32 фигуры бесплатное чтение

Дизайнер обложки Александра Катинаускиене

ISBN 978-5-0062-7825-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Англичанин и русская познакомились на Капри, был у них короткий, но сокрушительный роман. Англичанин уехал в Лондон, а русская вернулась в свои бескрайние просторы. Они решили продолжить общение, играя в шахматы на расстоянии. Время от времени приходило письмо из России с очередным ходом, и время от времени приходило в Россию письмо с цифрами из Лондона. Англичанин женился, и у него родилось трое детей. И русская вышла замуж. Их шахматная партия длилась двадцать лет. По одному письму раз в пять или шесть месяцев. Пока однажды англичанину не пришло письмо с таким коварным ходом конем, что он съел королеву. И тогда англичанин понял, что этот ход сделала другая персона, чтобы уведомить о смерти любимой… Одиночество. Одиночество тоже компания.»
Тонино Гуэрра «Шахматная партия»

Глава 1. Расстановка

– Внимание! Начинаем работать! Сосредоточились, сконцентрировались. Я вас расставлю и попрошу какое-то время не двигаться. Мне нужно увидеть картинку. И тишины прошу. Момент очень ответственный. Главное не ошибиться! Сейчас важно, чтоб каждый оказался именно на своем месте.

Сцена расчерчена на квадраты. На сцене тридцать два человека. Собрана вся труппа народного театра и те, кто готов пожертвовать своим свободным временем, попробовать себя в актёрском ремесле, сыграть роль. Интересно, что из этого получится?

– Тишина! Сергей Петрович, дайте, пожалуйста, музыку. Под номером один идет. Прокофьев. Танец рыцарей. На сцене! Я тишины просила! Музыку слушаем. Вникаем в торжественность и предвкушаем. И – умоляю! Не двигайтесь! Иначе мы до ночи не разойдемся!

И вот они, наконец, стоят. Практически не двигаются, что даётся некоторым с большим трудом. У каждого свой квадрат, своя исходная позиция. Белые и Чёрные. И музыка, от которой они стали серьёзней. Готовы к сражению или пока только предвкушают?

– Места свои запомнили? Не перепутаете, в следующий раз толкаться не будете? Раздаю тексты. К следующей репетиции очень прошу прочесть, обдумать и увидеть свой образ, своих героев. Вопросы задавать можно и нужно. Кстати, поднимите руки, кто в шахматы умеет играть. Понятно. Не густо. Хотя это не важно…

Сценарии в руках, картина сразу изменилась. Кто в трубочку свернул и держит как жезл или смотрит в подзорную трубу на позицию противника, кто веером помахивает, кто небрежно, держа за уголок, опустил вниз, мол, чего я там не видел, кто-то уже читать пытается. В одну минуту стали другими, уже играют, не осознавая этого. Но сейчас они настоящие. Настоящие, как дети в игре. Они ещё не понимают, что у каждого свой сценарий, написанный специально для его персонажа. Именно в этом главная идея – увидеть живое, одушевленное противостояние Белых и Чёрных. Не Света и Тьмы, не плохих и хороших – не об этом речь. Противостояние и борьбу равнозначных равносильных и равновеликих, разделённых на два противоположных лагеря.

Я захотела увидеть такую игру, какую не видел еще ни один зритель. И для этой игры решила собрать в одно время и в одном месте разных литературных персонажей, которых со школьной скамьи знают практически все. Поставить их рядом, как будто они чудесным образом встретились – пускай в несуществующем, но всё-таки вполне реальном мире. Встретились и начали взаимодействовать между собой, потому что перед ними стоит задача рассказать новую историю. Разыграть необыкновенную шахматную партию, где каждая из тридцати двух фигур – литературный герой, яркий, узнаваемый, со своей судьбой. И разве на протяжении столетий мы не видим рядом этих героев, не узнаем их среди окружающих людей? Как они поведут себя в этой игре? Кто, когда, на каком ходе покинет поле боя, а кто дойдет до финала, и каким он будет, этот финал? И не важно, умеет ли кто-то из актёров играть в шахматы. Стратеги военных действий обычно вне поля боя. Именно они отвечают за результат сражения.

– Уже хотите знать, кто победит? Не ищите в сценариях, там нет финала. Там герои ваши прописаны и отдельные мизансцены с выходами. Пока только на несколько ходов. Спектакль большой и серьёзный, с течением времени всякие ситуации возможны. Заинтриговала? Да, попробуем выйти за рамки привычного. Но на поле боя я вас не оставлю. А на сегодня – всем спасибо и до следующей встречи. В четверг ровно в семь и не опаздываем!

Актёры, наконец, разошлись. Первая репетиция всегда самая трудная. Я стою на пустой сцене в центре шахматного поля, которое на протяжении нескольких месяцев не оставляет меня даже во сне. Я подобрала актёров, которые, конечно, не профессионалы: откуда им взяться в народном театре. Но как хочется верить, что не ошиблась! Что они перевоплотятся, вживутся, «вытянут». Иначе вся идея насмарку. Сегодня всматривалась, вглядывалась в их лица и поняла, что должно получиться. Даже если возникнет ситуация, которая в шахматах называется «табия», когда после хорошо знакомой и изученной дебютной позиции игроки вдруг начинают делать неожиданные, не «книжные» ходы. В том, что я задумала, по-другому и быть не может. Белыми играю я, чёрными – мой невидимый «противник». Нас много лет разделяют жизнь и расстояние в тысячи километров. Но мы уже начали эту игру, возможно, последнюю.

Итак, следующая репетиция в четверг. Интересно, что поменяется в каждом из них и во всей труппе?

Глава 2. Белые: ладья a1, пешка a2

– Ну что, Татьяна Константиновна, мы с вами рядышком опять? Пенсионерский уголок нам режиссёр выделила. Вы домой сейчас? Не возражаете, если провожу немножко. Темно уже, да и пройтись перед сном не помешает. А то мы с вами сегодня застоялись. Хоть и не кони. Кстати, кто у нас конями-то то будет? Интересно. Очень интересно, что она там такого напридумывала, наша москвичка…

Тимофей Макарович Голенцов, майор полиции в отставке, был коренастым, плотным, невысоким мужчиной лет шестидесяти с большой головой и очень густой, несмотря на немолодой возраст, шевелюрой. Небольшие зеленоватые глаза посажены близко к носу, один слегка косит, поэтому не всегда удается понять, куда именно обращен его взор. Огромные, не по росту руки, даже ручищи густо обсыпаны бледными веснушками или, как их называют, «старческой гречкой». Но, глядя на эти ладони, особенно когда они непроизвольно сжимаются в кулак, сразу становится ясно, что этим лапищам под силу не только железные подковы гнуть. Этими сильными руками Тимофей Макарович помогал Татьяне Константиновне надеть маловатое уже, но когда-то модное и потому, наверное, самое любимое демисезонное пальтишко яркого фиолетового цвета. Татьяна Константиновна, кокетливо улыбаясь и мило краснея, застегнула пальто на все пуговицы. Правда, верхняя давно уже не сходилась, но шелковый платок с красными цветами по изумрудному полю надежно скрывал эту незавершенность.

– Тимофей Макарыч, спасибо. С вами я хоть до утра готова прохаживаться, – залилась наигранно веселым смехом, поправила малиновый берет на высокой прическе и крепко взяла под руку отставного майора Голенцова. – Ну что, мой верный рыцарь, вперед?

Они спустились с крыльца Дома культуры, посмотрели по сторонам, выбирая направление, и двинулись в сторону городского парка, в противоположном направлении от дома Татьяны Константиновны.

Татьяна Константиновна Шарухина, проработав всю жизнь сметчицей в строительной конторе, после выхода на пенсию устроилась гардеробщицей в местном ресторане. Работа по сменам, поэтому составить с напарницей график, предусматривающий отсутствие Татьяны Константиновны в дни театральных репетиций, было не сложно. Татьяна Константиновна готова была пропустить все, что угодно, но только не часы занятий в театре. С народным театром ее связывало без малого двадцать пять лет творческой жизни. Главных ролей не было ни разу, да она и не стремилась, даже наоборот, боялась больших текстов, сильных эмоций, пустого пространства на сцене, пристального внимания. Но сама атмосфера театра, эти прекрасные вечера среди увлеченных общим делом и хорошо знакомых людей, наполняли её одинокую жизнь каким-то высоким, нездешним смыслом. Она и гардеробщицей в ресторан пошла для того, чтоб быть среди людей. Хотя, конечно, ночная публика в ресторане далеко не всегда радовала глаз. Но если представить себя просто зрителем, да еще таким, который вдоль и поперек знает практически каждого посетителя, то никаких телевизионных сериалов смотреть не надо, сама жизнь получается как бесконечная Санта-Барбара…

– Ну что, Татьяна Константиновна, – с этого «ну что» начиналась практически любая фраза Голенцова, – вы сценарий свой успели уже посмотреть? Кем же будете на своей диспозиции, на клеточке а2?

– Только краем глаза взглянула. Стоя-то неудобно читать. Какая-то графиня. Лидией Ивановной звать. Написано, что давняя приятельница Каренина. Тимош… – когда они были вдвоем, она переходила с Голенцовым на «ты» и называла его Тимошей. Как еще называть мальчишку из соседнего дома, который воровал горох у них в огороде, а в четырнадцать лет предложил стать его невестой. Подруги над ней смеялись: «Вон, жених твой, Тимка-косой, идет. Гляди, Танюха, не проворонь! Один глаз-то всегда налево будет смотреть…» Сколько раз потом думала она, что вот согласись я тогда, хоть невестой, да хоть сразу женой, кто знает, как бы жизнь повернулась. – Слышь, Тимош, а Каренин, это кто?

– Каренин, Танечка, это муж Карениной. Той, которая Анна. Не помнишь что ли, роман такой у Льва Толстого есть. Так и называется «Анна Каренина». Я, конечно, не читал – очень книга толстая. Но фильм смотрел.

– Ой, это та, которая под поезд от любви? Ну как же, помню, конечно! Только никакой графини там что-то не припомню. Да и Каренина тоже. А его кто играет?

– Ну что. Карениным-то как раз я и буду. И место моё, как я понял – белой ладьи. А раз мы с тобой рядом стоим, то, видать, дружить будем, а, Тань? – Тимофей Макарович задорно крякнул, слегка подпихнул спутницу под бочок, привычным жестом военного поправил свою кепку и поежился. – Что-то ветер с реки холодный подул. Пойдем, Татьяна, я тебя все-таки провожу, да и сам домой пойду. А то Степановна меня опять потеряла, наверное. Да и есть я что-то захотел уже.

– Тимош, а Анной Карениной кто будет, женой-то твоей молодой и неверной?

– Не знаю пока. Она, режиссёрша наша, видишь, какая хитрая – ничего не рассказала толком. Поставила по квадратам, тексты раздала и распустила. Но знаешь, Тань, интересно. Да и героем Льва Толстого побыть, хоть бы и Карениным… дааа. Интересно. Надо будет дома почитать внимательно, что там про него написано.

Ветер становился сильнее, начал моросить мелкий холодный дождь, и белая пешка а2 – графиня Лидия Ивановна, центр кружка добродетельных набожных женщин и ученых честолюбивых мужчин, «совесть петербургского общества», придерживая свободной рукой свой малиновый вязаный берет и стараясь огибать лужи, молча семенит под руку с белой ладьей а1 – высокопоставленным чиновником, влиятельным государственным деятелем, кавалером ордена Александра Невского – Алексеем Александровичем Карениным. Который в настоящий момент испытывает только одно желание: скорее оказаться дома, у теплой печки и съесть, наконец, ещё к обеду приготовленный женой густой наваристый борщ. Но сначала рюмочку беленькой, потом горячий борщ… И сейчас для него совершенно не имеет значения, кто будет играть его молодую неверную жену Анну Каренину. И будет ли она вообще в этом спектакле.

Глава 3. Чёрные: пешка h7

Кристина Уварова после репетиции стремглав побежала домой. Как только взглянула в свой сценарий и увидела там крупными буквами «Анна Каренина», в горле сразу пересохло, в висках застучало, а руки начали дрожать. И слезы. Слезы очень хотели выкатиться из глаз, и сдерживать их было самым трудным делом до окончания репетиции. Она неотрывно смотрела в пол, чтоб не встретиться с кем-нибудь глазами, не выдать себя, не разреветься от волнения и страха. Анна Каренина! Мне дали такую роль! Но как?! Как я смогу сыграть её?!!

Кристина бежала домой. Чтоб скорей затопить печку, накормить детей, проверить уроки у семилетнего Алёшки, хоть парой слов перекинуться с семнадцатилетней Маринкой, ох, беда-девка выросла, если она вообще дома сегодня. Растолкать детей по углам, чтоб не ссорились, помыть накопившую за день посуду, а потом, наконец, достать из сумки эти бумаги, где крупными буквами «Анна Каренина» и она, исполнительница – Кристина Владимировна Уварова.

Кристине Уваровой, в девичестве Золотаревой, было 37 лет. После девяти классов торговый техникум и ходовая специальность «продавец». За свою недолгую, но, увы, нелегкую жизнь продавала всё, что покупалось. Последние пять лет с работой, можно сказать, повезло: стояла за прилавком ювелирного магазина. Чистенько, прилично, светло, покупателей мало. Доходы у жителей не большие, да и золото-бриллианты – товары отнюдь не первой необходимости. Относилась она к своей работе ответственно, дорожила местом – другого такого здесь не найти, пусть и зарплата небольшая, от продаж ведь зависит, но стабильная и, главное, к концу рабочего дня не падаешь замертво, на хозяйство еще и время, и силы остаются.

Детей своих родила от совершенно разных мужей, но воспитывать приходилось всегда одной. Вечно не хватало денег, времени, иногда даже еды. А больше всего не хватало любви и внимания. И как-то, придя вместе с подругой на спектакль в местный театр, Кристина вдруг увидела на сцене то, что раньше даже не пускала в свои простые мечты. Длинные платья, старинная мебель, какая-то нездешняя культурная речь, хотя актеры-то на сцене все знакомые. И музыка! Совершенно незнакомая музыка, которая захватила и растворила её в себе, всю – до конца. Она сидела в кресле зрительного зала и тихо плакала от восторга, от этой другой, незнакомой доселе жизни, в которой есть любовь, очень много красивой, культурной любви и какая-то неведомая ранее возвышенность.

Спустя неделю, набравшись смелости, Кристина надела лучшее своё платье, которое они с дочерью носили уже по очереди, и пошла записываться в народный театр. На всякий случай выучила «Письмо Татьяны». Режиссёр, Серафима Сергеевна Сиренева, к которой в городе все относились очень настороженно – чего это она в нашу глушь из самой Москвы приехала, что тут забыла – посмотрела внимательно, взглядом, как насквозь пронзила, до печёнки, молча. Потом спросила только, как зовут, сколько лет, где работает. «Письмо Татьяны» слушать не стала, а положила на стол бланк заявления и сказала: «Пишите заявление и приходите на репетиции. Занятия каждую неделю во вторник и в четверг с семи часов. Получится?». Кристина, не веря, что всё оказалось так просто, хриплым от волнения голосом сказала «Да!» и подписала заявление.

Прошло всего три месяца, и вот у неё в руках сценарий с ролью Анны Карениной. Ох!… Начала читать, ничего не поняла, прочла еще раз. Так. Реплик пока никаких. Только немного общих слов про историю, характер, цитаты, наверное, из романа – про внешний облик.

– Алёшка, а ну отдай мне мой телефон! Хватит глаза портить. Иди быстро умываться и спать. А то завтра опять не поднять тебя будет. Марин, уроки сделала? А если проверю? Вы вообще в тетрадках хоть что-то сейчас пишите? Ладно, тоже не засиживайся. Ты в своем уме, куда погулять?? Ночь на дворе, а она погулять. Нет, я сказала! Все прогулки завтра. И телевизор сделай тише. Алёшка спать ложится, а мне роль учить надо. Послезавтра репетиция.

Обидно, что дочь даже не спросила, какую роль. Но пусть пока не знает – вдруг не справлюсь, и кому-нибудь другому отдадут. Не надо никому другому!! Так. Теперь еще раз, очень внимательно и не торопясь. Кристина пошла на кухню, налила себе большую кружку чая, нашла в буфете старую, начатую уже шоколадку, откинулась на спинку стула, а под ноги поставила табуретку – от стоячей работы ноги под вечер всегда «гудели».

