Аллегро забвения бесплатное чтение

Имён на свете мало кто так держит смычок для скрипки

Достойных музы преподавшей им урок

От почитателей ложатся с благодарностью улыбки

Адреналином в сердце, пламени бросок.

Lindsey Stirling.

Посвящается

Эпизод 1

Ветер упрямый гнал по улице грязной от разнузданной осени ошмётками платья деревьев раздетых прошлое счастье уходящего времени.

***

Катя Калиничева в возрасте семнадцать лет закончила десятилетку школы общеобразовательной и музыкальной по классу скрипки.

По национальности она была Тат, как говорили ей мама и папа, осёдлое ирано-язычное население. Ну, сказали и сказали, дальше и не надо лезть, но нет.

Умный одноклассник её, за отказ Кати с ним иметь сексуальные отношения, овцой прикинулся и подбил девочку гордую своими корнями, вычитать в умных книжках, что горские евреи на территории России в начале ХIХ века, боясь преследований по национальному признаку записывались Татами. Правда, не правда, но камешек брошен был паршивцем в воду, круги пошли, осадок сомнений об истинных корнях своих предков остался у Кати на душе и не то, что сомнением, а потерей в уверенность правды вещей и ситуаций. Миф был разрушен и с ним пошатнулись детские представления о достоверности событий, а значит и ответственности перед моралью. Она стала жить просто, не во что, не веря, и делала, что хотела без ответственности для собственного стыда перед обществом.

***

Во время отдыха на морском побережье этим летом со своими родителями Катя стала свидетелем их трагической случайной смерти. Мама и папа катались на водных лыжах, транспортируемых на тросе катером. На трамплине после прыжка родители погрузились в воду. Катя долго смотрела, как её папу и маму искали пловцы и потом вынесли на берег бездыханные тела.

Денег на книжке сберегательной у неё от родителей осталось прилично и дом дорогой, богатый давал надежды на твёрдое будущее. Остались родители в ней своей красотой чернокудрой, телом таким же смуглым, сухим, мускулистым, спортивного склада. Особенно икры ног её, как у лошадки выделялись.

Как же приятно было смотреть ей из маленького окна ванной комнаты тёплого дома в Подмосковье на холодную непогоду, съёживаться голым телом в наслаждении от струек согревающей воды из душа, натирать грудь, шею мягкой и пушистой от пены мыльной мочалкой.

Помещение ванной комнаты было просторно, с лежачей ванной для мытья посередине, из чугуна и душем около маленького окошка, выходящего видом во двор дома.

Вода стекала по полу в сток, установленный, в покрытый кафелем пол и пар оседал на стенах, тоже выработанных мастером по кафелю с красивым подбором рисунка, матовым налётом с рисунком капель влаги.

Зеркало на стене двух метровой ширины и высотой от потолка почти до пола создавало иллюзию продолжения помещения, проходом в таинственный мир зазеркалья и потолок с мозаикой из тех же зеркал оставлял мыслями баламутить сокровенные и прятанные от посторонних глаз фантазии.

Катя смотрела в оконце и смывала с себя водой из душа мыльную пену, говорила сама с собой тихо с улыбкой грусти словами любимого поэта:

– Вот и всё, впереди одна лишь осень, всё ушло, и теперь лишь время спросишь, что в лесу, одинокою кукушкой отобьёт, всю твою оставшуюся жизнь.

Катя выключила душ, подошла к зеркалу и, сняв с вешалки махровое полотенце, начала вытираться, насухо, продолжая разговаривать сама с собой стихами поэта:

– Спросишь ты, как с последним светом солнца ты уйдёшь, и костёр последней спичкой разожжешь, и прикуришь сигарету от углей, что горят как тысячи огней.

Катя встряхнула гривой чёрного цвета волос длины ниже поясницы, выгнула спину и пошла по периметру ванной комнаты шагом кобылицы дикой. Она фыркнула пару раз слюнями из губ розочкой сложенных, издавая ртом, ржание разгоряченного животного, остановилась напротив зеркальной стены, в отражении которой смотрели на неё глаза с диагнозом начальной стадии шизофрении поставленным доктором психиатром.

Слюна изо рта повисла нитью прозрачной и губы шептали:

– Давно ушли твои друзья, забыли о тебе враги, в последний раз лишь ветер да листва твои почистят сапоги.

Катя скосила глаза на окно, в которое бился ветер листвою падучей и закончила:

– Холодный ветер разметал угли того погасшего костра и за спиною Времени шаги напомнят, что идти пора.

Эпизод 2

Катя вошла на первый этаж холла консерватории. Из-за похорон родителей она пропустила экзамены и сегодня пришла уточнить условия приёма поступления на следующий год. Абитуриенты толпились кучками в зале. Экзамены закончились вчера и сегодня все ждали, когда вывесят списки претендентов на звание студента.

Молодёжи было много, зал фойе казался пчелиным роем. Катя села на подоконник и с грустью смотрела на снующий народ. Молодой человек, стройного сложения, подвижный, с обаятельной улыбкой на лице задержал свой взгляд на Кате, подошёл, представился:

– Фуга.

– Кто, кто? – спросила Катя.

– Фуга, меня так называют мои друзья музыканты. Ну, просто прозвище уличное, а так моё имя Аркадий, но для друзей лучше Фуга, – ответил парень.

– Меня зовут Катя, – ответила добродушно девушка.

– Ты тоже поступаешь? – интересовался Фуга.

– Нет, я не успела на экзамены, пришла просто уточнить условия поступления на следующий год, – печалилась Катя.

– И на чём ты тоску ведёшь по ушам слушателей? – улыбался Фуга.

– На скрипке, – сообразила ответом Катя.

– Ты чисто для себя играешь или народ хочешь удивить? – узорно изъяснялся Фуга.

Катя рассмеялась. Фуга ей понравился простотой своего общения, в котором сквозило понимание и неподдельное чувство товарищества.

– Я не поняла вопроса? – отвечала Катя.

– Ну, ты, наверное, просто хочешь отучиться, мучаешь свой инструмент, чтобы потом стать учителем музыки или дерзаешь стихии, например, как я, по вечерам играю на площади, подрабатываю и с публикой уже «на ты», для того, чтобы видеть настоящее восприятие музыки людьми. Ну, не по телевизору, а прямо в живую, чтобы, когда я буду брать высоты международных эстрад, меня не брал холодок неуверенности, – распинался Фуга.

Катю забавлял Фуга своими жестами рук и выразительной мимикой лица. Она смотрела на него и ей, было просто хорошо, как каждому, кто в молодости испытывал чувство переживания при поступлении в учебное заведение и волнение от первого взрослого знакомства.

Вынесли списки и развесили на доске объявлений. Молодёжь волнами подкатывала к доске, суетилась, мешалась снова, отходила и вновь новыми любопытствующими лицами подступала к доске информации, интересуясь музыкальной возможностью в своей судьбе.

Фуга тоже ускользнул вьюном и, прочитав на доске себя, подошёл к Кате с удовлетворением на лице, произнес:

– Ну, вот кто бы мог подумать, что я такой молодец? Приняли, теперь придётся и учиться и подрабатывать.

– Поздравляю, – ответила Катя.

– Ты приходи вечером на площадь. Там, много народа на тусовке, художники, музыканты. Кого там только нет? Я тоже там играю. У меня синтезатор, колонки с усилителем на аккумуляторе. Может, ты примкнёшь ко мне со скрипкой, получится дуэт, – говорил Фуга.

