Лучший друг моего парня. Книга 2 бесплатное чтение

Пролог

– Хана тебе, неАнгел, – тихо произносит Мирон не своим голосом.

У меня волоски на коже дыбом от его тона и того, как стремительно он приближается ко мне. Я успеваю лишь отступить на шаг, а Мирон уже нависает горой рядом. Сгребает в грубые объятия и дёргает на себя.

Врезаюсь в твёрдое сильное мужское тело, выставляя вперёд руки, готовая сопротивляться. Так просто я не сдамся. Слишком зла и взбешена, несмотря на усталость и длинный день. Готова дать отпор, даже если придётся расцарапать Мирону лицо, чтобы он перестал меня трогать.

В нос ударяет еле уловимый запах табака, морского бриза и Мирона. У меня голова кружится от этого коктейля каждый раз, когда я его ощущаю. Сейчас не исключение. Действует как афродизиак.

Но я слишком раздражена в данный миг, слишком зла, чтобы пускать слюни на Гейдена. Пульс частит. Вздёргиваю подбородок, встречаясь со сверкающими взбешёнными глазами Мирона.

Его лицо так близко. Взгляд опускается на мои губы. Их жжёт от этого, словно я наелась перца чили.

– Да что ты мне сделаешь? Я тебе не принадлежу. С кем хочу, с тем и сплю! Могу хоть со всем универом трахнуться. Не твоё дело!

– Давно уже только моё.

Мирон касается пальцем моей нижней губы, сдвигает его в сторону, словно пытается что-то стереть у меня с губ, и хмыкает, когда я со всего размаху бью его по руке.

Толкаю Мирона в грудь, но ему всё равно. Он лишь удобнее перехватывает меня, скрещивая руки за моей спиной.

Доминирует и ни хрена не двигается с места.

Начинаю колотить его кулаками, бью куда могу дотянуться. Попадаю по подбородку и влепляю звонкую, оглушительную в ночной тишине пощечину. Так что руку жжет.

– Блть. Какая же ты бешеная, неАнгел.

Мирон лишь сильнее стискивает меня, фиксируя. Кости начинают трещать. Зло целует. Впечатывается в мои губы с таким напором, что мы бьёмся зубами. Никто не продолжает поцелуй, мы просто прижимаемся друг к другу. Я прихожу в себя первой и пытаюсь вывернуться, забрать себе свой рот и вырваться на свободу.

Гейден поднимает меня над землей, так что я начинаю молотить в воздухе ногами, и перехватывает под задницу, задирая пальто. Тащит в противоположную от дома сторону. К его машине.

– Пошел к чёрту! Я никуда с тобой не поеду! – Выкручиваюсь как змея.

– Я как раз от него.

Опять бью Мирона по лицу. Он ловит в плен мою нижнюю губу и ощутимо прикусывает.

– Отвали от меня! – хнычу беспомощно.

Очень сложно противиться Гейдену. Только я ставлю крест на всём, что у нас было, как он, будто чёрт из табакерки, выскакивает в самых неожиданных местах и показывает мне, что игра всегда продолжается. По его правилам. Мне никогда не выиграть и не переплюнуть его.

– Ты у меня в башке засела, не вытравить, неАнгел. Отвалить уже не получится. Придётся нам что-то с этим сделать, – говорит Мирон прямо мне на ухо, крепко прижимая к себе.

1 Глава

– Исаева, место двадцать три, – произношу, запыхавшись.

Стараюсь отдышаться, наклоняясь чуть вперёд, опираюсь на ручку чемодана.

Проводница двухэтажного поезда, на который я чуть не опоздала, быстро просматривает списки пассажиров, тыкая стилусом в планшет.

Убираю с лица выбившиеся из хвоста пряди и провожу ладонью по мокрой шее.

Пришлось бежать.

– Ваш паспорт, пожалуйста, – голос проводницы возвращает меня обратно в реальность.

– Держите.

Протягиваю документ и расстёгиваю пуговицы на пальто. Фотография в паспорте у меня не самая удачная. Только выпустилась из детского дома и была похожа на колючего ёжика. Секущиеся волосы неопрятно торчали в разные стороны, брови нуждались в уходе, как и серая кожа лица. Глаза большие, серьёзные и печальные.

После я научилась за собой следить. Прошло меньше двух лет, а я уже совсем другая.

Не сломалась и вырвалась из нищеты. Поступила в хороший вуз, учусь, снимаю квартиру. У меня есть самый лучший любящий парень, семья которого от меня в восторге.

Так, по крайней мере, считают мои подписчики в социальных сетях. А вы в курсе, что девяносто девять процентов снимков в сети врут?

– Всё в порядке, проходите, у вас первый этаж. Скоро отправляемся.

Забираю документы и, подхватив поудобнее чемодан, захожу в тёплый вагон.

Продвигаясь по салону, чувствую на себе липкие мужские взгляды. Незаметно чуть ниже одёргиваю короткий белый свитер, оголяющий пупок. Затем и вовсе прикрываю живот пушистой шапкой, что держу в руках.

Добираюсь до нужного номера. На моём кресле, у окна, сидит старушка.

– Здравствуйте, – произношу осторожно.

Моя соседка вежливо кивает, явно не собираясь меняться местами. Её морщинистое лицо выражает дружелюбие и интерес. Серебристые волосы стянуты в тугой пучок, а на коленях лежит переноска, откуда раздается трусливое и истеричное:

– Мяу.

Какая прелесть. Непроизвольно морщу нос.

Не то чтобы я имела что-то против кошек и прочей живности. Ладно, если бы она одна была в этом вагоне. Но перед праздниками не так просто купить билет, поэтому я попала в вагон, где возможна перевозка животных. Например, из-за кресла, расположенного чуть дальше по проходу, устроив голову на плече своего хозяина, коричневыми глазами-бусинками на меня смотрит такса.

Снимаю пальто и, аккуратно свернув его, убираю на багажную полку над сиденьями.

Уперев руки в бока, смотрю на свой чемодан. Это будет сложнее.

– Милая, не уберешь туда мой портфель? Спину прихватило.

– Конечно.

Подхватываю с пола увесистый рюкзак, словно набитый кирпичами. Приподнявшись на носочках, пытаюсь запихнуть его наверх.

– Давай помогу.

Внезапно моей ладони касаются чужие пальцы, а спина прижимается к чему-то твёрдому. Отдергиваю руку, отступая в сторону, и, повернув голову, смотрю на незнакомого высокого парня с копной растрепанных светло-каштановых волос. Загорелый. Тонкий аристократический нос с еле заметной горбинкой и длинные ресницы. Красавчик. Он подмигивает мне, приподнимая уголок губ. Ловко забрасывает наверх сначала рюкзак моей соседки, а потом и мой небольшой, но тяжёлый чемодан.

– Спасибо.

– Обращайся, – кивает парень и занимает своё место на другой стороне прохода, через два ряда от моего.

Опускаюсь в своё кресло и понимаю, что мы сидим лицом к лицу. Придётся смотреть на него всю дорогу.

Глубоко вдыхаю через нос и медленно выдыхаю. В мои планы входило весь путь глазеть в окно, заткнув уши наушниками с важной лекцией моего куратора, которая выпала на даты, когда мне предстояло уехать.

Не хочу возвращаться в свой город.

Нервничаю так, словно отсутствовала не три дня, а больше. Кажется, что прошло полгода, такие насыщенные выдались дни столице. Если бы смогла, то задержалась бы подольше. Мне некуда спешить. У меня нет места, которое можно назвать домом. Нет родных стен, в которые хотелось бы быстрее попасть. Нет родных, которые встречали бы меня на перроне и обнимали после долгой разлуки. Нет настоящих и верных друзей. Ничего нет.

Есть Саша, мой парень.

Наши отношения далеки от идеала, и редкие встречи устраивают обоих. Не утраивают они только его мать, которая записала меня себе в невестки без возможности отказа.

Ей казалось, я должна чуть ли не мыть ступни её сыну за то, что она закрыла мои долги и подкинула деньжат на карточку. Словно я ничего ради этого не сделала, а села к ним на шею, свесив ножки. Но это было так. Мне пришлось не единожды соврать полиции ради всей семьи Соколовых. И я продолжаю врать ради них с регулярным постоянством в обычной жизни.

Когда я думаю о Саше, перед глазами всегда всплывает не его миловидное лицо в обрамлении светло-русых волос. Не его голубые глаза и полные губы. Не его голос.

Мою память и воображение целиком и полностью занимает другой человек. Человек, который разбил моё сердце. Его лучший друг.

Мирон Гейден не ушел из моих мыслей и сердца, хотя я очень хотела вытравить его оттуда и жить спокойно. Как до встречи с ним. Но, видимо, это больше невозможно.

Он как яд просочился в мою кровь и отравляет своим невидимым присутствием моё существование. Поэтому я очень хочу уехать подальше от нашего города, где мы познакомились. Так, как сделал это он.

Моя будущая свекровь будет в «восторге» от этой перспективы.

Но мне плевать на её мнение. Это нужно мне. Сменить место жительства хоть на время. И перестать бывать в тех местах, которые навсегда ассоциировались у меня с Мироном.

Машинист сообщает об отправлении скорого поезда, и мы трогаемся.

Прикрываю глаза и сижу неподвижно под вялое скрипучие мяуканье соседского кота. Щёку жжёт и покалывает от пронзительного взгляда парня напротив, но я делаю вид, что сплю. Ровно до того момента, пока мой пустой желудок не напоминает о себе громким урчанием.

Спрашиваю у проводницы, где находится вагон-ресторан, игнорируя автоматы, набитые сэндвичами не первой свежести, шоколадками и сладкой газировкой.

До города ехать около трёх часов, и мне нужно что-то посущественнее быстрых углеводов.

В вагоне-ресторане все столики заняты. Скольжу взглядом, решая к кому подсесть. Я пристроюсь в углу со своим чаем в ожидании еды и никому не буду мешать.

Останавливаю глаза на девушке, сидящей ко мне спиной в конце вагона. Она тоже одна. И решительно направляюсь в её сторону.

– Здравствуйте, я могу к вам присоединиться? – спрашиваю, равняясь с ней.

И тут же жалею о своём решении. В районе солнечного сплетения болезненно сжимается уже ставшая привычной пустота. Инстинктивно прижимаю руку под грудью, пытаясь унять жжение.

На меня смотрит женщина, породившая чудовище, разбившее моё сердце. Что, если он тоже где-то здесь?

Ирина Гейден широко улыбается мне, как старой дорогой знакомой, и кивает, указывая рукой на другу сторону стола.

– Конечно.

Узнала? Или нет? Может это просто вежливость? И мне не о чем переживать, лишь о том, что ее сын, может быть где-то поблизости. При одной мысли о Мироне мороз бежит по коже, а сердце заходится в трусливом припадке. Мы не виделись два месяца! И я не уверена, что сейчас готова с ним встретится.

– Спасибо.

Неуверенно присаживаюсь на край сиденья, хотя хочу сейчас же исчезнуть и вернуться обратно в свой вагон с животными. Истошно орущие от страха коты, кажутся уже не такой плохой компанией.

Мать Мирона меня не пугает. Она запомнилась мне приветливой и очень радушной женщиной. Умной. Красивой. Такой не похожей на Мира. А ведь он ее сын. Сущий дьявол и порок. Себе на уме. Глыба льда. Безэмоциональные придурок. Я могу продолжать бесконечно.

Его равнодушие и брошенные на прощанье фразы въелись в память. Как и наша одна единственная проведенная вместе ночь.

Иногда, я вообще жалею о том, что она у нас была. Хотя кому я вру? Часто, очень, часто я об этом жалею. Потому что малодушно поддалась собственным желаниям, отключила мозг, чувствовала и жила сердцем. В итоге мне го разбили, предложив денег и сказав, что отношения мне никто не обещал.

Мирон Гейден не умеет любит. К моему большому сожалению, оказалось, что я, напротив, умею. И это чувство, разъедающее душу, по щелчку пальцев не выключается.

Обвожу взглядом вагон ресторан. Знакомой фигуры нигде нет.

Выдохнув, открываю меню.

– Я бы посоветовала взять блины с джемом или сырники, самое безопасное, что здесь есть, – говорит Ирина.

Поднимаю глаза и опять подвисаю на ее красивом с тонкими чертами, лице. Прямой нос, правильная осанка, идеально подобранная и сидящая на ней одежда, она выглядит как леди и смотрится инородно в этом вагоне-ресторане. Компания мужчин, сидящих за столом справа от нас, пожирает ее взглядами.

Перед ней стоит чашка с ароматным черным кофе, а рядом маленький белый молочник. К сахару, лежащему на крае блюдца она даже не притронулась.

Мы виделись всего один раз, на приеме у родителей Саши. Она очень мне помогла и поддержала, в том обществе, кишащем гиенами и змеями. Я бы хотела, чтобы сейчас Ирина Гейден вспомнила меня и мое имя.

– Спасибо, – повторяюсь, прочищая горло. – Вы, вижу решили совсем не рисковать, – намекаю на ее скромный набор перед ней.

– Да, впереди праздники и я до ужаса боюсь пищевого отравления, – понижает голос женщина, словно доверяет мне один из своих самых страшных секретов.

Скованно улыбаюсь. Не прекращая разглядывать Ирину. Она приподнимает уголки губ, в уголках ее голубых глаз собираются морщинки, и я как, когда-то давно, чувствую к ней симпатию.

Она мне нравится. Не могу объяснить, чем и почему. Просто расположила к себе с первой встречи.

Так же, как и Мирон. Только он сначала наоборот отвратил от себя, но впечатление оставил невероятно, навсегда засел в памяти и, кажется, взял в долгосрочную аренду и мое сердце. Не вытравить.

Ее сын совсем не похож на нее и дело, не только во внешности. Мирон не такой открытый, его не прочитать, как книгу и даже не разгадать, как самый сложный сканворд! Он не стал бы откровенничать со случайным попутчиком. Не понимаю, как у такой светлой женщины, мог быть такой сын.

С языка чуть не слетает вопрос, приходится опять уткнуться в меню. Здесь всего несколько позиций, и я выгляжу, глупо изучая его дольше двух минут. Поэтому снова скидываю взгляд.

Мама Мирона смотрит на меня с нескрываемым интересом, и я решаюсь:

– Вы, наверное, не помните меня, мы встречались. Вы одолжили мне платье. И я так и не вернула его вам.

Говорю сбивчиво на одном дыхании. Я так не волновалась даже на тесте, который сдавала сегодня с утра.

– Конечно я тебя помню, Ангелина, – мягко произносит Ирина. – Ты очень эффектная и приятная девушка. Саше очень повезло. Ты ведь все еще с ним?

При упоминании Соколова мое настроение падает вниз. На этой недели мы еще не виделись. А значит, завтра или даже сегодня, придется его навести.

Идет разбирательство по делу об аварии, которую Саша устроил, и он почти не выезжает из загородного дома своих родителей. Окопался там, как в убежище. Сидит в окружении компьютерных игр, чипсов и вечно суетящейся над ним его матерью.

– Да, вместе. Мне с ним тоже очень повезло. У него сейчас реабилитация, поэтому мы редко видимся, – вру и чувствую, как неприятно начинаю гореть щеки.

– Ох, я знаю, это долгий процесс, главное, чтобы рядом были близкие люди. Очень понимаю Эвелину и тебя. Марк, мой младший сын, тоже пострадал в аварии в том году. Мы немного переборщили с внимание, и он отослал нас с Мироном обратно. Чтобы не мешали ему восстанавливаться.

Сердце на секунду сбивается с ритма. Опасная тема. Братья Гейден. Младшего я никого не видела, но легко могу представить, как он выглядит. Ведь они с Мироном близнецы. И мне кажется Марк – это единственный для Мира человек, ради которого он готов на все. Абсолютно на все. Я видела.

– Не ожидала вас здесь увидеть. В поезде, – стараюсь восстановить сердцебиение и перевести тему на более нейтральную.

