Драконы, твари, люди. Часть 1: Адаптация бесплатное чтение

Пролог

Александру Х.

Тебе бы понравилось.

Дракон был огромным.

Нет, конечно, виновато было освещение – его отсутствие: густые, многослойные тени от «ночной» точечной подсветки скрадывали и искажали общую картину.

Дима был в этом ангаре днём. Он представлял себе истинные размеры…

В щели забрала распахнулся опалесцирующий глаз.

…мамочки, дракон правда огромный.

Дима присел на корточки, оказавшись вровень с драконьей мордой – нет-нет, ноги не подкосились с перепугу, просто так удобнее же. Драконий взгляд – ещё мутный, расфокусированный, – завораживал. Закованное в экзоскелет туловище высилось тёмной горой, хвост с шорохом скользил по бетону: туда-сюда, туда-сюда, с размеренностью метронома…

– Вы там скоро? – сердито зашипело в рации над Диминой головой.

Дима дёрнулся, чуть не влетев затылком в Дока.

– Вывел из гибернации, отключаю экзоскелет, – невозмутимо отозвался Док. – Имейте терпение.

– Скажешь потом это охране! – рявкнула рация. – Резче давайте!

– Резче будешь со своей бабой… хотя и с бабами лучше помягче, – отстранённо заметил Док, колдуя над пультом у решётки бокса. Пальцы в перчатках легко и уверенно порхали по клавишам подключенной к пульту самодельной консоли. – А мы так получим неуправляемую тварь. Охрана – ваша задача.

Дима тоже хотел бы стать таким – невозмутимым профессионалом, который может одной хлёсткой фразой срезать даже вечно недовольного Сержа… и не сбиться при этом в вводимых командах.

Лязг отключаемого экзоскелета прогремел, казалось, на весь ангар, так что Дима аж пригнулся. Погасли индикаторы на нагруднике. Расколовшись надвое, сегментные надкрылья скользнули в стороны, обнажая обманчиво-уязвимое нутро, а следом за ними вздыбились, раскрываясь и расходясь, остальные пластины доспехов.

Окружённый ими, как ёж иголками, дракон словно бы растерянно моргнул.

– Внешний контур отделён, – оповестил Док. – Дим, твой выход.

С коротким шипением открылось очередное отделение кофра у его ног, и в Димину ладонь лёг ледяной цилиндр инъектора.

Хорошо быть маленьким. Даже в свои тринадцать Дима, втянув живот, без особых проблем пролез сквозь прутья ворот в бокс.

– Эй, – пробормотал он, боясь отвести взгляд от драконьего глаза там, в щели забрала, – не бойся, это не больно… ну, станет не больно. Там и обезболивающее есть. Нам надо извлечь из тебя этот, базовый контур, в общем. Ты вон какой большой, даже не заметишь укола.

– Чисто технически, – заметил Док со своего места, – это самка. Причём невзрослая. Физиологически ей года два.

Дима сглотнул.

…нет, он это всё знал. Кадетам проводили экскурсию и молодняк демонстрировали. Вот поэтому Док и взял его с собой, что Дима на месте ориентировался!

Он знал, да, просто одно дело экскурсия, а другое – залезть прямиком в бокс.

Почти что в пасть, только пасть закована в шлем-шанфрон… который потом придётся снять.

Хорошо, что снимать будет не Дима.

– Гнездо в основании первой шейной пластины доспеха, слева под гребнем. Нашёл?

Продолжая бормотать какую-то успокоительную чушь, Дима потянулся к краю гребня.

Дракон – драконица! – двинул головой в сторону, и Дима чуть не рухнул, в последний момент уцепившись свободной рукой за нижний отросток гребня. Аккурат у того самого гнезда для инъекций.

Пол ушёл из-под ног.

…Дима не завопил. И вовсе не потому, что от страха перехватило дыхание, не так уж он и испугался, конечно. Просто это было внезапно.

– Быстрей, – рявкнул Док, растеряв свой благодушный настрой.

Драконица изогнула шею, и Дима свесился аккурат напротив её глаза. Глаз моргнул.

Вот так вблизи было видно, что она ещё толком не очнулась. Не понимает, что происходит…

Да и не умеет понимать.

– Прости-пожалуйста-не-бойся-я-быстро, – выпалил Дима на одном дыхании и, извернувшись, воткнул инъектор.

Цилиндр вошёл в гнездо со звучным щелчком. Короткое «пш-ш» сработавшего поршня, второй щелчок, и Дима спрыгнул, всё так же сжимая шприц в руках.

Драконица даже не вздрогнула.

…ну да, ей это должно быть привычно.

И вообще, что там ей этот укол. Так, комарик укусил, как врачи Диме в детстве говорили.

Врали безбожно.

– Готово, – самым небрежным тоном, на какой был способен, сообщил Дима Доку.

…и вовсе голос у него не дрожал. Это просто эхо от движения драконицы.

Она беспокойно зашевелилась, часто моргая и оглядываясь. Во взгляде постепенно проявлялось… что-то.

Осмысленность?

Забрало шанфрона мешало рассмотреть.

– Отходи, – велел Док. – Отделяю статические катетеры.

Череда глухих щелчков, перестук опадающих шлангов.

Дима помедлил, не в силах отвести взгляд. Драконица поворачивала голову к нему то одним, то другим боком.

…шанфрон ей мешал. Определённо. А кому не будет мешать сплошной намордник с щелями для глаз?

– Потерпи, его скоро снимут, – заверил Дима, потянувшись к драконьей морде.

– Назад! – рявкнул Док.

Дима послушно отскочил.

– Вылезай, быстро, – поторопил Док напряжённым голосом.

– Да я просто…

– Быстро, я сказал! Процесс извлечения запущен.

Одно за другим рёбра экзоскелета отделялись, расходились в стороны, раскрывались веером. С противным чпоканьем выходили из гнёзд иглы контактов. С глухим лязгом размыкались фиксаторы.

Дима, замерев подле Дока, вздрагивал от каждого звука, почти наяву ощущая всё это. Драконица в боксе беспокойно дёргала хвостом, вертела головой, и во взгляде её чудилось недоумение.

– Док, вы там долго? – снова ожила рация.

– Уже почти, – успокоил Док, вбивая последнюю череду команд. Убрал пустой Димин инъектор в кофр, выпрямился, оглядываясь. – У вас всё тихо?

– Пока да. – Серж явно нервничал. – У вас?

– Тоже.

В остальных боксах и впрямь царила тишина. Силуэты погруженных в гибернацию драконов не шевелились, различаясь на первый взгляд только светящимися номерами боксов: 74, 75… «Их» драконица была семьдесят третьей, и её уже было с соседями не спутать – экзоскелет раскрылся, выпуская драконицу на волю. Верхняя часть с позвоночным гребнем и надкрыльями отъехала назад, к стене, – драконица чуть не задела по ней хвостом. Нагрудник, фланшарды, ногавки опали на пол. Последним вышел контакт на загривке. Толстый – в Димину руку – плетёный кабель остался висеть дохлой змеёй.

Дима повёл лопатками, пытаясь избавиться от нафантазированного зуда.

Ему всегда говорили, что у него богатое воображение. А ночью, в тревожном полумраке, оно неминуемо должно было разыграться.

– Готово, – удовлетворённо произнёс Док.

Драконица повела плечами и медленно поднялась на лапы, оставляя экзоскелет на полу. Задела плечом болтающийся кабель, неловко дёрнула поджатым крылом и, припав на передние лапы, потянулась носом к воротам бокса.

Док нажал на кнопку, и горизонтальные прутья беззвучно ушли в свои пазы. Ворота распахнулись.

– Ну пойдём, красавица. – Док сделал глубокий вдох. – Пора на свободу, пока по наши души патруль не явился.

…накаркал. Рация запищала резко и тонко, подавая условный сигнал: пора.

Драконица нервно дёрнула головой, стукнувшись о дверной проём, и попятилась.

– Да выходи уже! – поторопил Док, отступая в сторону и поднимая с пола свёрнутый повод. – Давай, давай, высовывай морду и пошли.

Поймав момент, он исхитрился и зацепил повод под нижней челюстью, в точке управления шанфрона. Потянул на себя – сначала осторожно, потом увереннее.

Получив знакомый сигнал, драконица послушно двинулась вперёд, волоча крылья, и Дима выдохнул: получилось!

Подхватил кофр Дока и заторопился к воротам ангара.

…Ворота отъехали с таким протяжным скрежетом, что должны были перебудить всю округу.

– Наконец-то, – проворчал Серж, отлипая от стены.

Ночь была пасмурной, и глаза его в прорезях маски блестели диковато. Даже пистолет он не стал прятать в кобуру, нервно поглядывая на драконицу.

А та уже буквально на пороге почему-то заупрямилась. Рация Дока подала два коротких сигнала: тревога!

Док заковыристо выругался.

…драконица боялась. Как Док этого не заметил?

Страх плескался в её бездонных, распахнутых глазах.

– Эй, – позвал Дима, поднырнув под повод. – Не бойся. Никто тебя не обидит, честно. Мы тебя вообще-то спасать пришли. Вон, слышишь? Это Арх летит. Ты не видела свободных драконов ещё? Глянь!

Драконица действительно задрала голову, услышав хлопанье крыльев.

В другой стороне питомника по небу уже шарили лучи прожекторов, слышались крики, сирена, топот…

Док отпихнул Диму из-под лап драконицы, когда она, чуть косолапя, осторожно вышла во двор, продолжая вглядываться в небо. Над двором зависла громадная крылатая тень – Арх не стал приземляться, и каждый взмах его крыльев поднимал облака пыли.

Закачались в воздухе десантные ремни, и Док, отобрав у Димы свой кофр, ловко уцепил его за один, а следом прицепился сам. Серж и его безмолвный напарник рванули к другим. Человек на спине Арха что-то крикнул – похоже, торопил.

Дима замешкался, оглядываясь на драконицу. Топот и крики приближались.

– Взлетай! – крикнул Дима. – Смотри, Арх свободен! И ты так можешь, давай, не бойся!

Арх медленно поднимался по дуге. Повод драконицы натянулся.

– Давай! – подбодрил Дима. – Ты же дракон, ты умеешь летать, ну!

Драконица расправила обманчиво хрупкие, вялые крылья. В свете резко вспыхнувших фонарей блеснули вживлённые пластины усилителей.

– Стоять! – загремел динамик.

…Дима в диком прыжке успел уцепиться за ремень, больно резанувший по рукам, и драконица с протяжным клёкотом замотала головой, сделала несколько прыжков, следуя за Архом по земле – и, наконец, невероятным рывком взмыла в воздух. Луч прожектора скользнул по её лапе, но драконы уже набрали нужную высоту и ушли в сторону, прочь от питомника.

Дима перехватил ремень, чувствуя, что соскальзывает. Прицепиться никак не получалось – он болтался на самом конце.

Но ничего, он сильный, у него по физре круглые пятёрки.

…а та четвёрка за канат позавчера – она по глупости, он просто порезал ладонь накануне, пока ножик точил, и плохо заклеил.

Дима ещё чуть сполз. Порезанную ладонь дёрнуло болью – и он рефлекторно её разжал.

И сорвался.

…Он ударился о крыло драконицы, обдирая локти, перекатился на её спину, чувствуя, как драконица под ним резко, насколько позволял повод, уходит вниз, – и, не успев ни за что ухватиться, сорвался дальше, почти чувствуя, как когти драконьей лапы скользнули в сантиметре от его ноги.

Дима открыл рот, чтобы заорать, но падать оказалось не так далеко.

…Домой он прихромал уже под утро.

Мокрый, заляпанный тиной из городского пруда, исцарапанный…

– …живой, – выдохнул отец. Под глазами у него залегли глубокие тени. – Не шуми, мать разбудишь. Я видел лучи прожекторов над драконарием в питомнике. Надеюсь, тебя там не было?

В такие моменты Диме казалось, отец всё знает.

Про Эллу, бывшую одноклассницу, и её старшего брата, про знакомство с Доком, про встречи на старых складах за пристанью, про планы и листовки…

Ну, Дима притащил домой парочку, но не говорил же, откуда!

А отец их молча сжёг. Обидно было.

…ещё обиднее, пожалуй, было бы свернуть шею, упав с благополучно освобождённого дракона.

– Я просто соскучился по вам, – пробурчал Дима, неловко обнимая отца. – Там, в кадетке, тоска смертная, знаешь же.

Глава 1. То, что именуется импровизацией

Девять лет спустя.

В тот момент, когда выяснилось, что профессор Лазаревский не явился на встречу, всё покатилось в бездну.

Ну операция как минимум.

…ладно, Лавр здраво оценивал ситуацию: когда у них с Дарой вообще всё шло как-то иначе, чем через известное место?

Лазаревский вошёл в состав консультационной комиссии. Он должен был быть там. Но его не было.

Без него встреча представителей военных ведомств Анда́рской Федерации и Союзной Вирсавии не имела особого значения, о чём бы там стороны ни договорились. Нет, устроить громкую акцию, попытаться сорвать переговоры – это всё можно, конечно.

…не переговоры, а консультационную встречу, и не сорвать, а максимум настроение участникам испортить.

Ну ладно, кому-то навсегда. Там были те, кто того заслуживал.

Но Лавр ввязался в это по куда более важному поводу и рассчитывал на некоторый… результат.

А всё скатилось в бездну.

По напряжённо вздрагивающей связи эхом прилетело беспокойство-ободрение-возбуждение, густо замешанное на желании срочно подхватить Лавра когтями – и свечкой в небо.

…они так и сделают, обязательно, но чуть позже, хорошо?

Не здесь.

Лавр осторожно, слитным движением поднялся на ноги и отступил вглубь чердака. От запаха краски першило в горле – он задел одно из вёдер по дороге сюда, и оно оказалось неплотно закрытым.

На правой штанине осталась россыпь белых, пачкающих пальцы брызг.

…пусть расход пятновыводителя будет главным убытком от этой операции, ладно? Уж это-то они с Дарой переживут.

Но сначала надо выбраться с перекрытой безопасниками территории.

Первое правило успешной операции: если вы благополучно свалили – она уже по определению не провалена.

Проходи встреча в столице, шансов, конечно, было бы мало, но старинное здание вирсавийского посольства располагалось на окраине Загорья и оставляло широкое окно возможностей… если бы Лавр узнал чуть раньше, что профессор не приехал.

Если бы перепроверил, не полагаясь на перехваченные Коалицией скудные данные.

Довольно глупо попасться просто оттого, что пришлось залезть несколько дальше, чем планировал, когда из всех путей отхода остаётся только один: вперёд, и да поможет Небо.

…это называется импровизация так-то, и Лавр с Дарой в ней всегда были неплохи. Что ещё остаётся делать, когда буквально всё по жизни идёт через одно место?

Нацепив бейсболку и ветровку с логотипом строительной компании, он благополучно спустился на два пролёта, не светя лицом под замеченными камерами. Правдоподобно покачнулся на очередном повороте – простой работяга, припрятавший на чердаке понятно что, какое ему дело до того, что происходит в самом посольстве.

Внизу зазвучали голоса. Короткие команды, шаги, хлопанье дверей, на грани слышимости – тихое потрескивание рации. У кого-то она не заведена на гарнитуру. Может, просто охрана?

Но вряд ли могло так повезти.

Лавр осторожно отступил назад, ещё и ещё, убеждаясь, что не могло и не повезло.

– Стоять!

Развернувшись, Лавр рванул наверх. Вылетел на этаж, хлопнул одной дверью, другой. Прятаться по подсобкам не вариант, их методично обшарят – но зато потратят на это время.

Вторая лестница в другом конце коридора…

С выскочившим на этаж бойцом они едва не сталкиваются лбами.

Связь вспыхивает торопливым я-близко-я-спешу – не словами, чувствами, на краткий миг дезориентируя.

Мир уходит из-под ног, даря ощущение стремительного своего-чужого полёта, за которым не поспевает даже сила тяжести, – и тут же возвращается болезненным толчком спину.

– Руки за голову, лицом к спине!

«Не торопись, обожди, не при напролом!»

Это Лавр себе или Даре?

…определённо Даре.

Самому ему хватает пары секунды, чтобы с размаху засадить локтем в лицо бойца, сбивая модные защитные очки, вывернуться и – влететь плечом прямо в окно, выдавливая стекло.

…Лавр заранее отметил, что это не стеклопакет. Он не бил на удачу!

Ну, он предположил, что если на чердаке остекление не меняли, то и тут тоже. Совершенно логично предположил.

Под аккомпанемент хруста стекла и рассерженного вопля безопасника он вывалился со второго этажа, поминая Небо, бездну и чью-то мать. Влетел в аккуратно выстриженные кубиками (уже нет) кусты, перекатился, игнорируя неприятный хруст в плече, и резво припустил по газону.

Полётная куртка под ветровкой смягчила удар, но Лавра всё равно слегка вело. Мир ощущался странно многогранным, то и дело меняя восприятие.

Лавр-Дара-Дара-Лавр.

…Дара торопилась изо всех сил.

Он не придержал связь во время стычки, и теперь она буквально звенела Дариной тревогой.

Оставалось одно: найти, где Дара сможет его подхватить…

Лавр свернул между деревьями на какую-то аллею и прибавил ходу.

С момента приземления он насчитал три хлопка выстрелов – дальше стрелять по нему стали, вероятно, планируя прихватить живым. Что ж, спасибо и на этом.

Аллея завернула, выводя к террасе за зданием посольства.

…бинго.

Здание располагалось на холме, и с террасы открывался прекрасный вид вниз, на город. Бог с ним видом, но сам обрыв…

Мир снова провалился – чтобы содрогнуться до основания от резко сброшенной скорости и явить почти тот же вид, но с совсем другого ракурса.

С совсем другой высоты.

Город – мозаика из стремительно вырастающих зданий и сложная паутина улиц. Пушистый ковёр парков с яркими вкраплениями красного и жёлтого.

Здание на холме над городом – белый игрушечный домик.

Неуклюжая грязно-зелёная машина с гребнем радара. Вторая – ощетинившаяся стволами…

Мир вернулся к Лавру ударом в спину, заломленной рукой, ткнувшимся в колени асфальтом. По лицу текло что-то горячее, солёное, правую скулу дёргало болью.

Кажется, осколками стекла его всё-таки поцарапало? Просто он не обратил тогда внимание. Ну, ему было некогда.

…Ему что-то говорили, но Лавр заторможенно смотрел на вынырнувший из облаков силуэт, вырастающий с каждым взмахом крыльев.

По связи колотилось желание схватить, вытащить, унести в когтях: не догонят, не успеют, не…

Виски заломило.

– …пилот?! – расслышал он наконец.

– Не стреляйте по ней! Не стреляйте!

Кажется, он сорвал голос.

Дёрнулся вперёд, но его ухватили за волосы (где он потерял бейсболку? Наверное, в прыжке из окна…), пригибая к земле, и шею справа, у основания черепа, обожгло болью, словно десяток комаров впились разом.

Вывернувшись, Лавр задрал голову, и мир сузился до одной – прекрасной, лучшей, бесценной – зеленокрылой драконицы, растерянно зависшей совсем рядом.

Крылья мерно взбивают воздух. Гребень воинственно встопорщен, грудь раздувается, и где-то в горле клокочет пламя.

Сколько между ними – тридцать метров, пятьдесят?

Если разбежаться и сигануть туда, вперёд, с обрыва…

Дара распахнула пасть. Лавра скрутил рефлекторный кашель.

«Дара, нет!»

Недоумение-гнев-послушание.

Его снова ухватили за волосы, в точку на шее ткнулось что-то острое, обдающее холодом… Лавр больше не сопротивлялся.

Даже если бы его сейчас отпустили – он бы не сопротивлялся.

Он знал, что Дара на прицеле.

– Прикажи ему сесть и подчиниться командам.

Уже понимая, что случится дальше, Лавр закрыл глаза и ухнул в их связь, цепляясь за неё изо всех сил.

«УЛЕТАЙ!»

А в следующую секунду точка на шее полыхнула жаром, выжигая целый мир. Оставляя холодную, безмолвную пустоту…

Когда он открыл глаза, драконий силуэт стремительно нырнул в облака – Лавру даже показалось, что он расслышал хлопок, с которым Дара ушла в разгон.

…он больше её не слышал.

Ни отзвука. Ни эха.

Только ныл чип-блокатор на шее – и вывернутое плечо.

Ему опять что-то говорили, он опять не слушал. Позволил вздёрнуть себя на ноги, защёлкнуть наручники и увести, отметив про себя изрядно… изумлённые лица высокой публики, которая, оказывается, всё это время была на террасе.

Впрочем, охрана их уже теснила в здание.

Как там Лавр думал? Испортить настроение от встречи?

Ну, он может себя поздравить: хоть одной поставленной цели он добился.

…он больше не слышал Дары. Связь не провисла, истончаясь до биения пульса, как это было обычно на больших расстояниях – её просто не существовало.

Словно Лавру снова тринадцать, и он ещё не помог Доку вытащить Дару из питомника.

***

Зрелище горе-диверсант представлял из себя, конечно, презанятнейшее.

Как будто его сюда волоком по асфальту притащили прямиком из города.

Мутные от шока глаза, лицо в потёках крови, вчерашняя щетина, всклокоченные волосы – тёмные, но изрядно присыпанные пылью. Свежая заплатка пластыря на шее выглядела оплотом стерильности и порядка.

Полковник Сергей Стрельни́цкий отставил в подлокотник термокружку, протянул руку и сдёрнул с его плеча драную ветровку с логотипом местной строительной фирмы. Под ветровкой оказалась серо-зелёная прочная куртка с усиленными вставками. Стрельницкий уже видел такие, и не раз…

Не так давно ему довелось снимать такую с трупа. Времени ждать спецгруппу не было, пришлось обыскивать самому (честно говоря, интерес КОДовцев к его скромной персоне Стрельницкого изрядно утомил).

Лётная куртка драконьих пилотов мятежной Коалиции. Как будто кто-то сомневался.

– Куда вы такие наивные лезете, – пробормотал Стрельницкий. – Или, типа, всё равно дракон вас выдаст, чего маскироваться?

– Сэр? – переспросил сопровождающий повстанца боец.

– В порядок его приведите, – распорядился полковник недовольно. – Он тут на месте не помрёт у вас?

– Виноват, сэр! – выпалил боец.

Из последнего пополнения Дымовских ребят, вспомнил Стрельницкий. На новенького все косячут.

…Через пять минут КОДовец был доставлен обратно.

С промытыми и заклеенными порезами и мокрыми, но даже уже относительно чистыми волосами. Раздетый до футболки, обысканный – всё как положено.

Он даже выглядел теперь младше – лет на двадцать пять. Если мысленно побрить и напрячь фантазию, то и меньше дать можно.

Лицо его Стрельницкому было незнакомо, но это ещё ни о чём не говорило.

Когда парня усадили в машину и зафиксировали, Стрельницкий помассировал ноющую точку над переносицей и бросил в гарнитуру:

– Вась, поехали.

Потом перевёл изучающий взгляд на неудачливого повстанца – тот молчал, бездумно пялясь в пол перед собой.

– Имя? – скучным тоном спросил Стрельницкий.

Парень моргнул, но не ответил.

– Ладно, зайдём с другой стороны. Главный вопрос: у твоего дракона есть инструкции, что делать в случае обрыва связи?

Парень молчал.

– Давать боевую тревогу по ПВО? – невозмутимо уточнил Стрельницкий.

Парень перевёл взгляд на него.

Есть контакт.

– Ну так что? Разворачиваем расчёты?

– …Нет.

Голос у парня оказался хриплый.

По краю пластыря на скуле набухала капелька крови.

– Я всё ещё жду ответ на вопрос насчёт инструкций.

Парень опять моргнул, стараясь сосредоточиться на разговоре.

– Они вас не касаются, – выдал он наконец. – Но она улетела. Не надо ПВО… Она не должна вернуться.

– Не должна, но ПВО не надо, – хмыкнул Стрельницкий. – Ладно, допустим. Теперь вернёмся в начало разговора. Имя?

Молчание.

– Пока аналитики не выдадут результат опознания, я могу и «эй, ты» обращаться. Просто мне кажется это… ну, невежливым.

Губы парня скривились в болезненной усмешке.

– То-то меня прям так вежливо приняли.

– О, это и правда было очень вежливо, – согласился Стрельницкий, листая на планшете отчёт капитана Дымова. Ну, отчётом это можно было назвать с большой натяжкой, так, основные моменты.

Но и их было достаточно, чтобы понять, что чего-то Стрельницкий тут категорически не понимает.

По факту этот горе-диверсант ничего и не сделал, кроме как находился в неположенном месте и оказал сопротивление при задержании.

А, и пистолет у него изъяли.

– КОДА? – на всякий случай уточнил Стрельницкий.

Коалиция Освободительных Движений Андара. Объединение трёх «И»: интриганов, идеалистов и просто идиотов. И ещё неизвестно, кто для страны опасней…

Нет, там ещё есть оппозиционеры, сепаратисты, повстанцы, партизаны и прочие экстремисты, но они обычно вписываются как раз в одну из тех трёх И.

– Как вы догадались?

О, парень уже может в сарказм одним тоном. Быстро отошёл от шока после разрыва связи.

– Ну я, допустим, вообще умный и наблюдательный.

Парень впервые пригляделся к нему. В глазах мелькнуло узнавание.

– Вы… полковник Стрельницкий.

– О, чувствую себя знаменитостью.

– …Да, – с некоторой задержкой подтвердил парень. Помолчал, что-то взвешивая про себя. И добавил: – У нас директива вас… устранить. При возможности.

– Ну, – Стрельницкий выразительно оглядел наручники и фиксаторы, – сейчас этой возможности у тебя определённо нет.

Парень чуть заметно кивнул.

– Так может, всё же представишься? – Стрельницкий поймал его взгляд. – А то как-то нечестно. Ты меня знаешь, я тебя – нет.

Молчание тянулось с минуту. В салоне было прохладно и тихо – урчание двигателя почти не доносилось, как и музыка из кабины. Только мелькающие за окном поля и холмы подсказали, что машина бодро мчится вниз по шоссе.

Стрельницкий с комфортом откинулся в кресле, приготовившись ждать, сколько потребуется. Прохлада машинного кондиционера и холодный кофе в термокружке, кажется, прогнали зарождающуюся мигрень (как этот парень не спёкся в своей куртке?).

Ожидание оказалось вознаграждено.

– Лавр.

Ну хоть что-то.

– Так. Это имя, фамилия, позывной?

Парень безразлично пожал плечами.

– Ладно, аналитики опознают.

Тренькнул планшет, принимая очередную порцию данных – Анкина команда оказалась легка на помине.

Стрельницкий бегло просмотрел и выразительно задрал бровь.

– О, интересно…

Лавр сверлил взглядом точку над его плечом и сумрачно молчал, но Стрельницкий и не собирался делать секрета из полученной информации.

– Выходит, с твоей помощью нас навестил семьдесят третий экземпляр, похищенный из дикеевского питомника, считай, девять лет назад.

– …Дара.

– Что?

– У неё имя есть. Её зовут Дара.

– А, точно, это же самка.

Как практически любой пилот, этот Лавр легче лёгкого ловился на старый фокус: заговори при нём о его драконе, промолчать не сможет.

А начав отвечать на одно, неминуемо втянется и в более общий разговор…

Дракон для пилота, особенно из этих кодовцев, с их идеалистическим представлением о «свободных и разумных партнёрах» – это, с одной стороны, великая сила, зашкаливающая боевая мощь… а с другой – величайшая слабость.

Что ж, Стрельницкий даже не собирался делать вид, что выше подобных фокусов.

Тем более, что парень попался в плане разработки перспективный: так или иначе, но пошёл на контакт; не злится, не отпирается, не играет в гордо молчащего партизана… даже благородно предупредил Стрельницкого насчёт горячего желания бунтовщиков его прибить.

А то он на десятое покушение за два месяца будто не догадался…

Но главным в этом предупреждении была не информация, а сам её факт. Лавр озвучил её добровольно – и безо всяких наводящих вопросов (ладно бы он этим противника запугать пытался! Так нет же, просто сообщил занимательный факт).

Стрельницкий не любил допросы. Мог себе позволить их не любить – у него были соответствующие специалисты.

Но ведь куда приятней просто цивилизованно побеседовать, верно? Скоротать время до прибытия в пункт назначения, раз уж взялся лично доставить свою «промашку». Получить первые кусочки информации.

Так что этот Лавр, пошедший на контакт без агрессии, был… приятен.

Поэтому говорим. Просто разговариваем, приучая его отвечать, снимая подсознательные блоки.

– И давно ты стал пилотом Семьдесят третьей?

Молчание. Стрельницкий отхлебнул глоток кофе.

– Тебе сколько? Больше тридцати не дашь, скорее меньше. Двадцать пять? Дракона у нас увели девять лет назад… ты был ещё мелковат, пожалуй. Или в КОДе дела так плохо, что берут в пилоты юнцов?

Парень неловко повёл плечами. Скорее всего у него ныл чип, но с закованными руками он не мог его потрогать – и к лучшему, ещё грязь занесёт.

– Я первый и единственный Дарин партнёр.

Вот теперь в голосе звучал вызов.

– И сколько тебе лет было?

– Так вы же умный, сами догадайтесь, – кривовато усмехнулся Лавр.

Прощупывает границы… Хорошо. Пусть прощупывает, самому Стрельницкому не убудет.

Пусть говорит…

А он потом пересмотрит запись, обдумает сам, скинет Анкиной команде на анализ. Разберёт по косточкам, извлечёт максимум информации.

И сделает соответствующие выводы.

– И догадаюсь. Как только получу кое-какие данные… – Стрельницкий постучал пальцем по планшету, включая-выключая экран.

За окном машины бесконечные холмы сменились лесом: корявый ельник, густые кусты, вспыхивающие золотой листвой берёзы. Дорога резко завернула, машину тряхнуло на колдобине, и голова Лавра мотнулась. Стрельницкий, успевший спасти свой кофе, недовольно бросил в гарнитуру:

– Вась, не картошку везёшь.

Они пересекли мост через местную речушку, дорога вновь завернула и пошла в гору – лес вскоре остался внизу. Понятливый водитель чуть сбавил скорость.

– И всё-таки, что ты там делал? – словно возвращаясь к прерванному разговору, спросил Стрельницкий.

На сей раз пауза перед ответом была короче.

– Ну, чем там мятежники и партизаны типа меня обычно занимаются? Взрывы, демонстрации, покушения…

Лавр определённо проверял границы допустимого. Даже после шока, со своей заторможенной реакцией, он явно успел осознать своё положение – и что их мирный разговор оному положению никак не соответствует.

Стрельницкий улыбнулся.

– Ни взрывчатки, ни лозунгов, ни нормального оружия… Признаться, я разочарован. Или, может, было что-то ещё?

Вместо ответа Лавр криво отзеркалил его улыбку.

Издевается, паршивец, с некоторой долей восхищения отметил Стрельницкий. После обрыва связи он должен был либо сломаться, либо замкнуться, либо уйти в полный неадекват. Даже арамейские пилоты долго отходят, хотя их подобное затрагивает меньше… А этот, вон, издевается.

Нет, сначала, безвольный и молчаливый, он вполне соответствовал привычной картине. Но вот прошло уже сколько… полчаса? А он уже шутки шутить изволит.

Определённо будет досадно, если его поломают на нормальном допросе.

Так что пусть он наговорится за оставшиеся десять минут побольше – глядишь, привыкнув отвечать, и там не будет отпираться.

Главное, чтобы там шутки шутить не начал. Но это ему быстро объяснят.

А здесь пока можно.

– Давай начистоту, ты собирался уронить Семьдесят третью мне на голову? Или кому-то из высоких чинов?

– Зачем ронять, если можно кучку пепла оставить?

Стрельницкий бросил взгляд на экран планшета.

– Ах, да, Семьдесят третьей уже десять лет. Даже если вы сняли гормональные средства, она явно уже должна была дорасти… Но от работы зенитного расчёта на такой высоте её огонь бы не спас. Я, конечно, ещё не смотрел запись, но по отчёту моих людей создалось впечатление, что ты это понимал. Иначе бы не сдался так просто, верно?

Лавр ответил сумрачным взглядом.

Молчание – определённо знак согласия в этом случае.

– Скорее уж ты планировал с её помощи красиво уйти. А вот перед этим?..

Помедлив, Лавр всё же ответил, явно взвешивая каждое слово:

– Очевидно, чего хотел, я не добился. – Потом быстро усмехнулся, что-то вспомнив, и добавил: – Не считая испорченного всем присутствующим настроения.

– Не добился, потому что тебя засекли?

