В тени Эйнштейна. Подлинная история жены гения бесплатное чтение

Рут Левин Сайм, Дэвид Кэссиди, Аллен Эстерсон
В тени Эйнштейна. Подлинная история жены гения

Einstein’s Wife: The Real Story of Mileva Einstein-Maric

by Allen Esterson, David C. Cassidy, Ruth Lewin Sime

© Бавин С.П., перевод на русский, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Благодарности

Авторы выражают глубокую благодарность Альберто А. Мартинесу и анонимному рецензенту за тщательное прочтение рукописи и великолепные предложения.

Мы хотим искренне поблагодарить Рут Левин Сайм за ее вклад и Джеральда Холтона за советы.

Также выражаем благодарность сотрудникам Государственного архива в Загребе – Михаэле Барбарич за копии документов, представленных на илл. 1.1 и 1.2, и Божидару Керековичу за разрешение опубликовать их.

Великодушную помощь в поисках и получении фотографий, а также разрешение опубликовать их нам предоставили: Ор Орит Берла Барнеа (Архив Альберта Эйнштейна Еврейского университета Иерусалима), Майкл Симонсон (Институт Лео Бека, Нью-Йорк), Библиотека и архив Нильса Бора, Американский институт физики (Колледж-Парк, Мэриленд) и фотоархив Швейцарской высшей технической школы (Цюрих). Всем им глубокая благодарность.

Авторы благодарны Кэти Хелке и сотрудникам издательства MIT Press за всестороннюю помощь в публикации этой книги.

В дополнение к вышеупомянутым Аллен Эстерсон хочет поблагодарить Дэвида Кэссиди за то, что он на первой стадии подготовки итогового текста привел мои главы в пригодный для публикации вид.

Сокращения

После свадьбы Милева Марич стала Милевой Эйнштейн-Марич. Таким образом, до замужества, во время и после развода ее фамилия заканчивалась на «Марич». Исключительно для упрощения мы называем ее просто Марич.

Предисловие

Кем в реальности была Милева Эйнштейн-Марич, жена знаменитого ученого Альберта Эйнштейна? Они учились вместе физике и математике, но какую роль она сыграла (если об этом вообще можно говорить) в создании известнейших трудов своего мужа, которые изменили облик современной физики? Кем она была: незаметной помощницей или соавтором, первым слушателем или же первой скрипкой, яркой ассистенткой или скромной домохозяйкой, или той, без кого ничего бы не воплотилось в жизнь?

Имеет ли это значение? Разумеется, да, потому что труды Эйнштейна, его теория относительности, квантовая теория и атомная теория сформировали фундамент современной физики. Без подлинной истории того, как все произошло – как возникли эти фундаментальные теории, – мы не сможем понять их историческое значение. Более того, мы не сможем по-настоящему воздать честь за эти достижения, особенно если учитывать, как часто вклад женщин-ученых, особенно ученых жен или партнеров прославленных ученых-мужчин недооценивается, забывается или даже замалчивается.

За последние десятилетия многое написано в поддержку одной или нескольких ролей Милевы Эйнштейн-Марич, перечисленных выше, нередко – с яростной убежденностью. Наша книга представляет собой плавание в этих бурных морях, путешествие, обусловленное исторической необходимостью докопаться до истины, или, по крайней мере, постараться максимально к ней приблизиться. Мы делаем это ради Милевы и Альберта и ради истории современной физики. Такое путешествие видится особенно важным в эпоху преднамеренной лжи, фейковых новостей и «альтернативных фактов». Массив документальных свидетельств об этих экстраординарных личностях, их жизни и деятельности, ставший доступным в последние десятилетия, будет помогать нашему кораблю держаться верного курса.

Хорошо известно, что Альберт Эйнштейн, всемирно известный физик, «человек столетия» по мнению журнала Time, был женат. Но до 1990-х годов мало кто знал, что он был женат дважды, и первой его женой была женщина, одновременно с ним изучавшая математику и физику. Вторая жена Эйнштейна, Эльза, к науке никакого отношения не имевшая, известна гораздо больше, особенно в Соединенных Штатах. В 1920-е годы она сопровождала мужа в нескольких широко освещавшихся поездках по Америке, а в 1933 году супруги поселились в Принстоне (через три года Эльза умерла). Они поженились в 1919 году – в тот год, когда впервые получила общественное признание общая теория относительности Эйнштейна, одно из величайших достижений двадцатого века, принесшее ученому мировую славу.

Но его первая жена, Милева Эйнштейн-Марич, была с ним рядом и оказывала интеллектуальную и эмоциональную поддержку в первые, трудные годы его пути от студента-физика в 1896 году к вершинам профессии в 1914 году. О ней и их детях было мало что известно, да никого это особо и не интересовало. Только в 1986 году обнародование переписки Милевы Эйнштейн-Марич с Эйнштейном привлекло к женщине внимание широкой общественности. Письма находились в распоряжении первого сына Эйнштейна, Ганса Альберта и его семьи, которые жили тогда в Беркли, Калифорния.

История Милевы Эйнштейн-Марич охватывает множество аспектов, представляющих большой человеческий и научный интерес. Это становится ясно в процессе изучения борьбы одной женщины за реализацию своей мечты о научной карьере и исследования личных и научных отношений супружеской пары, которые, к сожалению, не сложились.

Внимание публики к захватывающей истории о жене Эйнштейна Милеве Эйнштейн-Марич привлек выход в свет первого тома «Собраний документов Альберта Эйнштейна» в 1987 году. Первый том, «Ранние годы, 1879–1902», охватывает юность, получение образования и начало карьеры молодого физика. Особый интерес в книге представляет первая публикация пятидесяти одного письма из переписки Эйнштейна и Марич, хранившихся в семье Ганса Альберта. Письма охватывают период с октября 1897 года по февраль 1902 года. Это период их совместной учебы и первых лет жизни после окончания Цюрихского политехникума (сейчас – Швейцарская высшая техническая школа Цюриха, ВТШ). В последующих томах опубликованы, соответственно, письма более позднего времени. Милева была сербкой, но свободно владела немецким – одним из официальных языков Австро-Венгерской империи. Все письма опубликованы в оригинале, на немецком языке, в сопровождении перевода на английский и в издании «Любовные письма», где представлены в более гладком переводе первое пятьдесят одно письмо и еще три, датированные 1903 годом).

Первый том «Собрания документов» также обратил внимание общественности на ранее малоизвестную, но впоследствии очень высоко оцененную биографию Милевы Эйнштейн-Марич, написанную сербской исследовательницей, профессором Десанкой Трбухович-Гюрич «В тени Альберта Эйнштейна: трагическая жизнь Милевы Эйнштейн-Марич». Первоначально труд был опубликован на сербском языке в 1969 году. С 1982 по 1995 год книга дважды выходила в переводе на немецкий и четыре раза – на французский язык, но никогда не печаталась на английском.

Тем не менее, эта биография (рассказанная через посредников) более чем любая другая известная ныне работа способствовала формированию господствующей версии жизни Милевы Эйнштейн-Марич и ее личных и научных отношений с Альбертом Эйнштейном в глазах общественности.

Прослеживая историю жизни Милевы, Трбухович-Гюрич утверждает, зачастую без цитирования источников или надежных свидетельств, что Марич была блестящим ученым и превосходила Эйнштейна в математике, если не в физике. Более того, благодаря профессиональному сотрудничеству с супругом, Марич, предположительно, была непризнанным соавтором его знаменитой статьи 1905 года о теории относительности. Если это заявление правдиво, значит, в очередной раз (как бывало и в прошлом, и в наши дни) вклад жены в работу своего великого мужа остался неизвестным широкой публике, был забыт историками и, видимо, успешно замалчивался ее супругом.

18 февраля 1990 года, спустя почти три года после выхода первого тома «Собрания документов Альберта Эйнштейна», в рамках ежегодной конференции Американской ассоциации содействия развитию науки (AAAS), проходившей в Новом Орлеане, состоялась научная сессия «Молодой Эйнштейн». Она привлекла большое внимание к истории Милевы Марич и ее супружеской жизни с Альбертом Эйнштейном. Большинство выступавших на сессии представили научную переоценку раннего периода биографии Эйнштейна, его культурного окружения и философии. Но два участников, Сента Трёмель-Плётц и Эван Харрис Уокер, которые ранее никоим образом не занимались Эйнштейном, воспользовались возможностью презентовать англоязычной публике полномасштабную интерпретацию личности Марич и ее научных отношений с Эйнштейном. Уокер, скончавшийся в 2006 году, – физик, работал в Баллистической научно-исследовательской лаборатории армии США в Мэриленде, был президентом Института исследования рака Уокера, который основал в 1981 году, и автором работ по парапсихологии. К 1990 годам его склонность к псевдонауке уже была хорошо известна. Трёмель-Плётц – немецкая лингвистка и психотерапевт.

В основу своих докладов Трёмель-Плётц и Уокер положили книгу Трбухович-Гюрич и переписку Эйнштейна и Марич. Каждый из них, независимо друг от друга, настойчиво выдвинул идею, что Милева Эйнштейн-Марич внесла значительный вклад в ранние работы Эйнштейна. В крупной статье, основанной дискуссии в журнале Women’s International Forum, Трёмель-Плётц назвала Марич «женщиной, которая делала за Эйнштейна всю математику», и несправедливо непризнанным соавтором знаменитых статей 1905 года. Докладчица утверждала, что три его главных статьи «были написаны в Берне, когда Альберт Эйнштейн работал в швейцарском патентном бюро, и написаны совместно с его женой».

В докладе для AAAS Уокер приводит цитаты из писем Эйнштейна своей будущей жене, из которых делает вывод: «Даже по словам самого Эйнштейна ясно, что Милева была соавтором специальной теории относительности». Далее он высказывает предположение: «Самые причудливые идеи, которые стали отправной точкой теории относительности, принадлежали Милеве, в то время как общая формулировка теории была сделана Альбертом».

Необоснованные и внезапные заявления о Милеве Эйнштейн-Марич и ее муже немедленно привлекли огромный интерес публики и медиа и поток книг и статей о явной несправедливости по отношению к «первой жене Эйнштейна». Она казалась самым ярким и вопиющим примером того, как история забывает, порой сознательно, о вкладе, который вносили ученые-женщины – жены и партнеры – в великие достижения ученых-мужчин. Таким образом, в историю раннего периода современной физики требовалось срочно вносить исправления. Многие появившиеся впоследствии популярные работы согласно повторяли и порой приукрашивали утверждения, высказанные их предшественниками, в некоторых случаях полностью пренебрегая принятыми правилами научно-популярной литературы. За годы сложилась так называемая история Милевы. Она вошла в общественное сознание как общепринятое свидетельство непризнанного сотрудничества Милевы Эйнштейн-Марич со своим бывшим мужем и ее вклада в его научные достижения. Но одновременно специалисты по Эйнштейну, проведя более тщательное исследование на основании доступных документальных источников, опровергли большую часть утверждений, на которых история и была выстроена. Как писал историк науки Альберто Мартинес: «Мне хотелось, чтобы она оказалась тайным соавтором. Но мы должны отложить в сторону наши умозрительные заключения и оперировать фактами».

В 1990-е годы аргументация историков против «Истории Милевы» стала еще более убедительной с распространением множества новых документов и информации, касающейся взаимоотношений Милевы и Альберта. Начиная с 1987 года, эти материалы частично становятся доступны онлайн и в печатном виде в вышедших томах «Собрания документов Альберта Эйнштейна» – как на языке оригинала, так и в переводе на английский. Сейчас они охватывают период до 1927 года и включают переписку Эйнштейна и Марич и переписку Эйнштейна с друзьями и коллегами, имеющую отношение к его работе, статьям и семейной жизни, к их с супругой договору о раздельном проживании 1914 года, разводу 1919 года, а также документы, проясняющие отношение Марич к денежной части Нобелевской премии, и другие сопутствующие бумаги.

Помимо материалов, включенных в «Собрание документов», важное значение имеют табели успеваемости Марич в средней школе и в политехникуме, а также ее письма к Элен Кауфлер-Савич, ближайшей подруге и доверенному лицу со времен Цюриха, охватывающие период с 1899 по 1932 год. Последние были впервые опубликованы полностью в 1998 году в оригинале на немецком языке с параллельным переводом на сербский, и позже – в переводе на английский.

Кроме этих широкодоступных первичных источников, появились и новые содержательные биографии Эйнштейна, в которых можно найти более подробные и подтвержденные свидетельства о Милеве Марич и ее отношениях с Эйнштейном. Они начинают оказывать заметное влияние на общественное представление и понимание ее реальной истории.

После 1990 года вскрылось значительное количество вторичных и первичных источников. Сейчас, по прошествии почти трех десятилетий с зарождения «Истории Милевы», имеет смысл на основании всех доступных свидетельств (старых и новых) пересмотреть многие компоненты исторических утверждений. Мы решили сделать это в три этапа:

1. Создание биографического очерка о Милеве Марич и о ее отношениях с Альбертом Эйнштейном с опорой на существующие документы, которые показывают, как все было на самом деле. (Дэвид Кэссиди).

2. Исследование роли Милевы Марич в общем контексте борьбы женщин за право заниматься наукой в начале двадцатого века; там же предлагается краткий обзор литературы по этой теме. (Рут Левин Сайм).

3. Глубокий анализ происхождения и содержания «Истории Милевы», основанный на доступных источниках и свидетельствах и показывающий, чего не было на самом деле. (Аллен Эстерсон).

Такой трехсторонний подход также показывает, как далеко могут заводить заблуждения, если не соблюдаются законы исторической и документальной литературы. Но более важно то, что он раскрывает реальную историю небезупречной, но смелой и решительной молодой женщины, которой, по ряду причин, не удалось осуществить свою мечту о карьере и семейной жизни. Реальная и полная история Милевы Марич окажет гораздо более значимую услугу ей – и читателям, которые оценят ее роль как женщины, показавшей пример другим молодым женщинам, стремящимся получить высшее образование и найти свой путь в науку. Это гораздо важнее, чем любые преувеличенные или необоснованные заявления относительно ее деятельности, появлявшиеся в избытке в предыдущие десятилетия.

История этой книги началась в 2006 году, когда Аллен Эстерсон, независимый британский ученый, поставил перед собой непростую задачу – на основе доступных свидетельств проанализировать и оценить множество появившихся в прессе и других медиа работ, посвященных Милеве Эйнштейн-Марич и ее предполагаемой роли в достижениях Эйнштейна. Большинство результатов он публиковал в виде эссе на своем вебсайте http://www.esterson.org. В 2010 году он начал собирать эти эссе в рукопись будущей книги и почти завершил дело, но в конце 2013 года тяжело заболел и не смог продолжить задуманное. На следующий год Кэссиди согласился помочь ему довести дело до конца. К счастью, в 2017 году Эстерсон достаточно восстановился, чтобы написать то, что сейчас является третьей частью данной книги. Это полностью его работа. Одновременно Кэссиди создал биографический очерк о Милеве и Альберте (первая часть книги). Кроме того, Рут Левин Сайм, хорошо известный биограф Лизы Мейтнер, написала яркий очерк о борьбе женщин, которые, подобно Милеве Марич, стремились в науку. Он составляет вторую часть книги.

Доказательства

«История Милевы» утверждает, что Милева Эйнштейн-Марич внесла существенный вклад в научные достижения Альберта Эйнштейна, особенно сделанные в тот «чудесный» 1905 год, и что она должна по праву именоваться соавтором одной или нескольких статей, появившихся в то время. Столь серьезное заявление относительно научных достижений такого масштаба требует максимально четкого понимания всех аспектов произошедших событий и их роли в формировании современной физики. Как говорится, сильные заявления требуют сильных доказательств.

История и журналистика не относятся к точным наукам. Прошлого больше не существует, и мы не в состоянии тщательно проследить, что происходило, не в состоянии точно зафиксировать мысли и мотивы действующих лиц в тот момент, когда все случилось. Но у нас есть разнообразные документы, письма, воспоминания и прочие свидетельства конкретного времени, имеющие отношение к конкретным событиям, и они могут помочь нам понять, что происходило на самом деле и почему. Но они редко оказываются исчерпывающими, и зачастую остаются существенные пробелы (как в нашем случае). Кроме того, всегда требуется взвешенная оценка и интерпретация событий прошлого. Впрочем, на протяжении столетий сформировались общепризнанные методы и стандарты оценки ключевых моментов прошлого и соответствующих умозаключений. Большинство из них основаны на здравом смысле. Однако надо уточнить, что для желания заглянуть в прошлое и написать об этом не на профессиональном уровне не обязательно быть ученым или опытным журналистом, но надо быть готовым уделить определенное время и силы, чтобы ознакомиться с общепринятыми процедурами и правилами анализа свидетельств и их представления.

Материалы прошлого, которые представляют собой исторические «свидетельства», подразделяются на целый ряд категорий разной степени достоверности, полезности и доступности – от современных документов, писем, дневников, фотографий и черновиков до воспоминаний и слухов, появляющихся постфактум, порой через десятилетия. Подобно античным артефактам, что находят на месте археологических раскопок, каждый компонент доказательств требует тщательного критического рассмотрения с учетом источника, контекста (научного, культурного, персонального) и даже значения слов и фраз, употреблявшихся в соответствующее время.

Те, кто создавал и обосновывал «Историю Милевы», в подтверждение своих доказательств часто цитируют чужие слова, причем почти всегда произнесенные спустя много лет после событий. Слухи можно определить как «пересказ того, что кто-то якобы говорил кому-то». В случае с Эйнштейном и Марич такого рода факты часто передавались от одного «слышавшего» к другому на протяжении многих лет. Мартинес приводит список из двадцати исторических источников, ранжированных по степени достоверности. Свидетельства с чужих слов, пересказываемые на протяжении ряда лет, находятся в самом низу этого списка, даже ниже воспоминаний и интервью, записанных спустя примерно аналогичный промежуток времени. Столь низкая степень достоверности – причина того, что, в частности, суд не принимает к рассмотрению любого рода показания с чужих слов. Ни один суд присяжных не подтвердит вину подозреваемого «без исчерпывающих доказательств» на основании показаний свидетелей, которые будут настаивать, что слышали, как кто-то сказал, что обвиняемый признавался, что совершил преступление. По этой же причине те, кто хочет подвести прочную базу под важное историческое утверждение, полагаются преимущественно на более надежные свидетельства непосредственно с «места преступления»: верифицируемые записки, письма, сообщения по электронной почте, дневники и черновики, созданные непосредственно во время события.

Чтобы убедиться в крайней ненадежности слухов, достаточно вспомнить детскую игру в испорченный телефон и понять, что конечное сообщение в итоге сильно отличается от первоначального. Если речь идет о воспоминаниях, результат может еще больше расходиться с истиной, даже в случае воспоминаний непосредственных участников. Иэн Хантер в книге «Память» описывает эксперимент, который провели два психолога из Кембриджского университета. Не предупредив участников, они записали на магнитофон ход одного заседания кембриджского психологического общества. Через две недели они попросил всех, кто на нем присутствовал, записать все, что они могут вспомнить о прошедшем заседании. Оказалось, что 42 % тезисов воспроизведены неверно, а часть упомянутого вообще не имела никакого отношения к реальности. «Короче говоря, все, что подняли из памяти, оказалось не только фрагментарным, но еще и искаженным, а многое из того, что “вспомнилось”, вообще не происходило».

Сообщая о результатах не настолько давнего эксперимента, Мика Эдельсон пишет: «Человеческая память поразительно восприимчива к социальному влиянию…Наши воспоминания зачастую неточны. Наиболее распространенные источники ложных воспоминаний – социальное давление и межличностное влияние». Можно сказать еще шире, как делает Чарльз Фернихо в своем исследовании процессов запоминания: «Обнаружение богатых ложных воспоминаний показывает, что искажение информации особенно сильно, когда различные люди, но в особенности члены семьи, предоставляют пересекающуюся информацию. Эффект нарастает в случае коллективного воспоминания… Процесс, при котором воспоминание о событии включает ошибочную информацию, предоставленную другими людьми, называется “социальным заражением”». Популяризаторы науки Хайфилд и Картер добавляют к этому скептицизм в отношении того, что они называют «городским фольклором» с его тенденцией «преувеличивать значение местных героев и героинь».

Тем не менее, слухи и воспоминания, пусть даже искаженные и не достоверные, не следует отбрасывать автоматически. В данном случае они, по крайней мере, показывают, что считают подлинными событиями люди, имеющие отношение к семье Марич. Подобно древним сагам и легендам, передаваемым из поколения в поколение, то, что доходит до нас из прошлого, может содержать зерно истины, которое достойно внимания в настоящем.

Мы начинаем с описания жизни и борьбы Милевы Марич, которую ей пришлось вести, чтобы преодолеть преграды, стоявшие в конце девятнадцатого века на пути женщин, стремившихся получить высшее образование и заняться наукой. Мы расскажем о ее учебе и отношениях с другим студентом-физиком, Альбертом Эйнштейном.

Часть I. Милева и Альберт
Дэвид Кэссиди

Глава 1. Две траектории

Милева Марич с самого начала проявляла мужество, решительность и незаурядные амбиции. Ей удалось преодолевать физическое недомогание, демонстрировать выдающиеся способности, переходя из школы в школу, стать одной из первых женщин в Австро-Венгрии, добившихся права получить высшее образование. Она нашла в себе силы оставить семью и родную Сербию и перебраться в Швейцарию, чтобы попытаться реализовать свою мечту.

Появление Милевы

Милева Марич родилась 19 декабря 1875 года в городе Тител в преимущественно сербской провинции Воеводине на южной границе Венгрии. В то время Венгрия вместе с Австрией составляла Австро-Венгерскую империю со столицей в немецкоязычной Вене. К югу от венгерской границы располагалось королевство Сербия, которое на момент рождения Милевы оставалось частью Османской империи. Оно обрело независимость в 1878 году. На западе лежала Хорватия, тогда входившая в состав Венгрии.

Большинство населения Воеводины составляли сербы, православные христиане, потомки тех, кто в предыдущие века бежал на север и запад, в венгерские провинции от вторжения турок-мусульман. После образования Австро-Венгерской империи в 1867 году, упадок Османской империи и сербская независимость ускорили панславистское культурное и политическое возрождение. Стремление к национальному единству достигло своей кульминации в конце первой мировой войны и выразилось в появлении Королевства сербов, хорватов и словенцев, которое в 1929 году превратилось в Королевство Югославия. Сегодня Воеводина – автономная провинция Сербии.

Согласно биографическим свидетельствам, авторы которых нередко пренебрегают ссылками на источники, отец Милевы, Милош Марич, родился в 1846 году в крестьянской семье в городке Кач, Воеводина. Кач находится недалеко от города Нови-Сад, политической и культурной столицы Воеводины. Нови-Сад в 1694 году основали сербские купцы, которые, избегая давления османских турок и «германцев», иммигрировали в Венгрию из Австрии, и переправились через Дунай.

Милош Марич в возрасте шестнадцати лет приехал в Тител, чтобы поступить на военную службу. Венгрия на своих южных границах создала военный кордон в качестве буфера против Османской империи и хорошо укрепила его, призвав на службу местное население. Основное обучение Марич прошел в военном училище батальонных командиров для офицеров запаса в Тителе. Училище было немецкоязычным, и хорошее владение немецким языком и математикой впоследствии открыло для него двери в гражданской службе.

Через пять лет жизни в Тителе Милош женился на Марии Ружич, дочери одного из самых богатых землевладельцев города. Двое их старших детей умерли в младенчестве, и таким образом Милева стала первым выжившим ребенком в семье. Позже у нее появилась сестра Зорка и брат Милош-младший. Когда Милева начала ходить, у нее обнаружили врожденный вывих левого бедра – особенность, доставшаяся по наследству по материнской линии. Этим же недугом страдала и ее сестра Зорка. В результате Милева всю жизнь заметно хромала.

Начальная школа

Когда османская угроза рассеялась, Венгрия сняла военные пограничные кордоны. В год рождения Милевы Милош вернулся к гражданской жизни. Сколотив приличное состояние благодаря приданому жены и хорошей зарплате чиновника в судебных органах в соседнем Вуковаре, он приобрел большое поместье в родном Каче с земельными угодьями, на которых трудились местные крестьяне. Позже он построил на своих землях просторный двухэтажный дом, который стал любимым местом летнего отдыха для семьи и друзей. В 1877 году он получил должность клерка в окружном суде города Рума, Воеводина. В Руму, расположенный в тридцати километрах к югу от Нови-Сада, перебралось все семейство. Милош начал работать, а Милева в 1882 году в возрасте шести лет пошла в школу.

Проучившись четыре года в начальной школе Румы, Милева осенью 1886 года поступила в Сербскую высшую школу для девочек в Нови-Саде («высшая» в данном случае означает более продвинутый уровень обучения). Заботливый отец снял ей в столичном городе комнату с питанием у местной вдовы.

