Сатори бесплатное чтение

1

Темнота окутала пыльную комнату. Тусклый свет уличного фонаря едва проникал сквозь фиолетовые занавески. Снаружи раздавались тихие вздохи ветра. Неумолимая зима вновь вторглась в город, заиндевевшей коркой снега, покрыв стены старых кирпичных домов и брусчатку узких улиц.

Стрелки часов сделали последний оборот, застыв на полуночи. В эту секунду я лениво открыл глаза. Начался мой новый день.

Долгий сон… Есть ли в мире что-то лучше? Поток мыслей возник в голове:

«Погружаясь в царство Морфея, мы оказываемся в коконе иллюзий, где немыслимые видения обступают нас со всех сторон; мы плутаем в паутине фантазий где-то между миллиардами мозговых нейронов и импульсов; мы шагаем за границы действительности, и всё невозможное наяву становится реальным. Это воистину прекрасно. Может, поэтому я предпочитаю сон бодрствованию?»

Тело попыталось пошевелиться, но разум умолял остаться в постели. Я бы поддался этому искушению, если бы не сухость в горле. Раскачавшись, я опустил ноги на холодный пол и выдохнул: «Я всё еще жив и даже здоров».

В тиши ночной кухни я поймал себя на мысли, что отношусь к тому проценту людей, которые ведут странный образ жизни: спят днями напролет, а ночи проводят в привычном состоянии рефлексии. Но ведь именно подобные безмолвные часы в мерцающем свете луны – самое подходящее время для переосмысления своей жизни, будь ты на берегу моря или же в собственной квартирке.

Чайник закипал на плите. Глянув на конфорку, я захотел повернуть вентиль и через некоторое время прикурить… Я нечасто драматизирую, но порывы возникают время от времени. Каждый порой задумывается о том, чтобы разом закончить всё, но останавливается, предпочтя продолжение. Исключением, которое пришло мне на ум, был Хантер Томпсон. Как только он почувствовал, что его жизнью овладевает скука, схватился за револьвер и вышиб себе мозги, сидя за печатной машинкой. Как жил, так и умер. Изображение двух этапов его бытия красовались у меня на груди. На одном фрагменте Хантер печатал свои безумные книги, на другом – то, что я описал выше. Поверх татуировки размещалась надпись: «Live Gonzo, Die Gonzo». «Символично», – подумал я, прочитав это в который раз.

Грустные мысли растворились вместе с паром закипевшего чайника, оглушительный свист которого прорезал гнетущую тишину. Я утопил в кипятке несколько ложек кофейных гранул и принялся за работу. Нужно было дописать пару статей для электронного журнала.

Я – что-то вроде журналиста: пишу заказные статьи, чаще всего сам не знаю, о чем. Но в этом прелесть моей работы. Богатая фантазия позволяет придумывать реальность, в которую вы завтра поверите, будь то история о преступлении в вашем городе или тренд на одежду. Я тот, кто диктует, как жить, что покупать, надевать и рассказывать за обедом коллегам. Я сам не разбираюсь в том, о чем пишу, но если мне взбредет в голову, что сейчас в моде желтые свитера, утром следующего дня люди заполонят торговые центры в поисках такого.

Мы живем в веке информации, скорее даже дезинформации. Но в каждой крайности есть плюсы и минусы.

Взяв мобильник, я пролистал ленту новостей: малолетки пытаются обратить на себя внимание откровенными фото, мальчики выкладывают заезженные цитаты, выдавая их за великую мудрость. Всё как обычно. Я наблюдал за этим цирком, не совсем понимая зачем. Вероятно, мне казалось, что иметь принадлежность к социальным сетям – значит иметь принадлежность к обществу. Если хочешь доказать, что существуешь, проверь свои профили на просторах сети. Если их нет, то, возможно, и тебя нет.

Век живого общения подходил к концу, и вслед за ним начинался виртуальный мир. Хочешь поесть – нажми пару кнопок, и курьер уже стоит у твоей двери. Хочешь секса? Купи очки виртуальной реальности, и парочка моделей показывают свои прелести, пока ты входишь в искусственное лоно, которое вряд ли сможешь отличить от настоящего.

«Век безопасности», так они его называют. Меньше риска заразиться. Правда, если у тебя хватит ума заказать резину не на китайском сайте.

Так происходит подмена понятий: сначала мы придумываем прогресс для благих целей, затем пользуемся им для самоудовлетворения. У каждого третьего пользователя – черная дыра в душе размером с Марианскую впадину, и она поглощает всё, что находится рядом, дабы заполнить пустоту.

Век обделенности, век призрачной самореализации. Купи дорогой смартфон, чтобы сделать снимок, который заполучит миллионы отметок «мне нравится», или просто сдохни никем. Звучит ужасно. Но то, что большинство зовет «прогрессом», в действительности – деградация. На телефон поступило сообщение от мамы: «Отец в больнице. Приезжай, как только сможешь». Прочитав такое известие, я понял, что ночь сложится иначе, чем я рассчитывал.

***

Огни ночного города освещают заснеженные улицы. Спальный район утих, зато в центре забурлила жизнь. Рабочий класс – трудяги и семьянины – уже давно попрятались по домам и погрузились в дрему в объятиях своих жен, от которых перманентно веет зажаркой и подгузниками; в это время суток под лучи софитов выходят кутилы, дебоширы, артисты, творцы, страдающие депрессией и бессонницей, или такие несчастные, как я. И вот я еду в такси мимо зловонных баров и шумных клубов и рассуждаю, как мне описать свой город.

Муравейник, в котором мы – единый разум, живущий по уставам матки, пока она прячется где-то в глубине. В ее власти дать нам жизнь, а затем отнять. Питаясь нашей энергией, она становится сильнее. Подпуская смелых, она позволяет им купаться в роскоши, которая опьяняет, словно хорошая бутылка виски. Но только дай слабину, и тебя сотрут в пыль. Так всегда было и будет: тот, кто сможет удержаться от соблазнов, останется ни с чем, но сбережет себя; но горе тому, кто не устоит перед искушениями и, приобретя весь мир, утратит свою суть. Я же находился на стыке двух миров: в душе был богат на размышления и идеи, но беден на сдержанность по отношению к деньгам – лишь у меня появлялись финансы, я тут же тратил всё до копейки.

Шум и суета. То, что в начале мы почитаем за благородные мечты, по итогу оказывается примитивными потребностями. Человек давно уже не грезит о чем-то высоком – это слишком долгий путь. Всегда проще спуститься на землю, чем пытаться достигнуть поверхности луны.

– Закурю? – спросил я водителя.