Лавр сделал глубокий вдох и, насколько позволяла далеко не самая удобная поза, откинулся на спинку кресла. Склонил голову набок, но поморщился и тут же вернул обратно. Скосил глаза на окно – машина как раз подъезжала к воротам.

Стрельницкий, погрузившись в повалившие на планшет данные, уже решил было, что так и не получит ответа, но когда машина затормозила, чтобы водитель предъявил документы, Лавр ещё раз коротко вздохнул и произнёс, глядя куда-то мимо Стрельницкого:

– …Потому что не проверил информацию. Иначе бы не сунулся.

Что ж, уже неплохо.

Будь у Стрельницкого больше времени, он бы, наверное, продолжил их разговор, но вал информации намекал, что времени нет от слова «надо было ещё вчера».

Вот и телефон зазвонил.

– Стрельницкий. Да… Да, уже в курсе. – В машину сунулся охранник, Стрельницкий скорчил ему зверскую рожу и махнул «корочкой». Охранник козырнул и скрылся. – Да, в течение часа буду. На связи.

…Когда Лавра уже увели, отзвонилась Анка.

– Шеф, я по поводу того вашего Лавра. Скинула вам кое-что интересное, посмотрите, как время появится.

Время он нашёл, пока водитель разворачивался.

– Вот как, – пробормотал Стрельницкий, разглядывая мутное фото. – Дмитрий Лавров, значит.

Был задержан при расследовании кражи той самой Семьдесят третьей – со слов Анатолия Эллера (знакомая фамилия, надо проверить, откуда), соседа его родителей: мол, Лавров-младший появился дома ранним утром явно после какой-то драки.

Отпущен по причине отсутствия каких-либо доказательств вины.

Получил дисциплинарный выговор в кадетском корпусе за самоволку (кстати, при возвращении не попался, а задержан только через пару дней, тогда и вскрылось). Объяснил, что навещал родителей. Родители подтвердили.

Через год отчислен из корпуса по причине многочисленных прогулов…

Ему шла форма – даже в тринадцать лет.

В тринадцать…

«Первый и единственный» партнёр Семьдесят третьей помог, по всей видимости, её увести из питомника в тринадцать лет.

Блеск.

Глава 2. Неудачная адаптация

Дара знает правила.

(Не смогла, не успела, не спасла!)

Ей надо вернуться домой.

(Ей надо вернуться за ним!)

Ей надо связаться с любым драконом, чтобы через него объяснить людям, что случилось.

(Она больше его не слышит!)

Чем быстрее она донесёт информацию, тем скорее Диму вытащат.

(Быстрее ветра!)

Она выполнила последнюю команду ровно так, как они сто раз это дома обговаривали: тут же безумным виражом взвилась вверх, уходя с линии огня и набирая разгон, а достигнув той скорости, за которой даже ветер не поспевал, когда крылья наливаются невидимым огнём, и в груди начинает что-то дрожать, – ринулась по прямой.

Домой, домой, домой.

(Дима, Дима, Дима!)

…У Дары всё получилось (ничего не вышло). Правда, получилось. Выскользнув недалеко от базы в обычный полёт под облаками, она услышала Зиру, а затем и других (но не Диму!).

Они ей обрадовались: возвращение дракона всегда облегчение и радость. Но она взвыла горестно и, по спирали опускаясь на лётную площадку, вывалила всё сразу.

Дима, зенитки, арест, обрыв связи…

(Надо было остаться. Проследить, куда его увезут. Как его потом найти?!)

Дима велел улетать – она улетела. Она всегда делала, как просил Дима.

Пусть расскажут людям. Командирам. Пусть Зира скажет – она старшая, её послушают!

Дара тоже может сказать. И скажет, обязательно.

…Её успокоили. Люди уже тоже что-то знали, но не могли пока заняться спасением Димы.

Были другие события, более важные.

(Что может быть важнее спасения Димы? Те, другие, уже умерли, Дима – ещё живой!)

Даре велели отдыхать. Набираться сил. Ждать Диму. Они его найдут и спасут, конечно спасут, просто не сейчас, чуть позже. Им надо собрать информацию.

У них есть зацепки, но действовать надо осторожно.

Дару отправили на дальнюю базу – там, за границей, драконы и люди лечились и отдыхали (ей не требовалось ни того, ни другого).

Её беспокойство плохо сказывалось на остальных драконах «Дома-один», поэтому лучше ей пока побыть вдалеке…

Зира, с материнской лаской ткнувшись носом Даре в лоб, безмолвно попросила быть начеку.

Почему – не объяснила.

(Зира редко поясняла свои действия.)

…А на дальней базе она встретила Берка. Остальных Дара почти не знала, Берка же помнила хорошо: его напарником был Юра-Тайфун, он как-то раз учил Диму стрелять из пистолета с двух рук.

(Больше не был. Погиб десять дней назад)

Берк, молчаливый и посеревший, словно чешуя растеряла свой цвет, держался в стороне от остальных, но к Даре потянулся, приоткрывая крылья в знак приветствия, – и Дара рассказала ему всё.

Берк понимал. Лучше, чем другие.

(Его связь разорвана навсегда.)

Он-то и объяснил Даре спустя несколько томительных, бессмысленных дней, что за люди к ней приходят, ведут глупые, пустые разговоры, предлагают полетать, опробовать то один, то другой элемент новой сбруи…

Потеряв партнёра, дракон мог найти себе нового. Например, Арх, Старейший, – он сменил уже двух.

(А мог не найти. Зира вообще отказалась связывать свою судьбу с хрупкими, коротко живущими людьми.)

И хотя Дима был жив, люди решили подстраховаться. Найти Даре нового напарника.

(Они отказались от мысли спасти Диму?)

Берк сказал, к нему почти каждый день кто-то приходит. Но они все не Юра.

Берк их игнорирует.

Хотя вон тот паренёк, что неизменно появляется на пороге эллинга в десять утра с ворохом совершенно ненужных Берку новостей…

(Берк ворчит, что он ещё молод, но Дара-то помнит Диму с его тринадцати, а этот старше!)

Когда к Даре заглядывает однажды Хельга, глава Отдела Комплектования, и словно невзначай заводит разговор о Дариных визитёрах, а ещё о том, что если Даре так плохо, то есть и специальные лекарства, и в этом нет ничего дурного, у людей тоже есть антидепрессанты, и…

(Даре не плохо, Даре тошно, и кажется, что пламя подкатывается к горлу – но не вырывается ни искры.)

Дара впервые в жизни врёт. С Димой она никогда не врала, а сейчас говорит: «Подумаю». И ещё: «Уже легче»…

Она не спрашивает про Диму. Но ноет круглый шрам под гребнем на месте, где когда-то стояло гнездо для инъекций.

…Той же ночью пламя наконец вырывается из пасти – и выжигает дверь эллинга.

Дара взмывает вверх, торопясь набрать нужную скорость, но в последний миг успевает поймать пожелание удачи от Берка.

(Ему тоже удачи. Ему и тому пареньку. А Даре не нужен никто кроме Димы!)

Она выходит в обычный полёт на приличной высоте над «Домом» и безмолвно приветствует Зиру – та не спит. И не удивляется.

Велит не снижаться – иначе её засекут приборы, будет тревога.

И перед глазами Дары вспыхивает своё-чужое-чужое воспоминание с развёрнутой на двух мониторах картой. Она немного похожа на то, каким виден мир с высоты, только важные детали куда заметнее. И размечены специальными значками.

– Его держат в Южной цитадели, – звучит чей-то голос. Курсор пробегает по карте, отмечая чёрное здание причудливой формы.

(Это Риман, напарник Петры. Это воспоминание Петры, которым она поделилась с Зирой…)

– Но добиться официального признания его ареста не удалось, а в попытке выйти на коменданта мы уже потеряли связь с одним из полевых агентов. Продолжать нецелесообразно. Что с подбором Даре нового напарника? Есть новости от Хельги?..

Дара старательно запоминает карту и, сверившись с внутренним ощущением, прикидывает курс.

Не прощается.

(Она просто вытащит Диму и вернётся! Сделает то, что надо было сделать сразу, не улетая!)

От Зиры доносится отзвук странного сожаления.

***

Неделя, честно говоря, у полковника Стрельницкого выдалась не из лёгких.

Ничего нового, таких недель по четыре в месяц бывает.

Расследование трёх эпизодов, включая того горе-диверсанта с улетевшей драконицей, четыре часа на сон в день, вернувшаяся мигрень и тревожное ощущение, что он что-то упускает.

С виду всё указывало на то, что тот парень был просто попыткой отвлечь внимание от реальной акции со взрывом на алкем-заводе, сорвавшим выполнение крупного военного заказа. Стрельницкий и занялся-то парнем тогда сам только потому, что присутствовал на встрече в вирсавийском посольстве и посчитал случившееся личным просчётом…

Но когда на него свалилась очередная новость из категории «Шеф, вы не поверите, что тут у нас» – он испытал немалое облегчение.

Значит, всё верно: рано этого Лавра со счётов сбрасывать.

Да и обстоятельства так удачно сложились, что просматривалось целых полдня, относительно ничем не занятые. Стрельницкий вообще-то планировал вручить Васе телефон, запереться и поспать в тишине столичного кабинета до самого обеда, а то и после…

Но так тоже неплохо. В конце концов, поспать можно и в дороге.

– Вась, подгони машину и свяжись с комендантом Южной цитадели. По поводу того нашего диверсанта, Дмитрия Лаврова. Мне надо будет с ним сегодня… пообщаться. Да, всё в обычном порядке.

Ехать предстояло около двух часов, и Стрельницкий, усевшись в машину и с комфортом вытянув ноги, прикрыл глаза. Что ж, ничуть не хуже кабинета, и никто стучаться не будет.

Василий понятливо выключил радио и повёл мягко-мягко…

На объезде Загорья полковник проснулся с мыслью, что всё идёт слишком гладко.

– Вась, комендант всё подтвердил?

– Да, сэр. Обещал к вашему приезду подготовить, как он выразился, пациента.

– Та-ак, стоп, – напрягся Стрельниций. – Что значит «подготовить»? Я планировал просто пообщаться. Что там у них, в бездну, происходит?

…Выслушав коменданта и отдав все распоряжения, он бросил трубку, выдохнул и выругался.

Комендант Эллер был либо дурак без фантазии, либо «шибко умный» из той породы людей, что пытаются предугадать пожелания высоких гостей.

Не получив точных указаний от торопящегося по следующему делу Стрельницкого, он поступил с повстанческим пилотом так, как напридумал себе сам.

То есть после базового допроса попросту изолировал и оставил в полном одиночестве.

«Ну, от еды он не отказывается, так что жив-здоров, – оптимистично сообщил комендант Стрельницкому. – Да и если бы заартачился, в медблоке никто ещё у нас от голодовки не помирал! У меня уже сидели драконники, знаю я их чокнутое племя. Но мы его вернём в наш грешный мир к вашему приезду, господин полковник, не переживайте».

Стрельницкий глянул на часы, потом перевёл взгляд на маячащий впереди яркий дорожный указатель…

Что ж, иногда стоит потакать даже дурацким с виду идеям, если они выглядят рабочими.

– Вась, заверни-ка в «Крылышки».

Василий, если и удивился, ничем этого не показал, послушно перестраиваясь на крайнюю полосу и съезжая к закусочной. Припарковался, отстегнулся.

– Вам ледяной кофе?

– Возьми какое-нибудь комбо на двоих, на вынос… и себе прихвати что-нибудь. – Стрельницкий немного подумал, прислушался к неизменно маячащей на горизонте мигрени и кивнул: – И кофе, да.

– Перелить в вашу термокружку?

Вот был бы комендант таким понятливым, насколько всё было бы проще.

Но работаем с тем, что имеем, и теми средствами, которые есть под рукой. Забирать парня оттуда ради одного разговора – только зря тратить время на согласования.

Главное, чтоб разговор вообще хоть какой-то результат принёс.

…– Вы не думайте, господин полковник, дежурные присматривают, если бы там что было, мы бы приняли меры, – уверял комендант, уловив клубящееся вокруг «господина полковника» недовольство (на самом деле – вернувшуюся головную боль). – Вот, сами можете посмотреть.

Стрельницкий посмотрел отрывками.

Впечатлился.

Парень продержался четыре дня. Упорно отжимался, приседал, делал выпады… Стрельницкий помнил этот комплекс ещё по зарядкам в училище, аж мышцы заныли от воспоминаний.

Вот «бой с тенью» был незнакомым. Отдельные связки узнавались, но последовательность другая, как и часть ударов.

Вымотавшись, парень валился на койку и спал. Ел. Отжимался – на ладонях, кулаках, опять на ладонях… Со временем перерывы становились чаще, а серии упражнений – короче.

И ещё короче.

На пятый день после обеда парень остановился посреди камеры, постоял, скребя отросшую щетину, потом пнул дверь и завалился дальше спать.

– И что, он вот так целыми днями? – уточнил Стрельницкий, проматывая остаток записи.

– Да что с драконника возьмёшь, – пожал плечами комендант. – Они все такие, знаете же: сначала рыпаются, а потом просто лежат и глядят в потолок. А уж этот… Я всегда знал, что он чокнутый, так что когда вы его привезли, даже, знаете, не удивился.

– Вы знали? – прищурился Стрельницкий, оглядывая коменданта с ног до головы.

Упитанный – служба-то сидячая, считай, – мужик с невыразительными рыбьими глазами. Анатолий Эллер.

Эллер… знакомая фамилия.

Стрельницкий привычным жестом постучал пальцем по планшету в нагрудном кармане, но заглядывать в него не понадобилось, так вспомнил: «…со слов Анатолия Эллера, соседа его родителей, появился дома ранним утром явно после какой-то драки».

Хотел же проверить фамилию… Но потом стало совсем не до того.

– Да раньше я с его родителями по соседству жил, да и сын мой с ним в одном классе когда-то учился, – охотно подтвердил комендант, чувствуя шанс щегольнуть знаниями и реабилитироваться в глазах высокого гостя. – Сейчас-то он заканчивает столичный университет, вы не думайте, я дурное влияние быстро пресёк! Этот-то тогда вроде в кадетский корпус поступил да вылетел через год, и с тех пор я о нём и не слышал ничего… Ну, пока вы его сюда не доставили. С чипом. Значит, из кодловцев-то этих, на драконе краденом летал… Вон, долетался.

Этот Эллер даже не догадывался, насколько сам был близок к тому, чтобы «долетаться».

У Стрельницкого и так выходных в ближайшую неделю не предвидится, и если эта поездка окажется напрасной…

Пронзительно зазвонил телефон. Комендант взял трубку, выслушал и оживился:

– Так, ну, его в порядок привели, отмыли-переодели. Вы как, сначала пообедаете? Или чаю, кофе сделать?

– Он ел?

– Ну… обед у них по расписанию через полчаса только. Покормить сейчас?

– Не надо. Пойду прямо к нему… Вась, – это уже в гарнитуру, – видео надо изъять, и сегодняшнюю встречу потом тоже, Анке отдадим. Да, по стандартному протоколу, по третьему уровню… И занеси потом мне, что купил. Да, и кофе.

…На открывшуюся дверь парень не среагировал.

– Встать! – рявкнул охранник, нервно косясь на полковника.

Его не самым высоким чином никто не обманывался.

После повторного окрика парень заторможено сел, потом встал. На вошедших посмотреть даже не удосужился – стоял, бездумно разглядывая пол под ногами, и чуть покачивался вперёд-назад.

И это он язвил и ухмылялся по дороге сюда?.. Скверно.

Утратив связь с драконом – из-за блокировки ли, из-за гибели, – пилоты следом часто теряли и интерес к жизни, замыкались в себе.

«В голове пусто, – вспомнил Стрельницкий старую видеозапись. – Я кричу, а ответа нет. А я кричу! И куска меня нет. Понимаете? Пусто!»

«Эффект разрыва» знали, с ним в определённых пределах можно было бороться. Адаптировать пилота к новой жизни.

Армейские, если не брать в расчёт тех, кто выбывал по медкомиссии, по статистике примерно в трети случаев переходили на «наземные» должности. Кто-то уходил «на гражданку» или просто максимально менял род деятельности… Но большинство соглашались, спустя полгода, оседлать нового дракона.

Конечно, кодовцы реагировали куда хуже – их синхронизация была нерационально повышенной. Но есть же методички по простейшей адаптации!

Просто комендант Эллер счёл, что всё так и должно быть.

«Я всегда знал, что он чокнутый…»

Что ж, сейчас этот парень определённо был куда ближе к утрате рассудка, чем когда они беседовали по дороге сюда.

– Можете идти, – кивнул к охраннику Стрельницкий, заходя в камеру. Ещё раз оглядел своего горе-диверсанта. Вздохнул, массируя переносицу. – Ну привет… Лавр. Или всё-таки Дмитрий Лавров? Дима, значит.

То ли знакомый голос, то ли собственное имя заставило-таки парня поднять тусклый взгляд.

– Как видишь, как тебя зовут, я действительно узнал сам.

Стрельницкий улыбнулся, словно их разговор случился буквально вчера, и парень мог узнать шутку.

На деле этот Дима-Лавр хорошо, если хотя бы визитёра узнал…

В помещении остро пахло дезинфицирующим средством. Её к приезду высокого гостя явно отмыли заодно с самим обитателем – у того, вон, даже волосы высохнуть не успели.

А вот побриться ему не дали.

– И, да, борода тебе, на мой вкус, категорически не идёт, – доверительно сообщил Стрельницкий, присаживаясь на единственный стул. – Похож на заросшего медведя.

Парень медленно, словно впервые это заметив, провёл ладонью по превратившейся в бороду щетине и отстранённо пожал плечами.

Ну, реагирует – уже хорошо. Даже не хочется думать, каким бы Стрельницкий его застал ещё через неделю…

Дверь загремела, и в камеру заглянул Василий с термосумкой и вторым стулом. Отчитался по камерам, поставил стул, на него сумку, вручил полковнику кофе и удалился. Из сумки, перебивая вонь моющего средства, потёк ядрёный аромат хорошо прожаренной курицы и картошки фри.

Стрельницкий оперативно выставил на стол картонное ведро с картошкой и фирменными крылышками, два свёртка с бургерами, соус, салфетки, литровую бутылку газировки, и к концу уже сам почувствовал, как рот наполняется слюной.

Фастфуд пах вечноголодной юностью. Точнее, редкими и оттого ещё более запоминающимися «пиршествами» после очередной стипендии.

Лавр неожиданно шумно сглотнул.

– Я ещё не обедал, ты, как я знаю, тоже. – Стрельницкий радушно махнул рукой, изображая этакого доброго дядюшку. – Так что приятного нам аппетита. Налетай, не стесняйся, боюсь даже вообразить, какой бурдой тут кормят.

Сам, правда, начал с хорошего глотка кофе.

Парень, помедлив, переставил сумку на пол и сел. Вытащил ломтик картошки, сжал в пальцах, задумчиво рассматривая вылезшее пюре.

– Ешь, – с нажимом произнёс Стрельницкий. – А потом поговорим.

Демонстративно отставил кофе и принялся разворачивать свой бургер.

Лавр раздражающе медленно отправил картошку в рот и послушно потянулся за второй.

Следующие десять минут полковник молчал, жуя свой бургер и внимательно наблюдая. Манящей силе фастфуда Лавр сдался где-то на шестом ломтике: прожевал нормально и после него вытащил уже кусок курицы в хрустящей панировке – то самое фирменное крылышко.

Откусил, и на лице проявилась некоторая растерянность. Первая эмоция за всё время.

Сам Стрельницкий жевал свой бургер и с лёгкой грустью думал, что десять лет назад то ли фастфуд был вкуснее, то ли он сам – голоднее.

А может, атмосфера больше способствовала…

Наконец, Лавр справился с куриным крылышком и, дотянувшись, открыл газировку. Та весело и бурно зашипела, пытаясь удрать.

– Спасибо, – вдруг произнёс парень. Голос его был всё такой же хриплый, отрешённый.

От неожиданности Стрельницкий чуть не поперхнулся последним куском бургера.

– Пожалуйста, – максимально серьёзно ответил он, запив кофе (нет, кофе с бургером всё-таки категорически не сочетался). – Готов поговорить?

Стрельницкий, в отличие от коменданта, методички читал. И шёл сейчас по ним: знакомый голос, спокойный разговор, дружелюбная атмосфера, новые вкусы и запахи. Что может быть ярче фастфуда, тем более после тюремного пайка?

И это работало.

Лавр, подумав, едва заметно кивнул. Взгляд его уже был чуть более осмысленный, чем десять минут назад.

– Хорошо.

Стрельницкий вытащил крылышко, надкусил и замер, осознав, насколько острым оно было. Неудивительно, что даже Лавра проняло.

Отложив крылышко на обёртку бургера, полковник тщательно вытер руки салфеткой, сделал щедрый глоток своего восхитительно холодного кофе и, помолчав, спросил:

– Какие инструкции ты дал своему… своей драконице?

Лавр откинулся на спинку стула, каким-то безотчётным, механическим движением расчёсывая чип на шее. Кожа вокруг вживлённого регулятора была красная, воспалённая, и это тоже Стрельницкому не нравилось (ему ничего не нравилось, честно говоря, – даже бургер).

– Улетать, – отрешённо произнёс Лавр, сверля взглядом точку над плечом полковника. Тот не повёлся и оборачиваться не стал.

– Вот так абстрактно?

Парень пожал плечами – левым заметнее. Правое оберегал из-за чипа.

– Улетать куда угодно и делать что угодно?

Лавр по-прежнему не отвечал, глядя мимо Стрельницкого. Тот помассировал лоб и, не скрывая раздражение, встал (а ведь он так старался быть мягким и терпеливым!).

– У нас сейчас есть два вариант: либо мы с тобой спокойно говорим, обедаем и вообще ведём себя как нормальные цивилизованные люди, либо я просто ухожу, а ты остаёшься торчать тут в полном одиночестве. А всю необходимую мне информацию получают от тебя потом другие люди, своими методами… Что скажешь? Мне уйти?

Он не рассчитывал, что Лавр сможет осознать всю ситуацию целиком – не в нынешнем состоянии, – но ожидал хоть какой-то реакции…

Лавр вздохнул – и промолчал.

Выждав полминуты, Стрельницкий отвернулся и направился к двери, про себя считая шаги.

На четвёртом, когда он уже был у двери, Лавр тихо произнёс:

– Не уходите.

Стрельницкий помедлил. Бросил взгляд через плечо: Лавр, ссутулившись, внимательно рассматривал свои руки, сцепленные в замок на коленях.

– Всё-таки хочешь поговорить?

Короткий, рваный кивок.

Стрельницкий развернулся спиной к двери, но остался там стоять, скрестив руки на груди.

– Ты понимаешь, что я буду задавать определённые вопросы – и ждать на них нормальные ответы? Если мои вопросы тебя не устраивают – разговора не будет.

Лавр дёрнул уголком рта в тени кривоватой улыбки.

– Разговора… или допроса?

Что это, неужели попытка в сарказм?

– Разговора, разговора, – проворчал Стрельницкий. – На допросе фастфудом не кормят.

Лавр совершенно точно улыбнулся – вот только смотрелась эта улыбка в сочетании с пустым, опущенным взглядом безумно.

Но Стрельницкий не дал себе сбиться с мысли.

– Ну так что ты приказал Семьдесят третьей? Можешь точно вспомнить?

Лавр открыл рот… и закрыл. Сжал руки до побелевших костяшек.

Стрельницкий нарочито медленно повернулся к двери.

– Улетать, – наконец ответил парень. – Просто… улетать.

– И куда же она улетел, позволь спросить? – обернулся Стрельницкий.

Лавр безучастно пожал плечами:

– Домой.

– Уверен?

Парень впервые посмотрел на Стрельницкого прямо. Взгляд его был больным и тоскливым, и полковнику на мгновенье стало не по себе (до чего же проще было бы, продолжи они разговор тогда, неделю назад – но увы, Стрельницкий пророком не был и угадать, что случится через неделю, не мог).

Выждав несколько секунд, удерживая на лице наиболее равнодушное и невозмутимое выражение, Стрельницкий наконец получил от Лавра осторожный кивок и позволил себе чуть улыбнуться.

– Предположим, что так, – согласился он, возвращаясь. – Это ведь по инструкции на случай разрыва связи или смерти пилота?

Ещё один кивок.

– А что ещё в этих инструкциях говорится?

Не дождавшись ответа, Стрельницкий подошёл к парню вплотную и подцепил подбородок, заставив поднять голову. Чуть подался вперёд, ловя взгляд, и проникновенно сказал:

– Мне нужно больше информации, ты меня понял? Я не собираюсь играть с тобой в «данетки», у меня полно другой работы. Свои военные тайны можешь – пока – оставить себе, меня сейчас интересуют только ты, твой дракон и твои ей приказы.

Лавр заморгал, но взгляд не отвёл – уже успех.

– Почему? – спросил он тихо, и Стрельницкий усмехнулся, уже зная, что дожмёт и получит ответы.

Все крючки сработали: беспокойство за дракона, нежелание остаться в одиночестве сейчас, когда он только-только вышел из своей прострации… Ну и иллюзия, что Лавр сможет исхитриться и никого не предавать, отвечая.

Другое дело, что Стрельницкий крепко сомневался, что этот горе-диверсант вообще что-то реально ценное знает насчёт планов и действий своей ненаглядной Коалиции.

– Будешь себя хорошо вести, расскажу, – пообещал полковник и уселся на своё место. Протянул так и не развёрнутый второй бургер парню и приказал: – Ешь давай, пока не остыло.

Помедлив, тот подчинился.

– Так что должен сделать дракон, потерявший связь с пилотом?

– Вернуться на ближайшую базу, – отстранённо сказал Лавр, шурша обёрткой бургера. – Доложить о случившемся.

– Доложить? Как?

Лавр неопределённо качнул головой.

– Через других драконов, а те по связи со своими партнёрами. – На слове «связь» по его лицу скользнула судорога. – Если драконов рядом нет, то самой.

Он сказал об этом всё так же спокойно, чуть отстранённо, словно не видел никакой разницы между драконом, надрессированным возвращаться на базу, и драконом, лично докладывающим о случившемся.

– Устно или письменно? – пошутил Стрельницкий.

Лавр даже задумался на секунду.

– Устно. Есть… кодовые слова.

Что ж, это было уже более объяснимо. То, что драконы не хуже тех же попугайчиков умеют подражать человеческой речи, отмечали многие. И даже применять выученные слова по ситуации.

Не всякие драконы, конечно, и с переменным успехом, но Стрельницкий даже видел одного, которого его пилот надрессировал отдавать честь передней лапой и издавать что-то типа «есть, сэр». Так, баловство, конечно.

Дав время Лавру откусить от бургера, прожевать и запить газировкой, Стрельницкий, наконец, осторожно задал следующий вопрос:

– Ты уверен, что Семьдесят третья поняла твою команду?

Парень поперхнулся и закашлялся так жёстко, что не мог отдышаться ещё пару минут. Стрельницкому даже пришлось постучать его по спине и вручить пару салфеток.

– Спасибо, – пробормотал Лавр уже вполне нормальным голосом, когда отдышался.

– Осторожнее.

Лавр кивнул и какое-то время молчал, явно подыскивая слова. Открыл рот, закрыл, выдохнул – и спросил:

– Почему вы думаете, что Дара не послушалась? Я велел улететь. Она… улетела.

– Есть такой термин: подсознательное программирование, знаешь? Когда ты приказываешь одно, но на самом деле желаешь совершенно другого. В чрезвычайных ситуациях типа твоей – дракон может в итоге выполнить ту, вторую команду.

– И что же я… желал?

Это уже походило на человеческий разговор, и Стрельницкий расслабленно откинулся на спинку стула (к слову, жёсткого и неудобного). Отхлебнул кофе, с грустью отметив, что он уже почти закончился.

– Вот это-то я и пытаюсь сейчас с тобой выяснить… Кушай, кушай, я не претендую. – Он почти с умилением наблюдал, как Лавр послушно жуёт свой бургер, и чувствовал себя в этот момент не то добрым дядюшкой, не то феей-крёстной… не то самим собой восемнадцати лет от роду, подкармливающим последней котлетой лохматого бродячего пса за углом общаги.

Комендант пса исправно гонял, но курсантов это не останавливало.

Стрельницкий уверял себя, что после выпуска обязательно заберёт пса себе домой, отмоет-причешет и будет с ним счастливо жить, но после выпуска его направили почти на самую границу (то, что называется «дальше бездны не пошлют») – и в столицу он вернулся только через семь лет, когда возглавил свой «Третий специальный отдел». Пса он уже не нашёл – тот то ли помер, то ли перебрался в более уютное место (а может, какой-то другой курсант сумел получше сдержать данное самому себе слово?).

Но вот взгляд, тоскливый, больной и потерянный – у Лавра был точь-в-точь, как у того пса. Чёрные лохмы и эта дурацкая борода довершали картину.

Наконец решившись, Стрельницкий вытащил из нагрудного кармана планшет, открыл нужное фото и положил на стол перед Лавром, внимательно наблюдая за его реакцией.

Парень смотрел на нечёткую картинку несколько секунд, а потом поднял неверящий взгляд на Стрельницкого.

…На фото был запечатлён планирующий где-то над лесом дракон. Это был кадр с машинного видеорегистратора, и как Анкины ребята сумели в отдалённом смазанном силуэте опознать «вероятно Семьдесят третью», для полковника оставалось загадкой, но Анке он верил на слово.

Для Лавра опознать её, по всей видимости, труда тоже не составило.

Он осторожно приблизил изображение и замер, даже не моргая. Очнулся, только когда экран потускнел от бездействия.

– Когда это было снято? – торопливо спросил он, и по его взгляду Стрельницкий понял: да, парень «готов». И сам это знает.

– Сегодня на рассвете. В трёх километрах отсюда.

Глава 3. Точка рандеву

Дара вернулась. Лавр не мог спутать ни линию крыльев, ни гребень-«воротник», ни привычно загнутый на самом кончике хвост. Кто угодно, но только не Лавр.

Как её отпустили одну?

Он опять приблизил фото, внимательно разглядывая нечёткий силуэт и убеждаясь, что на Даре нет сбруи. Как её вообще могли вот так отпустить, без снаряжения, без ничего!

И отпускали ли?

Может ли этот светловолосый полковник – Лавр никак не мог вспомнить его фамилию, – быть прав, и это он виноват, что Дара услышала его подсознательное желание?

…всё, что он в тот момент хотел, это чтобы Дара была в безопасности.

– Честно говоря, я не был уверен, что это она, – произнёс полковник.

Этот голос был первым, что Лавр услышал – осознал, как речь, – когда весь мир стих после обрыва связи с Дарой. Тогда, давно… Неделю назад, две?

…он в какой-то момент сбился со счёта, потеряв смысл считать одинаковые дни.

– Это она, – подтвердил Лавр.

Отпираться смысла не было – это её не защитит… А вот этот полковник – может? И что потребует за это от Лавра?

…плевать, всё, что касается его лично – пожалуйста.

Лавр снова уменьшил масштаб, просто глядя на Дару. Он думал, что никогда её больше не увидит.

…в голове звенело от тишины там, где должна была быть их связь.

– Я уже понял, – невозмутимо кивнул полковник, отвлекая от тишины. – Поэтому и пытался выяснить, что ты ей приказал, чтобы понимать, чего нам ждать от… бесконтрольного дракона.

– Я ей приказал улететь. И она улетела.

– Ну а потом вернулась. Вопрос, по чьему приказу и с какой целью.

Планшет выкинул какое-то уведомление, и полковник потянулся за ним. Лавр непроизвольно ухватил свой край, но поймал отвратительно понимающий взгляд – и разжал пальцы.

…его поймали на крючок, и они оба это знали.

– Что вы с ней сделаете?

– Не знаю, – словно бы в раздумьях произнёс полковник. – Зависит от того, что сделает она… и чего не сделает.

Лавр обнаружил, что комкает обёртку от бургера с такой силой, что в кулаке что-то хрустнуло. Заставил себя выронить комок обратно на стол и принялся старательно разглаживать бумагу.

Полковник со странным выражением лица подвинул ему остатки картошки.

– За ней присмотрят, – сказал он, словно пытаясь успокоить.

…зенитный расчёт за ней «присмотрит», судя по его взгляду, не меньше.

– Но проблему это, конечно, не решает.

– Что мне… – каждое слово давалось так тяжело, словно весило под тонну, – что я должен сделать?

Если бы полковнику от него ничего не надо было – он бы не приехал сюда. Не притащил бы бургеры, картошку, не показал бы фото… Не вытащил бы Лавра из того тусклого оцепенения, в котором терялся счёт дням и смысл жизни.

Не заставил бы слушать и отвечать.

Ему что-то нужно.

