Самоселы бесплатное чтение
ГЛАВА 1
Дед запалил кочерыжку от чеснока, самозабвенно вдохнул едковатый дым и сообщил:
– Мне семьдесят четыре года, а это означает, что свет от звезды Канопус, который мы имеем возможность наблюдать в сегодняшний день, а точнее ночь, вышел с той звезды в год, когда я родился. А звезда эта, ни много ни мало, в восемьсот раз ярче Солнца.
– Вы его не слушайте, – посоветовала баба Тоня. – Он не то что Канопус, он Луну в телескоп не найдет, со своим зрением «орлиным».
– Откуда в тебе яда столько, Антонина, не пойму, – процедил дед. – И с чего, скажи на милость, ты мой телескоп невзлюбила, что он тебе, жить мешает? Скрипит по ночам? Кушать просит не в меру?
– А чего мне эту трубу любить, если она торчит на чердаке без толку, только место занимает.
– А куда тебе это место, ну? Что ты там, на чердаке, собираешься такое поставить, что мой телескоп тебе мешает?
– Нашлось бы что.
– Нет, ты скажи, – не унимался дед. – Ты не уходи от ответа! А ответить-то тебе нечего, потому как злючишься ты просто так, а труба телескопная – это всего повод для разбрызгивания яда!
– Пап, мам, не ссорьтесь, – примирительно сказала матушка. – Ешьте лучше блины. Мам, если и правда что-то поставить нужно, так мы в пристройке место освободим, или вон у Карины что-нибудь подвинем.
– Люся, не выдумывай, – отмахнулась баба Тоня. – Дурак-то мой прав, я и, правда, на него яд сливаю.
Карина хохотнула, но быстренько задавила смешок чаем, чтобы не обидеть ненароком стариков. Но старики и не думали обижаться, ни на Карину, ни друг на друга, ни на кого бы то ни было. Такие перебранки были у них обычным занятием и случались время от времени, когда за чаем не находилось иных тем для разговоров.
Бабушка Александра Антоновна, сводная сестра деда, в перебранках не участвовала, смотрела на все с интересом, как на представление и не верила, что супруги действительно поссорятся.
Кроме Карины, матушки, отца, деда и двух бабушек, за столом сидел еще дядя Матвей, отцовский брат. Обычно завтракал он у себя дома, но тут зашел к отцу за каким-то инструментом и был усажен завтракать вместе со всеми.
Отец доел яичницу, запил большой кружкой горячего чая с корицей, потом поставил кружку на стол и произнес:
– Всё.
Семья замерла. Дед перестал вдыхать чеснок. Никто не сомневался, что сказанное относилось вовсе не к завтраку и не к каким-то законченным делам. Слышались в этом «всё» безысходность и неотвратимость, так говорят про конец света или развод или про еще какой-то очень важный продуманный шаг, время которого как раз пришло.
– Что всё-то? – деланно будничным тоном спросила матушка.
Отец важно кивнул, показывая, что его поняли правильно.
– Пора ехать. Дольше откладывать нельзя.
Некоторое время все молчали. Потом дядя Матвей расправил плечи и сказал:
– Выходит так, что бассейн копать мы не будем, а будем, значит, делать прицепы к машинам. Спасибо, Люсия за хлеб-соль-блины-кашу, пойду-ка я своим сообщу.
Дядя Матвей встал из-за стола и пошел к двери. Карине показалось, что в его размеренной походке спрятана мальчишеская радость, и что, как только дверь закроется – дядя Матвей побежит вприпрыжку по улице и закричит от радости что-нибудь бестолковое.
В семье принято было собираться вместе завтракать, но после завтрака Карина не осталась по обыкновению поболтать с матушкой, а вернулась домой. Было о чем подумать. Она села в кресло и посмотрела на противоположную стену. На стене висело несколько картин, фотографии в рамках и небольшое панно из сухих цветов. Внизу у стены стояло электронное пианино. Карина наткнулась на него взглядом и подумала, что взять-то с собой она его обязательно возьмет, только не факт, что удастся там поиграть, потому что… потому что кто его знает, что там будет. И с электричеством, опять-таки возможна экономия.
И тут Карина поймала себя, что думает не о том «ехать или не ехать», а о том, что следует с собой взять, словно сам факт переезда был неоспорим.
– А раз спорить не о чем, – сказала Карина вслух самой себе, – нужно попрощаться с друзьями, и кое-что для себя выяснить. Пора, пожалуй, Николайку навестить.
. . .
Николайка сидел во дворе и самозабвенно вырезал из чурки произведение искусства. Карина подошла, некоторое время постояла рядом, потом спросила:
– Что это будет?
– Медведь, – ответил Николайка, не поднимая головы.
Карина присела рядом на обрубок пня, и сказала как бы между прочим:
– А мы в город переезжаем.
– В какой?
– Ну… в тот самый. В наш.
Николайка оставил работу и посмотрел на Карину.
– Но туда нельзя!
– А кто остановит? Людей-то нет.
Молодой человек положил инструменты в чехол, отряхнул одежду, потом пододвинул свой табурет ближе к Карине, и тогда только сказал:
– Если бы я знал тебя чуть хуже, то подумал бы, что ты так шутишь.
– Уж куда смешнее, – вздохнула она. – Нас давно тянет. Что еще столько держались, не понимаю.
– И тебя тянет?
– И меня.
– Да ладно, тебе было-то не больше десяти, когда все случилось.
Карина кивнула.
– Десять лет – достаточный возраст, чтобы помнить. Ты, конечно, можешь сказать, что детские воспоминания всегда светлые и нельзя им верить, но родители и дедушка с бабушками не были детьми, когда покинули город. Нам всем снится город. Все эти годы снится, мы скучаем по нему.
Николайка покачал головой и поинтересовался:
– Зачем было вообще уезжать, раз так там нравилось?
– Мы не могли с этим справиться. И потом, паника, все убегали…
– А сейчас, что изменилось? Думаешь, сейчас вы справитесь?
Карина пожала плечами, и стало ясно, что этот вопрос не раз приходил ей в голову.
– Тянет, – повторила она. – А там посмотрим.
– Не страшно?
– Мне? Очень. Отцу, похоже, нет.
– Кто еще едет?
Николайка был серьезен и насторожен. Он сразу принял известие о переезде, не пытался отговаривать, понимая, что такие решения не приходят вдруг, а назревают долгое время, и все «за и против» тщательно взвешиваются.
– Все.
– И Матвей?
– Да, и дядя Матвей с мальчишками. Наверное, и Ян с Верочкой поедут.
– Умеет твой отец уговаривать.
Карина покачала головой.
– Нет, он никого не уговаривал. Мы так чувствуем. Нас всех тянет, ты же знаешь, мы выходцы из города.
– Пятнадцать лет прошло! – воскликнул Николайка. – Какое уже – шестнадцать! Столько времени об этом городе и не вспоминали, с чего вдруг теперь?
– Всегда помнили, – возразила Карина. – Просто не говорили особо. А почему вдруг теперь… так все совпало. Время пришло. Это трудно понять.