…Женщина из высшего света Петербурга, но была воспитана своей тёткой и выросла в провинциальном городе. Замужем за Алексеем Карениным, который занимает очень высокий пост. Муж старше на 20 лет, есть любимый сын Серёжа. Молода, красива, грациозна, умна и хорошо образована. Но при этом душевная, простая и сердечная женщина. «Кроме ума, грации, красоты в ней была правдивость». «Это была не картина, а живая прелестная женщина с черными вьющимися волосами, обнаженными плечами и руками и задумчивою полуулыбкой на покрытых нежным пушком губах, победительно и нежно смотревшая на него смущавшими его глазами. Только потому она была не живая, что она была красивее, чем может быть живая.» «Она была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести…» «…и с тою же улыбкой, волновавшеюся между губами и глазами, подала руку Вронскому…» «…она быстрым движением подняла свои красивые, покрытые кольцами руки…».

Кристина поймала себя на мысли, что какое-то время сидит, не двигаясь. Рука, державшая на весу кружку, затекла. Листы с текстом лежали на коленях и вдруг сползли на пол. Она встрепенулась, подняла бумаги, поставила кружку с холодным уже чаем на стол и подошла к зеркалу в маленькой прихожей. Свет не яркий, да и что там разглядывать. Но смотрела на себя долго – на свою шею, плечи. Поднимала и опускала руки. Распустила непослушные вьющиеся русые волосы. Попыталась улыбнуться не своей привычной, но другой улыбкой. Которая должна быть где-то между губами и глазами. Вошла в комнату. Алёшка уже спит, Маринка дремлет перед телевизором. Тихонько нашла свой телефон и снова вышла в коридор.

– Свет, не спишь еще? Извини, что поздно. Просто завтра тебя не поймать. Слушай, мне срочно покраситься надо. Надо и всё! Найдешь «окошко» завтра? Нет, без стрижки. Просто цвет хочу поменять. В восемь утра? А другого времени нет? Ладно, прибегу. Спасибо, Свет. Очень выручишь.

Снова встала перед зеркалом. А еще надо бы в обед сбегать в библиотеку. Книгу взять почитать. Наверняка не мне одной эта книжка нужна будет. А если уже не будет? Тогда по знакомым придется искать. Интересно, кто этого Вронского будет играть?..

Глава 4. Чёрный король

Кулик пришёл на первую репетицию. Не проронил ни слова, молча стоял и смотрел – на своих «чёрных», на «белых». Смотрел на меня, пока я всех расставляла, за руку по квадратам водила. Он-то в шахматы играет, кто какой фигурой будет, уже успел понять. Сценарий я ему последнему вручила. Конечно, специально. Он взял и очень серьезно сказал: «Спасибо! Мне это интересно». С репетиции ушёл одним из первых, не попрощавшись.

Неделю назад я договорилась о встрече с Сашей Куликом. Хотя я называю его Сашей или просто Куликом только мысленно – он моложе, да и фамилия к его облику подходит невероятно. Как есть кулик: суховатый, длинноногий, пестренький, нос острый – и в прямом и в переносном смысле, хочет знать всё обо всём и первым.

Александр Афанасьевич Кулик – инженер по вычислительной технике. Ему сорок девять лет, счастливо женат, два взрослых сына, оба уже давно в столицах. Кажется, есть внук, но это не точно. Я решила предложить ему роль чёрного короля. Он, даже не зная о каком спектакле и какой роли пойдет речь, заранее предупредил, что ничего играть не будет, что все театральные эксперименты в прошлом, что какой сейчас из него актёр. Но на встречу пришёл. Видимо, ему просто захотелось поговорить. Встретились у Дома культуры, уже стемнело. Поздняя осень и под ногами настоящий гололед. Мне приходилось иногда держаться за него, чтоб не упасть. Он галантно шёл рядом, подхватывал меня, когда была необходимость, но говорил громко и возбужденно, жестикулировал.

– О любви! Хочется спектакль о любви!

– Все пьесы о любви…

– Хочется о большой любви. Вот когда мы ставили «Юнону»…

Лет …дцать назад в этом маленьком провинциальном городе ставили «Юнону и Авось». После премьеры в Москве прошло уже несколько лет и «безнадежные карие вишни» пелись уже везде и всеми. Эта постановка силами народного театра стала событием, и теперь всё происходящее на самодеятельной сцене сравнивают с Юноной. Наверное, это было отчасти «калькой» с Ленкомовского спектакля, на котором я, конечно, была в тот премьерный год. И не один раз. Потрясло? Нет. Просто хотела поймать то чувство изумления и отчаянья, когда в первый раз прочла стихотворение Вознесенского. «Никогда не забудешь, никогда не увидишь…». Словно пронзило: это – про меня.

– А вы считаете, что «Юнона и Авось» – это о большой любви? Случайная встреча, разные языки, колоссальная разница в возрасте, ночь, пусть небывалой страсти, слёзы, расставание. Но ведь это всего одна ночь. Когда правит тело. Он уехал, а она ждала его. Сорок лет молчаливого безропотного ожидания. Когда образ становится реальнее и важнее живого человека, когда превращается в идола, которому можно молиться. Любовь? Или жертва?

Мой собеседник задумался.

– Так вот, Александр Афанасьевич. Я пока никому об этом не говорила, вы первый. Я хочу поставить большой спектакль. О Любви. Об Игре. Такой спектакль, какой не ставил ещё ни один режиссёр. А вам я предлагаю роль чёрного короля.

Он не ожидал. Шёл молча, смотрел под ноги. Казалось, слышно, как лихорадочно работает мозг, обращаясь к архивам собственной памяти. Я редко говорю о любви, но знала, что именно он и никто другой должен быть чёрным королём, поэтому так важно, чтоб согласился. Хотя бы прийти на первую репетицию.

– Вы сейчас, Саша, ничего мне не говорите. Первая репетиция у нас через неделю. Приходите просто посмотреть. Не захочется участвовать – не возьмёте сценарий и всё. Но если работать начнём, короля заменить мне будет сложнее всего. У Вас целая неделя есть. Подумайте!

Он пришёл на первую репетицию и взял сценарий. Значит, не напрасна была наша встреча. А играть ему выпало Ермолая Алексеевича Лопахина из «Вишневого сада» Чехова. Богатого торговца, выходца из низов, человека целеустремленного, настойчивого, сильного, умного. Такого Лопахина, который стал в начале двадцатого века олицетворением успешного дельца, представителем нового класса. Будет ли место любви в этом сложном и, хочется верить, многогранном герое, как он проявит себя в этой игре?..

Глава 5. Белые: конь b1, слон c1, слон f1, конь g1

– Ну чё, ребят, по пиву? Пошли в «Русалку», пока не закрылась. Эй, Граф, ты с нами?

– Ты чё, не видишь, он при делах сегодня. Они с Наташкой пошли дальше репетировать.

– Рюмин, слышь, Граф, к тебе обращаемся! Мы проверим завтра, чего вы там нарепетировали. Наташка, не ходи с ним! Давай лучше я с тобой сценарий почитаю, – но парочка из лагеря чёрных была слишком занята друг другом. Кирюха Рюмин, по кличке Граф (от слова «графин»), на ходу показал из-за спины неприличный жест, в ответ на который ребята заржали.

Название магазина «Русалка» складывалось из слов «русский» и «алкоголь», потому что ассортимент состоял исключительно из продукции отечественного производителя. Главными достоинствами горячо любимой мужской половиной города местной «Русалки» были невысокие цены, стабильный товар и симпатичные продавщицы, которые постоянным клиентам отпускали в долг, а также расположение в самом центре, рядом с Домом культуры.

Компания молодых актёров традиционно завершающая нелегкий трудовой день и вечернюю репетицию в народном театре совместным распитием пива и обсуждением последних новостей, состояла из старых друзей, поддерживающих отношения ещё со школы. Разница в возрасте была небольшой, всего два-три года. А общность интересов и настоящая мужская дружба выдержала проверку временем и жизненными неурядицами, которых к их неполным тридцати годам накопилось предостаточно.

Их было пятеро. Но состав вечерних посиделок не был постоянным – то смена ночная, то новые отношения, то непредвиденные обстоятельства. Зато всегда было что обсудить.

– Ребят, получается, у нас сегодня все из команды белых. А за чёрных только Граф выступает. Ну что, поднимем за новый спектакль? Интересно, чего это за представление будет?… Кто-нибудь понял уже, а?

– Не, вы сначала скажите, кто кем будет. Я вот в свой сценарий заглянул и… обалдел прямо. То, что на месте белого коня стою, это понял. А знаете, кто перед вами? Разрешите представиться, граф, молодой гвардейский офицер Алексей Кириллович Вронский. – Артём Дворыкин сделал попытку учтиво поклониться. Молодому продавцу бытовой техники было двадцать шесть лет, с серьезными отношениями никак не везло, но очень хотелось, чтоб, наконец, повезло, поэтому он постоянно находился в активном поиске. Но на этом фронте его постоянно преследовали какие-то неудачи или просто обломы. Среди друзей имел кличку «Дельфин».

– Это чё, мы все из разных книжек что ли? Вронский – это из «Анны Карениной», так ведь? А у меня Пьер Безухов. Тоже, кстати, граф. Но уже из «Войны и мира», насколько я помню. Место на поле – белый слон с1. Во нас Сирень нормально так подняла! – роль графа Петра Кирилловича Безухова досталась Матвею Лукову по кличке «Чеснок». Последний год, после того, как в позапрошлом году развелся с женой, устроился на работу поваром в местном ресторане. Зарплата маленькая, но зато всегда сыт. Да и сынишку трехлетнего, которого видеть удавалось не часто, можно было булочками побаловать. «Сиренью» они называли режиссера, Серафиму Сергеевну Сиреневу. – Слышь, Никит, а ты кто?

Никита Обухов достал из-за пазухи свернутый в трубочку сценарий. На репетиции решил из принципа не смотреть. Не любил делать то, что все делают. Да и что впопыхах портить первое впечатление. Потом, не спеша… вот сейчас, например, какой удобный случай, чтоб медленно развернуть, выдержать паузу, как бы вчитываясь… Клички были у каждого в компании. Так уж повелось. Никите из-за фамилии досталась кличка «Топор». Потому что обух – тупое окончание клинка или топора, противоположное лезвию. Обухом быть не прикольно. А Топор – это… топор! Особенно, когда ты оператором в кочегарке и топор у тебя уже как продолжение правой руки.

– Ребятыыы.. Не догадаетесь ни за что! Может, поставим, а? Ну, кто сколько? Ставки принимаю.

– Да ну тебя. Если ставить, то всем надо было, сразу. Чего сейчас в угадалки играть. Так говори.

– Извольте, господа. Белый конь g1, но… – Никита отошел от компании на пару шагов, поставил свою недопитую бутылку на бордюр, картинно откинул назад голову, левую руку завел за спину, правую выставил вперед и начал декламировать. – «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог». Всё. Дальше не помню.

– Онегин что ли?? – Артём присвистнул и даже присел. – Вот это дааа. Вот это компашка у нас собралась. Эй, Шпалер, а ты-то тогда кто?

Николай Крутов, крепкий сильный парень, бригадир строительной бригады и любимец доброй половины женского населения города, потому что был не женат, но сильно охоч до женского пола, смачно сплюнул, медленно обвел всех взглядом и коротко сказал, как выстрелил:

– Печорин! Белый слон f1. Ладно, пацаны, я допил, пойду уже. Меня ждут.

– Ну давай, Печорин. Тебя всегда ждут. Только почему-то всегда разные, – негромко сказал ему вслед Артем. А сам подумал «Мне бы так…». Может это вообще от клички зависит. Колька вон «Шпалер» – ствол, пистолет. А я кто? Я – «Дельфин». Красиво, конечно. Для тех, кто не знает, что это «незаконно пострадавший»… Это имя и фамилию можно вместе с паспортом поменять. А кличку – никак. Только вместе с местом жительства…

Еще постояли, допили пиво и разошлись по домам. Но каждый шёл и думал, а почему именно мне она дала такую роль?

Глава 6. Чёрные: конь g8

– Ну привет, жена.

– Привет. Чего так долго? Ужин остыл. Митька спать лег…

– Репетиция затянулась.

– Поэтому от тебя такой выхлоп? И… Ну сколько можно, Вась?! Что это за театр такой, что это за искусство? Вон опять еле на ногах стоишь.

– Да что ты понимаешь, женщина??! Ээх… – плюхнулся на пуфик, тот хрустнул и вместе с пуфиком повалились на пол. И от этого ещё больней и горше. – Да чтоб тебя, зараза! И со всей мочи кулаком по этой хлипкой фанере. И рука в кровь, и пуфик в щепки. Провел кулаком по лицу. Только вот слез сейчас не хватало. – Бляя… – сел на пол, голову руками обхватил.

– Вась, ну что ты, что случилось? Миленький мой, хороший Васенька, ну кто обидел тебя, что случилось? Ну, Вась, ну что ты, родной, вон лицо теперь всё в крови. Тише, тише. Митьку разбудишь. Давай я тебе помогу встать. Вот так, потихоньку. Ну что, Васенька, что?

– Понимаешь, она меня конём сделала. Конём, Машка, лошадью! Будешь, говорит, буквой «Г» ходить. Сука московская! Буквой «Г». У самой ни сценария толком, ни сцен расписанных, так, идеи. Поиграть решила. Нами решила поиграть! Ну так ты дай мне роль нормальную, наконец! Дай Короля! Я зря, что ли, столько лет в театре? Я что, не заслужил, не потяну?? Ты мне монолог нормальный дай, отношения, интригу. А она мне «буквой «Г». Неет. Тут другое. Тут недоверие, унизить меня. Перед всей труппой, перед ребятами, перед мальчишками, которые мне… Да которым как до неба ещё до меня, салагам! Еще, говорит, будем учиться ходить. Кобыла старая! Кляча! А туда же – ходить… Маш, а может и правда, хватит херней страдать? Что мне этот театр дает, а? Не пойду больше. Буду с тобой, с Митькой. А эта пусть других запрягает. И погоняет. Пусть их с г…м мешает…

– Ну, ну, Васенька. Ну не горячись, успокойся. Пойдем, пойдем, чаю попьешь. Я пирог с брусникой испекла… Пойдем, не надо так, сгоряча. Женщина она интеллигентная, умная. Может ей кто другой на короля показался. Не всем же королями быть – корон на всех не хватит… А ты подведёшь её, обидишь. А вдруг на Митьке скажется? Нам его дочь не зря доверила, просила, чтоб всё культурно. Он же на её занятия, как на праздник. Вон и букву «р» выговаривать начал, и с памятью лучше стало, и оценки хорошие из школы приносит… Давай куртку свою. Ой, опять, что ли, упал по дороге? Ох, горе ты моё. Талантливое… Для меня-то ты всегда король. И ладно. Ну, давай, давай, чаю попьешь, поспишь…

Василий Васильевич Трохин, молодой пенсионер, честно заслуживший северную пенсию, до сих пор работал трактористом. Землю свою любил, жену любил, к работе привык. Да и как сейчас работу бросить – дочери помогать надо. Никак она не устроится, не определится. Все что-то мечется, носится куда-то, ищет что-то. Хорошо хоть внука в этом году привезла. В школу устроили, пусть с нами живет, ему здесь лучше, чем с матерью по чужим квартирам скитаться. Да и Марии моей всё веселее. Она ж в пацане души не чает. Жена уже уснула, Митька тот давно без задних ног сопит. Василий встал по малой нужде, хотел обратно завалиться, пока голова не затрещала. Но вспомнил про коня. Нашёл в коридоре куртку, достал из кармана сценарий. Сел на кухне, закурил.

«Павел Петрович Кирсанов. Бывший гвардейский офицер. Принципиальный аристократ, придерживается либеральных взглядов, самолюбив. Пережив несчастную любовь, превратился в мизантропа.» Надо бы узнать, кто это такой – мизантроп. Василий поставил чайник, посмотрел в ночное окно, затянулся и снова стал читать: «Нередко задевает самолюбие людей, от природы насмешлив и язвителен. Главный противник Базарова, полная его противоположность и достойный оппонент в идейных спорах». Иван Сергеевич Тургенев. «Отцы и дети».

