Фанатка. Трилогия бесплатное чтение

ТОМ 1

Фанатка

Глава 1 Марта

В сентябре погода стояла жаркая, почти такая же, как и летом. Солнце быстро раскаляло темный камень почерневших от времени стен академии, и находиться в помещении с закрытыми окнами казалось невыносимым.

Жара особенно сводила с ума в кабинете заклинательства, окна которого – огромные в потолок – выходили на южную сторону и не были прикрыты густыми кронами; именно в этом месте деревья были высажены на некотором отдалении.

С первого дня профессор Константин Васильевич Вяземцев, часто приходивший с последними студентами, с порога просил открыть окна, чтобы проветрить. Просьба неукоснительно исполнялась. Студенты бросались настежь распахивать старые скрипучие створки, чтобы глотнуть свежего воздуха. Ветер уже доносил легкое дыхание огненной осени, но всё ещё был ласкающе приятным, наполняющим легкие терпкими ароматами отгорающих трав.

Духота установила свои правила в классе с приходом сырого октября. Небо чаще затягивало жирными дождевыми червями туч. Стоило стылым внутренностям исторгнуться из прожорливого брюха, как те тлели на глазах. Проглядывало солнце, и вот уже пламенеющий диск сиял на небе золотой начищенной монетой, требуя потерянную влагу назад. Густой супистый дым клубами дыбился от напитанной земли, превращая здание, наполненное студентами, в топленую баню.

Стоило открыть окна, как налетавшие порывы ветра доносили выстывающее дыхание гор, заставляя корчиться от ощутимого холодка. Стоило закрыть окна, как запертый внутри влажный воздух нагревался до удушливого, выплавляя остатки мыслей и заставляя опускаться веки в отупляющей дреме. Окна снова открывались.

В ноябре стало прохладнее. Солнце показывалось всё реже, позволяя тьме медленно плести паутину высоко под беленым потолком, опуская ярусы занавеси все ниже и ниже вдоль стен, погружая всё вокруг в сумрак. В такую погоду хотелось тепла, но тридцать два дышащих тела быстро сжигали пригодный для ученья воздух и снова требовалось открыть окно.

– Филипп, будь добр, раскрой створку рядом. Только одну, благодарю, – попросил профессор вскоре после начала занятия.

Так происходило последние пару недель.

Филипп поднялся и, выполнив просьбу, бесшумно опустился на стул, продолжив вести конспект лекции. Его тонкие бледные пальцы с короткими чистыми ногтями аккуратно держали перо. Голова чуть наклонена набок, рука поддерживает подбородок. Сквозь светлые, покрытые налётом истертой позолоты волосы сочился мягкий свет, касаясь идеальных плеч. Не слишком широких и округлых, как у силача, но и не узких девичьих. Это виделось даже под скрывавшей очертания фигуры мантией.

Не прошло и минуты, как он едва заметно шевельнулся, одернул манжет форменной голубой рубахи, забросил ногу за ногу.

По комнате расплывался холод. Он проникал всё глубже, окутывая студентов под мерный скрежет пишущих перьев.

Филипп заерзал, плотнее сжал левую ладонь, а затем и вовсе убрал её в карман.

Поднялся легкий сквозняк. Просвистел от окна до двери, заставив парня поежиться. Он, должно быть, не заметил, как чуть приник, стараясь глубже нырнуть под невысокий ворот укороченного сюртука. В этот момент он напоминал напыженного воробья.

Его выражение лица изменилось: брови сошлись к переносице, губы чуть поджаты.

Ему было холодно.

Я всё ждала, когда он скажет об этом, попросит у профессора разрешение закрыть окно. Но он молчал. Молчал уже довольно давно – он стал замерзать уже в середине октября.

Он зажал нос, но это не помогло. Чихнул. Сдавленно, едва слышно. Но и тогда не попросил закрыть окно, а профессор не заметил, увлеченно вещая с кафедры о мудрёных заклинаниях, доступных учащимся на последних курсах Высшей магической академии.

Наконец раздался мелодичный перезвон, оповещавший, что занятие подошло к концу. Профессор выдал задание и разрешил покинуть кабинет.

Все будто с места сорвались – впереди был обеденный перерыв. В нешироком дверном проеме по обыкновению разгоралась сутолока. Студенты шумно переговаривались, шелестя бумагами и мантиями, оживленно смеялись и торопились покинуть охолонувшую комнату.

Обычно я покидала кабинет одной из последних, но сегодня тоже немного поспешила. Близ двери, в веренице вороных одежд, я затерялась и потому никто не обратил внимания на моё присутствие.

Ещё шаг и я поравнялась с парнем. Он был одного со мною роста, но все же я казалась выше из-за шапки густых волос. В суматохе перехватила его ладонь. Он вздрогнул, посмотрел на меня. Увидев, кто именно позволил себе дерзость, его лицо изменилось. Должно быть, его прозрачные серые глаза потемнели от возмущения. Но я не ответила на его прямой взгляд, продолжая смотреть перед собой и идти вперёд. Его руки я не выпустила, когда он попытался отнять ладонь. Действовал он не слишком решительно – наверное не хотел привлекать лишнее внимание.

Руку я не разжала, пока мы не оказались перед самой дверью. В этот момент я выпустила чужие пальцы и, не сбившись с шага, вышла первой.

***

В обеденном зале было как всегда шумно. Помимо болтовни раскрашенной всеми оттенками от шепота до скандала, звенели тарелки, бряцали столовые приборы, хлюпали разливаемые супы и напитки.

Прорва студентов толпилась у прилавков раздачи, половина столов была уже занята. Незаметная для всех, я влилась в вереницу и дожидалась своей очереди. Не переживала, что не найду пустого стола. Вот уже четвертый год у меня было собственное место.

Прошла в один из тёмных углов зала, тускло освещённый факелами, заняла привычный стол и стала делать то, что делала всегда – наблюдать.

Копошившаяся и перетекавшая будто муравейник масса живых тел меня занимала мало. Всё моё внимание было приковано к одной единственной точке пространства. Иногда колышущиеся языки пламени – студенты – образовывали зазоры, позволяя мне увидеть его.

Филипп привычно сел с друзьями. Все четверо тоже давно определились с собственным расположением и потому мой стол был сдвинут так, чтобы иметь лучшую возможность видеть его хотя бы мельком.

Он улыбался. Я выдохнула. Это означало, что своим поступком я шокировала его недостаточно сильно, чтобы выбить из привычной колеи. Это было бы больно, хотя и не удивительно.

Всё что я хотела, это согреть его немного. Моей стихией был огонь и мне ничего не стоило греть саму себя, меняя температуру тела на желаемую. Мои прикосновения могли ощущаться по разному. Я коснулась Филиппа горячей рукой, хотела поделиться теплом, только и всего.

И сделала это довольно находчиво: никто не заметил, и потому безупречная репутация Филиппа не была запятнана моим вольным прикосновением – прикосновением изгоя. Именно это место я занимала в группе четвертого курса.

Это место стало моим по поступлению. Я приехала из далекой провинции, говорила с небольшим акцентом, отличавшимся от столичного, и мой нелюдимый вид, должно быть, слегка отпугивал.

Честно говоря, я часто смотрела на себя в зеркало, сравнивая с однокурсниками и пришла к выводу, что не очень привлекательная. Лицо, наверное, казалось маленьким из-за обилия густых каштановых волос, доходивших до талии. Они всегда свисали по обе стороны закрывая уши и нижнюю челюсть, от чего лицо выглядело узким. Глаза почти чёрные, близко посаженные, брови густоватые, нос не слишком прямой и губы странные. Верхняя значительно больше нижней и оттого слегка нависающая.

Другие не любили на меня смотреть и либо не замечали, мазнув случайным взглядом, либо отводили глаза, будто на дороге споткнулись. Такой реакции, признаться, я ожидала. Там, откуда я родом на меня смотрели точно так же.

Я пережевала пару яиц и, подставив обе руки под подбородок, уставилась на Филиппа. Он смеялся чьим-то шуткам и выглядел обворожительно.

Он был идеален. Невысокий, тонкий в кости, но не женоподобный; красивые правильные черты лица за исключением надбровных дуг – они выдавались сильнее и были великолепны. Очень типично для столицы, но вот глаза… глаза миндалевидной формы чуть вытягивались к вискам, выдавая смесь кровей, но каких, я не знала. И пара родинок на лице. Одна повыше верхней скулы, другая под нижней губой.

Я сглотнула.

В этот момент взгляд Филиппа случайно наткнулся на мой и замер. Уголки смеющегося рта опали. Я не отворачивалась, глядела прямо на него. Он тоже. И вдруг он едва заметно кивнул и перевел взгляд.

Я онемела.

Что это было?

Выглядело как благодарность.

За сегодняшнее?

В груди гулко ударило.

Для тебя – всё, что угодно, Филипп.

Глава 2 Марта

– Филипп, будь добр, приоткрой окно, – попросил профессор заклинательства.

Филипп поднялся и подошел к раме. Ухватился за ручку, знакомым движением потянул на себя. Створка не поддалась. Филипп замер на мгновенье, и потянул сильнее – с тем же результатом.

– Должно быть, заело, Константин Васильевич, – ответил он низким мелодичным голосом после того, как попробовал ещё раз. – Боюсь, более серьезного воздействия стекло не выдержит.

Профессор прервался, посмотрел поверх очков сначала на Филиппа, потом на окно, отложил манускрипт лекции, встал.

– Действительно, не поддается, – в искреннем удивлении произнёс он, сам приложив немало усилий. – Ещё вчера всё прекрасно работало. – Владислав, – окликнул профессор студента через два стола. – Открой окно рядом с собой, будь добр.

Парень резво поднялся, но и его ожидала неудача – створка рядом с ним тоже не желала открываться.

– Да, что же это, – квохча, профессор поочерёдно пытался открыть окна, продвигаясь к задним рядам. – Какой-то розыгрыш? Знаете, я не ценитель.

Только последнее окно в углу – там, где никто не сидел, соизволило распахнуться.

– Ну наконец-то, – с облегчением выдохнул профессор. – С этой ситуацией я позже непременно разберусь и виновные будут наказаны, а сейчас не будем больше терять время и вернемся к лекции.

Я не переживала о том, что буду наказана. Профессор обладал великолепной памятью, когда речь шла о заклинаниях, и просто отвратительной забывчивостью касательно бытовых дел, из-за чего не раз ругался с заведующей по хозяйственной части.

Мне ничего не стоило прийти в кабинет пораньше с молотком и жменей гвоздей, и забить злосчастные створки. Даже если будут искать злоумышленника по магическому следу, ничего не найдут. Да и слышно моих стараний не было – в такую рань крыло пустовало.

Если Филипп в тот день действительно поблагодарил за такую мелочь, значит, я серьёзно недооценила размер неудобства. Должно быть, холод ощутимо его изводил, раз уж такой пустяк стал основанием к контакту с изгоем, то есть со мной. Со сквозняками рядом с Филиппом пора было покончить.

Готова биться об заклад, профессор не скоро займется проблемой, раз уж окно в конце аудитории открывается. А там придет зима, и необходимость в этом исчезнет по крайней мере до весны.

Забыв об осторожности – мною никто никогда не интересовался, я улыбалась собственной находчивости, прежде отвесив себе мысленную оплеуху за невнимательность в отношении Филиппа. Впредь нужно быть собраннее. Кивнув своим рассуждениям, в порыве решимости я перевела взгляд на объект своего обожания… и застыла.

Филипп смотрел на меня поверх плеча. Незаметно для остальных, словно откинулся в удобное для записи положение, в пол-оборота, и наблюдал за мной.

Как долго?!

Я запаниковала и тут же сникла. Опустила пониже подбородок, укрываясь за волосами, упавшими на лицо.

Нет, он не мог догадаться. Мало ли о чём я могла думать? Я должна была выглядеть странно, но для меня это как раз нормально, ведь я же считалась странной. Что с меня взять? Парю в собственных фантазиях прямо посреди занятия, ничего особенного.

Я медленно подняла голову, проверить смотрит ли ещё Филипп. Он смотрел. Я виновато потупилась, не в силах строить безразличный вид или другую сложную мину. Делать я это, конечно, умела, но обманывать Филиппа, пусть даже выражением лица у меня не было желания.

Вдохнув глубже, я сдалась и подняла глаза. Пусть читает чистосердечное признание на моей провинившейся физиономии. Филипп смотрел и я не придумала ничего больше, как подернуть плечами. Он продолжал смотреть. Я насупилась, чувствуя себя не в своей тарелке. Я ведь хотела как лучше.

Ничего не оставалось – я вытянула из-под стола молоток и положила поверх конспекта.

Филипп, увидев молоток, вытаращился. Беззвучно произнёс губами: убери. Я поспешила спрятать инструмент обратно. Парень наконец отвернулся.

Меня одолевали мысли, когда я, как обычно, одной из последних покидала кабинет и совсем не заметила, как кто-то пристроился рядом, сравнивая шаг с моим. Почувствовав касание руки, я вздрогнула, уставилась на человека идущего рядом – Филипп. Он мазнул нечитаемым взглядом по моему лицу и вышел первым. В руке у меня осталась записка.

***

Ещё никогда мне не стоило стольких усилий донести поднос с тарелками до стола. Руки чуть дрожали от нервного возбуждения, костяшки пальцев побелели от усилия, я то и дело сглатывала копившуюся во рту слюну, словно умирала от голода, но о еде и думать не могла, просто взяла всё то, что брала обычно, поскольку мысли мои были заняты совсем другим.

Стоило водрузить ношу на столешницу, как я тут же нырнула рукой в карман и достала записку, чтобы перечитать ещё раз.

«Встретимся в дальней беседке, той, что у лысого камня, в 18.00».

Пробежав строчку глазами, я почувствовала, как жар снова заливает щеки. Скомкала рукой юбку на колене и постаралась медленно вдохнуть, чтобы выровнять сердцебиение. Только через минуту, немного успокоившись, аккуратно сложила записку и спрятала сокровище в карман.

Подняв взгляд, я уставилась в ту самую точку, которая имела для меня значение. В этот момент языки тел колыхнулись и в просвете мелькнуло его лицо.

Филипп улыбался, слушая одного из своих друзей. Его глаза, укрытые мягкими длинными ресницами, ловили отблески зажжённых в зале свечей и тихо мерцали. Скулы тронул лёгкий румянец – в обеденном зале всегда было тепло от толпы студентов и кухни расположенной за соседней стеной. Уголок его рта дрогнул, поднимаясь выше, блеснул краешек жемчужных зубов.

Откуда у людей могут взяться такие зубы? Я видела разные. Кривые, слишком мелкие и редко посаженые, щербатые, и слишком крупные наползавшие один на другой, обломленные и сколотые, с налетом и разной степени желтизны, сдвинутые относительно носовой перегородки вправо или влево, лошадиные – разные. Но чтобы такие, как у Филиппа, никогда.

Его зубы были ровными, но не искусственными, как у некоторых. Не слишком крупными и не слишком мелкими, а идеально подходившими один к одному. Молочно белые со слегка прозрачными краями, просвечивавшими перламутром. Смотреть на них было приятно. Они были красивые. Как и всё в Филиппе.

Наверное поэтому к нему тянулись люди. Филипп всегда был окружен компанией, будь то парни или девушки. Они летели к нему всё равно что мотыльки, влекомые светом. Я, конечно, знала о том, что есть на земле такие красивые люди, но Филипп был совершенством.

К тому же он всегда был вежлив и обходителен с другими. Не отказывал в просьбах, даже когда им откровенно хотели воспользоваться. К примеру те, кто не желали учиться самостоятельно и рассчитывали на понимание и помощь других, без зазрения совести паразитируя на чужой щедрости, списывали домашние задание из года в год.

Филипп был невероятно красив, хорошо учился и был учтив. Он обладал всем, чтобы подняться достаточно высоко по социальной лестнице. И я была совершенно согласна, что там – на самом верху – ему и место. Не было никаких сомнений, что он достоин всех благ, которые могла предложить ему жизнь.

***

В беседке я была уже к пяти вечера. Небо укрывали разбухшие кишки облаков, медленно наливавшиеся сумраком. Там, в глубине, посверкивали слабые разряды молний, глухие протяжные раскаты набатом звучали в отдалении.

Непогода меня не пугала, наоборот – завораживала. Облокотившись на широкий высокий борт беседки, свисавшей над пропастью, я смотрела в высь не отрываясь, подмечала, как крепчает ветер, пытаясь сорвать мои волосы с плеч. Холодно не было, внутренний огонь был надежнее любых одежд, так что накидку я оставила в комнате академии.

С такой высоты монументальное здание как на ладони. Академия представляла собой старинный каменный замок с шестью устремлёнными к облакам башнями; несколькими площадками с широкими парапетами; с крытыми мостиками переходов, соединявшими западное и восточное крыло; с вытянутыми арочными окнами, украшенными мшистыми розетками; с выступами, занятыми пугающими изваяниями с оскаленной пастью и огромными когтистыми лапами; с оградами решёток и вылощенными плитами внутреннего двора с его неуклюжим фонтаном – весь монумент служил пристанищем Высшей академии магии и чародейства вот уже пару столетий.

Сюда съезжались маги отовсюду. Сначала мне здесь не понравилось – здесь я была чужой, но стоило увидеть Филиппа и всё остальное стало не важным. Наоборот, я полюбила это место всей душой, ведь только в этих стенах я могла находиться вместе с ним. Три с небольшим года пролетели незаметно и до выпуска оставалось не так уж далеко, чтобы я ценила выпавшую мне возможность. Вот бы можно было остаться здесь с ним навечно.

– Привет, – прозвучало за спиной и я обернулась.

Это был Филипп. Помимо форменного костюма академии на нём были высокие тёплые с опушкой сапоги и зимний подбитый лисьим мехом плащ. Капюшон он снял войдя под своды беседки.

– Ты не зажгла свет, – то ли подметил, то ли спросил он.

По углам притаились факелы. Их можно было зажечь вручную, либо с помощью магии. Для меня, как для мага огня, это не составило бы сложности, но я не стала этого делать.

– На всякий случай. Чтобы нас никто не увидел.

Пусть вероятность, что в такую погоду кто-то решит прогуляться была мала, но всё же я собиралась соблюсти максимум осторожности. Филипп наверняка хотел того же, выбрав одну из самых удалённых и потому нежалуемых студентами беседок. Подниматься по крутому взгорью пришлось около получаса и это была отнюдь не увеселительная прогулка.

Филипп ничего на это не ответил, прошел по дуге, на меня не смотрел. Руки его были в карманах – наверное он снова мёрз, но предложить согреть его я не решилась. Здесь, в уединенности скал, поросших голубоватым сосняком такое предложение казалось более личным, чем касание среди толпы. Я не хотела его обидеть.

– Зачем ты это сделала?

Очевидно, что моя выходка с молотком должна быть объяснена и я к этому готовилась. Выдумывать оправдание было глупо, к тому же я нисколько не смущалась собственных чувств. Считала их не уместными в отношении такого совершенства, как Филипп – да, конечно – но точно не поводом для стыда. Если бы такой, как он не нравился, кто же тогда?

– Тебе было холодно и я приняла меры.

Изящная бровь едва заметно изогнулась. Мое сердце ударило громче, я туже сжала челюсть, пытаясь не потерять сосредоточенность в его присутствии.

– Это я понял, – сквозь зубы процедил он и отвёл взгляд. – Тебе не кажется, что это слишком?

Я на секунду задумалась.

– Нет.

Он посмотрел на меня снова.

– Ты странная.

– Я знаю.

Его слова меня ничуть не задели – это была чистая правда.

– Чего ты хотела этим добиться? – Филипп хмурился. – И тем, что согрела мне руку? Думаешь, я падок на сопливую романтику?

– Не думаю, – конечно, мои причины были совсем иные. – Просто ты мёрз и меня это беспокоило.

Презрение отразилось на идеальном лице.

– Значит, ты одна из этих дурочек, томно вздыхающих по мне и шлющих глупые записки без подписи, – вынес он приговор и кивнул сам себе.

Мне требовалось немного времени, чтобы обдумать сказанное. Со стороны это должно быть снова выглядело странным – будто от растерянности или смущения я язык проглотила – но мне требовалось подумать.

– Нет. Я не слала тебе записок без подписи или любых других. И я не вздыхаю томно – я пытаюсь себя контролировать.

Филипп тихо фыркнул.

– Ты очень странная, – протянул он с оттенком брезгливости.

Я чуть расстроилась. Не словам, но выражению его лица.

Филипп развернулся и направился к ступенькам ведущим из беседки, но в самый последний момент остановился, повернул голову в пол оборота и спросил:

– Значит, я тебе не нравлюсь?

– Нравишься, конечно, – тут же согласилась я.

Парень развернулся, выглядя озадаченным.

– Ты же только что сказала…– начал он и не закончил фразу.– Забудь.

Больше он ничего не добавил, но и уходить не спешил. Его брови сошлись к переносице, означая, что он о чём-то раздумывает. Плотнее сжав губы, он сложил на груди руки и недружелюбно уставился на меня.

– Чем я тебе нравлюсь? – спросил он так, будто ответ его не слишком волновал.

Мы стояли друг против друга на некотором расстоянии, но даже приняв важный вид и будто вытянувшись, мы все равно были одного роста, и подавить меня важной позой не получилось – я прекрасно отдавала себе отчёт в происходящем. Юлить с ответом и не думала:

– Всем.

– Глупости, – отмахнулся он. – Подробнее.

Ну хорошо. Подробнее, значит подробнее.

Я начала с его внешности, и он тут же скривился, как от кислого лимона сунутого под нос, когда я закончила живописать его зубы, он попросил остановиться и, должно быть, на этом хотел закончить разговор, спросив «это всё?», на что я ответила, что дальше идет его характер, потом поведение и манеры, затем отношение к людям и порученным делам, и ещё несколько пунктов.

Он снова застыл с выражением озадаченности на прекрасном лице. Немного подумав, попросил продолжить с того места, где он меня оборвал. И я продолжила декламировать, чуть повернувшись, когда к середине речи он подошел к скамье и не слишком грациозно опустился.

Но слушал он меня внимательно. Разные эмоции мелькали на его идеальном лице, но среди них не было ничего напоминающего отсутствие интереса, и этого мне было более чем достаточно, ведь за всё это время немого обожания это был наш первый разговор. Ну и что, что больше говорила я, мне было уже приятно, что мы так близко и он впервые смотрит на меня прямо. На меня.

– … ещё мне нравится, как ты щуришься, когда ешь ягодный штрудель. Когда делаешь первый укус, и даже немного до того. Уже предвкушая близкую кислинку, чуть прикрываешь глаза, будто готовый к терпкости вишни…

– Хватит! – Филипп взвился, как ужаленный. – Прекрати это! Ты разве не понимаешь, что это ненормально!

Я затихла, но глаз не прятала.

– Понимаю.

– Тогда зачем?

– Что зачем?

– Зачем… Зачем ты ведешь себя как помешанная?

Что мне оставалось, кроме как пожать плечами.

– Наверное потому, что я такая и есть, – тише проговорила я, и раскат грома сопровождаемый молнией сотряс воздух вокруг.

– Жуть какая, – Филипп резко поднялся со скамьи. – Прекрати меня преследовать.

– Я этого не делаю.

– Тогда что же ты делаешь?

– Просто смотрю на тебя.

– Ты делаешь это постоянно!

– Потому что на тебя невозможно не смотреть.

Филипп раскрыл рот, собираясь парировать, но так ничего и не произнес.

Я пожалела, что не зажгла факелы, мне так хотелось видеть его лицо отчетливее. О чём он подумал в этот момент?

– Я ухожу, – с этими словами он поспешил прочь из беседки.

– Филипп, – его имя на своём языке я пробовала не раз, но никогда не обращалась к нему вслух.