– Спасибо, приду, – ответила Катя вслед убегавшему Фуге.

***

Зал вестибюля опустел, а Катя всё сидела на подоконнике, смотрела в окно на улицу. Идти ей было куда, да вот только там никто её не ждал. Платье немного задралось у нее и тело, хвасталось прелестью ног беспечной юности.

Михаил Анатольевич Хомяков тридцатипятилетний заместитель председателя приёмной комиссии экзаменов и по должности финансовый директор консерватории спустился с лестницы второго этажа. Проходя мимо Кати, он задержал свой пытливый взгляд на её мускулистых ногах. В его взгляде, с легким прищуром, мелькала искра хищности коршуна, и только опытный психиатр мог бы заметить блеск нервного напряжения нездоровых фантазий в зелёных, как у мартовского кота, глазах.

– Девушка, консерватория закрывается. Надо дать отдых музыкальному дворцу. Вы, почему сидите с таким грустным выражением лица, провалили экзамен? – журил котом Михаил.

– Я опоздала в этом году на экзамены. Вот пришла поинтересоваться условиями поступления на следующий год, – жалилась Катя.

– Иногородняя? – стелил Михаил, глазами впиваясь в рельеф её ноги.

– Подгородняя, – рассмеялась Катя.

– Родители, наверное, на улице ждут? – закидывал удочки деятель народного искусства.

– У меня нет родителей, я живу одна, – эхом отвечала Катя.

– И сколько же вам лет барышня? – пытал Михаил.

– На той неделе исполнилось восемнадцать, – ответила глупышкой Катерина.

– Угу, – подвёл итог своих интересов Михаил.

Катя сползла телом с подоконника вниз и платье, подолом прилипло к нагретой крашеной доске, оголив мускулистый профиль ягодицы. Катя одёрнула подол и пошла в сторону информационной доски.

Михаил всегда ловил удовольствие от не стандартов. Мускулистые ноги Кати произвели своё впечатление на него, как хорошая скаковая кобыла на профессионального наездника.

– Мы можем с вами рассмотреть ваше текущее положения дел в отношении экзамена, – произнёс ей в след уверенным голосом Михаил. – Я знаю всех членов приёмной комиссии, и даже смог бы вас, лично прослушать с товарищами. Если вы нас впечатлите, то думаю, вопрос о вашем поступлении на этот год можно будет решить.

Катя внимательно выслушала и спросила:

– А вы кто?

– Я, скажем, контролирующий орган ваших экзаменаторов. Мы с моими коллегами завтра на даче в непринуждённой обстановке сможем вас прослушать, – обнадёживал ловелас одинокое сердце страдалицы.

– Когда? – с иронией спросила Катя.

– В это воскресенье, – ответил Михаил.

Катя улыбнулась и ответила:

– Говорите адрес.

Эпизод 3

В пятницу вечером четверо друзей задержавшейся дружбы юности, еле ворочая языком от избытка принятого алкоголя, развалились в камуфляжной одежде вокруг костра на матрасах, лежавших на земле, устланной осенним пёстрым ковром листвы. Весь этот кутёж проходил на территории дачи Анатолия Павловича Хомякова, пенсионера по возрасту, профессора, в должности преподавателя музыке при Доме культуры района города и наконец, по родственным связям являвшегося отцом Михаила.

Отдыхающие держали в руках шампуры с шашлыками из осетрины и бутылками шампанского, которое пили из горлышка. Все они были одноклассниками и дружили с детства. Им нравился их порочный круг потому, что каждый из них служил в нём звеном цепи их общих, а значит и личных доходов. Ещё немаловажное, что их роднило, это заболевания, которыми они все страдали, каждый своим, ущербные для каждого, но находясь вместе, они себя чувствовали одинаково хорошо, как все больные в одной палате.

– Атос! – выкрикнул пьяным голосом Михаил, который являлся, сыном профессора музыки из зажиточной семьи и являлся лидером, и заводилой всей компании. Он был идейным вдохновителем всех порочных фантазий, которые рождались тайными мыслями в извилинах его мозга, а также и в головах его друзей, да вдобавок, благодаря даче родителя вся компания воплощала в жизнь задуманные идеи.

Михаила возможности использовались в кругу друзей, как бонус. Дети тех людей, которые приносили им всем пользу, могли поступить в консерваторию на бюджетный вариант учёбы. И вот этот прекрасный мальчик переросток страдал тайным недомоганием, приступами нервных припадков, особо в пьяном виде, что достались ему по наследству от его рано умершей матери с таким же отклонением от нормы.

– Портос! – вторил ему тучного телосложения Павел Скляров, дружок его закадычный, одного с ним возраста директор продовольственной районной базы города. Павел вносил свою лепту в товарищество тем, что подмазывал нужным людям хорошие продукты. По натуре приколист и добряк, любил поесть хорошо и выпить сладко. Женщин тоже любил, но больше на картинках. Очень ему нравилось фотографировать женщин и не просто так, и не просто в стиле Ню с голым торсом, а вообще без ничего, да ещё с как-нибудь изворотом. Он прямо трясся, когда снимал натуру с нестандартными положениями дел. То заставит женщину натурщицу, ну из тех, кто по вызову приходит за вознаграждение, сигарету зажать между ягодиц, то цветок вставит в её промежность. Ну, в общем, художник. Страдал только он с детства хромотой, одна нога была короче другой на пять сантиметров, что при современной обуви не являлось помехой.

– Арамис! – ворочал языком Виктор Юденич их одногодка, второй раз, свежо выпеченный муниципальный депутат района по участку номера три. Он был среди них финансовым источником доходов. Ему нравились махинации на уровне мелкого хозяйчика, за которые по закону, кроме пинка под зад особо не накажут при его депутатском значке. Он вербовал вокруг себя состоятельных людей, дружил с милицией и даже с Федеральной службой, не говоря уже о прокуратуре. Он, был страстный любитель женщин, похотливый и сладострастный, да вдобавок картёжник и даже отсутствие фаланги на указательном пальце правой руки не мешало ему передёргивать в игре карты.

Четвёртое имя не прозвучало по причине хрюкающего звука изо рта Сергея Брагина, ввиду его пьяного состояния.

– Эй, дружище прокуратор, не слышим тебя, – хохотал Павел.

Сергей набрался сил и выкрикнул с возмущением:

– Дартьян, дартан

– Кордан, драчиньян, – смеялся над захмелевшим другом Павел.

Сергей состоял на службе старшим следователем областной прокуратуры. На работе он был страшен, слуга закона, трудоголик. Ревностно относился к своим обязанностям и благам. Он всегда выручал и прикрывал своих друзей за все их ошибки и хулиганства, потому, что он их любил. Отсутствие одного яичка в его мошонке, стесняло его в общих действиях с женщинами и поэтому, он выбрал для себя позицию философа. Он не очень жаловал эти оргии, потому, что, как истинный философ, которым стал по причине своей должности следователя, предпочитал выпивку, как единственное плотское наслаждение. Ну, короче говоря, такая компания у них подобралась, что всем хорошо было.

А, сейчас Сергей лежал на животе, лицом уткнувшись в надувную подушку, с обглоданной на шампуре рыбой в руке и смеялся от удовольствия своего положения под выкрутасы своих друзей.

– Тост за вновь избранного, нашего муниципального депутата Витюшу…, – захлёбываясь смехом, верещал Павел, но так и не договорил, а захрюкал специально поросёнком и с чавканьем на показуху губами снимал с шампура нежную осетрину.