Улыбнувшись, он указал на листок, приклеенный над моей головой.

Там оказался целый прайс-лист: от включения музыки на свой вкус, до услуг ближайшего «дома терпимости».

Я протянул пару сотен и подключил телефон к аудиосистеме.

Облокотившись на сиденье, я затянулся сигаретой. Салон заполнила знакомая мелодия – Carbon Based Lifeforms – «Photosynthesis».

Музыка, созданная кем-то бóльшим, чем человеком. В ней вся жизнь, обычный разум никогда бы не придумал что-то подобное, мне кажется, этого человека посетил сам Бог и подарил ему вдохновение, которое он передал в этих странных мелодиях, которые цепляют так сильно, что вот-вот и я сольюсь со всем, что меня окружает.

Я медленно вдыхал дым и думал, что же могло случиться с отцом. Он был сильным, здоровым человеком. По крайней мере, мне так всегда казалось. Последние несколько лет мы почти не общались, хотя, если быть честным, то последнюю жизнь. Наши взаимоотношения были так себе, а разговоры – всегда по делу. Когда я покинул отчий дом, я ограничил контакты с родителями, только приезжал на Рождество и на дни рождения. Отец спрашивал, кем я работаю, но сказать, что я зарабатываю письмом статей и рассказов, не хватало смелости. Я придумывал истории, как тружусь в строительной фирме, подготавливая сметы, или проектирую фасады зданий. Отец не понимал мою тягу к творчеству. По его мнению, мужчина должен заниматься «мужским» делом и работать руками. Но мне интереснее работать головой. По мне, больше труда и чести в том, чтобы сгенерировать теоретическую часть идеи, а уж реализовать ее на практике сможет любой смертный. К примеру, однажды я опубликовал статью о способах увеличить качество обработки фотографий и расписал свою идею. Через пару недель один человек воплотил ее в реальность. Тогда я понял простую истину – творцы вроде меня отправляют мыслеформу в информационное поле для того, чтобы «дельцы» взялись за нее и довели до конца.

Для снятия напряжения мне хватало тренажерного зала пару раз в неделю или секса с малознакомой особой, имя которой я забывал на следующий же день. Остальное казалось лишней суетой. Такое существование походит на обывательское, но это меня вполне устраивало. Я не рвался вперед своего длинного носа; мои действия были гармоничны. Медленно, но верно я создавал внутри себя мир, в котором будет комфортно жить. Ведь извне всё иначе – слишком мало возможностей стать тем, кто разрушит стереотипы привычного мышления и принесет что-то новое. Таких людей можно по пальцам сосчитать, и по итогу их всегда вытеснит кто-нибудь, чтобы опровергнуть новаторскую идею и вновь вернуть всё на круги своя. Вязкий слой этой грустной правды прилипает к нёбу, словно разжеванная жвачка, после которой не остается ничего, кроме горького послевкусия. Такова жизнь, таков я сам. Об этом много писали в книгах, показывали в закрытых кинозалах, но люди так и не выучили этот урок.

– Приехали, – произнес водитель, вернув меня в реальность.

Огромные стеклянные двери больницы распахнулись, и я вошел внутрь.

***

В ноздри ударил знакомый симбиоз запахов больничного холла, в котором переплетались кварц, формалин и нотки беспокойного ожидания. Обоняние приоткрыло дверь в детство, когда родители таскали меня по врачам. Я был хилым ребенком, но, чтобы не чувствовать себя ущербным, воображал, что я супергерой, которого привели на процедуры, которые сделают сильнее. Спустя годы я осознал что отчасти так оно и было, и, благодаря хлопотам родителей о моем здоровье, я окреп, смог дожить до сегодняшнего дня и написать эти строки. Тусклые люминесцентные лампы освещали коридоры ночной больницы. Я шел мимо палат, и меня не отпускала мысль, что для кого-то это мрачное место является последним пристанищем. Я вспомнил, что однажды написал рассказ о пациенте, который каждый день смотрел в окно и в мечтах гулял по любимым улочкам. Грезя поскорее покинуть стены госпиталя, он мысленно отправлял себя навстречу к жизни, но за день до выписки скончался. Вскрытие не установило причин смерти. Но я знал, что ими были одиночество и тоска по былым радостям, которых, он уже чувствовал, не вернуть. Люди со слабым сердцем умирают именно от душевных невзгод.

В конце коридора я увидел мамин силуэт. Подойдя ближе, я молча обнял ее. Она хотела что-то сказать, но я и так понимал, что происходит. Судорожно дыша, она пыталась вымолвить что-то.

– Всё хорошо, – попытался успокоить я.

В ответ она прошептала:

– Он ждет тебя.

В палате было настолько холодно, что я невольно подумал, будто я в каком-то могильнике.

Отец лежал возле окна и смотрел в темноту полупустых улиц. Он всегда казался мне таким сильным, человеком, который способен без страха ринуться навстречу опасности и погибнуть только в невообразимой схватке, ценой своей жизни защитив ближнего. Теперь же он предстал передо мной таким слабым и лежал, словно ребенок, который не понимает, какая его ждет участь. А ведь у всех она одна…

Не поворачиваясь в мою сторону, он произнес:

– Думал, не придешь.

Я хотел ответить что-то вроде: «Мог я поступить иначе?», но он опередил меня и продолжил:

– Знаешь, я прожил долгую жизнь. Не скажу, что безоблачную, но счастливых мгновених было достаточно, чтобы окупить все годины невзгод. Ты не считаешь меня хорошим отцом, и я это заслужил. Но я любил тебя, хоть и по-своему. В нашей семье не принято выражать чувства напрямую, но сейчас мне хочется сказать, что ты хороший сын.

В тот момент из моих глаз потекли слезы. Мне хотелось ответить что-то, но ком в горле не дал произнести и слова. Впервые в жизни я видел отца настолько искренним и открытым. Мне даже почудилось, что всё происходящее – сон и через мгновение стрелки вновь застынут на полуночи, и я проснусь в своей квартире.

Отец повернулся и посмотрел мне в глаза.

– Всю жизнь я пытался заставить тебя жить так, как угодно мне, но ты остался честен с собой и верен своему выбору, за что я горжусь тобой. Я оставил для тебя кое-что…

Жестом он подозвал подойти ближе. Его глаза тускнели с каждой секундой, словно угасающие звезды на предрассветном небе, а губы жадно глотали воздух.

Следовало позвать врача, но я понимал, что в том уже не было смысла. Процесс был запущен, сознание отца медленно покидало тело.

