Город без названия. Пьеса бесплатное чтение

ISBN 978-5-0062-9538-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Александр Молчанов

Город без названия

Пьеса

Действующие лица:

Секретарь горкома Аглая Аркадьевна Соболева – около 40 лет.

Врач Елена Мухина – 24 года

Начальник городской электросети Михаил Снятков 30 лет

Его жена учительница начальных классов – Ольга 26 лет.

Кораблев Евгений Петрович, премьер советского правительства – 54 года

Андрей – 33 года

Коллектив товарищей,

Военные

Действие происходит 7—9 февраля 1990 года в городе без названия за полярным кругом

Пролог

Андрей лежит на земле и смотрит на небо.

АНДРЕЙ. Вроде одна Земля, а небо над ней везде разное. Дома звезды холодные, а здесь – такие близкие, такие горячие…

7 февраля

Больничная палата. Михаил лежит на койке, а Елена сидит рядом и держит свою руку у него на груди.

МИХАИЛ. Чувствуешь?

ЕЛЕНА. Чувствую.

МИХАИЛ. Как ты это чувствуешь?

ЕЛЕНА. Как будто мраморная плита лежит у тебя на груди. Я чувствую рукой ее тяжесть и холод.

МИХАИЛ. Точно.

ЕЛЕНА. И еще – привкус во рту. Металлический, такой бывает, когда хватанул смертельную дозу радиации.

МИХАИЛ. Что же мне делать, Лена?

ЕЛЕНА. Попробуй закричать.

МИХАИЛ. Что?

ЕЛЕНА. Собери звук в горле и опусти его вниз, зацепи камень этим звуком. Если сможешь отбить хотя бы кусочек – станет легче.

Михаил смеется.

ЕЛЕНА. Что?

МИХАИЛ. Это все ерунда.

ЕЛЕНА. Попробуй.

Михаил пытается закричать, но из его горла выходит только хрип.

МИХАИЛ. Нет.

Михаил встает и подходит к окну. Стоит, глядя в окно.

МИХАИЛ. Удивительно. Идут люди домой с работы. Все-то у них хорошо и спокойно. Их никто не любит, они никого не любят. Я бы не задумываясь поменялся с любым из них. Да еще взял бы в придачу язву желудка или ревматизм. Лишь бы никогда этого не знать.

ЕЛЕНА. Не знать любви?

МИХАИЛ (поворачивается к Елене). Понимаешь, что меня больше всего бесит? Я ведь все всегда делаю правильно. Соблюдаю правила дорожного движения по жизненному пути. Еду по главной дороге. На каждом повороте поворачиваю туда, куда показывает знак. И как получилось, что я в итоге приехал в тупик?

ЕЛЕНА. Все в этом мире связано.

МИХАИЛ. Это пустые слова.

ЕЛЕНА. Нет. Не пустые.

В коридоре стук ног, невнятный говор. Слышен властный женский голос, перекрывающий остальные голоса.

СОБОЛЕВА. Что касается фондов – с фондами мы разберемся. Вы разберитесь со штатным расписанием, а мы разберемся с фондами. Но потом, во втором квартале. Сейчас мы это даже трогать не будем.

Михаил снова смотрит в окно.

МИХАИЛ. По земле метет. Будет пурга.

ЕЛЕНА. Мы можем уехать хоть завтра.

МИХАИЛ. Бесполезный разговор.

ЕЛЕНА. Наоборот, теперь все проще.

МИХАИЛ. Да уж, идет слушок по городу. Ольге наверняка уже поднесли новость на блюде. У них там в школе атмосфера еще хуже, чем у вас здесь. Как я ей в глаза посмотрю?

ЕЛЕНА. А как вчера смотрел?

МИХАИЛ. Это верно. Но теперь по-другому все будет. До сих пор это вроде бы только нас касалось, а теперь будет большая общественная история. Вынесут на партком, может быть, даже устроят товарищеский суд. На поруки возьмут.

ЕЛЕНА. Страна большая. Ты энергетик, я врач – нас где угодно с руками оторвут.

