Училка и миллионер бесплатное чтение

1

– Здравствуйте, Екатерина Валерьевна! – слышу я голос через стеллаж с фруктами, и крупная женщина спешит обойти его и загородить мне проход. – Ну как там мой?

Вопрос, который я слышу чаще, чем хотелось бы, стоит мне выйти из дому. А всё потому, что я уже третий год работаю учителем истории и обществознания в районной школе.

И сейчас женщина осматривает мой внешний вид вскользь и поджимает губы. Я так и читаю в её глазах: “Ну и видок! И это учитель? Чему она научит моего сына?”

А я всего лишь в мешковатых спортивных штанах и длинном худи лимонного цвета. Вас не удивляет? А вот многие считают, что учитель должен всегда быть при параде. Ну, блузка там, юбка строгая.

Содержимое моей корзины тоже сканируется. Ох-хо, бутылка вина? Вот теперь можно ожидать волну простыней в родительском чатике. И это самый лучший вариант, а то гляди и к директору придут с жалобой. Хотя, у самой родительницы в корзине двушка пива и бутылка водки.

– Здравствуйте, – приветливо улыбаюсь, глядя, как у кассы очередь нарастает с геометрической прогрессией. – Работает, только неусидчивый, болтает много.

– Ой, он у нас с детства такой! Вот в семь месяцев уже шесть слов говорил. Серьёзно!

Ну да. У меня детей ещё нет, в почти двадцать три года я об этом пока не задумываюсь, но что-то мне подсказывает, что в семь месяцев уж как-то рановато. А вот сейчас этот детина в девятом классе безостановочно чешет языком на уроках и не гнушается скабрезных шуточек в мой адрес. Пусть тихо, но он точно знает, что я их слышу.

И стоять бы мне ещё долго у стеллажа с фруктами в плену матери Муразина, потому что чем ещё заняться учителю вне работы, как меня спасает громкое объявление с закрытой кассы:

– Третья касса – свободна!

А я как раз рядом, если развернуться и пойти обратно. Я ещё хотела купить кефир, но обойдусь, пожалуй.

– Ой, а вот и касса! – снова натягиваю улыбку и ретируюсь.

Мне пробивают продукты, складывая обратно в корзину, я расплачиваюсь, забираю корзину и иду к стойке, чтобы переложить всё в пакет. Только вот спокойно дойти к ней не получается. Едва делаю пару шагов, как в меня врезается огромное тело. Корзина с продуктами валится на пол и по нему россыпью катятся мандарины, фисташки из лопнувшего пакета, бутылка молока и рулон туалетной бумаги. Ну и моё вино, громыхая стеклом бутылки на стыках плиток на полу.

– Охренеть, – вырывается совсем не учительское и, уверена, шокирует стоящую сзади маму Муразина.

– Я прошу прощения, – слышу сверху низкий голос. – Я возмещу.

Поднимаю глаза и наталкиваюсь взглядом на высокого широкоплечего мужчину. Деловой костюм, крупные часы видны из-под манжеты пиджака на запястье, даже запах дорогого парфюма слышен. Он явно выделяется в общей массе покупателей. Что он вообще забыл в таком виде в супермаркете?

Меня сегодня натянули на работе, сказав, что я слишком верю в хорошее. Хозяйка съёмной квартиры в обход договора решила повысить на тридцать процентов аренду. А ещё у меня ПМС. И вот теперь этот мужик… Это всё очень, очень плохое стечение обстоятельств.

К тому же, он совсем не собирается помочь мне собрать всё обратно в корзину. А вместо этого протягивает несколько свёрнутых крупных купюр. Там явно больше, чем стоили мои продукты, и от этого ещё более унизительно. Собирать их придётся мне, работникам магазина всё равно, тем более товар уже оплачен. А я понесу домой грязные, обвалянные в пыли продукты. Этот мужик явно не собирается мараться.

– Не нужны мне ваши деньги! – выпаливаю сердито. – Нечего тут ими сорить. Миллионер, что ли?

Я вообще-то совсем не сварливая, но сейчас такое ощущение, что этим своим небрежным жестом “на и отвали” он переполнил мою чашу неудач на сегодня.

– Тише, девочка, – его голос меняется, становится ниже и приобретает металлический оттенок. – Больно, смотрю, ты резкая. Нашлась тут училка.

– Представь себе, училка!

Наклоняюсь, сгорая от стыда перед людьми, что наблюдают эту сцену, быстро забрасываю в пакет бутылку вина, молоко и туалетную бумагу, попрощавшись с мандаринами и фисташками, и, едва не зацепив плечом мистера “я возмещу”, вылетаю на улицу.

Выдыхаю свободно уже только в квартире. Вот так денёк. А ещё эта встреча!

Но знала бы я тогда, чем она для меня обернётся…

2

– Так, отлично! А теперь попробуем сделать выводы из всего, что сегодня мы с вами узнали…

Ребята сосредотачиваются, глядя на схему на доске. Проектор в очередной раз заглючило, и пришлось всё чертить мелом на обычной доске. С техникой, конечно, легче и удобнее, дети лучше воспринимают материал, больше возможности показать им всё и детальнее рассказать.

Но проектор мне достался старый, перегревается минут за десять и дальше просто светит синим. Когда я обратилась к директору, мне было сказано, что мультимедийных досок закупили только пять и отдали их передовикам, я тут без году неделя, вот и почерчу мелом на доске. А я бы столько всего сделала с мультимедиа! А у передовиков вон висят они без дела, старые бумажные наглядные таблички вешают на эти доски на скотч или магниты. Я же и курсы специальные проходила. Но что поделать, мел и доска – наши друзья.

Закончить фразу я не успеваю, потому что после стука открывается дверь, и секретарь говорит мне зайти к директору.

Закрываю в ноутбуке вкладку с электронным журналом, пишу домашнее задание на доске и, коротко подытожив урок, выставляю отметки. Сразу по звонку иду в кабинет директора.

– Вызывали, Наталья Валентиновна? – заглядываю в кабинет.

– Да, Екатерина Валерьевна, проходите.

Раз Екатерина Валерьевна, а не Катюша, значит, чем-то недовольна, и сейчас меня ждёт очередное вливание.

Прохожу в кабинет, присаживаюсь на стул, на который кивает директриса. Лучше бы постояла, а то этот стул у стены голой как позорный табурет.

– Как думаете, зачем я вас позвала?

Ещё один излюбленный приём – давление. И тут ты такой должен раскаяться и голову пеплом посыпать. Но я понятия не имею, если честно. Возможно это по поводу вчерашнего казуса в “Орешке”, мало ли кто решил, что я не достойна звания учителя, если покупаю вино и грубо отвечаю наглым мужикам.

Поднимаю брови, показывая, что не знаю, о чём она.

– Екатерина Валерьевна, вы, конечно, ещё совсем юны, – давит авторитетом. – В институте вас там учат быть толерантными к проделкам и прочее, но работа тут, в поле, она немного отличается. Я слышала, вам Петров в 9-в урок сорвал?

– Мы разобрались. Он извинился.

– Да ему извиняться, как с горы катиться. Почему нет докладной на имя соцпедагога? Надо сразу мать ко мне, а лучше отца. Вы, прощая хулиганство на уроке, себе авторитет не построите.

Если честно, пацана мне просто жалко стало. Язык без костей, болтал половину урока, ещё и дерзил, но потом так искренне извинялся и просил не вызывать отца. А он в моём доме живёт, и я слышала от соседей, что лупят его металлопластиковой трубой дома, если в школу вызывают. Бывают такие, неймётся им, трудно себя сдерживать, подросток же – гормоны прут.

Но с директором лучше не спорить лишний раз, себе дороже.

– Хорошо, учту, – отвечаю, стараясь, чтобы она не заметила, что сквозь зубы.

Наталья Валентиновна отпускает меня, но провожает взглядом “я слежу за тобой, Зайченко”.

Уроки заканчиваются, и я собираюсь домой. Очень хочется есть и греет мысль о бокальчике вина. Вчера я на нервах приговорила целых полбутылки. Я совсем не алкоголичка, но иногда такие выдаются деньки, что без бокальчика не обойтись.

Выхожу из школы с двумя пакетами, полными тетрадей. Понимаю русоведов и математиков, они такие каждый день таскают. Я сегодня проводила проверочные в шестых и седьмых классах, а на листочках не додумалась, теперь вот приходится тетрадки тащить. Хорошо, что я недалеко от школы живу, пешком минут десять.

Выхожу из школьного двора и топаю по аллее вдоль небольшого парка с одной стороны и дороги с другой. За детским садом решаю свернуть на протоптанную между домами тропинку, чтобы дойти быстрее. Задумываюсь снова о том, что сказала директор про авторитет. Нас учили, что к детям нужно относиться как к субъектам, а не как к объектам, что подросток тоже человек, любой ребёнок – личность, требующая индивидуального подхода. Но… вдруг директриса права?

Наверное, я настолько ухожу в свои мысли, что не замечаю, что сбоку от меня как-то уж слишком медленно едет огромная чёрная машина. Не особо церемонясь, она заскакивает передним колесом прямо передо мной, подрезая.

Я резко торможу, испугавшись, и едва не роняю пакеты. Водительское стекло опускается и оттуда на меня уставляются холодные голубые глаза. Их обладатель кажется мне знакомым, и тут в голове щёлкает. Это же вчерашний мистер “я возмещу”!

– Добрый день, – усмехается он какой-то особой кривоватой ухмылкой. – Разве молодой девушке можно такие тяжести таскать?

– Хотите помочь? – выгибаю бровь.

– Именно. Садитесь, – он кивает на кресло рядом.

Шутки шутками, но вот садиться в огромные внедорожники к незнакомым мужчинам я не собираюсь. Мама всегда говорила держаться подальше от всяких машин. Да и просто так такое незнакомым девушкам не предлагают.

– Нет уж, спасибо, я как-нибудь сама, – пытаюсь обогнуть нос машины, но она рычит и дергается.

Я тоже дёргаюсь. Становится несмешно уже.

– Я вчера, кажется, обидел вас, – мужчина сводит брови и продолжает беседу так, будто не перекрывает мне дорогу на тротуаре капотом своей машины, вызывая недовольство ещё и редких прохожих. – Всего лишь хотел возместить ущерб, чтобы вы купили другие продукты, взамен испорченных.

– Я в состоянии купить себе продукты. Освободите, пожалуйста, тротуар, здесь нельзя останавливаться.

– Садитесь в машину и освобожу.

Он серьёзно? Если да, то мне пора уносить ноги. Хотя, с тетрадями и на каблуках это непросто.

– Я как-нибудь сама, – протискиваюсь между капотом и ограждением и быстрым шагом, не оборачиваясь, улепётываю в сторону дорожки между домами, куда машина, а тем более такой танк, не проедет.

***

Экскурсия. Только от одного слова у меня начинают лезть седые волосы. Есть коллеги, которые запросто организовывают ребятню и везут не только по городу, но и по всей стране. Хотите в Москву? Без проблем! Кавказ? Запросто! Золотое Кольцо? На ближайших каникулах!

А вот я трясусь даже когда надо сводить детей в театр через дорогу. Переживаю, вдруг что случиться, плохо сплю до похода и не могу отойти сразу после.

Вот и сегодня во время экскурсии на Мамаев Курган я вся в напряжении, хотя со мной сопровождением две родительницы из класса и коллега-логопед согласилась подстраховать.

Мы доезжаем с моим 7-в на трамвае, потом все организованно переходим дорогу и оказываемся у подножия памятника Великой Отечественной войны. Родина-мать возвышается далеко впереди над огромным количеством ступеней. Кто-то из детей восторженно смотрит на предстоящую экскурсию, кто-то, как Соловьёва, ноет, что “нифига себе идти, у меня ботинки трут”, но в целом настроение у ребят позитивное. Думаю, большинство тут бывали уже неоднократно, но и в рамках моего предмета, и в рамках воспитательной работы сюда школьников привозят периодически.

Мы формируем отряд и идём вдоль Аллеи тополей, и я начинаю рассказывать ребятам о Мамаевом Кургане как памятнике культуры. Очень люблю эту тему, курсовую работу писала на четвёртом курсе. Когда добираемся до ступеней у подножия самого Кургана, вокруг нас собираются уже и просто гуляющие люди, слушают.

Я всего лишь учитель, не профессиональный экскурсовод, да и волнительно мне, дети же у меня в ответственности, а тут посторонние примыкают.

– Ступеней, ребята, ровно столько же, сколько дней длилась ожесточённая Сталинградская битва, кардинально преломившая ход Великой Отечественной войны. Кто знает, сколько их?