– Пока ничего, – пожал плечами полковник, и Лавру захотелось надеть ему ведро с остатками картошки на голову.

– А потом?

Полковник включил планшет, что-то прочитал, поправил наушник в ухе и поднялся.

Лавр встал следом – это было что-то из области рефлексов, вбитых в него ещё в кадетке.

– Мне надо ехать, – сказал полковник вместо ответа. – Вернусь завтра или послезавтра… Тогда и будет ясно, что нам с тобой делать.

…Когда дверь за ним захлопнулась, Лавр скомкал бургерную обёртку и запустил ею прямо в глазок на двери.

А потом посмотрел на остатки «пиршества», отряхнул руки и принял упор лёжа. После пятого отжимания чип в шее опять дёрнуло болью, но Лавр заставил себя продолжить, не сбавляя темп.

Вернётся этот полковник завтра или нет – но проваливаться в тёмную, бессмысленную апатию Лавр себе позволять больше не собирался: полковник найдёт его адекватным и сосредоточенным – и объяснит, что ему от Лавра нужно, чтобы Дара не пострадала.

Ну или его каким-то образом вытащат свои, а для этого тоже надо оставаться в форме.

…ну ведь случаются же чудеса в жизни, так почему бы и не с ним?

***

Когда машина выехала из ворот Южной цитадели, Стрельницкий набрал один из номеров в своей записной книжке и долго слушал гудки.

Наконец, трубку сняли.

– Ну здравствуй, Сергей Саныч, – раздалось «на том конце». – Ты по делу или как?

– И тебе привет, Сергей Сергеич. Я тут с бесплатным советом.

– Прям-таки бесплатным? На тебя не похоже. И что же ты тогда с него получишь?

– Исключительно своё моральное удовлетворение.

– Экий ты кровожадный, Саныч. Вот теперь ты меня заинтриговал, выкладывай давай свой совет. Последовать ему не обещаю, но как минимум подумаю.

– Проверил бы ты Южную цитадель… И коменданта её, Анатолия Эллера.

– Он тебе ногу оттоптал?

– Не мне, не ногу и не оттоптал. Так что если ничего не найдёшь – и Небо с ними.

– Когда ты последний раз так говорил, мы, помнится, вскрыли ячейку Коалиции…

– Тут я на столь щедрый урожай даже не рассчитываю, честно говоря.

– Ну что ж, включу в план проведения внеплановых проверок. Помотаем нервы этому твоему Эллеру, вытрясем душу и обратно засунем. Доволен?

Стрельницкий не ответил, резким жестом велев Василию затормозить.

– Алло? Эй, Саныч, ты тут?

– Тут… – отозвался Стрельницкий отстранённо. – Доволен, да.

– Ну, если нарою что – поделюсь.

– Спасибо, Сергеич.

– Пока не за что!

Вызов завершился, но Стрельницкий ещё долго сидел, молча разглядывая кромку леса. Потом повернулся к Василию:

– Зафиксировал?

– Да, сэр. – Василий помолчал и вдруг негромко спросил: – А она красивая, да?

– На вкус и цвет, – проворчал Стрельницкий (что красивого они в этих тварях вообще нашли?). – Трогай давай.

Но взгляд отвёл с трудом.

Уж больно сюрреалистичной была эта картина: изящно взмывшая над лесом зеленокрылая драконица, почти тут же вновь скрывшаяся за деревьями.

Грузные, закованные в экзоскелет армейские драконы ей по грации и в подмётки не годились, конечно…

Главное, чтоб эта драконица была здесь одна, а не в компании спецотряда КОДА. Нет уж, такой головной боли Стрельницкий себе точно не желает.

***

– Встать! – гаркнул охранник, подозрительно оглядывая камеру.

Парень проигнорировал его, всё так же размеренно отжимаясь. Голая спина блестела от пота, майка небрежно валялась на стуле.

От лопаток к плечам раскинула стилизованные драконьи крылья татуировка.

– Встать, я сказал!

Стрельницкий поймал охранника за плечо.

– Можете идти, – с нажимом произнёс он. – Дальше я сам.

Охранник ещё раз зыркнул на Лавра и вышел. Стрельницкий, скрестив руки на груди, остался наблюдать.

Некоторое время тишину в камере нарушало только сосредоточенное пыхтение Лавра. Вытатуированные драконьи крылья колыхались, как живые.

– Если ты будешь перенапрягать шею, чип никогда нормально не приживётся.

– Ну и в бездну его, – выдохнул Лавр, задумавшись на секунду в верхней точки.

Потом соизволил-таки встать и долго умывался над крохотной раковиной в углу. Шумно отфыркивался, мотал головой – ну точь-в-точь лохматый пёс.

– Если там что-то нарушится, – заметил Стрельницкий, не двигаясь с места, – связь уже нельзя будет потом полноценно восстановить.

Лавр замер. Медленно выключил воду, обернулся и наконец посмотрел на гостя.

Взгляд был мрачным, сосредоточенным – и живым.

– Это типа намёк на пряник?

– Это типа намёк на медицинский факт, – не повёлся Стрельницкий. – Впрочем, ладно. Как ты сегодня?

– Как на отдыхе в пятизвёздочном отеле, – хмыкнул Лавр, натягивая майку. – Шведский стол три раза в день, персональное обслуживание, никаких тебе шумных соседей.

– О, прям-таки шведский стол?

– Ага, выбираешь сам, что хочешь: есть, чё дали, или сидеть голодным.

Стрельницкий не сдержал смешка.

Нет, определённо парень оказался… забавным. И с неожиданной охотой поддерживал разговор на безопасную тему.

И только звериная тоска во взгляде подсказывала, что творилось внутри.

– Ну, я рад, что ты снова в форме, – прямо сказал Стрельницкий, подходя ближе и внимательно отслеживая реакцию.

Он, пожалуй, был на полголовы выше, да и опыта не меньше, но если этот Лавр сейчас выкинет какую-нибудь глупость…

Ну, охранник за дверью, тревожная кнопка в кармане.

– Я тоже, – не сильно радостным тоном отозвался Лавр, настороженно следя за каждым шагом.

– Если что, это не я придумал запереть тебя в одиночке. Я полагал, с тобой пойдут по обычному протоколу.

– Ну, Эллер был так рад меня видеть, что про все протоколы, очевидно, от радости позабыл.

– Он тебя знает.

Утверждение, а не вопрос, но парень неожиданно ответил:

– Он как-то раз пообещал натравить на меня собаку, если я снова сунусь к его сыну. Хотя мы просто посидели с Даней в «Крылышках», он мне математику объяснял. Я тогда уже к кадетке готовился…

Это звучало смешно из уст заросшего мрачного мужика, но Стрельницкий напомнил себе, что на самом деле Дмитрию Лаврову по документам всего двадцать два.

– И откуда же такая предвзятость?

– Всякое бывало, – уклончиво отозвался Лавр. – Он просто по жизни козлина, от которого даже жена свалила… о чём я ему при встрече тут и заявил.

– Не очень умно с твоей стороны.

Лавр безразлично пожал плечами. Поморщился, вскинул руку к шее, поскрёб вокруг чипа…

Глядя на него, Стрельницкий подумал, что парень специально старается быть таким: грубоватым, простым, «мужицким».

Своеобразная форма защиты.

– Дим, ты со скольки лет в КОДе? – вдруг спросил он.

Услышав обычное имя, Лавр вздрогнул. Помолчал, что-то прикидывая про себя. Хмыкнул:

– В Коалиции – с начала.

– То есть ты пришёл туда ещё до того самого объявления об объединении?

Самым забавным было то, как легко он «читался». Вон, как напрягся от одной простой с виду догадки.

– Я политикой не интересуюсь, – наконец буркнул он. Поймал взгляд Стрельницкого и словно бы смутился. – А так… с тринадцати.

Всё-таки ответил. Помнил озвученные в тот раз «правила игры».

Стрельницкий удовлетворённо кивнул.

– Значит, из кадетки ты уже прям туда свалил?

Не то чтобы ответ ему в самом деле был нужен. Если Дима Лавров в тринадцать лет помог увести свою ненаглядную драконицу – понятно, что он уже тогда был по уши замазан во всех этих подпольных делах, и там был вопрос времени, как долго он «совмещать» сможет, не попадаясь.

Просто одно дело, когда любой мятеж – исключительно после школы и чтоб к ужину был дома. А другое – реально связать свою жизнь с повстанцами.

– Ну типа того.

Малолетний партизан Коалиции, значит, чтоб им там всем в бездну провалиться.

Некоторое время они оба молчали, разглядывая друг друга. Лавр сдался первым: опустил взгляд, отступил на шаг.

– С Дарой всё в порядке?

О, Стрельницкий вполне мог потянуть паузу – но не стал (и вообще, зачем доводить того, кто и так на грани, им ещё работать вместе).

– Сожрала двух фермерских коров. Не наследила, но мои ребята засекли, как она их перетаскивала. Заодно локализовали её предположительное логово.

Вообще, коровы на опушке неспроста паслись. И были честно оплачены из оперативного бюджета, так что фермер внакладе не остался.

Но Лавр этого не знал и неожиданно смутился.

– Она так бы ни за что не стала! Видимо, давно не ела совсем… Если что, у меня деньги есть, ну, были…

– Не надо. Что возьмёшь с голодного дракона, хорошо, что это были просто коровы, – философски пожал плечами Стрельницкий. И бросил внимательный взгляд на Лавра, готовясь насладиться реакцией на свои следующие слова: – Зато мы в итоге знаем, где она… Так что одевайся.

Лавр растерянно хлопнул глазами, сейчас как никогда соответствуя своему настоящему возрасту.

– Мы… к ней? – неверяще выдохнул он. Рука непроизвольно метнулась к чипу.

– Как говорил один мой наставник, если гора не идёт к мудрецу, мудрец вызывает такси.

Спустя десяток минут все бумажные тонкости были позади, и они сели в машину. Не спецтранспорт, как в прошлый раз, – самый обычный неброский «универсал» с военными номерами (ну насколько может быть обычной служебная машина Третьего отдела, конечно).

Но с виду всё было вполне обыкновенно. Полковник устроился впереди, рядом с водителем, Лавра усадили на заднее сиденье подле молчаливого бойца в тёмно-серой форме. Стрельницкий заметил шеврон с условно волчьей (изрядно смахивающей на драконью) башкой и недовольно закатил глаза.

Это был неофициальный символ «полевого» спецподразделения его отдела.

Волкодраки, чтоб их.

Лавр сидел тихо и смирно. Никаких глупостей, руки прилежно сложены на коленях, взгляд настороженный.

…До указанной точки они ехали полчаса, за которые Лавр не проронил ни слова. Кажется, даже не пошевелился, не считая прыжков на ухабах.

Стрельницкий философски подумал, что иногда иметь дело с пилотами – сплошное удовольствие.

За мостом Василий свернул на просёлок вдоль реки, а потом заехал в горку и затормозил. Полковник сверился с отметками на карте в планшете, прислушался к короткому докладу в гарнитуре и кивнул:

– На выход и немножко пешком пройдёмся. И, да, Дим… без глупостей, хорошо?

Было какое-то странное удовольствие в том, чтобы звать его настоящими именем, звучащим так по-домашнему.

И видеть, как он каждый раз вздрагивает.

– А то что? – хмуро поинтересовался парень, впрочем, не делая пока ничего предосудительного. Послушно вылез из машины, послушно пошёл следом.

– Ну, как ты понимаешь, мы здесь немного не одни, даже если ты никого не видишь, – бросил через плечо Стрельницкий. – Если всё будет хорошо, то и не увидишь.

– И среди этих невидимок есть маленький зенитный расчёт вон под теми кустами?

– Не под теми. И парочка ПЗРК… и у Ломакина гранатомёт, правда, он его в багажнике оставил. Вернуться?

Лавр мотнул головой.

Они переправились через овраг – машинная колея тут была, но годилась разве что для внедорожника, – и свернули в лес.

Ельник тут сменился светлым сосновым бором, но по опушке густо теснились молодые берёзы, так что зайти в сам лес получилось не сразу. Впрочем, не пройдя и ста метров, они оказались на краю огромной поляны. Стрельницкий остановился.

– Не боитесь? – спросил вдруг Лавр.

Его истинное состояние выдавал севший голос.

– Чего мне бояться?

– Ну, Дара вообще-то здоровенный огнедышащий дракон.

– И, как любая тварь, уязвима на земле, особенно на вдохе перед залпом, – усмехнулся Стрельницкий. – А подкрасться и откусить мне голову, я надеюсь, ты её не попросишь.

– Спасибо за идею, – хмыкнул Лавр, шагнув вперёд.

– Дим, – ухватил его за плечо Стрельницкий, – мне казалось, ты ей… дорожишь. И я даю тебе шанс доказать, что она – не дикий бесконтрольный дракон, которого мне положено уничтожить. Так что всё в твоих руках.

Лавр закаменел спиной. Медленно, не оборачиваясь, кивнул.

Стрельницкий разжал руку и похлопал его по плечу.

– А теперь вперёд. Она где-то здесь.

***

Как во сне Лавр шёл вперёд, путаясь ногами в высокой траве.

Ноздри уже щекотал знакомый аромат: озона и той особенной, «драконьей» гари.

…ну и недавней кровавой трапезы, что делало запах, раз уж на то пошло, куда менее приятным.

Но это тоже был её запах.

Фантомно задрожала отсутствующая связь, и Лавр рефлекторно вскинул ладонь к шее.

– Дара! – позвал он, вертя головой.

Чип подёргивало болью, и кожа вокруг тоже была болезненная, воспалённая. Отвлёкшись, Лавр не сразу заметил зашевелившийся в том конце поляны ярко-зелёный холм – до тех пор, пока «холм» не распахнул приветственно крылья и прыгнул-спланировал вперёд.

– Ди-има, – прогудела Дара, одним тычком носа сбивая с ног.

Лавр обхватил её за морду, хохоча, как последний безумец. Дара замотала головой, то ли тявкая, то ли клекоча – не зная, как иначе выразить свою радость.

Очевидцы, попади здесь кто случайный, могли бы потом рассказывать об ужасном нападении коварного монстра, сущей твари из бездны – на беззащитного человека.

…его коварно, бессердечно вылизывали.

Лавр представил, как в тюрьме потом пытаются, матерясь, отстирать робу от едких драконьих слюней, и вновь расхохотался.

– Сто-оп! – призвал он Дару к порядку, когда отсмеялся. – Хватит. Дара, стоп! Ляг!

Дара отстранилась, пытливо заглядывая ему в лицо то одним, то другим сияющим глазом, и послушно припала к земле.

– Хорошая девочка, – пробормотал Лавр поднимаясь. Отряхнулся.

Наклонился и прижался лбом к Дариному носу, к тому чувствительному треугольнику между ноздрями.

– Не слышу, – всхлипнула вдруг Дара, и он ощутил этот всхлип лбом.

…он сам бы сейчас взвыл, но не мог перед ней.

– Я знаю, маленькая, – пробормотал он, хотя «маленькой» Дару не всякий дракон-то назвать мог. За девять лет она вымахала вдвое. – Мне блокировали связь… Не думай об этом. Её потом можно будет вернуть.

И, отвлекая Дару, принялся чесать ей подбородок и нижнюю губу.

Её дыхание было тёплым.

…и воняло, как только может вонять изо рта сытно пообедавшего дракона.

Дара довольно зажмурилась, подобралась, обвивая ноги хвостом, и негромко заурчала.

…ну как негромко, полковник мог и не расслышать, а вот если кто ближе хотя бы на десяток метров подошёл – тот уже вполне.

Лавр вспомнил, что он здесь не один, и отстранился. Дара настороженно приподнялась, глядя ему за спину, и, протянув лапу, прикрыла ей напарника.

Плотно прижала крылья и предупреждающе оскалилась.

– Дара, нет, – жёстко скомандовал Лавр, оборачиваясь.

Полковник Стрельницкий – Лавр вспомнил его фамилию – спокойно шагал к ним через поляну. Остановился метрах в десяти, кивнул, будто старых знакомых на лесной прогулке повстречал.

Только корзинки с грибами на локте не хватало.

…с поганками желательно.

– Нельзя. – Лавр положил руку на Дарин палец. – Пусти.

Дара вздохнула и разжала лапу.

– Это свой, – быстро и чётко проговорил Лавр, глядя на полковника.

Тот смотрел на него – на них – с престранным выражением лица.

Но рука его лежала в кармане. Что там, пистолет, тревожная кнопка? Неважно.

– Свой, – повторил Лавр, чувствуя себя рыбой, которую ухватили за жабры.

Можно дёргаться, конечно, но финал всё равно будет на сковороде.

…лучше бы ему руки вывернули физически, а не вот так, одним взглядом.

Дара принюхалась и недовольно запыхтела.

– Свой, – в третий раз повторил Лавр. – Он… друг.

– Дру-уг? – удивилась Дара и доверчиво потянулась носом к Стрельницкому, плавно обойдя Лавра.

…как же сложно не слышать её внутри себя.

– Друг, – подтвердил Лавр, слыша свой голос словно бы со стороны. – Это он тебя тут нашёл и меня к тебе привёл.

К чести своей, шумное обнюхивание полковник выдержал, не поменявшись в лице. Невозмутимо протянул ладонь и положил Даре на нос.

Драконица фыркнула и мотнула головой. Такие нежности она позволяла только партнёру.

– Что она здесь делает? – спросил Стрельницкий, поднимая взгляд на Лавра.

Но ответила неожиданно сама Дара.

– Ди-иму спасаю, – важно объявила она, тщательно выговаривая каждое слово.

Брови Стрельницкого поползли вверх, но больше своё удивление он ничем не выразил.

А Дара обернулась к Диме и, немножко подумав, предложила:

– Летим?

…да, да, сто тысяч раз да. Хоть в самую бездну, хоть на край света.

Стрельницкий медленно качнул головой, глядя прямо на Лавра.

Но тот и сам всё прекрасно понимал. Поскрёб пальцами чип и вздохнул:

– Нет, Дара.

Она выдохнула вопросительную трель.

– Я не могу пока. – Лавр дотянулся и почесал Даре у основания гребня, там, где под пальцами прощупывался шрам. Дара довольно встопорщила гребень, пригибаясь и подставляя шею под ласку. – Без связи не обойтись.

Дара фыркнула, явно считая, что эта проблема вполне решаема.

– Надо подождать, – уговаривал Лавр, ненавидя в этот момент и себя, и стоящего рядом Стрельницкого, и Коалицию уже чисто за компанию.

Ну и невидимых отсюда спецназовцев. В их присутствии сомневаться не приходилось, и пару раз Лавр даже замечал движение где-то на окраине поляны, но привычно старался не вдумываться, словно Дара даже без связи могла уловить его беспокойство.

Дара замотала головой и вдруг ткнулась носом Лавру в грудь.

– Грустно.

– Тебе? – Лавр вздохнул и погладил морду.

– Тебе!

– …Грустно, – признал Лавр. Шагнул вдоль Дариной шеи, уткнулся губами под ушным гребнем и прошептал: – Я люблю тебя, маленькая.

…полковнику слышать это вот вообще необязательно.

Давным-давно, когда у Дары случился первый скачок роста, и она вывихнула крыло и пять дней не могла летать, Лавр точно так же убаюкивал её по вечерам, позабыв про кадетский корпус и перспективы «стать агентом Движения в армии Андара».

Потом уже они привыкли обходиться без слов, соприкасаясь по связи куда теснее, чем можно вообразить, и деля одни радости и горести на двоих… Но теперь пришлось вновь говорить вслух, стесняясь и мечтая, чтобы все вокруг оглохли и ослепли.

Дара довольно заурчала, постепенно успокаиваясь, и улеглась, устроив голову на земле. Лавр опустился на траву рядом, привалившись к ней спиной, и принялся рассеянно почёсывать тёплый бок.

Чешуйки драконьей шкуры, идеально подогнанные друг к другу, создавали причудливый зелёный узор, вспыхивающий золотом под солнечными лучами. Узор сбивался только на незаметных уже почти шрамах, оставшихся от вживлённого экзоскелета.

Лавр нащупал одну отслоившуюся чешуйку в подмышке передней лапы и обеспокоенно пригладил её пальцами. По-хорошему надо бы подшлифовать и смазать, но инструментов под рукой не было… Дорожный набор лежал во внутреннем кармане куртки.

Где теперь эта куртка, спрашивается.

Дара забавно хрюкнула, сдвигая лапу, и, умиротворённо вздохнув, закрыла глаза.

Лавр сидел, спиной ощущая её дыхание, и ни о чём не думал. Ни о связи, ни об отошедшем куда-то Стрельницким, ни о несбыточных планах и бессмысленных надеждах. По земле тянуло прохладой, но осеннее солнце грело плечи, а Дара – спину. Лес шумел, поскрипывая стволами деревьев, перекрикивался беспокойными птицами…

Кажется, Лавр тоже задремал, потому что совсем не заметил, как полковник вернулся. Очнулся, когда его потрясли за плечо.

– Дим, – позвал Стрельницкий. – Пора.

…домашнее имя звучало странно. Особенно от него.

Несколько долгих секунд Лавр смотрел на Стрельницкого снизу вверх, остро чувствуя, насколько на самом деле беззащитна перед этим полковником громадная драконица за его спиной…

И сам Лавр вместе с ней.

Стрельницкий смотрел в ответ так, будто что-то понимает. И не торопил.

Но Лавр рывком встал и быстро спросил:

– Что будет дальше?

– Дальше? Я буду решать некоторые вопросы, за ней будут присматривать мои люди, а ты… ну, сам понимаешь.

Лавр понимал, да.

…соблазн разбудить Дару и попросить откусить-таки полковнику голову был почти нестерпимым.

– И… как долго всё это продлится?

– Столько, сколько понадобится мне времени, чтобы эти самые вопросы решить.

Дара завозилась и подняла голову, сонно моргая. Лавр обернулся к ней:

– Мне надо идти. Побудешь здесь?

– До-олго? – Дара заразительно зевнула. Лавр не смог удержаться и зевнул следом.

– Неделю, – вдруг вмешался в разговор Стрельницкий, глядя исключительно на Лавра.

Дара неодобрительно заворчала, но под взглядом Лавра снова опустила голову на лапы. Душераздирающе вздохнула.

…она проделывает этот фокус каждый раз, когда Лавру надо куда-то уходить. Видит Небо, каждый раз одно и то же.

Но на сей раз полковник крепко ухватил Лавра за плечо – и не отпускал, пока они не ушли с поляны.

…Уже на пороге камеры Стрельницкий вдруг спросил:

– Тебе что-нибудь нужно?

Лавр выразительного посмотрел на него, потрогал пальцем саднящий чип и отвернулся.

…издевается же.

– Вы этого всё равно не дадите.

– А если что-то чуть более реальное?

Не оборачиваясь, Лавр поскрёб бороду и буркнул:

– Бритву и пену.

…мыло и верёвку.

Но он не может лишать Дару надежды.

Даже если это надежда на чудо.

Глава 4. (Не) осознанная провокация

Где-то на пятый день Лавр понял, что опять съезжает. Нет, поначалу это было даже забавно – ловить себя на странных реакциях.

…в кошмарах о Даре и навязчивой, изматывающей тревоге за неё наяву забавного ничего уже не было.

Перед тем, как они стали с Дарой вылетать на задания, Лавр, конечно же, изучил обязательный курс по психологии, и там было про «эффект разрыва» и про то, как с ним бороться, не поддаваясь приступам апатии – отделяя её от себя, помня, что она «навязана» мозгом, привыкшим соприкасаться по связи с другим сознанием.

Это отчасти было похоже на психологические последствия от длительного нахождения в изоляции. В одиночной камере, например.

…кстати, где там Лавр находится последние две с чем-то недели? Бинго.

Нет, терпеть всё это, не скатываясь в убийственно логичное «зачем вообще что-то с собой делать, если выхода нет», теперь уже было несколько проще: о нём больше не «забывали», включая в общий распорядок со всеми этими проверками, осмотрами, походами в душ и даже двадцатиминутной прогулкой в бетонной коробке под зарешёченной крышей.

…Даре его отсюда при всём желании не выцарапать.

Так что лежать целыми днями и пялиться в потолок больше ему никто не давал, и это действительно порой спасало.

В камере даже появилась стопка агитационных буклетов, порицающих Коалицию и пафосно восхваляющих закон и порядок Андарской Федерации. Видимо, чтобы Лавр в одиночестве не скучал.

…ну, он и не скучал.

Из листовки без местного библиотечного штампа – а значит, одноразовой, – получилось целых два бумажных самолётика: один вполне классический, треугольником, а второй был… ну, не совсем самолётиком – «длинношеий», с головой и разлапистыми крыльями.

Лавр раньше часто такие складывал, развлекая Дару. Сам факт того, что бумажный лист, пусть и хитро сложенный в несколько раз, может летать, выписывая в воздухе виражи и пируэты, лет до шести неизменно её поражал и даже слегка возмущал.

…оказывается, пальцы ещё что-то помнят, даже когда в голове явно не всё в порядке.

Сейчас Лавр занимался тем, что методично перелистывал очередной буклет в поисках знакомых персон. Там как раз фигурировали какие-то страшные байки про первых лиц Коалиции.

…там не было ни слова о драконах.

Загремела дверь, и Лавр, со вздохом отложив буклет, встал. Для обычной проверки уже было поздно, для обеда – рано… На секунду мелькнула сумасшедшая надежда, что вернулся полковник Стрельницкий. Неделя ведь истекала сегодня. Или завтра?

Бездна, опять сбился.

…он что, правда считает дни и ждёт Стрельницкого?

– Одевайся и на выход, – скомандовал хмурый охранник.

Лавр молча подчинился. С персоналом он предпочитал не пререкаться.

…ну не считая того идиотского раза, когда какой-то довольно молодой на общем фоне дежурный ворвался в его камеру в семь утра, задвигая что-то про режим и необходимость зарядки.

Лавр, который в тот момент был занят попытками перейти к отжиманию на одной руке, даже был с ним вполне согласен, о чём не преминул сообщить, – правда, дежурного это почему-то не обрадовало. Может, тон Лавр выбрал не тот?

Дело закончилось синяком на скуле, но зато больше к нему насчёт зарядки никто не лез…

Этого охранника Лавр ещё не видел. Тощий какой-то и нервный.

…от такого точно жди проблем.

– Быстрее топай, – грубо поторопил он, выводя Лавра из блока и сворачивая налево.

В той стороне Лавр не был ни разу, даже когда в самом начале на допросы таскали.

Эллер какую-то пакость задумал?..

После того, как Лавр не смог отказать себе в удовольствии впервые в жизни высказать бывшему соседу всё, что о нём думает, тот долго орал, обещал сгноить заживо и всё в том же духе – и если бы не Стрельницкий, у него бы всё, пожалуй, получилось.

Мог ли он теперь задумать какую-то пакость?

Легко.

…нет, сходу отвешивать охраннику «в табло» не вариант. Куда Лавр отсюда денется?

Хотя совершенно пустой коридор искушает, конечно.

Лавр крепче сцепил руки за спиной, удерживая себя от соблазна, и тут охранник в два шага его нагнал, ухватил за плечо и толкнул в закуток слева, одновременно с этим тихо проговорив:

– Я от тёти Кэт.

– От кого? – замер посередине движения Лавр.

– От тёти Кэт! – яростно зашипел охранник, оглядываясь по сторонам. – Ты ведь Лавр, Дмитрий Лавров?

– А тут есть другие претенденты? – ляпнул Лавр и получил ощутимый толчок в бок.

…«тётя Кэт» – оперативный код руководства Коалиции.

Нет, Лавра тоже можно было понять. Он не полевой агент, чтобы помнить все эти кодовые фразы.

– Мне придётся надеть на тебя наручники, чтобы вывести, не вызывая подозрений, – продолжил торопливым шёпотом инструктировать псевдоохранник. – Иди спокойно, опустив голову, ну, как положено, понял?

– Понял, – кивнул Лавр, с интересом разглядывая своего спасителя. – Как тебя звать-то?

– Тебе знать не следует!

Из-под кепки выглядывал не особо уставной хвостик светлых волос, а под полой форменной куртки явно прятался пистолет.

…Лавр стал пессимистом, или это как-то слишком топорно, чтобы закончиться хорошо?

Псевдоохранник отступил на шаг, возвращая на лицо хмурое выражение, и скомандовал:

– Руки.

Лавр подчинился, не сдержав скептичного смешка, за что получил ещё один тычок:

– Рожу потупее сделай, глаза опусти. У нас времени в обрез, а впереди три поста. Машина ждёт на служебном дворе.

Первые два – внутренних – поста они преодолели легко благодаря документам псевдоохранника. Всё шло хорошо.

…слишком хорошо.

На выходе из здания охранник мурыжил их куда дольше. Сверял документы, листал списки, куда-то звонил, чем дальше, тем больше хмурясь в неодобрении.

Лавр видел, как его спаситель, напряжённый, как струна, потихоньку сдвигает руку – готовясь, если что, выхватить пистолет, и в бездну скрытность…

Ещё один звонок. Рука агента нырнула под куртку.

Но тут охранник вернул документы и буркнул:

– Проходите.

Лавр выдохнул, только тут осознав, что не дышал. Его спаситель, кажется, тоже – но сумел удержать на лице невозмутимое выражение и с демонстративной грубостью скомандовал:

– Шагай давай, к-кодла.

…он на Лавре отыгрывается за свои нервы, что ли?

– Ты с ним поаккуратней, – хмыкнул охранник, выпуская их. – Говорят, дурдому с проверками мы тому полкану обязаны, ему, дескать, Эллер дорогу перешёл…

– Само собой, – закивал агент Коалиции, явно ничего не понимая, но на всякий случай напрягаясь.

Они вышли в пустынный двор, и Лавр замедлил шаг, за что получил очередной толчок.

Это уже стало надоедать.

– Полегче, а? – негромко бросил Лавр, уже намеренно притормозив и чувствительно задевая агента Коалиции плечом. – Свои всё-таки.

– Быстрей давай, – зашипел тот в ответ. – Мы тебе тут жизнь спасаем!

…а с виду ну чисто как на казнь конвоируют. Нет, Лавр всё понимает, дело нервное, но всё же.

Чип опять ныл, и настроения это не улучшало.

У самых ворот стояла неброская служебная машина, водитель курил с вышедшим из будки охранником. Всё выглядело максимально естественно – глядишь, никто Лавра и не хватится… Пока не приедет полковник Стрельницкий. Если приедет, конечно.

Дверь за их спинами вновь хлопнула.

…Лавр же не накаркал, верно?

– Дим? – раздалось удивлённое.

…он не верит ни единому обещанию Стрельницкого. Да и не давал он их.

А бритва с пеной вообще не в счёт.

Но что-то всё равно буквально толкнуло Лавра, заставляя обернуться на знакомый голос.

Полковник смотрел на него в весёлом изумлении.

…внимательно, напряжённо, опасно.

– Далеко собрался? – поинтересовался Стрельницкий, словно ничего особенного вокруг не происходило. – У нас же, вроде, планы были.

– Планы?! – Агент Коалиции уставился на Лавра.

На лице его медленно сменяли друг друга непонимание, сомнение… Наконец он сделал для себя некий вывод.

А Лавр определённо тормозил, не зная, что ответить. И кому.

– Дим, может, всё-таки вернёмся к цивилизованному разговору? – невозмутимо предложил Стрельницкий, делая шаг в их сторону.

Агент смотрел не на него, а на Лавра.

– Ты!

Водитель у ворот наконец заметил, что что-то идёт не так, и нырнул в салон машины.

…вот вытащит сейчас оттуда пулемёт – то-то всем весело станет.

А в следующую секунду захлопали крылья и двор накрыло стремительно растущей – приближающейся – тенью. Взметнулась пыль.

Лавр зашипел от прострелившей шею боли.

Охранник у ворот что-то орал в рацию, задрав голову, и лицо его было белое и перекошенное, и Лавр тоже кое-как выгнул шею, пытаясь взглянуть наверх.

…мог и не смотреть, тут вариант один из одного, и это не «внезапная драконья атака Коалиции».

Дара была… прекрасна.

Ужасающе, дико прекрасна, как только может быть прекрасен Очень Воинственный Дракон.

Взбивая крыльями ветер так, что вокруг неё словно дрожало марево, она буквально зависла над двором, и в глубине распахнутой пасти клокотал огонь.

Мир, казалось, замер на несколько секунд в восхищении.

…ну, Лавр в восхищении, остальные в шоке.

А потом, так и не отойдя от шока, мир взорвался огнём.

Ворота буквально слизнуло потоком пламени, стирая из жизни и окружающий кусок стены. Камни трескались, бетонные блоки крошились, в машине что-то бахнуло, прибавляя жа́ру, и во все стороны полетели искорёженные куски металла.

