Лабиринт отражений бесплатное чтение

Пролог

Автомобиль с ревом раздирал ночную тьму в клочья, рвался вперед, хрипел, задыхался и выл при подъеме вверх по дороге…

Но скорости не снижал.

В крутые повороты черный «Ягуар» влетал с визгом покрышек, порой зависая над обрывом. Камни срывались вниз, камни иногда падали с отвесной скалы, разбуженные рычанием железного зверя. Автомобиль огрызался, уворачивался, иногда не получалось – и на черной шкуре появлялись новые ссадины и царапины…

Но скорости не снижал.

Мужчина, сидевший за рулем, сейчас был не здесь, не в салоне своего любимца. Машиной управляло подсознание, мрачно размышляя о том, что еще полчаса такой гонки, и оно не справится, не выдержит. Но призывать на помощь собственно сознание водителя было бесполезно. Потому что мыслями, душой, всем своим существом он был там, в маленьком прибрежном отеле, уютно устроившимся на ладони большой горы.

У ворот которого сейчас стоит автобус, принадлежащий известной турфирме. Автобус привез из аэропорта новую партию курортников и ждет теперь, пока в него загрузятся те, кто уже напитался солнцем, морем, запахом цветов и ритмами ночных дискотек.

Их, загорелых, отдохнувших, немного уже соскучившихся по дому, автобус повезет в аэропорт, а там они отправятся регистрироваться каждый на свой рейс и разлетятся по миру. В том числе и молодая мама, отдыхавшая с маленькой дочкой. Стройная, очень женственная, с искристыми голубыми глазами и нежной, немного смущенной улыбкой.

Его нежданное счастье, единственное и неповторимое, какого уже никогда не будет в его трудной, порой жестокой жизни. Он думал – курортный роман, повеселюсь с блондиночкой, она замужем, претендовать ни на что не будет.

Она и не претендовала… Она просто полюбила, страстно и безоглядно. И была готова бросить все – состоятельного мужа, спокойную обеспеченную жизнь, друзей, родню. И остаться с дочкой здесь, рядом с ним, начать все с нуля. Потому что видела, чувствовала – он тоже любит, всерьез, по-настоящему. Да он и говорил об этом не раз. И к дочке ее прикипел душой, готов был стать папулей. И маялся от осознания скорого расставания.

Но когда она сказала, что готова остаться, он…

Он испугался.

Испугался перспективы резко поменять свою жизнь, груза ответственности за женщину и ребенка, проблем с человеком, на которого он работал. Начал мямлить, суетиться, зачем-то побежал заказать еще кофе – они сидели в маленьком прибрежном ресторанчике. А когда вернулся – ее и малышки за столом не было…

И вместо того, чтобы броситься следом, попытаться догнать, вернуть, объясниться, он сел за стол и медленно выпил заказанный кофе.

Потому что так ведь правильно, разве нет? Она все решила сама, им действительно лучше расстаться. Ну что он может ей дать? Она сейчас в эйфории любви, готова на все, а когда столкнется с реальностью, сильно отличающейся от привычной, пожалеет о сделанном и начнет винить во всем его.

Оно ему надо?

Потом позвонил босс, пришлось срочно разруливать проблему, это заняло весь день и даже часть ночи захватило.

Потом он приехал домой, намереваясь упасть в кровать и проспать до середины следующего дня, до того момента, как ее самолет приземлится. А он продолжит жить дальше, как жил до нее. Будут еще веселые курортницы, их здесь хватает.

Но первое, что он увидел, когда вошел в квартиру – забытый ею шарфик, нежный кусок шелка. Прижав шарфик к лицу, вдыхая аромат ее духов, он сполз по стене на пол и простонал сквозь сжатые зубы:

– Что же я наделал?!

И вот теперь он несется сквозь ночь на пределе возможностей человека и машины, надеясь успеть. Перехватить. Не отпустить.

Наверное, если бы не пошел дождь, у него бы получилось. Но обрушившийся совершенно неожиданно ливень плюс особенно крутой поворот, объединившись, все же сбросили черного железного зверя с дороги.

Пассажиры автобуса, ехавшего в аэропорт, с сочувствием смотрели, как суетятся вокруг места аварии спецслужбы: пожарники, врачи, дорожные рабочие. Обсуждали – не повезло кому-то, погода ужасная, да плюс дорога, как серпантин.

Молодая женщина с дочкой не участвовала в обсуждении, она и не видела толком, что там произошло – сидела с другой стороны автобуса. Наплакавшись ночью, она дремала, прижав к себе спящую дочку.

Вдруг сердце словно кто-то сдавил мягкой лапой, стало трудно дышать. Она испуганно замерла, распахнув глаза. Еще крепче прижала к себе ребенка, попыталась глубоко вдохнуть – получилось. И сердце успокоилось, забилось ровно.

Женщина грустно улыбнулась, пропела шепотом:

– Чтоб снова дрогнуло, как в юности, в груди, и я остался пьян тобою до зари…

Улыбка выцвела, голубой цвет в глазах сменил оттенок на стальной. Даже шепот стал жестким, сухим, словно шелест мертвых листьев:

– Урок усвоен. Романтичной дуры больше нет.

Глава 1

– Дома чтоб была не позже десяти!

– Мам, ну ты чего? Я три года ни на какие тусовки не ходила, сессию на отлично сдала, неужели не имею права наконец-то расслабиться и повеселиться с друзьями?

– Расслабиться?! – Светлана нахмурилась. – В каком смысле?

– В том самом, мамуля, – из своей комнаты вышла Снежана, наблюдая за сборами сестры. – Секс, наркотики, рок-н-ролл.

– Снежка, что ты несешь?! – Алина почувствовала, как заполыхали щеки.

Вот ведь дурацкая особенность – всплеск эмоций никогда не удается скрыть, все в прямом и переносном смысле налицо. В данном случае это было не смущение, а злость. Старшая сестра постоянно подкалывала младшую, вроде бы беззлобно, вроде бы шутя, но смысл частенько был пакостный.

Хотя повода для такого смысла Алина как раз и не давала. Скорее, наоборот – типичная «заучка». Школу окончила с золотой медалью, поступила в экономический университет на бюджетное отделение, учится отлично, получает повышенную стипендию, за три года учебы ни разу не выбиралась с однокурсниками потусить. И парня у Алины не было, не до того, слишком большая нагрузка. Хотя ей с первого курса нравился Никита, да и он откровенно симпатизировал очаровательной одногруппнице.

По большому счету, не просто очаровательной – красивой. Причем красотой необычной, черты лица Алины нельзя было назвать идеальными. Нос вроде бы великоват, да еще и с горбинкой, брови широкие, скулы, рот, лоб – все «не такое». А вместе – завораживает. Плюс сочетание темно-карих глаз и золотистых волос, натуральное, природное. Как и все остальное: Алина никогда не экспериментировала с внешностью – в отличие от старшей сестры.

Вот кто от души оттянулся в столь увлекательном деле, как тотальный апгрейд. Ну а что, папашка деньги не жалеет, мать не особо возражает, почему не воспользоваться? Не всем же так повезло, как Альке.

Хотя, если честно, в детстве все было как раз наоборот. Маленькая Снежана выглядела очаровательной куколкой: белоснежные кудряшки, курносый носик, большие голубые глаза. А вот Алина смотрелась рядом со старшей сестрой гадким утенком. Носатая, большеротая, волосы невразумительного оттенка и прямые, их подстригали коротко, превращая девочку в мальчика. Но зато рано научилась читать и считать, и с первого класса была отличницей.

Снежана особыми успехами в учебе похвастаться не могла, от нее и не требовали. Двоек не носит, не дура – и достаточно. Красавице достаточно. Зачем ей сохнуть над учебниками, этим пусть Алька занимается, карьеру страшилки делают. Замуж таких удачно не выдать, тут взял бы кто.

Отец, пока жил с ними, больше любил Снежану, чаще брал ее с собой на прогулку, а когда гуляли все вместе, то папа был со Снежаной, мама – с Алиной. Ну а потом родители развелись, и прогулки закончились. Правда, деньгами Игорь Некрасов бывшую семью не обделял, и алименты платил исправно, и подарки покупал, и «хотелки» дочерей выполнял.

Впрочем, деньги просила у отца в основном Снежана, и чаще всего именно на пластических хирургов, косметологов, стоматологов.

Потому что свинство это! И гадство! Над же было родителям такую подлянку подкинуть старшей дочери, обмануть ее!

Да, обмануть. Да, виноваты. Ну а кто еще может быть виноват, если внешность достается именно от них, от мамы с папой? И когда ты взрослеешь, твое лицо начинает вести себя совершенно безобразно! Милый курносый носик расползается в картошку, волосы почему-то темнеют, становятся гадкого мышиного цвета. Кукольный ротик превращается в какую-то куриную задницу. И как вишенка на торте – прыщи!

Конечно же, Снежана утрировала, все было не так катастрофично, обычная подростковая незавершенность, и по мере взросления девушка стала бы очень симпатичной. Если бы…

Если бы не начала меняться внешность младшей сестры. К шестнадцати годам Алина расцвела, исчезла мальчишеская угловатость, отросли и зазолотились волосы, сформировались черты лица, плюс идеальная фарфоровая кожа.

На фоне сестры Снежана казалась себе уродиной. И едва ей исполнилось восемнадцать, она отправилась в клинику пластической хирургии, исправлять нос. Потом скулы. Губы. Само собой – виниры в лучшей стоматологии. Само собой – окраска волос в лучшем салоне красоты. Там же – уход за лицом.

Теперь Снежана себе нравилась. Она ничем не отличалась от красоток в журналах, вполне могла бы стать моделью, но рост подкачал. Да и лень, если честно, там вкалывать надо. То ли дело ее нынешняя работа – продавец в дорогом бутике мужской одежды. Не перетрудишься, плюс возможность познакомиться с перспективным мужчиной и удачно выйти замуж.

А то отец после того, как в очередной раз женился, перестал выдавать деньги по первому требованию. Женушка, небось, нашипела, змея. Да и от матери съехать давно хочется, надоело ее занудство. Пусть свою правильную доченьку продолжает дрессировать, эта мямля бесхребетная все стерпит. Ну вот зачем ей такая внешность, все равно не пользуется!

А Алина просто продолжала считать себя невзрачной. Затоптанная в детстве самооценка так и не пришла в себя окончательно, да и мать не спешила разубеждать дочку, хвалить ее внешность.

Потому что женщине следует быть сильной, ответственной, рассчитывать только на себя, не надеяться на внешность, а пробиваться умом и трудолюбием! Чтобы ни в коем случае не зависеть от мужчины, мужчины предатели по сути своей, ненадежные, легкомысленные, готовые бежать за любой юбкой. Причем чем старше мужчина, тем короче должна быть юбка и моложе та, что ее носит. Личный опыт Светланы этому подтверждение.

Игорь был примерным мужем и неплохим папой дочерям ровно до тех пор, пока был жив отец Светланы, Николай Павлович, занимавший серьезный пост в аппарате губернатора области. Собственно, и женился Игорь Некрасов по расчету, это Светлана поняла довольно быстро.

Ну а после рождения Снежаны муж охладел, перестал изображать Ромео. Но придраться было не к чему, Игорь исправно дарил цветы, украшения, помнил все семейные даты, не был замечен в изменах, ни разу не попрекнул деньгами, не контролировал расходы, не настаивал, чтобы жена после декрета вышла на работу. Да и не работала Светлана толком после окончания педагогического университета, сразу ушла в декрет. Через четыре года после Снежаны родилась Алина, еще три года дома.

Игорь очень хотел сына, может быть, поэтому к младшей дочери относился прохладнее. А вот дедушка Коля внучек обожал, мог очень многое им дать, но… Инсульт в пятьдесят восемь забрал отца у Светланы, дедушку у Снежаны с Алиной и мощную поддержку в аппарате губернатора у зятя.

Конечно, к тому времени Игорь Некрасов уже прочно стоял на ногах, уверенно руководя своей строительной фирмой. Несколько лет подряд он выигрывал самые перспективные тендеры – спасибо тестю. После смерти Николая Павловича с этим стало сложнее, но и собственные, приобретенные лично связи и знакомства помогли Некрасову удержаться на плаву и уверено идти дальше.

А вот притворяться в семье после смерти тестя он перестал. Ввел жесткий контроль за расходами, требовал отчета во всех действиях, постоянно упрекал за «неразумные» траты. Но самое тяжкое – прекратил скрывать свои походы налево. Разводиться Игорь не собирался, все же многие партнеры по бизнесу помнили, кто был его тестем, уважали память Николая Павловича, хорошо относились к его вдове и дочери. К тому же это было очень удобно – фейерверк эмоций и наслаждения с любовницей и спокойная уютная жизнь в семье.

Он был уверен, что Светлана все стерпит. Ну потому что – кому она нужна с двумя детьми и без работы? Если только маме, так теща сама на пенсии, особо помочь деньгами не сможет.

Светлана же терпеть не собиралась. Но и скандалить с воплями и битьем посуды – тоже. Зачем? Только детей травмировать, да и унизительно это, ведь реально некуда деваться.

Пока.

Пока не нашла работу, причем недалеко от родительской квартиры. В гимназии, учителем английского языка. С хорошей зарплатой, удобным графиком. Детский садик рядом.