– Из-за снегопада огромные пробки. Оставила водителя в столице. Можно было задержаться еще на день, сняв гостиницу, но не хотела терять время. Спешу домой. Утром прилетели сыновья, но я из-за важной встречи, я не смогла с ними поехать. Теперь ждут меня дома. Голодные, – с улыбкой на губах произносит Ирина, она говорит что-то еще про дела и работу, про суету в ее салонах красоты перед праздниками и даже предлагает зайти к ней в салон в гости.

Я отстранённо киваю.

Меня прошибает холодной пот и тут же кидает в обжигающий жар.

Мирон вернулся? В город? На совсем? Где он был?

Его социальная сеть пустовала все два месяца. Аккаунт словно перестали вести. Он даже не бывал в сети. Я проверяла.

Это значит, что он придет в универ? И мне снова столкнемся?

Только что-то мне подсказывает, что он больше даже не взглянет в мою сторону. А в ответ я построюсь дистанцироваться от него на сколько смогу.

2 Глава

Телефон вибрирует в кармане пальто уже в третий раз за последние десять минут. Удобнее перехватываю покупки, полученные в пункте заказов на углу дома, и тычу локтем в кнопку лифта.

Эвелина Соколова понятия не имеет, что иногда люди могут быть заняты чем-то ещё в ожидании её звонка, кроме как гипнотизировать взглядом мобильник и отбивать ритм носком об пол. По крайней мере, так она думает обо мне. В том, что звонит именно моя будущая свекровь, нет никакого сомнения. С таким упорным постоянством это делает только она, и только когда ей от меня обязательно что-то нужно. Последнее время, к моему облегчению, это случается всё реже.

Прижав коробки к стене, четыре раза проворачиваю ключ в замке и дёргаю дверь на себя.

Захожу в квартиру и, как обычно, замираю на пороге. С восторгом оглядываясь.

Чисто и пусто.

До сих пор не могу поверить, что живу одна!

Мать Соколова сдержала своё обещание и сняла мне отдельную квартиру. Не царские хоромы размером с футбольное поле, а небольшую светлую гостинку. С хорошим ремонтом, новой сантехникой и отличной шумоизоляцией. Но как же я рада и этому жилью, где могу быть сама себе хозяйкой, ни под кого не подстраиваясь! Не переживать, что из холодильника исчезнет еда, что кто-то воспользуется моим полотенцем в ванной или залезет в мой комод с нижним бельем.

– Ангелина! – взвинченно цедит через зубы Эвелина, поднимая трубку на первом гудке. – До тебя не дозвониться. Ты где?

– Дома, готовлюсь к сессии. Где же мне ещё быть?

– Ещё не выздоровела?

Удивлённо приподнимаю бровь.

Пришлось соврать, что валяюсь с температурой под тридцать восемь и кашляю как туберкулёзник, чтобы никто меня не искал эти дни. Хотелось оставить поездку в столицу и мои планы по учебе в секрете. Не думаю, что госпожа Соколова одобрит мой план по отъезду из города на целый семестр.

– Мне уже намного лучше. Почти огурцом, осталось лёгкое покашливание, – произношу, закрывая дверь на щеколду, и разуваюсь.

– Мы с Игорем уехали на пару дней из города. Саша там один, он говорит, всё в норме, лекарства принял и собирается отдыхать, мы созванивались пару минут назад. Но я переживаю, эта женщина опять приходила. Если появится вновь, я не хочу, чтобы она застала его одного. Он может сорваться и наговорить ей лишнего.

Можно было догадаться сразу, что состояние моего здоровья её волнует меньше всего.

– Конечно, заеду к нему.

– И забери его любимый стейк в «Бравос». Деньги у тебя есть?

– Да, – поджав губы, смотрю на свои тёплые ботинки, из которых только что вылезла, и на несколько пакетов из доставок, которые ждут, когда я их распакую.

Сегодня видеться с Соколовым в мои планы не входило, но что поделать, за ту сумму, которая каждый месяц приходит мне на карту, я готова стерпеть все его капризы и даже покормить с ложечки, если потребуется.

До охраняемого коттеджного поселка, где расположен дом Сашиных родителей я добираюсь на такси за час. Как заботливая невеста везу заказанный его мамочкой стейк и контейнер с салатом. Хотя, думаю, Саша предпочёл бы бутылку виски и пачку сигарет.

– Чего припёрлась?

Соколов пребывает в поганом настроении, демонстрируя мне его прямо с порога. Последнее время это его обычное состояние. Я уже привыкла и стараюсь не реагировать на резкие слова, выпады и откровенную агрессию. Он меня ненавидит. Я к нему ничего не чувствую.

– Еды привезла. – Трясу пакетом, оглядывая Сашу с головы до ног.

Он похудел, побледнел и осунулся. Из дома почти не выходит. Ни с кем не общается. Стал почти затворником. Даже в универе не появляется. Ездит в основном только на физиопроцедуры в частную клинику – после снятия гипса у него остались проблемы с ногой. И к психологу.

В той аварии, в которую он попал два месяца назад, погибло два человека. Водитель второй машины скончался на месте, а пассажир, который был с Соколовым в «майбахе», умер через четыре дня.

– Оставь и проваливай, – цедит Соколов и, развернувшись, прихрамывая идёт в сторону гостиной, откуда доносятся звуки невыключенной видеоигры. – Мне нянька не нужна.

– Твоя мать считает по-другому.

– Да мне по хер, что она там считает. Боится, что таблеток наглотаюсь? Если я захочу, ты меня не остановишь.

– Дело не в таблетках, а в той женщине. Она опять приходила? Что хотела?

– Я с ней не разговаривал. Хочешь, ты поговори, – ехидно произносит Саша.

Он остановился, опираясь одной рукой о стену, и смотрит на меня через плечо. Прожигает ненавидящим взглядом, полным ярости и отвращения. Это тоже продолжается уже два месяца. И часто мне кажется: он хотел бы, чтобы я действительно в ту ночь оказалась с ним в машине, вместо того парня.

– Мне не о чём с ней разговаривать. Есть будешь?

– Я заказал пиццу, скоро привезут. Это дерьмо, что притащила, можешь съесть сама. Воняет тухлятиной на весь дом.

– Как скажешь, «малыш», – произношу усмехаясь.

Соколова передёргивает, и он показывает мне средний палец. Его некогда любимое обращение ко мне я теперь использую намного чаще, чем он.

Саша может плеваться ядом сколько угодно. Может выгонять меня сколько хочет. И говорить всё что ему вздумается. Я его личная груша для битья, оплаченная его дорогой мамочкой. И невеста для всех остальных.

Можно было бы уехать сразу к себе, потому что по-хорошему поручение его матери я уже выполнила. И подтирание соплей, и вывод из депрессии в мои обязанности не входят, но я решаю остаться. Мне жаль Сашу. Я вижу, как его ломает из-за чувства вины, и иногда правда боюсь, что он может с собой что-то сделать. А я, несмотря ни на что, не желаю ему зла.

Я прохожу на стерильную кухню Соколовых и разбираю пакет из ресторана. Кроме стейка и салата, нахожу ещё чизкейк. Саша сам отказался от него в мою пользу.

Ставлю чайник и иду в прихожую за оставленной там сумкой с ноутбуком. Решаю попить чай и подготовиться к сессии, пока Соколов играет в фифу.

В дверь несколько раз звонят.

– А вот и пицца! – выкрикиваю бодро. – Ты оплатил?

Саша, что-то невнятно бормочет в ответ. Ладно, разберусь

Распахиваю дверь и вскрикиваю.

Мирон стоял вполоборота, оглядываясь назад, себе за спину, ожидая, когда ему откроют. А теперь обернулся на мой крик и смотрит прямо на меня, растягивая губы в до боли знакомой едкой улыбке.

Горло схватывает удушающим спазмом, а в животе образуется пустота. Это чувство преследует меня с нашего последнего разговора, после которого мы не виделись почти два месяца. И сейчас, под пронизывающим до костей взглядом, я понимаю, что пустота разрастается ещё больше, причиняя почти физическую боль.

Шок от встречи проходит за считаные секунды.

Первая волна острых эмоций делает откат назад и, возвращаясь обратно, разбивается о стеклянный берег реальности. Он сделал мне больно. Проигнорировал моё признание в чувствах. Предлагал купить секс со мной. Мы со всем разобрались, там, на парковке перед универом. В нашу последнюю встречу было сказано достаточно. Я не должна быть с ним любезной. Не должна даже головы поворачивать в его сторону. Не должна, но очень хочу.

Смотрю в чёрные, насмешливо изучающие меня глаза и ловлю внутренний протест.

Прищуриваюсь.

Парень передо мной не успевает ничего сказать, а я уже понимаю: это не он. Не Мирон. Он выглядит точно так же, имеет такую же мимику и транслирует ту же энергетику, которая сначала чуть не сбила меня с ног. Но это не он.

– Тебя что, искупали в святой воде? – спрашиваю, приподнимая бровь.

В глазах Мирона обычно пляшут черти, зазывая искупаться в огненном котле порока и запрета, в глазах Марка читаются интерес, смешинки и нет никакой агрессии.

Второй Гейден оглядывает меня с головы до ног, застревая взглядом на полоске кожи между джинсами и укороченным свитером. И присвистывает, упираясь рукой в дверной косяк, чуть склоняет голову набок.

– Так ты уже знакома с моим братом, киса? – Тембр голоса у него тоже другой.

У Мира более грубый, хрипловатый, заставляющий кровь в моих жилах закипать, а низ живота наливаться теплом. От голоса Марка я не испытываю никаких эмоций. Внутри полный гормональный штиль. Есть только любопытство.

Разглядываю парня перед собой более пристально. Он в ответ бесцеремонно пялится на меня. Так и стоим. Сквозняк тянет внутрь дома холодный ветер, но я не могу пошевелиться.

– Знакома.

– Близко? – прищуривается Марк.

– Тебе зачем?

– Хочу знать: он опять меня опередил? Всегда везде первый. Как из матери вылезть, так и в понравившуюся мне девчонку залезть.

– Извини, ты опоздал.

– Вот чёрт! Я так и знал. Ты меня убиваешь, киса! – Притворно хватается за сердце и закрывает глаза, делая страдальческую мину, а потом быстро приоткрывает один, продолжая: – И что, я даже не заслуживаю искусственного дыхания рот в рот? Знай, я не брезгливый, можно сразу с языком.

Больше не могу сдерживаться и смеюсь. Громко и заливисто. Даже голова закружилась с непривычки. Организм в шоке. Смех и улыбки в последнее время большая редкость в моей жизни.

Марк Гейден имеет внешность своего похожего на дьявола брата, но при рождении явно смог выторговать себе характер получше, а язык подлиннее и поболтливее. Потому что за три минуты с момента нашей встречи он сказал мне слов чуть ли не больше, чем Мирон за всё время знакомства.

– Кто там? – Медленные шаркающие шаги раздаются за моей спиной.

Соколов вышел на шум из гостиной и теперь, нахмурив брови, сверлит Марка тяжёлым взглядом.

– Это не пицца. Ты ведь не подрабатываешь курьером? – повернувшись обратно, спрашиваю у Марка.

Я развеселилась. И даже мой вечно хмурый, кидающийся в меня словесными пикировками парень не сможет испортить внезапно улучшившееся настроение.

– Если только по доставке секс-услуг, киса. Заинтересовалась?

– Пожалуй, нет. И перестань называть меня «киса». Попахивает пошлятиной.

– Попробуй меня заставить, – чуть понизив голос, произносит Марк.

Еле борюсь с собой, чтобы не закатить глаза. Богатые парни с молоком матери впитывают в себя способность к дурацким подкатам?

Соколов останавливается рядом, так что до меня долетает запах его несвежей домашней футболки, и я чуть отстраняюсь, делая шаг вперёд.

– Марк? Ты… что здесь делаешь? А где..? – Буквально чувствую, как Соколов шарит глазами по пустынному двору за плечами Марка.

Я тоже смотрю туда. Сердце пропускает удар и вновь заводится с ускорением.

Мирона там нет. Есть только чёрный «порш» у дома напротив, на крыльце которого горит слабое освещение. Дом нежилой и принадлежит он семье Марка и Мирона. Я была там один раз. Вся мебель и вещи стоят запакованные в коробки или укрыты плёнкой. Их мать собирается выставить его на продажу сразу после развода.

С Ириной Гейден мы расстались в поезде чуть ли не лучшими подругами. Хотя назвать меня хорошей собеседницей можно было с натяжкой. Пока мы пили чай в вагоне-ресторане, я постоянно улетала в мыслях к её старшему сыну и теряла нить разговора.

Уже потом, на перроне, таща свой чемодан по каше из снега, то и дело оборачивалась. Мне казалось, кто-то издалека наблюдает за мной. Но потом пришла к выводу, что это просто моё больное воображение. Неадекватное желание выдать желаемое за действительное. Хотеть того, чего никогда не будет и что никогда не сбудется.

Зачем Мирону было приезжать на вокзал встречать мать? Это смешно. Ирина сама сказала ещё в поезде, что дети ждут её дома.

Гейден-младший при виде Саши широко улыбается. Кладёт мне руки на плечи, отчего я вздрагиваю – не ожидала физического контакта, и легко отодвигает меня в сторону. Проходит в дом. Марк тоже немного хромает, почти незаметно, с осторожностью наступает на правую ногу.

– Сокол! – Сгребает моего фиктивного парня в медвежьи объятия, похлопывая того по спине. – Слышал, ты решил стать затворником. Воняешь как носок бомжа, год прожившего под мостом. Не дело. Пойдём поболтаем. Твоя киса? Пусть сделает нам чай и плеснёт в него «Егермейстера». Волшебная микстура.

Продолжая фонтанировать шутками, Марк реально не замолкает ни на секунду и увлекает Сашу в глубь дома. А я остаюсь одна перед раскрытой дверью, глуповато улыбаясь.

Вдалеке на дороге мелькает оранжевая машина с нарисованной пиццей «Пеперони» на капоте. Решаю дождаться курьера и обнимаю себя за плечи.

Взгляд то и дело съезжает с автомобиля доставки на чёрный «порш». Под ложечкой начинает знакомо посасывать.

Марк сам приехал? Он ведь хромает, рискнул бы сесть за руль? И «порш» – машина Мирона, значит он где-то рядом?

Я задаюсь этим вопросом второй раз за сутки. Растирая себя руками, оглядываюсь по сторонам. Щеку покалывает, словно за мной наблюдают. Но на дороге между двумя стоящими напротив домами нет никого, кроме курьера, вытаскивающего коробки с пиццей из багажника.

Поднимаю взгляд выше и наконец вижу его. Сердце ухает в живот и стремительно подскакивает вверх, застревая в голосовых связках.

Мирон Гейден стоит на крыльце дома своей матери. Ещё секунду назад его там не было. За его спиной распахнутая дверь и темнота, словно он вышел прямо оттуда. Одетый в расстёгнутую кожаную куртку, под которой виднеется серая футболка и обычные синие джинсы. На ногах белые кроссовки. Его волосы привычно зачёсаны назад, и только одна непослушная прядь спускается на лоб.

От частого дыхания у меня пересыхают губы. Соски твердеют, натягивая ткань тонкого кружевного лифчика. И сейчас я не знаю, от холода ли моё тело решило взбунтоваться или от близости единственного парня, который подарил мне оргазмы.

Прислонившись к дверному косяку, Мирон не спускает с меня глаз. Засовывает в рот длинную белую полоску сигареты и зажимает её губами. Удерживает взглядом, даже когда, чуть нагнувшись к своим сложенным рукам, чиркает зажигалкой и затягивается.

Выпускает струю дыма вверх и чуть заметно кивает. Приветствует.

– Пошел к чёрту… – шепчу еле слышно.

Забираю у растерянного курьера две горячие коробки с пиццей и захлопываю дверь.

Меня трясёт. И отрицательная температура здесь совсем ни при чём.

Мирон вернулся. И он очень близко. Ближе, чем мне хотелось бы к нему быть.

