Борьба за обед: Ещё 50 баек из грота бесплатное чтение
Текст публикуется в авторской редакции
Издатель: Павел Подкосов
Главный редактор: Сергей Турко
Руководитель проекта: Анна Тарасова
Художественное оформление и макет: Юрий Буга
Корректор: Ольга Петрова
Компьютерная верстка: Андрей Ларионов
Иллюстрация обложки: Юлия Жданова
Иллюстрации: Юлия Жданова
Рисунки: Людмила Хлебникова
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Дробышевский С. В., 2023
© ООО «Альпина нон-фикшн», 2024
Посвящается Инге, Володе и Маше –
моей любимой семье
ПРЕДИСЛОВИЕ
Люди любят сказки, люди любят фантастику. Ещё бы! В череде обыденных событий, в ежедневной суете, однообразном повторении одних и тех же действий легко заскучать, затосковать об «эдаком-разэдаком». Хочется хотя бы помечтать о путешествиях и приключениях, драконах и подвигах, великих противостояниях и преодолениях. И вот люди смотрят красочные фильмы, читают яркие книжки, рассказывают байки. Фантазия – это прекрасно, она отличает нас от животных.
Но так ли необходимо сочинять небылицы, чтобы окунуться в мир чудес? Реальность всегда удивительнее любой фантазии. А уж реальность прошлого превосходит самые яркие образцы фэнтези. Наши предки и предшественники за миллионы лет существования оказывались в таких местах, участвовали в таких передрягах, что никакой поэт не сочинит удивительнее и заковыристее. Предки скакали по зелёным ветвям в дождливых джунглях и перебирались через песчаные барханы в безводных пустынях, стремились к новому под палящим солнцем и сквозь снежные бураны, пересекали моря и континенты, плыли по волнам в неизвестность и брели через травяные моря к новой жизни, встречались с карликами и гигантами, чудовищами и антиподами. С течением времени менялись флора, фауна, климат и даже очертания материков, надвигались и откатывались ледники, воды океана отступали, открывая проходы к новым землям, и вновь поднимались, отрезая скитальцев от прародины. Но переселенцы не жалели об утерянном, не считали прибыли и не жаловались на судьбу. Они радовались всё новым возможностям, которые предоставляла им планета. Остров за островом, континент за континентом преодолевали путешественники. Они не шли по прямой, у них не было цели, иногда они возвращались назад, не зная о том, и каждый новый край был для них землёй обетованной. По пути они и сами менялись, обезьяны становились обезьянолюдьми, те – человекообезьянами, а после их потомки выстраивались в длинную череду людей, каждый этап которых отличался не только от предков и потомков, но и от соседей. Несхожие человечества сталкивались и удивлялись друг другу, общались и враждовали, взаимообогащались и старались вытеснить непохожих или сбежать от них.
Истории, рассказанные далее, выдуманы лишь наполовину. Конечно, автор не присутствовал при описываемых событиях. Но на помощь спешит современная наука. Палеонтология поставляет сведения о климате и живых существах, окружавших наших предков. На самом деле это даже не одна, а огромный комплекс наук: палеогеография, палеоклиматология, палеоботаника, палеозоология, а в каждой из них несть числа направлениям. Археология рассказывает о труде древних людей: чем они занимались, где жили, чем пользовались, что изготавливали, иногда даже – о чём думали. В частности, трасология позволяет определить, как применялись орудия труда, откуда взялись царапины на камнях и костях: покусал ли их крокодил, или погрызла гиена, или человек порезал кремнёвым отщепом или поскрёб костяным лощилом. Наконец, бесконечно много открывает антропология, изучающая самих древних людей. Какого они были роста и сложения, как выглядели, кто кому приходился родственником. Палеопатология даёт возможность судить о ежедневных нагрузках и болезнях; даже о таких вещах, был ли конкретный человек правшой или левшой, много ли бегал, ходил босиком или в обуви, носил ли шапку натянутой по брови или лихо заломленной набекрень. Палеодиетология ведает о питании древних людей: мясоедство и вегетарианство, морское и континентальное собирательство – это самый первый уровень разрешения, а при желании можно узнать, много ли человек грыз орехов, жевал корни или стебли, ел фрукты с деревьев или ягоды с кустов, оленину или мамонтятину. Палеогенетика – самая молодая и чрезвычайно перспективная область, гипотетически способная дать не только сведения о древних людях, но и самих древних людей во плоти. Правда, клонирование неандертальцев пока фантастика, но цвет кожи, волос и глаз, склонность к полноте и облысению, сложные биохимические свойства организма она уже позволяет определять с большой точностью.
Мы уже очень много знаем о жизни предков. Но тем прекраснее, что ещё больше нам пока предстоит узнать. Наука движется вперёд семимильными шагами, и нет сомнения, что скоро мы ещё лучше будем понимать своих пращуров.
Книга, которую Вы держите в руках, – продолжение книги «Байки из грота». Однако это не просто новые истории. В новой книге упор сделан на окружающий пращуров мир. Кто жил рядом – монстры или красавцы? Какой ветер дул в лицо – холодный или жаркий? Что было на обед – отбросы или деликатесы? Обо всём этом узнаёт наука, обо всём этом Читатель прочитает в истинных историях из жизни предков.
1. УДЖАЙФА
ЛИЦО ПРЕДКА
(АРАВИЯ; 29 МЛН Л.Н.)
Густая зелень низко нависла над водой. Тёмное зеркало незаметно переходило в черноту прибрежных кустов. На застывшую гладь упал лист и плавно закружился в центре разбегающихся колечек. Зорко озираясь, мягко переступая цепкими лапами, по огромному наклонному стволу спускалась обезьяна. Острые глазки быстро посматривали по сторонам, вытянутый нос двигался, щупая насыщенный тропическими ароматами воздух, пушистый хвост поднялся и завис в ожидании рывка.
Всё было тихо. Листик застыл, кольца перестали мерцать, льющийся с неба зной разбивался о прохладу воды.
Обезьяна села на ствол и почесалась, продолжая позыркивать по сторонам. Лениво ковырнула сильным пальцем покрытую мхом кору, присмотрелась было к результату и вновь быстро оглянулась.
Всё было спокойно. Дневной зной загнал всех в тень. Толстокожие антракотерии дремали в своих болотах в ожидании ночного пастбища. Хищники лежали в своих берлогах под непролазными кустами в ожидании ночной охоты. Может, разве где-то по скалам, местами возвышающимся над зеленью, лениво перебегали толстые даманы. Но даже их сейчас не было ни видно, ни слышно.
Обезьяна поднялась, спустилась ещё на несколько шагов и снова присела. Основание ствола почти горизонтально уходило в чащу; широкие листья прибрежных растений закрывали его – столь уютно и столь подозрительно.
Лист лежал на воде, как на камне.
Обезьяна решительно поднялась, легко сбежала вниз и наклонилась к вожделенной воде. Зелень распахнулась, что-то метнулось из неё, обезьяна обернулась и рванулась в сторону, раздался хруст костей. Креодонт выплюнул что-то жёсткое в воду, схватил обмякшее тело обезьяны своей огромной пастью и поволок в темноту.
Кровавые круги всколыхнули листик, и вновь разлились покой, зной и тишина…
Саудовская Аравия – не самое гостеприимное для приматов место. Жёлтые пески, которые ветер перевевает по пустыне, чахлые пыльные пальмы, сохнущие вдоль вади – русел временных потоков. Казалось бы, это место лишь для ящериц, змей и муравьёв. Но до сих пор в редких зарослях Аравии живут павианы Papio hamadryas arabicus – свидетели былого великолепия. Не всегда полуостров был таким скучным, было время – и на его просторах шумели густые леса.
Природа склонна к преображениям, облик местности может не меняться миллионы лет, а может стать совершенно неузнаваемым. 29 миллионов лет назад, в раннем олигоцене, климат был намного влажнее современного. В местонахождении Уджайфа, на западе Саудовской Аравии, залегают слои с окаменелостями той эпохи. Сохранилось не так много: фрагменты костей и зубов антракотерия Bothriogenys fraasi, даманов Megalohyrax eocaenus и Geniohyus/Bunohyrax, палеомастодона Palaeomastodon, неопределённого мастодона, странного четырёхбивневого слона Gomphotherium и странного четырёхрогого толстокожего Arsinoitherium zitelli с двумя огромными и двумя маленькими рогами над глазами.
Четырёхбивневый слон Gomphotherium
Arsinoitherium zitelli с двумя огромными и двумя маленькими рогами над глазами
В известной фауне Уджайфа нет хищников. Но нет и сомнений, что кто-то подстерегал свою добычу в дебрях олигоценовой Аравии. Прямое свидетельство этому – следы зубов на черепе SGS-UM 2009-002. Этот череп – уникальный. Он принадлежал обезьяне сааданиусу Saadanius hijazensis. Судя по тонкостям строения челюстей, зубов и височной кости, сааданиус был последним общим звеном, соединяющим мартышкообразных и человекообразных обезьян. Одна часть его потомков стала колобусами, лангурами, мартышками, макаками и павианами, а другая – гиббонами, орангутанами, гориллами, шимпанзе и нами. Сам сааданиус был похож на современную макаку, весил 15–20 кг, а размер его головы был как у современного сиаманга – крупного гиббона.
Обезьяна Saadanius hijazensis
Череп SGS-UM 2009-002 принадлежал взрослому самцу. Ему не повезло: какой-то неведомый, но очень большой хищник отгрыз ему лицо. Зато повезло палеонтологам: череп сааданиуса сохранился почти идеально, что бывает крайне редко. Обезьяны обычно живут высоко на деревьях, стараются по возможности не приближаться к воде, а потому вероятность, что их останки окажутся в отложениях (а отложения чаще всего образуются именно на дне водоёмов), крайне мала. Именно поэтому у нас так мало целых черепов древних приматов, не говоря уж о скелетах. Обычно палеонтологам приходится довольствоваться изолированными зубами. Тут же несчастье бедного сааданиуса обернулось палеонтологической удачей.
Фрагмент черепа SGS-UM 2009-002
Кто схватил беднягу, мы не знаем. Но из других местонахождений олигоцена известно огромное число хищников, самыми мощными из которых были креодонты. Это были сравнительно коротконогие твари с тяжёлыми головами и мощнейшими зубами. Они плохо лазали по деревьям, не умели сграбастывать добычу и наверняка были туповаты, однако и добыча была соответствующей. Огромные челюсти креодонтов с лёгкостью разгрызали что угодно, а большего им было и не надо. Древесные обезьяны крайне редко попадались им на обед, так что олигоцен можно считать обезьяньим раем. Но, как мы видим на примере SGS-UM 2009-002, и в Эдеме можно попасться чудовищу.
Не всегда полуостров был таким скучным, было время – и на его просторах шумели густые леса
Аравия продолжала быть гостеприимной ещё очень долго. Спустя десять миллионов лет после сааданиуса, 17–18 миллионов л.н. тут жили гелиопитеки Heliopithecus leakeyi. К сожалению, мы очень мало знаем об этих человекообразных обезьянах. В местонахождении Ад Дабтиях сохранился лишь обломок левой верхней челюсти с четырьмя зубами, да ещё четыре зуба без челюстей. Судя по нему, гелиопитеки были чуть меньше современного шимпанзе, но намного примитивнее не только нынешних человекообразных обезьян, но и некоторых синхронных родственников вроде африканского афропитека Afropithecus turkanensis и моротопитека Morotopithecus bishopi.
Спустя несколько миллионов лет леса стали быстро редеть, и ко времени около 10–11 млн л.н. Аравия из лесного рая превратилась в степь, которая ещё чуть позже и вовсе стала пустыней – надёжным барьером, столь долго не пускавшим предков людей из Африки в Евразию.
Zalmout I. S., Sanders W. J., MacLatchy L.M., Gunnell G. F., Al-Mufarreh Y.A., Ali M. A., Nasser A.-A.H., Al-Masari A.M., Al-Sobhi S.A., Nadhra A. O., Matari A. H., Wilson J. A. et Gingerich Ph. D. New Oligocene primate from Saudi Arabia and the divergence of apes and Old World monkeys // Nature, 2010, V. 466, pp. 360–364.
2. РУСИНГА
МОСТ В РАЮ
(КЕНИЯ; 18 МЛН Л.Н.)
Солнце разливало тепло по небу и поднебесью. Зелёные склоны вулкана широкими волнами спускались вниз. Между густыми кустами струился ручей. Кроны деревьев смыкались над водой, образуя изумрудный туннель – тихое уютное место. В пологе из листьев звучала невидимая птица. Через прорехи в своде пробивались яркие лучи и блестели в воде; иногда вокруг такого солнечного столба начинали кружить бабочки.
Где-то выше по склону иногда раздавались крики дендропитеков, далеко вниз по течению слышались тяжёлые вздохи лесных слонов.
Ветки закачались, и по толстому суку, протянувшемуся на половину ширины речушки, осторожно вышел проконсул. Небольшие размеры и короткая мордочка ясно выдавали в ней самку. Обезьяна прошла треть сука, села и оглянулась. Вслед за ней из листвы выскочил головастый детёныш. Он резво пробежал до мамы, высоко поднимая несуразные лапки, сел рядом с ней и схватился ручонками за шерсть на её спине. Родительница извернулась, ухватила сыночка рукой и, посадив перед собой, принялась чистить ему шёрстку. Несколько мгновений он сидел тихо, но потом забеспокоился и попытался убежать. Мама строго удержала его на месте, легонько придавила к ветке и снова принялась шевелить его смешной пушок.
В зарослях на берегу раздался какой-то шорох. Самка привстала и внимательно вгляделась в чащу. Она не была встревожена, скорее заинтересована. Опасные твари – зубастые креодонты – никак не смогли бы забраться на ту высоту, где сейчас сидели мама с сыночком. Но креодонты и не шумели бы так сильно.
Из кустов на берег, усыпанный вулканическим туфом, вышел халикотерий. Он странно ковылял на длинных передних лапах, медленно переставляя коротенькие и как будто вечно полусогнутые задние. Длинная мощная шея уверенно раздвигала ветки. Широкие ноздри на вытянутой морде раздувались, вдыхая воздух. Халикотерий плавно и не торопясь выдвинулся на бережок, застыл на полминуты, качнулся вперёд и наклонился попить.
Проконсулы потеряли интерес и опять занялись своими делами. Детёныш вновь засуетился и попробовал убежать. Мамаша лениво попыталась его удержать, но не особо старательно. Сыночек пробежал вперёд и увидел пару бабочек, крутивших свой замысловатый танец в ярком пятне тепла. Бестолковый малыш на полсекунды присел, наблюдая за мельтешением крыльев, а затем попробовал ухватить столь заманчивые игрушки.