И вот теперь Светлана подала на развод. Это стало шоком и для мужа, и для матери. Но мама в итоге поддержала дочь, разрешила переехать с дочками к себе. Игорь тоже не особо сопротивлялся, ведь инициатива разрыва была не его, перед друзьями тестя он чист. Развелись без скандала, квартиру, в которой жили с Игорем, разменяли.

И зажили каждый своей жизнью. Светлана больше замуж не выходила, полностью сосредоточившись на работе и дочерях. К тому же через несколько лет умерла ее мама, и женщине стало еще сложнее. Но она справилась. Да и следовало отдать должное бывшему мужу, финансово он серьезно поддержал.

Но и безобразно разбаловал старшую дочь, та выросла лентяйкой и эгоисткой. Учиться не хотела, постоянно зависала в ночных клубах, не скрывала своей главной цели – найти состоятельного мужа любого возраста и внешности. Светлана честно пыталась воздействовать на дочь, уговаривала поступить хотя бы в колледж, уважать себя, не виснуть так откровенно на мужчинах, покупавших дорогую одежду в бутике, где работала Снежана. Бесполезно, все заканчивалось очередным скандалом.

И Светлана сосредоточилась на младшей дочери. Вот кто радовал мать, кем можно было гордиться. Умница, скромная, искренняя, добрая, обожающая мать – солнышко, радость мамина. В глубине души Светлана понимала, что любит младшую дочь больше, чем старшую, причем это было всегда, с момента появления Алины на свет, вернее – когда она в первый раз взяла дочь на руки. И, рассмотрев ее крохотное личико, душой и сердцем прикипела к малышке навсегда.

Может быть, этому способствовал еще и чудесный характер Алины. Или то, что муж откровенно выделял старшую, а к младшей относился прохладно. Для Игоря всегда внешнее было важнее внутреннего, главное, чтобы красивенько.

Светлана старалась относиться к детям одинаково, но, судя по поведению Снежаны, старшая все же ощущала разницу. Или просто завидовала сестре – умница, красавица, все не нахвалятся, даже отец все чаще ставил младшую в пример старшей.

В общем, Снежана не упускала возможности задеть Алину, сказать в ее адрес гадость, вот как сейчас. И улыбнулась, довольная реакцией:

– Ага, покраснела! Значит, я угадала. Что, решила, наконец, переспать с Никитой? Давно пора.

– А ты откуда знаешь про Никиту? Шпионишь? – еще сильнее заполыхала Алина.

– Да очень надо! Тише надо с подружкой по телефону трещать.

– А ты не подслушивай!

– Так, замолчали обе! – Светлана хлопнула в ладоши. – Снежана, прекрати нести чепуху. Алина, что за Никита? У тебя появился парень?

– Да когда он мог у меня появиться?! Я же три года над учебниками сохну, почти всех подруг растеряла, только Милка и осталась!

– Потому что ты Милке курсовые писать помогаешь, вот она и терпит такую душнилу, – встряла Снежана.

– Неправда!

Ну вот, опять самым свинским образом повели себя слезы. Сидели бы в своих мешочках или где они там еще прячутся, так нет же! Заволокли мутной пеленой глаза, готовясь сорваться с ресниц. Ну уж нет, она сегодня впервые в жизни накрасилась, не хватало еще все размазать. А сестра довольная стоит, улыбается.

Улыбка быстро сменилась недовольной гримасой, когда мать бесцеремонно развернула Снежану и буквально вытолкала из прихожей. Дочь попыталась возмутиться:

– Эй, поосторожнее!

– Это ты со словами поосторожнее, пока по губам не прилетело!

Выпроводив старшую и прикрыв за ней дверь, Светлана повернулась к младшей. Алина стояла, запрокинув голову – чтобы слезы не пролились. Мать обняла дочку:

– Не расстраивайся, ты же знаешь, какая она. Иди, повеселись. Потом мне расскажешь, кто такой Никита, договорились? И все же постарайся вернуться к десяти, или хотя бы позвони, если будешь задерживаться.

– Обязательно, мамочка, – улыбнулась Алина.

Облегченно вздохнула, порадовалась своему отражению в зеркале – а ничего такая – и распахнула дверь навстречу веселью и новым эмоциям.

Глава 2

Десять лет назад, Лимасол, Кипр

Звонок в частной элитной гимназии Лимасола не орал, как в большинстве учебных заведений по всему миру, а ворковал нежными переливами, дабы не травмировать слух отпрысков самых состоятельных семей города. Вот и сейчас он старался изо всех сил, призывая юных подопечных отправиться в классы, первый урок начинается, пора, друзья мои, пора!

Большинство его друзей и отправилось, пусть и без особого энтузиазма, грызть гранит науки. Впрочем, в данном учебном заведении это был все же не гранит, а что-то более поддающееся подгрызанию… Допустим, орех.

Так вот, почти все ученики разошлись по классам, в просторном холле остались только несколько девочек лет двенадцати. Почти все они, кроме одной, самой некрасивой, волновались, теребили подругу:

– Дора, пойдем, урок уже начался! Нас накажут!

– Никто нас не накажет, родители столько им платят, что нас максимум отругают, – отмахнулась Дора, щуплая, с каким-то крысиным личиком и рыжими волосами оттенка ржавчины. – Или родителям нажалуются, это вообще ерунда.

– Для тебя, может, и ерунда, – нервничала девочка посимпатичнее, – твой отец никогда не ругается, а вот мой… Все, я ухожу! Ты не говоришь, ради чего мы тут торчим, мне надоело ждать!

– Афина, подожди, – схватила ее за руку Дора, – сейчас все узнаешь! Вы все узнаете мою главную тайну! Ой, смотрите, вот он!

Дора указала на входную дверь, в которую как раз ворвался парень лет семнадцати, очень красивый, высокий, стройный, с черным густыми кудрями. Не обращая внимания на девчонок, он промчался мимо них к лестнице. Афина раздраженно повернулась к зачаровано глядящей вслед красавчику Доре:

– И что? Ты заставила нас опоздать на урок, чтобы полюбоваться на Димитриса Кралидиса? Тоже мне, тайна! Будто мы его не видели никогда!

– Ты не поняла, – Дора надменно осмотрела подруг и торжественно произнесла. – Мимо нас только что пробежал мой будущий муж. Я так решила, и так будет!

Подружки пару мгновений озадачено смотрели на одну из самых некрасивых девочек школы, затем Афина с нарочитым сочувствием погладила Дору по плечу:

– Вот же не повезло тебе, и с внешностью беда, и с мозгами.

Девчонки дружно расхохотались и убежали, оставив Дору в одиночестве. Она криво усмехнулась, глядя им вслед:

– Посмотрим, у кого с чем беда.

Наши дни, Отделение кантональной Полиции, Женева

– Я сам отец, и прекрасно вас понимаю, месье Кралидис, – сочувственно улыбнулся Костасу следователь, убирая в верхний ящик стола увесистый конверт. – Хотя мои сыновья еще подростки, но проблемы уже начались. И теперь они у меня под постоянным присмотром, контролирую каждый их шаг.

– И очень правильно делаете, – вздохнул Костас. – Мне тоже не следовало отпускать сына далеко, но увы, у нас на Кипре достойных университетов нет. Согласитесь, Оксфорд – это все же мировой бренд в образовании.

– Соглашусь, – кивнул следователь. – Но, насколько я понял, ваш сын завершил учебу четыре года назад, верно? Но домой не вернулся.

– Увы, – развел руками Костас. – Димитрис решил отдохнуть, и мы с женой разрешили – Оксфорд мальчик окончил с отличием, я гордился им, кабинет рядом с моим приготовил, надеясь на помощь сына, вот, думаю, отдохнет месяц-другой, и за работу. Но, как видите, отдых несколько затянулся. Я уже и финансово пытался его мотивировать, заблокировал все его счета в надежде, что вернется.

– Да уж, отлично замотивировали – вместо возвращения он решил наркотиками торговать. Вы хоть интересовались источником дохода вашего сына?

– Интересовался, конечно, – нахмурился Костас. – Все было абсолютно легально, Димитрис стал довольно успешным трейдером, здесь, в Женеве. Ему совершенно незачем было связываться с откровенным криминалом!

– И тем не менее, в багажнике его автомобиля было найдено около трехсот граммов амфетамина.

– Но отпечатков Димитриса…

– Да-да, на пакете не было. Именно это помогло нам с вами договориться. Но убедительная просьба – забирайте сына и уезжайте из Швейцарии.

– Разумеется! У меня забронированы билеты на вечерний рейс в Лимасол.

– Вот и прекрасно, – следователь поднялся из-за стола и протянул Костасу руку для пожатия. – До свидания. Я сейчас распоряжусь насчет Димитриса, а вы пока подождите его в машине. Запаркуйтесь у заднего входа, не стоит афишировать происходящее.

– Понимаю, – Костас тоже встал и крепко пожал руку следователю. – И спасибо вам.

– Обращайтесь, – усмехнулся тот.

– Нет уж, увольте, – рассмеялся Костас, направляясь к выходу.

Следователь поднял трубку телефона, и, набирая номер, отметил:

– Кстати, должен отметить ваш прекрасный французский. Акцент почти не заметен.

– Благодарю, – улыбнулся Костас, уже стоя в дверях. – У меня шипинговая компания, контакты почти по всей Европе, а надежных и не болтливых переводчиков не напасешься. Переговоры лучше вести лично. Кстати, если надумаете отправиться с семьей в круиз на корабле, позвоните мне. У нас отличный сервис.

– Может, и позвоню, – кивнул следователь.

Костас вышел, и, плотно прикрыв за собой дверь, буквально сорвал с лица осточертевшую за время общения со следователем улыбку. Больше всего сейчас хотелось сорваться и наорать, хоть на кого-нибудь, чтобы выплеснуть эмоции. Иначе он прибьет дорогого сынулю, вот честное слово, прибьет! Сколько драгоценнейших нервных клеток испепелилось безвозвратно за четыре года увеселительных похождений Димитриса! Но самое интересное, что к злости на сына примешивалась и гордость – парень доказал, что мозги у него устроены как надо, бизнес-чутье имеется в наличии, иностранными языками владеет лучше отца. В общем, идеальный наследник империи Кралидисов, которому не страшно передать управление бизнесом, когда придет пора.

Вот только подставлять отцу плечо, входить в курс дела наследничек не спешил, предпочел куролесить и прожигать жизнь в бесконечных сомнительных приключениях. Итог был предсказуем.

Судя по тому, что Димитрис впервые за четыре года позвонил отцу и попросил о помощи, затянувшееся взросление завершилось мгновенно. Выходов на кантональную полицию Женевы у Костаса не было, и здесь неоценимую услугу оказал Николас Ифанидис, владелец сети отелей. С Ифанидисом Костас до этих пор общих дел не имел, они встречались в основном за игрой в гольф.

И когда Костас не пришел на очередную игру, Ифанидис позвонил, интересовался – все ли в порядке. Неожиданно для себя Костас поделился проблемой, и уже на следующий день разговаривал со следователем, ведущим дело Кралидиса-младшего.

Вопрос был разрешен почти сразу, но Костас попросил неделю подержать сына в камере, чтобы тот до конца осознал возможные последствия его развеселой жизни. Проникся, так сказать, сомнительной перспективой.

Костасу пришлось прождать в машине около получаса, прежде чем полицейский участок выплюнул наследника шипинговой империи Кралидисов. Правда, на наследника Димитрис сейчас был похож меньше всего – мятая одежда, небрит, ухоженные волосы слиплись в сосульки, синяк на лице.

Да и пахнул молодой мужчина явно не благовониями, следовало убрать из слова «благо», оставив вонь. Что в полной мере ощутил Костас, едва угрюмый сын плюхнулся на переднее сидение, рядом с отцом. Костас закашлялся, нажал кнопку стеклоподъемников, открывая окна и, прикрыв лицо белоснежным носовым платком с монограммой, приказал сыну:

– Пересядь назад! И постарайся лишний раз не двигаться.

Димитрис дернулся, явно намереваясь огрызнуться, но выполнил требование отца молча. По дороге не разговаривали, в отеле Димитрис первым делом отправился в ванную комнату, где отмокал не меньше часа.

Вышел посвежевший, гладко выбритый, в новой одежде. Костас мысленно отметил – сын возмужал за эти четыре года, юношеская мягкость щек ушла, сменившись четкими, рельефными линиями. Высокий, стройный, широкоплечий, явно не пренебрегающий спортом, да еще и красавец…

В общем, первое, что услышал Димитрис, вернувшись в номер – он лично вынес и выкинул в мусор мешок с вещами, напоминавшими о тюрьме – был его приговор, вынесенный отцом:

– Мы возвращаемся в Лимасол, ты приступаешь к работе в компании и в ближайшее время женишься на той девушке, которую выберем мы с твоей матерью.

– Но…

– Или возвращайся туда, откуда я тебя забрал. Дело всегда можно возобновить, я договорился со следователем.

– Но это же шантаж, отец!

– А кому сейчас легко?

Глава 3

Зал пульсировал в едином музыкальном ритме, в такт ему мелькали лазерные блики на стенах, лицах, потолке – везде. Это гипнотизировало, погружая в иную, параллельную реальность, где не было сессии, забот, проблем и ссор, где правила бал легкая эйфория от пары выпитых коктейлей, а рядом был он – Никита. Все остальные словно растворились, исчезли, даже Милка.