Кто-то начинает считать, кто-то, кажется, пытается посмотреть в смартфоне в интернете, но ответа быстрого не следует. Обидно, я же им в прошлом году на классном часе, посвящённом годовщине Сталинградской битвы, рассказывала.

– Двести, если память мне не изменяет, – слышу из толпы позади детей низкий мужской голос.

Уже знакомый мне голос.

Мужчина выходит чуть вперёд людей, но остаётся сзади детей. Тот самый мужик из супермаркета, чтоб его.

На нём удлинённое лёгкое чёрное пальто, оно расстёгнуто и открывает белую рубашку без галстука. Тёмные волосы чуть раздуваются ветром. Стоит, убрав руки в карманы брюк, и снова кривовато усмехается.

– Каждая гранитная ступень пятнадцать сантиметров высотой и тридцать пять шириной. Вроде бы, – пожимает небрежно плечами. – Школу закончил давно, надо бы погуглить, чтобы уточнить.

Гуглить не надо, и он прекрасно это знает.

Он следит за мной, что ли? Или это случайность? Если второе, то очень удивительно, а вот если первое, то уже даже стрёмно становится.

– Ребята, десять минут сделать фото! – объявляет моя коллега Карина, заметив, что я зависаю на мужчине в пальто, а мне кивает коротко, предоставляя пару минут разобраться.

Дети в пределах видимости и под наблюдением сопровождающих родительниц и Карины разбредаются, люди, слушавшие мою лекцию тоже, а вот мужик продолжает стоять и даже делает пару шагов навстречу.

– Что вам нужно? – негромко задаю вопрос в лоб, подойдя ближе.

Он высокий. Тогда в супермаркете я обратила внимание, но была занята своими поднятыми нервами, а второй раз он был в автомобиле. Сейчас же замечаю, что едва носом ему по плечо. Его не назовёшь сухопарым, но и крупным тоже. Острые скулы, прямой взгляд из-под широких чёрных бровей. В голове, почему-то всплывает сравнение с вороном, только нос аккуратный.

– Вы, – улыбается, но от цепкого холодного взгляда хочется передёрнуть плечами.

– Я? – хлопаю глазами, а самой как-то не по себе становится. – Зачем, интересно?

– Я же вас обидел, хочу загладить вину, – слегка прищуривается, и у меня создаётся впечатление, что он забавляется. – Соглашайтесь на ужин.

– Я вас прощаю, – киваю. – Идите с миром.

Пытаюсь сделать шаг в сторону своих учеников, но мужчина аккуратно, но достаточно твёрдо придерживает меня за локоть. Однако, сразу же отпускает, снова убирая руку в карман.

– Нет-нет, я всё равно продолжу себя винить, Катерина, только ужин сможет снять с моей души такой груз.

Вот же прицепился. Ещё и у всех на глазах… флиртует? Этого не хватало ещё.

– Как вы узнали моё имя?

– Спросил у стоявшего ближе всех пацана.

– Я не ужинаю с незнакомыми мужчинами, – отвечаю, а сама взглядом отслеживаю ребятню.

– Позвольте, Катя, разве мы не знакомы? Мы видимся уже в третий раз. Обычно на третьем свидании уже даже сексом занимаются. Я, кстати, Константин.

Издевается, гад!

– Тише! – шикаю на него и смотрю строго. – Здесь дети, вообще-то!

– Думаете, они в седьмом классе ни разу не слышали слово секс?

Будто специально говорит, абсолютно не приглушая голоса. Чтоб ему!

– Послушайте, Константин, – делаю акцент на его имени. Хочется сказать отвали, но я сдерживаюсь. – Давайте закроем конфликт. Пусть ваша совесть спит спокойно – я не в обиде. Всего хорошего.

Отворачиваюсь и, показывая всем своим видом, что больше говорить нам не о чём, ухожу к своим подопечным. Даже выдыхаю через нос резче, чем нужно, чтобы вытолкнуть аромат парфюма мужчины. Приятный, кстати, аромат.

3

– Нет! Я передавала данные с ученицей. Заказ был на девять порций.

– У меня написано одиннадцать, – отрезает раздатчица. – Я и поставила на ваш стол одиннадцать.

– Я лично писала в бланке заказа!

– Не знаю. Вот как мне передали, так я и накрыла вашему классу.

Сил уже спорить с Марией Фёдоровной нет. Как только не лично передашь заказ в столовую, так и нестыковки. А потом разницу оплачивать.

Я сегодня первым уроком в 9-б проводила тест и сама заказ сделать не могла, отправила девочку, которая всё выполнила первой. И вот теперь сама не рада.

Спорить нет ни сил, ни смысла. Записываю в блокнот, чтобы не забыть, и возвращаюсь от окошка раздачи к столу, за которым едят дети из моего класса. Сзади ругаются пятиклашки, спорят, кто кому в компот бросил варёное яйцо. Учителя, приглядывающие за своими классами, негромко обсуждают предстоящий семинар завучей по воспитательной работе и подготовку к открытым урокам, которые им поручили провести.

Мои едят быстро, командую, чтобы убирали за собой тарелки, и тороплюсь в кабинет. Надо ещё приготовить доску к уроку в десятом классе. Проектора хватило ровно на девять минут первого урока, я даже не успела девятому продемонстрировать примеры экзаменационных работ.

Махнув Карине, которая как раз приходит в столовую со своим классом, я тороплюсь к себе на третий этаж. В рекреации гуманитарных наук стоит жуткий шум. Это у меня десятый сейчас на историю пришёл, а рядом под двумя кабинетами стоят пятиклассники, вот они и устроили армагеддон.

Попутно успокаиваю двоих слишком весёлых кривляк, разнимаю драку не на жизнь, а на смерть и двум двенадцатилетним красоткам шикаю, чтобы перестали снимать сторис в помещении школы.

Когда закрываюсь у себя в кабинете в одиночестве, в голове всё ещё стоит звон после коридорного шума. До конца перемены целых восемь минут. Успею.

Десятый класс – не пятый, по звонку ручку двери дёргать не станут. Стоят и ждут, пока приглашу. Они вообще никуда не спешат, зная, что сейчас будет опрос по домашнему заданию.

Приглашаю ребят, жду, пока они займут места, здороваюсь и начинаю урок.

– Итак, ребята, мы продолжаем тему, которую начали изучать на прошлом уроке. Я бы хотела послушать, как вы усвоили материал, – подправляю на доске получившуюся непонятной закорючку. – Расскажите, что вы запомнили о периоде Великой депрессии двадцать девятого – тридцать третьего годов?

Особо желания выступить никто не изъявляет, наверное, придётся заглянуть в журнал.

– Сексуальная революция и “сухой закон”, – выкрикивает Сорокин с третьей парты. Извечный провокатор. Иногда хочется порадоваться, когда он просто сидит в наушниках на уроке. – Контрабанда бухла в Штатах. Да и не только в них.

В принципе, ответ его верный, но мы не на этом делаем акцент.

– А ещё что-то существенное запомнилось, или только это? – поднимаю глаза на него, стараясь держать лицо. Не люблю я эти битвы авторитетов со старшеклассниками. Им некоторым и мёду не надо, только дай над молодым учителем постебаться.

– Я решил, что это самое важное, – ухмыляется, развалившись на стуле вальяжно. – Остальное мимо.

– А я думаю, что биржевой крах – вот самое важное, молодой человек. Люди потеряли работу, голодали, стоимость продуктов сельского хозяйства упала почти на шестьдесят процентов, село почти вымерло. Слишком лёгкие деньги на биржах спровоцировали дикую инфляцию. Секс и бухло – это прекрасно, но когда людям жрать нечего, это вторично.

Я замираю, приоткрыв рот, когда слышу эту спокойную, высказанную ровным давящим голосом тираду с последней парты. Какого же чёрта мистер “я возмещу” делает у меня на уроке?! И при том, что я его не заметила, когда класс ввалился в кабинет.

Я даже не успеваю отреагировать, как Сорокин, нахмурившись и обернувшись, спрашивает:

– А вы кто такой?

– Меня зовут Константин Львович. Я бизнесмен и экономист. Екатерина Валерьевна пригласила меня, чтобы я рассказал вам о теме со стороны экономики.

Этот Константин Львович встаёт и идёт к доске. Директриса права, у меня совсем мало опыта, потому что я понятия не имею, что сейчас должна сделать. По идее, прогнать его с урока, он же посторонний, обратиться к администрации, может даже вызвать полицию. Но ведёт себя мужчина адекватно, а вот меня высмеют и отчитать ещё могут. Это не говоря уже о том, как я буду выглядеть перед детьми.

Мужчина берёт губку и вытирает с доски мою таблицу, я уже хочу возмутиться, я её вообще-то, половину перемены чертила! Но не успеваю, потому что он начинает черкать на доске и рассказывать.

Он рассказывает о связи Биржевого краха в США и начале Великой депрессии в мире, приводит конкретные цифры и имена политических и экономических деятелей, даже цитирует их. Десятиклассники слушают, открыв рты. Право, я и сама заслушиваюсь. Талант рассказчика у Константина явно имеется.

По звонку он замолкает и разводит руками, дескать, всё что смог – рассказал. Ребята даже не сразу начинают собираться. Благодарят, говорят, что было интересно, и просят меня ещё приглашать Константина Львовича, а потом покидают кабинет.

– Вау, – говорю и складываю руки на груди, глядя на мужчину, вытирающего пальцы от мела о губку, когда дверь за последним учеником закрывается. – Тоже погуглили?

– Нет, курсовую писал в универе, – как ни в чём не бывало улыбается он.

– Зачем вы пришли на урок? Посторонним это запрещено.

– Я попросил разрешения у завуча.

– И она просто так разрешила? – удивляюсь я, зная Анну Александровну. Для неё учебный процесс свят, и никакие посторонние без особого разрешения на уроки не допускаются.

– Ну ведь родителям можно после согласования с завучем. Я сказал, что я отец того лопоухого пацана с четвёртой парты. А он подтвердил при ней. Не за бесплатно, конечно же.

Ну кошмар! Он подкупил ученика, чтобы тот соврал завучу.

– Боже, – шокировано сдавливаю пальцами переносицу и тяжело вздыхаю. – Константин… Львович, ну хватит уже, что вам действительно нужно от меня?

Мужчина опирается бёдрами на первую парту в паре метров от меня, засунув руки в карманы брюк как тогда на экскурсии, и снова кривовато улыбается. Ну что это за ухмылка такая? Не поймёшь, смеётся он с тебя или искренне улыбается.

– Я же озвучивал уже: соглашайтесь на ужин, Катя. Я приглашаю.

– А я вам уже ответила: нет. Я вас не знаю.

– Ну вот и познакомимся ближе. Ну что вы хотите, чтобы я сделал?

Что бы такое сказать ему, чтобы отвалил? Не хочу я с ним идти ни на какой ужин. Мне некогда: надо к урокам готовиться. Да и… пугает он меня, честно говоря. Он старше, слишком самоуверен и явно другого социального круга. Такие мужчины к таким, как я, серьёзно не относятся. А девочкой на пару раз я быть не хочу.

– Хочу новую мультимедийную доску, – говорю нагло, вскинув бровь, в надежде, что он посчитает меня хамкой и отвалит. – Тогда и посмотрим.

Выражение его лица говорит само за себя. Не ожидал. Ну и славненько. Я беру папку с личными делами, в которые вносила коррективы, и уверенным шагом покидаю кабинет. Думаю, Константин Львович сам найдёт выход, шокированый моей наглой просьбой. Никто не станет покупать доску почти за сто тысяч рублей, чтобы сводить девушку на свидание. Это же не букет цветов.

Так и случается. Через полчаса я его там уже не обнаруживаю. Оно и понятно, после такой-то заявочки. Думаю, я этого наглого мужика больше не увижу.

Однако утром, когда я прихожу на работу, меня ждёт сюрприз.

4

– Аккуратно, сюда несите. Так! А вот эту в девятый кабинет. Виктор Михалыч сейчас всё проинвентаризует! – командует воодушевлённая директриса возле грузовой машины у входа, из которой грузчики выносят огромные прямоугольные коробки.

– Здравствуйте, Наталья Валентиновна, – подхожу ближе.

– Здравствуй-здравствуй, Катюша! – улыбается она во всю и хитро смотрит. – Давай скорее, там у тебя уже вешают.

– Что вешают? – недоумеваю. Иногда, когда уроки не с первого, и с утра в школе что-то происходит, ты потом как потерянный.

– Доску тебе уже повесили, вот ещё в семь кабинетов оформляем. Завтра ещё три привезут.

Сначала я соображаю туго, но потом мои глаза лезут на лоб. Не мог же этот Константин Львович такое вычудить. Или мог? Тогда кто он, блин, такой?