Обслуга по дачному дому состояла из двадцати пятилетней Евдакии Новиковой и её двоюродного брата Гены Новикова, которые готовили и убирали дачу за вознаграждение.

Да и язык они держали за зубами крепко, потому, что Сергей вытащил брата никудышного Гену, сестры похотливой Дуси из нехорошего дела с криминальным прошлым и тот готов был ему пятки лизать в благодарность. Еды перепадало много всегда им после пира. Дуся молодая была, да ранняя, кровь с молоком, грудь два бидона молока, мать одиночка, но талию держала свою строго, и лицо штукатурила, как на свадьбу собиралась. Она у них ещё и банщицей подрабатывала. Парила их и не стеснялась, а они её использовали в своих банных утехах тоже без стеснения, всей дружной компанией, кроме конечно Сергея Брагина, который смотрел на эти оргии и только пил.

– Всё,– положил конец разгулу Михаил, – пошли все в баню. Отмоемся в парной от осетрины, отдохнём, вечером пульку распишем.

– Быстрый ты на расправу Миша. Это тебе не музыкальная академия. Нам свежий депутат Юденич только долю выдал всем от отката за открытие продовольственного рынка. Бабло, наличными между прочим, а ты сразу хочешь у всех подгон в преферанс выиграть. Злодей ты, – рассмеялся Павел и похлопал по плечу Виктора.

– Я пополз, – проговорил Виктор и на четвереньках побрёл к крыльцу бани.

– Брагина захватите, орлы горные, а то он сам не долетит до гнезда, – рассмеялся Михаил и поманил к себе Дусю, которая заливала водой костёр из брызгалки.

– Свет моих очей Дульсинея, баня готова? – спросил, икнув Михаил.

– Готова Михаил Анатольевич, – ответила Дуся и подошла к их столу.

– Ну, тогда все в баню, – сказал Михаил и, встав, начал помогать, друзьям поднимать Сергея с матраса.

Из двери бани вышел Гена, за ним в след клубом ленивым вывалился пар. Гена бережно прикрыл дверь бани, подошёл к столу убрать остатки разгула после пикника, а друзья, гогоча, протискивались в узкую дверь бани.

– Сейчас опять напарятся, напьются и спать до вечера, а потом в карты резаться будут всю ночь напролёт, – сказал, Гена.

– Пусть пьют. Они во время сабантуя мне всегда подарки дарят, щедрые спьяну, – радовалась Дуся.

– Ну, ты осторожнее с ними, а то под кайфом они могут, что угодно вытворить, – сторожил брат сестру.

– А, что они смогут сделать, кроме того, что они мне все вместе ноги задирают в бане? Так я терпеливая, да вдобавок они не все могут спьяну. Вон Серёга следователь, только, как пощупать, и может, а потом я ему рассказываю, будто он меня всю ночь мучил.

– Залетишь ты, как в прошлый раз от них и выгонят они тебя со стола барского, – жалел брат сестру.

– Не могу я рожать больше после последнего аборта, но им не говорила об этом,– гордилась сестра.

– Ты, я смотрю, даже отбила у них охоту к проституткам, – удивлялся брат.

– Они хоть и деловые, но всё-таки служащие государственные, побаиваются. Я им сказала, что проститутки их на крючок посадят, потому, что, как напьются, много спьяну болтают. Они согласились, – хвасталась Дуся.

– А других водят сюда? – пытал Гена.

– Раньше, частенько бывало, девок привозили, тех, у кого рыльца в пушку, кто по следствию проходил у Серёги Брагина, вместо денег от них принимал натурой, послабления им делал, его Михаил подбивал на это. Потом вообще бросили водить сюда кого-либо, стали за еду, да за подарки с деньгами пользоваться моими услугами. Перешли на другой интерес, групповой, – щекотала интерес Дуся. – Вот я и притворяю в жизнь их тайные пороки, если надо, девок привожу сама, по своему выбору и то приезжих, разово.

– Ты короче весь жар под себя подгребаешь сестрёнка, – колол брат иголочкой.

– Мне кормить сына надо Гена, никто не поможет, вот и хлопочу. Тебя вот они, ради меня выручили из беды, спасли от тюрьмы за дела твои пьяные. За тобой и так судимость имеется. Так, что ты давай не кукарекай, а помогай убираться братик, – поучала Дуся.

– Может быть, компромат на них собрать? – жучил брат Гена.

– Ты Гена, хоть и брат мне, но я скажу, дурак ты. «Не руби сук, на котором сидишь». Сынок мой от их шалостей родился, – гордилась сестра.

– А от кого ребёнок? – удивился Гена.

– Им не сказала, и тебе не скажу. По любви родила, для себя. Кто захочет из них первый жениться, то я его сюрпризом одарю, скажу, что сын от него,– глумилась добрая Дульсинея. – Конечно, на стороне может и есть у них кто, я не знаю, но деньги и власть, главнее оказываются в итоге, затягивают и баб им не надо.

***

Компания четверых друзей уже находилась в бане, плескалась водой горячей. Из двери предбанника выглянул Михаил и с интонацией удивления, играя театром, проговорил Дусе:

– Алё, центральная, предоставьте, пожалуйста, разговор на коммутаторе. Мадмуазель телефонистка, прошу поторопиться, у меня разговор заказан международный с Парижем, будьте любезны соедините через ваш коммутатор меня с моим другом по-французски.

– Иду, иду, Михаил Анатольевич, – рассмеявшись, ответила Дуся и шустро, играя походкой, пошла к бане.

***

Дверь парной скрипнула, и Павел тут же выплеснул холодной водой из ковша на раскалённые камни печи, сам козликом отпрыгнул в сторону, сел голым задом на влажные доски лежака. Пар от горячих камней драконом злобы горячей выдал в помещение завесу мутной браги пара и под этот сюжет, открылась дверь, где из предбанника на доски горячие ступила ногами босыми красота тела молодого женского, голого и пряного.

Друзья сидели на палатях бани и смотрели на сочное тело Дуси. Рты у них были полуоткрытые, из уголков губ улыбающихся стекала слюна кобелиная.

Дуся прошлась по бане радостью желанной для дум блудливых среди пара повисшего и, встав на четвереньки на широкую скамью, котиком прогнула спину, произнесла нарочито громко голосом служебного администратора:

– Алё, международный разговор заказывали?

Михаил затрусил смешливо к Дусе и встал перед её лицом, руками обхватил её голову.

Виктор проковылял в развалку, играясь медвежонком к ягодицам Дуси, обхватил руками её бёдра и, войдя в неё своим желанием, произнёс на ломаном языке:

– Алё коммутатор, соедините, пожалуйста, с абонентом.

Дуся стянула рукой с Михаила спортивные трусы, ухватилась пятернёй за его мужское достоинство и, облизнув свои пухлые губы, произнесла:

– Соединяю.

***

Сергей спал на палатях в бане, пьяным сном, разомлевшего тела своего, а Виктор лежал рядом, таращил глаза на друзей своих Михаила и Павла, следил за их оскаленными от похоти лицами и животными движениями.

Михаил кроликом суетился у румяного лица Дуси, держал кончиками пальцев рук своих за розовые её ушки, а Павел, изображая голосом своим резвого поросёнка, хрюкал и повизгивал, шустрил со спины предмета своего блаженства, которое монотонно двигалось в такт его желанию, выполняя свою роль телефонного соединения между абонентами международной линии связи.

