Тесные объятья смерти бесплатное чтение

Пролог

Усадьбой Воронцова-Дашкова в селе Быково этим сказочным утром завладел густой белый туман, неотвратимый, таинственный и зловещий, он будто хотел скрыть что-то нехорошее, творимое за его маской-пеленой, от посторонних глаз. Однако любой человек, проникнув под этот молочный покров, увидел бы лишь двоих человек, один из которых стоял на крыльце некогда роскошного, а ныне потихоньку приходящего в упадок дворца из красного кирпича, а второй, лениво зевая, открывал ему дверь. Но, может, дело в том, что обычными человеческими глазами дано увидеть далеко не все? Что, если незримое зло живет в этих старинных стенах?..

– Зовут меня Павел Петрович, – хмуро представился рослый мужик неопределенного возраста. Трехдневная жесткая щетина, отросшие волосы топорщатся на макушке, мешки под глазами и красные прожилки на щеках и носу. Ясно, этот тоже пьянь. У Сашки батя бухает, и алкоголиков, даже бывших, он определяет за версту. Слава богу, от новоприбывшего не разило перегаром, он хотя бы постарался несколько дней не пить перед первой сменой. Но надолго ли его хватит? – Можно просто Павел. Меня старший послал к тебе, Семеныч. Сказал, ты все расскажешь.

– Да, меня зовут Александр. – Сашка посторонился, пропуская мужика внутрь. – Семен Семенович занят сегодня, велел мне инструктаж провести. Но я сам тут пару недель только!

Сашка хмыкнул, чтобы разрядить обстановку, уж больно суров и печален этот верзила, а сам верзила внимательно изучал его заплывшими глазами. Молодой и задорный, лет двадцати – двадцати пяти. Видали мы таких, подумал Павел. Вот узнаешь, что такое жизнь, и по-другому запоешь.

– Шурик, значитца… Ну, будем знакомы. – И неожиданно улыбнулся, обнажив неполный ряд желто-серых зубов.

Сашке такое обращение не понравилось, но он не хотел портить отношения с новым коллегой-сторожем, посему промолчал. Если этот задержится, то он как-нибудь намекнет, что «Шурик» ему не мил. Как и «Саня», и прочие простолюдинские производные от его имени. Не хочешь звать Александром, зови Сашей, что такого? Саша – официальное сокращение, которым ты никого не заденешь.

Он решил вначале проводить новенького в буфет, показать стол, холодильник, чайник и микроволновку.

– Здесь мы обедаем и пьем чай. Тут раньше, в Советское время, был санаторий для туберкулезников, знаете? – Павел Петрович неопределенно пожал плечами: то ли толком не знал, но что-то такое слышал, то ли ему было все равно. – Вот, – Сашка почти не сбился, – в этом просторном помещении была столовая. А там дальше кухня, – показал он рукой. – Но сейчас в ней пусто, просто голые стены. А здесь столы остались с тех пор и стулья, – показал он на мебель. – Не все, конечно, но нам двоим точно хватит, – сызнова хмыкнул Александр и заметил какое-то мимолетное движение мышц лица своего визави. Саша не был силен в невербальном общении, но каким-то внутренним чутьем понял, что сия мимика означала неприязнь, просто верзила тут же попытался это скрыть.

Затем Саша вывел нового сотрудника в коридор и повел к лестнице. На куполообразном потолке оставалась прекрасно сохранившаяся лепнина, под ногами мозаичная плитка с оригинальным рисунком – все с дореволюционных времен, но нового работника это нисколько не интересовало. Он почти не водил по сторонам глазами, весь его индифферентный вид говорил: лишь бы платили, а там – хоть на сеновале спать положите, по фигу.

Александру его прабабка, прожившая долгую жизнь, невзирая на все тяготы судьбы, частенько рассказывала, что они родом из дворян, поэтому с детства Саша любил усадьбы и дворцы, мог часами рассматривать в интернете интерьеры в стиле барокко и классицизм, а попав впервые в «Эрмитаж», подолгу не выходил, медленно бродя по залам, жадным взором окидывая будуары, позолоченные колонны и барельефы, малахитовые вазоны и трон Петра Первого. И здесь он себя чувствовал почти как в музее. Однако, будучи весьма сообразительным парнем, он знал, что культура и искусство важны далеко не для всех.

– Телевизора здесь нет, – на всякий случай сообщил новенькому, и тот очень громко и протяжно вздохнул. Понятно! С ним о псевдоготической церкви в двух шагах от дворца не имеет смысла разговаривать. А Саша почти каждое утро тренировался – бегал вверх-вниз по светло-серым каменным ступеням, окружающим вход с двух сторон и создающим подобие арки. По двадцать пять ступенек с каждого бока. Потренировавшись, он всегда отходил подальше и созерцал высоченный храм, ныне бездействующий ввиду реставрации, архитектором которого, насколько знал Александр, являлся гениальный Баженов. Последний владелец усадьбы граф Николай Ильин построил здесь колокольню (сейчас затянутую сеткой) и много лет был старостой в храме (тогда он имел название Христорождественская церковь), а его жена Екатерина Андреевна основала здесь школу для сельских детишек, единственную на всю округу, снабжала ее учебниками и дровами на зиму, чтобы дети не мерзли. Понятно, что местные буквально молились на эту парочку, особенно на Екатерину. Только вот кончила она плохо: большевики никого не жалели.

– Пойдемте, покажу, где мы тут спим.

Саша провел мужика по парадной лестнице с белыми квадратными колоннами и фигурными балясинами, отлично сочетающимися с нежно-розовыми стенами, на второй этаж, оттуда в конец коридора – в бывшую палату больных туберкулезом, а еще раньше – спальню Лариона, сына графа Воронцова.

– Кровати тоже остались от санатория, – показал Александр на две железные койки с пружинной сеткой, поверх которых лежали тонкие грязно-серые матрасы в красную полоску, по всей видимости, тоже оставшиеся с советских времен. – Подушки и белье убираем в шкаф, – подвел он теперь Павла Петровича к облезлому шифоньеру с криво висящей дверцей.

– Починить бы надо, – с легким озорством, как показалось Саше, сказал мужик.

– Кто ж будет?.. – хмыкнул он, готовясь обороняться. Вот сейчас этот мужлан скажет, что ж вы, мол, тут жили столько времени и не починили, и заставит его звонить начальнику, однако верзила его удивил.

– Инструменты неси, Шурик. Щас все сделаю!

Инструменты нашлись в кладовой. Павел Петрович, правда, долго провозился, и столько мата за один короткий час Сашка еще никогда не слышал. Он был из, как это принято называть, «интеллигентной семьи», несмотря на то, что батя любил выпить. Но тот был мирным алкоголиком, напившись, сразу шел спать и никогда не позволял себе ни единого бранного слова. Однако Саша понимал, что в сторожа редко идут люди с высшим образованием и тяготеющие к искусству и правильной речи, поэтому заранее смирился с любым напарником, которого ему выдаст судьба. А этот, кажется, получше предыдущего будет… Хоть и грубый, и пьющий, и серьезный больно, зато хозяйственный. Вон у них в первую смену Сашкину чайник электрический сломался. Напарник ничего не мог с ним сделать. И Сашка тоже. Но пока дозвонились начальнику, пока он новый привез… Прохладно тут, отопление уже выключили, а влажность здесь высокая из-за прудов и реки. Да и усадьба стоит на холме, обдумываемая всеми ветрами. Они спасались горячим чаем, короче. А по вине непредвиденной поломки та смена выдалась некомфортная. И вот, пока Павел Петрович проверял работоспособность починенной им мебели, Сашка всерьез раздумывал, сумел бы его новый напарник воскресить электрический чайник, случись повторно такая оказия.

– Ну, что тут у вас еще? Показывай.

Это был непонятный вопрос. Вообще весь этот Петрович был непонятым для Сашки. Имелось в виду, что тут из нерабочего и жаждущего починки еще есть или что еще входит в должностные обязанности?

Александр не стал переспрашивать. Просто сам для себя решил, что, скорее всего, второе, и продолжил говорить о работе:

– Каждые три часа мы делаем обход. Здесь много неадекватной молодежи в селе. Заняться им нечем. Бегают сюда и окна бьют.

– Когда? – отрывисто спросил Павел.

«Когда бегают или когда обход?» – реально хотел переспросить Сашка. Странная манера общаться нового напарника начинала понемногу на него давить.

– Обход всегда делаем перед тем, как смену сдать. И потом каждые три часа уже новая смена ходит, и так до ночи. Но знаете, как это бывает… Иногда пропускаем. Если книга интересная попадется. – У Павла глаза на лоб полезли. По всей видимости, он так и хотел переспросить: «Книга?!» – Ну, или за картишками не замечаешь, как время идет…

– В козла умеешь? – тут же осведомился Петрович, подбоченившись. Словно это была какая-то проверка. Сашка робко кивнул. – Сработаемся! – теперь уже хмыкнул новоприбывший и довольно заулыбался.

На улице становилось все холоднее, ветер набирал обороты, словно соревнуясь с Ахиллесом в скорости, однако туман понемногу начал отступать. Когда Павел Петрович только приехал в усадьбу из ближайшего подмосковного городка, где жил с матерью и племянницей, он с трудом различал дорогу впереди. Хорошо, что храм этот готический, или как он там называется, довольно высок, и только по этим башенкам с крестами Павел и сумел ориентироваться, куда ему идти. Возле него как раз были ворота, и на территории усадьбы Петрович уже шел, как на свет маяка во тьме, на другую башню, которая впоследствии оказалась частью дворца.

Сейчас, три часа спустя, они делали обход, и видимость была значительно лучше. Молочно-белая дымка словно поняла, что с ветром тягаться не стоит, и стала быстренько отступать, пока грозный Зефир не намял ей бока.

– А здесь были конюшни, – вдохновенно рассказывал паренек, натягивая пониже на светло-русую челку свою черную кепку. Много ли от нее тепла, задумался Павел, но спрашивать не стал. Зачем лезть не в свое дело? Сам он поначалу пытался прятать голову под капюшоном, но ветер его тут же сдувал. И Павел сдался так же быстро, как туман. Ветер, сам того не зная, победил сегодня во всех боях. – А вон там, – продолжал парень, показывая пальцем на деревянные двухэтажные домики вдалеке, – корпуса, выстроенные уже для санатория. Сейчас пустуют, на дверях амбарные замки. Но молодежь тут уже разрисовала пару стен… – Шурик вздохнул. – В общем, до них обязательно нужно доходить, чтобы распугать хулиганов. Видите, там заросли настоящие. Подростки в них иногда прячутся.

Еще две недели назад все ветки были голые. Однако в какой-то момент резко потеплело, полили дожди, и природа преобразилась. Теперь все эти дикие кустарники, окружающие усадьбу, практически не просматривались, и в них действительно мог находиться кто угодно.

Они медленно дошли до нужных зданий. Шурик показал куда-то в сторону.

– А здесь были оранжереи. До революции то есть. Тут растили ананасы, черешню и спаржу, представляете?

– А я рощу кактус на подоконнике, – невпопад ответил Павел Петрович, будто издеваясь.

Сашка моргнул пару раз, словно не веря такому комментарию. Затем спросил:

– И как? Растет?

Почесав щетину на подбородке, Павел лениво ответил:

– Медленно.

Но Сашку мало что способно смутить. С невозмутимым видом он повернулся на девяносто градусов и опять ткнул куда-то пальцем:

– Вон там был музыкальный салон при графе Воронцове.

Павел же вынужденно вернулся глазами к деревянным корпусам, возле которых они стояли. Что-то выбивалось из колеи, что-то было неправильно… Или ему это только кажется?

Он водил растерянным взглядом по окнам, и тут…

– Кто это? – спросил он Сашку.

В окне второго этажа вырисовывался смутный силуэт женщины в черном.

– Где? – не понял напарник.

– Да вон же! Какой-то человек!

Павел посмотрел на Шурика так строго, как мог, потому что если это месть за кактус, то довольно глупая. Надо понимать, когда можно подтрунивать, а когда уже нет. Все-таки, невзирая на все свои недостатки, к работе Павел относился довольно серьезно. Тем более к этой. Он недавно начал новую жизнь и сразу же схватился за предлагаемое место, наплевав на неудобный график (сутки через сутки) и удаленность от города. Впрочем, второе было даже преимуществом: подальше от города – означало подальше от бывших дружков, с которыми он с некоторых пор не желал иметь ничего общего.

Однако вместо ожидаемой ухмылки он наткнулся на искреннее непонимание. Тогда Павел вновь обернулся к зданию. В окне уже никого не было. Черт… Понадеявшись, что его не примут за сумасшедшего, а тем паче за алкоголика в очередном делириуме, он предположил:

– Наверно, мне показалось. Возвращаемся? Или еще есть объекты, которые мы должны проверить?

– В любом случае нужно осмотреть все замки и окна. Вдруг кто-то реально влез?

Павел одобряюще кивнул. Он был рад, что у мальца ответственный подход к должностным обязанностям, тем не менее он поймал себя на том, что просто не может сделать ни шагу вперед. Ощупав карманы, он нашел сигареты с зажигалкой, и, пока младший ходил проверять, не сбиты ли амбарные замки и целы ли стекла на окнах, он стоял и курил, делая вид, что только поэтому не ходит с ним. Не все любят курить на ходу. К сожалению, пачка была почти пустой. Он долгое время не работал, и сигареты ему покупала мать. Но, отдавая ему в прошлый раз целый блок, она поклялась, что это в последний раз. А в блоке, как он помнил, осталась только одна пачка. Дотянет ли он до зарплаты?

