Любовное письмо бесплатное чтение

Пролог

Лондон 20 ноября 1995 года

– Джеймс, милый, что ты делаешь?

Он огляделся, сбитый с толку, затем нетвердой походкой двинулся вперед. Она поддержала его, не давая упасть.

– Ты что, ходил во сне? Пойдем-ка обратно в кровать, – мягко продолжил женский голос.

Внучка. А значит, его душа все еще в земном мире.

Он ведь не просто так встал с постели. Его гнало вперед какое-то срочное дело, которое вечно приходилось откладывать, но сейчас…

Нет, уже не вспомнить. Пришедший в негодность разум снова его предал. Впав в уныние, он позволил практически дотащить себя до кровати. Ненавистные хрупкие, истощенные конечности делали его беспомощным, словно младенец.

– Вот так. – Она устроила деда поудобнее. – Больно? Дать немного морфия?

– Нет, прошу. Я…

Именно из-за морфия в голове была каша. Завтра он обойдется без лекарства и тогда сумеет вспомнить, что должен сделать перед смертью.

– Ладно. Просто расслабься и попробуй немного поспать, – успокаивающе проговорила она, поглаживая ладонью его лоб. – Скоро придет доктор.

Понимая, что нельзя засыпать, он закрыл глаза, отчаянно копаясь в памяти в поисках лиц и обрывков воспоминаний…

И увидел ее, так же ясно, как в день первой встречи. Прекрасная, нежная…

– Помнишь, дорогой? Письмо, – прошептала она. – Ты обещал его вернуть…

«Ну конечно!»

Он открыл глаза и попытался сесть. Над ним нависло озабоченное лицо внучки, потом руку на сгибе локтя болезненно кольнуло.

– Джеймс, милый, сейчас доктор даст тебе успокоительное, – пояснила она.

«Нет, нет!» – мысленно закричал он, но слова не желали слетать с губ.

В руку вонзилась игла, и Джеймс понял, что опоздал. Он слишком долго тянул и теперь уже не успеет исполнить обещание.

– Прости, мне очень жаль, – выдохнул старик.

В конце концов он сомкнул веки, из тела ушло напряжение. Но когда внучка, склонившись над ним, прижалась гладкой щекой к морщинистому лицу деда, оно было мокрым от слез.

Безансон, Франция 24 ноября 1995 года

Она медленно добрела до камина в гостиной. День выдался холодный, и кашель сегодня одолевал ее сильнее обычного. Устроив свое хрупкое тело в кресле, она взяла со стола свежий номер «Таймс», чтобы, как всегда с утра, за чашкой английского чая почитать некрологи. Однако при виде заголовка на треть первой полосы со звоном опустила фарфоровую чашку на блюдце.

СКОНЧАЛСЯ ЧЕЛОВЕК-ЛЕГЕНДА

Девяностопятилетний сэр Джеймс Харрисон, которого многие считают величайшим актером своего поколения, скончался вчера в своем лондонском доме в окружении родных. Похороны в узком кругу близких лиц состоятся на следующей неделе. В январе в Лондоне пройдет поминальная служба.

Сердце болезненно сжалось. Газета в руках затряслась так сильно, что она едва сумела дочитать страницу до конца. Рядом со статьей размещалась фотография, на которой он получал почетный орден из рук королевы. Полными слез глазами она рассматривала строгие очертания его профиля и густую копну седеющих волос…

Сможет ли она вернуться? Осмелится ли на такой шаг? В последний раз, просто чтобы попрощаться…

Позабыв об остывшем утреннем чае, она перевернула первую страницу и продолжила читать, смакуя подробности его жизни и карьеры. Потом ее внимание привлек еще один небольшой заголовок.

ИЗ БАШНИ ПРОПАЛИ ВОРОНЫ

Прошлой ночью стало известно, что из Тауэрской башни в Лондоне исчезли знаменитые вороны. Согласно легенде, птицы жили здесь уже более пяти сотен лет, в соответствии с указом Карла II охраняя Тауэр и королевскую семью. Об исчезновении воронов вчера вечером сообщил смотритель. В настоящее время ведутся масштабные поиски.

– Господи помилуй… – прошептала она, чувствуя, как страх разливается по старым венам.

Возможно, это всего лишь совпадение. Вот только она слишком хорошо знала, что скрывается за той легендой…

1

Лондон 5 января 1996 года

Джоанна Хаслам, с неизменным рюкзаком на плече, опрометью неслась через Ковент-Гарден. Она уже почти задыхалась, легкие молили о пощаде. Лавируя между туристами и группами школьников, Джо едва не сбила с ног уличного музыканта и умудрилась выскочить на Бедфорд-стрит как раз в тот момент, когда к кованым железным воротам возле церкви Святого Павла[1] подъехал лимузин. Машину тут же окружили фотографы. Шофер вышел, чтобы открыть заднюю дверцу.

«Черт возьми!»

Собрав последние крупицы сил, Джоанна пробежала еще несколько ярдов до ворот и оказалась в мощеном дворе. Часы на фасаде красной кирпичной церкви подтвердили, что она опоздала. Среди собравшихся у входа папарацци дежурил и ее фотограф Стив. Он стоял на ступеньках, заняв довольно выгодную позицию. Джоанна протиснулась сквозь толпу людей с фотокамерами, которые окружили появившуюся из лимузина знаменитость, и махнула Стиву рукой. Тот в ответ поднял большой палец.

Внутри церковь заливал мягкий свет люстр, свисающих с высокого потолка. Скамьи были забиты до отказа. Из глубины помещения доносились мрачные звуки органа.

Показав служителю на входе журналистское удостоверение, Джоанна проскользнула внутрь и с облегчением уселась на заднюю скамью. Пытаясь отдышаться, она принялась рыться в рюкзаке в поисках блокнота и ручки.

Несмотря на морозный воздух, на лбу выступили капельки пота. Черный свитер из овечьей шерсти с высоким воротом, который Джоанна натянула в спешке, неприятно лип к влажной коже. Она высморкалась в бумажный носовой платок, потом пригладила рукой длинные спутанные темные волосы и, закрыв глаза, откинулась на спинку скамьи, чтобы перевести дух.

Новогодние праздники сулили так много хорошего, но сейчас, всего несколько дней спустя, Джоанна чувствовала себя отвратно. Такое ощущение, что ее швырнули вниз, да не откуда-нибудь, а с крыши Эмпайр-стейт-билдинг. Изо всех сил, без предупреждения.

А причиной всему стал ее возлюбленный Мэтью – хотя начиная со вчерашнего дня уместнее было бы называть его «бывшим».

Джоанна прикусила нижнюю губу, чтобы вновь не расплакаться, и взглянула на передний ряд скамей возле алтаря. К счастью, члены семьи, которых все ждали, еще не прибыли. Сквозь раскрытые двери главного входа она заметила, как на ступенях церкви папарацци прикуривают сигареты и возятся с объективами камер. Сидящие впереди уже начинали ерзать на неудобных деревянных скамьях и перешептываться с соседями. Джоанна поспешно обвела взглядом толпу в поисках наиболее достойных внимания знаменитостей, всеми силами стараясь различить их по затылкам, большинство из которых уже покрылись сединой, а то и вовсе побелели. Пока она записывала имена в блокнот, чтобы упомянуть их в статье, перед мысленным взором опять замелькали картины вчерашнего дня, когда Мэтью неожиданно возник на пороге ее квартиры в Крауч-Энде.

Они вместе отпраздновали Рождество и Новый год, а потом решили разойтись по домам и спокойно отдохнуть несколько дней, прежде чем заново окунуться в рабочие будни. К несчастью, Джоанна умудрилась где-то подцепить мерзкую простуду, самую сильную за последние годы, так что дверь она открыла в теплой заношенной пижаме и полосатых носках, сжимая в руках грелку с Винни-Пухом.

И сразу поняла – что-то случилось. Мэтью, не снимая куртку, топтался возле двери и старательно отводил глаза, глядя куда угодно, только не на нее. Потом он начал мямлить, что поразмыслил и не видит будущего в их отношениях – поэтому, наверное, пришло время расстаться.

– Мы начали встречаться после универа и вместе уже шесть лет, – объяснял Мэтью, теребя в руках перчатки, которые Джоанна подарила ему на Рождество. – Я всегда думал, что со временем созрею для нашего брака… ну, захочу официально связать с тобой свою жизнь… Но этого до сих пор не случилось. – Он безвольно пожал плечами. – Сомневаюсь, что в будущем мои чувства изменятся.

Мэтью выглядел виновато-настороженным. Джоанна крепче стиснула грелку и, сунув руку в карман пижамы, выудила влажную салфетку. Шумно высморкалась и спросила, глядя ему прямо в глаза:

– Кто она?

– Я не хотел… – пробормотал он, заливаясь румянцем. – Но так получилось… И больше я не могу притворяться.

А ведь всего четыре дня назад, накануне Нового года, они провели вместе ночь, и Мэтью чертовски здорово справлялся с притворством.

Как оказалось, он спутался с некоей Самантой, которая работала в том же рекламном агентстве, да не абы кем, а директором по работе с клиентами. Все закрутилось в тот вечер, когда Джоанна, гоняясь за скандальной историей, подкарауливала члена парламента от партии Тори и не успела приехать в офис Мэтью на рождественскую вечеринку. Банальная история? Вполне. А впрочем, люди редко бывают оригинальны, и почти любые человеческие поступки можно связать с тем или иным клише.

– Клянусь, я всеми силами старался выбросить Сэм из головы, – оправдывался Мэтью. – Все рождественские праздники гнал от себя ее образ. Пока мы гостили у твоих родных в Йоркшире, все было отлично, но на прошлой неделе мы с ней снова встретились, немного выпили и…

Что ж, все предельно ясно. Стоило Джоанне выйти за порог квартиры Мэтью, как ее место заняла Саманта.

Она не находила слов и молча смотрела на него, борясь со злостью, потрясением и страхом.

– Сперва я думал, это всего лишь увлечение, – продолжал тем временем Мэтью. – Но пойми, если меня так тянет к другой женщине, я просто не могу быть с тобой. Нужно поступить по совести и… – Он как будто бы ждал, что Джоанна поблагодарит его за такое благородство.

– По совести… – глухо повторила она, и по щекам потекли холодные, вызванные лихорадкой слезы.

Мэтью продолжал что-то лепетать в свое оправдание, но его голос доносился словно издалека. Джоанна с усилием открыла опухшие, блестящие от слез глаза. Он, весь сжавшийся и явно пристыженный, сидел в потертом кожаном кресле.

– Прочь отсюда, – хрипло выдохнула она. – Ты отвратительный, подлый, лживый, двуличный негодяй! Выметайся вон! Убирайся с глаз моих!

Мэтью даже не стал спорить, и от этого было больнее всего. Он поднялся на ноги и что-то пробормотал о вещах, которые оставил в ее квартире, потом заметил, что неплохо бы как-нибудь встретиться и поболтать – ну, когда страсти улягутся, – а после чуть ли не бегом бросился к выходу.