Его имя отдавало вкусом спелого персика.

Он остановился.

– Один неважный момент… – я поколебалась, и всё же произнесла, видя, что он ждёт, – записки без подписи шлёшь ты? – скомкано закончила я, надеясь, что он не обидится.

Я не хотела уличить его, просто если для него важны записки – ведь он упомянул о них и написал мне одну ранее днём – наверное, это могло иметь значение. Или нет? К однозначному выводу я не пришла – не успела, поэтому и произнесла без уверенности.

В этот момент, в абсолютной тишине, сверкнула молния. Затем раздался гром, и он вынырнул из-под укрытия беседки.

Всего миг я видела его лицо, но этого было достаточно, чтобы заметить смущение и уязвимость, а ещё лёгкий румянец, коснувшийся его скул.

Он был ВОСХИТИТЕЛЕН!

Не важно о чём был наш разговор и как сложился, вниз по дороге, обратно к академии, я полыхала вместе с потоками грязи от занявшегося дождя, абсолютно счастливая! После стольких лет лицезрения совершенства, шанс поговорить с ним – величайшая милость!

Глава 3 Филипп

Размашисто шагая вниз по крутой дороге и пытаясь удержать полы мантии, срываемые ветром, я не мог не думать о самом странном разговоре в моей жизни. Сказать, что я был удивлён, значило ничего не сказать – я был шокирован!

Странную, по общему мнению ребят девушку я заметил в первый же день. Не заметить её было невозможно. Довольно высокая, сложенная как подросток – толку что ей тогда было уже восемнадцать – она отличалась идеально ровной осанкой, да такой, будто указку проглотила – так, в общем, про неё иногда и шутили; острые плечи, совсем лишенные девичьей покатости, длинная шея и совершенно бледное овальное лицо, на котором омутами кипели почти чёрные глаза.

Только спустя некоторое время я поймал себя на мысли, что никак не могу разглядеть других черт. Её глаза притягивали с той неодолимой силой бездны, когда нет сил не смотреть вниз.

Разглядывать приходилось урывками. В первый год, особенно в начале учёбы, все очень внимательно друг за другом наблюдали – присматривались, выбирали друзей и круг общения. Решали, кому достанется статус отщепенца. Я не слишком удивился, когда изгоем выбрали Марту.

Мало того, что у неё была не самая тривиальная внешность – рост, сложение, бледность бросались в глаза сразу, но были и другие примечательные черты. Чего стоили её тёмные, едва тронутые выгоревшей на макушке бронзой волосы. Густые и непослушные, они словно укрывали девушку наполовину откинутой вуалью.

К тому же форменный костюм сидел на ней не хуже, чем на наших профессорах-женщинах – тех, кто посвятил себя науке и потому не обзавелся ни утонченным видом, ни семьёй. Вот только синим чулком она пока не была – возраст был слишком юным, чтобы хоронить её личную жизнь, но нельзя было не признать, что у неё имелись все шансы пополнить в будущем их ряды. К тому же такие женщины были всегда увлечены чем-нибудь важным, будь то магия, политика, наука. За Мартой я никаких склонностей не заметил.

В учёбе и магии её результат был всегда средним и, кажется, ничего её особенно не интересовало. По крайней мере, я не видел в ней энтузиазма на занятиях или пылкости в отношении других увлечений.

Но кое-что я все же заметил. Заметил, что она исподволь наблюдает за мной, когда думает, что я не смотрю. Так было все три года, и вот в начале четвёртого она позволила себе коснуться меня. Я был потрясен, потому что привык считать, будто мы существуем в разных реальностях.

И сейчас, после разговора с ней, я точно мог утверждать, что склонность у неё всё же имелась. И не просто склонность, а огромная маниакальная зависимость, нет, зацикленность. На мне!

Оказавшись внизу, я выругался – сверху сорвались резкие стрелы дождя. Несколько упавших, будто выроненных из небесного колчана наконечников разбились о клубящуюся пыль, ещё несколько мгновений и зарядил настоящий ливень.

Я не стал дожидаться водопадов и тут же свернул на обочину. Нырнул в подлесок, за ствол старого скрюченного ясеня, росшего в паре шагов от дороги, прильнул к шероховатой коре и туже натянул капюшон, собираясь переждать буйство непогоды в укрытии и только потом вернуться в академию.

Дождь лил стеной. Временами напор слаб, словно некто невидимый, обрушивший на нас кару небесную, делал долгий продолжительный вдох и после снова испускал на землю потоки воды.

Я подумывал над тем, чтобы рискнуть и попытаться добежать до дверей академии в одну из таких дождевых проплешин, но подхватить простуду отчаянно не хотелось. Насморк, кашель и слабость – какая же гадость. Лучше было поработать над собственным терпением и подождать.

Увы, у меня, как у мага воздуха было не слишком много преимуществ в такую погоду, да и потенциал мой был ниже среднего, что я старательно скрывал, не привлекая к своим магическим способностям внимания.

Я даже сквозняк на заклинательстве унять не мог, а ведь он достал меня до печенок!

В одну из таких проплешин я расслышал тяжелые хлюпающие шаги и почти сразу увидел фигуру, спускавшуюся вприпрыжку вниз. Марта резво шла вперёд подгоняемая наклоном и, похоже, хорошим настроением. Улыбаясь и широко размахивая руками в такт шагам, она, кажется, что-то напевала себе под нос.

Дождь её ни капли не смущал. И если меня можно было уличить в небрежности, поскольку про зонт я не вспомнил, даже видя надвигавшееся ненастье, то она – я не сомневался – даже и не подумала его взять. Она также не носила тёплую обувь и накидку, разгуливая в туфлях и платье круглый год.

Такое могли себе позволить только маги огня. Причём достаточно сильные, ведь ресурс был не бесконечен, как и напряжение физических сил. Истощив себя, можно было надолго захворать, поэтому многие предпочитали обходиться вещами.

Поведение Марты снова списывали на её странность и чудачество, ведь никаких выдающихся способностей она ни разу не демонстрировала. Все просто решили, что ненормальная девчонка играется с собственным ресурсом, расходуя тот на всякую несущественную ерунду.

Девушка резко сменила направление на повороте, заставив меня вздрогнуть. Её волосы унесло в сторону, и пар, окутывавший её облаком, зацепился за плечи, превратившись в дымчатую накидку. Она походила на порождение тьмы – гостью с изнанки мира.

«Жуть какая», – подумал я, ощутив, как по коже пробежали мурашки.

К беседке я подошел раньше назначенного времени. Я знал, что она уже там – ветер принёс известия. Подниматься не спешил, наблюдая с дороги ниже, откуда отлично просматривалась часть деревянной конструкции, и девушка, опустившая голову на руки, глядящая в даль. Мне показалось, что непогода совсем её не пугает.

И всё же я повременил с появлением. Выждал, и только потом поднялся в беседку. Она обернулась, позади неё ослепительно мелькнула молния, четче выделяя тёмную фигуру. Её лицо было не разглядеть – факелы не горели.

Мне стало неуютно. Я сам решил поговорить, но в этот момент с удовольствием бы сбежал. И всё же… Всё же мне было интересно и я начал этот разговор.

Пожалуй, не было ничего удивительного в девице вздыхавшей по мне – таких за время обучения набралось предостаточно, вот только их глупые мечты о том, какой я принц, не имели никакого отношения к действительности. Скорее так было принято – выбрать симпатичный предмет обожания, чтобы было что обсуждать с подругами, переливая из пустого в порожнее до бесконечности.

На самом деле все мы не так уж много знали друг о друге, чтобы полагаться на свои суждения. Ведь все всегда пытались скрыть свои недостатки и подчеркнуть достоинства. Да и любили мы в этих выдуманных любовных историях только себя. Страдали, рыдали, убивались, ставя в середину картины себя любимого: то окрыленно счастливого, то безнадежно раздавленного – всё всегда крутилось вокруг наших собственных чувств, а не чувств того, на кого, как нам казалось, было направлено наше пристальное внимание.

По этой причине я ни разу не заводил ни с кем отношений. Флиртовал немного для вида, но на этом все мои притязания заканчивались. Люди сочли моё поведение очаровательным и таинственным, присвоив мне образ недоступного сердцееда. Девушки серьёзно осаждали меня, привнося в жизнь больше неудобства и раздражения. Всё это было слишком банально и скучно, и потому совершенно не интересно.

То, что сделала Марта – сначала согрела мою руку, а после забила окна, – немного расходилось с той картиной влюблённости, которую я привык наблюдать у девушек.

Вздохи, долгие взгляды, записки и, может быть, несмелые, скомканные до неприглядности приглашения на зимний бал – это было всё, на что отчаивались девушки. Они же так переживали за собственный сердечный ритм и пунцовые щеки, что не замечали ничего вокруг. Вряд ли кто-то вообще обращал внимание на настоящие неудобства, сложности или проблемы друг друга, и ещё меньше можно было надеяться на то, что кто-нибудь решит за них взяться.

И я совру, если скажу, будто только это заставило меня поговорить с Мартой.

Я был поражен храбростью отщепенца, решившего действовать после стольких лет незаметного существования. Ведь я мог оттолкнуть и высмеять. Мог прилюдно выдать того, кто забил окна и тогда бы она выглядела не просто странной, но дикой.

Вот только сейчас, после разговора, я серьезно сомневался, что ей было дело до того, какие мнения составят окружающие. Да, и если сделать ещё один шаг в своих рассуждениях, придется признать, что рассмотрев меня достаточно хорошо, она точно знала, что я так не поступлю.

Я выдохнул, сдаваясь, и прислонился лбом к стволу дерева, потянув носом расплывавшийся в воздухе запах сырой земли и давно пожухлой листвы – замечательный запах. Не чета мерзким девичьим сладким отдушкам. Я, как маг воздуха, был особенно чувствителен к ароматам.

Дело было в том, что, мне нужно было прояснить, что же у неё на уме. Как она решилась на то, чтобы сделать нечто новое и довольно смелое, после стольких лет немого обожания. Да, конечно же, я не мог не видеть её взгляд все эти годы – его замечали и мои друзья, шутили по этому поводу.

Гораздо больше меня волновали некоторые другие странности, иногда происходившие вокруг.

Как и у всех, у меня случались мелкие неприятности, но всегда удачно разрешались без моего участия. Терялась почта из столицы, а затем вдруг находилась, и только моя, не чужая. Возникло недопонимание с соседом, и вдруг его так удачно переселяют. Не хватило учебников в библиотеке – я опоздал к началу второго года – а потом книги выдали, сказав, что кто-то сдал ненужные экземпляры. Девушки донимали, вот только я ни разу не травился зельями, которые подливались куда угодно, и, должно быть, по стечению неведомых обстоятельств, не надевал заговоренную на приворот одежду.

Таких счастливых случайностей и неслучайностей в моем списке было предостаточно. И если вначале я списывал всё на везение, со временем у меня появились некоторые сомнения на этот счёт. Однако никаких доказательств того, что кто-то приложил к этому руку не было.

Кроме одного не слишком убедительного момента: несмотря на то, что моей стихией являлся воздух, проблем с огнём у меня не случалось – проблем, очевидных другим.

Как и любой другой студент, я был обязан уделять внимание всем элементам и уметь использовать необходимый минимум неродных стихий.

Касательно огня: мне полагалось уметь поджигать свечи и конфорки в лаборатории зельеварения, уметь освещать себе путь, использовать самые простые и необходимые заклинания. Хорошо у меня получалось только в кабинете, перед профессорами. В своей комнате я исходил седьмым потом, чтобы высечь из пальцев искру и даже это не всегда удавалось.

Впервые я заподозрил её около года назад, но только вчера убедился, что мне не кажется и Марта, скорее всего, была причастна если не ко всем странностям, то точно к некоторым из них.

Строит из себя хранителя, побери её духи! Молчит годами, будь она неладна. Чего только стоит её замечание, что записка не подписана. Меня и моими же словами! Но будь я проклят, если она сказала это с желанием уязвить. Нет! Не было в её до противного острой ремарке ни капли упрёка или претензии. В её словах я расслышал замечание старшего и более опытного наивному ребёнку… Да кем она себя, духи побери, возомнила?

Я скрежетал зубами.

Это немое бесконечно долгое обожание и такой внимательный взгляд ко мне. Именно ко мне, а не себе самой.

При этих мыслях я разволновался.

И всё же… Всё же это было далеко не всё, что заставило меня с ней увидеться.

Позади раздался треск веток. Я обернулся, ожидая увидеть зверя и надеялся, что мне не попадется опасный хищник. Никого не было, только дождь беспорядочно барабанивший о тёмную зелень и… Зонт. Длинная трость со сложенной чёрной плащевиной стояла рядом с трухлявым пнём в паре шагов от меня.

Я застыл, чувствуя как внутри всё задрожало.

– Я знаю, что это ты! Немедленно покажись! – потребовал я.

Из-за соседнего ствола бесшумно качнулась тень, вынырнув только на половину. Посмотрела на меня одним глазом.

– Духи тебя побери! – выпалил я, ощущая холодный страх где-то по середине груди.

Как она подобралась так близко, не издав ни единого звука? Ветки хрустнули только чтобы привлечь моё внимание к проклятому зонту. И когда она заметила меня? Когда спускалась вниз, но не подала вида?

Не чувствуя ног, я неуклюже ломанулся прочь. Вынырнул на размытую колею и понёсся не разбирая дороги.

Она пугала меня до дрожи в коленях. До трясущихся поджилок. До остановки сердца.

И это была главная и основная причина, почему мне страшно хотелось с ней поговорить. Все эти годы.

Она притягивала так же, как история, плетущаяся в тёмной комнате тихим шепотом; как угол в укутанном мраком коридоре за который так и тянуло заглянуть, даже если волосы вставали дыбом; пугала, как чёрный паук повисший над кроватью; звала эхом глубоких подземелий.

Она пугала меня одним своим присутствием, и потому никогда не была пустым местом. Для меня.

Странно?

Да, очень. Наверное потому, что и сам я был немного странным, просто этого никто не замечал. Кроме неё, похоже.

Глава 4 Марта

Дождь оглушающе барабанил по гравию дорожки, когда в сизом сумраке я приблизилась к парадным ступеням академии. Поднявшись на широкое освещенное крыльцо, остановилась. Серые конопатые плиты украшали комья грязи с чужих сапог.

Я улыбнулась – теперь всё было правильно.

Вернувшись в академию после разговора, я застыла на этом самом месте в растерянности. Филипп должен был спуститься передо мной, а значит, порог не мог быть чистым. Но был. Убрать так быстро не могли. Служащие возьмутся за дело не раньше следующего утра и только после того, как закончится дождь.

Я быстро сообразила, что по дороге, попав под ливень, он, должно быть, решил укрыться под сенью деревьев и переждать первые удары непогоды. Скорее всего, остался где-то на обочине. Идти вглубь леса, не имело смысла, да и диких зверей хватало.

Этой мысли оказалось достаточно, чтобы я поспешила юркнуть за дверь, схватить один из общественных зонтов у порога и броситься обратно.

Отыскала я его быстро. Помедлила, решая, как предложить зонт. Вряд ли он сильно обрадуется моему появлению, но оставить его одного в темноте, там где водятся медведи и волки, да ещё на холоде, который он не переносил, я не могла.

Кажется, вместо помощи, я только сильнее его напугала. Зонт он не взял – сбежал. Зато теперь был в безопасности и тепле толстых стен, а я была довольна.

Наклонилась на мгновенье и коснулась живой мясистой грязи, растерла пальцами с чувством удовлетворения и только после вошла в дверь.

***

Следующие пару недель я была особенно осмотрительна и была готова биться об заклад, что он ни разу не поймал на себе мой взгляд. Я позволяла себе смотреть только когда ко мне была обращена спина Филиппа или расстояние было значительным и он никак не мог меня заметить.

Я не смотрела на него ни в обеденном зале ни в учебных кабинетах. Это было сложно, но я держалась, думая о том, что так ему будет легче. Не слишком приятно, наверное, быть предметом чьего-то обожания. Особенно, если тебе этот человек не нравился или, куда хуже, считался странным.

Так что свой бесславный подвиг я совершала для Филиппа со всей самоотверженностью, на которую была способна. Пусть он почувствует, что от меня не исходит никакой угрозы. Я вообще была последним на свете человеком, способным ему навредить.

Глядя мимо идеального лица, я просто представляла его там, где останавливался мой взгляд. И любовалась памятными моментами, коих в моей голове было предостаточно.

Как серьёзен и вдохновлён он был, зачитывая доклад о болотных кикиморах, обитавших в северных широтах. Как грустен и задумчив казался, сидя на скамье во время магических состязаний. С какой умиротворенностью и спокойствием взирал он в даль, вытянувшись на лужайке перед академией.

Я подавила вздох. Ничего не скажет ему о том, что границы его жизни – хотя бы мыслью – нарушены мной не единожды: ни взгляд, ни вздох. Филипп мог быть абсолютно спокоен.

***

Спустя месяц я достигла совершенства в искусстве незаметного наблюдения. Я прилагала массу усилий, пока скрытное внимание не стало второй кожей. Такая жизнь казалась такой же естественной, как и предыдущая, и была почти удобной.

Оказалось, что в таком поведении были свои преимущества. Лишенная удовольствия смотреть в его лицо, я получала заоблачную порцию наслаждения, когда всё же случайно касалась его взглядом.

Благодаря хаотичности движения вокруг, что непременно происходило среди огромной толпы студентов, Филипп иногда вдруг возникал рядом, и отвернуться означало привлечь его внимание вспыхнувшей суетой. За лучшее я считала полыхнуть мимо, по заданной траектории движения, словно меня и не было рядом.

И всё же мимолетное мгновение, когда мой взгляд соскальзывал с его лица, ощущалось почти так же остро, как прикосновение кончиков пальцев к его коже. Единственное касание в тот ноябрьский день, которое никогда не изотрется из моей памяти.

Лелея свою сокровищницу воспоминаний и бесконечно перебирая искры драгоценных моментов, я отправилась в библиотеку ранним выходным днём. Коридоры пустовали, разнося гулкое эхо моих шагов: почти все ещё спали.

Декабрь, стылый и снежный, подходил к концу – наступило время ежегодной описи манускриптов. Из каждой группы назначался представитель, готовый помочь в общем деле. Меня назначили в первый же год, не спросив; просто вписали мою кандидатуру. Никто не желал просиживать свободное время за наискучнейшим занятием инвентаризации трухлявого пергамента. С тех пор эта обязанность негласно легла на мои плечи.

Я не сопротивлялась. Друзей у меня не было, а свободного времени хоть отбавляй, так что я была не против чем-нибудь себя занять для разнообразия. К тому же, библиотека была ничуть не худшим местом для того, чтобы вызволять из памяти чудесный образ Филиппа, чем я и собиралась заняться.

Ежегодная повинность в библиотеке составляла полные сутки, то есть двадцать четыре часа, которые можно было разбивать на своё усмотрение. Я предпочитала жертвовать временем по утрам в дни отдыха, когда в библиотеке царили приятные мне пустота и тишина.

Каждый год я выбирала одно и то же место – дальний угол малого читального зала. Туда заходили меньше: студентам не нравился затхлый запах старины, который было не выветрить, и бесконечные сквозняки. Сейчас окна были плотно закрыты и аромат стоял удушающий. Но меня не беспокоил.

Оконные арки были высокими и узкими, выходили на северную сторону и потому всегда оставались притенены. Сейчас с внешней стороны стекла – заиндевевшего, раскрашенного узорами – лежал снег, скрадывая и без того скудное освещение.

Книжные шкафы, уходившие в невысокий потолок, резали пространство на части. В каждой секции стояли столы, но чем дальше от окна они располагались, тем меньше света могли предложить. Путем нехитрых изысканий, представленных посредством проб, я обнаружила, что только крайний стол в углу у самого окна был пригоден для работы. Там я обычно и таилась, предоставленная сама себе.

Оказавшись в большом зале, отметилась у главного библиотекаря, взяла несколько регистрационных журналов на проверку и отправилась в своё логово.

Как и ожидалось, в такой ранний час библиотека почти пустовала; исключением были несколько студентов, грызших гранит науки с маниакальной ожесточенностью. Они расселись друг от друга на внушительном расстоянии, будто поделили территорию, и не на что не обращали внимание.

А посмотреть в библиотеке было на что. Мне всегда казалось, что здесь обитает идеальная осень. Грандиозная по размерам зала уходила высоко в купол одной из широких башен. Её барабан – сплошь стёкла – обильно рассеивали вокруг мягкий утренний свет. Щедрая позолотой отделка ловила лучи восходящего солнца, расцвечивая отблесками богато убранное пространство. Книгохранилище пылало каймой благородного металла по линиям картин и портретов, по ободам подсвечников и светильников. Разноцветный бархат книжных корешков, будто сменивших цвет листьев, плотно лепился друг к другу, создавая упорядоченную какофонию оттенков вдоль ровного ряда полок. Шкафы, все равно что неправильные деревья с неестественно ровными – только прямыми по вертикали и горизонтали – ветками, плотно обхватывали свои некогда кроны.

Проплыв в косых лучах солнца и вальсирующей пыли, я оказалась у противоположной от главного входа стены, свернула налево, опустилась на пару ступенек вниз, преодолев узкий арочный проход и, очутившись во мраке малого читального зала, сразу направилась к своему столу.

Моё место не пустовало. В окружении таких же журналов, как и те, что были в моих руках, сидел Филипп и убористо писал.

Я замешкалась, развернулась, и решила уйти, чтобы его не беспокоить.

– Стой!

Филипп откинулся на стул, вернув перо в чернильницу.

– Доброе утро.

– Доброе.

– Пришла работать? – кивнул он на стопку, прижатую к моему животу и, получив согласный кивок, указал на стул напротив. – Садись.

– Я не хочу тебе мешать.

– Ты не мешаешь, – бросил он и вернулся к бумагам.

Раздумывала я недолго. Опустилась напротив, раскрыла журналы и принялась сверять даты выдачи и возврата манускриптов.

– Как дела? – спросил он.

Я подняла голову и уставилась на парня. Он тоже посмотрел на меня открыто и прямо. Стол был нешироким и, должно быть, это было странное зрелище. Мы сидели, глядя друг на друга с нечитаемыми лицами.

– Хорошо, спасибо. Как твои дела?

– Могло быть и лучше.

– Что-то случилось? – я пыталась не выказать вспыхнувшего волнения, но неосознанно подобралась.

– Ничего особенного, – ответил Филипп, пытаясь напустить в голос безразличия, – слегка волнуюсь из-за сдачи стихий.

– Какой элемент? – спросила я для приличия, потому что знала ответ.

– Огонь.

В конце каждого полугодия, помимо предметов освоенных за семестр, полагалось сдать экзамен по неродной стихии; родная стихия сдавалась отдельно в малой группе соплеменников, таких групп, соответственно было четыре.

Чужую стихию сдавали всем потоком. Студент был обязан выбрать один элемент и освоить новое для себя заклинание. Стихии должны были сменяться очередностью.

Я давно посчитала. В первое полугодие первого года обучения Филипп выбрал огонь и чуть не провалился. Моя стихия никак не хотела ему отзываться. К счастью, моя очередь была следующей, я стояла рядом и помогла. После Филипп выбирал воду и землю. Затем был ещё один полный круг, и по всему выходило, что снова пришло время сдавать огонь.

– Нужна помощь?

– Да.

Я заметила, что Филиппу не понадобилась пауза на размышление. Это означало, что он рассчитывал на мое предложение и потому его принял.

– Осталась пара недель, ты уже выбрал демонстрационное задание?

– Нет. Может, ты выберешь? – с некоторым вызовом спросил он.

