Семья. Измена. Развод бесплатное чтение

Мария Высоцкая
Семья. Измена. Развод

Глава 1

— Разведись с ней, Миш.

— Чушь не неси, — муж хмурится. — Лучше делом займись.

— Ладно-ладно. Расслабься, милый, — Ирина кладет ладони на плечи моего мужа. Массирует, пока Миша прикрывает глаза, откидываясь затылком на подголовник кресла.

Они в кабинете вдвоем. А я дура, которая спонтанно забежала к нему на работу обсудить подарок ко дню рождения сына и наткнулась на вот такую картинку. Теперь стою и подглядываю в щелку приоткрытой двери.

Муж и его верная помощница. Судя по всему, работой их отношения не ограничиваются.

— Поехали ко мне.

— Не сегодня, — Миша открывает глаза.

— А если так? — Ирина опускается перед ним на колени, параллельно закручивая свои волосы в пучок.

Князев ухмыляется. Смотрит на нее плотоядно, а меня трясти начинает. Я не хочу становиться свидетельницей всей этой грязи. Никогда в жизни.

Толкаю дверь и захожу внутрь. Чувствую две пары прикованных ко мне глаз.

Миша упирается кулаком в стол и так на меня смотрит, будто на месте убить готов за то, что я им помешала. За то, что вообще посмела прийти без предупреждения.

— Я зашла обсудить день рождения Марка. Если ты помнишь, это твой сын, — сажусь в кресло напротив мужа.

Его помощница все еще стоит перед ним на коленях. Внимания на нее не обращаю. Делаю вид, что мне все равно, но, если честно, просто боюсь столкнуться с ней глазами. Не вынесу этого. Просто не вынесу.

— Могла позвонить, — Миша застегивает ремень на брюках и отталкивает Ирину.

Та мгновенно вскакивает на ноги. Поправляет рубашку, пуговицы на которой расстегнуты почти до талии, и, схватив со стола какие-то папки, убегает прочь.

Оборачиваюсь лишь тогда, когда хлопает дверь.

— Была тут неподалеку. Не думала, что ты… Так занят.

— В следующий раз лучше звони.

— Непременно.

— Чай, кофе? — Князев ведет себя так, словно ничего не произошло.

Так, будто не он только что был не против развлечься с этой девкой, длина юбки которой едва прикрывает пятую точку.

— Не утруждайся. Ты знаешь, — поднимаюсь на ноги, — я передумала с тобой разговаривать. Мне противно. Поеду лучше. Прости, что помешала.

Из кабинета выхожу на подкашивающихся ногах. Мишка, конечно, за мной не следует. Его мои душевные переживания не волнуют. Никогда не волновали.

Я знаю, что наш брак никогда не был настоящим. Он иллюзия. Красивая жизнь, картинки в соцсетях, пышная свадьба, большая любовь — все это фикция.

Между нами нет чувств, но я рассчитывала хотя бы на минимальное уважение. К сожалению, этот человек не способен даже на это.

В машину сажусь, а у самой слезы на глазах. Мне что, больно? Меня трогает увиденное?

Это был брак по расчету. Мне было двадцать три, отец настоял, а я не могла ему перечить. До сих пор не могу. Сразу оторопь берет, а мне ведь недавно стукнуло тридцать.

Кошмар какой.

Они со всех сторон на меня давили, и я сдалась. Не выдержала напора и просто подчинилась.

Ехать сейчас домой — это точно попасть в аварию. Нужно успокоиться. Прийти в себя.

Вытираю слезы, а они все катятся и катятся. Сердце почему-то сдавливает, и кричать хочется. Неужели у меня все-таки есть к нему чувства? К этому чудовищу? Неужели я стала его частью за эти годы? Мы же никогда не любили друг друга. Никогда.

Я в свадебном платье, с кольцом на пальце, стояла и ненавидела человека рядом с собой. Меня тошнило от первого поцелуя. Я прорыдала всю брачную ночь, лежа на кровати в номере отеля совершенно одна. Проклинала его. Отца своего. Всех гостей, которые нам счастья желали. Я вообще любила другого…

Любила человека, который пострадал из-за моих чувств. Отец его просто уничтожил, не физически — морально. Просто выжил из города, в труху перетер все, что у него было. Бизнес, связи, имущество, нашу с ним любовь. Все.

Мы не смогли это пережить, я вышла замуж, только чтобы папа оставил Влада в покое, чтобы больше не трогал.

Так в моей жизни появился Миша.

Холодный. Циничный. Расчетливый. Хваткий. Бесчувственный.

Михаил Князев — мой муж. Партнер моего отца по бизнесу. Человек, занимающий не последнее место в сельскохозяйственном секторе.

Мы были с ним близки одну-единственную ночь, именно после нее появился Марк. Хватило одного раза. Мистика. Но я была благодарна кому-то там сверху, что он сжалился надо мной и подарил ребенка, не обрекая меня на множественные попытки. Я бы умерла тогда, если бы мне пришлось спать с мужем снова и снова. Точно бы умерла.

Выезжаю с парковки минут через пятнадцать, когда могу нормально соображать, а слезы больше не смазывают картинку. До дома добираюсь дольше обычного. Ползу, как черепаха, в правом ряду.

У меня ужасное состояние, а дома ждет ребенок. Я не могу рисковать своей жизнью. Больше не могу.

Марк — это единственный человек, который любит меня просто так. Маленький человечек, который дарит улыбку. Мой сынок.

Бросаю машину у ворот особняка и сразу иду в детскую.

Как только вижу сына, успокаиваюсь. Внутри кошки скребут, конечно, но это все такая мелочь сейчас. Подхватываю сына на руки и крепко прижимаю к себе. Вдыхаю его сладкий запах, зацеловываю пухлые щечки.

Марк сопротивляется, тянется к своим игрушкам, а я пошевелиться не могу, чтобы его отпустить.

Наверное, сын то единственное, за что я благодарна Мише.

— Мама, пусти.

Сынок начинает вырываться активнее, и я разжимаю руки.

— Я же играю, — недовольно морщит нос, чем безумно напоминает своего отца.

— Играй-играй. Виктория, можете идти, — наконец-то вспоминаю, что за нами наблюдает няня. — Я сама дальше справлюсь.

— Хорошо.

— Мам, а папа когда придет? — Сын ставит кубик на башню, которую собрал, а потом с хохотом рушит свое творение.

— Вечером. Пойдем мыть руки и обедать.

— Не хочу.

— Пора, — поднимаюсь и жду, пока сын сделает то же самое.

Ему скоро исполнится пять. Он вовсю проявляет характер и с каждым днем все чаще начинает канючить.

— Марк.

— Не буду.

— Я папе пожалуюсь, — использую последний аргумент.

— А он тогда приедет быстрее?

Сын смотрит на меня широко распахнутыми глазами, а у меня ком в горле. Он безумно любит Мишу. Постоянно по нему скучает. Спрашивает о нем по сто раз на дню, пока его отец развлекается там с секретаршами.

Нет, Князев хороший папа. Он старается уделять Марку время, но этого, кажется, все равно недостаточно.

— Мам! — Марк уже лезет в мою сумку за телефоном. — Я сам ему позвоню и скажу, что не хочу есть.

— Марк, — вытягиваю руку, но она так и застывает в воздухе.

Нужно успокоиться, но я не могу. Не могу. Опять слезы наворачиваются. Опять трясет. Сын уже тыкает по экрану пальчиками, а у самого улыбка до ушей.

— Я занят, Даша, — слышу грубый голос мужа в динамиках по громкой связи.

— А вот и не угадал! — визжит сын, — Это я, папа, — хохочет и роняет смартфон. – Ты когда приедешь? — подхватывает телефон с пола.

— Скоро, сынок.

— Когда скоро?

— Вечером.

— А во сколько часов?

— В семь.

— Это вот сейчас?

Миша смеется.

— Ты же знаешь, что сейчас не семь.

— Приезжай сейчас. Мама плачет.

Вздрагиваю и касаюсь щеки пальцами. Мокро.

— Дай-ка ей трубку, Марк.

Сын протягивает мне телефон и так на меня смотрит, что мне дурно делается. Не могу себя контролировать. Слабачка. Всегда такой была.

— Да, — облизываю губы и подношу телефон к уху.

— Что за показательные выступления ты там устраиваешь?

— У нас все хорошо, — отвечаю, а сама улыбаюсь Марку. — Конечно, ждем тебя на ужин, — сочиняю какой-то бред, слушая тишину. — И мы тебя целуем, — улыбаюсь еще шире и сбрасываю звонок.

— Мамочка, ты почему плачешь?

— Пальчик болит, — показываю сыну мизинец, и он тут же начинает на него дуть.

Треплю темные волосики сына и прикрываю глаза.

Нужно взять себя в руки. Сын не виноват в том, что у него такие родители. Не виноват, что между нами нет любви, а только боль и ненависть.

Не виноват в слабости своей матери, которая не может разорвать этот порочный круг.

Мне страшно. Я до жути боюсь своего мужа. Отца. Они отберут у меня ребенка. Заберут Марка. Я это знаю. Вслух этого никто никогда не произносил, но отчетливые намеки я получала не раз.

— Давай пластырь приклеим?

Марк уже готов бежать за аптечкой. Киваю, и он тут же несется на кухню. Иду следом.

Заматываем симулирующий палец и все-таки садимся обедать.

Миша приезжает в семь, как и обещал. С порога морозит меня взглядом, но губы у него улыбаются сыну.

Замираю, а перед глазами сцена, что я увидела в кабинете мужа. Раствориться хочется, а лучше стереть себе память. Сердце как ненормальное стучит. Меня пропитывает ненависть и тоска.

Дикая обида за то, во что они все превратили мою жизнь. За то, что он сделал с моей жизнью.

Марк тарахтит о том, что сегодня делал, взахлеб. Хохочет, когда отец его щекочет, а сразу после ужина тащит Мишу наверх собирать железную дорогу.

Смотрю мужу в спину и впервые в жизни действительно серьезно думаю о разводе. Ведь так больше продолжаться не может. В конце концов, суд же всегда остается на стороне матери...

Глава 2

Я никогда не видела любовниц Миши в лицо. Он всегда ограждал меня от любых контактов с этими женщинами. Знала, конечно, что если он не спит со мной, то, естественно, делает это с другими, и до недавних пор меня это устраивало. Мы прекрасно жили как соседи.

У меня тоже были интрижки, но главное, мы всегда требовали друг от друга, чтобы все это не касалось сына.

Просто вчера, когда я увидела его с другой женщиной, то впервые посмотрела на нас всех со стороны. Меня наизнанку ночью вывернуло. Снилось, как муж «любил» другую женщину. В деталях, мельчайших подробностях.

Он развлекался с ней, а мы с сыном наблюдали за этим недоразумением. Так жутко было. А главное, больно, больно, что мой ребенок тоже запачкан в этой грязи.

Я проснулась посреди ночи, вся мокрая, в ужасе вскочила с постели и выбежала на балкон. Стояла там, пока пальцы на ногах чувствовать не перестала.

То, что в тот момент творилось у меня в душе, пугало. Какое-то жгучее отчаяние и боль. Потом еще час рыдала в подушку. Еле успокоилась.

То, что я приняла за проросток любви, выходя из офиса мужа, было не чем иным, как стыд. Стыд перед сыном за то, что через пару лет мы изуродуем его жизнь и психику этой псевдосемьей.

Это ведь сейчас Марк еще маленький и ничего не понимает. Но он будет расти, будет видеть нашу семью изнутри. Когда-нибудь спросит, почему мы спим в разных комнатах, почему видел папу в городе с какой-то тетей. Все поймет, разочаруется в браке, отношениях. Случайно заметит наш скандал, плачущую мать, которая ненавидит его отца только потому, что он есть. Как винит его во всем, что с ней случилось.

Наш мальчик переживет ад, а причиной этого ада буду я.

Женщина, которая струсила. Которая не смогла бороться.

За семь лет брака я свыклась с тем, что Князев — мой муж. Стерпелась. Не полюбила, но жить с ним мне стало комфортно.

Так бывает, когда страх поглощает тебя, ты начинаешь искать лазейки, чтобы его усмирить. Внушаешь себе, что все хорошо, что могло быть хуже.

Привыкаешь. Успокаиваешься. Начинаешь жить дальше, так, словно ничего плохого не происходит. Да, жизнь несправедлива, да, так вышло, что меня не спросили, хочу ли я за него замуж, да, я имею право на него злиться, только что от этого изменится?

В какой-то момент мы ведь даже начали с мужем нормально общаться, шутить. Появилась романтика, сближение, не физическое, душевное. Я оттаяла. Поверила, что вдруг и правда этот навязанный брак все таки будет счастливым. Первый год после рождения Марка мне по наивности казалось, что у нас получится семья. Настоящая. Но я ошиблась.

Увидела, как Мише пишет женщина. Так, словно он ее мужчина.

Он целовал меня, входил в доверие, говорил, что все ради нас сделает, что Марк поможет нам стать семьей, а сам был с другой.

Как только я сказал ему об этом вслух, о том, что у него есть женщина, он отдалился, и все вернулось на круги своя — холод, циничность, отрешенность.

Мы снова стали соседями, только теперь у нас еще и сын был.

Марк внес в мою жизнь невероятное количество ярких красок. Он показал, что я живая. Что до сих пор могу чувствовать. Любить. У меня появился человек, которому наконец-то были нужны мои любовь и забота. Который нуждался во мне, а я так же отчаянно нуждалась в нем.

Снимаю кастрюльку с кашей для Марка с плиты и достаю тарелочку. Пока организовываю завтрак, слышу, как муж говорит в гостиной по телефону. Что-то по работе.

Бужу Марка и тащу его в ванную.

Он терпеть не может утренние водные процедуры. Почистить зубы, умыться — это самая огромная проблема. Вечером все это делает на ура, но утром приходится постараться.

— Не хочу. Не буду. Ну мам! — скулит, стоя на лесенке у раковины. — Мама, — поворачивается, а у самого все щеки мокрые. Такие огромные слезы по ним катятся.

Маленький манипулятор.

— Давай. Мы же умываемся с утра. И я, и папа. Марк.

— Не-е-е-ет, — дует губы, закручивая вентиль, чтобы вода не текла из крана, и бросает тюбик зубной пасты обратно в стаканчик.

— Что за слезы с самого утра?

Голос мужа за спиной пугает. Отшатываюсь в сторону, а потом сталкиваюсь с ним взглядом в зеркале.

Миша хмурится, явно удивляясь моей реакции.

— Ты маму, что ли, не слушаешься? — смотрит на Марка.

— Слушаюсь, — сын недовольно сопит и хватает в руку щетку.

Зубы чистит быстро и кое-как. Умывается так же. А потом заявляет, что закончил.

— Ну вот видишь, какой ты молодец, — хвалю ребенка за такую обыденную, можно сказать, вещь и сжимаю его ладошку в своей. — Завтракать?

— А что?

— Каша.

— Каша? — Марк морщит нос и высовывает язык.

— Каша, — повторяю, но уже строже. Если его не накормить с утра, то он с легкостью может устроить в саду истерику и спокойно проходит голодным весь день, пока не приедет домой. Такое уже бывало. Воспитательницы в шоке, ну а я просто не могу ругать за это своего ребенка. Не могу, и все тут.

— Пап, а мы в выходные поедем на самокате кататься в парк?

— Поедем, — Миша садится за стол.

Уже по привычке ставлю и перед ним тарелку с кашей. Они с Марком переглядываются. Муж берет ложку, ест. Марк с довольной моськой повторяет за ним. Отец для него авторитет. Если он ест кашу, такой взрослый дядька, значит, Марку автоматически это тоже становится нужным.

— В пятницу у Самсоновых годовщина, — муж ловит мой взгляд, — нам нужно там быть.

Киваю. Самсонов — губернатор области, Миша уже давно поддерживает с ним дружеские отношения. Мы часто посещаем их праздники, а они с женой не пропустили ни одного нашего. Исключением был мой день рождения на теплой веранде, в этом году я хотела отметить его в тихом кругу друзей и родных без лишнего пафоса. Правда, через неделю Князев все равно закатил банкет уже в нашем доме, с самым «зваными» гостями, чтобы отпраздновать мое тридцатилетие.

— Ты со мной теперь не разговариваешь, Даша?

— Нет, почему? Разговариваю. Все хорошо, — пожимаю плечами и наливаю Марку чай.

— Булочку хочу.

— С маслом и сыром?

— Ага.

Пока режу белый хлеб и сыр, чувствую Мишин прожигающий взгляд где-то между лопаток.

Отдаю сыну бутерброд и слащу чай. Пока перемешиваю в кружке с динозавриками сахар, на мужа стараюсь не смотреть.

Марк с энтузиазмом поедает бутерброд, хлюпает чаем, а как только на тарелочке остаются одни крошки, бежит в гостиную.

Тут же поднимаюсь из-за стола и начинаю собирать посуду. Нужно срочно чем-то занять руки. Нервы на пределе. Миша давит одним своим присутствием. Уехал бы уже на работу, что ли?!

— У тебя ко мне какие-то претензии? Я наш договор не нарушал, ты сама пришла. Могла бы позвонить, чтобы ситуация не была такой абсурдной.

Знаю. Все это я прекрасно знаю. Как и то, что мои реакции делает только хуже.

Но стоило один раз своими глазами увидеть, а не просто знать, что где-то там это происходит и вот результат.

Глупо. Как же это глупо.

Молчу. Складываю тарелки в посудомойку. Медленно, аккуратно.

Миша встает рядом и упирается бедром в столешницу.

— Даш, я тебя не понимаю, мы не договаривались о целибате, — Князев складывает руки на груди и ждет моего ответа.

Выдыхаю. Откладываю чашку в сторону и выпрямляюсь.

Внимательно рассматриваю лицо мужа. За семь лет оно стало привычным, можно сказать, родным. Но то, что я увидела в его кабинете, хоть и было случайностью, в любой момент может стать закономерностью. А я этого не хочу.

Не хочу видеть его с другими женщинами. Не хочу сама искать «любовь» на стороне, а потом разыгрывать идеальную семью. Не хочу, чтобы мой сын жил в такой семье. Вряд ли, когда он вырастет, то скажет нам спасибо за этот спектакль.

— Давай разведемся, Миш.

Выпаливаю и снова хватаюсь за посуду. Чувствую, как начинают дрожать колени.

— Занимательно. С чего вдруг?

— Я больше так не могу. Не могу так жить, понимаешь? — на секунды повышаю голос и тут же поворачиваю голову в сторону гостиной, где бегает Марк. — Семь лет, — продолжаю тише. — Это слишком много. Я не хочу жить так всю жизнь.

— Нет, — Князев упирается ладонью в навесной шкафчик, обшаривая меня цепким взглядом.

— Зачем тебе это? — смотрю на него. — Для чего?

Князев отворачивается, он вечно уходит от прямых ответов на эти вопросы. Хотя я ведь знаю, что дело в бизнесе. В его договорённостях с моим отцом.

А он знает, что я не посмею бежать. Не посмею перечить. Мне хватило двух прошлых раз. Первый, через месяц после свадьбы, тогда они отловили меня в Москве и притащили обратно. Я месяц сидела в доме без права выйти на улицы. Второй, уже после рождения Марка. Ему только-только два года исполнилось.

Я почти полгода выстраивала доверительные отношения с начальником СБ мужа, скопила денег и почти доехала до границы, но нас выловили.

Тогда-то в первый раз и мелькнул жирный намек, что, если я еще хоть раз устрою что-то подобное, сына не увижу.

— Развода не будет. Мы уже не раз это обсуждали.

— Я больше не хочу жить с тобой под одной крышей. У меня, может быть, тоже есть мужчина.

Князев обжигает меня взглядом, но очень быстро берет себя в руки. Его хладнокровию стоит позавидовать.

— Так вот и встречайся с ним на нейтральной территории. Так, чтобы никто не знал!

Глава 3

— Мама, можно я сегодня не пойду в садик? — Марк влетает в кухню ураганом и обнимает мои ноги.

— Нельзя, — Князев подхватывает сына на руки, — пошли собираться. Я тебя сам отвезу. Мама себя плохо чувствует.

— У нее пальчик болит?

— Пальчик, ага, — Миша подбрасывает Марка в воздух, ловит, а тот визжит, оглушая всех в радиусе пяти километров.

— Я его одену, — вытягиваю руки, чтобы забрать ребенка, но муж поворачивается ко мне спиной.

— Я сам. Не напрягайся.

Провожаю их взглядом и присаживаюсь на стул.

Я опустошена. Раздавлена свалившейся правдой. Я и раньше знала, но отгораживала нас с сыном от происходящего. Пряталась от реальности.

Искала ту самую лазейку, а когда нашла, не желала и носа из нее показывать.

Да, будет глупо прикидываться полностью несчастной. Все эти семь лет я отлично жила, если не брать в расчет наш брак.

У меня есть любимая работа, прекрасный сын, друзья, хобби. Я много путешествую, коллекционирую картины…

У многих нет даже малой части того, что есть у меня. Многие даже не поймут этих душевных терзаний, что меня сейчас посетили, просто потому, что у каждого свои проблемы. У большинства более приземлённые. Но разве мне от этого легче?

Я так сильно ненавидела этого человека, что в один прекрасный момент, начала принимать это чувство за какую-то симпатию. Мазохистскую.

Именно так моя психика защищалась все эти годы. Разыгрывала в голове спектакль, что муж-то не так плох. И живу-то я в принципе тоже нормально. Не хуже других, где-то даже лучше. Зачем нагнетать?

Выдыхаю и поднимаюсь в спальню. Принимаю душ, переодеваюсь и еду на работу.

Как только Марк пошел в садик, я сразу вернулась на канал. Наш местный, где я веду новости. Еще до свадьбы закончила журфак. Долго работала в местной редакции, а потом перешла на телик.

Пока сажусь на грим, смотрю видео, что воспитатель Марка скинула в общий чат.

Умиляюсь, как мой ребенок читает стихи, и делаю глоток кофе.

— Даш, может, волосы наверх уберем сегодня?

— Давай лучше просто хвост.

— Окей.

Как только Рита заканчивает приводить мои волосы в порядок, открываю шкаф и выбираю, в чем буду сидеть в эфире. Все эфирные вещи хранятся в рабочем гардеробе по секциям. На одной половине шкафа, в его нижней части, мои, сверху — Катины, в соседней половине — наших мужчин-ведущих.

Переодеваюсь.

До эфира чуть больше часа. Все это время читаю новости, чужие в прессе, и свои, которые сформировала и выписала на основе дневной сводки.

В студию попадаю за десять минут до выхода в эфире. Поправляю волосы, раскладываю папку с листами перед собой и делаю быстрое упражнение на дикцию.

Зажимаю ручку между зубов и читаю пару абзацев сводки с листа.

Как только начинается включение, фокусирую взгляд на телесуфлере.

Сегодня у меня обеденный эфир, поэтому за Марком заезжаю около пяти. Забираю ребенка из сада и везу на занятие по плаванию, на котором и сама присутствую. Подбадриваю его нырки под воду.

Домой приползаем около семи. Ужинаем, играем, делаем пару упражнений на дикцию. Марк просто в восторге, тараторит без умолку. Смеется. Я тоже.

Когда слышу шум подъехавшей к дому машины, переглядываюсь с сыном.

Марк вскакивает на ноги и с визгом бежит вниз, не переставая выкрикивать: «Папа приехал!»

Собираю разбросанные игрушки, раскладываю все по корзинам и, погасив в детской свет, спускаюсь на первый этаж.

Миша стягивает галстук и бросает его на диван в гостиной. Закатывает рукава рубашки и садится на пол, где Марк уже расставил машинки. Игрушки у нас валяются по всему дому, нет смысла ставить корзинки только в одной комнате, он все равно их растащит и разложит в каждой.

В половине девятого помогаю сыну надеть пижаму и укладываю его спать. Сама еще минут сорок лежу с ним рядом, прислушиваюсь к тихому сопению.

Интересно, что ему снится?

К себе иду вымотанная. Натягиваю сорочку и забираюсь под одеяло. Беру с тумбочки книгу и открываю страницы, между которых вложена закладка.

Слышу отчетливые шаги за дверью и очень удивляюсь, когда она открывается.

— Поговорим? — Миша появляется в моей спальне впервые за… Я даже не знаю, за сколько лет. Проходит вглубь комнаты.

— Давай, — перебираюсь на край кровати.

— Я все обдумал сегодня, — Миша выдергивает стул из-под моего столика для макияжа. Садится. — Если тебе нужен развод, можешь подавать заявление. Но сын останется со мной.

Тут же покрываюсь холодным потом. Начинает знобить лишь от одной мысли, что он отберет у меня ребенка.

— Ни за что. Марк будет со мной.

— Ты же прекрасно понимаешь, что суд в этом городе ни при каких обстоятельствах не оставит тебе ребенка, Дашка. Ты это знаешь и все равно просишь… Не выйдет по-хорошему, снова решишь сбежать? Через сколько тебя нашли в прошлый раз? Кажется, девять часов, — Миша пожимает плечами. — Я никогда не принуждал тебя меня любить или как-то хорошо относиться, мне хватает твоей ненависти, поверь. Но сына я не отдам. Можешь съехать, пожить одна. Подумать. Решить. Будешь приходить к Марку в гости.

— Ты меня шантажируешь? Открыто упиваешься своим превосходством в этом вопросе, да? Просто играешь чувствами нашего ребенка.

— Нет. Я просто решаю вопрос и, когда этого требуют обстоятельства, делаю это жестко.

— Ты врал мне, когда говорил, что если у нас будет ребенок, то мы сможем развестись, — резко поднимаюсь на ноги. — Врал о том, что он будет связью между семьями и бизнес не пострадает. Врал, когда делал вид, что тебе так же противна эта свадьба. Ты врал, а сам наслаждался моей болью. Упивался ею, прекрасно зная, какой человек мой отец на самом деле. Он же совсем не добрый самаритянин, каким его все вокруг считают. Если бы я тогда отказалась от свадьбы, он бы убил Влада, а меня упрятал в психушку. Ты это знал и не отказался от свадьбы. Наоборот, потакал ему, ради денег. Ради своей выгоды. Тебе было плевать, что я тоже живой человек. Тебе все эти семь лет было на это плевать. Сколько я еще буду так жить? Играть в эту дурацкую семью? Я хочу любить. Хочу, чтобы меня любили и уважали. Я не подписывалась на ваши договоры. Вы насильно вынудили меня со всем согласиться, Миша.

— Влад…

Князев закатывает глаза, чуть покачивая головой. Из всего моего монолога он услышал только имя. Имя человека, которому я испортила жизнь.

Он всегда для Миши был какой-то красной тряпкой.

— Твоя измена…

— Измена? — муж выдыхает. — По-моему, ты преувеличиваешь.

— Ты обещал, что это не будет меня касаться.

— Ты не позвонила.

— Да какая разница? Ты спишь с ней у себя в офисе, и все об этом знают. За спиной на меня пальцем показывают.

— А тебе есть до этого дело?

— Мне не нравится выглядеть дурой, — хмурюсь. — Мне не нравится, что вскоре об этом узнает и наш ребенок. Ты хотя бы задумываешь о том, что он растет, Миш? Что ты ему скажешь, когда он станет подростком и узнает о том, какая у нас семья? Что? Прости сын, я не люблю твою мать и держу ее в заложниках все эти годы? Так? —усаживаюсь обратно на кровать.

Грудь покачивается в вырезе сорочки, и я отчетливо вижу, что Миша фокусирует на этом свой взгляд. Сглатывает. Тут же прикрываюсь руками.

— Слушай, — Князев трет лицо ладонями, — когда все пошло не так, а?

— С самого начала, ты разве не заметил?!

— Мы же ведь могли по-нормальному, — продолжает философствовать.

Глава 4

Наверное, могли и по-нормальному, только не вышло. А теперь приходится со всем этим жить, еще и ребенка впутывать.

— Дай мне развод, — выпрямляюсь, и Князев в этот момент делает то же самое. Сталкиваемся. Точнее, это я влетаю ему в грудь, а Миша лишь удерживает меня за локти.

Током прошибает от его прикосновений. Делаю шаг назад, чувствуя, как его захват ослабевает.

Не хочу, чтобы он меня трогал. Видеть его уже не могу. Тошнит от всего.

Изыди, Князев. Просто изыди…

— Дай мне развод, — повторяю тише, — поговори с моим отцом. Я тебя прошу. Пожалуйста, — смотрю ему в глаза.

Боже, ну хотя бы раз в жизни сделай что-то хорошее. Умоляю.

Неужели это так сложно? Что в твоей жизни изменится? Ну ничего же! Ничего.

— Не забирай Марка. Ты же всегда занят. Миша… Ну как ты с ним будешь?

— Хватит, — Князев сует руку в карман домашних брюк, а второй взъерошивает свои волосы. — Если бы у тебя хоть раз хватило ума подумать и проанализировать, — замолкает, глядя мне в глаза. — Спи, — разворачивается и выходит за дверь.

Спи. Действительно, это так легко после всего.

Спи…

Забираюсь под одеяло, а саму трясет. Ничего он не понял. Ни на что он не согласится.

Ему удобно. Есть жена, которая воспитывает ребенка, не лезет в его жизнь, ходит с ним на мероприятия, улыбается всем заученной улыбкой. Она красивая, не тупая, за нее не стыдно. Она из хорошей семьи, у нее есть статус и нет права голоса.

Идеальная ручная кукла.

Зачем ему что-то менять? Зачем рушить?

До того, что эта самая кукла чувствует, дела ему нет.

Я не знаю, было ли у нас когда-то по-другому. Не помню. Мне кажется, он всегда не заботился о других. Бездушный, хладнокровный змей.

Удивительно только, что в Марке он все эти пять лет и правда души не чает. Его он любит, это видно. Они когда вместе, я себя лишней чувствую. Чужой теткой какой-то.

Марк обожает отца. Как он переживет развод, если он все-таки случится? Возненавидит меня за то, что я отобрала у него такого важного человека? За то, что разделила их? Вот сейчас, в моменте, не через десять лет, когда он будет понимать причины. А в свои пять. Вряд ли сын захочет жить отдельно от отца. Он его каждый вечер ждет, а потом с радостными криками бежит встречать.

Получается, я хочу лишить ребенка отца из-за своего личного несчастья?

Тру лицо, окончательно потерявшись в размышлениях. Я не знаю, как правильно, но и жить так больше у меня не выходит. Я начинаю нервничать, срываться, из меня лезет агрессия, пока еще не в присутствии сына, но что потом будет?

Накрутив себя до состояния полного отчаяния, иду к сыну. Приоткрываю дверь в комнату, где горит ночник, и замираю. Миша спит в кресле рядом с кроватью Марка. Он полностью расслаблен.

Скольжу взглядом по обнаженному мужскому торсу, цепляю глазами взъерошенную макушку сына, торчащую из-под одеяла, и тут же закрываю дверь.

Делаю два шага назад и прилипаю спиной к стене.

Растираю дрожащие плечи ладонями, и сердце сжимается. Холодно.

К себе возвращаюсь, придерживаясь за стену рукой. Ноги почему-то подкашиваются. Уснуть, конечно, не получается. Много думаю. Ворочаюсь.

Когда все-таки проваливаюсь в царство Морфея, долго бегу по лесу. Со всех сторон слышу плач сына. Он так громко рыдает, стоя на опушке, я вижу его, но чем быстрее бегу, тем сильнее он от меня отдаляется. Когда до Марка остается всего пара шагов, появляется Миша. Закрывает ребенка собой, а потом они исчезают.

Взвизгиваю и открываю глаза.

За окном начинает светать, комнату уже озарили первые лучи солнца. Все еще часто дышу после кошмара и поворачиваю голову к тумбочке. Смотрю на будильник. Шесть утра.

Еще час-полтора, и нужно идти будить сына.

Ставлю голые ступни на мягкий прикроватный коврик, тянусь к креслу за халатом, одурманенная приснившимся. Продеваю руки в рукава и закручиваю волосы в пучок на макушке.