Весь остаток вчерашнего дня Джоанна провела в слезах. Она плакалась по телефону матери, рыдала, оставляя сообщение на голосовой почте Саймона, своего лучшего друга, и обильно орошала соленой влагой и так уже намокший мех грелки с Винни-Пухом.

В конце концов, напившись бренди и таблеток от простуды, Джоанна провалилась в сон, радуясь, что впереди два выходных – взятые в оплату сверхурочных, отработанных в отделе новостей перед Рождеством.

А в девять утра ее разбудил телефон. Очнувшись от навеянного лекарствами сна, Джоанна потянулась за мобильником, молясь, чтобы звонил убитый горем Мэтью, который осознал чудовищность собственного поступка и раскаялся.

– Это я, – донесся из трубки голос с ощутимым акцентом уроженца Глазго.

Джоанна молча выругалась, глядя в потолок.

– Привет, Алек, – пробормотала она, шмыгнув носом. – Что ты хотел? Я сегодня не работаю.

– Извини, но отдых отменяется. Элис, Билл и Ричи заболели. Отгуляешь положенные выходные в другой раз.

– Не только они болеют. – Джоанна специально кашлянула погромче. – Прости, Алек, но я тоже не в лучшей форме.

– Взгляни на это с другой стороны, – заметил он. – Сегодня поработаешь, а потом, когда придешь в норму, сполна насладишься заслуженным отдыхом.

– Слушай, я в самом деле не могу. У меня температура. Я едва держусь на ногах.

– Это не страшно. От тебя требуется лишь сидеть. В Актерской церкви в Ковент-Гардене. В десять состоится поминальная служба по сэру Джеймсу Харрисону.

– Алек, ты ведь не серьезно? Не хватало мне еще торчать в продуваемой насквозь церкви. С этой жуткой простудой я и сама могу оказаться на поминальной службе – в качестве главного действующего лица.

– Извини, Джо, но выбора нет. Я оплачу тебе такси туда и обратно. После службы можешь ехать прямо домой, статью пришлешь по электронной почте. Попробуй задать пару вопросов Зои Харрисон. Я отправил Стива сделать фотографии. Если она явится разодетой в пух и прах, наверняка попадет на первую полосу. Ладно, поговорим позже.

– Черт! – простонала Джоанна, в отчаянии откидывая ноющую голову на подушку.

Потом позвонила в местную службу такси и, пошатываясь, направилась к гардеробу, чтобы найти подходящий случаю черный наряд.

По большей части она обожала свою работу, жила ради нее, как часто замечал Мэтью, но сегодня утром Джоанна всерьез задумалась о причинах подобной любви. Она уже успела поработать в паре местных газет и год назад получила должность младшего репортера в лондонском «Морнинг мейл», одном из самых популярных национальных ежедневных изданий в стране. Конечно, с таким трудом завоеванное место было более чем скромным, но отказываться точно не стоило. Ведь, как неустанно напоминал Алек, редактор отдела новостей, ей в затылок дышали сотни молодых голодных журналистов. Полтора месяца работы в редакции под его началом стали для Джоанны тяжким испытанием. Время тянулось бесконечно, и Алек, безжалостный эксплуататор и преданный делу профессионал, который сам выкладывался по полной, ожидал не меньшего от подчиненных.

– И угораздило же меня попасть в отдел новостей, – фыркнула Джоанна, натягивая – в знак уважения к предстоящей мрачной церемонии – не слишком чистый черный свитер, толстые шерстяные колготки и черную юбку.

Такси опоздало на десять минут, а потом еще и застряло в огромной пробке на Чаринг-Кросс-роуд.

– Простите, тут я бессилен, – развел руками водитель.

Взглянув на часы, Джоанна сунула ему десятифунтовую банкноту и выскочила из машины. Пока она неслась по улицам в направлении Ковент-Гардена, тяжело дыша и постоянно шмыгая носом, в голове крутился настойчивый вопрос: может ли жизнь стать еще хуже?

Собравшиеся в церкви вдруг прекратили шептаться, и тишина вырвала ее из мрачных мыслей. Джоанна открыла глаза и обернулась. В проходе церкви появились члены семьи покойного сэра Джеймса Харрисона.

Впереди шагал Чарльз Харрисон, единственный сын сэра Джеймса, который давно уже разменял седьмой десяток. Будучи известным режиссером, он жил в Лос-Анджелесе и снимал высокобюджетные боевики с кучей спецэффектов. Кажется, не столь давно даже получил «Оскара», однако Джоанна обычно не смотрела фильмы подобного рода.

Рядом с Чарльзом шла его дочь Зои Харрисон, своим внешним видом полностью оправдывая надежды Алека. В облегающем черном костюме с короткой юбкой, выгодно подчеркивающей длинные ноги, с собранными в гладкий шиньон волосами, эта английская красавица, свежая, словно роза, выглядела просто потрясающе. Зои была актрисой, ее карьера сейчас шла в гору. Мэтью с ума по ней сходил и вечно замечал, что Зои напоминает ему Грейс Келли – видимо, женщину его мечты. Джоанне оставалось лишь гадать, с чего в таком случае Мэтью начал встречаться с ней, нескладной темноглазой брюнеткой. Она проглотила комок в горле, готовая поспорить на грелку с Винни-Пухом, что уж Саманта наверняка миниатюрная блондинка.

Зои Харрисон вела за руку мальчика лет девяти или десяти, который в черном костюме и галстуке явно чувствовал себя неловко. То был ее сын, Джейми Харрисон, названный в честь прадеда. Зои родила его в девятнадцать лет, но от кого – до сих пор было неизвестно. Сэр Джеймс всячески поддерживал внучку в ее стремлении произвести на свет этого ребенка и сохранить в тайне имя отца Джейми.

Мальчик очень походил на мать: те же тонкие черты лица, молочно-розовая кожа и огромные голубые глаза. Зои Харрисон всеми силами старалась держать Джейми подальше от камер. Если Стив каким-то чудом умудрился сфотографировать мать и сына вместе, завтра снимок наверняка попадет на первую полосу.

Последним со скамьей Джоанны поравнялся Маркус Харрисон, брат Зои. И пусть мысли ее по-прежнему занимал Мэтью, стоило признать, что Маркус был настоящим «очаровашкой», как выразилась бы ее коллега-репортер Элис. Совсем недавно он ухаживал за одной блондинкой, светской львицей с тройной фамилией из Великобритании, так что Джоанна знала его по колонкам светской хроники. Темноволосый, в отличие от сестры, но с такими же голубыми глазами, Маркус держался с некоей порочной самоуверенностью и даже в мятом черном пиджаке и белой рубашке с расстегнутым воротом, с волосами почти до плеч, всем своим видом излучал обаяние. Порывшись в памяти, Джоанна вспомнила, что Маркус, кажется, выбрал для себя карьеру кинопродюсера и сейчас делал первые шаги на этом поприще. Что ж, выглядел он соответствующе.

Она с трудом отвела от него взгляд и твердо пообещала себе, что в следующий раз выберет мужчину средних лет, который любит наблюдать за птицами и коллекционировать марки.

– Доброе утро, дамы и господа, – раздался с кафедры голос викария. Перед ним стояла большая фотография сэра Джеймса Харрисона в окружении венков из белых роз. – Родные сэра Джеймса приветствуют всех вас и выражают благодарность, что вы пришли сюда сегодня, дабы отдать дань уважения дорогому другу, коллеге, отцу, деду, прадеду и, пожалуй, лучшему актеру этого столетия. Для всех, кто имел счастье хорошо его знать, конечно же, не станет сюрпризом, что сэр Джеймс был решительно настроен отринуть всю мрачность и превратить сегодняшнюю службу в праздник. И мы с его родными исполнили эти пожелания. Поэтому начнем с любимого гимна сэра Джеймса «Я клянусь тебе, моя страна». Прошу всех встать.

Джоанна поднялась на многострадальные ноги и громко закашлялась. К счастью, в этот миг заиграл орган. Она уже хотела взять с широкой спинки скамьи впереди листок со словами гимна, но ее опередили. Тонкая маленькая ручка с прозрачной кожей, под которой проступали голубые вены, добралась до листка раньше.

Только теперь Джоанна обратила внимание на стоящую слева женщину, которая, сгибаясь под тяжестью прожитых лет, едва доходила ей до ребер. Старушка, одетая в длинное черное пальто до лодыжек, с черной сетчатой вуалью на лице, опиралась на спинку скамьи, чтобы не упасть. Единственной открытой частью тела была рука, в которой пожилая женщина держала листок. И эта самая рука так тряслась, что прочитать слова гимна было невозможно.

– Давайте я подержу? – предложила Джоанна, наклоняясь к незнакомке.

Та молча протянула ей листок. Опустив его пониже, чтобы женщина тоже видела слова, Джоанна хрипло пропела весь гимн. Когда музыка стихла, старушка сама с трудом опустилась на скамью, не обращая внимания на протянутую руку Джоанны.

– Сегодня мы откроем нашу службу любимым сонетом сэра Джеймса, «Сладкая роза благочестия» Данбара, в исполнении его близкого друга сэра Лоренса Салливана, – объявил викарий.

Собравшиеся терпеливо ждали, пока старый актер пробирался к кафедре, и наконец церковь наполнил его знаменитый звучный голос, который некогда завораживал тысячи зрителей в театрах по всему миру.

– «О, сладчайшая роза, благочестие и доброта, лилия-чаровница…»

Дальняя дверь церкви вдруг скрипнула, и внутрь ворвался порыв ледяного воздуха. Джоанна обернулась и заметила, что служитель толкает перед собой инвалидное кресло. Подкатив его к последнему ряду скамей, работник церкви удалился. Почти сразу рядом кто-то жутко захрипел – по сравнению с этим звуком простудный кашель Джоанны казался сущей мелочью. Она взглянула на сидевшую рядом старушку. Та хватала ртом воздух, словно в приступе астмы, и не отрываясь смотрела на фигуру в инвалидном кресле.

– Что с вами? – прошептала Джоанна.

Пожилая женщина приложила руку к груди, по-прежнему не отводя взгляда от мужчины-инвалида. Викарий объявил следующий гимн, и собравшиеся вновь поднялись. Старушка внезапно вцепилась в руку Джоанны и указала на входную дверь.

Придерживая незнакомку за талию, Джоанна помогла ей встать и практически дотащила до края скамьи. Когда они подошли к мужчине в инвалидном кресле, старушка прижалась к Джоанне, будто напуганный ребенок. Она и сама невольно вздрогнула под ледяным взглядом серо-стальных глаз незнакомца, затем поспешно отвернулась и помогла пожилой женщине пройти несколько шагов до двери, возле которой стоял служитель.

– Эта женщина… я… ей нужно…

– На воздух! – задыхаясь, прохрипела старушка.

