Завышенные ожидания бесплатное чтение

Что я здесь делаю?

Так случилось, что я хотел забросить свою писательскую деятельность. Это произошло по причине того, что я не мог донести свои творения до читателя. Публикуя свои творения на сайте проза. ру, я делал их анонсирование. Произведения начинали идти в гору, их рейтинг рос, и тут же следовало удаление модератором по причине того, что содержание моих произведений противоречило политике сайта.

Послав свои произведения на ежегодный конкурс «Писатель года 2017», я был очень удивлен, что я был допущен комиссией к участию в нем. Отобрав шесть своих произведений, я отослал их на конкурс. Для этого мне пришлось оплатить свое участие из расчета, что одна опубликованная страница текста в конкурсном альманахе стоила одну тысячу рублей. Я все же решил тогда рискнуть определенной суммой. Через несколько месяцев мне сообщили, что четыре из шести посланных произведений не могут быть опубликованы, так как они не соответствуют политике сайта, оскорбляют судей, некоторых известных персонажей, например, Собчак в моем произведении была названа троянской лошадью русской оппозиции. Мои объяснения не проканали, что это была лишь цитата известного российского политика Сергея Удальцова, и эти слова он произнес после четырехлетней отсидки по политическому делу 6 мая 2011 года, и слова эти были сказаны в присутствии двухсот журналистов.

Все это мне напоминает определенную цензуру, а так как мои произведения во многом автобиографичные, получалось так, что сама моя жизнь не вписывается в установленную цензуру. Мне это было не очень понятно, мои произведения не пропагандируют самоубийств, запрещенных веществ и всего того, что не вписывается в рамки закона. Тем не менее, в них во многом присутствует моя реальная жизнь, которая не вписывается модератором в установленные рамки. И у меня постскриптум возникает вопрос, а стоило ли тогда нынешней элите, которая принимала активное участие в развале СССР, пропагандировать свободу слова, которая через несколько лет была все равно отобрана…

Одной из причин развала СССР называлось отсутствие свободы слова. Отчасти это утверждение правдиво, в ту пору государство всячески ограждало свое население от негативной информации, но сейчас, когда нашей элите наплевать, что думают о жизни ее сограждане, цензура выглядит архаичным пережитком. С другой стороны, то, что я не вписываюсь в определенные стандарты, говорит обо мне как об удачном авторе. Так как плох тот автор, кто умудрился всем угодить и не рассказать ничего нового.

Итак, каким-то чудом два моих произведения оказались в литературном альманахе, и я принимаю участие в конкурсе «Писатель года 2017». Одно из произведений, «Мгла спустилась», написано в подражание Булгакову и Салтыкову-Щедрину и завуалированно посвящено деятельности нынешнего мэра Москвы Собянина. Мало что меняется в России, все то же ханжество, воровство, прикрытое благими и даже религиозными мотивами. То, что это произведение попало в литературный альманах, я бы назвал настоящим чудом.

Второе произведение посвящено российскому правосудию. Там рассказывается, как я сходил в суд, чтобы подписать свои документы у дежурного судьи, и чуть было не оказался в следственном изоляторе. Это – удивительная история, даже для меня. Оказывается, что просто постучавшись к судье, можно вполне угодить в следственный изолятор. Впрочем, это – лишь иллюзия, что какие-то суды или полицейские существуют. Наше государство давно приватизировано кучкой негодяев.

Так или иначе, но я рад, что хоть какие-то мои произведения участвуют в конкурсе, но так и не найдя своего читателя, я было уже решил забросить свои писательские опыты. Но месяц назад умер мой последний из друзей Максим. Написание книги стало для меня единственным способом общения и способом переосмыслить его и свою жизнь.

На протяжении всей моей жизни передо мной всегда стояло два вопроса. Первый из них: что я здесь делаю? Этот вопрос я задавал себе всегда, даже будучи пьяным и одиноким в номере гостиницы «Волга» в Самаре или находясь в каком-нибудь борделе с единственной мыслью: зачем я сюда пришел и скорее бы уже все это закончилось. Вторым вопросом было: а имеет ли все это хотя бы какой-нибудь смысл, хотя бы самый малюсенький – на эти вопросы я и попытаюсь ответить в этой книге.

Максим

Познакомились мы с Максимом, когда нам было по четырнадцать лет. Мы вместе пришли в новую для нас 342 школу Москвы. Одноклассники нас, как новеньких, недолюбливали. Мы же, отгородившись от них своим мирком, уютно себя чувствовали за последней партой. После школы мы гуляли вдоль прудов Лефортовского парка. В то время там было множество рыбаков и даже кто-то умудрялся ходить под парусом.

Вскоре к нам с Максимом примкнул наш одноклассник Володя. Втроем мы гуляем, слушаем популярный в то время дуэт Modern Talking. Максим при этом активно плюется, он всегда стремится отделиться от толпы. Если все слушают Modern Talking, то Максим пропагандирует Майкла Джексона. Так было всегда и в дальнейшем, он всегда опережал толпу. Как только толпа его настигала, как было в случае с группой Depeche Mode, то он переставал слушать группу, популярную среди народа (слова «быдло» тогда еще не было, тогда были все равны).

Максим несколько, насколько это было возможно в советское время, выделялся из толпы своим материальным положением. Его отец, Евгений Александрович Шаров, был полковником знаменитого КГБ СССР. Отсутствие классового расслоения в советском обществе подтверждается тем фактом, что, несмотря на свою должность заместителя Шестого Управления КГБ, и отец Максима, и даже его начальник генерал Шам ездили на работу на метро.

Мы с Максимом тоже ездили на метро. Но мы ездили не на работу, а за пластинками традиционного британского рока, и зачастую это происходило вместо школьных занятий. Нашими излюбленными местами были точка грампластинок в ГУМе, магазин «Мелодия» на Новом Арбате и на Маяковской, а также магазин пластинок на Октябрьской.

И вот, вместо школьных занятий мы разъезжали по нашим точкам в поисках дефицитных пластинок Black Sabbath, Rolling Stones и Led Zeppelin. Счастливые и окрыленные нашими покупками, мы едем к Максу слушать наши приобретения. В поисках волшебных звуков мы придумываем себе иллюзорный мир, где царит свобода, где каждый волен делать то, что захочет, где тебя не заставляют вступать в комсомол, слушать ахинею о новых решениях съезда КПСС, в которые уже никто не верил, ни учителя, ни ученики. Но все равно, как ученики советской школы, о таком мире мы могли только мечтать.

Несмотря на должность своего отца, Максим не был каким-то конформистом. Он был этаким антигероем нашего времени, высмеивая всякую показную активность, ложный патриотизм. Для Максима всегда важнее его мысли, чем мнение о нем толпы. В советское время каждый должен был становиться комсомольцем, а Максим не хотел, как все, и даже мои мысли о вступлении в комсомол он высмеял. В итоге мы так с ним единственные и окончили школу не комсомольцами.

Советское общество достигло справедливости, но счастья людям это все равно не принесло. Максим имел, в отличие от многих наших одноклассников, большой импортный музыкальный центр «Sharp», большое количество импортных аудиокассет, эротические игральные карты, будоражащие юношескую фантазию, немного импортной одежды. Пожалуй, это все, что выделяло его в материальном плане из наших сверстников.

Тянулись наши с Максимом школьные годы, в поездках по магазинам грампластинок и студиям звукозаписи. Страна же медленно погружалась в хаос. В конце концов это коснулось даже состоятельного Максима. Отовсюду пропали импортные аудиокассеты, и Максим был вынужден себе купить магнитофон для бабин. Вместо прогресса начинался регресс. Верхушка КГБ СССР создавала по стране искусственный дефицит. Позднее, когда Максим в 90-е годы занимался железнодорожными перевозками, он говорил, что многие станции вплоть до 97–98 гг. были заставлены железнодорожными составами с различными товарами народного потребления и всяческими консервами. Там же находились и вагоны с импортными аудиокассетами.