МИХАИЛ. Как ты это нехорошо сказала. Практично.

ЕЛЕНА. Извини. Пытаюсь до тебя достучаться.

МИХАИЛ. Только не цинизмом, пожалуйста.

ЕЛЕНА. Хорошо, ты можешь сказать – почему нет? Что тебя здесь держит? Этот богом забытый город, у которого даже названия нет…

МИХАИЛ. Я и есть этот город, Лена. Если нас разделить – я умру. И город тоже умрет.

Пауза.

ЕЛЕНА. Тогда все пропало.

МИХАИЛ. О том и говорю.

В коридоре снова стук ног, невнятный говор. Снова слышен властный женский голос, перекрывающий остальные голоса.

СОБОЛЕВА. Вы нам подготовьте процент износа технического оборудования, а мы уже со своей стороны чем сможем. Но это все после, после. Я же сказала, во втором квартале.

МИХАИЛ. Это кто там, Соболева бушует?

ЕЛЕНА. Начальство какое-то ждут из Москвы. Завтра у нас спецдежурство с восьми утра.

МИХАИЛ. Странно, мне никто ничего не сказал.

ЕЛЕНА. Видимо, в вас уверены.

МИХАИЛ. У нас смотреть нечего. Трансформаторы да насосы в шахтах. Начальство любит столовые и больницы. Кто хоть приезжает-то?

ЕЛЕНА. Жди пять минут, потом выходи через заднюю лестницу.

Елена открывает дверь палаты и лоб в лоб сталкивается с Соболевой.

СОБОЛЕВА. Здравствуйте. Вас-то я и ищу.

ЕЛЕНА. Меня?

СОБОЛЕВА. Ваша фамилия Мухина?

ЕЛЕНА. Да.

СОБОЛЕВА. Да, у меня тут записано. Я была у вас на приеме. В прошлом году.

ЕЛЕНА. В августе.

СОБОЛЕВА. Можем с вами поговорить? По-товарищески?

ЕЛЕНА. Я вас слушаю.

Соболева подходит к ней и берет ее ладонь в свои руки.

СОБОЛЕВА. Я помню ваши руки. Чувствительные.

Елена вынимает руку и закрывает дверь в палату. Дальнейший разговор происходит за дверью. Михаил слушает, стоя посреди палаты.

СОБОЛЕВА. Я ограничена во времени, поэтому уж извините, буду говорить напрямую. До меня дошла информация о том, что вы вступили в связь с семейным мужчиной. Вы понимаете, о чем идет речь?

ЕЛЕНА. Да, прекрасно понимаю.

СОБОЛЕВА. То есть, вы подтверждаете?

ЕЛЕНА. Подтверждаю.

СОБОЛЕВА. Очень хорошо. Этот инцидент должен быть исчерпан мгновенно. Любые… мероприятия на эту тему во всех заинтересованных коллективах будут поставлены на паузу до конца визита первого лица. Отработаем визит – после этого вы должны будете уехать очень быстро.

ЕЛЕНА. Насколько быстро?

СОБОЛЕВА. Это должны быть не недели, а дни. Что у вас здесь? Квартира?

ЕЛЕНА. Я живу в общежитии.

СОБОЛЕВА. Тем более. Вы откуда?

ЕЛЕНА. Из Куйбышева.

СОБОЛЕВА. Вот и поезжайте обратно в Куйбышев. Я навела справки, вы хороший специалист. Вас с руками оторвут в любой горбольнице. Характеристику вам напишут идеальную, даю слово.

ЕЛЕНА. Спасибо.

СОБОЛЕВА. Вопрос решен?

ЕЛЕНА. Вопрос решен.

СОБОЛЕВА. Я рада, что мы так хорошо поняли друг друга. Вы ведь нам не доставите никаких неудобств завтра?

ЕЛЕНА. Нет. Вы можете быть спокойны. Никаких неудобств не будет. Я разумный человек.

СОБОЛЕВА. Вот и ладушки. Выспитесь сегодня хорошенько.