В начальной школе Милеве из-за ее хромоты приходилось терпеть много насмешек от одноклассников. «Понятной реакцией на такое отношение было ее желание уйти в себя и избегать других детей», – пишет Милентиевич. И в последующие годы она отличалась неразговорчивостью. Есть сведения, что во время учебы в Руме и Нови-Саде Милева уже демонстрировала большие способности. Как пишет Трбухович-Гюрич, учительница в Руме говорила ее отцу: «Внимательно относитесь к этому ребенку! Она редкий феномен». Дорд Крстич пишет: «По окончании учебного года [в Нови-Саде] она получила оценку “отлично” по всем предметам». Кроме того, в 1961 году бывшая одноклассница Милевы говорила Крстичу, что Милева была самой яркой девочкой в классе: «Она всегда все знала». Названные авторы не углубляются в детали, но можно предположить, что отец Милевы был готов дать ей возможность получить образование, соответствующее ее способностям, несмотря на существовавшие тогда препоны для женщин в системе образования.

Европейские школьники обычно посещают начальную школу в течение четырех-пяти лет. Милева проучилась в Руме четыре года. Тем, кто собирался получать университетское образование и заниматься профессиональной карьерой, нужно было проучиться еще девять лет в средней школе, которые часто назывались гимназиями. Таким образом, школьное обучение до поступления в университет длилось четырнадцать лет (а не двенадцать, как в американских школах). В гимназиях того времени было принято раздельное обучение, и в таких странах, как Австро-Венгрия, где женщины не имели возможности получать высшее образование, их посещали исключительно мальчики. В учебных программах большое внимание уделялось классическим языкам и литературе. После успешного окончания гимназии желающие продолжить образование должны были, помимо выпускных экзаменов, сдать дополнительный экзамен на аттестат зрелости (Matura или Abitur по-немецки), дающий право претендовать на получение высшего образования.

Средняя школа

Поскольку женщинам в Австро-Венгрии не разрешалось обучаться в университетах, не говоря уж о получении ученых степеней, Милева после окончания начальной школы не могла продолжить обучение в гимназии. Вместо этого она поступила в Сербскую среднюю школу для девочек в Нови-Саде, программа которой соответствовала первым годам обучения в гимназии. Такой уровень образования для женщин, очевидно, считался достаточным, чтобы они впоследствии были в состоянии направить своих сыновей на путь получения высшего образования и развития профессиональной карьеры, заказанный их матерям.

Проучившись год в Нови-Саде, осенью 1887 года Милева перешла в другую среднюю школу – Королевскую неполную среднюю школу в городке Сремска-Митровица, расположенный на реке Сава («неполная» – относительно гимназии), недалеко от семейного дома в Руме. Милентиевич обосновывает этот переход ее желанием посещать «школу, лучше отвечающую ее учебным способностям». Милева проучилась четыре года в «средней школе». Ей исполнилось четырнадцать, а в этом возрасте, как пишет Рут Левин Сайм, «обучение в государственных школах для девочек заканчивалось». Но вместо того, чтобы провести «несколько следующих лет в помощи по дому, шитье и мечтах о замужестве», как делало большинство девушек Австро-Венгрии в ту эпоху, Милева была решительно настроена продолжить учебу в настоящей гимназии, чтобы иметь возможность получить высшее образование. И они с отцом нашли выход. Двенадцать лет назад Королевство Сербия обрело независимость от Османской империи. Сербия открыла доступ женщинам в свои университеты, а это означало и возможность посещения гимназий.

Гимназия

Милева отправилась за границу, в сербский город Шабац, что ниже по течению Савы, западнее Белграда, столицы Сербии. Осенью 1890 года она была зачислена в пятый (из девяти) классов Королевской сербской гимназии и провела там два года. Но в 1892 году семью Марич ждали большие изменения. В декабре 1891 года по распоряжению правительства Милош Марич получил новое назначение и с мая 1892 года должен был приступить к работе в качестве чиновника Верховного суда в Загребе, столице Хорватии, которая тогда была провинцией Австро-Венгрии. В мае семейство Марич перебралось из Румы в Загреб, и Милеве пришлось покинуть гимназию, не окончив шестой класс.

Однако отец Милевы как чиновник Верховного суда сумел получить для дочери разрешение на посещение Королевской мужской высшей гимназии (также известной как Королевская классическая гимназия) в Загребе. Осенью 1892 года Милева сдала вступительные экзамены и начала посещать занятия. В следующем учебном году она даже стала получать стипендию.

Хорватский государственный архив в Загребе любезно предоставил Аллену Эстерсону документы, в том числе табели успеваемости, касающиеся двух лет пребывания Милевы в этой гимназии (Табели представлены на илл. 1.1. и 1.2, перевод – в Приложении А). Судя по бумагам, она была принята в 1892 году в шестой класс гимназии, который был обозначен как «VI-a», из чего можно сделать вывод, что существовал еще параллельный класс.

Программа обучения в загребской гимназии имела заметный языковой уклон. Помимо двух традиционных языков, стандартных для «классической» гимназии, Милева посещала также занятия по немецкому и хорватскому, то есть изучала одновременно четыре языка. Судя по школьным документам, в классе в первый год ее обучения было около сорока учеников, во второй – шестьдесят. И если в первый год в государственной школе было еще два частных ученика, то во второй – только Милева. Какого пола были другие ученики, неизвестно.

Милева хорошо себя проявила в мужской гимназии. За первый год обучения она почти по всем предметам получила «очень хорошо», в том числе и по математике. По греческому языку – «отлично», единственная высшая оценка в классе. Но потом что-то изменилось. На второй год обучения Милевы в загребской гимназии (1893–1894 года) большинство оценок снизились на балл, а по двум предметам она даже получила «удовлетворительно». Можно только догадываться, почему так произошло. На ум приходят два объяснения. Первое – она заболела, и это повлияло на оценки. Трбухович-Гюрич пишет, что к концу второго года у нее начались проблемы со здоровьем. Вероятно, поэтому она даже перенесла выпускные экзамены с июня на сентябрь 1894 года.

Второе объяснение связано с тем, что она в том году получила разрешение от министерства образования посещать занятия по физике, которые по физике были исключительно прерогативой учеников мужского пола. Дерзость одной из немногих (если не единственной) представительниц женского пола использовать высокий административный ресурс, чтобы пробиться в мужской мир физики, могла вызвать недоумение и даже негативное отношение со стороны других учащихся. Ее успеваемость (или оценки ее успеваемости учителями-мужчинами) снизилась по всем предметам, за исключением латыни. Предыдущие «очень хорошо» по математике и немецкому опустились до «хорошо» и «удовлетворительно»; оценка за первый семестр по физике тоже едва вытянула на «удовлетворительно». Однако Милева, невзирая на ситуацию, никогда не опускала рук и делала все, что в ее силах. Она умела бороться. Министерство образования выпустило специальное разрешение посещать занятия по физике только 14 февраля 1894 года, перед началом второго семестра. Теперь, когда все препятствия были сняты, ее оценки внезапно улучшились. Как видно по переводу в Приложении А, оценки Милевы за последний семестр за отложенные экзамены 4 сентября 1894 года по всем предметам оказались «хорошо», за исключением математики и физики. Оценка за математику поднялась с «хорошо» до «очень хорошо», а по физике – на два балла, с «удовлетворительно» до «очень хорошо».

Илл. 1.1

Табель успеваемости Милевы Марич, VI-a класс, Королевская классическая гимназия, Загреб, Хорватия, 1892–1893. Перевод и примечания архивиста Михаэлы Барбарич. См. Приложение А. Предоставлено Государственным архивом в Загребе.

Илл. 1.2

Табель успеваемости Милевы Марич, VII класс, Королевская классическая гимназия, Загреб, Хорватия, 1893–1894. Примечания архивиста. См. Приложение А. Предоставлено Государственным архивом в Загребе.

В этом семестре Милева получила свои лучшие оценки по математике и физике, но они все равно еще не дотягивали до «отлично». Некоторые авторы слегка затушевывают эти результаты, можно сказать, даже искажают. Трбухович-Гюрич, которая, вероятно, видела подлинные табели Милевы, пишет весьма двусмысленно: «Она сдала последние экзамены за седьмой класс в сентябре 1894 года с лучшими оценками по математике и физике. Если говорить точнее, в том семестре она получила свои лучшие оценки по этим предметам.

Женская гимназия Цюриха

Сдав в 1894 году экзамены в Загребе, Милева отправилась с отцом в Цюрих. Швейцария была одной из немногих европейских стран, где не существовало никаких ограничений для женщин в получении высшего образования и защите диссертации. Университет Цюриха начал принимать студентов женского пола в 1864 году, другие швейцарские высшие учебные заведения, включая Цюрихский политехникум, последовали его примеру в 1872 году. Многие состоятельные женщины из аристократических семейств, которые могли позволить себе дорогостоящие путешествия, отправлялись во Францию и Швейцарию из разных стран, где не имели права получать высшее образование. Владеющие немецким языком (как Милева Марич) обычно ехали в немецкоязычную северную Швейцарию, а владеющие французским (как Мария Склодовская, впоследствии Склодовская-Кюри) – во Францию. Венский университет начал принимать женщин только в 1897 году. Гимназии оставались недоступны для женщин, но те могли поступать в университеты, если каким-то образом ухитрялись сдать экзамен на аттестат зрелости. Например, в 1901 году австрийский физик Лиза Мейтнер, пройдя интенсивный курс частной подготовки, сдала экзамен на аттестат зрелости в мужской гимназии Вены. В том же году она поступила в Венский университет, а в 1906 году стала второй женщиной, защитившей докторскую диссертацию по физике в этом университете. В Цюрихском университете первую докторскую диссертацию защитила студентка медицинского факультета из России еще в 1867 году.

В ноябре 1894 года Милева поступила в женскую гимназию Цюриха. Отец снял ей комнату с пансионом в доме фрейлейн Бехтольд (это был один из многих домов, где предоставляли подобные услуги студентам Цюриха). Но в семье Марич возникли проблемы. Крстич пишет, что отец Милевы страдал от ревматизма. В июне 1895 года, когда Милева окончила первый год учебы в Цюрихе, ему пришлось взять в Верховном суде Загреба оплачиваемый отпуск по болезни. В январе 1896 года в возрасте сорока девяти лет он вышел в отставку с пенсией, приблизительно равной его годовому доходу, но в нее не входила оплата жилья, которую он получал ранее. Вскоре после Милош с женой и остальными детьми вернулся из Загреба в Воеводину и купил дом в Нови-Саде, где они и поселились. Отныне и Милева станет считать Нови-Сад своим домом. Ее отец умер в 1922 году.

В отличие от гимназии Загреба, женская школа в Цюрихе не только готовила своих воспитанниц к экзамену на аттестат зрелости и его стимулировала его сдавать, но и делала все возможное, чтобы они его получали, тем самым обретая право на дальнейшее обучение в высших учебных заведениях. Трбухович-Гюрич опубликовала факсимиле вступительного сертификата Милевы для поступления в женскую гимназию Цюриха (T-G 1983 и 1988, 32). Согласно этому документу, она успешно сдала экзамены, но от нее требовалось пройти частные курсы подготовки по французскому и, предположительно, по истории, географии, зоологии и ботанике. Ботанику и зоологию она один год изучала в Загребе, но французский там не был предусмотрен. Изучения французского в Шабаце, после чего, по некоторым сведениям, Милева еще брала частные уроки, оказалось явно недостаточно. Знание французского как одного из четырех государственных языков Швейцарии (три других – немецкий, итальянский и романшский) было необходимым условием для сдачи экзамена на аттестат зрелости. Милева изучала историю и географию, но языки, вероятно, преподавались с ориентацией на Сербию и Хорватию, а не на Швейцарию.

Поступление в политехникум

Милева сдала экзамен на аттестат зрелости весной 1896 года, но не в Цюрихе, а в Швейцарском государственном медицинском университете в Берне. Видимо, в тот момент она намеревалась посвятить себя медицине. Оценки, которые она получила по окончании женской гимназии Цюриха и за экзамен на аттестат зрелости, не найдены. Трбухович-Гюрич предоставляет внушительный список школьных предметов с фамилиями преподавателей, включая учителей математики и физики, вероятно, по публикациям самой школы, но оценок не приводит.

Однако у нас есть комплект экзаменационных оценок Милевы за 1896 год. Прослушав курс медицины в летний семестр 1896 года, она решила заняться физикой и математикой в Швейцарском политехническом институте, или Цюрихском политехникуме, к чему приступила с зимнего семестра (учебный год состоял из зимнего и летнего семестров). Бывший Политехникум (ныне ВТШ) опубликовал в интернете все документы, касающиеся ее учебы, в том числе табели успеваемости по семестрам и свидетельство об окончании учебного заведения. Трбухович-Гюрич опубликовала факсимиле первой страницы матрикула и полностью – свидетельства, уместившегося на одной странице, перечислив курсы, которые Милева прослушала, и средние оценки по каждому из них. На первой странице указано, что Милева для поступления предоставила «федеральный медицинский аттестат зрелости». По какой-то причине, вероятно, имеющей отношение к аттестату зрелости именно медицинского университета, администрация Политехникума потребовала от нее сдачи экзаменов по математике и начертательной геометрии, но по остальным восьми предметам пересдача не понадобилась. Оценки на этих экзаменах варьируются от «3,5» до «5» (при общей шкале от «1» до «6», где «6» – наивысший балл), и в итоге Милева получила среднюю оценку «4,25» из «6». Она сдала экзамены и тут же переключилась с медицины в университете на физику и математику в политехникуме. (В 1911 году политехникум стал называться так, как и в наше время – Швейцарская высшая техническая школа.)

Милева поступила в швейцарский политехникум в октябре 1896 года. Планировала ли она карьеру университетского профессора или собиралась преподавать физику и математику в гимназии – неизвестно. Какой бы ни была цель, Милева прекрасно понимала, что и в медицине, и в преподавательской деятельности в университете или гимназии существовали строгие гендерные ограничения, и мало кому из женщин удавалось преуспеть в этих профессиях. Но никакие препятствия и помехи в процессе учебы не могли ее остановить. Биограф Эйнштейна Уолтер Айзексон пишет, что целеустремленность ее не может не вызывать восхищения: «В наши дни, когда спустя столетие те же проблемы порой по-прежнему всплывают, мужество, которое продемонстрировала Марич, вступив в мир физики и математики, где доминируют мужчины, дает все основания считать, что она заслужила достойное уважения место в анналах истории науки».

В Цюрихском политехникуме Милева поступила на VI факультет, где готовили преподавателей физики и математики, на отделение VI A (физика и астрономия). Курс был рассчитан на четыре года последующей защитой дипломной работы по специальности. (Отделение VI B охватывало другие естественные науки). Программа по физике не была чисто академической. В том году в политехникуме насчитывалось 841 студентов, из которых 42 обучалось на VI факультете; среди них было девять девушек, из которых четыре, включая Марич, на отделении VI A. Но первогодком оказалась только Милева, и она оставалась единственной женщиной на своем курсе до окончания учебы. На первом курсе только она и еще один студент выбрали в качестве специализации физику. Четверо других решили остановиться на математике: Марсель Гроссман, Луи Коллрос, Якоб Эрат и Луи-Гюстав дю Паскье. Вторым студентом, решившим на первом курсе изучать физику, стал Альберт Эйнштейн. В то время ему было семнадцать с половиной лет. Милеве – почти двадцать один.

Появление Альберта

Путь Эйнштейна в Цюрихский политехникум был гораздо короче и прямее, чем у Марич. Он родился 14 марта 1879 года в городке Ульм, что на юго-западе Германии, в обычной еврейской семье Германа и Паулины Эйнштейн. Сестра Мария (больше известная как Майя) родилась 18 ноября 1881 года. Она получила образование в университетах Берлина и Берна, защитила докторскую диссертацию по романским языкам в Бернском университете в 1909 году.

Через год после рождения Альберта семья переехала в Мюнхен, столицу Баварии, где Герман стал партнером своего брата Якоба, дипломированного инженера, в фирме по торговле электрооборудованием. В 1885 году братья основали в Мюнхене новую компанию, которая выпускала электромоторы и динамомашины. Так у Альберта, несмотря на его теоретические занятия, зародился интерес к практической электротехнике.

В шесть лет, как и положено, Альберт пошел в начальную школу в Мюнхене. У всех государственных школ Мюнхена была религиозная ориентация. Поскольку последняя еврейская школа ранее закрылась, Альберта в октябре 1885 года отправили в местную римско-католическую начальную школу, а религиозное еврейское воспитание он получал дома, занимаясь с частным преподавателем. Краткую информацию о его первых школьных успехах можно почерпнуть из письма его матери к сестре Фанни, датированного 1 августа 1886 года: «Вчера Альберт принес оценки, в очередной раз он первый, табель успеваемости блестящий».

Начала математики и естественных наук

В 1888 году, в возрасте девяти с половиной лет, Альберт перешел в Мюнхенскую гимназию Луитпольда, классическую гимназию, в программе которой почетное место занимали греческий и латынь. К большому сожалению, архивы гимназии оказались уничтожены во время Второй мировой войны. Единственной информацией об оценках Альберта, которой мы владеем, являются сведения от директора созданного позже на основе этой гимназии учебного заведения, который в 1929 году сообщил, что по латыни у Эйнштейна были отметки «1» и «2» («1» – высшая, «4» – низшая), а по греческому – от «1» до «3». Видимо, эти предметы больше всего интересовали директора. Удивительно, но со временем Альберт освоил целых шесть языков – немецкий (в том числе баварский диалект), греческий, латинский, итальянский, французский и, наконец, английский.

Судя по воспоминаниям сестры Альберта, вне школы он рано начал демонстрировать признаки одаренности в естественных науках и, в особенности, в математике. В 1889 году семья Эйнштейнов пригласила местного студента-медика Макса Талмуда (позже – Талми) посещать их дом по четвергам для совместной трапезы. Эта традиция сохранялась пять лет. Талми был двадцать один год, когда он впервые воспользовался гостеприимством Эйнштейнов. Он обратил внимание, что юный Альберт проявляет особую склонность к физике, и начал приносить ему для чтения популярные книги по физике. Когда он заметил, что Альберта весьма интересует и математика, он нашел для него самоучитель по геометрии. Проштудировав учебник в течение нескольких месяцев, мальчик начал сам изучать математику на более высоком уровне. Как вспоминал Талми, «вскоре полет его математического гения оказался настолько высок, что я не мог ему соответствовать».

Воспоминания Эйнштейна об этом периоде, опубликованные в 1949 году, не расходятся со словами Талми. Он описывает свое восхищение, когда в его четырех или пять лет отец показал ему «чудо» магнитного компаса. «То, что эта стрелка строго держалась одного направления, никак не укладывалось в мое понимание…Этот случай произвел на меня глубокое и неизгладимое впечатление. Это впечатление предшествовало интересу к электромагнитным полям, который возник десятью годами позже. В возрасте двенадцати лет Эйнштейн пережил, по его словам, «еще одно чудо». Это была «книжечка по эвклидовой геометрии». Вероятно, ее тоже принес Талми.

Эйнштейн так описывал свой опыт подросткового возраста:

«В возрасте двенадцати-шестнадцати лет я ознакомился с элементами математики, включая основы дифференциального и интегрального исчисления…Это занятие было поистине увлекательно; в нем были взлеты, по силе впечатления не уступавшие «чуду» элементарной геометрии – основная идея аналитической геометрии, бесконечные ряды, понятия дифференциала и интеграла. Мне посчастливилось также получить представление об основных результатах и методах естественных наук по очень хорошему популярному изданию, в котором изложение почти всегда ограничивалось качественной стороной вопроса (популярные издания Бернштейна по естествознанию, труд из пяти или шести томов). Книги эти я читал на одном дыхании. К тому времени, когда я в возрасте семнадцати лет поступил в Цюрихский политехникум на обучение физике и математике, я уже был немного знаком и с теоретической физикой».

Хотя Альберт «ознакомился» с дифференциальным и интегральным исчислением, а самостоятельное изучение физики и математики явно выделяло его на фоне одноклассников, его знания в области математического анализа, очевидно, находились не на самом высоком уровне. В политехникуме оценки за первый курс по этому предмету колебались от 4,5 до 5 (при максимальной 6); оценки по механике и физике были в пределах 5 (см. приложение В).

Альберт не очень хорошо себя чувствовал в чуждой ему по духу мюнхенской гимназии. После краткого периода религиозности у него сформировалось глубокое недоверие к религии и антипатия к всякого рода догмам и авторитетам, особенно прусского влияния на его учебное заведение. Как вспоминала сестра Мария, «военизированный дух школы, систематическое натаскивание на чинопочитание, которое должно было приобщить учеников к воинской дисциплине, было особенно неприятно…Психологически подавленный и нервный, он думал, как от нее избавиться».

Италия

Вскоре Альберт нашел выход. В 1894 году из экономических соображений братья Эйнштейны перевели свою инженерную фирму из Мюнхена в Павию, а затем в Милан, на север Италии, куда и перебрались вместе с семьями. Но Герман оставил сына с родственниками в Мюнхене, чтобы он завершил учебу. В конце декабря 1894 года Альберт, в возрасте пятнадцати лет, окончив седьмой класс, оставил гимназию и отправился к семье в Италию. Однако перед отъездом, по некоторым сведениям, истребовал у преподавателя математики бумагу, подтверждающую, что «выдающиеся знания в математике дают ему право на поступление в высшее учебное заведение».

Альберт собирался получать высшее образование. Не имея на руках аттестата зрелости, он планировал заниматься самостоятельно, чтобы в октябре 1895 года попробовать сдать вступительные экзамены в Цюрихский политехникум. Если он сдаст экзамены, аттестат ему не потребуется. В течение следующих девяти месяцев в Италии, свободных от школы, он не только готовился к экзаменам, но и изучал итальянский язык и написал свою первую работу по физике – «Изучение состояния эфира в магнитном поле». Она включена в первый том его «Собрания документов». В Политехникум принимали студентов, достигших восемнадцатилетия. Альберт был на этот момент на два года моложе, и ему нужно было получить специальное разрешение от директора политехникума о допуске к сдаче экзаменов. Он добыл его с помощью друга семьи.

Эйнштейн сдал экзамены, как и планировал, но провалился. Оценок у нас нет. По воспоминаниям самого Эйнштейна и других, провал не был связан с математикой и точными науками. Если верить поздним свидетельствам, он получил высокую оценку по физике, но провалил общую часть вступительного экзамена, где проверялись знания по политической истории, литературе, языкам и описательному естествознанию.

Школа в Аарау

По совету директора политехникума юный Эйнштейн провел еще один учебный год (1895–1896) в кантональной школе швейцарского города Аарау. Там он жил в семье Йоста Винтелера, школьного преподавателя греческого языка и истории. Вступительный табель, вероятно, отражающий результаты вступительного экзамена в школу, вполне совпадает с воспоминаниями Эйнштейна об экзаменах в политехникум. По шкале оценок, обратной той, что применялась в политехникуме, он получил «2» («1» – высшая, «6» – низшая) по математике и физике, «3» – по итальянскому, естественной истории Швейцарии и истории. О двух других предметах было отмечено: «должен нагонять» по химии и «имеет большие пробелы» по французскому.

Проживая в учительском доме, Эйнштейн наслаждался свободной атмосферой демократической Швейцарии и уровнем знаний, который давала частная средняя школа. У нас есть все его оценки за время учебы в Аарау, но баллы за вступительный экзамен и за семестры могут вызвать недоумение из-за обратной шкалы, действовавшей во время первых двух семестров. Школа перешла на систему, принятую в политехникуме, только во время третьего и последнего семестра обучения Альберта. В результате кажущаяся крайне неудовлетворительной «1» по математике в следующем семестре изменилась на «6», оценки «1» и «2» по физике за первый семестр – на «5» и «6» во втором; «1» и «2» по химии и «2» по французскому превратились в «5».

К лету 1896 года Альберт улучшил успеваемость практически по всем предметам. На выпускных экзаменах в кантональной школе он получил высший балл – «6» – по алгебре и геометрии, «5» и «6» по физике, «5» по химии, начертательной геометрии, истории, итальянскому, но только «3» – по французскому. Затем он сдал экзамен на аттестат зрелости, который включал в себя письменные и устные экзамены по большинству тех же предметов. Он выдержал экзамены по семи предметам со средним баллом «5¹/_3». В целом, по утверждению редакторов «Собрания документов…» Эйнштейна, его оценки оказались самыми высокими из оценок девяти кандидатов, сдававших экзамен на аттестат зрелости, несмотря на то что в выпуске он был лишь семнадцатым. В столь юном возрасте Альберт получил право поступить в Цюрихский политехникум, не сдавая повторно вступительные экзамены. Той осенью к нему в политехникуме присоединились еще пять выпускников кантональной школы в Аарау и Милева Марич.

Глава 2. Цюрихский политехникум

Немецкоязычный Цюрих, расположенный на перекрестье дорог Центральной Европы, на севере нейтральной Швейцарии, был центром интеллектуальной, культурной и политической жизни конца девятнадцатого столетия. Его демократия, школы, два высших учебных заведения, открытые для представителей мужского и женского пола и всех этнических групп, делали его магнитом для амбициозных студентов, особенно тех, для которых высшее образование в родных странах было недоступно.