В доме тихо. Спускаюсь на кухню и варю себе кофе в турке. Люблю эти минуты уединения с утра, когда вокруг еще витает атмосфера ночи и сна. Все кажется другим. Даже вкус кофе лучше. Всегда так было, только не сегодня.

Кофе на вкус отвратительный, тишина давит, а голова вот-вот лопнет. Пальцы дрожат, обхватываю чашку ладонями и подношу ее к губам. Второй глоток снова обжигает язык, а от запаха кофе начинает подташнивать.

Слышу шум в гостиной. Кажется, открылась входная дверь. Поворачиваю голову и вижу мужа. Он меня не замечает, идет прямо сюда, стаскивая с себя по пути спортивное худи.

Когда наконец встречаемся взглядами, Князев быстро оценивает обстановку. Смотрит на чашку в моих руках, потом на турку.

— Не знал, что ты варишь кофе в турке, — бросает кофту на спинку стула и вытаскивает из ушей эйрподсы.

Судя по всему, он бегал.

— Утренний ритуал, — пожимаю плечами и опускаю взгляд. Рассматриваю мраморную поверхность стола, а муж запускает кофемашину.

Пока Миша занят приготовлением белкового омлета и не обращает на меня внимания, отодвигаю от себя чашку и тихонечко поднимаюсь к Марку.

Сижу с ним до семи. Так жалко будить. Так сладко он сопит.

Умиляюсь, прикасаясь пальцами к тоненькой ручке, потом глажу по голове и шепчу:

— Просыпайся.

Целую ребенка в лоб и только после этого бужу более настойчиво.

Сын нехотя открывает глазки, капризничает. Как это часто бывает, отказывается идти в сад.

Умываемся вместе, можно сказать, подаю пример. Завтракаем тоже вдвоем. Миша впервые за все время не присоединяется. Марк, к счастью, слишком занят нытьем о том, что вот сегодня точно останется дома, поэтому отсутствие отца не замечает.

Отвожу его в сад и еду на йогу. На входе встречаюсь с подругой, слушаю ее рассказы о том, как хорошо она отдохнула, и стараюсь кивать в тех местах, где этого требует разговор.

После занятия забегаем в ювелирный. Анжелка покупает себе какое-то кольцо, долго любуется камнем, а потом с ухмылкой добавляет, что это плата ей за похождения ее мужа. Хотя они оба в этом плане друг от друга далеко не ушли. Свободные отношения у людей…

После эфира заезжаю в «Детский мир», покупаю конструктор, который Марк просил не так давно, а потом заглядываю в ресторан в центре.

Делаю буквально пару шагов, прежде чем вижу своего мужа, а вместе с ним женщину. Не Ирину.

Она молодая, красивая. И это не удивляет.

Извиняюсь перед администратором, которая уже предлагает мне занять столик у окна, и выхожу на улицу.

Ветер бьет по щекам отрезвляющими пощечинами.

Нет, так больше продолжаться не может. Я снова злюсь. Злюсь, потому что он просто меня не уважает. Устраивать скандалы на эту тему бесполезно, да я и не хочу. Не хочу, чтобы Марк стал случайным свидетелем или чувствовал, что его родители ходят по дому как два оголенных провода.

Перехожу дорогу, а ноги сами ведут по проспекту прямо к ЗАГСу, где проходила регистрация нашего брака.

Символично.

Долго гуляю по центру, а после того как забираю Марка из сада, уже в прихожей ищу в интернете юриста по бракоразводным процессам. Нахожу отличную кандидатуру в Москве и записываюсь к нему на консультацию в эту субботу.

Теперь главное — устроить для этой поездки правдоподобное алиби. Думаю, шопинг будет отличным…

Глава 5

— Чай, кофе или, может, есть хочешь? — спрашиваю у двоюродной сестры, доставая из шкафчика чашки.

— Я на диете, поэтому кофе. Без сахара, молока и сливок.

— Поняла, — улыбаюсь и невольно смотрю на свой живот. Он не выпирает, конечно, но до Викиного рельефа мне как до луны. Сестра просто живет в зале.

— Ну, — потирает руки, когда я ставлю перед ней чашку кофе, — рассказывай, что Мишаня подарил тебе на тридцаточку?

Вяло смотрю в окно, через которое просматривается новый, припаркованный во дворе мерс.

— Серьезно? — Вика хлопает глазами, чуть заостряя уголки губ. — Тачку на день рождения? А прошлую куда дела?

— В гараже стоит.

Делаю глоток своего совсем не черного, да еще и с большим количеством карамельного сиропа, кофе.

— Ты какая-то кислая, все нормально?

— Лучше не придумаешь, — выдавливаю улыбку.

А что я еще могу сказать? Да, я в очередной раз убедилась в том, что мой муж просто бесчувственное чудовище?

— Ох, а я трясусь вся. Сессия на носу. Вдруг провалю? А что, если они меня из-за этого отчислят?

— Меня же не отчислили.

— Так за тебя дядь Юра платил, — Вика закатывает глаза, но тут же поджимает губы. — Ну я к тому, что я-то на бюджете…

— Я поняла.

Не хочу вступать в эту вечную полемику на тему платного образования и наличия ума у того, кто его получает.

Вика — дочка маминой сестры, приехала в город год назад. Поступила на журфак, живет теперь у моих родителей. В отличие от меня, у нее просто прекрасные отношения с дядей Юрой, моим отцом то есть. Возможно, потому, что она разделяет с ним его мировоззрение о том, что все в этой жизни решают исключительно деньги и связи.

Нет, я тоже не с луны и отлично понимаю, что данные блага максимально облегчают жизнь, но не центр мира они. Не центр…

Вика вздыхает, а потом замечает лежащие на столе часы. Миша утром, видимо, оставил.

— О, это «Адемары»? Мишкины?

Снова киваю.

— Блин, где бы мне найти такого мужа?

— Лучше не стоит.

— Хорошо тебе говорить. Живешь как в шоколаде, — сестра закатывает глаза. — Квартира, машина, красавчик-мужик под боком.

— Он просто отец моего сына. Я тысячу раз говорила, что между нами ничего нет.

— Значит, ты переплюнула любую содержанку.

— В смысле?

— Он тебя обеспечивает, тачку купил, бабки дает, на курорты отправляет, а ты за это все с ним даже не спишь.

— Вика!

— Да я же смеюсь. Но ты подумай об этом на досуге, а не сиди с кислой миной. Многие о таком даже мечтать не могут.

Сестра беззаботно пожимает острыми плечиками и присасывается губами к краю чашки.

— Фу, горячий. Водичка в фильтре есть? Разбавить.

— Посмотри, — взмахиваю рукой в направлении кухонного гарнитура.

Пока сестра грохочет посудой, пытаюсь понять, что же с ней происходит.

Вике девятнадцать, и она почему-то решила, что я та, с кого ей стоит взять пример. Родить состоятельному мужику и якобы не париться. На любовь, дружбу, брак и саморазвитие ей плевать. Дурные поступки заразительны. А чужая жизнь кажется привлекательней.

Возможно, со стороны все действительно выглядит как-то глянцево. Но в реальности… В реальности я хотела совсем другого. Любящего человека рядом, чувств. Хотела, чтобы меня уважали и ценили.

Когда я познакомилась с Владом, просто с первых секунд поняла, что вот он, мой человек. Я могла часами его слушать, спорить о какой-то ерунде, смеяться с ним, гулять ночи напролет. Любить его…

Наш роман был страстным. Ярким. А потом все резко прекратилось.

Он просто закончил наши отношения. Одним днем. Рассказал все честно, что мой отец ему угрожает, что у него старенькие родители и он не хочет ими рисковать.

Моему папе никогда не нравился Влад, вначале он так и говорил: «Перебесишься, дочь, возьмешься за ум и найдешь нормального мужика». Но «нормального», по его мнению, я искать не хотела. Прошел год, потом еще один, мы с Владом по-прежнему оставались вместе.

А когда папа решил расширять бизнес, поставил мне условие — бросаю Влада и выхожу замуж за Мишу.

Мишу, которого я всего пару раз в жизни видела. По иронии судьбы нас Влад и познакомил. Они вместе учились, дружили, но я с Князевым тем не менее не пересекалась.

— Кстати, твои мама с папой мне все уши прожужжали, когда ты к ним в гости приедешь, Дашк. Говорят, что совсем забыла стариков, — Вика закатывает глаза, сопровождая это смешком.

— Заеду. А ты, — смотрю на сестру, — легче легкого справишься со своей сессией. Ты умная и…

— Ты тоже не дура, но, раз тебе так с Мишей не нравится, все равно от него не уходишь. Хотя и сама себя с мелким потянешь. С твоей-то зарплатой. На крайняк дядя Юра помог бы. Он для тебя, в отличие от моих, ничего не жалеет.

— Как это связано?

— Забей, — хохлится.

— Ты сегодня слишком колкая.

Скандалить с ней у меня нет желания. Вряд ли я все равно что-то ей докажу. А раскрывать истинные причины, почему я не могу уйти, не буду. Точно не Вике.

Пусть она и дальше думает, что я живу с мужиком по расчету, из каких-то своих соображений.

— Просто нервная, — Вика закидывает ножку на ножку. — Блин, как классно в квартире, — заглядывает в окно. — Бесит меня эта деревня. Из одной в другую переехала.

Под деревнями Вика имеет в виду наш поселок и поселок, где живут мои родители. Закрытая территория с охраной и кучей привилегированных в городе соседей. Занимательно…

— Таскаюсь на учебу черт-те сколько. Вот если бы где-то там рядом с универом студию снять…

Она уже не первый раз заводит этот разговор, совершенно не желая понимать, что снимать квартиру я ей не буду.

Родители Вики — самые обычные люди. Мама — учитель, а отец — механик. Они живут в поселке за сто двадцать километров от нашего города.

Когда Вика собралась поступать, моя мама предложила, чтобы они не тратились на общагу и Вика жила у них с отцом.

— Ты можешь начать подрабатывать и снять с подружкой напополам — как вариант…

— Не помню, чтобы таким заморачивалась, — закатывает глаза. — Тогда уж лучше я с мужиком каким познакомлюсь, — ехидно посмеивается. — Зря, что ли, задницу качаю? — приподнимается, хлопает себя по ягодице и усаживается обратно на стул. — Слушай, а одолжи то черное платье, ну, в котором на своем юбилее была.

— Бери.

Мне оно вряд ли пригодится, короткое, с какими-то нелепыми пайетками. Импульсивная покупка, одним словом.

Я совершила ее ровно за три дня до дня рождения.

Мы с Мишей поругались, ну, точнее, злобно поговорили на тему гостей, которых я не хотела приглашать, а они могли бы быть полезны. Я психанула, поехала шопиться и схватила это мини.

Князев потом весь вечер в ресторане на меня пялился, думала, прожжет своей яростью.

Свою позицию не приглашать нежеланных для себя гостей я в итоге отстояла. Просто сказала ему, что он тоже может не приходить, если ему все так не нравится.

— Спасибо, — сестра взвизгивает и целует меня в щеки. — Ну, пошли тогда скорее в гардероб.

Мы перемещаемся наверх. Вика шарится по моей гардеробной, набирая целую кучу плечиков с одеждой, будто пришла в магазин.

— И вот это можно? А это?

— Бери.

— Спасибо, ты лучшая, систер. Это откуда? — Вика пробегает ноготками по коробке мятного цвета, что стоит в отсеке для украшений. — «Тиффани»?

— Миша подарил. На Восьмое марта.

Очередной откуп в стиле — забираю твою жизнь, а тебе вот еще одно колечко с барского плеча. Носи и радуйся. Я снова покупаю тебя с потрохами.

— И вот за что ты на него так взъелась? Мужик тебе и тачки, и цацки…

— Закрыли тему.

— Само собой.

Сестра с улыбочкой засовывает шмотки в пакет, а потом снова перемещается к украшениям. Примеряет колечки, браслеты, фоткается со всем этим добром.

Иногда меня не покидает ощущение преследующей зависти с ее стороны, когда Вика рядом. Только вот завидовать чему? Моей бесхребетности? А может быть, бесправности? Какая дурь.

— Ты все? — интересуюсь уже более прохладно.

Вика, судя по всему, это чувствует и кладет на место все, что успела на себя нацепить.

— Ага. Я, наверное, поеду.

— Хорошо.

Спускаемся в гостиную и слышим, как подъехала машина.

— Блин, — Вика прижимает ладонь к животу, — урчит, слышишь? Может, поедим все-таки? А то мне еще в центр ехать, лекцию пятой парой поставили. Совсем долбанулись.

— Пошли.

Открываю холодильник. Пока достаю рагу из овощей и стейки, в дом заходит Миша.

Мельком обращаю внимание на сестру, она вытягивает шею, выпячивает грудь, третьего размера, между прочим, и облизывает губы. То, что я смотрю, естественно, не видит.

А вот это уже даже интересно. Засовываю все в духовку, чтобы разогреть.

— О, Мишаня, привет, — щебечет сестра, а все, что остается мне, это закатить глаза.

— Ага, — Князев немногословен, как всегда. — Даш, у Марка во сколько плавание?

— В шесть, а что?

— Отмени, пожалуйста, Шумаков позвал на ипподром, хочу Марка с собой взять. Лошади, ему интересно будет, к тому же у Шмакова внук нашему ровесник.

— А, хорошо. Только не давай ему снимать шапку на улице, ладно?

— Понял.

— Миш, а можно с вами? — встревает Вика. — Я просто обожаю лошадей.

— Нет.

Князев бросает взгляд в сторону Вики, буквально три секунды на нее смотрит.

— А ты только ради этого заехал? — спрашиваю, вытаскивая тарелки.

— Документы надо забрать.

Князев идет в свой кабинет, а Вика в это время злобно прищуривается.

— Нет, я все-таки понимаю, почему ты его терпеть не можешь. Он же не человек, а робот какой-то. Блин, мне подруга написала, бежать надо. Пока.

Вика чмокает меня в щеку, просит вызвать ей такси и уходит.

— Ты с нами поедешь?

От неожиданности вздрагиваю. И когда Князев успел снова вернуться на кухню?

— Ага.

— Тогда к пять подъезжай ко мне в офис.

— Хорошо, — наблюдаю через окно, как откатываются ворота и как Вика прыгает в такси.

— Это девка везде без мыла влезет, — мрачно произносит муж.

— К тебе в трусы такие же без твоего согласия пролезают?

— Смешно. Вместе тогда Марка из сада заберем и поедем на ипподром.

— С кем ты вчера обедал в центре? — смотрю на Князева в упор.

— С любовницей, естественно, с кем же еще? В пять, Даш.

Миша разворачивается и уходит, а мне так и хочется запустить в него чайником.

Глава 6

В офис к мужу приезжаю к пяти, как и договаривались. В кабинет теперь предварительно стучу, несмотря на то, что в этот раз его секретарь на месте и даже предупреждает о моем приходе по селектору.

Просто перестраховываюсь. Вдруг там эта Ирина…

Толкаю дверь, переступаю порог. Муж в этот момент как раз снимает рубашку и вытаскивает из шкафа свитер.

Сглатываю и стараюсь на него не смотреть, правда, взгляд сам прилипает к рельефной спине, перекатывающимся бицепсам и твердому прессу. В физическом плане Князев не урод. Вот совсем. Поэтому неудивительно, что у него столько баб.

А что до меня, так это просто гормоны. Последние несколько месяцев в моей интимной жизни полный штиль. Не до этого как-то было…

Миша ловит мой взгляд и задает немой вопрос, мол, что опять не так?

Мотаю головой и присаживаюсь в кресло у стола. Разглядываю фото Марка в рамочке, которое всегда тут стоит. Фотка сделана на двухлетие. Он там в черном детском смокинге, такой весь важный, а у самого ладошки уже заляпаны тортом. Он тогда первый раз в жизни его пробовал, до этого я старалась не давать ничего сладкого, кроме ягод и фруктов.

— Поехали, — Князев берет со стола свой мобильник и ключи от машины.

Спускаемся на лифте, хотя поднималась я сюда пешком, после того как насмотрелась на Викин подтянутый живот и задницу-орех.

За руль Миша садится сам.

Когда приходим за Марком, он радостно несется нам навстречу. И, конечно же, ныряет в объятия мужа.

Пока переодеваю ребенка, Князев говорит по телефону. Марк в это время без умолку рассказывает, как они на прогулке видели ежа. Этот восторг сохраняется и на пути к лошадям.

— Пап, а там пони будут?

— Наверное.

— Ты не знаешь? — Марк широко открывает рот.

Чтобы папа чего-то не знал, для нас пока нонсенс.

— Мам?

— Я тоже не знаю. Посмотрим.

— А можно будет погладить? А потрогать? А покататься? А покормить лошадку? Пап?

— Можно.

Муж сворачивает к ипподрому и паркует машину в одной из свободных секций. Пока вытаскивает Марка из детского кресла, я успеваю осмотреться.

— Миша, Даша, — Алексей Олегович Шумаков выходит встречать нас лично. На руках у него мальчик, и правда, на вид ровесник нашего Марка.

— Здравствуйте, — улыбаюсь и взмахиваю рукой.

Шумаков последние десять лет живет в нашей области. Отстроил себе целую деревню, организовал тут много рабочих мест, ипподром тоже на его деньги соорудили, естественно.

С Мишей они в приятельских отношениях последний год, и, насколько я знаю, моему отцу эта дружба очень не нравится. Но разве Князев когда-то кого-то о чем-то спрашивал?

— Алексей Олегович, — муж пожимает Шумакову руку, — привет. Марк, — подталкивает сына, и тот тоже здоровается с мужчиной за руку.

— Лёва, — Шумаков ставит внука на землю, — знакомься давай.

Мальчик боязливо смотрит на Мишу, потом на Марка.

Наш первый тянет руку, чтобы поздороваться. Лев отвечает, оба пару секунд мнутся, а потом улыбаются.

— Хорошо, что приехали. Лёвке не так скучно будет. Дочь на неделю его к нам привезла, он всех уже умотал, — поясняет Шумаков. — Пойдемте.

— Дядя, а у вас пони есть? — спрашивает Марк, следуя за нами вприпрыжку.

Он у нас совсем не стеснительный, быстро осваивается и находит с людьми общий язык.

— Есть. Пойдем смотреть?

— Да. А покормить можно? А погладить?

Переглядываемся с мужем не без улыбок.

Миша треплет Марка по голове, но тот сразу увиливает в сторону. Занят важными разговорами о лошадях, какие уж тут ласки.

Пока дети гладят пони под присмотром конюха, Шумаков с Мишей отходят немного в сторону. Я к ним не присоединяюсь, но все равно все слышу.

— Москва дала добро, — с улыбкой произносит Шумаков.

Миша кивает, а потом бросает взгляд на меня. Тут же отворачиваюсь.

— Срок? — обращается к Алексею.

— Месяца два, максимум четыре.

— Порадовали.

— Не дрейфь, нормально все будет, — Шумков хлопает Князева по плечу, и они подходят ближе. — Как у Юры дела? — спрашивает уже у меня.

— Отлично. Папа рыбалкой увлекся.

— Хорошее дело.

Дети в этот момент с визгом бегут к нам. Марк тычет в сторону лошади пальцем и на эмоциях тараторит, что трогал гриву и давал лошадке сахар.

— У нее нос мягкий, — восхищается и вытягивает ладошку, видимо, ту, которой трогал лошадиный нос. — Пап, пойдем туда, — тянет Мишу к лестнице на другой стороне песочной площадки, где тренируют лошадей.

Пока они уходят, Шумаков рассказывает мне про внука, свою дочку и младшего сына. Лев крутится рядом с конюхом и гладит пони.

Слушаю, а сама поглядываю за своими.

Ветер спутывает волосы, поэтому убираю их в хвост, а когда снова поворачиваю голову, как в замедленной съемке вижу сына. Он несется по лестнице, оступается на последних ступенях и летит вниз. Миша пытается его поймать, но не успевает.

Мозг отмеряет секунды. Я словно в раскадровке вижу, как сын приземляется набок, заваливается прямо на свою ручку и громко плачет.

Князев тянется к сыну, но тот, увидев, что я бегу, вырывается и начинает реветь еще громче.

Падаю перед ребенком на колени, чувствую, как мелкие камешки царапают кожу и разрывают капроновые колготки.

— Все хорошо, мама рядом, — целую сына в макушку. — Где болит? Ручка?

Марк плачет, а меня трясет. Такие слезы у него на щеках огромные. Лицо покраснело, на щеке выступает кровь, а пальчики на ручке поцарапаны и припухли. Зацеловываю каждый и бросаю на мужа раздраженный взгляд.

Миша сидит перед нами на корточках. Губы сжаты в тонкую полоску. На лице ни единой эмоции. Только глаза тревожно скачут, фокусируясь то на мне, то на сыне.

— Даш…

— Ничего не говори. Зачем ты его сюда потащил? — шиплю, продолжая гладить ребёнка по голове.

Марк шмыгает носом, потихоньку успокаивается.

— Как ты после этого хочешь оставить его себе? Ты десять минут не смог за ним присмотреть!

Князев бросает на меня гневный взгляд, но молчит.

— Все живы? — Алексей Олегович подбегает к нам, запыхавшись. — Врача?

— А тут есть? — поднимаю голову.

— Конечно. Пойдемте.

Поднимаю ребенка, немного покачиваясь. Марк уже довольно тяжелый. Таскать его на руках становится проблематично.

Миша пытается мне помочь, забрать его к себе, но сын вцепляется в меня мертвой хваткой и, как только между нами образуется маленькое расстояние, начинает рыдать.

— Я сама, — отталкиваю мужа и иду следом за Шумаковым.

Чувствую, что Алексей Олегович смотрит на разыгравшуюся сцену не без удивления. Ну да, мы же типа идеальная семья…

На кушетку в кабинете врача сажусь вместе с сыном. Не без уговоров прошу показать доктору ручку и позволить обработать щеку.

Миша все это время стоит у окна, наблюдает за происходящим молча.

— Ушиб. Перелома нет, но на всякий случай рентген сделайте, — заключает врач.

— Хорошо. Спасибо вам, — выдыхаю и снова целую сына в макушку.

С ипподрома сразу мчим в больницу. Делаем рентген. К счастью, перелома и правда нет. Это слегка отрезвляет, и меня начинает отпускать.

Домой еду на заднем сиденье. Сын посапывает в детском кресле, а я то и дело трогаю его пальчики на не ушибленной ручке.

Пару раз сталкиваюсь в зеркале глазами с мужем и, как только это происходит, отворачиваюсь.

Я, конечно, понимаю, что конкретно Миша не виноват и произойти такое могло и при мне. Марк активный, поэтому падает часто. Просто все мои чувства настолько обострены, что мне доставляет какое-то извращенное удовольствие обвинять Князева в том, что сын свалился с лестницы.

Дома укладываю Марка спать, перед этим демонстративно захлопывая дверь в детской прямо перед Мишиным носом. А вот когда спускаюсь на кухню, врезаюсь мужу в грудь. Поднимаю голову и оказываюсь резко прижатой к стене.

Глава 7

— Ты… Что ты себе позволяешь?

Вздрагиваю, когда его ладонь ложится на мою талию. Мягко, без нажима или какого-то агрессивного подтекста. Он мастерски умеет держать себя в руках. Но глаза все равно выдают ту бурю, которая вот-вот на меня обрушится.

— Что ты сделала, Даша? — Князев прищуривается, вглядывается в мое лицо, будто пытается уловить то, что я скрываю.

Или он уже знает? Он знает, что я еду к адвокату? Этого не может быть. Я никому не говорила, ни с кем не обсуждала. Неужели он как-то отслеживает мой телефон?

Колени подгибаются, а тяжелый запах мужского парфюма раздражает слизистую. Не люблю этот аромат, у меня всегда от него болит голова. Он будто бетонной плитой накрывает.

Затылок стягивает пробуждающейся болью, она медленно ползет к вискам.

— Отвечай, — Миша ведет пальцами мне по ребрам и смотрит прямо в глаза.

— О чем ты?

Нет. Он ничего не знает. Иначе бы не спрашивал. Нужно успокоиться.

Он не знает! Блефует просто. Да. Блефует.

Если бы был в курсе, разговаривал бы явно иначе. Он бы паспорт у меня отобрал или, не знаю… В подвале запер?

— Что значит, как я после этого хочу оставить Марка себе? Что ты сделала? Или, — упирается ладонью в стену рядом с моей головой, — что собираешься сделать?

— Ничего я не собираюсь. Просто констатирую факт. Ты с ним не справишься, вот и все, — выпаливаю резковато и вроде даже с претензией, а сама удивляюсь, как еще не начала заикаться от страха.

— Значит… На развод не подаешь? — склоняет голову вбок.

Тут же киваю.

— Нет. Я не допущу, чтобы ты отобрал у меня сына!

— Звучит двусмысленно.

Миша прищуривается, а его пальцы задевают мою грудь. Как только это происходит, оба замираем и, кажется, даже не дышим.

После заминки стряхиваю с себя его руки, а своими машу в воздухе от негодования.

— Боже, хватит искать двойное дно там, где его нет. Я уже четко поняла, что, если я хотя бы подумаю о разводе всерьез, Марка мне не видать.

Перемещаюсь к столешнице и зачем-то начинаю перекладывать тарелки из одной стопки в другую.

Выдаю себя своими же нервами, но успокоиться не получается.

Князев делает шаг. Я слышу, как подошва его ботинок припечатывается к полу, создавая характерный для шагов звук.

Миша останавливается прямо за спиной, а потом упирается ладонью в столешницу, заключая меня в ловушку рук.

Сердце бьется как ненормальное. Мне страшно, а запах его парфюма удушающий какой-то. Как мне пережить эти минуты, пока он рядом?

В голове проносится момент нашего с Князевым знакомства. Он тогда так странно на меня смотрел, с презрением, что ли…

Влад еще сказал, что Мишка просто закрытый. Только вот ночью мне его глаза снились. Холодные. Злые какие-то.

В следующую встречу я старалась вообще на него не смотреть, подсознательно боялась, а когда отец решил отдать меня за него замуж…

Думаю, я в ту самую минуту поставила крест на своей жизни.

Почему именно он?

Чувствую горячее дыхание мужа. Оно опаляет кожу на шее уже наяву. Зажмуриваюсь и впиваюсь ногтями в кухонное полотенце. Плечи на автомате опускаются, я группируюсь, скукоживаюсь вся.

Он никогда и пальцем меня не трогал. Да. Но я подсознательно его боюсь, потому что представляю, на что этот человек способен. Он такой же, как мой отец. Только не скрывает свою сущность. Папа на людях притворяется добряком, а вот Миша даже не пытается нравиться другим…

— Чего ты от меня хочешь? — не узнаю свой голос. Он тихий, но при этом надрывается.

— А что ты можешь мне дать? — слышу смешок в его словах. Дурацкую иронию.

Он и так у меня все забрал, все!

— М? — проводит ладонью по моему бедру.

Жирный, повисший в воздухе намек, приводит в шок. Мелко дрожу.

—Не трогай меня.

—А в прошлый раз тебе понравилось…

Зажмуриваюсь.

Этого не было. Не было. Не хочу это признавать и думать об этом не хочу. Это случайность. Я понятия не имею, как так вышло.

Для меня, у нас была одна единственная близость. Одна. Та от которой меня потом ещё неделю тошнило.

— Будешь снова говорить, что ничего не было? М, Даш?

Тот ужас, который охватывает разум, абсолютно неподвластен контролю. Ненавижу себя за то, что произошло в нашем последнем отпуске. Я не могла, это была не я.

Поворачиваюсь и отвешиваю мужу пощечину.

Князев прикасается к щеке, которая уже покраснела. Трет ее.

— Это было ошибкой…ошибкой.

—Семнадцать ночей подряд, пока не закончился отпуск?

Его взгляд убивает меня в этот момент. Отталкиваю и бегу наверх. Нужно уехать.

Я не могла. Не могу думать про тот чертов отпуск на новогодних каникулах. Это добивает окончательно, я же почти поверила в то, что ничего не было.

Только один раз, плохой, ужасный, после которого я забеременела, он подкреплял мою ненависть. А теперь что?

Мне нельзя вспоминать, нельзя очаровываться. Нельзя признавать, что понравилось. У нас никогда и ничего не выйдет. Никогда.

Заберу Марка и поеду к маме. Скажу, что соскучилась по ней. Поживу пару дней, а потом решу, что делать дальше. Отец все равно сейчас не в городе, вернется только на следующей неделе. Миша вряд ли станет обсуждать с ним наш конфликт, и уж тем более не будет устраиваться скандалов при сыне.

Я ужасная мать, что думаю об этом, но, пока Марк рядом, Князев меня не тронет. И Марка насильно домой не поволочет. А уж я сделаю все для того, чтобы сын хотел подольше задержаться у бабушки. Он ее обожает.

Хватаюсь за голову и чувствую презрение. Сама себя презираю. Я ужасная мать, ужасный человек. Я хочу использовать ребенка в этих разборках…

Дура. Набитая дура.

Плачу, но все равно распахиваю шкаф и с грохотом бросаю на пол чемодан, следом стаскиваю с плечиков платья, смахиваю с полок джинсы и футболки. Собираю все, что необходимо на первое время.

Не без труда достаю с верхней полки еще один чемодан и бегу в комнату Марка, аккуратно, почти бесшумно собираю его вещи, об игрушках, самых любимых, тоже не забываю.

Когда возвращаюсь к себе, застаю Князева стоящим в центре моей гардеробной, и, кажется, сердце в пятки от страха уходит.

— Это что? — Миша переводит взгляд с чемодана на меня.

— Я решила, что поживу у мамы пару дней. С Марком.

— Мой ребенок будет жить со мной под одной крышей.

— Мы едем в гости.

— Твой отец через час пришлет вас обратно.

— Его нет в городе, — бравирую последним аргументом.

— Забыл, — Князев ухмыляется, а потом просто берет и вытряхивает все вещи из моего чемодана на пол.

Задыхаюсь от возмущения.

В ужасе смотрю на происходящее и понимаю, что никогда раньше не устраивала подобного. Никогда за себя не боролась, а Князев никогда не показывал характер. Никогда не творил всего, что делает сейчас.

— Хватит! — ору на него и срываюсь с места. Подлетаю к мужу и тычу пальцем ему в грудь. — Хватит надо мной издеваться. Что я тебе сделала? Что плохого я тебе сделала, Миша? Разве я заслуживаю всего этого? Семь лет. Я семь лет играю роль примерной жены. Прячусь от всех, никогда не ставлю под сомнение твой авторитет. Ни одна моя подруга даже не догадывается, какая у нас на самом деле «счастливая семья». Не знает ни про одну интрижку. Сколько еще мне придется так жить?

Вцепляюсь пальцами в ткань Мишиного свитера и ору. В доме хорошая шумоизоляция, поэтому Марк не услышит. А я устала. Устала молчать. Устала притворяться. Устала так жить!

— Успокойся.

— А я не хочу успокаиваться. Не хочу и не буду. Я семь лет молчу.

— Молчишь? — Миша как-то отчаянно смеется мне в лицо. — Я семь лет слушаю о том, как ты несчастна! — орет на меня в ответ. — Семь долбаных лет живу с призраком твоего утырка.

Чувствую бегущие по щекам слезы. Как он смеет? Как он только смеет опошлять своими словами все, что было мне дорого?

— Не трогай Влада, — луплю Князева по груди, плечам, не разбирая, куда бью. — Он, в отличие от тебя, мужчина.

— Мужчина?

Миша отдирает меня от себя, крепко сжимая запястья. Встряхивает, а потом прижимает к стене. Нависает сверху.

Он взбешен. Настолько, что я понятия не имею, чего от него ждать.

— Он продал тебя за пятьдесят штук. Твоя цена — пятьдесят тонн зелени, — шипит мне в лицо. — Никто его не принуждал и не угрожал. Он сам свалил, прикарманив бабло. Поняла? — опять встряхивает.

