно надо. Да и ружьишки, как ты знаешь, помимо охотников тоже кой у кого есть. Как чуял, не лютовал. И мне в этой деревне жить, и повернуться по всякому может. Вот оно и поворачивается, скорей всего. Давай, Захар Михалыч, расход играть. А я пройдусь ещё по деревне, кого стоит — предупрежу, что собраться поговорить надо. Да и показаться народу, для острастки. Что-то деревня кипит, как бы не крышку не сорвало или не сожгли чего…

Врачей опять пристроил к себе Председатель, рыбакам-заводчанам выделили место на летней веранде, где они наконец-то обрели сегодня покой, а остальные разошлись по домам. Кроме Серёги, который обошел деревню на предмет профилактики правонарушений, кое-кого позвал встретиться, посидеть, обдумать как жить дальше.

Да Егора с пьяных шар занесло неведомыми путями вместо дома к Ксюше, где она сначала спросоня долго не могла понять, чего ему от неё надо. А тот с жаром рассказывал, какой её Ванька герой, как он спас деревню. Потом его мысли пошли совсем причудливыми путями и он заявил, что и он сам, и его генератор, и тем более гуси, которых никто спрашивать не будет — всегда к её, Ксюшиным, услугам. И наконец, когда он запутавшись в собственных мыслях, впал в косноязычие и выдал: «И ваще, Ксюха, я всегда здесь, ты меня знаешь. Я за тебя, ух, хоть кого порву!» Ксюха польщено захохотала: «Рвальщик, блин! Иди проспись, Егор, ты подкатить решил что-ли? Ахахаха!»

И Егор, уязвленный в самое сердце, пошел домой в весьма мрачном расположении духа. С твердым настроем: «Ксюху — нахер, а гусей, как морозы — всех под нож!»

Глава 4

После полуночи небо затянуло тучами и настала такая беспросветная тьма, которая бывает лишь поздней осенью. Народ постепенно угомонился, похолодало, потянуло сыростью и все окончательно расползлись по домам, деревня погрузилась в сон и у домов, где недавно кипел праздник жизни — помигивая, затухали угли костров, подергиваясь пеплом. Не огни, ни взлай собак не беспокоил окутанную дремотой тишину.

Уснули почти все, хотя у большинства это был не сон, а потеря сознания, вызванная алкогольной интоксикацией. Но были и те, кто в эту ночь не спал…

На площади у конторы слева притулился небольшой дом, в котором и при советах, и в девяностые, и сейчас — был единственный на всю деревню магазин. Несмотря на его небольшие размеры, он вполне удовлетворял насущные потребности, три раза в неделю привозили из села хлеб, там было практически всё, что нужно, от батона до гондона. Ещё магазин был неофициальным деревенским клубом, своеобразным кружком по интересам, куда приходили не только что-нибудь купить, но и зацепиться языками, узнать последние деревенские новости, выйти в свет, так сказать.

Если чего нужного не было в наличии, всегда можно было заказать продавщице Галке, она же и хозяйка, та звонила и передавала просьбу поставщикам и те в течении нескольких дней привозили требуемое. Так как помещение магазинчика было небольшое, основной склад находился на подворье у Галки, под надежной охраной двух псов и её мужа, который работал в деревенском филиале агрохолдинга механизатором, и имел два уважаемых и понятных хобби — охоту и рыбалку.

А заштатный с виду магазинчик, помимо того, что был культовым сооружением и даже местом силы, своей нелегкой жизненной судьбой напоминал зицпредседателя Фунта. Подобно Фунту, который сидел при всех императорах, временном правительстве и продолжил эту порочную практику при советской власти, магазин с завидным постоянством, то раз за год-два, а то и по два раза за лето — обворовывали.

В него залазила и местная молодежь, и приблудные пионеры из лагеря труда и отдыха, которой был при советах в соседнем селе. Становление всех деревенских, склонных к криминалу — начиналось с обворовывания этого магазина. Нередко случалось так, что добропорядочные жители деревни, загуляв и войдя в штопор, когда душа требует продолжения банкета, а средств нет — поддавались магии этого магазинчика и видя в нем безжалостную жертву, беспощадно вскрывали двери и подвергали его разграблению. Потом, обычно уже к обеду, будучи найденными по горячим следам, недоуменно разводили руками и на вопрос, что же их на это сподвигло, покаянно бормотали: «Бес попутал!»

Да что там говорить, Серёга с Егором, когда им было по пятнадцать лет, на летних каникулах впервые открыли для себя чудесный мир взрослой жизни и ухлестывали вдвоем за приехавшими из города такими же как они малолетними дачницами. За первые два вечера они спустили все накопления свои, заработанные за месяц работы в полях, пытаясь покорить сердца вертихвосток. Потом деньги кончились, положение казалось безвыходным, пока Серёга не вспомнил, что у соседа в теплице стоит и дозревает сорокалитровая фляга браги. После успешной экспроприации фляги они стали героями как для подруг, так и для внезапно увеличившейся компании. Три дня овраг за деревней озаряло пламя костра, в котором жарили картошку на закуску, в бликах света мельтешили фигуры подростков, поклоняющихся Бахусу, а за границей освещенного круга кто-то с надрывом блевал.

На четвертый вечер, когда фляга опустела, а привычка к красивой и легкой жизни осталась, у подростков спонтанно созрел гениальный по своей простоте план и уже после полуночи они совершили дерзкий налет на магазин. Вновь пылал костер, по кругу ходили бутылки с ликером и портвейном, в зубах дымились «More» с ментолом, а белозубо улыбающиеся девчонки искренне восхищались удалью и отвагой добытчиков.

Девчонки оказались более здравомыслящими, чем парни и под утро разбежались по домам. Парней у костра взял с поличными тогдашний участковый, безо всяких специально обученных собак-ищеек, оперативно розыскных мероприятий, и секретных сотрудников. Каким-то образом, не иначе используя дедукцию — он сразу после обнаружения факта взлома направился к оврагу за околицей, в котором вот уже неделю неделю гудела молодежь, о чем все знали.

Девчонки отделались легким испугом, как свидетели, а дело замяли после покрытия ущерба злоумышленниками. Дед Егора с Серёгой, после вынужденной продажи быка и кабанчика, которых откармливал на осень — так отходил их оглоблей, что Серёга зарекся ходить по кривой дорожке и после армии пошел в милицию, стал участковым, а потом и полицейским. А Егор оказался покрепче и упорней…

Но ничто не вечно, и то ли харизма магазинчика подувяла, то ли народец измельчал — вот уже два года никто не покушался на него. Но этой ночью всё изменилось. На задах магазина проскользнули две неразличимые в темноте фигуры, только похрустывание облетевших листьев под ногами и свистящий шепот нарушали мертвую тишину: «Ноги поднимай, фули ты шуршишь, обморок тупорылый!?»

Две тени истуканами замерли возле задней двери магазина, постояв так несколько минут, напряженно вслушиваясь в тишину, они наконец отмерли: «Учись, падла, пока я жив!»

Еле слышно звякнула монтировка, вставленная в дужку навесного замка, тени опять замерли, и раздался резкий, прозвучавший приглушенным выстрелом «кракс» сорванного замка, нарушивший ночной покой и вначале брякнул о гравий сорванный отлетевший замок, затем приземлившаяся дужка. Два злоумышленника в черном рухнули, как подкошенные на землю и замерли вновь, но уже минут на десять.

— Вроде тихо всё Федус…

— Ша, дуло залепи, дальше лежим, секи поляну!

Это был звездный час Федуса, в деревне больше известного как «восемь ходок, семь побегов, и всё за мешок комбикорма», неоднократно судимого, давно вставшего на скользкую криминальную дорожку. За его плечами было уже три ходки, правда — по не очень серьёзным статьям, с точки зрения лагерных обитателей. Да и в деревне он авторитетом не пользовался, кроме прибившегося к нему пару лет назад недалекого Васи, с которым подряжались на мелкие сезонные работы. То огород вскопать пенсионерам, то дров нарубить, не брезговали и мелким воровством. Курице там голову свернуть в переулке. Так и выживали. Федус тиранил Васю, давил на него лагерным авторитетом и учил жить по понятиям, а Вася, как ведомый по жизни — воспринимал это как должное.

К этому магазинчику у Федуса были личные счеты, с него началась его мелкоуголовная карьера, в попытке взять реванш — он получил условный срок за вторую кражу в этом проклятом магазине. И что самое обидное, условный срок за этот магазин стал реальным, просто Федус запил и перестал ездить отмечаться к инспектору, цепные псы режима демарша не оценили и упаковали его во второй раз, на три года в лагерь.

Несколько лет он держался от этого магазина подальше, но в душе тлела злоба и вынашивались коварные планы. И вот пришло время свести счеты, инстинктивно просчитав назревающее в деревне смутное время, Федус понял, что вот оно: «Или сейчас, или никогда!»

Ну а Васю никто не спрашивал, сказали — пошли, он и пошел. На то он и Вася, что на всё согласен…

— Холодно же, Федус, скока можно лежать, — жалобно прошептал Вася, — тихо же, спят все.

— Я тебе сколько раз говорил, что на деле никаких имен и кличек!? Подведешь под монастырь, сявка! — Угрожающе прошипел он в ответ. — Вот теперь пора, пошли!

Коротко взвизгнула открывшаяся дверь и воришки просочились внутрь.

— Так, Вася, тебе два ящика водки, сигареты, а я беру ящик, закуси, мне ещё следы заметать. Перчатки не вздумай снимать, обмудок!

— Да понял я, не тупой!

— Как это не тупой, вместе же в десятой школе-интернате учились, для ЗПР, мне то не лечи! Так, селёдочка на закусь, портвешка обязательно, делюгу отметить, гуляем, Вася!

Так, переговариваясь и переругиваясь от охватившей их адреналиновой встряски они споро набили два мешка, и крадучись вышли. Там Федус распечатал пачку сигарет, перетер их в труху, тщательно посыпал путь отхода, потом надорвал пару пакетов с молотым перцем и пятясь, щедро припудрил свои следы.

— Теперь ходу!

И они крадучись, позвякивая бутылками в мешках — дали ходу. Вначале по переулкам, потом за деревню и в поля, совершать ошибку дилетантов Федус не стал и стремился убраться подальше. Путь он держал в сторону перелеска, там, в паре километров от деревни и в изрядной стороне от дороги на Могузлы был покос соседа, в кустах стоял балаган[2], который по осеннему времени никому не был интересен. А вот погудеть там с Васей, отмечая наконец-то посрамленный магазин — самое то. И никто не догадается!

Под утро сел туман, Вася с Федусом, добравшиеся до балагана — развели костер, накрыли поляну, распили первый флян портвейна и пребывали в благости.

— Вот, я же тебе говорил, держись меня и будем жить кум королю, — поучал Васю главшпан, — в прошлое перенеслись, мля. Щас вокруг нас башкиры полудикие, да кресты неграмотные, развернемся! Боярами и помещиками можем стать, главное, клювом не щелкать! Эх, как же неудачно у меня ментозавр наш три года назад ружжо конфисковал, псина. С ружжом то разговор вообще короткий был!

— Так ты же его сам сдал, Федус?!

— Ну как сам, спасибо, что хоть оформил ментяра как самовольную сдачу. Тебе бы так прилетело, всё бы сдал, не только ружжо, поговори мне тут ещё! Мы в лагере таких, как наш мент, под шконку загоняли! — с затаенной злобой высказал он наболевшее.

— Так менты же отдельно сидят вроде, нет?

— Ты чо, самый умный!? Сидят знаешь на чем!? Порядочные арестанты чалятся, а сидят петухи и чуханы!

Всё шло к тому, что скоро в очередной раз Федус даст в тыкву Васе, чтоб втолковать ему элементарные понятия и он даже стал привставать, примериваясь, как половчей тому зарядить, как вдруг кусты, окружавшие полянку с балаганом — бесшумно раздвинулись, оттуда выглянули те, кого вот только что Федус назвал полудикими. Переглянулись, согласно кивнули друг другу, в воздухе свистнули две камчи, обвились вокруг шей, рывок — и оба незадачливых воришки кулями повались на спины, засучив ногами.

Пришли в себя Федус с подельником почти одновременно, у обоих на штанах расплывалось по мокрому пятну, под поощрительными взглядами пленивших их они встали и будучи направленными парой поощрительных тычек — порысили через кусты. Метров через триста вышли на полянку, где паслись две лошади, жалобными взглядами проводили свое добро, которое два наездника деловито утрамбовали в через седельные торбы.

Федус интуитивно захотел увидеть участкового, повалиться ему в ноги, подписать явку с повинной и в лагерь. Обоссаные ноги начали неприятно подмерзать, что добавляло дискомфорта в и так не комфортную ситуацию. Споро упаковавшись, всадники накинули на шею теперь уже не фартовым воришкам, а терпилам — веревки, оседлали лошадей и недвусмысленно, мимикой, указали вектор движения — тронулись.

Федус только хотел спросить, что как они успеют за лошадью, открыл рот, но тут опять свистнула камча, бок ожгло вспышкой боли и он, взвизгнув — устремился вперед лошади в сторону Могузлов…

(9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

Сон алкоголика краток и недолог. Депутат Никита очнулся часов в шесть, задолго до рассвета, долго ворочался, пытаясь уснуть и заспать тяжелое похмелье, но никак не получалось. Вчера, у Председателя — он изрядно накидался, мало говорил и много слушал. Перспективы, мягко говоря, не радовали. Ужасали скорее, дураком Никита не был, а вот работать — не любил и не хотел, патологически. С детства ни баб с дедом, не родители выбить эту дурь из него не смогли, хоть и лупили нещадно. Он как-то пропетлял восьмерками до окончания школы, поступил в университет, с трудом его окончил (в основном благодаря тому, что активно участвовал в общественной деятельности, стараясь при этом ни за что не отвечать, но примелькаться начальству), после чего его диплом, отсутствие навыков, и тем более нежелание работать — оказались невостребованными в городе.

Пришлось вернуться в родное село, на шею к родителям. Родители, однако, с таким положением дел мириться не пожелали и быстренько вытолкнули прожорливого, но ленивого птенца из родительского гнезда на вольные хлеба. Пришлось крутиться, как умел, таким образом Никита занялся тем, к чему больше был склонен — общественной работой. Пришлось переехать в деревню из большого села, ещё тут жила эта Полякова, сука белобрысая, которая его отшила в школе, в старших классах.

Предпочла ему этого дуболома, Ваньку Потапова. Могла бы и кого поперспективней выбрать, за ней половина старших классов ухлестывало. И ему от Ваньки пару раз перепадало, по делу, но чувствительно, поэтому аж зубы скрипели и эмаль осыпалась, когда видел их вместе. Хотя в свете того, что Ванька, как и весь привычный мир канули в неизвестность, появлялась призрачная надежда на то, что Ксюша всё таки наконец-то обратит на него внимание и оценит по достоинству. Тут он снова заворочался, с тоской понимая, что нет — не оценит. Надо себя как-то проявлять, как вчера говорили — в новой парадигме.

То есть — работать, как ломовая лошадь, без перспектив, без благ исчезнувшей цивилизации, без достойного вознаграждения, без каких либо перспектив. Он и так выживал в этом селе на грани отчаяния, домик покосившийся, который ему выделили — он ненавидел всеми фибрами души. Как представлял, что впереди зима, надо топить печку, морозить жопу в уличном толчке — так выть хотелось и раньше, теперь же, без электричества — даже представлять такое не хотелось.

Раньше то хоть была перспектива вырваться, продвинуться наверх, пойти по партийной линии, теперь же всё, аллес. Везде такая же жопа, если не хуже, тут хоть какие-то осколки потерянной цивилизации. Хотя что ему достанется из остатков этой цивилизации и какое его место в иерархической пирамиде — Никита иллюзий не питал. Его и до переноса то никто всерьёз не принимал, глупо было думать, что сейчас что-то изменится.

Это если плыть по течению и цепляться за то, что уже не вернется, другое время — другие возможности. Надо просто проявлять инициативу и быть полезным. Ещё не вечер, всё только начинается!

И Никита привел себя в порядок, дождался восьми часов и пошел в народ, нарабатывать актив, общаясь с электоратом и стараясь понять настроения и чаяния людские. К обеду он вернулся в ненавистный домик, морально и физически вымотанный, рази три его послали прямым текстом, чтоб не лез в душу и не мешал, зато два раза покормили (народ у нас убогих привечает).

Внутри у Никиты теплилась надежда, что свет в конце тоннеля всё таки горит, а под ремнём штанов, врезаясь в живот — лежал коварно украденный у соседского школьника учебник «История России. 8 класс. Конец XVII–XVIII века» под редакцией Андреева, Амосовой и Ляшенко…

Глава 5

Пробуждение Егора тоже нельзя было назвать безоблачным, первой мыслью было: ректификат без голов и хвостов — это хорошо, но меру знать надо. Потом, уже на кухне, приникнув к ковшу с водой, он вспомнил свой вчерашний заход к соседке и c чувством высказался вслух: «Стыд, позор и срам божий! Как дальше жить!?» Но так как жить дальше как-то надо было — он стал жить.

Растопил печку по летнему, вытащив вьюшку, чтоб не устраивать дома сауну, а просто вскипятить воды, заварить мешанку проглотам, себе кофе. Надо было и чего поесть сварить, но пока мысли о еде вызывали тошноту. Так он проколготился пару часов, и в начале девятого уже собрался выгонять гусей на пруд, как зашла ехидно улыбающаяся Ксюша: «Здорова, кобелина, не спится? А я вон тебе шурпы принесла, острой, мама с утра отцу варила, он тоже вчера на автопилоте пришел».

Егор, пряча глаза и не зная, куда девать руки, принял литровую горячую банку.

— Да ты ешь давай, пока горячее. Я и хлеба тебе принесла, хлеба то тоже нет? И не будет, мама сама испекла. Всё, не привезут больше хлеба… Егор, да ты что сегодня с утра скромный такой, не узнать!? — уже откровенно издевалась улыбающаяся Ксюха.

Тут он понял, что ничего такого непоправимого вчера не сделал, успокоился и сел хлебать принесенную шурпу, налив ей кофе.

— Будешь сегодня генератор запускать? — Деловито поинтересовалась Ксюша.

— Надо, — вздохнул он, — часа четыре, а то и больше гонять придется. Брагу перегнать. Тебе ноут зарядить?

— Ага, ну и посижу, позалипаю, поищу, чего полезного есть из инфы. Музыку послушаю. Прикинь, Егор, всю жизнь мечтала вырваться из деревни, а сейчас в такую деревню жопную провалились, ни электричества, ни интернета.

— Не все доживут до зимы, — на автомате брякнул Егор, и заметив её округлившиеся глаза, добавил, — забей, это песня была такая.

— А она есть у тебя? Вечером поставишь?

— Есть, на компе, послушаем.

Забрав банку, она ушла домой, а он, проводил пернатых до пруда, вернулся домой, насобирал штук восемь разных банок, от полулитровых до трёхлитровок, помыл их, чтоб не позорится перед тетей Таней, достал из морозилки уже разморозившееся мясо и понес это всё к председателю. Как вчера и договаривались.

(9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

Галка никогда не открывала свой магазин раньше десяти, она и в десять то открывала три раза в неделю, когда из сельской пекарни привозили хлеб и выпечку. Обычно появлялась там к двенадцати и торговала до шести-семи часов. Миллионов магазин не приносил, но был хорошим подспорьем к итак неплохому хозяйству — её отец (жили они рядом, два больших пятистенка, их с Лёхой и родительский — были объединены общим подворьем) держал пчёл, скотины полный двор, Лёха за весну-лето-осень хорошо получал как механизатор, помогал тестю, ещё дома нет-нет появлялась дичь и рыба. И Галка, которая так то была Галией, но её даже родители с детства Галкой звали — без дела сидела редко. Можно сказать, расторговываясь в магазине — она отдыхала, удовольствие получала точно.

Сегодня был понедельник, день, когда приезжала газель от пекарни, но по понятным причинам — идти к десяти и ждать привоза хлеба было бессмысленно. Не особо она переживала из-за разморозившегося морозильника витрины, пол ящика подтаявшего мороженного из него раздала вчера детям. Сказала своему Петьке, тот привел ватагу друзей и всё подчистили. Им же она раздала, чтоб отнесли родителям и то, что неизбежно должно было испортиться в морозильнике без тока: с пяток кило рыбы, немного полуфабрикатов.

Переживала она как жить дальше, вчера вечером Лёха изрядно накидался с горя. У него родители и младший брат жили в селе, то, что о их судьбе ничего неизвестно — сильно его подкосило. Впрочем, это в той или иной мере затронуло всех.

С утра она, когда сели пить чай — поставила опешившему (ну не похоже это было на Галку, она скорей могла тряпкой вдарить, на запрос похмелиться) мужу на стол полторашку пива, обняла его сзади, прижалась щекой, взлохматила шевелюру: «Прорвемся, Лешь, у нас Петька вон подрастает, помощник, надо прорваться! Ты только не увлекайся, ладно?»

Проникшись, Лёха расправил плечи, выплеснул чай, налил в кружку пива: «Куда мы денемся Галь! Вчера с Серёгой разговаривал, с участковым, сегодня соберемся, перетрём как дальше двигаться. Он ещё посоветовал, чтоб магазин прикрыли и ничего пока не продавали. Ну и баланс подбей, чего и сколько в наличии, ну не мне тебя учить. Деньги, походу — не просто обесценятся, как в девяностых, если только мелочь пригодится, на украшения. Как у цыган эти, как их там…»

Галка фыркнула: «У меня всегда всё в ажуре, что, сколько и где! И тетрадка с должниками, под запись. Пенсий и зарплат ждать не стоит, а там долгов — тысяч на двести- триста, считать надо. А у цыган — монисто, это ожерелье на шею, там не только монеты, бисер ещё, камушки. У меня этой мелочи — завались. Как думаешь, мне пойдет?»

— Тебе всё пойдет, милая, — Лёха допил, налил вторую и приобнял Галку, — по первому снегу лис настреляю, скроим тебе шубку, обвешаем монистами и будешь самой красивой и нарядной апайкой[3] в деревне!

То ли пиво ударило Лёхе в голову, то ли вид жены, в лисьей шубке на голое тело, с монисто на шее и браслетиком из монет на стройной ножке и он притянул смущающуюся Галку к себе на колени. Та, довольная, для вида поотбивалась: «Ты чо, вдруг Петька придет!»

— Что ему дома делать, ни телека, не компа! — Не отпустил её Леха…

Галка пристроилась на груди у мужа, он поглаживал её по голове, когда кто-то затарабанил в калитку и раздался пронзительный свист, она вскочила, накинула халат: «Фанис, кажется, друзья к Петьке пришли» — вышла в сени, приоткрыла дверь и крикнула:

— Фанис, ты? А Петька на улице где-то!

— Да я знаю, теть Галь! Он с Рашидом ваш магазин кураулит, его взломал кто-то ночью!

— Да как же так! — Подхватилась она. — Ой, спасибо Фанис! А ты не сбегаешь до участкового, не позовешь его? Я сейчас, соберусь махом и подойду!

— Уже, теть Галь, Маня его сразу к отцу побежала, а я к вам!

— Бегу, бегу! Не расходитесь там, угощу вас!

Она бросилась в дом, Лёха уже одевался: «Вот мрази, слышал?!»

— Слышал, — кивнул он, — одевайся, сейчас, достану сайгу и пойдем.

— Лёша, — ойкнула она, — а сайгу то зачем?!

— А чтоб сразу мысли дурные пресечь, к нам залезть во двор, например. Не зря Серёга вчера говорил, чтоб всё домой перенесли…

Когда они подошли, у магазина уже стоял небритый и осунувшийся Серёга и кучковалась стайка детей: Галкин Петька, Маня участкового, «русские фашисты» Фанис и Рашид и ещё несколько их приятелей.

Лёха поздоровался с Серёгой: «Протокол будешь составлять?»

Тот махнул рукой: «Какой, к чертям, протокол, кому он сейчас нужен. Галь, ты глянь, чего и сколько вытащили, может, найду, кто это такой одаренный исполнил. И это, угости минералкой, пожалуйста».

Пока Леха с упоением пил минералку, Галка прошлась по подсобке и небольшому залу (весь магазин представлял из себя не очень большой деревенский дом, с голландкой, которую зимой протапливали каждый день).

— Водку всю вынесли, три ящика с небольшим, только на витрине осталась, сигарет блоков пятнадцать, что было в подсобке, ну и по мелочи из продуктов что-то, на закуску, видимо — после результатов беглого осмотра заявила Галка. — Легко отделались, считай. Канцелярию не тронули, зажигалки, станки, батарейки. Фонариков китайских штук тридцать на месте. Алкашня порезвилась.

А участковый лихорадочно размышлял, кто бы это мог сделать, под подозрением было как человек двадцать «латышей» у которых из активов были только алкогольная зависимость и душа, так и ещё с тридцать неблагонадежных, которых в рамках закона держала только неотвратимость наказания. «Ну не Федус же залез, — подумал про себя Серёга, — не дурак же он, в самом деле, в третий раз на те же грабли прыгать».

— Надо всё вытаскивать и домой везти, — сделал правильный вывод Лёха. — как раз за одну ходку на тракторе вывезу.

— Да, — согласился Серёга, — вон Егор идет как раз поможет. Справитесь, или ещё кого позвать?

«И мы поможем!» — гордо заявила Маня и поглядев на парней, строго, с нажимом, переспросила: «Поможем ведь!?»

Те с готовностью подтвердили, что да, помогут, и с удовольствием.

«Помощники вы мои!» — умилилась Галка, и оделив детей газировкой, несколькими пачками печенья, посулила: «Как всё перевезем — угощу вас!»

И озвучила всем озарившую её мысль: «Тару не выбрасывайте, полторашки те же! Сейчас этого ничего не купишь!»

А подошедший Егор, поздоровавшись с мужиками и пацанами, с жаром её поддержал: «И стеклянные бутылки, мужики! Край как нужны! Мне разливать не во что!»

Лёха ушел за трактором, Серёга тоже куда-то, Егор приобнял любимую племяшку Маню и спросил: «Ну что ты, мелкая, как без телефона живется? Приходи вечером, я генератор гонять буду, зарядишь хоть».

— Ой, да нафиг он нужен, без сети, только фотки если делать. Но я приду, со своей бандой, включишь нам кино какое-нибудь?!

Маней, (на самом деле Марией) её звали с его легкой руки, это он, впервые увидев её маленькую, закутанную в конверт, обвязанный розовой ленточкой, умилился: «Какая Маня хорошенькая!»

Манькина банда оживилась и тоже с ожиданием уставилась на Егора, по детям синдром отмены от электричества и гаджетов ударил сильней всего.

— Приходите, куда вас девать, — согласился чертыхнувшийся про себя Егор, вспомнивший, что и Ксюха должна прийти.

Дети довольно загалдели — жизнь удалась, школа накрылась, сейчас кола и печенюшки, вечером кино.

А Егор подумал, что дети это очень ценный актив и их бы желательно чем-то занять, пока они не нашли себе занятие сами. Вспомнив себя в детстве, он аж содрогнулся…

(9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

К обеду во дворе у председателя стали собираться. Те, кого звали — проходили во двор, незваных — отправляли по домам, наказав собрать всех вечером, к шести часам у конторы на общий деревенский сход, где до них доведут генеральную линию партии. Опять курился дымком мангал, у которого сегодня хозяйничали два городских рыбака, процентов на девяносто поверившие в происходящее. Подошедшие Лёха с Егором, уже удачно вывезшие содержимое магазина, принесли с собой четыре упаковки пива, чтоб и не напиться, и не на сухую сидеть.

«Только тару не выбрасывайте и не портите!» — рачительно предупредил всех Лёха и высказал свои соображения по поводу того, что лафа кончилась, и из города больше ничего не привезут.

Серёга до обеда провел обход по местным притонам и неблагополучным семьям, в надежде вычислить воришек, обнесших магазин, впрочем — безрезультатно. Донес до собравшихся общее впечатления о настроениях: «Половина с похмелья, половина уже бухие, претензий — дофуя: когда ток дадут, когда хлеб привезут? Если кратко — где им теперь харчеваться? Конструктива — ноль».

— Предложение у меня, мужики, простое, как три рубля, — начал Председатель, — у нас в активе имущество агрофирмы, шестнадцать человек охотников с охотничьим билетом, с десяток без билета, у кого на руках оружие.

— Можешь доставать свою СВТ, Анисим, — хохотнул Серёга, — и ты, Расул, сейчас лучше оружие под рукой держать.

Захар постучал шампуром по тарелке: «Я ещё не закончил» — участковый замолчал.

— Знаем друг друга всю жизнь. Из минусов: мы в петровской эпохе…

— В екатерининской! — Пискнула акушерка Света и смущенно примолкла.

— Не суть! — отрубил Захар. — Мы крестьяне, как есть. А в глазах местных, ещё и неприлично богатые, странные крестьяне. Сейчас несколько сословий, если не ошибаюсь, так вот крестьяне самые бесправные. Сейчас мы либо объединимся, в первую очередь создав силовую составляющую, которая и отпор дать сможет, и внутри порядок держать. Либо нас тут похолопят и в работу на завод, крепостными. Поодиночке точно не получится. Только держаться друга друга, тянуть лямку основную массу сразу в чувство привести. Чтоб не требовали социальных выплат и демократических выборов. У меня всё…

— Колхоз значит создавать, Михалыч? — уточнил Расул.

— Не колхоз, — поморщился Захар, — вон, Анисим жил при колхозе, как жили, Анисим?

— По разному жили, на словах красиво, а на деле, как всегда люди живут. Равенства и справедливости и тогда не было, и в наше время им не пахло, глупо его в прошлом искать. В совхозе я уже работал и за себя, и за несколько дармоедов, хватит. Я с тобой, Захар.

— Патроны беречь надо, мужики! — Провозгласил Поляков.

— Боря, у тебя по сути предложенного возражения есть, при чем здесь патроны?! — немного раздраженно воскликнул Серёга.

— Какие возражения!? — Удивился Ксюхин батя. — У меня хозяйство, скотина, я сам всю жизнь работаю, а тут или пришлые придут раскулачивать, или местные голодранцы. Я и говорю — патронов мало!

Тут собравшиеся загоготали так, что стало понятно, что если и есть у кого возражения, то только к деталям.

«Вечером сход общий, — не то спросил, не то утвердил Расул, — там, я так понимаю, до общего сведения будет доведен новый положняк?»

«Так». — Понимающе взглянул на него участковый.

«По любому будут недовольные, надо пару горлопанов популярных в чувство сразу привести, чем жестче, тем лучше. Меньше потом проблем будет. Лучше бы вообще сразу парочку пристрелить, я даже знаю кого, и рука не дрогнет» — Веско высказался кузнец.

Как ни странно, на это заявление никто не стал ни заламывать рук, вспоминая о правах человека, не протестовать, только Серёга добавил: «Сразу стрелять перебор, конечно, но сценарий правильный. Берем оружие на сход, держимся вместе, недовольство гасим в зародыше и жестко. А потом, возможно, кое кого придется и пристрелить, из непонятливых».

Захар Михайлович налил в кружку пива, постучал по ней шампуром, привлекая внимание и провозгласил: «Мы не будем строить колхоз, мы выживем только в организованной преступной группе. Чтоб не государство нас схарчило, а взяло под свою крышу, за ОПГ „Деревня“!»

Вверх поднялись, встретились и чокнулись кружки с возможно последним пивом из утерянного будущего…

Глава 6

Торжественность момента нарушил сдавленный смешок хирурга, переросший вначале в еле сдерживаемое хрюканье и затем, не в силах сдержаться — он захохотал в полный голос.

— Что не так?! — с недоумением спросил Серёга.

— Всё нормально, — утирая выступившие слёзы ответил Толя, — просто Захар Михалыч одной фразой, про организованную преступную группу, охарактеризовал многовековую политику Российской Империи по освоению Урала и Сибири. Узнать бы ещё, какое сейчас время и дата, возможно, получиться сойти за служилое казачье поселение. Увы, в истории не силен.

— Узнаем, рано или поздно, взаимодействовать с окружающими придется, в изоляции жить не получится. Да и не выживем. — вздохнул Председатель.

— А информацию по истории, — вставил свои пять копеек Егор — по деревне стоит поискать, в книгах, в учебниках школьников, у меня у самого что-нибуль найдется, из книжек Пикуль есть, а уж в компьютере столько хлама и мусора…

— Пустое это, — поморщился Захар, — в бумаге правду искать, у нас Никита в райцентр каждый месяц отчеты о проделанной работе возил, вот представьте теперь, как по подобным отчетам составить представление о фактическом положении дел.

По двору снова прокатились смешки.

— А с нами что? — Вдруг серьёзно спросил вдвшник Олег. — Кем вы видите нас здесь, с нами две женщины всё таки?

— А в вас я вижу четырех незаменимых специалистов! — Улыбнувшись, подмигнул ему Захар. — Или тебе тоже повоевать не терпится, десантура? Контору приведем в порядок, будет вашей. Там и медпункт организуем, и жить будете. В вашем ФАПе такая аппаратура стоит, которой ещё несколько сотен лет здесь не предвидится. Не говорю уж про знания и опыт.

— Мы только за! — Обрадовался хирург, и тут же поморщился, — Только вот не смотря на всю оснащенность, материальная база слаба, на первое время хватит, а дальше придется выкручиваться как-то, вплоть до того, что прибегнуть к народной медицине.

— А ведь у нас много информации, которую необходимо перенести на бумагу! — Заволновалась Марина Сергеевна. — Только у меня в ноутбуке куча справочных материалов и пособий!

И покраснев, добавила: «Только от мусора ненужного отсортировать надо».

— Ну вот и будет чем заняться, — Подытожил Председатель. — В помощь вам кого-нибудь определим, будет чем заняться. Свой генератор вам выделю, под строгую ответственность, принтер в конторе есть, бумагу в первую очередь всю вам.

Тут, до сей поры проходивший в деловом русле совет — превратился в птичий базар. Каждый спешил донести свое, без сомнения ценное мнение, до окружающих, апеллируя при этом то к председателю, то к Анисиму с Серёгой, а то и к Расулу. Те, в свою очередь, к аргументам не прислушивались, а гнули свою линию. Пришлось Захару повысить голос и прекращать анархию:

— Тихо, мужики! Замолчали все! Вы чо как бабы базарные сцепились!? Нам нужно понимание, в каком направлении и как двигаться, в общих чертах! А вы, из-за мухоёбства, того и гляди, морды друг другу бить начнёте!

Недовольно оглядев притихших от отповеди мужиков, продолжил:

— За силовую составляющую, охрану, поддержание порядка предлагаю поставить Серёгу. Будет начальником дружины, все с оружием будут подчиняться ему. Без фанатизма, у нас ещё на других фронтах работы непочатый край, не знаю, за что хвататься… Есть возражения!?

Возражений не последовало, Председатель повел дальше:

— Анисим берет руководство над конюшней, зернотоком и всем прочим. Придется пересаживаться на лошадей, рано или поздно. Лучше это сделать раньше, сэкономим топливо, с ним, как понимаю, ситуация катастрофическая и восполнить запасы не получится, к сожалению. Вопросы, возражения?!

Все согласно закивали, авторитет Анисима тут был бесспорным, тот всю кухню знал изнутри досконально. Захар Михайлович вздохнул:

— Ну и самое технологичное и прогрессивное в этом времени, гараж с кузней, слесаркой и нефтебазой будет за Расулом. Там сам определишь, кто где за что главным будет. Только без излишнего членовредительства, Расул! Кто против?!

Тут тоже ни у кого не нашлось возражений, Председатель подвел итог:

— Проблем, мужики, будет дофуя и больше, сейчас главное, не дать всё растащить, занять людей и пережить зиму. А там война план покажет. И ещё, склоки и свары неизбежные на публику не выносить, будем сами разбираться. Расул, Серёга, Анисим — начинайте работу, прикиньте, что нужно, что в нашей ситуации нужно сделать, донесете свои соображения и будем вместе кубаторить. И давайте закруглятся, вечером сход ещё.

— Подождите! — Встал Серёга. — Минуту внимания! Обязательно надо собрать все рации, знаю, у каждого есть, и не по одному комплекту. Все по зиме браконьерничали, — ухмыльнулся он. — заряжать где найдем, у врачей, как понимаю, генератор будет. И уже сегодня надо взять под охрану конюшню, гараж с нефтебазой как минимум. И быть на связи, про магазин уже в курсе все.

— У Егора твоего генератор есть. — Добавил Захар. — Ему будем выделять в разумных пределах топливо, пока есть. На казенный винокуренный завод, оно и на медицину надо, и вообще, стратегическое производство. И о безопасности следует позаботиться, рацию ему обязательно, и вооружить, желательно.

— Рацию, рацию! — Поддержал Поляков. — Я через три дома живу, добегу мигом! А с оружием, вдруг опять чудить начнет, как раньше…

Возмущенному Егору не дал ничего сказать его брат, коварно сдавший его со всеми потрохами: «Да есть у него всё, и обрез, и ружьё дедовское, и весь фарш. Если что — долго отстреливаться сможет».

— Мы так никогда не разойдемся, — заметил Анисим, и обращаясь к Серёге, добавил: — у меня два конюха при оружии, толковые мужики, пришлю их тебе, рации выдай. Одного сегодня поставлю к сторожу, в усиление, всё у тебя голова меньше болеть будет.

И только народ потянулся к выходу, расходясь, как в калитку бочком протиснулся, теперь уже точно бывший, депутат Никита, опешивший при виде такого скопления народа: «Здравствуйте, здравствуйте». — Растерянно приветствовал он всех.

— Никита, грёбаный насос, где ты был!? — Радостно встретил его Егор. — Чего на собрании не присутствовал?! Тут должности раздавали, ты свое место, считай просохатил!

— Как!? — аж вскинулся от возмущения Никита, но тут же сник, от поднявшегося гогота мужиков, поняв, что над ним смеются.

Двор вскоре опустел, там остался только Захар, врачи, два рыбака и пришедший только что Никита, который обратился к Председателю: «Захар Михайлович, а мне теперь что делать?»

На что тот ответил равнодушно: «Работать, Никита, только работать. Как все, иди, решай, к чему душа лежит или на что способен. Отчеты писать больше не надо, возить их некому. Иди…» И Никита, огорошенный новыми перспективами, вернее — их отсутствием, ушел.

А к Захару переминаясь, подошли городские рыбаки, тоже обеспокоенные тем, как жить дальше, предваряя их вопросы, он поинтересовался: «На заводе трудились?»

— Да, — начал Александр, — я на экскаваторе всю жизнь, а Айрат токарем универсалом.

— Это хорошо, работы не боитесь, значит. Поговорю с Галкой, есть мысль вас в бывшем магазине поселить, домик там нормальный, утварь вам соберем, будете у врачей под боком. Айрату работа в слесарке найдется, к Расулу, такие кадры нам нужны. Да и так. Как понимаете, без дела сидеть не получится.

— Я из деревни, — добавил Саня, — с этим проблем нет. Тут вот какое дело, я ведь охотник, и ружьё есть, вернее, с собой было.

— В машине осталось?! — С досадой переспросил Захар.

— Нет, я его у реки спрятал, мы же поддатые были. А там у нас и палатка, и спальники, и посуда походная. Башкиры, правда, там наверху, на горе, где машину всегда оставляем. А если напрямую с горы спускаться, то до того места, где рыбачили, гораздо ближе.

— А вот это просто замечательно, — оживился председатель, — сегодня уже никак, а завтра выручать надо ваши вещи, ружьё в первую очередь! Патроны то хоть были к нему?

— Патронташ полный, и две пачки в рюкзаке, 50 штук считай, но с дробью, правда, на птицу.

— Отлично, отлично! — обрадовался Михалыч. — Не с пустыми руками вливаетесь в коллектив, да и не балластом!

А со стороны Могузлов в деревню въезжал Азат Айлулла в сопровождении четырех всадников. Судя по тому, что Азат и его спутники сегодня прибыли при полном параде, а через седельные сумки были чем-то набиты, это походило на официальный визит. В деревне, в поисках главного — его направили к председателю, куда он и прибыл, одновременно с подошедшим туда Серёгой, который уже вооружился помимо штатного в кобуре на боку — ружьем.

Врачи, уже знакомые с Азатом — поприветствовали его, Захар Михайлович, наслышанный о нем — тоже вышел встретить делегацию лично к воротам и пригласил всех вначале во двор, а затем к столу. Башкиры, спешившись и привязав коней к забору, с достоинством последовали приглашению. Беседу вел лишь один Азат, остальные, по всей видимости, русским не владели. Несмотря на несколько сотен лет как временной, так и культурной разницы — особых проблем с коммуникацией не было, худо-бедно понимали друг друга.

Отдав дань шашлыку, не оценив предложенное пиво, предпочтя ему чай, Азат наконец приступил к делу: «Баксы камлал всю ночь, много грибов съел, до утра весь в пене лежал, думали — помрет. Не умер, сказал — видел вас. Вы издалека пришли, очень издалека, но в вас есть кровь наших детей. Это он сказал. Он после грибов и не такое рассказывает. Говорил, что надо с вами торговать и дружить, наших обычаев вы пока не знаете. Звал вашего баксы приехать, вместе камлать».

«Это Егора надо к их шаману, — вполголоса заметил Серёга председателю, — он этих грибов столько жрал, что ничего с ним не будет, если ещё сожрет».

После этого Азат что-то сказал своим воинам, те вышли за ворота и вернулись с сумками, из которых, к удивлению всех присутствующих, достали водку и с десяток блоков сигарет, неотличимых от ассортимента любого магазина, правда — магазина образца 2023 года. Первым догадался участковый: «Это же из магазина Галкиного, который ночью вскрыли!»

— Татей ваших беглых поймали. — Подтвердил Азат. — В лесу таились, вино пили. Угнали к себе в становище, камчей поучили, пусть пока работают. Если не выкупите, — тут он лукаво взглянул на Председателя, — в Сатку на завод в работу продадим, там всех берут.

— Следите за нами, значит? — протянул Серёга.

— Смотрим, — согласился Азат, — молодежь озорует, удаль показывает, за скотиной ходит. И варнаков хватает. Нельзя без пригляда.

— Не продавайте пока наших беглых, — попросил Захар, — или выкупим, или обменяем. Узнать бы ещё, кто это именно.

— Узнаем! — с угрозой произнес Серёга, и обращаясь к Азату, попросил: — Вы их там не жалейте!

— Работы много, — улыбнувшись, принял он подачу, — а кто ленится, тех наказывают.

Выпив несколько чашек чая, уделив особенное внимание выставленными на стол к нему карамелькам, Азат, отдуваясь, перевернул чашку и поблагодарил хозяев, его спутники последовали его примеру, дружно, от души сказав: «Зур рахмат».

Захар, заметив их интерес, проявленный к карамели, шепнул своей Татьяне и та вынесла из дома пакет, куда насыпала с полкило конфет. Этот пакет он вручил Азату, который с удовольствием и благосклонностью его принял. Ну и напоследок, Азат перешел к не очень приятным новостям, о том, что за пользование их землей надо было платить, по 25 копеек в год с человека. А земля эта, судя по всему — действительно была в пользовании его рода.

— Денег пока нет, — извиняюще заметил Председатель, — раз надо, заплатим.

— Хорошо, — согласился Азат, — будем торговать, меняться. Баксы сказал, что соседи вы хорошие, только ещё дикие, многого не знаете.

Серёга от этого заявления чуть не выронил сигарету изо рта, но сдержав себя, промолчал.

Подходившую к концу встречу, проходившую в теплой и дружественной атмосфере нарушило появление Фаниса, вбежавшего во двор с криками:

— Дядя Захар, дядя Серёга, там наших пастухов побили у Кулемки! И скотину угнали, не всю, правда, только овец с баранами сбили в кучу и угнали! Меня дядя Анисим послал, или вам, или дяде Серёге сказать!

Вскочившего было участкового усадил обратно Захар, вполголоса проговорив: «Сядь, у нас гости, никуда они не денутся, со стадом!»

У Фаниса же поинтересовался: «Сильно побили, живые хоть?»

— Да целые они! — воскликнул тот. — Только матерятся сильно и грозятся всех перебить, просят винтовку у дяди Анисима.

С интересом прислушивающийся Азат посоветовал: «Это молодежь из рода Айле, кочуют по реке до осени, к зиме в становище возвращаются. Смотреть надо, чтоб скотину не угоняли, а стрелять нельзя, кровь будет между вами».

Затем, видя, что хозяева заняты новостями об нападении — поспешил откланяться.

Председатель с Серёгой проводил их, напоследок обратившись:

— Азат, ваш баксы умный человек, мы действительно издалека и не знаем ваших обычаев, что ты нам посоветуешь, как вернуть баранов?

— Отправить молодежь, чтоб они угнали у айле лошадей или баранов. Ночью. Только у совсем никчемных пастухов можно отбить стадо днем. — ухмыльнулся он и уехал.

Провожая их взглядом, Серёга сплюнул на обочину и сквозь зубы проговорил: «У нас молодежи такой нет, они мобилу то отжать не способны, не то что стадо угнать ночью…»

— Иди к Анисиму, узнавай, что там с пастухами, со стадом. — Направил его Захар. — Думайте, как проблему решить. И пора тебе лошадь осваивать, не надоело весь день на ногах? Бензин для твоего УАЗика, извини, сейчас непозволительная роскошь. И сход уже через полтора часа…

Глава 7

К шести вечера площадь перед конторой стала заполняться людьми, новость о нападении на стадо уже ушла в массы и они бурлили. Детали о угоне скота обрастали такими подробностями, что кровь стыла в жилах. Поэтому появление среди народа охотников с оружием ни у кого не вызвало отторжения, скорее — надежду.

— Что там с пастухами и стадом? — Спросил Захар у подошедшего участкового.

— С пастухами всё нормально, отделались легким испугом. Башкиры подошли на лошадях по Кулемке снизу, пока пастухи клювом щелкали, сбили часть баранов в кучу и погнали верхами через поле в сторону села. Когда эти бараны чухнулись и побежали выяснять, что за беспредел происходит, вместо того чтоб бежать в деревню за помощью — их кнутами отогнали. Анисим дал лошадей, усилил пастухов двумя людьми с оружием и отправил собирать табун. С крупно-рогатым, слава богу, угонщики связываться не стали. Так что скоро, край полседьмого, аккурат перед закатом — пригонят табун. Малой кровью обошлись, хотя спускать такое нельзя, на шею сядут!

— Думай, решай, все ресурсы силовые на тебе, тут у тебя карт-бланш. Ладно, пошли выступать, хорош людей мариновать. А ведь эти башкиры нам на руку сыграли, привели людей в чувство…

Председатель с Серёгой поднялись на крыльцо конторы, там Захар, игнорируя отдельные возгласы из толпы: «Что с нашей коровой!?», «Кто теперь табун пасти будет, раз пастухов искалечили!?» — оглядел собравшихся и начал вещать:

— Нападение на стадо — это первый звоночек! Потом придут за налогами, и в случае неуплаты — недоимки возьмут натурой! А то и людьми, забреют в солдаты или закрепостят, если повезет. Обычная практика здесь и сейчас — забрать на завод в работу, за недоимки. А там или углежогом, или у домны стоять, лет через пять такой работы — легкие выхаркивать! Уже приезжал бий с Верхних Тыгов, за каждый год с человека мы должны ему по двадцать пять копеек с человека платить!

Переждав поднявшиеся среди людей смешки, продолжил:

— Смешно?! А цены вы знаете нынешние, а деньги эти у вас есть?! На всю деревню если раскинуть, это рублей двенадцать за всех заплатить надо только бию раз в год! А за десять рублей здесь можно купить бабу молодую, так же просто как в наше время барана! Вот приедет к новому году бий, кого ему отдадим за аренду его земли?! Бабку Марфу он не возьмет…

Взяв паузу, недовольно поморщился на раздавшиеся несколько выкриков: «Перестрелять башкир!», «Да что мы, от башкир не отобьемся!?»

— Тихо! От кого вы отбиваться собрались!? Башкирский бий — часть государства, то, что вы предлагаете, это не только уклонение от уплаты налогов, но и бунт! Много вы бунтовали в наше время? А сейчас не космонавты с дубинками и щитами приедут, а солдаты! Огнестрельное оружие сейчас не такое, конечно, как в наше время, но нам хватит. Придут человек триста солдат, пару картечниц привезут и все, деревню сожгут. Выживших кого в колодки, кого в холопы!

Толпа угрюмо притихла, от нарисованных перспектив, а Захар нагнетал дальше:

— Вы из-за стада беспокоитесь, из-за баранов, а надо о себе беспокоиться! Стадо скоро пригонят, не всех угнали, с угнанными — решим вопрос! Что бы нам выжить — надо вписаться в существующее здесь и сейчас общество, что будет трудно, очень уж мы выделяемся! И мы это сделаем! Сделаем, или нас просто не станет!

Это заявление уже вызвало у народа воодушевление, особенно после ужасов, обещанных Председателем поначалу.