– Но другие-то не рвутся обратно. Наоборот, рады, что удрали, что живыми остались и с ума не сошли. Я в новостях видел, там один мужик в дверь коленом врос.
– Незачем было эту дверь пинать. Сам виноват.
– Слушай, а может, тебе в деревне просто надоело? – вдруг предположил Николайка и сразу ухватился за это предположение. – Так ты только скажи, найдем тебе в поселке квартирку, с удобствами и все такое… Карин, правда, и к работе ближе.
– До работы и так не далеко, у меня машина есть, – возразила она. – И дело совсем не в том, что нам плохо здесь. Дело в том, что там – наше место. И мы скучаем.
Они проговорили еще некоторое время, но говорили все не о том, что ожидала Карина. Когда Николайка завел разговор о женской глупости, приводя в пример литературные факты и анекдоты, девушка вдруг осознала, что смотрит на дорогу. И все слова молодого мужчины были правильны и своевременны, но бесполезны, потому что одна только эта дорога перечеркивала любые доводы разума, ставя на первое место какие-то совершенно неразумные чувства.
Известие быстро разнеслось по поселку и ближайшим деревням. Кто-то приходил попрощаться, кто-то пытался отговорить, а кто-то заявлял, что совершенно не удивлен таким решением, что давно висело нечто такое в воздухе, какая-то тревожность, ожидание перемен.
В очередной раз во дворе послышалось приветственное тявканье собаки, и в дверь вошла молодая женщина. Ее звали Алиса. Она была одета по обыкновению в широкую юбку и блузку с вышитыми на ней цветами, в темных волосах блестело несколько заколок.
– Дядя Семен, возьмите меня с собой! – воскликнула Алиса. Отец удивился, приподнял брови и сказал:
– Это что за блажь? Тебе зачем, ты-то местная, не городская. Тебе что там искать?
Алиса была готова к такому вопросу и ответила сразу, горячо и убедительно:
– И пусть! И вовсе это не от любопытства, как вы могли подумать, вовсе это по другой причине! Ну, пожалуйста, дядя Семен, я обузой не буду, у меня и грузовичок почти уже есть, я сама свое барахло перевезу…
– Это как это «почти есть»? – заворчал дед, сидевший в углу у фикуса и прикрытый этим фикусом совершенно, так что и не разглядеть. Будто фикус с тобой разговаривает дедовым голосом. – Или есть или нет, никаких «почти»!
– Дом продам, грузовик куплю, – пояснила Алиса, которой в целом сейчас было все равно дед спрашивает или цветок в кадке. – У меня давно соседка выпрашивает, хочет к своему хозяйству мой двор пристроить, а грузовик у ее сына – мы такой вариант давно оговаривали…
– Ты не торопись, Алиса, – сказал отец. – Ты подумай хорошо, надо ли оно тебе? До нас город дотронулся, мы на всю жизнь с ним связаны, а ты-то – душа вольная. Мало ли мест казистых, что тебе за нужда с нами трястись? И еще как оно будет? Ведь ох, как там не просто, ты, небось, разговоры-то слышала?
– Не понравится – уеду, – сказала Алиса. – А не получиться уехать, так плакать не стану, и ныть не приучена.
– Что ж. Запретить не могу, такой моей власти нет. Хочешь ехать – так тому и быть. Человек ты не злобный, это мы знаем, конечно. И умения у тебя что ни на есть полезные, так что…
– Спасибо! Спасибо, дядя Семен! Вы только подождите меня, дайте собраться. А я уж медлить не стану, я и помощников найму…
– Через десять дней едем. Хватит тебе срока?
– Хватит!
Алиса была местной ворожеей. Трудно сказать, зачем ей вдруг понадобилось срываться с места, здесь ее все любили и носили к ней заговаривать квас, потому что каждый знает, что заговоренный квас и хранится долго и лечит от многих болезней.
Карина поманила Алису с собой, та пошла скорее машинально, еще не совсем отойдя от возбуждения и новых ощущений.
– Что? – спросила Алиса.
– Пойдем ко мне.
– Если отговорить хочешь, то не надо, не пытайся даже. Если уж у твоего отца ничего не вышло…
– Нет, я не затем, – помотала головой Карина.
Девушки вышли из дома, пересекли двор и огород, и тут же оказались в соседнем дворике, принадлежащем Карине.
– Не жалко все это оставлять? – спросила Алиса. – Своими руками построено, выращено…
Карина пожала плечами.
– Даже не знаю. Как-то не думаю об этом, мысли вокруг будущего крутятся, а на прошлое места в голове не остается.
– Это хорошо. Это очень хорошо.
– Знаешь, – вдруг вспомнила Карина, – а раньше я думала, что мне будет тяжело все бросить. Да, и правда, были такие мысли. А вот время пришло, и все как-то откинулось в сторону, как-то стало ненужным.
Они зашли в дом, Алиса бывала здесь ни раз и с удовольствием расположилась в кресле-качалке.
– Хорошо у тебя тут. И пианино симпатичное… а пианино ты с собой заберешь?
– Да, конечно. Где там искать?
– Надо было тоже в музыкальную школу записаться, пока еще мелкой была…
Карина улыбнулась. Она поставила перед гостьей на маленький журнальный столик стакан молока и вазочку с финиками.
– Вообще-то, я научилась играть не так давно. Мне как-то пришло в голову, что здорово было бы научиться играть на фортепиано, не профессионально, а так, для себя. Денег на уроки у меня тогда не было, а время было, это как раз после развода, когда мне совсем плохо пришлось. Ну, вот. Я нашла учительницу, пожилую, уже на пенсии, и предложила убираться, ходить в аптеку и по магазинам, а она меня учила. Вся история.
– Сама научилась? – восхитилась ворожея. – Вот умница! Так зачем ты меня звала? – наконец спросила Алиса, и Карина сразу смутилась, опустила взгляд в пол.
– Я знаю, что ты карты всегда в сумочке носишь… хотела попросить, чтобы ты мне погадала.
– Ну, замечательно. Только зачем так смущаться, что тут такого особенного?
– Не хочу, чтобы родители знали. Сама не знаю, почему. И, потом, я уже вроде взрослая, а все гадания…
– Ты думаешь, гадают только школьницы? Ошибаешься. Все гадают, и, кстати, вопросы у всех почти одинаковые, от возраста не зависит. Что ты хочешь узнать?
Алиса привычным жестом достала из сумки косметичку, из косметички появились колода карт, маленькая свечка в глиняном стаканчике и зажигалка. Ворожея запалила свечу и перемешала на столе карты.
– Мне нужно знать, получится ли у нас подружиться с городом?
Алиса на мгновение замерла, потом доложила:
– Гадай на себя. «У нас» – характеристика не конкретная, мало ли у кого как все сложится, может у одного так, у другого – эдак. Как я тебе такое расшифрую?
– Хорошо, хорошо. Только за себя спрошу: как у меня сложатся отношения с городом? Это ничего, что я такие вопросы задаю?
– Родная, во мне сейчас проснулся профессионал, мне все равно, о чем ты спрашиваешь, главное, чтобы под твой вопрос расклад был. А расклады у меня на все случаи жизни имеются. Достань семь карт.
– Хорошо.
