Истории о безумном йогине. Жизнь и безумная мудрость Другпы Кюнле бесплатное чтение

Элизабет Л. Монсон

Истории о безумном йогине. Жизнь и безумная мудрость Другпы Кюнле

By arrangement with Snow Lion Publishing, an imprint of Shambhala Publications, Inc (Boulder, Colorado, 80301 USA)

© Elizabeth L. Monson, 2021

© Е. Никищихина. Перевод, 2023

© ООО «Ганга». Издание на русском языке, оформление, 2023

Отзывы о книге «Истории о безумном йогине»

«Истории о безумной йогине» – невероятно удачный эксперимент в области документального повествования. В основе книги лежат переводы автора, полевые исследования и фольклорные материалы. Благодаря захватывающему стилю изложения этой биографии удалось то, на что способны лишь редкие научные труды: она переносит читателя в безграничное, сокровенное пространство, где магия Другпы Кюнле становится реальностью. Искусно и с любовью Элизабет Монсон дарит новую жизнь историям и учениям великого бутанского святого.

Кёртис Шеффер, профессор тибетского буддизма в Университете Вирджинии

Элизабет Монсон удалось составить убедительное жизнеописание Другпы Кюнле, тибетского «безумного йогина», которого особенно почитают в Бутане за его способность выявлять лицемерие общества и доносить до людей суть Дхармы. Автор, которая является и учёным, и буддийским практиком, сплетает в элегантную прозу духовные прозрения, предания и биографические факты одной из самых завораживающих и при этом загадочно неуловимых фигур тибетского буддизма.

Франсуаза Помарре, старший научный сотрудник Национального центра научных исследований Франции, доцент Колледжа языковых и культурных исследований Королевского университета Бутана

Мало кто из буддийских святых отличается столь живым нравом и чувством юмора, как Другпа Кюнле. Опираясь на ранние автобиографические источники, а также на устную бутанскую традицию, Элизабет Монсон составила потрясающую биографию, которая прекрасно передаёт дерзкий, жизнерадостный голос «безумного йогина». Написанная выдающимся западным учёным, которая посвятила себя исследованию жизни и трудов Другпы Кюнле, эта книга обречена стать классикой. Творческая интерпретация его жизни, сделанная Элизабет Монсон, совершенно уникальна. Отбросив все условности, Другпа Кюнле напоминает нам, что суть Дхармы – это жизнь, прожитая по-настоящему.

Уилла Блайт Бейкер, основатель и духовный соруководитель Братства естественной Дхармы

Литературная жемчужина. Переосмысление образа неуловимого Другпы Кюнле, основанное на тщательных исследованиях и дополненное ясными переводами. Благодаря Элизабет Монсон голые «биографические кости», которые предстают перед нами в собрании трудов Другпы Кюнле, обрастают повествовательной плотью, и оживает «безумный святой». Как и всегда, он предстаёт критиком общества, но более человечным и глубоким, чем в доступном на Западе фольклоре.

Холли Гейли, доцент департамента буддийских исследований университета Боулдера, Колорадо

Неистовые деяния Другпы Кюнле показывают нам, что методы обучения Дхарме могут выходить за рамки любых общепринятых ограничений. Многие из его учений изложены в форме песен. В них великий мастер с юмором раскрывает слои едва уловимого лицемерия, способного запятнать нашу практику. Это изложение истории жизни Другпы Кюнле, основанное на автобиографии и бутанских преданиях, позволяет взглянуть на него новым взглядом.

Жерардо Аббаунд, автор книги «Царственная печать Махамудры: путеводитель к реализации сосуществования»

Предисловие

Другпа Кюнле, безумный йогин традиции другпа, появился в моей жизни благодаря ряду благоприятных совпадений. Я училась в аспирантуре по религиоведению Гарвардского университета, сосредоточившись на изучении тибетского буддизма, и искала тему для диссертации. Задача оказалось непростой: я потратила много времени и сил на исследование двух возможных тем, но в итоге мне пришлось от них отказаться. Мне хотелось, чтобы предмет моего исследования был настолько интересным, чтобы я могла сохранять вдохновение на протяжении всего процесса работы. Кроме того, тема должна была быть важной и трансформирующей лично для меня. Я стремилась не просто получить докторскую степень, но и дать что-то миру.

И тут появляется Другпа Кюнле. Моя коллега, изучив отрывки из сборника его трудов на занятиях тибетским языком, решила использовать эти тексты для своей диссертации. Но вскоре её внимание привлекла другая тема, и она любезно предложила мне подумать над тем, чтобы сделать Другпу Кюнле предметом моего исследования.

Сначала эта тема оставила меня равнодушной, но когда я начала изучать труды Другпы Кюнле, всё изменилось. Чем больше я читала, тем сильнее чувствовала, что рассказчик обладает уникальным взглядом не только на то, как следует идти по духовному пути, но также на природу освобождения, или просветления. Меня это заинтриговало, и я почувствовала себя обязанной оживить голос Другпы Кюнле, вернуть его в настоящее, поделиться его взглядом и учениями.

Я узнала, что Другпа Кюнле – святой покровитель Бутана, одного из последних буддийских королевств в мире, и благодаря помощи нескольких людей мне представилась редкая возможность жить и учиться в Бутане. Вскоре после этого я переехала в королевство, где встретила своего будущего партнёра по переводам, учёного и практика, лопона Чортена Церинга. Следующие два года мы с ним посвятили переводу первого и самого длинного тома трудов Другпы Кюнле, известного как «Истории освобождения» (The Liberation Tales). Эту работу мы опубликовали в виде книги «Больше, чем безумец» [More Than a Madman. Thimphu: Kuensel Press, 2014]. В свободное от переводов время я занималась этнографическим исследованием, изучая традиции и условия, в которых жил Другпа Кюнле. Я шла по его следам, путешествуя через горы и долины Бутана, слушала истории о его сумасбродных выходках и расспрашивала бутанцев, в чьих жизнях и сейчас ощущается мощное присутствие этого святого.