Впервые я созерцал так наглядно, как жизнь уходит из человека. Тот, Кто вдохнул в него душу, забирал ее обратно. В одной из прочитанных мною статей было написано, что умирающий теряет двадцать один грамм – столько весит наша душа. Не больше, чем монетка в пять центов, что никак не сравнится с ее ценностью…

В тот момент я не чувствовал ничего, кроме тоски и ощущения неизбежности, ведь всё это ожидает каждого из нас, хотим мы этого или нет; убегаем от этой мысли или принимаем ее. Смерть найдет каждого – это лишь дело времени. Мы вроде бы всю жизнь знаем об этом, но в последний час это осознание всегда застает нас врасплох.

Холодный порыв ветра влетел в окно, открыв нараспашку деревянную форточку, а затем всё вновь стихло. Я больше не чувствовал присутствия отца. Он ушел, оставив меня наедине со своими мыслями. Его двадцать один грамм покинул палату, улетев куда-то к звездам и неизведанным мирам.

Проведя ладонью по еще теплым векам, я помог ему закрыть глаза навсегда.

Всё суета…

2

Через три дня я стоял у печи крематория, чувствуя, как пот стекает по лицу. Запах формалина и жженой плоти сплелись воедино. Давясь соплями, я продолжал размышлять о смысле жизни.

Что есть жизнь? Длительный прыжок из утробы матери в могилу, западня, из которой никто не выбирается живым, или нечто большее? Как бы далеко мы ни прошли, как бы многого ни достигли и как бы высоко ни взобрались, всё равно будем низвергнуты в могилу. Мы можем изменить историю, а можем лежать и смотреть в потолок – итог будет одинаковым.

Я вспомнил строки стиха, который слышал в детстве:

Жизнь можно сравнить с праздником, который идет ограниченное время. Завтра его уже не будет, поэтому нужно праздновать жизнь здесь и сейчас – никто не сделает этого за нас. Егор Летов в одном из интервью сказал до боли простую фразу, которая запала мне в душу: «Если праздника нет, то эта жизнь не нужна на…». Грубо, но доходчиво и справедливо.

Поэтому нужно устраивать «праздники» каждый день, чтобы закрывать глаза перед сном без сожалений. Всем нам отведено ограниченное время. И только мы решаем, как нам его прожить.

Гроб медленно поехал в топку. Финал почти наступил. Еще немного, и занавес опустится. Жаль, что отец не был артистом и, покидая сцену, не услышит аплодисментов. Всё, что его ждет, – грустные вопли и стук слез о холодный кафель, а затем дым труб крематория развеет сон, который так убедительно выдает себя за явь.

Мама смотрела на меня так, словно ждала, что я скажу красивые слова, но мне ничего не приходило в голову. Всё, чего хотелось, – это уйти в забвение и выспаться. В моменты стресса во мне включался защитный механизм: усталость одолевала тело, а мозг начинал отключаться.

– Он был хорошим человеком, – произнес я с ноткой неуверенности. Не потому что был убежден в обратном – просто я толком его не знал.

Говоря откровенно, для меня нет ни плохих, ни хороших людей. Все мы амбивалентные – даже у психопата может быть котенок, которого он искренне любит, и, истязав кого-то, он возвращается домой, чтобы накормить милого пушистого питомца.

После церемонии прощания нам выдали урну с прахом отца. Что с ним делать, я знал. Мы отправились к озеру возле дома, где прошло мое короткое, но счастливое детство. Когда мы приобрели этот дом, он был в плачевном состоянии. Отец привел его в надлежащий вид. Практически из ничего он создал прекрасное строение.

Мы были счастливы обитать в таком живописном месте, но обстоятельства вынудили продать дом. Возможно, этот эпизод послужил одной из причин надлома внутренней стойкости отца. Человек, живущий в доме, занят работой двадцать четыре часа в сутки, и мысли о недугах и болезнях уходят на задний план или вовсе исчезают. Но после переезда в город всё изменилось. В выходные он почти не вставал с постели и всё время смотрел телевизор. Потеря дела всей жизни морально сломала его. Всё, к чему он стремился, растаяло, как снежинка, упавшая на ладонь. Это стало началом его конца. Подойдя к краю озера, я глубоко вдохнул. Вокруг – умиротворенный пейзаж. Всё так же, как и много лет назад. Озеро находилось в окружении высоких зарослей. На другом берегу росли ивы, уныло опустив головы к воде. Над этим всем возвышалось голубое небо. Всё это навеяло ностальгию, и я на секунду забыл, зачем приехал.

Взяв горсть пепла, я развеял ее над водой. Каждая падающая крупица вызывала облегчение, словно я скидывал с себя груз, который нес всю жизнь.

Мама молча смотрела вдаль. Заглянув в ее глаза, можно было понять, что она разделяет мои чувства. Я никогда не мог и подумать, что отпускать людей может быть так легко. Всю жизнь я болезненно переживал потерю каждого человека, но тогда что-то изменилось. Возможно, смерть – это не конец, а начало чего-то нового. Быть может, никто не возвращался оттуда, потому что там намного лучше?

Когда мы закончили ритуал, на небе ярче блеснуло солнце – кто-то свыше подал знак, что всё было сделано правильно. Оглядев наш бывший дом, я мысленно поблагодарил отца, и мы отправились обратно в город.

Весь путь мы молчали, изредка обмениваясь взглядами. Мне хотелось сказать маме, что всё будет хорошо, но понимал, что будет так, как должно быть.

Чаще разговоры неуместны: люди могут понимать друг друга и без них. Слова – просто звук, который мы издаем, чтобы привлечь внимание к своей персоне.

Я думал только о том, чтобы вернуться домой и хорошенько выспаться. Нужно было жить дальше как прежде или попытаться сделать вид, что это получается.

***

Когда я переступил порог своей квартирки и оказался в прихожей, мне вообразилось, будто я вернулся домой после долгого странствия, и я ощутил такой уют, как никогда прежде. Обычно я приходил в свое жилище только поспать и заняться работой, но теперь захотелось сделать что-нибудь еще.

Открыв текстовый документ, я начал писать. Строки складывались сами по себе, словно я заготавливал их в голове долгое время:

Я приношу глубокие соболезнования тем, кто ждал космос за окном, а получил лишь вязкую боль в сердце.

День подходил к концу, я, как обычно, возвращался домой с прогулки. Холодный ветер бродил по улицам. Звезды загорались на небе. Лишь мой одинокий разум не мог найти себе места. Под ногами скрипел иней, и я шел, с тоской глядя на свет в окнах маленьких заснеженных домишек.