Преподавание и научная работа в области физики в Политехникуме велись в недавно построенном и хорошо оборудованном Институте физики, который был поделен на две части: Институт математической и технической физики возглавлял профессор Генрих Фридрих Вебер, а Институт экспериментальной физики – профессор Жан Перне.

Путь в науку

В политехникум поступали после четырнадцати лет предварительного обучения, что сопоставимо с первым курсом американского колледжа, и студенты были примерно того же возраста. На отделении VI A не было строго определенной программы обучения. Профессора разрабатывали ее с каждым студентом после консультации. Предполагалось наличие курса по выбранной специализации, за который ставились оценки, и нескольких факультативных курсов в пределах специализации или в смежных областях, за которые официальные оценки не ставились. Через два года студенты сдавали промежуточные дипломные экзамены, чтобы продолжить обучение для защиты диплома. К концу четвертого года они сдавали финальные дипломные экзамены и получали профессиональный аттестат, сопоставимый с магистерской степенью в Соединенных Штатах. Как и для магистерской степени, тогда и сейчас, обычно требовалось восемнадцать лет обучения, написание научной работы (в Европе – с оценками) и один или несколько устных экзаменов. Как и степень магистра, диплом был необходим в качестве сертификата, дающего право на преподавание и занятие многими другими профессиями.

Политехникум не присуждал докторских степеней до 1911 года, когда стал именоваться Швейцарской высшей технологической школой (ВТШ). До этого времени выпускники политехникума, желавшие получить докторскую степень (как Марич и Эйнштейн) имели право выбирать, где именно проводить диссертационное исследование под руководством профессоров физики политехникума, но Цюрихский университет присуждал докторскую степень с согласия своего профессора физики Альфреда Кляйнера, который выступал в роли второго рецензента. Теоретическая физика в те годы только начинала оформляться как самостоятельная дисциплина, преимущественно в Германии, вырастая из прикладной математики и математической физики. Поскольку экспериментальная работа опиралась на проверяемые данные, тогда она считалась более фундаментальной областью, чем теоретическая. Эйнштейн в то время недооценивал значение математики для физики, но именно он позже внес теоретическую физику и в университет, и в Политехникум в качестве самостоятельной дисциплины, равной по статусу другим областям физики как науки. В конце 1890-х годов все физические исследования, как в Политехникуме, так и в других вузах, были преимущественно экспериментальными, хотя математическому обоснованию и поддерживающим теориям тоже уделялось внимание.

Студенты-физики Политехникума, нацеленные на докторантуру, должны были подготовить пригодную для публикации диссертацию, демонстрирующую их мастерство в экспериментальной работе. На это в среднем уходило около года. Но дополнительных курсовых работ готовить было не нужно. Желающие преподавать и заниматься научной работой в университетах обычно должны были получить, в дополнение к докторской степени, высшую академическую квалификацию – хабилитацию. Для этого требовалось предоставить публикацию оригинального исследования высокого качества и сдать устный экзамен в избранной области, который принимался всем профессорско-преподавательским составом. Не существовало теньюры (пожизненного контракта), как в Соединенных Штатах. Хабилитированный доктор имел право быть назначенным на постоянной основе на любую вакантную профессорскую должность в своей области. Решение принималось государственными чиновниками по согласованию с профессорским составом. Научно-преподавательская деятельность в университете считалась не работой, а призванием, и профессора, как высокооплачиваемые государственные служащие, пользовались высоким культурным и социальным статусом.

Первый курс

Поступив осенью 1896 года в Политехникум, Эйнштейн, как и Марич, нашел жилье у горожан, которые держали пансионы для студентов. Программа первого курса тогда, как и нередко сейчас, имела сильный уклон в математику. Нам повезло, что сохранились полные табели успеваемости и экзаменационные оценки Милевы и Альберта на протяжении всего периода обучения. Показатели у обоих не однозначные. Это объясняется как способностями, так и колебаниями интересов. Но если сравнить их с другими студентами математического отделения, никто не показывал блестящих результатов. Уолтер Айзексон характеризует Милеву как «способную, но не звезду». Средняя оценка однокурсников Милевы за первые два семестра по семи предметам (шесть математических, один – упражнения по механике) составляет «4,29» из «6»; высший балл – «4,5», низший – «3,5». Оценки Эйнштейна по математике за первый курс немного выше, чем у Милевы, у него две «5» и одна «4», и средний балл по семи предметам составляет «4,64».

Гейдельбергская интерлюдия

Будучи однокурсниками, Милева и Альберт виделись часто. Вероятно, во время первого года учебы в Политехникуме (1896–1897) они также часто обсуждали учебные вопросы. После окончания летнего семестра они даже устраивали совместные прогулки. Но по непонятным причинам осенью 1897 года Милева уехала из Цюриха в немецкий Гейдельберг, где в качестве зарегистрированного слушателя стала посещать университетские лекции по физике и математике. На факультет математики и естественных наук Гейдельбергского университета женщин принимали с начала 1890-х годов, но все ограничения для их поступления женщин были сняты только в 1900 году. Среди любимых профессоров Милевы был физик-экспериментатор Филипп Ленард, будущий нобелевский лауреат, открывший фотоэлектрический эффект – выделения электронов из металлов под воздействием света. Впоследствии он стал активным сторонником нацизма, критиковавшим труды Эйнштейна как «еврейскую физику». После завершения семестра она вернулась в Цюрих продолжить обучение в Политехникуме и представила в учебную часть сертификат о прослушанном курсе в Гейдельбергском университете. Во время гейдельбергской интерлюдии в платонических отношениях Милевы и Альберта произошли заметные изменения: они начали знаменитую теперь переписку, которая продолжалась на протяжении всей их супружеской жизни и эпизодически после. Судя по всему, инициатором стал Эйнштейн, отправив ей письмо на четырех страницах – к сожалению, утерянное. Милева ответила осенью, примерно после 20 октября. В первом письме она, обращаясь к Альберту, использует немецкое формальное местоимение Sie, то есть обращается к нему на «Вы»:

«Некоторое время назад я получила Ваше письмо и была готова ответить немедленно, чтобы поблагодарить Вас за труд написания четырехстраничного письма, тем самым отчасти расплатиться с Вами за удовольствие, которое Вы доставили мне во время нашей совместной прогулки, но Вы сказали, что я не должна отвечать, пока мне не станет скучно, а я очень послушная (фрейлейн Бехтольд может подтвердить)».

Милева также написала ему, что съездив домой, рассказала отцу о своем однокурснике, господине Эйнштейне. Возможно, она даже показывала отцу это четырехстраничное письмо. Далее она сообщала:

«Папа дал мне немного табака, чтобы я передала его Вам лично. Он охотно готов удовлетворить Ваш аппетит к нашему маленькому нарушению законов. Я все ему рассказала про Вас – Вы безусловно должны как-нибудь приехать со мной в гости, уверена, вам обоим будет о чем поговорить!».

Без дополнительной информации, особенно без первого письма Эйнштейна, мы можем только догадываться о причинах внезапного отъезда Марич в Гейдельберг. В то время среди студентов не было принято отправляться в другой университет на семестр или даже на год. С учетом удовольствия, которое она получила от летних прогулок, и ее явно положительного рассказа отцу об однокурснике, не исключено, что причина, помимо духа приключений от посещения Гейдельберга, в зарождении романтических чувств. Так полагает Чарльз С. Чиу, но он приписывает предполагаемые чувства преимущественно Эйнштейну, а отъезд Милевы истолковывает как попытку избежать его любовных ухаживаний. «В течение года, – пишет Чиу, – Альберт Эйнштейн забрасывает свою “маленькую беглянку” письмами, в которых главным образом упрашивает ее вернуться к нему».

Нам известно только о трех письмах Эйнштейна к Марич в течение этого семестра (октябрь 1897 – март 1898), из которых сохранилось лишь одно. Первое, утерянное, письмо на четырех страницах, пустой конверт, адресованный ей, с почтовым штемпелем от 2 января 1898 года, и третье, уцелевшее, которое редакторы собрания документов Эйнштейна датируют предположительно 16 февраля 1898 года. Оно начинается стандартным приветствием «Уважаемая госпожа» (Geehrtes Fräulein) и написано явно не по горячим следам. Альберт извиняется за то, что «так долго не отвечал на Ваше письмо», а далее, очевидно, реагируя на предыдущее ее письмо (не сохранившееся), в котором она объявляет о своем решении вернуться в Цюрих, пишет: «Рад, что Вы намерены вернуться сюда для продолжения учебы. Возвращайтесь скорее; уверен, Вы не пожалеете о своем решении…Вам, разумеется, придется отказаться от вашей прежней приятной комнаты, которую уже заняли… так Вам и надо, маленькая беглянка!». Последнее обращение выглядит скорее шуткой, нежели упреком. Милева все-таки нашла другую комнату у Бехтольд. Далее он описывает курсовую работу, которую она пропустила, и добавляет, что сможет рассказать подробнее, когда она вернется, и, возможно, покажет свои конспекты. Конспекты этих занятий сохранились и опубликованы в первом томе «Собрания документов».

Марич не пренебрегала занятиями в Гейдельберге, что видно по ее первому письму Эйнштейну, где она рассказывает об одной из лекций Ленарда, показавшейся ей особенно интересной:

«Вчерашняя лекция профессора Ленарда была чрезвычайно увлекательной. Сейчас он рассказывает о кинетической теории газов. Оказывается, молекулы кислорода движутся со скоростью свыше 400 метров в секунду, и после множества вычислений, дифференцирования, интегрирования, подстановок добрый профессор наконец показал, что данные молекулы действительно движутся с такой скоростью, но при этом преодолевают расстояние в 1/100 толщины человеческого волоса».

Кинетическая теория газов была одним из величайших достижений физики девятнадцатого века, и эта тема присутствует во вводных курсах большинства учебных программ по физике – как тогда, так и сейчас. В своем ответе Альберт называет кинетическую теорию газов в числе важнейших тем лекций профессора Вебера на втором курсе, которые она пропустила (Е-М, 5). Он сам за годы учебы в Политехникуме в самостоятельных занятиях пойдет гораздо дальше элементарных идей.

Самостоятельные занятия

На первом курсе у Милевы и Альберта почти все предметы были связаны с математикой. Последующие три года обучения должны были быть ориентированы на физику. Но Эйнштейн уже начал проявлять беспокойство, и виной тому преимущественно лекции Вебера. Пока Милева пребывала в Гейдельберге, Альберт писал ей, что его тоже очень интересует кинетическая (или динамическая) теория, как ее преподносит профессор Вебер на курсе физики. За первые два семестра он получил оценки «5,5» и «5» соответственно. «Вебер очень толково читает о тепле (температура, количество тепла, тепловое движение, динамическая теория газов), – пишет он. – Я с нетерпением жду каждой его лекции». Но когда выяснилось, что в этом и последующих курсах нет вопросов физики, близких к современности, он был очень разочарован, в особенности полным отсутствием электродинамической и электромагнитной теории света Джеймса Клерка Максвелла – основы современной физики, которая чрезвычайно интересовала Эйнштейна. «Все, что после Гельмгольца, попросту игнорировалось», – вспоминал его однокурсник Луис Коллрос.

Эйнштейн и Марич начали искать свои пути. Эйнштейн вспоминал: «Некоторые лекции я слушал с огромным интересом. Но остальное часто прогуливал и ревностно изучал дома мэтров теоретической физики». Этот энтузиазм он уже демонстрировал в записке Марич (оставленной примерно после 16 апреля), когда они оба вернулись в Цюрих к началу летнего семестра 1898 года. Он сообщил, что позаимствовал в ее комнате не входящий в программу учебник физика-теоретика Пауля Друде, который они планировали проштудировать вместе. Вероятно, это была книжка Друде по электромагнетизму «Физика эфира на электромагнитной основе», вышедшая в 1894 году. Вскоре после он сообщил ей, что одолел почти половину тома, видимо, когда болел и не выходил из своего студенческого жилья. Затем он разослал всем жильцам фрейлейн Бехтольд приглашение на посиделки в его комнате, даже притом, что еще не окончательно выздоровел. «Надеюсь, Вы будете среди тех, кто придет, – написал он. – Но если не сможете, я сам навещу Вас, как только буду хорошо себя чувствовать».

Милева и Альберт быстро стали близкими друзьями и партнерами в учебных занятиях. В другой сохранившейся записке от 1898 года (скорее всего, написанной после 28 ноября) он пишет о смерти брата своего близкого друга Мишеля Бессо, инженера, бывшего студента Политехникума, с которым Эйнштейн и, возможно, Марич познакомились на музыкальных собраниях в Цюрихе. Записка завершается грустной ноткой: «Если не возражаете, я бы заглянул к Вам сегодня вечером почитать вместе. Ваш Альберт Эйнштейн».

Промежуточные экзамены

Летом 1898 года завершился второй академический год Милевы и Альберта в Политехникуме. Промежуточные преддипломные экзамены были назначены на октябрь, перед началом третьего курса. Но в 1897–1898 учебном году Милева пропустила первый семестр, и табель успеваемости за этот период остался незаполненным. Судя по табелю Альберта, он, помимо курса физики, который читал Вебер, в этом семестре прослушал курс по механике (оценка «5,5»), а также по дифференциальному исчислению («5») и проективной геометрии («4»). Когда ко второму семестру Марич вернулась, они вместе записались только на лекции Вебера по физике в рамках своей специализации, и оба в итоге получили «5». Все остальные курсы они выбрали в качестве факультативов (без оценок) в пределах или вне специализации. Среди факультативных курсов, на которых остановилась Марич, были лекции по психологии, а также «Геология гор», «Основы национальной экономики», «Экскурс по ботанике» и «История культуры Швейцарии». В факультативные курсы Эйнштейна вошли философия Канта и Гете и ряд экономических курсов: «Банки и фондовый рынок», «Социальные последствия свободной конкуренции» и «Математические основания статистики и личного страхования». Последний оказался полезен после окончания учебы, когда академические должности оказались ему недоступны, и он нашел работу в страховом бизнесе.

Из-за семестра, проведенного в Гейдельберге, Марич разрешили сдать промежуточный преддипломный экзамен после третьего курса, в начале октября 1899 года, а не после окончания второго, когда его сдавал Эйнштейн и другие студенты-однокурсники с отделения VI A, специализирующиеся по математике. Оба сдали успешно. Согласно «Дополнению редактора» городского архивиста Цюриха, который вставил документы в репринтные издания книги Трбухович-Гюрич 1988 и 1993 годов, оценки, полученные Марич на промежуточном экзамене, были в целом хорошие, в диапазоне от «4,75» по начертательной геометрии и проективной геометрии до «5,5» по физике. В среднем получилось вполне достойная «5,05», но даже с этой оценкой она оказалась пятой среди шести студентов, которые сдавали экзамен с ней вместе, причем большинство из них специализировалось на математике. Такая же средняя оценка на экзаменах в предыдущем году поставила бы ее на последнее место в компании Эйнштейна и однокурсников-математиков. На снижение средней оценки повлияли 4,75 балла, полученные за сдвоенный предмет – начертательную и проективную геометрию. В письме Эйнштейну в конце лета 1899 года во время каникул, которые она проводила в семейном доме близ Кача, Марич пишет, что, помимо работы в семейном саду, зубрит, готовясь к экзаменам, и что начертательная геометрия дается труднее всего.

Эйнштейн на промежуточных преддипломных экзаменах показал блестящие результаты. Средняя оценка составила «5,7» (при максимальной «6») – это наивысший балл среди всех, кто сдавал экзамен вместе с ним. По физике он получил «5,5» – так же, как и Марич. Но его «5,5» по начертательной и проективной геометрии по сравнению с ее «4,75» определили разницу. По аналитической геометрии и механике он получил «6», а она – «5». Через два года его показатели на выпускных экзаменах станут совсем другими.

Несмотря на хорошие результаты на промежуточных экзаменах, Эйнштейн стремился сосредоточиться только на тех предметах, которые его интересовали, а остальные, как мы уже цитировали, «прогуливал». Эйнштейн также вспоминал, что посещал факультативные курсы по математике – Карла Фридриха Гейзера по дифференциальной геометрии и Германа Минковского по теории потенциалов и теории функций. Особенно он восхищался курсом Гейзера по дифференциальной геометрии – предмету, который не только предшествовал его будущей работе над общей теорией относительности, но и оказался существенно важным для нее. Но занятиями по курсу Минковского он пренебрегал, и преподаватель на этом основании считал его лентяем. Хотя Минковский позже сыграет ключевую роль в математическом выражении частной теории относительности, Эйнштейн-студент еще не оценил по достоинству ценность высшей математики для физики. Он писал в «Воспоминаниях» 1955 года:

«В студенчестве высшая математика меня не очень интересовала. Я ошибочно полагал, что это слишком широкая область отдаленной провинции, чтобы на нее размениваться. Соответственно в своем неведении я полагал, что физику достаточно иметь четкие представления об элементарных математических концепциях и быть готовым применить их, в то время как все остальное для физика представляет бесполезные тонкости – ошибка, которую я с сожалением заметил гораздо позже. Моих математических способностей было явно недостаточно, чтобы отделить центральные и фундаментальные концепции от периферийных и несущественных».

Готовясь к выпускным дипломным экзаменам в 1900 году, Эйнштейн полагался на тщательные записи в конспектах, которые делал его великодушный друг Марсель Гроссман, студент-математик с отделения VI A, сыгравший важную роль в дальнейшей жизни и карьере Эйнштейна.

Илл. 2.1

Слева направо: Марсель Гроссман, Альберт Эйнштейн, Густав Гейслер и Эжен Гроссман в саду дома Гроссманов в Тальвиле, Швейцария. 28 мая 1899 г. Предоставлено Albert Einstein Archives c The Hebrew University of Jerusalem. Photo [500–69]

Совместные занятия

Одно из двух сохранившихся писем Эйнштейна к Марич в третий год учебы в Политехникуме показывает углубление их отношений. В письме из дома родителей в Милане, написанном 13 или 20 марта 1899 года во время каникул между семестрами, он вспоминает недавний вечер, который провел с ней в доме профессора истории Альфреда Штерна, преподававшего в Политехникуме: «Четыре часа я просидел с Вами рядом, моя очаровательная коллега. Именно тогда мне в грубых чертах открылось, как тесно переплетаются наши жизни – в физическом и психологическом смысле».

К лету 1899 года барьер социальных условностей между двумя студентами начал разрушаться. Он начал обращаться к ней ласково Долли (Doxerl на баварском диалекте) и подписывать письма только именем (хотя все еще использовал формальное Sie). Его Долли проводила каникулы в Каче, он – с семьей в Альпах близ Цюриха, и в начале августа Альберт писал Миле о книге Гельмгольца об «атмосферных движениях» и об усилении своего чувства к девушке. «Когда я первый раз читал Гельмгольца, я не мог – и до сих пор не могу – поверить, что делаю это без Вас, сидящей рядом со мной. Мне очень нравится работать вместе, я нахожу это успокаивающим и не таким скучным».

В третий год учебы в Политехникуме (1898–1899) Марич и Эйнштейн стали уделять много времени лабораторной работе, готовясь к написанию дипломных исследований. В первом семестре они записались на «Практикум для начинающих» по экспериментальной физике, который вел Жан Перне, а во втором – на курс Вебера «Научные проекты в физической лаборатории». Эйнштейн также записался на лабораторный курс Вебера по электротехнологии, основы которой были ему известны – по крайней мере, частично – благодаря семейному бизнесу. За прохождение курса он получил «6». К тому времени Марич и Эйнштейн настолько далеко ушли в самостоятельном изучении теоретической физики, что Эйнштейну лабораторные занятия у Перне явно показались излишними. Перне это не понравилось. Он поставил Эйнштейну за курс унизительную оценку «1». Кроме того, в официальном студенческом табеле Эйнштейна появилась запись о том, что директор сделал ему «выговор за отсутствие прилежания». Марич за этот курс заработала «5». За лабораторные занятия второго семестра у Вебера оба получили по 5 баллов.

Другое письмо из Альп, отправленное в Кач и написанное, скорее всего, 10 августа, показывает, как далеко ушел «лишенный прилежания» Эйнштейн в самостоятельном освоении теоретической физики. Ознакомившись с рядом статей Генриха Герца (1892) о распространении электромагнитных сил – тема, которая не затрагивалась в учебном курсе, – он делает поразительное заявление:

«Я все больше убеждаюсь, что электродинамика движущихся тел, как ее представляют сегодня, не соответствует реальности, и что есть возможность представить ее в более упрощенном виде. Включение понятия «эфир» в теорию электричества привело к возникновению идеи посредника, движение которого может быть описано, без возможности, как я полагаю, придания ему физического значения».

Такие замечания предвещают некоторые идеи появившейся позже специальной теории относительности, которые, после глубокого развития, он представил в одной из трех знаменитых статей 1905 года, озаглавленной «К электродинамике движущихся тел».

В одном из немногих сохранившихся писем Марич к Эйнштейну того периода, написанном между 11 августа и 10 сентября 1899 года из Кача, она реагирует на два его предыдущих письма: «Оба Ваши письма застали меня в нашем сельском убежище; благодарю Вас за них и надеюсь вскоре получить новое». Помимо более раннего упоминания о “зубрежке” перед предстоящими экзаменамив, в этом письме ни слова о науке или новых идеях Эйнштейна по поводу электродинамики. Но Милевазаверяет его, что «каждое Ваше письмо поднимает во мне теплые воспоминания о доме [в Цюрихе]. Наше общение вызывает у меня странное ощущение, которое пробуждается при малейшем прикосновении… и возникает чувство, словно я снова в своей комнате». Учитывая содержание писем Эйнштейна в этот длительный период их разлуки и отсутствие ее реакции на его новые научные мысли, маловероятно, что в то время она принимала какое-то участие в формировании его идей.

Круг друзей

В апреле 1899 года, в начале летнего семестра, Милева перебралась из дома фрейлейн Бехтольд в пансион Энгельбрехт – меблированные комнаты, которые сдавала фрау Иоганна Энгельбрехт. Пансион располагался по адресу Платенштрассе, 50. В нем проживали еще пять студенток из центральной Европы. Три из них станут близкими подругами Милевы в Цюрихе: Ружа Дражич из Сербии, с которой она познакомилась еще в Шабаце; Милана Бота, студентка-психолог, тоже из Сербии, хотя корни ее семьи уходят в Эльзас, Франция; и Элен Кауфлер, дочь известного юриста (жена его – из аристократического семейства) из Вены. Элен изучала историю в Цюрихском университете и со временем стала ближайшей подругой и конфиданткой Милевы. В пансионе жили еще две девушки – Попова и Иванович. Помимо давнего знакомства с Ружей, Милева как минимум год уже была знакома с Миланой и, вероятно, с Элен. Предположительно, от них она и узнала о вакансии в пансионе, где могла ближе общаться с подругами. В 1898 году Бота описывала своей матери Милеву такими словами: «Очень хорошая девушка, умная, серьезная, маленькая, хрупкая, темненькая, страшненькая, говорит точно как девушка из Нови-Сада, немного хромает, но манеры очень приятные».

Милева вселилась в новое жилье 18 апреля 1899 года. На следующий день Элен Кауфлер сообщала матери: «Со вчерашнего дня у нас математичка, фрейлейн Марич из Сербии, но я еще ее не видела, потому что она только живет, но не питается здесь». 29 мая она написала: «Сегодня днем впервые играла [на пианино] в четыре руки с фрейлейн Бота, которая такая же музыкальная, как Ма [мама], потом опять упорно занималась, потом пили чай с фрейлейн Бота и фрейлейн Марич, а потом отправилась к фрау Тармау».

У Альберта тоже сформировался круг друзей. В него входили однокурсники-математики Марсель Гроссман и Якоб Эрат, а также Мишель Анджело Бессо, инженер, выпускник Политехникума. Бессо ранее жил в Триесте и Риме, а в это время работал инженером в соседнем городке Винтертур. В 1898 году он женился на Анне Винтелер, дочери Йоста Винтелера, у которого жил Эйнштейн во время учебы в кантональной школе Аарау.

Эйнштейн был частым гостем пансиона Энгельбрехт еще до того, как там поселилась Милева, иногда вместе с ней посещая музыкальные вечера, которые устраивали ее будущие соседки. Марич играла на сербской тамбурице (лютня с длинным грифом), а Эйнштейн – на скрипке. Бота писала родителям в 1898 году: «Хотела ответить на ваше письмо вчера вечером, но у меня были гости, фрейлейн Марич с немцем, о котором я вам рассказывала, и мы весь вечер музицировали… Хотелось бы, чтобы вы могли его послушать – играет он с глубоким чувством и полным звуком. Он настоящий артист».

В сентябре 1899 года Марич усердно готовилась в Каче к промежуточным экзаменам, которые были назначены на следующий месяц. В конце сентября Эйнштейн написал ей из Милана, обыгрывая звучание фамилии преподавателя начертательной геометрии профессора Вильгельма Фидлера (Fiddler по-немецки «скрипач»): «К тому времени, как Вы будете читать это, скрипач должен уже быть позади. В последнее время я много об этом думал. Уверен, все будет хорошо, Ваша крепкая головка убеждает меня в этом. Если бы я мог подсмотреть в замочную скважину!». Далее в этом же письме он пишет, с каким нетерпением ждет момента, когда они снова смогут быть вместе. «Когда я вернусь в Цюрих, первым делом мы поднимемся на Утлиберг [соседняя гора с видом на Цюрихское озеро и город]. А затем насладимся воспоминаниями о походе на Зентис [самая высокая гора в соседней Швейцарии]. Уже предвкушаю будущее удовольствие. А потом займемся электромагнитной теорией света Гельмгольца, к которой я еще не приступал, потому что 1) боюсь и 2) у меня ее нет».