Хотя Бутан стремительно входит в XXI век, под внешней оболочкой современности скрывается древний, более традиционный и земной образ жизни – в гармонии с жизнью такой, «как она есть», – который до сих пор пронизывает сердца и умы старших поколений бутанцев. Рассказывая о том, насколько значим для них Другпа Кюнле, эти люди помогли мне понять, что учения этого безумного святого проникают в наше сознание на разных уровнях. На поверхностном уровне людей забавляют его неистовство и дерзость; на более глубоком уровне они пробуждаются к переживанию безграничного ума – ума за пределами мыслей, идей и представлений о плохом и хорошем. Когда мы читаем или слышим истории о жизни Другпы Кюнле и ощущаем его стойкое неприятие лицемерия, мы начинаем распознавать тонкие проявления лицемерия и себялюбия в собственных мыслях, словах и действиях. Такое распознавание может постепенно вернуть нас к гармоничному принятию всего таким, какое оно есть.

Когда в издательстве «Шамбала Пабликейшнз» меня попросили написать биографию Другпы Кюнле, я думала включить эту книгу в серию «Жизни мастеров», которую ведёт Кёртис Шеффер. Цель этой серии – представить полные биографии различных буддийских учителей, включив в них избранные отрывки учений и трудов, а также описание их наследия. Прочитав несколько книг из этой серии, я поняла, что не смогу составить биографию такого рода, потому что о жизни исторического Другпы Кюнле не известно почти ничего, кроме некоторых намёков. Хотя в мире гималайского буддизма он традиционно считается самым прославленным мастером безумной мудрости, его имя отсутствует в известных исторических трудах Тибета. Упоминания о нём изредка встречаются лишь в биографиях других тибетских учителей.

Главный литературный источник – это собрание сочинений разных жанров, которое приписывается Другпе Кюнле и называется «История жизни, песни и наставления Другпы Кюнле» (The Life Story, Songs, and Advice of Drukpa Kunley). Это собрание сочинений состоит из четырёх томов: Kа, Кха, Га и Нга¹. Название первого тома, Ка, – «Истории освобождения йогина по имени Кунга Легпа: лучшие из непристойных мемуаров, рассказанные между делом и составленные как попало» (The Liberation Tales of the Yogi Named Kunga Lekpa: The Finest of Crude Memoirs, Spoken Casually, and Slapped Together Willy-Nilly). Ради простоты я буду называть этот том «Истории освобождения». Он написан преимущественно от первого лица и традиционно считается автобиографическим. При внимательном чтении в нём можно отыскать намёки на историю жизни этого неуловимого героя.

Есть также собрание народных сказок, объединённых в начале 1970-х годов в так называемую тайную биографию. Её автор – Шестьдесят Девятый Дже Кхенпо Бутана – Геше Гендун Ринпоче. Этот сборник перевёл на английский язык Кит Доуман, опубликовав в виде небольшой книги «Божественный сумасброд» [Dowman K. The Divine Madman. Clearlake: Dawn Horse Press, 1982]². Тот образ Другпы Кюнле, который отражён в этом сборнике, широко популярен в мире гималайского буддизма. Эти истории утвердили представление о Другпе Кюнле как о скандальном, отвергающем конвенциональную мораль безумном йогине, который готов перейти любую социальную или моральную границу, лишь бы пробудить людей. В дополнение к этим двум источникам я также собрала много устных рассказов о Другпе Кюнле, расспрашивая людей в Бутане.

Учитывая сказанное, я предложила редакторам издательства составить жизнеописание Другпы Кюнле, основываясь на тех крупицах информации, что можно найти в «Историях освобождения», и вплести письменные и устные рассказы об этом святом в нить повествования³. «Истории освобождения» написаны преимущественно от первого лица и состоят из будто бы случайного набора историй, учений, песен, монологов и словесных поединков. После первых страниц хронологический порядок проследить трудно. Для того чтобы наполнить повествование деталями, я решила включить в него несколько историй из тех, что были опубликованы в «Божественном сумасброде», а также устные рассказы, собранные в ходе моих этнографических исследований. Диковинные и магические, они в полной мере отражают образ Другпы Кюнле в умах современных тибетцев и бутанцев.

В процессе написания этой книги мне показалось естественным сплетать выдержки из «Историй освобождения» с видением, основанным на бутанском фольклоре, чтобы показать, как эти события, словесные поединки, спонтанные песни и дидактические наставления разворачивались в реальной жизни. Работая с историями о приключениях Другпы Кюнле, которые сформировали общее представление о нём в мире гималайского буддизма, я приняла решение использовать подход, схожий с магическим реализмом: наполнить жизнеописание святого прозрениями и духовными передачами.

Литературная традиция магического реализма отражает вероятность того, что наш мир наполнен духовно-магическим потенциалом – столь же реальным, как любая «доказуемая» реальность, на которой настаивает западная научная логика. Такой подход согласуется с восприятием реальности, присущим гималайскому буддизму, где полученные в результате видéний прозрения, существование демонов и духов, явление божеств и сверхъестественные способности считаются неотъемлемой частью пути йогина. Другпа Кюнле жил, учил, путешествовал, любил и умер именно в таком мире. Упомянутая в книге способность говорить с демонами, получать послания и передачи из сфер за пределами мира людей служит тому свидетельством. Многие из таких эпизодов включены в эту биографию.