В голове звенит. Что он только что сказал? Влад меня продал? Смешно.

Мог бы придумать что-то более правдоподобное. Улыбаюсь и качаю головой, смотря мужу прямо в глаза, потому что это абсурд. Кем нужно быть, чтобы сказать такое?

— Знаешь, почему я на тебе женился?

— Знаю. Потому что это ты хотел денег! Ты, а не Влад. Потому что ты объединил бизнес с моим отцом и…

— Дура!

Миша разжимает пальцы и делает шаг назад.

— Если ты решишь забрать моего ребенка, я тебя из-под земли достану и притащу обратно. Поняла меня?

— Пошел к черту. Пошел вон. Убирайся, убирайся!

— Ты меня услышала? Услышала, я спрашиваю?

— Ненавижу, — хватаю с полки коробку с часами и запускаю ее в Князева. — Убирайся и свои идиотские подарки забирай. Мне ничего от тебя не надо. Ничего. Все забирай, — выдвигаю отсек и смахиваю все украшения, что он мне дарил, на пол.

— Мама? Папа? Вы чего?

Издаю какой-то нечеловеческий звук. То ли всхлипываю, то ли визжу. Рука так и остается висеть в воздухе, а тело простреливает высоковольтным ударом тока.

Поворачиваю голову и смотрю на сына. Он стоит на пороге гардеробной, держит в руках игрушечный вертолет и смотрит на нас огромными растерянными глазами.

— Это потому, что я упал? Я больше так не буду. Правда-правда.

В сердце в этот момент вонзается игла.

Глава 8

— Марк, — Миша улыбается и подхватывает сына на руки, — нет, конечно, — мягко смеется, гораздо быстрее начиная контролировать ситуацию, в отличие от меня. — У мамы полочки в шкафу сломались. Все упало, видишь, какой бардак?

Марк кивает, рассматривая валяющиеся на полу вещи.

Всхлипываю и отворачиваюсь, зажимая рот ладонью. Быстро-быстро растираю щеки, чтобы стереть слезы и хоть немного прийти в себя. Натянуть улыбку. Кривую, неестественную…

— Мама…

— Что, мой хороший? — поворачиваюсь и подхожу к сыну, который сидит на руках у своего отца.

— Ты плачешь?

— Нет, ты чего? Нет, конечно.

— Мы с папой все починим, да, пап? — смотрит на Мишу, и тот кивает. — Не плачь.

— Не плачу, — сглатываю ком и глажу сына по голове.

Какой же он хороший. Сердце разрывается просто.

Что мы творим? Что я творю?

Нужно было молчать, как и раньше. Просто молчать и не устраивать истерик. Кому лучше от этих скандалов? Только сын страдает.

Мои внутренние противоречия убивают остатки адекватности. Я же себя изнутри жру. Ненавижу себя за то, что, о боже, тело предало.

Отпуск. Океан. Мы втроем. Как семья. Как настоящая семья.

Вторая ночь. Мы уложили Марка спать. Сидели с ним вдвоем, сказки рассказывали, сын таким счастливым был. А потом темный коридор виллы, свет луны из окна, шум воды, и все как во сне. Будто не по-настоящему. Поцелуи, объятия. Эмоции зашкаливали.

Я сама себя не узнавала. Почему отзывалась на ласки, на поцелуи? Почему не противилась?

Мне нравилось. Я с ума сходила, чувствуя над собой Мишино крепкое тело и прохладные простыни под спиной. Он меня любил. Именно любил. Нежно, страстно, без остатка.

Утром мы это не обсуждали. Совсем. Во вторую ночь все повторилось. Буря, коктейль страсти и молчание наутро. Все семнадцать дней мы сходили с ума ночью и делали вид, что ничего не произошло, днем…

Когда вернулись домой, Миша переключился на работу, нет, он пытался поговорить, но я избегала даже мысли о том, что происходило на Мальдивах.

Себя боялась. Это страшно признать. Страшно думать, что семь лет могли быть другими. Больно. Ужасно.

Я не могла. А потом увидела у него в телефоне сообщение от той самой Ирины. Она спрашивала, когда он заедет в гости, к посланию прилагалось фото в сексуальном белье.

Прошло всего три дня после отпуска. Три дня после тех самых ночей!

Я оказалась права. Нет никакого смысла. Нет никакого тепла. Ничего нет. Только ненависть и боль.

— Давай колечки соберем, мам. — Марк начинает болтать ногами, и Миша ставит его на пол. — Давай? — подбирает мой браслет и кладет обратно на выдвинутую полку, привстав на носочки.

— Давай, — тру щеки и присаживаюсь рядом.

Спиной чувствую Мишин взгляд, и единственное, чего хочу, чтобы он ушел. Пусть он уйдет.

— Это в коробочку, да? — сын аккуратно кладет колье, наполовину вывалившееся из коробки, обратно.

— Да. Молодец, — Князев подсаживается рядом.

Отодвигаюсь немного подальше, а Марк в это время крепко обнимает меня за шею.

— Папа, я знаю, что надо, чтобы мама не плакала.

Миша вопросительно приподнимает бровь, а Марк чмокает меня в щеку.

— Поцеловать, — хохочет. — Папа, поцелуй маму, чтобы она не плакала.

— Марк, — крепко прижимаю его к себе, — это кто тебе такое рассказал? — перехожу на шепот, стараясь улыбаться.

— В садике, — отмахивается и, выкрутившись из моих объятий, повисает на Мише. — Папа, целуй. Целуй, — упирается ногами в пол и, обхватив руками Мишину шею, прогибается в спине, запрокидывая голову назад. — Па-па!

Князев начинает его щекотать, отвлекает. Марк визжит, а потом плюхается на попу.

Бросаю взгляд на мужа. Мурашки по телу.

Он меня дурой назвал. Цепляюсь за эти слова, как за спасательный круг.

Сочинил какую-то гадкую историю про Влада. Обвинил меня во всем, что с нами происходит. Будто у меня спрашивали, чего я хочу. Просто поставили перед фактом. Как я должна была к этому относиться? В ноги такому мужу кланяться и дифирамбы петь?

Он все семь лет жил с моей ненавистью и призраком бывшего? А я? Я как жила, он у меня хоть раз спросил?

Качнув головой, отворачиваюсь, а Марк в это время подкрадывается сзади, повисает на мне, смещаясь чуть вбок, и тянет к полу. Мы заваливаемся прямо на Князева.

Чувствую Мишину руку на своем плече, а Марк тут же лезет обниматься к нам обоим, вынуждая нас с мужем сидеть рядом.

Он прекрасно ощущает напряжение, что висит между родителями. Дети все тонко чувствуют. Он слышал наш скандал, и мы оба это понимаем.

Наверное, поэтому я придвигаюсь чуть ближе к мужу и кладу голову ему на плечо, чтобы Марк видел, что все хорошо. Он улыбается, а потом замирает буквально в нескольких сантиметрах от наших лиц.

— Ты больше не будешь прогонять папу? — спрашивает шепотом, тревожно мечась взглядом между мной и своим отцом. — Мам, не будешь?

— Нет, — облизываю сухие губы, — нет, конечно.

— Пап, а ты же не будешь больше ругать маму?

Князев треплет сына по голове и отрицательно мотает головой.

— Нет.

— Я вас люблю.

Марк выпячивает нижнюю губу и так смотрит, что у меня тут же слезы на глаза наворачиваются.

Чувствую, как Мишина ладонь чуть сильнее сжимает мое плечо. Он притягивает меня еще ближе. Я впечатываюсь ему в бок и протягиваю руки к Марку.

— Сыночек, — прижимаю ребенка к себе, — все хорошо. Мы рядом. И мы никогда больше не будем кричать.

Марк упирается лбом мне в грудь, подогнув коленки, и гладит пальчиками по предплечью.

Не хочу, но как-то так случайно бросаю взгляд на лицо мужа. У него глаза стеклянные. Он смотрит в одну точку, а когда замечает мое внимание, просто берет и обнимает нас с сыном. Крепко и… Будто как в ту ночь, с любовью, что ли…

Знаю, что это эмоции. Мы оба на грани. Все это мне, естественно, кажется, я просто хочу воспринимать происходящее как что-то, что действительно похоже на семью, о которой я мечтала. О счастье, которого у меня не было, обычного, женского счастья.

Да, я припоминала Влада, тыкала им Князеву. А как иначе? Я хотела видеть Влада своим мужем, не Мишу. Я мечтала о свадьбе и детях с другим человеком. Я забыть его не могла. Он мне снился. Я так надеялась, что все это ненадолго — наш с Князевым брак. Верила в то, что вот-вот все наладится.

Эта ужасная история закончится, и начнется другая — счастливая. С любимым человеком.

Верила, что стану свободной, но не стала.

Стоит ли об этом жалеть?

Глядя на сына, затрудняюсь ответить, ведь если бы не этот брак, у меня бы не было этого сладкого мальчика. Да, возможно, был бы другой ребенок. Но разве сейчас мне нужен другой?

Страшно представить, что вместо Марка был бы кто-то другой…

— Я сейчас, — Марк снова отбегает чуть в сторону, — не уходит.

Слышу топот детских ножек. Как хлопает дверь в детской.

На эмоциях не сразу соображаю, что до сих пор сижу с Князевым рядом, что его рука все еще на моей талии, а моя голова на его плече. Когда доходит, резко запрокидываю голову.

Сталкиваемся глазами.

Миша вытирает слезу на моей щеке кончиками пальцев, а у меня дыхание перехватывает.

— По-твоему, — произносит совсем тихо, — у нас и правда не было ничего хорошего?

Жму плечами. Что я могу на это ответить?

Нет, конечно, были и хорошие моменты. Они все связаны с сыном, иногда мне казалось, что мы и правда семья. В совместных отпусках, на прогулках, вот на этих вечных завтраках и ужинах…

В том отпуске. Теми ночами…

— Даш…

— Не знаю, — сцепляю пальцы в замок. — Я просто устала тебя ненавидеть. Устала притворяться, что счастлива.

Князев шумно выдыхает. Он так меня и не отпустил. Обнимает.

Чувствую его горячие ладони и мелко дрожу. Что происходит? Почему все это происходит?

— Во-о-от, — Марк бежит обратно с громкими криками с листиком в руке. Там, естественно, нарисованная им наспех картинка.

Я, он и Миша. Все держимся за руки, на небе огромное желтое солнышко.

— Это мы, — довольно вручает рисунок отцу в руки.

— Повешу у себя в кабинете в рамочку.

— Я тогда и маме нарисую, пусть она тоже повесит.

— Конечно, — улыбаюсь, рассматривая картинку.

— Папа, пойдемте на горку.

Марк юлой крутится вокруг нас.

— Ты и так сегодня упал, сынок. Давай завтра.

— Сейчас, мам. Пошли.

Муж первым поднимается на ноги и подхватывает с собой Марка. Мне протягивает руку. Выпрямляюсь, не игнорируя этот жест.

— У меня есть другая идея.

— Какая, пап? Сюрприз?

— Ну, можно и так сказать.

— А какой?

— Узнаешь. Мама, куртку нам возьми, — Миша смотрит на меня.

Я заторможенно киваю и иду в детскую за курткой. Потом соображаю, что, похоже, мы на улицу, и достаю Марку спортивный костюм, кроссовки и шапку. Со всем этим добром спускаюсь в гостиную.

— Давай переоденемся, — бросаю вещи на диван, пока Марк скачет по дивану. Миша в это время складывает что-то из холодильника в пакет.

— Я так, мам.

— Нет. Давай, — киваю на костюм, — переодеваемся.

Сын недовольно морщит нос, но снимает пижамную рубашку.

Помогаю ему одеться, чтобы было быстрее. Липучки на кроссовках он застегивает сам. Змейку на куртке тоже.

— Я готов, пап.

— Отлично. Даш, на твоей машине поедем.

— Ладно.

Лишних вопросов не задаю, потому что чувствую вину перед сыном. Беру ключи, надеваю куртку и ботинки.

Миша вытаскивает из гаража еще один пакет. Только гораздо больше.

Марк пытается заглянуть, что там, но Миша не дает.

— Потом. В машину забирайся, — открывает для сына дверь и берет из моих рук ключи. За руль садится сам.

Мы едем минут двадцать, Марк ерзает в детском кресле в ожидании.

Когда приезжаем в поле, расстраивается. Видимо, ждал чего-то другого.

Но, когда Миша наконец вытаскивает из багажника тот огромный пакет, в котором лежит воздушный змей, сын визжит от восторга.

— Ветра нет, — говорю так, чтобы Марк не услышал.

— Ага, — Миша кивает, а сам помогает Марку держать змея, который летать особо-то и не хочет. — За руль садись обратно.

— Зачем? — туплю, а потом соображаю. — А…

Князев засовывает Марка обратно на заднее сиденье и залезает туда сам.

— Даш, люк открой.

Делаю. Миша высовывается в люк, Марка тащит за собой. Сажает на крышу и держит.

Еду по полю в небольшом ужасе. Марк же не свалится оттуда? Судя по визгам и летящему в воздухе змею, он в восторге. А за безопасность отвечает Миша, не я…

После Князев открывает багажник и усаживает туда Марка. В ход идет все, что он насобирал в холодильнике. Соки, бутерброды и ягоды.

Марк без умолку болтает о том, как ему понравилось запускать змея из машины, и жует бутерброд с колбасой.

Солнце начинает садиться. Поднимается ветер. Ежусь и растираю плечи руками. Накинула ветровку прямо на майку же.

Миша снимает с себя куртку и набрасывает ее на мои плечи. Сам остается в одной футболке.

— Папа, а мы еще так поедем?

— Темно уже. На выходных давай?

— Ага, — Марк пьет сок, а когда снова начинает есть бутерброд, чавкает.

— Марк, некрасиво, — прищуриваюсь, а сама улыбаюсь.

— Я чуть-чуть.

Когда приезжаем домой, Марк бежит в мою спальню и тащит туда Мишу.

— Мама, давай сегодня все вместе спать, папа не будет храпеть.

Храп, естественно, «официальная» версия для сына, почему мы не спим вместе.

Глава 9

Примерно в девять Марк вырубается у меня на кровати, окруженный игрушками, книжками и родителями. Да, мы с Князевым все это время лежим рядом с сыном. Искупаем вину за скандал, выходит?

Поправляю одеяло, целую Марка в висок и поднимаюсь на ноги. Муж встает следом.

Оба молча покидаем спальню и расходимся в разные стороны.

Пока я делаю на кухне для себя чай, слышу, как хлопает входная дверь. Выглядываю в окно и вижу, что Мишина машина покидает территорию дома.

* * *

— А папа где?

Марк толком не успевает глаза открыть, но уже спрашивает об отце.

— На работу поехал. Там что-то срочное.

— Он не будет с нами завтракать?

— Он был очень расстроен и не хотел пропускать завтрак, но ему было нужно поехать на работу, сынок.

Марк кивает, будто и правда понял всю важность отъезда отца, и слезает с кровати. Сам идет умываться и чистить зубы. Даже заставлять не приходится. Удивительно. Но что-то мне подсказывает, что ноги растут прямиком из нашего скандала.

Он ведь и правда решил, что мы из-за него ругаемся.

Мой бедный мальчик. Нет, я просто ужасная мать. Ужасная…

Пока готовлю завтрак, включаю телевизор и попадаю на местные новости, по которым показывают Князева. Он расхаживает по территории своего агропромышленного предприятия и отвечает на вопросы журналиста.

Хочу переключить, но слышу за спиной топот маленьких ножек.

— О, — Марк забирается на стул и с горящими глазами смотрит в экран, — папу показывают. Круто, да?

— Очень, — улыбаюсь и радуюсь, что этот блок не вставили в мою сводку. — Сырники с вареньем или сметаной будешь?

— Сырники? Не каша?

Посмеиваюсь. Завтрак у нас разнообразием не отличается. А сырники на масле я сегодня жарю исключительно из чувства вины.

— Не каша. Могу клубнику потолочь с сахаром, если хочешь.

— Хочу.

Ставлю сырники на стол и даю Марку тарелку.

— Спасибо, мам.

— Пожалуйста, — сажусь рядом с сыном и с улыбкой наблюдаю, как он уплетает завтрак.

Когда во двор въезжает машина отца, которую я вижу в окна, слегка напрягаюсь. Он не должен быть в городе как минимум до понедельника. Сегодня пятница, и, с чего он вернулся раньше, ума не приложу.

Марк тоже замечает машину.

— Деда приехал, — спрыгивает со стула и бежит встречать.

Иду следом, только вот восторга его не разделяю.

— Ничего себе, — слышу папин голос, — да ты подрос. Сколько я тебя не видел? Пять дней? А ты уже вымахал.

Папа сидит перед Марком на корточках, улыбается, заметив меня, кивает.

— Привет, — взмахиваю рукой, а внутри все содрогается.

Зачем он приехал? Он никогда не появляется просто так.

— Мам, смотри, что деда подарил, — сын показывает мне коробку с новым смартфоном.

— Пап, — вздыхаю.

— Не пыхти, — отец морщится, — могу я внука порадовать или нет? Маркуш, беги пока, коробку вскрывай, я сейчас подойду.

— Хорошо.

— Марк, доешь сначала.

Сын кивает и несется обратно в кухню, по пути срывая защитные полоски с телефонной коробки.

— Я хочу с тобой поговорить, — притормаживаю отца на пороге.

— О чем?

— Я хочу развестись.

— Опять старую пластинку зажевало? Чего тебе снова не так?

— Я стала свидетельницей его измены.

Папа смеется.

— Изменил, и что? Ты теперь сына без отца решила оставить? О ребенке совсем не думаешь? Какой еще развод?

— Я застала его с другой. А если Марк это увидит?

— Детонька, мало ли где и с кем ты его застала. У вас ребенок. Ему полная семья нужна.

— У него другие женщины есть, я знаю. Много. Он нас всех с грязью мешает. Как ты не понимаешь, папа?

— Перетерпи. Нагуляется и вернется. Зря я столько сил приложил, чтобы ваша свадьба состоялась?

— Я его ненавижу. Понимаешь? Ненавижу!

— Я поговорю с Мишей, а ты о сыне думай. Домой я тебя обратно не приму. Даже не надейся.

— Я так больше не могу, ты меня слышишь вообще?

— Он тебя бьет? Голос повышает? Может быть, не дает денег или сына лупит? Оскорбляет вас как-то?

— Нет.

— То есть у него есть другие женщины и все? Тебя не устраивает, что он как-то супружеский долг не выполняет или что? Я понять не могу. Ты сама орала, как он тебе противен. Вот он тебя не трогает. Мы это с ним обговаривали, чтоб без твоего согласия и пальцем не трогал. Чего тебе еще надо? Живешь на всем готовом, но при этом постоянно ноешь. Все тебе вечно не так. Зря я тебя не лупил в детстве, мать все твою слушал.

— А Марк? Он вырастет и все узнает. Разве ты не понимаешь? А я? Я всю жизнь должна жить с тем, кого не люблю?

— Так полюби. Создай нормальную семью. За такие вещи женщины в ответе. А если мужик не на тебя, а на других баб смотрит, так сама виновата. Надо как-то поактивней быть, значит. Я не допущу, чтобы мой внук без отца рос. Хоть раз в жизни о ком-то другом, кроме себя любимой, подумай! У нас общий бизнес. Ты хотя бы своей пустой головой представляешь масштабы? На что ты так хорошо живешь? На чьи деньги? За счет кого?

Отец недовольно поправляет галстук и проходит в дом.

Закрываю дверь. Выдыхаю.

Бессмысленный разговор со стеной. Он меня никогда не услышит и не поймет.

На что я вообще надеялась?

— Если опять выкинешь какой-нибудь фокус, я тебя собственными руками, — папа понижает голос до шепота, так, чтобы Марк не услышал, но почему-то звук, что слетает с его губ, кажется еще более устрашающим. — Марк, ну что там? Разобрался?

— Конечно.

В одной руке сын держит сырник, а в другой — уже распакованный и включенный телефон.

— Не нужно приучать его к гаджетам, — забираю айфон, — сначала едим, потом играем.

— Ну мам!

— Марк, — говорю чуть строже.

— Миша где? — папа осматривается.

— Папу на работу срочно вызвали, — вставляет свои пять копеек Марк, — там что-то срочное.

— Когда? А я почему не знаю?

Прищуриваюсь и смотрю на отца. Давай уже быстрее соображай, по каким делам и куда мог свалить твой любимый зять.

Поджимаю губы и кошусь на Марка. Отец приподнимает брови.

— Ну точно, — хлопает себя по ноге, — забыл. Склероз у деда. А ты чего не в саду сегодня?

— А у меня выходной, — врет с широченной улыбкой.

— Да? Тогда поехали к нам. Бабушка там по тебе скучает.

— Мам, можно?

— Можно, беги собираться.

Папа смотрит Марку вслед, а когда тот скрывается из вида, переводит взгляд на меня.

— Не смей, Дашка, поняла меня? Только попробуй что-нибудь выкинуть. Не время сейчас, дочь, годика через два что хочешь будешь делать. А сейчас нельзя. Кофе мне налей.

— Сам наливай, мне Марка собрать надо, — круто разворачиваюсь на пятках и поднимаюсь в детскую.

* * *

В субботу, как и планировала, собираюсь в Москву к адвокату под предлогом шопинга. Марк остался у моих родителей на все выходные, что существенно облегчает задачу.

Убираю волосы в высокий хвост, быстро осматриваю себя в зеркало и мажу губы бальзамом.

Из дома выхожу в приподнятом настроении. Миша со вчерашнего дня не появлялся, поэтому, когда его машина перегораживает мне дорогу во дворе, немного напрягаюсь. Сжимаю в кулаке брелок от своего мерса, нервно переступая с ноги на ногу.

Князев хлопает дверью и направляется прямо ко мне. На нем черные брюки и рубашка, рукава которой закатаны до локтя. На галстук нет и намека.

— Ты куда? — интересуется, осматривая меня с ног до головы.

Вероятно, не стоило надевать белый брючный костюм, он прямо-таки кричит о том, какое удовольствие я испытываю, предвкушая эту поездку.

— В Москву. Решила пробежаться по магазинам.

— Минут пятнадцать подожди. Я в душ, и вместе поедем. У меня встреча.

— Вместе?

Точно голосом себя выдаю, потому что Миша приподнимает бровь и смотрит не в глаза, а в душу. В тот ее уголок, где за эти годы успела осесть вся моя ложь.

— Ты против?

— Не хочется тебя напрягать, — пожимаю плечами.

— Ты меня не напрягаешь. Подождешь?

Если я сейчас откажусь, он точно что-то заподозрит. Засовываю свою маленькую сумочку под мышку и киваю.

— Подожду. Но только пятнадцать минут.

Миша едва заметно улыбается и направляется в дом. Выглядит он не очень. Потрепанный какой-то. Может, действительно на работе был? Или все-таки очередная любовница умотала?

Пока в душе на первом этаже шумит вода, решаю сделать себе кофе. Параллельно звоню маме, интересуюсь, как у них дела. Она с радостью делится со мной подробностями того, как сын с дедом нырял в бассейне, а потом играл в догонялки по всему дому.

Улыбаюсь, но всеми фибрами души чувствую чужое присутствие. Поворачиваю голову и сразу же отвожу взгляд. Миша вышел из душа, обмотав бедра полотенцем.

Скребу ногтем по столешнице, полностью теряя нить маминого повествования.

К моменту, когда Князев спускается из своей спальни уже одетый, я разговариваю с Марком. Миша это слышит и ускоряет шаг.

— Я тебя тоже очень люблю, сынок. Да, папа приехал. Конечно. Пока.

Сбрасываю звонок и, повернувшись к мужу лицом, прячу телефон за спину.

— Он у твоих? — Князев берет со стола мою чашку и делает несколько больших глотков кофе.

Смотрю на все это и возмущаюсь без слов. Только взглядом.

— Я не для тебя наливала, — отхожу в сторону и делаю глубокий вдох. — Да, Марк у мамы с папой до вечера воскресенья.

— Как вернемся из Москвы, заберем.

— Ему там хорошо. Нравится.

— Дома, с тобой и со мной, ему нравится больше.

— Правда? Тогда где ты был весь вчерашний день, пока он спрашивал у меня, где папа? М? Мне надоело врать сыну.

— Я работал.

— В горизонтальной плоскости, судя по всему, — не могу сдержаться от усмешки.

— По себе не суди.

Князев припечатывает меня словами и направляется к двери.

Задыхаюсь от поднимающейся внутри волны возмущения и, ускорив шаг, нагоняю Мишу на крыльце.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что работал. Мне сколько раз еще повторить? Чего ты от меня хочешь?

— Развод!

Миша молча обходит меня стороной и садится в машину. Заводит двигатель и ждет. Смотрит только исподлобья.

Сажусь на пассажирское, резко тяну ремень, но он не поддается. Бешусь от этого еще сильнее. Когда наконец пристегиваюсь, бросаю сумку на заднее сиденье и складываю руки на груди.

Первые километров тридцать мы едем молча, под звучащую из динамиков музыку.

Когда по радио включаются новости, Миша делает чуть громче. Внимательно слушает минут пять, а потом меняет волну.

— Почему мы не можем нормально общаться? — устало накрываю лоб ладонью, откидываясь затылком на подголовник.

— Каждый раз, когда я пытаюсь, ты сначала устраиваешь истерику, а потом сбегаешь. В лучшем случае.

— А в худшем?

— А в худшем молчишь и делаешь вид, что меня не существует, — Князев бросает на меня взгляд, но быстро возвращает его к дороге, перестраиваясь на соседнюю полосу.

— Потому что ты меня не слышишь. Ни разу не услышал за семь лет. Ни разу!

— Бардачок открой.

— Зачем?

— Просто, блин, открой бардачок и возьми оттуда папку.

Делаю, как он говорит, вытаскиваю черную папку.

— Что там?

— Посмотри сама.

Быстро листаю страницы, недоверчиво рассматривая фото, и кошусь на Князева.

— Что все это значит? — сглатываю, чувствуя дрожь в пальцах.

Князев делает глубокий вдох, а потом съезжает с дороги в поворот на какую-то деревню или поселок.

Остервенело перелистываю страницы. Снова и снова.

Там счета, переводы. Имена.

Влада, моего отца. Суммы с переводами. Выписки со счетов. Адреса.

Какие-то бумаги на бизнес-проект, первоначальный капитал которого равен той сумме, что ушла со счетов моего отца Владу.

Папа даже не скрывал ничего. Все проведено по-белому.

— Это, — Миша тычет пальцем в лист, — то, сколько за тебя заплатили. Кто и кому, ты видишь. А это, — тычет уже на следующую страницу, — результаты выгодной сделки.

— Зачем ты мне это показываешь?

— Окончательно развеиваю все сомнения. Жалею, что не сделал этого раньше.

Князев отворачивается и раздражающе барабанит пальцами по рулю, пока я снова и снова перечитываю бумаги, что он мне подсунул.

Получается, Влад уехал в Москву за несколько дней до моей свадьбы. Продал все, что у него было в нашем городе, то есть небольшое помещение, где он делал фото на документы. А потом открыл в столице фотостудию.

Он сам продал. Везде его подписи. Все деньги поступили на его счета. У него никто ничего не отбирал.

А судя по тому, что на деньги, вырученные с продажи квартиры родителей, он приобрел им дом в деревне Московской области, у них тоже все прекрасно.

Ладно, пусть так. Пусть Влад меня продал. Это ранит. Нет, это убивает.

Второй раз за жизнь почувствовать себя товаром — это уже слишком. Только вот эта информация ничего не меняет.

— Зачем ты мне это показываешь? Какой в этом смысл? — бросаю папку обратно в бардачок. — Разве тебя это как-то обелит? Он продал, ты купил. Все, как вы любите.

— Когда пойдешь сегодня к своему адвокату, просто имей в виду, что пока я все равно не дам тебе развод. Когда-то меня купили так же, — кивает на бардачок, — как его. Только на других условиях. И пока изменить я их не могу.

— Ты знаешь про адвоката?

Миша кивает и снова заводит двигатель. Мы выезжаем на дорогу, продолжая движение в сторону Москвы.

— У тебя нет никакой деловой встречи сегодня, да?

— Нету.

— Ты знаешь, куда я еду, и до сих пор не повернул обратно?

— В этом нет смысла. Ни в чем уже давно нет смысла. Хочешь консультацию по бракоразводному процессу? Можешь хоть сотню посетить, реальность, в которой мы живем, от этого все равно не изменится.

Глава 10

Не изменится…

Пока я стараюсь переварить сказанное Мишей, у него звонит телефон.

Князев хмурится и будто нехотя отвечает на звонок. Буквально первые две секунды слышу папин голос, но муж, судя по всему, уменьшает громкость.

— В Москву еду. Какая разница? Я в курсе уже. Это не та потеря, о которой вообще стоит говорить.

Не без интереса слушаю то, что говорит Князев. У них там какие-то проблемы? Конфликт? Что вообще сейчас происходит между Князевым и моим отцом? Они все еще союзники или уже враги?

Я никогда особо не лезла во все это бизнес-болото, но будет лукавством не отметить, что еще год назад Миша не дерзил папе. Не ставил его мнение под сомнение — вот так открыто, по крайней мере…

— Значит, так было нужно. Вам не нравится, вы и не мелькайте я тут при чем? У вас паранойя. Сказал же, заеду, как будет время.

Миша отключается первым и бросает телефон на свое сиденье, продолжая как ни в чем не бывало вести машину. Меня в это время, конечно же, так и подмывает позлорадствовать или выдать какую-нибудь глупую шутку.

— Проблемы? — все же спрашиваю. Даже миролюбиво, можно сказать.

— Никаких.

— Где ты мелькал? — пересаживаюсь, делая упор на левое бедро, чтобы смотреть прямо на мужа.

— В новостях.

— Точно. Мы с Марком видели. Он порадовался, когда тебя увидел. Это было не согласовано с папой, судя по всему?

— Он уже давно не в том положении, чтобы с ним что-то согласовывали.

Миша бросает на меня слегка раздраженный взгляд, мол, как я могла такое ляпнуть и усомниться в нем? Его сиятельство в бешенстве просто.

Я пока не знаю, что делать с информацией о Владе, да и надо ли что-то делать. Но вот Мишины слова о реальности, которая не изменится, что бы мы сейчас ни делали, все еще тревожат и не выходят из головы.

Между папой и мужем точно что-то происходит. Это открытый конфликт?

Отец говорил про два года. Что изменится за два года? Почему я смогу развестись по их прошествии?

— А раньше? Когда ты только на мне женился, согласовывал? — уточняю шепотом, но Миша слышит. Знаю, что слышит.

— У тебя сегодня хорошее настроение на поболтать?

— Ты первый начал, — пожимаю плечами, — вон, листочками тут махал. Про Влада зачем-то вспомнил. Так что я имею право задавать вопросы.

— Раньше ты свой мозг этим не напрягала.

— Придурок, — шиплю и тут же отворачиваюсь к окошку.

Лучше уж и правда молчать, чем слушать оскорбления в свой адрес.

Будто я не в курсе, что Князев всегда считал меня недалекой. За два дня до свадьбы, когда в нашем доме проходила помолвка, я слышала разговор Миши с кем-то из его друзей. Он с усмешкой говорил о том, что моська у меня смазливая и ему хоть в чем-то повезло. Потому что вместо мозга у этой избалованной девки ветер по черепной коробке гуляет.

Я тогда даже разозлиться не смогла и как-то обозначить, что я все слышу, потому что злость и так была моим перманентным состоянием.

Я ему не нравилась. Он мне тоже. Первый год мы вечно друг другу грубили. Иногда вообще без повода.

Моя жизнь его не интересовала. Он прекрасно вел свою — разгульную, а потом мы разыгрывали идеальную семью на публике. Было тошно.