Я сглотнула; он не мог догадаться, что я помогла ему в первый или второй раз на экзамене. В первый раз я шла следующей случайно и потому присутствовала в кабинете; второй раз, когда он сдавал огонь в конце второго года обучения, я всё подстроила, чтобы идти вслед за ним. К тому времени я уже разобралась, что Филипп может справиться с водой и землей, но огонь – огонь ему не отвечал.

Помню, как перед второй сдачей огня он прятался в пустых кабинетах, чтобы отработать освещение пути. Заклинание пустяковое, не требующее серьёзных затрат энергии. Нужно было просто высечь искру на ладони, а затем, привязав к ней наподобие фитиля собственную энергетическую нить, удерживать некоторое время. Искра, с горем пополам, вспыхнула пару раз, но удержать её на ладони никак не удавалось.

Филипп злился на себя, пробовал снова и снова, но с тем же результатом. Он прятался каждый вечер, чтобы сладить с простейшей магией, но увы.

Сумрачный и перегоревший, он явился на экзамен. На лице его читалась глухая решимость попытаться несмотря ни на что. Когда он произнёс заклинание и искра вспыхнула с первого раза, он замер. Я стояла за его спиной, чуть в стороне, и заметила его озадаченный вид. Удивлённый до крайности, он даже не вспомнил, что нужно привязать нить: ведь огню нужно было чем-то питаться.

– Следующий, – сказал профессор, выводя его из ступора.

– Что, простите?

– Минута прошла, ты сдал, не задерживай других студентов.

Филипп отошёл в сторону, а потом ещё долго разглядывал собственную руку, будто на ней можно было найти ответы. Я бы их с удовольствием предложила, но Филипп не жульничал на экзаменах и вряд ли бы сильно обрадовался.

– Хорошо, – спокойно и уверенно произнесла я. – Уже выбрала. Когда попробуем?

Филиппа я застала врасплох, но вида он не подал и не растерялся.

– Да хотя бы и сейчас. Почему нет?

Я кивнула.

– У тебя есть с собой бумага, чтобы записать?

Филипп полез в сумму. Такая была при себе у каждого. Я не взяла свою, поскольку рассчитывала, что все необходимое раздобуду у главного библиотекаря, а затем собиралась вернуться в собственную комнату.

Я на память прочитала одно короткое четверостишие. Филипп аккуратно записывал, пока я разглядывала идеально ровные завитки.

– Так что нужно делать? – вернул он меня вопросом обратно в реальность.

– Вот, – я оторвала от его черновика небольшой уголок размером с фалангу пальца и положила на стол посередине – лишнее мы сдвинули в сторону.

– Этим заклинанием ты должен только поджечь предмет.

Филипп задумался.

– В чём разница между обычным поджиганием свечи и этим вариантом?

– Все просто. Поджигая свечу, ты высекаешь искру на продолжительность времени возгорания фитиля или, скажем, другого предмета. Такова задача. Это заклинание должно спалить поджигаемый предмет дотла и только потом погаснуть, при этом ни поверхность стола, ни любая другая поверхность, на которой работает заклинание, не должны пострадать. Только заданный предмет.

– Интересно. Что будет, если этим заклинанием поджечь всё ту же свечу?

– Она будет гореть пока не выгорит. Цель не зажечь, а сжечь.

– Здорово, – задумчиво потянул Филипп. – Должно быть сложное, – апломб с которым он начал этот разговор дал трещину – сейчас он выглядел взволнованным и неуверенным, думал, должно быть, что у него не получится.

– Совсем нет. Всё, что нужно, это поджечь край бумаги заданным импульсом, остальное сделает магия. Держать источник привязанным нет нужды. Попробуешь?

Филипп кивнул и я заметила, как порозовели его щеки – он заволновался сильнее. Я не торопила. Филипп произнёс заклинание, но ничего не вышло, он плотно сжал губы, на меня не смотрел – был недоволен собой.

– Как ты ощущаешь огонь? – спросила я.

– Разве есть варианты? Как нечто жгучее и болезненное, если не держать расстояние.

Мы посмотрели друг на друга.

– Огонь может быть теплым и согревающим. Можно?

Я вытянула руку, когда Филипп кивнул, и коснулась его пальцев, расслабленно застывших поверх черновика. Я снова делилась теплом и наслаждалась касанием.

– Огонь ласкает и дается в руки, если ты предложишь что-то взамен. Откроешься ему, накормишь. Огонь хочет брать и только затем отдает. Если ты его боишься и закрываешься, значит, не готов поделиться, и, как результат, он тебе не дается.

Я оторвала глаза от его руки, там где продолжала касаться, и посмотрела в его глаза.

– Попробуй ещё раз произнести заклинание. Только в этот раз откройся огню, предложи ему себя, – я сглотнула, стараясь не потерять концентрации. В присутствии Филиппа это было очень сложно. – Я рядом. С тобой ничего не случится.

Помедлив, Филипп снова посмотрел на заклинание, подумал о чем-то, а затем произнёс заветные слова, глядя на обрывок бумаги. Тот задымился и вспыхнул. Филипп завороженно смотрел, как догорает последний желтоватый клочок, обращаясь в хрупкий черный пепел.

Посерьезнев, он вдруг спросил:

– Это ты или я?

Я хотела было ответить, но мне этого показалось недостаточным, ведь совершенно точно он догадался, как сдал экзамены с огнем в предыдущие годы.

Я оторвала ещё один клочок, положила туда, где осталась завернувшаяся полоска пепла, встала, собрала журналы и ушла.

Ему бы точно не повредила вера в собственные магические силы. А мне нужно было подышать в стороне.

Как тот клочок бумаги, я вся горела от прикосновения к его коже, от того, что так прямо смотрела в его глаза и мы были так близко. После месяца воздержания чувство было оглушительным. Я была будто пьяница, которому сунули под нос дорогой выдержанный напиток.

Нужно было срочно остыть.

Глава 5 Филипп

Вернувшись в академию, я не стал немедля возвращаться в свою комнату. Поднялся на второй этаж и нырнул в нишу эркера, оттуда просматривался парадный вход.

Вот девушка приблизилась к ступеням, сделала шаг и застыла будто что-то разглядывая. Как я ни присматривался, так и не смог ничего обнаружить. Только когда она наклонилась и коснулась чего-то, меня вдруг осенило – отпечатки моих сапог!

Жуть какая!

Вот как, должно быть, она поняла, что в академию я не вернулся!

Я сглотнул, чувствуя как холодеют руки и подумал, что ей бы в следователи, вот уж от кого было не скрыться. Впрочем, какой бы странной она ни была, прятаться я не собирался.

На занятиях я вёл себя как обычно, ничем не выдавая случившееся ранее и вообще не обращая на Марту никакого внимания. Подглядывая за ней исподтишка, я решил, что она придерживалась той же линии поведения – игнорировала меня какое-то время.

Я не мог знать о чём она думает – обиделась ли на мою слишком бурную реакцию или, может быть, её задело то, что я несколько раз назвал её странной. Виду она не подала, но это ещё ни о чём не говорило.

И всё же я надеялся, что не слишком её задел. Конечно, я сказал правду, и краснеть за свои слова было бы глупо, ведь я не врал и не старался намеренно оскорбить. Просто её поведение было настоящим перебором. Она была классической преследовательницей. В общем, я жалел и переживал.

Прошло пару недель, и мне пришлось признать, что поведение её изменилось. Она больше не смотрела в мою сторону; исчезли пристальные взгляды. Отметил я и то, что раньше она всегда оказывалась рядом, но теперь изменила своим привычкам.

– Эй, Филипп, чего не в духе? – спросил Максим, сидя за обеденным столом.

– Ничего, – я попытался отмахнуться.

– Да какое там ничего, ты уже несколько дней ходишь хмурной, как туча. Проблемы дома?

Друг сделал свои выводы по понятным причинам. Обычно я расстраивался, получая новости из дома. Как раз в начале недели приходила почта.

– Нет, всё нормально, правда. Бессонница мучает, – соврал я, но только отчасти.

Отсутствие сна действительно иногда меня донимало, но сейчас причина была в другом, но я бы ни за что в этом не признался.

Нужно было внимательнее за собой следить и вести себя как ни в чём не бывало. Сам виноват.

Прямо перед обедом я заметил в коридоре Марту и, духи меня подери, разозлился ни с того ни с чего. Намеренно перегородил ей дорогу, да так, что она чуть не налетела на меня.

В этот момент я смотрел прямо, хотел заглянуть ей в глаза. Задача казалась простой, ведь мы были одного роста, но она, мазнув взглядом по моему лицу, отвернулась.

Я вспылил, и до сих пор не мог успокоиться. Украдкой скосил взгляд в угол – туда, где она обычно сидела. Марта отыскалась на прежнем месте, вот только, не в пример своему обычному поведению, она смотрела в сторону.

Не на меня.

Обиделась на мои откровенные – слишком резкие – слова о её странностях? Или, может быть, после того разговора разочаровалась во мне?

Она называла меня вежливым и любезным – всё верно, именно таким я и был. Меня хорошо воспитывали и другое поведение было мне не знакомо и не приятно, но, возможно, в том разговоре я перегнул палку.

Досада саднила в груди. Тревожила. Этой ночью со мной случилось именно то, о чём я соврал другу днём – одолела бессонница.

Ещё пару недель спустя мне приходилось прикладывать больше усилий, чтобы оставаться внимательным и собранным на занятиях. Спал я плохо, меня всё раздражало. Особенно Марта. Она меня просто бесила. Раньше меня доставали её долгие настойчивые взгляды, теперь их отсутствие.

Это, конечно же, было странным. Мы ведь раньше даже не общались.

Выполняя свои обычные дела в качестве старосты группы, я сверился с календарем – пришло время выписать назначение в библиотеку, а после сдать список в секретариат.

Я вывел на бумаге имя Марты, как делал это все предыдущие года. А потом добавил своё имя ниже.

Тут же почувствовал себя лучше.

Я прекрасно знал привычки Марты. В этом не было ничего удивительного, ведь мы проучились бок о бок достаточно долго. Я знал, что работая в библиотеке, она всегда уходит в малый читальный зал, и однажды, под конец года, когда она в очередной раз получила назначение, заметил её там рано утром.

Вернее, не совсем заметил, а почувствовал. От Марты едва уловимо пахло лавандой. Очутившись в библиотеке непривычно рано, я тут же ощутил глубокие нотки знакомого аромата и ноги сами принесли меня проверить, прав ли я. Конечно, я оказался прав. Запах принадлежал Марте, она снова пряталась в малом зале. На столе я заметил регистрационные журналы, остальное додумать было несложно.

Явившись поутру в библиотеку в прекрасном расположении духа – ночью мне удалось поспать, – я занял стол, где раньше видел Марту. Всё было замечательно, кроме удушливого запаха, витавшего вокруг. Как она вообще его выносит?

Из коридора послышался звук приближавшихся шагов. Я едва успел распахнуть журналы и откупорить чернильницу, чтобы окунуть перо – дурак, не мог нормально изобразить занятой вид.

Боковым зрением я видел, как она застыла на некотором отдалении – удивилась, увидев меня здесь, и надумала сбежать. Ну уж нет.

Мне ничего не стоило её остановить, она опустилась напротив. Завел разговор и пожаловался на то, что есть проблемы с огнём. Намеренно, конечно.

Я долго размышлял над темами, одной из них был не просто мой предстоящий экзамен, но, скорее, дела давно минувших дней: я собирался попытаться вывести её на чистую воду и заставить признаться, что она приложила руку к моим успешным сдачам, о чём недвусмысленно намекнул в диалоге.

Однако разговор свернул не туда и вот я уже серьёзно пробовал новое заклинание под присмотром. Вообще-то, с заклинанием на это полугодие я определился и уже испытывал его множество раз. Безуспешно, увы. Не хотелось показывать девушке, что простейшая магия после нескольких тренировок никак не выходит. И я соврал.

С предложением она нашлась быстро. Мы попробовали. Я не думал, что получится – был уверен, что не выйдет. Не пойму, почему вдруг решился, да ещё грозя опозорится и раскрыть слабый магический потенциал. И всё же у меня вышло.

Я был в диком восторге! Само заклинание было простым, понятным и изящным. Сам бы я вряд ли такое отыскал. Непрофильные элементы уходят на самостоятельное изучение, так что сложно добиться хороших результатов с другими стихиями. Но главное – у меня получилось!

Я даже засомневался немного, но Марта быстро развеяла мои сомнения, предложив повторить заклинание самостоятельно. И ушла.

Жаль, что мой единственный зритель ретировался, но, пожалуй, это было правильным решением – теперь я знал, что одолел заклинание сам и, наверное, впоследствии смогу использовать огонь гораздо лучше.

Учителя говорили немало ещё на первом курсе, когда неродные стихии освещались в общем порядке. Может, я невнимательно слушал или тогда был не готов услышать и оттого пропустил важное, но всё что сказала Марта вдруг обрело ясность. Огонь хотел открытости – своего рода риска.

Что я запомнил из вводного курса, так это то, что огонь – самая опасная стихия, об этом по крайней мере утверждала статистика несчастных случаев. Профессора призывали к осторожности в работе с огнём, и именно на этом я был сосредоточен, пытаясь справиться с заклинаниями. И терпел неудачу раз за разом.

Марта была права, огонь хотел прямого предложения собственных сил – магического ресурса, как если бы поднести волос к огню и позволить пламени ухватиться. Опасно – бесспорно, но только тогда получался контакт с пламенной стихией. Я предложил нить энергетического ресурса и пламя вспыхнуло.

Я задумался на мгновенье, затем собрал вещи и вышел из малого зала. Марта отыскалась за одним из столов за восточными книжными шкафами. Как всегда, в полном одиночестве. Я сел напротив. Разложил журналы, снова раскрыл чернильницу и стал сверять.

На девушку я старался не глядеть, не хотел, чтобы она видела мою счастливую идиотскую улыбку, которая так и норовила искривить ровную строчку рта.

– Спасибо, – бросил я, не поднимая взгляд.

– Всегда пожалуйста, – спокойно и с достоинством ответила девушка.

Её уверенность отчего-то меня смутила. Я почувствовал, как тепло согревает лицо.

Вот же!

Глава 6 Филипп

На следующий день я снова торопился в библиотеку. Отыскал Марту в малом зале. Выругался про себя. Она меня заметила, застыла на мгновенье, ожидая, что я сделаю.

– Привет!

– Привет.

Её внимательный взгляд скользнул по моей фигуре. Духи! Не стоило надевать новую рубашку. Спеша отвлечь её внимание от своего вида и, кажется, снова выступавшего румянца, поспешил продолжить:

– Ты не против поработать в общем зале? Здесь воздух спёртый, дышать нечем.

Марта ответила не сразу, я занервничал. Неужели откажет?

Вчера мне показалось, что я ей ещё нравлюсь. Её прикосновение, её слова и взгляд. Не верю, что её наваждение так быстро испарилось.

Девушка кивнула и принялась собирать вещи.

Взял со стола её журналы, водрузил поверх своих и поспешил в общий зал. Мы разместились за тем же столом, что и накануне. Я старался не выдавать собственного волнения и потому выждал некоторое время, бездумно проверяя даты. Наконец я завёл разговор.

– Марта, – девушка подняла глаза, я сглотнул, – хотел спросить, можешь посоветовать мне хорошую книгу с простыми заклинаниями огня? Хочу попробовать что-нибудь ещё.

– Секунду, – с этими словами она поднялась и скрылась за книжными полками.

Вернувшись, в руках она несла пару книг.

– Здесь заклинания, – она приподняла небольшую книгу в лиловой с оттиском обложке. – Можно пробовать любые, не обязательно следовать предложенному порядку. А это, – придвинула ко мне книгу в выцветшей желтой обложке, – немного теории и рассуждений на тему огненной стихии. Я бы советовала начать с неё. Мне объяснения этого автора кажутся наиболее доступными, но дело даже не в этом, у него правильный взгляд на огонь.

– Он – маг огня?

– Забавно, но нет. Его родная стихия воздух, как и у тебя.

– Необычно.

– Наверное, только на первый взгляд. Не многие знают, но магия огня лучше всего дается именно магам воздуха, если говорить о неродных стихиях.

– Правда? Никогда не слышал.

Марта кивнула.

– Вообще, в этом нет ничего особенного, ведь огонь без воздуха невозможен. Для возгорания необходима вторая стихия. Так что огонь и воздух относятся к комплементарным.

Я кивнул; это я знал, но никогда не размышлял над общеизвестным фактом.

– Поэтому я не слишком удивилась, встретив хорошее объяснение по поводу огня, написанное магом воздуха.

– Здорово. Обязательно прочитаю. Спасибо!

Я улыбнулся, испытывая настоящую благодарность. Эта помощь, возможно, не казалась огромной, но была ценной. Мало того, что впервые за три с лишним года мне не нужно переживать из-за сдачи огня – признаюсь, меня это всегда нервировало, так ещё и заклинание я освоил почти мгновенно, и уж точно хотел закрепить результат.

До этого момента никакого толка от моих усилий не было. Не помогли родные, дополнительные на первом курсе с профессором, потуги друзей, вызывавшихся мне помочь.

Марта улыбнулась в ответ.

В груди дрогнуло.

– Я всё ещё тебе нравлюсь?

Марта казалась удивленной такой сменой темы.

А я смутился своему собственному поведению.

– Какой ответ ты хочешь услышать?

– Правдивый, конечно.

Что за вопрос?

– Нравишься, – ответила Марта и я выдохнул чуть свободнее, но она продолжила. – Я понимаю, что тебе неприятно, и я стараюсь с этим что-нибудь сделать.

Сделать что? Это поэтому она перестала на меня смотреть?

– Мне не неприятно, – поспешил я, после понял, что сказал, смутился и опустил взгляд к журналу.

Вынул перо из чернильницы и сделал вид, что собираюсь писать. Жирная капля сорвалась с кончика испачкав бумагу.

Да чтоб тебя!

– Можешь смотреть дальше, если хочешь, – произнес я, не глядя на девушку.

Больше мы не говорили в тот день. Работали над записями в полной тишине, каждый думал о своём.

***

Следующая неделя началась, как обычно. Я немного нервничал проходя в аудиторию артефакторики. Студенты зевали и рассаживались, Марты ещё не было. Когда она вошла, первое что она сделала – как это было всегда до нашего разговора в беседке, – отыскала меня взглядом, и только после этого прошла к своему месту.

Я выдохнул – всё было, как прежде.

– Снова спишь?

– Что? – не понял я вопрос друга.

– Выглядишь довольным.

– А, ты об этом. Да, всё в порядке, бессонница больше не донимает.

– Ну и отлично. Уже позвал кого-нибудь на зимний бал?

Я поморщился.

– Ладно тебе, что за кислая мина, – развлекался Максим за мой счёт – он прекрасно знал, что для меня это неприятная обязанность, которую я буквально переживал из года в год.

Не желая вызывать идиотские вопросы, мне всегда было проще понести некоторую повинность – исполнить долг – и забыть об этом. Точно такое же отношение я имел к ежегодному празднику.

Академия устраивала пышный бал: танцы, фуршет и поздравления всякого рода. Студенты приходили парами, реже в одиночестве. Прийти одному выглядело жалко, так что каждый был озабочен тем, чтобы обзавестись компанией к нужному дню.

В моём случае всё выглядело несколько иначе. Я не желал давать ложных надежд и никогда не приглашал девушку дважды. Другие считали меня ловеласом, но я попросту не собирался впутываться в неприятности, а именно это сулили отношения с девушкой.

– Ну так что, решил кого позовешь? – Максим знал о моей позиции, но считал, что я маюсь дурью. – Они, – друг имел в виду девушек, – волчицами смотрят.

Это уж точно. Нужно было скорее что-то решать.

***

За следующую неделю я в полной мере ощутил силу женской настойчивости. Девушки осаждали меня в кабинетах, обеденном зале, коридорах, а сейчас я только, что избавился от одной, поджидавшей меня у двери общей гостиной мужской половины.

Я убедился, что замок надежно охраняет мою комнату от ненужного вторжения. Только после этого прошел к письменному столу у окна и тяжело опустился на стул.

Снаружи выла вьюга. Протяжно и гулко свистел ветер, скребя мелкими кристаллами льда по стеклу. Узоры густо крыли гладкую поверхность, скрывали морозный лес за окном. Тягучая непроглядная ночь доедала остатки сизых сумерек.

Утром следующего дня я нарочно возился у парадной лестницы. Она соединяла многие части академии, в том числе сюда попадали девушки, покидая своё крыло, чтобы спуститься в кабинеты.

Когда на лестнице показалась Марта, я нагнал её и зацепил плечом – легонько, только чтобы привлечь внимание, она приостановилась и я сунул ей записку в карман.

В записке я просил о встречи в библиотеке, в малом зале, на большой перемене. Я подписался.

Она пришла. В зале было пусто – все были на обеде.

– Привет, – я поторопился начать разговор, пока храбрость меня не покинула.

– Привет, – как всегда по лицу Марты ничего нельзя было прочитать.

– Я бы хотел спросить тебя… – мой голос звучал чуть выше, чем обычно, и это жутко раздражало, – … ты не хотела бы пойти со мной на зимний бал?

Всё, сказал. Гора упала с плеч. Весь предыдущий вечер я репетировал одну-единственную фразу. На самом деле приглашали всегда меня, а я только говорил: «да», «хорошо», «с удовольствием». Оказалось, это сложнее, чем выглядело на первый взгляд. Не просто сказать, но казаться при этом спокойным и уверенным.

– Нет, – ответила Марта ни чуть не смутившись.

Я открыл рот – хотел в голос удивиться, тут же постеснялся своей слишком откровенной реакции: она увидела, что я никак не ожидал отказа и теперь был ошарашен.

Смутился, щеки тут же покраснели.

– Ладно, – не зная куда себя деть, сунул руку в карман, другой растер шею и попытался увернуться от её взгляда. – Тогда я пошел. Пока.

Из малого зала я вылетел ветром. Лицо горело. Я злился. Почему нет? Почему я не спросил о причине? Духи! Я просто… просто… Хорошего слова чтобы отругать себя не приходило на ум.

Я всегда отличался собранностью, расчетливостью, умел мыслить здраво, а не сгоряча. Теперь что не так?

На самом деле я уже знал ответ на этот вопрос, но ещё не был готов признаться сам себе.

И ещё я никак не понимал, как Марте удается всегда держать себя в руках?

Я всегда считал чувства слабостью, зависимостью от другого. Уязвимостью перед всеми и отсутствие контроля над собой. Но Марта вела себя так, будто на голову выше моих неумелых поползновений, при том, что сама откровенно призналась мне. И все эти годы немого обожания служили тому доказательством. Я ведь видел её взгляды, улавливал отголоски чувств направленных в мою сторону. Я верил в их подлинность.

Так как ей удавалось сохранять спокойствие?

Я разозлился на Марту. Ещё не дошел до пустующего кабинета – там должно было пройти следующее занятие, на обеде в таком раздрае нечего было появляться, – как уже корил себя за то, что посчитал, будто Марта из-за своих чувств чуть ли не обязана сказать да, и радоваться моему приглашению.

Ну и кто я после этого?

Сам себе показался жалким, поверхностным, малодушным ловеласом возмутившимся отказом.

Я перестал злиться на Марту.

Стал злиться на себя.

Глава 7 Марта

Филипп позвал меня на бал. Он был таким милым, когда приглашал. Взволнованный, смущенный, трогательный. У меня от удовольствия засосало под ложечкой – никогда не забуду его открытый ранимый взгляд в этот момент.

Естественно, он хотел отблагодарить меня за помощь с огнем. Он почти сиял, когда заклинание ему удалось и, вдохновлённый собственным успехом, хотел поиграть с огненной стихией ещё.