Дара расчищала себе путь – Дара не мелочилась…

А потом сквозь вату в ушах донёсся вопль:

– Ты, тварь!

…у Лавра было оправдание: он смотрел на Дару. Сложно не смотреть на Дару в такие минуты.

Пуля выбила бетонную крошку в метре справа, и Лавр с каким-то тупым изумлением уставился на агента Коалиции.

Кепка слетела, лицо красное, в ожогах и саже, по лбу течёт кровь, пистолет в руках ходит ходуном.

В глазах – приговор.

– Тварь!

Он выстрелил ещё дважды под негодующий вопль Дары, а четвёртый выстрел раздался из-за спины – и агент дёрнулся, падая на колено.

Уже на бегу Лавр почувствовал, как в бедро впивается какой-то осколок, и споткнулся, но тут в спину ударил порыв горячего ветра – и Лавр прыгнул, задрав руки как можно выше.

…нет, он не сдаваться вздумал, разумеется.

– Давай! – заорал он.

Дарины когти чуть не выдернули руки из плеч, и земля, качнувшись, стала быстро отдаляться. Лицо опалило жаром, когда они пролетели над выжженной дырой на месте ворот, и на развороте Лавр успел заметить, как наклоняется над лежащим агентом Коалиции полковник Стрельницкий с пистолетом в руке.

А потом Дара ловко подкинула Лавра, перехватывая передними лапами, ногу прострелило болью, и он отрубился.

***

– Да-а, Сергей Саныч. Впечатляет…

Двое курят, обозревая обугленные развалины. Вокруг снуют толпы аналитиков, бесполезные уже пожарные и просто бойцы.

Трупы – то немногое, что от них осталось, – накрыли брезентом.

– Не то слово, Сергей Сергеич. Совсем не то…

Первый – крепкий лысоватый мужик в тесном ему пиджаке, из-под которого виднеется нагрудная кобура. На вид ему за сорок, по факту несколько меньше, но нервная работа делает своё дело.

Второй – худощавый блондин в полковничьем кителе без опознавательных шевронов, с сигаретой в одной руке и термостаканом в другой. Издалека он кажется младше товарища, вблизи, глаза в глаза – едва ли не старше.

Гримаса хронической усталости вообще никого не молодит – как и ответственность «за всё на свете».

– Я как-то иначе представлял ход проверки, честно говоря, – задумчиво говорит первый. – Без таких, кхм, спецэффектов. Без обид, Саныч, но это как-то перебор, не находишь?

– Мой просчёт. Не учёл одну проблему… Недооценил, вернее.

– Судя по масштабу последствий, проблемка твоя была размером эдак с дракона, – первый хохотнул над собственным каламбуром.

– Да уж немаленькая. Но я её решу, уже в процессе решения.

– Главное, чтоб в результате от Южной цитадели хоть что-то осталось! – хмыкает первый.

Второй качает головой:

– Комендант Эллер может спать спокойно… если у тебя к нему, конечно, вопросов нет. А я сюда возвращаться не собираюсь.

– И куда сейчас двинешь?

– Решать свою проблему. – Второй поднимает ладонь к уху, показывая, что слушает доклад по гарнитуре, бросает в ответ короткое «Понял, не суйтесь» и после продолжительной паузы задумчиво добавляет: – Ну или ждать, когда она сама решится… в ту или иную сторону.

– Людей дать?

– Лучше сигарет дай. Мои закончились уже, а чувствую, ещё понадобятся.

– Да хоть все бери! Знаю я твоё чутьё.

Двое расходятся. К одному спешат с докладом, второй вновь что-то говорит в гарнитуру. Делает глоток, долго болтает термостаканом, в котором гремит лёд.

Кофе, увы, от этого там всё равно не прибавляется.

***

Лавр очнулся под аккомпанемент Дариных скулящих всхлипов.

…то есть, это точно не дурной сон. Жаль.

В голове звенело, ногу жгло болью. Стоило открыть глаза и попытаться сесть, как мир качнулся и поплыл по кругу. Или сам Лавр?..

Он лежал, бережно прикрытый драконьим крылом, и Дара буквально клубком свернулась вокруг него – огромная, горячая и очень-очень несчастная.

– Уймись, Неба ради, – пробормотал Лавр, облизывая пересохшие губы. Лицо ощущалось болезненно стянутой маской.

– Ди-и-има! – заскулила Дара, сдвигая крыло. – Живо-ой!

– Как говорится, не дождётесь… Бездна, больно!

От неловкого движения боль всколыхнулась волной, так что он сам чуть не заскулил.

– Спасла-а, – всхлипывала Дара.

Лавр сжал зубы и, дотянувшись, погладил её по носу скованными руками.

Вокруг так густо пахло кровью, что его замутило. Руки были в чём-то мокром и красном, и одна штанина – та, где раскручивалась пульсирующей спиралью боль, – тоже была мокрая, горячая.

…ну да, в него же какой-то осколок попал. Странный осколок.

– Всё хорошо, – выдавил из себя Лавр, с отстранённым интересом разглядывая залитую кровью дыру в обугленной штанине.

В ноге.

…пуля. Это не осколок был, это пуля.

Один раз агент всё-таки попал.

Воспоминания закружились перед глазами безумной каруселью: огонь, пожирающий ворота, машину, будку охранника; полковник Стрельницкий, смотрящий с весёлым изумлением; яростное «Тварь!» от спасителя, мгновенно превратившегося в палача…

Кажется, Лавр опять потерял сознание и очнулся только от следующего приступа боли.

Дара старательно вылизывала его ногу, и от прикосновения драконьего языка хотелось орать.

Горло сжигала жажда.

– Тише, тише. – Он попытался отпихнуть Дарину голову. – Сейчас… надо перевязать. Погоди…

– Кровь, пло-охо!

– Да уж, хорошего мало… – Лавр с трудом перевёл дыхание. Попытался выглянуть из-под крыла. – Мы где? Нам… надо спрятаться. Нельзя, чтобы нашли…

– Спряталась! – гордо сообщила Дара. – Хорошо!

– Там, где ты…

– Дальше!

– Хорошо, – обессиленно кивнул Лавр, откидываясь на её бок.

Боль схлынула, оставив парализующую слабость.

…крови натекло слишком много. Это плохо.

– Дара, – позвал он, еле ворочая языком. – Нам надо переждать… до ночи. А потом лететь… Быстро-быстро вверх и высшим эшелоном. Ты помнишь карту?

…до «Дома-один» он не дотянет – раненый, без седла! Даже с Дариной помощью. Не в лапах же она его потащит – не на той скорости.

– Южная база… «Аргон»… помнишь? Я удержусь, она ближе… там помогут.

Плавая между приступами боли, он кое-как перетянул ногу порванной с Дариной помощью майкой, но устал так, словно мешки таскал. Наручники превращали каждое движение в отдельный вид акробатики, а сердце то и дело грозило выскочить из горла.

– Летим, летим, летим, – твердила Дара. – Кровь. Плохо!

Лавр отбивался, пытаясь объяснить, что надо ждать ночи.

…Дара вообще знает, где база «Аргон»?

Она больше не может увидеть маршрут в его голове!

Солнце плавно смещалось по небу, тени деревьев вырастали. Лавр то беззвучно скулил от боли, уткнувшись лбом в Дарин нос, то лежал в полузабытье.

Хотелось пить, бил озноб, в основание черепа словно вкручивали тупой гвоздь.

…если он останется здесь, то сдохнет от кровопотери. Если лететь сейчас – Дару засекут.

– Лететь, лететь, лететь, – монотонно твердила драконица. – Помощь. Друзья.

– Друзья на базе…

– Далеко!

– Ближе нету.

…Кажется, на попытке объяснить, где «Аргон», он окончательно вырубился. Очнулся уже в воздухе – Дара тащила его куда-то, бережно сжимая передними лапами.

Солнце над кромкой леса било в глаза.

Он попытался понять, куда они летят, но не смог.

…это закат или уже рассвет?

Даре нельзя лететь так! Её засекут! Собьют!

Словно услышав его мысль, Дара неожиданно резко пошла вниз, и ветер выбил из Лавра дыхание… и сознание, кажется, тоже, потому что в следующий раз он пришёл в себя от толчка при приземлении.

Дара осторожно уложила его на землю, – ногу пронзило такой болью, что Лавр прокусил губу, пытаясь сдержать стон.

– Друг! – ультимативно объявила Дара и потребовала от кого-то: – Спаси Диму!

– Дим? – с беспокойством позвал смутно знакомый голос. – Ты там живой?

Лавр не нашёл в себе силы ответить, болтаясь на краю сознания от боли.

– Спаси Диму! – повторила Дара настойчиво.

…кажется, к нему кто-то наклонился. Осмотрел импровизированную повязку, выругался, поминая всех тварей бездны.

– Тебе в больницу надо.

– Нельзя! – объявила Дара.

– Дим, ты помрёшь без медицинской помощи. Надо в больницу, срочно.

– Нельзя!

Сквозь забытье Лавр почувствовал, как его крепко прижали к себе крылом.

Так, наверное, мама-драконица прячет своих малышей.

…драконы вылупляются в алкем-инкубаторе. Никакой матери там нет. Даже у Дока не вышло получить естественный выводок – яйца не проклюнулись.

– …нельзя, нельзя, нельзя!

– Да что ты заладила, как заевшая пластинка! Тоже мне попугай… Что мне делать-то прикажешь?!

Дара ненадолго задумалась, старательно подбирая слова.

– Друг! Спаси Диму!..

– Ты хоть ещё одно слово знаешь?

– …пожалуйста?

Крыло вновь приоткрылось, и голос над головой Лавра произнёс устало:

– Ладно, в бездну всё. Поехали сразу ко мне уже. Бригаду по пути вызову… Эй, Араф, сам сюда и двух парней мне! Вась, заводи машину, быстро!

Лавр почувствовал, как его осторожно вытаскивают из-под крыла Дары и перекладывают на носилки. От холодного воздуха его начинает колотить озноб, и кто-то укутывает его плечи одеялом, а кто-то перетягивает уже не чувствующую ничего, кроме нескончаемой – а потому почти неважной – боли, ногу нормальным жгутом.

Укол – обезболивающее?

Шум мотора.

Темнота.

Глава 5. Чудеса медицины

Полковник Сергей Стрельницкий остановился на пороге окутанной сумраком комнаты, что больше напоминала сейчас медицинскую палату. Капельница, мониторы, резкий запах медикаментов… Не хватало только недовольной настырным посетителем медсестры (в соседней комнате дежурил Араф, но на больничную медсестру штатный медик «волкодраков» не тянул).

Спящий парень на фоне белоснежных простыней казался… серым.

Хрупким.

И возмутительно юным.

Сергей так-то уже привык видеть хмурого, бородатого, не лезущего в карман за словом бугая, но теперь этот Дима молча спал, и юное (на его реальные двадцать два) лицо с почти сошедшими следами ожогов было совсем расслабленным.

Словно почувствовав его взгляд, парень завозился, морщась, и разлепил мутные со сна глаза.

Моргнул, пытаясь понять, где находится.

– Добро пожаловать в мир живых, – наклонился к нему Стрельницкий.

В глазах Димы недоумение плавно переросло в обречённость.

– Вы, – хрипло выдохнул он. Откашлялся, всухую сглотнул.

Стрельницкий протянул ему поильник.

– Ты удивлён?

Парень шумно глотал воду, не торопясь отвечать. Наконец отставил поильник, перевёл дух и снова поднял взгляд на Стрельницкого.

– Мне от вас даже на тот свет не сбежать?

Сергей не сдержал улыбки.

– О, я приложу все усилия, чтоб вернуть тебя с полпути.

Дима кривовато улыбнулся в ответ, показывая, что оценил, и попытался сесть в кровати.

– Давай без резких движений, – проворчал Стрельницкий, еле успев его подхватить, когда парень стал заваливаться набок. – Вон, о подушку обопрись. И осторожней с ногой…

– Одной? – хмыкнул Дима, очевидно, храбрясь, но на одеяло глянул с некоторой опаской.

– С той, которую тебе тут вчера очень старались не отрезать. Не помнишь?

Парень медленно качнул головой.

– У них получилось? – уточнил он и, не дожидаясь ответа, сдёрнул одеяло вбок.

Не рассчитал, и оно медленно сползло на пол.

– Не отрезать? Как видишь. – Стрельницкий помолчал и добавил чуть мягче: – Ты уже приходил в себя, но после шока и кровопотери не особо осознавал происходящее. Ну и успокоительное тебе дали, чтоб не мешал себя лечить.

– Ясно, – странным голосом ответил Дима. Огляделся по сторонам. – Можно идиотский вопрос?

Стрельницкий скептично задрал бровь.

Сам факт того, что Дима спрашивал разрешение на вопрос – пусть и в шутливой форме… вызвал приятное удивление.

Удовлетворение.

– Можно.

– Это явно не тюрьма.

– Это явно не вопрос.

Дима задумчиво разглядывал какой-то аляповатый натюрморт с коньячной бутылкой и персиками на противоположной стене (выкинуть бы его давно, но натюрморт писал прадед, а предков Серёжу Стрельницкого с детства приучили уважать).

– Ну и где я? – озвучил-таки парень очевидный вопрос.

А вот ответ был уже несколько менее очевиден.

– Фактически, ты у меня… в гостях.

Дима озадаченно моргнул. Нахмурился, потянулся вперёд и провёл пальцем по тёмному браслету с плоским датчиком, закреплённому на щиколотке здоровой ноги.

– Это вы всем гостям такое раздаёте?

– Только избранным, – пошутил Сергей, наклоняясь и подбирая одеяло. Накинул Диме на ноги. – Ты так убедительно напрашивался в гости, что теперь я просто не в силах с тобой расстаться.

– Я? – непонимающе нахмурился Дима.

– Ну а чья драконица тебя мне в итоге притащила?

В глазах Димы вспыхнул страх. И досада на себя, что расслабился и не подумал о ней сразу при пробуждении.

– Дара! Что вы с ней сделали?!

На мониторе немедленно скакнул пульс.

Ох уж эти пилоты… Похоже, никакие седативные препараты этого не перебьют.

– Ну… ничего? – пожал плечами Стрельницкий и, подойдя к торцевому окну, поднял жалюзи.

Дима зажмурился от хлынувшего в комнату дневного света.

– Вон она твоя драконица, спит. Вытоптала весь газон у тебя под окном, сломала пару бабушкиных яблонь, сожрала три брикета комбикорма. Если я хоть что-то понимаю в содержании драконов, сейчас она совершенно довольна, кхм, жизнью. Ну насколько это возможно для дракона в отрыве от пилота…

Он говорил и говорил, успокаивая, но парень всё равно недоверчиво хмурился.

– Да, ей тоже седативное влили, – наконец признал Стрельницкий. – Держать полностью бесконтрольного дракона на вольном, кхм, выпасе – не рискну.

– Но вы не… не вживляли ей ничего?

Если Сергей хоть каплю понимает этого безумного пилота, за «неправильный» ответ он получит как минимум истерику, как максимум попытку дать «в табло». С ноги. Прямо с больной, скорее всего (не так, не так он представлял себе два года подряд откладываемый отпуск!).

– Никаких катетеров, экзоскелетных имплантов и контролирующих узлов, – максимально честно ответил он. – Просто ввёл в корм примерную дозу. Взвесить её, чтобы рассчитать точнее, знаешь ли, было проблематично, так что я запросил проектные данные по Семьдесят третьей и прикинул по ним.

Дима осторожно скинул ноги с кровати. Вытянул шею, высматривая драконицу – та и в самом деле спала, пригревшись на аккуратной лужайке метрах в двадцати от дома (во времена деда, Аркадия Стрельницкого, это был теннисный корт). Убедившись, что всё с виду и впрямь в порядке, парень обессилено откинулся на подушку, бледнея на глазах, хотя казалось бы, куда уж.

– Отдыхай, – велел Стрельницкий. – Потом ещё поговорим. У нас впереди масса времени… раз уж ты сделал свой выбор.

– Какой выбор? – Дима в недоумении посмотрел на него.

– Отправив драконицу ко мне.

Недоумение сменилось возмущением.

– Я… не отправлял никого! Дара вообще сама решила.

– Сама, ага… Вместе с твоим подсознанием, – кивнул Стрельницкий спокойно. – Мы с тобой обсуждали это, помнишь?.. У тебя сбоил чип, это уже подтвердил специалист, так что всё вполне объяснимо. Я, признаться, ожидал чего-то подобного. Но… чуть по времени не рассчитал. Думал, успею тебя перехватить – но кое-кто, – он досадливо поморщился, – воспользовался моими собственными бумагами.

Дима, спохватившись, дёрнул руку к шее, но наткнулся на плотную повязку.

– Чип извлекли и поставили новый.

– Но я не слышал Дару!

– Ты? Возможно. А вот как она узнала, где ты и когда тебя вытаскивать? А как ты выжил, валяясь в лесу с кровопотерей – без пилотской регенерации?.. Отдыхай, – с нажимом повторил Стрельницкий.

И с чувством глубоко удовлетворения увидел, что парень, слишком уставший для споров, послушно откинулся на подушку и закрыл глаза.

Вот с самого начала бы так!

Как же всё проще, когда можешь действовать на своей территории и по своим правилам…

И когда по этим правилам наконец-то соглашаются играть другие.

***

– Ну вот, регулярные перевязки, комплекс лекарств, реабилитация – и будете скакать как новенький, – провозгласил улыбчивый доктор, деликатно не замечающий арестантского браслета на здоровой ноге и называющий чип-блокатор «так, а на шее там у нас как подживает?»

Лавр не обольщался.

Недовольный темноволосый детина в белом халате, что маячил на пороге комнаты, походил на медбрата примерно так же, как сам Лавр – на дорогого гостя.

– С завтрашнего дня уже не вижу противопоказаний для того, чтобы подняться на ноги… то есть, на ногу с костылями! Конечно, с осторожностью и не перенапрягаясь, с вашей-то перенесённой гиповолемией… Но прогноз в вашем случае удивительно благоприятный, одно удовольствие с такими пациентами дело иметь!

– Спасибо, – буркнул Лавр.

От громкого позитивного тона болела голова.

Доктор закивал, как болванчик, улыбаясь ещё радушнее, и принялся складывать свой чемоданчик.

…всё он видел и понимал, этот улыбчивый доктор. Но продолжал старательно не видеть и не понимать.

– Так, рекомендации я все оставил, перевязки делать будете уже без меня, через пять дней приеду для контрольного осмотра. Это у нас будет семнадцатое число, верно? Не забывайте вовремя пить все лекарства! До встречи!

Проводив торопливо сбежавшего доктора взглядом, Лавр рывком скинул ноги с кровати и сел, пережидая волну боли.

Так, мелочь, если вспомнить, как болело в лесу.

…тело ощущалось противно слабым и чужим. Предавшим его.

– Куда? – мрачно поинтересовался охранник или кем там был этот детина.

Лавр встал на здоровую ногу, качнулся, но сумел дотянуться до костылей, прислонённых в изголовье кровати. Кое-как разобрался в них и застыл, пошатываясь.

Но он всё-таки стоял.

…ближайшие секунд сорок, дальше уже не факт, но так просто сдаваться нельзя.

Если он подчинится, расслабится – Стрельницкий его попросту сожрёт.

В голове всё ещё было мутно и глухо – Лавр подозревал, что успокоительным его напичкали по самые брови, но всё равно умудрялся злиться.

…просто назло. Очень рационально, ничего не скажешь.

– Далеко собрался, болезный?

Лавр сжал зубы.

– Мне надо увидеть Дару.

– Ты ж рухнешь по дороге, а мне тебя потом собирать и Шефу отчитываться.

– Значит, не дайте рухнуть, – огрызнулся Лавр.

– Мне проще не дать тебе выйти из комнаты.

Вместо ответа Лавр поудобнее перехватил костыли и медленно, шаг за шагом двинул к двери.

…Его всё-таки пустили.

Темноволосый отзвонился своему начальству, получил разрешение, выдал Лавру свободные спортивные штаны, куртку, кроссовки – и, конечно же, пошёл с ним.

Лавр старался не обращать на «няньку» внимание.

А Дара… Дара всё так же сладко спала на лужайке, только позу сменила, спрятав голову под крыло. Лавр доковылял до неё и в изнеможении привалился к тёплому боку.

– Ди-има, – сквозь сон пробормотала драконица. Приоткрыла крыло, словно приглашая забраться в тёплую «нору» и поспать с ней… и вдруг открыла глаза. – Дима?!

Взгляд у неё был мутный после сна, и Лавр подозревал, что сам смотрит на неё не лучше.

– Живо-ой, – довольно заурчала драконица и очень осторожно, помня о своих размерах, сдвинулась, устраиваясь так, чтоб смотреть на Лавра. – Спасли!

– Как видишь, – развёл руками Лавр, отпуская костыли, и, конечно же, с грохотом их уронил. Пока пытался их поднять, пока пережидал волну слабости, Дара успела свернуться вокруг него кольцом, словно отгораживая от мира. – Лечиться надо ещё будет, но ничего страшного не случилось.

– Это я, – гордо заявила Дара. Лавр шикнул на неё, чтобы говорила тише, и драконица сбавила тон, но продолжала лучиться гордостью: – Принесла! И друг спас! Я молодец?

Лавр провёл рукой по повязке, скрывающей новый чип, но не нашёл в себе сил объяснить Даре неприятную правду.

…сам же назвал тогда Стрельницкого другом, никто за язык не тянул.

– Друг спас два… вдвое… дважды, – сообщила Дара так довольно, словно это она Лавра со Стрельницким познакомила.

– Дважды? – нахмурился Лавр.

Дара задумалась, старательно подбирая слова.

…будь у них связь, этого бы не понадобилось.

– Я видела! – наконец выдала она. – В тебя стреляли. И он стрелял! В ответ.

– Ну, необязательно же стреляли прямо в меня. Там неразбериха была…

Вместо ответа драконица выразительно посмотрела на его ногу.

…врать Даре было глупо. И, как выяснилось, чревато.

Сбежал, называется, из тюрьмы… в другую. Более комфортную, но какая разница, если суть одна?

…но здесь Дара рядом.

– Почему ты не потащила меня в «Аргон»? – вздохнул он. – Я же просил.

– Нельзя, – выдала Дара с неожиданной уверенностью. – И домой нельзя.

– Почему?!

Дара опять задумалась – и думала так долго, что Лавр аккуратно присел на её заднюю лапу, как на тёплую, шершавую скамейку.

– Стреляли, – наконец заявила драконица. – В тебя.

– И что?

Дара осторожно распахнула крыло и накрыла им Лавра, словно шалашом.

– Я его помню. – Голос её стал тихим-тихим. – Кто стрелял. До́ма помню… Стреляют враги. Дома – враги.

Это была невероятно длинная фраза для неё. Лавр никогда не слышал от Дары рассуждений подобной сложности.

…по связи проще. И рассуждают они тогда вместе.

– Почему ты решила, что этот… друг – защищал меня? А не просто стрелял в своего врага?

Дара пренебрежительно фыркнула: такой большой Дима и такие глупые вопросы задаёт!

– Враг стрелял. Потом друг стрелял.

– Ну, он не сразу понял, кто враг.

– Сразу, – упрямо возразила Дара. – Враг – кто стреляет в тебя.

Лавр в тихом изумлении покачал головой. Откинулся затылком на Дару, прикрыл глаза, чувствуя, что слишком устал, чтобы спорить.

…тем более с драконом!

Он так, кажется, и заснул, не найдя аргументов. Когда открыл глаза, вокруг уже царили совсем вечерние сумерки.

Подобрав костыли, Лавр кое-как выбрался из-под Дариного крыла – и наткнулся на мрачный взгляд своего «няньки».

– Давай в дом, – потребовал тот.

Дара вздохнула, но возражать не стала, и Лавр медленно поковылял обратно.

На второй этаж, где находилась «его» комната, сопровождающему пришлось его затаскивать, потому что сил уже не было и костыли разбегались из рук.

Оставив его раздеваться самостоятельно, «нянька» ушёл – вероятно, докладывать.

…ну разговор с Дарой он же не мог подслушать? По крайней мере в деталях. В дурацких деталях, которые Стрельницкому знать вовсе не следует.

Стягивая ветровку, Лавр вдруг нащупал что-то твёрдое, приколотое у самого ворота. Отцепил, растерянно повертел в руках и долго разглядывал под прикроватной лампой.

Размером с некрупную пуговицу, кругляш из чёрного пластика был увесистым… и определённо имел микрофон и короткий проводок для подключения.

…бездна. Он всё это время писал?

Такие штуки «случайно» приколотыми у ворота не забывают.

Лавр бросил жучок на пол и наступил на него костылём, ещё и ещё раз – до хруста.

…Он ждал реакции Стрельницкого, но её не последовало.

Ну, не считая того, что почти весь следующий день он проспал, нормально просыпаясь только поесть и дойти до туалета, категорически отвергнув идею использования судна.

Лениво наблюдая за перевязкой, он ощущал себя тупым и спокойным – и не было сил возмущаться этим, да и не хотелось.

…опять его ведь чем-то накачали.

Зато не было и тёмной засасывающей апатии, настигавшей его в тюрьме.

Дара была рядом.

Перевязывал его, кстати, тот самый черноволосый «нянька», который и впрямь оказался настоящим медиком.

– Как вас зовут-то? – спросил у него Лавр, пытаясь побороть накатывающую дрёму.

Черноволосый продолжил сосредоточенно затягивать бинт.

– Денис, – сказал он, закончив. Пробежал пальцами, проверяя повязку, и выпрямился. – Можно Араф… Давай твою шею глянем.

– Шею? А… ну да.

Пальцы у Дениса-Арафа были осторожные и ловкие. Он смочил пластырь, отклеил повязку, чем-то протёр вокруг чипа… Лавр закрыл глаза и расслабился.

Он не хотел думать о том, откуда этот Араф знает, как обрабатывать место вживление блокатора.

Он вообще не хотел думать.

…у него это неплохо получалось.

Даже за Дару в кои-то веки больше не надо было переживать: драконица была здесь – он периодически видел её из окна.

И это успокаивало почище медикаментов.

Араф заклеил обратно шею и оставил его в покое, где-то между дрёмой и бодрствованием.

…Вечером его отпустило, и он нашёл в себе силы опять дохромать до Дары в сопровождении Арафа. Драконица была ещё более сонной, чем вчера, проворковала что-то нежное, лизнула в лицо и гостеприимно приоткрыла крыло: давай спать вместе, отличное занятие же.

Лавр не стал отказываться. Вечер выдался зябким, сырым – похоже, недавно прошёл дождь.

…Лавр его проспал. И всё ещё хочет спать. Бездна, он так отоспится на полгода вперёд.

– Тебе не мокро? – спросил он, пытаясь пристроиться под крылом. От Дары шёл убаюкивающий ровный жар, как от печки.

Драконица зевнула вместо ответа и перекатилась на бок, чтобы Лавру было удобнее лежать. Засунула нос под крыло и запыхтела довольно.

Чуть не свалившись в момент движения, Лавр укоризненно вздохнул и забрался поглубже, неуклюже подтаскивая раненую ногу. Привычно протянул руку, чтобы уцепиться за плечо крыла… и нащупал что-то твёрдое. Прямоугольное.

…датчик. Бездна, они всё-таки это сделали.

Он крепился в самом основании крыла, вживлённый неглубоко под кожу – так, что легко не извлечь. Небольшой, в ладонь, плоский, без гнёзд для подключения – Даре он, похоже, ничуть не мешал. Место было выбрано с умом, и драконья регенерация уже зарастила все последствия, словно датчик стоял там всегда, но Лавр задышал тяжело и часто, пытаясь справиться с желанием немедленно найти Стрельницкого и…

…откусить ему голову?

Это не к нему, а к Даре. А Дара возомнила полковника «другом».

Потребовать извлечь датчик, чем бы он ни оказался?

Так Лавра и послушают.

Объяснить, что Дара и так без него никуда улетит?

…а Дара точно не улетит?

После разрыва связи она стала… самостоятельной.

Ей пришлось принимать решения самой.

– Дара-а, – тихонько позвал Лавр, поглаживая её под крылом, в самом чувствительном месте, где чешуйки были такие мелкие и тонкие, что почти сливались с кожей.

Дара сначала ощутимо поджала, а потом расслабила крыло.

– Ты никуда не улетишь? – чувствуя себя до странности неуверенно спросил Лавр.

– С тобой? – сонно спросила она. – Улечу. Сейчас?

– Нет… А без меня?

Дара вздохнула.

– Никуда.

И тогда Лавр решился. Осторожно выскользнул из-под её крыла, подобрал костыли и подхромал к скучающему в стороне Арафу.

Тот сидел на скамеечке и листал в свете фонаря толстенную старую книгу.

– Я хочу… увидеть Стрельницкого.

– Шефа нет, будет к ночи, – не поднимая взгляд от страницы, оповестил Араф. – Или утром.

Книга оказалась медицинской энциклопедией. Дочитав абзац, Араф захлопнул её – на обложке было написано что-то про гнойную хирургию, – и встал.

– Давай в дом. Тебя там ждут горячий ужин и таблеточки.

Лавр посмотрел на дремлющую Дару – и подчинился.

…Среди «таблеточек» явно было успокоительное, потому что вскоре после ужина Лавра срубил сон. Какой-то мутный, вязкий кошмар из тех, в которых вроде не происходит ничего страшного, но на душе тяжело и маятно даже после пробуждения.

Снова кадетка, какая-то идиотская контрольная, с которой никак не уйти, а ему надо к Даре, а электрички отменили – нет, есть одна, но на другом пути, уже отходит, надо бежать…

В вагон заходит контролёр, и Лавр узнаёт его: и пистолет под форменной курткой, и куцый светловолосый хвостик из-под кепки, и…

«Ты, тварь!»

Несколько секунд Лавр растерянно моргал, пытаясь понять, что его разбудило, и, наконец, увидел сидящего в кресле напротив Стрельницкого.

В свете ночника выражение лица полковника казалось на редкость умиротворённым. Китель он снял, оставшись в полурасстёгнутой рубашке – так по-домашнему, словно и впрямь… Впрочем, да, он и был дома.

Лавр сел, осторожно подтянув тело, и нашёл на тумбочке кружку с водой.

– Денис сказал, ты хотел меня видеть, – произнёс полковник, поднимая на него взгляд.

Глаза у него были усталые. Лавр зашарил взглядом по стене в поисках часов – те показывали половину второго ночи.

– Денис?..

– Араф.

– А… да. Я… – сосредоточиться после сна было ещё сложно, – да, хотел поговорить.

– Что-то срочное?

– Датчик… у Дары. – Лавр сделал большой глоток и перевёл дыхание. – Я видел сегодня.

…по косноязычию он прям стремительно Дару догоняет.

– А, – ничуть не удивился Стрельницкий. Словно в порядке вещей было спрашивать о таком во втором часу ночи. – Маячок-радиоответчик. ТНа всякий случай.

– Вам меня мало? Чип, браслет… ещё и на неё повесили?!

Стрельницкий хмыкнул.

– Это «свой-чужой». Мало ли, что случится… а так её хотя бы не собьют на взлёте. – Он сделал паузу и выразительно добавил: – Ну, без особого на то приказа.

Лавр промолчал, прекрасно понимая, что его опять загнали в угол.

– Дим, давай поговорим утром. – Стрельницкий встал и заразительно зевнул. – И всё обсудим. Ты засыпаешь на ходу, я, признаться, тоже.

– Подождите, – позвал Лавр, когда полковник был уже у двери. – Это… успокоительное. Оно обязательно?

– Нет, – спокойно ответил Стрельницкий, оборачиваясь. – Это просто чтоб никто глупостей не натворил, особенно когда на ногах ещё толком не стоит.

Лавр с усилием выдохнул. Сглотнул.

– Мы не натворим.

– Я скажу Денису. Спокойной ночи, Дим.

– Спокойной ночи, – буркнул Лавр уже в закрытую дверь.

Он не хотел играть по правилам Стрельницкого.

…он будет.

Пока что. Да, пока что.

Глава 6. Изменение позиции

Стрельницкий думал, лестница притормозит энтузиазм человека, который еле передвигается на костылях…

Что ж, вынужден был признать он, наблюдая, как бледный сосредоточенный Дима упорно спускается по ступенькам, – он заблуждался.

Притормозить этого безумного пилота могли только серьёзные препараты, но держать его в таком состоянии всё время было бессмысленно. Стрельницкому нужен человек, а не медленно моргающий овощ.

Им ещё вместе работать. Много работать…

Внизу лестницы стоял, скрестив руки на груди, Араф – страховал пациента.