В этот момент внизу раздался оглушительный треск: халикотерий решил подкрепиться, сел на свой широкий зад, зацепил огромными когтями тонкое деревце и потянул ко рту, вытягивая губы в предвкушении лакомства.
Скрип ломаемого ствола напугал детёныша – он, смотревший вверх на бабочек, шарахнулся назад и вбок, нога соскользнула с сука, и бедняжка повис, цепляясь ручонками за кору. Мама бросилась вперёд, вытянула мохнатую руку и ухватила драгоценное чадо за шкирку. Едва не улетевший в речку страдалец, испуганно тараща круглые глаза, прижался к мамочке. Она обняла его, прижала к себе, успокаивая и одновременно поглядывая поверх острым взглядом. Детёныш, ни на миг не отпуская шерсть мамы, перебрался к ней на спину и затих в этом самом безопасном в мире месте. Самка поднялась, легко добежала до конца сука, не останавливаясь перемахнула на встречную ветку и скрылась в кронах на противоположном берегу.
Халикотерий так и не заметил едва не случившейся трагедии. Он был всецело поглощён ощипыванием нежной листвы со сломанного деревца…
Африканские экваториальные и тропические леса – родина человекообразных обезьян. В промежутке времени от 28 до 24 млн л.н. некие ещё очень примитивные гоминоиды появились именно в Африке. В кенийских местонахождениях Лотидок и Лосодок найдены куски челюстей и зубы камойяпитека Kamoyapithecus hamiltoni, в танзанийском Нсунгве – руквапитека Rukwapithecus fleaglei. Эти создания ещё очень отдалённо напоминали современных гиббонов, орангутанов, горилл и шимпанзе, но были их прямыми предками. О первых человекообразных мы знаем очень мало. Но прошло ещё десять миллионов лет – и их многочисленные потомки заполнили африканские джунгли.
Коротконогие маленькие слоны Archaeobelodon
Карликовый оленёк Dorcatherium parvum
В отложениях на островах Русинга и Мфангано на озере Виктория палеонтологи откопали огромное количество костей и зубов проконсулов: древнейший – 19–20 млн л.н. – Proconsul africanus эволюционировал в P. heseloni с датировками 17–18,5 млн л.н., который чуть позже изменился в очень похожего P. nyanzae. Благодаря этим находкам мы знаем о проконсулах очень много. Эти обезьяны были размером с очень крупную макаку, среднего павиана или гиббона-сиаманга. Их руки и ноги были равной длины, при беге по ветвям они опирались на ладонь; морда была сравнительно короткой, клыки умеренной длины, а размер мозга – как у современного павиана. Поскольку проконсулы весили 10–20 кг – довольно много для обезьяны, то лихо прыгать с дерева на дерево они уже не могли; хвост потерял своё значение как балансир и руль, а потому исчез, от него остались лишь маленькие копчиковые позвонки.
Исследователи много спорили о том, в какой среде жили проконсулы. Варианты менялись от открытой саванны с редкими деревьями до густого дождевого тропического леса. Такой разброс мнений, как ни странно, связан не с недостатком, а с избытком информации: в богатых отложениях Русинги и Мфангано сохранились не только кости крупных животных, но и раковины улиток, отпечатки многоножек и листьев, окаменевшие стволы, корни и семена деревьев, а также прочие следы прошлой жизни. Обилие карбонатов в воде законсервировало даже такие эфемерные вещи, как муравейник, плоды, язык ящерицы-геррозавра, мускулатуру и перья птицы, черепномозговые нервы проконсула. И при этом на небольшом расстоянии встречаются останки как водных животных, например крокодилов, так и степных, как, например, долгоногов. В общем-то для Африки такая мозаика очень характерна. Подробное исследование ископаемых почв и фаунистических комплексов из отдельных точек позволило конкретизировать картину с точностью до десятков метров.
Останки проконсулов есть в разных местах, но сохранность останков сильно различается. Особенно богато местонахождение Касванга на северной оконечности острова Русинга, тут найдены несколько почти целых скелетов и огромное количество фрагментов. Некоторые кости обнаружены в сочленении, многие – разрозненными. Очевидно, тут-то и был дом проконсулов, а в прочие местонахождения обломки костей и зубы заносились ручьями. Судя по всему, проконсулы прыгали по деревьям, смыкавшимся над тихой речкой, и иногда падали в неё. Показательно, что останков детёнышей и подростков больше, чем взрослых, – неопытные чаще срывались с веток.
Своеобразным пупом Русинги был вулкан Кисингири. По его склонам, большей частью с юго-востока на северо-запад, текли мелкие медленные извилистые потоки. По их берегам росли довольно густые леса – так называемые галерейные, в которых и жили проконсулы. Это не были влажные леса типа современных экваториальных, но и не открытые равнины с участками леса. В чаще росли деревья семейства кутровых Leakeyia vesiculosa (современные родственники которых имеют вкусные красные плоды), семейства анноновых Anonaspermum distortum (плоды нынешних представителей – сметанные яблоки – похожи на ананасы), Cnestis rusingensis из коннаровых (плоды коих обычно сухи), Triclisia inflata и Syntrisepalum auritum из лунносемянниковых (чьи плоды часто красивы, но горьки и даже ядовиты), лианы тыквы-горлянки Lagenaria cruciformis из тыквенных и Ziziphus rusingensis из крушиновых.
Древняя свинья Nyanzachoerus
Длинноногий лесной слон Prodeinotherium hobleyi
Чащу с проконсулами делили примитивные галаго Progalago songhorensis – предки чебурашек, тростниковые крысы Diamantomys luederitzi и Paraphiomys stromeri, похожие на помесь крысы с бобром, примитивные белки Vulcanisciurus africanus, шипохвостые летяги Paranomalurus soniae, чья летательная перепонка крепится к особому тонкому хрящу, идущему от локтя параллельно предплечью, а в шерсти хвоста кроются острые шипы, прыгунчики Miorhynchocyon clarki – длинноносые, длинноногие и длиннохвостые родственники слонов размером с котёнка, халикотерии Butleria rusingense – несуразные родичи лошадей, садившиеся перед деревьями и пригибавшие ко рту ветви огромными когтями на огромных передних лапах, карликовые оленьки Dorcatherium parvum – саблезубые копытные, любящие лазать по низким деревьям и забираться в дупла, в целом фруктоядные, но способные загрызть какую-нибудь мышь или рыбу, креодонты Anasinopa leakeyi – хищники размером с волка, главная гроза миоценовых лесов.
Проконсулы почти не покидали деревьев, так что жили практически в полной безопасности. Креодонты плохо лазали по деревьям, примитивный медведь Hemicyon известен в Русинге по единственному зубу, а из кошачьих в это время тут жили лишь Asilifelis coteae – совсем маленькие мурки, не опасные для приматов. Тем не менее один из скелетов проконсулов был найден в дупле окаменевшего дерева вместе с костями свиней, причём концы костей и обезьян, и хрюшек были погрызены. Видимо, какой-то хищник, наверняка креодонт, регулярно таскал добычу в дупло, пока не собрал там отличную палеонтологическую коллекцию.
В лесах несколько иного типа – по соседству, но тоже по берегам речек – жили прыгунчики Myohyrax oswaldi, ежи Gymnurechinus leakeyi, не имевшие иголок и не умевшие сворачиваться клубком, примитивные кролики Kenyalagomys minor, коротконогие маленькие слоны Archaeobelodon с парой почти прямых бивней на верхней и парой лопатообразных бивней на нижней челюсти, питавшиеся древесной корой, а также не очень большие дейнотерии Prodeinotherium hobleyi – длинноногие лесные слоны с загнутыми вниз бивнями на нижней челюсти.
Несколько дальше от воды, на склоне всё того же вулкана, простирались более сухие горные леса из каркаса Celtis rusingensis. Ископаемые почвы тут имеют другой состав, другими были и животные. По деревьям скакали дендропитеки Dendropithecus macinnesi, целые скелеты которых найдены в отложениях Русинги. Дендропитеки были странными обезьянами – вроде бы человекообразными, а вроде бы и нет. Скорее всего, они были похожи на нынешних гиббонов. Тут же жили родственники проконсулов лимнопитеки Limnopithecus legetet – совсем мелкие, с маленькими клыками, более экзотичные человекообразные ньянзапитеки Nyanzapithecus vancouveringorum – вдвое меньшие, чем проконсулы, долгоноги Megapedetes pentadactylus, карликовые безрогие олени Walangania africanus и всё те же дейнотерии.
С другой стороны, в лесах с обилием травы паслись безрогие носороги Turkanatherium acutirostratum и двурогие носороги Rusingaceros leakeyi типа современного суматранского.
Кроме Русинги и Мфангано, известны и другие местонахождения африканских миоценовых приматов. Мы много знаем о мире проконсулов, но ясно, что это сведения лишь о нескольких точках на карте, тогда как Африка – огромный континент; в других его частях могли происходить совсем другие истории…
Michel L. A., Peppe D. J., Lutz J. A., Driese S. G., Dunsworth H. M., Harcourt-Smith W.E.H., Horner W. H., Lehmann Th., Nightingale Sh. et McNulty K. P. Remnants of an ancient forest provide ecological context for Early Miocene fossil apes // Nature Communications, 2014, V. 5, № 3236, pp. 1–9.
Retallack G. J., Bestland E. A. et Dugas D. P. Miocene paleosols and habitats of Proconsul on Rusinga Island, Kenya // Journal of Human Evolution, 1995, V. 29, pp. 53–91.
Ward C. V., Walker A. et Teaford M. F. Proconsul did not have a tail // Journal of Human Evolution, 1991, V. 21, pp. 215–220.
3. БАЧЧИНЕЛЛО
СУДЬБА ПРОСТАКА
(ИТАЛИЯ; 6,7 МЛН Л.Н.)
Заросли камыша начинались сразу от опушки. Высокие деревья нависали над зеркальцами воды, закрывая их от солнца и не давая высохнуть. Влажная почва была застлана жухлыми стеблями.
Между купами высоких узких листьев медленно, вразвалочку вышагивала странная долговязая обезьяна. Она шла на двух ногах, длинными руками хватаясь за нависающие над головой сучья. Невероятно широко оттопыренный большой палец стопы отлично держал ореопитека на зыбкой почве. Сонные глазки на маленькой мордочке рассеянно высматривали самые вкусные листья.
Ореопитек шёл не торопясь, не оглядываясь и не обращая внимания на шелест листвы. Опасаться было нечего. Крокодилы держались гораздо дальше, где воды было больше, медведи, во-первых, были совсем не злыми, а во-вторых, не совались в болото. Куницы и выдры никогда не покушались на ореопитека, так что он, не ведая страха, продолжал свой неспешный путь.
Цепкими длинными пальцами ореопитек вытягивал самые сочные растения из влажной почвы. Первым делом он с удовольствием отгрызал толстое корневище, потом задумчиво жевал зелёные листья. Вся его жизнь проходила в таком сомнамбулическом поедании клубней и листьев. Вчера, сегодня, завтра – ничего не менялось, жизнь текла плавно и без забот.
Иногда к заводям с расположенных выше открытых сухих травянистых склонов спускались антилопы, газели и жирафы. Они тоже были неторопливы. Большие и маленькие, они подходили к воде, сонно стояли, медленно пили. Затем они вскидывали головы и спокойно удалялись на свои поляны.
Ореопитек привык к копытным и не обращал на них внимания. Разве только беспокойные свиньи могли нарушить его покой, суматошно взвизгивая и роясь по краям болота. Но сейчас и их не было ни видно, ни слышно. Было хорошо, было как всегда.
Вдруг блуждающий взор ореопитека упёрся во что-то необычное. Из камышей на него в упор смотрел какой-то незнакомый зверь. Что-то нехорошее было в его облике. Слишком уж пристально он вглядывался в расслабленную обезьяну, слишком сверлил жёлтыми глазами, слишком явно оценивал размер, расстояние и последствия. Слишком уж большие зубы торчали из-под его верхней губы. Такого на острове не бывало.
В вялом мозгу ореопитека шевельнулось что-то. Какое-то нехорошее чувство, как будто память о чём-то, чего никогда не переживал, но точно знаешь, что это что-то очень-очень плохое. Ощущение, что надо что-то делать, что-то предпринять. Смутное побуждение, только бы вот ещё вспомнить – побуждение к чему?
Ореопитек так и застыл с недожёванным стеблем в руке, безуспешно пытаясь разобраться с нахлынувшими эмоциями. А махайродус всё понял и прижался к земле для прыжка…
Европа конца эпохи миоцена была изобильна. Бóльшая часть материка была покрыта степями, по которым кочевали огромные стада примитивных лошадей-гиппарионов, в честь которых вся фауна названа гиппарионовой. Странные жирафы и свиньи, архаичные слоны и носороги, саблезубые тигры и медведи – буйство субтропической жизни в канун череды ледниковых периодов впечатляет.
Но по краям этого суперсафари лежали заповедники совсем иного рода. Средиземное море тянулось вплоть до Каспийского и Аральского, а на юго-востоке широко соединялось с огромным Персидским заливом. На его лазурной глади покоились многочисленные острова, каждый из которых был своим собственным миром.
Одним из таких миров была область Маремма в юго-западной Тоскане в Центральной Италии и на Сардинии. Возможно, это был даже не один остров, а целый архипелаг, но с маленькими проливами, через которые животные могли иногда перебираться. От материка же вся область была надёжно отгорожена непроницаемыми барьерами. Мы знаем об этом благодаря исследованию ископаемых фаун.
Фауны Мареммы – потомки былого великолепия после массового вымирания 9,6 млн л.н. – делятся на пять стадий. В первой из них (8,3–8,7 млн л.н.) присутствовала общеевропейская мышь Hurzelerimys vireti, но абсолютно преобладали эндемичные виды, то есть такие, которые встречались только тут и нигде больше. Во вторую стадию (8,1–8,3 млн л.н.) к уже имеющимся добавились африканские антилопы и жирафы, которые мгновенно преобразились на новый лад. В третью стадию (6,7–7,1 млн л.н.) в дополнение к предыдущим видам появились европейские свиньи, но опять резко обособились, так что фауна вновь совершенно уникальна. В четвёртой фазе (6,0–6,7 млн л.н.) фауна резко заместилась: все предыдущие существа полностью исчезли, а их место заняли общеевропейские виды того времени. В пятой фазе (5,5–6,0 млн л.н.) фауна потихоньку менялась, но осталась в целом такой же обычной европейской.