— Или мы будем поддерживать порядок и дисциплину сами, сообразно нормам морали и законов, свойственным данной эпохе, либо нам их навяжут насильно, сверху! Женщинам с завтрашнего, нет, с сегодняшнего дня — всем носить платки! Время такое, что простоволосыми ходят только молодые и незамужние, без палатка бабе — харам! Тьфу конечно, не харам. но тоже ничего хорошего, из-за тупой бабы, забывшей надеть платок — под молотки доверенную мне деревню подводить не буду! По вопросу религии — православным научиться креститься, найти и носить крестики, конфликт с церковью мы точно не переживем! Мужикам тоже лучше без головных уборов не ходить. За пределы деревни без охраны не соваться, двое уже прогулялись в лес, обворовав магазин — сейчас в колодках у башкир! И не думайте, что мы тут где-то в глуши оказались и про нас никто не знает, уже вон — и с налогом на землю подкатили, и стадо попытались отбить…

Из начавшего осмыслять новые реалии опчества не переставали сыпаться вопросы, не отличавшиеся, впрочем, разнообразием. Интересовало людей, в первую очередь — что будет с продуктами, особенно с хлебом. И то, на что существовать дальше. На что Председатель, заметив показавшееся на краю деревни стадо, ответил кратко:

— С хлебом пока тяжело, будем решать вопрос, зерно есть — мука будет, не все сразу. Работы много, повторяю — очень много, кто будет работать — голодать не будет. Стариков в беде не оставим, детский сад работу продолжит, с детьми, кто ходил в школу — будем решать. Ну а кто работать на общее благо не захочет — без обид, социальных выплат в этой эпохе у государства нет. Идите, встречайте стадо…

— Подождите! — Взял слово Серега. — По угнанным баранам! Не надо с каждой овцой украденной ко мне ломится как бараны! Между собой определитесь, у кого сколько угнали, вечером мне общее количество похищенного скажете. Вы меня знаете, вопрос решим в ближайшее время!

На этой позитивной ноте все разошлись, хозяева держащие скотину — устремились встречать стадо, не отягощенные живностью — по домам. Отсутствие электричества порешало с циклом день-ночь, люди ложились раньше, стараясь встать с восходом, что сулило вскоре изрядные неудобства, из-за уменьшающегося дня…

(9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г., вечер.

Братья Шухвактовы, в ночь на воскресенье распродавшие больше половины запасов контрафактной водки, утром продолжили рекордные продажи, едва успевая менять помятые купюры на бутылки. После обеда, когда водка закончилась — вернулись с улицы дети и рассказали такое, что Убдулбек и Аббассатт аж почернели лицом. В запале, поняв, как они лоханулись — кинулись даже по горячим следам, аннулировать хоть часть последних продаж.

В первом же дворе, хозяевам которого они продали 10 бутылок, их неприветливо встретили четыре покупателя. Убдулбек, как самый младший и горячий — наскочил на мужиков, отчаянно жестикулируя и гортанно требуя немедленного расторжения сделки, сопровождая просьбы матом с акцентом. Когда один их мужиков оттолкнул наседающего Убдулбека со словами: «Охолони!», — тот окончательно осатанел и с криком: «Я твой рот ипал, всэх зарежу!!!» — кинулся на мужиков снова.

Не вступая в дальнейшую, бессмысленную дискуссию, один из присутствующих, Ришат (по совместительству — отец «русского фашиста» Рашида) — сдернул лежащий на поленнице топор и плашмя ударил им Убдулбека по голове, прокомментировав его последующее падение: «Тебе же сказали — охолони, чурка!»

Более осторожный старший Аббасатт посмотрел в глаза Ришату, увидел в них отблески эпичных картин разборок декхан с кетменями у арыков из-за воды, виденных в детстве и поняв, что не в деньгах счастье — подхватил приходящего в себя брата и удалился, поддерживая Убдулбека. На этом монополия братьев Шухвактовых на дешевую контрафактную водку в деревне закончилась, как и сама водка.

По деревне стал гулять призрак, призрак сухого закона. Вспомнили и про Егора, обычно его продукция считалась элитной и не всем была по карману, но сейчас других вариантов просто не было. Но обескураженных несостоявшихся покупателей встречала половинка тетрадного листа, приколотого к двери во двор, на котором корявым почерком красовалась лаконичная надпись: «0.5 — 10 литров бензина. Без вариантов!»

Попытки вызвать Егора во двор и как-то договориться оканчивались тем, что он, едва заслышав приводимые доводы, устало кричал: «Идите нахуй!» и закрывал дверь. И поделать с этим было нечего, мало того, что сам по себе Егор пользовался такой репутацией, что желающих идти с ним на конфронтацию не было, так ещё за его спиной маячила незримая фигура Серёги, с расстегнутой кобурой табельного и ружьем на плече. Тем не менее, к вечеру Егор стал бедней на полтора литра самогона и богаче на 30 литров бензина.

На сход он не пошёл, загнал гусей, приготовил всё для выгонки ректификата в мастерской, чтоб запустить генератор и не метаться, собрал что можно и нужно было зарядить и сел покурить, любуясь солнцем, садящимся в поля. Уже в сумерках запустил мерно затарахтевший генератор и процесс пошёл. Потом заявилась любимая Маня, причем привела с собой не только подружек и свиту из парней-одногодков, но и подростков постарше. Важно заметив: «Это со мной». Ну не выгонять же их было.

Наказав, чтоб был порядок и тишина в библиотеке, Егор разместил всю эту ораву в большой комнате, где стояла большая панель телека — оставив Маню за старшую. «Что посмотреть, сами найдем», на правах старшей заявила она, благо — у Егора было пару внешних хардов по терабайту каждый, не считая россыпи разнокалиберных флешек.

Сам вернулся в мастерскую, проконтролировать и помедитировать на размеренно капающий ректификат. Медитацию прервали два охотника, бойцы Серёги, принесли ворох раций с зарядками и слава богу, догадались — несколько сетевых шнуров. Поведали Егору о том, что из зоны отчуждения лезет дичь, птицы, грызуны. Это они сегодня ездили на лошадях собирать табун, прикрывая пастухов. Жаловались, что нельзя поохотиться по человечески, патроны беречь надо. Потом завели волынку о том, что завтра воевать башкир у Ая пойдут, героически отбивать плененных баранов. Наконец до Егора дошло, чего они вымогают и он плеснул им грамм триста кальвадоса, ещё с того года хранившегося.

Потом пришла Ксюха, с ноутом и гаджетами на зарядку, с головой, повязанной платком. Пофыркала на бардак в мастерской и мужскую компанию и ушла к детям, смотреть телек. Парни допили, Егор, посомневавшись, предложил им ещё чутка, те отказались: «Серёга порвет, ладно чутка бухнули — к утру проспимся, спасибо, Егор, хорош!» и разошлись. Чем слегка огорчили его, только настроился с ними немного выпить.

Визиту Анисима он уже не удивился, понял, что народ на свет лезет. Даже обрадовался, тот принес с собой шматок сала и банку груздей, выставил на стол: «Егорка, не придуряйся, доставай бутылку, разговор к тебе серьёзный». После пары рюмок Анисим стал агитировать его за советскую власть, вернее — за сельское хозяйство. Напирая на то, что как электрик, из-за отсутствия электричества — Егор оказался не удел. Тот отбивался, ссылаясь на то, что в гараже была дизельная электростанция и как электрик — он ещё ого-го!

Пришли к консенсусу, что Егор всё таки поможет и Анисим выложил, что его больше тревожит. Посевной материал, особенно зерновые — был покупным, каждый год приобретали, хорошо ещё, что по осени. Так что сейчас хранящийся в зернохранилище генофонд — можно было на два-три года растянуть. Смысла и сил обработать все поля, что обрабатывал агрохолдинг — не было. Проблемой для Анисима было — где брать семена дальше. Егор в этом проблемы не видел, надо было проводить селекцию из того, что было, хотя бы по зерновым. Процесс не быстрый, требующий внимания и контроля, но осуществимый.

С остальными овощами было легче, бабки в деревне были традиционалистами и новомодным гибридным сортам в магазине не очень доверяли. И у них с селекцией и семенами всё было хорошо. Потом Анисим проговорился, что врачи просили посадить мака, для своих нужд, частично перейти к старым, проверенным кроликами и временем препаратам. И о необходимости экспериментальной делянки с коноплей, вливаться в местную действительность, учиться обрабатывать пеньку. Тут Егор и поплыл, согласившись на всё: «У меня же, дед, про коноплю вся информация есть, вплоть до того, как её обрабатывать, хоть на веревки, хоть на что! У меня даже семена есть хорошей сортовой конопли!»

— Не зря же я к тебе пришел! — хитро улыбнулся в ответ дед. — Думаешь не знаю, для кого моя бабка пару пучков мака на сеновале за стрехой держит? И как вместо них зимой твоя настойка появляется?!

От сеанса полного разоблачения Егора спасло появление брата, тот пришел с товарищем, забрал рации с зарядки, поставил другие и укоризненно-завистливо заметил: «Чо вы ханку то жрете!?»

На что Анисим взвился: «Молод ты ещё меня укорять, Серёга, сперва овцекрадов прищучь!» «Прищучим, обязательно прищучим, дорогу забудут!» — Злобно пообещал тот и пошел разгонять детей по домам. Вскоре во дворе раздались детские голоса, а Серёга зашел в мастерскую, выпросил у брата ректификата во фляжку, на завтра. Как он неопределённо заметил: «Для дезинфекции или стресс снять после боя». Забрал Анисима с собой, поручив того заботам товарища и уже у выхода сказал Егору:

— Ты это, смотри хоть, что дети у тебя смотрят, а то зашел, а у них порнуха на весь экран…

— Как порнуха!? — Вскинулся Егор. — Откуда!? Как они нашли?! Бля, там же Ксюха была с ними…

— Прячь лучше! — Рявкнул Серёга и они все наконец удалились.

«А нефиг пить, следить за детьми надо!» — Подумал он, налил стопку и замахнул в расстроенных чувствах. И тут же вздрогнул, услышав голос незаметно вошедшей Ксюхи, тоже собравшейся домой, судя по ноуту в руках и пакетом с девайсами: «В одну каску пьешь?»

— Да я так, — стал вяло оправдываться он и решив, что хуже уже не будет, спросил, — как вы нашли то?

— Что нашли? — Непонимающе захлопала ресницами та.

— Ну это, что смотрели по телеку, как нашли то?! — Нашел он наконец приемлемое определение порнухи.

— А что там искать то, — удивилась она, — у тебя там целая папка, «Игра престолов», все сезоны, мы первый начали. Егор, ты чего, опять напился?! Опять приставать и домогаться будешь!?

— Да ты что, Ксюша! Даже не думал! — Стал яростно открещиваться он.

— Ну и долбоящер! Сиди тут, со своим самогонным аппаратом! — Фыркнула она, стремительно развернулась и хлопнула дверью…

Глава 8

Едва забрезжил рассвет — во дворе у Захара собрались Серёга, Расул и Анисим, проводили короткое производственное совещание. Тут же присутствовали ещё не устроенные врачи и рыбаки.

— Не зря вчера под охрану всё взяли, — прихлебывая чай, заметил участковый, — мой ночью двоих при попытке проникнуть на нефтебазу принял, с канистрами и шлангом. Мне по рации утром доложил. Немного помял, зафиксировал, буду разбираться!

— Что за народ, ведь у себя тащат, куда вот им этот бензин? — Задал риторический вопрос Расул. — Кто там отметился?

— Свои, кто же ещё, — Серёга сосредоточенно намазывал варенье на горбушку. — один из твоих механизаторов, второй из скотников.

— Народ как народ, другого у нас нет. — вмешался Анисим. — всю жизнь тащили, только что в последнее время с опаской. Для этого ты, Серёга, со своими архаровцами и нужен. А на нефтебазу полезли, я так понимаю, бензин у твоего Егора на самогон сменять, надо тебе его винокурню под контроль брать. Что с крадунами делать будешь?

— А что с ними делать, проведу беседу профилактическую и вперед, искупать ударным трудом. Найдете работу?

Анисим с Расулом синхронно кивнули. Захар достал тетрадку, карандаш, надел очки: «Так, нам нужно провести инвентаризацию того, что имеем и как-то налаживать работу, с учетом отсутствия электричества, дизельную станцию нет смысла гонять пока. Какие мысли?»

— Я, как начальник транспортного цеха… — Начал Анисим.

— У меня же гараж!? — Перебил его Расул.

— А у меня лошади и катастрофическое состояние технической базы! — Воинственно возразил дед. — На конную тягу надо переходить, а телег и саней мало. У тебя рядом с гаражом частная пилорама и столярка при ней, за отсутствием хозяина, в твои руки переходит. Работники там наши, местные, выберу самую убитую телегу и сани, пусть разбирают и по образцу начинают собирать. Думаю, там даже мало работников, надо рукастых туда собирать, и народ занят будет, и толк. Там у него и материала достаточно готового на складе, и доска, и брус, не деловая древесина, конечно, но и не свежеспиленная.

«Принимается!» — Отметил в тетрадке Председатель: «Что с линиями электропередач делать будем?»

— Демонтировать, столбы на дрова, пасынки за гараж свозить пока, найдем потом куда приспособить. — Подключился Расул. — Провода снять и на склад, пока доброхоты не опередили. Сегодня и займемся, с двух направлений, от Могузлов и от села отрезки, в деревне самой всегда успеем. С Анисима тогда транспорт, трактор гонять и соляру жечь не будем, и народ займем по максимуму. Лучше так, чем по весне на лошадях пахать..

— Какие дрова, Расул?! — Обманчиво ласково спросил Анисим. — Они же то ли креозотом, то ли ещё каким антисептиком пропитаны, вам, татарам, всё бы сжечь! На конный двор ко мне все столбы, найдем куда пустить, на ту же ограду. Нам поголовье увеличивать надо, меньше сорока лошадей на деревню, это тьфу, мелковат масщтаб!.

— Я не татарин, а башкир! — Возразил тот. — А с табуном что? Моя сегодня как обычно, с утра выгнала скотину, сегодня никто не нападет?

— Не нападут, — Серёга отвлекся на что-то хрюкнувшую рацию и продолжил, — породистых лошадей с конного двора с двумя конюхами в поддержку деревенским пастухам Анисим отправил. Один конюх наш теперь, дружинный, при оружии и с рацией. И Лёха с ними, Галкин, он в разведку выдвинулся, башкир за Кулемкой сторожить, с биноклем. Сегодня спецоперацию по замирению и возврату имущества проводить будем.

«Хорошо!» — Сверился с заметками Захар: «С телегами Анисим правильно решил, надо ещё разведать дорогу в сторону Могузлов и в сторону бывшего нашего села, сейчас там аул Айле и поселение мордовское, как понимаю. Наметить направление хотя бы и начать торить, будем налаживать контакты и торговать, иначе совсем скоро без хлеба останемся. С зерном у нас как, Анисим?»

— Отлично, зернохранилище пшеницей и рожью забито под завязку и и зерноток полон, не успели вывезти. Даже торговать можем. С комбикормом тоже порядок, если что, две зернодробилки можем запитать от гаража, когда Расул дизель гонять будет. С мукой вот да, плохо. А с сеном все хорошо, даже слишком, нам столько не надо. Заготовлено много, для вывоза в центральную усадьбу по снегу, но вот вывозить уже некуда…

«С овощами в хранилище, догадываюсь, тоже всё хорошо?» — Поинтересовался Захар для проформы.

«Всё так, куда-то надо будет пристраивать, нам столько не осилить всей деревней, включая скотину. И картофель, он сейчас не распространен, особенно на Урале, а у нас только в хранилище два районированных сорта, да по деревне неведомо сколько. С Егором вчера выпивали, кхм, обсуждали сельское хозяйство, он много чего дельного предложил. Надо его привлекать, я не потяну сразу конный двор и сельское хозяйство. Давайте мне его в помощники»…

«Да, в этом он волокет» — Согласился его брат: «Три года в лагере сидел за выращивание какой-то особо лютой конопли, потянет это направление, если не сорвется».

«Будем налаживать отношения с соседями, адекватными», — высказал мысль вслух Председатель: «с тем же Азатом, вот им можно овощей не жалея отсыпать, и контакт наладим, и не пропадет зря».

— Как людей мотивировать будем, Захар Михалыч? — Поднял непростой вопрос Расул. — У многих ещё старые запасы есть, пока жареный петух в жопу не клюнул, тяжело на трудовые подвиги сподвигнуть. Трудодни насчитывать?

— Да, ведите пока учет, кто сколько работает, смены отмечайте. А жить будем как раньше, при капитализме, только с феодальным душком. Рано или поздно встроимся в местные товарно-денежные отношения, вся работа будет оплачиваться. И частные инициативы тоже поддержим, если здравые. Это то, что по пряникам, кнутом будет выселение. Ладно, на этом всё, время к восьми, удачи, мужики! А я сейчас с врачами решу и надо мне к Галке на поклон идти, с ней договариваться. И по магазину и вообще…

— Я Саню у тебя забираю? — Вопросительно показал на рыбака городского Серёга. — С нами поедет, кочевье башкир навестим и заберем их вещи, спустимся к реке.

— Забирай, — махнул рукой Захар, — а Айрат к Расулу, токарь универсал и раньше, и тем более сейчас — ценный специалист.

Три начальника, на ходу обсуждая рабочие вопросы, покинули двор и там их пути разделились, Расул с Серёгой направился в сторону гаража, а Анисим на конный двор. Участковый, спохватившись, крикнул: «Дед, сейчас грабителей нефтебазы оформлю и с парнями подойду, нам пять лошадей надо будет!».

— Поори мне ещё! — Радостно откликнулся тот. — Вот придешь и возьмешь, я что-ли, тебе их запрягать буду!?

А председатель пошел с врачами в контору. Обошли все помещения, осмотром остались довольны. Две комнаты определили под проживание, одну для мужчин, вторую для женщин, сразу определились, где будет кухня. Здание было, по деревенским меркам — большим, только для отопления стояло две голландки здоровые. Судя по деловому настрою медиков, которые сходу начали прикидывать и обсуждать, где, как и что можно устроить — здоровье жителей в надежных и умелых руках!

Да, нужно было ещё приложить руки, что-то переделать, быт самих врачей в конце концов обустроить, что-то требовало кардинального переустройства. Захар пообещал сегодня же прислать несколько помощников, попросил обращаться в любое время, словом и делом доказывая, что медицина — одно из приоритетных направлений. На особом контроле и под покровительством.

А пока врачи сами включились в работу, по мере сил, обещая уже к вечеру озадачить списком необходимого и в течении нескольких дней — запустить медпункт. Захар заверил, что это только начало, при необходимости поставят рядом ещё несколько помещений, всё, что врачи посчитают нужным. От стационара до морга, как он выразился.

— Стиральную машинку вам свою отдам, — подумав, добавил он, — у нас в деревни водопровода нет, так что у всех стиралки наливного типа, с баком для воды. Зачем она мне без генератора, а вам без неё никак!

— Вы, Захар Михалыч, — заметил хирург Толя, — не слишком надейтесь, что мы чудеса творить будем, мы конечно, с такими авансами и отношением все силы и знания приложим. Только очень трудно будет, одно вытекает из другого, как представлю, без чего придется работать и руки опускаются. Но вот то, что у нас комплектация нестандартная и вместо комплектасуточного мониторирования у нас аппарат УЗИ стоит, это очень повезло!

— А я вот именно что очень надеюсь на вас! Хочу вам в помощники подростков направить, чтоб при вас находились, вы не против? Понятно, что медицинскую академию им это не заменит, но практики, как мне кажется, у вас и следовательно у них — будет достаточно. Возьмёте?!

— А присылайте! — Согласилась акушерка Света. — Да побольше! Отсев большой будет, особенно как с изнанкой профессии столкнутся, но кто-то и останется. Та же гинекология и акушерство в это время, как мне кажется — мрак и антисанитария.

— Не ошибаешься, Света, — подтвердил Толя, — о дезинфекции сейчас представления не имеют, и по твоему лично профилю — детская смертность зашкаливает даже в городах, при наличии лекарей с каким никаким опытом, что уж говорить о глухих углах…

— Со средствами для дезинфекции у вас никаких проблем не будет! — Заверил Председатель. — А следующим летом и с опиумом, есть у нас специалист!

— Да мы уже знакомы, — ухмыльнулся хирург, — надо, кстати, сказать Егору, что основную часть спирта для нужд не обязательно так чистить, там дистилляции вполне хватит, но это я уже сам с ним…

Пожелав удачи врачам, Захар отправился к Галке, настраиваясь по дороге к долгой и трудной беседе, подбирая аргументы и думая, что предложить взамен того богатства, что сейчас было у Галки. Потоптался в нерешительности у ворот, потом собравшись, взялся за кольцо и несколько раз им стукнул и крикнул: «Есть кто дома!?»

На шум из сеней выглянула Галка в накинутом на голову платке: «Здрасьте, Захар Михалыч, проходите!» Повела на кухню, где от беленой известкой печки шло тепло и на варочной плите шумел чайник. Усадила за стол, и не смотря на отнекивания — налила чаю, поставила розетки с вареньем и медом, вазочку с печеньем, хохотнула: «Пей давай, Захар Михалыч, после чая с мёда не станешь на беззащитную женщину сильно уж оголтело нападать».

— Галя! — Смутился Председатель. — Ты пойми меня! Я же у тебя не безвозмездно всё забрать хочу!

— Понимаю, — вздохнула она, — ты пей чай, Захар Михалыч, мёдом угощайся, папка качал. Не буду я с тобой спорить, и торговаться не буду. К завтра распишу, что есть, ассортимент, наличие. Себе, понятное дело, отложу — сколько сочту нужным, это не обсуждается. И долгов у меня с магазина за двести тысяч по деревне, в основном пенсионеры, но и не только. Их тоже простить придется, а ты у меня ещё и дом ведь хочешь забрать, который под магазин был?

— Хочу, Галь. А тебе, если хочешь — новый поставим! Только не у конторы, там у нас медицинский комплекс будет, а вот прямо у вашего дома, а?! Да и ненадолго это всё, анархия с товарообменом и примитивным коммунизмом. Наладим отношения с аборигенами, узнаем цены и будем торговать. И тебе всё вернём! Ты пойми, Галь, у тебя такое из товаров есть, что лучше не выпускать за пределы села!

— Вот что ты заладил, пойми да пойми! Всё я понимаю, да и ты правильно говоришь, что только вместе удержимся. И знаю тебя, поэтому не спорю и не торгуюсь, — тут в голосе Галки отчетливо застучали костяшками канцелярские счёты — но ты мне, Захар Михалыч, всё компенсируешь! Монополию на торговлю просить не буду, но на режим максимального благоприятствования рассчитываю! И на слове ловлю, когда, заметь, Захар Михалыч, как я в нас верю — не если, а когда! Когда из жопы начнем вылазить — поставите мне здесь новый магазин, или как сейчас правильно будет, купеческий лабаз?!

— Спасибо тебе, Галь! — проникновенно сказал Председатель. — Налей ещё чаю, пожалуйста. И себе налей. Будем учиться пить по купечески, из блюдечка. Как там у классиков — шумно дуя на блюдечко, шумно прихлебывая и громко отдуваясь после каждой чашки!

Серёга подошел к бендежке сторожа на нефтебазе, где его дружинник уже курил с появившимся дневным сторожем, дедком постпенсионного возраста. У крыльца на скамейке понуро ерзали с зафиксированными за спиной пластиковыми хомутиками руками двое шедших к успеху, но не снискавших фарта налетчика. Отдав дань уважения профессиональным данным своего бойца — отправил его отсыпаться, а сам приступил к профилактической беседе:

— Бил вас? — Поинтересовался участливо.

— Ну так, для порядку… — несмело отозвался один из них, второй молчал понурившись.

— Я поговорю с ним! — строго сказал Серёга. — Охуел он, людей бить. А вдруг покалечит, или сломает чего. Как потом такого на завод продавать!?

— Сёрега, ты чо?! Прости!!! — Неверяще взмолились оба.

— Бог простит! Вы вчера на сходе были?! Чем слушали, жопой?! Продавать вас, конечно, никто не будет, до нынешних реалий ещё не оскотинились. Просто вылетите из деревни и там идите, куда хотите. Я вот в школе не очень учился, поэтому ментом пошел работать, историю не знаю. Но в школе милиции нам рассказывали немного про особенности правовой практики в разные эпохи. Сейчас народ не очень в суды обращаться любит, между собой решают. Кого на воровстве ловят — дрекольем дубасят, лупят в зависимости от ущерба и настроения, конокрадов до талого забивают. А если до суда доходит, то за первый случай воровства — руку рубят, за второй — вторую. И всё это при отсутствии пенсий по инвалидности и и каких-либо иных социальных выплат. Про такие извращения, как условный срок не знают. Ладно, руки не всегда и не везде рубят, сейчас, кажется, при Екатерине Великой — к гуманизму и толерантности подвижки идут. И экономической целесообразности. Поэтому рвут ноздри, или клеймо на лбу выжигают — «вор». Но так как предки наши отсталые и алфавит у них старый и букв в нем больше, то на лбу только две буквы клеймят: «В» и «О». Крупным шрифтом. И на щеках ещё, на одной «Р», на другой «Ер», это как твердый знак пишется. Хотя думаю, что когда на морде железом печатают — не до филологических тонкостей. А потом на каторгу в Сибирь. Пешком.

Серёга присел на лавку, закурил, попросил сторожа: «Срежь с них стяжки». Тот, с жалостью поглядывая на окончательно поникших арестантов, кое-как перепилил пластик и тут же отодвинулся от них подальше. Те, пряча глаза, тихонько растирали руки, стараясь не делать резких движений и вообще — не отсвечивать. Участковый докурил, встал, дошел до пожарного стенда и бросил зашипевший чинарик в ведро с водой.

— Я на вас две стяжки похерил, — ровно сказал он, — и лекцию прочитал. Чтоб вы сами осознали и до других донесли — как раньше уже не будет. Воровать у своих — это крысятничество. В эти времена, когда изгоняют из общества, говорят — вот бог, вот порог. Я вам пока говорю — идите, работы много…

Глава 9

«Ничоссе, Серёга, как ты пафоса преисполнился!» — Уважительно заметил дед и тут же, без всякого перехода, попросил: «Дай закурить?»

Серёга протянул ему пачку, дед беспардонно, со словами: «Я пару возьму?» — вытащил три сигареты, две засунул к себе в карман и с удовольствием закурил.

— Мало ты их оттянул, Серега! Помнишь, как двадцать лет назад гараж сгорел? А тоже ведь подростки полезли бензин сливать, и гараж сожгли, и четыре машины!

— Бросал бы ты курить дед, — недовольно заметил участковый, который на девяносто процентов был уверен, что в том поджоге был замешан Егор. — скоро сигарет не останется!

— Ничо, на следующее лето самосад посадим или у местных выменяем табачок.

— Ладно дед, бывай. Пост сдал, пост принял. — И двинулся в сторону конного двора.

У конюшни уже седлали лошадей пять охотников с оружием, включая Саню, которого временно вооружили чей-то двустволкой. Он тоже споро заседлал лошадь, вспоминая детство, немалая часть которого проходила здесь, на этом конном дворе. Казалось, что ничего почти не изменилось, только Анисим постарел. Собрались, Серёга придирчиво осмотрел дружинников, остался доволен и они шагом выехали в сторону Кулемки.

Над логом, по которому бежала Кулемка — вился дымок костра. Выехав на взгорок и бросив взгляд, Серёга почуял неладное. У костра никого не было, лежали вещи, табун разбрелся по всему логу, отдельно у реки паслись стреноженные лошади. «А где же все?» — Растеряно вопросил один из охотников: «С утра же два пастуха ушло и два конюха, и Лёха на разведку»…

Поминутно оглядываясь и взяв на изготовку ружья. они спустились вниз. Покричали, без какого либо ответа. Всё это отдавало какой-то мистикой, догорал костерок у балагана пастухов, сбоку от него стоял котелок с заваренными травами — а людей не было. Серёга вызвал по рации Лёху, переговорил и растерянно повернулся к своим: «Он ничего не видел, говорит — утром все здесь были. Башкиры в становище, своими делами занимаются, в нашу сторону никто не выдвигался»…

Саня ещё раз, на всякий случай, сложил руки рупором у рта и прокричал: «Ауууу, люди!»

Снизу по течению неожиданно затрещали кусты: «Чо орёте?! Всех хариусов распугаете!» В течении десяти минут подошли остальные. Как выяснилось, один из пастухов был заядлым рыбаком, он и раньше частенько рыбачил, пока скотина паслась. Решил попробовать и сегодня. Минут через двадцать выудил с ближайшей заводи с пяток хариусов, причем не обычную мелочь, грамм по сто, а вполне приличных экземпляров, два так по полкило были.

После чего всех охватила лихорадка., вырубили из черемухи удилища, раскулачили рыбака, поделив снасти и отправились рыбачить, методично зачищая омут за омутом. Мужики посмотрели на добытую рыбу и подивились, хариус и впрямь был хоть куда. Тут заспорили конюх с пастухом: один утверждал, что рыба скатывается с верховьев, второй — что поднимается снизу. Серёга сплюнул: «Вы с этим хариусом опять табун не пролюбите, как вчера, рыбачки. Поехали, мужики!»

Проехав с полкилометра от Кулемки через лес — встретили Лёху, Тот доложил, что стойбище на месте, бабы что-то варят, мужики отогнали скотину на ближние поляны. Оставили там присматривать подростков, сами вернулись в стойбище, видимо — ждут пожрать.

Тронулись дальше, через триста метров дорога пропала. Серёга сказал: «Всё правильно, тут крюк получатся, если по дороге добираться. Река петляет, если назад вернуться, где Лёху встретили — там напрямки с горы двести метров до реки. Только пешком, лошади не спустятся».

Спросил у Сани: «А вы что, с утра не видели, что в гору дороги нет?»

— Да была какая-то, мы же кривые с утра были. А обратно как раз напрямую добирались, через лес.

— Давайте вначале тогда заберем вещи с реки, потом навестим немирных. — Сказал Серёга и они развернулись.

Вернулись, углубились в лес подальше от дороги, стреножили лошадей, оставили двоих присматривать, а сами вчетвером стали спускаться по крутому склону. Продрались через густые заросли шиповника и дикой вишни и вышли на высокий, обрывистый в этом месте берег. Саня ткнул рукой направо: «Вон там под скалой овражек, там всё спрятали!»

К счастью, вещи оказались на месте, Саня больше всего радовался ружью, достал из чехла и не мог налюбоваться. И вещей оказалось неожиданно много, помимо двух больших рюкзаков рыбаков — палатка и два спальника в чехлах. Один из мужиков заметил: «Совсем народ разбаловался, мы раньше с батей за налимом до морозов сюда с ночевой ездили, без палатки, на каждого по две фуфайки. На одной спишь, другой укрываешься»…

— Точно, там же налимы ещё, в садке! — вспомнил Саня. — Надо забрать!

Спустились ниже по течению, там, где обрывистый берег понижался и плавно переходил в галечно песчанную косу — Саня пошерудил палкой в воде, подцепил веревку и с заметным трудом выволок на берез садок. «Да тут под сорок килограмм, это динозавры какие-то, не налимы!» — удивился Серёга.

— Надо на рыбалку выбраться, мужики! Я тоже хочу таких половить! — Высказал кто-то общее мнение.

Обратно в гору забирались в несколько раз дольше, по дороге кляня рыбаков, что наловили рыбы не зная меры. Но выбросить не решились. Добравшись до лошадей — передохнули, оставили вещи, привязали три мешка, по которым распихали рыбу — повыше от земли на деревьях и направились к становищу айле.

Надо сказать, что дозор у башкир был поставлен хорошо и их появление не осталось незамеченным. Их встречали, человек пять гарцевало на лошадях, у нескольких за спиной были луки, женщины и девки выглядывали из входов войлочных тирмэ[4] (их на поляне было семь), у одного из костров на кошме сидели несколько пожилых бабаев.

Серёга демонстративно поднял обе руки, показывая пустые ладони, подъехал к коновязи, спешился и привязав коня двинулся к костру. Мужики рассредоточились, и не слезая с лошадей отслеживая ситуацию по секторам. Пройти к бабаям Серёге не дали, два всадника преградили ему дорогу и нагло ухмыляясь стали теснить лошадьми обратно к коновязи. При этом что-то гыркая по своему. Явно оскорбительное, судя по понятому им слову «урус».

Участкового накрыло флэшбеком из командировки в Чечню двухтысячных и желание как-то решить всё миром испарилось. Он сдернул с плеча свою сайгу 410, отпрыгнул в сторону, навел ствол на голову лошади и прострелил её. Повернулся, выцелил вторую и вторая тоже завалилась на бок. Первый джигит спрыгнул неудачно и сейчас отползал от конвульсивно содрогавшейся лошади, не представляя опасности. Второй же спрыгнул удачно и сейчас, ощерившись — прыгнул на Серёгу. Серёга выкинул левую руку, схватил батыра за горло. Сжал и впечатал ему лбом в переносицу. Тот осел мешком. Сбоку раздался ещё выстрел.

Серёга огляделся — поле боя было за ними, из тирмэ доносился приглушенный бабий вой, его бойцы спрыгнули с лошадей и вязали мужиков. Бабаи у костра замерли истуканами. На земле, помимо двух убитых им — лежала ещё одна лошадь. Он подошел к сидящим у костра:

— По русски понимаете?

— Говори. — отрывисто бросил тот, что выглядел помоложе остальных.

— Дружить хочу! — Открыто улыбнулся Серёга. — Вот, дарю вам трех лошадей, ешьте! А у меня бараны вчера потерялись! Если не найду, буду к вам ездить и стрелять. И в аул приеду. — он махнул рукой в сторону села. — Если отсюда уедете!

Подумал, навел ружье на костер и выстрелил, опрокинув стоящий на углях казан: «Думайте, сука!»

После этого вернулся к коновязи, запрыгнул в седло и махнул рукой своим: «Поехали»! Провожать их не стали…

Едва немного отъехали, Саня произнес: «Умеешь же ты, Серёга, договариваться мирно» Мужики закатились, кто-то добавил: «А главное — убедительно!» — и засмеялись снова.

— А сами видели, не с кем там договариваться по хорошему было. — развел руками участковый.

— Теперь жди подлянку от них, — высказался дружинник. — неизвестно ещё, вернут ли баранов.

— Не вернут, приедем и у них заберем, — заключил Серёга. — А насчет подлянки, они сразу к нам как-то не с душой открытой навстречу. Сейчас хоть опасаться должны. Вот что, сейчас вещи и рыбу до пастухов закинем, перекусим там и до села смотаемся. От Кулемки напрямую километров восемь. Что нам в деревне киснуть? Заодно в их ауле покажемся, пусть ходят и оглядываются!

Добравшись до балагана, выпотрошили пару налимов, натерли изнутри солью, обмазали глиной и закатили в угли, подбросив сверху веток. Пока запекалась рыба — заварили чай в котелке, с душицей и зверобоем. Двоих, пастуха и конюха — отправили в деревню, нагрузив вещами и рыбой. Серёга связался по рации с деревней, чтоб не теряли. Попили чаю, съели приготовившуюся рыбу, перекурили и поехали через поля, посмотреть, что там сейчас на месте села.

Через пару километров привычные поля в зоне переноса сменились в зоне отчуждения (как её метко окрестили в деревне) перелесками. Примерно вышли на место, где раньше проходила дорога из села в деревню и неторопливо поехали, держа в голове то, что дорогу к людям пробивать надо. Благо, что не изменившиеся за несколько сотен лет ориентиры в виде гор не дали заблудиться.

По пути поражались обилию птицы и дичи, спугнули две стайки косуль, в логу встретили лосиху с лосенком. Лоси покосились и не спеша удалились. «Да тут на одном мясе и рыбе прожить можно!» — восторгались мужики по дороге, однако Серёга им испортил настроение: «Охота пожалуйста, петли, силки. А вот патронов здесь не купишь, сколько то можем ещё снарядить, пока капсулию. порох и гильзы есть. И всё, баста, карапузики! Так что патроны беречь, зря не тратить!»

«По казанам не стрелять!» — подкололи Серёгу, что вызвало волну смешков.

И вот перелесок сменился непривычно узкими клиньями сжатых полей, они остановились, закурив и по очереди предавая бинокль — рассматривали поселение, пытаясь отыскать сходство с тем селом, что было в их время.

— На месте церкви здание какое-то, огороженное. Рядом ещё дома, явно административный центр.

— А вон и аул башкирский в стороне у Березовского леса.

— Большое поселение, не намного меньше нашей деревни. Только что скромно всё, крыши соломой покрыты.

Стояли и переговаривались мужики, наконец-то воочию увидев то, с чем давно согласились в душе. И теперь старались за разговорами и напускной бравадой скрыть растерянность, какой он, этот мир, как он их встретит?

— Ну всё, нагляделись?! Поехали в аул вначале, навестим наших знакомых. — Решил Серёга.

Поехали налево, забирая в сторону аула и наткнулись на выезжающих из леса мужиков, двое верхом и один возле телеги с запряженной в неё лошадью. Телега была чем-то нагружена и груз накрыт чем-то вроде то ли брезента, то ли тонкого войлока.

«Стоим, мужики, подождем, надо пообщаться. Раз уж нарисовались, лучше сразу познакомиться, чем будут про нас думать всякое». — Дал отмашку Серёга: «И вы это, не закуривайте и посреди дороги не стойте, слазим с лошадей, не пугаем православных»…

Глава 10

Егор, по утру сделав свои дела, накормив и пнув гусей до пруда — отправился на другой край деревни. К Анисиму, туда, где стоял конный двор, недалеко от него зерноток с зерно и овощехранилищем. Вникать в проблемы агропромышленного комплекса. Дед поначалу провел для него краткую экскурсию, потом напоил чаем в своих хоромах.

Правда кипятить и заваривать чай послал Егора, как самого молодого. Во двор, где конюхи собрали простенькую печку из двадцати кирпичей. Егор подивился простоте и эффективности конструкции, и даже зарисовал, решив во дворе такую же собрать. После чего, заметив его неумеренное любопытство к содержимому своих шкафов с ветеринарией — выгнал: «Нечего тут жало сопатить, Егорка! Нет у меня для тебя интересных препаратов!»

Выгнал, правда — недалеко, выделил ему небольшую каморку по соседству, раньше числившуюся за агрономом из центральной усадьбы. Тот появлялся здесь набегами, поэтому кабинетик вид имел не обжитый и был захламлен до невозможности. Поначалу обрадовался кипе журналов на сельскохозяйственную тему, по после того, как пролистал — разочаровался. Там было всё забито рекламой семян, да статьи о вспашке и обработке полей с помощью GPS-навигации. В топку!

Нашлись и ценности: канцелярия всевозможная, включая три пачки бумаги для принтера. Карандаши, ручки и несколько ластиков. Под тридцать стеклянных бутылок пустых, которым Егор особенно обрадовался. И самое главное — большая интерактивная карта полей и окрестностей. Интерактивной её Егор назвал, после того, как карандашом жирным пунктиром отметил уже известную границы перед зоной отчуждения. На дороге в село перед Казанским логом и на шоссейной дороге в Могузлы, аккурат на бывшей границе с Башкирией.

Обсуждавшаяся вчера с Анисимом идея о том, чтоб возглавить сельское хозяйство — сегодня уже не казалось такой легкой задачей. Попросту говоря — было от чего взяться за голову и впасть в отчаяние. С такими малодушными мыслями Егор пошел к Анисиму, признаваться в своей несостоятельности.

— Не ссы, Егор! Люди подсобят! У нас трактористы больше агронома понимают, что и когда садить! Справишься, и мы поможем! Озимые посажены, мужики подскажут, где в этом году посадили — и уже легче, есть задел! Может у тебя какая литература есть?

— Есть! — обрадовался он, — Точно ведь есть! У меня ведь и по огороду, и по саду куча книжек, с компа надо только вытаскивать всю инфу.

— С врачами задружись, им Председатель пообещал помочь перепечатать по медицине, что найдут. Я сам подойду, на что бумаги не хватит — школьников можно посадить, пусть переписывают! И ты себе тетрадь заведи, для себя!

У Егора слегка отлегло от сердца и будущее уже не казалось таким беспросветным. До обеда он прослонялся без толку, хотел найти трактористов, кто бы смог подсказать — какие поля в этом году были засажены озимыми. Но все оказались задействованы на демонтаже линий электроснабжения, так что плюнув пока на это — отправился домой обедать, прихватив с собой пустые бутылки и бумагу для принтера.

Но пообедать дома не получилось, только успел залить бутылки водой, чтоб отмокли, как дверь во двор загремела и раздался звонкий детский голос: «Егор, Егор!»

Выглянув за ворота — обнаружил там Рашида:

— Здорова, малой. Чего тарабанишь?

— Я за тобой! Анатолий Александрович просил тебя позвать!

— Это кто?!

— Ты чо, Егор, это врачи же! Они сейчас в бывшей конторе обустраиваются. И нас всех к ним определили, вместо школы… — Тут по голосу Рашида стало понятно, что ни он, ни его друзья не ожидали такой подставы. — Говорит, что твоя помощь нужна! Пошли!

— Вот как, сейчас перекушу и подойду.

— Так пошли к нам, мы картошку печём в костре и сейчас тоже есть собираемся!

— Ну хорошо, подожди меня тогда.

Егор, подумав — прихватил с собой шматок сала, принесенный вчера Анисимом и практически не тронутый и вышел к поджидавшему его Рашиду. По дороге попытался выяснить у него, для чего он понадобился врачам, но тот ничего не знал.

— Ну как вам у врачей, Маня тоже с вами?

— Все там, и старшие тоже. Вначале не понравилось, но потом Анатолий Александрович объяснил, что хороший врач не только умеет лечить пациентов, но и сможет быстро и эффективно убить его. Так как знает расположение всех уязвимых точек в организме, представляешь?! А Олег Сергеевич обещал нас научить методам экспресс-допроса в полевых условиях!

— Молодцы то какие… — Только и смог ответить Егор, поражаясь про себя, как быстро врачи нашли подход к детям.

Подошли вовремя, из углей как раз выкатили обуглившуюся сверху картошку и рядом с костром организовали импровизированный стол, на который Егор добавил принесенное сало. Во время трапезы Толя и Олег просветили Егора, для чего он понадобился.

— У вас тут в деревне библиотека была, оказывается, сгорела три года назад. Сгорела не полностью, большую часть книг удалось спасти. Вот и позвали тебя, думаю — и интересно будет, и поможешь рассортировать.

— Мы тут зашиваемся и с обустройством, и с детьми, так что помогай, Егор! Надеюсь, много чего полезного найдем. Мы так пока глянули, хлам сверху, надо рассортировать. — попросил Толя.

— Да ни вопрос! — не стал отказываться Егор. — Знание — сила!

Так что после обеда Егор погрузился в книжные развалы, где проторчал почти до темноты вместе с Толей. Голодные и злые, они выползли во двор и на вопрос о успехах — Егор высказался:

— Лучше бы эта библиотека сгорела полностью! Там абсолютно нет ничего полезного! Соцреализм, Дарья Донцова и прочее, всё то, из-за чего нас в это время могут самих сжечь на костре! Под монастырь эта макулатура нас подведет точно! Завтра остатки разберём ещё, но за сегодня — ничего полезного не нашлось…

(10 октября 2023 г.) 29 сентября 1796 г.

— Здравы будьте, православные! — Поприветствовал Серёга настороженных подъезжающих и размашисто перекрестился.

В двух верховых угадывались служилые люди, кафтаны, казачьи папахи, на боку сабли, в руках пики, а за плечом на ремне — огнестрел. Серёге они напомнили волчар из разведбата в Чечне, с которыми он сталкивался в командировке и даже несколько раз вместе выпивали. Но и шедший рядом с телегой мужик в простонародном одеянии, одной рукой что-то придерживающий в скарбе — не выглядел забитым и безобидным. На приветствие участкового ответили что-то в духе: «И вам не хворать!»

Повторилась ситуация с Азатом, несмотря на возникающие трудности — процесс коммуникации протекал успешно. Серёга выдал казакам усечённую версию своего появления: сами мы не местные, живем теперь здесь на землях башкир. И о том, что они приехали к башкирам из-за угнанных баранов поведал. На что казак заметил: «И у нас озоровать пробовали, да мы одного пиками закололи. Другого удавили — больше не озоруют».

Не стал Серега опровергать и предположение одного из казаков, что уж не немцы ли они. Не сказал не да, ни нет, добавил, что да — пришли издалека, но приняли веру православную. Весь разговор Серёга как по первому тонкому льду шел, мысленно утирая пот со лба. Но вроде обошлось, поначалу настороженное внимание казаков сменилось сочувствием и участием к незадачливым немцам. Такую усечённую версию своего появления здесь им скормил Серёга.

Привезли, мол, по реке государевы люди, махнули рукой — селитесь здесь и всё, не слуху, ни духу от них. Кому и какие подати платить не знаем. Азат вот приезжал, по двадцать пять копеек с души требовал. Казаки на это подивились наглости башкир, сказав, что подушную подать и отчисления вотчинникам собирают чиновники, они же потом с башкирами сами рассчитываются.

Познакомились, казаков звали Степанко и Первуха, государственного крестьянина — Викулом. Казаки служили здесь при сторожевом посту и казенной почтовой станции, стоявших на Катином тракте. Советовали не тянуть с податями, Викул недобро поминал при этом какую-то заводскую отработку. Навскидку выходило, что чиновная братия здесь совсем не имеет понятия о гуманизме и праве…

— Воевал? — Поинтересовался Первуха у Серёги, что-то в нем увидев.

— Писарем в штабе, недолго, чечена усмиряли. — Ляпнул тот на автомате и тут же прикусил язык.

«Палюсь ведь!» — панически подумал Серёга, достал фляжку и раскладной стаканчик, которые вызвали неподдельное восхищение у аборигенов, уважительно заметивших: «Немецкая работа!» Не меньшее восхищение вызвало и содержимое, после которого беседа оживилась. На вопрос о возможности торговли — Степанко ответил, что у них лабаз при сторожевом посту и вот Викул как раз с Айской пристани везет приказчику товары, доставленные по реке. Там можно расторговаться, можно в Сатку съездить, а проще — купцам заказать, чтоб привезли.

Выпив ещё, казаки достали трубки и кисеты, поглумились над Викулом, что вот он старой веры придерживается, а вино пьёт с ними. Склоняли и закурить, но тот твердо отнекивался. Серёга, решившись — угостил их сигаретами. Сигареты они с удовольствием, уважительно выкурили, но признали баловством. Что однако не помешало им попросить парочку для своего есаула, тут Первуха кивнул на Викула: «Есаул наш, Мехоношин — сродственник Викулу, сестра его за Вахромеем». Серёга, предусмотрительно не показывая пачку — вытянул с пяток, которые Первуха прибрал, поблагодарив. Отсыпали своего табака, на пробу, нахваливая, что не китайский «шар», а со столицы привезённый.

Серёга решился, и разлив ещё — спросил невзначай, как они года считают, какое сегодня число и год. Мол, при крещении их поп запутал, считая от сотворения мира. Казаки, не чинясь, ответствовали — год сейчас 1796, двадцать девятое сентября. Мало того, что на две сотни лет тому назад закинуло, так ещё и на почти две недели ближе к лету, заметил про себя участковый.

Поинтересовался и тем, где можно зерно смолоть на муку, казаки опять на Викула кивнули — в поселении было две мельницы, одна причем у родича Викула. Серёга закинул удочку, как бы организовать всё это, нельзя ли привлечь желающих заработать на перевозке зерна от их деревни до мельницы и обратно, с оплатой товаром — тем же зерном или мукой. Викул почесал затылок и ответил, что можно. Посоветовал ещё и айле привлечь, если получится миром дело уладить.

Напоследок спросил про цены на наиболее ходовые товары и чувствуя, что голова идет кругом, Серёга счел нужным откланяться. Расстались если не друзьями, то хорошими знакомыми. Казаки звали заезжать к ним на сторожевой пост, мол и лабаз у них есть, и есаул посоветует, как чиновников лучше умаслить. Серёга обещал обязательно приехать и привезти такого же вина, очень понравившегося казакам. Да и Викул оценил.

Распрощавшись с казаками, Серёга глянул на часы — время было шестой час: «Знаете, мужики — ну их, этих цыган. Хватит на сегодня, поехали домой!»

Глава 11

Уже в темноте Егор добрался до дома, предвкушая отдых, однако у ворот его встретил недовольно галдящий женсовет. И гуси. Со стороны казалось, что они соревнуются, кто кого переорет. С собой он нес «Поднятую целину» Шолохова, единственную книгу, которую он посчитал достойной из всего, просмотренного за сегодня.

— И где тебя черти носят, Егор!

— Так, бабоньки, а что, собственно говоря происходит?! Давайте хоть гусей пропустим! — Неподдельно изумился он.

— Самоорганизовываемся мы, Егор! — поставила его перед фактом бабка Марфа. — Вам же, мужикам — только выпить и пожрать надо. А откуда это пожрать взять — нам приходиться думать. А у нас молоко киснет!

— А я то здесь причем!? — продолжал недоумевать он. — И я с обеда не жрал так то!

Марфа едко заметила: «Я же говорила — только пожрать!» — после чего грянул дружный хохот собравшихся.

— Егор, у тебя же генератор, вот мы решили несколько сепараторов собрать, от нашего конца деревни, а то не дело это — без сливок и масла жить. — Терпеливо, как маленькому ему пояснила одна из соседок. — Мы даже тебя беспокоить не будем — у Марфы молокозавод устроили и переноску прокинули, ты только в розетку её включи!

— И поесть тебе принесли, Егор! — Добавила затесавшаяся среди женщин Ксюха. — Не переживай!