Эпизод 4

Друзья выпивали всю субботу, играли в карты, а утром в воскресенье Сергей Брагин отъехал на работу по срочному вызову, обещал вернуться к обеду на просмотр скрипачки.

День был тоскливый, моросил дождь. На соседних дачах хозяева все работающие были и уже уехали в город готовиться к рабочей неделе. Михаил суетился, бегал заводным будильником по дому, проверял исправность работы видео камеры, вмонтированной скрытно в самую лучшую точку наблюдения, в большой комнате и всё время болтал с друзьями. Стол был накрыт для обеда и друзья уже приняли в себя по две рюмки коньяка, но к пище не притрагивались, ждали сюрприз от Михаила, Кобылу Кэт, названную так их другом.

– Мишка, – дёргал недоверием музыкальную шкатулку Павел, – кобыла твоя точно придёт?

– А, ты, что так переживаешь? – улыбался Михаил и кривил губы, просматривая через видео систему, моменты пробной записи.

– А, я тоже спрошу, – ковырял недоверием депутат Виктор, – прождём попросту, а она раз и не придёт.

– Что вы так все переполошились, – удивлялся Михаил, – придёт, не придёт? Придёт. Ей же хочется поступить в консерваторию на этот год.

– А, ноги, ты говоришь у неё действительно, как у

лошади? – терзал расспросами Виктор.

Друзья засмеялись.

– Да и хвост растёт, – шутил Михаил и потом добавил назидательным тоном: – Послушайте меня, вы приземлённые личности, знаю я вас ровно столько, сколько мне и вам лет. Не один из вас не изменился в сторону духовного взросления с тех спор, как мы дружим и в этом я считаю себя виноватым перед вами.

– Это, как же понимать тебя говорливый ты наш? – щурился улыбкой Павел, лёжа на кушетке, которому всегда был интересен сам процесс разговора.

– Я сегодня эту кобылу пригласил для того, чтобы доставить всем нам удовольствие, которое мы с вами испытываем, более пяти лет только с нашей Дульсинеей домохозяйкой, ввиду наших не очень низких должностей на уровне нашего города, – теребил всех сладким разговором Михаил.

– Ну, прямо можно сказать мы такие великие, что нам нельзя баб иметь, каких хотим, – егозил депутат. – Вон префект наш, пробу ставить негде.

– Да, негде пробу ставить, – парировал Михаил, – да толку, что? Он трясётся зайцем каждый раз после того, как налижется свиньёй. Про него такие сказки плетут. Сегодня он есть, а завтра его нет. Снимут с поста народного за злоупотребление властью и тю-тю.

– Тут я с тобой согласен, – говорил Павел.

– Не просто согласен, а должен в ноги упасть мне и пятки чесать, пока я в экстаз не войду, – разошёлся Михаил.

– Ну-ка, ещё порадуй душу нашу словами лилейными, – шутил Павел.

Михаил вытянулся во весь свой стандартный европейского размера рост, поправил бабочку на рубашке и, взяв ноту старта, пошёл чесать языком:

– Вспомните, что сказал Киплинг?

– Это тот, что про мальчика в джунглях написал? – спросил Виктор.

– Так он сказал, – цитировал Михаил: « Что опьяняет сильнее вина? Лошади, женщины, власть и война». И вот тогда, ещё маленьким лопоухим мальчиком я понял, что всё, даже очень умное, заключённое в одном человеке заранее обретает себя на крах, потому, что один человек не способен противостоять всем пакостям, которые соблазняют его к неосторожным действиям в достижении цели, если он конечно не гений.

– Так ты у нас кто, гений или не гений? – спросил, почесав кончик носа уголком игральной карты Павел.

– Я гений потому, что сам дошёл умом о том, что сила пальцев в кулаке, – картинно ответил Михаил.

– Это ты дошёл с помощью писателя Рыбакова, который вложил фразу в уста Иосифа Илларионовича Сталина в романе «Дети Арбата», – ёрничал Виктор.

– Любишь ты Витёк всё приземлить, нет у тебя полёта фантазии, – прожёг правдой Михаил.

– Я, кстати на протяжении своей жизни уже привык, к тому, что у меня одна нога короче другой, – вставил фразу Павел, – и притом, стелька в обуви ортопедическая помогает, компенсирует высоту ступни.

– И у меня отсутствие фаланги указательного пальца правой руки не как не сказывается на моей должности муниципального депутата, – рассмеялся Виктор Юденич.– Повезло тебе Мишаня с друзьями, которые хоть и ущербные физически, зато умственно полноценные. Вот и наш Серёга Брагин тоже ущербный. Однако отсутствие одного яичка в его мошонке не умаляет его умственных качеств, следователя прокуратуры и никак не влияет на привязанность к друзьям, из-за их тоже, я скажу не очень полноценного здоровья.

– Ну, ладно, – добродушно махнув рукой, ответил Михаил, – проехали. Я вот к чему это говорю, наша коалиция, целью которой, является поддержание нашего проживания в этом городе на достойном уровне, показала себя в правильности расстановки приоритетов в отношении должностей по нуждам человеческим.

Михаил, – прервал его Павел, – когда придёт твоя подопечная, а то уже в горле першит от сухого пайка?

– Тебе сейчас нальёшь и ты весь театр поломаешь, – ответил Михаил.

Раздался звонок в дверь и у всех хищно вспыхнули глаза огоньками авантюризма.

***

– Проходите, проходите Катерина, – водил интонации кота по розовым ушкам девушки Михаил и, поддерживая её за руку, провёл в открытые двери дачного дома в зал, где с торжественным видом сидели двое его друзей в ожидании представления.

Катерина шла по гостиной дачного дома и платье солнце-клёш до колен, одетое на тело её, загара золота, в расцветке винтажного горошка с яркой ассоциацией стиля ретро, отражало сладострастие тягучей слюной на губах Михаила. В одной руке девушки коромыслом играл футляр со скрипкой наперебой с сумочкой дамской, другой руки. Каблуки, десяточки, туфлей элегантных, гнули ступню изящно и Катерина походкой красивой, дикой кобылицы, чеканила подковками по каменным плиткам садовой дорожки.

***

Катерина привела себя в порядок перед зеркалом в ванной комнате и, взяв в руки футляр со скрипкой, вошла через узкую дверь в зал дачного дома.

Виктор сидел прямо на стуле, поверх плеч накинута тога в римском стиле, в руках трость. Павел сидел на диване, Михаил стоял столбом с театральной программкой в руках.

Посередине комнаты напротив тумбочки с проигрывателем стоял табурет. Чашка с дымящимся кофе стояла на блюдце размещённая рядом с проигрывателем.

– Располагайтесь Катерина, – добродушным тоном предложил Михаил и показал рукой на табурет.

Катерина присела на табурет, оглядела совершенно не пожилые, как ей представлялось, но взрослого и серьёзного вида лица мужчин.

– Хочу вам представить уважаемые коллеги, Катерину. Ввиду её определённых семейных обстоятельств она не успела попасть на экзамены и я, собрал вас здесь, чтобы вы помогли мне объективно оценить музыкальный потенциал девушки, для того, чтобы я мог ходатайствовать перед приёмной комиссией нашего учебного заведения о зачислении Катерины на первый курс консерватории ввиду нестандартной ситуации.

Приятели, молча, надували щёки и многозначительно кивали головой.