В конце 80-х Максим увлекся идеями русского консерватизма, пропагандируемыми журналом «Наш современник». Этими же идеями вместе с Максимом проникся и я. Таким образом, когда все вокруг вдруг стали противниками советского строя и государства, мы с Максимом оказались в идеологическом меньшинстве, которое желало, чтобы СССР сохранился.

Когда мы окончили школу, то с первой попытки в институт нам с Максимом поступить не удалось. Нужно сказать, что нам и так повезло, так 1989 год стал первым годом в СССР, когда в институт могли поступать люди, не принадлежащие комсомолу, к которым и относились мы с Максимом. Если я после первого провала делал попытки поступления вновь, то Максим, расстроившись тем, что ему не удалось поступить в модный тогда Историко-архивный институт, навсегда отказался от идеи получения высшего образования.

Вначале Максим еще думал, что будет поступать на следующий год, и поэтому даже пытался устроиться работать в какой-нибудь из московских архивов, но у него ничего не вышло. На беду Макса, его отец был честным, идейным коммунистом и не захотел использовать свое служебное положение, чтобы помочь Максу с поступлением в институт или хотя бы с местом работы по историческому профилю.

Максим самостоятельно устроился в контору, которая занималась оформлением заявок от изобретателей, где познакомился с двумя нашими ровесницами Танечкой и Наташей, как и мы, они только что окончили школу. Наташа имела некие виды на Максима, но сказала, что секс между ними возможен только после свадьбы. Поэтому первый в жизни Максима секс случился во время одного из перекуров с Танечкой. Конечно же, это – волшебное чувство первого секса, и даже отсутствие презерватива молодого Максима не смутило. Наташа сразу почувствовала неладное, и этот удар со стороны подруги она простить не могла.

Пришло время для Максима идти в армию страны, которой уже фактически не было, да и не был приспособлен Максим общаться со всеми подряд. Максим решил откосить, так как сильных проблем со здоровьем у него не было, то выбор пал на психиатрию. Прочитав несколько книжек по психиатрии, он сказал ключевые слова врачу в военкомате, после которых врач отправил его на обследование в психиатрическую лечебницу. Больница находилась на улице Потешной, что сразу указывало на тот факт, что больница находилась на своем месте.

Новыми друзьями Максима по палате в психиатрической больнице оказались весьма колоритные личности. Среди них были Леха – человек, опасавшийся, что если он перестанет есть антидепрессанты, то он кого-то убьет, какой-то сценарист мультфильмов, человек, представляющий себя телефоном, симулянт грузин, ждавший в больнице теплых дней, ну и Ваня-Валя, готовившийся в больнице превратиться из парня в девушку и, несмотря на свои густые усы, переписывающийся с какими-то морячками.

Со стороны может показаться, что пожить недельку с такими личностями весьма интересное, забавное приключение, к тому же некоторые из принимаемых таблеток вызывали у пациентов больницы приятные и очень яркие сны. Но на самом деле строгий распорядок больницы, постоянное наблюдение санитаров делали пребывание в больнице тяжелым испытанием, которое Максим с достоинством перенес. Подружившись практически со всеми обитателями своей палаты, он свыкся с мыслью о том, что какое-то время придется немного пострадать. К тому же «психи» оказались умными, начитанными людьми, боюсь, в армии таких встретить Максиму бы не удалось.

После психиатрической больницы Макс решил, что ему осточертела его скучная работа по оформлению заявок изобретателей, и, уволившись, он пошел работать на почту, обычным почтальоном. В то время народ выписывал массу газет и журналов, это еще была эпоха до интернета, и люди узнавали информацию из газет и журналов, книг. Поэтому с раннего утра с тяжелеными сумками Максим бегал по району, разнося газеты и журналы.

В молодости всегда что-то происходит. Поэтому вопрос, что Макс делает здесь, на почте, собирается ли он всю свою жизнь провести здесь и тому подобная чепуха не стоит перед Максом болезненно. Несмотря на то, что его отец уже уволился из разведки и достаток в семье упал, Максим спокойно относится к своему положению. В принципе, достаток упал у 90 % людей, но с другой стороны, также появились богатые и даже очень богатые люди.

Итак, Максим спокойно разносит почту, затем проводит некоторое время в болтовне с бабами на почте или игрой в шахматы со своим коллегой Вовкой. Иногда к ним забегаю я, чтобы разделаться с азартным игроком Вовкой. Я – КМС по шахматам, и у Вовки нет никаких шансов против меня, но раз за разом он упорно пробует вновь.

Иногда на почте происходят пьянки, и почтальоны дискутируют о политике, проклинают ненавистных коммунистов. Несмотря на то, что почтальоны, как и большинство населения, оказались нищими после крушения советской системы, Макс единственный на своей почте, кто недоволен происходящими в стране изменениями. Макс рассказывал, что, накушавшись вдоволь водки, почтовские бабы начинают изнемогать от нехватки секса. И как-то раз Максим застукал свою коллегу Марину после пьянки вожделенно сосущей хуй разнорабочему Диме. На лице Димы была блаженная улыбка, и он с наслаждением выстрелил в рот Марины.

Иногда Максим ездил на подработки в театр Советской Армии. Разнорабочим он монтирует сцену театра и получает более-менее приемлемые заработки. По слухам, московским театрам помогает всемогущий московский криминальный авторитет Квантришвили, и именно благодаря криминальным деньгам театральное искусство и выживает. Такая практика не является чем-то вопиющим, в жизни часто криминал и искусство идут рука об руку.

Иногда мы с Максимом вместе ходим на протестные митинги, какая-то часть населения все-таки была не согласна, что страну распродают. Будучи людьми идейными, мы даже готовы были принять участие в потасовках с московским ОМОНом. В то время за противодействие сотрудникам милиции на протестных митингах не арестовывали и никаких претензий не предъявляли, но отхватить пизды было вполне реально. Все же неорганизованная толпа митингующих не может противостоять организованной силе ОМОНа.

Как-то на одном из митингов Максим даже давал интервью для голландского ТВ. Максим сказал: «Россия всегда была Империей, и поэтому не надо нам навязывать свое мнение». После интервью я ему сказал, что он был неправ, что нужно было давить на нарушение прав и ущемление свобод, что Запад пассажи про Империю не поймет. Спустя годы я думаю, что он был прав, по возможности нужно говорить то, о чем ты на самом деле думаешь. Мы чувствовали себя этакими революционерами, отстаивавшими свое право быть человеком в своей стране, но в глубине душе мы все же понимали, что мы обречены, что люди, которые принимают решения, давно уже решили покончить и распродать страну.

То обстоятельство, что большинство народа нас не понимало, делало из нас достаточно мрачноватых людей со своеобразным чувством юмора. Всегда саркастически настроенные, мы с удовольствием подъебываем окружающих и друг друга, но не теряя при этом человечности. Так, во время разноса почты Макс подобрал малюсенького белого щеночка, слегка напоминающего щенка бультерьера. За такое сходство щенку была дана кличка «Буль». Буль был преданным и очень смышленым щенком. Он быстро подружился с моей собакой – кавказской овчаркой Дафной. Дафна обеспечивала Булю защиту от самых крупных собак, всегда вступая в бой, едва заслышав рык в сторону своего друга. Иногда Буль буквально зарывался внутрь шерсти Дафны, и там мирно дремал.