— Женить тебя надо, — добавила Марфа под одобрительный гул женщин, — Чтоб по темноте не шарохался, а дома сидел!

«Себя жените!» — благоразумно бормотал себе под нос Егор, заведя генератор и подключив просунутый через забор кабель. Включил свет во дворе, загнал гусей, и зашел в мастерскую, запустить колонну. «И эта ещё, предательница, „блондинко“!» — продолжал негодовать он про себя, когда в мастерскую заглянула «предательница».

— Вот ты где, давай поешь, где шлялся то? — Ксюха достала из пакета стеклянную банку с картошкой и мясом, развернула полотенце с хлебом.

«По делам!» — Недовольно буркнул Егор, непроизвольно сглотнул, подсел к столу, открыл банку и набросился на еду. А Ксюха по хозяйски достала ноут, телефон, воткнула их на зарядку и сев напротив, подперла щёку рукой и начала вываливать на него ворох информации:

— Папа говорит, что будут копать несколько ям здоровых, устроят там ледники, за зиму забьют льдом и будут как холодильники летом. Минимум три штуки, в общее пользование. И три мини-молокозавода получается сейчас на деревню — у тебя, у врачей в центре, и у Газгена младшего. Так что тебе и с утра придется генератор включать. А я завтра выхожу работать в садик, вместо воспитательницы, она то ведь с села приезжала. А у меня всё таки колледж, и дети меня любят, и я этих мелких мразей тоже!

Егор наелся и всё недовольство как корова языком слизнула. Повеселев, покопался у колонны, убрал набравшуюся бутылку, поставил новую и подсел к продолжавшей вещать Ксюхе:

— А тем кто работает — скоро с Галкиного склада будут раздавать батарейки и что-то из товаров, Галка, кстати — сейчас тоже в начальство выбилась, Председатель сегодня у неё с утра крутился. Так, Егор, а ты не офигел в атаке?! Ну-ка, руки убрал, быстро!!!

Сконфузившийся Егор отодвинулся от неё и промямлил, что он это машинально.

«Машинально!?» — язвительно пропела Ксюша: «Я тебе дам, машинально!»

Тут же, без всякого перехода, подвинулась к Егору, приклонила голову ему на плечо и вкрадчиво продолжила: «У нас котята подрастают, я не дала маме топить их, они такие хорошенькие! Возьми одного, а!? Я тебе самого классного отдам, назовем его — „Окей, Гугл“!»

«Возьму!» — согласился совершенно деморализованный Егор и пока он судорожно соображал, что это вообще было и может ещё попробовать её обнять — в мастерскую ворвалась ураганом Маня.

— Егор! Ой, привет, Ксюша, а что это вы тут делаете?! — с детской непосредственностью поинтересовалась она.

— Пристает твой дядька ко мне! — Коварно вломила Ксюха Егора.

— А ты чего пришла, кино смотреть? — Поспешил Егор перебить тему. — А чо одна сегодня, где банда?

— Не, — поморщила носик Маня, — папа ругается, что мы к тебе ходим. Говорит — у тебя притон и не место для детей! Мы сейчас у врачей тусить по вечерам будем, днём учиться и помогать, а по вечерам фильмы смотреть будем! Как там всё в порядок приведем. Анатолий Александрович говорит, что скорей всего рядом с больницей построят ещё дом. Под культурный центр, чтоб народ не одичал. А ты нам накачаешь фильмов на флешку?

— Накачаю, а чо ты тогда пришла то?

— Ой, забыла совсем! Тебя папа зовет, к Захару Михайловичу, там все ваши собираются. Папа ещё сказал, чтоб водку не приносил, сухой закон!

«Значит — надо брать две, а то и три!» — Сделал правильный вывод Егор и ворча, что не дают поработать — стал глушить колонну.

— Щас пойдем, — бросил он Мане, — тебя заодно провожу.

— Ксющу лучше проводи, а у меня вот! — наставила она на Егора фонарик. — Тактический, светодиодный, на аккумуляторах!

И включила. Егор взвыл: «Маня, ёёё… Так же ослепнуть можно, ты чо творишь!» Та недоверчиво взглянула вначале на него — не придуряется ли. Потом повернула фонарик к себе, включила и тоже взвыла. Восторженно: «В натуре!»

Сошлись на том, что проводили вначале Ксюшу, благо жила она рядом, попрощались и Егор с Маней пошли в центр. По дороге Егор думал, что с Ксюхой надо осторожней, того и гляди — приберет к рукам и будешь у неё по струнке ходить, вместе с гусями. Хотя, а почему бы и нет?!

У дома брата оставил Маню, тут до председателя осталось пройти пол-улицы. А у того уже все собрались, в думах: как нам обустроить деревню. Присутствовали все те же, за исключением женщин медиков и добавилась Галка. Егор выставил на стол, освещенный светильником, две бутылки, что вызвало всеобщее одобрение. Только Серёга кулак показал.

— Вот, я как отъехали, записал даже, чтоб не забыть. Цены в лавке на посту. — Продолжил Серёга прерванную появлением Егора беседу. — Мука — тридцать копеек за пуд, масло коровье — рубль тридцать, конопляное — восемьдесят копеек. Только в чем они масло измеряют — я не стал спрашивать, итак Штирлиц как никогда близко был к провалу. Мясо — восемьдесят копеек, селедка — двадцать-сорок. У них, как я понял — в зависимости от многих факторов цены прыгают…

— У нас, Серёжа, у нас, привыкай — Заметила Галка.

— Ну да, — смутился тот — у нас. А сахар, на секундочку — восемь рублей! Ну и мужика если покупать, вместо себя в рекруты отдать — минимум сорок рублей. Тут, помимо налогов — ещё и рекрутов в армию забривают, с каждого поселения… А, Егор, ты же ещё не знаешь, сегодня у нас двадцать девятое сентября тысяча семьсот девяносто шестого года. От сотворения мира!

— От рождества Христова, историк! — не выдержал Егор.

— От историка слышу! — Поддел тот его в ответ. — Ну, что ты знаешь про это время?!

— Чо ты у меня то спрашиваешь, — открестился тот, — я только по попаданцам историю знаю, они бы давно всех тут нагнули и к императору в советники пробились. По пути реорганизовав заводы, на собственноручно изготовленном на этих заводах паровозе. А не цены на конопляное масло и муку обсуждали!

— Сейчас не император, а императрица, — Веско сказал Олег, — и то, она то ли померла уже, то ли помрет. Но точно в этом году к власти придет совершенно невменяемый Павел, с которому точно каши не сваришь. У власти он будет не долго, лет пять или шесть. Но всех достанет так, что его табакеркой забьют до смерти.

— Что это вы так смотрите? — внезапно смутился эндокринолог — Я днем просто, пока Егор с Олегом остатки сгоревшей библиотеки собирали — организовал и мотивировал детей, они мне кучу учебников принесли. Там ещё времен СССР попадаются экземпляры. Полистал вот пару параграфов.

Председатель проворчал: «Нам бы тут с чиновниками и заводским начальство разобраться и под раздачу не попасть. Ладно, Расул, порадуй народ!»

— Газгена же знаете? — Вопросил тот.

— Это который механизатор? — уточнил Серёга.

— Не, это младший Газген, сын его. А Газгена старшего так прозвали, потому что он ещё в шестидесятых на своем ГАЗ-42 ездил. На дровах. Ну и так прикипел к агрегату, что газовый генератор списанный забрал к себе. Запустил он его сегодня с сыном, короче, от него запитал электрогенератор.

— Что, реально на дровах? — изумился Серёга.

— Реально, — усмехнулся Расул, — люди настрадались без электричества, сегодня целый день столбы демонтировали вручную. Вот и заработала мысль народная в верном направлении. Говорят — любой почти двигатель так переделать можно, там основной затык в карбюраторе специальном. А у нас почти у всех машины свои и на газу, и на бензине, от них карбюраторы подойдут. За исключением нескольких отщепенцев. Грозятся и трактор переделать на дрова.

— А я вам что говорил!? — Торжествующе воскликнул Анисим. — Нас ху… хмм, фиг победишь! Предлагаю за это выпить!

— Только не увлекайтесь! — Предостерег Захар. — Завтра столько дел, что не до пьянки!

Выпили и Расул продолжил:

— Завтра заканчиваем с проводами, Саню заводского с утра отправляю копать ямы под ледник, он наш на базе МТЗ осмотрел, остался доволен, как экскаваторщик. Полностью, всё не выкопает, но и контуры наметит, и большую часть работы сделает. Потом вручную доберем, деревом обошьем, теплоизоляцию сделаем. За зиму забьем льдом, проблема хранения скоропортящихся продуктов в теплое время будет решена. Три ледника больших хватит пока на деревню, а там посмотрим, мало будет — ещё выкопаем.

Поднялся хирург:

— Считаю, что надо одно-два здания к нам пристраивать, и под культурный центр, и под стационар. А то у нас уже женщины устроили мини-молокозавод, благо генератор выделил Захар Михалыч.

— Надо, значит поставим. — заключил председатель. — Пилорама сейчас наша, там и бревна есть, и доски. И срубов с десяток стоят, сохнут, хозяина уже нет. Поставим! У тебя что, Анисим?

— Лошади у меня! И конный двор! Тоже надо расширяться! Загон новый добавить и купить лошадок, или пусть Серёга у башкир отобьет!

— Ещё с овцами не решили, — угрюмо заметил тот, — то ли вернут, то ли опять ехать разбираться придется, подожди с лошадьми, дед!

Собравшиеся оживились, новость о том, что бензин в какой-то степени удастся заменить дровами, хоть для выработки электричества — вселила надежду, будущее перестало казаться таким мрачным. Ну и принесенный Егором самогон сказался.

— Завтра с утра Серёга, как уже знакомый с казаками, едет с Галкой, и сопровождением на почтовую станцию, продолжают налаживать контакт. — Стал подводить итог председатель. — С купцом в лабазе поговорите, по поводу помола муки с этим крестьянином договоритесь, короче — по максимуму налаживайте отношения. С казаками опять же. Вникайте в реалии. Про налоги разузнайте.

— Надо тогда обязательно самогона взять! — Воодушевился участковый и посмотрел на Егора. — И это, а зачем Галка нам?! Сейчас же время такое, сами говорили, что с бабой никто разговаривать не будет?!

— А я не разговаривать еду, а за вами присматривать и смотреть, чтоб вас не надули. Пока вы пьянствовать с казаками будете! — вскинулась она.

— Галка едет с вами, это не обсуждается, тем более с купцом разговаривать.

— Так там нет купца же! — Не сдавался Серёга. — казаки про приказчика говорили!

— Тем более! По любому больший пройдоха, чем сам купец окажется!

Председатель прикрикнул: «Серёга, не хочешь с Галкой на сторожевой пост ехать — поедешь к Азату, Егора сопровождать!»

— Куда-куда я поеду?! — опешил Егор.

— К Азату, с его баксы общаться. Там грибы жрать надо, больше я ни в ком, как в тебе — не уверен! Ты самогона с собой возьми обязательно! Надо, Егор, мы на его земле живем, с ними тоже надо отношения налаживать. Они оседлые, не как эти, которые баранов у нас угнали. — Успокаивающе добавил он. — Ну и этих посмотришь, наших, кого они там там в плен взяли, кстати, не узнали? — Покосился он на Серёгу.

— А когда узнавать то?! — Возмутился тот. — Никто не приходил заявление о пропаже писать. Как по мне, так и хрен бы с ними.

— Не переживай ты Егор, — хохотнула Галка. — мы тебе соберем подарков, к бию всё таки едешь, как посол, с пустыми руками нельзя. Может девку себе найдешь, из оседлых. Ахаха!

— Да вы что, сговорились сегодня все, что-ли!? — не выдержал Егор. — Давайте на посошок и спать!

Глава 12

С утра переговорил с Марфой, оставил на её попечение гусей, генератор и отправился на инструктаж и сборы. Пометаться пришлось по всей деревне, от Председателя к Анисиму за лошадьми, потом к Галке и от неё — на склад. В напарники ему дали одного из дружинников Серёги — рыбака и охотника лет пятидесяти, Андрюху. Того даже жена звала не иначе, как крокодилом. За любовь к природе, которая заключалась в том, что тот мог неделями пить в лесах или на реке, не появляясь дома. Он ждал его у Анисима, занимаясь выделенными лошадьми.

Председатель был щедр:

— Азату, если наших залетчиков отдаст, отдадим сена десять рулонов, сто пудов овса. Тут всё в пудах, не запутайся, пуд — шестнадцать кило, сено у нас по двести сорок килограмм рулон, под двести пудов выходит. Овса тыщу шестьсот килограмм получается. Только самовывозом. По снегу на санях и их маломерки тюк увезут.

— А не слишком ли д…., много то есть, за двух маргиналов!? — закономерно задавила жаба Егора.

— У нас этого сена девать некуда, овса тоже, считай это рекламой, первые десять тюков бесплатно. Распробуют, торговать будем. Ну и смотри, чего у них можно купить, чем полезны будут. Олег говорил, что сейчас башкиры зимой не очень то жируют, видел небось, какие у них лошади мелкие и лохматые. Они и кос пока не знают, чуть ли не серпами сено заготавливают. А то и веники вяжут и ими баранов кормят. Галка тебе выдаст там, на представительские расходы, своего самогона захвати, немного, нехер к хорошему приучать. — Напутствовал он.

Подошел Анатолий и тоже провел краткий ликбез по медицинской части: «О вреде беспорядочных половых связей предупреждать не буду, не маленький, понимаешь. Возьми с собой лоперамида, угля активированного. Бинтов парочку. Найдется? Я бы тебя собрал, но у нас всё впритык, думаем даже шприцы одноразовые по максимуму использовать, кипятить. Несколько циклов выдержат».

— Есть, всё есть. Я если приеду живой, вам и со шприцами помогу, есть у меня запас в заначке. — Сознался Егор.

Доктор обрадовался: «Отлично!» и тут же вздохнул: «Только это не спасет отечественную медицину, надолго ли их нам»…

— Так их меня штук сорок, советских стеклянных, с комплектом игл к ним и десяток бикс родных. Вы только Серёге не говорите!

После этих слов начался сущий кошмар, Толя вцепился в Егора и не хотел никуда его отпускать, пока тот не отдаст этакое богатство. Егор еле отговорился тем, что если не вернётся — Серёга как наследник найдет и отдаст, всё причем.

Глаза Толи вспыхнули алчностью: «Что всё, у тебя ещё что-то есть!?»

Захар подлил масла в огонь: «Так он же у нас наркоман, в ремиссии. Но это не точно, есть мнение, что бывших не бывает. Причем запасливый, в деда. Дед то у них с Серёгой кладовщиком работал в МТС, полжизни. Трактор себе к пенсии собрал, зернодробилку, и мастерскую оборудовал — всё из списанного. А Егор в дедовском доме живет!»

— Захар Михалыч! — Возмутился Егор. — Вот давайте не будем! Вы с дедом так-то дружили, помню, рассказывал он, как вы в совхозе жили!

— Давай уже езжай! — сразу стал провожать его Председатель. — Неча тут рассиживаться!

Егор отправился к Анисиму, от него не отставал вцепившийся как клещ Толя, выпытывая, что ещё есть у него. Пришлось сознаться, что есть, да. С четыреста пузырьков стеклянных, с порошком каким-то, взятых там же, где и многоразовые шприцы.

— Я их, собственно, из-за фуриков взял. Из-за стеклянных пузырьков. Надо мне было. — Туманно заметил Егор. — Там и срок годности наверное всё, полтора года назад, считай выставили этот склад. Но это не я выставлял! Я у наркоманов просто сменял, по сложной системе взаиморасчетов. Отвали ты от меня, Толян! Отдам конечно, не всё только. Всё, уйди. Серёга отдаст, если не вернусь!

Но Толян не отставал:

— У меня за тебя душа болит, Егор! Спальник возьми, гостеприимством не пользуйся особо, там вши и блохи в полный рост, спи на улице. Перед едой, для профилактики — уголь активированный пей. За заразу я не переживаю, прививки то ведь делали в детстве? Ну вот, так и думал, это им скорее переживать надо, как бы мы их не перезаражали вирусами, которые за несколько столетий мутировали и приспособились. Береги себя!

— Не дождетесь! — Егор наконец отвязался от хирурга и дошел до конного двора, где его ждал Андрюха и уже два оседланных мерина.

— Здорова Андрюха, здорова дед! — Поприветствовал он их. — А что за за мешки уже навьючили?

— Овес это, — буркнул дед, немногословный и неприветливый с утра, — не знаю, чо ты жрать будешь, а лошадей мне голодом не мори! У башкир поспрошай кожи. Они должны выделывать, сбруя нужна для лошадей. Не щёлкай хлебалом, в общем! Скотину опять же прикупим у них, лошадок и баранов. Сам вернись, главное!

С Андреем направились до Галки. У той тоже сборы были в разгаре, во дворе суетился её Лёха и Серёга. Галка своей скаредностью разочаровала, дала с килограмм конфет, без обертки и немного дешевой бижутерии и всё. Егор попросил было сигарет, на что вмешался Серёга:

— Перед местными не пались со спичками и зажигалкой, они тут кисет с приспособами для добывания огня носят. Сигареты тоже, не знакомы им ещё. У тебя же свой табак есть, его бы лучше взял! Если сигареты будешь курить всё таки — пачку не свети.

— Я как тебе курить тогда буду?! — Возмутился Егор.

— От костра прикуривай!

Галка подсластила пилюлю: «Вернёшься — я тебе два блока выделю! А теперь поехали на склад, тебе на подарки три одеяла шерстяных выделю, женам Азата. Они вообще не пойми с каких годов лежат там, как их моль не сожрала».

— Галка, — заканючил Егор, — дай хоть гондонов пачку, на всякий случай!

Вынесла, как от сердца оторвала. Егор поинтересовался: «А кто там у нас сейчас за кладовщика, чо там вообще есть на складе, чем разжиться можно?»

— Ничем, — отрезала Галка, — трех одеял тебе хватит. Я сейчас там главная.

— Вот оно, сращивание частного капитала и власти, коррупция в чистом виде! — прокомментировал Егор.

Выдала всё таки четыре одеяла, как на взгляд Егора — казенная, ничем не примечательная вещь, у них в лагере такие же были. Но на подарки пойдет, башкиры небось не избалованны фабричными вещами. От склада с Андрюхой разделились — собраться дома. Из деревни на дорогу в сторону Могузлов выбрались только в начале одиннадцатого.

Андрюха посмотрел на карабкающееся в зенит солнце, перевел взгляд на дорогу и заключил: «К обеду доедем до Могузлов, а там до Верхних Тыгов — километров восемнадцать, к вечеру доберёмся». На улице царила благодать и великолепие, не жарко пригревало, немногих насекомых по осеннему времени сдувало ветерком. Ни гуси над душой не гогочут, требуя жрать, ни в двери не стучат, выпрашивая бутылку, ехай себе вдаль, в чуть дрожащее марево на горизонте…

Добрались до границы с зоной отчуждения, Андрей поскрёб затылок: «Прямо держаться надо, сухой лог, вон слева который, кончится когда, тогда налево и прямо. Не должны заблудиться. На крайняк — на трассу выедем, сейчас Катин тракт там идет, где старая трасса наша была, Серёга говорил». Двинулись прямо, стараясь держаться прогалин и не выпускать из вида лог, как ориентир.

Громкий свист застал из врасплох, Егор с перепугу запутался в ремне, в попытках снять ружье, висевшее за спиной. Андрюха, напротив — весьма грамотно спрыгнул с лошади и сейчас стоял, прикрывшись ей, с оружием на изготовку. Кусты раздвинулись, оттуда выехал конный, крича: «Азат, Азат!»

«Свои, по ходу!» — С облегчением бросил Егору Андрей.

Выдвинулись навстречу, худо-бедно столковались. По всем признакам — это был дозор из Азатовских. Воин с луками, где на ломаном русском, где мимикой — объяснил, что проводит их. Дальше тронулись втроем. С проводником дорога оказалась веселей, не надо было искать путь, тропку уже наездили. Как заметил Андрей: «По тем же местам идем, где старая шоссейка была. Только заросло всё и лес стоит».

Вскоре выехали к Могузлам, вместо довольно большой деревни из будущего перед их глазами предстал хутор-переросток. Несколько деревенских изб соседствовали с юртами, вокруг стояло несколько просторных загонов из жердей, сейчас пустые. Проводник представил их местному начальству и пришпорив коня — поскакал обратно.

Местный начальник, про себя его Егор стал называть подбийком, встретил их радушно, что-то скомандовал засуетившимся женщинам и пригласил к костру. К счастью, по русски он разговаривал не в пример лучше проводника. Сразу сказал, что выделит провожатых к Азату, но по законам гостеприимства обязан их накормить и напоить после дальней дороги. И перед предстоящей дорогой тоже. Отказываться было не с руки, отправляли то отношения налаживать, а не врагов наживать.

Поэтом отказываться не стали, привязали лошадей у коновязи. Егор достал из сумок одно одеяло, решив что Азату и трех хватит, там же из бижутерии выудил пакетик с какими-то серёжками и в качестве даров преподнес всё это подбийку. Тот явно обрадовался, ещё громче закричал на девок, те стали мельтешить быстрей. Расселись у расстеленной у костра кошме, подбиек достал трубку, кисет с табаком и щедрым жестом предложил угощаться. Егор в ответ вытащил свою трубку предусмотрительно захваченную и в ответ предложил ему своего табака. Андрюха, как некурящий — в этом не участвовал.

В результате этих восточных церемоний и расшаркиваний Егор набил свою трубку табаком хозяина, тот — гостя. Только Егор придвинулся к костру, поискать ветку, раскурить трубку, как Баиш (так звали хозяина) из кисета достал зажигалку, чиркнул — загорелся язычок пламени. Протянул ему, удивленный Егор взял, посмотрел — крикет. Прикурил, обалдевая, отдал подбийку. «Не пались!» — Передразнил он про себя Серёгу. — «Тут артефакты уже по рукам гуляют и никакого футурошока у аборигенов». Табак понравился, крепковат, но чувствовалось, что настоящий, не соусированный эрзац. Хозяин в ответ тоже похвалил, может из вежливости.

Тут девки притащили фарфоровую супницу, которая оказалась заварочным чайником и пиалы, накрыли поляну и разлили чай. Сам чай оказался не совсем чаем, Егор уловил в нем ноты зверобоя, душицы, ещё чего то помимо черного чая. Необычно и вкусно. После чая выставили дымящийся казан с шурпой, где плавали в наваристом бульоне увесистые такие куски мяса. Руками никто, как оказывается — не ел. Подбиек орудовал большой деревянной ложкой, Егору с Андреем девки, стреляя глазками, поднесли такие же. Те отказались и достали свои, из нержавейки. Егор, чтя законы гостеприимства — сходил до лошади и достал бутылку настойки.

По косвенным признакам гости поняли, что подбиек держал Могузлы в крепком кулаке, так как к дастархану с ними и тем более к настойке — больше никого не пригласили. Невдалеке расположился группа пожилых аксакалов, одетых победней, которых женщины не обделяли едой и чаем, но тем не менее — социальная дистанция соблюдалась. Молодежи и мужчин в пределах видимости не наблюдалось, видимо — занимались делом. Судя по отсутствию скота — как минимум выпасом. Как максимум — пахали они у Баиша как папа Карло.

Выставив на стол, предупредил, хозяина, что это вино, уместно ли будет? Тот плеснул себе в пиалу, попробовал. Заулыбался, авторитетно заявил, что это не вино совсем, а мулла пусть идет далеко и лесом, его здесь нет. На гарнир полагались пресные жестковатые лепёшки. Ели из одного казана, под шурпу уговорили настойку. Оказалось вкусно, не хватало привычных специй и остроты, но вкусно! После плотного обеда осоловевшим путникам вновь принесли чая, уже просто черного. Причем такого, что Егору похвалил Галку, что не дала ему магазинного чая на презенты, не дав тем самым опозориться. К чаю после обеда выставили пиалы побольше с медом и сливками.

Подбиек во время послеобеденного чаепития затягивал его как мог, задерживая гостей. Выражал сожаление, что таких замечательных гостей сейчас полуголодных и уставших отправлять в дорогу до Верхних Тыгов, предлагал остаться. Грозился зарезать барана и накормить гостей по человечески. Егор намек понял, сходил ещё до вещей, скрепя сердце достал бутылку и презентовал её хозяину. С сожалением заметив, что с удовольствием бы остался, но обещал приехать в гости к Азату. Так что пусть хозяину горечь от расставания скрасит эта бутылка. Взаимный обмен любезностями по консистенции стал напоминать патоку.

Затянувшееся прощание помогло прервать появление двух молодых парней, вызванных Баишем в качестве провожатых. Они на эти затянувшиеся проводы смотрели с такой тоской, что поневоле пришлось прощаться побыстрей. Время было уже глубоко послеобеденное, как заметил Андрюха: «Теперь только к позднему вечеру доберемся, дай бог — до темноты»…

Глава 13

Галка рвала и метала…

Начиналось всё нормально, вчера она изучила ассортимент доставшегося ей в управление склада, покумекала. В результате взяла с собой пару одеял шерстяных, косу, лопату и вилы, как образцы, на складе этого добра было завались. Вечером вспомнила детство, нашла форму для петушков на палочке, на скорую руку растопила и карамелизировала сахар. Получилось с пяти отливок тридцать фигурок, и небольшая, но увесистая шайба из остатков. Собственно, петушков и не было, только рыбки, белочки и медведи. Подумав, она разбила остывшую шайбу — на образцы и для налаживания отношений.

Утром тоже все протекало штатно и без нервотрёпки — собрались быстро, доехали тоже, благо — дорога была уже знакома. Сегодня собрались втроем: Серёга, Лёха и Галка, мужики, само собой — при оружии. По пути Лёха с участковым поражали своей обстоятельностью и деловитостью — осмотрели казанский лог, сошлись во мнении, что надо ставить мост. И вообще — не просто пробивать дорогу, а капитально за неё взяться, отсыпать и укрепить. Как минимум, чтоб в дождь телегами не разбили. О масштабах грядущей торговли и грузоперевозках непрекращающихся разговаривали как о давно решённом деле.

Само поселение на пятьдесят-шестьдесят беспорядочно разбросанных по округе дворов Галку не впечатлило, их деревня на этом фоне казалась городом. Чистенько, но бедненько. А вот сам сторожевой пост внушал уважение — обнесенный бревнами по периметру, с двумя высокими сторожевыми башнями по углам. На территории находился большой дом для казаков из массивных бревен, причем действительно большой, в форме вытянутого прямоугольника. На одной стороне Галка насчитала шесть окошек, хоть и небольших, забранных мутноватым стеклом в переплёте. Здесь же находился лабаз саткинского купца, сейчас закрытый (по словам казаков — приказчик убыл в деревню, по делам) и на отшибе — банька с винокурней. У казаков было право на свободное винокурение, дарованное Екатериной.

Через дорогу от поста стояли капитальные постройки почтовой станции, с большой конюшней, гостевой избой и избой станционного смотрителя. Так же при станции находилась кузня, изба шорника и лавка, конкурирующая с лабазом. Смотритель Ефим был старшим братом есаула, с лавкой и многочисленным станционным хозяйством ему помогал уже знакомый Серёге Викул из крестьян. Который в свою очередь — приходился родственником есаулу Вахромею. Галка аж умилилась, хоть что-то у нас в стране неизменно: блат, кумовство и родственные связи.

Казаки встретили гостей как подобает, Степанко с Первухой рассказали о первой встрече, так что приезд пришельцев из будущего не стал для обитателей поста неожиданностью. Познакомились, есаул восхищено закружил вокруг лошадей: «Говорил мне Первуха, что лошади у вас хороши, но чтоб настолько!». Это они ещё породистых не видели, подумал Лёха. Над теми Анисим трясся, как наседка над цыплятами.

Пять казаков во главе с есаулом, свободные на данный момент от несения службы — потащили гостей через дорогу к Ефиму, у того при гостевой избе был трактир. Галка ещё успела прошипеть Серёге с Лёхой, что не пить надо, а делами заниматься. На что те ей вполне резонно заметили, что так дела не делаются. Православные всё таки, не нехристи какие-то. Ну а дальше получилось как обычно, Галка другого и не ожидала: встретились мужики, выпили, помычали о чем-то своем и всё — не разлей вода теперь. И палкой их сейчас не разгонишь, поэтому Галка сидела в бешенстве. Наблюдая со стороны за застольем.

Молча она всё таки не сидела, поэтому казаки, и поначалу подивившись бабе на коне — признали в ней барыню и обращались у ней уважительно. Ещё и Серёга с Лёхой, когда Галка их шпыняла — не указывали ей, где её место и не давали в бубен. Лишь конфузились и начинали пытать казаков, когда приказчик появится и как посмотреть товары в лавке. При этом кивая на Галку, что это вон ей надо, им самим и тут за столом хорошо. Так что казаки её верно в барыни записали.

Ефим, видя, что барыня не дает нормально посидеть — кликнул мальчишку и отрядил его в деревню, пробасив Галке: «Щас, значица, сбегает малец — найдет Какужа с лабаза и Викула, они всё обскажут». За столом тем делом Серёга рассказывал эпичную историю, как они башкир к покорности приводили. Казаки не остались в долгу и тоже похвалялись ратными подвигами. А Галка сидела и вычленяла из этого пьяного базара крупицы полезной информации.

— А чой это у вас приказчика так странно зовут, Какуж, татарин что-ли? — Проявил любопытство Серёга.

Со стороны казаков послышались сдержанные смешки: «Яков его зовут, но это такой выжига, скользкий как уж, вот его и прозвали — Какуж».

— Купец его сюда пристроил, спрятал от заводского начальства, чтоб не запороли. Так Какуж, как здесь освоился — стал так в лавке за девками и бабами увиваться, что думали — не доживет до весны. Или волки задерут, или пойдет ночью водички попить из проруби и поскользнется.

Вахромей так обыденно это излагал, что Галке стало понятно — нравы здесь просты и незатейливы. Фраза: «нет человека — нет проблемы» — не на пустом месте возникла. Ещё подумала, что одеться бы не помешало, как местные, слишком они выделяются здесь. А тем временем Ефим продолжил за братом: «Однако второй год здесь живет, плут, бит каждый месяц бывает и по темноте сторожится ходить — всё же живой, и купец его не рассчитывает. Поэтому — Какуж».

В ходе застолья выяснилось, что сами казаки в массе своей кунгурские, здесь по службе, без права проживания с семьями. Обычная практика тех лет — забривали в рекруты и переводили в казаки, бывало, что и целыми поселениями. Старший, Ефим — был здесь прежним есаулом, честно отслужил срок в пять лет и подался в станционные смотрители. И среднего брата на свое прежнее место пристроил, а тот — своих односельчан.

А уж здесь Вахромей стакнулся с сестрой Викула, поженились и сейчас она нелегально проживает на подворье Викула. Ждут, когда есаул отслужит и осядут здесь. Сам Викул, с многочисленными родственниками, был переселен сюда из Троицкого уезда. А основном населением были мордовские поселенцы, из крещённых. Поэтому по ревизским сказкам проходило как Айлино-Мордовское.

Отношения тут надо налаживать с двумя кланами, соображала про себя Галка — с Мехоношиными, как казаками и с Сосниными, государственными крестьянами, которые обеспечивали казаков. Как оказалось, положение государственных крестьян при казаках выгодно отличалось от приписных горнозаводских крестьян. И те, и эти были бесправны, особенно в отношениях с власть имущими, но были нюансы.

Пришел найденный мальчонкой Какуж и узнав о сути дела — пошел открывать лабаз. Галка, в сопровождении Лёхи — отправились за ним. Тот рассыпался мелким бесом, пытаясь угодить и что-нибудь впарить. Лёхе он не понравился сразу, поэтому тот притиснул его к прилавку и пообещав: «Если что — я тебя собственными руками придушу» — и позорно ретировался пировать дальше. Отмазавшись перед Галкой: «Ну, ты уж тут как-нибудь сама с ним договаривайся, Галчонок, мне то тут что делать. Я его только отмудохать могу».

И Галка осталась договариваться, осматривать содержимое лабаза и потрошить Какужа. Помещение лабаза, скудно освещенное светом из двух окон и настежь открытой дверью было заставлено и загромождено различным товаром. Бочонки, кули, рогожи, на стенах висели хомуты и конская сбруя, и все пропахло стойким запахом дёгтя. Взгляд зацепился за косу, практически неотличимую от той, что была у Галки с собой, она оживилась: «Сколько она стоит!?»

Какуж принялся расхваливать косу, упирая на то, что она демидовской выделки, в деревне таких всего три и тыча в нос, предлагая убедиться, что вот оно — клеймо «старый соболь».

— Не хуже австрийских! — С придыханием сказал он.

— Сколько?! Она!? Стоит!?

— Пятьдесят копеек! — Сказал, как в омут бросился, Какуж. — Но вам за сорок сторгую!

Однако, подумала про себя Галка, на литовках со склада и других железных изделиях не очень то и разбогатеешь. И продолжила терзать приказчика, выясняя цены, конъюнктуру рынка. При этом Какуж, поняв, что тут нашла коса на камень и впарить за дорого гниль и пересортицу не получится — поскучнел.

Зато отыгрался, когда перешли к тому. как измерять сыпучий и жидкий товар. На единицах измерения глаза у неё полезли на лоб, а тихое бешенство сменилось еле сдерживаемой яростью. Винные меры, берковец, гривна, лот, золотник… Она, конечно, всё старательно записывала: ласт, четверть, осьмина, кадь. Но про себя сомневалась, что получится во всем этом разобраться вот так — с налёту.

Осмелев и узнав, что барыня планирует продавать зерно — нагло заявил: «Нам всё везите, заберём. С другими торговать не вздумайте, мой хозяин зерно скупает, он и с шихтмейстером саткинским, и с протоколистом водится, не советую мимо нас продавать!»

— Я тебе, суке, сама коленки прострелю! — Наконец то выпустила пар Галка и направившись к двери, обернулась. — Даже мужу ничего говорить не буду, всё сама! Понял?!

Тот понял, сбледнул с лица и проклял всё, что вообще связался с этой барыней немкой. Эта может!

А Галка вернулась в трактир, где ей представили подошедшего из поселения Викула. С ним она пошла осматривать лавку при станции. Там ассортимент оказался пожиже и в основном представлен продуктами, но, как объяснил Соснин — рассчитан был в проезжающих через станцию. Крестьянам привозили по договоренности либо из города, либо с Ая, по которому в это время перевозилось груза больше, чем через Катин тракт.

Викул, не в пример Какужу — произвел на Галку благоприятное впечатление, шапку не ломал, отвечал по делу. Как выяснилось — он часто ездил и в город за товаром и на реку. Как для лавки Ефима, так и для лабаза саткинского купца. Помимо своего немаленького хозяйства осенью-зимой — подряжался на заводские работы, занимаясь чаще всего перевозками и доставкой. Хотя рассказал, что один год с углежогами работал, когда только сюда переехали и жили перебиваясь с хлеба на квас.

Окончательно сердце Галки растопили два сына погодка Соснина, два белоголовых обстоятельных мужичка, приехавших с отцом и незамедлительно отправившись на конюшню, обихаживать лошадей. На вопрос Галки, неужто и почтовая станция под опекой Викула, тот скромно ответил что да. И за лавкой смотрит иной раз, а дети помогают с лошадьми. Не за бесплатно, с Ефимом всё обговорено.

Тут же он прояснил текущую политику бизнеса, всё оказалось очень просто — обмануть ближнего, всучив ему негодный товар у нынешних купцов считалось не подлостью, а доблестью. Хотя были и исключения, с теми же инородцами из башкир и татар можно было торговать спокойно, не боясь быть облапошенным. Галка поинтересовалась, почему бы самому Соснину в купцы не податься, на что тот безрадостно усмехнулся. Как оказалось, в таком случае ему пришлось бы выплачивать двойную подать, и как купцу, и как крестьянину. И сами купцы не были заинтересованны в появлении в их рядах выходцев из крестьян.

Херово тут социальные лифты работают, подумала Галка, позвала Викула с собой — на сторожевой пост, где они оставили лошадей и вещи. И велела детей с собой позвать. Там она вывалила перед опешившим Викулом всё то, что взяла для обмена. И он завис, перебирая железный инвентарь, сложенный на двух одеялах, то беря в руки косу, то вилы, на лопату вообще косился: «Это сколько же железа ушло, и вилы какие чудные»…

В это время она оделила пацанов леденцами и те теперь стояли довольные, бесхитростно разглядывая странную, но мировую и добрую барыню.

— За сколько это всё можно продать, Викул? — Вывела она из ступора.

— Дорого… — Потерянно произнес он, — Косу за тридцать копеек, если не хуже демидовской, вилы эти и лопату чудные по десять копеек, железо хорошее. Одеяло не меньше, а то и больше рубля, фабричная работа. Только в деревне не купят сразу, надо в город везти. — Он с видимым сожалением выпустил из рук косу.

— Лучше демидовской, Викул! — Галка тряхнула головой, нашарила в сумке косоотбойник и брусок. — Вот смотри!

Так, за лопату, вилы, косу с бруском, косоотбойником и за два шерстяных одеяла — Галка сговорила себе работника и агента влияния в одном флаконе, сроком на год, до следующего сентября, на условиях частичной занятости. Отдельно оговорив, что и зерно будет выдавать каждый месяц по пять пудов, и сено, и продукты на семью. Тот помялся и выдавил, что это очень много, можно несколько человек нанять за такую оплату. Косу при этом из рук не выпускал, словно боялся, что отберут.

— А мне насрать, Викул. — Посмотрела она ему в глаза, — главное, чтоб ты мне негодный товар не подсовывал под видом хорошего. Договорились!?

Тот закивал головой, как китайский болванчик. «Подожди меня, сейчас приду и поедем с твоей женой знакомится!» — Бросила она и заметив его недоумение, добавила усмехнувшись: «Должна же я знать, кого на работу беру, да с такой щедрой оплатой!»

Вернулась в трактир, там уже дружно собирались отмстить неразумным башкирам, коварно удерживающим в заложниках баранов, забрала две бутылки у вяло сопротивлявшегося Лёхи. Его успокоил Вахромей: «Не жалей, у нас и свое есть, чем угостить!» Кое как втолковала, куда она поехала и где её искать. Убедилась, что её поняли и поехала к Викулу.

Через пару часов Соснинские дети ходили гоголем по деревне, угощая родню и друзей барскими леденцами, а во дворе у Викула, его жена, сестра и приезжая барыня ладно выводили на три голоса:

Глава 14

К вечеру, добравшись по мощенному камнями катиному тракту до горы, с которой открылся вид на живописно раскинувшееся становище Верхние Тыги — Егор проклял всю романтику дальних странствий. Болело всё, центр боли угнездился в районе жопы и оттуда растекался по всему организму. Ещё всё чесалось и хотелось помыться. Андрюха же чувствовал себя прекрасно, не зря его жена крокодилом звала, подумал Егор.

Наверху остановились, перекурили, любуясь освещённой предзакатным солнцем долиной, испещренной изгибами речушек. Пасущиеся табуны, юрты, дома, фигурки людей — с горы все выглядело как детально проработанный красочный макет. Эскорт из двух подростков, всю дорогу с неодобрением косившийся на них, недовольный слишком медленным, на их взгляд, передвижением — обрадовался. Один из пацанов радостно поскакал вниз, скорей всего — оповестить комитет по встрече, оставшийся принялся нарезать круги вокруг Егора с Андреем, невербально показывая. что неплохо было бы поторопиться. Егор, кряхтя — забрался на лошадь: «Последний рывок, Андрюха, там и отдохнем, и выпьем!»

Андрюха, после этих слов, подобно пацану — тоже стал нетерпелив и норовил с шага перейти на рысь: «Чо ты как дохлая кляча плетешься, Егор, давай быстрей!» Внизу горы, у въезда в становище их уже встречали, впереди красовался на коне принарядившийся Азат, за ним полукругом держались его бойцы. «Серьёзные какие ребята,» — подумал про себя Егор: «и морды как у уголовников, и прикинуты основательно, даже огнестрел присутствует, надо дружить!»

Этой кавалькадой минут через десять подъехали к вип-зоне, судя по большой избе с резными наличниками, коновязи, украшенной лентами и нескольким нарядным юртам. Азат с гордым видом кивнул на дом: «Мой, жена там живет!» Дом был да, богатым. Одни застеклённые окна немалого по этим временам размера — говорили, что обитатели сего жилища люди не простые. А тот тем временем показал на красивую юрту из белого войлока: «Это для вас!»

Егор стал было отнекиваться, что не надо, они и у костра на кошме вполне себе переночуют, на что Азат подмигнул: «Букашек нет! Всё окурили, полынь разложили!» Лошадей у них забрали и отвели, сказав не беспокоиться — обиходят и накормят. Вещи отнесли в гостевую юрту, Андрея Азат позвал с собой, сказав, что накормит, а к Егору сейчас придет баксы, чай пить и говорить. Егор пошел пока в юрту, распаковать сумки, достать подарки.

Вскоре за тонкой стенкой защебетали девчонки, Егор выглянул — рядом развели костер и вокруг него хлопотали три молодых девчонки. Увидев Егора, смущенно захихикали и отвернулись, впрочем, то и дело оглядываясь на него. Чтоб их не смущать — вернулся в юрту, снял берцы, верхнюю одежду и со стоном: «вот это кайф!» — повалился на кошму, и растянувшись на ней, даже слегка закемарил.

Разбудил его совсем не старый мужик, лет на десять-пятнадцать старше его, с цепким волевым взглядом карих глаз. Познакомились, назвался Иргизом. Не таким себе представлял Егор шамана у башкир, по русски он разговаривал лучше, одет был скромно, халат, шапка с оторочкой из лисы, ничего из шаманской атрибутики. Да и по внешности он больше походил на европейца, не без восточного колорита.

Иргиз хлопнул в ладоши, крикнул — девчонки занесли фарфоровую емкость с чаем, пиалы и убежали. Тот кивнул на посуду: «Пусть заварится». Достал кисет, трубку, комок чего-то, подозрительно похожего на гашиш. Ножом накрошил с этого комка крошек в табак, набил трубку и прикурил, всё таким же крикетом из магазина. Затянулся три раза, по юрте поплыл сладковатый, знакомый с детства Егору запах и передал трубку. «Ничего себе, гашиш курите»… — растерянно проговорил тот и приняв трубку — тоже затянулся три раза и отдал обратно.

— Из Казахского ханства привозят, мы же на дороге живем, всё возят, и чай, и гашиш и шелк. — Ответил Иргиз, передал трубку и строго спросил. — В ту ночь, когда вы появились, у нас там три батыра табун пасли. И пропали, вместе с табуном, где они?!

— Это не мы! — пошел в отказ Егор, затянулся ещё, отдал, со словами — Мне хватит! Тут такое дело, что мы сами не знаем, как всё так получилось. Но ваших мы точно не трогали и не видели!

— Знаю! После них не следов ни осталось, ни даже земли и травы, что там была! И вы появились! Я был в городах, учился в медресе, но про такое не слышал! Азат говорит, что вы очень странные, лекари у вас очень искусные, есть повозки, которые двигаются сами. А каждый ваш дом богаче и красивей дома бия!? Кто вы и откуда!?

«А забористый у них тут гашиш», — отстранено подумал Егор: «Да и шаман этот совсем не похож на недалёкого и тёмного предка, погрязшего в религиозных предрассудках. Ему эту телегу, что мы по весне приехали поселились — не прогонишь. Да и с их табуном и пастухами неудобно получилось…»

«Хуже уже не будет»… — подумал он и начал дозировано выкладывать всё. Как оно получилось на самом деле. Упирая на то, что у башкир три батыра с табуном пропало, а они вообще всё потеряли, скорей всего — безвозвратно. Иргиз, вроде бы казавшийся адекватным — во время этого рассказа проникся, сжимая побелевшими руками пиалу с чаем. Потом что-то экспрессивно высказал, не по русски. По эмоциональной составляющей Егор понял, что это что-то вроде нашего: «Охуеть — не встать!»

— Вот так, Иргиз! А мы с этим несколько дней живем!

— Да, тут не чай надо… — Баксы выплеснул из пиалы остатки чая и что-то крикнул. В юрту заглянула одна из девчонок, переспросила. Кивнула головой и скрылась.

— Да погоди девок гонять, — Егор встал с кошмы и достал из сумки бутылку — вот это в самый раз будет!

Следующие полтора-два часа они распивали настойку, Иргиз пытал его, как они там, в будущем живут. Интересовался и судьбой своего народа. Егор сказал как есть — что живут по разному, башкир никто не притесняет. Собственно говоря — никому и дела нет, кто ты, татарин, башкир — был бы человек хороший. На что Иргиз покивал головой, обмолвившись, что да, Азат видел своих среди них.

Договорились, что общественность не стоит оповещать о таком. Формирование общественного мнения о странных пришельцах Иргиз брал на себя: «Азата я воспитывал, он многое понимает — у нас и русские живут, и татары, мастеров привечаем. Он после отца будет бием, он и сейчас всем управляет, но в становище главный Айлулла».

Иргиз, как баксы — сам лечил людей, поэтому много выспрашивал, как у них с этим. Егор отвечал, что с этим всё хорошо, он и сам то живой только благодаря уровню их медицины, давно мог помереть, но не дали. Иргиз развернул мысль, оказалось — у Азата жена была весьма миниатюрного сложения, на сносях. Мать её умерла при родах, а сама Айшат — тоже дочь бия, здесь династический брак удачно совпал с взаимными симпатиями молодых. Тут и он боялся за удачный исход родов, и бабки повивальные за итог не ручались. И сам Азат был в курсе и весьма обеспокоен.

— Это какая у него жена, младшая? — Уточнил Егор.

— Одна у него жена, — с недоумением отозвался баксы, — ему всего двадцать одна весна, молодой ещё!

Егор про себя посмеялся, пацан пуху на себя перед врачам накидал просто, а и жена у него одна, и сам он сын бия, а не бий. Хотя то, что он будущий бий — дело решённое, по словам Иргиза. Что бы там историки не говорили, а наши предки — такие же и как мы, ещё неизвестно, кто лучше к жизни приспособлен.

— Так как, смогут ваши лекари помочь?

— Наши то? Легко! А кого ждут, мальчика, девочку? Когда? Только желательно жену его пораньше к нам отправить, пусть под присмотром побудет, нормально родит, даже не почувствует! — Раздухарился Егор.

— Кто родится, тот и будет, никто не знает точно. Кто угодить Азату хочет, говорят что мальчик будет. Через две луны срок.

— Тем более пусть к нам везет! В тот же день скажут точно, пацан или девка будет!

Сошлись на том, что Иргиз сделает всё, чтоб привезти Айшат в деревню как можно скорее. Да сам горел желанием увидеть всё своими глазами, особенно его интересовала врачебная практика, о которой Егор толком не мог рассказать.

— Если Айшат родит удачно, то Азат будет так благодарен! — Несколько раз восклицал во время разговора Иргиз.

Как понял Егор, неопределенный исход предстоящих родов наследника настолько угнетал Азата, что он и другим шизу привил, в частности, принимать роды никто не хотел, опасаясь осложнений и последующего гнева бия.

— Нормально всё будет, родит! — Успокаивал его.

Сошлись пока на том, что ждут исхода родов, от итогов которых и будут зависеть дальнейшие взаимоотношения соседей. Егор своей уверенностью в их благополучном исходе вселил уверенность в повеселевшего Иргиза, который не преминул высказать наболевшее: «Азат даже к мулле ходил, молился об удачном разрешении от бремени. А эта псина: „всё в руках Аллаха!“. Удачно родит — Аллах помог, беда будет — молились мало!»

«Так, у них и с муллой конфронтация», — отметил Егор: «и сам Азат излишним религиозным рвением не отличается, что хорошо»… Вспомнил про Захара, того судьба пленников беспокоила, спросил, баксы отмахнулся: «Да я их уже удавить хотел, сегодня, но вы приехали».

— Как удавить?! — Егор не то чтоб сильно переживал, но стало интересно.

— Такое рассказывают, что их уже пороли несколько раз, чтоб помалкивали. Ну и вот это, — он достал и показал Егору начатую пачку винстона с кнопкой, — что при них взяли. Им бы помалкивать, а они не унимаются.

Иргиз сам закурил одну сигарету, Егор ему: «Подожди, Иргиз, тут не так надо, дай-ка!» — взял у него дымящую сигарету, щелкнул кнопкой и отдал обратно. Тот затянулся и опять что-то выразительно высказал по своему, но на этот раз в положительном ключе. Но тоже весьма эмоционально. Тут в юрту заглянул сам Азат, что-то спросил у Иргиза, тот улыбнулся, ответил. Напряженное лицо Азата разгладилось, он улыбнулся в ответ и сказал уже на русском: «Давайте тогда, ждем!» — и ушел.

— Грибы не будешь есть? — Спросил Иргиз.

— Что-то не хочу, — сознался Егор, — гашиша бы ещё покурил, да и выпить можно, а психоделики эти, в незнакомой обстановке, не, не хочу.

— Не будем, значит, — с сожалением заключил баксы, — пошли тогда к костру, с Азатом и воинами пировать. Духи сказали, что вы будете добрыми соседями! — Подмигнул он.

Егор взял сумку, в которую сложил подарки женам Азата, семь бутылок настойки. Пару предусмотрительно оставил и пошел за Иргизом. Тот привел его к костру, вокруг которого на кошме сидели Андрюха, Азат и его окружение.