Только его глаза, только его руки, поначалу нежно обнимавшие, только его дыхание возле уха – иначе в грохоте музыки не расслышать, только его слова, от которых так сладко замирает сердце и становится так хорошо, что хочется плакать. И первый поцелуй – здесь же, при всех, во время танца. Поцелуй тоже нежный, по сути – соприкосновение губ. Но сердце заметалось в груди пойманной птицей, и Алина прижалась к груди парня, пряча счастливую улыбку.

Потом они вместе, обнявшись, вернулись к сдвинутым столам, где праздновала окончание третьего курса их группа. Их встретили аплодисментами и веселыми выкриками, суть которых сводилась к одному: «Наконец-то! Три года друг на друга только смотрели, придурки!».

А лучшая подруга Милка даже шампанского им налила и, дурачась, завопила «Горько!».

Шампанское после коктейлей было лишним, это Алина поняла, когда ее замутило. Она поднялась, пошатываясь:

– Хочу на свежий воздух, подышать.

– Пойдем, – с готовностью подхватился Никита.

– Ага, конечно, подышать, – Мила многозначительно усмехнулась. – Это сейчас так называется. Алька, ты поосторожнее дыши, а то залетишь некстати.

– Милка! – и снова эти дурацкие щеки, снова раскраснелась, как дурочка.

– Не обращай на нее внимания, это она от зависти, – рассмеялся Никита, обнимая Алину. – Пойдем на террасу, здесь действительно душно.

– Было бы чему завидовать! – выкрикнула им вслед Мила, стараясь выглядеть насмешливо-равнодушной к происходящему.

Хотя на самом деле в душе булькала и пузырилась черной смолой ревность. Ей тоже нравился Никита, и она, в отличие от заучки Линки, недотрогу из себя не строила, не раз сама подкатывала к симпатичному парню, приглашала на свидание. Но для него словно свет клином сошелся на Некрасовой! Миле порой хотелось, чтобы Линка просто исчезла куда-нибудь, чтобы не было ее! А с другой стороны – кто будет за Милу курсовые писать?

Впрочем, еще не все потеряно. Сейчас, после сближения этой парочки, самое время сделать так, чтобы Линка сама порвала с Никитой. Она же, дурища, искренне верит в честность и порядочность, и вряд ли простит измену – с учетом ее семейной истории. Сама же рассказывала, как тяжело ей дался развод родителей и амурные похождения папашки.

Мила внимательнее присмотрелась к клубной публике и довольно быстро выделила того, кто снабжал посетителей веселенькими таблеточками. Проверила деньги в кошельке – должно хватить.

Куда и зачем отправилась Мила Свириденко, оставшимся за столом ребятам было безразлично. Они пришли веселиться – они веселятся, каждый по-своему. Немного раздражали, правда, бесконечные телефонные трели из сумочки Некрасовой. Раз за разом, с перерывом с пять минут. И кто там такой надоедливый?

Светлана, в очередной раз выслушав унылую мелодию безуспешного вызова, швырнула смартфон в угол дивана и помассировала виски. Помогло мало – голова болела все сильнее. В последнее время это случалось нередко – стоило понервничать, и виски словно раскаленным железом пронзало.

Ну а как тут не нервничать, если на часах уже одиннадцать, а младшей дочери дома до сих пор нет?! И на звонки не отвечает!

К головной боли добавилась тяжесть в области сердца. Светлана снова схватила телефон, приговаривая вполголоса:

– Совсем о матери не думает, бессовестная! Вот уж от кого не ожидала!

– А от кого ожидала? – из своей комнаты вышла Снежана. – От меня, конечно же?

– Не начинай! – раздраженно отмахнулась Светлана, слушая монотонные гудки. – Не до тебя сейчас! Да что ж такое-то! Не знаешь, в какой клуб она пошла?

– Не знаю и знать не хочу, – фыркнула старшая дочь. – Я в ванную, надолго, имей в виду. Хочу в пене полежать.

– В пене?! Тебе реально все равно, что случилось с сестрой?

– Ничего с ней не случилось, отстань от нее! Вырвалась девка наконец-то на свободу, выпила, небось, развезло с непривычки, расслабилась, как и собиралась. Ну а там и Никитос, уверена, не растерялся. В некоторых ситуациях, маменька, – ехидно ухмыльнулась Снежана, – не до телефонных звонков.

– Не смей! – Светлана вскочила с дивана, судорожно зажав в руке смартфон. – Алина не такая, она честная и порядочная девочка, не то, что…

Спохватившись, замолчала, но было уже поздно. Снежана криво усмехнулась, голубые глаза словно инеем подернулись:

– Ну что же ты замолчала, мамочка, закончи фразу. Не то, что я? Неудачная проба пера, так сказать, первый блин комом? Не такая умная, не такая красивая, не такая послушная – просто не такая, как тебе хотелось бы?

– Нет, я не это имела в виду…

– Это, мамочка, это. На меня ты рукой уже махнула, я понимаю, да и не особо возражаю – уж лучше так, чем твоя гиперопека Альки. Ты же ей вздохнуть не даешь, на коротком поводке держишь, не хочешь, чтобы у нее личная, своя, не подконтрольная тебе жизнь появилась! Тебе надо, чтобы хотя бы Алька осталась старой девой и всю жизнь провела рядом с маменькой, угождая и прислуживая!

– Снежана, остановись! – Светлана с ужасом смотрела на раскрасневшееся, перекошенное лицо дочери.

– И не подумаю! Сама без мужика столько лет живешь, а теперь гробишь и нашу жизнь! Завидуешь нашей молодости! Ай!

Звук пощечины вдребезги разбил тишину квартиры. Снежана отшатнулась, прижав к щеке ладонь, пару мгновений странно смотрела на мать, затем развернулась и молча ушла в ванную, захлопнув за собой дверь.

Светлана замерла, бездумно рассматривая свои руки. В душе больше не полыхало, остался только пепел. Серый, сухой, пачкающий все вокруг. Никогда прежде она не била дочерей, ни разу.

Как же они пришли к такому?

Поцелуи становились все глубже, голова кружилась все сильнее, руки Никиты утратили мягкую нежность, став настойчивыми и даже развязными.

Алина оттолкнула от себя разгоряченного парня:

– Не надо, прекрати!

– Почему? – глаза Никиты словно масляной пленкой покрылись, в них не было мысли – только желание. – Я так долго ждал этого… Иди ко мне, у тебя такие сладкие губы… Не надо, не застегивайся… М-м-м, какая упругая грудка!

Рука парня снова хозяйничала там, где нельзя. Вернее, можно, но не так, не на террасе клуба, куда в любой момент могут зайти. И не впопыхах, спьяну, грубо…

Ведь так все хорошо началось, там, в клубе, на танцполе. И здесь продолжилось, они целовались с Никитой так, что дыхания не хватало, а бешеный стук сердца заглушал доносящийся из клуба рев музыки.

А потом Никиту словно подменили. Нежный и чуткий принц превратился в какое-то животное!

Алина попыталась снова оттолкнуть окончательно потерявшего голову парня, но он был сильнее. И вел себя все наглее, уже и платье задрал, и вторая рука повела себя совсем уж бесстыдно!

– Ну что ты, что ты, Алиночка, не бойся, я же тебя люблю, ты будешь моей, только моей, – хрипло бормотал Никита между поцелуями. И вдруг взвизгнул, прижав руку к носу. – Ты офигела?!

– Сволочь! – Алина впервые в жизни разозлилась вот так, до искр в глазах, когда разум уступает место эмоциям и именно они заставляют действовать.

В данном случае – укусить перевозбужденного парня за нос. Это настолько шокировало Никиту, что весь его запал с треском лопнул. И, совершенно не к месту в голове зазвучал голос Пятачка из старого, времен детства родителей Никиты, мультика: «Интересно, а что это так бумкнуло? И куда подевался мой воздушный шарик?».

А бумкнула, похоже, его так долго ожидаемая мечта… Алинка, центр его мыслей и желаний, девушка, о которой он мечтал вот уже три года, надеялся, что у них когда-нибудь все получится! Заставившая сердце танцевать радостную джигу, когда он впервые коснулся ее губ, когда захлебнулся от счастья, от понимания – получится, все получится, он ей тоже нравится!

Эта девушка смотрела сейчас на него с обидой и презрением. И хотелось провалиться сквозь пол, а еще лучше – отмотать время назад, хотя бы на полчаса… Но увы, это невозможно. Оставалось только промямлить:

– Алина, прости, я…

– Ты! – карие глаза девушки яростно сверкнули. – Ты животное! Не подходи ко мне больше! Никогда!

Алина развернулась и, на ходу поправляя платье, вышла с террасы. Никита еще какое-то время постоял, подставив разгоряченное лицо легкому ветерку, а затем медленно побрел следом.

За столом Алины уже не было. Как и ее сумочки. Ушла. Да что ж он за дебил такой! А может, надо догнать, объясниться? Ну или хотя бы проводить, пусть и не рядом идти, чтобы знать – она добралась домой, у нее все в порядке.

Никита начал пробираться сквозь танцующую толпу к выходу, но был перехвачен Милой. Она оттащила парня обратно к столам, прокричав ему на ухо:

– Дай ей успокоиться! Сейчас Линку лучше не трогать, поверь!

– Я хотя бы провожу, поздно ведь.

– Она такси вызвала, я слышала. На вот лучше, выпей еще, легче станет, – Мила протянула Никите бокал с вином.

Незаметно бросив туда маленькую таблетку.

Глава 4

Николас Ифанидис устроился в удобном кресле с бокалом коньяка в руке. Собственно, коньяка там было, как и положено, треть бокала, чтобы, согрев в ладони, можно было насладиться и ароматом, и вкусом благородного французского напитка многолетней выдержки. Самого дорогого, самого лучшего, потому что в жизни Николаса Ифанидиса абсолютно все должно быть самым лучшим и самым дорогим. Он заслужил, заработал, выгрыз у судьбы свой золотой билет и снижать планку не собирался.

Потому что изначально его планка валялась на дне сточной канавы. И это было логично – где еще она может быть у сына портовой шлюхи? Он не должен быть родиться, мать все сделала для этого. Но он родился. Он не должен был выжить – мать ничего не делала для его выживания. Но он выжил. Выжив, должен был остаться там, на дне жизни, закончив эту жизнь очень рано – передоз, нож, пуля, да просто от болезни сдохнуть.

Но Николас удивил всех, и в первую очередь свою мать. Он выжил, вырос, самостоятельно научился читать и писать, самостоятельно влился в криминальный мир Лимасола, начав с самых низов уголовной иерархии. Боссы довольно скоро обратили внимание на хитрого, умного, смелого и очень способного парнишку, к тому же не обремененного такими глупостями, как совесть, сострадание, жалость. К тридцати годам Николас Ифанидис стал правой рукой мафиози, отвечавшего за «увеселительный» бизнес Лимасола – наркотики и проституцию.

А в сорок пять возглавил этот бизнес, став при этом еще и уважаемым человеком в легальном бизнесе Кипра – благодаря сети отелей по всему средиземноморскому побережью. Это было удачное совмещение, постояльцам отелей ведь нужны развлечения? Нужны. К их услугам лучшие бордели и стимуляторы, разумеется, не нагло, не в открытую, но толковые администраторы всегда вычислят среди гостей тех, кто ищет именно таких «увеселений».

Девочек в бордели Ифанидиса отбирали самых лучших, чистых, здоровых – Николас насмотрелся в детстве на портовых шлюх и понимал, что с им подобными связываться себе дороже, проблем больше, чем прибыли. А вот молодые девчонки, наивные и глупые, мотыльками слетавшиеся, к примеру, на объявления о «работе официантками на круизных лайнерах», отрабатывали с почти стопроцентным наваром. Когда теряли товарный вид, их сменяли свеженькие – в Восточной Европе была четко отлажена сеть поставки живого товара, славянки всегда пользовались и пользуются особым спросом.

В общем, жизнь удалась. Николас Ифанидис стал уважаемым членом светского общества и признанным авторитетом в криминальном мире. Жестким, если понадобится – жестоким, всегда добивавшимся своего, безжалостно наказывающим любого, кто провинится или предаст.

Он был превосходным актером, легко и комфортно существующим в двух ипостасях: вежливого, воспитанного, неплохо образованного, умеющего поддержать светскую беседу господина Ифанидиса и пугающе равнодушного, с холодным взглядом Николаса «Каймана» Ифанидиса.

Но никто в целом мире – почти никто – не знал третью ипостась этого жестокого, хитрого, изворотливого хищника в человеческом образе.

Ипостась отца. Папочки, папули, папусика – и еще много названий, которые может придумать любимая, нет – обожаемая дочка.

Дора.

Николас и представить не мог, что способен на такие чувства и эмоции, он вырос без материнской любви, знал только один способ существования – человек человеку волк. К женщинам относился как к товару, женился тоже по расчету – в деловой мир Лимасола Николас вошел именно благодаря удачной женитьбе на очень некрасивой, засидевшейся в невестах дочери владельца небольшой (в то время) сети отелей. Хромая, большеносая, полная, да еще и с больным сердцем – кому такая нужна? Детей иметь не сможет, а отели ее папаши не родят.