Вскоре Максим подобрал еще одного щенка. На этот раз щенок был похож на добермана, он получил кличку Кеша. Кеша, в отличие от Були, был глуповат и нагл, но своим настойчивым характером приглянулся отцу Максима.

Максим ленился много ходить, и частенько вечерами вместе с собаками, он с Булей и Кешей, а я с Дафной, мы сидели в центре стадиона Лефортовского парка на красном пожарном ящике, обсуждая новости текущего дня или просто попивая пивко.

У Максима в то время появилось много поклонниц, и всех как одну звали Наташей. Чтобы как-то различать их в разговоре, он их классифицировал как Наташа, Наталья и Натулюшечка. Самой молодой, привлекательной и развратной была школьница-отличница Натулюшечка. Именно ее и выбрал Максим для отношений, как всякий раз самец выбирает самую опасную из всех возможных игрушек.

Натулюшечка часто бесила Максима своими походами в Лефортово в мини-юбке и без трусиков. Ее девичья грудь школьницы росла как на дрожжах, часто привлекая внимание посторонних мужчин и солдат дивизии Дзержинского, чьи казармы располагались напротив окна Натулюшечки. Натулюшечка обменивалась в окне с молодыми солдатами томными взглядами и порой демонстрировала им свое дивное девичье тело. Порой она заигрывала даже со мной, внимание мужчин – вот что по-настоящему питало и наполняло ее. Вместо школы она частенько забегала к Максу, чтобы вместе с ним предаться любовным утехам… Молодая и ненасытная сучка доставляла Максу немало удовольствия, но еще больше всяких неприятных моментов, связанных с его обоснованной ревностью.

Максим тем временем ушел с почтовой службы, отец все-таки пристроил его в охрану фирмы, занимавшейся грузоперевозками. Жизнь пошла своим чередом. Работа два дня через два позволяла Максу вести вольготный образ жизни, он мог и выспаться, и потрахаться с молодой школьницей Натулюшечкой. Как-то, демонстрируя уровень своей свободы, Максим предложил мне потрогать Натулюшечку во всех ее интимных местах.

Пока Максим ковырялся у нее между ног, я гладил ее уже недетские груди и что-то нежно шептал на ушко, пока наконец-то Натулюшечка не издала вздох облегчения. Это был волшебный миг школьного оргазма.

Во время частых ссор Максима с Натулюшечкой мы устраивали пьянки у Макса в комнате, где к нам присоединялась моя тогдашняя подружка Ольга. Ольга буквально писалась кипятком от брутального мужчины Макса и от его пренебрежительного отношения к ней. Она многое позволяла ему, в том числе раздевать и гладить себя, но правила их «дружеской» игры не позволяли вступить им в близость, так как даже в интимные моменты Макс не переставал говорить колкости в адрес Ольги, критикуя ее фигуру, соски, груди, вогнутые внутрь тела, не забывая при этом похвалить ее кружевное белье. Когда мои отношения с Ольгой из-за ее бесконечных измен закончились, ей все же удалось затащить Максима к себе в постель.

Из-за ухода своего отца с работы Максиму пришлось уволиться из охраны, и я пристроил его к себе на фирму, где я вел бухгалтерию. Теперь Максим ездил и показывал потенциальным клиентам квартиры, выставленные на продажу. Во время одной такой поездки он в метро встретил бывшего своего коллегу, который, как и Максим, уволился и создал собственную фирму по грузоперевозкам. К радости Максима, он предложил Максу работу менеджера перевозок с неплохим заработком. Проработав несколько месяцев на него, Максим, забрав своих клиентов, организовал с бухгалтером Мишей уже собственную фирму.

У Максима стали водиться денежки, теперь мы общались все меньше, так как свободного времени у Макса стало меньше, а его отдых был мне не по карману. Максим стал любить зависать в ресторанах или в публичных домах. Одеваться Макс стал в дорогих бутиках. Не зря говорят, что деньги портят людей, отчасти так произошло и с Максом. Теперь он уже общался со мной немного свысока, когда родители уезжали на дачу, он вызывал ко мне домой шлюх. Ему нравились опытные сорокалетние женщины, но все же он предпочитал общаться с моими бесплатными девушками, и хоть секса между ними не случалось, все же простое человеческое общение дороже, чем трахать бесчувственную шлюху.

Однажды Макс решил, что он тратит слишком много денег на шлюх, и потому решил жениться. В свидетели он пригласил меня, как своего лучшего друга, хотя на тот момент мы уже мало общались. И вот 11 ноября 1997 года я, отпросившись с работы, отправился с Максимом в подмосковное Селятино, где жила его невеста Наташа. Наташа была той самой девушкой с его первой конторы, занимавшейся оформлением заявок изобретателей. Между ними не было особых романтических отношений, да даже и секса-то толком не было. Впрочем, романтикой можно считать их свидание в квартире Максима, где они устроили соревнование, кто выпьет больше водки. Как мне казалось, что у Наташи, пусть и девушки подмосковной закалки, нехрупкой, но все же нет шансов против мужика за 110 килограммов. Я ошибся, Наташа легко перепила Максима, в конце концов от выпитого ему стало плохо.

Было еще два-три свидания между ними, но как-то чего-то необычного не происходило, а тут Максим, который планировал жениться раз и навсегда, без всякой подготовки, бац, и женится. Максим, как истинный мужчина, всегда все делал один раз. Один раз он поступал в институт, один раз женился и один раз организовывал бизнес.

Итак, рано утром к Максиму подъехала пара черных советских представительских ЗИЛов и отправилась с Большой Почтовой, где жил Максим, в сторону Селятино. Часа через полтора-два мы въехали в двор невесты Макса. Дом представлял из себя обычную хрущевскую пятиэтажку. Возле подъезда нас ждали подружки невесты, и своими деревенским шутками, прибаутками они всячески выманивали из меня денег, как со свидетеля жениха. В итоге, пока я поднялся к невесте на четвертый этаж, я лишился своей месячной зарплаты.

В квартире нас ждали родители невесты, гости и холодная водка с закусками. Я много шутил и постоянно напевал новую песенку Мумий Тролля, так как только что вышла их новая пластинка «Икра». Папа невесты мне очень понравился, такой обычный, честный русский мужик-работяга, а мамы личико было с хитрецой. Немного перекусив, мы, как-то разместившись по ЗИЛам, а кто-то был и на своей машине, тронулись в сторону Новодевичьего монастыря на венчание. Процедура венчания была утомительной как для Максима, так и в особенности для меня, так как мне приходилось носить корону над его головой. Максим был на голову выше меня, и чтобы носить корону над его головой, мне постоянно приходилось ходить на носочках. Иногда я уставал, и корона начинала биться об голову Максима, добавляя нервозности. Когда наши мучения были окончены, мы отправились в недавно построенный Парк Победы. Вроде бы худшее было позади, и в хорошем настроении мы отправились в Дворец Бракосочетания. Здесь был ажиотаж, словно все вдруг внезапно захотели пожениться. Ожидание в очереди начинало утомлять, к тому же с самого утра никто толком не ел, поддерживая бодрое настроение водкой с бутербродами. Чтобы как-то развлечь себя и гостей, я станцевал свой танец свидетеля. Все засмеялись, и казалось, что все налаживается.

Наконец-то оркестр сыграл марш Мендельсона, а новобрачные поставили свои подписи. Расписался и я, с другой свидетельницей, Леной Петуховой. Чтобы себя развлечь, я в этот день слегка пытался приударить за ней, и в общем-то Лена была не против, но она не была уверена в моих намерениях, к тому же у нее был жених. После дворца бракосочетания мы едем в какой-то кубинский ресторан на Покровку. В ресторане ко мне присоединилась моя замужняя подруга Алена Новосад. Несколько месяцев назад я пожалел эту девушку из своего двора и устроил на работу в свою контору. Она, не без оснований, подозревала своего мужа в измене, и мне вначале стало жалко ее, а потом мы как-то сошлись. Максим считал Лену абсолютно на всю голову ебанутой, и большая доли правды в этом есть.