3 Глава

Из гостиной доносится смех Марка и звуки компьютерной игры. Младший Гейден сыпет вопросами, и его кажется совсем не смущает, что они в основном остаются без ответа. Угрюмое молчание Соколова почти осязаемо. Не тот брат выказывает ему внимание. Его всегда интересовал другой. Интересует. Хоть что-то у нас общее.

На сколько мне известно, Мирон ни разу не позвонил Саше за эти два месяца. Не пришел навестить. Пропал. Как из моей жизни, так и из жизни Соколова.

Прохожу на кухню и кидаю на стол пиццу. Открываю коробку, достаю кусок и откусываю кончик, не чувствуя вкуса. Горячее тесто и сыр обжигают рот. Обмахиваюсь ладонями и кручусь на месте в поисках стакана, куда можно плеснуть воды.

– Водички?– произносит насмешливый голос за спиной.

Стремительно оборачиваюсь. Мозг не сразу перестраивается и в первую секунду я вижу перед собой не Марка, а его брата. Но уже на следующую отбрасываю от себя эту мысль. Это не Мирон. Они может быть и одинаковые с лица, только парень, что сейчас стоит передо мной не разбивал мне сердце и не предлагал спать с ним за деньги. Он не играл со мной. И я его совсем не знаю.

Надо привыкнуть, что теперь в моем мире Гейденов двое. Один плохой. Другой немного похож на клоуна.

Киваю. Не время выпендриваться.

Марк, со знанием дела открывает верхний шкаф с посудой и достает оттуда прозрачный стеклянный стакан.

Протягивает мне. Улыбается широко и открыто. В его глазах пляшут шуты. Он надо мной потешается. Не знаю, много ли рассказал ему его брат. И вообще рассказывал ли что-то. Не могу представить Мирона за откровениями. Он всегда хмур, безэмоционален и находится словно в стороне от других.

Даже сейчас, пока его брат берет себе пиццу и удобнее устраивается за столом на просторной кухне Соколовых, Мирон остается в пустом доме на другой стороне улицы. Он не придет. Ему не за чем.

– Спасибо, – бормочу, наливаю себе воды из-под фильтра и делаю жадный глоток.

Нёбо жжёт и неприятно саднит. Жить можно. Кажется, я не буду ничего есть ближайшие несколько дней. С тоской смотрю на чизкейк.

– Как тебя зовут? – внезапно спрашивает Марк.

– Лина.

– Будем знакомы. Девушки моих друзей, автоматически становятся моими друзьями…

– А потом оказываются автоматически у тебя в постели? – усмехаюсь, складывая на груди руки.

Гейден быстрым движением проходится языка проходится по своей нижней губе. Окидывает оценивающим взглядом мое тело и утвердительно кивает.

– Сечешь фишку, киса. Говорю же я не брезглив. Секс животворящий спасает эту планету от скуки и дарит людям радость. Не желаешь порадоваться, пока Саня принимает душ? – подмигивает и растягивает губы в улыбке.

Которая опять меня дезориентирует. Они так похожи с Мироном, что мурашки по коже.

– А как же кодекс братана? Ты только что подтирал Саше сопли и пытался привести в чувство, а сейчас зазываешь меня переспать с тобой? Все верно?

– Все очень верно, киса. Вряд ли наш общий друг, мог тебя удовлетворить до звезд в небе и подрагивающих коленках. Ты ведь в курсе, что он играет не за твою команду? – чуть понизив голос говорит Марк.

Внимательно вглядывается в мое лицо, считывая реакции.

– Зато он играет за твою. Береги свой зад, Марик.

– Один – ноль!

Забираю со стола свой ноутбук, который даже не успела открыть, и немного подумав беру еще и контейнер с чизкейком. Белая сырная масса манит меня, и я эгоистично не хочу оставлять ее на съедение Соколову и Гейдену.

Вызову такси и поеду

– Эй, ты уже сваливаешь? Так быстро? Мы еще не успели пососа…познакомиться поближе?

Прижимаю к себе свои вещи и двигаю в сторону выхода.

– Увы, Марик, поеду домой. Готовиться к сессии. А ты посиди пока с Сашей ему, как раз нужна нянька.

Тем более от меня он будет только рад избавиться.

– Он меня выпроводил. Сказал будет спать. Давай мы тебя подбросим?

Меня словно холодной водой окатывают. «Мы» это братья Гейден в полном составе и в одной машине? Слишком близко. Моя нервная система визжит и сигнализирует об опасности. Я не готова. Не хочу.

– Не думаю, что твой брат будет рад моей компании, – отвечаю уклончиво, спешно застегивая пуговицы на пальто.

Оглядываю, прихожую Соколовых, больше похожую по размерам на холл в нашем универе, в поисках своей шапки.

– Кто его будет спрашивать? – хмыкает Марк, пристально наблюдая за мной. – Поставим перед фактом. Он теперь мой личный раб на ближайшие лет двадцать лет.

– Да неужели?

– Ага. За ним должок, размером со здоровую ногу. Вот теперь расплачивается. Хочешь расскажу тебе историю, от которой обычно девчонки сами начинаю кидать в меня трусы, прося засадить им?

Останавливаю суетливое движение, которым наматываю шарф, и выгнув бровь смотрю на Марка. Он сейчас серьезно? Или этот человек вообще не умеет быть серьезным?

– На мне колготки с начесом, швыряться трусами будет проблемно.

– Как хочешь…– обиженно, пожимает плечами младший Гейден.

Он положил руку на комод стоящий поблизости и перенес вес с правой ноги на левую. Цепко следит за каждым моим дерганным движением, что-то там себе отмечая и додумывая.

Шапку я так и не нашла, поэтому докручиваю шарф до самых ушей и махнув на прощание близнецу выбегаю на крыльцо.

Не удерживаюсь и бросаю взгляд на соседний мрачный дом. Окна ни где не горят, хотя уже почти стемнело. Зимой всегда темнеет рано, за городом без небоскребов и освещенных улиц, это особенно заметно.

Черный «порш» на месте. Значит Мирон там. Внутри. Дожидается брата. Возможно, и к Соколову заглянет на огонек. Я ведь ушла.

Я давно поняла, что у Мирона Гейдена очень сильная связь с братом. Возможно для этого парня вообще нет ничего более важного в этой жизни чем собственный близнец. Возможно только к нему он может и умеет испытывать теплые чувства. Но ведь я сама лично видела, как Мирон улыбался девушке на гонке. Еве. Как он ласкал ее взглядом, как его голос изменился и стал мягче, когда он к ней обращался. Как он поспешил вытащить ее из машины, перевернувшейся в аварии, и передал врачам.

Ева была особенная. Такой какой мне для Гейдена никогда не стать.

Я сама упустила свой шанс. Не согласилась на его условия. Продала душу другому. Зато теперь живу одна, не переживаю за неоплаченную учебу и имею в своем пользовании платиновую банковскую карточку, на которую раз в месяц стабильно капает крупная сумма.

Только это и имею.

Тоска сжимает сердце.

– Ангелина Исаева?

Из темноты, отделяясь от стволов деревьев, выходит невысокая фигура. Женщина. Сбиваюсь с шага, останавливаясь. Я собиралась вызвать себе такси, но задумавшись прошла намного дальше места, где делаю это обычно. Вышла за охраняемую территорию коттеджного поселка и оказалась на простой проездной улице, ведущей к нему.

Ни о каких фонарях здесь нет и речи. Только небольшой отблеск от проезжающих мимо машин и их фар.

Вот черт.

Сглатываю, вязкую слюну, беспомощно суя руки в карманы пальто.

– Я Валентина Головина. Но ты ведь и так знаешь кто я? – говорит тихо, но четко, так чтобы даже в шуме дороги, я могла различить каждое ее слово. – Как тебе с грехом на сердце жить, девочка?

Липкий пот выступает на коже. И даже сердце на миг перестает биться, сбиваясь с привычного ритма.

– Вы меня с кем-то перепутали, – произношу, еле шевеля губами.

Мой оживший кошмар выходит из тени и подходит совсем близко. Я делаю шаг назад, втягивая голову в плечи. Боюсь, ударит.

Головина впивается в мое лицо пустыми впалыми глазами. На голове у нее повязана черная траурная повязка, закрывающая уши, волосы стянуты в тугой узел на затылке. Валентина женщина крупная, когда-то видимо пышущая здоровьем, а сейчас выглядит так словно из нее высосали всю жизнь.

И мне ужасно тошно от одной мысли, что я косвенно могу быть причастной к тому, чтобы сотворить с человеком такое.

– Я видела твои фотографии. Ты очень красивая. И такая молодая. Ты могла подружиться с моим Ванечкой.

– Вы перепутали, – повторяю настойчивее, пятясь назад.

Сумка соскальзывает с плеча.

– Нет.

– Что вы хотите?

– Справедливости, – ее голос тверд и адекватен, но в глазах загорается безумный огонь.

Мне кажется, еще секунда и она вцепится в мое лицо, а потом вытолкает меня прямо на дорогу.

Я уже готова развернуться и дать деру в сторону коттеджей и охранной будки, как рядом с визгом тормозит машина, обдавая мои ботинки коричневой смесью из талого снега и грязи. Ослепляет светом фар.

Бросаюсь к «порше», одновременно Мирон выпрыгивает с водительского места наружу.

Мы встречаемся взглядами, и я на миг выпадая из реальности, чуть не кидаюсь к нему на шею…

– В порядке? – спрашивает.

– Да.

– Сзади есть место.

Опускаю глаза вниз и огибаю Гейдена по дуге, улавливая во влажном морозном воздухе, аромат его туалетной воды.

Забравшись в теплый салон, натыкаюсь на внимательный и любопытный взгляд Марка, сидящего в пол-оборота на первом сиденье.

– Интересно…– задумчиво произносит Марк, привлекая к себе внимание. – Может расскажешь?

– Что рассказать?

– Что интересное я пропустил. И почему мой брат ведет себя, как воспитанник английского пансиона, где растят джентльменов?

Цепляюсь взглядом за спину в темной толстовке. И неотрывно слежу как Мирон подходит к Валентине Головиной и что-то говорит.

Меня топит чувство стыда. Начинает привычно тошнить и я боюсь, что из-за этого придется снова выбираться наружу.

Сгибаюсь по полам, упираясь лбом в сведенные колени. Пытаюсь дышать.

Мирон возвращается в машину через пару минут, хотя по моим ощущениям прошло намного больше.

Мягко закрывает дверь и заводит мотор.

Сжимаюсь в комок еще больше, готовясь к любым обидным словам, но ничего не происходит. Мы выезжаем на трассу и едем в полной тишине до самого города.

– Так и когда вы успели потрахаться? – разрывает молчание невинный вопрос Марка.

***

От любознательности младшего Гейдена хочется засмеяться. Я не собираюсь его посвящать в подробности и тонкости наших с его братом взаимоотношений. О том что эти отношения вообще имели место быть знают только три человека.

Я. Мирон. Саша.

Марк строя догадки становится в нашем тройничке четвертым участником.

Смотрю в темный затылок Мирона, покусывая губы. Он ничего не скажет? Да и зачем ему…

Это для меня наша ночь и утро было большим событием. Девственность теряют всего раз. Мой первый раз был без красных лепестков роз на простынях, без романтично зажжённых свечей и бутылки дорогого алкоголя, но он запомнился мне другим. В ту ночь мы с Мироном не играли друг с другом. Были максимально честными, обнаженными не только физически, но и душевно. Мы оба этого хотели. И все было потрясающе, волнующе и страстно. Почти безболезненно.

Если закрыть глаза я до сих пор вижу, будто кадровую нарезку из снимков. Мирон на мне. Во мне. Он меня целует, глубоко и жадно. И вколачивается в мое тело, выбивая из моего рта такие утробные звуки, на которые я кажется, раньше была не способна.

Свожу ноги вместе и отворачиваюсь к окну, прижимая к губам кулак.

Сколько у него уже было после меня девушек? Сравнивал ли он? Целовал так же, как меня? Или брал их безэмоционально и грубо? Ему нравилось?

Как-то одна моя знакомая, сказала, что Мирон Гейден трахается только на своих условиях. Тщательно выбирает, как и с кем будет это делать.

В универе вообще ходило много слухов вокруг Мира, а в последствии их становилось только больше.

Я бы ничего не стала менять в нашей единственной ночи.

Кроме аварии, которую устроил Соколов. Оборвал жизни двоих людей. Теперь я тоже несу на плечах это бремя. Стала соучастницей.

Встреча с Валентиной Головиной, матерью парня из второй машины, было делом времени. Я знала, что она выйдет на меня, попросит ответить за вранье. Пристыдит.

Да, я знаю кто она. И мне категорически запрещено с ней разговорить, впрочем, как и приближаться.

Мне запрещено, а ей все дозволено. И терять Валентине уже нечего, потому что она и так потеряла в аварии устроенным Соколова единственного сына. А я ради него солгала, сказав, что вторая машина вылетела на встречу первой и спровоцировала аварию.

Мне стыдно…и горько. Вначале, казалось, будет легко. Что такого? Сказать всего несколько неправдивых слов. Мы живем в лживом мире, где каждый хоть раз в жизни соврал. Кто-то врет каждый день. Святых нет. В моем окружении уж точно. Мое окружение любит деньги. Все покупается. Любовь. Правда. Я.

– Больше двух говорят вслух, – влезает в мысли голос Марк.

Поворачиваю голову в его сторону. Быстрым движением стирая с щек бегущие вниз влажные дорожки.

– Что?

– Вы оба очень громко думаете, и готов отдать половину своей печени, что об одном и том же, – продолжает подначивать, переводя взгляд с меня на брата. – У меня была социальная изоляция, пока вы здесь веселились. Может хоть фотки порнушные покажите?

– Марк…– предостерегающе цедит Мирон. – Помолчи немного. Башка и без тебя трещит.

Я слышу, как под его пальцами скрипит кошенная обивка руля, с такой силой он ее стискивает. Двигаюсь на сиденье чуть в бок, так чтобы мне было видно зеркало заднего вида.

Встречаюсь глазами с моим Гейденом. На этот раз он дарит мне всего несколько секунд своего холодного внимания, возвращая взгляд назад к дороге. А я продолжаю смотреть, отмечая малейшие изменения.

Он похудел. Отчего его лицо выглядит еще острее, скулы более резкими, прикоснись обрежешься. Губы плотно сжаты, от чего кажутся еще тоньше чем есть. Его нервирует мое присутствие рядом? Зачем тогда остановился, велел залезть в машину? Мирон никогда не делает, того, что не хочет. Значит, он хотел забрать меня с той дороги? Или его попросил Марк…

Догадка простреливает мой воспаленный от вопросов мозг и не приносит облегчения. Младший Гейден предлагал меня подвезти, логично, что, увидев на дороге он велел брату остановится. И вот я здесь…

Мирон больше так на меня и не смотрит. Марк притих, уткнувшись в свой телефон.

Смотрю в окно, на проносящиеся мимо здания и улицы и с удивлением обнаруживаю, что мы едем к моему новому адресу, который я не озвучивала. Чувствую легкое удовлетворение. Мирон тоже пытался узнать, что-то обо мне за эти два месяца пока мы не виделись? Я ограничилась лишь просмотром социальных сетей и парой вопросов его матери. Он пошел дальше и узнал мое новое место жительство. Не думаю, что информацию он получил от Саши. Ведь, судя по всему, один все еще не общаются.

Машина въезжает во двор и останавливается напротив пустующей детской площадке. Видимо номер подъезда Мирон не

– Спасибо, что довезли. Приятно было познакомится, Марк, – говорю, переводя взгляд с одного брата, на другого.

Мирон даже голову не повернул в мою сторону. Зато Марк растекается в широкой улыбке и протягивает мне руку. Сконфуженно пожимаю ее кончиками пальцев. Мечтая убраться, как можно дальше из салона этой машины, пропитанной ароматом туалетной воды Мирона.

– Взаимно, киса. Номерок не оставишь?

– Обойдешься.

Дергаю дверную ручку на себя и ничего не происходит. Двери заблокированы.

– Окрой, – шепчу еле слышно, обращаясь к затылку Гейдена.