– Это в честь чего такая удача-то? – бурчу себе под нос, всё ещё надеясь, что доски в школу пришли от государства или какой-нибудь там благотворительной организации.

– Это подарок школе от спонсора, – отвечает мне Наталья Валентиновна, а сама хитро смотрит. И мне прям совсем-совсем не нравится этот взгляд. – Константин Макарский сделал такой вот подарок. Хм… в твой кабинет, кстати, была отдельно упакована доска.

Макарский, значит. Вроде даже знакомая фамилия, но мало ли, она не сильно оригинальна.

И какой благодарности он ждёт за такой широкий жест? Господи, это же около миллиона рублей!

Поднимаюсь к себе, кабинет открыт, рабочие как раз монтируют доску. И это не наши слесари. На полу разорванная коробка, ошмётки упаковки, куски пенопласта. И приличная такая по толщине, увесистая инструкция на столе.

– Здравствуйте! – приветствует меня один из рабочих. Включите пока ноутбук, мы вам программное обеспечение установим.

Киваю и, быстро повесив плащ в шкаф, запускаю ноутбук. Бросив взгляд на книжку с инструкцией, я едва не теряю челюсть. Это не просто мультимедийная доска, как я видела коробки там внизу на выгрузке. Это очень, очень крутая мультимедийная доска! Многоцветная, сенсорная, которая может работать автономно без ноутбука. И я уже не говорю про размеры!

Мне хочется сказать, чтобы упаковывали и везли этому Макарскому обратно, потому что я даже представить не могу, что он запросит за такую взамен. Ой-ё.

Смотрю как заворожённая, когда программист её запускает. Логотип появляется в эффекте трёхмерного изображения, идёт быстрая демонстрация возможностей.

Нет-нет. Нет! Я не смогу вернуть её. Столько всего можно сделать! Начиная от функции проектирования схем военных наступлений, к примеру, до создания сложноуровневого тестирования. О!

Приходит завхоз с уже готовыми ведомостями, где мне нужно расписаться о принятии оборудования на баланс кабинета. Он остаётся с рабочими ставить номера на всех проводах, самой доске и прочих аксессуарах, а я иду в учительскую, чтобы им не мешать. У меня в изменениях в расписании убрали «окно» после четвёртого урока, но появился свободный сейчас, так что пока схожу посмотрю, может, какие-то объявления повесили. Обычно если что важное, бросают в рабочий чат, но, к примеру, соцпед наша этот чат принципиально не признаёт. У неё пунктик – терпеть не может смартфоны, считая их злом и способом управлять сознанием, поэтому пользуется только кнопочным телефоном, так что какой там чат.

В учительской, однако, царит оживление. Коллеги бурно обсуждают неожиданную благость, оказанную школе спонсором. Спорят о том, кому и за какие заслуги должны технику распределить.

– А вы видели, какой мужик? Он сейчас у Натальи Валентиновны в кабинете, она его чаем угощает, – восторженно говорит географичка Алина Фроловна. Она развелась год назад, и теперь очень бурно реагирует на каждый объект мужского пола подходящего возраста.

– В пальто такой, красавчик прям! – поддерживает её подруга, учительница начальных классов.

– Да деньги отмывает! Все они бизнесмены такие – воры! – высказывается Лилия Петровна, пожилая коллега по немецкому языку. – Таких денег честным трудом не заработать. Он десять досок купил, а пару сотен людей со свету сжил. Вот таков молодец.

Меня передёргивает от её слов. Вообще-то, я не согласна в целом. Иметь деньги – не значит заработать их нечестно.

Мне во всех этих спорах принимать участие не хочется, поэтому выхожу и иду к своему 7-в. Надо отметить отсутствующих и разобраться, кто дежурный. По звонку на урок я спускаюсь по лестнице, а тут как раз напротив открывается дверь кабинета директора. Мило беседуя, выходят Наталья Валентиновна и мистер «я возмещу» собственной персоной.

– Вот Екатерина Валерьевна, именно в её кабинет повесили премиум-доску. Это же вы у неё на уроке были, Константин Львович? – директриса тормозит меня, а я перехватываю самодовольный взгляд Макарского.

– Да, – кивает он с деловым видом. – И был впечатлён. Екатерина Валерьевна – прекрасный специалист.

– Вот! – кивает ему в тон Наталья Валентиновна. – А говорят, молодёжь не умеет работать. Катерина – пример, что всё не так плохо в образовании.

– Отличный пример, – подчёркивает Константин Львович, а мне хочется закатить глаза. – Очень яркий.

Наталья Валентиновна извиняется и на пару секунд отвлекается к подошедшей по срочному делу секретарше, а я строго смотрю на мужчину.

– Заеду в семь, – шепчет он мне на ухо, обдав кожу на шее дыханием и пустив по спине толпу мурашек.

Потом он коротко подмигивает и, продолжая беседу с директором, идёт дальше к выходу. А я застываю на месте, ощущая, как в груди гулко бахает сердце.

Заедет? Куда? Откуда он знает, где я живу? Не могла же ему Наталья Валентиновна рассказать.

Внутри набухает тревожное чувство. Я не чувствую себя в безопасности рядом с этим мужчиной, что же тогда говорить о том, чтобы идти с ним на ужин. И зачем я только ляпнула вчера про эти доски!

– Кать, – ко мне в пустом коридоре подходит Карина. – Это же тот мужик, с которым ты разговаривала на экскурсии, да?

– Да, – отвечаю мрачно.

– И что ему надо? Я видела, он тебе что-то шепнул, а ты вся побледнела.

– У тебя “окно”? – спрашиваю, повернувшись к подруге.

– Да, мальчишка из третьего класса, с которым я должна сейчас заниматься, заболел. Хочешь, чаю у меня выпьем?

Я киваю, и мы с Кариной поднимаемся к ней. Она набирает в коридоре воды в чайник и ставит его закипать. Я пересказываю ей, как познакомилась с Константином и про его подкат. Делюсь, что мне как-то совсем не по себе.

– Слушай, как коршун кружит над тобой, – хмурится Карина. – Ну а с другой стороны, Кать, в чём проблема? Не старый, красавчик, явно при бабле. Ты, вроде как, вполне себе свободна.

– Не знаю, Карин, он когда смотрит, у меня внутри стынет. Не то чтобы страх появляется, но какое-то напряжение, что ли.

– Сексуальное? – тянет улыбку подруга, на что в ответ получает от меня саркастично поднятые брови. – А как его зовут?

– Константин Макарский. И я о нём ничего не знаю, как я пойду с ним на ужин?

Карина поднимает палец вверх, сообщая, что ей пришла в голову мысль, а потом притаскивает со своего стола ноутбук. Заходит в поисковик и набивает в строке имя и фамилию мужчины.

Сразу выпадает целая галерея его фото и несколько ссылок.

– Та-а-ак… – тянет она, – смотрим. Макарский… учёный, доктор экономических наук… – кривится и поднимает на меня печальные глаза, а потом продолжает: – шестьдесят два года. Лев Антонович…

– Нет, это его отец, возможно, – перебиваю. – Он представлялся как Константин Львович.

– Да и на шестьдесят два точно не тянет, – кивает Карина и продолжает поиск. Вот, нашла, кажется! Константин Львович Макарский, девяностого года рождения… уже лучше! Тридцать один год – не шестьдесят два. Угу…

А дальше она выпучивает глаза и читает про себя, приоткрыв рот, чем пугает меня. Что там? Сидел за убийство? Торговал оружием? Тьфу ты, Катя, ну что за мысли!

– Ну? – заглядываю сама в экран, поворачивая немного ноутбук.

– Константин Макарский – хозяин “Орешка”, – выносит она приговор, поднимая на меня глаза.

– Думаешь, директор магазина такой щедрый, чтобы купить школе десять досок на миллион рублей? – сомневаюсь я. Хотя, кто его знает. Может, и правда программа какая-то спонсорская от магазина, а я повелась.

– Ты не поняла, Кать, – Карина смотрит на меня как на дурочку. – Он владелец всей сети. Всех магазинов по всей стране.

“Орешек” – сеть продуктовых супермаркетов, прилично потеснившая во многих регионах другие супермаркеты, а теперь захватывающая рынок и в нашем регионе. Многие частные магазинчики обанкротились и закрылись, потому что на каждом углу вырастают большие и маленькие “Орешки”.

– Катька, не доску надо было просить за свидание, – причмокивает языком подруга. – А, думаю, квартиру, как минимум. Ты хоть представляешь, насколько он богат?

Замираю, задумавшись. Если всё это действительно так, то тогда ситуация ещё более напрягающая. Ни к чему хорошему не приводят ужины простых девушек с такими мужчинами, как Макарский.

“Заеду в семь”

Что ж, за язык меня вчера никто не тянул. Я пойду из вежливости. Ненадолго. А через час, корректно извинившись, вызову такси и уеду.

Так я думала… Но – да, ни к чему хорошему ужины простых девушек и таких мужчин не приводят…

5

Весь день на уроках я зависаю. Прямо чувствую, что говорю, говорю, а потом будто проваливаюсь, теряю мысль. Или слушаю ученика и в какой-то момент ловлю себя на мысли, что не могу его оценить, просто потому что не вникаю в то, что он говорит. Как не стараюсь сосредоточиться, хватает ненадолго. А ведь и у детей так бывает: стряслось что-то или самочувствие не очень, и получается то ответ слабый, но контрольная неудачно написана. Потому что все мы люди, и об этом забывать не стоит.

Уроки заканчиваются в три часа, я собираюсь и иду домой. Двигаюсь, словно на автомате, в голове крутятся разные сценарии сегодняшнего вечера. Тысяча вопросов… Что владелец всей сети делал в рядовом магазине? Наверняка же у него есть для инспекции специальные люди. А в то, что он там просто отоваривался, я не поверю.

Что ему нужно от меня? Если он действительно так богат, то не стал бы так настойчиво ухлёстывать за провинциальной училкой. Уверена, у него куча вариантов более удачливых и ухоженных женщин. Нет, я за собой тоже ухаживаю, конечно, но речь о другом. Я обычная. Не уродина, стройная, но не выгляжу на миллион, как все эти киски из соцсетей, вкладывающие в день только лишь в уход за волосами всю мою месячную зарплату.

Я не золушка из сказки, надо быть реалисткой. Тем более, этот Константин не обрюзгший старый толстосум, а молодой красавчик.

Может, я слишком пессимистка, но мне сложно поверить в его интерес, поэтому отношусь к происходящему с осторожностью. И тем не менее, сегодня я иду с ним на ужин. А значит, пусть я и планирую быстро расставить точки над и да уехать, мне нужно решить, что надевать. Не знаю, к чему он там привык, но супер дорогих платьев у меня нет. Надену то розовое, которое покупала на корпоратив ко дню учителя в этом году.

Захожу по дороге в магазин, вовремя вспомнив, что у меня остались только чёрные колготы, а под розовое платье нужны бежевые. По пути звоню маме, обещаю приехать на следующих выходных. Дома обедаю, смотрю, что нужно подготовить по урокам на понедельник. Выписываю на листок и прикалываю к пробковой доске над рабочим столом.

Времени пять часов, и тут начинаются звонки и сообщения в мессенджеры. Как раз у родителей конец рабочего дня.

“Как там мой за неделю?”

“Нас не было, сбросьте, пожалуйста, домашнее задание по всем предметам.”

Одно из моих любимых. Кажется, до некоторых так и не доходит, что они уже не в начальной школе, и классный руководитель может сообщить домашнее задание и тему пропущенного занятия только по своему предмету. Но ведь проще потребовать, чем озаботиться и позвонить другим детям или родителям.

Или вот ещё: “Можете глянуть, Саша правильно таблицу заполнил? Чтобы потом два не получил”. И непонятно, чем Саша отличается от остальных ребят, чьи домашние работы я буду проверять на уроке.

Понимаю, что время идёт, нужно ведь собираться, а я зависаю в чате. Это никогда не закончится, поэтому ставлю телефон на режим “дом” и иду в душ.

Конечно, особо фуфыриться ради Макарского я не собираюсь, но это не значит, что пойду на ужин будто пять минут назад закончила борщ варить или полы мыть. Мою волосы, сушу их феном и укладываю в крупные волны, подколов с одной стороны крупной заколкой с камешками. Дорогих украшений у меня нет, поэтому оставляю свои любимые серебряные серьги и цепочку-змейку с крупным камнем-подвеской.

В половину седьмого звякает сообщение в мессенджере. Карина.

“Ты уже собралась?”

“В процессе”

“Фотку шли”

Заканчиваю макияж и надеваю платье. Оно достаточно закрытое: декольте нет, вместо него квадратный высокий вырез на тесьмах, а от него спускаются рукава-воланы, приоткрывая плечи. Спина закрыта. Платье хоть и по фигуре, но ниже колена на пару сантиметров. Глядя на образ в целом, волосы решаю всё же подколоть. Так строже.