У него всё получится, я не сомневалась. Но класть свою нежную шею на плаху общественного мнения из-за такого пустяка не стоило. Он был, конечно, слишком добр и, должно быть, хотел отплатить, однако я не могла принять этой жертвы.

Кажется, мой отказ его расстроил – он сбежал. Наверное, нужно было поблагодарить за оказанную честь. Вдруг он не так меня понял и подумал, будто я не хочу.

Нет, это было слишком невероятным, чтобы поверить, но всё же я увидела его сильнейшее волнение и надеялась, что не я стала тому причиной. С другой стороны, никого больше там не было.

Я догнала Филиппа в кабинете. Подошла сзади и положила руку на плечо. Парень вздрогнул и отпрыгнул.

– Духи, Марта!

– Прости, что напугала, – я расстроилась и приняла истинно покаянный вид.

– Ты очень тихо ходишь, – примирительно заметил он и сделал небольшой шаг ближе, кажется, стараясь показать, что хоть я его и напугала, как тогда, на дороге, сбегать он не станет.

– Прости.

– Не извиняйся. Не твоя вина, что я не заметил. Ты что-то хотела?

– Да, хотела спросить, почему ты расстроен?

Золотистая бровь Филиппа чуть поднялась.

– Думаю, всё очевидно. Получить отказ от девушки неприятно.

– Филипп, ты же понимаешь, что явиться со мной на бал – значит стать предметом насмешек и издевательств до конца обучения.

– Вздор, – парень упрямо вздёрнул подбородок.

– Ничего не вздор, и ты сам прекрасно это знаешь. Я не могу позволить, чтобы твоя благодарность зашла так далеко.

– Благодарность? – На лице парня отразилась озадаченность.

– Я понимаю, что ты благодарен мне за помощь с огнём, но мою репутацию тебе не исправить, а вот погубить свою ты можешь с лёгкостью, явившись на бал под руку со мной.

Парень всё ещё блуждал взглядом по моему лицу и только погодя произнёс:

– Значит, благодарность.

Теперь не понимала я.

– Твоего спасибо мне было бы более чем достаточно. О большем я не могу и мечтать.

– Прости, Марта, я сегодня как-то особенно медленно соображаю. Ты имеешь в виду, что не хочешь идти со мной на бал, потому что это повредит моей репутации?

– Конечно, – я подтверждающе кивнула.

– Понятно.

На этом разговор пришлось закончить. Снаружи послышалось отдалённое эхо шагов и мы разошлись по разным углам.

Филипп продолжал вести себя, как и всегда, за исключением того, что все оставшиеся свободные дни, с раннего утра, мы продолжали работать в библиотеке вместе.

Так окончился год. Филипп, разумеется, сдал экзамен с огнём. Я немного переживала, но верила в него, и не ошиблась. Жаль, что не могла открыто подойти и поздравить, как делали другие, но он подмигнул мне, когда наши взгляды встретились.

На следующий день академия кипела волнением по случаю предстоявшего бала. Я выходила из комнаты только чтобы позавтракать и пообедать. В обеденном зале всегда было оживлённо, но накануне праздника предвкушение крутилось в воздухе, напитывая стены.

Студенты особенно громко общались, смеялись и гримасничали, пытаясь привлечь к себе как можно больше внимания. Голоса звучали оглушительно громко, глаза горели с чрезмерным откровением.

Я бы и вовсе не выходила, но в этот день это была единственная возможность увидеть Филиппа, поскольку на бал я не собиралась, как не была там и в предыдущие годы.

Филипп как обычно сидел за столом с друзьями, только, в отличие от них, он не был возбуждён – это было очевидным. Наклонился вперёд, выказывая вежливую заинтересованность в разговоре, улыбался.

О чём-то шутили, Филиппа, кажется, дружелюбно подначивали, толкали в бок, он сиял обворожительной улыбкой, играл бровями и выглядел, как и всегда, потрясающе.

С кем он собирался на бал, я так и не узнала. Обычно ребята в группе трепались обо всём на свете, но пассия Филиппа в этом году осталась инкогнито. Я слышала, как девушки спрашивали друг друга, слышал ли кто, но, похоже, тайну удалось сохранить.

В минувшие выходные мы закончили работу в библиотеке. Филипп расспросил меня по поводу пары непонятных моментов в книжице, что я посоветовала. Мы поболтали и разошлись.

Кажется, моё сказочное время закончилось.

Я старалась не унывать, судьба и так предложила мне небывалые подарки в этом году.

На обеде я задержалась почти до самого конца, проводила Филиппа взглядом, прихватила себе пару булочек и яблок, раз уж поужинать можно было только на балу, и отправилась в свою комнату.

Пробираться по коридору пришлось вечность. Все двери стояли настежь, повсюду висело бельё и тряпьё – кошмарный беспорядок. Девушки то и дело перебегали из комнаты в комнату, собачились по поводу и без, волновались так, будто собирались выступить перед верховными магами. Впрочем, они тоже были приглашены на бал.

Наконец я добралась до конца коридора. Моя комната была последней, как и положено настоящему отщепенцу. Я с удовольствием заперлась и, оставив съестное на столе, упала на кровать, надеясь, что бал начнётся как можно скорее и наступит блаженная тишина. Прошло около двух часов, пока за дверью стихло.

«Слава духам!»

Я вытянула один из томов, привезённых в этом году из дома и углубилась в чтение.

Спустя около получаса в дверь раздался стук. Я отложила книгу и пошла открывать. Это был Филипп.

– Привет, – произнёс парень, робея.

Я вынырнула посмотреть, если ли кто в коридоре, там было пусто. Ухватила парня за грудки и втянула его внутрь – парням, как и девушкам, было запрещено ходить в личные комнаты друг друга.

– Привет.

– Ты не против, что я зашел?

– Нет.

– Можно, я у тебя почитаю?

– Конечно.

Филипп прошел в комнату, и очень медленно огляделся. И тут я пожалела о том, что так легко согласилась. Я пронеслась взглядом по обстановке, боясь даже думать, что решит обо мне Филипп.

– Мило, – натянуто произнёс он, обернувшись ко мне со странным выражением на лице.

– Ты хотел сказать «какая жуть»?

– Да, наверное.

Винить Филиппа было не в чем. Что он мог подумать, увидев всевозможные пентаграммы, развешенные по стенам; черепа, вытянутые и клыкастые, крупные – волчьи и медвежьи, мелкие – беличьи и кошачьи; толстые черные свечи с волосяными фитилями, горевшие с треском и издававшие специфический запах; колбы и стекляшки, хранившие экземпляры двухголовых саламандр и белых скорпионов-альбиносов в желтой желейной мумифицирующей жидкости; сверчков и тараканов, высушенных и нанизанных на нитку, висевших под потолком на гвоздях вместе с сухими куриными лапами и лебедой.

Довершала всё это великолепие кровать с резными набалдашниками в форме огрызающихся львиных голов, укрытая чёрным покрывалом, как и кресло напротив.

Предметы мебели были разделены небольшим столом у окна – такой же должен быть в комнате у Филиппа. Только вряд ли на нём стояли баночки с притиркой из жировых секреций жаб, сушеными крыльями мух, пюре из слизняков и тому подобные прелести.

От волнения я застыла соляным столбом. Пусть я была странной, но моя комната представляла собой истинное логово королевы червей – так в народе звали ведьму.

– Хочешь кого-то напугать? – вдруг спросил он.

– Да, именно! – и это не было пустым оправданием, появившимся так кстати. – Как ты понял?

Филипп пожал плечами.

– Интуиция. Так для кого такие декорации?

– Для остальных девушек.

– Достают?

– Уже нет. Так было только поначалу. Несколько раз проникали в мою комнату ещё на первом году обучения, портили одежду, писали на стенах, пачкали мебель. Вот я и разобралась.

– Ментально задавила?

– Скорее, взяла на испуг. Они даже приводили коменданта и ректора, но каждому мне удалось объяснить суть проблемы и моё оригинальное решение.

– Действительно оригинальное, – он поднял одну из баночек, понюхал и отпрянул, скривившись.

– Присаживайся, – предложила я, указав на кресло, когда повисла пауза.

– Я на пару часов. Потом исчезну, не хочу чтобы у тебя были проблемы.

Я улыбнулась. Хотелось сказать – оставайся навсегда, но я сдержала неуместный энтузиазм.

Филипп раскрыл свою книгу, я села на кровать и застыла.

– Если тебе неудобно в моём присутствии, я уйду.

От Филиппа не укрылась заминка.

– Нет, о своём задумалась.

– О девичьем?

– Точно.

Мы оба не сдержали смешки.

Я подняла оставленную книгу, устроилась поудобнее на кровати и продолжила читать.

За время, проведённое в библиотеке мы очень быстро привыкли молчать вместе и потому не испытывали никакой неловкости.

Удивительно всё-таки, что он не убежал с криками, оценив обстановку, и даже сам догадался, к чему всё это.

Филипп невероятный, – улыбнулась я, бросая время от времени вороватые взгляды поверх книги. Я видела, он тоже смотрел украдкой.

Глава 8 Филипп

Услышав причину отказа, я опешил. Поверить не мог, что столкнулся с такой самоотверженностью. Марта выглядела как угодно – сильной, странной, уверенной, чокнутой, непроницаемой, жуткой, – но не заботливой, а именно это она проявляла в моём отношении.

Но чему я удивлялся? Разве не она помогала мне все эти годы? Чего только стоили забитые окна.

Мы продолжали проводить время в библиотеке. Говорили о разном, но не значительном. С ней было хорошо и спокойно. Я мог расслабиться, раз уж не нужно было держать лицо и пытаться выглядеть лучше, чем я есть. Я понял: чтобы я ни сказал или ни сделал, я её не разочарую. В этом я убедился, когда разговор зашел о неудавшейся попытке пригласить её на бал.

– Я правда хотел пойти с тобой на бал.

– Тебе это только кажется, – спокойно произнесла она, не ища ссоры, просто делясь мыслями.

– Могу я узнать, откуда такие выводы?

– Элементарно. Мы не здороваемся в классе – раз. Ты пригласил меня в малом зале библиотеки – два. Куда ты позвал меня с помощью записки, которую передал незаметно – три.

Я скис. Со стороны я выглядел жалким трусом. На что мне было обижаться?

Скорее, я не понимал другое: как, видя всё моё ничтожество, она по-прежнему смотрела не отрываясь. Разве было во мне что-то особенное, достойное подобного внимания?

Ладно, просто не будет. Придется хорошенько постараться, если я хочу, чтобы было по моему.

Академия завывала предвкушением зимнего бала так, что в голове начинало гудеть. Я продолжал увиливать от самых настойчивых девушек, и за три дня до нового года все наконец сдались.

– Филипп, хватит играть в молчанку, рассказывай, с кем идешь? – требовал Максим за обедом, угрожая вилкой.

– Оставь его, он не расколется, – махнул рукой Кирилл. – Я пытал его не единожды, без толку. Словно воды в рот набрал.

Я улыбался и молчал.

Когда друзья, разряженные в пух и прах, покинули коридор, я делал вид, что одеваюсь к вечеру. Сказал, что приду позже и мы встретимся там. Как только ушли последние, я переоделся в удобную одежду и вынырнул за дверь.

Марта явно не ожидала меня увидеть, но, как я и рассчитывал, не прогнала. Никакого социального самоубийства не предполагалось – все были на балу и можно было вполне рассчитывать на пару спокойных часов.

Переступив порог её комнаты, я почувствовал признаки паралича. На первый взгляд я очутился в логове ведьмы. Небольшом, уютном, чёрном, забитом сушеными и толчёными трупами. Присмотрелся – и выдохнул.

Выглядело угрожающе, но явно не имело отношения к реальности. Многим из этой ерунды пугала меня старшая сестра в детстве. И я разбирался, что только выглядит страшно, а на самом деле мусор, а к чему стоило присмотреться повнимательней.

Как ни странно, один действительно интересный предмет в комнате Марты всё же имелся. Это была книга, которую она читала.

Я уловил признаки замешательства, но списал это на то, что она могла чувствовать себя неуютно наедине с парнем. Правда, этим парнем был я, поэтому всё же думал, обойдётся. Предложил уйти – смущать или расстраивать её совсем не хотелось.

Но когда она подняла книгу и я мельком увидел, что написано на обложке, то понял: она не была уверена, стоило ли мне показывать своё чтиво. Наверное решив, что я не придам особого значения фолианту – мало ли что читали маги огня, да ещё такие необычные, как Марта, – она раскрыла книгу; а, может быть, подумала, что суетой только вызовет ненужное внимание.

Задвинув мысль о книге подальше, я постарался отрешиться от всего и углубиться в собственное чтение. Вечер должен был пройти, как я и запланировал, об остальном подумаю позже.

– Как собираешься провести каникулы? – спросил я, чувствуя, что отведённое время подходит к концу.

– Останусь здесь и буду учиться.

– Далеко живешь?

– Почти три недели пути.

– Ого, приличное расстояние.

– За каникулы даже до дома добраться не успею.

На зимние каникулы отводилась неделя. Студент был вправе потратить свободное время по собственному разумению: мог остаться в замке или отбыть домой.

– Чем займешься ты? Вернёшься в столицу?

– Да. Отец настаивает, чтобы вся семья проводила время вместе хотя бы дважды в год. Зимой мы собираемся в фамильном особняке.

«Ну это ты, наверное, и так знаешь», – подумал я.

– А летом?

– Лето каждый проводит, где хочет, но на одну неделю все мы обязаны явиться в загородное поместье. Отец строг.

– Мой тоже, – понимающе кивнула Марта.

– Вряд ли строже моего.

– Поверь, такое вполне может быть.

– Всё так серьёзно?

– Даже хуже, – округлила глаза Марта, но потом улыбнулась. – Но я его понимаю. Мама скончалась при родах, он растил меня сам. Думаю, растить девочку такому суровому человеку было не просто. Я знаю, что он меня очень любит, и потому прощу ему всё.

– Звучит пугающе.

– Ничего особенного, – поспешила поправиться Марта, – просто меня растили скорее как мальчика. Благородных девушек в нашем захолустье не было и нет, так что придерживаться нежного образа в качестве образца для воспитания не получилось. Отец говорит, что воспитывает меня так, как воспитывали его, потому что не знает, как по-другому.

– Что насчет гувернанток?

– Отец бы в жизни не доверил меня чужому человеку.

– В точности, как мой, – я опомнился, – по крайней мере, что касалось сестры. Мною, младшим сыном, больше занималась мать.

– Наследник рода твоя сестра?

Я кивнул.

– Переживаешь из-за этого?

Вопрос Марты был резонным. Девочки становились наследницами рода при двух условиях: право рождения – девочка должна была быть первенцем и иметь внушительный магический потенциал среди детей. В остальных случаях на наследство претендовал мальчик.

– Нисколько, – это было правдой. – Скорее рад. Сестре досталась вся ответственность. Я по сравнению с ней могу делать всё, что хочу.

– Так уж и всё?

Я чуть скривился – иногда Марта проявляла чрезмерную скрупулёзность к деталям.

– Я преувеличиваю, конечно, но с меня не спрашивают, как с неё. Я уже этому рад. А ты? – поспешил я перевести разговор в более безопасное русло.

– Я?

– Сколько вас в семье? – про Марту я знал ничтожно мало, и хотел узнать больше.

– Увы, я стала первым и единственным ребенком в семье. Отец больше не женился.

– Не могу не думать о нём с уважением, – честно отозвался я, и Марта кивнула.

Дело было в том, что оставлять только одного наследника, когда несчастные случаи были обыденным делом, к тому же дочь, которая всегда могла поддаться велению сердца и покинуть семью, взяв фамилию мужа, было рискованно. Тогда весь род мог попросту кануть в лету.

Обычно главы семей женились повторно по смерти супруги или супруга, хотя бы для того, чтобы обзавестись большим количеством наследников. То, как поступил отец Марты говорило о крайней степени преданности покойной жене. Падчерицам почти всегда жилось худо при мачехах и, конечно, мог родиться мальчик, к тому же более сильный.

Впрочем, насчет сил Марты у меня уже имелись некоторые сомнения.

Но спросил я не об этом.

– Значит, твой отец отдаст тебя только тому, кто согласится войти в ваш род?

Марта снова кивнула.

Мужчина, как и женщина, мог перейти в другой род, но на практике такое происходило относительно редко. В таких случаях должен был быть действительный интерес к роду девушки и парень не должен был быть наследником собственного рода. К тому же существовало негласное пренебрежение к мужчине, согласившемуся на переход.

– Я могу задать более личный вопрос?

– Конечно.

– Отец тебя уже сосватал?

Вопрос был вполне законным – в благородных семьях такая практика существовала испокон веку.

– В наших краях есть два семейства, готовых с нами породниться…

– Целых два? – я искренне удивился.

Не мог припомнить подробностей о происхождении Марты. Знал только, что она, как и почти все здесь, благородная, но поскольку к ней не было должного уважения, да и никто не слышал о высоком положении её семьи, я отнёс её род к менее знаменитым и потому неважным.

Однако, тот факт, что сразу два семейства готовы были предоставить жениха несколько менял картину и заставлял более подробно разузнать об её происхождении.

Марта тем временем кивнула и продолжила:

– Когда я вернусь из академии, то смогу выбрать сама. Так решил отец и о том сообщил соседям, не желая портить ни с кем отношения, да и неволить меня навязанным выбором не стал бы. Он хоть и очень строг, даже жесток, но не самодур и любит меня.

Я задумался.

– Ты уже решила, кого выберешь? – я был рад, что свечи давали не так много света, и в медовом пламени, рассеянном вокруг, было сложнее разглядеть следы смущения на моем лице.

– Мне всё равно, кто из них, – повела плечами Марта.

Мы замолчали; продолжить разговор означало ступить на тонкий лёд. Один раз я уже всё испортил своим скорым приглашением на бал и теперь не собирался вести себя с ненужной поспешностью. Времени до окончания академии было достаточно.

Глава 9 Филипп

Столица шумела суетой наступивших праздников. Повсюду сновал народ, разъезжая на санях вдоль главных улиц. Булочные и кондитерские полнились гостями, у дверей тянуло горячим шоколадом и облепиховым чаем. Владельцы лавок и не думали прекращать торговлю. Вот отшумит неделя, поуляжется радостный пыл, опустеют кошельки – можно и отдохнуть.

В одном из таких заведений я и застрял с сестрой. Она с подругой надумала покататься по лавкам и я был назначен сопровождающим. Мы уже побывали у портных и в галантерее, выпили кофе, полюбовались на ярмарочных скоморохов, но пылу до развлечений девушкам было не занимать.

Они крутились у одного из прилавков с украшениями, затащив меня к самым дорогим ювелирам. Я слонялся без дела, блуждая по побрякушкам бессмысленным взглядом. Пока не наткнулся на мелочь, привлёкшую моё внимание. Это был тонкий серебряный браслет с литой розой, закреплённой посередине. Её лепестки покрывала чёрная эмаль – как необычно.

– Выбрал себе, что-нибудь? – Ксения повисла на моей шее, обняв со спины.

– Нет. Вы закончили? – оторвал я от себя сестрицу.

– Да. Сейчас рассчитаемся и пойдем. Точно ничего не выбрал?

– Говорю же, нет.

– Когда ты уже обзаведешься девушкой и я буду помогать тебе выбирать подарки?

– Сам справлюсь.

– Конечно, нет, – возмутилась сестра поправляя меховой воротник моего пальто. – У тебя нет вкуса.

– Как будто у тебя он есть, – закатил я глаза – в этом была вся моя сестра: самоуверенная, настырная и деспотичная.

– Нахал! – с наигранным негодованием она ударила меня новенькой красной перчаткой по плечу.

***

Вечером за столом, где вся моя семья собралась в полном составе, царило настроение торжества и радости от встречи. Несмотря на то, что сбор был обязательным, мы были рады повидаться, поскольку поводы выпадали не так часто.

Во главе стола восседал отец, слева от него мама. Отец был высоким широкоплечим статным мужчиной с окладистой бородой, тронутой сединой, и едва начинающими редеть волосами, стянутыми лентой. На его плечах парадный камзол красного цвета, отличавшего в нём мага огня, черные штаны-галифе.

Он поднялся, держа в руках хрустальный бокал за тонкую ножку, и произнёс:

– Первый тост, по традиции, поднимаю за нашу семью и за процветание в новом году.

– За процветание! – нестройным хором отозвались остальные, поднимаясь следом.

Зазвенели бокалы, заулыбались лица.

– Надеюсь, второй тост будет за продолжение рода, – достаточно громко и язвительно произнесла моя тётка, Светлана.

Мамина сестра, дама в ярко-оранжевом наряде и разноцветными перьями в прическе сидела по левую сторону от матери. После своего двусмысленного комментария она вытаращилась на Ксению своими подведенными тушью глазами.

Я тут же опустил руку на колено сестры. Она сидела справа от отца на месте наследника рода, я сидел рядом. Ксения медленно выдохнула и улыбнулась:

– Какая прекрасная мысль, тётя Света.

Женщина напротив поморщилась – она терпеть не могла этого обращения, давно заставив всех обращаться к себе не иначе как Светлана Витальевна.

– Ещё прекраснее было бы кому-то наконец взяться за дело, – она опустила локоть на стол и чуть навалилась вперед, будто так могла задавить свою племянницу.

Отец не вмешивался, со спокойствием удава потягивая шампанское, мама усердно пилила ножом горошину, я ощутимее сжал ногу сестры, стараясь предотвратить вспышку гнева, к которому та была склонна, унаследовав от отца не только стихию, но и вспыльчивый нрав.

– Вам никто и слова не посмеет сказать, если вы решитесь потрясти устои в вашем возрасте. Тётя Света, – сдерживаясь из последних сил, ответила сестра.

– Да как ты смеешь! – дама грузно поднялась с собственного места.

– Оставим серьезные разговоры на потом, – оборвал обеих отец.

Может, со стороны и показалось, что он остановил родственницу, но на самом деле важным было то, что он считал разговор серьёзным и только что пообещал сестре к нему вернуться.

Тетка со сквозившим на обрюзгшем размалёванном лице удовлетворением опустилась на место, подняла брови, втянула ямками щеки и, как ни в чём не бывало, взялась за отбивную.

Вот поэтому я нисколько не сожалел о том, что не являюсь наследником.

Сестра окончила академию вот уже несколько лет назад и устроилась на место младшего помощника в министерство. Должностью и обязанностями она была довольна, будучи деятельной и подвижной с малых лет. Она уже видела, как строит карьеру, меняя жизнь порученных её заботам людей к лучшему, когда разговоры о замужестве перешли из ряда «в скором будущем» к «давно пора принять решение».

Замуж она не хотела. И не потому, что была чрезмерно серьёзной и независимой, просто её картина идеального супруга складывалась из довольно определённых представлений, соответствовать которым было не просто.

И если кто-то полагал, что дальше я разверну бесконечный список характеристик, то ошибся бы. В разговорах на эту тему она всегда обходилась парой простых надежд.

Прежде всего, её супруг должен не уступать нашему отцу. В этот момент отец выглядел польщенным и довольным. Когда Ксения была моложе, он даже поощрял такой настрой. Конечно, его девочка была достойна лучшего. Вторым запросом являлось наличие силы, и это было не какое-то расплывчатое определение. Супруг должен был победить её в бою!

Не знаю, шутила ли она или говорила серьёзно, когда придумала свои требования, но со временем им не изменила и оставалась при своём.

И что здесь было делать? Требовался более сильный маг, в то время как сестра была невероятно сильна, да ещё такой же достойный муж, как и отец.

Если в этот момент надежда ещё могла дышать, то следовало упомянуть, что и у семьи в целом были запросы к тому, кто станет продолжателем рода вместе с сестрой.