— Егор, где ты ходишь! — обрадовался ему Андрюха, по которому было понятно, что они тоже тут не чаи гоняют. И тут же представил Егора своим новым знакомым, с которыми уже нашел общий язык. — А это наш баксы, Егор! Тоже жрет всякое, ничем не убьёшь! А какой самогон гонит, ммм!

— А вот и самогон! — объявил тот и вытащил из сумки для начала две бутылки. Начал доставать одеяла, чтоб подарить Азату, но того уже куда-то увлекал Иргиз, на ходу что-то втолковывая. Он махнул рукой. — Наливай, за знакомство!

Как оказалось, его авторитет здесь, как баксы — уже был на высоте. Батыры живо интересовались жидким мылом, которое чудесным образом помогало от вшей, повозкой, которая бегала сама и при этом смердела жутко. Егор, как мог — избегал неприятных вопросов, с тоской при этом думая, что засветиться успели — мама не горюй.

От неудобных вопросов спас появившийся минут через пятнадцать Азат. После разговора с баксы лицо его лучилось таким довольством, что поневоле положительно повлияло на атмосферу среди собравшихся. Толкнул речь своим, тезисно перевел Егору с Андрюхой: «Будем дружить и торговать. А кто против — тех ограбим, на аркан и в завод продадим! А если всё так, как Иргиз говорит, получится, тебе Егор — самых красивых девок найдем!»

Егор от девок стал отказываться, помня ещё, что в деревне Ксюха. Но взглянуть было бы интересно, каких девок они тут красивыми считают. Собравшиеся поддержали речь бия одобрительными криками. Впрочем, тут же притихшими — к костру вышла молодая ещё девчонка, с по анимешному здоровыми глазами на пол-лица, здоровым животом и субтильная до невозможности. Умилившийся Азат с гордостью похвалился: «Жена моя — Айшат!».

«Нормальная девчонка», отметил про себя Егор: «мозг мужику не выносит, что бухает». Достал одеяла, выгреб все цацки и преподнес Азату. Тот тут же передал одно одеяло и всю бижутерию жене, два одеяло, подумав — торжественно вручил двум своим бойцам, особо достойным, надо полагать. Айшат с таким восторгом рассматривала бижутерию, что видно было, какая она ещё в сущности девчонка. Но затем показала, что не зря она и дочь бия, и замужем за бием. С видимым сожалением выбрала себе цепочку и сережки, остальное стала раздавать среди батыров. «Женам их подарки» — негромко пояснил Азат происходящее.

Судя по тому, с каким восторгом воспринимали это все собравшиеся — Айшат здесь любили. Закончив с раздачей, она улыбнулась гостям, что-то ласково сказала и отбыла отдыхать. Азат перевел, что поблагодарила, мол, от всей души. Ну это и без переводя было понятно. Айшат ушла и исчезли какие-либо моральные преграды для грянувшего веселья. Да и языковой бартер стал исчезать, с каждой выпитой рюмкой.

Андрюха с жаром рассказывал про рыбалку и охоту одновременно, его новые друзья не отставали, тоже что-то ему доказывая. Принесли острогу, похвалиться, тот оценил. Ещё немного — и они бы сорвались её испытывать, к тому же и речка была недалеко, но тут Егор достал ещё три бутылки. Молодые девчонки обносили пирующих вареным мясом, лепешками и даже какой-то зеленью с овощами. Азат опять что-то сказал, от чего все дружно захохотали, а девчонки засмущались. Тут же перевел, подмигивая: «Породниться надо, вон сколько девок молодых, и они на вас засматриваются, не теряйтесь!»

Адрюха тут же сдал назад, говоря, что у него уже есть жена, она и одна его так достает, что ему приходится скрываться то на реке, то на охоте. И тут же подставил Егора, вот мол — холостой, свободный, к тому же баксы. Человек уважаемый и зажиточный! Егору тут же стали усиленно подкладывать мясо и прочую еду, с интересом поглядывая. Да и он тоже всё с большим интересом посматривал на действительно симпатичных девушек. Пропорционально выпитому. Про Ксюшу он в пьяном угаре забыл. Да и вообще, у них с ней всё сложно и непонятно. Ксюха далеко, а девки рядом!

Праздник удался, принимающая сторона и культурной программой порадовала гостей. На искушенный взгляд жителей будущего — кубыз, курай и думбыра звучали простенько, но подкупали душевностью и мастерством исполнителей. А вот мешать свой самогон с медовухой — оказалось плохой идеей, как для гостей, так и для местных. После полуночи на ногах у костра остались лишь Андрюха с таким же как он — крепким на спиртное батыром. Остальные все пали в неравной борьбе с зелёным змием. Как потом выяснилось — среди башкир пьянство вообще не очень было распространено, в ходу была слабая медовуха, да буза. А тут такая диверсия из будущего, с самогоном крепостью в пятьдесят пять-шестьдесят градусов, ла вперемешку с медовухой. Хватило всем.

Егор очнулся под утро и не один, а в обнимку с какой то девчонкой. С ужасом понимая, что свершилось непоправимое. «Вплоть до педофилии!» — вспомнились вчерашние малолетние пигалицы. Навряд ли здесь и сейчас такие уж свободные нравы, был факт — изволь женись! Тут же перед глазами возникла Ксюха, с презрением оглядывающая всю эту картину и он застонал. Как он мог забыть её! Ощупал рукой волосы лежащей с ним и скривился — все какие-то жирные и свалявшиеся. Потом принюхался. Там шел такой запах, который перебивал даже перегар, исходивший от него. Они что? Совсем не моются!? Его рука скользнула ниже, в район груди и он похолодел — а ведь это и не совсем девчонка! Даже так — это совсем не девчонка. Не могут девчонки быть везде такими волосатыми!

Запаниковав, он стал яростно отползать от вот этого и случайно разбудил. И напугал! Жалобно заорав: «Меее-меее» — проснувшийся баран отпрыгнул от него и пропал в ночи! Егор, получивший такую адреналиновую встряску — тихо приходил в себя, радуясь, что никто этого не видел. И пошел на ощупь искать воду, матерясь про себя: «Пусть сами в свои дипломатические миссии ездят! Съездил, млять! Главное — ничего не было! Не могло быть!!!»

Глава 15

Председатель с утра переживал за уехавших и пропавших Галку и Серёгу с Лёхой. Должны были вернутся вчера, а от них не слуху, ни духу. Решил, что после обеда пошлет кого-нибудь — если не появятся. Ну а пока, чтоб самого себя не накручивать — решил проехаться по деревне, самому посмотреть, кто чем дышит. Чаю только попить и к Анисиму, за лошадью.

— А не дам чая, нету! — Уперлась его Татьяна. — Вы тут, со своими собраниями, всё выпили! Знала бы, по лету трав заготовила.

— Таня, вот вернется Галка, возьму у неё чая. Что ты начинаешь? Может, есть всё таки, сейчас попить?

— Вот возьмешь когда, тогда и попьешь! Молока вон попей парного, у меня и кипятка нет, печь не топила. Отдал, ирод, генератор врачам! — Татьяна демонстративно загремела кухонной утварью и Захар предпочел ретироваться.

Пока дошел до Анисима — еле отбился от женщин, нападавших на него с просьбами. Всем было что-то надо, послушать их — так уже с голоду начали пухнуть. На конном дворе его наконец напоили чаем, не аутентичным, конечно, а смесью с травами и чагой, но и черный там присутствовал в достаточном количестве, чтоб взбодрится. Поведал Анисиму о проблемах начавшихся, на что тот отмахнулся: «Это у них на генетическом уровне, Захар, запасы делать. У меня бабка воет, что скоро по миру пойдем. А у самой припасено столько, что и внукам хватит. Я не шучу — как начала в перестройку запасаться, так с каждым годом у неё это прогрессирует. Крайнее обострение в ковид было. Не поверишь — у неё даже водка есть с советских времён, ещё по талонам отоваривала. Но мне в те закрома хода нет».

— А хорошо ты тут устроился, Анисим. У тебя тут как замок феодальный, я посмотрю. Лошади, работа кипит, ещё загон строишь?

— Ставим, ага. И конюшню вторую хочу ставить, будем увеличивать поголовье. Думаю, что за счет сельского хозяйства у нас перед местными большое преимущество будет, у нас самая ледащая корова раза в четыре больше молока дает, чем нынешняя крестьянская. И кони у нас перед местными — богатыри. Жрут, правда, наши не в пример больше.

— Пусть жрут, прокормим. Если получится с полей урожай собирать хоть в половину от прежнего уровня, и то получается небывалый по этому времени уровень. — Захар задумался и продолжил. — Только выстоять и удержаться, чтоб не разграбили и не растащили.

В комнату заглянул один из конюхов: «Идут, вороги!» Председатель изумился: «Кто, кто идет!?»

— Феодальный замок наш идут зорить! — Патетически возгласил Анисим — Ты что, Захар, вчера же с врачами договаривались, лекарствами они слёзно просили поделиться. У животных хотят микстуры и инвентарь отобрать, чтоб скотина, значит — пала вся… Если бы не ты, я бы их на порог не пустил. Чует моё сердце, что подчистую раскулачат.

На конный двор решительно зашли Толя с Олегом, косясь на недобро посматривающих на них конюхов. Анисим, скорчив скорбную мину, принялся показывать — чем он располагает. Грянула эпичная битва. Анисим то хватался за сердце, то апеллировал к Захару. Исчерпав все аргументы грозился сходить за СВТ и ни в какую не желал отдавать врачам всё то, что они хотели взять себе.

— Анисим! — уламывал его Анатолий. — у тебя столько антибиотиков, что можно пару городов на ноги поставить, в нынешних условиях!

— У меня животинки! Породистые! А вдруг захворают? Людишек то чай, по нынешним временам — недорого прикупить можно. А таких лошадей — поди поищи!

Олег углядел нечто такое, на что сразу сделал стойку и небрежно отодвинув Анисима — бросился рассматривать: «Ааа, щипцы, элеваторы, люксаторы, ложки кюретажные! Дед, откуда это у тебя!?»

Анисим удивился: «А ты что, понимаешь в этом? Я это у нашего стоматолога сторговал, за немалую сумму причем! Когда больницу в селе реорганизовывали. Такую больницу просрали!» Олег, любовно перебирая инструменты, больше похожие на пыточные приспособления на взгляд Захара, с гордостью сказал: «Я ведь в десантуре не просто с парашютом прыгал и бутылки об голову разбивал, у меня ВУС — 902901 терапия стоматология общая!»

— Как тебе такое, Илон Маск!? — Взревел Захар, бросаясь к Олегу и заключая его в объятия. — Дорогой ты мой человек! Тебя ведь теперь вся деревня уважать и бояться будет! Да что там деревня — вся округа!

— Не преувеличивай! — Ревниво возразил Анисим. — У меня тут много чего из анастезии для животных есть, от лидокаина до более интересных препаратов. Так что не так уж боятся тебя будут!

— Мы уже с Егором общались на эту тему, обещал на следующий год опиумом обеспечить! — Заметил Толян.

— Он себя в первую очередь обеспечит! — Вскинулся дед. — За ним глаз да глаз нужен! Я от Егора в основном всё прячу, а то он уже ходил тут, вынюхивал! Успокоительное для животных спрашивал и антидепрессанты для гусей!

После выяснения, что в деревне теперь есть свой, незаменимый специалист зубодер — умерили страсти, стороны пришли к соглашению и Анисим повел всех пить чай. Во время чаепития, всё же, поднимал себе самооценку, подкалывая врачей: «Вот что вам людей не лечить? Спрашиваешь, где болит — они показывают. А вы пробовали у лошади спросить, где у неё болит?! Вот то-то!». Доктора довольные тем, что обнаружили у ветеринара — не спорили. Олег даже согласился: «Да, к нам сейчас пациенты приходят со своим диагнозом, собственноручно поставленным с помощью интернета. И курсом лечения готовым, только рецепт выписать остается»…

От Анисима Захар, оседлав лошадь — отправился вместе с врачами, посмотреть, что происходит с медицинским центром. По пути доктора убедили его в необходимости обустроить ледник и для больничного комплекса, Захар, радостный от появления стоматологии — не возражал: «Сегодня экскаваторщик наш должен закончить с деревней и к вам его, под фундамент траншею выроет и ледник тогда уж, чтоб два раза не приезжать. Я вот думаю, надо вам сразу не одно здание ставить, а пару, и побольше». Анатолий поддержал это: «Да, Захар Михалыч, у нас сейчас пока не филиал больницы, а дурдом. С детьми занимаемся, мини-молокозавод в одном из помещений. И центр досуга по вечерам, детям мультики вчера крутили, так там взрослых набилось больше, чем детей».

В том, что у врачей дурдом — Захар убедился сам. Главное — процесс превращения конторы в медучреждение был в разгаре. В в двух уже приведенных в порядок комнатах занимались с детьми акушерка и гастроэнтеролог, разбив детей на две разновозрастные группы. «А ведь ещё и народ пойдет косяком, осень-зима — обострения не только у психических. Сезонные заболевания, ОРЗ всякие, по весне вообще туши свет» — подумал Председатель. Словно подслушав его мысли, Толя сказал, тяжело вздохнув: «И пациенты тянутся, тревожных много, с хроническими заболеваниями есть. Без работы не останемся, но придется и ужаться, и искать аналоги в народной медицине»…

— Нагрузку с детьми снизим, кого-нибудь из взрослых, склонных к обучению, к вам прикрепим. И Расул просит, чтоб на производство дети ходили, чему-то учить будут, что-то своими руками пробовать делать. Да и деревенские наши дети, хоть и испорченные гаджетами, но о жизни больше городских знают. В процессе определятся, кому что по душе ближе.

— Сейчас дети здесь с малых лет работают, точно не скажу, но на заводах точно с 14 пашут, если не раньше. В деревне вообще на возраст не смотрят, с малых лет по хозяйству помогают. — Заметил Олег.

Ещё раз уверив врачей в всемерной поддержке, Захар отправился дальше, покачиваясь в седле на важно шагающей лошади. Не к лицу председателю рысью передвигаться, не говоря уж про галоп! Решил посмотреть, как дела обстоят с детским садиком, на свою голову. И уж тем более не ожидал подвоха от Поляковой, которая вышла работать за воспитательницу, которая жила в селе и на работу по будням её привозил муж. Ксению он знал с детства, как вежливую и воспитанную девочку.

Штат детского садика на данный момент состоял из Ксении, как воспитательницы, двух нянечек, поварихи и двадцати с лишним детей разного возраста. Вежливая и воспитанная девочка фурией налетела на него с порога, шипящим шепотом начав предъявлять претензии. На его попытки оправдаться, она всё тем же шепотом: «Тише вы, Захар Михайлович, тугосери спят, разбудите!» — ловко эти попытки прекратила. Наезды были по существу, с этим Председатель не мог ни согласится. Пообещал всё лично взять под контроль, обеспечить и проследить.

«А ведь маловат масштаб детского садика для неё, такая и с гораздо большим проектом справится, энергия прям через край хлещет!» — Думал Председатель, еле выбравшийся целым и невредимым оттуда: «Это хорошо ещё, что дети спали!» Единственно — не понял он суть последней претензии Ксюши: «Куда и зачем он отправил Егора и когда он вернётся!?»

Изрядно проголодавшись — отправился домой, в надежде, что Татьяна сменила гнев на милость и чем-нибудь накормит. Та его ожидания оправдала, она хоть и была в гневе неистовой, но быстро отходила. Так что ждал Захара вкусный и сытный обед и даже крепко заваренный чай — всё как он любил. Доел борщ с щедро наложенной в него сметаной, налил чаю, и не успел сделать первый глоток, как подскакавший к ограде дружинник крикнул: «Тревога, Михалыч, орда надвигается с бывшего села!»

Что за орда, откуда — выяснить не успел, как и попить чаю. Дружинник крикнул, что все они собираются на краю деревни и ускакал. Чертыхнувшись, Захар отставил чай, подхватил ружье и кое как оседлав лошадь — отправился к оружным дружинникам. Когда он туда добрался, испереживавшись — уже и невооруженным глазом было видно, что действительно — на деревню кто-то движется. Вздымая клубы пыли.

«Кто там, что там, хули сидите курите!?» — прокричал он, разгоряченный скачкой, расслабленно курящим охотникам.

— Свои оказывается, Захар Михалыч! — поправляя висящий на шее бинокль сказал один из дружинников. — Там Галка, участковый и Лёха. И башкиры, человек пятнадцать — баранов гонят, наших, по ходу! И ещё кто-то с ними, из местных, не башкиры. Конные и телега.

Стали ждать вместе. Подъехавший Серёга с ходу вставил пистон своим: «Чо в кучу сбились, как бараны?! Кто на другом направлении фишку сечет!? Ты и ты оставайтесь, остальные по местам! А если бы нас в заложники взяли!?» Бойцы сконфуженно разъехались, а Серёга продолжил, обращаясь к Председателю:

— С айле погорячились, неправильно начали знакомство, я взял на себя ответственность, предложил замириться. Пообещал им, кто табун погонит — зерна отсыпать и овса, сколько конный увезет. Так они, видишь — какой кодлой приехали… — Растерянно показал рукой на сгрудившихся конных башкир.

— Правильно, — Одобрил Захар, — не обеднеем! Пусть вот эти двое твоих проводят к Анисиму, тот им выдаст. На меня ссылаются пусть.

— А это, Захар Михалыч — казаки местные, приехали пообщаться, вместе покумекать как нам жить дальше, вчера многое узнали нового. К вам?

— Ко мне, — вздохнул Председатель, вспомнив Татьяну, которая на людях ничего не скажет, но ему потом всё выскажет, что опять приволок людей кучу. — а это кто с вами ещё, да с телегой?

— А это работник мой, — улыбнулась Галка. — он со мной. А ты куда намылился, пьянь? Мало вчера погулял, вон еле в седле сегодня держишься!? — Тут же взъярилась она на Лёху, направившегося было вместе с казаками и Серёгой к Захару.

Галка и Лёха, сопровождая Викула с телегой — отправились к себе, по пути она продолжала терзать Лёху: «Сейчас будем приучать Викула к нормальным продуктам, а через него — и остальных местных. Покажешь ему, как чистить и жарить царское яблоко, с лучком и грибами. Мне, как ты сам догадываешься, как барыне — невместно на кухне возиться, понимаешь?!»

Тот всё понимал и не спорил, неплохо они вчера с казаками познакомились. Так, что аж проснулись только сегодня. И про Галку забыли совсем, та злющая с утра приехала их разбудила. И всю дорогу исподтишка, пока казаки не слышали — пила у них с Серёгой кровь. И ведь в полном праве была, вчера их, при желании — и повязать можно было, и обобрать полностью….

У Председателя казаки, как люди служивые и так как гулянки с выпивкой не предвиделось — предложили оружным людям деревни поверстаться в казаки, обещая в этом случае помочь и советом, и связями. А остальных — в крестьяне государственные, а при удаче — и в однодворцы. Малым числом, не всех.

— Мыслю так, — высказался есаул Вахромей, — у вас и ремесленного люда много, и мещане будут, и из купеческого сословия найдутся. Чудно, зоветесь деревней, а у нас и Саткинский завод не такой баский[5] как ваша деревня. У вас как городок небольшой. Мануфактуры ставьте, а если в казаки перейдете, то право на винокурение будет. А лучше вашего вина я нигде не пивал. Ну и с лошадьми, — Мехоношин кивнул на Серёгу, — был разговор, чтоб наших кобыл к вашим жеребцам на случку привести. И охрана с нас завсегда и помощь будет, тот же обоз провести.

Трое приехавших казаков Захару понравились сразу, эх, если бы ещё они решали всё… Придется ведь и с заводским начальством столкнуться, а то и выше. Общаться с чиновниками он никогда не любил, выделить на представительские расходы и делегировать на общение с ними Никиту — вот как раньше решалась эта проблема. А сейчас Никиту лучше держать подальше от таких дел, такого наворотит — не разгребёшь. В тех же казаках, ну вот хоть убей — не видел Председатель тех, кого любили описывать историки — темных, неграмотных и невежественных людей. Если казаки такие бойкие, то страшно представить, какие хищники здесь при власти обитают…

Татьяна, проникнувшись моментом — накрыла на стол, сетуя, что не ждала гостей, чем богаты мол. Пока по пол-тарелки борща, обещая вскоре накормить до отвала. Серёга, улучив момент, шепнул ей Галкину задумку — приучить к картошке, она же — «царское яблоко». Та понятливо кивнула, посулила собравшимся через час царское блюдо и горло промочить. Чтоб не на сухую дела обсуждать. Разговор сразу оживился, умяли борщ и терпеливо ждали в предвкушении.

Татьяна мудрствовать не стала, быстро начистила картошки, сварила в летней печке во дворе и слив воду — выставила на стол. Нарезала пару больших луковиц, в пару блюдец плеснула масла подсолнечного нерафинированного, банку груздей соленых распечатала. И вынесла две бутылки водки магазинной, из привезенных Азатом. Казаки, повторяя за мужиками — макали горячую рассыпчатую картошку в масло, заедали всё это луком и груздями. Да под водочку. Царское яблоко с такой подачей зашло на ура, казаки сразу стали закидывать удочки насчет этого овоща.

Примерно в том же ключе всё происходило и у Галки, только картошку пришлось чистить Лёхе с Викулом, жарить Лёхе, объясняющему в это время Викулу все тонкости процесса. Викулу жареная картошка с грибами зала не меньше, чем казакам, хоть и без спиртного. А после еды, выгрузив с телеги рогожный куль с мукой, привезенный из поселения — Викул с Галкой отправились к овощехранилищу. Там под присмотром Анисима, недавно выдавшего башкирам овса и пшеницы — нагрузили телегу картошкой, морковкой, и с десяток вилков капусты закинули. Викул размерам овощей поражался, в их качестве, после всего увиденного и попробованного он даже не сомневался. Галка ещё раз повторила ему, что царское яблоко нельзя хранить на свету, зелёное не есть — отправила обратно.

Обратно Викул шел довольный донельзя. Лошадь еле тянула нагруженную телегу а вокруг неё коршунами кружили казаки, правдами и неправдами выторговывая у него царское яблоко…

Верхние Тыги…1 октября 1796.

С рассветом становище Азата оживилось, как муравейник перед дождем. Егора старательно обходили стороной и уважительно кланялись. Чем довели его до паники, забившись в гостевую юрту он с тревогой пытался вспомнить, что же он ещё вчера такого отчебучил. К своему ужасу — память зияла пробелами. Вот он прыгает вокруг костра с Иргизом, изображая танец, тут он, взяв за руку симпатичную девицу — пытается втолковать ей, что она очень даже ничего, но он не педофил. Она лукаво смотрит на него темными глазами, в которых пляшут отблески костра. В эти глаза Егор и проваливается, дальше как отрезало.

Последнее, что помнил — хотелось ногами забить в самые глубины подсознания и никогда больше не вспоминать. На вошедшего Иргиза он посмотрел с тревогой — тот явно мог прояснить провалы в памяти. Узнать то, что он не помнил — было страшно, но неизвестность уже измучила.

— Что вчера было то, Иргиз!? Чо на меня сегодня все так смотрят, я хоть убей — не помню больше половины. — Сознался он.

— Хорошо всё было, плясали, пели. Ты больше не вози вино это, всем. Мне вози! — Иргиз вытащил трубку, набил и раскурил. — В становище говорят, что ты очень сильный баксы, не слабей меня! Такому баксы две жены надо!

Егор беззвучно застонал: «Домой! К семейной жизни я вот ну совсем не готов!»

— Домой нам надо, Иргиз, там это — ждут нас. — Прокашлявшись от переданной ему трубки, объявил Егор.

— Проводим, — согласился тот и вновь передал трубку, — Азат с тобой поедет, Айшат повезёт. Просьба у меня к вам есть, Егор! Солдаты в конце лета соседний род за недоимки разорили, всё сожгли, людей угнали. Две девки молодые убежали, в лесу спрятались, мы их к себе забрали. А тут у них ни родни, ни заступников. Наши девки на них косо смотрят, возьмите к себе, пусть у вас живут! Мы их с Айшат отправим, и калым дадим! А хочешь — бери их в жены! Ты вчера с одной разговаривал! Она призналась, что хоть и не поняла ничего, но сомлела, такой баксы сильный!

Егор, от озвученного малость поплыл, и нашарив в рюкзаке благоразумно заначеный пузырь — предложил выпить, на сухую такие вопросы решать не след. Иргиз поддержал, кликнул девчонок, те засуетились, накрыли дастархан. От их взглядов, бросаемых на него — Егор краснел, как в пубертате и настойка с шурпой в горло не лезла. Иргиз это приметил и отослал их. После нескольких стопок и ещё одной трубки на двоих — самочувствие улучшилось и разговор перешел к конкретике.

На девчонок Егор согласился, но не в качестве жён. «Пристроим, чо девкам мучиться здесь, раз такое дело». С Айшат попросил не спешить — пусть в Могузлах переночует, а завтра за ней, как и подобает дочке и жене бия — пришлют подобающую её статусу повозку. Телегу Анисима, на резиновом ходу, чтоб не растрясти находящуюся в тягости по бездорожью. Тут в юрту заглянул Андрюха, с таким немым укором, что усовестившийся Егор позвал его к столу.

Допили, поели и собравшись — поплелись в Могузлы, а там и в деревню. Договорившись через два дня к обеду встретиться в Могузлах. Азат привезет туда жену, Иргиз тоже горел желанием увидеть всё своими глазами, а Егор обещал к тому времени подготовить достойное Айшат жилище. И девчонки пока при ней побудут. Замуж их так сразу пристраивать Егор не был готов, им от силы лет по тринадцать-четырнадцать было. Да и Айшат, как выяснилось — шестнадцать только весной исполнится. «Да тут уголовный кодекс по ним плачет по всем!» — задумался Егор.

Поздним вечером, все в пыли, пропахшие лошадиным потом и дымом — Андрюха с Егором вернулись в деревню. Застали казаков, с Викулом познакомились, Егор вывалил на и так загруженного Захара итоги дипломатической миссии и с чистой совестью отправился домой. Сил на то, чтоб топить баню — не было, и он растопил печку, нагрел ведро воды и ополоснулся в холодной бане. С наслаждением растянувшись на постели, Егор решил — дома хорошо! И никакой жены!

Председатель недолго ломал голову, где поселить жену бия. В деревне домов семь пустовало, разной степени ветхости и два дома были жилыми, один дачников, которые в момент переноса отсутствовали, второй поприличней — там квартировал депутат Никита. Правда, в бытность свою квартирантом — подзасрал жилище. Никиту Захар и решил выселить, выделить ему или бесхозное жилье, пусть ремонтом сам занимается, или подселить батраком. А то что-то он не был замечен ни на каких работах…

На следующее утро Захар отправился выселять Никиту, с парой мужиков, которые должны были привести в порядок дом после депутата к приезду Айшат. Никиту они не обнаружили, после расспросов соседей выяснили — тот выказывал намерение заняться рыбной ловлей. Несмотря на запрет выходить за пределы деревни по одному и без сопровождения.

Соседский малец подтвердил, что да, Никита заключил с ним сделку. Воспользовавшись неосведомленностью — купил две доски с пятью закидушками на каждой за три тысячи рублей, и вечером по темноте, со здоровым рюкзаком ушел в сторону Ая. Отец ребенка побагровел: «Руки ему переломаю! А ты, в кого такой простодырый!?» — накинулся на пацана. Тот отбежал и затараторил: «Папа, папа, это дедовские были! Ты же сам их выкинул! Там и леска сгнила, и крючки проржавели, я их только из за досок и грузил подобрал! Подожди!»

Мальчонка убежал в сарай и через минуту показался, с натугой таща по земле здоровый клетчатый баул. Как оказалось, ушлый малец выторговал у Никиты всю посуду и кухонную утварь, включая мясорубку новехонькую. При ближайшем рассмотрении оказалось — что почти на всей посуде муха не сидела. Посудой его, видимо — снабдили родители, счастливые, что спихнули с шеи такое сокровище. А готовить он то ли не умел, то ли не любил. Вот тогда то Захар заподозрил неладное.

Осмотр дома подтвердил опасения — там было хоть шаром покати. На стене висел здоровый телевизор, взятый в ещё не выплаченный кредит. Да посреди комнаты валялся заскорузлый носок, мерзко захрустевший, когда Председатель неосторожно наступил на него. «Вот ведь кулачьё растет!» — то ли с осуждением, то ли с одобрением подумал Михалыч про соседского шкета: «Подчистую ведь обобрал этого утырка!»

Брезгливо пнул носок в угол и стал обсуждать с мужиками, что в доме надо сделать, чтоб привести в достойный вид. Телевизор повелел оставить: «Будем жену бия приучать к культуре, провод от Газгена прокинем, а с телевизором — и язык быстрей освоит, мелодрам ей накачать и пусть смотрит».

Вечером поделился опасениями с участковым, тот скрипнул зубами: «Вот сука! Ничо, далеко не уйдет, здесь ему не кино, быстро в чувство местные приведут». Осторожность решили удвоить. Мало ли каким боком это скажется дальше. А по деревне решили пустить слух, что Никиту продали на завод, как саботажника, не желающего работать. Втихаря через башкир продали, а власти скрывают! Глядишь, на остальных благотворно подействует.

Это же деревня, а все известное хотя бы двоим — в течение нескольких часов облетает всю деревню. По пути обрастая подробностями и порой доходя до первоначальных источников в такой трактовке, что хоть стой, хоть падай. В справедливости поговорки о деревне: «в одном конце пернешь, на другом скажут что обосрался» — Егору пришлось убедиться на собственном опыте. Вечером, загнав гусей — взялся навозить воду в баню с колодца и там встретил Ксюшу.

При виде неё внезапно забыл о своем неприятии матримониальных планов, заулыбался и ринулся к ней, желая поведать, как без неё скучал и через что прошел, пока не вернулся в деревню: «Ксюша, привет! А что ты не заходишь, я вчера ещё приехал!» Та оглядела его свысока, вот странно, она была ниже его сантиметров на десять, но это ей совсем не помешало поглядеть на него свысока: «Пошел в жопу! Казлина и пидафил!»

Подцепила коромыслом ведра с водой, и гордо задрав курносый нос — пошла как по подиуму домой. Остолбеневшего Егора бабы у колодца просветили о причине таких нападок со стороны Ксюши. Сам виноват оказался! Во время поездки к башкирам обрюхатил двух малолеток, да ещё имел наглость в сговоре с председателем продать Никиту в рабство, чтоб в его доме поселить своих полюбовниц. Оправдываться перед ними Егор не стал, понимая. Что все оправдания приведут к противоположному эффекту. А то и ещё его приключения приукрасят. В лучших деревенских традициях.

Надо сказать, что эта размолвка благотворно сказалась на работоспособности обоих. Ксения за неделю привела в порядок детский сад. Построила персонал и родителей, приводили и забирали детей точно в срок. Выбила у Председателя и продукты, и ремонт садика. Родители детей не могли нарадоваться. А Егор продуктивно переработал огромный пласт информации и активно включился в организацию винокурни и проведение опытов с кустарным производством сахара.

Один раз предпринял попытку поговорить с Ксюшей начистоту, но все его доводы разбились о её эмоции. Послушав его несколько минут, Ксюша сквозь слезы упрекнула его: «А я ведь тебе верила, Егор! А ты вон оно что! Глаза бы мои тебя не видели!» Пришлось позорно отступить. С тех пор мысли о том, что ещё совсем недавно жениться он категорически не хотел — совсем покинули голову.

А тут и Айшат привезли, с двумя девчонками. Ксения лично сама направилась выяснять отношения с наглыми малолетними козами. Козы оказались козочками, по русски понимали плохо и выглядели так истощенно, что Ксюха тут же прониклась к ним жалостью. С Айшат, немного разговаривающей по русски — подружились сразу. А девчонок взяла под крыло и принялась подкармливать. Тут же объявилась Маня, не замедлив присоединиться к дружному женскому коллективу.

Вечером Газген растопил генератор и девчонок познакомили с чудесным миром кино. Маня, из женской солидарности — объявила любимому дядьке временный бойкот. Пока прощения у Ксюши не попросит. Ну и у девчонок тоже, с Айшат. Из-за него, можно сказать — привезли их на чужбину, а этот чурбан бесчувственный! И Ксюшу обидел, и к девчонкам носа не кажет! Мог бы и догадаться, принести мультиков на флешке!

Поэтому Маня притащила из дома то, что было — «Властелина колец», три части. Айшат с девчонками визжали так, что дружинники Серёгины в панике прибегали. Но закончить с просмотром отказывались. Быстро привыкли, таких эмоций уже не было, но в наиболее эпичных моментах — взвизгивали. Главное — подружились!

А Егор в эти дни — передвигался в деревне по сложной траектории, избегая как Ксюши, так и Айшат с девчонками. Зато нарыл в компе, как в кустарных условиях на коленке сделать стеарин. И несколько осуществимых для данном времени технологий стал продумывать. Только Ксюха занозой засела в голове и не выходила. Мешала более продуктивной работе! И нормальному сну, да и с аппетитом возникли проблемы.

Эта санта-барбара могла тянуться долго, если бы девчонки, посовещавшись — не взяли всё в свои руки. И вечером всей компанией нагрянули к тормозящему Егору. Ну что с парней взять, с тугодумов, намеков они не понимают, невербальных посылов тем более! Зашли под предлогом накачать мультиков и фильмов. Поначалу Егор засуетился, подозревая неладное, но видя, что девчонки настроены миролюбиво и дружелюбно — расслабился и успокоился. А затем и в себя поверил!

Все вместе проводили Айшат, посмотрели у них немного мультики. Потом Егор с Ксюхой довели Маню до дома и пошли на свой конец деревни. И так получилось, что Егор совсем осмелел от безнаказанности (с молчаливого поощрения самой Ксюши) и наконец то совратил её! Проснулись у Егора, Ксюша, грациозно потянувшись, наехала на Егора:

— После всего, что между нами было, ты сегодня обязан придти к моим родителям! И попросить котенка! И назовешь его — Окей, Гугл!

Егор облизнул пересохшие губы:

— Не возьму котенка! Без тебя!

Через пару дней она переехала к нему, персонал в детском садике вздохнул с облегчением, а из глаз Егора пропал лихорадочный блеск и впавшие было щеки — округлились. И с щетиной он больше не красовался, брился регулярно, как офисный работник…

Пятой точкой Никита чувствовал, как кольцо вокруг него с каждым днем сжимается всё сильней. На работы он не выходил, не смотря на прямо ему высказанное. Соседи поглядывали неодобрительно и с осуждением. И он понял — или сейчас, или никогда. Через неделю, когда он на скотном дворе будет выгребать говно из под лошадей или пилить дрова двуручной пилой под прицелом ружей этих — шанса может и не представиться.

Соседский пацан, которого он хотел провести — посмотрел как на дурачка, глядя на протягиваемые ему последние три тысячи. Ну, не совсем последнии, три купюры он оставли, в качестве доказательств. И немного мелочи. Пришлось этому малолетнему коммерсанту выгрести всё, представляющее ценность, включая утюг. «Да зачем тебе всё это!?» — Возопил Никита в процессе отчаянной торговли, на что тот обстоятельно ответил: «А у нас домик за огородом, мы там с девчонками играем, я всё по взрослому обустрою — все со мной играть захотят!»

Махнул рукой — всё это ему не утащить, да и толку от посуды там, куда он собрался. У щегла он выменял, помимо весьма ценных рыболовных снастей — два томика со стихами, Есенина и Пушкина. Одно это отбивало все затраты и гарантировало безбедную жизнь и сытую, обеспеченную старость. И барышень, которые будут водить вокруг него хороводы и прыгать в постель по намеку. Не говоря уж о крестьянках! Ну и бонусом — пацан приволок старый учебник физики без обложки и два томика их собрания сочинений Ленина.

В душе потешаясь над недалеким деревенским парнем — Никита торговался до последнего всерьёз, хотя ничего из того, что отдал — не было жалко. Расстались они довольные. В каждом зрела уверенность, что именно он облапошил торгового партнера. До вечера Никита собрал в рюкзак свои небольшие пожитки, впихнув туда даже простыни, пододеяльник и наволочки. Свой главный козырь, учебник истории — он тщательно упаковал в несколько пакетов и спрятал внутри рюкзака, во внутренний карман, где лежала пенка. И спину защищавшая и вытащить её можно было, как поджопник использовать.

Сходил к Газгену, поунижался, но зарядил до ста процентов смартфон и как стемнело — уверенно зашагал к реке, к новой жизни. В отличии от недалеких деревенских — он понял, что в это время река не хуже дороги. И даже оживленней. «Сами работайте!» — Бормотал он, выйдя из полей и пробираясь через кусты к реке, рискую споткнуться и покатиться кувырком под гору: «От работы кони дохнут! А я работать не буду, на меня работать будут!»

Добравшись до речки, экономно подсвечивая фонариком — набрал дров и запали костерок. Всухомятку сжевал бичпакет. Которых у него ещё штук пятнадцать оставалось — напился воды из полторашки и закутавшись в одеяло — прикорнул у костра. Снились ему барские хоромы и барышни-крестьянки, один в один смахивающие на курносую белобрысую стерву Полякову. Низко кланялись и наперебой интересовались: «Чего изволите, барин?!» Он схватил одну из них за руку и потащил на перину, а ту вдруг своенравно вырвалась и так взглянула на него, что он с ужасом понял — это не крестьянка! Это сама Ксюха! «Приплыл, барин!» — почему-то мужским басом сказала она и злорадно осклабившись — безжалостно пнула его по ребрам.

«Ааа!!!» — Заорал просыпающийся Никита. Сон оказался не совсем сном, бок нестерпимо болел, а над ни стояли два суровых бородатых мужика.

— Кто таков, немец или из беглых? — Сурово вопросил один.

— Свои, свои! — Замахал депутат руками. — Я свой, братцы, православный! — и он истова перекрестился и тут же его голову откинуло плюхой, которой его угостили. В голове будто что-то взорвалось.

— Я те дам свои, выродок никонианский! Ужо большой то перст тебе сейчас сломаю, чтоб троеперстием себя не поганил! А ну сымай порты!

Никита забился в рыданиях, сквозь сопли и слезы умоляя его не трогать. Но бородачи его мольбам не вняли, без жалости и деловито его раздев. Никита содрогался в рыданиях, чувствуя, что сейчас с ним сделают то, что обычно делают в камерах уголовники со смазливыми фраерами с воли. Но к его счастью — раздев его, они этим и ограничились. Трусы, правда, безгливо рассмотрев — в уже потухший костер бросили.

Угли в костре всё таки были и сейчас Никита с ужасом наблюдал, как его трусы из синтетики — скукоживаются на углях, превращаясь в бесформенный, воняющий паленой пластмассой ошметок. Как и все его планы и мечты…

Его нагрузили его же вещами и погнали к лодке на берегу. Загнали его в лодку и усевшись сами — погребли на другую сторону. Немного пришедший в себя Никита попробовал договориться с этими непонятными сатанистами, но ему вновь прилетело по зубам широкой, как саперная лопатка, ладонью: «Не искушай бесовскими речами люд древнеправославный!» Выплюнув за борт два зуба — Никита больше не пытался заговорить, пока его не спросят.

На той стороне реки оказался скит староверов, всего-то в паре километров от реки. А так как Никита проделал этот путь босиком, то ему они показались как пятнадцать. В скиту с ним тоже не разговаривали, а он сам помалкивал. Вещи его забрали, а самого посадили в сухой колодец. Вечером к нему пришел убелённый сединами старец и со всем вниманием его выслушал. Никита, ободренный, что его не бьют — взахлеб рассказывал и доказывал. После чего его били кнутом, изгоняя беса и предлагая покаяться.

Покаялся он сразу, но ему не поверили. А настоятель скита, что-то поразмыслив — продал его купцам уфалейским. Те к его рассказу отнеслись внимательней и даже вернулись в скит, выкупит вещи Никиты. Из вещей осталось только немного одежды, рюкзак со спрятанным в нем учебником и смартфон. Зарядник пропал с концами. Книги сожгли, как бесовские.

Никита воспрял духом — его кормили, слушали внимательно и не били. Он уже строил планы, как отомстит этим погрязщим в дикости староверам. Но тут они приехали на завод, Никиту вновь кинули в поруб и стали ежедневно допрашивать. Вытягивая всё. И не жалея кнута…

Глава 16

— Вставай, просыпайся! Егор, да ты будешь вставать или нет!? — От бесцеремонного встряхивания он наконец приоткрыл глаза и сел в постели, зевнув с подвыванием.

— А сколько времени, Ксюш? — начав одеваться, поинтересовался он.

— Пол-восьмого уже, и так дала тебе поспать лишнего, иди давай кури, да я чай завариваю.

Ксюша прошла на кухню, освещённую светом диодного светильника. Он оделся, набил в полумраке трубку и вышел к ней. Приобнял, поцеловал в голову и умилившись сказал: «Да ты моя хорошая, хозяюшка!» Та, довольно улыбнувшись — погнала его на улицу. Он открыл печную дверцу, подцепил краешком совка из кучи уже догорающих темно красных углей немного, выбрал понравившийся и переправил самодельными щипцами в трубку. Пыхнул пару раз, раскуривая, пока Ксюха не замахнулась на него полотенцем: «Давай-давай, на улицу! Неча здесь курить!»

Вышел через скрипнувшую дверь в сени, потом на крыльцо — на улице подмораживало. Раскашлявшись, раскурил трубку и трусцой направился в туалет. По пути из туалета дернулся, по старой памяти, к гусям, но вспомнил, что всё. Гуси теперь у Анисима, тот развил кипучую деятельность и за месяц возвели не только вторую конюшню, но и коровник.

В котором сейчас, после долгих переговоров с угрозами, подкупами и использованием административного ресурса — собрали под двадцать голов крупного рогатого скота. На развод и селекцию, а так как коровы с бычками занимали лишь малую часть отапливаемого коровника — большую часть отвели под птичник. С курицами и гусями, гусей по большей части перебили с наступлением холодов (в сенях у Егора висело четыре с половиной тушки гусиных, половину они на двоих съели в охотку), оставив на развод самок, да несколько самцов. А курицы исправно снабжали яйцами детский сад и подростков, которые проходили обучение то у врачей, то у Расула.

Совместное проживание КРС и птицы было временным. В планах Анисима было серьезно заняться селекцией и увеличением поголовья, так что уже летом ожидалась постройка отдельного птичника. Заодно появилось немало новых рабочих мест и неожиданно — в передовики производства среди скотников выбились вызволенные из плена Федус с Васей. Как говорил Серёга: «Пенитенциарная система РФ за много лет не могла исправить, а несколько дней у башкир сотворили чудеса. Так что всем оступившимся будем давать шанс — пару месяцев исправительных работ у Азата! И если это не поможет — тогда в колодки и на завод».

Пока впрочем, после рассказов Федуса о мытарствах и страданиях, будучи в полоне — всплеска криминала не наблюдалось. Были мелкие конфликты на бытовой почве и из-за личной неприязни, но всё это обычно утрясалось между самими участниками, до дружинников и тем более участкового эти происшествия доходили уже в виде слухов и сплетен. Случаев хищения на производствах не было, пока.

А производства разрослись, пол-гаража отдали под винокурню и бродильный цех, Расуловские умельцы смастерили несколько бражных колонн, туда же ушла ректификационная колонна Егора. И у населения немало различных агрегатов собрали. На спирт перерабатывалась картошка и частично зерно в виде солода. Продукция из бражных колон со свистом уходила через казаков по окрестностям, элитный ректификат оставляли себе и частично казакам. Эксперименты с выгонкой самогона из немалого запаса сахарной свеклы из хранилища — провалились, самогон выходил не ахти, с запахом.

Въедливо прошерстив информацию, которой как на электронных носителях, так и в книгах — немало провалилось в прошлое — решили получать кустарным путем сахар. Ну или сироп хотя бы. И вот уже несколько дней, как эксперименты увенчались успехом. Выход сахара был не очень большой, большая часть уходила в черную патоку, да и сам сахар был не белым, а грязно желтым. Зато это был настоящий сахар, такой на Урале и по десять рублей за пуд продавали.

Всё упиралось в строительство известковой печи, чтоб производство развернуть, и дополнительно получать углекислый газ, для модернизации и улучшения процесса, но пока на это не замахивались. Кирпича не хватало катастрофически. Известь для очистки кустарным способом закупали в Старой Пристани, где занимались её обжигом для завода. И такое полукустарное производство выходило сверх рентабельным, даже по самым предварительным прикидкам.

Отработали получение древесного угля пиролизом, в первую очередь был нужен активированный — для винокурни и врачам. Для этого вырубили ближайший осинник, отбив его от лосей. Пришлось потратить патроны, зато помимо осины для угля — обеспечили деревню лосятиной. Скотину пускать под нож категорически запретили — слишком ценный актив, чтоб его просто жрать. Отходы от производства сахара в небольших количествах на ура шли на подкормку животинкам.

У Егора, помимо нескольких бумажных учебников по химии — и в электронном виде было немало информации, которую он извлекал по вечерам и пытался прикинуть, что можно воплотить в нынешних реалиях. Собственно говоря — коллективно этим занимались, голова шла кругом, не хватало интернета и узкопрофильных специалистов. Но были источники информации. Возможности для экспериментов и неплохая материально-техническая база.

Уже вышли в плюс, с самогоноварением. Деревня со скрипом переходила на рельсы полуфеодального капитализма, в результате торговли стали ходить местные деньги, решался вопрос с размером заработной платы, пока небольшой, деньги работающим комбинировали с выдачей продуктов. Но Галка уже начала понемногу торговать, в лавке появилось конопляное масло, от которого пока воротили нос, и мелочевку разную. Лиха беда начало, как говорится. Масштабы торговли обещали вырасти, пока ещё жирок в виде запасов не растрясли.

До морозов ударно трудились, вырубая лес и готовя к вывозу по снегу. В этом очень помогли как жители Айлино-Мордовского нанимаемые, так и Айле. Рассчитывались овощами и мукой. Местная мука, во первых — оказалась не такого качества, к которому привыкли избалованные прогрессом наши современники, во вторых — с посторонними примесями, в виде песка от крошившихся жерновов. Айрат со слесарями разобрались с валковыми зернодробилками, отрегулировали зазор в валках и сейчас деревня не только себя обеспечивала мукой первого сорта, но и на продажу уходило. По расчетам — подать предстоящую было выгодней уплачивать мукой, даже с учетом расходов на переработку.

Народ, конечно — так работать не привык, как вламывали сейчас, но не роптали. Никто не голодал, одеты, обуты. По частной инициативе заработало несколько мини-пекарен, обеспечивающих остальных хлебом и экономящим время. Социализировались и братья Шухвактовы — взяли подряд для скотного двора и занялись изготовлением конской упряжи. Кожи брали у Азатовских. Так же чинили обувь и грозились освоить изготовление обуви, более привычной, чем то, что носили местные.

«Жить захочешь — зашевелишься!» — с оптимизмом подумал Егор и озябнув, вернулся домой, не забыв выбить из трубки пепел. Снял куртку, проходя к столу — неосторожно приблизился к Гуглу, терзавшему кусок налима в своей латке. Тот яростно на него зашипел.

«Не кот растет, а пёсель» — Подумал Егор и сел за стол, наливая чая.

— Есть то не будешь? — Спросила Ксюша. — Хоть вон пару пряников съешь, с маслом, свежайшее, у Марфы вчера взяла.

— Ну если только парочку. — Ответил Егор, обычно с утра не голодный.

— Долго вчера сидел? — Ксюша пододвинула к нему чашку с маслом.

— Да нет, к одиннадцати у Марфы прогорел генератор, я ещё на твоем ноуте повтыкал пару часов, пока батарея не кончилась и спать. — Егор сосредоточенно и аккуратно намазал одну сторону пряника маслом.

— Скинул мне на флешку, что просила? После работы к Айшат хочу зайти, потрепаться о своем, о девичьем. Так что не теряй. И она уж старые мультики пересмотрела все, новых принести. Она уже совсем по нашему хорошо понимает, разговаривает не очень, а понимает всё.

— Ага, там советских мультиков выбрал, про животных всяких и «Машу и медведя» все серии. А то вы, поначалу, извини конечно — как ебанько, ей такое показывали. Я бы на её месте родил недоношенного, от фэнтези вашего. Не зря я для Мани мелкой в свое время мультики качал, хорошо, что не стер, пригодилось. Как она, когда рожать то?

— Не будет она рожать, — Ксюша жалостливо вздохнула, — кесарить её будут, сама не разродится, мелкая очень, Света говорит. И не знаю, захочет ли она уезжать после родов, тут как в сказку попала, и мультики, и родит благополучно. У неё ведь мать так умерла при родах, и её то же самое ждало.

— Азат спрашивать не будет, что она хочет, увезет и всё. Сейчас тут женщина свое место знает! Никакого феминизма! — Егор назидательно погрозил пальцем — Не то что у некоторых, ещё не вкуривших реалий!

— Ахаха, Егор, самец брутальный! — Не выдержав, расхохоталась Ксюха. — То-то Азат мотается туда-сюда и больше половины времени здесь живет. Да и врачи, с подачи Айшат, напели ему, что до весны лучше матери с ребёнком пожить под присмотром, так что до весны она тут. Азат, как узнал, что пацан будет — пылинки с неё сдувать готов.