Но его отстраненность давала мне мнимое чувство свободы. В какой-то момент я настолько им прониклась, что решила сбежать. Чем все закончилось, понятно без объяснений, раз мы все еще вместе…

С того дня Миша стал более резким и раздражительным, а я, чтобы минимизировать общение, ушла с головой в работу. Деньги, что зарабатывала, не помогли бы мне противостоять Мише и папе, но они добавляли хоть какой-то уверенности в себе. С ней были проблемы. Я в принципе превратилась в сгусток затюканной плоти, без права выбора и голоса. У меня все забрали и делали вид, будто это нормально. Чего мне вообще может не нравиться?

За три месяца до рождения Марка пришлось осесть дома. Уйти в декрет с надеждой, что после рождения ребенка я получу долгожданную свободу, которую мне обещали.

В момент, когда у нас вообще зашел разговор о ребенке, я думала, с ума сойду. Для меня это было неприемлемо. Но что папа, что Миша давили. Убеждали, что так нужно, правильно. Князев как-то вечером, когда мы в сотый раз говорили на эту тему, пообещал, что ребенок — это наш с ним прямой путь к разводу.

Я ухватилась за эту мысль. Согласилась, а когда тест показал две полоски, долго рыдала в ванной. В тот момент мне было плевать на развод, на Мишу, отца, на их планы и договоренности. Я думала лишь об одном — это же будет живой человек. Что я творю? А если я не смогу его полюбить? Если обреку на страдания?

Думаю, отец это понимал. Видел сомнения, поэтому первые три месяца ко мне была приставлена ужесточенная охрана и врач. На всякий случай…

Когда родился Марк, нет, когда я впервые услышала стук его сердечка, поняла, что уже его люблю. Больше всех. Больше жизни.

Гормоны шалили во время беременности не по-детски, я стала более мягкой. Миша в то время тоже как-то потеплел. Если изначально ребенок был для него еще одной выгодной сделкой, то чем больше становился мой живот, тем чаще он спрашивал, как я себя чувствую, первый шел со мной на контакт. Говорил про ребенка, его будущее. Был вовлечен.

Мы оба были максимально вовлечены.

Иногда, ночами становилось невыносимо больно от осознания, что мой малыш от нелюбимого человека, но утром это проходило. Я должна была быть сильной и веселой ради малыша.

Мы с мужем заключили пакт о перемирии. Вербальный. Не говорили об этом, но оба будто пошли друг другу навстречу ради Марка.

Но, когда сын родился, я провалилась в легкую депрессию. Князев этого даже не заметил. Все его внимание было приковано к Марку, а меня будто не существовало. Никто не заметил. Даже мама моя. Меня словно вычеркнули. Все наше с Мишей нормальное общение на этом фоне стало испаряться. Я стала закрытой, нервной, постоянно плакала, но изо всех сил старалась как можно больше времени уделять ребенку и не быть плохой мамой. Этого я боялась. Боялась как-то навредить сыну, недодать любви.

Мне было плохо, а Миша этого не видел. Я огрызалась, он отвечал. Мы могли не разговаривать друг с другом неделями.

Я плакала ночами и ненавидела себя за то, что поверила ему. Поверила в то, что мы можем быть нормальными, жить нормально. Ну и за то, что развода в итоге не намечалось.

В одну из таких ночей случайно нашла контакты Влада в соцсетях и написала ему. У нас закрутилась переписка. Наверное, именно она тогда и помогла мне прийти в себя, пока ситуация внутри семьи накалялась. В пылу ссоры я несколько раз припомнила Мишке, как он на мне женился, обзывала его всячески, сравнила с Владом. Давила на все больные точки, что могла. Хотела развод. Тот самый, что он мне обещал. Но он оставался непробиваемой стеной. А мне хотелось, чтобы он был таким, как в мою беременность. Чтобы он был человеком!

Я смотрела на Марка и все чаще понимала, что я не могу позволить ему жить в клетке. Тогда решила сбежать во второй раз. Тщательно готовилась, но Миша нас поймал и притащил обратно. Орал так, что я думала, стекла в доме из окон повылетают.

— Извини, Даш, — Мишин голос возвращает в реальность. — Я не хотел тебя обижать…

— На дураков не обижаются, — пожимаю плечами. — Расслабься.

— Тебе просто не нужно в это лезть. И еще…

Вздрагиваю, потому что Князев сжимает мою руку.

— Как вернемся домой, Марка в доме своего отца больше не оставляй, ладно?

— Почему?

Миша ловит мой взгляд и барабанит по рулю пальцами.

— В это мне тоже лезть не нужно? Когда дело касается моего ребенка? Серьезно?

— Не передергивай.

— Тогда объясни нормально. Как ты себе представляешь мое поведение? Если отец захочет забрать Марка, он заберет и меня не спросит. Будет действовать через ребенка, ты знаешь, как сладко он умеет говорить. Марк сам согласится.

— Если такое вдруг будет происходить, сразу звони мне.

— Да, чтобы ребенка у меня отобрал ты, — взбешенно взмахиваю руками. — Прямо дилемма, какое из зол выбрать.

— Я не собираюсь забирать у тебя ребенка.

— Ну да, а все твои угрозы — это так…

— Если ты живешь со мной, то никто у тебя Марка не заберет.

— А можно я буду жить с Марком, без вас всех?

— Нет.

— Что у вас происходит? Скажи мне, что, блин, происходит? Зачем вы втягиваете в это Марка? Вам меня недостаточно?

— Для того, чтобы Марка не втягивали, я и прошу тебя минимизировать ваши контакты с твоим отцом. И тебе, и Марку.

— Ты не просишь, ты говоришь загадками. Я устала додумывать. Сколько можно-то?

— Прекрати истерить. Каждый, ровно каждый наш разговор заканчивается твоими воплями.

— Моими воплями? Так, может, ты не будешь вечно так тормозить? Есть проблема, ее нужно проговаривать и решать, а не так…

— Как? Много ты наговорила и нарешала за семь лет?

— А сам? Бесишь. Не хочу тебя слышать. И видеть тоже.

— Кто бы сомневался. Вечный аргумент. Может, хватит уже голову в песок прятать?

— Лучше в песок, чем слушать, какая я дура, по твоему мнению. Всем друзьям рассказал, какая у тебя тупая, но смазливая жена, м?

— Чего?

Князев замолкает, обдумывает сказанное. Хмурится. Ну вряд ли он вспомнит свои слова семилетней давности, а я вот вспомнила, чтоб их.

— Ты о чем вообще?

— Память короткая, да? Разве не так ты меня в день помолвки описывал своему дружку?

— Это сто лет назад было.

— Но, судя по всему, твое мнение обо мне осталось прежним.

— Ну естественно, — стискивает зубы и смотрит на дорогу.

Покачиваю ногой, сложив руки на груди.

Это все какой-то дешевый, пафосный спектакль. У офиса адвоката вылезаю из машины и от души хлопаю дверью. Князев не реагирует, а мне, на этом гадком эмоциональном подъеме, так и хочется показать ему средний палец, а лучше хорошенечко встряхнуть, а потом поколотить.

Выдыхаю и, застегнув пуговицы на пиджаке, захожу в здание. Поднимаюсь на лифте на третий этаж. Улыбаюсь девушке в приемной.

В кабинет попадаю через десять минут.

Мы около часа обсуждаем все детали моей семейной жизни. Адвокат задает много вопросов, уточняет, делает какие-то пометки. Дает мне список документов, которые нужно собрать, также говорит, что неплохо будет собрать доказательства измен мужа, ну и самой, естественно, пока не произойдет развод, не иметь никаких связей.

Я делаю упор на то, что хочу, чтобы ребенок остался со мной, и, конечно, не утаиваю, что Миша угрожает его отобрать. Адвокат это себе тоже отмечает и советует, если такая угроза еще раз поступит, записать на диктофон.

Я прямо так и представляю себя бегающей по дому со включенным на телефоне диктофоном и провоцирующей Мишу высказать что-то подобное снова.

Несмотря на то, что адвокат намечает очень дельный план, которому мы будем следовать, уверенности мне это не прибавляет.

Они не позволят. Всех купят, возможно, вскоре и этого самого адвоката. Не зря же Князев сидит в тачке на улице.

Я бы могла отказаться сегодня и сказать, что никуда не поеду. Но толку? Он все равно знает. И уверена, что и о моей новой поездке тоже узнает.

Прощаюсь и выхожу на улицу.

Странное чувство. Пока я посещала адвоката по разводам, мой муж все это время ждал меня в машине неподалеку.

Абсурд какой-то.

Перехожу дорогу, а когда оказываюсь рядом с автомобилем, понимаю, что Князева внутри нет. Прекрасно просто.

Оглядываюсь по сторонам. Ветер раздувает полы пиджака, и кончики волос, собранные в хвост, хлещут по лицу.

Погода сегодня меняется на глазах. С утра светило яркое солнышко, которое пригревало. А сейчас вот, кажется, намечается дождь. Холодный ветер пробирается под пиджак, и кожа тут же покрывается мурашками.

Достаю телефон и звоню Мише.

Куда он провалился-то?

Прикладываю смартфон к уху и замечаю фигуру Князева. Он идет по тротуару к машине. В руках два стаканчика с кофе.

— Что тебе сказали? — вручает один мне.

— Тебе нравится надо мной издеваться? — сжимаю стакан, но к напитку не притрагиваюсь, хоть и продрогла. Горячий кофе в такой ситуации очень соблазнителен.

— Нет, просто любопытство.

— Тогда можно я не буду его удовлетворять?

— Твое право, — Князев едва заметно улыбается. — Замерзла?

— Да. Открой машину.

— Она открыта уже.

Тут же дергаю ручку и забираюсь в салон. Виски ноют от боли. Я перенервничала сегодня. Не каждый день приходится ходить к адвокату, а добираться до него вот в такой компании.

— Даш, — Миша садится за руль, — я серьезно насчет Марка.

— Да-да. Я поняла, не возить его к родителям больше, — устало прикрываю глаза, оставив кофе в подстаканнике.

В машине повисает пауза, а я медленно начинаю проваливаться в сон, когда снова слышу Мишин голос.

— Два-три месяца, и я дам тебе развод.

Резко открываю глаза и подаюсь вперед, неуклюже переваливаюсь на левое бедро, впиваясь в Князева глазами.

— А Марк?

Миша отводит взгляд, и я чувствую слезы на своих щеках. Он мне его не отдаст. Он хочет, чтобы я была приходящей мамой.

Всхлипываю и тут же накрываю рот ладонью. Картинка становится мутной от бегущих слез.

— За что ты так со мной? Почему?

Обнимаю себя руками и прилипаю спиной к сиденью.

— Марк останется с тобой, — слышу мрачный и очень тихий голос Князева. — Но ты должна занять мою сторону сейчас. Во всем, что вот-вот начнется, ты должна будешь быть на моей стороне.

Миша сглатывает, а я вижу, что у него пальцы побелели от того, с какой силой он сжимает руль.

— Ну и потом, естественно, не мешать моему общению с сыном. Воскресным папой я быть не планирую.

Глава 11

Миша

Чувствую на себе Дашкин взгляд. Молчу.

Даю ей время все обдумать. Завожу тачку и выезжаю с парковки под гнетущую тишину в салоне.

Пока даже отдаленно представить не могу, как это — жить со своим сыном раздельно. Но, возможно, для него и правда так будет лучше. Вероятно, для всех нас так будет гораздо, гораздо лучше…

Почти шесть лет назад Марк должен был стать гарантией в нашем с тестем общем деле и прямым путем к разводу. Но, как только Дашкин живот начал расти, все изменилось. Просто по щелчку. Я привязывался к еще не рожденному ребенку с каждым днем все сильнее, а вместе с ним все чаще задерживал долгие, задумчивые взгляды на Даше. Девушке, которую первый год просто на дух не переносил.

Меня все в ней раздражало. Голос, походка, ее вечные вопросы и истерики.

Ей на берегу объяснили, что это сделка, но она с каким-то идиотским упорством продолжала строить из себя жертву. Иногда мне казалось, что это у нее с отцом своим договоренность такая, чтобы свести меня с ума.

Злился. Старался по минимуму с ней пересекаться. Не дышать в ее сторону и уж тем более не прикасаться.

Она считала меня каким-то чудовищем, и чем громче и чаще она об этом говорила, тем изощренней я доказывал ей правоту ее же слов. Намеренно.

Импульсивность в те годы зашкаливала.

— Ты серьезно про Марка?

Голос жены возвращает из мыслей в реальность.

— Это правда или очередной обман? Как я могу тебе верить после всего?

Аргументов особо нет. Сейчас она должна поверить мне на слово. Иначе, увы, никак.

— Единственное, в чем я сейчас должен быть железобетонно уверен, так это в том, что ты займешь мою сторону. Только так я смогу обеспечить безопасность Марку, — проговариваю медленно, ожидая от Дашки хоть какой-то реакции, но она молчит.

Я отлично изучил тестя за эти годы. Он пойдет на все что угодно ради бизнеса, денег, власти. Без единой мысли сомнения втянет во все это Марка. Свою дочь один раз он уже продал. Что помешает продать во второй? Уверен, он уже пообещал ей развод через годик, другой. Думаю, такой срок он поставил перед собой, чтобы от меня избавиться и подсунуть Дашу под кого-то другого.

Этого я допустить не могу. Не из-за благородства, этого во мне точно нет. Она просто уже давно для меня не чужая.

И сына своего в обиду я ни за что не дам. Не сделаю его переходящим трофеем. Ни за что.

Еще немного — и карты вскроются. Пути назад не будет. Да мне и не надо.

Притормозив на красный, бросаю взгляд на Дашку. Она сидит, прикрыв глаза. Не спит. Чувствую, что хаотично гоняет мысли в голове. Решает, стоит ли мне верить.

И тут я ее понимаю, один раз мои слова уже оказались пустыми…

Но там была в корне другая ситуация. Там я позволил своему ЭГО выйти на первый план. Там я еще и понятия не имел, что привяжусь к своему ребенку настолько, что просто не смогу их отпустить. Не думал, что заинтересуюсь своей женой как женщиной…

Оказалось, у нее красивый смех. С ней может быть интересно.

В какой-то момент показалось, что из этого договорного брака и правда может что-то получиться. Пока не увидел, что она до сих пор страдает по своему Владу. Случайно увидел их переписку, и это в тот период, когда у нас родился сын. Взбесился, нашел этого козла, провел воспитательную беседу, чтобы не лез. А ведь когда-то мы были с ним друзьями. Точнее, я так думал...

Дашка вскоре после этого собрала ребенка и решила сбежать. С полугодовалым мальчиком на руках.

Беспросветная дурость просто.

Поймали. Вернули.

Тестю ничего не сказал. Посчитал, что это уже наши личные проблемы. Пригрозил сам, сказал, что отберу сына, больше на эмоциях, но она поверила и вцепилась в эту мысль. Начала бояться и отгораживаться. Просвет исчез.

Вообще, наша с ней свадьба должна была стать грандиозной фикцией. Она таковой и была, первые годы.

Я ненавидел жену ровно так же, как и ее отца. Сам залез в петлю, но почему-то было удобно считать крайними других.

Семь лет назад мой папа слег после инсульта. Его частично парализовало. Мне в короткие сроки пришлось встать во главе его бизнеса.

Дашкин отец, как падальщик, появился практически сразу, предлагал крупную сумму на сделку. Хотел купить у меня мясокомбинат. Мой отец, будучи в здравии, не раз уже его посылал с этим предложением куда подальше. Единственное, что меня спасало от прямого конфликта с Дашкиным отцом, это неугасшие отцовские связи в Москве. Именно поэтому Анин не пошел в открытое наступление, а предложил сделку.

Он красиво говорил о прекрасном будущем в тандеме и параллельно обрисовывал мои перспективы, если я продолжу играть в одиночку. И они были плачевными. На тот момент я еще не въехал в тему. Полгода под моим руководством превратили некогда процветающее предприятие в угасающий бизнес, едва держащийся на плаву. Но тут, я думаю, сам Анин и поспособствовал.

Мне была нужна помощь. Я не мог разочаровать своего умирающего отца еще больше, чем было на тот момент.

Разговор о свадьбе зашел якобы случайно.

Я женюсь на дочери Юрия Николаевича, и мы производим слияние бизнесов.

Хотел отказаться, отец бы это не одобрил, но за сутки до того, как я озвучил будущему тестю свое решение, мой отец скончался.

Я мог играть грязно и не думать о морали…

— Миш!

Дашкин громкий визг врезается в мозг, моргаю и сворачиваю на обочину, едва успевая увести машину от столкновения.

Какой-то идиот решил пойти на обгон и не успел перестроиться со встречки обратно в свой ряд.

— Ты ослеп? — Дашка продолжает причитать. — Ты мог нас убить! Ты не видел, что он едет прямо на нас? Миша!

— Видел, — прикрываю глаза. — Не видел.

— Что с тобой вообще происходит?

— Все нормально.

— Давай я сяду за руль. Ты нас убьешь.

— Все нормально.

— Я так не думаю.

— Даш, — рассматриваю ее алеющие от эмоций щеки, приоткрытые от возмущения губы и резко отворачиваюсь.

— Что? — жена вздыхает.

Качаю головой.

Год назад у меня появился реальный шанс выбраться из всего этого дерьма, куда я нас загнал. Отступать я не собираюсь, как и рисковать женой и сыном. В этот раз все будет по-другому.

* * *

В город возвращаемся около пяти вечера и сразу едем забирать Марка.

Жена дергается. Это одна из первопричин, почему изначально я не хотел посвящать ее в свои планы. Ее читаешь как открытую книгу. Она не умеет притворяться, если этого требуют обстоятельства. Выдает себя с полуслова.

— Успокойся, — бросаю на Дашу взгляд. — Ничего не происходит. Тебе нужно срастись с этой мыслью. Ты ничего не знаешь и по-прежнему хочешь развод. Это ведь правда, согласна?

Даша кивает, но сразу же передергивает плечами.

— С твоим отцом буду я разговаривать, минимизируй контакт. Хорошо?

— Да. Я поняла.

Как только заезжаем на территорию дома Дашкиных родителей, жена откидывает козырек и смотрит на себя в зеркало. Пару раз натянуто улыбается. И закусив нижнюю губу, прикрывает глаза.

Ее нервозность мне не передается, но, если она продолжит так себя вести в доме тестя, он не оставит это без внимания. Хотя бы потому, что в основном его дочь транслирует злость, а не вот эту забитую потерянность.

— Даш, — беру ее за руку, припарковав машину у гаража, — все нормально.

— Ты правда думаешь, что он может… Что Марк…

— Я могу ошибаться, — откровенно лукавлю, — но нам нужно перестраховаться.

— Ладно. Ладно, — сама сжимает мою руку сильнее, — я поняла. Сейчас. Сейчас улыбнусь или как я себя веду обычно?

— Точно не улыбаешься, — ухмыляюсь. — Недовольное лицо сделай.

— Да. Недовольное…

— Идем?

— Может, ты сам?

— Нам с твоим отцом нужно поговорить. Ты же не будешь сидеть в машине все это время?

Дашка кивает и вылезает из тачки. Поправляет свой белоснежный пиджак, на контрасте с которым ее слегка загорелая кожа кажется еще более смуглой.

В дом заходим по отдельности, пропускаю жену вперед и даже подталкиваю. В основном, если это не мероприятие, она старается держаться от меня на расстоянии, это всегда бросается в глаза. Сейчас же, наоборот, держится слишком близко.

— Мама!

Поворачиваю голову и вижу бегущего к нам Марка.

— Мамуля, — сын обнимает Дашку за ноги, и она неловко наклоняется, чтобы прижать его к себе и потрепать по голове. — Пап, привет, — сын взмахивает рукой, но обниматься со мной не спешит.

Так происходит всегда, если Даша куда-то надолго уходит или уезжает.

Тупо будет отрицать то, что к ней он привязан гораздо больше.

Жена права, даже если я и заберу его себе, то не справлюсь. Не потому, что плохой отец, а потому что подсознательно он все равно больше тянется к матери, как и все дети.

— Долго вы, — тесть выползает нам навстречу с недовольной рожей.

Киваю и протягиваю ему руку. Здороваемся и сразу идем к нему в кабинет. Без слов.

Дашка смотрит нам вслед. Чувствую ее прожигающий спину взгляд.

Закрываю дверь в кабинете и присаживаюсь в кресло.

— Ты почему не предупредил? Сорвался среди дня. Куда вы вообще ездили?

— Шопинг.

— Тебе заняться нечем больше, чтоб ее по магазинам катать? Водитель на что? Или грешки замаливаешь?

Юрий Николаевич по-крысиному хихикает.

— Рассказала мне дочь о твоих похождениях. Знай, я не одобряю.

Вопросительно приподнимаю бровь. Изначально у нас был договор, что «вроде как» без Дашкиного согласия я к ней не лезу. Хотя я и не особо собирался. Насиловать жену в мои планы никогда не входило.

— Потише надо быть, — продолжает тесть. — Мозг тебе на что? Отели, квартиры съемные. Моя дура же, — обзывает дочь, — одержима разводом, скандал устроить может. Вывалит всю эту грязь на публику. Оно нам надо?

— Вы правы, — киваю, — такого больше не повторится.

— Ну и ладненько. Антипов пропал, — тесть берет сигару и кладет ее в гильотину. — Половину дня на связь не выходит.

Антипов — адвокат. Работал на прямого конкурента тестя до недавних пор и, естественно, сливал ему информацию. Точнее, то, что ему позволяли сливать. Сейчас в свободном плавании и вроде как окончательно решил прибиться к Анину, что портит мне планы.

Илья многое знает и может подгадить. Наша последняя с ним встреча закончилась на не самой приятной ноте. А теперь вот он пропал…

Интересно.

— Найдется, нашел очередную бабу и забурился в какой-нибудь отель.

— Тоже верно. Но проверить надо. Не нравится мне это.

— Проверю.

— Не нужно. Я уже подключил ребят. Ты лучше скажи, как у тебя с Шумаковым дела? Он клюнул?

— Он верит, что я хочу помочь ему вас подвинуть.

Тесть довольно улыбается.

— Ох, Лёша всегда был дурачком. Сидел бы в своей деревне и не высовывался…

Улыбаюсь.

Шумаков когда-то был партнером моего тестя, потом Юрий Николаевич его кинул. Сейчас у них намечается второй раунд дележки бизнеса.

Снова приходится выбирать сторону, но теперь это не Анин.

— А Снегур? Он вроде в стороне держится, но Лёша его слушает.

— Вы знаете, что он предпочитает держать нейтралитет в таких ситуациях. Ничего не изменилось.

— Ладно. Марк говорит, что Дашка его фортепиано мучает. Ты бы повлиял. Он пацан, какие, к черту, песенки? На бокс надо.

— Даша говорит, что ему нравится музыка.

— Разонравится. Мы из него мужика растим или девку слащавую?

— Ему нравится, — повторяю так же спокойно, а тесть покрывается красными пятнами от негодования.

— Ну лет через десять вспомните меня, когда ему где-нибудь в школе оплеух навешают. Что он сможет в ответ? Бетховена сыграть?

— Юра, Миша, — теща толкает дверь после короткого стука. — Мы накрыли. Пойдемте ужинать.

— Ты не видишь? Мы разговариваем, — тесть повышает голос, и Маргарита Максимовна тут же поджимает губы.

— Мы сейчас подойдем, — киваю.

Теща растерянно улыбается и прикрывает за собой дверь.

— Лезет вечно… Ты тоже Дашке спуска не давай. А лучше охрану к ней приставь. Мало ли что она выкинет. Не нравятся мне эти ее разговоры про развод.

— Согласен. Приставлю человека.

С одним но, правда. Этот человек будет за ней присматривать, чтобы сам же тесть какой-нибудь дряни не выкинул.

— Ну и хорошо. Пойдем, мне там коньяк подарили. Попробуем.

— Руки помою.

Как только выходим из кабинета, иду в ванную на первом этаже.

Открываю кран и слышу, как открывается дверь. Дашка проскальзывает в просторное, светлое помещение и прилипает спиной к стене.

— Ты чего? — смотрю на нее через плечо.

— О чем вы говорили?

— Дома расскажу.

— Не врешь?

— Нет.

Вытираю руки полотенцем, теперь уже повернувшись к жене лицом.

Даша сдувает упавшую на лоб прядь волос, обхватив предплечья ладонями.

Все семь лет ее отец, ну и я в том числе — творим полный беспредел. Все семь лет я держу ее от себя на расстоянии, потому что каждое сближение — это взрыв, после которого наступает ядерная зима.

Глава 12

Даша

Зачем я за ним пошла? Не стоило этого делать.

Смотрю на мужа, а потом медленно перевожу взгляд на свое отражение. Глаза шальные. Я с ног до головы такая. Как оголенный провод, стоит дотронуться — и шарахну током.

Князев мне не союзник. Он за себя играет. За семь лет брака я это прекрасно поняла. На всю жизнь уяснила. Сейчас ему просто что-то от меня надо. И под этим «что-то» нужно понимать мою позицию в отношении папы. Миша хочет, чтобы я встала на его сторону. Только вот в этой битве все они против меня.

Где гарантии, что он даст развод на тех условиях, что для меня приемлемы? Где гарантии, что не заберет Марка? Разве я могу так рисковать? Могу поставить на кон своего сына?

Как им вообще хватает совести втягивать в свою игру нашего малыша? Ребенка. Маленького мальчика, черт возьми.

Нелюди. Настоящие нелюди.

Князев пробегается по мне взглядом. Только сейчас понимаю, что под пиджаком у меня короткая футболка, оголяющая часть живота. Именно на этот кусок кожи Миша и пялится.

Запахиваю пиджак, вздернув подбородок.

Нервишки шалят.

Я в ужасе от происходящего. Я хочу покинуть этот дом, хочу забрать Марка и уехать. Стены давят. Взгляды. Присутствие папы. Теперь он пугает меня еще сильнее. Он никогда не отличался особой гуманностью, скорее, напротив. Он монстр в обличье святого.

— Давай уедем. Давай заберем Марка и уедем, — тараторю сбивчиво. — Скажи, что тебе позвонили. Что нужно ехать. Слышишь? Давай заберем сына и поедем домой.

В какой-то момент меня настолько поглощают эмоции, что я не замечаю, как впиваюсь пальцами в ворот Мишиной рубашки. Сжимаю ткань и привстаю на носочки. Когда я без каблуков, Миша выше меня сантиметров на десять.

— Успокойся.

Князев сжимает мои запястья. Окольцовывает. Смотрит в глаза. Он спокоен. Просто каменная статуя без капли чувств.

Ненавижу его за это. Он будто не понимает, что я вот-вот сойду с ума. А у него на лице в этот момент ни единой эмоции.

Он сам посеял во мне страхи, а теперь еще вынуждает находиться в логове человека, что может воплотить их в жизнь.

— Пожалуйста. Я тебя прошу, давай уедем.

Князев толкает меня к стене. Аккуратно. Я впечатываюсь в нее спиной. Без боли и дискомфорта. Разве что от неожиданности приоткрываю рот.

Именно этим он и пользуется. Потому что буквально через секунду Миша обрушивается на мои губы с поцелуем.

Моргаю. Первые секунды толком не понимаю, что происходит.

Зачем он это делает? Мелкая дрожь рассыпается по телу колкими мурашками. Меня охватывает волной смущения, смешанного со злостью и чем-то еще.

Бурлящие эмоции в груди, от которых я открещиваюсь, как от огня.

Неуклюже переминаюсь с ноги на ногу, упираясь ладонями Мише в грудь. Давлю. Хочу его оттолкнуть, но чем сильнее сопротивляюсь, тем крепче становится его захват. Тем глубже его язык проникает в мой рот.

Зачем он это делает? Ненавижу.

Ненавижу, не несмотря на это, в голове, урывками проносятся воспоминания нашего отпуска. Его вот такие же поцелуи. Несдержанные, жесткие, порабощающие какие-то.

— Не… на… ви… — мычу ему в губы. — Пус... ти.

Князев резко отрывается от меня. Упирается ладонью в мое плечо на вытянутой руке и часто дышит.

Он дышит, а я задыхаюсь без возможности втянуть в себя хоть немного воздуха. В голове пусто. Там просто вакуум какой-то. Вся моя энергия концентрируется в одной точке и превращается в огненный шар из ненависти и тотальной незащищенности

— Зачем ты это сделал?— шиплю, хватая ртом воздух.

— Успокоилась? — Князев поправляет рубашку, рассматривая себя в зеркало. Меня в отражении тоже палит. — Полчаса, и мы уедем. Заберем Марка и уедем. Прекращай психовать и возьми себя в руки, — чеканит довольно-таки жестко.

Когда поворачивается, смотрит уже мне в глаза.

— Я тебя не прошу верить мне безоговорочно, но просто постарайся вести себя обыденно. Как всегда. Слышишь? Не трясись. Все будет нормально.

Открываю рот, но тут же его захлопываю. Чувствую подступающие слезы.

Ну вот, все, как я и думала. Он меня использует и даже не скрывает этого.

— Выйди, — подхожу к раковине. — Мне нужно умыться.

Миша без слов покидает ванную, оставляя меня одну.

Стираю уже скользнувшие по щекам слезы и, упираясь ладонями в края раковины, рассматриваю свое отражение.

Боже, какая я жалкая…

На то, чтобы привести себя в порядок, уходит минут десять. Умываюсь, перевязываю хвост и, немного отдышавшись, иду на кухню. Оттуда выхожу в обеденную зону. Марк сидит во главе стола и что-то очень громко рассказывает.

Улыбаюсь сыну и присаживаюсь рядом. Миша сидит по правую от меня сторону, как только сталкиваемся глазами, резко отворачиваюсь и переключаюсь на разговор с мамой. Ужин проходит в напряженной атмосфере, я чувствую, как густой воздух давит на плечи. Виски начинают ныть, а затылок уже охватило болью.

Отец ведет себя как всегда, но я накручиваю себя, придираюсь к каждому его слову и взгляду, пытаясь разгадать, что он задумал.

По дороге домой принимаю таблетку обезболивающего, что дала мама, и прикрываю глаза.

Марк весь путь болтает с отцом и несколько раз что-то спрашивает у меня, но я даже смысла разобрать не могу. Отвечаю невпопад, на что Марк не обращает внимания. Ему важен сам процесс задавания вопросов, а не ответы на них.

Дома прошу Мишу присмотреть за сыном и бегу в ванную, потому что мутит. Тошнота подступает к горлу. Минут десять сижу над унитазом с желанием опустошить желудок, но безрезультатно.

Голова будто свинцом налита, даже поднимаю ее с трудом.

Душ принимаю очень долго. Медленно скребу губкой по коже, привалившись спиной к прохладному кафелю.

Трогаю свои губы и снова взрываюсь от яркой вспышки злости. Кто ему позволял меня трогать?

Все от нервов. Сама себя загнала, знаю, но разве от этого понимания легче?

Забираюсь под одеяло и прикрываю глаза. Примерно минут через пятнадцать слышу, как открывается дверь. Судя по шагам, это Марк.

Сын замирает рядом с кроватью.

— Мам, ты заболела?

— Все хорошо, родной. Маме нужно немного поспать.

Марк кивает с таким серьезным видом, что слезы на глаза наворачиваются. Какой он уже большой.

— Давай я тебе сказку почитаю, — сын с энтузиазмом бежит к себе, а возвращается уже с книгой в руках. Все эти сказки он знает наизусть.

— Давай, — киваю и откидываю одеяло.

Марк быстро забирается ко мне под бок и открывает книжку.

Слушаю его вполуха. Не закрывать глаза становится все сложнее, сон берет свое.

Просыпаюсь среди ночи оттого, что Марк тихонечко попискивает во сне. Открываю глаза и тут же зажигаю ночник. Судя по тому, что верхний свет не горит, а ребенок лежит под одеялом в том же, в чем принес мне книжку со сказками, в спальню заглядывал Миша. Он-то и выключил верхний свет.

