Изумруды Урала бесплатное чтение

Глава 1. Москва, Замоскворечье, май 1770 года. (Предыстория)

Теплым майским вечером, возле утопающего в свежей зелени, небольшого деревянного домика, остановилась роскошная двухместная карета. Сидевший рядом с кучером слуга соскочил на землю, открыл дверцу и откинул подножку.

– Вроде здесь, Савва Яковлевич – сказал он, помогая грузному, пожилому мужчине выйти из кареты.

Савве Яковлевичу Яковлеву (Собакину) было уже пятьдесят семь лет, и он по праву считался одним из богатейших людей России. Бывший сын крепостного, начавший свою трудовую деятельность простым посыльным у лавочника, он, благодаря упорному труду и природной смекалке к концу правления Елизаветы Петровны получил жалованную грамоту на дворянство, сменив свою неблагозвучную фамилию на Яковлев. Разбогатев на винных откупах, он к 1770 году купил девять уральских заводов, став крупнейшим промышленником в России, наряду с такими колоссами как Демидовы и Строгановы.

Выйдя из кареты, Яковлев окинул взглядом невзрачный домишко, тяжело вздохнул и, опираясь на массивную трость, которую держал в левой руке, медленно пошел по посыпанной песком дорожке. Он уже подходил к крыльцу, когда дверь вдруг открылась, из дома вышел молодой человек и, увидев Яковлева замер от неожиданности.

– Ну, здравствуй, Тимофей, – спокойным голосом произнес Яковлев, – вижу, что узнал.

– Что вам здесь надо? Вам мало, что меня уволили со службы по вашей милости, так вы решили еще приехать и позлорадствовать лично?

Голос молодого человека дрожал, казалось, еще немного и он перейдет на крик.

– Успокойся, Тимофей. Я понимаю твое состояние, а потому не обижаюсь. Поверь, никакого отношения к твоему увольнению я не имею и узнал об этом совсем недавно.

– Так я вам и поверил. Ваши земли, на которых обнаружили золото, должны были отойти в казну, но вы решили все оставить себе. Я лично проводил пробные работы и написал в отчете, что два месторождения из трех пригодны для промышленной разработки.

– Я видел твой отчет, у меня и сейчас есть копия, которую ты мне тогда дал.

– Но, в Горной канцелярии оказался совсем другой отчет. Там черным по белому написано, что золота на указанных землях нет! Вы единственный, кому это было выгодно.

– Ты имеешь право так думать, Тимофей, но поверь, я к этому непричастен. Клянусь! Вот тебе крест!

Яковлев развернулся влево, где за домами и зеленью садов сверкал на солнце золотой купол приходской церкви, совершил крестное знамение и низко поклонился. Со стороны было хорошо видно, что дается ему все это с большим трудом. Тут же подбежал слуга и помог Яковлеву сесть на узкую скамейку, стоящую возле крыльца.

– Извини, Тимофей, я присяду. Разговор у нас, похоже, предстоит долгий.

Жестом руки он отослал слугу назад к карете и когда тот удалился, продолжил.

– Год назад, я договорился с Прокофием Демидовым о покупке пяти уральских заводов и вот, когда осталось только поставить подписи на документах, всплывает эта история с золотом. Оказалось, что еще шесть лет назад, в 1763 году недалеко от Невьянского завода на реке Ельничной было обнаружено три золотоносных участка и сделку отложили до завершения пробных работ. Вот тогда и появился ты.

– Да, и все вам испортил.

– Чем?

– Я доказал, что золото есть и возможна промышленная разработка, а значит эти земли у вас заберут в казну.

– Ты говоришь все верно, забывая тот факт, что тогда я еще не стал владельцем заводов. Если земли и отберут, то не у меня, а у Демидова, но на самом деле ни он, ни я ничего не теряли.

– Зато могли приобрести.

– Здесь ты тоже ошибаешься. Прокофий, безусловно, человек умный, наделенный недюжинными способностями, вот только предпринимательство в этом списке отсутствует напрочь. Ни производство железа, ни добыча золота его не интересовали. Именно поэтому он продавал свои заводы и продавал настолько дешево, что сама сделка была для меня чем-то вроде покупки золотой шахты.

– Тогда, кто все это подстроил?

–А ты до сих пор еще не догадался? Твой непосредственный начальник с твоим лучшим дружком Федей Забелиным.

– А, им это зачем?

– Когда дело идет о больших деньгах, чиновники должны обязательно получить свою долю, у них на это нюх. Вот и в нашем случае, нашли зацепку и остановили сделку. И ведь даже пожаловаться некому, все законно – горное ведомство печется о нуждах государства. На Урале тогда я был один, Прокофий остался в Петербурге, поскольку мы с ним все заранее обсудили, поэтому вопросы пришлось решать мне. Сначала мне объяснили, что до проведения пробных работ ничего определенного сказать не могут и прислали тебя. Ты обследовал участки и принес мне отчет.

– И вы предложили мне пятьсот рублей за то, чтобы я его переписал. Вас ведь не устраивало, что на этих землях найдено золото, вам нужен был прямо противоположный вердикт. Разве не так?

– Нет, Тимофей, не так. Еще в 1719 году Петр I издал горную привилегию, по которой всем разрешалось добывать и сдавать золото в государственную казну, как это было принято в странах Европы. В этом же документе, чуть ниже следовала оговорка, что прежде чем разрабатывать месторождение, нужно объявить о своей находке. По закону меня, как будущего владельца, можно привлечь к ответственности только за сокрытие данного факта, однако, о найденном на территории Невьянской дачи золоте было известно давно, и при этом никаких действий казна не предпринимала, и земли у Демидова не отбирала.

– А, за что же вы предлагали мне пятьсот рублей?

– За выполненную работу. Ты сделал все быстро, и это было главное. Мне расписали, что работы продлятся, чуть ли не до глубокой осени, а ты управился в три недели.

– И, кто же вам такое наговорил?

– Да, твой же начальник и просветил меня. Я грешным делом думал, что ты с ним в сговоре, но когда увидел, как ты работаешь, понял что ошибался на твой счет. Так, что те пятьсот рублей ты заработал честно. Ведь я же не просил тебя изменить отчет?

– Да, не просили, но я подумал…

– Ты подумал, что я хочу его изменить потому, что тебе это сказал твой начальник? Ты заранее был убежден, что тебе предложат взятку?

– Да, меня об этом предупреждали, но ведь вы сами признали, что мой отчет вам невыгоден?

– Это мне объяснили позже. Теперь, сказали мне, когда выяснилось, что эти месторождения пригодны для промышленной разработки, необходимо провести дополнительные изыскания – разведать прилегающую территорию, определить границы и согласовать с Берг-коллегией дальнейшую судьбу невьянского золота. Сколько на это уйдет времени одному богу известно.

– И тогда вам предложили заплатить?

– Нет, в канцелярии такие вопросы не решаются. Вечером этого же дня ко мне в номер пришел твой дружок Федор Забелин и предложил решить все мои вопросы в течение одного дня. Сумма сделки десять тысяч рублей.

– И вы заплатили?

– Да! Мне все это уже порядком надоело, и я заплатил, даже не поинтересовавшись, как будет решен этот вопрос. Эти пять заводов обошлись мне всего в восемьсот тысяч рублей, при условии, что все оформление и разборки с чиновниками я беру на себя. Учитывая, что чуть раньше на покупку шести заводов я истратил около полутора миллионов рублей, то сделка с демидовскими заводами была очень выгодной. Десять тысяч при таких деньгах, не такая уж большая сумма. Я не знал, что разменной монетой окажешься ты.

– Но ведь можно было пойти другим путем: купить часть заводов, или вообще отказаться от Невьянской дачи?

– Наверное, можно было, но я так намаялся за прошедшие полгода, что мне уже было не до поиска возможных вариантов. Доживешь до моего возраста – поймешь.

Собеседники помолчали.

– Савва Яковлевич, я приношу вам свои извинения – молодой человек подошел к Яковлеву – в знак примирения, вот вам моя рука.

Яковлев пожал протянутую руку.

– Я рад Тимофей, что мы поняли друг друга. Будем считать, что все обиды забыты. Теперь давай поговорим о тебе.

– А, что обо мне говорить?

– Ты лишился работы, у тебя на руках жена с двумя маленькими детьми. Что собираешься делать?

– Не знаю. Пока поживу у сестры, постараюсь найти работу, а там посмотрим.

–Все это долго и неопределенно. Послушай старика, возвращайся на Урал, будешь работать у меня. Ты можешь на некоторое время оставить жену и детей у сестры?

– Наверное, смогу, вот только они сами не богато живут.

– Как раз финансовый вопрос решить проще всего, главное это твое принципиальное согласие.

– Чем я буду заниматься?

– Сейчас у меня одиннадцать заводов, плюс еще четыре-пять я планирую купить в ближайшее время и примерно столько же построить на новых, уже разведанных местах. Мне нужен честный, грамотный человек, способный управлять всем этим хозяйством. Солидная, хорошо оплачиваемая должность! Что скажешь, Тимофей?

– Заманчиво, Савва Яковлевич. Я понимаю, что от подобных предложений не отказываются, но буду с вами честен – это не мое. Я инженер, а не администратор, толку от меня на этой работе – ноль. Может быть, годам к сорока я и созрею, а пока сам буду мучиться и вам никакого толка.

– Что ж, Тимофей, спасибо за откровенность, рад, что не ошибся в тебе.

– Вы, что заранее знали, что я откажусь?

– Уверен не был, но предполагал. Картина, которую я тебе нарисовал, это заманчивая перспектива на ближайшие десять – пятнадцать лет. Тебе сейчас двадцать четыре, так что к тому моменту, когда я закончу формировать свою империю тебе как раз и будет под сорок. Теперь давай поговорим о конкретных делах.

– А, о чем мы сейчас говорили?

– Это так, для полноты картины. Я хочу предложить тебе работать лично на меня.

– Не совсем понимаю.

– Не торопись, Тимофей, сейчас все объясню. Мне нужен грамотный инженер, но не для работы на заводе.

– Значит, я буду заниматься чем-то противозаконным?

– Жизнь сложная штука, Тимофей, иногда приходится и закон нарушать, а что делать? Вот ты поступил по закону, и чем все закончилось? То-то! В России суровость законов нивелируется необязательностью их исполнения. Пойми, Тимофей, если бы я все делал по закону, то так и остался бы на побегушках у лавочника. Ладно, продолжим. Так вот, твоя основная работа будет заключаться в разведке местности, составлении карт, поиске металлов и самоцветов, а начнем мы с разработки двух, хорошо знакомых тебе золотоносных участков.

– Но, ведь вы сами сказали, что не собираетесь этим заниматься?

– Раньше не собирался, а теперь, когда эти месторождения официально не существуют, можно и передумать.

– А, что скажет мой бывший начальник, когда узнает?

– Селиванов уже ничего не узнает и тем более не скажет, покойники не отличаются болтливостью.

– Он что, умер?

– Да, апоплексический удар. В его возрасте и с его комплекцией нужно быть более умеренным в своих желаниях: вино и женщины до добра не доводят. Правда, официально считается, что он умер дома, среди родных и близких, а не в борделе в компании двух голых шлюх. Не принесли ему счастья мои деньги.

– Но, ведь Федор Забелин тоже в курсе?

– Твой бывший дружок уже почти год живет в Петербурге. Дал кому-то хорошую взятку и сел на теплое место. Так, что с его стороны тоже не предвидится никаких осложнений.

– У меня много вопросов, Савва Яковлевич, но в принципе я согласен.

– Ну, вот и ладушки. Все вопросы утрясем позже, а пока разберемся с финансами.

Яковлев махнул рукой слуге, сидевшему рядом с кучером, и через минуту тот принес небольшой сундучок, поставил его на скамейку рядом с хозяином и тут же удалился. Подняв крышку, Яковлев достал пачку ассигнаций.

– Здесь пятьсот рублей, которые ты честно заработал, но по своей молодости (Яковлев хотел сказать «глупости», но вовремя передумал и заменил слово) не понял этого и не взял деньги. Теперь ты повзрослел, и я возвращаю их тебе.

– Спасибо, Савва Яковлевич.

– Подожди благодарить, это еще не все. Я нанимаю тебя на работу, значит, могу выплатить аванс. Вот еще пятьсот рублей – Яковлев протянул Тимофею вторую пачку ассигнаций. Жену с дочками пока оставь у сестры, когда обживешься, начнешь работать, тогда и они подъедут. Сколько тебе нужно времени на сборы?

– Думаю два дня должно хватить.

– Хорошо, через два дня, рано утром я за тобой заеду, и вместе отправимся. Дорога длинная, вот там и наговоримся.

Через два дня уютная четырехместная карета пылила по Сибирскому почтовому тракту, увозя компаньонов на Урал. Ехали не спеша, преодолевая за световой день верст по двести. Минуя почтовые станции и постоялые дворы, ночевали либо в приличных трактирах, либо в добротных частных домах. Яковлев оказался не только любопытным попутчиком, но и внимательным слушателем. Отсутствие системного образования он с лихвой компенсировал, чрезмерной любознательностью и природной смекалкой. Яковлев уважал профессионализм в любом его появлении и готов был часами слушать пояснения специалистов по интересующему его вопросу. Воспользовавшись случаем, он подробно расспрашивал Лачина о рудах, металлах и минералах Урала, но особенно его интересовала добыча золота.

– Золото часто находят в кварце. – Рассказывал Тимофей. Кварц – один из наиболее часто встречающихся минералов на земле. Внешне он бывает белого, серого, розового и коричневого цветов. Чаше всего золото встречается в сером и коричневом кварцах, образуя характерные прожилки, видимые невооруженным взглядом. Выходящая на поверхность кварцевая жила постепенно разрушается, высвобождая золото, которое дождями и снегом смывается в реки и ручьи, оседая на дне. Если находишь кусок кварца с вкраплениями золота, то где-то близко должна быть сама жила. Если золото обнаружили в ручье, то начинают двигаться вверх по течению и постоянно брать пробы, отмечая места. Как только золото перестает попадаться, значит, вы прошли месторождение. Тогда возвращаются назад , туда, где золото попалось последний раз, начинают обследовать оба берега и находят источник золота – жилу.

– Затем на этом месте копают шахту?

– Все зависит от того, как проходит жила. Начинают разработку с поверхности и постепенно углубляются, может быть строго вертикально, а чаще всего под углом. Проще углубится вертикально на пару саженей, тогда лучше будет видно. В тех местах, где явно обозначено наличие золота долбят штреки. Именно так я проводил пробные работы на тех двух участках, и результаты были обнадеживающие – выход золота около двух золотников на пуд породы. Конечно, это средние данные, ведь на всем протяжении жилы встречаются участки с разным содержанием металла.

– Насколько глубоко можно углубиться?

– Точную цифру назвать трудно, как правило, до появления грунтовых вод. Чтобы идти дальше, нужно создавать систему для ее откачки, а это сложно и дорого, при этом нет никакой гарантии, что все усилия окупятся.

– Хорошо, вырыли шахту, что дальше?

– Далее начинаем работать. В шахту спускаются один-два человека, киркой или зубилом и молотком откалывают куски золотоносной породы и подают ее наверх. Наверху породу раскалывают на куски, размером с сосновую шишку и пропускают ее через мельницу.

– Мельницу?

– Не волнуйтесь, Савва Яковлевич, это только так называется. Мельница для измельчения кварца это своеобразный вид гранитных жерновов, диаметром около сажени.

– Я вот почему завел этот разговор, Тимофей. Нам нужно тщательно скрыть свою деятельность, и я хочу замаскировать шахту и все работы под хозяйственные постройки.

– Это можно сделать, только откуда в глухом лесу возьмутся эти самые постройки?

– На месте рудника будет стоять старообрядческий скит. Я уже договорился кое с кем в свой прошлый приезд. Недалеко от Невьянска живут четыре семьи раскольников. В городе они бывают редко, приходят купить только самое необходимое, да и откуда у них деньги, если только продадут несколько шкурок. В общем, живут бедно. Они согласны работать на меня, взамен полного обеспечения их семей все необходимым и первое, чем ты займешься, это строительство жилья, чтобы к зиме их переселить.

Глава 2. Москва, 22 – 25 октября 1797 года (воскресенье – среда).

Дождливым осенним вечером 1797 года в ярко освещенном помещении игорного клуба «Червовый валет», располагавшемся на третьем этаже дома Зайцева в Охотном ряду, в самом дальнем углу, за отдельным столиком два молодых человека играли в шахматы. Одним из них был ювелир Генрих Штейнберг, а вторым, его друг художник Семен Ушаков. Если Генрих Карлович Штейнберг уже приобрел некоторую известность среди московской публики, то имя Семена Ивановича Ушакова было им абсолютно незнакомо. Состоятельные люди предпочитали иметь дело с иностранцами и очень неохотно обращались к соотечественникам, соглашаясь при этом платить втридорога за картины, только из-за подписи. В этом отношении Штейнберг, будучи уроженцем Восточной Пруссии, явно выигрывал у своего русского друга. Впрочем, это никак не отражалось на их отношениях, а Семен Ушаков, был вполне удовлетворен тем, что расписывал вывески трактиров и магазинов, рисовал портреты бородатых купцов и дородных купчих. Оба были молоды, не обременены семьями и, поскольку спешить им было некуда, после обильного ужина в трактире Зайцева, они решили провести вечер за игрой в шахматы. Для этого им нужно было просто подняться с первого этажа на третий и заплатить двадцать копеек за вход. Ушаков не прочь был попытать счастье в карты, что он периодически и делал, правда, заканчивалось это всегда одинаково – художник оставался без денег, а вот Штейнберг начисто был лишен этой пагубной страсти. Фортуне и ловкости рук, он предпочитал состязание умов, поэтому друзья и сидели в этот вечер за шахматной доской. Проиграв вторую партию подряд, Ушаков встал из-за стола.

– Давай сделаем перерыв. Пойду, пройдусь, посмотрю, как спускают состояния.

Штейнберг огляделся вокруг, подозвал официанта и закал чашку кофе. Когда он повернулся, то увидел, что на месте Ушакова сидит незнакомый человек, внешне выглядевший, как купец средней руки.

– Извиняйте, что невольно нарушил ваше одиночество. – Сказал незнакомец, нервно ерзая на стуле. – Вы ведь ювелир?

– Я не помню, чтобы имел честь знать вас. – Резко ответил Штейнберг, надеясь, что непрошеный гость уйдет.

– Мы не знакомы. Мне только что показали вас и объяснили, что вы известный ювелир. Это правда?

– Насчет ювелира – да.

– Вот и отлично. – Сказав это, незнакомец положил на стол, между шандалом с горящими свечами и шахматной доской два камушка зеленоватого окраса.

– Что это? – Спросил Штейнберг.

– Именно это я и хочу у вас узнать.

Штейнберг достал их бокового кармана маленькую лупу и, взяв один из камней, внимательно рассмотрел его со всех сторон на фоне горящей свечи. Он совсем забыл, что буквально минуту назад, собирался отшить этого назойливого типа. Профессиональный интерес заглушил в нем волну негодования по отношению к бесцеремонному посетителю, можно даже сказать, что он на время вообще забыл о его существовании.

– Постой Игнат. – Остановил он проходившего мимо официанта.

Тот послушно застыл на месте, а Штейнберг взял с подноса пустую бутылку из-под шампанского и провел по ней камнем. Раздался неприятный звук, от которого у официанта побежали мурашки по телу, и на бутылке образовалась царапина длиной пару дюймов. Вернув бутылку на место, ювелир махнул Игнату рукой, разрешая продолжить свой путь.

– Вы хотите это продать? – Спросил Штейнберг у своего визави, уже более миролюбивым тоном.

– Совершенно верно. Только не эти два, а партию таких камней, весом около фунта. Если вас интересует мое предложение, я готов обсудить условия продажи.

– Все не так просто. Сначала мне нужно определить, что это за камни, а для этого необходимо оборудование и время. Если вы завтра зайдете ко мне в мастерскую, то я смогу уделить вам пару часов после полудня.

– У меня завтра есть другие дела, и я не знаю, когда освобожусь. Не могли бы вы исследовать камни без меня, а я подойду вечером?

– Если вы готовы доверить мне камни, то ваше присутствие необязательно.

– Я могу отдать вам один камень под залог, например, в пятьдесят рублей.

В боковом кармане у Штейнберга лежали две ассигнации, каждая достоинством в сто рублей .

– У меня только сотня.

– У меня нет сдачи, поэтому забирайте оба камня.

Штейнберг достал сторублевую купюру и отдал ее незнакомцу вместе с визитной карточкой. Они расстались, договорившись встретиться на следующий день в мастерской ювелира. Штейнберг еще немного посидел, выпил кофе и когда, наконец, появился Ушаков, он, сославшись на усталость, предложил отправиться домой. Жили приятели недалеко от Охотного ряда, на Кузнецкой улице, где снимали квартиры в доме Воронцова на первом этаже. Обычно они ходили пешком, но в этот раз дождь нарушил эту традицию и они воспользовались услугами извозчика.

Придя домой, Генрих первым делом хорошо вымыл камни в мыльной воде. Затем зажег свечи и при ярком освещении внимательно, через лупу осмотрел их. При сильном увеличении на поверхности хорошо были заметны темные вкрапления в виде полосок и небольших пятен. Камни явно отчищали от остатков основной породы – слюдита. Впервые, когда Генрих увидел камни, он решил, что ему пытаются продать дешевый зеленый кварц, или гранат, но проверка с бутылкой показала, что эти камни значительно тверже. С одной стороны цвет и твердость этих камней существенно сокращают количество возможных вариантов, а наличие следов сланца явно указывает на изумруд. С другой стороны, откуда у этого мужика целый фунт самых дорогих ювелирных камней в мире? Похоже на мошенничество и под видом изумрудов ему пытаются всучить, например, темно-зеленую разновидность хризоберилла. Определиться можно только огранив камень. Изумруды практически не бывают кристально чистыми и при хорошем увеличении можно рассмотреть многочисленные изъяны, неправильные узоры, пузырьки газа и даже посторонние включения. Растопив камин, Генрих достал старинное пособие по огранке ювелирных камней на немецком языке и, удобно устроившись в кресле перед ярко полыхающим огнем, стал внимательно изучать главу, относящуюся к изумрудам. За свою профессиональную карьеру Генриху приходилось всего пару раз заниматься огранкой изумрудов, да и не любил он это занятие. Его стихия это разработка ювелирных изделий, где полет фантазии ограничен лишь технологическими возможностями производства, а огранка требует внимания, усидчивости и полной концентрации на работе, что создавало для Генриха большие проблемы. Не любил он монотонную однообразную работу, предпочитая творчество ремеслу. Как правило, его терпения хватало максимум на огранку пары камней. Если это действительно изумруды, то придется попотеть, поскольку, как гласит руководство, это очень сложные для огранки камни. Изумруды содержат большое количество минеральных включений и трещин, которые необходимо убрать уже на начальном этапе, а ведь расколоть камень можно только один раз, поэтому и стоимость ошибки велика. Внимательно изучив советы старых мастеров, Штейнберг потушил свечи и отправился спать.

Рано утром Штейнберга разбудил настойчивый стук в дверь. Проклиная все на свете, он вылез из теплой постели и, набросив халат, пошел открывать. На пороге стоял городовой Сазон Бадейкин.

– Простите, ваше благородие, – замялся Сазон, – тут такое дело… купца ночью порешили у Зайцева в меблированных комнатах. Вас срочно просят в участок к следователю.

– А меня-то за что? – Искренне удивился ювелир.

– Говорят, вы вечером беседовали с убитым.

Городовой, сославшись на то, что ему нужно обойти еще четыре адреса, тут же ушел, оставив ювелира в полном неведенье. Штейнберг понимал, что если полиции известно о его беседе с убитым, то могут знать про камни и деньги. Не желая расставаться со своим приобретением, он решил заменить полученные камни, зеленым кварцем. Спрятав потенциальные изумруды в тайник под плинтусом, Генрих подобрал в коробке подходящие по размеру кристаллы зеленого кварца, положил их в карман и, одевшись, вышел на улицу. После часа томительного ожидания в узком грязном коридоре, Штейнберг, наконец, услышал свою фамилию.

В маленькой квадратной комнате, куда он вошел, из мебели были два стола, один большой по центру и второй поменьше, справа от входа и три стула. Возле единственного, давно не мытого окна стоял, уперев руки в бока, высокий, худой как жердь мужчина в потертом мундире. Услышав, как открылась дверь, он повернулся и внимательно посмотрел на сидевшего в углу секретаря.

– Штейнберг Генрих Карлович, ювелир. – Громко и четко произнес тот, уткнувшись в лежащую перед ним бумагу.

– Проходите, садитесь. – Стоявший у окна мужчина жестом указал Штейнбергу на пустующий стул, а сам подошел к столу и сел напротив. – Я следователь по уголовным делам Головин Павел Матвеевич. Вам уже известно, что этой ночью в номерах Зайцева произошло убийство?

– Только в общих чертах.

– Убит был уральский купец Протасов Демьян Емельянович. Вам что-нибудь говорит это имя?

– Абсолютно ничего, господин следователь.

– Странно, очень странно, господин Штейнберг. Свидетели утверждают, что вы беседовали с господином Протасовым и даже купили у него какие-то камни. Как вы это объясните?