В ресторане я станцевал свидетельский танец с Петуховой, постоянно пытаясь прижаться и облапать ее везде, где только можно. Петухову это веселило, но после нашего танца пришел ее жених. Омрачать свадьбу дракой мне не хотелось, и мне пришлось оставить Петухову в покое. Отвесив пару комплиментов смазливой сестре Максима, я удалился к Новосад в конец свадебного стола. Странная штука генетика, мой друг Максимка слегка грузноват, а его сестра на восемь лет старше нас и при этом выглядит ухоженной, стройной стервой. Если для нас с Максом главное в жизни скрывается в каких-то своих внутренних идеалах и мечтах, то в жизни его сестры Наташи все просто, материально, педантично. На свадьбу она пришла со своим мужем Борисом. Борис, стартовав в бизнес в самом начале девяностых, был одним из совладельцев фирмы, занимающейся продажами игровых приставок «Dendy». Борис одним из первых понял, что настоящий бизнес в России возможен только при том, что ты тесно связан с государством, и поэтому быстренько продал свою долю в бизнесе и ушел в Государственную Думу помощником депутата от ЛДПР Венгеровского.

Напротив Бориса сидел другой бизнесмен, Сережа Носов, женатый на сестре жены Максима. Его бизнес также строился на связях с государственными структурами. Через несколько лет его брат стал заместителем министра финансов Московской области, а еще через несколько лет его посадили за хищения государственных средств в особо крупных размерах. Изредка даже в России сажают вороватых чиновников, хотя смысл данных посадок скрыт от общественности туманом слов о борьбе с коррупцией.

Изрядно выпив, я схватил Новосад за ляжку:

– Ну что, сосать будешь?! Уволю, сучка, – самодовольно, с пьяной улыбкой заявил я. Некоторые из гостей испуганно переглянулись. До сих пор мой стеб вызывает у людей неприятие и даже некий шок.

Лена виновато заулыбалась. Дело в том, что наши отношения из жалости переросли в нечто большее. Теперь я уже частенько целовал Алену, гладил по ляжкам и грудям. Она позволяла мне многое, но непосредственно секс, как замужняя женщина, она считала для себя недопустимым. Дело в том, что люди сами для себя решают, что для них есть секс и границы дозволенного, и совершено не факт, что границы, очерченные для себя, будут совпадать с границами, очерченными для других. Так, чаще всего именно бляди упрекают других в блядстве. Что касается меня, то я предоставляю людям самим определять рамки своей свободы, и очень многим это не нравится. Немногие люди любят задумываться, зачастую перекладывая эту неприятную обязанность на других.

После ресторана мы с Аленой пошли ко мне домой догоняться пивом. В час ночи она заснула на моем диване, а я лег у нее в ногах. Среди ночи Алена испугано вскочила и побежала домой. На следующий день я отправился к Максиму догуливать свадьбу с его родителями.

Раньше я частенько ходил в гости к Максиму, любил встречать с ним Новый год. Отец Максима всегда для праздника жарил картошку, с добавлением грибов, ягод и народных песен. Народные песни, которые напевал отец Макса, были обязательным ингредиентом этого замечательного блюда. Теперь же я пришел в гости в родительский дом Максима в последний раз. Наши жизненные пути разошлись, Максим выстраивал свой бизнес, свою семейную жизнь, а я оставался верен принципам молодости, рок-н-ролла и распиздяйства.

Теперь наши встречи с Максом происходили очень и очень редко. Он снимал квартиру на Ленинском проспекте со своей женой, я жил с матушкой на Бакунинской улице. Моя мать любила устраивать ремонты, так как в ту пору квартира была у нее только одна, то жил я в состоянии постоянного ремонта. Один ремонт плавно сменялся другим, одна мебель заменялась другой, ничуть не лучше прежней. Видимо, так устроен мир – ремонты украшают женскую долю, несмотря на тот факт, что причиняют кучу неудобств окружающим. Я и без того был склонен к аллергии, а постоянный запах лаков и новой мебели лишь усиливал мое заболевание.

Так случилось, что во время одного из таких ремонтов, чтобы лишний раз не дышать лаком, я решил навестить Макса в его офисе на Павелецкой. Максим снимал офис в двухэтажном особняке прям напротив метро. На элитарность места указывает тот факт, что напротив офиса Макса располагался знаменитый особняк олигарха Бориса Березовского. Максима я застал играющим в компьютерные игры и попивающим водочку. Его жена уехала в заграничный отпуск, и Максим активно расслаблялся от семейной жизни. Впрочем, выглядел он хорошо и сказал, что семейной жизнью, в принципе, доволен. Мы посидели в его кабинете, распили бутылку водки, в знак протеста Максим пописал в пластиковую бутылку из-под пепси-колы и швырнул ее в окно, прямо во двор олигарха Березовского. Видимо, сам особняк тщательно не охраняли, пока Березовский там отсутствовал. Посидев еще немного, я напросился в гости к Максиму, в его съемную квартиру. По дороге мы зашли в фирменный магазин «У Палыча», купили еще водки и пельменей, поймав такси, отправились к Максиму на Ленинский проспект.

Сидя с Максимом на кухне, мы больше обсуждали скучную семейную жизнь Макса, какие-то наши бизнес-проекты, связанные с обналичкой, политику обсуждали мало. Это был 1998 год, как таковой политики не было, не считая того, что в России нашелся честный генерал Рохлин, которого взяли и убили этим летом. В принципе, народ в России не приучен вмешиваться в дела властей, поэтому чего обсуждать то, на что повлиять ты не в силе?

На следующее утро я проснулся с больной головой и трясущимися руками. Максим, выпивший на одну бутылку водки больше, чем я, прислонил бутылку холодного пива к своему лбу, заявил: «Блин, слегка недомогаю». Я рассмеялся, мне казалось, что если бы я выпил, сколько он, то уже бы, наверное, сдох, а он, видите ли, недомогает. Так как это было утро моего дня рождения, то я стал придумывать, как отметить свой день рождения. Я предложил Максу набрать водки и поехать к Алене Новосад, пригласив туда еще парочку наших знакомых. Максим план одобрил, и мы, взяв такси, поехали к Новосад. Муж Алены в это время закрутил роман с какой-то молоденькой подмосковной девчонкой, и помешать нашему празднику было некому.

Откровенно говоря, я понимаю мужа Алены, закрутившего роман, трудно жить со слегка ебанутой женой, но, что для меня удивительно, их брак длится и по сей день. Брак, который длится более 25 лет, сегодня это вызывает восхищение, все остальные знакомые мне пары до такого срока не дотянули.

Добавив водки на вчерашние дрожжи, я, быстро захмелев, стал домогаться до Алены. Расстегнув верхние пуговички на ее платье и отодвинув лифчик, я впился губами в ее сосок. Такие действия вызывали у Макса легкую улыбку. Максим стебал всех моих девушек, а уж Алена была для этих целей лучшей мишенью. Несколько часов незаметно пролетели в пьяном угаре. Пьяненький я бродил по квартире Алены и в какой-то момент обнаружил, что остался с ней вдвоем, все гости уже разошлись. В конце концов, было уже достаточно поздно, и мы решили лечь спать. Спать пришлось в одной кровати, так как она была единственной. Я еще попытался стянуть с Алены трусики, но она начала плакать. Несколько раз случалось подобное в моей жизни, оказываясь с женщиной в подходящей интимной обстановке, я пытался непосредственно вступить в связь, а девушка в этот момент вдруг начинала плакать. До конца я никогда не мог разобраться в природе этих слез, то ли женщина хочет почувствовать себя изнасилованной жертвой, то ли и впрямь по каким-то причинам связь в данный момент ей кажется неуместной. Но когда женщина плачет, я всегда отступаю, мне нравится себя чувствовать маньяком, но должна быть какая-то грань, насиловать женщину для себя я считаю неприемлемым.