– Шурик, ты куришь? – спросил паренька, когда тот проверил все здания и вернулся к нему с положительной новостью: все цело.

Малец сморщился и покачал головой. Видать, негативно относится к курению, сделал вывод Павел. Иначе чего ему кривляться?

– А в здании нельзя курить? – догадался Петрович.

– Можно у открытого окна. Кирюха из другой смены курит. У нас даже на подоконнике пепельница стоит, вы, наверно, не заметили.

«Лучше бы я с ним в смену попал, – горестно вздыхая, подумал Павел по дороге обратно к главному зданию. – Было бы у кого стрелять!»

Может быть, можно как-то поменяться?

Но Павел знал, что его брали на место напарника Александра, внезапно сбежавшего почти без объяснений прямо посреди ночи. Начальник охраны был шапочным знакомым его бывшего начальника на заводе, где Павел трудился охранником. Когда он понял, что ему срочно нужно менять свою жизнь, полностью перекраивать, как сшитый на другого человека костюм и ему абсолютно не подходящий, он обзвонил всех своих знакомых (нормальных, непьющих) с мольбой о помощи. Он тонул и тащил свою семью на дно. У него осталось только два человека на этой земле, и он портил им жизнь. Было уже не до гордости и не до лени. И вот ночью раздался долгожданный звонок. Ему велели приходить сюда к десяти утра, когда начинается смена. Правда, он долго ждал подходящего автобуса и в итоге приехал в начале одиннадцатого. Прошлая смена, видимо, уже отправилась домой.

– А отчего ушел твой прежний напарник? – спросил он Шурика.

Тот отвечал неохотно.

– Да вот… Такой… произошло. – Сильный порыв ветра проглотил часть реплики его собеседника.

– Чего? – пришлось ему переспрашивать.

– Зайдем…

Так как они подходили уже к дворцу, Александр решил закончить историю внутри, без посторонних шумов.

Включая новенький электрический чайник, он нехотя продолжил:

– Филипп Матвеевич часто кричал по ночам. Будил меня… – Саша вздохнул, будто собирался произнести нехорошее слово, но сдержался. – Выслеживал все какую-то Черную Женщину…

– Что? – Павел дернул рукой и перевернул кружку. Хорошо, что она пока была пуста.

Ему вспомнился тонкий, гибкий силуэт в окне второго этажа за закрытыми на амбарный замок дверями.

– М-да, он ее так называл.

По спине Павла пробежал неприятный холодок.

– А где он ее видел?

– Да везде. Чаще во дворце. Говорил, что стоит тень в проходе. Я говорю, ночь, темно, вам померещилось. А он: «Дежурный свет в коридоре горит! Я ее прекрасно вижу!» Как-то раз я встал – не поленился – и подошел, моя-то кровать возле окна, и мне не видно, кто там в проходе. И что вы думаете?

– Что? – затаив дыхание, спросил Павел.

– А ничего! Не было там никого!

– Ясно. А около деревянных зданий не видел он ее?

Павел попытался выдать вопрос за праздное любопытство, но по лицу Шурика стало понятно, что ему не удалось. Слишком много конкретики. Жаль, что Павел звезд с неба не хватает, простоват он и немного тугодум. Во всяком случае, так ему говорили в школе добрые учителя. Став взрослым, он, конечно, от людей такое не слышал в лицо, но знал, что некоторые умники говорили так о нем за глаза. Павел был уверен, что от многого ума толку мало, одни неприятности, и в разговорах со всеми этими выпендрежниками он всегда ссылался на заголовок самого известного произведения Грибоедова, а вот сейчас, во второй половине жизни, впервые пожалел о своем недостатке. Другой бы человек смог вытащить информацию из безобидного паренька таким образом, чтобы тот ничего не понял. И только Павел, дурень, додумался спрашивать в лоб.

– Не помню точно. А что? Вы что-то видели? – В глазах Шурика появился испуг.

– Да не знаю я, что видел! – нервно отозвался Павел. – Я ж говорю, показалось, что кто-то там в окне был… – Но это же правда! И выдумывать не пришлось. Просто он не стал уточнять, что видел там какую-то черную женщину. Вопрос – та ли эта самая, что мучила его предшественника?

– А, ну это… просто показалось, наверно, – неуверенным тоном прокомментировал Александр и вернулся к рассказу. – Так вот, в последний раз ночью он так орал, что я уж подумывал вызвать неотложку. Брыкался, бил по одеялу, по стене, будто… – Саша на миг замолчал, словно взвешивая рвущиеся наружу слова: достойны ли они быть произнесенными? Как они будут восприняты? – Будто дрался с кем-то, – решился-таки он сказать. – С кем-то невидимым.

– Ты сам наблюдал это? – с придыханием спросил Павел. Почему-то все то, что говорил напарник, он чувствовал на себе, хотя никогда раньше таким впечатлительным не был. Словно не незнакомый ему Филипп Матвеевич боролся с монстром-невидимкой, а он сам.

– Я видел только то, что он бил сам себя! Зрелище то еще, скажу я вам! Я реально хотел его связать, чтобы он не мог причинить себе вред, и так и держать до приезда врачей. Но не успел. Он выбежал на улицу – прямо в чем был. И больше его не видели.

– Что?..

– Во всяком случае мне никто не говорил, что его нашли, если нашли. Начсмены не больно-то словоохотливый человек.

– Знаю, – кивнул Павел. Но тем ему Семеныч и нравился.

– Вам сахару класть?

Быстрая смена темы разговора немного деморализовала его. Павел так глубоко окунулся в повествование о сверхъестественных силах (или всего лишь сумасшествии своего предшественника), что чуть было не спросил: «Куда?» Но он тут же перевел взгляд на кружку, в которую бойкий Саша уже налил кипятка и положил чайный пакетик, и машинально ответил:

– Два куска.

Один за другим кусочки рафинада упали в темную жидкость, за ними последовала чайная ложка с красивым узором. Павел думал, что Сашка за него еще и размешивать будет, но нет: доброта нового знакомого так далеко не распространялась, он просто подвинул ему кружку. Размешивая сахар, Павел посмотрел в окно столовой. Оно выходило на маленький заросший трясиной пруд, посреди которого еще в какие-то стародавние времена (Павел был уверен: если спросить Сашку, он четко назовет год постройки) была водружена белокаменная беседка.

На светлом фоне явственно промелькнула худая черная фигура.

Остаток дня прошел относительно спокойно. Колоды игральных карт нигде не наблюдалось, но Филипп Матвеевич оставил под кроватью стопку журналов и газет с кроссвордами, и Павлу было чем заняться. Саша читал книги. Они сделали последний обход около десяти вечера, вооружившись фонариками, так как уже стемнело, и стали готовиться ко сну. На улице Павел старался не водить глазами по сторонам, молча шел за Шуриком и слушал его болтовню, глядя исключительно себе под ноги. Он поймал себя на том, что боится. Здоровый сорокапятилетний мужик элементарно боялся увидеть какую-то нечисть. Ему было совестно за свои мысли, но он ничего не мог с собой поделать. Градус стыда повышал тот факт, что этот малец, похоже, ничего странного здесь не видит, а он – да.

И вот они вернулись в здание. Стены и дверь с могучим засовом создавали иллюзию безопасности. Невзирая на рассказы о Филиппе Матвеевиче, в доме Павел Петрович пока ничего странного не замечал.

Они постелили белье и улеглись. В коридоре горел приглушенный свет стареньких люминесцентных ламп. У Шурика на подоконнике стояла допотопная лампа с черной гибкой ножкой, светло-коричневыми металлическими подставкой и абажуром, и в ее неярком свете он умудрялся читать бумажную книжку с мелкими буковками (да, Павел проявил любопытство и заглянул ему через плечо).

– Глаза не сломаешь? – почти с отеческой заботой поинтересовался он.

– Не-а.

– Эх, молодежь…

– Не мешает?

Павел привык спать со светом, поэтому заверил пацана, что ему фиолетово. Однако Шурик вскоре отложил книгу и лампу выключил, видать, не поверил, решил, что Павел говорит это из любезности и альтруизма.

Комната была огромна, между кроватями – метров пять, а то и больше. При этом Сашкина – возле окна, как было упомянуто раньше, а вторая, та, что теперь безраздельно принадлежит Павлу, напротив дверей. Изголовье прижато к стене, и вышло так, что он спит ногами к выходу.

«Как покойник какой-то», – подумалось ему.

Несмотря на неприятные мысли, пугающие истории, которыми потчевал его напарник, и собственное разыгравшееся не на шутку воображение, на чей счет он теперь списывал все эти черные силуэты, видимые им на улице, Павел довольно быстро начал засыпать. Уходящим сознанием он успел схватиться за мысль, что нужно прикрыть дверь в помещение, потому что со своего места видел длинный коридор, в котором, как в каком-то дурном фильме ужасов, помигивала одна из лампочек. Она раздражала глаза, но вставать было лень – какая-то загадочная нега царствовала в его организме, расслабляя все его члены и не позволяя шевелиться. В итоге он так и заснул с открытой дверью.

Размеренные шаги врывались в его сон, как назойливый комар, твердо решивший употребить его крови. В какой-то момент Павел четко осознал, что это происходит не во сне и уже не мог отмахиваться от этих звуков. Нужно установить их природу.

Он открыл глаза. Проклятая мигающая лампочка – первое, что он увидел. «Нужно починить», – подумал он и хотел было встать, но затем перевел уставшие глаза на соседнюю койку. Пуста. Напарник где-то гуляет.

«Понятно», – подумал Павел, поворачиваясь на бок. У коллеги бессонница.

Он попытался повторно уснуть, но не смог. То ли мешал дежурный свет, то ли что-то другое – Павел не мог понять. А сосед все не возвращался. Может, в этом причина тревожности, мешающей спокойно видеть сны? Петрович поворочался в постели еще немного и решил встать. Вдруг напарнику плохо? Вдруг кто-то влез на охраняемую территорию, и Сашка, не желая его будить, пошел разбираться в одиночку? Непорядок!

Павел нехотя обулся, встал с пружинящей кровати и отправился на поиски второго сторожа. Лампа громко щелкнула прямо над ним, словно только и ждала, когда он пройдет мимо, и Павел едва не подпрыгнул. Не от испуга, конечно, он не считал себя пугливым (черный силуэт не в счет), а от неожиданности. Посмотрев на потолок, он ожидал увидеть черную ячейку, но нет – лампа горела. К чему относился сей щелчок, было совершенно неясно. Похоже, все предметы, находящиеся в этом доме, сговорились его попугать. Дворец словно отвергал его.

«Шурик ведь из дворян, а ты нет», – будто кто-то шепнул ему внутри его головы. Ну да, обстановка располагала к мысленным экскурсиям в прошлое, только вот аристократии в стране не существует уже век, а здание долгое время функционировало как санаторий, если верить Сашке (сам Павел и не думал интересоваться историей места, куда его привела судьба), поэтому странно с точки зрения дома охотиться за простолюдинами. Этак его защищать некому будет.

– Я тебя защищаю, – на всякий случай сказал в пространство Павел, сворачивая к лестнице, и подивился сам себе.

На первом этаже он сразу ощутил сквозняк, будто кто-то открыл все окна с какой-то неясной целью. Проветрить? Но зачем? В доме ничем не пахло, а ночевали они на втором этаже, и для притока свежего воздуха логичнее было бы именно там открыть форточку.

Он быстро достиг холла и увидел, что входные двери распахнуты.

– Шурик! – позвал Павел, но никто ему не ответил. Ясно, вышел на ночную прогулку. Не спится человеку. Восхищается архитектурой или медитирует на том самом месте, где когда-то, в стародавние времена, стояло какое-то особенное здание. С него станется.

И все-таки какой-то червь сомнения грыз его. Вдруг первая догадка окажется верна? По территории кто-то бродит, а Сашка увидел его в окно. Иначе зачем оставлять дверь открытой? Только если он в спешке за кем-то погнался.

Павел вышел на крыльцо. Посмотрел по сторонам. Никого. Похлопал себя по карманам, но вспомнил, что сигареты остались в куртке. А он сейчас в трениках и тельняшке. Надо возвращаться.

– Шурик! – крикнул еще раз Павел и начал пристально вглядываться в окружающую темноту. Возле здания находился один-единственный фонарь, все остальное пространство поглотила коварная мгла. Что она скрывает?

Павел хотел уже спуститься с крыльца и обойти здание, но подумал, что неплохо бы вернуться за курткой и фонариком. Зайдя в дом, он услышал какие-то звуки из столовой, похожие на звон посуды.

– Кто здесь? – строго спросил он из коридора. В ответ – тишина.

«Может, мыши?» – подумал Павел. Ведь если бы это был Шурик, он бы отозвался. Зачем играть в молчанку?

Медленно ступая, Павел направился в столовую. С собой не было никакого оружия, даже дубинки. Но, будучи крепким мужчиной, он надеялся на свою физическую силу.