– Катерина, ввиду вашей нестандартной ситуации мы с коллегами проведём тестирование так сказать в непринуждённой обстановке и введём в обязательные положения только одну дисциплину нами выбранную, это прослушивание вокала и если вы не возражаете, с хореографическим уклоном,– журчал Михаил.

– Я, не против, только, как это понимать с «хореографическим»? – в недоумении проговорила Катя.

– Да вы отбросьте свои стеснения дорогая Катерина, – лилейным голоском говорил Михаил. – Давайте проведём наше прослушивание в спокойной дружелюбной обстановке. Вы сыграете нам партию на скрипке, любого вами выбранного произведения только с вымыслом танца, для того, чтобы мы могли увидеть ваши не только музыкальные способности, но и весь художественный потенциал вашей личности. И этого будет достаточно для определения ваших возможностей поступления в консерваторию. Поняли меня?

– Я понимаю так, что исполню вам партию на скрипке с танцем? – додумывала Катя.

Михаил взял чашку с кофе на блюдце и протянул её Кате со словами:

– Выпейте для бодрости.

– Что это? – осторожничала Катя.

– Это кофе с коньяком, – говорил спокойным тоном лица Михаил, на фоне разговора Павла и Виктора о современном стиле исполнения молодёжью симфонических произведений.

Катя пожила на пол футляр со скрипкой, взяла в руки чашку с кофе и пригубила содержимое.

После пары глотков напитка, который можно было бы назвать коньяк с кофе по её жилам пробежало тепло, и состояние напряжения уменьшилось.

– Пейте, пейте, до конца, – мягко стелил Михаил словами по сердцу.

Катерина впервые находилась ответом перед такого рода аудиторией и не знала, как себя вести. Ей хотелось выглядеть взрослой, и она выпила всю чашку сразу. Напиток бодрящий подействовал благотворительно на дух Катерины, разбавил её напряжение, и она уже не стеснённая обстоятельствами знакомства разглядывала комнату.

Катерина поставила пустую чашку на тумбочку, открыла футляр, извлекла свой инструмент, начала проверять настройку.

Михаил многозначительно поднял указательный палец своей руки, и друзья его напряглись ожиданием. Михаил сел в свободное кресло напротив Катерины.

– С танцем, – продолжил Михаил, – это значит совмещение музыкального произведения с танцевальной композицией свободного репертуара. Можете просто встать на табурет и выбивать чечётку во время игры на скрипке, а можете под свой аккомпанемент танцевать в ритме произведения. Ясно?

– Это обязательная программа? – с кислинкой в голосе произнесла Катерина.

– В нашем случае обязательная и тогда, я думаю, всё закончится в вашу пользу, – подвёл итог Михаил для взрослой девочки. Павел в этот момент открывал бутылку с шампанским и замер с проволокой, открученной в руке, ждал от Михаила отмашки.

Катерина и встала в стойку для игры на скрипке, как ковбой, готовый к поединку в стрельбе с противником и произнесла:

– Я готова.

– Ату! – зыкнул Михаил и Павел отпустил пробку, встряхнув бутылкой шампанского.

Скрипка взвизгнула под «выстрел шампанского» и голые ноги в платье коротком выше колен из материи Шифона накаченные мускулами природного содержания, начали двигаться в такт с первой нотой резвого смычка.

Мелодия резала оборотом звуков, трогало сердце вызывающим стилем игры. Катерина двигалась по просторному залу гостиной под звуки своей скрипки, ритмично играя мускулатурой ног и пассами разворота бёдер, опрокидывала кромку платья вверх, хвастаясь ягодицами в стрингах.

Кайф, от выпитого кофе с коньяком делал своё дело, закипала кровь девичья и переутомлённый от переживаний мозг за гибель своих родителей накрывал волной воспоминаний утомлённое сопротивлением от одиночества сердце девушки.

Катерина пошла походкой дикой кобылицы по дощатому настилу комнаты, фыркая ртом, изображая дикое животное, зашлась в музыке от собственного куража.

Павел с Виктором, выпив по чашке кофе, лили в посуду чистый коньяк и шампанское, без закуски хлестали благородные напитки глотками алкоголиков, затягивались самокруткой конопли, раздобытой Сергеем для их увеселений у его должников по следственным делам.

***

Дуся, работница по даче у Михаила вышла из своего дачного домика и пошла на остановку. Накрапывал дождик и она, вытянула из сумки зонтик, вспомнила, вслух говоря сама для себя, как бы подтверждая свою уверенность:

– А ключи-то от дачи Михаила я забыла на его кухонном столе. Так уедет на неделю сучёнок, а я, что ему скажу? Раззява.

Дуся развернулась и пошла к даче Михаила. Подойдя к калитке, она услышала музыку скрипки, подумала:

«Обманул меня Михаил, как пить дать, обманул. Прослушивание, прослушивание устраиваю. Опять, наверное, за старое взялся, девок, наверное, притащил козёл».

Дуся осторожно прошла через входную калитку, зашла со стороны кухонной двери в дом, приоткрыв щелкой, дверь в зал, наблюдала за происходящим.

***

Катерина увлеклась и не наблюдала, что творилось от её танца в окружении, она остановилась только тогда, когда к её руке прикоснулась рука Михаила и он ей, произнёс с брызгами слюней на губах, протягивая чашку с коньяком:

– Молодец. Выпей.

Катерина шагнула в сторону, но Михаил схватил рукой за её волосы, запрокинул ей голову и насильно влил ей в рот из чашки коньяк.

Катерина, захлёбываясь, проглотила жидкость, пыталась оттолкнуть от себя жаркое дыхание липкой страсти. Михаил продолжил жарко:

– Лезь на табурет и сыграй нам для души кобыла.

Катерина откашлялась от коньяка, сделала шаг в сторону и с испугом оглядела всех присутствующих.

Павел, одетый верхом в типаж римской тоги снимал с себя брюки, а Виктор уже стоял в одних плавках с ковбойской шляпой на голове и курил с закатанными кверху глазами самокрутку с «Травкой».

Михаил поставил пластинку в приёмник и включил музыку со словами:

– Господа, по заказу зрителей исполняется молодой абитуриенткой по имени Кэт танец на табурете под музыкальное сопровождение « Аллегро забвения» для скрипки с оркестром.

Катерина опьянела, смычок и скрипка выпали из её рук. Виктор и Павел бережно взяли её под руки, приподняли и поставили на табурет, а Михаил подбодрил ее:

– Давайте, давайте голубушка, постучите каблучками, здесь все свои, ведь вы уже приняты в консерваторию.

Музыка приёмника наполнила комнату пропитанную дымом наркотика. Звуки нот резали задурманенный мозг, где партия скрипки рвала страстью. Катерина пьяно качнула бёдрами.

***

Сергей запоздал из-за своих дел к началу прослушивания юной скрипачки. Да он и не спешил особо. Выпить ему нравилось, а до женского пола ему особо влечения не было.

Он вошёл тихонько через калитку плотного забора дачи Михаила и, услышав из дома доносившуюся шуршанием музыку проигрывателя, прошёл на цыпочках через запасную дверь на кухню, решил не спугнуть процесс просмотра.

***

Дуся услышала шаги со двора и юркнула в нишу за занавеску, где хранилась всякая рухлядь, замерла.

Сергей вошёл на кухню. На кухонном столе стояли бутылки с коньяком, закуска, которую приготовила Дуся. Сергей сев на стул за стол, открыл бутылку коньяка, выпил залпом половину содержимого и, закурив сигарету, вытянул ноги. Облокотившись спиной о стену, он затянулся блаженно дымком, вслушиваясь в звуки музыки. Жил следователь холостяком и всегда был рад встрече с друзьями, которые умели шалить и веселиться. Он их любил с детства и всегда находился на страже общих интересов.