– Я не отрицаю, что беседовал с неким господином, и речь действительно шла о камнях, но я не знаю его имени и ничего не покупал.

– А вот свидетели утверждают, что вы дали ему сто рублей.

– Это была не покупка, а залог. Неизвестный обратился ко мне с просьбой – провести исследование принадлежащих ему двух камней. Я согласился, взял камни, оставил ему в залог сто рублей и дал свою визитку. Сегодня вечером он должен был зайти за результатом и вернуть мои деньги. Вот, собственно и все.

– Что это за камни?

– Два необработанных камня зеленого цвета, но какие именно я не знаю. Сами понимаете, мне некогда было ими заниматься.

– Камни при вас?

–Да. – Штейнберг достал из кармана заранее приготовленные камни и положил на стол.

– Хорошо, господин Штейнберг, больше у меня к вам вопросов нет. Секретарь напишет расписку об изъятии камней, а потом вас отведут в морг на опознание. Нужно будет, подтвердить, что убит именно тот человек, с которым вы вчера говорили.

– Не будем забывать, господин следователь, что я отдал за них свои сто рублей.

– Я помню, господин Штейнберг. Как только закончим дело, камни вам вернут.

Штейнберг, у которого со вчерашнего вечера ни было, ни крошки во рту, собрался было зайти перекусить в трактир Зайцева, однако посещение морга и процедура опознания отбили у него охоту даже смотреть на еду. Он решил просто прогуляться, в надежде, что через некоторое время молодой организм избавится от неприятных ощущений и аппетит все-таки вернется. Несмотря на то, что день выдался пасмурным, было довольно тепло и прогулка на свежем воздухе, после затхлых помещений полицейского участка доставляла истинное удовольствие. Сначала он просто бездумно бродил по переулкам, но постепенно его мысли все чаще стали возвращаться к этому убийству. Убитым действительно оказался его неизвестный собеседник. Купца зарезали прямо в номере – видимо поджидали, а убийца ушел через окно. Шум поднял городовой, совершавший ночной обход – он увидел открытое окно, разбудил сторожа, прислугу и всех постояльцев. В номере не было найдено ничего, ни денег, ни ценностей, поэтому мотив убийства не вызывал сомнений – ограбление. Все это рассказал Штейнбергу квартальный надзиратель, которому ювелир нередко помогал описывать и оценивать похищенные драгоценности.

На первый взгляд, все ясно и понятно: убийца пробрался в номер, дождался, пока купец вернется, убил его и, прихватив награбленное, сбежал с места преступления через окно. Именно эту версию и выстраивает следствие, но здесь возникает много вопросов и главный – что конкретно взяли? Одет убитый был довольно скромно, ни перстней, ни браслетов, ни даже цепочки от часов у него не было, это Штейнберг, чисто профессионально, отметил еще во время беседы. Чем скромный уральский купец, мог привлечь внимание грабителей? Без ответа на этот вопрос раскрыть преступление и найти убийцу практически невозможно. Ограбление совершается с целью наживы. Если взяли деньги, то шансов на успех мало, другое дело, если вещи, тем паче драгоценности – тогда есть реальная возможность найти преступника, ведь рано или поздно он вынужден будет продать награбленное. В данном конкретном случае вообще не понятно, что искать, да и потом, убийство плохо вписывается в версию ограбления. Предположим, хотели ограбить, проникли в номер, но зачем убивать, достаточно было просто оглушить. Так и не придя ни к какому конкретному выводу, Штейнберг внезапно почувствовал звериный голод и быстрым шагом направился к трактиру, где столкнулся со своим другом Ушаковым и поведал ему о своих злоключениях в полиции. Сразу после обеда Ушаков взял извозчика и отправился в Замоскворечье, где он уже вторую неделю создавал портретную галерею трех поколений купцов Метелкиных, а Штейнберг побрел домой отсыпаться.

Проспав до вечера Штейнберг, сходил в трактир, поужинал и вернулся домой, прихватив с собой большой кусок кулебяки с мясом и четыре бутылки пива. Квартира, которую он снимал, состояла из двух смежных комнат, одна из которых была переоборудована под мастерскую, а вторая, дальняя, совмещала функции кабинета и спальни. Кухни не было, поэтому заваривать чай или разогревать пищу приходилось на маленькой плите в мастерской. Аналогичным образом была обустроена и квартира его друга Семена Ушакова, который жил напротив.

До полуночи Штейнберг занимался огранкой одного из камней, доставшихся ему таким странным образом, периодически отвлекаясь на то, чтобы съесть кусок пирога и выпить бутылку пива. Поздно вечером вернулся уставший и голодный Ушаков, зашел к другу на огонек, спросил как дела, доел остатки кулебяки, допил пиво и отправился спать. Штейнберг давно привык к подобной панибратской манере поведения своего друга и никогда не обижался, тем более что иногда он и сам поступал точно так же. Впрочем, сегодня он даже не заметил, когда за приятелем закрылась входная дверь. Причина подобной отрешенности была проста: занявшись огранкой камня, уже через час Штейнберг был уверен, что у него в руках изумруд. Ювелирных камней зеленого цвета достаточно много, даже если учитывать высокую твердость, все равно остается пара вариантов. Сомнения были и вот они рассеялись – прекрасные изумруды, очень высокого качества.

Камни, которые мы привыкли относить к драгоценным, те же алмазы, рубины, сапфиры и изумруды в своем естественном, природном виде, как правило, не производят никакого впечатления. Только труд, опыт и талант ювелира, отсекая все лишнее, придает им правильную геометрическую форму, заставляя грани камня играть и переливаться, увеличивая тем самым их стоимость в десятки раз. Два дня Штейнберг не вылезал из мастерской, занимаясь огранкой изумруда, пока невзрачный камень грязно зеленой окраски не превратился в изумительный по красоте шедевр ювелирного искусства. Ограненный изумруд лежал перед ним, на куске белого бархата искрясь, сверкая и переливаясь в лучах горящих свечей. Работа была закончена и азарт, захвативший ювелира, начал потихоньку спадать. Штейнберг почувствовал сильный голод и вспомнил, что последний раз ел сегодня утром – пил чай с давно засохшим печеньем. Он быстро оделся, спрятал свое сокровище в тайник под плинтусом и отправился в трактир.

Глава 3. Москва, 26 октября 1797 года (четверг)

Утром Штейнберг проснулся довольно рано, но чувствовал себя вполне отдохнувшим. Камин уже давно прогорел, и в комнате было прохладно, к тому же с вечера дул противный северный ветер и температура за окном явно опустилась ниже нуля. Срочной работы не было, есть тоже не хотелось, да к тому же он вчера принес домой целую кулебяку, на этот раз с рыбой, так что в трактир идти не нужно. Здраво рассудив, он решил, что может еще пару часов спокойно полежать в теплой постели. Мысли его невольно вернулись к недавнему убийству. Ограненный изумруд весил чуть больше трех карат, что резко повышало его потенциальную стоимость. Формула для определения стоимости драгоценных камней, была предложена еще двести лет назад. Она довольно проста: стоимость камня весом в один карат умножается на квадрат веса камня. Стоимость изумруда весом в один карат среднего качества примерно сто рублей. Умножив эти сто рублей на квадрат веса – девять, получим девятьсот рублей, это и будет средняя стоимость изумруда. Если купец не врал, и у него действительно была партия таких камней весом около фунта, то можно смело сказать, что он носил при себе целое состояние. Тогда мотив преступления налицо, даже убийство, которое еще не так давно казалось нелогичным, вполне объяснимо. Сами по себе изумруды не представляют для похитителя никакой ценности, их нужно обязательно продать и вот это самое уязвимое место, поскольку покупателем может быть только ювелир. Что делать? Обращаться в полицию фактически не с чем: кроме двух камней и крайне сомнительных доводов у него ничего нет. Изумруд довольно редкий камень и его месторождения можно пересчитать по пальцам одной руки. России в этом списке точно нет, тогда откуда у простого уральского купца оказался целый фунт изумрудов? Из Африки или Америки? Абсурд! Возможно, что и эта партия изумрудов бред его больного воображения, поскольку никаких подтверждающих фактов, кроме заявления самого убитого нет. Штейнберг понял, что он что-то упустил, что его знаний и опыта явно недостаточно для того, чтобы решить эту задачу. В свое время он немного работал с изумрудами, но сказать, что хорошо разбирался в них, было бы явным преувеличением. Ему нужна помощь опытного специалиста и лучше всего будет обратиться к своему бывшему хозяину и учителю Вильгельму Брандту – дяде Вилли, как называл его Штейнберг.

Брандта Штейнберг решил навестить в три часа пополудни, рассчитывая таким образом избежать встречи с его сыном Теодором, которого, мягко говоря, недолюбливал, впрочем, это чувство было взаимным. До двенадцати лет Генрих с родителями жил в Кенигсберге и работал вместе с ними на мыловарне, которую основал его дед по материнской линии. Благодаря разработанной дедом технологии их мыло отличалось высоким качеством и пользовалось большим спросом даже за пределами Восточной Пруссии. Стремясь сохранить секрет варки мыла, дед никогда не нанимал работников со стороны, поэтому работать на мыловарне приходилось всем членам семьи. Все было хорошо, пока на город не обрушилась эпидемия холеры. Из всей семьи в живых остались только Генрих с отцом. Им удалось миновать кордоны и добраться до Москвы, где их приютил старший брат матери ювелир Вильгельм Брандт. Они стали жить во флигеле, который им любезно предоставил родственник и работать в его мастерской. Через два года, когда умер отец, Брандты взяли Генриха в свою семью. У них с женой был сын Теодор, на два года старше Генриха и они рассчитывали, что дети подружатся, тем более что были близкими родственниками, однако этого не произошло – Генрих и Теодор сразу невзлюбили друг друга. Генрих оказался талантливым художником, ему все давалось легко, и было понятно, что из него получится первоклассный ювелир, в то время как Теодор оказался в этом отношении абсолютно бездарным. Многие отнеслись бы к этому совершенно спокойно, понимая, что не каждому дано, но только не Теодор, у которого эта «несправедливость» вызывала чувство обиды, злобы и зависти. Генрих занимался разработкой дизайна ювелирных изделий, изготавливал сложные восковые модели, в то время как Теодор выполнял самые простые операции, требовавшие минимального навыка. Оценив талант Генриха, Вильгельм Брандт никогда не ограничивал его фантазию и не загружал рутинной работой, что приносило пользу им обоим, но не могло продолжаться бесконечно долго, поскольку рано или поздно владельцем мастерской станет Теодор. Понимая, что с его смертью жизнь талантливого юноши может резко измениться, Вильгельм Брандт помог Генриху открыть собственную мастерскую. Он дал денег и договорился с Воронцовым об аренде помещения на Кузнецкой улице, почти в центре Москвы, среди модных французских магазинов, что вызвало очередную вспышку гнева и возмущения со стороны Теодора. Отношения отца с сыном и без того довольно натянутые, испортились окончательно. Год назад умерла жена Брандта, он решил отойти от дел и передал все Теодору, который продал мастерскую и открыл мануфактуру по производству пряденого золота и серебра. На удивление, он оказался довольно удачливым дельцом, стал брать казенные заказы и его дела пошли в гору. Отношения с отцом тоже постепенно наладились, тем более что Теодор женился и жил теперь отдельно, лишь изредка после работы заезжая проведать одинокого старика. Приходу Штейнберга Брандт явно обрадовался и после взаимных приветствий они расположились на старом удобном диване.

– У тебя какие-то проблемы, мой мальчик? – Спросил Брандт.

– Можно сказать и так, дядя Вилли, только причина этих проблем мое чрезмерное любопытство.

– Любопытство, сын мой, есть смертный грех – так говорят святые отцы. Нездоровое любопытство Генрих, может привести к очень печальным последствиям.

– Именно поэтому я и пришел к вам.

– Ты правильно сделал, мой мальчик, можешь доверять старому дяде Вильгельму. Все что ты скажешь, не покинет стен этой комнаты.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели кое-что. – Штейнберг достал из кармана и положил на стол ограненный изумруд.

Надев очки, и вооружившись лупой, Брандт взял камень и, подойдя к окну, внимательно его осмотрел.

– Изумруд, вес около трех карат, высшего качества. Огранка выполнена безукоризненно, грани сведены идеально, ты прекрасный мастер Генрих, жаль твой отец не видит это чудо. Извини, я последнее время стал слишком сентиментальным. Все, что я сказал сейчас, тебе известно лучше меня, для этого не стоило беспокоить старика. Что не так с этим изумрудом?

– Я сейчас все объясню, дядя Вилли, только ответьте на один вопрос. Вы можете сказать, откуда этот камень: Азия, Африка или Америка?

– Нет, Генрих, не могу. – Покачал головой старый мастер.

– Почему? Ведь вы говорили, что опытный ювелир легко определит месторождение того или иного изумруда.

– Я не отказываюсь от своих слов, Генрих, просто этот камень не похож на те, с которыми я когда-то работал. Это не Египет, не Перу и уж точно не Индия. Ты спросил, откуда этот камень, но я этого не знаю, поскольку никогда изумрудов такого окраса не видел. Подожди минутку, я сейчас вернусь.

Брандт вышел и вскоре вернулся с небольшой шкатулкой.

– Вот, смотри. – Брандт выложил на стол два перстня с изумрудами. – Этот, травянисто-зеленого цвета с явно выраженным голубоватым отливом из Перу он прозрачен, хорошо пропускает и отражает свет. А второй из Египта, он имеет более насыщенный зеленый цвет с менее заметным голубоватым оттенком, но он не так прозрачен и не обладает такой игрой света, как перуанский.

Штейнберг взял оба камня и, подойдя к окну, внимательно их рассмотрел.

– Вы правы, дядя Вилли, их легко различить. – Сказал он, возвращаясь на свое место.

– А теперь вернемся к твоему изумруду. – Брандт взял камень. – У него такой же насыщенный зеленый цвет, как у египетского и он также прозрачен, как перуанский, но самое главное, камень абсолютно лишен голубизны. Он как бы сочетает все достоинства известных ранее изумрудов и устраняет их недостатки. С точки зрения ювелира он идеален.

– Может быть все-таки Азия?

– Нет, месторождение в Индии слишком незначительно, в противном случае практичные англичане и голландцы уже давно завалили бы Европу изумрудами. Нет, мой мальчик, твой камень из какого-то нового, еще не известного месторождения и я хотел бы знать, как он к тебе попал.

Выслушав историю о том, как его ученик стал обладателем двух прекрасных изумрудов, старый ювелир спросил:

– Ты пришел к выводу, что на Урале есть изумруды, но у тебя возникли сомнения и ты захотел, что бы кто-то их развеял?

– От вас ничего не скроешь, дядя Вилли. В тайне я надеялся, что вы не сможете определить месторождение изумрудов. Так и произошло, но, увы, мои сомнения никуда не делись

– Я понимаю Генрих. Тебя смущает тот факт, что в России до сих пор не было обнаружено ни одного месторождения драгоценных камней, однако это ничего не значит. До недавнего времени считалось, что и золота в России тоже нет.

– Золото добывают во многих местах, а вот месторождения изумрудов большая редкость.

– Абсолютно верно, мой мальчик, поэтому они и стоят так дорого. Полностью развеять твои сомнения я вряд ли смогу, но кое-что обнадеживающее скажу. Лет десять назад, один из моих знакомых купил по дешевке партию уральских самоцветов. Покупал он их на вес, поэтому и не особо рассчитывал найти что-то стоящее, однако несколько кристаллов аметиста оказались довольно приличного качества. Так вот, среди этого многообразия попались несколько образцов голубого окраса. Камни не особо качественные, да к тому же и бледноватые, но это определенно были бериллы. Аквамарин, или какая другая разновидность, не суть важно, главное, что они на Урале есть.

– Этого я не знал! – Воскликнул Штейнберг. – Oh main Got! (Бог мой)! То, что вы сказали сейчас, дядя Вилли, в корне меняет дело. Если есть бериллы, то могут быть и изумруды.

– Совершенно верно! Изумруд – это зеленая разновидность берилла, самая редкая и самая дорогая. Аквамарин – это голубая разновидность берилла, она значительно дешевле. Египетские и перуанские изумруды имеют голубой оттенок, и чисто теоретически представляют собой некий гибрид изумруда и аквамарина, в то время как твой чистого зеленого цвета. Именно поэтому я и сказал, что он идеален.

– И что теперь делать? – Задал вопрос Штейнберг, обращаясь, толи к самому себе, толи к своему собеседнику.

– Если ты спрашиваешь меня, Генрих, то я тебе скажу: забудь обо всем этом и живи дальше, как жил. Изумруд – это не только огромные деньги, но еще и реки крови. Пример у тебя перед глазами: обычное ограбление редко сопровождается убийством, но в твоем случае купца убили бы в любом случае, только за то, что он знал эту тайну. Теперь ее знаешь ты. Тебе неизвестно, где конкретно расположено месторождение, но это лишь вопрос времени, поэтому ты представляешь потенциальную угрозу для хозяев рудника.

– Вы серьезно считаете, что мне может грозить какая-то опасность?

– Думаю, пока тебе ничего не угрожает. Судя по всему это уральские разборки, и к Москве они не имеют никакого отношения.

– Но ведь купец привез изумруды в Москву и предложил мне их купить, возможно, что это была первая партия?

– Это была глупость. Твой купец – дилетант, он никогда не имел дело с драгоценными камнями. Я допускаю, что он мог найти в тайге зеленые камешки, но в этом случае он отправился бы с ними к перекупщику, коих в Екатеринбурге пруд пруди.

– Но он приехал в Москву?

– Вот именно! Он знал, что у него на руках именно изумруды, но не знал, что с ними делать. Многие, найдя месторождение золота или драгоценных камней, считают, что схватили Бога за бороду и глубоко заблуждаются. Возьмем, к примеру, твоего купца. Допустим, что он нашел месторождение изумрудов и начал добычу. Вот у него на руках первая партия весом один фунт. Все хорошо, жизнь удалась, купец уже начинает подсчитывать барыши, однако вскоре понимает, что самое сложное только начинается. По предварительной оценке, в зависимости от качества и веса камней стоимость партии колеблется в пределах десяти – двадцати тысяч рублей. На Урале нет ювелиров, которые могут выложить наличными такую сумму, а перекупщики дадут в лучшем случае лишь четвертую часть. Вдобавок ко всему, твой купец вдруг осознает, что продажа камней связана с огромным риском для его жизни. Хорошо, допустим, ему удалось пристроить первую партию, но куда девать следующие? Опять нужно искать очередного покупателя, опять рисковать.

– Но ведь работают рудники в Южной Америке?

– Да, но Испания официально продает свои изумруды на Амстердамской бирже. Именно там отовариваются все Европейские ювелиры, так что у них нет проблем с реализацией. Правда, до меня дошли слухи, что рудник Мусо закрыли год назад.

– Так ведь и российские изумруды можно продавать на Амстердамской товарной бирже?

– Совершенно верно, Генрих, только для этого изумруды нужно добывать пудами, а не фунтами. Твой купец оказался в тяжелом положении. Понятно, что изумруды нужно продать, но кому и как? В России добыча камней такого класса это привилегия государства, поэтому, продавая незаконно добытые изумруды, твой купец тем самым совершал уголовное преступление. При попытке продать главный вопрос – как поведет себя ювелир, поняв, что ему предложили изумруды? По закону он должен сообщить об этом властям, но в этом случае все будет конфисковано в казну, а ювелир останется, с носом. Этот купец не зря сообщил тебе вес партии, но при этом сделал вид, что не знает какие именно это камни. Теперь вспомни, свои ощущения, когда ты понял, что перед тобой изумруды.

– Шок!

– Правильно, тебе предлагают купить партию самых дорогих камней в мире, причем высокого ювелирного качества. Как думаешь, много найдется ювелиров, способных устоять перед искушением, приобрести целое состояние?

– Думаю, что не много.

– Именно на это и был расчет. Тебе специально назвали общий вес камней, чтобы ты мог понять, что потеряешь в том случае, если обратишься к властям. Купец подстраховался со всех сторон: он сделал тебе предложение, от которого практически невозможно отказаться и в тоже время не сказал, что это изумруды. В случае чего, он якобы понятия не имел о том, что за камни нашел.

– И все-таки, его убили?

– Вот это самое странное. Возможно, что он уже к кому-то обращался до тебя? Убийство – обычное дело в подобных случаях. Зачем платить, когда можно получить даром?

– Он вселился только днем и до самого вечера не выходил из номера, а ночью его убили. Все это я узнал у коридорного, так что ни с кем кроме меня он не встречался.

– Может быть, он приехал в Москву раньше и жил в другом месте?

– Нет, он прибыл с Урала именно в этот день, я проверял на Почтамте.

– Тогда остается, только уральский след.

Медленно бредя домой по холодным осенним улицам города, Генрих мысленно опять вернулся к только что состоявшемуся разговору. Итак, дядя подтвердил уральскую версию. Однако в этом случае Москва должна быть завалена изумрудами, но о них никто ничего не слышал. Может быть, я прав был, когда утверждал, что Протасов привез первую партию добытых на Урале изумрудов? Тогда все сходится. Купец привез изумруды и попытался продать, но был убит. Кем? Можно попытаться выйти на убийцу, узнав, кто купил эту партию. Образец у него есть, поэтому нужно будет обойти все крупные мастерские и ювелирные лавки, якобы в поисках недостающих камней для ремонта колье. Придется посвятить этому два-три дня, впрочем, никакой срочной работы все равно нет, а его новые разработки могут и подождать. С другой стороны, что мне даст это расследование? Ну, знаю я, что где-то в уральской тайге, кто-то нелегально добывает изумруды, ну и что? Какое мне до этого дело? Нет, прав был дядя, утверждая, что излишнее любопытство может привести к самым печальным последствиям. Нужно забыть эти изумруды, как страшный сон, ведь жил же я раньше, не зная о них ничего, и был доволен.

Глава 4. Москва, 29 октября – 1 ноября 1797 года (воскресенье – среда).

Владелец игорного салона «Червовый валет» Алексей Васильевич Дулов стоял около окна своего рабочего кабинета и с высоты третьего этажа смотрел на вечернюю Москву уже погрузившуюся в кромешную темноту, на фоне которой желтыми пятнами мерцали редкие масляные фонари. Обычно его вечера проходили значительно веселее – под шелест игральных карт, звон бокалов и задорный женский смех, но сегодня предстоял серьезный деловой разговор со старшим братом, поэтому и обстановка была соответствующая. Полутемная, жарко натопленная комната – брат органически не переносил холод – была освещена всего одной свечей, а тишина нарушалась лишь потрескиванием горевших в камине поленьев.

Когда-то Дуловы могли похвастаться древностью рода и княжеским титулом, поскольку вели свою родословную от Ярославских князей (Рюриковичи), однако к моменту появления на свет братьев Александра и Алексея все это было уже в далеком прошлом. Род Дуловых настолько захудал и обеднел, что давно утратил княжеский титул, а его потомки едва сводили концы с концами. Родители братьев Дуловых были мелкопоместными дворянами, владельцами крошечного имения в Ряжском уезде и не могли дать своим детям, ни приличного образования, ни положения в обществе. Пришлось братьям самим пробивать себе дорогу. Старший – спокойный и рассудительный Александр выбрал гражданскую службу, а младший – вспыльчивый и резкий Алексей, стал военным. Александр к сорока годам занимал солидную должность в московской Сохранной казне, был женат, имел двоих детей и жил в собственном доме на Тверской улице. Алексей, начавший свою военную карьеру в армии Потемкина во времена покорения Крыма, закончил ее в 1792 году, выйдя в отставку в чине капитана после очередной русско-турецкой войны. К этому времени родители уже давно умерли, а имение было продано за долги, поэтому Алексей Дулов приехал в Москву к брату, которого не видел около десяти лет. Александр довольно тепло встретил своего младшего брата, помог найти жилье, дал денег на первое время и даже пытался пристроить на службу, подыскав ему теплое местечко, однако все его хлопоты оказались напрасны – работать Алексей не желал. За прошедшие десять лет, все чему он научился, это виртуозно играть в карты, а если называть вещи своими именами, он был шулером, причем очень квалифицированным. Ловкость рук в сочетании с удивительной выдержкой и прекрасной зрительной памятью гарантировали ему выигрыш, а искусное владение шпагой и меткая стрельба из пистолета удерживали горячие головы от попыток обвинить его в нечестной игре и вызовов на дуэль. За два года Алексей не только сколотил капитал, обыгрывая доверчивых простаков и опытных картежников, но и стал владельцем игорного салона «Червовый валет», где под его руководством работали самые виртуозные шулера. Александр, первое время скептически относившийся к деятельности младшего брата, со временем изменил свое мнение, стал вникать во все тонкости, давать советы и даже решать вопросы с администрацией и полицией Москвы. Занимая довольно значительный пост в таком солидном кредитном учреждении как Сохранная казна, Александр Дулов был знаком со многими богатыми и влиятельными людьми, которые часто пользовались его услугами при получении ссуд под залог. Именно его ведомство производило оценку недвижимости, от чего напрямую зависел размер ссуды, поэтому все старались сохранять с ним теплые дружеские отношения, чем старший Дулов беззастенчиво пользовался. Постепенно братья сблизились, и оказалось, что несмотря столь различные характеры у них есть и много общего. Главное, что их объединяло, это злоба и зависть: братья никак не могли смириться с тем, что они, потомственные Рюриковичи вынуждены были влачить полунищенское существование и пресмыкаться перед безродными выскочками. Немаловажным оказался и тот факт, что оба брата были абсолютно лишены совести, они не испытывали никаких нравственных колебаний, никакого раскаяния, а такое чувство как сострадание было им вообще неизвестно. Два умных, далеко не бесталанных, но совершенно беспринципных человека объединив свои усилия, могут представлять для общества серьезную угрозу. Александр, по роду своей деятельности обладал сведениями о движении серьезных сумм наличных денег и драгоценностей – ему отводилась роль информатора и наводчика, а Алексей, имевший вес и связи в криминальной среде был исполнителем. За последние два года в Москве были совершены пять дерзких ограблений на общую сумму почти в двести тысяч рублей, причем никаких шансов раскрыть эти преступления, и найти грабителей у полиции не было, поскольку свидетели бесследно исчезали. Сейчас, стоя у окна своего кабинета, Алексей поджидал брата для обсуждения срочного дела, поскольку Александр не любил афишировать их близкие отношения и никогда домой к себе его не приглашал.

