Оцеола, вождь семинолов бесплатное чтение

Глава

I

Белый и краснокожий

Однажды холодным осенним днём 1835 года Эфраим Эшли, разведчик на службе Соединённых Штатов, осторожно прокладывал путь через обширный участок, покрытый деревьями, подлеском, трясинами и болотами, в которых брала своё начало текущая по Флориде река Сент-Джон, которая течет на север по озёрам и лагунам к устью в её северо-восточной части, недалеко от современного города Джексонвилля.

Этот разведчик, вооружённый ружьём, пистолетом и ножом, облачённый в грубую, прочную домотканую одежду, вошёл в страну воинственных семинолов, которые, по слухам, поднялись против правительства и разоряют поселения, по причине, о которой сказано будет ниже. Он прошёл через много схваток с краснокожими, от которых, как он знал, пощады ждать не приходилось – это он знал настолько хорошо, что чувствовал себя обязанным отвечать тем же, и следует отметить, что за свою военную карьеру он поступал так не раз.

На Эфе была пара тяжелых кавалерийских сапог, которые доходили ему до середины бедер, и они были настолько хороши, что, хотя он прошел много миль по болотам и лужам, его ноги оставались почти сухими. Будь это даже иначе, его бы это мало волновало, но они служили ему и другую службу, очень важную. В любой момент он мог вспугнуть ядовитую змею, и они часто нападали прежде, чем он успевал отскочить в сторону, но их клыки были бессильны против его кожаных доспехов, и он только улыбался, когда не спеша расправлялся с ними.

Эф знал, что выполняет одно из самых опасных в своей жизни заданий. В любой момент он мог повстречаться с семинолами – с одним или с дюжиной, если только не проявит крайнюю осторожность и не использует все свои навыки жизни в лесу, которыми он владел в совершенстве и благодаря которым он стал самым ценным разведчиком во всей армии.

Полдень только что миновал, и он бесшумно пробирался по сравнительно возвышенной местности, где было меньше зарослей, чем обычно, когда остановился так резко, словно услышал на тропинке прямо перед собой хорошо знакомое жужжание кроталуса1. Однако на деле ничего подобного не было, и взгляд зорких серых глаз, ни справа, ни слева, ни за спиной и даже среди нависающих ветвей, не заметил ни малейшего признака присутствия человека, зверя, птицы или рептилии, хотя в этой части страны их было предостаточно.

Что же так напугало этого ветерана? Если бы его попросили это объяснить, он бы сказал, что его внезапно охватило некое чувство, внезапно охватившее его, игнорировать которое было бы смертельно опасно. Много лет назад он однажды посмеялся над этой необъяснимой нерешительность, если не робостью, и это привело к тому, что он до конца своих дней суждено было ходить с обезображенным лицом. Более он не считал пустяками предостережения своего ангела-хранителя.

– Это один из этих проказников, – подумал он про себя; – я точно не знаю, где он, но он совсем рядом и собирается взять меня на мушку, и, как бы то там ни было, я не пропущу это удобное укрытие.

Он имел в виду гигантский кипарис диаметром в несколько футов, который стоял справа от него на расстоянии вытянутой руки. Его узловатые ветви были увиты изящными кружевами испанского мха, которые порой спускались почти до самой земли, и в целом это было одной из самых красивых картин, которые только можно увидеть в субтропических лесах юга.

Приняв такое решение, разведчик действовал быстро. Один легкий, пружинистый шаг – и дело было сделано. Примечательным было то, что если место, с которого угрожала опасность, находилось сбоку или сзади, этот ствол никак не мог его защитить: обороняться он мог только спереди, и у него не было ни малейшего сомнения в том, что удар будет нанесен именно с этой стороны.

Невозможно было представить более поразительного доказательства его мудрости, чем то, что произошло в тот самый момент, когда он бросился в укрытие. Тишину разорвал грохот ружейного выстрела, и пуля сорвала кусок коры в нескольких дюймах от его лица.

– Я так и знал, – пробормотал разведчик, собравшись.

Он заметил, что рядом с кипарисом, несколько меньшей толщины чем тот, что служил ему укрытием, и находившимся на расстоянии не более ста футов, поднималось полупрозрачное голубоватое облачко дыма, что и указывало на точку, откуда в него стрелял враг.

Теперь читатель должен помнить, что в то время, о котором мы пишем, не было известно ни о самозарядных винтовках, ни о казнозарядных. В качестве оружия использовались кремневые ружья, заряжаемые с дула – такими воевала наша армия ещё во время войны с Мексикой. Соответственно, когда человек разряжал свое оружие, он был беззащитен до тех пор, пока ему не удавалось засыпать порох и вогнать вторую пулю в ствол своего ружья и насыпать порох на полку, а на всё это, какими бы опытным ни был охотник, уходило самое меньшее несколько драгоценных секунд.

И, конечно же, никто не осознавал этого лучше, чем Эф Эшли, в руках которого было заряженное ружьё и который имел огромное преимущество перед своим врагом. Едва поняв, откуда прилетела пуля, он выскочил из-за кипариса и бросился к другому дереву. Если бы у его противника было второе ружье или если бы противников было двое, этот маневр стал бы для разведчика смертельным, но он знал, что делает.

Можно сказать, что индеец, который выстрелил и промахнулся, оказался в безвыходном положении. Оставаться на месте он не мог, и с наполовину заряженным ружьем развернулся и помчался, как вихрь, через лес, направляясь к глубокому ручью, который был одним из многочисленных притоков реки Сент-Джон. Он, должно быть, прекрасно это знал, поскольку был знаком с этой местностью лучше, чем сам разведчик, но не сворачивал ни вправо, ни влево, а направлял все свои силы на то, чтобы бежать по земле со всей возможной скоростью, и было понятно, что он был необычайно проворен, поскольку его преследователь не мог сократить разделявшее их расстояние.

Поняв это и опасаясь, что беглец ускользнёт от него, Эф резко остановился и вскинул ружье к плечу. Но, похоже, в тот день ему пришлось столкнуться с превратностями судьбы, хотя, возможно, судьба была к нему добрее, чем он предполагал.

Сосредоточив все свое внимание на убегающем семиноле, преследователь не мог смотреть себе под ноги, и его положение было похоже на положение знаменитого капитана Джона Смита из Виргинии, когда тот отступал перед индейцами. В тот момент, когда он наводил на цель своё ружьё, он слегка споткнулся, и его прицел сбился с цели. Индеец в это время бежал зигзагами, сворачивая то вправо, то влево, чтобы уклониться от выстрела, которого он ожидал каждую минуту, но его мелькающая фигура не смогла бы ускользнуть от меткого стрелка, если бы не упомянутая выше неудача.

Ружьё выстрелило, но пуля зацепила лишь одну из веток в дюжине футов над головой семинола, который, подпрыгнув высоко в воздух, издал пронзительный вопль и быстро скрылся из виду, продолжая бежать по прямой к глубокому ручью, о котором шла речь.

Одним из незыблемых правил жизни Эфа Эшли было никогда не двигаться с места после выстрела из ружья и вообще ничего не делать, пока он его не перезарядит. Поэтому он на мгновение остановился, торопливо высыпал немного пороха из рога на ладонь правой руки, наклонил ствол и позволил черным крупинкам попасть в ствол. Затем он выхватил шомпол из-под ствола, где он был прикреплён, и, сунув в ствол войлочный пыж, несколькими толчками уплотнил порох. После этого он заложил в ствол круглую пулю, прижав её другим пыжом, подсыпал порох на полку, опустил кремень, плотно заткнул горлышко пороховницы, и теперь ружьё было заряжено и курок взведён – всё это заняло всего несколько секунд.

Делая всё это, разведчик пробормотал несколько выражений, выражавших его нетерпение, и следует признать, что у него были на то веские причины, но он ни в коей мере не был обескуражен этим неожиданным поворотом событий. Он заметил, в каком направлении бежит семинол и решил, что, скорее всего, тот с него не свернёт. В любом случае бежавший оставлял за собой такой четкий след, что идти по нему было легко.

Но Эф Эшли был слишком опытен в лесных делах, чтобы упустить из виду все важные моменты, связанные с этим необычным делом. Если у него было время на то, чтобы перезарядить оружие, то такая же возможность была и у семинола, который, конечно же, прекрасно это понимал. А если он тоже остановился, поспешно перезарядил ружье и теперь стоит за каким-нибудь подходящим деревом, спокойно прицеливаясь и поджидая, когда белый подойдет на расстояние выстрела?

Странная интуиция, о которой мы упоминали, не оставила разведчика. Она просто предупреждала его о надвигающейся опасности, после чего, казалось, исчезала, словно исполнив свой долг, и тогда тот, кому она помогала, должен полагаться на свои силы; так что теперь Эф должен был полагаться только на самого себя, чтобы избежать опасности.

Это сильно ему мешало. Преследовать противника было бесполезно, если он не придерживался прежнего курса, и это можно было делать, только держа след в поле зрения. Иногда листья и сосновые шишки были сдвинуты и перевёрнуты, что было отчетливо видно на мокрой растительности; здесь на кочке был чёткий след, который затем он стал ещё более чётким в том месте, где индеец пробежал через лужу воды, которая выглядела темной, как чернила.

Отмечая все это, разведчик был настороже, не забывая, что на него может быть направлен ствол ружья. Он огляделся по сторонам, ожидая увидеть это направленное на него, словно перст судьбы, смертоносное оружие, вслед за чем в тот же миг последует резкий треск и свист пули, летящей прямо ему в голову или грудь.

Элементарное благоразумие подсказывало, что, раз уж семинол убежал от него и более не мог ему помешать, разведчику следует отказаться от преследования и оставить его в покое. Он был в этой местности в поисках сведений. Их можно было получить, наблюдая за поселениями семинолов и выясняя, что делают живущие в них мужчины, женщины и полукровки, в том числе негры, сотни которых, будучи беглыми рабами, нашли убежище в болотах и были радушно приняты семинолами. Именно это должен был делать Эф Эшли и таковы были его намерения, когда он впервые проник в эту опасную местность, потому что главнокомандующий генерал внушил ему, что сведения, которые он должен собрать, ему очень нужны.

Но разведчики на границе никогда не испытывали особого пиетета перед дисциплиной и, оказавшись далеко от своего начальства, могли делать всё, что только взбредёт им в голову. Эф Эшли не мог забыть о том, как какой-то бродяга-семинол вероломно пытался лишить его жизни, когда он мирно прогуливался по лесу. Такое оскорбление было непростительным, а его раздражение усилилось ещё более из-за досадной оплошности, которую он допустил, находясь на пороге успеха.

Следует добавить, что был еще один повод, заставивший Эшли напрячь все свои силы. В тот момент, когда его ружье выстрелило и семинол подпрыгнул в воздух, он на мгновение повернул голову и оглянулся через плечо. Все произошло в мгновение ока, но Эфу Эшли этого хватило, чтобы разглядеть смуглое лицо и опознать беглеца.

– Боже милостивый! – пробормотал он, сжав губы. – Я должен застрелить его или взять в плен – не так уж важно, что именно. Вот было бы здорово, если бы старина Эф смог привести в лагерь этого парня! Разве генерал Томпсон не уставился бы на него во все глаза? Это дело очень серьёзное, и я думаю, что безопаснее всего было бы взять этого метиса на мушку и снять с него скальп. Джин’рал поверит мне на слово.