***

Опьяневшие приятели Михаил и Павел держали за руки Катерину и кружились с ней по комнате. Виктор полез к ней целоваться и начал трогать её за грудь. Катерина пыталась оттолкнуть их от себя, но безуспешно. Трясиной болота тащили приятели пьяные и обкуренные ситуацию к кульминации своего желания получить адреналин от этого дикого на вид женского тела.

В рот девушке лили коньяк прямо из горлышка бутылки и она, захлёбываясь, теряя чувство реальности, упала на пол. Михаил и Павел поволокли Катерину за ноги по полу, подняли и положили на спину на стол. Девушка начала взбрыкивать ногами. Павел остановился, дотянулся рукой до обеденного стола, взял целлофановый пакет, одел на голову Катерине и замотал вокруг шеи концы ручек.

Катя билась рыбой об лёд и затихла от потери воздуха. Павел сдёрнул с её лица целлофан. Катерина вогнала в себя насосом воздух и лежала смирно.

***

Сергей услышал звук повышенных тонов голосов и возню в комнате за дверью. Он ещё долил в себя конька из горлышка бутылки, откусил начатую плитку шоколада и, подойдя к двери залы, распахнул завесу тайны.

Даже его потрясло то, что он увидел. Катя лежала на столе. Виктор, одетый в тогу, с голым задом стоял, упёршись промеж ног Катерины своим животом. Михаил, без нижнего белья, суетился со стороны головы Катерины и прикладывался своими гениталиями к её лицу. Павел фотографировал лицо жертвы на фоне тела Михаила в сторону, где стоял Сергей.

– Право первой ночи, – горлопанил пьяный Виктор с сигарой во рту. Пепел сигары куском табачного угля упал на лобок девушки. Катя вскрикнула. Виктор хотел что-то сказать, но не удержал в уголке рта сигару, которая упала на живот Катерины, прожигая пергамент кожи молодости. Девушка потеряла сознание.

Вспышка фотоаппарата мобильного телефона Павла осветила ярким фрагментом эротический этюд, захватив фоном мундир Сергея.

Сергей облизал от волнения губы, произнёс мысленно: «Ваше последнее слово подсудимый », – и сам себе ответил: « Я в шоке ваша честь ».

***

Дуся сначала онемела от испуга, что увидела в комнате на даче Михаила, но потом очнулась и, пользуясь шумом музыки, вышла на цыпочках ног во двор и побежала к станции.

Эпизод 5

Катерина очнулась на носилках скорой помощи напротив сельской автобусной остановки. Какие-то люди смотрели на неё и что-то говорили, но она не слышала. В ушах у неё, как будто ватой было заткнуто.

Милиционер в фуражке с кокардой склонился над ней и губы его шелестели любопытством.

– Девушка, как ваша фамилия?

Укол санитара подействовал сразу. Глаза Катерины закрылись.

Эпизод 6

Уже в стационаре областной больницы отделения реанимации Катерина очнулась окончательно и увидела белые стены, вымазанные временем по углам потолка, где виднелась краем дранка и влажные пятна, которые не пропускали воду с крыши, но отчётливо показывали зависимость здания от погоды. Больница, из-за экономии городского бюджета употреблялась с назначением широкого профиля врачей и больных, от окулиста до психиатра.

В палату вошёл дежурный врач хирург Дулев Эдуард Владленович вместе с медицинской сестрой. Эдуард Владленович был штатным хирургом больницы, но практиковал операции пластической хирургии и очень талантливо в фирме своего друга. Хирург не бросал работу в больнице, потому, что без зазрения совести использовал все государственные ресурсы медицинского учреждения для своего платного заработка. Вот и сейчас он состоял дежурным хирургом на сутках и делал обход в параллели в свободное время забегал за угол здания где размещался стационар пластической хирургии частного порядка..

– Ну, милочка я смотрю, вы очнулись, – сказал равнодушным голосом хирург.

– Калиничева Екатерина Ивановна, – читала историю болезни медсестра, – восемнадцать лет. Проживает в Подмосковье, улица Полянка дом десять. Доставлена со станции Заборинки, с многочисленными ушибами и двумя ожогами в области живота и паха. При обследовании обнаружены следы полового акта, эксперт констатировал лишение девственной плевры, разрыв ануса, укусы половых органов. Состояние общее в норме. Молчит. Может нимфоманка? Кстати у неё полный кошелёк денег, часы, скрипка, ничего не тронуто.

– Ну, что больная, говорить будем? – спросил таким же холодным голосом хирург. – Ну, не хотите говорить и не надо. Это ваше право. Нам придётся сообщить в милицию. Извините случай криминального характера.

Хирург и медсестра вышли из палаты. Катя закрыла глаза и увидела море, маму и папу на водных лыжах.

Эпизод 7

Александр Сергеевич Платов заведующий психиатрическим отделением больницы и хирург Эдуард Владленович Дулев дружили, непонятно по каким соображениям и когда совпадало их дежурство, играли в шахматы в кабинете психиатра под выпивку. Никто не предъявлял к ним никаких претензий, потому, что врачей не хватало в больнице.

– Мне тут пациентка одна на моей халтуре в пластической хирургии попросила из курносого варианта носа сделать греческий, – говорил, делая ход пешкой опьяневший пластический хирург.

– Я думаю, поменять ей нос вам не составило особого труда, – ответил психиатр и глотнул из рюмки коньяк.

– Что вы говорите? Вы, даже не представляете милейший Александр Сергеевич, насколько эта процедура с точки моего профессионального мнения утомительна своей ненужностью. Вот, как бы вы воплотили желание клиента, если при моделировании лица в компьютерной проекции физиономия приобретает зловещий крысиный оттенок изображения? Фу. И ведь не переубедишь клиента на фотографии, что он уродом становится. Ведь фотография не передаёт все тонкости кривого зеркала. Пока всё заживёт, встанет на свои места, пройдём время

– Я бы сделал по-другому, – ответил, задумавшись, психиатр, – напоил бы Клофелином клиента, а когда он заснет, вдарил бы ему по переносице скалкой, так слегка, чтобы пошёл процесс гипотетического варианта операции и разбудил бы пациента. Вот, когда он без особого ущерба увидит свой греческий профиль, ему будет, о чём подумать перед предстоящей операцией.

Повисла пауза. Психиатр и пластик смотрели друг другу в глаза. Лица были серьёзные, скулы ходили желваками на покрасневших от выпитого коньяка лицах. Огоньки в глазах озорства и безнаказанности за поступки, которые прикрывались громкими словами о продвижении достижений в медицине ради государственных благ, жарили язвой и выплеснулись громким хохотом обоих врачей.

– Ну, у вас скажем, конечно, много ответственности, но если вас, как вы сказали, обманули, то и пострадаете только вы, – разводил руками психиатр. – А, представьте, если обманут меня. Как вы думаете, во что этот обман выльется обществу? Вот девушка лежит у нас, лапочка, вспомните. Глазки чистые, губки бантиком. Катя Калиничева. Видно, что она еле держится после перенесённых ею страданий страшного изнасилования.

– А, может быть и ничего такого страшного с ней не случилось, – отвечал хирург, переставляя шахматную фигуру психиатра с доски на стол и делая подряд два хода королевой. – Всего-то девственности лишилась. Может сама хотела такого представления дела.