А кто, интересно, Базаров и почему они спорили. Ох, ну если спорить можно, то я им там всем покажу, какой я… мизантроп! Василий выпил крепкий сладкий чай – завтра ж с утра на работу – аккуратно сложил листы, положил обратно в куртку, посмотрел на своё отражение в чёрном окне, приосанился «Ххе! Гвардейский офицер-аристократ!» и довольный пошёл спать дальше.

Глава 7. Белый король. Фигуры d1, h1, h2

Будильник зазвенел, как обычно, в семь утра. Хотя все давно уже просыпались на зов телефона или наручных часов, Павел Игнатьевич Полежин по старинке пользовался маленьким настольным будильником с циферблатом. Есть вещи, с которыми очень трудно расставаться. Несмотря на солидный уже возраст – Павел Игнатьевич мысленно готовил себя, что в недалеком будущем будет разменян пятый десяток – маленькие настольные часики в металлическом корпусе с круглым циферблатом и красной железной кнопочкой сверху были рядом с ним буквально с первого класса. Именно перед первым сентября мама, работавшая в той же школе учительницей физики, в момент последней примерки новой школьной формы, торжественно подошла к секретеру и достала оттуда небольшую картонную коробку. Будущий первоклассник мечтал о железном чёрном пистолетике с пистонами и даже закрыл глаза, чтоб мечта эта обязательно сбылась. Но громкий мамин голос, а она даже дома говорила громко, как в классе на уроке, заставил встрепенуться и очнуться от мальчишеских мечтаний. «Ну вот, Павлуша. Теперь ты ученик. С завтрашнего дня у тебя начинается другая, взрослая жизнь, которая потребует от тебя ответственности, послушания и пунктуальности. И мы с папой решили сделать тебе вот такой подарок», – из коробочки был извлечен маленький будильничек, который от резкого движения радостно дзинькнул и сразу тихонько затикал, а тоненькая, как ниточка, секундная стрелка побежала по кругу. – «Пусть этот будильник станет твоим верным другом на всю жизнь. Пусть он будит тебя каждое утро и ты, следуя его зову, каждый день будешь вставать, идти учиться и трудиться!»

Толи этот тикающий малыш слишком ответственно воспринял напутственную речь, толи механизмы старых советских часов были такими надежными, но мамино пророчество сбылось. Будильник стал самым верным другом Павла Игнатьевича. Настолько, что засыпали и просыпались они всегда рядом. Хотя за эти долгие годы случились всё-таки две неожиданные разлуки, когда что-то нарушалось, заболевало внутри и приходилось обращаться к часовому мастеру. В отсутствие верного друга Павел Игнатьевич ощущал тоску буквально на физическом уровне. Начиналась бессонница: страшно уснуть, не будучи уверенным, что вовремя проснешься, от недосыпа пропадал аппетит, работа не клеилась, всё валилось из рук. А работал Павел Игнатьевич фармацевтом в местной аптеке. Такому важному, как поддержание здоровья людей, делу он отдал уже без малого четверть века своей холостяцкой жизни.

Личная жизнь у Павла Игнатьевича так и не сложилась. Может профессия наложила отпечаток: все-таки мужчина-фармацевт явление редкое во все времена, а исключительно женские коллективы – сначала в училище, потом в институте и, наконец, на работе, решительности не прибавляли. Скорее, наоборот. Но, когда уже перевалило за сорок, он вкусил, наконец, все прелести комфортного одиночества и решил не подвергать свою устоявшуюся и такую понятную, а временами очень даже приятную жизнь никаким неожиданным опасностям и психологическому дискомфорту. Тем более, что мама жила на соседней улице, поэтому вопрос с горячим питанием был решен и не требовал корректировки, а верный друг-будильник каждую ночь был рядом. После смерти отца, а скончался он от цирроза печени, когда Павел был еще школьником, мама полностью переключилась на единственного сына, принимала активное и действенное участие в его повседневной жизни. А было бы возможным это привычное горячее питание и тикающий верный друг у подушки, появись в доме новая хозяйка? Вряд ли. И как бы она посмотрела на давнишнее увлечение Павла Игнатьевича?.. Увлечением этим был театр. Народный театр, в который Павел Игнатьевич «поступил», как только вернулся в родной городок после окончания института.

Будильник прозвенел, Павел Игнатьевич привычным жестом нажал на вылезающую при звонке металлическую холодную кнопочку, посмотрел на стрелки, которые как обычно показывали семь часов, но дальше что-то пошло не так. Не хотелось вставать. Причем настолько, что обычная установка «Вставать! Учиться и трудиться!» сегодня почему-то не сработала. Что-то вчера произошло. Что-то очень важное! Павел Игнатьевич поправил одеяло, подоткнул его с боков под себя, сложил на груди руки, устремил глаза в потолок и начал думать.

Роль! Новая роль! Причем какая! – Белого Короля! За свою бытность в народном театре, а театральный стаж месяц в месяц совпадал с трудовым, Павел Игнатьевич переиграл уже множество ролей. Вот она, творческая биография – он перевел взгляд с потолка на книжную полку, где стопками лежали сценарии пьес, в которых Павлу Игнатьевичу довелось участвовать. Помимо разного рода юмористических миниатюр, детских сказок и весьма сомнительных с точки зрения идейности и литературности пьес современных авторов, там были и Островский, и Чехов, и Гоголь, и Шварц, и… всех не перечислить. Но вчера, вместо полновесного сценария, Серафима Сергеевна, которая работала в театре всего третий год, вручила ему несколько листов. «Белый Король e1. Илья Ильич Обломов». Королём ему быть еще не приходилось. Даже в мечтах.

Шахматы Павел Игнатьевич любил с детства. С пятого класса ходил в местную шахматную секцию, которую по совместительству вел тренер по волейболу. Даже получил второй юношеский разряд, выступая за городскую команду на межрайонном шахматном турнире. Но потом учёба в техникуме в областном центре, институт, где не только в группе, но и на всем факультете только девушки, – в общем, шахматы остались личным хобби, когда можно было разбирать интересные партии или решать задачки из шахматных бюллетеней. Вчера на репетиции, окинув взглядом сцену, после того как Сиренева расставила всех на исходные позиции, Павел Игнатьевич, конечно, сразу понял, кто какой фигурой будет в этой постановке. Встретившись глазами с Сашей Куликом, понял, что тот тоже оценил расстановку. Даже приветственно помахали друг другу руками, обменялись приветственными королевскими жестами. Пока не понятно, что за персонаж у Кулика, у Черного Короля.

Но как?! Как догадалась она про меня, как увидела меня и дала мне именно Обломова? Героя, с той философией и тем течением жизни, которое с первого знакомства со школьной скамьи казалось Павлу Игнатьевичу идеальным… И как угадала она и «вытащила» из любимого романа именно те главные слова, которыми он, конечно, ни с кем не делился, потому что Илью Обломова, несмотря на то, что был он потомственным дворянином и человеком неглупым, героем считать было не принято. Даже наоборот. Павел Игнатьевич взял лежащие у изголовья листы.

«Жизнь в его глазах разделялась на две половины: одна состояла из труда и скуки – это у него были синонимы; другая – из покоя и мирного веселья. От этого главное поприще – служба на первых порах озадачила его самым неприятным образом.» А как она могла понравиться, эта самая служба, когда изо дня в день с утра и до самого вечера одно и то же? Нет покоя, нет уединения, вечные разговоры посетителей о болезнях, коллег – о семейных проблемах, непослушных детях, ленивых или неверных мужьях, несносных соседях…

«Он не привык к движению, к жизни, к многолюдству и суете. В тесной толпе ему было душно; в лодку он садился с неверною надеждою добраться благополучно до другого берега, в карете ехал, ожидая, что лошади понесут и разобьют». Но все ли должны быть именно деятельными героями, быть смелыми, бряцать оружием или вещать с высокой трибуны?.. «Голова его представляла сложный архив мертвых дел, лиц, эпох, цифр, религий, ничем не связанных политико-экономических, математических или других истин, задач, положений и т. п. Это была как будто библиотека, состоящая из одних разрозненных томов по разным частям знаний.» Но даже если и так, то разве я не пользуюсь этой своей «библиотекой» всю жизнь? Разве все, пусть и разрозненные, мои знания должны были служить достижению какой-то единой большой цели, например, карьере. Или удачной счастливой женитьбе? Да бывают ли они вообще – счастливые браки? И в чём же счастье удачной карьеры?..

Эти люди, которых я вижу каждый день – они же постоянно болеют. От чего они болеют? От нервов, от стрессов, от обид, разочарований, от нелюбви… А если Серафима увидела во мне Короля, причём Короля-Обломова, значит можно быть тем, кто ты есть! А достойные люди увидят, разглядят в тебе то самое ценное, что есть внутри… «А между тем он болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть теперь уже умершее, или лежит оно, как золото в недрах горы, и давно бы пора этому золоту быть ходячей монетой. Но глубоко и тяжело завален клад дрянью, наносным сором. Кто-то будто украл и закопал в собственной его душе принесенные ему в дар миром и жизнью сокровища. Что-то помешало ему ринуться на поприще жизни и лететь по нему на всех парусах ума и воли.» Как это верно, как это тонко, как пронзительно… В горле защекотало. Чтобы ненароком не расплакаться от нахлынувшего к себе чувства, Павел Игнатьевич перестал читать, листы легли на грудь, а взор снова устремился в потолок.

Но, если Король – Обломов, то непременно должен быть Штольц. Или я не угадал её замысла. Закрыл глаза и вспомнил вчерашнюю расстановку. Штольц должен быть в моём лагере. Молодые ребята – точно нет. Тимофей Голенцов, ладья a1 – нет: возраст, типаж не тот. А вот ладья h1 – Антон Петрович Берёзов, наш деятельный судебный пристав и примерный семьянин с двумя детьми – наверняка Штольц. Может позвонить, спросить? Нет, рано еще. Днём ему позвоню, проверю.

А еще женщины. Роль белого ферзя она отдала Любе Рауде. Красавица, умница, наша ведущая актриса. В банке работает. Жаль, замуж быстро выскочила и уже двоих успела родить. Девочка эта мне всегда нравилась. А теперь вот будет стоять подле меня по левую руку. Королева… Может Ильинской будет? И тогда пусть не в романе, но на сцене станет Ольга Сергеевна Ильинская женой Ильи Ильича Обломова… В голове тут же возникла картина венчания в церкви, хор… Нет, все-таки слишком молодо выглядит. А вот перед Штольцем, на h2 стоит моя тайная мечта, моё несбывшееся желание – Полюшка Малышкина. Хотя какая она уже Полюшка – ей за тридцать перевалило. А ведь тоже всё одна. Архивариус в музее, теперь её Полиной Михайловной величают. Может она будет Ольгу Ильинскую играть? Тогда её позиция рядом со Штольцем логична. Да-да. Ведь именно он их познакомил, свёл, а потом взял и женился… Вот это я понимаю – вот это игра! Скорей бы следующая репетиция. А это уже завтра.

Павел Игнатьевич взглянул на будильник. Без четверти восемь. Через пятнадцать минут он должен быть на рабочем месте. Но разве Король не может себе позволить один выходной день среди недели. Дотянулся до телефона: «Галина Петровна, доброе утро. Это Полежин. Вы знаете, у меня сегодня непредвиденные обстоятельства возникли, и я вынужден вас попросить отпустить меня на отгул. У меня ведь их достаточно. Только один день, Галина Петровна, очень вас прошу войти в моё положение. Именно сегодня. Да-да, завтра обязательно буду и заявление на отгул за прошлое воскресенье задним числом подпишу. Благодарю. До завтра!»

Павел Игнатьевич был человеком педантичным. И, конечно, любимый с детства роман был в его, пусть небольшой, но методично и скрупулёзно собранной домашней библиотеке. Он, наконец, поднялся с кровати, подошёл к книжному шкафу, достал книгу и, потянувшись, улыбаясь предстоящему прекрасному дню, вернулся обратно в постель, поднял повыше подушку, уютно накрылся одеялом и погрузился в чтение.

Глава 8. Парадное шествие

Сегодня на сцене стоят стулья. Предстоит разговор: хотя бы поверхностное обсуждение этой необычной пьесы. На стул каждому я положила схему расстановки, где обозначены все персонажи, и таблицу с названиями произведений, откуда пришли все герои.

За минувшие сутки актёры уже, вероятно, пообщались между собой, отрывочно, эпизодично что-то выяснили, и, конечно, пока никто ничего не понял. Главный вопрос, наверняка «А почему все герои из разных произведений, почему нельзя было взять, например, только „Войну и мир“?» Конечно, я думала над этим. Но каждое отдельное произведение уже неоднократно было и будет поставлено во множестве театров, и это великие постановки. Есть и будут экранизации, которые уже называют или когда-нибудь назовут шедеврами мирового кинематографа. Я не хотела, чтобы нашу постановку с чем-то сравнивали, чтоб возникали даже ассоциативные отсылки к какой-либо режиссерской работе. Это – во-первых. А, во-вторых, если посмотреть на весь перечень героев, то можно заметить, что в этой пьесе собрались абсолютно разные персонажи.

Разные психотипы с определенной моделью поведения. Более того, эти персонажи узнаваемы практически всеми, каждым школьником. Но всех героев объединяют эпоха и, в той или иной мере, социальный статус. Мы собираемся погрузиться в Россию девятнадцатого века. И это не крестьянская, не рабочая, а дворянская Россия. Которой уже давным-давно нет.

Из молчаливого оцепенения меня вывела Клава Переводина. Вернее, Клавдия Федоровна, заведующая отделом художественной литературы в местной библиотеке. До начала репетиции ещё полчаса, наверное, хочет поговорить.

– Серафима Сергеевна, здравствуйте! Я пораньше пришла, потому что обсудить хотела… – замялась, засмущалась, потупилась.

– Здравствуйте, Клавдия. Вы меня, наверное, про свою героиню спросить хотели.

– Ну да. Я когда свой сценарий открыла – прям расстроилась. А потом еще актрисы наши – продавщицы-секретарши пришли за книгами. И наверняка у них такие роли, о которых только мечтать. А мне – Евдоксию Кукшину. Я, конечно, понимаю, что, как говорится, рожей не вышла, да и фигура не модельная. Но почему же Кукшина?! Почему этот второстепенный, совершенно неяркий персонаж. Какая-то неряшливая грубая феминистка… – Клава достала свои смятые листы и даже захлебнулась от эмоций.

– Не яркий? Вы так считаете? Давайте, Клавдия Петровна, так поступим. «Обломов» в библиотеке есть. Найдите в книге Евдоксию, посмотрите на неё, подумайте. Если уж совсем душа не лежит, ну не будете в этой постановке участвовать. Будете в какой-то другой. К тому же пешки в шахматах далеко не все до финала доходят – не главную роль потеряете. Заменить мне вас сейчас некем – и так уже всех желающих привлекла. Но Кукшину… Верите, эту бы я и сама сыграла. Как там про неё говорили, а? «Чего ты пружижься?» Слово-то какое прекрасное – «пружижься»… Это ж так комично может быть. Женщина, которая «пружится» – она ведь и без определенно возраста обычно, ну разве что не совсем старуха. Подумайте, Клава! А я не настаиваю. Вы же меня не первый день знаете, разве я когда настаивала или умоляла кого-то? – эти большие глаза за толстыми линзами очков, этот полуоткрытый рот в растерянной полуулыбке, собранные под грудью руки… Конечно, она будет играть Кукшину. И это будет потрясающая Евдоксия! Может половину героев не запомнят, а Клава Переводина в роли Евдоксии Кукшиной —это непременно останется в зрительской памяти. Я подмигнула Клаве, а актёры уже начинают собираться. Здороваются, оглядываются и сразу идут к своей «клетке», берут листок, садятся на стул, начинают изучать и уже серьезны, уже не здесь, а целиком внутри этой схемы.