Осторожно заглядывая в проем двери, он заметил своего напарника, который просто стоял возле окна, разглядывая потонувшие в ночном сумраке очертания восточной части усадьбы. Окна столовой, как уже говорилось, выходили на пруд с беседкой, и Павел с трудом поборол в себе желание спросить, не видит ли он там черную женщину. Иначе чего он так пялится в одну точку?

– Чего молчишь? Я звал тебя! – с недовольством изрек Павел, чувствуя, что беспокойство его понемногу отпускает. Александр ему не ответил. По всей видимости, пребывал в своем внутреннем мире, в своих несбыточных мечтах, где он – какой-нибудь князь или граф, рассматривающий свои владения. – Дверь открыта в дом! Запирать надо, когда возвращаешься с прогулок своих! – высказав ему эти претензии, Павел вернулся в холл и запер дверь.

«Чудик», – думал он, поднимаясь по лестнице.

Вскоре он снова лежал на кровати, тщетно пытаясь уснуть. Уже и Сашка вернулся в комнату, молча лег, будто так и надо, ничего не сказал, не извинился. «Ох уж эта молодежь!» – подумал ворчливо Павел, поворачиваясь на спину. В какой-то момент он открыл глаза, и прямо перед ним оказался слабоосвещенный коридор.

«Лампа все-таки перегорела», – подумал он, замыленным взором замечая какую-то темную проплешину в середине. Однако эта темнота начала вдруг собираться в кучку, густеть, как давешний туман, приобретая вполне очевидные формы. Павел быстро-быстро заморгал. Не может быть! Ему мерещится! Прошлой ночью он тоже плохо спал, вот от недосыпа и поймал галлюцинации.

Тем временем черный туман мистическим образом трансформировался в женский силуэт и двинулся в его сторону.

Павел, видя ее приближение, открывал и закрывал рот, как щука, выловленная матерым рыбаком и брошенная на берег. Он задыхался. Он не мог кричать и даже шевелиться. Он пытался позвать соседа на помощь, но все тщетно. Ужас завладел всем его естеством. Он не мог поверить своим собственным глазам. Что это такое? Призрак? Они реально существуют?! Что ей нужно? Что она с ним сделает, когда приблизится?

Черная Женщина уже переступила порог комнаты и медленно плыла к его кровати. Он не мог ничего с этим сделать. Пытался вспомнить молитвы, которым учила его в детстве верующая бабушка, – бесполезно. Кроме «Отче наш…», его мозг, парализованный ужасом, не мог ничего родить. Бабуля умерла слишком рано, а молитвы нужно часто повторять, чтобы не забывались. Они растаяли следом за ней – такой маленькой, заботливой и всепрощающей. Потому что некому больше было читать ему на ночь молитвослов. Окунувшись во взрослую жизнь, он и подумать не мог, что ему это когда-нибудь пригодится.

«Крестик!» – вспомнил Павел. Он всю жизнь носил нательный серебряный крестик, подаренный бабушкой. Мысль о том, что нужно до него дотянуться во что бы то ни стало, придала ему сил для борьбы. Сонный паралич начал понемногу проходить, и левая рука под одеялом шевельнулась в сторону груди.

– Шу… Шу… – пытался позвать он напарника, исторгая лишь прерывистый шепот.

Черная Женщина уже достигла его кровати. Она нависала над ним, как неприступный утес, пользуясь его беспомощной обездвиженностью.

Левая ладонь наконец-то нащупала острие серебряного изделия, и в этот момент он вспомнил другое сильное заклинание:

– Чур меня!

Привидение растаяло как дым, а Павел, вместо того чтобы наконец полноценно заорать, мгновенно отключился.

Глава 1

Квартира содрогалась от настойчивых звонков. Дребезжащая трель соловья ввинчивалась в мозг безжалостным шуруповертом, вызывая острую головную боль. Когда-то давно, минимум год назад, этот самый соловей звучал гораздо приятнее. Но тихо. Бабушка жаловалась, что не слышит звонка, и наконец мой крестный, он же дядя Паша, он же бабушкин сын, он же перерожденный Кулибин, решил его починить. Может, руки у него растут из какого-то невероятного места, а может, алкоголь влияет не только на клетки мозга, но и на моторику рук, в общем, прекрасное пение птицы бесповоротно трансформировалось в какую-то жуткую, клокочущую какофонию.

– А когда-то был рукастый, – вздыхая, посетовала бабуля, услышав новую «музыку».

– Зато теперь звонок не прозеваешь! – логично парировал он. И ведь не поспоришь!

Бабуля и не стала. Поразительной доброты человек. Однако вот уже год каждого нового гостя хочется прибить, еще даже не зная, кто он. Слава богу, что наша семья, состоящая всего лишь из трех человек, живет очень обособленно. Бабушкины подруги уже все умерли. Не потому что она такая старая, а просто так совпало. Лучшей подруге было на десять лет больше, а остальные умерли кто от болезни, а кто от несчастного случая. Мама моя тоже умерла, вот уже десять лет как. С отцом я не вижусь, и он вроде бы про меня забыл, повторно женившись на женщине с детьми. Сама я необщительный человек; как говорили одноклассники и однокурсники, «со странностями» (школу пришлось окончить, а вот из вуза я быстренько забрала документы курсе этак на втором или в начале третьего, точно не помню, лишь бы все это больше не слушать). А дядя Паша был общительным, что в итоге его и сгубило. Пристрастился к пьянке, долго мы с бабушкой за него боролись, в итоге только четвертое кодирование помогло. Но он теперь всегда просит говорить, что его нет дома, а во дворе, когда бывшие приятели-собутыльники зычно зовут с лавочек «Пашка!», делает вид, что не слышит, а если они поднимаются и бегут за ним – что не узнает. Нечего и говорить, за все эти месяцы мерзкое дребезжание в нашей небольшой двухкомнатной квартире вызывали только его бывшие дружки. Хотя нет, вру, в прошлом месяце приходили счетчик проверять.

Бабуля спала после укола, открывать пришлось мне.

На пороге стоял дядя Паша. С удивлением смотрел на меня. Ну а я – на него. Весь взлохмаченный, вспотевший, помятый и грязный. Как будто не с работы пришел, а… Только не это!

– Опять за старое, – раздосадованно изрекла я, пропуская его в квартиру.

– Что? – не понял он, оставшись стоять на пороге. Потом до него дошло. – А, нет! Я не пил!

Я только хотела хмыкнуть, потому что всегда, когда он приползал пьяный или его приносили друзья, он первым делом заявлял, что не брал в рот ни капли, мы с бабушкой уже в какой-то момент начали ему подсказывать даже, когда он забывал произнести коронную фразочку. Ну, знаете, как бывает. Когда слезы кончаются, включается смех. Да, это обычно прям не хохот, а грустный смешок, но все лучше, чем слезы лить. Но принюхавшись, я убедилась, что крестный не врет. Как и любой человек, долго живущий с алкоголиком, я научилась довольно быстро определять, насколько трезв мой собеседник.

– А почему звонишь? У тебя же ключи есть! И почему не заходишь? И почему так странно выглядишь?

Только выслушав все мои вопросы, дядя Паша дернул головой, словно скинув дымку сна или какого-то странного морока, и взгляд его приобрел осмысленность. Он быстро переступил порог, закрыл дверь, подергал, проверяя надежность замков, разулся и, идя на кухню, громко провозгласил:

– Хватит! Я увольняюсь!

– Как увольняешься? – расстроилась я, перемещаясь за ним на кухню. – А я как раз сейчас читала объявления в местной газете и нашла вакансию прямо у вас в деревне! Ну, в той, что возле усадьбы. Или это село? Короче, – отмахнулась я, не разобравшись в топонимах, – думала позвонить по объявлению, чтобы мы рядом работали!

– Что?! Нет!

Дядины руки совершали привычные действия, открывали и закрывали холодильник, отворяли дверцы шкафчиков, перебирали разные предметы и переставляли чашки на столе, только вот сам он будто не мог понять, что он делает и что ему, вообще говоря, нужно. Из холодильника он так ничего и не взял, а в шкафчике просто поменял местами какие-то банки с коробками.

– Сядь! – показала я на стул, перенимая бразды. Поставила чайник, достала колбасную нарезку, взяла батон и сделала ему бутерброд. – Что случилось-то?

– Ты не поверишь, – после долгой паузы заявил крестный.

Это уже было странно. Мой дядя никогда за словом в карман не лез и ничего не боялся. Хотя, как только бросил пить, действительно замкнулся в себе и стал немного молчалив. К сожалению, я знала его уже таким – зависимым от алкоголя человеком. Возможно, мне придется узнавать своего родственника и христианского родителя заново, ведь вполне возможно, все его отличительные признаки не что иное, как влияние вредных привычек. Хотя, когда спрашивала об этом у бабушки, она утверждала, что «веселым балаболом» (ее цитата) он был всегда, даже когда еще в школе учился. Следовательно, он или прибухивал со школьной скамьи, просто лучше тогда это скрывал, или находится сейчас в тяжелой депрессии в связи с резким отказом от устоявшегося жизненного уклада.

Когда он нашел работу, мы обе с бабушкой порадовались, но я все-таки стала просматривать объявления в том же районе – просто чтобы за ним присмотреть. Тем более у нас проблема с деньгами, и работу мне так и так пришлось бы искать. После первой смены он пришел какой-то смурной и озадаченный. Я успела только спросить, есть ли у них на работе другие вакансии, куда я подойду. Он так поспешно вышел на работу, что мы с бабушкой толком не поняли, куда он идет. Крестный ответил, что им нужны сторожа ЧОПовцы, а больше никто, и завалился спать. Проснувшись, с тоской смотрел на мои шоколадные конфеты с коньяком. В этот момент мы с бабулей и забеспокоились, что он может сорваться.

– Нервная работа, да? – спросила тогда бабушка.

– Да нет, – отмахнулся крестный. – Просто… А, ладно, – повторно махнул он рукой и пошел ужинать (обед мой дядя благополучно проспал).

Мы с бабушкой только диву давались, обмениваясь тревожными взглядами. Но главное, что дядя Паша все-таки не только нашел работу, но и не собирался пока ее бросать после первой же смены. Уже хорошо.

Вечером выяснилось, что завтра у него снова смена. Оказывается, они работают по какому-то странному графику: сутки через сутки. Это странно, насколько я знала, по законодательству можно работать только сутки через трое. Я сама как-то была на собеседовании, где нужно сутками готовить документы в программе, так как отгрузка товара бывает и ночами, и там предложили сутки через двое. Я возмутилась, мол, отчего так часто, и мне объяснили, что сейчас сезон отпусков (это было еще в прошлом августе), и в таком режиме мы должны будем работать до октября. Я отказалась. Будучи хитрым человеком, я позвонила по номеру снова – уже в октябре. В надежде, что теперь-то, когда все отгуляли положенные отпуска, график будет приближен к законодательному. Однако меня уже не взяли, сказали, мест нет. Кто-то менее хитрый успел устроиться в сезон отпусков и в итоге остался на постоянку. И вот дядя Паша объяснил нам с бабушкой, что все дело в нехватке кадров. На такой большой объект нужно два человека. А их всего четверо, включая крестного.

– Договоритесь между собой, – предложила я позавчера, вспомнив сызнова о своей хитрости, – ходите по одному на смену. Там же место тихое, да? Подумаешь, деревня! – Как же я ошибалась в тот момент! Но не буду забегать вперед. – Зарплата та же, зато будете работать в два раза реже.

Он очень странно на меня посмотрел. Будто я его на казнь посылаю. Медленно и уверенно покачал головой и ушел в душ. Затем тут же заснул. Или сделал вид – чтобы с нами не разговаривать. Уходил он рано, так как автобусы в эту тмутаракань ходят редко, я еще спала, так что вчера его вообще не видела. И вот сегодня, после всего лишь второй смены, он заявляет, что увольняется!

– Маманька спит? – жалобно спросил он, будто нуждался в рыцаре-защитнике, а тут выяснилось, что тот потерял свои доспехи и щит.

– Да. Разбудить? – с сомнением спросила я, думая, что без нее он не хочет рассказывать свою историю. – Но она после укола.

– Нет-нет, так даже лучше… – Он вздохнул. – Не нужно ей знать.

– Что знать? – Этот странный диалог начал меня напрягать. – Да говори уже! – прикрикнула я на дядю Пашу. – Что там такое у вас происходит?

– Ты конфеты вскрывать не будешь? – вдруг спросил он, меняя тему. А может, это просто была подготовка к ней.

– Нет, не буду, и не надейся! А когда вскрою, то мы с бабулей их слопаем, пока ты будешь на смене!

– Я больше не буду на смене, – вздыхая, сообщил он, не глядя на меня и каким-то странным эхом копируя часть моей реплики. – Я это больше не выдержу. Я раньше не верил во всякие такие вещи… – Наконец он поднял на меня взор, в котором читался самый настоящий страх. Я впервые видела крестного таким.

Рука моя сама потянулась к коробке конфет с коньяком. Пока он красочно пересказывал мне события воскресенья – своего первого рабочего дня, – я, в ужасе распахнув пошире глаза, слопала почти половину, даже не заметив этого. Дядя Паша, как ни странно, не делал попыток взять конфетку из коробки, за что я его чрезмерно уважала.