Эта мысль заставила разведчика приложить все усилия, и он двинулся вперед быстрее, чем это было бы разумно. Если бы семинол поступил очень просто – перезарядил ружье, а затем укрылся бы и стал ждать появления белого, последний вряд ли смог бы спастись, но, похоже, воин хотел лишь как можно дальше уйти от своего преследователя, поскольку четко видимый след указывал на то, что он бежал с огромной скоростью.

Погоня Эфа продолжалась, пока не закончилась так странно, что это стало для него настоящей неожиданностью.

Глава II

Дик и Джек

Случилось так, что в тот же солнечный осенний полдень двое юношей лет семнадцати шли вверх по тому же, глубокому ручью, к которому в такой спешке бежал смуглый беглец от разъяренного разведчика Эфа Эшли.

Молодых людей звали Дик Мортон и Джек Реймор, и они были двоюродными братьями. Странное стечение обстоятельств свело их вместе в это время и в этом месте.

Дом Джека Реймора находился примерно в тридцати милях к северу в направлении Сент-Августина, а его двоюродный брат обитал по соседству, где жил один со своим отцом и негром по имени Като. Эти трое составляли всю семью, поскольку отец был вдовцом, у которого не было других детей. Като, как и большинство представителей его расы, обосновавшихся в Южной Флориде, был беглым рабом, который пришел в дом однажды ненастной ночью, усталый, в лохмотьях и умирающий от голода. Он признался, что бежал из Джорджии и по дороге несколько раз чудом избежал поимки. Хотя мистер Мортон был принципиальным противником укрывательства беглых рабов, он почувствовал слишком сильное сочувствие к бедняге, чтобы отказать ему в еде и ночлеге. В этом поступке, который, как хорошо известно, нарушал закон, было мало риска, поскольку Като был уже так далек от своего штата, что его, должно быть, уже давно прекратили преследовать.

Так случилось, что молодой, крепкий, добродушный африканец стал членом маленького домашнего хозяйства, где его огромная сила и трудолюбие сделали его ценным работником на небольшой плантации, на которой были две лошади, столько же коров, множество свиней и кур, и плоды плодородной земли давали всё необходимое для достойного существования хозяина и его сына.

Дик и Джек навещали друг друга два или три раза в год. Родители, а также несколько братьев и сестер последнего были живы, и двое молодых людей, будучи одного возраста и со схожими вкусами, очень подружились. В поросшей кипарисами местности, неподалеку от дома Дика Мортона, была хорошая охота, и для Джека одним из самых больших удовольствий было присоединиться к нему в прогулке по дикой местности, так что они часто отсутствовали дома по нескольку дней кряду. Местность к северу была более населённой, и, когда Дик навещал своего двоюродного брата, там юноши охотились реже, хотя двое таких умных, энергичных молодых людей никогда не отказывали себе в том, чтобы развлечься этим самым привлекательным для них видом спорта.

Следует иметь в виду, что это приятное общение продолжалось в то время, когда на полуострове Флорида царил мир. Семинолы, полукровки, негры и метисы встречались в разных уголках страны, но человек, который относился к ним справедливо и по-доброму, как мистер Мортон, никогда не испытывал перед ними страха. Они часто бывали в его доме, и им никогда не отказывали в еде и крове, независимо от того, как долго они там оставались.

Но, тем не менее, поселенец никогда не обманывался относительно определенного элемента опасности, который всегда существовал. Он был в курсе настроений краснокожих и белых и предвидел беду, которая вскоре покрыла Флориду пожарами и залила кровью. Во время войны 1812 года он был солдатом под командованием генерала Гаррисона, и никто не знал характер индейцев лучше него. Несмотря на его неизменную доброту к семинолам и несмотря на то, что среди них у него было несколько настоящих друзей, он знал, что, когда начнутся военные действия, эти вероломные представители своего народа не проявят к нему и его близким никакого снисхождения – они, в соответствии с печальной традицией, действующей в такие времена, станут поражать невинных с той же беспощадностью, что и виновных.

Мистер Мортон и его сын отправились в гости к шурину одного из родителей за несколько дней до описанного нами инцидента. Их встретили новости самого тревожного характера. Семинолы наотрез отказались покинуть Флориду, как им было приказано, бросили вызов правительству Соединенных Штатов и встали на тропу войны. Разразилась одна из самых разрушительных индейских войн, и никто, кроме Провидения, не мог сказать, когда она закончится и сколько жизней придется принести в ей жертву.

Мистеру Мортону не потребовалось много времени, чтобы определиться с тем, что ему делать. Он решил завербоваться в армию и сделать все возможное, чтобы привести непокорных к повиновению. Действительно, его военные способности были настолько хорошо известны, что его ожидало предложение капитанского чина, каковое он принял в тот же день, когда прибыл в дом своего родственника.

Но необходимо было рассмотреть и решить несколько важных вопросов. Ведь его маленький домик, стоявший недалеко от верховьев реки Сент-Джонс, с содержавшимися при нём домашними животными требовал внимания. Кроме того, в его доме хранилось много ценных для него вещей, в основном напоминавшие ему о покойной жене, которые он хотел бы сохранить. Война с семинолами еще не зашла так далеко, что отец не решился бы вернуться домой, если бы не необходимость отправиться в форт Кинг, не задерживаясь ни часу.

– Почему бы тебе не позволить нам с Диком забрать то, что ты хочешь сохранить? – сказал Джек Рэймор. – Это займет у нас не больше двух-трех дней и станет для нас большим удовольствием; да что там, это ведь то, что нужно! – воскликнул юноша с блеском в глазах.

– Разумеется; ничего лучше и быть не может, – добавил Дик, который был в восторге от предстоящей прогулки, хотя и сопряженной с небольшой опасностью для жизни. – Мы скоро вернемся, и я останусь здесь с Джеком, пока не закончится война.

Отец засомневался. Он вопросительно посмотрел на своего шурина.

– Что скажешь, Джеймс?

– Мне не совсем это нравится, но, возможно, это лучшее, что можно сделать; я готов отпустить Джека, если ты не боишься довериться Дику.

Этот план обсуждался в течение нескольких минут; мать Джека поначалу была категорически против, но, как и большинство матерей, у которых есть крепкие, храбрые и настойчивые сыновья, в конце концов сдалась и неохотно дала согласие. Таким образом, все было улажено.

– Вы, вероятно, найдете там Като, – сказал мистер Мортон, – хотя никто не знает, не присоединится ли он к остальным представителям своей расы, которые в этой войне выступят на стороне семинолов. Скажите ему, что я хочу, чтобы он остался на плантации и присматривал за животными, хотя я не думаю, что он будет уделять много внимания тому, чтобы копаться в земле. Ему не будет угрожать опасность со стороны тех, кто собирается воевать против нашего правительства, но они могут вынудить его присоединиться к ним. Странный будет поворот колеса этой войны, – мрачно добавил джентльмен, – если бы Като и я пришлось бы пострелять друг в друга, прежде чем это дело закончится.

– Ты бы попытался застрелить его? – спросил его родственник.

– Я бы, наверное, так и сделал, если бы увидел его перед собой.

– Как ты думаешь, он верный человек?

– Я обязан так думать, но он может впасть в безумие и перестать считаться с людьми, когда свистят пули. Ну что ж, Дик, мой мальчик, исполняй свой долг как мужчина. Вы с Джеком возьмите с собой оружие, следите за опасностями, и если вам удастся добраться до дома, соберите мелочи, которые лежат наверху в моей спальне – вы знаете, что это такое – передайте Кат мои слова и поспешите сюда, где я надеюсь присоединиться к вам прежде, чем вы станете старше на много месяцев, хотя только Небеса могут сказать, встретимся ли мы когда-нибудь снова.

Дик оставался там до тех пор, пока его отец не уехал в форт Кинг, где должен был присоединиться к войскам, которые были там собраны.

Расставание между отцом и сыном было нежным, и оба проливали слезы; но родитель надеялся, что благодаря оперативным действиям властей восстание будет подавлено в зародыше. Увы, ему, как и сотням других, пришлось сильно ошибиться.

Таким образом и случилось так, что два двоюродных брата поднимались вверх по небольшому притоку реки Сент-Джон, направляясь к дому Дика Мортона, расположенному неподалеку от болот – до него оставалось еще более десяти миль. Когда юноши только начали навещать друг друга, они пользовались каноэ, которое мистер Мортон купил у семинола, но один из его соплеменников украл ее, и Джек Рэймор с помощью своего родителя и двух братьев принялся за постройку лодки, которая заняла бы ее место.

Вкратце её можно было бы описать как плоскодонку, или шаланду, длиной в двенадцать футов, шириной примерно вдвое меньше, снабженную парусом. Обычно дул легкий бриз, которым можно было воспользоваться, а когда его не было, они пользовались длинным шестом. При самых благоприятных обстоятельствах их продвижение было медленным и часто довольно трудным, но это было не особенно важно, поскольку они никогда не спешили, а если их застигала ночь, то им не составляло труда бросить якорь посреди реки или сойти на берег и переночевать, завернувшись в единственное тяжелое одеяло, которое обычно было в лодке. Они всегда брали с собой дневной запас провизии, и лодка, отправившись по главной реке от места в нескольких шагах от дома Джека Реймора, доставляла их к месту, находившемуся в одной восьмой мили от жилища Дика Мортона.

В то время, о котором мы ведём речь, мальчики провели большую часть утра, толкая неуклюжее суденышко вверх по течению, но пока они отдыхали на берегу и ели свой ланч, поднялся легкий ветерок и подул как раз в нужном направлении. Подняв парус, они оттолкнулись от берега и уселись на широкую доску, которая пересекала лодку в кормовой части так же, как и в носовой – между ними не было никакой разницы – и пока Джек держал длинный тонкий шест наготове, чтобы в любой момент, когда понадобится удержать лодку на месте, пустить его в ход, лодка шла своим курсом, его двоюродный брат сидел рядом с ним, и они болтали ни о чём, как это бывает у двух молодых людей, находящихся в одинаковом положении.

– Так или иначе, я нисколько не боюсь этих семинолов, – заметил Джек; – все, кто живет в этой части страны, знают нас и знают, что дядя Дик всегда был им хорошим другом.

– Это так, но отец говорит, что многие из них забывают обо всем этом, когда приходит беда, и многие из тех, кто сидел за нашим столом, первыми могли бы занести свои томагавки над нашими головами.

– Что ж, мы постараемся не дать им такой возможности; мы должны добраться до твоего дома сегодня вечером…

– Мы легко это сделаем, если ветер не стихнет.

– Ночевать там не будет никакого риска, тем более что с нами будет Като, и, если поторопиться, мы сможем добраться до вашего дома завтра вечером…

Прежде чем парень успел закончить фразу, они вздрогнули от ружейного выстрела, донесшегося из леса слева от них. Инстинктивно они посмотрели в ту сторону, не произнося ни слова, но одновременно вглядываясь и прислушиваясь в поисках объяснения звука, который, вообще говоря, не должен был вызвать у них особой тревоги, поскольку в этой части страны в любое время можно было встретить охотников.

Но прошло всего несколько минут, когда раздался второй выстрел, сопровождаемый криком, и ближе к ним, чем первый. Все еще удивленные и молчащие, они наблюдали за берегом, когда среди нависающего подлеска появилась фигура индейца.