Щелчок и я с силой толкаю дверь наружу. Спрыгиваю с подножки, и не оглядываясь бегу в сторону своего подъезда, чувствуя, как горит местечко между лопатками.

4 Глава

Вы замечали, что к сессии в универе всегда прибавляется народу? Вот и сейчас в холле первого этажа перед гардеробной галдящая толпа, невозможно протиснуться, никого лишний раз не задев. Прогульщики повылезали как подснежники по весне, заочники хлынули сдавать долги и искать преподавателей, пытаясь досдать прошлые экзамены, отнимая у них время на лекциях и семинарах. Мне кажется, во время зимней сессии все балансируют на краю депрессии. Даже отличники и зубрилы, которым совсем не о чём волноваться, выглядят как бледные тени самих себя.

Зевая, крепче сжимаю в руке стаканчик американо из кофейной палатки на остановке и поправляю на плече сумку с ноутбуком, сдаю пальто на хранение в раздевалку. Забираю номерок и, приложив пропуск к турникету, двигаюсь к лестнице, ведущей на второй этаж. Мне нужно забежать в деканат и поговорить с деканом насчёт перевода на полгода.

Не так давно я пребывала в эмоциональном раздрае, буквально заставляя себя заняться учёбой, чтобы окончательно не сойти с ума. Отключилась от реальности и погрузилась в когда-то любимые предметы с головой. Не замечала никого вокруг, жила как робот, питалась на автомате. Похудела на размер, что при моей и так не сильно пышной комплекции очень бросается в глаза.

Выпала из всех тусовок. Поддерживала общение лишь с Сашей, иногда ещё переписывалась с Викой. Негласная королева универа не понимала куда я пропала из их тусовки. Она вроде неплохая девчонка, с ней можно попить кофе и поболтать о чем-то своём, девчачьем, но только не сейчас, когда я переспала с парнем, который ей нравился и о котором она трещала без умолку, строя планы по его завоеванию. И, думаю, ей бы это удалось, если бы Мирон внезапно не пропал с радаров и из универа на два месяца.

Значит, он был у брата, а не снимал шлюх и трахался с ними круглосуточно в том самом клубе, где мы впервые встретились? Если честно, всё это время я больше склонялась ко второму варианту. И эта мысль о Мироне с другой приносила моей душе жуткую боль. Только познакомившись вчера с Марком, поняла, что он всё время был рядом с ним.

Я сама отказалась от его унизительного предложения. Могла бы тоже с ним спать. За деньги. Как содержанка или та же шлюха. Никакой разницы. Меня бы трахали и платили бы за это.

Сейчас мне тоже платят и, слава богу, не за секс, всего лишь за убедительное враньё полиции. Саше плевать на моё тело, зато его мать уже вовсю планирует нашу громкую свадьбу. Я особо не вникаю в детали, надеюсь, до неё всё же не дойдёт. Скоро шумиха с аварией уляжется, и мы все сможем вернуться к обычной жизни. Насколько позволит совесть.

Последнее время моя грёбаная совесть мешает мне нормально спать, нормально есть и нормально существовать. Потому что серое и убитое горем лицо Валентины Головиной стоит перед глазами почти ежесекундно.

Задумавшись, прохожу мимо нужного мне кабинета, а когда понимаю это и разворачиваюсь на пятках, чуть не получаю по лбу от резко открывшейся сбоку двери.

– Осторожнее!

Отскакиваю в сторону, сильно сдавливаю стаканчик, и кофе окрашивает рукав моей белой блузки в коричневый.

– Вот чёрт! – тяну с досадой.

А мне ведь ещё на зачёт в ней идти. Нужно забежать перед ним в туалет на этаже и попытаться замыть.

Стучусь несколько раз в деканат и заглядываю внутрь. Секретарь отрывается от бумаг, лежащих перед ней, и вопросительно приподнимает тёмные брови.

– Здравствуйте, я к Павлу Борисовичу. Мне назначено. Ангелина Исаева, – произношу на одном дыхании.

Секретарь мажет взглядом по часам на руке и кивком указывает на небольшой диван у стены.

– Посидите немного, он пока занят.

– Можно у вас выбросить? – Кручу в руках полупустой стакан и отправляю его в чёрное ведро рядом с кулером.

Устроившись на диване, кладу на колени сумку с ноутбуком и документами. Нервно постукиваю пятками об пол. В деканате я нечастый гость. Бывала всего пару раз за время учёбы, а с деканом лично не встречалась ни разу. К нему в основном бегает староста, ответственная за журнал. Мне нравится мой вуз и кафедра нравится, но как же я хочу вырваться отсюда и хотя бы на время уехать! Полностью сменить окружающую обстановку и попытаться убежать от самой себя.

По позвоночнику ползёт холодок. Расправляю плечи, выпрямляя спину, и впиваюсь глазами в дверь напротив. Мне ведь не послышалось? Это его голос. И он близко.

Гейден решил посетить универ?

У меня как будто внутри радар на Мирона настроен. Внутренний компас. Он находится в соседнем помещении, а я чувствую его присутствие так остро, что волоски на руках встают дыбом.

Дверь широко распахивается, и я задерживаю дыхание, уставившись на фигуру во всём чёрном, на секунду застывшую на пороге. Я не ошиблась. Мирон здесь. Опять так близко именно в тот момент, когда я решаю переломить свою судьбу и направить её в другое русло. Надеюсь, сейчас Гейден отправится по своим делам и не помешает мне сделать задуманное.

Мы смотрим друг другу в глаза всего лишь долю секунды, за которую я сажусь ещё ровнее и стараюсь транслировать полное безразличие. Я призналась ему в чувствах. Он хотел лишь трахать меня.

Не смотри на него.

Перемещаю взгляд на Павла Борисовича и поднимаюсь на ноги, немного нервно улыбаясь.

– Здравствуйте, я к вам.

– Проходите, – кивает седовласый декан и, повернувшись к Гейдену, который выше его почти на две головы, радушно расплывается в улыбке. – Мирон, отцу привет передавай. Как будет в наших краях, пусть заглядывает в гости. Всегда рады. Проблема решена, можешь не переживать.

– Спасибо, – сухо бросает Мир и ведёт подбородком в мою сторону, когда прохожу мимо него.

Цепко ловя в капкан своих тёмных глаз. Чуть прищуривается, бегло ощупывая моё тело, запакованное в узкие чёрные брюки с серебряными молниями спереди и белую свободную шифоновую блузку с отвратительным кофейным разводом на манжете. Прячу руку за спину.

В дверном проёме достаточно тесно, и я пытаюсь протиснуться мимо двоих застывших в нём мужчин, стараясь никого не задеть. Не выходит.

Гейден словно специально делает микроскопический шаг в сторону, пока декан трясёт его руку, рассыпаясь в слащавых речах, посвящённых его родителям, и задевает мою задницу свободной ладонью. Оглаживает всего секунду! Но мне достаточно, чтобы потеряться в пространстве и забыть заготовленную для Павла Борисовича речь.

Ток устремляется по позвоночнику и выходит из кончиков пальцев. Гневно оборачиваюсь на только что облапавшего меня парня, посылая ему убийственный взгляд, и натыкаюсь на ответный, полный ледяного спокойствия и порока.

***

Павел Борисович внимательно изучает мои оценки, запросив у секретаря табель успеваемости и посещаемости. Читает рекомендации куратора и других преподавателей.

Осматриваю кабинет декана, блуждая взглядом по стене, увешанной различными дипломами, и по шкафам, заставленным книгами и папками.

Интересно, что от Павла Борисовича хотел Гейден? Может, тоже решил перевестись? Или вообще забрать свои документы из университета? Он не появлялся на учебе два месяца. Неужели хочет попытать счастья и сдать экзамены? Да некоторые преподаватели его за такой прогул даже к зачётам не допустят, не то что к экзаменам.

– Ангелина, меня немного смущает, что вы единственная, кто решился на обучение по обмену. Больше желающих не было, ну или это дело времени. Можете показать, откуда вы взяли информацию о гостевом вузе, была рассылка? – говорит декан и хмурится, сведя густые, похожие на еловые ветки, торчащие в разные стороны, брови.

– Да, ещё два месяца назад, – произношу поспешно.

Открываю ноутбук, разворачиваю его экраном к декану, демонстрируя письмо, прилетевшее на мою почту два месяца назад.

– Вижу-вижу… – Павел Борисович спускает очки на кончик носа и, смотря поверх них, бегло перескакивает по чёрным строчкам на экране. – Распечатайте мне, пожалуйста, экземпляр, Ангелина. Можете после занятий, знаю, ваша группа сегодня сдаёт зачёт.

– Конечно. Что-то не так? – спрашиваю, немного нервничая.

– Нет, всё так. Просто хочу подробнее ознакомиться с их курсом. Может, ещё кого-то отправим от себя. Я так понимаю, вас туда с радостью берут. Остается только сдать сессию, и можете ехать?

– Да, тест я сдала на девяносто пять баллов из ста возможных, – уточняю, заправляя волосы за уши.

– Сколько длится обучение?

– Семестр. Сессию по итогу сдавать там же.

– Думаю, мы можем вас отпустить, тем более программа, насколько я понял, более сильная и расширенная. Вам будет полезно, Ангелина. Ещё захотите потом совсем от нас уйти и перевестись туда, – добродушно говорит декан, откидываясь на спинку своего кресла.

– Что вы, мне очень нравится наш вуз. Мечтала попасть именно сюда, – произношу, прочищая горло. – Хочу его и закончить. Надеюсь, мне это удастся, – вырывается нервный смешок, надеюсь, звучит не очень самонадеянно.

Встаю на ноги, убираю ноутбук обратно в сумку и закидываю её на плечо. Натягиваю рукав блузки на ладонь, стараясь спрятать отвратительное кофейное пятно.

– Я полагаю, вам ничто в этом не помешает. Ещё на красный диплом пойдёте. Но… – Павел Борисович вновь двигает очки ближе к переносице. – Вам придётся по возвращении досдать недостающие в курсе дисциплины по нашей программе. И… оплату семестра так же придётся произвести. Желательно не задерживать. Знаю, что у вас было несколько отсрочек в том году.

Щеки опаляет жаром. Я переминаюсь с ноги на ногу, опуская взгляд на немного сбитые носки своих сапог.

– Я всё это понимаю. Отсрочки больше не требуются, я уладила этот вопрос.

– Похвально. Желаю вам удачи на зачётной неделе и экзаменах. Как все оценки будут проставлены в зачетке, можете забежать ещё раз, заодно напишете заявление о переводе, и я его сразу подпишу. Сильно заранее не будем это делать. Сессия всегда непредсказуемое время, – коротко хохотнув, говорит декан и отпускает меня, взмахнув рукой.

На выходе из кабинета я замечаю огромный подарочный пакет, выглядывающий из приоткрытой дверцы массивного деревянного шкафа, и думаю: может, мне тоже нужно что-то преподнести декану, перед тем как уеду на полгода в другой вуз?

Староста скинула в общий чат, в какой аудитории будет зачёт и что его начало сдвинули на двадцать минут – преподаватель попал в пробку из-за обильного снегопада.

У меня появились лишние двадцать минут, чтобы забежать в туалет и застирать рукав, пока пятно окончательно не засохло.

На лестничном пролёте между четвёртым этажом и выходом на чердак я замечаю Мирона.

Он прислонился спиной к стене, скрестив длинные ноги, и залипает в своём телефоне, быстро что-то набирая, барабаня пальцами по экрану.

Поправив ремешок сумки, хочу незаметно проскользнуть мимо, потому что у меня нет ни малейшего желания разговаривать с ним наедине. Я боюсь повести себя как влюбленная дурочка и истеричка, что уже было однажды.

Мирон вскидывает глаза от экрана, цепко проходится по мне взглядом, ныряя им в вырез на блузке, и растягивает губы в знакомом холодном оскале. Отталкивается от стены и вырастает прямо передо мной, преграждая путь в коридор четвёртого этажа, где толпятся наши одногруппники.

– Чего тебе от меня надо, Мирон? – произношу с вызовом, глядя в большие чёрные глаза.

Вчера я трусливо сбежала из его машины, сейчас мне бежать некуда. Только вчера с нами был его шутоподобный брат, сглаживавший натянутую ситуацию своими дебильными шутками, теперь мы одни.

Вдвоём. На небольшом клочке лестничного пролёта. Воздух электризуется моментально. Мне кажется, Мирон тоже это чувствует – невозможно не почувствовать.

– С чего такая уверенность, что это я? – насмешливо приподнимает бровь.

– Вас может перепутать только слепой.

– Хочешь сказать… – манерно растягивает слова, чуть меняя интонацию, которая тут же бросает меня в липкий пот, так сильно его голос становится похож на голос Марка, – … что совсем не сомневалась?

– Совсем, – слово царапает горло.

У меня такое чувство, что я двигаюсь по минному полю. Ступаю осторожно, едва касаясь почвы, и в любой момент могу взлететь на воздух. Адреналин впрыскивается в вены лишь от одного присутствия Гейдена рядом. Он решил меня проверить? Поэтому вчера на пороге дома Соколова появился Марк? Должен был сработать эффект неожиданности?

– Ну надо же. Какая проницательность, – хмыкает Мирон. – И не захотелось попробовать второго?

Он надо мной издевается. Хочет сделать больно. И ему, черт побери, это удаётся! Воздух спирает в лёгких как от удара.

– Почему же не захотелось? – теперь наступает моя очередь кривить губы в усмешке. – От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Может быть, твой брат будет даже лучше, чем ты? Или, может, замутим что-нибудь на троих? Ты сзади. Он спереди. Я посередине. Вы уже такое проворачивали? Делили девушку на двоих? – Вскидываю руку с оттопыренным средним пальцем и тычу ею Гейдену в лицо. – А вот это видел? Знаешь куда можешь пойти вместе со своим братом? В жо…

Гейден слизывает с губ капли моей слюны и резким движением опускает мою руку вниз. До боли стискивает запястья, так что я осекаюсь на половине слова и кривлю лицо.

– Хочешь, чтобы тебя выебали сразу двое или, может, трое, пятеро? Так покричи погромче, желающие сразу найдутся, – цедит сквозь зубы, приближаясь ко мне, так что мы почти соприкасаемся носами. – Или помогу тебе такое устроить. Только попроси.

5 Глава

Распахиваю глаза в шоке, пялясь на перекошенное от ярости лицо Мирона. Вена на лбу вздута, крылья носа подрагивают. Еще раз быстро смачивает губы, и я как приклеенная наблюдаю за движением его языка.

Пытаюсь выдернуть руку, но ее лишь сильнее сдавливают мужские пальцы, тянут вниз.

Причиняют боль. Специально. Скорее всего останутся некрасивые красные отметины. Плечо простреливает боль, сумка валится на пол, с глухим стуком.

Какого черта он так взбесился? Обычно ему нравились мои подергивания за усы и смелые ответы. Но сейчас он явно балансирует на грани бешенства и с трудом держит себя в руках.

Резкие слова, вылетевшие из моего рта, не идут ни в какое сравнение, с тем какую грязь Мирон только что обрушил на меня. Не справедливо. Зло. До подрагивающих губ, которые тут же поджимаю, одновременно вжимая голову в плечи.

– Ты больной на всю голову, – говорю тихо, чуть хрипло, потом что фразы царапают горло и с трудом проталкиваются через тугой образовавшийся ком, пытаюсь проглотить его и вернуть себе былую звонкость, но понимаю, что могу лишь расплакаться.

– Какой есть, – Мирон ослабляет хватку на моих запястьях и отшатывается, запинается и налетает спиной на стену. Встряхивает головой, прожигая взглядом. Запускает пятерню в волосы, откидывая растрепавшиеся пряди со лба. – Какой есть. – повторяет глухо.

Мне бы сейчас поднять сумку и с гордо вздернутым носом пройти мимо. Только не получается. Ноги будто свинцом налились и прилипли к полу. С места не сдвинуться. Сердце бешено колотится о ребра, пробуксовывая.

У Гейдена тоже грудь вздымается быстро, дышит он часто. Выглядит безумным.