Костяк фауны Мареммы составляют грызуны и копытные. Среди первых преобладали хомяки и мыши, питавшиеся какими-то сухими травами, а вместе с ними по склонам суетились пищухи – родственники зайцев. По деревьям лазали сони, причём интригует один огромный моляр, принадлежавший гигантскому виду, – хороший показатель островной фауны. На островах, как известно, большие виды часто становятся карликовыми, а мелкие вырастают до гигантских размеров. Правда, как раз «карликовые» животные в Маремме не были какими-то чересчур уж крошечными: маленькая антилопа-прыгун Tyrrhenotragus gracillimus, Turritragus casteanensis размером с газель, газель Etruria viallii; жираф Umbrotherium azzarolii тоже был невелик, в полтора-два раза скромнее синхронных родственников с материка. Антилопы Maremmia haupti и M. lorenzi были по внешнему виду очень похожи на современных конгони или топи, разве чуть меньше; отличала их такая нестандартная для копытных особенность, как непрерывный рост резцов (эта «грызунячья» черта встречалась только у столь же необычного ископаемого козла с Балеарских островов Myotragus balearicus и ныне есть у викуньи Vicugna vicugna). Появившиеся в последний этап фауны Мареммы свиньи Eumaiochoerus etruscus были вполне стандартными.
Саблезубый тигр Machairodus
Жирафы Umbrotherium azzarolii
Странность фауны Мареммы – отсутствие крупных хищников. Конечно, кое-кто да был: крокодил Crocodilus bambolii, эндемичные выдры Tyrrhenolutra helbingi, Paludolutra maremmana и Paludolutra campanii, куница Mustela majori, а также медведь Indarctos pundjabiensis anthracitis (первоначально описанный как Hyaenarctos anthracitis) с необычными для медведей растительноядными, совсем не острыми зубами, так что не факт, что его вообще стоит заносить в список хищников.
И вот в таких тепличных условиях жила обезьяна Oreopithecus bambolii – человекообразная обезьяна, то есть наша ближайшая родня. Останки ореопитеков известны из первых трёх – эндемичных – стадий фауны Мареммы в ряде местонахождений Тосканы и Сардинии, но самая эффектная находка, без сомнения, скелет самца подростка в лигнитовой плите в Баччинелло.
Ореопитек сильно отличался от всех своих родственников. У него были чрезвычайно длинные руки с ловкими пальцами, которыми он мог аккуратно брать предметы. Его ноги и таз были приспособлены к вертикальному хождению: о прямохождении говорит форма концов бедренной кости, особенности прикрепления мышц на тазе и структура трабекул – костных перемычек внутри тазовых костей. В пояснице ореопитека было пять позвонков, как у человека, а самое важное: имелся поясничный лордоз – изгиб вперёд, нужный для прямохождения. Конечно, это не значит, что ореопитек ходил совсем как мы. Его крестец был больше похож на крестец шимпанзе, а на стопе большой палец торчал под тупым углом к остальным – намного дальше в сторону, чем, например, у шимпанзе, так что стопа, с учётом пятки, представляла собой чудной треножник; судя по ориентации таранной кости, при ходьбе ореопитек странно выворачивал ноги носками в стороны.
Отличный способ узнать, как двигалось древнее животное, – изучить его внутреннее ухо. Полукружные каналы внутреннего уха содержат в себе вестибулярный аппарат, отвечающий за чувство равновесия. Размеры каналов увеличиваются у быстрых и подвижных видов для большей стабильности и уменьшаются у медленных. У ореопитека полукружные каналы почти не отличаются от тех, что есть в ухе шимпанзе – быстрого, активного животного, при этом особенно увеличен задний канал, что свидетельствует о сильных движениях головы спереди назад. А эта особенность схожа с человеческой: у нас передний и задний каналы велики для стабилизации при ходьбе, тогда как боковой мал, так как мы слабо качаем головой из стороны в сторону.
Изотопные анализы показывают, что ореопитек питался клубнями и водными растениями. Челюсти и зубы были приспособлены для жевания листьев: например, имелся угловой отросток на нижней челюсти, а бугорки на молярах располагались поперечными рядами, как у листоядных животных. Странная особенность ореопитека – центроконид, особый бугорок в середине жевательной поверхности нижних моляров, такого не было вообще никогда ни у каких приматов. Мордочка ореопитека была небольшой, клыки довольно скромными, в том числе у самцов, так что эти обезьяны были сравнительно миролюбивы. Размер мозга ореопитека – 276 см3 – вдвое больше, чем у самого крупного гиббона, но в полтора раза меньше, чем у шимпанзе.
Как итог: ореопитек был странной обезьяной – достаточно сообразительной и миролюбивой, умевшей ходить на двух ногах, но с необычной походкой, с очень ловкими, но и очень длинными руками. Судя по составу отложений, ореопитеки жили в заболоченных лесах. Отсутствие хищников позволило ореопитекам спускаться с деревьев и прекрасно себя чувствовать на земле, собирая сочные околоводные растения. Выше ореопитекового болота располагался горный сухой лес, а дальше – степи с антилопами и мышами. Такая идиллия продолжалась как минимум полтора миллиона лет – вполне достаточный срок для того, чтобы расслабленные островные существа потеряли страх перед хищниками.
Саблезубый пятирогий олень Hoplitomeryx
Все знают истории про дронтов и прочих экзотических животных с маленьких островов, которые безбоязненно подходили к мореплавателям и становились жертвами человеческой алчности. Ровно то же случилось с ореопитеками. Когда изоляция кончилась, на остров хлынули переселенцы, закалённые в суровом мире материка: олени Paracervulus australis, Procapreolus loczyi и Tuscomeryx huerzeleri, свиньи Propotamochoerus paleochoerus, носороги Dicerorhinus megarhinus и Stephanorhinus, тапиры Tapirus arvernensis, лошади Hippotherium malpassii, колобусы Mesopithecus, а самое главное – саблезубые тигры Machairodus. Это та самая фауна, которая 6,7 млн л.н. заменила фауну Мареммы. В ещё более поздней фауне тоже нет никаких следов эндемиков: дикобразы Hystrix primigenia, небольшие антилопы Samotragus occidentalis и похожие на антилоп быки Parabos, свиньи Propotamochoerus provincialis, носороги Dicerorhinus megarhinus, лошади Hippotherium malpassii, гиены Plioviverrops faventinus и волки Eucyon monticinensis.
Удивительно, но местообитания после вымирания ореопитеков практически не поменялись и стали даже чуть более лесистыми. Про это мы знаем благодаря изотопным анализам ископаемых почв, изучению древней пыльцы и зубов растительноядных животных. Это, между прочим, единственный известный пример, когда после исчезновения обезьян лесов стало больше. Он же показывает, что вряд ли причиной гибели фауны Мареммы были ландшафтные изменения. А вот появление хищников – это да, этого пережить было никак нельзя. Ореопитеки были слишком расслаблены предыдущим благоденствием и пали жертвой саблезубых кошек, волков и гиен.
Фауна Мареммы была далеко не единственной и даже не самой удивительной. В то же время – с 12 до 4 млн л.н. – чуть южнее лежал остров Гаргано. На нём жила ещё более странная фауна «микротия», названная так по грызунам Mikrotia, самый крупный вид которых – M. magna – имел череп 10 см длиной, как у некрупного бобра. Огромных размеров достигали и пищухи Prolagus imperialis и P. apricenicus, сони Stertomys laticrestatus и хомяки Hattomys gargantua. Велики были и птицы – соколы Garganoaetus freudenthali крупнее беркута и полутораметровые нелетающие гуси Garganornis ballmanni. А чего стоят саблезубые пятирогие олени Hoplitomeryx!
Отличный способ узнать, как двигалось древнее животное, – изучить его внутреннее ухо. Полукружные каналы внутреннего уха содержат в себе вестибулярный аппарат, отвечающий за чувство равновесия
Самыми ужасными хищниками Гаргано были гигантские совы Tyto gigantea и T. robusta более чем полуметрового роста, выдры Paralutra garganensis и ежи Deinogalerix, среди которых рекордсменом был D. koenigswaldi, чей череп достигал 20 см длины, – а это, на всякий случай, размер черепа небольшого волка.
Похолодание привело к появлению ледников на севере и юге Земли. Массы воды превращались в снег и лёд и не возвращались в круговорот; уровень морей и океанов понизился. Там, где до этого плескались воды проливов, обнажилась суша. Расположенные недалеко от материков острова становились полуостровами, а жившие на них необычайные животные исчезали, как утренний туман при появлении солнца.
После гибели ореопитеков островные истории случались ещё не раз. В некоторых из них тоже участвовали обезьяны, но это – уже совсем другие истории…
Geer van der A., Lyras G., Vos de J. et Dermitzakis M. Evolution of Island Mammals. Adaptation and extinction of placental mammals on islands. Wiley-Blackwell, 2010, 509 p.
Matson S. D., Rook L., Oms O., Fox D. L. Carbon isotopic record of terrestrial ecosystems spanning the Late Miocene extinction of Oreopithecus bambolii, Baccinello Basin (Tuscany, Italy) // Journal of Human Evolution, 2012, V. 63, pp. 127–139.
Nelson Sh.V. et Rook L. Isotopic reconstructions of habitat change surrounding the extinction of Oreopithecus, the last European ape // American Journal of Physical Anthropology, 2016, V. 160, pp. 254–271.
4. АРАМИС
УСЫХАЮЩИЙ РАЙ
(ЭФИОПИЯ; 4,4 МЛН Л.Н.)
Сухой ствол одиноко белел на опушке. Его сучья разделили два мира. С одной стороны простирался заросший парк, над которым живописно раскинулись веера пальм. С другой деревья исчезали, а между кустами открывались широкие свободные участки.
Самка ардипитека спустилась ещё на одну ветку. Её внимательные глаза ощупывали кущи за сухим стволом. Среди серо-зелёного марева могли таиться самые разные неожиданности. Открытое пространство было опасно.
В родном парке всё было куда проще и понятнее. Лесные антилопы, свиньи, сиватерии и дейнотерии копошились внизу, между стволами. Иногда ардипитеки роняли фрукты, и было забавно смотреть, как их подбирают суетливые хрюшки. По вечерам из прибрежных зарослей недалёкого озера на луга выходили водяные козлы и бегемоты, но с ними ардипитеки почти не пересекались. Столь же мало волновал и плеск гигантских выдр, и шорох мелких лесных кошек, которые могли напугать, но в целом были безвредны. Конечно, и в парке были свои неприятности. Шустрые колобусы гораздо быстрее добирались до свежей листвы, а злобные и наглые павианы вполне были способны убить отлучившегося в сторону детёныша; впрочем, тех и других было не так уж сложно прогнать. Иногда под деревьями бродили медведи и саблезубые кошки, но от них достаточно было залезть повыше. Реальным злом были лишь леопарды – ну что ж, и в раю бывают свои монстры. Но и они не могли забраться на самые верхние ветви и очень не любили крика, так что ардипитеки не слишком боялись пятнистых чудищ.
Совсем другое дело – буш за сухим деревом. Шевеление листьев было менее подозрительным, чем их полная неподвижность. Цесарки, дрофы и турачи не особо прятались и старались держаться открытых мест. Ориксы, импалы, бубалы и жирафы тоже всегда были на виду. Слоны, носороги и быки могли быть незаметны, но большой опасности не представляли, поскольку попросту не реагировали на обезьян. А вот тишина и спокойствие были страшнее всего. Где-то в кустах таились всё те же леопарды, саблезубые кошки и медведи, только вот спастись от них было уже некуда. Главный же ужас наводили гиены и шакалы – быстрые, организованные и очень злые. Убежать от них было невозможно, отбиться – нереально, спрятаться – негде.
А перейти неприятное место было необходимо. Родной парк, такой просторный и красивый, оскудел. Все плоды на фикусах и вкусные молодые листочки на каркасах ардипитеки уже подъели. Жёсткая старая листва совсем не привлекала. А за полосой буша заманчиво зеленела соседняя роща. Там точно было много всего вкусного. Самка прекрасно помнила, как вся группа отлично жила там когда-то, как вкусны сочные кисло-сладкие плоды восковницы, невысокие деревья которой составляли немалую часть той рощи. И совсем неспроста туда второй день летели птицы. Эх, хорошо попугаям, рогатым воронам и птицам-мышам – они всегда могли легко и непринуждённо перепорхнуть, куда им вздумается.
Идти через открытое пространство не хотелось. Хотелось есть.
Осторожно переступая по толстым сучьям цепкими ногами, как по лесенке, самка спустилась ещё ниже. Хвататься за ветки одной рукой было неудобно. Второй рукой она придерживала детёныша, таращившего круглые глазёнки и судорожно цеплявшегося за редкую шерсть мамы.
Заросли за деревом были всё так же тихи. Это пугало. Но вот меж кустов возникло некое движение. Знакомый самец выпрямился и осторожно огляделся. Самка вытянула шею и тихо вскрикнула. Самец не ответил – вопить можно было сидя на дереве, но не в чистом поле. Несколько поодаль столь же тихо возникла вторая тёмная фигура. Ушедшие вперёд самцы, всё так же внимательно вглядываясь в кусты, но уже не очень прячась, в полный рост, двинулись в сторону соседней рощи.
Самка быстро слезла с дерева, надёжно обняла ребёнка обеими руками и поспешила за самцами, чтобы не отстать…
Восточная Африка – неисчерпаемый кладезь сведений о наших далёких предках. В палевых пустынях Эфиопии сохранились окаменелости, рассказывающие о прошлом. Огромное число местонахождений тянется вдоль реки Средний Аваш, а одно из самых известных и важных среди них – Арамис. Тут найдены многочисленные кости животных, окаменевшие семена и куски древесины, попавшие в почву 4,4 миллиона лет назад.
В те времена долина Среднего Аваша выглядела куда привлекательнее. Тут были заводи и озёра, о чём мы знаем благодаря останкам колпиц Platalea, шпорцевых гусей Plectropterus/Sarkidiornis, змеешеек Anhinga, бегемотов и водяных козлов Kobus preoricornis. За рыбой ныряли выдры, в том числе гигантские Enhydriodon.
Вокруг озёр леса чередовались с зарождающимися саваннами. Леса выглядели скорее как парки: кроны закрывали от 20 до 40 % земли, то есть древесным жителям приходилось частенько слезать вниз, чтобы добраться до следующего ствола. Благодаря находкам древесины мы знаем, что в лесу росли фикусы Ficus (а в Африке это не кустик на подоконнике, а огромные деревья), а по семенам и пыльце – каркас Celtis и восковница Myrica. И как здорово, что ягоды фикусов и молодая листва каркасов – любимая еда современных шимпанзе, да и плоды некоторых видов восковницы бывают очень вкусны. Пейзаж украшали веерные пальмы Borassus/Hyphaene, чья пыльца в большом количестве найдена в разных частях отложений Арамиса.