– Доброе утро! – отсалютовал Сергей обоим фарфоровой чашечкой с кофе (горячим, только что сваренным в турке – для разнообразия, отпуск же). – Как спалось?

Оба посмотрели на него примерно одинаково (у Арафа вообще-то тоже предполагался отпуск – он готовился к очередному квалификационному экзамену по парамедицине).

– Как на кладбище, – буркнул наконец Дима, останавливаясь внизу лестницы. Перевёл дыхание и упрямо похромал через холл.

– Пойдём в гостиную, – пригласил Стрельницкий, уступая дорогу. – Сюда, налево. Садись, где удобно… Как нога?

Дима дошёл аж до плетёного кресла в углу. Показывает характер?..

Ах, да, если скосить взгляд, там из окна видна дремлющая под дождём драконица.

– Даре нужен нормальный сухой эллинг, – заявил Дима недовольно.

Стрельницкий не стал отвечать. Прислонился к спинке дивана, чтобы оказаться напротив, и неторопливо отпил кофе.

– Мы, кажется, начали наш разговор с чего-то не того, – заметил он наконец.

– А с чего надо было? – нахмурился парень. – Доброе утро, как вам погода?

– Хм… Например с того, чтобы ещё раз проговорить: как ты знаешь, я сторонник спокойного цивилизованного разговора, когда на мои вопросы отвечают. У этого разговора есть альтернативы, часть из них ты уже знаешь, но всё же я всегда за разговор. А ты?

Дима недовольно отвёл взгляд. Снова посмотрел в окно. Вздохнул.

– Я тоже. Только перестаньте Дару успокоительным пичкать.

– Так я больше и не давал, оно просто пролонгированного действия. Типа того, что поступает обычным армейским драконам, когда они в гибернации, только совершенно не в тех концентрациях.

На упоминание армейских драконов Дима ожидаемо набычился.

– Она не армейский дракон! С чего вы взяли, что ей это не навредит?

Стрельницкий закатил глаза.

– О, она была точно так же выращена в инкубаторе Старорецкого питомника и первые полгода провела в абсолютно тех же условиях, что и любой армейский дракон.

– Это было давно!

– Дим, – резко оборвал его Стрельницкий. – Давай без паники. Мы же настроились на цивилизованный разговор, разве нет? Моя задача – сделать так, чтобы вы не наделали глупостей. Особенно с учётом того, что без связи твой контроль над драконом несколько… снижен.

– Так верните связь, сколько проблем сразу решится.

– Нет.

Это было простое, понятное, несомненное «Нет», и Стрельницкому надо было, чтобы Дима это усвоил раз и навсегда.

Его бесполезно просить и уговаривать.

– Ты мне лучше вот что скажи, – не давая найти новые (бесполезные) аргументы, предложил он. – Ты же знал человека, который за тобой пришёл?

Дима снова бросил взгляд в окно и качнул головой.

– Дара говорит, что помнит. Я – нет.

Это Стрельницкий и сам слышал (жучок было жалко, но своё он отработал с лихвой).

– И он тебе с порога заявил, что он из КОДы?

– Да он документы предъявил: особый агент Коалиции, одна штука, – хмыкнул Дима. Выдержал скептичный взгляд Стрельницкого секунд пять и отвёл глаза. – Он назвал кодовую фразу. Потом, когда вывел уже.

Стрельницкий не стал спрашивать, что за кодовая фраза. Дима ожидаемо не ответит и напряжётся.

Анкина команда уже трижды пересмотрела все видеозаписи по дороге от камеры до двора и даже нашла нужный момент – но увы, разговор произошёл вдалеке от «глазков» камер, и даже по губам прочитать особо не вышло.

– Тут вот что странно, – вместо любых расспросов поделился Стрельницкий задумчиво. – Ты же, вроде, говорил, у вас у всех приказ меня ликвидировать… Однако стрелял он не в меня.

– Он решил, что я предатель.

Ну надо же, какая детская обида в голосе.

– На основе одной моей фразы? Я, конечно, страшный Серый Волк, который кушает кодовцев на завтрак, а ужинает невинными драконьими младенцами… и что ты так на меня смотришь? Я уже завтракал, если что.

Дима закусил губу, отчаянно пытаясь сдержать скептическую – нервную – улыбку.

– В общем, как-то маловато для вынесения приговора. Поэтому и спросил, знал ли ты этого человека раньше.

– Не знал. Даже если пересекались дома… я его не помню, – покачал головой Дима. И с, болезненным сожалением тихо произнёс: – Дара сожгла водителя вместе с воротами.

– И с охранником.

– Она не смотрела, что там люди… Ей нужно было пробить дорогу, чтоб подхватить меня на лету и уйти. Она не хотела никого убивать, просто… у неё не было выбора и времени на раздумья.

Ну конечно, первым делом – оправдать драконицу (и откреститься от мысли, что это она лишь выполнила его подсознательное желание, разумеется, – кому понравится признать себя желающим такого).

– Тот агент всё это прекрасно видел, но предпочёл сделать другие выводы… Как ты думаешь, почему? – осторожно подтолкнул Диму Стрельницкий.

Давить нельзя. А вот дать пищу для размышлений…

Дима поднял на него глаза. Там, в глубине взгляда, плескалась растерянность пополам с обидой, и обида эта была направлена не на Стрельницкого (парень всё-таки умел соображать, да).

– От шока? Всё случилось так… внезапно.

– Может, и от шока, – согласился Сергей, зная, что Дима будет думать.

И рано или поздно уже сознательно признает то, что его подсознание, судя по драконице, поняло сразу.

Стрельницкий подождёт, тут ему торопиться некуда.

– Кстати, давно хотел спросить. – Он поболтал кофе и в один глоток допил. – Ты, получается, попал в КОДА из «Друзей Драконов»?

– С чего вы взяли? – буркнул Дима, совершенно по-детски отворачиваясь.

– Ну как тебе сказать. Девять лет назад в Старорецке действовала именно эта группировка… И девять лет назад Семьдесят третью из Старорецкого питомника украли – с твоей помощью, как я понимаю.

– Какое удивительное совпадение.

Дима осторожно вытянул раненую ногу, устраиваясь в кресле поудобнее.

Расслабляясь, несмотря на тему разговора.

И это, безусловно, был прогресс.

Нет, конечно, он мог пытаться врать – но собственные наблюдения (и психологический портрет от Анки) однозначно указывали, что такие скорее молчат, чем виртуозно врут.

– А ещё во внутреннем кармане твоей куртки лежало вот это. – Стрельницкий вытащил из кармана джинсов шеврон на липучке.

Чёрный силуэт раскинувшего крылья дракона на фоне белой ладони с сомкнутыми пальцами.

Наблюдать за лицом Димы в этот момент было отдельным удовольствием.

Он дёрнулся вперёд, стремясь отобрать, но боль в раненой ноге отрезвила. Дима шумно выдохнул и снова откинулся в кресле, не сводя взгляд с шеврона.

– Таскать не на плече, а в кармане – это, конечно, верх маскировки, – хмыкнул Стрельницкий. – Особенно в кармане такой куртки.

Дима неожиданно шутку не поддержал и отвёл взгляд.

– Я и… не пытался.

Где-то здесь определённо скрывалась разгадка его появления на встрече в вирсавийском посольстве (но если надавить сейчас – замкнётся, к Анкиным психологам не ходи)…

Стрельницкий мысленно досчитал до пяти и, наконец, небрежно пожал плечами. Подошёл к Диме, протянул шеврон.

– Я забрал изъятые у тебя вещи. Пистолет, уж извини, не верну, а часы, одежда, личные вещи – всё твоё.

Дима удивился так искренне, что Стрельницкий не сдержал улыбки.

– Подсказываю. В таких случаях можно сказать: «Спасибо, Сергей Александрович».

Секундное колебание.

– Спасибо, Сергей Александрович.

Вот и умница.

– Но у меня есть ответная просьба.

– Да?

– После обеда приедет один… специалист. Будь добр, отвечай на все его вопросы максимально полно и честно.

– Специалист вроде вас? – выразительно хмыкнул Дима.

– Да нет… Один уважаемый профессор, чтобы пригласить которого сюда, мне пришлось вчера полдня потратить. Так что военные тайны Коалиции как обычно можешь придержать при себе. Профессор… заинтересовался вашим случаем. Он хочет посмотреть и тебя, и твою драконицу.

В Диминых глазах вспыхнул неожиданный интерес.

– И что за светило науки нам предстоит развлечь? – с деланой небрежностью (которой и ребёнка бы не обманул, честно говоря) спросил парень, снова оборачиваясь к окну, чтобы взглянуть на лениво потягивающуюся Дару.

– Фёдора Иоанновича Лазаревского.

Нет, Стрельницкий предполагал, конечно, что это имя даже дремучие повстанцы слышали – и особенно их драконьи пилоты…

Но Дима вздрогнул всем телом и замер на несколько секунд, а потом медленно обернулся – с таким выражением лица, будто Сергей объявил о визите лично главы государства.

«Канцлер Виктор Рогов заедет сегодня на чай, как ты на это смотришь?»

Это был не страх и не восхищение – просто чистейший шок.

– Профессор Лазаревский? Сам?

– О, если бы мне было достаточно кого-нибудь из его аспирантов, я бы вернулся вчера ещё в обед, – проворчал Стрельницкий, скрывая, насколько заинтригован такой реакцией.

Дима с усилием отвёл взгляд. Дотянулся до костылей, встал.

– А в чём дело, Дим?

Молчание (такое, словно Дима и вправду не знает, что сказать).

– Я… Можно я схожу к Даре?

– Ты не ответил.

Правила есть правила.

– Я знаю. – Дима опустил голову. – Мне надо время… пожалуйста.

Он был так уязвим сейчас, что Стрельницкий заколебался.

О, он прекрасно видел, как и куда надавить. Да и правила есть правила. Но всё же…

Всегда нужно уметь играть вдолгую.

Помедлив, Стрельницкий молча отступил в сторону: иди.

Дима дохромал до порога гостиной и обернулся.

– Мы ответим на все вопросы профессора, – неожиданно спокойно произнёс он. – И я, и Дара.

– Дождевик надень! – бросил ему вслед Сергей. – В прихожей висит зелёный.

…Дима нашёл Стрельницкого после обеда. Постучался в кабинет, дождался короткого «Войдите», остановился на пороге.

– Да? – Стрельницкий поднял взгляд от бумаг (отпуск, говорите…).

– Там, в Загорье… Мы тогда пришли за профессором.

– Он не приехал.

– Ну да, я это в конце концов заметил, – с неподражаемой самокритичностью кивнул Дима.

Он уже вполне оправился от шока, но так и не облачился в свою угрюмую «броню», оставаясь странно уязвимым.

И бить в эту уязвимость рука не поднималась. Это как камнем кинуть в подошедшую к тебе дворнягу.

Или, там, ребёнка обидеть.

– То есть, я случайно исполнил твою мечту? – Стрельницкий вздохнул и отложил бумаги. – Так, может, есть ещё какие-нибудь? Озвучивай, раз уж я нынче добрый волшебник.

Дима на секунду задумался.

– Эллинг для нас с Дарой. Просторный… и сухой. – Он выразительно глянул на свои мокрые по колено камуфляжные брюки (те самые, в которых его «приняли», – переоделся уже, значит).

– Ангар для неё уже готов – там, дальше, за яблоневым садом. Другое дело, что она не пожелала там оставаться и продолжает торчать у тебя под окном… Но вот ты будешь жить здесь. Ты мне нужен под рукой.

– Ладно, – неожиданно легко уступил Дима.

– Ещё что-нибудь?

Дима на секунду задумался.

– Масло для чешуи… Дара любит очень. У неё под правой лапой шелушится.

– Дара любит масло, – задумчиво протянул Стрельницкий. – А что же любит Дима?

Дима посмотрел на него… странно.

– Всё ясно, Дима любит Дару, – хмыкнул Сергей. – Будет вам масло. Надеюсь, армейское средство тебя устроит?

– Спасибо… Сергей Александрович, – неловко поблагодарил Дима, усердно пытаясь проковырять костылём дырку в паркете.

– Пока не за что.

В кабинете повисло молчание. Дима ковырял костылём паркет, Стрельницкий скользил глазами по строчкам очередного документа, но совершенно не вникал в его смысл.

В наступившей тишине звучала какая-то странная, новая нота. Не то чтобы доверие, нет, но они оба определённо сделали сегодня шаг в сторону от «рабочих» отношений главы Третьего специального отдела СГБ и повстанца КОДА – и оказались на некоторой новой территории, на которой им предстояло… работать вместе?

Что ж, Стрельницкий ведь этого и добивался, разве нет?

***

Сложно отказать в разговоре полковнику Службы Государственной Безопасности.

Особенно когда этот полковник – Сергей Стрельницкий.

Особенно когда он уже второй час терпеливо дожидается в вашей приёмной, пугая секретаря своим задумчивым видом.

– Уж простите, что заставил ждать, Сергей Александрович. Вот только вернулся, как видите, лекции читал.

– Ничего страшного, – понимающим (а оттого вдвойне пугающим) тоном говорит полковник, пожимая руку. – Всё равно я в отпуске.

Это, пожалуй, пугает ещё сильнее.

Он ведь ещё молодой, этот светловолосый усталый безопасник. Сколько ему там, тридцать, тридцать пять?

А смотрит таким взглядом, что при встрече с драконом ещё неизвестно, кто кому голову откусит.

– Пройдёмте в кабинет, – радушно приглашает профессор. – Чаю, кофе… что покрепче? У меня есть отличный игерийский коньяк. А можно и виски со льдом… если, конечно, напитки со льдом нынче по погоде.

Полковник колеблется недолго.

– Кофе. Крепкий. – И, подумав, добавляет: – Со льдом.

– И виски? – шутит профессор. – Раз уж вы в отпуске.

Полковник старательно улыбается, но выглядит это так, будто у него болят зубы.

Оставив распоряжения секретарю, Инне Петровне (назвать её «секретаршей» не поворачивается язык ни у кого, включая самого профессора), Лазаревский первый проходит в кабинет, привычно окидывая взглядом бесконечные стеллажи книг, заваленный бумагами стол с двумя мониторами, плакат со стадиями развития дракона над входной дверью…

Полковник тоже задумчиво смотрит на плакат.

– Ваш секретарь сказала, завтра у вас вечер относительно свободный?

– Ну что значит свободный, – разводит руками Лазаревский, хотя прекрасно понимает, к чему клонит его визитёр. – Я планировал работать над монографией по псевдоэволюции драконов, как уникального искусственного вида. Цикл лекций читаю уже который год, а собрать воедино – вот только приступил… И ещё, конечно, с аспирантами обсудить текущую научную работу. Начало учебного года.

Полковник понимающе кивает.

Входит Инна Петровна, вносит две чашки кофе: одна исходит паром, в другой гремит лёд.

– Вас Аллочка искала, – сообщает она. – Полчаса назад заглядывала и домой пошла уже. Я сказала, вы ей позвоните, как освободитесь.

– Спасибо, Инна Петровна, так и сделаю.

Полковник кивком благодарит за свой кофе и наконец присаживается за стол.

– Помнится, я как-то слушал вашу лекцию, – говорит он, пригубив кофе. – Давно, правда. Вы тогда рассуждали о потенциальном развитии вторичного драконьего интеллекта в синтезе с разумом пилота.

– Да, была такая теория, выглядела когда-то весьма перспективной, – вздыхает профессор с ностальгией. – Но без реальной проверки, увы, совершенно бесполезная, а на практике – сами понимаете: кто мне даст дракона и пилота, да ещё и на несколько лет, с исключением из общих, кхм, процессов и без конкретных обещаний… Так что осталась теория вторичной интеллектуализации просто красивой теорией на полях драконологии.

Он читал на эту тему несколько лекций – как публичных, так и в студентам… лет десять назад. Знал бы он тогда, что на одной из них его слушает будущий глава «Третьего отдела»!

Впрочем, кто его тогда только ни слушал.

Полковник делает ещё один глоток.

– Ну, предположим, я.

– Простите? – Лазаревский, вероятно, просто не так понял.

– Скажите, Фёдор Иоаннович, вы же имели дело с чипом-блокатором? Вы ведь возглавляли лабораторию, которая его разрабатывала.

– Не хотел бы об этом говорить, – резче, чем следует, отвечает профессор. – Я по-прежнему считаю этот… чип одной из своих чудовищных ошибок. Это калечит человеческий разум.

Полковник благодушно усмехается, не выказывая никакого уважения ни к чужому возрасту, ни к чужому мнению. Ну разумеется, он-то этой «ошибкой» наверняка пользуется с завидной регулярностью.

И какое ему дело, что кто-то сойдёт с ума – потом, после допроса.

– Однако при изучении связи чип стал бы неплохим инструментом, не находите?

– Не нахожу. Рубить всегда проще, чем выращивать, однако для науки интересно именно второе.

– А как насчёт изучить уже выросшее? – Полковник механическим движением взбалтывает по кругу чашку с кофе, гремя льдом. Делает очередной глоток. – Я бы даже сказал, дикорастущее.

– Не говорите загадками, Неба ради, господин полковник. У меня, к сожалению, нет времени их разгадывать, – холодно говорит профессор, но его тон полковника не впечатляет.

– Приезжайте ко мне завтра, Фёдор Иоаннович. Будет вам пилот, будет дракон, а уж что вы там наизучаете, вторичный интеллект это, подсознательное программирование, сбой чипа-блокатора, шизофрения, массовые галлюцинации или изощрённый спектакль – решать вам.

Профессор не собирался отвечать согласием, разумеется.

Но вот так сразу отказать полковнику госбезопасности в лицо весьма и весьма сложно.

– К вам – это в Главное Управление?

– Да нет, ко мне на усадьбу. Чуть больше часа езды отсюда.

Разумеется, у профессора совершенно нет на это времени.

Да и что там за дракон с пилотом у полковника Стрельницкого такие… дикорастущие?..

Догадка настигает Лазаревского внезапно, и тут ему становится совсем не по себе.

Нет-нет-нет, он даже не хочет думать об этом – не то, что видеть того несчастного, что прошёл через «Третий отдел».

– Приезжайте, – вкрадчиво говорит полковник Стрельницкий, подавшись вперёд. – Уверяю, вам будет интересно. Аспирантов с собой тоже можете взять, но, правда, только если сейчас мне список подадите. Допуск я сделаю.

Да, при встрече полковника с драконом голову определённо откусят дракону.

И запьют кофе со льдом.

…Конечно же, когда за профессором заезжает служебная машина с неразговорчивым вежливым водителем, ни о каком отказе речи уже не идёт.

Аллочка так и вовсе пылает энтузиазмом – вот она, молодость, не задумывающаяся о нюансах! Наука для таких – сборник увлекательных теоретических задач, а как эти задачки на окружающем мире скажутся, уже не их беда.

Вот и Лазаревский однажды (будучи, правда, куда старше Аллочки) решал чисто теоретическую задачу о природе связи пилота с драконом – и первым делом, конечно же, попытался нащупать её «выключатель». Сначала искали у драконов, но их регенерация сводила все усилия на нет. Тогда переключились на пилотов…

Что они наделали, Лазаревский понял, только когда за результатом к ним пришли люди из СГБ. О том, что активация прибора порождает «эффект разрыва», сопоставимый со смертью дракона, они слушать не захотели. Вернее, выслушали, покивали и заявили, что знают, что с этим делать.

И поставили задачу сделать прибор максимально компактным и автономным.

И, желательно, вживляемым.

А вот теперь, похоже, профессору предстоит воочию столкнуться с результатами своих трудов на благо государственной безопасности…

Впрочем, усадьба, куда их с Аллочкой привезли, выглядит вполне обыкновенной. Классическое родовое гнездо бывшего дворянского рода, сохранившего связи и влияние: старинное с виду, оснащённое всеми удобствами внутри.

Полковник встречает их на крыльце не в форме, а в простой светлой рубашке с тёмными джинсами. И даже радушно улыбается, хотя взгляд остаётся холодным подстать зябкому осеннему вечеру. Принимает в прихожей у Аллочки пальто, приглашает в гостиную.

Проходя через холл следом за гостеприимным хозяином, Лазаревский натыкается взглядом на черноволосого парня, который отвечает настороженным, но вежливым кивком.

Передвигается парень на костылях, оберегая правую ногу, – но неожиданно бойко, так что на входе в гостиную обгоняет гостей.

Свободные камуфляжные брюки, светло-зелёная футболка и цепочка со «смертными жетонами» на шее наводят на мысль, что это один из «спецназовцев» Стрельницкого. Ранен на какой-то секретной операции?

Сзади на шее у него виднеется квадратная повязка.

– Дима, поступаешь в распоряжение нашего гостя, – будничным тоном говорит Стрельницкий, усаживаясь в кресле у окна, справа от дверей в сад. – Фёдор Иоаннович, это Дима, Дима, это Фёдор Иоаннович.

– …Ладно, – после паузы кивает названный Димой и, прохромав мимо, устраивается на диване у стены. Осторожно вытягивает раненую ногу.

Только в этот момент до Лазаревского доходит, что это он и есть – тот самый драконий пилот, которого обещал Стрельницкий… и что под повязкой на шее – не рана.

Кашлянув в некотором смущении, профессор оглядывается на Аллочку, и та с готовностью протягивает планшет с подготовленным опросником.

– Что ж, будем знакомы, – пробежав глазами первые строчки, говорит профессор и, не удержавшись, спрашивает: – А с ногой у вас что?

– Производственная травма, – усмехается Дима и бросает взгляд на Стрельницкого.

Звучит, как какая-то шутка для двоих.

И Стрельницкий – удивительно дело! – поощрительно улыбается в ответ.

– Позволите взглянуть на… чип? – всё ещё неуверенно спрашивает профессор.

Дима подтягивает себе один костыль и встаёт, поворачиваясь спиной.

– Да хоть целиком вынимайте, – с откровенным сарказмом предлагает он через плечо.

Чип под повязкой установлен недавно – не больше недели назад. Прижился хорошо, воспаление уже сошло на нет. Сам чип – какая-то новая модель, не массовая, но все элементы знакомые, алкем-ядро, по всей видимости, вполне стандартное…

А ещё похоже, что этот чип установлен на месте другого.

– Вам ведь его меняли? – уточняет профессор, замеряя показатели активности.

Фактически, всё по нулям – блокатор работает, полностью подавляя связь.

Но спокойно кивнувший (словно речь идёт о рядовой медицинской манипуляции) парень не похож ни на сумасшедшего, ни на погребённого депрессией… он даже на пленного не похож.

И только нервно щёлкающие жетонами пальцы: щёлк, щёлк! – выдают его напряжение.

***

Профессор Лазаревский выглядел точно так, как Лавр его себе представлял по фотографиям. Это было даже забавно.

Неторопливый, обстоятельный и словно бы чем-то смущённый дед в сером клетчатом пиджаке.

Его сопровождала заинтересованно оглядывающаяся по сторонам аспирантка, которую дед-профессор ласково звал Аллочкой – та забавно поджимала губы, но ловила каждое его слово.

Лавр оценивающе глянул на неё один раз, а дальше профессор пожелал посмотреть чип, и пришлось терпеливо пялиться в стену. На стене висел какой-то пейзаж: берег речки, сосны, сохнущие на песке лодки…

Стрельницкий остался в гостиной, поэтому Лавр держался подчёркнуто спокойно, не выдавая своих чувств.

…ну, от парочки саркастичных реплик удержаться было выше его сил.

Но он правда старался.

– А со старым чипом что случилось? – мягко расспрашивал профессор, тыкая каким-то прибором в чип. Прикосновения отдавались в затылке странным покалыванием, словно белый шум.

Лавр осторожно пожал плечами, теребя цепочку своих жетонов.

– Понятия не имею, я всё проспал.

…не так, не так он себе представлял эту встречу.

Отсутствие связи с Дарой ощущалось как никогда резко – оборванной нотой, саднящей пустотой в груди. Дара была где-то рядом, он отлично знал это… и бесконечно далека вместе с тем.

…они справятся и так, ясно?

– Я могу скинуть вам результаты осмотра чипа, – подал голос полковник. – Там пошли сбои, плюс началось воспаление. Было принято решение заменить.

– Да, да, присылайте, – рассеянно отозвался профессор. – Аллочка, обратите внимание вот на этот параметр, видите? Далеко за границами нормы. Это, конечно, не совсем по вашей теме, но весьма любопытно, не правда ли?

Лавр передёрнул плечами, почти чувствуя кожей их внимательные взгляды.

Осторожно качнулся, перемещая вес со здоровой, но уставшей ноги целиком на костыль и обратно, но это движение не укрылось от профессора, и тот обеспокоенно замахал рукой:

– Ох, Дима, что же мы вас стоять заставили, садитесь скорее. Нога болит?

– Нормально, – отмахнулся Лавр от неуместного сочувствия, но на диван не уселся, а скорее аккуратно уронил себя.

С такого ракурса, конечно, смотреть на собеседников было гораздо удобнее, но поймав на себе странно заинтересованный взгляд аспирантки, Лавр предпочёл найти глазами очередную картину: на противоположной стене в овальной раме как раз висел ещё один лесной пейзаж. Кисти того же художника, скорее всего.

– Давайте мы сейчас быстренько по опросу пробежимся. Хорошо?

Лавр кивнул.

Он ответит на все вопросы профессора, и не только потому, что обещал это Стрельницкому.

…в конце концов, к одной цели могут вести разные пути, и видит Небо, Лавр не упустит чудом свалившейся на него возможности.

Просто теперь целей… две.

Они с Дарой справятся.

– Аллочка, хотите вы?

Девушка забрала планшет, вскинула его воинственно, как рыцарский щит, и затараторила:

– Сколько вам полных лет?

– Двадцать два.

– А сколько лет вы, – Алла подглядела в планшет, – развивали связь со своим драконом?

Лавр привычным механическим движением прищёлкнул жетонами, вычисляя.

…Он их нацепил, как только нашёл коробку с вещами на полу у кровати. Вещи были сложены в отдельные запаянные пакеты: одежда, часы, лётные очки, дорожный набор для ухода за Дариной чешуёй, зажигалка, таблетница, коробок с ремнабором… Не вернули пистолет, нож и фальшивые документы.

Жетоны лежали на самом дне. Как положено, два в связке, на одной стороне каждого двойной кодовый номер – его и Дары, – группа крови пилота и чип. Вторую сторону кодовцы по традиции украшали кто во что горазд, это никак не регламентировалось.

У Лавра был выгравирован драконий глаз.

Очень конкретный драконий глаз.

– Дима? – позвал профессор, выдёргивая из мыслей.

– А, да. Восемь лет.

– Разве не девять? – вмешался Стрельницкий.

Лавр раздражённо прищёлкнул жетонами.

– Восемь. С половиной. Дара объявила меня своим партнёром в конце зимы.

– А что вы делали до этого? – непритворно удивился полковник.

– Разговоры говорили… – проворчал Лавр, отводя взгляд.

Посвящать Стрельницкого в такие тонкости не было никакого желания.

– Так, так, подождите, там у нас следующий вопрос как раз, – вмешался профессор. – Да, Аллочка?

– Д-да. Итак, как бы вы могли описать вашу связь с драконом? Как вы её ощущаете?

Лавр сделал глубокий вдох и медленно выдохнул на пять счётов.

– Никак, – процедил он наконец. – Я её не ощущаю.

…Нет, конечно, ему пришлось ответить нормально, как и на кучу других, местами ещё более идиотских.

Когда он последний раз видел кошмары? Да вчера.

Испытывает ли он временами чувство подавленности? Ага, после очередной беседы со Стрельницким… Этого вслух говорить он, конечно, не стал.

Кто знает, что там полковник про них с Дарой Лазаревскому рассказал, но жаловаться на жизнь точно не входило в планы Лавра. В его планах было поскорее продраться через весь опросник, через десятки скучных или глупых вопросов – и услышать заветное:

– Так, очень хорошо… Возможно, нам теперь стоит поближе познакомиться, так сказать, с драконом?

…ещё немного.

Ещё немного выждать, ещё немного выдержать внимательный взгляд Стрельницкого.

Он справится, они с Дарой справятся…

Ещё немного.

…На взгляд Лавра равнодушным к Даре мог оставаться только слепоглухонемой – да и тот что-то бы всё же ощутил, когда она аккуратно спланировала из темноты на залитую светом фонарей площадку позади дома.

Ну хотя бы сбивающий с ног порыв ветра, но вообще-то Лавр имел в виду её грацию и красоту.

Аспирантка испуганно ахнула, профессор восхищённо цокнул языком, и Лавр понял, что первое впечатление произведено.

Но это было, конечно, ещё не всё.

Подхромав к Даре, он позволил себе на несколько секунд уткнуться лбом в тёплый нос и ни о чём не думать. Ни о пустоте на месте связи, ни о понимающим взгляде Стрельницкого, ни о боли в ноге, ни о планах и целях… А после взял себя в руки, обернулся к профессору и сказал:

– Дара, знакомься, это профессор Лазаревский. Профессор, это Дара.

Голос его дрожал, искажённый нервной улыбкой.

…это случилось. Не так, не там, не тогда, не на тех условиях. Но вот он – тот самый момент, к которому они с Дарой шли.

Лазаревский оглянулся на свою аспирантку, чтобы что-то ей сказать, и тут Дара решила, что пора бы ей тоже поучаствовать в разговоре, и радостно, раскатисто выговорила:

– Пр-риве-ет!

Профессор Лазаревский был всё-таки учёным с мировым именем. Он не стал хвататься за сердце, восклицать что-то или переспрашивать. Он отступил на шаг, заглянул в планшет, потом посмотрел на Дару, откашлялся…

– Что ж, да, впечатляет. Аллочка, обратите внимание на интонацию… Кхм, мы, наверное, приступим к тестированию, Дима, вы же не против?

Лавр кивнул – резко и решительно, не оставляя себе ни тени сомнений.

…пусть Дара не может их считать по связи, но сомневаться уже действительно поздно.

– Не против.

– Замечательно! Тогда, Аллочка, протоколируйте, пожалуйста…

Нет, на самом деле это оказалось довольно увлекательно.

В первую очередь самой Даре, которой изрядно наскучило целыми днями спать.

Вопросы и просьбы были разными, и по большей части их смысл от Лавра ускользал. На что-то он отвечал сам, а какие-то старательно разъяснял Даре, каждый раз ловя на себе задумчивый взгляд профессора – и уговаривая себя не торопиться. Подождать. Дать ему дозреть.

Вон, как Стрельницкий стоит спокойненько в стороне, курит вторую уже сигарету и наблюдает с нечитаемым выражением лица.

…в конце концов, теперь торопиться совсем некуда.

Да и Дара радуется, как ребёнок, выбирая между красным кругом и зелёным треугольником.

Но когда профессор, заглядывая в записи своей Аллочки, вслух посетовал, что для полноты картины надо бы повторить тестирование при активной связи, – Лавр не удержался. Рефлекторно провёл рукой по повязке над чипом и окликнул:

– Так за чем дело встало? Мы к вашим услугам!

Лазаревский заколебался. Секунду, другую…

– Думаю, хватит на сегодня, – вмешался Стрельницкий, старательно растирая окурок в пепельнице, которую прихватил с собой из дома. – Мы ведь никуда не торопимся, верно, Фёдор Иоаннович?

Обращался он к профессору, но смотрел на Лавра.

– Да, конечно! – даже обрадовался профессор. – Надо обработать данные, скорректировать методику… Наверное, привлечь кого-то из зоопсихологов. Вы же не против? Придётся мне, хе-хе, отложить монографию…

Стрельницкий закивал с сочувствующим видом и увёл профессора в дом, бросив напоследок ещё один странный взгляд на Лавра.

Они с Дарой остались одни.

– Я молодец? – немедленно поинтересовалась она.

– Ты однозначно молодец, – согласился Лавр, почёсывая ей морду обеими руками: одной у ноздри, второй под глазом. – Я, вот, не очень.

Стоять, не опираясь на правую ногу, было неудобно, и он всем весом навалился на Дару.

Напряжение отпускало как-то рывками.

– Ты молодец, – укоризненно ответила Дара, осторожно склонив голову набок, чтобы Лавр добрался до нижней челюсти. – И друг молодец. – Подумала и добавила, зажмурившись от удовольствия: – И про-фессор молодец. Интересно.

– У тебя все молодцы, – проворчал Лавр, послушно почёсывая ей вдоль мягкой границы, делящей нижнюю челюсти пополам. Под пальцы попал старый шрам от шанфрона, и Лавр осторожно его погладил. – И эта Аллочка?

Дара зевнула во всю пасть, чуть его не уронив.

Задумалась.

– Она скучная. Молчит!