Странное ощущение – будто я остался один среди звезд, но в мой космический костюм перестал поступать кислород. Я пытался найти конец трубки, через которую идет воздух, но в итоге натыкался на кирпичные стены. Кто-то играет со мной в странную игру, испытывает мой характер, терпение, проверяет на прочность. Жизнь постоянно спаивает меня любопытными напитками: например, сейчас я пью тоску литрами, после мне дают глотнуть горечь надежды, а затем я засыпаю, обняв бутылку любви. Иногда от избытка тоски меня тошнит по утрам, я чувствую, что вот-вот погибну, но, закрывая глаза, лежа на полу, я понимаю, что еще не время.

Жизнь обходит меня стороной, я ей не интересен. Не получив от меня желаемого, она просто махнула на меня рукой. Какое-то время меня посещали мысли, что дальше ничего не будет, что всё закончено, и я тихонько смирился с происходящим. Реальность учит меня быть терпеливым, откидывать эгоизм и понимать людей, даже если моментами от этого больно. Ведь когда-то я мог разбивать голову об открытую дверь, лишь бы тот, кто за ней, открыл ее для меня.

Я – тот космонавт, что еще стремится к солнцу, даже зная, что сгорит. Я всегда хожу по краю. Главное – не смотреть вниз, и тогда дорога покажется настолько приятной, что я даже не почувствую падения, а, быть может, приземлюсь на что-то мягкое. Моя жизнь – нелепое стечение обстоятельств. На мой взгляд, жизнь – это еле уловимый момент призрачного счастья. Всё мною написанное можно объединить в длинном рассказе про парня, который ищет простого человеческого счастья, но находит что-то большее. Тот самый путь, где нет остановок, длинный туннель, в конце которого еле виден свет.

Но и сны имеют свойство сбываться.

У меня пока всё. До скорых встреч, мой пыльный внутренний мир…

Поставив точку, я выдохнул, словно снял тяжелые доспехи, которые оберегали меня от мучительной боли существования. Только здесь, на бумаге, я мог быть собой. Именно тогда я понял, что внутри я всё тот же ранимый человек, который продолжает искать свет среди кромешной тьмы. Игра в творца отвлекала меня от того, кем я был на самом деле. Говорят, обиженный ребенок может вырасти тираном – это про меня. Непонятый, усталый, замученный пустотой, я стремился найти единомышленников. Но по иронии судьбы я был слишком искалечен, чтобы дать им что-то.

Что я могу предложить людям? Осколки себя, которые вопьются в их души? Я человек, или, может, я лишь раненое животное, которое блуждает по урбанистическим джунглям в поисках родного прайда. Я не понимал слово «семья», оно было для меня чем-то далеким, но я мечтал обрести ее.

Жизнь проверяла меня на прочность, не объясняя, зачем. Я болтался между потолком и табуретом, исполняя медленный танец с петлей на шее. Словно герой дешевого романа, в котором конец наступит тогда, когда всем надоест читать.

Всё как в песне:

Если бы можно было остановить мгновение, я бы не мучался, как кретин Фауст.

Замер бы навсегда у любимой под мышкой, я не верю, что познаю большее счастье.

Достойно выполняй функции, которые уже принял, с движением в никуда смирись, по возможности смейся, тебя никто не поймет, замри и умри…1

Всё, чего мне хотелось, – покинуть стены своей квартиры и отправиться в долгий путь, в котором найду себя и обрету счастье. Туда, где мне не надо будет жалеть себя любимого и говорить о том, что все вокруг плохие, а я один хороший. Нет, это не правда, и все мы это понимаем.

Я лег и попытался заснуть.

3

Ночь накрывала спящий город. Огни в окнах гасли один за другим, пока дома не превратились в силуэты темных глыб.

Я лежал в постели, размышляя о смысле жизни, одновременно ощущая комфорт, словно младенец в колыбели.

Поначалу мысли и чувства были адекватны и спокойны. Я понимал, что конец неизбежен и рано или поздно я, как и все, уйду в небытие. Но вдруг внутри так резко и дико проснулось желание жить! Не так, как большая часть знакомых, – от работы до дома и отпуска где-нибудь во Вьетнаме раз в год, может, два. Было страшно представить: обгоревшее лицо, витающие повсюду фальшивые улыбки местных, предлагающих любые услуги: от массажа до полуженщины с сюрпризом ниже живота. А потом, приобретя широкоформатный телевизор, я бы забыл, что отпуск мне вообще нужен, и жил бы, словно, кроме моей квартиры, ничего не существует.

Это уже за гранью фантастики, но, как мы знаем, фантастика нередко близка с правдой.

Перегрузившись экзистенциальными мыслями, я почувствовал, как веки тяжелеют и меня медленно уносит в мир Морфея.

Обычно, погружаясь в сон, я вижу что-то вроде помех в телевизоре. Это называется «белый шум», который начинается, как последняя программа закончится. Но в тот раз что-то пошло не так.

Когда сознание уже проваливалось в темноту, я вдруг услышал звуки откуда-то из темноты коридора.

Я открыл глаза и замер. Вместо привычной комнаты вокруг воцарились белые стены и потолок. Я зажмурился, вновь распахнул глаза, но ничего не изменилось.

Несколько минут я лежал неподвижно, пока не понял, что давно не сплю и мои мысли и действия осознанны.

Поднявшись на ноги, я осмотрелся вокруг и не заметил выхода. Проведя по стене, я почувствовал ее величественную толщину и холод.

– Что это за место? – тихо произнес я.

В ответ – тишина и ощущение, словно я застрял в вакууме. Сделав несколько шагов, я вдруг почувствовал, что кто-то сверлит мою спину взглядом. Обернувшись, я пошатнулся от неожиданности. Вместо прежней белой стены во всю ширину комнаты располагался экран, который был разделен на четыре квадрата. Каждая из частей показывала мое изображение под разным углом.

Я почувствовал, как по лбу покатились холодные капли пота. Внутри возникла всего одна мысль: «Что происходит?» На экране появилась надпись: «Стоило ли оно того?» Недоумевая, я силился понять, что значит эта фраза, но ничего не приходило в голову. Когда мысли зашли в тупик, под ногами вдруг послышался звук, напоминающий мышиный писк. Глянув вниз, я распахнул глаза от удивления. Увиденная картина была достойна безумного сна Дэвида Линча.

На полу оказался миниатюрный циферблат, стрелки которого прокручивались вспять, а возле него бегала белая мышь, отчаянно пытаясь догнать одну из стрелок. Упорству маленького зверька мог бы позавидовать любой: пробегая круг за кругом, она с каждой новой неудачей ускорялась, всё быстрее и быстрее перебирая лапками.

Через пару десятков попыток ей удалось схватить стрелку, и она покатилась по циферблату вместе с ней. Я попробовал помочь грызуну выбраться, но в итоге оторвал зверька вместе со стрелкой.