Но какие разительные перемены произошли с ними сегодня, к первой рабочей репетиции. Такого быстрого эффекта преображения я не ожидала. Я верила, что это произойдет, но чтоб буквально за день… Кони и Офицеры, по сути мальчики еще, кроме разве что Василия Трохина, но все поголовно – не отягощенные высшим, а некоторые и полным средним образованием и вряд ли читающие хоть одну книгу в год – откуда у них вдруг взялась эта неторопливость, пусть пока напускная, не совсем естественная, наигранная надменность, расправлены плечи, подбородок приподнят… Забавно. Даже головы помыли и обувь почистили. Может титул графа, князя или просто потомственного дворянина автоматически дает такую выправку?

А девочки-школьницы! Хотя они, конечно, уже девушки, им по семнадцать лет, как и их героиням. Лиза Проса (Маша Троекурова из «Дубровского»), тоненькая, нежная, светловолосая, сегодня с высоким балетным пучком, в белой кофточке, вытягивает шею, смотрит на дверь, краснеет волнами, заглядывает в свои листочки, снова на дверь, и вот он вошёл, её Дубровский – молодой учитель физкультуры и тренер городской детской футбольной команды Андрей Широков. Но как вошёл! Как оглядел «поле боя», сузил глаза – как будто готов сразу в драку. Лиза залилась горячей пунцовой краской и закрыла лицо листами – он ведь еще не дошел до своей «черной» половины, не взял со стула схему с фигурами, не знает ещё, что именно в неё он будет страстно влюблен.

Одноклассница Лизы, жгучая брюнетка с черными влажными глазами, как будто из одних расширенных зрачков, Милена Караманян (Бэла), как дикий зверек смотрит через поле в лагерь «белых» – на Печорина (Колю-Шпалера). А тот сегодня абсолютно в своей тарелке – взгляд жесткий, как у хищника. Сколько тут «моих»? Трое! Вера (Зина Худякова, воспитательница из детского сада, сынишку трехлетнего растит. Да, с ней уже было, но пацанчик точно не мой) – стоит рядом. Княжна Мери (Ксюха Салина, приезжая, учительница младших классов, давно присматриваюсь, но не дошел ещё) – в лагере «чёрных» на d7 стоит. И с самого края, на a7 – Бэла. Ох, какая девочка! – как вишенка! Но, похоже, школьница ещё. Хотя может есть уже восемнадцать… С какой начать? Даа.. Неплохую мне роль Сирень придумала…

Цыганке Тине (Вере Кричевской) всего шестнадцать, она в десятом. Но до чего хороша сегодня – распустила свои чёрные вьющиеся волосы, блузка с широкими рукавами, на плечах цветастый платок с кистями, широкая юбка, туфельки… Она, конечно, не читала «Драму на охоте», да и Антон Павлович ей, наверняка, знаком только по «Каштанке». Но какой девочке не хочется побыть цыганкой! Небольшой танец, хоть несколько движений, конечно, сделаем. Ей сейчас и на месте-то сложно усидеть – вон как коленкой трясет. А то замрет и волосы свои шикарные начинает на палец накручивать…

Наташа Пряхина – спортсменка, красавица, тренер по аэробике (Наташа Ростова) – уже развернулась на своем стуле спиной к «белым», вызывающе оседлала его, широко расставив ноги в обтягивающих белых джинсах и смотрит, не отрываясь влюбленными глазами на Кирилла Рюмина – мастера по ремонту холодильников по кличке Граф (Андрей Болконский). По расстановке они рядом – пешка f7 и слон f8. Рюмин спокоен, сосредоточен, погружен в изучение схемы. Наверное, между ними уже что-то произошло, слишком уж откровенен взгляд и поза Наташи…

И вдруг легкий присвист по сцене, перешептывание, возгласы «ого!» и все глаза – на Кристину Уварову (Анна Каренина). Эта молодая женщина изменилась до неузнаваемости. Строгое черное платье, аккуратная прическа с завитками черных, позавчера еще светло-русых волос, тонкая нитка розового жемчуга на шее, изящный браслет на запястье (надеюсь, что это не золото! Или она рискует потерять место в своём ювелирном магазине…) и, как говорил Блок, «в кольцах узкая рука». А кольца, похоже, золотые. Свои? Или всё-таки с прилавка?.. Правда, эта Анна пока ещё сама себя боится, потому что не понимает до конца, кто она, идёт неуверенно, ни на кого не смотрит, но как точно она угадала свой образ, как правильно создала внешность своей героини!

Вот оно, истинное наслаждение – наблюдать сейчас за ними. Но время идёт и надо работать.

– Приветствую вас, дамы и господа! Мужчины, встаньте, пожалуйста, мы здороваемся. (Сразу столько удивленных глаз на меня – вставать? Зачем?? Но поднялись, хоть и нехотя. Только взрослые мужчины, особенно короли, удивления этой моей просьбе не выказали. Мысленно поблагодарила за поддержку.) Прошу садиться. Я очень рада, что все собрались, что никто не передумал, никто не вернул мне сценарий. И это значит, что мы начинаем работать.

Я благодарна всем и каждому персонально за то внимание, с которым вы отнеслись к своей новой роли. Конечно, у вас было совсем немного времени, чтобы оценить весь состав участников – надеюсь, времени будет достаточно дома, после репетиции. Настоятельно рекомендую обратиться к первоисточнику и прочитать свой роман. Да-да, это теперь ваши романы и ваша новая жизнь, пусть хотя бы только на сцене. Но на сцене вы мне нужны настоящими – чтоб с первого взгляда было понятно, что это – поэт Ленский, это – князь Болконский, а это – нигилист Базаров.

Сергей Петрович, вы на месте уже? Отлично! Дайте нам, пожалуйста, фонограмму. Глинка, полонез из оперы «Жизнь за царя». Пока негромко, фоном, я скажу, когда сделать громче. Спасибо!

Я очень хочу, чтоб вы поняли одну очень важную вещь. Сыграть дворянина или даму из высшего общества – просто сыграть – нельзя. Им или ей надо стать. Нужно измениться внутри, как бы переродиться. Граф или князь не может быть похож на лакея – у него другие жесты, другая речь, даже взгляд – другой. У офицеров, прошедших военную службу – выправка, осанка. Даже когда он просто стоит и молчит – он другой, и это видят все. Женщины, девушки: походка, взгляды, интонации, движения рук, тембр и звучание голоса, посадка на стуле (вот сейчас – просто обратите внимание как вы все сидите. Да-да! Именно об этом я и говорю..). И в этом «перерождении» не может быть ни одной несущественной детали, ни одной мелочи. Неверный жест, поворот головы, взгляд, ударение в слове – всё насмарку! Нет образа, нет героя, остался актёр провинциального театра, который старался, но не дотянул. Зритель, наверняка, пожалеет и даже простит. Но разве мы хотим этой жалости и снисхождения? Чтоб оправданием неудачи, которая равносильна провалу, стала фраза «они ведь не профессионалы…».

Собственно, сегодня я хотела донести до вас именно это. Задание – найти себя в романе, погрузиться в него, понять эпоху, окружение. Монологи, диалоги – обязательно читать вслух. Лексика, фразеология, интонации – это очень важно. Мы не в школе, я не буду просить вас пересказать сюжет или какие-то главы. Но я хочу увидеть ваших героев. Увидеть и познакомиться с ними. И на сегодня слов, пожалуй, достаточно. Сейчас двигаться начнем. Выход репетировать.

Мужчины, просьба вынести стулья за сцену. Сразу скажу про следующую репетицию. Во вторник приходят не все. Тишина, пожалуйста, а то важное не расслышите. Во вторник жду: Катю Капельникову (Элен Курагина), Ксению Салину (княжна Мери), Артёма Дворыкина (Алексей Вронский), Веру Кричевскую (Тина – цыганка), Клавдию Федоровну (Евдоксия Кукшина) и Ульяну Коромытову (Варя из «Вишневого сада»). Реплики раздаю. Остальные – работаем над персонажами дома, главное – читаем первоисточники!

И про костюмы. Понятно, что будут белые и черные. Эпоха одна, но костюмы, конечно, будут индивидуальные – для каждого героя и героини. Скажу больше: я нашла спонсора. А что вы так удивляетесь? Бюджет озвучивать не буду. Костюмы должны быть не просто хорошими – они должны быть шикарными! Идея моя у спонсора вызвала неподдельный интерес, удалось-таки затронуть нужные струны. В следующий четверг, через неделю, просьба подойти пораньше – придет портниха, будет снимать мерки. Над эскизами правильные люди уже работают. И ваши костюмы вам, я уверена, будут помогать, будут удерживать в образе. В бальном платье стул верхом не оседлаешь.

Итак, сцена у нас теперь свободна. На сцену мы с вами, дамы и господа, выходим торжественным танцем, который называется «полонез». Это даже не танец, а парадное шествие. Ничего сложного. Главное – уловить ритм и, конечно, грациозность движения. Показываю ход. Два простых шага, правая, левая, на третьем правой небольшой ход, левую выносим вперед и продолжаем движение с нее. Сергей Петрович, музыку погромче, пожалуйста. Не стесняемся, ходим, вот-вот, хорошо. Раз, два, три, и… раз.. Спину держим, подбородок вверх, в пол не смотрим! Так. Теперь попробуем в парах. Короли ведут своих королев и возглавляют шествие – колонна белых, колонна черных. У нас образуются две пары девушек – белые пешки d2 и e2 (Евдоксия и Оленька Скворцова) чёрные пешки d7 и e7 (княжна Мери и Тина). И есть смешанные пары – чёрные с белыми, будут замыкать шествие. Владимир Дубровский выводит Машу Троекурову, Алексей Вронский – Анну Каренину, и поэтому получается еще одна «чёрная» пара – Евгений Базаров и Варя, нашли друг друга? Очень хорошо.

Мужчина протягивает левую руку, на уровне плеча или чуть ниже, чтоб даме было удобно, не задираем руку вверх, правая рука согнута, за спиной, ладонь раскрыта. Партнёрша грациозно кладет на руку партнёра свою правую рука, левая внизу, на уровне бедер, чуть отведена от корпуса, кисть не болтается. Партнёр смотрит на партнёршу, у дамы глаза чуть опущены, под ресницами – скромность и достоинство! А подбородок не опускаем, только глаза! Партнёр начинает движение с левой ноги, партнёрша – с правой.

И… раз, два, три… пошли! Музыку, Сергей Петрович, громче музыку. Раз, два, три – грациознее! Спина, держим спину! Раз, два, три…

Глава 9. Начало

– Матвей, мне кажется, у нас с тобой это шествие как-то не очень получается.

– Кать, ну мне ж медведь на ухо наступил. Боюсь, ничего у меня не получится с этим Пьеро.

– Не с Пьеро, а с Пьером. Пьеро – это в сказке про золотой ключик и Карабаса-Барабаса. А у нас с тобой «Война и мир». И я, между прочим, твоя законная жена. Или пока невеста, не понятно.

– Да нуу, – Матвей присвистнул. – Значит мы с тобой не просто так рядом стоим и вышагиваем. И что, они жили долго и счастливо?

– А ты совсем, что ли, ничего из этого романа не помнишь? И фильм не смотрел? Эх ты, темнота… Нет. Не долго. И не очень счастливо. Но Пьер полюбил Элен – это я Элен Курагина – за красоту.

– Ну, это понятно. Ты красивая. Тебя многие любят… за красоту.

– А будешь хамить, ничего тебе рассказывать не буду. И репетировать с тобой отдельно этот выход не буду. Ходи как хочешь, пусть у Сирени голова болит, что ты мне на ноги постоянно наступаешь.

– Кать, да ладно, ну чего ты? Обиделась сразу. Я же просто сказать хотел, что ты, действительно, красивая. И многим нравишься. И я бы этим многим, которые норовят тебя руками потрогать, когда ты заказы разносишь, с большим удовольствием руки бы их грязные поотрезал.

– Ладно, проехали. Ты бы лучше проводил меня сегодня. У меня сумка тяжелая, перед репетицией в магазин зашла. Я тебе заодно расскажу про наши отношения. Сценические.

Матвей Луков внешне был невероятно похож на Пьера Безухова. Он был высок, широк, неуклюж, рассеян, даже руки у него были огромными и красными. И весь его облик говорил «я наивен и добродушен». Почему от него год назад ушла жена, так никто и не понял. Причём ладно бы к кому достойному ушла или хотя бы к богатому, так ведь нет. Но женская душа – потёмки, а Матвей этот развод переживал тяжело. Сначала пил, потом хотел уехать, но, в конце концов, решил, что лучше быть ближе к сыну и взялся, наконец, за ум, пошёл работать по специальности – поваром. Требования к блюдам в местном ресторане не высокие, продукты разнообразием не отличаются. Ничего сложного. Главное, чтоб ножи были острыми. За этим Матвей следил. Девчонки-официантки даже смеялись: «а что там наш повар делает, небось опять ножички свои точит? Ой, девки, берегитесь, под горячую руку ему не попадайтесь – зарежет!».

Катя Капельникова, которой досталась роль Элен Курагиной, работала в этом же ресторане официанткой. И если бы в городе проходил конкурс красоты на звание «Миссис», то корона досталась бы, конечно, Катерине. Её внешнее сходство с доставшейся ей героиней тоже было разительным и безусловным. Достаточно было бросить на неё всего один взгляд, чтоб сразу сказать: «Какая красивая женщина!». Полная, но абсолютно пропорциональная, по-настоящему статная фигура; белая кожа, казалось, еле сдерживала сок, текущий внутри, который хотелось попробовать на вкус. Походка, осанка, движения – она не ходила, она несла себя, как драгоценный сосуд. Густые, ниже плеч, волосы цвета пшеницы, темные, правильной формы брови, бирюзовые глаза, длинные ресницы, лёгкий румянец на гладких, без единого изъяна, щеках и губы, которые притягивали и уже не отпускали взгляд. Но толи место работы сыграло свою роль, толи состояние души, ищущей идеала для такой изысканной формы, но личная жизнь Катерины до сих пор не сложилась. Все думали, что не сложилась. Хотя уже росла симпатичная шестилетняя дочурка Маруся. Росла не рядом с матерью – работа ночная, кто за ребенком будет смотреть – а в деревне у родителей. Там ребенку лучше: и молоко домашнее и творожок всегда свежий, и пирожки бабушкины, и простор во дворе. Если выпадали выходные и не случалось никаких неотложных дел, Катерина иногда ездила к дочке – с подарками и городскими сладостями. Поскольку Маруся другой жизни не знала, а знала только, что все – и бабушка, и дедушка, и красивая, но далёкая мама – её любят, росла счастливым и весёлым ребенком.

Пожалуй, главной отличительной чертой Кати Капельниковой было отсутствие способности любить. Как некоторые за всю жизнь так и не могут научиться плавать или кататься на велосипеде, так Катина душа не научилась любить. Все её отношения с окружающими, даже самыми близкими, строились по принципу «так принято». Родители и дочка не составляли исключения. Сколь-нибудь сильные чувства ей были попросту незнакомы – она не влюблялась ни разу в жизни. Да, поначалу искала того, кто мог бы стать опорой, разделить тяготы жизни – как это бывает у всех. В нередких случаях даже допускала избранных до своего прекрасного тела, чтоб проверить на что способен, – природа берет своё. Но ждать встречи, мучиться разлукой, считать минуты, ловить взгляды, не спать по ночам, страдать – зачем? Разве кто-нибудь достоин? «Уехать что ли? – думала иногда Катя. – Олигарха какого подцепить…». Но что-то ей внутри подсказывало, что подцепить-то не сложно. Сложно потом будет, когда он любви и верности потребует, наследников захочет, а рожать Кате не понравилось. Да и зачем тело своё красивое ещё раз испытаниям подвергать? Это сдуру, по молодости, по незнанию… В понятной и размеренной жизни её всё устраивало. И место жительства, и работа, и простое понятное окружение. Даже руки подвыпивших клиентов, которые всегда тянулись к ней. Ну дотронутся разок – не убудет же. Это Матвей выходит иногда из кухни, стоит с ножом, весь насупится, даже в зале слышно, как пыхтит. А он, оказывается, не только в зале пыхтит… И на деле оказался мелок и слаб. Абсолютное несоответствие внешним параметрам. Но ужином накормил, ножи все зачем-то наточил, не люблю, говорит, когда ножи тупые. Завтрак в постель… Повтора, ввиду несоответствия ожиданиям, конечно, не будет. Но, может, теперь на ноги мне не будет наступать. Если его одеть прилично, а Сирень обещала шикарные костюмы, то даже смотреться будем – он высокий, еще бы сутулиться перестал…

Вот ведь. Не думала, не гадала, что актрисой стану. А что, интересно. Это она сама, Сиренева, к нам в ресторан пришла. Сидела одна, кофе с мороженым заказала. Всё на меня смотрела. Или в окно. Но больше на меня. А потом, когда я счёт принесла, и говорит: «Скажите, Екатерина, а вы не хотели бы сыграть роль светской дамы в нашем новом спектакле? Не отказывайтесь сразу, слов практически не будет – ваша внешность удивительная нужна». А я и не собиралась отказываться. Я бы и со словами согласилась. Оказалось, что я всё это представление начинаю. Что первый выход – мой.