– Она застеснялась твоей красоты, – со смехом уверил её Лавр. – Ты тут спать будешь?

Дара мотнула головой.

– Мокро.

– Ну лети в эллинг тогда. Там сухо.

Он подобрал костыли и отошёл, чтобы не мешать Дариному взлёту. С ровной земли стартовать ей было сложно, поэтому получился скорее длинный планирующий прыжок с разбега.

…а треск деревьев вдалеке Лавру просто послышался, определённо так.

Когда он вернулся в дом, Стрельницкий провожал профессора со спутницей.

– Даже если предположить, что при активном чипе сохраняется остаточная синхронизация за верхней границей нормального диапазона, это всё равно не объясняет всей картины, – увлечённо вещал профессор.

Лавр осторожно пересёк гостиную и холл, остановившись за дверью, чтобы не попасться на глаза. На цыпочках передвигаться на костылях было непросто, но, по счастью, голоса и шорох одежды всё заглушали.

– Какой картины? – скучающим тоном спросил Стрельницкий. Кажется, околонаучные разговоры у него уже встали поперёк горла.

– Ну, понимаете… получается так, что либо у Димы диссоциация личности на подсознательном уровне, либо… личностей и впрямь две. Не у него, а вообще. Я имею в виду, реакции дракона в некоторых вещах достаточно значимо отличаются. Конечно, всё это надо перепроверять, однако ваше предположение про вторичную интеллектуализацию…

– Это была ваша теория.

– Да, да… Одним словом это всё интересно, да, очень интересно. И… простите за моё неуместное, возможно, любопытство, но Дима… кто? Я имею в виду, не считая чипа, он держится совершенно свободно, его перемещения, получается, не ограничены, и…

Не ограничены, как же.

…хотя сейчас его Стрельницкий и впрямь оставил с Дарой наедине.

– Неужели он и правда мятежник из «коды»?

– Он мой… вынужденный гость, – очень странным тоном ответил полковник. – Ваша машина, Фёдор Иоаннович.

– О, да, благодарю, я вам тогда позвоню завтра или послезавтра, хорошо? До свиданья, Сергей Александрович! И Диме передайте… Аллочка, вы готовы?

Проводив гостей, полковник вернулся и, остановившись в дверях холла, посмотрел прямо на Лавра.

– Хорошая попытка, – с иронией заметил он.

– Попытка чего? – нахмурился Лавр, поневоле отводя взгляд.

– Я про отключение чипа.

– Это профессор предложил!

– Я оценил, да.

Лавр всё же поднял глаза… и наткнулся на улыбку.

– Будешь ужинать? – миролюбиво предложил полковник.

И от этого миролюбия на душе стало почему-то тошно.

Глава 7. Искусство диалога

Утро, как известно любому, кто связал свою жизнь с армией или родственными ей структурами, начинается с зарядки.

Полковник Стрельницкий, конечно, считал, что весь необходимый в его случае минимум с наклонами и приседаниями он и так делает, – но, глядя на Диму, впервые испытал некоторые сомнения по этому поводу (не зависть, разумеется, но всё же зашевелилось что-то внутри).

Уложив правую ногу на щиколотку здоровой левой, чтобы не напрягать, Дима упорно отжимался.

– Не рановато? – не сдержался Стрельницкий. – Ещё недели не прошло.

– Так я же… руками… отжимаюсь, – сосредоточенно пыхтя на подъёмах, отозвался Дима.

Перекатывались по коже татуированные драконьи крылья. Звякали об пол жетоны.

– Да уж не головой, это точно… Армия по тебе плачет, Дим, горючими слезами. От зависти и восхищения.

– Ну её в жопу, – пробурчал парень, щекой улёгшись на пол.

– А как же кадетский корпус? – поддразнил Сергей и ногой подвинул костыль.

– Я хотел быть поближе к драконам… – Дима вздохнул и со своей неподражаемой иронией добавил: – Ну, в целом у меня всё получилось.

Потом осторожно перекатился на левый бок, дотянулся до костыля и встал. Пошевелил пальцами босых ног. Поднял взгляд на Стрельницкого и несколько смущённо спросил:

– А турника у вас тут нигде нет?

– Вообще-то, на первом этаже небольшой тренажёрный зал оборудован. Если из холла направо и потом совсем направо… Но это только с Денисом, понял? А то угробишься от энтузиазма.

– Я осторожно, – пообещал Дима и похромал в душевую комнату, на ходу подцепив со стула футболку.

Стрельницкий проводил его взглядом и под плеск воды прошёл к торцевому окну. Выглянул.

Драконица уже заняла своё дежурное место на лужайке, вальяжно раскинув крылья под утренним солнышком. Благо, от вчерашней непогоды не осталось ни следа – синоптики обещали истинное бабье лето.

Приглядевшись, Сергей заметил ещё несколько сломанных яблонь в саду и философски вздохнул (они всё равно уже от старости почти не плодоносили).

Шум воды стих, и в комнату вернулся мокрый взъерошенный Дима. Увидел полковника, удивлённо замер.

– Пошли завтракать, – отвернулся от окна Стрельницкий (не стоило вглядываться в сад, определённо не стоило).

Вчера Дима от ужина улизнул. Даже поразительно, насколько шустро и тихо может передвигаться человек на костылях, когда ему сильно нужно исчезнуть из-под взгляда «радушного хозяина»…

Собственно, поэтому Стрельницкий не поленился зайти за ним сейчас лично, как только услышал звуки жизни из Диминой комнаты.

Конечно, он мог просто приказать. Тот же Араф проследил бы, чтоб Дима явился… Но Стрельницкому этого было мало. Уже мало.

– Второй костыль где?

Дима мотнул головой.

– Да я так.

Голос у него был странный. И на Стрельницкого он старался не смотреть.

Кто-то плохо спал и много думал?

…Методично разбивая на разогретую сковороду яйца, Стрельницкий заговорил:

– Дим, насчёт вчерашнего. Мы же вроде договаривались без глупостей, верно?

– Профессор Лазаревский сам предложил.

– А, то есть, что именно было глупостью, вопросов у тебя нет.

Накрыв яичницу крышкой-сеткой от брызг, Стрельницкий обернулся. Дима торчал на пороге, привалившись плечом к косяку, и сверлил взглядом точку где-то за спиной Сергея – поза замкнутая, на лице смесь досады и неловкости.

– Я сегодня уезжаю по делам. Если тебе кажется, что всё у нас идёт слишком уныло, ровно и недостаточно героически – это твой шанс, – насмешливо предложил Стрельницкий.

– Спасибо, учту, – буркнул Дима и, отлипнув от косяка, подковылял к столу. С одним костылём он чувствовал себя пока ещё неуверенно. – Мне вас как, тоже заранее известить?

– Будем считать, что я даю тебе фору.

– Может, тогда и чип отключите?

– Прости, но нет.

– Тогда смысл в вашей форе…

– Ну, изобразить подобие справедливости прежде, чем мне придётся тебя размазать по стенке?..

Они застыли по обе стороны стола, равно напряжённые (вот ведь паршивец, сумел-таки вывести за пределы шутки).

Медленно выдохнув, Сергей стряхнул напряжение и добавил миролюбиво:

– Сам знаешь, что мне этого не хочется.

Дима фыркнул, выражая сомнение.

– Для того самого полковника Стрельницкого вы вообще подозрительно добренький.

– Ну, могу себе позволить, как видишь.

Несколько секунд тянулось молчание.

– За что вас вообще так ликвидировать жаждут, – с досадой выдохнул Дима, отворачиваясь.

Так вот оно что. Старые устои трескаются и шатаются…

Главное, вытащить потом его из-под обломков.

– За то, что слишком много знаю, – усмехнулся Стрельницкий. – Ты вообще в курсе, чем я занимаюсь?

– Ловите КОДу?

– Обычно этим занимается Главное Управление.

– Но нас-то вы поймали.

– Вас-то да, но вообще я там должен был быть в иной роли… Что ж, давай знакомиться: полковник Сергей Александрович Стрельницкий, глава Третьего специального отдела Службы Государственной Безопасности. Зона ответственности отдела – что называется, «драконы, твари, люди». КОДА слишком часто попадает в два пункта из трёх, чтобы я мог её действия игнорировать.

Дима бессознательным движением потёр скрытый под повязкой чип. Помолчал, сжимая и разжимая пальцы на ручке костыля.

– Сержант Дмитрий Романович Лавров, партнёр Дары… – Он запнулся, но всё же продолжил: – Пилот Третьего крыла Драконьего корпуса Коалиции Освободительных Движений Андара.

Где-то на середине зазубренной тирады голос его окреп, спина выпрямилась – того и гляди руку к виску по привычке вскинет.

– Вольно, сержант.

Дима столь же рефлекторно выдохнул… и только тут понял, что попался, и с возмущением уставился на Стрельницкого (тот сделал вид, что сам ничуть не расправлял тут плечи в ответ).

Пару секунд они играли в гляделки, а потом Дима принюхался и первым сообразил:

– Яичница…

Стрельницкий с чувством помянул всех тварей бездны, сдёргивая сковороду с плиты.

Какое-то время они разглядывали итог. Поковырялись вилкой (яичница определённо сопротивлялась).

– Предлагаю бутерброды, – вынес вердикт Сергей. – Яйца закончились.

Дима с облегчением согласился.

Пока Сергей варил кофе, они, не сговариваясь, осторожно молчали.

– О, – обрадовался Араф, появляясь на пороге. – Вы здесь. Сэр…

– Чего там у тебя?

– Таблеточки, – с той особенной своей интонацией ответил Араф.

Выложил на стол перед Димой горсть таблеток. Покосился на остатки кофе.

– Наливай, – махнул рукой Сергей. – Но остатки молока Дима себе уже вылил…

– Ничего страшного, – невозмутимо кивнул Араф.

– Продукты я закажу, как привезут, кто-то с охраны тебе принесёт. Разло́жите, что там в холодильник надо…

– Есть, сэр.

– Отчёты как обычно.

– Есть, сэр.

– И бери уже бутерброд, нечего так на него смотреть.

– Есть, сэр.

– И без «сэров».

– Есть.

Это был странно мирный завтрак (и попросту странный, чего уж тут говорить).

Когда Араф с Димой отправились на перевязку, а Василий доложил, что будет через десять минут, Стрельницкий неторопливо собрался и вышел через гостиную в «садовую» часть. Прошёл по дорожке к бывшему теннисному корту, остановился, не доходя, и закурил.

Драконица при виде него лениво перекатилась на лапы и изогнула шею, чуть приоткрывая просвечивающие зелёным и золотым крылья. В глазах у неё вспыхнуло почти человеческое любопытство.

– Привет! – выдала она вполне уверенно.

Стрельницкий почувствовал себя крайне глупо (видит Небо, он, конечно, и с собакой мог заговорить, но та хотя бы не здоровалась первой).

Да, Лазаревский ночью прислал какие-то графики, указывая на расхождения между реакциями Димы и его дракона. И ещё всяческие цифры, в которых в два часа ночи Стрельницкий разбираться не стал – сразу переслал на анализ Анке.

Для него и без этих цифр не был секретом тот факт, что драконы КОДА в определённых ситуациях действовали эффективнее армейских. Гибче… и индивидуальней. Особенно при разделении с пилотом – и даже при разрыве связи могли доставить немалые проблемы (он потому и потребовал от Димы тогда первым делом ответ на вопрос, что именно тот приказал Даре и какие инструкции у неё есть – и есть ли вообще).

Речь не шла об истинной автономности, но драконы в целом были достаточно разумными тварями – в тех пределах, в которых это было допустимо… Собственно, вопрос, а что произойдёт, если пределов не станет.

Если дракон вырастет в связке с человеком, свято убеждённым в драконьей разумности.

Если их связь окажется заблокирована, а последние желания пилота – противоречивы.

Если у дракона не останется никаких инструкций, только осколки подсознательных реакций пилота в те моменты, когда чип сбоил…

А главное: насколько будет эффективна подобная – развитая – самостоятельность в боевых условиях?

– Ну, привет, – произнёс он наконец, внимательно разглядывая драконицу.

На эффективного боевого дракона та не тянула. В её поведении, несмотря на вполне взрослые размеры (два с лишним метра в холке, все пятнадцать в длину), возраст и огнедыхание, оставалось что-то до нелепости детское.

Впрочем, как и у Димы.

Малолетние партизаны, бездна их побери…

Драконица сложила крылья и медленно склонила голову набок, словно передразнивая Стрельницкого. Встопорщила гребень и тут же опустила.

– Дима… где? – медленно проговорила она. – Спит?

И это определённо был вопрос.

Стрельницкий мысленно плюнул на всё и ответил как есть:

– Дима лечится. – И, подумав немного, добавил: – Ты считаешь, что я друг?

Всего лишь простой эксперимент (будем считать, что Дима его заразил своей манией, вот и всё).

– Друг! – уверенно сообщила драконица. И стремительно ткнула носом ему в грудь, едва не сбив с ног. – Ты спас Диму.

Сигарета дотлела до фильтра и обожгла пальцы. Сергей выругался, роняя окурок в траву.

– Это я уже слышал, – пробормотал он.

С въезда сообщили, что Василий заехал на территорию, и Стрельницкий счёл, что ему пора.

– Ну пока, – бросил он, уходя (раз уж сказал «привет», надо быть последовательным).

– Береги-и Диму, – донеслось ему в спину выразительное.

Он замер на секунду, хмыкнул и пошёл дальше.

Но через десяток шагов обернулся и с хищной (кто сказал «драконьей»?) улыбкой пообещал:

– Уж сберегу.

В конце концов, говорящая собака – это вполне себе мечта любого шестилетнего мальчишки, Серёжа Стрельницкий ничем от ровесников не отличался…

***

– Тут болит?

– Не… Тут. Нет! Не тут. Тут! Да, да…

– Болит?

– Не! Другое…

– Чешется?

– Че-шется? Чеш-шется… Да. Чешется. И тут чешется! Не тут, тут! Правее! Не тут! Нет, не тут! Другое правее!

– Левее, что ли? Левее – это сюда, правее – сюда.

– Да помню! Левее-левее-выше, сюда, да-а…

Лавр со вздохом плеснул на щётку ещё масла и, подхватив костыль, сместился левее.

Называется, решил подшлифовать пару чешуек.

…как будто когда-нибудь у них бывало иначе.

В ангаре, который Стрельницкий выделил под эллинг Даре, обнаружился среди прочего стандартный армейский грум-набор, и вот им-то Лавр и воспользовался – закинув в дальний угол всё, что относилось к обработке контактов экзоскелета, вместе с «наставлением по уходу за драконами» на сто пятьдесят страниц.

В остальном набор был как набор – Лавр сам таким пользовался поначалу. Движение – ещё даже не КОДА – тогда массово «обездолило» армию на драконье снаряжение, прежде чем наладило собственное производство…

Но даже со всеми необходимыми инструментами ухаживать за Дариной чешуёй, не имея возможности почувствовать, где у неё что чешется и болит, оказалось сущим мучением.

…особенно когда Дара путала право и лево.

– Эй, к тебе там пришли.

Лавр напрочь забыл про Арафа, тихо сидящего с планшетом и тетрадкой на ящике в углу, и теперь дёрнулся, чуть не спотыкаясь о собственный костыль.

Отогнал идиотский образ пожаловавших в гости «кодовцев».

– Кто?

– Гость, – лаконично отозвался Араф, захлопывая тетрадь.

– Ну пошли тогда… – Лавр отложил щётку. – Гость-то твой где, в доме?

– Это не мой гость, это твой гость…

Они не успели выйти из эллинга, как в спину донеслось укоризненное:

– Чеш-шется.

Лавр обречённо застонал.

Чешется ей… Ещё не хватало, чтоб Дара тут линять начала!

Хотя пара шелушек – это ещё не линька, конечно. И даже десяток.

…это её генеральная репетиция, скорее всего.

– Я догоню, – буркнул он, поворачивая обратно. – Дара, где именно, можешь словами сказать, а?!

Дара только шумно вздохнула.

…Он как раз добрался до седельной впадины перед крыльями, когда с порога донеслось:

– Привет, Араф. Очевидно, встречать меня никто не торопится.

Лавр обернулся. Он-то думал, там Лазаревский приехал, но нет.

Незнакомка стояла на пороге, оценивающе разглядывая их с Дарой. Невысокая, крепко сбитая женщина с тёмными, густо подведёнными глазами, отчего взгляд ощущался вдвое ярче. Выбеленные волосы обрезаны ниже ушей, резко контрастируя с тёмной кожаной курткой.

Араф маячил у незнакомки за плечом с совершенно нечитаемым выражением лица.

– День добрый, – настороженно произнёс Лавр, разворачиваясь целиком. Шагнул в сторону, не глядя положил ладонь на шею любопытно обернувшейся Дары.

– Дмитрий Лавров, – словно самой себе сказала незнакомка. – Что ж, так даже удобнее.

– Удобнее – что?

– Посмотреть на вас в естественной, так сказать, среде обитания. – Она кивнула на Дару, словно на деталь пейзажа, и добавила: – Можешь звать меня Анной. Или Анной Евгеньевной.

Дара притихла, разглядывая женщину, и Лавр, признаться, тоже. Но, поборов глупое смущение, отпустил костыль и упрямо сложил руки на груди.

– Можете звать меня Лавром.

Анна не удостоила его ответом. Огляделась, нашла взглядом ящик, на котором до этого устроился Араф, и уверенно направилась к нему.

При ходьбе она чуть заметно прихрамывала – Лавр бы не заметил, если б сам не прыгал сейчас с костылём.

– Ну и зачем вы здесь? – обречённо поинтересовался он.

Он определённо видел её впервые в жизни.

…а вот она его, похоже, нет.

– Шеф дал мне добро на вас поглядеть вживую. – Анна уселась с таким видом, словно это Лавр был у неё в гостях, и тут же полезла в телефон. – Не обращай на меня внимание, я просто понаблюдаю. Что ты тут, чистил своего дракона?

– Чеш-шется, – громким недовольным шёпотом напомнила о себе Дара, поводя сложенными крыльями.

Лавр мысленно послал всё в бездну, осторожно развернулся и, подхватив щётку, вернулся к прерванному занятию. Благо, это давало железный повод перебраться на другую сторону, за Дару.

Он им не зверушка из зоопарка, чтобы на него пялиться!

Да и плевать ему на зевак.

…хотя и бесит, конечно.

Покончив с седельной впадиной и ещё раз перепроверив всю шею от холки до самого гребня, Лавр не глядя зашвырнул щётку в ящик. Взвесил в руке шлифовальную машинку, но швырять следом не стал, положил на верхнюю ступеньку стремянки и сам в изнеможении уселся рядом.

– Всё хорошо? – уточнил он на всякий случай, похлопав Дару по лоснящемуся плечу. В грум-наборе был специальный крем, но Дара с детства обожала именно масло: и во время линьки, и просто так.

…в любой непонятной ситуации мажь, Дима, мажь и не задавай глупых вопросов, зачем.

– Хорошо-о, – довольно проурчала Дара, медленно моргая. Потом встрепенулась, оглядывая эллинг, и прошептала: – Эта смотрит.

– Эта всё слышит, – донеслось невозмутимое.

Лавр осторожно, опираясь одной ногой, подался вперёд и перебрался со стремянки Даре на спину. Скатился вдоль сложенного крыла в седельную впадину и на несколько секунд позабыл даже, зачем он сюда залез.

…позволил себе позабыть.

Когда-то этот скошенный ромб от холки до крыльев казался ему невообразимо огромным. Мальчишкой, Дима валился здесь на спину, обхватив Дарину шею ногами и раскинув руки, – и мысленно вопил от восторга: ты-большая-как-целый-мир…

Но с тех пор он вырос.

…будь у них связь, он бы поорал и сейчас.

Нет, конечно же, Дара тоже подросла с тех пор (и немало!), но масштабы были уже не те – или не казались уже столь невероятными…

Дара качнулась из стороны в сторону, подгибая под себя лапы, и это вернуло из воспоминаний. Лавр сел, осторожно подтянув раненую ногу, и увидел Анну. Та сидела в углу на ящике, обложившись двумя ноутбуками, и просматривала что-то с планшета – из скинутых на шею наушников доносились неразборчивые голоса.

Арафа нигде видно не было. Возможно, счёл, что Лавр и так под присмотром.

– Вам стоит перестать так реагировать на зрителей, – рассудительно заметила Анна, поднимая взгляд и безошибочно находя Лавра. – С учётом того, что задумал Шеф.

В груди неприятно ёкнуло.

– А что он задумал?

– Очевидно, если бы он желал, сказал бы сам. Могу только предупредить, – назидательным тоном добавила она, – что посетителей у вас будет полно.

– Стрельницкий решил открыть зоопарк? – хмыкнул Лавр.

Взирать на мир со спины Дары было чрезвычайно умиротворяюще, так что ни тон, ни слова этой Анны почти не задевали.

– Не совсем его профиль. – Анна сделала вид, что задумалась. – Может, цирк? Впервые на арене, ручной кодовский пилот с дрессированным драконом.

Лавр предпочёл проигнорировать слишком уж очевидный выпад.

…но не Дара.

Вытянув шею, она угрожающе встопорщила гребень и проревела:

– Ты-ы! Не обижай Диму!

Анна непроизвольно подалась назад – сложно не дёрнуться, когда над тобой нависает такая махина.

– Глупо, – подняв холодный взгляд на Лавра, процедила она. – Шеф такое не оценит. Угроза нападения по факту.

– Дара, – позвал Лавр. И не сдержался: – Не ешь тётю, она ядовитая. Твой… друг огорчится.

…кто-то заказывал цирк?

– Я не ем, – недовольно прогудела драконица. – Она тебя… обижает.

– У неё не получилось, правда.

…неправда, но это тот случай, когда чип – благо.

– Его обидишь, – усмехнулась Анна, взяв себя в руки. – Это прерогатива Шефа. Вот вернётся и раздаст всем причастным, чтоб посидели по углам и подумали.

– Нельзя! – рявкнула Дара и шумно задышала, раздувая огнелёгкое. – Нельзя обижать! Нельзя забирать! Нельзя бросать!..

Лавр, не раздумывая, скользнул вперёд, по шее, повис, уцепившись за основание гребня, – и Дара рефлекторно пригнула голову, помогая ему спуститься. Уступая многолетней, отлаженной привычке даже без связи.

– Дара? Что случилось? – требовательно позвал Лавр, не торопясь отпускать гребень.

…не скакать же на одной ноге до костыля в другом углу эллинга.

– Хельга. На базе. Дальней, – отрывисто ворчала Дара, не сводя взгляда с внимательно слушающей Анны. И припечатала: – Похожа.

– Хельга? – переспросил Лавр медленно.

Он её помнил – как не помнить. Глава Отдела Комплектования, как абстрактно называлась служба, заведующая подбором драконьих партнёров, обеспечивающая слаженность этих пар и решающая все сопутствующие проблемы.

Хельга действительно последнее время редко появлялась в «Доме-один» – она перебралась на «Горизонт». Дару тоже туда отправляли?

…он ведь так и не расспросил, как она смогла вернуться.

– Хельга, – повторила Дара с явной обидой. Шумно выдохнула и улеглась, подчиняясь успокаивающим прикосновениям Лавра. – Говорила… разное.

– Обо мне?

– О других. Не о тебе.

Что-то здесь не сходилось.

– Если бы меня списали со счётов… меня бы не попытались вытащить, – рассудительно заметил Лавр, очень остро ощущая, насколько лишней здесь и сейчас, в их разговоре, была внимательно слушающая Анна.

Но поделать с ней он ничего не мог, даже зная, что она всё доложит Стрельницкому.

…как будто Араф не докладывал.

– В тебя стреляли, – напомнила Дара сердито.

– Это было потом… когда всё как всегда пошло в бездну. До этого меня пытались вытащить. Они хотели меня спасти.

– Они не хотели.

– Откуда ты знаешь?

Дара задумалась, подбирая слова, которых ей отчаянно не хватало.

– Зира. Петра. Риман, – наконец, перечислила она.

Лавр несколько секунд искал что-то общее в перечисленных именах.

Зира – старшая драконица. Не связанная ни с одним человеком и живущая на главной базе в роли наставницы «молодняка».

…драконьей мамочки, раз уж на то пошло.

Петра – одна из боевых, чуть старше Дары, хотя появилась позже, уже при образовании КОДА.

Риман – партнёр Петры, командир Третьего крыла… командир самого Лавра.

Дара недовольно запыхтела, словно пытаясь передать мысль даже сквозь блокировку.

– Ладно, – быстро сказал Лавр. Он подумает обо всём этом позже.

…и о том, что говорил Стрельницкий – о недостаточно ясных мотивах агента.

– Я тебя не брошу, – чётко выговорила Дара, скосив глаз на Лавра.

– Спасибо, маленькая.

– И друг… обещал.

– Что обещал? – напрягся Лавр.

– Тебя сберечь.

Это Лавр предпочёл оставить без комментариев.

***

– Анка?

– Шеф.

– Докладывай.

– Доклад через полтора часа пришлю, как закончу первичку. Сейчас просто основное.

– Ну давай своё основное. Как он тебе?

– Не в моём вкусе, если вы об этом.

– Не об этом. Ближе к делу.

– Милый мальчик, очаровательно смущается…

– Капитан Вронская.

– Да, сэр, так точно, сэр, есть ближе к делу, сэр… – Анка сделала паузу, словно бы собираясь с мыслями, хотя Стрельницкий прекрасно знал, что она всегда точно знает, о чём хочет сообщить. – Шизу, биполярку и прочие психические исключаю. Пилот адекватен, реагирует предсказуемо, при этом дракон выдаёт собственные реакции, не соответствующие личности пилота… И обладает информацией, которой он обладать не может. Судя по поведению она сориентирована в собственной личности и памяти, у неё в некотором виде развито ассоциативное абстрактное мышление. Дрессировка и подсознательное программирование такой картины, на мой взгляд и с учётом данных от Лазаревского, не дадут. Более детально и с аргументацией изложу письменно.

Выдав всё это на одном дыхании, Анка замолкает, и в наушнике повисает тишина.

– Давай к главному.

– Есть к главному… Мой предварительный вердикт: с армейскими проще. Оно того не стоит.

– Уверена?

Вопрос Анка проигнорировала как риторический: если она в чём-то сомневалась, так и говорила заранее.

– Проблем от такой автономности может оказаться больше, чем пользы.

Стрельницкий хмыкнул:

– Люди тоже автономны, однако ничего… дрессируются. Приказы выполняют – и вполне эффективно.

– Но с ними и возни на порядок больше. А тут нестабильная пара.

– Стабильность решается связью.

– Но это ослабляет контроль.

– А мы пока что никуда не торопимся… И вспомни, наконец, Форосский инцидент.

– Свои выводы по нему я уже озвучивала.

– Я тоже свои озвучивал, как ты помнишь. Поэтому лучше сейчас в полной мере оценить возможности подобной связи на удачном примере, чем допустить повторение чего-то… подобного тому, что тогда случилось.

– Бездна никогда не повторяется, Шеф.

– А человеческая глупость, увы, да.

С этим утверждением Анка спорить не стала.

…Закончив разговор, Стрельницкий вернулся с балкона в крохотную комнату, убирая портсигар в карман рубашки.

Здесь было светло и уютно – каким-то старомодным уютом, под стать хозяйке, – но вот пробраться между столом и креслом можно было уже с трудом.

– Тамара Георгиевна, – как можно более проникновенным тоном произнёс Сергей, поднося руку к груди. – Вы моя единственная надежда.

Хозяйка, крохотная, под стать комнате, старуха с седой косой и пронзительными, по-южному тёмными глазами, не впечатлилась.

– Ай, страдалец, – в притворном сокрушении всплеснула она руками. – Небось кралю завёл себе без рук да без сердца – такую, что за её яичницу и курам, что яйца снесли, стыдно?

– Тамара Георгиевна…

– И приходится тебе старуху обихаживать, чтоб с голоду не помереть да кралю свою побаловать?

– Тамара Георгиевна! Нет у меня никакой «крали» – это раз. Я принёс свои извинения – это два. И обещаю достойное вам содержание – это три.

– Ай, все вы обещать горазды! Отец твой, помнится, в пять годочков жениться на мне обещал за горячий яблочный пирог – и что же?.. А с кралей своей ты, небось, сейчас на балконе по телефону чирикал, я же слышала, говорил кому-то – и ещё так выразительно!

– Это рабочий звонок был… Тамара Георгиевна, – Стрельницкий усилием воли сдержал командирский рык, – что вас не устраивает? Нет у меня никакой «крали», и жениться я ни на ком не собираюсь, мне работы достаточно. Просто я… временно вернулся в усадьбу, и готовить там мне совершенно нет возможности. Как и связываться с проверкой наёмного персонала и оформлением им всех допусков. А вас я знаю. Да и чем вы тут занимаетесь? Пенсию просиживаете?

– Да разве ж это пенсия, ай, одно название…

– Вот именно. А я вам платить буду чин по чину, с проживанием, со всем необходимым. Свежий воздух, опять же… Молодёжь у меня гостит. Специфическая молодёжь, конечно, но у вас большое сердце, я же знаю, туда и дракон поместится.

– Да что ты о моём сердце знаешь… И не смотри так на меня, господин грозный полковник, на службе своей солдатиков пугай, а не старую больную женщину.

– Тамара Георгиевна, если вы откажетесь, то мне останется только на обратном пути заехать за бургерами, потому что ужинать решительно нечем.

– Это какими такими бургерами?

– Обычными. Из «Крылышек». Я у них, можно сказать, постоянный клиент уже.

Шантаж, угрозы, неприкрытая ложь – а вы как нанимаете повара?

– Странно, что не помер ещё, – поджала губы старуха.

– Так, может, спасёте мою никчёмную жизнь, Тамара Георгиевна? Собирайтесь, вечером уже будете наслаждаться чистейшим загородным воздухом и всевозможными удобствами…

– Ай, торопыга, как был в детстве, так таким и остался! Кто ж на старости лет за два часа соберётся? Мне ещё подумать надо…

Стрельницкий помассировал точку над переносицей, уговаривая мигрень повременить.

– Думайте до утра, Тамара Георгиевна… А утром я за вами заеду. Заночую в городе сегодня, на квартире.

Тамара Георгиевна ещё ворчала, айкала, всплёскивала руками – но Стрельницкий больше не слушал возражений.

Уже в коридоре она с подозрением спросила:

– А ужинать-то в свои «Крылышки» пойдёшь?.. Ай, пропадёшь без пригляду! Стой, где стоишь, сейчас соберу тебе перекусить, чтоб с голоду до утра не помер.

Стрельницкий вздохнул со смирением, прикидывая, как дотащить «перекус» до машины, не вызывая Василия на подмогу.

Продолжение следует…

Глава 8. Проверка на интеллект

Профессор Лазаревский вернулся через день, полный энтузиазма.

– Дима, добрый день, – поприветствовал он ещё с крыльца. – А Сергей Александрович где?

– На кухне, – хмыкнул Лавр, перехватывая костыль. – Попросил передать свои извинения, он выйдет к вам, как только освободится. У него там некоторые… сложности.

…Полковник появился на пороге дома утром. Со спортивной сумкой через плечо и незнакомой старухой, бдительным орлиным взором наблюдающей, как водитель Вася вытаскивает из багажника два древних, как она сама, битком набитых кожаных чемодана.

– Тамара Георгиевна, – неожиданно уважительным тоном представил Стрельницкий. – Это Дима, это Денис. Василия вы знаете.

– Ай, недокормыши, – укоризненно покачала головой старуха. – Особенно этот, высокий. А второй вообще хромоножка… Совсем их бургерами своими замучил.

– Тамара Георгиевна, – с видом бесконечного, святого терпения вздохнул Стрельницкий.

…смотреть на это было приятно. И ничего Лавр не мстительный.

С тех пор Тамара Георгиевна обживалась на кухне, а Стрельницкий смиренно ходил следом, лично записывая её требования и пожелания. После звонка охраны о прибытии профессора Лазаревского он попытался быстренько свернуть осмотр, но Тамара Георгиевна была непреклонна: у него вон сколько людей, есть кому встретить, а ей-то готовить одной придётся!

В итоге встречать гостя отправили Лавра.

– В конце концов, он к тебе, – заметил Стрельницкий, барабаня пальцем по планшету. – Так что передавай там мои извинения и всё такое.

Лавр пожал плечами и отправился встречать.

…как будто он и впрямь просто здесь жил, а не «гостил» с арестантским браслетом на ноге. Сюрреализм да и только.

– Аллочка, проходите, проходите, – быстро сориентировался профессор, – давайте я ваш плащ сам повешу, видите, Диме сложно.