– А кто все-таки дверь открыл в здание? – поинтересовалась я. – Напарник?

Дядя Паша пожал плечами.

– Вот и я не знаю кто. Шурик не признался в этом.

– Но не сама же она открылась! И потом, как он ее не заметил? Ты говоришь, что путь в столовую пролегает через холл, так? – Он кивнул. – Значит, когда он ночью встал, он должен был заметить, что входная дверь нараспашку. А если она была закрыта, то он должен был слышать, как кто-то взламывает замок. Или из столовой этого не слышно?

Подумав, крестный ответил:

– Столовая довольно близко к выходу. Но, понимаешь… Тут такое дело… В общем, это могла сверхъестественная сила сделать!

– То есть та самая женщина, которая тебе приснилась?

– Не прис… – Он опять вздохнул. – Лерка, я понимаю тебя, я бы тоже не поверил. Но я могу отличить сон от яви.

Хотелось мне напомнить, как он чертей гонял однажды в квартире и тоже уверял, что они реальны, но я сдержала свой язвительный язык. Я понимала, что крестному сейчас нелегко и не хотела его травмировать. «Кто старое помянет…», короче, ясно.

– Хорошо, но, может, они разыграли тебя? Ты говорил потом об этом с этим… Александром?

– С Шуриком-то? М-да, попытался…

И дядя продолжил рассказ.

– Павел, вставайте! – раздалось громкое прямо посреди мрачного, липкого, пугающего сна. Он бегал по заколдованному кругу и не мог выбраться. Так что Павел в итоге был благодарен Александру за то, что разбудил его. – Утренний обход, нам смену скоро сдавать! – бодренько провозгласил напарник, увидев, что сосед по «палате» открыл глаза.

Охранники быстро собрались и вышли на улицу. Когда Шурик запер за ними дверь во дворец, Павел вспомнил события ночи.

– Так зачем ты дверь-то открыл ночью?

– Что? – не понял Саня. Или сделал вид?

– Ты гулять выходил, что ли?

– Да, я утром всегда пробежку делаю.

– Я не про утро говорю. Я ночью вставал, и дверь была открыта.

– Во сколько? – заинтересованно спросил напарник, даже остановился.

– Я не знаю! – стал раздражаться Павел. – Это ты должен знать, ты же ходил по столовой, чаи распивал! Ну или что ты там делал?

Саша изменился в лице. Будто Павел бросался какими-то жуткими голословными обвинениями, как минимум в убийстве детей, хотя до этого был суд, который его оправдал.

– Это неправда, – медленно и тихо произнес он, но прозвучало это так, словно он кричит.

Павел опешил. Он уже не мог рассказать ему про странный сон (он еще обманывал себя тем утром, что произошедшее в их комнате ему привиделось в кошмаре), обстановка, мягко скажем, не располагала. Зачем напарник врет? Он ведь говорил с Шуриком в столовой, то есть тот знает, что Павел его видел там! В чем смысл этого? И кого он все-таки высматривал в окошко? Того самого, кому он дверь открывал?

Какая-то тайна кроется во всех этих ночных приключениях, но Павел пока не понимал какая. Но ему и не хотелось понимать. В ту минуту ему хотелось только одного – бежать. Домой. К маме и племяшке. Да, бежать, позорно поджав хвост, как побитая собака. Но он уже не подросток, чтобы жить «по понятиям». Он взрослый человек, и он знает, что мужчина иногда плачет, мужчина иногда боится, мужчина иногда проигрывает. И в этом ничего зазорного нет.

Они молча завершили осмотр – никаких следов вторжения. Ни вандальных надписей, ни мусора, ни поломок – ничего.

Павел впервые увидел сменщиков: курящий охранник по имени Кирилл Рохлин и плешивый охранник по имени Тимофей Теплицкий. Первый поделился сигаретами, за что Павел пожелал ему здоровья и долгих лет жизни (а для курящих ценность этих пожеланий, как известно, выше), а второй, немного шепелявя, полюбопытствовал, из какого он города, и почему-то страшно обрадовался, узнав, что они земляки. Оказалось, что Сашка и Кирюха местные, второй вообще всю жизнь провел в селе Быково. Хотя какую уж прямо жизнь? Оба молодые. Плешивый Тимофей постарше, возраста примерно как сам Павел, может, чуть моложе. Возможно, радость нового знакомого относилась еще и к этому. Наверно, он боялся, что в их возрасте негоже иметь такую работу, нужно непременно владеть каким-нибудь бизнесом и разъезжать на крутой иномарке. Тимофей даже заставил его обменяться с ним телефонами. Павел, отведя его в сторонку, аккуратно поинтересовался, не любитель ли он зеленого змия. (Я сразу представила, как он щелкнул себе по шее и произнес «этого самого» вместо моего литературного эвфемизма, сам дядя всегда использует простые слова и часто прибегает к невербальным средствам общения, а сейчас в пересказе он просто сказал «любит ли он выпить»). Лысоватый строго отрицал. (Крестный очень обрадовался, потому что общаться с теми, кто любит «это самое», ему нельзя.) Павел хотел было полюбопытствовать, не снятся ли ему кошмары в этом месте, но к ним в этот момент подошли остальные, и он не стал.

На следующую смену он снова немного опоздал, и встретил его только напарник Сашка.

– Ночью прибегали хулиганы, – просветил он его сразу с порога. – Ребята их выгнали с территории. Но сегодня, возможно, снова придут. Майские праздники, в деревне заняться нечем.

Павел прошел в столовую, снял ветровку, повесил на спинку стула, поставил чайник, сел. Только затем посмотрел в глаза Александру.

Тот выглядел так, словно в прошлую смену ничего эдакого не произошло. Павла так и подмывало спросить, кого он впустил в здание ночью, какое зло проникло сюда из-за Сашкиной безалаберности (или по злому умыслу) и прокралось в его сон, но он не сумел. «Ладно, сон есть сон, всего лишь кошмар на новом месте из-за необычности обстановки», – в очередной раз утешил себя Павел.

Тем не менее, когда они собрались на обход, Павел предложил разделиться. У них не было ни оружия, ни раций, только резиновые дубинки. Государство выделяло очень скромную сумму на поддержание порядка в месте, имеющем статус памятника истории и культуры федерального значения, которой хватало только на зарплату для них четверых и начальника, сидящего в офисе и курирующего несколько подобных объектов. О камерах видеонаблюдения с мониторами приходилось лишь мечтать. Поэтому как-то повелось, что на обход ходят по двое – мало ли что. В связи с этим, а может, по каким-то другим причинам, Шурику предложение новенького не понравилось. Он попытался спорить, но Павел был непреклонен.

– Звони, если что, – коротко обронил Александр, поворачивая на тропу, ведущую в южную часть усадьбы от дворца. Номерами они обменялись еще в прошлую смену.

Павел кивнул и отправился в северную часть. Размеренным шагом, вертя головой во все стороны, он добрался до деревянных корпусов. Ближайшие кусты были смяты, под ними валялись ветки и пустая пластиковая бутылка из-под газировки. Вот и все пока следы недавнего пребывания чужаков. Ворота запираются в десять вечера, но перед этим сторожа должны проверить, чтобы никого не оставалось на территории. Хотя, как водится, здесь есть небольшие лазейки, так что не факт, что детей просто не заметили сменщики перед закрытием. Наверняка малолетние хулиганы забрались на территорию позднее. Тем более что туристов и прочих отдыхающих здесь мало, и шумную компанию при очередном обходе сторожа должны были увидеть. Еще Шурик говорил, что в усадьбу часто ездят волонтеры. Убираются на территории, сажают цветы. Поэтому Павел не стал обращать внимание на мусор, просто двинулся по неасфальтированной тропе вдоль голубых строений. И тут… Нет, ему мерещится. Этого не может быть! Он протер глаза. Потряс головой. Ничего не изменилось. В окне второго этажа вновь появился силуэт черной женщины, и после всех манипуляций с телом она не исчезла.

– Просто вандалы… Просто малолетние вандалы… – шептал он себе под нос, делая уверенные шаги к входным дверям, хотя все его естество настойчиво орало у него внутри «Беги!».

Дверь заперта, амбарный замок так и висит. Но у кого-то ведь есть ключ! Это дело рук как минимум двоих человек. Один заходит, второй его запирает. Все. Вот тебе и призрак.

– Эй! – крикнул Павел в ближайшее окно. – Выходите оттуда! Это охрана! – Тишина.

Павел сделал несколько шагов назад, чтобы иметь возможность видеть оба окна второго этажа, узкого, ограниченного по бокам двумя скатами крыши и более походящего на мансарду. Там уже никого не было, однако боковым зрением он уловил какое-то движение слева и посмотрел в ту сторону. Зря.

Черная Женщина стояла в окне теперь первого этажа, почти напротив него, всего в паре метров. Дом был темен, но ее лицо, обрамленное черной косынкой, будто светилось изнутри. На светло-сером искрящемся лице с черными провалами глаз он увидел кровожадную багряную улыбку и закричал, рефлекторно отпрянув. Нервными пальцами потянулся к фонарику, но тот проворно выскочил из его трясущихся пальцев и угодил в траву. Когда Павел поднял его, включил и направил дрожащей рукой яркий светло-желтый луч в то самое окно, там уже никого не оказалось.

Первым побуждением было бежать. Не только из этого места, но и в принципе из этой усадьбы, с этой работы. Но Павел напомнил себе, что он ответственный, работящий человек, нуждающийся в деньгах. Дурацкий розыгрыш глупых подростков не собьет его с пути истинного! О том, что женщина была намного старше любого мифического подростка, проводящего свой досуг за такого рода забавами, он предпочел не думать, а вместо этого позвонил Сашке.

– Шурик, у тебя есть ключи от амбарных замков?

– От каких замков? – опять же, то ли не понял, то ли сделал вид, что не понимает, его напарник. В какие игры он надумал с ним играть? Павел – взрослый человек, он не позволит с ним развлекаться какому-то мальчишке!

– От замков на дверях старых деревянных корпусов. Ты уже забыл? Или опять скажешь, что я выдумываю?

Наверно, его злая интонация обидела Александра. Он брякнул «у начальника» и отключился, даже не спросив, зачем ему ключи.

У него был выбор. Позвонить начальнику и рассказать, что он вторую смену подряд видит здесь, за запертыми дверями необитаемых старых корпусов, какую-то женщину в черном, или забыть об этом. Сдается Павлу, что начальник ему не поверит, он здесь без году неделя (точнее, даже меньше недели), а если его бывший начальник предупреждал Семена Семеныча о его проблеме с алкоголем, то выйдет совсем плохо.

– Черт с вами со всеми! – крикнул Павел в пустоту. – Развлекайтесь и дальше!

Решив, что обход для него закончен, он быстрым шагом направился в сторону дворца. Уже на полпути к нему пришло рациональное объяснение, связывающее все странности, происходящие здесь, в одну стройную теорию. Кто-то реально живет в этих заброшенных корпусах. Возможно, человек в розыске. Или просто от кого-то скрывается. Сашка его покрывает (точнее, ее). Поэтому он делает вид, что никого в окнах этого здания не замечает. И поэтому он открывает двери дворца на ночь. И караулит на первом этаже, глядя в окно. Человек приходит, происходит какой-то обмен, к примеру, Шурик дает продукты или что-то еще, а может, они просто общаются, пока напарник дрыхнет. По этой причине наутро он отрицает, что был внизу и двери открывал. Надеется, что напарник решит, что ему приснилось. Его предшественник тоже что-то видел. Но не монстра. Он видел эту женщину, которая тут живет нелегально. Шурик выставил его сумасшедшим, чтобы его уволили. Хотя мужик вроде бы сбежал сам… Но ему так даже лучше, а впечатлительного человека заставить бросить должность, не доработав смену, проще простого. Вон Павел – и тот уже почти уволился. С этим Александром нужно быть начеку, не так он прост. Павел замечает, как тот морщится каждый раз, когда он его Шуриком называет. Но Павел же по-простецки, по-доброму, он не хотел никого обижать, а тот всегда так смотрит, будто думает про себя: «Никакой я вам не Шурик. Шурик – это какой-то лох и простачок. А я – потомок аристократов».

– Александр Четвертый, блин, – сплюнув, произнес Павел Петрович, подходя к главному дому.

«Ну ничего, ты еще не знаешь, с кем связался, – думал Павел, поднимаясь на крыльцо. – Я тебя вычислю. И бабу твою выслежу. И вас обоих сдам, вот так».

Он дернул за ручку, но дверь оказалась заперта. Ключ от дворца был только у Шурика, и он, по всей видимости, свою часть территории еще не прочесал.

«Или у него свои какие-то дела, – подумал Павел. – Воспользовался тем, что я очень педантично отношусь к своим обязанностям, видимо, он успел это заметить. Шурик не думал, что меня напугает его баба и я вернусь раньше».

Что ж, выслеживание началось. Павел аккуратно, перемещаясь от дерева к дереву, пошел маршрутом своего напарника, предварительно отключив в телефоне звук. Хорошо, что у него развито пространственное мышление и на память пока не жалуется. Еще не все мозги пропил, как говорится. Поэтому он мог в точности воспроизвести путь, которым они ходили здесь в прошлую смену. Они успели сделать три обхода, и Шурик всегда начинал с южной тропы и шел всегда одинаково. Если он реально на обходе, а не где-то еще, то Павел его быстро догонит. Итак, вот первая развилка – перед бывшим кухонным флигелем, который ныне закрыт. Здесь он поворачивает направо.