Алиса манипулировала с колодой. Удивительно, она вовсе не была похожа на цыганку, но стоило ей взять в руки карты, как тут же начинало казаться, что гадание – у нее в крови.
– Так… Ну, что сказать. Жалко, что ты не про парня спросила, потому как выпадает тебе тут большая взаимность. Перемены, но это мы знаем, это не новость. Дорога лежит, она же победа – так что в город ты поедешь и доедешь до него удачно, тут не сомневайся. Город тебя боится, тебе не доверяет, но ждет. Проверять тебя будет, тут приготовься, но испытания ты пройдешь, и все у тебя заладится. Кстати, брякну, уж не знаю надо тебе оно или нет – любовь тебя ждет настоящая и большая. К городу или к человеку – тут не скажу. Проверим.
Карина смотрела на карты и не понимала, как с каких-то картинок можно выудить и любовь, и недоверие, и дорогу.
– Как это у тебя получается? Удивительно.
– Ну, это со стороны удивительно, так же, как я восхищаюсь твоим умением играть на пианино. На самом деле, надо всего лишь познакомиться с инструментом и сделать его частью себя.
– Когда ты говоришь, я кажусь себе умнее, чем есть, – сообщила Карина. Она любила общаться с Алисой, хотя подружками в знакомом понимании этого слова их нельзя было назвать, они не часто виделись.
– Ты другое мне скажи, с чего вдруг такие вопросы? – поинтересовалась Алиса.
– Какие?
– Такие. Про дружбу с городом. Ни про «ужиться – прижиться», этому бы я не удивилась.
Карина немного помедлила, пытаясь сформулировать так, что бы было понятно.
– Если получиться подружиться с городом, – сказала она, – не покорить его, не изучить, а именно подружиться, тогда, возможно, все будет не так уж страшно и безнадежно.
– Ты вспоминаешь, что было шестнадцать лет назад, – сказала Алиса, – но прошло время. И первые впечатления не всегда самые верные, правда? То, что вы приняли за вражду, возможно, было проявление заботы, просто в такой вот форме. А если и была вражда, то ведь теперь все изменилось – вам не хватает города, а ему, может быть, не хватает вас.
Карина вспомнила панику, когда каждая коробочка, каждый бетонный блок стал вдруг частью единого организма, когда деревья, рекламные щиты, дома и даже сам ветер – все словно ожило. Словно равнодушные создания природы и человека обрели единую волю, и эта воля обрушилась на людей, и казалось, что нет спасения от этой силы…
– Хорошо было бы, если бы все сбылось, что ты нагадала, – сказала она вслух.
– Нет, это было бы вовсе не хорошо, – возразила Алиса. – Это было бы очень даже печально, потому что у человека должна быть надежда на исправление предначертанного. Кстати, я тебе перед твоей свадьбой гадала, помнишь, что ты тогда сказала?
– Что?
– Что хорошо было бы, если бы ничего не сбылось. Там-то расклад был однозначный: не жить вам вместе, не судьба. Ну, так и вышло. Он когда стал на других-то заглядываться? Вот, делай выводы. Это тебе еще повезло, а вот пошли бы дети, так горя бы натерпелась и за себя и за них.
– Да, ты права, наверное, – не стала спорить Карина. Она вообще не любила спорить на эту тему. – Возьми денежку за гадание. Спасибо. Ты меня немножко обнадежила.
– Больше нет вопросов? – уточнила Алиса.
– Больше не нужно знать ответов.
– Мудро. Ну, тогда пошла я домой. Надо уже собираться, вещи укладывать, письма написать… Там же, наверное, почта не работает?
– Вряд ли. Там людей почти нет. Или вообще нет, – Карина немножко помедлила и спросила. – Алиса, а зачем тебе с нами ехать? Ну, правда, мы-то все тамошние, а ты, вроде как чужая…
– Ага, а в версию, что мне нужны перемены, ты не веришь?
– Верю, но есть еще что-то. Чувствую, есть!
– Ну, правильно чувствуешь, – усмехнулась ворожея. – Призвал меня твой город. Вот как. Призвал, понимаешь?
Они молча вышли из дома, дошли до калитки, тогда только Алиса обернулась и деланно легкомысленным тоном сказала:
– Кстати, финики – отменные!
– Ты не съела ни одного.
– А это и так видно, не обязательно их было есть, – и добавила уже серьезней. – Все у тебя будет хорошо, Каринка, не переживай.
…
– Итак, уточняем, кто едет.
На веранде, за большим овальным столом собрались все: отец, дед, бабушка Александра Антоновна, дядя Матвей с сыновьями Антоном и Вадимом, Алиса и молодожены Ян с Верочкой. Карина сидела между Антоном и Алисой и некстати размышляла, можно ли загадывать желания, если имена по соседству не одинаковые, но начинаются на одну букву.
– За нас не сомневайся, – сказал дядя Матвей. Он мало походил на своего старшего брата, но голос у него был такой же сильный. – Я уже на заводе заявление написал, грузовик в ремонт отогнал, чтобы по дороге без сюрпризов… Мои тоже согласны, все обсуждено.
Антон с Вадимом синхронно кивнули.
– Я еду точно, – сказала Алиса, чуть волнуясь. – И не передумаю.
– Дело говори, Семен, хватит уже говоренное переговаривать, – проворчал дед. – Раз собрались, значит, решение приняли.
– Решение принять скоро, – возразил отец, – а вот решение держать – сила нужна. Карина, ты как?
– Все так же, – кивнула Карина. – Еду, конечно. Я давно по городу скучаю.
– А что твой Николайка?
Карина тут же вспыхнула, щеки покраснели, но глаз не опустила и ответила словно бы с насмешкой:
– Какой же он мой? Он сам по себе, я – сама по себе. Мне уже двадцать шесть, сколько еще ждать?
– Ты ему сказала, что едешь?
– Конечно.
– А он что?
Карина вздохнула.
– Предложение не сделал, если ты об этом. Отговорить пытался, но со мной не напрашивался. Дурные это отношения, ни к чему все это. Я еду, не сомневайся.
– Дело не в сомнениях, – сказал отец. – Теперь ко всем молодым обращаюсь, и ты, Алиса, слушай. Ты хоть не нашего рода, а раз с нами – все равно, как родня. Вы сейчас решаете пылко, но потом обратно дороги может не быть. Город кого отпускает, а кого в себе удерживает – тут заранее не угадать. Что, если затоскуете? Нам же, старшим, пойдут упреки…
– Дядя Семен, – перебил Вадим, – тут вы зря. Мы уже все взрослые, понимаем, что делаем. Раз решили новую судьбу начать, так тому и быть.
– Чтобы судьбу новую начать, не обязательно с места рваться, – возразил отец.
– Не обязательно, – кивнула Алиса, – но так легче. Дядя Семен, меня тоже не отговаривайте, мне обратно пути нет. Я нутром чувствую, что мне там место. Там, в городе.
– Ну, раз нутром, тогда, что ж с тебя… Антошка, ты – что? Если вслед за батькой, так это – бросьте, вы с Вадимом сами уже мужики взрослые, самим решения принимать.
– А мы сами, – сказал Антон.