Николасу дети от жены как раз и не были особо нужны, понадобится наследник – содержанка родит. А вот отели – в тему. Он женился на Елене и был, в принципе, неплохим мужем. Жену не обижал, просто не обращал на нее внимания, ему было некогда – выводил паршивенькие трехзвездочные отели тестя на более высокий уровень, строил новые в выгодных для его теневого бизнеса – уединенных – местах.

Впрочем, нельзя сказать, что совсем уж не обращал на жену внимания – заходил иногда в ее спальню. Что привело к закономерному результату – Елена забеременела. Николас не особо напрягся, был уверен, что жена сделает аборт, не с ее больным сердцем рожать.

Но Елена неожиданно для всех решила оставить ребенка. Она мечтала о материнстве, надеясь на безусловную любовь ребенка к матери. Малышу ведь без разницы, что мама толстая, хромая, некрасивая, не очень умная… Он не станет стыдиться Елены, как стыдятся (хоть и пытаются скрыть это) ее родители. Не будет отстраненно-равнодушным, как муж…

Ну а риск? Ничего, она справится, врачи помогут. Будет под их присмотром всю беременность, все обойдется.

Девять месяцев Елена послушно выполняла рекомендации врачей, принимала лекарства, периодически ложилась в клинику на сохранение. И ребенок рос, правильно развивался, все УЗИ и скрининги показывали – малыш абсолютно здоров. Вроде бы должен был родиться мальчик, но это не точно.

Родители Елены искренне радовались, даже Николас проникся важностью грядущего события – у него появится законный наследник! Тот, кому он сможет передать свою империю, кто достойно продолжит дело отца.

Рожать Елена должна была в назначенный день, через кесарево сечение – чтобы исключить нагрузку на сердце при естественных родах. За неделю до родов Николас отвез жену в лучшую клинику Лимасола, чтобы ее там подготовили к операции.

А через три дня его разбудил ночной звонок из клиники – у Елены внезапно начались роды, причем тяжелые – ребенок развернулся неправильно. Это спровоцировало сердечный приступ, все очень плохо, спасти и мать, и ребенка не получится. Надо принять решение. Сделать выбор.

В клинику приехали и родители Елены. Мать плакала, отец держался, но было видно, как трудно ему это дается. Они не могли решить. Умом понимали, что здоровый ребенок имеет больше шансов выжить, чем больная мать. Но сердцем принять это не могли. И переложили ответственность выбора на Николаса.

Даже жалели его, наверное, представляя, как тяжело сейчас зятю.

Вот только для Ифанидиса ничего сложного и мучительного в выборе не было. Ну посудите сами, с одной стороны – больная и некрасивая обуза, с другой – здоровый наследник, продолжение рода!

Елена умерла, ребенка спасли. Девочку.

Николас, узнав, что у него родилась дочь, а не сын, поначалу разозлился, почувствовав себя обманутым. Первые месяцы жизни малышки он даже не подходил к ней, предоставив заботу о дочери тестю с тещей, для которых маленькая Дора стала единственной радостью. Они словно просили прощения у Вселенной за то, что не защитили дочь, бросили ее, предали.

И теперь старики души не чаяли во внучке, наняли для нее чудесную няню, сами много времени проводили с Дорочкой, восхищаясь «невероятно развитой и умненькой девочкой!». Хотя Дора росла обычным ребенком, и ходить, и говорить училась в стандартные сроки, без опережения. Но после мучений с больной дочерью здоровенькая внучка казалась старикам чудом, и тесть, чтобы постоянно быть с Дорочкой, полностью передал управление бизнесом зятю.

Для Николаса Ифанидиса настало золотое время, он мог реализовывать все свои идеи, удачно совмещать обе стороны бизнеса. Обрастал знакомствами и связями в деловом мире Кипра, нарабатывал репутацию надежного и серьезного партнера с честным и открытым бизнесом. Его семейная история очень помогла в этом, Ифанидису сочувствовали и уважали за то, что он не спешил привести в дом новую жену, заботился о тесте с тещей, на столе у него стояли цветные фотографии Елены и Доры, мужчина с чуть смущенной улыбкой рассказывал при случае, как растет его малышка.

Хотя лично с малышкой не общался, к старикам не приезжал, информацию о дочери и ее фотографии получал по электронной почте. И для него эти фото ничем не отличались от фото чужих детей. Никаких эмоций Николас не испытывал, а в первые месяцы жизни дочь вообще казалась ему похожей на обезьянку – почти лысая и страшненькая, да еще и рыжая.

Потом волосенки на голове девочки отросли и начали чуть завиваться, личико стало чуть более оформленным и вполне симпатичным за счет очаровательной пухлости и ямочек. На новые фотографии дочери Николас начал смотреть чуть чаще и чуть дольше. И однажды, когда у него сорвалась очередная встреча и появилось незапланированное свободное время, Николас решил заехать в дом тестя и тещи.

Доре на тот момент исполнилось одиннадцать месяцев, она уже говорила несколько слов и училась ходить. Пока в ходунках, но очень шустро.

И когда Николас в сопровождении тестя вошел в просторную гостиную, в него с размаху въехало презабавное средство передвижения с перемазанным фруктовым пюре водителем внутри. Следом спешила няня, с укоризной выговаривая:

– Дора, ну куда же ты! Мы еще не закончили, надо доесть!

– Неть! – выкрикнула малышка, продолжая упорно таранить ноги Николаса.

Уступать ему дорогу она явно не собиралась, сопела, хмурилась, отходила и снова направляла ходунки на чужого дядьку, вставшего у нее на пути. Ифанидис одобрительно усмехнулся:

– Упертая!

– Да, характер у нее точно не материнский, Елена мягкая, стеснительная была, – кивнул тесть, с нежностью глядя на внучку. – А Дорочка совсем другая, с ней невозможно договориться, проще сделать так, как она хочет.

– Моя кровь, – продолжал улыбаться Ифанидис, забавляясь настойчивостью малышки.

– Да уж, вся в отца, – согласился тесть. – Но для девочки такой характер ни к чему, ей следует быть мягче. Мы пока не давим, пусть подрастет, тогда научим вести себя правильно.

– Не надо, – усмехнулся Николас, наклоняясь и поднимая девочку на руки.

– Ты о чем? – недоуменно приподнял брови тесть.

– Вам не надо учить мою дочь вести себя правильно, – Николас рассматривал личико дочери, а дочь рассматривала его.

Рассматривала смело, без обычного детского стеснения, потрогала брови, ущипнула за нос, обиженно надулась, когда отец отвел ее ручку от своего лица. Снова потянулась, но Николас грозно нахмурился, посмотрел в карие глаза дочери и жестко, как привык, сказал:

– Нельзя.

Дора пару мгновений всматривалась, кривила губки, намереваясь зареветь, а потом передумала, убрала руки за спину и больше в лицо к отцу не лезла. Но смотреть исподлобья продолжала. Николасу на мгновение показалось, что он смотрится в зеркало. Собственно, это и было маленькое зеркало – в широко распахнутых глазах дочери Николас видел отражение себя.

– Надо же! – всплеснула руками появившаяся в гостиной теща – Послушалась! А нас никогда не слушает!

– Поэтому вам и не следует больше заниматься ее воспитанием. – Николас посадил дочь в ходунки, выпрямился и повернулся к старикам. – Пусть Дора еще несколько дней поживет у вас, пока я подготовлю для нее комнату. Няню рассчитайте, выдайте выходное пособие, я найду свою.

– Но как же… – теща растеряно переводила взгляд с мужа на зятя и обратно. – Как же мы без Дорочки? Она – смысл нашей жизни, у нас больше никого нет!

– Не драматизируйте, – поморщился Николас. – Будете к нам в гости приезжать, и Дору я к вам буду привозить, раз в месяц, допустим.

Теще стало плохо с сердцем, вызвали врача, тесть пытался поговорить с зятем, убедить не забирать внучку сейчас, пусть до школы хотя бы поживет с дедом и бабушкой, у Николаса ведь реально нет времени на ребенка, он постоянно на работе. Много еще аргументов приводилось, много слез было пролито стариками, но решения своего Николас не изменил.

Через три дня Дора переехала в дом отца.

И чем старше становилась, тем больше проявлялся в ней отцовский характер. И его же эмоциональная инвалидность. Дора тоже не знала, что такое жалость, сочувствие, дружба, искренность, нежность и душевная теплота. Но, как и отец, она умела имитировать эти чувства, хитрить, обманывать, причем делала это удивительно правдоподобно, окружающие верили.

Как верили до последнего и дедушка с бабушкой, верили, что Дорочка любит их, а что редко приезжает – занята очень, учится в школе, причем лучше всех! Зато, когда приезжает, так уж обнимается, так уж нежничает, они на короткое время становятся любименькими бабулечкой и дедулечкой. Хочется баловать внученьку, дарить ей все, о чем она мечтает. И завещание, разумеется, написать на нее.

Как-то так совпало, что после оформления завещания дед через пару месяцев умер от сердечного приступа. Бабушка после смерти мужа совсем сдала, резко одряхлела, и через полгода отправилась вслед за супругом.

Дора трогательно рыдала на похоронах, а дома после похорон «любименькой бабулечки» двенадцатилетняя девочка с видимым облегчением сказала отцу:

– Надеюсь, бабка с твоей стороны не проявится? Надело сюсюкать.

– Не проявится, не переживай, – усмехнулся Николас, освобождая узел черного, в цвет черного же траурного костюма, галстука.

– Ты же не знаешь точно, сам говорил, что не видел ее с пятнадцати лет.

– Видеть – не видел, но интересовался, – Николас бросил галстук на спинку кресла, подошел к бару и задумчиво осмотрел содержимое, прикидывая, что выбрать. – Моя мать умерла до твоего рождения.

– Надеюсь, ты меня не в ее честь назвал? – фыркнула девочка, подходя к отцу. – Говорят же, что тот, кого назвали в чью-то честь, повторяет судьбу.

– Разумеется, нет, карьера дочери в портовом борделе меня не устраивает, – рассмеялся Николас.

Он ничего не скрывал от дочери, Дора была прекрасно осведомлена о всех видах деятельности своего отца, вникала во все нюансы, готовясь стать помощницей в будущем. И гордилась отцом, можно даже сказать – любила. Насколько вообще была способна любить.

И для Николаса ближе и роднее дочери не было в этом мире никого. Он так и не женился больше, зачем? У него есть семья, и для этой маленькой семьи он готов на все. И уничтожит любого, кто посмеет обидеть его дочь.

Задумавшись, Николас не заметил, что Дора уже сделала выбор напитка за него – налила в пузатый бокал коньяк и сейчас грела его в ладошках, втягивая носом аромат напитка. При этом жмурилась от удовольствия, как кошка. Заметив, что отец смотрит на нее, Дора протянула ему бокал:

– Пап, а когда мне можно будет попробовать коньяк? Он так вкусно пахнет!

– Когда исполнится шестнадцать лет.

– Целых четыре года еще ждать, долго!

И вот прошло уже девять лет, у Николаса снова в руках бокал с коньяком, как тогда. Дора выросла, стала, как и предполагалось, верной помощницей отцу, такой же хитрой, жесткой, изворотливой и абсолютно беспринципной. Но увы, имелась одна проблема – алкоголь. Дора не стала ждать своего шестнадцатилетия, впервые добралась до отцовского бара буквально через пару месяцев после того разговора и напилась в хлам, пришлось даже врача вызывать.

Из-за мальчишки Кралидиса. Заявила, что хочет за него замуж. Николас тогда не воспринял слова дочери всерьез, даже посмеялся над ней. Как оказалось, и в школе все смеялись. Вот Дора и напилась.

Потом они помирились, Николас даже пообещал дочери помочь с желанным замужеством – в душе надеясь, что через пару лет Дора забудет о Кралидисе, увлекшись кем-то еще.

Но привычка дочери снимать напряжение алкоголем осталась. И серьезно вредила ей – уж очень глупо вела себя порой Дора под воздействием спиртного.

– Мне нальешь, папульчик?

Николас вздрогнул – задумавшись, он не заметил спускавшейся по лестнице дочери. А когда рассмотрел – снова вздрогнул:

– Ты спятила?!

Глава 5

Алина и сама не смогла бы точно определить, что бурлит в котле ее эмоций. Злость? Обида? Гнев? Раздражение? Разочарование?

Да без разницы, в конце концов! Но видеть сейчас Никиту девушке хотелось меньше всего. Как и пьяные лица некоторых одногруппников, встретивших вернувшуюся с террасы Алину многозначительными смешками и тупыми комментариями:

– Почему так быстро? Никитос оплошал?

– Не видишь, что ли, Линка на помеле влетела? Точно слабак оказался наш Никита!

– Да брось ты его, возьми меня, тебе понравится!

– Заткнитесь все! – рявкнула на гогочущих парней Мила, поднимаясь навстречу подруге. Обняла, с сочувствием спросила. – Что случилось? Он тебя обидел?

– Да дурак он! – отмахнулась Алина. – Не знаешь, который сейчас час?

– Часов одиннадцать, наверное, а что? До закрытия еще уйма времени. Кстати, и твой телефон изорался, без конца кто-то трезвонил.

– Сколько?! – ужаснулась Алина, лихорадочно копаясь в сумочке. – Мне конец! Мама велела в десять дома быть! Да где же этот дурацкий телефон!