Высокие хвойные деревья вокруг, с одной стороны, помогали жертве, создавая тень и плохо пропуская солнечные лучи, а с другой укрывать полноценно не могли, так как снизу было мало зелени, и синяя куртка напарника должна сразу броситься в глаза. Однако Павел шел и шел, но ничего синего впереди не мелькало.

Наконец-то он увидел его. Устав бродить по большой территории, Павел встал возле пруда, привалившись спиной к стволу хвойного дерева, и посмотрел на беседку, по-культурному называющуюся ротондой. Чем-то она его привлекала. Хоть он и не ценитель архитектурного искусства, но беседка была красивой и из всех старинных построек пострадала меньше всего. Наверно, благодаря обособленности: добраться к ней можно только зимой, в теплое время года она во всех сторон окружена водой.

Не успел Павел об этом подумать, как ему на глаза попалась добыча. Тот, кого он так долго искал на материке, оказался на острове! Совершенно спокойно, не оглядываясь по сторонам, Сашка шел прямо к беседке и вскоре скрылся за белокаменной стеной. Со всех других сторон беседка отлично просматривалась, но именно со стороны Павла в ней имелась цельная округлая стена метра два шириной. Этого оказалось достаточно, чтобы целиком скрыть человека от посторонних глаз. Вопрос был в следующем: как Александр оказался на острове?!

Павел не стал дожидаться выхода загадочного напарника из укрытия, потому что тот мог проявить любопытство к окружающему пространству и заметить его возле берега, в общем, он просто вернулся к дворцу и стал дожидаться странного молодого человека на широком крыльце за колоннадой. В этот момент закрапал дождь, мелкий, но неприятный, и Павел порадовался, что успел вернуться.

«А собирается ли приходить Шурик?» – подумал он. Там-то он тоже в укрытии.

Однако напарник всего через минуту показался из-за угла здания, бодро чапая к крыльцу. Как ни старался Павел углядеть следы купания, не сумел – одежда была полностью сухой. Даже если у него была лодка, неужели он не вымок под дождем? Не иначе, у него там телепорт, прямо в беседке.

Обедали они практически молча. Сашка пару раз что-то спрашивал и пробовал поднять какую-нибудь тему для разговора, но Павел отвечал односложно, и он быстро прекратил все попытки завести беседу.

Следующий обход они сделали вместе. Проходя мимо голубых деревянных зданий, Павел усиленно отворачивался, лишь бы ненароком не заглянуть в окна и не увидеть там кого-нибудь. Когда подходили к воротам, Павел увидел каких-то людей и вздрогнул. Но это оказались всего лишь посетители усадьбы. Вскоре дождь пошел сильнее, так и норовя перейти в категорию ливней, и гости быстренько покинули территорию, недовольно переговариваясь и пряча фотоаппараты.

За ужином напарники сидели возле окна: дождь не прекращался. Александр предложил Павлу пиццу, которую заказал накануне, но один съесть не смог, Павел отказался и ел плов, который сделала его мать, любезно отложив ему в пластмассовую миску с крышкой.

Павел все это время не переставал думать о том, что увидел, и, когда Шурик предложил не ходить на вечерний обход, аргументируя тем, что подростки под дождем, переросшим-таки к восьми часам в настоящий ливень, все равно не станут баловаться, Павел предложил ему остаться.

– Слушай, Шурик, – он теперь специально обращался к нему так, хоть уже и понял, что Сашке это не по нраву, – давай будем приходить друг другу на помощь. Взаимовыручка – главное в нашем деле! Ты согласен? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Сегодня я схожу на обход в неудобное время и неприятную погоду, а потом как-нибудь ты сходишь, а я буду отдыхать. Мы с тобой ответственные люди оба и спокойно ночью не уснем, если не проверим и не убедимся, что на вверенной нам территории все в порядке. Хорошо?

Сашка кивнул и вроде остался доволен. С другой стороны, с чего бы ему негодовать? Работа делается, а он в это время отдыхает в сухом и теплом помещении. Не сказать чтобы уж теплом, конечно, ведь отопление не работает, а здание очень старое, стоит на пригорке, и в окна сильно сквозит, а все ж таки не на улице.

«Где же лодка? – бубнил себе под нос Павел, едва оказавшись за пределами дворца и периодически оглядываясь на окна проверить, не следит ли за ним напарник из здания. – Где она может быть?»

Ему нужно было найти посудину, на которой Сашка добирается на остров с беседкой, и внимательно все там осмотреть. На этой части усадьбы он еще не был. Да и в принципе не должен был, как и все сторожа. На острове почти нет деревьев, он отлично просматривается, за исключением той стены в беседке, но и она перестанет быть преградой, если пройти чуть дальше и посмотреть под другим углом. Если там нет посторонних, то и добираться туда не имеет смысла. И все-таки его напарник был сегодня на острове. Что он там делал?

Примерно такие мысли бродили в голове Павла, пока он обходил берег в поисках лодки. Темное небо с завесой дождя сильно снижало кругозор, однако фонарик помогал ему в этой нелегкой задаче. Он сделал круг и вернулся в то же самое место. Лодки нигде не было.

– Да как так-то? – возмутился Павел в голос, не боясь, что его кто-то услышит. Капюшон, хоть и был широким, а все же не спасал от ливня, и у него намокло лицо. Он был в обычных берцах, а не в кирзовых сапогах, и через какое-то время в них захлюпала вода. Штаны довольно быстро стали влажными и неприятно липли к коже, только куртка из водостойкого материала пока держалась. Ему не хотелось думать, что в такую погоду он прогулялся зазря. – Я выясню твою тайну, чего бы мне это ни стоило, – сказал он вслух, возвращаясь во дворец ни с чем.

Не плыл же он через пруд! Одежда не была мокрой. И он не переодевался, это точно. Те же черная водолазка и штаны, та же темно-синяя ветровка. Не парил же он по воздуху! Во-первых, это в принципе невозможно, а во-вторых, Павел бы его увидел с земли. Неужели придется теперь поверить в телепорт? Он подумал тогда о нем ради хохмы. Нет, конечно, у него была лодка, просто Павел ее не нашел. И теперь перед ним стояло два вопроса: куда ее спрятали и зачем. Вернее, от кого. Шурик же мог сказать, что просто проверял, есть ли кто на острове. Соврать, что ему что-то показалось. Для чего такая таинственность? Кто ему Павел? Он новенький. Он примет к сведению любую информацию. Надо проверять остров даже летом – значит, надо проверять остров. И все. Выходит, что Саша не хотел, чтобы Павел сам туда мотался. И поэтому прячет лодку.

Уже открывая тяжелую дубовую дверь, Павел подумал, что он идиот. От хулиганов он прячет лодку, вот и все. Может, она у него своя, купленная на кровные сбережения. А тут подростки бегают, ищут, что бы украсть или испортить. А может, она казенная, но за нее влетит. Вероятно, Сашка совмещает должность сторожа с каким-нибудь кладовщиком, бухгалтером или другим материально ответственным лицом. Ему нужно было всего лишь спросить, а не делать сразу поспешных выводов. Это все его непонятно откуда взявшееся воображение. Ему показалась тень на острове в прошлую смену, а потом Шурик ночью зачем-то встал и пялился в то окно, откуда пруд с ротондой лучше всего просматривается. Вот он и связал эти разрозненные элементы в какую-то конспирологическую версию.

Когда Петрович поднялся на второй этаж, Шурик уже разобрал постель и читал книгу лежа. Из освещения была только лампа на подоконнике.

– Не промок? – сочувственно спросил он напарника.

– Есть немного, – хмуро ответил Павел, вздыхая.

– В шкафу есть банное полотенце, можешь обтереться.

– А чье оно?

– Я хэзэ, если честно. Никогда им не пользовался. Но лежит. И вроде пахнет порошком.

– Ясно. Я уже почти высох, обойдусь.

Павел зажег старенькую люстру, стянул берцы и мокрые носки. Первые оставил возле кровати, вторые повесил на спинку стула. Эх, жаль, что батареи отключили…

Берясь за сканворд из журнала, Павел полюбопытствовал:

– А остров с беседкой нам не нужно проверять? А то мне как-то раз показалось, будто там кто-то ходит…

– Ну это вряд ли, – спокойно ответил Сашка, не отрывая глаз от книги. – Попасть на остров в теплое время никак нельзя. Если только молодежь решит там романтическое свидание устроить, но им нужно со своей лодкой приходить. Пока будут надувать, мы их заметим. В прошлом году, Семен Семеныч рассказывал, таких спугнули. У них, видите ли, годовщина! – Шурик впервые отвлекся от страниц, чтобы посмотреть на своего напарника. – Потянуло их на экстрим! А больше никого там не было. Зимой только бегают, пытаются на ротонде каракули свои оставить, козлы…

Последнее слово прозвучало с такой злобой, будто у Сашки к этим «козлам» что-то личное. Или к этой ротонде…

– А нам-то не оставили лодку? – включил он дурачка.

– Зачем? – Саша удивленно посмотрел на Павла.

– Ну как? Вдруг они все-таки доплывут на своей лодке до островка. А нам их как гонять оттуда? Лодку они на своем ведь берегу оставят. Не вплавь же за ними…

Шурик беззаботно отмахнулся.

– Если вдруг случится такая оказия, Семенычу наберем. А плыть на остров тебя никто не заставит, не переживай. – Шурик выглядел так естественно (особенно со всеми этими аристократическими словечками – «оказия» и т. д.), что Павел уж начал думать, не приглючилось ли ему это все, но здесь Александр все испортил, строго добавив: – Забудь об этом острове, короче. – И вернулся к книге.

«Что-то тут нечисто», – в очередной раз подумал Павел, утыкаясь в сканворд. Но мозг отказывался думать, и вскоре он отбросил журнал. Точнее, не так – мозг был вплотную занят другой задачей. В голову не идут всякие кроссворды и прочие головоломки из печатной продукции, когда у тебя на глазах который раз уже происходит что-то загадочное.

Однако всего через час, когда в помещении погас свет, Павлу стало наплевать и на остров, и на Сашку, и на эту работу – его быстро унесло течением сна. Проснувшись будто от какого-то толчка, он посмотрел в проход. На этот раз он догадался закрыть дверь в комнату, в которой они спали, в тщетной надежде, что это спасет его от нелепых видений или душных ночных кошмаров – он толком не разобрался, что это было. И вот сейчас, прямо у него на глазах, без малейшего сквозняка и телодвижений человека, начала отворяться дверь. Очень медленно белый прямоугольник, во мгле ночной кажущийся темно-серым, двигался внутрь комнаты, открывая мерцающий сумрак коридора. Дверь остановилась, дойдя до упора, и Павел, возжелавший ее закрыть, понял, что не чувствует своего тела и, соответственно, не может подняться.

– Са… Саш… – пытался он снова, как и в прошлый раз, позвать напарника, но губы с языком еле-еле шевелились, а связки словно кто-то стиснул ледяными руками.

Он мог только смотреть прямо перед собой – в слабоосвещенный проход коридора, ведущий к лестнице. Сначала просто моргала лампа в середине. Затем, как и в прошлый раз, в этом месте образовался сгусток тягучего черного тумана. Его сердце бешено стучало в груди, в этом биении ему слышалось быстрое «беги-беги-беги», но он не мог: тело не слушалось. Он чувствовал только потоки воды, стекающей по коже на горячую простынь, и предполагал, что это вызванный ужасом пот.

Туман сформировался в Черную Женщину и плавно, но неумолимо двинулся в его сторону. Когда она была возле его кровати, он отчетливо увидел ту же самую жуткую и омерзительную гримасу – злая до ушей улыбка темно-красного цвета. Женщина будто сошла с пленок старых фильмов в жанре «нуар». Черное и красное. Жизнь и смерть.

Он сделал единственное, что мог в этой ситуации – закрыл глаза. Если она хочет выпить его кровь или высосать душу, лучше пусть он этого не увидит. Какое-то время ничего не происходило, но он чувствовал – нет! – он знал каким-то внутренним чутьем, что она здесь и она смотрит на него. Затем воздух вокруг его лица завибрировал. Он отчетливо представил себе, как Саша завтра проснется и увидит на кровати своего безвременно почившего напарника с обглоданным до костей лицом. Он лежал и ждал, что прямо сейчас будет испытывать жуткую боль. Она кислотой разольется сперва по его коже, а затем проникнет во все его внутренности. Он будет мучиться до последней секунды своей никчемной жизни, в которой он только и делал, что бухал, веселился и отдыхал. В этот миг ему почему-то стало стыдно сразу за все. Наверно, когда приходит твой последний час, каждый видит всю свою жизнь в реверсивной перемотке и понимает, что все было зря. В последней попытке спасти свое существование он приоткрыл рот и попытался снова позвать напарника:

– Ш… ш… – но тщетно.

И в этот момент вполне материальные руки сомкнулись на его шее.