– Зачем ты вытащил меня из дома в такую мерзкую погоду? – Удобно расположившись в кресле около ярко горевшего камина, Александр протянул руки к огню.

– Чтобы ты мне кое-что прояснил, – Алексей зажег свечи на маленьком столике, разделявшем братьев и, пододвинув свое кресло ближе к камину, сел. – Скажи, какие драгоценные камни имеют зеленый цвет?

– Только изумруды.

– А кроме изумрудов?

– Ничего. Тебя ведь интересуют деньги? Так вот, ничего дороже изумрудов нет, все остальные разновидности зеленых камней с ними и рядом не лежали. Брат, не темни, давай выкладывай, что произошло? В камнях ты не разбираешься, почему они тебя так заинтересовали?

– На прошлой неделе в одном из номеров убили уральского купца. Так вот, в тот вечер этот купец был у меня в салоне. Он не играл, ни в карты, ни на бильярде и пришел туда, судя по всему с одной единственной целью – встретиться с ювелиром Штейнбергом. Точнее, он искал ювелира, и ему указали на Штейнберга, так что эта встреча просто стечение обстоятельств. После короткого разговора купец предложил купить у него партию камней весом один фунт.

– У твоих шулеров хороший слух.

– Этот разговор слышал официант.

– Неважно. Перекупщики – обычное явление. За последние четверть века в Москву перевезли, наверное, не одну гору уральских камней. Уверяю тебя, брат, никакой реальной ценности они не представляют. Иногда попадаются приличные экземпляры, но не более того.

– Все это я прекрасно знаю, мог бы не распинаться. – Резко оборвал брата Алексей. – Я тоже не сразу понял, с чем мы имеем дело.

– Извини, брат. Я внимательно тебя слушаю.

– Купец показал Штейнбергу два небольших зеленых камня, по словам Игната, длиной не более полдюйма. Ювелир осмотрел их, подозвал крутившегося рядом Игната, взял у него с подноса пустую бутылку из-под шампанского и провел по ней камнем. Вот результат!

Алексей нагнулся, поднял стоявшую рядом с камином бутылку и поставил ее на стол. В отблесках горящих свечей была ясно видна глубокая царапина, длиной около двух дюймов.

– Факт примечательный, но пока мало о чем говорит. Аметист тоже царапает стекло.

– Хочешь попробовать? – Алексей достал из кармана небольшой кристалл аметиста и протянул его брату.

– Я думаю, ты это уже сделал.

– Совершенно верно. – Алексей положил камень на место и повернул стоявшую на столе бутылку другим боком. – Вот мой результат.

На боковой поверхности бутылки были еле заметны две небольшие царапины.

– Камень, который был в руках у Штейнберга, тверже аметиста. – Продолжил Алексей. – По словам Игната, ювелир просто провел по бутылке, как будто что-то подчеркнул на листе бумаги, а я даже приложив усилие, не добился подобного результата.

– Хорошо, брат, – согласился Александр, – но опять это мало что дает.

– Штейнберг забрал у купца эти два камня, отдав тому сто рублей. Как я уже сказал, они договорились встретиться на следующий день в мастерской ювелира. Когда Игнат рассказал мне об этой встрече, я не придал ей особого значения, но решил прощупать купца – хотел обыскать его номер, пока он будет беседовать со Штейнбергом. Я не разбираюсь в камнях, в этом ты прав, но считать я умею хорошо, особенно деньги. В партии, которую предлагал этот уральский купец, могло быть от ста пятидесяти до трехсот камней, а ее общая стоимость от семи с половиной тысяч до пятнадцати тысяч рублей – если считать по пятьдесят рублей за штуку, как платил Штейнберг. Вот почему меня заинтересовали эти камни.

– Камней естественно не нашли.

– Верно, но их никто и не искал. Никто не знал, что у убитого была какая-то партия камней.

– А Штейнберг?

– Штейнберг признал, что убитый дал ему два неизвестных камня на исследование, под залог в сто рублей. Я читал его показания – про партию камней там нет ни слова.

– Полиция обязана была изъять у него эти камни.

– Ты прав, полиция забрала камни. Я уже их смотрел.

– И что?

– Ничего. Этот козел подменил камни.

– Как ты можешь это утверждать?

– Те камни, что он сдал полиции, царапают бутылку примерно, как аметист. Внешне похожи, но менее твердые.

Тишину, воцарившуюся в кабинете, первым нарушил Александр:

– Слушай, брат, а из-за чего вообще этот сыр-бор? Что это вообще за камни?

– Я тоже хотел бы это знать. Подозрителен слишком маленький вес партии – всего один фунт, что при существующих расценках на уральские самоцветы не окупит даже поездку из Екатеринбурга в Москву. Я прошелся по ювелирным лавкам, по цвету и твердости подходят только изумруды, но, как мне сказали в России их нет.

– Если это не изумруды, тогда что?

– Теперь на этот вопрос может ответить только Штейнберг.

– Ты хорошо его знаешь?

– Я знаю, что он ювелир, он знает, что я хозяин салона, при встрече раскланиваемся, но никогда даже парой слов не перекинулись. Беседа по душам у нас с ним вряд ли получится, поэтому я хочу обыскать его мастерскую, в то время, когда он будет играть в шахматы в моем салоне. Но, здесь есть одна загвоздка – мои люди не знают, что искать. Для этого мне нужен твой протеже Золотов. Кстати, как он там себя чувствует?

Ювелира Золотова Александр Дулов подобрал полгода назад, причем в прямом смысле, поскольку тот валялся в одних рваных портках возле кабака. Когда-то он был хорошим специалистом, но после смерти жены запил и с тех пор трезвым его никто не видел. Как раз в это время братья планировали взять под контроль все крупные ювелирные мастерские Москвы, и им необходим был хороший специалист, не задающий лишних вопросов. Александр считал, что Золотов подойдет идеально, если только бросит пить.

– Прекрасно, уже три месяца не пьет, даже на дух не переносит.

– Как тебе это удалось?

– Есть такой гриб – навозник. Так вот, стали украдкой добавлять ему в еду, порошок этого сушеного гриба и он тут же бросил пить. Как только выпьет, хотя бы одну чарку, так его сразу начинает выворачивать наизнанку. Два раза попробовал, на второй раз вообще еле откачали, больше не хочет. Это меня бабка одна научила.

– Интересно, нужно будет запомнить, авось пригодится. Давай его в мое распоряжение на несколько дней, пусть каждый вечер сидит в салоне и ждет. Как только представится удобный случай и Штейнберг засядет за шахматы, так сразу и начнем.

Случай представился через два дня, когда Ушаков пригласил Штейнберга отметить окончание работ по созданию вернисажа купцов Метелкиных. Как только друзья уселись за праздничный стол, Алексей Дулов тут же отправил своих людей в мастерскую Штейнберга, который явно не учитывал такую возможность. Золотов не знал, куда именно его привезли. В семь часов вечера в ноябре, при полном отсутствии снега, Москва уже погрузилась в темноту, которую не могли рассеять редкие масляные фонари, да и ехали они в закрытой карете. Правда, их поездка оказалась непродолжительной и вскоре карета остановилась. Сидевший рядом с ювелиром молодой парень со странной кличкой Крючок сразу вышел, а расположившийся напротив Слон удержал ювелира на месте. Через несколько минут Крючок вернулся :

– Готово. – Тихо доложил он, открыв дверь кареты.

Слон подтолкнул Золотова и они вышли. Темень стояла такая, что разглядеть вывеску Золотову не удалось, да и времени ему на это не дали, быстро заведя в какую-то комнату. Слон зажег фонарь и подал его ювелиру:

– Давай ищи что нужно.

Комната, куда привели Золотова, была переоборудована под ювелирную мастерскую, и свободного пространства оставалось так мало, что втроем было не повернуться, поэтому Слон и Крючок вышли на улицу, оставив Золотова в одиночестве. Обрезки ограненного им изумруда совершенно открыто лежали в маленьком керамическом тигле на его рабочем столе. Опытный ювелир Золотов сразу понял, что именно это им и нужно. Взяв один из обрезков, он для проформы еще минут пятнадцать потолкался в мастерской, создавая видимость бурной деятельности, и вышел.

Очередная встреча братьев состоялась следующим вечером.

– Золотов исследовал обрезок камня, – начал разговор Александр, – материала конечно недостаточно, но скорее всего, что это изумруд.

– Именно так я и думал, теперь понятно, за что убили купца.

– И понятно, почему партия была такой маленькой. – Добавил Александр. – Изумруды высокого качества ценятся дороже алмазов.

– В таком случае мы должны признать тот факт, что на Урале есть изумруды, не ездил же купец за ними в Америку.

– И что нам с этим фактом делать?

– Хороший вопрос, брат, только ответа на него у меня нет. Для начала я бы хотел знать, насколько высоки ставки?

– Ставка в этой игре – жизнь! Пример купца у тебя перед глазами.

– Брат, даже в карточной игре ставкой часто является жизнь, этим меня ни удивить, ни напугать нельзя, вопрос в том, стоит ли игра свеч?

– В этом смысле ставки очень высоки.

– А если конкретнее.

– Это миллионы. Образно говоря, если получится захватить изумрудный рудник и отработать на нем хотя бы год, то станешь одним из самых богатых людей в России.

– В таком случае я не прочь ввязаться в эту авантюру.

– Ты совершенно правильно заметил, брат, именно авантюру! – Александр откинулся на спинку кресла и сладко потянулся. – По сути, у тебя на руках ничего нет. Да, ты знаешь, что где-то на Урале нелегально добывают изумруды, но где конкретно и кто этим занимается тебе не известно. У тебя нет ни единой зацепки для выхода на этот рудник.

– И что нам делать?

– Конечно, такой случай представляется раз в жизни и упускать его нельзя, но, во-первых, как я уже отмечал, у нас мало информации, а во-вторых, наступает зима – далеко не лучшее время, чтобы начинать поиски, тем более, вслепую. До мая следующего года у нас есть шесть месяцев и за это время нужно успеть собрать дополнительные сведения по этому делу.

– И как ты собираешься это сделать?

– Нужно нанять профессионала, человека, умеющего находить то, что скрыто от чужих глаз.

– Я не понимаю, кого ты имеешь в виду?

– Бывшего частного пристава Зотова, правда, его придется посвятить во все детали, но что делать, зато будет, хоть какой-то шанс.

– Ты серьезно считаешь, что этот старый козел сможет что-нибудь разузнать?

– Ты напрасно иронизируешь, он хороший следователь, к тому же у него большой опыт и связи в полиции. К его услугам и сейчас частенько прибегают в щекотливых ситуациях, да и язык за зубами он умеет держать. К тому же он одинокий, ни жены, ни детей, в случае чего можно убрать без всяких последствий.

– Ты меня убедил, брат, я согласен, только все дела с ним ты будешь вести лично.

Глава 5. Москва, ноябрь 1797 года (пятница).

Одно дела спросить совета и совсем другое – последовать ему. Несмотря на увещевание Вильгельма Брандта, любопытство одержало верх над осторожностью, и Штейнберг решил продолжить частное расследование убийства купца Протасова. Правда, несколько дней Генрих усердно работал, решив больше не заниматься изумрудами, но вскоре не выдержал и, выполнив очередной заказ, решил все же пройтись по ювелирным мастерским и лавкам. Начать свои поиски он решил с тех, где работали знакомые ему люди. Первым в его списке был Заботин Сергей Никанорович – именно он обучал еще совсем юного Генриха азам огранки.

– Генрих, рад тебя видеть. – Искренне улыбаясь, приветствовал Заботин бывшего подмастерья.– Давно собираюсь заглянуть к тебе в мастерскую, да все никак не выберу время. Ты по пути зашел, или дело, какое?

– Заказ получил от фрейлины Сурмиловой на ремонт колье, нужно подобрать несколько камней.

– Что за камни?

– Изумруды. – Штейнберг достал из кармана завернутый в бумажку ограненный образец. – Вот посмотрите.

– Хорош! – Заботин взял с руки камень и стал рассматривать его на фоне ярко освещенного осенним солнцем окна. – Не хочу тебя огорчать, Генрих, но таких камней ты в Москве не найдешь.

– Вы в этом уверены!

– Ручаться, конечно, не могу, но думаю, что именно так и будет. Ты только зря ноги собьешь. Я почти тридцать лет занимаюсь огранкой, и изумрудов такой окраски не встречал. В России вообще мало изумрудов, а таких красавцев днем с огнем не сыщешь. К тому же тебе нужен не один камень, а несколько. Рассуди сам, если бы у моего хозяина было два – три таких камня, стал бы он их продавать как сырье? Конечно, нет! Он бы тут же пустил их в дело, нехило заработав на этом. Сейчас под огранку можно купить только уральские самоцветы, да и то не лучшего качества. Самые ценные экземпляры ювелиры придерживают для себя, да ты это знаешь не хуже меня.

– И что же мне делать?

– Можно заменить изумруды другими камнями, например желтыми цитринами, или сочными аметистами, как это будет смотреться? Желтое и зеленое, довольно неплохое сочетание, как зеленое и фиолетовое.

– Хорошая идея, Сергей Никанорович, я об этом как-то не подумал.

Поговорив еще с полчаса, Штейнберг распрощался с бывшим наставником и отправился дальше. Заботин абсолютно прав в том, что никто не будет продавать необработанные камни высшего качества, да еще и в таком количестве. – Размышлял Генрих, шагая по залитой солнцем улице. – Хорошо, что я начал с него, теперь нужно будет смотреть и изделия, вполне возможно, что камни, украденные у купца, уже заняли свое место в изделиях.

Однако все его попытки найти хоть какие-то следы пропавших изумрудов ни к чему не привели. Необработанных изумрудов в продаже не было совсем, а ювелирных изделий – кот наплакал. Как и предсказывал его бывший наставник, он два с половиной дня промотался просто так, устав как собака. Последняя мастерская, куда он зашел, располагалась далеко от центра, в районе Дорогомиловской заставы. Там он неожиданно столкнулся со своим старым другом Артемом Свиридовым. Когда-то он тоже работал у Вильгельма Брандта, как и Генрих, правда, недолго. Свиридов был талантливым художником, специализировался на эмалях, и когда Брандт закрыл это направление, тот сразу ушел. Тепло, поприветствовав старого друга, Генрих около получаса рассматривал ювелирные изделия и беседовал с одним из мастеров. Когда, в очередной раз, испытав неудачу Штейнберг, направился на выход, Артем вышел вместе с ним.

– Не торопись, Генрих, думаю, у тебя найдется пять минут для старого друга?

– О чем речь, Артем, можем зайти в трактир, посидеть, я угощаю.

– Спасибо, как-нибудь в следующий раз. Что у тебя там за проблема с этими изумрудами?

– Заказ от фрейлины…

– Генрих, эту сказку ты можешь рассказывать кому угодно, только не мне. Я хорошо знаю Сурмиловых, у них деревня недалеко от Москвы, верст двадцать по Смоленской дороге.

– А я думал они из Петербурга, ведь дочь фрейлина одной из дочерей императрицы.

– Фрейлиной к Екатерине Павловне ее устроили дальние родственники, в надежде удачно выдать замуж, но, боюсь, это несбыточная мечта, поскольку никаких внешних данных у новоиспеченной фрейлины нет. Анна Степановна Сурмилова, которую я знаю с детства, не отличатся ни красотой, ни умом, да к тому же и бесприданница. Твоя идея с колье для фрейлины великолепна, только фамилию следовало бы изменить. У Сурмиловой никогда не было и не могло быть изумрудного колье.

– Черт, так глупо прокололся. – Улыбнулся Штейнберг. – Спасибо тебе друг, за подсказку, сегодня же доработаю свою версию.

– Мне, конечно, нет никакого дела до твоих проблем с изумрудами, но позволь дать один совет. Не носи с собой ограненные изумруды, либо никому их не показывай. Ты хоть знаешь, сколько стоит камень, что лежит в твоем кармане?

– Примерно тысячу рублей.

– В Москве за такую сумму тебя запросто порешат где-нибудь в подворотне.

– Спасибо тебе Артем за предупреждение, честно говоря, я об этом даже не думал.

– До свидания, Генрих, и будь осторожней.

Друзья простились, и Штейнберг отправился в обратный путь. Погода стояла хорошая, и он решил прогуляться, наслаждаясь последним теплом уходящего года, а заодно и подвести итоги своего расследования. Собственно говоря, подводить было нечего. Изумруды, если они действительно были у Протасова, испарились, правда, оставалась маленькая надежда на то, что они всплывут в Москве чуть позже, либо, что их увезли в Петербург, но скорее всего, дядя прав, и это чисто уральские разборки. В таком случае нужна дополнительная информация и Штейнберг решил по пути заглянуть в полицейский участок, обосновав свое любопытство тем, что ему нужно получить назад свои камни.

– Я по делу убитого купца Протасова. – Обратился он к секретарю.

– Вы хотите дать показания?

– Нет, показания мною уже даны, я хотел забрать изъятые у меня камни. – Штейнберг достал из кармана расписку и протянул ее чиновнику.

– Дело еще не закончено, господин Штейнберг. – Заявил секретарь, изучив расписку. – Придется вам еще немного подождать.

Никаких пояснений о ходе расследования он дать не мог, а может, не захотел и Генриху пришлось уйти из полиции несолоно хлебавши. Потерпев очередную неудачу, Штейнберг решил, что пришла пора подкрепиться, и из полицейского участка направился прямиком в трактир Зайцева. И вот на подходе к трактиру он понял, что получить нужные сведения он может только от земляков купца Протасова, приезжающих в Москву и трактир Зайцева в этом отношении представлялся идеальным местом, поскольку изначально был рассчитан именно на уральских гостей. Штейнберг, как постоянный посетитель трактира был хорошо знаком с персоналом, обслуживающим номера второго этажа, поэтому к его просьбе коридорный Степан отнесся с полным пониманием и не стал задавать никаких лишних вопросов. Всего и делов – сообщить ювелиру, когда у них остановится купец из Невьянска и за эту малость получить серебряный рубль.

Ждать пришлось более двух недель и вот однажды, когда Штейнберг в очередной раз пришел в трактир отобедать, к нему на всех парах подлетел Степан и шепотом произнес:

– Второй столик от окна – господин из Невьянска.

Получив обещанный рубль, Степан, мгновенно исчез, а Штейнберг стал внимательно изучать указанного ему человека. Крупный мужчина, примерно пятидесяти лет, судя по одежде среднего достатка, правда, среди провинциальных купцов редко кто следит за модой и одевается со столичным лоском, поэтому данное суждение могло быть ошибочным. Черты лица крупные, усы и густая черная борода с заметной проседью были аккуратно подстрижены, впрочем, как и редкие волосы обрамлявшие голову только с боков и сзади, а спереди блестела довольно широкая лысина, отчего лоб казался очень большим. Судя по всему, мужчина только что сытно пообедал и пребывал в некотором раздумье: закончить трапезу рюмочкой-другой, или отправиться в номер отдохнуть. Штейнберг решил избавить его от мучительных сомнений:

– Добрый день.

Купец, пребывающий в состоянии сытого блаженства, уставился на подошедшего ювелира, словно пытаясь сообразить, что нужно этому московскому франту, которого он первый раз видит.

– Чем обязан?

– Извините, что нарушаю ваше одиночество, но мне сказали, что вы с Урала.

– Да, из Невьянска. – Уральский гость явно начал выходить из полусонного состояния.

– Случайно купца Протасова не знали?

– Это вы про Демьяна? Знал я и Демьяна и отца его Емельяна, пусть земля им будет пухом.

– А что, отец тоже….

– Убили его, также как и Демьяна.

Штейнберг понял, что запахло жареным.

– Разрешите представиться: Штейнберг Генрих Карлович, ювелир.

– Толстиков Артамон Матвеевич, купец. – Отрекомендовался уралец, вставая и протягивая Штейнбергу руку. – Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

– Артамон Матвеевич, – начал Штейнберг, удобно расположившись напротив купца, – я хочу знать, что произошло в Невьянске, и предлагаю маленькую сделку: вы мне расскажите, все что знаете, а я оплачиваю спиртное по вашему выбору. Что вы предпочитаете: вино, водка, коньяк?

– А какой у вас интерес в этом деле? – Поинтересовался окончательно проснувшийся купец.

– Демьян дал мне на исследование несколько камней и в качестве залога получил от меня некую сумму денег. Мы должны были встретиться на следующий день вечером, но той ночью его убили, а утром в полиции у меня изъяли и камни до окончания расследования. Хотел сделать доброе дело, помочь вашему земляку, а в итоге остался ни с чем.

– Много было денег?

– Сто рублей.

– Боюсь, что вернуть свои деньги у вас не получится.

– Речь не о деньгах, Артамон Матвеевич, в конце концов, по окончании следствия мне вернут эти камни, и я возмещу понесенные убытки. Вопрос только в том, когда это произойдет? В Москве полиция топчется на месте, может быть у вас в Невьянске дела идут лучше?

– Эка, молодой человек, вы хватили! Если уж в Москве ничего найти не могут, то у нас в глухом лесу и подавно не сыщут. Рассказать я могу, только и сам знаю не много, боюсь, Генрих Карлович, пользы от моего рассказа немного.

– Неважно. На чем мы остановились?

– Коньяк.

Штейнберг поднял руку, и, не оборачиваясь, щелкнул двумя пальцами. Тут же возле столика нарисовался половой в белых штанах и белой широкой рубахе навыпуск, подпоясанный кушаком.

– Василий, подай нам бутылочку коньячка, лимончик и ….

Штейнберг вопросительно посмотрел на Толстикова, предлагая тому дополнить заказ, сообразно своим вкусам.

– Севрюжки с хреном, – добавил купец.

Через пять минут заказ уже был на столе. Толстиков окончательно проснулся и быстро разлил коньяк по бокалам. Выпили за знакомство, закусили и вернулись к прерванному разговору.

– Темная это история, Генрих Карлович, таких дел натворил Демьян с этой своей охотой, что у нас почитай половина города до сих пор в себя придти не может.

– Что еще за охота?

– В конце августа Демьян Протасов с дюжиной своих людей ушел в тайгу, якобы на охоту, а вернулся через месяц, потеряв в лесу Тимофея Когтева. Через несколько дней, они опять отправились в тайгу, а в Невьянск Демьян вернулся только с двумя работниками. Сказывали вроде, что остальные в тайге ищут пропавшего Тимофея Когтева. На следующий день после возвращения Демьян уехал в Москву. Точнее, это сейчас мы знаем, что он уехал в Москву, а тогда этого никто не знал. Через день, или через два после отъезда Демьяна убили его отца – Емельяна Протасова и двух работников.

– Работники были убиты вместе с хозяином?

– Нет, все трое были убиты примерно в одно время, но в разных местах. С Емельяном был его приказчик, они вместе закрывали лавку поздно вечером, так вот, он остался жив. Хозяина зарезали, а его просто оглушили. Ну что, повторим?

Штейнберг не любил крепкие спиртные напитки, но отказаться было неудобно, ведь это была его идея. Выпили по второй, закусили. Понимая, что его собеседник на этом не остановится, а пить ему больше не хотелось, Штейнберг решил кое-что уточнить и на этом закончить разговор.

– А те люди, что остались в тайге?

– До сих пор так никто и не вышел, и что с ними случилось, никто не знает.

– А те два работника, что вернулись с Демьяном, они ведь знают?

– Если и знали, то теперь уже не расскажут, ведь это их убили вместе с Емельяном. Если и знали, то теперь уже не расскажут, ведь это их убили вместе с Емельяном. Представьте себе, что в таком маленьком городишке, в одночасье пропали и были убиты чуть ли не полтора десятка человек. Трагедия задела многие семьи и все винят Протасовых. Дошло до того, что обе вдовы – и Демьяна и Емельяна уехали из города к себе в деревню.

– А им-то чего бояться?

– Так стали в лавке стекла бить, грозились поджечь, вот они от греха подальше и уехали. Береженого, молодой человек, бог бережет. У нас же народ, какой: вроде тихо, пока не напились, а как попало в горло, так сразу за топор или вилы хватаются, натворят делов, а разбираться будут потом, когда уже ничего не исправишь.