Мгновение он стоял неподвижно, глядя на них, а затем, мягко ступив в воду и держа ружьё в одной руке, поплыл к ним.

Первым предположением молодых людей было, что он намеревался забраться в лодку. Не было никаких причин отказывать ему в этом разрешении, поскольку эти два выстрела оставляли сомнений в том, что он был беглецом, спасавшимся от врага. Семинол подплыл мощным гребком и, достигнув борта судна, обогнул корму и приблизился к планширю с противоположной стороны.

Джек Рэймор протянул ему руку, чтобы помочь, думая, что тот ранен.

– Нет, нет, нет, – сказал беглец на прекрасном английском; – белый преследует меня… не говори ему… я спрячусь…тсс! ты знаешь меня, Дик, – сказал он, устремив свои черные глаза на молодого Мортона, который внимательно смотрел на его.

– Да, – ответил юноша, – я знаю тебя; мы позаботимся о тебе; сиди тихо и не попадайся никому на глаза.

Едва прозвучали эти слова, как в поле зрения появился Эф Эшли, который бежал по тропинке к кромке воды.

– Привет, ребята! – крикнул он, бросив взгляд на лодку, ни одного из пассажиров которой он никогда раньше не видел, – вы не видели краснокожего, который переплывал этот ручей?

Дик счел, что не согрешит против правды, ответив:

– Нет, мы не видели, чтобы кто-нибудь переплывал реку.

Мгновение он стоял неподвижно, глядя на них

– Послушайте, вы ведь не посадили его в свою лодку, не так ли? – подозрительно спросил разведчик.

– О чем вы говорите? Идите и смотрите, если сомневаетесь; что за дело нам до какого-то индейца? Или вы кого-то потеряли?

– Все выглядит именно так: мы стреляли друг в друга, а потом он сбежал в эту часть света.

И разведчик огляделся по сторонам, посмотрел вверх и вниз, и снова на воду, как будто мог найти где-то там ответ на свой вопрос. Затем он осмотрел землю в том месте, где след семинола исчезал у его ног. Очевидно, он пришел к выводу, что беглец сыграл с ним хитрую шутку. Подобно негру, убегающему от ищейки, он сбил своего преследователя со следа, бросившись к воде. Все выглядело так, как будто индеец вошел в ручей и прошел вброд или проплыл вплавь столько, сколько у него было времени, а затем вынырнул в каком-то месте, где было бы трудно снова найти его след. Во всяком случае, как видел Эф, краснокожий исчез, и с тем преимуществом, которое у него было, было бы бесполезно продолжать его поиски. Оставив эту мысль, он обратил свое внимание на двух юношей, которые уверенно скользили вверх по течению.

– Кто вы и куда направляетесь? – спросил он.

Дик Мортон взялся его просветить. Разведчик выслушал его и покачал головой.

– Лучшее, что вы можете сделать, – это развернуться и возвращаться быстро, как только сможете.

– Мы собираемся сделать это завтра.

– Парни, послушайте моего совета и сделайте это немедленно; эти негодяи вышли на тропу войны, и вам действительно повезет, если сможете выкрутиться.

– Похоже, вы в таком же положении.

– Это моя работа, и я думаю, что знаю, как о себе позаботиться.

– Мы думаем о себе так же.

– Как и большинство молодых людей. Ладно, делайте то, что считаете нужным.

И с этими словами Эф Эшли развернулся и вернулся в лес, из которого так поспешно выбежал в погоне за ускользнувшим от него индейцем.

Подождав несколько минут, пока он уйдет, Дик повернулся к семинолу, который все это время спокойно плыл рядом с лодкой.

– Теперь, если хочешь, можешь забраться на борт.

– Тихо! – прошептал воин. – Может быть, он наблюдает за нами.

Были основания полагать, что разведчику не понравились слова и действия капитана, но когда прошло десять минут или больше и лодка отплыла достаточно далеко, семинол повернулся лицом к противоположному берегу и поплыл к суше. Он молчал, а Дик и Джек наблюдали за ним с немалым интересом. До банка было недалеко, и, не доплыв до него, он коснулся ногами дна и, выпрямившись, вышел. Даже тогда он не повернул головы и не произнес ни слова, а почти сразу же исчез из виду.

– Дик, – сказал его двоюродный брат, – этот индеец, кажется, знал тебя.

– Да, он несколько раз заходил к нам домой, и я охотился с ним; мы старые друзья; как ты думаешь, кто он такой?

– Не имею ни малейшего представления.

– Это Оцеола, великий военный вождь семинолов.

Глава

III

Война с семинолами

То, что известно о войне с семинолами, было, возможно, одной из наиболее заметных серий событий, которые случились в этой стране.

Как известно всем моим читателям, не одна великая война была вызвана незначительными событиями, но слышали ли вы когда-нибудь о разрушительном конфликте, стоившем миллионы долларов и сотни жизней, причиной которого стало единственное местоимение? Как бы невероятно это ни звучало, но это было правдой о войне с семинолами, которая опустошала Флориду в течение семи лет. Позвольте мне объяснить.

В 1817 году уже были проблемы с семинолами, которые были быстро решены генералом Джексоном, но это не шло ни в какое сравнение с тем, о чём сейчас идёт речь. Восточная и Западная Флорида были переданы нам Испанией в 1821 году. Её населяли воинственные семинолы, и как только мы получили эту страну, встала проблема о том, как избавиться от присутствия этих неугодных людей. Правительство решило выкупить их земли и переселить их к западу от Миссисипи. Соответственно, с несколькими вождями был заключен договор, по которому было решено выплачивать племени определенную ежегодную ренту и защищать его от любых вторжений, а семинолы, со своей стороны, обязались переселиться на запад в течение двадцати лет.

Вскоре возникли серьезные проблемы. Большинство вождей отказались подписывать договор и были категорически против предполагаемого переселения. Уже упоминалось о том, что соседние штаты испытывали сильное раздражение из-за того, что множество беглых рабов нашли убежище во Флориде, где их было невозможно выследить и вытащить из бесконечных болот и мрачных безлюдных лесов. Семинолы радушно принимали беглецов, они вступали в смешанные браки, а некоторые из семинолов и сами были рабовладельцами, хотя они относились к своим рабам как к равным и заставляли их выполнять легкую работу. Таким образом, Флорида стала укрытием для рабов, сбежавших от своих хозяев из Джорджии и Алабамы.

Наше правительство не сдержало своего обещания защитить семинолов от незваных гостей. В стране появились уголовники, которые промышляли угоном скота и совершали многочисленные бесчинства. Возможно, была доля правды в предъявленных правительству обвинениях в том, что оно закрывало на это глаза в надежде на то, что индейцы будут поставлены в настолько невыносимые условия существования, что добровольно покинут страну, не дожидаясь окончания оговоренного срока. Вместо этого разъяренные семинолы набросились на своих обидчиков, что привело к чудовищным преступлениям с обеих сторон. Напуганные жители обратились к национальному правительству с требованием убрать этих беспокойных соседей, и было решено это сделать.

Но должно же было быть соблюдено какое-то уважение к закону и приличиям. Несколько вождей собрались в Пэйнс-Лэндинг, где 9 мая 1832 года был подписан мирный договор, по которому семинолы согласились отказаться от всех своих владений во Флориде и переселиться в страну, отведенную крикам, к западу от Миссисипи. Переезд должен был состояться в течение нескольких дней, и президент Джексон, который был полон решимости осуществить его, каким-то образом заручился согласием семи вождей на это соглашение.

Одно из условий, принятых обеими сторонами, заключалось в том, что переселение не должно происходить до тех пор, пока они не будут удовлетворены. Кто имелся в виду под словом «они»?

Президент Джексон настаивал на том, что это слово относилось к семи депутатам, которые посетили предоставленную им территорию к западу от Миссисипи и с которыми было заключено это соглашение, но Оцеола и большинство вождей после того, как было сообщено об этом договоре, настаивали на том, что «они» означает всё племя. Если беспристрастно посмотреть на этот вопрос, закон и справедливость были на стороне семинолов, поскольку нельзя отрицать того факта, что большинство вождей и вообще этого народа было против переселения, главным образом потому, что это сделало бы их соседями криков, с которыми у них была жестокая вражда. Против семи вождей-депутатов было выдвинуто обвинение в том. что они были подкуплены. Так это было или нет, но двое из них были убиты из-за того, что другие вожди расценили их действия как предательство доверия.

Оцеола, один из выдающихся военных вождей своего племени, стал героем драматической сцены, когда он и несколько его собратьев-вождей встретились с представителями правительства, чтобы обсудить ненавистный договор, подписанный в Пэйнс-Лэндинг. Генерал Томпсон подробно разъяснил его положения, напомнив, что оно было подписано семью депутатами, назначенными действовать от имени остальных, и что это соглашение имеет обязательную силу, поскольку «они» – имелись в виду депутаты – были удовлетворены его условиями.

Соглашение лежало на столе между агентом и делегацией вождей. Последние внимательно выслушали все, что было сказано, а затем страстно заявили, что суть соглашения заключается в том, что «они», то есть все вожди, должны были быть им довольны, в то время как договор подписала лишь небольшая их часть, а остальные никогда не дали бы своего согласия на то, чтобы покинуть землю, которая была их домом в течение многих лет.

Поскольку, как будет видно, все зависело от толкования значения единственного местоимения, американские офицеры были настойчивы в своем толковании и стремились придать ему особе значение, намекая на то, что их друг Великий Отец (президент Джексон) думает так же, как и они, и позаботится о том, чтобы эта точка зрения соответствовала духу и букве договора.

Все взгляды были обращены на хмурого Оцеолу, который не произнес ни слова. Его мнения ждали все, и он его высказал.

Шагнув к столу, он на ходу вытащил свой охотничий нож, поднял его над головой и опустил с такой силой, что лезвие не только проткнуло бумагу, но и пронзило столешницу, на которой она лежала2.

– Вот что я думаю об этом договоре! – воскликнул он, обводя горящим взглядом изумленных зрителей, когда он и его собратья-вожди угрюмо вышли из зала.

Генерал Уайли Томпсон был агентом по делам индейцев. Вскоре он убедился в том, что индейцы не намерены уезжать, и собрал главных семинолов в октябре 1834 года. Он не стал тратить слов попусту, а уведомил недовольных, что их переселение – дело решённое, и что это будет выполнено в принудительном порядке. В ответ на это индейцы начали запасать боеприпасы и готовиться к войне. Спустя несколько месяцев вожди снова встретились с агентом, который зачитал обращение от президента Джексона. Это был страстный призыв к ним соблюдать условия договора, завершающийся заверением в том, что только таким образом они смогут спасти себя от гибели многих людей, их имущества, а также от унижений и наказаний.

Это обращение было столь красноречивым, что мнения индейцев разделились, и значительное число из них дало свое согласие на переезд. Однако Оцеола, как и прежде, настроен был вызывающе. Что особенно взбесило его – так это то, что несколько вождей, обещавших его поддержать, приняли другую сторону. Он едва удержался от того, чтобы не наброситься на них в присутствии агента, и, повернувшись к последнему, прямо в лицо обвинил его в том, что он нечестен, используя преимущества, которыми обладает его народ. Тут генерал Томпсон тоже разозлился и сказал Оцеоле, что он – вероломная собака, которая ведёт свой народ на погибель, и что теперь он его злейший враг, а не друг, за которого он себя выдавал. Военный вождь не стал скрывать своего мнения об агенте, который, потеряв всякое терпение, приказал арестовать Оцеолу. Его заковали в кандалы и продержали так остаток дня, ночь и часть следующего дня.