– Мы давно шептались туда удрать, только такое дело вдвоем не осилить, – поделился Вадим. – Дядя Семен, тут вопросов нет, мы все продумали.
– Я козу возьму, – вдруг сказала бабка Александра. – И рассаду.
Около бабки стояла открытая баночка с надписью «наслаждение переезда». Карина знала, что после разговора, бабка Александра плотненько запечатает эту баночку и уберет в свой таинственный сундук. Там скопилось много подобных радостей.
Тему Александра Антоновна задала верную, и тут уж наперебой пошли обсуждения кто что собирается взять, и чего там (в городе) может не быть, а что может быть в избытке. На этом гомоне дверь на веранду открылась и вошла маменька. В руках она держала большой поднос с пирогами.
– Что, Семен, гостей разговорами кормишь? А ну-ка, налетайте. Каринка, сбегай на кухню, там кружечки, чайник… организуй.
Карина уже была у дверей. Следом за ней вышла Алиса, как бы чтобы помочь, на самом же деле – кое-что обсудить.
– Карин, я тебе помогу.
– Заварник возьми. Только держи полотенцем – он горячий.
– Карин, а чего это твой отец так всех расспрашивает, будто отговорить хочет?
– Боится судьбу детям переломать, – пояснила Карина. – Он же считает, что за всех в ответе. Там, в том городе, сейчас, наверное, пусто, значит, замуж мало шансов выйти, семью создать попросту не с кем.
– А-а, так вот он о чем волнуется…
– И не только. Опасно там. Страшно, непонятно. Бесовский город, говорят, не знаешь, чего от него ждать. Это нас ностальгия замучила, а ты-то там и не была никогда.
– Ну, может, у меня больше шансов там ужиться, – возразила Алиса. Карина посмотрела непонимающе, и та с улыбкой пояснила: – где ж ворожее жить, как не в бесовском городе?
Обе рассмеялись и вошли в комнату, неся в руках подносы с кружками и прочими чайными принадлежностями.
– Вот и чай! – воскликнул дед.
Пирожки были двух видов: морковный жмых с курагой и медом и творог с кунжутными семечками. За пирогами разговор пошел о водонапорной башне, а потом перекинулся на проблему разведения овец в городских условиях. Карина смотрела на родные, знакомые лица и думала: только бы все это не в последний раз. Только бы не в последний…
Когда Карине исполнилось двадцать лет, они с отцом выстроили для нее отдельный дом. Родители помогли обзавестись собственным хозяйством, выделили земли под огород и несколько фруктовых деревьев, и это означало новую, взрослую жизнь. Прошло шесть лет. Карина успела «сходить замуж», прожив с мужем всего полгода, успела найти хорошую работу в поселке, купила машину, словом – жизнь почти сложилась, и начинать новую, с нуля, с точки зрения стороннего человека было не благоразумно. Глупо попросту! Но Карина знала, что делала.
– Ты что, умнее всех? – прямо спросила Нина Петровна, заведующая почтовым отделением, где Карина работала в службе доставки. – Все сидят по местам, а ей вдруг понадобилось срываться куда-то! Да еще было б куда, а то в бешеный город, людям сказать стыдно! Карина, ты в своем уме?
– Ну что вы так переживаете, Нина Петровна, – улыбнулась Карина. – Я не одна еду, мы всей семьей переезжаем.
– Вот точно говорят, кто оттуда пришел – или зарекся о городе слышать, или непременно туда вернется. Тронутые городом…
– Да, так говорят, – согласилась Карина.
– А что Николайка?
Карина подумала, что никогда не обсуждала свои отношения ни в деревне, ни в поселке, но деревня на то и деревня, что все про всех знают.
– А что Николайка, – она пожала плечами. – Ни друг, ни жених. Он меня больше держит, чем я сама себя держу. Так можно до конца жизни дружить, никакого толку в этих отношениях. С другими встречаться, вроде как предательство, и с ним не выходит…
– Да, не конкретный парень, – согласилась Нина Петровна. – Давно тебе его надо было оставить.
– Для этого надо было с ним встречаться, – возразила Карина.
– Ну, ладно, с этим все ясно, и отъезд, это твое решение – твоя судьба, но зачем туда-то? Разве мало на свете нормальных городов?
– Много, но все они – чужие. Нина Петровна, вы не подумайте, что я бегу отсюда, что мне все равно куда, лишь бы не здесь. Я же помню, как деревня нас, переселенцев, приняла шестнадцать лет назад. Как все нам помогали, как в долг давали, и семена приносили на рассаду, как дома всем миром строили…
– Карин, а, может, еще передумаешь? Ну, ты же молодая, у тебя вся жизнь впереди! Сгубит тебя та дыра, помянешь мое слово, да поздно будет. Здесь бы тебя и замуж выдали, деток бы родила…
– Не отговаривайте, Нина Петровна. Все уже решено. Так вы купите дом?
– Вот что, милая, мы так с тобой поступим: дом мы возьмем в аренду. Деньги тебе на счет будем каждый месяц пересылать, со счета ты в любом городе снимешь, сколько нужно. Если надумаешь вернуться – так будет куда, а если не надумаешь – будет тебе доходец верный, постоянный, все ж таки прибыль. Договорились?
Карина просияла. Это было прекрасное решение. И по правде сказать, страшно было обрубать все концы. Только… получится ли выехать из города? Попасть туда – легче легкого, а вот обратно он не всех отпускает. Ох, не всех…
Последний день на работе Карина устроила застолье, женщины принесли конфет и салатиков, говорили длинные путанные тосты, кто-то всплакнул…
Карина возвращалась домой поздно, на душе было грустно и радостно одновременно. Во дворе обнаружился скучающий Антон.
– Ну, сеструшка, ты работаешь! Два часа тебя тут дожидаюсь, чуть не затосковал.
– Шел бы домой. Недалеко друг от друга живем.
– Не, мне с отцом спорить не резон, а он велел тебя дождаться.
Карина встревожилась.
– Зачем? Что-то случилось?
– Утихни, не паникуй. Все в пределах допустимого. Просто я тебе прицеп смастрячил, ты должна принять.
– Что? – не поняла Карина. Антон гордо просиял и поманил к себе. Карина сделала несколько шагов и увидела: у гаража стоял прицеп – здоровенная телега на автомобильных колесах.
– Это… мне?
– А то!
– Какая прелесть… Это как раз то, что нужно! Я все думала, как в свою легковушку упаковать все свое…
– Приданное? – брякнул Антон.
– Я хотела сказать имущество.
– Я и говорю, – хмыкнул двоюродный братец. – Ну, раз тебе понравилось, я пойду. Еще для деда с бабками прицеп доделывать. Завтра к обеду приду помогать тебе грузиться.
– Спасибо… – Карина растерялась от благодарности, а Антон, чувствуя эту благодарность и купаясь в ее лучах, растекся в довольной улыбке.
ГЛАВА 2
Время отъезда оговаривалось заранее. Решено было так же, что дед, баба Тоня и бабушка Александра Антоновна поедут с Кариной. Машина у деда была собственная, но из-за проблем со зрением никто уже не записывал деда в водители, и его уазик, до отказа забитый полезными вещами и рассадой, повел целеустремленный Вадим.