С Максимом после этого случая мы виделись пару раз за пять лет. За это время я и сам женился, Максим же раскрутил свой бизнес, стал владельцем нескольких КамАЗов, купил себе большую трехкомнатную квартиру в престижном районе. Были в его бизнесе и взлеты, и падения, но Макс упорно работал, при этом совершенно не уделяя времени ни какому-то своему развитию, ни отдыху. Так, он даже никогда не выезжал за границу, несмотря на свой внушительный доход. Других ощущений от жизни, кроме монотонной работы и алкогольных грез в виртуальном мире, в его жизни почти не было.

Минуло еще пять лет, и за это время я успел устать от семейной жизни и вернулся в свою квартиру. Максим за это время тоже съехал от жены к своим родителям. В свое время купленную квартиру он переписал на тещу и теперь фактически остался ни с чем. Его бизнес пришел в упадок в силу того, что с середины двухтысячных бизнес в России стал активно монополизироваться или превращаться в отмывочную стиральную машину для бюджетных денег. Мне повезло больше, чем Максиму, я высоко не взлетал, работал всегда примерно в одном и том же ритме. У меня была специальность аудитора, налогового консультанта, и я на примере многих своих клиентов наблюдал, как один за одним предприятия превращались в банкротов. Столько людей, сколько проживает в России, работой обеспечивать никто не хотел, и постепенно население, предоставленное само себе, начало вымирать. Первыми вымерли деревни, потом пришла очередь маленьких городов, и лишь в областных центрах люди могли себе найти хоть какую-то работу. Если работу охранника или продавца считать работой. Кроме работы у меня была дочка Мария, и поэтому любовь присутствовала в моей жизни. Было что-то, что не позволяло мне окончательно упасть.

Ситуация Максима была значительно хуже. Кроме монополизации рынка грузоперевозок произошло утяжеление дорожного трафика, если раньше его грузовичок за день мог обслужить 3–4 клиентов, то теперь с трудом удавалось обслужить одного. Многие из клиентов Максима были промышленные предприятия, которые перестали существовать. Это была государственная политика страны, что мы ничего не должны делать и ничего не должно меняться. Эта нехитрая модель управления с успехом у народа, используется последние двадцать лет и, наверное, просуществует еще несколько лет, пока ее не сметут новые жизненные вызовы. Я и сам, будучи аудитором, наблюдал исчезновение промышленных предприятий в оборонке. Предприятия либо просто исчезали, либо на место руководителя сажали какого-нибудь бывшего генерала, что по сути одно и тоже. Генералы не привыкли зарабатывать, они привыкли получать деньги из бюджета.

Детей в браке у Макса не появилось, а за годы работы накопилась огромная усталость. И он пару лет, практически не выходя из квартиры, херачил водку. И все-таки, несмотря на разность интересов, мы снова с Максом стали общаться по скайпу, хотя поначалу это было тяжело. Жизнь Максима в основном проходила в онлайн играх либо в онлайн общении. Я же в основном решал задачи более приземленные, во многом моя аудиторская работа носила сезонный характер с конца осени по весну, а другие полгода что-то заработать удавалось с большим трудом.

Иногда я встречал отца Максима с лабрадором Тошей, которого Максим подарил родителям на их общее семидесятилетие. Так получилось, что родились родители Макса в один день. Отец Максима переживал за сына, но хорошо, что у него находились занятия, на которые можно было отвлечься. В своем преклонном возрасте отец Максима возглавлял одну из лабораторий Бауманского университета, а также возглавлял первичную партийную организацию КПРФ своего университета. Когда-то он и сам окончил Бауманский университет и теперь, вот уже находясь на пенсии, вновь вернулся сюда. До конца жизни отец Максима, Евгений Александрович Шаров, верил в свои коммунистические идеалы и в то, что он делал. Мы же с Максимом уже давно ни во что не верили, ни в какие партии. Один черт все партии финансируются из Кремля, так этого Кремлю кажется мало, и теперь Кремлем контролируются все. Нельзя больше собираться не то что на митинги, а даже на велопробеги, по ТВ нам расскажут, о чем нужно думать и как. Большинство народу это устраивает, человек не любит задумываться, этим во все времена и пользуются власть имущие.

Через пару лет алкогольных возлияний деньги на водку у Максима закончились. Его психика стала приходить в нормальное состояние. Теперь он днями и ночами общается по интернету с какими-то бабами. Эти женщины в своем большинстве были аккурат на 10 лет нас с Максимом постарше, но географическое положение этих баб вызывало у меня восхищение. Одна, Галина, была с Дальнего Востока, другая, Мадлена, – из Грузии, пара девушек – из Украины, и это были лишь постоянные его пассии, были и многие другие. Некоторые из них очень хотели встретиться с Максимом вживую, но сам Максим панически этого боялся. Во-первых, за несколько лет сидения в квартире его вес стал 150 килограмм, а во-вторых, ему нечего было предложить своим девочкам. Его усталость от жизни была настолько сильной, что Макс уже больше ничего не хотел делать в этой жизни. Его устраивала его затворническая жизнь, и другой жизни он уже не желал. Более того, по-своему он был счастлив, даже более счастлив, чем когда он был успешным владельцем фирмы по грузоперевозкам. Он научился ко всему относиться спокойно и радовался каждому прожитому дню.

В 2013 году у Максима умер отец, и он впервые за несколько лет впал в запой. Мама закрыла его дома и никуда не пускала. Максим позвонил мне и, сказав, что умирает, попросил принести ему водки. Я и сам оказывался в подобных ситуациях похмелья, я не могу точно сказать, умираешь ли ты после нескольких дней возлияния, или это лишь мозг думает, что ты умираешь, но другу, оказавшемуся в такой ситуации, я отказать, конечно же, не мог. Через двадцать минут я стоял перед окном Макса. Максим, обвязав несколько компьютерных шнуров, спустил мне с окна четвертого этажа свое спасительное приспособление. Я, привязав пакет с литром водки к компьютерному шнуру, посчитал, что моя спасительная миссия выполнена. Колоритности картинке добавляло то, что на соседней лавке сидела парочка не похмелившихся алкашей, и вид этих измученных бедолаг говорил мне, что другу я очень помог. Через двадцать минут я вернулся домой и набрал Максима. Голос Макса уже окреп, в глазах появилась жизнь, и он поблагодарил меня за поддержку.

Второй раз такого рода поддержка понадобилась через пару лет. Маму Максима увезли на скорой, и ей сделали операцию. А Максим от потрясения опять запил и попросил меня принести ему водочки, колы и соленого огурца. Я купил курицы, спагетти, огурцов, водки и колы и побрел в сторону дома Максима. В тот момент моя девушка Вика влюбилась в другого парня, и я находился в ожидании, когда она окончательно от меня уедет. Но почему-то она тоже решила навестить Максима в данной ситуации. Я не очень понимал, зачем, ведь он не ее друг. Более того, Максим считал Вику неискренней девушкой и иногда намекал мне о неизбежном расставании. Я не очень сильно к нему прислушивался, Макс привык жить один, и поэтому ему казалось, что и мне правильнее жить одному. Каждый человек считает, что только он живет правильно, и лишь немногие из нас не навязывают свою точку зрения другим.