Аккуратно вытаскиваю из-под сына книжку и кладу на тумбочку, обнимаю Марка и целую его в лоб. Мне хватает одного прикосновения, чтобы понять, что он просто горит.

Засовываю пальцы под воротник кофты. Вспотел. Лоб горяченный.

— Солнышко, — бужу ребенка, который мечется по кровати во сне. — Маркуша, просыпайся.

Марк нехотя открывает глазки. Белки красные. Щеки тоже ярко-розовые.

— Давай снимем кофточку.

Жду, пока Марк поднимет руки, и стаскиваю с него лонгслив. То же проделываю и со спортивными штанами.

— Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит?

Марк жалобно всхлипывает, и я тут же вылезаю из-под одеяла, поудобнее укладывая ему под голову подушку.

— Мама сейчас придет. Градусник возьму и вернусь. Хорошо.

Сын кивает и прикрывает глазки.

Набрасываю халат на сорочку и бегу на кухню. Щелкаю выключателем и вытаскиваю из ящика аптечку. Роюсь в ней в поисках градусника и вообще наличия лекарств от простуды, которые подойдут для ребенка.

Шлепая босыми ступнями по ступенькам, возвращаясь в спальню.

Снова тревожу ребенка, засовывая ему под мышку градусник. Сама же хожу по комнате из угла в угол. Только простуды нам не хватало. Когда он только успел?

Слышу характерный писк и вытаскиваю градусник. Тридцать девять и два.

Вообще, Марк у нас никогда не температурит. Максимум тридцать семь. Даже когда зубы резались, особых проблем не возникало. Поэтому, когда я сейчас смотрю на градусник, впадаю в легкое оцепенение.

Нужно вызвать врача.

Пока ищу телефон, снова чувствую тошноту, резко наклонившись к тумбочке, и наконец-то нахожу смартфон.

Пока вызываю врача, глажу сына по спинке. Он весь мокрый, горит.

Кусаю губы и смотрю на часы. Сказали, через полчаса приедут. Сажусь рядом с Марком и жду. Сердце не на месте.

Сын выглядит таким беззащитным…

Мишины шаги слышу сразу. Князев толкает дверь в мою спальню, и я тут же прикладываю палец к губам. Поднимаюсь на ноги и выхожу в коридор.

— У него температура тридцать девять. Я вызвала врача. Сказали, через полчаса приедут. Где он умудрился простыть? — смотрю на Марка через щелку в двери и обнимаю свои плечи руками.

Князев смотрит на часы. Похоже, он спал в одежде. Нас всех сегодня вырубило, как по команде.

Оставшиеся двадцать минут мы оба сидим рядом с сыном. Молчим.

Я стараюсь не смотреть на Князева, все мое внимание занимает Марк, но иногда взгляд все же дотягивается и до Миши.

По истечении сорока минут никто так и не приезжает.

Миша матерится полушепотом и выходит из спальни. Слышу, как разговаривает по телефону, где-то отдаленно.

Когда возвращается, сообщает, что на трассе произошла большая авария и почти все машины скорой помощи подтянули туда.

— Проще самим съездить в больницу.

— Да. Хорошо.

Растерянно смотрю на кровать и не знаю, за что хвататься.

— Оденься пока. Я его в одеяло заверну.

Киваю и бегу в гардеробную. Быстро надеваю спортивный костюм, кроссовки и догоняю мужа с сыном на руках уже на улице.

Миша держит Марка, закутанного в одеяло как в кокон, на руках. Так и забирается с ним на заднее сиденье. Я же сажусь за руль.

Мы доезжаем до больницы за двадцать минут.

Князев сам договаривается с врачами, а я все это время держу сына за ручку. Он лежит на койке, в палате, которую нам выделили, завернутый все в то же одеяло.

Пока доктор осматривает Марка, прикрываю рот ладонью. Тошнота только усилилась. Меня вот-вот вывернет прямо посреди палаты.

Оставляю Мишу с сыном и выхожу в коридор. Двигаюсь в сторону туалета, чувствуя дикую слабость.

Привалившись к стене, прикрываю глаза. Что со мной происходит?

В голове уже поселилась мысль с объяснением всему происходящему, но я отгоняю ее от себя как только можно.

Спускаюсь на первый этаж, чтобы купить в автомате кофе, и бросаю взгляд на закуток, где продают лекарства. Глаза сами впиваются в коробку с тестами.

Не может быть. Просто не может быть!

Пытаюсь вытащить из памяти, когда были последние месячные, и никак не могу вспомнить. Из-за стресса и частых скачков веса у меня непостоянный цикл. Поэтому на задержки я внимания уже давно не обращаю. Они бывают длительными, иногда я даже забываю отметить их приход в календаре.

Копаюсь в чертогах своего разума, и единственной зацепкой становится лежащий на улице снег. Кажется, в последний «приход» еще был снег.

Февраль? Март?

Беру свой кофе и возвращаюсь в палату. В коридоре сталкиваюсь с Мишей. Он несет Марка в машину.

— Что сказали?

— Простуда. Ничего страшного. Ему поставили укол, должно полегчать.

— А лекарства?

— Доктор все написал. Идем.

— Хорошо.

По возвращении домой почти час сижу с сыном. Он жмется ко мне, но одновременно отталкивает. Спит очень неспокойно, а у меня слезы на глаза наворачиваются от его мучений.

Ближе к четырем утра Миша предлагает мне пойти поспать, мол, сам посидит с Марком. Соглашаюсь.

Как только оказываюсь в своей спальне, сразу иду в туалет.

Выдергиваю на себя ящик под раковиной и достаю тест. Мне не дает покоя то состояние, в котором я пребываю. Нужно раз и навсегда убедиться, что это неправда.

Жду почти минуту, сидя на крышке унитаза и держа тест контрольной зоной вниз.

Переворачиваю.

Нет.

Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.

Сейчас конец апреля. Последний половой акт был в конце января. С Мишей. В том самом отпуске...

Мы предохранялись же.

Трогаю свой живот. Да, слегка поправилась, но это для меня совершенно обыденное явление. Я заедаю стресс, а потом пашу в зале, сижу на диетах и так по кругу…

Может быть плохой тест?

Достаю еще одну коробку. Делаю. Результат все тот же — положительный.

Мамочки. Только не это. Почему сейчас?

Немного ведет в сторону, успеваю упереться рукой в стену, а выдохнуть не могу.

Если он узнает про мою беременность, то точно не согласится на развод.

Ни за что…

Он не должен об этом узнать. Не должен…иначе, иначе я просто не представляю, что будет.

Глава 13

— И как сейчас Марк?

— Получше, — зажимаю телефон плечом, пока разбиваю яйца и кидаю их на раскаленную сковородку. — Температура спала к утру.

— Может, мне приехать, доченька? Помочь чем? — спрашивает мама.

Киваю, будто она меня видит, но следом сразу же озвучиваю свой положительный ответ. Мне нужно отлучиться на пару часов. Съездить в клинику, сдать анализы и уже точно выяснить, беременна ли я. Хотя разве два теста ночью и три с утра могут врать? Я так не думаю…

Поэтому если мама приедет посидеть с внуком, то очень сильно меня выручит. Плюс сегодня мне кровь из носу нужно быть на работе к трем. На следующие четыре дня я уже отпросилась, но сегодня заменить меня некем.

— Ко скольких мне быть?

— Давай в двенадцать, мам.

— Хорошо, Дашуль.

Мы быстро прощаемся, а я перекладываю яичницу на тарелки.

Моя мама очень добрая, но, к сожалению, совершенно бесхарактерная женщина. Сколько я себя помню, отец постоянно ее шпыняет. Он, в принципе, всех дома тыкает и учит жизни. Мы все во всем и всегда не правы, ничего без него не можем, и прочая чушь.

Сначала мама терпела его, потому что думала, что развод для ребенка — это плохо. Когда я подросла, держалась за отца, чтобы у меня был шанс выучиться, посмотреть мир…

А когда я выросла, мама просто поставила на себе крест, решив, что нет смысла во столько-то лет менять жизнь…

Я ее не виню и не осуждаю. Она прекрасный человек. Очень добрый, отзывчивый. Но папу боится страшно. Наверное, сильнее, чем я.

Думаю про маму, и слезы на глазах выступают. Мне так ее жаль. Мне так хочется для нее счастливой жизни. Хочется чаще видеть ее улыбку, хочется, чтобы ее любили, ценили. Чтобы у нее был мужчина, для которого она будет всем. Мой отец никогда на эту роль не подходил.

Вытираю слезы как раз в тот момент, когда на кухню заходит Миша.

Князев хмурит брови, смотрит на меня так, словно я привидение.

— Ты чего? — упирается ладонью в столешницу рядом со мной.

— Так, задумалась. Завтракать будешь?

Миша кивает.

— Как там Марк?

Сын остаток ночи проспал с Мишей. Когда я заглядывала в детскую час назад, они оба громко сопели, но лоб у Марка был не горячий.

— Бодренько. Носом только шмыгает.

— А горло? Ты смотрел?

— Не красное. Температуры тоже нет, мы измерили. Кашляет.

— Где он так? — вздыхаю и достаю кашу.

Наливаю в кастрюлю воды и добавляю молока, туда же сыплю овсянку и ставлю на плиту, при этом стараюсь не поворачиваться к Мише боком. Вдруг он заметит живот, хотя я и сама-то его утром еле разглядела. Совсем крохотный выступ, который больше смахивает не на намечающегося малыша, а на то, что я снова начала жрать на ночь.

Чувствую, что Миша смотрит, и на нервах активно мешаю кашу, которая сейчас этого совсем не требует.

— Ты сама-то поспала?

— Да. Да. Выспалась. В одиннадцать мама моя приедет. Посидит с Маркушей. А я на работу сгоняю.

Миша кивает и отвлекается на телефон. Ему звонят. Он отвечает, слушает, а потом ядовито ухмыляется.

— Серьезно? Сегодня? А где? Отличная новость, — Князев смеется и ловит мой взгляд.

Отворачиваюсь, но, как только он заканчивает разговор, спрашиваю:

— Что произошло?

— Антипова арестовали.

— Светиного мужа? — застываю с ложечкой в руках. — Но за что?

— Махинации. Людей на деньги кидал.

— Не удивлена. Так ему и надо, — морщусь. Но не от чувства гадливости по отношению Антипова, а от подкатывающей тошноты.

Запах. Я реагирую на запах Мишиной туалетной воды. Раньше она мне просто не нравилась, а сейчас прямо тошнит.

Задерживаю дыхание и спешу наверх.

— Марка завтракать приведу, — поясняю для Князева, а сама уже несусь к себе. Закрываюсь в туалете и опустошаю желудок.

Потом еще долго смотрю на себя в зеркало и часто дышу.

Ну как? Вот как это могло случиться?!

Защита не сработала. Хотя если судить по тому, что Марк у нас получился с первого раза, то неудивительно. Княжеские живчики просто с какой-то стопроцентной гарантией зачатия. Не удивлюсь, что и через резинку могли проскочить.

Тру лицо и спешу к Марку, делая заметку, что нужно будет прикупить что-то от токсикоза.

— Солнышко, ты проснулся?

Марк выглядывает из-под одеяла. Глазки сонные, носик красный. Мой бедный мальчик.

— Завтракать будешь?

— Не хочу.

— Немножко. Давай я тебе принесу. Хорошо?

Следующие полчаса кормлю Марка с ложечки как маленького. Даю лекарства, глажу по голове и лежу с ним, пока он снова не засыпает.

Мама приезжает в одиннадцать, Миши к этому времени дома уже нет.

Оставляю маме инструкции по приему лекарств и еду в клинику.

Гинеколог проводит полное обследование. На УЗИ предлагают послушать, как бьется сердечко ребенка, но я отказываюсь.

Самой от себя тошно, но я не могу. Куда мне еще один ребенок? Вот куда?

Врач дает мне направление на дополнительные анализы, что-то рассказывает, но я ее не слушаю. В какой-то момент просто прерываю ее, нервно постукивая пальцами по краю стола.

— Я не планирую оставлять ребенка, — сглатываю, а в глаза женщине взглянуть боюсь. — У меня одиннадцать недель, а это значит, что я могу сделать… Могу прервать беременность.

Слово «аборт» не произношу. Не могу. Язык не поворачивается.

Женщина кивает.

— Могу записать вас на завтра. В шестнадцать ноль-ноль.

— Хорошо. Спасибо.

— Вы все же подумайте, стоит ли оно того…

— Не знаю, — поджимаю губы и выхожу из кабинета.

Иду по длинному коридору и реву. Ребенок ни в чем не виноват. Знаю. Но…

Так много но.

В машину забираюсь полностью опустошенной.

Если я прерву беременность, что буду чувствовать? Как буду с этим жить?

Пока растираю слезы по лицу, задаюсь лишь одним-единственным вопросом — что мне теперь делать?

* * *

— Даш, ну что с лицом?

— Плохо спала. Сын заболел, — поясняю гримеру и закрываю глаза.

Пока меня приводят в порядок, незаметно трогаю свой живот и едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать.

Хорошо, что я не стала слушать сердцебиение плода. Оно бы меня добило. Уничтожило бы морально. Одно дело просто знать о своей беременности, и совершенно другое смотреть в УЗИ—монитор и слушать, как бьется сердце твоего еще толком не сформировавшегося ребенка. Ни того ни другого я не делала.

— Готово.

— Спасибо, — поднимаюсь на ноги и долго капаюсь в шкафу в поиске пиджака. Выбираю черный, самый траурный из моих студийных шмоток.

К эфиру готовлюсь поскольку-постольку, больше думаю о своих проблемах. Ребёнок — это проблема?

Понятия не имею.

Единственно, что знаю точно, так это то, что Миша ухватится за этого ребенка как за спасательный круг, который снова отсрочит наш развод.

Я эгоистка? Дура? Нет!

Я просто женщина, что оказалась в ловушке.

— Даш, время.

Киваю и переключаюсь на работу. Когда даю блок про арест Антипова, мурашки по телу бегают. Бедная моя Светка, они хоть и разводятся, врагу не пожелаешь всей этой шумихи, что сейчас вокруг нее поднимется. Илья, достаточно известный человек в городе. Полоскать будут долго…

Из студии выхожу вымотанной. Это нервы или отпечаток того, что во мне теперь снова живет человек, разобрать сложно. Но глаза будто песком наполнены. Тянет в сон, а ноги кажутся ватными.

Ехать домой самостоятельно не рискую, вызываю такси.

По дороге звоню Свете. Хочу поддержать, но трубку она не берет. Что, в общем-то, не удивляет. У подруги своих проблем сейчас по горло. Измена, развод, муж которого арестовали…

Мама к моменту моего появления уже успела приготовить ужин, накормить Марка и уложить его спать.

— Ну как он? — сажусь за стол и делаю глоток воды из стакана.

— В обед бодренький был. Поиграли немножко. А к вечеру опять сник. Температура невысокая поднялась. Лекарства я все дала, как ты написала.

— Спасибо мам, — устало потягиваюсь и упираюсь локтем в поверхность кухонного стола.

— Ты покрасилась, что ли?

— Нет, — захватываю прядь своих темных волос. Все тот же естественный цвет. Мой природный.

— А кажется, будто посветлее стала. С рыжинкой.

— Выгораю, наверное, — пожимаю плечами. — Солнышко все чаще вылезает. Кстати, может, у нас останешься?

— Да нет, поеду. Папа придет, а меня дома нет.

— И пофиг. Пусть один там сидит.

— Даш…

— Хватит его защищать мам. Он чудовище, и ты это знаешь.

— Мы почти сорок лет вместе дочка.

Мама поджимает губы и смотрит в сторону. Вздыхаю. Не хотела ее обижать, но иногда сдержаться просто невозможно. Ну не могу я молчать. Несмотря на то что толку от моих воплей мало, это хоть немного помогает выплеснуть весь тот негатив, что скапливается от сосуществования вместе с этими мужиками. Что отец, что муж — одинаковые.

— Мама, а ты не слышала, или не замечала…у папы в бизнесе все хорошо?

Решаю сменить тему, к тому же мне не дает покоя Мишин план. Вдруг, мама что-то слышала от отца. Вдруг он с ней чем-то поделился.

— Не знаю. А что?

— Да так. Просто спросила. Дерганный он какой-то.

— Я в эти дела не лезу дочка, и тебе не советую, — мама понижает голос, — целее будешь.

В глубине дома слышится шум открывающейся входной двери.

— Миша приехал, — мама поднимается на ноги и спешит к плите. — Миша, ты ужинать будешь? — спрашивает, как только Князев заглядывает на кухню.

— Да. Пять минут. Руки помою.

Кривлю губы и снова чувствую приступ тошноты. Снова его туалетная вода.

Тру лицо и спешу в туалет. Меня снова выворачивает. Какой там уже раз за день?

Полощу рот, чищу зубы и прикладываю к раскаленным щекам холодные мокрые руки.

Разглядываю себя в зеркальном отражении. Вроде все как всегда, я не изменилась. Разве что взгляд усталый. Поворачиваюсь боком, трогаю живот. Под футболкой свободного кроя его вообще не видно. Задираю край и касаюсь голой кожи. Почему-то сразу покрываюсь мурашками.

Завтра все это будет в прошлом. И тошнота, и страх, что Миша узнает.

Спускаюсь на кухню, но прежде чем приблизиться к столу, делаю глубокий вдох. Страшно даже вдохнуть запах этой гадкой туалетной воды.

Прохожу мимо Миши и замираю у окна, подальше от мужа.

Когда я ездила в клинику, то видела, что за мной следят. Подготовилась. Понятия не имею, в курсе ли Князев о моих проблемах с циклом, но думаю, что да. Поэтому пока наливаю себе зеленый чай, словно невзначай упоминаю о том, что ездила в больницу.

— Тоже плохо себя чувствуешь? От Марка подхватила? — мама обеспокоенно меня разглядывает.

— Да нет. Я к гинекологу. Сама знаешь мой цикл. За тридцать дней месячные уже второй раз приходят. Проверилась.

Размешиваю сахар в чашке, мельком посматривая на Князева. Он невозмутимо жрет мамины драники.

Мама сконфуженно глядит на Мишу. Если б при папе мы начали обсуждать что-то подобное, он бы нас уже матом послал в другую комнату с нашими разговорами.

— Все хорошо?

— Да. Нормально. Погода меняется, — пожимаю плечами. — Вот и реагирует организм. Плюс я наела пару кило за зиму. Ну как пару…целых пять, — улыбаюсь. — С понедельника снова пойду в зал. А вообще, хочу домой один тренажёр…

Пока роюсь в телефоне, чтобы показать картинку, мама собирает со стола тарелки и предлагает зятю чай с шарлоткой.

— Вот, — вытягиваю руку и показываю Князеву скрин. — Давай купим, Миш.

— Покупай, — муж безразлично пожимает плечами.

— Тогда закажу сегодня. Мам, — поворачиваю голову, — так что, ты у нас заночуешь?

— Поеду, Даш. Если нужно завтра с Марком посидеть, ты звони, я с радостью. Хоть у вас, хоть к нам привози.

— Лучше вы к нам, — вставляет свои пять копеек Князев.

— Ну и договорились. Даш, проводишь?

— Ага.

— Миша, доброй ночи.

— Доброй, Лидия Сергеевна.

Во дворе сажаю маму в такси, и пару минут еще стою на веранде. Дышу ночным воздухом. Время десять. Уже стемнело, фонари зажглись.

Обнимаю себя руками и запрокинув голову, как в детстве рассматриваю звезды.

— И что это было?

Голос Миши пугает. Вздрагиваю и прикрываю глаза. Он сейчас, о чем? Он знает?

Глава 14

— Ты о чем, Миш?

Медленно разворачиваюсь и сталкиваюсь с мужем взглядами.

Князев стоит, привалившись спиной к стеклянной двери, руки в карманах брюк. Переминаюсь с ноги на ногу и прячу свои собранные в замок пальцы за спину.

— Что за странные отчеты о том, как ты сходила к врачу? Ты мне что-то сказать хочешь и не решаешься?

— Нет, конечно, — отмахиваюсь, нервно посмеиваясь.

Хотя в прошлый раз, когда я планировала съездить к адвокату, муж до последнего делал вид, что не в курсе.

— Уверена?

Миша прищуривается. Сглатываю. К горлу снова подступает тошнота. Ох уж этот запах его парфюма…

— Я беременна, Миш, и хочу это от тебя скрыть. Представляешь? Даже живот уже видно, — закатываю глаза и прижимаю ткань футболки к телу так, чтобы она меня обтянула.

Наблюдаю за реакцией. Он выглядит… Удивленным. Неужели вся эта чушь про правду и ложь действительно работает?

Князев пару секунд смотрит на мой живот, который под светом уличных фонарей в принципе не видно, потом в глаза.

— Что за шутки? — выдает на полном серьезе.

Получается, что и правда не знает. И правда не следит в кабинете гинеколога?

— Да потому что! Вот что ты пристал? Я каждого шороха боюсь уже. Кто тебя знает? Вдруг у моего врача в кабинете камеры и прослушки стоят. Так вот, я на кухне и отчитываюсь, чтобы показания сходились!

— Я понял. Никто за тобой не следит, по крайней мере так, как ты себе это представляешь.

— Ладно. Я рада. Кстати, мне завтра нужно сдать еще некоторые анализы плюс заглянуть к эндокринологу. Может быть, ты меня отвезешь?

— У меня завтра дел по горло. Уеду, когда вы еще будете спать.

— Понятно. Хорошо, значит, возьму такси. Буду сдавать кровь, не хочу обратно садиться за руль.

— Я оставлю тебе человека, он отвезет.

Князев открывает дверь и заходит в дом. Иду следом.

Это очередной спектакль? Он притворяется?

Хотя ответ на этот вопрос я узнаю лишь завтра утром, если меня вдруг не выпустят из дома.

Ладно, все это будет завтра. А сегодня, если я и решила вступить в Мишину игру, нужно идти до конца.

— Я хотела обсудить развод, — смотрю мужу в спину. — Ты постоянно игнорируешь этот вопрос.

— Что именно?

— Мне нужны гарантии. Я согласилась на твои условия, но я должна быть уверена, что Марк останется со мной.

— Тебе расписку написать и у нотариуса заверить?

— Хотя бы.

Князев шумно выдыхает и резко разворачивается. Практически на полном ходу влетаю ему в грудь. Ойкаю и тру лоб, которым стукнулась.

— Аккуратней.

— Ага, — морщусь, — так что насчет гарантий?

— Любая бумажка в этом случае равна моему честному слову. Ничего из того, что я напишу, не будет иметь никакой юридической силы при разводе, Даш. Поэтому какой смысл?

— Напиши. Тебе сложно?

— Нет.

Обхожу Мишу кругом и направляюсь к нему в кабинет, вытаскиваю из верхнего ящика стола бумагу, беру ручку.

— Пиши, — смотрю на стоящего в дверях Князева.

Миша закатывает глаза, но подходит ближе. Садится в кресло и берет ручку.

Наблюдаю за тем, как он выводит буквы, складывающиеся в предложения, и подлавливаю себя на том, что подвисла. Рассматриваю его зачем-то.

Если отбросить наш извечный конфликт, Миша очень даже симпатичный мужик. Неудивительно, что к нему клеятся бабы.

Боже, это не мое дело.

Часто моргаю и переключаю внимание на стоящий на подоконнике цветок. Откуда он тут вообще? Не наблюдала у Миши особой любви к растениям. Но цветок тем не менее есть.

— Держи, — Миша протягивает мне лист, этим и отвлекает.

Быстро читаю. Он прав, конечно, это меня никак не спасет.

— Спасибо, — складываю листочек поперек и заглядываю Мише в глаза. — Я очень надеюсь, что ты меня не обманешь, Миш. Правда очень на это надеюсь. Марк для меня очень дорог. Важен. Я очень его люблю и не хочу, чтобы он страдал, понимаешь? Он же еще совсем маленький, у него есть шанс жить нормально. В здоровой атмосфере. Это очень важно для ребенка. Понимаешь?

— Понимаю. Поверь, я преследую ровно те же цели, что и ты.

— Правда?

Миша молчит. Только кивает. В какой-то момент чувствую, как его пальцы сжимают мою ладонь.

Сглатываю, растерянно глядя на наши руки. Зачем он меня трогает?

К чему эти жесты? Разве он не понимает, что это ничего не решит? Никогда не решало. Даже те наши ночи…

Они только усложнили ситуацию. Усугубили и так висящие над нами проблемы!

— Не нужно, — сконфуженно отступаю, аккуратно выскальзывая из его захвата. — Я пойду Марка проверю.

Быстро перебирая ногами, бегу в детскую. Щеки огнем горят. Хлопаю себя легонько по лицу, чтобы успокоиться, но не помогает. Сердце как ненормальное бьется.

Прижимаюсь спиной к двери и долго смотрю на спящего сына. Немного успокоившись, трогаю лобик. Холодный. Температура спала.

Вздыхаю и замираю над сыном. Обнимаю себя руками и смотрю на Марка в тусклом свете ночника в виде облачка.

Сын похож на Мишу больше, чем на меня. Просто его маленькая копия. Поначалу меня это обижало. Я ведь так сильно люблю этого мальчика, а мой у него лишь цвет волос. Потом, конечно, поняла, что все это бред. Какая разница, похож он на меня или нет?!

Слышу шаги в коридоре.

Миша заглядывает в детскую, шепотом спрашивает, как Марк.

— Получше. Негорячий, — бесшумно выхожу из комнаты, снова оставаясь с мужем наедине. Аккуратно прикрываю дверь в комнату Марка.

Чувствую тепло, что исходит от мужчины, стоящего передо мной. Физическое тепло. Мы просто слишком близко. Снова.

— Спокойной ночи, — едва заметно улыбаюсь и прячусь в своей спальне.

Долго ворочаюсь, прежде чем заснуть, а когда это все-таки случается, я вновь бегу к лесной опушке. Только теперь там не один рыдающий и зовущий меня Марк. Там еще один ребенок. Совсем крохотный. В коляске. Он тоже плачет.

Когда я добираюсь до детей, Марк замолкает, а вот плач в коляске трансформируется в слова.

— Мама, зачем ты меня убила?

Подскакиваю на постели. За окном уже рассвело. Смотрю на часы. Восемь утра.

Меня всю трясет. Щеки мокрые. Пальцы дрожат.

Трогаю свой живот и не могу сдержать истеричный плач. Вою, уткнувшись лицом в подушку, пока в комнату не заходит Миша.

Бросаю на него растерянный взгляд. Он выглядит взволнованным.

— Ты чего?

— Просто кошмар приснился. Все нормально, — растираю слезы по лицу. — Ты же сказал, что уедешь сегодня рано.

— Папку забыл, пришлось вернуться.

Смотрю на мужа. Он и правда держит в руках папку.

— Даш, — Миша подходит ближе. — Может быть, вам с Марком отдохнуть?

— Может быть.

* * *

Наблюдаю через окно за тем, как Миша садится в машину и почти сразу пишу сообщение маме. Мне нужно, чтобы она приглядела за Марком, пока я отлучусь в город по делам.

Заглядываю в комнату к сыну.

— Ты уже проснулся? — улыбаюсь, замечая, что сегодня он выглядит гораздо бодрее.

— Ага.

— Как себя чувствуешь? Что-то болит?

— Ничего. Мам, можно сегодня гулять пойти?

— Маркуша, сегодня нет.

— Ну мам…

— Посмотрим, как завтра себя будешь чувствовать, и решим. Ладно?

Марк хмурит бровки и слезает с кровати.

— А если папа разрешит? Я у него сейчас спрошу.

Сын бежит в Мишину спальню и не обнаружив там отца, нацеливается на кабинет.

— Папа уехал уже, Марк.

— Уехал? — смотрит на меня огромными, но безумно печальными глазищами.

— Да, но...

— Я ему позвоню! — загорается, как только замечает в моих руках телефон.

— Позвони, — пожимаю плечами и протягиваю Марку мобильник.

В том, что Миша скажет нет, я не сомневаюсь. Плюс, Марк расстроился, когда понял, что папа не пожелал ему доброго утра. Ему нужен этот разговор в любом случае.

А ведь и правда, Миша никогда не лез в мое воспитание. Удивительно, но раньше я этого даже не замечала. Если я говорила Марку нет, Князев ни разу не ставил мои решения под сомнения перед сыном. А ведь мог…

Что я сейчас делаю? Оправдываю его, что ли? Ну вот точно дура, отец прав, набитая просто.

— Не отвечает, — Марк, насупившись, отдает мне телефон и громко топая, бежит вниз.

Спешу следом.

— Он сказал, что у него важное совещание. Он обязательно сам потом перезвонит. Не расстраивайся.

— Почему он ушел так рано и даже не завтракает с нами? — Марк забирается на стул, — Он нас хочет бросить?

Замираю у сына за спиной, поджимая пальцы на ногах. Что мне говорить? Как правильно поступить в этой ситуации? Если мы действительно движемся к разводу, никаких ежедневных семейных завтраков не будет. Но это ведь не значит, что Миша бросит сына. Только вот для Марка, все это будет выглядеть именно так. Или же, он обвинит меня и начнет думать, что это я выгнала его отца.

Аккуратно кладу ладонь Марку на плечо. Подхожу вплотную и притягиваю сына к себе. Он упирается затылком мне в живот и недовольно болтает ногами в воздухе.

— Конечно нет, — глажу Марка по голове. — У него много работы, ты же знаешь, что он очень занятой, правда?

Огибаю стул и присаживаюсь перед сыном на колени.

— Папа много работает, но очень старается быть рядом с нами, как можно чаще. Я уверена, что завтра, он обязательно останется утром дома.

Марк не реагирует на мои слова.

— Сынок, ну что такое, а?

— Вы кричали, а теперь папа с нами не хочет кушать. — Марк всхлипывает. — Это из-за меня, да?

— Конечно нет.

Качаю головой, а у самой слезы на глазах. Теперь я понимаю источник своей повышенной чувствительности. Он последние месяцы «сидел» у меня в животе.

— Ой, там бабуля приехала, — слышу, как открывается дверь. — Мама, — сразу зову ее к нам. — Пойдем встречать.

— Не хочу.

— Марк…

— Отстань.

Сын отталкивает меня. Кажется, впервые в жизни, вот так осознанно.

Неловко выпрямляюсь, не понимая куда деть руки, которые болтаются плетьми. Я не знаю, что говорить и делать. Необходимо ли это сейчас или будет только хуже? Ему нужно успокоиться, или же вопреки обиде, он хочет моего внимания?

— А кто это у нас тут не с той ноги встал? — мама заходит в кухню. — Ты чего такой сердитый с утра?

Марк не реагирует. Складывает руки на груди. Вредничает. Злится так, что бровки становятся розоватыми.

Мама подходит ближе ко мне и шепчет на ухо:

— Иди Даш, я его сама покормлю.

Хочу возразить, но честно говоря, сил на протест нет. Вообще ни на что этих чертовых сил нет. Меня снова мутит, еще и сон этот дурацкий, никак из головы не выходит. Я устала. Морально и физически чертовски устала.

Поднимаюсь к себе, и буквально на десять минут ложусь на кровать. Глаза открываю через два часа.

Заглядываю в игровую, сразу после душа. Марк сидит у железной дороги, меня замечает, но демонстративно отворачивается. Раньше, его обиды проходили гораздо быстрей. Он забывал о том, что минуту назад был чем-то недоволен мгновенно. А теперь вот…

И это ему только пять лет.

— Поиграем? — трогаю состав игрушечного поезда, и сын тут же притягивает игрушку к себе. — Ну ты чего?

— Папа звонил?

Тут же тянусь к телефону. Пропущенных нет.

— Пока нет.

Марк окончательно сникает, усаживаюсь с ним рядом, а когда пытаюсь обнять, получаю очередной протест.

— Но обязательно перезвонит. Или давай вместе ему наберем. Давай?

— Нет. Не хочу.

Сын выкручивается из моих рук и убегает на кухню к бабушке.