Как здесь не обрадоваться, что я не сижу на один стул левее, вплотную к отцу. Я перевёл взгляд на двух младших братьев и сестру – они копошились справа от меня, ещё дальше от проблем благодаря более позднему появлению на свет. Самому старшему было около десяти и он только прислушивался, пытаясь разобраться во взрослых проблемах.

После обеда все разбрелись по гостиной, обмениваясь новостями, делясь планами. В один из моментов я заметил, как отец и сестра покинули общий зал.

– Как твои дела, родной? – подошла мама, сжала мою руку чуть пониже локтя.

– Все отлично, не беспокойся.

– С учёбой нет сложностей?

– Никаких.

– А как прошел экзамен с огнём? – мама была в курсе всего, что со мной происходило – с ней я делился всем.

– Просто идеально, – довольно растянул я улыбку. – Кажется, мне удалось договориться с огнём.

– Неужели? – мама выглядела поражённой – столько лет мне никто не мог помочь, даже отец с сестрой давно махнули рукой. – Как тебе удалось?

– Нашел замечательного учителя.

– Тогда почему ты об этом не написал? – заволновалась мама, всегда следовавшая правилам хорошего тона; мои манеры и тактичность – её полная заслуга. – Я бы отправила ему подарок в знак благодарности. Очень неудобно теперь получается, – мама закусила нижнюю губу. – Нет, пусть и с запозданием, но нам нужно его поздравить. Кто это? Я подберу подарок пока ты будешь гостить у нас, а позже сможешь отвезти и вручить в академии.

Я немного помедлил, но всё же решил не создавать между нами секретов после стольких лет доверия.

– Это она, – тише произнёс я, пользуюсь тем, что поблизости никого не находилось. – Мы в одной группе.

– А почему ты шепчешь? – таким же заговорщическим тоном спросила мама.

Я посмотрел на неё долгим многозначительным взглядом и пригубил напиток.

– О-о, даже так? – она поняла всё правильно. – Дорогой, – едва заметная морщинка беспокойства обозначилась меж её бровей. – Ты же знаешь, что могут возникнуть сложности?

– Даже не сомневаюсь. Поэтому прошу не говорить отцу. Я постараюсь сам во всём разобраться.

Мама колебалась: не говорить отцу было непростым делом.

– Мама, не переживай, прошу, – я сжал её руку в ответ, глядя в глаза. – Ты всегда давала мне то единственное, в чём я нуждался – свою любовь. Только поэтому я верю, что смогу найти своё счастье, как бы ни было сложно в этой семье.

Мама пристально смотрела в мои глаза, будто стараясь разглядеть всё то, что я пока не был готов озвучить, но одно она поняла точно: я был полон решимости поступить по-своему.

– Я с тобой, сынок, – наконец сдалась она, взяв на себя обязательство молчать. – Но если тебе потребуется моя помощь или поддержка, обещай, что скажешь мне об этом.

Я кивнул, улыбнувшись.

– О чём это вы здесь шепчетесь? – подплыла моя тётка, увы, пропустив самое пикантное.

– Прошу Филиппа соблюдать равновесие между учёбой и отдыхом. Он выглядит измождённым, и цвет его лица мне не слишком нравится, – не моргнув глазом, увернулась от неудобных расспросов мама.

– Да, действительно. Бледноват.

Я успел поговорить со всеми родственниками: дядями и тётями, племянниками и племянницами, кузенами всех дальностей родства. Освежив линии чужих жизней в собственной памяти и поделившись делами об учёбе, я предпочел откланяться. Разговоры будут наполнять эти стены все дни каникул – спешить некуда.

Когда я шел по коридору к парадной лестнице, уводившей наверх, к спальням, в меня чуть не врезалась сестра.

Дверь кабинета отца распахнулась, она вылетела наружу, в слезах, злая. Локоны чуть растрепаны, кожа блестит лёгкой испариной – они, должно быть, ожесточенно спорили.

Увидев меня, Ксения кивнула, я ответил таким же коротким кивком: мы всегда прекрасно понимали друг друга без слов. Размашистой походкой, чуть приподняв подол многослойной малиновой юбки, Ксения направилась в спальни.

Я не спешил, давая ей немного свободного пространства – на дальнейшие разговоры она была явно не настроена.

Следом вышел отец, увидел меня.

– Как дела, сын?

– Всё хорошо.

– Хочешь поговорить?

– Нет. Всё как всегда.

– Тогда пожелаю тебе спокойной ночи – день был насыщенный.

И мы попрощались.

Жизнь будет насыщенной, подумал я, если принадлежишь к одной из знатных семей столицы, и не просто знатных, но тех избранных, в которых мечтают родиться все, кто к ним не принадлежит и искренне ненавидят все те, кому не повезло в них родиться.

Возможно, многим мои жалобы покажутся смехотворными, ведь я был тем, кто родился с серебряной ложкой во рту – на что мне было жаловаться? На самом деле моя жизнь больше напоминала нескончаемое следование долгу и тому пути, который соответствовал моему происхождению и статусу. И пусть я не являлся наследником, это не означало, что с меня не спрашивали.

Многое из того, что отметила Марта в своей пламенной речи, там, в беседке, было выковано моим отцом и взращено моей матерью. Они наделили меня столькими добродетелями, сколькими смогли. Но даже это не сделало из меня ни послушную марионетку, ни самолюбивого фанфарона, ни приличного сына семейства. Хотя последнее определение подходило мне наиболее точно, если не заглядывать слишком глубоко в душу.

Под кожей мне удалось остаться, отчасти, совершенно обычным человеком, не чуждым к горестям и тяготам сестры, которую я горячо любил, несмотря на нашу разность во всём. И ещё я был достаточно эгоистичен, чтобы рассчитывать на собственное счастье.

Я, как и сестра, всю жизнь смотрел за тем, как трепетно друг к другу относятся родители – редкость в договорных браках, и всё же им повезло. Как и сестра, я желал себе того же счастья, если такая возможность появится, то есть, я имел в виду, если появится такой человек. Но, в отличие от сестры, я имел преимущество: не наследовал род, как глава семьи, а значит, обладал несколько большей, пусть и условной, свободой. И если не сдавалась Ксения, то уж я точно попытаюсь.

Меня не пугал ни грозный отец, ни общественное мнение. И с тем, и с другим я собирался поспорить. Я не обладал статусом наследника, но имел достаточно достоинства, чтобы побороться за свою собственную жизнь.

Глава 10 Марта

Без Филиппа в академии было одиноко. Мы общались, пусть и условно, чуть более месяца, но разлука на неделю показалась мне годом беспросветной тоски.

Я маялась и не знала куда себя деть. Читала так много, что в глазах полопались вены; спала до позднего утра, а однажды до самого обеда; аппетита не было и я не ела; на улицу не хотелось, хотя снаружи вовсю пригревало солнце; я таращилась в календарь, прибитый мной уже на второй день напротив кровати и вычеркивала дни. Дни впервые казались мне бесконечными.

Было безумно необходимо знать, чем занимается Филипп. Должно быть, он проводил время с семьёй, гулял по городу с друзьями, ходил на балы, много смеялся, наслаждаясь каникулами. Вот бы на него посмотреть, хотя бы мельком.

Только в последний день каникул перед занятиями я разглядела себя в зеркале. Вид мой оставлял желать лучшего. До каникул. Сейчас же в мой адрес можно было бросить: в гроб краше кладут. Я заставила себя тщательно вымыться и привести в порядок волосы и платья. На этом силы закончились. Когда приедет Филипп я не знала, но, скорее всего, можно было рассчитывать, что увижу его завтра на занятиях.

Правда это всё, на что я могла рассчитывать. Часы в библиотеке были отработаны, с огнём Филипп разберется и сам – нет причин со мной видеться. Меня снова унесло в тревожный сон.

В классе зельеварения я оказалась первой. Села в дальнем углу и принялась ждать. Кабинет медленно заполнялся студентами, которым не терпелось обсудить накопившиеся новости, отгремевший бал и другую несущественную ерунду.

Пришел профессор, а Филиппа всё не было.

– Так-с, – оглядела молодых людей Стефания Андреевна, – старосты нет?

– Я здесь! – вбежал Филипп, запыхавшись.

– Замечательно! Рассадил на это полугодие?

На зельеварении мы работали парами, все, кроме меня – количество студентов в группе было нечетным. Профессор требовала смены пары каждые полгода, чтобы мы учились работать сообща, но не паразитировали друг на друге.

– Конечно, – и Филипп стал зачитывать пары и номер котла, за которым им предстояло работать.

Слышалось недовольство: кто-то был не рад паре, кому-то не нравилось место; но были и радостные возгласы. Особенно когда парню попадалась одна из привлекательных девушек в группе. Девушки вели себя сдержаннее, но по их лицах все читалось довольно просто. Я ждала конца списка, где мне определят котел для работы, а на самом деле смотрела на Филиппа.

Наконец он произнёс моё имя, затем своё, и Ивана, парня, которому в этом полугодии предстояло работать самостоятельно.

Аудитория полнилась шумом собственных назначений и поэтому все не сразу сообразили, что случилось под конец.

– Молодец, Филипп, – похвалила профессор, – очень удачное распределение. А теперь расходимся по местам и открываем учебники на восьмой странице. Тема следующих уроков – зелье Грибницы. Сегодня вам необходимо сварить бульон для зелья, это первые двенадцать ингредиентов по списку и первые пять фаз. Приступаем.

Студенты разошлись по кабинету, бросая в угол, где стоял наш котёл, косые взгляды и переговариваясь шепотом. Больше всех шумел Иван, он был не слишком одарён академически и всегда рассчитывал на напарника. Громко пыхтел и возмущался, что у него не все ингредиенты.

– Селиверстов, – Иван умудрился вывести из себя профессора почти сразу, – у всех все ингредиенты, а у тебя нет. Иди жалуйся и, желательно, не возвращайся. А если всё же надумаешь поработать, открой визуальный словарь и сверь названия с картинками, и только потом подходи к шкафу с материалами. Будешь шуметь дальше, с удовольствием приглашу в академию твоего отца.

Больше от Селиверстова не было слышно ни звука.

– Привет, – поздоровался Филипп, когда ажиотаж по поводу нового распределения немного спал – никто не хотел попасть под горячую руку профессора, и нас на некоторое время оставили в относительном покое.

– Привет.

– Ты заболела?

Я отрицательно покачала головой после небольшой заминки. Быстро соображать не получалось. К тому же он – такой красивый – находился так близко.

– Тебе плохо?

– Уже хорошо, – тихо выдохнула я и попыталась улыбнуться.

Филипп посмотрел на меня долгим взглядом и на некоторое время сосредоточился на котле, наливая нужное количество воды.

– Я задаю вопросы, – прошептал он, – ты отвечаешь.

Я кивнула, высыпав в котел порошок из толченых иголок хвои.

– Ты мало ела?

Голова была словно в тумане, поэтому язык поворачивался медленно.

– Да.

– Ты мало спала?

– Нет. Наоборот, очень долго.

– Ты выходила гулять?

– Нет.

– Ты много занималась со стихией?

– Нет. Вообще не занималась, – промямлила я.

Впервые мне требовалось столько усилий, чтобы отвечать на вопросы.

– Занималась заданиями?

– Нет.

– Читала?

– Все время. Если не спала.

На этом разговор прервался. Мы закончили с бульоном и ждали проверки профессора. Вернее, Филипп закончил, от меня было мало толку. Под конец я чуть всё не испортила, пересыпав тысячелистник. Филипп вовремя поддержал мою зависшую над котлом руку, останавливая.

Работой Филиппа профессор осталась довольна и разрешила всем расходиться.

– Ты, – отчетливо произнёс Филипп, чтобы в гомоне я услышала. – Хорошо ешь в столовой, – это походило на приказ. – Если останешься такой же вялой и слабой, я не смогу попросить тебя позаниматься со мной магией огня. За каникулы накопились вопросы и мне нужна помощь. Однако, – он окинул меня взглядом, – тебе она нужна больше. Так что просить я не могу.

– Со мной всё хорошо, – попыталась я ответить энергичнее и лучше сосредоточиться.

– Оно и видно.

– Пару дней, – хваталась я за соломинку. – Дай мне пару дней.

Филипп кивнул.

***

Проснулся аппетит. Может, всё дело было в том, что в некотором отдалении я снова видела собственное божество. Он похорошел за каникулы. Посвежел – отдых пошел ему на пользу.

Мы снова будем заниматься вместе. Я с удовольствием затолкала вилкой смачный кусок буженины в рот. Было ли это связано с едой или Филиппом, но в голове начало проясняться.

Почему он решил заниматься со мной на зельеварении? Разве он не понимал, что такой выбор не будет одобрен остальными? Это не пойдет на пользу его статусу. Нужно, наверное, поговорить с ним об этом.

Обед был закончен. Я поторопилась отнести посуду и направилась на занятие. Следующей шла история, и я хотела оказаться в кабинете раньше Филиппа. Возможно, если ребята решат докопаться до странного выбора, то на угли получу я, а не он.

Мысль мне очень понравилась, вот только я ошиблась. До меня никому не было никакого дела. Ребята, вернувшиеся с обеда, косились на меня и посмеивались, но, кажется, совсем не собирались предъявлять претензий.

Филипп оказался в кабинете в сопровождении друзей, окинул всех взглядом, зацепив и меня, и направился к своему месту.

– Так что это было, господин староста? – вдруг перед его столом оказалась Елена.

По общему мнению она считалась самой красивой девушкой в группе, и именно её Филипп пригласил на первый зимний бал. Все пророчили из них двоих замечательную пару, но почему-то не сложилось. Елена продолжала крутиться рядом и я видела неприкрытый интерес, который она, впрочем, старалась завуалировать шутливым флиртом.

Девушка перекинула косу светлых волос через плечо и уставилась на Филиппа.

– Ты о чём? – ровно спросил тот, продолжая доставать из сумки предметы к занятию.

– Что за смехотворная рассадка? Зачем посадил Ваню одного?

– Вот-вот! – Иван, внимательно следивший за происходящим и очевидно питавший к старосте не самые радужные чувства после утренних событий, оказался рядом в мгновение ока.

Мне это не понравилось – это было именно тем, чего я опасалась.

– Что я один буду делать?

– Учиться, – сквозь зубы произнёс Филипп.

Иван сцепил кулаки, сжал челюсть.

Я напряглась.

– Мальчики, мальчики, не стоит воспринимать всё так остро, – примирительно произнесла Елена, положив руку на крепкое плечо Ивана, и тот немного расслабился. – Филипп, всё же было хорошо. Марта всегда работала одна и, наверное, и сейчас не откажется, – с этими словами она обернулась ко мне. – Марта, ты же не против работать самостоятельно?

– Не против, – я поднялась с места, спеша согласиться.

– Вот видишь, – Елена улыбалась, довольная что так удачно ведет разговор. – Она не против.

– Я против, – сказал Филипп не терпящим возражений тоном, откинулся на спинку стула и в упор посмотрел на Елену.

– Почему, могу я узнать?

– Марта три с половиной года работала одна.

– И что? – будто не понимая, протянула Елена, поправив рукой пушистую челку – она всегда ходила с толстым шиньоном прикалывая его к волосам, чтобы волосы на лбу лежали идеально.

– И всё, – сказал как отрезал. – Если не нравятся мои решения, старосту легко переизбрать.

От волнения у меня засосало под ложечкой. Я уже видела моменты, когда Филипп проявлял твёрдость характера. Если он принял решение, ничто не могло его поколебать.

Как же он великолепен собственной несгибаемостью. Я не могла не восторгаться. Вот только мне было жаль, что трение с ребятами возникло по такому несущественному поводу, как я.

– Ну чего ты завёлся, – тут же пошла на попятную Елена. – Уже и спросить нельзя. Какой же ты всё же принц, – протянула она, чуть обойдя и коснувшись его плеча. – Не можешь оставить даму в беде.

Филипп ничего не ответил. В этот момент вошел профессор и попросил всех садится, пожелав начать занятие немногим раньше.

Следующие пару дней жизнь окончательно ко мне вернулась. Я всё так же тщательно наблюдала за Филиппом. Хорошо питалась и ломала голову, какие у Филиппа сложности с огнём.

На следующем занятии по зельеварению я не сдержалась.

– Я уже отлично себя чувствую. Если всё ещё есть вопросы, буду рада помочь, – тихо прошептала я над бурлящим котлом.

Филипп кивнул.

– Вечером в библиотеке? В семь?

– Да, конечно.

Оказавшись в назначенном месте в назначенный час я отыскала Филиппа в главном зале – там, где мы работали прежде.

– Привет, – снова поздоровалась я.

– Привет, – откликнулся он.

Мы уже виделись, но сейчас всё было иначе и мне хотелось произнести простое приветствие снова. Каждый раз встречать его было так сладко.

Он уже переоделся. После занятий носить форму было не обязательно. На Филиппе были легкие свободного кроя серые штаны и прямая бежевая рубаха с накинутой поверх жилеткой. Он выглядел просто, неброско, но это так ему шло.

– Как провела каникулы? – спросил он, возвращая меня с небес на землю.

Я, не ожидав вопроса, передернула плечами.

– Ничего особенного.

– Скучала? – вдруг спросил он и сам смутился – на скулы лёг едва заметный румянец.

– Очень, – разве это было не очевидным?

Я опустилась напротив, сев за стол.

– Ты могла довести себя до болезни, – осуждая, произнёс он.

– Прости.

– Больше так не делай.

Я смотрела на него и думала: тогда не уезжай больше. Будь рядом со мной изо дня в день и только в этом случая я могу обещать.

Это было в принципе не возможно.

Раньше всё было несколько иначе. Я любовалась им издалека, помогала тайно, а летом мечтала о том, как мы снова встретимся. Так было до того, как у меня появилась возможность побыть с ним рядом. До того, как он разрешил коснуться своей руки в библиотеке, как пришел в мою комнату, как разрешил мне смотреть столько, сколько захочу.

– Я хотел поблагодарить тебя за помощь с экзаменом, ну или экзаменами, – добавил он и протянул мне длинную коробочку.

Под крышкой я увидела тонкую металлическую нить и чёрную розу.

– Так красиво, – произнесла я и подняла взгляд.

Филипп стушевался, нахмурился и тут же схватился за книги, говоря что у него скопилось много вопросов. Он слегка тараторил и запинался, но через несколько минут успокоился и мы всё же смогли обсудить заклинания огня.

Уже заканчивая, я решилась:

– Филипп…

– Да, – он делал пометки о том, что мы обсудим через пару дней – мы условились о следующей встрече.

– Я думаю, что мне лучше работать на зельеварении одной.

Он запнулся, тяжелая чернильная капля испачкала лист.

Филипп отложил перо, затем закрыл чернильницу и только потом ответил мне вопросом:

– Тебя волнует, что думаю я?

– Конечно.

– Тогда мы останемся в паре. – Я видела сквозившее на лице напряжение.

– Но это может испортить твои отношения с остальными ребятами – вспомни тот разговор. И работаем мы здесь у всех на виду.

Филипп сложил руки впереди на столе и переплёл пальцы.

– Мне всё равно кто и что подумает, – говорил он, не поднимая взгляд от собственных кистей. – И твоё мнение на этот счет я слышать не хочу.

Его взгляд наконец оторвался от стола, и он посмотрел на меня.

– Есть возражения?

Я отрицательно покачала головой.

– Вот и отлично.

С этими словами он поднялся и ушёл.

Я развернулась на стуле и посмотрела ему вслед.

Елена была права – он был настоящим принцем.

Совершенством.

Глава 11 Филипп

Я намеренно явился к самому началу зельеварения. Не было желания улыбаться всем подряд и отвечать на докучливые вопросы. У меня была задача и только её я держал во внимании.

Всё пошло так, как я и задумал. Профессор, прежде всего, озадачилась рассадкой и я был готов. Вот только вид Марты немного выбил почву из-под ног. Она выглядела – как бы это правильно сказать… в гроб краше кладут.

Бледнее чем обычно, хотя до этого я не знал что существует такая степень прозрачности. Кожа – разбавленное молоко, голубые жилки наружу. С глазами тоже самое, только здесь сетка красных вен. Под глазами синяки и взгляд рассеянный. Похудела и стала выглядеть точно призрак.

Судя по виду, болела все каникулы. Нужно срочно отвести её к лекарю, если она ещё сама у него не побывала. Надеюсь, ничего серьезного.

Взять себя в руки было сложно, но я всё же справился – прочитал список рассадки. Реакция меня волновала немного больше, до того, как я увидел Марту. Сейчас мне было просто чихать, нужно было срочно понять, что с ней приключилось.

– Тебе плохо?

– Уже хорошо.

Что это значит?

Я видел её притупленный взгляд, но даже так она старательно следила за всем, что я делаю. Я понял, что она имела в виду своим «уже хорошо». Для такой ненормальной особы это как раз было в порядке вещей. Меня смущала её одержимость, но…

И тут я сообразил, что с ней случилось!

Быть не может! Она что, совсем ненормальная?!

Я задавал вопросы, чтобы подтвердить собственные догадки, и я оказался прав. Состояние Марты не имело никакого отношения к болезни, если, конечно, её одержимость нельзя было описать подобным образом.

Тоска чуть не высосала её. Я слышал о таком, но никогда не видел, и никогда бы не поверил, что можно было довести себя до такого за какую-то неделю.

Вот же дура!

Дальше я не слишком церемонился. Немного откровенной манипуляции, надеюсь, пойдёт ей на пользу: я велел ей хорошо есть в обмен на то, что мы и дальше можем проводить время в библиотеке. И без того собирался просить её об этом, но она разозлила меня до каленого духа! Так изводить себя! Я ведь даже не умер!

В обеденном зале я почувствовал себя лучше. Марта ела и таращилась на меня. Так гораздо лучше. Всё было как всегда и мне это нравилось.

– Слушай, ну ты зарядил с рассадкой, – отвлек меня от мыслей о девушке Кирилл. – Но спасибо за Лиду, я оценил, – широко улыбнулся друг; я знал, что девушка ему нравится и не видел никакой причины не посодействовать.

– Почему я сижу с ним? – Максим ткнул большим пальцем на Григория, набивавшего рот курником.

Григорий перехватил кулак со всё ещё оттопыренным пальцем в свою сторону и развернул так, чтобы тот указывал вверх.

– Видишь, его мой выбор вполне устраивает.

– Ну ещё бы, – кипел Максим, массируя тёмную с отросшими кудрями макушку. – Это же мне придется контролировать дозировку, иначе что-нибудь точно сгорит или взорвется.

Григорий, рот которого уже был занят пятеркой жульенов, попытался скорчить невинную гримасу и развёл руками, словно каялся.

– Именно на то, что мы отзанимаемся целый семестр без происшествий я и надеюсь.

Максим, ретировавшись, глубоко выдохнул. Пара девушек, составлявших Гришке компанию в предыдущих двух семестрах, облажались. Один серьёзный пожар и один взрыв с телесными повреждениями. К счастью, повреждения коснулись самого Григория – он успел закрыть собой напарницу и потому лечил руку всю последующую неделю.

Я не сомневался, что присмотреть за неаккуратным Григорием сможет только внимательный Максим.

– Ладно. Переживешь, – Григорий наконец сделал короткую передышку и хлопнул Максима по плечу, тот чуть не подавился.

Григорий был магом земли – истинным магом земли: крупным, сильным, вся еда уходила в мускулы, а поскольку в голове мышц не было, то вот и результат.

– Аккуратней! – заорал Максим.

– Прости!

Мой лучший из всей нашей компании друг являлся магом огня, хотя походил на мага воздуха: был худ, жилист, легок на подъем. Только тёмные волосы, присущие большинству его племени оставляли сомнения. Маги огня часто рождались смуглыми брюнетами с карими глазами, а маги воздуха – белокурыми и светлоглазыми. Григорий также был типичным образцом своего элемента: рыжеватый и конопатый.