Придя к Максиму, я сварил лапши. А Максим тем временем за сорок минут вылакал пару бутылок водки, закусив все это маленьким кусочком соленого огурца и запив стаканом с колой.

– Ты понимаешь, я не хочу, чтобы что-то менялось в моей жизни, – обратился ко мне Максим.

Про себя я подумал, что хотим мы или нет, жизнь постоянно меняется, и мир Максима, которым он оградился от внешнего мира, не исключение. Даже этот мир меняется и разрушается. Хотя в тот момент я стал лучше понимать его, что не так важно, как выглядишь ты в глазах внешнего мира, твой внутренний мир – что-то более значимое, и несмотря на тот факт, что многим мир Максима казался убогим, в глубине этого мира он был счастлив и спокоен, то есть люди, осуждавшие его образ жизни, по всей видимости, заблуждались.

В какой-то момент Максим услышал, как кто-то скребется в его дверь. Он открыл, и в квартиру вбежал хорек. Лабрадор Тоша загнал его под диван. Бедолага сидел там и трясся до следующего дня, пока Максим не разыскал его хозяев.

– Я жалею, – продолжал Максим, – что вся жизнь прошла при эпохе Путина, может быть, можно было бы еще что-то сделать, – продолжал Максим.

Еще бы не жалеть, моя дочка Маша, родившаяся в 2003 году, вообще представить себе не может, что может быть как-то иначе. При этом она умная и начитанная девушка. А что касается других, то они вряд ли о чем-то таком задумываются. Недавно мы с дочкой ходили получать ей паспорт, так как ей исполнилось четырнадцать лет. Маша тоже мне сказала, что не хочет, чтобы что-то менялось, что пока родители ее обеспечивают, пусть все остается на своих местах, и Путин тоже. Позиция моей дочки близка всему нашему народу, мы боимся изменений, нас этому не учат, что перемены в жизни неизбежны.

Я ответил Максиму в том духе, что, на мой взгляд, Путин – обычный пошляк. Все его проекты, будь то построение либерализма, проведение Сочинской Олимпиады, поднятие патриотического духа в стране, на поверку оказались пшиком. Все плюют и от его либерализма, и патриотизма, и Олимпиада тоже сыграла для страны злую шутку.

– Все те, кто заявляет, что альтернативы Путину нет, через каких-нибудь десять лет проклянут Путина, – продолжил мою мысль Максим.

Через какое-то время позвонила Вика, она также закупила для Максима водки, и я пошел ее встречать, так как она точно не знала, где живет Максим. Я минут десять бегал по соседним дворам в поисках Вики, попутно по телефону матерясь на нее. Я искренне не понимал эту ситуацию, зачем она приперлась, зачем ей нужен Максим?

Ответ был прост. Я сам приучил Вику, что в разврате и пьянстве нет ничего страшного. Я слишком много ей позволял. Женщине нельзя давать свободу, мужчина должен как-то ограничивать свободу женщины, иначе она потеряет в него веру. Вика любила общение, особенно общение под алкоголь. Она с удовольствием общалась с Максом, выпила водки и съела немного приготовленной мной лапши. Мне почему-то была противна эта ситуация, ну раз влюбилась, то уходи к чертовой матери. У самого меня, к сожалению, не хватало духу ее выгнать. С этим сложно смириться, что мир, который ты построил в своей голове, оказался иллюзией.

Раздосадованный и обозленный сам на себя, я оставил Вику у Максима и пошел домой. Дело в том, что она не хотела уходить. В ее голове весь этот мир из удовольствий, и если ты кайфово отдыхаешь, то уходить нельзя. Все же через десять минут после того, как я пришел домой, вернулась и Вика. В голове была иллюзия, может быть, она хотела помириться, поэтому пошла к Максу. Может быть, сейчас она извинится передо мной за свою измену и постарается меня вернуть. Конечно же, это был вздор. Вика пришла и легла спать, раздосадованная, что я помешал ей как следует расслабиться.

Максим пытался, как мог, меня поддерживать после ухода Вики.

– Все проходит, пройдет и это, – говорил он мне.

Теперь мы с Максимом стали видеться и в реале. Передо мной он не комплексовал из-за своего лишнего веса или неубранной комнаты. Теперь в быту Макса все стало просто и естественно, вся буржуазная спесь, что была у него во времена ведения бизнеса, улетучилась. Летом мы частенько сидели с Максимом в его дворе, выгуливая Тошку.

Один раз я даже познакомил Максима со своей дочкой Машей. Максим был верен себе, незнакомому человеку он приукрашивая рассказывал о моих романах, пьянках и мятежной молодости. Моя дочка Маша в этом смысле не была исключением. Все-таки хорошо, что Маша – девушка умная, начитанная и с чувством юмора, и в полном смысле Максиму шокировать ее не удалось. Это была одна из излюбленных его игр – художественная провокация.

Иногда к нашим прогулкам с собакой присоединялась его соседка, алкоголичка Танечка, которая всячески пыталась вызвать наш мужской интерес. Максим мог из благотворительности погладить по сиськам или по трусикам, но большего он не хотел. Максим привык уже избегать женщин. Видимо, у каждого свой запас прочности в отношениях, Максиму для этого хватило одной жены, а некоторые не могут угомониться и после смены десятка партнеров.

За неделю до его смерти я тоже гулял с Максимом. Мы зашли в аптеку за обычными его лекарствами. Максим часто покупал различных травяных настоек на спирту и медленно их употреблял в течение двух-трех дней. Потом, неожиданно, Максим попросил купить ему пару бутылок пива. Для меня это было странно, в течение многих лет Максим ничего кроме водки не употреблял. Да и водку в последние годы он пил очень и очень редко. Ему удалось побороть свою зависимость от алкоголя. Конечно же, я купил ему пару бутылочек «Ловен Брау». Ничто не предвещало беды, мы попрощались, я пожелал ему беречь себя и пошел домой.

Максим умер в ночь на десятое декабря 2017 года. С ним случился инсульт, а скорая в больницу его доставить не успела. Как всегда, той ночью он играл в какую-то стратегию со своими друзьями по интернету. В какой-то момент ему стало плохо, а интернетные друзья вызвали скорую.

Так что смерть его получилась очень интеллигентной, он никого не потревожил, не побеспокоил, перед смертью не болел, все было как обычно. От жены он ушел лет десять назад, последние годы жил с мамой. И хоть он вел затворнический образ жизни, выходя на улицу только ради прогулки с лабрадором Тошей, но чувствовал себя счастливым человеком. «Я хочу, чтобы ничего не менялось», – говорил он мне за год до смерти.

В день смерти я ничего не подозревал и даже собирался погулять с его собакой-стариканом Тошей, но естественно, что не смог найти Макса онлайн в скайпе. Тогда я зашел на сайт гамблера поиграть в блиц-шахматы, где мне его знакомая Мадлена из Тбилиси сообщила, что Макса больше нет.

У Максима было много интернет-подруг и друзей из Грузии, из Украины, из Германии, с Дальнего Востока и еще черт знает откуда. Целыми днями он общался со всем миром, правда, знакомые из Украины от него отреклись, почему-то возложив вину за войну в Украине на Максима. Но что с ними поделать, если из-за войны в Украине украинцы стали отказываться даже от своих родственников, проживающих в России. Одна из этих близких знакомых Максима была Мадлена, и в жизни получилось так, что если бы она мне не сообщила это печальное известие, то я еще мог бы долго не узнать, что моего друга уже нет.