Поблагодарив купца, и оставив его допивать коньяк, Штейнберг, захватив кулебяку и пиво, отправился домой. Стояла холодная погода, дул противный северо-западный ветер и сыпал мелкий колючий снег, однако грязи не было, что несколько улучшало настроение. Добравшись до мастерской, он растопил камин, заварил чай и расположился рядом с огнем в старом кресле, укрывшись пледом и согревая руки о горячую чашку с ароматным напитком. Пока ясно одно – Протасов не являлся владельцем рудника и изумруды, которые он привез на продажу в Москву, принадлежали кому-то другому. Череда убийств – не что иное, как банальная месть и прав дядя, утверждая, что это чисто уральские разборки. В таком случае сам собой напрашивается вывод, что за этим рудником стоят серьезные люди. Расправиться с дюжиной опытных, хорошо вооруженных местных жителей – задача явно не из простых, это не под силу одиночкам, но тогда поиск убийц абсолютно бессмысленное занятие. В этом случае убийца просто рядовой исполнитель чужой воли, никак не связанный с рудником, он может вообще ничего не знать про изумруды. Зачем вообще искать преступника или преступников? Чтобы восторжествовало правосудие, и виновный понес заслуженное наказание! Но это прерогатива полиции и судебных органов, а не ювелира Штейнберга. Тогда зачем он продолжает заниматься этим делом? Ему интересно, он хочет найти изумрудный рудник – вот ответ на все вопросы, но для этого достаточно знать то, что знали Протасовы и их люди. Да, вроде все погибли, но не может быть, чтобы никто из них не проговорился просто потому, что человек так устроен. "Was wissen zwei, wisst Schwein" (Что знают двое – то знает свинья). Получается, что ключ к разгадке тайны изумрудного рудника находится в Невьянске. Как ни крути, а если хочешь найти рудник, придется ехать на Урал, а для этого нужны деньги и свободное время. Ни того, ни другого у бедного ювелира нет, точнее, время выкроить можно, поскольку он не сильно загружен, но тогда не будет денег. Замкнутый круг! К тому же он никогда не был в тайге и даже не представляет, как там вообще можно ориентироваться на местности, если вокруг сплошные леса. Друзей, с которыми он мог бы отправиться на поиски изумрудного рудника у него тоже нет, да таких сумасшедших, наверное, вообще не найти. Зайдя в тупик мысли Штейнберга, потихоньку стали путаться и он мирно уснул.

Глава 6. Москва, 23 ноября 1797 года (четверг).

Вернувшись после обеда, домой Штейнберг обнаружил записку, которая была засунута в ручку входной двери. Вильгельм Брандт просил его зайти, когда появится свободное время, а так как никакой срочной работы не было, Генрих решил не откладывать визит и отправился прямиком на Мясницкую улицу.

– Дядя Вилли, я обошел все крупные ювелирные мастерские Москвы и не нашел никаких следов уральских изумрудов. – Заявил он с порога.

– Ты серьезно рассчитывал что-то найти?

– Если причина убийства изумруды, то куда они делись? Вору от этих камней никакого проку, их рано или поздно придется продать, а покупателем может быть только ювелир. Партия весом один фунт довольно крупная – около двухсот камней, они не могли просто испариться.

– Генрих, если уральские изумруды продавать в России, то завтра об этом будет известно каждой собаке. Ни один здравомыслящий человек, этого делать не станет, именно поэтому я тебе сказал прошлый раз, что покойный купец совершил глупость, решив продать эти изумруды в Москве.

– Но ведь изумруды в любом случае нужно продать?

– С этим никто и не спорит, только продавать нужно не в России, а в Европе, куда стекаются ювелирные камни со всего света. Вывезти крупную партию изумрудов не составит никакого труда, ты сам видел, что в кармане у купца было целое состояние. Не трать время, ни в Москве, ни в Петербурге, ни вообще в России этих изумрудов нет. Еще раз повторю, что убийство купца это уральские разборки.

– В этом вы оказались правы, дядя Вилли, уральский след в деле убийства Демьяна Протасова подтвердился.

– Ты узнал что-то новое?

– Да, мне посчастливилось встретить купца из Невьянска. Оказалось, что у них в городке произошла целая серия убийств, а смерть Демьяна Протасова в Москве лишь завершила эту трагедию.

И Штейнберг пересказал Брандту свой разговор с купцом Толстиковым.

– Вижу, ты не внял моему совету, Генрих, впрочем, я и сам хорош, позвал тебя по тому же поводу. На прошлой неделе меня пригласил на обед мой старый друг Штольц. Мы никогда не были особенно дружны, и последний раз виделись лет пять назад, поэтому его предложение меня, мягко говоря, удивило. Я давно не у дел и ему это прекрасно известно, поэтому никакой реальной пользы от меня сейчас нет, но как оказалось, я заблуждался на этот счет. Ты знаешь, что он сейчас является одним из главных пайщиков «Алмазного цеха»?

– Про цех я слышал.

– Так вот, год назад у него уволились два опытных огранщика, и эта потеря не ощущалась до последнего времени, пока цех не получил заказ на огранку партии крупных алмазов. Вот тут и выяснилось, что у тех, кто остался недостаточно опыта и квалификации для выполнения этой работы. С мелкими алмазами проще, там не так заметны ошибки, а вот с крупными доверяют работать только самым опытным огранщикам, поскольку цена этой самой ошибки слишком высока.

– В таком случае, зачем ему понадобился ты?

– Ему нужен был не я, а ты, Генрих. Он откуда-то узнал, что ты хороший огранщик и хотел пригласить тебя на работу. Поскольку лично с тобой он не знаком, то решил действовать окольными путями – через меня. Он предлагает тебе контракт на очень выгодных финансовых условиях.

– Я даже не буду это обсуждать.

– Примерно так я ему и сказал, правда, в более мягкой форме.

– Он что не смог за целый год найти замену?

– Это не так просто, Генрих и ты это знаешь не хуже меня.

– Полагаю, что увольнение этих русских огранщиков было связано с деньгами.

– Этот вопрос мы не обсуждали, но думаю, что ты недалек от истины.

– Тогда можно попытаться их вернуть. Поговорить, предложить больше денег.

– Он бы с удовольствием сейчас это сделал, вот только разговаривать не с кем.

– Как так, не с кем?

– Их нет в Москве, они просто исчезли.

– Хорошо, но семья, родственники, знакомые. Наверняка кто-то знает, где они.

– Семьи исчезли вместе с ними, родные и знакомые ничего не знают, а может быть, просто не хотят говорить.

– Но ведь есть в других мастерских опытные специалисты, даже я могу назвать несколько имен.

– В лучшем случае, ты назовешь еще трех человек, но дело в том, что они тоже уволились и исчезли год назад.

– Вы хотите сказать, что пять лучших огранщиков Москвы одновременно уволились неизвестно куда?

– Именно так. На случайное совпадение это явно не похоже, но тогда мы должны признать тот факт, что исчезновение огранщиков это спланированная акция.

– Кому могли понадобиться сразу пять квалифицированных огранщиков?

– Обрати внимание, что зарабатывали они в среднем четыреста рублей в год, а это уровень восьмого класса – майора или коллежского советника. Чтобы их переманить, нужно предлагать, как минимум в два-три раза больше. Кто в России может платить огранщикам такие зарплаты? Никто!

– Думаете, они перебрались в Европу?

– Я не исключаю такой возможности. – Брандт внимательно посмотрел на Генриха.– Ведь, допускаем же мы, что российские изумруды уходят в Европу, почему по тому же пути не могут проследовать мастера. Однако, никому из европейских ювелиров мысль, нанять огранщиков из России, даже в голову не придет, а вот для тех, кто незаконно добывает уральские изумруды это беспроигрышный вариант.

– А вы хитрец, дядя Вилли, как тонко подвели исчезновение огранщиков к уральским изумрудам. Вы серьезно полагаете, что эти события взаимосвязаны?

– Генрих, я ничего не утверждаю, а лишь констатирую странный, на мой взгляд, факт, только и всего. Ты вообще знаешь, как проходит торговля изумрудами на товарной бирже в Амстердаме?

– Нет, никогда этим вопросом не интересовался.

– На первом этапе добытые камни сортируются по цвету, качеству и весу и комплектуют из них небольшие партии – лоты, которые и поступают в продажу. Это делается для того, чтобы продать все имеющееся сырье, независимо от его качества, по приемлемой средней цене. Кстати, наши уральские перекупщики, действуют точно также. Если раньше они разрешали выбирать и покупать отдельные понравившиеся экземпляры, то сейчас предлагают небольшие партии, где смешаны камни разного качества.

– Подобная практика создает большие проблемы мелким покупателям.

– Справедливое замечание, Генрих. Поставь себя на место ювелира, которому нужно подобрать небольшой комплект из трех камней, например, серьги и кольцо. Где гарантия, что в купленном тобой лоте ты их найдешь? Поэтому покупают эти партии изумрудов только крупные фирмы, занимающиеся огранкой камней. Именно они, после дополнительной сортировки и огранки подбирают комплекты и продают их ювелирам. Из практики могу сказать, что имея сто камней одного цвета и оттенка можно подобрать не более двадцати комплектов, по три камня в каждом. Что делать с остальными? Многие фирмы идут уже проторенным путем и продают ограненные изумруды мелкими партиями, где перемешены камни разного качества, реализуя, таким образом, всю продукцию по средним ценам.

– Все это интересно, дядя Вилли, но я не понимаю какая здесь связь с уральскими изумрудами?

– Я не говорил, что такая связь существует, я лишь наглядно показал тебе, как можно продавать изумруды в Европе. Существует два основных варианта. Первый – это продажа изумрудного сырья через Амстердамскую торговую биржу. Вариант всем хорош, кроме одного – слишком маленькая прибыль. Для того чтобы заработать приличные деньги нужно реализовывать крупные объемы, а это возможно только при промышленной разработке, но, увы, на Урале даже на государственных рудниках все работы ведутся кустарным способом. Второй – продажа уже ограненных камней, что явно выгоднее, особенно в том случае, когда объемы добычи не велики, и качество камней выше среднего. Возьмем, к примеру, твой изумруд, сколько он стоит после огранки?

– Если считать по формуле, то получается примерно девятьсот рублей, но на самом деле больше, поскольку его качество выше среднего.

– Видишь разницу: ты заплатил за этот камень пятьдесят рублей, а после огранки он стоит уже минимум девятьсот. Своим трудом ты увеличил цену в восемнадцать раз. Еще раз повторяю, Генрих, я не утверждаю, что уральские дельцы поступают подобным образом, я просто говорю, что такой вариант возможен.

– Можно напрямую продавать изумрудное сырье крупным ювелирным компаниям, минуя товарную биржу и тем самым повысить процент прибыли.

– Можно, однако, это повышение будет не таким значительным, как тебе кажется. Для того, чтобы продавать изумрудное сырье по хорошей цене, нужно иметь целый штат квалифицированных огранщиков, которые будут осуществлять сортировку, предпродажною подготовку камней и их предварительную оценку. Затем тебе придется каждый раз торговаться с покупателем, согласовывая цену практически каждого камня индивидуально. Учитывая, что ты работаешь нелегально, никто больше 15% стоимости этих камней тебе не заплатит.

– Тогда уж проще произвести огранку и продать готовый продукт.

– Совершенно верно. Да, это дольше, но в этом случае ты получишь не менее 80% стоимости, а если использовать специальную пропитку уже ограненных камней, то можно еще увеличить выход за счет повышения качества.

– Дядя Вилли, это уже обман чистой воды.

– На самом деле, Генрих, никакого обмана здесь нет. В процессе огранки на поверхности камня становятся заметны мелкие и крупные трещины, что портит внешнее впечатление и снижает цену. Чтобы убрать эти дефекты, сделать их невидимыми, ограненные камни пропитывают кедровым маслом. Пропитка никак не влияет на вес, цвет и прозрачность камня, а лишь облагораживает его внешний вид.

– Если на Урале действительно есть изумруды, то Россия может выйти на европейский рынок, и при правильной постановке дела, в казну будут поступать солидные суммы.

– Ты справедливо заметил, Генрих – «при правильной постановке дела», но российские чиновники, это особая категория людей, они способны опорочить любую, даже самую святую идею. Вспомни Московский воспитательный дом. В основе открытия подобных домов была заложена прекрасная идея любви к человеку, в данном конкретном случае, забота о российских детях, оставшихся без родителей или брошенных ими. Главный идеолог этого начинания Иван Иванович Бецкой полагал, что государство должно не только кормить и одевать, но также обучать и воспитывать этих детей, чтобы создать из них, «новую породу» людей, полезных для государства. Он хотел таким образом вырастить необходимое России третье сословие, тех, кто будет заниматься торговлей, промышленностью и ремеслом. Прошло тридцать лет! Каковы результаты? Из 65 000 детей, прошедших за это время через Московский воспитательный дом в живых осталось не более 7 000. Ужас, смертность на уровне 90%, зато руководство настроило себе шикарных особняков на сиротские деньги. Впрочем, что я тебе все это рассказываю, ты и сам все знаешь лучше меня.

Три года назад Брандт был включен в состав комиссии по расследованию жалобы группы детей Московского воспитательного дома. Оказался он там не случайно, поскольку, был одним из главных благодетелей детского дома и жертвовал крупные суммы на его содержание. Однако Брандт заболел и Штейнберг принимал участие в работе этой комиссии как его представитель. То, что он там увидел и услышал, повергло его в ужас. По документам, деньги на содержание детей выделялись достаточные, однако реально до них доходило не более десяти процентов. Дети страдали от голода, были раздеты и разуты. По их словам нянечки забирали у них все и даже заставляли детей покупать хлеб, а учителя – платить за уроки. Начальство было занято только получением прибыли и вообще не интересовалось жизнью детей. Тут нужно было бить во все колокола и срочно исправлять ситуацию, но, к удивлению и негодованию Штейнберга дело закончилось тем, что жалобу детей объявили подложной, с формулировкой, что этого не может быть, потому, что не может быть никогда. При этом часть жалобы воспитанников, где были изложены сексуальные утехи и домогательства служителей вообще не рассматривалась, а то, что слышал Штейнберг в приватных беседах, невозможно было повторить даже в сугубо мужской компании. Когда Штейнберг все это рассказал Брандту, тот сразу же прекратил финансирование, а сотрудника, явившегося напомнить ему об очередном денежном взносе, просто спустил с лестницы.

– Извини, Генрих, – несколько успокоившись, произнес Брандт, – я уже говорил, что к старости стал слишком сентиментальным. К чему весь этот разговор? Я понимаю твое желание найти этот изумрудный рудник и нисколько не сомневаюсь, что тобой движет не чувство личной наживы, но давай не будем забывать, что мы живем в России. Крестьянин Тимофей Марков, первым нашел на Урале золото и знаешь, какую награду он получил?

– Нет.

– В 1745 году ему заплатили 42 копейки, правда, в 1747 году указом Сената доплатили еще 24 рубля 63 копейки. Хороша награда? О том, сколько получили чиновники горного ведомства, история скромно умалчивает. Вот ты хочешь найти этот рудник, но что ты лично будешь иметь с этого?

– Да мне, собственно говоря, ничего и не надо.

– Ты бессеребренник, я это знаю. Пойми меня правильно, я не говорю, что это плохо, просто нужно знать меру. Предположим, что ты, рискуя жизнью, найдешь этот рудник и сообщишь горному начальству. Думаешь, кто-нибудь из них вспомнит о тебе, докладывая в Петербург об этом важном историческом событии? Нет, более того, эти люди над тобой же еще и будут смеяться. Если уж браться за это дело, то нужно сразу оговаривать все условия.

– Но ведь по закону я обязан доложить о находке?

– Генрих, где ты видел в России законы? Последний раз свод законов принимали еще при Алексее Михайловиче в 1649 году, ровно сто пятьдесят лет назад и понятно, что он уже давно устарел и не отвечает требованиям времени. Все попытки Петра I и Екатерины II, как и других российских монархов, масштабом помельче, создать хоть какое-то подобие «Соборного уложения» благополучно провалились. Запомни Генрих, в России нет законов, даже про покрытое плесенью и изъеденное мышами творение Алексея Михайловича уже давно все забыли. В России прав не тот, кто прав, а тот, у кого больше прав. Вот тебе пример. В 1689 году из-за границы вернулся Христиан Марселис, юридический наследник Тульских и Каширских заводов, чтобы на законном основании вступить в права наследства, после смерти своего отца. К несчастью для этого молодого человека, на его заводы положил глаз дядя Петра I Лев Кириллович Нарышкин, возглавлявший в ту пору правительство.

– И чем же закончилось это противостояние?

– Молодой, шестнадцатилетний наследник «внезапно» умер, и заводы перешли во владение Льва Кирилловича Нарышкина.

– Но, может быть, смерть была случайной?

– А какая разница? Заводы принадлежат семье по праву частной собственности, а Лев Кириллович не имеет к Марселисам никакого отношения и наследником быть не может, ни по каким законам.

– А что, в Европе не так? Может быть, тогда приведете пример европейского отношения к частной собственности?

– Хорошо. Возьмем Саксонию, времен Августа Сильного. Знаменитый Мейсенский фарфор, изготовленный на основе белой глины, которая добывалась только в одном месте в Саксонии, а хозяином этой земли был простой дворянин. Так вот Август Сильный был вынужден покупать эту глину по ценам, устанавливаемым самим хозяином. Единственное, что он мог сделать, это издать указ запрещавший продавать глину конкурентам. Думаю не трудно догадаться, как поступил бы в этом случае Петр I.

– Получается, что лучше вообще не заниматься этими изумрудами, поскольку даже в случае успеха я все равно ничего не получу.

– Именно об этом я тебе говорил еще, когда ты мне только сообщил об этих изумрудах. Правда, тогда я заботился в основном о твоей безопасности. Сейчас, поняв, что ты никак не можешь расстаться с этой навязчивой идеей, я наглядно показал тебе, с чем ты столкнешься в реальности. Екатерина II в манифесте от 1782 года разрешила частную добычу золота, серебра и даже драгоценных камней, но только на своих собственных землях. Иначе говоря, если помещик найдет на принадлежащей ему земле золото или изумруды, то он может на законном основании добывать и продавать их. На Урале помещиков нет, следовательно, вся земля принадлежит казне. Даже крупные промышленники, такие как Демидовы, Яковлевы и Строгановы юридически не являются собственниками земли, лесов и приписных крестьян. Вот и получается, что если ты что-то найдешь, руду, золото или драгоценные камни, ты должен заявить о своей находке местной администрации и заключить с ними договор на право разработки. Твое право первооткрывателя на разработку открытого месторождения, вытекающее из принципа горной свободы, становится фикцией, поскольку все в руках местных чиновников. Как только ты доложишь о найденном месторождении, его сразу отберут в казну. Так было всегда, даже до 1782 года, когда действовала горная привилегия, принятая еще Петром I.

– Про опасность и алчных чиновников я понял, но зачем вы мне рассказывали про то, как можно продать изумруды в Европе?

– Хотел по мере моих скромных сил облегчить тебе работу, если ты все же решишь продолжать свои поиски, благо случай подвернулся с этими пропавшими огранщиками.

– Буду или нет, я и сам не знаю, дядя Вилли.

– Хорошо, тогда напоследок я дам тебе еще один совет. Если надумаешь продолжать это дело, заручись предварительно покровительством кого-нибудь из высших сановников государства, близких к императору и обладающих реальной властью.

– Но ведь вы только что сказали, что среди них порядочных людей нет.

– Везде и всегда бывают исключения, мой мальчик, например, в окружении нашего императора есть два кристально честных человека, которые не берут взяток и это, известно всем.

– Интересно кто?

– Ростопчин и Аракчеев.

– Фавориты императора?

– Совершенно верно. С Аракчеевым не знаком, поэтому ничего о нем сказать не могу, а вот Федю Ростопчина я знаю, правда, довольно давно его не видел, но думаю, он мало изменился. Так вот, если уж к кому и обращаться, то именно к нему. Он не только умен, но еще честен, что в наше время большая редкость и оценивает людей по их деловым качествам, а не по древности рода и толщине кошелька. Если его заинтересует это дело, то он обязательно доведет его до конца и, самое главное, никогда не забудет тех, кто ему помогал.

Глава 7. Москва, 1 декабря 1797 года (пятница).

Савелий Лукич Зотов, прослуживший в московской полиции свыше тридцати лет, отличался умением всегда находить компромиссное решение к обоюдной выгоде сторон. Его одинаково ценили и уважали, как обыватели, так и преступники. Он не гнушался брать взятки, мог закрыть глаза на мелкие проступки, но никогда не шел на преступление – не покрывал убийц и грабителей. Это был типичный служака, основательный и надежный, прекрасно знающий преступный мир Москвы. Даже после выхода в отставку к нему продолжали обращаться за помощью люди, находящиеся по разные стороны закона. Зотов жил одиноко: детей им бог не дал, а жена умерла незадолго до выхода в отставку и подобная работа несколько скрашивала его существование, да и деньги были не лишними. Платили ему хорошо, и не только за саму работу, но и за молчание, а молчать Зотов умел, это знали все. Правда, его молчание объяснялось не какими-то принципами, а простой житейской мудростью – длинный язык до добра не доведет. Несмотря на свои шестьдесят лет и излишнюю полноту, это был довольно крепкий мужчина, среднего роста. Его гладко выбритое лицо в сочетании с роскошной седой шевелюрой, пышные усы и бледно-голубые глаза, насмешливо смотревшие из-под кустистых бровей, оказывали магическое действие на людей – они сразу понимали, что этому человеку можно верить. Сам Зотов всячески старался оправдывать ожидания своих клиентов, тем более что это приносило ему солидный доход.

– Мы следили за господином Штейнбергом в течение тридцати дней, начиная с 1 ноября и по 30 ноября. Свои еженедельные отчеты я регулярно отправлял Александру Васильевичу.

– Мы их читали, Савелий Лукич, – Александр Дулов утвердительно кивнул головой, – но это всего лишь хронологическая последовательность действий Штейнберга: когда и куда пошел, с кем встречался, где обедал и ужинал.

– В этом и состоит работа филера, господа. Дотошно, буквально по минутам расписать каждый день своего подопечного. Ему некогда вникать в смысл того, что происходит, да и не его ума это дело. Вы заказывали слежку за ювелиром Штейнбергом, мы выполнили свою работу, но мы не знаем, зачем вам это нужно, а потому и не делаем никаких выводов. Анализировать полученную информацию это уже ваша забота.

– У нас нет претензий к вашей работе. Все изложено четко и подробно, но некоторые моменты мы хотели бы обсудить более подробно, для чего и пригласили вас на эту встречу. Вот, вы пишете, что с 8 по 10 ноября Штейнберг обошел все наиболее крупные ювелирные лавки и мастерские Москвы. Где он конкретно был?

Зотов раскрыл тетрадь, которую принес с собой и достал два листа бумаги, исписанных мелким красивым почерком.

– Вот список всех заведений, которые посетил Штейнберг в эти три дня, там же фамилии тех, с кем он беседовал.

Александр Дулов взял листы, мельком их просмотрел и отложил в сторону.

– Очень хорошо, Савелий Лукич, а теперь поведайте нам, что он там делал?

– Подбирал камни для колье.

– Какие именно камни?

– Его интересовали только изумруды. У него на руках был образец, на который он ориентировался в своих поисках. По его словам, он получил заказ от фрейлины императрицы Сурмиловой, на ремонт изумрудного колье, часть камней которого была толи утеряна, толи повреждена.

– Вы выяснили, есть такая фрейлина?

– Насколько я помню, Александр Васильевич, это не входит в мои обязанности.

– Извините, но за те деньги, что мы вам платим, можно было узнать и эту мелочь.

– Хорошо, если уж вы так ставите вопрос, то отвечу – в свите императрицы действительно есть фрейлина Анна Степановна Сурмилова, восемнадцати лет.

Зотов собрал сведения о Сурмиловой, но предпочел не выкладывать все карты на стол. Он знал, что фрейлина бедна и ей не по карману изумрудное колье, тем более старинное, но решил, что эта информация должны оплачиваться отдельно.

– Прекрасно, Савелий Лукич, стоило из-за этого ломаться? В результате, нашел Штейнберг, что искал?

– Увы, господа, его вояж по ювелирным мастерским не дал никаких результатов. Судя по тому, что нам рассказали мастера, у них никогда не было изумрудов подобной расцветки, более того они в своей практике вообще никогда не встречали подобных камней. В России вообще небольшой выбор камней такого класса.

– Пойдем дальше. Вы пишите, что 17 ноября Штейнберг беседовал в трактире Зайцева с уральским купцом Толстиковым. О чем конкретно шла речь?

– Мы выяснили, что Толстиков из Невьянска. Вам конечно известно, что ночь с 22 на 23 октября здесь был убит его земляк?

– Это знает вся Москва.

– Так вот, Штейнберг собирал информацию об убитом невьянском купце Демьяне Протасове.

– Что мог рассказать ему этот Толстиков?

Зотов подал Александру Дулову следующий лист.

– Мы это выяснили, вот запись нашей беседы. Если коротко, то за две недели до убийства Демьяна Протасова в Москве, в Невьянске был убит его отец Емельян Протасов и два работника. Если верить Толстикову, то Демьян уехал в Москву за день или два до этого, и о смерти отца не знал. Временной отрезок в две недели позволяет предположить, что убийцей отца и сына мог быть один и тот же человек.