– И я такая какая есть. Меняться не планирую.

– Продажная сука? – отвешивает еще одну словесную пощечину, от которой обжигает щеку.

Развожу руку, как бы извиняясь, и горько усмехаюсь. Надеюсь, выхолит цинично, а не горько и надломлено.

– Видеть тебя не могу, – все что могу вымолвить. – И не хочу. Ты мне противен.

– Взаимно.

Наконец способность двигаться ко мне возвращается. Наклоняюсь за сумкой, и прижимаю ее к груди, стараясь защититься ей как щитом. Будто она может защитить от перепалки с Мироном, которая вытягивает постельные силы. Лишает желания жить. Понимаю, насколько мне проще было пока его не было рядом. Легко любить образ, оставшийся в памяти. То, что я вижу сейчас передо мной, мне совсем не нравится. Вызывает ужас, отвращение, оцепенение. Он всегда таким был? Или я была настолько слепа.

– Никогда больше не прикасайся ко мне. Я запрещаю.

– Обожаю нарушать правила, – с ледяной усмешкой произносит Гейден, делая шаг вперед. – Звучит как вызов. Сначала ты тоже кричала, что никого ничего у нас не будет. А потом с радостью раздвинула ноги.

Чертов мазохист.

Отшатываюсь от него, больно бьюсь лопатками о холодную бетонную стену.

– Только попробуй подойти ближе. Я буду кричать! – предупреждаю, выставляя вперед руку.

– Мне это нравится. Или забыла уже?

Воспоминания кинолентой проносятся перед глазами. Ком в горле опять на месте, а в груди ноет и болит, так словно все внутренности скрутило в канатный узел, и затягивают все сильнее и сильнее.

– Я ничего не забыла, но очень бы хотела забыть, все что нас связывало. Все. От и до. Я жалею, ясно? Жалею о том, что у нас было!

– Ясно, – режет своей широкой улыбкой, как ножом.

У меня в груди петарды взрываются, а он улыбается, широко и открыто, обнажая ровные белые зубы. Издевается и кайфует от этого. Смог выбить меня из седла и наслаждается моим падением.

К горлу подскакивает тошнота.

Отвожу взгляд, черчу глазами квадрат по периметру лестничной площадке и возвращаюсь к лицу Мирона. Он наблюдает за мной, засунув руки в карманы толстовки и чуть склонив голову на бок, так что пряди из его челки опять спадают тонкими линиями на высокий лоб.

– Тогда отстань от меня, – произношу рвано. – Если тебе все ясно.

– Нам нужно поговорить. Без вот этого всего, – взмахивает рукой Мирон. – Без эмоций. И с холодной и трезвой головой. Тогда оставлю в покое.

Давлюсь смешком. Он сейчас серьезно?

– Я дышать с тобой одним воздухом сейчас не хочу не то, что разговаривать, – обрубаю.

Нахожу в себе силы, выдержать прямой взгляд Мирона, и огибая его по дуге, ныряя в коридор. Несколько быстрых шагов и я у цели. Распахиваю дверь женского туалета, миную ряд умывальников и не обращая внимания, на не совсем приятный запах, закрываюсь на шпингалет в ближайшей кабинке.

Прижав ладонь к груди, пытаясь отдышаться. Из горла рвется предательский громкий всхлип, и я перемещаю руку на рот. Зубами давлю на нижнюю губу и запрещаю себе плакать. Только слезам все равно. Кран уже отрыли, и они тихим потом струятся по щекам.

Вчера Мирон подобрал меня ночью с трассы, спас от Валентины Головиной, а сегодня вылил на мою голову ведро помоев. Почему? Чувствую на этот вопрос я не скоро найду ответ.

Никогда я еще не ощущала себя настолько опущенной, втоптанной в грязь и униженной. Каждое столкновение с Гейденом, словно битва не на жизнь, а на смерть. Всегда так было с самой первой встречи. Потом у нас получилось снизить градус ненависти, перейдя в плоскость страсти и похоти. Но сейчас, когда секс уже случился, и ничего нового он не даст ни мне не Мирону, я понимаю та дверь раз и на всегда захлопнулась.

Тогда, о чем он предлагает нам разговаривать?

Он озвучил мне свое предложение единственный раз и больше повторять не станет, как и я не стану просить, принять меня назад. Только что он задумал на этот раз?

Выйдя из кабинки, поправляю прическу и вытираю потекшую тушь уголком салфетки, завалявшейся на дне сумки. Подкрашиваю губы, мерччающим блеском, чтобы сместить фокус с покрасневших глаз и выдвигаюсь на зачет. Выбираясь из туалета, воровато оглядываюсь по сторонам. Моя психика не готова к еще одной битве с Мироном сегодня.

Как я и предполагала его на зачете нет, как нет и пропуска в листе присутствующих.

Преподаватель предлагает нам тянуть билеты как на экзамене и тридцать минут на написания ответа, кто справляется, быстрее подходит устно отвечать. Я вожусь дольше чем планировала, потому что встреча с Гейденом выбила из головы часть знаний, заменив их совсем не нужными воспоминаниями.

Меня до сих пор колотит.

Продажная сука.

Трясу волосами, пытаясь спрятать за ними лицо, как за шторками и склоняюсь ниже к лситку с ответом.

А что я хотела? Думала будет считать меня запутавшейся Золушкой? Еще и по голове погладит? Мирон и сам не ангел, слухов в универе про него ходит предостаточно. Поговаривают, что он выиграл свой «порш» участвуя в спорах на девственниц. Кто из парней сбивает первый целку тот и получает приз. Это не грязно? Тогда какие ко мне претензии с его стороны?

Единственно о чем, я сожалею и из-за чего плохо сплю, это лжепоказания данные в полиции для обеления Саши.

Лицо Валентины Головиной, мамы погибшего парня теперь преследует меня везде.

Когда после сданного зачета, с которым в итоге я провозилась больше, чем планировала, выхожу на крыльцо универа и поправляю, шарф, укрывающий голову, мне на секунду кажется, что в толпе студентов я вижу знакомый силуэт женщины. Но стоит мне приглядеться, с облегчением понимаю, что это не она. Просто похожа. Просто…лучше отвернуться и поехать домой. Набрать горячую ванну и уйти под воду с головой.

Получаю толчок в бок, оборачиваюсь.

Вика порывисто обнимает меня и звонко чмокает в щеку, оставляя на не липкий след от своего блеска.

– Ты чего такая счастливая? Зачет получила? – спрашиваю у нашей мисс универа, заглядывая в ее светящееся от счастья лицо.

– Лучше. Я получила джекпот! – Вика взмахивает рукой в сторону университетской парковки и сбегает вниз по ступенькам.

Проследив за ее движением, натыкаюсь на машину Мироны и ее хозяина, пристроивший свой зад на капоте. Он с кем-то говорит по телефону. Опять с сигаретой. Глубоко затягивается и кривит губы в сторону от трубки, выпуская струю дыма.

Вика с королевской грацией переставляет длинные стройные ноги, обтянутые кожаными легинсами, направляясь к Мирону. Завидев девушку Гейден, кивает в сторону пассажирского места и через несколько секунд забирается в салон в след за ней.

Когда Вика тянется к Мирону за поцелуем, я отворачиваюсь и понимаю, что почти не дышу.

До моей новой квартиры от университета не так далеко, всего несколько остановок. Можно пройти вдоль шумного городского проспекта, по оживленной улице, усеянной магазинами, кафе и барами. Или по тихому парку, что располагается прямо за стенами альма-матер. Обычно выходит короче пройти напрямик через него. И я часто пользуюсь этим. Экономлю деньги на такси и общественном транспорте. Несмотря на щедрый поток денежных средств, капающих на мою карту от Эвелины Соколовой, стараюсь лишний раз не тратиться и не шиковать. Моя жизнь такая непредсказуемая, что я даже не предполагаю, когда вместо тёплого приятного ветерка в меня опять швырнут пригоршней ледяного снега. И я сейчас совсем не о погоде.

Бодро переставляю ноги, двигаясь в сторону дома. Мечтаю окунуться в горячую ванну с пеной и съесть на ужин тост с размятым авокадо и яйцом. На душе лёгкость и удовлетворение от почти беспроблемно сданного зачета и радость от того, что следующий только через три дня. Время подготовиться есть, как и немного отдохнуть.

Встреча с Гейденом выбила меня из седла и душевного равновесия. Поэтому стараюсь о парне с дьявольским взглядом не думать. Получается плохо. Он плотно засел в мои мысли, врос корнями – не выдрать! – и никуда не собирается сваливать. Хотя я была бы очень рада провести хотя бы день, не вспоминая о Мироне.

Открываю дверь в квартиру, привычно замерев на пороге. Включаю верхний свет лишь в прихожей, для того чтобы раздеться. В самой комнате люблю использовать настенное бра с тёплым мягким светом, он добавляет уюта, и я почти чувствую, что это мой настоящий дом. Только мой. Из которого мне не придётся в спешке уезжать и в который всегда можно будет вернуться.

Знаю, что это не так, но иллюзия мне нравится.

Телефон, лежащий на комоде перед зеркалом, коротко вибрирует, оповещая о входящем сообщении. Встряхиваю мокрыми после ванной руками, осторожно вытирая их о брюки. Смахиваю экран. Всматриваюсь в короткое шумное видео, присланное с незнакомого номера. Там, среди неоновых огней вечеринки, смеха, музыки и громких голосов я вижу Сашу.

– Вот чёрт… – бормочу ошарашенно.

Он смеётся, обнимая за шею Марику и Стаса, ребят из его компании в универе, и подносит к губам полупустую бутылку с шампанским. Вернее, с его остатками. Пьёт прямо из горла.

– Поехали погоняем на трассе? Как в старые добрые?! – ржёт Саша, смотрит в камеру с вызовом, приподнимая подбородок.

Дурак.

Прикрываю глаза.

Идиот.

Соколов пьян. И это плохо. Очень плохо. Я, как его нянька, могу получить пинком под зад от его матери и вылететь со всеми своими немногочисленными вещами на улицу. Какого хрена он выперся из дома? И кто мне это прислал?

«Твой парень отрывается, а где же ты, киса?» – читаю упавшее следом сообщение, воспроизводя в голове голос Марка Гейдена.

«Не дай ему сесть за руль!!!» – быстро печатаю в ответ.

«Окей, мамочка!»

Нетрудно догадаться, где он взял мой номер. Неужели старший брат так легко поделился информацией? А что, собственно, меня удивляет? Слова о тройнике с его братом до сих пор эхом дребезжат в ушах. Сомневаюсь, что он говорил неискренне. Видимо, братья уже не раз делили одну на двоих девушку, и для них такой союз, может быть, и норма. Но не для меня.

Совсем не для меня. Я скорее моногамна. Вон как до сих пор убиваюсь по парню, который считает меня лишь «продажной сукой». В чем-то он, конечно, прав, но, пока не знаешь всей истории, не видишь полной картины, не спеши вешать ярлыки.

Телефон снова вибрирует.

«Гоу к нам. Тухло.»

Следом как насмешка адрес дома Гейденов, соседствующего с Сашиным.

Вот как он там оказался. Даже не пришлось выезжать в город и переодеваться в нормальную одежду.

«Мне кажется, главный шут вечеринок ты, а не я»

И твой брат явно будет против моего появления там. Он ведь занят Викой.

Они ведь там трахаются, да? Иначе она не была бы так счастлива, прыгая сегодня к нему в машину. Вика всегда мечтала покататься не на «порше» Гейдена, а на его члене.

Зачем я об этом думаю? Только душу себе рву, представляя Мирона, вколачивающегося между ног Вики.

Физически больно от этого.

Прислоняюсь голым плечом к дверному косяку, нервно покусывая губы. Блузку я успела снять и засунуть в стиралку. Собиралась переодеться в домашнюю одежду и завалиться на диван. Перспектива провести тихий спокойный вечер дома, в пенной ванне, за просмотром сериалов, потягивая чай с лимоном, закусывая его тостом с авокадо, тает как дым. Потому что, несмотря на все доводы рассудка, мысль забраться под плед и остаться дома я могу легко отбросить в сторону.

И главная причина – это не желание поглазеть на дом Гейденов изнутри. Или увидеть Мирона с другой, в очередной раз разорвав в клочья сердце. Это пьяные и потухшие глаза Соколова.

Мне будет спокойнее съездить и проконтролировать лично, как он доберётся до своей кровати в коттедже напротив.

Вздохнув, вызываю в приложении такси. Достаю из неразобранного чемодана в комнате первую попавшуюся более-менее немятую футболку.

Обновляю на губах красную помаду и несколько раз провожу тушью по ресницам. Собрав волосы в пучок и закрыв дверь, почти кубарем скатываюсь по лестнице вниз.

Уже представляю взгляд Мирона, пробирающий до костей, когда он увидит меня на пороге. После сегодняшнего столкновения меня до сих пор потряхивает. И маленький лучик надежды, что Гейден с Викой уединились где-то ещё, тлеет внутри, будто угли, до самого особняка.

До того момента, пока, переступив порог дома, не натыкаюсь на его хозяина, сидящего на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. И он, к моему сожалению, не один.

Вика, извиваясь как змея, трётся промежностью о колени Мирона, не обращая внимания ни на подол, задравшийся почти до талии, ни на голую грудь, вывалившуюся в вырез её порнушного платья. Его глаза прикрыты, в одной руке бутылка алкоголя, другая лежит на полуголой заднице девушки.

Не могу пройти мимо. Ноги врастают в пол, на плечи опускается плита. Придавливает к месту. Глаз не могу отвести. Смотрю на этих двоих, медленно сгорая от лавины чувств.

Ненавижу.

Ненавижу его.

Вика целует его, везде, где может дотянуться, только Мирон легко уводит от неё губы, не давая к ним присосаться. Её это совсем не беспокоит, она, не переставая двигаться на парне, имитирует половой акт через одежду. Я вижу мельком её язык, как она всасывает кожу на его шее, явно желая оставить отметины.

Морщусь от отвращения.

Тошнота подкатывает к горлу. Желание убраться обратно лишь нарастает.

Не раздеваясь, равняюсь с парочкой, и спрашиваю:

– Где Соколов?

Мирон широко распахивает глаза. И даже дёргается, будто от неожиданности. Мне кажется, ещё секунда, и он скинет Вику с колен. Только, конечно, этого не происходит, это лишь моё желание, фантазия.

В реальности Гейден опускает руку девушке на шею, сильнее вжимая её в себя, не давая отстраниться, и произносит:

– Там, – подбородком указывает в сторону битком набитой людьми комнаты и опять прикрывает глаза.

6 Глава

Мне нужно отойти от прилюдно трахающейся парочки, найти Сашу и попытаться увести его домой, несмотря на дорогу в ад, куда он непременно меня отправит, но я не могу.

Безвольная идиотка, мазохистка, тряпка.

Ненавижу себя за это.

Гейден что-то сломал внутри меня. Разрушил почти до основания стену, которую я строила со времён детского дома.

В социальном учреждении такого типа никому не сладко. Жизнь не подкидывает тебе подарков в виде заботливых приёмных родителей на второй день пребывания, внимательных учителей и воспитателей – по большей части им есть дело лишь до самих себя, дорогих гаджетов от спонсоров, которые, пока ты спишь, в любой момент могут украсть. Ничего из этого у меня не было. Там нет тёплых эмоций, любви, ласки. Там каждый выживает сам по себе. Абстрагируется или, наоборот, сбивается в стаю. В стае выжить проще. Но я всегда была одиночкой. Не подпускала никого близко, ни с кем не дружила, ни в кого не влюблялась. И не собиралась этого делать, пока не встретила на своем пути Мирона.

Видит бог, я как могла сопротивлялась своему личному дьяволу и проиграла.

– Что-то ещё? – медленно произносит Гейден.

Я не заметила, как он успел опять открыть глаза и теперь смотрит на меня в упор, удерживая на коленках льнущую к его груди Вику. Мирон держит её за шею и не даёт отстраниться. Прикрывается от меня, будто щитом.