Глава 2

– И что было дальше? – Я так внимательно слушала дядю Пашу, что вроде бы даже забывала дышать. А может, сказалась моя врожденная эмпатия. Даже когда в фильмах кто-то ныряет под воду, я застаю себя за тем, что тоже задерживаю дыхание, словно это как-то поможет персонажу выжить. Вот и сейчас я четко ощущала у себя на шее чьи-то холодные руки. – Кстати, они холодные были?

– Что? – удивился он. Ну да, со мной общаться – одно удовольствие. Все от меня как минимум уходят в шоке. Как максимум в глубоком обмороке. Хотя в таком состоянии не уходят, а лежат. И я еще удивляюсь, что со мной никто дружить не захотел…

– Руки! Холодные были? Если это мертвец, то должны быть холодные, верно?

– Я не помню, – растерялся крестный. Машинально пошарил рукой в поисках полной рюмки, а нашел лишь кружку с чаем. Досадливо вздыхая, выпил. – Оно меня душило, а сопротивляться я не мог – все, что я помню. Ну, я и отключился!

– Гипоксия, – удовлетворенно закивала я, будто была его лечащим врачом.

– Не знаю я этих словечек! Но если тебя придушивают, ты отключаешься, это так работает!

Надеюсь, дядины познания – исключительно из времен его некогда бурного студенчества, когда он «баб менял как перчатки», по его словам. Не хочется думать, что его домовой часто душит ночами. Или призраки. Жутко неприятные ощущения, я вам так скажу. У меня однажды такое было.

– И что потом?

– Что-что, разбудил меня Шурик утром! Как и в прошлый раз! Пошли на обход. Сдали смену. И все. Надеюсь, тыщ шесть мне обломится за эти две смены. Хотя Семеныч что-то говорил про испытательный срок. Может, опять недоплатят, как обычно. Эх… – Крестный начал оглядываться – наверняка в поисках закуски. Все эти дурацкие привычки алкоголика. Неискоренимые.

– Может, тебе супчика погреть? Бабуля вчера сделала. Твой любимый, томатный.

– Давай.

Пока я разогревала крестному еду, я решила стать просветительницей:

– То, что с тобой приключилось, имеет вполне земное происхождение и называется сонным параличом. Прочитай в интернете.

– У меня нет интернета в телефоне, ты что, забыла?

– Ах, ну да…

Бабуля купила ему еще давно на свои деньги и со своим паспортом телефон с симкой, попросив сразу менеджера отключить все услуги и все возможности дальнейшего их подключения. Это вроде называлось «детский режим» или что-то вроде того. Объяснила, что сын может что-то натыкать случайно, а ей потом плати с пенсии. Прошлую симку пришлось заблокировать, он ушел в сильный минус. Почему-то менеджер решил, что бабулиному сыну четыре годика, а она не стала спорить. Пару раз он уточнил: «Внук то есть?» Бабушка на второй раз махнула рукой, дескать, внук, внук… Менеджер, видимо, никогда не сталкивался с алкоголиками и не знал, что они хуже детей малых. А главное, что и его компьяния (это она так называет «компанию пьяных», соединив два слова) ничего не сможет сделать с телефоном. А такой старый бэушный телефон никто даже украсть и продать не сможет, и сам крестный его на водку не обменяет. Вот он с тех пор так и ходит с ним везде, хоть и пить уже бросил.

Пока крестный ел суп, я объясняла ему своими словами, что такое сонный паралич и как он работает. Тени в окне и на острове могли и померещиться, а что там делал второй охранник – это уже вопрос к нему. Может, у него там свидание планировалось, а внезапно начавшийся дождик спугнул его возлюбленную.

С радостью я отмечала, как дядя Паша кивает в ответ на каждое мое предположение.

– Ты знаешь, днем все кажется ерундой, я ведь поэтому пошел на вторую смену. Думал, показалось, почудилось, приснилось – и так далее. Но еще одну такую ночь я не переживу! Если это и есть какое-то медицинское заболевание…

– Это не заболевание, – перебила я, – а состояние. Синдром.

– Ну хорошо, но почему раньше никогда не происходило? Почему здесь, в нашей квартире, не происходит? Вот ты умная больно, хоть институтов не кончала, везде ответы рациональные ищешь, все любишь по полочкам раскладывать. Я-то тоже такой был, в этом ты в меня! – Я хмыкнула, но не стала спорить. Все-таки с дядей мы были не похожи. – Но после этих двух ночей… Бррр!

Он передернул плечами. Видеть такого рослого крепкого мужика напуганным было непривычно.

– Никто не знает, почему он возникает в том или ином случае. Это может быть стресс. У тебя новая работа, ты спишь на новом месте. Все-таки на заводе ты на ночные смены не ходил, ты работал как все.

– Пару раз оставался! Подменял!

– Ну, это давно было, и место опять же привычное. А здесь усадьба. Да и напарник этот твой, зацикленный на дворянах и старине, потчевал тебя всякими небылицами. Вот и наложилось одно на другое. Тебе нужно просто валерьянки на ночь попить. Или пустырника. Нервы успокоить. Знаешь, у меня ведь тоже один раз такое было.

– Да? – Крестный хотел еще что-то сказать, но подавился черным хлебом.

Я заботливо постучала ему по спине, продолжая говорить:

– Да, перед первым экзаменом в вузе. До этого у меня было два зачета только, мне их автоматом проставили. А здесь все серьезно – зубрить билеты, вытаскивать, отвечать. Стресс, понимаешь? Вот меня и накрыло.

– Так ты ж на пятерку сдала!

– Да, в вузе это называется «отлично» или «отл». Но какая разница? Я же боялась.

– Не понимаю, зачем ты из института ушла своего. Хорошо училась ведь!

– Замнем… – сморщилась я. Когда он окончательно успокоился и согласился выйти завтра на работу, я стала рассказывать про объявление, которое прочитала буквально за полчаса до его возвращения. – Вот хотела позвонить. Посмотрела по карте, дом буквально возле забора! Может, я смогу в окно видеть тебя!

– Это вряд ли, – отмахнулся дядя, складывая тарелку с ложкой в раковину. – Дворец окружен высокими деревьями.

– Но это же не лес!

– Это называется лесопарк, – хмыкнул он, передразнивая меня.

– Ну не важно, все равно мне будет спокойнее в чужом месте, зная, что ты – в пяти минутах ходьбы!

– А что за работа-то?

– Бэбиситтером, – хихикнула я, – для растений! Прикинь?

– Бэби-чего? Бэби – это ребенок же? – похвастал дядя Паша знанием английского языка, хотя бы на зачаточном уровне.

– Ну да, так называют тех, кто сидит с ребенком, пока родителей нет. Хозяева дома уезжают надолго, а у них куча растений. Они зациклены на них, по всей видимости! Хочешь, объявление тебе зачитаю?

– Не-а.

– Ну тогда поверь на слово. У них, как я поняла, весь дом ими заставлен. Нужно в определенные часы включать ультрафиолетовые лампы, поливать каждый этот цветок тоже надо по-разному, написали, что схему дадут, ну и в целом за домом присматривать.

– Ага, а сколько платят?

– За две недели – двадцать тысяч. Если они останутся дольше, тогда будем отдельно обговаривать, так написано в объявлении.

– А куда едут-то?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Какая разница? Может, в отпуск. Или по работе. Мне-то что?

Меня всегда удивляло любопытство в людях. Откуда оно берется? Как может быть интересно, куда и зачем едут какие-то неизвестные тебе люди? Интересно может быть только то, что тебя напрямую касается. Условия труда и будущий доход – единственное, что меня волнует во всей этой истории.

– То есть ты будешь там постоянно жить?

– Ну да. – По вопросу крестного я поняла, что ему это не нравится, и напомнила: – Всего лишь две недели! И потом, меня еще не взяли. Я ведь даже еще не успела позвонить. Наверняка найдутся местные, которым тоже сия работенка придется по нраву. Так что ты тут сиди, если хочешь, а я побегу звонить.

– Да погоди ты! – Так как я поднималась уже, мне пришлось сесть обратно, чтобы выслушать дядю. – Место это… хм, нехорошее.

– Опять ты за свое!

– Да погоди, – повторился он, – я имею в виду, хулиганов много. Шурик этот… то есть Сашка говорил. Он местный, из Быкова. Сказал, летом раздолье для них. Учеба почти закончилась, праздники, заняться нечем.

– Москва в двух шагах! Это про любой город и село в Московском регионе тогда сказать можно! Но в реальности люди сели на электричку или автобус и попали в столицу. А там уж можно найти себе занятие по душе. Хоть Третьяковка, хоть оперетта.

– Ну, это у тебя такие потребности! А хулиганью ничего не надо. Набухался да и полез в соседний дом кур воровать!

– Откуда у тебя такие познания о деревенской жизни? – Мы оба родились в Подмосковье, в довольно крупном городе. Еще бабушкины родители переехали сюда, даже она о деревне знает лишь понаслышке или когда к дальней родне в гости ездит.

– Я же не совсем темный!

– Ладно. – Я снова поднялась. – Возможно, они уже кого-то нашли за то время, что мы тут спорим и ночные кошмары пересказываем друг другу. – Дядя Паша сморщился от того, что я ужасы, которые он пережил на этих двух сменах, называю всего лишь снами. – А если и не нашли, не факт, что возьмут конкретно меня. Так что этот диспут пока еще ни о чем.

И я ушла в нашу с бабушкой комнату звонить. Она как раз проснулась после укола и пошла на кухню, чтобы мне не мешать. Я, конечно, посоветовала ей пока лежать, но ей самой захотелось подвигаться.

Итак, мои опасения не подтвердились. Ответившая на звонок женщина была рада меня слышать и пригласила на собеседование прямо сейчас. Я прикинула, сколько времени займет дорога (слава богу, я крестному тогда помогала выбирать маршрут и знала это хотя бы примерно), и пообещала быть к трем часам. Самое интересное, что женщина попросила приезжать уже с вещами. «Вдруг я вам не подойду?» – с сомнением спросила я, в фоновом режиме начиная составлять список нужных вещей. До этого я думала над тем, в чем выгоднее являться на собеседование. Но все мы знаем, что красивая и деловая одежда – это совсем не то же самое, что одежда домашняя и комфортная. И если меня сразу там оставляют жить, зачем мне ехать, к примеру, в строгом костюме. Женщина, назвавшаяся Людмилой Львовной, тем временем объясняла мне, что они очень спешат, их поездку сдвинули на два дня вперед, и им позарез сегодня нужен человек. Я не стала уже спорить и предполагать, что именно сегодня вдруг появится кто-то лучше меня. Голос внутри подсказывал, что если я и дальше буду такой стеснительной, ненавязчивой и неуверенной в себе, то я никогда ничего не добьюсь в жизни. Мне приятно было думать в такие моменты, что это голос мамы. Она, по словам бабули, была активным человеком. И когда я выдавала что-то из серии «я чокнутая», «я странная», «я, наверно, не справлюсь», бабуля всегда всплескивала руками и восклицала: «В кого ты такая уродилась?!» К сожалению, из ее высказывания выходило, что я полная мамина противоположность. Об отце нам известно мало. Но если он никак не может решиться позвонить собственной дочери, то он явно та еще размазня.

В общем, я согласилась и, повесив трубку, стала бегом собираться. Эту панику и застала вернувшаяся в комнату бабушка. Я успела сказать Людмиле Львовне, что тогда, скорее всего, немного задержусь, и все равно выходило так, что я опаздываю. Ведь задержусь – это не значит приеду на два часа позже оговоренного времени. Но я никогда нигде не жила, кроме своей квартиры, поэтому даже примерно не представляла, что люди берут с собой в поездки. Единственный пример – бабушка, которая иногда уезжает в санаторий, но даже зная заранее дату, она почему-то всегда собирается накануне в спешке и практически в такой же панике, как и я сейчас, так что поучиться мне было не у кого.

– Что происходит? Что ты ищешь?

– Всё! Я ищу абсолютно все! Ибо мне не ведомо, что мне может пригодиться в чужом доме за целые две недели! – На миг остановившись, я схватила бабушку за плечи. – Как думаешь, там будет еда?! Может быть, мне стоит взять еду?!

– Успокойся! – высказал мне крестный, застав эту картину из коридора. Тоже мне! Чья бы корова мычала. Сам четвертый день кряду пребывает в панике и истерике. – Ты что, не спросила их? В любом случае, если не будет еды в холодильнике, сходишь в магазин. Шурик говорил, что в селе есть продмаг.

– А, точно, – я тут же перевела дыхание и присела на краешек кресла.

– Кто-нибудь может сказать мне, что происходит?

– Она стала этим… как их… бэбиситтером, вот!

– Что?! – Бабуля в ужасе прижала руки к груди. – Ты забеременела, да?! Едешь жить к нему? Кто он? Почему ты нам ничего не рассказываешь?!

Мы с дядей рассмеялись. По мановению волшебной палочки бабулино непонимание развеяло всякий страх. Наши накаленные нервы тут же пришли в нормальное состояние. Я же говорила: бабуля у меня настоящее чудо. Она и внешне напоминает какую-то фею: невысокого роста, полноватая, но не толстая, с блондинистыми прядями (я никогда не была в парикмахерской, но вроде это называют «мелирование») в темно-русых, всегда красиво уложенных волосах, а излюбленная гамма в одежде – розово-коралловая.

