Камера искупления бесплатное чтение
© Гаспар Софенский, 2024
ISBN 978-5-0062-3980-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
КАМЕРА ИСКУПЛЕНИЯ
ПРОЛОГ
«Если и есть в ней хоть одно преимущество – то это предсказуемость», – с ухмылкой подумал Авет, бесшумно пробираясь в кухню за стаканом воды. Девять лет, а порядок все тот же – она выключает прикроватную лампу, я отсчитываю пять минут, и вперед, Авет, ты вновь принадлежишь себе, пусть и на ничтожные пять часов. Если закрыть только дверь гостиной, то можно петь под нос, а если еще и спальни – то она не услышит даже моих танцев.
Спустя минуту стол гостиной обрел свой привычный вид с половины первого ночи до шести утра – бутылка островного шотландца, непременно закопченного торфяным дымом, бокал из набора, подаренного лучшим другом на тридцатилетний юбилей, и кружка воды. Пил Авет всегда быстро, маленькими глотками, прогоняя порцию несколько раз во рту, пока жжение, охватывавшее вначале, не отступало. Когда он попадет в чистилище, и у него справятся о самых счастливых мгновеньях его жизни, он, не моргнув глазом воскликнет: «Каждый день с часу ночи до шести утра!». Все его несбывшиеся мечты оживают в это время, обретая форму мертвецов, эксгумированных после многолетнего захоронения. К нему приближается ушедшая юность только для того, чтобы произнести: «Я вернулась к тебе тенью твоих воспоминаний, я сейчас уйду, но пока я с тобой, ты счастлив. Пой, танцуй, мечтай, воодушевляйся, я – твоя юность, я – твой нескончаемый заряд, что мало-помалу гас и уменьшался, пока не оставил тебя наедине с отупляющей обыденностью.
И в этот раз, как в предыдущие девять, Авет напился до беспамятства, упал на диван, позабыв о своих несчастьях, о равнодушии жены к его ремеслу, ее скудоумности, направив весь мир по известному назначению, попытался уснуть. Эти мысли настигали его каждый день, становясь все невыносимее, звонкий вихрь битых осколков распарывал его и так обтрепанную голову, измученную сожалениями об упущенной юности, неудачной семье, где жена старательно изображала холодное безразличие к его неуемным попыткам писать, создать что-то стоящее. Родители, с детства относившиеся недоверчиво к его бурной фантазии, опасались ее, и потому всячески пытались потушить, уверяя сына в бесплодности его идей. Тем больше он шел им наперекор, тем сильнее распалялось пламя мечты. А поскольку его ремесло – это успех, который он сковал сам, то зачем нужно делиться им с женой, родителями, а тем более с сыном, чье рождение и вовсе не планировалось? Черт бы побрал мою жалкую жизнь – окруженный сотнями поклонников одинокий несчастливец.
ГЛАВА 1
«Нужно спешить, скоро утро». С этими мыслями Авет бежал к парковке сквозь колющий лицо предутренний морозец, обрамленная редкими мотыльками огней чернота города спала тихо, ее вовсе не смущало, что в ее недрах звенит беспокойством одна гадливая, как он сам считал, душа, спешащая скрыть следы содеянного. Запрыгнув в машину, он вспомнил, что оставил дома кошелек. Наверное, для таких случаев есть какой-то порядок оплаты, легкомысленно думал он, обуреваемый плотными хмельными парами. У шлагбаума нажал кнопку связи.
– Слушаю, – ответил сонный охранник.
– Как оплатить без наличных и карты? – затараторил Авет.
– По QR-коду на парковочной карте, – спешный ответ утопил половину его вопроса.
Авет потянулся за телефоном. Не обнаружив его в привычном месте, он лихорадочно дернулся, словно огретый раскаленной кувалдой. Забыл! Забыл телефон! В беспамятстве развернув машину, он приткнулся в ближайшее место, выскочил из машины, и помчался обратно. «Подъезд третий, этаж… этаж! Шестой, седьмой?», метались мысли сквозь пьяную пелену. У двери в подъезд попытался вспомнить код, тщетно. В отчаянии он силой потянул ручку, оторвав крепкие магнитные замки, и устремился к лифтам. «Господи, только бы я угадал с квартирой», молился он по пути вверх. «Этаж шестой, наверняка. Сейчас я постучу, она откроет, и вернет мне телефон».
Залитый ровным полуночным светом, мирно спавший коридор пробудился от его звонких шагов. Клокот их разносился на весь этаж, неся в себе весь леденящий ужас, сковавший незадачливого искателя ночных развлечений. Он сновал по ряду совершенно одинаковых дверей, силясь вспомнить, из какой вышел пять минут назад. Кажется, эта. Он подошел, нажал кнопку звонка. Тишина. Нажал снова, не дожидаясь ответа, постучался долго и настойчиво. Затем припал губами к щели между дверью и косяком:
– Открой, пожалуйста, это я, был у тебя пять минут назад. Я оставил телефон. Открой, пожалуйста.
Его обреченная просьба утонула в мертвой тиши. Наверное, не та дверь. Он подошел к следующей, повторил то же самое. Тщетно. Он окидывал двери беспомощным взглядом, его сдавили отчаяние и усталость. Угнетаемый страхом грядущей трагедии, он шатался по коридору, затем присел на корточки, и несколько раз шумно вздохнул. Мне конец. Он бросился к выходу, пытаясь добраться домой прежде, чем проснется жена, и придумывая небылицу о том, как он потерял телефон глубокой ночью. Ей нужен повод для разрыва, и лучшего подарка, чем это предательство, вовсе не найти. Впрочем, пусть идет. Писатель – птица вольная и одинокая, ни к чему мне ее поддержка, которой так и не дождался. Но нет, одернул он себя, я не выдержу этого тернового венца бесчестия. Нужно спешить.