В восемь утра, как планировали, выехать не получилось, отправились только в половине девятого, но зато уж не в одиночестве: вся деревня и кое-кто из поселка пришли проститься. По местной дороге процессия переселенцев двигалась медленно. Им махали вслед, кто-то вздыхал, кто-то с укоризной качал головой, а кто-то пытался заплакать, словно на похоронах, но, наконец, ряды провожающих закончились, первая машина набрала скорость, а вслед понеслись и остальные.
Машин в процессии насчиталось всего семь: первая, отцовская, украшенная оранжевыми лентами; следом грузовик дяди Матвея с желтыми лентами, третья без лент – дедов уазик с Вадимом за рулем; за Вадимом – Карина с дедом и бабушками; за Кариной – Антон на легковушке с синими лентами; сразу за Антоном грузовичок Алисы с лентами разных цветов и, наконец, замыкали процессию провожающие Ян с Верочкой на джипе. В город они решили не ехать, но до города собирались проследить, чтобы потом вернуться в деревню и доложить, так мол и так, до города доехали.
Время от времени связывались друг с другом по телефонам, обсуждали, где лучше остановиться на обед или на отдых.
– Сейчас минуем Залесье, – сообщил дед, – а там самое время пяти деревень. Названий-то у них нет, только километры: пятнадцатый километр, двадцатый, ну и так далее.
Карина бывала здесь и знала об этих деревнях, но не перебивала деда. Иногда он говорил удивительные вещи о том, что казалось бы давно знакомо и скучно.
– К вечеру завтрашнего дня доберемся, пожалуй, до Суходола. Там переночуем. А от Суходола еще километров сто тридцать по трассе, но это уже малообитаемые места, все брошено, – рассказывал дед. – Мы, Каринка, с батей твоим прошлый год катались, проверяли. Матери не сказали, конечно, чтобы не волновать.
– Что, до самого города доехали?
– Не, не рискнули. И дорога там плоховатая, давно никто не латал. Потому как незачем. В одиночестве соваться не советую, так вот разве, как сейчас – скучьем.
– Ты, дед, лучше что полезное внучке расскажи, – вмешалась баба Тоня. – Что перемалывать и без того известное.
– А про что, к примеру, рассказать? – спросил дед.
– Да хоть про что. Только интересное что-нибудь. Или полезное.
Дед задумался. Такой случай, чтобы сами спросили, предоставлялся редко, и стоило воспользоваться им с умом.
– Ты, вот Кариночка по гороскопу у нас под каким созвездием-то родилась? – наконец спросил он.
– Близнецы, – ответила Карина.
– Вот! – деда этот факт почему-то очень порадовал. – А в честь кого это созвездие так названо, знаешь?
– Ну, наверное, в честь каких-то близнецов, – нашлась Карина.
– Вот дед у тебя астроном, а ты таких элементарных вещей не знаешь!
Баба Тоня не преминула вставить реплику:
– Астроном! Тоже мне нашелся!
– Антонина, не сбивай с курса. Ты меня сейчас зацепишь, и ребенок опять застрянет в неведении. Так вот, Карина. Созвездие твое названо так в честь совсем даже не близнецов, а сводных братьев, один из которых к был полубогом, сыном Зевса, а звали его Полидевк. А второй – обычный смертный по имени Кастор, хотя и рожденный от царя. Полидевк обладал бессмертием, а младший его братишка совсем даже нет. Так вот, когда Кастор умер, Полидевк попросил отца Зевса забрать у него бессмертие, чтобы умереть и соединиться с братом в загробном мире.
– И что? – заворожено спросила Карина. – Зевс забрал у него бессмертие?
– Ну, Зевс всегда поступает по-своему, – ответил дед. – Он устроил так, что один день Полидевк проживал на Олимпе с богами, а один день – в царстве Аида с братиком. Ну, а потом превратил обоих братьев в звезды, чтобы они напоминали людям о братской любви. Вот так-то. Я тебе потом покажу на звездной карте, где созвездие находится. А в телескоп уж сама отыщешь.
Карина вслед за колонной свернула с основной трассы на старую дорогу и тогда только спросила:
– Дед, у тебя же зрение… ну, плохое. Зачем ты постоянно в телескоп смотришь?
– Что там, на небе творится, Кариночка, я наизусть помню. А вот смотришь, и будто вроде как связываешься с ними.
– Все ты заладил про это небо звездное, других тем нет! – заворчала баба Тоня.
– Какие еще темы? Что ей может быть интересно?
– Ты вот лучше расскажи, как мы по распределению на Крайний Север рванули. Были мы тогда… а помоложе тебя, Каринка. Мне двадцать два стукнуло, как раз после института, а деду – двадцать четыре. Приехали, квартирку нам выделили, а в квартирке – ну ничего, даже стула нет! Так мы на первую зарплату, дед, помнишь, на первую зарплату стол купили! Думали диван, да диванов не было, так на полу с полгода и спали. Да что там с полгода – год!
– Ну что ты, Тоня, про диваны какие-то… Ребенку это не интересно.
– Как это не интересно? – возмутилась баба Тоня. – Это – жизнь! Это – история!
– В космических масштабах, Антонина, эта история сравнима с чихом блохи.
– Опять он за старые портянки! Слепотня непроходимая.
Карина еле удерживалась, чтобы не расхохотаться.
– Бабушка, дедушка, не ссорьтесь. Хотите, я вам песенку спою?
– Ну, давай, – позволил дед. – Слух у меня покамест в норме, оценю. Хотя уж лучше б оглохнуть – и звезды бы видел, и с женой бы соглашался…
Карина не стала ждать, пока бабушка выпустит ответную реплику и запела:
Я покинул город,
Я ушел под утро
Новою тропою,
Позабыв покой.
Я оставил дома
Страхи и тревоги,
И мечты оставил
Где-то за спиной…
Ждать меня не станут
Старые обиды,
И к своим сомненьям
Больше не вернусь.
Впереди дороги,
Новые мотивы,
И друзья, и мысли,
И любовь, и грусть.
Машина шла легко. После городка с долгим названием Владимиро-Алексеевское, опять пошла череда сел и деревенек, иногда попадались одиночные хутора, но чем ближе к городу, тем все меньше и меньше, реже и реже.
Пару раз на холмах красовались церкви. Баба Тоня исправно крестилась и вполголоса читала «Отче наш» или «Оптинских старцев».
Останавливались на отдых. На ночлег разбивали палатки-времянки и готовили в котелке на газовой походной печке кашу с луком и шкварками. У деда обнаружился запас одуванчикового сиропа, сироп разводили родниковой водой, и пили с наслаждением, глядя на звезды.
На третий день, часам к одиннадцати, на пути возникло препятствие.
До границы с городом оставалось всего пара километров, когда дорогу преградили два человека в длинных темных одеждах. На груди у каждого белой краской были нарисованы символы, при ближайшем рассмотрении оказалось, что это менорахи – семисвечники. Карина вспомнила, что семисвечник символизирует семь дней творения и как-то связан с планетами, но больше ничего умного вспомнить не получилось.