Вдвоем со служителем они вывели несчастную в январскую серость и помогли спуститься по ступенькам к одной из скамеек, стоящих по бокам двора. Но не успела Джоанна открыть рот, чтобы попросить о дальнейшей помощи, как он поспешно нырнул обратно в церковь и снова закрыл дверь. Старушка, прерывисто дыша, привалилась к спинке скамьи.

– Может, вызвать скорую? – предложила Джоанна. – Кажется, вам в самом деле плохо.

– Нет! – просипела старушка. Для такого хрупкого тела ее голос звучал неожиданно сильно. – Вызови такси. Отвези меня домой. Пожалуйста.

– Думаю, вам лучше…

– Прошу! – Женщина вцепилась костлявыми пальцами в запястье Джоанны. – Такси!

– Хорошо, ждите здесь.

Джоанна выбежала из ворот на Бедфорд-стрит и махнула проезжавшему мимо черному такси. Водитель затормозил у обочины и вышел из машины, любезно согласившись помочь Джоанне довести женщину до автомобиля.

– Старушка точно в норме? Как-то странно она дышит, – заметил таксист, пока они вдвоем усаживали пожилую леди на заднее сиденье. – Может, отвезти ее в больницу?

– Она хочет поехать домой. – Джоанна просунула голову в салон. – А где вы, кстати, живете? – спросила она у женщины.

– Я… – прохрипела та, тяжело дыша. Видимо, забраться в такси ей оказалось непросто и несчастная вымоталась до предела.

Таксист покачал головой:

– Прости, дорогуша, но в таком состоянии я ее никуда не повезу. По крайней мере, одну. Не хватало мне еще покойника на заднем сиденье. Проблем не оберешься. Если поедешь с нами – лады. Тогда и отвечать в случае чего тебе.

– Но я ее не знаю. И я здесь по работе. Мне полагается быть в церкви…

– Простите, дорогуша. – Глянув на старушку, он развел руками. – Но вам придется вылезти обратно.

Женщина приподняла вуаль, и в ее молочно-голубых глазах Джоанна прочитала испуг.

– Пожалуйста, – взмолилась пожилая леди одними губами.

– Ладно, хорошо, – обреченно вздохнула Джоанна и забралась на заднее сиденье такси. – Куда едем? – мягко спросила она.

– Мэри… Мэри…

– В смысле, какой адрес? – уточнила Джоанна.

– Мэри… ле…

– Вы имеете в виду Мэрилебон, дорогуша? – подсказал таксист с переднего сиденья.

– Верно, – с видимым облегчением кивнула женщина.

Когда такси покатило по улицам города, она с беспокойством уставилась в окно. Постепенно ее дыхание становилось все ровнее. В конце концов старушка откинула голову на черное кожаное сиденье и закрыла глаза.

Джоанна вздохнула. Ну и денек, лучше и не придумаешь. Если Алек узнает, что она ушла из церкви до окончания службы, он ее четвертует. И история о старушке, которой стало плохо, ее не спасет. Обычно Алек плевать хотел на старушек, если те не представляли интереса для отдела новостей. Вот если бы несчастную избил какой-нибудь скинхед, забрал все пенсионные деньги и оставил умирать, то да, такой поворот он бы оценил.

– Мы уже подъезжаем к Мэрилебону, – сказал таксист с переднего сиденья. – Спроси-ка у нее, куда дальше.

– Мэрилебон-Хай-стрит, дом девятнадцать, – прозвучал четкий и ясный ответ.

Джоанна удивленно взглянула на пожилую женщину.

– Вам лучше?

– Да, спасибо. Прости, что доставила столько хлопот. Можешь выйти прямо сейчас. Я отлично доберусь сама, – проговорила она, когда машина остановилась на светофоре.

– Нет. Раз уж я проделала такой путь, то провожу вас до дома.

Старушка решительно мотнула головой:

– Ради твоего же блага я…

– Мы почти приехали. Я помогу вам зайти внутрь и сразу уйду.

Женщина лишь вздохнула и плотнее закуталась в пальто. До конца поездки она больше не проронила ни слова.

– Ну вот мы и на месте, дорогуша, – вскоре сообщил таксист и распахнул для них заднюю дверцу. На его лице отчетливо читалось облегчение от того, что женщина еще жива.

– Возьмите. – Старушка протянула ему банкноту в пятьдесят фунтов.

– Боюсь, сдачи не найдется, – сообщил он, помогая пожилой женщине выбраться на тротуар, и поддержал ее, пока Джоанна не оказалась рядом.

– Я заплачу. – Джоанна сунула таксисту двадцать фунтов. – Подождите меня здесь, пожалуйста. Я сейчас вернусь.

Старушка тем временем отпустила ее руку и нетвердо зашагала к двери рядом с газетным киоском.

Джоанна ее догнала.

– Давайте помогу, – предложила она, глядя, как женщина скрюченными артритом пальцами пытается вставить ключ в замочную скважину.

– Спасибо.

Не успела Джоанна повернуть ключ и открыть дверь, как старушка чуть ли не бегом влетела внутрь и бросила:

– Входи же, быстрее!

– Я… – Джоанна вовсе не планировала здесь задерживаться. Теперь, когда пожилая женщина благополучно доставлена к дверям дома, Джо пора возвращаться в церковь. – Ладно, – вздохнула она и неохотно переступила порог.

Женщина тут же захлопнула входную дверь и, предложив Джоанне идти следом, направилась по узкому коридору. Снова повозившись с ключом, старушка отперла дверь слева, и Джоанна шагнула за ней в темноту.

– Свет справа позади тебя.

Джоанна нащупала выключатель, щелкнула по нему и огляделась вокруг. Они стояли в маленькой, пропахшей сыростью прихожей, из которой выходили три двери; справа виднелся лестничный пролет. Открыв одну из дверей, старушка нажала на кнопку выключателя, и взгляду Джоанны предстала комната, полная стоящих друг на друге деревянных ящиков наподобие тех, в которых обычно перевозили чай. Посреди комнаты втиснулась узкая кровать с ржавой железной спинкой, у стены среди ящиков пристроилось старое кресло. От висящего в воздухе запаха мочи у Джоанны скрутило же- лудок.

Старушка подошла к креслу и опустилась в него со вздохом облегчения, потом указала на перевернутый ящик возле кровати.

– Таблетки… Подай, пожалуйста, мои таблетки.

– Конечно.

Осторожно пробравшись среди ящиков, Джоанна взяла с пыльной поверхности пузырек с лекарством. Инструкция по применению оказалась написана по-французски.

– Спасибо. Две, пожалуйста. И воды.

Джоанна протянула ей стакан воды, стоявший на том же ящике, отвинтила крышку пузырька и вытряхнула две таблетки в дрожащую старческую руку. Женщина тут же сунула их в рот. Ну что, теперь можно уйти? Зловоние и мрачная атмосфера комнаты действовали на Джоанну угнетающе.

– Вам точно не нужен врач? – поинтересовалась она.

– Совершенно точно. Спасибо. Я прекрасно знаю, что со мной, милая. – Губы женщины скривились в легкой улыбке.

– Ну что ж, мне нужно вернуться на службу. Я должна написать статью для газеты.

– Ты журналистка?

Сейчас, когда голос женщины звучал ровно, в речи стал заметен изысканный акцент, выдававший уроженку Англии.

– Да, из «Морнинг мейл». Хотя работаю там совсем недавно.

– Как тебя зовут, милая?

– Джоанна Хаслам. – Она указала на ящики. – Вы переезжаете?

– Ну да, можно и так сказать. – Женщина застывшим взглядом голубых глаз уставилась в пространство. – Я здесь не задержусь. Возможно, и правильно, что все так заканчивается…

– Что это значит? Если вы больны, давайте я отвезу вас в больницу.

– Нет-нет, это уже не поможет. Ступай, моя милая, возвращайся к своим делам. – Старушка закрыла глаза.

Джоанна по-прежнему не сводила с нее взгляда. Пару мгновений спустя женщина тихонько захрапела.

Несмотря на гнетущее чувство вины, Джоанна больше не могла выносить тягостную атмосферу этой комнаты. Стараясь не шуметь, она выбралась из дома и бросилась обратно к такси.

Когда девушка вернулась в Ковент-Гарден, поминальная служба уже закончилась. Лимузин семейства Харрисон уехал, лишь несколько приглашенных все еще топтались возле церкви. Да, утро явно не задалось, и настроение Джоанны испортилось окончательно. Она задала оставшимся гостям несколько вопросов, потом вызвала очередное такси и поехала домой.

2

Кто-то настойчиво давил на кнопку звонка, и его трель эхом отдавалась в больной голове Джоанны.

– Го-о-осподи, – простонала она, понимая, что стоящий за дверью вознамерился во что бы то ни стало добиться ответа.

«Мэтью?..»

На долю секунды ее охватила радость, потом настроение резко упало. Нет, Мэтью, вероятнее всего, до сих пор празднует обретенную свободу, попивая шампанское в постели с Самантой.

– Уходи, – пробормотала Джоанна и высморкалась в старую футболку Мэтью. Отчего-то ей немного полегчало.

Снова прозвенел звонок.

– Что за придурок, черт возьми! – сдаваясь, пробормотала она, вылезла из постели и, пошатываясь, побрела к входной двери.

– Привет, юная соблазнительница, – нагло усмехнулся застывший на пороге Саймон. – Ужасно выглядишь.

– И тебе не хворать, – пробормотала Джоанна, цепляясь за входную дверь в поисках поддержки.

– Иди ко мне.

Саймон знакомым успокаивающим жестом обнял ее за плечи. Благодаря его высокому росту – шесть футов три дюйма – лишь рядом с ним одним из всех знакомых мужчин Джоанна ощущала себя маленькой и хрупкой.

– Вчера не сразу прослушал твои сообщения, поздно вернулся домой. Извини, что не приехал, чтобы завалить тебя советами.

– Не страшно, – шмыгнула она, уткнувшись носом ему в плечо.

– Пойдем-ка внутрь, пока у нас на одежде не повисли сосульки. – По-прежнему крепко обнимая Джо за плечи, Саймон закрыл входную дверь и повел ее в маленькую гостиную. – Боже, ну у тебя и холод.

– Прости. Я подхватила жуткую простуду и весь день провалялась в постели.

– Да неужели, – поддразнил он. – Давай-ка присядем.

Саймон смахнул на пол старые газеты, книги и контейнеры с застывшей лапшой, и Джоанна плюхнулась на неудобный лимонно-зеленый диван. Она купила его только потому, что Мэтью понравился цвет, и с тех пор жалела о покупке. Ведь Мэтью, когда бы ни заходил, всегда сидел в старом кожаном кресле, доставшемся ей от бабушки. Неблагодарный придурок.

– Ты, кажется, не в духе, Джо?