Когда я уезжаю, прощаться Марк не хочет. Делает вид, что ничего не слышит. Сидит в гостиной с книгой.

В город выезжаю с тяжестью на сердце. Свою машину оставляю дома, полностью положившись на оставленного Мишей водителя. За полтора часа до приема встречаюсь с подругой. Разговор особо не клеится. Я зачем-то говорю Свете, что беременна, и хочу сделать аборт. Она меня не обвиняет, не нападает.

Это я сама себя грызу. Никак не могу забыть тот сон. Почему он вообще мне приснился? Тысячи женщин идут на такой шаг, в современном мире, это уже давно не считается чем-то сверхъестественным. Я не первая…

В клинику приезжаю за двадцать минут до назначенного времени. Дрожу. Крепко обнимаю свои плечи. Как я до этого докатилась? Трогаю живот, будто проверяю, реально ли все это. К сожалению — реально.

— Дарья, десять минут буквально.

Врач заглядывает в комнату с диванчиком, где я все это время жду назначенного времени, и снова скрывается за дверью.

Десять минут.

Шестьсот секунд.

Это время, через которое моя жизнь станет прежней. Не будет опасений. Рисков. Ничего не будет.

Наверное.

Звук телефонного звонка заставляет вздрогнуть. Тянусь в сумку за смартфоном.

— Да, мам. Что-то случилось? — упираюсь затылком в стену и прикрываю глаза.

— Даш, Марк пропал.

Медленно расправляю плечи, а внутри все холодеет. Резко поднимаюсь на ноги, но меня тут же тянет обратно на диванчик.

— Что значит пропал?

— Мы на улице были. Я его буквально на минутку оставила. Вернулась и…

— Что вы делали на улице? — меня конкретно трясет. Я даже не замечаю, что ору на мать. Она там плачет, а я здесь кричу, метая молнии. — Он же болеет, какая улица?!

— Он плакал. Просился гулять. Я сдалась. Температуры нет же. Мы буквально на десять минут вышли. Марк водички захотел, я пошла налить, вернулась, а его нет.

— А охранник?

— И охранника тоже нет, Даш.

Выпрямляюсь, и рассеянно смотрю вокруг себя. Паника накатывает волнами.

— Дарья, проходите.

Слышу голос врача, смотрю на нее и делаю шаг назад. Мотаю головой, крепко прижимая к груди сумку.

— Извините, мне нужно идти, — стискиваю в пальцах телефон. — Нужно… Мам, — теперь уже в трубку говорю, — я уже еду.

Выбегаю на парковку, где меня ждет водитель.

— Домой, — сдуваю со лба волосы, как только оказываюсь в машине — Быстрее!

— Все в порядке?

— Нет. Не в порядке. Мне нужно домой, срочно.

Снова хватаюсь за телефон, хочу позвонить Мише. Но что-то меня останавливает. Зависаю.

Кто мог это сделать? Марк не мог уйти сам. Еще и охранника нет. Это Миша? Нет, или…

Папа? Он мог? Он правда мог выкрасть внука? Получается, мама с ним заодно?

Это я виновата. Во всем виновата я!

Вытираю слезы и замечаю, что водитель с кем-то говорит по телефону. И как только он прекращает разговор, мне звонит Миша.

Глава 15

— Что случилось?

Слышу в трубке голос мужа, но ответить ничего не могу. Язык будто к небу прилип. Единственно, на что хватает сил, это не расплакаться. Хоть слезы и душат.

— Даш, — Миша нервничает. Злится. Слышу это прекрасно, но все равно не могу и слова произнести.

Делаю глубокий вдох. В легкие будто стекла набилось.

— Не кричи, — сдавливаю пальцами переносицу. — Марк пропал. Мама только что позвонила.

— Еду.

Князев бросает трубку, а я только сейчас замечаю, что водитель уже выехал за город. Снова стараюсь дышать, через глубокие, размеренные вдохи.

Все будет хорошо. Будет! Убеждаю себя, но ни черта в это не верю.

Мой маленький мальчик. Как же так?

Низ живота тянет. Морщусь еще и от этой боли, но игнорирую ее.

Как только заезжаем во двор, выбегаю из машины. Мама сидит на кухне. Вся бледная. Ее трясёт, меня тоже. Сразу нападаю. Во мне столько злости и отчаяния, что контролировать эмоции попросту невозможно.

— Зачем? Зачем ты вообще повела его на улицу? — кричу на нее, но легче не становится.

Мама понуро смотрит в пол, всхлипывает. Именно в этот момент понимаю, что перегибаю палку.

— Я папе уже позвонила, — шепчет, — он едет сюда

— Миша тоже, — выпаливаю отрывисто и наливаю себе воды. Руки дрожат.

Князев влетает в дом, минут через пять. Взмыленный, в расстёгнутом пиджаке, без галстука. Если бы я его не знала, подумала что он просто зол. Но нет, у него в глазах плещется паника, полное отражение моей.

Зажимаю рот ладонью. Почему-то до появления Миши я держалась, и слезы не проронила, но, как только его увидела, сразу заревела.

Стараюсь успокоиться, но слезы все текут и текут.

Миша подходит ко мне, резко притягивает к своей груди. Трогает мои волосы, лицо что-то спрашивает, но я вижу лишь шевеления его губ. Голоса не слышу. Будто оглохла.

— Даш! — легонько встряхивает, и я начинаю медленно приходить в себе. — Его уже ищут, — заверяет твердо. — Все будет хорошо.

Часто киваю.

Когда появляется папа, Миша бросает на него гневный взгляд. Отец во всем этом бедламе чувств, выглядит максимально спокойным. Сосредоточенным.

— Ты совсем дура? — почти с порога наезжает на мать. — Все мозги прожрала со своими пирогами! А ты? — переводит взгляд на меня. — Не мать, а ку

Глава 1

– Разведись с ней, Миш.

– Чушь не неси, – муж хмурится. – Лучше делом займись.

– Ладно-ладно. Расслабься, милый, – Ирина кладет ладони на плечи моего мужа. Массирует, пока Миша прикрывает глаза, откидываясь затылком на подголовник кресла.

Они в кабинете вдвоем. А я дура, которая спонтанно забежала к нему на работу обсудить подарок ко дню рождения сына и наткнулась на вот такую картинку. Теперь стою и подглядываю в щелку приоткрытой двери.

Муж и его верная помощница. Судя по всему, работой их отношения не ограничиваются.

– Поехали ко мне.

– Не сегодня, – Миша открывает глаза.

– А если так? – Ирина опускается перед ним на колени, параллельно закручивая свои волосы в пучок.

Князев ухмыляется. Смотрит на нее плотоядно, а меня трясти начинает. Я не хочу становиться свидетельницей всей этой грязи. Никогда в жизни.

Толкаю дверь и захожу внутрь. Чувствую две пары прикованных ко мне глаз.

Миша упирается кулаком в стол и так на меня смотрит, будто на месте убить готов за то, что я им помешала. За то, что вообще посмела прийти без предупреждения.

– Я зашла обсудить день рождения Марка. Если ты помнишь, это твой сын, – сажусь в кресло напротив мужа.

Его помощница все еще стоит перед ним на коленях. Внимания на нее не обращаю. Делаю вид, что мне все равно, но, если честно, просто боюсь столкнуться с ней глазами. Не вынесу этого. Просто не вынесу.

– Могла позвонить, – Миша застегивает ремень на брюках и отталкивает Ирину.

Та мгновенно вскакивает на ноги. Поправляет рубашку, пуговицы на которой расстегнуты почти до талии, и, схватив со стола какие-то папки, убегает прочь.

Оборачиваюсь лишь тогда, когда хлопает дверь.

– Была тут неподалеку. Не думала, что ты… Так занят.

– В следующий раз лучше звони.

– Непременно.

– Чай, кофе? – Князев ведет себя так, словно ничего не произошло.

Так, будто не он только что был не против развлечься с этой девкой, длина юбки которой едва прикрывает пятую точку.

– Не утруждайся. Ты знаешь, – поднимаюсь на ноги, – я передумала с тобой разговаривать. Мне противно. Поеду лучше. Прости, что помешала.

Из кабинета выхожу на подкашивающихся ногах. Мишка, конечно, за мной не следует. Его мои душевные переживания не волнуют. Никогда не волновали.

Я знаю, что наш брак никогда не был настоящим. Он иллюзия. Красивая жизнь, картинки в соцсетях, пышная свадьба, большая любовь – все это фикция.

Между нами нет чувств, но я рассчитывала хотя бы на минимальное уважение. К сожалению, этот человек не способен даже на это.

В машину сажусь, а у самой слезы на глазах. Мне что, больно? Меня трогает увиденное?

Это был брак по расчету. Мне было двадцать три, отец настоял, а я не могла ему перечить. До сих пор не могу. Сразу оторопь берет, а мне ведь недавно стукнуло тридцать.

Кошмар какой.

Они со всех сторон на меня давили, и я сдалась. Не выдержала напора и просто подчинилась.

Ехать сейчас домой – это точно попасть в аварию. Нужно успокоиться. Прийти в себя.

Вытираю слезы, а они все катятся и катятся. Сердце почему-то сдавливает, и кричать хочется. Неужели у меня все-таки есть к нему чувства? К этому чудовищу? Неужели я стала его частью за эти годы? Мы же никогда не любили друг друга. Никогда.

Я в свадебном платье, с кольцом на пальце, стояла и ненавидела человека рядом с собой. Меня тошнило от первого поцелуя. Я прорыдала всю брачную ночь, лежа на кровати в номере отеля совершенно одна. Проклинала его. Отца своего. Всех гостей, которые нам счастья желали. Я вообще любила другого…

Любила человека, который пострадал из-за моих чувств. Отец его просто уничтожил, не физически – морально. Просто выжил из города, в труху перетер все, что у него было. Бизнес, связи, имущество, нашу с ним любовь. Все.

Мы не смогли это пережить, я вышла замуж, только чтобы папа оставил Влада в покое, чтобы больше не трогал.

Так в моей жизни появился Миша.

Холодный. Циничный. Расчетливый. Хваткий. Бесчувственный.

Михаил Князев – мой муж. Партнер моего отца по бизнесу. Человек, занимающий не последнее место в сельскохозяйственном секторе.

Мы были с ним близки одну-единственную ночь, именно после нее появился Марк. Хватило одного раза. Мистика. Но я была благодарна кому-то там сверху, что он сжалился надо мной и подарил ребенка, не обрекая меня на множественные попытки. Я бы умерла тогда, если бы мне пришлось спать с мужем снова и снова. Точно бы умерла.

Выезжаю с парковки минут через пятнадцать, когда могу нормально соображать, а слезы больше не смазывают картинку. До дома добираюсь дольше обычного. Ползу, как черепаха, в правом ряду.

У меня ужасное состояние, а дома ждет ребенок. Я не могу рисковать своей жизнью. Больше не могу.

Марк – это единственный человек, который любит меня просто так. Маленький человечек, который дарит улыбку. Мой сынок.

Бросаю машину у ворот особняка и сразу иду в детскую.

Как только вижу сына, успокаиваюсь. Внутри кошки скребут, конечно, но это все такая мелочь сейчас. Подхватываю сына на руки и крепко прижимаю к себе. Вдыхаю его сладкий запах, зацеловываю пухлые щечки.

Марк сопротивляется, тянется к своим игрушкам, а я пошевелиться не могу, чтобы его отпустить.

Наверное, сын то единственное, за что я благодарна Мише.

– Мама, пусти.

Сынок начинает вырываться активнее, и я разжимаю руки.

– Я же играю, – недовольно морщит нос, чем безумно напоминает своего отца.

– Играй-играй. Виктория, можете идти, – наконец-то вспоминаю, что за нами наблюдает няня. – Я сама дальше справлюсь.

– Хорошо.

– Мам, а папа когда придет? – Сын ставит кубик на башню, которую собрал, а потом с хохотом рушит свое творение.

– Вечером. Пойдем мыть руки и обедать.

– Не хочу.

– Пора, – поднимаюсь и жду, пока сын сделает то же самое.

Ему скоро исполнится пять. Он вовсю проявляет характер и с каждым днем все чаще начинает канючить.

– Марк.

– Не буду.

– Я папе пожалуюсь, – использую последний аргумент.

– А он тогда приедет быстрее?

Сын смотрит на меня широко распахнутыми глазами, а у меня ком в горле. Он безумно любит Мишу. Постоянно по нему скучает. Спрашивает о нем по сто раз на дню, пока его отец развлекается там с секретаршами.

Нет, Князев хороший папа. Он старается уделять Марку время, но этого, кажется, все равно недостаточно.

– Мам! – Марк уже лезет в мою сумку за телефоном. – Я сам ему позвоню и скажу, что не хочу есть.

– Марк, – вытягиваю руку, но она так и застывает в воздухе.

Нужно успокоиться, но я не могу. Не могу. Опять слезы наворачиваются. Опять трясет. Сын уже тыкает по экрану пальчиками, а у самого улыбка до ушей.

– Я занят, Даша, – слышу грубый голос мужа в динамиках по громкой связи.

– А вот и не угадал! – визжит сын, – Это я, папа, – хохочет и роняет смартфон. – Ты когда приедешь? – подхватывает телефон с пола.

– Скоро, сынок.

– Когда скоро?

– Вечером.

– А во сколько часов?

– В семь.

– Это вот сейчас?

Миша смеется.

– Ты же знаешь, что сейчас не семь.

– Приезжай сейчас. Мама плачет.

Вздрагиваю и касаюсь щеки пальцами. Мокро.

– Дай-ка ей трубку, Марк.

Сын протягивает мне телефон и так на меня смотрит, что мне дурно делается. Не могу себя контролировать. Слабачка. Всегда такой была.

– Да, – облизываю губы и подношу телефон к уху.

– Что за показательные выступления ты там устраиваешь?

– У нас все хорошо, – отвечаю, а сама улыбаюсь Марку. – Конечно, ждем тебя на ужин, – сочиняю какой-то бред, слушая тишину. – И мы тебя целуем, – улыбаюсь еще шире и сбрасываю звонок.

– Мамочка, ты почему плачешь?

– Пальчик болит, – показываю сыну мизинец, и он тут же начинает на него дуть.

Треплю темные волосики сына и прикрываю глаза.

Нужно взять себя в руки. Сын не виноват в том, что у него такие родители. Не виноват, что между нами нет любви, а только боль и ненависть.

Не виноват в слабости своей матери, которая не может разорвать этот порочный круг.

Мне страшно. Я до жути боюсь своего мужа. Отца. Они отберут у меня ребенка. Заберут Марка. Я это знаю. Вслух этого никто никогда не произносил, но отчетливые намеки я получала не раз.

– Давай пластырь приклеим?

Марк уже готов бежать за аптечкой. Киваю, и он тут же несется на кухню. Иду следом.

Заматываем симулирующий палец и все-таки садимся обедать.

Миша приезжает в семь, как и обещал. С порога морозит меня взглядом, но губы у него улыбаются сыну.

Замираю, а перед глазами сцена, что я увидела в кабинете мужа. Раствориться хочется, а лучше стереть себе память. Сердце как ненормальное стучит. Меня пропитывает ненависть и тоска.

Дикая обида за то, во что они все превратили мою жизнь. За то, что он сделал с моей жизнью.

Марк тарахтит о том, что сегодня делал, взахлеб. Хохочет, когда отец его щекочет, а сразу после ужина тащит Мишу наверх собирать железную дорогу.

Смотрю мужу в спину и впервые в жизни действительно серьезно думаю о разводе. Ведь так больше продолжаться не может. В конце концов, суд же всегда остается на стороне матери…

Глава 2

Я никогда не видела любовниц Миши в лицо. Он всегда ограждал меня от любых контактов с этими женщинами. Знала, конечно, что если он не спит со мной, то, естественно, делает это с другими, и до недавних пор меня это устраивало. Мы прекрасно жили как соседи.

У меня тоже были интрижки, но главное, мы всегда требовали друг от друга, чтобы все это не касалось сына.

Просто вчера, когда я увидела его с другой женщиной, то впервые посмотрела на нас всех со стороны. Меня наизнанку ночью вывернуло. Снилось, как муж «любил» другую женщину. В деталях, мельчайших подробностях.

Он развлекался с ней, а мы с сыном наблюдали за этим недоразумением. Так жутко было. А главное, больно, больно, что мой ребенок тоже запачкан в этой грязи.

Я проснулась посреди ночи, вся мокрая, в ужасе вскочила с постели и выбежала на балкон. Стояла там, пока пальцы на ногах чувствовать не перестала.

То, что в тот момент творилось у меня в душе, пугало. Какое-то жгучее отчаяние и боль. Потом еще час рыдала в подушку. Еле успокоилась.

То, что я приняла за проросток любви, выходя из офиса мужа, было не чем иным, как стыд. Стыд перед сыном за то, что через пару лет мы изуродуем его жизнь и психику этой псевдосемьей.

Это ведь сейчас Марк еще маленький и ничего не понимает. Но он будет расти, будет видеть нашу семью изнутри. Когда-нибудь спросит, почему мы спим в разных комнатах, почему видел папу в городе с какой-то тетей. Все поймет, разочаруется в браке, отношениях. Случайно заметит наш скандал, плачущую мать, которая ненавидит его отца только потому, что он есть. Как винит его во всем, что с ней случилось.

Наш мальчик переживет ад, а причиной этого ада буду я.

Женщина, которая струсила. Которая не смогла бороться.

За семь лет брака я свыклась с тем, что Князев – мой муж. Стерпелась. Не полюбила, но жить с ним мне стало комфортно.

Так бывает, когда страх поглощает тебя, ты начинаешь искать лазейки, чтобы его усмирить. Внушаешь себе, что все хорошо, что могло быть хуже.

Привыкаешь. Успокаиваешься. Начинаешь жить дальше, так, словно ничего плохого не происходит. Да, жизнь несправедлива, да, так вышло, что меня не спросили, хочу ли я за него замуж, да, я имею право на него злиться, только что от этого изменится?

В какой-то момент мы ведь даже начали с мужем нормально общаться, шутить. Появилась романтика, сближение, не физическое, душевное. Я оттаяла. Поверила, что вдруг и правда этот навязанный брак все таки будет счастливым. Первый год после рождения Марка мне по наивности казалось, что у нас получится семья. Настоящая. Но я ошиблась.

Увидела, как Мише пишет женщина. Так, словно он ее мужчина.

Он целовал меня, входил в доверие, говорил, что все ради нас сделает, что Марк поможет нам стать семьей, а сам был с другой.

Как только я сказал ему об этом вслух, о том, что у него есть женщина, он отдалился, и все вернулось на круги своя – холод, циничность, отрешенность.

Мы снова стали соседями, только теперь у нас еще и сын был.

Марк внес в мою жизнь невероятное количество ярких красок. Он показал, что я живая. Что до сих пор могу чувствовать. Любить. У меня появился человек, которому наконец-то были нужны мои любовь и забота. Который нуждался во мне, а я так же отчаянно нуждалась в нем.

Снимаю кастрюльку с кашей для Марка с плиты и достаю тарелочку. Пока организовываю завтрак, слышу, как муж говорит в гостиной по телефону. Что-то по работе.

Бужу Марка и тащу его в ванную.

Он терпеть не может утренние водные процедуры. Почистить зубы, умыться – это самая огромная проблема. Вечером все это делает на ура, но утром приходится постараться.

– Не хочу. Не буду. Ну мам! – скулит, стоя на лесенке у раковины. – Мама, – поворачивается, а у самого все щеки мокрые. Такие огромные слезы по ним катятся.

Маленький манипулятор.

– Давай. Мы же умываемся с утра. И я, и папа. Марк.

– Не-е-е-ет, – дует губы, закручивая вентиль, чтобы вода не текла из крана, и бросает тюбик зубной пасты обратно в стаканчик.

– Что за слезы с самого утра?

Голос мужа за спиной пугает. Отшатываюсь в сторону, а потом сталкиваюсь с ним взглядом в зеркале.

Миша хмурится, явно удивляясь моей реакции.

– Ты маму, что ли, не слушаешься? – смотрит на Марка.

– Слушаюсь, – сын недовольно сопит и хватает в руку щетку.

Зубы чистит быстро и кое-как. Умывается так же. А потом заявляет, что закончил.

– Ну вот видишь, какой ты молодец, – хвалю ребенка за такую обыденную, можно сказать, вещь и сжимаю его ладошку в своей. – Завтракать?

– А что?

– Каша.

– Каша? – Марк морщит нос и высовывает язык.

– Каша, – повторяю, но уже строже. Если его не накормить с утра, то он с легкостью может устроить в саду истерику и спокойно проходит голодным весь день, пока не приедет домой. Такое уже бывало. Воспитательницы в шоке, ну а я просто не могу ругать за это своего ребенка. Не могу, и все тут.

– Пап, а мы в выходные поедем на самокате кататься в парк?

– Поедем, – Миша садится за стол.

Уже по привычке ставлю и перед ним тарелку с кашей. Они с Марком переглядываются. Муж берет ложку, ест. Марк с довольной моськой повторяет за ним. Отец для него авторитет. Если он ест кашу, такой взрослый дядька, значит, Марку автоматически это тоже становится нужным.

– В пятницу у Самсоновых годовщина, – муж ловит мой взгляд, – нам нужно там быть.

Киваю. Самсонов – губернатор области, Миша уже давно поддерживает с ним дружеские отношения. Мы часто посещаем их праздники, а они с женой не пропустили ни одного нашего. Исключением был мой день рождения на теплой веранде, в этом году я хотела отметить его в тихом кругу друзей и родных без лишнего пафоса. Правда, через неделю Князев все равно закатил банкет уже в нашем доме, с самым «зваными» гостями, чтобы отпраздновать мое тридцатилетие.

– Ты со мной теперь не разговариваешь, Даша?

– Нет, почему? Разговариваю. Все хорошо, – пожимаю плечами и наливаю Марку чай.

– Булочку хочу.

– С маслом и сыром?

– Ага.

Пока режу белый хлеб и сыр, чувствую Мишин прожигающий взгляд где-то между лопаток.

Отдаю сыну бутерброд и слащу чай. Пока перемешиваю в кружке с динозавриками сахар, на мужа стараюсь не смотреть.

Марк с энтузиазмом поедает бутерброд, хлюпает чаем, а как только на тарелочке остаются одни крошки, бежит в гостиную.

Тут же поднимаюсь из-за стола и начинаю собирать посуду. Нужно срочно чем-то занять руки. Нервы на пределе. Миша давит одним своим присутствием. Уехал бы уже на работу, что ли?!

– У тебя ко мне какие-то претензии? Я наш договор не нарушал, ты сама пришла. Могла бы позвонить, чтобы ситуация не была такой абсурдной.

Знаю. Все это я прекрасно знаю. Как и то, что мои реакции делает только хуже.

Но стоило один раз своими глазами увидеть, а не просто знать, что где-то там это происходит и вот результат.

Глупо. Как же это глупо.

Молчу. Складываю тарелки в посудомойку. Медленно, аккуратно.

Миша встает рядом и упирается бедром в столешницу.

– Даш, я тебя не понимаю, мы не договаривались о целибате, – Князев складывает руки на груди и ждет моего ответа.

Выдыхаю. Откладываю чашку в сторону и выпрямляюсь.

Внимательно рассматриваю лицо мужа. За семь лет оно стало привычным, можно сказать, родным. Но то, что я увидела в его кабинете, хоть и было случайностью, в любой момент может стать закономерностью. А я этого не хочу.

Не хочу видеть его с другими женщинами. Не хочу сама искать «любовь» на стороне, а потом разыгрывать идеальную семью. Не хочу, чтобы мой сын жил в такой семье. Вряд ли, когда он вырастет, то скажет нам спасибо за этот спектакль.

– Давай разведемся, Миш.

Выпаливаю и снова хватаюсь за посуду. Чувствую, как начинают дрожать колени.

– Занимательно. С чего вдруг?

– Я больше так не могу. Не могу так жить, понимаешь? – на секунды повышаю голос и тут же поворачиваю голову в сторону гостиной, где бегает Марк. – Семь лет, – продолжаю тише. – Это слишком много. Я не хочу жить так всю жизнь.

– Нет, – Князев упирается ладонью в навесной шкафчик, обшаривая меня цепким взглядом.

– Зачем тебе это? – смотрю на него. – Для чего?

Князев отворачивается, он вечно уходит от прямых ответов на эти вопросы. Хотя я ведь знаю, что дело в бизнесе. В его договорённостях с моим отцом.

А он знает, что я не посмею бежать. Не посмею перечить. Мне хватило двух прошлых раз. Первый, через месяц после свадьбы, тогда они отловили меня в Москве и притащили обратно. Я месяц сидела в доме без права выйти на улицы. Второй, уже после рождения Марка. Ему только-только два года исполнилось.

Я почти полгода выстраивала доверительные отношения с начальником СБ мужа, скопила денег и почти доехала до границы, но нас выловили.

Тогда-то в первый раз и мелькнул жирный намек, что, если я еще хоть раз устрою что-то подобное, сына не увижу.

– Развода не будет. Мы уже не раз это обсуждали.

– Я больше не хочу жить с тобой под одной крышей. У меня, может быть, тоже есть мужчина.

Князев обжигает меня взглядом, но очень быстро берет себя в руки. Его хладнокровию стоит позавидовать.

– Так вот и встречайся с ним на нейтральной территории. Так, чтобы никто не знал!

Глава 3

– Мама, можно я сегодня не пойду в садик? – Марк влетает в кухню ураганом и обнимает мои ноги.

– Нельзя, – Князев подхватывает сына на руки, – пошли собираться. Я тебя сам отвезу. Мама себя плохо чувствует.

– У нее пальчик болит?

– Пальчик, ага, – Миша подбрасывает Марка в воздух, ловит, а тот визжит, оглушая всех в радиусе пяти километров.

– Я его одену, – вытягиваю руки, чтобы забрать ребенка, но муж поворачивается ко мне спиной.

– Я сам. Не напрягайся.

Провожаю их взглядом и присаживаюсь на стул.

Я опустошена. Раздавлена свалившейся правдой. Я и раньше знала, но отгораживала нас с сыном от происходящего. Пряталась от реальности.

Искала ту самую лазейку, а когда нашла, не желала и носа из нее показывать.

Да, будет глупо прикидываться полностью несчастной. Все эти семь лет я отлично жила, если не брать в расчет наш брак.

У меня есть любимая работа, прекрасный сын, друзья, хобби. Я много путешествую, коллекционирую картины…

У многих нет даже малой части того, что есть у меня. Многие даже не поймут этих душевных терзаний, что меня сейчас посетили, просто потому, что у каждого свои проблемы. У большинства более приземлённые. Но разве мне от этого легче?

Я так сильно ненавидела этого человека, что в один прекрасный момент, начала принимать это чувство за какую-то симпатию. Мазохистскую.

Именно так моя психика защищалась все эти годы. Разыгрывала в голове спектакль, что муж-то не так плох. И живу-то я в принципе тоже нормально. Не хуже других, где-то даже лучше. Зачем нагнетать?

Выдыхаю и поднимаюсь в спальню. Принимаю душ, переодеваюсь и еду на работу.

Как только Марк пошел в садик, я сразу вернулась на канал. Наш местный, где я веду новости. Еще до свадьбы закончила журфак. Долго работала в местной редакции, а потом перешла на телик.

Пока сажусь на грим, смотрю видео, что воспитатель Марка скинула в общий чат.

Умиляюсь, как мой ребенок читает стихи, и делаю глоток кофе.

– Даш, может, волосы наверх уберем сегодня?

– Давай лучше просто хвост.

– Окей.

Как только Рита заканчивает приводить мои волосы в порядок, открываю шкаф и выбираю, в чем буду сидеть в эфире. Все эфирные вещи хранятся в рабочем гардеробе по секциям. На одной половине шкафа, в его нижней части, мои, сверху – Катины, в соседней половине – наших мужчин-ведущих.

Переодеваюсь.

До эфира чуть больше часа. Все это время читаю новости, чужие в прессе, и свои, которые сформировала и выписала на основе дневной сводки.

В студию попадаю за десять минут до выхода в эфире. Поправляю волосы, раскладываю папку с листами перед собой и делаю быстрое упражнение на дикцию.

Зажимаю ручку между зубов и читаю пару абзацев сводки с листа.

Как только начинается включение, фокусирую взгляд на телесуфлере.

Сегодня у меня обеденный эфир, поэтому за Марком заезжаю около пяти. Забираю ребенка из сада и везу на занятие по плаванию, на котором и сама присутствую. Подбадриваю его нырки под воду.

Домой приползаем около семи. Ужинаем, играем, делаем пару упражнений на дикцию. Марк просто в восторге, тараторит без умолку. Смеется. Я тоже.

Когда слышу шум подъехавшей к дому машины, переглядываюсь с сыном.

Марк вскакивает на ноги и с визгом бежит вниз, не переставая выкрикивать: «Папа приехал!»

Собираю разбросанные игрушки, раскладываю все по корзинам и, погасив в детской свет, спускаюсь на первый этаж.

Миша стягивает галстук и бросает его на диван в гостиной. Закатывает рукава рубашки и садится на пол, где Марк уже расставил машинки. Игрушки у нас валяются по всему дому, нет смысла ставить корзинки только в одной комнате, он все равно их растащит и разложит в каждой.

В половине девятого помогаю сыну надеть пижаму и укладываю его спать. Сама еще минут сорок лежу с ним рядом, прислушиваюсь к тихому сопению.

Интересно, что ему снится?

К себе иду вымотанная. Натягиваю сорочку и забираюсь под одеяло. Беру с тумбочки книгу и открываю страницы, между которых вложена закладка.

Слышу отчетливые шаги за дверью и очень удивляюсь, когда она открывается.

– Поговорим? – Миша появляется в моей спальне впервые за… Я даже не знаю, за сколько лет. Проходит вглубь комнаты.

– Давай, – перебираюсь на край кровати.

– Я все обдумал сегодня, – Миша выдергивает стул из-под моего столика для макияжа. Садится. – Если тебе нужен развод, можешь подавать заявление. Но сын останется со мной.

Тут же покрываюсь холодным потом. Начинает знобить лишь от одной мысли, что он отберет у меня ребенка.

– Ни за что. Марк будет со мной.

– Ты же прекрасно понимаешь, что суд в этом городе ни при каких обстоятельствах не оставит тебе ребенка, Дашка. Ты это знаешь и все равно просишь… Не выйдет по-хорошему, снова решишь сбежать? Через сколько тебя нашли в прошлый раз? Кажется, девять часов, – Миша пожимает плечами. – Я никогда не принуждал тебя меня любить или как-то хорошо относиться, мне хватает твоей ненависти, поверь. Но сына я не отдам. Можешь съехать, пожить одна. Подумать. Решить. Будешь приходить к Марку в гости.

– Ты меня шантажируешь? Открыто упиваешься своим превосходством в этом вопросе, да? Просто играешь чувствами нашего ребенка.

– Нет. Я просто решаю вопрос и, когда этого требуют обстоятельства, делаю это жестко.

– Ты врал мне, когда говорил, что если у нас будет ребенок, то мы сможем развестись, – резко поднимаюсь на ноги. – Врал о том, что он будет связью между семьями и бизнес не пострадает. Врал, когда делал вид, что тебе так же противна эта свадьба. Ты врал, а сам наслаждался моей болью. Упивался ею, прекрасно зная, какой человек мой отец на самом деле. Он же совсем не добрый самаритянин, каким его все вокруг считают. Если бы я тогда отказалась от свадьбы, он бы убил Влада, а меня упрятал в психушку. Ты это знал и не отказался от свадьбы. Наоборот, потакал ему, ради денег. Ради своей выгоды. Тебе было плевать, что я тоже живой человек. Тебе все эти семь лет было на это плевать. Сколько я еще буду так жить? Играть в эту дурацкую семью? Я хочу любить. Хочу, чтобы меня любили и уважали. Я не подписывалась на ваши договоры. Вы насильно вынудили меня со всем согласиться, Миша.