Под потолком, пару раз мигнув — загорелась лампочка энергосберегайка. Это Марфа раскочегарила генератор, давно переделанный на дрова и отданный в эксплуатацию ей. Разобралась она быстро, да и Егор или кто из технически подкованных соседей контролировали. А у неё был филиал молокозавода, тоже сейчас важная статья экспорта — масло и сливки пользовались стабильным спросом. Растапливала она его дважды в день, утром, на несколько часов и вечером — подольше. От неё запитали с десяток домов на улице, пяти киловатт генератора не хватало на электроприборы, но для освещения хватало, пока ещё были лампочки.

Несколько собранных в общее пользование сепараторов потребляли мало, так что по предварительной договоренности и стирали по очереди. После пары скандалов, когда Егор всех предупредил, что поотключает всех — эксцессы прекратились. Сам Егор использовал время работы генератора по максимуму, прочесывая электронные носители, что-то нужное переписывая, что-то просто пока отмечая как нужное, в блокноте. Собранные по деревне несколько принтеров — давно лежали балластом, вся найденная бумага для них кончилась, зато распечатали то, что показалось самым важным — но это было мизером, ещё больше осталось не перенесенным на бумагу.

— Егорский! — Вырвала она его из задумчивости. — Мне бежать надо, и так постоянно как начальство — то к пол-девятому прихожу, то к девяти. Зайди к Галке, купи чего-нибудь вкусненького, а?

— А что ты хочешь? — изумился он. — Разносолов пока не предвидится, как раньше, ты говори конкретно, чего изволите. Если реально — выцыганю у неё!

— Ну не знаю, ананасов хочу. — Ксюша задумалась. — Хотя откуда сейчас ананасы, селёдки возьми! Селёдку точно возят.

— Ты чо, мать?! — изумленно воззрился на неё Егор. — Вот же неделю назад на меня рычала, что от меня селёдкой пахнет, и говорила что терпеть её не можешь?!

— Я то откуда знаю, аптек больше нет, по полоскам не определишь! — мило покраснела она. — Но да, задержки. Так что тащи селёдку и вари картошку к моему приходу!

Она ушла в свой детский сад, а Егор включил комп, и поглаживая запрыгнувшего к нему на колени Гугла, сказал ему назидательно: «Вот и всё, кончилось наше время, ходячий рассадник токсоплазмоза, скора дома появится новый хозяин, а мы будем щемиться по углам!». И углубился в просматривание того, что в свое время скачал из интернета, авось пригодится. Глубоко жалея, что химию изучал недостаточно усердно и вообще — несколько однобоко.

В это же время, в домике, где раньше жил Никита — скучала Айшат, дожидаясь включения электричества. Жила она тут уже месяц. Азат, узнав от Иргиза, что и определят пол ребенка сразу, и обещают помочь без проблем родить — долго не раздумывал и привез её в деревню. С двумя девчонками, которые ей помогали, по статусу где-то около фрейлин. А на деле — подружки. Освоились они быстро, девчонок привлекали помогать в больнице. По русски они и до этого понимали, а сейчас и вовсе — болтали вовсю. И с Айшат многие задружились, и Ксюша к ней ходила, и Маня. Иргиз и Азат тоже жили на два дома, половину времени проводя в Верхних Тыгах, половину в деревне, отсыпаясь в дороге. Иргиз не отставал от врачей, те тоже нашли в нём не только интересного собеседника, но и практикующего коллегу.

К тому времени обнаружили бесследную пропажу Никиты, поисками не занимались. Только что в узком кругу подозревали неладное и ждали от этого исчезновения неприятностей, но время шло и на него давно махнули рукой. Как заметил Председатель: «Стопудова свалил в поисках счастья, я его в эти дни не видел нигде, затаившись сидел. Думаю, что его в этих поисках счастья удавили по тихому, и обобрали. Знать бы ещё, что он спереть и унести успел. Так что бдительности не теряйте, такие вот инициативные — опасней явных врагов». А остальным до Никиты и раньше то дела не было. Сейчас же, когда он перестал мозолить глаза — и тем более.

Галка в последнее время хлопотала как пчёлка, из деревни увозилось масло, сливки, мука и всё это было под её контролем. «А сейчас ещё и сахар» — в предвкушении потирала она руки. Привозилось пока гораздо меньше, селёдка вот пошла на ура, а остальное пока или свое было, или дорого. Или планировалось импортозаместить, да и денег пока у населения не накопилось, на предметы роскоши. Перевозками в сторону поселения и дальше, до завода — занимался Викул, он же нашел ещё нескольких земляков с лошадьми и телегами. Со стороны Могузлов тоже не иссякал грузопоток. Крестьянский обоз сопровождали уже знакомые казаки, башкиры тоже старались ездить кучно, особенно с приходом зимы.

Пока не стало подмораживать и не выпал снег — возчики, за отдельную плату успели частично отсыпать дорогу щебнем, тонким слоем. Для этого в трех местах на протяжении девяти километров устроили копанки, откуда долбили и брали камни. Два карьера ближайших съездил и расковырял Александр на мини-экскаваторе, один у сторожевого поста руками начали крестьяне. Со стороны Могузлов дорога была пока более жидкой, по осени раздолбить телегами успели, слишком тонкий слой щебня не выдержал. Расплачивались с ними продуктами и инструментами, теми же лопатами. До морозов наметили дорогу и немного прикатали.

А сейчас перешли на сани, и грузоперевозки закипели. Начали вывозить заготовленный лес в деревню, потянулись сани за сеном. А позавчера приезжали гости издалека, по местным меркам. С Уфалея, как сказали. Изъявили желание торговать, ходили везде совали нос. Нагрузили несколько саней, на которых приехали — маслом и мукой. Расплатились щедро, а перед отъездом — долго сидели у председателя, куда Захаром были вызваны Серёга, Расул и Анисим. После отъезда обоза — четыре начальника ушли в небольшой запой. Причем пили без куража и веселья, с остальными на контакт не шли. Как Галке по секрету сказала Татьяна — ругаются и злобствуют, чудом до мордобоя не доходит.

Поэтому зашедшего в лавку вечером Егора Галка взяла в оборот с порога, этот точно должен был знать, что происходит.

— Какие ананасы, Егор, побойся бога! — Она явственно сглотнула слюну. — Селёдки? Есть! Сегодня привезли, народ что-то накидывается на неё, вроде и речной рыбы хватает, а на селёдку как с голодного края накинулись. Постой, Егор, а ты не беременный часом?! Ананасы с селёдкой! — Засмеялась Галка.

— Иди ты в пень, Галка! — Досадливо ответил тот. — Ксюха просит…

— Ой, а она у тебя что, тоже того?! — покраснела Галка.

Пришла очередь смеяться Егору: «Вот девки, материнский капитал под лям им не интересен. Стабильная жизнь с ипотекой и зарплатой тоже. А стоило звиздецу случиться — массово забеременели!» Галка цыкнула, чтоб не орал и молчал в тряпочку, сходила домой и вынесла ему с полкило мармеладок: «Они кисленькие, сам только не жри, проглот, Ксюше всё! Как я её понимаю, тоже что нибудь такого хочется, чего нет». А потом вывалила на него последние новости, по его озадаченному виду поняла — не знает.

— Интересно… Нет, Галка, я тут с этим сахаром замудохался, да с самогоном, не в курсе, что случилось. Думаю, что ничего важного, накручиваешь себя. Но схожу завтра с утра, сегодня надо картошки сварить да селедку почистить, а к этим зайди — под утро унесут…

Глава 17

Айрат и Саня сейчас обитали в бывшем магазине, рядом с стремительно разросшимся медицинским комплексом, ставшим одним из оживленнейших мест в деревне. Плюсов от такого соседства было не перечесть — освещение от генератора врачей, квалифицированные специалисты в шаговой доступности. И постираться можно было без проблем у них. Сами они, по договоренности — жили тут в качестве негласной охраны, отчего в их домике присутствовала рация.

Но ценили их не за это, Расул считал их обоих весьма ценным приобретением для производства. Тот же Александр себя показал таким экскаваторщиком виртуозом, что несмотря на драконовские меры по сохранению любого минерального масла, как невосполнимого ресурса — экскаватор-погрузчик МТЗ стоял в гараже под особым контролем до весны, на масло в его гидравлике никто не покушался. А Айрат оказался токарем универсалом с золотыми руками и бесценным опытом, так что Расул поставил его главным в слесарке и ответственным за станочный парк.

Саня, по причине того, что трактор пока стоял на консервации и его не так уж сильно на производстве озадачивали — вырывался с мужиками на рыбалку часто. Два раза в неделю на Ай выезжала промысловая артель из рыбаков с парой телег, в сопровождении оружных дружинников. С бессменным Андрюхой-крокодилом во главе. За ночь закидушками добывали столько налима, что обратно телеги в гору приходилось выталкивать, лошади сами не вытягивали. Налима жарили, варили, коптили, а с началом холодов — и начали морозить. По словам рыбаков — без рыбы деревня не останется. И это ещё браконьерские методы не использовали, вроде тех же сетей. И с острогой не ходили, хватало донок, чтоб набить телегу за ночь.

А вот недавно самолюбие Сани было уязвлено. Да что там — посрамлено! Утром, возвращаясь с реки, с двумя нагруженными телегами — столкнулись с казаками, приехавшими с обозом из поселения. Разговорились, оказалось — они тоже промышляли рыбу, причем право на промысел рыбы было им даровано от императора. И не всем разрешался промысел. Однако, посмотрев на улов, которым похвалились артельщики — казаки усмехнулись: «Это мусорная рыба, даже не черная — ловите сколько хотите».

Андрюха с Саней насели на казаков и те им такое рассказали, что души рыбаков окутало черной завистью. Пока они радостно ловили налима, которого здесь за рыбу не считали — в реке нагло нагуливали жир осетр и стерлядь. А казаки готовились к багренью в декабре. В это время красная рыба большими косяками, поднявшись с низовий — впадала в спячку. В местах, хорошо известных казакам. Обычно в омутах или ямах, чтоб перезимовав — отметать икру весной. Тут то казаки, вооружившись ломами, чтоб пробивать лунки, достаточные для того, чтоб вытащить добычу — выезжали на реку. Рыбу били длинными баграми, само мероприятие имело массовый характер и освящалось лицами, имеющими духовный сан.

Посмотрев на ошарашенные лица рыбаков, казак подбросил дров в топку: «Вы же сейчас с нашим начальством накоротке, ваши оружные — те же казаки. Вино опять же доброе курите, знамо дело — на багренье желанными гостями будете». С этими разговорами вместе подъехали к Галке. Рыбаки ей сдавали рыбу по весу, а обозники под предводительством Викула (которых и сопровождали казаки) — принимали у неё масло и муку. Галка навострила уши, когда казаки стали озвучивать преимущества промысла красной рыбы. А когда те озвучили прайс на красную рыбу и икру — вся превратилась во внимание.

Да и сами рыбаки, переварив услышанное — ощутили первые симптомы рыбачьего зуда. Рыбачий зуд, это вроде золотой лихорадки, только неизлечим. Рыбаки проваливаются под лед, морозят мудя с осени до весны, но едва отогревшись дома — вновь стремятся к водоемам, побуждаемые неистребимым рыбачьим зудом. Святого у этих, потерянных для нормального общества людей немного — рыбацкое братство, рыболовные снасти да посиделки у костра с неизменной ухой под водочку и рыбацкими байками.

А цены на красную рыбу и впрямь впечатляли — восемь-десять рублей за пуд в зимнее время и восемьдесят-сто рублей икра за пуд. В голове у Галки защелкали счеты, да и Андрюха с Александром щурили глаза, ослепленные блеском открывающихся перспектив. «Дармоеды!» — Кошкой зашипела Галка: «Лентяи! Вот я Лёхе своему сегодня хвоста накручу!» Казак Степанко простодушно набросил на вентилятор, что в том году под десять пудов несколько осетров добыли.

— Первый ден, оно для царскаго куса багрим, презентный, для высочайшего двора, — продолжил Первуха, — опосля ужо казачье багрение, для себя…

Провожаемые уничижительным взглядом Галки и оскорбительными возгласами в спину: «Добытчики! Рыбачки! Вы бы ещё ершей ловили!» — Андрюха с Саней с позором ретировались.

— К Егору пойдем, как отдохнем! — Воскликнул Андрей. — У него на компе весь Сабанеев есть, несколько томов, и про рыбалку, и про охоту. Пусть на флешку скинет, а я к вам с ноутом завтра вечером приду, перепишем все про лов осетра и стерляди. Неужто мы с нашими снастями и знаниями не обставим казаков?!

— Обставим, Андрюха! — Поддержал его Саня. — Ещё и Галке в лицо десяти пудовым осетром ткнем! А то и стерлядью!

Так что вот уже второй день Саню лихорадило, сегодня придя с работы — он не находил себе места, ожидая Андрюху с ноутом. Айрата ещё не было, тот был нарасхват на производстве и дома появлялся поздно. Чтоб убить время, Александр занялся красными перцами, горшками с которым были уставлены все подоконники.

А красные острые перцы в результате картельного сговора Егора с бабками — распространились по всей деревне. Он и до переноса несколько лет выращивал дома несколько сортов острых перцев, любил их как в маринованном виде, так и сушил, потом используя при готовке. Пошушукался с Галкой, та задействовала Викула и в результате — часть запасенных Егором сушеных стручков ушла на продажу пробной партией. Это был успех. Более того, отправили и к Азатовским, оценить. После чего к Галке нагрянул Иргиз, с горящими глазами — предрекал большой рынок сбыта и упирал на то, что эта специя и в медицине зело полезной будет.

Так что Егор с бабками энтузиастками, которые тоже растили острые перцы на подоконниках — популяризовали его в деревне. А Галка создала ажиотаж, когда пустила слух, что будет скупать сухие стручки, по хорошей цене. Картель вовремя сориентировался и не стал раздавать семена просто так, а просили за них хоть небольшую, но оплату. К ноябрю горшки с ростками оккупировали все подоконники в деревне.

Сам Егор, и до этого друживший с местными бабками — сейчас с ними всячески сблизился и налаживал контакты по всем направлениям. Не чинясь передал генератор в пользование Марфы, чем сразу заработал себе несколько очков в копилку. Относился к ним со всем уважением, понимая, что они не только кладезь бесценных советов по огородничеству, но и обладатели семенного фонда. Это молодежь привыкла покупать семена по весне в магазине, не думая о будущем, приобретая гибриды F1. А у бабок были свои, годами возделываемые сорта, как результат многолетней селекции с их стороны и поэтому — идеально районированные. Как он сам декларировал: «Я тут, в этой деревне живу! Бабки мне всё, и я всё бабкам!»

Александр с пришедшим Андреем переписывали с ноутбука нетленку Сабанеева — «Жизнь и ловля пресноводных рыб», не всю, а избранные места о промысле красной рыбы. Андрюха при этом спойлерил вовсю: «Там ещё „Очерки Зауралья и степное хозяйство на башкирских землях“ есть, вот что распечатывать в первую очередь надо было!»

Вернувшийся с работы умотавшийся Айрат ужинал, с интересом прислушиваясь к происходящему. Те ему всё рассказали, свой брат рыбак всё таки. Саня предрекал: «Это же кладезь бесценной информации, вся рыба в реке наша! Айрат, айда с нами на рыбалку!» На что тот, демонстративно угрюмо заметил: «Да не пошел бы ты сам знаешь куда! Я уже съездил с тобой один раз на рыбалку!» После чего демонстративно отвернулся и завалился на постель. Потом не выдержал и хитро улыбаясь повернулся к обескураженному Сане: «Да пошутил я, пошутил! Там, скорей всего — всё сгорело в ядерном апокалипсисе, а мы тут живые и умирать не собираемся. На рыбалку страсть как охота выбраться, но кто же меня отпустит. Придется ультиматум ставить! Думаю — вырвусь ненадолго!»

А Егор, вернувшийся домой — растопил печку, начистил картошки, поставил чугунок на плиту, сняв предварительно конфорку. Начистил селедку, мелкими кольцами нарезал лук, всё это в миске сдобрил маслом подсолнечным, из остатков былой роскоши и окропив уксусом — тщательно перемешал. Дождавшись, когда закипит картошка — снял чугунок, закрыл конфорку и поставил картошку поближе на плиту поближе к дверце — чтоб не выкипала. Посмотрел на часы — время было шесть, можно было сходить к Марфе. Затопить генератор, скоро после дойки потянутся хозяйки к ней. Ну и свет дать всем, кто подключен. И главное — комп врубить, без Ксюхи вообще тоскливо одному, и Гугл куда то забился, дрых без задних ног, набираясь сил перед ночным тыгыдыком.

Вернувшись от Марфы — застал только что пришедшую Ксюху. Мало того, что он её не ждал так рано, так ещё она была вся в расстроенных чувствах, с порога вывалив на него всё пережитое: «Там начальство совсем с глузду съехало! Ходят вчетвером кривые, свои порядки наворачивают! С ружьями! Айшат электричество отрубили, грозятся всем отключить, если светомаскировку не сделают! Анисим, козел старый, хрипит: „Давить контрреволюцию, всех раскулачим!“ На меня Председатель наехал: „А ты, Полякова — зумер! Скоро к нам поп приедет, не вздумай его на телефон снимать, тиктока больше нет, некуда выкладывать!“ Я этому пердуну высказала, что я теперь не Полякова уже, так он сразу назад сдал, просил, чтоб тебя позвала, на совет. Но судя по тому, что просил самогонки принести — догнаться им не хватает. Ты им точно ничего такого интересного из своих наливок не давал!? Может — с мухоморовкой переборщили? Говорила тебе — не стоит на мухоморах настойку делать!»

Егор, сложив в уме все странности — засобирался: «Сейчас я, милая! Надо сходить, что-то дело пахнет керосином. Самогона не понесу, ибо нефиг, а разобраться надо. Там картошка доварится скоро. Селедку я тебе приготовил, кушай моя хорошая. И на столе тебе подарок от белочки, тьфу — от Галочки, мармеладки, вместо ананасов». Быстро собрался, благо не успел раздеться, подумав — прихватил обрез. Ксюха ещё вдогонку наябедничала: «А Серёга твой вообще никакой, рожа красная, шары бешеные, разговаривать не может — только мычит!»

Добежал до Захара, дома гоп-копании не оказалось, зато тетя Таня добавила подробностей. Мол у неё водку вымогали, она не дала, так как уже ни в какие ворота их непотребства не лезут. Да, всё это началось после разговора с уфалейскими купцами, о чем беседовали — не знает, разговаривали келейно, подслушать не удалось. Но судя по долетавшим вскрикам — разговор проходил на повышенных тонах. Ружья для антуража, патроны она у них ещё вчера все вытащила, во избежание. Они и без патронов в таком состоянии опасность для окружающих представляют. Намылились они к Анисиму, его бабку раскулачивать.

Переварив новые вводные — он трезво оценил свои силы и накал идиотии, отправился к медицинскому комплексу. Там отозвав в сторону Анатолия с Олегом — кратко обрисовал ситуацию. Те подхватились, быстро собрались и уже втроем направились к Анисиму. Толян сунул в рукав бутылку, в ответ на недоумевающий взгляд Егора пояснил: «Справится то мы с ними справимся, но только нам же их потом тащить через пол-деревни. Лучше пряником заманить в тепло, а там зафиксировать».

На ходу Олег рассказал про Серёгу, прояснив причину его мычания: «Он же два дня назад ко мне с флюсом пришел, там только удалять зуб, одну сторону как у хомяка разбарабанило, примочки не помогут. Я осмотрел всё, и не успел в шприц лидокаина набрать — обезболить, как он побледнел, бодро заявил: „А у меня всё, прошло, больше ничего не болит!“ — и свалил. Удивительно, что ещё мычать может».

До Анисима идти не пришлось — Председатель, Расул, Серёга и Анисим попались навстречу. Расхристанные, все извалявшиеся в снегу, и в подавленном состоянии.

— Ну что, победили бабку!? — Ехидно поинтересовался Егор.

— Афронт по всем фронтам! — Доложил Анисим, с некой гордостью. Серёга скорбно промычал.

Толя поманил бутылкой и все дружной толпой направились домой, к Захару. По дороге начав исповедь, как они до такой жизни докатились и что послужило толчком.

— Продали нас с потрохами, Егор! — патетично воскликнул Анисим. — Христопродавцы!

— Никита всплыл, Иуда! — Сказал, как плюнул, Захар. — Лучше бы его в натуре — прирезали по дороге, блядину!

— Уфалейские ухари приезжали, у них он сидит, поет соловьем, рассказывает всё, что знает. — Добавил Расул. — Утащил с собой несколько книг и телефон. Так они говорят — телефон их больше всего убедил. Только работать перестал быстро. Несколько дней этого гниденыша пороли, чтоб не артачился и включил. — Он довольно захохотал. — Жалко, что до смерти не запороли!

Дойдя до Захара и успокоив тетю Таню — сели и все вместе стали разбираться в происходящем. Егор с врачами от новостей, обрушившихся на них — открыли бутылку, четверке загулявшей не наливали. «Вам трезветь надо, а не пить и паниковать» — рассудительно заметил Толя: «Сразу надо было собирать всех, а не в одну кружку пить не просыхая и накручивать себя». Картина вырисовывалась следующая: Никита в поисках лучшей доли — прихватил какие-то книги, несколько артефактов из будущего и тайком сбежал. Неведомо как попался уфалейским, доверился им, а те его в оборот взяли. «Раскололи до жопы, дебила малолетнего!» — Злорадно возвестил Анисим.

С футурошоком предки как-то справились, утащенные Никитой артефакты их убедили, по всей видимости. «Они же как приехали к нам — по деревне покрутились, сличили показания с тем, что увидели. Потом уж ко мне пришли» — Удрученно заметил Председатель: «Закидывали удочки, что готовы принять на полный кошт несколько человек из руководства, с знаниями и технологиями, остальные мол, пусть землю пашут. Я их послал, сказал, что деревню не отдам, не стоит по Никите остальных судить. И в жилу видимо пришлось, разговор сразу по другому пошел, уважительно».

Выходило так, что на них вышло заводское руководство Уфалея. «Тут у них нет ещё ни Нижнего, ни Верхнего, просто один Уфалей, даже не город, а завод, с поселком при нём» — добавил Расул. Во время разговора всячески пытались прогнуть потомков и выясняли, чем они могут быть полезны им, предкам. «Там такие рыси! Хищники! У них тут настоящий дикий капитализм и освоение Урала, без геноцида как в Америке, но не менее драматично и увлекательно. Рейдерские захваты и период накопления начального капитала в наших девяностых — нервно курят в сторонке» — Выложил свое заключение Михалыч.

Серёга во время всего разговора только мычал в разной тональности и и корчил страдальческие рожи, мимикой выпрашивая выпить, как обезболивающие. На что Олег его запугал, рассказав, что флюс до добра не доведет, можно и кони двинуть: «В это время так многие и умирали», — спокойно заметил он, — «вначале абсцесс, потом заражение крови и летальный исход. Я бы тебе и сейчас выдрал, но на тебя бухого лидокаин не подействует. Трезвей и приходи, пока кони не двинул». Тот согласно замычал, видимо — дозрел.

— Да хрен с ним, с зубом! — Не выдержал Егор, — Что они предлагают то, до чего договорились?

— Сидеть пока тихо и не отсвечивать, не палиться. Они своему какому-то главному в Москву отписали, ждут от него известий. Как люди неглупые — ценность нашу понимают. Как и опасность. Но готовы рискнуть, больно уж лакомый кус, мы им немного накидали перспектив нашего сотрудничества. В общем, пока сидим тихо и не дергаемся. Торговлю не разворачиваем, чтоб внимание не привлекать. Они обещали через несколько дней прислать людей, нескольких на лечение, убедиться в наших возможностях. Других — в качестве силового прикрытия, говорят — любопытных от нас отвадить. Готовы были даже деньгами помочь, но я отказался, сами пока справляемся, да и не хочется быть обязанным. — Захар даже протрезвел во время этой тирады. — Они с Москвы ждут известий, а это сейчас не быстро. Так что никакого прогрессорства, будем с ними выстраивать отношения. Чтоб там этого Никиту ненароком на дыбе вздернули!

Глава 18

Михаил Павлович Губин, именитый гражданин и купец 1-й гильдии последние две недели жил словно в мороке. Вести, присланные ему из купленного почти три года назад Уфалейского завода были таковы, что поначалу он заподозрил управляющего в мздоимстве. «С винными откупщиками стакнулся! Натурой берет! Или в кормчество ввязался!» — промелькнуло в голове Михаила Павловича.

Но чем больше он вчитывался в корявые строки сказки (управляющий завода, не доверяя писарю — отписывал собственноручно), тем больше убеждался, что дело тут гораздо запутанней. Больше походило на грандиозную провокацию или хитромудрую интригу. И Михаилу Павловичу было кого подозревать в этом. Это могли быть и уязвленные им в бытность им городским главой Москвы коварные представители колена израилева, которым при нем и с его подачи было запрещено записываться в купцы.

И… Тут можно было погрязнуть и не выплыть, много кому Губин за почти тридцать лет торговли — оттоптал любимых мозолей, перехватил сделку или выгодный заказ. И попросту — пустил по миру, разорив. И с иноземцами торговал, среди них тоже могли найтись желающие. Голова шла кругом.

Дойдя до строк, что: «и у этого беглого вещи изъятые, присылаем вам, сами же установили надзор за семи людишками…» — Михаил Павлович сломал сургучную печать на зашитом в кожу небольшом и почти невесомом свертке. На который поначалу и внимания не обратил, принявшись вначале за чтение.

Книга — очень необычная, легкая книжка, со странной гладкой со слюдяным блеском обложкой. На обложке: «История России. 8 класс. Конец XVII–XVIII века». «Для капитанов и ротмистров!» — сообразил он. Открыл, подивился необычайной белизне и тонкости выделки страниц, странному шрифту, и вчитался в вполне понятный, но какой-то убогий русский язык предисловия:

«Учебник охватывает период отечественной истории с конца XVII до конца XVIII в. Содержание учебника направлено на развитие познавательных интересов учащихся. В основе методики учебника — системно-деятельностный подход, способствующий формированию умений самостоятельно работать с информацией и использовать её в практической деятельности».

В нетерпении перелистнул:

«Россия XVIII века. Казалось бы, давно перевёрнутая страница русской истории, имеющая мало общего со временем, в котором мы живём. Но, надеемся, за два года изучения отечественной истории в школе вы убедились, что это не совсем так. Связь веков неразделима».

В растерянности захлопнул вдруг словно обжегшую руки книгу и отодвинул её: «Что же это такое, откуда!?» Перевернул вскрытый сверток и на столешницу с глухим стуком выпал тонкий прямоугольник, словно выточенный из матово отсвечивающего обсидиана, выпорхнуло три ассигнации и выкатилось несколько монет. Повертел в руках непонятно из чего сделанное то ли зеркальце, то ли ещё что, снял с пальца перстень с бриллиантом и провел по той стороне, которая отражала подобно черному зеркалу. Осталась глубокая царапина.

Поднес краешек к пламени свечи — вначале ничего не происходило, потом пошел такой запах, что Михаил Павлович выронил этот непонятный предмет, выпрыгнул из-за стола и упав на колени перед красным углом — стал истово креститься и бить поклоны. В свои пятьдесят шесть лет он был образованным человеком, не верил ни в бога, не в черта при внешнем соблюдении обрядов и традиций — но тут его проняло. Это был запах преисподней!

В восемьдесят девятом году, когда он лично приезжал на Урал и приобрел у Демидовых — Нижнесергинский и Верхнесергинский металлургические заводы, движимый любопытством поприсутствовал при выплавке чугуна. Как же он ошибался, сравнив тогда атмосферу цеха с адом! Кое как успокоившись, вспоминая, что управляющий писал про якобы потомков — вернулся у столу, принялся изучать ассигнации и монеты.

Это была очень филигранная работа, причем в цвете — вооружившись линзой, он тщательно вглядывался в первую ассигнацию. Номиналом в пятьдесят рублей, банка России.

ПОДДЕЛКА БИЛЕТОВ БАНКА РОССИИ ПРЕСЛЕДУЕТСЯ ПО ЗАКОНУ. 1997.

И надпись под картинкой:

«САНКТ-ПЕТЕРБУРГ».

Стал разглядывать картинки, узнал только Петропавловский собор и вот тогда стало приходить понимание, что это ни какая не мистификация. Слишком всё это было инаково, веяло от этих вещей иным временем, другой культурой и небывалым мастерством исполнения.

На ассигнации в сто рублей была Москва, 1977, только картинки ему ничего не говорили, что было там изображено — непонятно. Качество выделки, металлические инкрустации на купюрах — всё это поражало воображение.

На тысячной купюре был почему-то изображен Ярославль и тоже 1997. «Санкт-Петербург стал провинцией? Москва по значимости выше? Ярославль у них столица!?» — Недоумевал Губин. Держа в голове написанное в сказке, что потомки попали сюда из две тысячи двадцать третьего года — преисполнился гордостью: «Двадцать шесть лет ассигнациям, а как новенькие! Незыблемо Русь стоит, без потрясений! Выстояла!»

«Ох ты ж Господи, прости нам грехи наши тяжкие!» — По новой бросил отбивать он поклоны. Но снедаемый любопытством — долго не выдержал и поднялся к столу, взяв в руки монеты. И здесь угадывалось мастерство из того, грядущего мира. Как бы они сюда не попали, божьим ли промыслом, по дьявольскому ли наущению, но сомнений в том, что они не отсюда — не осталось.

Уже и слуги несколько раз стучались, присылаемые его Натальей, звавшей к столу откушать, но едва заслышав его грозный рык — ретировались. А он все вчитывался в то, что писал ему заводской управляющий: «Нрава сей муж подлого, ибо бросил товарищей, покинув их без ведома. Чести не имеет, был бит кнутом, после чего излагает всё как на исповеди. Утверждал, что сам из дворян, руки видом белые, черной работой не потрачены. Увидевши кнут — признал себя мещанином. Дрянь человечишко».

Зябко кутаясь в платок — зашла сама забеспокоившаяся Наталья. Звала к столу и к собравшимся там детям. Еле отговорился, срочной работой и вестями нежданными, попросил подать сюда, в кабинет. Ел и пил машинально, не ощущая вкуса — так его захватила эта история. И вчитывался дальше: «Из купцов знает Строгановых и Демидовых, про Губиных не ведает. Про смутьянов вроде вора Емельки и Салавата Юлаева знает больше, чем о мужах достойных. Всё, что изблевывают его уста поганые — не могу доверить бумаге, столь поносные речи ведет»…

Не выдержав — кликнул прислугу, чтоб принесли четырехпробного хлебного вина с заедками, выхлестал чарку, еле перевел дух от охватившего нутро жара, заел яблоками мочеными и вновь впился глазами в строки: «Деревня их зело богата знающими людьми и мастерами. Есть лекари искусные, что врачевать сподобились многое. Людишки у них, даже самого подлого звания — пользуются теми лекарями без всякого утеснения. Оружные люди владеют огненным боем, коим могут бить многажды и зело далеко. Тако же имеют различные повозки самобеглые, которые питаются земляным маслом. Не только передвигаются на тех повозках, паче сеют они, копают землю и для других работ потребны. Не ведая усталости подобно тварям божьим. Крест в том целует что не дьявольскими кознями сие деется, а токмо розмыслом людским».

Михаил Павлович вновь налил чарку всклень, осушил и перекрестившись — стал дочитывать: «А книг, подобных вам присланной — у них множество, в каждом доме даже у последнего холопа. И знаний они полны, нам неведомых, и хулы против рода людского и Госпада нашего всеблагого в них хватает. Но погрязли эти людишки во грехе и гордыне, не сподобились знаний алкать. Предпочтя этому срамные живые картинки зреть, как на присланном вам тилибоне. Тилибон тот — зверь механикусами сотворенный, будучи сытым — картины живые показывает, да звуки похабные издает. Оголодав же — не умирает, но впадает в спячку. Из которой его только накормив — разбудить можно. А корма эти редкие, но в деревне пришлых — в избытке оне, ликтричеством зовутся. Тако же баял, что и огромадные звери, выросшие из этих тилибонов водятся, размером в пол-стены»…

Тщательно убрав всё это, Михаил Петрович шатаясь побрел в опочивальню, где забылся беспокойным сном. И снился ему зверь тилибон, показывающий ему срамные картинки с пляшущими девками и разудалой музыкой. А потом приехали холопы на самобеглых повозках с огненным боем, согнали Михаила Павловича со домашними во двор. А сами заселились в его хоромы, разбив зеркала и содрав картины — развесили вместо них тилибоны…

Михаил Павлович смурной, с тоской понимая что всё, жизнь больше никогда не станет прежде. Наталья с тревогой и заботой, беспокоясь о нем — попыталась вызнать, что его гнетет. Даже допустить мысль о том, чтоб омрачить существование своей любимой и верной жены этими знаниями — он не мог. Поэтому, отговорившись кое как — вновь засел в кабинете. На этот раз приступил к книге, разобравшись что это — учебник для детей.

Книгу он прочел за два дня, после чего его состояние стало очень нестабильным. Наталья заламывала руки, не понимая, что происходит. Дети его дичились, ибо он посматривал на них волком. Подозревая, что именно благодаря этим бездарям и неучам фамилия Губиных не дошла до потомков, растворившись в истории. «Промотали наследство, как пить дать промотали!» — Наливался он злобой: «Ладно бабы — какой с них спросы, но эти то, эти! Андрей, Павел, Константин, Пётр!? Учить и пороть, пороть и учить! Лишить наследства!»

Больше всего негодования вызывало то, что он искренне любил страну и особенно Москву, город, в котором он три года был городским главой и не только прилагал все силы, чтоб благоустроить его, но и своих средств не жалел на это. «Лучше весь капитал угрохаю и поставлю на Москве баню эту роскошную, как на ассигнации сторублевой. А перед ней — скульптуру с четверкой лошадей и мужом античным!» — Мрачно размышлял он.

А то, что он вычитал в этом учебнике из будущего — то повергало его в мрачную меланхолию, то манило надеждами всё изменить, не ради собственной славы, а во благо России. То Шлиссельбургская крепость вставала перед его глазами, сменяясь эшафотом с бесстрастным палачом, то царские палаты и личное дворянство, пожалованное самим императором. В наше время в интернетах такое состояние безошибочно определяется как биполярное расстройство личности. Отягощенное различными психозами.

Однако наш Михаил Павлович был крепким орешком и продуктом своей эпохи, где врачам и тем более их диагнозам не доверяли, предпочитая судьбу свою устраивать самим. Поэтому взяв себя в руки, он спешно уладил свои неотложные дела в Москве и отбыл в Санкт-Петербург — утрясти всё с дорогими иностранными партнерами. Держа в голове как можно быстрей отправиться на Урал, под предлогом инспекции заводов, а на деле — самому разобраться в этой не представимой ситуации.

Всю дорогу в повозке он опять просматривал этот учебник, когда позволяло время, по темноте отсыпался. На почтовых станция — жег свечи, не в силах оторваться, пытаясь найти подсказку или ключ — что делать дальше. Сомнений почти не осталось, собственно говоря — осталось немного, чтоб всё разрешилось. Он закрывал глаза и перед глазами вспыхивали строки из двадцатого параграфа:

«Наследник Екатерины Великой. Екатерина II скончалась 6 ноября 1796 г. На престол вступил её сын Павел Петрович. Ему было уже 42 года, долгое пребывание наследником (причём не любимым императрицей-матерью) уязвляло его самолюбие».

Прибыв в столицу — принялся улаживать дела, в первую очередь уделив внимание уважаемым западным партнерам. На открытой в этом году в московской губернии в селе Успенском ситцевой фабрике требовалось модернизировать производство, вот и приходилось идти на поклон к ним. Те помочь охотно соглашались, подсовывая откровенное старье со своих фабрик и при этом заламывали несуразную цену. Скалясь при этом прокуренными зубами.

Выхода не было, время поджимало, фабрика простаивала, а все мысли Михаила Павловича были там — на Урале. «Уд вам на рыло и салаку на воротник! Да я лучше со своими потомками договорюсь, чтоб вы, содомиты — умылись!» — весь внутри кипел от негодования Губин вспоминая вычитанное из будущего, а внешне улыбаясь иноземным купцам и ударяя по рукам, соглашаясь на грабительскую сделку.

Передавая дела поверенному, ввиду своего отбытия на Урал, Михаил Павлович помимо обычных деловых переговоров и торговых сделок провел и несколько тайных. Да таких, о которых не сознался бы и батюшке на исповеди. В результате чего окончательно пришлось распустить свою мошну. Но не траты беспокоили обычно экономного и бережливого Губина, а звучащие приговором стране строки из книги потомков:

«Отсталая система социально-экономических отношений при внешнем благополучии империи в будущем обрекала Россию на неминуемое отставание от передовых европейских стран. В недрах общества накапливались противоречия между капиталистическим укладом и крепостничеством, бесправием и чувством личного достоинства гражданина, абсолютизмом и стремлением к свободе».

До шестого ноября Михаил Павлович прожил как в тумане и вот, к вечеру — всё решилось. Так, как было предсказано. Вернее — там было написано о уже свершившемся. И уже утром седьмого он спешил домой в Москву. По дороге кляня этого недотепу из будущего, посаженного в поруб его людьми — почему он ограничился только рубежом этой эпохи? Что было дальше?

Встреча с грядущим, пусть и в виде её отдельных представителей, оказавшихся здесь — и страшила, и манила. Тут Михаила Павловича вновь колбасило по полной. Он то вознамеривался их всех похолопить, выжав из них досуха всё, что они знают и умеют. То мечтал, что потомки, как люди русские и православные поймут его устремления — и всемерно помогут.

И вот уже в обед двенадцатого ноября, отдав распоряжения по делам в свое отсутствие — тепло простился с детьми и Натальей, и отбыл на Урал. Не жалея денег на почтовых станциях, чтоб быстрей добраться. Путь он держал вначале на Уфалей — своими глазами увидеть этого, расспросить. К тому времени и люди управляющего должны были всё вызнать и снестись с потомками. Ямщик, гикая — гнал тройку через страну, а Михаил Павлович цитировал по памяти строки:

«И мы ещё раз хотим напомнить вам, что каждый век, каждый период отечественной истории поучителен своим духом, своим настроем. Век восемнадцатый поражает дерзостью мыслей, верой в разум и возможности человека. Это было время богатырей и творцов, сумевших раздвинуть пределы невозможного. Сколько в них мужества, отваги, таланта! В них очень много того, чему и нам, людям XXI века, можно по-хорошему позавидовать, что можно перенять и использовать в организации нашей жизни».

«Не было это время!» — С решительной уверенностью думал Губин: «Для нас, а теперь и вас, потомки — оно есть и будет!»

А ничего не подозревающие потомки, в лице Егора и Анисима — сидели у Егора. Ксюха пристроилась с вязанием на диване, загадочно улыбаясь о чем-то, а дед просил у Егора включить что-нибудь такое, из старой жизни.

— Раньше то ведь, Егорка, всё просто и понятно было, я рен-тв любил смотреть, про анунаков, чупакабру и рептилоидов. И про атомную войну тысяча восемьсот двенадцатого года, после которой все технологии высокоразвитой цивилизации были утеряны. Ясная и логичная картина мира вырисовывалась. Поинтересней, чем на уроках истории. А сейчас очутились черт пойми где, всё не так, как нам рассказывали — может это и не наш мир, а какой-то параллельный, а?!

Глава 19

Выстроить отношения деревенским с приехавшими уфалейскими не получилось. Нет, привезенных в больницу двух пациентов взяли без вопросов, определили к врачам. А вот с десятком, присланным якобы для силового прикрытия — возникли проблемы. Те с ходу начали требовать своего размещения у врачей, хороших харчей и чуть ли не девок в баню. Серёга, послушав их претензии и посмотрев на их беспардонное хамство — в бутылку с ходу лезть не стал. «Сейчас всё решим» — Примирительно сказал он потерявшим берега бородачам и отойдя в сторонку — задействовал рацию.

Через час спецназ восемнадцатого века, сплевывая зубы — бесславно покинул деревню. А к врачам поступил ещё один пациент, с простреленной ногой из ПМ-а участкового. Серёга напутствовал уезжающих: «Разговора у нас с вами не получилось и не получится. Для начала — верните нам нашего человека. Увидим кого из вас украдкой отирающегося возле деревни — будем отстреливать. Навещать больных можно, приезжаете днем не больше трёх человек, передвигаться по деревне только в сопровождении. Всё понятно?!»

Те всё поняли и с тех пор отношения пошли на лад. Встали они на постой у Ефима Мехоношина, обжив гостевую избу почтовой станции. Через день приезжали проведывать своего обезножившего, при виде Серёги ломали шапку. На вопросы, что с Никитой, когда его ждать в деревне — мялись и прятали глаза. Понятно было, что это было не в их компетенции, главное — по инстанции передали. С вопросом возвращения беглого депутата Серёга неожиданно закусился серьёзно: «Поймите, это принципиальный вопрос! Нельзя им отдавать инициативу! И прогибаться! Раз прогнемся, другой, а там не заметим — как на конюшне пороть начнут!» — объяснял он своим.

О настроениях и телодвижениях уфалейских сведения поступали чаще, чем они появлялись в деревне, к тому времени и с казаками, и с деревенским — бизнес ширился. Перерастая в дружбу. Вначале Викуловских пацанов, а вслед за ними и других деревенских, в том числе и девчонок — стали возить в деревню, где с ними немного занимались. Правда — бессистемно, учили счёту и основам геометрии часа два, потом разбивали на группы и нагружали работой и обучению чему-нибудь полезному. Кормили несколько раз, а вечером, перед отъездом — показывали мультики.

Азат с Иргизом, понаблюдав за происходящим — пришли к Председателю с претензией, как же так, у нас тоже смышленые дети есть, возьмите в науку! Взяли, шесть девчушек приехавших подселили к Айшат, с десяток пареньков — разобрали по домам. Взаимоотношения между самими детьми наладились быстро, задирать нос у пришельцев из будущего особо не получилось, кое в чем местные могли дать им фору. Главное — после нескольких конфликтов определились с иерархией и взаимопроникновение разных культур пошло.

Без какого либо разделения на своих и чужих детей, вот такая пока программа образования вырисовывалась. На что тот же Председатель страдальчески кривился, мол — деградируем так. «Хоть так, Михалыч» — Успокаивал его Анисим: «Так и наши заняты, и поселковых подтягиваем немного до нашего уровня. Учителей нет, врачам не разорваться, они и так себе человек пятнадцать взяли, с которыми плотно занимаются. А весной поселковые так ездить не смогут, как сейчас — их дома работой нагрузят. За зиму надо хоть основу начального школьного образования заложить, подобрать учителей — кто это потянет».

— Не гунди, Захар, — успокоил его Расул, — дети при деле, ремеслу учатся. Пока присматриваемся, да и сами не определились, как оно всё дальше повернется. Отберём тех, у кого голова светлая, их и будут дальше учить. Вот хаоса много, Галкин дед прикормил детей подкормкой для пчёл из сахара и теста — они за ним табуном ходят. Так он с ними столярку оккупировал, ульи их учит делать, про пчел рассказывает. Дело хорошее, но как он объявил, что за каждые пять сделанных ульев он один улей ученику домой отдаст — так все крестьянские к нему перебежали, в столярке не помещались, столярам и плотникам работать не давали. Пришлось порядок наводить, куда столько пчеловодов. Сейчас у него группа небольшая, с ними позанимается — другая сменит их.

— У меня тоже дети занимаются, и с охотой! — Похвалился Анисим. — Азатовские пацаны вообще всё на лету схватывают, а уж как они с лошадьми обращаются — и нашим взрослым не грех у них поучиться!

— Надо твою Ксению на образование агитировать! — Председатель обратился к Борису. — Детский сад для неё мал, она за месяц там такой порядок навела, что мамашки не нарадуются на неё. И Егор у неё вон — не балует, даже с мордой бритой ходит, бороду не отпускает. У неё ведь и образование профильное?

— Колледж, преподавание в начальных классах! — Подтвердил гордящийся дочкой Поляков.

— Вот и хорошо! Боря, ты поговори с ней, подготовь морально. Чтоб не приказом назначать, а у самой желание появилось. Девка то ведь огонь, энергия неуемная, и применить может. — Хотел подвести точку Захар, но его перебил Серёга:

— Обязательно нужно хотя бы детей учить по имперским стандартам: алфавит, грамматика, система мер и весов. Это только в книжках у Егора попаданец одним своим появлением под себя всё переделывает и через год все пишут по олбански и вешают в граммах. И свою грамматику не забывать и местные нормы знать. Местных детей — обязательно учить по этим стандартам, если уж собрались безграмотность ликвидировать.

— Да, нам то уже поздно все эти еры и яти учить, а детям придется с этим жить, будем учить. Озаботимся учебной литературой, или что сейчас тут вместо неё. Галку попрошу, чтоб Викула озадачила, купим. — согласился Председатель.

А Егор, который и рад был бы не бриться, подобно остальным мужикам, отпустившим усы и бороды — страдал. И Ксюха была против, и самому не нравилось то, что вместо бороды и усов вылазило клочками. Хорошо ещё, что запасенных жиллетов было ещё много, да Галка подкинула. И Анисим презентовал опасную бритву, на которую он пока посматривал с опаской и не спешил учиться пользоваться ей. Егор тоже периодически занимался с детьми. Хоть и утверждал, что детей не любит и склонности к педагогической практике не имеет. Детей то не обманешь! Они ему и в рот заглядывали, и слушались.

Так выделив время и выбив из Председателя фонды — всех детей в несколько заходов прогнал через практику. Показав и научив варке мыла. Заодно отработал теорию на практике, без каких-либо проблем наловчившись варить два сорта мыла — хозяйственное, ярко-красного цвета (красителем использовался свекольный сок) и детское с мёдом. Дети, которые во всём этом непосредственно поучаствовали — были в восторге. А несколько брусков мыла, сваренного своими руками — Егор раздавал каждому ученику. По здешним меркам — это было круто, мыло здесь знали, но было оно дорого. В повседневной жизни крестьяне пользовались самодельным раствором щелока из золы, которым и голову мыли, и стирали с его помощью.

В планах у Егора было создание химической лаборатории, с чем он наседал на Захара. Тот соглашался, что да, дело архиважное, но предлагал подождать до весны — там и помещение отстроим, и денег выделим. Ну а пока приходилось присматривать себе учеников способных, ну и заниматься популяризацией химии. Понемногу учить, остро не хватало знаний, больше приходилось учиться самому. И винокурня с сахарным производством время отнимали. На сахарное производство без слез смотреть было невозможно, но сахаром сейчас получалось и себя обеспечить, и продавать немного.

У врачей тоже всё было не безоблачно, пациенты множились и первоначально казавшийся большим медицинский комплекс — становился мал. Из поселка потянулись люди, от Азата. Удачно были приняты роды у женщины из поселковых, а уж то, что врачи могли определить пол ребенка в утробе — заставило совершить сюда паломничество всех беременных округи. Олег со своей зубодерней — был вне конкуренции, уже из города страдающий купец приезжал. Судя по тому, как он после удаления зуба благодарил — стоило ожидать наплыва страждущих. Сам Олег с тоской смотрел на убывающие запасы лидокаина и стал практиковать удаление зубов у малообеспеченных крестьян без наркоза.

Радовали дети, показавшие склонность к медицине, только с Олегом трое орудовали в зубном кабинете, включая одну девицу. Анатолий уже разговаривал с Захаром о том, что нужны учебные пособия — изучать и препарировать. Захар важность этого понимал, обещал решить вопрос. Серёга мрачно пообещал, что как Никиту из застенков выцарапают — его отдаст на опыты. А потом пусть препарируют. Естественно, все понимали важность сохранения всего этого в тайне от общественности, в первую очередь — от хроноаборигенов.

Олег натаскал своих учеников так, что зубы они наловчились выдирать не хуже него. Повезло, что у него в ноуте были учебные пособия по стоматологии и протезированию, которые благополучно перенесли на бумагу. У Расула собирали ему аналог бормашины, а сам он наседал на Егора, требуя технологию получения силикатных цементов или их аналогов. Общее понимание, что они из себя представляют — было, дело осталось за малым. Запустить химическую лабораторию и получить алюмосиликаты, фтористые соли, фосфорную кислоту, гидраты цинка и алюминия. В общем, посмотрев на обескураженного Егора — со сборкой бормашины пока не торопились.

Здорово помогли врачебному делу запасы Егора, помимо комплекта шприцов и игл многоразовых с контейнерами для их стерилизации — больше четырехсот пузырьков со стрептомицином и пенициллином. Смущаясь, Егор предложил микроскоп: «Не нужен?» Микроскоп был нужен и принят с восторгом. А причина смущения стала понятна после вопроса, где он его взял. Оказалось — ещё в детстве скомуниздил в школе. Микроскоп, хоть и простенький, школьный — вызвал у врачей неподдельную радость. Ещё он, помявшись, вытащил около сорока прямоугольных оранжевых пластиковых футляров:

— Вот, это старье, конечно, ещё советских времён, но может пригодиться. Коробочки норм, да и тубусы можно использовать.

— Ты что! — Схватил аптечки Олег. — Это же АИ-2, ничего им не будет! Сульфадиметоксин, этаперазин, хлортетрациклин! Так, вот эти два радиозащитные нафиг не нужны, а где анти ФОВ!? Тарен где, Егор!? Ахахаха! Шучу я, шучу!