Аспирантка Алла сегодня сменила строгий брючный костюм на зелёную клетчатую юбку со свободной блузкой, и даже очки поменяла – новые были лёгкие, безободковые, почти невидимки. Распущенные волосы струились по плечам каштановыми волнами.

…не то чтобы Лавр её не узнал, но контраст, конечно, был ощутимым.

– Добрый день, – объявила она категорично, но спохватилась и смягчила тон улыбкой.

Лавр пожал плечами и, перехватив костыль, махнул рукой:

– Проходите в гостиную. Или вы сразу к Даре?

– Сначала к вам, если вы не против… – Профессор пошёл рядом, подлаживаясь под неровный шаг Лавра. – Смотрю, вашей ноге уже лучше?

– Терпимо.

– Долго вам ещё так хромать?

…а ему-то какое дело.

– Врач завтра смотреть приедет.

– Сюда? Вы что, тут совсем безвылазно сидите? – не унимался профессор.

Лавр поймал внимательный, сочувствующий взгляд и криво усмехнулся:

– Я уже напрыгался. У меня тут, так сказать, отпуск.

– По ранению?

– По пересмотру морально-этических принципов. – Лавр отвернулся и подхромал к дивану, что стоял посередине гостиной, у столика.

…знал бы профессор, какой была бы их встреча, пересекись они всё-таки в вирсавийском посольстве!

Лазаревский устроился в кресле напротив, Алла изящно присела в соседнее. Юбка её интригующе разошлась в разрезе на ноге.

…очень такой симпатичной ножке.

– Чип не беспокоит? – продолжил расспросы профессор, сменив тему. – Головных болей нет?

Есть, даже две: Дара и Стрельницкий.

– Совершенно не беспокоит. – Лавр вложил в голос весь свой сарказм и нервно почесал шею.

Повязку Араф разрешил снять ещё вчера – чип прижился, как он выразился, «не идеально, но около того». Теперь ребристый кругляш, попадая под пальцы, неизменно вгонял на мгновенье в ступор.

Сложно привыкнуть, что у тебя в шею вросла металлическая штука, и тебе с ней теперь жить.

…почувствуй себя армейским драконом, называется.

В гостиную заглянул Стрельницкий, поздоровался со всеми, ещё раз извинился и снова исчез в царстве Тамары Георгиевны, напоследок одобрительно кивнув Лавру.

Как будто его одобрение было нужно…

Лавр выдохнул и предложил:

– Давайте к делу уже? Вам надо чип посмотреть?

– Нет-нет, сегодня не надо. Сергей Александрович мне выслал документацию на него, там основное всё почти стандартно.

Бросив быстрый взгляд на дверь в столовую – закрыта, чтобы никому не мешать, и с кухни их не услышать, – Лавр спросил:

– Почти? Первый вообще был стандартный, как я понимаю.

– А, ну он же плохо у вас прижился. У этого алкем-ядро модифицировано совсем незначительно, а вот подложка новая и сама платформа предназначена для более точной калибровки. Получается такой… более гибкий, – профессор замялся, подыскивая слово, – инструмент.

– И более надёжный, да? – Улыбка вышла на редкость кривая и безрадостная. – Чтоб без случайных сбоев… и неслучайных тоже.

В глазах Лазаревского вновь вспыхнуло неприкрытое сочувствие. Он тоже быстро взглянул на закрытую дверь и, подавшись вперёд, коснулся колена Лавра.

– Я… могу вам как-то помочь? – тихо спросил он.

Лавр медленно, на пять счётов выдохнул.

Он мог рискнуть. Плюнуть и рискнуть, здесь и сейчас, пока полковник занят на кухне, а Аллочка хлопает глазами.

И даже прихватить с собой Лазаревского – всё, как намеревался!

Рискнуть. Собой. Профессором… Дарой.

Или остаться «в игре» и узнать, что же планирует для него Стрельницкий.

…почему он вообще об этом задумывается?

Что планирует, что планирует… И так ведь понятно, что ничего хорошего. Хотя будем честны: реально плохого Лавр от него тоже не видел – не считая чипа.

Всё остальное вполне укладывалось в банальную паранойю привыкшего всё контролировать полковника госбезопасности. Включая маячок Дары, арестантский браслет, «ненавязчивый пригляд» Арафа и периоды под успокоительным.

Кстати, кто сказал, что в гостиной нет скрытой камеры, картинка которой выводится на монитор где-нибудь «у охраны»?

Будь Лавр параноиком…

Дверь в столовую распахнулась, и с вкрадчивым «Тамара Георгиевна, а хотите я вам душу за кофе продам?» Стрельницкий появился на пороге.

Лавр вздохнул и ответил профессору очередной кривой улыбкой.

– Ай, зачем мне твоя душа, – донеслось с кухни ворчливое, – как она ещё в теле держится на твоих бургерах.

Профессор Лазаревский деликатно сделал вид, что не услышал.

– И вновь прошу прощения, господа… и дама, кто кофе будет? – в каком-то странном веселье спросил Стрельницкий. – Возможно, лучший кофе в вашей жизни.

Лавру вдруг вспомнилось, как Стрельницкий взирал на него в таком же странно-весёлом изумлении тогда, во дворе тюрьмы.

– Ладно, что не последний, – проворчал Лавр, старательно вытеснив из головы все лишние сожаления и соблазны.

– О, нет, у меня большие планы на будущее, – усмехнулся ему Стрельницкий, усаживаясь рядом, и усмешка эта была на редкость многозначительной. – Впрочем, я вас прервал, продолжайте, Фёдор Иоаннович.

Тот выпрямился в кресле.

– Кхм, Аллочка, анкета же у вас, может, тогда вы продолжите?

– Конечно, – оживилась девушка, поспешно листая файлы на планшете. Бросила искоса взгляд на Лавра, улыбнулась и отбросила прядь со лба. – Так, вот, нашла. Совершал ли ваш дракон поступки, которые можно было бы охарактеризовать как самовольные? Неоднократно; несколько раз; однажды; не совершал.

Лавр хмыкнул.

– Вариант «она только этим и занимается» предусмотрен?

– У нас есть протокол, – возразила девушка. – Мне отметить «неоднократно»?

– Может, просто дадите файл, я сам всё протыкаю?

Алла хотела возразить, но вдруг что-то вспомнила и закусила губу в явном смущении. Посмотрела на профессора, на Лавра… и закивала:

– Да, разумеется! Правда, развёрнутые ответы лучше давать устно, но если вы стесняетесь… Вот, держите.

Когда Лавр потянулся за планшетом, их пальцы словно невзначай соприкоснулись. Алла смущённо прикрыла глаза.

Лавр вздохнул, подумав, что с Лазаревским как-то проще.

А дальше Стрельницкий, как радушный хозяин, сходил за обещанным «лучшим в вашей жизни» кофе, и пока Лавр продирался через очередной набор идиотских вопросов («Осознаёте ли Вы себя отдельно от дракона? Да; нет; частично»), все пили и нахваливали.

Лавр регулярно ловил на себя странно навязчивый взгляд Аллы («Можете ли Вы охарактеризовать Ваши отношения с драконам как созависимые? По возможности дайте развёрнутый ответ») и старательно его не замечал («Можете ли Вы охарактеризовать себя как цельную личность? Да; нет; затрудняюсь с ответом»). Не глядя протянул руку, подхватил чашку и вздохнул, прикинув объём анкеты.

Конечно, меньше, чем прошлая, но ещё более идиотская.

– Не забегайте вперёд! – воскликнула бдительная Алла, когда он потянулся промотать до конца. – Порядок заполнения тоже имеет значение! При составлении вопросов я консультировалась с психологом.

Алла не сводила с него взгляд буквально всё время, пока он заполнял, даже кофе почти не пила, в отличие от Лазаревского, который воздал напитку должное и заканчивал уже вторую чашку.

Лавр же, один раз попробовав, поморщился, всыпал в чашку почти полсахарницы – и сам не заметил, как выхлебал почти всё в процессе. Вкус в памяти, правда, не задержался.

Когда остался всего один вопрос, Лавр расслабился, сделал щедрый глоток…

«Состоите ли вы в любовных отношениях? Если да, то как на них влияет наличие дракона? Если нет, то повлияло ли на это наличие дракона? По возможности дайте развёрнутый ответ».

Он поперхнулся кофе.

…ответ «не ваше собачье дело» считается за развёрнутый?

Нет, отношения у него случались. Ничего серьёзного, честно говоря, потому что делить свою жизнь между девушкой и Дарой он в принципе не собирался. Приоритеты не те.

В самые… эмоциональные моменты он придерживал связь, чтобы Дара не почувствовала лишнего. Влияло ли это всё на расставание, которое обычно случалось максимум через пару недель?..

В памяти вспыхнули рыжие кудри и яростное шипение: «Нет, так просто невозможно!» – и Лавр с трудом отогнал воспоминания.

Повлияло ли… Вот в тот раз – даже не представляете, как!

«Нет», – вбил он в итоге лаконичное и вернул планшет, глядя куда угодно, но только не на Аллу.

…в конце концов, он обещал отвечать на вопросы Лазаревского. Про Аллу тогда речь не шла.

– О, вы закончили, – оживился профессор. – Какая скорость!

– Ты хоть думал над ответами? – поинтересовался Стрельницкий, пододвинув Лавру кофейник.

– А что, там ещё думать надо было? А я-то, дурак, наугад тыкал.

– Но ведь тогда результаты… – запротестовала Алла, портя момент.

– Это шутка, – вздохнул Лавр.

Нет ничего хуже для шутки, чем объяснять её смысл.

Стрельницкий понимающе хмыкнул.

После некоторой паузы профессор Лазаревский со вздохом сожаления поставил опустевшую чашку на столик и поднялся:

– Что ж, перейдём ко второй части? Как дела у Дары?

Лавр не сдержал улыбки, слыша Дарино имя от профессора.

…объект исследования по имени ведь не зовут?

Они вышли «в сад». Дара наблюдала за ними издалека, устроившись под яблонями – ну, то есть, вровень с яблонями с учётом её размеров.

– На самом деле было непросто решить, с чего начать углублённое исследование, – рассказывал профессор по пути, прижимая к себе набитую чем-то сумку.

Лавр шёл рядом с ним, внимательно слушая.

…иначе пришлось бы идти рядом с Аллой и ловить её бросаемые из-под ресниц взгляды.

– С одной стороны, надо продолжить исследовать вашу связь. То, как она повлияла на формирование её образа мышления – её, если можно так выразиться, личности…

– Ещё как можно, – хмыкнул Лавр.

– Да, я понимаю, – закивал профессор. – Впрочем, личностные проявления есть и у обычных животных, а в случае с драконом, выросшим в связке с человеческим… партнёром, это проявляется куда ярче. Я даже не думаю оспаривать то, что видел собственными глазами, Дим. Но я сейчас о другом: помимо исследования связи…

– Заблокированной связи.

Профессор только вздохнул, не обижаясь, что его опять перебили, но Лавру почему-то стало неловко.

– Извините, – буркнул он, пиная костылём попавшийся по пути камешек. – Продолжайте, пожалуйста.

– Так вот, помимо исследования связи, – легко продолжил профессор, – что вполне по моему профилю, необходима и оценка того, что, собственно, получилось. Оценка интеллекта и когнитивных способностей. Тут ведь как, у любого животного-компаньона можно выделить три вида интеллекта: инстинктивный, который, допустим, помогает кошке охотиться на мышь, даже если мать её ничему такому не учила; адаптивный, позволяющий оценивать незнакомую ситуацию и выстраивать наиболее эффективное поведение… Я вас не слишком загрузил?

В его интонациях ярко зазвучали лекторские нотки. Стало ясно, каков он на лекциях – искренне увлечённый, даже вдохновлённый.

– Не слишком.

– Хорошо… В общем, третьим можно выделить так называемый рабочий интеллект, направленный на взаимодействие с человеком и выполнение его команд. Так вот, рабочий, когда речь заходит о драконе, мы можем вычеркнуть – спасибо связи. Инстинктивный у них максимально подавляется – ну это и понятно, при их-то, кхм, происхождении. А вот адаптивный… И тут нам с Аллочкой пришлось, конечно, повозиться, потому что одно дело тестировать интеллект человека, другое – шимпанзе или собаки, но вот когда перед вами – дракон… Добрый день, Дара!

– Приве-ет, – прогудела Дара, легко поднимаясь на лапы.

– Обратите внимание, Аллочка, – быстро прокомментировал профессор, – приоткрывание крыльев – явный элемент социального поведения. Дима, я прав?

– А… – Лавр задумался. То, что воспринимаешь естественным жестом, сложно анализировать. – Ну да, драконы часто так приветствуют друг друга… ну и людей.

– К сожалению, сравнивать мы можем только с молодняком в питомнике, а у них социальное взаимодействие сильно снижено… А взрослые драконы обычно теряют интерес к особям своего вида. Я полагаю, так влияет связь с пилотом.

– Ну если партнёр – армейский сапог, то тогда конечно, – проворчал Лавр, теребя цепочку с жетонами.

Стрельницкий выразительно кашлянул.

– Дара, – повернулся профессор к драконице, – как твои дела сегодня?

Дара думала недолго. Сделала несколько шагов и, дотянувшись, ласково боднула Диму.

– Хорошо, – сообщила она, беззастенчиво вымогая ласку.

…ну как тут устоять?

– Мы ведь можем дать несколько заданий?

Профессор обращался, конечно, к Лавру, но Дара сочла, что спрашивают её.

– Интересно? – уточнила она.

– А… – на секунду задумался профессор.

– Задания – интересно? – повторила Дара вопрос.

– Интересные, – поправил Лавр автоматически. – Не интересно, а интерес-ны-е.

– Думаю, интересные, – наконец ответил профессор задумчиво. – Аллочка, а давайте-ка пропустим первый блок и сразу ко второму перейдём.

– Но, Фёдор Иоаннович, давайте хотя бы пару заданий опробуем для соблюдения методики!

– Аллочка, ну это же экспериментальная методика, которая просто обязана быть модифицирована в соответствии с ситуацией… Ну хорошо, смотрите. Дара, ты меня помнишь?

Дара склонила голову набок. Насмешливо фыркнула.

– Синий, – заявила она.

– Что?

– Синий, – повторила Дара. – Был такой… серый. Не совсем серый. Тёмный серый, светлый серый…

Подбирая слова, она поскребла когтями по земле, оставляя глубокие борозды.

Лавр сообразил первым:

– В клеточку?

Дара провела лапой поперёк, перечёркивая борозды другими.

– Так!

– В клеточку, – посмотрев, что получилось, подтвердил профессор. – А! Ты про пиджак?

– Одежда.

– Вот про эту одежду?

– Да!

– Ну, я переоделся, как видишь… А ты много цветов знаешь?

Дара растерянно посмотрела на Лавра, и тот не удержался от подсказки.

– Ну, белый, синий, красный… цвета. Помнишь?

Сообразив, Дара радостно вскинула голову.

– Да! Белое – первое крыло, синее – второе! А наше – красное. Дима? Да?

– Цветовая маркировка эскадрилий? – вмешался Стрельницкий заинтересованно.

Лавр закатил глаза.

…как бы так объяснить Даре, что военные тайны «друзьям» разглашать не стоит?

– Да, – буркнул он неохотно.

– Что ж, Аллочка, предлагаю переходить к третьему блоку.

Алла вцепилась в планшет с таким видом, словно Лазаревский грозился его отобрать.

– Но мы же там только наметили основные задания, без вариаций…

– Аллочка, смотрите на ситуацию шире… Давайте, что там у нас идёт? Последовательности, да?

…Наблюдать, как дракон, от старательности то и дело топорща гребень, выбирает нужные карточки (каждая размером с альбомный лист и наклеена на плотный картон, но периодически всё равно страдает), было даже смешно.

Лавру вмешиваться запретили. Потом ещё раз запретили, заявив, что он подсказывает.

Потом вообще сказали постоять в сторонке.

Стрельницкий достал портсигар и, открыв, протянул ему:

– Куришь?

– Не особо, – буркнул Лавр, оглядываясь на Дару.

Та сердито запыхтела, когда выяснилось, что выбрала неправильную карточку.

– Дара, тише! – окликнул Лавр нервно, слишком хорошо зная этот звук. – Всё хорошо. Не надо сжигать карточку, она не виновата… И профессора не надо!

– Не буду, – обиженно прогудела Дара. – Говорили – интересно!

– Ты смотри внимательней!

– Попробуем ещё раз, – сохраняя хотя бы внешнее спокойствие, предложил профессор. – Дима, не подсказывайте.

– Я не подсказываю. – Лавр сердито потёр чип. – Дара умная, сама справится.

– Я умная! – радостно откликнулась Дара, мигом успокаиваясь. – Дай карточки, про-фес-сор.

Стрельницкий взирал на всё это философски. Курил, пуская дым в темнеющее небо, слушал и косился на Лавра то ли с ехидством, то ли с сочувствуем.

– Зачем вам всё это? – спросил Лавр, сминая в пальцах так и не прикуренную сигарету.

– Что именно?

– Лазаревский. Его тесты. Дара. Я…

– А тебе зачем Лазаревский понадобился?

Вопрос прозвучал спокойно и обыденно. Словно бы Стрельницкому просто было любопытно.

…ну да, полковнику госбезопасности всё любопытно.

Но момент был такой – странный, мирный, объединяющий их этими дурацкими Дариным карточками, – что Лавр вдруг признался, глядя в сторону:

– Чтобы доказать, что Дара – личность.

– Дракон, способный принимать самостоятельные решения?

– Дракон, способный мыслить не хуже человека.

– Что ж… – Стрельницкий глубоко затянулся и стряхнул пепел на траву. – Похоже, нам с тобой по пути. Мне, правда, достаточно результатов поскромнее, я не идеалист.

– Ну и зачем вам эти «скромные» результаты?

Ещё одна неторопливая затяжка. Взгляд искоса – испытывающий, внимательный.

– Давай вопрос на вопрос?

Лавр замер, понимая, что от сигареты в кулаке остались одни присыпанные табаком ошмётки.

– Я могу… отказаться отвечать?

– Разумеется. Но и я тогда не отвечу – всё по-честному.

Оглянувшись на Дару – теперь она пыталась выбрать две карточки с формами, чтобы их «сложить» и получить нужную в виде грибочка, – Лавр осторожно кивнул.

Шагнув в сторону, Стрельницкий подобрал с земли пепельницу и загасил свою сигарету.

– Мусорить у себя дома – последнее дело, – пояснил он в ответ на скептичный взгляд. – Ладно, отойдём, не будем им мешать.

Они отошли к самым яблоням, и Лавр прислонился к стволу одной из них – древней, скособоченной, почти засохшей уже, – разгружая ногу.

Помолчали. Стрельницкий опять достал портсигар, повертел его в руках и убрал обратно, так и не прикурив. Глянул на Лавра.

…перебирает возможные вопросы?

– Ваше появление в Загорье… – наконец произнёс он задумчиво. – Это была операция КОДы – или твоя собственная?

– Вы серьёзно ждёте от меня ответ на такой вопрос?

– А почему нет?

– А почему да?

– Чтобы я ответил на твой? – Стрельницкий усмехнулся, откровенно подначивая.

Первым желанием было отвернуться и ничего не говорить. Что он, маленький – вестись на такое?

Но потом Лавр посмотрел на Дару, опять на Стрельницкого – и, осторожно выбирая слова, сказал:

– Это была моя личная инициатива, согласованная с командованием.

…он мог соврать, да.

Как бы Стрельницкий проверил его слова?

– Ну просто какой-то кофе «два в одном», а не спецоперация… А на допросе ты, помнится, вообще отрицал участие КОДы.

Лавр дёрнулся.

Он предпочитал не вспоминать о том допросе. Не было. Не с ним. Он ничего не говорил.

…он не помнил, что говорил.

– Ваша очередь.

– Справедливо, – кивнул Стрельницкий. – Как я уже говорил, моя специализация «драконы, твари, люди». На что способен армейский дракон, я представляю прекрасно, а вот эффективность и потенциал, ну, назовём это «другим подходом к воспитанию дракона» – мне жизненно необходимо оценить.

– Чтобы знать, как победить Коалицию?

– Думаешь, КОДА – моя единственная головная боль?

– И что вы сделаете, когда оцените?

– А это, Дим, уже следующий вопрос.

***

– Это правда что-то невероятное, – воодушевлённо вещал профессор Лазаревский.

Они сидели в кабинете Стрельницкого. Профессор, полковник госбезопасности… и кодовец.

Или уже бывший кодовец – с учётом всех событий.

– Вот, взгляните на эти графики. Видите? Красным – результат Дары. Остальные цвета – нормы детей по возрасту, от трёх лет и старше. Вот, видите? С вербальными субтестами всё понятно, результаты заметно снижены, особенно в том, что касается эрудиции и словарного запаса, а субтест на логику, например, как вам? Или вот ещё – результат тут соответствует нормотипичному ребёнку десяти-двенадцати лет!

Профессор перелистнул на ноутбуке слайд со следующей порцией графикой и диаграмм (он выглядел так гордо, словно драконица приходилась ему внучкой).

– Ей и есть десять лет, – проворчал из глубин своего кресла Дима. – Ну, физиологически.

– Ну, согласитесь, что полностью сравнивать её с десятилетним ребёнком некорректно. Её личность… скажем так, она в любом случае не человек. Да, благодаря связи с вами её разум сформировался в некоторых аспектах достаточно близко к человеческому, но всё же будем честны: в некоторых вещах она… – профессор замялся, подбирая слова.

– Она просто дракон, – подал голос Стрельницкий, ещё раз рассматривая графики (позже – перешлёт их Анке). – Искусственно выведенная тварь… способная к развитию интеллекта, в чём-то подобного человеческому.

– Не говорите так о ней! – возмутился Дима.

– Давай, оспорь хоть одно слово. – Стрельницкий усмехнулся, подначивая, выводя его на этот спор. – Или это не она была экземпляром номер семьдесят три в Старороецком драконьем питомнике? Седьмая серия, предполагаемая специализация – дальняя разведка, время взросления – два года. Тебе дать почитать проектную документацию?.. И, кстати, её, хм, интеллект действительно предполагался несколько выше среднего, это вам не штурмовой дракон.

– Сколько лет прошло. – Дима отвернулся. – Она уже другая.

– Вот это-то и удивительно, – вмешался Лазаревский. – Тут и скачок в развитии, и формирование личности… И, главное, ничто из этого не утрачено при блокировке связи. Я даже так скажу: возможно, как раз блокировка привела к нынешней ситуации. Не имея возможности опираться на своего пилота, Дара оказалась вынуждена, так сказать, развить самостоятельность. Как раз то, чего любой дракон по умолчанию лишён!

Дима растерянно потёр чип. Посмотрел на Сергея, снова на графики…

Мотнул головой.

– Ну и в бездну тогда вот эту вашу самостоятельность, – проворчал он, забиваясь поглубже в кресло. – Не такой ценой.

– Ну не скажите, Дим, – возразил Лазаревский. – Разве не вы хотели, чтобы я уверился и подтвердил её разумность? Не будь у вас чипа, полученные результаты можно было бы легко оспорить!

– И откуда вы знаете, чего я хотел?

– У меня сложилось такое впечатление. – Лазаревский пожал плечами. – А это разве не так?

Дима посмотрел почему-то не на него – а на Стрельницкого. И видок у него стал на редкость несчастный.

– Всё это даже слишком так…

Глава 9. Слова и гарантии

Конечно, одного слова – даже слова профессора Лазаревского, светила науки, лауреата государственных (и парочки международных) премий и прочая, и прочая, – было недостаточно.

Не для планов Стрельницкого.

В усадьбу зачастили гости.

Тот шумный хирург-травматолог, осмотревший Димину рану и многословно восхитившийся, как быстро и хорошо она заживает, даже не пришлось накладывать швы (Стрельницкий отметил это про себя – добавив в копилку иных интересных фактов).

Рекомендованные Лазаревским специалисты. Специалисты, которых пригласил уже Стрельницкий – в чинах и допусках.

Сам профессор, разумеется, и его аспирантка Аллочка, чьи юбки с каждым визитом становились всё короче, хотя погода опять начала портиться (Стрельницкий бы поверил, что Дима ничего не замечает, – но тот не замечал уж слишком старательно).

Заезжала пару раз Анка. Доводила Диму до белого каления буквально парой фраз, словно рекорд ставила, но к Даре близко не совалась, наблюдала издали.

Тамара Георгиевна ворчала, грозилась всеми карами небесными, но готовила в таких масштабах, что хватало всем – и ещё охране регулярно отсылали то кастрюлю супа, то такую же, но доверху набитую лепёшками с сыром по семейному рецепту.

К наличию на территории усадьбы здоровенного дракона Тамара Георгиевна отнеслась пугающе нормально. Полчаса пытала Диму, выясняя, чем «эта страхолюдина» питается, после чего крепко задумалась, а перед ужином утащила Диму на кухню, вручила ему здоровенную кастрюлю гречки с тушёнкой и велела скормить, мол, не пропадать же добру, выбрасывать жалко, а есть невозможно: «ай, совсем я старая стала – пересолила, совсем пересолила, да и пригорело, вон, всё!»

Горелым от кастрюли не несло.

Да и смотрела хитрая старуха уж больно довольно…

Стрельницкий крепко сомневался, что Дара, с её устройством челюстей, вообще съест кашу (но Дима, правильно всё оценив, в любом случае вернул кастрюлю уже пустой).

Впрочем, любимчиком Тамары Георгиевны стал Араф. Стоило ей однажды вечером в изнеможении присесть на стул в кухонных дверях, как медик, как раз закончивший ужин, оказался рядом с невозмутимым: «Давление? Тонометр принести?.. Таблеточку?»

С тех пор Денис был произведён из «недокормыша» в «единственного, кто по-человечески к старой больной женщине отнёсся», что выражалось в двойных порциях и полных умиления взглядах.

…Дима на «гостей» реагировал сдержанно. Даже на тех, что в чинах.

– Вы хоть деньги с них берёте? – хмыкнул он как-то за ужином, услышав про очередных визитёров. – В зоопарке, вон, берут.

В огромной столовой они ужинали вдвоём: Араф отбыл сдавать свои экзамены – и Стрельницкий не стал приставлять к Диме другого «няньку»: контролирующий блок от своего браслета Дима вполне мог таскать за пределами дома и сам.

– Вообще-то эти деньги называются зарплатой.

– Берите сверх, – с иронией посоветовал парень, размазывая по тарелке подливку, оставшуюся от жаркого. – Это явно не входит в ваши должностные обязанности.

– Ну, если у нас с тобой всё получится, я буду рассчитывать как минимум на премию.

Как всегда – брошенные невзначай слова, короткий внимательный взгляд.

Дима глянул в ответ задумчиво. Дёрнул уголком губ, отвернулся…

Не возразил.

О, эта игра никогда не надоедала, не могла надоесть – даже после суматошного дня на службе (особенно после суматошного дня на службе).

Отпуск Стрельницкого закончился, так толком и не начавшись. Проще оказалось перетащить часть совещаний в «удалённый» формат, а в остальные дни мотаться в столицу. Возвращался Стрельницкий уже по темноте, но Дима обычно дожидался его с ужином, несмотря на все попытки Тамары Георгиевны «ввести режим».

Иногда, на подъезде к призывно светящей окнами усадьбе, Сергей с грустной иронией думал, что ради вот этого вот успокаивающего чувства, что тебя дома кто-то ждёт, люди обычно женятся… или собаку заводят (а не хромого кодовского пилота и его излишне активного дракона).

– Сергей Александрович…

Разы, когда Дима обращался к нему по имени-отчеству, можно было пересчитать по пальцам. Одной руки.

– Да?

Последний раз он таким тоном просил помочь перевесить боксёрский мешок в тренажёрке, мол, разболтался подвес, надо бы подтянуть (Сергей не пользовался мешком с момента поступления в училище). На вопрос, чего это его так разболтало, если кому-то врач разрешил только умеренные физические нагрузки без напряжения раненой ноги, «кто-то» смущённо пробурчал, что ногами и не бил.

Хромал он уже, кстати, почти всё время без костыля.

Врач говорил «три недели» – Дима уложился в полторы.

– Можно я у Дары заночую?

Дима знал правила. И отвёл взгляд, напрягшись в ожидании отказа.

– Почему? – неторопливо спросил Стрельницкий, подкладывая себе добавки (отказать он всегда успеет, а разговорить Диму – только когда он сам повод даёт).

– Да она опять хандрит. Если завтра кто-то приедет…

Да, проблема пришла, откуда не ждали.

Дима с разрывом связи и своим «не совсем добровольным» статусом худо-бедно сжился, а вот у Дарв последнее время настроение скакало от энтузиазма при очередном визите профессора до форменного уныния.

Ей не хватало связи, полётов, настоящего дела, общения, Димы… и ещё, и ещё раз Димы.

Его просьба имела некоторый смысл.

И вообще это была обычная человеческая просьба.

– Будешь её спать укладывать?

– Ага, сказочку на ночь рассказывать. Жил-был страшный Серый Волк – зубами щёлк…

Нет, это определённо был запрещённый приём.

Можно сказать, почти что грубая лесть.

– Как говорит Анка, «если бы Серый Волк не заговорил с девочкой в красных башмачках, он бы остался жив»… Так укладывай и возвращайся. Или цивилизованно спать на кровати надоело?

На упоминание цивилизованности Дима напрягся – явно вспомнил их договор про «цивилизованный разговор», – но сейчас Сергей говорил безо всяких подтекстов.

Разве что самую малость, и то почти в шутку.

– Да под крылом тоже нормально. Дома… на базе мы много раз так ночевали. У меня была раскладушка в её эллинге, было, конечно, спальное место в казарме… но всё равно чаще вместе спали.

Дима всё чаще рассказывал такие мелочи из «прошлой» жизни. Порой даже без наводящих вопросов, вот как сейчас. Просто поделился, не ожидая ничего взамен (ну, кроме разрешения, само собой, – и то, похоже, заранее смирившись с отказом).

– Иди, – неожиданно кивнул Стрельницкий. – Но чтоб завтра к десяти утра оба были бодры, веселы и всё такое.

– Спасибо!

Облегчение и радость в Димином голосе прозвучали столь явно, что смутили, кажется, и его самого.

…Уже заполночь Сергей заглянул в ангар – эллинг, как его звал Дима.

Свет горел только в одном углу, где драконица, свернувшись на полу, неотрывно глядела на своего пилота, уютно устроившегося у неё на задней лапе.

– Хочешь сказать, Хельга подыскивала тебе нового напарника? Как Берку?

– И табле-еточки, – с интонацией, явно подхваченной от Арафа, проворчала драконица.

– Ну, если по тебе разрыв связи ударил так же, то там и таблеточки бы пригодились…

– Нет!

Драконица недовольно запыхтела.

Дима помолчал, а потом спросил осторожно:

– Ты уверена, что речь шла именно о новом постоянном напарнике? Не о человеке, который помог бы тебе… прийти мне на помощь?

Дара словно бы смутилась.

– О таком варианте ты не думала?

– Нет! – наконец рыкнула она, чуть встопорщив гребень. Дима почесал ей нос, успокаивая, и дальше она заговорила уже тише: – Не так. Я… Петра слышала. Спасать тебя не-це-ле-сообра-азно.

– Ты хоть знаешь, что это слово значит? – уточнил Дима с мягким смешком.

– Петра… Риман знает. Значит, что они думали, спасать тебя не нужно! Сложно и не нужно.

– Но потом, выходит, передумали. Если бы они сразу хотели меня пристрелить – всё закончилось бы прямо в камере.

Дима говорил об этом отстранённо – то ли не хотел пугать Дару, то ли и впрямь сто раз обдумал и теперь мог рассуждать спокойно.

– Мой пример! Посмотрели и поняли!

Стрельницкий, решив не искушать судьбу, демонстративно пнул ногой по порогу прорезанной в воротах калитки и, уже не скрываясь, заглянул внутрь:

– Молодёжь, спать не пора?

Дара встопорщила гребень.

– Тих-хо!

Это было её новое любимое слово. Профессор Лазаревский торопит с решением задачки? «Тихо!»

Кто-то приходит посмотреть на Дару, когда она завалилась подремать на осеннем солнышке? «Тихо!»

Аспирантка Аллочка лезет с очередным тестированием? «Тихо!»

Только на Диму Дарино «Тихо!» не распространялось.

– Дара, – укоризненно вздохнул Дима. Перевёл взгляд на Стрельницкого: – И давно слушаете?

Не смущаясь (все, так сказать, свои), Стрельницкий кивнул:

– Про то, как вся Коалиция дружно взяла с Дары пример, – услышал.

– Ну, значит, не галлюцинации, – философски вздохнул Дима.