Фоткаюсь на телефон и отсылаю Карине.

“Училка!”

“Я и есть училка”

Отправляю ответ и смайл, высунувший язык.

“Губы накрась ярче и шпильки надень”

“Да, шеф”

Блокирую телефон и отбрасываю на диван. Под это платье кроме бежевых замшевых туфель на шпильке ничего и не подойдёт. Ну и в помаде своей любимой – сочной фуксии – я отказать не могу. Как раз под цвет платья, ну, может, чуть-чуть ярче.

Снова фотографирую на телефон своё отражение в зеркале и отправляю подруге, а в ответ тут же получаю стикер с поднятым вверх пальцем.

“Главный Орешек у тебя в кармане, Екатерина Валерьевна!” – стебётся Карина.

“Я тебя сейчас забаню!”

Отправляю злобный смайлик, и тут телефон вздрагивает прямо в руках. На экране высвечивается незнакомый номер. Я сначала удивляюсь, потому как ставила домашний режим, но вспоминаю, что сняла его, когда вышла из душа.

Мне много кто может звонить, но именно этот звонок, я уверена, от Макарского.

– Слушаю, – беру трубку и отвечаю ровно.

– Катерина, я жду вас у подъезда, – раздаётся бархатный голос, а у меня вдруг в ноги бьёт странный импульс, делая их слабее. – Вы готовы?

– Да, – отвечаю немного с задержкой, потому что слабость неожиданно перетекает и в горло, парализуя голосовые связки. – Сейчас спущусь.

Делаю вдох-выдох, набрасываю плащ, проверяю, положила ли в сумочку карту, телефон и немного налички, и выхожу.

Макарский ждёт на улице у машины напротив моего подъезда. Уже почти стемнело, и в густых сумерках, едва прочёркнутых на горизонте недалёкого пустыря потухающей розовой полосой, мужчина выглядит очень эффектно, что уж говорить. Снова в лёгком пальто до середины бедра, только теперь в сером, расстёгнутом. Руки так же, как и тогда на Мамаевом Кургане, в карманах брюк, на лице лёгкая полуулыбка.

– Шикарно выглядите, Катя, – делает комплимент, как-то по-особому произнеся моё имя, выделяя его приглушённой интонацией. – Готовы?

– К чему? – подхожу ближе и задаю вопрос, приподняв бровь.

– Хорошо провести время.

– Ну, выбора вы мне, Константин Львович, не оставили.

Я стараюсь говорить спокойным тоном, немного строгим, чтобы ему и намёка на кокетство не послышалось. Я не собираюсь с ним заигрывать. Он выглядит… опасным. Не как маньяк в маске и с топором, конечно, просто… мне сложно объяснить. Это какое-то внутреннее ощущение. Мне будто страшно отвести взгляд, выпустить его из поля зрения даже на мгновение.

– Возможность делать выбор самому переоценивают. Мы не всегда это осознаём, но часто сами желаем, чтобы кто-то сделал его за нас.

Ответить что-то я не успеваю, да и почему-то не решаюсь, а Макарский распахивает передо мной пассажирскую дверь своего громадного квадратномордого внедорожника, предлагая ладонь, чтобы я могла взобраться на ступень и сесть.

Самой на каблуках было бы глупостью совершать такой трюк, и я, незаметно втянув носом воздух в лёгкие, принимаю ладонь и поднимаюсь на подножку.

– Можно просто Костя, – он подмигивает и чуть сжимает мои пальцы своими тёплыми и немного грубыми, заставляя внутри колыхнуться странному чувству.

В автомобиле тепло и приятно пахнет кожей и мужским парфюмом. Убаюкивающе так… но мне сложно отделаться от ощущения, что я сейчас села в машину к самому дьяволу. Коту, который сожрёт меня, как мышь, даже не моргнув. Волку, который вряд ли даст Красной Шапочке даже выйти из леса, не то что дойти до дома бабушки.

Интуиция – не пустой звук, и мне не стоило её игнорировать…

6

В машине тепло, удобно и приятно находиться. Всё для того, чтобы можно было расслабиться, но я сижу будто на стёклах. Я не знаю этого человека, и понятия даже не имею, о чём с ним разговаривать. Что вообще ему может быть интересно в беседе со мной? Тетради, продукты по акции, сложности учебного процесса… Я не знаю, что обсуждают с такими мужчинами.

Он ещё и старше. Да, разница всего в девять лет, но кто знает. То, что может быть интересно обсуждать со мной простому парню за двадцать и богатому мужчине за тридцать, может в корне отличаться. А я как-то никогда и не дружила с мужчинами старше меня. Только с сокурсниками в институте и с ребятами из компании в посёлке, где выросла. Мужчины старше меня всегда смущали, что ли.

– Ты слишком напряжена, Катерина, – спокойно говорит Константин, отрывая взгляд от дороги и окатывая им меня. – Я не кусаюсь. Пока.

И подмигивает. Вот уж терпеть не могу шуточки такого рода. Но, странное дело, меня и правда немного отпускает, даже напряжение в плечах чуть спадает.

В ответ я поднимаю бровь, но решаю смолчать.

– Итак, – Макарский всё же решает сам начать разговор. – Школа. Можно спросить, почему?

Этот вопрос мне уже задавали, да и я сама у себя не раз спрашивала. Но однозначно так ответить и не смогла.

– Нравится, – пожимаю плечами. – Мне интересно.

– Зарплата в пятнадцать тысяч, ненормированный, по факту, рабочий день и неблагодарный труд в целом.

– Не всё измеряется деньгами, Константин.

– Не всё, согласен. Но многое, очень многое. А ты молода, талантлива. Тебя могло бы ждать куда большее будущее, Катя, чем работа рядовым учителем в школе.

Вот так одним предложением он оскорбил мой жизненный выбор, сделанный сознательно. Или оттуда, с Олимпа, не видно, что люди обыкновенные так и живут?

– Не вижу ничего зазорного в работе рядовым учителем, – говорю сдержанно. – Работать с детьми интересно. Они удивительные. Искренние, открытые, пусть и часто сложные, но куда более настоящие и приятные, чем некоторые взрослые.

Макарский продолжает движение после остановки на светофоре и выруливает на Первую продольную, ведёт машину в сторону Набережной.

– Я тебе неприятен? – поднимает брови, снова отвлекаясь от дороги.

– Я этого не сказала, – стреляю в него взглядом в ответ. – Но вы за пять минут общения успели обидеть меня, нелицеприятно высказавшись о моей профессии.

– Прошу прощения, Катя, – говорит мягко, снова со странно отдающими во мне вибрациями произнося моё имя. – Ты отличный специалист, серьёзно. Я заслушался у тебя на уроке.

Я вроде бы и не лев по гороскопу, но почему-то откликаюсь на лесть, даже когда чётко вижу, что это она. Постоянно себя за это ругаю, но поделать ничего не могу. Щёки сами теплеют и хочется улыбнуться.

Что, собственно, я и делаю, взглянув на Константина.

– Спасибо.

На этом разговор заканчивается и повисает пауза. Я смотрю в окно, Макарский следит за дорогой в лобовое.

На улице уже совсем стемнело, но яркие огни витрин мерцают красиво, освещая всё вокруг. Мы съезжаем ниже, откуда видно Центральную Набережную Волги. Колонны, фонтаны, аллеи вдоль реки подсвечены огнями, на самой воде светятся точками ярких окошек пароходы, отражаясь на зеркальной глади.

– Красиво, правда? – негромко спрашивает Константин.

– Да. Когда я училась в педуниверситете, гуляла здесь почти каждый день.

– А сейчас?

– А сейчас… некогда.

А я ведь как-то и не задумывалась, что уже три года как почти не прихожу на Набережную. Университет и общежитие тут недалеко, а вот сейчас я снимаю квартиру в Дзержинском, рядом со школой. Вроде бы сесть на автобус и приехать к Волге и недолго, но… всё как-то не до этого.

Машина вдруг сворачивает в проулок и тормозит.

– Приехали? – удивлённо смотрю на Макарского. Тут вроде бы как нет ресторана. Чуть дальше – да, но там есть парковка.

– Почти.

Он выходит из автомобиля, обходит и открывает передо мной двери.

– Прошу, – подаёт руку с улыбкой.

Я выхожу и запахиваю плащ. Вечер, несмотря на конец октября, тёплый, но от близкой воды тянет прохладой. Не хотелось бы простудиться, ведь на носу конец четверти, нужно отметки выставлять.

Мы спускаемся вниз по аллее и направляемся к колоннам. Я действительно очень скучала за этим местом, что сейчас даже на мгновение забываю, что я не одна, и просто наслаждаюсь видом на Волгу.

– Ты из Волгограда? – мужчина напоминает о своём присутствии.

– Из пригорода. А вы?

– Из Москвы. Здесь по делам бизнеса.

– Скоро уедите? – говорю нейтрально, чтобы он ещё вдруг не услышал в моём голосе сожаления, которого там, естественно, нет.

– Пока не знаю. Я только начал работать. Регион перспективный, планирую задержаться на несколько месяцев, а там посмотрим.

Мы идём вдоль парапета по аллее, а потом Константин предлагает спуститься к самой воде, указывая рукой на светящееся небольшое здание, стоящее на площадке, выступающей прямо над гладью реки. Так вот в какой ресторан он решил меня сводить. Одно из самых шикарных и дорогих мест в городе.

Макарский открывает передо мной двери, и мы входим внутрь. Отдаём верхнюю одежду встретившему нас администратору, который указывает на залу слева и сообщает, что столик уже накрыт и ждёт нас.

Я бывала пару раз в ресторанах, но не таких. Подобные видела только снаружи.

Зала небольшая, всего на шесть столиков, и все они сейчас пусты. Только один накрыт, для нас, очевидно. Негромко играет музыка. Тона в интерьере сочные, но не яркие. Декор тёмным стеклом и деревом, тёмные столики, фиолетовые мягкие кресла, подсветка тоже мягко-сиреневая, но когда мы входим, включается дополнительный теплый жёлтый свет.

Константин отодвигает один из стульев, предлагая мне сесть за стол.

Учтивый, воспитанный, но тот огонёк опасности, что мерцает внутри меня, всё же не гаснет совсем. Это не та опасность, которая маячит, когда идёт вечером одна и встречаешь компанию дворовых парней навеселе. Тут иное. Что-то более размытое, расплывчатое, не определимое с первого взгляда, но от этого не менее тревожащее.

Макарский присаживается напротив и придвигает ко мне красивую кожаную фиолетовую папку с надписью «Меню», только когда я его открываю, с удивлением обнаруживаю, что там не бумажные листы, а планшет.

– Я здесь впервые, – говорит он, – но меня заверили, что тут отменные блюда из морепродуктов.

– Предпочитаю мясо, – раскрываю меню, читаю названия, но слабо себе представляю, что под ними скрывается. И цен напротив тоже нет.

Нажимаю на случайное наименование, и выпадает картинка с блюдом и ниже список ингредиентов. Удобно вполне.

Жму на стейк и овощи на углях, в меню они становятся красными, а внизу появляется кнопка «Отправить заказ», что я и делаю.

Константин наблюдает украдкой за мной, но заказ делает почти одновременно. Ещё не успеваем отложить планшеты, как рядом материализуется официант с бутылкой вина, наполняет два бокала и так же молча исчезает.

Я чувствую себя напряжённо, даже боюсь ненароком звякнуть прибором или пролить воду, которую я предпочла пока вину. Слишком уж цепкий взгляд у мужчины напротив, чтобы позволить хмелю затуманить разум.

Мы перекидываемся ещё парой транзитных фраз о предпочтениях в еде и любимых кухнях. Нам приносят заказ, и я всё же решаюсь сделать глоток вина. Константин тоже пьёт, пояснив, что вызвал водителя, чтобы тот отвёз нас обратно.

Я не сильно представляю, о чём ещё мне говорить с Макарским, особенно под этим его изучающим взглядом, поэтому задаю вопрос открыто.

– Константин, и всё же. Вы уже извинились. Зачем вам этот ужин?

Он смотрит на меня ровно секунду, а потом говорит с абсолютно непроницаемым лицом:

– Хочу, чтобы ты стала моей любовницей, – он говорит это так просто, будто мы обсуждаем погоду.

Несколько секунд не знаю, как на это реагировать. В такой ситуации я оказываюсь впервые. Да и вообще, не привыкла к подобному напору.

– Вот так заявочки, – одергиваю строгим голосом учителя, сложив с приглушённым звоном приборы в тарелку.

Внутри появляется дрожь, и кажется, будто я вот-вот рассыплюсь от напряжения. Передо мной, увы, не зарвавшийся школьник, а взрослый мужчина.

– Не люблю ходить вокруг да около. Тебе тоже советую завязывать, – смотрит остро, он абсолютно спокоен.

– Что ж… Спасибо, – резко встаю и иду к выходу из ресторана.

Как вдруг проход загораживает охрана. Когда мы сюда пришли, их тут не было. А теперь двое крупных мужчин в костюмах делают друг к другу короткие шаги, ясно давая понять, что проход для меня закрыт. Сердце делает кувырок, болезненно приземляясь на привычное место и оставляя после этого кульбита в груди тянущее ощущение. Оборачиваясь на своего спутника, осознаю: уйти мне сегодня не позволят.

Макарский смотрит мне в глаза бесконечные несколько секунд, а потом по его губам скользит всё та же кривоватая улыбка. Едва заметная. Он коротко кивает охранникам, и те снова отступают в стороны, пропуская меня.

Дыхание рвётся из груди, когда я, выхватив из рук администратора свой плащ, выскакиваю на улицу. Под ложечкой сосёт, в пальцах дрожь.

Он дал мне уйти. Отпустил. Но намёк и предупреждение я уловила.

***

Порыв ветра бьёт мне прямо в лицо. Когда он только успел подняться? Чтобы вызвать такси, надо немного пройти, тут пешеходная зона, стоянка чуть выше.

Дрожащими руками я туже затягиваю пояс плаща, пожалев, что решила купить этот, без капюшона. Он показался мне более классическим, и я решила, что на работу ходить лучше в нём, да и цвет спокойнее.

Каблуки стучат слишком громко, как мне кажется, когда я быстро поднимаюсь от Волги по ступеням на верхнюю часть Набережной. Погода портится, и людей гуляет немного. Обернувшись, вижу у ресторана две крупные мужские фигуры, они явно наблюдают за мной. Но преследовать, кажется, к счастью, никто не собирается.

А может это я себе просто возомнила? Кому я там нужна? Отказалась от предложения и Бог со мной. Такому, как Макарский, долго искать не придётся.

До стоянки такси я не добегаю, прямо возле меня, когда собираюсь переходить дорогу, останавливается такси, высаживая пассажиров. Туда я и ныряю.

– Дзержинский, – говорю водителю, а потом уже по пути уточняю адрес.

Во время пути не могу сдержаться и пару раз смотрю в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, не едет ли сзади квадратномордый внедорожник.

Паранойя, Катя, паранойя. Или у тебя слишком раздутое самомнение и переоценка собственной важности в жизни и желаниях других людей.

Когда оказываюсь в квартире, запираю двери на оба замка, что делаю нечасто. Обычно на один, хотя мама, приезжая в гости, всегда меня за это ругает. Не то чтобы я сейчас боялась, что Макарский ворвётся ко мне в квартиру, просто так спокойнее мне.

Сейчас приму душ, налью себе чаю с лимоном и сяду готовиться к урокам. Или книгу почитаю, как раз только вчера скачала интересный постап. Нырну с головой, и неприятное чувство отпустит.

А ведь оно царапается там внутри. Любовницей! Надо же… так и заявил, прямо в лоб. Видите ли, не любит он вокруг да около ходить, ещё и мне “завязывать” дал совет.

Унизительно как.

Да и в ваших советах, господин Орешек, я не нуждаюсь. Так что, идите лесом.

Вот.

Мысленно распушив пёрышки гордости, я снимаю платье и ухожу в душ. Приходится поморочить голову с настройкой воды, потому что котельная вечером снова пустила по горячим трубам кипяток. И то ли у меня смеситель стоит плохой, то ли правда что-то с давлением у горячей и холодной воды, но настроить душ с первого раза просто нереально. То холодная идёт, то резко кипяток прямо. Не расслабляющий душ, а только нервирует. Эх. Вот чай и книга меня точно успокоят.

После душа я натягиваю пижаму с авокадиками, подаренную Кариной на день учителя, распускаю волосы и иду включать чайник, как вдруг телефон пиликает входящим сообщением.

“Ты как там, жива? Орешек не съел? Гы. Не три орешка для золушки, а золушка для орешка”

Ну, Карина.

“Пытался. Я уже дома”

“Как?!” – так и вижу удивлённые глаза подруги, у неё прям в таких ситуациях какое-то особое, фирменное выражение.

“Долгая история”

“Так. Выхожу”

Карина живёт в соседнем доме, она замужем уже год, но муж часто отлучается в командировки, поэтому Каринка периодически забегает ко мне на чай. Она лёгкая, весёлая, открытая, у неё нет привычки осуждать людей, а я эту черту очень ценю.

“Ок” – отсылаю ей и иду долить в чайник больше воды.

Наверное, ей так не терпится узнать подробности моего неудачного свидания с мистером Орешком, что она звонит в двери уже через пять минут. Будто сидела одетая уже.

– Быстро ты, – распахиваю двери и тут же столбенею.

Потому что на пороге совсем не Карина.

– Торопился как мог, но пришлось задержаться.

Макарский стоит на пороге моей квартиры, держа в руках бутылку вина. Абсолютно спокойный и расслабленный, будто это совсем не он чуть больше часа назад сделал мне похабное предложение, ещё и намекнул, что у него достаточно силы и власти, чтобы у меня не было возможности отказаться.

Я не сообщала ему ни где работаю, ни где живу, ни свой номер телефона. Надо полагать, для того, чтобы добыть эти сведения, возможности у него тоже имеются. И вот сейчас, почти в десять вечера, он находится у меня на пороге, и я ловлю себя на том, что мне страшно. Я его не знаю, но уже той демонстрации силы и настойчивого интереса достаточно, чтобы я почувствовала себя уже не просто неуютно, а очень даже не в безопасности. В данный момент успокаивает лишь то, что сейчас должна прийти Карина.

– Что вы здесь делаете? – говорю как можно более холодно, но стараюсь, чтобы не прозвучало хамски, потому что злить его мне не хочется.

– Я, кажется, испугал тебя, Катя, – он упирается плечом в косяк моей двери. – Хотел бы сгладить впечатление.

Вот только в голосе ни капли сожаления. Тот же внимательный прищур, кривоватая полуулыбка, абсолютное спокойствие и расслабленность.

– Вы как-то много извиняетесь, – складываю руки на груди.

– И не говори, что-то косячу на каждом шагу. Наверное, так на меня ты влияешь.

– Тупой подкат.

– Кать, – поднимает брови, будто мы говорим о каких-то бытовых вещах или обсуждаем политику, – я хотел по-взрослому, чтобы время не терять. Но если тебе нужно всё это: цветочки, конфетки, там, то окей.

Вот козёл. Это он так реально извиняться решил? Я с ним даже разговаривать не хочу!

Подкатываю глаза и просто хочу захлопнуть дверь перед носом наглого мистера Орешка, но внезапно это сделать не получается, потому что он её удерживает. А мне приходится сглотнуть, потому что тревога большой скользкой змеёй сворачивается внутри, и в горле моментально пересыхает.

Блин, Карина, ну где же ты?

– Уберите руки, – говорю напряжённо. – И уходите.

– Нет.

– Нет?

– Катя, ну правда. Да, я был слишком резок, признаю, стоило сначала пообщаться, дать тебе возможность узнать меня ближе.

– А меня вам ближе знать не нужно? – поднимаю брови, просто уже шалея от его наглости.

Мне совсем не нравится его взгляд. Я чувствую его на своей коже, физически ощущаю, как он скользит им по моим губам и шее и словно обжигает. Сердце в груди колотится всё быстрее, мне становится жарко, хочется облизать пересохшие губы, но я понимаю, что этого сейчас делать не следует.

– А я готов делать это в процессе. Общения, – кажется, будто он делает над собой усилие, чтобы вернуться взглядом к моим глазам. – Не бойся меня, Катя. Ничего плохого я тебе не сделаю. Обещаю.

После этих его слов хочется выдохнуть, но как-то не получается.

– Если боишься пригласить, выходи сюда, – вдруг улыбается и делает шаг назад. – Только стаканы вынеси.

– Будем бухать в подъезде? – складываю руки на груди и даже хочется хихикнуть.

– Ну…

– Кто собрался бухать в подъезде? – слышу сзади мужчины голос подруги. – У Катюхи тут такие соседи, что потом не то что вся школа знать будет, а и по новостям передадут.

Каринка становится сбоку от Макарского, и я немного расслабляюсь. Однако после следующих её слов, мне хочется дать ей по лбу.

– Так что лучше давайте скорее зайдём в квартиру. Нечего тут бутылками с вином размахивать.

Я бы и хотела возразить, только, кажется, уже поздно, потому что, потеснив меня, подруга проходит в прихожую. А за ней и мистер Орешек.

7

Константин

– Это кто?

Лина садится на диван рядом, отбросив полу шёлкового золотистого халата, и кладёт ногу на ногу, тянется за бокалом с вином, по-кошачьи прогнув спину.

– Одна интересная девушка, – листаю в телефоне фотки страницы Катерины в соцсети.

С котом, с большим стаканом молочного коктейля, с какими-то малолетками, а тут только кроссовки. О, вот классная – среди зелёных веток дерева в шляпке.

– Имеешь на неё виды?

– Угу. – Интересно, что это за хер возле неё на следующей фотке? Насколько мне известно, маленькая училка не в отношениях.

– А она в курсе? – Лина делает глоток и блядски облизывает губы.

– А ты никак ревнуешь, солнышко? – поднимаю бровь и смотрю на женщину.

Лина откидывает голову назад и смеётся, продемонстрировав два ряда идеально ровных белоснежных зубов.

– Ради Бога, Костя, – переводит на меня свой кошачий взгляд. – Чтобы тебя ревновать, тебя надо любить. А я…

– Любишь своего Серёженьку, да-да. Но тебе мало его маленького члена, поэтому ты приходишь ко мне.

Беру Лину за подбородок и слегка приподнимаю её голову, заглядывая в глаза. Сладострастная сучка, по уши влюбившаяся в ботаника-импотента. И пока он там проектирует свою генную инженерию, Лина предпочитает наполнять себя моим членом. И самое интересное, Серёженька в курсе, что она трахается на стороне, но его это либо устраивает, либо он так сильно боится её потерять, что закрывает на это глаза.

– Что именно тебе нравится в девчонке? – я встаю, а Лина сползает на колени, заводит пальцы с длинными ногтями за пояс моих расстёгнутых джинсов, натянутых на голое тело после секса.

Губы. Блядь, какой же охерительный у неё рот. Ещё тогда, в первую встречу в супермаркете, когда её глаза от негодования сверкали как грозовое небо, я заметил, какой сексуальный у неё рот. Полные губы бантиком, объёмные, сладкие, видно, что натуральные. Мне как безумному захотелось потрогать их прямо там, ощутить пальцами, насколько они мягкие и приятные. Она раскукарекалась, наехала, а я только мог смотреть на жемчужные зубки и мелькнувший розовый острый язычок. Даже распереживался, что мой стояк заметят.

Когда она пришла в ресторан, первое, что мне хотелось, это сжать её щёки и стереть пальцами эту грёбаную помаду. Размазать по щекам, а потом хорошенько отыметь её рот. Сначала языком, а потом и не только.

И я это сделаю. Обязательно, блин, сделаю. Мышка может прятаться и бегать от меня сколько хочет, но я обязательно распробую её рот всеми возможными способами.

Лина вытаскивает мой член, сжимает тонкими пальцами и погружает до корня себе в рот.

Охуенно.

Так приятно то, что она там делает своим языком. Я запускаю пальцы ей в волосы и наблюдаю. Не люблю закрывать глаза, мне нравится смотреть. И сейчас, глядя, как скользят губы Лины, я представляю на её месте на коленях свою училку. Никуда ты, моя зайка-Зайченко, не денешься, подёргаешься, подуешься, а потом сдашься. И станешь сама просить о встречах.

Маленькая гордая птичка.

Лина наращивает темп, проводит ногтями по бёдрам, легонько царапая, чем запускает волну электричества по моей пояснице. Хорошо же как, пиздец.

– Давай, детка, ещё, – говорю хрипло. – Я потом тебя возьму, как ты любишь, пожёстче.

Лина обещание моё обязательно возьмёт на карандаш, не забудет напомнить. После нежностей в постели со своим Серёженькой, она течёт, когда я просто сжимаю в кулаке её волосы.

Яркая вспышка оргазма ослепляет, и я прижимаю голову Лины к паху, пока сперма стреляет ей в горло. Кайф. Охрененно.

– Спасибо, котик, – подтягиваю штаны и уваливаюсь обратно на диван.

– Котиком будешь свою лапочку из телефона называть, – Лина поднимается на ноги и поправляет на плече халат, съехавший и оголивший грудь. – У тебя десять минут, Макарский, откисай и приступай к обещанному.

– Да, ваше величество, – разочарованно сминаю в ладони пустую пачку из-под сигарет и отбрасываю её обратно на столик, а Лина убегает в ванную.

Но возвращается она оттуда озабоченной. Сообщает, что позвонил Серёженька и попросил забрать его с работы, нужна вроде как помощь его маме, к которой они потом поедут. Короче, Лина сваливает, оставляя меня откисать на диване и дальше.

Я вытягиваюсь, глядя в потолок. Самолёт в Волгоград завтра. Пришлось на пару дней вернуться в Москву, ребята из головного офиса натупили с важной сделкой, так что нужно было кое-что разрулить, но пора снова возвращаться покорять Поволжье.

И нет бы думать о бизнесе и о стратегии развития сети в области, я же гоняю в голове только мысли о своей училке. Пока ещё не моей, но это детали. Временный статус.

Как раз у неё была передышка в несколько дней, время осмыслить, подумать. А мне – успокоиться. Думаю, я перегнул с ней. Катерина – гордая птичка. Училка как есть. Я слишком её хочу, чтобы спугнуть. И давить же не хочется.

Подружка её тогда вовремя появилась. Болтливая, весёлая, но присматривалась ко мне внимательно. Я сперва даже подумал, что решила сама склеить, раз уж Екатерина Авокадовна по большей части сидела на стуле, поджав под себя коленки и молчала. Но я ошибся, Карина эта, по ходу, из той когорты подруг, что собирают на мужчину, интересующегося её подругой, полное досье ещё похлеще, чем ФСБ.

Сама же Катерина была зажата. Сарказм, который в ней бурлил в предыдущие встречи, как-то притих. Прикусила язычок зайка-Зайченко, глаза отводила и даже несколько раз краснела. Милая такая, уютная в своей пижаме смешной. Вот вроде бы штаны по щиколотки, рукав длинный, вырез под горло, а ещё больше её захотелось. На меня так лифчики и трусы кружевные Лины не действовали, как эти авокадики.

На вино больше налегала подружка, Катя тоже не отказалась, чуть больше бокала выпила.

Квартира у неё, конечно, дырень ещё та. Ещё и съёмная. Надо ей что-то поуютнее найти. Уже вижу, как брыкаться будет, но никуда не денется. А то в этой даже внизу в подъезде двери с домофоном нет, про консьержа я уже молчу. Моя девочка должна быть в безопасности, так мне будет спокойнее.

Ушли мы с Кариной тоже одновременно, конечно же. Вышли из подъезда молча, но потом она вдруг повернулась и, прищурившись по-нетрезвому, прошипела:

– Слушай, мистер Орешек, не знаю, что у вас там на ужине произошло, но мне не понравилось, как Катюшка выглядела дома. Обидишь её и я тебе…

– Что? – ответил ей, усмехнувшись.

– Что-что, – насупилась училка номер два, – надо что!

– Ладно, мисс Мозгоправ, я понял. Твою подругу обижать нельзя, а то ты “надо что”. Уже боюсь.

– Не умничай. И я логопед, а не мозгоправ.

– Да какая разница.

– Большая, вообще-то, – оскорбилась Карина. – Ладно. Не провожай, сама добегу. Но ты меня понял.

Да я особо провожать и не напрашивался так-то. Логопед, блин. У самой вон и язык, и ноги слегка заплетались спьяну.

Интересный народ эти училки. Эта замужем и мне неинтересна, а вот зайка-Зайченко очень даже. Так что я, предвкушая скорую встречу, звоню одному из своих людей, что остался в Волгограде. Он сообщает, что дела с сетью идут по плану, логисты готовят перспективу сети по региону, ждут меня, а вот по поводу моей училки не радует. Оказывается, в школе каникулы, и она умотала к каким-то родственникам в Сочи. Интересно. Думаю, логисты ещё пару дней поработают без меня, а вот офис Краснодарского края уже давненько не видел папочку.

8

Катерина

В Волгограде уже пятый день дожди, небо серое и унылое. А Сочи встречает меня теплом, солнцем и голубым небом. И отличным настроением.

– Привет, Катюха, – двоюродный брат обнимает и целует в щёку. – Погреться приехала? Слышал, у вас там уже осень во всю.

– Да, ещё как. Деревья облетели, всё голое, дождит. Ночью уже и заморозки.

Захар забрасывает мою дорожную сумку в багажник своей машины, приглашает в салон и вручает стаканчик с кофе и большой рогалик с шоколадным кремом. Надо же, помнит! У них там недалеко от дома булочная есть, мимо не пройти. Запах на всю улицу. Каждый раз, приезжая, я первым делом иду туда.

– Они сегодня раньше закрываются, ты не успеешь, – комментирует такой сервис брат и заводит машину. – Рассказывай, как дела, и почему целых три года не приезжала?

– Да как-то… ну ты же сам в курсе. Работа, – пожимаю плечами.

– Маме моей сама будешь объяснять, почему её “пельмешка” три года носа не показывала, – смеётся Захар. – Кстати, вечером у родителей запланирован ужин, я буду знакомить их со своей девушкой.

– О! – пищу от восторга. – У строгого доктора наконец-то появилась девушка! Надо с ней винца накатить, а то та твоя Анька, бывшая, всё нос воротила от меня.

– Никакого винца, Вика беременна.

– Оич, – смотрю на брата без отрыва, не в силах сдержать расползающуюся улыбку, а он будто специально игнорит мой пытливый взгляд. Да-да, типа внимательно следит за дорогой.

– Так, сейчас по конопушкам получишь, – даёт мне лёгкий щелчок по носу, всё же обернувшись, пока стоим на светофоре, и мы оба смеёмся.

Врёт всё! Никаких конопушек у меня нет. Были в детстве, и я стеснялась, а Захар любил над этим подтрунивать.

Мамина старшая сестра, тётя Галя, встречает меня громкими радостными возгласами и крепкими объятиями. Расцеловывает, как и в детстве, треплет за щёки, причитает, что давно не была и тётушку совсем позабыла. Она вообще полная противоположность моей матери – громкая, яркая, активная, всегда жизнеутверждающая. Будто они и не сёстры вовсе.

В детстве я каждое лето приезжала погостить у тёти Гали. Пальмы, море и влажная жара были диковинными после пыльного лета Волгограда, хотя воды вокруг него тоже достаточно. Но ещё больше мне нравилось навещать тётушку зимой. Из морозного Поволжья в лёгкую и тёплую зиму Сочи. Я даже зимнее пальто с собой не брала, только осеннюю куртку. Гулять у моря зимой по-своему приятно. Оно тёмное, не такое лазурное, как летом, более строгое какое-то, что ли. Будто напоминает, что оно – сила, с которой надо считаться. Я гуляла вдоль берега и фантазировала. Выдумывала в своей голове всякие истории про морских божеств и тайны затонувших кораблей. Мечтала написать приключенческий роман, когда стану взрослой, и что его опубликуют, а потом я увижу свои книги на полках в книжных магазинах, которые я так любила. Я и сейчас их люблю, но предпочитаю читать с электронных устройств.

Тётка усаживает меня на кухне и начинает расспрашивать о жизни, о работе, о родителях. Самой ей присесть некогда, сегодня ведь Захар приведёт знакомиться свою девушку, и тётя Галя хлопочет по кухне. На мои неоднократные предложения помочь, только отмахивается.

– Ты только с самолёта, детка, отдыхай.

Настаивать и спорить с тётей Галей бесполезно, так что я сижу за столом, глажу её рыжего здоровенного кота и попиваю чай.

Спокойно так, хорошо! И никаких Орешков.

Вечером приезжает Захар со своей девушкой. Оказывается, тётя Галя и дядя Лёня её знают – Вика, так её зовут, училась с Зерновым в одном классе. Надо же как бывает. Я вот время от времени на работе тоже задумываюсь. Ребята учатся вместе столько лет. Общаются, дружат, или наоборот, враждуют. Но никто не знает, как их жизни сложатся после школы. Они уходят, меняются, некоторые не всегда в лучшую сторону. А бывает и вот так: столько лет плечом к плечу за одной партой, а спустя года оказывается, что это твоя вторая половина.

Вика мне нравится с первого взгляда. Не то что эта высокомерная коза Анька, которая несколько лет выносила брату мозг. Стерва та ещё была. Он успешный акушер-гинеколог, а его бывшей это не нравилось. Они же и расстались почти перед свадьбой по этой причине. Анька ему условие поставила: или она, или работа. Ну Захар и сделал единственно верный выбор. Помню, как я радовалась, когда тётя Галя позвонила и рассказала. Да, это было не очень красиво, брату-то было грустно, но я тихонько. Ему только потом сдержанно посочувствовала, но от Захара истинных чувств не скроешь, он очень проницательный. Я тогда приехала, и мы с ним оттянулись в баре хорошенько. Он даже не умничал, что я пропью все свои яйцеклетки, как когда-то до этого, когда я, едва став совершеннолетней, наклюкалась дяди Лёниного вина, и думала, что просто умру. Яйцеклетки меня тогда не сильно волновали, всё чего мне хотелось, чтобы мир перестал вращаться с такой скоростью.

А вот Вика правда очень хорошая. Милая, но не слащавая, не пытается играть роль, чтобы показаться родителям Зернова лучше, чем она есть. Умная, по глазам видно, кажется, немного строгая. Животик выпирает совсем чуть-чуть, но не раз за время ужина замечаю, как трепетно, едва заметно она к нему прикасается, и как при этом светятся её глаза.

– Одобряю, брат, – легонько бью кулаком в плечо, выходя к Захару на веранду, пока тётя Галя берёт Вику в оборот. – Классная она.

– Спасибо, – смеётся он. – Знаешь, как-то всё так негаданно вышло. Ну а ты как? Правду мама сказала, что за тобой ухлёстывает поклонник?

Тётя Галя, видимо, пообщалась с моей мамой, которой случайно проболталась Карина о мистере Орешке. Ничего такого она не сказала, ляпнула просто “что-то давно твоего ухажёра на чёрной тачке не видать”, когда я с мамой на громкой связи разговаривала. Мама и стала выспрашивать. Я ей детали рассказывать, конечно, не стала, она же волноваться будет. Просто сказала, что да, появился такой, но меня он не интересует.

И вот тётя сегодня прямо за столом и ляпнула, что я игнорю мужика, а всё потому, что всё своё время посвящаю школе, и так никогда замуж и не выйду.

Я на тётушку не обижаюсь, такой вот она человек. Ляпнет что-то, а потом сама переживает. Но, кажется, в этот раз она не считает, что сказала что-то не то.

– Есть один, да. Но я даже не знаю, подходит ли ему такое слово – поклонник. Он сам мне не подходит, Захар. Так что надеюсь, он скоро отвалит.

– Хочешь, я с ним поболтаю?

– О нет! – пугаюсь, брату не нужны проблемы, а Макарский как пить дать устроит их, если захочет. – Не нужно, Захар. Я сама.

Он пару секунд смотрит своим внимательным въедливым взглядом, но вроде бы соглашается. А я перевожу тему и радуюсь, когда к нам выходит Вика. Брат мой хоть и интеллигентный доктор, а по морде съездить кому-надо может. Так что лучше ему детали не рассказывать.

Вечер проходит в тёплой, домашней обстановке. Вика и Захар признаются, что ждут девочку. Они вообще такие милые. Ближе к восьми они уже собираются, потому что Вика устала, да и вообще, самому Захару завтра в клинику, тёте Гале на работу.

Я помогаю убраться со стола и в десять валюсь спать как подкошенная. У меня в доме тёти и комната своя есть. На кровати, застеленной розовым покрывалом, сидит большой розовый слон, которого тётя Галя и дядя Лёня подарили мне на десять лет. Они всегда хотели ещё и девочку, но жизнь распорядилась так, что после Захара тётя Галя больше не смогла родить. Так что отрывались они на мне, и я утопала в розовом, мягких игрушках и куклах, когда приезжала к ним. Мама ещё всё переживала, что они меня избалуют.

Забравшись под одеяло, я обнимаю руками и коленями розового слона и закрываю глаза. И перед сном почему-то думаю о Макарском. О его внимательном, будто в душу проникающем, пристальном взгляде, о кривой усмешке, которая, когда мы втроём пили вино в квартире, не казалась мне столь наглой и саркастичной, как в ресторане. А ещё меня почему-то царапало, когда он рассматривал Карину.

Вот если даже предположить, что где-то в параллельной вселенной, другая Катя Зайченко, без оглядки на мораль и собственные представления правильности и неправильности, приняла бы предложение Макарского? Каково бы это было?

Во рту становится как-то суховато, и я переворачиваюсь на другой бок. Так хотела спать, а всё никак. Перед глазами мелькают непрошенные картины, как длинные, немного узловатые мужские пальцы скользят по моей щеке, как кожа реагирует на них румянцем. А потом они одну за другой цепляют пуговицы на моей блузке, расстёгивают и снова скользят по коже…

– Балда! – ругаюсь сама на себя, снова ворочаясь. – Фу, Катя, что за бред. Спи давай.

Да. Завтра я поеду к морю, и оно своей свежестью, прохладой и солью на губах выветрит все эти глупости о параллельных вселенных. Подарит спокойствие и ясный ум.

Но море оказалось бессильным…

9

Так хорошо просто расслабиться и дышать полной грудью. На Ривьере сейчас пустынно, по сравнению с летом, людей совсем немного. Несколько небольших компаний гуляют, фоткаются, небольшая группа студентов сидят на сумках прямо на гальке чуть дальше. Я же подхожу к самой кромке, вглядываюсь в линию горизонта и просто расслабляюсь.

Море тёмное, но спокойное, выталкивает белую пену на кромку. Чуть дальше по краю топчутся чайки, выискивая себе чем полакомиться. Я прикрываю глаза и дышу глубоко и спокойно.

– Прекрасный вид, не так ли? Расслабляет, – слышу рядом негромкий голос, и в первые секунды даже думаю, что мне просто показалось. – Люблю море.

Распахиваю глаза и оборачиваюсь. Нет, не показалось.

– Что вы здесь делаете?

– Привет, Катерина, – Макарский улыбается. – То же, что и ты, очевидно, – отдыхаю, наслаждаюсь морем.

Он невозможный. Я ни за что не поверю, что Константин оказался тут случайно. Таких совпадений не бывает.

– Вы меня преследуете, – говорю без вопросительной интонации. – Это уже тянет на уголовку.

– Чем докажешь? – приподнимает брови. – Я здесь по делам бизнеса. И вообще, может, это ты на меня зуб заимела за случай в супермаркете и преследуешь?

– Так обратитесь в полицию, – сердито складываю руки на груди.

Его глаза почти такого же цвета, как сейчас море. Будто оно отражается в них. Не лазурно-голубые, но и не серые. Светлые, кристально-чистые, будто идеально-прозрачная вода. И смотрит так открыто, что я даже тушуюсь, мне становится как-то вроде бы и совестно за свою грубость.

– А если камера будет слишком маленькая, и я там тоже буду? – подмигивает.

Ну вот что он за человек? Нельзя без этих подколов и шуточек? И без этого взгляда, вызывающего странное ощущение на коже. Только я устыдилась своего поведения, как он вворачивает свои шуточки.

Странный он вообще. Я совершенно не понимаю, как себя с ним вести. Он то шутит, то вдруг выдвигает невероятное по своей наглости предложение, вполне серьёзно давая понять, что игры с ним – вещь небезопасная. Как кобра, завораживает, своим спокойствием, позволяя расслабиться жертве, но в любой момент может ужалить. Опасный и непредсказуемый для меня. Когда он рядом, я не чувствую себя в безопасности.

Спокойствие, подаренное морем, рушится, распадается на пиксели, но мне удаётся сохранить невозмутимый вид и не поддаться на провокацию.

– Я думала, мужчин и женщин держат отдельно, – отвечаю, не моргнув. – Так как вы меня нашли, Константин? Слежку приставили?

– По поводу раздельных камер – решаемо. Везде работают люди, Катя, и все они любят деньги, – кивает на мой смартфон. – В том числе и в компании мобильного оператора.

Вот он цифровой век – можно найти кого угодно и где угодно. Я даже понимаю в чём-то нашего соцпедагога, которая так негативно относится к современным устройствам.

– Прогуляемся? – показывает рукой вдоль пляжа.

Пожимаю плечами и, засунув руки в карманы плаща, начинаю медленно идти. Константин тоже шагает рядом. Он снова в лёгком распахнутом настежь пальто, только уже тёмно-песочном, водолазке под горло и серых джинсах. Морской лёгкий ветер доносит до моего обоняния ненавязчивый запах мужского парфюма. Приятный, не резкий, такой же обманчиво-спокойный, как, на первый взгляд, и его хозяин.

– У тебя в Сочи родственники? – спрашивает, пиная камешек.

– А оператор мобильной связи не сказал? – выгибаю бровь. – Или потребовал ещё доплатить?

– Я у него не спрашивал, – усмехается Константин. – Катя, давай мириться. Ты шипишь на меня, как котёнок, забившийся в угол. Кстати, можно я так и буду тебя называть? Китти Кэт – котёнок Кэт, как звала Скарлетт свою дочь в книге Александры Рипли.

– Вы читали «Скарлетт»? – удивлённо смотрю на Макарского. – Вот уж неожиданно.

– Когда-то в ранней юности. Я гостил у бабушки и заболел. Телевизор она включать до вечера почему-то не разрешала, а из книг у неё были только любовные романы, вот я парочку и прочёл.

Это кажется таким необычным и странным, а особенно то, что он запомнил такой момент, что я даже не сразу отвечаю на первый вопрос.

– И нет, не надо меня так звать. Звучит пошло и как название кошачьего корма.

– То есть кошачий корм звучит пошло?

– Нет! Я не об этом.

Останавливаюсь и снова сердито смотрю на него. Вот же гад. Это талант – любое слово другого человека вывернуть наизнанку и постебаться с этого.

– О, ну наконец-то, – он переводит взгляд в сторону небольшого пирса, откуда доносится шум мотора. – Ты опоздал, – говорит громко.

– Извините, Константин Львович, – выкрикивает мужчина, бегом направляясь по пирсу к нам. – Больше не повторится.

Макарский игнорирует его извинения и поворачивается ко мне.

– Катя, предлагаю всё же продолжить наш ужин, трансформируя в обед. Как насчёт компании дельфинов?

Я застываю, шокированная его самоуверенностью, хотя пора было бы перестать удивляться.

Дельфины… Блин, столько раз я хотела их увидеть, но тётя, несмотря на то, что с восемнадцати лет живёт в Сочи, панически боится моря, и дальше городского пляжа и купания «по грудь» никогда не решалась и меня не отпускала. Захару удавалось сбежать, чтобы покататься на банане, катере или катамаране. А вот я слышала только «Катя, я за тебя перед матерью в ответе, ты что, какие катера-пароходы!»

Но с Макарским это так себе идея. Он не видит берегов и считает, что деньги решают всё. Я не могу и не должна соглашаться. Это опасно и безответственно. В сотый раз стоит себе напомнить, что я его не знаю, а то, насколько узнала, точно является причиной для отказа.

Но дельфины…

– Соглашайся, Катя, – смотрит в глаза пристально и настойчиво. – Обещаю: никаких непристойных предложений. Мясо, овощи, дельфины и лёгкая болтовня. Вино и рыбалка, если захочешь. Пара часов, и я доставлю тебя к тётушке в целости и сохранности. Обещаю.

– Я не говорила, что приехала к тёте.

Ага, не в курсе он, не спрашивал.

– Упс. Оператор сам доложил, а я правду сказал – не спрашивал, – шкодно улыбается, становясь похожим на мальчишку. Но меня не обманешь, я помню, что это не школьник, помню его взгляд там в ресторане на Волге.

Нельзя соглашаться. Нельзя. Это глупость, ошибка. Слишком мало пространства на этом катерке, и сбежать в случае чего, не удастся.

Но дельфины…

– Решайтесь, девушка, – подмигивает шкипер. – Времени уже десять, на дельфинов лучше смотреть до одиннадцати, когда они приходят завтракать. Потом вероятность их встретить намного ниже из-за бликов от солнца и не только.

– Хорошо, – соглашаюсь, удивляя сама себя, а Макарский растягивает губы в улыбке и кивает в сторону пирса.

Ступая на шаткую поверхность небольшого катера, я всё ещё сомневаюсь, но действительно очень-очень хочу увидеть дельфинов.

Лодка совсем небольшая. Спереди место шкипера за рулём, за его спиной небольшое углубление под тентом с двумя диванчиками и столиком между ними, его называют кокпит, если не ошибаюсь, а небольшая деревянная хвост-палуба у самой воды. Константин первый спускается с пирса и подаёт мне руку. Лодка качается, и одним видом вызывает волнение и даже лёгкое головокружение, поэтому я принимаю помощь.

Крепкие тёплые пальцы смыкаются на моих, едва я только их вкладываю. Удерживают крепко и твёрдо. Я ступаю на палубу, но он не отпускает и придерживает, пока не оказываюсь в углублении катера за невысоким заграждением. А затем мужчина спускается и сам, присаживаясь напротив.

Мотор гудит громче, катер вздрагивает и начинает движение, а у меня аж дух захватывает, и хочется ухватиться за край диванчика, чтобы крепче и надёжнее прижать пятую точку к нему.

– Я прошу прощения, что без красивой сервировки, но так бы всё остыло, – говорит Макарский и достаёт из-под столика большую термосумку.

Он стелет на столик клеёнчатую скатерть, а потом выставляет на неё пластиковые, запотевшие внутри от горячего, боксы. Выкладывает вилки, салфетки и достаёт из пакета бутылку вина и бокалы.

– А вы подготовились, – не могу сдержать улыбку. – Так уверены были, что я захочу посмотреть на дельфинов?

– Нет, не был, – пожимает плечами, загоняя штопор в пробку. – Я уже понял, Катя, что с тобой ни в чём уверенным быть нельзя. Поел бы сам в компании одних только дельфинов. Но я безмерно рад, что ты согласилась. Кстати, давай уже окончательно переходить на ты.

– Я попробую.

Запах от боксов исходит изумительный, особенно в контрасте со свежестью моря вокруг. Мясо и овощи – как я люблю. Мой рот так активно наполняется слюной, что приходится её сглотнуть. Константин замечает это и жестом предлагает приступать к трапезе.

Макарский наполняет бокалы до середины и один протягивает мне. Я, конечно, не ем, жду, но блюдо в контейнере выглядит очень аппетитным.

– За встречу, – предлагает тост.

Мне хочется съязвить “случайную”, но я решаю этого не делать. Это будет попросту некрасиво. Мы касаемся краешками стекла, я делаю маленький глоток и отправляю, наконец, в рот кусочек поджаренного мяса. Вкусно невероятно! Сочно, даже немного сладко, очень нежно. Константин тоже ест. Как он так умудряется? И ест, и неотрывно наблюдает за мной, заставляя немного смутиться. Я как-то читала, что девушке в обществе мужчины не пристало есть с аппетитом. Однако, видала я эти дурацкие советы, тем более, что Макарского не собираюсь очаровывать и соблазнять. Больно мне нужно.

Я стреляю в него ответным взглядом, а потом вдруг моё внимание привлекает удаляющийся берег. Точнее уже удалившийся, и прилично так.

Аппетит как-то резко падает почти до нуля, а под желудком проскакивает холодок. Примерно такое же ощущение я испытала, когда впервые поднялась на самолёте в небо.

– Ты побледнела, Катя. Всё в порядке? – обеспокоенно спрашивает мужчина.

– Я… – возвращаю взгляд к нему. – Мы в открытом море уже, да?

– Тебе страшно?

– Немного, – передёргиваю плечами и плотнее запахиваю плащ.

– Замёрзла? Тут есть тёплые пледы, – Макарский привстаёт, поднимает сиденье диванчика и выуживает оттуда мягкое покрывало, набрасывает его мне на плечи и так и остаётся сидеть рядом. – Первый раз в море всегда страшно. Мне тоже было не по себе.

– Вон они! – выкрикивает водитель катера, сбавляя ход. – Смотрите!

Страх сам будто растворяется, когда я привстаю и даже отсюда вижу, как над водой то тут, то там, совсем рядом с нашей лодкой, показываются гладкие тёмные спины с треугольными плавниками. Восторг захлёстывает по самое горло, мне очень хочется увидеть их ближе!

Я вскакиваю с места, сбросив на диванчик наброшенный плед и, придерживаясь за столик, встаю на носочки, чтобы лучше разглядеть дельфинов.

– Пошли, – Константин берёт меня за руку и тянет по небольшим ступеням из кокпита к рубке.

Я чувствую себя маленькой девочкой, преисполненной искристого восторга, даже моргнуть боюсь, чтобы не пропустить ни миллисекунды. Над лёгкой рябью насыщенно-синей поверхности вылетают небольшие рыбины, выпрыгивают, будто кто их из рогатки из-под воды выстреливает, а за ними мягко, изогнув дугами гладкие спинки, охотятся дельфины, выныривая и снова погружаясь с мягким, едва слышным всплеском.

– Смотри! – Константин снова тянет меня за руку, подводя к самому ограждению на носу катера, а потом подтягивает ведро с ещё трепыхающейся рыбой.

Достаёт одну и бросает за борт, потом ещё одну и ещё. И вот уже прямо у нашего борта выскакивает сначала одна зубастая мордочка, потом вторая, третья. Они хватают рыбин и снова ввинчиваются в воду, потом выскакивают и просят ещё. Этот звук нельзя даже описать – такой он необычный и забавный. Не очень похож как в кино или дельфинарии. Более свободный, что ли, более смелый и звонкий.

Меня захлёстывают эмоции! Безумный восторг и какое-то пульсирующее счастье. Грудь наполнена свежим морским воздухом, голова немного кружится, от эмоций хочется смеяться.

– Попробуй, если хочешь, – Макарский тоже заметно возбужден, в настроении, улыбается и протягивает мне небольшую рыбину.

Я беру и бросаю за борт, но она даже до воды долететь не успевает, потому что юркая острая мордочка ловит и сразу ныряет с добычей под воду. Мне кажется, я даже замечаю плутоватый благодарный взгляд.

– Ещё хочу, – едва ли не пищу, перекрикивая шум небольшого ветра и плеск воды.

Дельфины теперь копошатся с другой стороны лодки, и мы переходим к хвосту, останавливаясь на возвышении над маленькой палубой, что у самой воды.

Константин ободряюще кивает мне на ведро. Я, желая угодить морским проглотам, выбираю рыбину покрупнее, достаю, но она оказывается ещё живой и, резко, дёрнувшись, норовит выпрыгнуть из моих рук.

– Ой! – вскрикиваю и пытаюсь удержать её, но получается неуклюже, руки замёрзли, и я роняю её на себя, по инерции прижимая. – Блин! Фу!

Моя плащ теперь украшен мокрой, скользкой, вонючей полосой, а Макарский… ржёт.

– Очень смешно! – кривлюсь и стаскиваю с себя испачканный и пахнущий рыбой плащ.

Прохладно без него, ещё и ветер усилился, стал порывистый. Не знаю, то ли мокрые подмёрзшие на ветру пальцы у меня плохо держат, то ли лодку качнуло, и я, пошатнувшись, не могу удержать, но один из таких порывов, и мой плащ выскальзывает сначала на перила, потом на палубку, что у самой воды, а потом и за борт.

– Блин! – вскрикиваю, а потом пугаюсь даже не своей неуклюжести, а реакции Макарского.

Константин резко подаётся вперёд, пытаясь поймать плащ, спрыгивает на хвостовую палубу, намереваясь ухватиться за ускользающую ткань у самой воды.

– Осторожно! – прижимаю испуганно ладони к щекам. – Костя!

Макарский удерживается на ногах у самого края, раскинув руки, а плащ сброшенным парусом отплывает, колышась на небольших волнах, пока его не толкает носом один из дельфинов.

– Совсем с ума сошёл, – бью мужчину в грудь, когда он перелезает обратно на возвышение через перила. – Я испугалась.

– Сильно? – он ловит мои запястья и легонько сжимает, а сам подмигивает и… смеётся!

– Не смешно! – выдёргиваю руки, смущаясь нашего неожиданного контакта. – Ну зачем ты туда полез?

– Вот мы и перешли на ты, – подмечает Макарский и снова смеётся.

Так открыто, свободно, заразительно смеётся, словно он не взрослый мужчина и серьёзный бизнесмен, а подросток. Внутри меня будто лопается пузырь, и я тоже начинаю смеяться. Вместе с морским ветром и стрекотом выпрашивающих ещё рыбы дельфинов.

– Красивый был плащ, – вздыхаю и обхватываю себя руками. Зябко.

– Будем считать, ты подарила его дельфинам, – уже успокоившись говорит Константин, а потом снимает своё лёгкое пальто и набрасывает мне на плечи. – Ты замёрзла, Катя, пойдём, там есть термос с чаем.

Мы возвращаемся на кокпит, Макарский командует шкиперу возвращаться, а сам достаёт обещанный чай и наливает мне полную кружку. Сам отвлекается на телефонный звонок, а я вытираю руки влажными салфетками от рыбы и грею ладони о кружку, вдыхаю мужской аромат от мягкой ткани его пальто и думаю, что эти игры к хорошему не приведут. Нужно тормозить, пока не поздно. И не только Макарского, но и себя тоже.

10

– Катюня, мамке с папкой рыбки возьми, ну? – тётя Галя заворачивает в пергамент вяленую морскую рыбу. – Валерик к пивку именно такую любит, это я помню!

Сейчас можно купить что угодно и где угодно, но по традиции, тётушка каждый раз передаёт через меня родителям рыбу. Это как обряд. А мои мама и папа – речную. Щуку с Волго-Донского канала – обязательно, а ещё алюминиевые кружки с гравировкой Родины-матери или солдатской каски. У тёти уже целый «сервиз» скопился, хоть в музей передавай.

– Я всё хорошенько завернула, – уверяет тётя Галя. – Так что, Катюшка, не переживай, сумка твоя не пропахнется.

А то уже был прецедент, рюкзак любимый в десятом классе пришлось выбросить, потому что жирная рыба протекла, а он был тканевый, голубого цвета, стирка, естественно, не спасла.

Самолёт у меня сегодня в четыре, но сейчас, в десять утра, тётя Галя мне уже всё собрала. И сейчас как раз я собираюсь вызвать такси, чтобы съездить в торговый центр за новым плащом или курткой, в чём-то же возвращаться нужно.

Вчера с прогулки с Макарским я вернулась выжатая как лимон. На берегу нас ждала машина с водителем, явно не такси, но вопросов задавать я не стала. Раз уж из моря вернул в целости и сохранности, глупо бояться садиться с ним в машину.

Константин доставил меня до дома тёти Гали, забирать своё пальто категорически отказывался, но я настояла.

– Ну не полечу же я в нём в самолёте, – пришлось убеждать. – Оно мужское и велико мне.

Он согласился, сказал до встречи и уехал. Я вошла в дом, тётя Галя и дядя Лёня были на работе, только Мурло встретил меня, лениво потёршись о ноги.

Я вся пропахла Макарским. Волосы, водолазка, даже, казалось, кожа. Мужской запах въелся, проник глубоко, будоража и заставляя ощущать странное волнение. И даже когда я приняла душ, мне казалось, что он всё равно остался. Вцепился, словно клешнями, и не отпускает.

Спалось мне тоже не очень. Может, простудилась, а может, впечатлений было слишком много, но даже розовый слон не спасал. Даже вставала ночью, пили чай с тётей Галей. Ей тоже не спалось, говорит, у Захара что-то на работе не ладится, волнуется она.

Утром, ожидаемо, я встала помятой, а вот по тёте Гале и незаметно. Она, как обычно, живчик, а я выпила две кружки кофе, чтобы хоть немного очнуться.

И вот мы уже собираемся ехать в магазин, как в дверь звонят. Камера домофона показывает, что у калитки стоит какой-то мужчина.

– Кто? – спрашиваю в трубку. – Я от Константина Львовича. Будьте добры, пригласите Екатерину Валерьевну.

– Это ко мне, – сообщаю тёте и иду открывать.

Что ещё он придумал? Никак не успокоится же, ну.

Выхожу, и мужчина вручает мне пакет.

– Это вам.

Я даже ответить ничего не успеваю, как он разворачивается и уходит.

Придя в дом, я разворачиваю пакет под любопытным взглядом тёти Гали. В нём оказывается новый плащ. Такого же цвета, как и мой, уплывший к дельфинам, кажется, размер тоже тот же, но ткань немного другая. Она настолько приятная, гладкая и нежная, что прикасаться – один кайф. Но я даже представить боюсь, сколько этот плащ стоит. И я да, я не могу принять его.

– Какая красота, Катька! – улыбка у тёти Гали до самых ушей. – А ну-ка примерь!

– Нет уж, тёть Галь, не стану. Это надо вернуть.

– Ка-ать, ну ты чего? Примерь уж хотя бы.

Надо ему позвонить и сказать, что хватит с меня подарков. Достаточно было доски и последующего за ней предложения. Я теперь каждый раз работая на ней, буду это вспоминать.

В тот вечер Макарский писал мне, значит, номер есть. Достаю телефон и обнаруживаю на нём висящее непрочитанное сообщение. Как раз с номера, на который собираюсь звонить.

“Катерина, я уже предвижу, что ты попытаешься отказаться. Это не подарок! Компенсация. Меня дельфины попросили передать”

И подмигивающий смайлик.

Номер недоступен. Может, Константин уже улетел из Сочи, и сейчас как раз отключил телефон в самолёте.

Дельфины его попросили, ну да. Но сердится почему-то не выходит, и вместо этого я не могу сдержать улыбку. Ещё и тётя Галя притихла и внимательно наблюдает.

– Ладно, – говорю больше сама себе. – Не в свитере же одном лететь.

– А в торговый центр мы уже не успеем, вот-вот, – улыбается тётя.

Плащ садится как влитой. Не знаю, в кройке ли дело или размер настолько подходит, но сидит он ещё лучше, чем тот, что я выбирала сама, примерив перед ним штук десять.

И плечи, и рукав – идеально. Длина чуть ниже середины голени, очень красиво подчёркивает щиколотки.

– Супер! – констатирует тётя Галя. – Вот это глаз у него намётан.

Подкатываю глаза, промолчав, но едва сдержав улыбку, и ухожу собираться дальше.

В аэропорт меня отвозит дядя Лёня. У Захара приём в клинике, и меня приезжает проводить только Вика. Желает хорошего перелёта и зовёт приезжать почаще. Мы тепло прощаемся, и я ухожу на регистрацию.

Терпеть не могу опаздывать, поэтому стараюсь везде оставлять небольшой запас времени. Я понимаю, что все мы разные, но меня чрезвычайно раздражают несущиеся с чемоданами и выпученными глазами люди. Я отхожу в сторону, пропуская именно такую даму, а потом спокойно иду к своему терминалу.

Регистрация, посадка, и вот я уже сижу в салоне у окошка. Кресло рядом со мной пустует. До вылета ещё тридцать минут, но я, сбросив эсэмэс родителям и тёте Гале, ставлю телефон в режим полёта и включаю наушники. Хоть летаю уже далеко не впервые, всё равно ещё сохраняется какой-то мандраж.

Посадка заканчивается, и все пассажиры занимаются своими делами в ожидании.

Вдруг рядом со мной я ощущаю какое-то движение.

Ну конечно.

– Здравствуй, Катерина. Представляешь, в бизнес-класс сегодня не было билетов.

Да ладно. Туда всегда есть билеты.

Невероятно. Я даже не буду ничего говорить про преследования, чтобы не напороться на ответную шуточку, как вчера на пляже.

– И вообще, – Макарский разваливается в соседней кресле, снова погружая меня в свой запах, – я боюсь летать. Подержишь за руку на взлёте?

– Нет, ты большой мальчик, – поднимаю брови. – Я собираюсь спать – не выспалась.

По его лицу пробегает тень.

– А что же ночью делала?

– Не скажу, – делаю загадочное лицо и отворачиваюсь к окну, втайне наслаждаясь его замешательством.

Надо отдать должное, больше он меня не донимает. Достаёт планшет и что-то там делает, а я продолжаю слушать музыку. После взлёта стюардессы предлагают еду и напитки. Девушки очень милые и учтивые, но даже слепой заметит, что возле Макарского стюардесса задерживается чуть дольше, чем возле других пассажиров. И меня это почему-то раздражает.

Есть мне не хочется, и я прошу принести только воду. Константин просит о том же. Лететь совсем недолго, чуть более двух часов, но я всё равно решаю немного вздремнуть.

Прикрываю глаза и, оказывается, быстро проваливаюсь в дремоту. Наверное, ненадолго, потому что просыпаюсь от ощущения, что на меня смотрят.

Так и есть.

Пристальный взгляд Константина смущает, и я даже удивляюсь, что нет шуточек про потёкшую слюну или храп. Кажется, он шутить вообще не настроен.

– Что? – спрашиваю чуть охрипшим голосом.

– Что тебе снилось? – отвечает негромко вопросом на вопрос.

– Мм… ничего, кажется. Не помню, – подтягиваюсь в кресле. – Да и вообще, какая тебе разница.

– Интересно.

Вот зачем так смотреть на меня? Мне поёжиться хочется.

Чтобы прервать зрительный контакт и немного сбросить с себя странное ощущение от его взгляда, я встаю и иду в туалет. Хочется умыться, освежиться немного.

Приходится тесниться, чтобы выбраться в проход, неизбежно соприкоснувшись коленями с коленями Макарского, который, кажется, не собирается особо двигаться.