В лесах жили самые разные животные. По ветвям перепархивали фруктоядные птицы – от огромных рогатых воронов Bucorvus, средних зелёных голубей или горлиц Treron/Streptopelia, попугаев-неразлучников нескольких видов Agapornis и длиннокрылых попугаев Poicephalus до крошечных, но оттого ещё более прожорливых птиц-мышей Urocolius. Показательно, что современные родственники этих птиц живут на опушках, а не в густых лесах. Между прочим, кости попугаев составляют 36 % от всех птичьих останков. А ведь попугаи и птицы-мыши – очень успешные поедатели фруктов; в современных садах они даже считаются вредителями, ведь всё, что они надклёвывают, в условиях тропиков моментально загнивает. Получается, что эти пернатые были одними из главных конкурентов наших предков!
Благодаря анализу изотопов углерода и кислорода из почвы и ископаемых зубов мы знаем, какие животные жили в каких местообитаниях – заросших деревьями или травой, сухих или влажных.
Кости копытных из Арамиса принадлежат свиньям разных видов: мелким, с крошечными клычками Cainochoerus, похожим на пекари, более крупным и скуластым Kolpochoerus deheinzelini, чьи низкие бугорчатые зубы приспособлены для питания корнями, клубнями и фруктами, Nyanzachoerus jaegeri, скулы которых торчали в стороны огромными пластинами, на зависть всем бородавочникам, N. kanamensis – самому живучему виду, существовавшему полтора миллиона лет подряд по всей Африке. Из них Kolpochoerus deheinzelini хрюкали на опушке леса, а остальные хорошо чувствовали себя в более открытой местности.
Колпица Platalea
В лесу рядом с заводями держались павлины Pavo, слоны Deinotherium с загнутыми вниз бивнями на нижней челюсти, винторогие лесные антилопы Tragelaphus kyloae и какие-то карликовые антилопы, меньше зависели от воды короткошеие лесные жирафы Sivatherium, похожие на помесь окапи, буйвола и лося.
Есть в фауне Арамиса и жители куда более открытых пространств. Турачи Francolinus, перепела Coturnix, хохлатые цесарки Guttera, дрофы Otis/Ardeotis, импалы Aepyceros, антилопы-бубалы Damalops, газели Gazella, быки Simatherium и Ugandax gautieri, жирафы Giraffa, белые носороги Ceratotherium и чёрные носороги Diceros, гиппарионы Eurygnathohippus, прямобивневые слоны Anancus паслись в кустарниках и даже в самых что ни на есть саваннах, хотя число костей степных животных заметно меньше, чем лесных.
Явно имелись и ещё более засушливые участки, чему свидетельство кости ориксов Praedamalis и трубкозубов Orycteropus.
Ясное дело, на всё это изобилие растительноядных нацеливалось немало хищников: не вполне точно определённые гиены и собаки, медведи Agriotherium, саблезубые Dinofelis и Machairodus, леопарды Panthera и несколько видов кошек Felis.
Нам же сие сафари интересно потому, что в Арамисе обнаружены кости Ardipithecus ramidus – нашего прямого предка. Ардипитеки – уникальные существа, имеющие ровно поровну обезьяньих и человеческих качеств. Так, их голова имела лишь две человеческие черты. Во-первых, это смещённое вперёд большое затылочное отверстие на основании черепа (через которое спинной мозг соединяется с головным), что свидетельствует о положении головы на вертикальном позвоночнике. Во-вторых, у ардипитеков были сравнительно небольшие клыки и вообще морда, причём как у самок, так и у самцов, что говорит о сниженной межсамцовой и внутригрупповой агрессии. Проще говоря, ардипитеки были общительны и добры друг к другу. Дружелюбие и сплочённость стали залогом выживания в полной опасностей саванне, в которую постепенно превращались родные для обезьян леса. Важно помнить, что ардипитеки по сути ещё обезьяны: они не изготавливали орудий, не имели речи, их мозг не превосходил шимпанзиного и интеллект был соответствующим (между прочим, шимпанзе тогда ещё не появились, а после наверняка обогнали ардипитеков по шкале разумности). Руки ардипитеков спускались ниже колен, пальцы были изогнуты. По пропорциям они занимают промежуточное положение между шимпанзе и людьми, причём это не значит, что ардипитеки – промежуточное между ними звено; просто в последующем у предков шимпанзе руки вытянулись и пальцы искривились ещё больше, а у людей – укоротились и выпрямились.
Лосеподобный короткошеий жираф Sivatherium maurusium
Самые замечательные части ардипитеков – таз и стопа. У современных обезьян таз длинный и узкий, у людей – низкий и широкий, а вот у ардипитеков он квадратный! На стопе ардипитека сочетаются на первый взгляд противоречивые особенности: длинный оттопыренный большой палец явно приспособлен для хватания за ветки, а продольный и поперечный своды стопы – для прямохождения. До открытия ардипитека учёные предполагали, что сначала большой палец потерял хватательные способности, а потом возникли своды. Если же вдуматься, реальное сочетание логичнее: как бы могло передвигаться существо и без хватания, и без сводов? В принципе, современные люди с плоскостопием обычно не так уж плохо себя чувствуют, но ведь речь не об индивиде, а о сотнях тысяч приматов, живших миллион лет подряд, которым к тому же надо было регулярно убегать от гиен и саблезубых тигров!
Трубкозуб Orycteropus afer
Мы так много знаем о строении ардипитеков, потому что в Арамисе найдены почти целый скелет самки ARA-VP-6/500 и многочисленные кости двух десятков других индивидов, в том числе детёнышей, самцов и самок; подобные окаменелости обнаружены и в других местонахождениях времени 4,32–4,51 млн л.н. Такое обилие материала позволило подробно изучить все тонкости строения и сделать обоснованные выводы не только об анатомии, но и поведении предков. Например, изотопный анализ показал, что ардипитеки старались держаться самых лесистых мест и питались почти исключительно древесными фруктами и листьями, почти как современные шимпанзе.
Благодаря анализу изотопов углерода и кислорода из почвы и ископаемых зубов мы знаем, какие животные жили в каких местообитаниях – заросших деревьями или травой, сухих или влажных
Конечно, предки не скучали в одиночестве. Едва ли не вольготнее чувствовали себя в тех же парках примитивные павианы Pliopapio alemui и колобусы Kuseracolobus aramisi, чьи останки составляют треть костей крупных млекопитающих в Арамисе. Такое соотношение вообще-то не очень типично для африканских местонахождений, но заодно показывает, кто на самом деле был успешен в то время. В современных лесах колобусы – прямые конкуренты шимпанзе, правда, шимпанзе вчетверо-впятеро крупнее и сильнее, а потому регулярно охотятся на колобусов и едят их. Столкновения с клыкастыми, агрессивными и хорошо организованными павианами на опушках заканчиваются для шимпанзе уже не столь гарантированно. Павианы из Арамиса небольшие, как крупные макаки или мелкие современные павианы, даже меньше колобусов из того же Арамиса. Ардипитеки со своими 40–50 кг веса были вчетверо тяжелее и тех и других, так что могли успешно противостоять им, но большая масса не позволяет быть быстрым. В постоянно редеющих зарослях скорость добирания до скудеющих запасов была принципиальна для выживания. Да и прыгать с дерева на дерево без остановки уже не получалось, ведь леса редели, между кронами появлялись плеши. Нашим предкам приходилось спускаться с деревьев и идти в новые, ещё не освоенные конкурентами рощи.
По находкам из более поздних местонахождений мы видим, как колобусы со временем становились всё более ловкими древолазами, а павианы и наши предки – всё более наземными. Только вот у павианов размеры тела и клыков, а также разница между самцами и самками – половой диморфизм – постоянно увеличивались, а у наших предков размеры тела почти не менялись, а клыки и различия между самцами и самками уменьшались.
Павианы и предки людей пошли двумя разными путями. Павианы выживали за счёт того, что становились всё более иерархичными, организованными и агрессивными. Наши же пращуры выбрали прямо противоположную стратегию: взаимопомощь и постоянное общение, обмен информацией и долгое тщательное воспитание и обучение детёнышей хотя поначалу давали не столь впечатляющие результаты, но через несколько миллионов лет вывели нас на вершину прогресса.
Как обычно в биологии, к одним и тем же условиям можно приспособиться самыми разными способами. Грызуны и копытные, вышедшие из тех же лесов в те же возникающие саванны, достигли успеха за счёт развития мощных зубов и быстрого размножения, бородавочники научились рыть норы, гиены и гиеновидные собаки стали высоко социальны, а леопарды почти не изменились.
Именно преодоление трудностей в открытых местностях, разделявших острова лесов, было важнейшей причиной нашей эволюции и в числе прочего потери шерсти и развития прямохождения. А трудностей хватало – неспроста на костях ардипитеков нередки следы зубов хищников. С другой стороны, наблюдения за обезьянами в лесу показывают, что фрукты, роняемые обезьянами, с удовольствием подбирают свиньи и олени. Взаимосвязи в экосистемах бывают довольно неожиданными. Конкуренция и симбиоз идут рука об руку.
Конечно, ардипитеки не единственные известные нам предки. За несколько миллионов лет до них – 6,8–7,2 млн л.н. – по подобным редеющим рощам Чада бродили Sahelanthropus tchadensis, в Кении 5,72–5,88 млн л.н. жили Orrorin tugenensis, прямыми предками арамисских ардипитеков 5,2–5,8 млн л.н. в Эфиопии и Кении были Ardipithecus kadabba, а потомками 3,9–4,2 млн л.н. – Australopithecus anamensis. У всех них есть свои специфические особенности, связанные в том числе с разницей в окружающей среде – климате, ландшафте, флоре и фауне. Всё это – свои истории, части одной общей повести о нашем прошлом.
Louchart A., Wesselman H., Blumenschine R. J., Hlusko L. J., Njau J. K., Black M. T., Asnake M. et White T. D. Taphonomic, avian, and small-vertebrate indicators of Ardipithecus ramidus habitat // Science, 2009, V. 326, pp. 66e1–66e4.
Ungar P. S. et Sponheimer M. The diets of early hominins // Science, 2011, V. 334, № 6053, pp. 190–193.
White T. D., Ambrose S. H., Suwa G., Su D. F., DeGusta D., Bernor R. L., Boisserie J.-R., Brunet M., Delson E., Frost S., Garcia N., Giaourtsakis I. X., Haile-Selassie Y., Howell F. C., Lehmann Th., Likius A., Pehlevan C., Saegusa H., Semprebon G., Teaford M. et Vrba E. Macrovertebrate paleontology and the pliocene habitat of Ardipithecus ramidus // Science, 2009, V. 326, pp. 87–93.
White T. D., Asfaw B., Beyene Y., Haile-Selassie Y., Lovejoy C. O., Suwa G. et WoldeGabriel G. Ardipithecus ramidus and the paleobiology of early hominids // Science, 2009, V. 326, pp. 75–86.
WoldeGabriel G., Ambrose S. H., Barboni D., Bonnefille R., Bremond L., Currie B., DeGusta D., Hart W. K., Murray A. M., Renne P. R., Jolly-Saad M.C., Stewart K. M. et White T. D. The geological, isotopic, botanical, invertebrate, and lower vertebrate surroundings of Ardipithecus ramidus // Science, 2009, V. 326, pp. 65e1–65e5.
5. СТЕРКФОНТЕЙН
БОРЬБА ЗА ОБЕД
(ЮЖНАЯ АФРИКА; 3,67 МЛН Л.Н.)
Кроны рощицы вознеслись над холмистой равниной. Бескрайняя синева неба сверху, яркая зелень снизу – мир был прекрасен и щедр. Самец австралопитека не спеша взбирался между валунами к ближайшему деревцу, манившему своим ароматным урожаем. Сочные оранжевые плоды украшали ветви и манили взор. На холме было хорошо. Ветерок сдувал насекомых, хищников было не видать, неторопливые овцебыки жить не мешали.
Австралопитек потянулся и сорвал плод. Жизнь удалась. Даже голова сегодня, вопреки обыкновению, не болела, и кривая левая рука не ныла. Полуприщурившись, самец отщипнул самый спелый, самый сочный бочок и беспечно уронил почти целый фрукт на землю. Вдруг он встрепенулся. Порыв ветерка донёс до раздувшихся ноздрей два беспокоящих и столь противоречивых запаха. Один был приятным – благоуханный аромат свежего мяса. Мясо удавалось добыть нечасто, и тем сильнее оно манило к себе. Но радость портил второй запах – раздражающая и ненавистная острая вонь врагов.
Австралопитек поднялся во весь свой рост – метр с третью – и осторожно направился по запаху. За уступом скалы ему открылось нагромождение камней, на котором лежал погибший овцебык, застрявший ногой в щели. Над бесплатным угощением уже основательно поработала семья павианов: торчащие над камнями части туши были разодраны и обглоданы. Наверное, поэтому уже сытые павианы решили не спорить с появившимся конкурентом: самки с детёнышами поднялись с места и отправились в более спокойное место. За ними последовала и пара молодых самцов. Но самый крупный вожак не мог просто так повернуться спиной к пришельцу; статус и чувство собственного достоинства не позволяли уйти без боя.
Павиан вздыбил гриву, закатил глаза под белые веки и оскалился: огромные острые клыки на фоне красных дёсен весьма впечатляли. Но и австралопитек не хотел уступать такое близкое и такое аппетитное мясо. Способы борьбы были ему прекрасно известны: никто не любит, когда в него швыряются всяким мусором. Даже большим кошкам становится неуютно от такого. Австралопитек потянулся длинными руками к земле, но, как назло, на голых валунах не было ни палок, ни удобных для бросания небольших камней. Вверх полетели пучки травы и песок. Тихий доселе холм огласился истошными воплями. Павиан, не желая терять лицо перед внимательно наблюдавшими с безопасного расстояния подчинёнными, набычился и быстро побежал в атаку. Австралопитек кинулся вверх, на скалы, чтобы занять выгодную позицию. В несколько прыжков павиан настиг его и напрыгнул, хватая лапами и щеря смертоносные клыки. Австралопитек обхватил его шею руками, цепляясь за густую гриву и не давая укусить. Оба потеряли равновесие и, кувыркаясь, полетели вниз, скользнули в запрятанную в траве щель и внезапно исчезли. Глухой удар – и тишина снова опустилась на знойные склоны…
Южноафриканские карстовые пещеры – уникальные кладовые окаменелостей, хранящие сотни тысяч и миллионы костей ископаемых животных. Бóльшая часть останков оказалась тут благодаря леопардам, в поисках спокойствия от гиен затаскивавшим добычу на деревья, росшие около пещер, в которых скапливалась вода. Однако некоторые звери падали в трещины вполне самостоятельно, по банальной неосторожности. Это случилось с австралопитеком, получившим коллекционный номер StW 573.
Впервые нижняя часть его левой ноги была найдена между 1978 и 1980 годами, но тогда её ошибочно приняли за мартышковую и на долгие годы положили в ящик. Кстати, в последующем находка получила название «Маленькая стопа». В 1994 году при пересмотре коллекций кости были распознаны как австралопитековые, а с 1998 года началась расчистка скелета, продолжавшаяся ещё два десятка лет! Дело в том, что кости залегали в крайне неудобном месте – в каменной щели на 14-метровой глубине грота Сильберберг пещеры Стеркфонтейн, в бетоноподобной брекчии. Препаровка таких окаменелостей – чрезвычайно утомительное и небыстрое занятие, ведь приходится аккуратнейше ковырять камень маленькими иголочками, едва ли не зубочистками.
