Гниющие во тьме бесплатное чтение

Пролог

Капли дождя барабанят по окнам и подоконнику. Порыв ветра врывается в комнату, подкидывая занавески и напоминая о том, что я не закрыла окно. Через пять минут вода побежит тонкой струйкой вниз, образовывая лужу на полу. А через полчаса соседка взорвётся визгом, проклиная меня за невнимательность, хотя прекрасно знает, что мне абсолютно плевать на неё и эту вшивую академию.

Самый большой самообман считать это место элитным заведением для избранных семей, а её выпускников опорой общества и чёрным кардиналом государства. Кто мы? Шпионы Ирминта, диверсанты, убийцы, властители судеб или жалкие марионетки в чужих руках?

Нас учат хладнокровию, жестокости. Я знаю, куда вонзить кинжал, чтобы противник умер быстро, не успев вскрикнуть. Стиснув зубы, терплю удары, не вздрогнув от вонзённого ножа под рёбра, продолжаю вести бой, потому что проигрыш равен смерти. Одни с восхищением называют нас «чёрными тенями», другие боятся найти наш взгляд в толпе. Мы могли бы гордиться такой славой, да только наша жизнь принадлежит академии и президиуму.

Родители отдают отпрысков учиться, нахваливают статус и возможности семейства, но в действительности они избавляются от нас. В тринадцатилетнем возрасте мы поступаем в академию, обучаемся на протяжении восьми лет, одиннадцать месяцев в году. А по окончанию отправляемся на задания без возможности связаться с родными. И в конце умираем, отдав долг государству – никто не возвращается домой живым. Да нас и не ждут. Кто станет ждать смертника? Поступают ли так любящие родители?

Я своих ненавидела с детства. «Сиди прямо, Эмирия», «Не улыбайся», «Сдерживай эмоции», «Ты такая страшная, Эмирия, за что тебя держат в академии?». Каждый год вижу отвращение на их лицах, когда возвращаюсь домой, а мой отъезд приносит им облегчение.

Ногти впиваются в плоть собственной руки, причиняя боль, а на лице появляется натянутая улыбка. Вот причина моих бед – улыбка. Какие бы эмоции я не ощущала – всегда получается ухмылка. Кому интересно слушать историю девочки с ассиметричным ртом, когда можно навесить ярлык «странная» и отбросить в сторону подобно отрепью. Меня заклейми за то, что изменить нельзя. Этот дефект не шрам, полученный от падения, не ожог от огня. Так в чём же моя вина? За что меня ненавидят родители и общество? Я устала жить, не имея возможности изменить судьбу. Старания рассыпаются пухом по ветру из-за малейших ошибок.

Единственная причина, по которой я здесь – Герет, мой брат. Какой бы паршивой занозой он не был – я дорожу им и не намерена оставлять одного. Только смерть способна нас разлучить, а гнусным людишкам это не под силу. И у меня только один шанс остаться с ним – стать лучшей в выпуске. Тогда смогу выбрать место будущего задания и поселиться рядом. Пусть нам нельзя будет общаться – это против правил, чтобы случайно не выдать других. Но я смогу видеть его, буду знать, что он в безопасности. А в случае обратного – вмешаюсь и спасу его. Пусть меня убьют за это, зато он останется жив. Моя жизнь давно не имеет смысла и мне не принадлежит.

А что до родителей? Я хочу увидеть, как они корчатся от боли в луже собственной крови. Они сделали нас рабами гнусной системы. Внушили ложные идеалы и заставили беспрекословно подчиняться людям, личности которых никому не известны. Кто правит президиумом? Откуда они и что им нужно? Никто не знает. Даже не известно сколько их. Один? Трое? Десять? Они спрятались, руководят из тени, чтобы их не нашли и не покарали за содеянное. И никакая революция их не уничтожит, зато умрут другие – пешки.

Кровавые реки польются по коридорам академии и потопят былое величие, а костями «идеалистов» будет выстелена дорога в Пустошь, на остров забытых и брошенных. Но даже тогда справедливость не восторжествует. Их место займут новые «освободители», что будут тиранить народ не хуже прежних. Вливая в головы народа очередную чушь про свободу, равенство и лучшую жизнь. Нужно только потерпеть пару лет, и люди не заметят, как эти годы станут десятилетиями и всё будет как прежде.

Но я отвлеклась. Раз Вы здесь значит, Вам интересна история моей смерти. Присаживайтесь поудобнее, я расскажу, как прогнило общество, как внимая сладким речам про свободу и равенство, мы отправились на войну. Как борьба за собственное выживание сделала нас злодеями.

Был ли у нас выбор? Я не знаю. Ирония человеческой жизни в том, что нам доступен только один вариант судьбы, а все альтернативы – домыслы, что не имеют ничего общего с реальностью.

Глава 1. Академия

В тренировочном классе тридцать три студента, включая меня. Трое не доживут до начала пятого курса – кто-то убьёт себя сам, кому-то помогут родители после отчисления. Каждый год мы теряем пятерых, таковы правила, пока нас не останется десять человек. Только десятерым будет позволено покинуть академию и отправиться на священную миссию по удержанию мира в Эмнезии. Именно такую чушь вливает нам в головы президиум, считая чёрных теней элитой и опорой галактики. В действительности они упиваются собственной властью, контролируя другие государства. А наша роль – послушно выполнять приказы.

Для этого нас тренируют, для этого каждый день Норвил Джингс входит в кабинет и испытывает наши тела на прочность. А мы, как воспитанные щенки, внимаем всем его командам.

Он внимательно рассматривает присутствующих, планирует кого поставить в круг. Опять будет внушать нам, что «размер противника не имеет значения, если правильно распределить силу». Но в пример поставит неповоротливого Боба и шуструю Британи. Она загоняет его и, воспользовавшись усталостью, уложит на лопатки. Равноценный выбор, мистер Джингс. Боб может колотить только боксерскую грушу, что не способна двигаться. Перед каждым ударом он напрягает всё тело – предсказать его действия может любой полоумный.

– Мисс Силити, выйдите вперёд. – Норвил сверлит меня карими глазами. Он сжимает челюсть, из-за чего скулы становятся острее. Бровь ползёт вверх, добавляя морщин на лбу. Ему чуть больше пятидесяти, но благодаря подтянутой фигуре, выглядит моложе. Если уберёт седину, сможет притворяться тридцатилетним. На нём преподавательская форма: бордовый костюм пошит из плотной, матовой ткани, на манжетах и стоячем воротнике, что застёгивается внахлёст, вышивка из нитей золотого цвета. На одежде нет карманов, клёпки и молнии скрыты планками – простота и строгость в одном флаконе отличительная черта формы.

Делаю шаг вперёд, проведя рукой по гладкой ткани комбинезона, что спереди застёгивается на молнию. Белокурые волосы собраны в тугой хвост, чтобы не лезли в глаза во время боя. На мне нет украшений, любимые портупеи остались в спальне, чтобы за них нельзя было ухватиться. Я максимально готова к поединку, не считая роста и хрупкого телосложения. Сложно биться с тем, кто вдвое больше тебя.

– Мистер Дригли, Вы тоже.

Он указывает на парня, что на голову выше меня, плотного телосложения. У него крючковатый нос, кончик которого завален вправо – следствие частых переломов. Тёмные волосы густыми прядями свисают на глаза, из-за чего он часто дёргает головой.

– Но мистер Джингс она мне не противник – я уложу её в два счёта. – Юноша морщит нос, выпячивая губы.

– Если Вы не боитесь возмездия. – На лице наставника мелькает ухмылка, а в его глазах блеснул озорной огонёк, словно он задумал что-то коварное.

Уголок моих губ дёргается и ползёт вверх, пытаюсь вернуть его на место, но нервная улыбка пробивается наружу, лишая меня хладнокровия. Мне не нравятся выглядеть слабой, когда к моим достижениям пририсовывают Герета, обесценивая мой вклад. По словам Норвила – я выигрываю только из-за того, что остальные боятся брата и поддаются. А как же тренировки после занятий и в выходные дни? Полученные синяки, стёртые в кровь ступни? Я делаю больше, чем остальные.

– Чего ухмыляешься, Силити? – Энтони шмыгает носом, разминая костяшки пальцев. – Когда за тебя перестанут заступаться – станешь девочкой для битья.

– Не раньше тебя. – Сжимаю кулаки, выставив их перед собой.

– Начинайте, – произносит мистер Джингс, складывая руки на груди.

Дригли пристально смотрит мне в глаза. Замечаю, как сжимается его челюсть, а взгляд наполняется нескрываемой ненавистью. Он медленно переступает с ноги на ногу, и когда левая уходит вперёд – понимаю: он готовится наносить удар. Резко разворачиваюсь на девяносто градусов и бью с левой ноги в корпус ровно в тот момент, когда он летит на меня. С его губ срывается хриплый выдох, он сгибается пополам. Добиваю ударом в голову и отскакиваю назад, но моих сил едва хватает чтобы пошатнуть его.

– Дрянь, – хрипло выдавливает он и бросается вперёд, хватая меня за ноги. Теряю равновесие, пытаюсь уцепиться за его футболку, но руки соскальзывают, и я оказываюсь на полу. Удар в живот жгучей болью скручивает меня, хочется прижаться головой к коленям, закрыться, чтобы всё это прекратилось. Но натасканное тренировками тело реагирует быстрее мозга – перекатываюсь в противоположную сторону, минуя ещё один пинок, и вскакиваю на ноги.

– Ты не выпустишься из академии. – Агрессия сочится с его губ, а лицо покрывается красными пятнами. Он привык отправлять в нокаут соперников с первого удара, а когда не получалось – злился и начинал махать руками, открывая лицо и грудь.

– Я – шестая, и скоро займу твоё место. – Мои слова подобны тротилу, брошенному в огонь. Дригли взрывается и летит на меня, размахивая кулаками. Успешно уворачиваюсь от первых ударов, бью ногой в корпус, но он хватает меня за голень и отбрасывает в сторону. Падаю на пол и не успеваю подняться, когда он настигает меня и пинает в грудь.

Тяжёлый кашель, спирает дыхание, рёбра ноют, норовя рассыпаться. Нужно вставать и продолжать, но сил хватает только на перекат, что спасет мою голову от очередного пинка.

– Хватит. – Голос мистера Джингса звучит едва уловимо, словно нас разделяет стена. – Отвратительно, мисс Силити. А Вы, мистер Дригли, как могли пропустить такие простые удары? – Он делает несколько шагов в нашу сторону и останавливается возле меня. – Хватит лежать, здесь не комната отдыха.

Поднимаюсь на ноги, опираясь одной рукой о пол, второй держусь за солнечное сплетение. И первое, что замечаю, это полный ненависти взгляд Энтони – его оскорбило моё сопротивление и нежелание отключиться после первого удара. Теперь он будет искать способ уничтожить меня. Не волнуйся, милый, сопротивление ты получишь. Мне хочется плюнуть ему в рожу, но от этого будет только хуже. Я не в состоянии сейчас постоять за себя, а просить помощи у Герета – подтвердить статус ничтожности.

– Следующая пара мистер Вергли и мистер Харбиди. – Наставник вызывает для боя двух рослых парней, и мне приходится отступить в сторону, уступая место, но мой взгляд продолжает впиваться в Дригли. Он уже о чём-то говорит со своими дружками, искоса поглядывая на меня.

Чувствую, как во мне закипает злость, смешиваясь с ненавистью, как разрывается голова от оскорблений и самоуничижения. До итоговых экзаменов остался месяц – мне необходимо победить всех, чтобы подняться в рейтинге и войти в тройку лучших. Мне нужно одержать победу над грёбанным Дригли, а вместо этого я валюсь на полу, как несчастная слабачка.

Выдохни. Эмоции – худший враг. Они делают нас беззащитными и слабыми. Они обнажают уязвимые места, так и крича врагам «Бей сюда». Мне нужно их контролировать, подавлять, чтобы они не разрушили оболочку моей защиты.

Время тянется мучительно медленно. Мой взгляд скользит по пространству комнаты. На кирпичных стенах видны сколы, трещины, яркие пятна, что вызывающие выделяются на общем фоне – новые кирпичи. Они были установлены взамен разбитых и рассыпавшихся. Каждый из нас представляет собой кусок красного камня – неугодных выбросят и заменят новыми. А семья опозорившегося будет годами искупать предательство.

История знает случаи, когда изменников отслеживали, пытали, а после голову отправляли семье в назидание. Для получения прощения она помещалась в специальный сосуд с хрустальными стенками и ставилась на обеденный стол, чтобы каждый член семьи помнил – президиум не прощает предательства. И только спустя семь лет её можно было убрать. За это время кожа слазила с лица, глазницы становились пустыми, а череп покрывался трупными личинками.

Голова дядюшки появилась на нашем столе, когда мне было пять. Я не знала его, но этот образ прочными нитями вшился в память. Когда я отводила взгляд от колбы, матушка заставляла смотреть. Её ногти впились в щеки, оставляя алые вмятины. Плачь и молитвы отпустить, злили её и выводили из себя. Тогда она хватала меня за волосы и тащила через весь стол, чтобы я могла рассмотреть детали – морщины на лбу, синеющую кожу, как она опускалась, оголяя череп. После третьего раза я взбунтовалась и срезала волосы под корень. Остановило это её? О, нет. Страдать стала моя шея – пару раз она чуть не свернула её, а при сопротивлении – она била меня лицом об стол, причитая о моей непокорности.

У меня много причин ненавидеть родителей. И эта одна из немногих.

После занятия спешу вернуться в комнату, чтобы смыть следы позора и привести мысли в порядок. Сейчас они хаотично носятся на полной скорости, втаптывая мою гордость в склизкую и воняющую жижу, накидывая сверху оскорблений. Я сделала недостаточно, надо было игнорировать боль, подниматься на ноги и вести бой до победы. Дригли не самый сложный соперник на моём пути – у него нет техники, скорости, только сила. Как я могла ему проиграть?

По дороге сталкиваюсь с Кристофером Мелроу – другом брата. Они учатся на одном курсе и много времени проводят вместе. По характеру и внешности они больше похожи на родственников, чем я с Геретом. Тёмные волосы, массивная челюсть, высокий рост. Ответственные, серьёзные, целеустремлённые, слишком умные. Своей дотошностью могут нокаутировать противника не хуже, чем физически. А вот отличий между ними мало: Герет кудрявый и предпочитает молчать, когда Кристофер не затыкается и носит прямые, зализанные назад волосы.