Дипломные работы

Помимо развлечений в Альпах и промежуточного экзамена Милевы, оба студента-физика готовились к финальным дипломным экзаменам, которые предстояли в следующем учебном году (1899–1900). За этот год им нужно было подготовить к дипломной работе лабораторные исследовательские проекты. На четвертом курсе они снова записались на курс научных проектов в физической лаборатории Вебера, оба в каждом семестре получили оценки «5» и «6». Однако по неизвестным причинам среди пяти кандидатов на дипломных экзаменах им поставили самые низкие оценки: Марич – «4», а Эйнштейну – «4,5». (К оценкам трех других кандидатов Вебер отношения не имел, поскольку они были математиками и писали дипломы по математике).

На отделении VI-A каждый студент мог выбрать тему дипломной работы с согласия профессорского совета факультета. Загруженная подготовкой к промежуточному экзамену Марич к началу последнего учебного года еще не определилась с темой. Эйнштейн, все еще обдумывая проблему электромагнитного эфира, писал ей 10 сентября 1899 года: «В Аарау мне пришла интересная мысль: исследовать, каким образом относительное движение тела с учетом светоносного эфира влияет на скорость распространения света в прозрачных телах. У меня даже появилась гипотеза, которая кажется мне вполне убедительной. Но хватит об этом! Твоя головка наверняка и без того забита любимыми темами других людей, с которыми тебе надо разбираться. Не хочу беспокоить тебя еще и моими». Спустя месяц голова Марич все еще была занята подготовкой к экзаменам. «Интересную мысль» Эйнштейна и его «убедительную» гипотезу можно рассматривать в качестве идей, предшествующих появлению специальной теории относительности, но в письмах пока нет никаких указаний на то, что Марич принимает участие в ее обсуждении.

Вебер отверг предложенный Эйнштейном эксперимент – возможно, потому что тот был похож на эксперимент с гипотетическим эфиром, проведенный ранее французским ученым Арманом Ипполитом Физо. Эйнштейн предложил другую тему, которая, как ему казалось, должна была понравиться Веберу. Она была связана с одной из тем Вебера, которая нашла отражение в конспектах Альберта за второй курс. Он предложил исследовать взаимосвязь между теплопроводимостью и электропроводимостью в различных материалах в связи с недавним (1897) открытием наличия электронов в любом веществе. «Процедуры можно провести очень просто, они не требуют оборудования, которое в данный момент нам недоступно», – написал он Марич 10 октября. Но профессор не согласился и с этим, и опять по неизвестным причинам. Возможно, это показалось ему слишком простым, слишком умозрительным, а возможно, потому что это был слишком явный совместный проект с Марич. В итоге Марич и Эйнштейн представили проект из двух частей о теплопроводимости, против которого, к их громадному облегчению, профессор не стал возражать. Проект Милевы имел отношение, в частности, к зависимости нагревания различных материалов от конкретных источников тепла. 9 марта 1900 года она писала из Цюриха своей драгоценной фрейлейн Кауфлер»: «Профессор Вебер согласился с предложенной мною темой дипломной работы и даже был весьма доволен. Я многого жду от исследования, которое предстоит сделать. Э. выбрал себе очень интересную тему». В июле 1900 года Кауфлер сообщает матери:

«Фрейлейн Марич и герр Эйнштейн закончили письменные экзамены. Они придумали тему [диплома] вместе, но Эйнштейн оставил Марич более интересную часть. Скорее всего, он станет ассистентом профессора и останется здесь. Марич тоже предложили стать ассистентом в Политехникуме, но из-за студентов она не хочет принимать предложение и, наверное, подаст заявление на имеющуюся в Политехникуме вакансию библиотекаря».

Нет никаких сведений, что Марич пыталась занять должность библиотекаря и совершенно непонятно, какое именно поведение студентов могло заставить ее отказаться от должности ассистента.

Ни Физический институт, ни администрация Политехникума не сохранили дипломные работы студентов отделения VI-А, поэтому понять, почему Эйнштейн и Марич получили невысокие оценки, даже притом, что Вебер их параллельные лабораторные исследования оценил очень высоко, совершенно невозможно. Для Эйнштейна низкая оценка, возможно, связана с отсутствием «прилежания», что ранее вызвало раздражение Перне. Его научная работа имела очень слабое отношение к тому, что его действительно интересовало. Тему он выбрал, чтобы соответствовать требованиям. Спустя годы он вспоминал: «Тема дипломных работ – моей и моей первой жены – имела отношение к теплопроводимости и не представляла для меня никакого интереса».

Дипломные экзамены

Марич и Эйнштейн сдавали письменные и устные дипломные экзамены в течение двух дней в конце июля 1900 года. Средние результаты для обоих оказались разочаровывающими, главным образом из-за низкой оценки дипломных работ. Экзаменаторы выводили средний балл каждому студенту по следующий схеме: оценка за диплом умножалась на четыре, оценки по профильным дисциплинам – теоретической физике, практической (экспериментальной) физике и теории функций умножались надвое, оценка по астрономии оставалась как есть. Таким образом средняя оценка выводилась из общей суммы, деленной на одиннадцать. Оба студента должны были очень хорошо сдать профильные экзамены, чтобы компенсировать «тяжелые» оценки по диплому. Эйнштейн получил «5» по теоретической физике, экспериментальной физике и астрономии, «5,5» по теории функций. Но «4,5» балла за дипломную работу, умноженные на четыре, дали в итоге среднее значение «4,9» – и он оказался четвертым из пяти студентов, остававшихся в его группе (один из студентов-математиков, Луи-Гюстав дю Паскье, бросил учебу). 28 июля 1900 года Эйнштейн оказался одним из четырех студентов своей группы, получивших дипломы в этом году. Он стал дипломированным преподавателем математики.

Милева, к сожалению, оказалась последней. Выпускные экзамены она сдала значительно хуже, чем промежуточные, особенно плохо проявив себя на экзамене по математике (теория функций), за который получила всего «2,5». С учетом «4» за дипломную работу, ее средняя оценка составила всего 4,00 балла. Низкий средний балл и низкая оценка по математике подтолкнули заведующего отделением от имени экзаменационного совета (все профессора отделения) не рекомендовать вручать диплом фрейлейн Марич. Как экзаменационный совет пришел к такому решению, неизвестно. В документах нет никаких указаний на минимально необходимые баллы для получения диплома.

Милева была чрезвычайно огорчена. Но, как часто случалось ранее, она была решительно настроена добиться желаемого. Она поклялась пересдать экзамены на следующий год, а тем временем начать работать над докторской диссертацией. Эйнштейн энергично ее поддерживал. «Я так счастлив, что нашел тебя, личность равную мне и такую же сильную и независимую, как я сам! Я чувствую себя одиноким со всеми, кроме тебя», – написал он 3 октября 1900 года.

Сотрудничество

Во время подготовки к выпускным экзаменам в 1900 году отношения между Милевой и Альбертом стали еще более близкими. В этом году они начали обращаться друг к другу по имени и перешли на «ты» (du), как принято между близкими друзьями. Он по-прежнему звал ее Долли (Doxerl), а она его – Джонни (Johonzel). В начале 1900 года она срочно послала Джонни записку, написанную с оттенком баварского диалекта (в оригинале):

«Мой дорогой Джонни,

Поскольку я тебя очень сильно люблю и поскольку ты так далеко, что не могу поцеловать тебя, то пишу эту записку, чтобы спросить: любишь ли ты меня также сильно, как я тебя? Ответь немедленно.

Тысяча поцелуев от твоей Долли».

К началу дипломных экзаменов Долли и Джонни решили пожениться. Кроме того, они стали близкими партнерами в освоении книг по физике и даже компаньонами в оригинальном исследовании, которое проводил в это время Эйнштейн. В своих письмах к ней он откровенно признает ее роль. Эван Уокер нашел тринадцать указаний на это в его письмах с сентября 1900 года (после того, как Милева первый раз не получила диплом) до декабря 1901 года (вторая ее неудача). Например, Эйнштейн пишет (курсив публикатора): «Если из этого получится закон природы, мы пошлем его в «Анналы» Видермана (Wiedemann’s Annalen)» (3 октября 1900); «Как я буду счастлив и горд, когда мы вместе доведем нашу работу об относительности движения до победного конца» (27 марта 1901); «наша теория молекулярных сил» появляется даже дважды (15 апреля и 12 декабря 1901).

На основании вышеприведенных цитат Уокер делает вывод: «Похоже, что Милева заслуживает быть соавтором и ее имя должно было появиться в оригинальной статье [по теории относительности] 1905 года». С ним согласны почти все авторы научно-популярных работ. Они распространяют это заключение и на другие статьи 1905 года (см. часть III). Тем не менее, признавая роль Марич на раннем этапе, исследователи Эйнштейна и историки в целом придерживаются мнения, что она не может быть соавтором работ по теории относительности, которые были написаны спустя еще четыре года сложных экспериментов, отчасти в тесном контакте с Мишелем Бессо на последнем этапе, которому Эйнштейн выражает признательность. Обсуждала ли Марич статьи по теории относительности 1905 года с Эйнштейном, обеспечивала ли практическую поддержку или участвовала в какой-то иной роли – к сожалению, на основании доступных нам материалов определенно утверждать невозможно.

Вернемся к ранним годам. Первую статью для публикации в журнале Видемана «Анналы физики» (Wiedemann’s Annalen der Physik) Эйнштейн отправил в декабре 1900 года. Она появилась в журнале 1 марта 1901 года под заглавием «Следствия теории капиллярности». Эйнштейн там указан единственным автором, однако 4 апреля, через месяц после публикации, он рассказывал Марич о недавней встрече с Бессо, с которым беседовал на многие темы, в том числе и о молекулярных силах и поверхностных явлениях: «Он очень заинтересован в нашем исследовании, хотя и часто упускает из виду общую картину из-за частных соображений» (курсив публикатора). 3 октября 1900 года, за два месяца до представления статьи о капиллярности в журнал, он пишет ей:

«Результаты по капиллярности, которые я недавно получил в Цюрихе, похоже, совершенно новые, несмотря на их простоту. Когда вернемся в Цюрих, попробуем поискать эмпирические материалы по теме с помощью Кляйнера. Если из этого получится закон природы, мы пошлем это в «Анналы [физики]» Видермана».

У нас нет ни одного ответного письма Марич к Эйнштейну; он сам не упоминает получения от нее писем на эти темы. Таким образом, у нас нет никаких сведений, в чем именно заключался ее вклад в статью о капиллярности. Несмотря на это, 20 декабря, вскоре после того, как Эйнштейн отправил статью в журнал, Марич в письме к подруге Элен приписывает ее авторство исключительно Эйнштейну:

«Альберт написал статью по физике, которая, видимо, скоро будет опубликована в «Анналах физики». Можешь представить, как я горжусь моим любимым. Это не какая-то рядовая статья, она очень важная; она имеет отношение к теории жидкостей».

Это не исключает ее участия в создании статьи, но, не зная подробностей – в частности, почему они решили не упоминать Марич в качестве соавтора, – мы не можем судить, каким образом и в каком виде могло осуществляться их сотрудничество.

Брачные перспективы

Марич и Эйнштейн были не единственными среди своих друзей, кто задумывался о женитьбе. К окончанию университета студентам в то время обычно было около двадцати пяти лет, и они, и их родители думали о свадьбе, работе, детях (не обязательно именно в таком порядке). Так было и с подругами Милевы. У Элен и Миланы уже были молодые люди с серьезными намерениями, обе к концу года вышли замуж. Милана – за доктора Светислава Стефановича, сербского врача, Элен – за Миливоя Савича, сербского инженера-химика, работавшего в Цюрихе за жалование, которое ему платил сербский производитель. После свадьбы супруги Савич переехали в город Ройтлинген в немецкой земле Вюртемберг, где Миливой стал работать в текстильной промышленности. В 1901 году Элен родила дочку, которую назвали Юлка, в 1903 – вторую, Зору. Давняя подруга Милевы Ружа Дражич умерла в 1901 году от туберкулеза.

Несмотря на неудачу Милевы с дипломом в 1900 году, перспектива женитьбы скрашивала надежды пары. Но судьба не разделяла оптимизма Долли и Джонни. Дела становились хуже едва ли не по всем фронтам. Альберт после получения диплома решил тут же сообщить семье о своих планах жениться на Милеве. В конце июля 1900 года он отправился на каникулы в Мельхталь в швейцарских Альпах, чтобы повидаться с матерью, сестрой и тетушкой. Оттуда он описал Милеве сцену, которая произошла после того, как он сообщил новость матери:

«Мы приехали домой, и я зашел к маме в комнату (мы были вдвоем). Сначала я должен был рассказать ей об экзаменах, а потом она этак невинно спросила: «Ну а что же теперь будет с твоей Долли?» Я также невинно ответил: «Она будет моей женой», – готовый к соответствующей сцене, которая последовала незамедлительно. Мать кинулась на кровать, зарылась головой в подушку и расплакалась, как ребенок. Потом взяла себя в руки и тут же перешла в решительное наступление: «Ты губишь свое будущее и лишаешь себя карьеры». «Если она родит, ты погрязнешь в бедах». С этим последним взрывом, которому предшествовали многие, я потерял терпение. Я горячо отрицал, что мы живем во грехе, и ругал ее по-всякому».

На другой день он написал:

«Становится немного лучше…Ее смущает только то, что мы хотим всегда быть вместе. Она пытается повлиять на меня такими фразами, как: «Она, как и ты, книжная душа, а тебе нужна жена», «к тридцати годам она станет старой ведьмой» и т. д.»

Возражения матери, очевидно, были связаны с возрастом Милевы, ее врожденным физическим недостатком и карьерными амбициями. На ее взгляд, сыну нужна была жена-домохозяйка, которая станет обихаживать его, пока он делает карьеру, видимо, какой была она сама и какой будет вторая жена Эйнштейна. Таким образом, главной проблемой был физический недостаток, в то время как религиозные и национальные вопросы, похоже, не поднимались. Примерно через месяц, вернувшись домой в Милан, Эйнштейн написал невесте:

«Мама часто горько плачет, и у меня тут ни минуты покоя. Родители оплакивают меня, словно я уже умер. Раз за разом они повторяют, что я своей преданностью тебе навлекаю на себя несчастья, они считают, что ты нездорова… [его многоточие]. О Долли, одно это сводит меня с ума! Ты не поверишь, как я страдаю, видя, как они оба меня любят… Я долго буду приходить в себя после этих каникул в твоих объятиях – в жизни есть вещи похуже экзаменов. Теперь я это понял».

Милева тоже страдала от неприязненного отношения «свекрови», как она называла мать Эйнштейна в письмах к Элен. Эйнштейн продолжал успокаивать ее, уверяя, что любит ее, без нее не может и мечтает о совместной жизни. «Как я мог жить раньше один, моя единственная, – писал он ей в августе 1900 года. – Без тебя я теряю уверенность в себе, страсть к работе и радость существования – словом, без тебя жизнь для меня не жизнь». Эта жизнь также предполагала продолжение совместной работы. «Что бы ни случилось, – заверяет он ее 19 сентября, – у нас будет самая замечательная жизнь на свете. Приятная работа и быть вместе – что еще надо, теперь мы никому ничего не должны, можем стоять на своих ногах и вместе наслаждаться нашей молодостью. У кого может быть лучше?». Но Милева и Альберт поженились лишь спустя два с половиной мучительных года, после того, как герр Эйнштейн на смертном одре дал разрешение на брак и скончался в октябре 1902 года.

Встал вопрос самостоятельного существования. Оба в значительной степени лишились родительской поддержки, в основном из-за финансовых проблем в семьях. «Похоже, у моих родителей опять плохо», – сообщает Альберт Милеве в мае 1901 года. Доходы отца Милевы резко сократились после того, как он ушел на пенсию по состоянию здоровья, а кроме того, ему еще надо было помогать двум другим детям, учившимся в университете. Альберт был весьма независим от родителей, но не хотел жениться вопреки желанию родителей и не имея работы, чтобы содержать семью. Более того, обоим предстояло провести год подготовки к докторантуре, занимаясь в лаборатории Вебера, а Милеве еще надо было готовиться к пересдаче дипломных экзаменов. Перед экзаменами оба получили обещание Вебера принять их к себе на оплачиваемую должность ассистентов, но из этого ничего не вышло. Не защитив диплом, Марич просто не имела права занимать эту должность, а обещанное Эйнштейну Вебер просто отказался выполнить. Точные причины неизвестны, но Милева писала подруге Элен в декабре 1901 года: «Ты знаешь, что мой дорогой, помимо того, что еврей, очень несдержан на язык. Из этого можешь сделать вывод, что мы оба представляем собой очень жалкую пару».

Конфликт с Вебером

В дополнение к разладу между Эйнштейном и Вебером, между Марич и Вебером тоже возникли напряженные отношения, предположительно, из-за качества ее докторского исследования. Милева планировала развернуть дипломную работу в докторскую диссертацию. Альберт ее в этом поддерживал: «Я также надеюсь на работу над нашими новыми статьями. Ты должна продолжать исследования, – пишет он в сентябре 1900 года. – Как я буду гордиться моей любимой, когда она станет доктором наук, а я еще буду совершенно обычным человеком». Со своей стороны, Эйнштейн все больше углублялся в теоретическую часть своего диссертационного исследования, которое предполагало изучение межмолекулярных связей. Результаты нашли отражение в его двух первых опубликованных статьях. Таким образом он мог свести к минимуму необходимость работы в лаборатории Вебера, но она была нужна для подтверждения некоторых результатов.

К зиме 1901 года Эйнштейн намеревался продолжить научную карьеру в новой области теоретической физики. Этой дисциплиной занимались преимущественно европейские ученые, часть которых из-за антисемитских настроений общества испытывала трудности с доступом в лаборатории и к профессорским должностям в области экспериментальной физики. Очевидно, с такой ситуацией столкнулся и Эйнштейн. Милева сообщала о его планах подруге Элен:

«На самом деле, мы не знаем, что готовит для нас судьба. Альберт подал заявление на практическую работу в Вене, поскольку надо зарабатывать на жизнь. Кроме того, он хочет продолжать совершенствоваться в теоретической физике, надеясь со временем стать профессором университета».

Именно этой стратегии он придерживался, получив со временем «практическую» работу в швейцарском патентном бюро. Но Милева, помимо своего намерения защитить докторскую диссертацию по физике, никак не обозначала собственных карьерных планов в научной или преподавательской деятельности или в какой-нибудь смежной профессии, равно как и стратегии их достижения.

В апреле 1901 года Марич вернулась на летний семестр в Политехникум. С учетом предстоящих экзаменов она записалась на курс «Установление географического положения», а также на курс Вебера «Научные проекты в физической лаборатории». Это требовалось для докторского исследования. За оба курса она получила «5» баллов. Эйнштейн, живя практически впроголодь, написал ей в мае: «Дорогая, как продвигается твоя работа? Все ли хорошо в жизни? Старина Вебер ведет себя прилично или у него снова есть “критические замечания”?». Примерно в это же время, в мае или июне 1901 года, Милева сообщает Элен Савич, что «было несколько стычек с Вебером, но я к этому уже привыкла». Стычки, очевидно, имели место в связи с его «критическими замечаниями» по поводу диссертации, нежели в связи с Эйнштейном, который в это время покинул Цюрих. Если бы Вебер был неблагоприятно расположен к ней или к теме ее исследования, что можно предположить по низкой оценке («четверке») за диплом, он бы, вероятно, не приветствовал развитие дипломной работы в диссертацию.

Есть предположения, что трения между Марич и Вебером возникли на почве его предубеждения к студенткам на физическом факультете. Кое-кто считает, что они связаны с отношением Вебера, известного своим антисемитизмом, к Эйнштейну: Марич защищала Альберта, а Вебер в отместку третировал его невесту. То, что у Вебера были сильные предубеждения к студентам женского пола, маловероятно. Как уже говорилось, на отделение VI-А свободно принимали женщин, начиная с 1872 года, и есть документы, подтверждающие, что Вебер ранее не испытывал никаких трудностей как руководитель студенческих работ, выполнявшихся женщинами. Антисемитизм мог быть стимулирующим фактором поведения Вебера, но доказательства этому лишь косвенные. Эйнштейн, после того как его попытка занять должность ассистента в Политехникуме провалилась (очевидно, не без участия Вебера и Перне), начал рассылать письменные заявления с просьбой принять его на аналогичную должность другим профессорам в Германии и Австрии. Все заканчивались отказом либо оставались без ответа. У него крепло подозрение, что этому способствовал Вебер негативными рекомендациями. «Я бы давно нашел работу, если бы Вебер не вел подковерную игру», – написал он Марселю Гроссману 14 апреля 1901 года.

По настоянию Милевы Эйнштейн 23 марта из Милана обратился к Веберу напрямую, чтобы заручиться поддержкой и «дать понять, что ему не сойдет с рук совершение таких поступков за моей спиной». Все было тщетно. К тому времени Эйнштейн начал искать работу в Италии и даже обратился к своему бывшему учителю в Аарау. Теперь он избегал немецкоязычных стран, в том числе и Швейцарии, поскольку, как объяснял в письме Марич 27 марта, «прежде всего, здесь [в Италии] не существует главного препятствия для занятия должности, а именно антисемитизма, который в немецкоязычных странах мало что неприятен, но и является преградой». Неясно, лежал ли антисемитизм в основе подковерной игры Вебера, или тому просто не нравился Эйнштейн. Но при приеме физиков на работу в немецкоязычных странах, включая Швейцарию, антисемитизм действительно имел место. Друг Эйнштейна Бессо тогда работал в Милане и Триесте. Альберт обратился к нему, чтобы тот попросил своего дядю, профессора, разузнать о вакансиях в итальянских университетах.

Научный прогресс

Тем не менее, Эйнштейн продолжал научные изыскания и, когда невеста его об этом просила, делился с нею своими успехами. В апреле 1901 года Марич упрекнула его, что он скрывает от нее свои мысли. Альберт тут же откликнулся: «Сегодня я собираюсь дать тебе полный отчет о том, что я намерен делать, поскольку понимаю, что тебе это интересно». Он написал, что думает по поводу последней работы Макса Планка об электромагнитном излучении, в которой тот высказал мысль о квантовой энергии. Это было шагом вперед к знаменитой статье Эйнштейна 1905 года, посвященной фотоэлектрическому эффекту и квантовой теории света. По другим письмам можно сделать вывод, что Марич принимала участие в его работе, но в данный момент она оказалась слишком занята своими делами. По письму Эйнштейна из Милана нельзя сделать вывод, что в то время она была участником его теоретических поисков. Ответное письмо Милевы утеряно, и мы не можем судить о ее реакции (если таковая была) на его новые идеи.

Первая научная публикация Эйнштейна, связанная с капиллярностью, появилась в марте 1901 года. Он разослал оттиски статьи всем ведущим физикам, но предложений о работе все равно не последовало. Возможно, опять из-за интриг Вебера. Эйнштейн в рамках докторской диссертации продолжал заниматься межмолекулярными силами. В ноябре 1901 года он, не надеясь на Вебера, решил обратиться напрямую к Альфреду Кляйнеру из Цюрихского университета. «Через пару месяцев он, наверное, защитит докторскую, – написала Милева Элен в декабре. – Я прочитала его работу с огромным удовольствием и с восхищением моим дорогим, у которого такая светлая голова». Кляйнер отверг Эйнштейна, в основном потому, что ему не понравились его нападки на научные учреждения, который не смог дать ему работу. Кляйнер предложил Эйнштейну добровольно забрать исследование, чтобы вернуть плату за подачу заявки. Он так и сделал. Та диссертация не сохранилась, но некоторые ее идеи появились в опубликованных позже статьях. В следующий раз Эйнштейн представит диссертацию Кляйнеру только через четыре года, в «чудесный» 1905-й год.

Война за Долли

Пока Альберт мотался между Цюрихом и Миланом, занимаясь тем, что в октябре 1900 года назвал «войной за Долли», Милева теряла бодрость духа. Новый выпад родителей Эйнштейна против нее стал поводом для его очередной поездки в Милан, а для девушки, оставшейся его ждать, причиной очередного глубокого расстройства. «Я уже начинаю думать, что в этом злом мире для меня ничего нет, – пишет она Элен. – Что меня всерьез угнетает, так это совершенно неестественные причины наших расставаний – из-за клеветы, интриг и так далее…Родители Альберта пытаются не допустить нашей свадьбы, – продолжает она, – можешь представить, как мне больно терпеть нападки с той стороны». Но после возвращения Альберта настроение ее резко улучшается. «Я счастлива тем, что он меня очень любит, – пишет она 30 декабря. – Что мне еще нужно?»