А те запасы, что были у Анисима — позволяли надеяться протянуть несколько лет как минимум, если экономить. Как сказал Анатолий: «В ветеринарии то лекарства не хуже, чем для людей. Концентрация другая, но зато качество лучше, их реже подделывают. Это людей плацебо можно потчевать и иной раз помогает, а животных не обманешь». И Галка здорово выручила — передала ящик перчаток хозяйственных. Пусть и толстоватых, зато, как заметила акушерка Света: «можно использовать неоднократно, только дезинфицировать». И Захар посодействовал, кинул клич, что всё, переданное врачам — будет компенсироваться по самому высокому тарифу. Сознательность у народа сразу выросла на порядок и медиков завалили содержимым домашних аптечек и тем, что было у запасливых селян, а врачи ни от чего не отказывались.

Из привезенных из Уфалея одна была девочкой, дочкой кого-то из начальства, с чахоткой. Осмотрев её, врачи вынесли вердикт: «Будем смотреть, за полгода должны вылечить, форма не тяжелая». Вторым пациентом оказался горный инженер с французской болезнью, то бишь — сифилисом.

— И этого поднимем, два-три месяца и опять по проституткам бегать сможет. — Заявила Марина Сергеевна и обратилась к Толе: «Анатолий Сергеевич, надо выяснить семейное положение и выявить контакты, чтоб комплексно лечить, а то потратим на этого олуха антибиотики, а он домой приедет и опять на радостях себе на конец букет намотает».

Анатолий быстро выяснил, что инженер сам с Санкт-Петербурга, сюда приехал соблазненный большой зарплатой, предложенной ему купцом Губиным, который несколько лет назад приобрел уфалейский завод. «Так, вот и выявился наш таинственный покровитель, который хочет нас под крыло взять!» — Отметил себе Толя: «Сейчас ещё страдальца с огнестрелом допросят и картинка прояснится!» Приехал на Урал с молодой женой (самому инженеру не было и тридцати), жена ни на что не жаловалась. «Вот жеж декабристка, из Питера и в глушь, да ещё муж — сифилитик» — Продолжал внутренний диалог Анатолий.

— С кем блуд то свой ещё тешил, болезный? Не ври мне! Священникам и врачам врать — последнее дело, себе только хуже сделаешь! — Строго прикрикнул на пациента Толя.

Тот божился, что ни с кем после свадьбы. Женаты были полтора года, здесь, на Урале — жили почти год.

— Придется и вашу жену сюда вызывать, лечить будем обоих, болезнь такая, передается через прелюбодейство. Хорошо ещё, что у вас пока детей нет. Ферштейн? — Вопросил Анатолий.

— Яволь, херр доктор! — ответил инженер и залаял что-то по немецки.

— Так ты что, немец?! — изумился доктор.

— Русский! — С негодованием отверг его инсинуации инженер. — Окончил Горное училище, изучал арифметику и алгебру, геометрию, языки, минералогию, металлургию, маркшейдерское искусство, рисование, химию, механику, гидравлику, физику! А так же музыку, пение и театральное искусство, факультативно!

— Ох, е…! Вылечим тебя, голубчик, обязательно вылечим! И жену! Только курс лечения подольше придется провести, раз ты такой образованный. Это крестьян вылечить проще пареной репы, а людей образованных сложнее и дольше! — Назидательно произнес Толя, про себя подумав: «Пусть его в оборот берут, хоть Егор, хоть Расул, чай — медицина не бесплатная, будет отрабатывать».

А через несколько часов принесли третьего пациента из Уфалея, с перетянутой ногой и пулей в ней же. Серёга, не отягощенный клятвой Гиппократу, к пациенту жалости и сострадания не испытывал: «Толян, этому барбосу когда пулю доставать будете — обезбола не давайте. И рану чистите на живую. А потом, когда у него заражение начнется — отрезайте ему ногу по самую шею, он с ножом додумался на нас прыгнуть».

Когда Серёга ушел, Толян подмигнул еле сдерживающему стоны мужику: «Не ссы, хорошо всё сделаем! Мы врачи, клятву давали, а вот за Серёгу — не ручаюсь. Он ведь, как мы тебя подлечим — опять тебя к нам наладит, так что если о чем тебя спрашивать будет — ты к нему со всем уважением, понял?!»

Анатолий Александрович, обрадованный таким пациентом — срочно собрал детей и Олега (придержать пациента, если что), который и своих привел. Провел лекцию о необходимости стерильности при операции, выдал им марлевые повязки времен ковида и пациента поволокли в операционную, подготовленную и стерилизованную. По крайней мере — полы с хлорной известью протерли и провели кварцевание лампой, снятой с ФАПа. После чего дети потренировались на нем, подготавливая к операции. Дали им разрезать штаны и обеспечить доступ к ране. Затем Анатолий дезинфицировал кожу вокруг раны, обколол лидокаином по тарифу эконом и приступил к экстракции пули. Все проводимые манипуляции он озвучивал по нескольку раз, следя, чтоб усвоили и поняли.

Наложив швы и утерев со лба пот, сказал студентам: «Вот таким образом следует действовать!» На что дети возмущенно загалдели: «Как же так, Анатолий Александрович, вы же всё сами сделали! А как же мы, мы тоже хотим!»

— Тихо! Ещё не вечер, если пациенту не давать антибиотики — рана обязательно воспалится и вот чистить я вам доверю, попрактикуетесь!

— Всё равно нечестно, Анатолий Александрович, вы же рану стрептомицином присыпали! — Не унимались дети.

— Не расстраивайтесь! Есть большая вероятность того, что если наш участковый с ним не договорится, то пациенту прострелят вторую ногу, тогда и у вас будет возможность на практике проверить полученные знания!

— Ура! — Закричала Маня. — Я папу попрошу, чтоб он ему в двух местах ногу прострелил! Чтоб на всех хватило!

— Хм, ну ладно, всё, пойдемте, пациенту требуется покой! — Увел всех Анатолий.

Пришедшему вечером навестить пациента после операции Сергею он выложил всё, что знал — не запираясь…

Глава 20

— Вот что ты скёшься, Егор? — Ксюша пытливо уставилась на него. — Весь вечер! Намылился куда?

«Вот ведь детектор лжи ходячий!» — Восхитился про себя Егор: «Ничо от неё не скроешь, реально — баба сердцем чует!» Вслух, однако — промямлил: «Ну тут это, Ксюша, сама понимаешь — собрание у нас. И батя твой тоже будет!»

— Знаю я ваши собрания! Спать на диване будешь, ко мне не лезь! А будешь ночью стонать и зубами скрипеть — я на тебя ковшик воды вылью! Иди уж!

Егор, видя, что Ксюха не лютует — поспешил собраться и умотать, но замешкался в попытках незаметно прихватить несколько бутылок. Ксюха следила за его манипуляциями внимательно, как Гугл на потерявшую неосторожность мышь. Плюнув, состроил морду кирпичом и в наглую открыл шкаф и сгрузил в рюкзачок пяток бутылок. И под Ксюхино недовольное брюзжание: «Всё жрёте и жрёте, когда нажрётесь то?!» — выскочил на улицу.

Подмораживало, под ногами поскрипывал снег, а Егор продолжил мысленный диалог Ксюшей, согласившись: «Так то да, куда жрут стока? Есть же вон самогон с винокурни, его бы жрали. Так нет, этим эстетам кукуевым ректификат подавай, да ещё облагороженный!» Пока дошел до гаража (сходку сегодня решили провести здесь) — кончик носа и щеки онемели. «А не хило так придавило к ночи, ниже двадцати!» — Отметил.

Зашел в гараж, скривившись от невообразимой смеси запахов: отработки, солярки, металла, винокуренного и сахарного кустарного производства. Вроде давно привык, а как зайдешь со свежего воздуха — чуть с ног не сшибает. Прошел в каптерку кладовщика, всё уже были в сборе, даже его не ждали — на столе поблескивала начатая бутылка. «Зря пять взял» — подумал с сожалением: «Им щас после этого самогона хоть чо налей — разницы не поймут. Никакой культуры пития!» И тут же устыдился: «Хотя не мне судить, да».

Собравшиеся его вяло поприветствовали, он отмахнулся: «Да виделись, глаза ваши рожи уже намозолили».

— Нарыл что-нибудь? — Сходу озадачил его брат.

— Губин Михаил Павлович — информации ноль. Что я нарою то, без интернета? Хоть убей — этого персонажа не отображаю. — огрызнулся Егор.

— А я вам говорю — из евреев этот купчишка или выкрест! — безапелляционно заявил Анисим. — Я за эти два дня «Каменный пояс» перечитал, в третий раз. Нет там никакого Губина! Так мыслю — аферы какие-то крутит! И из народа трудового жилы тянет!

— По показаниям казачка отставного и инженера, Губин этот как минимум шесть заводов на Урале скупил, имеет несколько фабрик в России, избирался московским городским главой, денег куры не клюют. — Серёга доложил кратко и по делу..

— Или немец! — Воскликнул Егор. — Хотя больше на жида похоже, такими капиталами ворочает, а информации о нём до нас не дошло. Это их почерк, в тени держаться!

— Вот о чем и речь! — Захар пристукнул рукой по колченогому столу, жалко звякнули тарелки и стопки. — Наливай! Егор, а ты подальше от него держись, нам твой антисемитизм известен. И язык без костей! Нам с ним надо как-то разруливать, а не с ходу наезжать, кто Христа зарезал!

— Да контра наш Егор! — сказал как отрезал Анисим. — Он и революцию ни во что не ставит, я с ним больше не разговариваю о политике, когда пьем. Ведь за малым не пристрелил крайний раз, такого мне про вождей революции наговорил, паскуда!

— Дед, пока ты за своей СВТ ковылял, я выпить успел, закусить и покурить! И не торопясь ушел! Вот видишь, какое оно, еврейское коварство!? Их уже сколько лет нет, а ты из-за них чуть грех на душу не взял! Так они и Россию подожгли в семнадцатом, пол-страны с упоением резалось с другой половиной! — Не уступал Егор.

Еле их растащили, Анисим боевым петухом хорохорился и вырывался: «Твое счастье, что не в сорок первый попали, товарищ Сталин быстро бы тебя к ногтю, как врага народа, морда мелкобуржуазная!» Егор огрызался: «Так вот кто написал сорок миллионов доносов!» Развели по разным углам, а сами достали принесённую Егором настойку и принялись разливать. Егор с дедом тут же заключили пакт о перемирии и тоже подтянулись к столу. Захар погладил бутылку и мечтательно произнес: «Вот чего у тебя не отнять, Егор — так это умения настойки делать, талантище! Эта интересно, на чем? Ягодка какая-то нарисованная на скотче, с точками, клубника наверное. Вздрогнем!»

Вздрогнул Егор: «Мухоморовка же! А ладно, её если не перепить — нормально. Для куража». — остальные спокойно выпили и принялись закусывать. Тесть Егора Борис, напустив на себя таинственный вид — анонсировал: «Сейчас мужики, такое принесу!» — и вышел. Пару минут подождали и забыли. Ну какие тут могут быть сюрпризы, после переноса уже ничем не удивишь. Отсутствовал Борис долго, про него уже совсем забыли, когда он зашел, неся в руках картонную коробку, а на плече висел какой-то чехол с приблудой непонятной.

— Вот! — Торжествующе грохнул он коробкой об пол и сняв с плеча чехол, предупредил: — Руками не лапать, прибор дорогущий и импортный!

Заметив недоумение на лицах — прояснил ситуацию: Это Витькины вещи, хозяина лесопилки, повезло, что здесь это держал! Я поначалу прибрал всё, пока ажиотаж был, сейчас вот, любуйтесь!

— Этот Витька же маленько с прибабахом был, с миноискателем бродил по Кулемке, по полям и бывшим хуторам, всё хотел золото Пугачевское найти. — Сразу проявил понимание Председатель. — Только не нашел ничего, окромя железяк разных, в землю затянутых. Ещё рельсы откапывал, старинные, там то ли мельница раньше была, то ли маслобойка, на речке. Постой, так это миноискатель!?

— Он самый! — Торжествующе заявил Поляков. — Только у тебя сведения не полные, Захар, Витька то и серебришко отыскивал, немного правда. Но находил! И на золото прибор этот настроить можно! Егор вон электрик, разберется, смекаете, к чему я!?

Первым смекнул Захар: «До Миасса же сто тридцать километров по дорогам, подведет нас под монастырь этот миноискатель!»

— Не мино, а металлоискатель, — поправил Егор, завладевший прибором и рассматривающий инструкцию, — толку то от Миасса этого, там же промышленное производство, не потянем. И спалиться как два пальца об асфальт.

— А вот в этой коробке, — голосом Якубовича, предлагающего крутить барабан, провозгласил Боря, — куча литературы всякой, в основном хлам про Пугачева и Юлаева, но есть и про золото на Урале. И карты! Речка недалеко от Миасса есть, Ташкутарганка! Там самородное золото! Дело верное!

— Металлоискатель этот, вангую — аккумуляторы жрет как не в себя, заряжать часто надо. Да и стрёмная идея сама по себе! — С сожалением заключил Егор, но прибор из рук не выпустил и продолжил размышлять вслух, — По снегу в начале весны перекинуть генератор туда, обжиться, летом отработать. Выбрать крупняк, заховать, по снегу же и вывезти осенью. А пока серёжки и цепочки у девчонок взять и на них потренироваться! Еврею этому, купцу — ни слова про Миасс! Или там уже роются?

— Не, пока тихо там, только медь плавят. Там такие самородки находили! Один аж на тридцать шесть кило! — Борис делился выстраданным.

— У нас сколько пишут — умножай на два. Что скомуниздили и не записали, можем ведь себя на всю жизнь обеспечить, если с умом подойти. Спешить не будем, но и упускать из вида это будет глупо! — Захара тоже зацепило золотой лихорадкой. — Давай, Боря, прячь всё это туда, где лежало и никому ни слова!

Еле выдрав из рук зятя металлодетектор — Боря закинул его на плечо, обхватил коробку и потопал к выходу. Тут Егор и Анисим вскинулись помочь, тяжело же! «Сидеть!» — Рявкнул Серёга: «Помощники! Вам рудники ни при каких раскладах не светят, у вас есть чем заниматься!» Егор тут же стал приводить доводы, что без химии ну никак. Надо золото проверять. Анализировать! Да и прибор — штука тонкая, без навыка и допуска накосячить легко! «Медведей в цирке на мотоцикле учат ездить, и ты обучишь аппаратом пользоваться, и как золото проверить. Там чо проверять, кислотой капнуть и реакцию посмотреть!? Да тебя и Ксюха твоя не отпустит!» — Привел веский довод брат и Егор сник.

Егор заметил опустевшую бутылку на столе и залез в рюкзачок, вытянул третью, присмотрелся к белому квадратику малярного скотча, на котором был нарисован овал с точками: «Да что ты будешь делать! Опять мухоморы, мы так озвереем тут». Дождались Бориса и снова сгрудились у стола. «Ну, за Витька, хорошее он нам наследство оставил, и держите все язык за зубами!» — Свирепо оглядел всех Председатель.

— Так поэтому мы сегодня здесь свои чисто, без врачей? — высказал догадку Лёха.

— Врачей не обидим! — Твердо сказал Захар. — Не стоит их грузить лишним. Олег рассказывал, что у них и в наше время статистика самоубийств в три-пять раз выше, чем в среднем в обществе. А тут в такое попали. Толян говорит, что тут сейчас в полный рост эпидемии разные: корь, холера, чума, оспа, туберкулез, сифилис тот же. Кумекают, как прививки и вакцины на коленке сварганить — затык у них пока, не хватает элементарного. На туберкулез нацелились, вроде как информация есть, будут стараться. А наши «темные и невежественные» предки как-то в таких условиях — и науку продвигали, и с эпидемиями справлялись.

— Мне Толян говорил, что нам большинство гуляющей здесь заразы не страшно, кроме трипперов всяких и сифилисов. Всех с детства прививали и вакцинировали. Понятно, что буром переть не стоит, остерегаться надо, не терминаторы. Но от основных хворей защищены. — Немного развеял Егор мрачную картину, нарисованную Председателем.

И что-то вдруг вспомнив, усмехнулся: «Во! Слушайте, что нарыл в кэше, про предков!» Достал бумажку, откашлялся и зачитал:

Экономический историк Борис Миронов приводит наблюдения всё той же культурной деятельницы Бальмонт:

«Когда мы показывали ученицам картину в волшебном фонаре (аппарат для проекции изображений — Б.М.), ни одна не могла сказать без помощи учительницы, что она изображает. Они еле-еле различали на ней человеческую фигуру, в пейзаже не видели деревьев или воду. Когда им объясняли, что представлено на картине, они отворачивались от картины и, смотря в рот учительнице, слушали ее. Так им пришлось, как малым детям, показывать „Лес“ Шишкина. „Да где лес-то?“ — спрашивали они. „А вот деревья, — говорила я, — сосны, вы же знаете, какие деревья бывают: ели, берёзы“. — „Что знатьто! дерево и дерево… а ещё пеньки“. Это всё, что они отвечали. Медвежат никто не рассмотрел.

И тут я сделала ещё одно открытие: большинство наших учениц не различали оттенки красок, они знали только название чёрной, белой, красной, синей — и всё. Когда я рассказала об этом в нашем кружке, оказалось, что многие учительницы знали о таких случаях из своего опыта. Одна кормилица, попавшая в Москву из глухой деревни, не могла привыкнуть к большому зеркалу, вставленному в стену, она хотела пройти через него, принимая своё отражение за женщину, которая шла к ней навстречу в таком же сарафане и кокошнике, как она.

Другая, когда её сняли в фотографии со своим сыном, не понимала, что это она на карточке, и не различала своего ребёнка у себя на руках».

По свидетельству учителей, в конце XIX — начале ХХ в. дети, поступавшие в школу, не знали «элементарных вещей»: две трети могли сообщить только своё уменьшительное имя, а не крещёное; фамилий не знал почти никто, а многие не знали имён своих отцов, матерей, дедa и бабки, не знали правой и левой руки, не определяли, где верх, а где низ. Бог для них был равнозначен иконе, вместо молитв бессмысленно бормотали: «Господи сусе». Не умели перекреститься, не могли сосчитать пальцев на руке.

Добавлю ещё два наблюдения. «Некоторые матери, у которых много детей, нередко забывают имена их: однажды в с. Колягине мать принесла грудного ребёнка в церковь причащать его, когда священник спросил, как зовут ребенка, она растерялась и чуть не с плачем вскрикнула: „Батюшка, захлестнуло, хоть убей, не помню. Больно много их у меня“».

«Как только ребёнок начинает выговаривать слова, то в большинстве случаев, его начинают уже приучать молиться, в некоторых семьях нередко можно видеть ребёнка, который ещё и говорить-то путём не умеет, но уже лепечет молитву, крестится и кланяется в ноги, хотя, видимо, и не понимает, кому, так как кланяется и крестится иногда перед дверью, иногда перед человеком. Вследствие того, что детей приучают так рано читать молитвы, большинство чрезвычайно перевирает молитвы, не понимая их значения и смысла».©.

Слушали все это с недоумением, когда Егор закончил, выдохнувшись — Захар с раздражением поинтересовался: «Что это за херня, откуда у тебя это вообще?!»

— С интернета откуда-то, люди со светлыми лицами писали, ну эти, которые прекрасную Россию будущего хотели построить, без атавизмов и родимых пятен социалистического прошлого. Я их сам недолюбливаю, либералов этих — не то слово! — Тут же открестился от зачитанного Егор.

— Этих писателей наш Викул в батраки бы не взял! А Ефим с почтовой станции — говно за лошадьми убирать! — Взъярился Анисим — Тут одно из двух, или мир это не наш, параллельный, или писали этот пасквиль педерасты!

— Тих, тих дед, — успокаивающе произнес Расул, — это не про наших написано, там начало двадцатого века фигурирует. Не исключаю, что за эти вот следующие сто с лишним лет — крестьянство в стойло загонят и загнобят. Такие же люди со светлыми лицами, любители всего «прогрессивного западного», как и у нас там. Из тех, что любят вещать про отсталую лапотную Россию и противопоставлять ей Запад, с его «демократическими ценностями».

— Мне тут Иргиз рассказывал, — негромко добавил Егор, — как башкирские поселения солдаты жгли, кто сопротивлялся — тех без жалости вырезали. И русские деревни так же. Читаю сейчас, что нашел из исторических материалов — крестьянские восстания по всей стране то тут, то там вспыхивали. А если не восстания, то волнения и бунты, которые жестко подавлялись. Всю дорогу, до революции. Так что не просто так в семнадцатом бар резали и на вилах поднимали, не на пустом месте всё это взялось.

Председатель резко перебил: «Отставить упаднические настроения! На рожон не попрем, но и шею в ярмо совать не будем! У тебя вон», — он посмотрел на Егора, — «пол-ангара удобрений, занимайся, сколько надо народа — выделю. Давайте разбегаться, ночь уже, нефиг пьянствовать, завтра всем на работу. Давай-давай, допиваем и по домам! И по деревне языком не трепите!»

Свежий морозный воздух после амбре гаража приводил в чувство, как ватка с нашатырем. Закурили и по тропкам двинулись по домам. Егор с тестем в одну сторону, Анисим с Расулом в свой конец, а Захар с Лёхой и участковым приотстали — им было в центр. Подождав, когда стихнет скрип снега от удалявшихся фигур, Председатель, понизив голос — поинтересовался у Лёхи: «Ну, что там Вахромей рассказывает?»

— В ахуе он, Михалыч, сам. Ему и перед нами неудобно, но хоть не юлит, всё как есть рассказывает. Заводское начальство и деньги схавало, и продукты, во вкус вошло, ещё просят. Про лошадей прознали, с сахаром этим засветились. Попы там тоже скут голяшками, десятину им надо. Вахромей отказывается с ними дальше договариваться, бесполезно говорит. В декабре у казаков багренье, красную рыбу на реке бить будут, под это дело у начальства выезд на кормление, как в старину — поедут в Пристань, Мордовское и по округе. И воронье в рясах с ними. Мимо нас не проедут, Вахромей говорит, чтоб трех лошадей им наших приготовили, кроме денег.

— Да сколько же им денег то надо, уже хрен знает сколько в них ввалили, так или хлебало треснет, или подавятся! — В сердцах бросил Захар.

— Заплатим, — Серёга уронил хабарик на тропинку и с ожесточением растер его ногой, — Сколько запросят, столько и забашляем. Лошадей, конечно, не отдадим, деньгами откупимся.

— Так всё выгребут и не хватит, придется сахар еще им отгружать. Только-только жирком обросли, эх… — Председатель сгорбился.

— Сахар жалко, да. Его сожжем, вместе с телегами. Они там со своими казачками поедут на продразверстку, с заводскими. Их не жалко. Три снегохода у нас, вшестером поедем, как проводим. Пусть все поселки проедут, отметятся. А перед самим городом на Калым горе их встретим, там всю дорогу останавливаются, отдыхают. В шесть стволов положим. Боюсь, Калым-гору после этого по другому называть станут… — Серёга усмехнулся — Как Вахромей обсказывал, дерзких людишек и татей хватает, пусть потом ищут — Урал большой.

Глава 21

— Вот такие расклады, братан, Так что ты с нами, с сегодняшнего дня на ночные дежурства выходишь, чтоб твое отсутствие ночью в час икс никого не удивило, особенно Ксюху твою. И пострелять съездим потренируемся, на санитарах леса. А то как к ночи — собаки аж щемятся в дом, а за околицей волки завывают. — Серёга, выдернувший Егора с обеда, под предлогом протестировать металлодетектор в кабинете хозяина лесопилки, вывалил на него план избавления от чересчур назойливых и жадных мытарей.

— Вы это, ебанулись на отличненько во первых, а во вторых — я то здесь при чем? — Егор, от этих новостей выпустил из рук металлоискатель и покрутил пальцем у виска.

— А кто, кроме нас? — Стал заводиться Серёга. — Анисим? Чем меньше людей будут в этом задействовано, тем лучше, шесть человек с головой хватит, всех там зачистить. А ты, ну ты же всё таки сидел, да и так во многое посвящен, или зассал?

— Слушай, я же всё таки за хранение чалился и то — трешку дали, двушку топнул, год по УДО оставил. А не за серийные убийства. Вам как это вообще в голову пришло? Или надоумил кто?

— От безысходности, мы тут им сдуру, не торгуясь — уплатили подать за почти пятьсот человек. Наличкой в основном, но и продуктами добили. Они всё это переварили и аппетит проснулся, изъявили желание сами лично приехать и посмотреть всё. Без всяких намёков и экивоков просят ещё. А как всё посмотрят — вообще страшно представить, сколько запросят.

— Это они перегнули в моменте, конечно, — Егор вернулся к тестированию металлоискателя, — как вы их зачищать то собрались и когда?

Серёга изложил свой план, продукт коллективного творчества. Егор, не перебивая, выслушал, после чего обрушился с конструктивной критикой:

— Каких всего двадцать-тридцать человек будет? Это люди из города: казаки, попы и чиновники! А обратно они на себе что-ли повезут, что соберут!? Крестьян припрягут с санями и лошадьми, вот ещё прибавь столько же. Это уже бойней попахивает. Да после такого — мы по всей округе вне закона окажемся, как звери дикие. А как ты на снегоходах по горам то скакать собрался, да по лесу непроходимому? Просек то нет сейчас.

— Ну это, разведаем сначала съездим, что делать то, смотреть как у нас подчистую всё выгребают? — Казавшийся незыблемым план, простой и надежный, как швейцарские часы — на глазах рассыпался карточным домиком.

— Наследим — мама не горюй, ты местных то не держи за дурачков. Тут только индивидуальный террор, экспроприации и нестандартный подход помогут. Нам ещё этого купца московского встретить надо и проводить. Слушай, а вариант самых популярных отстрелить на дистанции — не рассматривали? У нас нарезного не мало, та же светка Анисима.

— Рассматриваем, — вздохнул участковый, — нам бы оптику ещё. Хотя и без неё нормально может получиться. Только наши уши всё равно торчать будут.

— Зато против себя всех не настроим, как если бы перебили с пол-сотню человек. Может, до купца как-нибудь дотянем, послушаем, с чем он приедет? Да и этих, которые приедут — слать в хуй с порога, у нас производства не для чужих глаз, так и сказать в лоб. Информация о смерти Екатерины давно дойти сюда должна, на этом можно сыграть. Я тут почитал, как Павел с воцарением начал наворачивать — много кому фитилек прикрутил сходу. В конце концов — наехать можно даже, нас и так за немцев принимают. Не стоит разубеждать, даже краски сгустить можно. Мол мы сюда от немилости фаворитов Екатерины сосланы, пусть у них сомнения начнут прорастать. Сейчас Павел всех, при матери сосланных и репрессированных реабилитирует, а прежних хозяев жизни — к ногтю. Не как Иосиф Виссарионыч конечно, к сожалению, но им и этого с головой хватает.

— Резонно, — с сожалением согласился Серёга, — вот ты и поедешь на завод в лавку, с Викулом. Как самый умный. Ксюха твоя требует литературы местной, а Викул нам накупит — или жития святых, или молитвослов. Съездишь, книг купишь, посмотришь, чем живут и дышат. Ну и с местными уголовниками пообщаешься, как с социально близкими. А то живем как вакууме, дальше катиного тракта нос не высовываем.

— Это вы! — Вскинулся Егор. — А я в Верхние Тыги ездил!

Вспыхнувшую перепалку прервал Боря, заглянувший в кабинет: «Ну вы что, разобрались с прибором, сейчас народ с обеда придет уже!» Егор в сердцах бросил: «Да нифига, он то ли глючит, то ли вообще неисправен. И инструкция на английском, калибровать надо, по ходу. Он на эти два кольца ваших реагирует как на кучу железа, если не путаю ничего. Надо инструкцию переводить. Домой возьму, у меня где-то среди старого софта оффлайн переводчик есть, вот с его помощью попробую».

— У врачей несколько словарей есть, англо-русских, нашлись в деревне. — Посоветовал брат.

— Разберёмся! — Самоуверенно заявил Егор и добавил, обращаясь к Борису, — Аккумуляторы надо подзарядить, да и пусть дома у тебя лежат, тут хоть и топите, но всё равно прохладно.

— Не учи! Дома и храню, сегодня принес, проверить! — Огрызнулся Боря. — Вот внуков мне сделаешь, их и будешь учить!

Тихо и незаметно в деревне умер одинокий пенсионер, с хроническим диабетом. Врачи наконец то получили учебное пособие для детей, в связи с чем его похоронили только на пятый день. Вскоре после этого к Егору вечером зашла любимая племяшка — как обычно, накачать на флешку фильмов. Пристально его изучила, затем выдала: «Бросай-ка ты курить, Егор!». Тот, польщенный таким вниманием, опешил: «Чой это ты, Маня, моим здоровьем озаботилась?»

— Не хочу краснеть за твои прокуренные легкие при вскрытии! Мы тут этого пенсионера резали — там черная дыра, а не орган дыхательной системы! Да и Ксюше, думаешь, нравится — как от тебя воняет? — Прямо выложила она свои соображения.

— Иди давай! Своих кавалеров будешь строить! — осерчал Егор.

— А у меня никто не курит! — Отмахнулась та. — Ни Рашид с Фанисом, ни Соснины! А начнут курить — ссаными тряпками из тусовки выгоню!

Егор в этот момент проникся сочувствием к своей Ксюхе, на которую взвалили организацию детского образования. Хотя сочувствовать следовало совсем не ей… Та с энтузиазмом взялась за дело, поначалу присматриваясь, как всё функционирует. Руководствуясь принципом: работает — не трогай! В первый же день, внимательно изучив вопрос — расспросила и преподавательский состав, и учеников. И уже вечером нагрянула к Председателю с первыми замечаниями и предложениями. Захар, не ожидавший от её появления ничего хорошего — вздохнул и потащил её за стол. Обсудить всё за чаем с пряниками — больше жует, меньше претензий.

— Захар Михайлович! — Начала она официально. — А вы знаете, что к нам из крестьянских детей всего около двадцати ездят, а в поселении таких, кого нужно учить — в три раза больше? И то, только утром ездят, когда обоз полупустой идет. А по вечерам пешком уходят. И из эти двадцати — только десять систематически ходят. А остальные — по очереди с братьями и сестрами, тёплой одежды у них нет!

Захар удивился: «Как же так, мы у Викула спрашивали, не голодают ли в деревне. Помощь предлагали»…

— А вот так, у них там поездки к нам на учебу — как праздник и поощрение, у нас и кормят, и мультики. Не удивлюсь, если они дома в семьях дерутся, кто следующий поедет. И Викул — из зажиточных, по местным меркам.

— Мда уж, там прямо изо всех заплат зажиточность и богатство хлещет. Спасибо, Ксения, мы с этим разберёмся. Ещё что?

— Тыгинских мало и тех — разобрали по домам, Анисим ходит и жалуется, что ему не досталось. Пусть ещё везут, пока зима. Эти дети, Захар Михайлович — наши инвестиции в будущее, пообщалась с ними и с учителями, так ничуть не глупей наших. Даже мотивация к учебе больше у них.

— Там же Айшат родила, как они там в доме то живут все, с ней две приехали, потом ещё шестерых привезли. Не знаешь? — Вдруг вспомнил Захар.

— Спохватились, Захар Михайлович! С Айшат первые две так и живут, они при больнице занимаются, вот сейчас практику проходят, можно сказать. И не родила она, а кесарево сечение сделали. Понимать надо!

— Ой всё, Ксения, что тут понимать то — резали значит. Как вы с Егором то живёте, хорошо? Вешается небось, бедолага, с такой язвой.

— Нормально мы живем! — Возмутилась Ксюха. — Получше некоторых, у которых и секс то — раз в пятилетку!

Нагло сгребла все пряника со стола, пояснив: «Это я к Айшат сейчас зайду с девчонками, угощу. А с вами я ещё завтра поговорю!» — и ушла. «Не зря мы её привлекли!» — с облегчением вздохнул после её ухода Михалыч.

Следующее, что сделала Ксения на ниве реформ образования — привлекла к обучению детей Митеньку с женой. Да, к инженеру с уфалейского завода привезли жену. По настоянию врачей. Поселили их в доме недавно умершего пенсионера, предварительно всё тщательно зачистив от артефактов. Кололи их не каждый день, а достаточно редко, ну это дело врачей — кого, куда и сколько колоть. Сам Митенька был из разночинцев, хотя этого термина пока не существовало. Сын мелкого небогатого чиновника, которому повезло попасть в Горное училище и там, за счет своего усердия и тяги к знаниям — его окончить.

Жена его тоже была не из родовитых, из купеческого сословия, не первой гильдии. Собственно говоря, Дмитрия и стали звать Митенькой с подачи его жены Ольги. Она тоже была грамотной, не в таком объёме как Митенька, но и читала хорошо, и писала. А сам Митенька, обладавший пытливым умом — успел задолбать всех, тыкаясь любопытным щенком повсюду, то к врачам, то на производства. Куда его старались не допускать, подозревая в нем шпиона и агента влияния купца.

Поводом для подозрений стали его дифирамбы в адрес Губина, дескать тот и к рабочему люду хорошо относится, а уж инженеров если не на руках носит, то платит им по царски. «Это мы ещё посмотрим, что за благодетель такой для рабочего класса!» — недоверчиво буркнул Анисим. Митенька же, успевший два года поработать на выделке чугуна на частном заводе Берда — такое рассказывал о условиях труда рабочих, что классовой ненавистью к промышленникам охватывало всех слушающих. Митенька, с радостью уехавший на Урал от Берда — не мог нарадоваться здесь более человечному отношению как к себе, так и к простым рабочим.

Наши, впрочем, эту его радость совсем не разделяли и тихо поражались, это как же надо довести людей, что двенадцати-четырнадцати часовой рабочий день на заводе — считать за человеческое отношение. Относились. в общем, к Митеньке поначалу — как к засланному казачку. Что его, всё понимавшего — огорчало чрезвычайно. Егор, после общения с ним выразился прямо: «Умный он, что пиздец, я как с ним поговорю — комплекс неполноценности в полный рост. Такому производство покажи — всё в голову срисует!»

Единственное, что не давало Митеньке окончательно впасть в уныние — вечерние сеансы мультфильмов для детворы, куда он с женой как в театр ходил. Так что за предложение заняться обучением детей — схватился обеими руками. Как и его Оля. И Ксения была довольна, одна из основных задач — обучение детей современной грамматике и правописанию — была закрыта. Даже категорический запрет на применение телесных наказаний во время обучения не остудил его пыл. Хоть и вызвал недоумение: «Как же так, испокон веку детей пороли за нерадение. Он и сам, благодаря розгам — в люди выбился. Но раз надо, то согласен».

В то же время, ценность Митеньки, как источника информации о этом времени, царящих нравах, законах и нюансах межсословных отношений — понимали все. И ненавязчиво расспрашивали, правда — в процессе расспросов, судя по периодически отвисающей челюсти Митеньки — палились невероятно. Хотя чего уж там палиться, после мультфильмов на плазме, медицины двадцать первого века и того же электрического освещения. И так дальше некуда.

Не обходилась жизнь деревни и без курьезов. Так Расул в один из вечеров гордо похвалился, что у него мужики нашли применение снятым проводам из алюминия и наловчились плести из него верши, которые можно будет продавать. Егор рассказал, что вообще-то алюминий ещё не открыт, как метал и когда его откроют — стоимость его будет превышать золото. И довольно таки длительное время, вплоть до конца девятнадцатого века. Расул подорвался из-за стола и побежал в гараж, где предприимчивые работники уже с десяток вершей сплели и в уме подсчитывали прибыль. Высказал им всё, что думает о их умственных способностях, заодно прочитал в виде краткой лекции то, что только что узнал от Егора. Мужики всё поняли, прониклись и собрав по карманам обрезки проволоки разошлись по домам, на ходу рассуждая: «Вон оно как, цветмет всегда дорогой был. Но чтоб так! Эх, сколько за бесценок в скупку сдадено этого алюминия»…

Цветная лихорадка девяностых после этого случая — казалась детским лепетом, деревенские обшаривали закрома и хозяйство, в поисках драгоценного метала. Всё найденное — тщательно взвешивалось, упаковывалось и пряталось. Хорошо ещё, что по зимнему времени — не зарывали в землю. Хотя как знать, мысли рачительного крестьянина, как и его поступки — обычной логике не подвластны…

Председатель, после разговора с Ксюшей о детях — посоветовался в узком кругу, привлек Галку, подбили дебет к носу и обратились к народу. Люди отозвались. Крестьянских детей знали все, к ним и до этого относились с симпатией. За два дня собрали детских вещей несколько саней. Галка сказала, что если не хватит — докупят через Викула на заводе, женщины её поддержали, мол и сошьем, что надо, и свяжем. Какой-то мужичок подвыпивший брякнул неосторожно: «Зачем нам чужие дети? Пусть их родители одевают!» — даже не успел осознать всю глубину своего морального падения. Его женщины походя — уронили в снег и даже немного на нем потоптались, с шутками и прибаутками. Его, в отличие от детей — не пожалели.

На следующий день в поселение отправились, с неизменным Викулом и казаками — Галка с Лёхой и Егор. По приезду, с помощью Соснина — проехались по дворам, где были дети, приодели тех. На всех, к сожалению не хватило, сказалось неверное представление наших современников о среднестатистической семье. В это время, если в семье было всего три ребёнка — считай что и не было детей.

Быт и неприглядность крестьянского житья поражали, но по уверениям Викула — это они ещё очень хорошо жили, не голодали. В дороге рассказывал про своего деда, как его чуть не отправили на каторгу, но чудом обошлось и поверстали в казаки: «Исть было нечаго, от хлебнай скудости дед с односельчанами погрузили всех домочадцев по телегам и поехали до Сибири, где мочна работой своею кормиться жить. На дороге в деревню Юлаеве наехализаставу Кунгурских салдат и от них салдат он, дед Трофим, отбивался и из лука по них стрелял да с ним же стреляли из луков сосед. А у которых де ружья не было и у тех де у всех было дубье и все хотели заодно отбитца от тех заставных салдат и проехать в Сибирь Побили их тогда, одночас в колодки не заковали — в казаки поверстали. А как мы сюда переехали, так и справно жить стали, одногод первое время хлеб весной с лебедой пекли, да в работу на завод ездили»… — не жалуясь, а где-то даже с юмором излагал Викул.

Егор слушал это, пытался поставить себя на место Викула и понимал, как же доставалось предкам, и через что им пришлось пройти. Чтоб и выстоять в постоянном противостоянии с власть имущими, и отбиться от тех орд, что с завидным постоянством накатывали и будут накатывать на Русь. Вспомнил и то время, из которого они сюда попали. Все эти санкции и нестерпимый визг пропагандистов о том, что вот-вот Россия нападет на весь цивилизованный мир. И о сужающемся вокруг России кольце из военных баз НАТО, тихой сапой окружающие страну под вопли о беспричинной российской агрессии…

Глава 22

Этим утром, ещё по темноте — в деревню втягивался необычно большой обоз. Не просто в два раза больше обычного — сани были буквально облеплены детьми. Оставив детей у бывшей конторы — обозники двинулись к Галке, а два казака, с приехавшим сегодня есаулом — направились прямо к Председателю.

Ксюха встречала детей, волнуясь больше, чем на своем выпускном в одиннадцатом классе. Рядом с ней притопывала ногами Маня, заметив нервозность Ксюхи, шепнула ей: «Ой, да не волнуйтесь вы так, Ксения Борисовна! Всех построим!» Та с признательностью обняла её, наблюдая за смешными детьми, спешащими от саней к большому новому зданию, являющемуся частью медицинского комплекса. Временно используемому как учебно-образовательный центр, а по вечерам как кинотеатр.

Переваливаясь как пингвины, дети похожие на беженцев из старой кинохроники (дикая мешанина из вещей двадцать первого века и местной одежки только усиливала комический эффект) — подошли и смешались с местной ребятней, на площади воцарился детский гвалт. «И как мы с ними со всеми справимся, и Азату сказали, чтоб вез своих ещё»… — Впадая в уныние, растерянно проговорила Ксюша. Подошедший сзади Анисим успокоил её: «Да мало это, ещё набрать стоит! Сейчас врачи осмотрят новеньких, разобьют на несколько групп и разберем. До обеда Митенька с Ольгой по два занятия проведут, да после обеда два, считай — всех через обучение пропустят. А нам не хватает, я бы себе человек тридцать сразу взял!»

Тут же на него дружно накинулись остальные, тоже подошедшие за детьми. Расул, дед Галки, Ксюшин отец и другие. «Ого, какая конкуренция из-за детей» — изумилась она. Основная суть претензий, насевших на Анисима, заключалась в одном: «Лошадям и коровам хвосты крутить — большого ума не надо! Чему ты их там научишь?! А у нас — профессию приобретают!» Анисим ожесточенно отлаивался: «С вашими профессиями — на заводах батрачить, здоровье гробить! А скотину обиходить да вылечить — всегда нужное дело! Попросите у меня весной лошадей, огород вспахать. Я вам всё тогда припомню!»

Ксюха притушила накал, пообещав что детей хватит на всех. Лично будет следить за этим. И припугнула, что по результатам проверок решит, кому детей стоит доверять, а кому нет: «Проконтролирую, чтоб детей не просто эксплуатировали, а давали знания! И хорошо кормили!» Поднялся возмущенный хор голосов, как это плохо кормить! Послушать их, так дети как сыр в масле катаются. Она поставила себе мысленную зарубку — пройти и понаблюдать, у кого как поставлен процесс обучения.

Выбесил Егор, заглянувший ненадолго, с заговорщицким видом подмигнувший и попросив шепотом: «Мне человек пятнадцать организуй, моя дорогуша, умненьких только!» Ласково ухватив его за ухо, она нежно прошептала в ответ: «Я твоя дорогуша только дома, здесь я для тебя Ксения Борисовна, понял!?» Потирая ухо под шапкой, тот поспешил ретироваться, досадливо бормоча и поминая гормональные всплески у беременных. Батя её, умильно улыбавшийся и было подступивший с просьбой — тоже всё понял и предпочел сменить траекторию движения.

А Ксюха, отвадив от себя возжелавших дармового детского труда эксплуататоров, с интересом наблюдала за общением детей у крыльца. Верховодила там Маня, направляя в первую очередь в теплое помещение детей помладше, вокруг неё, как обычно, сбилась свита из пацанов. А та уже обнималась с какой-то подружкой из поселковых.

— Дуняша! Приехала сегодня! — Радостно воскликнула Маня.

— Я теперь каждый день буду ходить! — Не менее радостно откликнулась та и закружилась, демонстрируя на себе старенькую аляску с китайского рынка и шапку ушанку из кролика. И тут же погрустнев, добавила: — Только братец младший сегодня не приехал, будут с Васькой по очереди ездить, не хватило всех одеть. — Она вытянула из толпы бойкую девчушку, поразительно на неё похожую и предъявила её с гордостью.

Маня, критически осмотрев её прикид, заключила: «Это никуда не годится! Вечером ко мне пойдем, я тебе свою дубленку отдам, она мне мала, а тебе как раз будет! И Ваську твою приоденем, будет как Алёнушка с шоколадки!» И подружки поднялись на крыльцо, подгоняя последних замешкавшихся.

Убедившись, что у детей всё в порядке, Ксюха тоже зашла внутрь. Не мешая Свете с Мариной, осматривающих детей — отошла в сторонку, где разговорилась с Олегом. Поинтересовалась, как они вообще, есть ли больные и помявшись — спросила про паразитов.

— В целом, состояние детей удовлетворительное. Подкормить не мешает, чем мы и занимаемся. А с паразитами — очень редко встречаются. Сами крестьяне с ними борются, в основном народными методами. Интересовались — используют отвар чихотки, это они так черемицу зовут. И Егор сейчас освоил выпуск дегтярного мыла, варят небольшими партиями в рамках обучения, раздает детям. Мы им доступно всё объяснили, как бороться, профилактические меры. Предупредили, что с вшами и блохами будем отстранять от занятий. Планируем и через зубной кабинет всех постепенно прогнать, но пока не торопимся, чтоб не спугнуть. Прикормим, мультиками заманим, тогда и зубами займемся.

Примерно треть осмотренных детей — повели кормить и поить чаем, остальные оделись и их разобрали по производствам. «Их там, на местах накормят» — заметил Олег и заторопился по своим делам, напоследок высказав наболевшее: «Выбивай, Ксения, постройку капитальной школы с весны!» Марина со Светой увлекли её за собой — посмотреть, как и чем питаются дети и самим подкрепиться.

Ксюше меню понравилось: салат из морковки с капустой, картошка с большим куском рыбы, на десерт — подслащенный чай и два пряника. Две поварихи покрикивали на детей: «Пряники не прячем, едим сами! Вечером раздадим всем что останется, увезете своих угостить!» Атмосфера не напоминала обычную школьную столовую. Дети не баловались и не шумели, а деловито вытащив тряпицы, с замотанными ложками — достали их и приступили к еде, как к работе. Основательно так, по крестьянски. Марина вполголоса пояснила Ксюше: «Нарадоваться не можем, как кушают, не привередничают, всё съедают. И наши, глядя на них — перестали морды воротить».

Поев — стали убирать посуду и разделившись на две группы — потянулись в классы, к Митеньке и Оле, на уроки. Но не все, у стола, где сидела Манина компания — собрались негромко посмеивающиеся дети. Ксюша подошла посмотреть, что их так задержало и умилилась. Младшая сестренка Дуняши Васька, осоловев от завтрака — уронила голову на стол и крепко уснула, в правой руке зажав свою ложку, в левой недоеденный пряник.

— Не будите её, Ксения Борисовна! — Жалобным шепотом попросила Маня. — Она ещё маленькая просто!

— Не буду! — Пообещала Ксюша. — Только переложу её, чтоб не за столом спала. А сколько этой крохе?

— Да она большая уже, и учиться хочет! Ей семь весной будет! — Грудью встала на защиту сестрёнки Дуняша.

— Раз хочет, значит будет учиться! — Негромко пропела Ксюша. — Вот только поспит немного и начнет!

Спросила у поварих, куда можно пристроить ребёнка — унесла её к ним, уложила на кушетку. Попробовала вытащить крепко стиснутый в руке пряник — доселе безмятежно улыбавшаяся Васька нахмурилась и беспокойно заворочалась. «Тихо-тихо», — ласково прошептала Ксюха, — «никто у тебя пряник не отберет, спи спокойно». Погладила её по светлым волосам, попросила накрыть её чем-нибудь и на цыпочках вышла.

Прошла к классам, но вмешиваться в учебный процесс не решилась. Шкодливо улыбнулась, представив как это выглядит со стороны и наклонившись — прислонилась ухом к замочной скважине. У Митеньки был явный талант к педагогике, он минут пять в красках описывал впечатленным детям, как учили его в детстве. Особо живописуя телесные наказания, ему вторил скрип лавок. Закончил обещанием, что их так пороть не будут. Если они, конечно — будут проявлять прилежание. Дети перестали ерзать на лавках и замерли во внимании…

А во двор к Председателю стучались подъехавшие казаки:

— Здрав будь, Захар Михалыч, а мы к тебя с новостями, чаем то напоишь? — Улыбаясь в усы спросил есаул.

— Давайте проходите, Вахромей, нашел о чем спрашивать! И накормлю, и напою! Новости то хоть хорошие? — Засуетился Захар.

— Хорошие, теперь можете сами вино свое продавать. Сотник завтра ждет в Троице-Саткинском заводе, поверстает десять твоих воев в казаки. И Серёгу в есаулы. А по весне, как перепишут в сказку людишек — ещё с десяток поверстают. У вас ведь народа не чета нашему поселению.

— Да постой ты с этим вином, мы столько выкурить можем, что вместе не продадим, там же лимиты установленные есть? — Обрадовался Михалыч долгожданной вести.

— Ась? Чаго? Какие лимиты? Опять ты по вашему, Захар Михалыч. — Не понял его Вахромей.

— Про меры говорю, сколько-то четвертей курить можно, не больше?

— Забей, Михалыч, с откупщиками всё улажено, купят всё, что выкурите. — Вахромей, нахватавшийся от дружинников, нет-нет, да вворачивал в свою речь обороты из будущего.

Прошли на кухню, Председатель загремел посудой, чуть не опрокинул чайник и только пришедшая на шум Татьяна, цыкнув — сумела его утихомирить: «Сиди, сейчас накрою! Здравы будьте, казаки!» Те с уважением поприветствовали её в ответ, кормила Татьяна их всегда отменно. Заварила чаю, стала разогревать на печке принесенные из сеней котлеты и что-то в кастрюле.

— Пусть сегодня собираются все, переночуют у нас, а завтра с утра тронемся с большим обозом, дабы к обеду успеть. Пока Викул расторгуется — в казаки ваших поверстают. И в церковь успеем сходить, и в лавке закупиться. А ночью вернутся, если всё слава богу будет. — Продолжил прерванный разговор есаул.

— Да подожди ты, — отмахнулся Захар, — давайте чай пейте и ешьте. С этим Серёгу надо озадачить.

— Ты уж озадачь, Михалыч, а мы перекусим и поедем обратно, сегодня аккурат три ходки сделаем, с последней детей заберем и твоих. Только пусть лошадок не запрягают ваших, вы же башкирских прикупили? Вот их пусть возьмут.

