Последним был не я бесплатное чтение

Часть 1

"Тот день… он изменил жизнь человека, но не его самого."

Ещё вечером были собраны все вещи для купания. Оставалось только со вздохом уверенности взять ещё кое-что и громко закрыть дверь в знак того, что мы больше никого не ждём, хотя все ждут только меня.

Светло-голубая рубаха Славы мелькала в окнах гостиной. При солнечном свете его одежда становилась чрезвычайно яркой. Почти ослепляющей. Солнце в свою очередь светило в полную силу, несмотря на то, что лето по большей части оказалось облачным. Единственным "свободным" днём оказалось седьмое августа.

Я поднял последнюю сумку и направился к выходу. Закрыв тяжёлую дверь на ключ, я спустился с крыльца и почувствовал взгляд недовольства за ожидание. Я молча выслушал упрёки в свой адрес, изрядно щурясь от лучей прекрасного солнца. Мы отправились в путь.

Улица пустовала. Гулял свободно ветер, разнося дорожную пыль прямо в глаза. Но тем не менее это казалось лучше, чем просто небо, устланное белым полотном облаков. Настроение в нынешнее лето не менялось, как и погода. Иногда казалось, что это не кончится.

Никита, которого я иногда буду называть Некитом, шёл впереди, я за ним, а Слава и Рома за мной. Мы беззаботно рассказывали друг другу бессмысленные истории, чтобы заполнить окружающую нас тишину. Через какое-то время окружающие нас домики сменились на многочисленные невысокие тополя, появился запах зелени, а вскоре и воды. Мы ускорили шаг.

Будучи на месте, нам открылся обширный пейзаж на сверкающий водоём. Дребезжащая вода сменялась на луговую траву противоположного берега, неуспевшая выцвести под солнцем (которого было немного). Чуть выше обделённого деревьями поля распологалась нескончаемая даль, именуемая горизонтом. Замыкало этот контраст умеренноклиматической природы безоблачное небо, наверное, впервые появившееся за этот год.

Слава, Никита и Рома начали раскладывать вещи на жгучем песку. На берегу кое-где лежали круглые камни, такие же раскалённые, как и песок. Зелени вокруг почти не росло. Лишь только далеко позади были кустарники и карликовые тополя. Осмотревшись я увидел, что в метрах ста от нас росла ползучая растительность, частично покрывающая омытые водой валуны.

Чтобы окончательно не разозлить друзей, я хотел им помочь расположиться, но учуял слабый тошнотворный запах. Вдохнув побольше воздуха, я почувствовал ком грязи у себя в животе и замер, ожидая тошноту. Этот запах похож на запах из морга, но слабее и имевший свою какую-то специфику. Я заметил, что Слава тоже учуял его. Он выпрямился и поглядел назад. Из каменного пригорка, как невидимый дым, запах распространялся на весь пляж. Слава позвал остальных, и мы, огибая камни, дошли почти до зарослей кустов. По мере нашего приближения запах усиливался. Среди камней и поломанных веток что-то лежало. Покрытая сверху водяной гнилью, а внутри истощающая испорченной, несовместимой с жизнью, запахом плоти и, засыпанная паразитическим организмом, смердела тушка небольшого размера. Нечто перед моими глазами распластала исхудавшие чёрные лапы на песке. Оплетённая водорослями, грязная шерсть лишь в некоторых местах оставалась рыжеватой. Я глянул на существо под другим углом и ужаснулся. Я признал в этом дохлом мешке несчастного кота. Разложение поглотило его губы, открывая панораму на его жёлтые зубы и гнилые дёсны. Хрящевые ушные раковины тоже исчезли. Кожа вокруг носа облезла, на которой, вероятно, росла такая же рыжеватая шерсть. На месте правого глаза зияла чёрная глазница без век и глазного яблока. Левый остался на месте, но вокруг него царствовала плесень. Зелёная и отравляющая природа этого организма давала жизнь себе, поедая останки кота. Я взглянул на его мёртвую голову и понял, что это не останки. Кот живой. Единственный уцелевший глаз смотрел на меня. Без малейших движений он не отводил с меня бездушный взгляд, выражающий нестерпимую жажду. Я вновь почувствовал давление в животе и тошноту. В нос ударил этот мерзкий запах, и я поспешил к кустам, чувствуя призыв рвоты. Только после двух приступов, на третий, завтрак и желчь освободили желудок. Несколько ободряющая опустошённость дала мне волю посмотреть на кота. Он не сводил с меня взгляда. Только сейчас я вспомнил, что здесь рядом стоят мои друзья. Я указал на кота, который почему-то начал шевелить кончиками лап, обнажая уцелевшие когти. Они прекрасно его видели, но стояли подальше, чем я. Запах не позволял им подойти к коту ближе. Серый глаз бегал с меня на Рому, с него на Славу, со Славы на Некита. С чем бедолага столкнулся, чтобы стать неотличимым от мёртвого? Я отошёл к друзьям, но, несмотря на запах, Рома наоборот подошёл к коту, присел и навис над животным. Они безотрывно смотрели на друг друга. Рома, наверное, хотел помочь, но последний момент передумал. Это возмутило страдающего кота, и он резким движением вцепился в кисть Ромы. Рома вскрикнул. Я увидел, как иссохший кот глубоко вонзил все свои жёлтые зубы и когти передних лап в кисть Ромы. Рома бешено махал рукой, но только больше вредил себе. Тогда я и Слава схватились по лапе и пытались вытащить когти из под кожи Ромы. Только втроём мы смогли стащить кота. Единственный Некит стоял вдали и наблюдал за этим процессом, не желая помочь.