– Московская полиция знает об этом?

– В деле нет упоминаний об убийстве Емельяна Протасова.

– Вы знакомы с материалами дела?

– Конечно, это не так уж сложно, тем более для меня.

– Уже поделились этой информацией со своими бывшими коллегами?

– Вы плохо обо мне думаете, Александр Васильевич. В этом деле я работаю на вас, все сведения, что я собрал, принадлежат вам, и только вы вправе распоряжаться ими.

– Похвально, Савелий Лукич, что вы это понимаете. Что еще сообщил Толстиков?

– В сентябре Демьян Протасов и с ним еще дюжина человек отправились в тайгу, якобы на охоту. В Невьянск вместе с Демьяном, вернулись только двое. Сразу после его отъезда убивают отца и тех двоих, что пришли с ним, а через две неделе в Москве та же участь постигла и самого Демьяна. Не нужно быть гением, чтобы понять – эти события связаны друг с другом и разгадку убийства Демьяна Протасова нужно искать на Урале, а не в Москве.

– Кто вел это дело?

– Следователь Головин.

– А если предоставить ему эти сведения, может быть, дело стронется с места? Как вы думаете, Савелий Лукич?

– Полиция все это знает, и даже гораздо больше.

– Вы только что сами утверждали, что полиции ничего не известно о смерти Емельяна Протасова.

– Это московская полиция не в курсе, а уездная и губернская знает больше нас с вами. Вполне возможно, что они уже сопоставили факты и отправили запрос в Москву, но, скорее всего дело так и останется нераскрытым.

– Хорошего же вы мнения о нашей полиции.

– Я реалист, господа, поскольку сам тридцать лет проработал в этой системе. В Москве вот выстроили версию ограбления, хотя никто не может объяснить, что вообще украли. Примерно в таком же положении, надо полагать, и расследование на Урале. Дело громкое – убиты три человека, а если считать Демьяна, то четыре, да пропало без вести в тайге еще с десяток, поэтому заниматься им будет не уездная, а скорее всего губернская полиция. От Перми до Невьянска сто верст до небес и все лесом, думаете, охота следователям мотаться туда-сюда, выясняя детали и сопоставляя факты. Так что никаких перспектив в этом деле нет, и не предвидится.

– С Толстиковым все?

– Да, подробный отчет беседы у вас в руках.

– Тогда пойдем дальше: 24 и 25 ноября Штейнберг опять ходит по ювелирным лавкам и мастерским.

– Думаю, это как-то связано с его дядей ювелиром Брандтом. Штейнберг приходил к нему домой 23 ноября, причем, инициатива встречи исходила от самого Брандта и, буквально на следующий день, он пошел по ювелирам.

– Чем он интересовался на этот раз?

– Только не чем, а кем – огранщиками.

– Ему нужны были огранщики?

– Этого я не знаю, могу сказать только, что его интересовали конкретные лица.

Зотов протянул последний листок Александру Дулову.

– Всего пять человек, все данные здесь.

– Вы выяснили, зачем он их искал?

– Нет.

– Считаете, что это не входит в ваши обязанности?

– Причина не в этом. Этих людей нет в Москве. Год назад все они вместе с семьями уехали в неизвестном направлении сейчас о них ничего не известно.

– Что могло объединять этих огранщиков?

– Только то, что все они специализировались на огранке бриллиантов.

– Вы хотите сказать, что в Москве кроме них никто не умеет этого делать?

– Судя по тому, что нам удалось узнать, это были лучшие специалисты. Как нам объяснили, чтобы подготовить квалифицированного огранщика, нужны годы и далеко не каждый способен стать хорошим мастером. Это высокооплачиваемые работники, таких нелегко переманить, поскольку нужно предлагать раза в два больше, чем он получает. Представьте на минуту, сколько нужно денег, чтобы переманить пятерых таких специалистов?

– Может быть, они подались в Петербург?

– Если нужно, мы проверим этот вариант, но думаю, их там нет. Уровень зарплат в Петербурге несколько выше, но не настолько, чтобы люди бросили свои насиженные места и сломя голову полетели неизвестно куда. Одного еще можно, но пятерых сразу – нет.

– Хорошо, Савелий Лукич, давайте рассчитаемся.

Александр Дулов выложил перед Зотовым пять сторублевых ассигнаций, которые тот положил в карман и с видимым облегчением покинул кабинет.

Когда за Зотовым закрылась дверь, Алексей достал из секретера початую бутылку коньяка, два стакана и тарелку с нарезанным дольками лимоном.

– Слушай брат, – начал Алексей, – я не понял, за что ты отстегнул этой жирной свинье пятьсот рублей?

– Не пятьсот, а семьсот пятьдесят, не забывай про аванс. Во-первых, таков был уговор – по двадцать пять рублей в день, а во-вторых, его информация стоит этих денег, я даже считаю, что он сильно продешевил.

– Ну-ка, сделай милость, просвети неразумного младшего брата, – смеясь, сказал Алексей, разливая коньяк, – что же такого важного содержала его информация?

– Он раскопал эти убийства в Невьянске и теперь у нас появился шанс выйти на изумрудный рудник. Невьянск город маленький, там все как на ладони, все друг друга знают, там трудно что-то утаить. Если постараться, то наверняка можно найти ниточки, которые приведут нас к руднику. Так что Зотов нам здорово помог.

– Подумаешь, догадался поболтать с уральским купцом, это мы и сами могли сделать.

– Могли, но не сделали, потому что не додумались, а вот Штейнберг додумался, и Зотов это не пропустил в отличие от нас. Почему-то никто из работников трактира не донес тебе, что ювелир беседовал с одним из постояльцев, а ведь многие из них состоят у тебя на довольствии.

Алексей решил пропустить упрек, поскольку сам уже понял, что это его недоработка. Чтобы как-то успокоить брата он предложил выпить, а после перевел разговор в другое русло.

– С изумрудами понятно, Штейнберг искал того, кто мог купить эту партию в Москве.

– И не нашел, потому что изумруды вернулись обратно на Урал. – Закончил его мысль Александр.

– А вот причем здесь эти огранщики? – Заметил Алексей. – Вот скажи, зачем мелкому ювелиру органщики, которых он не может нанять? Когда я чего-то не понимаю, мне становится до жути интересно и появляется желание во всем разобраться.

– Пока ничего не могу сказать, нужно переговорить с Золотовым, может быть он, что дельное подскажет.

Полтора года назад братья решили взять под контроль всех крупных ювелиров Москвы. После долгих споров остановились на двенадцати фамилиях, и в каждой из этих мастерских у них был свой, прикормленный осведомитель. Цель проста – обнаружить канал поставки ворованного золота и отслеживать крупные заказы. Именно для этой цели он подобрал и вылечил Золотова. Пока курировал работу по контрабандному золоту старший из братьев – Александр. Ежемесячные отчеты о деятельности двенадцати самых крупных ювелирных мастерских Москвы поступали непосредственно к нему. Сразу после того, как стало понятно, что купца убили из-за изумрудов, он дал соответствующую ориентировку своим агентам, однако, ни в одной из мастерских украденные камни не появились. Прошло чуть больше месяца, вполне достаточно времени, для того, чтобы их продать, однако полная тишина. Может прав этот старый пердун Зотов, заявляя, что ответы на все вопросы мы найдем на Урале?

– Брат, ты о чем задумался? – Алексей отработанным приемом плеснул в каждый бокал на два пальца коньяка. – Думаешь, как избавиться от своей мегеры?

– Оставь мою жену в покое. – Александр взял бокал и стал смаковать ароматный напиток.

– Слушай, есть великолепные вдовушки, хочешь, познакомлю?

– Такие же шлюхи, как и остальные твои пассии.

– Зато, какие мастерицы. – Загорелся от возбуждения Алексей. – Ты даже не представляешь, что они вытворяют в постели. У мертвого поднимут!

– Брат, когда я представляю, сколько мужиков на них залезало, меня мутить начинает.

– С каких это пор ты стал таким брезгливым? Помнится раньше, ты не прочь был заглянуть в публичные дома и никакого отвращения местные жрицы любви у тебя не вызывали?

– Молодой был, глупый. Сейчас поумнел. Да и какая это любовь за деньги?

– Насчет любви не в курсе, брат, а вот удовольствие доставят по полной программе. Твоя «доска» вряд ли на такое способна.

– От нее этого и не требуется. – Раздраженно ответил Александр. – Ее удел рожать детей и вести домашнее хозяйство.

– Так и я о том же говорю. Пусть себе рожает и ведет хозяйство, а удовольствие можно и на стороне получить. Есть одна вдова, правда не голубых кровей – купчиха, но хороша стерва, и самое главное, никаких тебе взаимных обязательств. Тебе даже платить не придется, она и так богата сверх меры. Купишь там шампанского, конфет и так кое-чего по мелочи, не с пустыми же руками идти в гости. Живет одна, приходить можешь в любое время, хоть днем, хоть ночью, ей без разницы.

– А как же эти… женские дела?

– Не забивай голову, она тебя так обслужит, что ты даже знать не будешь, что у нее там какие-то дела. Я же говорю – мастерица на все руки. Она давно ищет солидного, постоянного партнера. Замуж идти не хочет, сохраняет независимость, да и капитал, доставшийся от покойного мужа, целее будет. Решай брат, а то уведут, такие дамы на дороге не валяются.

– А сам чего?

– У меня и так две, не знаю, как с этими справиться, на третью не сил ни времени не останется.

– Ладно, подумаю. – Нехотя согласился Александр, чтобы только отвязаться от брата. – Лучше давай решим, что со Штейнбергом делать?

– Брат, чем тебе помешал этот нищий ювелир, у которого ни денег, ни связей, ни людей нет. Ты хоть представляешь, во что обойдется поездка на Урал?

– У него есть богатый дядя.

– Не смеши, Брандт кристально честный человек, он никогда не занимался темными делишками. Это знают все местные воры – никому из них и в голову не придет нести ему ворованное золото или ювелирные изделия. Так что с этой стороны можешь быть спокоен, Брандт никогда не одобрит незаконные действия своего племянника. Меня больше волнует это старый боров Зотов. Слишком много он знает и ведет себе очень независимо.

– Насчет Зотова ты прав, но убрать его сейчас мы не можем. Слишком рискованно, многим известно, что он работал на нас. Даже сегодня он приехал не один, в пролетке его ждали два бывших сослуживца. Впрочем, до тех пор, пока мы не найдем изумрудный рудник, никакой опасности он не представляет, ведь ничего противозаконного мы не делам. Так что с Зотовым разберемся позже. Сейчас главное – время. Наша задача опередить всех, и первыми выйти на изумрудный рудник. Вот тогда можно будет обрубать концы.

Глава 8. Москва, 11 апреля 1798 года (среда), Большая Лубянка. (Этот дом Ростопчин купил только в 1811 году, а в 1798 году он его снимал).

Генерал-адъютант императора Павла I Федор Васильевич Ростопчин, уволенный со всех должностей, правда, по его собственному прошению, возвращался из Петербурга в свое имение и, будучи проездом в Москве, задержался здесь на несколько дней. Известие о том, что некогда всесильный фаворит императора уже три дня проживает в первопрестольной, в доме на Большой Лубянке мгновенно облетело город. Однако никто за это время не только не навестил опального вельможу, но даже не удосужился хотя бы написать пару теплых слов. Впрочем, Федор Васильевич никого не винил и ни на кого не обижался. За свою жизнь он видел падение таких «монстров» как Орловы, Панины, Зубовы, по сравнению с которыми его собственная фигура казалась ему мелкой и незначительной. Все идет по кругу: еще вчера ты в зените славы, люди ловят твой взгляд, заискивают и пресмыкаются, а уже завтра от тебя шарахаются как от чумного, боясь не то что заговорить, даже поздороваться. Остановившись в своем московском доме, он не собирался разъезжать с визитами по друзьям и знакомым, ставя тех в неловкое положение и уж, тем более, устраивать приемы, он просто хотел отдохнуть. Последние полтора года были очень напряженными, отняли много сил и сейчас Ростопчин наслаждался тем, что с утра до вечера валялся на диване в своем кабинете, отвлекаясь только обед и ужин. Любой врач, не задумываясь, поставил бы диагноз – жесточайший приступ меланхолии, и был бы в корне, не прав. Никакой депрессии, а тем более апатии к жизни у Федора Васильевича не было, просто его энергичная, деятельная натура была выбита из привычного рабочего ритма, и требовалось время, чтобы это осознать и найти себя на новом поприще. Вынужденное безделье и одиночество Ростопчина были нарушены вечером третьего дня, появлением неожиданного посетителя.

– Штейнберг Генрих Карлович, ювелир. – Отрекомендовался незнакомец, подавая слуге шляпу и саквояж. – К его превосходительству по государственному делу.

Старый камердинер Ростопчина Петрович, был ошарашен подобным заявлением и, не зная, как поступить отправился к хозяйке.

– Барыня, там посетитель к Федору Васильевичу, прикажите доложить?

Екатерина Петровна, жена Ростопчина, молодая, смуглолицая брюнетка, стоя у стола, помогала кормилице пеленать недавно рожденную дочь.

– Кто такой? По какому делу?

– Ювелир, говорит по государеву делу.

– Петрович, какое государево дело? Всем известно, что …

Продолжать Екатерина Петровна не стала, просто махнула рукой.

– Ладно, иди, я сама сейчас доложу Федору Васильевичу.

Войдя в кабинет, Екатерина Петровна подошла к дивану, села рядом с мужем и стала гладить его кудрявые волосы.

– Федя, там к тебе пришли.

– Кто? – спросил Ростопчин, ловя руку жены и покрывая ее поцелуями.

– Какой-то ювелир, говорит по государеву делу.

– Странно, о том, что я в отставке знает уже, наверное, каждая собака в Москве, какой смысл обращаться ко мне, да еще с подобными вопросами?

– Тогда я скажу ему, что ты болен.

– Нет, Катюша это не вежливо, поскольку человек пришел, надо его хотя бы выслушать. Предупреди только, что мне нездоровится, и что я приму его у себя в кабинете.

Екатерина Петровна вышла, а Ростопчин встал с дивана, поправил бархатный халат и, взяв шандал с тремя свечами, стоявший в изголовье, перенес его на стол. Когда в дверях появился посетитель, Ростопчин уже привел себя в порядок и сидел за рабочим столом. Вошедшему было не более тридцати, чуть выше среднего роста, худощавый, довольно приятной наружности, одет был аккуратно, по последней европейской моде. Густые русые волосы волнами спускались на плечи – «никаких париков не надо» с завистью подумал Ростопчин.

– Разрешите представиться ваше превосходительство – Штейнберг Генрих Карлович, ювелир. Благодарю, что изволили принять.

– Приятно познакомиться, Генрих Карлович. Сразу хочу предупредить, что в настоящее время я нахожусь в отставке и никакого влияния на государственные дела не имею.

– Мне это известно, ваше превосходительство.

– Ну, если вас не смущает мое положение опального, то прошу садиться. И, поскольку я не занимаю никаких должностей, обращайтесь ко мне по имени отчеству.

– Спасибо, Федор Васильевич – произнес ювелир, усаживаясь в кресло напротив хозяина – учитывая состояние вашего здоровья, постараюсь быть краток.

– Да, пожалуйста.

– В конце октября прошлого года мы с другом засиделись в трактире Зайцева, что в Охотном ряду. Погода стояла плохая, дождь, слякоть, домой идти не хотелось и мы решили провести вечер в игорном салоне «Червовый валет», что располагается в этом же доме на третьем этаже. Карты я не люблю, поэтому мы играли в шахматы. В перерыве между партиями, когда мой друг решил немного размяться, ко мне подошел незнакомец и, уточнив, что я ювелир, выложил на стол два зеленых камушка, вот таких.

Штейнберг достал из кармана и положил на стол камушек в форме призмы, с полдюйма длиной, невзрачного травянисто-зеленого окраса. Ростопчин взял камень, покрутил его около горящей свечи, рассматривая со всех сторон, и положил обратно. По выражению лица опального фаворита было понятно, что это чудо природы не произвело на него никакого впечатления.

– Напоминает осколок бутылочного стекла – резюмировал он.

– Вы недалеки от истины, Федор Васильевич, поскольку ювелиры действительно используют стекло для имитации драгоценных камней. То, что передо мной камни ювелирного качества, пригодные для огранки мне было понятно, но какие? Камней зеленого цвета довольно много, от дешевого агата, до баснословно дорогих изумрудов и в необработанном, природном виде их легко спутать. Я решил, что он хочет продать эти камни, и как оказалось, не ошибся, вот только продавал он не два камня, а партию весом около фунта. Предложение меня заинтересовало, нужно было только определиться, что это за камни. Незнакомец согласился дать мне один камень под залог в пятьдесят рублей. У меня была только сотенная купюра, а у него не было сдачи и по обоюдному согласию я забрал оба камня. Договорились встретиться на следующий день вечером у меня в мастерской.

– Как я понимаю, встреча не состоялась?

– Вы угадали, Федор Васильевич. Той же ночью моего незнакомца убили. Оказалось, что он снимал номер в меблированных комнатах у Зайцева, тут же на втором этаже. Рано утром меня разбудила полиция, и до обеда я просидел в участке.

– Что показало следствие?

– Собственно говоря, почти ничего. Установили личность убитого – уральский купец Демьян Емельянович Протасов из Невьянска. Предположительный мотив убийства – ограбление, поскольку никаких денег и ценных вещей в номере не нашли.

– А они у него были?

– Деньги были, хотя бы та сотня, что я отдал ему в залог. Что касается каких-либо драгоценностей, то я не заметил на нем, ни перстей, ни браслетов, ни даже цепочки от часов.

– А камни? Вы сказали полиции про камни?

– Только про те два, что он отдал мне в залог.

– Камни конфисковали?

– Да, я отдал их под расписку.

– Тогда откуда у вас этот. – Ростопчин указал на камень, лежавший на столе.

– Каюсь, Федор Васильевич, я отдал полиции другие камни.

– С какой целью?

– Мне очень хотелось их исследовать, а в номере убитого никаких камней не нашли.

– И к какому выводу вы пришли?

– Изумруды, Федор Васильевич, очень высокого качества.

– Насколько мне известно, в России нет изумрудов, во всяком случае, до сих пор никто их не находил.

– В настоящее время изумруды добывают только в Перу и Египте. Я консультировался по этому вопросу у своего дяди, ювелира Брандта. Так вот, по его мнению, эти изумруды из неизвестного ранее месторождения.

– Вы намекаете на Урал?

– Не только я, Брандт тоже придерживается этой версии.

– Это просто догадки, или есть конкретные факты?

– Среди уральских самоцветов Брандт уже находил бериллы и аквамарины.

– Какая здесь связь?

– Изумруд, аквамарин и берилл – это один и тот же камень, только разной расцветки. Похоже на цветные стекла. Обычное стекло без примесей прозрачно, как горный хрусталь или берилл. Если мы при варке стекла в бесцветную массу введем минеральные добавки, например, соединения меди или железа, то получим стекла разных цветов. От количества этих добавок будет зависеть насыщенность цвета. Опытным путем можно создать широкий спектр разнообразных цветов и оттенков. Таким образом, Ломоносов изготавливал разноцветную смальту для своих мозаик. То же самое происходит и в природе, при образовании камней, с той лишь разницей, что здесь нельзя перемешать всю массу, чтобы равномерно распределить окраску. Поэтому на кристаллах, как правило, четко виден переход от области насыщенного цвета к бледной или даже бесцветной. Горный хрусталь по природе бесцветный, его фиолетовая разновидность – аметист, а желтая – цитрин. Берилл – бесцветный, его голубая разновидность – аквамарин, а зеленая – изумруд.

– Я знаком с Вильгельмом Брандтом, он опытный ювелир и его мнение это весомый аргумент. Хорошо, Генрих Карлович, допустим, у купца был фунт изумрудов. О каких суммах в таком случае идет речь?

– Здесь трудно говорить о конкретных цифрах, можно только предполагать. В партии могло быть две-три сотни камней и если за каждый платить по пятьдесят рублей, то вся партия могла стоить от десяти до пятнадцати тысяч рублей.

– Это за фунт изумрудов?

– Точнее, за фунт изумрудного сырья.

– И это выгодно?

– Судите сами – Штейнберг достал из кармана маленький бумажный пакетик, аккуратно развернул его, и выложил на стол ограненный камень прямоугольной формы – вот, что я получил из одного кристалла. Великолепный изумруд весом три карата. Реальная стоимость этого камня по самым скромным прикидкам девятьсот рублей серебром, а заплатил я всего пятьдесят и то ассигнациями. По официальному курсу это тридцать восемь рублей серебром.

– Да, впечатляет. А сколько может стоить вся партия?

– Вы имеете в виду, после огранки?

– Да.

– Учитывая, что при огранке камни потеряют три четверти веса, то и в этом случае стоимость партии будет не менее двухсот тысяч рублей. Причем, и это еще не все, Федор Васильевич. В природе изумруды ювелирного качества, как правило, редко превышают вес один – два карата. Именно о таких камнях я и говорил, но если среди камней будут экземпляры весом более двух карат, как тот, что лежит перед вами, то их цена может быть в десятки раз выше.

– Вы это серьезно?

– Вполне. Вы видели когда-нибудь бриллиант «Орлов»?

– Не только видел, но даже держал в руках скипетр.

– Вам известно, во что обошелся российской казне этот бриллиант?

– Да, четыреста тысяч рублей.

– Этот бриллиант весит двести карат, получается, по две тысячи рублей за карат. Понятно, что камень уникальный, соответственно и цена тоже, но не будем забывать – качественный изумруд дороже алмаза одинакового с ним веса, поэтому вполне допускаю, что эта партия после огранки могла стоить и миллион рублей.

– Фантастика! И это всего один фунт камней! Примите мои извинения, Генрих Карлович, честно говоря, я скептически отнесся к вашему заявлению насчет государева дела, особенно, когда увидел сам камень, теперь понимаю, что был не прав. Можно только догадываться, сколько теряет казна. Хорошо, Генрих Карлович, тогда у меня вопрос. Если в Москву прибыла такая большая партия изумрудов, то где она? Если купца ограбили из-за камней, то ведь их все равно должны продать, а покупателем может быть только ювелир.

– Я думал об этом, Федор Васильевич, к сожалению ни в Москве, ни в Петербурге их нет.

– Сведения точные?

– Да, появление такого количества изумрудов не останется незамеченным. Сейчас в России нет ювелирных камней такого класса. Партии грубо обработанных аметистов, гранатов и цитринов привозят в Москву из Екатеринбурга, но это мелочь, да и добыча этих камней официально разрешена. Совсем другое дело – изумруды.

– Но ведь их добывают именно для того, чтобы продать?

– Совершенно верно, только не в России, а в Европе. Фунт камней можно провести и в кармане, да так, что никто ничего не заметит. Вот там, на наплыв изумрудов никто не обратит внимания, да и продавать за фунты, талеры и гульдены предпочтительнее, чем за рубли.

– Если все обстоит именно так, то перекрыть этот канал будет очень сложно.

– Я бы сказал, Федор Васильевич – невозможно. Даже если очень повезет, и вы случайно возьмете курьера или посредника, реально это ничего не даст – на рудник вы все равно не выйдете.

Ростопчин надолго задумался, устремив взгляд мимо Штейнберга на входную дверь, расположенную за его спиной.

– Черт побери, – промолвил он, прервав, наконец, длительное молчание – а ведь вы, Генрих Карлович абсолютно правы. При малейшей опасности преступники могут в любой момент просто закрыть рудник, и тогда ищи ветра в поле.

– Именно поэтому, Федор Васильевич, я и не сказал ничего полиции насчет камней. Огласка может не просто навредить, а вообще погубить все дело. Как оказалось, убийство Демьяна Протасова в Москве было лишь последним звеном в целой череде преступлений, все нити которых ведут на Урал.

– Откуда вам это известно?

– Я случайно встретил купца Толстикова из Невьянска. Так, вот, он рассказал, что в начале сентября Демьян Протасов с дюжиной своих людей ушел в тайгу, якобы на охоту, а вернулся через месяц только с двумя. Сказывали вроде, что остальные в тайге ищут потерявшегося Тимофея Когтева. На следующий день после возвращения Демьян уехал в Москву. Через день, или через два после отъезда Демьяна в Невьянске убили его отца – Емельяна Протасова и двух работников.

– Работники были убиты вместе с хозяином?

– Здесь, ничего не понятно, Федор Васильевич. Все трое были убиты в разных местах. С Емельяном был его приказчик, они вместе закрывали лавку поздно вечером, так вот, он остался жив. Хозяина зарезали, а его просто оглушили.

– А те, что остались в тайге?

– До сих пор так никто и не вышел, и что с ними случилось, никто не знает.

– А те два работника, что вернулись с Демьяном, они ведь знают?

– Если и знали, то теперь уже не расскажут, ведь это их убили вместе с Емельяном.

– На случайное совпадение это мало похоже. Получается, что из тех, кто ходил с Демьяном Протасовым в тайгу, в живых не осталось никого.

– Именно, Федор Васильевич. Этих людей убили только за то, что они знали, где находится изумрудный рудник. Обратите внимание, что приказчик, который судя по всему, ничего не знал, отделался лишь шишкой на голове, его просто оглушили.