Один человек был высокого роста и держал в руках флаг на длинном шесте. На флаге тоже был изображен семисвечник, только не белый, а синий на ярко голубом фоне. Кроме того на этом же флаге было написано несколько слов на незнакомом языке, и буквы были такие странные, что казалось, будто флаг расположен вверх ногами. Карина тут же подумала, что раньше можно было попасть в тюрьму, если поднять перевернутый флаг. Но сразу же поняла, что не помнит, в какой стране такое практиковалось.
Второй человек, ростом пониже, был без флага и очень волновался. Шажочки его были торопливы, движения порывисты, и весь он словно мечтал оказаться подальше от этого места, но судьба или собственная глупость поместили его сюда, и поздно было что-либо делать.
– Дьявольский город! – воскликнул тот, что повыше и поувереннее. – Не ходите туда! Недобрая сила поселилась в тех местах, сгубите себя: и тело и душу сгубите.
– Вы из какой-то секты? – спросил отец.
– Неуважением нас не тронуть, – заявил высокий, причем не понятно было, в чем именно заключалось неуважение, и угадал отец или нет. – Всех предупреждаем: и любопытствующих и безумных – уходите! Не лезьте сами в логово бесам!
С краю дороги стояла палатка, стояла видимо уже давненько, потому что полиняла от дождей и солнца.
– Добрый человек, – сказал отец мягко, но непреклонно, – посмотри внимательно: разве мы похожи на любопытствующих? Мы едем на семи машинах, у нас с собой утварь и живность. Лучше отойди с дороги, и не мешай людям возвращаться к себе домой.
– Дураки, – вяло отозвался сектант. – Мое дело предупредить.
– Ну, считай, предупредил, – кивнул отец и плавно двинул машину вперед.
Сектанты отступили и пропустили процессию. Уже проезжая мимо палатки, Карина увидела, что с обратной стороны к палатке прислонен плакат: «Бешеный город. Не ходите туда».
– Мы не можем не идти, – вполголоса ответила Карина тому, кто написал плакат, хотя понимала, что в ее ответе никто, кроме нее самой, не нуждался.
У стелы с названием города снова остановились. Здесь прощались с Яном и Верочкой и перенесли кое-какие вещи с их машины в один из прицепов. Прощание было коротко, говорить больше было не о чем.
Через двести метров от стелы на огромном щите посреди дороги было написано очередное предупреждение: «Осторожно! Вы въезжаете на территорию города! Опасно для жизни!»
Щит перегораживал дорогу, и пришлось выйти из машин, чтобы оттащить его в сторону.
Отец внимательно прочитал надпись, хмыкнул и изрек:
– Это правильно. Это чтобы лишние не совались.
– А мы не лишние? – полюбопытствовал Антон.
– Мы не лишние, мы домой возвращаемся.
– Смотрите, – тихо произнес Вадим.
За суетой не заметили, что из-за деревьев уже показался краешек города. Там, вдалеке, виднелись крыши высотных домов и шпили антенн. С такого расстояния трудно было определить есть ли разница с обычным городом, но все знали – разница есть.
– Вот, – сказал Вадим, – город…
Трудно сказать, чего все ждали. Воспоминания у каждого были собственные.
– Пока тихо, – заметила Карина.
– Принюхивается, – кивнул отец с одобрением.
– Помнится, в некоторый год, – сообщил дед, – будучи в коем я был нестерпимо молод, выпало на мою долю рыбачить в этих местах. Реку-то позже отвели, теперь она впадает в водохранилище, о чем в свое время с гордостью трубила местная пресса.
– Это ты к чему? – с подозрением поинтересовалась баба Саша.
– Лещи были – во! – дед развел руки с оптимизмом истинного рыбака.
Родня, привыкшая к эксцентричности деда, не стала вдаваться в подробности прошлой рыбалки, а разбрелась по машинам и снова тронулась в путь.
Теперь ехали медленно, осторожно, словно прощупывая местность. За шестнадцать лет пригородная зона совсем пришла в упадок. Дома стояли полуразрушенные, трава и молодые деревья росли и на крышах, и на этажах, выглядывая через разбитые кривые окна любопытной зеленью.
Светофор наклонился и посмотрел на людей разбитыми фонарями. Карина заметила движение краем глаза, но не смогла точно определить, что именно движется.
– Кажется, светофор… – начала она. Но не договорила.
– Что «светофор»? – попросил уточнить дед.
– Кажется, он шевелился, – сказала Карина. Но на удивление это сообщение ничуть не встревожило деда.
– Подумаешь, светофор у нее шевелится! Ерунда какая. Вот если бы он работал – вот это бы сталось неприятственно.
Впереди идущие машины опять замедлили движение, и Карина силилась определить, в чем же дело. Наконец, причина обнаружилась.
– Что это там, впереди? – раздалось с заднего сидения.
– Вода… – произнесла Карина.
Половина дороги превратилась в полноводную реку. Слева, там, где когда-то затевался новострой, разлилось болото, и недостроенные дома торчали из воды, гротескно и нелепо отражаясь среди лягушачьей икры и прошлогоднего перегноя. Справа, однако, дорога оставалась совершенно чистой, и линия воды в точности совпадала с разделительной полосой на асфальте.
– Река, что ли разлилась? – спросил дед.
– Разлилась, – согласилась Карина. – Хотя, насколько я помню, реки-то тут никакой не было.
– Может, русло поменяла, – предположила баба Тоня, дед тут же возмутился:
– Поменяла? А какого рожна она течет, вон как по дороге? С каких это пор у нас реки дорожной полиции подчиняются? И ты смотри, зараза, ведь точнехонько по линии!
Обсуждать реку дальше не имело смысла, поскольку отцовская машина остановилась, а следом и остальные – на бетонном блоке, лежащем посреди бурлящей реки подобно острову, сидел человек.
Незнакомцу на взгляд лет было около двадцати пяти, одет он был в джинсы и футболку с надписью «Всеядное поколение». Обуви на нем не было, зато в левой руке он держал невероятных размеров персик, и, хоть и не ел его, но явно намеривался это сделать. Парень подождал, пока машины затормозят возле блока и после этого во всеуслышанье произнес:
– Приветствую! А так же от имени города, а не только собственного! Ожидали.
– Добрый день, – поздоровался отец, остальные кивнули в знак согласия. – Надо ли понимать, что нас действительно ждали, или это так говориться?
– И то и другое верно, – заявил паренек. – Если на постоянное место возвращаетесь, так милости просим, выбирайте жилье. Только без мародерства, этого здесь не любят. Да и чужая вещь вас не примет.
– А если нет у меня здесь дома? – спросила Алиса.
– Самоселов любых приветствуем.
Алиса кивнула. Она не сомневалась в подобном ответе.
– Ты тоже самосел? – спросил отец.
– Вот еще! – презрительно фыркнул парень. – Я коренной житель. Я никуда не убегал.
Все замерли. Семья давно обсуждала мысль о том, что мог кто-то и остаться в городе, когда все случилось, и что тогда сталось с ними?
– А… почему ты никуда не ушел? – спросил Антон.