– Ага. Мало того, что меня бросил Мэтью, так еще и Алек, несмотря на законный выходной, с утра отправил меня писать статью о поминальной службе. В конце концов я оказалась на Мэрилебон-Хай-стрит в компании странной старушки, которая живет в комнате, заставленной деревянными ящи- ками.

– Ну надо же. А я всего лишь побывал в Уайтхолле, и самым захватывающим событием за весь день стала покупка сэндвича с новой начинкой, – радостно сообщил Саймон.

Джоанна с трудом выдавила улыбку.

Саймон сел рядом и сжал ее ладони:

– Мне так жаль, Джо, правда.

– Спасибо.

– С Мэтью в самом деле все кончено? Или это просто небольшая размолвка на пути к супружескому счастью?

– Все кончено, Саймон. Он нашел другую.

– Хочешь, я хорошенько пну его, чтобы тебе стало легче?

– Признаться, да, но лучше не надо. – Джоанна поднесла ладони к лицу и потерла щеки. – Хуже всего, что в такие моменты полагается вести себя достойно. Если люди спрашивают, как дела, нужно отбросить все обиды в сторону и заявить, что все в порядке, он для меня все равно ничего не значил и своим уходом лишь сделал большое одолжение. Зато теперь у меня куча свободного времени для себя и друзей, и я даже занялась плетением корзин! Но все это чушь собачья! Да я бы проползла по раскаленным углям, только бы вернуть Мэтью и жить дальше как обычно. Я… люблю его. Он м-мне н-нужен. М-мэтью м-м-мой.

Джоанна разрыдалась. Саймон терпеливо сидел рядом, обнимал ее, мягко гладил по волосам, пока она выплескивала наружу свое потрясение, скорбь и замешательство. Когда слезы иссякли, он осторожно отодвинулся и встал.

– Зажги огонь. А я вскипячу чайник и налью нам чаю.

Джоанна включила газовый камин и вслед за Саймоном прошла в маленькую кухню, где плюхнулась на стул возле пластикового столика в углу. Он был рассчитан на двоих, и они с Мэтью много раз лениво завтракали здесь по воскресеньям или устраивали интимные ужины при свечах.

Пока Саймон готовил чай, Джоанна разглядывала аккуратно расставленные вдоль столешницы стеклянные банки.

– Всю жизнь терпеть не могла вяленые помидоры, – задумчиво протянула она. – А Мэтью их обожал.

– Что ж. – Саймон взял банку, полную злополучных помидоров, и высыпал в мусорное ведро. – Значит, в вашем расставании есть и положительный момент. Тебе больше не придется их есть.

– По правде говоря, если задуматься, – Джоанна подперла руками подбородок, – есть много такого, что нравилось только Мэтью, а я просто притворялась ему в угоду.

– Например?

– О, воскресные походы в «Люмьер», где показывают странные зарубежные артхаусные фильмы, хотя я бы предпочла остаться дома и включить мыльную оперу. И еще музыка. Ну, я люблю классику – в небольших количествах. А он никогда не разрешал мне включать сборник хитов ABBA или альбомы Take That.

– Боюсь тебя разочаровать, но в этом я с ним солидарен, – усмехнулся Саймон, заливая чайные пакетики кипятком. – Честно говоря, мне всегда казалось, что Мэтью стремился вести себя согласно неким критериям, которые сам для себя и устанавливал.

– Ты прав, – вздохнула Джоанна. – А я в его глазах была не слишком-то значительной. Всего лишь скучная йоркширская девчонка из среднего класса.

– Поверь мне, ты очень даже значительная. И вовсе не скучная. Возможно, искренняя; да, немного приземленная. Но эти качества достойны восхищения. Вот держи. – Саймон протянул ей кружку с чаем. – Пойдем-ка отогреемся возле огня.

Джоанна устроилась на полу перед камином и, привалившись к коленям Саймона, потягивала чай.

– Боже, Саймон, – пробормотала она. – Меня пугает сама мысль, что вновь придется ходить на свидания. Мне уже двадцать семь. Я слишком стара, чтобы все начинать сначала.

– Ну да, сама древность. Я практически чувствую исходящий от тебя запах тлена.

– Не стоит с этим шутить! – Джоанна шлепнула его по икре. – На то, чтобы снова привыкнуть к одиночеству, уйдет целая вечность.

– Проблема в том, что мы, люди, боимся перемен любого рода и не любим их. Думаю, именно поэтому так много несчастных пар остаются вместе, хотя им было бы гораздо лучше разойтись.

– Наверное, ты прав. Взять хотя бы меня. Я столько лет ела дурацкие вяленые помидоры! Кстати, о парах. Давно не было вестей от твоей Сары?

– На прошлой неделе она прислала мне открытку из Веллингтона. Кажется, учится ходить под парусом. Да, год в разлуке тянулся очень долго, но в феврале она вернется из Новой Зеландии. Осталось потерпеть всего несколько недель.

– Очень мило, что ты ее дождался, – улыбнулась Джоанна.

– Если любишь кого-то, отпусти. Кажется, так гласит старая поговорка. Просто я думаю, что если, вернувшись домой, она по-прежнему захочет быть со мной, значит, у нас с ней все всерьез и надолго.

– Даже не надейся. Я тоже думала, что у нас с Мэтью «всерьез» и «надолго».

– Ну спасибо за поддержку. – Саймон поднял брови. – Да ладно, не кисни. У тебя есть работа, квартира и я. Ты борец, Джо, и сможешь преодолеть все невзгоды. Подожди, сама увидишь.

– Насчет работы – это спорный вопрос. Статья о поминальной службе сэра Джеймса Харрисона получилась откровенно дерьмовой. Что и неудивительно, учитывая Мэтью, жуткую простуду и эту странную старушку…

– Она в самом деле живет в комнате, заставленной деревянными ящиками? Ты уверена, что тебе это не привиделось?

– Ага. Она сказала, что не задержится настолько долго, чтобы распаковывать вещи… или что-то в этом роде. – Джоанна прикусила губу. – Брр, там ужасно пахло мочой… Неужели мы станем такими же, когда состаримся? Все это меня жутко расстроило. Пока я стояла в той комнате, в голове крутилась мысль: если жизнь обернется таким образом, то есть ли смысл вообще бороться?

– Возможно, она из тех сумасшедших эксцентриков, которые живут на свалке, а сами при этом хранят на банковском счету миллионы фунтов. Ну или в деревянных ящиках, как вариант. Тебе стоило проверить.

– Сначала с ней все было хорошо. Потом во время службы появился старик в инвалидном кресле, который устроился рядом с нашей скамьей. И, увидев его, она совершенно потеряла голову.

– Вероятно, это ее бывший муж. Может, в тех ящиках припрятаны его миллионы, – рассмеялся Саймон. – Ладно, красавица, мне пора идти. До завтра еще нужно кое-что сделать.

Джоанна проводила его до двери. На прощание он стиснул ее в объятиях.

– Спасибо за все. – Она поцеловала его в щеку.

– Обращайся. Я всегда рядом, если понадоблюсь. Завтра позвоню тебе с работы. Пока, Бутч.

– Спокойной ночи, Сандэнс[2].

Закрыв за ним дверь, Джоанна вернулась в гостиную. На душе немного полегчало. Саймон всегда умел поднять ей настроение. Они все детство провели вместе в Йоркшире. Их фермы находились по соседству, и хотя Саймон был на пару лет старше Джо, круг общения в их среде не отличался особым разнообразием. Так и вышло, что они сдружились, еще будучи детьми. Джоанна, единственный ребенок в семье и сорванец по натуре, очень радовалась обществу Саймона. Он научил ее лазать по деревьям, играть в футбол и крикет. Во время длинных летних каникул они вдвоем ездили на пони на вересковые пустоши и подолгу играли в индейцев и ковбоев. Лишь в ту пору они и ссорились, поскольку Саймон вечно требовал, причем самым несправедливым образом, чтобы она умерла, а он остался в живых.

– Это моя игра, и играть будем по моим правилам, – властно настаивал он, нацепив на голову большую ковбойскую шляпу.

Они гонялись друг за другом по жесткой траве вересковой пустоши, и Саймон неизбежно догонял ее и хватал сзади.

– Пиф-паф, ты мертва! – кричал он, наставляя на нее свой игрушечный пистолет.

И Джо, пошатнувшись, падала на траву, затем каталась, изображая агонию, но в конце концов сдавалась и умирала.

В тринадцать лет Саймона отправили в школу-интернат, и они стали видеться реже. И хотя во время каникул между ними сохранялась прежняя близость, по мере взросления у обоих появились новые друзья. Когда Саймона приняли в Тринити-колледж в Кембридже, они отпраздновали это бутылкой шампанского на вересковых пустошах. Два года спустя Джоанна поступила в университет в Дареме, выбрав в качестве специализации английский язык.

Затем жизнь почти полностью развела их в стороны. В Кембридже Саймон познакомился с Сарой, а на последнем курсе Дарема Джоанна встретила Мэтью. И лишь когда они вновь столкнулись в Лондоне, где, как оказалось, жили всего в десяти минутах езды друг от друга, их дружба снова расцвела.

Джоанна знала, что на самом деле Мэтью никогда не нравился Саймон, хотя бы потому, что тот превосходил ее парня ростом. К тому же после окончания Кембриджа Саймону предложили очень неплохую должность на государственной службе. И пусть он в свойственной ему манере всегда скромно заявлял, что всего лишь офисный работник в Уайтхолле, Саймон очень быстро заработал себе на небольшой автомобиль и отличную квартиру с одной спальней на Хайгейт-хилл. Тем временем Мэтью подрабатывал в рекламном агентстве. И хотя пару лет назад его взяли на должность младшего специалиста, он по-прежнему мог себе позволить только унылую комнатку в Стратфорде.

«Вдруг он надеется с помощью Саманты сделать себе карьеру в агентстве?»

Джоанна покачала головой и прогнала эту мысль. Сегодня ей больше не хотелось думать о Мэтью.

Стиснув зубы, Джо сунула в CD-проигрыватель диск Аланис Мориссетт и прибавила громкость.

«К черту соседей», – решила она и направилась в ванную комнату, чтобы наполнить себе ванну.

Под шум льющейся горячей воды Джоанна хрипло распевала во весь голос «You Learn» и не услышала шагов на дорожке, ведущей к входной двери, не увидела лица, мелькнувшего в окнах гостиной на первом этаже. К тому времени, как она вышла из ванной, возле дома уже никого не было.

После мытья на душé стало немного легче. Джоанна задернула шторы в гостиной, сделала себе бутерброд с сыром и устроилась перед камином, грея ноги у огня. Будущее вдруг показалось ей не беспросветно-мрачным, на горизонте замаячил слабый проблеск оптимизма. Пусть во время беседы с Саймоном на кухне слова ее звучали легкомысленно, в них все же содержалась правда. Глупо отрицать, что у них с Мэтью на самом деле было очень мало общего. Но теперь она стала вольной птицей, ей больше не придется кому-то угождать и задвигать свои чувства на второй план. Она будет жить своей жизнью, следовать призванию и ни за что не позволит Мэтью разрушить ее будущее.