Определить исторический контекст человека по имени Другпа Кюнле, а также воссоздать социальные, религиозные и литературные условия, в которых он писал свою автобиографию в Тибете XV и XVI веков, – непростая задача. Почти не существует надёжных свидетельств того, что такой человек существовал. Он вскользь упоминается лишь в паре исторических источников, и это заставляет нас искать информацию большей частью в «Историях освобождения». Необходимость обращаться за биографическими подсказками к источнику, составленному из различных сочинений, поднимает интересные вопросы относительно авторского замысла. Это также означает, что мы не можем составить представление о Другпе Кюнле, которое бы отличалось от его собственного описания, которое приводится в этих текстах.

Рассказчик «Историй освобождения» прекрасно осознаёт, насколько сложным является его персонаж и как трудно описать его словами. В одном из немногочисленных описаний самого себя он говорит:

Сейчас я немного расскажу о своём воплощении как Другпа Кюнле в середине XV века. Узнав о нём, вы поймёте, что каждый раз, когда я испытывал радость, грусть была рядом, и каждый раз, когда я обретал спокойствие, я чувствовал безмерную свободу. Когда у меня было много еды и одежды, я не беспокоился. Когда было мало, я охотился за тем и за другим. Чувствуя искушение задержаться в каком-то месте, я уходил, а когда мне хотелось уйти, оставался. Я никогда не слушал ничьих советов и никогда ни с кем не соглашался. Мой характер действительно трудно описать!⁴

Таким образом, чтобы понять мощное влияние Другпы Кюнле на умы и сердца людей Тибета и Бутана, а теперь и Запада, требуется не только обратиться к «Историям освобождения», но также погрузиться в гущу фантастических и изменчивых описаний, которые можно найти в устной традиции и недавно составленных биографиях.

Эти более поздние биографии святого по большей части состоят из диковинных историй о путешествиях Другпы Кюнле из Тибета в Бутан (который был ему известен как Мон⁵) и делают упор на его сверхъестественных способностях, а также чудесах, которые он творил: например, подчинял демонов «молнией мудрости» (фаллосом), соблазнял женщин прямо на пороге их домов с целью пробудить их дхармический потенциал, предавался обильным возлияниям. Хотя эти истории – богатый источник для размышлений о Другпе Кюнле как о полумифическом, полуземном безумном йогине, их нельзя назвать надёжными с исторической точки зрения. Однако они служат ценным свидетельством того, какой образ Другпы Кюнле преобладает в мире гималайского буддизма.

Исследуя наследие Другпы Кюнле в Бутане, я обнаружила, что большинство бутанцев знают множество историй про Другпу Кюнле и, как правило, рассказывают их с широкой улыбкой на лице. Даже сейчас этот святой предстаёт в фольклоре как классический трикстер, который странствует с места на место, внося хаос в упорядоченную жизнь людей. Но одновременно он предстаёт и как реализованный йогин, который иногда снисходит до того, чтобы доказать свой статус различными чудесами, например, оживляет трупы и подчиняет демонов⁶. Эти устные истории о Другпе Кюнле так сильно укрепились в умах бутанцев, что даже когда я цитировала им отрывки из «Историй освобождения», которые прямо противоречили популярным рассказам, я сталкивалась с добродушным и снисходительным неверием.

Многие из этих устных рассказов, такие как история о создании такина, можно найти в сборнике, опубликованном под разными названиями, например «Южный цикл подробного жизнеописания Владыки Дхармы Другпы Кюнле» (The Southern Cycle of the Extensive Life Story of the Dharma Lord Drukpa Kunley)⁷ и «Жизнеописание защитника существ по имени Кунга Легпа, рассказывающее о его деятельности в Мон, Паро и за их пределами» (The Life Story of the Protector of Beings, Kunga Lekpa, Telling of His Activities in Mon, Paro, and Beyond)⁸. В начале некоторых из этих сборников утверждается, что его составил Владыка Дхармы Мипам Ринпоче в монастыре Танго в Бутане⁹. Его считали внуком Другпы Кюнле¹⁰. В разговоре с нынешним воплощением Цеванга Тензина, настоятелем монастыря Танго Его Святейшеством Гьялсе Тензином Рабгье, я узнала: то, что его предок – внук Другпы Кюнле и автор этого сборника, считается в Бутане историческим фактом.

Как и большинство источников информации о Другпе Кюнле, это собрание устных историй – не более чем набор занимательных историй. Они не выстроены в хронологическом порядке, хотя некоторые из них сгруппированы по географическому признаку. В них нет ни слова о рождении Другпы Кюнле, его семье, детстве или духовном пути. Тибетцы часто называют этот сборник Мипама Цеванга Тензина «Непристойными историями»¹¹. Учитывая, что бутанцам особенно нравятся именно истории о бесчинствах Другпы Кюнле, и, рассказывая о его поведении, они часто используют слово «непристойный», это описание представляется точным. Если вкратце, то «непристойные истории» описывают приключения Другпы Кюнле, связанные с алкоголем и / или сексуальной жизнью. Такой образ противоречит содержанию «Историй освобождения», где рассказчик представляет себя как гораздо более утончённого и образованного человека. Его прозрения раскрывают тонкие уровни лицемерия, царящего в его социальном и религиозном окружении.

Пытаясь реконструировать историю жизни Другпы Кюнле, я старалась опираться на содержание и контекст «Историй освобождения». Таким образом, представленная в этой книге биография настолько точна, насколько у меня получилось сделать её таковой по мере следования за йогином через все перипетии его странствий. Я также попыталась соединить опыт и взаимодействия, о которых пишет Другпа Кюнле, с эмоциональными, психологическими и личными вызовами, с которыми сталкивается, пожалуй, каждый человек, вставший на духовный путь.