– Вот что я думаю об этом договоре! – воскликнул он

Заключение Оцеолы продлилось бы дольше, если бы он внезапно не заявил, что убедился в бесполезности дальнейшего сопротивления. Общее мнение было против него, и он заявил, что подпишет мирный договор и сделает все возможное, чтобы убедить других присоединиться к нему. После этого генерал Томпсон приказал освободить его, и Оцеола отправился в форт Кинг с семьюдесятью девятью своими людьми – мужчинами, женщинами и детьми – где он и еще несколько воинов поставили свои имена под этим важным документом.

Генерал Томпсон был в восторге от своего успеха – гордый Оцеола принял его условия. Он написал президенту Джексону, что все было улажено должным образом, и что переселение состоится в надлежащее время. Угроза войны перестала существовать.

Но агент ошибся. Никогда еще жгучий гнев не разгорался так сильно в сердце вождя, как тогда, когда он терпел унижение, будучи закованным в кандалы. Он подписал этот договор, ничуть не собираясь его соблюдать. Единственное, чего он хотел – это оказаться на свободе и получить возможность осуществить свой ужасный замысел против генерала Томпсона и других белых.

Похоже, что почти во всех наших неприятностях с индейцами порядок событий един: когда от белых требуются такт, рассудительность и сдержанность, этих качеств им не хватает. Агент Томпсон многого добился в том, чтобы переменить настроения семинолов; он привлек на свою сторону большинство местных обитателей, и, проявив твердость, мог бы добиться большего. Сам он делал все возможное, чтобы этого добиться, но другие творили бесчинства, в результате которых несколько индейцев были избиты и убиты.

Разумеется, индейцы неизбежно ответили тем же. Летом 1835 года семинолы застрелили почтальона, ехавшего из Сент-Августина в форт Кинг, а несколько усадьб по соседству были разграблены. Беспорядки продолжались с небольшими перерывами в разных частях страны, и часто в местах, расположенных далеко друг от друга. Агент уведомил индейцев о том, что настало время для их переезда на запад, и был настолько уверен, что они будут рядом, что даже дал объявление о продаже их лошадей и крупного рогатого скота. В назначенный день ни один индеец не явился. Оцеола хорошо выполнял свою работу.

Агенту стало известно о нескольких других тревожных фактах. Оцеола убил одного из дружественных белым вождей, семинолы покинули все свои поселения и, скрывая следы, перевезли свои семьи в безопасное место. Такого никто не мог предположить – индейцы проделали это с таким удивительным мастерством, что все разведчики и охотники, прикомандированные к вооруженным силам Соединенных Штатов, не смогли их отследить. Это было деяние, подобного которому не случалось ранее и которое никогда не повторялось.

Это отступление приводит наше повествование к тому времени, когда мы переживаем за судьбы двух молодых людей, которые уже были представлены читателю.

Глава

IV

Вверх по течению

Хотя в пределах Флориды находится самый старый в Соединённых Штатах город – Сент-Августин – в те времена это была территория с немногочисленным населением, сосредоточенным в основном вдоль берегов океана и залива. В разных местах стояли военные форты, но их гарнизоны были довольно слабыми и не могли сдерживать волнений краснокожих, которые, под влиянием призывов Оцеолы, Манакопи и других вождей обратили свою ярость на поселенцев и правительство, которое решило силой заставить их переселиться на индейскую территорию за Миссисипи.

Флорида, как всем известно, – субтропическая страна, которая в зимние и весенние месяцы стала излюбленным курортом для инвалидов и любителей активного отдыха из других частей США. Ее своеобразный рельеф слишком хорошо известен, чтобы его описывать.

Среди животных, обитающих на его территории – лиса, белка, серый кролик, выдра, енот, опоссум, олень, серый и черный волк, черный медведь, дикая кошка и пантера, а змеи включают пять ядовитых видов, во главе с гремучей змеей. В густых болотах и лесах можно встретиться с многочисленными птицами, некоторые из которых имеют яркое и пестрое оперение, а другие выглядят более скромно. В этот список входят козодой, кукушка, попугай, мелкий голубь, пересмешник, голубая сойка, малиновка, хохлатая желна, перепел, баклан, пеликан, фламинго, журавль, белая цапля, розовая колпица, рыбья ворона, ибис, дикая индейка, ворона-падальщик и канюк, а иногда можно увидеть ламантина, или морскую корову. В южных районах обитают многочисленные аллигаторы, большое количество морских черепах и крабов, а также необычная норная черепаха, которая наносит растительности большой вред.

Среди самых красивых деревьев и кустарников – ароматная магнолия, столь популярная на юге. Ее аромат, смягченный расстоянием, приятен, а белые цветы выглядывают из листьев, как снежинки. Если мы попытаемся привести их неполный список, то необходимо будет включить в него многие из них, с которыми наши читатели не знакомы – основными из которых являются папайя, корица, каперсник, липа, дикая слива, чубушник, атласное дерево, красное дерево, бальзамник, квассия, серебристый и красный клен, церцис, мимоза, какао, сассафрас, мангровые деревья, дикая шелковица, дикий инжир, вяз скользкий и обыкновенный, платан, камедь, кизил, рододендрон, падуб, хурма, гикори, лещина, черная береза, несколько видов сосны, можжевельник, кипарис, красный кедр, тис, замия или маранта, капустная пальма, пальма-сереноэ, карликовая пальма и юкка. Клещевина растет здесь постоянно.

В последние годы Флорида прославилась своими апельсиновыми рощами. На выращивании этого восхитительного фрукта были не только нажиты целые состояния, но и многие из них были потеряны из-за случайных заморозков, которые могут уничтожить сотни рощ за одну ночь.

Ричард Мортон-старший был уроженцем Джорджии, где провел свою юность и молодые годы. Он был еще молодым человеком, когда после окончания последней войны с Великобританией женился на прекрасной невесте в своем родном штате. У нее было слабое здоровье, и в надежде, что перемена климата пойдет ей на пользу, он переехал в местность у истоков реки Сент-Джонс. После рождения единственного сына, Дика, ее состояние улучшалось в течение нескольких лет, но в конце концов она стала чахнуть и умерла. Ее потеря стала тяжелым ударом для любящего мужа, и поэтому он стал склонен к уединению, так что решил никогда не менять свой дом, и единственным другом, с которым он был близок, был его шурин Джеймс Реймор, отец Джека, который был приятелем молодого Дика Мортона.

По старой памяти Мортон называл свой дом «плантацией», хотя это название мало к нему подходило. Он приобрел участок земли площадью в полдюжины акров, который ему не пришлось расчищать, поскольку он ничем не зарос, и посреди него было возведено простое бревенчатое строение, в котором он провел самые счастливые и самые печальные дни своей жизни. С помощью усердного Като, который пришел к нему, как об этом уже было сказано, он вместе со своим сильным, крепким сыном использовал плодородную почву с пользой. Когда он отправился в эти края, у него были некоторые средства, и он добавлял к тому, что производилось не его плантации, охотничьи трофеи, так что его жизнь была во всех отношениях благополучной.

В северной и средней Флориде в изобилии произрастают зерновые и корнеплоды, а кроме того апельсины, и на участке, где мистер Мортон построил свой дом, он выращивал сладкий картофель, апельсины и много разнообразных субтропических фруктов. На нескольких акрах земли, окружавших его скромное жилище, рос ирландский и сладкий картофель, табак, апельсины, лимоны, виноград, гуава и множество других фруктов.

При своих ограниченных возможностях Ричард Мортон построил дом лучше, чем можно было себе представить. Дом был построен из крепких кипарисовых бревен, в нем было две комнаты внизу и столько же наверху. Строение было прочно сложено и имело множество окон, которые, однако, были довольно узкими и маленькими, поскольку строитель никогда не забывал, что может наступить момент, когда окажется очень правильным сделать их такими узкими, чтобы через них не мог пролезть взрослый мужчина.

Таково, вкратце, было жилище, к которому приятным осенним днем много лет назад двое молодых людей медленно поднимались по притоку Сент-Джонс на своей маленькой плоскодонке.

Джек Рэймор был удивлен, когда его друг сказал ему, что индейцем, которому они на короткое время дали приют, был Оцеола, знаменитый военный вождь семинолов.

– Никогда бы такого не подумал, – заметил Джек, – ведь он не похож на вождя.

Дик улыбнулся.

– Как же, по-твоему, должен выглядеть вождь?

– Я бы подумал, что он должен быть одет в красивый наряд и выглядеть очень стильно.

– К некоторым это относится, но вкус Оцеолы совсем не такой. Хотя сейчас на нем пара хороших мокасин, он приходил к нам домой босиком, и я подозреваю, что он ходит так большую часть времени. На нем леггинсы, ситцевая рубашка, и несколько испачканных перьев в волосах, распущенных по плечам.

– Так выглядят почти все семинолы; но он невысокого роста.

– Нет; он не выше тебя или меня, но обладает огромной силой, очень подвижен, и я не думаю, что на свете есть человек храбрее его.

– Он хорош собой, – продолжил Джек, вспоминая внешность замечательного человека, имя которого заняло достойное место на страницах истории. – Его скулы не так выступают, как у большинства его соплеменников, черты лица правильные, зубы ровные – но это можно сказать почти про каждого индейца, которого я встречал. Дик, – серьезно добавил его спутник, – что ты думаешь о том, что сказал этот белый?

– Ты имеешь в виду, когда он сказал, что самое безопасное для нас – это развернуться и убраться из этой местности как можно быстрее? Что ж, я думаю, он был прав.

– И все же мы движемся прямо к опасности.

– Потому что я пообещал отцу сделать это; ты знаешь, от мамы остались кое-какие вещи, которые он очень хочет забрать, и я готов пойти на большой риск, чтобы заполучить их. Но я не испытываю особого страха; Като там, и у нас никогда не было врагов среди семинолов.

– Я не сомневаюсь, что каждое твое слово – правда, но ты помнишь, что сказал твой отец вчера вечером у нас дома, когда мы говорили об этом: первый человек, о котором индеец забывает, когда начинается война – это белый, который был его другом. Никто не знает этих людей лучше, чем отец.

– Дик, что ты думаешь об Оцеоле?

– Я тебя не понимаю

– Он ваш старый знакомый; вы вместе охотились; некоторое время назад мы спасли его от выстрела белого, который его преследовал; теперь, если Оцеола, благодаря превратностям войны, получит над нами власть, что он сделает?

– Я спрашивал себя об этом дюжину раз за последние полчаса. Мне кажется, что вождь руководствуется двумя сильными мотивами. Первый из них – это благодарность, которую, как я знаю, он испытывает ко всем, кто оказался ему настоящим другом, но всё же его главная цель – победить правительство, которое пытается заставить его и его людей пересечь Миссисипи. Вопрос в том, какой из этих двух мотивов окажется сильнее, если он будет вынужден принять решение, касающееся нас? Мой ответ таков: я не знаю.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не попасть ему в лапы, дабы не подвергать его такому испытанию.

– Не может быть ничего разумнее. Я полагаю, Джек, ты знаешь, что Оцеола не чистокровный семинол.

– Я слышал, что нет.