Цепляясь за позитивный настрой и не желая вновь скатываться в депрессию, Джоанна приняла две таблетки парацетамола и отправилась спать.

3

– Пока-пока, милый. – Она сжала его в объятиях, вдыхая знакомый запах.

– Пока, мама.

Он еще пару мгновений прижимался к пальто матери, потом отстранился и взглянул в ее лицо, ища признаки нежеланных эмоций.

Зои Харрисон прочистила горло и сморгнула набежавшие слезы. Сколько бы раз она вот так ни прощалась с сыном, момент расставания не становился легче. Однако не стоило плакать перед Джейми или его друзьями, так что Зои храбро улыбнулась.

– Я заберу тебя в воскресенье через три недели, чтобы вместе пообедать. Можешь взять с собой Хьюго, если он захочет.

– Конечно. – Джейми неловко переминался с ноги на ногу возле машины.

Что ж, ей пора уезжать. Не в силах сдержаться, Зои протянула руку и убрала с лица сына прядь светлых волос. Он закатил глаза и на миг вновь стал похож на маленького мальчика, живущего в ее воспоминаниях. Хотя, стоило признать, Джейми уже вырос и постепенно превращался в серьезного юношу. Зои безмерно гордилась, глядя на сына в темно-синей школьной форме с аккуратно завязанным – как научил его Джеймс – галстуком.

– Ладно, милый, мне пора. Позвони, если что-нибудь понадобится. Или просто захочешь поболтать.

– Конечно, мама.

Зои скользнула за руль машины, закрыла дверцу и завела двигатель. Потом опустила стекло.

– Люблю тебя, милый. Береги себя. Не забывай надевать жилет и снимай мокрые носки для регби сразу после игры.

– Хорошо, мама. – Джейми покраснел. – Пока.

– Пока.

Зои выехала с подъездной дорожки, наблюдая в зеркало заднего вида, как Джейми весело машет ей рукой. Потом повернула за угол, и фигура сына пропала из виду. Миновав ворота и выбравшись на главную дорогу, Зои резко смахнула слезы и порылась в кармане пальто в поисках носового платка. И в сотый раз заверила себя, что в такие моменты страдает больше, чем Джейми. Особенно сегодня, поскольку Джеймса уже нет рядом.

Следуя указателям, она свернула к автостраде, ведущей обратно в Лондон. Еще час пути – и Зои будет дома. В голове вновь возник вопрос, не совершила ли она ошибку, отправив десятилетнего сына в школу-интернат, особенно сейчас, всего несколько недель спустя после тяжкой утраты – смерти прадеда. Однако Джейми нравилась эта частная школа, распорядок дня, общение с друзьями – все, чего Зои не могла обеспечить ему дома. В стенах школы он взрослел и развивался, становясь все более независимым.

Это отметил даже ее отец, Чарльз, когда Зои вчера вечером отвезла его в аэропорт Хитроу. Смерть отца сильно повлияла на него, и на красивом загорелом лице уже стали проявляться признаки старости.

– Ты у меня умница, дорогая, и можешь гордиться собой и своим сыном, – прошептал он ей на ухо, сжимая в прощальных объятиях. – Привози Джейми ко мне в Лос-Анджелес на каникулы. Мы так мало времени проводим вместе. Я по вас скучаю.

– Я тоже скучаю по тебе, папа, – призналась Зои.

А потом, немного потрясенная, смотрела вслед отцу, который проходил через арку металлоискателя. Обычно он почти не хвалил ее. Или ее сына.

В восемнадцать лет, поняв, что беременна, Зои чуть не спятила от потрясения и поселившейся в душе пустоты. Она только что закончила школу и поступила в университет. Сама мысль о ребенке казалась нелепой. И все же, несмотря на гнев и осуждение отца и друзей вкупе с давлением, исходящим совсем с другой стороны, в глубине души Зои понимала, что даст жизнь растущему внутри нее малышу. Ведь Джейми стал плодом любви, особенным, волшебным даром. И даже сейчас, когда прошло больше десяти лет, та любовь не стерлась полностью из ее сердца.

Мчась по автостраде в потоке других машин в сторону Лондона, Зои будто наяву вновь слышала слова отца, сказанные много лет назад.

– И что, он намерен жениться? Тот, кто тебя обрюхатил? Как бы то ни было, разбирайся сама, Зои. Ты совершила ошибку, тебе ее и исправлять!

Она с горечью подумала, что никогда и не надеялась выйти за него замуж.

В этой ситуации лишь любимый дедушка Джеймс сохранял спокойствие. Он просто молча находился рядом с Зои, поддерживал ее, тогда как все остальные вокруг, казалось, негодовали во весь голос.

Джеймс всегда по-особому относился к внучке. Этот добрый пожилой мужчина с глубоким, звучным голосом не любил, когда его звали «дедушкой», объясняя, что так чувствовал себя старым. В детстве Зои и понятия не имела, что он один из самых прославленных классических актеров в стране. Она росла в уютном доме в Блэкхите с матерью и старшим братом Маркусом. К тому времени, как ей исполнилось три года, родители уже развелись и она редко видела отца Чарльза, который перебрался в Лос-Анджелес. Так что именно Джеймс стал для нее воплощением отцовского образа. Его просторный загородный дом в Дорсете, Хейкрофт-хаус, с фруктовым садом и уютными спальнями в мансарде, хранил ее самые приятные детские воспоминания.

Джеймс частично отошел от дел и лишь изредка летал в Штаты сниматься в какой-нибудь эпизодической роли в фильме, чтобы, как он выражался, «заработать на бекон». В остальное время дед всегда находился рядом с внучкой, особенно после внезапной гибели матери Зои в результате автомобильной аварии, которая произошла всего в нескольких ярдах от их дома. В ту пору Зои исполнилось десять, ее брату Маркусу – четырнадцать. Она мало что помнила о похоронах. В памяти осталось только застывшее лицо брата, его стиснутые челюсти и тихие слезы, текущие по щекам. Служба была напряженной и безрадостной. Пока викарий читал положенные молитвы, Зои жалась к Маркусу, чувствуя, как кружева жесткого черного платья, которое ей пришлось надеть, раздражали шею.

Прилетевший из Лос-Анджелеса Чарльз попытался утешить сына и дочь, но он их едва знал. Так что именно Джеймс вытирал Зои слезы и сжимал в объятиях, пока она плакала всю ночь напролет. Однако Маркус замкнулся в себе, и все старания деда облегчить его боль ни к чему не привели. Скорбь от потери матери поселилась у мальчика глубоко внутри.

Отец забрал Зои с собой в Лос-Анджелес, Маркус же остался в Англии, в школе-интернате. И ей казалось, что она лишилась не только матери, но и брата… вся ее привычная жизнь изменилась в одночасье.

Лос-Анджелес встретил Зои сухим колючим зноем, а в отцовском доме в районе Бель-Эйр, выстроенном в стиле гасиенды, ее ждало знакомство с «тетей Дебби», которая, судя по всему, жила вместе с ее папой и даже спала с ним в одной постели. Роскошная блондинка тетя Дебби ни капли не обрадовалась появлению десятилетней Зои.

Девочку отправили в школу в Беверли-Хиллз, которую она тут же возненавидела. Зои редко общалась с отцом. Чарльз был слишком занят, пробивая себе путь в киноиндустрию в качестве режиссера. И ей приходилось сносить представления Дебби о воспитании детей: есть размороженные полуфабрикаты и бесконечно смотреть мультфильмы. Зои терпеть не могла безжалостную жару и режущий слух акцент жителей Лос-Анджелеса. Отчаянно скучая по смене времен года в Англии, она писала дедушке длинные письма, в которых умоляла его приехать и забрать ее в любимый Хейкрофт-хаус, пыталась убедить, что сумеет сама о себе позаботиться, обещала, что не доставит никаких проблем, пусть только он позволит ей вернуться домой.

Когда с момента приезда Зои в Лос-Анджелес минуло уже полгода, однажды днем на подъездной дорожке, ведущей к дому, остановилось такси. Из машины вышел Джеймс в щегольской панаме, с широкой улыбкой на губах. Охваченная безумной радостью Зои помчалась навстречу деду и бросилась в его объятия. Ее защитник все же внял призыву и приехал спасти внучку. Тетю Дебби отправили дуться возле бассейна, и Зои излила дедушке все свои горести. Потом он позвонил сыну и рассказал о ее страданиях. Чарльз, в то время снимавший фильм в Мексике, разрешил Джеймсу забрать девочку обратно в Англию.

Во время долгого полета домой счастливая Зои сидела рядом с Джеймсом. Он сжимал в своей большой руке ее маленькую ручку, она опиралась на твердое могучее плечо деда и желала только быть рядом с ним.

Уютная школа-интернат в Дорсете, где учеников на выходные отпускали домой, пришлась Зои по душе. Джеймс всегда с радостью принимал ее друзей как в Лондоне, так и в Хейкрофт-хаусе. И наблюдая, как их родители, приходящие забрать своих отпрысков, широко раскрытыми от изумления глазами смотрели на великого сэра Джеймса Харрисона и пожимали ему руку, Зои начинала понимать, насколько знаменитым человеком на самом деле был ее дедушка. Когда она подросла, Джеймс стал прививать ей любовь к Шекспиру, Ибсену и Уайльду. Они вдвоем регулярно ходили на спектакли в «Барбикан», Национальный театр или «Олд Вик», после ночевали в лондонском доме Джеймса на Уэлбек-стрит, а по воскресеньям перед камином разбирали тексты пьес.

В семнадцать лет Зои уже твердо знала, что хочет стать актрисой. Джеймс раздобыл проспекты всех театральных школ, и они внимательно изучили каждый, взвешивая все «за» и «против». В конце концов было решено, что Зои сперва нужно поступить в хороший университет и получить степень по английскому языку, а после, в двадцать один год, уже думать о театральной школе.

– В университете ты познакомишься с текстами классических произведений, что придаст твоей игре глубину. К тому же ты станешь старше и, поступив в театральную школу, сможешь лучше усвоить всю предлагаемую информацию. Да и высшее образование никогда не помешает. В случае чего тебе будет на что опереться.

– Думаешь, актрисы из меня не выйдет? – испуганно спросила Зои.

– Ну что ты, дорогая. Выйдет, конечно. Ты ведь как-никак моя внучка, – усмехнулся Джеймс. – Но ты чересчур привлекательна, и без диплома тебя просто не воспримут всерьез.

Потом они условились, что если Зои сумеет, как ожидалось, хорошо сдать экзамены, то подаст документы в Оксфорд на факультет английского языка.

А после она влюбилась. Как раз в разгар экзаменов.

И четыре месяца спустя – с пустотой в душе и растущим в животе ребенком – поняла, что столь тщательно спланированное будущее разлетелось в клочья.