– Выглядишь помятой. – Самодовольная улыбка растекается по его лицу, он вальяжно шагает рядом, пружиня на каждом шаге.

– Смотри, как бы тебя не помяли.

– Да, не злись ты. – Он толкает меня локтём в плечо. Задорность на его лице сменяется серьёзность. – Что случилось?

– Не делай вид, что тебя это волнует. – Мне не нравится, когда он проявляет заботу, выполняя функции старшего брата. Он делает это слишком навязчиво и напористо, не принимая отказов и игнорируя советы отправиться в Пустошь. Зачем Герет натравил его на меня?

– Эмирия, один проигрыш не имеет значения – у тебя прекрасный результат, о котором мечтают многие.

– Я – не многие, – стиснув зубы, ускоряю шаг, желая избавиться от Мелроу.

– Злючка. – Брошенное слово в спину, приносит облегчение. Он не собирается идти за мной и вынимать душу, не придётся тратить двадцать минут на споры и пререкания, после которых разойдёмся в разные стороны, оставшись ни с чем.

Зайдя в комнату, понимаю, что злости стало больше. Она каскадами обрушивается на мои мысли со всех сторон, заставляя бултыхаться. Но вместо попыток выбраться отчаянно гребу в эпицентр.

Как я могла проиграть? Столько времени и сил уходит на тренировки, а результата – нет. Как одолеть того, кто сильнее и больше? Мои удары точные, быстрые, но слабые. С таким же успехом я могла погладить Дригли по голове и пожелать приятного вечера.

Руки сжимаются в кулаки, натягивая кожу на костяшках. Хочется перевернуть стол, разбить чашку, наорать на кровать – сделать хоть что-нибудь, чтобы злость вышла наружу и уничтожила кого-то другого, а не меня. Но вместо погрома выдыхаю, подавляя эмоции, пряча их в очередной ящик.

– Успокойся, Эмирия, мы просто будет больше тренироваться и всё получится.

– Говоришь сама с собой, сумасшедшая? – За спиной колокольчиком трещит голос соседки – Кристалл Кэрол. Она проходит в спальню, толкая меня плечом, самодовольно виляя бёдрами. Присаживается на кровать, закидывая ногу на ногу, и отбрасывает чёрные локоны назад, обнажая ключицы. Сегодня на ней фиолетовое атласное платье на тонких бретелях, которое она надет ещё пару раз и отправит пылиться в шкаф к остальным обожаемым тряпкам.

– Лучше с собой, чем углубляться в твоё скудоумие.

– Как твои успехи с элиассами? – Её голос звучит приторно сладко, проявляя дружелюбие, но губы расплываются в ехидной улыбке, а взгляд наполнен высокомерием. Она знает, как я ненавижу свои провалы, а тот факт, что мне не подчинилось ни одно оружие – пробуждает во мне жгучую ненависть к самой себе. Можно быть первым в рейтинге, но если за два года не обзавёлся артефактом – отчислят.

– А как твои? Будешь ждать, когда тебя домой отправят или убьёшь себя сама?

Улыбка сползает с лица, сменяясь опустошением, будто все эмоции покинули её, а на душе воцарилась, сводящая с ума, тишина.

– Скоро ты окажешься на моём месте.

Как она смеет сравнивать нас? Я трачу время на тренировки, учусь, а она заводит сомнительные связи и забивает шкаф ненужными тряпками. Если бы за пропуски не ломали пальцы – она бы не посещала занятия. Мы – разные, и исход наших историй будет разным.

Решив удержаться от комментария, достаю полотенце из шкафа и чистую одежду. Проверяю, что кинжал лежит на месте в дальнем углу под грудой вещей. Но Кристалл не отступает, хочет блеснуть своим умом, надавить на больное:

– Ты высокомерная выскочка – в тебе нет ничего хорошего, и элиассы это чувствуют. Они никогда не выберут тебя. Через год ты сдохнешь, как все остальные. – Каждое слово острой иглой вонзается в сердце, затмевая разум. Жгучие желание заткнуть её на считанные секунду овладевает мной, но этого времени достаточно, чтобы выхватить кинжал и метнуть его в Кэрол. Лезвие вонзается в стену, пролетев в паре миллиметров от её лица.

– Ты больная. – Она вскакивает с кровати, сжимая кулаки. Её голос пронзительным криком наполняет комнату. – Ты могла убить меня.

– Могла, – бесцветным тоном отвечаю я. – И до сих пор могу. Так, что закрой рот и оставь меня в покое.

Её глаза мечутся, а губы дрожат, словно она хотела сказать что-то ещё. Делает шаг на встречу, но замирает с вытянутой рукой, после чего срывается на бег и покидает комнату, хлопнув дверью. Мне требуется пара минут, чтобы успокоиться – ненавижу себя за импульсивность, когда эмоции управляют телом, а разум предательски прячется.

Вытащив кинжал из стены, осторожно протираю его тканью, проверяя целостность лезвия. Мне нравится наблюдать за тем, как металл переливается в солнечных лучах, бросая на стену пятна света. Каждая грань заточена и имеет острое ребро, а рукоять обтянута чёрным, кожаным шнурком. Он нравится мне своей простой и смертельной угрозой, что несёт в себе. Это не витиеватый ножечек для писем, украшенный бессмысленными камня, а оружие для вскрытия глоток.

Убрав кинжал на место, достаю из шкафа полотенце и чистую одежду. Перерыв между занятиями тридцать минут, Кристофер и Кристалл украли у меня половину этого времени, нужно шевелиться, если не хочу опоздать.

Спешно принимаю душ, натягиваю чёрные штаны с высокой талией, в них же заправляю топ на тонких бретелях. Поверх надеваю укороченную толстовку, что прячет только плечи и руки, имеет два ремня, застёгивающихся на талии внахлёст. Высокий ворот прячет шею. Мокрые волосы расчёсываю и убираю в пучок.

Захватив с собой учебник, отправляюсь на занятие, стараясь не думать о том, что произошло на тренировке, но живот продолжает ныть, напоминая о провале. Я не имею права себя жалеть, так мне говорили родители и правила академии, и в какой-то момент их голоса заменил мой собственный. Эта фраза стала частью меня, парадигмой, правилом номер один. Её вдолбили настолько глубоко, что я не в состоянии отыскать истинных своих чувств и порывов. Где настоящая я, а где то, что хотело сделать из меня общество? Меня учили жить с болью, не обращать внимания на синяки, раны, сломанные пальцы, двигаться вперёд и выкладываться на максимум физических возможностей. Беги, пока не потеряешь сознание, дерись, пока не разобьют лицо и не сломают рёбра.

Родители внушили, что жестокость к себе – это нормально, а академия учила быть жестокой с другими. По этой причине здесь разрешены драки, можно избить своего сокурсника до полусмерти и за это ничего не будет. Но если он скончается – тебя отправят следом за ним.

У нас множество законов и правил, за нарушение которых предусмотрена смерть или позорное изгнание семьи в Пустошь, на парящий остров для узников и провинившихся. На него можно сойти, но покинуть – никогда. Его границы окутаны туманом, что сбивает с пути, лишает видимости, и если ты не сорвёшься вниз, то порыв ветра прикончит тебя камнем.

Шепчутся, что там нет растений, животных и единственная пища –родственники. Если повезёт можно найти выживших и съесть их, но пленники бывают редко – вряд ли кто-то дожил.

Вокруг Пустоши ходит много легенд: про старика, что разгоняет туман взмахом руки; про чудовище, рот которого усыпан тремя сотнями острых клыков, расположенных в три ряда. Есть и логичные версии про тайные лаборатории и опыты над пленными, про то, что острова не существует, а заключенных выбрасывают в открытый космос.

Президиум играет нашим воображением, запугивает неизвестностью. Они строят иллюзии вокруг острова, внушая нам, что оказаться на нём страшнее смерти. А люди сами придумывают это «страшнее» и разносят в массы, заражая друг друга страхом, затягивая ошейник беспрекословной верности. Свобода наступит с приходом правды, она подобно свежему ветру, разгонит затхлость лжи, вдохнёт новую надежду и отправит сотни тысяч граждан на встречу со смертью. Когда матери похоронят мужей и детей – никто не найдёт в себе сил осознать, что правда оказалась очередной ложью.

Поэтому я не верю в благость намерений президиума, не верю в то, что наша жизнь может измениться к лучшему. А жертвовать Геретом ради мнимой свободы слишком высокая цена. Хватит и того, что нами уже пожертвовали родители, оставив себе первенцев для продолжения рода.

В детстве я часто мечтала о чуде: как всплывёт факт ошибки и окажется, что я – первая девочка. Меня заберут в другой дом, начнут любить, холить и лелеять, а ухмылка перестанет быть клеймом и предметом ненависти. Представляла, как заведу друзей, как мы будем ходить вместе по красивому саду и разговаривать обо всём. Но время шло, стирая мечту в глупую затею, лишая меня шанса стать счастливой.

Старших брата и сестру не знаю, никогда их не видела. Они жили в другом доме, о них заботились слуги, а родители поочередно навещали их. Возможно, что они уже выросли и завели свои семьи. Будут ли они также относиться к младшим детям или проявят больше милосердия? Нет сомнений в одном: двоих они точно отправят на смерть, а академия продолжит своё существование.

Устроившись в кабинете, бросаю взгляд на стену. Окон здесь нет, как и во всех обучающих классах. Раз в неделю мы выходим во двор, чтобы насладиться природой и солнцем. Это единственный день, когда нет занятий, и есть время на отдых.

– Сегодня мы будем говорить о религии в других государствах. – Тория Фрэбети поднялась со стула, внимательно осматривая студентов. Она была одета в форму, соответствующую своему статусу. Мистер Джингс относился к наставникам, о чём свидетельствовали бордовый цвет и золотистые вышивки. Средними по престижности считались направляющие – они носили сиреневую форму с серебристой вышивкой. А тёмно-серая выдавалась информаторам, подчеркивая низшее положение. Статус преподавателя определялся исходя из важности предметов, которые он вёл. Поэтому на Тории Фрэбети были тёмно-серые брюки и пиджак. Лицо у неё было бледное, худое с ярко выраженными скулами и тёмными кругами под глазами. Рыжие волосы убраны в пучок. Ей не больше двадцати пяти, но надменная строгость делает её старше. – Через полтора месяца состоится экзамен по пройденному материалу. В некоторых государствах религия выступает на одном уровне с аппаратом правления. И если вы не будете в ней разбираться, то вас быстро рассекретят.

– Если мы не будем разбираться – нас не отправят на задание. – Дригли вытянулся на стуле, почти занимая положение лёжа, нагло ухмыляясь, подбадриваемым смехом своих прихвостней. Он всегда таскался с Брэстори и Кермити. Первый был низкого роста с тучным телосложением. Стригся на лысо и придурковато улыбался, обнажая кривые зубы. Второй имел длинные рыжие волосы, что собирал в хвост. И казался таким худым, словно всю еду отдавал дружкам.

– Может быть Вы, мистер, хотите продолжить вместо меня?

– Нет, информатор. – Дригли стушевался под взглядом Фрэбети, выпрямился, пододвинувшись ближе к столу, и уткнулся в учебник.

Усмешка отразилась на моём лице, вырвавшись громким придыханием.

– Или Вы, мисс Силити? – Её взгляд переключился на меня. – Что Вы знаете о религии?

– Религия – это определённая система взглядов, обусловленная верой в сверхъестественное. Включает в себя свод моральных правил и регулирует поведение членов организации. Проще говоря, религия – один из способов управления людьми.

– Верно. – Информатор кивнула и продолжила развивать тему: – Во многих государствах Эмнезии религия и власть занимают одинаковую позицию, поэтому так важно понимать и разбираться в её нюансах.

Я слушала лекцию, перелистывая страницы учебника, разглядывая иллюстрации. Делать конспекты нам запрещалось, чтобы тренировались внимательность и память. А в качестве проверок использовались устные экзамены, к которым заучивался весь материал. Преподавателям разрешалась спрашивать всё и в любом объёме. Если кого-то ловили за жульничеством, будь то шпаргалка или одно слово нацарапанное на ладони, наказывали физически, могли лишить пищи и сна, а если проступок повторялся – исключали.

Когда лекция подошла к концу, нас отпустили. До следующего занятия полчаса – этого времени хватит, чтобы дойти до спальни, оставить учебник по религии и взять по истории Ирминта. После будет ужин, два часа свободного времени и отбой.

– Думаешь, ты сама умная? – Дригли со своими дружками перегородили мне дорогу, подкараулив на лестничной площадке жилых этажей.

– Умнее тебя. – Бросаю на него высокомерный взгляд. С моим чувством самосохранения явно что-то не так. Логика просит быть менее вызывающей, но гордость не собирается прогибаться под отбросов. – Ты может быть и силён, но туп, как марионетка.

На его лице заиграли желваки, а глаза стали наливаться злостью и ненавистью. Вывести его из себя было легко. В такие моменты он терял контроль над собой и бросался в драку, потому что больше ничего не умел, только заехать под дых обидчику. Его часто наказывали за неспособность контролировать эмоции.

– У тебя слишком длинный язык – самое время его укоротить. – Он угрожающе надвигался, сжимая кулаки.

– И что ты сделаешь? – Мои губы растянулись в ухмылке, пока мозг лихорадочно искал выход. Меня окружили с трёх сторон, с четвёртой была стена. – Ударишь? Вот так ты справляешься с теми, кто не проиграл тебе на тренировке? Толпой на одного, трусливая марионетка?

Его ноздри расширились, вбирая воздух, и он кинулся на меня, замахиваясь в челюсть. Отскочив в сторону, я побежала к ступенькам, пытаясь миновать Брэстори, но тот успел ухватиться за капюшон, потянув его на себя. Ткань затрещала, впиваясь в горло, заставляя остановиться. К этому времени Кермити настиг нас, и они вдвоём впечатали меня в стену.

– И что ты сделаешь? – передразнивая меня, злорадствует Дригли, разминая кулаки.