Подруга посылает мне уничтожающий, чуть расфокусированный взгляд и шепчет одними губами: «Уходи». Дорвалась до своего джекпота и теперь хочет взять от него по полной. В прошлый раз Гейден ей позволил лишь отсосать ему в своей машине, насколько он будет щедр сегодня, не хочу знать.

Мирон сощуривает свои огромные глаза, сжимая губы в плотную линию, на его щеках отчётливо выступают напряжённые желваки. Он думает, я закачу ему ревнивую истерику?

– Нет, больше ничего. – Развернувшись, шагаю в сторону шумной гостиной.

Светомузыка слепит глаза, с непривычки выступают слёзы. Смахиваю их пальцами и встряхиваю волосами, пробираясь через тусующуюся толпу. Знакомых лиц не так много. Я вижу Марику, подружку Вики, целующуюся с каким-то парнем. Стаса, придурковатого парня из компании Саши, над шутками которого обычно смеются только глупые идиотки вроде Марики. Они оба были на видео с Соколовым, но я нигде не вижу самого Соколова.

– Эй, Киса, я здесь! Меня ищешь? – машет рукой Марк.

Он сидит на большом светлом диване, придвинутом к стене. Из мебели в комнате есть только он, несколько складных стульев и небольшой журнальный столик, заставленный напитками. В углу крутит вертушки диджей, устроившись за небольшим пультом.

Дом явно готовят к продаже. Или грабители прошлись по имуществу Гейденов и вынесли большую часть.

Марка с двух сторон облепили две блондинки в пёстрых коротких платьях, покрытых пайетками. Сегодня что, репетиция Нового года? Издалека девушки выглядят одинаковыми, только подойдя ближе, я понимаю, что черты их лиц всё же отличаются друг от друга, а вот тюнинг один и тот же. Наращённые ресницы, похожие на грабли, блестящие впалые скулы, неестественно надутые губы.

– Не тебя, где Саша? Пошёл домой? – спрашиваю, не переставая осматриваться, прыгаю взглядом с одной мужской фигуры на другую.

Мне кажется, в толпе я вижу Мирона, и сердце пропускает удар. Так быстро свалил от Вики? Теряет хватку.

– Я думал, ты пригонишь не из-за него. Играешь в мамочку? Нравится? – усмехается Марк, шлёпая блондинку, ту, что справа, по заднице.

Останавливаю глаза на младшем Гейдене и приподнимаю брови. Девушки, прилипшие к нему, настороженно поглядывают в мою сторону, ревниво цепляясь руками за шею парня. Он нетерпеливо ведёт головой, скидывая с себя их руки.

– Скорее подрабатываю няней. Так где он? Видел?

– Не-а, зато я видел своего брата. Дать ориентир, где поискать?

– Я его уже видела, – произношу, поджимая губы.

В пальто становится невыносимо жарко, и я, стянув его с себя, перебрасываю через руку.

– Разочаровал тебя? – склонив голову набок, интересуется Марк.

– У нас с твоим братом это взаимно.

– Может, и ещё что взаимно, просто ты не замечаешь?

– Не думаю. Ты просто не в курсе… – запинаюсь, – не в курсе всего, что было.

– Так расскажи.

– Секретная информация, не для лишних ушей, – намекаю на прилипал-блондинок.

– Я могу от них избавиться, – быстро произносит Марк, выпутываясь из цепляющихся за его тело рук.

– Не спеши. Я не настроена сегодня на откровения.

Усмехаюсь, отворачиваясь и ещё раз обвожу взглядом дом. Замечаю широкую спину Соколова в конце комнаты, около выхода. Он ловко протискивается между людьми и уже скрывается из моего поля зрения. Его светлая футболка с оранжевым принтом на груди мелькает ещё раз, около лестницы, ведущей на второй этаж. Той самой, где ещё недавно Мирон сидел в компании Вики. Парочка куда-то делась.

Оставив Марка разбираться с возмущенно повизгивающими девицами, иду за Соколовым, расталкивая людей.

На втором не включен свет, пустынно и даже заброшенно. Попахивает хоррором. И лишь приглушенные биты, доносящиеся снизу, напоминают о том, что сейчас в доме находится по меньшей мере два десятка людей.

Я толкаю первую попавшуюся дверь, из-под которой льётся полоска света, и попадаю в небольшую спальню без мебели.

Саша с какой-то незнакомой девушкой склонились к подоконнику, почти соприкасаясь головами, и тихо о чём-то переговариваются.

Вздрагивают, слыша стук открывающейся двери, и поворачиваются.

– Ты кто? – ощетинивается девица. – Чего припёрлась? Здесь занято!

– Тебя забыла спросить, – уверенно шагаю внутрь, осматривая помещение.

Соколов, пошатываясь, фокусирует на мне взгляд и широко, неправдоподобно улыбается, картинно разводя руки, словно для объятий. Но я знаю, что он лучше отгрызёт себе руку, чем прикоснётся ко мне. Всё это лишь спектакль. Фарс.

– О, моя любовь пожаловала. Не пугайся, малыш, – обращается к незнакомке, – она нас не сдаст. Ей за это моя маман приплачивает, огромные деньги.

– За что? – спрашивает девушка, потирая нос двумя пальцами.

– За молчание.

Саша отходит в сторону, открывая мне обзор на окно, за которым чернеет ночь, и подоконник, над которым опять склоняется девчонка, подносит к носу какую-то штуку и делает глубокий вдох, втягивая в себя воздух. Или не совсем воздух.

– Что здесь происходит? – шепчу потрясённо. – Какого чёрта ты делаешь, Саша?

Не веря своим глазам, стремительно подхожу к застывшей парочке. Девчонка кашляет, вновь потирая нос, и протягивает Соколову трубочку, предлагая уже ему втянуть в себя белый порошок.

– Расслабься, малыш. У меня всё под контролем, – гудит Саша, склоняясь к дорожкам.

Действую интуитивно. Быстрым движением сметаю наркотики, превращая их лишь в оседающую на пол мелкую пыль.

– Какого хуя ты творишь! – орёт взбешённый Соколов. – Совсем охренела! Ты знаешь, сколько я бабла на это положил? Сука!

Девочка заливисто смеётся, тыча в замершего парня пальцами. Саша её веселья не разделяет. Его красивое лицо багровеет, искажается яростью, и он кидается на меня, смыкая на моей шее руки. Сдавливает.

Встряхивает как куклу. Голова дёргается, зубы клацают друг о друга. Я в ужасе распахиваю глаза, царапая ногтями запястья Соколова, сдираю его кожу, а он лишь сильнее надавливает пальцами, пытаясь лишить меня доступа к кислороду.

– Прекрати… – выдавливаю из себя еле-еле. – Ты меня убьёшь!

Из горла вырываются хрипы, на глазах выступают слёзы. Я пытаюсь лягнуть Сашу, отодрать его от себя, сбросить, но ничего не получается. Он больше, сильнее и, кажется, совсем сошёл с ума. Потерял над собой контроль.

– Может, я этого и хочу, сука! – шипит Соколов, приближаясь к моему лицу, его слюна летит на губы, и меня передёргивает от отвращения. – Как бы я хотел тебя удавить, тварь. Как ты появилась, всё полетело к хуям собачим! Командовать вздумала! Да кто ты, мать твою, такая!

Неожиданно в щёку Саши впечатывается кулак. Он, скуля, прикусывает губы и ослабляет хватку, заваливается на пол, увлекая меня за собой, а в следующий момент его буквально отдирают от меня.

Торопливо отползаю подальше, пытаюсь сделать первый болезненный вдох. Ощупываю шею трясущимися пальцами. Горло горит, словно я проглотила горсть стекла. Слёзы бегут по щекам, застилая обзор. И я не сразу понимаю, что в комнате уже полно народу. Что все смотрят, как Мирон нависает над своим лучшим другом, моим парнем, который только что пытался меня убить, и осыпает его превратившееся в кровавое месиво лицо ударами.

– Хватит… – пытаюсь произнести, но вместо слов вылетает лишь хрип, приносящий адскую раздирающую боль. – Прекрати… Мирон… пожалуйста… хватит.

Он наконец останавливается. Медленно поворачивает голову в мою сторону, оставляя Сашу валяться без движения. Прожигает взглядом, от которого в сердце разгорается агония.

Мирон, пошатываясь, поднимается на ноги и идёт ко мне. Опускается на пол рядом и аккуратно тянет руки со сбитыми костяшками, пытаясь убрать мои от шеи. Его волосы растрепались, футболка кое-где заляпана кровяными брызгами, острый как бритва взгляд внимательно ощупывает моё лицо.

– Не бойся. Я просто посмотрю. Дай мне посмотреть, что он сделал, Ангелина.

Его прикосновения жалят. Они мягкие, тёплые и очень осторожные. Непривычные. На секунду простреливает мысль: вдруг это не Мирон, а его брат? Я ведь могла спутать в момент страха, паники и боли, принять желаемое за действительное, решить, что именно мой Гейден ринулся меня спасать. Мой, который моим никогда и не был. Который только что был с другой.

Я ничего не забыла, но сейчас, в данный момент, мне хочется побыть слабой. Сбросить броню и кинуться к парню на грудь. Чтобы пожалел, защитил. Мне это необходимо.

– Мирон? – спрашиваю тихо и неуверенно, выдавая все свои сомнения разом.

Глаза парня находят мои. Он смотрит слишком долго и пристально для текущего момента, где мы совсем не одни, а затем кивает, приподнимая двумя пальцами мой подбородок. Перемещает внимание на горящую кожу.

– Да. Это я.

– Что ты здесь делаешь? – несу чушь, потому что мне важно поробовать сказать хоть что-то, даже через боль.

Кажется, если я буду молчать, то совсем лишусь голоса. Навсегда.

– Где мне быть? Это мой дом, если ты забыла. Больно? – Теперь он касается моей шеи двумя руками, продвигается аккуратно и осторожно, сдвигая подушечки пальцев буквально по миллиметру.

Мурашки по телу.

Слёзы накатывают с новой силой. Дёргаюсь, когда Мирон осторожно ощупывает повреждённые участки на коже.

Я кричала на него, чтобы никогда ко мне не прикасался, чтобы не подходил ко мне после других. Теперь хочу, чтобы не останавливался.

– Совсем нет. – И тут же морщусь от собственной лжи.

Больно, ещё как, но пусть потрогает ещё. Пусть позаботится ещё. Ведь стоит ему только отстраниться, встать на ноги и выйти из комнаты, всё вернется на круги своя, где мы чужие друг другу люди и не имеем права на касания.

Скашиваю взгляд, цепляясь за стонущего Соколова. Он уже пришёл в себя и пытается перевернуться, схватившись двумя руками за лицо. Я чувствую к нему отвращение – как никогда раньше – и ненависть. Лютую, обжигающую все внутренности ненависть. Хочу подойти к нему и ударить в ответ. Со всей силы врезать этому конченому мудаку по яйцам, так чтобы они у него посинели!

– Забудь о нём, на меня смотри, – велит Мирон, мягко прося вернуться к нему взглядом.

Его лицо бледное, с чётко выраженными линями скул, острым подбородком и тёмным разлётом бровей, между которыми залёг излом. Он хмурится и выглядит озабоченным. Костяшки его пальцев сбиты, из них сочится кровь. Я накрываю его ладонь своей, безмолвно моля прекратить меня трогать. Мирон в ответ отводит мои руки, укладывая их на своё колено.

Девчонка, что была с Сашей, резво хватает свои вещи и выбегает из помещения не оглядываясь, на входе врезаясь в Марка.

– Твою мать… – тянет тот.

Второй Гейден, приоткрыв рот, осматривает комнату. Бросает короткий взгляд на нас с его братом, затем на стонущего Соколова и громко цокает языком. Качая головой, тихо бормочет что-то похожее на «пиздецнахуйблять» и, протискиваясь через толпу зевак, уже громко и для всех объявляет:

– Так, все видосы на телефонах разом поудаляли. Фотки тоже. Если что-то попадет в сеть, мы легко узнаем, кто это слил. И нюдсы того чувака, кто это сделает, запестрят по интернету со скоростью света и в первую очередь отправятся на почту его матери. Всем ясно? Теперь на выход. Вечеринка закончилась, я правильно понимаю?

– Правильно, – жёстко произносит Мирон и добавляет уже для меня: – Повернись медленно вправо.

– Зачем? С каких пор ты стал врачом?

– Давай, киса, послушайся Мира, он в Германии столько от моих докторов понабрался, что может дать фору доктору Хаусу. – Присаживается рядом Марк, и тихо свистит, рассматривая мою шею: – Это Сокол тебя так? Ни хуя, блть. Он чё, сдурел?

– У него и спроси, – огрызаюсь, нехотя слушаюсь Гейденов и вскрикиваю от простреливающей до самого затылка боли.

В глазах мутнеет. Мне нехорошо.

– Короче, надо заводить «порш», – резюмирует Марк под молчаливое согласие своего брата.

– Нужен рентген, – подтверждает тот, хмурясь ещё сильнее.

– Всё нормально. Убери..те руки, – протестую вяло, пытаясь ещё раз оттолкнуть Мирона.

Я не привыкла быть в центре внимания. Не привыкла, когда настойчиво проявляют заботу, и чувствую себя неуютно, уязвимо. Вся моя броня разом дала трещину и слетела, осыпаясь к ногам. В который раз перед парнем, который этого не заслуживает.

– Ни хера не нормально. Поедем в больницу.

– Вызовите такси, я поеду одна. Не нужно со мной нянькаться. И вечеринку заканчивать не нужно. Ради кого? Ради какой-то левой девки? Если бы Вика подвернула ногу, вы бы тоже остановили веселье и повезли её в травму? Кстати, где она?

– Лина… – предостерегающе цедит Мирон, резко меняя тон на не терпящий возражений. – Ты не подвернула ногу, тебе чуть не свернули шею.

– Где Вика? – стою на своём, упорно сверля взглядом мрачного Гейдена.

Гейден-клоун поднимает руки ладонями вверх, оставляет нас вдвоём и, подойдя к Соколову, пихает ногу того носком кроссовка.

Мирон тоже встает на ноги, игнорируя неудобные вопросы, и мягко тянет меня на себя, помогая подняться.

Пол под ногами кружится, словно я катаюсь на детской разноцветной карусели в парке. Инстинктивно хватаюсь за руку Мирона, стараясь не свалиться мешком к его ногам. Он опускает ладонь мне на спину и осторожно подтягивает ближе к себе.

Ноздри заполняет знакомый терпкий мужской запах.

Так пах наш первый почти животный секс.

Потом, кровью, табаком и морским бризом.

Закрыть глаза, и я снова в спальне в квартире Мирона. На его постели, придавленная его телом. Он входит в меня, ритмично работая бёдрами, шепчет пошлости вперемешку с нежностями и, не прекращая, ласкает пальцами, подталкивая меня к черте удовольствия.

Это лишь воспоминания, которые живут внутри меня. Никто не сможет их отнять и запретить мне об этом думать.

– Где Вика?

– Поехала домой. Ещё вопросы?

У меня есть только один вопрос: трахался ли он с ней? Но его я так и не решаюсь задать.

– Этого уродца тоже надо туда подкинуть. Не хочу, чтобы он скопытился здесь, – бодро приговаривает Марк, рассматривая залитое кровью лицо Соколова.

Мирон сломал ему нос. И меня бесконечно радует этот факт. Как только выберусь из цепких рук Гейдена, позвоню Эвелине и предложу в следующей раз самой заботиться о своём сыне. Я больше не намерена это делать. Искупалась в грязи достаточно, век не отмыться.

– Спускай его в машину, – велит Мирон.

– Ненавижу марать руки, – скривившись, произносит Марк и, особо не церемонясь, приводит Соколова в вертикальное положение. – Вставай. Идём, чё застыл?

Саша выглядит ужасно. Вся его футболка около ворота в ярких кровавых кляксах. Глаза припухли и отекли. Он растягивает губы в жуткой улыбке, обнажая перепачканные кровью зубы, и смотрит на нас с Мироном с безумной ненавистью.