Алина перевернула сумочку над стулом, высыпав все содержимое, схватила телефон, страдальчески сморщилась:

– Десять пропущенных! От мамы… Блин-блин-блин… – девушка набрала номер, ответил сразу же после первого гудка, Алина торопливо зачастила – Мамульчик, прости, тут громкая музыка, я не слышала…

– Немедленно домой! – голос матери был таким ледяным, что Алина невольно поежилась от холода в ухе.

Ответить не успела, в динамике издевательски хихикали короткие гудки. Алина пару мгновений слушала их, затем нажала на отбой. Молча начала собирать содержимое сумочки, телефон убрала последним. Затем снова вытащила, повернулась к Миле, которая все это время что-то набирала в своем телефоне:

– Милка, помоги такси вызвать, у тебя же есть приложение? Покажи, как это делается.

– Не надо, я уже вызвала, – улыбнулась подруга. – Машина через три минуты будет у входа, серебристая «Тойота», номер я тебе на вайбер скину.

– А как же… Там ведь деньги с карточки сразу списываются, с твоей?

– Ничего, потом отдашь.

– Спасибо, солнце! – Алина обняла подругу. – Ты моя самая близкая, самая родная, самая понимающая, самая-пресамая!

– Ладно, ладно, не перехвали, – растрогано проворчала Мила, но затем увидела сквозь стекло возвращающегося Никиту. – Все, тебе пора, такси уже ждет.

Подхватила Алину за руку и потащила через толпу танцующих к выходу.

Светлана снова и снова набирала номер младшей дочери, выслушивала длинные гудки, с каждым разом становившиеся, казалось, все длиннее, все острее, буквально ввинчивавшиеся в мозг, тревожа воображение.

И вот уже сменяли один другого самые гадкие, самые страшные сценарии возможного развития событий, о которых даже думать было страшно. Светлана отгоняла от себя дурные мысли, сосредоточившись на одной: «Все будет хорошо, Алиночка обязательно позвонит, все будет хорошо!». Это было сейчас главным, все остальное, в том числе и ссора со Снежаной, отошло на второй план.

Ну вот почему, почему она не записала телефон Милы, подруги дочери? Боже мой, что же делать, как быть? Наверное, надо позвонить Игорю, пусть подключит свои связи!

Бывший муж долго не отвечал, а когда ответил, голос добродушием не лучился. Совсем. В трубке раздраженно гавкнули:

– Чего так поздно?

– Алинка пропала!

– В смысле? – явно напрягся Игорь. – Когда? Как?

– Сегодня ушла с группой праздновать сдачу сессии, обещала вернуться в десять, и до сих пор ее нет! И на звонки не отвечает! А уже двенадцатый час!

– Фу ты, напугала, – выдохнул бывший муж. – Была ты дурой, Светка, дурой и осталась! Какого черта панику устроила?! Девчонке двадцать лет, она впервые от мамы-клуши вырвалась, дай ты ей погулять! Хватит душить контролем, а то вырастишь такую же фригидную унылую тетку, как ты!

– Что?! Да как ты смеешь…

Объяснять, как он смеет, Игорь не стал, отключился. Обида на него, на Снежану, обвинившую мать в том же, на жизнь вообще буквально захлестнула Светлану, сбила дыхание, затмила разум, затянув его черной пеленой.

И когда прозвучал долгожданный звонок от дочери, мать ни радости, ни облегчения не почувствовала, пелена затягивала все сильнее, а под ней словно вымерзло все.

Алина вернулась, начала что-то виновато мямлить, и это непонятно почему окончательно взбесило Светлану. Что она кричала, в чем обвиняла младшую дочь, женщина потом вспомнить не могла.

Алина начала огрызаться, подключилась Снежана, торнадо скандала закручивалось все сильнее, и Светлана не сразу заметила, что Алины в квартире больше нет.

Дверь подъезда негромко звякнула за спиной – входную группу недавно заменили, и пока она вела себя прилично, закрывалась интеллигентно, без хулиганского грохота. Жильцы первых этажей могли спать спокойно.

Но выбежавшей Алине сейчас хотелось именно грохота, это больше соответствовало настроению. Впервые в жизни мама вела себя так… так некрасиво. И говорила, нет – выкрикивала ужасные слова, обзывала, унижала. Велась на провокации Снежки, сестра сразу обратила внимание на припухшие губы младшей, на некоторый беспорядок в одежде и прическе. Алине следовало бы зайти в туалет там, в клубе, привести себя в порядок, прежде чем домой ехать, но не подумала, да и разволновалась сильно из-за опоздания и ледяного тона матери.

А в результате…

А в результате Алина стояла сейчас у подъезда, не зная, что делать дальше. Возвращаться домой не хотелось, сил не было снова выслушивать оскорбления и издевательства.

Но ведь у нее еще и отец имеется, в конце концов! Алина очень редко обращалась к нему за помощью, так что злиться не должен. Да и вообще – какой отец позволит дочери оставаться на улице поздно ночью?

Отец не отвечал очень долго, а когда ответил, голос был сонный:

– Да, але…

– Пап, это Алина…

– О, нашлась. Говорил же твоей клуше матери, что все в порядке. Ты чего звонишь так поздно?

– Пап, можно я у вас переночую?

Отец ответил не сразу, в динамике послышался отдаленный женский голос, судя по интонации, новая жена Игоря Некрасова изволила недовольной быть. Да и сам господин Некрасов восторга от ночных звонков бывшей семьи явно не испытывал:

– Еще чего не хватало! Мало того, что Мариночку разбудила, а она беременна, между прочим, ей здоровый сон и покой необходимы, так еще и проблемы свои на меня вешает! Ты теперь каждый раз, поцапавшись с мамашей, будешь ко мне ломиться? Нет уж, дорогая доченька, не морочь мне голову. Иди и помирись с матерью!

Второй раз за вечер самые близкие люди, мама и папа, выстреливали в Алину очередями коротких гудков, не желая разговаривать. Ну и ладно, у нее подруга есть, самая лучшая, самая понимающая, она поможет!

Приятный женский голос вежливо сообщил Алине, что Мила временно недоступна. Небось, опять забыла телефон зарядить, с ней такое часто случается.

Адрес подруги Алина знала, не раз была у нее в гостях. Вызывать такси через мобильное приложение девушка так и не научилась, пришлось воспользоваться помощью диспетчера. Машина пришла довольно быстро, подхватила Алину, и выбежавшая из подъезда Светлана увидела только издевательски подмигнувшие ей стоп-сигналы выезжающего со двора такси. Женщина набрала номер дочери – нет ответа. Следом вышла Снежана, виновато потопталась, тронула мать за плечо:

– Мам, пойдем домой.

– Что я наделала! – голос Светланы задрожал.

– Да ничего особенного, мам. Ну поссорились, бывает. Не волнуйся за Альку, она к отцу поехала.

– Думаешь? – оживилась мать.

– Уверена. Ну куда же еще?

– Я сейчас ему позвоню… – Светлана торопливо набрала номер бывшего мужа, пару мгновений слушала, затем растеряно посмотрела на дочь. – У него телефон выключен.

– Ну и что? Не выгонит же он дочь, верно? Пойдем домой, утром поедем возвращать Альку.

– И ты поедешь?

– Конечно. Я тоже виновата.

Это был какое-то безумие, ничего подобного Никита еще не испытывал. Впрочем, парень в принципе не мог похвастать богатым сексуальным опытом, может, поэтому ощущения были таким яркими, а наслаждение – острым. Или обладание любимой девушкой, которую Никита, казалось, потерял навсегда, было всему причиной?

Да и неважно, главное – это случилось! Алинка теперь его, вся, навсегда! Немного царапнуло, конечно, на периферии сознания, неприятное открытие – он был не первым у любимой. Да и очевидная искушенность в сексе показывала, что Алина не проводила все свое время за учебниками. Но и пусть все это царапается на периферии того самого сознания, которое сейчас, в эти мгновения, в целом взяло самоотвод и оставило Никиту в тумане бешеной страсти.

Он даже толком лица Алинки рассмотреть не мог – в комнате было темно. Где они, как сюда попали – Никита не помнил, да и не важно было.

Важно только здесь и сейчас, сплетение тел, стоны, шепот, горловой приглушенный смех, крики наслаждения и снова сплетение тел, и трель звонка…

Трель звонка?!

Она ворвалась в сознание Никиты, вдребезги расколов эйфорию и прочистив мозги. Завершил процесс возвращения в реальность яркий свет – Мила, прошлепав босыми ногами по полу, щелкнула выключателем.

Стоп. Мила?!!

Никита ошалело смотрел, как девушка набрасывает на голое тело халатик и, даже не поправив взлохмаченные волосы, идет в прихожую, недовольно ворча:

– Да иду уже, иду! Кто там такой нетерпеливый?

Звонок действительно не прекращал свои трели. Для Никиты они складывались в повторяющуюся фразу: «Ты что натворил, скотина?!».

Парень замер в ступоре, пытаясь сообразить, как он сюда попал и почему рядом Мила. И стремительно вошедшая в комнату Алина застала его голым в смятой постели. Единственное, что успел сделать Никита – прикрыться простыней и растеряно проблеять:

– Алинка, я… Это…

– Не то, чем кажется? – криво усмехнулась Алина, затем повернулась к Миле. – Самая понимающая, самая верная… Дрянь!

Та насмешливо фыркнула, затем сладко потянулась, показав, что под халатиком ничего нет:

– Ой, да ладно тебе! Меньше бы корчила недотрогу, была бы сейчас на моем месте. Ты Никиту бросила, я подобрала. Насчет переночевать у меня – сама видишь, не получится.

Алина выбежала из комнаты, Никита, завернувшись в простыню, бросился следом, попытался перехватить за руку:

– Алинка, подожди! Я не знаю, как это случилось, не помню! Мне казалось, я с тобой…

Щеку обожгло хлесткой пощечиной, Никита рефлекторно прижал руку к лицу, простыня упала. Пришлось выпустить руку Алины в попытке перехватить прикрытие, но попытка ускользнула вместе с простыней.

Алина с таким презрением посмотрела на голого парня, что у Никиты впервые в жизни сдавило сердце, стало трудно дышать.

Хлопнула входная дверь, окончательно разделяя Никиту и убежавшую Алину. В прихожую вышла Мила, обняла парня, прижавшись к нему всем телом, мурлыкнула:

– Пойдем, я еще хочу.

– Ты что мне подсыпала? – сквозь зубы прошипел Никита, отталкивая от себя девушку. – Почему я ни фига не помню? Почему мне казалось, что я с Алиной? Зачем ты это сделала, ты же знала, что мне нравится она!

– А мне нравишься ты! С первого курса! Я же лучше, чем она, тебе было хорошо со мной! Постой, куда же ты?! Не уходи!

Мила пыталась помешать Никите, но не получилось – парень торопливо оделся и выбежал из душившей его квартиры. Он надеялся догнать Алину, объясниться, помочь – ведь если она приехала переночевать к Милке, значит, у нее проблемы, идти ей некуда!

Но на улице было пусто. Ночной город спал.

Надо позвонить, надеясь, что ответит. Объяснить… Ладно, попытаться объяснить, но ведь если ответит, значит, готова выслушать?

Так, пошли гудки, не отключила – уже хорошо.

Долгие, мучительно долгие гудки убивали надежду. А еще очень раздражала песня, зазвучавшая в ночи, нежная мелодия, которая раньше очень нравилась Никите – под эту музыку они с Алиной впервые танцевали. Но сейчас она была совершенно не в тему!

Гудки сменились предложением пообщаться с голосовой почтой. И одновременно прекратилась песня…

Нет, не может быть!

Никита бросился в сторону отзвучавшей мелодии и замер, надеясь, что это всего лишь галлюцинации от Милкиного средства продолжаются…

За скамейкой в траве сиротливо лежал смартфон Алины.

Глава 6

Николас осознавал, что дочь у него совсем не красавица. Да, случается, когда у двух не самых привлекательных людей рождаются очаровательные дети. Но это был не их с Еленой случай. Доре достался неудачный набор генов, она собрала все плохое, что было во внешности родителей: крупный и довольно бесформенный нос матери, ее же широкий рот, маленькие, близко посаженные глаза отца. От кого достался грязно-рыжий, ржавый оттенок волос, уже было неважно. Спасибо, что полнота матери решила не становиться «украшением» набора, хоть в этом повезло.

Впрочем, Дора абсолютно не комплексовала по поводу своей внешности, ее все устраивало. Повзрослев, девушка могла бы с помощью скальпеля пластического хирурга стать модельной красоткой. Могла бы. Но не захотела – зачем? Зачем рисковать здоровьем, терпеть боль, когда у нее и так все в порядке? Да, не красавица, но и отталкивающе уродливой Дору назвать было нельзя.

С чисто вымытым, свежим лицом (кожа, к счастью, ей досталась ровная и гладкая, без прыщей), с пусть и ржавыми, но здоровыми и блестящими (когда без укладки) волосами, с мягкими и нежными (когда это было необходимо) глазами – в таком виде Дора вызывала у людей симпатию. Очаровательная дурнушка, милая и скромная.

Один из образов в арсенале Доры Ифанидис, достойной наследницы своего отца, такой же наглой, жестокой, хитрой, беспринципной и коварной.

Николас был уверен, что на сегодняшнюю встречу-знакомство с семейством Кралидисов дочь выберет именно этот образ, она ведь знает – обсуждали не раз, что Костас и Атанасия – люди патриархального уклада, и в свою семью они готовы будут принять соответствующую девушку. Пусть не красавицу, но достойную и скромную.