Мышка, посмотрев на меня, вырвалась из рук и скрылась через еле заметную щель в стене. На экране возникла надпись: «Так останавливают время». В тот момент я начал понимать происходящее. Всё, что я увидел в том помещении, было соткано из образов.

На секунду я задумался.

Что есть Время? Оно настолько призрачно, что часто мы не видим, как оно пролетает мимо нас. Время имеет свойство бежать вперед, но также оно может однажды остановиться. Последнее здесь и произошло.

Я застрял в лабиринтах своего разума, не понимая, жив я или мертв. Да и имеет ли это сейчас значение? В ту секунду в сознание закралась мысль: «А жил ли я до этого вообще?» Время не имеет измерения в пространстве, хоть мы и привыкли делать вид, что это не так. Начала не существует, как и конца. А всё остальное – лишь выдумки моей больной фантазии, а может, и всего человечества. Я привык говорить, что мое мнение разделяют многие. Так меньше чувствуешь одиночество. Снимая с себя ответственность, я избавлялся от страха показаться глупым.

Фраза на экране была призвана донести, что жизнь каждого тленна. Все мои мечты о том, что я хочу изменить, оставались на уровне размышлений перед сном, но не продвигались дальше.

Все мы – мыши, которые пытаются ухватиться за стрелки часов.

На экране загорелся зеленый, словно давая понять, что мой ход мыслей верный.

– Это конец? – с дрожью в голосе спросил я у пустоты.

Ответ был прост:

– Лишь начало…

На стене возник образ двери. Когда она распахнулась, я увидел множество звезд. Они манили своим блеском. Сопротивляться не было смысла.

Сделав шаг, я отправился навстречу неизведанному, а затем… проснулся.

***

Солнце слепило глаза, и хотелось нажать кнопку выключателя, чтобы погрузиться в темноту. Комната выглядела иначе в свете лучей, и я мог разглядеть пыль на полках, которая обычно скрывалась в привычном полумраке. Я поднялся с постели, но вместо того, чтобы первым делом принять привычную дозу кофе, я пошел на кухню и взял тряпку, чтобы протереть поверхности. В процессе я вспомнил, как в студенческие годы, возвращаясь домой с гулянок, я занимался уборкой – это было платой за кутежную жизнь. Таким образом я чистил «карму» или по крайней мере убеждал себя в том. За каждую слабость приходится платить.

На одной из полок я увидел знакомую книгу – «Падение» Альбера Камю.

Я любил это произведение. В нем было столько терзаний, попыток осмыслить свое существование, жалости к себе и сострадания к окружающим. Главный герой описывал свои мысли о жизни, людях и о том, что боялся сказать миру вслух. То был катарсис, который помогал ему найти себя или потерять. Точного ответа у меня не было. Текст этой книги был, по моему мнению, сумбурным, словно автор просто брал клочок бумаги и фиксировал поток мыслей, пытаясь показать на текстовом проекторе всё, что с ним происходило в те секунды. Каждая строчка будоражила меня, и я часто подчеркивал цитаты. Открыв страницу наугад, я прочитал вслух:

Заметили вы, что только смерть пробуждает наши чувства? Как горячо мы любим друзей, которых отняла у нас смерть. Верно? Как мы восхищаемся нашими учителями, которые уже не могут говорить, ибо у них в рот набилась земля. Без тени принуждения мы их восхваляем, а может быть, они всю жизнь ждали от нас хвалебного слова. И знаете, почему мы всегда более справедливы и более великодушны к умершим? Причина очень проста. Мы не связаны обязательствами по отношению к ним. Они не стесняют нашей свободы, мы можем не спешить восторгаться ими и воздавать им хвалу между коктейлем и свиданием с хорошенькой любовницей – словом, в свободное время. Если бы они и обязывали нас к чему-нибудь, то лишь к памяти о них, а память-то у нас короткая. Нет, мы любим только свежие воспоминания о смерти наших друзей, свежее горе, свою скорбь – словом, самих себя!

Сколько смысла было в этом отрывке! Именно в ту секунду я задумался, что отец был моим учителем, который помогал мне жить иначе. Смотря на него, я понимал, какого будущего не хочу для себя. Изначально казалось, что это юношеский максимализм – когда ты думаешь, что сможешь сделать лучше и больше, но со временем я убедился, что просто хочу другую судьбу. Точно не такую, как у отца, который был посредственным семьянином и тем, кто не мог раскрыться перед людьми. Я не хотел жить так, как хочет большая часть человечества. У меня не было желания заводить семью, перебиваться от зарплаты до зарплаты, всё, чего я хотел, – изучать мир, словно мальчик в очках из старой книжки под названием «Хочу всё знать».

Я жаждал вкусить всю многогранность бытия и на вопрос: «Можешь ли ты назвать свою жизнь наполненной?» отвечать уверенное «да». После этих размышлений у меня возникло желание покинуть город, в котором жил, и отправиться в долгое странствие.

Возникнет вопрос: почему я до сих пор этого не сделал?

Ответ: лень в равной степени, как и отсутствие денег.

Я не умел копить, зато отлично умел тратить. Я жил так, словно завтра не наступит и всё, что есть у меня сегодня, непременно нужно спустить. Самое дурное было в том, что в работе я побуждал и других поступать также. А, значит, я являлся неким паразитом на доске информационного поля.

Мои размышления оборвал телефонный звонок с неизвестного номера.

– Здравствуйте! Вас беспокоит нотариальная контора. Мы приносим вам глубочайшие соболезнования. Вы могли бы приехать, чтобы обговорить пару вопросов о вашем наследстве?

– Наследстве? – удивленно переспросил я.

– Именно так. Мы не можем обсуждать такие вопросы по телефону. Вам удобно сегодня после двух?

Внутри что-то дрогнуло. Я не понимал, что происходит.

Я согласился, и, записав адрес, положил трубку.

***

Сентенции о жизни превращаются в теплый чай. Ложкой мешаю иронию, выпиваю глоток за глотком, глаза закрываются, и я рискую заснуть прямо за столом. Подхожу к окну, гляжу на улицу и понимаю, что происходящее в моей жизни не тянет даже на бульварное чтиво. Я хотел было возмутиться, ударить по подоконнику, но телефон завибрировал, и я увидел сообщение. Ответив одной цифрой и буквой, я пошел к выходу.

Спускаясь по ступеням, я внезапно подумал, что вся наша жизнь – вечное хождение по нескончаемым лестницам. Кто-то идет вниз, как вдруг достигает самого верха, а кто-то изо всех сил бежит наверх, но в итоге скатывается в самое начало.