– Влад…

Князев закатывает глаза, чуть покачивая головой. Из всего моего монолога он услышал только имя. Имя человека, которому я испортила жизнь.

Он всегда для Миши был какой-то красной тряпкой.

– Твоя измена…

– Измена? – муж выдыхает. – По-моему, ты преувеличиваешь.

– Ты обещал, что это не будет меня касаться.

– Ты не позвонила.

– Да какая разница? Ты спишь с ней у себя в офисе, и все об этом знают. За спиной на меня пальцем показывают.

– А тебе есть до этого дело?

– Мне не нравится выглядеть дурой, – хмурюсь. – Мне не нравится, что вскоре об этом узнает и наш ребенок. Ты хотя бы задумываешь о том, что он растет, Миш? Что ты ему скажешь, когда он станет подростком и узнает о том, какая у нас семья? Что? Прости сын, я не люблю твою мать и держу ее в заложниках все эти годы? Так? —усаживаюсь обратно на кровать.

Грудь покачивается в вырезе сорочки, и я отчетливо вижу, что Миша фокусирует на этом свой взгляд. Сглатывает. Тут же прикрываюсь руками.

– Слушай, – Князев трет лицо ладонями, – когда все пошло не так, а?

– С самого начала, ты разве не заметил?!

– Мы же ведь могли по-нормальному, – продолжает философствовать.

Глава 4

Наверное, могли и по-нормальному, только не вышло. А теперь приходится со всем этим жить, еще и ребенка впутывать.

– Дай мне развод, – выпрямляюсь, и Князев в этот момент делает то же самое. Сталкиваемся. Точнее, это я влетаю ему в грудь, а Миша лишь удерживает меня за локти.

Током прошибает от его прикосновений. Делаю шаг назад, чувствуя, как его захват ослабевает.

Не хочу, чтобы он меня трогал. Видеть его уже не могу. Тошнит от всего.

Изыди, Князев. Просто изыди…

– Дай мне развод, – повторяю тише, – поговори с моим отцом. Я тебя прошу. Пожалуйста, – смотрю ему в глаза.

Боже, ну хотя бы раз в жизни сделай что-то хорошее. Умоляю.

Неужели это так сложно? Что в твоей жизни изменится? Ну ничего же! Ничего.

– Не забирай Марка. Ты же всегда занят. Миша… Ну как ты с ним будешь?

– Хватит, – Князев сует руку в карман домашних брюк, а второй взъерошивает свои волосы. – Если бы у тебя хоть раз хватило ума подумать и проанализировать, – замолкает, глядя мне в глаза. – Спи, – разворачивается и выходит за дверь.

Спи. Действительно, это так легко после всего.

Спи…

Забираюсь под одеяло, а саму трясет. Ничего он не понял. Ни на что он не согласится.

Ему удобно. Есть жена, которая воспитывает ребенка, не лезет в его жизнь, ходит с ним на мероприятия, улыбается всем заученной улыбкой. Она красивая, не тупая, за нее не стыдно. Она из хорошей семьи, у нее есть статус и нет права голоса.

Идеальная ручная кукла.

Зачем ему что-то менять? Зачем рушить?

До того, что эта самая кукла чувствует, дела ему нет.

Я не знаю, было ли у нас когда-то по-другому. Не помню. Мне кажется, он всегда не заботился о других. Бездушный, хладнокровный змей.

Удивительно только, что в Марке он все эти пять лет и правда души не чает. Его он любит, это видно. Они когда вместе, я себя лишней чувствую. Чужой теткой какой-то.

Марк обожает отца. Как он переживет развод, если он все-таки случится? Возненавидит меня за то, что я отобрала у него такого важного человека? За то, что разделила их? Вот сейчас, в моменте, не через десять лет, когда он будет понимать причины. А в свои пять. Вряд ли сын захочет жить отдельно от отца. Он его каждый вечер ждет, а потом с радостными криками бежит встречать.

Получается, я хочу лишить ребенка отца из-за своего личного несчастья?

Тру лицо, окончательно потерявшись в размышлениях. Я не знаю, как правильно, но и жить так больше у меня не выходит. Я начинаю нервничать, срываться, из меня лезет агрессия, пока еще не в присутствии сына, но что потом будет?

Накрутив себя до состояния полного отчаяния, иду к сыну. Приоткрываю дверь в комнату, где горит ночник, и замираю. Миша спит в кресле рядом с кроватью Марка. Он полностью расслаблен.

Скольжу взглядом по обнаженному мужскому торсу, цепляю глазами взъерошенную макушку сына, торчащую из-под одеяла, и тут же закрываю дверь.

Делаю два шага назад и прилипаю спиной к стене.

Растираю дрожащие плечи ладонями, и сердце сжимается. Холодно.

К себе возвращаюсь, придерживаясь за стену рукой. Ноги почему-то подкашиваются. Уснуть, конечно, не получается. Много думаю. Ворочаюсь.

Когда все-таки проваливаюсь в царство Морфея, долго бегу по лесу. Со всех сторон слышу плач сына. Он так громко рыдает, стоя на опушке, я вижу его, но чем быстрее бегу, тем сильнее он от меня отдаляется. Когда до Марка остается всего пара шагов, появляется Миша. Закрывает ребенка собой, а потом они исчезают.

Взвизгиваю и открываю глаза.

За окном начинает светать, комнату уже озарили первые лучи солнца. Все еще часто дышу после кошмара и поворачиваю голову к тумбочке. Смотрю на будильник. Шесть утра.

Еще час-полтора, и нужно идти будить сына.

Ставлю голые ступни на мягкий прикроватный коврик, тянусь к креслу за халатом, одурманенная приснившимся. Продеваю руки в рукава и закручиваю волосы в пучок на макушке.

В доме тихо. Спускаюсь на кухню и варю себе кофе в турке. Люблю эти минуты уединения с утра, когда вокруг еще витает атмосфера ночи и сна. Все кажется другим. Даже вкус кофе лучше. Всегда так было, только не сегодня.

Кофе на вкус отвратительный, тишина давит, а голова вот-вот лопнет. Пальцы дрожат, обхватываю чашку ладонями и подношу ее к губам. Второй глоток снова обжигает язык, а от запаха кофе начинает подташнивать.

Слышу шум в гостиной. Кажется, открылась входная дверь. Поворачиваю голову и вижу мужа. Он меня не замечает, идет прямо сюда, стаскивая с себя по пути спортивное худи.

Когда наконец встречаемся взглядами, Князев быстро оценивает обстановку. Смотрит на чашку в моих руках, потом на турку.

– Не знал, что ты варишь кофе в турке, – бросает кофту на спинку стула и вытаскивает из ушей эйрподсы.

Судя по всему, он бегал.

– Утренний ритуал, – пожимаю плечами и опускаю взгляд. Рассматриваю мраморную поверхность стола, а муж запускает кофемашину.

Пока Миша занят приготовлением белкового омлета и не обращает на меня внимания, отодвигаю от себя чашку и тихонечко поднимаюсь к Марку.

Сижу с ним до семи. Так жалко будить. Так сладко он сопит.

Умиляюсь, прикасаясь пальцами к тоненькой ручке, потом глажу по голове и шепчу:

– Просыпайся.

Целую ребенка в лоб и только после этого бужу более настойчиво.

Сын нехотя открывает глазки, капризничает. Как это часто бывает, отказывается идти в сад.

Умываемся вместе, можно сказать, подаю пример. Завтракаем тоже вдвоем. Миша впервые за все время не присоединяется. Марк, к счастью, слишком занят нытьем о том, что вот сегодня точно останется дома, поэтому отсутствие отца не замечает.

Отвожу его в сад и еду на йогу. На входе встречаюсь с подругой, слушаю ее рассказы о том, как хорошо она отдохнула, и стараюсь кивать в тех местах, где этого требует разговор.

После занятия забегаем в ювелирный. Анжелка покупает себе какое-то кольцо, долго любуется камнем, а потом с ухмылкой добавляет, что это плата ей за похождения ее мужа. Хотя они оба в этом плане друг от друга далеко не ушли. Свободные отношения у людей…

После эфира заезжаю в «Детский мир», покупаю конструктор, который Марк просил не так давно, а потом заглядываю в ресторан в центре.

Делаю буквально пару шагов, прежде чем вижу своего мужа, а вместе с ним женщину. Не Ирину.

Она молодая, красивая. И это не удивляет.

Извиняюсь перед администратором, которая уже предлагает мне занять столик у окна, и выхожу на улицу.

Ветер бьет по щекам отрезвляющими пощечинами.

Нет, так больше продолжаться не может. Я снова злюсь. Злюсь, потому что он просто меня не уважает. Устраивать скандалы на эту тему бесполезно, да я и не хочу. Не хочу, чтобы Марк стал случайным свидетелем или чувствовал, что его родители ходят по дому как два оголенных провода.

Перехожу дорогу, а ноги сами ведут по проспекту прямо к ЗАГСу, где проходила регистрация нашего брака.

Символично.

Долго гуляю по центру, а после того как забираю Марка из сада, уже в прихожей ищу в интернете юриста по бракоразводным процессам. Нахожу отличную кандидатуру в Москве и записываюсь к нему на консультацию в эту субботу.

Теперь главное – устроить для этой поездки правдоподобное алиби. Думаю, шопинг будет отличным…

Глава 5

– Чай, кофе или, может, есть хочешь? – спрашиваю у двоюродной сестры, доставая из шкафчика чашки.

– Я на диете, поэтому кофе. Без сахара, молока и сливок.

– Поняла, – улыбаюсь и невольно смотрю на свой живот. Он не выпирает, конечно, но до Викиного рельефа мне как до луны. Сестра просто живет в зале.

– Ну, – потирает руки, когда я ставлю перед ней чашку кофе, – рассказывай, что Мишаня подарил тебе на тридцаточку?

Вяло смотрю в окно, через которое просматривается новый, припаркованный во дворе мерс.

– Серьезно? – Вика хлопает глазами, чуть заостряя уголки губ. – Тачку на день рождения? А прошлую куда дела?

– В гараже стоит.

Делаю глоток своего совсем не черного, да еще и с большим количеством карамельного сиропа, кофе.

– Ты какая-то кислая, все нормально?

– Лучше не придумаешь, – выдавливаю улыбку.

А что я еще могу сказать? Да, я в очередной раз убедилась в том, что мой муж просто бесчувственное чудовище?

– Ох, а я трясусь вся. Сессия на носу. Вдруг провалю? А что, если они меня из-за этого отчислят?

– Меня же не отчислили.

– Так за тебя дядь Юра платил, – Вика закатывает глаза, но тут же поджимает губы. – Ну я к тому, что я-то на бюджете…

– Я поняла.

Не хочу вступать в эту вечную полемику на тему платного образования и наличия ума у того, кто его получает.

Вика – дочка маминой сестры, приехала в город год назад. Поступила на журфак, живет теперь у моих родителей. В отличие от меня, у нее просто прекрасные отношения с дядей Юрой, моим отцом то есть. Возможно, потому, что она разделяет с ним его мировоззрение о том, что все в этой жизни решают исключительно деньги и связи.

Нет, я тоже не с луны и отлично понимаю, что данные блага максимально облегчают жизнь, но не центр мира они. Не центр…

Вика вздыхает, а потом замечает лежащие на столе часы. Миша утром, видимо, оставил.

– О, это «Адемары»? Мишкины?

Снова киваю.

– Блин, где бы мне найти такого мужа?

– Лучше не стоит.

– Хорошо тебе говорить. Живешь как в шоколаде, – сестра закатывает глаза. – Квартира, машина, красавчик-мужик под боком.

– Он просто отец моего сына. Я тысячу раз говорила, что между нами ничего нет.

– Значит, ты переплюнула любую содержанку.

– В смысле?

– Он тебя обеспечивает, тачку купил, бабки дает, на курорты отправляет, а ты за это все с ним даже не спишь.

– Вика!

– Да я же смеюсь. Но ты подумай об этом на досуге, а не сиди с кислой миной. Многие о таком даже мечтать не могут.

Сестра беззаботно пожимает острыми плечиками и присасывается губами к краю чашки.

– Фу, горячий. Водичка в фильтре есть? Разбавить.

– Посмотри, – взмахиваю рукой в направлении кухонного гарнитура.

Пока сестра грохочет посудой, пытаюсь понять, что же с ней происходит.

Вике девятнадцать, и она почему-то решила, что я та, с кого ей стоит взять пример. Родить состоятельному мужику и якобы не париться. На любовь, дружбу, брак и саморазвитие ей плевать. Дурные поступки заразительны. А чужая жизнь кажется привлекательней.

Возможно, со стороны все действительно выглядит как-то глянцево. Но в реальности… В реальности я хотела совсем другого. Любящего человека рядом, чувств. Хотела, чтобы меня уважали и ценили.

Когда я познакомилась с Владом, просто с первых секунд поняла, что вот он, мой человек. Я могла часами его слушать, спорить о какой-то ерунде, смеяться с ним, гулять ночи напролет. Любить его…

Наш роман был страстным. Ярким. А потом все резко прекратилось.

Он просто закончил наши отношения. Одним днем. Рассказал все честно, что мой отец ему угрожает, что у него старенькие родители и он не хочет ими рисковать.

Моему папе никогда не нравился Влад, вначале он так и говорил: «Перебесишься, дочь, возьмешься за ум и найдешь нормального мужика». Но «нормального», по его мнению, я искать не хотела. Прошел год, потом еще один, мы с Владом по-прежнему оставались вместе.

А когда папа решил расширять бизнес, поставил мне условие – бросаю Влада и выхожу замуж за Мишу.

Мишу, которого я всего пару раз в жизни видела. По иронии судьбы нас Влад и познакомил. Они вместе учились, дружили, но я с Князевым тем не менее не пересекалась.

– Кстати, твои мама с папой мне все уши прожужжали, когда ты к ним в гости приедешь, Дашк. Говорят, что совсем забыла стариков, – Вика закатывает глаза, сопровождая это смешком.

– Заеду. А ты, – смотрю на сестру, – легче легкого справишься со своей сессией. Ты умная и…

– Ты тоже не дура, но, раз тебе так с Мишей не нравится, все равно от него не уходишь. Хотя и сама себя с мелким потянешь. С твоей-то зарплатой. На крайняк дядя Юра помог бы. Он для тебя, в отличие от моих, ничего не жалеет.

– Как это связано?

– Забей, – хохлится.

– Ты сегодня слишком колкая.

Скандалить с ней у меня нет желания. Вряд ли я все равно что-то ей докажу. А раскрывать истинные причины, почему я не могу уйти, не буду. Точно не Вике.

Пусть она и дальше думает, что я живу с мужиком по расчету, из каких-то своих соображений.

– Просто нервная, – Вика закидывает ножку на ножку. – Блин, как классно в квартире, – заглядывает в окно. – Бесит меня эта деревня. Из одной в другую переехала.

Под деревнями Вика имеет в виду наш поселок и поселок, где живут мои родители. Закрытая территория с охраной и кучей привилегированных в городе соседей. Занимательно…

– Таскаюсь на учебу черт-те сколько. Вот если бы где-то там рядом с универом студию снять…

Она уже не первый раз заводит этот разговор, совершенно не желая понимать, что снимать квартиру я ей не буду.

Родители Вики – самые обычные люди. Мама – учитель, а отец – механик. Они живут в поселке за сто двадцать километров от нашего города.

Когда Вика собралась поступать, моя мама предложила, чтобы они не тратились на общагу и Вика жила у них с отцом.

– Ты можешь начать подрабатывать и снять с подружкой напополам – как вариант…

– Не помню, чтобы таким заморачивалась, – закатывает глаза. – Тогда уж лучше я с мужиком каким познакомлюсь, – ехидно посмеивается. – Зря, что ли, задницу качаю? – приподнимается, хлопает себя по ягодице и усаживается обратно на стул. – Слушай, а одолжи то черное платье, ну, в котором на своем юбилее была.

– Бери.

Мне оно вряд ли пригодится, короткое, с какими-то нелепыми пайетками. Импульсивная покупка, одним словом.

Я совершила ее ровно за три дня до дня рождения.

Мы с Мишей поругались, ну, точнее, злобно поговорили на тему гостей, которых я не хотела приглашать, а они могли бы быть полезны. Я психанула, поехала шопиться и схватила это мини.

Князев потом весь вечер в ресторане на меня пялился, думала, прожжет своей яростью.

Свою позицию не приглашать нежеланных для себя гостей я в итоге отстояла. Просто сказала ему, что он тоже может не приходить, если ему все так не нравится.

– Спасибо, – сестра взвизгивает и целует меня в щеки. – Ну, пошли тогда скорее в гардероб.

Мы перемещаемся наверх. Вика шарится по моей гардеробной, набирая целую кучу плечиков с одеждой, будто пришла в магазин.

– И вот это можно? А это?

– Бери.

– Спасибо, ты лучшая, систер. Это откуда? – Вика пробегает ноготками по коробке мятного цвета, что стоит в отсеке для украшений. – «Тиффани»?

– Миша подарил. На Восьмое марта.

Очередной откуп в стиле – забираю твою жизнь, а тебе вот еще одно колечко с барского плеча. Носи и радуйся. Я снова покупаю тебя с потрохами.

– И вот за что ты на него так взъелась? Мужик тебе и тачки, и цацки…

– Закрыли тему.

– Само собой.

Сестра с улыбочкой засовывает шмотки в пакет, а потом снова перемещается к украшениям. Примеряет колечки, браслеты, фоткается со всем этим добром.

Иногда меня не покидает ощущение преследующей зависти с ее стороны, когда Вика рядом. Только вот завидовать чему? Моей бесхребетности? А может быть, бесправности? Какая дурь.

– Ты все? – интересуюсь уже более прохладно.

Вика, судя по всему, это чувствует и кладет на место все, что успела на себя нацепить.

– Ага. Я, наверное, поеду.

– Хорошо.

Спускаемся в гостиную и слышим, как подъехала машина.

– Блин, – Вика прижимает ладонь к животу, – урчит, слышишь? Может, поедим все-таки? А то мне еще в центр ехать, лекцию пятой парой поставили. Совсем долбанулись.

– Пошли.

Открываю холодильник. Пока достаю рагу из овощей и стейки, в дом заходит Миша.

Мельком обращаю внимание на сестру, она вытягивает шею, выпячивает грудь, третьего размера, между прочим, и облизывает губы. То, что я смотрю, естественно, не видит.

А вот это уже даже интересно. Засовываю все в духовку, чтобы разогреть.

– О, Мишаня, привет, – щебечет сестра, а все, что остается мне, это закатить глаза.

– Ага, – Князев немногословен, как всегда. – Даш, у Марка во сколько плавание?

– В шесть, а что?

– Отмени, пожалуйста, Шумаков позвал на ипподром, хочу Марка с собой взять. Лошади, ему интересно будет, к тому же у Шмакова внук нашему ровесник.

– А, хорошо. Только не давай ему снимать шапку на улице, ладно?

– Понял.

– Миш, а можно с вами? – встревает Вика. – Я просто обожаю лошадей.

– Нет.

Князев бросает взгляд в сторону Вики, буквально три секунды на нее смотрит.

– А ты только ради этого заехал? – спрашиваю, вытаскивая тарелки.

– Документы надо забрать.

Князев идет в свой кабинет, а Вика в это время злобно прищуривается.

– Нет, я все-таки понимаю, почему ты его терпеть не можешь. Он же не человек, а робот какой-то. Блин, мне подруга написала, бежать надо. Пока.

Вика чмокает меня в щеку, просит вызвать ей такси и уходит.

– Ты с нами поедешь?

От неожиданности вздрагиваю. И когда Князев успел снова вернуться на кухню?

– Ага.

– Тогда к пять подъезжай ко мне в офис.

– Хорошо, – наблюдаю через окно, как откатываются ворота и как Вика прыгает в такси.

– Это девка везде без мыла влезет, – мрачно произносит муж.

– К тебе в трусы такие же без твоего согласия пролезают?

– Смешно. Вместе тогда Марка из сада заберем и поедем на ипподром.

– С кем ты вчера обедал в центре? – смотрю на Князева в упор.

– С любовницей, естественно, с кем же еще? В пять, Даш.

Миша разворачивается и уходит, а мне так и хочется запустить в него чайником.

Глава 6

В офис к мужу приезжаю к пяти, как и договаривались. В кабинет теперь предварительно стучу, несмотря на то, что в этот раз его секретарь на месте и даже предупреждает о моем приходе по селектору.

Просто перестраховываюсь. Вдруг там эта Ирина…

Толкаю дверь, переступаю порог. Муж в этот момент как раз снимает рубашку и вытаскивает из шкафа свитер.

Сглатываю и стараюсь на него не смотреть, правда, взгляд сам прилипает к рельефной спине, перекатывающимся бицепсам и твердому прессу. В физическом плане Князев не урод. Вот совсем. Поэтому неудивительно, что у него столько баб.

А что до меня, так это просто гормоны. Последние несколько месяцев в моей интимной жизни полный штиль. Не до этого как-то было…

Миша ловит мой взгляд и задает немой вопрос, мол, что опять не так?

Мотаю головой и присаживаюсь в кресло у стола. Разглядываю фото Марка в рамочке, которое всегда тут стоит. Фотка сделана на двухлетие. Он там в черном детском смокинге, такой весь важный, а у самого ладошки уже заляпаны тортом. Он тогда первый раз в жизни его пробовал, до этого я старалась не давать ничего сладкого, кроме ягод и фруктов.

– Поехали, – Князев берет со стола свой мобильник и ключи от машины.

Спускаемся на лифте, хотя поднималась я сюда пешком, после того как насмотрелась на Викин подтянутый живот и задницу-орех.

За руль Миша садится сам.

Когда приходим за Марком, он радостно несется нам навстречу. И, конечно же, ныряет в объятия мужа.

Пока переодеваю ребенка, Князев говорит по телефону. Марк в это время без умолку рассказывает, как они на прогулке видели ежа. Этот восторг сохраняется и на пути к лошадям.

– Пап, а там пони будут?

– Наверное.

– Ты не знаешь? – Марк широко открывает рот.

Чтобы папа чего-то не знал, для нас пока нонсенс.

– Мам?

– Я тоже не знаю. Посмотрим.

– А можно будет погладить? А потрогать? А покататься? А покормить лошадку? Пап?

– Можно.

Муж сворачивает к ипподрому и паркует машину в одной из свободных секций. Пока вытаскивает Марка из детского кресла, я успеваю осмотреться.

– Миша, Даша, – Алексей Олегович Шумаков выходит встречать нас лично. На руках у него мальчик, и правда, на вид ровесник нашего Марка.

– Здравствуйте, – улыбаюсь и взмахиваю рукой.

Шумаков последние десять лет живет в нашей области. Отстроил себе целую деревню, организовал тут много рабочих мест, ипподром тоже на его деньги соорудили, естественно.

С Мишей они в приятельских отношениях последний год, и, насколько я знаю, моему отцу эта дружба очень не нравится. Но разве Князев когда-то кого-то о чем-то спрашивал?

– Алексей Олегович, – муж пожимает Шумакову руку, – привет. Марк, – подталкивает сына, и тот тоже здоровается с мужчиной за руку.

– Лёва, – Шумаков ставит внука на землю, – знакомься давай.

Мальчик боязливо смотрит на Мишу, потом на Марка.

Наш первый тянет руку, чтобы поздороваться. Лев отвечает, оба пару секунд мнутся, а потом улыбаются.

– Хорошо, что приехали. Лёвке не так скучно будет. Дочь на неделю его к нам привезла, он всех уже умотал, – поясняет Шумаков. – Пойдемте.

– Дядя, а у вас пони есть? – спрашивает Марк, следуя за нами вприпрыжку.

Он у нас совсем не стеснительный, быстро осваивается и находит с людьми общий язык.

– Есть. Пойдем смотреть?

– Да. А покормить можно? А погладить?

Переглядываемся с мужем не без улыбок.

Миша треплет Марка по голове, но тот сразу увиливает в сторону. Занят важными разговорами о лошадях, какие уж тут ласки.

Пока дети гладят пони под присмотром конюха, Шумаков с Мишей отходят немного в сторону. Я к ним не присоединяюсь, но все равно все слышу.

– Москва дала добро, – с улыбкой произносит Шумаков.

Миша кивает, а потом бросает взгляд на меня. Тут же отворачиваюсь.

– Срок? – обращается к Алексею.

– Месяца два, максимум четыре.

– Порадовали.

– Не дрейфь, нормально все будет, – Шумков хлопает Князева по плечу, и они подходят ближе. – Как у Юры дела? – спрашивает уже у меня.

– Отлично. Папа рыбалкой увлекся.

– Хорошее дело.

Дети в этот момент с визгом бегут к нам. Марк тычет в сторону лошади пальцем и на эмоциях тараторит, что трогал гриву и давал лошадке сахар.

– У нее нос мягкий, – восхищается и вытягивает ладошку, видимо, ту, которой трогал лошадиный нос. – Пап, пойдем туда, – тянет Мишу к лестнице на другой стороне песочной площадки, где тренируют лошадей.

Пока они уходят, Шумаков рассказывает мне про внука, свою дочку и младшего сына. Лев крутится рядом с конюхом и гладит пони.

Слушаю, а сама поглядываю за своими.

Ветер спутывает волосы, поэтому убираю их в хвост, а когда снова поворачиваю голову, как в замедленной съемке вижу сына. Он несется по лестнице, оступается на последних ступенях и летит вниз. Миша пытается его поймать, но не успевает.

Мозг отмеряет секунды. Я словно в раскадровке вижу, как сын приземляется набок, заваливается прямо на свою ручку и громко плачет.

Князев тянется к сыну, но тот, увидев, что я бегу, вырывается и начинает реветь еще громче.

Падаю перед ребенком на колени, чувствую, как мелкие камешки царапают кожу и разрывают капроновые колготки.

– Все хорошо, мама рядом, – целую сына в макушку. – Где болит? Ручка?

Марк плачет, а меня трясет. Такие слезы у него на щеках огромные. Лицо покраснело, на щеке выступает кровь, а пальчики на ручке поцарапаны и припухли. Зацеловываю каждый и бросаю на мужа раздраженный взгляд.

Миша сидит перед нами на корточках. Губы сжаты в тонкую полоску. На лице ни единой эмоции. Только глаза тревожно скачут, фокусируясь то на мне, то на сыне.

– Даш…

– Ничего не говори. Зачем ты его сюда потащил? – шиплю, продолжая гладить ребёнка по голове.

Марк шмыгает носом, потихоньку успокаивается.

– Как ты после этого хочешь оставить его себе? Ты десять минут не смог за ним присмотреть!

Князев бросает на меня гневный взгляд, но молчит.

– Все живы? – Алексей Олегович подбегает к нам, запыхавшись. – Врача?

– А тут есть? – поднимаю голову.

– Конечно. Пойдемте.

Поднимаю ребенка, немного покачиваясь. Марк уже довольно тяжелый. Таскать его на руках становится проблематично.

Миша пытается мне помочь, забрать его к себе, но сын вцепляется в меня мертвой хваткой и, как только между нами образуется маленькое расстояние, начинает рыдать.

– Я сама, – отталкиваю мужа и иду следом за Шумаковым.

Чувствую, что Алексей Олегович смотрит на разыгравшуюся сцену не без удивления. Ну да, мы же типа идеальная семья…

На кушетку в кабинете врача сажусь вместе с сыном. Не без уговоров прошу показать доктору ручку и позволить обработать щеку.

Миша все это время стоит у окна, наблюдает за происходящим молча.

– Ушиб. Перелома нет, но на всякий случай рентген сделайте, – заключает врач.

– Хорошо. Спасибо вам, – выдыхаю и снова целую сына в макушку.

С ипподрома сразу мчим в больницу. Делаем рентген. К счастью, перелома и правда нет. Это слегка отрезвляет, и меня начинает отпускать.

Домой еду на заднем сиденье. Сын посапывает в детском кресле, а я то и дело трогаю его пальчики на не ушибленной ручке.

Пару раз сталкиваюсь в зеркале глазами с мужем и, как только это происходит, отворачиваюсь.

Я, конечно, понимаю, что конкретно Миша не виноват и произойти такое могло и при мне. Марк активный, поэтому падает часто. Просто все мои чувства настолько обострены, что мне доставляет какое-то извращенное удовольствие обвинять Князева в том, что сын свалился с лестницы.

Дома укладываю Марка спать, перед этим демонстративно захлопывая дверь в детской прямо перед Мишиным носом. А вот когда спускаюсь на кухню, врезаюсь мужу в грудь. Поднимаю голову и оказываюсь резко прижатой к стене.

Глава 7

– Ты… Что ты себе позволяешь?

Вздрагиваю, когда его ладонь ложится на мою талию. Мягко, без нажима или какого-то агрессивного подтекста. Он мастерски умеет держать себя в руках. Но глаза все равно выдают ту бурю, которая вот-вот на меня обрушится.

– Что ты сделала, Даша? – Князев прищуривается, вглядывается в мое лицо, будто пытается уловить то, что я скрываю.

Или он уже знает? Он знает, что я еду к адвокату? Этого не может быть. Я никому не говорила, ни с кем не обсуждала. Неужели он как-то отслеживает мой телефон?

Колени подгибаются, а тяжелый запах мужского парфюма раздражает слизистую. Не люблю этот аромат, у меня всегда от него болит голова. Он будто бетонной плитой накрывает.

Затылок стягивает пробуждающейся болью, она медленно ползет к вискам.

– Отвечай, – Миша ведет пальцами мне по ребрам и смотрит прямо в глаза.

– О чем ты?

Нет. Он ничего не знает. Иначе бы не спрашивал. Нужно успокоиться.

Он не знает! Блефует просто. Да. Блефует.

Если бы был в курсе, разговаривал бы явно иначе. Он бы паспорт у меня отобрал или, не знаю… В подвале запер?

– Что значит, как я после этого хочу оставить Марка себе? Что ты сделала? Или, – упирается ладонью в стену рядом с моей головой, – что собираешься сделать?

– Ничего я не собираюсь. Просто констатирую факт. Ты с ним не справишься, вот и все, – выпаливаю резковато и вроде даже с претензией, а сама удивляюсь, как еще не начала заикаться от страха.

– Значит… На развод не подаешь? – склоняет голову вбок.

Тут же киваю.

– Нет. Я не допущу, чтобы ты отобрал у меня сына!

– Звучит двусмысленно.

Миша прищуривается, а его пальцы задевают мою грудь. Как только это происходит, оба замираем и, кажется, даже не дышим.

После заминки стряхиваю с себя его руки, а своими машу в воздухе от негодования.

– Боже, хватит искать двойное дно там, где его нет. Я уже четко поняла, что, если я хотя бы подумаю о разводе всерьез, Марка мне не видать.

Перемещаюсь к столешнице и зачем-то начинаю перекладывать тарелки из одной стопки в другую.

Выдаю себя своими же нервами, но успокоиться не получается.

Князев делает шаг. Я слышу, как подошва его ботинок припечатывается к полу, создавая характерный для шагов звук.

Миша останавливается прямо за спиной, а потом упирается ладонью в столешницу, заключая меня в ловушку рук.

Сердце бьется как ненормальное. Мне страшно, а запах его парфюма удушающий какой-то. Как мне пережить эти минуты, пока он рядом?

В голове проносится момент нашего с Князевым знакомства. Он тогда так странно на меня смотрел, с презрением, что ли…

Влад еще сказал, что Мишка просто закрытый. Только вот ночью мне его глаза снились. Холодные. Злые какие-то.

В следующую встречу я старалась вообще на него не смотреть, подсознательно боялась, а когда отец решил отдать меня за него замуж…

Думаю, я в ту самую минуту поставила крест на своей жизни.

Почему именно он?

Чувствую горячее дыхание мужа. Оно опаляет кожу на шее уже наяву. Зажмуриваюсь и впиваюсь ногтями в кухонное полотенце. Плечи на автомате опускаются, я группируюсь, скукоживаюсь вся.