Зато результат этого титанического труда превзошёл все ожидания! Скелет StW 573 оказался самым целым из всех австралопитековых. В отличие от соседей, его не затащили сюда хищники, не погрызли гиены или леопарды. Австралопитек упал в каменную ловушку и расшибся насмерть.
Но что привело к трагедии? Вперемешку с костями австралопитека обнаружены кости павиана Parapapio broomi: череп под тазом StW 573, два грудных позвонка смешаны с позвоночником австралопитека, лучевая – около левой бедренной, большая берцовая – под правой рукой. Между прочим, кости павиана принадлежали очень большому индивиду, превосходившему даже самых крупных самцов современных павианов. Возможно, оба примата попали в одно место случайно, так как просто падали в одну и ту же трещину. Но не исключён и более эффектный сценарий: два суровых альфа-самца не поделили территорию, сцепились в смертельной схватке и, ослеплённые яростью, не заметили каменной ловушки.
Гепард Acinonyx jubatus
Подобные битвы приматологи регулярно наблюдают в современной Африке, где шимпанзе и павианы сталкиваются по разным поводам. Например, около доломитовых пещер часто растут большие деревья, в том числе фиговые, а фрукты – вполне достаточная причина для конфликтов, причём участие в них принимают в том числе самки с детёнышами, иногда даже иногда в одиночку, без поддержки самцов. В других случаях шимпанзе пытаются отбивать мясо у павианов, добывших какую-нибудь зверушку. Шимпанзе примерно втрое тяжелее и держатся обычно более крупными группами – в среднем 26–45 особей против 11–15 у павианов. Однако павианы клыкастее и злее, так что иногда могут даже переходить в наступление.
Индивид StW 573 примечателен и сам по себе. Во-первых, это самый древний известный австралопитек Южной Африки. Во-вторых, многие его черты особенно примитивны; в частности, размер его мозга – наименьший среди всех южноафриканских австралопитеков. Предложено даже считать его представителем вида Australopithecus prometheus, отличного от более позднего и лучше известного A. africanus. В-третьих, мы знаем некоторые особенности его личной жизни. На внутренней стороне теменных костей имеются углубления – пахионовы грануляции. Это реакция кости на увеличенные выросты паутинной оболочки мозга, перекачивающие спинномозговую жидкость, окружающую мозг. В реальной жизни подобные выпячивания возникают из-за хронически повышенного внутричерепного давления и сопровождаются головными болями. Значит, «Маленькая стопа» страдала от мигреней. Кроме того, левая локтевая кость патологически искривлена из-за перелома в детстве, впрочем, очень хорошо сросшегося. На стопе StW 573 большой палец несколько отстоит от остальных, но далеко не столь сильно, как у проконсулов или шимпанзе. Форма полукружных каналов тоже явно нечеловеческая, скорее как у шимпанзе, но всё же чуть уклоняющаяся в сторону людей; голова StW 573 много моталась по вертикали и горизонтали, как у древесных приматов. Ключицы, лопатки и кости рук имеют множество древесных приспособлений. Всё вместе взятое говорит о том, что австралопитеки много лазали по кронам, однако уже не так здорово, как их предки. Даже сугубо древесные шимпанзе и ещё более виртуозные древолазы гиббоны регулярно падают и ломают себе кости. Что уж говорить о почти наземных австралопитеках: травмы от падений обнаружены на скелетах KSD-VP-1/1 («Кадануумуу») и AL 288–1 («Люси»), а также на плечевой кости AL 333–107. Из-за искривления кости левая рука StW 573 не разгибалась до конца, а кисть находилась в не вполне естественном положении. Впрочем, судя по взрослому возрасту, это не так уж помешало «Маленькой стопе» в жизни, разве что могло сыграть свою роль в последней битве.
Каракал Caracal caracal
Несмотря на идеальную сохранность скелета, до конца не ясно, был ли StW 573 самцом или самкой. С одной стороны, стопа и мозг совсем небольшие, да и кости недлинные, так что рост был всего 1,3 м – это признаки самки. С другой стороны, на теменных костях имеется хоть и маленький, но выраженный сагиттальный гребень, челюсти мощные, а кости рук и ног очень толстые и рельефные – всё это признаки самца. У людей пол неплохо определим по тазу, но у StW 573 он был ещё не вполне современный, так что утверждать тут что-то сложно. Всё же, сравнивая StW 573 с более поздними австралопитеками, он выглядит слишком массивным для самки, маленькие же размеры черепа, очевидно, отражают лишь древность и примитивность.
Овцебык Makapania broomi
Бегающая гиена Chasmaporthetes silberbergi
Благодаря костям животных из грота Сильберберг мы знаем, как выглядела окружающая местность. Это была холмистая равнина с возвышающимися там и сям каменистыми горками. Среди копытных мало удивления вызывают бубалы и прочие антилопы, но довольно неожиданны овцебыки Makapania broomi – в наше время их ближайшие родственники живут исключительно в Заполярье. Весьма богато были представлены мартышкообразные: полуназемные короткомордые тонкотелы – колобусы Cercopithecoides williamsi, примитивные павианы – маленькие наземные Parapapio jonesi и крупные древесные Parapapio broomi, а также более продвинутые Papio izodi, похожие на гамадрилов.
Всем этим существам жилось не так уж весело, ведь на них охотились разнообразные хищники – от сравнительно мелких каракалов Caracal caracal и гепардов Acinonyx jubatus, через бегающих гиен Chasmaporthetes silberbergi и Ch. nitidula, до леопардов Panthera pardus, львов Panthera leo и совсем уж саблезубых Dinofelis barlowi и Megantereon cultridens.
Araiza I., Meyer M. R. et Williams S. A. Is ulna curvature in the StW 573 ('Little Foot') Australopithecus natural or pathological? // Journal of Human Evolution, 2021, V. 151, № 102927, pp. 1–5.
Bruxelles L., Clarke R. J., Maire R., Ortega R. et Stratford D. Stratigraphic analysis of the Sterkfontein StW 573 Australopithecus skeleton and implications for its age // Journal of Human Evolution, 2014, V. 70, pp. 36–48.
Clarke R. J. Excavation, reconstruction and taphonomy of the StW 573 Australopithecus prometheus skeleton from Sterkfontein Caves, South Africa // Journal of Human Evolution, 2019, V. 127, pp. 41–53.
Heile A. J., Pickering T. R., Heaton J. L. et Clarke R. J. Bilateral asymmetry of the forearm bones as possible evidence of antemortem trauma in the StW 573 Australopithecus skeleton from Sterkfontein Member 2 (South Africa) // bioRxiv, 2018.
Matsumoto-Oda A. et Kasagula M. B. Preliminary study of feeding competition between baboons and chimpanzees in the Mahale Mountains National Park, Tanzania // African Study Monographs, 2000, V. 21, № 4, pp. 147–157.
Morris K. et Goodall J. Competition for meat between chimpanzees and baboons of the Gombe National Park // Folia Primatologia, 1977, V. 28, pp. 109–121.
Pickering T. R., Clarke R. J. et Heaton J. L. The context of StW 573, an early hominid skull and skeleton from Sterkfontein Member 2: taphonomy and paleoenvironment // Journal of Human Evolution, 2004, V. 46, pp. 279–297.
6. ХАДАР
ДОЖДЬ
(ЭФИОПИЯ; 3,21 МЛН Л.Н.)
Над равниной повисла духота и тишина. Быстро заходящее солнце бросало последние косые лучи на кусты и низкие деревья. Ночные насекомые ещё не проснулись, а дневные уже затихли. Другие животные тоже готовились ко сну. Несколько густых птичьих стай, закрывая темнеющее небо, обгоняя друг друга, отправились на ночёвку. Поперёк саванны по глубоко втоптанным тропам потянулись бесконечные косяки слонов – из болот, в прохладе которых они спасались днём от жары, под деревья, где ночью можно спасаться от комаров.
Пора была устроиться на ночь и большой семье австралопитеков. Девять взрослых самцов и самок, а также трое подростков и пятеро детёнышей – ночь застала их далеко от леса. Днём небо затянули облака, солнце не пекло, и группа, не страдая от жары и увлёкшись поиском зерна и клубней, ушла далеко от родных кущ в буш. Тут не было высоких раскидистых деревьев, на которых так удобно вить ночные гнёзда. Слишком поздно осознав свою оплошность, вожак-отец повёл родных в самое защищённое место в ближайшей округе – глубокий тенистый овраг, борта которого местами обрывались вертикальными песчаными стенами, а местами густо заросли травой и кустами. Местами на дне оврага образовались старицы со стоячей водой. Около этих бочагов выросло и несколько невысоких кривых деревьев. Место было не самое лучшее – у берега среди камышей запросто можно напороться на крокодила или гигантскую выдру, а в непроглядных кронах мог ждать своего ужина питон или леопард. Но выбор был невелик – на открытой местности ночь пережить невозможно; где-то уже начинали подвывать гиены, а один раз из быстро наползающей тьмы донёсся рык саблезубого тигра.
Вожак первым осторожно вошёл в густую тень оврага и долго внимательно прислушивался и приглядывался. Из-за его спины насторожённо следили за ним младшие братья и жёны. Самки, хуже знакомые с местностью, а потому более обеспокоенные, держали за руки испуганных, притихших детёнышей. Всё было спокойно. Вожак задумчиво взял длинную палку и рассеянно, вроде бы бесцельно пошевелил ею в траве под ближайшим деревом. Ничего не последовало.
Всё более решительно группа углублялась в овраг. Детишки временно ожили и даже попытались начать возню, но игры были пресечены всё ещё настороженными, а потому строгими мамашами. Они залезли на корявые ветви низкого деревца и умостились там. Самцы улеглись внизу. Довольно быстро все успокоились и затихли.
С равнины из-за краёв оврага уже вовсю неслись звуки бурной ночной жизни. Какие-то хищники громко торжествовали победу на кем-то несчастным, кто стал их сегодняшним блюдом. Но в пределах тесного каньончика царило спокойствие.
Небо окончательно потемнело. Даже звёзд не было видно. На горизонте непроглядную ночь разорвала молния – там пошёл ливень, собиравшийся весь день. Но австралопитеков это уже не беспокоило – они мирно спали…
Бóльшая часть восточноафриканских австралопитеков известна по весьма фрагментарным останкам – изолированные зубы, куски челюстей, обломки длинных костей. Оно и немудрено: многочисленные хищники и падальщики старались не оставить шансов современным палеонтологам. Оттого-то находка мало-мальски целого скелета австралопитека – всегда огромная удача. Тем более сенсационным стало обнаружение в 1975 году сразу нескольких скелетов в Хадаре. Группа получила каталожный номер AL 333 и шуточное прозвище «Первое семейство» – так в США называют семью президента. На протяжении многих последующих лет было откопано 257 костей и зубов от семнадцати индивидов. Группа включала девять взрослых, трёх подростков и пятерых детёнышей. Среди останков почти половину составили черепа и зубы, среди прочего нашлись позвонки, длинные кости, почти целые кисть и стопа. Правда, все кости оказались сильно разломанными, зато их очень много.
Фактически антропологи получили в свои руки сразу целую семью австралопитеков. Все они, судя по всему, погибли одновременно, причём именно тут, ведь иначе мелкие косточки кистей и стоп не сохранились бы в одном месте. Подобные находки случаются крайне редко, а для австралопитеков это вообще единственный известный случай.
Такое богатство должно иметь своё объяснение. Возможны, конечно, разные варианты произошедшего. Крайне сомнительно, что причиной была эпидемия или отравление: разновозрастные и разноразмерные индивиды не могли умереть разом в одном месте, заболев или съев чего-то не того. Очень маловероятна и вина хищников, они не смогли бы устроить столь тотальный геноцид (хотя некоторые кости имеют следы погрызов, ведь, судя по выветренности, останки некоторое время лежали на поверхности земли). Были бы это более поздние времена, можно было бы предположить массовое убийство, ведь такие прецеденты известны для неандертальцев и кроманьонцев, но австралопитеки не использовали орудий труда и не охотились. Убить руками и зубами одного-двух из конкурирующей группы они бы смогли, но как бы они умудрились уложить почти два десятка? И уж совсем невероятно захоронение: до таких премудростей не хватало ещё больше трёх миллионов лет.
Импала Aepyceros melampus
Стало быть, случился некий разовый катаклизм. Отложения, в которых залегали кости, во-первых, содержат в себе остатки древней почвы с корнями, а во-вторых, судя по всему, были намыты водой в какое-то углубление. Видимо, произошло катастрофическое наводнение. Подобные события не так уж удивительны в Африке, где порой мощнейшие ливни враз наполняют сухие до того овраги, превращая их в бурные потоки. Вода быстро режет сыпучие отложения, отчего стены подобных русел часто бывают весьма обрывистыми, так что выбраться из них может быть очень сложно даже для очень ловких животных. Видимо, именно такой внезапный потоп и погубил группу австралопитеков, заночевавших в овраге – на своё несчастье и счастье антропологов.
Про австралопитеков, их поведение и окружавшую их действительность мы знаем достаточно много из исследований древней флоры и фауны, а также по палеодиетологическим анализам. Грацильные австралопитеки Хадара принадлежали к поздней версии вида Australopithecus afarensis. Они были некрупными – ростом от метра до полутора, с несколько коротковатыми ногами и удлинёнными руками, коренастым телом и, судя по расширенной в нижней части грудной клетке и широкому тазу, большими животами. В отличие от ранних австралопитеков, грацильные лишь примерно на половину питались плодами и листьями деревьев, а на другую – травянистыми растениями открытых пространств. Из-за этого в их эволюционной линии постоянно увеличивались задние жевательные зубы – премоляры и моляры (в последующем часть их потомков – парантропы – зашла в этом отношении в губительную специализацию и в итоге вымерла).
О семейном устройстве австралопитеков мы догадываемся по нескольким признакам. Во-первых, это состав «Первого семейства»: группа включала нескольких взрослых самцов, а значит, это не был гарем. Во-вторых, это вполне умеренный половой диморфизм – уровень различий самцов и самок, а также небольшие размеры морд и клыков; стало быть, внутригрупповая и межсамцовая агрессия были снижены. В-третьих, это изотопы стронция в эмали зубов из южноафриканского Стеркфонтейна: у самцов они накапливались в одной и той же местности с рождения до смерти, тогда как половина самок меняла место жительства; подобная патрилокальность – привязанность к месту самцов и непривязанность самок – типична для горилл, шимпанзе, парантропов, неандертальцев и большинства групп современных людей.