Я только в этот момент понял, что все мы очевидные представители своих стихий. Кирилла тоже не обошла та же судьба. Будучи магом воды, он являлся обладателем светлых волос и голубых глаз.

– Так, а собой зачем пожертвовал? – склонившись, спросил Кирилл. Я понял, о чём он.

Он спрашивал: зачем я сел с Мартой.

– Ну а как ты это себе представляешь? – опередил меня Макс. – Если давать ей пару, то кого? Кто не будет ныть и создавать проблемы? А кто эти проблемы должен разгребать потом? Иван, вон, ныл как, а его одного разве что посадили.

– Здоровый, а как скулил, – презрительно добавил Григорий.

– И то верно, – согласно кивнул Кирилл. – Но зачем ты её вообще трогал, пусть бы сидела одна. Её, кажется, это не слишком беспокоило.

Дальше прозвучало три ответа одновременно:

– Нам что, поговорить больше не о чем? – Спросил Максим.

– Тебя забыл спросить о том, что её беспокоит, – это был я.

– Так она же нравится ему, – произнёс Григорий, и все мы уставились на него.

А он не смотрел на нас. Повернулся и глядел поверх голов в тот угол, где сидела Марта.

– Что, прости? – переспросил Кирилл.

Григорий обернулся.

– То есть я хотел сказать, что он ей нравится, – Григорий задумался. – Да, Марте нравится Филипп, она ведь только на него смотрит.

– На него смотрят все девушки класса, – фыркнул Макс.

– Не соглашусь, – вставил Кирилл, который считал себя не менее популярным.

– Может и все, но не любая ради него вырежет у лягушки печень. Так что я думаю, Филипп замечательно устроился, – весомо заметил Григорий.

– Лучше не надо, – сощурившись произнёс Максим.

– Чего не надо?

– Думать, Гриша. У тебя не очень получается.

Сдерживаться дальше было невозможно и мы рассмеялись.

***

Уже через пару дней Марта действительно выглядела лучше. Ушли тени из-под глаз. Она всё ещё казалась хрупкой, но хотя бы не при смерти.

Я жутко нервничал, но всё же протянул Марте браслет. Пришлось выгадать один из дней каникул, когда сестра была занята, и я смог незаметно отлучиться из дома, чтобы заглянуть в лавку.

Марта смотрела широко раскрытыми глазами, а я вдруг подумал, что по удивленному выражению её лица можно решить, что я подсунул ей ту самую лягушку, а не подарок. Но ей понравилось, я был очень доволен.

И даже спросил скучала ли она. Пусть я был в этом уверен, но рассчитывать, что мне расскажут об этом если я не спрошу, не приходилось.

И затем вдруг это её гениальное предложение – снова сидеть одной на зельеварении. Её желание пожертвовать собой ради меня доводило до зубного скрежета. Нет бы просто порадоваться, что мы можем проводить время вместе.

Однако Марта оказалась права и слухи о том, что нас часто видят в библиотеке окрепли достаточно, чтобы нас стали обсуждать в той неприятной манере, когда делают вид, что не смотрят, но шепчутся, хихикая, небольшими стайками.

Я делал вид, что не замечаю; пытался вести себя как всегда. Мои друзья обходили тему стороной, должно быть считая слухи безосновательными.

Между мной и Мартой были только разговоры; я хотел узнать девушку поближе, она, похоже, противилась этому – наверное, считала, что я испугаюсь и сбегу. Если бы я мыслил как обычный парень своих лет, то, должно быть, сбежал. На самом деле мне было действительно интересно понять ход мыслей Марты.

Её логика сильно отличалась от логики девушек, с которыми мне приходилось иметь дело. Прежде всего, она не скрывала своих чувств и считала их само собой разумеющимся обстоятельством, поэтому, о чём бы мы ни говорили – а я, признаться, старался заставить её покраснеть, – она не смущалась. Смущался только я.

Причиной тому я видел тот факт, что Марта смотрела на меня с первого года обучения и давно приняла свои чувства. Для меня всё это было в новинку.

К тому же, я был немало удивлен тем, что и её не слишком волновало мнение группы. Вернее, очень даже заботило, если речь шла обо мне, но на себя саму ей словно было наплевать. А потом я понял, что ей просто не было никакого дела до других. Вообще. Её волновали только те, кто имел ко мне отношение.

После второго месяца общения я был вынужден признать, что Марта, как личность, на голову выше меня. Как такое вообще возможно?! Нет, я не считал себя самовлюбленным нарциссом, но разумно полагал, что Марта, отторгнутая обществом, должна быть скорее замкнутой, нерешительной, неуверенной в себе, стеснительной и скромной. Я бы мог добавить ещё ворох нелестных эпитетов, но все они относились к предполагаемой девушке, а не Марте.

С самого начала нашего общения я понял, что о нерешительности не могло быть и речи. Она вторглась в мою жизнь ураганом. Помогала со сложностями, такими, как сдача экзамена или докучливые сквозняки.

Опять же, она ни разу не волновалась, выказывая степень собственной одержимости ко мне. Краснел только я. А после стыдился того, что смущался, когда она так прямо и пристально смотрела в моё лицо.

Ещё я понял, что замкнутой она не была – ей попросту не с кем было общаться. Впрочем, не была она и многословной, она тщательно выбирала, что и как сказать, и оттого, наверное, я ещё ни разу никого не слушал с таким вниманием.

Следующем в списке шла мнимая – мнимая мной – неуверенность. Бесспорно, я судил Марту по себе. Осознавая, что я довольно посредственный маг воздуха, я чувствовал себя шатко: переживал, что заклинание не выйдет, стихия не откликнется, не хватит резерва, и всячески пытался это прикрыть. Я видел таких же как я, как видит рыбак рыбака.

Но Марта… С Мартой всё обстояло иначе, стоило взглянуть, как ловко и просто ей повиновался огонь. Она выглядела почти скучающе, показывая мне заклинания. Конечно, они были элементарными – для новичков, – но всё же… Я не видел сомнений и страха, что она откроет постороннему глазу свою несостоятельность как мага. Хотя, может быть, дело было во мне? Может, она не чувствовала себя неуверенной, потому что смотрел я?

Но как же волнение, связанное с тем, что каждый пытался выглядеть лучше, особенно перед тем, кто действительно нравится? Я был уверен, что уж это чувство свойственно абсолютно всем.

Духи, неординарность этой девушки выбивала почву из-под ног. Так мог вести себя только очень сильный маг, но, увы, я точно знал, что у Марты был средний, или ниже, потенциал, даже ещё раз сверился с её личным делом. На занятиях по родной стихии я не мог её видеть – девушки занимались в отдельном зале.

И всё же, мало в ком я видел и чувствовал такую независимость и волю, как в ней. Она была словно королева в высокой белой башне. Наблюдала за всем сверху и не слишком заботилась о том, что происходит внизу. Всё менялось в одном-единственном случае – в том случае, когда дело шло обо мне.

***

– У меня есть подарок, – вдруг сказала Марта, отрывая меня от собственных мыслей.

Всю прошедшую неделю академия гудела разговорами о Дне влюблённых. Ничего особенного, просто в середине февраля пары обменивались признаниями, дарили друг другу шоколадные конфеты и несбыточные обещания любить до гробовой доски.

– Подарок в твоей комнате, – добавила она, как нарочно, глядя пристально.

– Как тебе удалось пробраться незамеченной в мужское крыло? – я старался выглядеть непринужденно.

– Магия, – просто ответила она и улыбнулась.

Её улыбка – улыбка королевы из башни – была лёгкой и спокойной. Я не понимал, как можно выглядеть открытой до простоты и в то же самое время загадочной.

Это сбивало с толку.

Я не хотел произносить избитых слов вроде не «стоило» – ещё как стоило (!), и да, я был польщен вниманием. Я рассчитывал на него со стороны Марты и был рад получить. Мне в первый раз с детских лет хотелось скорее узнать, что это. Но виду я, конечно, не подал. Поблагодарил.

***

В свою комнату я входил, затаив дыхание. Что это? Открытка с признанием, или, может быть, сладости в форме сердца – такой подарок был очень популярен. Девушки часто дарили мне подобное в прошлые годы и в этот.

Кучу свертков я находил в общей гостиной. Само собой, я к ним никогда не притрагивался, разрешая ребятам разобраться с едой и другой дребеденью. Ещё предупреждал их, чтобы проверяли десерт на предмет зелий, но немногие относились к моим предупреждениям серьёзно, за что после расплачивались разбитыми сердцами и головной болью лекарей.

На моем столе, у окна, на фоне голубеющих леденистых узоров стояла роза. Цветок не был обрезан, сидел в небольшом горшке. Только один бутон успел распуститься, остальные тянули тяжелые головки выше темно-зелёной листвы.

Я вошёл, плотно прикрыл дверь, щелкнул замком. Опустился на стул, приник взглядом к нежно-розовой сердцевине. Цвет развеивался к краю и полностью исчезал в молочно-бежевом неуловимом оттенке.

Волнуясь, я приблизился, чтобы вдохнуть. От цветка исходил ощутимо сладкий с терпкой ноткой аромат – аромат жаркого лета, аромат блаженной расслабленности, такой, которая бывает только когда жар земли и воздуха заставляют двигаться и думать медленнее, и всякое отсутствие движения видится благом. Это была чистая магия природы – магия иллюзий и отдохновения.

Но откуда она могла знать? Как Марта узнала, что я просто обожаю цветы? Стыдился этого, вне всякого сомнения, порока для мужчины – и всё же обожал. Пусть в этой маленькой прихоти не было ничего особенного, но я плохо представлял, как, например, сообщу об этом друзьям. И вряд ли мог представить, что я, а не моя девушка, стану получать букеты.

Я чувствовал себя одновременно смущенным тем, что кто-то узнал о моей маленькой тайне кроме матери и сестры – для них это не было секретом, – и довольным.

Сложил на столе руки и спрятал заплывшее румянцем и удовольствием лицо, будто здесь, в уединении стен, кто-то мог подсмотреть.

Аромат розы наполнял комнату, я дышал красотой и был готов тихо ворковать. Марта подарила мне не просто цветок, а несколько мгновений лета среди холодного февральского дня.

Что мне остается сказать? В том далёком разговоре я бросался словами направо и налево, вопил, что «не падок на сопливую романтику». На самом деле именно таким я и был, чего жутко стыдился.

Парню не пристало любить цветы и получать их в подарок – это не мужественно. Но что я мог поделать, если нежность лепестков, чарующий аромат и сверхъестественная красота цветов навеки покорили моё сердце?

Мог ли я найти ту, кто примет меня таким, какой я есть? Не станет высмеивать мои маленькие слабости? А главное, будет смотреть на меня восторженно-влюбленным взглядом до конца времен.

Мне показалось, что это Марта. И теперь я очень надеялся, что не ошибся.

Я коснулся розы; Марта так хорошо угадывала меня, что становилось страшно. Но одновременно с этим я чувствовал странное, неодолимое притяжение к этой девушке. Она так ярко светилась, что хотелось зажмурить глаза и греться в её тепле.

Не понимаю, почему другие этого не видели?

Оставалось надеяться, что я не стану ей неприятен, когда она узнает меня ближе. Кажется, моя тяга к цветам её не смущала. Мне так хотелось, чтобы она вот так – всегда – смотрела на меня пристальным взглядом. Только на меня и ни на кого другого.

Пусть и она примет мой подарок.

Глава 12 Марта

Я привыкла находиться рядом. Чувствовать его запах, ощущать его тепло. Для этого мне не нужно было прикасаться: маги огня могли ощутить внутренний огонь, свойственный любому существу, если были достаточно чуткими.

Как бы мне хотелось увидеть его в момент, когда он обнаружит розу очень редкого сорта. Достать её было сложно, но мне удалось – замечательный экземпляр. Уверена, что ему понравится.

Филиппу нравились цветы – это было не сложно заметить. С приходом весны он часто прогуливался в парке академии и задерживался там тем дольше, чем обильнее цвели клумбы. Иногда, думая, что его никто не видит, он склонялся к соцветию и вдыхал аромат, улыбался.

Он всегда готовился к экзаменам на открытом воздухе. Занимал стол под сенью буков, неподалеку от розовых кустов, и проводил там часы напролет в компании друзей. Они постоянно зудели, жалуясь на насекомых и жару. Когда Филипп уставал, то просто прикрывал глаза, опуская сложенные руки и голову на стол и замирал на некоторое время.

Вспоминая красочные летние картины, украшенные великолепием присутствия Филиппа, я вернулась в свою комнату. На моем столе лежал небольшой футляр.

Я вспыхнула.

Такими футлярами обменивались в день всех влюблённых. Простые коробочки, обтянутые красным бархатом. Легкое нервное возбуждение взвилось по спине, коснулось шеи невидимыми всполохами. Я подошла ближе и осторожно взяла предмет в руки.

Внутри оказался браслет, напоминавший тонкий хлястик сизо-лилового цвета – цвета магов воздуха. На обратной стороне ремешка стояла заглавная буква Ф.

Я присела на кровать, прикрыла глаза и, медленно досчитав до пяти, вдохнула. Затем снова открыла глаза и проверила, не привиделось ли мне это чудо. Браслет всё так же лежал на моей руке.

Такие браслеты считались признанием. Цвет всегда соответствовал стихии дарителя, а надписи на обратной стороне могли быть самыми разнообразными.

Я положила браслет поперек левой руки – выше чёрной розы – и застегнула на запястье. Поняла, что более дорогой для меня вещи отныне не существует.

Разве я могла надеяться, что Филипп обратит внимание на такую, как я? Разве можно было в здравом уме сблизиться со мной после того разговора, где только ненормальный не счел бы меня сумасшедшей?

Да, я отлично отдавала себе отчёт в том, как выгляжу со стороны, но решила не прятать чувств от Филиппа, ведь я верила, что как бы ни вела себя перед ним, не стану выглядеть иначе – не буду лучше. Так к чему скрывать то единственно прекрасное, что жило во мне благодаря этому парню?

И всё-таки он подарил мне этот браслет.

Я ещё раз коснулась подушечками пальцев его признания. Оно было бархатисто нежным – таким же, как и сам Филипп.

***

На следующий день все разговоры были о минувшем празднике. Большинство хвасталось полученными признаниями, но надевались только те, которые были приняты. Были и несчастные, чьи чувства отвергли.

– Марта… – перехватила меня за руку Светлана, когда я направлялась к своему столу.

Девушки собрались на первых партах, перед уроком заклинательства, и оживленно шептались.

– … чей это у тебя браслет? – она не выглядела враждебно, скорее удивленно.

Я обернулась к девушкам, но сказать мне было нечего. Они тоже молча таращились на мою руку.

– Ты, что, его сама себе купила? – спросила Ирина и перевела взгляд на Елену.

Первая красавица застыла, но, в отличие от подруг, её взгляд не сулил мне ничего хорошего. Она поднялась с края парты, на которой сидела, и подошла ближе. Её руки были сложены на груди и коснуться она меня не пыталась. На её запястье отчетливо виднелся коричневый кожаный браслет – должно быть, она приняла признание мага земли.

– Кто счастливчик? – насмешливо спросила она, но я уловила в голосе ощутимое напряжение.

Мне по прежнему нечего было сказать.

– Надеюсь, я, – раздалось от двери, и все дружно обернулись.

В компании друзей в кабинет прошел Филипп. Он приблизился, остановился по левую от меня руку, скользнув по запястью взглядом.

– Быть не может, – прокомментировала Светлана то, что вертелось в голове у каждого, и у меня в том числе.

Остальная группа окружила нас вниманием.

– Привет, – повернулся ко мне Филипп. – Идём? – кивнул он и я прошла дальше, к своему месту.

В кабинете стояла полная тишина – все по-прежнему наблюдали за нами.

– Я разобрал заклинание, о котором мы вчера говорили, и не совсем понял…

Филипп выбрал наиболее логичную линию поведения: говорил о деле, словно бы ничего не произошло. Я подыграла – склонилась над книгой, и мы стали обсуждать.

Сначала раздался шепот неясного эхо: это правда? это какая-то шутка? нас решили разыграть? разве их не видели в библиотеке? поэтому они вместе сидят на зельеварении? Максим, он не шутит?

Затем обсуждали громче и вслух, разве что не тыча в нас пальцами, будто мы цирковые животные.

Я видела, что Филипп прилагает усилия, чтоб держаться как можно естественнее. Я же была готова ко всему. Конечно, со статусом всеобщего любимца и принца придется попрощаться, но я больше не стану пытаться выдумывать между нами стены.

Я уже пыталась намекнуть, что общение со мной нежелательно и пойдёт ему только во вред, но если он так решил и отважился прилюдно показать, что и я ему не безразлична, то я ни за что его не оттолкну.

Пусть хотя бы ненадолго – вряд ли эта сказка, чем бы она ни была, продлится вечно, – я хочу попытаться узнать: каково это, когда твоё божество отвечает тебе взаимностью.

С началом урока Филипп вернулся на своё место. Константин Васильевич трижды делал замечание, стараясь призвать класс к порядку, а после махнул рукой: слишком горяча была новость, чтобы просьбами потушить пожар.

***

В большой перерыв я не стала смущать Филиппа и первая отправилась в обеденный зал. Заняла обычное место, показывая, что, несмотря на признание, не стану смущать парня.

Я украдкой наблюдала, как компания ребят, проделав обычный путь от столов раздачи к своему месту, расставляла подносы и рассаживалась. Филипп, закончив с рутиной, направился ко мне.

– Пойдем за наш стол? – предложил он, оказавшись рядом.

Я заглянула в его лицо, стараясь ухватить отголоски его мыслей и эмоций. Он явно был взволнован, но старался это скрыть.

Помедлила несколько мгновений, кивнула, поднимаясь, и отправилась за Филиппом.

Не приходилось сомневаться, что взгляды ребят, по крайней мере тех, с кем мы учились, неотступно следовали по пятам. Впрочем, круг поклонниц Филиппа был гораздо шире. Я точно знала, что среди младших курсов у него доставало влюбленных взглядов, были вздыхающие и со старших потоков. Как ни крути, а Филипп привлекал внимание. Моё, застыло на нём с первого взгляда.

За столом уже придвинули пятый стул.

– Привет, – спокойно произнесла я, оглядев парней.

Друзей Филиппа я не боялась. Если он выбрал себе круг общения, я попытаюсь подружиться с каждым из них.

Ребята поздоровались вразнобой, с любопытством разглядывая меня, будто все эти годы мы не учились вместе и они видели меня впервые.

– Скажи честно, – начал Кирилл, – это магия?

Филипп закатил глаза.

– Да, – ответила я, не тушуясь. – Магия то, что он хочет со мной общаться.

Кирилл поднял бровь.

– И давно вы встречаетесь? – спросил Максим. – Извини, Марта, но ты для нас полная неожиданность. И раз уж он ничего не говорит, то, может, ты расскажешь?

– Что я могу рассказать? – повернулась я к Филиппу с вопросом.

Сначала повисла тишина, а затем:

– Ого! – опешил Григорий.

– Да ладно! – растекся понимающей улыбкой Кирилл.

– Вот это вы жжёте! – Максим выглядел несколько ошарашенно.

– Вы всё не так поняли! – возмутился Филипп.

Должно быть, мой вопрос был неверно истолкован. Но как – я так и не поняла. Я не знала, чем могу делиться, а чем нет, и не собиралась сообщать ребятам лишнего, потому посчитала вопрос закономерным.

– Встречаемся… – взял на себя ответственность утихомирить друзей Филипп, – со вчерашнего дня, – он бросил на меня ожидающий взгляд; мы этого не обсуждали, но я не собиралась спорить. – До этого просто общались.

– А чего это она тогда у тебя разрешения спрашивает? – спросил Григорий, впервые на моей памяти не набросившись на еду сразу.

– Марта, скажи…

Кирилл не стал дожидаться ответа Филиппа, видимо не рассчитывая его получить. Вместо этого, ерзая от возбуждения, он обратился ко мне:

– …это он к тебе подошел поговорить о сердечных делах или ты?

Я перевела взгляд на Филиппа, тот замер.

– Разговор затеял Филипп.

Новый рёв ребят сотряс столик. Григорий ударил друга в плечо, поддерживая, остальные одобрительно подначивали, смущая Филиппа донельзя.

Я пристально наблюдала за парнем – своим парнем, стараясь понять, доволен ли он ответом. Кажется, всё шло неплохо. На периферии сознания отметила, как тихо за соседними столами – очевидно, слушали все.

– У вас серьёзно? – спросил Максим.

– Да, – ответил Филипп, прямо глядя на друга.

Я не услышала в его голосе сомнений.

– Ну, – произнёс Максим после того, как они целую минуту сверлили друг друга взглядами, – тогда поздравляю, – он улыбнулся и немного расслабился: должно быть, поверил.

Это было неудивительно. Я тоже поверила, до того искренним казался Филипп. Решила поверить, и будь что будет.

Пока я нужна Филиппу, я у него есть.

Обед прошел хорошо. Мы мало ели, много болтали. Я только иногда отвечала на прямые вопросы, предоставляя Филиппу право говорить за нас обоих. Я всё ещё пребывала в мареве несбыточной сказки, расцветавшей передо мной яркими всполохами чуда, когда чужая рука хлопнула Филиппа по плечу – с моей стороны – да там и осталась.

– Привет, красавчик!

Эта рука, крупная, жилистая, принадлежала парню. Он посмотрел на Филиппа, склонившись из-за спины последнего, а затем мазнул по мне взглядом.

Парень выглядел несколько старше нас. Был высок, развит физически, но не громаден, как Григорий – магом земли он не был. Он был магом огня. На это же намекали его карие с поволокой глаза и черные смоляные ресницы. Такие же брови в разлёт и волосы, остриженные выше ушей. Но второстепенные признаки мне были не нужны – его огонь я чувствовала за версту. Его огонь был едким и жадным, и жадность эта требовала Филиппа.

Филипп дернул плечом, скидывая руку.

– Говорят, ты обзавелся девушкой, – произнес тот, насмешливо улыбаясь, кивнул в мою сторону.

Оценивающий взгляд был быстрым и скользким: никакого интереса я не вызвала.

– Но я не поверил, – улыбнулся он, чуть щурясь.

– Зря, – неприязненно бросил Филипп.

Я видела, как побелели его костяшки – в руке он сжимал вилку.

– Это Марта, моя девушка.

– Какая прелесть, – протянул он, но на меня больше не глядел. – Но ты же не думаешь, что это тебе поможет?

Парень подмигнул – Филипп побледнел от злости, ещё немного и…

– Максим, – вмешалась я. – Будь добр, скажи, кто этот хам?

Максим моргнул пару раз, посмотрел на других ребят.

– Ого, да у неё есть зубки, – протянул парень после нелестной ремарки в свой адрес, широко улыбнулся. – Никита, маг огня шестого курса, – высокомерно добавил он.

Я встала.

– Марта, – и протянула ему руку.

Это было несколько необычным: девушки не здоровались с парнями за руку. За руку друг с другом здоровались парни.

Никита посмотрел на меня внимательнее, хмыкнул презрительно, но, кажется, расценив такой поворот забавным, протянул руку в ответ.

Мы скрепили рукопожатие. Уставились друг на друга. И я позволила себе немного согреть чужую ладонь. Однако, если в случае Филиппа я несла тепло, сейчас я предлагала нечто иное. Парень понял мой маневр и, скривившись ещё более насмешливо, ответил тем же.

Улыбался не долго. Сначала его зрачки чуть расширились. Затем он наклонился вперёд, посмотрел жестко, пытаясь подавить мой огонь, который не уступал его. Ничего не получилось. Тогда он сдавил мою руку так крепко, чтобы мне было больно, продемонстрировав свою мужскую силу. И я позволила. Мои кости в его руке хрустнули.