– Я, сомневаюсь. На моей практике в психиатрической лечебнице я и не такое видел, – коварно излагал свои мысли психиатр. – Тяжело распознать в глазах пациента истину. Ну, это еще, куда ни шло, а вы представляете, как тяжело подстроиться под тех с кем общаются сами пациенты в потусторонних мирах?

Оба врача посмотрели друг на друга, выпили по рюмочке коньяка и закурили.

– Девочка эта на стадии заболевания, я это вижу, у меня опыт, и её заболевание прогрессирует. Она, как овец перережет своих обидчиков, попомните мои слова. Я у неё это в глазах прочитал, – брызгал слюной психиатр.

– Так надо диагноз поставить соответствующий, – шелестел выпившим коньяком пластик, – запереть в казематы, изолировать от общества.

– А как? Она повода не даёт. Залегла, как рыба на дно и соглашается со всеми. Ну, ни одного слова против, хоть бери и насилуй, со всем согласится. Вижу, понимает она, что упрятать могут её, – договорил психиатр и сделал хирургу ход королевой. – Мат вам, господин хирург.

В кабинет вошёл медбрат Копылов, роста небольшого, с рыжей шевелюрой кучерявых волос, торчавшего чуба из-под санитарной шапочки и сказал:

– Александр Сергеевич, ваш ненормальный Шмелёв опять по морде съездил мне, за то, что я ему сказал, чтобы он руками не хватал в столовой пищу для больных пациентов. Я, конечно, могу и ответить, вы же знаете, но потом скандала не оберёшься. Он же вам жалуется и плачет гад.

– Хорошо Копылов, иди, я разберусь, – ответил психиатр.

Копылов вышел, а хирург поинтересовался:

– Александр Сергеевич, а кто это Шмелёв?

– Я с ним встретился в психиатрической лечебнице пять лет назад, когда там работали над темой невроз-психоз для более пристального изучения с целью уточнения границ данного понятия в психиатрии. Мальчику было пятнадцать лет, он был воспитанником Детского дома с уклоном детских отклонений от стандартной нормы. Мама его сдала сразу в детдом, как только почувствовала признаки этих отклонений. В процессе работы с такими детьми я иногда пытался установить первоисточники заболевания, не исключая наследственность. В частности меня этот мальчик заинтересовал тем, что он проник ко мне сыновьями чувствами, а я, как вы знаете, до сих пор одинок.

– Очень забавно, – произнёс, щёлкнув языком по нёбу хирург. – Мне тут одна барышня перед операцией на свои уши, выдала просьбу убрать ей подбородок двойной, а денег с собой у неё не было, так я ей предложил переспать со мной. Она сказала, что посмотрит на моё поведение, а после операции отказалась и, знаете, чем мотивировала свой отказ?

– Чем?– недоумевал психиатр.

– Сказала, что она теперь не та, что была раньше и не несёт ответственность за обещания чужого для неё человека, – напряжённо говорил хирург.

– Ну, так вот, я тоже проник к нему, лечил его, правда, безрезультатно, – продолжал психиатр.

– А, как он сюда попал? – затягиваясь дымом сигареты, смаковал хирург.

– Это я его с собой привёл сюда, санитаром устроил работать. Он же не буйный, наоборот жалостный. Сейчас ему уже двадцать лет, а всё такой же мечтатель. Притом меня защищает, как собачка. Скажу укусить кого, он и взаправду укусит, – ловил радость от собственных слов психиатр.

– Так это у него наследственное расстройство? – спросил хирург.

– По стороне мамы всё в норме, но вот со стороны папы не вполне. Его папа, как я узнал от мамы мальчика, изнасиловал её в оркестровой яме, будучи несовершеннолетним. Конечно, инцидент затёрли, но я скажу это не норма поведения и видно проявилось у сынка другой стадией, слабоумием, но также со вспышками агрессии, хотя и контролируемой. Что примечательно он носит на рубашке комсомольский значок. Это ему мама подарила в память о его отце, когда отдала мальчика в дом для слабоумных детей.

– А что вы с ним нянькаетесь? – ехидно спросил хирург.

– Пригодится воды напиться, – ответил психиатр.

Эпизод 8

Хирург Эдуард Владленович буквально прокрался в палату, где лежала Катя. При входе справа на койке лежала женщина с открытыми глазами с симптомами тихого помешательства. Из уголка её открытого рта вытекала слюна. Хирург сел на стул около кровати Катерины, спросил с улыбкой заботы:

– Как ваше самочувствие сударыня?

– Всё хорошо доктор, – ответила Катя.

– Прошла уже неделя, как вы страдаете у нас после перенесённых травм. Да личико у вас оставляет желать лучшего. Круги под глазами. Гематома, конечно, ещё будет держаться на переносице и под глазами, но думаю, через пару недель всё встанет на свои места, – щебетал пластик.

Рука Эдуарда Владленовича поправляла простынь Катерины и, как бы случайно, совершенно безучастно замерла в том месте, где под материей находился лобок. Он продолжал говорить, а пальцы поглаживали бугорок её женской прелести, потихоньку протискиваясь глубже в раздвинутые ноги, накрытые материей уже не скрывая своё желание терзать тугую плоть под простынёй, сказал:

– Я понимаю, как вам неприятно, то, что с вами произошло. Дело в том, что я в своё свободное от основной работы время работаю пластическим хирургом в другой клинике. Она находится в этом же здании, только вход со стороны парка. Может быть, вас заинтересует моё предложение по смене вашего внешнего вида в плане изменения лица. Поверьте, только для того, что если вы вдруг встретитесь со своими обидчиками, то они вас не узнают, а вот вы будете иметь, как говорят в классической литературе «Туз в рукаве». У вас прекрасные анализы, хорошая фактура лица. Я принесу вам прейскурант, всё расскажу популярно и вы, после операции сможете забыть всё, что было с вами, как страшный сон.

– Заманчивое предложение, – отвечала Катерина, – и над ним надо основательно подумать.

– Подумайте, подумайте, – говорил трепещущим голосом пластик, углубляя свои пальцы руки между ног пациентки, – решайтесь. Вы всегда останетесь инкогнито для своих недоброжелателей, сможете им отомстить.

Катерина шире раздвинула свои ноги, и рука хирурга шарила уже без стеснения сквозь простынь по промежности пациентки .

– Притом заметьте, о вашей операции не будут знать государственные структуры, я сохраню наш договор в тайне. У меня многие пациенты желают остаться неизвестными, но при этом у меня тоже есть свои слабости и желания помимо заработка денег. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Я уже вам ответила, что подумаю. В подтверждение моей заинтересованности, я авансом даю вам возможность глумиться над моим телом. Бесконтактный секс, в крайне щекотливой ситуации для вас, в присутствии больной женщины, лежащей напротив, я думаю высший пилотаж, – спокойно говорила Катерина, двигая бёдрами, чтобы раздразнить похотливого хирурга. – И когда наступит час нашей возможной сделки, и я всё вам оплачу, и даже сверх того, что вы попросите, я желаю, чтобы вы потом во время лечения моего у вас не лапали меня под простынёй.

Хирург задрожал телом и задержал дыхание от кульминации момента, а затем удовлетворённо выдохнул, поднёс кисть своей руки к своему носу, втянул запас пальцев и сказал:

– Договорились. Да, кстати, у вас прекрасные внутренние органы. Запах лесных грибов.