– Сука и кобель. Идеальная пара. Где ты свои стальные яйца потерял? – В отвращении сплевывает на пол, удерживая руку около носа, переводит взгляд только на Мира. На секунду в его глазах мелькает непонятная мне эмоция, а затем он снова плюется. – Ведёшься на тварь, которая продаст тебя за пачку налички. Открой, блть, глаза, Гейден. Послушай старого друга. Столько телок вокруг, а ты выбрал самую неподходящую.

Его слова не ранят, а лишь подкидывают в моё пропахшее смрадом болото, в котором я, не переставая, вязну с самого первого дня знакомства с Мироном, а затем и Сашей, ещё грязи. Я думала, нельзя замараться ещё больше. Ошибалась.

Отшатываюсь от Мирона, опираясь ладонью о шершавую стену. Он больше не удерживает меня. Легко отпускает. Боится испачкаться?

Гейден подходит вплотную к Саше и, не проронив ни слова, вдавливает руку ему в лицо. Пока тот не начинает визжать и плакать от боли как девчонка.

Зажмуриваюсь, зрелище не самое приятное. Но в этот раз я Мирона не останавливаю. Пусть делает что хочет.

– Сука, сука… сука… – скулит Соколов.

–– Ты лучше скажи мне, где твои яйца, Саша? Раз ты решил отыграться на девчонке…

Продвигаясь вдоль стены, медленно иду к выходу из комнаты, где меня настигает Марк. Приобнимает за талию, перемещая руку точно под грудь. Смотрит невинными глазами, за что получает полный скепсиса взгляд в ответ.

– Всегда использую шанс, что дает мне жизнь, – делится своей философией, подмигивая.

Слабо улыбаюсь.

7 Глава

Вечеринка и правда закончилась. Пока спускаемся с Марком на первый этаж, поражаюсь царящим вокруг оглушающей тишине и бардаку.

Мирон и Саша остались наверху, и я не хочу знать подробностей, о чём и как они будут разговаривать. Скулёж Соколова до сих пор долетает до моих ушей.

Не чувствую никакой жалости. Возможно, это карма, и сейчас он получает по заслугам за то, что сотворил два месяца назад на пустой трассе, когда, напившись почти до отключки, решил выжать из своей машины всё, на что она была способна, и унёс жизни двоих парней. Того, который был с ним рядом и был так пьян, что даже забыл пристегнуться и вылетел в лобовое стекло, и другого, из встречной машины, который просто оказался не в том месте и не в то время. Его матерью и была Валентина Головина.

Только если это кармический бумеранг для Соколова, значит мой, за ложь, тоже где-то недалеко? Тогда стоит опасаться.

– Ты можешь посмотреть, где я оставила пальто? – спрашиваю у близнеца, пытаясь аккуратно выпутаться из его наглых загребущих рук.

Шею простреливает болью при малейшем движении. До чёрных точек перед глазами. Но если я чуть повыше подниму мобильник, то легко смогу вызвать себе такси и уберусь от братьев Гейден подальше.

– Нет, кошечка. Я нечасто слушаюсь взрослых, но если мой брат что-то попросил, то это нужно выполнять, – говорит Марк, прижимая меня к своему боку сильнее. Синхронно ступаем по лестнице, пока не достигаем первого этажа. – Поэтому сейчас я помогу тебе забраться в тачку, а потом, так и быть, поищу твоё пальтишко. Лады?

– Не лады, – качаю головой. – Не нужно со мной носиться. Тем более твой брат просил тебя позаботиться о Соколове, а не обо мне. Если Саша поедет с нами, то я тем более лучше доберусь до травмпункта на такси.

– Близнецы общаются ментально. Слышала о таком? Мирон может ничего не говорить, но я знаю, о чём он думает и чего он хочет. А хочет он удавить Соколова, доставить тебя в больничку, ну и трахнуть. Тоже тебя, не Соколова.

– Какой же ты балабол и клоун, Марик, – если бы могла, то покачала бы головой.

Брат Мирона имеет слишком длинный язык и, кажется, не понимает, как ошибается. Мирон хотел меня раньше, в прошлом. Открыто об этом заявлял. Не стеснялся демонстрировать. Дразнил, выводил из себя и постоянно возбуждал. Одним лишь присутствием рядом. Провокационными фразами. Касаниями. Я сопротивлялась и боролась сама с собой до самого последнего момента. Сломалась, когда пружина натянулась и наконец лопнула.

Он получил, что хотел. И его интерес угас.

Ничего нового я ему не дам. Зато могут дать другие. Такие, как Вика.

– Клянусь! – продолжает шутить Марк, отвлекая меня от грустных мыслей.

– Когда я приехала, Мирон был занят другой. Викой. Может, и ты её знаешь: тёмные волосы до пояса, грудь второго размера и ноги от ушей.

Марк делает вид, что задумывается, забавно выпячивая вперёд губы. И я думаю: как это странно, смотреть в идентичное Мирону лицо и понимать, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не будет так дурачиться. Он и улыбается-то редко. Закрытый и холодный. Будто понятия не имеет, что такое демонстрация эмоций. Мирон отлично умеет транслировать свои чувства взглядом. Как посмотрит, так внутри всё леденеет. Или, наоборот, наполняется жаром.

Сейчас внутри тепло. Кожа до сих пор помнит мягкие и почти нежные касания парня. Это обман. Иллюзия. Краткий миг, который скоро растает как дым, оставив после себя неясные воспоминания. Такие, что, просыпаясь ночью, я буду думать: правда ли он меня так касался, заботился, смотрел – или мне на самом деле это всё привиделось и придумалось.

– Под такое описание подходит половина знакомых мне девиц. Другая половина – блондинки.

– Рыжих нет?

– Нет, я предпочитаю блондинок и никакой экзотики. Чисто мой типаж. – Марк морщится, задевая валяющуюся на нашем пути, не совсем пустую банку из-под пива. – Если тебе интересно, чего хочу я, то это вызвать клининг. Каждый раз думаю: никаких больше вечеринок на своей территории, но потом что-то идёт не так.

Несмотря на душевную и физическую боль, улыбаюсь.

Мирон появляется из дома, когда его брат-близнец помогает мне забраться в машину. Широким шагом пересекает лужайку. Он не надел куртку и даже не переодел футболку. На улице приличный минус, я уже, несмотря на шерстяной свитер и плотные колготки под джинсами, успела продрогнуть. Марк так и не отправился искать моё пальто, а ведь оно – моя единственная приличная верхняя одежда.

Я считаю, глупо накупать кучу одинаковых по назначению вещей на сезон. Особенно мне, той, кто ведёт кочевой образ жизни и не имеет своего дома.

Мне предстоит съехать из гостинки, арендованной Эвелиной Соколовой в ближайшие дни. Даже если Саша не обмолвится своей матери о том, что сделал, то ей расскажу я. Скорее всего, она станет трясти перед моим лицом бумагами, которые я имела глупость и неосторожность подписать. Что ж… тогда её будет ждать разочарование, потому что после сегодняшнего я готова дать ей достойный ответ.

– Марк, останься здесь. Проследи за этим уёбком, чтобы херни не натворил. И дом приведи в нормальный вид, мать только что звонила, завтра приедут оценщики, – отрывисто командует Мирон, цепким взглядом окидывает меня с головы до ног. – Где твоя одежда, Лина?

– В доме.

Гейден кивает, но с места не двигается. Мы смотрим друг другу в глаза несколько секунд, пока я, поморщившись от боли, не отвожу взгляд первой. Вздрагиваю от громкого хлопка двери.

– Так Сокол ещё живой? Чё мне с ним делать? Неотложку вызвать? – долетает до меня голос Марка.

– Что-нибудь придумай. Прощупай его карманы, если найдешь что-то запрещенное – сливай в унитаз. И комнату потом проверь. Он что-то употребил. Пока не выйдет из него эта дрянь, пусть мучается без врачебной помощи, – сухо говорит Мирон.

Через несколько секунд Гейден-старший уже сидит рядом, заполняя своим запахом и собой всё пространство. Скосив взгляд, наблюдаю за тем, как он отводит от лица длинные пряди волос, растрепавшиеся после драки. Причёсывает их пятерней, убирая назад. Заводит машину одним нажатием кнопки и ловит меня за подглядыванием.

Резко подаётся вперёд, нависая. От неожиданности дёргаюсь, не предполагала, что приблизится. Перед глазами летают чёрные мушки от боли, и я гашу вскрик, готовый сорваться с губ.

– Спокойно. Я просто пристегну тебя, поняла?

– Да.

– Отлично. – Мирон протягивает ремень безопасности, костяшками пальцев задевая мою грудь. Намеренно или нет, не знаю, но я опять вздрагиваю.

Между бровей Гейдена залегает складка, и он сжимает губы, слишком агрессивно втыкая ремень в замок.

– Спасибо за всё, что сделал сегодня для меня, – произношу в тишине.

Воздух вокруг потяжелел и жжёт лёгкие.

– Не строй на мой счёт никаких иллюзий, неАнгел, – обманчиво мягко произносит Мирон. – Так поступил бы любой. Что бы вы с Соколовым ни умудрились не поделить, какого бы конфликта между вами ни было, он не имел права к тебе прикасаться и наносить телесный вред. Никто не имеет права к тебе прикасаться без твоего разрешения. Ты в курсе?

Прикусываю нижнюю губу, смотрю точно вперёд, любая кочка отзывается простреливающей болью в затылке, от которой уже хочется выть и плакать. Мирон старается вести машину аккуратно и чертыхается при каждой неровности.

– Тебе я тоже не разрешала.

– Будем считать, это было исключение.

Доезжаем до ближайшей больницы за пятнадцать минут. Мирон настаивает на частной, но я понимаю, что не могу позволить себе оплатить приём или даже госпитализацию в несколько тысяч, а брать у него в долг не собираюсь.

У меня опять наступают тяжелые финансовые времена. Знаю одно: больше денег от матери Соколова я не приму. Пусть нанимает ему другую няньку, а ещё лучше – займётся лечением своего сыночка. По нему давно плачет рехаб. Я умываю руки.

В травматологии никого нет, уже одно это считаю везением.

Однажды, когда я была ещё в детском доме, нас вывезли на городской каток. Кататься я не умела, но очень хотела научиться хотя бы ровно стоять на коньках. Как раз в тот момент было очень популярно фигурное катание, многие девчонки зависали перед общим телевизором, собираясь в группы, и смотрели парные танцы на льду. Я тоже смотрела, но сидя немного подальше и, как обычно, без компании. На каток вышла, держась за бортик, робко переставляя ноги, а когда почувствовала себя уверенней, оттолкнулась и попыталась аккуратно, удерживая равновесие, скользить елочкой. Тогда меня и сбил какой-то парень. Я упала неудачно и выбила плечо. В больницу меня везли на скорой с недовольной воспитательницей, которая хотела быстрее оказаться дома, вместо того чтобы носиться по травмопунктам со мной. Мы застряли в приемном покое на три часа. Самые долгие часы в моей жизни.

– Сглотните слюну, – вежливо просит дежурный врач, аккуратно осматривая и ощупывая мою шею. – Дискомфорт ощущаете?

Выполняю.

– Немного.

Приподнимаю подбородок и устремляю взгляд за спину врача.

Мирон, прислонившись плечом к стене, коршуном следит за каждым его движением. Если бы мы были с ним в других отношениях и в другой ситуации, я могла бы предположить, что он действительно за меня переживает. Или ревнует. Но и то и то кажется беспочвенными домыслами моей фантазии. Гейден сводит брови на переносице, когда я морщусь или шиплю от боли, которая стала менее ощутимой. Дискомфорт при поворотах и наклонах головы ещё присутствует, но уже не так критично, как в первые минуты после столкновения с Соколовым.

– Неплохо. Неплохо. На рентгеновском снимке всё в порядке. Есть незначительные повреждения, Ангелина. Несколько дней поносите шейный воротник Шанца и попьете болеутоляющее. Я пропишу, что именно. Состояние покоя тоже обязательно. Повторно придёте через неделю, и если всё будет в норме, то я вас выпишу. Вам нужен больничный?

– Я безработная. Учусь. У меня сессия. Я могу ходить на зачёты?

– Если вам ничего не мешает, то да. Но я могу написать справку и освободить вас от физической нагрузки. Зачёт по физической подготовке сможете получить автоматом, – улыбается врач, отходит к своему столу и черкает что-то на бумаге, лежащей перед ним. – На этом всё. Можете подождать в коридоре.

– Мы хотели бы снять и зафиксировать побои, – произносит Мирон, останавливаясь рядом со мной.

Я не вижу его лица, но знаю, что он выглядит очень серьёзно и даже опасно. Когда мы приехали, врач то и дело косился на брызги крови на футболке Мирона. Попытался задать несколько вопросов, но был осажен Гейденом в довольно сухой и холодной манере.

– Конечно, я всё запишу, – посерьёзнев проговаривает врач. – Вам повезло, Ангелина. Всё могло закончиться куда более опасными травмами.

Я пытаюсь слезть с кушетки, не задействовав при движении голову, и замираю, глядя на Мирона во все глаза. Он протягивает руку, предлагая свою помощь. Вкладываю свою ладонь в его тёплую, большую, чувствуя благодарность.

– Да, повезло, – с трудом сглатываю образовавшийся в горле ком.

Тяну свободную руку к шее и касаюсь её пальцами, опускаю взгляд. Мирон не выпускает мою руку, даже когда мы выходим из кабинета в больничный коридор, подсвеченный холодными люминесцентными лампами.

– Сядь. Хочешь принесу тебе что-нибудь попить?

– Я уже насиделась. Немного постою. – Поднимаю наши сцепленные руки на уровень глаз и смотрю на его сбитые костяшки. – Тебе нужно обработать раны.

– Что? – Гейден, кажется, не сразу понимает, о чём речь.

– Раз мы в больнице, пусть и о тебе позаботятся. И тебе не стоит со мной здесь торчать. У тебя явно есть более важные и интересные дела, – говорю равнодушно, по крайней мере стараюсь.

Мирон расцепляет наши руки. Приваливается плечом к стене и внимательно на меня смотрит. Прожигает взглядом, пока я первой не отвожу глаза.

– Опять провоцируешь, неАнгел? – хрипло произносит.

Если бы я могла пожать плечами, то определенно сделала бы это. Но раз сейчас мне это недоступно, решаю просто игнорировать неудобный вопрос, смотря в одну точку. И для шеи удобно.

– Ты многое для меня сделал сегодня. Хоть ты и говоришь не строить иллюзии, и что так мог поступить любой. Мне кажется, это не так. Я тебе благодарна, Мирон. Очень. Но не хочу быть чем-то обязанной.

Первый раз в жизни обо мне кто-то позаботился. Меньше всего ожидала, что это будет Гейден. Однажды он уже вытолкнул меня из машины перед аварией, а потом мы занялись сексом. Теперь мы вместе посетили больницу, и я боюсь: вдруг тоже придётся за это расплачиваться?

Я морально раздавлена, физически устала. У меня нет сил бороться и вести войны. Выкидываю белый флаг.

Отношения с Мироном у нас странные, всегда на грани. Нам обоим такое нравилось в прошлом. Было частью игры. Только я давно не играю и больше не хочу играть. Мы не вместе и никогда не будем. А скоро и вовсе перестанем пересекаться. Я уеду учиться в другое место, сделаю всё возможное для этого. Мне нужно попытаться встать на ноги, выучиться и вытравить из крови ядовитую любовь, что живет в моём сердце к Мирону.

– Ты ничем мне не обязана. И я сейчас нахожусь там, где надо, – спокойно произносит Мирон. – После планирую отвезти тебя домой.

Всё у него так просто. У меня же в душе полный раздрай.

– Забыла, что ты всегда делаешь только то, что хочешь, – невесело хмыкаю.

– Именно.

– Спасибо, – говорю искренне.

– Пожалуйста.