Подойдя ближе, Сергей кинул ему свёрнутый спальник.

– Не благодари.

– Я думал, вы с нами решили, – хмыкнул Дима, разворачивая. – Караулить, так сказать.

– И куда вы от меня денетесь? – Стрельницкий огляделся по сторонам. Чуть поодаль валялась непонятная куча барахла: какие-то ремни, куски брезента, катушка прочного шнура… – А это что такое?

Дима несколько секунд с преувеличенным вниманием разглядывал барахло. Изумления в духе «Ой, откуда это тут взялось», правда, не изображал.

И на том спасибо.

– Ну, – протянул Дима, уступая тщательно выпестованной Стрельницким привычке отвечать на каждый его вопрос, – нет того говна и палок, из которых пилот Драконьего корпуса не смог бы сделать временную сбрую для дракона…

– Это ты всё тут нарыл?

– Ну да… – Дима всё ещё отводил взгляд. – Ремкомплект к экзоскелету, грузовая подвеска от него, а брезент просто рулоном в углу валялся.

Стрельницкий действительно не особо присматривался, что входило в комплектацию драконьего ангара. Поставили и поставили.

А Дима… что ж, он в этом с тринадцати лет, напомнил себе Стрельницкий.

От мелкой подпольной группировки до обширной Коалиции.

– Думаешь, я разрешу полёты? – уточнил он для порядка.

Дима по-прежнему упорно смотрел мимо него.

– Летать надо, – недовольно прогудела Дара. Потом приподняла голову и уставилась прямо на Стрельницкого. Подумала. Медленно моргнула… и добавила: – Пожалуйста!

Это уже был перебор.

Сложно отказать проникновенному взгляду огромных драконьих глаз, опалесцирующих в полумраке ангара…

Но Стрельницкий справился.

– Так, всё, заканчиваем спектакль. Дим, не подбивай Дару на всякие глупости.

– Я не подбиваю, – пробурчал Дима, наконец-то поднимая на него глаза. – Дракону физически нужно иметь возможность разминать крылья. Дара уже две недели на земле!

Как всегда – о себе ни слова.

– Я бы не назвал это категоричным «на земле».

– Летать надо, – упрямо повторила Дара, недовольно поводя крыльями. – Хорошо летать! Высоко. Быстро-быстро. Иначе – плохо будет…

– Всем окружающим? – хмыкнул Стрельницкий.

– Сначала Даре, а потом уже и окружающим, – проворчал Дима и, поднявшись, завернулся в расстёгнутый спальник.

Кажется, он уже жалел, что случился такой разговор.

Стрельницкий не стал ему ничего обещать – это было бы глупо.

– Завтра к десяти, – напомнил он вместо ответа.

И вышел.

И на всякий случай переключил камеру в ангаре на запись.

Просто на всякий случай.

***

Даре снится полёт.

Вверх, вверх, сквозь облака, набрать скорость и…

«Тише, тише, – сонно бормочет Дима, ворочаясь у неё под крылом. – Спи давай».

Он спит с ней каждую ночь.

(Он ворчал, что это «только сегодня», три дня назад.)

Дара прячет голову под крыло, прямо к Диме, и вздыхает. Ей хочется схватить его покрепче – и прямиком в тёмное, виднеющееся в приоткрытые ворота небо.

Дара успеет. Никто ещё не очухается, как она возьмёт разгон и уйдёт высшим эшелоном.

Но куда?..

Дара подсовывает нос Диме под руку и закрывает глаза.

(Она ещё раз подумает об этом завтра.)

И ей снова, снова снится полёт. В никуда, к полной свободе, на край света…

«Дальше самой бездны», – как говорит Дима.

И ещё снится Даре нить связи, пульсирующая между ними, вливающая в такого маленького, по-человечески хрупкого Диму драконьи силы.

(Жаль, что это просто сон.)

…Утром Дима, зевая синхронно с ней, уходит делать зарядку. Дара выбирается следом. Распахивает крылья, передразнивая его, тянется во всю длину тела, и, задрав голову, с тоской смотрит в чистое голубое небо.

(Схватить и лететь… но куда?)

– Доброе утро, – раздаётся неподалёку.

Это друг – Стрель-ниц-кий, но это слишком длинно. Почему у него нет удобного позывного?

(А почему бы и не спросить?)

– Привет! Как тебя называют?

Друг удивляется.

(Даре нравится, как он удивляется. Лицо у него становится весёлое.)

– Сергей Александрович Стрельницкий.

– Длинно… – Дара недовольно мотает головой. – А позывной? – И добавляет, чтоб было ясно, что она знает, что это такое: – У всех есть! Удобно!

Друг задумывается, словно тоже подбирает слова. Тщательно протирает о рукав куртки яблоко.

– Обычно – «Шеф»… Когда-то звали Волком.

На волка друг не очень похож. Волосы у него не серые, а светло-светло-жёлтые, как сухой речной песок.

(Дара бы слетала искупаться на речку…)

А глаза наоборот, не жёлтые, а серые.

Хотя улыбается хищно (почти как настоящий дракон, только зубов не хватает).

– Шеф-ф, – пробует Дара позывной.

(Звучит, как облачко огня, вырвавшееся из пасти…)

– Это значит «командир», – поясняет друг. – Так меня зовут мои люди – те, кем я командую.

– Я знаю, что значит «командир»!

Друг смеётся, подкидывая яблоко – жёлто-зелёный мячик.

– Какой умный дракон мне попался… Ты хочешь меня так звать?

– Я подумаю, – важно заявляет Дара.

Так всегда говорит Дима, когда не хочет сразу решать.

(Надо спросить Диму, как зовёт он!)

Друг кивает, но не уходит.

– Дара, – говорит он. – Сегодня у нас будут важные гости. Ты же не натворишь глупостей?

– Я не натворяю… нет, я не творю глупости!

– Хочется верить…

(Кажется, это друг говорит не ей, а самому себе – тихо и задумчиво.)

А потом он вдруг спрашивает:

– А ты Диму совсем не слышишь?

– Нет, – огорчается Дара.

Там, где был Дима, теперь пусто и холодно. Как в пустом эллинге.

(С Димой там было всегда тепло…)

– И раньше не слышала? С тех пор, как связь разорвали.

– Нет…

– Как же ты его нашла в тюрьме – и так вовремя?

– Я догадалась, – хвастается Дара. – Я ждала-ждала! А потом решила не ждать.

– Почему?

– Ты говорил: неделя. Семь дней! Неделя прошла, я каждое утро считала!

В доказательство она растопыривает когти на передних лапах – по четыре прекрасных острых когтя.

Четыре и четыре – восемь. Неделя – семь. Одна лапа и другая без одного когтя.

(Про-фес-сор всегда радуется и хвалит, когда Дара считает такие штуки!)

– И на седьмой день ты решила дальше сама?

– Я решила, мы будем дальше ждать вместе с Димой!

Друг качает головой. Не то в восхищении Дариной решимостью, не то наоборот.

(Дима тоже так иногда делает…)

– Если бы не я, Диму бы убили! – напоминает Дара.

– О, я бы не дал.

– Но ты человек, – вздыхает Дара.

– Это минус?

– Конечно! Драконом быть лучше!

Так она и Аллочке ответила, когда та пристала с вопросом, осознаёт ли Дара себя драконом или частью человеческого – Диминого – сознания.

Немного подумав, Дара добавляет, чтобы утешить:

– Ты был бы хорошим драконом. Даже Зире бы понравился…

– Зира – старшая драконица?

– Да. Большая и умная. Умнее меня!

Друг улыбается, но глаза у него остаются внимательные-внимательные.

– Но всё же ты нашла Диму… И потом он с тобой не истёк кровью в лесу, и рана его зажила куда лучше и быстрее, чем мы ждали. Что это, если не драконья регенерация?

– Ре-ге-что?

– Способность быстро выздоравливать. Драконьи пилоты получают её от вас… Как и возможность выжить в полёте при перегрузках.

Даре нравится такой умный разговор (но говорить о связи, когда её нет, не нравится).

Когда Диме не нравилась тема разговора с кем-то на базе, он задавал какой-нибудь совершенно другой вопрос… может, у Дары тоже так получится?

– Когда летать? – решает напомнить она. – Когда будет можно?

Она уже спрашивала раньше, но друг так и не ответил.

– Может, после сегодняшних гостей.

– Правда?!

– Посмотрим.

– Но нужна связь! – обеспокоенно напоминает Дара (хотя сама же не хотела о ней говорить). – Иначе Дима упадёт. Или поломается. Или…

– Я понимаю, – успокаивает друг. – Я постараюсь решить этот вопрос.

– Правда?

– Да.

– Обещаешь?

– Если вы не натворите глупостей.

– Я не творю глупости!

– О, я очень на это рассчитываю.

Друг уходит, хрустя яблоком, а Дара разбегается и резким прыжком взмывает над садом, чтобы приземлиться на лужайке рядом с домом и ждать Диму.

Это, конечно, не настоящий полёт, но хоть что-то.

Глава 10. Демонстрация несогласия

Тамара Георгиевна сегодня была в ударе.

По всему дому витал одуряющий аромат свежей, с пылу с жару, выпечки и яблок. На кухню не рискнул бы сунуться и самоубийца – там творился сезонный яблочный пирог.

…так пахло детство.

Последние дни лета перед учебным годом, материн отпуск, пышущая жаром духовка, жужжание взбивающего яйца миксера, гора яблок, которые надо почистить, нарезать и выложить на дно формы, а потом поверх теста.

– Дмитрий! Хватит пальцы облизывать, всё сырое! Не сын, а кара Небесная…

«Яблочница» была традицией. И, как любая семейная традиция, казалась нерушимой – до поры до времени. Пока не пришлось выбирать между привычной жизнью и Дарой.

…ну, честно говоря, Дима как-то и не выбирал.

Нет, поначалу он пытался успеть всё: и кадетку, и дома побывать, отъесться-отоспаться, и Дару навестить.

Но в конце зимы Дара заявила, что не нужен ей никакой партнёр, когда у неё есть Дима.

Мысленно заявила.

Пришлось сдаваться сначала Доку, а потом и руководству…

Порой Лавра настигало подозрение, что их связь сформировалась раньше. Никто, кроме него, не понимал Дару так… Впрочем, это не имело значения. Выбор был сделан, и никакие, даже самые ароматные и вкусные, пироги не могли бы на него повлиять.

Даже родители не смогли, раз уж на то пошло.

…но аромат сводил с ума. Пусть на календаре уже был конец сентября, а не августа – аромат был тот самый.

– Д-доброе утро!

Захваченный воспоминаниями, Лавр буквально налетел на Аллу на выходе из гостевой ванной комнаты.

…шёл, никого не трогал – и нате вам. Ладно хоть футболку надеть успел.

– Доброе.

– Фёдор Иоаннович задержится и будет только через два часа, – сообщила Алла, отступая на шаг. Поправила очки, откинула прядь волос за плечо. – Я на такси приехала.

– Ну, добро пожаловать.

От Аллы пахло насыщенными, пьяными фруктами. Аромат вплетался в общий «букет», искажая ощущения: тот запах, но уже не тот.

– Вы только встали? – внимательный взгляд из-под пышных ресниц.

– Умывался после зарядки.

– А-а…

Алла медлила, а Лавру ни к селу ни к городу вспомнилась Элла, бывшая одноклассница, сестра Сержа.

Алла – Элла. Аромат яблочного пирога с нотками забродивших фруктов.

И он сам, хромой, лишившийся связи – и всех старых ориентиров.

Как кривое зеркало.

– Вы, собственно, сюда?

Выкинув лишние мысли, Лавр отступил вправо от двери в ванную. Алла почти одновременно с ним шагнула в ту же сторону.

– Кажется, я просто свернула не туда!

…как и разговор.

– Гостиная в той стороне. Здесь только библиотека и тренажёрный зал.

– Да-да, я так и поняла.

Между прочим, Лавр дураком не был.

…ладно, таким дураком.

Ну и слепцом до кучи. И древним стариком. И просто асексуалом. И…

Короче, всё он видел прекрасно.

– Ну… вы идёте?

…а вот косноязычием его определённо Дара заразила.

– Да, конечно! – Алла словно бы даже возмутилась и торопливо шагнула назад, разворачиваясь на своих шпильках.

Покачнулась, словно бы нечаянно теряя равновесие, взмахнула рукой, хватая Лавра за локоть…

Лавр на рефлексах уклонился, перенося вес на раненую ногу.

Нога стрельнула болью, подгибаясь.

…падать на ковролин, может, и не больно, но не когда сверху приземляется увесистая девушка.

– Ох! – выдохнула Алла, пытаясь повернуться.

– Прошу прощения, – глухо отозвался Лавр куда-то ей в плечо.

…ну не совсем в плечо. Несколько ниже – и мягче.

И не то чтобы Алла засмущалась такого положение.

– Вы не ушиблись? – не торопясь вставать, спросила она с очаровательным беспокойством в голосе.

…в таком интересном положении некоторые интонации воспринимаешь определённо иначе.

«Состоите ли вы в любовных отношениях? Если да, то как на них влияет наличие дракона? Если нет, то повлияло ли на это наличие дракона? По возможности дайте развёрнутый ответ».

– Всё в порядке. Вы-то целы?

– Кажется, да… – не очень уверенно отозвалась Алла. – Я сейчас встану, одну секунду, туфли… новые, я к такому каблуку ещё не привыкла.

– Ничего страшного, не торопитесь…

Мысль, что с чипом в шее связь с Дарой приглушать в такие моменты не нужно, была новой и… интригующей.

Определённо интригующей.

Но увы, все шансы Аллы перечеркнула одна задумчивая реплика:

– Что ж, очевидно, я не вовремя.

Беловолосая Анна – Анка, как её звал Стрельницкий, – стояла в паре шагов от них, со сдержанным интересом разглядывая представшую её глазам картину.

…всё, всё у Лавра идёт через в известное место, давно надо было привыкнуть.

Алла каким-то чудом вскочила на свои шпильки, даже не покачнувшись. Лавр встал осторожнее и захромал прочь, не глядя ни на неё, ни на Анку, рассматривающую его с таким задумчивым видом, что хотелось стереть ей память. И Алле.

…а лучше себе.

– Тебя там Шеф искал, – уведомила Анка ему в спину.

Лавр кивнул, показывая, что понял.

Стрельницкий нашёлся в дверях прихожей. Заинтересованно задрал брови, явно углядев в выражении лица что-то эдакое, но сказал только:

– Гости уже на подлёте. Переоденься во что-нибудь приличное, тебе надо бы впечатление произвести… Алла, вы проходи́те в гостиную. Кофе?

Нога продолжала ныть, а Алла – смотреть в спину, поэтому по лестнице Лавр поднимался, сквозь зубы поминая бездну и всех её тварей.

«Во что-нибудь приличное» говорите. Чтобы впечатление произвести, значит…

Ну, впечатление Лавр производить умеет.

…другой вопрос, какое.

***

Иногда стоит уточнять свои пожелания.

Стрельницкий в этом убеждался с незавидной регулярностью, но подчинённые вроде Василия или Анки изрядно расслабляли, создавая соблазнительную иллюзию, что это необязательно.

Дима, конечно, переоделся.

Сменил свои камуфляжные брюки на чуть более строгие серые, а кроссовки на ботинки с мягким берцем – те, в которых его «взяли» (под одним из них выпирал датчик электронного браслета). На что он там сменил футболку, было непонятно, потому что поверх он надел куртку.

Ту самую грязно-зелёную лётную куртку с шевроном «Друзей Драконов» на плече.

Впечатление произвести, говорите? Что ж, Дима производил.

Драконий пилот КОДА, одна штука, прошу любить и жаловать.

Впрочем, усмехнулся он в ответ на выразительный взгляд Стрельницкого как-то даже… мирно?

– Что ж, господа и дамы, кто ещё не в курсе – Дмитрий Лавров.

Дима сделал несколько шагов и остановился. Обежал взглядом присутствующих, сдержанно кивнул и привычно уставился куда-то над плечом Стрельницкого, кривя губы в чуть заметной усмешке.

Его тоже рассматривали – а Стрельницкий рассматривал их.

Профессор Лазаревский задерживался, увы, и его место временно заняла притихшая Алла. В остальном публика была специфическая: двое алкем-техников; военный психолог, специализирующийся на драконьих пилотах; драконолог из Старорецкого питомника – того самого, где была выращена Дара; майор из бывших пилотов; наблюдающий от Главного Управления; секретари, сопровождающие и помощники…

В углу, удачно прикидываясь частью интерьера, устроился капитан Дымов.

Ну и Анка (ей только попкорна для полного счастья не хватало).

– Лавров Дмитрий Романович, – заглянув в бумаги, медленно проговорил майор. – Двадцать два года, образование… незаконченное общее: семь классов, в том числе два в Старорецком кадетском корпусе по «драконному» направлению. Н-да. Задержан… так, ну это ладно. Связь с драконом более… восьми лет? – Он ещё раз перечитал и качнул головой, что-то для себя подсчитывая. – В настоящий момент связь заблокирована.

– Сколько прошло с разрыва связи? – уточнил психолог.

Алла оживилась, листая материалы на своём планшете.

– Первый чип был поставлен двадцать третьего августа. Итого…

– Прошло тридцать шесть дней, – произнёс Дима спокойно. Голос был хриплым – и это единственное выдавало эмоции.

В глазах бывшего пилота мелькнуло нечто, похожее на сочувствие.

– Немало. При этом стандартную программу адаптации вы не проходили… Но – зато – имели доступ к дракону.

Дима умудрился кивнуть так нейтрально, что это уже само по себе получилось выразительно.

При всех последующих расспросах он так и держался: спокойно, разумно, сдержанно (словно всё его «самовыражение» на куртке и закончилось).

На Аллу не смотрел. На лёгкие провокации не вёлся, старательно уходя от любых разговоров о КОДе… Да что говорить, он даже фирменный сарказм держал при себе.

Возникало ощущение, что, «выступив» с курткой, он успокоился, взял себя в руки и решил во что бы то ни стало произвести то самое хорошее впечатление.

А куртка… что ж, здесь не было тех, кто не знал, откуда у Стрельницкого взялся драконий пилот.

…Дара же, давно привыкнув к любопытным взглядам, сияла и бурлила энергией.

Не то чтобы Стрельницкий ей симпатизировал, тут скорее стоял вопрос доказательства его профессионального мнения (хотя ладно, Дара действительно была хороша в своей детской непосредственности).

При виде гостей, она вскочила и одним прыжком перелетела через лужайку с радостным:

– Привет!

Дима, прихрамывая, заспешил к ней.

Они каждый раз вели себя так, будто расстались целую вечность назад – пусть даже на самом деле не прошло и получаса.

Это раздражало (или умиляло – под настроение).

– Как я понимаю, гормональную акселерацию вы прекратили девять лет назад… Но, похоже, своих запланированных размеров Семьдесят третья всё же достигла, – заметила драконолог, внимательно разглядывая драконицу. – Сложена гармонично, хотя мускулатуры для седьмой серии и не хватает. Огонь уже выдыхает?

Вместо ответа Дара протяжно чихнула огненной вспышкой, предусмотрительно задрав голову к небу.

Вообще, Стрельницкий уже приглашал специалиста из питомника, но сегодня приехала другая и теперь всё въедливо перепроверяла сама (неприятно, но ожидаемо – что-то же должно было пойти не так).

– Хм, окрас так и остался не детализирован. Дракон может расправить крылья? Мне надо оценить форму и размеры.

Дима, улыбнувшись, поднял голову:

– Дара?

Дара послушалась – и с отчётливым кокетством склонила голову на бок:

– Я красивая?

От кого набралась, спрашивается…

Дальше Стрельницкий предпочёл наблюдать за членами комиссии (Дару он и так каждый день видит).

А члены комиссии реагировали, конечно, по-разному.

Майор взирал с некоторой горечью, никак не комментируя. Военный психолог больше следил за поведением Димы, хмурясь и что-то себе помечая. Наблюдающий стоял в стороне, делая вид, что не имеет никакого к происходящему отношения.

Драконолог впала в некоторую задумчивость – особенно это стало заметно, когда один из алкем-техников замерил показатели и подтвердил, что чип перекрывает весь заданный диапазон. Вторая возилась с прибором, раздобыть который к сегодняшнему дню Стрельницкому стоило некоторых трудов… и приступов головной боли.

Алла смотрела на всех с ревнивым негодованием, что её задвинули с её законного места куда-то на задворки.

А Дара с Димой вели себя просто-таки образцово. С полным взаимопониманием – так что в какой-то момент забываешь о заблокированной связи.

Тут бы Стрельницкий и сам с непривычки задумался… Пока же он просто наслаждался тому, как всё идёт (и произведённым на комиссию эффектом, да). В конце концов, должен же он был получить хоть какое-то моральное удовлетворение от сорванного отпуска и полного завала на службе, который прямо сейчас разгребал его зам.

Ах, да, ещё Стрельницкого ждал яблочный пирог Тамары Георгиевны.

И он всерьёз рассчитывал, что они с Димой отметят этим пирогом благополучное завершение сегодняшнего мероприятия (он ведь имел право побыть оптимистом? Для всего остального у него, вон, капитан Дымов есть).

Всё шло хорошо, да.

Может быть, слишком хорошо.

…А потом вторая из алкем-техников, не принимавшая до этого момента участия в разговоре, подняла голову от своего прибора и скучным тоном произнесла:

– Я считаю, надо протестировать синхронизацию и оценивать уже всё исходя из активной связи. Судя по параметрам, там потенциально не ниже третьего уровня прямо с порога, а с учётом того, что этот дракон демонстрирует, посмотреть на это будет как минимум любопытно.

Первый уровень синхронизации – простейшая эмоциональная связь, эхо ощущений.

Второй – классическое мысленное управление: по сути передача указаний от сильного сознания к слабому и «ответов» в обратную сторону. На втором уровне работало подавляющее большинство армейских пилотов – чего-то большего от них обычно и не требовалось.

Третий – зона работы действительно талантливых (или опытных) пилотов, когда получаешь от дракона полную обратную связь. Сокращение времени на анализ ситуации и принятие решения, заметное повышение боевой эффективности… и зависимости.

Был ещё и четвёртый, на который выходили отдельные пары, – возможность в экстренных ситуациях объединить сознания. Никакого анализа, сплошная интуиция и рефлексы (что ж, это объясняло, откуда взялась Димина любовь к импровизациям).

И, как считалось, кратно повышенный риск микроинсульта.

Чисто теоретически могли быть и более высокие уровни синхронизации, вплоть до прогнозируемого профессором Лазаревским седьмого…

Просто что там происходит с человеческим мозгом, никто проверять не хотел.

– Чип покажите, пожалуйста.

Стрельницкий поймал Димин взгляд – шальной, неверящий, – и качнул головой, впервые сомневаясь в собственном решении.

Может, рано?..

Впрочем, сейчас он уже не мог на это повлиять. Решение он принял, а риск… что ж, риск всегда был частью игры. Иначе ведь и неинтересно, так?

Дима послушно спустил с плеча куртку, демонстрируя чип.

– Мне там как, присесть? – хмыкнул он, оборачиваясь.

– Стойте прямо, – отрезала алкем-техник, быстро осматривая чип. Второй техник распутывал кабели прибора.

Две присоски на виски, прищепка на запястье правой руки… когда переходник сцепился с разъёмом чипа, Дима передёрнул плечом, но на этом его реакция закончилась.

Дара подобралась поближе, внимательно наблюдая за происходящим – вряд ли понимая, что именно происходит, но догадываясь, что это что-то важное.

– Дракона нам надо бы тоже подключить, – глянув на неё, ровно произнесла техник.

– Дара, – позвал Дима. – Постой смирно, хорошо?

Дара послушно замерла, с любопытством наблюдая за женщиной, которая быстро закрепила у неё один контакт где-то в основании гребня, а второй чуть позади глаза, там, где у человека располагался бы висок.

Вместо Дары морщился Дима, видя, как вонзаются в Дарину шкуру короткие иголочки контактов.

Пока алкем-техники регулировали прибор, Стрельницкий шагнул в сторону и нашёл взглядом Дымова. Тот в ответ коротко кивнул, показывая, что помнит инструкции, и отступил назад, давая общий сигнал готовности (риск – дело хорошее, но обойтись без подстраховки? Стрельницкий не идиот).

…Момент, когда чип деактивировался, наступил незаметно. Просто Дима покачнулся, крепко зажмурившись. Дара мотнула головой – но тут же замерла, словно прислушиваясь к чему-то.

– Синхронизация тридцать семь процентов… сорок три… пятьдесят один, фиксирую скачок показателей, выход на третий уровень, отлично, – сообщила алкем-техник.

Драконолог заинтересованно подалась вперёд, майор отвернулся.

Дара встряхнулась, торжествующе заклекотав, ткнулась Диме в грудь носом, отскочила на всю длину проводов, захлопала крыльями, привстав на задние лапы, – ветром понесло по лужайке пыль и древесный мусор… Потом резко подалась вперёд, заставив членов комиссии отшатнуться, и припала к земле, вытянув шею в диковинном поклоне.

Поклоне ли?..

– Шестьдесят два, – быстро проговорила алекм-техник. – Шестьдесят восемь, семьдесят… Вы там не торопитесь, эй! Семьдесят шесть, переход на четвёртый уровень…

Стрельницкий и сам видел бегущие по дисплею цифры.

– Парень! – окликнул майор обеспокоенно. – Мозги пережжёшь. Давай помаленьку!

Дима обернулся к ним, и глаза его были почти чёрными от расширившихся зрачков, а улыбка – совершенно безумной.

– Простите, – произнёс он вдруг, глядя на Стрельницкого.

И, рывком обрывая все кабели, бросился вперёд. Оттолкнулся от лапы Дары, взбежал по шее, сдирая её контакты, и Дара тут же сжалась пружиной, готовясь к прыжку.

На дисплее запоздало мигнуло значение 87% – и сменилось на «Нет сигнала».

***

Это было как шагнуть со стылой улицы домой.

Из темноты – на солнце.

…вырваться в свободный полёт.

Первыми пришли отзвуки чувств: интерес-беспокойство-радость. Ощущения расширялись, охватывая, вытесняя собственные: напряжённую дрожь, радость встречи, облегчение… Любовь.

…каково это – быть центром вселенной для другого существа?

А следом сработали давным-давно вбитые в подкорку рефлексы, заставляя вобрать всё, пропустить через себя, присвоить. Чип в шее полыхнул жаром. Связь загудела, нарастая, расширяясь, словно из крохотной, уязвимой нити превращалась в крепкий канат.

«Потерпи, маленькая. Ещё чуть-чуть…»

Ему что-то говорили, но он не слышал.

Он вообще ничего не слышал – за него всё слышала Дара.

– Па-аре-ень! Мозги пе-ре-жжёшь. Давай пома-аленьку-у!

Человеческие слова искажались и растягивались, теряя смысл и вновь его обретая, когда он подсказывал Даре их значения.

Обернувшись, он нашёл взглядом человека, которого должен был ненавидеть – но не сумел.

…должен был простить – но не смог.

В конце концов, они с Дарой просто хотели свободы. Что в этом плохого?

Но изнутри всё-таки вырвалось искреннее:

– Простите.

Он ещё не договорил, как связь задрожала, перестраиваясь, – и взорвалась сотней крохотных паутинок, охватывая всё и вся.

Они с Дарой – он – метнулись вперёд, сбрасывая датчики, взбежали по шее к холке…

Они с Дарой – она – сжались в точку и титаническим усилием выбросили тело вверх, поднимая крыльями ураган…

(Если ветра нет, создадим его сами!)

А потом, заложив вираж, они подхватили когтями друга, взмыли в небо, и Лавр с усилием вернулся в себя, сворачивая связь. Достал из кармана увесистый блок-передатчик от своего арестантского браслета и с наслаждением – сколько мечтал об этом! – размахнулся и выкинул его куда подальше.

Так-то лучше. Даже, можно сказать, совсем хорошо.

Пусть и без седла, но сидеть верхом на Даре – это как вернуться домой. Или вспомнить собственное имя после долгих дней беспамятства. Каждое её движение, каждый взмах крыльев отдавались в его теле, и её ощущения сливались с его.

(Это было единственным верным способом существования.)

…но они были не одни.

Спохватившись, он почти лёг животом на шею Дары, свешиваясь вперёд.

– Живы?!

Если бы взглядом можно было убивать, тут бы его жизнь и закончилась.

…это была крайняя мера, ясно? Единственная из возможных.

– Они ведь не будут стрелять, пока вы у нас?

– Пока – не будут.

Лучше бы полковник смотрел на Лавра с тем весёлым изумлением, как в тюремном дворе, но увы.

Взгляд был… разочарованным.

(Зато человек цел и невредим. Дара осторожная!)

Даже болтаясь в когтях дракона на высоте в несколько десятков метров, полковник Стрельницкий умудрялся сохранять спокойствие. Выслушал что-то по своей неизменной гарнитуре и бросил в неё коротко:

– Действуй.

От чуть слышной фразы пульс скакнул, словно сорвавшись в отвесное пике.

«Всё будет хорошо…»

Он себе или Даре?

Сложно врать по связи.

…особенно себе.

– Эй! Если что – падать отсюда травмоопасно!

– О, я заметил. Что дальше-то планируешь?

Перекрикиваться вот так, подлаживаясь под движения драконьих крыльев, было глупо.

…неправильно.

Лавр знал всё, что должен сделать, чтобы обеспечить их с Дарой безопасный выход – знал, не хотел, но другого пути всё равно не было.

Он продумал всё это давным-давно. Так давно, что уже сам сомневался, стоит ли выполнять, – и ненавидел себя за эти сомнения.

Полковник же не стеснялся выкручивать ему руки, верно? Они теперь всего лишь поменялись местами. Всё будет цивилизованно, честное слово, просто сначала… не совсем.

…будет неправильно. Совсем.

– Нам просто нужны гарантии, Сергей Александрович! Чтоб без ПВО и всего такого. Ничего больше! Ваша жизнь – наша безопасность.

Это звучало… неправильно.

(Угрожать другу – неправильно. Плохо!)

Неправильно, неправильно, неправильно, неправильно…

Это «неправильно» эхом колотилось по связи, раскалывая сознание, и Лавр застонал, пытаясь собрать осколки воедино.

А в следующую секунду уже летел.

Вниз.

…Дарины зубы бережно сомкнулись у него на шкирке – так мама-кошка таскает своих котят.

Ворот резанул по горлу, но куртка выдержал. Она вообще была задумана, чтобы выдержать что угодно: дракона, падение со второго этажа, конец света…

В отличие от того, кто её носит.

По связи по-прежнему колотилось несмолкающее «неправильно» – и желание всё это прекратить.

…честное слово, тогда не стоило его ловить.

Дара протестующе зарычала, обдавая его горячим дыханием, и резко пошла на снижение, выбивая этим манёвром остатки любых мыслей из головы. Рывок – Лавра подкинуло – и земля обрушилась на него.

Или он обрушился на землю.

Кажется, второе было технически вернее, но думать было по-прежнему сложно. От затылка до лба раскачивался – «неправильно!» – маятник головной боли, отдаваясь где-то в чипе.

Или Дара это голосом кричала?..

«Неправильно! Так нельзя! Др-руг!»

Несколько секунд – минут? – оглохший Лавр лежал лицом в траве, дыша коротко-коротко, урывками между взмахами того маятника, а потом в спину ему ударил ветер, и Дарин горестный вопль, вкрутившись напоследок в виски, растаял где-то вдалеке.

Прошла минута.

Или вечность?

…бездна, так он тут просто сдохнет и всё.

Лавр дёрнулся в довольно беспомощной попытке встать, и ему неожиданно пришли на помощь: подняли на ноги, придержали за плечо, не дав завалиться в сторону, когда правая нога подогнулась…

Заломили руку, дали по шее и куда-то повели.

…потащили, потому что хромал он слишком медленно.

По траве, по дорожке, к самому крыльцу усадьбы… Уже подходя, Лавр огляделся – и, обвиснув на своём сопровождающим, расхохотался.

Стрельницкий.

Охреневающие рожи комиссии.

Улетевшая Дара.

Чувство дежавю было таким сильным, что он всё смеялся и смеялся, не в силах остановиться, пока кто-то не плеснул на него воды из стакана.

– Дмитрий! – рявкнул этот кто-то голосом Стрельницкого.

В одной рубашке, без кителя, левый рукав продран – но в остальном живее всех живых.

С облегчением понимая, что хоть с ним всё в порядке – Дара смогла! – Лавр завалился назад, закрывая глаза.

Связь – глухая, далёкая – билась всё тем же отчаянным «неправильно».

…честное слово, тогда не стоило его ловить.