– Катя, я вас очень прошу – ни о чем не думайте. Вообще ни о чём. Идёте так, как ходите обычно – просто выносите себя, по сторонам не смотрите – вас никто и ничто не волнует! Вы – первая! Сергей Петрович, музыку нам дайте, пожалуйста. Рахманинов, второй концерт. Вы слышите, Катя, какая музыка? Очень сильная. На первых аккордах никакого движения, никто не двигается – все, и актёры, и зрители в зале замерли, ждут, что же будет. И вот пошла музыкальная тема – и выходите вы. Это самое начало, вы не знаете, что будет потом, кто и как выйдет вам навстречу. Вы сразу – практически в центре поля. Только по прямой идите, Катя, на c4. И – замерла. Великолепно, браво!

А теперь навстречу этой царственной особе, которая вынесла себя всем на обозрение и выдержала паузу, дала собой полюбоваться, чёрные делают ответный ход. Совершенно неожиданно для всех на поле вдруг выходит цыганка Тина. Она наверняка опережает своим выходом других дам, которые готовы были выступить навстречу прекрасной Элен, показать ей, что она тут не одна такая, но не успели.

Цыганка выходит резко, на одну клетку, на e6.

Верочка, сейчас соберись и слушай внимательно. Они практически все здесь дамы светские, с происхождением, образованием, на нескольких языках говорят, счёт деньгам вести не привыкли. Для них цыгане – люди второго сорта, так, для увеселения, разогнать тоску. Да и то не для дам этих, а для их кавалеров. Но ты-то знаешь, что каждого из этих мужчин ты, как магнит, притягиваешь. Что будь он хоть сто раз женат или обвенчан с кем-то из своего круга, но мечтать-то всегда будет о такой цыганке. Как думаешь, почему чуть не в каждом романе фразы есть «за цыганами послали?», «не расходитесь, цыгане скоро будут» или просто «в Яръ, к цыганам!». Да чтоб мечту свою о свободной красивой женщине, которая двигается, как огонь, да и сама вся – как огонь горит, чтоб подогреть эту мечту, чтоб увидеть то, на что не способны их дамы, с которыми связывают их узы любви или брака. Услышать этот голос, который громко прямо из души в душу, увидеть такую свободу движения тела, каждой его клеточки, от которой глаз не отвести и дух захватывает. Понимаешь? А резче тряхнуть головой можешь? Да, вот так. Умница. Ты в лагере чёрных, поэтому и юбка твоя, которой как крыльями махать можно, будет черной. Но платок с кистями – алый. И ты выносишь себя вперёд так, чтоб сзади ветер почувствовали. Вышла вперед, руки резко вверх, резче, кисти красивые, рукава твои широкие опали, плечи обнажили, паузу выдержала, крутанулась вокруг себя – юбка широкая, как купол должна раскрыться, остановилась резко, левая рука на пояс, правая, с подолом юбки на противоположное плечо и – замерла. Подбородок вверх, волосы назад с лица откинуты. И всем своим видом ты показываешь, что ты, именно ты, цыганка Тина, мечта каждого здесь – и на сцене, и в зрительном зале. Дух у всех должно захватить от выхода твоего, от неожиданности. Понятно? Отлично.

Матвей, а вы зачем сегодня пришли? Сегодня до вас дело не дойдет.

– У меня все равно вечер свободный, Серафима Сергевна. И мне интересно просто. Да и с Катей после репетиции хотели остаться, помаршировать или как это… пошествовать…

– Понятно. Но раз пришли, то уж включайтесь. За сюжетом следите, подыгрывайте.

– А я и слежу. Уже и мечтать начал. Но глаза разбегаются от такой красоты…

– А ты, Матюх, глаза разводи. Одним глазом на одну, вторым – на другую. – Артём Дворыкин стоял рядом и дружески его подпихнул плечом.

– Теперь, граф Алексей Кириллович Вронский, ваша очередь. Белые делают ход.

– Прям вот так сразу и конём? А я думал, пешки сначала…

– Варианты разные бывают. У нас выходит конь на c3 и встает позади Элен. А вот как и почему он вдруг выходит, постараюсь объяснить. Книжку полистали уже, про героя своего почитали.

– Нет, не успел. Времени не было. Да и книжки у меня нет.

– Книги есть в библиотеке. А время, Артём, надо бы найти. Вам самому легче будет. Потому что персонаж у вас замечательный. Но если очень кратко, то сейчас на поле ситуация примерно такая. Граф Алексей Вронский, блестящий офицер – богат, молод, красив, одним словом, средоточие всех достоинств – уже познакомился с Анной Карениной, уже влюблен. Ведь на сцену выводите её именно вы. И вы ведёте её как самую главную женщину в своей жизни, ради которой способны на всё. Но она для вас пока не досягаема. Она не рядом, она вообще в другом лагере. Муж её, Алексей Каренин – вот он, зачем-то рядом, на a1 стоит, белая ладья. Но вам нужна она. И вы бы первым ходом вперед пошли, но вас Элен Курагина опередила. Нет-нет, копытом, Артём бить не надо – не забывайте, что вы граф. Но вы энергичны, смелы, причем Вронский твердо убежден, что ни у кого в мире нет смелости больше, чем у него. И на втором ходе он пошёл вперед.

– А почему сегодня Кристины нет, которая Анна Каренина. Она мне так в прошлый раз понравилась! Я думал, она будет сегодня, и мы походим опять… Так изменилась, я почти влюбился! Даже по-настоящему готов!

– Артём, за сегодняшнюю репетицию вы до неё точно не дойдете. Можете, конечно, попробовать, но когда мы закончим. Не отвлекайтесь. Я, Артём, очень хочу, чтоб вы роман все-таки прочли. Но пока скажу, чтоб вы поняли, почему он так решителен и уверен в себе. Это человек, у которого есть свод своих собственных правил. Только ими он руководствуется в жизни. Например, что нельзя лгать мужчинам, а женщинам можно. Что никого нельзя обманывать, а мужа – можно. Что прощать оскорбления нельзя, а оскорблять – можно. Это весьма спорно, конечно, но это не наши правила, а правила графа Вронского.

– Нормальные правила. Беру. В книжке про них тоже написано?

– Конечно. Там и написано, это не я придумала, а Лев Николаевич Толстой. Не отвлекайтесь, Артём, пожалуйста. Не сбивайте меня. И вот вы пошли вперед. Помните, что кони ходят только буквой «Г»? Артём, ну что вы, право, как ребенок? Не надо скакать. Вам просто нужно сделать два шага – один по диагонали, на освободившееся поле и шаг вперед. Встаёте на c3, за Катериной-Элен.

– Э! Дельфин! Ты чё чужих женщин лапаешь, а? Ты куда пошёл? К Карениной! А за кого ухватился? – Матвей Луков из добродушного Пьера вдруг превратился в грозного воина. Куда ушла сутулость и неуклюжесть? Грудь вперед, ноздри расширены, дышит глубоко, глаза совсем недобрые. И правая рука… как будто нож наготове держит. Это он так за Элен будет биться или все-таки за Катю Капельникову? Которая, кстати, даже не шелохнулась, когда Артём, подойдя сзади, взял её за талию и недвусмысленно прижался.

– А тебя сегодня не звали, Чеснок. Ты чё встреваешь, а? Расслабься, Матюх. Моей нет сегодня, а я так, только подержаться. Когда еще рядом с Катериной постоять удастся…

– Подержался? Ну и хватит. Руки-то опусти, платье мне замараешь. – Катя покойно, не поворачивая головы, это сказала, но – никакого движения. Только плечом лениво чуть повела. Фантастическая женщина!

– Дамы и господа, стоп! Руки по швам, кинжалы в ножны. И предупреждаю: чтоб никаких больше «ЧЁ» и погонял на сцене. Меня от вашего местного блатного диалекта всегда коробило. Я пыталась терпеть, когда это было не критично – это ваш язык, вы на нем разговариваете и думаете. Но сейчас это просто недопустимо. Я хочу, чтоб Дельфины, Чесноки, Топоры, Шпалеры и кто там еще у вас – чтоб они оставались на улице. Здесь, на сцене, мне нужна не провинциальная гопота, мне нужны благородные офицеры, которые, по крайней мере, умеют вести себя в присутствии дам. Приношу свои извинения за резкость и тон. Вынудили. Да расслабьтесь уже, я вас не съем. Я людей не ем. Мы друг друга поняли и двигаемся дальше.

А дальше у нас ход чёрных. И из лагеря чёрных, опять же навстречу и с вызовом Элен, которая стоит, как прекрасная белоснежная скульптура посреди шахматного поля – а так оно и будет, потому что белое облегающее платье со шлейфом, глубокое декольте, открытые плечи, длинные, по локоть, белые перчатки, на шее, в ушах, на запястьях, в высокой, локонами, прическе, сверкают брильянты. И всей этой красоте, от которой болят и даже слезятся глаза, потому что на неё направлен софит, бросает вызов княжна Мери. Которая с поля d7 выходит на поле d5.

Роль княжны Мери из «Героя нашего времени» досталась Ксении Алексеевне Салиной, молоденькой учительнице начальной школы, которая сразу после института минувшей осенью взяла свой первый класс. Сама похожа на школьницу – невысокая, хрупкая, рыжеволосая, с очаровательными веснушками на лице. В синих, всегда широко распахнутых глазах – восторженность, как будто каждый момент несет что-то неповторимое и особенное. И уже отнюдь не детская уверенность в том, что именно я, Ксения Салина, знаю, как надо сеять разумное, доброе, вечное и уверена в будущих всходах.

– А вы, княжна, знакомы с Григорием Печориным пока ещё весьма поверхностно, вы радуетесь жизни и каждому новому дню, купаетесь в мужском внимании, страстных взглядах и комплиментах. Вы, несмотря на молодость и неопытность, уже уверены, что можете покорить сердце любого достойного дворянина, особенно если он молод и носит военную форму. Вы представительница московской аристократии с богатым приданым, свободно говорите на французском, читаете Байрона в оригинале, вы обворожительны, и ваше сердце открыто для настоящей и красивой любви. Потому что вы пока ещё не знаете Печорина. А вы, Ксения, надеюсь, читали «Героя нашего времени»?

– Конечно. И мне совершенно не нравится Печорин.

– Он может совершенно не нравится Ксении. А княжне Мери этот человек разобьет сердце. Возможно, на всю жизнь. И не ей одной.

– Серафима Сергеевна, а можно вопрос?

– Слушаю, Катерина.

– А кто у нас Печорина играет?

– Николай Крутов. Белый слон, но я буду называть их офицерами, на f1.

– Тогда понятно. Спасибо.

– Ксения, вы лично знакомы с Николаем?

– На улице здороваемся, а так – нет.

– Так и есть. Вы еще не знакомы с Печориным, только легкие приветствия при встрече. Может это и к лучшему… Сейчас наша княжна Мери выходит тоже практически в центр шахматного поля, потому что очень ей хочется встать рядом с Элен. Причем так встать, чтоб все увидели: и этот молодой граф Вронский в такой красивой белой военной форме с золотыми эполетами, с которым она вообще не знакома – чтоб он тоже увидел, что она моложе Элен, что это под окнами её дома стоят поклонники с цветами. И что цыганка Тина – она ведь просто цыганка, хотя тоже молода и красива. Тина, то есть, Вера! Когда выйдет Ксения и встанет на d5, а это уже впереди тебя, то ты, со всей своей цыганской харизмой руку с плеча, в которой у тебя подол юбки, резко снимаешь. И юбкой дай волну. Чтоб на княжну сзади ветер подул. Поняли, девочки? Да. Именно так. Отлично!

А теперь снова белые. Клавдия Федоровна, ваш выход. Ваша реплика – это первые слова в спектакле. Пока, как вы заметили, еще никто не произнес ни одного слова. Евдоксия Кукшина, убежденная феминистка, которая просто неподражаема в своей убежденности, идет с d2 на d4. Идет и говорит. Останавливается и – продолжает говорить. На словах «Здравствуйте! А я вас знаю!» протягивает для рукопожатия руку сначала княжне, она стоит напротив, потом Элен. Но они шокированы таким поведением. Евдоксия машет рукой цыганке, Тину это веселит, в ответ она слегка потряхивает монисто на груди, да-да, вот так, слегка! и подмигивает странной женщине, которая ей нравится, потому что не похожа на этих чопорных красавиц. Евдоксия, видя, что разговора с дамами не получится, разворачивается к Вронскому, протягивает ему руку, он, по правилам этикета пытается, хоть и нехотя, поднести её к губам, но Евдоксия останавливает этот порыв и хватает руку Вронского второй рукой, для крепкого дружеского рукопожатия. И дальше по тексту. Попробуем?

– Здравствуйте! А я вас знаю! Да, да, я узнала вас, Вронский! А я представлюсь сама: Авдотья Никитична Кукшина. Но можно просто Евдоксия. Скажите, Вронский, вас интересует женский вопрос? Вы читали статью о женском труде в «Московских ведомостях»? Прочтите, пожалуйста. Вот сейчас все опять стали хвалить Жорж Санда. А я вам скажу, что она отсталая женщина, и больше ничего! Как возможно сравнить ее с Эмерсоном! Она никаких идей не имеет ни о воспитании, ни о физиологии, ни о чем. Она, я уверена, и не слыхивала об эмбриологии, а в наше время – как вы хотите без этого? Ах, боже мой! мне смешно, я говорю, как какая-нибудь степная помещица. Впрочем, я действительно помещица. Я сама имением управляю, и, представьте, у меня староста Ерофей – удивительный тип, точно Патфайндер Купера: что-то такое в нем непосредственное! Я окончательно поселилась здесь; несносный город, не правда ли? Но что делать!

– Отлично, Клавдия, но можно дать еще больше напора, чтоб Вронскому захотелось убежать куда-нибудь. Или ускакать. И вот здесь, буквально прерывая вас на последних словах, прозвучит реплика черной королевы «Варя, посмотри, милая, что там за шум, что происходит?». Сразу после этих слов в действие вступает Варя, приемная дочь помещицы Любови Андреевны Раневской из «Вишневого сада» Чехова. Ульяна, переходите на клетку вперед, на c6. Да. Очень хорошо.

– Я правильно вышла? Вы мне никаких замечаний не сделали, Серафима Сергеевна.

– А потому что вы, Ульяна, все правильно сделали.

Ульяна Коромытова, которой досталась роль Вари, работает кассиром в супермаркете. Молодая незамужняя девушка приятной, но неброской внешности. Товары, деньги, логистика, полки, склады, замки, ключи, бумаги, отчётность – на неё уже легла печать так называемой профдеформации. Когда она сосредоточена на процессе, а репетиция это тоже процесс, она практически на работе. Внимательна, серьезна, чтоб ничего не упустить. И это – именно Варя, которой, несмотря на молодость, пришлось стать экономкой и управлять огромным имением Раневской…

– Ну вот, дамы и господа, на сегодня наша репетиция закончена. Все отлично поработали, мы сделали всё, что было запланировано. Спасибо вам и – до четверга. Приходим пораньше, потому что будут снимать мерки для костюмов. Вам всем теперь нужно быть на каждой репетиции. До того момента, пока…

– Пока нас кто-нибудь не съест? – у Артёма уже ушла напускная веселость. Может просто устал, а может все-таки хоть чуть-чуть, но почувствовал себя Вронским…

– Да. Пока кто-нибудь не съест. А на сегодня всё. Сергей Петрович, спасибо за музыку, вы тоже свободны. Если кто-то хочет остаться на сцене, Катя, Матвей? Артём, можете попробовать дойти до Анны, до h7. Но помните, что кони ходят только буквой «Г». А я вас покидаю. До свидания, дамы и господа.