Эпизод 1

Ватага приятелей сидела в кабинете у Виктора. Сергей пил воду газированную, Виктор постукивал карандашом по столу, Михаил вытянул ноги и смотрел в окно на улицу, а Павел ел яблоко, вытирал рот тыльной стороной руки.

– Да ничего не будет, – разорвал Михаил чавканье Павла. – Ну, что она скажет, что её четверо драли, как кабели сучку на пляже?

– Ну, скажем точнее не вчетвером, а втроём. А, если она экспертизу сделает? Вы, что дурашки барашки, краёв не видите? – негодовал Сергей.

– Не знаю, я только с ней оральным сексом занимался, думаю, что там следов не осталось, потому, что я пьяный сильно был, кончить не мог, – рассмеялся Михаил, – а про остальные следы я скажу, что ничего не знаю. Я же не буду вас выдавать.

– Конечно, какой смысл выдавать, это же групповуха, – чеканил Сергей.

– Я в плане того, что друзей не выдаю, – обиделся Михаил.

– Да шучу я, – ответил Сергей,

Приятели галдели бессмысленными словами. Виктор достал из шкафчика рюмки и бутылку коньяка.

– На всякий случай сделаем так, – продолжил наставительным тоном голоса Сергей, – если она покажет на тебя Миша, не отпирайся, нет смысла. Скажешь, что она тебя домогалась, как к члену приёмной комиссии. Это на тот случай если она всё-таки на тебя заявление в милицию накатает. Скажешь сама на дачу к тебе пришла. Ты прослушал её игру и отпустил на все четыре стороны. Если ты уверен, что твоих следов нет, то и нет никакого дела. Не трогал её и всё, а что там дальше было, тебя не касается. Про Пашку с Виктором не заикайся, иди в отказ. Меня она не могла запомнить, глаза закрыты были. Мы здесь не были, всё. И вообще не говори, что мы твои друзья, тогда никто не найдёт никого. Я постараюсь, чтобы искать не пришлось.

Приятели повеселели от надёжности доводов Сергея и Виктор предложил:

– А давайте выпьем за наш слаженный и дружный коллектив.

– Нет, – прервал его Сергей, – выпьем за меня. Пока всё, что происходит в нашей области, контролировать могу я и уберечь всех нас от непоправимых шагов смогу только я. Пьём за меня. Ура.

Эпизод 2

Катерину выписали из больницы через неделю. Следователь так и не добился разъяснений по поводу её травм. Дело скомкали за отсутствием претензий от пострадавшей.

Катя не отвечала на телефонные звонки, которые поступали из реабилитационного центра и к ней пришёл участковый убедиться, что с ней всё в порядке. Он стоял около калитки дома, чесал затылок, курил и жал пальцем на кнопку звонка. В переговорном устройстве заскрежетало недовольством системы видео наблюдения и голос Кати, спросил:

– Вам кого надо?

– З-з-дравствуйте, – отвечал терпеливо, заикаясь от природы, служитель закона, – я в-ваш участковый, л-лейтенант П-понамарёв.

– Я вас слушаю, – терзала терпение милиционера Катя.

– Я к-к вам по поводу посещения реаб-би-би-литационного центра, – напрягался участковый инспектор.

– Я-то здесь причём? – глумилась Катя.

– М-может быть, вы мне откроете д-дверь, и мы поговорим в п-помещении? – надеялся на комфорт общения представитель казённого дела.

– Я же вам ответила. Мне нет никакого интереса до ваших дел с реабилитационным центром, – резала по терпению Катя.

– Так э-это вас касается г-гражданка к-Калиничева, – дымился участковый, – меня п-просили справиться о вашем с-состоянии здоровья после травмы. Вы не отвечаете ни на к-какие звонки. Они волнуются, вот мне и о-определили ч-через моё руководство навести о вас справки.

– Кто это они? Вы имеете в виду министра здравоохранения? Передайте ему спасибо и , что у меня всё в порядке. Прошу вас оставьте меня в покое и не приходите больше по этому поводу, – закончила разговор Катя.

В домофоне, что-то щелкнуло, и участковый понял бесполезность дальнейших попыток общения, ушёл, а Катя включила телевизор, и сев на диван, обернулась в плед, набрала по телефону номер пиццерии, заказала для себя ужин.

***

Дни, тянулись для Катерины в ожидании успокоения состояния души тоскливым и долгим ожиданием прихода трамвая в непогоду. К ней всё так же заходил участковый и передавал ей приглашение от больницы навестить реабилитационный центр.

Где-то, через неделю в силу свое молодости и любопытства она всё-таки навестила реабилитационный центр. Люди в белых халатах окружившие её заботой от массажа до сеансов психологического воздействия и сделали своё доброе дело.

Катерина общалась с Фугой по вечерам и выходным дням, где он в кругу молодёжи на городской площади в составе ещё таких же, как он студентов давал музыкальные представления. Скрипачка влилась в их коллектив со своей скрипкой и стала основным персонажем в их музыкальных сюжетах, небольших, но ярких постановках, которые буквально взрывали интерес зрителей к её творчеству.

После ужасного случая с ней на даче она, сама того не понимая почему стала играть произведения именно в танце. Она нашла то произведение, под которое её насиловали, придумала к нему танец и отточила мастерство исполнения.

Зловеще играла музыка вместе с исполнением дерзкого танца в обработке мстительной постановки хореографического этюда.

Катерина отказалась от желания поступать в консерваторию. Она поняла, что музыкальной школы, которую она закончила вполне достаточно для её текущего положения. Она прекрасно играла на скрипке, вдобавок сочиняла прекрасные сольные музыкальные произведения, связанные со скрипкой. Время её не лечило, оно просто притупляло боль раны, которую можно было разбередить любым прикосновением к памяти прошлого.

Эпизод 3

Так прошла зима, наступило лето и, первый месяц его жарил духотой, заваливал тополиным пухом улицы.

Михаил и его друзья встречались всё реже. Что-то оттолкнуло их друг от друга после той страшной постановки на даче со скрипачкой.

Была суббота и Виктор тёплым летним вечером, вдруг пригласил каждого из своих друзей на встречу в кафе на центральной площади. Все пришли в девять часов вечера, как сказал им Виктор, кроме Сергея и уселись за столик летнего кафе под натянутым потолком из брезента.

Кафе возвышалось на небольшом подъёме улицы напротив площади, которая отдыхала после трудовой недели. Художники рисовали шаржи, портреты, выставляли свои картины. Продавались сувениры, поделки, торговали мороженым, сладкой ватой и кондитерскими изделиями. Народ называл это место «маленький Арбат».

Виктор заказал для всех мороженое, две бутылки вина, шашлык.

– Серёга придёт позже, задерживается минут на пятнадцать, – пояснил Виктор всем.

– Мне десерт сразу пусть подадут, – промямлил вспотевший от вечерней духоты Павел. – Выпивка дело благородное, пусть подождёт, не будем нарушать традиции, а мороженое дело добровольное. Я съем сейчас, сразу и две порции. Одну за себя, а другую за Серёгу опоздавшего. Не успел, скажем ему, растаяло.

Никто не был против потому, что все трое были рады встрече. Накопившийся страх за содеянное на даче всё-таки давил на мозг друзьям, но при всём этом они скучали друг по другу.

– Ну, сколько можно томить Витёк? – ныл Павел, поедая из чашечки развесное мороженое.

– Ладно, – сбросил завесу тайны Виктор, – я женюсь.