– Действительно, его едва ли можно назвать полукровкой по рождению, но в его жилах течет кровь семинолов, и о ней можно сказать как о закваске, которая разрыхляет весь хлеб. Он самый свирепый семинол между Сент-Августин и Окичоби; он ненавидит всех белых, но если и есть кто-то, кого он ненавидит больше всего на свете, так это генерал Уайли Томпсон, индейский агент, который однажды заковал его в кандалы. Ты, наверное, слышал об этом. Индеец никогда не забывает и не прощает, и Оцеола сумеет каким-то образом свести счеты с генералом Томпсоном, прежде чем тот подпишет мирный договор. Мой отец был настолько уверен в этом, что всего несколько недель назад отправил сообщение в форт Кинг, умоляя генерала Томпсона остерегаться Оцеолы.

– И что сказал агент?

– Он поблагодарил отца, но сказал, что не испытывает ни малейшего страха; Оцеола был трусом, о котором и думать не стоит.

– Какая ошибка!

Пока юноши так беседовали, лодка плавно скользила вперед, словно по летнему морю. Никогда еще бриз не дул так хорошо, как сейчас. Квадратный парус и форма лодки не позволяли им сильно отклоняться от курса, и ветру не нужно

было сильно менять направление, чтобы оказаться непригодным. Но русло реки менялось незначительно, и, время от времени пользуясь длинным тонким шестом, который Дик держал в руке, он удерживал лодку ближе к середине потока, ширина которого никогда не превышала ста ярдов, но и редко становилась меньше.

Берега были покрыты густой растительностью, характерной для этой страны, многие деревья сильно наклонялись вперед, так что, когда молодые люди поднимали глаза к голубому небу, им казалось, что не требуется сильно наклонять их для того, чтобы их верхние ветви сомкнулись и образовали арку над их головами. Если бы ветерок не дул вдоль реки, то густая растительность, должно быть, полностью перекрыла бы его.

Сидя на корме, на толстой поперечной доске, с ружьями, лежащими у их ног, юноши лениво разглядывали лесистые берега, плавно скользившие к корме, и размышляли о том, что, вероятно, ожидает их в ближайшем будущем.

Мало-помалу ветер заметно стих, но его было достаточно, чтобы паруса не опадали, а вода продолжала журчать вдоль бортов лодки. носа. Все было спокойно, сонно и восхитительно, когда произошло нечто внезапное и непредусмотренное.

Джек Реймор был почти так же хорошо знаком с течением, как и Дик Мортон. Он указал на то место, на некотором расстоянии впереди, где русло реки делало небольшой изгиб. В месте наибольшего изгиба узловатая сосна, искривленная и бесформенная, выходила из берега почти горизонтально на несколько ярдов, а потом изгибалась вверх, словно санный полоз, поднимаясь на высоту шестидесяти футов; ствол её оставался кривым и скрученным, и на нём было множество чахлых ветвей.

– Мне всё время интересно на неё смотреть, – сказал Джек. – Она так поразила меня, когда я увидел её в первый раз.

– Неудивительно, – ответил Дик, бросая на неё взгляд, как сделал бы это любой, даже видевший этот предмет сотню раз, – но у меня в неё есть одна привлекательность, которой у тебя никогда не будет.

– Что именно?

– Прошлым летом мы с Оцеолой просидели на этом стволе больше двух часов, ловя рыбу, и ни одной поклёвки.

– Он разозлился?

– И вполовину не так сильно, как я. Я ожидал, что он выскажет какую-то досаду, от него что-нибудь нетерпеливое, но он только усмехнулся и сказал, что рыба, должно быть, прослышала обо мне и оробела; он странный…

Естественно, пока юноши разговаривали, их внимание было привлечено к дереву необычной формы. Джек Реймор смотрел на него более внимательно, пока глаза Дика блуждали по левому берегу и течению впереди, когда его спутник внезапно схватил его за руку и взволнованно воскликнул вполголоса:

– У подножия этого дерева стоит какой-то человек, и он ждет нас!

Глава

V

Выстрел

Если бы не предупреждение, которое дал юношам Эф Эшли, и общий ход их беседы, восклицание Джека Реймора вряд ли привело в возбуждение эту пару; но сейчас они были в таком возбуждении, что следили за каждым звуком и приметой, которые в обычное время не обратили бы на себя их внимание.

Услышав слова Джека, его спутник повернулся к корявой сосне, пристально посмотрел на нее, а затем прошептал:

– Я никого не вижу.

– Я тоже, но минуту назад видел.

– Что это было?

– Ты заметил густые заросли у подножия дерева, там, где оно выступает из берега? Кто-то раздвинул их рукой, выглянул наружу и тут же скрылся.

– Ты уверен, Джек, что не ошибся?

– Ошибиться я не мог. На мужчине была старая соломенная шляпа, но его лица я как следует не разглядел.

– Должно быть, это был семинол; возможно, он ничего такого не имел в виду, но я боюсь, что он собирается в нас выстрелить.

– Не лучше ли нам переправить лодку к другому берегу?

– Нет, она такая узкая, что это не поможет нам оказаться за пределами его досягаемости.

– Но мы предложим ему лучшую возможность, о которой он только может мечтать.

– Мы этого не сделаем; я бы хотел заставить его думать, будто мы ничего не подозреваем, но для нас это было бы слишком опасно.

Лодка находилась далеко от берега, но, к сожалению, ближе к правому берегу, чем к противоположному. Говоря это, Дик Мортон спокойно поднял шест, вынув его конец из воды, и положил у них в ногах.

– А теперь давайте положим доски между нами и ним, – добавил он тем же осторожным тоном. Он лег на дно лодки, так что была видна только его макушка, и Джек последовал его примеру; и каждый взял свой ружьё.

– Как только он покажет голову, стреляй в него; то есть, если покажется, что он целится в нас, – прошептал Джек; – мы не должны рисковать, если можем этого избежать.

– Боже милостивый! – воскликнул Джек в следующее мгновение; – ветер гонит нас к дереву; мы врежемся в него!

Вероятность этого была пугающей. Если бы искривленная сосна находилась на сотню ярдов выше по течению, то, вероятно, произошло бы столкновение. На деле же лодка, приближаясь к опасной точке, оно не смогла бы ее задеть. Опасность оказалась преувеличенной.

– Это не дело, – сказал Дик, более обеспокоенный, чем его товарищ, который с испугом увидел, как тот отложил ружье, вскочил на ноги, схватил шест и, перегнувшись через борт лодки, уперся им в илистое дно, чтобы оттолкнуть лодку от правого берега.

Это был смелый поступок, поскольку он делал его прекрасной мишенью для предательского выстрела, поскольку они были уже в пятидесяти ярдах от того места, где были замечены лицо и соломенная шляпа. Не обращая внимания на действия своего друга, Джек Реймор, распластавшись на дне лодки, направил ружье, оперев его ствол на планшир, в сторону основания дерева и, затаив дыхание, ожидал изменений перелома в этой странной ситуации.

Долго ждать ему не пришлось. Скрывавшийся там негодяй, должно быть, понял по действиям молодых людей, что его заметили и разгадали его намерения, а также осознал, что лучшей возможности, чем та, что представилась ему сейчас, просто не могло быть. В подлеске снова произошло движение, и насторожившийся Джек увидел, как из-за кустов высунулся ствол ружья, направленный на них. Тот, кто в них целился, не был совсем невидим – видна была часть его головного убора. Она была едва заметна, но этого было достаточно, чтобы определить его местонахождение. Не могло быть никаких сомнений в том, что он направил свое оружие на юношу, который был уже на ногах и прилагал все усилия для того, чтобы увести судно подальше от опасного места. Джек прицелился как можно лучше и, выждав лишь мгновение, нажал на спусковой крючок.

Это было сделано в самый последний момент, потому что в ту же секунду винтовка того, кто был на берегу, выстрелила. При таком небольшом расстоянии, разделявшем их, этот выстрел, должно быть, оказался бы смертельным, если бы не выстрел Джека, который опередил его на почти немыслимо короткий промежуток времени.

Из подлеска донесся невольный крик, и в следующее мгновение яростный треск веток дал понять, что несчастный, в которого попала пуля, бросился бежать сломя голову, словно ожидая, что за ним последует другая, более меткая пуля. Джек повернулся к своему товарищу и спросил испуганным голосом:

– Он попал в тебя, Дик?

– Нет, но он был очень близок к этому. Я почувствовал щекой движение воздуха; должно быть, твой выстрел помешал ему прицелиться.

– Похоже на то, но мне жаль, что мой выстрел был не таким метким.

– Ты лучше и сделать не мог; у тебя было не так уж много шансов.

– Нет, я разглядел только край и верх его соломенной шляпы; я прицелился туда, где, как я предполагал, была его голова, и, похоже, попал в него.

Джек прицелился и нажал на спусковой крючок

– Его крик это подтверждает это; тоже думаю, что ему досталось; во всяком случае, именно этот семинол нас больше не побеспокоит.

Когда суматоха, вызванная инцидентом, улеглась и корявая сосна осталась далеко позади, Джек сказал:

– Этот разведчик был прав: мы подвергаемся большему риску, чем предполагали, попав в эту местность в такое время.

– Как ты думаешь, не лучше ли нам повернуть назад? Мы можем поплыть вниз по течению к утру будем на месте. Когда мы доберемся до Сент-Джонс, нам нечего будет бояться семинолов.

Джек знал, как сильно его дядя будет горевать из-за потери драгоценных вещей, оставшихся от его покойной жены, и, поскольку он сам был инициатором этого опасного путешествия, то не счёл правильным повернуть назад.

– Нет, давай продолжим; нам осталось проплыть на лодке всего милю или около того, и одна ночь в любом случае ничего не изменит; мы пойдем в твой дом, и, если Като будет там и скажет, что все в порядке, мы останемся с ним до утра. Затем мы, не теряя времени и уезжаем из этой местности, и постараемся держаться подальше, пока все не уляжется.

Не прежде чем сосна скрылась из виду за очередным крутым поворотом реки, юноши вздохнули свободно. К тому времени ветер настолько стих, что под его действием лодка почти не двигалась. Дик орудовал шестом, действуя столь энергично, что неуклюжее суденышко двигалось быстрее, чем в течение последнего часа. Вскоре Джек настоял на том, чтобы взять шест, на что его друг уступил, заметив при этом, что он нисколько не устал.

Взяв шест, настойчивый юноша подержал его на весу около минуты, предоставив лодке скользить вперед по инерции. Посмотрев на своего товарища, занявшего его место, он спокойно заметил:

– Дик, у меня есть подозрение, что семинолом, который стрелял в нас, был Оцеола.

– Я так не думаю, – последовал ответ. – Оцеола не носит никакого головного убора, кроме двух или трех испачканных орлиных перьев, а ты говоришь, что на этом индейце была соломенная шляпа.

– Вождю было бы нетрудно сменить головной убор с помощью кого-то из своих людей, которые находятся по соседству. Есть только один факт, который заставляет меня в этом сомневаться.

– И что это?

– Он целился в тебя, а не в меня.

– Потому что я представлял собой лучшую мишень; если бы это был Оцеола, он бы попал в меня так же, как в тебя, но ты не можешь заставить меня поверить в то, что это был он, не представив доказательств получше тех, что ты уже привел.

– Что ж, через много дней мы узнаем правду, и я готов подождать.