Как ни странно, мы знаем и многие бытовые моменты жизни австралопитеков. Например, то, что самки при ходьбе держали детёнышей за ручку, – не догадка, а факт, вытекающий из удивительной синхронности двух цепочек следов в танзанийском Лаэтоли. Ночёвка на деревьях известна не только из поведения современных обезьян, но, как уже говорилось, из переломов на скелетах афарских австралопитеков «Кадануумуу» и «Люси», а также плечевой кости AL 333–107 одного взрослого из «Первого семейства». Руки австралопитеков имели ещё массу древолазательных адаптаций, тогда как ноги были уже полностью наземными, а стопы потеряли хватательную способность: большой палец был уже прижат к остальным, а продольный и поперечный своды полностью сформировались. А ведь при лазанье по деревьям стопа куда важнее руки, сила тяжести-то тянет вниз. Между прочим, у шимпанзе крупные и тяжёлые самцы предпочитают спать невысоко на толстых сучьях, чтобы не так больно было падать, в отличие от самок, предпочитающих безопасность на большой высоте.
Такина Budorcas churcheri
Слон Река Elephas recki
Вокруг австралопитеков бурлила жизнь. В том же слое DD-2, где найдены останки несчастливого «Первого семейства», обнаружены кости множества животных. Заросли с треском проламывали странные слоны-дейнотерии Deinotherium bozasi с загнутыми вниз бивнями на нижней челюсти, а в более открытых местностях бродили похожие на современных слоны Река Elephas recki. В буше прятались здоровенные примитивные кабаны Notochoerus euilus с огромными бивнями и костными выростами под глазами, предки современных кистеухих свиней Potamochoerus afarensis (они же Kolpochoerus afarensis), винторогие лесные антилопы Tragelaphus kyaloae и лосеподобные короткошеие жирафы Sivatherium maurusium. На опушках отслеживали хищников стада оранжевых импал Aepyceros: самые рогатые самцы охраняли гаремы самок, тогда как молодые и невезучие собирались в группы холостяков. На буграх среди высокой травы застывали высоконогие бубалы Damalops denendorai, а на участках с короткой травкой паслись бесчисленные газели Gazella. Поближе к воде держались примитивные быки Ugandax coryndonae с короткими, почти прямыми, закинутыми назад рогами, а также водяные козлы Kobus hadarensis и K. oricornus. В более глубоких водах лежали бегемоты Hippopotamus coryndoni и H. afarensis. Каменистые холмы облюбовали толсторогие носатые родственники коз такины Budorcas churcheri. Крайне редки были пряморогие ориксы Oryx deturi (они же Praedamalis deturi). Над всеми ними возвышались мелкие жирафы Giraffa pygmaea, средние Giraffa stillei и большие Giraffa jumae. На равнинах паслись белые носороги Ceratotherium и трёхпалые лошади-гиппарионы Eurygnathohippus hasumense. Обезьян можно было встретить как в лесах, где по ветвям прыгали здоровенные лесные колобусы Rhinocolobus turkanensis, так и в степях, где ещё более огромные гелады Theropithecus darti переходили на травоядность и становились главными конкурентами австралопитекам.
На всех этих зверей охотились саблезубые Dinofelis petteri и Megantereon, пятнистые гиены Crocuta deitrichi, в воде наводили страх гигантские выдры Enhydriodon, а бесшабашные медоеды Mellivora benfieldi игнорировали всех.
Behrensmeyer A. K., Harmon E. H. et Kimbel W. H. Environmental context and taphonomy of the A.L. 333 Locality, Hadar, Ethiopia // Abstracts for the 2003 Paleoanthropology Society Meetings.
Harmon E. H., Behrensmeyer A. K., Kimbel W. H. et Johanson D. C. Preliminary taphonomic analysis of hominin remains from A.L. 333, Hadar Formation, Ethiopia // Abstracts for the 2003 Paleoanthropology Society Meetings.
Radosevich S. C., Retallack G. J. et Taieb M. Reassessment of the paleoenvironment and preservation of hominid fossils from Hadar, Ethiopia // American Journal of Physical Anthropology, 1992, V. 87, pp. 15–27.
7. МАКАПАНСГАТ
КАМЕННОЕ ЗЕРКАЛО
(ЮЖНАЯ АФРИКА; 3 МЛН Л.Н.)
Зелёные кроны покрыли бесконечные холмы. По широким долинам медленно струились искрящиеся на ярком солнце реки. На пляж одного из таких потоков из чащи вышла группа австралопитеков. Самцы уверенно подошли к берегу и стали пить, самки с детёнышами некоторое время жались позади, но скоро тоже вошли по щиколотку в воду. Группа не торопилась, но и путь предстоял неблизкий – в более богатую область в дне пути, где деревья наверняка ещё были усыпаны спелыми фруктами, тогда как в этой местности австралопитеки, павианы и колобусы общими усилиями ободрали уже весь урожай.
Напившись, австралопитеки вольготно расположились на пляже. Открытость места их не слишком смущала: из мелкой воды появиться было некому, по пустому пространству ни гиена, ни кошка не смогли бы подкрасться незаметно, спасительные деревья росли совсем неподалёку, а весь берег был усыпан крупными гальками – самого подходящего для бросания размера.
Один из подростков как раз и занялся перебиранием камушков. Особенно красивы были валунчики, погружённые в воду: бликующие в мелкой волнующейся воде, все на первый взгляд похожие, но одновременно такие разные. Они живо напоминали подростку спелые фрукты – круглые, с виду сочные, некоторые желтоватые, иные оранжевые и красные. Взгляд молодого австралопитека упал на один из камушков: даже на фоне прочих красавцев тот выделялся особой спелостью. Австралопитек протянул руку и вытащил шар из воды. Вблизи тот оказался ещё лучше: на его так удачно повернувшемся боку зияли пара круглых выбоин и одна поперечная щель. Что-то заставило австралопитека присмотреться к этой комбинации внимательнее. Что-то тут было смутно знакомо. Уже не собираясь бросать булыжник, подросток вышел на берег, сел и стал задумчиво смотреть на камень. И тут его осенило: вместо камня на него смотрел какой-то незнакомый, но столь легко узнаваемый родственник. Камень был лицом! Это озарение поразило подростка до глубины души! Теперь он уж точно не собирался расставаться с таким необычным приобретением.
Подросток так увлечённо разглядывал свою драгоценность, что привлёк внимание родственников. Из-за плеча протянулась длинная рука отца. Противиться ему было нельзя. Крупный самец взял камень, повертел, но, не найдя в нём ничего интересного, небрежно бросил тут же, развернулся и ушёл. Подросток, подождав безопасного момента, подхватил камень, прижал его к груди и скорее удалился в сторонку, чтобы не привлекать лишнего внимания и не остаться без такой чудной вещицы.
Отдохнув, австралопитеки поднялись и отправились дальше. Подросток отставал. Он иногда останавливался и всё снова и снова заглядывался на чудо, что бережно нёс в руках: лицо в камне.
О строении скелета австралопитеков мы знаем достаточно хорошо, а вот о поведении большей частью приходится лишь гадать по косвенным признакам. Мало когда удаётся схватить момент, увидеть движение тела и мысли в костях и камнях. Именно такой редкостный миг удалось уловить в пещере Макапансгат в Южной Африке. Костеносные брекчии тут накапливались примерно между 3 и 2 миллионами лет назад, а останки в них принадлежат южноафриканским грацильным австралопитекам, первоначально описанным как Australopithecus prometheus, а после отнесённым к ранее известному виду Australopithecus africanus.
Между прочим, название «австралопитек Прометей» само по себе замечательно. Раймонд Дарт обнаружил рядом с останками австралопитеков кости, зубы и рога антилоп, некоторые из которых были характерно обломаны и зашлифованы, а другие имели тёмный цвет. Обработанных камней, что характерно, не было. Р. Дарт сделал вывод, что австралопитеки ещё не умели делать каменные орудия, зато использовали кости в этом качестве. Исследователь назвал культуру «остеодонтокератической», то есть «костнозубороговой». Вторым выводом было, что австралопитеки уже умели использовать огонь. Выходит, они и вправду были истинными Прометеями! В последующем, правда, оказалось, что повреждения на костях и рогах были оставлены зубами гиен, потемнения вызваны окислами марганца, а морфологически австралопитеки Макапансгата не отличаются от других грацильных австралопитеков Южной Африки, так что облик прогрессивных гоминид заметно потускнел и свёлся к двуногим обезьянам без какой-либо культуры. Но одна яркая страница в их истории всё же имелась!
Длиннорогий конгони Alcelaphus helmei
В отложениях Макапансгата была найдена круглая красная галька размером с кулачок австралопитека. На ней нет никаких следов обработки или использования, зато есть выбоинки естественного происхождения, случайно, но удивительно точно напоминающие рожицу – глаза, нос и рот. Забавно, что такие выбоинки есть на обеих сторонах, причём на одной «лицо» больше похоже на человеческое, а на другой – скорее на австралопитековое – с большими челюстями и очень низким лбом. Ясно, что такая игра природы может быть встречена где угодно, но есть одно важнейшее обстоятельство: подобная порода залегает большей частью в 32 км, а минимум – в 4,8 км от Макапансгата! Очевидно, что это не окаменевший колобок, который от бабушки ушёл и прокатился вверх по склону много километров. Галька была целенаправленно принесена сюда человеческими руками, хотя и не руками человека. При этом залегание в ископаемой брекчии достаточно хорошо гарантирует от позднейшего заноса. Учитывая отсутствие следов применения в качестве орудия, а также красный цвет и подобие лица, вывод напрашивается сам собой: камень заинтересовал австралопитека именно как «портрет».
Выходит, какой-то австралопитек фактически прошёл зеркальный тест – узнавание лица. Для его проведения надо тестируемому существу намазать лоб краской и показать в зеркале: если зверюшка пытается стереть пятно, значит, узнаёт в изображении себя. Большинство тварей начинают фырчать и скалиться, считая, что встретили кого-то незнакомого. Зеркальный тест проходят – и то, как правило, не с первого раза – лишь самые одарённые: человекообразные обезьяны, дельфины, слоны (только для них зеркало нужно очень большое), вороны, некоторые собаки, очень редко – кошки. Даже не все люди справляются с задачей! И речь даже не о папуасах, впервые соприкоснувшихся с цивилизацией. Достаточно пройтись ночью к холодильнику по тёмному коридору мимо зеркала – ощущения бывают незабываемыми!
Конечно, камень не совсем зеркало, но принцип тут примерно тот же – узнавание лица там, где его вроде бы быть не должно. Крайне важно, что у австралопитека хватило занудства тащить бесполезную каменюку фактически целый день! Вряд ли он бежал, торопясь и спотыкаясь, с воплями: «Глянь, что покажу!» Скорее, он шёл не спеша вместе с сородичами, а от пяти до тридцати километров – это всё же от часа до дня пути. Между прочим, и сказать-то он ничего толком не мог, так как у австралопитеков морфологических признаков речи ещё не было (справедливости ради, надо упомянуть, что именно в Макапансгате найден единственный череп австралопитека с развитым шиловидным отростком – тем самым признаком речи).
Антилопа-прыгун Oreotragus oreotragus
Орикс Oryx gazella
Из наблюдений над обезьянами и людьми мы знаем, что наиболее любопытны обычно детишки и подростки, тогда как взрослые намного серьёзнее и практичнее, так что можно предположить, что и макапансгатским камушком заинтересовался кто-то молодой.
Ни в одной из ископаемых фаун австралопитековых времён Южной Африки нет крокодилов, так что ходить по берегу было достаточно безопасно. Открытые пляжи могли привлекать именно тем, что хищникам там негде спрятаться. Правда, отсутствие крокодилов в отложениях может быть следствием специфики накопления материала: в основном находки сделаны в брекчиях пещер, куда водным рептилиям было нереально попасть.
Фауна Макапансгата в целом аналогична стеркфонтейнской, но несколько богаче. Небольшие павианы Parapapio jonesi, умеренные P. broomi и большие P. whitei, страшные гелады Theropithecus darti, широколицые колобусы Cercopithecoides williamsi – все они в той или иной степени были конкурентами австралопитекам. По каменным склонам пробирались овцебыки Makapania broomi и антилопы-прыгуны Oreotragus oreotragus, шмыгали даманы Procavia transvaalensis, P. antiqua и Gigantohyrax maguirei, у подножия гор в зарослях скрывались редунки Redunca darti и R. fulvorufula. Имелись и островки леса, судя по халикотериям Ancylotherium hennigi и огромным короткошеим жирафам Libytherium olduvaiensis; среди лесного подроста по ночам крались очень большие дукеры Raphicerus paralius и очень мелкие голубые дукеры Cephalophus monticola. Разнообразны были свиньи – сравнительно скромные Potamochoeroides hypsodon и клыкастые Notochoerus euilus, примитивны – быки Simatherium kohllarseni. На опушках паслись трёхпалые гиппарионы Eurygnathohippus cornelianus, винторогие лесные антилопы Tragelaphus strepsiceros и T. pricei, огромные саблерогие антилопы Hippotragus gigas, тяжеловесные канны Taurotragus oryx и красивые ориксы Oryx gazella. Там и сям в зарослях буша желтели стада импал Aepyceros melampus. Открытых мест держались продвинутые однопалые зебры Equus capensis, крупные газели Gazella vanhoepeni, бубалы – огромные Parmularius braini, лиророгие Damaliscus gentryi, длиннорогие Alcelaphus helmei и короткорогие Wellsiana torticornuta. На них охотились саблезубые кошки Dinofelis darti и Homotherium problematicum, а остатки подъедали гиены – полосатые Hyaena makapani и гигантские пятнистые Pachycrocuta brevirostris.
Гигантская гиена Pachycrocuta brevirostris
Bednarik R. G. The 'Australopithecine' cobble from Makapansgat, South Africa // The South African Archaeological Bulletin, 1998, V. 53, pp. 4–8.
Dart R. The osteodontoceratic culture of Australopithecus prometheus // Transvaal Museum Memoir, Pretoria, 1957, № 10.
Dart R. The waterworn Australopithecine pebble of many faces from Makapansgat // South African Journal of Science, 1974, V. 70, pp. 167–169.
8. KNM-ER 1805
СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ
(КЕНИЯ; 1,75 МЛН Л.Н.)
Полоса густых кустов протянулась вдоль берега озера. По одну их сторону простирались полузатопленные заросли камышей с редкими деревьями, по другую – открытая саванна. С одной стороны мир бегемотов, буйволов, водяных козлов, выдр и крокодилов, с другой – жирафов, ориксов, газелей, гну, бубалов, зебр, павианов, шакалов, гиен, львов и гепардов. Лишь огромные слоны не обращали внимания на подобные условности и беспрепятственно гуляли, где им вздумается. Посреди же, между водой и саванной, расположился свой особый мир густых приречных джунглей. Это было самое тихое место, где трудно было кого-то увидеть. Лишь изредка ветки шевелились, когда там скрытно проходили носороги, кистеухие свиньи и винторогие куду. Одни мартышки и колобусы не стеснялись показываться на ветвях, но и они вели себя обычно тихо, распевая только по утрам.