Пытаюсь вырваться, дёргая плечом вперёд, одновременно роняя книгу. Но хватка становится сильнее, они наваливаются на меня с двух сторон, весом придавливая к стене.

– Когда ж ты сдохнешь, мелкая мразь? – Энтони хватает меня за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза. А я, не раздумывая, бью головой в нос.

Он отскакивает, хватаясь за переносицу. Кровь бордовыми струйками льётся по руке, подбородку, оставляя пятна на одежде и полу.

– Могу добавить. – Мой голос звучит тихо, сочась ядом и издевательством. Ненавижу таких, как он. Людей, упивающихся собственной силой и безнаказанностью. Ничтожеств с большим самомнением.

Позволив себе злорадствовать, пропустила момент, когда Дригли замахнулся, и не смогла ничего сделать. Удар в челюсть впечатывает меня в стену. Затылок предательски заныл, вынуждая прикрыть глаза. От боли тело стало ватным, оседая в руках палачей.

Очнулась, когда кто-то тормошил меня, шлёпая ладонью по щекам.

– Эмирия, ты меня слышишь? – Холодная рука, коснулась подбородка, осторожно приподнимая его. – Больной ублюдок.

Перед глазами стал прорисовываться силуэт Кристофера, расплываясь, покачиваясь из стороны в сторону.

– Сама бы справилась. – Язык заплетался, слова получились скомканными, едва разборчивыми, словно тело заторможено отвечало на команды мозга.

– Пойдём, я отведу тебя в комнату. – Он поднял с пола учебник, запихивая его под подмышку, после чего поставил меня на ноги, придерживая за талию.

Хотела его оттолкнуть, забрать книгу. Мне не нужна чья-то помощь, не хочу выглядеть слабой и никчёмной девчонкой, но тело не реагировало на команды, стопы едва отрывались от пола, а руки безвольно болтались в воздухе. Мерлоу пришлось тащить меня до комнаты и уложить в постель.

– Отдыхай и не вздумай идти на лекцию.

– Я не могу пропустить занятие – ты и сам это знаешь.

– Оставь это мне – я объясню всё Джингсу. – Он накрыл меня одеялом, подоткнув его по бокам. – Голова кружится? Ты нормально видишь?

– Не говори ничего Джингсу – сама решу. – Хотела сказать что-то ещё, но разум предательски стих, веки опустились, а попытки открыть глаза отобрали последние силы. Даже голос Кристофера стал неразборчивым фоном, в котором не было знакомых слов. – И Герету не говори, – отключаясь, выдавила я, не уверенная в том, была ли эта фраза произнесена вслух или она прозвучала только в моей голове.

Глава 2. Бал

Пробуждение принесло порцию боли, напоминая о вчерашнем избиении. Тяжесть, наполнявшая тело, вдавливала в перину, пробуждая желание утонуть в складках ткани и желательно там же скончаться, чтобы не чувствовать треск в голове, давление на глаза и потерянность. Перевернуться на бок – непозволительная роскошь для человека в моём положении, что уж говорить о сносном функционировании?

– Очнулась? – Кристалл отреагировала на мычание, сорвавшиеся с моих губ.

– К несчастью.

В ответ послышался шорох, приближающиеся шаги и её голос, нависающий где-то сверху.

– Выглядишь жалко. Не понимаю, почему Кристофер просидел с тобой до отбоя, и что он в тебе нашёл? – Она хмыкнула и стала с чем-то возиться на тумбочке, шурша обёрткой и переливая воду. – Он тебе лекарства принёс – сказал к вечеру должно полегчать. Я тебе помогу, но только с условием, что ты не откусишь мне пальцы.

Кэрол опустилась на край кровати, засунула мне в рот горсть таблеток, приподняла голову, прижимая кромку стакана к губам, и наклонила его, вливая воду. Делала она это небрежно – часть жидкости пролилась, стекая по подбородку, шее, намочив подушку и матрас.

– Тебе повезло, что сегодня понедельник и нет занятий – сможешь проспаться и восстановиться. – Она убрала стакан и поднялась с постели. Я попыталась открыть глаза, чтобы проследить за её действиями, но свет резанул по ним жгучим ядом, выжигая слизистую.

– Мне нужно тренироваться, а не лежать.

– Точно сумасшедшая. – Шаги Кристалл отдалялись, пока дверь не скрипнула, оставляя меня в тишине.

Чувствую себя жалкой и беспомощной. Не могу встать, самостоятельно принять лекарства, даже проконтролировать происходящее в комнате. Дригли ответит мне за это – я уничтожу его, разотру в пыль, затолкаю в глотку собственное эго, опустив с четвертого места на последнее, чтобы никогда не лицезреть эту тупую физиономию.

Хочу злиться на него, ненавидеть, обвинить во всех бедах, но таблетки начинают действовать, успокаивая грохочущие сердце и мысли, обволакивая сладким сном без тревог и эмоций.

Следующее пробуждение менее болезненное, в теле ещё ощущается тяжесть, но она отдаёт ленью, неповоротливостью и желанием задержаться в постели на неделю другую.

Тишина успокаивала, дарила прибежище в своей гавани, а мрак окутывал мягким одеялом. Ощущение времени отсутствовало, создавая иллюзию опустевшего мира, где время застыло в миге безопасности. Здесь не было Дригли с прихвостнями, не было Джингса с его надменным презрением, как и наказаний за пропущенные лекции. Лекции… Эта мысль испугала меня, порождая панику. Какой сегодня день? Сколько я в отключке?

Шарю по тумбочке в поисках часов, задеваю стакан. Тот шоркает по дереву, падает на пол и с грохотом разбивается.

– Не успела очнуться и уже буянишь? – Раздражённый голос Кэрол звучал бодро, возможно она только пыталась уснуть.

– Сколько времени?

– Одиннадцатый час.

– Я весь день проспала?

– Да, и это не даёт тебе права мешать спать мне. Завтра занятия – не хочу опоздать из-за тебя.

Роняя голову на подушку, облегченно выдыхаю. Как же хорошо, что я не заработала новых проблем. Пропустить целый день или несколько равносильно самоубийству, после которого стремительно несёшься на дно рейтинга, хуже только завалить экзамен. Но я пропустила выходной, а вместе с ним возможность приблизиться к своей цели. Надеюсь, Герет не разозлится из-за пропущенного занятия. Обычно вторую половину понедельника мы проводим вместе, оттачиваем навыки и ищем изъяны в своей технике.

Сколько проблем из-за глупого упрямства, но что мне стоило промолчать? Нет, надо было же блеснуть умом. Покрасоваться перед Дригли, а потом позорно быть избитой. Ну, сколько можно наступать в одну и ту же лужу, Эмирия? Сначала сделай, потом злорадствуй. Ненавижу себя за это, ненавижу быть слабой, болтливой, эмоциональной. Просто ненавижу себя.

Решаю отвлечься и собрать осколки с пола. Чтобы не наступить на них, перебираюсь на другой край кровати, сползаю на пол. Останавливаюсь возле шкафа, чтобы проверить кинжал. Обхватываю ножны ладонью, сжимая пальцы, чувствуя, как натягивается кожа на костяшках. Меня успокаивает его присутствие, ощущаю, как происходящее вокруг возвращается под мой контроль, а уязвимость растворяется в воздухе с каждым выдохом. Забираю его с собой, прихватив чистую одежду и полотенце, после чего направляюсь в душ.

Свет режет глаза, щурюсь, пытаясь привыкнуть к ослепительному освещению и только спустя пару минут прохожу в комнату, бросаю вещи на пол и включаю воду. Трачу полчаса на то, чтобы смыть с себя засохшую кровь, грязь, смешавшиеся с потом. Мою волосы, вытираюсь полотенцем, накидываю пижаму. Оставляю при себе только кинжал – остальное скидываю в корзину.

Кристалл шипит, когда в спальне включается свет, она отворачивается к стенке и натягивает одеяло на голову.

– Выключи.

– Нужно убрать осколки, или ты желаешь вспороть себе ступни?

– Кто бы тебя вспорол и выпотрошил. – Она натягивает одеяло ещё сильнее, оголяя ноги.

Осколки хаотично валяются на полу, растянувшись мелкой крошкой во все стороны. Нужно смести их в кучу какой-нибудь тряпкой и выкинуть в ведро, думаю, Кэрол не заметит пропажи одного платья. Процентов восемьдесят шкафа завалено её вещами, большую часть из которых она никогда не оденет вновь. А вот у меня гардероб куда скуднее и не потерпит расточительства.

Из-под завалов достаю что-то старое и маленькое, не вписывающееся в стиль соседки. Она хранит это с курса второго? Зачем её вещи, которые невозможно даже натянуть на себя? Сделаю услугу и освобожу место – ей польза, а мне – половая тряпка.

Сметаю в кучу осколки и выбрасываю вместе с платьем в мусорку. После уборки оно покрыто затяжками, тонкими порезами и переливается вкраплениями стекла. Его нельзя спасти, даже при желании, которого у меня нет.

Спать ложусь в обнимку с кинжалом, сжимая одной рукой рукоять, а второй ножны. Не помню, когда начала так делать, с каких пор стала чувствовать угрозу отовсюду, но знаю одно – без него нервы сдают. Если бы можно было носить с собой оружие на занятия, я бы никогда не выпустила его из рук. А быть исключённой за нарушение правил – глупый проступок.

Утро всех студентов начинается с тренировки в общем зале, каждому курсу наставники выдают индивидуальные, задания направленные на развитие физической силы, пока одни бегают, вторые проходят полосу препятствий, третьи тягают гири, метая их на несколько метров. Нас загоняют на брусья, выстроенные причудливым лабиринтом, где-то нужно бежать по узкому бревну, где-то карабкаться по верёвкам, щедро пропитанных маслом. Пару раз я срываюсь с перекладин, поскальзываюсь на ступеньках, ударившись о перила, но продолжаю двигаться к финалу, брезгливо минуя остановившихся на передышку.

Последним выносят Руфа Уитера, что застрял где-то в середине. Изнеможённый, с бледно-серым цветом лица, он едва похож на живое существо, даже рыжие волосы потускнели за последние полгода, а блеск в глазах сменился отстранённостью смешанной с потерянностью. Ему помогают только потому, что никто не хочет дополнительной нагрузки в наказание. Время Уитера на исходе и все это понимают, чем ближе экзамены и аттестация, тем меньше ему осталось. Сейчас он последний в рейтинге, чтобы выжить – ему нужно обойти троих.

Жестом руки наставник подозвал всех к себе.

– Через неделю состоится экзаменационный бал. Каждому из Вас будет поручено убить одного человека, имя которого Вы узнаете на самой церемонии. Убить – значит сделать видимый порез на груди или лице. Не усердствуйте, если ваш соперник погибнет – вы станете следующим. – Он пристально оглядел присутствующих, не скрывая своего презрения. Норвил был одним из немногих, кто не заводил любимчиков – он ненавидел всех. – Это задание будет оцениваться в несколько этапов – провалив его, вы опуститесь в рейтинге и не сможете восстановить своё место даже успешной сдачей остальных дисциплин. Те, кто преуспеют получат шанс вырваться в лидеры и обогнать остальных.

– Почему так поздно предупредили? Мы не успеем подготовиться. – Руф говорил тихо, делая паузы после каждого слова.

На лице Джингса отразился оскал, он приподнял подбородок, осматривая юношу с головы до ног.

– Вам вряд ли это может, как и остальным. Вашими соперниками будут старшекурсники – они умнее и опытнее вас. – Он перевёл взгляд на остальных, выпрямляя спину, складывая за ней руки. – Если кто-то из ваших сокурсников пострадает перед прохождением испытания, то нанесённый ущерб будет воспринят, как жульничество, а виновного – исключат.

– Но… – Кто-то попытался возразить.

– Разговор окончен. Остальную информацию получите позже. Расходитесь. – Он жестом руки отмахнулся от нас, как от надоедливых насекомых. – Кроме Вас, мисс Силити.

Я замерла, боясь пошевелиться. Мне не нравилось оказываться в числе презираемых, отстающих, тех, кого постоянно наказывали, а в конце года их ожидал конец рейтинга и смерть. Нельзя оступаться, нельзя ошибаться, нельзя быть такой дурой, если хочу быть рядом с Геретом. Я давно решила, пойду вслед за ним или умру, других исходов не будет.

– Вы считаете себя самой умной?

– Нет, наставник.

– Почему Вами была пропущена последняя лекция в воскресенье? Переутомились? Решили, что заслужили отдых? – Он говорил брезгливо, отводя взгляд в сторону, давая понять, что незаслуженно тратит время на отрепье.

Что ответить? За правду накажут в двойном объёме – ябед призирают и считают ненадёжными. Сказать, что случайно уснула? Опущусь в глазах Джингса, хотя вряд ли он был высокого мнения обо мне.

Пока мозг искал правдоподобную ложь, Норвил решил избавить нас от бессмысленной части, где ему не плевать на причину, а я искренне раскаиваюсь и молю простить.

– Мне неинтересны Ваши жалкие оправдания. В следующий понедельник вместо выходного дня, Вы будете участвовать в подготовке бала. Свободны.

Браво. Ударил по больному. Сломанные пальцы, бой против троих не стали бы существенным наказанием, а отобранный свободный день, возможность подготовиться к испытанию – высокая плата за неумение молчать. Сама виновата. Будешь расставлять вазы с цветочками, а не ножи точить.

Как же я ненавижу Дригли с его придурковатой усмешкой и желанием сломать жизнь другим. Когда эта неделя закончится, план по мщению созреет. Он будет страдать так, что моя боль окажется снежинкой в пурге.

День тянулся медленно в ожидании вечера. Хотелось поскорее встретиться с Геретом, рассказать о наказании, пожаловаться на Джнгса и проклясть весь мир. Из-за этого боевая тренировка превратилась в кошмар. Мысли бежали в наш уголочек, тело ощущало следы избиения, а разум реагировал заторможено, не желая вникать в происходящее.