Матвей взял Катерину за локоть, что-то тихо, но настойчиво шепчет. Катерина – само спокойствие и безразличие. Интересно, это генетика или приобретенное? Но как такое приобретается? Чтоб не для роли, не на сцене, а в жизни? Пожалуй, все-таки генетика… А Артём начал движение к Анне. Довольно быстро он поймет, что «съесть» её он может за три хода. Но в моей пьесе Каренина станет не его «добычей».

Матвей Луков был расстроен, разочарован и просто зол. Катя отказалась репетировать шествие, не захотела, чтоб он проводил её до дома, оправдавшись, что собирается к подруге и поедет на такси. Какие у неё подруги?.. Расстались у Дома культуры. Катя перешла дорогу и села в какую-то, стоявшую у обочины машину. Ни номеров, ни марки не разглядеть, машина как будто специально пряталась в темноте. Вечер показался бесконечным, спать не хотелось. Чтоб хоть как-то нагнать сон, решил пройтись. Ноги сами принесли к Катиному дому. И вот тут, уже в свете фонаря, он увидел, что у Катиного подъезда стоит внедорожник Шпалера. Николая Крутова. Печорина. Матвей сжал кулаки, прикусил губу. Больно. Сплюнул кровью на снег и быстро пошёл домой.

Глава 10. Из дневника Сирени. Колдуем любовь

Закончилась первая рабочая репетиция. Я довольна. Даже испытываю этакий внутренний подъем. Волнующее чувство, что всё впереди. Как в детстве. Когда нет страха за будущее, нет опасений, что не получится, нет ожидания неудачи. Но как же оно коротко – это ощущение детского счастья… Интересно, в какой момент, в каком именно возрасте, после каких событий уходит это чувство уверенности в будущем, в том, что всё будет хорошо? Сейчас внутри живёт уже другая уверенность: впереди гораздо меньше, чем пережито и прожито. Всё уже состоялось и даже мозг достиг конечной точки своего развития, уже работает исключительно как архивная система. И дерево эмоциональное сформировалось и, похоже, доросло до своего максимального размаха и расцвета. Впереди осень и зима. В новую весну – не календарную, эта придёт сама по себе, не спрашивая, но в эмоциональную, в пробуждение и расцвет каких-то новых чувств и эмоций уже не верится.

Когда понимаешь, что впереди остался довольно ограниченный отрезок, становишься привередой. Нет, не в материальной жизни, хотя и в ней уже не нужно ничего лишнего. Эмоциональным гурманом становишься. Не те люди, не те впечатления, не те воспоминания – зачем они? Тратить на них своё, ставшее таким драгоценным, время? И совершенно не важно, что думают о тебе те, кого ты не пускаешь в свою жизнь, с кем не хочешь делить свой дом, свою жизнь – что тебе от этих обиженных? Если мы – то, что мы помним, то может и память свою надо наполнять только тем, чем хочешь быть? Не читать плохих или ненужных книг, не слушать музыку, которая не станет твоей, не смотреть спектакли, кинофильмы, которые бесполезно и бессмысленно пожирают время…

Пожалуй, именно от того, что слишком отчетливо поняла, как энергия моя, которой не так много осталось, растрачивается впустую, бессмысленно утекает в землю, решила я в корне изменить свою жизнь, вернее, то, что от неё осталось. Как будто выкопала дерево с корнем и пересадила его в другую почву, другие климатические условия. Никто не понял. Но ведь не ради одобрения или осуждения. И не новую позу принять или позицию жизненную продемонстрировать. Бегство? Похоже. Но, скорее, уход. Путешествие в поисках себя. И какая реальная жизнь началась! С морозами, снегами, половодьями, комарами, ветрами, ливнями… Реалистичнее, наверное, только там, где люди совсем не живут. А здесь даже народный театр есть. Но никак не покидает ощущение, что это какой-то сон. И уже который год проснуться что-то никак не получается. Может это от местного воздуха? Наверное, именно этот воздух, от которого поначалу кружилась голова и неудержимо тянуло в сон, несет в себе некую чистоту и прозрачность. Краски ярче, чувства острее, эмоции глубже. В большом городе слишком мало кислорода. Это мешает и не способствует ясности мысли. Да и просто – мешает.

Почему-то именно здесь возникла уверенность, что смысл, закономерность присутствует, как и в природе, в человеческой жизни. Все происходящие события, которые на первый взгляд кажутся хаотичными и никак не связанными между собой, в конце концов, оказываются звеньями одной цепи. Возникает непреодолимое желание увидеть эти связанные между собой звенья. Главное – понять смысл своего участия в происходящем. И чем старше, тем острее это желание понять, зачем я здесь. Вряд ли этот вопрос волнует каждого – иначе мы жили бы совершенно в другом мире. Что останется после меня? Если не миру, то хотя бы самым близким. И речь, конечно, не о материальном: все материальное зыбко и ненадежно, имеет свойство теряться или растворяться под воздействием внешних обстоятельств. Речь о чем-то более значительном, что остается в памяти. Если, конечно, можешь оставить что-то, кроме праха. Понимаю, что показать эту Игру я задумала именно с целью оставить нечто значимое и нематериальное. Пусть не миру, но хотя бы одному человеку, который поймёт и примет.

Вспомнила фразу «Ты снова колдуешь любовь, Джузеппе?». Я, конечно, не Калиостро. Но, похоже, что сейчас занимаюсь именно этим. Колдую любовь… Мужчины смотрят на женщин. Это – их природа. Женщины хотят, чтоб на них смотрели мужчины. Это тоже их природа. И ведь каждый мечтает о настоящей, большой любви. Если она вдруг приходит, то надолго ли? На месяц, на год-два, на всю жизнь? Есть ли эксперты в этом вопросе? Бесспорно, что когда придет, может поглотить целиком, забрать всё пространство вокруг, даже воздух. Как поётся в песне, «любовь нечаянно нагрянет» и станет одновременно и счастьем, и болезнью. В некоторых случаях неизлечимой. А в итоге все люди больны. Одни любовью, другие – её отсутствием… Потому что отсутствие любви – это серая, скучная и слишком понятная жизнь. Хотя, может, я преувеличиваю про серость и скуку? Что я знаю о них? Ничего. Всё было, кроме этого… А не пора ли поскучать и хватит уже болеть любовью? Стоп. Начатую Игру надо закончить. Поэтому пусть пока «поболит» ещё. А вот потом… Время покажет.

Кстати, самое время проверить, какой ход сделал мой далёкий и невидимый противник. Про которого я так и не смогла понять, чем же «болен» он – любовью или её отсутствием. Посмотрим, что ждёт меня и моих актёров…

Глава 11. Что сказали карты

Мысль о том, что сегодняшний вечер она проведет как графиня, не покидала Татьяну Константиновну с раннего утра. На протяжении всего дня она готовилась. Сначала мысленно, на работе, отчего была рассеянна и даже пару раз перепутала номерки в гардеробе, споткнулась об ведро с водой, в обеденный перерыв пролила на платье чай. Даже девочки-официантки начали подшучивать: «Что это с вами сегодня, Татьяна Константиновна, никак влюбились? Уж не в Каренина ли, а? А может в нашего Чесночка? То-то он такой внушительный и серьезный сегодня с утра!».

Перемену в Матвее Лукове она, конечно, заметила. Глаз-то у неё на людей наметан – влюбился парень. В Катерину Капельникову. В спектакле пару играть будут, да и Катерина женщина красивая. Только вот любви в ней нет. Но Матюша это и сам скоро поймет – сколько парней на ней «обломалось», и не сосчитать. Сначала поманит, поиграет, а потом от ворот поворот. К ней и относиться серьезно уже перестали. А вот Матвей запал. Он на неё сразу запал, как только в ресторан работать пришёл. Только она на него внимания не обращала, а тут, видно, снизошла, наконец, королевна. Ох, и намается парень, если что серьёзное к ней испытывает…

На репетицию Татьяну Константиновну сегодня не позвали, хотя очень интересно было узнать, что там у них происходит. Раз нет репетиции, согласилась поработать до закрытия, тем более, что сменщица приболела. И даже рада, что согласилась. Потому что на сцене-то у них действие началось, а здесь, в ресторане, похоже, продолжилось. Сначала пришел выпить пива после работы Кирилл Рюмин. Он бытовую технику ремонтирует и если много поломок, да ещё чаевые сверху, то день удачный. В такие дни всегда приходит в ресторан. Чтоб чаевые культурно потратить. За столом вальяжно посидеть, с девушками пообщаться. Тоже ведь изменился парень за последние дни. Андрея Болконского будет играть и, похоже, вживается в роль. Одеваться стал приличнее, как-то выпрямился что ли, да и в разговоре, в движениях сдержан. Хорошая перемена, на пользу ему. Потом прибежала Наташка Пряхина, которая тренер по аэробике, а в спектакле рядом с Кириллом стоит и Наташу Ростову играет. Видно, сразу с тренировки прилетела. Потная, разгоряченная, в спортивном костюме, не поздоровалась даже, куртку кинула, мол, повесь, и в зал, к Кириллу. А тот за столиком с двумя девушками сидит, пивко потягивает, рассказывается что-то, красуется. Хорошо, что дверь открыта, все видно. Вот если бы ещё слышать, но далеко, слов не разобрать. Наташка, как влетела, так сразу бокал его схватила, залпом выпила, чёлку со лба смахнула, руки в боки, ножкой топнула. А Кирилл сидит, как ни в чём не бывало. Девушки за столиком сперва опешили, а потом, видно, решили, что можно повеселиться и давай хохотать. Наташка за скатерть взялась, видно, хотела рвануть и с посудой на пол. Потом одумалась – за бой Кирилл вряд ли заплатит. За плечо его подняла, влепила смачную пощёчину, взяла со стола бокал одной из девчонок, снова залпом выпила, икнула и вылетела обратно. «Куртку мою отдайте, Татьяна Константиновна. Здравствуйте!». «Здравствуй, милая. Вот она, курточка твоя. Ты, смотри, не простудись. Шапочку бы надела, а то на улице ветер…» Но стремительная Наташа Ростова уже хлопнула входной дверью. А князь Болконский потер щёку, заказал еще пива и, как герой, вернувшийся с поля боя, решил поделиться тяготами военной жизни. Тем более, что рядом две пары благодарных ушей и восторженных глаз.

Потом пришел Николай Крутов. Заказал на вынос салаты и что-то из горячего, бутылку вина и бутылку коньяку. Пока готовили, посидел за столом с Кириллом, но не пил. Значит за рулем и пить будет вечером, причем не один. Интересно, с кем сегодня он разделит свой ужин? А девчонки, которые с Кириллом сидели, чуть не обе готовы были с Крутовым поехать. А что – и ужин готов уже и вино хорошее и коньячком залакировать. Это вам не пиво с чипсами. Но сегодня Николай был сосредоточен – другие планы.

Перед самым закрытием появился Матвей Луков. Что они там нарепетировали, какую интригу закрутили, но парень на себя не похож. Как зверь разъяренный – глаз горит, кулаки сжимает-разжимает, сопит. У стойки выпил стакан водки, подошел к Кириллу. Девчонки танцуют посреди зала, никакие разговоры уже не интересны, им теперь другое надо. А их и присмотрели уже: за дальним столиком парочка работяг, тоже отдыхают культурно. Как закрываться будем, так вместе и уйдут, здесь ведь по-другому не бывает. Кирилл расплатился, обнял Матвея за плечо и повел к выходу. Пока одевались, только и услышала «Пойдем, Матюх, к тебе. У меня родители дома, неудобно. Я тебе про них, про баб этих, всё расскажу. А то ты, как пацан неопытный, влип опять. Пойдем, пойдем. Ночь длинная, всё пройдет…»

Ну и дела… И вот Татьяна Константиновна, решившая быть сегодня графиней, наконец, дома. На круглый стол под абажуром положила темно-зелёную, для особых случаев, скатерть. Нашла в гардеробе длинное бордовое платье, которое покупала на полувековой юбилей, собрала на затылке волосы, выпустив у виска прядь, припудрилась, подвела брови, глаза подкрасила. Очень хорошо. Чем не графиня? Достала из серванта чайную пару из китайского фарфорового сервиза, заварила настоящий, не из пакетиков, чай, открыла коробку бельгийского шоколада – берегла для особого случая. Это будет только мой вечер!

Зажгла и поставила на стол свечу в латунном подсвечнике. Взяла из секретера новую колоду карт, подержала в руках, выпуская из себя всю суету минувшего дня, сосредоточилась, закрыла глаза. Карты потеплели. Значит, готовы говорить. Держа колоду в руке, сделала несколько глотков ароматного чая, съела конфету, оказалось вкусно, ещё одну. И начла тасовать карты. Процесс этот не терпит спешки и суеты. Чтобы с картами установилась энергетическая связь, они должны почувствовать тебя. И только когда поймешь, что карты готовы, их можно выкладывать. Неспешно, внимательно, уже как бы говоря с ними, задавая им вопросы. О прошлом, о настоящем, о будущем, о личном, о семейном, о том, чем сердце успокоится. И вот они лежат – новые блестящие, рубашками вверх. Пора открывать. Но рука почему-то задрожала. Может от того, что не гадала давно. А может это не Татьяна Константиновна, а графиня Лидия Ивановна боится заглянуть в своё прошлое и будущее?

В будущем открылся валет пик. Ох, не к добру. К драке, к агрессии, к серьезному конфликту. Сразу вспомнились яростный злой взгляд и сжатые кулаки Матвея. Не натворил бы парень беды сгоряча… С личным дела обстоят получше. Пришел король треф. А это значит, что должен появиться успешный и внимательный темноволосый мужчина, который будет рядом и поможет решить любые проблемы. Уж не Каренин ли, уж не Тимоша ли Голенцов, отставной майор? Волосы-то у него, хоть и с проседью, но тёмные. Татьяна Константиновна задумалась, глядя на танцующее пламя свечи. Хорошо бы так. Разве не заслужила я успешного и внимательного мужчину? Но надо двигаться дальше. А дальше – семья и… бубновая десятка. Плохая карта для семьи: неблагодарность от родных, даже удар от близкого человека. Как ни грустно, но это понятно. Значит, опять жди, что племянник приедет с конфетами заграничными и будет советовать родительский дом на него переписать, чтоб потом проблем с наследством не было. А что я вообще видела от них хорошего, от своих близких? Так и тащила всю жизнь на себе этот старый дом, когда сестра с братом по большим городам разъехались. И хоть бы раз деньгами помогли – и когда крышу меняла, и колодец новый копать пришлось, да что говорить… А теперь вот перепиши на старшего племянника, а то с другими делить придется. Татьяна Константиновна тяжело вздохнула. Нет уж, дорогие мои близкие родственники! Не буду я ничего ни на кого переписывать. Сама еще поживу. Как знать, может и придет ко мне король трефовый. А вот когда помру, тогда как хотите, так и делите.

Из прошлого пришла дама пик. Тут и без карт все понятно. Есть она такая, дама пик. Интриги плетёт, сплетни распускает, уж старухой скоро станет, а все не успокоится никак. Это ж она от меня Тимофея тогда отвела. Это она, змея подколодная, такого наговорила про меня, что он и дорогу ко мне забыл, а в скорости на ней и женился, на Степановне. Одно в ней хорошо – борщи варит и пироги печёт. Но до чего же женщина недобрая. Он ведь от нее и ходит в театр. Мне ли не знать, что он, когда на пенсию вышел, только в театре и отдыхает душой…

А вот на текущий мой жизненный путь выпала семерка червей. И означает это, что сейчас надо прислушиваться только к себе, только интуиция сможет вывести из сложной ситуации. Да разве ж она меня хоть раз подводила? Если б только по ней, по своей интуиции жить, ничьих советов не слушать, то совсем бы по-другому жизнь моя могла пойти… Мысленно собралась, сконцентрировалась. Потому что впереди главная карта – «чем сердце успокоится». Медленно перевернула. Десятка треф! Ждут тебя, Татьяна, позитивные жизненные перемены. И всё у тебя будет хорошо. Если себя будешь слушать.