Когда кот, наконец, отцепился, я кинул его вонючее тело на камни, среди которых он лежал. Его затылок оставил след на булыжнике, о который ударился. Когда я посмотрел на Рому, то увидел между указательным и большим пальцев дыры, из которых торчало несколько зубов. Кожу на плече изрезали тонкие царапины. Рома стонал, держась за кисть, и смахивал пот с лица. Я обернулся к коту, который успел встать и медленно приближался ко мне. Я схватил с земли небольшой камень и замахнулся им в череп кота. Глухой звук отозвался откуда-то из глубин головы мертвеца, слёгший на землю после сотрясения. Однако кот не сдавался и хотел вцепиться за меня когтями, но промахнулся. Я тем временем схватил камень побольше и придавил им несдохшее животное. Под массой булыжника я услышал хруст и скрежет рёбер, позвонков, таза. Удары, очевидно, были смертельными – вздутый живот не выдержал и лопнул, выпуская наружу, загрязнённую нечистотами, кровь и червеобразный кишечник – единственное, что различимо от чёрной субстанции и обломков костей. Из черепа выпал единственный оставшийся глаз, который тут же был облеплен песком и испускал из вмятин прозрачную слизь. Неистовый запах окутал весь пляж. Теперь ни чистота реки, ни безоблачное небо, ни окружающая дивная природа не радовали. Вернее, я их даже не замечал.

Моей расправой никто не интересовался, Некит со Славой оказывали Роме первую помощь. За четыре года обучения в медицинском колледже этому можно научиться. Собрав наскоро все вещи, мы поторопились побыстрее добраться до съёмного дома, где находились всё необходимое для обработки раны. Когда мы дошли до посёлка, Рома начал что-то бормотать насчёт того, чтобы мы не беспокоились за него. Я его мало слушал, и думал что потребуется скорее помощь прохожих, но, как уже известно, на улицах, кроме нас, никого не было уже несколько дней.

Мы были недалеко от знакомой двери, когда глаза Ромы закрылись, и ноги перестали идти. Пришлось его взять за руки и за ноги. Причину этого состояния, подобного на обморок, я не мог установить, но, возможно, это болевой шок. Я надеялся, что в доме станет все более понятно, и скорую помощь вызывать не придётся. Дурное предчувствие не давало мне покоя.

После вчерашнего солнца не осталось даже лучика. В небе возникли надоевшие облака. Ещё до того, как выглянуло светило, мне казалось, что небо падает, потому что облака были гораздо ниже и двигались, в отличие от голубого цвета атмосферы. Вчерашний день будто дал передышку от этого поднебесного "нависного потолка".

Рома, после обработки раны, укрылся у себя в комнате. Долгое время его не было слышно. После 27 часов тишины из его комнаты, мы осмелились войти. Когда выяснилось, что у него отсутствует сердцебиение, я по несчётному количеству раз я звонил в скорую, но никто не ответил. В такой ситуации паника, как верный друг, постоянно рядом. Напряжение в груди и дрожь в руках не отпускали. Сердце, казалось, увеличилось в размерах и вот-вот лопнет от избытка крови. Происходящее на долгое время запоминается, особенно если кого-то теряешь.