А не вот это вот, спускающееся сейчас с лестницы. С тремя слоями косметики на лице, не скрывающими, а подчеркивающими недостатки внешности – правильно накладывать макияж Дора никогда не умела. В обтягивающем платье с блестками, которое не скрывало отсутствие нижнего белья под ним – настолько плотно прилегало к телу.

Девушка царственной походкой спускалась с лестницы, ожидая, видимо, отцовского если не восторга, то хотя бы одобрения. И грубый вопрос возымел эффект грязного валенка, метко влетевшего в парящего лебедя. Дора мгновенно разозлилась:

– Что опять не так?!

– Я тебе сто раз говорил, кто такие Кралидисы, и кого они готовы принять в качестве невестки! Милую, скромную, воспитанную девушку, а не затраханного трансвестита! Ты себя в зеркале видела?!

– Видела! – окрысилась дочура. – Всю жизнь вижу! Я что, виновата, что папочка с мамочкой мне такую уродскую внешность подарили? Исправляю, как могу!

– Уродуешь, как можешь! Смыть все немедленно и переодеться! У тебя двадцать минут!

Дора Ифанидис.

Некрасивая, зато воспитанная и скромная, а еще послушная, и в Димитриса еще со школы влюблена, будет верной и любящей женой. Но что самое важное для семьи – объединение семейных бизнесов и построение бизнес-империи. Круизные лайнеры Кралидисов плюс сети отелей Ифанидисов – от перспектив дух захватывает!

Все это Костас уже не раз объяснял сыну (и, если честно, себе), обосновывая выбор невесты. Атанасия помалкивала, было заметно, что она сочувствует Димитрису, но в целом согласна с мужем. В конце концов, сын сам виноват, вернулся бы сразу после окончания университета, приступил к работе в семейном бизнесе, доказал, что он взрослый и ответственный мужчина, тогда и получил бы право самому выбрать себе жену.

Ну а так – слушайся отца. Хотя и выбор мужа Атанасия не очень одобряла. Выгода выгодой, но уже очень некрасива эта Дора!

– И внуки, получается, тоже могут такими родиться? – Атанасия тяжело вздохнула, рассматривая в смартфоне фото Доры из интернета.

– Не обязательно, может, в отца пойдут, в Димитриса. – Костас поправил перед зеркалом узел галстука и повернулся к жене. – Да не переживай ты так, сегодня познакомимся с Дорой вживую, так сказать, посмотрим, что она собой представляет, как Димитрис на нее среагирует. И если все совсем плохо окажется – я же не враг нашему сыну! Хоть он и разгильдяй, конечно.

– Обещаешь? – улыбнулась Атанасия, поднимаясь с кресла навстречу супругу.

– Слово короля! – Костас нежно поцеловал статную, все еще красивую жену. – Пойдем, моя королева, скоро гости приедут.

– Единственное, что мне пока нравится в Доре, – оживленно заговорила Атанасия, направляясь к выходу из спальни, – это отсутствие скандальных новостей о ней. И в принципе очень мало информации, в социальных сетях Дора не сидит.

– Да некогда ей, девчонка все время проводит в офисе отца, толковая помощница, Николас очень доволен. Не то что наш обалдуй.

– Ну что же посмотрим, что там за сокровище.

В гостиной их уже ждал сын. Костас нахмурился, разглядывая домашний наряд сына – джинсы и майка-поло. Брендовые, конечно, с кармашка поло крокодильчик надменно посматривал на окружающих, но все же!

– Что за вид, Димитрис? Ты же знаешь, мы сегодня ждем гостей к обеду.

– А что тебя не устраивает? – Димитрис нарочито внимательно осмотрел свою одежду. – Вроде чистое все. Пятен нет, не воняет, в чем проблема?

– Прекрати клоунаду! – рявкнул отец.

– Действительно, Димми, – Атанасия подошла к сыну и примирительно взяла его за руку. – Что за тинейджерская выходка? Ты прекрасно знаешь светский этикет, что уместно, а что нет. И сейчас ты собираешься проявить неуважение к нашим гостям, что неприемлемо, ведь Николас Ифанидис…

– Да-да, я в курсе, спас меня от тюрьмы, а нашу семью от позора, благодетель бескорыстный! – Димитрис резко освободил руку из ладони матери, подошел к накрытому столу, потянулся к бутылке вина. – И в благодарность, а заодно и для пользы дела вы решили принести меня в жертву, женив на его страшилище!

Налить вино в бокал помешал отец, Костас забрал бутылку и поставил ее на место. Затем холодно поинтересовался у сына:

– Высказался? Истерика закончена? Мы с тобой уже не раз обсуждали эту ситуацию, и я дал слово, что, если Дора тебе совсем уж не понравится, я откажусь от этого варианта и буду искать другой. Отправляйся к себе и переоденься, гости скоро будут.

Димитрис криво усмехнулся и направился к лестнице. Поднявшись на несколько ступеней, остановился, и, не поворачиваясь к родителям, глухо произнес:

– Просто я с детства был уверен, что женюсь по любви. Как вы. И буду счастлив в браке. Как вы.

Хлопнула дверь в комнату сына. Костас и Атанасия не смогли посмотреть в глаза друг другу.

Димитрис угрюмо рассматривал свое отражение в зеркале. Собственная внешность, вполне устраивающая до недавнего времени, не нравилась категорически. Сейчас бы пузо до пояса, хомячьи щеки, рыхлую физиономию с утонувшими глазками, редеющие волосы с тщательно зачесанной залысинкой – и Димитрис Кралидис никогда не стал бы желанным трофеем на брачном рынке Лимасола.

Отражение отвратительно красивого, стройного молодого мужчины в идеально сидящем костюме хмыкнуло:

– Состояние твоего отца превратило бы и пузо, и лысину в милые достоинства. С дочкой Ифанидиса ведь сработало.

Черт возьми, за окном двадцать первый век, искусственный интеллект, цифровизация, беспилотные машины и самолеты, а семья Кралидисов застряла, похоже, в девятнадцатом. Нет, не году – если бы! В девятнадцатом веке!

Димитрис действительно был уверен, что женится исключительно по любви. Он знал – как только встретит ту самую, одну-единственную, все другие женщины просто перестанут для него существовать. И он поймет сразу – она именно та, что она родилась для него, а он – для нее.

Романтический бред, недостойный взрослого мужчины? Ничего подобного. Так было у его родителей, они рассказывали. Да и заметно по ним, семья Димитриса была солнечно-теплой, здесь все искренне любили друг друга.

И верили друг другу, и рассчитывали, и надеялись на поддержку и помощь.

А он, Димитрис, подвел семью. Сам не понял, как это получилось, он действительно намеревался отдохнуть и развеяться после окончания университета максимум пару месяцев, прежде чем встать рядом с отцом во главе семейного бизнеса.

Но пара месяцев сначала превратилась в полгода, затем – в год, два, три… Было стыдно перед родителями, перед отцом в первую очередь – Костас рассчитывал на помощь сына, заранее подготовил для него несколько самостоятельных направлений, надеялся, что теперь сможет уделять больше времени жене, чаще отдыхать…

Димитрис понимал, что повел себя безобразно, превратившись в типичного мажора, прожигающего жизнь. Раньше он таких презирал.

Не раз, просыпаясь с гудящей от похмелья головой, рядом с очередной тупенькой «Барби», Димитрис давал себе слово, что это в последний раз, и уже сегодня он позвонит отцу, извинится и скажет, что вылетает первым же рейсом.

А потом это слово откладывалось, покрывалось пылью, терялось. И продолжалось развеселое прожигание жизни, менялись только Барби. Ни одна из барышень не была «той самой», сердце Димитриса ни разу не дрогнуло. Он в принципе разуверился, что такое возможно. Ну а то, что у родителей получилось… Просто они встретились очень рано, поженились молодыми, у отца особого опыта общения с женским полом не было. Им просто повезло.

Закончилось все резко. Мирозданию, похоже, стало скучно, и оно пинком сбросило Димитриса на самое дно жизни. Ну а что может быть большим днищем, чем тюрьма?

Откуда в багажнике его «Ламборгини» взялся этот пакет с наркотиками, Димитрис до сих пор не мог понять. Кто-то из дружков (или подружек) подгадил, наверное, случайно или намеренно – уже неважно.

А важно то, что несколько дней, проведенных в тюрьме, конкретно так прочистили мозги Димитрису. Особенно первые несколько часов среди уголовников – потом его перевели в камеру-одиночку. Впервые в жизни пришлось драться, причем всерьез, отстаивая свою честь. В прямом смысле слова – смазливый паренек понравился местному завсегдатаю. Очень пригодились тренировки с одним из телохранителей отца, научившего Димитриса обороняться.

А в одиночке было время подумать. Осмыслить не самое приятное будущее – над горизонтом медленно и неотвратимо вставала полная… гм… сидят на ней обычно. Димитрис готов был все что угодно сделать, чтобы повернуть время вспять, на четыре года назад, чтобы сразу после окончания университета вернуться домой, встать рядом с отцом, зажить достойной жизнью, встретить, может быть, ту самую.

Димитрис не очень рассчитывал на помощь отца. Случись все на Кипре, Костас Кралидис смог бы, наверное, помочь, а здесь, в Швейцарии – вряд ли.

Но отец сумел.

И Димитрису теперь предстояло сделать все, что угодно. Угодно отцу.

Ну почему, почему у Ифанидиса родилась такая уродина?!

Глава 7

Море волнуется раз…

Море волнуется два…

Море волнуется три, морская фигура на месте замри!

Но ни море, не неведомая фигура из детской игры замирать не собирались, качка продолжалась, как и мерный шум волн. А еще дико болела голова, буквально раскалывалась от боли.

Раскалывалась?!

Слово иглой проткнуло наполненный туманом пузырь бессознательного, туман мгновенно рассеялся, и Алина вспомнила…

Она выбежала из дома, в котором остались два предателя. От злости, обиды, горечи, разочарования почему-то высохли навернувшиеся было слезы. Не будет она рыдать, еще чего не хватало! Пора уже повзрослеть, дорогуша, и выбросить вон розовые очки. Если серьезно проанализировать их с Милкой отношения, то следует признать правоту Снежаны – близкой подругой Милка никогда не была. Она с удовольствием принимала помощь от Алины, пользовалась ее поддержкой, но сама ничем и никогда не помогла, всегда находились убедительные причины, почему нет.

Все, Алька, хватит глупить, возвращайся домой, помирись с мамой. Сегодняшний вечер показал, что ближе и роднее нет никого. Ну а недавний скандал – что ж, мамуля просто перенервничала, Алина, если честно, сама виновата.

Так, надо проверить, хватит ли денег на такси, а потом позвонить маме, она, наверное, с ума там сходит. Алина открыла сумочку, намереваясь достать кошелек, но отвлеклась – ночную тишину нарушил визг покрышек.

– Нашли место для ночных гонок, – проворчала девушка, вытаскивая кошелек.

А в следующее мгновение и кошелек, и сумочка оказались в чужих руках, а сама Алина от сильного толчка – на земле. В каком-то ступоре она наблюдала, как странная девица совершенно сумасшедшего вида – босая, туфли в руках, макияж размазан, вечернее платье (очень похожее, кстати, на платье Алины) испачкано, «голливудские локоны» повисли сосульками – торопливо заталкивает в сумочку Алины небольшой пакет, из которого выглядывает уголок денежной купюры. Раздраженно отшвыривает мешающий заталкиванию смартфон владелицы сумочки, стаскивает с ног Алины туфли, примеряет, удовлетворенно кивает, оставляет возле девушки свои и убегает, так и не сказав ни слова.

– Достойное завершение дня, – ошарашено произнесла Алина, поднимаясь. – Спасибо, хоть телефон барышню не устроил. Психопатка какая-то! Туфли зачем-то сперла. Свои малы оказались, что ли?

Иной причины для смены обуви Алина не увидела, брошенные туфли были новые, причем очевидно дороже тех, что забрала грабительница. Судя по красной подошве, те самые, воспетые в песне, лабутены. Алина надела их – не босой же домой ехать. Туфли сели идеально. Оставалось только поднять телефон и позвонить маме.

Но сделать это Алина не успела. Из-за поворота с уже знакомым визгом покрышек на дурной скорости вылетел черный джип, остановился рядом с Алиной, оттуда выскочили два квадрата с бритыми затылками, вежливо сообщили Алине, что она сучка, а также уведомили, что сучка допрыгалась и мало ей не покажется. Фразы эти были щедро унавожены однообразными перлами обсценной лексики, что весьма гармонировало с обликом джентльменов.

Вступить в дискуссию Алина не успела, кулак одного из джентльменов влетел в висок девушки, и она отключилась.

И вот теперь включилась. И поняла, что качка вовсе не морская, она в багажнике джипа, и это не шум волн, а бубнеж квадратов. И если прислушаться, можно разобрать, о чем столь оживленно беседуют эти достойные мужчины.

Лучше бы не прислушивалась…

Легальная фирма предлагала девушкам работу официантками на круизных лайнерах. Все прилично, обещан полный соцпакет, оформление документов, медстраховка. Само собой, желающих было очень много, слетались девушки со всех концов страны. И часть претенденток действительно получали именно ту работу с именно теми условиями. Они писали отзывы в интернете, искренне благодарили. Их семьи тоже были довольны.