С этими словами Джек Рэймор упёр шест в дно ручья, стоя на носу лодки и быстро идя к корме, уперев верхний конец шеста в плечо. Таким образом, он был вынужден преодолеть этот путь дважды, но задача была несложной, и он работал столь энергично, что быстро преодолел оставшееся расстояние.

Пока он был занят этим, Дик Мортон оставался на корме, положив ружье на колени и зорко оглядывая оба берега. Тревожное происшествие, которое только что произошло, давало основания бояться того, что может произойти ещё что-то в этом роде. Если бы на обоих берегах реки укрывалось больше семинолов, они не могли бы и мечтать о лучшей возможности, чем та, что им представилась; ведь можно сказать, что не было ни шага, где они не могли бы найти надежного укрытия и не имели бы возможности открыть огонь по юношам, не опасаясь быть обнаруженными и не боясь ответа. По правде говоря, будь негодяй, спрятавшийся у подножия сосны, достаточно благоразумен, чтобы не дать себя увидеть, и если бы Джек Рэймор, по счастливой случайности, не посмотрел точно в это место, он, должно быть, прикончил бы одного из молодых людей без какого-либо вреда для себя.

Как бы то ни было, Дик готов был к тому, что тот же воин вернется к реке где-то выше по течению и выстрелит во второй раз, когда обстоятельства для него будут более благоприятными. при более благоприятных обстоятельствах. То, что он этого не сделал, давало основание надеяться, что выстрел, заставивший его вскрикнуть и броситься прочь, оказался более действенным, чем предполагалось вначале.

– Что ж, пока все идет хорошо, – заметил Джек, когда лодка с такой силой ударилась носом о гальку, что на несколько дюймов высунулась из воды и её нос приподнялся.

– Да, на данный момент наше путешествие окончено; я надеюсь, что завтра нам так же повезет и мы вернемся обратно; это будет нелегко, даже несмотря на то, что течение будет нам помогать.

Они вышли из лодки и, отложив ружья, ухватились за нос и вытащили лодку еще дальше из воды. Они съели всю пищу, которую привезли с собой, и у них не было багажа, которым они могли бы себя обременить. Они были легко одеты, поскольку погода, даже осенью, в этих местах, как известно, мягкая. Они могли бы с комфортом спать под открытым небом, не разводя огня.

Парус был спущен, сложен и уложен вдоль борта; швы в лодке были настолько плотными, что ни через один из них не могла просочиться и капля воды. Поскольку все было в порядке, юноши развернулись спиной к лодке и направились к дому, находившемуся всего в одной восьмой мили от них.

Путь их пролегал по хорошо заметной тропинке через лес, и по ней они вышли на широкую поляну, которая собственно и была плантацией, принадлежащей мистеру Мортону, который отправился сражаться за свою страну.

К этому времени яркий солнечный день близился к концу. Скоро должна была наступить ночь, а они были в добрых тридцати милях от дома Джека, где только и могли чувствовать себя в безопасности от мародерствующих семинолов.

Выйдя на красивое, ухоженное пространство, они оказались перед фасадом бревенчатого строения, которое всегда было домом Дика Мортона. К задней части дома бывло пристроено ещё одно строение, попроще, которое служило убежищем для лошадей, коров и других домашних животных, когда случавшиеся время от времени штормы требовали такой необходимости.

Молодые люди остановились и, стоя бок о бок, молча, с особым интересом рассматривали открывшуюся перед ними сцену. Место это, как помнится, было оставлено на попечение африканца Като, и можно было ожидать, что оно будет в безопасности от семинолов-разбойников, которые, однако, вряд ли стали бы проявлять уважение к собственности его работодателя. Хотя Дик не сказал этого вслух, он втайне ожидал обнаружить, что дом превратился в груду дымящихся развалин, а все животные убиты или угнаны. Поэтому он испытал огромное облегчение, заметив, что, насколько он мог судить, все было в том же состоянии, в котором они с отцом оставили его незадолго до этого.

И все же, в своем тревожном состоянии духа, даже здесь они видели причину для страха. Предположим, отряд семинолов вышел из болот и явился к Като. Он скажет им, что его хозяин и его сын отправились в гости вниз по реке, и что оба вернутся через несколько дней, потому что, когда мистер Мортон уезжал, он не знал, понадобятся ли его услуги в качестве солдата, и его решение поступить на военную службу было принято уже в доме его шурина. Учитывая этот факт, не было ничего проще и вероятнее того, что индейцы укроются в жилище и будут ждать возвращения их двоих, которых можно было бы пристрелить ещё пока они шли по дорожке к входной двери. По правде говоря, независимо от того, как складывалась ситуация, следует признать, что все возможные преимущества были на стороне краснокожих, которые могли свободно осуществлять любые коварные планы, какие только могли придумать, практически без риска для себя.

Глава

VI

Стив

– Я не вижу ничего подозрительного, – заметил Дик, когда они с товарищем остановились на несколько минут на краю леса и посмотрели на семейное жилище.

– Я тоже, – сказал Джек. – Мы можем идти дальше. Интересно, что стало с Като?

– Именно об этом я себя и спрашиваю; он может быть в доме, в амбаре, на охоте или в любом другом из дюжины мест; давай не будем ждать.

Придя к выводу, что причин для их опасений мало, они продолжили путь, Дик шел чуть впереди, как, по его мнению, и подобало, поскольку это всё же был его дом. Все это время они не сводили глаз с фасада дома, испытывая безотчётный страх – точно назвать его причину они не могли, но, вероятнее всего, он был вызван нервным возбуждением, в котором они находились с момента того случая на берегу ручья.

Оставалось пройти, наверное, шагов двадцать, чтобы добраться до маленькой крытой веранды, которую мистер Мортон сделал там вскоре после окончания строительства своего жилища, когда Дик внезапно остановился.

– Я видел это, – прошептал его товарищ. – Дверь была приоткрыта, когда мы пошли по открытому месту.

– Да, и тут ее потянули; внутри кто-то есть.

Тяжелое сооружение, как это было принято на границе, было снабжено верёвочным запором; днём верёвка висела снаружи, так что, если кто-то хотел войти, ему нужно было лишь потянуть за веревку. Оба юноши не сводили глаз с этой верёвки, когда увидели, что она слегка сдвинулась, что было вызвано поднятием щеколды изнутри, и дверь отодвинулась назад примерно на шесть дюймов и осталась неподвижной. Было очевидно, что это сделал кто-то, стоявший внутри, и было столь же понятно, что со своей позиции он наблюдал за приближением двух молодых людей.

Последние не могли не чувствовать некоторой неловкости. У каждого из них в руках было заряженное ружье, и, как уже было понятно, они были готовы пустить их в ход при первом же появлении врага.

Они предположили, что этот человек был семинолом, который готов был немедленно воспользоваться своим оружием. Если так, то юноши оказались бы в крайне невыгодном положении, поскольку стояли они на открытом месте, в то время как у их противника было отличное укрытие.

И тут произошла любопытная вещь. Что-то блеснуло у края приоткрытой двери. В комнате за дверью было темно, но оба наблюдателя заметили светящееся пятно прямо над щеколдой. Какое-то мгновение было невозможно догадаться о его природе, а затем Дик и в Джек одновременно поняли, что это – это бы глаз человека, который внимательно рассматривал их.

Едва этот факт стал очевиден, как дверь распахнулась, раздался взрыв разухабистого смеха, и перед ними, ухмыляясь, предстал африканец Като.

– Боже милостивый! Вы напугал меня до полусмерть! – воскликнул он, переступив порог и оказавшись на маленьком крыльце. – Я рад видеть вы два.

Мальчики были раздосадованы не меньше, чем удивлены.

– Что ты имеешь в виду, ведя себя так по-идиотски? – потребовал ответа Джек.

– Кто это ведет себя как идиот? – спросил негр в свою очередь, и его широкое смуглое лицо сразу же стало серьёзным.

– Да ты, кто же ещё; ты же видел, кто мы такие, и тебе не было нужды так за нами подглядывать. В доме есть еще кто-нибудь? – спросил Дик, почувствовав внезапные подозрения по поводу поведения слуги.

Перед ними предстал Като

– Здесь никого нет, кроме меня, а я здесь; но, масса Дик, я испугался и хотел хорошенько вас рассмотреть, прежде чем звать тут ночевать.

– У тебя были какие-нибудь посетители с тех пор, как мы уехали? спросил Дик, когда они с Джеком поднялись на крыльцо и уселись.

– Никто, кроме Стив.

– Так он был здесь? – сердито спросил Дик.

– Раз он ко мне приходи, сюда, где я жить, я думать, что должен сказать, что он тут быть.

– Отец приказал ему никогда здесь не появляться.

– Что, я полагаю, и есть причина, по которой он пришёл, – философски заметил Като. – Я думаю, он должен был знать, что масса Мортон уехать – почему он не вернулся вместе с тобой, масса Дик?

– Он присоединился к солдатам в форте Кинг и может не вернуться в течение нескольких месяцев.

Дик Мортон пожалел о своих словах в тот же миг, как они сорвались с его губ, а Джек Реймор почувствовал, что совершил серьезную ошибку, сказав об этом парню, ведь, какими бы честными ни были его намерения, он все равно расскажет об этом кому-нибудь из негров или полукровок, которые всегда бродили в окрестностях и с которыми он был знаком; но слово не воробей, и ничего исправить было уже нельзя.

Все полукровки сочувствовали семинолам, и те, кто был хорошо расположен к человеку, который всегда относился к ним по-доброму, почувствовали бы обиду, узнав, что тот присоединился к их врагам.

Но кем был этот человек, этот Стив, о котором шла речь?

Много лет назад, когда мистер Мортон жил на плантации своего отца в Южной Джорджии, слуга соседа намеренно лишил жизни другого раба, которому он завидовал. Прежде чем его успели арестовать и наказать, он скрылся в болотах, ускользнул от дюжины преследователей, которые гнались за ним по горячим следам, и в конце концов ему удалось добраться до Флориды, где все его следы затерялись, и о его преступлении постепенно забыли.

Однажды днем, когда Дику было около десяти лет, мистер Мортон сидел на крыльце своего дома, с болота пришел грязный негр и попросил у него еды. Ему в этом не отказали, потому что этот джентльмен никогда не отказывал в такой просьбе; но во время разговора с бродягой что-то знакомое в его лице, голосе и поведении заставило его задать ему вопрос. В результате выяснилось, что это был Стив, беглый раб, который двенадцать лет назад в Джорджии убил своего собрата. Сначала он упорно отрицал свою личность, но мистера Мортона было не обмануть, и он в конце концов заставил этого парня признать правду.

Помимо упомянутого преступления, Стив был виновен и в других проступках и был человеком совершенно дурным, и его бегство не одному человеку дало возможность вздохнуть с облегчением. Мистер Мортон, как было сказано, дал ему еду, о которой он просил, а затем предупредил его, чтобы никогда более он не приближался к его дому и не переступал его порога. Тот дал свое обещание, но ушел угрюмый и что-то бормоча себе под нос.

Стив была единственным человеком во Флориде, с которым мистер Мортон когда-либо обменивался сердитыми словами. Он терпеть не мог этого негодяя и подумывал о том, чтобы сообщить хозяину о его местонахождении. Но он не верил, что полковник Уолтерс взвалит на себя проблемы, связанные с его поиском, как и не мог убедить себя в том, что его старым друзьям принесёт большой вред, если этот негодяй будет крутиться где-то по соседству; так что он решил ничего не предпринимать.