Откушав, казаки откланялись и уехали, а Председатель пошел обрадовать и озадачить участкового. Серёгу застал дома, пересказал радостную весть, сняв с себя ответственность. А участковый развил бурную деятельность, и к вечеру десять человек о пяти санях поджидали у медпункта, когда дети досмотрят мультики. Казаки и деревенские, под предлогом заботы о детях — с не меньшим восторгом смотрели эти мультфильмы. Вместе с этими десятью дружинниками, выбранными в казаки — одиннадцатым был Егор, развалившийся сейчас в санях с трубкой.

Подошел Серёга, выгнал его из саней. Всех построил и придирчиво осмотрел:

— Едем в город, тьфу, поселок это сейчас при заводе. Клювом не щелкаем, не разбредаемся. Держимся вместе. Алкаху не жрем, на провокации не поддаемся. Есть подозруха, что к нам неровно дышат и имеют желание пощупать. Всем всё понятно? — Дождавшись дружного: «Так точно!» — скомандовал — Вольно, разойтись!

В полупустые сани деревенских подсадили самых мелких, и скорым шагом, о бок с санями, тронулись до Айлино-Мордовского. Дети, за день умаявшиеся — притихли. Возчики, ехавшие сегодня в третий раз — негромко, между собой, обсуждали увиденные мультики. Егора никто не тревожил, и он, шагая рядом с санями, поглядывая на детей — вспоминал свою прабабушку.

Та родилась в начале двадцатого века, застала первую мировую (пусть и в бессознательном возрасте, в 1913 только родилась), революцию, коллективизацию, индустриализацию, вторую мировую, перестройку, девяностые и в 2013 году, не дожив до ста лет каких-то две недели — умерла. Она много ему рассказывала, как они раньше жили, как голодали. Он тогда выспрашивал, чем же они питались в голодное время. Особенно его впечатлил рассказ о корнях лопуха, которые варили и ели, подобно картошке.

Однажды летом, одуревая от скуки, под впечатлением от этих рассказов — накопал корней лопуха. Отмыл тщательно, порубил кусками, чтоб поместились в кастрюлю поплотней и поставил вариться. Вернувшаяся с огорода бабушка, принюхавшись к царящему на кухне запаху — метнулась к кастрюле, еле сдерживая рвотные позывы. Ухватив горячую кастрюлю полотенцем — без жалости выплеснула всё это в туалет и причитая, вернулась на кухню. Расспросила Егора, что его подвергло на этакую пакость. Тот честно сознался — её рассказы про голод в тридцатых и во время второй мировой. Она растрогалась, прижала его к себе и поглаживая по голове — проговорила: «Ох и тяжело тебе в жизни придется, Егор, ебанутым растёшь»…

Одно потянуло за собой другое и он вспомнил, что прабабушка в девичестве была Соснина и сейчас с подозрением поглядывал то на Викула, шагающего через телегу от него, то на его пацанов, вышагивающих рядом. «Да не, не может быть! Викул же из мордовской деревни сюда приехал, а я то ведь с детства русский!» — убеждал он себя. Потом вспоминал Викуловского старшего Стёпку, и младшего, как его там… И Маню свою рядом с ними. Эта троица белобрысая, подозрительно похожие — сеяла в душе сомнения. «Да и бог с ним!» — махнул он рукой: «Какая разница, мордвин или русский, местные мордвины поселковые — как на подбор арийцы, на минималках. Недоедают»…

По приезду на сторожевой пост — определили их к Ефиму через дорогу. На почтовую станцию, там в его конюшне — расседлали и обиходили лошадей, перекусили с чаем и при свете чадящей сальной свечи стали укладываться спать. «Давайте, мужики, вставать нам как бы не в четыре утра, пока соберемся, пока выедем — к обеду в поселке надо быть» — с этими словами Серёга, убедившись что все улеглись — задул свечу и все затихли. После того, как её погасили — свеча завоняла особенно мерзко. И уже засыпая, Егор вспомнил, что так и не занялся получением стеарина…

Глава 23

Только уснули — Серёга принялся всех расталкивать: «Айда, подъем!» И запалил свечу, которая сегодня воняла особенно мерзко. Егор, отчаянно зевая и яростно почесываясь — пошел на двор. Уже возвратившись в гостевую избу и продолжая чесаться — понял, что это не от того, что помыться надо. «Мужики», — растеряно спросил он: «а у вас всё нормально?! А то у меня что-то чешется всё!» Со всех сторон посыпались смешки и язвительные комментарии мужиков, уже знакомых с нюансами гостеприимства почтовой станции, Андрюха с ехидцей поинтересовался: «Ты и тараканов наверное не заметил!»

Лучше бы он этого не говорил, то, что вчера Егор перед сном принял за игру бликов неровного и тусклого света свечи на стене — оказалось сплошным ковром из тараканов. Выбежал во двор, трясущимися от омерзения руками набил трубку и раскурив — стал затягиваться и окуривать себя, выпуская дым себе за пазуху. «Домой будем возвращаться — надо Ксюхе смску скинуть, чтоб баню затопила. И не заходя домой — раздеться, все вещи в снег, выморозить от клопов, а самому в баню. Часа на два!» — Тут же вспомнил, что всё, накрылась сотовая связь и с горьким пафосом воскликнул: «Россия, которую мы потеряли, блин!»

— Чо ты мерзнешь, пошли чай пить и выезжаем! — Выглянул брат.

— Не-не, спасибо, я не голодный! — Тут же открестился Егор.

— Иди тогда лошадей запрягай, прохлаждаешься тут!

Подъехали поселковые во главе с Викулом, на восьми санях, пять казаков с тремя санями и они с пятью. Все сани были тяжело нагружены мукой, овсом и несколькими бочонками масла, так что всю дорогу до заводского поселка предстояло пройти пешком, рядом с санями. Ну если с горки только примоститься с краешку. И так все тридцать с копейками километров, Егор бросил взгляд на часы — начало пятого: «Да, это тебе не полчаса на маршрутке, ну ничего, обратно полупустые с ветерком поедем!»

Лошади с трудом вытянули поклажу в крутую гору и дальше поехали легче, Егор оставил сани на попечение Андрюхи, а сам прибился к брату, который о чём-то оживленно выпытывал Викула и Вахромея. Серега пояснил подошедшему Егору преамбулу беседы: «Скоро Новую Пристань проезжать будем, там волостной голова живет, который у нас подати вымогает, на пару с заводскими кровососами. Может заехать, задать пару вопросов?»

Егор решил немного прояснить для себя донельзя запутанные отношения местных, непосредственно у участников. До этого он неоднократно приступал к Митеньке с вопросами, но тот в местных реалиях откровенно плавал. Оно и немудрено — у себя, в Санкт-Петербурге он был никем, так — сын мелкого чиновника. А приехал сюда инженером, перед которым кто кланялся, а кто и два раза ку делал. Так что не до межсословных отношений ему было, а голова болела исключительно за производство.

— Скажи, Вахромей, а этому голове вы тоже подати уплачиваете? — Подступился Егор к есаулу.

— Вот ещё! — Возмутился казак. — Не по рылу сиволапому с казака подати требовать, у нас казачий круг, с ним все дела ведём!

— Значит, — повернулся Егор к Викулу, — вы ему платите?

— Упаси бог! — Перекрестился тот. — Мы чай, государственные крестьяне, казаков наших да заводских обеспечиваем! Вот мордва у нас — те приписные к заводу, они голове, Никодиму то есть, подать возят. Как и весь Айский выселок — к заводским работам приписаны. Летом лес рубят, уголь жгут, зимой в извозе.

Серёга, давно уже запутавшийся в этих перипетиях — всё же не прекращал попытки в них разобраться:

— Викул, так ты же тоже мордва?!

— Мордва, да не та! — Захохотал Вахромей. — Гутарят же тебе — мы их под себя взяли, в государственные записали, сичас к заводским работам их не имеют права привлекать. Только по согласию и за поденную плату.

— А нас тогда куда приписали?! — Возопил ничего не понимающий участковый, который настроился найти виноватого во что-бы то ни стало и предать его лютой смерти. — За что мы тысячу рублей отдали!? И жратвы рублей на триста? И кому?!

— Так Никодиму с племянником, — отодвинулся от Серёги есаул, — племянник то у него из заводских писарей. Взятку дали, чтоб никуда вас пока не приписывали. Вот сейчас поверстают вас в казаки, тогда остальных к себе возьмёте, в государственные. Ну это мы так поначалу размыслили, пока племянник этот, паскуда — воду мутить не начал. Он откуда-то прознал про вас и грозит в завод вас забрать, в казенные записать, коли не уплатите.

Прекратив расспрашивать Вахромея с Викулом, они чуть отстали от них и Серёга вполголоса спросил у брата:

— Понимаешь, что вырисовывается!?

— Понимаю, окуклились мы в деревне и запаниковали, а тут не травля, организованная сверху, а чья-то частная инициатива проглядывает. Интересно, кто же их надоумил то? — Задумался Егор.

— Надо брать холодной твердой рукой за теплое вымя этих инициаторов и подробно расспрашивать, в подходящей обстановке! — Серёга всё так же не унимался и жаждал крови.

Проезжая Новую Пристань, Вахромей остановился и дождавшись участкового с Егором, махнул головой, показывая на зажиточную усадьбу с крышей, крытой новеньким железом: «Вон он, Никодим — где обитает». Серёга еле справился с порывом заехать прямо сейчас, выволочь этого Никодима во двор и спросить — за чей счет железо на крыше. Благоразумно решил дождаться легализации и вначале поверстаться. А уж потом — со всех спросит, и с Никодима, и с писаря!

Выехали к берегу — привычного моста через Ай не было. Чуть выше того места, где в будущем будет мост — чернела пристань в предрассветных сумерках, а через лед темнел мусором и конскими яблоками наезженный зимник. «А как летом перебираетесь?» — Спросил Лёха у крестьян. «Так самолетом!» — довольные, что смогли удивить деревенских, загомонили мужики.

— Каким нафиг ещё самолетом, — обалдело закрутил головой участковый. — Егор, ты чего им там накачал, что они вчера смотрели вместо мультиков!?

Тот сам был ни сном, не духом и так же недоумевал. Поначалу подумал, что не одни они тут такие попаданцы. Но расспросили местных и оказалось, что самолетом здесь называли разновидность парома. Дальше двигались вдоль делавшей в этом месте реки петлю. Проезжая печи для обжига извести, Егор завистливо мечтал: «Эх, нам бы хоть одну такую для сахара, а то такими темпами — свекла у нас сгниет быстрей, чем мы её на сахар переработаем».

А дальше забрезжил тусклый зимний рассвет, без солнца, скрытого хмарью и потянулись обрывистые, заросшие вековым лесом горы. Только едва обозначенная меж придорожных сугробов дорога намекала, что цивилизация где-то рядом. Вместо будущей железнодорожной станции Сулея — стеной стояли сосны. Егор то и дело покусывал брата: «А чо — норм бы вы на снегоходах к Калым-горе проехали, только до весны с бензопилами просеку устроить и ехай!» Тот отмахивался, понимая, что грубанул на эмоциях.

Перед затяжным подъемом в Калым-гору перекурили и помолясь — двинулись штурмовать. Серёга, заскучав — снова насел на хроноаборигенов, к ним подтянулись те, кто не был занят с лошадьми, в том числе и Егор.

— А Никодим этот, душная голова, он кому отчитывается? Кому отвозит подать собранную?

— Какой душной? Волостной! — Поправил его Викул. — Вестимо куда, в Уфу, в губернскую казенную палату увозит, с казаками.

— Окстись! — Накинулся на свояка есаул. — Об этом годе нашу волость к Оренбургу определили, как встарь!

Егор подмигнул брату: «Не дай бог жить во время перемен, как хунхузы говорили! А у нас у самих перемены, да ещё угодили в такое время, тут местные разобраться не могут в происходящем, что про нас говорить». «Не скажи». — возразил Серёга: «нашлись же махинаторы, что в этой мутной воде ориентируются и в нас жирных карасей увидели!» Егор хмыкнул: «Это они несколько самонадеянно и опрометчиво, не сталкивались ещё с ментами из двадцать первого века»…

Обоз втянулся на вершину Калым-горы, мужики споро обихаживали утомленных крутым подъемом лошадей, пристраивая к ним на морды торбы с овсом. Тут же, в стороне развели огонь в обложенном камнями костровище, пристроили котел и растапливали снег. «Перекусим, чаю попьем и вот он, Троице-Саткинский завод внизу» — Предупреждая вопросы пояснил один из казаков. Попаданцы пристально вглядывались туда, где в их время раскинувшись среди гор и распадков — лежал город. А там ничего не было, только лес и горы.

До завода пришлось добираться ещё несколько часов, Лёха, сориентировавшись быстрей всех — показывал, где что будет. Тыча пальцем в небольшой поселок, который стоял на месте будущего карьера по добыче магнезита, спросил у Вахромея: «Это завод!?» Тот покачал головой: «Нет, это выселки, Ветлуга. До завода ещё ехать, пруд проедем заводской и поселок будет».

Серёга ткнул в бок Егора, показывая на Ветлугу: «Через четыре года здесь будет город-сад!» Тот его восторгов не поддержал: «Не знаю, как через четыре года, магнезит только в начале двадцатого века начнут добывать, а вот в наше время! Ты на гугл-картах видел карьер этот?! Это же натуральное очко дьявола будет! Дырень в земле полтора на полтора километра и глубиной с километр!»

Проехали пруд и наконец увидели завод. Контраст с доселе виденным был поразительный, Андрюха вообще в сердцах матюгнулся: «Какого…!? Завод у плотины — как и в наше время, ну чутка поменьше. Это что, получается, двести с лишним лет простоял почти без изменений?» Потом присмотревшись — стали отмечать разницу. Вместо города стоял поселок, довольно таки неказистый. А вот завод — внушал уважение и гордость.

Викула со своими оставили на площади, с грузом. Казаки с деревенскими, освободив от поклажи пять саней — расселись в них и поехали к Свято-Троицкой церкви, где их должен был ждать сотник. Егора, порывавшегося остаться с Викулом и заняться шопингом в лавках — Серёга чуть ли не силой затолкал в сани: «С нами поедешь, турист кукуев, успеешь ещё достопримечательности разглядеть!» Подъехали к церкви, казаки сняли шапки и поклонясь — перекрестились. Наши, глядя на них — вразнобой повторили.

«Ты зырь, церква то какая! Часы, офигеть часы какие!» — возбужденно загалдели мужики, оглядывая великолепие представшей перед ними церкви, двухэтажной из кирпича, покрытой тесом. На колокольне, кроме часов — красовались шесть колоколов. Серёге пришлось вмешаться и поумерить пылкий восторг мужиков: «Чо разгалделись!?» — Прошипел он, локтями и ногами приводя в чувство своих дружинников: «Не позорьтесь перед предками, церковь не видели что ли?!»

На площади перед церковью их уже поджидали два десятка казаков во главе с сотником, спешились, поручкались познакомившись. Сотник кивнул Вахромею: «Так вот они какие, орлы твои! Доброе, доброе вино курите! И башкир осадили! Давайте, рассказывайте!» Никто, конечно же, ничего ему рассказывать не стал. Ищи дураков, тут дурок вроде нет ещё, в кандалы определят в лучшем случае. Поэтому, сделав вид лихой и придурковатый — помычали. Серёга, как знакомый с реалиями службы — вытащил из саней несколько бутылок в четверть, заполненных чистым, как слеза самогоном тройной очистки.

Сотник, сразу оживившись, с сожалением махнул на бутылки: «Потом, братцы, потом, после церквы!» — построил всех и погнал, поторапливая, в церковь. Егор, с ужасом понимая, что тоже попал как кур в ощип и его сейчас вместе со всеми поверстают — попытался избежать сей участи. Но Серёга ему не дал соскочить, тычком под ребра направив вместе с остальными:

— Пошел, пошел! Там откосил, так хоть здесь долг родине отдашь!

— Я отдавал долг родине! Три года в лагерях! — Попытался он отбояриться от оказачивания.

— Не звизди! Два всего! И то, это санаторий был, а не лагерь, раз ты к клопам непривычный и от тараканов, как институтка сознание теряешь! — Не слушал его аргументы Серёга.

И вот уже вместе со всеми, в церкви, Егор стоит и повторяет за сотником:

«Клятвой, данною пред лицом Божием, служить Богу и Государю верою и правдою; беспрекословно повиноваться начальникам, терпеливо сносить труды, холод, голод и все нужды; не щадить и последней капли крови за Государя и Отечество, смело и весело идти в бой за царя, Русь Святую и Веру свою! Аминь!»

Выйдя из церкви, причастились самогона с казаками, и Егор, движимый любознательностью — стал выпытывать у Вахромея, какие тяготы налагает на него гордое звание казака. И не пошлют ли его куда, если завтра война иль поход. Вахромей даже удивился: «Знамо пошлют, ты же сейчас не холоп лапотный! Кажный год выбираем и посылаем!» Егор, с мрачной удовлетворенностью злорадно пихнул брата в бок: «Понял!? Казак уральский! Тоби песда, тикай с села! Ксюха моя тебе голову открутит, если меня куда-то пошлют!!!»

Глава 24

Во дворе небольшого, но ладного поселкового дома царила атмосфера — знакомая каждому, кто участвовал в зимнем забое свиней. Пять городских казаков, пять свежеповерстаных из деревни во главе с Серёгой, сотник и заседатель из нижней расправы Челябинска, с оказией оказавшийся при заводе. Вырванная с мясом калитка лежала на двух чурбаках, заменяя стол, на ней вместо опаливаемой свиньи стояла четверть самогона, закусь из лавки и чарки. Всё происходило в рамках закона и в присутствии официальных лиц.

Вместо свиньи был вытащенный из заводской конторы и доставленный домой писарь — сейчас он бессильно свисал, привязанный за руки к забору. Серёга, только вот что с упоением, закатав рукава — его лупивший, сейчас подошел к столу, перевести дух. «Хлипким оказался, крыса чернильная» — с сожалением поведал он собравшимся. Из дома, стуча сапогами по крыльцу — вышли два казака: «Вот, как и поведал — шестьсот сорок рублей в ухоронке!»

Участковый принял деньги, бросил Егору, пристроившемуся сбоку стола: «Внеси в протокол — изъято шестьсот сорок рублей, из коих выделено за всемерное вспомоществование: сотнику казаков — пятьдесят рублей, заседателю нижней расправы — пятьдесят рублей, казакам понятым — по десять рублей! Остальная сумма изъята в счет погашения морального и материального ущерба». Отсчитал только что озвученные суммы присутствующим и предложил за это выпить.

Сотник, упрятав деньги, сказал с гордостью: «Не ошибся я в тебя, Сергей! Справный казак! Зря про вас гутарят, что вы немцы, вижу — истинно православные вы! Ужо я сегодня попу в рыло то насую вечером, чтоб не хаял вас!» Егор с интересом поинтересовался, как же так, лицу духовного звания и в рыло. Рази так можно?! Сотник ответил, что он по соседски и вечером, не прилюдно, так можно. А заседатель нижней расправы, с подозрением глядя на блокнот в руках Егора, высказал пожелание: «А можно как-нибудь без этого протокола, раз уж полюбовно решили миром дело решить?»

Серёга согласился, что да — можно и повелел Егору уничтожить листок. После раздачи слонов заседатель и сотник воспылали энтузиазмом и порывались ехать прямо сейчас в Новую Пристань, наводить справедливость и трясти закрома волостного головы. Еле-еле получилось остудить их пыл, уговорившись выехать завтра с утра всем вместе. Деревенские с казаками и крестьянским обозом домой, а заседатель и сотник с казаками — как группа поддержки и организация легитимности для полюбовного примирения с вороватым головой.

— А с этим что будет, куда его теперь? — Поинтересовался Егор, показывая на писаря. Серёга, во время процедуры дознания — выместил на нем всю злость. Так что тот сейчас висел и жалобно стонал.

— А ничо не будет, — охотно разъяснил сотник, — вы же полюбовно решили, коли выживет, дальше работать будет. А уж пригляд за ним сейчас строгий будет, за шельмой!

— Выживет! — Оптимистично заявил Серёга, — Я же не изверг, умеючи бил. Не калечил. Через неделю оклемается. Минимум год, а то и два от греха мздоимства воздерживаться будет!

Решили заночевать здесь, в городе, на постоялом дворе, чтоб с утра — домой. И к волостному голове по пути. Договорились вечером встретиться в трактире с сотником и казаками, кто свободен от службы окажется — отметить верстание. Был зван и заседатель нижней расправы, а пока наши теперь уже казаки — отправились известить крестьян о изменившихся обстоятельствах. И по лавкам пробежаться, благо теперь — финансы позволяли.

Предыстория всего этого была простой — после церкви, отмечая оказачивание, Серёга, поддавшись наитию — выложил казачьему сотнику Пантелею немного урезанную версию, с правильно расставленными акцентами, беспримерной подлости и наглости чиновничьего люда. Побагровев, сотник спросил: «Имеются ли видаки сего непотребства?» Участковый подозвал Вахромея, тот как на исповеди выдал расклад: «писарю триста рублей лично в руки, голове семьсот, и продуктов без счету. У барыни Галки всё записано!»

Послали казака за заседателем нижней расправы из Челябы, приехавшим разбирать накопившиеся тяжбы и по счастью — оказавшимся старинным приятелем сотника. О чем то переговорив между собой, прямо спросили деревенских, как хотят решить вопрос, по закону, или по справедливости. Серёге, конечно же, хотелось решить кардинально, устраивать судебную волокиту не хотелось, поэтому склонялся к справедливости. А когда ему озвучили, что в этом времени понимали под справедливостью — твердо решил и впредь все вопросы так решать.

У заседателя тоже были вопросы к этому писарю, несколько жалоб от приписных лежало. Руки ещё не дошли. Поэтому Серёге выдали карт-бланш на меры воздействия в ходе дознания. Оговорив, что желательно без смертоубийства, сразу по крайней мере. А если потом помрет — все в руках божьих. Поначалу то он его и не бил, это потом, когда в ходе допроса тот раскололся по полной и выложил всё — Серёга опьянел от безнаказанности. Ну и от желания восстановить справедливость, не откладывая процесс восстановления в долгий ящик.

Цинизм и коварство махинаторов поражали, в деле оказались ещё замешаны приказчик из лавки при Айлинском сторожевом посту Яков (он же Какуж) и некие староверы, жившие под самым боком у деревенских. На другой стороне реки, по прямой — километров шесть. «Вот это мы лоханулись!» — Самокритично признал участковый: «Под боком сектанты живут, интриги плетут и наблюдают, а мы о их существовании — ни ухом, не рылом!» Древлеправославные эти, в одну дудку с Какужем и надудели обьятым алчностью писарю с Никодимом о неких странных поселенцах.

Мол и зажиточные они. И живут не православным укладом, наособицу, таясь от других. И простоватые в делах житейских, до глупости. Вот на этих словах то у Серёги и сорвало крышу слегка, подрихтовал писаря. Чтоб поменьше лишнего болтал, главное то вызнали. И добавил сверху, чтоб подольше молчал, макитру стряс однозначно. Как потом, вечером в трактире, Егор сказал ему: «Не ожидал я от тебя, братан, такого зверства!» Серёга признался: «Я и сам от себя не ожидал, вырвалось как-то. Всю ведь жизнь в правовом поле старался держаться, без залетов. А такие мрази иной раз попадались, что и удавить хотелось. Знаешь, а ведь неплохое время сейчас, оказывается!»

Егор хмыкнул: «Подожди радоваться, думаешь здесь нет коррупции, воровства и когда мажоров и высокопоставленных лиц отмазывают?» Брат Серёга, однако — разумным речам Егора не внял и продолжал радоваться сегодняшней, собственноручно восстановленной справедливости.

А трактир сегодня сделал, как минимум — недельную выручку, деревенские угощали казаков в честь своего верстания, не обидели и Викуловских возчиков. Допились до того, что чуть не отправились на другой конец поселка, соблазненные рассказами местных казаков о весёлых солдатках, которые принимали всех — только наливай. Местные то и отправились к ним, с концами. А деревенских угомонили Серёга с Лехой, почти без рукоприкладства.

Несмотря на то, что подавали в трактире спиртное, купленное у деревенских — на утро встали все кое как. Не иначе — разбавляли! Или закуска была не очень! Егор так тот вообще — блевал минут десять во дворе, после того, как выпил поданного ему капустного рассола. С двумя тараканами на дне…

Слегка оклемавшись на свежем воздухе, перекурив и отпившись колодезной водой — Егор поинтересовался у мужиков: «Не всё хоть вчера пропили? Рыл сорок угощали, считая нас» Серёга успокоил, проставлясь — меньше тридцати рублей потратили. И то есть подозрения, что трактирщик, как это водится — счет пьяным выставил, они и подмахнули не глядя. Зато погуляли хорошо!

Но деньги почти кончились, вчера перед трактиром — прогулялись по лавкам. На радость приказчикам. Закупились на всю котлету. И вновь обратно предстояло плестись возле саней, ибо те были забиты. Бочонки с моченой клюквой и брусникой детям и кормящим, аршины парусины для пошива одежды. Бумага, хоть и низкого качества, и дорогая — тоже нужна. Егор, соблазнившись относительно низкой ценой — купил почти четверть мыла, мысля его переварить. На свое — сырья уже в деревне катастрофически мало оставалось. И так, по мелочи, по копеечке, по рублю — всё почти истратили.

Серёга же был уверен, что получиться выцарапать у Никодима, как минимум свое, как максимум — и за моральный ущерб. «Не будет денег — заставлю всё железо с крыши обдирать, натурой расплачиваться будет!» — Участковый с похмелья был безжалостен. Да и группа поддержки в лице заседателя и сотника с пятью казаками — не из альтруизма с ними увязалась. Они тоже выглядели помятыми и были немногословны, к гадалке не ходи — бодяжат вино целовальники!

С трудом собрались и выдвинулись в дорогу, хоть и рассвело — но горы задернуло сизыми снеговыми тучами, и посыпало крупным снегом, с ветерком. Вначале потеплело, но стоило выехать на взгорок — как ветер забирался под одежду, выдувая тепло. Добравшись до вершины Калым-горы — изрядно озябли, и тут Егор, не выдержав морального осуждения общества — сдался и достал из заначки спиртное. На такую ораву немного получалось, поэтому сварили жалкое подобие грога (хотя чай, надо признаться — в это время попадался отменный, пуэр был распространен, как в наше время чай в пакетиках) с медом. Специй, увы — не было.

Дальше покатились с горки повеселей, и через несколько часов — доехали до Новой Пристани. В доме с железной крышей их уже ждали. «Сука!» — Не сдержался участковый: «Надо было действительно вчера по горячим следам ехать брать за жабры!» Во дворе выли бабы, две молодухи с мордами шире лавки — вывели под руки со двора такого же широкомордого Никодима. Внезапно обезножевшего, ага.

Никодим рухнул в снег и пополз на коленях к подъехавшим, дурниной подвывая и ненатурально каясь. Серёга подошел и молча, не говоря ни слова — пробил ему с ноги в голову: «Деньги где!?» Опешившие и замолкшие бабы при этом взвыли с удвоенной силой. Участковый, не вступая в дискуссию — заломал руки прикидывающемуся голове, крикнул подать веревку.

Заседатель нижней расправы с сотникои, не вмешиваясь — с интересом следили за происходящим. А Серега, тем временем — скрутил руки, обвязал Никодима веревкой и приказал другой конец крепить к саням. «Или сам за санями побежишь, или потащим, морда широкая — до нас жопа доедет!» — Пообещал он голове и скомандовал трогаться. Бабы взвыли совсем уже как по покойнику, Никодим сделал вид, что только пришел в себя и голосом умирающего лебедя прокаркал: «Всё, бабы, отдайте им всё!»

Одна из них, постарше, видимо жена — метнулась в дом и выскочила с резной шкатулкой: «Всё, как есть всё, по миру пустилиии»… — причитала она, выжимая слезу. Серёга отдал шкатулку своим, пересчитать и огласить — насчитали восемьсот двадцать рублей, не считая мелочи. Мелочь участковый велел оставить и отдать вместе со шкатулкой бабам. А сам присел поближе к лежащему на снегу Никодиму и то-то ему сказал такое, от чего голову затрясло как в падучей. Завыл, забился, закричал: «Христом богом клянусь, последнее отдал! Ратуйте, люди добрые, живота лишают!»

Бабы никодимовские было двинулись отбить своего кормильца, но тут вперед выступили казаки Вахромея, а сам он, поигрывая кнутом — прикрикнул на них: «Ну-ка охолоните!» А Серёга махнул рукой: «Поехали!» И обоз тронулся. Голова, осознав, что с ним не шутят — извернулся и встал, заковыляв на своих двоих, продолжая причитать. Участковый так же, молча — подошел к нему и сбил с ног. Причитать голова прекратил и метров через двадцать опять встал на ноги, только теперь прихрамывал, с трудом поспешая за идущей шагом лошадью. Молча.

Серёга подошел с другой стороны и подбил ему здоровую ногу: «Я же тебе сказал, что ж ты такой тугой совсем Никодим!?» Никодим утробно завыл и метров через двести сдался. Участковый позвал с собой Леху с Андрюхой, велел остальным ждать, и сопровождаемые заседателем и сотником с казаками — повели голову обратно. Не было их долго. Вернулись довольные, уже без заводских: «Вот и не зря съездили! А теперь — домой!»

Егор, офигевая от метаморфоз, происходящих с братом, подошел к Андрюхе и тихонько спросил: «Чо там с бедолагой этим сталось?» Тот усмехнулся: «Да ничо, Серый то наш — грамотно его развел, последнее отдал видать. Ну и втроем они там поделили изъятое, с заседателем этим и сотником, а Никодима — казаки кнутами забили». «Как забили!?» — Ахнул Егор: «Насмерть?!». «Да вроде нет, живой вроде. А вот с должности он теперь точно слетит» — Равнодушно заметил Андрей: «Тебе чего, жалко упырей этих?! Они нас, считай на полторы тысячи хотели обуть, и всем скопом записать в казенные крестьяне. И чуть лбами с казаками не столкнули».

Какужа, ожидаемо — в поселение не оказалось, остававшиеся на посту казаки его с утра не видели. Или в бега подался, или где-то решил отсидеться. Как сказал Серёга, лучшим выходом было, если бы он пропал с горизонта с концами. И руки об него марать не хочется, и спускать такое не стоит. Таинственных староверов решили пока не тревожить, разузнать о них побольше. А потом уже решить, что с такими хитро выделанными соседями делать.

Потом уже, в деревне после бани, Егор спросил у брата наедине — не слишком ли они круто забирать стали. На что тот ему ответил: «Пробовали уже отсидеться и всем помогать, и вон оно как вышло. Слухи такие пошли, про нашу доброту и мягкотелость, что нас решили на прочность попробовать, да зубы обломали. А сейчас уже несколько раз подумают, прежде чем подлянку кинуть. Тем же нашим, условно говоря — поселковым и азатовским дали понять, что не стоит доброту за слабость принимать».

— Так с ними же нормально вроде общаемся, торгуем. Детям их помогаем? — Удивился Егор.

— Ты меня извини, конечно, но вот ты и в лагере сидел, и по стране поездил. Да и круг общения у тебя такой был, что давно иллюзий не должно было остаться. Нормальное человеческое общение, оно до тех пор нормальное, пока существуют некие сдерживающие рамки и ограничители. И это не моральные принципы. А такие люди, как Никодим и писарь — они берегов не видят, если в ответ на их бепредел с ними как с людьми договариваться, это все плохо кончится. Они мстю затаят и будут момент выжидать, возможности выискивать. Таких только бить, жестко, так — чтоб у них и мысли отомстить не осталось. Всегда так было, просто в этом времени — оно попроще все. На виду и без глянцевой обложки, а суть людская — та же.

После приезда Губина — Никиту сводили в баню, и хорошо накормили. Сам Михаил Павлович, по приезду вечером стал жадно выспрашивал его обо всем. Никита, стараясь угодить и не желая снова в поруб — лебезил и чуть ли не на пузе ползал. К сожалению Никиты — для Губина ценности он не представлял. Окончательно он опозорился, когда Михаил Павлович стал расспрашивать его по фактам из того учебника, что чудом уцелел после встречи со староверами. Кликнул чтоб пришли его увести, а Никиту напоследок поставил в известность: «Завтра к твоим поедем, просили тебя привезти, рад небось?» Тот бросился ему в ноги, умоляя не отдавать, что он будет полезен, на что Губин взглянул на него, как на насекомое и риторически спросил: «Чем ты мне будешь полезен, семя иудино?» Цепляющегося за ноги купца бывшего депутата без труда оторвали от сапогов Михаила Павловича и поволокли, под распоряжение вслед: «Оденьте его там, поприличней. Подкормите и чтоб не побитый был!»

Глава 25

— Егор, это у тебя нервное! Я уже не могу, от тебя этим мылом дегтярным несёт, как от лошади. Ты его ешь что-ли? — Ксюха, демонстративно принюхалась, — Или не ополаскиваешься?

Егор, только что пришедший из бани от брата, назидательно сказал: «Всё, как Толян учил — намыливаешься дегтярным и с полчаса сидишь, чтоб вся зараза передохла! Ты не представляешь, Ксюша, через что нам пройти пришлось с этой поездкой! Кровь, кишки, антисанитария! А кстати, вот почему от вас, девчонок, так пахнет приятно?» — Уткнулся носом в её макушку.

— Моемся! — Отрезала она. — А где это ты девок успел понюхать? Вы там что, по бабам ходили!?

— Побойся бога, Ксюша! Какие бабы?! Городские звали по прошмандовкам, было дело, но мы ни в какую! Там же заразы всякой! И не факт, что Толян вылечит! — О том, что к веселым девкам их не пустил Серёга, он тактично умолчал.

— А зачем веревку домой притащил?

— Это не веревка, Ксюша, а репшнур! Я же теперь казак, братан сказал — нарезать шнура кусками, буйных ворогов вязать. — Кинул на неё оценивающий взгляд. — И надо бы потренироваться, и я даже знаю, кто мне поможет!

«Тренировку» на самом интересном месте прервал вызов рации, Егор скатился с дивана, принял вызов, выслушал: «Всё, Ксюша, мне бежать надо, срочно!» Кинулся одеваться, под гневные крики: «Куда?! Развяжи меня!»

— Потом, некогда! Давай одеялком прикрою, я быстро! — Накинул на неё одеяло и сорвал с вешалки куртку.

— Я тебя потом так укрою!!! Лучше не возвращайся!!! Ааа!!!

— Да пошутил я, пошутил! Не нервничай ты так! — Вернулся с ножом и разрезал веревки на запястьях у Ксюши. — Такой шнур испортили!

— Дебил! Куда ты? — Спросила она растирая руки.

— Гости у нас, с почтовой станции едут. Надо встречать ехать. Отдохнули после поездки…

На площади у конторы уже собрались свои дружинники, обступившие трех казаков из поселения. «Где ходишь?» — недовольно спросил Серёга: «Купец наш появился, казаков послал предупредить, что выезжает. А они в Казанском логу на волков напоролись, еле ноги унесли».

— Божьей милостью вырвались, — сказал казак. — большая стая, одного стрельнули, сумки срезали и им бросили. Они их трепать, а мы ходу.

— Надо встретить! — Решительно сказал участковый. — Вон и наши с санями едут.

— Знамо надо, — подтвердил поселковый. — Барин в повозке с кучером вдвоем и трое в санях, мы то верхами ушли. А их зажать могут.

Расселись в трое саней, поселковые поехали верхом — как прискакали. Серёга крикнул: «После багренья общий сбор устроим, перебьем волков!» Начавшийся с утра снег и не думал прекращаться, Егору за каждым кустом мерещились изготовившиеся к прыжку волки. Остальные тоже сидели настороже, с оружием наизготове.

Без происшествий доехали до места встречи казаков со стаей, казаки слезли с лошадей и кляня хищников — рассматривали оставшееся от сумок. В свете фонарика рассмотрели застреленного казаками волка, до неузнаваемости растерзанного сородичами. «Ещё плюс один в копилку фобий», — мрачно подумал Егор: «тут тараканы ещё как живые перед глазами в рассоле плавают…»

Дальше ехать не пришлось — из лога вынырнули вначале сани с уфалейскими, за санями кибитка на полозьях.

— Здорова! — Гаркнул Серёга. — Где наш бегунок?

— Забирай! — Из саней выпихнули Никиту.

Егор навел фонарик на него, тот стоял и трясся, пряча глаза от света: «Чо ты как не родной, депутат, залезай в сани, с электоратом пообщаешься!» Из кибитки степенно вышел купец, не перепутаешь с простолюдинами в овчинных тулупах: «Здравствуйте, люди добрые! Ваш?» — кивнул он на Никиту. «Наш, наш!» — подтвердил Серёга: «И вам здравствуйте, Михаил Павлович!» Толкнул Егора: «Иди с ним сядь, тока много не базарь — следи за языком, прощупай почву. А я Никитку пока выпотрошу».

Егор подошел к купцу: «Здравствуйте, Михаил Павлович, меня зовут Егор. Предлагаю не стоять на дороге, а проехать в номера, там уже торжественный комитет по встрече готовится. Не возражаете если я с вами проеду?» Купец не возражал, показал рукой на дверь и Егор, подсвечивая себе фонариком — пролез внутрь. «А неплохо так купцы живут», — присвистнул он: «изнутри войлоком оббито, от печки тепло идет. Это тебе не тридцать километров пешком за санями плестись!»

В санях Серёга с любопытством уставился на депутата: «Рассказывай, как бежал, что с собой унес?» Тот всхлипнул: «Они меня пытали!» Участковый коротким прямым ударом разбил ему нос: «Мы тебя тоже не пряниками кормить будем! Излагай!» Никита, зажимая руками кровивший нос и пуская пузыри — принялся излагать. Про староверов, купцов и бесчисленные побои и унижения. Пришлось Серёге его ещё в чувство приводить, чтоб не растекался мыслью по древу. При упоминание староверов — помрачнел: «Опять эти ортодоксы, придется это гнездо разорять, не дело с таки соседями под боком жить».

— Первуха! Вы как волков добываете? — Крикнул участковый казаку.

— По осени внаездку травим, коли собаки добрые есть. Весной, как ощенятся — у логова скрадываем, волчат в мешок, одного привязываем, мать подманить. Тут волка не упустить важно, лютовать потом будет. — Отвечал подскакавший казак. — Зимой заганиваем или с поросенком можно приваживать с засадой, молодого выбрать, чтоб визжал позвонче.

Серёга захохотал: «Поросенка нам Анисим зажмет. А вот козленка, вернее — козла матерого я нам обеспечу! Визжать будет на совесть! Будешь ведь, Никита, если тебе в жопку ножичком потыкать!?» Никита тоненько и безнадежно заскулил. А участковый, вызнав всё и повеселев от перспективы ближайшей охоты с Никитой в роли привады — встал в санях на ноги и довольно таки похоже на оригинал загорланил:

Казаки, вначале с недоумением, затем с улыбкой прислушивающиеся — оценили: «Складно сложил, Серёга!»; «Эко тебя бесоебит, Сярожа! Надо ещё в церкву съездить, свечку поставить!» Егор, высунувшись из кибитки — язвительно проорал: «Ещё Высоцкого перепой, ага!»

Купец, вслед за Егором залезший в кибитку, срывающимся голосом ещё раз поприветствовал: «Ну здравствуйте, потомки! Как вы там, в грядущем!? Стоит Россия?!» Егору стало стыдно юлить и вводить его в заблуждение, поэтому без политеса буркнул: «Хуево всё, Михаил Павлович… Боюсь, что того грядущего нет больше, для нас так точно. Сгорело всё в ядерном пламени и не осталось того мира, всё уничтожено»…

— Неужто турок? Али немец!? Опять война, доколе!? — Подался вперед купец. — Что за оружие у вас такое, что мир уничтожили?!

— Да там все, Михаил Павлович, англичане с американцами в застрельщиках. И вся Европа с ними. А война, она и не прекращалась, как лезли на Русь иноземцы встарь, так это у них в привычку вошло. Раз в пол-сотню лет собираются всей оравой на русского медведя, потом расползаются по своим норам, без зубов. Необучаемые! А оружие, если б вы знали — благодаря этому оружию сорок пять лет мира было у страны, боялись применить. — Егор махнул рукой. — Давайте не будем об этом, приедем, с руководством всё обсудите. Я и так вам лишнего наговорил.

— Ништо, — успокаивающе произнес купец, — мне ваш беглый немало поведал, только веры его словам нет. Пустой человечишко, чаю — повесите его, за предательство?

— Сразу точно нет, разбираться будем. Да и потом, найдут как наказать, у нас ведь давно смертной казни нет. — Несколько самоуверенно заявил Егор. Потом, вспомнив слетевшего с нарезки за последние дни брата, поправился. — А может и вздернем, нашей то России с её законами нет, будем соотносится с местным судопроизводством.

— В кнуты! — Экспрессивно заявил Михаил Павлович. — А затем четвертовать, голову на кол и затем сжечь! Как бунтовщика Емельку! Такие речи поносные вел, и на императорскую фамилию, и на честных мужей!

Егор, видя что беседа сворачивает совсем не в то русло, которое ему обозначил Серёга, решил свернуть на нейтральную тему — избегая политики. Поломал голову и зашел издалека:

— А вы не еврей часом, Михаил Павлович? Поймите меня правильно, опасения имеются, хотелось бы сразу всё выяснить.

— Вот те крест! — Истово перекрестился купец. — Сам с этим племенем воюю! Пять лет назад генерал-губернатору московскому Еропкину прошение подавали от купеческого общества дабы пресечь их козни! Так эти Лехаимы и Мойши всем кагалом принялись встречные кляузы строчить, ажно новому генерал-губернатору князю Прозоровскому продолжали писать! Добились — высочайшим указом воспретили евреям записываться в купеческие общества внутренних губерний! Только они ведь не унимаются, продолжают, где подкупом, где лестью — в купечество лезть!

Егор, в восхищении отбивая такт ладонями по коленям, затянул, безбожно фальшивя:

Потом, смутившись вспомнил, что не обладает ни голосом, не слухом. И поет в основном только в бане, чтоб не позориться перед Ксюхой, откашлялся:

— Не обращайте внимание, Михаил Павлович, это из песни. К сожалению — к музицированию не склонен, не могу достойно передать всё очарование и красоту этих строк. Но покажу! И с вами, чувствую — найдем общий язык!

— До сих пор они воду мутят!? — Вознегодовал купец.

— Мутят — не то слово, через сто с лишним лет всю Россию кровью умоют, чудом страна выстоит. А через сто пятьдесят лет жиды богатые своих соплеменников из бедноты в жернова бросят, и долго ещё будут спекулировать на их смерти, раздувая жалость к еврейскому народу. До пяти миллионов жертв раздуют цифры погибших евреев в той войне. А русских и народов из России в той же войне — до двадцати семи миллионов погибнет, однако жалеть будут только евреев. Мы поговорим ещё с вами, Михаил Павлович об этом, я вам такое расскажу! Только нашим не говорите, что с вами это обсуждали. Предвзято они несколько к этому относятся, оболванены пропагандой еврейской!

Губин скинул шубу с плеч и срывающимся голосом спросил:

— Это что за война такая была и с кем, что столько мильенов людей истребили?! И как русь выстояла, под корень извели почитай!?

— Как обычно, Михаил Павлович, с Европой просвещенной, объединились и пошли наши поля удобрять своими тушками. Как это у них заведенно. Не волнуйтесь вы так, Михаил Павлович, прогнали тогда врагов. До Берлина русские солдаты дошли! — Егор помрачнел. — Только не добили и из этих недобитков новая поросль выросла. Там и евреи свою звериную натуру успели показать, перед тем как мы сюда перенеслись, а весь мир погиб. Я не антисемит, есть среди евреев и нормальные люди, того же Хазина — всегда с удовольствием смотрю, умнейший мужик. Но вот когда в религии народа прописано, что только их племя угодно богу, а все остальные народы не люди и их безвозбранно следует грабить, обманывать и за скот считать — на хуй такой народ! Ладно, вот уже и подъезжаем, ни слова больше о жидах, Михаил Павлович, прошу!

Руководящий состав с примкнувшими к ним врачами — судорожно готовились к приему гостя. Сдвинули столы в учебном помещении, где по вечерам устраивали кинопоказы. Толян кивнул на висевшую на стене плазму, обращаясь к Захару: «Убрать может, Михалыч, или задрапировать?» Тот отмахнулся: «Он уже с телефоном знаком, лучше подберите что-нибудь, типа музыки ненавязчивой, клипы может есть — сообразно эпохе, включим фоном». «Найдем!» — Обнадежил тот и озадачил этим Марину со Светой. Те ушли, взяв флешку, поискать в ноутбуках.

Приперся воинственно настроенный Анисим, с СВТ за плечом: «Где этот гусь? Ужо не позволим пить кровь рабоче-крестьянского народа, не договоримся — к стенке контру!» Еле угомонили. Консультировались с Митенькой, как купца встретить полагается. Тот пожимал плечами, говоря что Губин ему показался человеком деловым и без спеси. Пресмыкаться и угождать не собирались, но вежливость обозначить стоило. Посетовали, что так и не озаботились устройством красного угла в больничном комплексе. «Хоть одну икону на божничку стоило поставить. Да лампадку перед ней, на будущее не забудьте!» — Поставил на вид врачам Председатель.

— Посидим здесь, встретим гостя, а спать я его к себе определю, две комнаты пустые стоят. — Объявил Захар, при упоминании пустых комнатах сморгнув набежавшую слезу. Там, в потерянном для них будущем, в городе остались его дети, давно выросшие и покинувшие отчий дом. Он не знал, к лучшему или худшему они, часто навещавшие родителей — в эти выходные не приехали.

Придирчиво оглядел столы, заставленные едой, проворчал: «Начальство в прежние времена так не приваживали, как к встрече с этим купцом готовимся» На водруженный в центр стола электросамовар одобрительно хмыкнул. «Едут, едут» — закричали от входной двери. «Ну, пошли встречать, что-ли!» — скомандовал Захар, одеваясь «Картина маслом — барин приехал!» — Невесело схохмил про себя.

Встретили подъехавшую процессию, из кибитки вылез перекошенный купец, вслед за ним выпрыгнул Егор и тут же скромно отошел в сторонку. Нестройно поприветствовали, Захар Михайлович ухватил Михаила Павловича по руку и со словами: «Пройдемте, Михаил Павлович, откушаем с дороги, чем бог послал — по русскому обычаю. О делах потом». — увлек того в импровизированный банкетный зал. Губин последовал за ним. Не вырывался, но несколько дико озирался по сторонам, с сдерживая любопытство и рвущиеся с языка расспросы. «Чо это он взъерошенный такой!?» — Подозрительно спросил Егора брат. — «О чем вы там чирикали по дороге!?» Тот огрызнулся: «Ни о чем, о девках и о пряниках! Устал! Проедь с Москвы на лошадях, месяц добирался поди! А тут мы — футурошок у него, не видишь?!»

Сопровождающих купца определили заботам дружинников, как и поселковых казаков — которых Серёга не отпустил на ночь домой: «Погуляете у нас сегодня, напоим, накормим, спать уложим. Нечего вам с волками в догонялки играть». Никиту, за неимением помещения для содержания арестантов — отправил в гараж, снабдив наручниками и наказав пристегнуть к чему потяжелей, чтоб не сбежал. А там под присмотром будет, винокурня давно работала в круглосуточном режиме.

Застолье, поначалу скомканное и официальное — постепенно наладилось, Губин освоился и пока не наседал с вопросами. С видимой неохотой попробовал блюда со стола, зато спиртного отведал с удовольствие. После чего активней заработал вилкой.

— А это и есть ваш большой тилибон, Захар Михалыч? — с интересом показал на плазму и смутившись, добавил: — Который срамные картинки показывает? Ваш человек показывал моим людям, сам не лицезрел срамоту этакую!

Захар утвердился в мысли, что гуманизм и человеколюбие в отношении бывшего депутата — применяться не будет, а Губину вежливо ответил:

— Это телевизор, Михаил Павлович, показывает пьесы, живые картинки для детей и взрослых, и сцены из жизни. Со звуком, сейчас вам и покажем. А что до срамных картинок — всё от людей зависит. Кто срамное смотрит, а кто для пользы и образования. Человек этот — выродок, вы уж простите нас за него, накажем примерно. Девушки, вы подобрали что-нибудь? — Увидел утвердительный кивок Марины. — Продемонстрируйте!

Марина подошла к телевизору, воткнула флешку в разъем и с пультом вернулась за стол: «Музыки много нашли, но без видеоряда подходящего», — Досадливо начала она и добавила с гордостью: «и несколько клипов нашли, „Русь молодую“ с кадрами из фильма „Легенда о Коловрате“ и старый клип с романсом ещё маленькой Пелагеи, вот» — выбрала в меню клип и нажала на воспроизведение[6].

Клип посмотрели все с удовольствием, в конце став дружно подпевать. Тонкий и непрочный ледок недоверия окончательно растаял. После просмотра купец встал и провозгласил, потрясая бокалом: «За воев русских, потомки!» Потомки с удовольствие встали и поддержали тост. Марина выбрала в меню следующий клип[7].