– Стыдно было уходить! – воскликнул парень. – Стыдно было бросать его. Как ребенка испуганного оставить, как детеныша без опеки бросить!
– Хорош детеныш, – пробурчал дед. – Да и ты молод больно, тебе, поди, лет семь-восемь было, когда приступ прошел?
– Ехать пора, – сказал отец. – До вечера надо жилье найти, устроиться. А кто его знает, как оно будет…
– Пап, вы езжайте, а я догоню, – сказала Карина.
Отец кивнул, процессия тронулась неспешно к центру города.
– Ну? – спросил парень, догадываясь, что у Карины какие-то вопросы к нему.
– Ты изменился, да? – спросила Карина немного настороженно. – Нельзя остаться прежним, когда вокруг все… все вот так, – ей было трудно выразить свои мысли, но собеседник понял.
– Сформулировала! – хохотнул он. Потом спрыгнул с блока в воду и выпрямился во весь рост. Вода доходила ему почти до колен. – Не смотря на твою ссору с родным языком, мысль твоя не далека от истины. Действительно, все кто здесь остались – изменились. Только это не сразу понятно и простым взглядом не заметишь. А с чего вдруг такой вопрос?
– Чувствую странное, объяснить не могу, – сказала девушка.
– Ну, в целом правильно чувствуешь, – кивнул парень. – Позиции поменялись: раньше город подчинялся человеку, был его слугой, а теперь человек подвластен городу. И если ты не согласишься с этим – погибнешь. Ты еще все поймешь, и у тебя еще будет выбор, тут не пугайся, все случится вовремя.
– Что случиться?
Парень загадочно улыбнулся, хмыкнул, а потом развернулся и, не прощаясь, направился по реке прочь от дороги.
Карина завела машину, но прежде, чем тронуться с места, девушка увидела еще кое-что необычное: дерево в двух метрах от дороги стало медленно проворачиваться вправо, словно кто-то выкручивает его из земли. Карина закрыла глаза, встряхнула головой и снова взглянула – дерево продолжало вращаться.
– Невозможно… – прошептала она. – Внизу – корни…
– Что говоришь, внуча? – встрепенулась баба Тоня.
– Нет, нет, ничего, – быстро проговорила Карина. Не хватало еще стариков напугать. Мало ли… ну вертится. Ну и… ну его.
И девушка поспешила вперед, чтобы не потеряться и догнать родных.
. . .
– Это наш дом, – сказал отец, когда все семейство замерло перед неутешительным зрелищем: пятиэтажка, явно давненько не посещаемая людьми, совсем одичала. Там, где стекла в окнах поразбивались, блестела паутина. Паутина была усеяна глазами, не глазными яблоками, а глазами, такими, как их рисуют дети – плоскими, как листики. А может, это такие листики, от какого-нибудь странного дерева… Где-то окна вообще заросли, будто их и не было. Хорошо, хоть подъезд выглядел обычно и не обещал сюрпризов.
– Мы к себе пойдем, – сказал дядя Матвей, кивнув на свой дом по соседству.
Отец кивнул.
– Да, расселяемся пока, а вечером все, милости просим к нам.
– Часов в восемь подойдем, – кивнул дядя Матвей.
Квартира Карины и ее родителей располагалась на втором этаже и окнами выходила на другую сторону, поэтому неизвестно было, остались ли окна в их квартире и как вообще обстоят дела с освещением. Девушка направилась к подъезду.
– Карина, не суйся пока, – попросил отец. Именно попросил, понимая, что дочь уже взрослая и вольна принимать самостоятельные решения. Карина пожала плечами:
– Как скажешь, пап. Все равно придется зайти, не в палатках же сидеть, раз приехали…
– Ничего страшного, – произнесла подошедшая Алиса. – Здесь не опасно. Для вас – тем более. Не сомневайтесь, я бы знала.
Никто не стал спорить с Алисой и вовсе не потому, что она так уверенно говорила, а потому, что она редко была в чем-либо уверена, но если уж была – то никогда не ошибалась. Кроме того, ведунья не стала ждать остальных, первая шагнула в подъезд, погладила дверь и открыла ее без каких-либо трудностей. После Алисы сразу же заторопился дед и обе бабушки, Карина тоже было двинулась, но отец удержал ее за руку.
– Вот что, Карина. Ты уже взрослая, привыкла быть самостоятельной, потому – держи, – отец протянул ей связку старых ключей.
– Что это?
– Это от квартиры твоей тети. Светланы, сестры моей покойной. Она перед смертью наказала, если вдруг вернемся – тебе ключи отдать. Вроде как дарит она тебе квартиру, если так можно сформулировать. Ты, конечно, можешь любую другую выбрать, но это ж все-таки – не чужое.
– Спасибо, – Карина взяла ключи и подумала, что это похоже на тетю Свету – даже в панике она не забыла закрыть дверь своей квартиры. – Но сначала я домой загляну, хорошо? Хочу на свою комнату посмотреть.
– Это конечно, – сказал отец.
Было похоже, что никто за эти шестнадцать лет не заходил в их квартиру, хотя дверь оставалась открытой. Дверные петли заржавели, вокруг было много пыли и паутины и еще пахло такой особой сыростью, какая всегда появляется в нежилых помещениях.
Окно в детской комнате заросло, (Карина зажгла фонарик и обнаружила, что и следов стекла не видно – стекло переродилось в камень или во что-то похожее на камень). Комната стала совсем темной и неприветливой. Электричества пока не было, но отец уже распорядился после обеда поставить свето-ветровые накопители, называемые в простонародье попросту «паруса», а, значит, уже к вечеру в доме будет свет. В крайнем случае, завтра к обеду.
Игрушки и книги лежали на привычных полках, не тронутые изменениями, а вот пианино пустило корни в стену и обросло грибами, похожими на опята, только совершенно зелеными.
– Ты можешь выбрать другую комнату, – сказала из-за спины баба Тоня, но Карина покачала головой.
– Это не нужно. Мы с отцом договорились, что я буду жить в квартиры тети Светы, на втором этаже.
– Ну, правильно, ты же уже взрослая барышня. А если там тоже окна закаменели?
– Что-нибудь придумаю, – пожала Карина плечами. Ей было действительно не очень важно, что произошло с квартирой тети Светы. Сейчас, в эту минуту, Карина прощалась со своим детством.
Дверь в квартиру тети Светы оказалась, вопреки ожиданиям, не заперта. Карина повертела в руках бесполезные ключи и положила их в карман, потом толкнула дверь и вошла.
Здесь царило то же запустение, что и везде. В маленькой комнате окно затянуло щетиновой плесенью, в спальне кровать вросла в стену почти под потолком, совсем не понятно, зачем она на эту стену полезла (интересно, может, все кровати мечтают хоть какое-то время пожить на стене?). Зал и кухня с первого взгляда не изменились, разве что все было в пыли, но это уж не удивительно, и посреди кухни торчал невесть откуда взявшийся пень.
Карина попробовала открыть дверь на лоджию, но со стороны кухни это не получалось – дверь заклинило, и замок не поддавался. Карина прошла в зал и попыталась выйти на лоджию с этой стороны. Здесь дверь открылась.