Мне около тридцати, а я уже состарился и похоронил себя у подножья карьерной лестницы. Я словно живу на необитаемом острове. Обросший и усталый, я строю плот из мыслей и надеюсь, что однажды он станет таким прочным, что я смогу уплыть и больше никогда сюда не возвращаться.

У меня нет духа простить и нет сил наказать,

Нет права любить или быть любимым.

Осознание невозможности избавления мира от зла

Рождает желание избавить себя от мира.2

Я хотел бы изобрести машину времени, вернуться в прошлое и найти парня, придумавшего экзистенциальный образ мышления. Я бы показал кадры из будущего и убедил его не разбрасывать зерна своей идеи по всему миру.

Без пяти минут, и я снова стану одним из прохожих, пошлю всё к черту, пойду пешком, буду напевать что-то себе под нос и радоваться, словно безумный. Автобус окатит грязью, я улыбнусь и покажу водителю средний палец. Я бы мог идти так целую вечность: идти куда глаза глядят и никогда не оборачиваться. По пути зайду в магазин, продавщица вновь спросит, есть ли мне восемнадцать, доставая сигареты из-под прилавка. Я назову настоящий возраст, и в тот момент задергается мой правый глаз, будто я вру сам себе. Бездомный на выходе выклянчит у меня последнюю мелочь, а я разделю безысходность его ситуации. Быть может, в тот момент и он испытает сопереживание мне.

Круговорот рано или поздно закончится, и я выйду за пределы системы, снова стану молод и никогда больше не вернусь к этому кошмару. Я напишу когда-нибудь книгу о периоде подавленности в моей жизни. В наушниках заиграет «Альбатрос», и я вновь растворюсь в выдуманном мире. Электричество пройдет по лицу, и я почувствую, как всё встает на свои места. Кажется, если бы я прикоснулся к кому-то в этот момент, передал бы все чувства, которые накопил за этот год.

Солнечные улицы приветливо смотрели на своих жителей. Люди спешили по делам, практически не обращая внимания на погоду. Проходя мимо знакомых мест, я поймал себя на мысли, что каждый уголок этого города был частью меня. Сквер, в котором состоялось первое свидание, скамейка, где я поцеловал свою первую любовь, и ворота, через которые я уходил от нее в последний раз.

Ностальгия вперемешку с забытым чувством боли. Я стал другим за эти годы. Говорят, человек не меняется, но я считаю иначе – привычки остаются, но всё остальное под воздействием катарсиса уже не может быть прежним.

Мне было приятно и страшно от того, каким я стал. Каким именно? На этот вопрос у меня не было ответа. Мое сознание – это кубик-рубик с одной оторванной гранью, но чтобы понять себя, мне нужно стать цельным. Увы, в мире практически ни у кого это не получается. И со временем мы начинаем понимать, что это норма. Каждый человек так или иначе искалечен внутри. За спиной каждого успешного паренька лежит темное прошлое, которое он заблокировал в памяти. Так решаются проблемы: мы не ищем их источник, но стараемся забыть его. И, возможно, в этом есть смысл.

Когда-то у меня был друг, которого никто не замечал. Исключением были я и персонал магазинов, который и мертвого заметит лишь бы впихнуть свой товар. Он жил словно городской призрак долгие годы, но хотел стать заметным, и это не давало ему покоя.

От безысходности он начал изучать языки программирования, которые ему легко давались. В итоге он пришел к мысли создать сайт, где каждый мог бы найти вторую половину, в том числе он сам. Решил внести в мир идею, способную изменить привычное восприятие поиска партнера. Через несколько месяцев он создал примитивную социальную сеть для одноразовых знакомств. Она имела стабильный спрос и даже частично окупалась.

Но этого было мало, и он написал приложение, в основе которого был искусственный интеллект, способный автоматически подбирать пару по содержанию анкеты и желаемой внешности. Удивительно, но программа работала безошибочно и каждый сразу находил то, что желал. Платформа стремительно набирала популярность и начала приносить внушительный доход. Он скопил состояние и стал любопытен людям. Там, где появляются деньги, всегда возникает интерес.

К нему отнеслись как к мессии или гуру, который принес в мир лекарство от одиночества. Каждый хотел быть его другом, а женщины мечтали завоевать его внимание.

Первое время он потакал неравнодушию дам в свой адрес. Но сердце его стало настолько черствым за время минувших страданий, что он не чувствовал ничего, кроме тоски по чему-то настоящему.

Как-то вечером мы сидели в кафе и обсуждали его проект. Он предложил заполнить анкету, но на тот момент у меня уже были отношения, которые мне не хотелось терять.

– Может, тебе самому стоит попробовать? – спросил я.

Немного подумав, он согласился.

Достав телефон из кармана, он зарегистрировался и загрузил свою фотографию.

Начался автоматический поиск, который продолжался несколько минут. Затем на экране возникла надпись: «К сожалению, ничего не найдено».

Он посмотрел на экран, затем повернул его ко мне.

– Не может быть! – удивился я.

Он попытался еще раз, но вновь безрезультатно.

После того случая он засел дома, копаясь в коде программы, но не нашел ошибки. Я понимал, что горечь прошлых обид сводит его с ума. Даже собственная разработка не могла ему помочь. Тоска перемешалась с болью, и он нашел единственный для себя выход…

Удалив программу и всё, что с ней связано, он покинул замкнутый круг одиночества, выйдя из окна. Никто, кроме меня, не мог понять, что привело к такому поступку.

Одиночество искалечило его, оставив в душе раны, которые так и не затянулись до самой смерти. После него ничего не осталось. Все, кто пытались создать подобное, не могли и приблизиться к его открытию. Всё вновь вернулось на круги своя, проделав путь длиною в человеческую жизнь.

Невольно вспоминаю строки любимого поэта:

Мой ангел, наклонясь над колыбелью,

Сказал: «Живи на свете, существо,

Исполненное радости, веселья,

Но помощи не жди ни от кого».3

Кто-то из нас приходит в мир, просто чтобы уйти. В жизни может быть абсолютно всё, ровно так же, как и может и ничего не быть.

Поток мыслей утих, когда я увидел здание с надписью «Нотариальная контора».

***

Меня встретили словно постоянного клиента. Улыбчивая девушка предложила присесть и принесла чаю. Разместившись на черном кожаном диване, я осмотрелся.