В словесных поединках и песнях я позволила Другпе Кюнле говорить своим голосом, вплетая в нить повествования переводы различных фрагментов из «Историй освобождения». Таким образом читатель непосредственно слышит голос главного героя этой книги.

Биография начинается со знакомства с Другпой Кюнле, а также с историческим и религиозным контекстом, в котором он жил. Вступление включает описание четырёх томов его сочинений и их содержания. Следом идёт сама биография – путешествие по жизни святого вплоть до его смерти в 1529 году. В конце книги я добавила два приложения. Первое содержит мой перевод двух коротких биографий Другпы Кюнле, написанных его учениками Дордже и Башане. Они весьма полезны, поскольку не только дают больше информации о жизни святого, но и демонстрируют те любовь и преданность, которые он вызывал у своих последователей. Интересно отметить, что эти жизнеописания полны магических событий и чудес.

Второе приложение – это мой перевод послесловия к тóму Ка, написанному Безумным Монахом из Мона, который, по его словам, был признан воплощением Другпы Кюнле. Этот текст описывает, как Безумный Монах составлял собрание сочинений, и проливает свет на множество легенд и преданий о Другпе Кюнле, распространённых в то время. Автор текста отмечает, что нет двух одинаковых историй о Другпе Кюнле, пусть даже они и повествуют о предположительно одном событии. Эти различия Безумный Монах объясняет искусными методами святого, благодаря которым он мог достучаться до каждого, независимо от уровня духовного развития человека или его положения в обществе. И наконец, для тех, кто хочет ещё больше узнать о Другпе Кюнле, я включила полную библиографию первостепенных и второстепенных источников о его жизни. Если не указано иное, все переводы в этой книге – мои. Аббревиатура ЧЦ в примечаниях означает лопона Чортена Церинга. Он – живой кладезь знаний, когда дело касается разговорных выражений, коими изобилуют труды Другпы Кюнле. По этой причине во многих примечаниях я ссылаюсь на него.

Мне хочется верить, что Другпа Кюнле оценил бы мои усилия по созданию достоверной сюжетной линии его жизни. И хотя большинство событий, включённых в эту биографию, взяты из первостепенных источников, я позволила себе поиграть с уровнями реальности, на которых эти события происходят. Я надеюсь, что благодаря совмещению образа Другпы Кюнле из бутанского фольклора с образом, возникшим из его описаний самого себя в «Историях освобождения», его жизнь, характер и глубокие методы передачи Дхармы станут живыми, осязаемыми и вызовут у читателей глубокий отклик. Все ошибки, допущенные в переводе и изложении, – только мои.

Благодарности

Эта книга – результат усилий и поддержки многих людей, работать с которыми было для меня настоящим удовольствием. Проект начался с приглашения Кёртиса Шеффера, и я искренне благодарю Никко Одисеуса и Кейси Кемп за их энтузиазм и за то, как умело они провели эту книгу через все этапы, предшествующие публикации.

Я выражаю свою благодарность настоятелю монастыря Танго – Его Святейшеству Гьялсе Тензину Рабгье, реинкарнации великого внука Другпы Кюнле. Также я благодарю лопона Чортена Церинга – моего учителя, коллегу-переводчика и друга, который уделил так много времени и внимания переводу тома Ka автобиографии Другпы Кюнле ('Brug pa kun legs rnam thar) на английский язык. Результатом нашего совместного труда стала публикация книги «Больше, чем безумец. Божественные слова Другпы Кюнле» (More Than a Madman: The Divine Words of Drukpa Kunley). Я признательна лопону Риндзину Дордже – переводчику, другу и бесстрашному проводнику по местам, связанным с именем Другпы Кюнле. Этнографическое исследование, которое я провела в 2012–2014 годах, было бы невозможным без его помощи и знаний. Я глубоко благодарна Франсуазе Поммаре, чьё знание Бутана не раз выручало меня, лопону Лунгтену Гьяцо, который разрешил мне жить в Тагце, чтобы работать вместе с лопоном Чортеном; Янник Йорис, чья лёгкость научила меня расслабляться в сложных обстоятельствах; лопону Кунсангу Дордже, без чьих знаний я никогда не приступила бы к переводу других томов из собрания сочинений Другпы Кюнле; и Цангка Тулку, который представил меня Его Святейшеству Гьялсе Тензину Рабгье и кормил забавной едой в своём маленьком домике для медитаций.

Большое спасибо Уилле Блайт Бейкер, моей дорогой подруге, коллеге и сестре в Дхарме. Без тебя этой книги бы не было. Общаться с тобой – истинное удовольствие! Я благодарю сангху и руководство Братства естественной Дхармы: я счастлива быть частью сообщества таких любящих, мудрых и сильных людей.

Спасибо моей семье: маме и папе за безусловную поддержку моих проектов и огромную любовь; моей сестре Кристине за её щедрость и знания. Я так рада, что мы разделяем любовь к тибетскому буддизму. Спасибо моему брату Дону и его чудесной семье, которые всегда готовы окружить заботой и юмором, особенно тогда, когда это больше всего необходимо.

Нет слов, чтобы должным образом выразить благодарность моему мужу Кристоферу, без чьей любящей, доброй, мудрой постоянной поддержки на всех уровнях – в жизни и работе, днём и ночью, на всех континентах – эта книга не увидела бы свет. Благодаря его помощи и настойчивости я научилась расслабляться и радоваться даже в самые напряжённые времена и поняла, как важно вести сбалансированную жизнь.