Боковым зрением вижу, как он меняет позу. Больше не смотрит на меня в упор. Приваливается спиной к стене, складывая руки на груди. В одной из ладоней у него зажат мобильный. На экране то и дело вспыхивают сообщения. Мне даже кажется, что я вижу фотографию Вики, что стоит у неё на профиле в социальных сетях. И моё сердце болезненно дёргается всего на мгновение.

– Что мне делать с зафиксированными побоями от Соколова? Сдать его в полицию? У него и так там проблемы из-за аварии, – меняю тему. – Поговорить с его матерью? Сказать про наркотики? Он всё же твой друг.

Молчать не получается. Тем более сейчас, когда у нас негласное перемирие и мы общаемся почти как нормальные люди.

– Бывший друг. Его проблемы пусть решает он сам или его мать. Думаю, она уже подсуетилась, – задумчиво почёсывает подбородок двумя пальцами. – Я тебя предупреждал насчёт Соколова. Ты не послушала. Не захотела слушать.

– Предупреждал, – не спорю, смотря вперёд. – Но иногда нет возможности выбирать вариант.

– Поясни.

Кажется, я смогла его заинтересовать, потому что Мирон опять меняет позу, поворачиваясь корпусом ко мне.

– Вот когда у тебя или у такого, как Саша, проблемы, что вы делаете? Звоните родителям, которые всегда рядом и готовы помочь, или справляетесь сами, давая кому нужно денег. Деньги решают почти все проблемы, главное, пачку потолще приготовить. И вуаля! У меня была острая нехватка средств. Саша и его мать предложили мне помощь. Я воспользовалась.

И жалею об этом, – добавляю мысленно.

Прохожусь зубами по нижней губе и нервно её закусываю. Обнажать перед кем-то душу для меня тяжелее, чем скинуть перед парнем одежду. Тем более перед Мироном, который вряд ли ответит тем же. Его душа, если она у него есть, спрятана под толщей льда, под которую не пробиться.

– Ты ничего не знаешь обо мне и моей семье, – спустя недолгое молчание проговаривает Гейден.

Я делаю над собой усилие, больше физическое, чем моральное, и смотрю прямо в его серьёзное, без тени улыбки лицо. Чёрные глаза фиксируют мои, не давая разорвать зрительный контакт. Удерживают намеренно.

– Твоя мама чудесная женщина. Отец – ничего про него не знаю, ты прав. Но они оба живы и в добром здравии. Этого всегда достаточно.

Мирон сканирует в ответ моё лицо и чуть наклоняется, приближаясь.

– Ты сирота?

– Да, – произношу, помедлив.

8 Глава

Я настолько устала за день от потрясений, что, когда мне наконец надевают шейный корсет, в котором предстоит просуществовать несколько дней, и вкалывают в ягодицу обезболивающее, совсем не возражаю желанию Мирона довезти меня до дома.

Его молчаливое присутствие рядом не тяготит, наоборот, добавляет внутренней силы и подпитывает спокойствием. Он сам проверяет справки, которые нам выдаёт врач, и фотографирует на свой мобильник. Я не возражаю, лишь пытаюсь зевнуть с закрытым ртом.

Гейден помогает мне забраться в машину и устроиться на переднем сиденье. Сам пристегивает ремень безопасности, предварительно откинув мои разметавшиеся по плечам волосы. Задевает грудь, совсем без сексуального подтекста. После нашего дружественного разговора в коридоре больницы и моего признания Мирон нахмурил брови и закрылся. С вопросами больше не лез, на мои отвечал сухо и скупо, а потом и вовсе замолчал.

В машине мы совсем не разговариваем. Меня тянет в сон. На улице сгущаются сумерки, с неба летит мелкий колючий снег, похожий на крупинки манки, он ударяется в лобовое стекло с характерным шуршащим звуком. Убаюкивает. Веки держать открытыми становится всё тяжелее, поэтому я очень рада, когда вижу, что мы подъезжаем к моему дому. Ему совсем чуть-чуть осталось быть таковым. Но сегодня я не собираюсь никуда уходить. Посплю в тишине и уюте ещё ночь, а затем соберу свои немногочисленные вещи… и… не знаю. Что-нибудь придумаю. Решу. Не в первый раз.

Мирон тормозит около моего подъезда. Характерные щелчки говорят мне о том, что он отстегнул ремни безопасности и снял блокировку с дверей.

Аккуратно повернув корпус в сторону парня, смотрю на его хмурый дьявольский профиль с тоской. Сейчас, после того как он провозился со мной весь день, Мирон не кажется мне конченым мудаком, каким он привык себя выставлять. Он умеет делать вполне обычные человеческие вещи. Например, проявлять заботу. И как бы он это ни отрицал, как бы ни старался скрыть за маской безразличия, сегодня я видела в его глазах испуг. И нежность.

– Спасибо ещё раз. Я тебе очень благодарна, – произношу, разлепляя пересохшие губы.

– Хватит уже, неАнгел, – мягко говорит Мирон, бросая на меня беглый, но цепкий взгляд. – Помочь выйти? Я могу проводить до двери.

Он тоже устал. Не хочу больше злоупотреблять его нормальным адекватным состоянием. Вдруг превышу лимит, и опять вернется Мирон-демон. Природа специально создала их с братом такими разными? Чтобы поддерживать баланс добра и зла?

Улыбаюсь своим мыслям и ловлю вопросительный взгляд Гейдена. Он приподнимает брови, касаясь двумя пальцами своих губ.

– Нет. Спасибо.

Мирон закатывает глаза, цокая языком. Открывает дверь и выпрыгивает наружу. Обегает машину спереди, поднимая плечи к ушам – ветер на улице только усилился, слышу его завывание и как остервенело бьётся мокрый колючий снег в стекло.

– Давай выходи. – Протягивает мне руку, помогая не упасть, выбираясь из высокого автомобиля.

– Мне кажется, за сегодня ты сделал добрых дел больше, чем делаешь за год, – не могу сдержать смешка, цепляясь за большую теплую ладонь парня.

– Не кажется, – Мирон тоже усмехается. – Иди. Не мёрзни.

Однако ни он, ни я не двигаемся с места. Так и стоим, застыв друг напротив друга. Между нами ветер и пропасть в несколько километров. Там столько всего. Ненависть, любовь, похоть, неоправданные ожидания, ошибки и множество третьих лиц. Целый взрывной коктейль. Опасно ступить – рискуешь взлететь на воздух.

Кожа покрывается мурашками. Развернувшись, уверенно шагаю в сторону своего подъезда, прижимая к груди сумку с ключами. Сердце неистово бьётся о рёбра. Между лопаток жалит чужой горячий взгляд, он провожает меня до тех пор, пока не скрываюсь за дверью.

Поднимаюсь в квартиру, бросаю ключи на обувницу и со стоном снимаю ботинки. Голова пульсирует, шею не повернуть. Сил на душ уже не осталось. Лекарство, всаженное мне в задницу не совсем любезной медсестрой, вовсю действует, потому что мне кажется, я засну сейчас прямо на коврике в прихожей, не успев добраться до своего дивана.

Не включая свет, прохожу на ощупь и не раздеваясь опускаюсь на подушку.

Я почти проваливаюсь в сон, но меня будит настойчивая вибрация в заднем кармане джинсов.

«Ты дома или свалилась в шахту лифта?» – светится на экране, под набором цифр.

Номер незнакомый. Сердце интуитивно подскакивает к горлу, застревая там, и не спешит встать на место.

Он сменил номер, но при этом не удалил мой?

Чувствую себя глупой влюбленной идиоткой, набирая ответ:

«Дома. Сегодня меня спасать больше не нужно».

Мирон больше ничего не пишет.

Выглянув в окно, успеваю заметить задние огни отъезжающего «порше». Удовлетворенная, как после нашего первого секса с Гейденом, наконец засыпаю.

Утром разрешаю себе поваляться. Голова чугунная, шея под воротником затекла и чешется, но самостоятельно его снять не решаюсь. Дискомфорт всё ещё ощущается, мышечная боль притуплена обезболивающим, но я всё равно ощущаю её будто через барьер.

То и дело поглядываю в сторону телефона. Не знаю, чего жду. Пожелания доброго утра от самого неприветливого парня на свете? Или сообщения с вопросом о моём самочувствии?

Мысль о том, что наши отношения перешли какой-то рубеж, не даёт усидеть на месте. О том, что на коленях Мирона вчера елозила Вика, я не забыла. Как и отлично помню, что её не было с нами в больнице, где мы были лишь вдвоем.

Маленькая девочка во мне всё ещё верит в сказки и не перестаёт мечтать. Но я предлагаю ей повзрослеть и заткнуться, потому что спустя три минуты после моего пробуждения мобильный издаёт звуки входящего вызова и на экране горит имя Эвелины Соколовой.

***

Первая трусливая мысль проигнорировать мать Саши и отложить разговор на потом. Сразу понимаю идея плохая. Если ей понадобиться меня достаться она притащиться откуда угодно и будет уже вопить у меня на пороге, а не в телефоне.

– Да, – отвечаю сухо, разглядывая идеально белый потолок над головой, ни одно изъяна, даже скучно, не на чем зацепиться взгляду.

– Ты! – визгливо вскрикивает Эвелина.

Поморщившись, отстраняю телефон подальше от уха.

– Я.

– Ты смей передергивать, девочка! Что с моим сыном? У него сломан нос!

– С вашим сыном все в порядке. У него всего лишь сломан нос, – произношу устало, принимая вертикальное положение на кровати.

Комната перед глазами немного плывет. Шейный воротник давит, доставляя скорее дискомфорт, чем удобство. Просовываю, с одной стороны, под него пальцы и с наслаждением чещу, закатывая глаза, пока Эвелина брызгает своим ядом и я уверена слюной. Воображение рисует всегда идеальную мать Соколова с всклокоченными волосами, в отельном халате, с приклеенными по всему лицу патчами. Она носится по номеру и орет, чтобы я сейчас же ехала в больницу к Саше и была при нем до их приезда.

– Нет, – говорю твердо.

Ответом мне служит характерное молчание. Всего несколько секунд, а затем женщину на другом стороне провода, прорывает:

– В смысле – нет?! – кричит Эвелина, я слышу топот и стук двери. – Ты будешь делать все что я тебе говорю. Я тебе за это плачу не маленькие деньги. Я могла найти кого-то подешевле и не тратится так сильно, поэтому ты сделаешь все. Если я скажу кормить Сашу с ложки, ты будешь это делать! Если я скажу жить с ним и спать в одной кровати, рожать детей, ты и это сделаешь. Ты подписала документы! Ты никуда от нас не денешься, дворовая девка!

Пассивная агрессия направленная на меня от матери Соколова отскакивает от меня как горох. Я готовилась к этому разговору. И после ведра грязи, что она, судя по пыхтению, собирается на меня вывалить, просто схожу в душ.

Больше я молчать не собираюсь. Расправляю плечи и встаю на ноги.

– Стоп-стоп. Дамочка, я подписала договор о неразглашении вашей семейной постыдной тайны, которая мне уже вот где, – она, конечно, не видит, как я провожу ребром ладони по воротнику на шее, но думаю догадывается. – Вашего сына надо лечить от зависимости. Он не рассказал, что перед тем, как сломать нос, нюхал кокаин? А я ему в этом хотела помешать. Между прочим, выполняя ваше поручение. Саша на меня напал. И теперь у меня есть зафиксированные от него побои. Есть и свидетели. Много. И я легко могу пойти с этой бумажкой в полицию. Заодно расскажу, что вы меня запугали, надавали, и заставили лжесвидетельствовать, чтобы прикрыть задницу своего сына. Как думаете понравится полиции такая история от девочки из детдома?

– Тварь, продажная неблагодарная тварь.

Где-то я это уже слышала. Ничего нового.

– Попрошу обойтись без оскорблений. Вдруг я и этот телефонный звонок решила записать?

– Я тебя в порошок сотру, если ты сунешься к ментам, – продолжает свои нападки Эвелина. – Если ты вообще хоть что-то вякнешь про Сашу, что отбросит тень на нашу семью.

И опять она говорит про честь семьи. Складывается такое впечатление, что ее больше заботит их с мужем репутация, чем благополучие собственного сына. Еще недавно я бы пожалела Сашу. Теперь же думаю, что он не зря родился именно в такой семье. Одного поля ягоды.

– Оставьте свои угрозы при себе, Эвелина. Займитесь сыном. Лечите Сашу, он катится вниз.

– И это мне говорит девка из детдома? – громкий истеричный хохот, а затем злое змеиное шипение. – Чтобы съехала из квартиры сейчас же!

– Все непременно. Еще что-то?

– Пошла ты, – бросает трубку.

С облегчением бросаю телефон на кровать и прикладываю ладони к пылающим щекам.

На удивление грязной себя не ощущаю. С плеч словно упала лежащая на них плита. Дышать легче. Свободнее.

Освободилась от веревок, опутавших мое тело и разъедающих душу. Два месяца назад, мне казалось, я поступаю правильно. Шагаю в нужном направлении. В сторону, где меня ждут мои мечты. Я ошибалась. И теперь собираюсь это исправить.

Шарю взглядом по мебели до тех пор, пока не натыкаюсь на новый чемодан, лежащий на шкафу. Не нужно было убирать его так далеко. Вообще раньше у меня никогда не было чемодана, всегда обходилась сумками, пакетами, превращая их в увесистые баулы, набивая вещами, которых у меня тоже немного. Чемодан я купила совсем недавно. Собиралась слетать на несколько дней в Калининград. Я никогда не видела море.

Это был бы мой подарок себе на новый год. Почти Европа, но бюджетное. И есть море, пусть и северное. Фотографии с Куршской косы, которые я сохранила и поставила на заставку на свой телефон, впечатляют.

Собрав вещи, мою посуду и выкидываю из холодильника продукты, что-то забираю с собой. С чувством удовлетворения оставляю ключи лежать на обувной тумбе и выхожу за дверь.

9 Глава

– Как ты уехала, у меня Ленка немного пожила, – говорит Маринка, моя детдомовская знакомая и бывшая соседка по квартире. Бывшая и будущая – какая ирония! – Свалила буквально на днях в Москву за Эдиком. Он там открывает «модельное» агентство, – рисует в воздухе кавычки и понижает голос, будто кроме нас двоих в квартире может находиться ещё отряд ОМОНа. – Но сама понимаешь, какие там девки. Внешностью, может, и модели, только работают исключительно пиздой и ртом. Эскортницы, как говорят по-модному, а на деле просто шлюхи. Чай хочешь?

Обвожу взглядом серый кухонный гарнитур с потёртыми ручками, обеденный стол, заставленный вчерашними тарелками в жирных пятнах и засаленные занавески в мелкий зелёный цветочек. Всё выглядит даже более убого, чем осталось у меня в памяти. Для полноты картины не хватает Маринкиного жирного парня в домашних трениках с оттянутыми коленками, они постоянно съезжали с его необъятного зада, демонстрируя не совсем свежее нижнее белье.

От чего сбегала, к тому и вернулась.

– Давай чай. Моя чашка ещё жива?

Я не была здесь два месяца, с тех пор, как заключила договор с Соколовой. Съехала быстро, забрав в основном только личные вещи, как чувствовала, что скоро вернусь. В следующий раз постараюсь не оставлять возможности для манёвра назад.

– Рус разбил, – отзывается Марина, запахивая на груди розовый халат.

Прячет от моего взгляда несколько свежих синяков. Поджимаю губы. То, что Руслан колотит Маринку, для меня не новость. Мне больше непонятно, почему она до сих пор его терпит. Говорит – «любовь». Они вместе с детского дома, он был её первым. Она вцепилась в него руками и ногами, боится остаться одна. Марина сирота с рождения. От неё отказались ещё в роддоме, родителей она своих не знает, пробовала как-то искать, но в итоге зашла в тупик и бросила это дело.

Нет ни одного ребёнка в детском доме, кто не пробовал найти родных. Я тоже пыталась. Сразу после того, как выпустилась, пошла в ближайшее интернет-кафе, тогда у меня даже ноутбука своего не было, и обшарила всю сеть в поисках старшего двоюродного брата матери.