На стенах висели благодарственные письма, грамоты и дипломы. В центре зала ожидания стояла статуя Фемиды с весами в руках. Я не верил в правосудие. В наше время закон на стороне того, кто готов заплатить больше или имеет множество связей, способных уберечь от любого наказания. Пример – мой сосед. Он избивал жену несколько раз в неделю, та пыталась сбежать, но он всё время возвращал ее назад. Угрозами или обещаниями он вновь и вновь запирал ее в «золотую клетку», а затем напивался и снова принимался за старое. Заявления на него писали все соседи, только никто не знал, что он – начальник всех местных полицаев. Однажды вечером его жену нашли мертвой под окнами. Злополучного мужа забрали в участок, а через пару дней отпустили за отсутствием улик. В местной газете почившую объявили психически больной, а ее бывший возлюбленный через год завел новую жену. И всё вновь пошло по кругу. Быть может, если бы та ситуация разрешилась иначе, я бы поверил в силу закона, но, как мы знаем, в таких историях «хэппи эндов» не бывает.

Через несколько минут ко мне вышел мужчина, похожий на старого раввина: черный пиджак, белая рубашка, борода почти до груди и очки, придающие деловой вид.

– Пройдемте, молодой человек.

Первое, что я увидел, попав в кабинет, – огромный черный сейф (я даже не мог представить, сколько он весит). В таких непременно нужно хранить что-то немыслимо ценное.

Жестом указав на стул, он присел напротив.

– От лица нашей конторы, я выражаю Вам искренние соболезнования. Это невосполнимая утрата. Я знал вашего отца. Он был хорошим человеком.

Я поблагодарил и спросил, о каком наследстве речь.

Открыв сейф, он начал что-то искать.

Внутри сейф был не менее внушителен, чем снаружи: несколько толстых железных полок с десятками увесистых папок, каждая из которых имела несказанную ценность. Каждый живущий в мире хочет оставить что-то после себя, а я стал одним из тех, кому перепадет часть оставленного.

«Старый раввин» положил одну из папок на стол. Натянув очки, он начал что-то внимательно изучать.

– Я сразу понял, что ваш отец – хороший родитель и честолюбивый человек: оставить такое наследство может не каждый.

– Что же там? – не терпелось мне.

Он протянул лист бумаги со списком всего отцовского имущества: личные вещи, машина, а затем я опешил… Далее перечислялось то, чего я даже не мог представить, – несколько миллионов и квартира в городе под странным названием «Иллюзион-Сити».

Я не мог поверить глазам. Ощущения были смешанные: с одной стороны, я ликовал, с другой, было неприятно, потому что, по моему мнению, я не заслуживал получить всё это.

– Что такое «Иллюзион-Сити»?

– Туристический город на другом конце океана. Очень молодой, о нем мало кто знает в наших краях.

Он попросил подписать несколько бумаг и, заверив печатью, объяснил, как и где я могу обналичить сумму. В конце он добавил, что для того чтобы стать полноценным владельцем квартиры, мне нужно приехать в тот город и оформить право на жилье.

Я поблагодарил и попрощался.

Выйдя на улицу, я посмотрел в небо и произнес тихое «Спасибо», не понимая, к кому обращаюсь: к Богу или к отцу. В тот момент мне захотелось поговорить с единственным близким человеком – мамой.

Мы редко виделись, хоть и часто созванивались. Мой образ жизни повлиял на наше общение. Она, как большинство, бодрствовала днем, я же просыпался к полуночи. Когда я жил по общепринятому распорядку, мы часто прогуливались и я рассказывал новости из мира технологий. Она, конечно, ничего не понимала (так как родилась в прошлом веке и ей привычнее было узнавать информацию из местных газет), но делала вид, что ей интересно. Телевизор нам обоим был чужд, ведь забивал голову бесполезной чепухой. На каждом канале – сфабрикованные новости, надиктованные бездумным ведущим, а сотни сидящих перед экранами верят всему, что им вещают. Несколько лет назад я еще не знал, что и сам стану участником этого спектакля, хоть и изберу своей сценой интернет, а не телевидение. Миллионы превращаются в зомби, не отдавая себе отчета, что та ложь, которую они впитывают в себя из средств массовой дезинформации, губит их. Отсутствие избирательности и критического мышления надевают ярмо на их шеи. «Поколение рабов», как бы высказался мой отец.

Я поднимался к квартире, путь к которой мог найти на ощупь. Едва я дотронулся звонка, дверь отворилась. Мама уже ждала у двери. Увидела ли она меня в окне или о моем приближении ей подсказало материнское сердце – не важно. Главное, она, как всегда, чувствовала меня.

– Как сходил?

Я рассказал обо всем, что узнал у нотариуса.

– Ты думал, что останешься ни с чем, но теперь можешь быть спокоен за свое будущее.

Она была права. Я полагал, что отец относился ко мне, как к проекту, вышедшему из под контроля. Но тогда я понял, что он стремился дать мне возможность стать тем, кем мне хотелось.

– Ты слышала про Иллюзион-Сити?

– Последние годы твой отец был скрытен. Всё, что я знаю, – он часто бывал там по работе, когда город только строился. Я не удивлена, что у него там имущество. Он часто говорил, что хотел бы жить южнее, и климат на том побережье был бы благоприятен для его здоровья.

Я предложил переехать туда со мной, но она покачала головой:

– В моем возрасте менять место жительства – рискованно и нецелесообразно. Мой дом здесь.

Взяв паузу, она продолжила:

– Ты всегда хотел пожить в другом месте. Это твой шанс. Попробуй.

Внутри меня бушевали противоречия: я не хотел оставлять ее одну, но жаждал перемен.

Чтобы облегчить свое тягостное состояние нерешимости, я протянул маме чек на полсуммы, оставленной отцом, и документы на его машину. Этих денег хватило бы, чтобы она не испытывала нужды ни в чем до конца жизни.

– Когда собираешься ехать?

Недолго думая, я ответил, что планирую на следующей неделе. Нужно было закончить несколько проектов и собрать вещи.

Весь оставшийся вечер мы просидели на кухне, вспоминая, как когда-то всё было по-другому. Такие беседы успокаивали меня. Мама была мне самым близким человеком, к кому я мог прийти, когда остальные двери были для меня закрыты, и доверить ей все переживания.

Перед уходом я обнял ее и пообещал звонить при первой возможности.

Садясь в такси, я чувствовал ее взгляд на своей спине. Я обернулся, и она, помахав рукой на прощание, улыбнулась. То было самым лучезарным моментом счастья.