В конце занятия наставник рассказал об особенностях нового испытания. Оружие мы должны добыть сами – найти, украсть – не важно, главное чтобы задание была выполнено. На входе всех студентов будут обыскивать, за обнаружение подозрительных предметов отстраняют с худшим результатом. Чуть лучше ситуация у тех, кто прошёл, но их убили. Если остался в живых и не устранил соперника, баллы теряешь, но незначительно, с успешной сдачей экзаменов, есть шанс сохранить место в рейтинге. Поднимутся те, кто выполнит задание. Выше оценят тех, кто останется при этом в живых, а если и одежда с причёской не пострадают – топ-3 гарантирован.

Вместо одного обещанного противника – имеем двоих, кто в здравом уме не окажет сопротивление? Если проиграл сам, тащи за собой другого.

На лице появилась самодовольная улыбка. Я представила, как противник Дригли исполосовал ему лицо, а тот, краснея от ярости, опустился на дно рейтинга, уступая мне место.

Сокурсники шепчутся, боятся провалить задание, а я вижу перед собой перспективу роста. Осталось придумать, как протащить кинжал и одолеть того, кто может оказаться в разы искуснее меня.

От этих новостей желание встретиться с Геретом только усилилось – он единственный, кто мог дать мне ценные советы и направить на путь победы. Мне больше некому доверять.

Высидев лекцию по религии, я проигнорировала ужин и отправилась в любимое место – пустой кабинет, в углу которого валялось пара чёрных матов, груша, порванная по бокам. Это помещение выпросил брат, убедив своего наставника в необходимости дополнительных тренировок. Он был любимчиком преподавателей из-за высокого рейтинга и примерной дисциплины, располагал к себе и мог разговорить любого. Тот идеал, к которому я так отчаянно стремлюсь и не могу дотянуться.

– Уже здесь? Ты хоть на ужине была? – Он застаёт меня, сидящей на матах, и проходит вглубь комнаты, предварительно закрыв дверь. На нём была однотонная футболка белого цвета, спортивные штаны расшитые зелёным пламенем, тянувшимся от края низа до колен. Даже его одежда была напоминанием превосходства, выдержки и сдержанности. Новость о церемонии взбудоражила меня, и я забыла переодеться, так и оставшись в брюках, обтягивающие левую ногу кожаными ремнями, и в футболке с разрезом между горловиной и плечом.

– Нет.

– Знал, что ты так поступишь. – На его лице появилась добродушная улыбка, и он кинул мне яблоко.

– Спасибо. – Красное, почти бордового оттенка, оно приковало взгляд. Желудок заурчал, и я откусила кусок, наслаждаясь сладким вкусом и рассыпчатостью.

– Ты хочешь обсудить подготовку к балу?

– Не только, – проглатывая звуки, ответила я. Он сложил руки на груди, наклонив голову вбок. Поджатые губы, сведённые брови кричали о его недовольстве. Проглотив кусок, заговорила внятно: – Меня интересует не только подготовка к балу, но и план. Как мы будем действовать? Как пронесём оружие?

– Никак. Мы не будем его проносить.

– Что? Я не намерена сдаваться так быстро. – Подскочив на ноги, стала расхаживать по комнате, крепче сжимая яблоко. – Мне нужно подняться в рейтинге. Нельзя упускать такой шанс.

– Что за привычка сразу истереть? Мы не пронесём оружие на бал, потому что ты спрячешь его заранее, когда будешь подготавливать зал к церемонии. – Его слова заставили меня замереть на месте и отвести взгляд в сторону. Не нравится мне быть аутсайдером в его глазах. Он столько времени тратить на моё обучение, а я так глупо подставилась.

– Уже знаешь про наказание?

– Догадался, – он ответил неохотно, словно пытался ускользнуть от темы. – Как там Дригли?

– Давай оставим его на потом? Церемония сейчас важнее. – Не было смысла спрашивать: от кого он узнал. Кристофер наверняка ему всё разболтал, он не услышал моей просьбы или проигнорировал её. – Ты предлагаешь мне спрятать наше оружие заранее?

– Да. Ты не представляешь, как Джингс тебе помог этим наказанием. Теперь он проверяет: догадаешься ли ты воспользоваться подаренными возможностями или увидишь только негативную сторону.

– Тогда я ещё та тупица. Кроме наказания ничего не увидела. Церемония ещё не началась, а у меня уже все шансы оказаться худшей. – Надавила на яблоко и расслабила хватку, пытаясь сосредоточиться не на эмоциях, а логике.

– Ты прекрасно справляешься с расчленением Эмирии Силити. Только зачем?

– Зачем что? – Нахмурив брови, я посмотрела на его лицо, пытаясь уловить суть разговора, часть которого была им пропущена или я окончательно перестала понимать человеческую речь.

Он глубоко вздохнул, набирая в лёгкие воздуха, и шумно выдохнул, словно собирался объяснить очевидную вещь недальновидной девочке.

– Ты обвиняешь себя в том, что не догадалась сама. Зачем?

– Мне не нравится быть в списке тупых. Хочу быть сообразительнее.

– И как обвинения помогут?

Ах, да, совсем забыла, что он пытается спасти меня от самой себя. Считает, что его проповеди наставляют меня на путь истинный и спасут мою душу от кары небесной. Кажется, так рассуждают христиане, только в Ирминте процветает атеизм. Мы не верим в богов и высшую силу, но верим в людей и возможности их умов, в труд и упорство. Любовь к себе не позволит мне остаться с ним, а упорные тренировки и самосовершенствование – да. Мне не нужно хорошее отношение к самой себе, но нужны упорство и труд. Любовь приведёт к лени, чрезмерному отдыху и разлуке с братом. У меня нет права любить себя.

– Обвинения заставляют становиться лучше и избегать таких ситуаций впредь.

Он впился в меня взглядом, рассматривая лицо, пытаясь что-то отыскать, скулы стали ещё острее от того, как он их сжал. Я ожидала тираду о своей неправоте и жестоком отношении к себе, но он промолчал, переводя разговор в другое русло:

– Времени на тренировки у нас мало из-за пропущенного выходного. Будем встречаться каждый день по вечерам. Подбери платье для церемонии в течение двух-трёх дней – последние две тренировки проведём в праздничной одежде, чтобы привыкнуть к ней. И не забудь про запасное, на тот случай если первое порвётся.

– Зачем вся эта возня с одеждой? – Вернулась обратно на маты и, разместившись на них, скрестила ноги.

– Чтобы привыкнуть к нарядам. Праздничное платье не твой костюм для тренировок. Оно объёмное, длинный подол будет мешаться. Через два курса подобные тренировки станут привычными. Не все твои сокурсники догадаются так подготовиться, а, значит, перед ними ты получишь преимущество и не разобьёшь нос, споткнувшись о подол.

Пока он говорил, жевала яблоко, стараясь кивать в такт его словам. Доводы у него были логичные, как всегда. И почему не догадалась сама?

– В прошлом году тоже было испытание балом?

– Нет, застолье, на котором нужно было незаметно подлить яд, своему противнику.

Как мило и в духе академии убивать чёрных теней изощрёнными методами. Но важнее демонстрация силы, внушить нам, что собственная жизнь находится в их когтях. Все эти испытания лишь повод подчеркнуть ничтожность и хрупкость нашей жизни.

– И что было с теми, кто выпил?

– Тем, кто был в рейтинге выше двух последних мест, дали противоядие, остальные умерли.

Аппетит пропал, а недоеденное яблоко отправилось в сторону. Выкину, когда соберусь уходить. Хотелось переключиться на обсуждение плана предстоящей церемонии, но фантазия подкидывала образы студентов в роскошных платьях и элегантных костюмах. Как они задыхались, пытались разорвать ворот, тёрли шею в надежде сделать спасительный вдох. Как хрипя, повалились набок и рухнули замертво.

Только услышав голос Герета, осознаю, что перестала дышать. Нельзя оказаться среди мёртвых, не так быстро. Я не могу бросить его, а он – меня. Какой смысл жить в мире, где существует только один из нас? Ради чего? Великой роли пешки в игре президиума?

– Ты мне нужен – не бросай меня. – Эмоции толкают вперёд слова, которые разум отказался бы произнести вслух. Мы боимся быть созависимыми, боимся привязаться из-за боли, что неизбежно ждёт нас. Любить человека, который умрёт на твоих глазах тоже самое, что отрезать себе руку и надеяться, что новая отрастёт.

Поднимаю голову и вижу растерянный взгляд брата, он отводит глаза в сторону и на выдохе произносит:

– Отдохни сегодня. После такой серьёзной травмы нельзя себя перезагружать.

Поджимаю губы, чувствуя, как обида комом застревает в горле. Но он прав – так будет лучше. Сделаем вид, что мои слова последствие удара головой и ничего не значат.

Подбираю яблоко и ухожу, сдерживая слёзы, туманящие взор. Иду, ориентируясь на знакомые очертания коридоров, пока не упираюсь в тупик и осознаю, что пропустила лестницу.

– Не плачь, так правильно. – Губы едва шевелятся, закрываю глаза, слезинки скатываются по щекам. И я спешно вытираю лицо ладонями, растирая веки. Он ведь прав. Мы сразу договаривались, что не должны привязываться друг к другу, иначе превратим свою жизнь в катастрофу. Но я сделала это, значит, буду страдать одна – он не обязан отвечать взаимностью. Так даже лучше, моя смерть не причинит ему боли.

Последний довод был правильным, но почему-то кольнул, оставляя зудящую рану. Похороню эти чувства с остальными. А сейчас цепляю маску равнодушия и возвращаюсь к прежней жизни.

Больше мы к этому разговору не возвращались, предпочитая на тренировках молчать, даже обсуждение плана оставили на воскресенье. Неделя прошла в ожидании церемонии. Однокурсники оживлённо обсуждали наряды, пытались невзначай вытянуть стратегию возможных противников, кто был поглупее прокалывался, умные стравливали ложную информацию. Кто хитрит понять было сложно – я же предпочитала молча наблюдать за происходящим.

Раза три со мной пытались завести разговор старшекурсницы, одна из них предлагала своё платье с такой нежной улыбкой и невинным взглядом, что я позавидовала её актёрскому мастерству, но не исключила возможную глупость. Они щебетали о том, что хотят завести подругу, но меня не обмануть – им нужен Герет.

На последней тренировке мы обсудили план. Брат принёс узкие ножи, длина которых не превышала десяти сантиметров – их легко будет спрятать в рукавах или складках одежды. Но сначала я должна разместить их под столами, в вазах, за картинами или в других неприметных местах. Первая задача найти своего соперника и установить за ним слежку, незаметно вытащить оружие из тайника, а после найти возможность «убийства». Можно выманить его на балкон или в тихое помещение, но это скорее вызовет лишнее подозрения.

Герет предлагал ориентироваться на ходу, ведь информации никакой у нас не было. Кем будет наш враг? Какие у него преимущества и слабости? К чему готовиться, если не знаешь, чего ждать? Он был прав, но нервозность не отпускала меня – я должна предвидеть всё, быть готовой ко всему, а вместо этого пускаю ситуацию на самотёк. А после буду думать, как можно было поступить иначе, чтобы отхватить место в рейтинге повыше и винить себя за очередной провал.

Может в этом и есть секрет успеха брата? Он не пытается изменить прошлое, а извлекает уроки из неудач и совершенствуется. Он не ищет альтернативный исход, а пытается понять: почему поступил так и меняет себя, характер, привычные реакции. Об этом он говорил, намекал на бессмысленность самобичевания. Меня злит его правота, ковыряния в моей душе и порыв видеть во мне не озлобленную девочку, а сломанную личность, требующую починки. Не нуждаюсь в этом, как он в моей любви.

Понедельник начался с раннего подъёма, быстрого завтрака и нудной подготовки в балу. Нам раздали задания и отправили их выполнять. Мне пришлось таскать вазы кремового цвета с нарисованными птицами, расставлять их по всему залу на помосты, подоконники, столы, а после составлять цветочные композиции.

– Отвратительно. – Джингс закатил глаза, складывая руки на груди. Он тяжело вздохнул, бросая взгляд в сторону, после чего развернулся и ушёл, оставив меня наедине с полудохлыми розами. А на что он надеялся, поручив это мне? Я и цветы сочетаются в одном предложении, если речь идёт про склеп и похороны. И что делать? Переделывать в четвёртый раз или оставить как есть?

Наставник вернулся, ведя за собой Мерлоу, которого здесь увидеть я не ожидала. Он был вторым на курсе после Герета. Как один из лучших студентов мог оказаться среди отстающих? Это не допустимо.

– Надеюсь, вдвоём у вас получится. – Пренебрежение, сочившееся с губ Норвила, отравляло пространство, пронизывая его смердящим ароматом, от которого хотелось задержать дыхание. Не дожидаясь ответа, он ушёл в противоположную часть зала.

– Что ты здесь делаешь? – шёпотом спросила я, вытаскивая из вазы цветы.

– Как видишь: тоже наказан. – На его лице появилась вялая улыбка. Он поставил пустую вазу на стол и стал подбирать бутоны, бережно складывая их друг на друга. Он делал это профессионально, добавлял какую-то зелень, перевязывал стебли верёвкой. В процессе чувствовалась какая-то личная история, которая вызывала во мне неловкость и желание избежать подробностей.

– У тебя хорошо получается. – Отвожу взгляд в сторону, достаю своё творение и составляю по новой, стараясь повторять за Кристофером.

– Моя сестра любила цветы. Она срывала их в саду и составляла композиции, за что её каждый раз наказывали, но препятствия только усиливали её интерес. – Он смотрел прямо перед собой, склонившись над вазой. – Иногда я наблюдал за ней, а однажды она взяла меня с собой украшать зал в академии, так наставник и узнал, что я тоже умею делать что-то подобное.

Он никогда не упоминал о своей сестре, и Герет ничего не рассказывал. Была она старше? Выпустилась или канула в небытие, как многие? Родители всегда утверждали, что наша семья дарила Ирминту сильных чёрных теней, что от их крови не могли родиться слабаки. По их логике гены играли значимую роль, а, значит, сестра Мерлоу должна быть в тройке лучших.

Спрашивать не хотелось, и я решила перевести тему:

– За что тебя наказали?

– Пропустил занятие.

Усмехнувшись, посмотрела на него.

– Не ври. Ты не мог так глупо подставиться.

– Я помогал тебе. – Он замер с белой лилией в руках, ловя мой взгляд. – Ты не помнишь?