– То, что вы рассказали Генрих Карлович, представляет огромную государственную тайну, если наличие на Урале изумрудов подтвердится, это будет сенсация, не менее значимая, чем обнаружение золота. Вы поступили абсолютно верно, когда подменили камни и не все рассказали полиции. Вопрос в том, что нам со всем этим делать?

– Я понимаю, Федор Васильевич, вы сейчас в отставке…

– Дело не в отставке, Генрих Карлович, – перебил собеседника Ростопчин, – я сам подал прошение и император сохранил ко мне полное доверие. В любой момент я могу просить аудиенции – он меня примет и выслушает. Поймите простую вещь – в России нет специальных служб для ведения подобных дел.

– А тайная канцелярия?

– Костоломы! – Махнул рукой Ростопчин. – Тайная канцелярия это орган политического сыска, их орудие – пытки и допросы с «пристрастием», они не занимаются расследованием и сбором доказательств, они их выбивают. Нет, Генрих Карлович, для такой работы как поиск изумрудного рудника никто из этих «следователей» не годится. Мне нужно все хорошенько обдумать, вы можете зайти завтра в это же время?

– Да, конечно. Моя мастерская здесь недалеко, на Кузнецком мосту. Так вы беретесь за это дело Федор Васильевич? – С тайной надеждой спросил Штейнберг.

– Уже взялся, Генрих Карлович, только вы напрасно думаете, что избавились от головной боли, переложив свои заботы на меня. Вы начали это дело, вы и доведете его до конца, разумеется, вместе со мной.

– Я с удовольствием, Федор Васильевич, боюсь, толку от меня будет мало.

– Не надо скромничать, Генрих Карлович, то, как вы провели начальную стадию этого дела, говорит о незаурядных аналитических способностях, какие редко встретишь у профессиональных следователей, к тому же мне в любом случае понадобится ювелир. Так что теперь мы с вами в одной упряжке и нам необходимо в общих чертах наметить план действий и понять, за что мы можем зацепиться. Например, те двое, что вернулись с Демьяном из тайги, они ведь несколько дней жили в городе, могли кому-нибудь рассказать?

– Справедливое замечание Федор Васильевич. Для такого небольшого городка как Невьянск, четыре убийства и дюжина пропавших без вести событие исключительное. Наверняка найдутся те, кто что-то видел или слышал. Именно там и нужно искать разгадку уральских изумрудов.

– Вот, видите, начало уже положено. Теперь подойдем к делу с другого конца, если изумруды уходят в Европу, то, как вы полагаете, куда конкретно?

– Скорее всего, Лондон или Амстердам, понятно, что Париж по известным причинам исключается.

– Хорошо, я напишу в Лондон Семену Романовичу Воронцову, и в Амстердам Степану Алексеевичу Колычеву, объясню ситуацию, не вдаваясь в подробности, и попрошу их проверить ювелирный рынок на предмет наличия интересующих нас изумрудов. У них наверняка есть знакомые ювелиры, через которых это не трудно будет выяснить. Надеюсь, что в память о нашей старой дружбе они не откажут. Кстати, мне потребуется профессиональное описание этих изумрудов и их характерные отличия.

– Я могу написать прямо сейчас.

– Только нужно два экземпляра. Садитесь и пишите, вот Вам перо, чернила и бумага, а я оставлю Вас буквально на пару минут.

Когда Ростопчин вернулся, Штейнберг протянул ему два наполовину исписанных листа.

– Вот, пожалуйте Федор Васильевич, надеюсь, ничего не упустил.

– Хорошо, Генрих Карлович, значит, как договорились, жду вас завтра в это же время.

После ухода ювелира Ростопчин встал из-за стола и начал расхаживать по комнате, что случалось с ним, как правило, в минуты интенсивной мыслительной деятельности. Итак, если этот ювелир прав, в России есть изумруды. Изумруды это деньги, а при правильной постановке вопроса – очень большие деньги. Если все сложится удачно, то на руках у него будет сильная козырная карта, позволяющая ему не только вернуться ко двору, но и занять там очень высокое положение, причем, вне зависимости от того, кто будет сидеть на троне. Деньги нужны всем – эту житейскую истину еще никто не отменял. Все это так, вот только с чего начать? Отследить движение камней невозможно, слишком мелкий груз. Оплата? Камни везут на продажу, значит, обратно повезут деньги, ведь банков в России нет, и вексель никто не оплатит, тем более на такую сумму. Чем будут платить? Золотом или серебром, уж, точно не ассигнациями. Допустим, сто тысяч рублей. Сколько это по весу? Если серебро, то получается около ста пятидесяти пудов, а если золото, то восемь пудов. Это только сто тысяч, а если миллион? Вот она, ахиллесова пята все этой аферы! Если понять, каким образом производится расчет, и как деньги попадают в Россию, то все остальное уже будет просто. Дело осложнялось тем, что в торговых и финансовых дебрях Ростопчин плохо ориентировался, здесь нужна помощь опытного человека и такой человек среди его знакомых есть – Воронцов Александр Романович, брат Семена Романовича. При Екатерине он занимал пост президента коммерц-коллегии и входил в состав «особого собрания», занимавшегося финансовыми делами империи. Сейчас он в отставке, впрочем, как и сам Ростопчин, так что, никаких препятствий для возможной встречи не предвиделось, но это пока в перспективе.

Начнем же с того, что будем искать ниточку в Европе, попытаемся оттуда размотать весь этот клубок, и здесь ему понадобится помощь Воронцова и Колычева. Правда, одно дело выполнять просьбу влиятельного человека, в надежде на ответную услугу, и совсем другое дело частная просьба отставника. Это Штейнбергу он сказал, что ему не откажут, но сам он в этом не был твердо уверен. Однако написать надо и обязательно мотивировать просьбу государственными интересами. Итак, с Европой решили, отправляем письма и ждем ответа из Лондона и Амстердама. Теперь Урал. С Уралом несколько сложнее, правда зацепка тоже имелась. Два года назад, еще во времена правления Екатерины II, не к ночи будь она помянута, в Екатеринбург был сослан капитан гвардии Соколов Виктор Алексеевич, бывший сослуживец Ростопчина, пьяница, ловелас и картежник – типичный гвардеец. После игры в карты, расплатился в трактире поддельной ассигнацией. Понятно, что за время игры деньги переходили из рук в руки и выяснить, кто подложил фальшивку, не представлялось возможным. Разбираться не стали, дали два года ссылки и отправили в Екатеринбург. Его срок заканчивается в мае этого года и он может вернуться в Петербург и даже в армию, вот только на карьере, которая и до того не была успешной, можно смело ставить жирный крест. Понятно, что путь в гвардию ему закрыт, максимум – будет прозябать помощником командира полка где-нибудь на окраине. Можно воспользоваться ситуацией и предложить своему бывшему сослуживцу работать на него, Ростопчина, взамен обещав полное отпущение грехов, генеральское звание и солидную должность в столице. Правда, Федор Васильевич не был уверен, что тот согласится, ведь ему придется искать само месторождение, а судя по тому, что рассказал Штейнберг, это огромный риск. И все-таки попробовать стоило! Виктор Соколов боевой офицер, участник штурма Очакова и битвы при Рымнике, где был дважды ранен, но не покинул поле боя, таких не так-то просто напугать, да, к тому же, он игрок до мозга костей, способный поставить на кон последнюю рубашку. Письмо в Екатеринбург нельзя отправлять почтой, придется кого-то послать. Кого? Лучше всего подходит Штейнберг, но согласится ли он? Впрочем, зачем гадать, завтра вечером все и обсудим. Попробуем начать сразу с двух концов: С Европы и Урала, глядишь, что-нибудь да зацепим.

Глава 9. Петербург, 23 апреля 1798 года (понедельник).

– А ты неплохо устроился в этой варварской России. В старой дорой Англии, насколько я помню, ты жил гораздо скромнее.

Ричард Скотт, глава русского отделения ювелирного дома «Alice» с неприязнью смотрел на своего гостя – Льюиса Барнса, по-хозяйски развалившегося в кресле. Еще не так давно, когда оба только начинали свою карьеру в ювелирной компании, они были закадычными друзьями, однако, эта идиллия закончилась довольно быстро. Причина проста и банальна – дочь главного акционера компании очаровательная Эллис Уитворт. Скотт так и не понял, почему она вышла замуж за Барнса, которого, по ее собственным словам терпеть не могла. В итоге Льюис Барнс стал зятем одного из самых состоятельных ювелиров Англии и членом совета директоров компании, а Ричард Скотт отправился в холодную Россию. Эта ссылка, как не без оснований полагал Скотт, была делом рук его, теперь уже бывшего друга. Прошло пять лет, и они опять, как в старые добрые времена сидят рядом у полыхающего камина, с наслаждением потягивают из высоких бокалов настоящий шотландский виски, только вот говорить им не о чем.

– Послушай, Ричард, я не виноват, что Эллис тогда выбрала меня. Я понимаю, что ты обижен, но моей вины в этом нет.

– Не думаю, что ты проделал этот долгий путь, только для того, чтобы обсудить со мной дела пятилетней давности.

– Нет, конечно. Будь моя воля, я вообще не поехал бы в эту богом забытую страну, тем более для разговора с тобой.

– Поэтому давай ближе к делу.

– Как ты уже знаешь, с недавних пор я занимаю должность одного из директоров компании, и только по одному этому факту можешь судить о важности и секретности моей миссии.

– Раньше ты не занимался демагогией.

– Слушай, я уже сказал, что не в восторге от этой поездки и от нашей встречи. Более того, там, в Лондоне, при обсуждении, я был против твоей кандидатуры, но у нас нет другого специалиста по России, кроме тебя. Так что давай работать вместе, поскольку речь идет о компании, а не о нас с тобой.

– Согласен, но ты еще, ни слова не сказал о деле.

– Ты помнишь свой отчет двухгодичной давности, относительно той ювелирной школы в Екатеринбурге.

– Чем собственно могла эта захолустная школа заинтересовать такую крупную фирму, как наша?

– Я понимаю твой скепсис, поскольку еще недавно сам рассуждал точно также.

– Ты хочешь сказать, что мы ошибались в своих оценках?

– Можешь назвать это как угодно – ошиблись, проявили близорукость или недальновидность, главное в том, что мы оказались в глубокой жопе, и все из-за этой долбаной школы. Компания уже потеряла четверть своих постоянных клиентов, а наши лучшие сотрудники разбегаются как крысы с тонущего корабля. Если это не остановить, то завтра мы станем банкротами.

– Ты извини, но я чего-то недопонимаю. Как такое вообще возможно?

– По пути сюда наш корабль три дня простоял на рейде в Амстердаме. Все эти дни я провел, наблюдая за работой магазина, продающего русские самоцветы.

– У этого голландца всего один магазин?

– Представь себе, и к тому же совсем небольшой. Располагается он в здании товарной биржи, только с внешней стороны. Внутри строгая деловая обстановка, никакого блеска и изобилия, к чему мы так привыкли в ювелирных лавках. Под стеклянными витринами выставлены образцы камней, рассортированных по виду, цвету, весу и форме огранки, а вдоль стен стоят высокие шкафы с множеством маленьких ящиков, снабженных ярлыками. В помещении царит идеальная чистота и образцовый порядок.

– Ты хочешь сказать, что этот магазин забит ограненными камнями?

– Именно так. Там, в Амстердаме произошла настоящая революция. Огромный выбор ограненных камней всех цветов и оттенков позволяет не только расширить ассортимент ювелирных изделий, но и значительно сократить сроки их изготовления. Раньше годами приходилось подбирать камни, чтобы закончить то же самое колье, а сейчас это вопрос нескольких дней. При мне один брюссельский ювелир сделал заказ на шестьдесят камней аметиста, при этом камни разного веса были еще и разной огранки. Представь себе, мое удивление, когда он получил свой заказ на следующий день!

– Но ведь это не драгоценные камни?

– Да, это не бриллианты, но смотрятся они ничуть не хуже. Там продавалась великолепная брошь в виде кисти винограда, а сами ягоды были выполнены из уральского аметиста. Самое интересное, что каждый ряд виноградин отличался от соседнего по тону и этот переход от темного к светлому придавал изделию объем, то, чего нельзя добиться, работая с бриллиантами. Они блестят, сверкают, завораживают взор, но холодны и безжизненны в отличие от уральских самоцветов.

– Честно говоря, я считал, что Европу не заинтересуют эти дешевые стекляшки.

– Не ты один так думал. Конечно, цена сыграла основную роль, но надо отдать должное и качеству камней, которые по окрасу и чистоте можно смело отнести к высшей категории.

– Теперь, я могу понять молодых талантливых ювелиров, у которых сейчас развязаны руки и они могут самостоятельно воплощать свои фантазии в металле, покупая уже ограненные камни в Амстердаме.

– Теперь я тоже понимаю, но мне от этого не легче. Мы теряем лучших работников и, если это не остановить, то скоро некому будет создавать новые коллекции ювелирных изделий.

– Думаю, ты сильно сгущаешь краски. Компания специализируется на алмазах и изумрудах – эти камни всегда будут пользоваться спросом, а художников и исполнителей вы всегда найдете.

– Твои слова, да богу в уши. К сожалению, с алмазами и изумрудами тоже возникли проблемы.

– Открылись новые богатые месторождения?

– Можно сказать и так, вот только нам от этого ни тепло, ни холодно. Рудник Мусо в Перу испанцы закрыли еще два года назад, и на европейском ювелирном рынке сейчас наблюдается явный дефицит изумрудов, в то время как магазин этого голландца забит ими до отказа.

– Если изумрудов нет на бирже, то где он их берет?

– В России.

– Но в России нет изумрудов?

– Я тоже так думал, пока не увидел своими глазами.

– В магазине ванн Дейка продают российские изумруды?

– Именно так, и ювелирная школа «Уральские самоцветы» имеет к этому самое непосредственное отношение.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих в камине поленьев.

– Ты в этом уверен? – Наконец прервал затянувшееся молчание Скотт.

– Да. Причем качество камней потрясающее: глубокий травянисто-зеленый цвет, идеальная прозрачность и минимум трещин. Никакого голубого отлива, присущего перуанским изумрудам нет и в помине. Если к этому добавить еще широкий ассортимент и большое количество крупных экземпляров, то, сам понимаешь, мы им не конкуренты.

– Странно, про изумруды господин Забелин мне не сказал ни слова.

– Вряд ли он вообще о них знал. Добыча драгоценных камней в России прерогатива государства, так что никто не будет это афишировать. Перевод школы в ведомство императрицы, заявленный объем продаж в сто пятьдесят тысяч рублей и щедрые отчисления это всего лишь спектакль, устроенный для отвода глаз и легализации предприятия. По моим личным подсчетам там крутятся миллионы талеров.

– Получается, что у нашей компании остались только алмазы?

– Здесь тоже возникла проблема, откуда не ждали. Мало того, что истощились бразильские месторождения, так еще и другая напасть приключилась. Ты слышал про ювелира Георга Штрасса?

– Нет.

– Так вот, это хрен стал изготавливать бриллианты из свинцового стекла. После соответствующей огранки, эти стекляшки невозможно отличить от настоящих бриллиантов, поскольку они обладают таким же блеском и красивой игрой цвета. Пока еще его технология сложна и он не может завалить Европу поддельными бриллиантами, но это только вопрос времени. Сам видишь, положение фирмы нестабильно и нужно срочно принимать меры для исправления положения. То, что я тебе рассказал нельзя доверить ни письму, ни посыльному, именно поэтому приехал сам, как один из директоров.

– Что вы решили предпринять?

– Нужно что-то делать с этой школой. Я хочу выслушать твое мнение.

– Можно довести сведения о незаконной деятельности школы до императрицы.

– А какие доказательства ты предъявишь? Реально у нас ничего нет, мы не сможем доказать даже завышенные объемы продаж, не говоря уже об изумрудах. Ты забываешь, что магазин находится в Голландии и за ним стоит Эдвин ванн Дейк – один из самых влиятельных людей этой страны.

– Тогда нужно направить поток уральских камней в английское русло.

– Хороший вариант. Собственно к этому мы стремимся, однако есть одно небольшое препятствие – изумрудный рудник. Тесть полагает, что он работает отдельно от школы и о нем известно лишь узкой группе лиц.

– Для этого есть основания?

– Нам известен случай, когда один ювелир сделал заказ на огранку партии уникальных изумрудов для колье. Все камни были весом более трех карат, к тому же отличались размером и формой огранки. Так вот, его заказ выполнили в течение месяца. Сам понимаешь, даже дорога до Урала и обратно займет больше времени. По нашим предположениям, где-то в Европе у них крупная мастерская по огранке камней и все изумруды обрабатываются именно там. Мы работаем в этом направлении, но пока похвастаться нечем.

– В таком случае, что ты предлагаешь делать?

– Для начала нам необходимо собрать как можно больше сведений. Нужно четко представлять, как организована вся цепочка нелегального сбыта изумрудов, и кто конкретно стоит за этой аферой. Когда будут конкретные имена, тогда не составит большого труда договориться. Как я понимаю, твой Забелин работает в ведомстве императрицы?

– Да, он директор одного из отделений Сохранной казны.

– Он может организовать инспекционную проверку этой школы?

– Не знаю, но думаю, что сможет.

– Переговори с ним на эту тему, обещай, что все расходы мы возьмем на себя.

– Слушай, он не дурак и сразу догадается, что дело не чисто.

– Тогда скажи ему про изумруды.

– По-другому не получится.

– Хорошо, тебе виднее, ты у нас специалист по загадочной русской душе, тебе и карты в руки. Только предупреди – основная цель это сбор сведений об этой школе. Структурная организация, штатное расписание, построение учебного процесса, количество рудников и все в таком духе. Не нужно копаться и искать недостатки, так мы только их насторожим. Ты лично отправишься в Екатеринбург – будешь курировать работу этой комиссии и параллельно заниматься поисками изумрудного рудника. Да, чуть не забыл, – Барнс раскрыл принесенную с собой папку и положил на стол два рисунка, – нужно спросить, не узнает ли он кого-то из этих людей?

На первом рисунке был изображен круглолицый, чисто выбритый мужчина, с лукавой улыбкой на лице. На втором – серьезного вида мужчина с пышными усами и жестким, колючим взглядом. Под рисунками стояла дата – 1791 год.

– Кто это? – Спросил Скотт, возвращая рисунки на место.

– Русские, которые приезжали в Лондон со своими предложениями. Как видишь, еще семь лет назад наша компания могла с ними договориться.

– Ты думаешь, что это именно они?

– Не знаю, я тогда еще не работал в фирме. Тесть вспомнил тот случай и откопал в архиве эти рисунки. Как он сказал, на этих переговорах посадили двух секретарей, один вел протокол, а второй делал зарисовки. Во всяком случае, эти люди точно в курсе всех махинаций с изумрудами, вот их и нужно искать в первую очередь.

После ухода Барнса, Скотт вылил остатки виски себе в стакан и вернулся в кресло. Он знал, что дела компании в последнее время идут неблестяще, но подобного провала и представить себе не мог. Предстоящие трудности и возможное банкротство компании совершенно не волновали молодого англичанина. Похвастаться своей родословной он, в отличие от Барнса, не мог – его отец был торговцем шерстью, но в материальном плане семья Скотта не испытывала никаких проблем. Семейное дело процветало, и отец в письмах постоянно напоминал сыну, что годы идут, что пора единственному наследнику вернуться домой и взять бразды правления в свои руки. Собственно, Скотт мог вообще не приезжать в Россию. Когда прекрасная Эллис выбрала себе в мужья обнищавшего аристократа Барнса, он собирался уйти из компании, предварительно высказав своим надменным работодателям, все что он о них думает, но, почему-то отказался от этой идеи и покорно отправился в ссылку. Тогда Скотт не мог объяснить, почему так поступил, но сейчас, сидя в кресле и потягивая виски, уже знал ответ – он ювелир, а не торговец шерстью. Уже в раннем детстве у него обнаружились художественные способности: он мог часами рисовать цветы в саду, насекомых и домашних животных, а приходя домой, воплощать в глине свои зарисовки. Когда ему было десять лет, он впервые с отцом зашел в ювелирную лавку, и это определило всю его дальнейшую жизнь. Он стал искусным ювелиром, но всегда работал на кого-то, фактически, продавая свой талант. Отец много раз предлагал ему открыть свою мастерскую, благо деньги были, но Скотт постоянно отказывался. Он был художником, хотел творить, воплощать свои многочисленные идеи в жизнь, но вопрос всегда упирался в камни. Ты можешь разработать великолепное ювелирное изделие и даже изготовить его из серебра или золота, но без завораживающего блеска камней это просто красивая кучка металла. Подбор камней всегда был ахиллесовой пятой ювелиров. Скотт сам был свидетелем, когда к уже готовым изделиям годами не могли подобрать нужных камней. С бриллиантами проще, они бесцветны, там только размер и форма огранки, а вот с цветными камнями, из-за большого количества оттенков, всегда были проблемы. Если все, что рассказал Барнс, правда, то эти русские действительно произвели революцию в ювелирном деле. Теперь изготовить колье на пятьдесят или даже сто камней не такая большая проблема, что высвобождает фантазию ювелира и расширяет его возможности. Это хорошо, но почему он, опытный ювелир, не понял этого еще два года назад, когда консультировал Забелина, ведь эти камни были у него в руках?

Как работали раньше? Алмазы и изумруды, добытые в Южной Америке, поступали на Амстердамскую товарную биржу. Там их сортируют по цвету, качеству и весу и комплектуют из них небольшие партии – лоты, которые и поступают в продажу. В каждом таком лоте собраны камни самого разного достоинства. Это делается для того, чтобы продать все имеющееся сырье, независимо от его качества, по приемлемой средней цене. Крупные ювелирные компании, занимающиеся огранкой камней, покупают это сырье, и после обработки продают более мелким. Таким образом, камни распыляются по сотням компаний, и подбор становится нереально сложной проблемой. Что сделали русские? Они убрали посредника – товарную биржу, объединили рудники непосредственно с предприятием по огранке и заполонили рынок уже готовой продукцией в одном единственном месте. Это не только резко снижает цену, но и расширяет ассортимент. Он мыслил старыми схемами, а потому и просмотрел то новое, что было в русском проекте.

Что делать сейчас? Можно бросить все и вернуться в Англию, любой нормальный человек именно так бы и поступил. Зачем Скотту эта головная боль с идущей на дно компанией, пусть сами решают свои проблемы.

– Интересно посмотреть на рожу этого самовлюбленного осла Барнса, когда он объявит ему о своем отъезде. – Подумал Скотт.

Вероятно, он так бы и поступил, но тут на горизонте замаячили изумруды. Месторождения этих камней можно пересчитать по пальцам одной руки и появление нового, ранее не известного – событие мирового масштаба. Только ради этого стоило остаться, но не простым зрителем, или исполнителем чужой воли, а реальным игроком. Он хорошо изучил своего бывшего друга и знал, что Барнс не способен к напряженной умственной работе, а значит пойдет самым простым путем. Его пафосное заявление о плане, якобы разработанном ими в Лондоне приводило Скотта в тихое бешенство. Что могли придумать эти бараны? Максимум их, так называемый план, состоит из двух частей: первая – найти владельцев, вторая – захватить их и с помощью угроз и побоев принять их условия. При этом раскладе он нужен Барнсу лишь на первом этапе. Как только тот получит все нужные сведения, за свою жизнь Скотт не даст и ломаного гроша. Скорее всего, наемные убийцы и мастера заплечных дел уже прибыли в Петербург вместе с Барнсом. Пока их можно не опасаться, и сосредоточится на деле. План, изложенный Барнсом плох по двум причинам. Первая – владелец школы может быть вообще не в курсе всех этих махинаций и вторая – при малейшей опасности рудник просто закроют и тогда, как говорят русские, его днем с огнем не найдешь. Так что пусть Барнс претворяет в жизнь свои бредовые идеи, а он пойдет другим путем. Каким? Пока не ясно, нужно срочно встретиться с Забелиным, это и будет первым этапом его личного плана.

Глава 10. Петербург, 24 – 25 апреля 1798 года (вторник – среда).