4

Мне нужно было съехать со съемной квартиры и продать коллекцию книг. С первым было проще: я жил в центре, и было достаточно желающих поселиться в моей квартире, так что я не создавал проблем своим внезапным отъездом. Со вторым было сложнее: никто уже не читал в то время, по крайней мере на бумажных носителях – век электроники давал о себе знать. Всем было проще уткнуться в телефоны, почитывая цитаты из популярных книжонок, чтобы потом оперировать ими в светских диалогах, выставляя себя интеллектуалами, нежели допытываться до сути произведений. Мир менялся, и люди, словно тараканы, адаптировались к нему. Любители антиутопий обожают страшилки о том, что человечество движется к неминуемой гибели, я же считаю, что человек – самое живучее существо. Он выстоит и во время кризиса, и при войне, и в плену у врага. Мы подстраиваемся под все перемены, но все ли они делают нас лучше? Покажет время, но сейчас я в этом сомневаюсь.

Подав объявление о продаже книг, я сел за работу. Сегодня нужно было написать о преимуществах смартфона сомнительной китайской компании. Судя по характеристикам телефона, вы выбросите его через пару месяцев. Но заказ есть заказ, и в нем я должен подать информацию так, чтобы жизнь без этого устройства показалась вам блужданием в пещере, где вы прежде жили как приматы, неведущие, что земля круглая. Показать вам эту бестолковую игрушку с самых привлекательных сторон и лишь снизу мелким текстом указать всеми ненавистную фразу – «на правах рекламы» – которую вы даже не заметите. Затем самым крупным и броским шрифтом добавить информацию о скидке в пару десятков процентов по предзаказу и расширенной гарантии, с которой вы будете бывать в сервисном центре чаще, чем на своей нелюбимой работе.

Тренды создаются легко. Вначале производится продукт – чаще всего пустышка – затем вливаются деньги в его рекламу, которая окупается за ваш счет, причем с такой отдачей, словно вы покупаете панацею от всех болезней. И как только тираж будет распродан, фирма выпускает модель лучше, обесценивая предыдущую. Система проста, но работает, как часы, которые заводит стадный инстинкт – когда у одного барана появляется привилегия, другие хотят того же. Люди самые завистливые существа, и, если у кого-то появится дерьмо в блестящем фантике, сосед побежит покупать два таких.

Я отправил готовую статью дизайнеру, чтобы он добавил фотографии, и отложил ноутбук в сторону.

На мое удивление, у меня появился отклик на покупку книг – написала девушка.

– Куда мне подъехать?

Я отправил адрес и приступил к сбору вещей. Мне пришла мысль, что с такой суммой денег нет необходимости таскать за собой изношенные вещи. С одной стороны, я мог купить всё необходимое по приезде в новый город, с другой – оставить дорогую сердцу старую черную футболку с любимым злодеем из комиксов было кощунственным. Я никогда не цеплялся за материальное, но хотелось сохранить что-то на память. Я не тот, кто живет прошлым и страдает ностальгией, но тот, кто ценит те незначительные вещицы, что приносили радость, когда всё остальное было в убытке. Та футболка послужила мне верой и правдой несколько лет, когда я не мог позволить купить себе что-то другое.

Отправляясь в путь, нужно брать минимум – то, что не придется тащить огромными усилиями. За исключением себя самого, конечно, ведь от этого надоедливого прилипалы никуда не деться. Хотя, кто знает?

В дверь постучали. В глазок я увидел девушку. Она напоминала работницу библиотеки: черный пиджак, круглые очки и светлые волосы, которые излучали свет в полумраке.

Я отворил и пригласил войти.

– Не жалко продавать?

Я ответил, что все эти истории надежно сохранены в моей голове и мне не обязательно беречь их в твердом переплете.

– Книги ведь как неизведанные миры – открывая их, каждый раз находишь что-то новое, а если заплутаешь в пути, всегда можешь вернуться к указателю, который направит в верную сторону. Она была права. Любое творчество, как незнакомая планета, никогда не будет изучено до конца, ведь где-то между строк всегда будет скрываться то, что вновь заставит задуматься. Читая книги, я проживаю множество жизней, каждая из которых настолько же индивидуальна, насколько схожа с другой. От прочтения Лавкрафта – мороз по коже, после Сартра – тошнота по отношению к реальности, а несбыточные мечты Уэльбека готовят меня к уходу из экзистенциальности. Каждый раз, отправляясь в очередное книжное путешествие, я гадаю: выйдя из литературной комы, я очнусь вновь в своей квартире или всё прочитанное вдруг станет явью и я окажусь где-то за пределами привычной реальности. Быть может, я и вовсе стал забывать, что такое настоящая жизнь?

– Вы на машине? – спросил я.

Девушка кивнула.

– Я помогу спустить книги.

Складывая стопки книг в багажник ее «жука», я чувствовал, что отдаю часть себя, но решение было принято, и я должен был расстаться с вымышленными мирами, где провел так много и счастливых, и грустных, но всегда увлекательных часов.

Мы загрузили всю коллекцию в машину, и девушка протянула несколько трехзначных купюр.

– Будьте уверены, книги в надежных руках.

Этой фразой она развеяла мои сомнения, и я, поблагодарив, вернулся в квартиру.

5

Наступил день отъезда. Попрощавшись со всем, что держало меня всё это время, я отправился в аэропорт. Прежде я ни разу не летал. Поезда и машины были мне привычней. Я не боялся перелетов, скорее, мне больше нравились длительные путешествия: в пути я мог написать несколько статей, пару рассказов или просто наблюдать, как меняются пейзажи за окном.

Я прошел контроль и попал в зал ожидания, который так и пестрил бесконечными сувенирными лавками и кафе с немыслимыми ценами. Я мог позволить себе всё, что пожелаю, но что-то сдерживало меня от бездумных покупок. Я всегда был транжирой и имел обыкновение пускать деньги по ветру, как только они появлялись. Но то были незначительные суммы. Я всегда жил на грани бедности и привык пиршествовать сегодня, голодать завтра. Теперь же я ощутил всю тяжесть свалившегося на меня состояния. Богатство, в котором прежде я видел избавление от всех невзгод, вдруг стало для меня бременем. Каким все-таки беззаботным бедняком я был!

Мой выход был объявлен, и я отправился к длинному коридору. Показав посадочный билет, я поднялся на борт самолета.

Я был в восторге: потоки воздуха, запахи, которые я не ощущал прежде, кресла, расставленные рядами, словно ты в узком кинотеатре, где вместо экрана – крошечные иллюминаторы. Я чувствовал себя ребенком, которому впервые разрешили посетить аттракцион без сопровождения родителей.

Заняв свое место, я надел наушники. Мне было скучно слушать правила безопасности, ведь я понимал, что, если что-то случится на высоте в несколько тысяч метров, моя смерть будет неизбежна. А если я стану единственным выжившим на рейсе – это будет скорее проклятием, чем спасением.