Вступление

Из достоверного и полного фактов рассказа о периодах моей жизни – от рождения до моей нынешней деятельности и до пиров, которые последует за моей смертью, – вышло бы действительно никчёмное произведение! За исключением сухих слов, которыми я направляю своих учеников к Дхарме всякий раз, когда они задают мне вопросы, и с помощью которых выражаю важность соединения основных положений для выполнения духовной практики в наши дни, нет никакого смысла писать об абсурдности моей жизни, о еде, которую я ел утром, и о том, где я испражнялся вечером¹².

Кем был Владыка Дхармы Другпа Кюнле? О нём говорят разное: сумасшедший, мастер безумной мудрости, йогин, образованный учёный, странствующий монах, язвительный критик общества и религии, одинокий ребёнок, просветлённый учитель, пьяница, развратник, реинкарнация Сарахи¹³, великий махасиддха; этот список можно продолжать долго. При таком количестве проявлений возникает вопрос: был ли Другпа Кюнле реальным человеком, с реальными проблемами и страданиями, радостями и достижениями? Или же эта легендарная личность – скорее мифическая, чем реальная, скорее воображаемая, чем историческая, а его имя используется как способ обозначить определённый образ жизни?

Наследие Другпы Кюнле оказало глубокое влияние на представления о том, как подлинная духовная реализация может проявиться в религиозном мире, где эгоизм, материализм и лицемерие часто подрывают подлинную передачу и практику Дхармы. Как же выглядит проявление истинной реализации? Изучая речь и действия Другпы Кюнле, мы обнаруживаем сложный узел взаимопроникающих, порой противоречивых, но всегда захватывающих идей о том, как может выглядеть такая реализация.

В Бутане, где процветает наследие Другпы Кюнле, современные фольклорные истории изображают непристойного, распутного, дерзкого балагура – любвеобильного безумного йогина, не упускающего возможности совершить нечто непотребное или развратное, чтобы вышибить обычных людей из их привычного восприятия действительности. Этот Другпа Кюнле не стеснялся нарушать общественные устои и бросать вызов этическим и моральным ценностям, на которые люди опираются как в личной, так и в общественной жизни. Он с удовольствием учил обычных людей и подшучивал над теми, кто называл себя «практикующими Дхарму». Сейчас он вызывает не меньше смеха и радости, чем шесть веков назад. Он был безумным йогином, который спал с собственной матерью, разлучал женщин с мужьями и напивался до потери сознания, но его также почитают как второго Гуру Ринпоче, умиротворяющего и усмиряющего диких демонических духов, которые населяют гималайские горные джунгли Бутана. То, что он добился этого в основном с помощью своей пульсирующей «молнии мудрости», продолжает очаровывать и забавлять всех, кто слышит о его подвигах.

Сегодня в Бутане туристы могут приобрести сувениры в виде его «молнии мудрости». Люди стекаются в храм Другпы Кюнле, Чиме Лхакханг, в центральной долине Пунакха, чтобы получить благословение от огромного фаллоса, который, как говорят, был вырезан святым, а также от копии лука и стрел, которые он использовал для охоты. По сей день женщины, которые не могут зачать ребёнка, приезжают в этот храм со всего света, чтобы попросить благословения Ламы; они спят там на земле в надежде, что их молитвы о зачатии будут услышаны. И они осуществляются. Снова и снова появляются сообщения о действенности благословений Другпы Кюнле, что укрепляет его репутацию.

Чтобы нам не было слишком комфортно с этим представлением о танцующем пьяном безумце, тексты самого Другпы Кюнле, написанные в XV веке, вырывают у нас ковёр из-под ног. В единственном известном собрании его сочинений, упомянутом выше, – четырёхтомнике, состоящем из биографических и автобиографических работ, мы сталкиваемся с безумцем иного рода. С тем, чьё орудие для умиротворения и воспитания включает в себя и язвительный язык, и острый ум, и пронзительную критику религиозного лицемерия. Если это проявление Другпы Кюнле и можно считать безумцем, то только благодаря его неустанному стремлению раскрывать коварные обманы, которыми одурачивают и себя, и других те, кто считает себя образцом религиозной жизни. Он демонстрирует такое же безумие, когда обращает этот острый взгляд на себя самого и разоблачает собственные недостатки, уловки и тайное стремление показать другим определённый образ себя – безумца, наделённого смирением и правдивостью.

Попытаться определить все характеристики йогина, изображённого в этих томах, – йогина, ловко танцующего на границе литературных жанров, так же сложно, как и по признанию самого Другпы Кюнле в цитате, открывающей это вступление. В «Историях освобождения» читатель сталкивается с обескураживающим разнообразием различных произведений – от спонтанных песен реализации до рассказов, дидактических тирад, насмешливых подражаний, пародий, повествований о снах, видений и мощных эмоциональных реакций на непостоянство и страдания, которые переживают все существа во времени и пространстве. Хотя невозможно определить единый знаменатель этих сочинений, их центральной темой является вопрос: что действительно означает быть человеком, идущим по пути Дхармы, – как внешне, с точки зрения участия в мирской жизни, так и внутренне, с точки зрения личного роста и реализации. Безумец, который предстаёт на этих страницах, бывает сострадателен, до боли откровенен, спонтанен, весел, печален, романтичен, практичен и таинственен.