Опущенный шлагбаум больше не являлся препятствием – он с разгона разнес его, тешась глупой надеждой не быть пойманным. Ночной город тронула сизая полоса рассвета, пустое шоссе глухо свистело, будто нашептывало нечто угрожающее. Поглощенный перебиранием возможных историй, в которые была бы вероятность поверить, он слишком поздно заметил стоящую на обочине патрульную машину. Инспектор вскинул жезл, направив на него, и провел им по воздуху, указывая место остановки. Затуманенный висковыми парами, он вначале решил откупиться любой ценой, но тут его вновь треснуло смертельным ужасом. Кошелек, удостоверение – все дома.
Думать не осталось времени, полицейский уже нетерпеливо пригнулся, будто уверенный, что он пьян. Авет опустил стекло.
– Доброй ночи, инспектор ДПС, лейтенант полиции Сергей Гаранин. Предъявите, пожалуйста, ваше водительское удостоверение.
– Товарищ лейтенант, удостоверение не с собой, – с дрожью пробормотал Авет.
– Вы пьяны, гражданин.
Спустя десять минут он сидел в машине полицейского, дожидаясь, пока инспектор доклеит последние пломбы-наклейки на стыки капота с кузовом. Ловкими движениями он завершил дело, сел за руль, и помчал их в управление.
– А знаешь, друг, ведь я везу тебя не в обычный изолятор, где ты будешь сидеть, дожидаясь, какую тебе назначат меру пресечения. Мы едем в особенный изолятор. Оттуда либо не выходят живым, либо выходят раскаявшимся.
Им владел столь сильный страх, что он не мог даже открыть рот.
– Ясно. Вы будете меня бить, пытать, и обвинять в том, чего я не совершал.
Инспектор хмыкнул, и посмотрел на Авета пронизывающим взглядом.
– Я вижу твою душу насквозь. Я все знаю про тебя. Не сомневайся, друг, тебе у нас понравится.
Авет боялся произнести слово. Он представлял, как жена просыпается, звонит ему, и либо телефон отключен, либо берет незнакомка, и сообщает: «Ваш муж забыл у меня телефон». Что с ним случится через час, день, месяц? Угнетающая безвестность пронзала насмерть. Как скоро все близкие отвернутся от него? А может, в глубине души ему этого и требовалось? Ведь он всю жизнь стремился к свободе, так вот, орел гордый, лети, тебя отпустили навсегда. А как же сын? Как он вырастет без отца? Так ведь ты за все семь лет его жизни не уделил ему ни минуты внимания, ты не любишь его, считаешь случайно рожденным. Да. Я не хотел его. Прекрасно, Авет, это шанс освободиться! Когда-нибудь тебя выпустят, и тогда ты дашь волю твоей фантазии, и станешь лучшим писателем в стране!
Машина остановилась. Они вышли посреди каменных строений, тронутых серой пеленой рассвета.
– Идем, – сказал инспектор. – Сейчас ты познакомишься с нашим изолятором искупления.
Они вошли в безлюдный приземистый домик, скрипящий тишиной и темнотой. Черный коридор повел их прямо, затем свернул вправо, спустил по лестнице, и ввел в совершенно темную комнату, где стены растворились во тьме. Инспектор включил свет, указал на камеру перед собой.
– Заходи, прошу, – пригласил он, отворяя створку камеры. Авет шагнул внутрь, пришибленный этой пустотой.
– Почему здесь никого нет? Вы ведь, вы…
– Да, мы полицейское управление. Но не простое. Я ведь сказал, ты будешь нами доволен. Итак, гражданин Авет Ованесян, прошу тебя в нашу камеру искупления.
Авет вошел в камеру. Инспектор запер замок – короткий, металлический лязг царапнул его по душе – и молча зашагал к выходу, стуча каблуками. Парализованный страхом и одиночеством, он несколько минут щурился в край коридора, силясь увидеть хоть какую-нибудь живую душу. Тусклый отблеск светил в углу коридора, освещая полстены, все остальное было покрыто тьмой и тишиной. Авет будто утонул в этом разящем одиночестве. Брошенный, испуганный, он оглядел камеру – две двухъярусные койки у стен, и тумбочка между ними. Он подошел к койке. К его удивлению, она пахла свежевыстиранным бельем. Идеально заправленные койки, сверкающая чистотой камера – его это удивляло и пугало. Где сотрудники управления? Почему я один? Почему свет выключен?
– Кто-нибудь, отзовитесь! – воскликнул он, прижавшись к прутьям камеры. Тишина. Столь абсолютная, что слышался гул лампочки у лестницы. Вдруг на единственной освещенной стене задвигались тени. Одна, вторая, третья – возникали они поочередно, мягко покачиваясь на стене. Три фигуры вошли из-за угла, двигаясь в его сторону. Трое мужчин в одинаковых темных костюмах, покачивающихся галстуках, о чем-то перебрасывались между собой, поглядывая на оцепеневшего от ужаса Авета. Они подошли вплотную к камере, взглянули на него. От их взглядов веяло какой-то опасностью, они явно прибыли объявить что-то неотвратимое.
– Гражданин Авет Ованесян, против вас выдвинуты два обвинения в порче чужого имущества, а именно – вы проникли в жилой дом, сломав систему магнитного замка, затем снесли шлагбаум на высокой скорости. Прибавим к вышеперечисленному езду в пьяном виде и без водительского удостоверения. Вы хотели бы кому-нибудь позвонить?