Как пережить потерю

Как пережить потерю? Точного ответа на этот вопрос никто не знает, но где-то я вычитал, что человек может пережить что угодно, лишь бы ему было, чем себя занять. Так как о смерти Максима я узнал вечером в воскресенье, то мне просто надо было уснуть и при этом, по возможности, не залезть в алкогольное беспутье и беспамятство. Приняв снотворное и выпив вполне себе легальных успокоительных таблеток «Афобазол», я смог уснуть. На следующий день нужно было идти на работу. Тело не слушалось, руки и ноги были ватные. По счастью, клиент, к которому я должен был ехать на аудиторскую проверку, по московским меркам находился недалеко. Здание клиента располагалось в шикарном доме с рыцарем на Чистых прудах, и я имел возможность доехать до него на троллейбусе, не связывавшись с метро в час пик.

Пока я ехал на работу, я увидел афишу мюзикла Кончаловского с музыкой Эдуарда Артемьева. Мы с Максом уважали композитора Артемьева – этого новатора советской электронной музыки. Много лет я мечтал, чтобы наш композитор Артемьев устроил бы какое-нибудь лазерное шоу на Красной площади в духе французского электронщика Жан-Мишель Жарра, но почему-то никому эта идея, кроме меня, в голову не приходила. Один раз я видел концерт Эдуарда Артемьева в Парке Культуры, но это было не то, что хотел я. Это был уже стареющий Артемьев, и подача его музыки была выдержана в духе классических произведений, без электроники и уж тем более без лазерного шоу.

На работе сосредоточиться не получалось. Недавно я вернулся из командировки из Сургута и рассказывал коллеге о сургутской жизни. По российским меркам, Сургут – богатый северный город, благодаря Сургутнефтегазу город смотрится ухоженным. С погодой там мне тоже повезло, легкий морозец от –2 до –5, ведь до моего приезда мороз стоял –20.

Впрочем, мороз в Сибири ощущается по-другому, чем в Москве, гораздо легче и проще, а тем более уж легкий морозец. Реагентами в Сургуте не пользуются, и на улице лежит белый пушистый снег, как в моем детстве, который располагал меня к ностальгии и излишнему романтизму. Впрочем, романтизму в Сургуте не место, сходить абсолютно некуда, краеведческий музей да еще музей недавно выстроенного через Обь моста. Вечера я коротал в хостеле, напоминающем советское общежитие. Когда я уставал от сидения в хостеле, я выходил на променад по городу и ужин. Ужинал я в кафе при мечети, в центре Сургута. По соотношению цена – качество лучше всего кормили именно там. В Сургуте множество мусульман, в кафе висело объявление о сборе денежных средств для построения второй мечети. Оно и понятно, регулярные рейсы Ташкент – Сургут подвозили среднеазиатскую рабочую силу. Не то чтобы я имел что-то против использования узбеков в качестве рабочей силы, но мне казалось, что за такую зарплату вполне могут работать и наши, тем более что найти нормальную работу в России в последние годы стало очень и очень непросто. Мы перестали что-либо производить, поэтому, народ, который не устроился куда-нибудь в полицию, в своем большинстве просто спивался.

Вечером, преодолев все свои сомнения, потому что руки и ноги не двигались, я все же посетил тренировку. Последнее время я заменил занятия по боксу на кикбоксинг. Махи ногами давались мне с трудом из-за плохой растяжки, но благодарный организм хорошо откликался на новые для него нагрузки. И в этот раз тоже, я приятно устал. Перед тем, как принять таблетку снотворного и уснуть, я посидел в «ВКонтакте», где опубликовал краткий некролог о смерти Макса. Я заглянул в последнюю нашу с ним переписку, чтобы посмотреть, что мы в последний раз обсуждали. В последний раз мы обсуждали странную смерть приятеля моей юности Димы Плытника. С началом реформ и развала страны Дима Плытник сориентировался одним из первых, куда нужно двигаться. Из спекулянта болгарской косметики он быстро превратился в богатого банкира, с состоянием более 100 миллионов евро. В 2004 году у него пошло что-то не так, он обратился с письмом к Президенту, Правительству, Прокуратуру, СМИ и ко всем, кому хоть как-то можно обратиться, о своем грядущем убийстве. Таким образом, он знал, что его скоро убьют. Понятное дело, что помогать ему никто не стал, так как в 2004 году решиться на убийство банкира могли уже только правоохранительные органы, которые к этому времени отняли свое право на рэкет у бандитов. И вот, в 2017 году по ТВ прошла информация, что поймана какая-то банда, в свое время убившая банкира Дмитрия Плытника. Понятное дело, что тринадцать лет эту банду под крышей правоохранительных органов никто не трогал, но, видимо, сейчас они перешли кому-то дорогу и им решили припомнить предыдущие грехи.

Ночью, где-то в полвторого, мне позвонила моя бывшая девушка Вика. Мы не общались уже год и, наверное, не общались бы и дальше. Но, видимо, она волновалась за мое состояние. За три года до этого повесился мой друг Митя, а теперь вот не стало Макса. Но волновалась она понапрасну, ее уход настолько потряс и закалил меня, что я уже могу пережить, что угодно. Из-за действия снотворного заплетающимся языком я рассказал ей, что знал о смерти Максима, а знал я немного. Вика выразила свои соболезнования и сказала: «Жаль, второй друг уже ушел молодым, ведь все было, живи и радуйся». Я еще раз убедился, как мы с ней по-разному смотрим на вещи. Максим ушел интеллигентно, никого не тревожа и ничего не имея. Он ушел, как восточный мудрец, и если исходить из логики событий, то ушел вовремя и ушел счастливым. Если бы Максим прожил еще несколько лет и пережил бы свою мать, то его жизнь могла по-настоящему превратиться в ад. Этим я и старался себя успокаивать, что Максим умер счастливым, а это немногим дается.

Днем на работе я списался с Катей. Когда-то Катя была преподавателем индийских танцев у моей дочки Маши, а потом на четыре года уехала в Индию, где училась у индийских гуру танцу катхак, при этом Катя за свою учебу даже получала стипендию от Правительства Индии. Она написала мне, что вернулась из Индии и была бы не против со мной погулять. Я знал Катю как девушку скромную, провинциальную и с довольно-таки ограниченным числом занятий. Несмотря на то, что она долгих четыре года была почти оторвана от Родины и находилась в абсолютно другой культурной среде, ее мировоззрение никак не изменилось. Очень часто сильные люди потому и сильные, что просто отсекают всю лишнюю информацию, которая может как-то поколебать их устои.

Так как отвлечься входило и в мои планы, то я написал Кате письмо-приглашение.

«Я могу предложить на твой выбор прогулки, экскурсии или клубы.

1. Коломенское с посещением волшебного оврага и языческих камней.

2. По Булгаковским местам (моя авторская прогулка с неожиданным прочтением Булгакова. Представляются несколько версий романа Мастера и Маргарита: любовная, религиозная, масонская и даже линия БДСМ).

3. У черта на куличках (это место географическое, там в церквушке творилась чертовщина, пока ее монах не отмолил), находится рядом с Китай-городом. В экскурсию входит показ множества церквушек, синагоги и стены плача в Москве, Евангелистическая церковь.

Прогулки можно совместить с посещением кафе, особенно много кафешек в третьем варианте, возможно даже зайти в ресторан при Посольстве Беларуси, поесть драников.

4. Мистические экскурсии Москва икс, где Москва окрашивается красками самых необычных историй.

5. Экскурсия в Бункер 42, построенный на случай ядерной войны.

6. Концерт (каверы русского рока) в исполнении группы «Другие люди» или регги-группы «Аддис Абеба».