Связи не было. Соседей, как и всех остальных людей, не было с самого начала, как мы сюда приехали. Никита и Слава пытались восстановить дыхание и сердцебиение, но всё тщетно. Лишь через некоторое время какие-то изменения в теле Ромы были достигнуты. Его веки открылись. Их самостоятельное шевеление подарило секундную надежду, которая пала во тьме затмения первобытного страха. За бледными и почти прозрачными веками скрывались полностью затуманенные глаза, похожие на большие жемчуги. Теперь в них жила та растительность, которая росла на теле кота. Безумный взгляд животного ничем не отличался от существа, которым предстал Рома. Что-то в его стеклянных глазах шевелилось. Я почувствовал, как ростки плесени вростали в меня. Очень неприятное и необычное состояние, от которого меня передёрнуло. Рома чуть открыл рот, и запах гниющего тела наполнил комнату. Бледные руки потянулись к Славе, который стоял ближе всех к мертвецу. Растерявшись Слава отошёл от кровати. В это время способность движения роминых ног потвердилась наяву: они выпрямились и вытеснили тело с кровати. Холодные конечности цеплялись за ворсистый ковёр и тащили Рому. Никита, тем временем, отошёл к дверному проёму и со страхом наблюдал за действиями заражённого. Слава пытался врасти в угол – единственное место, куда можно было отступать. Я схватил Рому за колючие волосы и отдёрнул на себя. Корни волос легко вышли из кожи и остались у меня в руках. Рассматривая чёрный клок, какой-то новый прилив страха нахлынул на меня. Я опять ничего не мог сделать. Руки оцепенели, но продолжали дрожать. Тело стало деревянным и, под моими усилиями его сдвинуть, почти скрипело. Но эта секунда, что я подарил Славе, прошла недаром. В его глазах отзеркалился блеск решительности, и он выбежал из комнаты. В его голове был план, что меня немного успокоило. Я не отрывал взгляд от ползающего с вырванными волосами Ромы. Капли чёрной крови смаковали на его голове. Движения мертвеца были резкими, а его мышцы безустанно напрягались. Голова, будто бескостный хвост, болталась и ударялась о белую батарею, на которой осталась линия крови с налипшими на неё волосами. Он перекатился на спину и схватился за мою штанину. В дыхании Некита начал проклёвываться жалкий, мальчишеский свист, который почему-то стал громче. Рома ухватился за мою вохристую рубашку и повалил на кровать. Несмотря на его болезненный вид, он был силён и крепко хватался за ткань одежды. На его почти белом лбу блестела кровь, обтекающая его широко раскрытый правый глаз.

Он быстро добрался до уровня моей головы и поспешил вгрызться мне в глотку. Я локтём уткнулся в его гортань, пытаясь не подпустить к себе. Но это почти не помогало, и монстр уверенно приближался. Его руки схватились за моё лицо и сильно сжимали, оставляя красные пятна. Из рта Ромы полилась непонятная чёрная слизь, похожая на слюну. Я почувствовал её холод на своей шее, в которую сейчас воткнутся зубы мертвеца, и закричал. Громкий звук, по всей видимости удар, раздался около моего уха. Голова Ромы отлетела влево, а за его спиной оказался Некит с табуретом, на котором блестело пятно крови. Он испуганно смотрел на Рому и, бросив табурет на пол, отошёл к двери. Мертвец резко повернул голову на меня. Его мёртвый взгляд даже в полной темноте был бы виден. На его губе растекалась чёрная слюна, в которой виднелись волокна плесени, и она капала, вместе с кровью, на кровать. Я ползком отодвинулся от него. Потеряв под руками опору и упав на пол, искорки, словно фейерверк, светились и мелькали в моих глазах. Но вибрации пола вернули меня в сознание. Слава подбежал к Роме и перевернул его на живот. Прижав к кровати, он стянул его конечности парой хомутов. Проделав тоже самое с ногами, он помог мне подняться. Голова начинала кружиться. Мне стало плохо. После всего пережитого повышенное давление – самое лёгкое последствие. Я с трудом открыл глаза и увидел голодного монстра, пытающегося порвать стяжки. Но его лицо не выражало никаких эмоций как будто он ничего не чувствовал. Он всё время открывал рот, но не издавал звуков, потому что ему не нужно дышать. Ему нужно только убить. Его взгляд по-прежнему ничего не выражал, кроме звериного голода. Истощающий отвратительный запах разложения и холод смерти, он не мигаючи смотрел только на меня. Чем бы сейчас не болел Рома, это хуже какого-либо бешенства, радиоционного облучения или одержимости.