Скотт появился в Петербурге пять лет назад. Основная задача, которая ставилась перед ним руководством компании – войти в число придворных ювелиров императорского двора. С тех пор, как великий Позье в 1774 году бежал из России, ювелиров такого масштаба при русском дворе не было. Скотт решил ничего не выдумывать, а действовать по примеру своего соотечественника барона Вольфа. Назначенный консулом при дворе русской императрицы Елизаветы Петровны, Вольф прибыл в Петербург и с удивлением узнал, что сукно для всей русской армии поставляет Пруссия. Понятно, что англичанина подобное положение дел сильно возмутило и Вольф начал поставлять в Россию сукно по более низким ценам. Он потерял на этом двести тысяч рублей, но своего добился: Пруссия лишилась российского рынка. Когда конкурент был устранен, Вольф без зазрения совести вернулся к прежним ценам. За этот «подвиг» английское правительство наградило Вольфа серебряным сервизом с королевским гербом. Таким же образом решил действовать и Ричард Скотт. Правда, здесь были свои сложности, поскольку Вольф был официальным представителем своей страны, а Скотт всего лишь служащим частной ювелирной компании, но это только подстегивало молодого энергичного англичанина. Он стал налаживать связи при дворе и вскоре в поле его зрения попал один из директоров Сохранной казны Федор Афанасьевич Забелин, который был в хороших отношениях с молодым фаворитом императрицы Платоном Зубовым. За ужином в трактире у Демута они быстро нашли общий язык, правда, по мнению Скотта, директор явно переоценил свои услуги, но вспомнив о затратах барона Вольфа, англичанин решил не обращать на это внимание и тогда же передал Забелину красочные эскизы изделий ювелирного дома «Alice» с сильно заниженными ценами. Началось хорошо: эскизы попали к Платону Зубову, правда, фаворит в своем плотном графике не нашел время для личной встречи и Скотту пришлось довольствоваться аудиенцией у его сестры – Ольги Жеребцовой, что отнюдь не расстроило молодого ювелира. Помимо красоты и образованности Ольга Александровна также отличалась умением тонко вести переговоры: она искусно обходила острые углы и легко находила компромисс в спорных ситуациях, так что стороны быстро пришли к соглашению. И вот, когда Ричард Скотт уже праздновал победу и мнил себя новым Вольфом, внезапно скончалась императрица Екатерина II. Эта смерть разом перечеркнула все результаты его трехлетней работы. Финансовые потери были не велики, и с этим еще можно было примириться, но утрата с таким трудом налаженных при дворе связей, была невосполнима. Из всех, кого Скотт за глаза уже называл «своими людьми», сохранить место удалось лишь возрастному Забелину. Он по прежнему занимал должность директора одного из отделов Сохранной казны, но от былого влияния не осталось и следа: в ведомстве новой императрицы правили бал совсем другие люди. Политика экономии, проводимая Павлом I, вынудила англичан умерить аппетиты и отложить на неопределенное время свои амбициозные планы, но ювелирный дом «Alice» решил сохранить представительство в России. Примерно за полгода до смерти императрицы и произошла та встреча, которой Скотт не придал тогда никакого значения.

Встреча состоялась как обычно в трактире Демута за ужином, только на этот раз все оплачивал Забелин. К разочарованию ювелира, речь шла о консультации по поводу ограненных уральских самоцветах, которые какая-то периферийная школа собиралась поставлять в Голландию через ведомство императрицы. Забелин даже предложил деньги за эту консультацию, но англичанин категорически отказался. Камни, были обычной дешевкой: разновидности горного хрусталя, гранаты, турмалины. Они были красивы, но не более того, и никакой реальной ценности собой не представляли, что Скотт и поспешил озвучить своему визави, однако, к его удивлению Забелина этот вердикт вполне устроил. Вот и пойми этих русских!?

Прошло два года, ситуация изменилась и уже Скотт вынужден искать встречи с Забелиным по поводу этой самой школы, о продукции которой он еще недавно высказывался с таким вызывающим пренебрежением. Понятно, что столь резкое изменение взглядов и оценок в отношении провинциальной ювелирной школы со стороны англичанина, не может не насторожить Забелина и неизвестно, как он отнесется к просьбе предоставить всю необходимую информацию. Конечно, можно предложить деньги и пообещать в отдаленном будущем должность директора школы, но только вряд ли он на это клюнет. Два года назад Скотт сам, буквально на пальцах доказал ему, что заработать на этом нельзя, что Европа никогда не будет покупать эту дешевку, и вот сейчас он должен с не меньшей убедительностью доказать обратное. Если бы Скотт оказался на месте Забелина, поверил бы он в подобную метаморфозу взглядов? Скорее всего, нет. Ведь и он сам скептически отнесся к рассказу Барнса, но только до тех пор, пока тот не выложил на стол свой самый главный козырь – изумруды! Чтобы добиться сотрудничества Забелина, придется посвятить его во все детали, а это огромный риск. Нет никаких гарантий, что Забелин, имея на руках эти сведения, не начнет свою игру, лично Скотт так бы и поступил. Чтобы добиться от Забелина лояльности необходимо иметь нечто большее, чем пустые обещания, напыщенные клятвы и уверения в вечной дружбе и верности. Еще в самом начале их сотрудничества Скотт стал собирать сведения о директоре и выявил один интересный эпизод в его биографии. Осенью 1769 года, никому не известный молодой человек Федор Забелин приехал в столицу из Екатеринбурга и через месяц занял ответственный пост в Петербургском отделении Сохранной казны. Обеспечить провинциалу такой гигантский скачок в карьере мог только один человек – граф Валуев Павел Игнатьевич, именно он в тот период заправлял всеми делами в Опекунском совете. Скотт пожалел, что не продолжил тогда свои изыскания в этом направлении, глядишь, что-нибудь, да и раскопал. Поскольку все рано ничего другого у него не было, он решил с утра навести справки о престарелом графе, не питая впрочем особых надежд на его счет.

В этот раз фортуна оказалась на его стороне. Граф, которому было уже за семьдесят, давно отошел от дел, жил в Петербурге на Невском проспекте и практически все свободное время проводил за карточным столом. Эта пагубная страсть сильно подточила его финансы, на чем и решил сыграть Скотт. Он предложил Валуеву двести рублей только за то, что тот вспомнит один эпизод тридцатилетней давности. Увидев перед собой, две сторублевых ассигнаций, граф тут же все вспомнил, как будто это было вчера, и просветил любопытного англичанина насчет того, как делают карьеру в России. Забелин дал Валуеву взятку в пять тысяч рублей. Отказаться от такого подарка могут только идиоты, а граф себя к таковым не относил. Когда Скотт уже собрался уходить, граф его остановил:

– Молодой человек, могу сэкономить ваше время и рассказать, каким образом у мелкого служащего горного ведомства оказалась на руках такая куча денег.

– А вы и это знаете?

– Конечно. Согласитесь, когда у человека с годовым окладом сто пятьдесят рублей в кармане случайно завалялась сумма равная его доходу за тридцать лет, это всегда вызывает интерес и желание узнать, как ему это удалось.

– Сколько?

– Доложите сюда еще три такие же бумажки.

– Скотт отсчитал еще три сотенных ассигнации и положил их на стол.

– Так вот, сопоставив даты, я понял, что Забелин составил свой «капитал» на сделке между Демидовым и Яковлевым летом 1769 года – только там можно было отхватить такой куш. Я был хорошо знаком с обоими, поэтому мне не составило никакого труда это выяснить. Демидов подписал все документы в Петербурге и на Урал не ездил, поэтому я его беспокоить не стал, а сразу обратился к Яковлеву. Савва честно признался, что вынужден был заплатить десять тысяч рублей начальнику отдела, а деньги передал через Забелина.

– А как фамилия этого начальника?

– Савва называл, но я сейчас уже не вспомню.

– Получается, Забелин с начальником разделили эти деньги?

– Не получается, молодой человек, этот начальник умер вечером в день передачи денег.

– И десять тысяч достались Забелину?

– Скорее всего, что так. Вы верите в случайные совпадения?

– В такие нет.

– Вот и я не верю. Сразу скажу, что я не дал этому делу ход по личной просьбе Саввы Яковлевича. Ему, по какой-то причине не нужна была шумиха вокруг этой сделки. Сейчас все умерли и эти сведения уже никому повредить не могут.

– А Забелину?

– Этот прохвост меня не интересует. Хотите прищемить ему хвост?

– Нет, хочу быть уверен, что он выполнит свое обещание.

– Не верите в «честное благородное слово» дворянина?

– Нет, не верю.

– И правильно делаете. Предусмотрительность – похвальное качество, особенно у молодых.

Приехав в Берг-коллегию, Скотт быстро нашел общий язык с секретарем, который за десять рублей согласился ему помочь. Через два часа в его руках был небольшой листок серой дешевой бумаги, на котором четким почерком было написано всего две строчки

– сделка оформлена 12 августа 1769 года,

– Селиванов Сергей Семенович, умер 12 августа 1769 года.

Вторую половину дня Скотт потратил на визиты и вернулся домой поздно вечером, уставший, но довольный. Теперь он был готов к предстоящей встрече с Забелиным.

Встреча, по уже заведенной традиции состоялась в трактире Демута.

Когда официант принес заказ, Скотт разлил коньяк и предложил тост:

– Мистер Забелин, по старому русскому обычаю предлагаю выпить за нашу встречу.

– Взаимно, мистер Скотт.

После того, как бокалы опустели, Скотт внес предложение:

– Мистер Забелин, я никак не могу привыкнуть к манере русских вести деловые разговоры во время еды. Разговоры сильно влияют на аппетит, а иногда вообще отбиваю его. Вы не против, если мы сначала поужинаем, а уже потом обсудим, интересующие нас вопросы?

– Никаких возражений с моей стороны, мистер Скотт.

Ужин прошел в полном молчании. Только после того, как официант убрал посуду и подал кофе Ричард Скотт, решил начать разговор:

– Мистер Забелин, вы помните нашу последнюю встречу?

– Собственно говоря, я бы назвал это консультацией.

– Не важно, как это расценить и назвать, важно, что вы обратились именно ко мне. Это значит, что вы мне доверяете.

– В противном случае, я бы к вам не обратился мистер Скотт. Вы опытный ювелир и пользуетесь заслуженным уважением высших сановников Петербурга.

– Значит, моя консультация вам помогла?

– С моей стороны было бы глупо это отрицать. Именно на основе вашей оценки этих камней мы и заключили договор с Екатеринбургской школой. Я предлагал вам деньги за консультацию, но вы отказались

– Я это помню, мистер Забелин. Речь идет не о деньгах, речь идет о доверии.

– Доверие вещь хорошая, мистер Скотт, но я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать?

– Речь пойдет как раз об этой школе.

– Чем скромная российская школа могла заинтересовать столь солидного ювелира, как Ричард Скотт?

– Берите выше, мистер Забелин. Эта школа заинтересовала не меня лично, а моих хозяев в Лондоне, руководство ювелирного дома «Alice».

– Насколько я помню, два года назад вы лично доказывали мне бесперспективность этой школы и ее деятельности, а сейчас ваши шефы в Англии, вдруг проявляют к ней интерес. Согласитесь, мистер Скотт, что это немного странно. Должно быть, случилось что-то серьезное, что заставило вас поменять свои взгляды.

– Сейчас объясню, мистер Забелин. Вам известно, куда идут камни с Екатеринбургской школы?

– Да, в Амстердам.

– Совершенно верно, покупатель – фирма Эдвина ванн Дейка. А вам известен общий объем продаж?

– Если я не ошибаюсь, сто пятьдесят тысяч серебряных рублей в год.

– Эта сумма проходит через Сохранную казну?

– Да. Курьер из Екатеринбурга доставляет ограненные камни в Петербург и сдает в Сохранную казну по описи. Стоимость камней соответствует тому, что мы согласовывали с вами год назад. Курьер из Голландии привозит деньги и забирает камни. Уверяю вас, здесь все чисто.

– Я в этом и не сомневался, господин Забелин. Здесь не может быть никакого подвоха, именно для этой цели и создавался данный канал. Дело в том, что объем продаж в магазине ванн Дейка значительно выше. Если более конкретно, то этот объем исчисляется миллионами.

– Там настолько высоки цены?

– Цены здесь не причем, там значительно больше камней, чем проходит через вашу контору.

– Вы можете это доказать мистер Скотт?

– Да, конечно. – Не моргнув глазом соврал англичанин.

– А если я попрошу вас выдать мне официальную бумагу?

– Я этого не сделаю, мистер Забелин. Более того, я откажусь от всего, что сейчас сказал.

– Тогда, что вы хотите от меня? Я думал, что вы хотите закрыть эту школу, потому, что она вам создает проблемы?

– Проблемы действительно есть, но речь идет не о закрытии школы, а о смене владельца.

– Что это даст вам?

– Не мне, мистер Забелин, а ювелирному дому «Alice». Если нам удастся сменить владельца и поставить во главе школы своего человека, то поток уральских самоцветов пойдет не через Амстердам, а через Лондон. Не буду скрывать от вас, что на место нового хозяина школы мы рассматриваем вашу кандидатуру.

– Тогда почему вы отказываетесь представить все необходимые доказательства нелегальной деятельности школы. На этом основании школа может быть закрыта, или будет отобрана в казну, а точнее в ведомство Марии Федоровны, ведь именно этого вы добиваетесь.

Скотт немного задумался, затем взял бутылку и разлил коньяк по бокалам:

– Если вы не против, выпьем за доверие, от которого до дружбы всего один шаг.

Забелин взял свой бокал и кивнул в знак согласия.

– Здесь не все так просто, мистер Забелин. Дело в том, что среди камней, которые продаются в Амстердаме, есть изумруды, причем очень высокого качества.

– Ну и что? Какое мне дело до того, что там продает этот голландец?

– Вы не поняли, мистер Забелин, ванн Дейк продает российские изумруды.

Скотт, как опытный актер, сделал паузу, давая собеседнику обдумать только что услышанное.

– Вы в этом уверены? – Наконец прервал затянувшееся молчание Забелин.

– Абсолютно.

– Но, в России нет изумрудов.

– В России есть изумруды, мистер Забелин и эта уральская школа имеет к ним непосредственное отношение. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему нам не выгодно затевать всю эту возню вокруг школы и ее нелегальной деятельности. Как только всплывут изумруды, ни нам, ни вам ничего не достанется. Как говорят у вас в России – мы останемся с носом.

– Именно изумруды и дают миллионные обороты, мистер Скотт?

– Совершенно верно.

– Если не секрет, как вы определили, что это уральские изумруды?

– Месторождений изумрудов не так много и опытный ювелир всегда определит происхождение того или иного камня. Изумруды, которые продает ванн Дейк, никогда ранее не встречались, это признают все ювелиры. Эти камни из неизвестного источника. Их именуют «саксонскими» лишь потому, что привозят из Саксонии, но их там не добывают. Это секретная информация от наших агентов в Европе. Как видите, мистер Забелин, я с вами вполне откровенен.

– Хорошо, мистер Скотт, допустим, я соглашусь, каков будет наш план?

– Для того чтобы составить план действий, нам нужна информация. Согласитесь, что ведь мы практически ничего не знаем об этой школе? Кто конкретно обращался к вам два года назад?

– Это был мой старый знакомый.

– У него есть имя?

– Лачин Тимофей Иванович.

– Кто он по профессии?

– Тогда он занимал должность обер-штейгера.

– А если простыми словами?

– Горный инженер.

– Вы вместе работали в Горной канцелярии в Екатеринбурге?

– Откуда вам известно про Екатеринбург?

– Не будем отвлекаться, мистер Забелин. – Скотт выложил на стол, полученные от Барнса рисунки. – Посмотрите внимательно, здесь нет вашего знакомого?

– Это он. – Забелин пододвинул к англичанину рисунок с изображением усатого мужчины.

– А второй?

– Второго я не знаю. – Директор одним махом допил свой коньяк. – Вы не ответили на мой вопрос.

– По поводу Екатеринбурга?

– Я другого не задавал.

– Не буду скрывать, что наводил кое-какие справки. Я должен был убедиться, что могу доверять вам.

– И как, убедились?

– Да, господин Забелин, доверять вам нельзя!

– Тогда к чему весь этот спектакль?

– Это не спектакль, а реальное деловое предложение.

– Но ведь вы только что заявили, что не доверяете мне?

– Могу еще раз повторить, чтобы развеять все ваши сомнения. Судите сами: в 1769 году вы получили от промышленника Яковлева десять тысяч рублей, для вашего начальника. Конечно, вам бы тоже что-нибудь перепало, но вряд ли много. На ваше счастье начальник в этот же вечер внезапно помер, так и не успев получить причитающиеся ему деньги. Скажите честно, можно ли доверять такому посреднику?

– Роковое стечение обстоятельств.

– Вы сами в это верите?

– Какая разница, во что я верю. Вы думали повязать меня по рукам и ногам этой древней историей, но ничего у вас не выйдет. Прошло тридцать лет, никого уже нет в живых и доказать мою причастность к деньгам и смерти Селиванова невозможно.

– Валуев получил от вас взятку в размере пяти тысяч рублей, так что денежный след остался.

– Он никогда не сознается в этом, да и кто поверит выжившему из ума старику.

– Зачем вы так о своем благодетеле. Несмотря на его почтенный возраст, он в полном порядке, с памятью у него проблем нет, да и покидать этот бренный мир в обозримом будущем он похоже не собирается.

– Мистер Скотт, не тратьте напрасно время, ни один суд не примет ваши измышления за факты.

– Бог с вами, мистер Забелин, я и не думал обращаться в суд.

– Тогда к чему все эти угрозы?

– Никто вам не угрожал. Мы должны быть уверены в вашей преданности, а компромат это лишь необходимая гарантия.

– И куда вы с этим компроматом пойдете? События тридцатилетней давности могу заинтересовать разве что историков.

– А вот здесь вы заблуждаетесь, мистер Забелин.

– Вы о чем?

– Говоря, что эти события никому не интересны, вы забываете про двух маленьких мальчиков, которых вечером 12 августа 1769 года вы в одночасье сделали сиротами.

– Не понимаю.

– Я о сыновьях Селиванова. Сейчас один из них генерал и член Сената, другой полковник, ответственный работник Генерального штаба. Если эта информация попадет к ним, то я вам не завидую. Что сделают с вами два боевых заслуженных офицера, можно только гадать, но в суд они точно не пойдут.

В кабинете опять установилось гробовое молчание. Забелин сидел, опустив голову, нервно сжимая и разжимая кулаки. Наконец, видимо приняв какое-то решение, он поднял голову.

– Что я должен делать?

– Давно бы так мистер Забелин, – с облегчением произнес Скотт, – поймите, мне безразлично, кого вы обманули, обокрали или лишили жизни в этой стране, важно лишь, чтобы со мной вы себе этого не позволяли. Теперь у меня есть гарантия вашей лояльности, так давайте вместе работать ради нашего общего будущего, поверьте, никто кроме нас не предложит вам таких условий. Вы уже в солидном возрасте, на ваше место наверняка есть молодые кандидаты с деньгами и связями, которые могу повторить ваш путь. Думаете, господин Вилламов будет сильно упираться, когда ему предложат солидную взятку?

– Какие у меня гарантии?

– Никаких, только ваше безупречное поведение. Поверьте мне на слово, нам нет никакого смысла топить вас, пока вы с нами. Если все выгорит, мы поставим вас директором этой школы и сытая спокойная старость вам обеспечена.

– Как вы можете это сделать, если школу отберут в казну?

– Мы хотим избежать подобного развития событий. Школа частная, и мы планируем, просто перекупить ее у настоящих владельцев, но для этого нам надо знать, с кем конкретно предстоит иметь дело – хозяева, совладельцы, наследники.

– Вряд ли хозяин согласиться продать столь доходное предприятие?

– Это не моя и не ваша забота. В Россию прибыл один из директоров компании, именно он и будет заниматься этим вопросом. Наша задача, как я уже говорил, лишь предоставить все требуемые сведения.

– Я могу завтра принести данные нашей картотеки, но там только имя владельца и финансовая отчетность за два прошедших года.

– Этого недостаточно. Нужны более подробные сведения: структурная организация, штатное расписание, построение учебного процесса, количество рудников и все в таком духе. Вы можете инициировать проверку работы этой школы?

– Конечно, ведь эта школа находится под попечительством Марии Федоровны. Однако ювелиров в нашем ведомстве нет.

– Специалиста мы вам дадим, ваша задача лишь подготовить документы.

– Услуги придется оплачивать мистер Скотт, я не смогу все расходы провести по своему ведомству.

– Об этом не беспокойтесь, мистер Забелин, финансовые вопросы фирма берет на себя. Все услуги, в том числе и ваши, будут щедро оплачены.

Глава 11. Москва, 12 – 25 апреля 1798 года (четверг – среда).

Когда Штейнберг вышел из особняка Ростопчина, было уже около девяти часов вечера. Идти ему было недалеко, и он уже представлял себя сидящим в любимом кресле у полыхающего камина с книгой в руках. Потрескивание горящих поленьев, наполняющий комнату легкий запах дыма, приятное тепло, разливающееся по всему телу от выпитой чашки ароматного китайского чая, что может быть лучше прохладным апрельским вечером. Увы, его мечтания были прерваны самым неожиданным образом, когда он уже стоял перед дверью своей мастерской.

– Штейнберг Генрих Карлович? – голос раздался откуда-то сзади.

Штейнберг повернулся и увидел, как от стены соседнего дома отделилась неясная тень. Фонарь находился довольно далеко и лица двигавшегося к нему человека он не видел, да и голос был не знакомый.

– В чем дело?

– Полиция! Вам придется проехать с нами.

– Вы из какой части?

– А вам не все равно?

– Конечно, нет.

В это время за спиной Штейнберга раздался хруст ломающегося льда, и кто-то цепко схватил его за левую руку.

– Хватит, с ним церемонится, и так целую неделю мерзнем здесь из-за этого козла.

Штейнберг хотел развернуться, но в это время, стоявший рядом с ним вцепился в его правую руку, сковывая его движения. Нужно закричать мелькнула запоздалая мысль, и все померкло перед глазами.

Очнулся Штейнберг в незнакомой комнате. Он лежал на кровати, на правом боку, лицом к единственному окну. Яркий солнечный свет, заливавший всю комнату, наводил на мысль, что уже давно наступил день. Он захотел встать, но как только оторвал голову от подушки, в глазах все поплыло, и резкая боль пронзила затылок. Наверное, он на какое-то время потерял сознание, потому что когда снова открыл глаза, то взгляд его уперся в сидящего напротив в кресле, дородного мужчину с роскошной седой шевелюрой на голове.

– Как вы себя чувствуете, молодой человек? – спросил тот, увидев, что Штейнберг открыл глаза.

– Где я? – Еле шевеля губами, спросил Штейнберг.

– В особняке Федора Васильевича Ростопчина. Все не так плохо, могло быть и хуже. Вас ударили чем-то тяжелым по голове, но, слава богу, только рассекли кожу. Сотрясение мозга средней тяжести, и все, что вам сейчас нужно, это полный покой в течение нескольких дней. Лежите спокойно, старайтесь не делать резких движений и не трясите головой. Вы все поняли?

– Да. – Прошептал Штейнберг.

– Вам что-нибудь нужно?

–Нет.

– Прекрасно, тогда спать, сон это лучшее лекарство для вас.

Через пять минут после ухода врача Штейнберг уже спал.

Через два дня ему стало значительно лучше, он уже мог вставать с кровати и ходить по комнате.

– Как вы себя чувствуете, Генрих Карлович? – Вошедший Ростопчин был бодр и весел, – Врач сказал, что есть определенный прогресс, даже аппетит появился. Он разрешил поговорить с вами, правда, всего десять минут, не больше.

– Да, спасибо за заботу, Федор Васильевич, сегодня гораздо легче. Как я здесь оказался?

– Так, вы ничего до сих пор не знаете?

– Увы, все эти дни я видел только моего ангела-хранителя Ивана Семеновича, а он не слишком разговорчив.

– Семеныч у нас известный молчун, а насчет ангела-хранителя это вы верно подметили. Именно он отбил ваше бесчувственное тело у грабителей, когда они пытались затолкать его в карету. Вы что-нибудь помните из событий того вечера?

– Только то, как я дошел до своего дома. Там меня ждали двое.

– Что собственно они хотели от вас?

– Не знаю. Сказали что из полиции, схватили меня и дальше я ничего не помню.

– Они больше ничего не говорили?

– Мне нет, только этот второй заметил, что ему все надоело, поскольку они торчат здесь уже неделю.

– Почему неделю?

– Я ездил в Петербург, отвозил заказ для фрейлины императрицы Сурмиловой, заодно хотел встретиться с вами, он вы уже были в отставке, и так получилось, что неделю не был дома.

– Вот, теперь кое-что проясняется. Выходит, охота на вас была объявлена в день отъезда в Петербург. Судя по тому, как с вами обращались, ничего хорошего эта встреча не предвещала.

– Федор Васильевич, а как Иван Семенович там оказался?

– Это я его попросил «проводить» вас до дома, мы ведь теперь партнеры. Пока вы описывали изумруды у меня в кабинете, я инструктировал Семеныча. Он должен был всего лишь убедиться, что вы благополучно добрались до дома, только и всего. Я не всевидящий и не мог даже предположить, что возникнут какие-то трудности, просто перестраховался.

– И что он с ними сделал?

– Ничего. Когда они начали грузить вас в карету, он подошел сзади и оглушил их буковой дубиной, которую всегда носит с собой. Затем вывернул их карманы и отволок с проезжей части в ближайший переулок. Любой представитель закона не усомнится в том, что это банальное ограбление, однако я уверен, что в полицию они обращаться не будут.

– Никаких документов при них не было?

– Ничего, кроме денег. Правда, насколько Семеныч разбогател в тот вечер, я не интересовался.

…

Следующую неделю Штейнберг провел в одиночестве, если не считать редких визитов лечащего врача. Ростопчин куда-то срочно уехал по делам, и Генриху пришлось довольствоваться обществом своего молчаливого ангела-хранителя Семеныча, который состоял при нем вроде слуги или адъютанта. За это время он окончательно поправился, его перестали мучить головные боли, наладился сон, появился здоровый аппетит. Одиночество его несильно удручало, тем более что к его услугам была обширная домашняя библиотека, больше волновали вынужденное безделье и неизвестность. Как-то вечером, после ужина, когда Генрих, сидя в кресле перед горящим камином читал комедию Фонвизина «Бригадир», раздался стук, дверь отворилась и вошел Семеныч, толкая перед собой сервировочный столик на котором стояла открытая бутылка шампанского, два бокала и ваза с фруктами. Вслед за слугой вошел сам Ростопчин в домашнем халате.