На лоджии стоял старый буфет, стекла в нем все еще были целы, и посуда за этими стеклами все еще сохраняла приличный вид. Впрочем, что может случиться с посудой? Тетя Света всегда очень гордилась своими цветами, но сейчас от цветов остались только цветастые горшки. Ну, были бы горшки, а уж что посадить, найдется…
Девушка достала термос, налила в кружку горячий чай, но пить не стала, поставила кружку на стол и отошла.
– Первая кружка – домовому, – сказала она громко вслух.
Трудно сказать, верила ли Карина в домовых. Но что она точно знала, что здесь возможно все, в том числе и домовые.
Карина спустилась вниз, к машинам, взяла пару сумок и начала переносить вещи. После обеда придут братишки, помогут с тяжестями, но что-то можно сделать и сейчас. Ей удалось совершить несколько рейсов, прежде чем она столкнулась у машины со всем семейством. Бабушки, дедушка и родители в нерешительности стояли у грузовика и, кажется, не знали что делать.
– А, может, на улице поужинаем? – с сомнением предложила бабушка Александра. – И стол еще не распакован, и стулья. А то дома работы – ворох, так мы все к ужину не успеем.
– Дельная мысль, – кивнул дед.
– Так и сделаем, – согласился отец. – Слышь, Люсь?
Матушка пожала плечами.
– Мое дело, что б было, что на стол поставить, а где уж самому столу стоять – ваша забота. Тарелки сами таскать будете сверху-вниз.
– Тарелки – это проще, чем кресла, – здраво рассудил дед.
На этом и порешили.
– Молодежь, есть такая мысль, – сказал отец, когда все расселись за столом и принялись накладывать в тарелки соленые баклажаны, сайровый салат и рисовую кашу с кукурузой. – Надо город исследовать, где да что. Осторожненько, постепенно, но надобно. И людей узнать, кто обнаружиться. Что если вам это припоручить? А, Вадим, Карина?
– Конечно, – охотно согласился Вадим, Карина просто кивнула, она и не сомневалась, что исследования достанутся именно им двоим.
– А я не считаюсь? – спросил Антон, тщательно пережевывая, отчего фраза получилась скомкана, но и так было понятно, о чем он спросил таким обиженным тоном.
– Тебя отец твой Матвей просил не волновать, ты под другое заточен.
– Это подо что? – подозрительно спросил Антон и покосился на дядю Матвея.
– Водопровод будем с тобой налаживать, – охотно открылся тот.
Антон прожевал, задумался, а потом вздохнул и положил себе еще риса.
– Кто-то идет, – тихо сказал Вадим.
Действительно, кто-то приближался к их веселому застолью. Семейство несколько насторожилось. Конечно, странно ужинать на улице посреди общественного пространства и удивляться прохожим, но это был первый прохожий здесь, не считая встречного на реке, и поэтому он казался сейчас неуместным и совершенно чужеродным.
Братья тут же подвинулись ближе друг к другу, освобождая место за столом, но человек и не думал напрашиваться на ужин. Это был мужчина лет пятидесяти или где-то около того, одетый старомодно, но аккуратно, ухожено. Он заметил новое общество, подошел поближе, с любопытством разглядывая всех присутствующих, потом слегка поклонился.
– А, еще самоселы приехали, – воскликнул он весело. – Долговато вы ждали. Ну, и то хлеб. Вы тут устраивайтесь, я потом забегу, послезавтра, наверное, как в город вернусь.
– Вы уезжаете из города? – спросила Карина, потому что остальные молчали, а сказать что-то нужно было, иначе получалось невежливо.
– Да, надо машину выгулять, чтобы в город не влилась, а то потом с ней сладу не будет. Да и вам советую, каждые три-четыре недели из города машины вывозить, и технику хорошо бы. Заразиться, к примеру, магнитофон и начнет вам по ночам серенады завывать, с них станется, у них на все собственная страсть. Если город, конечно, отпустит, но тут уж как повезет.
– А если не повезет? – спросил Антон.
– Пастуха наймете. Пастухи и машины, и технику, и всякие механизмы пасут, это у нас принято, нормально. Ну так, поживайте! До встречи вам.
С этими словами он повернулся и зашагал дальше.
Ужинали и разговаривали дотемна. Внутри у каждого было радостно, волнительно. Карина смотрела, как на безоблачном небе одна за другой зажигались звезды, а потом где-то на востоке раздался далекий шелест, и за домами, за темными нежилыми кварталами возникло великолепное сияние, необъяснимое, но завораживающее. Сияние продержалось несколько минут, а потом стало гаснуть, и все решили, что пора расходиться по домам.
Начиналась новая жизнь. Жизнь в городе.
ГЛАВА 3
Ночевать одной в пустой квартире было страшноватенько. Даже то, что совсем рядом, через этаж выше, живут родители, а в соседнем доме – семейство дяди Матвея, даже это не успокаивало. Внутри как-то все сжималось, темнота таила в себе странности и страшности, Карина промучилась два часа, потом встала с кровати и на ощупь стала искать свечи. Нашла, зажгла свечу.
Трудно сказать, что ужаснее: лежать в темноте и надумывать себе всякие кошмары, или зажечь свет и обнаружить эти кошмары на самом деле. Свеча вырвала из темноты посторонний силуэт в углу комнаты. Силуэт был человеческий, но существо не было человеком.
– Ты кто? – шепотом спросила Карина, надеясь, что ей все-таки мерещится. Существо охотно ответило ровным безликим голосом:
– Я – город. Ты во мне. Значит, ты – часть меня, часть города.
– Это не совсем так, – возразила Карина. – Я, конечно, в городе, но я – сама по себе. И я человек.
– Человек… – повторило существо. – Человек построил город. Город тоже почти человек.
Карина перестала бояться. Она села на кровати и сказала:
– Я не стану спорить. У меня дед – философ, так что после бесед с ним я не очень-то понимаю, что такое человек. А зачем ты пришел, город?
– А зачем ты пришел, человек? – тут же сказал гость.
– Я скучала без тебя.
– Зачем было уходить?
– Мы испугались, – призналась она.
– Я не хотел напугать. Я хотел, как лучше. Я очень старался.
Карина подумала, что, наверное, стоит предложить гостю сесть, но вдруг он сидеть не умеет, тогда может неловко получиться, и она не стала ничего предлагать.
– Мы не поняли, – вздохнула она. – Но мы все равно вернулись.
– Коза – это хорошо, – сказал гость почему-то. – Козу я не буду менять.
– Менять? – переспросила Карина. – Ты все меняешь? И нас изменишь тоже?
– Человек всегда меняется в городе. И все меняется. Город есть такой сам по себе, и все, что в нем, начинает дышать одинаково со мной, с городом. Это происходит само собой – все меняются.
– Страшно… – сказала Карина.
– Нет, – возразило существо. – Закономерно.
– И… как же мы изменимся? Какими станем?
– Какими и были. Добрые станут добрыми, злые – злыми, жадные – жадными.
– Я не понимаю…
– А ты не слушай слова, – посоветовал город. – У тебя сердце, которое слышит. Ты слушай мое сердце как свое, и все поймешь.