Я вытер слизь и дрожащим голосом предложил вынести Рому на улицу, так как опасно держать его в доме. Слава согласился и взял брыкающегося Рому за руки. Я подхватил за ноги, и мы быстро его вынесли из комнаты. Некит молча смотрел на оживший труп и, выйдя вместе с нами, закрыл дверь в комнату Рому. На его лице блеснула слеза. Ни он, ни я, ни кто-либо другой не оплакали бы смерть Ромы сейчас. Лишь действительно близкие люди смогут плакать и отпустить Рому, надеясь, что он попадёт в лучший мир.

Рядом с нашим домиком росло несколько карликовых тополей и мы привязали Рому к одному из них. Канат, который Слава прихватил с собой, крепко сдерживал всевозможные безмолвные движения Ромы. Без долгих церемоний мы проверили прочность узла и отправились обратно в дом.

Мысль о необратимой кончине Ромы вывела меня из клетки ужаса. Я почувствовал, что какие-то маленькие ранки открываются на моём сердце. Дымка души просачивается сквозь них и уносит что-то очень важное. Но что именно я не смог понять. Будучи дома, я выпил таблетки от давления и ушёл в свою комнату. Усевшись на стул рядом с журнальным столиком, я положил руки на стеклянную поверхность и уткнулся в них головой, невольно прокручивая снова и снова сцену, где Рома стал живым мертвецом. Меня удивляла резкость его движений после смерти. Даже при жизни Рома не был таким активным. На столик упала капля слезы. Потом ещё одна.

В предыдущие года небо было намного чаще ясным и синим. Но в этом году, небесная лазурь, казалось, покинула навечно. Однако вчера, около восьми вечера, облака рассеялись, и я увидел звёздное небо. Огоньки звёзд были похожи на тысячи следящих за мною роминых глаз. Тысячи стригоев (отныне я их так буду называть) висели на небе и устремили свой взор на меня. Моё воображение представило армию монстров, подобных Роме. Нога соскользнула с крылечной ступеньки, но я удержал равновесие.

Каменная дорожка вела направо, к небольшому придомному саду. У каждого домика был такой садик, в котором росли яблони, вишни. Красные кусты ореха ещё нескоро заплодоносят. Яблони, напротив, клонили ветки под тяжестью гроздьев недоспевших яблок. Вишни аналогично ореху несколько лет будут набирать силу, прежде чем испустить, дурманящие своим сладким запахом, ягоды. Также под окнами домиков росли клумбы бессмертников, окружённые белой крупной галькой. Цветы не были яркими, как и кирпично-красный дом, но вместе хорошо сочетались. Под тихий шум и ветра и серость неба, это место дарило сонное спокойствие, в отличие от нашей городской жизни. Но всё же осталось что-то дребезжащее, заставляющее волноваться. Я кое-что вспомнил и от напряжения в груди зажмурил глаза. Глубоко вздохнув, я направился к ожившему телу Ромы. Я чувствовал приступы гнева. Это гнев беспомощности. Рома ушёл, а его живое тело продолжает напоминать, что он где-то рядом. Я его уже вижу. Опять он двигается. Понимая что я в ярости хочу сделать, я ударил кулаком о кедровый сруб дома. Злость куда-то уходит, но тут же нахлыневает с огромной силой. Я замечаю, что от ударов мои руки уже в крови. Кровавые пятна впитались в кедровый дом.

Глубоко вдохнув, я зашёл за угол и увидел Рому. Его махровые штаны заляпались травяным соком, а волосы на голове начали сами собой опадать. Из его губ выступала зеленоватая плесень. Кончики пальцев на его руках почернели, а несколько ногтей откололись. На стволе тополя были следы, будто его царапали.

В мгновение ока мои уши прорезает громкий и резкий хлопок, похожий на взрыв петарды, нередко слышимый в городе. Ещё один. Целая артилеррия взрывов раздаётся где-то недалеко от меня. Я осмотрелся. Видимых признаков я не увидел, но понял, что хлопки доносились со стороны реки. Рома поднял голову. Связанный жгутами, он начал ёрзать в попытке выбраться. У него двигается гортань. Вены на его шее вздулись, и он открыл рот, показывая свои поросшие плесенью дёсны, на которых начинали качаться зубы. Из его рта потекла новая слюна. К Роме вернулась резкость движений, и он опять пытался выбраться, но хомуты не поддавались, а узел начинал давать слабину и обвисать. Я аккуратно затянул его потуже, и хлопки кончились также неожиданно, как и появились. В тишине я услышал топот ног, исходящих из дома. Слава и Никита выбежал на крыльцо. Он спросил, откуда доносились выстрелы.