Не зная, как может повести себя дед, и в то же время боясь его реакции, как-то вечером за ужином Зои выпалила неприятную новость. Джеймс слегка побледнел, но спокойно кивнул и поинтересовался, что она намерена делать дальше. Зои разрыдалась. Она попала в настолько отвратительную и сложную ситуацию, что даже не могла рассказать любимому дедушке всю правду.

В Лондон примчался Чарльз в компании Дебби, и Зои пережила ужасную неделю. Отец постоянно кричал на нее, называл идиоткой и требовал сказать, кто сделал ей ребенка. Джеймс все время находился рядом, придавал ей сил и смелости принять верное решение. И ни разу не спросил, от кого этот малыш. Он не спорил, когда Зои решила съездить в Лондон, лишь после встретил бледную, как привидение, измученную внучку на железнодорожном вокзале в Солсбери, где она, рыдая, упала в его объятия.

Зои знала, что без любви, поддержки и безграничной веры деда в ее способность сделать правильный выбор она ни за что бы не справилась.

Джейми родился раньше срока и столь стремительно, что у Зои не хватило времени добраться из Хейкрофт-хауса до ближайшей больницы, находящейся в получасе езды. Поэтому малыш появился на свет на старой кровати с балдахином под присмотром местной акушерки. Пока измученная, но ликующая Зои, тяжело дыша, приходила в себя, ее крошечного вопящего сына отдали в руки Джеймсу. Она видела, как наполнились слезами глаза деда, когда он впервые увидел правнука.

– Добро пожаловать в этот мир, малыш, – прошептал он и нежно поцеловал младенца в лоб.

В тот миг Зои и решила назвать сына в его честь.

Она не смогла бы точно сказать, когда именно сформировалась связь между двумя Джеймсами – в этот момент или в последующие несколько недель, пока дедушка и внучка поочередно вставали по ночам и успокаивали страдающего коликами, плачущего ребенка. Джеймс стал для ее сына и отцом, и другом. Мальчик и старик много времени проводили вместе, и старший где-то находил силы, чтобы играть с младшим. Зои вечно заставала их в саду, где Джеймс бросал футбольный мяч, а Джейми его отбивал. Прадед брал правнука с собой на прогулки по извилистым улочкам деревень графства Дорсет, рассказывал ему о цветах, растущих на живых изгородях и в их великолепном саду, где за место на широких клумбах боролись пионы, лаванда и шалфей, а в середине июля даже до окна спальни долетал запах любимых роз Джеймса.

То были прекрасные спокойные дни. Зои нравилось проводить время с дедушкой и маленьким сыном. Ее собственный отец, взобравшись на вершину славы, только что получил «Оскара» и почти не давал о себе знать. Зои всеми силами старалась с этим примириться, но вчера, в аэропорту, когда он обнял ее и признался, что скучает, в сердце дрогнула какая-то невидимая струна.

«Он ведь тоже стареет», – думала она, проезжая кольцевую развязку в конце автострады и направляясь в центр Лон- дона.

Когда Джейми исполнилось три года, Джеймс осторожно убедил ее поступить в театральную школу.

– Если тебя примут, мы все сможем жить на Уэлбек-стрит, – говорил он. – Пора бы Джейми пару раз в неделю на несколько часов водить в детский сад. Ребенку полезно общаться.

– Вряд ли меня примут, – пробормотала она, но все же уступила и согласилась попробовать свои силы в Королевской академии драматического искусства, до которой от Уэлбек-стрит можно было быстро добраться на велосипеде.

Но Зои все-таки поступила и при содействии молодой помощницы-француженки, которая в полдень забирала Джейми из детского сада и готовила обед для него и Джеймса, закончила трехлетний курс.

На ее выпускной спектакль дедушка уговорил прийти своего театрального агента и кучу друзей, занимавшихся подбором актеров. «Моя дорогая, – объяснял он, – мир построен на кумовстве, будь ты хоть актером, хоть мясником!» Так что после окончания учебы у нее уже имелся собственный агент и первая небольшая роль в телевизионной драме. Джейми к тому времени учился в школе, и Зои занялась карьерой актрисы. Впоследствии она добилась немалого успеха, хотя, к ее разочарованию, не на подмостках театров, некогда зародивших в ней любовь к актерству, а на большом экране.

– Хватит жаловаться, моя дорогая девочка, – сделал ей выговор Джеймс, когда она вернулась домой после бесплодного дня съемок в Восточном Лондоне – из-за сильного дождя не удалось нормально снять ни одного дубля. – У тебя есть работа, а о чем еще мечтать молодому актеру? Не сомневайся, тебе еще доведется выйти на сцену театра.

В следующие три года здоровье Джеймса медленно, но неуклонно ухудшалось, однако Зои не придавала этому особого значения. И лишь заметив, что дед начал морщиться от боли, заставила его пойти к врачу.

Диагноз был неутешительным: рак кишечника на поздней стадии, который уже затронул печень и толстую кишку. Из-за возраста и слабого здоровья об изнурительном курсе химиотерапии не шло и речи. И врач предложил паллиативное лечение – с помощью лекарств снять симптомы болезни, чтобы оставшееся ему время Джеймс провел в позитивном настроении, без трубок и капельниц. Если по мере ухудшения состояния все же потребуется какое-то оборудование, его привезут прямо домой.

Зои представила, как войдет в опустевший дом на Уэлбек-стрит, и на глаза навернулись слезы. Всего два месяца назад его наполнял приятный аромат табака «Олд Холборн», который Джеймс, несмотря на запреты, курил до самой смерти. В последние несколько месяцев он сильно болел, у него отказывали зрение и слух, а старческие девяностопятилетние кости молили об отдыхе. И все же дом по-прежнему полнился его харизмой, чувством юмора и жизненной силой.

Прошлым летом Зои скрепя сердце приняла решение отправить Джейми в школу-интернат. Она думала лишь о благе мальчика, не желая, чтобы сын изо дня в день наблюдал за угасанием любимого прадедушки. Ему не стоило видеть, как углублялись морщины на лице старика, дрожали руки, когда они играли в снап[3], или как прадед засыпал в кресле после обеда и просыпался только ближе к вечеру. Зная об их тесной связи, Зои хотела, чтобы Джейми как можно безболезненней привыкал к жизни без своего Пра-Джеймса.

Так что в сентябре прошлого года Джейми отправился в школу-интернат и, к счастью, легко там освоился. А Зои, позабыв на время об идущей в гору карьере, принялась ухаживать за дедом, который становился все более немощным.

Как-то холодным ноябрьским вечером Зои пришла в комнату деда, чтобы забрать пустую чашку из-под чая.

– Где Джейми? – спросил Джеймс, поймав ее за руку.

– В школе.

– Он сможет приехать домой на выходные? Мне нужно его увидеть.

– Не знаю, Джеймс. Вряд ли это хорошая мысль.

– Он умный парнишка, не в пример многим в его возрасте. Когда он только родился, я уже понимал, что не бессмертен, и знал, что вряд ли увижу его взрослым. И я подготовил Джейми к своему неминуемому уходу.

– Ясно. – Ее рука с чашкой дрожала так же, как у дедушки.

– Ты позвонишь, чтобы он приехал домой? Я должен его увидеть. Поскорее.

– Конечно.

В те выходные Зои неохотно забрала Джейми из школы. По дороге домой она рассказала ему о тяжелой болезни Пра-Джеймса. Джейми кивнул, но упавшие на глаза волосы скрывали выражение лица.

– Я знаю. Он сам сказал мне в середине семестра. И обещал, что позовет меня, как только… придет время.

Оказавшись дома, Джейми умчался наверх, чтобы повидать старика. Тем временем Зои мерила шагами кухню, беспокоясь, как воспримет ее драгоценный мальчик столь тяжелое состояние Пра-Джеймса.

В тот вечер они втроем ужинали в комнате Джеймса, и старик заметно повеселел. Джейми большую часть выходных провел в спальне прадеда. В воскресенье ближе к вечеру Зои поднялась наверх и сказала, что пора ехать в школу, чтобы успеть к комендантскому часу.

– Прощай, старина. – Джеймс заключил мальчика в объятия. – Позаботься о себе. И о своей маме.

– Обещаю. Я люблю тебя! – Джейми со всей несдержанностью детства крепко обнял прадеда.

По пути в школу Беркшир, где учился Джейми, они почти не разговаривали, но когда Зои въехала на школьную парковку, мальчик произнес:

– Я больше не увижу Пра-Джеймса. Он сказал, что скоро уйдет.

Зои повернулась и взглянула на серьезное лицо сына:

– Мне очень жаль, милый.

– Не волнуйся, мама. Я понимаю.

Помахав рукой, он поднялся по ступенькам и скрылся внутри здания.

Не прошло и недели, как сэр Джеймс Харрисон, кавалер Ордена Британской империи, покинул этот мир.

Притормозив у обочины на Уэлбек-стрит, Зои вышла из машины и окинула взглядом дом. Несмотря на обновленный внешний вид, трехэтажный викторианский особняк из красного кирпича простоял здесь уже более двух столетий. В отличие от соседей его фасад плавно выдавался вперед, как приятно округлившийся животик, а окна мансарды подмигивали сверху, словно два ярких глаза. И все же было заметно, что рамы высоких окон остро нуждаются в покраске. Что ж, теперь это ее забота.

Поднявшись по ступенькам, Зои отперла тяжелую входную дверь и вошла внутрь, подняла почту с коврика в прихожей. В доме царил холод, и дыхание срывалось с губ облачками пара. Она поежилась. Как жаль, что нельзя вернуться в уютную полуизоляцию Хейкрофт-хауса. Но нет, хватит прохлаждаться. Ее ждет работа.

Незадолго до смерти Джеймс всеми силами призывал Зои согласиться на главную роль в новой экранизации «Тесс из рода д’Эрбервиллей», режиссером которой стал многообещающий молодой британец Майк Уинтер. Сценарии ей присылали каждую неделю, и она дала один дедушке, просто чтобы немного отвлечь его от болезни, хотя даже не надеялась, что старика он заинтересует.

Но Зои ошиблась.

– Исключительный сценарий! – заявил он, хватая внучку за руку. – Роли вроде Тесс на дороге не валяются. Дорогая девочка, я умоляю, соглашайся. Этот фильм сделает тебя звездой. Ты этого заслуживаешь.

Он не стал добавлять насчет «последней просьбы», но Зои прочитала эти слова в глазах деда.

Не снимая пальто, она прошла по коридору и включила термостат. Древний котел с лязганьем ожил. Оставалось лишь надеяться, что в эту холодную зиму ни одна из труб не замерзла. Зои прошла на кухню. Возле раковины все еще стояли бокалы из-под вина и грязные пепельницы, оставшиеся от вчерашних поминок, которые она сочла своим долгом устроить после службы в церкви. Ведь десятки людей пришли выразить свое почтение и порадовать ее историями о дедушке, а Зои умела быть благодарной.