Ключевое слово – семьи. Чем больше родни имелось у девушки, тем вероятнее было официальное трудоустройство. Причем родни приличной, такой, что будет беспокоиться, подаст в розыск, если девушка вдруг исчезнет.

Потому что многие обратившиеся в фирму девушки – сироты или из маргинальных семей – как раз и исчезали. Самых красивых и здоровых отправляли в европейские бордели. Остальных принуждали работать «дома».

И вот одна из таких, оставшихся, умудрилась этим вечером сбежать, украв при этом всю наличку из сейфа хозяйки «салона массажных услуг». И прихватив заодно новые туфли бандерши. Как она это провернула, джентльмены не знали. Да им было по… пофиг, в общем. Они свою работу выполнили, девку догнали, а там пусть хозяйка разбирается.

Так вот зачем та психопатка туфли подкинула! И вовсе она не психопатка оказалась, а вполне хладнокровная особа, умеющая принимать правильные решения в трудной ситуации. Увидела похожую на себя девушку и мгновенно сообразила, что делать.

Вероника начала пинать крышку багажника, привлекая к себе внимание. Ей мило сообщили, что еще один пинок, и ей нечем будет пинать в связи с переломом обеих конечностей. На попытки сообщить, что ее схватили по ошибке джентльмены вообще не отреагировали, посоветовав заткнуться.

Оставалась надежда на разум хозяйки этих долбодятлов. Ну или хотя бы на зрение – она-то должна увидеть, что привезли не ту.

Она и увидела.

Хозяйкой борделя оказалась ухоженная, довольно стройная женщина лет сорока. Вполне светского вида, такой бы салоном красоты управлять. Или арт-галереей какой-нибудь. Но когда мадам заговорила, стало понятно, почему гамадрилы, втолкнувшие Алину в офис хозяйки, робеют в ее присутствии.

Нет, она не материлась, не орала, говорила ровно, но жестко, с властными интонациями. И первая же произнесенная мадам фраза заметно напрягла джентльменов:

– Вы кого притащили?

– Так это… – переступил с ноги на ногу один из квадратов. – Веронику.

– Скворцову, – поддакнул второй.

– Я не Вероника! – Алина поморщилась, приложив руку к ушибленному виску. – А вы дебилы!

– Ты что сказала?!

– Правду, – ледяной тон хозяйки заморозил возмущение. – Вы действительно дебилы. К тому же слепые дебилы.

Дебилы внимательнее присмотрелись к Алине, один из них озадачено почесал затылок, стимулируя, видно, умственную деятельность:

– Так это… Там темно было, и похожа она.

– И туфли ваши натянула как раз, когда мы подъехали.

– Надела, не босой же мне было домой ехать! – Алина искренне надеялась, что все образуется, надо только объяснить, как все было на самом деле. – На меня напала какая-то сумасшедшая, толкнула, забрала сумочку и туфли, бросила свои и убежала. В сумочку, кстати, она затолкала что-то очень похожее на пачку денег.

– Понятно, – протянула мадам, как-то странно, оценивающе осматривая Алину.

– А потом подлетели ваши люди, ни о чем не спрашивая, ударили меня по голове, и очнулась я уже в машине. – Алина невольно отвела глаза, ей было неуютно от взгляда сидящей за столом женщины. – В общем, все разъяснилось, я претензий не имею, мне пора домой. Мама ждет.

– Мама? Домашняя, значит, девочка? – Хозяйка поднялась из-за стола и подошла почти вплотную.

– Н-ну да… Я в университете учусь, в экономическом.

– А что ж ты делала ночью, одна, да еще в таком виде, что тебя с проституткой перепутали?

Бесцеремонность вопроса должна была разозлить Алину, и разозлила бы – в иной ситуации. Но казалось, что рядом не женщина, а змея, гипнотизирующая жертву перед тем, как съесть. И жертва послушно отвечала на вопросы:

– Мы с группой праздновали окончание сессии в клубе, я задержалась, потом с мамой поссорилась.

– А кто у нас мама? Где работает?

– В школе, учитель английского языка.

– А папа есть?

– Да, Игорь Некрасов. Они развелись с мамой давно, но мы общаемся.

– Некрасов? – нахмурилась женщина. – Игорь Владимирович?

– Да.

– Это плохо.

– Почему? У папы все в порядке с бизнесом. И меня он любит. Отпустите меня, поздно ведь!

– Понимаешь… Как, кстати, тебя зовут?

– Алина.

– Так вот, Алина. Отпустить тебя я, увы, не могу.

– Но почему? Я ведь сказала, что жаловаться не стану, никому не расскажу, что случилось. И имейте в виду, родители всех на уши поставят, если я не вернусь домой! И найдут!

– А если тебя на кусочки разрезать и закопать в разных местах, то не найдут, – ухмыльнулся один из джентльменов.

– Вы… вы меня убьете?

Больше всего захотелось проснуться и радостно рассмеяться от облегчения, прошептав: «Куда ночь, туда сон». Алина даже украдкой ущипнула себя за ногу. Боль мрачно подтвердила – увы, это реальность. Дикая, абсурдная, но реальность.

Жуткая женщина тем временем приобняла Алину за плечи и с нарочитым сочувствием произнесла:

– Ну что ты, не слушай ты этого дурака, никто тебя убивать не станет, это напрасная трата ценного ресурса. Молодая, здоровая, холеная, да еще и красотка! Один недостаток – у тебя есть родители, но ничего, я справлюсь. У меня сегодня украли приличную сумму, причем в евро. И ты мне эти деньги вернешь, да еще и с наваром, думаю. Точно буду знать после того, как тебя осмотрит наш врач.

– Какой еще врач, зачем?

– Гинеколог, конечно. И если окажется, что ты здорова, да еще и девственница, я продам тебя намного дороже.

Глава 8

А она и не такая уж страшная, эта Дора Ифанидис. Не фотогеничная – это да, тут не поспоришь. На фото просто кошмар, а в реальности даже миленькая.

Димитрис со снисходительной улыбкой наблюдал за потенциальной невестой, беседующей сейчас с его матерью. Как же забавно она смущается, встретившись с ним взглядом! Давно Димитрис не общался со скромницами, его Барби такими были, наверное… никогда.

А здесь просто уникум какой-то. Ни грамма макияжа, что подчеркивает идеально ровную чистую кожу. Блестящие здоровые волосы свободно рассыпаны по плечам, и их ржавый оттенок впечатления не особо портит. Да еще и очаровательная ямочка на щеке подмигивает, когда девчонка улыбается.

Да, некрасива, но очаровательна своей естественностью. И наряд очень милый – симпатичное летнее платье с кружевами и оборками, довольно длинное, до щиколоток. Ступни изящной формы, ухоженные, в удобных, но при этом красивых босоножках на невысоком каблучке. Маникюр и педикюр свежие, никаких нарощенных ногтей-когтей, лак неброский.

Что ж, надо отдать должное Ифанидису, дочь он вырастил достойную. И то, что Дора осталась такой, какая есть, не легла по скальпель пластического хирурга – хотя с деньгами отца могла себе это позволить – вызывает уважение. Девочка осознает, что нельзя жить в обмане, он все равно рано или поздно откроется.

И довольно умненькая, в бизнесе разбирается, отцу толково помогает – выяснили во время застольной беседы.

В общем, вполне нормальный вариант для женитьбы, семья будет крепкой, тыл – надежным. Некрасивая умничка станет боготворить красивого и успешного мужа. И к возможным шалостям мужа такая жена будет относиться спокойно. Совсем без шалостей? Нет, с милой, но скучной женой это не вариант.

Димитрис встал и направился к сидящим на диване дамам. Атанасия с улыбкой повернулась к сыну.

– Ты знал, что вы с Дорой в одной школе учились?

– Правда? Не помню, не встречал вроде.

– Ну откуда вам помнить, – смешная девчонка не смела взглянуть на Димитриса прямо. – Вы ведь были звездой школы, в вас первые красавицы были влюблены, вы только с ними и общались. А я уж точно ни к первым, ни к каким красавицам не относилась никогда, да и младше вас на пять лет.

– А ты? – Димитрис присел перед девушкой на корточки, пытаясь поймать ее взгляд.

– Что я? – Взгляд Доры заполошной мышкой метался в поисках убежища, кожа лица медленно розовела.

– Ты была влюблена в меня в школе?

– Димми, не смущай нашу гостью! – нарочито возмутилась Атанасия, с улыбкой наблюдая за парой. – Кто же подобные вещи спрашивает вот так, в лоб?

– Я… – розовый цвет сменился пунцовым, глаза заблестели от навернувшихся слез смущения. – Мне надо выйти!

Дора порывисто вскочила с дивана и, наклонив голову, быстро вышла, почти выбежала из гостиной. Николас прервал разговор с Костасом, удивленно посмотрел вслед дочери:

– Что случилось?

– Димитрис случился, – Атанасия старательно пыталась казаться сердитой, но не получалось, настроение у женщины было прекрасным.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Костас.

– Наш сын разучился общаться с приличными воспитанными девушками, задает неуместные вопросы.

– Ну почему же неуместные, очень даже уместные, – Димитрис вернулся к столу, налил в бокал вина, отсалютовал Николасу. – За Дору!

И под одобрительными взглядами старшего поколения выпил бокал до дна.

«Это не свадьба года, это неожиданность года!»

«Неужели дела у Кралидисов настолько плохи?!»

«Красавец и чудовище, сказка на новый лад!»

«Шантаж? Угрозы? Болезнь? В чем причина мезальянса?»

Дора с победной ухмылкой столкнула со стола кипу газет, буквально изоравшихся заголовками, посвященными свадьбе Димитриса Кралидиса и Доры Ифанидис. Этому событию были посвящены целые развороты, пестревшие фотографиями жениха и невесты. Причем выбирались самые лучшие для Димитриса и самые отвратные – Доры, чтобы диссонанс был ярче, интрига закручивалась сильнее, желание обывателей разобраться в истинных причинах – острее.

А причина была одна, самая главная. Желание Доры Ифанидис. Все и всегда в этой жизни происходит так, как она захочет. Так было, есть и будет, любой ценой.

Десять лет назад она впервые увидела Димитриса Кралидиса, он не так давно перевелся в их школу. И практически сразу стал звездой школы: самый красивый, самый умный, самый спортивный, общительный, честный, не способный на подлость и пакость – ну как не влюбиться в такого принца!

Все девчонки и влюбились. И не только девчонки, но те, которые не девчонки, сразу поняли, что им ничего не светит – после того, как самый настойчивый две недели ходил с синяком под глазом.

А Дора не влюбилась, все эти розовые сопли-слюни для романтичных дурочек, так всегда говорил отец, и Дора соглашалась. К двенадцати годам она уже знала о теневой стороне бизнеса Николаса Ифанидиса, и была уверена, что любви нет и быть не может, все покупается и продается. Не можешь купить – забери силой, обмани, подставь, да хоть убей, но получи свое.

А свое должно быть самым лучшим, доставлять удовольствие и вызывать зависть у окружающих. Димитрис Кралидис – звезда школы? Принц из сказки для дурищ? Значит, он ее достоин. И его судьба стать мужем Доры Ифанидис.

О чем она тогда и сообщила одноклассницам – подружек, как таковых, у Доры никогда не было. А эти курицы высмеяли ее, и после еще долго хихикали и подкалывали. Дора никак не реагировала, и девчонкам быстро надело, тема была закрыта.

Как они думали.

Они просто не знали – если Дора Ифанидис приняла решение, она добьется своего любой ценой. И неважно, сколько времени это займет. И что придется для этого предпринять, и ей самой, и отцу.

Да, отец Доры был на ее стороне, действуя по принципу: не можешь изменить ситуацию – измени свое отношение к ней. Убедившись, что дочь в отношении Кралидиса-младшего настроена серьезно, и, повзрослев, продолжает твердить, что замуж выйдет только за него, Николас задумался о перспективах такого брака и понял, что каприз наследницы оказался весьма в тему. Ведь на круизных лайнерах Кралидисов можно будет перевозить контрабанду: наркотики, оружие, да и живой товар тоже.

Очень кстати оказался загул Димитриса, окажись он послушным мальчиком, заполучить столь желанную добычу вряд ли удалось бы так просто – всего лишь подбросив ему в машину наркотики. А потом подставить Костасу Кралидису дружеское плечо.

Ну а ей, Доре, изображать милую скромницу даже понравилось. Правда, в конце чуть не прокололась – все труднее становилось удерживать рвущийся наружу смех, Дора чувствовала, что краснеет, на глазах слезы даже появились – когда этот клоун перед ней на корточки присел. Пришлось выбежать, «смутившись до слез», да и в туалетной комнате ладонями зажать рот, чтобы не ржать в голос – услышат ведь.

В общем, они с отцом добились своего, грядущая свадьба Доры Ифанидис и Димитриса Кралилиса стала самым обсуждаемым событием года, на нее приглашен весь высший свет Лимасола, ну а то, что злословят в прессе и в интернете, мусолят тему брака по расчету – плевать. Важен результат – именно Дора Ифанидис заполучила одного из самых завидных женихов на брачном рынке Кипра.

Кстати, о зависти. Ей ведь нужны подружки невесты? Ну те, которые в одинаковых платьях будут рядом стоят и отчаянно завидовать.

Нужны, конечно. И есть отличные кандидатки.