Дядя обещал выйти завтра на работу (в ответ на бабушкин немой вопрос махнул рукой, мол, потом расскажу), и я, побросав в объемный пакет по настоянию членов моей семьи полотенце, хлопковую пижаму с носками и сменный комплект одежды, отправилась на остановку.

– Ничего ведь не поела! – прижимая руки к необъятной груди, вздыхала бабушка, провожая меня за порог, а дядя заявил:

– Обязаны кормить! Она ведь жить к ним едет!

– Ничего, я с Пашкой передам! – кричала она мне прямо в лестничный пролет, когда я уже спустилась на два этажа.

«Как будто Пашка может отлучаться с работы, чтобы спасать племянницу от голодной смерти», – думала я по дороге.

…Село выглядело обыкновенно, ничего жуткого и мистического, на первый взгляд, в нем не было. Я городской житель с самого рождения, но на одной из прошлых работ мне довелось поездить по отдаленным уголкам России, да и к родственникам, бывает, на лето приезжаю вместе с бабушкой. И точно могу сказать: ничем Быково не выделяется.

Но так я думала, конечно, пока не дошла до псевдоготической церкви на Колхозной улице. Прямо возле нее стояли ворота в усадьбу, окруженные с двух сторон бетонным забором, но я уже знала, что это не главный вход, центральные ворота расположены с противоположной стороны, и там имеется вся информация по объекту: подробная карта на стенде и историческая справка с фотографиями. А здесь в связи с реставрацией храма и находящейся в десяти метрах от него колокольни было пустынно. Не знаешь, куда ведут ворота, – не поймешь.

Ворота, скорее всего, закрывались на ночь, но сейчас стояли распахнутые. В эту минуту у меня откуда-то появилась невыносимая тяга зайти внутрь и погулять по территории. Я понимала, что в часы работы усадьбы имела полное право это сделать, и все-таки мне не хотелось опаздывать. Сейчас ровно три, нужный дом с номером 169 должен быть где-то здесь, есть все шансы сразу произвести хорошее впечатление, представ ответственным и пунктуальным человеком. Да, женщина утверждала, что она сразу готова меня взять, но я понимала, что устные договоренности в этом мире ничего не значат. И если бы мне даже не открыли дверь, а просто через нее прокричали, что взяли другого человека, я бы не удивилась.

Так думала я, шагая по неровно асфальтированной и грязной в связи со вчерашним дождем улице, пока не остановилась возле необходимого дома. М-да, если хозяева что-то прокричат через дверь, я их не услышу. Я совсем забыла, что нахожусь в частном секторе. Здесь стоял большой двухэтажный коттедж с невысокой башенкой-мансардой, огороженный основательным забором с металлическими прутьями и редкими кирпичными столбиками. На калитке прямо под цифрами 169 имелся звонок. Любопытно, что на всей улице это был самый шикарный дом, во всяком случае с внешней стороны. Он бросался в глаза на фоне все этих одноэтажных покосившихся и давно не крашеных хибар как капли крови на снегу. Теперь я понимаю, почему, уезжая, хозяева нанимают за довольно приличную сумму (да, работаешь две недели кряду, но, по сути, ничего не делая) посторонних людей, просто чтобы жили в доме. Вероятно, дело не только в цветах.

Я позвонила, дверь тут же открылась. Зайдя на участок, я удивилась, что на нем совсем нет клумб с цветами – лишь подстриженный газон и белые скамейки вокруг небольшого китайского садика, состоящего из камней и фонтанчика. Получается, что здешние обитатели любят только комнатные растения.

Не успела я дойти до входных дверей, как они распахнулись сами мне навстречу. На пороге стояла дородная женщина лет пятидесяти в бело-черном домашнем костюме и застиранном вязаном кардигане кремового цвета и, улыбнувшись, пропустила меня внутрь, как бы невзначай спросив, Валерия ли я, будто она была уверена, что так оно и есть. Неужели им никто больше не звонил? Или они отказывали всем, потому что я им настолько понравилась по телефону? Подтвердив, что мое имя Валерия и что это я им звонила, я зашла в дом, оказавшись сразу в холле-гостиной. У них не было прихожей в стандартном понимании. Возле дверей стояло два шкафа под верхнюю одежду и обувная полка. Большой придверный коврик хорошо справлялся со своими обязанностями – светлый паркетный пол сияет чистотой. Или его только что помыли? Но зачем так стараться ради незнакомого человека, которого ты зовешь не в гости, а на работу?.. Интерьер в скандинавском стиле радовал глаз: белые стены с яркими картинами, искусственный камин, молочный диван с разноцветными контрастными подушками, стеклянный столик с вазочкой, полной искусственных ромашек. Казалось, хозяева очень уважают белый цвет и все его оттенки. Когда в гостиной появился пожилой статный мужчина в белой рубашке и брюках цвета слоновой кости, я едва не рассмеялась.

Впечатление портили лишь живые цветы. Они были везде! Вдоль стены стояли кашпо с горшками. Гигантская кадка с фикусом пристроилась на угловой тумбе светлого дерева. В двух других углах – метровые пальмы, их основательные горшки стоят просто на полу. На окнах полупрозрачные молочные тюли без занавесок, совершенно не скрывающие засилье растений на подоконнике. И это только первая комната… Жаль, но мне реально казалось, что искусственные цветы смотрелись бы тут куда лучше, а ботанический сад просто убивает интерьер. Но я, конечно, не могла высказать свое мнение, ведь я приехала сюда ухаживать за всеми этими зелеными монстрами и, по идее, должна их просто обожать. Поэтому я слушала, раскрыв рот, все, что говорила о них хозяйка, иногда радостно кивая. Она лишь раз спросила меня, где и с кем я живу, будто просто чтобы соблюсти этикет, а затем все стреляла и стреляла репликами, как пулеметная очередь, без передышки и только про растения.

Везде, где можно, стояли датчики – гигрометры и термометры, а также увлажнители и ультрафиолетовые лампы. Мне был дан в руки блокнот, в котором еще до моего прихода было исписано восемь страниц убористым почерком Людмилы Львовны. Когда она объясняла, что я должна делать и с какими промежутками, я сверялась с записями и кое-что дополняла, боясь забыть.

После гостиной меня повели в «кинозал» (так хозяева именуют смежную комнату с домашним кинотеатром и очень длинным черным кожаным диваном во всю стену, напротив которого висит огромная плазма). Примечательно, что и здесь уютно расположились растения – два горшка с папоротником – и вроде себя хорошо чувствовали. Эта комната, кстати, была самой темной. Обои блестящие темно-серые, на паркете круглый серый ковер с зигзагообразным черным рисунком. Вообще, эта комната напоминала какой-нибудь ночной клуб, не хватало только диско-шара в качестве люстры, но плафон с единственной лампой на потолке был самым обычным, из темного стекла.

В другой стороне гостиной располагалась лестница наверх с белыми ступеньками под мрамор и позолоченными балясинами под белыми перилами. Может, это настоящий мрамор? Хотя домик и без того слишком вычурный для такого села, но снаружи все-таки казался проще для роскошеств в виде мраморной лестницы, чай не дворец. Наверно, чтобы не завидовали соседи. Впервые что-то похожее на любопытство всколыхнуло мое сердце, и мне захотелось спросить, кем они работают.

На втором этаже был просторный холл, в который выводила лестница, с несколькими кадками в нишах стен и множеством горшков на двух подоконниках. С двух сторон располагались двери: спальня хозяев с личным санузлом и спальня для гостей. В ней нет санузла, и я должна буду пользоваться тем, что внизу, потому что свою комнату хозяева закроют на замок (на данный момент высокий поджарый дядечка, чьего имени мне так и не называли, выволакивал оттуда в холл большие чемоданы). Второй этаж по планировке уступал немного первому из-за просторного балкона-террасы, выход на который имелся из обеих комнат и который лишь слегка выступал за пределы основной стены, нависая над землей. Иначе бы на первый этаж не проникало солнце – объяснила я для себя такую планировку. В моей комнате растений не было (слава богу!), но они царствовали на террасе. Вот почему на участке ничего не росло! Все садово-уличные цветы находились здесь, в длинном и широком трехметровом кашпо. Входные двери и калитка расположены с другой стороны, поэтому я этого великолепия не увидела, когда пришла. Балкон условно разделен на две части из-за выступа в середине – это как раз завершался коридор с двумя окнами, и теперь я могла лицезреть те же банановые деревья и алоэ с кактусами с другой стороны стекла.

– Это южная сторона, – пояснила Людмила Львовна с широкой улыбкой, которая так и не покинула ни разу ее лицо за все то время, что мы общались. – Здесь много солнца! Посмотри, какие красивые!

Ну да, тюльпаны я обожала. Как и все цветы, которые принято дарить женщинам по праздникам. Но здесь не было роз, георгин и лилий. Наверно, еще не сезон, я в этом не сильна. Зато тюльпаны, нарциссы и гиацинты чувствовали себя как дома.

– Вот этот сорт, – показала хозяйка на бело-розовые тюльпаны скромных габаритов, – мне привезли из Нидерландов. Называется мраморный.

Я пригляделась.

– Действительно, похоже на мрамор! – Даже я, не имеющая особых социальных навыков, и то поняла, что в этом месте полагается воскликнуть и закивать.

Львовна расцвела от моего почти не наигранного, кстати, восторга – прямо как все ее любимцы.

Здесь я тоже получила массу инструкций. Оказывается, садовые цветы нужно удобрять какой-то прикормкой. Прямо на полу террасы стояли мешки с нужными средствами.

Затем мы вернулись на первый этаж и прошли теперь на кухню. Здесь я уже получала бытовые советы и рекомендации, касающиеся приготовления пищи и использования сложных приборов. Растений на кухне не держали, по словам Людмилы Львовны, они не терпят таких резких перепадов температур, которые здесь создаются из-за плиты и духовки. Кстати, в этом помещении все тоже было темным, как и в «кинозале», и опять же под мрамор. Кухонный гарнитур – темно-серый «мраморный». Раковина из никелированной стали. Стулья – барные с длинными никелированными ножками и низкой черный спинкой. Стол стеклянный с черно-белой фотопечатью на столешнице.

Я не понимала, зачем в этом доме столько контрастов. Я привыкла к тому, что в квартирах одна комната с розовыми обоями, другая с голубыми, а кухня, предположим, с зелеными. А мебель от светло-бежевой до темно-коричневой, но строго в этой гамме. Но у богатых свои причуды, очевидно, что у них это модно – или бело-кремовое, или темно-серо-черное.

Возле кухни находились еще две двери, и я спросила, что за ними.

– Это санузел, здесь душевая кабинка, унитаз и раковина. – Людмила Львовна приоткрыла дверь и включила свет.

Честно говоря, я заранее знала, какую расцветку увижу: темно-серый мрамор везде (раковина и стены) и черно-серый коврик возле душа. Унитаз белый, тут никаких излишеств. Но сидушка под мрамор. Да что ж такое…

– А эта дверь? – указала я на вторую, потому что вопрос о ней хозяйка почему-то проигнорировала и уже отвернулась, делая шаг обратно к кухне.

За нее ответил мужчина, внезапно появившейся в холле (я даже не заметила когда, наверно, пока мы рассматривали санузел через порог), и из-за этого я вздрогнула.

– Это подвал, но туда нельзя спускаться. Там полы гнилые, можно провалиться и пораниться.

– Ясно, – я пожала плечами, мол, не очень-то и хотелось, хотя в то, что в этом доме имеется хоть что-то гнилое и старое, верилось с трудом.

Подойдя к мужчине, Людмила Львовне шепнула ему:

– Закрой его тоже.

Но я стояла рядом и услышала.

– Я же говорю, не могу ключ найти.

– Я все поняла, я не буду спускаться, – на всякий случай заверила я.

Почему-то оба меня проигнорировали.

Чемоданы уже были внизу. Хозяева при мне вызвали такси, и еще пять минут мы сидели в гостиной в ожидании машины.

– Валерия, запомните, – решила повторить Людмила Львовна то, что уже говорила мне минут десять назад, переобуваясь в туфли без каблука, – у бананового дерева на втором этаже и у двух пальм на первом с десяти часов вечера до двух часов ночи обязательно должны гореть ультрафиолетовые лампы! Если одна из них перегорит, нужно заменить! Вы помните, где они?

– Да. – Мне даже не пришлось лезть в записи. – В тумбе под телевизором в «кинозале». Вы показывали мне. Но там я видела только две. Надолго их хватает?

– Две, да? – Женщина явно расстроилась. Тут ее сожителю позвонили из службы такси, чтобы сообщить номер машины, которая уже подъезжала к дому. Он тут же встал и позвал ее. – Я что-то не подумала о том, что их может не хватить… Вдруг все три лампы выйдут из строя? – поднимаясь, говорила она с мужчиной. Он в это время брал их чемоданы. – Витя, ты слышишь меня?! Вдруг не хватит?!

Я даже сморщилась и тут же стала ругать себя мысленно последними словами, что подняла этот вопрос. Лучше бы молчала. У дамочки теперь истерика. Что, если она передумает ехать? А мне деньги нужны.

– Не переживайте, если надо будет, я куплю. Где они продаются?

И тут я вспомнила, что нахожусь в богом забытом селе. Ехать в Москву за какими-то ультрафиолетовыми лампами мне жутко не хотелось.