Чтобы понять, как жил Другпа Кюнле и почему он так жил, следует учитывать явление, возникшее в XV веке, которое Э. Джин Смит назвал «феномен ньонпа»¹⁴. Хотя традиция святых безумцев довольно стара в Тибете, Смит рассматривает её как новое явление в эпоху бурной доктринальной и религиозной реформы¹⁵. Термин ньонпа переводится как «безумный», «сумасшедший», «ненормальный». Три основных представителя традиции ньонпа жили в Тибете XV и XVI веков: Цанг Ньон Херука (1452–1507), Другпа Кюнле (1455–1529) и У Ньон (1458–1532)¹⁶. В один и тот же период эти трое путешествовали примерно по одним и тем же местам на юге Центрального Тибета и жили там. Безумные йогины встречаются во многих школах тибетского буддизма, но большинство из них связаны с традициями, сосредоточенными на медитации, а не на схоластике. Знаменитые безумные йогины, упомянутые выше, принадлежали к школам ньингма и кагью (особенно к линии другпа кагью) или были связаны с ними.

В тибетском буддизме можно встретить различные формы «безумия». Та, что наиболее соответствует истории Другпы Кюнле, предполагает религиозную модель, которая считает святостью изменение обычного, нормального поведения с целью проявления духовных сил и достижения освобождения. В случае освобождённого безумца то, что кажется безумием, на самом деле является «высшей степенью духовного достижения»¹⁷. Нынешний Далай-лама описывает это безумие так: «Если человек получает опыт пустотности, истинного способа существования всех явлений, то его восприятие отличается от восприятия обычных людей так же, как восприятие сумасшедшего». Взгляд такого «практикующего полностью выходит за рамки обычного взгляда на мир»¹⁸. Если применить это определение, то термин «ньонпа» относится к людям, чьи цели чисты и которые заметно превосходят других в духовной и созерцательной силе. В результате они рассматриваются вне дуалистических представлений о хорошем и плохом, дозволенном и запрещённом. Такие люди часто (но не всегда) являются йогинами-одиночками, ведущими странствующий образ жизни или пребывающими в уединении, а не монахами – хотя, возможно, когда-то были таковыми.

Йогические безумцы, как мужчины, так и женщины, отличаются от других практикующих своим поведением. Эти странствующие безумные йогины постоянно нарушали общепринятые правила, этические и общественные нормы, могли странно одеваться, отказываться жить оседлой жизнью, заявлять о своей способности творить «чудеса» и исцелять болезни, а также вести себя эксцентрично и даже аморально. В результате они заметно выделялись на фоне множества религиозных практикующих, населявших тибетское нагорье.

Важной практикой безумных йогинов была практика «обращения вспять»¹⁹. В этой практике йогин применяет различные медитационные техники, идущие вразрез с общепринятой моралью. Это делается с целью обратить вспять процессы рождения, смерти и становления, возникающие по причине незнания нашей истинной природы. Такие практики постепенно освобождают практикующего из круговорота сансары. Посредством «обращения вспять» практикующие осознают свою изначальную, нерождённую природу и учатся укреплять эту реализацию²⁰. Кроме того, безумный йогин может вести себя неприемлемо с точки зрения традиций, например быть нечистоплотным. Действуя вопреки социальным нормам, он преодолевает концептуальные разделения на хорошее и плохое, правильное и неправильное, чтобы ощутить всё как «единый вкус»²¹.

В «Историях освобождения» Другпа Кюнле представлен как человек, знающий об этих практиках и их подводных камнях. Комментируя их, он критикует тех, кто занимается ими, не осознав своей истинной природы, с целью продемонстрировать йогические способности и произвести впечатление на других:

Если они не могут соединить все действия с четырьмя временами практики²², то кто эти йогины, называющие себя «безумными»? Даже обладая однонаправленным сосредоточением, но не осознавая, что истинное воззрение находится за пределами оценочных суждений, какую пользу они получат?²³

Итак, вместо того чтобы изображать Другпу Кюнле, который непосредственно занимается подобными практиками, этот текст показывает его как внимательного наблюдателя, который держит дистанцию и видит разницу между тем, кто проявляет подлинную «безумную мудрость», и тем, кто лишь притворяется, надеясь обмануть окружающих.

Согласно Смит, другая возможная причина возникновения феномена безумного йогина заключается в том, что он возник как протест против растущей систематизации тибетских буддийских школ в XV и XVI веках и их упора на схоластику, что наиболее ярко выражено в традиции гелуг, влияние которой стало быстро усиливаться. С этой точки зрения безумные йогины представляли собой противоположность монахам-схоластам. Они олицетворяли собой перемены, попытку вернуть традиции кагью и ньингма к изначальным тантрическим практикам и воззрениям, исчезающим по мере создания мощных монастырских институтов. Эти исчезающие практики включали устную передачу, уединённое созерцание и глубокую духовную связь между гуру и учеником. С этой точки зрения движение безумных йогинов послужило средством, благодаря которому традиция кагью вновь обрела былую религиозную пылкость, чтобы «возродить духовное рвение ранних йогинов»²⁴. Главной символической фигурой этого движения стал великий йогин Миларепа (ок. 1052 – ок. 1135).

Некоторые характеристики безумных йогинов подразумевают создание возмутительного публичного образа, который выставляется напоказ и позволяет им действовать за пределами общепринятой морали. Некоторые из этих действий включают публичную демонстрацию наготы, пьяный трёп, употребление большого количества спиртного и отвратительное, неприемлемое в обществе поведение, например обмазывание себя фекалиями или открытое общение со сверхъестественными существами²⁵. Хотя в устном фольклоре Другпа Кюнле прочно ассоциируется с образом безумного йогина-аморалиста, в его собственных текстах меньше свидетельств того, что он делал нечто подобное. Однако и возмутительный образ Другпы Кюнле, столь популярный в современном Бутане, и его менее эпатажный образ из «Историй освобождения» свидетельствуют о том, что постижение истины приходит не через схоластическое обучение, не через моральные правила и даже не через личного учителя. Оно возникает из непосредственного переживания явлений – особенно мира природы – такими, какие они есть.