В апреле 1901 года в злоключениях влюбленных, казалось, наступила передышка: Эйнштейн получил временную, с мая по июль, работу учителя в техническом училище в Винтертуре, недалеко от Цюриха. Одновременно Марсель Гроссман сообщил другу, что его отец рекомендовал Эйнштейна Фридриху Галлеру, управляющему швейцарским патентным бюро в Берне, столице Швейцарии. Галлер и старший Гроссман были давними друзьями и коллегами. С более светлыми перспективами на будущее и доходом, позволяющим устроить короткий отдых, Эйнштейн пригласил невесту в Цюрих с тем, чтобы провести время в Италии, на озере Комо, по пути из Милана в Винтертур. Но, как она объясняла от 2 мая, письмо от ее родителей, имевших большие сомнения относительно молодого человека, с которым пока так и не познакомились, «лишило меня всех желаний не только развлекаться, но и вообще жить». Однако заверения Альберта в любви, высказанные в том письме, перевесили родительские сомнения и ее колебания относительно совместного отдыха. «Думаю, мы все-таки совершим эту небольшую поездку», написала она ему 3 мая.

5 мая, когда Милева наконец встретилась с «одним молодым человеком», в Комо еще лежал снег, и пейзаж был совершенно зимний. Вечером они взяли небольшие сани с возницей – «тесные, как раз для двух влюбленных» – и в вечерней тишине по заснеженной дороге отправились к альпийскому перевалу Шплюген, по которому проходила граница между Италией и Швейцарией. Во время поездки «я крепко обнимала моего любимого под всеми накидками и шалями, которыми мы были укрыты, – писала она Элен. Обратный спуск «был тоже прекрасен». Затем по глубокому снегу они пробились в свою хижину. «Нам было так хорошо, что мы просто не заметили никаких трудностей». «Боже мой, как прекрасен будет мир, когда я стану твоей маленькой женушкой», – написала она Альберту после возвращения в Цюрих. К концу мая сбылись худшие опасения ее матери. Милева поняла, что беременна.

С ребенком

В этот момент, в возрасте двадцати двух лет, Эйнштейн стоял перед началом карьеры, на будущее которой, как он мог себе представить, появление нежелательного ребенка могло оказать негативное влияние. Но в ближайшей перспективе, если станет известно о скандальной беременности, под угрозой может оказаться и его работа учителем и сотрудником патентного бюро как государственного служащего. Он мог найти простой способ решить проблему, как делали многие другие мужчины в подобной ситуации, но не стал этого делать. Напротив, в конце мая, получив известие от Милевы, он написал ей: «Дорогая, будь счастлива и ни о чем не переживай. Я не оставлю тебя, и у нас все будет хорошо». Однако для Милевы ситуация усложнилась. Альберт не собирался жениться до тех пор, пока не получит постоянную работу, чтобы иметь возможность содержать ее и ребенка. «Тебе надо набраться терпения, – писал он в том же письме. – Увидишь, в моих руках тебе плохо не будет, даже если все начинается несколько неловко». В июле он был более красноречив. «Как только я получу должность, я женюсь на тебе, и мы будем жить вместе, не сказав никому ни слова до тех пор, пока все не уладится. И тогда никто не посмеет бросить в тебя камень». Но до свадьбы, добавил он, ей лучше не появляться в Винтертуре, где он работал учителем. Она осталась жить на съемной квартире в Цюрихе, а Альберт навещал ее по воскресеньям, вероятно, в единственный свой выходной день. В июле, когда работа в Винтертуре закончилась, он нашел долгосрочную почасовую работу в городке Шаффхаузен: с сентября он стал индивидуальным преподавателем для богатого английского юноши в частной школе-пансионе. Милева перебралась из Цюриха в соседний городок, где они также встречались только по воскресеньям.

Эйнштейн продолжал заниматься теорией относительности движения. В начале июля 1901 года из Винтертура он написал ей, что готов взяться за любую работу, чтобы жениться немедленно (выделено им). «Мои научные цели и личные амбиции не помешают мне согласиться на самую скромную должность», – заверял он ее. Возможно, в некотором смысле на пользу пошло то, что Милева в этом же месяце, беременная, незамужняя, должна была вторично попытаться сдать дипломные экзамены. Но затем Альберт скрылся с горизонта, сначала в Винтертуре до середины июля, затем снова отправился в Альпы отдыхать с матерью. Милева сдавала экзамены в Цюрихе одна. «Желаю тебе удачи на экзаменах и надеюсь, что они скоро закончатся, моя дорогая», – написал он в конце июля с курорта. Он не сказал родителям о ее беременности. Нет никаких свидетельств и о том, что они поставили в известность профессора Вебера.

Ситуация ухудшается

Пересдача дипломных экзаменов была назначена на июль 1901 года. В этот момент Марич была примерно на втором месяце беременности, испытывала сильнейшее нервное напряжение и смущение от того, не заметит ли Вебер ее положение во время устных экзаменов. За дипломную работу она опять получила «4», что при умножении дало 16 баллов. Вероятно, эта оценка перешла из предыдущего года. Если так, все шансы опять были против нее. Погруженная в личные переживания, она должна была, компенсируя низкий балл за диплом, показать максимальные результаты на профильных экзаменах, выше, чем в предыдущем году. Два экзамена она сдала лучше, а два других – хуже. В итоге средний балл опять оказался «4,00», что опять дало основания экзаменационной комиссии, которую возглавлял профессор математики Герман Минковский, не рекомендовать вручение диплома фрейлейн Марич. Без диплома она не могла претендовать на работу преподавателем, а поскольку ведущим профессором физики оставался Вебер, ей было сложно надеяться на продолжение диссертационного исследования в рамках Политехникума и думать о сдаче дипломных экзаменов в третий раз. «Я закончила учебу, – написала она Элен осенью 1901 года, – хотя благодаря заботам Вебера докторскую защитить так и не удалось. Я слишком много от него натерпелась и ни за что не вернусь к нему еще раз».

Теперь перед Милевой маячила перспектива возвращения в родительский дом с известием о неудаче на академическом поприще, а также о беременности (если они уже об этом не узнали). 8 июля, перед экзаменами, она написала Альберту и попросила его съездить с ней в Кач. «Родители сейчас, наверное, в более благостном настроении. Ты не хотел бы поехать со мной? Я была бы так счастлива!…А когда родители увидят нас с тобой вместе, все их сомнения рассеются». Альберт отказался. Еще через несколько недель она попросила его хотя бы написать письмо отцу, видимо, надеясь, что Альберт раскроет свои планы насчет женитьбы. «Напиши хотя бы коротенькое письмо моему папе; со временем я все ему расскажу, в том числе и неприятные новости». Если он и написал письмо, оно не сохранилось. Милева в расстроенных чувствах вернулась к родителям одна. После стольких лет всяческой поддержки дочери в ее стремлении к научной карьере и преодолении множества препятствий на этом пути, их разочарование должно было быть весьма ощутимым. Не менее удручена должна была быть и Милева в родительском доме – беременная и одинокая, свадьбы пока не предвиделось. Эйнштейн впервые посетит их дом и познакомится с ее родителями только через четыре года.

Статистика свидетельствует, что в те времена в южной Венгрии рождение внебрачных детей не было каким-то неслыханным явлением. Тем не менее, это никак не могло служить утешением для Милевы, безумно скучавшей по своему любимому и вынужденной предстать перед семьей одна. «Мой дорогой опять очень далеко, и для меня это так тяжело, очень тяжело, – делилась она с Элен осенью 1901 года. – Жизнь просто мучительна. О, Элен, помолись святому Петру за меня, чтобы я могла быть полностью с ним, чтобы мне не приходилось всегда быть в отдалении от него – я его ужасно люблю». Милева на недолгое время съездила в Швейцарию, а потом, в конце ноября, вернулась обратно в Нови-Сад и стала ждать рождения ребенка.

И без того вся в переживаниях и в неустойчивом эмоциональном состоянии, Милева получила еще один страшный удар, на этот раз от родителей Эйнштейна, которые в декабре 1901 года прислали письмо ее родителям. В этом письме, как она рассказывала Элен, «они оскорбляли меня так, что я не знала, куда деться от стыда…Нам с Альбертом от этого очень больно». Причиной письма, вероятно, стало опасение, что Альберт втайне женится на ней без их благословения. Внук Элен, Милан Попович, редактор издания писем Милевы к ней, вероятно, прав, объясняя горячность письма: «В основе этого оскорбительного письма, безусловно, лежит известие о беременности Милевы». Милева приписывала авторство письма своей «дорогой свекрови». «Эта дама, очевидно, сделала целью своей жизни отравить не только мою жизнь, но и жизнь своего сына». Ее собственные родители, похоже, отнеслись к ситуации более благосклонно.

В месяцы, предшествующие рождению ребенка, Эйнштейн продолжал заниматься репетиторством с юношей-англичанином в Шаффхаузене и ждал получения работы в Берне, но пара уже задумывалась о будущем своего ребенка. Милева хотела девочку, и в письмах уже стало мелькать имя Лизерль (уменьшительное от Лизы на баварском диалекте). На последних месяцах Милева размышляла о том, чтобы обратиться за поддержкой к Элен, которая недавно родила своего первенца. Но в письме от 13 ноября несколько таинственно предупреждала Альберта: «Не думаю, что нам стоит сообщать [Элен] о Лизерль в данный момент, но тебе надо писать ей время от времени хотя бы пару слов. Надо быть к ней повнимательнее, потому что кое в чем важном она может помочь нам».

Лизерль

В отличие от Милевы, которая страдала от негативного отношения родителей Альберта, провала на экзаменах, рушения карьерных амбиций и приближающихся родов, сам Эйнштейн в письме ей, написанном в декабре 1901 года, был полон оптимизма. Его работа шла хорошо. Он только что конфиденциальным образом представил Кляйнеру докторскую диссертацию по межмолекулярным взаимодействиям и погрузился в исследование электродинамики движущихся тел, что «обещает стать серьезной работой», как отмечено в письме от 17 декабря. Оптимизм был не совсем обоснован: до появления серьезной работы оставалось еще очень долго, четыре года напряженного труда, пока исследование не выльется в специальную теорию относительности.

Помимо перечисленных выше перспектив, Альберт был уверен, что в ближайшем времени получит работу в Бернском патентном бюро, что позволит им с Милевой наконец воссоединиться, уже как супружеской паре. Такие предвкушения пробуждали мечты о возвращении поблекшей радости и свободы студенческой молодости, но теперь уже с Лизерль. 12 декабря он написал:

«Главное, заботься о себе, ни о чем не расстраивайся и радуйся нашей дорогой Лизерль, которую я втайне (Долли даже не подозревает) предпочитаю представлять Гансерлем…Через два месяца [после получения места в патентном бюро] мы увидим, как наша жизнь прекрасным образом изменится к лучшему и все тягости останутся позади. У меня голова кружится от радости, когда я об этом думаю. Я даже больше счастлив за тебя, чем за себя. Вместе мы точно станем самыми счастливыми людьми на свете. Мы останемся студентами (кошмарное слово) на всю жизнь, и плевать на весь мир».

Альберт даже надеялся, что в возрожденной студенческой жизни они снова смогут работать вместе, как раньше. «Когда ты станешь моей дорогой женушкой, мы будем вместе упорно заниматься наукой и не превратимся в старых обывателей, правда?» – написал он 28 декабря.

Приблизительно 1 февраля 1902 года Милева разрешилась от бремени в Нови-Саде. Осуществилась ее мечта о дочери. Альберт, казался довольным и неоднократно выражал желание, чтобы ребенок был с ними. «Остается нерешенной лишь одна проблема, – писал он еще в письме от 12 декабря. – Как устроить, чтобы Лизерль была с нами. Я бы не хотел никуда ее отдавать. Посоветуйся с папой, он опытный человек и знает мир лучше, чем твой заработавшийся непрактичный Джонни». У отца, вероятно, был план, но подробности судьбы Лизерль история умалчивает. Важная информация, которая могла содержаться в переписке между Марич и Эйнштейном и Марич и Кауфлер-Савич того периода, исчезла вследствие существенных пробелов в эпистолярном наследии. Что касается переписки Марич и Эйнштейна, этот пробел охватывает период с июня 1902 по август 1903 года, когда пара часто была вместе. Относительно переписки Марич с Кауфлер-Савич (точнее, только писем Марич), то в ней отсутствуют письма с конца 1901 года до поддающегося датировке письма от марта 1903 года, после которого опять пропуск до мая 1904 года. Все это – важнейшее время после рождения Лизерль. Уолтер Айзексон утверждает, что семья Савич сознательно уничтожила переписку между Милевой и Элен, касающуюся Лизерль, чтобы скрыть существование ребенка.

Тайна Лизерль

Существование и судьба Лизерль скрывались так тщательно, что об этом вообще ничего не было известно до публикации переписки Марич и Эйнштейна в 1986 году. К тому времени, если она еще была жива, ей должно было быть восемьдесят четыре года. Несмотря на интенсивные поиски в Европе и других местах, никто до сих пор не обнаружил ее следов и не смог узнать, что с ней стало. Неизвестно даже имя, под которым ее зарегистрировали. Официальные документы вычищены, вероятно, с помощью связей господина Марича в юридическом мире. Никаких слухов или воспоминаний, имеющих к ней отношение, не попало на общественное обсуждение – потрясающее явление с учетом множества слухов, жадно повторяющихся в поздних квазиисторических свидетельствах о Милеве и Альберте. Явное свидетельство того, как глубоко запрятана эта тайна.

Мишель Закхейм и некоторые другие наиболее тщательно старались выяснить судьбу ребенка. Не считая некоторых ориентиров, большинство сведений являются чистым домыслом. Имеет значение только то, что в них говорится об эмоциональном воздействии всей ситуации на родителей Лизерль и их дальнейших отношениях. Наверняка мы знаем только то, что через пять месяцев после родов, примерно в конце июня 1902 года, Милева вернулась в Швейцарию одна, без ребенка. В письме Эйнштейна к Марич, датированном публикаторами 28 июня 1902 года или немного позднее – последним перед большим пробелом – Альберт пишет из Берна, что надеется увидеться с ней в выходные. Это указывает на то, что она в это время находилась где-то поблизости.

Роды Марич прошли настолько тяжело, что ее отец вынужден был написать Альберту, чтобы сообщить новость. «Я перепугался до смерти, когда пришло письмо от твоего отца», – говорится в письме от 4 февраля 1902 года. Но вместо того, чтобы помчаться в Нови-Сад, позаботиться о невесте и увидеть новорожденную дочь, Эйнштейн резко перебрался в Берн и снял жилье в предвкушении работы в патентном бюро. Таким образом он поставил в тяжелое положение и своего ученика, и директора школы, и несчастную Милеву с ребенком. Судя по письму Эйнштейна от 17 февраля, директор патентного бюро Галлер в этом месяце собирался подать в газету объявление о вакансии эксперта с требованиями, соответствующими квалификации Эйнштейна. Эйнштейн тут же подал заявление, и 16 июня 1902 года Швейцарский федеральный совет назначил Эйнштейна на должность чиновника патентного бюро третьего класса с годовым окладом 3 500 швейцарских франков – это было выше оклада адъюнкт-профессора (доцента) университета. Но о свадьбе пока не шло речи. В течение шести месяцев Милева снимала жилье в Берне и Цюрихе, жила одна и время от времени уезжала в Нови-Сад, пока они наконец не поженились. Совместное проживание незарегистрированной пары для швейцарских государственных служащих считалось проступком, чреватым увольнением. В итоге Эйнштейн, вероятно, так никогда и не увидел свою дочь.

Вся череда событий предполагает, что даже если в декабре Милева и Альберт хотели ребенка, к моменту рождения они решили, по совету или настоянию отца, отдать ее на удочерение. В ином случае Альберт приехал бы, чтобы присутствовать при родах, а Милева осталась бы с Лизерль в Нови-Саде до тех пор, пока Альберт не собрался бы жениться, и они воссоединились бы в Берне. В июле 1901 года, когда Альберт узнал о беременности Милевы, он обещал на ней женится, никому не говоря, как только найдет стабильную работу. Но теперь, получив доходное место и зная, что Лизерль отдают на удочерение, он продолжал откладывать бракосочетание вплоть до января 1903 года. (Его отец наконец дал разрешение незадолго до своей смерти, в октябре 1902 года). Можно предположить, что Эйнштейн помнил свои слова насчет женитьбы и действовал теперь скорее из чувства долга, нежели по любви. Но даже если так, он не воспользовался возможностью бросить несчастную Милеву в тяжелые времена. Однако чувство долга, а не любви – как правило, непрочная основа для долгосрочного брака.

Трудно представить, как все это сказалось на Милеве. И без того эмоционально опустошенная, она должна была находиться весь этот период в полном смятении чувств. Она страдала при тяжелых родах, не имея рядом любимого человека, она бросила пятимесячную дочь, еще шесть месяцев жила одна, дожидаясь, пока благоверный назначит день свадьбы, что, конечно, невообразимо тяжко. Не удивительно, что ее письма к Элен исчезли. Но может быть и другая причина. В 1902 году семья Савич с годовалой дочкою Юлкой перебралась из Германии в Сербию, в окрестности Белграда. Господин Савич получил работу в сербском министерстве промышленности и торговли. В 1903 году Элен родила вторую дочь, Зору. Уехав в Швейцарию, Милева оставила дочь дома на чье-то попечение, возможно, до тех пор, пока не обзаведется постоянным жильем. Хотя этим «кем-то», скорее всего, была не Элен, у которой своих забот хватало, подруга наверняка знала о ситуации с Лизерль и обсуждала ее с Милевой в ныне утраченных письмах.

6 января 1903 года Милева и Альберт наконец сочетались браком на скромной гражданской церемонии в Берне. По сербскому православному календарю был канун Рождества. Никто из членов семей новобрачных не присутствовал. Свидетелями выступили два новых бернских приятеля Эйнштейна – Конрад Габихт, бывший студент-математик Цюрихского политехникума, и Морис Соловин, студент Бернского университета, специализировавшийся по римской философии, который увидел в местной газете объявление Эйнштейна о репетиторстве. Вечером они вчетвером отметили событие за ужином, после чего новобрачные отправились в апартаменты на улице Тиллерштрассе, 18.

Наконец Долли и Джонни были вместе. Но требовалось закрыть еще один вопрос. Через восемь месяцев после свадьбы Милева на месяц уехала к родителям, можно предположить, чтобы решить судьбу ребенка. Это могло означать организацию удочерения Лизерль с помощью отца Милевы. Но возникла сложность: Лизерль заболела скарлатиной, и Милеве пришлось задержаться. В письме из Берна от 19 сентября 1903 года (датировка редакторов документов Эйнштейна), он даже упрекает ее за задержку. Она могла поехать и потому, что узнала о болезни ребенка. Но это маловероятно, учитывая реакцию Эйнштейна на ее письмо после прибытия: «Мне очень жаль малышку Лизерль. Скарлатина часто дает тяжелые осложнения. Надеюсь, все обойдется». Если бы не обошлось и девочка умерла, это бы объяснило все дальнейшее. Но она осталась жива, и планы на удочерение ее оставались в силе, поскольку Альберт в письме от 19 сентября пишет: «Что с оформлением ребенка? Нужно все предусмотреть, чтобы у нее позже не возникло проблем». Как большинство писем Милевы, ее ответ не сохранился. После 1986 года появился слух, который записал Попович, о том, что Лизерль крестили в монастыре Ковиль близ Нови-Сада в сентябре 1903 года, но вскоре после она умерла от скарлатины. Высказывались и другие предположения (впрочем, без явных доказательств). Например, после скарлатины девочка стала инвалидом и осталась в другом, женском монастыре на всю жизнь; или что ее действительно удочерили, дали другое имя, после чего с помощью старшего Марича все следы ее существования были вымараны из официальных документов.

Мы не можем утверждать наверняка, что случилось с Лизерль. И нам даже трудно представить, как страдала Милева, не имея возможности больше увидеть свою дочь. Скорее всего, она несла свое горе о потере ребенка наедине с собой через всю жизнь – чувство вины и сомнений, глубокую печаль от разлуки. В те времена в домах, где появлялись внебрачные дети, которые затем умирали или попадали в чужие семьи, обычно не говорили о них ни слова, не оставляли никаких следов их существования. Милеве пришлось глубоко запрятать свою боль. Более чем двадцать лет спустя, летом 1924 года в письме подруге Элен она вспоминает о своем «невоплощенном желании иметь дочь». Эта потеря, наряду с потерей возможности заняться научной карьерой, безусловно, объясняют дальнейшую меланхолию Милевы, что не могло не сказаться и на ее семейной жизни, и на интеллектуальных взаимоотношениях с мужем. В последующие года она нуждалась в нем все больше, а он в ней – все меньше.

Глава 3. Неудачный брак

«Теперь я добропорядочный женатый человек, веду с супругой очень приятную и уютную жизнь, – писал Эйнштейн своему давнему другу Мишелю Анджело Бессо через две недели после свадьбы и с радостью сообщал: – Она умеет позаботиться обо всем, прекрасно готовит и все время в хорошем настроении». Вскоре после, в письме Элен Кауфлер-Савич от марта 1903 года, Милева представила в несколько ином свете первые дни после свадьбы. «У нас очень приятный маленький дом, который мне приходится вести совершенно одной, так что можешь представить, как вначале, пока не привыкла, у меня было совсем мало свободного времени». С самого начала семейной жизни в традиционном разделении домашних обязанностей между мужем и женой явно существовала негласная договоренность: для него на первом месте карьера, а любая карьера, которой она, возможно, пожелает заниматься, является вторичной по отношению к ее роли домохозяйки. Наверное, для Милевы это оказалось трудно.

У Эйнштейна были свои трудности, связанные с работой в патентном бюро. Восемь часов в день, шесть дней в неделю плюс частные уроки и занятия наукой: «у меня чертовски много дел», – писал он своему другу Гансу Вольвенду в 1902 году. Тем не менее, добавлял он, работа доставляет удовольствие, «поскольку она непривычно разнообразна и заставляет о многом думать». В 1903 году, после женитьбы, оставаясь одна дома, Милева ревновала его к времени, которое он проводит вдали от нее. И это чувство нарастало. «Сейчас я к нему, к моему сокровищу, привязана еще больше (если такое вообще возможно), чем когда мы жили в Цюрихе, – писала она Элен в марте. – Я часто сержусь на скучную работу, которая отнимает у него так много времени». Втайне от начальства Эйнштейн продолжал искать возможности заняться академической наукой.

Различные роли

Роли, которые взяли на себя с самого начала семейной жизни Милева и Альберт, начали все больше разводить их в разные стороны. В январе 1903 года (после свадьбы не прошло и месяца) Эйнштейн опубликовал вторую из трех статей, посвященных основам статистической физики и кинетической теории движения молекул и атомов, которые сформировали контекст для его знаменитых работ 1905 года. Помимо вечеров и воскресных дней, Эйнштейну удавалось заниматься наукой и в патентном бюро – разумеется, без ведома начальства и пряча бумаги в ящик письменного стола.

Начиная с февраля 1902 года, после переезда в Берн, новые друзья Эйнштейна мужского пола уводили его интеллектуальные интересы все дальше от жены, и оба этому не сопротивлялись. Эйнштейн с друзьями Конрадом Габихтом и Морисом Соловиным настолько увлекались обсуждением разнообразных научных проблем, что даже создали дискуссионный клуб, который в шутку назвали «Олимпийской академией». Марич иногда посещала «академические» собрания, но, по словам Соловина, «Милева, умная и способная, внимательно слушала нас, но никогда не вмешивалась в дискуссии». Это только укрепляло ее статус аутсайдера и интеллектуальную связь мужа с друзьями, а не с женой.

Вскоре после замужества Милева решила полностью отказаться от карьеры. Она не могла официально заниматься академической наукой, не имея ученой степени, но все-таки окончила четыре курса физического факультета Политехникума, получила соответствующее свидетельство об окончании учебного заведения с указанием всех прослушанных курсов и полученных за них оценок, только не имела диплома. Это давало ей возможность выбрать смежную профессию, например, стать библиотекарем в Бернском университете или репетитором. Она могла пойти учиться в университет и получить другую профессию. Однако, насколько мы можем понять, она удовлетворилась ролью домохозяйки, обеспечивающей практическую и эмоциональную поддержку мужу в его работе. Действительно, притом, что его работа и карьера, отнимающие много сил и времени, и сотрудничество с другими людьми все больше отдаляли его от нее, Милева нередко выражала гордость его успехами и даже чувствовала свою причастность к ним. И все-таки это было для нее очень непростым решением, тем более с учетом полной ответственности за воспитание родившихся позже детей. Такой вывод можно сделать по ее поздним высказываниям о нарастающем разочаровании и неудовлетворенности жизнью.