Он никогда и пальцем меня не трогал. Да. Но я подсознательно его боюсь, потому что представляю, на что этот человек способен. Он такой же, как мой отец. Только не скрывает свою сущность. Папа на людях притворяется добряком, а вот Миша даже не пытается нравиться другим…

– Чего ты от меня хочешь? – не узнаю свой голос. Он тихий, но при этом надрывается.

– А что ты можешь мне дать? – слышу смешок в его словах. Дурацкую иронию.

Он и так у меня все забрал, все!

– М? – проводит ладонью по моему бедру.

Жирный, повисший в воздухе намек, приводит в шок. Мелко дрожу.

–Не трогай меня.

–А в прошлый раз тебе понравилось…

Зажмуриваюсь.

Этого не было. Не было. Не хочу это признавать и думать об этом не хочу. Это случайность. Я понятия не имею, как так вышло.

Для меня, у нас была одна единственная близость. Одна. Та от которой меня потом ещё неделю тошнило.

– Будешь снова говорить, что ничего не было? М, Даш?

Тот ужас, который охватывает разум, абсолютно неподвластен контролю. Ненавижу себя за то, что произошло в нашем последнем отпуске. Я не могла, это была не я.

Поворачиваюсь и отвешиваю мужу пощечину.

Князев прикасается к щеке, которая уже покраснела. Трет ее.

– Это было ошибкой…ошибкой.

–Семнадцать ночей подряд, пока не закончился отпуск?

Его взгляд убивает меня в этот момент. Отталкиваю и бегу наверх. Нужно уехать.

Я не могла. Не могу думать про тот чертов отпуск на новогодних каникулах. Это добивает окончательно, я же почти поверила в то, что ничего не было.

Только один раз, плохой, ужасный, после которого я забеременела, он подкреплял мою ненависть. А теперь что?

Мне нельзя вспоминать, нельзя очаровываться. Нельзя признавать, что понравилось. У нас никогда и ничего не выйдет. Никогда.

Заберу Марка и поеду к маме. Скажу, что соскучилась по ней. Поживу пару дней, а потом решу, что делать дальше. Отец все равно сейчас не в городе, вернется только на следующей неделе. Миша вряд ли станет обсуждать с ним наш конфликт, и уж тем более не будет устраиваться скандалов при сыне.

Я ужасная мать, что думаю об этом, но, пока Марк рядом, Князев меня не тронет. И Марка насильно домой не поволочет. А уж я сделаю все для того, чтобы сын хотел подольше задержаться у бабушки. Он ее обожает.

Хватаюсь за голову и чувствую презрение. Сама себя презираю. Я ужасная мать, ужасный человек. Я хочу использовать ребенка в этих разборках…

Дура. Набитая дура.

Плачу, но все равно распахиваю шкаф и с грохотом бросаю на пол чемодан, следом стаскиваю с плечиков платья, смахиваю с полок джинсы и футболки. Собираю все, что необходимо на первое время.

Не без труда достаю с верхней полки еще один чемодан и бегу в комнату Марка, аккуратно, почти бесшумно собираю его вещи, об игрушках, самых любимых, тоже не забываю.

Когда возвращаюсь к себе, застаю Князева стоящим в центре моей гардеробной, и, кажется, сердце в пятки от страха уходит.

– Это что? – Миша переводит взгляд с чемодана на меня.

– Я решила, что поживу у мамы пару дней. С Марком.

– Мой ребенок будет жить со мной под одной крышей.

– Мы едем в гости.

– Твой отец через час пришлет вас обратно.

– Его нет в городе, – бравирую последним аргументом.

– Забыл, – Князев ухмыляется, а потом просто берет и вытряхивает все вещи из моего чемодана на пол.

Задыхаюсь от возмущения.

В ужасе смотрю на происходящее и понимаю, что никогда раньше не устраивала подобного. Никогда за себя не боролась, а Князев никогда не показывал характер. Никогда не творил всего, что делает сейчас.

– Хватит! – ору на него и срываюсь с места. Подлетаю к мужу и тычу пальцем ему в грудь. – Хватит надо мной издеваться. Что я тебе сделала? Что плохого я тебе сделала, Миша? Разве я заслуживаю всего этого? Семь лет. Я семь лет играю роль примерной жены. Прячусь от всех, никогда не ставлю под сомнение твой авторитет. Ни одна моя подруга даже не догадывается, какая у нас на самом деле «счастливая семья». Не знает ни про одну интрижку. Сколько еще мне придется так жить?

Вцепляюсь пальцами в ткань Мишиного свитера и ору. В доме хорошая шумоизоляция, поэтому Марк не услышит. А я устала. Устала молчать. Устала притворяться. Устала так жить!

– Успокойся.

– А я не хочу успокаиваться. Не хочу и не буду. Я семь лет молчу.

– Молчишь? – Миша как-то отчаянно смеется мне в лицо. – Я семь лет слушаю о том, как ты несчастна! – орет на меня в ответ. – Семь долбаных лет живу с призраком твоего утырка.

Чувствую бегущие по щекам слезы. Как он смеет? Как он только смеет опошлять своими словами все, что было мне дорого?

– Не трогай Влада, – луплю Князева по груди, плечам, не разбирая, куда бью. – Он, в отличие от тебя, мужчина.

– Мужчина?

Миша отдирает меня от себя, крепко сжимая запястья. Встряхивает, а потом прижимает к стене. Нависает сверху.

Он взбешен. Настолько, что я понятия не имею, чего от него ждать.

– Он продал тебя за пятьдесят штук. Твоя цена – пятьдесят тонн зелени, – шипит мне в лицо. – Никто его не принуждал и не угрожал. Он сам свалил, прикарманив бабло. Поняла? – опять встряхивает.

В голове звенит. Что он только что сказал? Влад меня продал? Смешно.

Мог бы придумать что-то более правдоподобное. Улыбаюсь и качаю головой, смотря мужу прямо в глаза, потому что это абсурд. Кем нужно быть, чтобы сказать такое?

– Знаешь, почему я на тебе женился?

– Знаю. Потому что это ты хотел денег! Ты, а не Влад. Потому что ты объединил бизнес с моим отцом и…

– Дура!

Миша разжимает пальцы и делает шаг назад.

– Если ты решишь забрать моего ребенка, я тебя из-под земли достану и притащу обратно. Поняла меня?

– Пошел к черту. Пошел вон. Убирайся, убирайся!

– Ты меня услышала? Услышала, я спрашиваю?

– Ненавижу, – хватаю с полки коробку с часами и запускаю ее в Князева. – Убирайся и свои идиотские подарки забирай. Мне ничего от тебя не надо. Ничего. Все забирай, – выдвигаю отсек и смахиваю все украшения, что он мне дарил, на пол.

– Мама? Папа? Вы чего?

Издаю какой-то нечеловеческий звук. То ли всхлипываю, то ли визжу. Рука так и остается висеть в воздухе, а тело простреливает высоковольтным ударом тока.

Поворачиваю голову и смотрю на сына. Он стоит на пороге гардеробной, держит в руках игрушечный вертолет и смотрит на нас огромными растерянными глазами.

– Это потому, что я упал? Я больше так не буду. Правда-правда.

В сердце вонзается игла.

Глава 8

– Марк, – Миша улыбается и подхватывает сына на руки, – нет, конечно, – мягко смеется, гораздо быстрее начиная контролировать ситуацию, в отличие от меня. – У мамы полочки в шкафу сломались. Все упало, видишь, какой бардак?

Марк кивает, рассматривая валяющиеся на полу вещи.

Всхлипываю и отворачиваюсь, зажимая рот ладонью. Быстро-быстро растираю щеки, чтобы стереть слезы и хоть немного прийти в себя. Натянуть улыбку. Кривую, неестественную…

– Мама…

– Что, мой хороший? – поворачиваюсь и подхожу к сыну, который сидит на руках у своего отца.

– Ты плачешь?

– Нет, ты чего? Нет, конечно.

– Мы с папой все починим, да, пап? – смотрит на Мишу, и тот кивает. – Не плачь.

– Не плачу, – сглатываю ком и глажу сына по голове.

Какой же он хороший. Сердце разрывается просто.

Что мы творим? Что я творю?

Нужно было молчать, как и раньше. Просто молчать и не устраивать истерик. Кому лучше от этих скандалов? Только сын страдает.

Мои внутренние противоречия убивают остатки адекватности. Я же себя изнутри жру. Ненавижу себя за то, что, о боже, тело предало.

Отпуск. Океан. Мы втроем. Как семья. Как настоящая семья.

Вторая ночь. Мы уложили Марка спать. Сидели с ним вдвоем, сказки рассказывали, сын таким счастливым был. А потом темный коридор виллы, свет луны из окна, шум воды, и все как во сне. Будто не по-настоящему. Поцелуи, объятия. Эмоции зашкаливали.

Я сама себя не узнавала. Почему отзывалась на ласки, на поцелуи? Почему не противилась?

Мне нравилось. Я с ума сходила, чувствуя над собой Мишино крепкое тело и прохладные простыни под спиной. Он меня любил. Именно любил. Нежно, страстно, без остатка.

Утром мы это не обсуждали. Совсем. Во вторую ночь все повторилось. Буря, коктейль страсти и молчание наутро. Все семнадцать дней мы сходили с ума ночью и делали вид, что ничего не произошло, днем…

Когда вернулись домой, Миша переключился на работу, нет, он пытался поговорить, но я избегала даже мысли о том, что происходило на Мальдивах.

Себя боялась. Это страшно признать. Страшно думать, что семь лет могли быть другими. Больно. Ужасно.

Я не могла. А потом увидела у него в телефоне сообщение от той самой Ирины. Она спрашивала, когда он заедет в гости, к посланию прилагалось фото в сексуальном белье.

Прошло всего три дня после отпуска. Три дня после тех самых ночей!

Я оказалась права. Нет никакого смысла. Нет никакого тепла. Ничего нет. Только ненависть и боль.

– Давай колечки соберем, мам. – Марк начинает болтать ногами, и Миша ставит его на пол. – Давай? – подбирает мой браслет и кладет обратно на выдвинутую полку, привстав на носочки.

– Давай, – тру щеки и присаживаюсь рядом.

Спиной чувствую Мишин взгляд, и единственное, чего хочу, чтобы он ушел. Пусть он уйдет.

– Это в коробочку, да? – сын аккуратно кладет колье, наполовину вывалившееся из коробки, обратно.

– Да. Молодец, – Князев подсаживается рядом.

Отодвигаюсь немного подальше, а Марк в это время крепко обнимает меня за шею.

– Папа, я знаю, что надо, чтобы мама не плакала.

Миша вопросительно приподнимает бровь, а Марк чмокает меня в щеку.

– Поцеловать, – хохочет. – Папа, поцелуй маму, чтобы она не плакала.

– Марк, – крепко прижимаю его к себе, – это кто тебе такое рассказал? – перехожу на шепот, стараясь улыбаться.

– В садике, – отмахивается и, выкрутившись из моих объятий, повисает на Мише. – Папа, целуй. Целуй, – упирается ногами в пол и, обхватив руками Мишину шею, прогибается в спине, запрокидывая голову назад. – Па-па!

Князев начинает его щекотать, отвлекает. Марк визжит, а потом плюхается на попу.

Бросаю взгляд на мужа. Мурашки по телу.

Он меня дурой назвал. Цепляюсь за эти слова, как за спасательный круг.

Сочинил какую-то гадкую историю про Влада. Обвинил меня во всем, что с нами происходит. Будто у меня спрашивали, чего я хочу. Просто поставили перед фактом. Как я должна была к этому относиться? В ноги такому мужу кланяться и дифирамбы петь?

Он все семь лет жил с моей ненавистью и призраком бывшего? А я? Я как жила, он у меня хоть раз спросил?

Качнув головой, отворачиваюсь, а Марк в это время подкрадывается сзади, повисает на мне, смещаясь чуть вбок, и тянет к полу. Мы заваливаемся прямо на Князева.

Чувствую Мишину руку на своем плече, а Марк тут же лезет обниматься к нам обоим, вынуждая нас с мужем сидеть рядом.

Он прекрасно ощущает напряжение, что висит между родителями. Дети все тонко чувствуют. Он слышал наш скандал, и мы оба это понимаем.

Наверное, поэтому я придвигаюсь чуть ближе к мужу и кладу голову ему на плечо, чтобы Марк видел, что все хорошо. Он улыбается, а потом замирает буквально в нескольких сантиметрах от наших лиц.

– Ты больше не будешь прогонять папу? – спрашивает шепотом, тревожно мечась взглядом между мной и своим отцом. – Мам, не будешь?

– Нет, – облизываю сухие губы, – нет, конечно.

– Пап, а ты же не будешь больше ругать маму?

Князев треплет сына по голове и отрицательно мотает головой.

– Нет.

– Я вас люблю.

Марк выпячивает нижнюю губу и так смотрит, что у меня тут же слезы на глаза наворачиваются.

Чувствую, как Мишина ладонь чуть сильнее сжимает мое плечо. Он притягивает меня еще ближе. Я впечатываюсь ему в бок и протягиваю руки к Марку.

– Сыночек, – прижимаю ребенка к себе, – все хорошо. Мы рядом. И мы никогда больше не будем кричать.

Марк упирается лбом мне в грудь, подогнув коленки, и гладит пальчиками по предплечью.

Не хочу, но как-то так случайно бросаю взгляд на лицо мужа. У него глаза стеклянные. Он смотрит в одну точку, а когда замечает мое внимание, просто берет и обнимает нас с сыном. Крепко и… Будто как в ту ночь, с любовью, что ли…

Знаю, что это эмоции. Мы оба на грани. Все это мне, естественно, кажется, я просто хочу воспринимать происходящее как что-то, что действительно похоже на семью, о которой я мечтала. О счастье, которого у меня не было, обычного, женского счастья.

Да, я припоминала Влада, тыкала им Князеву. А как иначе? Я хотела видеть Влада своим мужем, не Мишу. Я мечтала о свадьбе и детях с другим человеком. Я забыть его не могла. Он мне снился. Я так надеялась, что все это ненадолго – наш с Князевым брак. Верила в то, что вот-вот все наладится.

Эта ужасная история закончится, и начнется другая – счастливая. С любимым человеком.

Верила, что стану свободной, но не стала.

Стоит ли об этом жалеть?

Глядя на сына, затрудняюсь ответить, ведь если бы не этот брак, у меня бы не было этого сладкого мальчика. Да, возможно, был бы другой ребенок. Но разве сейчас мне нужен другой?

Страшно представить, что вместо Марка был бы кто-то другой…

– Я сейчас, – Марк снова отбегает чуть в сторону, – не уходит.

Слышу топот детских ножек. Как хлопает дверь в детской.

На эмоциях не сразу соображаю, что до сих пор сижу с Князевым рядом, что его рука все еще на моей талии, а моя голова на его плече. Когда доходит, резко запрокидываю голову.

Сталкиваемся глазами.

Миша вытирает слезу на моей щеке кончиками пальцев, а у меня дыхание перехватывает.

– По-твоему, – произносит совсем тихо, – у нас и правда не было ничего хорошего?

Жму плечами. Что я могу на это ответить?

Нет, конечно, были и хорошие моменты. Они все связаны с сыном, иногда мне казалось, что мы и правда семья. В совместных отпусках, на прогулках, вот на этих вечных завтраках и ужинах…

В том отпуске. Теми ночами…

– Даш…

– Не знаю, – сцепляю пальцы в замок. – Я просто устала тебя ненавидеть. Устала притворяться, что счастлива.

Князев шумно выдыхает. Он так меня и не отпустил. Обнимает.

Чувствую его горячие ладони и мелко дрожу. Что происходит? Почему все это происходит?

– Во-о-от, – Марк бежит обратно с громкими криками с листиком в руке. Там, естественно, нарисованная им наспех картинка.

Я, он и Миша. Все держимся за руки, на небе огромное желтое солнышко.

– Это мы, – довольно вручает рисунок отцу в руки.

– Повешу у себя в кабинете в рамочку.

– Я тогда и маме нарисую, пусть она тоже повесит.

– Конечно, – улыбаюсь, рассматривая картинку.

– Папа, пойдемте на горку.

Марк юлой крутится вокруг нас.

– Ты и так сегодня упал, сынок. Давай завтра.

– Сейчас, мам. Пошли.

Муж первым поднимается на ноги и подхватывает с собой Марка. Мне протягивает руку. Выпрямляюсь, не игнорируя этот жест.

– У меня есть другая идея.

– Какая, пап? Сюрприз?

– Ну, можно и так сказать.

– А какой?

– Узнаешь. Мама, куртку нам возьми, – Миша смотрит на меня.

Я заторможенно киваю и иду в детскую за курткой. Потом соображаю, что, похоже, мы на улицу, и достаю Марку спортивный костюм, кроссовки и шапку. Со всем этим добром спускаюсь в гостиную.

– Давай переоденемся, – бросаю вещи на диван, пока Марк скачет по дивану. Миша в это время складывает что-то из холодильника в пакет.

– Я так, мам.

– Нет. Давай, – киваю на костюм, – переодеваемся.

Сын недовольно морщит нос, но снимает пижамную рубашку.

Помогаю ему одеться, чтобы было быстрее. Липучки на кроссовках он застегивает сам. Змейку на куртке тоже.

– Я готов, пап.

– Отлично. Даш, на твоей машине поедем.

– Ладно.

Лишних вопросов не задаю, потому что чувствую вину перед сыном. Беру ключи, надеваю куртку и ботинки.

Миша вытаскивает из гаража еще один пакет. Только гораздо больше.

Марк пытается заглянуть, что там, но Миша не дает.

– Потом. В машину забирайся, – открывает для сына дверь и берет из моих рук ключи. За руль садится сам.

Мы едем минут двадцать, Марк ерзает в детском кресле в ожидании.

Когда приезжаем в поле, расстраивается. Видимо, ждал чего-то другого.

Но, когда Миша наконец вытаскивает из багажника тот огромный пакет, в котором лежит воздушный змей, сын визжит от восторга.

– Ветра нет, – говорю так, чтобы Марк не услышал.

– Ага, – Миша кивает, а сам помогает Марку держать змея, который летать особо-то и не хочет. – За руль садись обратно.

– Зачем? – туплю, а потом соображаю. – А…

Князев засовывает Марка обратно на заднее сиденье и залезает туда сам.

– Даш, люк открой.

Делаю. Миша высовывается в люк, Марка тащит за собой. Сажает на крышу и держит.

Еду по полю в небольшом ужасе. Марк же не свалится оттуда? Судя по визгам и летящему в воздухе змею, он в восторге. А за безопасность отвечает Миша, не я…

После Князев открывает багажник и усаживает туда Марка. В ход идет все, что он насобирал в холодильнике. Соки, бутерброды и ягоды.

Марк без умолку болтает о том, как ему понравилось запускать змея из машины, и жует бутерброд с колбасой.

Солнце начинает садиться. Поднимается ветер. Ежусь и растираю плечи руками. Накинула ветровку прямо на майку же.

Миша снимает с себя куртку и набрасывает ее на мои плечи. Сам остается в одной футболке.

– Папа, а мы еще так поедем?

– Темно уже. На выходных давай?

– Ага, – Марк пьет сок, а когда снова начинает есть бутерброд, чавкает.

– Марк, некрасиво, – прищуриваюсь, а сама улыбаюсь.

– Я чуть-чуть.

Когда приезжаем домой, Марк бежит в мою спальню и тащит туда Мишу.

– Мама, давай сегодня все вместе спать, папа не будет храпеть.

Храп, естественно, «официальная» версия для сына, почему мы не спим вместе.

Глава 9

Примерно в девять, Марк вырубается у меня на кровати, окруженный игрушками, книжками и родителями. Да, мы с Князевым, все это время лежим рядом с сыном. Искупаем вину за скандал, выходит?

Поправляю одеяло, целую Марка в висок, и поднимаюсь на ноги. Муж встает следом.

Оба молча покидаем спальню и расходимся в разные стороны.

Пока я делаю на кухне для себя чай, слышу, как хлопает входная дверь. Выглядываю в окно и вижу, что Мишина машина покидает территорию дома.

***

– А папа где?

Марк толком не успевает глаза открыть, но уже спрашивает об отце.

– На работу поехал. Там что-то срочное.

– Он не будет с нами завтракать?

– Он был очень расстроен и не хотел пропускать завтрак, но ему было очень нужно поехать на работу, сынок.

Марк кивает, будто и правда понял всю важность отъезда отца и слезает с кровати. Сам идет умываться и чистить зубы. Даже заставлять не приходится. Удивительно. Но что-то мне подсказывает, что ноги растут прямиком из нашего скандала.

Он ведь и правда решил, что мы из-за него ругаемся.

Мой бедный мальчик. Нет, я просто ужасная мать. Ужасная…

Пока готовлю завтрак, включаю телевизор и попадаю на местные новости, по которым показывают Князева. Он расхаживает по территории своего агропромышленного предприятия, и отвечает на вопросы журналиста.

Хочу переключить, но слышу за спиной топот маленьких ножек.

– О, – Марк забирается на стул и с горящими глазами смотрит в экран, – папу показывают. Круто, да?

– Очень, – улыбаюсь и радуюсь, что этот блок не вставили в мою сводку. – Сырники с вареньем или сметаной будешь?

– Сырники? Не каша?

Посмеиваюсь. Завтрак у нас разнообразием не отличается. А сырники на масле я сегодня жарю исключительно из чувства вины.

– Не каша. Могу клубнику потолочь с сахаром, если хочешь.

– Хочу.

Ставлю блюда с сырниками на стол и даю Марку тарелку.

– Спасибо, мам.

– Пожалуйста, – сажусь рядом с сыном, и с улыбкой наблюдаю, как он уплетает завтрак.

Когда во двор въезжает машина отца, которую я вижу в окна, слегка напрягаюсь. Он не должен быть в городе, как минимум до понедельника. Сегодня пятница, и с чего он вернулся раньше, ума не приложу.

Марк тоже замечает машину.

– Деда приехал, – спрыгивает со стула и бежит встречать.

Иду следом, только вот восторга его не разделяю.

– Ничего себе, – слышу папин голос, – да ты подрос. Сколь я тебе не видел? Пять дней? А ты уже выпахал.

Папа сидит перед Марком на корточках, улыбается, заметив меня, кивает.

– Привет, – взмахиваю рукой, а внутри все содрогается.

Зачем он приехал? Он никогда не появляется просто так.

– Мам, смотри, что деда подарил, – сын показывает мне коробку с новым смартфоном.

– Пап, – вздыхаю.

– Не пыхти, – отец морщится, – могу я внука порадовать или нет? Маркуш, беги пока, коробку вскрывай, я сейчас подойду.

– Хорошо.

– Марк, доешь сначала.

Сын кивает и несется обратно в кухню, по пути срывая защитные полоски с телефонной коробки.

– Я хочу с тобой поговорить, – притормаживаю отца на пороге.

– О чем?

– Я хочу развестись.

– Опять старую пластинку зажевало? Чего тебе снова не так?

– Я стала свидетельницей его измены.

Папа смеется.

– Изменил, и что? Ты теперь сына без отца решила оставить? О ребёнке совсем не думаешь? Какой ещё развод?

– Я застала его с другой. А если Марк это увидит?

– Детонька, мало ли где и с кем ты его застала. У вас ребёнок. Ему полная семья нужна

– У него другие женщины есть, я знаю. Много. Он нас всех с грязью мешает. Как ты не понимаешь, папа?

– Перетерпи. Нагуляется и вернётся. Зря я столько сил приложил, чтобы ваша свадьба состоялась?

– Я его ненавижу. Понимаешь? Ненавижу!

– Я поговорю с Мишей, а ты о сыне думай. Домой я тебя обратно не приму. Даже не надейся.

– Я так больше не могу, ты меня слышишь вообще?

– Он тебя бьет? Голос повышает? Может быть, не дает денег или сына лупит? Оскорбляет вас как-то?

– Нет.

– То есть у него есть другие женщины и все? Тебя не устраивает, что он как-то супружеский долг не выполняет или что? Я понять не могу. Ты сама орала, как он тебе противен. Вот он тебя не трогает. Мы это с ним обговаривали, чтоб без твоего согласия и пальцем не трогал. Чего тебе еще надо? Живешь на всем готовом, но при этом постоянно ноешь. Все тебе вечно не так. Зря я тебе не лупил в детстве, мать все твою слушал.

– А Марк? Он вырастет и все узнает. Разве ты не понимаешь? А я? Я всю жизнь должна жить с тем, кого не люблю?

– Так полюби. Создай нормальную семью. За такие вещи женщины в ответе. А если мужик не на тебя, а на других баб смотрит, так сама виновата. Надо как-то поактивней быть, значит. Я не допущу, чтобы мой внук без отца рос. Хоть раз в жизни о ком-то другом, кроме себя любимой подумай! У нас общий бизнес. Ты хотя бы своей пустой головой представляешь масштабы? На что ты так хорошо живешь? На чьи деньги? За счет кого?

Отец недовольно поправляет галстук и проходит в дом.

Закрываю дверь. Выдыхаю.

Бессмысленный разговор со стеной. Он меня никогда не услышит и не поймет.

На что я вообще надеялась?

– Если опять выкинешь какой-нибудь фокус, я тебя собственными руками, – папа понижает голос до шёпота, так чтобы Марк не услышал, но почему-то звук, что слетает с его губ, кажется еще более устрашающим. – Марк, ну что там? Разобрался?

– Конечно.

В одной руке сын держит сырник, а в другой уже распакованный и включенный телефон.

– Не нужно приучать его к гаджетам, – забираю айфон, – сначала едим, потом играем.

– Ну мам!

– Марк, – говорю чуть строже.

– Миша где? – папа осматривается.

– Папу на работу срочно вызвали, – вставляет свои пять копеек Марк. – там что-то срочное.

– Когда? А я почему не знаю?

Прищуриваюсь и смотрю на отца. Давай уже, быстрее соображай, по каким делам и куда мог свалить твой любимый зять.

Поджимаю губы и кошусь на Марка. Отец приподнимает брови.

– Ну точно, – хлопает себя по ноге, – забыл. Склероз у деда. А ты чего не в саду сегодня?

– А у меня выходной, – врет с широченной улыбкой.

– Да? Тогда поехали к нам. Бабушка там по тебе скучает.

– Мам, можно?

– Можно, беги собираться.

Папа смотрит Марку вслед, а когда тот скрывается из вида, переводит взгляд на меня.

– Не смей Дашка, поняла меня. Только попробуй что-нибудь выкинуть. Не время сейчас дочь, годика через два, что хочешь будешь делать. А сейчас нельзя. Кофе мне налей.

– Сам наливай, мне Марка собрать надо, – круто разворачиваюсь на пятках и поднимаюсь в детскую.

***

В субботу, как и планировала, собираюсь в Москву к адвокату под предлогом шопинга. Марк остался у моих родителей на все выходные, что существенно облегчает задачу.

Убираю волосы в высокий хвост, быстро осматриваю себя в зеркало и мажу губы бальзамом.

Из дома выхожу в приподнятом настроении. Миша со вчерашнего дня не появлялся, поэтому, когда его машина перегораживает мне дорогу во дворе, немного напрягаюсь. Сжимаю в кулаке брелок от своего мерса, нервно переступая с ноги на ногу.

Князев хлопает дверью и направляется прямо ко мне. На нем черные брюки и рубашка, рукава которой закатаны до локтя. На галстук нет и намека.

– Ты куда? – интересуется, осматривая меня с ног до головы.

Вероятно, не стоило надевать белый брючный костюм, он прямо-таки кричит о том, какое удовольствие я испытываю, предвкушая эту поездку.

– В Москву. Решила пробежаться по магазинам.

– Минут пятнадцать подожди. Я в душ, и вместе поедем. У меня встреча.

– Вместе?

Точно голосом себя выдаю, потому что Миша приподнимает бровь и смотрит не в глаза, а в душу. В тот ее уголок, где за эти годы успела осесть вся моя ложь.

– Ты против?

– Не хочется тебя напрягать, – пожимаю плечами.

– Ты меня не напрягаешь. Подождешь?

Если я сейчас откажусь, он точно что-то заподозрит. Засовываю свою маленькую сумочку под мышку и киваю.

– Подожду. Но только пятнадцать минут.

Миша едва заметно улыбается и направляется в дом. Выглядит он не очень. Потрепанный какой-то. Может, действительно на работе был? Или все-таки очередная любовница умотала?

Пока в душе на первом этаже шумит вода, решаю сделать себе кофе. Параллельно звоню маме, интересуюсь, как у них дела. Она с радостью делится со мной подробностями того, как сын с дедом нырял в бассейне, а потом играл в догонялки по всему дому.

Улыбаюсь, но всеми фибрами души чувствую чужое присутствие. Поворачиваю голову и сразу же отвожу взгляд. Миша вышел из душа, обмотав бедра полотенцем.

Скребу ногтем по столешнице, полностью теряя нить маминого повествования.

К моменту, когда Князев спускается из своей спальни уже одетый, я разговариваю с Марком. Миша это слышит и ускоряет шаг.

– Я тебя тоже очень люблю, сынок. Да, папа приехал. Конечно. Пока.

Сбрасываю звонок и, повернувшись к мужу лицом, прячу телефон за спину.

– Он у твоих? – Князев берет со стола мою чашку и делает несколько больших глотков кофе.

Смотрю на все это и возмущаюсь без слов. Только взглядом.

– Я не для тебя наливала, – отхожу в сторону и делаю глубокий вдох. – Да, Марк у мамы с папой до вечера воскресенья.

– Как вернемся из Москвы, заберем.

– Ему там хорошо. Нравится.

– Дома, с тобой и со мной, ему нравится больше.

– Правда? Тогда где ты был весь вчерашний день, пока он спрашивал у меня, где папа? М? Мне надоело врать сыну.

– Я работал.

– В горизонтальной плоскости, судя по всему, – не могу сдержаться от усмешки.

– По себе не суди.

Князев припечатывает меня словами и направляется к двери.

Задыхаюсь от поднимающейся внутри волны возмущения и, ускорив шаг, нагоняю Мишу на крыльце.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что работал. Мне сколько раз еще повторить? Чего ты от меня хочешь?

– Развод!

Миша молча обходит меня стороной и садится в машину. Заводит двигатель и ждет. Смотрит только исподлобья.

Сажусь на пассажирское, резко тяну ремень, но он не поддается. Бешусь от этого еще сильнее. Когда наконец пристегиваюсь, бросаю сумку на заднее сиденье и складываю руки на груди.

Первые километров тридцать мы едем молча, под звучащую из динамиков музыку.

Когда по радио включаются новости, Миша делает чуть громче. Внимательно слушает минут пять, а потом меняет волну.

– Почему мы не можем нормально общаться? – устало накрываю лоб ладонью, откидываясь затылком на подголовник.

– Каждый раз, когда я пытаюсь, ты сначала устраиваешь истерику, а потом сбегаешь. В лучшем случае.

– А в худшем?

– А в худшем молчишь и делаешь вид, что меня не существует, – Князев бросает на меня взгляд, но быстро возвращает его к дороге, перестраиваясь на соседнюю полосу.

– Потому что ты меня не слышишь. Ни разу не услышал за семь лет. Ни разу!

– Бардачок открой.

– Зачем?

– Просто, блин, открой бардачок и возьми оттуда папку.

Делаю, как он говорит, вытаскиваю черную папку.

– Что там?

– Посмотри сама.

Быстро листаю страницы, недоверчиво рассматривая фото, и кошусь на Князева.

– Что все это значит? – сглатываю, чувствуя дрожь в пальцах.

Князев делает глубокий вдох, а потом съезжает с дороги в поворот на какую-то деревню или поселок.

Остервенело перелистываю страницы. Снова и снова.

Там счета, переводы. Имена.

Влада, моего отца. Суммы с переводами. Выписки со счетов. Адреса.

Какие-то бумаги на бизнес-проект, первоначальный капитал которого равен той сумме, что ушла со счетов моего отца Владу.