– Я была без сознания – в этом не было необходимости. – Не нравится этот разговор, где ему отведена роль благородного мужчины, а меня выставляют слабой и беспомощной девочкой. Да и зачем ему пропускать занятие и подставляться из-за меня? Мы никто друг другу.

– А если бы что-то случилось?

– Неоправданный риск. Моя смерть никак бы не отразилась на тебе, а прогул повлёк наказание и подпортил репутацию.

– Это вместо спасибо? – Голос Кристофера изменился, спокойный тон наполнился раздражением. Он резким жестом отодвинул заполненную вазу цветами и поставил перед собой пустую.

– Тебя никто не просил, – копируя его настроение, отреагировала я. Как он смеет превращать меня в должника? Мне не нужна его помощь, не нужно сострадание и жалость от друга брата. Никто не обязывал его заботиться обо мне, если хочет спросить с кого-то долг – пусть обратится к Герету.

– Пожалуйста. – Он перешёл к другому столу, оставив недоделанный букет, и повернулся ко мне спиной.

Отлично, сам наделал какой-то ерунды, сам обиделся. Браво, Кристофер. Зачем нужно всё усложнять? Только начала привыкать к любопытству, смирилась с тем, что Герет заставил его за мной приглядывать, а Мелроу взял и перегнул, будто интерес был подлинный.

Мы игнорировали друг друга оставшийся вечер. Я исподтишка наблюдала за его работой, стараясь копировать действия – букеты стали получаться лучше, но не такими красивыми. Раза два он направлялся в мою сторону, но заметив попытки сохранить дистанцию, возвращался на место.

Составляя композиции, успела скинуть ножи в две вазы, ещё три лезвия разметила под столами, воткнув их в щель между столешницей и ножкой, когда расставляла цветы.

Отпустили нас к полуночи, обессиленных, голодных, готовых свалиться c ног. За медленную работу нас лишили ужина, кому-то назначили дополнительное наказание. Наставники злились, срывались на крик и били подопечных, желая поскорее закончить подготовку к церемонии. Они стали пристальнее следить, из-за чего мне пришлось унести остальные ножи обратно с собой.

Опять не справилась и подвела Герета. Сколько можно быть обузой? Он тащит меня изо всех сил, а я тяну его на дно. Поэтому он отверг мои чувства? Знает, что повезло, и я ничего из себя не представляю – нет силы, выдержки, ума. Скоро все узнают, что шестое место – стечение обстоятельств, а не заслуга.

Поскорей бы уснуть, забыть про голод, бессилие и отвратность положения. Перестать думать о недостижимой цели. Как же я хочу закрыть глаза и больше никогда их не открыть, чтобы не было давящего груза, гонки за тенью идеального, а сердце перестало разрываться от ненависти и боли, ощущения бессмысленности действий. Будто пытаюсь наполнить ведро без дна собственной кровью. Дорожу каждой каплей, скрупулёзно собираю их в ладоши, но отпустив руки, теряю всё.

В сознание вторгается шорох, топот, что-то падает на пол. Несложно догадаться, что Кристал с утра трудится над образом, чтобы выглядеть безупречно. Внешний вид её волновал больше, чем успеваемость, хотя последнее удивляло. Она держала рейтинг в середине, не скатываясь к слабым, но и не претендуя на лидерство. Порой складывалось впечатление, что она только хотела казаться дурочкой, а ситуация с элиассами насмешка судьбы.

– Решила мне отомстить? – Глаза не открываю, надеясь на возвращение сна.

Она хмыкнула в ответ, демонстрируя недовольство и продолжая шуршать ворохом вещей. Неужели решила промолчать?

– Тебя убить мало. – Что-то тяжёлое упало мне в ноги, придавив одеяло. – Кто разрешил тебе трогать мои вещи и тем более их портить?

Всё-таки заметила. Удивительно, что она не закатила истерику сразу, ведь я не пыталась скрыть улики.

– Неделя прошла. Ты только сейчас мне высказываешь?

– Тебя в комнате не застанешь – пропадала всё неделю. – Что-то ещё упало мне на живот, оставив неприятные ощущения. Открыв глаза, замечаю пару туфель.

– Ты хочешь, чтобы я и их выкинула?

– Босиком собираешься идти? – Приглядевшись, узнаю пару отложенную для бала. Бросив злобный взгляд на Кристалл, замечаю в руках своё платье. Соскакиваю на ноги быстрее, чем должна была, демонстрируя взволнованность. Я не могу остаться без наряда перед церемонией. Если явлюсь в обычной одежде, то меня не допустят и мой рейтинг полетит вниз. Нужно было слушать Герета и достать запасное.

– Как там говорят? Месть – блюдо подающиеся холодным?

– Не смей или я располосую твоё милое личико так, что ни одна тряпка его не спасёт.

– До бала ты меня не тронешь, иначе вылетишь с треском. И лицо маленькая плата, чтобы спустить тебя с твоего высокомерного трона. Как ты будешь себя вести, когда окажешься на грани вылета?

– Мне тогда нечего будет терять, а твоя смерть удовлетворит мою ярость.

– И мне нечего. Умру я от твоих рук или от рук родителей, какая разница? Только напоследок успею увидеть, как ты падёшь.

Противно оказаться в ловушке без возможности переиграть ходы. Ещё противнее, когда сопернику нечего терять. Она смотрит на меня прожигающее, испытывая нервы на прочность, на лице нет тени сомнения. В этот момент она не похожа на дурочку Кэрол, что трясётся из-за тряпок, не похожа на девочку, которую соседка вышвырнула из комнаты. Теперь вижу, что она искусно претворялась забитой, чтобы академия не вынудила её развивать свои таланты и не сделала рабом системы.

– Ты не боишься, что я тебя сдам?

На лице отразилось замешательство, она сделала неуверенный шаг назад.

– О чём ты?

– О том, как ты притворяешься слабачкой и не хочешь показать наставнику потенциал. – Вижу, как глаза расширяются, руки опускаются, но продолжают сжимать платье. – Кажется, на втором курсе учится твой брат. Как его зовут?

– Не смей. – Она бросает платье на пол и делает два шага навстречу, тыча указательным пальцем.

– Мэлу. Точно. – Нравится наблюдать, как меняется ситуация, как контроль переходит в мои руки и жертвой становится Кристалл. – Ты можешь обмануть окружающих, но академия знает, что ты дорожишь им, и за обман они убью его.

– Никто не должен об этом узнать. – Она подошла ко мне вплотную, хватая за руку. – Мэлу не должен пострадать.

– Почему у тебя нет элиассов?

– Есть теория, согласно которой один и тот же элиасс может подойти кровным родственникам, если старший его забрал, то младший будет обречён.

– Глупости. – Сбрасываю её руку и отхожу в сторону. Не хочу принимать сплетню за правду, иначе я проиграла и Герет останется один.

Кэрол хватает меня за плечо, привлекая внимание. Пальцы впиваются в кожу.

– Обещай, что никому ничего не скажешь.

– Плевать мне на тебя.

Расходимся в разные стороны. Она кидает платье мне на кровать и возвращается к своим тряпкам, складывает их, перемещает с места на место, будто этот процесс её успокаивает. А я ухожу в душ, вымываю волосы, привожу ногти в порядок, аккуратно их обстригаю и выпиливаю. На выходе замечаю, что комната опустела – пора на завтрак.

Первая половина дня проходит медленно – я листаю учебники, а Кэрол копошиться над образом, чем нервирует до скрежета зубов. Через пару часов начинаю сомневаться в правильности своего поведения. Не слишком ли пренебрежительно я отношусь к внешнему виду? Его будут оценивать, а праздничные наряды и вечерний макияж не входят в круг моих интересов.

Кошусь на Кристалл, та сидит напротив зеркала и наносит румянец. Полусобранная причёска со струящимися локонами на спине добавляют женственности, а лёгкий макияж наивности. Может быть в этом секрет? Сделать образ безобидной овечки, на которую вряд ли повышают убийство?

Заметив мой взгляд, она самодовольно усмехается.

– Ты что-то хочешь?

Не хочу признавать, но помощь мне бы не повредила. Мои навыки пользования косметикой заканчиваются удачно нарисованными стрелками и не более.

– Поможешь? – Единственное слово, которое даётся мне тяжелее, чем часовая тренировка. Ненавижу слабость и немощность.

– Садись. – Она дожидается, когда я займу место на стуле, после чего касается моих волос и произносит: – Это не справедливо, что вас необученных кидают на церемонию. Нас научили краситься, мы знаем старшекурсников и следили за вами. Плюс у нас были азы актёрского мастерства, а вы ничего не знаете о незаметных убийствах.

– Таков отбор.

– Такова академия.

Она заплетает мне по две косы с каждого бока, после чего собирает их в высокий хвост, выпускает пару прядей, закручивает их в крупные и небрежные локоны. Зачёсывает основания хвоста, создавая объём и только после переходит к макияжу. Она рисует стрелки, но добавляет золотые блёстки на веки, румяна и персиково цвета помаду. Эти детали делают образ менее строгим и холодным, но оставляют присущую мне высокомерность.

– Надеюсь, ты мне не попадёшься.

– Разве тебя волнует исход испытания?

– Хочу уйти красиво, показать, что отбор по элиассам бессмыслен.

– Фактически это обман. Они тебя выбрали, но ты сама отказалась их принимать.

Она хмыкнула и пожала плечами, после развернулась и направилась к кровати, давая понять, что разговор окончен. Она снова превратилась в глупую девочку, что интересовали только красивые тряпки.

Через час мы обе стояли в вечерних платьях, подолы которых касались пола. Пышные юбки струились сатином, образовывая складки. Кристалл выбрала лавандовый цвет, а я отдала предпочтение чёрному, усыпанное золотой вышивкой, плечи закрывали металлические наплечники, соединённые между собой провисающими цепями спереди и сзади. На спине они висели каскадом, доходя до поясницы. Весила эта конструкция не мало, но как эффектно смотрелась. Герет ничего не сказал, но я видела осуждение в взгляде – ему не нравилась помпезность образа, а мелкие детали можно было легко оторвать.

Зал неспешно наполнялся народом. На входе все проходили через сканирующую рамку, реагировавшую на металл. Едва я вошла в неё – она зазвенела, привлекая внимания. После ждала комната досмотра, персональный обыск и карточка с именем жертвы. Десять секунд, чтобы запомнить и сжечь – промедление недопустимо.

Центр зала был занят людьми, по бокам фуршетные столы, ровно в том положении, как их расставили вчера. В меню закуски и выпивка, которая притягивала внимание большинства. Алкоголь достать в академии невозможно, даже преподавателям запрещалось пить, а сейчас его употребление никто не контролировал. Одна из помех для выполнения задания, проверяют нашу надёжность, выдержку, насколько мы будем преданными псами, когда хозяев не будет рядом, чтобы проконтролировать.

Мне бросилось в глаза отсутствие ножей. Столовых приборов было мало – изредка попадались вилки. Даже тарелки были общими, а фужеры металлические из негнущегося материала.

Смотреть приходилось в оба, мне нужно было выследить цель и не допустить слежки за мной. Чьей жертвой была я? Насколько он опытнее и хитрее? Старалась ловить все взгляды, что контролировали мои перемещения. Но интерес многих быстро иссякал, и я выдыхала. Может мой противник слаб или не знает меня? Пронёс оружие или решил сдаться на месте? Глупо терять такую возможность, особенно если рейтинг на дне.

Сортин Фэрли, где же ты? Как найти тебя? Кажется высокомерность и отстранённость сыграли против меня. Не знаю кто это, в чём он сегодня одет. Информации ноль и спросить не у кого – не отвлекать же Герета таким пустяком. Приходилось прислушиваться к разговорам, улавливать произнесённые имена, пока не мелькнуло нужное.

Чёрный наряд выделялся на фоне постельных оттенков, а мои несговорчивость и отстранённость, отталкивали желающих познакомиться. И меня всё устраивало, пока не стало очевидно, что такая позиция проигрышная. Старшекурсники активно общались, собираясь в небольшие группы, перемещаясь между ними, а четвёртый курс смотрелся затравленно и отчуждённо, будто изгои. Пришлось включить режим заинтересованности и участвовать в диалоге. Это помогло мне приблизиться к Сортину и не выпускать его из виду.

Подловив момент, когда он вышел на балкон подышать, нырнула следом, предварительно вытащив нож из вазы. Пришлось её уронить, притворившись опьяневшей и сожалеющей мадам. Наклонившись собрать осколки, подхватила лезвие и пропихнула его в карман между складок юбки. Успела до того, как наставники оттащили меня, приказав бросить поднятые кусочки. Они разогнали зевак и убрали всё сами, не давая возможности воспользоваться ситуацией. Джингс заставил показать руки и отпустил. Не думаю, что он поверил, но мешать не стал.

Сортин стоял ко мне спиной, облокотившись на перила. Он перебрал с алкоголем и забыл цель присутствия на церемонии. Я могла ударить в спину, порезав пиджак, окропив его кровью. Но подлые приёмы пусть оставит себе Дригли – мне они ни к чему.

– Фэрли. – Он понял голову, направляя взгляд прямо, будто не понимал, откуда раздался голос и пытался разглядеть источник. – Фэрли. – Он обернулся, споткнулся о собственные ноги и повалился назад.

Не мешкая, шагнула навстречу, полоснула по щеке ножом. Сортин непонимающе смотрел на меня, несколько раз моргнул, пытаясь осознать происходящее, потёр лицо, размазывая кровь. Поднялся на ноги и поплёлся к выходу, ничего не сказав.

Вот и всё – задние выполнено, можно порадоваться, но ощущения мерзкие, присутствует некая незавершённость. Это точно был он? Не может быть всё так просто и легко. Я ждала сопротивления, ожесточённой борьбы, но получила перевившего студента, что на утро не вспомнит моего лица. Незаслуженная победа, стечение обстоятельств, удача – не повод для гордости.

Отшвырнув нож в сторону, наблюдаю за тем, как он прокатился по кафелю и слетел вниз, после оборачиваюсь и сталкиваюсь с Руфом. Он стоял в проходе, сжимая вилку. Глаза бегали из стороны в сторону, выдавая его смятение и желание сбежать. Он шагает навстречу, вытягивает руку, чуть качаясь. Пьян или ослаб окончательно?