Татьяна Константиновна допила чай, съела еще пару конфет и подошла к окну. За которым тёмная северная ночь с россыпью звезд на небе. Таких ярких, что все созвездия как в планетарии. И даже Млечный путь, как легкая дымка, утекает в бесконечную даль… Обернулась и увидела в большом зеркале в полумраке своей гостиной незнакомую женщину в длинном бордовом платье с аккуратной прической, которая стоит спокойно с прямой спиной и смотрит на себя. Ты ли это, Таня Шарухина, которую за глаза порой и Шарой называли. Таня, да не та. Из зеркала на Татьяну Константиновну смотрела графиня Лидия Ивановна, «совесть петербургского общества», женщина с прекрасными задумчивыми чёрными глазами, которая активно участвует в общественной жизни, женщина, которая всю жизнь была влюблена почти во всех людей, чем-нибудь особо выдающихся. Но с этого вечера она влюблена в одного Каренина. Как там было написано в сценарии? «Каренина она любила за него самого, за его высокую непонятную душу».

А что, чем плоха затея собрать вокруг себя такое вот общество из интересных людей? Пить чай, обсуждать новости, помогать друг другу хотя бы словами, поддерживать в трудные минуты, которых у каждого предостаточно. Да хоть в лото поиграть или вон карты раскинуть. Приходили же раньше подруги – и кино вместе смотрели, и на сочельник гадали. А потом с работой этой вечерней в ресторане всё закончилось. Может, хватит уже, Таня, чужие пальтишки на вешалки вешать, разве тебе пенсии на жизнь не хватает? К тому же ты ведь графиня теперь. Не пристало графине за пьяными полы мыть… Ах, какая идея чудесная! Но утро вечера мудренее. Надо с этой затеей ночь переспать. Татьяна собрала карты, напоследок поцеловала многообещающую десятку треф.

Но если это будет кружок или общество, то оно должно, наверное, как-то называться? Не просто же в гости людей зазывать раз в неделю чаю попить и в лото поиграть. Один день в неделю. Татьянин день? Хорошо звучит, но не подходит. Это же конкретный день в году, который многие отмечают – именины Татьянины, день студентов… А вот «Татьянин вечер»… Да-да! Пусть это будет кружок с названием «ТАТЬЯНИН ВЕЧЕР»!

Глава 12. О чём молчат мужчины

– Ну, чего у тебя случилось? Катька что ли не дала?

– Дала..

– А чего тогда смурной такой, а? Может ты верности от Капельки ждал? Ты чего, Матюх, вчера родился, первый день, что ли, её знаешь? Да она полгорода через себя пропустила, ей секс нужен как еда – чтоб регулярно и разнообразно. Чего ты бычишь-то, а? Ну не хочешь говорить, молчи. Твоё дело.

Матвей горой склонился над столом и тяжело молча пил. Из закуски был только несвежий хлеб, но и он как-то не шёл.

– Ндааа… Да ладно, Матюх. Я ж вижу. Если ком в горле, его пробить надо. Ты про меня-то не забывай, мне тоже налей. Думаешь, у тебя одного проблемы? Я тебе, Матюх, скажу, что всё зло на земле от них, от баб. Да вот хоть Наташку возьми.

Как от боли Кирилл скривился и встал так резко, что стул с грохотом упал на пол. Нагнулся поднять, но повело в сторону, ухватился за стол и приложил все оставшиеся силы, чтобы встать ровно рядом с поднятым стулом. Как она говорила? Спина, расправленные плечи и подбородок чуть вверх. Вроде, получилось. Так просто! Расправить плечи, посмотреть сверху вниз на всё, что вокруг и ты – другой! Вот сейчас, именно сейчас Кирилл вдруг понял, что всё не так. Что князь Андрей Болконский, случись с ним такое, повел бы себя совершенно иначе. И была бы вообще возможна эта публичная пощечина в ресторане? Это общество пьяных девиц, которых увели совершенно незнакомые работяги, наверняка дальнобойщики, всё это количество выпитого пива, а потом водки, безучастное сопение Матвея, который с каждой следующей рюмкой клонился всё ниже к столу и уже начинал похрюкивать, пытаясь ответить на реплики, – было бы всё это допустимо?! Нет! Вся эта ситуация была бы невозможна, будь я действительно князем. Эх, знать бы, какое оно, это чувство, это ощущение себя? Когда «князь» или «граф» – это титулы, а не дворовые «погремухи». Ведь титулы – это по наследству или за великие заслуги, а «погремухи» просто приклеиваются, как ярлык. Который вынужденно носишь. Иногда до самой старости.

Кирилл подошел к раковине, открыл кран с холодной водой. Налил полную кружку, залпом выпил. Зажмурился, сунул голову под ледяную струю. Подействовало. Тряхнул головой, ладонями смахнул воду с лица. Картинка стала резче, это уже прогресс. Выпрямился, расправил плечи. Обвел взглядом сверху вниз, убогое жилище Чеснока. В котором была только одна достопримечательность: аккуратно развешенные по кухонной стене ножи. Разных типов и размеров. Кирилл усмехнулся: как инструменты в операционной… Тоже мне, хирург несостоявшийся. Все-таки что-то с ним всегда было не так, с Чесноком. Ну вот зачем ему столько ножей, если еду порезать можно одним, ну максимум двумя… Взгляд упал на совершенно чуждый этому интерьеру предмет. Под ножами, на разделочном столе, лежала книга. Хм… «Война и мир». Библиотечная. Интересно, он уже начал читать? Раньше за этим занятием замечен не был. Хотя я тоже не заядлый читатель, а тут… пробило. Но у меня-то книжка своя, вернее, родительская. Отец всё ворчал, чтоб мать эти книги – «пылесборники» в печке сожгла, а мать ни в какую. Не тронь, говорит, это моё приданое! Спасибо, мама, что сохранила. Видишь, пригодилось. Открой я эту книгу раньше… Хотя раньше мне не надо было. Знаю, что я ему сейчас скажу, если не уснул еще! Кирилл полистал книгу и быстро нашел нужный отрывок. Тот, что в начале, что «зацепил» крепко и теперь из головы не выходит. Те самые слова, под которыми готов кровью подписаться. Та концентрированная, чисто мужская философия, которую готов принять как веру, как религию, последователем которой решил стать – отныне и навсегда. Говорить, думать, а главное – жить как князь Андрей Болконский.

– Матвей! Эй, Чеснок! Граф Безухов, вы спите?!

Чеснок хрюкнул, но, приложив усилия, отклонил свое грузное тело от стола. В мутных глазах забрезжил интерес.

– Нет! Не сплю.

– Ну тогда слушай. Как раз из разговора Болконского с Пьером Безуховым. Слушай и запоминай. Если ты сейчас вообще в состоянии что-нибудь, кроме водки, усваивать.

«Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет, не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь её ясно, а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда не годным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Все истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением.» – Здесь так и написано, Матюх. Это Болконский Пьеру говорит. Тот на него тоже, наверное, глаза вылупил, как ты на меня. Ты моргай, но слушай! И не пей пока, а то вырубишься, эта доза последней будет, я тебя давно знаю. Продолжаю: «Ежели ты ждёшь от себя чего-нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя все кончено, все закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом…» – У нас здесь с гостиными плоховато, зато идиотов и лакеев хоть отбавляй. – «Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя. Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте.» – На всякий случай поясняю, что это он про войну с Наполеоном. Не спи, Чеснок, слушай! – и Кирилл стал читать громче, начал жестикулировать, потому что хмель совсем прошел. Голова работала ясно, голос зазвенел. «Ты говоришь, Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к своей цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг её. Но свяжи себя с женщиной – и, как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь.» – Так, ну тут на французском, я пропускаю, наверняка несущественно. Может, просто ругнулся… – «И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всём – вот женщины, когда они показываются так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что-то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись». Кирилл хотел закончить предложение, но не стал. Голова Чеснока упала на стол и он захрапел. Ндааа… Пьер-то Безухов все-таки дослушал до конца своего друга. Хотя, что толку: дельному совету все равно не внял. И можно ли такого или вот таких переубедить. Вряд ли… Кирилл вздохнул.

А что Наташка Пряхина? Да ничего хорошего. Думал, классная девчонка. Фигурка такая точеная, мордашка симпатичная, живая вся такая, подвижная. Наверняка на Наташу Ростову и внешне и по характеру похожа. Сирень, видать, психолог. Пока ни одного промаха в расстановке не заметил. С Наташкой тоже угадала. И я, как порядочный князь Болконский, ухаживать начал: до дома проводить после репетиции, с работы встретить, цветочки, конфетки, чтоб прилично, чтоб не сразу в койку. Домой даже привел, с мамой познакомил, мама стол накрыла, разволновалась. Хорошо, отец на смене был, а то бы она ещё сильнее нервничала. Посидели, чаю попили, Наташка маме очень даже понравилась. И я думаю: вот девчонка нормальная, марку держит, первая целоваться не лезет, но смотрит так хорошо, глаза прям влюбленные. А что в итоге?…

Рука Кирилла потянулась к бутылке – осталось немножко, как раз на посошок. Но – нет. Стал бы Болконский остатки в этом свинарнике допивать? Однозначно не стал бы. Кирилл положил книгу на место, снова расправил плечи и чуть закинул назад голову. Как это оказалось просто и как много зависит, в каком состоянии твоя спина! И ведь не зря говорят: «держи нос по ветру, а хвост пистолетом». Народная ли это мудрость, но точно не дураки придумали. Кирилл растолкал храпящего Матвея, тот был тяжел, но податлив. Кое-как переместил эту тестообразную массу на кровать, заткнул пробкой недопитую бутылку, налил в кружку воды и поставил рядом – с утра точно не помешает. Подумав, стряхнул рукой со стола крошки и рядом с бутылкой на чистое место положил «Войну и мир». Чем не натюрморт?.. Оделся, посмотрел на себя в зеркало: куртку пора бы сменить, а то вид какой-то бомжатский, и пошёл домой.

А Наташка… Хотел было с Матюхой проблемой своей поделиться, но хорошо сделал, что не стал. И достойно ли это нормального мужика – о таком рассказывать. Обидно, конечно. Может они все такие, которые сразу в койку не прыгают? А ведь поверил же глазам, ведь так смотрела, как будто всю жизнь меня ждала! И намерения мои были самые серьезные. Хотя у неё тоже, по её словам серьезные намерения были: ребёнка, говорит, хотела от меня родить. Чтоб у Наташи Ростовой от князя Болконского ребёнок был. Ты, говорит, мне и по гороскопу, и по характеру, и по внешности подошёл. И мама у тебя, говорит, хорошая, а отец по фотографиям вообще красавец, когда молодой. А вот не застукай я её случайно с подругой после тренировки… Кирилл смачно сплюнул и поёжился. Хотел ведь просто спросить, когда работу сегодня заканчиваешь, чтоб столик в ресторане заказать и чтоб горячее сразу принесли – голодные же оба, чтоб не ждать. А они там… Аж противно! Ну сказал, конечно, что про обеих думаю. Развернулся и ушёл. А она сцену эту дурацкую в ресторане, мол, близкого ей человека оскорбил, не так назвал. А как их ещё называть-то?.. Нет уж! Пусть для размножения других идиотов ищет. Да вон хоть Чеснока. Заделал же он сына. Прикольный такой пацанчик получился, крепенький. Может и этой… поможет.

А вот интересно, во времена Болконского такое могло быть? Вряд ли. И что бы он, интересно, сказал, если б про невесту свою, про Наташу Ростову, такое узнал. Хотя он и без этого хорошо сказал, пусть и в другой ситуации. Как-то там было?.. Сейчас-сейчас. И фраза эта слово в слово буквально всплыла перед глазами: «Я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу…». Вот и я не могу.

А что меня вообще здесь, в этом захолустье держит? Чужие холодильники? Точно нет. За родителями сестра присмотрит, она по любому к матери ближе. Вот отыграем премьеру – на весну, вроде, наметили, отпуск отгуляю и… пойду служить по контракту. Точно возьмут, на срочной предлагали же. Чего тогда, дурак, отказался. Сейчас бы, глядишь, уже и офицером был… Хочешь на Болконского быть похожим, так будь им! Занимайся настоящим мужским делом. Ищи себе признание в битве, на войне, будь среди равных и достойных. А войн-то на нас, мужиков, всегда хватит. Мало точно не покажется.

И это простое, но абсолютно понятное и близкое сердцу решение вселило в Кирилла Рюмина такую уверенность в блестящем и, а главное – достойном будущем, что он остановился, сорвал с головы шапку, подбросил её высоко вверх и во весь голос, на весь спящий маленький северный городок зычно заорал «Уррррааааа!….».

Глава 13. Белая королевская пешка

– Надежда, я попросила вас прийти на индивидуальную встречу, потому что ваша героиня, в отличие от остальных персонажей нашей игры, не всем известна и, чтобы получился яркий и цельный образ, нам нужно поговорить об Оленьке Скворцовой. «Драму на охоте» Чехова не читали?

– Нет.

Надя Щелкунова сидит напротив. Ей не больше девятнадцати лет. Окончила школу, прошла какие-то компьютерные курсы, работает секретаршей в районной администрации. По глазам видно, что учиться дальше не хочет, наверное, и школа-то далась с трудом. Да и зачем? По этим глазам, по яркому, даже вызывающему, макияжу и такой же одежде, распущенным волосам, которые то и дело поправляет неконтролируемыми движениями таких же «распущенных», непослушных рук – всё уже понятно. Что здесь не в образовании, не в развитии личности и даже не в карьере дело, а в том, что надо замуж скорее, причем обязательно за правильного человека. Сложно сказать, что в её понимании считать правильным, но место работы для достижения цели самое подходящее. Говорят, мама «пристроила». Значит и мама думает в том же самом «правильном» направлении. А девочка красивая. Вернее сказать, данные физические отменные, такая внешность не остается незамеченной, особенно противоположным полом. Учитывая, что весь местный бизнес волей не волей, но регулярно в администрации появляться должен, мимо Надежды не пройдет никто. Честно говоря, судьба Нади Щелкуновой вне моего влияния и сферы интересов, что даже радует. Но вот Ольга Николаевна Скворцова из неё может получиться блестящей. Если просто останется собой и хоть немножечко раскроется, сбросит неуверенность. Просто смелости надо добавить и целеустремленности. Может тогда и жизненная цель быстрее будет достигнута. Но искренне верю, что финал её «охоты» будет не таким, как у Чехова.

– Если позволишь, я на «ты» перейду, так проще будет. Я тебе расскажу немного, потому что вдруг так и не найдется времени повесть прочесть. А мне очень важно, чтоб ты понимала, кто твоя героиня.

– Нормально. На «ты» – нормально.

Надя снова поправила волосы, покрутилась в поисках зеркала, не нашла, достала из кармана мобильный телефон, посмотрелась в него, собрала губки «уточкой», одобрительно кивнула отражению, убрала телефон, почесала коленку, села поудобнее, всем своим видом показывая: «Ну, я готова. Рассказывайте!».

– «Драму на охоте» Антон Павлович написал, будучи ещё начинающим писателем, в двадцать четыре года. Пишут, что впоследствии, повзрослев и став мастером, я бы сказала, в некоторых вопросах никем не превзойденным, он весьма скептически относился к этому своему раннему произведению. Это и понятно. Потому что разница видна даже невооруженным взглядом. Но случилось так, что один очень талантливый режиссер собрал созвездие просто гениальных актёров и снял необыкновенный художественный фильм под названием «Мой ласковый и нежный зверь», где всё сошлось – сюжет, видеоряд, потрясающая игра актёров, музыка – всё! Тот редкий случай, когда экранизация становится сильнее и глубже самого произведения. Может кто-то с этим не согласится, это моя точка зрения. Если будет возможность, то хотя бы этот фильм посмотри, он тебе поможет.