О том, что Другпа Кюнле – человек, воспринимающий весь мир как своего гуру, говорит следующая цитата из его автобиографии: «Кто бы ни возник, что бы ни возникло – это становится моим основным гуру»²⁶. Как только человек осознаёт природу всех явлений, включая самого себя, как пустотное сияние²⁷, всё, что бы ни возникло, напоминает ему об этом осознавании. Достижение этого воззрения может привести к действиям безумного йогина, и неважно, проявляются эти действия открыто: как разгуливание нагишом или выкрикивание непристойностей или же менее явно: как стремление разоблачать собственное и чужое лицемерие, что мы и видим в трудах Другпы Кюнле.

Возможно, существовал некий стереотип йогического безумия, и Другпа Кюнле изображается человеком, особенно удачно в него вписывающимся. Если, с одной стороны, посмотреть на его собственное восприятие себя, которое описано в его трудах как ньонпы, а с другой – на ярлык, которым его снабдили ученики и потомки, жившие в разное время и в разных местах, то нельзя отрицать тот факт, что эти два образа трудно сочетаются друг с другом. Хотя некоторые черты его характера номинально соответствуют тем, что приписываются безумным йогинам, другие важные качества, описанные им самим в его текстах, либо не стыкуются с ними, либо видоизменяют их. Учитывая обилие критических замечаний в его текстах относительно «безумного» йогического поведения, которое ничем не подтверждено, однозначного ответа на этот вопрос не существует. Возможно, рассказчик успешно создаёт новую норму или антинорму, но на более высоком, абстрактном уровне, которая считает все проявления религиозности заблуждением, если только человек добровольно не раскрывает истину о собственном лицемерии.

Для знакомства с Другпой Кюнле полезно понимать исторические события, происходившие в Тибете в XV–XVI веках. Многие из этих событий и порождённая ими культура оказали глубокое влияние на решения и взгляды, сформировавшиеся в начале его жизни. Эти решения и взгляды легли в основу его системы ценностей и образа жизни. Другпа Кунга Легпа (сокращённо – Другпа Кюнле)²⁸, безумный йогин традиции другпа, родился в 1455 году, в год Земляной Свиньи, в монастыре Друг Ралунг, расположенном в современном Гьянце в Цанге, что на юге Центрального Тибета. Его семья принадлежала к клану Гья – кочевому народу, который считал себя частью королевского рода. Вероятно, его мать, Гонгмо Кьи, была знатного происхождения. Его отец, Ринчен Зангпо, был чиновником монастыря Ралунг и, вероятно, владел большим количеством земли и имущества.

Монастырь Ралунг основал в 1180 году Цангпа Гьяре, первый Гьялванг Другпа, ученик Дрогона Пхагмодрупы, который считался реинкарнацией сиддха Наропы и основателем школы другпа кагью. Монастырь получил своё название из-за «самовозникшего» изображения козла (тиб. «ра»), определившего место его строительства. Ралунг был основой средней традиции другпа кагью в Тибете и находился под властью клана гья вплоть до XVII века, пока род не угас²⁹. Школа другпа кагью по-прежнему активна по всему Тибету и особенно в Бутане, который на тибетском и бутанском языках называется Друг Юл, что иногда понимается как «земля другпа»³⁰.

Во второй половине XV века, когда родился Другпа Кюнле, Тибет был охвачен битвами между различными знатными семьями и религиозными группами. В свою очередь, буддийские группы наблюдали за соперничеством знатных семей и вносили в их распри свой вклад. Другпа Кюнле имел отношение к кармапам – главам школы карма кагью, которые были учителями принцев Ринпунг из Цанга – местной правящей семьи того региона. По другую сторону находилась зарождавшаяся традиция гелуг, основанная Дже Цонкапой и поддерживавшая знать клана Пхагмодру из У, которая опасалась распространения власти клана Ринпунг. С начала XV века акцент стал смещаться с борьбы между соперничающими знатными семействами на противостояние между линией карма кагью, которую поддерживал клан Ринпунг, и школой гелуг, которую поддерживали оставшиеся представители семьи Пхагмодру из У. Для монастыря Ралунг, оказавшегося между двумя сильными соперниками, это было трудное и нестабильное время. Вероятно, что в начале жизни Другпы Кюнле междоусобицы, соперничество и общая враждебность послужили причиной тех событий, которые навсегда врезались ему в память и определили ход его жизни.

Другпа Кюнле принадлежал к тибетской буддийской линии кагью, или «линии устной передачи», и в особенности отождествлял себя со школой другпа кагью. Школы линии кагью ведут своё происхождение от индийского сиддхи Тилопы (988–1096) и его ученика Наропы (1012–1100), которые являются родоначальниками основных доктрин их учения. Тибетский ученик Наропы – Марпа (1012–1097) принёс основные учения и тексты доктрин кагью обратно в Тибет. Знаменитый ученик Марпы – йогин Миларепа стал главной символической фигурой странствующего йогина. Его взгляды, практика, образ жизни и литературные произведения стали эталоном для школы другпа кагью и подшколы средней другпы. Учитывая популярность истории жизни Миларепы в Тибете, его пример может лежать в основе образа тибетских «безумных йогинов».

Ученик Миларепы Гампопа (1079–1153/9) также был исключительно важной фигурой для Другпы Кюнле. Гампопа хорошо известен тем, что соединил учения традиции кадам³¹ о схоластической монашеской дисциплине и буддийской этике с медитационными традициями Марпы и Миларепы, особенно с йогической традицией махамудры. Это соединение религиозных взглядов и практики пронизывает тексты Другпы Кюнле и делает упор на равной важности обычной (или повседневной) мудрости и истин, которым учил Будда. Этот акцент подчёркивает интерес другпа кагью к освобождающей природе всех переживаний – явлений как они есть – без концептуальных трактовок или приукрашивания.