Без особого энтузиазма она высыпала несколько пепельниц в переполненное мусорное ведро. Зои отлично понимала, что большая часть денег, полученных за роль Тесс, уйдет на ремонт старого дома. Да взять хоть эту кухню, которую отчаянно требовалось привести в порядок.

Со столешницы ей подмигивала красная лампочка автоответчика. Зои нажала «воспроизведение». Кухню заполнил голос Маркуса.

«Зои? Зои-и-и-и-и?! Ладно, понял, тебя нет дома. Перезвони мне. Немедленно. Я не шучу. Это срочно!»

Зои поморщилась, услышав, как брат нечетко выговаривает слова. Вчера в церкви она пришла в ужас, увидев, в чем пришел на службу Маркус. Он даже не потрудился надеть галстук! И улизнул с поминок при первой же возможности, даже не попрощавшись. А все потому, что брат дулся.

Сразу после смерти Джеймса Зои, Маркус и их отец присутствовали на оглашении завещания. Сэр Джеймс Харрисон оставил практически все свои деньги и Хейкрофт-хаус Джейми, но пока правнуку не исполнится двадцать один год, они будут находиться в доверительном управлении. Также мальчику полагался страховой сертификат для оплаты учебы в школе и университете. Дом на Уэлбек-стрит переходил к Зои вместе с памятными для него вещицами из актерского прошлого, которые занимали большую часть чердака в Хейкрофт-хаусе. Однако денег дед ей не оставил, и Зои понимала почему. Джеймс хотел, чтобы она во что бы то ни стало продолжала заниматься актерским ремеслом. Еще он выделил крупную денежную сумму для учреждения «Памятной стипендии сэра Джеймса Харрисона» – для оплаты обучения двух талантливых юношей или девушек, у которых не имелось средств на поступление в престижную театральную школу. Реализацию этого плана Джеймс возложил на Чарльза и Зои.

Маркусу дед оставил сто тысяч фунтов – «жалкий символический жест», как выразился ее брат. После того как огласили завещание, от него отчетливо волнами исходило недовольство.

Зои включила чайник, раздумывая, стоит ли звонить Маркусу. Впрочем, даже если она его проигнорирует, он все равно перезвонит сам – вероятнее всего, пьяный, в неурочный час – и начнет что-то неразборчиво бормотать в трубку.

Несмотря на чрезмерный эгоизм Маркуса, Зои любила брата. В детстве она видела от него лишь нежность и доброту. И пусть в последнее время он вел себя не слишком хорошо, Зои знала, что у Маркуса доброе сердце. Вот только склонность влюбляться не в тех женщин вкупе с ужасной деловой хваткой изрядно подпортили ему жизнь. Он потерял почти все деньги и впал в депрессию.

После окончания университета Маркус уехал к отцу в Лос-Анджелес, чтобы испытать свои силы в качестве кинопродюсера. Судя по рассказам отца и деда, эта затея не увенчалась успехом. За десять лет жизни в Лос-Анджелесе проекты Маркуса один за другим рассыпались в прах, все больше разочаровывая его и отца, который взял на себя роль покровителя. В конечном счете Маркус остался практически без гроша в кармане.

– У него доброе сердце, но он мечтатель, – заметил Джеймс, когда три года назад Маркус поджав хвост вернулся из Лос-Анджелеса в Англию. – Этот его новый проект, – Джеймс похлопал по предложению о фильме, которое Маркус прислал ему в надежде на финансирование, – полон здравых политических и моральных идей, но где же история?

И дед отказался его поддерживать.

Даже несмотря на то, что брат сам загнал себя в такую ситуацию, Зои не могла избавиться от чувства вины, ведь Джеймс всегда отдавал предпочтение ей и ее сыну, как при жизни, так и в недавнем завещании.

Сжимая в руках кружку с чаем, Зои прошла в гостиную и оглядела обшарпанную мебель из красного дерева, потертый диван и старые кресла, ножки которых заметно просели от старости. Тяжелые узорчатые занавески выцвели, на ветхой ткани тут и там виднелись мелкие вертикальные прорехи, как будто сделанные невидимым ножом. Поднимаясь по лестнице в свою спальню, Зои решила, что нужно снять старые ковры. Возможно, деревянный пол под ними еще удастся спасти…

Она замерла на лестничной площадке, возле двери в спальню Джеймса. Теперь, когда из нее исчезли все мрачные атрибуты, связанные с жизнью и смертью, комната казалась пустой. Зои толкнула дверь и вошла внутрь, представляя, что дед сидит в постели и широко ей улыбается.

Внезапно силы покинули ее. Она соскользнула на пол, съежилась возле стены и горько разрыдалась, выплескивая скопившиеся внутри горе и боль. До сих пор Зои старалась не давать волю слезам, держалась ради Джейми. Но теперь, впервые оставшись одна в этом доме, она плакала навзрыд, скорбя о потере своего истинного отца и лучшего друга.

Услышав звонок в дверь, Зои вздрогнула и замерла, надеясь, что непрошеный гость уберется прочь и даст ей спокойно зализать свои раны.

В дверь снова позвонили.

– Зои! – донесся из щели почтового ящика знакомый голос. – Я знаю, что ты здесь. Твоя машина возле дома. Впусти меня!

– Будь ты проклят, Маркус! – выругалась она себе под нос и сердито стерла с лица последние слезы.

Сбежав вниз по лестнице, Зои распахнула входную дверь. Брат стоял снаружи, прислонившись к каменному портику.

– Господи, сестренка! – воскликнул он, увидев ее лицо. – Ты выглядишь столь же ужасно, как и я.

– Благодарю.

– Можно мне войти?

– Так будет лучше, раз уж ты пришел, – бросила сестра и отступила, пропуская его внутрь.

Маркус проскользнул мимо нее и зашагал прямиком в гостиную, к шкафчику с напитками. Не успела Зои закрыть входную дверь, как брат уже схватил графин и плеснул себе щедрую порцию виски.

– Хотел спросить, как ты держишься, но вижу все по твоему лицу, – заметил он, откидываясь на спинку кожаного кресла.

– Маркус, говори прямо, чего ты хочешь. У меня куча…

– Только не рассказывай мне о своих трудностях, ведь старина Джим[4] оставил тебе этот дом. – Маркус обвел руками комнату, не замечая, что виски опасно близко плещется к краю стакана.

– А тебе Джеймс завещал кучу денег, – сквозь стиснутые зубы процедила Зои. – Знаю, ты злишься…

– И имею право, черт возьми! Я уже так близко… буквально в шаге от того, чтобы Бен Макинтайр согласился стать режиссером моего нового кинопроекта. Но он хочет убедиться, что у меня есть средства на подготовку к съемкам. Мне всего-то и нужно сотню тысяч на счету компании. И он наверняка согласится.

– Просто наберись терпения. Когда завещание вступит в силу, ты их получишь. – Зои откинулась на спинку дивана и помассировала ноющие виски. – Или возьми ссуду.

– Ты же знаешь, каков мой личный кредитный рейтинг. Да и у компании «Кинопремьеры Марка» тоже не самая лучшая финансовая история. Мне нужно решить этот вопрос в ближайшее время, иначе Бен возьмется за какой-нибудь другой фильм. Серьезно, Зо, если бы ты пообщалась с этими ребятами, то и сама захотела бы поучаствовать в проекте. Это будет самый важный фильм десятилетия, а может, и тысяче- летия…

Зои вздохнула. За последние несколько недель она много слышала о новом проекте Маркуса.

– Скоро нужно подавать заявку на получение разрешений на съемки в Бразилии. Если бы только папа одолжил мне денег до утверждения завещания… – Маркус посмотрел на Зои. – Но он отказался.

– Не стоит его винить. Он много раз выручал тебя прежде.

– Но сейчас все по-другому. Зои, я клянусь, этот проект перевернет все с ног на голову.

Она молча смотрела прямо ему в глаза. За последние несколько недель брат в самом деле распустил себя, и Зои всерьез начинало беспокоить его пьянство.

– Ты же знаешь, у меня нет денег, Маркус.

– Да ладно, Зои! Ты с легкостью могла бы заложить этот дом или просто взять для меня ссуду в банке. Всего на несколько недель, пока не закончится волокита с завеща- нием.

– Перестань! – Зои хлопнула рукой по подлокотнику дивана. – Все, хватит! Послушай, что ты несешь! Ты в самом деле удивлен, что Джеймс не оставил этот дом тебе? Да он отлично знал, что ты почти сразу его продашь! К тому же, пока он болел, ты здесь почти не появлялся. Я одна заботилась о нем, любила его… – Зои замолчала и проглотила рыдание, уже готовое сорваться с губ.

– Нет, ну… – У Маркуса хватило совести изобразить смущение. Он опустил глаза и сделал глоток виски. – Ты всегда была для него особенной. На меня он почти не обращал вни- мания.

– Маркус, что с тобой такое? – тихо спросила она. – Я волнуюсь за тебя и в самом деле хочу помочь, но…

– Ты мне не доверяешь. Совсем как папа и сэр Джим. В этом главная причина, верно?

– А что в этом удивительного, учитывая твое поведение в последнее время? Ох, Маркус, я уже бог знает сколько времени не видела тебя трезвым…

– Не надо этих восклицаний! После смерти мамы все только и волновались о том, кто же позаботится о драгоценной Зои! Хоть кто-то подумал обо мне, а?

– Если ты намерен копаться в древней истории, то можешь развлекаться в свое удовольствие. Я для этого слишком устала. – Зои поднялась с дивана и указала на дверь. – Позвони, когда протрезвеешь. Я больше не намерена общаться с тобой в таком состоянии.

– Зои…

– Я серьезно, Маркус. Я люблю тебя, но ты должен взять себя в руки.

Поставив стакан с виски на ковер, он тяжело поднялся и вышел из комнаты.

– Не забудь, что ты сопровождаешь меня на премьеру в начале следующей недели! – крикнула она вслед брату.

Маркус не ответил. Чуть погодя хлопнула входная дверь.

Зои поплелась на кухню и заварила себе чашку успокаивающего чая из ромашки, потом окинула взглядом пустые шкафчики. На ужин придется обойтись пакетиком чипсов. Она взяла телефон и пролистала кучу неотвеченных писем, ища приглашение на премьеру фильма с ее участием, съемки которого завершились как раз перед тем, как Джеймсу стало совсем плохо. Пока Зои проверяла детали, чтобы после отправить Маркусу сообщение с напоминанием, в глаза внезапно бросилось имя в верхней части пригласительной кар- точки.

– Господи, – пробормотала она и опустилась на стул, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

4

Миновав унылый переулок позади круглосуточной букмекерской конторы на Норт-Энд-роуд, Маркус Харрисон отпер входную дверь дома, в котором жил. В холле забрал из своего ящика пачку писем – в каждом, без сомнения, угрожали выдернуть по одному пинцетом все его лобковые волосы, если он немедленно не заплатит прилагаемую сумму, – и поднялся по лестнице. Поморщившись от омерзительного запаха канализации, ключом открыл дверь в квартиру, потом захлопнул ее за собой и привалился к створке.