Моя Надежда уже «поплыла». Видимо, даже эта короткая информация оказалась излишней и трудно воспринимаемой. Вот интересно, в какой момент детского развития начинает «закрываться» этот вербальный аналитический канал познания мира. Когда перестает быть интересным всё, что не двигается, не сверкает, не мигает, не «бьёт» по ушам и не написано крупными буквами? Когда именно мозг решает, что теперь будет потреблять только «простую», разжеванную или просто жидкую «пищу». Виновата ли эта девочка, которая, несмотря на свои девятнадцать, развилась, главным образом, физически и получила все необходимые навыки для поддержания своего внешнего облика и умения выживать в окружающем мире. И ведь прекрасно выживет при условии, что этот окружающий мир будет оставаться таким же знакомым и понятным, каким был всегда… Конечно, не виновата. Это я не с того начала. Значит, буду менять тактику. Я встала и, рассказывая, начала двигаться, чтоб заполнить её визуальное пространство.

– Итак, Ольга Николаевна Скворцова. Оленька. Простая девушка, дочь лесничего, который мало того, что в лесу живёт, так ещё и рассудок потерял. Мама её умерла от удара грозовой молнией, поэтому всё, что есть у юной красавицы – это лес и безумный отец. Но ещё есть журналы, где напечатаны картинки с красивыми нарядными дамами, есть походы в церковь, где хоть издалека, но можно смотреть на этих дам из другого, богатого мира, на их шляпки, ленты, кружева, на их сумочки. Можно, скромно стоя в сторонке, наблюдать, как кавалеры подают им руку, чтоб те поднялись или спустились с лестницы, придерживая свободной рукой подол своего шикарного платья, как помогают сесть в экипаж… А бегали ли они хоть раз босиком по мокрой траве, а купались ли в лесной речке, оставив одежду на берегу? Вряд ли. Им это не нужно. Но как же хочется Оленьке в эту другую, богатую жизнь! Хочется так сильно, что она готова отказаться от милых сердцу радостей. Ну чем она хуже этих женщин? Ничем. Она красивее, она моложе. Управляющий графского имения дворянин Урбенин уже влюблен в неё. Ну и что, что он старый вдовец с двумя детьми, он ведь дворянин, у него свой дом, пусть и не такой шикарный, как у графа, но с домиком лесничего уж точно не сравнить…

А вот это Наде уже ближе. Глазки оживились, подалась вперед, мол, это – понимаю. Это – вижу!

– Гроза привела в домик лесничего самого графа Карнеева и его приятеля, судебного следователя Камышева, который молод, красив. Он тоже дворянин, но недосягаем – слишком хорош собой. Оленька своим женским чутьем понимает, что для каждого из этих мужчин она становится объектом желания. Перспективы сразу открываются самые блистательные. Но как попасть в это общество, как быть постоянно на виду, как достичь своей цели? Как стать обладательницей тех прекрасных нарядов, какие она видела в журналах и на тех женщинах в церкви, как стать хозяйкой собственного экипажа с извозчиком, чтобы выезжать в свет и покорять своей красотой всех, без исключения, мужчин? И Оленька Скворцова выходит замуж за старика Урбенина. После чего начинает свою «охоту»: за любовью, за властью, и главное – за богатством, которое для неё есть и цель, и свобода.

– А кто у нас будет играть этих, то есть тех, которые в меня влюбились?

– Этих персонажей у нас в постановке, Надя, не будет. Будут другие мужчины и другие женщины. Но рассказала я тебе это всё потому, что в нашей постановке Оленька появляется уже в статусе жены дворянина Урбенина. Твоя фигура называется королевской пешкой, в начале партии она стоит перед королём, на клетке e2. А мы знаем, что пешка может вдруг стать королевой при условии, что дойдет до последней горизонтали шахматного поля. Если во время игры ей удастся это сделать, она сразу превращается в любую фигуру своего цвета, кроме, конечно, короля. И не важно, есть ли такая фигура на поле или уже выбыла из игры.

– И что, я потом стану королевой?

– Я пока не могу тебе этого сказать. Но ты, именно ты, вернее, твоя героиня очень хочет стать королевой. Завтра на репетиции ты увидишь, что есть пешки, которые уже сделали свои ходы. А прямо напротив тебя будет стоять цыганка Тина. Её Вера Кричевская играет. И вы не просто так стоите напротив друг друга. Вы – соперницы, потому что объектом вашей страсти, не корыстной, а настоящей, искренней любви является один и тот же человек – судебный следователь Камышев. С твоим выходом расстояние между вами сократится до двух шагов.

– Судебный следователь – он преступления раскрывает? Молодой и красивый? Ой, я бы в такого тоже, наверное, влюбилась. Я вообще детективы люблю. И следователей. Вот сейчас по телеку такой сериал идёт…

– Так вот. Завтра на репетиции Оленька Скворцова, она же Ольга Николаевна Урбенина, начнет своё движение к цели – стать королевой. Перед твоим выходом прозвучит охотничий рожок. И ты перейдешь на одну клетку вперед, на e3.

У тебя есть красные туфли? Отлично. Когда герои «Драмы на охоте» впервые увидели дочь лесничего, она была в красном платье. Чехов сознательно акцентировал на этом внимание. Буквально такими словами «красное пятно не двигалось и глядело нам в след…». Поскольку у нас шахматная партия, то костюмы актёров будут белыми и черными. Но у каждого персонажа обязательно будет какой-то свой элемент, который ярче отражает образ и напрямую связывает его с литературным героем. У цыганки Тины, твоей соперницы, будет алый платок. А у тебя – красные туфли и алая роза на груди. Это – важно. Если хотя бы фильм посмотришь, поймешь, почему.

Сейчас передо мной уже другая Надежда: ушла скука и надменность, в глазах появился живой интерес. Похоже, получилось увлечь сюжетом. Она захотела стать королевой. Придет домой, достанет свои красные туфельки и обязательно проходит в них весь вечер. И пусть пока думает, что эти туфельки доведут её до заветной черты, до последней горизонтали, где можно стать какой угодно фигурой, даже королевой…

– Спасибо, Серафима Сергеевна, я всё поняла. Значит, завтра как заиграет рожок, я в красных туфлях делаю шаг вперед и как бы вызываю на бой свою соперницу – Веру Кричевскую. Вернее, её цыганку.

– Точно. Смело, уверенно, с вызовом. Первый твой выход без реплик. Реплики будут потом. Пока ты просто начинаешь это движение. Чтоб получить от жизни то, что хочешь именно ты. Или твоя героиня. До завтра, Надя. И не опаздывай!

– До свидания, Серафима Сергеевна! Я ни за что не опоздаю, я даже раньше приду!

Глава 14. Выдающийся персонаж

Уходя, Надежда столкнулась в дверях с Василием Трохиным. Тракториста Василия Васильевича Трохина было не узнать. На встречу с режиссёром он пришел в костюме! Правда, без галстука, но если ещё и галстук, то в городе, наверное, подумали бы, что Василий решил на старости лет «пережениться» и поэтому так «вырядился». Надя опешила. А он, выдержав паузу, галантно открыл перед ней дверь. Девушка, видимо уже примерив на себя образ Оленьки, кокетливо улыбнулась, попыталась изобразить что-то вроде реверанса и, задержав на мужчине игривый взгляд, выразительно произнесла: «Спасибо, Василий Васильевич. До свидания». На что тот сначала неуверенно кивнул, потом довольно «хмыкнул» и радостно посмотрел на режиссера: мол, ух-ты! – работает! Серафима Сергеевна одобрительно подмигнула в ответ: «а то ли еще будет…». Надя, хихикнув, убежала.

– Василий Васильевич, здравствуйте! Вы даже не представляете, как я рада видеть в вас такие перемены. Мне даже показалось, что это не вы вошли, а Павел Петрович Кирсанов. Удивительно! И спасибо вам. За то, что так быстро и, главное, самостоятельно всё поняли. Я позвала вас, чтоб героя вашего обсудить. Понимаю, что длинные романы читать некогда – и работа, и хозяйство, да и внук внимания постоянно требует. Лучше ему книжку интересную перед сном почитайте. Очень хороший мальчик ваш Митя. Талантливый. На деда похож. В детских постановках все ведущие роли – его.

Конечно, про внука не случайно. Есть ли более приятные слова, чем похвала детям и внукам? Но душой я ничуть не покривила. Мальчик, в самом деле, талантливый и, действительно, очень похож на деда.

– Ваш герой, Василий Васильевич, со следующей репетиции, а это уже завтра, начинает движение вперед. Первые ходы сделали пока только пешки, кроме цыганки – все светские дамы. Кто по происхождению, а кто, как, например, героиня Нади Щелкуновой благодаря удачному замужеству. И вышел вперёд белый конь, Алексей Вронский. Тот на втором ходе белых вперед вырвался, к своей Анне Карениной спешит.

– Про Надежду – это вы, Сергевна, верно заметили. Эта в девках точно не засидится. Там мать такая, что у ней не засидишься, живо пристроит. Еще и с выгодой. Слышь, Сергевна, может все-таки на «ты» перейдем. Мы с тобой, считай, одногодки. Чего тут политесы разводить, когда нет никого.

– Договорились. Я тогда тоже на «ты», без брудершавта.

– О! Ну это мы запросто устроить можем, мы это дело должны даже обмыть.

– Непременно, Василий, обмоем. Только не сейчас и не вдвоём. Свидетелей позовем. От греха.

– Слушай, ну до чего ты, Сергевна, на язык остра… Тебе палец в рот не клади…

– А вот это мы даже пробовать не будем…

Он в ответ прямо-таки залился смехом. А смех у него весёлый, добрый. И мужик сам хороший, повезло жене. Выпивает, конечно, лишнего. Но здесь непьющих, кажется, и нет совсем. Митя в дедушке души не чает, любимая фраза «а вот когда мы с дедом…». Василий Трохин – актёр, безусловно, талантливый. Не зря его здесь величают «наш народный артист». Это как раз тот случай, когда человек уже рождается актёром. Когда с раннего возраста, не учась, может быть любым, с легкостью примеряет на себя и носит любую маску. Ведь приходит же кто-то в этот мир музыкантом, художником, танцором, поэтом, учёным. Про таких говорят, что дар от Бога. И как ни прячь его, как ни скрывай, он рано или поздно возьмёт своё, прорвется наружу сквозь все преграды – внутренние и внешние. Пойди, например, Василий Трохин, в профессиональные актёры, у него бы всё получилось и смог бы он прожить совсем другую жизнь. Хотя попробуй, пробейся туда, в актёры, в этот богемный и практически закрытый для чужих мир. Он и не стал биться. И живёт понятную жизнь на своей земле… Но для народного театра такой актёр – просто подарок. Всё у него получается искренне, от души, зрителя «держит» каждую минуту своего пребывания на сцене. Партнёрам, правда, не всегда легко – импровизирует много. Но они к этому привыкли и любят его всей душой.

– Я тебе, Василий, честно признаюсь, что персонажа твоего, Павла Петровича Кирсанова, уважаю и даже, пожалуй, люблю. Или смогла бы полюбить, окажись мы с ним в одно время в одном месте.

– Ну так зачем дело встало? – Василий резко вскочил со стула и как дал сильными ладонями рассыпную хлопушку – от груди и до колен, и ногой еще притопнул. И задор такой мальчишеский сразу в глазах, лет тридцать точно за секунду скинул.

– Ой, Василий, с огнем играешь! Говорю же: без свидетелей нам с тобой опасно. Я ведь и ответить могу, сейчас кааак дробью рассыплю. Уух! Народный танец у меня на «отлично» всегда был. И пойдем мы с тобой в пляс под «Камаринского» – не остановить. Но это не сейчас. Нам с тобой сначала Кирсанова надо сделать. Поэтому давай серьёзнее.

Про то, что Павел Кирсанов аристократ до мозга костей и бывший гвардейский офицер ты в своих бумагах уже прочитал. А вот что это за человек? И почему именно он в этой игре, а не брат его Николай Петрович или племянник и друг Базарова, Аркадий Николаевич, один из главных героев романа? Чем он удостоен такой чести? Я тебе скажу, что каждый, да-да – каждый! из наших героев в этой шахматной игре – человек выдающийся. Пожалуй, любого из четырнадцати персонажей, а именно столько у нас мужских ролей, можно назвать героем своего времени. Пусть не героем с точки зрения поступков и каких-то исторических подвигов, но одним из ярких представителей своей эпохи. Настолько ярких, что, спустя столетия, этих героев изучают, обсуждают и, надеюсь, не перестанут изучать на уроках литературы все школьники нашей огромной страны. Хочется верить, что хотя бы это останется неизменным. Если во все времена допускалась различная трактовка исторических событий и, в зависимости от режима, от политического курса, менялись местами правые и неправые, то классическую литературу вряд ли будут переписывать.

Есть ли эти характеры в наше время? Конечно, есть. Пусть уже не дворянских сословий, но они существуют, больше того – живут среди нас. Именно это хочется показать, понимаешь, Василий? Например, Илья Ильич Обломов, наш белый король. Герой по поступкам? Нет, конечно. Какой уж героизм в философии на диване. Но кто будет оспаривать тот факт, что это интереснейший персонаж, что каждый из нас назовет хотя бы одного Обломова из числа своих знакомых. И может ли человек с таким характером быть королём? А почему нет? Если с ним рядом будет надежный Штольц, если он будет думать, действовать, принимать решения и, главное, отвечать за них, то королем может быть кто угодно. Мало что ли таких примеров в истории…

Вот и твой Павел Петрович – человек весьма выдающийся. Со своими жизненными принципами, с сильным, пусть и тяжелым, характером, потому что упрям и вспыльчив. Если что не по нраву – как спичка загорается. Педант, перфекционист, даже зануда. Одет всегда с иголочки, воротнички и манжеты идеальной чистоты, накрахмалены. Ходит с тростью. Кстати, чтоб не забыть. Держи, я тебе трость приготовила. На сцене с ней будешь. Это не костыль и ты не хромаешь. Это – трость. Потренируемся потом, чтоб легко, непринужденно, слегка вальяжно. Пройтись, постоять, в руках покрутить…

Отвлеклась от сути, продолжаю. Павел Петрович Кирсанов, несмотря на свое занудство по некоторым вопросам жизнеустройства, человек очень смелый, честный и благородный. Не боится спорить с молодым, дерзким, самоуверенным и к тому же отнюдь не глупым Базаровым. Не боится вызвать его на дуэль, чтоб отстоять даже не свою честь, но достоинство брата и его молодой жены. Готов стреляться, будучи уверенным, что эта дуэль может стать последней в его жизни.

– Сергевна, ты прости меня, тёмного. Ты, хоть и складно говоришь, и на русском, вроде, но я не всегда понимаю, про что ты. Поправку-то делай на ветер. Чай, не в консерватории вещаешь, а мужика «от сохи» наставляешь. Вот этот… пер… перфоратор – это кто? А еще в бумагах твоих такое было слово на «м». Миза.. На минзурку похоже. Ты мне, голубушка, объясни. А то я себя не то что аристократом, я так и буду себя… перфоратором ощущать.

– Прости, Василий. Прости, виновата. Ты прав, не в консерватории я. Хотя я там и не вещала никогда. Но это не важно. Слово это незнакомое тебе – «перфекционизм». Перфекционистами называют тех, кто хочет быть безупречным, идеальным. Причём во всем. И люди эти, как правило, очень требовательны не только к себе. Они ждут такой же безупречности, совершенства и от других. Они хотят порядка в окружающем мире, чтобы понимать его. Потому что, когда понимаешь, то принять гораздо легче. Я-то считаю, что это хорошая черта. Сама, если честно, грешу страстью к идеалам… Думается мне, что будь в этом мире больше перфекционистов, он стал бы другим. Ну скажи, разве плохо хотя бы стремиться к тому, чтобы стать лучшим, одним из лучших – хотя бы в своём деле, в своей профессии. Или искать и найти именно то дело, где ты станешь лучшим. Чтобы в один прекрасный момент оглядеться вокруг и сказать: «в этом деле мне, пожалуй, равных нет. А если и есть, то их по пальцам пересчитать можно». Не ради наград, не ради признания, даже не ради денег – ради себя, своей собственной совести. Или мы живем для других, по их правилам-критериям? Если и так, то все равно хотелось бы чётко понимать, что им, этим другим, от нас нужно… Это, кстати, тоже черта перфекциониста.

Продолжение книги