– Вилка? Ты серьёзно? – На лице мелькнула ухмылка, демонстрируя высокомерие.

– Знаю это глупо. – Он опустил руку, и прибор упал на пол, стукнувшись о кафель. – Я в отчаянье. Это мой последний шанс набрать баллы. – Его голос дрожал, срывался, переходил на шёпот. – Они убьют меня. Понимаешь? Убьют. Помоги.

– Зачем? Если я тебе помогу, то вместо тебя умрёт другой человек, а ты неизбежно встретишь свой конец через год или два – тебе не выпуститься из академии.

Он смотрел с молящим взоров, надеясь что я передумаю. Но у меня была своя цель – стать первой, чтобы отправиться за Геретом. И портить всё ради мнимой помощи не в моих интересах.

Оставив Руфа на балконе, возвращаюсь в зал. Больше не нужно включать дружелюбие и мило беседовать с присутствующими – я избавилась от обоих врагов, поэтому остаток вечера провожу в углу, попивая сок и наблюдая за остальными. Возле столиков с алкоголем никогда не бывает пусто. Что необычного в этом напитке? Он туманит голову, мешает сосредоточиться на цели. Некоторые напивались до беспамятства. Зачем? Чтобы забыть, что сотворила с ними академия? Или не могут смириться с неудачами?

Поднялся шум, несколько наставников сорвались с места и помчались в сторону балкона. Студенты стали перешёптываться, кто-то пытался выйти на соседние балконы, из-за чего присутствующих разогнали по комнатам, объявив об окончании церемонии.

С Кристалл мы вернулись одновременно, столкнувшись на лестнице. Её щёки пылали румянцем, словно она долго танцевала, а в глазах светился испуг – что-то встревожило её.

– Слышала, что случилось? – Она подхватила меня за руку и потащила к окну, из которого был виден парадный вход и прилегающая территория.

– Нет, мне не интересны сплетни. – Хотела добавить про чрезмерное любопытство, но умолка, заметив распластавшееся тело на земле. В свете фонарей и окон было не понятно кто это, но я узнала костюм, потому что видела его сегодня на Руфе Уитере.

Рядом стояло два наставника – они что-то обсуждали. В их позе чувствовалась равнодушие, безразличие. Очередная жертва на пути величия президиума, ничего не значащий юноша, что мог опозорить честь чёрных теней. Для них он никто. А я? Стала ли я виновной в смерти? Моя помощь могла спасти его. На чьих руках эта жизнь?

Вспоминаю свои слова и не жалею о них – они были жестокими, но правдивыми. Спасая одного – убиваешь другого. В его смерти нет моей вины, но чувствую себя паршиво, хоть и понимаю: убийца – академия и деспотический режим.

Глава 2. Бал

Пробуждение принесло порцию боли, напоминая о вчерашнем избиении. Тяжесть, наполнявшая тело, вдавливала в перину, пробуждая желание утонуть в складках ткани и желательно там же скончаться, чтобы не чувствовать треск в голове, давление на глаза и потерянность. Перевернуться на бок – непозволительная роскошь для человека в моём положении, что уж говорить о сносном функционировании?

– Очнулась? – Кристалл отреагировала на мычание, сорвавшиеся с моих губ.

– К несчастью.

В ответ послышался шорох, приближающиеся шаги и её голос, нависающий где-то сверху.

– Выглядишь жалко. Не понимаю, почему Кристофер просидел с тобой до отбоя, и что он в тебе нашёл? – Она хмыкнула и стала с чем-то возиться на тумбочке, шурша обёрткой и переливая воду. – Он тебе лекарства принёс – сказал к вечеру должно полегчать. Я тебе помогу, но только с условием, что ты не откусишь мне пальцы.

Кэрол опустилась на край кровати, засунула мне в рот горсть таблеток, приподняла голову, прижимая кромку стакана к губам, и наклонила его, вливая воду. Делала она это небрежно – часть жидкости пролилась, стекая по подбородку, шее, намочив подушку и матрас.

– Тебе повезло, что сегодня понедельник и нет занятий – сможешь проспаться и восстановиться. – Она убрала стакан и поднялась с постели. Я попыталась открыть глаза, чтобы проследить за её действиями, но свет резанул по ним жгучим ядом, выжигая слизистую.

– Мне нужно тренироваться, а не лежать.

– Точно сумасшедшая. – Шаги Кристалл отдалялись, пока дверь не скрипнула, оставляя меня в тишине.

Чувствую себя жалкой и беспомощной. Не могу встать, самостоятельно принять лекарства, даже проконтролировать происходящее в комнате. Дригли ответит мне за это – я уничтожу его, разотру в пыль, затолкаю в глотку собственное эго, опустив с четвертого места на последнее, чтобы никогда не лицезреть эту тупую физиономию.

Хочу злиться на него, ненавидеть, обвинить во всех бедах, но таблетки начинают действовать, успокаивая грохочущие сердце и мысли, обволакивая сладким сном без тревог и эмоций.

Следующее пробуждение менее болезненное, в теле ещё ощущается тяжесть, но она отдаёт ленью, неповоротливостью и желанием задержаться в постели на неделю другую.

Тишина успокаивала, дарила прибежище в своей гавани, а мрак окутывал мягким одеялом. Ощущение времени отсутствовало, создавая иллюзию опустевшего мира, где время застыло в миге безопасности. Здесь не было Дригли с прихвостнями, не было Джингса с его надменным презрением, как и наказаний за пропущенные лекции. Лекции… Эта мысль испугала меня, порождая панику. Какой сегодня день? Сколько я в отключке?

Шарю по тумбочке в поисках часов, задеваю стакан. Тот шоркает по дереву, падает на пол и с грохотом разбивается.

– Не успела очнуться и уже буянишь? – Раздражённый голос Кэрол звучал бодро, возможно она только пыталась уснуть.

– Сколько времени?

– Одиннадцатый час.

– Я весь день проспала?

– Да, и это не даёт тебе права мешать спать мне. Завтра занятия – не хочу опоздать из-за тебя.

Роняя голову на подушку, облегченно выдыхаю. Как же хорошо, что я не заработала новых проблем. Пропустить целый день или несколько равносильно самоубийству, после которого стремительно несёшься на дно рейтинга, хуже только завалить экзамен. Но я пропустила выходной, а вместе с ним возможность приблизиться к своей цели. Надеюсь, Герет не разозлится из-за пропущенного занятия. Обычно вторую половину понедельника мы проводим вместе, оттачиваем навыки и ищем изъяны в своей технике.

Сколько проблем из-за глупого упрямства, но что мне стоило промолчать? Нет, надо было же блеснуть умом. Покрасоваться перед Дригли, а потом позорно быть избитой. Ну, сколько можно наступать в одну и ту же лужу, Эмирия? Сначала сделай, потом злорадствуй. Ненавижу себя за это, ненавижу быть слабой, болтливой, эмоциональной. Просто ненавижу себя.

Решаю отвлечься и собрать осколки с пола. Чтобы не наступить на них, перебираюсь на другой край кровати, сползаю на пол. Останавливаюсь возле шкафа, чтобы проверить кинжал. Обхватываю ножны ладонью, сжимая пальцы, чувствуя, как натягивается кожа на костяшках. Меня успокаивает его присутствие, ощущаю, как происходящее вокруг возвращается под мой контроль, а уязвимость растворяется в воздухе с каждым выдохом. Забираю его с собой, прихватив чистую одежду и полотенце, после чего направляюсь в душ.

Свет режет глаза, щурюсь, пытаясь привыкнуть к ослепительному освещению и только спустя пару минут прохожу в комнату, бросаю вещи на пол и включаю воду. Трачу полчаса на то, чтобы смыть с себя засохшую кровь, грязь, смешавшиеся с потом. Мою волосы, вытираюсь полотенцем, накидываю пижаму. Оставляю при себе только кинжал – остальное скидываю в корзину.

Кристалл шипит, когда в спальне включается свет, она отворачивается к стенке и натягивает одеяло на голову.

– Выключи.

– Нужно убрать осколки, или ты желаешь вспороть себе ступни?

– Кто бы тебя вспорол и выпотрошил. – Она натягивает одеяло ещё сильнее, оголяя ноги.

Осколки хаотично валяются на полу, растянувшись мелкой крошкой во все стороны. Нужно смести их в кучу какой-нибудь тряпкой и выкинуть в ведро, думаю, Кэрол не заметит пропажи одного платья. Процентов восемьдесят шкафа завалено её вещами, большую часть из которых она никогда не оденет вновь. А вот у меня гардероб куда скуднее и потерпит расточительства.

Из-под завалов достаю что-то старое и маленькое, не вписывающееся в стиль соседки. Она хранит это с курса второго? Зачем её вещи, которые невозможно даже натянуть на себя? Сделаю услугу и освобожу место – ей польза, а мне половая тряпка.

Сметаю в кучу осколки и выбрасываю вместе с платьем в мусорку. После уборки оно покрыто затяжками, тонкими порезами, переливается вкраплениями стекла. Его нельзя спасти, даже при желании, которого у меня нет.

Спать ложусь в обнимку с кинжалом, сжимая одной рукой рукоять, а второй ножны. Не помню, когда начала так делать, с каких пор стала чувствовать угрозу отовсюду, но знаю одно – без него нервы сдают. Если бы можно было носить с собой оружие на занятия, я бы никогда не выпустила его из рук. А быть исключённой за нарушение правил – глупый проступок.

Утро всех студентов начинается с тренировки в общем зале, каждому курсу наставники выдают индивидуальные, задания направленные на развитие физической силы, пока одни бегают, вторые проходят полосу препятствий, третьи тягают гири, метая их на несколько метров. Нас загоняют на брусья, выстроенные причудливым лабиринтом, где-то нужно бежать по узкому бревну, где-то карабкаться по верёвкам, щедро пропитанных маслом. Пару раз я срываюсь с перекладин, поскальзываюсь на ступеньках, ударившись о перила, но продолжаю двигаться к финалу, брезгливо минуя остановившихся на передышку.

Последним выносят Руфа Уитера, что застрял где-то в середине. Изнеможённый, с бледно-серым цветом лица, он едва похож на живое существо, даже рыжие волосы потускнели за последние полгода, а блеск в глазах сменился отстранённостью смешанной с потерянностью. Ему помогают только потому, что никто не хочет дополнительной нагрузки в наказание. Время Уитера на исходе и все это понимают, чем ближе экзамены и аттестация, тем меньше ему осталось. Сейчас он последний в рейтинге, чтобы выжить – ему нужно обойти троих.

Жестом руки наставник подозвал всех к себе.

– Через неделю состоится экзаменационный бал. Каждому из Вас будет поручено убить одного человека, имя которого Вы узнаете на самой церемонии. Убить – значит сделать видимый порез на груди или лице. Не усердствуйте, если ваш соперник погибнет – вы станете следующим. – Он пристально оглядел присутствующих, не скрывая своего презрения. Норвил был одним из немногих, кто не заводил любимчиков – он ненавидел всех. – Это задание будет оцениваться в несколько этапов – провалив его, вы опуститесь в рейтинге и не сможете восстановить своё место даже успешной сдачей остальных дисциплин. Те, кто преуспеют получат шанс вырваться в лидеры и обогнать остальных.

– Почему так поздно предупредили? Мы не успеем подготовиться. –Руф говорил тихо, делая паузы после каждого слова.

На лице Джингса отразился оскал, он приподнял подбородок, осматривая юношу с головы до ног.

– Вам вряд ли это может, как и остальным. Вашими соперниками будут старшекурсники – они умнее и опытнее вас. – Он перевёл взгляд на остальных, выпрямляя спину, складывая за ней руки. – Если кто-то из ваших сокурсников пострадает перед прохождением испытания, то нанесённый ущерб будет воспринят, как жульничество, а виновного – исключат.

– Но… – Кто-то попытался возразить.

– Разговор окончен. Остальную информацию получите позже. Расходитесь. – Он жестом руки отмахнулся от нас, как от надоедливых насекомых. – Кроме Вас, мисс Силити.

Я замерла, боясь пошевелиться. Мне не нравилось оказываться в числе презираемых, отстающих, тех, кого постоянно наказывали, а в конце года их ожидал конец рейтинга и смерть. Нельзя оступаться, нельзя ошибаться, нельзя быть такой дурой, если хочу быть рядом с Геретом. Я давно решила, пойду вслед за ним или умру, другогих исходов не будет.

– Вы считаете себя самой умной?

– Нет, наставник.

– Почему Вами была пропущена последняя лекция в воскресенье? Переутомились? Решили, что заслужили отдых? – Он говорил брезгливо, отводя взгляд в сторону, давая понять, что незаслуженно тратит время на отрепье.

Что ответить? За правду накажут в двойном объёме – ябед призирают и считают ненадёжными. Сказать, что случайно уснула? Опущусь в глазах Джингса, хотя вряд ли он был высокого мнения обо мне.

Пока мозг искал правдоподобную ложь, Норвил решил избавить нас от бессмысленной части, где ему не плевать на причину, а я искренне раскаиваюсь и молю простить.

– Мне не интересны Ваши жалкие оправдания. В следующий понедельник вместо выходного дня, Вы будете участвовать в подготовке бала. Свободны.

Браво. Ударил по больному. Сломанные пальцы, бой против троих не стали бы существенным наказанием, а отобранные свободный день, возможность подготовиться к испытанию – высокая плата за неумение молчать. Сама виновата. Будешь расставлять вазы с цветочками, а не ножи точить.

Как же я ненавижу Дригли с его придурковатой усмешкой и желанием сломать жизнь другим. Когда эта неделя закончиться, план по мщению созреет. Он будет страдать так, что моя боль окажется снежинкой в пурге.

День тянулся медленно в ожидании вечера. Хотелось поскорее встретиться с Геретом, рассказать о наказании, пожаловаться на Джнгса и проклясть весь мир. Из-за этого боевая тренировка превратилась в кошмар. Мысли бежали в наш уголочек, тело ощущало следы избиения, а разум реагировал заторможено, не желая вникать в происходящее.