Но он имел вполне обоснованное подозрение в том, что Стив, который был сутулым, очень высоким, шустрым и сильным, часто появлялся рядом с ним, что он крал его кур и другое добро и делал все возможное, чтобы дурно влиять на его Като, который был не столь твёрд духом и легко поддавался уговорам, даже если его действия не шли ему на пользу.

Зная обо всём этом, можно понять негодование Дика Мортона, когда Като хладнокровно сообщил ему, что Стив нанес ему визит в отсутствие его хозяина и вопреки его запрету.

Когда он был здесь?

– Он заглянул вчера днем и остался на ужин.

– Ты его пригласил?

Като запрокинул голову и разразился оглушительным хохотом.

– С ума сойти! Тебе не нужно приглашай Стив! Он сам себя приглашай. Я подумал, что мог бы мягко намекнуть ему, поэтому я сказал, моя говори, что… «Стив, ты уходить быстро, как можешь» – но он не воспринять мой намек. Может, ему это было недостаточно.

– Он не мог перепутать слова, если ты действительно их говорил, – холодно сказал Дик, подозревая, что этот парень под влиянием Като обманывает его.

– Я говори ему очень правильный слова, но нет! Так же я мог бы говорить их лошадям, коровам или свиньям, они все хорошо себя вести. Я намекнул ему ещё, что масса Мортон может приходи любая минута, и если он появится, пока Стеф будет околачиваться поблизости, он его прогонять, но перед этим прострелит ему голову и обои ноги.

– И что он на это ответил? – спросил Джек Рэймор, которого всегда забавляло общение с Като.

– Он уселся за стол и съел столько, сколько мне хватать на неделю! Вот какой человек этот Стив.

– Он никак не намекал, когда сможет прийти снова? – спросил Дик.

– Он сказал «нет»; он ничего не говорил, – Като так резко перебил сам себя, что это было подозрительно, и Дик это заметил, и решил зайти с другой стороны.

– Като, ты услышал, что мой отец ушел, чтобы присоединиться к солдатам, которые намерены выгнать семинолов из Флориды ?

– Если я правильно помню, ты сделал какое-то замечание, которое могло означать что-то такое.

– Что ж, я хочу, чтобы ты был особенно осторожен и не говорил об этом Стиву или кому-нибудь из этих семинолов или полукровок.

– Я так и делать, точно так! Я заставлять их верить, что масса Мартин приходи со дня на день. Это отличная идея, – добавил африканец, довольный собственной находчивостью, – пока Стив видеть, что я жди масса Мортон, он будет сторониться этого места, и едва почувствует, что он может любой час приходи, он будет убегать.

Само по себе это происшествие не имело большого значения, если бы не его возможные последствия. Хотя Като был честен и предан, юноши были уверены, что на него влияет негодяй Стив, а возможно, и кто-то из полукровок и семинолов, среди которых у него было много знакомых. Дик убедился в том, что мудрым было их решение уйти рано утром и оставаться вдали от этих мест, пока не минует опасность.

После того как с делами было покончено, и они съели превосходный ужин, приготовленный слугой, Дик сказал ему, что они с Джеком уезжают на следующий день и не знают, когда вернутся. Эта усадьба будет оставлена на попечение Като, который получит щедрое вознаграждение за верность от своего хозяина.

Был ещё довольно ранний вечер, когда Дик зажег обычную свечу и повел их наверх, в комнату, где они с другом должны были разместиться на ночь. Перед тем как лечь спать, он прошел в покои отца и открыл сундук, стоявший в углу. Пока Джек держал свечу, его друг осторожно доставал памятные вещи, которые были для его отца дороже всего на свете. Там было простое золотое кольцо, подаренное прекрасной женщине перед тем, как она стала невестой; красивая вышивка, подаренная ею будущему мужу; и, что самое ценное, маленький портрет молодой жены, выполненный на слоновой кости. Это было изысканное произведение искусства. Мать умерла, когда Дик был еще так мал, что у него сохранились о ней лишь самые смутные воспоминания.

Держа портрет в одной руке, он сел на пол, а Джек поставил на пол свечу, и оба сидели молча. Сын долго вглядывался в это лицо; его товарищ слишком сильно сочувствовал ему, чтобы говорить; но Джек уже видел этот портрет раньше, и что особенно поразило его, так это то, что Дик был удивительно похож на свою покойную мать. У нее было такое же симметричное овальное лицо, греческий нос, золотистые вьющиеся волосы и, прежде всего, выразительные темно-синие глаза, глубина которых выдавала красоту, которую невозможно описать, но которую художник уловил с поразительным мастерством.

Наконец, Дик со вздохом аккуратно завернул сувениры в бумагу и сунул их во внутренний карман своей куртки. Затем мальчики разделись, на несколько минут преклонили колени в молитве, задули свечу и растянулись на полу, как делали это много раз в прошлом.

Но ни один из них не мог уснуть. Причиной этого могли быть события прошедшего дня, опасения относительно будущего и, возможно, воспоминания о мрачном, печальном прошлом. Через некоторое время каждый из них решил, что другой уснул, но слово Джека дало ему понять, что его спутник бодрствует, как и он сам, и вскоре оба были благодарны судьбе за то, что это было так.

Глава

VII

Заговорщики

Каждый знает, как это мучительно – не иметь возможности заснуть в то время, когда привык проваливаться в глубокий сон. Ворочаясь туда-сюда, часто меняя положение, глубоко дыша и используя все способы, которые помогают уснуть, приводят к одному – полному бодрствованию, которое, кажется, становится все более заметным по мере того, как тянутся долгие часы, – все это испытание на выносливость и терпение, от которого, можно с уверенностью сказать, любой охотно бы отказался.

Так было у Дика Мортона и Джека Реймора, после того как они легли на кровать в комнате на верхнем этаже дома мистера Мортона. Они чувствовали приятную усталость, но воспоминания о том, что им пришлось пережить во время путешествия вверх по течению, и уверенность в надвигающейся большой опасности привели их в такое нервное состояние, что у них пропало всякое желание спать. Заснуть было невозможно, и оба это знали.

Ночь была тихая и звездная. Свет круглой полной луны, сиявшей на безоблачном небе, проникал в узкое окошко у изголовья кровати и освещал голый пол. Стояла глубокая тишина.

– Это бесполезно, – внезапно воскликнул Джек, сбрасывая одеяло, которым была прикрыта его нога. – Я не могу сомкнуть глаз.

– Я тоже не могу, – ответил его спутник с таким же нетерпением. – Мы можем встать и одеться.

– Я скажу тебе, что мы сделаем, – добавил Джек, пораженный новой мыслью. – Давай выскользнем из дома и отправимся вниз по течению.

– Почему бы не подождать до утра?

– Какой в этом смысл? Тогда опасность возрастет; а так мы сможем добраться до реки затемно и к рассвету уже будем на пути к дому.

Минуту или две Дик лежал неподвижно, обдумывая это предложение.

– Я так и сделаю; мы ничего не скажем об этом Като, а просто улизнем, и к тому времени, как он узнает, что мы ушли, мы уже проделаем большой путь. У Като добрые намерения, но он всё же совсем недавно пытался нас обмануть; он находится под влиянием этого негодяя, Стива, и, если мы останемся здесь до утра, то окажемся в его власти; будь осторожен и постарайся не шуметь.

С этими словами Дик осторожно ступил на пол, за ним быстро последовал его спутник. Хотя в то время фосфорные спички еще не были в повсеместно распространены, мистер Мортон держал их у себя дома – это была удобная вещь, которая, однако, была много более неудобной и вонючей, чем те, которыми пользуются сейчас. Дик собирался было зажечь свечу, сидя рядом на стуле, когда подумал, что свет может привлечь внимание Като, который еще не поднялся наверх, так как имел обыкновение спать в постели своего хозяина или его сына, когда никого их них дома не было.

– Нам не нужна свеча, – прошептал Дик. – Лунного света достаточно.

На то, чтобы привести себя в порядок, ушло всего несколько минут. Их оружие, боеприпасы и все необходимое находилось в маленькой комнате, дверь которой, ведущая на лестничную площадку, была открыта. Все, что было необходимо, – это выйти из дома так, чтобы слуга их не заметил, хотя даже этого на самом деле не требовалось, поскольку бояться его, казалось бы, было не стоило.

В тот момент, когда Дик собирался первым спуститься по лестнице, оба услышали приглушенные голоса на крыльце. Они остановились и прислушались.

– У Като гости, – прошептал Дик, положив руку на плечо своего друга, как бы предупреждая его, чтобы он вел себя тихо.

– Ш-ш-ш! Он поднимается по лестнице; что нам делать?

Этот вопрос был вызван тяжелыми шагами негра, который вошел в открытую дверь внизу и приблизился к нижней ступени лестницы.

Однако, вместо того чтобы подняться наверх, он остановился и, вглядываясь в темноту наверху, позвал хриплым голосом:

– Эй, масса Дик!

Прежде чем юноша успел ответить, Джек прикрыл ему рот рукой и, наклонившись, сказал почти неслышным шепотом:

– Он хочет узнать, спим ли мы.

Като послушал мгновение, а затем повторил свой призыв, на который, что едва ли нужно говорить, не последовало никакого ответа – юноши стояли неподвижно и прислушивались.

Тогда негр позвал в третий раз, еще громче, но его чуткий слух уловил только глубокое, ровное дыхание парней, которые хорошо играли свою роль.

– Ухх! они крепко спят, – заметил Като, шаркая ногами по полу, и в наступившей тишине было слышно, как он вернулся к гостю. В воздухе витал острый запах табака, а из-за теплой погоды все двери и окна были открыты.

– Ты в этом уверен? послышался грубый голос. – Может, они играют в опоссума3.

– Зачем им это нужно? – прозвучал закономерный вопрос Като. – – Эти юнцы спят как убитые, я их знаю.

– Но мы не должны говорить слишком громко, – предостерег посетитель. Като, похоже, не понравилось то, что тот ему указывает.

– Как ты думаешь, Стив, у меня есть хоть немного мозгов? Ты ведешь себя так, словно я такой же дурак, как и ты.

Дик ущипнул приятеля за руку. Замечание Като позволило определить, кто говорил: это был тот самый мерзавец Стив, который осмелился вернуться в дом, когда там был сын хозяина.

Мальчики подошли к верхней площадке лестницы и внимательно вслушались в слова этих двоих, каждый слог которых был отчетливо слышен в глубокой тишине, и им не мешали закрытые двери или окна.

– Масса Дик очень злой, что ты был здесь, Стив, – сказал Като после того, как они немного молча покурили.

– А мне-то что? – презрительно спросил тот. – Я могу вернуться, когда захочу, не спрашивая массы Мортона.

– У него скверный характер, когда он злится; лучше берегись".

– Разве я не говорил тебе, что мне до него нет дела, потому что полковник Уолтерс далеко в Джорджии? Я думаю, когда масса Мортон вернется, он этого дома больше не найдёт, а, Кэт? – сказал посетитель со странным смешком.

– Какой смысл сжигать дом дотла, Стив? Что тогда будет со мной?

– Ты можешь идти к семинолам и прочим; они собираются вычистить весь белый мусор из Флориды от края до края. Они бы скальпировали тебя, Кэт, если бы не я.