В этом-то скрытом мире и жили парантропы. Они очень хорошо устроились в богатых зарослях. Можно было выходить к воде, чтобы попить и пожевать осоку, можно было залезать на деревья, чтобы собирать там фрукты и спать в уютных гнёздах. А чаще всего они просто отдыхали в прохладной тени, подолгу переваривая стебли и листья в своих круглых животах.
Лишь одному самцу было тут неуютно. Он был большой и умный, так что мог бы занять высокое место в иерархии своей группы. Но он резко выделялся среди сородичей: его лицо было намного меньше и сильно выдавалось вперёд, а маленькие зубы не позволяли наедаться так же быстро, как это делали родственники. Он чаще ловил мелких зверей и ел их – ему нравился вкус мяса.
А ещё иногда его тянуло в саванну. Там было опасно, там ходили страшные незнакомые звери. Но иногда на равнине появлялись чем-то похожие на него двуногие. Они были не такие коренастые и мускулистые, как жители зарослей, у них были аккуратные лица, и они вели себя совсем иначе – кричали, суетились, постоянно общались и были заняты чем-то загадочным и таким интересным.
Самец смотрел на них, но не решался покинуть родные заросли. Лишь смутная тоска по проходящей мимо столь богатой жизни порой одолевала его душу…
Систематика ископаемых существ – поиск определённости и порядка в туманном океане неопределённости и хаоса. В теории построенная система должна отражать эволюцию и родство, а также быть удобной в использовании. На практике всё делается через пень-колоду, так как разные учёные придерживаются отличающихся концепций, которые стремятся отразить в системе. Да и ископаемых материалов для работы бывает не то чтобы много. А отдельные находки надолго остаются загадками, которые никто не знает, куда бы приткнуть.
Именно такой «вещью в себе» стал разбитый череп KNM-ER 1805 из Кооби-Фора на севере Кении. Недаром другое его название – «загадочный череп». Датировка находки – 1,75 млн л.н. – время существования в Восточной Африке нескольких видов гоминид. Как минимум их было два: массивные австралопитеки-парантропы Paranthropus boisei и эогоминины, они же «ранние Homo», они же преархантропы, чаще всего обозначаемые как Homo habilis. Однако некоторые исследователи считают, что в это время ещё доживали свой век последние Homo rudolfensis, а притом уже появились первые Homo ergaster, а может быть, даже и куда более продвинутые Homo erectus. Некоторые же антропологи умудряются выделять и ещё пару-другую видов. И при всём этом великолепии «загадочный череп» остаётся абсолютно уникальным.
Его особенность – в сочетании совершенно разных черт от разных видов. Мозг – 582 см3 – очень большой для австралопитеков, но невелик для людей, а к тому же ещё и примитивен: с огромным «лобным клювом» и короткой затылочной долей, едва закрывающей мозжечок. Сам череп вытянут и приплюснут, с резко выступающим затылком, из-за рельефа даже крупнее, чем у Homo habilis, так что немало похож на черепа Homo ergaster. Однако на его макушке имеется сагиттальный гребень для крепления мощнейших жевательных мышц, а ведь это – черта австралопитеков и парантропов; у людей сагиттальный гребень не встречается и не встречался никогда, это один из надёжнейших родоспецифических признаков. На височных костях рельеф тоже очень силён, а боковые стенки черепной коробки вертикальны, как у людей. Лицо KNM-ER 1805 не уплощено в поперечном направлении, в отличие от парантропов, да к тому же резко выступает вперёд, тогда как у парантропов оно было вертикальным; одновременно челюсти огромные, вогнутые в вертикальной плоскости. Альвеолярный отросток, несущий передние зубы, сильно выступает вперёд, выпуклый во всех направлениях, он плавно переходит в дно носовой полости, что очень примитивно. А вот зубы – весьма скромные. Сочетание больших челюстей и сильных мышц с маленькими зубами противоречиво. Форма носовых костей у KNM-ER 1805 такая же, как у других «ранних Homo», но отступает от австралопитековых стандартов. И уж совсем ни к селу, ни к городу на лобной кости имеется метопический шов. Этот шов у детей расположен между двумя половинами лобной кости, но и у людей, и у обезьян обычно зарастает годам к двум или около того. В принципе, у современных людей он не так уж редко остаётся незаращённым на всю жизнь, однако у обезьян и австралопитеков зарастал всегда, и гиперразвитие жевательной мускулатуры тем более должно было бы способствовать его закрытию.
Разбитый череп KNM-ER 1805
Не странно, что разные исследователи относили KNM-ER 1805 ко всем возможным видам: Paranthropus boisei, Homo rudolfensis, H. habilis, H. ergaster и неопределённому Homo sp. indet.
Как объяснить подобную кашу признаков? В теории «загадочный череп» мог бы принадлежать особому виду. Однако в этом случае закономерен простой вопрос: где же останки других его представителей? В Кооби-Фора найдены зубы и кости десятков парантропов и древних людей, в большинстве своём они хорошо классифицируются, так что на малочисленность находок списать отсутствие других представителей гипотетического вида не получится. Кстати, даже удивительно, но ещё ни один антрополог не предложил особого видового названия для KNM-ER 1805. Далее, череп мог принадлежать патологическому индивиду со специфическими отклонениями. Но результаты болезней обычно хорошо видны, тут же череп в целом гармоничен, нет асимметрии, деформаций, уродливых выростов и искажений костей. Наконец, самая интригующая версия: череп мог принадлежать метису двух видов – парантропа и «раннего Homo».
Казалось бы, как такое может быть? Ведь парантропы и люди относятся к разным родам! Но, во-первых, это мы их называем по-разному, так как видим большие внешние различия. В генетике отличия могли быть гораздо скромнее; даже небольшие мутации могут вызывать существенные внешние изменения, но никак не мешать скрещиваться. Во-вторых, из практики известно множество случаев скрещивания разных видов и родов приматов, например разных видов тонкотелов, павианов, макак, мартышек или даже мандрилов с мангобеями – тоже представителей разных родов. И для человекообразных гиббонов метисация видов – обычное дело. В-третьих, на момент жизни KNM-ER 1805 парантропы с людьми разошлись ещё не так уж сильно, прошёл лишь один миллион лет, так что способность к созданию общего потомства могла быть не утеряна, хотя и затруднена. Миллиона лет хватило на возникновение заметных отличий во внешности и поведении: парантропы были мордастыми вегетарианцами густых прибрежных зарослей, а люди – головастыми собирателями сухих открытых пространств. Надо думать, гибрид чувствовал себя не на своём месте и там, и там.
Череп KNM-ER 1813 – Homo microcranous
Косвенным подтверждением метисности «загадочного черепа» являются другие столь же одинокие находки с мозаичным сочетанием черт: нижняя челюсть Ураха из Малави с древностью 2,3–2,5 млн л.н.; череп SK 80/846/847 из Южной Африки, обладатель которого жил 1,65 млн л.н.; KNM-ER 1813 из той же Кооби-Фора с возрастом около 1,8 млн л.н. Как и KNM-ER 1805, их определяли всеми возможными способами, а KNM-ER 1813 даже удостоился собственного названия – Homo microcranous. Важно, что сочетание признаков на этих находках не повторяется: размеры и форма зубов, челюстей и мозговых коробок у них разные, что логично именно при метисации.
Bromage T. G., Schrenk F. et Zonneveld F. W. Paleoanthropology of the Malawi Rift: an early hominid mandible from the Chiwondo Beds, northern Malawi // Journal of Human Evolution, 1995, V. 28, № 1, pp. 71–108.
Day M. H., Leakey R. E.F., Walker A. C. et Wood B. A. New hominids from East Turkana, Kenya // American Journal of Physical Anthropology, 1976, V. 45, № 3, pp. 369–435.
Ferguson W. W. A new species of the genus Homo (Primates: Hominidae) from the Plio/Pleistocene of Koobi Fora, in Kenya // Primates, 1995, V. 36, № 1, pp. 69–89.
Wolpoff M. H. «Telanthropus» and the single species hypothesis // American Anthropologist, 1968, V. 70, № 3, pp. 477–493.
Wolpoff M. The evidence for multiple hominid taxa at Swartkrans // American Anthropologist, 1970, V. 72, № 4, pp. 576–607.
9. КООБИ-ФОРА
НЕЛЁГКАЯ ЭТО РАБОТА
(КЕНИЯ; 1,7 МЛН Л.Н.)
Жаркий ветер с равнины проносился над сухой травой и докатывался до берега озера, разбиваясь о его прохладу. Правда, за последнее время озеро сильно обмелело, и там, где ещё совсем недавно стояли воды, ныне трескалась серая грязь. Некоторым обитателям водоёма не повезло. Если водяные козлы ещё могли держаться своих любимых участков, пока там высилась трава, а при крайности, хотя и нехотя, покинуть их, то бегемотам деться было некуда. Они сгрудились на стремнине в тесную кучу; их спины торчали над водой, периодически слышались тяжкие вздохи.
Одному из их сородичей пришлось совсем плохо: ночью он отправился на поиски лучшей жизни вдоль дельты впадавшей в озеро реки, но завяз в загустевшей грязи прямо посреди русла. Тут-то его и нашёл львиный прайд. Теперь обглоданная туша лежала у кромки воды, а сытые кошки довольно дремали под соседними кустами. Пара грифов уже кружила над побоищем, правда ещё не рискуя спускаться вниз и ожидая своей очереди.
Впрочем, покой счастливого семейства был недолгим. Группа людей, привлечённая парящими птицами, спешила с равнины. Их план был точен и давно отработан. Они деловито запаслись большими кусками лавы и длинными палками – всем тем, чего так не любят конкуренты от шакала до саблезубого гомотерия. Они спешили – надо было поспеть вперёд гиен, которые могли нагрянуть в любой момент. Они были сплоченны и решительны, а близость богатой добычи подстёгивала их. Они подбадривали друг друга криками, махали палками и изображали броски, хотя на самом деле ничего не швыряли – не надо лишний раз провоцировать хищников, а камни ещё пригодятся.
Львы уже не раз сталкивались с подобными беспокойными созданиями. Они не хотели неприятностей, они были уже сыты и не собирались спорить. Конечно, просто встать и уйти не позволяла гордость царя зверей: львы щерились и топорщили усы, шипели и делали угрожающие выпады. Но люди прекрасно знали, что это был лишь необходимый спектакль. Ещё не успели последние кошки раствориться в кустах, как самые нетерпеливые и голодные уже кололи куски лавы, наспех делая острые чопперы и отскабливая оставшиеся на костях куски мяса.
Сегодня удача повернулась к ним улыбчивой стороной, а потому на душе у них было хорошо!
Первые люди начали есть мясо. Но самое большое мясо – слишком большое, а потому опасное. Не всегда его можно убить напрямую, иногда проще найти в уже готовом виде. Косвенные свидетельства этого найдены во многих местонахождениях, в том числе HAS, или FxJj3, в кенийской Кооби-Фора с древностью 1,6–1,8 млн л.н. Тут, в русле дельты реки, всё случилось строго по К. И. Чуковскому: бегемот застрял в трясине. Сам ли он погиб, или ему помогли – не вполне очевидно, но следы львиных зубов на костях отпечатались очень хорошо. А вот уже поверх этих отметин наложились царапины от каменных орудий. Чтобы сомнений не оставалось, древние люди бросили тут же 119 олдуванских артефактов, в большинстве – мелкие острые осколки, но также 31 орудие. Показательно, что куски лавы были принесены со стороны, а орудия были изготовлены и выброшены прямо тут, на месте. Оно и логично: карманов и сумок ещё не было, таскать с собой готовые орудия смысла мало, а делать их в срочном порядке где-то в стороне – рискованно, ведь гиены и грифы тоже хотят есть.
Чёрные носороги Diceros
Гиппарион Eurygnathohippus
Мы точно не знаем, дождались ли люди ухода львов или прогнали их, но второй вариант вовсе не кажется невозможным. Превосходные примеры подобного отъёма добычи демонстрируют современные бушмены и масаи, выпроваживающие гепардов и даже львов от мяса иногда с копьями, а иногда и с простыми ветками в руках. С одной стороны, кажется, что огромная кошка слишком сурова, чтобы испугаться маленького человечка, однако в реальности, если лев хоть сколько-то сыт, ему проще уйти, а не драться. У людей есть копья и камни, их можно швырять с расстояния. А сломанная лапа, вышибленный глаз или выбитый зуб для хищника практически равноценны смерти от голода, причём долгой и мучительной. Охота – дело энергозатратное, ответственное и далеко не гарантированное, даже здоровый лев чаще охотится безуспешно, а уж повреждения, хотя бы и небольшие, делают его совсем несчастным. Есть даже гипотеза, что именно подобное «паразитическое» поведение наших предков свело в могилу всех саблезубых кошек, ведь они в большинстве своём были крупнее льва, а стало быть – ещё уязвимее (согласно иной версии, вымирание саблезубов было вызвано экологическими перестройками и вымиранием их крупнокалиберной добычи, а уже исчезновение хищников освободило дорогу нашим предкам).
Похожая история развернулась 700 тысяч лет назад в Эфиопии, в местонахождении Гомборе II-2. Тут на берегу древнего озера обнаружен уникальный ансамбль: остатки скелета бегемота со следами разделки, обсидиановые и базальтовые орудия, а также одиннадцать следов стоп взрослого и четырёх детей. Удивительно, но, судя по размерам, детишкам было всего от полугода до года, год, два и три. Понятно, что в этом возрасте они мало чего могли, однако, судя по расположению следов, деятельно пытались участвовать в разделке туши! Детство в каменном веке было весёлым, родители могли не беспокоиться, что дети сутками сидят с телефонами в руках.
Водяной козёл Kobus kob
Винторогая лесная антилопа Tragelaphus strepsiceros
Не стоит комплексовать по поводу того, что предки иногда занимались падальничеством, ведь в жаркой (а в прошлом – ещё и влажной) Африке мясо – всегда первый сорт. Шансов пролежать дольше пары часов и протухнуть у него совсем немного, слишком уж много желающих кругом. Так что в любом современном холодильнике мясо менее свежее, чем в доисторической саванне.