Не очень качественная запись, звук, далекий от совершенства — но старый романс в исполнении девочки брал за душу. Смотрели и слушали затаив дыхание:

А когда стихли последние аккорды — с удивлением увидели, что Губин закрыл лицо руками, а его плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. «Нихрена себе, волшебная сила искусства, эка как деда разобрало!» — с удивлением подумал Егор. Возникла неловкая пауза, ситуацию спасла Света, бросив собравшимся: «Мужики, что ж вы за пни такие бесчувственные, видите — горе у человека!» Подошла к купцу и принялась его утешать и успокаивать, выспрашивая, что случилось.

Губин постепенно успокаивался и ситуация прояснилась, из его скомканных и отрывистых фраз: «Пелагея, доченька! В пять лет Господь прибрал… За три дня от глотошной сгорела…»

Светлана, вдруг неожиданно для всех — поцеловала Губина в лоб и пока все недоумевали, с чего такие телячьи нежности, она строго сказала, обращаясь к хирургу: «Анатолий Александрович, у нас жар, под сорок! Или даже больше! Постельный режим нужен, температуру сбивать, а не застолье устраивать!»

Глава 26

— Спасибо, казаки! — Серёга с силой потер виски и продолжил, обращаясь к только что прискакавшим нарочным из Троице-Саткинского завода: «Не торопитесь же обратно, вечер уже? Оставайтесь до завтра, сейчас жена вас накормит, а вечером уважение выскажем. И завтра в дорогу соберем, сотнику Пантелею отвезете, и вас не обижу. А мне сейчас до нашего начальства сходить надо!»

Забрал с собой официальное письмо, запечатанное сургучом и отправился к Захару, на ходу объявляя по рации общий сбор для руководства. О содержание письма в общих чертах рассказали казаки, важнее было то, что неофициально передал Пантелей через них. Осталось «обрадовать» остальных…

Пока председатель, вскрыв конверт — продирался сквозь канцелярит с ерами и ятями, постепенно подходили остальные. Всех, спрашивающих что случилось — участковый просил подождать: «Все соберутся — тогда и начнем, чо десять раз пересказывать. Михалыч ещё маляву не прочитал от заводского начальства».

Председатель закончил с письмом и оглядел собравшихся:

— Повод у нас сегодня не радостный, Анатолий, что по купцу?

— Состояние стабильно тяжелое, пневмония вирусная с вероятностью в девяносто процентов, возможно и бактериальной осложнена. УЗИ выявила затемнение в легких, незначительное. Даем жаропонижающее, противовирусные, завтра антибиотики попробуем применить. Прогнозировать ничего не могу, как и более точный диагноз поставить, будем надеяться на лучшее, ухудшения состояния нет.

— Вы уж постарайтесь, Толя! — Захар вновь взял в руки письмо и повертев в руках, отбросил. — Пишут тут нам, что мы всей деревней переходим в ведение завода. Повелевают избрать старосту, если его нет. Старосте — подготовить списки, сколько баб, мужиков и тягла проживает. Сколько дворов. И после рождества быть готовыми приступить к работе, согласно спискам. И рекрутская повинность на нас распространяется, сколько — не пишут. Купец то хоть в сознании? Нам бы сейчас его консультации не помешали.

— В сознании, но ограничили с ним общение, заразная эта штука, вирусная пневмония. — Пояснил Толя. — Он ещё и бредил, когда пики температуры были, то про жидомасонов, то про войны великие.

— Это Никитка ему натрепал! — Вскочил Егор. — Вот мразь! Всё выложил!

— Никита уголь сейчас обжигает, при гараже, под присмотром, — недовольно сказал участковый, — его удавить бы лучше, а то и там толку от него немного.

— У нас его секретарь доверенный и телохранитель мыкаются, нельзя ли их на постой в деревню определить? Вот совсем они нам не нужны при больнице. — Хирург поморщился. — Они ещё то и дело к нему в палату норовят прошмыгнуть. Секретаря, кстати, Губин рекомендовал, чтоб обращались по местным реалиям.

— Серёга, распорядись по рации тогда, чтоб секретаря этого и Викула сюда направили. Если там он. Узнаем, можно ли избежать этих заводских работ. А если нет, то Викул расскажет, что там делать надо, тарифы и условия. У них больше половины поселения к заводу приписано. Вот, можете ознакомиться, если интересно, я все глаза сломал, разбирая.

Письмо пошло по рукам ошеломленных новостью, все хотели лично убедиться — не напутал ли чего Михалыч.

— Но есть и хорошие новости! Волостного голову, который нас нагреть решил, забрали в присутствие, трясут за махинации. Целую деревню утаил, спрос за подати наши с него будет. Но вот нас под это дело и решили прибрать, как бесхозных. — Начал участковый. — А сотник неофициально передал, что ещё с десяток казаков поверстает, предлагает не медля ехать и оформлять. Требования простые: конно и оружно приехать. Мы так и тридцать можем выставить. Считаю — надо ехать, двадцать один человек в казаках будет, и семьи их в казаки запишут.

— Один минус, — вылез Егор, — казаки люди подневольные, отправят служить куда подальше от дома и не пикнешь. Наши то казаки, поселковые — так и служат, в казарме живут считай. У Вахромея жена — у Викула живет на полу легальном положении, к его двору приписана, ждет когда муж отслужит.

Анисим, дочитавший письмо, раздраженно прервал спор: «Не о том вы спорите! В этом письме — кабала для нас. Ну запишем двадцать человек в казаки, а остальных в работу, и всех лошадей. Отстреливать надо этих предприимчивых! Я лошадей не отдам!»

Пришли секретарь купца, Митенька и Викул. Кратко ввели их в курс дела, и пока грамотные секретарь с Митенькой читали письмо — Викул ознакомил с реалиями работ при заводе:

— Шестьдесят дворов у нас в поселении, четырнадцать записаны в государственные, так мы справно живем. А остальные, кто казенные — с осени до весны зимогорят на заводских работах. И мужики, и пудоростки. И бабы, коли некому за внесенных в подушные списки работать. Плотют гораздо меньше, чем вольнонаемным за те же работы.

Митенька с секретарём, изучив письмо и посовещавшись — тоже не обнадежили: «Жалобу надо писать и ехать в завод, узнавать. В своем праве если — то ничего не поделаешь. А если самовольно приписать решили, то оспаривать надо, только по высочайшему повелению, с разрешения — земли у башкир купить или в аренду взять можно».

Местных отпустили, а сами сели в узком кругу — обсудить, что с этой напастью делать. «Двадцать, нет — двадцать одного — в казаки запишем, Галке насобираем по всем закромам чтоб в третью гильдию определить», — рассуждал Захар: «а с остальными как? Мало того, что у нас всё станет, так ещё и наши просто не потянут эти работы. Тут на себя работаем, жилы рвем и то ропщут. А за копейки, да по четырнадцать часов в день…»

«Ехать надо в завод, и не откладывать!» — Встал Расул: «В казаки десяток выбрать, поверстать, и к начальству идти, разбираться. Может — полюбовно получится договориться». «Митеньку с собой взять и секретаря этого!» — Добавил Анисим: «Может и посоветуют чего дельного!»

— Давайте, сегодня думайте, может — чего из технологий слить заводскому начальству, чего не жалко и что заинтересовать их сможет, деньгами то от них не откупимся. Да и нет у нас денег этих, так, слёзы. Завтра мозговой штурм, покумекаем, а послезавтра с утра в завод поедем. И казаки, кого верстать и я, как староста. — Заключил Захар. — Давайте по домам, сейчас все на нервах и конструктива не предвидится.

— Казакам всем ехать придется. — Объявил Серёга. — Смотреть будут, чтоб все конные были и с вооружением. Ещё недовольные были в прошлый раз, что мы без белого оружия. Местные то казаки с пиками ходят.

— Все и поедем значит. Пики отковать не успеем, отвезем самогонки сотнику побольше, — согласился председатель, — будем на месте смотреть, что и как…

На следующее утро конструктива было еще меньше, чуть не передрались, но всё таки пришли к соглашению, что светить технологиями пока не стоит. Участковый склонялся к террору и акциям устрашения, в случае неудачных переговоров. И даже Егор не включал кота Леопольда. Окончательно подорвал моральный дух приехавший Азат.

— Я Айшат приехал забрать и ребятню, — чернея лицом объявил он. — отцу пришлось ваши земли в аренду под саткинскую дачу сдать. Между вами и Могузлами по весне размежуют, до Ая в завод отойдет земля.

— Да погоди ты забирать! — Оборвал его Захар. — Как так получилось то? Денег много предложили?

— Нет, не знаю, как договорились. Приехали приказчики с солдатами, долго ругались. Отец злой, не хотел отдавать. Но отдал, пьет сейчас с баксы, злые оба. На заводских.

— Понятно, — Устало вздохнул Председатель, — обложили нас со всех сторон. Хоть как дед Викуловский, всё бросай и в Сибирь перебирайся. Чем же мы им так приглянулись, интересно?

— Так людей им не хватает, уже который год. Они и наших звали, обещали хорошо заплатить. И по волости в наем кличут. Только наши не пойдут, в голод работали уже при заводе. Лучше саранку копать и рыбу ловить, чем там работать.

— Не гони лошадей, Азат, не надо никого забирать, пусть живут и учаться. И Айшат, куда ты бабу с дитем по морозу повезешь? Прокормим пока, вот прижмет, тогда к тебе за помощью обратимся, договорились!?

— Договорились! — Кивнул повеселевший Азат и тут же снова помрачнел: — Только как помочь вам? У нас и земли с каждым годом всё меньше и меньше, и по закону живем имперскому. Нету воли, как раньше.

— Как-нибудь да поможешь! — Не стал спорить с ним Захар.

Деревня гудела растревоженным ульем, новости как обычно — распространялись молниеносно. К вечеру определились, кого записывать в казаки из имеющих оружие и теперь собирались. У Серёги болела душа за деревню, оставляемую почти без прикрытия. Вымотал всю душу из остающихся. «Ехайте спокойно! Ничего без вас не случится!» — Успокаивал его донельзя раздосадованный тем, что его по возрасту не включили в число оказачиваемых Анисим: «Отобьемся, да и кто на нас полезет? Сроду никто не лез, окромя башкир по осени, так с ними и замирились уже. И оружие не все забираете, хватит в обороне отсидеться».

Купца решили не волновать, да и чем он поможет — по словам секретаря Губина, Златоустовским и Троице-Саткинским заводом сейчас владели внуки купца Лугинина. Вернее — старший внук Иван, выслуживший в гвардии дворянство и в чине капитана ушедший в отставку. Не купцу Губину, пусть и первой гильдии — тягаться с дворянином. Но по словам того же секретаря: управлением заводов, доставшихся в наследство — тот не интересовался. Следовало выяснить, кто это такой деятельный обосновался на заводе, кому не дает спокойно спать деревня.

Ксюха собирала Егора как на войну, украдкой вытирая слезы, тот не выдержал:

— Ксюша, ну что начинается то?! Съездим одним днём. Ну ночь там переночуем на крайняк и домой приедем!

— Я не про завтра! А вообще, что тебя забрать могут!

— Ну заберут и заберут! Казаки поселковые же служат, пять лет отслужили и в запас. Зато и вы теперь с ребенком не крестьяне, а казачьего сословия. И батю твоего завтра поверстают. И вообще, сотник то не дурак, сомневаюсь, что нас служить отправят. Будем тыловым обеспечением заниматься, Расул говорит, что в кузне могут то же холодное оружие ковать, на порядок лучше нынешнего. Вечно вы нагнетаете заранее, сами себе придумываете и ужасаетесь придуманному…

Ночью, около четырех утра из деревни выползла гусеница обоза, двенадцать саней и двенадцать сменных лошадей. Коней, как и в прошлый раз — Анисим выделил местных. Купленных у башкир, чтоб лишний раз не дразнить гусей. В поселении к ним присоединились шесть саней поселковых, воспользовавшихся оказией. В завод везли муку и два мешка сахара, по два пуда в каждом.

Тащились с настроением, близким к похоронному. В благоприятный для деревни исход предстоящих переговоров мало кто верил, только секретарь и Митенька излучали оптимизм. Главное, с их слов — не победа, а затеять тяжбу и получить отсрочку. У ехавших первый раз — дорога вызывала интерес. Егор же с тоской думал о том, что ещё и назад придется добираться.

Приехав в город, так же оставили Викулу товар, наказав расторговаться побыстрее — уехать планировали сегодня же, оставлять деревню без основного костяка дружины было тревожно. У церкви встретили казаков с сотником во главе и все дружно пошли в церковь. Сегодня деревенские ставили свечки и молились искренне, до всех дошло, что это всё всерьёз.

Приняли присягу новые казаки, а после церкви — сотник шепнул участковому: «Что мог, то сделал!» Серёга это ценил и казакам прямо тут же, на площади — отгрузили в сани самогон и бочонок масла. Такая простота и патриархальность нравов умиляла, это как в наше время на центральной площади загружать в служебные машины полиции водку из фермерской газели, ящиками. Тут же неравнодушные граждане снимут все на телефоны и уже через несколько минут выложат в местные паблики. Здесь же никому до этого не было дела.

После, Захар с секретарём и Митенькой, сопровождаемые Серёгой с пятью казаками — отправились в заводуправление. Остальные вернулись к торговым рядам, не за покупками — ждать. По поводу покупок Захар высказался однозначно: «Уже один раз закупились, всем глаза намозолили деньгами, хватит! И никаких трактиров, ждите!»

Перед входом в к заводскому начальству — всё на себя взял секретарь с Митенькой, посоветовав Председателю не шибко выходить из образа деревенского старосты. Тот согласился, признавая их правоту. К удивлению Захара — к управляюшему их пустили беспрепятственно, вернее — они с Митенькой шли в фарватере у уверено шедшего напролом секретаря.

Разговор, на взгляд Председателя — не задался сразу. Управляющий, представившийся Николаем Корепановым — с ходу начал предъявлять претензии, почему крестьяне, живущие на земле заводской дачи всячески отлынивают от уплаты подушной подати и заводских работ. Секретарь парировал тем, что это не крестьяне — а мастеровые. И тут же поправился, заметив алчный огонек в глазах Корепанова, что мастеровые по мануфактуре и в агрономии искусные. И это люди купца первой гильдии Губина Михаила Павловича, когда их переселили на эту землю — она не была в собственности завода. Угрожал проверкой законности приобретения этой земли в собственность. Потом начали мериться крышей. Генерал-губернаторы в покровителях нашлись у обеих сторон, после чего разговор забуксовал.

Корепанов открыл карты и просто и незатейливо попросил людей отдать ему до весны в работу. Как оказалось — дела у заводов Лугининых шли не очень. Наследник не уделял производству ни внимания. ни средств, от чего дела приходили в упадок. А спрашивали всё с управляющего, вот он и крутился, как мог — стараясь удержать производство на плаву. Секретарь откровенности не оценил и стал бить по больному, предрекая заводам скорый упадок и как следствие — смену владельцев. И не давая гарантий, что Корепанова оставят управляющим. Особенно негодуя на перспективу использовать квалифицированный труд мастеровых на тяжелых работах, с которыми впору любому холопу управиться.

— Да вы посмотрите на него, какой он мастеровой!? — Запальчиво вскричал Корепанов, показывая пальцем на Захара, ничуть не стесняясь его присутствия. — По роже же видно, что всю жизнь возле лошадей провел!

Председатель еле сдержался, лишь понимание того, что дальнейшее благополучное существование деревни зависит от его выдержки и благоразумия — удержало от опрометчивых поступков. А диалог секретаря и управляющего скатывался в банальный срач, в реалиях восемнадцатого века. Как диалог Паниковского и Балаганова: «Ты кто такой? — Нет, это кто ты такой!?»

Расстались на оптимистичной ноте — каждый был уверен в своей правоте и обещал в будущем посрамить оппонента. Грозя карами и репрессиями сверху. Корепанов угрожал прибытием солдат, на что секретарь лишь усмехался. Тем не менее, самоуверенность секретаря передалась Захару, да и купец оказался не так прост, даже если по секретарю судить. Отсрочку они получили, если верить секретарю и могли заниматься своими делами, некоторое время и с осторожностью. Вариант с солдатами не исключался, по оговоркам секретаря.

— Я вчера вечером имел аудиенцию у Михаила Павловича, с милостивого разрешения докторов, — выйдя от управляющего, доверительно сказал секретарь — и он определенно идет на поправку! И не с такими тяжбы вели, не волнуйтесь! Лишь бы Михаил Павлович поправился!

— Твои слова, да богу в уши! — С толикой сомнения ответил Захар. — Надо домой поспешать, глубокой ночью ведь возвратимся.

Ободренный и вдохновленный, пусть неоднозначно, но проведенными переговорами — дал добро пробежаться по лавкам. Лёха очень просил, упирая на то, что Галка его на порог не пустит без моченой клюквы и селедки. Егор тоже подключился к этим просьбам, вспомнив про Ксюшу. Захар лишь благодушно махнул рукой, сказав управиться побыстрее. И домой!

Глава 27

— Ну что, доктор, теперь не умру? — Всё еще слабый купец улыбнулся зашедшим утром врачам.

— Как это не умрёте? — Возмутилась Маня, пришедшая с врачами, как практикантка. — Обязательно умрёте! Мы все умрём! Но не сейчас, мы вас обязательно на ноги поставим!

— Маня! — Одернула её Марина. — Готовь шприц, сейчас инъекцию будешь делать, внутримышечно.

Та, засопев в медицинскую маску, загремела инвентарем. Анатолий, кивнув Марине, теребившей в руках фонендоскоп, обратился к Губину:

— Задирайте рубаху, Михаил Павлович, сейчас Марина Сергеевна вас прослушает. Ну-с, как сегодня себя чувствуете? Смотрю — оживились! Кризис миновал, сейчас на поправку семимильными шагами!

— Не поверите, Анатолий, с утра понял, что на поправку пошел! Ваше лекарское искусство с того света вытащило! Уже и не чаял!

— Увы, запасы лекарств у нас не вечны, — развел руками хирург, — вот молодежь учим, народную медицину вспоминаем, топчемся на месте пока. По хорошему — надо наши знания передавать другим, вместе развивать лекарское дело, а мы тут сизифовым трудом занимаемся…

— С моей стороны, Анатолий, всяческую поддержку окажу! А не молода ли пигалица сия? — С опаской посмотрел на Маню со шприцем в руках.

— Не волнуйтесь, Михаил Павлович! У Мани рука легкая, вы не помните, она и вчера вам инъекцию делала. Переворачивайтесь, спустите порты.

— Я, дедушка, — дрожащим от обиды голосом произнесла Маня, протирая ягодицу купца ваткой со спиртом, — уже два с половиной месяца занимаюсь! Мы пять дней несчастного дядю Васю в прозекторской резали, анатомию изучали!

— Эвона как! — Поразился Губин. — Ну раз для науки такое надо… Ты уж поаккуратней, внучка! Мне ещё на этом гузне обратно в Москву ехать! Как всё?! Храни тя Господь, милая!

Отослав Марину с Маней, хирург присел на край кровати:

— Вижу, Михаил Павлович, у вас много вопросов к нам? Подождите немного пожалуйста, у вас только кризис миновал. Пневмония у вас, ослабленный иммунитет на нервной почве, путешествие через пол-страны зимой — вот все и наложилось одно на другое!

— А книги, книги ваши можно почитать!? Чем просто бока отлеживать. И секретаря моего можно ко мне прислать? Не знаю, привиделось или взаправду говорили с ним, что неприятности у вас с заводской управою?

— Я бы вам покой всё таки порекомендовал! — Построжел голос Толи. — Вчера ваш секретарь ездил с нашими в завод, чем кончилось — не знаю, ночью поздней приехали, отсыпаются. Но раз Председатель его к себе на постой определил после поездки — помог видимо. Пришлю его, но вы хоть денек ещё полежите спокойно, посмотрим на динамику, и если ухудшения не будет — завтра вам посещения позволю. Наши тоже к вам рвутся. — Усмехнулся.

— Анатолий! — Умоляюще запросил Губин. — Я к вам больше пол-месяца добирался! Такое в этом учебнике прочитал! На самом интересном месте оборвалось! Что дальше то было?! Гложет меня, узнать хочу!

— Ничего, Михаил Павлович, от ещё одного дня ничего не изменится! А что до знаний, давайте я вам теорию, весьма популярную у нас, расскажу. О эффекте бабочки…

— Вот так, само наше появление уже могло изменить историю этого мира. — Стал закругляться через полчаса Толя. — И дальше эти изменения будут только нарастать, как снежный ком. Вы ведь, подозреваю, с нашей помощью вознамерились капиталы умножить? Здесь я вам не советчик, тут как с нашим руководством договоритесь. Мне ближе дело медицины, ту же детскую смертность в стране снизить, да лекарское дело поднять.

— Бог с ними, с деньгами! — Замах руками купец. — С собой в могилу не унесешь! Вы только скажите, что вам для вашей медицины надо — всем посодействую!

— Пока лучшим содействием будет, если вы хоть сутки в покое полежите! — Вновь строго сказал Толя. — Обещал вас на ноги поднять, соизвольте соблюдать врачебные рекомендации!

Хирург вышел из палаты и в смотровой застал Анисима и Егора, которых держала и не пущала Света.

— Да что такое, мужики! — Возмутился Толя. — Нельзя пока к нему! На работу — это туда! А ты чего приперся? — обратился он к Егору. — вы же чуть ли не под утро приехали, чего не спится?

— Да меня Ксюша разбудила. — начал тот оправдываться, — чтоб режим дня не сбился, есть у меня такое, днем посплю потом всю ночь не могу уснуть. Я по личному вопросу пришел! — Добавил, покосившись на Анисима.

Дед ушел, недовольно ворча на ходу: «Попросите у меня ещё чего, с разбегу выложу! Сами купцу в уши дуют, охмуряют! А мне сиротой казанской приходиться выпрашивать на сельское хозяйство! Сдохнете со своей медициной и химией с голоду!»

— Ну чего тебе, Егор, выкладывай, — устало спросил Толя. — зашиваюсь просто, надо ещё занятия провести для врачебной группы.

— Я за брата Серёгу беспокоюсь, он мало того, что нервный, так всякими навязчивыми идеями одержим. С уклоном в насилие!

— В случае с Серёгой — это нормально. — Успокоил Толя. — Без таких людей популяция обречена и рано или поздно погибнет. Не от внешних угроз, так от внутренних. Я с ним поговорю, конечно, присмотрюсь. Но честно скажу, у нас в кого не ткни — у всех пограничное состояние, обстановка и фон располагают. Я и сам того, нет-нет да ловлю себя на том, что фляга брызжет слегка. Ты, кстати, хвастался, что есть у тебя в запасах настойка на золотом корне? Неси, купца будем в себя приводить!

— Есть, будет. Тут это, Толян, у меня со сном проблемы и нервы ни к черту, тут в казаки записали ещё. Может, дашь таблеточек, а?!

— Нету-нету! — Возмутился Анатолий. — Мало! Иди-иди отсюда! Физическая работа днем, стопку настойки на ночь и секс с любимой женщиной! Всё! Вот тебе моя командирская зарука! Уходи, не доводи до греха!

Ворча подобно Анисиму — Егор покинул негостеприимную сегодня больницу: «Попросите у меня вискарика!» — Мстительно думал он по пути к гаражу: «Таблетки зажали! А меня, может — завтра на войну!» Посмотрев, что работа на винокурне идет в штатном режиме, добыча сахара из свеклы тоже не останавливается — забурился в каптерку кладовщика. Поспать, пользуясь отсутствием Расула и тестя. Наказав Федусу толкнуть его, при появлении начальства.

Поспать толком не получилось — только уснул, как разбудил грохот и лязг пневматического молота в кузне. Прошел в кузню, там было столпотворение, Расул колдовал с молотом, остальные тоже без дела не сидели. Отозвал в сторонку Саню экскаваторщика, позвал его чаю попить, покурить в каптерке. Узнать, чего затеяли.

— Так шашки куют, — удивился Саня вопросу, — ты чем вчера слушал? Нам двадцать одну надо и две в подарок сделать, Пантелею и Вахромею. Ну а они, по замыслу — такую рекламу сделают, что только успевай ковать. И наконечники для багров сладить надо, после рождества все поедем наконец то — нормальную рыбу добывать! Мне, если честно — эти голавли на закидушку никакой радости уже не доставляют. Конвейер какой-то, лунки пробурил — поставил, через два дня приехал — достал, лунки подновил. Я и ездить перестал, это не рыбалка а какая-то игра в поддавки. Вот осетра добыть… — Саня мечтательно закатил глаза.

Мешаться под ногами — последнее дело, Егор решил улизнуть подальше от шума, но был перехвачен Федусом, по большому делу, как тот выразился.

— Ну, пошли в каптерку. Чаю ещё можно попить, да перекурить. Секретное дело то? — Подмигнул Егор.

— Не очень, но да. Посоветоваться надо, Егор! — Замялся тот.

— Айда тогда, а то у меня тоже дел много. — Дел, если честно говоря — у Егора не было, но чего-то хотелось, этакого. И явно не сидеть в гараже, под аккомпанемент молота.

Выпили чаю, закурили, а Федус так и мялся, не решаясь приступить к «серьезному разговору».

— Хорош уже титьки мять, Федус! Выкладывай, что у тебя стряслось? — Поторопил Егор.

— Помнишь, как нас от башкир вызволил? — Решился наконец Федус.

— Такое не забудешь! — Поежился Егор, вспоминая поездку в Верхние Тыги и ночь в обнимку с бараном. Или даже с овцой. — Ты чо вспомнил то? Кто старое помянет… Ты свой косяк искупил, вообще хочу тебя старшим ставить. Меру соблюдаешь. Знаю, знаю — как самогонку гнать, да чутка не взять, — усмехнулся, — работу туго знаешь. Вон у тебя как Вася летает, да и остальные не сидят без дела. На пользу пошел плен башкирский?

— Не поверишь, Егор — всю жизнь в голове прокрутил, как до такого докатился. И на место встало всё, сейчас сам видишь!

— Как не поверю, у самого так было, — охотно поддержал Егор, — вот в ИВС как-то не догонял, на централе тоже по барабану было. А как в лагерь по этапу приехал, так всё осознал. Полтора года ещё закреплялось осознание это. Давай, чего там у тебя стряслось?

— В плену когда нас держали, нас с Васей там баба одна жалела. Подкармливала, вдова она. Дочка у ней сейчас у нас живет, учится. Приезжала два раза, мы с ней столковались уже. Да и с дочкой её я лажу. Умная девка, привечаю её, помогаю и она ко мне как к отцу. Родного то и не помнит. Такие вот дела, Егор, хотим жить вместе, к себе её забрать мыслю. За неё лошадь дадут и пять баранов. И дочка не у чужих людей будет жить, а в своем доме, при матери. Ну и я. — Разродился Федус необычно длинной речью.

— Поздравляю! Совет да любовь! — Егор действительно порадовался за Федуса, и так исправился, а если жену ему, то тем более остепенится. По себе знал. — Дом у тебя же нормальный, родительский, скотину есть где держать.

— Вот я как раз по поводу дома! Лошадь то Анисиму сдам, на кой она мне, возиться с ней. А вот баранов держать — стайку поправить надо. И дома ремонт нужен, я ведь запустил его за несколько лет, когда гужбанил. — Пригорюнился Федус. — Досок бы мне с пилорамы, штук двадцать дюймовки. И Никиту на два дня, чтоб там всё вычистил. Он один черт больше скулит здесь при гараже, чем работает. А там у меня всё грязью заросло, самое то для него, чтоб встал на путь исправления.

— А он у тебя работать то будет? — Засомневался Егор. — С досками, сейчас к тестю зайду, договорюсь, вечером заберешь. С Никитой тоже без проблем, забирай, если сможешь заставить пахать.

— Ты чо! — Возмутился тот такому недоверию. — У меня петухи в бараке как электровеники летали, чем депутат хуже их!? От души, Егор!

Не откладывая, навестили Никиту. Егор обрадовал того перспективой исправительных работ, предупредил мужиков, чтоб отпустили того с Федусом. Депутат привычно повалился в ноги, стеная: «За что меня к этим уголовникам?! Я ведь работаю!» «Считай это командировкой, исправительной» — назидательно заметил Егор: «и смотри там, не филонь, сам знаешь, что уголовники неженатые с тобой сотворить могут. Мы им потом, конечно, попеняем на это. Так что всё в твоих руках!» А Федус поднес к носу Никиты кулак: «Ты за метлой то следи обсос, я в отличие от тебя — родину не предавал!»

Егор пошел к тестю, на пилораму, надеясь застать того там и договориться насчет досок. Там было ничуть не тише, чем в гараже — визжала циркулярка, заглушая гомон детей в столярке. Бориса в пределах видимости не наблюдалось. Дождался, когда закончат распускать бревно, спросил, где тестя черти носят. Ему показали на кабинет бывшего начальника, Витьки: «Второй час там сидит, как пришел. Закрылся и сидит, чешет, что работает. Иди Егор, проверь, как он там работает, на нас то орет». — посмеивались мужики.

Затарабанил в дверь, тесть подозрительно долго не открывал, огрызаясь — посылал. И только докричавшись и объяснив, что это он, Егор, к нему по делу пришел — чем-то погремев и покопошившись, Боря чуть приоткрыл дверь. «Чего тебе?!» — Неприветливо буркнул: «Давай проходи быстрей». «На массу давишь что-ли?» — протиснулся в узкую щель Егор. Тесть за ним сразу же прикрыл дверь и загремел засовом, закрываясь: «Прибор испытываю, от тебя же не дождешься, чо хотел?»

Кратко изложил суть, тесть кивнул: «Не вопрос, другое дело! Я же их тут несколько дней назад прищучил! Федус с Васей у моих обалдуев на самогон бруски сменяли и доски, я их поймал на горячем. Одну ходку успели сделать, Федус покаялся, объяснил что дом ремонтирует. Не стал лютовать, что унесли, то ладно. Втыку всем вставил, и своим, и уголовникам этим. Сказал, чтоб или сам подходил, или через тебя по таким вопросам, вроде понял гляжу». Егор ему рассказал, с какого такого перепугу Федус ремонт затеял. Поржали, Боря сказал: «Вот сразу бы мне сказал, я разве против! Пускай приходят, выделю!»

— Разобрался с искателем то?

— Да какой там, — в сердцах бросил тесть, — гудит, инструкцию ты забрал, перевел хоть?

— Когда мне переводить? Ну-ка дай, ешё попробую. На чем проверяешь? А, на кольце, ну клади на пол.

Включил, поводил над полом, выключил: «Хрень какая-то, может это от сейфа фонит? Мы что-то зациклились на этом углу, надо за столом проверить!»

— Э, не ходи туда! Там же в окно все просматривается из гаража, вон опять шкуру трут, с понтом уголь пережигают! — Встревожился тесть.

— Встань к окну, прикрой меня, я тебе говорю, это от сейфа помехи!

Кинули кольцо на середину кабинета, и пока тесть маячил у окна — Егор включил детектор и проверил: «Ну что я тебе говорил! Не работает, не работает» — передразнил, — «не судьба была сразу отойти от этой дуры железной?!» Продолжил проверку, пиная кольцо по всей комнате и водя над ним прибором.

— Хорош уже приблудой этой размахивать! — Прошипел нервничающий Боря. — Наигрался и хватит, убирай давай!

— Да погоди ты! — Отмахнулся вошедший во вкус Егор и стал нарезать круги по сложной траектории от середины комнаты к столу, потом к сейфу. Потом сосредоточился вокруг стола: — Боря, тестюшка ты мой! Не дай бог, внуки в тебя пойдут!

Пока Борис думал, сразу ли дать в морду зятю, или уместней вначале пояснить, за что, Егор притопнул по полу: «Вот что тут внизу, есть фундамент с арматурой?» «Какой фундамент, ты дурачок что-ли? Лаги внизу, фундамент то по периметру только,» — недоумевал Боря: «положи на место прибор!»

— Да на, на! Работает твой прибор, как оказалось. Топор неси и ломик, клад сейчас доставать будем!

Боря принюхался: «Вроде трезвый, может обкурился? Говорили же в деревне — не отдавать Ксюху за наркомана. Хотя они и не поженились ещё, так живут. Но ребенка то успели заделать!» — подвис он.

— Железо тут внизу, — стал подробно разъяснять Егор, видя что тесть не догоняет, — и немало, как сейф примерно. Схрон тут у Витька!

— Ох тыж! — Отмер наконец тесть. — Давай прибор убирать, а инструмент здесь есть. А точно схрон?

— А фиг его знает, может Витька для хохмы между лаг железа накидал, но точно что-то есть. Вот здесь и под стол заходит. — Обозначил Егор границы обнаруженного детектором.

Убрали металлодетектор в чехол, сдвинули стол к окну. Отодрали плинтуса с двух сторон, отвернули линолеум и торопясь — варварски оторвали две половицы. «Да ты чо творишь, Егор! Аккуратней!» — шептал тесть, с мясом выдирая ещё одну.

— Вот же жук! — Произнесли в унисон. И бросились потрошить кокон полиэтиленовый.

— Не рви пленку! — Командовал Егор, — Щас не купишь, аккуратно разматывай!

Карабин «Тигр» и почти полтора цинка к нему прятал Витька под полом своего кабинета…

— Вот Анисим то обрадуется! — Радовался за него Боря.

— А чо он то? У него СВТ есть! Не отдам! — уперся Егор.

— Патроны! У него к светке их кот наплакал, а эти — как родные! Вот ты Егор, не ходил в армию — ущербный считай, элементарных вещей не понимаешь! Давай, убираем всё обратно, патронов возьми штук сорок. Отнесёшь деду, обрадуешь. Ну и выцыганишь чего, тот ведь тоже тот ещё куркуль. Потом Серёгу обрадуем!

Патроны Егор отдал Анисиму так, не стал жлобиться. Распирало от радости — и с металоискателем разобрался и бонус не хилый! Даже Ксюха заметила, присматривалась к нему весь вечер, потом не выдержала: «Ты чо радостный такой сегодня, наебал кого-то или спёр чего?»

Глава 28

Вчера утром, после разговора с Губиным — воодушевленный Егор до вечера то терзал память компьютера, то чертил сразу два проекта. И это ещё он не брался за мини-НПЗ, ладно — информация по перегонке нефти была, там та же ректификационная колонна, с нюансами. «Разберемся! Главное — купец обещал по водному пути нефти привезти летом!» — успокаивал он себя. Под вечер, поняв, что надо отвлечься — взял пол-тушки гуся, отнес соседке Марфе. Попросил приготовить с овощами и позвать всех бабок из их картеля. «Партийное собрание будет!» — Напустил он тумана Марфе. «И настойки принесу, сладкой! Отметим, у меня же ребенок скоро будет! Через…» — начал загибать пальцы, высчитывая. Запутался, бросил считать и заявил: «неважно, главное — будет!» Марфа посмеялась: «Ох и дурной ты, Егор, кто же заранее отмечает! Приходи конечно, у меня и так каждый вечер собрание — после вечерней дойки все собираются, молоко сепарируем».

Через полтора часа, оставив задерживающейся Ксюхе записку, что он у Марфы — гремя бутылками в рюкзаке, завалился к соседке. Женщины встретили его появление хоть и не бурными аплодисментами, но очень тепло. А уже через полчаса толкал речь: «Девушки вы мои дорогие, женщины! На вас вся надежда! Посевная, огород, семенной фонд! Не представляю, как я без вас справлюсь!»

Марфа бесцеремонно оборвала: «Да поняли мы, поняли! Кажную неделю одно и то же! И Ксении твой так и подтвердим, что собрание было! Наливай давай настойки своей! Сам то уже поддатый пришел!» Егор умилился: «Да что бы я без вас делал! А спойте, бабоньки, как вы умеете — душевно!» Бабки, выпив и закусив — спели. Сценарий собрания, проводившегося каждую неделю — не менялся. Как и его постоянные участники.

Поздним вечером зашедшей забрать мужа Ксюше — бабки отчитались, что собрание прошло в штатном режиме, Егор у неё молодец. А уж как на него положительно повлияла совместная жизнь с такой умницей! Ксюха, хоть и хмыкала недоверчиво, но было видно — что слова бабок ей приятны. Твердая рука ему на пользу! Домой тащила — безжалостно подгоняя: «Давай-давай, начальник, шевели копытами! Спаиваешь коллектив!»

Дома, разомлев в тепле — Егора вообще разобрало. Ксюха хохотала, слушая его бессвязный пьяный лепет: «В золоте ходить будешь! Как боярыня!» Попробовала допытаться, с чего это он такой, явно задумали что-то! Но тот молчал как партизан, лишь многозначительно улыбался, и обещал, что скоро, ну вот-вот: «Ух как заживём, Ксюха, с золота есть будем!» «Ахаха, люблю-куплю-женюсь! Спать всё равно сегодня на диване будешь, миллионщик!» — постелила на диване.

Утром Егор ни про какое золото не вспоминал, делал честные-честные глаза на все вопросы и отговорившись делами — уковылял на работу, в очередной раз зарекаясь так не пить. Предварительно скачав на флешку экранизацию Толкина в озвучке Дим Юрыча и, воровато оглядевшись — «Протоколы сионских мудрецов». «Будет вам информационная война!» — со злорадством ухмылялся. У Губина уже несколько дней стоял ноутбук, который он осваивал с пылом неофита. А рядом секретарь строчил шариковой ручкой, записывая то, что купец считал нужным….

— Стоять бояться! — Прорывающегося к палате Губина Егора остановил Олег. — Что за пакость несешь, выворачивай карманы?! Он после вчерашней беседы с Анисимом в себя прийти не может, а тут ты ещё!

— Да нормально всё, Олег! Я ему отвлечься, развлекуху принес, «властелин колец», трилогию. А чо, Айшат же с девчонками понравилось!

— Понравилось, ага! Ладно бы оригинал был, так у тебя же только в смешном переводе Гоблина! Давай обратно, есть ему чем развлекаться. Он школьные учебники читает, утирая пот простыней. И Марина с транквилизаторами наготове дежурит. Но дед кремень!

— Церберы! А ты чо, так и будешь сидеть охранять? Общий сбор же скоро? — Егор так и норовил проскользнуть к купцу.

— Вот вместе и пойдем, дружочек! — Олег приобнял Егора и повлек к выходу. Дернувшись несколько раз и поняв, что из этих дружеских объятий не вырваться — Егор покорно поплелся, к Председателю…

В большой комнате стоял дым коромыслом, образно — курить Татьяна безжалостно выгоняла на улицу. Галка что сосредоточенно черкала в блокноте, прикусив губу. Серёга, уже поддавший — настраивал гитару, наигрывая «в траве сидел кузнечик». Борис с Расулом увлеченно обсуждали модернизацию металлургии. Анисим насел на Толю, в категорической форме требуя от него двух практикантов, поднаторевших в медицине — себе. Ксюша, общим решением принятая в состав руководства — помогала тете Тане, таскали с кухни наготовленное и накрывали на стол. Ждали только Егора с Олегом.

— Ну что, все в сборе! — объявил Захар. — Прошу всех к столу, выпьем, закусим, дела наши скорбные обсудим.

— Прогнулись, получается, Председатель? Сливаем всё послезнание и информацию купцу? — Серёга, отложив в сторону гитару, ухватился за бутылку.

— А не получится у нас, как в книгах про попаданцев, пробиться к ампиратору и всю жизнь оставшуюся жить припеваючи, раздавая советы. — Пододвигая рюмку рассудительно заметил Олег. — Никто эти советы, разинув рот, не будет слушать. Как и в жопку целовать, красивых таких, только за то, что мы из будущего.

— Да, выбора у нас нет, я сейчас озвучу, что нам предлагает Губин и те, кто стоит за ним. Судя по щедрому предложению, люди весьма влиятельные. Местный олигархат в связке с обладающими реальной властью людьми. — Захар поднял стопку. — Выпьем! Хотели крышу — нашли!

Выпили, под сварливое ворчание Анисима: «Сам то купец гладко стелет, а вот как оно дальше получится? Не один он, а вдруг у них свара там начнется? Кубло то ещё змеиное…»

— Не гунди, Анисим! — Перебил его Председатель. — Предложение более чем щедрое. В течение месяца, двух — он приобретает в собственность Златоустовский и Троице-Саткинский завод. И Миасс, с будущим золотым прииском. Процесс, с его слов — решенный, осталось только юридически оформить. И отдает под наше управление, с паем в тридцать процентов. Пять лет без налогов и с финансированием с его стороны.

— А не подавимся куском таким? — Растерялся Расул.

— Зубами грызть будете! — Рявкнул Захар. — Не я же ему расписал, как можно из чугуна сталь варить с Мартыном! Вот и будете варить! И строить!

— С мартеном, Михалыч! — Поправил Боря. — Реализуемо всё, мы уже и по паровым машинам кумекаем, чтоб к воде не привязываться!

— Да хоть с кем! Это на вас всё ляжет! И на золотые прииски рот не разеваем, Губин на год-два просил отложить, если и будем заниматься, то только добычей. Барышей с этого особых не будет, всё в казну пойдет. — Желчно продолжил Председатель. — Ну и все производства, что за это время успеем открыть и запустить, по той же схеме. Общая собственность, нам тридцать процентов прибыли.

— Я с ним подробно обсудил вопросы безопасности и утечки информации на сторону, особенно к нашим неуважаемым западным партнерам. — Участковый осуждающе оглядел всех собравшихся. — И в этом вопросе он адекватней некоторых! Так что распространение технологий сразу на всю страну не просит, считайте наш округ полигоном.

— Айда покурим, мужики. — Предложил Егор.

Вышли во двор, забили трубки. Захар вынес из дома совок с углями, разобрали по очереди, раскурили. Расул, выпустив клуб дыма, спросил у Захара:

— А сам то купец что, домой торопится?

— После рождества планирует отбыть. — Захар повысил голос. — Мужики, по персоналиям из этого времени, кого вспомните или отыщете информацию, записывайте! До отъезда купца что найдете и после, письмами отправим. Почтовое сообщение развитое, но решили, что курьерами сообщаться будем, еженедельно ездить будут. Губин обещал весной чуть ли не весь выпуск горного училища привезти, трехлеток недоучек, будут на практике доучиваться. И полезных людей, кого вспомним — попробует завербовать. Пошли в дом, чего уши морозить!

А в это время в больничной палате Губин инструктировал секретаря: «Останешься при потомках Матвей, сам видишь — нельзя их без пригляда оставлять. Во всём помогай и советуй. Мне отписывай кажную неделю. Детей моих, кои весной приедут — без присмотра не оставляй и смотри, чтоб усердие проявляли! Я их предупрежу, кто не справится с учебой и в делах неспособным окажется — наследства лишу. Ну и по тебе, справишься коли, польза будет — все твои тяжбы закрою. И пай даю, во всём, что тут устроим».

Матвей повалился в ноги купцу: «Всё усердие приложу, Михаил Павлович!» Тот построжел: «Встань Матвей, знаешь же, что не люблю этого. И потомки к такому непривычны. Перенимай у них всё. Ох, большое дело затеяли. Полетят головы, а ты тут и пересидишь как раз. Уфалейских казаков сведи с Сергеем, осторожно, чтоб не на виду у всех, в его приказ поступают. С богом!»

А за столом в большой комнате Захар приступил к раздаче плюшек:

— В казаки кого записали, те так там и останутся. Только Серёга сотником будет, по всем заводам. Не понимаю, как Губин это решит, но сказал, как об решенном деле. Еще двоих из нас запишет в купцы первой гильдии. Вернее, хотел двоих. Я как про Галку сказал, так он на дыбы встал, «невместно, мол, бабе купцом быть!» Пришлось её на него напустить, часа два поговорили и согласился. После разговора троих, считая Галку, запишет в купцы и взносы пять лет платить будет. Так что теперь у нас три первогильдейских купца, я, Анисим и Галка.

— А остальных, стало быть, в крестьяне, Захар Михайлович?! — Вышла Ксюша из кухни.

— В мещане пока, а дальше от нас всё зависит. Справимся — высоко взлетим. Не справимся — спрос будет. Пять лет у нас, выйти на самообеспечение, развить производство по нескольким направлениям, обеспечить продовольственную безопасность. Образование организовать и медицину. И Анисиму спасибо скажите — нам ещё социальную проблему решать!

— А ибо нехуй! — Ударил ладонью по столу дед. — Сами крестьяне, неужели мириться будем, как людей кабалят!? Всё я ему правильно высказал, и чем это закончится! Так что у нас крепостных не будет!

Председатель взялся за голову:

— Да, товарищи! Такую вот нам свинью Анисим подложил! Дедушка старенький, ему всё равно! Он за социальную справедливость. Землю крестьянам, фабрики рабочим! А нам за пять лет как прикажешь производство организовывать?! Он же ведь уговорил Губина на эксперимент по раскрепощению крестьян! Тут и так народу нет толком, а дай крестьянам волю — их и палкой на заводские работы не загонишь!

— А кто тебя заставляет, как коммуниста, с вилами на танк кидаться? — Удивился Анисим. — Ты не волю объявляй и всеобщее равенство и братство, а дело делай! Чтоб крестьянин не жилы рвал на заводских работах, а деньги за это получал! Ну и за пять лет — делом показать, что труд подневольный, это путь в тупик.

Егор, слушая всё это и вспоминая купца, который и ему показался достойным человеком. Втерся в доверие! А так сладко пел о России, о судьбе страны! А сам исподволь выспрашивал: то про императора Павла, то про иностранцев и их каверзы. И собирал всё на бумаге, что касалось политики. А про технологии — мельком, не вдаваясь в детали!

Рванул ворот свитера:

— Мужики, вы о чем вообще, вы сами себя слышите!? Нельзя этого купца живым выпускать, не тот он, за кого себя выдает! Вы чо?! Заводы?! Волю крестьянам!? Дворянства он нам не обещал потомственного?! Как лохов нас развел!

— Да ты прозорливый наш! — Ехидно усмехнулся Анисим. — Что тебя смущает? Купец первой гильдии, с заграницей торгует, мануфактуры держит. У него этих заводов уже несколько на Урале, что ему стоит ещё несколько прикупить?

— Вы не понимаете! — Застонал от бессилия что-то объяснить Егор.

— Это другое?! — Живо откликнулась Ксюша, подошла и погладила по голове. — Ты чо такой тревожный, Егорский? Вчера же ещё всё хорошо было, чертил спокойно за столом, хотел развернуть производство сахара рядом с обжигом извести. Работать не хочешь?

— Да поймите вы, не уполномочен купец, пусть даже и очень богатый, такое предлагать! — Продолжал он горячиться. — Обманывает он нас! Навешал лапши на уши, даже я поверил, и вытянул у нас все расклады. А дальше больше! Уедет он, а через месяц — солдаты нагрянут, повяжут всех. И будем заводы строить и технологии будущего, только в колодках.

— Егор у нас хоть и тупенький, но я к нему привязался! — Провозгласил Анисим. — так что когда помру, завещаю свою СВТ ему! Ну, это если он у бабки выцарапает ружжо. Та ить и не отдаст, особенно такому. А кто, Егор, по твоему — такие предложения уполномочен делать?

— Ну не знаю, — забормотал тот, — но явно не купец, не знаю… Из высшей знати кто? Тоже навряд ли… Вы что, не понимаете? Самодержавие сейчас! Никто не уполномочен такое решать, кроме монарха! Ну или членов императорской семьи!

— На третий день Зоркий Глаз разглядел, что у сарая, в котором его заперли, нет стены! — Заржал в голос участковый. — Тебя купец про Павла выспрашивал? Ты ему там не наговорил часом лишнего? Про скорбного головой императора?

— Может всё таки обманул? — оконфузился Егор. — Про Павла не, ничего плохого не говорил! Я же почитал, проникся, каково ему пришлось. Он же хоть и метался из стороны в сторону, но много чего полезного сделал! Тех же дворян прижучить пытался, не преуспел правда. И с армией, кое в чем начудил, но зато порядок наводить стал! В артиллерии такой задел оставил, что ему только за одно это спасибо сказать можно! Ой, бля… — вспомнил он всё, что успел выложить Губину.

— Сорок тысяч привез Михаил Павлович, нам оставил. На первоначальное обустройство. — Веско бросил Захар. — Вам говорю, чтоб не тревожились, как некоторые. И по секрету — весной после коронации, Павел поедет по державе. Лично осматривать страну и народ её населяющий. Обозреть, что ему досталось в управление. И вангую — Урал он обязательно посетит! А нам — вкалывать и пахать!

— А после посещения Урала, — вставила свои пять копеек Ксюха, — всяческие оппозиционные газетенки и иноагенты будут написывать, что император ездит на Урал встречаться с Уральскими шаманами и проводить кровавые обряды. Или вообще про двойников Павла.

Подождав, когда все отсмеются, Захар поднял стопку:

— Давайте, за Его Величество Государя Императора России! Да встаньте вы! Стоя за это пьют!

Ксюша взяв Егора под руку, прижалась к нему ластясь и промурлыкала на ухо: «Всё построишь: и завод сахарный, и фабрику бумажную и нефтеперерабатывающий завод. Я в тебя верю, мой герой!» И тут же показала коготки: «А если через пять лет наши дети дворянчиками не станут, спать будешь на диване! И учти, что папочку твою с похабенью, которая „шаблоны резюме“, спрятанную на диске С в программных файлах — я стерла!»

Дружно выпили, Серёга взял в руки гитару и негромко запел: