Ревизор: возвращение в СССР 21 бесплатное чтение

Глава 1

Глава 1

Москва. Дом на Котельнической набережной.

– А Шанцев что? – тут же спросил я. – Что он говорит?

– Тоже арестова-аан! – рыдала мать.

Чёрт! Как знал, блин! Как знал… Всё-таки попал Ахмад под раздачу. Бодались, значит, Шанцев с начальником милиции, а мой отчим теперь в тюряге… Особенно обидно, что отчим классный, не у всех такие хорошие отцы есть, как у меня отчим.

– Мама! Не плачь! Я приеду и разберусь! – постарался как можно спокойнее ответить я и положил трубку.

– Шубу-то нафига забрали? – нервно сказал я, глядя на удивлённого Загита и тряхнул головой. – Тьфу ты, заговариваюсь, здорово меня выбили из колеи. Еду в Святославль. Прямо сейчас. Отчима арестовали…

Так. Так. Так… Сперва заеду к Брагину, попрошу телефон отца, на всякий случай. Талоны на дизель… Надо проверить, сколько у меня осталось от тех, что Сковородка подарил… Быстро собравшись и убедившись, что талонов мне хватит и доехать, и вернуться, постучался к женщинам.

– Дорогая, можно тебя на минутку? – жена вышла. – Мне надо уехать. Похоже, у мамы с Ахмадом проблемы из-за конфликта Шанцева и нового начальника милиции, – поцеловал я её.

– Но как ты… прямо вот так ночью и поедешь, что ли? – удивилась жена.

– Да, надо прямо сейчас ехать, дело срочное. Я постараюсь быстро вернуться. Если буду задерживаться, то позвоню, – оглядел я Галию и Загита, растерянно стоящих в прихожей. – Выше нос. Наше дело правое, мы победим, – улыбнулся я.

Брагины никого в такое время не ждали, конечно. Костян открыл мне в одних трусах и майке.

– Извини, дружище, что поздно тревожу, но у меня чрезвычайная ситуация, – сказал я.

– Проходи. Что случилось? – встревоженно спросил он.

– Отчима арестовали в Святославле. У его директора завода бытовой конфликт случился с новым начальником милиции города. Мужики закусились из-за пустяка, и вот, как я понимаю, результат… Я сейчас еду туда. И мне может помощь понадобится твоего отца, Кость. Можешь дать его телефон?

– Конечно. Записывай.

– А ты не мог бы ещё его предупредить завтра, с утра пораньше, что я могу позвонить?

– Конечно, всё сделаю, – обещал Костян.

– Спасибо тебе, дружище! Попробую сначала сам разрулить, но там, похоже, начальник милиции твердолобый, как баран.

– А ты как поедешь, на поезде? – поинтересовался Брагин.

– Зачем? На машине. И доеду быстрее, и там легче будет по городу мотаться. Кажется, что любой провинциальный город маленький, но если побегать на своих двоих из конца в конец…

– Ну, давай. Удачи тебе, – протянул мне руку Костян. – Мне тоже потом сообщи, как оно все…

– Да, хорошо!

Заправился в Москве под завязку и канистру полную залил. К полуночи я уже выехал из Москвы и пошёл по трассе в сторону Брянска.

Всю дорогу крутил в голове план действий. Первым делом к маме заскочу, покажусь, чтоб успокоилась. Потом к Ивану Николаеву, он точно должен что-то знать. Только лучше бы успеть до того, как он на работу уйдет… Потом к Шанцеву домой, с женой переговорить. Узнать, что она знает. Потом к Ирине Викторовне, главбуху механического завода, дай бог памяти, где она живёт? Ну, Наталья Кирилловна Шанцева подскажет, по-любому знает её адрес…

Сатчану надо было бы, тоже, позвонить. Для него Механический завод не чужой… Ладно, приеду, осмотрюсь и там дальше видно будет. Без Сатчана, скорее всего, тоже не обойдется. Очень сомневаюсь, что я приеду в Святославль, а там местная милицейская мафия скажет тут же – ой, обознались, не тех посадили, сейчас же выпустим и извинимся!

С остановками на заправки времени на дорогу у меня ушло больше, чем рассчитывал. У дома Алироевых я был только к семи часам утра. Заплаканная мама бросилась мне на шею и опять разревелась. Господи, шкуру спущу с этого упыря, что её до такого состояния довёл.

В семь утра ломиться к кому-то было ещё рановато и я, глотнув чаю, прилег вздремнуть хоть чуть-чуть, попросив её в восемь часов меня разбудить.

Тяжело, но я проснулся, продрал глаза кое-как, и понял, что лучше бы не ложился вообще. Голова чугунная, впору сваи ей забивать. Но что делать, умылся, проглотил омлет, что мама приготовила, и начал действовать по намеченному плану.

Первым делом поехал на улицу Островского, где мы раньше жили. Подразнил старого овчара и вскоре вышел Иван. Увидев меня, он сразу развернулся и ушёл обратно в дом. Пока я соображал, что же это было, он вышел, накидывая на ходу шинель.

– Привет, Пашка! – подошёл он ко мне. – Слышал уже?

– Мать позвонила вчера, – ответил я. – Всю ночь ехал. Ну, что у вас тут происходит?

– Шанцев и Алироев арестованы в связи с вновь открывшимися обстоятельствами по делу о хищении металла с Механического завода в семьдесят первом году.

– Какие там могли вновь открыться обстоятельства? – с недоумением спросил я.

– Да какие-такие…

Иван огляделся, и сказал мне:

– Давай лучше в хату. Не нужно мне, чтобы твой визит начальнику застучали.

Прошли к нему. Сели за стол.

– Яичницу будешь? Вероника приготовила, прежде чем убежать в магазин.

– Спасибо, но мама накормила завтраком, ты сам давай ешь!

Есть Иван не стал. Вместо этого сел на стул, повернув его задом наперед, и, раскачиваясь на двух ножках, продолжил рассказывать:

– Бондарь, во втором цеху там работает, условку по тому делу схлопотал… Вот сейчас вдруг «вспомнил» некоторые подробности.

– И насколько эти подробности серьёзны?

– Очень серьёзны. Реальный срок обоим светит.

– Так. Ну про зарубу Шанцева и твоего начальника, как его?

– Филимонова, – с открытой неприязнью подсказал Иван.

– Да, Филимонова. Многие про это знают? В той же прокуратуре, к примеру?

– Серьёзно? – усмехнулся он. – Только глухие деды может, не слышали. Весь город трепется про этот случай с зеленкой. Так что никто не удивлен. Вот напуганы, точно, многие! Мстительная сволочь Филимонов! Никто его у нас не любит.

– Так а причём тут Алироев?

– Что тут непонятного? Одного Шанцева сажать – шито белыми нитками. А в компании, вроде, и нормально.

– Понятно. Бондарь. Филимонов, – записал я себе в ежедневник. – Где Бондарь живет, знаешь?

– Нет, не мой район.

– В любом случае, спасибо!

– Только я тебе ничего не говорил… – заявил Иван, глядя мне прямо в глаза.

– Конечно, дружище! – пообещал я. – Спасибо еще раз тебе огромное, очень выручил, рад, что не забываешь!

Попрощался с ним, прошел немного и сел в машину. Иван удивлённо провожал меня взглядом. Ну да, еще полтора года назад я тут школьником рассекал по улицам на его глазах, а теперь на машине своей приехал.

Винтик и Тая вспомнили меня и пропустили к дому Шанцева. Наталья Кирилловна, открыв дверь, уставилась на меня как на приведение.

– Ты? Но как же так? Из Москвы? – не могла поверить она своим глазам.

– Ну а как же я в стороне останусь-то!

– Заходи, Паша!

– Ну, что тут у вас?

– У нас бардак и злоупотребления! – возмущённо заявила Шанцева. – Я собираюсь в Брянск! Я буду жаловаться!

– Слышал про ваш конфликт с Филимоновой. Это с него всё началось?

– С него, с него! Ноготь, он, видите ли, грыз, и потянул неудачно, до мяса содрал. Ну, я ему зелёнкой замазала. А что я должна была сделать? Гипс наложить?

– Это понятно, а что потом случилось? Почему мы имеем то, что имеем?

– Она пришла ко мне права качать. В грубой форме. Я её выставила из своего кабинета. Она мужу пожаловалась. Он стал к Александру Викторовичу придираться по поводу и без повода. И все не своими руками. А, вроде, жалобы поступают, сигналы… Никогда никто не жаловался, а тут как пошёл народ косяками сигнализировать… Ну, Саша терпел, терпел, а потом ему и высказал… что у него жена ненормальная и сам он… два сапога пара.

– А сигналы, объективно, по делу были? – поинтересовался я.

– Да какое там? То кто-то написал, что мы не по средствам живём, то написали, что у нас собаки на людей бросаются, по улице спокойно пройти нельзя. Потом пошли жалобы от работников завода…

– Да? Это интересно…

– То отопление поздно включали, то крысы по столовой, как у себя дома ходят…

– А это так?

– Да ты что? Ты сам хоть одну крысу в столовой видел?

– Да, нет, конечно, там отменный порядок, – кивнул я. – Наталья Кирилловна, а вы не знаете случайно, где Ирина Викторовна, главбух, живёт?

– Первомайская пятнадцать, – тут же ответила она.

– Спасибо, – поблагодарил её я, – держитесь, не падайте духом, выручим обоих!

Она меня аж перекрестила после такого. Вот так, в экстренной ситуации, с нее весь атеизм и слетел, как шелуха…

Ирина Викторовна, увидев меня в окно, замахала на меня, чтобы я уходил. Я аж замер на месте – не ожидал от неё такого. Но что мне, уходить, не поговорив с человеком, который наверняка знает всю подноготную? Как же! Запугал ее, похоже, Филимонов. Значит, раз она так легко пугается, кто мне мешает заняться тем же?

Достал корочки Верховного Совета, приложил к стеклу и очень строго и внимательно смотрел на неё, пока она через окно рассматривала моё удостоверение.

Посмотрев на меня ошарашенно несколько секунд, она ушла от окна и вскоре дверь приветственно скрипнула, открываясь.

– Да что с вами такое? Ирина Викторовна? Вас так Филимонов запугал? – не скрывая своего возмущения, спросил я.

– Павел, прости, но я просто не хочу, чтобы меня тоже посадили, – довольно агрессивно заявила она.

Лучшая защита – это нападение, – усмехнувшись, подумал я.

– А с чего вы взяли, что вас посадят?

– Алироев, вон, попытался возмутиться! И где он сейчас? Я что, тупая?

– Ирина Викторовна, – устало проговорил я. – Вы видели, где я работаю. За мной Москва! Я могу здесь разобраться и навести порядок, покончить с вашим Филимоновым, если у меня будет необходимая информация. – уверенно посмотрел я на неё. – А могу забрать одного Алироева и ехать навсегда. И оставить вас всех с вашим Филимоновым… Пока вы тоже не перебежите его жене дорожку, и она не попросит его и вас тоже посадить. Выбирайте.

Она молчала, упрямо глядя на меня. А может, это она и писала про крыс в столовой? С трудом в это верится. Они же так дружили…

– Ирина Викторовна, – уже мягче сказал я, – если вы так уверены, что сами не пострадаете в дальнейшем, и вам помощь будет не нужна, то прошу извинить меня за беспокойство. Всего хорошего.

– Ну подожди! Что ты сразу?! – вдруг наехала она на меня. – Ты приехал и уедешь! А нам тут жить…

– Я понимаю.

– Что ты понимаешь? Что за болтовню сесть можно?

– Это не болтовня. Это правда и справедливость. Кто про крыс в столовой писал?

– Чего? Каких крыс? – ошарашено уставилась она на меня. Такое не сыграть.

– Бог с ними, Ирина Викторовна. Бондаря из второго цеха знаете? На нём условный срок висит по прошлогоднему делу.

– Федьку Бондаря? Ну, знаю, конечно.

– Где он живёт?

– Где живёт не знаю, но у него жена в первом гастрономе работает.

– Это тот, что у вокзала? – уточнил я.

– Да. Она там продавцом в бакалее.

– А как её зовут?

– Вот не помню.

– Ладно. Разберёмся. Спасибо, Ирина Викторовна. Так готовы чем помочь?

Подумав немного, она сказала:

– Шито там дело белыми нитками. Ясно, что не виновен ни Шанцев, ни Алироев. Если ты подмогу из Москвы привезешь, и я увижу, что Филимонов с ней не поладит по-дружески, то все, что нужно, подскажу. Ну а если так и будешь один бегать… корочки у тебя красивые, но извини, я лучше на воле поживу…

– А у меня еще и другие есть корочки!

Достал и показал ей свое удостоверение из «Труда».

– Все у Филимонова будет. Весь возможный набор неприятностей, включая журналистское расследование беспредела со стороны начальника милиции. Ну, рад был повидаться.

– Да ну тебя! – чуть не всплакнула она.

Но главное, я почувствовал, что ее убедил. Отлично!

Поехал в первый гастроном. Почему-то вспомнилась мать Мишки Кузнецова, здоровенная, наглая и хабалистая. Представил, как сейчас наткнусь на такую же жену Бондаря, и буду вытягивать из неё домашний адрес, чтобы переговорить с её мужем, и очень мне захотелось иметь под руками что-то вроде пистолета.

Но, приехав в гастроном, быстро сориентировался, где бакалейный отдел и увидел там миниатюрную молодую женщину за прилавком с очень грустными глазами. Решил сразу поменять тактику.

– Вы жена Фёдора Бондаря? – приветливо спросил я.

– Да, – испугалась она.

– Мне надо с ним поговорить. Где я могу его найти?

– Дома.

– А адрес не подскажите? – улыбнулся я.

– Школьная двадцать девять, – тут же испуганно ответила она.

– Спасибо большое, – опять улыбнулся я, кивнул ей и ушёл, не веря собственной удаче. Поймал бедную девку врасплох… даже удостоверениями светить не пришлось.

Школьная двадцать девять. Это оказался маленький домик, первый от площади перед Механическим заводом. Собаки не было во дворе, и я прошёл прямо к дому. Хозяин был на участке, возился, перекладывая разваленную поленницу.

Фёдор Бондарь показался мне смутно знакомым, видел я этого парня на заводе, точно. На вид ему было лет двадцать семь, двадцать восемь. Среднего роста, с жидкими усиками, делавшими его похожими на Гитлера в молодые годы. Точно, над ним же ещё смеялись по этому поводу! Между поленницей и домом стояла коляска, в ней увидел личико ребёнка, закутанного в пуховой платок.

– Привет, Федор. Я по поводу твоего заявления на Шанцева и Алироева, – прямо сказал я, следя за его реакцией.

Он сперва растерялся, и даже, испугался. А потом вдруг разозлился и стал гнать меня со двора.

– Притормози! – настойчиво сказал я и достал своё удостоверение сотрудника Верховного Совета. – Я из Кремля. Все, афера вашего Филимонова с треском провалилась. Выбирай, сядешь за ложное обвинение в преступлении или будешь сотрудничать со следствием по делу о превышении полномочий зарвавшегося Филимонова? Уже и в Москве знают про случай с зеленкой, несложно догадаться, что это банальное сведение счетов.

Он обмяк, выхватил из коляски, разбудив, и прижал к себе заплакавшего сына. На жалость давит… Но мне отчима и свою мать жальче.

– Да, я всё знаю, – спокойно продолжил я. – Тебя вынудили обвинить Шанцева и Алироева. Один ты с этим ничего не сделаешь. Но я тебе помогу. Я этого так не оставлю. Всё, что от тебя требуется, это рассказать, как всё было на самом деле, когда тебя спросят люди из Москвы. Понял? Только пока не говори никому обо мне, хорошо? Скоро будет десант из Москвы, тогда к тебе и придем. Филимонов будет сидеть, я тебе обещаю!

Он смотрел на меня с сомнением и надеждой. Подмигнул ему и ушёл.

Нечего тут отсвечивать. Надо ещё до Москвы добраться. Филимонову и компании самим сроки светят. Они сделают всё, чтобы на свободе остаться. Только как бы уже новости о моем появлении и зачем я тут уже по городу не разошлись… Почует Филимонов, что под ним стул зашатался начальственный, может и на крайние меры пойти. Вдруг окажется, что я избить пытался, в нетрезвом виде, какого-нибудь сотрудника милиции… да мало ли еще какую подставу решится организовать… Если он из-за женской ссоры такое устроил, то он далеко может зайти.

Надо уезжать и прибегать к помощи своих товарищей по группировке или отца Брагина. Как хорошо, что я не стал пытаться прожить серенько и неприметно свою новую жизнь. Да, поехал в Москву, да, работаю шестнадцать часов в сутки, зато есть теперь к кому за помощью обратиться. А то кому бы я был нужен с допущенной к Ахмаду несправедливостью, останься в Святославле. Стал бы возбухать, посадили бы меня к нему же в камеру, и тоже бы оказалось, что я что-то там с завода якобы вывозил грузовиками в прошлом году…

Даже к матери не стал заезжать. Потом ей телеграмму дам. Поехал из города и в каждой машине чудились преследователи. Но обошлось, доехал до Брянска и остановился. Дал матери телеграмму, что уехал в Москву и что все будет хорошо. В гостинице в центре номеров не было, пока я не выложил корочки на стойку. После этого смог еще и выбрать из трех вариантов.

Все, надо хоть немного поспать. Лег на кровать и тут же вырубился…

Глава 2

Москва. Дом на Котельнической набережной.

Домой приехал поздно ночью. Всё спали. Залез в душ, немного успокоиться с дороги. Тёплая вода помогла расслабиться и я, прокравшись к себе на койку, быстро уснул.

В понедельник с утра, конечно, подвергся многочисленным расспросам и от жены, и от Загита. Ничего, конечно, не стал говорить, что определённый риск в этой моей поездке был. Еще не хватало, чтобы Галия начала задним числом волноваться.

Успокоив всех домашних, поехал к Сатчану. Эту историю про Механический завод я специально начал рассказывать с самого начала. Сначала он посмеивался, когда я про конфликт женщин рассказал. Потом у него вытянулось лицо, когда я про конфликт Шанцева и Филимонова рассказал со всеми выкрутасами с выдуманными крысами в столовой.

– А чем всё закончилось? – нагонял я драматизма. – Шанцев и Алироев арестованы и им грозит реальный срок.

– Серьёзно? – не поверил Сатчан. У него глаза аж округлились от удивления.

– Да. Нашли во втором цеху парня с условным сроком по тому металлическому делу, пригрозили ещё одним сроком, который с первым сложится и вуаля. Есть показания на директора и начальника экономического отдела.

– Это точно? – не мог поверить Сатчан.

– Точно. Я с людьми поговорил и парня этого с завода, Федьку Бондаря, нашёл. Там город в такой гадюшник превратили, ты не представляешь! Люди перепуганы вусмерть. Главбух наша мне дверь боялась в свой дом открывать, пока удостоверение Верховного Совета не показал.

– Бред какой-то! – возмутился друг. – И что делать?

– Спасать! И отчима, и материну шубу! – с горечью улыбнулся я.

– Чего? – с недоумением взглянул на меня Сатчан.

– Того. Помнишь, две шубы мне выделили? Я одну из них матери подарил. Так её сейчас конфисковали как нетрудовые доходы Алироева, – начал нервно улыбаться я, – небось уже жена начальника милиции в ней перед зеркалом крутится, совсем не удивлюсь…

– Блин! Вот!.. Блин.

– Ага, – кивнул я.

– Пошли к Бортко. Посоветуемся, – предложил Сатчан.

У Бортко всю эту историю Сатчан рассказывал уже сам, сократив её до необходимого минимума. У того глаза на лоб полезли.

– Во, дают! Ничего не боятся! – удивлялся он. – Но как ты это всё узнал?

– Город маленький, все друг друга знают, – пожал я плечами.

– Тем более! Всё на виду! О чём думают? – продолжал удивляться Бортко.

– Что делать-то? – спросил Сатчан. – Я с Шанцевым два года проработал, правильный мужик. Завод этот больше десяти лет возглавляет. Мало того, муж Пашиной матери под раздачу попал, когда попробовал возмутиться. У неё, даже, подарок его наш конфисковали с меховой фабрики.

– Главное, чтобы к ним с Шанцевым там не стали применять физических методов убеждения, чтобы «явки с повинной» написали. А то почки отобьют, инвалидом сделают и что толку от того, что они потом извинятся, – сказал я.

– Совсем распоясались! – заявил Бортко, резко став серьёзным. – Я с Захаровым посоветуюсь. Вернём мы матери твой подарок! И отчима вернем. Не переживай. Запиши мне всё, что тебе по этому делу известно. Первым делом прокуратуру областную задействуем, пусть проверят условия содержания, и чтобы никаких таких физических воздействий на задержанных не было.

Написал все свои соображения, всю собранную информацию, прописал, к кому за какими моментами для пояснения можно обращаться. Вышел из райкома, а на душе, всё равно, неспокойно.

***

Святославль. Горком КПСС.

– Палыч, плохи дела! – ввалился Филимонов в кабинет первого секретаря городского комитета КПСС Вагановича. – Люди видели машину с московскими номерами.

– Ну и что?

– Парень какой-то вынюхивал что-то, у Шанцевой был!

– Ну, мало ли… Может, племянник ее приезжал в гости за вареньем. Выходные же. Что ты панику разводишь?

– Тебе хорошо так говорить! Это не ты ухажёра своей дочки посадил!

– А что ты меня этим попрекаешь? А я тебе перевод на должность начальника милиции в Святославль в благодарность устроил. Свои же люди. А то, что тебе тут спокойно не сиделось, это уже не моя беда. Я тебя, что ли, с Шанцевым стравливал? Ты сам во всё это вписался. Просил помочь с этим делом – я помог. Теперь мы квиты. Ты, главное, теперь все сделай грамотно, чтобы комар носу не подточил. Чтобы дело в суде не развалилось. И что, главбуха трудно спросить, кто это был вообще, чем прыгать тут испуганно?

– А смысл? Даже если это не племянник был, она что, так вот возьмет и признается? Вот уж точно нет, она не дура. Соврет что-нибудь.

– Знаешь, это не мои вопросы. Не морочь мне голову всем этим. Я чем мог помог тебе по делу Шанцева, а вот все это – кто куда и зачем приехал – не мое дело, я в этом всем ничего не понимаю, сам разбирайся. Главное – дров не наломай, и так весь город твою зеленку обсуждает. Все, свободен!

***

Подключать Брагина уже не стоит, раз мои партийцы вписались. Но презент генералу лучше передать, так сказать, за беспокойство. Сразу зашёл и купил самый дорогой подарочный коньяк в коробке.

В университете ко мне сразу подошёл Костян.

– Тебя не было на первой паре, я уж не знал, что и думать, – озабоченно проговорил он.

– Похоже, что сам, по идее, справлюсь с тем делом, – достал я из портфеля коробку с подарком. – Передай отцу, пожалуйста. Извинись от меня за беспокойство.

***

Москва. МГУ. Кабинет замдекана по научной деятельности.

– Эмма Эдуардовна, можно? – заглянул в кабинет Хуберт.

– Заходи, – сняла замдекана очки и устало потёрла глаза.

– Можно узнать, насчёт меня никаких запросов из ГДР не было?

– Был, – холодно взглянула она на него. – Запрашивали на тебя характеристику. Я уже написала и передала в деканат.

– А в связи с чем? – чувствуя, что земля уходит из-под ног, спросил Майер.

– Оценка целесообразности твоего дальнейшего обучения в МГУ, – отрезала Эмма Эдуардовна. – Извини, Хуберт. У меня много работы.

***

Во время большого перерыва по моей просьбе сели в столовой с Булатовым и Ираклием отдельно.

– Мужики, – заговорщицки посмотрел я на них. – Надо узнать, кто родители у Быстровой. Сможете? Понимаю, что группа не наша…

– Мать у неё точно директор школы, – вспомнил Ираклий. – Помнишь, она сама говорила, когда ещё с нами обедала. Хвасталась…

– Не помню я ничего. Я её и не слушал, – отмахнулся я. – А отец кто?

– Без понятия. Но узнаем, – уверенно заявил Булатов.

– Посмотрите, тогда, и номер школы, где у неё маман директорствует.

– Конечно, – кивнул староста. – Давно пора на хвост Регинке наступить. Первокурсница, а ведет себя как … даже не знаю, как сказать. Как королева? Не угомонится никак… Да. Сёма рассказал, что эта выдра затеяла, что пыталась твоей жене какую-то гадость в уши влить, – добавил он, заметив мой удивленный взгляд.

– Да я вообще удивляюсь, как ты так долго терпел её выходки, – добавил Ираклий.

***

Москва. МГУ. Деканат экономфака.

– Простите, пожалуйста, – подошёл Хуберт Майер к секретарю деканата. – А характеристику на меня, что Гаврилина написала, уже отправили в ГДР?

– В международный отдел передали, они уже и отправят, – отстраненно взглянула на него секретарь и Хуберту стало совсем нехорошо.

– А можно узнать, что в ней было написано? – хрипло из-за пересохшего от волнения горла спросил он.

– Иди, спроси у Гаврилиной.

– Я уже был у неё, – чуть не плача, ответил Хуберт.

– Ну так а я-то чем могу помочь тогда?

Хуберт ушел, не солоно хлебавши. Все было как в тумане. Нет, никак не может быть так, что с ним, у которого все шло так успешно, такое вот может произойти! Надо идти в посольство к куратору, сказать, что это какая-то страшная ошибка. Извиняться, говорить, что дураком был, просить прощения. Авось сработает…

***

После обеда возбуждённые и довольные Булатов и Тания притащили мне данные на родителей Регины. Уж не знаю, что они придумали, но главное –результат.

После пар позвонил Сатчану, договорился, что подъеду к нему и поспешил на переговорный пункт. Маму на работе не застал. Трубку взяла Жанна Хачикян, смешная девчонка с огромным носом, и заговорщицким шёпотом сообщила, что мама ушла в милицию, узнать, как там Ахмад.

– Она вернётся сегодня? – уточнил я.

– Должна, – ответила Жанна.

– Скажи ей, пожалуйста, – попросил я, – что я звонил, и ещё попробую до конца дня позвонить.

***

Москва. Посольство ГДР.

Промучившись два дня, взвесив все за и против, Мартин решил отказаться от того, чтобы стать агентом Штази. Сразу после пар он отправился в посольство.

– Я прекрасно тебя понимаю, – доброжелательно ответил ему Баум на отказ. – Возглавлять землячество – это, конечно, очень большая ответственность, не каждый может справиться. Многих заносит от ощущения власти, ну, ты и сам с этим столкнулся, пострадав от Хуберта. Жаль, что ты отказываешься… – сделал вид Баум, что вынужденно соглашается с решением Мартина. – Тогда встает вопрос, кто займёт место руководителя нашего землячества в МГУ? Нужны гарантии, что человек будет добросовестно исполнять свои обязанности. Если к руководству придёт кто-то, наподобие Хуберта, вы все опять будете страдать. Надо очень ответственно подойти к выбору кандидата. Может, у тебя есть какие-то предложения?

Мартин задумался. Он ещё мало кого знал из членов землячества настолько хорошо, чтобы ручаться за них. Ему только Илма импонировала, но хватит ли девчонке твёрдости и хладнокровия, например, в каких-то конфликтных ситуациях? Он, конечно, будет ей во всём помогать и всячески поддерживать. Но какой, тогда, смысл отказываться от этой работы и толкать вперёд себя девчонку? Как-то не по-мужски…

– Уверен, ты очень достойно представлял бы интересы наших студентов в МГУ, – продолжил Баум, увидев на лице Мартина те эмоции, которые он и хотел вызвать. – Ты ответственный. У тебя всё будет по справедливости. На долгие годы, пока ты будешь учиться в МГУ, наше землячество сплотится вокруг тебя. А мы будем всячески этому способствовать.

– А если я не справлюсь? – нерешительно посмотрел Мартин на куратора.

– Мы будем регулярно с тобой встречаться, ты сможешь уточнить любые вопросы и спорные моменты. А на экстренный случай я в любое время буду тебе доступен, – уверенно и по-деловому заговорил Баум. – Ничего сверхсложного в этой работе нет. Уверен, ты справишься.

– Ну, хорошо. Я попробую, – сдался Мартин.

***

Москва. Посольство ГДР.

Хуберт не смог сходу попасть к своему куратору. Ему сказали, что он занят и велели подождать. Делать нечего, Хуберт занял свободный стул и принялся ждать. Никого, кроме него, в большом холле больше не было…

Прошло, как показалось, достаточно времени и Хуберт подошел к окошку, решив уточнить, не освободился ли Йохам Баум? А то, вдруг, про него забыли. Но нет, его отправили ещё ожидать.

Хуберт уселся обратно на свой стул в просторном холле. В этот раз ждать пришлось недолго. Вскоре вышел куратор и, заметив его, пригласил к себе.

Все попытки Хуберта откатить назад ситуацию с отчислением из МГУ не увенчались успехом. Баум, даже, разговаривать на эту тему не стал, сославшись на то, что приказы не обсуждаются.

Выйдя из посольства, Хуберт побрел на автомате по улице.

Это какие же у него должны быть связи?! – осознал он, что сделал большую глупость, сцепившись с Мартином Нойлером. Он, получается, Штази нагнул, и они меня столько хвалили, а теперь, вот, сразу и сдали. – А может, раз так, сам Мартин и сможет мне помочь? – мелькнула у него шальная мысль.

***

У Сатчана пришлось минут десять посидеть под дверью, подождать, пока он освободится.

– Так, – протянул мне руку он, когда, наконец, освободился, и я прошёл к нему в кабинет. – Бортко у Захарова уже был. Тот тоже возмущен тем, что милиция себе позволяет. Меры принимаются.

Подумав, Сатчан меня спросил:

– А куда, вообще, Ваганович смотрит? У них там первый секретарь горкома не поменялся?

– Ни первого не знал, ни второго, – пожал плечами я. – Не мой уровень был. Жена Шанцева собралась ехать в область жаловаться, – вспомнил я. – Значит, на городские власти не рассчитывает.

– Дожили, блин! Ладно, разберутся. Не переживай.

– Не могу не переживать, – честно признался я. – Попроси, пожалуйста, Бортко держать там руку на пульсе.

– Естественно. Ладно, давай, к делам. Поездка в Городню намечена на среду. Поедем с Захаровым, – многозначительно посмотрел он на меня. – И с Родионовым.

– Родионов – это кто?

– Директор «Полёта».

– Это мы в Городенский сельсовет такой делегацией явимся? – хохотнул я.

– Там и первый секретарь района подтянется, – пояснил он. – Наведём там шухеру! На «Чайке» прикатим, чтоб надолго нас запомнили.

– Я на своей машине поеду, – ответил я. – Мне потом ещё в Ржевский район надо заехать, к тем ребятам, что останки перезахоранивают.

– О, я с тобой, – заинтересовался Сатчан.

– Давай. Слушай, а где бы мне достать талонов на дизель к среде? – вспомнил я.

– Талоны на дизель, – записал себе Сатчан. – Достанем.

– Отлично. А то у меня полбака осталось и два талона на десять литров. А ехать же далеко. И, вдруг, знакомый с палаткой подсобит, тогда и туда тоже надо будет ехать…

– Кстати! Насчёт палатки. – вспомнил он. – Все уже договорено. Военные насовсем отдадут палатку с печью, но с завскладом этим надо будет договориться.

– Я понял.

– Запиши телефон военной части… Так, и деньги, – вытащил он из стола конверт. – Здесь тысяча. Отчитаешься по списку. Хорошо бы тебе приехать в часть с кем-то из археологов. Там палаток несколько видов, пусть они сами выберут, что им больше подойдет для раскопок.

– Хорошо. Возьму с собой парня, что будет там на месте экспедицией руководить. Слушай… По твоему совету, разузнал я про родителей той первокурсницы, что Галие звонить собралась и наговаривать на меня.

– О, та самая, про которую тогда говорили, самая умная? Давай, посмотрим, – взял он у меня из рук записку с данными, что раздобыли Булатов и Тания. – Директор школы? Какой район? Так… А в принципе, какая разница, какой район! Врежем сразу сверху… Где-то был у меня телефон одного человечка из Минпросвета, – подмигнул он, доставая записную книжку и начиная листать. – Есть, нашёл! – потянулся он за телефоном, но нас ждало разочарование, знакомого Сатчана не оказалось на месте. – Ничего, ещё потом наберу. Так, теперь папашка… Ха! – вдруг, рассмеялся он. – Здесь у нас, вообще, пасьянс! Он у моего тестя в министерстве работает! Но ему сейчас бесполезно звонить, вечером домой позвоню… Это я себе оставлю, – показал он мне записку, и я согласно кивнул. – Всё отлично! Считай, эта мартышка про тебя уже забыла.

– Хорошо бы, – я совсем не был так же уверен.

Мы попрощались, приехал домой на Котельническую, только разулся, как тут же позвонил бригадир. Попросил подъехать на квартиру, прояснить некоторые моменты, пока работать нельзя.

Приехав домой, первым делом заказал разговор со Святославлем. Вот когда я порадовался, что связь ещё аналоговая, света в квартире нет, а телефон работает.

Жданович начал с потопа. Доложил, что последствия незначительные. Промокли стены и потолки на кухне двушки, в ванной и в туалете. Частично промок потолок в коридоре. Но везде отделка была только черновая.

– Так что, отделались лёгким испугом, четырьмя мешками штукатурки и потерей времени, – подвёл итог прораб.

– Только вы никому об этом не говорите, – заговорщицким шёпотом попросил я и мы оба рассмеялись.

– Я что звонил, у меня мысль появилась, пойдёмте, покажу, – позвал он меня в туалет и предложил белые полосы на стенах продлить и на пол.

– А что, забавно будет, – улыбнулся я. – Давайте, попробуем.

Пока мы болтали, раздался звонок и меня соединили с мамой.

– Есть новости? – спросил я.

– Нет, – хлюпая носом, ответила она.

– Ничего, потерпи еще немного. Я уже всех тут на уши поднял. Ты не представляешь, каких людей! Так что решат все в нашу пользу, даже не сомневайся! Ты Ахмада видела?

– Видела.

– Как он?

– Плохо, – опять хлипнула мама, – осунулся, оброс…

– Ну, это всё ерунда, выйдет – и побреется, и откормится… Пусть ещё немного потерпит. Скоро всё закончится, – постарался как можно уверенней сказать я, убедился, что мама немного успокоилась, и мы попрощались.

Больше мне там делать было нечего, и я постучался к Ивану. Он только пришёл с работы. Договорились, что я созваниваюсь с частью, договариваюсь на завтра, заезжаю за Иваном на работу в институт после своих пар и мы вместе едем выбирать палатку и печь.

Пришлось вернуться и позвонить в часть. По-военному чётко и строго ответивший завсклада, услышав, что я от Сатчана, сразу перешёл на обычный человеческий тон.

– С радостью поможем родной науке, – заверил он меня. Ещё бы, небось, за хорошие деньги.

Договорились, что приеду завтра с представителем Института археологии. Он подробно рассказал мне куда ехать, и что говорить на КПП. На этом мы с ним и простились.

Зашёл к Ивану, подтвердил поездку завтра в часть и решил, что надо предупредить Гришу, что палатку можно больше не искать. Дома был один Родька. Поболтали с ним о делах в школе.

– Ты напиши папе записку про палатку, – попросил я. – А то забудешь сказать, а он так и будет её искать для меня.

По дороге на Котельническую планировал день на завтра. Похоже, придётся ехать в университет на машине, чтобы время не терять. После пар сразу в Институт археологии, а оттуда за палаткой. Часть в Подмосковье, ехать надо будет в сторону Ногинска по Горьковскому шоссе.

Глава 3

***

Москва. Квартира Сатчанов.

Вечером Сатчан, как обещал, позвонил тестю домой.

– Николай Алексеевич, тут такое дело… Помните Павла Ивлева, что приезжал к вам на дачу, когда моя секретарша Римму накрутила? – начал он. – Теперь Ивлев сам в такой же ситуации, представляете? А он только недавно в Верховный Совет на полставки устроился… Да, поздравлю от вас, обязательно!

Так вот, студентка одна в МГУ всё не может успокоится, пытается его с женой развести. А у них двойняшки только родились, она сейчас кормит. И так получилось, что отец этой девахи у вас работает в управлении мостов и искусственных сооружений, Быстров его фамилия, Степан Михайлович. Можно как-то на него повлиять? Чтоб он разума дочке, хоть немного, в голову вложил?

***

Москва. Квартира Эль Хажж.

Вернувшись домой после курсов в посольстве Ливана, Диана рассказала Аише, что опять видела там Марата. Аиша довольно улыбнулась и Диане показалось, что улыбка эта была радостной, если не сказать счастливой.

– Что ты, вообще, о нём думаешь? – спросила Диана, чтобы проверить свою догадку.

– Он очень вежливый, сильный, – начала перечислять Аиша, – надёжный, ему можно доверять в любых вопросах. И он очень талантливый педагог.

Ну, точно, это она по телефону кому-то про Марата говорила, как есть, втюрилась она в него! – убедилась в своих догадках Диана и пошла к мужу.

– Говорила сейчас с Аишей, – поделилась она с ним, – это она про Марата по телефону говорила, что влюблена и жить без него не может, сто процентов.

– Я так и знал, что этим всё закончится! – опять запаниковал Фирдаус.

– Да ладно, что ты так переживаешь, – спокойно улыбнулась Диана. – Её родители не против ее знакомств с парнями, сам же говорил, так почему мы должны быть против? И, вообще, если так посмотреть на Марата, то у него есть свои плюсы. Ты посмотри на него, он же прёт, как бульдозер, хрен его остановишь. Влюбился в Аишу совсем недавно, а вот уже и арабский язык учит. Знаешь, кого он мне напоминает? Пашку! Он точно такой же: если что задумал, будет делать, пока не сделает.

– Что ты хочешь сказать, что Марат перспективный муж для Аиши? – озадаченно посмотрел Фирдаус на жену.

– А почему нет?

– Ну давай подумаем. Аиша единственный ребёнок у своих родителей, – задумался Фирдаус. – Сыновей у сестры с мужем нет… Может, поэтому они и не возражают против этой дружбы? Может, это, как раз то, что им нужно? Крепкий зять, который будет надёжным тылом для Аиши… Рано или поздно ей достанется бизнес отца… Знаешь, похоже, что ты дело говоришь. Надо с Павлом поговорить по этому поводу.

***

Москва. Общежитие Завода имени Лихачёва.

Вернувшись в общежитие, Марат застал в комнате весёлую компанию. Его соседи по комнате частенько устраивали у них посиделки, не сказать, что очень шумные, но собиралось человек семь-восемь с девчатами, пили винцо, пели песни под гитару, анекдоты рассказывали. К одиннадцати, обычно, все уже расходились.

После курсов арабского Марат собирался заняться домашним заданием, а тут такое… Слишком уж шумно. Он взял свои тетрадки и пошёл в коридор. Пристроился на подоконнике и принялся зубрить и старательно выписывать арабские буквы. Парни и девушки шли по своим делам мимо, он не обращал на них никакого внимания. Марат и не заметил, как наступила полночь. Тетрадь его напоминала детские прописи, только необычные. Арабские буквы были жуть какие причудливые, что есть, то есть…

Ничего! – упрямо думал Марат. – Десантники не сдаются! Сложно, но не смертельно! Я справлюсь! Аиша увидит, что я трудностей не боюсь.

***

Брянск. Кабинет первого секретаря обкома КПСС

Звонок из Москвы с самого утра во вторник застал Лютова врасплох. Второй секретарь Московского комитета КПСС Захаров выговаривал ему, как мальчишке, что в Святославле милиция чёрте чем занимается. Рассказал про Механический завод, про зелёнку.

– Вы можете объяснить, Валерий Владимирович, как милиция могла арестовать директора завода, члена горкома, без вашего разрешения? – спросил Захаров. – Или вы совсем не контролируете ситуацию в области? У вас задержан директор предприятия! А где в это время был горком? И куда смотрел обком? Вы сами разберётесь, Валерий Владимирович? Или организовать по линии ЦК проверку вашей работы по всей области? Мне доложить товарищу Стельмухову из ЦК, чтобы он поднял там этот вопрос, или…

– Не надо, пожалуйста, никуда докладывать, Виктор Павлович! С происшествием разберемся незамедлительно! Все необходимые меры будут приняты сегодня же, виновные в нарушениях социалистической законности в отношении директора Механического завода понесут наказание, – заверил собеседника Лютов. – Я лично этим займусь. Мы во всём обязательно разберёмся и исправим. Разрешите, я вечером лично доложу вам о принятых мерах? У нас хорошая область, даже ума не приложу, как кто-то посмел такое отчебучить! Уверяю вас, подобное больше никогда не повторится!

Расшаркавшись перед Захаровым, Лютов положил трубку и перевёл дух. Он вспомнил, что подписывал разрешение на проведение следственных действий в отношении директора завода из Святославля, но никак не ожидал такой подставы! По сообщениям с места, речь шла о хищениях социалистической собственности в особо крупных размерах, должен же он был отреагировать… И первый секретарь горкома Святославля поддержал милицию… Невозможно же каждый запрос, сначала, на проверку в прокуратуру отсылать. В таком деле каждая минута дорога. Сбор улик и доказательств. Их же уничтожить можно…

– Ну, Ваганович! Ну, подставил по полной программе! – в ярости схватил телефон Лютов.

Но первый звонок он сделал прокурору области и изложил ситуацию, как на духу. Захаров особо настаивал на том, чтобы прокуратура обеспечила сохранность здоровья арестованных. Соловьёв выслушал и обещал немедленно вмешаться, но попросил режим молчания на несколько часов.

– Я немедленно отправлю в Святославль своего зама, – сказал Соловьёв. – Пусть он, сначала, возьмёт под контроль местное УВД, а потом начнём разбор полётов. А то если эти идиоты запаникуют и начнут прятать концы в воду… На весь Союз ославимся.

– Хорошо, Виктор Александрович, я жду от вас сигнала, – вынужден был признать его правоту и отказаться от немедленного звонка Вагановичу Лютов. И верно – если они в Святославле такое подставное дело против директора крупного предприятия закрутили, то с них станется и несчастный случай директору организовать, или самоубийство. И звонить в Москву тогда Захарову можно будет только прикидывая, куда его за грехи из области сошлют… Ясно одно, о карьере можно будет забыть.

***

В университете попытался нарисовать схему регулируемой по высоте трости, чтобы заказать образец Карнабеде с Приборостроительного завода, но застрял на ручке. Она может быть пластиковой, а может быть деревянной. Надо где-то купить простых тростей и поснимать с них ручки. И наконечники резиновые, кстати. Иначе, из чего я соберу образцы? А прежде, чем рисовать схему для Карнабеды с размерами и диаметрами, надо иметь ручки и наконечники, чтобы под них образцы и заказывать. Придётся, сначала, побегать по аптекам.

***

Святославль. Горком КПСС.

– Палыч! У меня прокуратура из Брянска в управлении, – ворвался в кабинет к первому секретарю Филимонов.

– А я тут причём? Я тебя, что ли, с Шанцевым стравливал? Ты сам во всё это вписался.

– Вписался, не вписался! Это уже не важно! Что теперь делать?

– Ты эту кашу заварил, тебе и расхлёбывать. Я не знаю, что теперь делать… Просто отпустить и извиниться вряд ли получится?

– А если денег дать?

– Кому, Шанцеву? – с усмешкой спросил Ваганович. – Он мужик принципиальный…

– А что ты ухмыляешься? Если за меня возьмутся, то и твоего зятя несостоявшегося выпустят.

– Да и чёрт с ним. Дочь уже замужем давно. В Москве живёт и не вспоминает об этом уркагане.

– А ты не боишься, что он расскажет кому-нибудь, как свои сроки получил?

– Пусть рассказывает. Кто ему поверит?

– А если я расскажу?

– Что расскажешь? Как сфабриковал дело против невиновного? А потом ещё в колонии ему срок добавил? Рассказывай. Прокуратура очень обрадуется, когда пошлет твоих же подчиненных тебе наручники надевать. Но я тут причём?

– Ну, ты и сволочь!

– А вот это ты сейчас зря, – изменился в лице Ваганович.

– Да пошёл ты! – прошипел Филимонов и выскочил из кабинета первого секретаря.

***

Святославль. Городское управление милиции.

Измученного изнурительными допросами Ахмада опять привели в допросную и оставили одного за столом. Но в этот раз следователь почему-то пока что не появлялся. Опять что-то придумали, гады, чтоб заставить меня признаться в том, чего не было, – с опаской подумал Ахмад и покосился на милиционера, стоявшего у входа в допросную, и с беспокойством поглядывающего куда-то в конец коридора. – Что же делать? Что же делать?.. – в отчаянии думал Ахмад. – Посадят же… Как пить дать, посадят! Как Поля это переживёт? Как она одна будет?

Вдруг где-то в коридоре послышались шаги и голоса. Милиционер у двери вытянулся и в допросную вошёл плотный седой мужчина в синей форме. Прокурорское начальство, – догадался Ахмад, – небось, решили показательный процесс устроить…

– Здравствуйте, Ахмад Нурланович, – сел прокурор за стол напротив Ахмада, внимательно присматриваясь к нему. – Первый заместитель прокурора Брянской области Красин. Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – настороженно глядя на него, ответил Ахмад.

– Работники милиции не допускали по отношению к вам незаконных действий?

Взгляд Красина был внимательным и озабоченным. Ахмаду показалось, что все эти вопросы задаются прокурором не для проформы и у него в душе затеплилась надежда.

– Не предпринимали, если не считать того, что арестовали ни за что. Не виновен я в том, в чем пытаются меня обвинить.

– Мы во всём разберемся, – уверенно пообещал Красин и поднялся, – потерпите совсем немного, и скоро уже будете дома.

В коридоре собралась уже целая толпа из работников местной милиции. Когда Красин вышел из допросной и направился куда-то по коридору, они все послушно последовали за ним, испуганно переглядываясь между собой. Все это настолько не походило на предыдущее дни, когда милиционеры ходили по коридорам вальяжно и неспешно, с ощущением собственной значимости…

Ахмада вернули в камеру и больше не трогали, что само по себе уже было необычно, потому что все предыдущие дни его допрашивали по шестнадцать часов в сутки, специально выматывая. Надежда разгорелась в душе Ахмада ещё сильнее. Неужто прокурор не соврал? Не может же все это быть инсценировкой, устроенной для того, чтобы вначале его обнадежить, а потом сломать, сказав, что на самом деле надежды нет никакой? Он слышал, что и такие представления иногда в милиции устраивают…

***

Москва. Министерство автодорог РСФСР. Управление мостов и искусственных сооружений.

– Степан Михайлович, – подошла к Быстрову секретарь начальника управления Зоя Михайловна, – вас Варнава к себе вызывает. Я звонила, но вы куда-то выходили, наверное?

– Вызывает? Зачем? – удивился Быстров.

– Не знаю.

– Спасибо, иду! – поднялся он и направился к начальнику управления. Секретарь шла рядом.

Дела по отделу, вроде бы, в порядке, все по графику идет. Неужто кого-то из сотрудников поймали с перегаром?

– Разрешите? – заглянул Быстров в кабинет.

– Проходите, Степан Михайлович, – показал ему на стул начальник управления. – Вопрос у меня к вам будет личного характера. Поверьте, мне очень неловко вам об этом говорить… Но ваша дочь, пользуясь своей связью с секретарём ВЛКСМ МГУ, третирует дочь начальника управления капитального строительства Костенко Николая Ивановича… Которая учится курсом старше.

– Не понял, вы про кого сейчас говорите?

– Про вашу дочь.

– А причём здесь секретарь ВЛКСМ?

– Она же его любовница. Вы не знали? – поспешил уточнить Варнава видя, как Быстров начал стремительно бледнеть. – Мне, правда, очень неловко, Степан Михайлович, – проговорил он и поднялся, чтобы налить несчастному отцу воды из графина. – Но не могли бы вы поговорить с дочерью, чтобы она оставила дочь Костенко в покое? Поверьте, мне нет дела до ее личных отношений с секретарем, но ссориться с Костенко нашему управлению не с руки. Между нами говоря, его прочат в замминистры, когда вакансия появится…

– Да-да, конечно, – прошептал чуть живой от стыда Быстров и поднялся. – Извините… Я поговорю с дочкой…

***

Москва. МГУ.

– Мартин, можно тебя на минутку? – подошёл к земляку Хуберт во время большого перерыва и отвёл его немного в сторону от Аиши и Илмы, с которыми Мартин шёл в столовую. Встав перед ним, потупился и сказал, глядя на свои ботинки:

– Прости меня, я был не прав. Меня выгоняют из МГУ. Я не хочу уезжать из Москвы. Помоги мне остаться… Пожалуйста.

– Но я не могу ничего сделать, – растерялся Мартин. – Тебе не ко мне надо.

– Я везде уже был, – умоляюще посмотрел на него Хуберт. – Попроси за меня.

– Кого? – удивлённо уставился на него Мартин.

– А кого ты сам просил, чтобы остаться?

– Мне надо подумать, – ответил Мартин и вернулся к девушкам.

***

Брянск. Кабинет первого секретаря обкома КПСС

Дождавшись от Соловьёва звонка, что его заместитель Красин уже в Святославле и держит ситуацию под контролем, Лютов позвонил в горком.

– Ваганович, твою мать! Ты что творишь, сволочь! Ты там совсем мух не ловишь? Мне из Москвы уже звонили! Про зелёнку рассказали! Обещали проверку из ЦК по всей области! Ты что там, совсем рехнулся?! Так подставил нас всех! Кто тебе этот начальник милиции? Кум? Брат? Почему ты ему такое позволяешь?

– Валерий Владимирович! Да у меня и в мыслях не было! – начал оправдываться Ваганович. – Он пришёл за разрешением… Кто ж мог подумать, что это из-за такой ерунды? У него же показания на Шанцева были…

– Прокуратура разберётся с вами со всеми! Заигрались вы, товарищи! – зло ответил Лютов и положил трубку.

***

МГУ

В перерыве между парами ко мне подошёл Мартин.

– Паш. Ко мне Хуберт подходил, его выгоняют из МГУ. Он просит простить его и помочь остаться в МГУ. Может, пожалеть его и попросить дядю, чтобы Хуберта не высылали из Советского Союза?

– Ты что? Зачем? – воскликнул я. – Это же твой враг. Причем гнилой совсем человек – вспомни, ты же его не трогал, это он вдруг захотел тебя унизить и растоптать, чтобы получить удовольствие! Такие уже не меняются, это ядовитая змея, которая всегда будет жалить, не разбирая, и уважает только силу. Ты чуть домой не уехал его стараниями, хотя вообще ничего плохого не сделал, ему просто захотелось свою власть другим показать, унизив и растоптав тебя, испортив тебе карьеру. Таких добивать надо, а не сопли им вытирать и сочувствовать! Долг каждого порядочного человека, наткнувшись на такую гниду, притормозить ее карьеру. Потому что если он наверх выберется, страдать будут люди уже сотнями!

Так что сам напросился, пусть, теперь и возвращается в ГДР… Ну, он даёт, вообще! Нашёл же, к кому за помощью обратиться, к тому, кого загнобить пытался и обломался… Настырный и беспринципный тип. Такой в любую дырку без мыла пролезет, если хвост ему не прищемить… Так что не вздумай поддаться на его уговоры! Ты понял?

– Понял, Паш, очень ярко ты все сказал, так и сделаю! А гнида на «г» или «х» пишется?

***

Святославль. Горком КПСС.

Положив трубку после разговора с первым секретарём обкома, Ваганович вынужден был признать, что дело очень серьезное. Чтобы попытаться уцелеть на своей позиции, придется самому разыграть пострадавшего. Если все сделать правильно, то ни одна прокуратура его ни в чём не обвинит. Пусть даже не удастся пострадавшим выглядеть, тогда, во всяком случае, должно удастся искренне заблуждавшимся прикинуться.

Один вариант – валить все на Филимонова. Мол, это всё коварный начальник милиции города устроил, предъявив липовые доказательства вины Шанцева, директора завода, члена горкома и депутата горсовета, намеренно ввел его в заблуждение.

И кто же знал, что у Шанцева такие связи, что все вот так вот теперь завертелось? Мог он хоть при аресте Филимонову сказать? Или этот дурень настолько жаждал его посадить, что предпочел ничего не услышать? Мог? Мог!

Но чтобы все вышло, Филимонов не должен языком трепать.

– Ольга Викторовна, – вызвал он секретаря. – Филимонова ко мне. Срочно.

***

Москва. Министерство автодорог РСФСР. Управление мостов и искусственных сооружений.

– Степан Михайлович, – подошёл к Быстрову начальник управления. – пройдите в мой кабинет, пожалуйста.

– Зачем, Кирилл Алексеевич? – посмотрел на него Быстров отсутствующим взглядом, ещё не придя в себя после предыдущего разговора. – Вы все сказали, я вас услышал.

– Вас там ждут, и это не мой уровень, – уклончиво ответил начальник и Быстров направился снова в его кабинет спустя всего лишь полчаса после прежней беседы. Зачем? Да все равно уже, удивляться сегодня он больше уже не мог. Хотя все равно не понял, почему Кирилл Алексеевич не стал заходить вслед за ним в собственный кабинет, оставшись в коридоре.

– Здравствуйте, – представился мужчина лет тридцати в безукоризненно сшитом черном костюме с узким полосатым галстуком в красную полоску. – Я помощник товарища Аверина Абдулов Валерий Васильевич.

– Нашего министра Аверина? – с изумлением посмотрел на него Быстров, вновь обретя способность удивляться.

– Да, – кивнул Абдулов. – Степан Михайлович, давайте, присядем. У меня к вам поручение от министра… Это касается вашей дочери…

– У меня нет дочери…

– Постойте, Регина Быстрова ваша дочь?

Быстров обречённо кивнул.

– Значит, всё правильно, – продолжил Абдулов. – Дело в том, что ваша дочь пытается разрушить семью уважаемого человека, работника Верховного Совета. Делала попытки звонить его жене, видимо, собирается рассказать всякие непристойные небылицы про мужа. А там двойняшки только родились… Ваша дочь кормящую мать третирует. Это надо немедленно прекратить.

– Она больше не будет, – начал покачиваться взад-вперёд в кресле Быстров. – Она больше не будет…

– Очень хорошо. Я могу передать министру, что выполнил его поручение?

– Она больше не будет, – продолжал раскачиваться Быстров.

***

Москва. Средняя школа № 378.

Неожиданная проверка из Минпросвета поставила директора Нину Георгиевну Быстрову в тупик. Таких представительных проверок за её бытность директором школы не было ни разу. Проверяли финансовую документацию и, такое ощущение, знали, где искать.

Числились в её школе на работе несколько жён начальников из РОНО. Ей сказали оформить, она и оформила. Разве у неё был выбор?

Ещё и повара подставились с полными сумками, уже после завтрака подготовленными к выносу… ну с этими сволочами другого ожидать и не приходилось.

К концу дня измученная директриса почувствовала, что начал подёргиваться правый глаз. Нарушений было немного, но они были серьёзными. И никто из РОНО ей помочь не спешил. Там вообще, когда она попыталась позвонить, никого на месте не оказалось. А так не бывает… Вернее, бывает, когда кого-то списывают в расход…

– Нина Георгиевна, – обратился к ней чиновник из Минпросвета, – всё идёт к тому, что должность директора школы вам придётся оставить.

– Может, оно и к лучшему, – в сердцах заявила Быстрова. – Буду работать простым учителем…

– Боюсь, и учителем вы работать больше не сможете, – серьёзно взглянул на неё чиновник. – С такой дочерью… Какой из вас педагог?

– А что не так с моей дочерью? – удивлённо уставилась на него Быстрова.

– Неоднократно уже пыталась разбить семью уважаемого человека, получила уже строгий выговор по комсомольской линии за это, а выводов не сделала.

– Как? – потрясённо покачала головой Нина Георгиевна начиная понимать, что она сама и её работа к происходящему не имеют никакого отношения. – Как она могла?

– Как-то смогла, – жёстко ответил чиновник. – Сами понимаете, после таких фактов имеется большой вопрос к вам по поводу ваших методов воспитания. Как вас к детям подпускать после такого вообще можно?

***

Святославль. Горком КПСС.

– Вызывал? – зашёл к Вагановичу Филимонов с потерянным видом.

– Что у тебя там?

– Прокурорская проверка…

– Понятно… Дурак, – с досадой процедил Ваганович. – Допрыгался. Садись, пиши. Объяснительную на моё имя. Вали всё на этого с завода, с условкой, который показания на Шанцева дал, вроде как, он отомстить ему хотел, – велел Ваганович и начальник милиции тут же с готовностью подчинился. – И рапорт сразу пиши, что считаешь себя недостойным занимать такой ответственный пост после всего, что произошло… Что не должен был поверить оговорам условно осужденного в адрес уважаемых людей.

– Не понял? – поднял тот на него удивлённые глаза.

– Что ты не понял? Что не только работу гарантированно уже просрал, но и сесть можешь? Пиши! Попробуем малой кровью обойтись. И Шанцева с этим вторым…

– Алироевым.

– Да. Немедленно их отпустить, извиниться. Домой доставить в лучшем виде. Все, что забрали у них – вернуть. И чтоб мне никаких больше угроз, что будешь трепать языком про наши общие дела! Ты понял? Тебя уже списали. Всё. Тебя нет. Упал с коня и табун затоптал. А не станет и меня, кто тебе поможет? К кому через пару лет с просьбой про работу придешь, когда подзабудут про то, что сейчас творится?

***

Глава 4

Москва. МГУ.

После пар позвонил Ивану на работу, предупредил, что выезжаю к нему и поехал сразу в Институт археологии. Он ждал меня у центрального входа и, заметив мою машину, замахал мне рукой, как будто голосуя.

– Привет, – быстро пристроился он в машине рядом, стоило мне остановиться.

– Привет, привет, – удовлетворённо заметил я, что настроение у него совсем не подавленное.

Признаться, я опасался, что придётся несколько часов слушать обиженного на Ксюшу мужика о том, как коварны женщины. Однако, Иван определённо любит свою работу. Подумаешь, сорвалась поездка в Болгарию. Тут же появилась командировка в Калининскую область. Ну, подумаешь, придётся жить и работать зимой в палатке, зато для него это смысл жизни! Он уже переговорил с коллегами, посоветовался, какая палатка лучше и всеми фибрами своей души предвкушал начало новой экспедиции.

– На тебя глядя, можно подумать, что ты невскрытую египетскую пирамиду собираешься исследовать, – улыбнулся я.

– Ты не понимаешь, когда раскопки идут, снимается слой за слоем, и когда скребок, вдруг, на что-то натыкается!.. Это такие чувства! Это не передать словами! – попытался объяснить он с видом бывалого наркомана.

– А это всего лишь камушек, – пошутил я.

– Ну, обычно так и бывает, – согласился он. – Или камушек, или глиняный черепок. Иногда их столько бывает, что мешками выбрасывать приходится.

– Почему? – удивился я. – Разве это не археологическая ценность?

– А что с ними делать? Там могут оказаться сотни черепков в одной куче в виде мелких осколков. Нереально что-то из них собрать. Вот если нашел крупный кусок, а рядом другие крупные – вот тут уже нужна кропотливая работа, уже есть шанс собрать из осколков целый сосуд. А если на керамике еще и какие-то отличительные особенности есть, то вообще песня. Можно установить связи между различными культурами. Представь, что означает найти горшок, сделанный за пару тысяч километров! Это же означает, что торговля между этими поселениями или городами была налажена!

Я попытался представить, что означает найти горшок, сделанный не в этом месте. Впечатлило меня это слабо. Решил перейти к нашей тематике:

– Завтра едем с начальством в Городню знакомиться с местными. Меня там представят, а потом мы с тобой уже туда сами съездим. Конкретно на месте определимся, что нам нужно. Кучу вопросов нужно будет согласовать.

Иван воодушевлённо начал прикидывать первоочередные дела там на месте. А я ехал и радовался, как быстро он с Ксюши переключился на работу. Это, очень, очень хорошо! Вот не ожидал, что он такой увлечённый человек…

***

Москва. МГУ.

– Мартин, ну ты подумал? – подошёл Хуберт к нему сразу после первой пары.

– Подумал. Понятия не имею, как и чем я тебе могу помочь… – покачал головой Мартин и пошел дальше.

Хуберт посмотрел ему вслед. Очень хотелось осыпать его оскорблениями, они прямо из горла рвались. Надо же, какая сволочь, будет, как ни в чем не бывало, учиться себе в МГУ, а он с позором поедет домой? Но если он и сделал какой-то вывод из этой истории, то это было понимание, что свой темперамент в присутствии Мартина надо сдерживать. Если у этого негодяя такие связи, то не надо настраивать его против себя еще больше…

– Я буду следить за тобой… и однажды ты оступишься, а я окажусь рядом, – прошипел он вслед своему врагу.

***

Москва. Квартира Быстровых.

Вернувшись из университета, Регина переоделась в домашнюю одежду и отправилась на кухню. В холодильнике стоял борщ, приготовленный матерью. Суп Регина уже ела в столовой и стала искать, что в холодильнике ещё есть. Нашла котлетки с вермишелькой.

О, то, что надо, – радостно подумала Регина и поставила на плиту в сковородке греться порцию, подлив воды, чтобы не сгорела. Попутно пощёлкала трехпрограммник в поисках музыки. Она любила моменты, когда была дома одна. Было тихо и спокойно. Родители, все же, чрезмерно много ругаются, когда дома, то на друг друга, то на нее. То она посуду не помоет, то полы, то одета якобы не так, как можно в университет ходить. Что бы они понимали в современной моде!

Перекусив, Регина решила почитать и пошла к книжному шкафу. Просмотрев содержимое книжных полок, она не нашла ничего интересного. Потом вспомнила, что начала читать еще перед поступлением Стендаля «Красное и черное» и, решив наконец дочитать эту книгу, нашла ее во втором ряду. Прижав к себе, пошла в свою комнату, прихватив пару красивых розовых яблок с кухни.

***

Святославль. Дом начальника городского управления милиции.

Филимонов ворвался к себе в дом, намереваясь припрятать понадёжнее, на всякий случай, свои накопления.

Стремительно пройдя прямо в обуви к платяному шкафу, он вытащил заначку – почти пять тысяч рублей – и бросил деньги на стол. Схватил с трюмо шкатулку с цацками жены и высыпал её содержимое туда же.

– Это что же ты такое творишь? – возмутилась жена, вертевшаяся перед зеркалом.

– Не до тебя сейчас, дура, – отмахнулся Филимонов, но мельком взглянув на жену, он только сейчас обратил внимание, что она стоит в шубе, что изъяли у Алироевых. Он притащил ее домой, хоть это был и вещдок. Ну а для чего же еще быть начальником, если не можешь свою жену порадовать?

– Сними! – заорал он, грубо стаскивая шубу с плеч жены. – Ты что, совсем сдурела?! Надеюсь, ты не выходила в ней никуда? Ещё не хватало, чтоб тебя люди в ней увидели!

– Да что такое? – опять возмутилась жена.

– Ничего! Посадят меня теперь из-за твоей зелёнки! Раздула скандал из пустяка, а я и повелся… Спрячь всё это в огороде, чтобы не конфисковали, – показал он на деньги и украшения. – Закатай в стеклянной банке и закопай. Только, не забудь, где!

Подумав несколько секунд, он досадливо сказал:

– Хотя нет, будет обыск, щупом найдут. Ладно, одевайся пока, приеду через полчаса, съездим в лес, приметил я там одно дуплистое дерево…

– Как же так? – начала всхлипывать жена. – Ты же говорил, что у тебя всё схвачено…

– Мало ли, что я говорил! У Шанцева связи аж в самой Москве оказались… И какие! Обком брянский на колени поставили, как поп мальчиков в церкви на горох… Эх, и скандальная же ты баба! Теперь всё потеряем из-за тебя! Хорошо, если на свободе останусь.

Филимонов схватил шубу Алироевых, завернул её в наволочку и унёс из дома.

***

Москва. Квартира Быстровых.

В тишине Регина услышала, как открывают входную дверь ключом. Кто-то пришёл. Кто бы там ни был, мать или отец, она не собиралась подниматься, надо будет, сами зайдут. Но входная дверь сильно хлопнула и тут же в комнату ворвалась мать.

– Лежишь, паскуда?! Прохлаждаешься? Доигралась! Меня с работы вышвырнули с треском! – кричала разъяренная мать.

Удивлённо хлопая глазами, Регина молча пыталась понять, при чём здесь она и что, вообще, происходит?

– Ты что устроила, дура?! У меня проверка министерская в школе. Меня с директорской должности, сказали, попрут! Я, даже, простым учителем из-за тебя устроиться не смогу! Что жрать будем?

– Да причём тут я, мама?! Как я могу такое тебе сделать?

– А за что ты в университете строгий выговор получила? Ты кому семью разбить там собралась? Дура? Зачем?

– Кто тебе сказал? – спросила потрясено Регина.

– Во время проверки и сказали! Намекнули, что потому ее и проводят! Из-за твоих проделок! На кого ты там позарилась? Кого с женой поссорить хочешь? Влюбилась в женатого? Отбить хочешь?

– Да даже не отбить, а просто отомстить… Я его и не любила! Он не захотел, чтобы я была его любовницей! А у самого есть любовницы, я точно знаю!

– Но почему в твою тупую башку вбилось, что ты должна быть чьей-то любовницей? – потрясенно спросила мать.

– Так ты же сама говорила, что главное быть с нужным человеком, при хорошей должности, и неважно, в каком качестве, жены или любовницы.

– Ты совсем идиотка? – потрясенно смотрела на неё мать. – Мало ли, что я говорю! Ты лучше посмотри, как я живу! Я всю жизнь с одним человеком! С твоим отцом! Неужели ты не понимаешь?!

***

Святославль. Дом Алироевых.

Аполлинария попыталась после работы попасть в милицию, но там все так бегали, чем-то занятые, что её не пустили даже на порог. Поднимать шум она не решилась и, расстроенная, пришла домой.

Не прошло и двадцати минут, как в дверь постучали. На пороге стоял заместитель Филимонова, Рыков. Он сунул Аполлинарии в руки какой-то мешок.

– Вот, велено передать, – объяснил он причину своего появления, и удалился, неожиданно вежливо кивнув на прощанье.

Наволочка? А в ней что? Как все это странно! Внутри оказалась шуба, подарок сына. Аполлинария растерянно подняла голову, но Рыкова уже и след простыл.

Вот же! – удивилась Аполлинария. – Изымали когда, столько бумаг подписать заставили, а вернули просто так… Но самое главное… Это же хороший знак, верно?

***

Москва. Квартира Быстровых.

– Неужели ты не видишь разницы между словом и делом?! – ругалась мать. – Как можно быть такой?

В двери повернулся ключ. Это вернулся с работы отец. Не здороваясь ни с кем и не раздеваясь, он схватил жену за руку и попытался увести её в другую комнату.

– Да подожди ты, куда ты меня тащишь! – вырвала она у мужа руку. – Ко мне проверка сегодня явилась и не из РОНО, а из министерства. Никогда таких не было. Целенаправленно шли, накопали много чего, и сказали, что мне не только директорской должности не видать, но и учителем простым больше не быть. И всё из-за нашей доченьки, нашего цветочка! Что я её так воспитала, что меня близко нельзя к детям подпускать!

– Пошли! – опять схватил её за руку отец. – Поговорить надо!

Он все же утащил мать в другую комнату и захлопнул дверь. Регина немедленно прокралась к двери и с замиранием сердца услышала, как отец рассказывал, что у него сегодня было на работе.

– Два управления теперь знают, а значит, и всё наше министерство, что наша дочь любовница секретаря ВЛКСМ МГУ… Я такого стыда натерпелся… Помощник министра лично от него приходил… Шлюха и прохиндейка!

На этих словах отца Регина не выдержала, обулась, подхватила свою сумку, схватила куртку в охапку, и выбежала из дома.

***

За разговорами дорога не показалась такой уж длинной. Мы немного попетляли между дачными участками и выехали к КПП. Прапорщик Свиридов в разговоре накануне очень подробно объяснил мне, как добраться до его части, так что нашли легко. Его вызвали с КПП и вскоре он вышел лично нас встречать. Щупленький, лысенький, дружелюбно улыбался в ожидании навара. Уселся к нам в машину, дал отмашку солдатику на воротах, и мы спокойно проехали внутрь военного объекта прямиком к складу.

Проведя нас внутрь просторного помещения, он сразу переключился на Ивана, видимо, решив, что в нашем тандеме старший он. Не стал им мешать, прохаживался вдоль полок и стеллажей, пока Иван с прапорщиком обсуждали разные модификации палаток. Когда Иван определился и с палаткой, и с печью, пришло время моего выхода.

– Готово? – улыбнулся я. – Сколько с нас? – полез я в карман за конвертом с подотчётными деньгами.

– Ну, давайте сто семьдесят за палатку вместе с печью, – ответил прапорщик.

У меня были только сотки и две я положил на стеллаж перед Свиридовым.

– Найдётся у вас что-то полезное для экспедиции ещё на тридцать рублей? – спросил я. – Вань, вам ещё что-то здесь пригодится?

Иван растерялся, а Свиридов быстро подсуетился и выдал нам три новеньких ватных спальника в чехлах и три подушки.

– О, это дело, – обрадовался Иван. – Только, нас же пятеро.

Пришлось лезть к себе в кошелёк и искать там двадцать рублей. А то же у прапорщика, как и у попа, сдачи не бывает.

– Эх, ну чего не сделаешь, ради родной науки, – подмигнул мне завсклада и положил перед нами ещё три спальника и какую-то упаковку. – Подарок, – пояснил Свиридов.

Посмотрел, полотенца вафельные двадцать штук. Белые. Ну, хорошо.

– В хозяйстве пригодится, – улыбнулся я.

Мы с Иваном начали грузить купленное имущество, и встали перед проблемой. Палатка кое-как уместилась на заднем сиденье, багажник забили спальниками, полотенца под ноги положили на переднее сиденье. А вот печка уже никуда не влезала…

Прапорщик Свиридов, сам заинтересованный, чтобы мы исчезли со всеми вещами с территории его части побыстрее, вызвался нам помочь, и пригнал свой «Москвич». В него, на заднее сиденье, кое-как влезла печка. Выезжали с территории части вместе.

Иван попросил оставить палатку и всё остальное у него дома, в институте не показывать. Мне всё равно. Довезли вещи до дома, разгрузили втроем обе машины, за что я дал прапорщику еще пятерку. Заодно я к себе заглянул, узнать, как движется ремонт.

Свет в окнах ещё с улицы заметил, значит, всё уже просохло. Мужики, как муравьи, сновали туда-сюда. В квартире было чисто, насколько это возможно в условиях ремонта. Мусор весь сразу выносился.

Жданович обрадовался, что я зашёл. Тут же повёл меня к аркам в коридоре. Они зашили торцы рейками и он спрашивал, оставить их как есть, только полакировать, или покрасить под цвет обоев в коридоре? Решил, что надо красить.

Одну ванную уже выложили синей плиткой по кругу. Только потолок белый. Чудно, конечно, смотрится… Но посмотрим, как с белой ванной будет смотреться и раковиной. Сразу обсудили, что раздвижной экран под ванну, тоже, естественно, должен быть белый.

Приехал домой уставший, но довольный. Вручил Галие пачку вафельных полотенец, она так обрадовалась, как будто я золотое руно добыл. Сразу записал расходы на отдельном листочке и положил в конверт к подотчётным деньгам.

***

Москва. Квартира Быстровых.

– Как же так? – повторяла дрожащим голосом Нина Георгиевна. – Как же так?

– Вот, так, – с горечью ответил ей муж. – Меньше надо было орать, что тебе надо было за другого выходить, со связями и должностью.

– Ну, я же не всерьёз!

– А что, разве можно говорить при детях что-то вот такое не всерьёз? Да я сам был уверен, что ты это всерьез! Что же ребенку было думать? Тогда, хотя бы, пояснять надо было: «шутка».

– Теперь ты меня во всём виноватой сделаешь? – вскричала Нина Георгиевна, подскочив и уперев руки в бока.

– Поздно метаться! Сядь на место! – непривычно строго сказал ей муж, и она от удивления подчинилась. – С дочерью что будем делать?

– Я с ней разговаривала перед твоим приходом! – заявила она.

– И до чего добрались? Извинилась хоть, дочурка, что нам жизнь поломала? – язвительно спросил муж. – Ну, пошли, вдвоем спросим, как она до такого докатилась?

Они прошли в комнату дочери, но её там не оказалось.

– Регина! – тут же закричала Нина Георгиевна, а муж проверил все остальные помещения в квартире.

– Нет ее нигде, – сказал он, – вот и поговорили…

***

Святославль. Дом Алироевых.

Решив, что возврат шубы – это хороший знак, Аполлинария принялась готовить ужин. Но когда у ворот остановилась милицейская машина, у неё сердце в пятки ушло. Что теперь? Она как во сне наблюдала, как открылась задняя дверь машины, вылез Ахмад и вошёл во двор. Машина уехала. А Аполлинария обессилено опустилась на табурет.

Когда Ахмад вошёл в дом, у неё не было сил даже плакать. Она повисла у него на шее, беззвучно трясясь.

– Ну, не плачь, – гладил её муж по волосам, по плечам, – всё закончилось.

Немного придя в себя, Аполлинария вспомнила про ужин, а Ахмад отправился в ванную.

Чуть позднее, сидя за столом и выпив с женой по пятьдесят капель за освобождение, Ахмад сказал:

– Что значит советская власть! Есть все же справедливость, махинаторам разгуляться не дали! Приехал зампрокурора из области, разобрался. Филимонова с должности теперь снимут, социалистическая законность восторжествовала!

– Что? – с удивлением посмотрела на него жена. – Какая социалистическая законность? Это сын мой Паша приезжал в воскресенье, оббегал тут всех и поднял на ноги своих знакомых в Москве. Сказал мне, что очень больших людей… Социалистическая законность… Так и сидел бы сейчас, если бы не он… Что творится в стране, что творится…

Ахмад не мог поверить её словам. Но всё было слишком похоже на правду, уж больно резко всё поменялось… Получается, если б не Пашка, сидели бы они с Шанцевым до сих пор и выбивал бы Филимонов из них сейчас показания… Ахмаду стало стыдно. Во-первых, потому что сам сразу не понял, что, на самом деле, произошло. Как же наивен он оказался… А во-вторых, стыдно было, что спас его несовершеннолетний пацан.

– Надо будет позвонить ему, – сказал он. – Сказать большое спасибо, а то решит, что я неблагодарный.

– Давай уже с утра, а то сейчас детей перебудим сыну…

***

В среду с утра встал пораньше и собирался в командировку. В восемь за мной должен был зайти Сатчан с талонами на дизель. Мы вместе с ним собирались заправиться и ехать на Старую площадь, где договорились встретиться наши начальники.

Вдруг, с утра пораньше, зазвонил телефон, подумал было, что Сатчан проспал, и хочет предупредить, что поедет сразу в горком, но быстро понял, что это межгород.

– Паша! Это мама, – услышал я в трубке её голос. – Ахмада вчера вечером отпустили! И Шанцева тоже!

– Ну, слава богу! – с искренним облегчением ответил я.

– Спасибо тебе, сынок!

– Да ладно…

– Привет, Паш, – услышал я голос Ахмада. – Спасибо тебе огромное. У меня слов нет, сказать, как я тебе благодарен.

– Ну, вы уж совсем, – смутился я. – Свои же, родные. Хорошо, что так всё закончилось… Может, вы, всё-таки, рассмотрите моё предложение в Москву перебраться? – спросил я, а потом сообразил, что не очень подходящее время сейчас такие вопросы задавать. – Хотя, извини, это не срочно. Отдыхайте, пока. В себя приходите. Все теперь будет хорошо!

Успеем ещё обсудить, при очередной встрече.

***

Москва. МГУ. Кабинет Самедова.

Только бы он с утра не поехал в какой-нибудь райком! – молилась измученная Регина у кабинета Самедова после ночи на вокзале. Как оказалось, переночевать больше было негде. К тем знакомым, что были до университета, идти было нельзя, там бы ее родители достали, а на курсе после того злополучного комсомольского собрания у нее друзей больше не осталось…

Но Самедов пришёл на работу вовремя и крайне удивился, ещё издали увидев её у своего кабинета.

– Заходи, – быстро открыл он кабинет. – Что случилось?

От него не укрылось её состояние, растерянный и измученный вид. Первая мысль, которая у него появилась, была о беременности Регины. Он уже вспомнил мысленно всех чертей, и начал прикидывать, как дать ей денег на аборт и уговорить пойти на него, но Регина смогла его удивить.

– Я из дома ушла, – еле сдерживая слёзы, заговорила она. – Родители устроили мне скандал. У них на работе проблемы. Мать с работы попёрли за то, что она меня плохо воспитала. Отцу рассказали, что у меня строгий выговор и что я… твоя любовница.

– Кто ж это такой умный? – подскочил на месте обеспокоенный Самедов, которому очень не понравилось услышанное, а Регина начала плакать. – Тихо, тихо… Не реви…

– Я не могу домой вернуться.

– Значит, не вернёшься.

– А где я буду жить? Я же москвичка, мне общежитие не положено.

– Придумаю что-нибудь, квартиру сниму… Не реви. Надо было думать, на чей каравай рот разеваешь! Я тебя предупреждал.

– Думаешь, это Пашка Ивлев?

– Понятия не имею, давай разбираться…

***

Святославль. Горком КПСС.

Встретившись у горкома, Шанцев и Алироев радостно приветствовали друг друга и вместе поднялись в кабинет первого секретаря горкома КПСС, куда их обоих пригласили с самого утра.

– Доброе утро, товарищи, – приветливо улыбаясь, словно он им лучший друг, встал из-за стола им навстречу Ваганович. – Рад, что всё закончилось. Присаживайтесь, пожалуйста… Товарищи, я приношу вам свои извинения за всё, что произошло. Я чувствую свою вину. Мне и в голову не пришло, что Филимонов мог из-за этой дурацкой истории с зелёнкой сфабриковать «твёрдые доказательства» – произнёс он с сарказмом. – Ещё раз, приношу вам свои извинения. Сейчас всё под моим личным контролем. Все виновные в этой злостной провокации, и, в первую очередь Филимонов, будут очень строго наказаны. Отдохните, сколько нужно, не стесняйтесь, и выходите на работу. Мы вас ждём. Город в вас нуждается.

***

Ехали в Городню тремя машинами, «Чайка» с мигалкой, в которой ехали Захаров и Бортко, «Волга» директора «Полёта», а сзади мы с Сатчаном на моей «Варшаве».

Шухеру навели и по дороге, и на месте. У местного сельсовета нас встречали хлебом-солью! Наряженный квартет народной песни исполнял под гармонь одну патриотическую песню за другой. А перед крыльцом стояла куча народу.

Потом нам долго всех представляли. Оказалось, что нас встречали первый и второй секретарь райкома КПСС, председатель райисполкома, всё местное начальство от председателя сельсовета и председателя местного колхоза, до директора школы, и директора сельской библиотеки.

Получил замечательную возможность сразу со всеми познакомиться, старательно записал к себе в ежедневник кучу новых имен и фамилий с должностями и телефонами.

Глава 5

***

Москва. МГУ. Кабинет секретаря комитета ВЛКСМ.

– Расскажи ещё раз, что родители говорили? – потребовал Самедов и Регина начала вспоминать всё, что мать говорила и что удалось подслушать под дверью из разговора родителей.

– Ты точно слышала, что отец говорил про Костенко? – напрягся Самедов.

– Ну, да, про дочку Костенко.

– Так… Ну, теперь, всё понятно.

– Так это Светка Костенко, получается, виновата, в проблемах моих родителей? Это из-за этой твари всё?! – поджала губки Регина. – Ну, она меня ещё узнает!

– Подожди! – осадил её Самедов. – У тебя и так проблем хватает. Забудь про неё, пока, затаись на время. Мне, вообще, очень не нравится, что кто-то стал говорить, что ты моя любовница… Нельзя нам с тобой больше здесь встречаться. Поняла? Всё. Давай беги. А я квартирой займусь. Зайдешь после занятий…

***

Святославль.

Выйдя из здания горкома, Шанцев и Ахмад отошли немного в сторону.

– Ну, и как тебе Ваганович? – процедил Шанцев. – Сам же, сука, позволил меня привлечь, а теперь такой весь невинный, прямо тебе херувим! Прям, ни в чём не виноват, обманули меня бедного… Тьфу! Скотина!

– Херувим, только в обратном смысле! Я думаю, он знал, что это дело шито белыми нитками… Филимонов ему что-то дал, или что-то пообещал. Или, может, он хотел тебя его руками убрать и директором своего кого-то посадить… Чтобы завод разворовывать совместно.

– Мог, собака! – согласился директор, – вот только хрен узнаешь и докажешь!

– И что, мы так и выйдем на работу, как ни в чём не бывало? – спросил Ахмад. – Нас же в дерьме вывозили по самые уши. Теперь весь город будет за спиной шептаться.

– Слушай, радуйся, что всё так закончилось. Перед нами извинились, отпустили, на работе ждут. Филимонова, опять же, уберут.

– А Ваганович? – с недоумением взглянул на него Ахмад. – Думаешь, он простит нам, что без своего начальника милиции остался и вообще? Унижаться тут, понимаешь, пришлось…

– Да что нам Ваганович? После такого фиаско он несколько лет будет сидеть тише воды ниже травы. Он меньше чем выговором после такого не отделается от старших товарищей.

– А потом? – озабоченно спросил Ахмад.

– А потом суп с котом, – улыбнулся ему Шанцев. – А вообще, конечно, нам повезло, что в области такие мужики порядочные оказались, не дали свершиться беззаконию в нашем городке и Филимонова покрывать не стали.

Область-то тут причём? – думал Ахмад. – Можно подумать, им есть до нас дело. Если бы не Пашка, сидели бы до сих пор! И не расскажешь никому, что пацан двух взрослых солидных мужиков от тюрьмы отмазал… Засмеют же. Наверное, не стоит и Шанцеву про это рассказывать…

– Наверное, в Брянске обратили внимание на всю эту странную ситуацию и решили проверить, – предположил Шанцев. – Но странно, что прокуратура первой очухалась. Я вообще надеялся, что в обкоме шум поднимут… Хотя, какая разница? Главное, что справедливость восторжествовала!

– Да не пошевелился там даже никто, – не выдержал все же Ахмад. – Всем всё равно было. И если бы не сын моей жены, сидели бы мы сейчас по камерам и чистосердечное признание оформляли.

– О чём ты? Аполлинарии сын? Он же пацан совсем… – не поверил Шанцев.

– Пацан, не пацан, а он приезжал сюда в воскресенье, выяснял все. В понедельник большое начальство в Москве на уши поднял. Думаю, потому брянские во вторник и засуетились… И сразу все резко изменилось в нашу пользу…

– Да кого пацан в Москве на уши поднять мог?

– Он в Кремле сейчас работает, – ответил Ахмад. – И мог. И захотел. И поднял… Вот так. Так что, нет никакой справедливости для хороших людей. Есть только связи… Плохие, или хорошие…

***

Москва. МГУ. Кабинет секретаря комитета ВЛКСМ.

Выпроводив Регину, Самедов сел за стол и в тишине решил ещё раз обдумать сложившуюся ситуацию.

Всё это очень, очень нехорошо, – думал он. – Зря я, конечно, так повёл себя с Костенко. Такой оказался злопамятный и мерзкий тип. Ещё и со связями. Это же надо, родителям Регины отомстил! Не поленился… Козёл. Но это значит, что и до меня самого попробует дотянуться. Точно…

Самедов стал прикидывать, откуда Костенко может зайти и что предпринять. Ничего не придумав, решил не дожидаться, а попробовать самому нанести первый удар.

– Герман Владленович, здравствуйте. Самедов, – позвонил он второму секретарю Гагаринского райкома КПСС. – Если помните, я уже обращался о проблемах с неким Костенко… Да-да, из-за дочки его… Нездоровый абсолютно тип, просто, сумасшедший. Я пытался с ним договориться по-хорошему, но он обиделся, связи поднял, устроил родителям второй девчонки проблемы на работе, представляете? Главное, девчонки сами уже давно всё забыли. А вчера родителям Регины Быстровой, что работает сейчас в нашем «Комсомольском прожекторе», серьёзно очень прилетело. Я не знаю, что делать с этим ненормальным. Чувствую, он и мне какую-то подлянку устроит. Как бы о нём информацию собрать? Наверняка же что-то есть, чем его остановить можно.

***

Закончив со знакомствами, слово взял первый секретарь Конаковского райкома Аржанов Алексей Михайлович и приветствовал дорогих гостей в нашем лице. Потом взял слово Захаров и толканул целую речь о культурном наследии, о воспитании патриотизма в молодёжи и о том, что Москва не должна отстранятся от других регионов.

Только он закончил, нас сразу пригласили к столу, и шумная толпа двинулась внутрь сельсовета.

***

Калининская область. Село Городня.

Когда слово взял товарищ из Московского горкома, Аржанов потянул легонько за рукав своего второго секретаря Гусева, и они немного отошли от всех.

– Денис, ты что-нибудь понимаешь? – тихонько спросил Аржанов. – Что они хотят? По телефону нифига не объяснили…

– Тоже ни черта не понял, но разговаривают они вежливо. Этот, молодой помощник, телефоны у всех переписал… Головомойку, точно, устраивать не планируют, раз за стол пошли…

– Так-то да… Ну, пойдём послушаем, что им в этой Городне надо? Может, и для всего района удастся что-то с московских получить…

***

Сели за стол, нас было человек двадцать, не меньше. Местный народ был напряжён и Захаров опять взял слово, говорил долго и путанно о сотрудничестве и взаимной пользе.

Потом взял слово директор завода «Полёт». Тоже налил воды о том, как необходимо развивать историческую науку, увлекать ею рабочую молодёжь, ещё говорил, что надо помнить свои исторические корни и что это очень важно с идеологической точки зрения!

Короче, никому ничего так и не объяснили, недоумение на лицах уже было очевидным, и принимающая сторона в лице председателя местного сельсовета Ляпушкин была вынуждена поднять тост «За дружбу».

Наши его охотно поддержали и праздник начался. В какой-то момент, председатель местного колхоза «Красный луч» Заборских Сергей Николаевич предложил баньку, если есть желание. Наши переглянулись и согласились.

***

Святославль. Дом Алироевых.

Вернувшись домой с работы, весёлая Аполлинария начала рассказывать мужу, какие сплетни сейчас ходят по заводу.

– Представляешь, говорят, что Шанцев когда-то в КГБ служил, а они же своих не бросают. Вот все и забегали и в Москве, и в области, когда его арестовали. Я хотела им сказать, кто на самом деле вас спас!..

– Надеюсь, не сказала? – на полном серьёзе посмотрел на неё Ахмад.

– Нет, – улыбнулась она. – Будут ещё потом все ходить, помощи просить. Оно Пашке надо? Он же не Бюро добрых услуг!

– Правильно.

Аполлинария пошла в спальню переодеваться в домашнее, и увидела раскрытый чемодан на кровати.

– Ахмад! – тут же вернулась она в кухню. – А ты что, куда-то собрался?

– Да думал, думал, как Пашу отблагодарить? Неудобно перед ним. Столько сделал для меня. Не все столько для кровного отца сделают, сколько он сделал для отчима. А денег у нас сейчас немного, мы же Инне много дали на рождение второго ребенка. Хочу к своим съездить, денег занять. Надо Паше купить что-то приличное.

Аполлинария хотела было сказать, что к чему такой дорогой подарок, что за деньгами на него аж в Чечню надо ехать, родственники же все. Но потом поняла, что это все равно, что воздух сотрясать. Ахмада она уже изучила – тот изведется весь, если за помощь не расплатится, как считает нужным. Да наверное, и тяжело ему чувствовать себя настолько сильно обязанным ее сыну… Пашке же еще и восемнадцати нет, а Ахмад здоровый мужик, начальник отдела на заводе. Он после шубы той подаренной вон сколько переживал, что Пашка ей ее подарил, а не он сам. Ну и в принципе, деньги уйдут не куда-нибудь на сторону, а в семье останутся… Пашка с Галией двоих детей растят, в такой ситуации деньги им не помешают. А они еще себе заработают…

– Так позвони родственникам. Зачем ехать? – предложила ему Аполлинария.

– Ну, ты что? Как я по телефону всю эту историю расскажу? И потом, я же не сто рублей буду просить до получки одолжить. Моя свобода дорого стоит… Понимаешь? – подошёл он к ней, взял её лицо в ладони и поцеловал.

Подумав, не способная сейчас видеть что-то плохое вокруг после чудесного спасения мужа из тюрьмы, Аполлинария решила, что и очень хорошо, что Ахмад на родину съездит, проветрится после заключения, в себя немного придет. После такого потрясения смена обстановки не помешает…

***

У председателя колхоза оказалась очень приличная банька на берегу реки с терраской, выходящей прямо к воде.

– Здесь и порыбачить можно, – переглянулся я с местным участковым.

– А то!

Оставшись тесным мужским кругом, мы, наконец, перешли к обсуждению конкретных планов.

– Какие здесь места замечательные, – взял слово Бортко. – Поэтому мы и выбрали ваш посёлок, – окинул он взглядом местных представителей власти. – У нас появился план по строительству в Городне музейного комплекса, который будет выполнять ещё и образовательно-развлекательные функции. Есть идея собрать в одном месте исторический музей, дом отдыха завода «Полёт» и организовывать на базе этого комплекса культурные мероприятия. Вот наш коллега лучше расскажет о них, – показал он, вдруг, на меня.

– На самом деле, – откашлявшись, начал я, – продумывая концепцию этого комплекса, мы начали с того, что появилась потребность обеспечить трудовой коллектив завода «Полёт» зоной отдыха, где сотрудники с семьями могли бы культурно проводить выходные и отпуска, и полноценным помещением для заводской экспозиции Клуба любителей старины. Да-да, не удивляйтесь, есть на заводе «Полёт» такой клуб. Трудящиеся сами находят и приносят экспонаты. Экспозиция клуба занимает уже две комнаты и продолжает разрастаться.

Потом мы подумали и решили не жадничать. Пусть заводской дом отдыха будет сам по себе, а музей сам по себе, чтобы все желающие имели в музей доступ. Ну, может, только за билет придётся сколько-то копеек заплатить.

А потом уже мы озаботились досугом отдыхающих, возникла идея организовать здесь лодочную станцию, построить несколько пирсов.

В результате, когда все планы будут реализованы, район получит много полезного на своей территории. Дороги вам в порядок приведём. Рабочие места создадим. Обустроим большую территорию, набережную красивую сделаем. Что-то завод оплатит, что-то профсоюзы, на музей Минкульт помощь оказать попросим.

Вдохнём, короче, новую жизнь в ваш прекрасный старинный город.

Местные мужики сидели, открыв рты. Ну да, для них это звучало, наверное, очень похоже на концепцию «Нью-Васюков». Но не от самозваного гроссмейстера, а от очень серьёзных людей из самой столицы.

– В свою очередь, – подхватил эстафету Бортко, – вам наше сотрудничество тоже принесёт пользу, – многозначительно посмотрел он на них. – Вы нам помогаете, чем можете, и мы вам помогаем, чем можем.

Народ тут же оживился и, удивлённо переглядываясь, местные подсели все поближе. Перспектива сделать своими должниками таких людей, видно было, их вдохновила. Ну а что – все же люди. Сына или племянника в московский институт учиться устроить, с пропиской и работой московской помочь, да мало ли что!

– А в чём вы нуждаетесь? – сразу спросил Аржанов, первый секретарь райкома КПСС.

– В ближайшее время здесь начнутся раскопки кургана на берегу, – взял я слово. – Приедут археологи. Им нужно будет запитать прожектора. Нужны будут энергетики.

– Сделаем, – кивнул Аржанов, – никаких проблем.

– Сколько их экспедиция продлится, – продолжил я, – трудно сказать. Они ориентируют нас месяца на два. У них всё своё, в основном, есть, палатка большая армейская, печка, спальники. Им, возможно, нужна будет помощь с дровами, не знаю, с чем там ещё.

– Это ерунда, сделаем! – воскликнул председатель колхоза. – И баньку им организуем тоже, всё оформим в лучшем виде.

– Ну и когда уже будет готов проект, – добавил Бортко, – он пройдёт все согласования, начнётся строительство, тогда, тоже, наверняка, понадобится ваша помощь. Строители, стройматериалы, техника… Это же такое дело, то одно, то другое. Заранее не угадаешь.

– Согласен, – кивнул за всех своих Аржанов. – Поможем, чем сможем. Будем рады сотрудничеству.

– И мы рады, – улыбнулся Захаров.

Принципиальные соглашения были достигнуты. Мужики принялись сразу это дело обмывать. А я глазами показал Сатчану, что нам можно уже ехать дальше по своим делам. Надо наведаться к ребятам, что ищут и предают земле останки советских воинов.

***

Святославль. Дом Шанцевых.

Вернувшись домой после разговора с Ахмадом, Александр Викторович сел за стол на кухне в ожидании жены и достал бутылку беленькой. Пережитый стресс ещё не отпустил, а тут ещё и Алироев озадачил, так озадачил!

Пришла жена с работы.

– Ну что ты сидишь с одним хлебом и салом, – начала ворчать она, а у самой улыбка на лице. – Я борща наварила. Давай, разогрею быстренько.

– Наташ, – взглянул на неё Шанцев, – Алироев говорит, что нас спас сын Аполлинарии, его жены. Ты же помнишь его? Он у тебя в школе учился…

– Конечно, помню. И он, действительно, прибегал в воскресенье, выяснял, что к чему. Очень решительно был настроен вас с Ахмадом спасать. И приехал на собственной машине, представляешь? Как вспомню, как он несколько лет назад по улице бегал, штаны свисающие подтягивая, тем удивительнее эта картина…

– Надо же… Мне Ахмад сказал, что он шум в Кремле поднял, и только поэтому мы сейчас и на свободе… А я засомневался сперва. Слушай, раз такое дело, так надо же отблагодарить парня. А то как-то нехорошо получается. Я же не сволочь, добра не помнящая.

– Нет, конечно, – обняла его за шею жена. – Отблагодарим обязательно. Как думаешь, что ему надо?

***

Москва. Гагаринский райком КПСС. Кабинет второго секретаря райкома.

Володин вызвал Гончарука и Белова.

– Товарищи, – обратился к ним второй секретарь, когда они пришли, – хотел обсудить с вами один вопрос. Что-то, в последнее время, меня беспокоит Самедов. Какие-то конфликты постоянные вокруг него… Ведёт себя неосторожно, неосмотрительно, внимание к себе привлекает излишнее. А наше дело не терпит огласки…

– Подтверждаю! От него пользы, между нами говоря, сейчас, – вступил в разговор Гончарук, – как от козла молока. Раньше какую-то пользу приносил его «Комсомольский прожектор», который можно было посылать на предприятия, в отношении которых есть планы. Но у него там сейчас одни новички, потому что он старый состав разогнал, все стукача там искал, но так и не нашел. Такой «Прожектор» из новичков, не понимающих, что делать надо, можно при любом нашем предприятии организовать и Самедов для этого вовсе не нужен.

– Смотрите, товарищи, может, пришло время избавится от него? – предложил Володин.

– Я бы так не спешил, Герман Владленович. Он в курсе всех наших дел. Как мы его отстраним?

– Согласен, – кивнул Гончарук. – Опасно. Кто его знает, что у него в башке? А вот долю его пересмотреть можно и нужно.

***

Святославль. У дома Алироевых.

Сломав голову насчёт подарка в благодарность за спасение, Шанцев с женой решили, что стоит узнать у Ахмада, что подарить его пасынку. Кому, как не ему знать, в чем тот может нуждаться? Недавно только в Москву пацан поехал, небось, много чего ему нужно. Вот они и подарят что-нибудь, что нужнее всего.

Хорошо, что не стал откладывать и сразу пошёл к Алироеву, – подумал Шанцев, увидев, подойдя к воротам, что Ахмад с чемоданом выходит из дома.

Простившись с Аполлинарией, он решительно направился через двор на улицу и увидел за воротами Шанцева.

– Ты куда это собрался? – удивлённо спросил его директор.

– Надо на родину съездить, – ответил Ахмад. – Денег хочу у родни занять, Пашку отблагодарить. Чем больше думаю о том, как годами мог в тюрьме сидеть, а потом оставшуюся часть жизни кочегаром работать из-за судимости, тем страшней становится.

– Я сам тоже об этом думаю. Это же случайность, получается, что мы с тобой так легко отделались. Сугубо Пашкиными хлопотами. Мы с женой голову сломали, что вашему пацану подарить? Может, подскажешь?

Ахмад хмыкнул в ответ и покачал головой.

– Для меня самого это реальная проблема. Такое впечатление, что у него всё есть. Квартира в Москве, машина, гараж вот приобрёл в сентябре…

– Но как? Он же только школу окончил? Второй год только пошёл, как он из Святославля уехал.

– Ну, вот так, вот что значит Москва да работа в Кремле. Он, правда, еще где только не подрабатывает! Аполлинария говорит, звонила как-то, что Галия переживает, что он и по ночам иногда работает. Так что для меня самого ситуация с подарком достаточно непростая, – подытожил Ахмад. – Сам планирую с родственниками посоветоваться…

***

Хорошо, что мы с Сатчаном довольно быстро смылись с барских посиделок. Правда, нам с собой угря копченого вручили, каждому по увесистому свёртку. Потом ехали и всю дорогу офигевали от этого аромата.

Посёлок с многозначительным названием «Победа» встретил нас полупустыми улицами. Заехав в школу, застали там только сторожа. Но увидев мои журналистские корочки и узнав, по какому вопросу мы прибыли, он лично сопроводил нас к дому директора.

Директор школы Пшеничный Николай Николаевич очень сокрушался, что мы не предупредили заранее о своём приезде. Сказал, что для них огромная честь, что московские журналисты проделали такой путь. Если честно, мне аж неловко стало. Немолодой уже мужчина, явно, фронтовик, целый директор поселковой школы рассыпался передо мной, пацаном, восхищёнными тирадами…

Правда, параллельно он послал сторожа к кому-то и велел собрать немедленно в школе ребят по целому списку. Как старый сторож их обежит? Да как он их всех запомнит?

Увидев, что я достаю фоторужьё, Николай Николаевич попросил пять минут переодеться. Когда он вышел в белой рубашке и чёрном костюме, вся грудь в орденах и медалях, я сразу понял, почему тут так трепетно относятся к останкам павших воинов.

– Готов, – кивнул он и мы поехали к школе.

К нашему огромному удивлению, нас уже ждали. И дети, и взрослые. А люди подходили и подходили. Многие, прямо, бегом бежали по улице.

Когда вокруг нас собралась стихийная толпа, я поднялся на школьное крыльцо и сказал, что работаю в Верховном Совете. И что в Комитете по миру получили их письмо. Что мы всем Комитетом читали его вслух с огромной благодарностью за всё, что они делают для сохранения памяти погибших героев.

Многие украдкой вытирали слёзы с щек. Жива еще память об ужасах войны, да о погибших… Если честно, меня и самого пробило на сентиментальность. Говорил и говорил, искренне, от души, и люди это чувствовали, какое великое дело они делают. И как важно всем, потерявшим своих близких в той ужасной войне, знать, где и как они погибли, и где захоронены…

Директор школы поблагодарил меня за высокую оценку их скромного вклада в общее дело и пригласил всех в школьный актовый зал.

Но сначала, я попросил его позволить мне сделать несколько фото. Во-первых, тех ребят, кто непосредственно участвует в таких мероприятиях. Во-вторых, попросил взглянуть на захоронение.

Основная братская могила у них была создана ещё в начале пятидесятых годов. В неё перенесли останки из трех разных братских могил. Всего там, как нам сказали, теперь похоронено более тысячи человек.

Мы с Сатчаном стояли, реально потрясённые. Сколько же солдат и офицеров погибли на не такой и большой территории… Я сделал групповые фото школьников с директором и несколькими учителями на фоне обелиска, и мы пошли обратно в школу.

Мы больше часа обсуждали с местными, как работает их инициатива. Как оказалось, из более чем тысячи человек, были опознаны только десять процентов….

Выяснились и некоторые подробности, например, что у черных копателей очень ценятся немецкие медальоны. Оказывается, немцы их скупают через посредников…

В общем, съездили мы очень плодотворно, информации собрали и впечатлений набрались. Но в целом, от поездки ощущение осталось очень удручающее.

– Десять процентов, – проговорил я, взглянув на Сатчана, когда мы уже возвращались назад. – Всего десять процентов…

– Да-аа, – задумчиво кивнул он. – Знаешь, у нас очень много формализма в деятельности комсомола. От многих инициатив смертельно скучно и нам, когда организовываем, и комсомольцам, что в них участвуют. А вот это – это другое, настоящее. В таком вот деле я всей душой готов поучаствовать. Печатай быстрее свою статью. Если в Кремле эту инициативу не подхватят, то мы сами будем работать, где достанем. Поговорю тогда с Бортко и Захаровым, чтобы часть денег из наших фондов выделить на такую вот активность…

– Правда? – несказанно обрадовался я.

– Ну да. Деньги с собой в могилу не заберешь, сколько нам надо-то? А на такое дело если выделим, хоть понимать будем, ради чего живем вообще.

Глава 6

Святославль. Дом Шанцевых.

Вернувшись ни с чем от Алироевых, Александр Викторович расстроенно рассказал жене, что у Ахмада самого такие же проблемы, не знает, что пасынку дарить, поехал вот в Чечню с роднёй обсудить и денег занять.

– К моему удивлению выяснилось, что Ивлев за год с хвостиком умудрился решить в столице все основные проблемы советского человека – и жилье свое у него есть, и машина, и гараж… дачи только нет, но помнишь, Эльвира по его настоянию переехала в частный сектор под Москвой, так что там у них теперь и вариант дачи тоже есть… Я, когда его Эльвира ко мне на завод привела, понял, что парень умный, но что настолько – кто же мог подумать-то! – сказал озадаченно он жене, терпеливо его выслушавшей.

– А ты только ушёл, так я сразу и сообразила, что ему подарить, – положила перед ним она, улыбнувшись, деревянную коробочку.

Шанцев прекрасно знал, что там лежит, не первый раз видел этот футляр. Фамильная вещица, доставшаяся Наталье от бабушки, которая то ли сама была дворянского рода, то ли муж её. Революция всех уравняла. Но остатки былой роскоши передавались в семье жены из поколения в поколение. А жене приходилось тщательно всю жизнь следить за тем, чтобы история про дворянские корни нигде не всплыла. Ее мать вообще была вынуждена бежать из Ленинграда в отдаленную деревню в Сибири, «потеряв» все документы. И до конца жизни больше всего, до обморока, боялась встретить кого-то из знакомых по прежней жизни… куда бы ни выходила, глубоко куталась в платок, как старая бабка, даже когда была еще молодой и красивой. Жестко в двадцатых и тридцатых годах обходились с дворянами, очень жестко…

Александр Викторович открыл коробочку и бережно вытащил маленькое аккуратное жемчужное колье в одну нитку. Маленькая розочка по центру из белого металла была усыпана мелкими белыми камушками, в семье жены считалось, что это бриллианты. Скорее всего, так оно и есть…

– Не жалко отдавать, Наташ? – с сочувствием спросил он.

– За то, что ты на свободе остался? Вот совсем не жалко, – улыбнулась она. – Ты на свободе, ты снова директор. Мне будет стыдно жалеть подарить эту вещицу жене Павла за такое… Что бы я без тебя делала?

– Так-то да… Знала бы ты, как мне не по себе от того, что нас с Ахмадом от тюрьмы этот пацан спас. И если бы Ахмада со мной вместе не прихватили, то, надо думать, Пашка и не почесался бы вообще. Кто я ему… Сидел бы и сейчас…

Шанцевы переглянулись и грустно рассмеялись.

***

Святославль. Дом Алироевых.

Аполлинария осталась дома одна, но настроение было хорошее. Всё самое страшное позади. Ей даже думать не хотелось о тех днях, когда Ахмад был в милиции. Она хлопотала на кухне, когда в дверь постучали.

На пороге стояла невысокая, худенькая девушка. Увидев Аполлинарию, она начала рыдать.

– Помогите, – повторяла она.

– Что случилось? – растерянно спросила её Поля, оглядываясь. Может, авария на дороге, а девушка вылезла из машины и сюда пришла? Но нет, одежда в порядке, крови нет, и шума никакого нет с улицы – была бы авария, уж кто-то бы да кричал сейчас из прохожих…

– Вашего мужа из тюрьмы освободили, а моего забрали! – ревела девушка.

– Давай-ка в дом проходи, – позвала её Поля, сразу начав ей сочувствовать. Уж такие переживания после событий последних дней она точно могла понять. – За что забрали? И причём тут мой муж?

Вера Бондарь рассказала, что мужа искал молодой парень. А потом Шанцева и Алироева освободили, а мужа Веры арестовали.

– Он же ничего не рассказал Филимонову про того парня, что приходил… Вот он и смог помочь ваших освободить, – сквозь слёзы говорила Вера. – Пусть он и моему поможет, пожалуйста! Федя ни в чём не виноват. У нас ребёнок маленький… Филимонов ему руки выкручивал, обещал, что его посадит, если бумаги не подпишет на вашего мужа. Что я с ребенком одна останусь, сын будет расти, а ему будут говорить, что отец у него зэк…