В августе 1903 года, через восемь месяцев после свадьбы, Милева отправилась навестить семью в Нови-Сад. Поездка, которую обсуждали заранее, вероятно, касалась решений в отношении Лизерль. Милева сделала остановку в Будапеште, вероятно, для пересадки, и оттуда отправила Альберту открытку, датированную 27 августа: «Все идет быстро, но плохо. Я совсем неважно себя чувствую». Она узнала, что опять беременна, и опасалась, что Альберт будет недоволен. Однако он в середине сентября написал, что очень рад, что у нее будет «новая Лизерль». Однако родился Гансерль. 14 мая 1904 года она родила в Берне мальчика, которого назвали Ганс Альберт. Дома его чаще звали Альбертом или Альбертом-младшим. Милева не могла нарадоваться на своего «дорого любимого малыша». 14 июня она писала Элен: «Отец очень гордится им и уже привыкает вести себя с отцовским достоинством».

Альберт-младший подрастал, Альберт-старший с удовольствием мастерил ему игрушки и часами играл с ним. Похоже, ребенок оживил их брак и снова сблизил супругов, хотя Эйнштейн все больше погружался в работу, предшествующую «чудесному» 1905 году. И очень вовремя для этого «года чудес» бернское патентное бюро (по рекомендации Эйнштейна) приняло на работу его друга Бессо, который ранее изучал математику и физику в Римском университете, а также машиностроение в Политехникуме. Бессо проработал в патентном бюро до 1908 года и быстро оттеснил всех остальных в качестве ближайшего интеллектуального партнера Эйнштейна того периода.

Год чудес

Приближалась первая годовщина появления на свет Ганса Альберта. Альберт-старший в это время написал ряд статей, которые чуть ли не ежемесячно отправлял в «Анналы физики». В Цюрихский университет в это же время он представил второй вариант докторской диссертации. Вот хронология этого «года чудес»:

18 марта – статья о квантовой теории;

30 апреля – в университет представлена вторая докторская диссертация;

11 мая – статья, поддерживающая атомную теорию в объяснении так называемого броуновского движения;

30 июня – статья по специальной теории относительности;

27 сентября – статья об эквивалентности массы и энергии.

Кроме того, Эйнштейн опубликовал несколько рецензий на статьи других авторов. Вполне вероятно, что при таком невероятном потоке статей Марич оказывала практическую помощь, например, проводила библиографический поиск и вычитывала тексты, но нет никаких достоверных свидетельств, что жена Эйнштейна, его доверенное лицо, получившая физико-математическое образование, внесла какой-то научный вклад в его работы. Кое-кто утверждал, что Эйнштейну требовалась ее помощь в сложных математических расчетах, но на самом деле математика в статьях 1905 года (диссертация – другое дело) не выходит за пределы того, что мог и должен был знать любой выпускник физико-математического факультета Политехникума.

Более важно другое. Статьи Эйнштейна, опубликованные в 1905 году в «Анналах», лежат в основе его исследований, которыми он будет заниматься почти всю жизнь, и имеют отношение к таким фундаментальным понятиям, как атомное и молекулярное взаимодействие, электромагнетизм, относительность движения, природа света и эфира. В своих статьях он применил методы статистической механики и научного прогнозирования к трем различным областям физики:

1) связь между движением невидимых атомов и движением видимой материи (броуновское движение);

2) связь между кажущимся непрерывным светом и дискретным испусканием электронов при фотоэлектрическом эффекте;

3) и, разумеется, связь между пространством и временем и между веществом и энергией.

Никто в то время не занимался объединением столь далеких друг от друга и фундаментальных идей. Статьи Эйнштейна 1905 года способствовали глубокой трансформации физики двадцатого века благодаря утверждению трех фундаментальных подходов к пониманию физического мира, а именно: атомной теории, квантовой теории и теории относительности. И что удивительно, математическое выражение всех новых идей потребовало немногим более, чем базовых математических знаний выпускника физического факультета обычного колледжа. Поистине «год чудес».

Вероятно, Эйнштейн со многими обсуждал свои идеи, воплотившиеся в статьях 1905 года, в том числе и с женой, но только Мишель Бессо удостоился отдельного упоминания в статье «К электродинамике движущихся тел»: «В заключение отмечу, – написал Эйнштейн, – что мой друг и коллега М. Бессо явился верным помощником при разработке изложенных здесь проблем и что я обязан ему за ряд ценных указаний.

Посреди невероятного по продуктивности периода Эйнштейн в августе 1905 года взял двухнедельный отпуск в патентном бюро и отправился с женой и сыном в Нови-Сад, где Милева наконец смогла познакомить большого и маленького Альберта со всей своей семьей. В начале следующего года Цюрихский университет присудил Эйнштейну докторскую степень.

Карьерная лестница

По мере того, как коллеги Эйнштейна начали осознавать значение его статей 1905 года, мир физики стал присматриваться к эксперту третьего класса швейцарского патентного бюро, который опубликовал их. Макс Планк, де-факто основоположник немецкой физики, направил своего ассистента Макса Лауэ (позже фон Лауэ) из Берлина в Берн выяснить что-нибудь о практически неизвестном служащем. Этот визит стал началом дружбы на всю жизнь и первым шагом к переезду Эйнштейна в Берлин, столицу немецкой физики.

Сам Эйнштейн тоже предпринимал определенные шаги к продолжению академической карьеры на университетском уровне. В 1907 году на основании статей 1905 года и предыдущих работ он подал заявление на хабилитацию в Бернский университет. Получив дополнительную аттестацию, помимо докторской степени, у него появлялось право занимать штатную профессорскую должность в любом университете и вести преподавательской деятельностью. Но даже с учетом фундаментальных работ 1905 года Бернский университет отказался давать хабилитат без формального представления оригинальной научной работы, требующейся для этой процедуры. В итоге Эйнштейн решил удовлетворить их пожелание, поддавшись уговорам профессора Альфреда Кляйнера, который видел в нем потенциального кандидата для Цюрихского университета. Эйнштейн представил новую работу по квантовой физике, получил в феврале 1908 года хабилитат и начал работать неполный день (что было распространено) в качестве частного лектора в Бернском университете. Плата, которую он получал от студентов, была слишком скудной, чтобы отказаться от работы в патентном бюро. На следующий год его сестра Мария (Майя) защитила докторскую диссертацию в этом же университете. В 1910 году она вышла замуж за Пауля Винтелера, брата жены Мишеля Бессо.

Успешная хабилитация Эйнштейна подтолкнула Кляйнера, который следил за нарастающим потоком статей молодого ученого, предложить Цюрихскому университету выделить место адъюнкт-профессора на недавно образованной кафедре теоретической физики – первой в своем роде в Цюрихе. Но Эйнштейн оказался не единственным в списке кандидатов. Перед ним значился Фридрих Адлер, сын лидера австрийской социал-демократической партии. Но по ряду причин выбор в итоге пал на Эйнштейна. Точнее, после того, как Кляйнер посетил одну из лекций Эйнштейна в Берне. Только когда Эйнштейн улучшил стиль изложения и представил в Цюрихе хорошо принятую лекцию, Кляйнер поддержал запрос к факультету на одобрение его кандидатуры. Но прежде чем Эйнштейн официально стал профессором теоретической физики Цюрихского университета, Кляйнеру пришлось еще преодолеть антисемитские настроения на факультете.

15 октября 1909 года профессор Эйнштейн приступил к чтению лекций. За несколько месяцев до этого университет Женевы присвоил ему звание почетного доктора, а в сентябре 1909 года в австрийском Зальцбурге на конференции престижного Немецкого физического общества он прочитал ставшую знаменитой лекцию, в которой впервые привел неопровержимые доказательства корпускулярно-волнового дуализма в квантовой физике: свет представляет собой одновременно и частицы (кванты) и электромагнитные волны. Эйнштейн не знал, что в 1910 году немецкий физико-химик Вильгельм Оствальд впервые выдвинул его кандидатуру на Нобелевскую премию по физике за создание теории относительности.

Карьера Эйнштейн быстро шла в гору, но для Марич ситуация столь же стремительно ухудшалась. Его растущий успех и ее растущее чувство неудовлетворенности, его полная отдача работе и ее потребность во внимании и эмоциональной поддержке, его широкий круг друзей и ее изоляция – все это неизбежно разносило их в разные стороны. Перед переездом в Цюрих в сентябре 1909 года Милева не без нотки сарказма сообщала Элен о новом назначении мужа: «Не могу передать, как мы рады этому изменению, которое освободит Альберта от необходимости ежедневно проводить по восемь часов в офисе. Теперь он сможет полностью отдаться своей любимой науке, и только науке». Готовясь к переезду, 3 сентября она писала: «Мы покидаем Берн, где я провела семь лет, пережила столько приятных, но, должна добавить, и горьких, и тяжелых дней…Только хочу и надеюсь, чтобы слава не повлияла плохо на его человеческие качества».

Через месяц после приезда в любимый Цюрих Милева обнаружила, что опять беременна. 28 июля 1910 года она родила второго сына, Эдуарда. Роды были тяжелыми, она несколько недель болела. Врач, объясняя продолжительность болезни переутомлением, посоветовал нанять постоянную помощницу по хозяйству, но на зарплату адъюнкт-профессора они не могли себе этого позволить. В результате из Нови-Сада приехала мать Милевы и стала помогать по дому.

В свой первый семестр в Цюрихском университете (осень 1909 – зима 1910) профессор Эйнштейн предложил семинар и два лекционных курса на стандартные для первокурсников темы по механике (физика движения) и термодинамике (изучение тепла), и занимался своими исследованиями. В течение семестра его отношение к Милеве охладело еще сильнее, а она, беременная, с еще большей ревностью стала относиться тому, что он много времени уделял своей работе и дистанцировался от семьи. Снова ссылаясь на Зальцбург, она писала Элен: «Видишь ли, при такой известности на жену у него почти совсем не остается времени. Между строк [твоего письма] я чувствую ехидное замечание – дескать, я ревную к науке. Но что же мне делать? Тем – жемчуг, тем – щебень в волнах океана»^[1]. Что бы она ни имела в виду, она явно чувствовала себя у разбитого корыта. Благодаря Элен за поддержку и обращаясь с просьбой не забывать любящую подругу, она писала ей зимой 1909–1910 года: «Понимаешь, я не могу без любви, и была бы безумно рада услышать подтверждение (во что я почти верю) тому, что всему виной проклятая наука, поэтому охотно принимаю твою улыбку на сей счет» (M-KS, 102).

К сожалению, уже в начале супружеской жизни Эйнштейн не почувствовал (а если почувствовал, то не отреагировал), с какой горечью и расстройством жена пережила неудачу с дипломом, крушение карьеры и потерю ребенка. Конечно, ему приходилось преодолевать и собственные тяготы и неудачи, но у него в перспективе была работа и поддержка коллег-мужчин. Должность в Цюрихском университете стала лишь первой ступенью карьерной лестницы, по которой Эйнштейн поднимался к вершинам профессии физика. Вдохновленный признанием и сознавая необходимость содержать растущее семейство, он быстро перемещался с одной должности на другую в университетском мире, с каждым разом все больше отрываясь от жены и детей. Но в Цюрихском университете оставалось одно препятствие, которое нужно было как-то преодолеть: антисемитизм.

В марте 1910 года Эйнштейн получил предложение сделать очередной шаг по карьерной лестнице: занять должность профессора в немецком университете Карла-Фердинанда в Праге, которая тогда находилась в составе Австро-Венгрии (быть профессором в университете считалось не работой, а призванием). Должность также предполагала назначение его директором нового института теоретической физики. «Высока вероятность того, что меня призовут в крупный университет в качестве профессора со значительно большим окладом, чем я имею сейчас», – написал он матери в апреле 1910 года. Тем не менее 27 августа Эйнштейн писал Якобу Лаубу, что австрийские бюрократы, пропитанные духом антисемитизма, отказываются предоставить ему эту должность. Но постепенно бюрократы уступили, и в январе 1911 года министр культуры императора Франца Иосифа издал распоряжение о «призвании» Эйнштейна. В марте вся семья, включая восьмимесячного Эдуарда, переехала в Прагу. Милева с пессимизмом отнеслась к переезду. «Не могу выразиться иначе, кроме как сказать, что еду туда без радости и не ожидаю большого удовольствия от жизни там», делилась она с Элен (M-KS, 104). Ожидания Милевы оправдались. В письме Элен от декабря 1912 года она вспоминала, что хотя у них впервые появилось электричество и они часто посещали литературно-музыкальный салон, где встречались с Максом Бродом и, вероятно, с Францем Кафкой, они были недовольны снобизмом, бедностью, плохой водой и отсутствием игровых площадок для детей.

Кроме того, Милева постоянно получала напоминания о своем статусе аутсайдера в науке. Например, когда в Прагу приехал друг Альберта физик Пауль Эренфест, супруги Эйнштейн встретили его на железнодорожном вокзале и общались с ним в кафе. Только после того, как Милеве пришлось уйти, чтобы уделить внимание детям, разговор в кафе переключился на научные темы. В октябре 1911 года муж уехал в Карлсруэ на очередную встречу Общества немецких ученых и врачей, Милева осталась дома. «В Карлсруэ наверняка должно быть очень интересно, – с завистью писала она ему из Праги 4 октября. – Я была бы так рада побыть там хоть немного и повидать всех этих прекрасных людей». Письмо она подписала грустно: «Твоя старая Долли».

В конце 1911 года Цюрихский политехникум, переименованный в Швейцарскую высшую технологическую школу (ВТШ) и обзаведшийся докторантурой, положил глаз на своего выпускника Альберта Эйнштейна. Но бюрократов нужно было убедить, что должность профессора теоретической физики отнюдь не роскошна. Друг Эйнштейна Генрих Зангер, ученый-медик из Цюриха, организовал несколько рекомендательных писем, что помогло преодолеть антисемитские настроения. К возвращению в любимый Цюрих, тем более в ВТШ, Милева отнеслась с огромной радостью. Это должно было произойти в октябре 1912 года, к началу зимнего семестра. «У нас все хорошо, и мы мечтаем о Цюрихе, – написал Эйнштейн своему друге и коллеге Людвигу Хопфу 12 июня. – Там умер свирепый Вебер, так что и в личном плане это будет очень приятно».

Вебер умер в марте. Можно сказать, справедливость восторжествовала: Эйнштейн стал его преемником и в зимний семестр начал читать первый курс по только что признанной дисциплине – теоретической физике. Он стал и председателем дипломной комиссии по этому предмету. Одновременно упорно трудился над тем, что, через несколько лет интенсивных исследований, станет его величайшим достижением – общей теорией относительности. Если специальная теория описывала относительное движение наблюдателя при постоянной скорости, общая теория включала в себя и движение с ускорением. Эйнштейн открыл, что поскольку сила гравитации, действующая на объект вниз, и сила ускорения, действующая вверх, физически равны, то движение под воздействием гравитации вблизи массивного объекта, такого, как Земля, можно рассматривать как искривление пространства и времени в этой области. Но выразить это математически оказалось чрезвычайно сложно. Ему помог бывший однокурсник и давний друг Марсель Гроссман, на том момент профессор математики в ВТШ.

Появление Эльзы

В личном плане ситуация после переезда мало изменилась. Несмотря на радость от возвращения в Цюрих, Милева продолжала уже привычно жаловаться Элен. В декабре 1912 года, в последнем сохранившемся письме к подруге перед четырехлетним пробелом в их переписке, обусловленным тяжелым периодом жизни Милевы, она пишет:

«У нас все хорошо и все, и большие, и маленькие, рады, что Прага осталась позади…Старший Альберт стал знаменитым физиком. Профессионалы его высоко ценят и восторгаются им. Он полностью погружен в свои дела, можно сказать, только и живет ими. К стыду своему, должна признаться, что мы для него не важны и находимся на втором месте. Мы живем очень счастливо и очень тихо, поскольку муж не любит, когда мешают его работе».

В конце 1911 года в Брюссель на первую из знаменитых Сольвеевских конференций по физике собрались ведущие физики-атомщики, чтобы обсудить тему излучения и квантов. На основании своей работы по этой теме Эйнштейн был одним из ведущих участников. Присутствующие ученые были настолько впечатлены, что пригласили его посетить Берлин в апреле 1912 года. Это станет началом финального рывка Эйнштейна к вершине профессиональной карьеры. И одновременно – началом конца для Милевы.

Во время апрельского визита в Берлин Эйнштейн навещал родственников и мать, которая после смерти его отца, постепенно перебралась в Берлин, поближе к сестре и ее мужу. Именно там он возобновил общение с двоюродной сестрой Эльзой Левенталь, урожденной Эйнштейн, которую последний раз видел подростком. Сейчас ей исполнилось тридцать шесть. Ему было тридцать три. Эльза, родившаяся в городе Хехинген в швабском регионе на юго-западе Германии, была замужем за текстильным торговцем Максом Левенталем, от которого родила двух дочерей и сына, умершего в младенчестве. В 1902 году, обанкротившись, Левенталь один перебрался в Берлин. В 1908 году они с Эльзой развелись. Она с дочерьми переехала из Хехингена в Берлин и сняла квартиру этажом выше в доме, где жили родители. Макс Левенталь умер в 1914 году.

Разница в возрасте между Эльзой и Альбертом была такая же, как и между Альбертом и Милевой, но у Эльзы не было никаких карьерных амбиций, и ее вполне устраивала роль заботливой домашней хозяйки. Возвращаясь к Милеве в Цюрих, Эйнштейн 30 апреля 1912 года из Праги отправил письмо Эльзе, в котором написал, что поражен своей неспособностью любить мать, после чего заявил: «Но мне нужно кого-то любить, иначе жизнь просто несчастна. Этот «кто-то» – ты. Ты ничего не можешь с этим поделать, поскольку я не прошу у тебя разрешения. Я абсолютный правитель в преисподней моего воображения, или, по крайней мере, я решил так думать». Но 21 мая идет на попятную: «Я пишу тебе в последний раз и отдаюсь неизбежному, что и тебе следует… Ты знаешь, что я, как и ты, должен безропотно нести свой крест». Почти год Эйнштейн больше ничего не слышал от Эльзы. За этот год и без того эмоционально ранимая Милева сильно сдала как физически, так и психически. Понимая, что жизнь в Цюрихе не решит семейных проблем, Милева все глубже впадала в депрессию, которая усугублялась приступами ревматизма. Она обнаружила, что зимой ей трудно выходить на обледеневшие улицы, и все реже и реже стала посещать некогда любимые музыкальные вечера в доме профессора математики ВТШ Адольфа Гурвица.

Эйнштейн дал Эльзе свой служебный адрес. В марте она написала ему, поздравив с 34-летием, и попросила книжку о его работе для обычных читателей. 14 марта Эйнштейн ответил и предложил встретиться, «когда пути заведут тебя в Цюрих». «Тогда мы сможем приятно погулять (без моей жены, которая, к несчастью, ужасно ревнива), и я расскажу тебе обо всех замечательных явлениях, которые я обнаружил». 23 мая он написал: «Что бы я ни отдал, чтобы провести с тобой хотя бы пару дней, но без… моего креста!» (многоточие Эйнштейна). В октябре 1913 года ему удалось побыть с ней несколько дней в Берлине. Вернувшись в Цюрих, 10 октября он пишет: «Теперь у меня есть человек, о котором я могу думать с бесконечным удовольствием и ради которого могу жить». Что касается жены, «она о тебе не спрашивает и, думаю, недооценивает значение, которое ты для меня имеешь». Возможно, ради сохранения мира месяцем ранее Эйнштейн со своим «крестом» и детьми второй раз съездил в Нови-Сад, чтобы пообщаться с родственниками.

Кризис

Поездку Эйнштейна в Берлин в октябре 1913 года можно рассматривать как ответ на приезд в июле того же года двух ведущих немецких физиков – Макса Планка и Вальтера Нернста с супругами в Цюрих, которые сделали ему фантастическое предложение. Они информировали его, что, если не помешает прусская бюрократия, они готовы предложить ему беспрецедентный двойной пост в Берлине – во-первых, оплачиваемую должность в престижной Прусской академии наук, а во-вторых, должность профессора в Берлинском университете Гумбольдта без преподавательских обязанностей. Последнее предложение впоследствии было заменено на должность директора нового физического института кайзера Вильгельма, который собирались создать в рамках недавно образованного Общества кайзера Вильгельма по развитию науки (предшественник современного Общества Макса Планка). Эйнштейн стал именоваться директором института, хотя здание для того будет построено только в 1936 году на деньги, предоставленные американским Фондом Рокфеллера, несмотря на уже пришедший к власти нацистский режим. К тому времени Эйнштейн давно покинет Германию. (Институт в годы Второй мировой войны стал центром германских ядерных исследований).

Эйнштейн официально принял берлинское предложение только 7 декабря 1913 года. В этом же месяце, ближе к рождественским каникулам, Милева, немного окрепнув, тоже приехала в Берлин. Она остановилась у новых друзей Альберта, химиков Клары Иммервар Габер и ее мужа Фрица Габера. Они помогли ей снять квартиру в берлинском районе Далем, на Эренбургштрассе, 33, недалеко от своего дома. Но Милева понимала, что поездка в Берлин ничего хорошего ей не сулит. На нее должна была тяжело давить мысль, что Альберт – в цепких объятиях своей матери и Эльзы, а также его дядюшки и тетушки.

21 марта 1914 года Эйнштейн навсегда покинул Цюрих и один уехал в Берлин. В апреле он должен был приступить к работе. Мир стоял на пороге войны. Сначала Эйнштейн заехал в Голландию повидаться с родственниками и Паулем Эренфестом. 29 марта он поселился в арендованной квартире там же, в районе Далем, и пришел в офис близлежащего Института физической химии Кайзера Вильгельма, которым руководил Фриц Габер. Милеву с сыновьями он оставил на несколько недель в Швейцарии, чтобы Эдуард, уже страдавший хроническим заболеванием, мог поправить здоровье на курорте.

Милева с детьми приехала в Берлин около 19 апреля 1914 года. В доме Эйнштейнов разразилась война. В связи с этим из Италии в Берлин даже приехали супруги Бессо. Распад семьи никогда не бывает приятным. Накал страстей провоцировал на грубые слова и поступки. По воспоминаниям Анны Бессо, записанным в 1918 году после разговора с Милевой, перед приездом семьи Эйнштейн, не поставив в известность супругу, сдал в субаренду комнату в квартире. Это была грубая попытка выдавить ее из жилья. Во время последующего разговора на повышенных тонах, который мог повлечь за собой рецидив болезни Милевы, появилась Клара Иммервар и увела Милеву с детьми к себе домой, а ее муж взял на себя непростую роль посредника. По совету Габера Эйнштейн направил Милеве оскорбительный и унизительный перечень условий, на которых он позволит ей остаться жить с ним в его квартире. Он написал, что предлагает все это исключительно из-за желания не потерять детей. Бездушный перечень требований, более похожий на договор с прислугой, нежели с женой, показывает, как сильно развалилась их семейная жизнь.

Условия:

А. Вы должны следить за тем, чтобы:

1) моя одежда и постельное белье содержались в полном порядке;

2) чтобы мне подавали пищу три раза в день в моем кабинете;

3) чтобы моя спальня и кабинет содержались в чистоте и, в особенности, рабочий стол, которым никому нельзя пользоваться, кроме меня.

Б. Вы отказываетесь от любых личных контактов со мной кроме тех, которые абсолютно необходимо поддерживать на людях. В особенности вы не будете претендовать на:

1) мое пребывание в доме с вами;

2) мое сопровождение вас в поездках.

В. В своих отношениях со мной вы будете придерживаться следующих пунктов:

1) не ожидать от меня никакой близости и ни в чем не попрекать меня;

2) прекращать разговор со мной по моему требованию;

3) покидать мою спальню или кабинет немедленно и беспрекословно по моему требованию.

Г. Вы никаким образом – ни словами, ни действиями – не будете унижать меня перед моими детьми. (Выделено Эйнштейном).

Поразительно, но Марич согласилась на все условия и вернулась жить к Эйнштейну, вероятно, ради детей. Фриц Габер занялся подготовкой соглашения о раздельном проживании супругов. По условиям первоначального соглашения Марич должна была вернуться с детьми в Цюрих; Эйнштейну позволялось видеться с детьми только вне дома и без Эльзы; он будет оказывать финансовую поддержку Милеве и детям. Чтобы придать официальный статус документу, Габер организовал его заверение в адвокатской конторе. Марич и Габер пришли, но Эйнштейна представлял Бессо.

Позже Эйнштейн пытался объяснить ситуацию Элен Кауфлер-Савич, при этом называя жену домашним прозвищем: «Разъехаться с Мицей было для меня вопросом жизни. Наша жизнь вместе стала невозможной, даже угнетающей, но я не могу сказать почему. Поэтому я отдаю мальчиков, которых так нежно люблю».

Илл. 3.1

Эдуард, Милева и Ганс Альберт в Берлине, июль 1914 г. Фотография: Albert Einstein Archives c The Hebrew University of Jerusalem, Предоставлено the Emilio Segre Visual Archives, American Institute of Physics. С разрешения Leo Baeck Institute, New York.

28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну родине Милевы Сербии, тем самым положив начало Первой мировой войне. На следующий день Милева с сыновьями в сопровождении Бессо сели в поезд и отправились обратно в Цюрих. Эйнштейн, пришедший на вокзал с Габером, очень сокрушался из-за расставания с детьми. Говорят, он плакал весь день. Вечер он провел в доме родителей Эльзы (сама она благоразумно отсутствовала), а следующий день – в доме матери. Семейная жизнь кончилась.