Дора полистала записную книжку смартфона, нажала на искомый номер, торжествующе улыбнулась, услышав манерное:

– Аллоу.

– Афина? Привет, это Дора. Поздравляю!

– Не поняла… Что за Дора и с чем ты меня поздравляешь?

– Дора Ифанидис.

– Ой, Дорочка, рада тебя слышать! – немного раздраженный тон бывшей одноклассницы сменился фальшиво-радостным. – А с чем ты меня поздравляешь? Это же тебя надо поздравлять!

– Ты будешь моей подружкой на свадьбе. И остальным скажи, завтра едем заказывать вам платья.

Глава 9

Вот теперь действительно совсем рядом, за бортом корабля, волновалось море. Да что там волновалось – бесилось! Похоже, разыгрался шторм, волны остервенело били по кораблю, раскачивали его, надеясь перевернуть.

Напрасно надеялись, тяжело груженое торговое судно перевернуть могли разве что океанские волны, да и то не штормовые, а цунами, рожденные землетрясением. В Черном же море цунами отродясь не водилось.

Так что усилия шторма привели лишь к довольно ощутимой качке. Но для запертых в одном из контейнеров девушек и этого было достаточно. Для чего достаточно?

Смотря для кого. У кого-то просто разыгралась морская болезнь, что явно не прибавило комфорта окружающим. Кто-то рыдал. Кто-то злился и орал на тошнотиков и плакс, агрессией нейтрализуя страх. Кто-то просто спал, их все устраивало.

Алину же мучительная качка подкатила к окончательному осознанию происходящего и его принятию. Первые две стадии горя – отрицание и гнев – пройдены.

Было все: истерики, угрозы, слезы, попытки сбежать, сопротивляться до конца, кусаться, драться и царапаться, и отчаянно надеяться, что все это всего лишь сон. Кошмарный, реалистичный, но сон. И только вот этот вонючий, душный, похожий на банку со шпротами контейнер, раскачивающийся сейчас вместе с кораблем, убедил – это новая реальность.

Во всяком случае, так происходило с Алиной, насчет остальных подруг по несчастью она ничего сказать не могла. Потому что познакомилась с ними только здесь, в вонючем и тесном контейнере, когда пришла в себя после очередной отключки – подручным бандерши удобнее было периодически вкалывать проблемной девице снотворное, чтобы транспортировать дорогостоящий товар без ущерба.

А нанести ущерб наглой и непокорной девке ой как хотелось! Ей, значит, можно пинаться, царапаться, кусаться, а им в ответ врезать – ни-ни! Попробовали при первой ее попытке брыкаться, приложили слегонца, а хозяйка разоралась так, словно ей любимую машину помяли. И лечение девки заставила оплатить, а их лепила за каждый визит такие бабки дерет – мама не горюй!

Видите ли, сучка эта – уникальный товар, редко когда попадаются такие, чтобы и красотка, и умная, и скромная, и образованная, на английском шпарит, как на родном! К тому же в девках до сих пор, никем не распечатанная ходит.

Хозяйка за нее столько подняла, что даже проблемы с родаками фифы не испугали. Разрулила на первое время, а когда всерьез искать пропажу начнут, ее уже стране не будет.

– А я не верю, слышишь – не верю! – Светлана пыталась говорить спокойно, но не получалось, постоянно срывалась на крик, и на них начинали оглядываться посетители ресторана. – Алина не могла так поступить!

– Не ори, – прошипел Игорь. – Администратор охрану вызовет.

– Пусть вызывает, – запал как-то сразу иссяк, накатила усталость. – А еще лучше – полицию. Может, на этот раз у меня примут заявление. – Усмехнулась. – Впрочем, ты опять не позволишь дать ему ход, тебе же скандал не нужен, в депутаты заксобрания собрался. А на дочь тебе плевать. Хотя чему я удивляюсь, ты никогда не любил Алину.

– Не драматизируй, – поморщился Игорь. – И не придумывай, Алинку я люблю. Но поднимать шум вокруг ее побега не намерен. Да, все случилось неожиданно, но, думаю, ты сама виновата, спровоцировала дочь своим скандалом. Вот она и решила сбежать с этим… как его… Расулом вроде.

– Да не побег это, ее похитили! Нет никакого Расула и не было, Алечка в Никиту с первого курса влюблена! Никита и нашел ее телефон, когда после ссоры выбежал за ней следом! Телефон на земле валялся, как будто его отобрали и выкинули! И паспорт ее дома остался! Ну куда она без паспорта могла сбежать, куда?!

Беда. Беда с ее девочкой, Светлана чувствовала это сердцем, душой, всем своим существом, и тяжесть этой беды сдавила женщину так, что стало трудно дышать, а из глаз опять заструились слезы. Светлана не вытирала их, смотрела мимо Игоря в никуда и шептала:

– Доченька моя, ну как же так? Родная, ты только держись, мама рядом, мама с тобой, я помогу… Доченька моя…

Горе женщины было таким всеобъемлющим, что Игорь не выдержал, пересел поближе к бывшей жене, обнял ее за плечи и успокаивающе заговорил:

– Да не убивайся ты так, Алина в порядке. Ну выкинула девчонка фортель, сбежала с мужчиной, побоялась, что мы не одобрим ее выбор, не разрешим выйти замуж за гастарбайтера. И тебе, и мне на почту пришло письмо от Алины, в котором она все объясняет, и почему телефон выбросила, и что паспорт ей не особо нужен пока, заявление в ЗАГС они потом подадут, когда вернутся. А вернутся, когда мы с тобой перестанем злиться.

– Электронное письмо мог написать кто угодно, – глухо произнесла Светлана, ссутулившись под рукой бывшего мужа.

– Но Алина рассказала мне то же самое…

– Что?! – Светлана встрепенулась и повернулась к Игорю. – Рассказала? Ты разговаривал с Алечкой? Когда? Почему мне не сказал?

– Не успел просто, ты сразу истерить начала. Сегодня утром позвонила, слышно, правда, плохо было, помехи какие-то. Наверное, там, куда они сейчас с кавалером уехали, связь не очень. Подтвердила все, что было в письме. Просила прощения за то, что заставила нас волноваться. Просила передать тебе, что у нее все в порядке.

– Это точно Алечка была?

– Ну конечно, что я, голос дочери не узнаю?

– Но почему же она мне не позвонила, неужели так обиделась?

– Сказала, что ей стыдно перед тобой, пока не готова говорить. Как только решится – сразу наберет.

– Я буду ждать.

Принятие вовсе не означало смирение. Или покорность. Или безразличие.

Оно подразумевало передачу пальмы первенства разуму. Страх, злость, боль, отчаяние на грани безумия – всем спасибо, всем отдыхать. Вашей хозяйке надо подумать. Осмыслить ситуацию, проанализировать и прикинуть, что делать дальше.

Хотя нет, не совсем так. Конечная цель была ясна – вернуться домой. А к дому вели две дороги – простая, но мерзкая, и сложная, опасная, но правильная.

В первом варианте стать послушной девочкой, постараться понравиться купившему ее упырю, ублажать его и выполнять все прихоти, дожидаясь, пока упырь ослабит внимание и появится шанс сбежать и добраться до российского посольства.

Или попытаться сбежать, не дожидаясь, пока продадут. Да, шансов на успех в разы меньше, ну и пусть. Лучше пусть убьют. Главное, сейчас вести себя тихо, чтобы бандиты ничего не заподозрили, иначе…

Елки-палки, что за визг? Свинью режут, что ли?

Алина с трудом вынырнула на поверхность реальности, пытаясь понять, что происходит. Нет, не резали, и не свинью. Хотя свиноподобное существо присутствовало, но не в качестве жертвы, наоборот – весьма упитанная бабища таскала за волосы худенькую девчонку. Источником визга была девчонка, бабища – девушкой эту монументальную особь, несмотря на ее очевидно молодое лицо, называть не получалось – ожесточенно приговаривала:

– Ты щас все языком вымоешь! Сука! Тварь! Весь матрас мой испоганила! На чем я спать буду?!

– Ай, больно! – худышка перешла на ультразвук, Алина невольно поморщилась от звона в ушах – металлические стены контейнера, похоже, резонировали. – Я нечаянно! Я не переношу качку, меня тошнит! Я не успела отбежать!

– А мне по…! – сопела бабища, пытаясь за волосы подтянуть провинившуюся к испачканному рвотой матрасу. – Щас я твоей мордой вытру!

Остальные девушки не вмешивались, хотя было видно, что не все поддерживают толстуху, просто связываться с этим бегемотом не рисковали. Худышка отчаянно сопротивлялась, но разные весовые категории не оставили ей ни шанса. И когда бабища подволокла жертву к матрасу, девчонка прекратила визжать и тихо, обреченно заскулила, готовясь к худшему. Толстуху же власть над жертвой явно заводила, она раскраснелась, глаза заблестели:

– Давно бы так… – отпустила волосы худышки, толкнула ее в спину, заставив упасть перед матрасом на четвереньки. – А теперь высунь язык, щас…

Алина не выдержала, подбежала к девчонке и рывком подняла:

– Не вздумай!

Худышка испуганно замерла, переводя взгляд с Алины на свою мучительницу. А та злобно гавкнула:

– А тебе что за дело? Какого … лезешь?

– Так нельзя! – Алина с вызовом посмотрел на толстуху. – Мало нам мучителей там, снаружи? Нам вместе надо держаться, помогать и защищать, а не издеваться, пользуясь правом сильного!

– Ну так и помоги убогой, убери ее блевоту, – гадко ухмыльнулась бабища.

– Ты прекрасно знаешь, что убирать здесь нечем, нет ни воды, ни тряпок.

– Ну так языком…

– Даже не начинай! – поморщилась Алина. – Переверни матрас испачканной стороной к полу, и проблема решена.

– А ты чего такая борзая? – толстуха набычилась и угрожающе двинулась к Алине.

Худышка испуганно пискнула и шустро спряталась за спину спасительницы. Алине от вида надвигающейся горы сала стало не по себе, драться она никогда не умела. Но и не пришлось – их с худышкой заслонили остальные девушки. Одна из них, повыше и покрепче остальных, уперлась рукой в грудь толстухи, остановив ее:

– Анжела, угомонись. Новенькая права, нам надо вместе держаться, а не гнобить друг друга. – повернулась к Алине. – Кстати, как тебя зовут?

– Вероника.

Алина знала, что ее продали под именем беглянки, Вероники Скворцовой – обезопасили себя на случай поисков. И она решила остаться с этим именем, пока находится в плену. А свое вернуть, когда сбежит.

– Я Катя.

– А я Люся, – пискнула худышка. – Спасибо тебе, Вероникочка.

Глава 10

Триумф.

Именно так, и не иначе.

Триумф Доры Ифанидис, добившейся своей, некоторым дурам казавшейся нереальной, цели. Сегодня она станет Дорой Кралидис, и эта фамилия идеально подходит ей, прирожденной королеве. Правда, дословный перевод этой фамилии означает «сын короля», но это уже неважно. Она – королева!

И выглядит соответствующе.

Дора победно улыбнулась, рассматривая свое отражение в зеркале. Отражение ответило такой же улыбкой, имело на это право – стилисты и модельеры постарались на славу. Платье было роскошным, сидело идеально, подчеркивая хрупкость невесты. Ржавые волосы убраны в гладкую прическу, сверкает бриллиантами диадема, фата похожа на крылья, макияж великолепен, впервые в жизни Дора выглядит если не красоткой, то вполне симпатичной девушкой. Визажист полтора часа колдовал над ее лицом, но результат того стоил, на свадебных фото будут вовсе не красавец и чудовище, а вполне гармоничная пара.

Похоже, зря она все время красилась сама, стоило признать, что делать этого не умеет. Ну и ладно, Димитриса устраивает ее внешность без макияжа, и она напрягаться не станет.

В дверь постучали, раздался голос отца:

– Дора, к тебе можно?

– Заходи!

Дора развернулась к двери, ожидая реакции отца – она еще не видел законченного образа дочери.

Реакция была правильной – радостное удивление, затем – восхищение. А в уголках глаз блеснули… слезы?! Жёсткий, циничный, известный своей бессердечностью Николас «Кайман» Ифанидис растроган?

Отец протянул руки:

– Иди ко мне, доченька! Какая же ты у меня красавица!

Дора подбежала к отцу, прижалась к его груди, замерев, как в детстве, в теплых и надежных объятиях. Прошептала:

– Спасибо, папа!

– За что?

– За помощь. Без тебя это свадьбы не было бы.

– Ну, ты и сама постаралась на славу, – улыбнулся Николас. Посмотрел на часы, нахмурился. – Ого, церемония уже через час, а мне еще надо с Алексом пересечься, деньги передать. Судно с товаром сегодня ночью придет, он встречать будет.

– А разве Агеластос на свадьбу не приглашен? Он же твоя правая рука.

– Моя правая рука при мне, – усмехнулся Николас, повертев для наглядности рукой. – А что касается Алекса – я приглашал его, но он отказался. Да ты ж его знаешь, он не любитель светских тусовок.

– Ну и ладно, – фыркнула Дора. – Так даже лучше, не будет гостей пугать своей уродливой физиономией. Ты же успеешь вернуться? Меня к алтарю отец вести должен, не забыл?

– Не волнуйся, успею. Там твои подружки уже собрались, Афина спрашивала – им сюда подняться или в гостиной тебя ждать?