Слышен стук каблуков по коридору. Михаил стоит посреди палаты, сгорбившись и засунув руки в карманы. Он набирает воздух в легкие и сначала тихонько стонет, потом громче, потом кричит по весь голос. Как будто мраморная плита упала с его груди.

Квартира Михаила.

Михаил открывает дверь, входит в квартиру.

Напротив двери стоит Ольга и смотрит на него.

Они долго молча стоят и смотрят друг на друга.

Михаил разворачивается и протягивает руку к двери. Ольга подходит к нему, обнимает и начинает целовать. Михаил обнимает ее отвечает на ее поцелуй.

Затемнение.

Потом они лежат и разговаривают.

Ольга. Давай ребенка заведем.

Михаил. Оль, ты серьезно?

Ольга. Хочу, чтобы мы вместе что-то создали. Выпустили что-то в мир. Что-то живое. Раз семью не получилось создать.

Михаил. Оля, не надо. Я тебя прошу. И так тошно.

Ольга. Я не издеваюсь над тобой. Я не буду мучить тебя разговорами. Просто я вдруг поняла, насколько всегда хрупко… Людям кажется, что их жизнь стоит на прочном фундаменте. Убеждения, картина мира, обязательства перед обществом. Потом вдруг выясняется, что фундамент стоял на вечной мерзлоте. И все бы ничего, если идет ледниковый период. Бесконечный. Привыкаешь, обрастаешь шерстью. И тут вдруг земля меняет орбиту и все начинает таять. Идешь по земле и ноги разъезжаются в разные стороны. Что делать? Что нам делать, Снятков?

Михаил. Идти дальше.

Ольга. А некуда дальше. Мы уже пришли.

Пауза

Михаил. Завтра можно выспаться. Я в отгуле.

Ольга. У нас тоже декретированый день. Дети все по домам, школа закрыта.

Михаил. Будем пельмени лепить.

Ольга. Почему бы и нет. Пусть будут пельмени.

Гостиница.

Кораблев стоит у окна и смотрит на просыпающийся город.

КОРАБЛЕВ. Почти семь часов ехали (Смотрит на часы) От аэропорта до гостиницы меньше тридцати километров. Надеялся вечером приехать в гостиницу и хорошенько выспаться. В последнее время только в гостиницах и удается отдохнуть. Никто не беспокоит, не звонит. А вместо этого всю ночь в автобусе, пока спасатели на вездеходах не пробились. Все из-за этой чертовой пурги. А я еще как назло в летних ботиночках и легком пальто. Завтра я должен быть в Пекине, там сейчас плюс шестнадцать. Не хватало еще заболеть. Вот так оно и бывает – продует в машине и кранты. Мне пятьдесят четыре года. Как Ленину. А я даже повоевать не успел. Летчиком ведь хотел стать. А попал на завод. И дальше вся жизнь там – сначала в цехе, потом главным инженером, потом директором. Потом пошел по партийной линии, выдвинули в ЦК. И вот уже пять лет – председатель совета министров. Формально – высший пост в стране. Капитан тонущего корабля. Что я могу сделать? Что я могу?

(пауза)

А если бы на моем месте сейчас находился Владимир Ильич, смог бы он что-то сделать?

(Пауза)

А если бы на моем месте был…

(Пауза)

…нет, это все бесполезный разговор. Все, что мы делаем, только ухудшает ситуацию. И чем больше мы суетимся, тем хуже идут дела. Как будто сама история против нас. Чернобыль, Спитак. Скоро запылают окраины. В руководстве брожение. Доверия нет. Мы думали, что дальше гайки закручивать нельзя, нужно дать людям немножко свободы. Приоткрыть краник, спустить давление. Но давление оказалось таким сильным, что снесло всю дамбу. Еще нет, но скоро снесет. Эти танки в Новороссийске. Безумие. Мы разрешили им открывать кооперативы, а они через кооператив пытались продать двенадцать танков за границу. И мы даже тронуть никого не можем, потому что кого ни тронь – дотронешься до самого себя. Это все – мы. Это мы украли эти танки. Сами у себя. Мы теперь и есть кооператив. Кооператив СССР.

Продолжение книги