Уолтер Айзексон пишет:

«Распад семьи шел по крутой спирали. Он эмоционально отстранялся, Марич мрачнела и погружалась в депрессию, и каждое действие подталкивало следующее. Эйнштейн стремился избежать болезненных личных переживаний, полностью погружаясь в работу. Марич, в свою очередь, горевала по поводу крушения собственных надежд и все больше обижалась на успехи мужа. Ревность вызывала враждебное отношение ко всем остальным, кто был близок с Эйнштейном, включая его мать (тут чувства были взаимными) и друзей. Ее недоверчивость была, в известной степени, вызвана отстраненностью Эйнштейна, но, одновременно, и причиной этого.

Триумф и трагедия

Поначалу Эйнштейн не хотел развода. Он сохранил за собой жилье, часто навещал Эльзу и, прежде всего, продолжал целиком погружаться в работу. Он отклонял многочисленные просьбы Эльзы развестись с Милевой и вступить в брак с ней. 12 декабря 1914 года Эйнштейн направил Милеве письмо, где оговорил финансовые условия поддержки ее и детей. Он предложил 5 600 немецких марок в год ежеквартальными выплатами, что составляло 47 % его берлинских доходов в 12 000 марок от получавшей государственную поддержку Прусской академии наук. Для сравнения: по сведениям Немецкого федерального банка и данным Фольсинга^[2], довоенная германская марка котировалась к швейцарскому франку как 83 к 100, таким образом 5 600 марок составляли 6 747 франков, то есть примерно 61 % дохода Эйнштейна за последний год как профессора теоретической физики в ВТШ.

В ноябре 1915 года Эйнштейн предложил Прусской академии наук для публикации в «Отчетах о заседаниях» первую из своих статей, посвященных одному из величайших достижений века – общей теории относительности. Теории, которая охватывала гравитацию с широким применением к космологии и происхождению Вселенной, предсказание гравитационных волн и таких вполне земных новшеств, как современная система глобального позиционирования (GPS). В то же время Эльза и ее родители продолжали давить на Эйнштейна, чтобы он развелся с Милевой и женился на Эльзе. Одним из аргументов было то, что двум почти взрослым дочерям Эльзы будет трудно найти себе женихов в приличном берлинском обществе, если их мать, разведенная женщина, даже уже при покойном муже будет иметь отношения с женатым мужчиной. Это не красит и самого́ знаменитого профессора.

Наконец Эйнштейн уступил. В феврале 1916 года он написал Милеве, предложив поменять раздельное проживание на развод и положить в основу бракоразводного контракта условия соглашения о раздельном проживании. Помимо ежегодных 5 600 марок, он предложил ей на содержание детей еще 6 000, оставшиеся от пражских доходов, Милева отказалась. К июлю она была в упадке сил, измученная сердечными болями, ревматизмом и крайней нервозностью. Генрих Зангер, ученый-медик из Цюриха и близкий друг Эйнштейнов, направил ее в санаторий и нашел гувернантку для ухода за детьми. Гувернантку вскоре заменили супруги Бессо, а потом приехала мать Милевы. Наконец давняя подруга Милевы Элен Кауфлер-Савич, которая из-за начавшейся войны переехала с дочерьми в район Лозанны, забрала ее детей к себе. Муж был вдалеке, занимался снабжением сербской армии.

Здоровье Милевы улучшилось лишь через год. К тому времени Эйнштейн отозвал свое предложение о разводе. Постепенно она смогла сама заниматься детьми. Но у Эйнштейна начались желудочно-кишечные проблемы, видимо, обусловленные язвой. Чтобы обеспечить лучший уход, Эльза помогла ему снять квартиру в доме, где жили она и ее родители.

31 января 1918 года Эйнштейн сделал предложение о разводе повторно. На тот момент продолжающаяся война обрушила курс немецкой марки по отношению к швейцарскому франку. Швейцария оставалась нейтральной страной. При курсе обмена 135 марок к 100 франкам Эйнштейну нужно было выплачивать ежегодно 9 108 марок, чтобы сохранить сумму обещанной ранее поддержки – 6 747 франков. Предполагая, что марка будет падать и дальше, а расходы семьи на здоровье и санаторное лечение расти, Эйнштейн, Марич или их финансовый советник пришли к соглашению, что для дальнейшего покрытия обязательств придется очень кстати денежный эквивалент Нобелевской премии (если Эйнштейн ее получит). 31 января 1918 года Эйнштейн, пользуясь юридическим языком с перечислением параграфов (что говорит о консультациях с юристом), предложил следующие условия: он будет выплачивать ей 9 000 марок ежегодно, из которых 2 000 должны поступать на депозит для детей. Он отметил, что «Нобелевская премия – в случае развода и ее присуждения мне – будет передана [уступлена] тебе полностью a priori». То, что он говорит о денежном вознаграждении, сопровождающем премию, ясно из следующих фраз, которые проясняют также слово «полностью»: «Тебе будет дано полное право пользоваться процентами. Основная сумма будет лежать на счету в Швейцарии и оставаться в нетронутом виде для детей». При таком сценарии, добавил он, вместо фиксированных 9 000 марок в год сумма процентов и его ежегодных выплат всегда будет составлять минимум 8 000 марок в год.

Письмо застало Милеву в более-менее нормальном состоянии, но на ней одной оставалась забота об Эдуарде, который в это время страдал от воспаления легких и ему требовалось восстановление здоровья в санатории в Арозе. Кроме того, сестра Милевы Зорка, которая приехала в Цюрих ухаживать за сестрой, сама пережила нервный срыв. Ее тоже надо было госпитализировать. Потом брат Милош, служивший врачом в сербской армии, пропал без вести на русском фронте. Оказалось, что он был захвачен русскими и отправлен на восток как военнопленный. Он пережил русскую революцию, но домой не �

Einstein’s Wife: The Real Story of Mileva Einstein-Maric

by Allen Esterson, David C. Cassidy, Ruth Lewin Sime

© Бавин С.П., перевод на русский, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Благодарности

Авторы выражают глубокую благодарность Альберто А. Мартинесу и анонимному рецензенту за тщательное прочтение рукописи и великолепные предложения.

Мы хотим искренне поблагодарить Рут Левин Сайм за ее вклад и Джеральда Холтона за советы.

Также выражаем благодарность сотрудникам Государственного архива в Загребе – Михаэле Барбарич за копии документов, представленных на илл. 1.1 и 1.2, и Божидару Керековичу за разрешение опубликовать их.

Великодушную помощь в поисках и получении фотографий, а также разрешение опубликовать их нам предоставили: Ор Орит Берла Барнеа (Архив Альберта Эйнштейна Еврейского университета Иерусалима), Майкл Симонсон (Институт Лео Бека, Нью-Йорк), Библиотека и архив Нильса Бора, Американский институт физики (Колледж-Парк, Мэриленд) и фотоархив Швейцарской высшей технической школы (Цюрих). Всем им глубокая благодарность.

Авторы благодарны Кэти Хелке и сотрудникам издательства MIT Press за всестороннюю помощь в публикации этой книги.

В дополнение к вышеупомянутым Аллен Эстерсон хочет поблагодарить Дэвида Кэссиди за то, что он на первой стадии подготовки итогового текста привел мои главы в пригодный для публикации вид.

Сокращения

После свадьбы Милева Марич стала Милевой Эйнштейн-Марич. Таким образом, до замужества, во время и после развода ее фамилия заканчивалась на «Марич». Исключительно для упрощения мы называем ее просто Марич.

Предисловие

Кем в реальности была Милева Эйнштейн-Марич, жена знаменитого ученого Альберта Эйнштейна? Они учились вместе физике и математике, но какую роль она сыграла (если об этом вообще можно говорить) в создании известнейших трудов своего мужа, которые изменили облик современной физики? Кем она была: незаметной помощницей или соавтором, первым слушателем или же первой скрипкой, яркой ассистенткой или скромной домохозяйкой, или той, без кого ничего бы не воплотилось в жизнь?

Имеет ли это значение? Разумеется, да, потому что труды Эйнштейна, его теория относительности, квантовая теория и атомная теория сформировали фундамент современной физики. Без подлинной истории того, как все произошло – как возникли эти фундаментальные теории, – мы не сможем понять их историческое значение. Более того, мы не сможем по-настоящему воздать честь за эти достижения, особенно если учитывать, как часто вклад женщин-ученых, особенно ученых жен или партнеров прославленных ученых-мужчин недооценивается, забывается или даже замалчивается.

За последние десятилетия многое написано в поддержку одной или нескольких ролей Милевы Эйнштейн-Марич, перечисленных выше, нередко – с яростной убежденностью. Наша книга представляет собой плавание в этих бурных морях, путешествие, обусловленное исторической необходимостью докопаться до истины, или, по крайней мере, постараться максимально к ней приблизиться. Мы делаем это ради Милевы и Альберта и ради истории современной физики. Такое путешествие видится особенно важным в эпоху преднамеренной лжи, фейковых новостей и «альтернативных фактов». Массив документальных свидетельств об этих экстраординарных личностях, их жизни и деятельности, ставший доступным в последние десятилетия, будет помогать нашему кораблю держаться верного курса.

Хорошо известно, что Альберт Эйнштейн, всемирно известный физик, «человек столетия» по мнению журнала Time, был женат. Но до 1990-х годов мало кто знал, что он был женат дважды, и первой его женой была женщина, одновременно с ним изучавшая математику и физику. Вторая жена Эйнштейна, Эльза, к науке никакого отношения не имевшая, известна гораздо больше, особенно в Соединенных Штатах. В 1920-е годы она сопровождала мужа в нескольких широко освещавшихся поездках по Америке, а в 1933 году супруги поселились в Принстоне (через три года Эльза умерла). Они поженились в 1919 году – в тот год, когда впервые получила общественное признание общая теория относительности Эйнштейна, одно из величайших достижений двадцатого века, принесшее ученому мировую славу.

Но его первая жена, Милева Эйнштейн-Марич, была с ним рядом и оказывала интеллектуальную и эмоциональную поддержку в первые, трудные годы его пути от студента-физика в 1896 году к вершинам профессии в 1914 году. О ней и их детях было мало что известно, да никого это особо и не интересовало. Только в 1986 году обнародование переписки Милевы Эйнштейн-Марич с Эйнштейном привлекло к женщине внимание широкой общественности. Письма находились в распоряжении первого сына Эйнштейна, Ганса Альберта и его семьи, которые жили тогда в Беркли, Калифорния.

История Милевы Эйнштейн-Марич охватывает множество аспектов, представляющих большой человеческий и научный интерес. Это становится ясно в процессе изучения борьбы одной женщины за реализацию своей мечты о научной карьере и исследования личных и научных отношений супружеской пары, которые, к сожалению, не сложились.

Внимание публики к захватывающей истории о жене Эйнштейна Милеве Эйнштейн-Марич привлек выход в свет первого тома «Собраний документов Альберта Эйнштейна» в 1987 году. Первый том, «Ранние годы, 1879–1902», охватывает юность, получение образования и начало карьеры молодого физика. Особый интерес в книге представляет первая публикация пятидесяти одного письма из переписки Эйнштейна и Марич, хранившихся в семье Ганса Альберта. Письма охватывают период с октября 1897 года по февраль 1902 года. Это период их совместной учебы и первых лет жизни после окончания Цюрихского политехникума (сейчас – Швейцарская высшая техническая школа Цюриха, ВТШ). В последующих томах опубликованы, соответственно, письма более позднего времени. Милева была сербкой, но свободно владела немецким – одним из официальных языков Австро-Венгерской империи. Все письма опубликованы в оригинале, на немецком языке, в сопровождении перевода на английский и в издании «Любовные письма», где представлены в более гладком переводе первое пятьдесят одно письмо и еще три, датированные 1903 годом).

Первый том «Собрания документов» также обратил внимание общественности на ранее малоизвестную, но впоследствии очень высоко оцененную биографию Милевы Эйнштейн-Марич, написанную сербской исследовательницей, профессором Десанкой Трбухович-Гюрич «В тени Альберта Эйнштейна: трагическая жизнь Милевы Эйнштейн-Марич». Первоначально труд был опубликован на сербском языке в 1969 году. С 1982 по 1995 год книга дважды выходила в переводе на немецкий и четыре раза – на французский язык, но никогда не печаталась на английском.

Тем не менее, эта биография (рассказанная через посредников) более чем любая другая известная ныне работа способствовала формированию господствующей версии жизни Милевы Эйнштейн-Марич и ее личных и научных отношений с Альбертом Эйнштейном в глазах общественности.

Прослеживая историю жизни Милевы, Трбухович-Гюрич утверждает, зачастую без цитирования источников или надежных свидетельств, что Марич была блестящим ученым и превосходила Эйнштейна в математике, если не в физике. Более того, благодаря профессиональному сотрудничеству с супругом, Марич, предположительно, была непризнанным соавтором его знаменитой статьи 1905 года о теории относительности. Если это заявление правдиво, значит, в очередной раз (как бывало и в прошлом, и в наши дни) вклад жены в работу своего великого мужа остался неизвестным широкой публике, был забыт историками и, видимо, успешно замалчивался ее супругом.

18 февраля 1990 года, спустя почти три года после выхода первого тома «Собрания документов Альберта Эйнштейна», в рамках ежегодной конференции Американской ассоциации содействия развитию науки (AAAS), проходившей в Новом Орлеане, состоялась научная сессия «Молодой Эйнштейн». Она привлекла большое внимание к истории Милевы Марич и ее супружеской жизни с Альбертом Эйнштейном. Большинство выступавших на сессии представили научную переоценку раннего периода биографии Эйнштейна, его культурного окружения и философии. Но два участников, Сента Трёмель-Плётц и Эван Харрис Уокер, которые ранее никоим образом не занимались Эйнштейном, воспользовались возможностью презентовать англоязычной публике полномасштабную интерпретацию личности Марич и ее научных отношений с Эйнштейном. Уокер, скончавшийся в 2006 году, – физик, работал в Баллистической научно-исследовательской лаборатории армии США в Мэриленде, был президентом Института исследования рака Уокера, который основал в 1981 году, и автором работ по парапсихологии. К 1990 годам его склонность к псевдонауке уже была хорошо известна. Трёмель-Плётц – немецкая лингвистка и психотерапевт.

В основу своих докладов Трёмель-Плётц и Уокер положили книгу Трбухович-Гюрич и переписку Эйнштейна и Марич. Каждый из них, независимо друг от друга, настойчиво выдвинул идею, что Милева Эйнштейн-Марич внесла значительный вклад в ранние работы Эйнштейна. В крупной статье, основанной дискуссии в журнале Women’s International Forum, Трёмель-Плётц назвала Марич «женщиной, которая делала за Эйнштейна всю математику», и несправедливо непризнанным соавтором знаменитых статей 1905 года. Докладчица утверждала, что три его главных статьи «были написаны в Берне, когда Альберт Эйнштейн работал в швейцарском патентном бюро, и написаны совместно с его женой».

В докладе для AAAS Уокер приводит цитаты из писем Эйнштейна своей будущей жене, из которых делает вывод: «Даже по словам самого Эйнштейна ясно, что Милева была соавтором специальной теории относительности». Далее он высказывает предположение: «Самые причудливые идеи, которые стали отправной точкой теории относительности, принадлежали Милеве, в то время как общая формулировка теории была сделана Альбертом».

Необоснованные и внезапные заявления о Милеве Эйнштейн-Марич и ее муже немедленно привлекли огромный интерес публики и медиа и поток книг и статей о явной несправедливости по отношению к «первой жене Эйнштейна». Она казалась самым ярким и вопиющим примером того, как история забывает, порой сознательно, о вкладе, который вносили ученые-женщины – жены и партнеры – в великие достижения ученых-мужчин. Таким образом, в историю раннего периода современной физики требовалось срочно вносить исправления. Многие появившиеся впоследствии популярные работы согласно повторяли и порой приукрашивали утверждения, высказанные их предшественниками, в некоторых случаях полностью пренебрегая принятыми правилами научно-популярной литературы. За годы сложилась так называемая история Милевы. Она вошла в общественное сознание как общепринятое свидетельство непризнанного сотрудничества Милевы Эйнштейн-Марич со своим бывшим мужем и ее вклада в его научные достижения. Но одновременно специалисты по Эйнштейну, проведя более тщательное исследование на основании доступных документальных источников, опровергли большую часть утверждений, на которых история и была выстроена. Как писал историк науки Альберто Мартинес: «Мне хотелось, чтобы она оказалась тайным соавтором. Но мы должны отложить в сторону наши умозрительные заключения и оперировать фактами».

В 1990-е годы аргументация историков против «Истории Милевы» стала еще более убедительной с распространением множества новых документов и информации, касающейся взаимоотношений Милевы и Альберта. Начиная с 1987 года, эти материалы частично становятся доступны онлайн и в печатном виде в вышедших томах «Собрания документов Альберта Эйнштейна» – как на языке оригинала, так и в переводе на английский. Сейчас они охватывают период до 1927 года и включают переписку Эйнштейна и Марич и переписку Эйнштейна с друзьями и коллегами, имеющую отношение к его работе, статьям и семейной жизни, к их с супругой договору о раздельном проживании 1914 года, разводу 1919 года, а также документы, проясняющие отношение Марич к денежной части Нобелевской премии, и другие сопутствующие бумаги.

Помимо материалов, включенных в «Собрание документов», важное значение имеют табели успеваемости Марич в средней школе и в политехникуме, а также ее письма к Элен Кауфлер-Савич, ближайшей подруге и доверенному лицу со времен Цюриха, охватывающие период с 1899 по 1932 год. Последние были впервые опубликованы полностью в 1998 году в оригинале на немецком языке с параллельным переводом на сербский, и позже – в переводе на английский.

Кроме этих широкодоступных первичных источников, появились и новые содержательные биографии Эйнштейна, в которых можно найти более подробные и подтвержденные свидетельства о Милеве Марич и ее отношениях с Эйнштейном. Они начинают оказывать заметное влияние на общественное представление и понимание ее реальной истории.

После 1990 года вскрылось значительное количество вторичных и первичных источников. Сейчас, по прошествии почти трех десятилетий с зарождения «Истории Милевы», имеет смысл на основании всех доступных свидетельств (старых и новых) пересмотреть многие компоненты исторических утверждений. Мы решили сделать это в три этапа:

1. Создание биографического очерка о Милеве Марич и о ее отношениях с Альбертом Эйнштейном с опорой на существующие документы, которые показывают, как все было на самом деле. (Дэвид Кэссиди).

2. Исследование роли Милевы Марич в общем контексте борьбы женщин за право заниматься наукой в начале двадцатого века; там же предлагается краткий обзор литературы по этой теме. (Рут Левин Сайм).

3. Глубокий анализ происхождения и содержания «Истории Милевы», основанный на доступных источниках и свидетельствах и показывающий, чего не было на самом деле. (Аллен Эстерсон).

Такой трехсторонний подход также показывает, как далеко могут заводить заблуждения, если не соблюдаются законы исторической и документальной литературы. Но более важно то, что он раскрывает реальную историю небезупречной, но смелой и решительной молодой женщины, которой, по ряду причин, не удалось осуществить свою мечту о карьере и семейной жизни. Реальная и полная история Милевы Марич окажет гораздо более значимую услугу ей – и читателям, которые оценят ее роль как женщины, показавшей пример другим молодым женщинам, стремящимся получить высшее образование и найти свой путь в науку. Это гораздо важнее, чем любые преувеличенные или необоснованные заявления относительно ее деятельности, появлявшиеся в избытке в предыдущие десятилетия.

История этой книги началась в 2006 году, когда Аллен Эстерсон, независимый британский ученый, поставил перед собой непростую задачу – на основе доступных свидетельств проанализировать и оценить множество появившихся в прессе и других медиа работ, посвященных Милеве Эйнштейн-Марич и ее предполагаемой роли в достижениях Эйнштейна. Большинство результатов он публиковал в виде эссе на своем вебсайте http://www.esterson.org. В 2010 году он начал собирать эти эссе в рукопись будущей книги и почти завершил дело, но в конце 2013 года тяжело заболел и не смог продолжить задуманное. На следующий год Кэссиди согласился помочь ему довести дело до конца. К счастью, в 2017 году Эстерсон достаточно восстановился, чтобы написать то, что сейчас является третьей частью данной книги. Это полностью его работа. Одновременно Кэссиди создал биографический очерк о Милеве и Альберте (первая часть книги). Кроме того, Рут Левин Сайм, хорошо известный биограф Лизы Мейтнер, написала яркий очерк о борьбе женщин, которые, подобно Милеве Марич, стремились в науку. Он составляет вторую часть книги.

Доказательства

«История Милевы» утверждает, что Милева Эйнштейн-Марич внесла существенный вклад в научные достижения Альберта Эйнштейна, особенно сделанные в тот «чудесный» 1905 год, и что она должна по праву именоваться соавтором одной или нескольких статей, появившихся в то время. Столь серьезное заявление относительно научных достижений такого масштаба требует максимально четкого понимания всех аспектов произошедших событий и их роли в формировании современной физики. Как говорится, сильные заявления требуют сильных доказательств.

История и журналистика не относятся к точным наукам. Прошлого больше не существует, и мы не в состоянии тщательно проследить, что происходило, не в состоянии точно зафиксировать мысли и мотивы действующих лиц в тот момент, когда все случилось. Но у нас есть разнообразные документы, письма, воспоминания и прочие свидетельства конкретного времени, имеющие отношение к конкретным событиям, и они могут помочь нам понять, что происходило на самом деле и почему. Но они редко оказываются исчерпывающими, и зачастую остаются существенные пробелы (как в нашем случае). Кроме того, всегда требуется взвешенная оценка и интерпретация событий прошлого. Впрочем, на протяжении столетий сформировались общепризнанные методы и стандарты оценки ключевых моментов прошлого и соответствующих умозаключений. Большинство из них основаны на здравом смысле. Однако надо уточнить, что для желания заглянуть в прошлое и написать об этом не на профессиональном уровне не обязательно быть ученым или опытным журналистом, но надо быть готовым уделить определенное время и силы, чтобы ознакомиться с общепринятыми процедурами и правилами анализа свидетельств и их представления.

Материалы прошлого, которые представляют собой исторические «свидетельства», подразделяются на целый ряд категорий разной степени достоверности, полезности и доступности – от современных документов, писем, дневников, фотографий и черновиков до воспоминаний и слухов, появляющихся постфактум, порой через десятилетия. Подобно античным артефактам, что находят на месте археологических раскопок, каждый компонент доказательств требует тщательного критического рассмотрения с учетом источника, контекста (научного, культурного, персонального) и даже значения слов и фраз, употреблявшихся в соответствующее время.

Те, кто создавал и обосновывал «Историю Милевы», в подтверждение своих доказательств часто цитируют чужие слова, причем почти всегда произнесенные спустя много лет после событий. Слухи можно определить как «пересказ того, что кто-то якобы говорил кому-то». В случае с Эйнштейном и Марич такого рода факты часто передавались от одного «слышавшего» к другому на протяжении многих лет. Мартинес приводит список из двадцати исторических источников, ранжированных по степени достоверности. Свидетельства с чужих слов, пересказываемые на протяжении ряда лет, находятся в самом низу этого списка, даже ниже воспоминаний и интервью, записанных спустя примерно аналогичный промежуток времени. Столь низкая степень достоверности – причина того, что, в частности, суд не принимает к рассмотрению любого рода показания с чужих слов. Ни один суд присяжных не подтвердит вину подозреваемого «без исчерпывающих доказательств» на основании показаний свидетелей, которые будут настаивать, что слышали, как кто-то сказал, что обвиняемый признавался, что совершил преступление. По этой же причине те, кто хочет подвести прочную базу под важное историческое утверждение, полагаются преимущественно на более надежные свидетельства непосредственно с «места преступления»: верифицируемые записки, письма, сообщения по электронной почте, дневники и черновики, созданные непосредственно во время события.

Чтобы убедиться в крайней ненадежности слухов, достаточно вспомнить детскую игру в испорченный телефон и понять, что конечное сообщение в итоге сильно отличается от первоначального. Если речь идет о воспоминаниях, результат может еще больше расходиться с истиной, даже в случае воспоминаний непосредственных участников. Иэн Хантер в книге «Память» описывает эксперимент, который провели два психолога из Кембриджского университета. Не предупредив участников, они записали на магнитофон ход одного заседания кембриджского психологического общества. Через две недели они попросил всех, кто на нем присутствовал, записать все, что они могут вспомнить о прошедшем заседании. Оказалось, что 42 % тезисов воспроизведены неверно, а часть упомянутого вообще не имела никакого отношения к реальности. «Короче говоря, все, что подняли из памяти, оказалось не только фрагментарным, но еще и искаженным, а многое из того, что “вспомнилось”, вообще не происходило».