7. Посещение эксклюзивных клубов (только в мегаполисах):

А) Буржуазная обстановка и атмосфера в свинг-клубах Адам и Ева, Винтаж: Dj, конкурсы, стриптиз, раскрепощенный народ, предающийся сексуальным утехам. Участвовать в чем-то, конечно же, не обязательно. К минусам относится дресс-код, в клубе девушки и мужчины сидят в нижнем белье, но все полностью безопасно, можно просто сходить как на экскурсию.

Б) Посещение БДСМ клуба «Беспредел». Находится на территории промышленной зоны, обстановка андеграундная, есть бар и еда, на сцене могут кого-то бить плетью (порой выглядит завораживающе). В клубе могут связывать, подвязывать опытные мастера этого дела. Участие по желанию, дресс-кода нет, секс запрещен.

Каково же было мое удивление, когда Катя выбрала именно посещение БДСМ клуба. Вместе с собой Катя даже захотела привезти свою подругу Женю. Мне казалась Катя весьма консервативной и в делах амурных даже излишне прагматичной, а тут вдруг ее заинтересовала именно такая необычная экзотика. В свое время, отчасти из любопытства, а отчасти для написания своей книги «Волшебный мир БДСМ» я посещал клуб «Беспредел», но для того, чтобы погружение в атмосферу БДСМ было полным, мне не хватало подружки. Я был бы не против, если бы такой подругой стала Катя, хотя сомнения на этот счет у меня были, уж слишком мы с ней разные.

С девушками я встретился на метро «Площадь Ильича» и по дороге к клубу объяснял Кате и ее подруге Жене нехитрые правила клуба, а также поведал им, как пройти процедуру представления в клубе. В конце я спросил у подруг: «Ну что, как себя будете позиционировать, рабынями или же строгими госпожами?» Катя и Женя мне ответили, что в теме БДСМ, при представлении в клубе будут позиционировать себя нижними. Мне хотелось продолжить эту тему, ведь не зря же мы пришли именно в такое заведение.

– А не хотелось бы вам что-нибудь попробовать на себе? Ну, например, связывание или плетку? – не унимался я, мне нужна была какая-то провокация, я-то, в отличие от девушек, шел не на экскурсии в царство извращенцев, я шел, чтобы отвлечься, и новые ощущения мне нужны были как воздух.

Наконец-то мы свернули с Волочаевской улицы в промзону. Здесь, в одном из заброшенных зданий, на втором этаже, и располагался БДСМ клуб. Придя в клуб, по клубной традиции, моим подружкам организовали экскурсию по двум залам клуба. В первом из залов на лавочке лежала голая женщина. Над ней колдовал один из хозяев клуба – Хопер. Хопер, смакуя плеткой свои удары, выбивал из своей жертвы легкие всхлипывания. На минутку я со своими девушками посмотрел на это захватывающее шоу. Меня несколько удивляла реакция моих подружек, они равнодушно взирали на удары плетки или хлыста, в их глазах не было огонька интереса к происходящему. Из-за того, что организаторы на полчаса отложили знакомство участников, первые полчаса мы провели в баре клуба.

В баре я заказал себе два пива. Обычно я стараюсь избегать алкоголя, тем более, мне хотелось избежать его сейчас, когда умер друг и когда любая лишняя доза может стать роковой для меня и может привести меня к тому, что я на несколько дней впаду в алкогольное безумство. Но я чувствовал некую неуверенность и, может, даже некое недоумение и надеялся, что это хотя бы как-то может способствовать моему общению с девушками и тому, что я не замкнусь в себе. Дело в том, что мои подруги, на мой взгляд, вели себя несколько странно и отстраненно. Все мои предложения испытать что-то из техники БДСМ на себе встречали у них непонимание, граничащее с легким испугом. Как объяснял мне потом друг моей юности Володя, что у меня слишком линейная логика. Что если девушка идет в БДСМ или свинг клуб, то она обязательно должна предаться каким-то грязным утехам. На самом деле, никто никому ничего не должен, и девушками зачастую движет простое любопытство. Скорее всего, что Володя прав, только мне сложно понять, зачем идти куда-то с человеком противоположного пола, если у тебя нет к нему интереса, и зачем избирать такие провокационные клубы, если к тебя нет желания хоть как-то пошалить.

Пиво помогло мне немного успокоиться и не расстраиваться из-за пустяков. Учитывая, что у меня только что умер последний из друзей, какая мне разница до того, что находится в голове у этих глупых баб и какова их мотивация прихода в такое экзотическое место. Вскоре началась процедура представления участников вечера. Я представился в обычной для себя манере, назвавшись писателем, доминантом, мозгоебом. Девушки придумали себе какие-то прозвища, типа, я – фиалка, я нижняя, пришла на эту вечеринку чтобы познакомиться с опытными тематиками. После представления народ разбрелся по залам, в одном из залов парень подвязывал девушку в японском стиле шибари. Привязывал ее он к перекладине таким образом, что ее руки были напряжены.

Катя с Женей расспрашивали меня, сколько времени будет висеть девушка и что она чувствует.

– Минут двадцать, пока руки не посинеют, – ответил я, хотя сам я мало занимался связыванием. Просто моя подруга Юлия всегда была фанаткой темы БДСМ и связывания, и я решил для себя однажды узнать про тему БДСМ побольше, и таким образом в одно время посещал данный клуб. Поэтому как такового опыта связывания я не имел.

Рядом какой-то интеллигентного вида очкарик велел раздеться своей девушке для проведения экзекуции. И так как мы разговаривали с моими подружками достаточно громко, он сделал нам замечание. Я было хотел сказать ему нечто обидное, но подумав, решил, что в контексте данного заведения он прав. Тематики БДСМ относятся к экшену как некоему таинству, и поэтому, требовать тишины от окружающих при выполнении тематического экшена – вполне законное требование.

Мы с моими девушками вернулись в бар. Катя рассказала мне, что за ней в последнее время ухаживает какой-то индус из США, и что вероятно, что он заберет ее к себе в Штаты. Мне ее фантазии показались маловероятными, не потому, что так не бывает, а потому что между представителями разных культур для прочной связи нужны какие-то действия, а не просто слова. Но русские девушки часто доверчивы и охотно строят воздушные замки со своими иностранными «принцами». Кате же я ничего такого не сказал, а напротив, пожелал ей успехов с ее новым ухажером. У нее уже был роман с индусом, который морочил ей голову, но, видимо, первого раза для Кати оказалось недостаточно. А кто я такой, чтобы разрушать ее иллюзии, мои рассуждения на этот счет могли вызвать только отторжение и даже агрессию.

Немного посидев, мы пошли во второй зал, где опытный тематик, проводящий семинары по связыванию в этом клубе, подвесил свою жертву. Это была симпатичная брюнетка лет тридцати пяти, ее запястья уже начинали чернеть, время от времени она кричала, но мастер этой бедолаги почему-то не спешил ее снимать. В чужой экшен влезать запрещено, правила здесь так же строги, как у героев «Бойцовского клуба». Впрочем, я уже видел эту пару не в первый раз, думаю, что жертва находила в этом для себя какое-то свое, неведомое многим наслаждение.

После клуба я проводил девушек до метро, в глубине души считая Катю полной дурой. Отсутствие интереса к теме БДСМ я ей простить мог, но отсутствие интереса ко мне – никогда. И дело не в том, что я считаю себя каким-то необыкновенным, просто это был уже не первый раз, когда она высказывала заинтересованность во встрече со мной, а на деле оказывалось, что никакого интереса нет. Впрочем, может быть, я действительно какого-то особенного мнения о себе. Так или иначе, но моя цель бы выполнена, я отвлекся от потери близкого человека, при этом не сорвавшись в состояние алкогольного беззабытия.