– Мы в интернет-магазине заказывали.

– А здесь есть пункты выдачи? Если что, закажу, у меня аккаунты во всех крупных интернет-магазинах.

– Не, тут ничего такого нет!

Виктор в этот момент открыл дверь и посмотрел с крыльца на улицу.

– Люда, идем, машина подъехала.

– Подожди, Витя! Это важно!

Я смотрела на женщину во все глаза. Она тряслась, ее будто лихорадило. Но казалось, что это не из-за температуры. К тому же, хозяйка не выглядела больной. Физически, во всяком случае. Что, что такое с этими цветами и растениями? Почему она так за них переживает? Говоря в шутку, что я устраиваюсь работать бэбиситтером, я, похоже, не ушла далеко от истины. Кадки с фикусами, монстерами и пальмами для нее реально как дети. Ну кто меня за язык дернул, а?

– Не переживайте, я не думаю, что целых три лампочки выйдут из строя за короткие две недели, – убаюкивающим тоном успокаивала я женщину, даже не замечая, что противоречу сама себе. Ведь я только что ее спрашивала, как работают эти лампы, надолго ли их хватает, то есть явно не разбиралась в вопросе. – А даже если выйдут, то есть две на замену.

– Да, но что если они не работают?! Мы ведь не проверяли их. Витя! – повернулась она снова к своему спутнику, который уже оба чемодана вынес на крыльцо, накинул светло-бежевую ветровку и ждал теперь только ее. – Те, что под телевизором, как давно мы их покупали? Это еще с первого завоза, да? Одну мы уже меняли, помнишь? Их три было запасных!

– Да, но могут быть еще в шкафчике, – спокойно ответил Виктор, словно ничего экстраординарного не происходит, и истерики жены – обычное дело. Наверно, за долгие годы брака он успел к ним привыкнуть. – Я же ездил в строительный магазин тогда и покупал насадки на газонокосилку. И лампы брал.

– Ах, ну да… – сразу успокоилась жена. Только я расслабилась, как ее взор уперся в меня. – Но шкафчик же в…

Оба синхронно вздохнули.

– Люда, все будет хорошо! Идем.

И они наконец-то вышли из дома. Я решила проводить.

– Валерия, только не забудьте, – уже из машины бормотала напутственные слова Людмила Львовна, пока Виктор убирал чемоданы в багажник. – В десять часов ровно все лампы должны быть включены! Это очень важно!

– Я поняла.

Наконец они уехали.

Вернувшись в дом, я стала обходить все помещения, уже внимательнее приглядываясь к интерьеру. Почему-то всегда дома и квартиры в отсутствие хозяев выглядят иначе. Чувствуются иначе. То же самое происходило с домиком родственников в деревне в соседнем регионе. То же самое было с квартирой моей кратковременной институтской подружки, которая жила рядом и просила поливать цветы, уезжая в отпуск. Причем в отпуск, а также в рестораны, кинотеатры, на выставки и другие развлекательные мероприятия она чаще всего брала других людей. Простых. Удобных. А я чаще всего годилась на то, чтобы поливать цветы и не распугивать потенциальных кавалеров своим нестандартным мышлением и нетривиальным взглядом на жизнь. Нонконформист – это неудобно.

Остановившись возле одной из пальм, я начала ее рассматривать, прикинувшись ботаником. Или кто там растения любит и изучает? Агроном? Нет, он вроде больше по почвам. А ботаник тоже не факт, что любит. Работа такая. Ну значит, притворяться буду садоводом-любителем. И так, дорогое мое тропическое и субтропическое растение. Что в тебе такого особенного? Почто тебя так любит хозяйка?

Что-то промелькнуло за окном, я заметила это периферийным зрением, так как пальма раскинулась в углу, слева от подоконника, и я резко повернула голову. Никого. Я приблизилась к окну и через хорошо помытое стекло стала рассматривать теперь участок. Ничего подозрительного.

Пожимая плечами, я зашла на кухню. И опять я заметила быстрое шевеление за окном! Это окно выходило в торец дома, здесь не было ни лавок, ни китайского садика, просто забор и узкая дорога, по которой вряд ли спокойно разъедутся два автомобиля, а за ней – одноэтажная хибара соседей, с трудом различимая сквозь ряд металлических прутьев с моей стороны и низкий деревянный частокол с их.

Кто тут мог ходить? Причем так близко к окну, что я его заметила? Это же было на вверенном мне участке!

Я бы и дальше пыталась сломать себе все глаза, высматривая то, не знаю что, если бы мое расследование не прервал звонок телефона.

Это была бабушка.

– Ну как ты там? Чего не звонишь? Мы с Пашкой волнуемся!

– Хозяева только-только уехали. Мне долго читали лекции на тему того, как ухаживать за их растениями!

– А деньги-то дали? – послышался голос дяди Паши. – Спроси!

Хихикая, я заверила обоих, что дали, но пока только аванс. Десять тысяч были оставлены на тумбе у входной двери. Вторую половину я получу, когда они вернутся. Родные было завозмущались, что это обман, но я им быстро объяснила, что обман может быть лишь с моей стороны. Получила свою двадцатку и свалила. Как они проверят? А так я буду сидеть до последнего, чтобы получить вторую часть обещанного.

– Ты ведь и так можешь свалить! – подивил меня смекалкой крестный, которого многие почему-то считают простачком. – А через две недели вернуться! Будто так там и жила!

– Мне это не пришло бы в голову, – искренне заверила я. Однако в этот момент у меня появилась иная идея, рожденная его репликой.

– Тебя там кормят? – прозвучал новый вопрос от бабули. Опять она про еду!

– Да, они оставили продукты в холодильнике и шкафах на кухне. И добавили, что здесь имеется магазин. С доставкой сложнее – редкие компании возят сюда еду. Хоть и близко к Москве, а все же отдаленное село.

– Ну ладно, лишь бы голодом не заморили! Я с Пашкой передам голубцы в какой-нибудь таре… Там есть микроволновка?

Я, честно говоря, даже не заметила.

– Наверно, сейчас погляжу. – Почему-то мне очень не хотелось отворачиваться от окна. Видимо, не терпелось проверить догадку. Но я решила уважить бабушку и дать ей точный ответ. – Да, есть. – Удивительно, как я ее вначале не заметила, учитывая, что она белого цвета на фоне всего этого серо-черного великолепия. Но печь была подвешена на кронштейнах над разделочным столом, может, потому и не бросилась в глаза.

– Дойди до Пашки-то завтра! Голубцы очень вкусные получились! Мы с Пашкой попробовали уже! Балдеж!

Я снова улыбнулась. Бабуля обожает слово «балдеж», а я обожаю, когда она его использует. Есть в этом что-то милое и беззащитное.

– Хорошо, я попробую.

Отключившись, я вернулась к окну. И ведь действительно. Что мешает нанятой сиделке бросить вверенные ей растения и свалить обратно в свой город? А потом вернуться аккурат перед приездом хозяев, получить вторую половину денег и тут же сбежать? Хотя и сбегать-то незачем будет, в доме никто не насорит, ничего не сломает, лишние продукты не скушает. А цветы вряд ли за две недели загнутся без лампы и полива так, что их будет не спасти. Ну, один раз можно будет приехать и полить на всякий случай.

В общем, я думаю, что хозяева не дураки и предвидели такую возможность. Поэтому они должны были приставить соглядатая. С другой стороны, если у них имеется такой надежный человек, почему бы ему и не доверить эту важную миссию? Впрочем, у того может быть дел по горло, мужья, дети, готовка, да еще и работа пять дней в неделю с восьми до пяти. А вот прийти раз в день и проконтролировать, чтобы сиделка была дома, он может. Скорее всего, это какая-нибудь соседка. Возможно, ей тоже доплачивают, чтобы она следила за мной.

Я обулась, накинула кожанку и вышла на улицу.

Подул неприятный пронизывающий ветер. Странно, когда я выходила из собственного дома, стояла прекрасная погода. В Быково какой-то особенный климат.

Я стала медленно обходить дом, глядя по сторонам. Вдруг между прутьев забора мелькнет любопытный прохожий и у меня появится подозреваемый? Кто-то же ходил под окнами. Вопрос только, как он попал на участок. Наверно, хозяева оставили своему соглядатаю ключи. Но в таком случае как-то некрасиво меня не предупреждать. Я же могла испугаться, увидев постороннего. Что я, кстати, и сделала. Просто я пока не уверена, что это был человек. Может, птичка?

– Ладно, за двадцать тысяч могут делать что угодно, – уговаривала я себя. – Терпи. Пусть какая-то соседка бегает и в окна заглядывает. Зато я получу деньги. Не жить же и дальше на бабушкину пенсию.

Бабуля получала пенсию деда, инвалида войны. Дед был старше на целых двадцать пять лет. Так что ее пенсия превышает среднюю по стране очень сильно, но не так, чтобы мы трое спокойно могли на нее прожить, конечно. Крестный очень долго не работал, поэтому никакого импакта от него не было, напротив, один вред. Он выносил из дома все, что можно. Почти все наши драгоценности. Мамин золотой с бриллиантом кулон, который я хранила как зеницу ока, позволяя себе носить только по праздникам или на какие-то мероприятия, по которым, как я уже говорила, я не ходок. Вот за него обиднее всего. Если бы я его не берегла и носила постоянно, он бы все еще был со мной. Хорошо, что дядя пришел в себя, но до первой зарплаты еще далеко, и тем более он на грани того, чтобы бросить эту работу. Короче, одна надежда на эти двадцать тысяч.

С трех сторон от участка были дороги и другие дома, насколько хватало глаз – одноэтажные и очень простенькие. Напротив главного входа и сбоку дороги неширокие и неасфальтированные, а со стороны балкона-террасы широкая качественная двухполосная трасса, видимо, совсем недавно отремонтированная, и бетонный забор, огораживающий как раз усадьбу. С моего места ничего не было видно, только верхушки деревьев – забор довольно высокий.

Я еще раз обогнула дом, проверила калитку – заперта! – и вернулась в здание. Вышла на открытую терраску на втором этаже – видно чуть-чуть лучше, но тоже только деревья, высокие и хвойные. Обернувшись на дом, я заметила небольшую площадку на крыше и маленькое окошко в невысокой, скромной башенке. Чердак!

Вернувшись на этаж, я внимательно осмотрела потолок и нашла в нем люк с металлическим кольцом. Кочерга оказалась в шкафу с верхней одеждой. Странно, учитывая, что камин в доме электрический. Наверно, это специальное устройство для открытия люка.

Через две минуты передо мной была хлипкая на вид металлическая лестница, которая выпала автоматически при открытии люка. Я такие видела только в голливудских фильмах про странные дома и обитающих в них злобных призраков. Надеюсь, ничего подобного меня не ждет на чердаке. Это все-таки не фильм, а реальность.

На чердаке было пыльно, я начала чихать, зато, помимо маленького круглого окошка, похожего на иллюминатор трюма, и старого письменного стола в углу, обнаружилась еще и деревянная дверь. Я открыла ее и вышла на крышу.

Потолки в коттедже были огромные, как минимум трехметровые, так что высота этой площадки оказалась приличной. Наконец я сумела разглядеть дворец. Точнее, само здание утопало в зелени, словно тело скромницы позапрошлого века, прячущееся за многочисленными складками ткани, а вот квадратная башенка бесстыже высовывалось наружу, дескать, смотрите на меня, я не против. Да, сегодня была не дядина смена, но мысль о том, что я смогу видеть дом, где он будет нести свою вахту, приятно согревала.

Я приготовила себе ужин и устроилась в «кинозале» с тарелкой за просмотром какого-то фильма и чуть было не пропустила наступление часа Икс. Хорошо, что я догадалась поставить будильник в телефоне, не надеясь на свою девичью память. Слава богу, смартфон все это время находился в кармане, а то я ведь частенько оставляю его в сумке, которая валяется фиг знает где, в результате чего не слышу звонки. Общаться мне особо не с кем, все близкие живут со мной в одной квартире, поэтому телефон мне нужен, только чтобы почитать какую-нибудь книгу или получить какую-то информацию из Сети. Фильмы предпочитаю смотреть на больших экранах.

Вооружившись блокнотом, я отправилась на обход. Крестный бы оценил шутку о том, что не только в его работе и в больницах бывают обходы. Включила две лампы на первом этаже и отправилась наверх. В коридорах обоих этажей установлены лампы с датчиками движения, мне даже не приходилось нигде зажигать общий свет.

На втором этаже я подошла к подоконнику и вздрогнула: на улице вплотную к моему забору стояли люди в масках. Я сперва инстинктивно отпрянула, поэтому не могла их рассмотреть. Затем, собравшись с духом, убедив себя, что меня не видят (хотя в спину мне бил слабый свет коридорной лампочки), я сделала шаг вперед. В этот момент лампа за спиной погасла, и я уже лучше видела происходящее за окном. Их было пятеро. Белые маски светились в темноте. Одежда была темной. Они просто стояли, не шевелясь, и смотрели прямо перед собой. А в руках… Я зажмурилась и потрясла головой. Нет, не оружие (иначе бы я просто умерла на месте, вспомнив сразу все эти «Крики», «Незнакомцев» и прочие хорроры поджанра home invasion