– Рад вас видеть в добром здравии, Генрих Карлович. – Приветствовал он Штейнберга.

– Здравствуйте, Федор Васильевич. – Штейнберг встал, отложил книгу и пожал протянутую Ростопчиным руку. – Я тоже рад вас видеть.

Семеныч пододвинул к камину второе кресло, убрал со столика книгу, аккуратно поставил вино с фруктами и, поклонившись, удалился.

– Итак, Генрих Карлович, выпьем за ваше выздоровление, – произнес Ростопчин, на правах хозяина разливая шампанское, – врач сказал, что один бокал вина пойдет только на пользу.

– Я доставил вам массу хлопот Федор Васильевич, – Штейнберг с удовольствием отпил маленький глоток превосходного французского вина, посмаковал вкус на языке и проглотил.

– О чем вы говорите, Генрих Карлович, – Ростопчин поставил свой бокал на стол, – наоборот, вы излечили меня от безделья и я опять почувствовал вкус к работе. Это нападение неприятно, но, слава богу, все обошлось, и теперь мы знаем, что изумруды интересуют не только нас с вами.

– Вы полагаете, что здесь есть какая-то связь?

– Несомненно! Пристав Городской полицейской части по моей просьбе провел внутреннее расследование и выяснил, что ваши показания по делу и изъятые камни очень интересовали некоего Дулова Алексея Васильевича.

– Хозяин игорного салона?

– Именно. Со слов пристава – довольно темная личность. Он несколько раз попадал в поле зрения полиции в связи с ограблениями, но каждый раз не хватало доказательств, поскольку свидетели просто исчезали, а предположения и слухи к делу не пришьешь.

– А этот пристав, надежный человек?

– Кузьмин Василий Федорович мой сослуживец, вместе были под Очаковом. Во время штурма он был ранен и после излечения вышел в отставку. Так получилось, что исполняющим обязанности обер-полицмейстера Москвы тогда был назначен герой штурма Очакова и его непосредственный командир полковник Павел Михайлович Глазов. Именно он и пристроил Василия Федоровича на место пристава. Человек он честный, что большая редкость в наше время, да и про изумруды он ничего не знает, так что с этой стороны все чисто. Генрих Карлович, вы имели какие-либо дела с Дуловым?

– Мы даже ни разу не разговаривали. Вы уверены, что за этим нападением стоит именно Дулов?

– Да, дело в том, что Семенович опознал одного из нападавших – это местный «Иван» по кличке Слон, довольно известная личность и по сведениям пристава – правая рука Князя, или в просторечии Алексея Дулова.

– Он что, действительно князь?

– Когда-то его предки действительно были князьями, но все это в далеком прошлом, а сейчас «Князь» это всего лишь кличка, не более того.

– Федор Васильевич, я допускаю, что Дулова могли заинтересовать камни, тем более один из его подручных, официант Игнат крутился рядом во время моего разговора с Демьяном Протасовым и мог слышать наш разговор. Сейчас я вспоминаю, что даже брал с его подноса пустую бутылку из-под шампанского.

– А это зачем?

– Проверял твердость камня. Оказалось, что он свободно царапал стекло.

– Это так важно?

– Да, все драгоценные отличаются высокой твердостью и легко царапают стекло.

– А те камни, что вы сдали полиции, они тоже царапают стекло?

– Нет, Федор Васильевич, бирюза довольно мягкий минерал.

– Вот и ответ, Генрих Карлович, – Ростопчин допил остатки шампанского, – Дулов понял, что вы обвели вокруг пальца полицию и, что более существенно, «его сиятельство» тоже.

– Хорошо, Федор Васильевич, но ведь он это понял еще полгода назад. Почему решил заняться мной только сейчас?

– Похоже, что вы чем-то его вспугнули. Припомните, чем вы занимались перед самым отъездом в Петербург?

– Работал над заказом фрейлины Сурмиловой, а когда закончил, уехал в Петербург.

– Эта работа никак не связана с изумрудами?

– Нет, обычный ремонт старого колье и замена нескольких поврежденных камней из горного хрусталя. Смотрится красиво и солидно, поскольку внешне камни очень похожи на бриллианты, и отличить подделку может только специалист. Вполне возможно, что это колье и выдавали за бриллиантовое, а чтобы избежать нежелательной огласки обратились к московскому ювелиру.

– Пожалуй, фрейлина здесь не причем, – нехотя согласился Ростопчин, – ладно, оставим пока этот вопрос открытым и вернемся к нашим делам. Незадолго до моей отставки мы с императором обсуждали проект создания специальной службы, которая могла бы решать дела государственной важности в основном экономического характера. Император хотел искоренить казнокрадство, а поручить следствие по этим делам фактически было некому: сложно было найти не только специалистов, но даже просто неподкупных людей. Вот тогда и возникла мысль создать «Тайную полицию», подчиняющуюся непосредственно императору. Был разработан проект, одобренный императором, о чем свидетельствует его личная подпись, изготовлены печати и даже десять жетонов, но конфликт между вашим покорным слугой и ведомством императрицы привел к моей отставке и поставил крест на этом проекте.

– Если бы вам удалось воплотить эту затею, то сейчас было бы кому поручить это дело.

– О том, что создание «Тайной полиции» не было доведено до логического завершения известно только мне и императору. Все документы и атрибуты у меня, так что никто не мешает нам воспользоваться ими на благо России.

– Как именно?

– Согласно разработанному нами плану, вам придется выехать в Екатеринбург, но поедите вы туда не как частное лицо, а как чиновник «Тайной полиции», следователь по особо важным делам, в чине надворного советника.

– Но ведь это обман!

– Никакого обмана здесь нет: во-первых, вы защищаете не свои частные, а государственные интересы, а во-вторых, эти действия согласованы с императором.

– Вы виделись с императором?

– Четыре дня назад в Гатчине. Я инкогнито ездил в Петербург и при содействии Кутайсова имел свидание с императором. Моя поездка и наша беседа держатся в строжайшей тайне, об этом знают всего несколько человек, но цель встречи им неизвестна. Император был в восторге, узнав об уральских изумрудах, мне едва удалось уговорить его не рубить с плеча и не поднимать шума. Немного успокоившись, он одобрил все наши действия по сохранению государственной тайны и разрешил использовать в своей работе проект «Тайная полиция», без официального утверждения.

– Это совсем другое дело. Я думаю, Федор Васильевич, что император мог бы вернуть вас ко двору.

– Именно это он и предложил, но мне удалось убедить его, что в качестве частного лица я буду более полезен в этом деле. Письма в Лондон и Копенгаген я отправил, правда ответ придет только в середине лета, а пока мы можем спокойно заняться Уралом. Ехать, как я уже сказал, придется вам, Генрих Карлович, так что излагайте свой план, не будете же вы ходить по Екатеринбургу и спрашивать у каждого встречного, не знает ли он, где здесь добывают изумруды?

– Конечно, нет – улыбнулся Штейнберг, – мы уже вкратце обсуждали этот план, с тех пор никаких новых фактов не появилось, поэтому единственная зацепка, которая у нас есть, это убийство купца и двух его людей. Я не верю, что никто ничего не видел и не знает. Здесь, в Москве нам известно лишь общее положение дел, и то с чужих слов. Может быть, там следствие было более плодотворным, ведь Невьянск небольшой город, где практически все друг друга знают. Собрать всю информацию на месте, вот с этого и нужно начинать.

– Хорошо, начнете с Невьянска, но вы совсем не знаете местных условий и, как я понимаю, никогда не были в тайге. Как ни крути, вам просто необходим помощник и лучше всего, если это будет кто-то из местных.

– Но, у меня нет знакомых на Урале.

– У вас нет, а вот у меня, есть. Два года назад, еще при Екатерине, упокой господь ее душу – Ростопчин перекрестился – в Екатеринбург был сослан мой товарищ по Преображенскому полку, гвардии капитан Соколов Виктор. Срок ссылки два года и он истекает в мае, так что к вашему приезду он будет практически свободен. Виктор человек общительный, думаю, за это время он пообтерся в Екатеринбурге, знает город, окрестности, людей. Найдете его и передадите письмо, правда, на всякий случай, я его не подписал, да и сам текст довольно туманный, но он догадается кто автор, а вы его посвятите в детали.

– Федор Васильевич, если он ваш друг, то почему вы не выручили его раньше, когда были при дворе?

– Статья, Генрих Карлович, он был осужден за распространение фальшивых ассигнаций, подобные приговоры император даже не рассматривает. Вам нечего опасаться, уверяю вас, Виктор не имеет к этому никакого отношения. Его взяли в трактире, когда он расплатился фальшивой ассигнацией, но купюра была всего одна. По его словам, он выиграл в карты около двухсот рублей, а там, сами понимаете, деньги переходят из рук в руки и определить, кто подложил фальшивку практически невозможно. Следствие ничего не доказало, однако для острастки дали два года ссылки.

– Хорошо, Федор Васильевич, а если он откажется?

– От таких предложений не отказываются, я обещал ему генеральские эполеты и доходную должность, так что можете считать, что нас уже трое. Кстати, я навестил вашего дядю, Вильгельма Брандта, сообщил ему, что с вами все хорошо и что скоро вам предстоит поездка на Урал. Не скажу, что он сильно этому обрадовался, однако совершенно справедливо напомнил мне, что вы очень скромный человек и просил позаботиться о вашем вознаграждении.

Заметив, как покраснел собеседник, Ростопчин улыбнулся и продолжил:

– Я как мог, успокоил его и пообещал, что ваш труд будет вознагражден по заслугам. Итак, что бы вы хотели получить в случае успешного завершения дела?

– Это как делить шкуру еще не убитого медведя, поэтому о вознаграждении я как-то не думал.

– Примерно это мне и сказал ваш дядя. Я придерживаюсь другой точки зрения. На мой взгляд, каждый из партнеров должен четко знать, ради чего он рискует и что получит в случае успеха. Это позволит в дальнейшем избежать недоразумений и взаимных обид. Я предлагаю вам монополию на огранку уральских изумрудов для казны. Думаю, это будет справедливо! Устраивает?

– Я на это даже не рассчитывал.

– Тогда будем считать, что договорились! Вернемся к вашей предстоящей поездке в Екатеринбург. Какие дела вам нужно завершить в Москве?

– Заказов сейчас нет, поэтому проблема только с мастерской. Неизвестно, сколько мне придется отсутствовать, поэтому нужно решить вопрос с арендной платой. Мне нравится мое новое жилище, и я не хочу его потерять.

– Не забивайте себе голову, я лично договорюсь с Воронцовым, квартира останется за вами, сколько бы вы не отсутствовали. Одежду закажем у моего знакомого портного, а все необходимое для путешествия купим в магазине. Я не хочу, что бы вы возвращались к себе домой, не исключено, что вас там будут ждать. Сядете в почтовую карету, но не в Москве, а во Владимире. Я как раз собираюсь навестить Александра Романовича Воронцова, у него именье под Владимиром, заодно подвезу и вас.

– Зачем, я же не в розыске?

– Затем, Генрих Карлович, что все пассажиры отмечаются на каждой почтовой станции. Если вас ищут, то наверняка будут проверять списки, выясняя, куда вы направились. Я человек осторожный и предпочитаю перестраховаться, даже, если опасности нет. В Екатеринбурге найдете Виктора Соколова, именно к нему вы официально и едите. Пока все ясно?

– Да, Федор Васильевич, найду капитана Соколова, передам письмо и введу его в курс дела.

– Далее будете действовать по обстоятельствам. Главная задача – выйти на след изумрудного рудника. На тот случай, если придется обращаться к властям, у вас будет особый документ за подписью императора, где служащим предписано оказывать вам любую посильную помощь в выполнении дела государственной важности. Не нужно лезть на рожон, пока просто собираем информацию.

– В общих чертах мне все понятно, Федор Васильевич.

– Ну, вот и хорошо, детали мы еще успеем обсудить, а пока отдыхайте, набирайтесь сил. Отправитесь на Урал, только когда разрешит доктор.

Через несколько дней вопрос с отъездом был решен.

Глава 12. Усадьба «Андреевское» 26 апреля 1798 года (четверг).

В конце апреля установилась хорошая погода, и Ростопчин решил, что самое время навестить Александра Романовича Воронцова. Екатерининский вельможа, уже четыре года находившийся в отставке, жил затворником в своем поместье «Андреевское» во Владимирской губернии, в ста верстах от Москвы. Ростопчин подвез Штейнберга до Владимира, а на обратном пути заехал к Воронцову.

– Здравствуй Федор, рад тебя видеть.

– Здравствуйте, Александр Романович, вы, наверное, единственный, кто рад меня видеть?

– Это ты про отставку? Не обращай внимания, я вон уже четыре года в отставке и ты знаешь, даже как-то спокойнее. Местные меня избегают, да и черт с ними. Я собственно и сам никого не приглашаю, живу тут как сыч.

– Я помню, Александр Романович, даже занимая высокие посты, вы всегда держались вдали от двора.

– Да, Феденька, был такой грех. Не люблю я выскочек и подхалимов. Нарядятся как павлины, нахватают званий, увешаются орденами, а в голове ни одной толковой мысли. Как только доходит до дела от них толку, что с козла молока. Покойный отец рассказывал: когда императрица Елизавета объявила войну Фридриху, то оказалось, что некому командовать армией! В России официально пять фельдмаршалов, а командовать некому!

– Как такое могло быть?

– А вот так! Трубецкой Никита Юрьевич пережил восемь царствований и при всех монархах был в чести. Участвовал в двух войнах и даже получил звание генерал-лейтенанта, при этом ни разу не был, ни в одном сражении.

– А что же он там делал?

– Занимался снабжением армии.

– А как же он стал фельдмаршалом?

– Елизавета Петровна постаралась, уж больно натурально он рыдал, стоя рядом с ней на коленях во время церковных церемоний. Сам понимаешь, когда дошло до выбора главнокомандующего, то его кандидатура даже не упоминали.

– Ну, это только один, а другие?

– Хорошо, пойдем дальше. Бутурлин Александр Борисович – красивый, статный, даже неплохо образованный, но трус, каких свет не видел. Так, что этот тоже не годился.

– Но, насколько мне известно, Бутурлин командовал русскими войсками во время Семилетней войны.

– Да, это случилось в самом конце войны. Он сменил заболевшего Салтыкова. Имея в два раза больше войск, чем у Фридриха постоянно избегал встречи с ним, объясняя свою трусость тем, что он якобы заботится о жизни и здоровье солдат! Каково! Даже Елизавета пришла в бешенство от подобных действий своего бывшего любовника.

– Это два, кто третий?

– Розумовский Алексей Григорьевич, фаворит Елизаветы Петровны – «Ночной император». Этот, как ты сам понимаешь, кроме члена, прости господи, ничего в руках держать не умел. Оставался последний, Апраксин Степан Федорович, вот его и назначили. Огромный, толстый, большой любитель роскоши он меньше всего напоминал военного, да к тому же посредственные способности сочетались у него с патологической ленью.

–Это четыре, Александр Романович, а вы говорили о пяти?

– Был и пятый, заслуженный человек, настоящий фельдмаршал, командовавший армией и побеждавший турок – Бурхард Христоф Миних. Я понимаю, что он был лишен звания и находился в ссылке, но он был жив, здоров и мог возглавить русскую армию, однако его кандидатура никак не устраивала императрицу. К сожалению, Феденька, у нас судят о людях не по их способностям, а потому, насколько гибок их позвоночник и сладкоречив язык, забывая о том, что лесть и низкопоклонство редко уживаются с умом и талантом. Впрочем, все это ты знаешь не хуже меня.

– Не нами это заведено, Александр Романович.

– Не нами, Федя, не нами, здесь ты прав, но нам приходится жить по этим правилам и если не прогибаться и не льстить, то долго на своем месте не просидишь. Ладно, если человек достойный, там не грех лишний раз и поклониться пониже, а, ведь, как правило, ослы, типа последнего фаворита матушки Екатерины, упокой господь ее душу – Платошки Зубова. Ведь дурак дураком, а гонору столько, что на хромой козе не подъедешь. Нахапал должностей, сидит за столом, обложился бумагами, а у самого ни одной мысли в пустой голове. Сколько раз я докладывал ему, что нужно прекратить чеканить из пуда меди шестнадцать рублей, поскольку, реально пуд меди стоит уже двадцать рублей. Простой народ быстро сообразил и вместо того, чтобы покупать медь для изготовления посуды, стал переплавлять медные монеты, уменьшая тем самым объем денежной массы в государстве. Казна несет огромные убытки, а этот осел, прости господи, ничего не делает. Уже после моей отставки он представил на «Высочайшее усмотрение» проект перечеканки монет из расчета тридцать два рубля из пуда. Добро бы сам додумался, а то ведь раскопал в архиве изъеденный мышами проект покойного Петра Ивановича Шувалова, тридцатилетней давности, переписал и выдал за свое детище.

Павел I отменил проект Зубова, подписанный Екатериной, и вернулся к прежней системе, но Ростопчин решил не устраивать диспут на столь щекотливую тему, а воспользовавшись ситуацией развернуть разговор в нужное ему русло.

– Я слабо разбираюсь в этих вопросах, Александр Романович, собственно говоря, именно поэтому я и решил, побеспокоить вас, вы уж извините за прямоту.

– О чем ты, Федор, какие извинения? Понятно, что ты приехал по делу, неужели думаешь, я поверю, что ты отмахал сто верст, просто для того, чтобы справиться о моем здоровье. Но, все равно я рад, что твоему визиту. Давай так, сейчас пообедаем, чем бог послал, а уж потом и поговорим о твоих делах. Разносолов не обещаю, но сыт будешь.

После сытного обеда собеседники вернулись в кабинет хозяина и за бокалом французского шампанского, привезенного Ростопчиным, продолжили беседу.

– Так, какие у тебя там трудности, Федор?

– Есть вероятность, что из России в Европу уходит товар на очень большую сумму.

– Минуя таможню?

– Да, именно так.

– Это всегда было, тут ничего нового нет. О какой сумме идет речь?

– Трудно назвать точную сумму, будем считать, что речь идет о миллионе рублей.

– Поверь мне на слово, Федор, вывезти из России товар на один миллион рублей минуя таможню невозможно.

–Этот товар возможно.

– Сделай милость, просвети старика, что это за товар такой?

– Изумруды! Один фунт ограненных камней может стоить миллион рублей и больше!

– Но, в России нет изумрудов!

– Официально считается, что их нет, но ведь до недавнего времени считалось, что и золота в России нет. У меня пока что нет неопровержимых доказательств, поэтому рассмотрим эту ситуацию чисто гипотетически.

– Согласен, но сразу скажу, что дела твои плохи – отследить этот груз ты не сможешь.

– Это я прекрасно понимаю, Александр Романович, и не собираюсь зря тратить силы и время. Я хочу зайти с другой стороны – попробовать проследить оплату и именно поэтому обратился к вам. Камни товар удобный, в кармане помещается целое состояние, но вот вопрос: как это самое состояние переправить в Россию?

– Приятно иметь дело с умным человеком!

– Вы мне льстите, Александр Романович.

– Это не лесть, Федор, а констатация факта. Теперь к твоему вопросу. Ты не допускаешь, что деньги просто оседают в европейских банках?

– Часть денег, может быть, и остается в Европе, но основная масса должна вернуться в Россию, поскольку, именно здесь добываются и обрабатываются камни, а содержание предприятий, даже подпольных обходится дорого.

– Ты представляешь, Федор, сколько весит миллион рублей серебром?

– Полторы тысячи пудов.

– Правильно. Увести такую тяжесть можно только на корабле.

– Контрабанда?

– Именно, но как только экипаж узнает, что находится в трюмах, я не поставлю и ломаного гроша на то, что груз будет доставлен по назначению.

– Тогда, как?

– Не знаю, Федор, что придумали твои дельцы, но могу рассказать, как поступали русские и польские купцы в схожих ситуациях.

– Очень интересно послушать, Александр Романович.

– Так, вот, мы тогда обсуждали падение рубля на Амстердамской бирже. Курс рубля в 1787 году равнявшийся тридцати девяти стюйвертам вдруг, в течение шести лет упал до двадцати двух стюйвертов, что вызвало сильное беспокойство, как среди купечества, так и в правительственных кругах. Одной из причин называли отрицательный торговый баланс, но, официально по ведомостям баланс был положительный. Уже тогда я заявлял, что все эти ведомости обычная туфта, что импорт России значительно превосходит экспорт.

– Я что-то не совсем улавливаю связь?

– Не торопись, Федор, сейчас все поймешь. Итак, первое, на что я указывал это мздоимство на таможне, где за взятку занижались объемы ввозимых товаров. Это понятно?

– Да, это я понял.

– Хорошо, пойдем дальше. Ты когда-нибудь слышал о том, что из России сухопутным путем постоянно ходят купеческие караваны в Европу, в основном в Силезию?

– Первый раз от вас слышу.

– Вот, а на самом деле это так. Русские купцы везут в Европу наши товары: юфть, сало, меха, мед и воск, а обратно в Россию европейские товары. Самое интересное, что русские купцы продают в Европе не только товары, но также повозки и лошадей.

– А, на чем же они везут товар в Россию?

– Сами купцы возвращаются домой пешком, а оплаченные товары им отправляют морем. Поверь мне, схема отработана десятилетиями и работает безотказно.

– Если я правильно вас понял, Александр Романович, то в моем случае, продавец изумрудов получает не наличные деньги, а товары на означенную сумму, которые морем доставляются в Россию.

– Абсолютно верно, Федя. Смотри: из России ушли изумруды на миллион рублей, но об этом никто не знает, это нигде не отражено и таможенные пошлины не уплачены. Зато в Россию пришло товаров на этот миллион, вот тебе и отрицательный торговый баланс. Однако это ошибочное мнение! Данный товар никто официально не оплачивает и миллион российских рублей остается в стране, а не уходит на Запад, плюс уплачены все обязательные пошлины с товара. Фактически, получается, что этот самый товар как бы произведен в России. Если все действительно так, то твой любитель изумрудов не преступник – он гений. Такие люди на вес золота, ему бы руководить коммерц-коллегией, вместо нашего поэта-алкоголика Державина. Наша главная беда, Федор – непрофессионализм. Мы много кричим на всех углах, какие мы великие, а как доходит до дела, получается пшик! Возьмем того же Державина, ведь прекрасный поэт, ну так и слагай вирши, зачем тебе лезть в президенты Коммерц-коллегии, если ты в этом ни черта не смыслишь? Ратовал за развитие внешней торговли, не понимая простой истины, что прежде чем что-то продать, нужно это что-то иметь. В России не развита обрабатывающая промышленность, нам нечего предложить Европе, кроме даров леса и продуктов сельского хозяйства. Посмотри на список экспортных товаров, там сплошь одно сырье, в лучшем случае полуфабрикаты, а где продукция? То, что производят на наших заводах и мануфактурах по качеству значительно уступает европейским аналогам, и никому там не нужно даже задаром.

– Не могу согласиться с вами Александр Романович, ведь внешняя торговля развивается, по отчетам мы имеет стабильный рост объемов по году.

– Федор, ты никогда не занимался торговлей и сейчас повторяешь то, что написано в отчетах. Чтобы не быть голословным, приведу один пример из собственной практики. Матушка Екатерина, захватив Крым и Северное Причерноморье, загорелась идеей создать черноморскую торговлю. Изучив тему, я пришел к выводу, что никаких перспектив у этой торговли нет. Суди сам: ни в Турции, ни в России нет национальной промышленности, а значит, страны могу предложить друг другу только сырье, которое никому не нужно. Турки предлагают транзитные товары из Индии и Китая, но все это Россия может взять в Персии вдвое дешевле. Вот и получается, что предложение есть с обеих сторон, а спроса нет ни с одной. Законы экономики, Федор, они и в Турции законы! На одном из заседаний я так и доложил императрице, но, думаешь, она мне поверила? Сама взялась за дело, приказала открыть все черноморские порты и объявила, что корабли всех стран могут беспрепятственно торговать с Россией.

– И каков результат?

– Никакого! Даже имея новороссийскую пшеницу и уральский металл, черноморская торговля не сдвинулась с места. По последним данным она составляет всего два процента от общего объема внешней торговли России.

– Но ведь товары из Индии и Китая, тот же шелк и специи всегда были востребованы в Европе.

– Когда-то именно так и было, но в середине XVIII века ситуация изменилась. Баснословные доходы Ост-Индских компаний остались в далеком прошлом. Голландская, Французская и Датская компании обанкротились, осталась только Английская Ост-Индская компания, которая удержалась на плаву только благодаря государственной поддержке. И вот представь себе, что наш поэт Державин в этой ситуации призывает российское купечество все свои силы обратить на Индию и Китай.

– На мой взгляд, Александр Романович, в его призыве есть рациональное зерно, ведь для торговли с Азией нам достаточно пересечь Каспийское море, в то время как европейцам – океан.

– Ты правильно рассуждаешь Федор, забывая, что мы живем в России, где государство никак не поддерживает свое купечество. Вот Державин бросил клич и что дальше? Как простому купцу попасть в Персию?