Школа другпа кагью ведёт свою родословную от главного ученика Гампопы – Пхагмодрупы (1110–1170). Ученик Пхагмодрупы Лингрепа (1128–1188) продолжил линию, но именно его главный ученик, Цангпа Гьяре (1161–1211) считается официальным основателем школы другпа. Как и Гампопа, Цангпа Гьяре синтезировал учения нескольких школ, включая кадам и дзогчен. Это говорит о том, что религиозные доктрины школы другпа кагью была весьма неоднородны. Джон Ардусси во введении к своему переводу первой половины тома Кха «Собрания сочинений» утверждает, что столь эклектичный подход к учениям Дхармы, возможно, стал одной из главных причин появления безумных йогинов. Кроме того, говорится, что Цангпа Гьяре открыл сокровище (терма) самого важного собрания тантрических практик в линии другпа кагью, а также ряд медитационных техник, известных как шесть практик с единым вкусом, которые тесно связаны с основными кагьюпинскими практиками Шести йог Наропы. Предположительно этот текст-терма был сокрыт одним из главных учеников Миларепы – Речунгпой. «Собрание сочинений» Кюнле изобилует размышлениями и умозаключениями относительно практик, включённых в эти йогические техники.

Цангпа Гьяре также основал монастыри Лонгдол, Ралунг и Намдруг. Что касается названия Намдруг, то, согласно преданию, во время паломничества Цангпы Гьяре его ученики наблюдали, как девять ревущих драконов (тиб. «друг») вырвались из трещины в земле и взмыли в небо (тиб. «нам»), а вокруг них с неба пролился дождь из цветов. В результате они назвали свою школу друг, «школа дракона», и дали то же название своему главному монастырю. Монастырь Ралунг стал резиденцией Гья – это та самая линия практикующих, в которой родился Другпа Кюнле, а также самая могущественная линия преемственности другпа в Тибете того времени. Она процветала с XIII по XVI век.

При Цангпе Гьяре слава и численность школы другпа кагью резко возросли. Как утверждал Третий Тхукван – Лобсанг Чокьи Ньима (1732–1802):

Ученики его линии распространились так же далеко, как орёл может пролететь за восемнадцать дней. Все узнали эту весть, будто её разнёс ветер: «Половина людей – другпа, половина другпа – нищие, а половина нищих – сиддхи»³².

Тибетский термин друбтхоб, который используется для перевода санскритского слова сиддха, или «реализованный», относится к человеку, который достиг реализации через отречение и йогическую практику. Распространённость таких практикующих в другпа кагью отражает упор школы на достижение реализации через медитацию. Такова традиция, с которой тесно связан Другпа Кюнле.

Считается, что линия другпа имеет три основные ветви, происходящие от Цангпы Гьяре. Нижняя и верхняя ветви были основаны двумя главными учениками Цангпы Гьяре – Лорепой (1187–1250) и Гоцангпой (1189–1258). Нижняя другпа процветала преимущественно в Бутане после того, как в 1616 году её привёз туда Нгаванг Намгьял (1594–1651). Племянник Цангпы Гьяре – Дхарма Сенге (1177–1237) со временем занял резиденцию Ралунг на юге Центрального Тибета, и она стала основной для средней ветви школы другпа кагью. Со времён Цангпы Гьяре до середины XV века, когда родился Другпа Кюнле, школа другпа кагью была сосредоточена вокруг монастырей Намдруг и Ралунг.

Четыре тома «Собрания сочинений Другпы Кюнле», частично описанные выше, не следуют общим литературным традициям, свойственным тибетским жизнеописаниям. Традиционные жизнеописания включают: чудесное рождение или по крайней мере появление чудесных знамений в момент рождения; роскошная жизнь принца или благородного человека; ключевой момент реализации; хронологический перечень учителей, полученных учений и посвящений, а также учений, которые герой получал и давал на протяжении всей жизни; смерть, которая, как и рождение, сопровождается чудесными знамениями. Не то чтобы этих событий не было, но в автобиографии Другпы Кюнле они не используются как основа для хронологического повествования.

В «Собрании сочинений Другпы Кюнле» можно найти лишь несколько упоминаний о хронологии его жизни, полученных учениях, религиозных активностях и учениках. На самом деле взгляды, выраженные Другпой Кюнле, показывают, что у него была ясная, хотя и необычная, цель написания автобиографии. По его словам,

биографии гуру, где всё выстроено по порядку, похожи на записи ростовщика: «В таком-то году, такого-то числа, такого-то месяца мною было получено в обеспечение по кредиту бушель ячменя или гороха»³³.

Далее он высмеивает тех «великих» учителей, что записывают крупные пожертвования, которые им сделали, а также учителей ниже рангом, что записывают даже самые незначительные вещи, которые ученики подносят им в знак доказательства их важности. Другпа Кюнле насмехается: «Как узколобо!».

Другпа Кюнле игнорирует хронологический порядок, столь распространённый в тибетских биографиях и автобиографиях, а также не описывает медитативный опыт и не фиксирует полученные подношения. Кроме того, в «Собрании текстов» не используется тройная схема классификации – внешнее, внутреннее и тайное, – часто встречающаяся в тибетских текстах о духовной жизни. Теоретически «внешняя» биография касается публичных и видимых аспектов жизни героя, таких как родословная, место рождения, образование, учителя, принятые обеты, полученные учения, имена учеников и смерть. Этот вид биографии описывает внешние события его жизни обычным языком. В отличие от этого, «внутренняя» и «тайная» биографии описывают сны, посвящения, видéния и медитативные переживания как главное измерение жизни героя.