Это утверждение, очевидно, напугало молодого человека, потому что его голос заметно дрожал, когда он спросил:

– Как это?

– Оцеола и другие вожди сказали, что они станут воевать только ради того, чтобы застрелить массу Мортона и массу Дика, и заодно его ниггера.

– Зачем они хотят меня скальпировать?

– Затем, что ты любишь Мортона и, скорее всего, не бросишь его.

– Я бы хотел остаться с ним, но что толку, если я останусь без скальпа? Что ты сказал Оцеоле?"

– Только то, что ты и вправду синий.

– Я не синий, я настоящий черный.

– Неважно; я сказал, что много раз разговаривал с тобой, и когда всё будет готово, ты присоединишься к семинолам, которые сражаются за свои охотничьи угодья и дома.

Като некоторое время курил молча. Не могло быть сомнений в том, что он был сильно встревожен только что сказанными ему словами и испытывал благоговейный трепет перед личностью африканца, который сидел напротив него и курил трубку. Внезапно Като спросил:

– Стив, как твоя раненая рука?

– Почти не болеть, простой царапина; я полз по стволу, когда моё ружьё зацепилось за одну ветка и выстрелить, и пуля царапать мне плечо.

– Когда это было?

– Сегодня днем; тьфу! Рана пустяк, я ее даже не перевязывал, и через день-другой все будет в порядке.

На этот раз Джек чуть толкнул Дика. Теперь они оба знали, кто стрелял в Дика Мортона, укрывшись у основания корявой сосны.

– Не стоит быть такой беззаботным, Стив; может, в следующий раз тебе не повезет, и пуля попасть твой плечо или твой голова.

– Что ты хочешь сказать?

– Если попадет твой голова, то ничего, она просто отскочить, но не нужно это пытаться, вот что я хотел говорить.

– Когда вернется масса Мортон? – спросил Стив, пропустив мимо ушей его шутку.

– Не знаю.

– Что сказал молодой Дик?

– Его отец уехал в форт Кинг помогать солжатам выгонять из Флориды инджунов и цветных; он думает, что он вернётся через несколько месяцев, но может оказаться, что может так, а может, совсем не вернётся.

Если бы в комнате не было темно, Джек Рэймор увидел бы, как при этих словах красивое лицо его спутника вспыхнуло от гнева.

Несмотря на приказ Като скрывать причину отсутствия отца, слуга рассказал все при первом же вопросе. Это было сделано с такой готовностью, что сын почувствовал растущее недоверие к этому человеку.

Было ясно, что эти сведения произвели заметное впечатление на слушавшего, который, как было слышно, сменил позу и пробормотал ругательство.

– Я знал, что масса Мортон порядочная сволочь, но не думал, что ради этого он отсюда уйдёт.

– Почему нет?

– Потому что он не может взять с собой свой дом, амбар, лошадей и скот, а когда он вернется, если вообще вернется, в чем я сомневаюсь, они его ждать не будут.

– Я думаю, он к этому готов; он не выглядел очень обеспокоенным.

– Но ему следовало бы знать, что масса Дик вернётся, после того как масса Мортон уйдёт к солжатам.

– Ты же не полагаешь, что масса Дик остался здесь, да?

– Теперь он здесь, да?

– Но он уйдет утром, еще до восхода солнца.

– Ты хочешь сказать, что он собирается уйти, – многозначительно заметил негодяй. – Но я не думаю, что он и этот другой мальчик далеко уйдут.

– Почему так? – спросил Като, которого, очевидно, встревожили намеки, которые продолжал делать его приятель.

– Лодка опять поплывёт по реке; Оцеола в это время не спит; я не знаю, как эти ребята переживут этот день.

Дик Мортон наклонился так, что его рот рядом с ухом его спутника и прошептал:

– Так и есть.

В этот момент до Като, казалось, дошло, что он совершил серьезную оплошность, сообщив о мистере Мортоне.

– Я забыл, что масса Дик строго-настрого запретил тебе что-либо рассказывать о том, что масса Мортон присоединился к солжатам.

Это замечание, очевидно, столь же искреннее, сколь и глупое, вернуло слуге доверие его молодого хозяина в том, что касается его верности. Эту тайну он открыл без злого умысла.

– Кэт, – сказал другой, понизив голос так, что его слова были едва слышны; – если ребята спят, какой смысл ждать?

– Чего ждать? – спросил в свою очередь Като, не уловив пугающего смысла вопроса.

– Тьфу! Ты знаешь, о чём я; они спят; какой смысл просыпаться в мире, полном проблем?

– Ни в коем случае! – предупредил Като с большей решимостью, чем демонстрировал прежде. – Я не буду стоять в стороне и смотреть, как им причиняют боль, если смогу это остановить.

– Ладно, не будем сейчас ссориться; Оцеола с ними разберётся. Тут ветерок подул, Кэт; может отойдём в сторонку?

Като незамедлительно последовал совету, и дальнейшие слова заговорщиков стали неразборчивыми. Минуту спустя Дик прошептал:

– Теперь наше время, Джек.

Глава

VIII

Челнок

Ничто не могло быть более удачным, чем закрытие внешней двери, которое и принесло молодым людям ту самую возможность, которой они ждали. Они услышали достаточно, чтобы узнать все подробности коварного заговора, задуманного негром Стивом, и для них было невозможно слишком быстро покинуть это место.

Однако не следует предполагать, что, хотя они и стремились скрыться незамеченными, то считали, что в то время им угрожала особая опасность. Като был настроен дружелюбно, и, хотя он, возможно, колебался, принимать ли какое-либо участие в надвигающейся войне, можно было быть уверенными в том, что ничего не предпримет против юношей, даже по приказу дружка, который имел на него подавляющее влияние.

Из этого следовало, что у юношей был только один враг, о котором стоило думать. Эти двое были хорошо вооружены, храбры и хладнокровны, и если бы Стив попытался остановить их или каким-то образом применить силу, он, скорее всего, пострадал бы в первую очередь. Он уже пережил худшее в одной схватке, где преимущество было на его стороне, и, поскольку по натуре он был трусом, то уклонился бы от еще одной стычки с юношами.

Тем не менее, предпринятое ими тайное бегство могло оказаться очень полезным. Было еще не очень поздно, и, если бы им удалось покинуть это место незамеченными, к рассвету они были бы уже далеко, и именно поэтому они не пренебрегали никакими предосторожностями, спускаясь по лестнице на нижний этаж.

Дик пошел впереди и спустился на несколько ступенек совершенно бесшумно. Все лестницы имеют свойство скрипеть по ночам, и оба они боялись, что этот скрип может их выдать. На последней ступеньке раздался звук, который в темноте показался пугающе громким. Они остановились и прислушались. Были слышны голоса и чувствовался сильный запах горящего табака, но закрытая дверь, заглушавшая слова, помогла заглушить и все остальные звуки, и, прислушавшись, мальчики убедились, что пока их бегство осталось незамеченным.

Лунный свет струился через переднее окно, но Дику и Джеку освещение было не нужно – они были знакомы с каждым дюймом внутренности дома. Они помнили, где стоят стол и стулья, и спокойно обходили их стороной, пока Дик, по-прежнему шедший впереди, осторожно не отодвинул засов на задней двери и так же бесшумно не потянул ее на себя.

Залитая лунным светом поляна, амбар и растущие посевы растительность были видны почти так же ясно, как при солнечном свете. Никто из них не произнес ни слова, потому что в этом не было необходимости; каждый знал, что нужно делать, и делал это. Когда они оба оказались снаружи, Дик впервые заговорил осторожным шепотом:

– Они помнят, что эта дверь была закрыта, и оставлять ее открытой не стоит.

С этими словами он осторожно закрыл ее и задвинул щеколду. Несмотря на его осторожность, не обошлось без негромкого звука, отчего на мгновение они решили, что их бегство обнаружено. Оба стояли неподвижно, держа оружие и готовясь к тому, что может произойти.

– Я что-то слышал, – сказал Стив, и его слова были отчетливо слышны, потому что говорил он громче.

– Я ничего не слышал; а что это было такое?

– Не знаю, но это было где-то внутри.

И, к ужасу молодых людей, дверь открылась, и, хотя они ничего не могли видеть, но оба знали, что африканцы заглядывают в комнату.

– Кто тут? – крикнул Като хриплым голосом и, не получив ответа, добавил: – Никого тут нет, если бы кто пришёл, то вошёл бы через переднюю дверь.

– Пойдём посмотрим, – скомандовала Стив.

– Сам ищи; я устал.

– Ладно, пусть так, но прикрой дверь, чтобы не было сквозняка.

Входная дверь снова закрылась, и юноши смогли продолжить свой тайный побег, делая всё с такой осторожностью и проворством, что вскоре оказались на безопасном расстоянии от опасного места. Сейчас дом был между ними и заговорщиками, которые были в передней его части, миновав амбар, они почувствовали, что можно вести себя уже не столь осторожно, как прежде.

Кружным путем они вернулись на тропинку, по которой шли днем, и которая вела к ручью, где они оставили свою лодку, которая сослужила им такую хорошую службу, когда они плыли от дома Джека Реймора. Они были в хорошем настроении, радуясь успеху своей военной хитрости.

– Если только Като не заглянет к нам в комнату, когда будет ложиться спать, – сказал Дик, – он еще долго ничего не узнает о нашем бегстве.

– Но мне кажется, что для него будет естественно заглянуть в дверь, которую мы оставили открытой, хотя должны были ее закрыть. Стив останется в доме на всю ночь?

– Я так не думаю; его дом недалеко, и он отправится туда. Даже если Като и обнаружит, что мы уехали, я уверен, что он не скажет об этом Стиву раньше, чем завтра утром.

Тем временем Стив соберет своих друзей, в том числе много семинолов, и они будут следить за берегом, ожидая нас. Если ничего не произойдет, он и они поймут, что их одурачили.

– Может и так, только это еще не все!

– В чем дело?

– Наша лодка пропала! Это то самое место, где мы вытащили ее на берег, но ее здесь нет.

Так оно и было. Спутать место было невозможно. Поскольку на таком расстоянии от моря прилив не ощущался и не мог влиять на течение, было очевидно, что кто-то убрал плоскодонку.

– Должно быть, это был Стив, – сказал Джек, когда они постояли минуту, вглядываясь в темноту.

– Я в этом не уверен; если он намеревался устроить нам засаду у ручья, непонятно, зачем ему стоило прилагать труды ради того, чтобы украсть нашу лодку. Мне кажется, что это кто-то из его друзей поработал после того, как мы тут появились.

– Она может быть где-то рядом, давай её поищем.

Они разделились – один пошёл вверх, а другой вниз по течению. Через три минуты Джек тихо присвистнул, давая понять, что что-то нашёл. Его товарищ поспешил к нему.

– Это не наша лодка, но она нам пригодится.

Он наткнулся на долблёнку, то есть на бревно, которое было выдолблено и которому придана была форма, весьма напоминающая индейское каноэ. Внутри лежало длинное весло с широкой лопастью, и судёнышко это было достаточно вместительным, чтобы поднять нескольких человек. Пока не было попутного ветра, лодка поменьше была предпочтительнее их собственной.

Но кому она принадлежала? Была ли это собственность Стива или какого-нибудь семинола, рыскавшего поблизости? Если владельцем был индейский воин, где он находился в тот момент и можно ли было опасаться более чем одного врага или их было больше?