В конце занятия наставник рассказал об особенностях нового испытания. Оружие мы должны добыть сами – найти, украсть – не важно, главное чтобы задание была выполнено. На входе всех студентов будут обыскивать, за обнаружение подозрительных предметов отстраняют с худшим результатом. Чуть лучше ситуация у тех, кто прошёл, но их убили. Если остался в живых и не устранил соперника – баллы теряешь, но незначительно, с успешной сдачей экзаменов, есть шанс сохранить место в рейтинге. Поднимутся те, кто выполнит задание. Выше оценят тех, кто останется при этом в живых, а если и одежда с причёской не пострадают – топ-3 гарантирован.

Вместо одного обещанного противника – имеем двоих, кто в здравом уме не окажет сопротивление? Если проиграл сам, тащи за собой другого.

На лице появилась самодовольная улыбка. Я представила, как противник Дригли исполосовал ему лицо, а тот, краснея от ярости, опустился на дно рейтинга, уступая мне место.

Сокурсники шепчутся, боятся провалить задание, а я вижу перед собой перспективу роста. Осталось придумать, как протащить кинжал и одолеть того, кто может оказаться в разы искуснее меня.

От этих новостей желание встретиться с Геретом только усилилось – он единственный, кто мог дать мне ценные советы и направить на путь победы. Мне больше некому доверять.

Высидев лекцию по религии, я проигнорировала ужин и отправилась в любимое место – пустой кабинет, в углу которого валялось пара чёрных матов, груша, порванная по бокам. Это помещение выпросил брат, убедив своего наставника в необходимости дополнительных тренировок. Он был любимчиком преподавателей из-за высокого рейтинга и примерной дисциплины, располагал к себе и мог разговорить любого. Тот идеал, к которому я так отчаянно стремлюсь и не могу дотянуться.

– Уже здесь? Ты хоть на ужине была? – Он прошёл вглубь комнаты, предварительно закрыв дверь. На нём была однотонная футболка белого цвета, спортивные штаны расшитые зелёным пламенем, тянувшимся от края низа до колен. Даже его одежда была напоминанием превосходства, выдержки и сдержанности. Новость о церемонии взбудоражила меня, и я забыла переодеться, так и оставшись в брюках, обтягивающие левую ногу кожаными ремнями, и в футболке с разрезом между горловиной и плечом.

– Нет.

– Знал, что ты так поступишь. – На его лице появилась добродушная улыбка, и он кинул мне яблоко.

– Спасибо. – Красное, почти бордового оттенка, оно приковало взгляд. Желудок заурчал, и я откусила кусок, наслаждаясь сладким вкусом и рассыпчатостью.

– Ты хочешь обсудить подготовку к балу?

– Не только, – проглатывая звуки, ответила я. Он сложил руки на груди, наклонив голову вбок. Пожатые губы, сведённые брови кричали о его недовольстве. Проглотив кусок, заговорила внятно: – Меня интересует не только подготовка к балу, но и план. Как мы будем действовать? Как пронесём оружие?

– Никак. Мы не будем его проносить.

– Что? Я не намерена сдаваться так быстро. – Подскочив на ноги, стала расхаживать по комнате, крепче сжимая яблоко. – Мне нужно подняться в рейтинге. Нельзя упускать такой шанс.

– Что за привычка сразу истереть? Мы не пронесём оружие на бал, потому что ты спрячешь его заранее, когда будешь подготавливать зал к церемонии. – Его слова заставили меня замереть на месте и отвести взгляд в сторону. Не нравится мне быть аутсайдером в его глазах. Он столько времени тратить на моё обучение, а я так глупо подставилась.

– Уже знаешь про наказание?

– Догадался, – он ответил неохотно, словно пытался ускользнуть от темы. – Как там Дригли?

– Давай оставим его на потом? Церемония сейчас важнее. – Не было смысла спрашивать: от кого он узнал. Кристофер наверняка ему всё разболтал, он не услышал моей просьбы или проигнорировал её. – Ты предлагаешь мне спрятать наше оружие заранее?

– Да. Ты не представляешь, как Джингс тебе помог этим наказанием. Теперь он проверяет: догадаешься ли ты воспользоваться подаренными возможностями или увидишь только негативную сторону.

– Тогда я ещё та тупица. Кроме наказания ничего не увидела. Церемония ещё не началась, а у меня уже все шансы оказаться худшей. – Надавила на яблоко и расслабила хватку, пытаясь сосредоточиться не на эмоциях, а логике.

– Ты прекрасно справляешься с расчленением Эмирии Силити. Только зачем?

– Зачем что? – Нахмурив брови, я посмотрела на его лицо, пытаясь уловить суть разговора, часть которого была им пропущена или я окончательно перестала понимать человеческую речь.

Он глубоко вздохнул, набирая в лёгкие воздуха, и шумно выдохнул, словно собирался объяснить очевидную вещь недальновидной девочке.

– Ты обвиняешь себя в том, что не догадалась сама. Зачем?

– Мне не нравится быть в списке тупых. Хочу быть сообразительнее.

– И как обвинения помогут?

Ах, да, совсем забыла, что он пытается спасти меня от самой себя. Считает, что его проповеди наставляют меня на путь истинный и спасут мою душу от кары небесной. Кажется, так рассуждают христиане, только в Ирминте процветает атеизм. Мы не верим в богов и высшую силу, но верим в людей и возможности их умов, в труд и упорство. Любовь к себе не позволит мне остаться с ним, а упорные тренировки и самосовершенствование – да. Мне не нужно хорошее отношение к самой себе, но нужны упорство и труд. Любовь приведёт к лени, чрезмерному отдыху и разлуке с братом. У меня нет права любить себя.

– Обвинения заставляют становиться лучше и избегать таких ситуаций впредь.

Он впился в меня взглядом, рассматривая лицо, пытаясь что-то отыскать, скулы стали ещё острее от того, как он их сжал. Я ожидала тираду о своей неправоте и жестоком отношении к себе, но он промолчал, переводя разговор в другое русло:

– Времени на тренировки у нас мало из-за пропущенного выходного. Будем встречаться каждый день по вечерам. Подбери платье для церемонии в течение двух-трёх дней – последние две тренировки проведём в праздничной одежде, чтобы привыкнуть к ней. И не забудь про запасное, на тот случай если первое порвётся.

– Зачем вся эта возня с одеждой? – Вернулась обратно на маты и, разместившись на них, скрестила ноги.

– Чтобы привыкнуть к нарядам. Праздничное платье не твой костюм для тренировок. Оно объёмное, длинный подол будет мешаться. Через два курса подобные тренировки станут привычными. Не все твои сокурсники догадаются так подготовиться, а значит перед ними ты получишь преимущество и не разобьёшь нос, споткнувшись о подол.

Пока он говорил, жевала яблоко, стараясь кивать в такт его словам. Доводы у него были логичные, как всегда. И почему не догадалась сама?

– В прошлом году тоже было испытание балом?

– Нет, застолье, на котором нужно было незаметно подлить яд, своему противнику.

Как мило и в духе академии убивать чёрных теней изощрёнными методами. Но важнее демонстрация силы, внушить нам, что собственная жизнь находится в их когтях. Все эти испытания лишь повод подчеркнуть ничтожность и хрупкость нашей жизни.

– И что было с теми, кто выпил?

– Тем, кто был в рейтинге выше двух последних мест, дали противоядие, остальные умерли.

Аппетит пропал, а недоеденное яблоко отправилось в сторону. Выкину, когда соберусь уходить. Хотелось переключиться на обсуждение плана предстоящей церемонии, но фантазия подкидывала образы студентов в роскошных платьях и элегантных костюмах. Как они задыхались, пытались разорвать ворот, тёрли шею в надежде сделать спасительный вдох. Как хрипя, повалились набок и рухнули замертво.

Только услышав голос Герета, осознаю, что перестала дышать. Нельзя оказаться среди мёртвых, не так быстро. Я не могу бросить его, а он – меня. Какой смысл жить в мире, где существует только один из нас? Ради чего? Великой роли пешки в игре президиума?

– Ты мне нужен – не бросай меня. – Эмоции толкают вперёд слова, которые разум отказался бы произнести вслух. Мы боимся быть созависимыми, боимся привязаться из-за боли, что неизбежно ждёт нас. Любить человека, который умрёт на твоих глазах тоже самое, что отрезать себе руку и надеяться, что новая отрастёт.

Поднимаю голову и вижу растерянный взгляд брата, он отводит глаза в сторону и на выдохе произносит:

– Отдохни сегодня. После такой серьёзной травмы нельзя себя перезагружать.

Поджимаю губы, чувствуя, как обида комом застревает в горле. Но он прав – так будет лучше. Сделаем вид, что мои слова последствие удара головой и ничего не значат.

Подбираю яблоко и ухожу, сдерживая слёзы, туманящие взор. Иду ориентируясь на знакомые очертания коридоров, пока не упираюсь в тупик и осознаю, что пропустила лестницу.

– Не плачь, так правильно. – Губы едва шевелятся, закрываю глаза, слезинки скатываются по щекам. И я спешно вытираю лицо ладонями, растирая веки. Он ведь прав. Мы сразу договаривались, что не должны привязываться друг к другу, иначе превратим свою жизнь в катастрофу. Но я сделала это, значит буду страдать одна – он не обязан отвечать взаимностью. Так даже лучше, моя смерть не причинит ему боли.

Последний довод был правильным, но почему-то кольнул, оставляя зудящую рану. Похороню эти чувства с остальными. А сейчас цепляю маску равнодушия и возвращаюсь к прежней жизни.

Больше мы к этому разговору не возвращались, предпочитая на тренировках молчать, даже обсуждение плана оставили на воскресенье. Неделя прошла в ожидании церемонии. Однокурсники оживлённо обсуждали наряды, пытались невзначай вытянуть стратегию возможных противников, кто был поглупее прокалывался, умные стравливали ложную информацию. Кто хитрит понять было сложно – я же предпочитала молча наблюдать за происходящим.

Раза три со мной пытались завести разговор старшекурсницы, одна из них предлагала своё платье с такой нежной улыбкой и невинным взглядом, что я позавидовала её актёрскому мастерству, но не исключила возможную глупость. Они щебетали о том, что хотят завести подругу, но меня не обмануть – им нужен Герет.

На последней тренировке мы обсудили план. Брат принёс узкие ножи, длина которых не превышала десяти сантиметров – их легко будет спрятать в рукавах или складках одежды. Но сначала я должна разместить их под столами, в вазах, за картинами или в других неприметных местах. Первая задача найти своего соперника и установить за ним слежку, незаметно вытащить оружие из тайника, а после найти возможность «убийства». Можно выманить его на балкон или в тихое помещение, но это скорее вызовет лишнее подозрения.

Герет предлагал ориентироваться на ходу, ведь информации никакой у нас не было. Кем будет наш враг? Какие у него преимущества и слабости? К чему готовиться, если не знаешь, чего ждать? Он был прав, но нервозность не отпускала меня – я должна предвидеть всё, быть готовой ко всему, а вместо этого пускаю ситуацию на самотёк. А после буду думать, как можно было поступить иначе, чтобы отхватить место в рейтинге повыше и винить себя за очередной провал.

Может в этом и есть секрет успеха брата? Он не пытается изменить прошлое, а извлекает уроки из неудач и совершенствуется. Он не ищет альтернативный исход, а пытается понять: почему поступил так и меняет себя, характер, привычные реакции. Об этом он говорил, намекал на бессмысленность самобичевания. Меня злит его правота, ковыряния в моей душе и порыв видеть во мне не озлобленную девочку, а сломанную личность, требующую починки. Не нуждаюсь в этом, как он в моей любви.

Понедельник начался с раннего подъёма, быстрого завтрака и нудной подготовки в балу. Нам раздали задания и отправили их выполнять. Мне пришлось таскать вазы кремового цвета с нарисованными птицами, расставлять их по всему залу на помосты, подоконники, столы, а после составлять цветочные композиции.

– Отвратительно. – Джингс закатил глаза, складывая руки на груди. Он тяжело вздохнул, бросая взгляд в сторону, после чего развернулся и ушёл, оставив меня наедине с полудохлыми розами. А на что он надеялся, поручив это мне? Я и цветы сочетаются в одном предложении, если речь идёт про склеп и похороны. И что делать? Переделывать в четвёртый раз или оставить как есть?

Наставник вернулся, ведя за собой Мерлоу, которого здесь увидеть я не ожидала. Он был вторым на курсе после Герета. Как один из лучших студентов мог оказаться среди отстающих? Это не допустимо.

– Надеюсь, вдвоём у вас получится. – Пренебрежение, сочившееся с губ Норвила, отравляло пространство, пронизывая его смердящим ароматом, от которого хотелось задержать дыхание. Не дожидаясь ответа, он ушёл в противоположную часть зала.

– Что ты здесь делаешь? – шёпотом спросила я, вытаскивая из вазы цветы.

– Как видишь: тоже наказан. – На его лице появилась вялая улыбка. Он поставил пустую вазу на стол и стал подбирать бутоны, бережно складывая их друг на друга. Он делал это профессионально, добавлял какую-то зелень, перевязывал стебли верёвкой. В процессе чувствовалась какая-то личная история, которая вызывала во мне неловкость и желание избежать подробностей.

– У тебя хорошо получается. – Отвожу взгляд в сторону, достаю своё творение и составляю по новой, стараясь повторять за Кристофером.

– Моя сестра любила цветы. Она срывала их в саду и составляла композиции, за что её каждый раз наказывали, но препятствия только усиливали её интерес. – Он смотрел прямо перед собой, склонившись над вазой. – Иногда я наблюдал за ней, а однажды она взяла меня с собой украшать зал в академии, так наставник и узнал, что я тоже умею делать что-то подобное.

Он никогда не упоминал о своей сестре, и Герет ничего не рассказывал. Была она старше? Выпустилась или канула в небытие, как многие? Родители всегда утверждали, что наша семья дарила Ирминту сильных чёрных теней, что от их крови не могли родиться слабаки. По их логике гены играли значимую роль, а значит сестра Мерлоу должна быть в тройке лучших.

Спрашивать не хотелось и я решила перевести тему:

– За что тебя наказали?

– Пропустил занятие.

Усмехнувшись, посмотрела на него.

– Не ври. Ты не мог так глупо подставиться.

– Я помогал тебе. – Он замер с белой лилией в руках, ловя мой взгляд. – Ты не помнишь?