Это расслышали все, кто сидел за столом.

Никита вздрогнул, сам не ожидая. И только тут понял, что дрогнул только он. А я продолжала смотреть в его глаза, так и не моргнув ни разу.

– Что… – пришёл в себя Филипп, хотел вмешаться, но Максим не позволил.

Филипп замер в растерянности, не понимая, что происходит, вопросительно посмотрел на друга, но Максим не нарушил молчание. Ещё немного и он всё-таки встрянет между нами.

Никита разорвал рукопожатие раньше.

– Ладно, красавчик, – перевел он взгляд на Филиппа, спрятал руку в карман и будто сразу обо мне позабыл. – Если надеешься, что это тебя спасёт, забудь, – он снова подмигнул многозначительно, возвращая себе непрошибаемый вид и двинулся дальше.

– Что это было? – в растерянности спросил Кирилл.

– Ты в порядке? – Филипп смотрел на меня едва скрывая волнение – мне было приятно.

– Совершенно в порядке, – улыбнулась я, и протянула руку через весь стол к хлебу.

Моя ладонь – та самая, которой я пожимала руку Никиты, замерла поверх тарелки. Я посмотрела на Григория – тарелка стояла рядом с ним. Он незаметно положил свою руку поверх моей. Раздался щелчок.

– Спасибо.

– Обращайся.

– Что происходит? – Филипп волновался всё сильнее. – Он что, сломал тебе… – запнулся, побелел, на его скулах вспыхнул лихорадочный румянец. Взгляд заволокло пеленой ярости.

Филипп понял, что только что сделал Григорий, как раньше поняли Кирилл и Максим.

Одно из самых простых умений магов земли – восстановление костей. Они иногда становились целителями, потому что многие из них, ещё в раннем возрасте, виртуозно овладевали этим искусством в стычках неудержимой молодости.

– Я его… – Филипп хотел подняться и броситься за Никитой, насколько можно было судить.

– Эй, – хлопнул Максим друга по спине достаточно ощутимо, чтобы привлечь его внимание, наклонился ближе к нему и тихо спросил:

– Ты что, не видел, как Марта сожгла его в пепел?

Повернулся ко мне и спросил тише:

– Ведь я не ошибся? Ты его уделала?

Я слегка улыбнулась, но решила не отвечать.

– Кто он такой?

– Имя ты уже знаешь, а в остальном, прости, Марта, но он так смазлив, – Кирилл кивнул в сторону Филиппа, – что на него вешаются не только девушки.

– Заткнись, – прошипел Филипп, заливаясь румянцем.

Он немного пришёл в себя, понял, что момент расправы упущен, но всё ещё был зол.

– Это правда, – подтвердил Григорий.

– С месяц назад преподаватель физической подготовки не смог присутствовать, – взялся разъяснять Максим, пока ребята не сцепились, – и поставил заменой этого шестикурсника. С тех пор он подкатывает к Филиппу. Разъяснения на него не действуют. Нас он тоже не боится.

Григорий досадливо поморщился – похоже, он уже успел проиграть старшему и был не особо этим доволен.

Я задумалась. Конечно, ни о чём таком Филипп никогда бы не стал со мной разговаривать. Занятия по физической подготовке у девушек и парней проходили раздельно, потому я не знала.

– Марта, с тобой точно всё в порядке? – Филипп выглядел расстроенным.

– Лучше не бывает.

Филипп не выглядел убежденным моими словами, и я решила добавить:

– Самый потрясающий парень академии – мой.

Филипп раскрыл рот и завис. Ещё пару мгновений тишины и…

– Бросай его, встречайся со мной, – наигранно хлопнул себя по груди Кирилл.

– Как ты понял, что она такая? – внимательно присматривался ко мне Максим.

В его словах не было неприятного подтекста, скорее недоумение.

– Классная баба… то есть девушка, – поспешил поправиться Григорий, когда друг метнул на него полный предупреждения взгляд.

– Теперь и я поздравляю, – прохрипел великан и принялся усиленно набивать рот пирогом с капустой.

Глава 13 Филипп

Я появился как раз вовремя. Девушки обступили Марту со всех сторон. Вопрос я прекрасно расслышал и дал тот ответ, на который и сам надеялся.

Марта надела браслет, и это придало уверенности сражаться за нас обоих.

В обеденный зал мы шли обычной компанией. Друзья одолевали меня напором, требуя подробностей, я же волновался о другом.

– Ребят, – обратился я к парням. – Я сяду с Мартой сегодня. Но если я могу пригласить её за наш стол, было бы здорово, – я покосился на друзей, идущих по обе от меня стороны, в надежде на поддержку.

– Ну не знаю, – протянул Кирилл. – Всё это как-то странно.

– Приглашай, – после некоторых раздумий согласился Максим.

Всё решали слова Григория.

– Мне вообще мужиками сидеть больше нравится, но одна баба, наверное, не помешает.

Кирилл насупился, но возражать не стал. Давно повелось, что общие вопросы мы решали большинством.

Марта, к счастью, тоже не стала противиться. За нашим столом последовал разговор, которого я опасался – не каждый день знакомишь друзей со своей девушкой… Со своей первой девушкой. Но и тут все прошло отлично. Удивительно, что будучи совершенно необычной, Марта, похоже, неплохо к нам вписывалась.

Она не была болтлива, как все моя друзья и не выглядела встревоженной знакомством; больше переживал я. И уже был готов праздновать победу, когда появился Никита.

Эта проблема возникла в моей жизни не так давно. Старшекурсник прицепился ко мне хуже пиявки и на все мои отказы отвечал тупыми заигрываниями и мерзкой ухмылкой. Он явно был вне себя от себя и просто не понимал слова нет.

Даже если бы в моей жизни не появилась Марта, Никите нечего было ловить. Агрессивный, наглый, высокомерный, самовлюбленный – меня от таких типажей тошнит. Он был попросту неприятной личностью до мозга костей.

Мои друзья тоже пытались ему объяснить, что его притязания неуместны, но невменяемый маг огня, увы, оказался сильнее нас всех вместе взятых. Дело было не только в том, что он был старше и знал больше нас, он также считался самым сильным стихийником группы. Высокая степень магической одаренности явно не пошла на пользу заносчивости мага.

Этот придурок даже додумался подарить мне браслет! Об этом я узнал от ребят, как обычно разбиравших завалы подарков в общей комнате. Я попросил кого-нибудь сжечь эту мерзость.

Ничего хорошего от его внезапного появления ожидать не приходилось. В какой-то миг, услышав за чем он явился, мне показалось, что на горизонте забрезжила надежда. Если он убедится, что я занят, то, может, оставит в покое?

Зря надеялся.

Не знаю почему, но появление Никиты смутило меня до зубного скрежета. Пусть в академии с пониманием относились к любым отношениям, никто не лез в чужую постель; и друзья мои, как и ребята в группе, знали о маге огня. Старшекурсник не стеснялся напрягать меня своим вниманием во время спортивных занятий или в свободное время в зале, когда мы отрабатывали навыки боя магического и традиционного, но Марта вряд ли об этом догадывалась. И теперь я жутко боялся того, что она обо мне подумает.

Честно признаться, я, кажется, собирался устроить стычку на глазах у всех, причём зная заранее, что стану зачинщиком и потому точно буду наказан, но неожиданный вопрос Марты сбил меня с толку. За ходом стремительно развивавшихся событий я едва успевал.

Я не сразу сообразил, что он сделал Марте, а когда наконец дошло, я пришел в ярость. Он лишился разума? Я совершенно точно собирался набить гаду морду! Максим меня остановил своим спорным утверждением, что Марта якобы раскатала придурка. И когда он напрямую спросил об этом Марту, она не ответила. Но и не отрицала.

Я чувствовал себя совершенно растерянным. Да что вообще произошло?

Разобраться мне никто не дал времени – уже мгновение спустя они обсуждали меня и Никиту. При моей девушке! Я не знал куда себя деть и, в то же время, жутко волновался за Марту. Только в этот миг я вдруг понял, что пока Марта стояла напротив Никиты, она ни разу не моргнула, гримаса боли не исказила её лицо. И первой руку отдёрнула не она…

– Марта, с тобой точно всё в порядке?

– Лучше не бывает.

Наверное, она храбрилась. Мне не верилось, что всё прошло так просто.

– Самый потрясающий парень академии – мой, – добавила она, глядя на меня без толики смущения.

Я раскрыл было рот – и не нашелся, что сказать.

Позже, когда занятия были позади и мы возвращались в своё крыло, я улучил момент, когда Кирилла и Григория не было поблизости.

– Макс, что ты там говорил по поводу того, что она его сделала?

– А-а, – лицо друга зажглось воодушевлением, – ты же знаешь, как маги огня снимают первую пробу силы друг друга?

– Не совсем понимаю о чём ты.

– Ну как мы определяем, кто сильнее магически, у кого сильнее источник?

Я покачал головой. Максим выглядел несколько удивлённым, но не стал заострять на этом внимание.

– Когда мы пожимаем руки, то пытаемся обжечь друг друга. Чей огонь жарче, тот и сильнее. Слабейший не может закрыться или, как мы говорим, «пережечь».

– Я видел, как младшие в семье постоянно тянут руки к сестре. Но не хочешь же ты сказать, что это действительно помогает определить расстановку сил? Разве это не игра?

– Какая ещё игра? – энергично возмутился Максим. – Да, мы в детстве таким балуемся, особенно с одногодками. Но в этом возрасте результат не надежен. Становясь старше, мы несколько аккуратнее с такими проверками. Ты же знаешь, какие вспыльчивые маги огня. Дымом ещё не запахло, а вот уже магическая дуэль. Мы снимаем пробу таким образом, только когда мало знакомы друг с другом, потому и не знаем о силе противника, и почти всегда, когда имеем претензии.

– Ты хочешь сказать, что Марта сделала именно это?

– Конечно! И, кажется, она его пережгла.

– С чего ты взял?

– Ты что, не видел, как долго они таращились друг на друга?

– Всего несколько мгновений.

– Целую вечность! – не согласился Максим. – По идее, Марта должна была сразу убрать руку. С другой стороны, зачем бы она это предложила? Ты же видел, что затеяла проверку она?

Мне оставалось только согласно кивнуть.

– И руку первой отдернула не она, – многозначительно поиграл бровями Максим.

– Этого не может быть. Её показатели средние. Знаешь, я даже проверил.

– А вот тут подробнее, друг, – радостно ухватился за мои слова Максим. – Зачем ты вообще проверял? Тоже возникли сомнения по поводу её силы?

– Нет, – в голове роились бессвязные мысли, я потер переносицу. – Просто с ней вообще мне многое не понятно, поэтому, наверное, и проверил.

– То что она … – Максим сделал паузу, – необычная, это ты в точку. И всё же, сломанную руку мы видели, а Никита свою спрятал в карман.

– И что это значит?

– Если исключить простой жест, то он прятал прижженную ладонь. Ладонь проигравшего, – довольно улыбнулся Максим.

***

После я хотел обсудить это с Мартой, но каждый раз медлил. Возможности начать бесславный разговор в котором моя девушка зацепилась с моим поклонником выглядели одна хуже другой. В итоге мы так и не поговорили о случившемся.

В аудиториях нас продолжали разглядывать словно букашек под лупой, но приходилось терпеть и не подавать виду. Рано или поздно пыл пойдет на спад и все привыкнут.

Если, конечно, не последуют никакие эксцессы. История с Никитой была замечена и немало обсуждалась. Радовало уже то, что помимо невероятных догадок и предположений никто толком не разобрался, что именно произошло. Не радовало, что нездоровый шестикурсник, похоже, и не собирался бросать свои поползновения. Наоборот.

Я пока не разобрался, как именно Марта его переиграла, но Максим, должно быть, был прав. После того случая он действовал нахальнее – донимал меня своими пошлыми ремарками в зале. Достал до печёнок, мы сцепились. Мне было плевать, как сильно я пострадаю. Он был просто зарвавшимся придурком. К тому же я не прощу его за поломанные кости Марты.

Нас растащили ребята до того, как пришёл преподаватель. Григорий вернул мою носовую перегородку на место, Кирилл убрал наплывавшие синяки. Максим предрёк, что добром это не кончится.

Я отмахнулся, переживая только о том, чтобы слухи не дошли до Марты. С ней по-прежнему никто не общался, кроме меня и моих друзей, и потому я мог надеяться.

У нас всё было так хорошо. Вернее, у меня. Я грелся в её тепле, чувствовал, как льну к её горячим рукам. Хотел сидеть ближе. Касаться. Конечно, я не позволял себе ничего лишнего, только коснуться её пальцев, когда мы вместе гуляли под перезвон апрельской капели в парке.

Чем теплее становилось, тем выше мы поднимались в горы. С ней было приятно гулять. В отличие от моих друзей, она не жаловалась, не спрашивала куда мы идём и когда доберёмся, и скоро ли повернём обратно.

Моя стихия – воздух, и потому мне нравилось идти куда глаза глядят, ощущать ветер в пройме рукавов, позволять ему трепать волосы. И видеть Марту своей спутницей.

Хотелось бы знать, так ли хорошо со мной Марте, как мне с ней. Но гордость не позволяла спросить. Чем теснее я ощущал нашу близость, тем нерешительнее становился со своими вопросами. Теперь они казались мне резкими, топорными, неподходящими – не достойными того, чтобы быть заданными.

Марта же по-прежнему не была многословной. Она открывалась только тогда, когда действительно этого хотела или я спрашивал. Но в том-то и дело, что вся моя решительность растаяла ещё в марте, а сама обладательница прекрасного имени казалась всё задумчивее. И эти её взгляды – такие долгие, что в груди заходилось.

Доцветал второй месяц весны, когда я решил устроить для Марты сюрприз. Ничего особенного, ужин к кабинете артефакторики. Заказал из столицы набор острых блюд – маги огня очень любили острое и жгучее, расставил свечи и принялся ждать.

Я попросил Максима позвать её в условленное место к определенному часу. У меня было ещё около двадцати минут.

Двери за спиной скрипнули.

– Ты рано, – откликнулся я, уже улыбаясь; обернулся и застыл.

В кабинет вошел Никита.

– Надеюсь, ты простишь меня за это, – сально оскалился он в ответ.

Его глаза горели нездоровым огнем, лицо носило отметины бродившего волнения, как у хищника, который рассчитывал славно поохотиться. Мышцы гуляли лёгким напряжением, когда он делал очередной шаг, приближаясь ко мне.

– Как же от тебя избавиться, падаль? – произнес я, но липкий страх уже коснулся загривка.

Он явился не просто так. После того, как я набросился на него в спортивном зале, казалось, что он отступил. Теперь я видел, что это было показное: он просто ожидал момента и собирался со мной поквитаться. За отказы ли, Марту, или пару царапин – это было не важным.

– Всё просто, красавчик. Ты даешь мне то, что я хочу.

– Убирайся к духам! – прошипел я, отходя к окну.

Бежать мне было некуда. Мы на восьмом этаже академии – падать очень высоко. Я мог бы спланировать, но сил, чтобы так долго держать себя на весу не было. Да и заклинание было очень сложным.

Отбиться тоже не получится – он был на голову сильнее, мы уже проверяли.

– Кошки-мышки закончились, милый, – протянул он, когда нас разделяло всего несколько шагов.

Мы сцепились. Он набросился в лоб, я попытался отшвырнуть его мощным порывом. Никита закрутился и потушил силу инерции. Сделал выпад, пытаясь до меня дотянуться, я увернулся. Он поджег лацкан моей рубашки, чтобы отвлечь и ему удалось. Огня я по-прежнему боялся. Пытаясь затушить пламя, я отвлёкся. Он, воспользовавшись моментом, повалил меня на пол.

Мы покатились. Я отбивался не щадя себя. Выстреливал кулаками, пытался вывернуться ужом, не чурался кусаться и ткнуть в глаза подонка. Тот ругался и дымился от ярости. Из моей губы уже сочилась кровь, глаз оплыл, я почти ничего не видел, но и он выглядел потрёпанным. Одежда на мне была давно изорвана, но я не собирался ему уступать несмотря ни на что. Лучше сдохну.

Я не сразу расслышал шум – в ушах, взбесившись, стучала кровь. Но Никита исчез. По крайней мере, никто больше не пытался меня придушить или впечатать лицом в пол.

– Филипп, эй, ты жив? – голос Кирилла. – Какого духа? Он что пытался?..

Рядом очутился Кирилл. Он присел на корточки, бледный, напуганный.

– Филипп? – в отдалении голос Марты.

– Нет-нет, не подходи! – попытался выкрикнуть я, не желая чтобы она видела меня в таком состоянии. Пусть самого отвратительного не случилось, но чувствовал я себя разбитым, а выглядел и того хуже.

– Филипп?!

Конечно Марту было не остановить. Она тут же оказалась рядом.

– Не смотри на меня, прошу, – на губах я ощущал солёную влагу и предпочёл думать, что это кровь. – Пожалуйста, – взмолился я. – Отвернись.

Я плохо различал силуэт склонившейся надо мной девушки. Один глаз разбит, другой затянут пеленой, от которой никак не получалось избавиться.

– Заклинание покоя, – произнесла Марта и я не понял о чём она, а уже в следующее мгновенье меня поглотила тьма.

Глава 14 Марта

Весна будила огонь жизни во всём. Деревья и кустарники набирали почки, зеленели. Вдоль скалистых склонов зажигалась ядовитой желтизной форзиция. В парке академии зацветали магнолии. Глубокие лиловые и фиолетовые тона мистически вспыхивали на тёмных оголённых ветвях. Изумрудно-зеленый гусятник упрямо выползал вдоль уложенных плитами тропинок.

Филипп был счастлив, наполняясь весной. Посвежел ветер, и он всё чаше предлагал выйти прогуляться на воздух. Когда горные тропы просохли настолько, чтобы по ним можно было ходить с осторожностью, он предложил уходить выше в дни отдыха.

Я соглашалась. Я бы согласилась на что угодно, если бы он захотел. Проводить с ним больше времени было единственным чего я желала. Эти дни стали лучшими в моей жизни. Я не хотела, чтобы наше время заканчивалось. Весна никогда ещё не была так красива.

Все мои мысли были поглощены Филиппом. Он стал основой мира – его главной причиной и смыслом. Чем больше я на него смотрела, тем дальше уносил меня его лёгкий ветер нежности. Его обаянию было невозможно сопротивляться, но я и не хотела.

Его трепетные касания моей руки, его тянущие пламя сердца взгляды. Прозрачный румянец, целовавший щёки, когда он задерживал на мне взгляд. Невесомые, едва слышные вздохи, сдерживаемые в моём присутствии. Я никогда не видела ничего прекраснее. Должно быть, мир существовал для того, чтобы в нём жил Филипп.

***

Меня отвлек стук в дверь. Я поднялась из-за стола, отложив в сторону доклад о заклинаниях четвертого порядка. За дверью оказалась Светлана.

– Тебя Максим просил позвать, – сообщила девушка, заглядывая поверх моего плеча – комната ведьмы по-прежнему оставалась притчей во языцех.

Прикрыв дверь, я прошла вдоль длинного коридора в общую комнату своего курса. Передо мной шла Светлана. Она свернула к своим подругам, провожавшим меня внимательным взглядом, пока я не оказалась у парадного входа в своё крыло.

– Привет, – кивнул мне парень. – Филипп ждёт тебя в кабинете артефакторики.

Я поспешила в указанном направлении, довольная тем, что не нужно ждать до утра, чтобы снова увидеться.

Неладное я почуяла, подходя к двери. Она была распахнута, кто-то звал Филиппа по имени.

То, что я увидела мгновением позже, когда оказалась у распростёртого истерзанного на полу тела, оказалось моим Филиппом.

На лице не было живого места. Пылающие ссадины и порезы, кровоточащие губы и нос, рассеченные брови и скулы. Один глаз уже основательно заплыл. Ухо разорвано, на горле отпечатки чужих рук. Одежда превратилась в кучу рваного окровавленного тряпья.

– Заклинание покоя, – произнесла я обращаясь к Кириллу, замершему на полу рядом по другую сторону.

Кирилл тут же положил руку на плечо Филиппа, погружая друга в сон.

Маги воды, как и все стихийники в целом, отличались виртуозным исполнением некоторых заклинаний. Вода унимала волнение, поэтому всё, что относилось к успокоению, лучше было доверить им.

Среди магов воды также встречалось множество лекарей. Я попросила Кирилла восстановить потоки жидкости в теле: остановить кровотечения внешние и внутренние.

Пока Кирилл сосредоточил свое внимание на деле, я согревала Филиппа, медленно помогая тканям затягиваться. Сосуды и кожа лучше всего отзывались магии огня. Через полчаса Филипп выглядел заметно лучше. Отеки ушли, кожный покров восстановился.

– Позови Григория. Если по пути встретится Максим, зови и его. Если нет, потом найдем.

Кирилл понял, зачем понадобился маг земли – требовалось срастить кости. В маге огня, коим являлся Максим, не было необходимости, я уже сделала всё от меня зависящее.

Парень сорвался с места.

– Кирилл, – он обернулся, я добавила: – будь осторожен, чтобы никто ничего не заметил. Лучше вообще не говори Григорию, что случилось. И сам соберись.

К счастью, ничего объяснять не пришлось. Кирилл понял, что дело серьёзное, и лишние глаза и уши было последним, что сейчас было нужно.

Через десять минут явились все трое. Кирилл плотно прикрыл дверь, пока ничего не подозревавшие друзья прошли к кабинет и обнаружили меня и Филиппа.

– Я объясню, пока ты, – я посмотрела на Григория, – срастишь кости.

Григорий тут же склонился над другом.

Сумбурно и нервно, перебивая друг друга, переругиваясь и психуя, мы восстановили картину случившегося.

Максим шел с поручением ко мне, когда на пути ему встретился Кирилл. Он позвал его с собой, но Максим отказался. Пришлось объяснить, зачем он шёл в женское крыло. Они немного поболтали и разошлись. Максим пошел за мной, а Кирилл по своим делам, но на полдороге вдруг решил подпортить настроение Филиппу – им нравилось подначивать друг друга – и свернул к кабинету артефакторики. Когда он вошел, то увидел драку между Филиппом и Никитой. Последний поспешил убраться, видимо поняв, что довести начатое до конца не получится. Следом явилась я.

– Но как он узнал о свидании? – хмурился Григорий, растирая кулаки и глядя на всё ещё бессознательного Филиппа.

Я решила, что рано приводить его в чувство, и ребята не стали настаивать, подавленные случившимся. Мы подняли и уложили его на несколько сдвинутых столов.

– Мы обсуждали это посреди коридора, – Максим покраснел от ярости. Жилки на его висках пульсировали. – Должно быть, услышал.

– Наверное, хотел, чтобы пришла Марта и всё сама увидела, – глухо добавил Кирилл, сидя на подоконнике сгорбившись. – Вот же псих.

– Надо идти в деканат и доложить о случившимся. – Максим выпрямился, полный решимости. – Он явно не в себе. Ему не место среди нормальных людей.

– Да, ты прав, – согласился Григорий, поднимаясь следом.

– А о Филиппе вы подумали? – спросила я, не отрывая взгляда от безупречного лица.

Филипп выглядел так безмятежно, словно ничего не случилось и он просто спит.

– Ты о чем? – не понял Григорий.

– Что за толки разойдутся по академии? Скрыть такое не получится.

Ребята задумались, понимая, к чему я веду.

Конечно, вся история всплывёт наружу, и Филипп превратится в жертву неудачной попытки изнасилования.

– Его уже обсуждают из-за меня. Что будет, когда исключат Никиту? – продолжала я.