Сообщая о результатах не настолько давнего эксперимента, Мика Эдельсон пишет: «Человеческая память поразительно восприимчива к социальному влиянию…Наши воспоминания зачастую неточны. Наиболее распространенные источники ложных воспоминаний – социальное давление и межличностное влияние». Можно сказать еще шире, как делает Чарльз Фернихо в своем исследовании процессов запоминания: «Обнаружение богатых ложных воспоминаний показывает, что искажение информации особенно сильно, когда различные люди, но в особенности члены семьи, предоставляют пересекающуюся информацию. Эффект нарастает в случае коллективного воспоминания… Процесс, при котором воспоминание о событии включает ошибочную информацию, предоставленную другими людьми, называется “социальным заражением”». Популяризаторы науки Хайфилд и Картер добавляют к этому скептицизм в отношении того, что они называют «городским фольклором» с его тенденцией «преувеличивать значение местных героев и героинь».

Тем не менее, слухи и воспоминания, пусть даже искаженные и не достоверные, не следует отбрасывать автоматически. В данном случае они, по крайней мере, показывают, что считают подлинными событиями люди, имеющие отношение к семье Марич. Подобно древним сагам и легендам, передаваемым из поколения в поколение, то, что доходит до нас из прошлого, может содержать зерно истины, которое достойно внимания в настоящем.

Мы начинаем с описания жизни и борьбы Милевы Марич, которую ей пришлось вести, чтобы преодолеть преграды, стоявшие в конце девятнадцатого века на пути женщин, стремившихся получить высшее образование и заняться наукой. Мы расскажем о ее учебе и отношениях с другим студентом-физиком, Альбертом Эйнштейном.

Часть I. Милева и Альберт

Дэвид Кэссиди

Глава 1. Две траектории

Милева Марич с самого начала проявляла мужество, решительность и незаурядные амбиции. Ей удалось преодолевать физическое недомогание, демонстрировать выдающиеся способности, переходя из школы в школу, стать одной из первых женщин в Австро-Венгрии, добившихся права получить высшее образование. Она нашла в себе силы оставить семью и родную Сербию и перебраться в Швейцарию, чтобы попытаться реализовать свою мечту.

Появление Милевы

Милева Марич родилась 19 декабря 1875 года в городе Тител в преимущественно сербской провинции Воеводине на южной границе Венгрии. В то время Венгрия вместе с Австрией составляла Австро-Венгерскую империю со столицей в немецкоязычной Вене. К югу от венгерской границы располагалось королевство Сербия, которое на момент рождения Милевы оставалось частью Османской империи. Оно обрело независимость в 1878 году. На западе лежала Хорватия, тогда входившая в состав Венгрии.

Большинство населения Воеводины составляли сербы, православные христиане, потомки тех, кто в предыдущие века бежал на север и запад, в венгерские провинции от вторжения турок-мусульман. После образования Австро-Венгерской империи в 1867 году, упадок Османской империи и сербская независимость ускорили панславистское культурное и политическое возрождение. Стремление к национальному единству достигло своей кульминации в конце первой мировой войны и выразилось в появлении Королевства сербов, хорватов и словенцев, которое в 1929 году превратилось в Королевство Югославия. Сегодня Воеводина – автономная провинция Сербии.

Согласно биографическим свидетельствам, авторы которых нередко пренебрегают ссылками на источники, отец Милевы, Милош Марич, родился в 1846 году в крестьянской семье в городке Кач, Воеводина. Кач находится недалеко от города Нови-Сад, политической и культурной столицы Воеводины. Нови-Сад в 1694 году основали сербские купцы, которые, избегая давления османских турок и «германцев», иммигрировали в Венгрию из Австрии, и переправились через Дунай.

Милош Марич в возрасте шестнадцати лет приехал в Тител, чтобы поступить на военную службу. Венгрия на своих южных границах создала военный кордон в качестве буфера против Османской империи и хорошо укрепила его, призвав на службу местное население. Основное обучение Марич прошел в военном училище батальонных командиров для офицеров запаса в Тителе. Училище было немецкоязычным, и хорошее владение немецким языком и математикой впоследствии открыло для него двери в гражданской службе.

Через пять лет жизни в Тителе Милош женился на Марии Ружич, дочери одного из самых богатых землевладельцев города. Двое их старших детей умерли в младенчестве, и таким образом Милева стала первым выжившим ребенком в семье. Позже у нее появилась сестра Зорка и брат Милош-младший. Когда Милева начала ходить, у нее обнаружили врожденный вывих левого бедра – особенность, доставшаяся по наследству по материнской линии. Этим же недугом страдала и ее сестра Зорка. В результате Милева всю жизнь заметно хромала.

Начальная школа

Когда османская угроза рассеялась, Венгрия сняла военные пограничные кордоны. В год рождения Милевы Милош вернулся к гражданской жизни. Сколотив приличное состояние благодаря приданому жены и хорошей зарплате чиновника в судебных органах в соседнем Вуковаре, он приобрел большое поместье в родном Каче с земельными угодьями, на которых трудились местные крестьяне. Позже он построил на своих землях просторный двухэтажный дом, который стал любимым местом летнего отдыха для семьи и друзей. В 1877 году он получил должность клерка в окружном суде города Рума, Воеводина. В Руму, расположенный в тридцати километрах к югу от Нови-Сада, перебралось все семейство. Милош начал работать, а Милева в 1882 году в возрасте шести лет пошла в школу.

Проучившись четыре года в начальной школе Румы, Милева осенью 1886 года поступила в Сербскую высшую школу для девочек в Нови-Саде («высшая» в данном случае означает более продвинутый уровень обучения). Заботливый отец снял ей в столичном городе комнату с питанием у местной вдовы.

В начальной школе Милеве из-за ее хромоты приходилось терпеть много насмешек от одноклассников. «Понятной реакцией на такое отношение было ее желание уйти в себя и избегать других детей», – пишет Милентиевич. И в последующие годы она отличалась неразговорчивостью. Есть сведения, что во время учебы в Руме и Нови-Саде Милева уже демонстрировала большие способности. Как пишет Трбухович-Гюрич, учительница в Руме говорила ее отцу: «Внимательно относитесь к этому ребенку! Она редкий феномен». Дорд Крстич пишет: «По окончании учебного года [в Нови-Саде] она получила оценку “отлично” по всем предметам». Кроме того, в 1961 году бывшая одноклассница Милевы говорила Крстичу, что Милева была самой яркой девочкой в классе: «Она всегда все знала». Названные авторы не углубляются в детали, но можно предположить, что отец Милевы был готов дать ей возможность получить образование, соответствующее ее способностям, несмотря на существовавшие тогда препоны для женщин в системе образования.

Европейские школьники обычно посещают начальную школу в течение четырех-пяти лет. Милева проучилась в Руме четыре года. Тем, кто собирался получать университетское образование и заниматься профессиональной карьерой, нужно было проучиться еще девять лет в средней школе, которые часто назывались гимназиями. Таким образом, школьное обучение до поступления в университет длилось четырнадцать лет (а не двенадцать, как в американских школах). В гимназиях того времени было принято раздельное обучение, и в таких странах, как Австро-Венгрия, где женщины не имели возможности получать высшее образование, их посещали исключительно мальчики. В учебных программах большое внимание уделялось классическим языкам и литературе. После успешного окончания гимназии желающие продолжить образование должны были, помимо выпускных экзаменов, сдать дополнительный экзамен на аттестат зрелости (Matura или Abitur по-немецки), дающий право претендовать на получение высшего образования.

Средняя школа

Поскольку женщинам в Австро-Венгрии не разрешалось обучаться в университетах, не говоря уж о получении ученых степеней, Милева после окончания начальной школы не могла продолжить обучение в гимназии. Вместо этого она поступила в Сербскую среднюю школу для девочек в Нови-Саде, программа которой соответствовала первым годам обучения в гимназии. Такой уровень образования для женщин, очевидно, считался достаточным, чтобы они впоследствии были в состоянии направить своих сыновей на путь получения высшего образования и развития профессиональной карьеры, заказанный их матерям.

Проучившись год в Нови-Саде, осенью 1887 года Милева перешла в другую среднюю школу – Королевскую неполную среднюю школу в городке Сремска-Митровица, расположенный на реке Сава («неполная» – относительно гимназии), недалеко от семейного дома в Руме. Милентиевич обосновывает этот переход ее желанием посещать «школу, лучше отвечающую ее учебным способностям». Милева проучилась четыре года в «средней школе». Ей исполнилось четырнадцать, а в этом возрасте, как пишет Рут Левин Сайм, «обучение в государственных школах для девочек заканчивалось». Но вместо того, чтобы провести «несколько следующих лет в помощи по дому, шитье и мечтах о замужестве», как делало большинство девушек Австро-Венгрии в ту эпоху, Милева была решительно настроена продолжить учебу в настоящей гимназии, чтобы иметь возможность получить высшее образование. И они с отцом нашли выход. Двенадцать лет назад Королевство Сербия обрело независимость от Османской империи. Сербия открыла доступ женщинам в свои университеты, а это означало и возможность посещения гимназий.

Гимназия

Милева отправилась за границу, в сербский город Шабац, что ниже по течению Савы, западнее Белграда, столицы Сербии. Осенью 1890 года она была зачислена в пятый (из девяти) классов Королевской сербской гимназии и провела там два года. Но в 1892 году семью Марич ждали большие изменения. В декабре 1891 года по распоряжению правительства Милош Марич получил новое назначение и с мая 1892 года должен был приступить к работе в качестве чиновника Верховного суда в Загребе, столице Хорватии, которая тогда была провинцией Австро-Венгрии. В мае семейство Марич перебралось из Румы в Загреб, и Милеве пришлось покинуть гимназию, не окончив шестой класс.

Однако отец Милевы как чиновник Верховного суда сумел получить для дочери разрешение на посещение Королевской мужской высшей гимназии (также известной как Королевская классическая гимназия) в Загребе. Осенью 1892 года Милева сдала вступительные экзамены и начала посещать занятия. В следующем учебном году она даже стала получать стипендию.

Хорватский государственный архив в Загребе любезно предоставил Аллену Эстерсону документы, в том числе табели успеваемости, касающиеся двух лет пребывания Милевы в этой гимназии (Табели представлены на илл. 1.1. и 1.2, перевод – в Приложении А). Судя по бумагам, она была принята в 1892 году в шестой класс гимназии, который был обозначен как «VI-a», из чего можно сделать вывод, что существовал еще параллельный класс.

Программа обучения в загребской гимназии имела заметный языковой уклон. Помимо двух традиционных языков, стандартных для «классической» гимназии, Милева посещала также занятия по немецкому и хорватскому, то есть изучала одновременно четыре языка. Судя по школьным документам, в классе в первый год ее обучения было около сорока учеников, во второй – шестьдесят. И если в первый год в государственной школе было еще два частных ученика, то во второй – только Милева. Какого пола были другие ученики, неизвестно.

Милева хорошо себя проявила в мужской гимназии. За первый год обучения она почти по всем предметам получила «очень хорошо», в том числе и по математике. По греческому языку – «отлично», единственная высшая оценка в классе. Но потом что-то изменилось. На второй год обучения Милевы в загребской гимназии (1893–1894 года) большинство оценок снизились на балл, а по двум предметам она даже получила «удовлетворительно». Можно только догадываться, почему так произошло. На ум приходят два объяснения. Первое – она заболела, и это повлияло на оценки. Трбухович-Гюрич пишет, что к концу второго года у нее начались проблемы со здоровьем. Вероятно, поэтому она даже перенесла выпускные экзамены с июня на сентябрь 1894 года.

Второе объяснение связано с тем, что она в том году получила разрешение от министерства образования посещать занятия по физике, которые по физике были исключительно прерогативой учеников мужского пола. Дерзость одной из немногих (если не единственной) представительниц женского пола использовать высокий административный ресурс, чтобы пробиться в мужской мир физики, могла вызвать недоумение и даже негативное отношение со стороны других учащихся. Ее успеваемость (или оценки ее успеваемости учителями-мужчинами) снизилась по всем предметам, за исключением латыни. Предыдущие «очень хорошо» по математике и немецкому опустились до «хорошо» и «удовлетворительно»; оценка за первый семестр по физике тоже едва вытянула на «удовлетворительно». Однако Милева, невзирая на ситуацию, никогда не опускала рук и делала все, что в ее силах. Она умела бороться. Министерство образования выпустило специальное разрешение посещать занятия по физике только 14 февраля 1894 года, перед началом второго семестра. Теперь, когда все препятствия были сняты, ее оценки внезапно улучшились. Как видно по переводу в Приложении А, оценки Милевы за последний семестр за отложенные экзамены 4 сентября 1894 года по всем предметам оказались «хорошо», за исключением математики и физики. Оценка за математику поднялась с «хорошо» до «очень хорошо», а по физике – на два балла, с «удовлетворительно» до «очень хорошо».

Илл. 1.1

Табель успеваемости Милевы Марич, VI-a класс, Королевская классическая гимназия, Загреб, Хорватия, 1892–1893. Перевод и примечания архивиста Михаэлы Барбарич. См. Приложение А. Предоставлено Государственным архивом в Загребе.

Илл. 1.2

Табель успеваемости Милевы Марич, VII класс, Королевская классическая гимназия, Загреб, Хорватия, 1893–1894. Примечания архивиста. См. Приложение А. Предоставлено Государственным архивом в Загребе.

В этом семестре Милева получила свои лучшие оценки по математике и физике, но они все равно еще не дотягивали до «отлично». Некоторые авторы слегка затушевывают эти результаты, можно сказать, даже искажают. Трбухович-Гюрич, которая, вероятно, видела подлинные табели Милевы, пишет весьма двусмысленно: «Она сдала последние экзамены за седьмой класс в сентябре 1894 года с лучшими оценками по математике и физике. Если говорить точнее, в том семестре она получила свои лучшие оценки по этим предметам.

Женская гимназия Цюриха

Сдав в 1894 году экзамены в Загребе, Милева отправилась с отцом в Цюрих. Швейцария была одной из немногих европейских стран, где не существовало никаких ограничений для женщин в получении высшего образования и защите диссертации. Университет Цюриха начал принимать студентов женского пола в 1864 году, другие швейцарские высшие учебные заведения, включая Цюрихский политехникум, последовали его примеру в 1872 году. Многие состоятельные женщины из аристократических семейств, которые могли позволить себе дорогостоящие путешествия, отправлялись во Францию и Швейцарию из разных стран, где не имели права получать высшее образование. Владеющие немецким языком (как Милева Марич) обычно ехали в немецкоязычную северную Швейцарию, а владеющие французским (как Мария Склодовская, впоследствии Склодовская-Кюри) – во Францию. Венский университет начал принимать женщин только в 1897 году. Гимназии оставались недоступны для женщин, но те могли поступать в университеты, если каким-то образом ухитрялись сдать экзамен на аттестат зрелости. Например, в 1901 году австрийский физик Лиза Мейтнер, пройдя интенсивный курс частной подготовки, сдала экзамен на аттестат зрелости в мужской гимназии Вены. В том же году она поступила в Венский университет, а в 1906 году стала второй женщиной, защитившей докторскую диссертацию по физике в этом университете. В Цюрихском университете первую докторскую диссертацию защитила студентка медицинского факультета из России еще в 1867 году.

В ноябре 1894 года Милева поступила в женскую гимназию Цюриха. Отец снял ей комнату с пансионом в доме фрейлейн Бехтольд (это был один из многих домов, где предоставляли подобные услуги студентам Цюриха). Но в семье Марич возникли проблемы. Крстич пишет, что отец Милевы страдал от ревматизма. В июне 1895 года, когда Милева окончила первый год учебы в Цюрихе, ему пришлось взять в Верховном суде Загреба оплачиваемый отпуск по болезни. В январе 1896 года в возрасте сорока девяти лет он вышел в отставку с пенсией, приблизительно равной его годовому доходу, но в нее не входила оплата жилья, которую он получал ранее. Вскоре после Милош с женой и остальными детьми вернулся из Загреба в Воеводину и купил дом в Нови-Саде, где они и поселились. Отныне и Милева станет считать Нови-Сад своим домом. Ее отец умер в 1922 году.

В отличие от гимназии Загреба, женская школа в Цюрихе не только готовила своих воспитанниц к экзамену на аттестат зрелости и его стимулировала его сдавать, но и делала все возможное, чтобы они его получали, тем самым обретая право на дальнейшее обучение в высших учебных заведениях. Трбухович-Гюрич опубликовала факсимиле вступительного сертификата Милевы для поступления в женскую гимназию Цюриха (T-G 1983 и 1988, 32). Согласно этому документу, она успешно сдала экзамены, но от нее требовалось пройти частные курсы подготовки по французскому и, предположительно, по истории, географии, зоологии и ботанике. Ботанику и зоологию она один год изучала в Загребе, но французский там не был предусмотрен. Изучения французского в Шабаце, после чего, по некоторым сведениям, Милева еще брала частные уроки, оказалось явно недостаточно. Знание французского как одного из четырех государственных языков Швейцарии (три других – немецкий, итальянский и романшский) было необходимым условием для сдачи экзамена на аттестат зрелости. Милева изучала историю и географию, но языки, вероятно, преподавались с ориентацией на Сербию и Хорватию, а не на Швейцарию.

Поступление в политехникум

Милева сдала экзамен на аттестат зрелости весной 1896 года, но не в Цюрихе, а в Швейцарском государственном медицинском университете в Берне. Видимо, в тот момент она намеревалась посвятить себя медицине. Оценки, которые она получила по окончании женской гимназии Цюриха и за экзамен на аттестат зрелости, не найдены. Трбухович-Гюрич предоставляет внушительный список школьных предметов с фамилиями преподавателей, включая учителей математики и физики, вероятно, по публикациям самой школы, но оценок не приводит.

Однако у нас есть комплект экзаменационных оценок Милевы за 1896 год. Прослушав курс медицины в летний семестр 1896 года, она решила заняться физикой и математикой в Швейцарском политехническом институте, или Цюрихском политехникуме, к чему приступила с зимнего семестра (учебный год состоял из зимнего и летнего семестров). Бывший Политехникум (ныне ВТШ) опубликовал в интернете все документы, касающиеся ее учебы, в том числе табели успеваемости по семестрам и свидетельство об окончании учебного заведения. Трбухович-Гюрич опубликовала факсимиле первой страницы матрикула и полностью – свидетельства, уместившегося на одной странице, перечислив курсы, которые Милева прослушала, и средние оценки по каждому из них. На первой странице указано, что Милева для поступления предоставила «федеральный медицинский аттестат зрелости». По какой-то причине, вероятно, имеющей отношение к аттестату зрелости именно медицинского университета, администрация Политехникума потребовала от нее сдачи экзаменов по математике и начертательной геометрии, но по остальным восьми предметам пересдача не понадобилась. Оценки на этих экзаменах варьируются от «3,5» до «5» (при общей шкале от «1» до «6», где «6» – наивысший балл), и в итоге Милева получила среднюю оценку «4,25» из «6». Она сдала экзамены и тут же переключилась с медицины в университете на физику и математику в политехникуме. (В 1911 году политехникум стал называться так, как и в наше время – Швейцарская высшая техническая школа.)

Милева поступила в швейцарский политехникум в октябре 1896 года. Планировала ли она карьеру университетского профессора или собиралась преподавать физику и математику в гимназии – неизвестно. Какой бы ни была цель, Милева прекрасно понимала, что и в медицине, и в преподавательской деятельности в университете или гимназии существовали строгие гендерные ограничения, и мало кому из женщин удавалось преуспеть в этих профессиях. Но никакие препятствия и помехи в процессе учебы не могли ее остановить. Биограф Эйнштейна Уолтер Айзексон пишет, что целеустремленность ее не может не вызывать восхищения: «В наши дни, когда спустя столетие те же проблемы порой по-прежнему всплывают, мужество, которое продемонстрировала Марич, вступив в мир физики и математики, где доминируют мужчины, дает все основания считать, что она заслужила достойное уважения место в анналах истории науки».

В Цюрихском политехникуме Милева поступила на VI факультет, где готовили преподавателей физики и математики, на отделение VI A (физика и астрономия). Курс был рассчитан на четыре года последующей защитой дипломной работы по специальности. (Отделение VI B охватывало другие естественные науки). Программа по физике не была чисто академической. В том году в политехникуме насчитывалось 841 студентов, из которых 42 обучалось на VI факультете; среди них было девять девушек, из которых четыре, включая Марич, на отделении VI A. Но первогодком оказалась только Милева, и она оставалась единственной женщиной на своем курсе до окончания учебы. На первом курсе только она и еще один студент выбрали в качестве специализации физику. Четверо других решили остановиться на математике: Марсель Гроссман, Луи Коллрос, Якоб Эрат и Луи-Гюстав дю Паскье. Вторым студентом, решившим на первом курсе изучать физику, стал Альберт Эйнштейн. В то время ему было семнадцать с половиной лет. Милеве – почти двадцать один.

Появление Альберта

Путь Эйнштейна в Цюрихский политехникум был гораздо короче и прямее, чем у Марич. Он родился 14 марта 1879 года в городке Ульм, что на юго-западе Германии, в обычной еврейской семье Германа и Паулины Эйнштейн. Сестра Мария (больше известная как Майя) родилась 18 ноября 1881 года. Она получила образование в университетах Берлина и Берна, защитила докторскую диссертацию по романским языкам в Бернском университете в 1909 году.

Через год после рождения Альберта семья переехала в Мюнхен, столицу Баварии, где Герман стал партнером своего брата Якоба, дипломированного инженера, в фирме по торговле электрооборудованием. В 1885 году братья основали в Мюнхене новую компанию, которая выпускала электромоторы и динамомашины. Так у Альберта, несмотря на его теоретические занятия, зародился интерес к практической электротехнике.

В шесть лет, как и положено, Альберт пошел в начальную школу в Мюнхене. У всех государственных школ Мюнхена была религиозная ориентация. Поскольку последняя еврейская школа ранее закрылась, Альберта в октябре 1885 года отправили в местную римско-католическую начальную школу, а религиозное еврейское воспитание он получал дома, занимаясь с частным преподавателем. Краткую информацию о его первых школьных успехах можно почерпнуть из письма его матери к сестре Фанни, датированного 1 августа 1886 года: «Вчера Альберт принес оценки, в очередной раз он первый, табель успеваемости блестящий».

Начала математики и естественных наук

В 1888 году, в возрасте девяти с половиной лет, Альберт перешел в Мюнхенскую гимназию Луитпольда, классическую гимназию, в программе которой почетное место занимали греческий и латынь. К большому сожалению, архивы гимназии оказались уничтожены во время Второй мировой войны. Единственной информацией об оценках Альберта, которой мы владеем, являются сведения от директора созданного позже на основе этой гимназии учебного заведения, который в 1929 году сообщил, что по латыни у Эйнштейна были отметки «1» и «2» («1» – высшая, «4» – низшая), а по греческому – от «1» до «3». Видимо, эти предметы больше всего интересовали директора. Удивительно, но со временем Альберт освоил целых шесть языков – немецкий (в том числе баварский диалект), греческий, латинский, итальянский, французский и, наконец, английский.

Судя по воспоминаниям сестры Альберта, вне школы он рано начал демонстрировать признаки одаренности в естественных науках и, в особенности, в математике. В 1889 году семья Эйнштейнов пригласила местного студента-медика Макса Талмуда (позже – Талми) посещать их дом по четвергам для совместной трапезы. Эта традиция сохранялась пять лет. Талми был двадцать один год, когда он впервые воспользовался гостеприимством Эйнштейнов. Он обратил внимание, что юный Альберт проявляет особую склонность к физике, и начал приносить ему для чтения популярные книги по физике. Когда он заметил, что Альберта весьма интересует и математика, он нашел для него самоучитель по геометрии. Проштудировав учебник в течение нескольких месяцев, мальчик начал сам изучать математику на более высоком уровне. Как вспоминал Талми, «вскоре полет его математического гения оказался настолько высок, что я не мог ему соответствовать».

Воспоминания Эйнштейна об этом периоде, опубликованные в 1949 году, не расходятся со словами Талми. Он описывает свое восхищение, когда в его четырех или пять лет отец показал ему «чудо» магнитного компаса. «То, что эта стрелка строго держалась одного направления, никак не укладывалось в мое понимание…Этот случай произвел на меня глубокое и неизгладимое впечатление. Это впечатление предшествовало интересу к электромагнитным полям, который возник десятью годами позже. В возрасте двенадцати лет Эйнштейн пережил, по его словам, «еще одно чудо». Это была «книжечка по эвклидовой геометрии». Вероятно, ее тоже принес Талми.

Эйнштейн так описывал свой опыт подросткового возраста:

«В возрасте двенадцати-шестнадцати лет я ознакомился с элементами математики, включая основы дифференциального и интегрального исчисления…Это занятие было поистине увлекательно; в нем были взлеты, по силе впечатления не уступавшие «чуду» элементарной геометрии – основная идея аналитической геометрии, бесконечные ряды, понятия дифференциала и интеграла. Мне посчастливилось также получить представление об основных результатах и методах естественных наук по очень хорошему популярному изданию, в котором изложение почти всегда ограничивалось качественной стороной вопроса (популярные издания Бернштейна по естествознанию, труд из пяти или шести томов). Книги эти я читал на одном дыхании. К тому времени, когда я в возрасте семнадцати лет поступил в Цюрихский политехникум на обучение физике и математике, я уже был немного знаком и с теоретической физикой».