– Я была без сознания, в этом не было необходимости. – Не нравится этот разговор, где ему отведена роль благородного мужчины, а меня выставляют слабой и беспомощной девочкой. Да, и зачем ему пропускать занятие и подставляться из-за меня? Мы никто друг другу.

– А если бы что-то случилось?

– Неоправданный риск. Моя смерть никак бы не отразилась на тебе, а прогул повлёк наказание и подпортил репутацию.

– Это вместо спасибо? – Голос Кристофера изменился, спокойный тон наполнился раздражением. Он резким жестом отодвинул заполненную вазу цветами и поставил перед собой пустую.

– Тебя никто не просил, – копируя его настроение, отреагировала я. Как он смеет превращать меня в должника? Мне не нужна его помощь, не нужно сострадание и жалость от друга брата. Никто не обязывал его заботиться обо мне, если хочет спросить с кого-то долг – пусть обратиться к Герету.

– Пожалуйста. – Он перешёл к другому столу, оставив недоделанный букет, и повернулся ко мне спиной.

Отлично, сам наделал какой-то ерунды, сам обиделся. Браво, Кристофер. Зачем нужно всё усложнять? Только начала привыкать к любопытству, смирилась с тем, что Герет заставил его за мной приглядывать, а Мелроу взял и перегнул, будто интерес был подлинный.

Мы игнорировали друг друга оставшийся вечер. Я исподтишка наблюдала за его работой, стараясь копировать действия – букеты стали получаться лучше, но не такими красивыми. Раза два он направлялся в мою сторону, но заметив попытки сохранить дистанцию, возвращался на место.

Составляя композиции, успела скинуть ножи в две вазы, ещё три лезвия разметила под столами, воткнув их в щель между столешницей и ножкой, когда расставляла цветы.

Отпустили нас к полуночи, обессиленных, голодных, готовых свалиться c ног. За медленную работу нас лишили ужина, кому-то назначили дополнительное наказание. Наставники злились, срывались на крик и били подопечных, желая поскорее закончить подготовку к церемонии. Они стали пристальнее следить, из-за чего мне пришлось унести остальные ножи обратно с собой.

Опять не справилась и подвела Герета. Сколько можно быть обузой? Он тащит меня изо всех сил, а я тяну его на дно. Поэтому он отверг мои чувства? Знает, что повезло, и я ничего из себя не представляю – нет силы, выдержки, ума. Скоро все узнают, что шестое место – стечение обстоятельств, а не заслуга.

Поскорей бы уснуть, забыть про голод, бессилие и отвратность положения. Перестать думать о недостижимой цели. Как же я хочу закрыть глаза и больше никогда их не открыть, чтобы не было давящего груза, гонки за тенью идеального, а сердце перестало разрываться от ненависти и боли, ощущения бессмысленности действий. Будто пытаюсь наполнить ведро без дна собственной кровью. Дорожу каждой каплей, скрупулёзно собираю их в ладоши, но отпустив руки, теряю всё.

В сознание вторгается шорох, топот, что-то падает на пол. Несложно догадаться, что Кристал с утра трудится над образом, чтобы выглядеть безупречно. Внешний вид её волновал больше, чем успеваемость, хотя последнее удивляло. Она держала рейтинг в середине, не скатываясь к слабым, но и не претендуя на лидерство. Порой складывалось впечатление, что она только хотела казаться дурочкой, а ситуация с элиассами насмешка судьбы.

– Решила мне отомстить? – Глаза не открываю, надеясь на возвращение сна.

Она хмыкнула в ответ, демонстрируя недовольство и продолжая шуршать ворохом вещей. Неужели решила промолчать?

– Тебя убить мало. – Что-то тяжёлое упало мне в ноги, придавив одеяло. – Кто разрешил тебе трогать мои вещи и тем более их портить?

Всё-таки заметила. Удивительно, что она не закатила истерику сразу, ведь я не пыталась скрыть улики.

– Неделя прошла. Ты только сейчас мне высказываешь?

– Тебя в комнате не застанешь – пропадала всё неделю. – Что-то ещё упало мне на живот, оставив неприятные ощущения. Открыв глаза, замечаю пару туфель.

– Ты хочешь, чтобы я и их выкинула?

– Босиком собираешься идти? – Приглядевшись, узнаю пару отложенную для бала. Бросив злобный взгляд на Кристалл, замечаю в руках своё платье. Соскакиваю на ноги быстрее, чем должна была, демонстрируя взволнованность. Я не могу остаться без наряда перед церемонией. Если явлюсь в обычной одежде, то меня не допустят и мой рейтинг полетит вниз. Нужно было слушать Герета и достать запасное.

– Как там говорят? Месть – блюдо подающиеся холодным?

– Не смей или я располосую твоё милое личико так, что ни одна тряпка его не спасёт.

– До бала ты меня не тронешь, иначе вылетишь с треском. И лицо маленькая плата, чтобы спустить тебя с твоего высокомерного трона. Как ты будешь себя вести, когда окажешься на грани вылета?

– Мне тогда нечего будет терять, а твоя смерть удовлетворит мою ярость.

– И мне нечего. Умру я от твоих рук или от рук родителей, какая разница? Только напоследок успею увидеть, как ты падёшь.

Противно оказаться в ловушке без возможности переиграть ходы. Ещё противнее, когда сопернику нечего терять. Она смотрит на меня прожигающее, испытывая нервы на прочность, на лице нет тени сомнения. В этот момент она не похожа на дурочку Кэрол, что трясётся из-за тряпок, не похожа на девочку, которую соседка вышвырнула из комнаты. Теперь вижу, что она искусно претворялась забитой, чтобы академия не вынудила её развивать свои таланты и не сделала рабом системы.

– Ты не боишься, что я тебя сдам?

На лице отразилось замешательство, она сделала неуверенный шаг назад.

– О чём ты?

– О том, как ты притворяешься слабачкой и не хочешь показать наставнику потенциал. – Вижу, как глаза расширяются, руки опускаются, но продолжают сжимать платье. – Кажется, на втором курсе учится твой брат. Как его зовут?

– Не смей. – Она бросает платье на пол и делает два шага навстречу, тыча указательным пальцем.

– Мэлу. Точно. – Нравится наблюдать, как меняется ситуация, как контроль переходит в мои руки и жертвой становится Кристалл. – Ты можешь обмануть окружающих, но академия знает, что ты дорожишь им, и за обман они убью его.

– Никто не должен об этом узнать. – Она подошла ко мне вплотную, хватая за руку. – Мэлу не должен пострадать.

– Почему у тебя нет элиассов?

– Есть теория, согласно которой один и тот же элиасс может подойти кровным родственникам, если старший его забрал, то младший будет обречён.

– Глупости. – Сбрасываю её руку и отхожу в сторону. Не хочу принимать сплетню за правду, иначе я проиграла и Герет останется один.

Кэрол хватает меня за плечо, привлекая внимание. Пальцы впиваются в кожу.

– Обещай, что никому ничего не скажешь.

– Плевать мне на тебя.

Расходимся в разные стороны. Она кидает платье мне на кровать и возвращается к своим тряпкам, складывает их, перемещает с места на место, будто этот процесс её успокаивает. А я ухожу в душ, вымываю волосы, привожу ногти в порядок, аккуратно их обстригаю и выпиливаю. На выходе замечаю, что комната опустела – пора на завтрак.

Первая половина дня проходит медленно – я листаю учебники, а Кэрол копошиться над образом, чем нервирует до скрежета зубов. Через пару часов начинаю сомневаться в правильности своего поведения. Не слишком ли пренебрежительно я отношусь к внешнему виду? Его будут оценивать, а праздничные наряды и вечерний макияж не входят в круг моих интересов.

Кошусь на Кристалл, та сидит напротив зеркала и наносит румянец. Полусобранная причёска со струящимися локонами на спине добавляют женственности, а лёгкий макияж наивности. Может быть в этом секрет? Сделать образ безобидной овечки, на которую вряд ли повышают убийство?

Заметив мой взгляд, она самодовольно усмехается.

– Ты что-то хочешь?

Не хочу признавать, но помощь мне бы не повредила. Мои навыки пользования косметикой заканчиваются удачно нарисованными стрелками и не более.

– Поможешь? – Единственное слово, которое даётся мне тяжелее, чем часовая тренировка. Ненавижу слабость и немощность.

– Садись. – Она дожидается, когда я займу место на стуле, после чего касается моих волос и произносит: – Это не справедливо, что вас необученных кидают на церемонию. Нас научили краситься, мы знаем старшекурсников и следили за вами. Плюс у нас были азы актёрского мастерства, а вы ничего не знаете о незаметных убийствах.

– Таков отбор.

– Такова академия.

Она заплетает мне по две косы с каждого бока, после чего собирает их в высокий хвост, выпускает пару прядей, закручивает их в крупные и небрежные локоны. Зачёсывает основания хвоста, создавая объём и только после переходит к макияжу. Она рисует стрелки, но добавляет золотые блёстки на веки, румяна и персиково цвета помаду. Эти детали делают образ менее строгим и холодным, но оставляют присущую мне высокомерность.

– Надеюсь, ты мне не попадёшься.

– Разве тебя волнует исход испытания?

– Хочу уйти красиво, показать, что отбор по элиассам бессмыслен.

– Фактически это обман. Они тебя выбрали, но ты сама отказалась их принимать.

Она хмыкнула и пожала плечами, после развернулась и направилась к кровати, давая понять, что разговор окончен. Она снова превратилась в глупую девочку, что интересовали только красивые тряпки.

Через час мы обе стояли в вечерних платьях, подолы которых касались пола. Пышные юбки струились сатином, образовывая складки. Кристалл выбрала лавандовый цвет, а я отдала предпочтение чёрному, усыпанное золотой вышивкой, плечи закрывали металлические наплечники, соединённые между собой провисающими цепями спереди и сзади. На спине они висели каскадом, доходя до поясницы. Весила эта конструкция не мало, но как эффектно смотрелась. Герет ничего не сказал, но я видела осуждение в взгляде – ему не нравилась помпезность образа, а мелкие детали можно было легко оторвать.

Зал неспешно наполнялся народом. На входе все проходили через сканирующую рамку, реагировавшую на металл. Едва я вошла в неё – она зазвенела, привлекая внимания. После ждала комната досмотра, персональный обыск и карточка с именем жертвы. Десять секунд, чтобы запомнить и сжечь – промедление недопустимо.

Центр зала был занят людьми, по бокам фуршетные столы, ровно в том положении, как их расставили вчера. В меню закуски и выпивка, которая притягивала внимание большинства. Алкоголь достать в академии невозможно, даже преподавателям запрещалось пить, а сейчас его употребление никто не контролировал. Одна из помех для выполнения задания, проверяют нашу надёжность, выдержку, насколько мы будем преданными псами, когда хозяев не будет рядом, чтобы проконтролировать.

Мне бросилось в глаза отсутствие ножей. Столовых приборов было мало – изредка попадались вилки. Даже тарелки были общими, а фужеры металлические из негнущегося материала.

Смотреть приходилось в оба, мне нужно было выследить цель и не допустить слежки за мной. Чьей жертвой была я? Насколько он опытнее и хитрее? Старалась ловить все взгляды, что контролировали мои перемещения. Но интерес многих быстро иссякал, и я выдыхала. Может мой противник слаб или не знает меня? Пронёс оружие или решил сдаться на месте? Глупо терять такую возможность, особенно если рейтинг на дне.

Сортин Фэрли, где же ты? Как найти тебя? Кажется высокомерность и отстранённость сыграли против меня. Не знаю кто это, в чём он сегодня одет. Информации ноль и спросить не у кого – не отвлекать же Герета таким пустяком. Приходилось прислушиваться к разговорам, улавливать произнесённые имена, пока не мелькнуло нужное.

Чёрный наряд выделялся на фоне постельных оттенков, а мои несговорчивость и отстранённость, отталкивали желающих познакомиться. И меня всё устраивало, пока не стало очевидно, что такая позиция проигрышная. Старшекурсники активно общались, собираясь в небольшие группы, перемещаясь между ними, а четвёртый курс смотрелся затравленно и отчуждённо, будто изгои. Пришлось включить режим заинтересованности и участвовать в диалоге. Это помогло мне приблизиться к Сортину и не выпускать его из виду.

Подловив момент, когда он вышел на балкон подышать, нырнула следом, предварительно вытащив нож из вазы. Пришлось её уронить, притворившись опьяневшей и сожалеющей мадам. Наклонившись собрать осколки, подхватила лезвие и пропихнула его в карман между складок юбки. Успела до того, как наставники оттащили меня, приказав бросить поднятые кусочки. Они разогнали зевак и убрали всё сами, не давая возможности воспользоваться ситуацией. Джингс заставил показать руки и отпустил. Не думаю, что он поверил, но мешать не стал.

Сортин стоял ко мне спиной, облокотившись на перила. Он перебрал с алкоголем и забыл цель присутствия на церемонии. Я могла ударить в спину, порезав пиджак, окропив его кровью. Но подлые приёмы пусть оставит себе Дригли – мне они ни к чему.

– Фэрли. – Он понял голову, направляя взгляд прямо, будто не понимал, откуда раздался голос и пытался разглядеть источник. – Фэрли. – Он обернулся, споткнулся о собственные ноги и повалился назад.

Не мешкая, шагнула навстречу, полоснула по щеке ножом. Сортин непонимающе смотрел на меня, несколько раз моргнул, пытаясь осознать происходящее, потёр лицо, размазывая кровь. Поднялся на ноги и поплёлся к выходу, ничего не сказав.

Вот и всё – задние выполнено, можно порадоваться, но ощущения мерзкие, присутствует некая незавершённость. Это точно был он? Не может быть всё так просто и легко. Я ждала сопротивления, ожесточённой борьбы, но получила перевившего студента, что на утро не вспомнит моего лица. Незаслуженная победа, стечение обстоятельств, удача – не повод для гордости.

Отшвырнув нож в сторону, наблюдаю за тем, как он прокатился по кафелю и слетел вниз, после оборачиваюсь и сталкиваюсь с Руфом. Он стоял в проходе, сжимая вилку. Глаза бегали из стороны в сторону, выдавая его смятение и желание сбежать. Он шагает навстречу, вытягивает руку, чуть качаясь. Пьян или ослаб окончательно?