– Так что же, нам ничего не делать? – взвился Кирилл, на лбу его выступила испарина. – Ты же видела, как он выглядел, – тише добавил он, голосом полным обвинения; видимо, картина всё ещё достаточно ярко стояла перед его глазами.

– Видела. И ты видел. А еще ты слышал, как он умолял меня не смотреть, – я шагнула к Кириллу и остановилась совсем близко, лицом к лицу. – Ты слышал?

Кирилл опустил глаза. Я развернулась, обращаясь ко всем ребятам:

– Филипп – ранимый. Такая грязь измажет его надолго. Он так старается, чтобы мы с ним были вместе, молча сносит кривотолки и смешки. Это ведь не скоро закончится. Затем та стычка в столовой. Все обсуждают нас уже пару месяцев. Остается добавить случившееся сегодня и репутации Филиппа конец.

– Причем здесь репутация, если случилось такое? – злобно сипел Максим, чувствуя обоснованность моих слов, но не желая их принимать.

– При том, что Филиппу есть дело до того, как видят его другие. Пусть он никогда в этом не признается и, может быть, не уступит общему мнению. Но ему есть дело.

Я посмотрела на каждого: Максим продолжал злиться; Григорий хмурился – размышления давались ему не легко; Кирилла мои слова зацепили – будучи магом воды, он от рождения обладал более чутким восприятием.

– К тому же он из хорошей, уважаемой семьи. Вряд ли он обрадуется, когда новости долетят до его родных и близких.

Парни продолжали молчать.

– Как почувствовали себя вы, когда проиграли Никите?

– Слабаками, – ответил за всех Григорий. – Я, по крайней мере. Не часто приходится считать себя ничтожеством.

– Я уже не говорю, что Никита парень. Домогательство от парня ставит тебя в ряд девушек. Ведь именно они зачастую становятся жертвами.

– Сука! – Максим ударил ногой в соседний стол, не справившись с эмоциями.

Наконец он понял, что я говорю не только о физической боли, но об унижении.

– Мы можем здесь сколько угодно рассуждать, но Филипп решит по-своему, – Максим ещё не был готов сдаться.

– Он решит ничего не говорить, – ответила я. – Никита сильнее вас, так что на этом всё и закончится.

Ребята замерли. Они вдруг поняли, что именно это и случится. Филипп не захочет такого позора, а наказать Никиту не хватает сил.

Я не торопилась продолжить, давая парням время.

– И что же, – подал голос Кирилл. – Ему должно сойти это с рук? Он же больной на всю голову, – парень явно был в смятении.

– Это не сойдёт ему с рук.

Ребята уставились на меня.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Максим.

– Я накажу его.

– Мы поможем, – поддержал Григорий – мои слова ему понравились.

– Нет. Я сделаю это одна.

– Но мы хотим помочь! – упорствовал здоровяк.

– Я верю. Но я не хочу обсуждать то, как я его накажу. И точно знаю, что вы это не примете.

Ребята переглянулись.

– Мы что, трусы, по-твоему? – у Максима пар пошел из ушей.

– Нет. Но я не поделюсь с вами этим удовольствием, – я улыбнулась той судьбе, которая ожидала Никиту.

Не знаю, что увидели на моем лице парни, но разом стихли.

– Филипп тебе не позволит.

Аргумент Максима был резонным.

– С ним я тоже не буду это обсуждать. И ещё кое-что. Я поправлю Филиппу память так, что он не вспомнит нападение Никиты.

– Это слишком сложная магия, – заволновался Максим.

– А у нас есть на это право?

– Зачем? – не понял Григорий.

– С заклинанием я справлюсь, – ответила я Максиму. – Сожгу последний обрывок воспоминаний.

Я обернулась к Кириллу.

– Ты хочешь, чтобы он помнил это всю жизнь? Какими будут последствия его душевной травмы?

И наконец Григорий:

– Филипп забудет случившееся, а значит, не будет чувствовать себя жертвой, проигравшим, слабым, уязвимым. Он как бы не пострадает.

Мы замолчали.

– Не нравится мне это, хоть и звучит хорошо, – прервал затянувшуюся паузу Григорий.

– Марта, ты точно справишься с заклинанием? Я видел однажды, как его использовал отец на сестре. Просил научить, но он отправил меня погулять пару десятков лет.

– Справлюсь.

Максим уставился на меня и я видела, как в его душе происходит борьба. Я не моргала, позволяя ему высмотреть всё, что было необходимо.

– Ладно, я за, – сдался он.

– Кирилл?

Парень вздрогнул, когда я к нему повернулась; он всё ещё был бледен. Я не случайно обратилась к нему: он видел, как выглядел Филипп.

– Хорошо.

– А я против, – уперся Григорий. – Лезть к нему в голову, это такой же перебор, как и то, что устроил этот больной.

– Мы решаем большинством, – холодно напомнил Максим.

– Да, вас двое. Но может он, – Григорий ткнул в Филиппа, – против.

– Тогда что делать? – спросила я Григория.

– Нужно идти к декану и всё рассказать.

– Это не тебе решать, а Филиппу.

– Он согласится, – настаивал маг земли на том, что устраивало его самого.

– Что если нет?

– Мы его убедим.

– Если не получится?

Григорий скрипнул зубами.

– Даже если вы его убедите и Никита будет наказан, Филиппу всё равно придется с этим жить, понимаешь? И жить публично. Ему придется видеть сочувствующие и насмешливые взгляды, пока он будет пытаться переварить случившееся, и неизвестно, сколько времени на это уйдет. Но история прилепится к нему до конца обучения, а может, и того дольше.

Я обошла Григория с другой стороны.

– Разговоры с семьёй принесут огорчение и боль. И Филипп это будет прекрасно понимать. Захочет ли он приносить слёзы матери, сестре, близким? – я сделала паузу и продолжила: – Я слышала, его сестра – наследница, а значит, давно приняла ответственность за семью, если не формально, то в душе. Она сильный и вспыльчивый маг огня, Филипп мне рассказывал. Что может сделать она? Какие последствия это повлечет?

Ещё одна долгая пауза была просто необходима и я ждала.

– И помни, Григорий, что Филипп не такой как ты. У него нет толстой кожи и крепких кулаков.

– Мы сами за него вступимся, если нужно.

– И тогда все будут говорить, что Филипп ни на что не годен без своих друзей.

Вокруг снова повисла тишина.

– Но что скажут, если вмешаешься ты? – вопрос был законным.

– Никто ничего не поймет, если не будут знать о сегодняшнем нападении.

На могучем лбу мага земли выступила испарина.

– И всё равно мне всё это не нравится. Неправильно это.

– Ты прав, – мне было легко согласиться. – Неправильно, что некоторые не понимают слова нет. Неправильно, что выбирают отвратительные способы достижения своего. Всё это, конечно, неправильно.

Я встала перед Григорием.

– Но для Филиппа так будет лучше. Сегодня, если ты согласишься, он вернется в свою комнату и спокойно уснёт. И на этом для него история закончится.

– Но мы будем знать.

– Верно. И жить с этим. Потому что вы друзья. А друг познается в беде. Вы защитите его от того мерзкого шлейфа, что потащат за собой разбирательства и от душевной травмы, как защитили его от ущерба физического только что.

– Твоя взяла, – сдался Григорий после долгих метаний. – Уверена, что помощь с Никитой не нужна?

– Уверена. Но попрошу сопровождать Филиппа и нигде не оставлять его одного до конца учебного года. И забыть обо всей этой истории, словно и не было.

– Вряд ли получится, – пробубнил себе под нос Кирилл.

Дальше мы принялись за дело. Кирилл отправился за новыми вещами для Филиппа; он должен был отыскать что-то похожее на ту одежду, в которой тот пришел на свидание, и не вызвать подозрений друга, что в его комнате побывал посторонний.

Я, под внимательным взором Максима, сожгла ту часть воспоминаний, где появился Никита. Ментальная магия огня была действительно сложной, но знакомой мне.

Григорий восстановил мебель, благо та была деревянной и поддавалась магу земли. Он расставил всё так, словно и не было никакой драки. Мы переодели Филиппа, смыли с волос, лица и рук запекшуюся кровь. Усадили его за парту, и ребята ушли.

– Филипп, – я тронула его за плечо; заклинание уже не властвовало над ним.

Филипп поднял голову, покрутил шеей и шире раскрыл глаза.

– Я что, уснул?

– Наверное.

– Уже стемнело? – удивился он, посмотрев в сторону окна. – Почему ты меня не разбудила?

– Наблюдала, как ты спишь.

– Опять твоя жуть, Марта, – попытался нахохлиться Филипп, но получилось беззлобно.

– Это любовь, – ответила я, заставив парня замереть.

– Тогда ладно, – смущенно отвёл он глаза. – Я приготовил тебе сюрприз. Ох, наверное, всё остыло!

– Это не беда, если с тобой маг огня, – подмигнула я как ни в чём не бывало, и мы занялись ужином.

Глава 15 Филипп

Мы не на шутку разругались с Мартой. Вернее, ругался я, а она стояла и слушала мою гневную тираду. Дело было вот в чём: Марта решила принять участие в ежегодном состязании сильнейших стихийников.

Состязание проходило в конце июня, сразу после экзаменов, чтобы выяснить кто является самым сильным студентом-магом по окончании года. Руководство поощряло участие, считая это отличной возможностью мотивировать юных магов к учебе.

Целый год мы старались, как проклятые: зубрили и тренировались, – чтобы проверить, насколько сильнее стали, опробовав новые навыки и заклинания в бою.

Вот только принимать это за развлечение не приходилось, если только ты не наблюдал за всем с трибуны. Бой был не шуточный, и маги с азартом ломали друг другу кости, орошая песок арены кровью. Конечно, лекари излечивали что угодно, но назвать событие увеселительным для тех, кто выходил в круг, не поворачивался язык.

– Зачем тебе вообще это нужно? – в сотый раз вопрошал я.

– Хочу испытать себя в настоящем сражении.

– Оно не совсем настоящее. На вас будут защитные браслеты, и лекари не допустят, чтобы с кем-то случилась беда.

– Значит, и волноваться не о чем, – обезоруживающе улыбалась девушка.

Да чтоб тебя!

– Я волнуюсь о том, что тебе причинят боль. И не понимаю, зачем подвергать себя такому. Ты видела, кто туда идёт?

Марта терпеливо смотрела на меня в ответ, пока я расхаживал перед лавочкой в парке, пытаясь её урезонить.

– Старшекурсники! – продолжил я в запале. – У них преимущество… Во всём! Они старше, опытнее, знают намного больше заклинаний. И им до смерти надоело сидеть на скамье, они рвутся в бой. Они с удовольствием разукрашивают друг другу лица, ты бы видела их на тренировках.

Я не лукавил. В зале и на открытой площадке занимались все, невзирая на курс; даже девушки тренировались отдельно, имея своё собственное пространство. И потому я видел, что происходит между самыми ретивыми.

Наш курс – четвертый, – считался средней ступенью обучения, как и пятый, и среди нас уже возникали ожесточенные стычки на почве выяснения, кто сильнее.

Сдерживать Григория в рамках допустимого становилось всё сложнее. Он превращался в ревущий камнепад, стремясь уничтожить соперника. Только Максиму удавалось привести его в чувство. Но даже такие бои нельзя было сравнить с тем, как разбирались старшие курсы.

Мы часто наблюдали за поединками. Соперники укрывались куполом и бой начинался. На любой площадке всегда находился дежурный, на всякий случай. Пусть магам вменялось надевать защитные браслеты, которые не позволяли нанести серьезный ущерб здоровью, наблюдатель всё же был. Он следил, чтобы все правила были соблюдены, но всё же мы ощущали внимание со стороны обучающего состава к тому, как мы меряемся магией.

После поединка оба соперника часто выглядели не лучше отбивной. Угрозы для жизни не было – браслеты бы не позволили, но сражения были ожесточенные, а парни были настроены очень серьёзно. Особенно те, кто собирался участвовать в состязании.

Я давно решил, что лезть в такую кашу глупо. Мой средний магический ресурс также не способствовал принятию глупых решений. И наградой был всего лишь статус, так что мне это точно было не нужно.

Когда Марта впервые озвучила своё решение, я подумал «она пошутила». Странных шуток, пожалуй, можно было ожидать от Марты. Но когда она начала тренироваться для состязания, я забеспокоился.

Тренировки её тоже были странные и обычно происходили в свободные дни. Мы по обыкновению отправлялись гулять в горы. На привале, в каком-нибудь живописном месте с потрясающим видом, Марта погружалась в медитативное состояние и проводила в нём около часа. На мой вопрос, как это поможет в схватке, она ответила: сосредоточение – это всё.

Она медитировала, я размышлял.

Оказалось, что концентрация всё же имела дополнение в виде своеобразного танца. Марта исполняла набор необычных движений, медленно перетекавших одно в другое. В её махах и поворотах угадывались удары, уклонения, развороты и другие неизбежные атрибуты сражения, но на движения, усвоенные на занятиях рукопашного или магического боя за последние четыре года это было не слишком похоже.

Я спрашивал об этом, она отвечала, что так её учил отец и для неё это наиболее действенная подготовка.

Видя настрой Марты, которая, кажется, действительно собралась выйти на арену, я принялся её отговаривать.

На мой взгляд, того факта, что девушки, как правило, вообще не участвовали в состязании было достаточно, чтобы изменить решение. Исключения случались редко, и это всегда был седьмой курс, и девушки были такими, что больше походили на Григория. Но даже они никогда не проходили дальше второго этапа.

Я так злился на дурацкие правила, которые позволяли записаться любому. Я пошёл вместе с ней и закатил небольшой скандал в секретариате на предмет дозволения таких глупостей. Меня выслушали, но Марте всё равно было разрешено участвовать – она подписала все необходимые бумаги месяц назад.

Списки произвели немалый фурор. Как и ожидалось, зная историю состязаний, Марта оказалась самым неожиданным участником этого года. Все смеялись. В открытую. Задавали ей издевательские вопросы, но Марта – что лесу ветер, – только улыбалась. И молчала.

Не смешно было мне. И моим друзьям, за что я был им очень благодарен. Никаких шуток или насмешек с их стороны не последовало.

– Ну почему ты молчишь? – Марта по обыкновению вела себя спокойно, ожидала, когда мои силы иссякнут. – Почему не выбросишь эту идею из головы?

– Потому что я так хочу, – в сотый раз повторила она.

Я попробовал зайти с другой стороны. Марта всегда слушалась меня и мы поступали так, как я хотел, если я на том настаивал. Это был не слишком красивый способ, смахивавший на откровенную манипуляцию, но как ещё отговорить её от этой затеи, я просто не знал, а до состязания оставалось совсем ничего.

– Марта, – начал я, – не ходи, – я прямо посмотрел на девушку.

Она на мгновенье зависла, как делала всегда, встречаясь с лучшим оружием в моем арсенале – пристальным взглядом.

– Прости, Филипп.

Впервые этот приём не сработал. Я изрядно удивился и потому растерялся. Мне нравилось думать, что я имею над Мартой тайную власть. И было не слишком приятно заглянуть в лицо реальности: Марта только позволяла мне так считать. Она всегда поступала так, как хотела сама.

***

Перед состязаниями я не спал – не мог уснуть. Ворочался и переживал. Поднялся ни свет ни заря, взлохмаченный, сидел в общей комнате и пил чай.

Друзья тоже появились раньше обычного. Экзамены были сданы, вставать спозаранку не было смысла. Сегодня пройдет состязание и уже завтра мы разъедемся по домам.

Мы поздоровались, но разговор не завязался. В полном составе спустились к завтраку. Оживление и ажиотаж, царившие вокруг, нас не коснулись. Мы ветрорезом прошли в гущу и заняли привычный стол. Чуть позже к нам присоединилась Марта.

За столом было тихо; мы оказались будто в центре урагана, раскручивавшего свои убийственные кольца вокруг. Ели медленно, задумчиво жевали над тарелками. Временами звучали просьбы передать то или иное. Ребята переглядывались.

– Послушайте, это просто невозможно! – не выдержал я гнетущего молчания. – Я не могу её переубедить, так хоть вы попытайтесь.

– Мы пытались, – ответил Григорий, усиленно работая челюстями.

– Не один раз, – добавил Максим.

– Филипп, прости мне мои слова, но Марта ненормальная, – забил Кирилл гвоздь в крышку гроба.

Марта смотрела на ребят, но я не заметил ни следа обиды или возмущения на её лице, она по обыкновению молчала. Так она вела себя, находясь в глухой обороне – так я определил это состояние. Нельзя было разговаривать с тем, кто попросту не разговаривал.

Трибуну я занимал, не чувствуя ног и буквально плюхнулся на сидение между друзей. Я кожей ощущал, что они тоже волновались; всё же приятно, что они искренне приняли девушку. Это стало неожиданностью, но не об этом я сейчас думал.

На арену вышел ректор, поздравил всех с окончанием года. Напомнил правила, известные назубок каждому.

Все участники тянули жребий, кому с кем сражаться. Победители поединков снова тянули жребий. Так происходило до тех пор, пока соперников не оставалось двое.

Остальное было привычно. На моих глазах распорядители зацепили по браслету на левой и правой руке состязавшихся. Правый отводил смертельную опасность, левый – ограничивал магический ресурс. Бой длился до сдачи или невозможности продолжения сражения. Причин тому могло быть две: один из участников находился без сознания или исчерпал магический ресурс первым.

В этом году набралось тридцать шесть участников – довольно много. Чётное число, значит, у каждого была пара с первого сражения. Они выстроились в ряд, Марта стояла последней.

На ней был особый костюм, который носили все девушки, занимаясь магической или физической активностью. Черные свободные до колена штаны и в тон куртка широкого кроя, скрывавшая руки и образовывающая накидку вразлёт вокруг верхней части тела. Волосы Марта не собрала, что являлось, в моих глазах, огромным упущением. Волосы – помеха в бою. Мне иногда мешала даже чёлка, выпадавшая из пучка волос, собранного на затылке во время физической подготовки.

Первый соперник Марты оказался магом воды с седьмого курса. Мы уже выяснили с ребятами, что среди представителей своей стихии он считался сильным противником. Кажется, он не слишком обрадовался, выходя против Марты. Очевидно, что Марта была девушкой, к тому же младшей, и не выглядела крепкой в отличие от своего оппонента.

Объявили начало. Первая половина пар разошлась по арене с ассистентами. Те, исполняя обязанности дежурных, проверили браслеты и укрыли ребят куполом.

Обычно я с большим интересом наблюдал за магическими дуэлями. Волноваться было не о чем, впереди были долгие каникулы, а развлечения ценили все. В этот раз всё было по-другому. Я едва понимал, что происходит.

Друзья тоже сидели будто в воду опущенные.

Минут через пятнадцать все бои были закончены и вторая половина заняла освободившиеся места. Среди них была Марта.

Я не желал ей удачи. Молился всем духам, чтобы она проиграла сразу и у меня бы отпустило в груди. Я не хотел видеть, как её истязают.

Соперник Марты атаковал волной. Вода находилась у него в бурдюке пристёгнутом к поясу – этот метод использовали все маги водной стихии. Поток хлынул к Марте, уже был готов сбить девушку с ног, как вдруг разбился о стену огня, вспыхнувшую перед самым её лицом.

Вода оглушительно зашипела, превращаясь в пар. Завеса была настолько плотной, что на несколько долгих мгновений скрыла противников из виду. Когда облако наконец рассеялось, Марта стояла в стороне, а соперник лежал на песке.

К распростертому телу приблизился ассистент, а уже через минуту поднял руку, подавая знак, что Марта выиграла. За парнем пришли лекари, отнесли его в сторону. Ничего серьезного – студент был оглушён.

Оглушена была и толпа, видевшая всё так же четко, как и мы, то есть не видевшая ровным счётом ничего. Сначала студенты притихли, а после заревели возмущенно и взволнованно. Все хотели знать, что именно произошло.

Оглушен был и я. Как Марта выиграла поединок, да ещё так быстро, закончив дуэль первой в своей группе? Я внимательно всматривался в девушку, но она выглядела совершенно обыкновенно.

Победителям первого этапа давался пятнадцатиминутный перерыв. Они сидели на лавках, пили воду, растирали мышцы, переговаривались. О чем, можно было только догадываться. В отличие от участников, собравшиеся студенты гудели и шумно переругивались.

Многие дивились выигрышу Марты; говорили, что это случайность. Другие обсуждали действительно сильных кандидатов на победу.

Всё это время она сидела на дальней стороне площадки и смотрела. Не знаю, как ей удалось разглядеть меня, но её такой знакомый взгляд лёгким пламенем касался кожи.

Я сглотнул, чувствуя тепло собственных щёк; я знал, что мне это не кажется.

Перерыв закончился слишком быстро. Восемнадцать оставшихся участников снова тянули жребий. В этот раз Марте достался маг земли седьмого года обучения.

Высокий, недюжинной силы парень встал напротив Марты. Он выглядел спокойным. С такого расстояния я не разглядел ни презрения, ни усмешки на его лице.

Я не раз видел его в бою. Он был собран и аккуратен, потому бил с поразительной точностью, вкладывая в удар много сил.

От Максима я знал, что магам огня сложнее всего с магами земли. Земля хорошо защищала от пламени.

Бой начался. Парень и Марта двинулись по кругу, медленно сходясь, но ни один не спешил начать. Наконец её соперник решился. Он выбрал заклинание, которое проходили на шестом курсе – картечь. Огромные блоки земли неправильных квадратных форм поднимались по воле мага и летели один за другим в цель. Чем большего размера они были и чем быстрее летели, тем сложнее было от них увернуться, но Марта и не собиралась уворачиваться!

Она ринулась навстречу первому блоку. Тот летел низко, потому что был поднят первым и потому пущенным в полёт раньше остальных. Второй летел выше, правее, третий ещё выше, левее – на высоте головы Марты. Только девушка уже оттолкнулась от земли и в полете шагнула на первую опору. Снова толкнулась и перепрыгнула вправо, затем влево; она была быстра и ловка.

Такой прием против картечи был известен, но применяли его не часто. Парни были слишком тяжелы и не так проворны. Для девушки маневр был идеальным.

Марта оказалась на высоте в прямом и переносном смысле слова. Атаковала вспышкой рассеянного огня – пламенем дракона. Ослепила соперника, заставив того уворачиваться. Маг перекатился по земле и поднял щит из земной породы. Вот только он не мог видеть сквозь него. Он выглянул с одной стороны, но Марта заходила с другой!

И я знал, каким образом она угадала верную сторону: она видела тепло. Чувствовала тепло человеческого тела настолько хорошо, что могла видеть, куда я иду, с повязкой на глазах. Мы так иногда играли, пока я не поверил в эту способность.

Она набросилась сзади, передавила чужую шею, обвила ногами. Маг пытался её скинуть, ударился о своё же препятствие спиной, на которой повисла Марта; девушка удержалась. Он упал на землю с размаху, расплющивая тяжестью своего тела тонкую фигуру, вцепившуюся в него словно клещ. Задергался и через несколько мгновений затих. Марта придушила его, заставив потерять сознание.

Вторая победа!

Я поверить не мог.

– Молодец! – в восхищении закричал я.

Следующие пятнадцать минут ожидания мы провели в неменьшем волнении, чем остальные зрители. Мы обсуждали с ребятами тактику и манёвры Марты. Они были впечатлены, как и я.

Оставшиеся девять участников снова выбирали соперников. Число неравное – девять. Один, вытащив короткую соломинку, отошёл в сторону.

На этот раз Марта встала против мага воздуха. Снова седьмой курс и снова очень сильный маг. Я знал его приёмы – часто наблюдал за ним. Он бил метко и безжалостно. Любил все виды смерчей и режущие заклинания.