Карманов и сумок ещё не было, таскать с собой готовые орудия смысла мало, а делать их в срочном порядке где-то в стороне – рискованно
А уж сколько было сортов мяса! Ко времени 1,7 млн лет назад саванна приобрела уже почти совсем современный облик. Заросли буша всё быстрее редели и превращались в почти открытую саванну. На широких равнинах Кооби-Фора паслись гиппарионы Eurygnathohippus, настоящие зебры Equus и газели Gazella. Учились кочевать на большие расстояния длиннотонкорогие гну Connochaetes gentryi, а бубалы Beatragus antiquus и Damaliscus eppsi оставались домоседами. Осваивали открытые пространства первые длинношеие жирафы Giraffa jumae и G. pygmaea, а их короткошеие родичи Sivatherium maurusium продолжали держаться зарослей. По колючим кустам бродили чёрные носороги Diceros, а под ветвями неподвижно стояли лесные винторогие антилопы – большие куду Tragelaphus strepsiceros. Хрюкали многочисленные свиньи – Kolpochoerus limnetes, Metridiochoerus compactus, M. andrewsi и M. hopwoodi. Чутко настораживали пятнистые уши импалы Aepyceros melampus. Возле озёр ворочали огромнейшими рогами буйволы Pelorovis oldowayensis и P. turkanensis, а рядом охраняли свои участки водяные козлы Menelikia lyrocera, Kobus kob и K. sigmoidalis. В заводях толпились бегемоты Hippopotamus gorgops и H. aethiopicus, а от болот до рощ через саванну бродили слоны Elephas recki. Всё это изобилие скрадывали львы Panthera leo и саблезубые Homotherium. Конкуренцию людям-падальщикам составляли пятнистые гиены Crocuta. Имелись и более близкие наши родственники: гигантские гелады Theropithecus oswaldi в саванне, гривистые мангабеи Lophocebus albigena на высоких деревьях и массивные австралопитеки Paranthropus boisei в прибрежных зарослях.
Altamura F., Bennett M. R., D'Août K., Gaudzinski-Windheuser S., Melis R. T., Reynolds S. C. et Mussi M. Archaeology and ichnology at Gombore II-2, Melka Kunture, Ethiopia: everyday life of a mixed-age hominin group 700,000 years ago // Scientific Reports, 2018, V. 8, № 2815, pp. 1–11.
Isaac G. L. et Harris J. W.K. Archaeology // Koobi Fora Research Project. Volume 1. The fossil hominids and an introduction to their context, 1968–1974. Eds.: Leakey M. G. et Leakey R. E. Oxford, Clarendon Press, 1978, pp. 64–85.
10. ДУНГО V
МЕЧТА РЫБАКА
(АНГОЛА; 1,5 МЛН Л.Н.)
Две синевы легли напротив друг друга. Огромное плоское голубое небо и столь же огромный и плоский голубой океан. Между ними протянулась узкая полоса плоского серо-жёлтого песка. Плоскости нарушались лишь невысоким каменистым береговым уступом, тянувшимся широкой дугой на некотором отдалении от воды.
В этом плоском мире жить было легко и удобно. Море исправно выбрасывало на берег разные вкусности – моллюсков и рыб, так что достаточно было ходить по пляжу и собирать еду, ни о чём не заботясь. Побережье было совершенно безопасно, – крупные хищники сюда не забредали, так как им тут было не на кого охотиться. Единственный минус – солнце порой основательно припекало с севера, со стороны моря, так что скалистый уступ не давал тени. Но местами в обрыве всё же имелись прохладные щели, а вдоль стекающих сверху ручейков кое-где росли деревья – как и всё здесь, с распластанной плоской кроной.
Бытиё прибрежных жителей было беззаботным и расслабленным. Лишь иногда оно нарушалось налетавшими с просторов океана штормами. Тогда обитатели пляжа уходили наверх, на равнину, в редкие леса, и прятались там от дождя. Зато после бури, когда бугристые тучи улетали, а небо опять становилось плоским и прозрачным, счастливые скитальцы возвращались на родной берег, на котором ураган в компенсацию за причинённые неприятности оставлял им щедрое угощение.
Так случилось и в этот раз. После бурной ночи небо прояснилось, и утро встретило промокших и продрогших людей в искрящемся от капель лесу. Быстро поднявшееся солнце скоро согрело мир, и тот вновь стал прежним – сухим, но заметно освежившимся, менее пыльным и более ярким. Взбодрившиеся люди повеселели и отправились на берег. И благосклонная природа их не подвела.
При первом взгляде на пляж люди не сразу поняли, что там случилось. Вечная желтоватая плоскость в одном месте преобразилась в огромную чёрную гору. Она резко контрастировала с однообразным окружением и нарушала извечную гармонию. Но это был царский подарок моря – целый гигантский кит, необозримая бездна мяса. Широко улыбаясь и торжествующе поглядывая друг на друга, люди обступили нежданное богатство. Откуда ни возьмись в руках людей появились чопперы и отщепы – пир обещал быть долгим!..
Обычно наши предки обходились достаточно скромной добычей, лишь иногда им доставалось что-то крупное. Но порой им сказочно везло, и добыча оказывалась просто рекордной. Древнейший прецедент такого рода обнаружен на ангольском побережье в местонахождении Дунго V. Нынче оно расположено на высоте 65 м над уровнем моря и в 3 км от пляжа, но в тёплом прошлом уровень океана был намного выше, так что история приключилась непосредственно на берегу. Тут найден целый скелет кита-полосатика Balaenoptera: один его череп достигал 2,5 м, а в целом зверь был длиной около 12 м. Вперемешку с костями залегало 57 олдованских орудий, в том числе 12 чопперов. Показательно, что в ассоциации с китом не найдены ручные рубила, притом что они обычны в верхнем слое соседней стоянки Дунго IV. Это косвенно свидетельствует о глубоком возрасте события. Галечная культура без рубил начала сменяться на ашельскую с рубилами около 1,7 млн лет назад в Восточной Африке, в другие части Ойкумены передовые технологи доходили позже. Учитывая это, можно догадаться, что везучими древнейшими ангольцами были либо Homo habilis, либо Homo ergaster. Вряд ли они могли построить лодку и загарпунить кита в открытом океане, на такие подвиги не были способны и гораздо более поздние жители Африки, однако воспользоваться подвернувшейся удачей, думается, они всегда были рады.
Кит-полосатик Balaenoptera borealis
Кит-полосатик Balaenoptera acutorostrata
Gutierrez M., Guérin C., Léna M. et Piedade da Jesus M. Exploitation d'un grand cétacé au Paléolithique ancien: le site de Dungo V à Baia Farta (Benguela, Angola) // Comptes Rendus de l'Académie des Sciences, Paris, Sciences de la Terre et des planètes, 2001, V. 332, pp. 357–362.
11. ТЕЛЬ-УБЕЙДИА
ТЬМА ЗА ПРЕДЕЛАМИ РАЯ
(ИЗРАИЛЬ; 1,4 МЛН Л.Н.)
Несуразная долина спускалась к берегу заболоченного озера. Среди рукавов дельты на островках высились купы деревьев, но в целом это был мир воды и камышей. Местами трудно было разобрать – закончился ли уже берег, и началось ли уже озеро. В общем-то, жители этого сырого обиталища и не озадачивались подобным вопросом. Длиннорогие буйволы то паслись на берегу, то задумчиво дрейфовали по трясине, не выбирая дороги. Между ними и по ним сновали бесчисленные пернатые. Чуть подальше над водой иногда появлялись тёмные спины бегемотов. К воде часто приходили на водопой кабаны и кистеухие свиньи, носороги и мамонты, чуть реже тут появлялись жители степи – жирафы, зебры и ориксы.
Тут было хорошо. От жары всегда можно было спрятаться в тень, да и от воды шла прохлада. Лишь комары и слепни могли испортить жизнь, донимая всех с утра до вечера. Но местные обитатели никогда не знали жизни без мелких кровососущих, а потому почти не обращали на них внимания.
Другое дело – крупные кровожадные. Обилие травоядных не могло не привлечь хищников. Озёрные люди знали: днём ходить по берегу достаточно безопасно, но на ночь надо прятаться. С заходом солнца из наползшей тьмы возникали чудовища.
Если поблизости от ночёвки оказывались носороги или мамонты, то можно было ждать саблезубого мегантереона. Если под деревьями возились свиньи или бродили олени, то на дереве запросто мог возникнуть леопард. Если же леопарды побывали тут прошлой ночью, то за остатками их трапезы заявлялись гиены и шакалы. Выйдя на более открытое пространство, легко было оказаться добычей стаи гиеновидных собак, гоняющих верблюдов, винторогих антилоп и газелей по степи. И в любой момент в любом месте можно было напороться на хмурого медведя.
Что самое страшное – обычно их не было ни видно, ни слышно. Не горящие глаза, не вой и рык ввергали в ужас, а отсутствие таковых. Монстры присутствовали где-то рядом в любом случае, вопрос был в том, кто кого быстрее найдёт. Но у демонов темноты было очевидное преимущество.
Однако люди тоже не были беззащитны. Огромные тяжёлые чопперы и корявые, но смертоносные рубила всегда были рядом. Острые копья постоянно лежали под рукой или даже не выпускались из рук. Колючие кусты были хоть и не самой надёжной защитой, но их хруст и шевеление хотя бы могли сигнализировать о появлении врага. А самое главное – люди всегда были вместе. Днём и ночью они держались друг друга. И чудовища знали: посягательство на группу двуногих, скорее всего, обернётся не ужином, а ударом по голове или раной в боку. Но это не мешало им пристально следить за шумными приматами из темноты и ждать своей удачи…
Люди покинули Африку как раз в тот момент, когда там вымерли саблезубые кошки и гигантские гиены. Как же, наверное, было обидно обнаружить, что за пределами Чёрного континента эти твари всё ещё процветают! Впрочем, у первых путешественников не было биологического образования, они не могли сравнивать фауны напрямую, а потому, думается, воспринимали реальность как данность, не комплексуя и не горюя о лучшей доле. Да и вооружённость древнейших евразийцев была не такой уж плохой: огромные тяжеленные заострённые рубила-пики Тель-Убейдии впечатляют.
А защищаться было от кого: по зарослям рыскали саблезубые Megantereon whitei и Machairodus, европейские ягуары Panthera gombaszoegensis, рыси Lynx, пятнистые гиены Crocuta crocuta, гиеновидные собаки Xenocyon lycaonoides (они же Lycaon lycaonoides), мосбахские волки Canis mosbachensis, шакалы Canis arnensis и этрусские медведи Ursus etruscus. И это не считая мелочи вроде диких кошек Felis, лис Vulpes praeglacialis, выдр Lutra и Enhydrictis (Pannonictis) ardea, перевязок Vormela peregusna и мангустов Herpestes.
Саблезубый Megantereon
Винторогая антилопа Gazellospira torticornis
В раннем плейстоцене на Ближнем Востоке простирались озёра и болота, окружённые саванной с богатой растительностью и даже островками леса
Очевидно, такое обилие плотоядных роилось тут неспроста! Это сейчас Ближний Восток в основном засушлив и безрадостен. В раннем плейстоцене тут простирались озёра и болота, окружённые саванной с богатой растительностью и даже островками леса. Растительноядная фауна Тель-Убейдии чрезвычайно богата: тропические предки мамонтов Archidiskodon meridionalis tamanensis (они же Mammuthus meridionalis), бегемоты Hippopotamus behemoth и более крупные H. gorgops, кабаны Kolpochoerus olduvaiensis с огромными клыками и выростами по бокам морды, а также более стандартные Sus strozzii, этрусские носороги Stephanorhinus etruscus etruscus, ослы Equus tabeti и лошади E. caballus, верблюды Camelus и какие-то жирафы, олени Praemegaceros verticornis с рогами в виде лопаты на длинном изогнутом черенке, Eucladoceros senezensis с чрезвычайно ветвистыми рогами и Croizetoceros ramosus с маловетвистыми рогами, газели Gazella gazella, пряморогие ориксы Oryx и винторогие антилопы Gazellospira torticornis, быки Leptobos с небольшими закинутыми назад рогами и Pelorovis oldowayensis с огромнейшими рогами, раскинутыми на пару метров в стороны, бизоны Bison priscus, макаки Macaca sylvana, зайцы Hypolagus, дикобразы Hystrix indica и множество мелких грызунов, включая леммингов Lagurodon arankae.
Гиеновидная собака Xenocyon lycaonoides (она же Lycaon lycaonoides)
Geraads D., Guerin C. et Faure M. Les Suides du Pleistocene ancien d'Oubeidiyeh (Israel) // Memoires et Travaux du Centre de Recherches francais de Jerusalem, 1986, V. 5, pp. 93–105.
Geraads D. Les Ruminants du Pleistocene d'Oubeidiyeh (Israel) // Memoires et Travaux du Centre de Recherches francais de Jerusalem, 1986, V. 5, pp. 143–181.
Martinez-Navarro B., Belmaker M. et Bar-Yosef O. The large carnivores from 'Ubeidiya (early Pleistocene, Israel): biochronological and biogeographical implications // Journal of Human Evolution, 2009, V. 56, pp. 514–524.
12. БОГАТЫРИ
ЕДИНОРОГ В ГРЯЗЕВОМ АДУ
(РОССИЯ, ТАМАНЬ; 1,2 МЛН Л.Н.)
Брызги морских волн сюда уже не долетали. Тут не было вкусных моллюсков и нельзя было поймать рыбу среди камней. Справа и слева под палящим солнцем тянулись грязевые вулканы – плоские серые бугры с жидкой холодной грязью в широких кратерах, из глубины которых иногда поднимались матовые пузыри. В вулканах нельзя было утонуть, но соваться туда отнюдь не хотелось. Грязью нельзя было напиться, и животные обходили эти ямы стороной.
Между холмами широко разлилось мелкое озерцо, а за ним склон обрывался невысокой, но крутой каменистой стенкой, в которой дожди местами промыли узкие овражки. Дальше уже простирался широкий пляж и открывался морской простор.
Долинка, запертая между вулканами по бокам и озерцом с обрывом в конце, была идеальным местом для засады. Из неё некуда было сбежать, а склон не позволял тяжёлым животным быстро двигаться ни вверх, ни вниз. Иногда животные и сами приходили сюда из сухой степи и буша, привлечённые водой озерца. Впрочем, лошади, короткорогие бизоны, олени и лесные антилопы спускались сюда редко. Вслед за копытными в зарослях на берегах мог появиться гомотерий, иногда забегала стая гиеновидных собак или гигантских гиен. Гораздо чаще над бортами овражков плавно колыхались горбатые спины огромных южных мамонтов и эласмотериев.
Стоило только загнать сюда толстокожего гиганта, дело можно было считать завершённым. Правда, старые, умудрённые жизнью мамонты обычно не покупались на незатейливые провокации двуногих, но неопытных подростков было не так сложно запугать и направить в ловушку. Совершенно беспроигрышной была охота после дождя, когда спуски становились скользкими от раскисшей грязи и совершенно невозвратными для тяжеловесных слонов и носорогов.