Хотя было уже шесть вечера, жуткое похмелье, которое мучило его с утра, до сих пор не прошло. Маркус бросил счета на столешницу – пылиться вместе с остальными – и направился в гостиную, где ждала полупустая бутылка виски. Налив изрядную порцию в грязный стакан, он сел и сделал солидный глоток. По телу тут же разлилось отрадное тепло. И Маркус с горечью задался вопросом, в какой момент все пошло не так.

Он ведь старший сын успешного, богатого отца и внук самого прославленного актера в стране; иначе говоря, наследник королевства. К тому же довольно привлекательный, порядочный и добрый – ну, по мере сил, если говорить о его отношении к странному, чудаковатому племяннику. Проще говоря, Маркус был из тех людей, которым всегда и во всем должен сопутствовать успех. Однако не сложилось. Ему вечно не везло.

После поминальной службы Маркус попросил отца одолжить ему сто тысяч фунтов – лишь на время, пока завещание не вступит в силу. И в ответ услышал, что он «ленивый пьяница», который вечно ждет, что остальные примутся решать его проблемы. Боже, эти жестокие слова ранили в самое сердце.

Ведь, что бы ни думал отец, Маркус всегда выкладывался по полной. Ему очень не хватало мамы. Целых два года после ее смерти он постоянно ощущал острую физическую боль от утраты столь близкого человека. Даже при слове «мама» к горлу подкатывал ком, и Маркус не мог высказать, что скопилось у него внутри. К тому же в суровом мире британской школы-интерната, где учились только мальчики, не признавали подобных сантиментов. Так что он замкнулся в себе и усердно учился – ради нее. Но разве кто-нибудь это заметил? Конечно нет, всех больше занимали заботы о его младшей сестре. После, уже в Лос-Анджелесе, когда Маркус решил попытать счастья в качестве начинающего продюсера, он выбирал проекты, которые точно понравились бы маме, поскольку рассказывали что-то важное о мире, однако его фильмы вновь и вновь терпели неудачи.

В то время Чарльз относился к сыну с пониманием.

– Возвращайся в Лондон, Маркус, – говорил он. – Лос-Анджелес не для тебя. В Великобритании малобюджетные артхаусные фильмы, которые ты рвешься снимать, воспринимают гораздо лучше.

Справедливости ради стоило признать: Чарльз дал ему приличную сумму денег, чтобы арендовать жилье в Лондоне и жить безбедно. Маркус переехал в просторную квартиру в Ноттинг-Хилл и основал «Кинопремьеры Марка».

А после… влюбился в длинноногую блондинку Харриет, с которой познакомился на одном из кинопоказов Зои. Что поделать, Маркус всегда питал слабость к хорошеньким блондинкам. Будучи начинающей актрисой, Харриет пришла в восторг от связи с «кинопродюсером Маркусом Харрисоном, внуком сэра Джеймса Харрисона», как значилось под их фотографиями в колонках светской хроники бульварных газет. Харриет привыкла жить на широкую ногу, и Маркус спустил все отцовские деньги на удовлетворение ее прихотей. Но девица вскоре поняла, что перед ней лишь «неудачник, вовсю пользующийся семейным именем», и бросила его ради итальянского принца. Маркусу, погрязшему из-за нее в огромных долгах, пришлось пресмыкаться перед отцом, прося выручить его из беды.

– Я в последний раз спасаю твою шкуру! – кричал Чарльз в телефонную трубку. – Приведи в порядок свою жизнь, Маркус. Найди нормальную работу.

Столкнувшись как-то со старым школьным приятелем, он узнал о проекте экологического фильма, идею которого поддерживали несколько парней из Сити. И Маркусу предложили стать его продюсером. Все еще страдая от язвительных слов Харриет по поводу его персоны и неудавшейся карьеры, Маркус взял крупный заем в банке, чтобы обеспечить необходимый капитал. За полгода съемок в Боливии он влюбился в уединенность и величие тропических лесов Амазонки, в целеустремленность людей, тысячи лет живших на этих землях.

Фильм с треском провалился, и Маркус потерял все вложенные деньги до последнего пенни. И задним числом был вынужден признать, что сценарий оказался не слишком удачным. Несмотря на моральную ценность фильма и заложенные в нем «послания», не хватало – как однажды заметил его дед – отличной истории. Но теперь он ее нашел. Несколько месяцев назад ему прислали сценарий на основе романа молодого бразильского писателя. Прочитав его до конца, Маркус расплакался и в тот же миг понял: вот фильм, с помощью которого ему суждено оставить свой след.

Проблема заключалась в том, что из-за неприглядной финансовой истории ни один из банков не хотел иметь с ним дела, а отец наотрез отказался в очередной раз «выбрасывать деньги на ветер». В него больше никто не верил – и это именно сейчас, когда Маркус начал понимать, что же нужно для создания прекрасного душевного фильма, который пройдет в кинотеатрах по всему миру и, может, даже завоюет награды. Главная история любви непременно затронет сердца зрителей и при этом чему-нибудь научит.

Ломая голову над тем, как изменить сложившееся отношение к себе, он, признаться, с волнением воспринял новость о кончине деда. И хотя сэр Джим всегда явно отдавал предпочтение Зои, Маркус тоже был его внуком, одним из двоих.

Но последняя воля старика его не порадовала. Впервые в жизни Маркус ощутил настоящую горечь. Его оптимизм и внутренняя уверенность в себе рассеялись, словно облачко дыма. Он почувствовал себя неудачником.

«Может, это просто упадок сил?» – размышлял он.

Звонок телефона вернул его к действительности. Увидев номер звонившего, Маркус неохотно взял трубку.

– Привет, Зо. Слушай, прости за тот вечер. Я в самом деле наговорил лишнего. Но я… в последнее время сам не свой.

– Все хорошо. – В трубке раздался тяжелый вздох. – Я тоже выбита из колеи. Ты получил сообщение, которое я отправила несколько дней назад? Ты ведь в курсе, что сегодня вечером сопровождаешь меня на премьеру?

– Э-э… нет.

– О, Маркус! Только не говори, что не сможешь пойти! Ты мне очень нужен.

– Рад слышать, что я еще хоть кому-то нужен.

– Перестань хандрить и бегом в душ. Через час встречаемся в американском баре в «Савое». Я угощаю.

– Какой великодушный жест, – съязвил он и быстро добавил: – Прости, я немного подавлен, вот и все.

– Ладно. Увидимся в семь, тогда и поговорим. Поверь, в тот вечер я тебя услышала.

– Спасибо, сестренка. До скорого, – пробормотал Маркус.

Час спустя он сидел в тускло освещенном баре в стиле ар-деко. Перед ним стоял второй стакан с виски. Вскоре появилась Зои в черном вечернем платье без бретелек, с бриллиантовыми серьгами-каплями в ушах, и все посетители – будь то мужчины или женщины – восхищенно повернулись в ее сторону.

– Ну и ну, Зо. Ты просто сияешь, – заметил Маркус, неосознанно проводя рукой по мятым брюкам, которые вытащил из кучи грязного белья.

– Правда? – нервно поинтересовалась она, чмокнула брата в щеку и села рядом. Потом провела рукой по волосам. – Скажи, я выгляжу не слишком старомодно?

Маркус оглядел гладкие золотистые волосы сестры, уложенные сзади в какую-то замысловатую прическу.

– Ты похожа на Грейс Келли, такая же элегантная и стильная. Все? Теперь довольна?

– Да, спасибо, – улыбнулась Зои.

– Обычно ты не страдаешь паранойей по поводу своей внешности. В чем дело?

– Пустяки, не обращай внимания. Будь добр, возьми мне бокал шампанского.

Маркус принес заказанный напиток. Зои выпила сразу половину, потом поставила бокал на стол.

– Боже, как раз то, что нужно.

– Ты говоришь прямо как я, Зо, – с усмешкой заметил он.

– Ну, будем надеяться, что эти полбокала шампанского окажутся благосклоннее к моей внешности, чем виски к твоей. Ты ужасно выглядишь, Маркус.

– Признаться, я и чувствую себя погано. Ты придумала, где мне достать сто тысяч фунтов?

– До вступления завещания в силу я и сама без денег.

– Но с учетом того, что тебе причитается, ты вполне могла бы их занять. Пожалуйста, Зо, – вновь попросил он. – Если я в ближайшее время не возьмусь за дело, проект уведут прямо у меня из-под носа.

– Понимаю. Я верю тебе, правда.

– Спасибо. Тебе бы стоило тоже хоть немного разозлиться на деда. Прости, Зо, но зачем десятилетнему ребенку состояние, которое, должно быть, исчисляется миллионами фунтов? Только представь, сколько еще накопится за одиннадцать лет, к тому времени, когда Джейми исполнится двадцать один.

– Понимаю, как тебя задело это завещание, но несправедливо винить во всем Джейми.

– Конечно. – Маркус осушил стакан и заказал еще порцию виски. – Я просто… уже на пределе. Все идет наперекосяк. Мне скоро тридцать четыре. Может, в этом все дело? Кризис среднего возраста и все такое… Я даже перестал заниматься сексом.

– Боже, какая отрезвляющая мысль. – Зои закатила глаза.

– Ну да. – Маркус помахал перед ней сигаретой. – Какой еще реакции мне ждать от своих родных? Вы все меня опекаете и обращаетесь как с ребенком.

– И кто в этом виноват? Будем откровенны, за эти годы ты не раз попадал в передряги.

– Да, но теперь, когда я полностью готов посвятить себя делу, мне никто не верит и не хочет поддержать.

Зои сделала глоток шампанского и посмотрела на часы. До начала премьеры осталось двадцать пять минут. Еще меньше получаса, и она увидит его во плоти… Сердце бешено забилось в груди, к горлу подкатила тошнота.

– Маркус, нам пора идти. Попроси счет, пожалуйста.

Пока он жестом подзывал официанта, Зои достала сигарету из его пачки «Мальборо лайт».

– Не думал, что ты куришь.

– А я и не курю. По крайней мере, нечасто. – Зои сделала затяжку, но тошнота лишь усилилась, и она затушила сигарету в пепельнице. – У меня появилась идея насчет того, как можно тебе помочь. Но сперва мне нужно поговорить с папой.

– Тогда из твоей затеи ничего не выйдет. Папа на меня чертовски зол.

– Предоставь это мне.

– Но что за идея? Прошу, скажи мне, Зои. Иначе ночью я снова не смогу уснуть, – умолял Маркус.

– Нет, сначала я поговорю с ним. Спасибо, – поблагодарила она официанта, который принес счет, и вложила в кожаную папку свою банковскую карточку. – Как у тебя дела? Что с текущими расходами? Нужны деньги, чтобы продержаться?

– Не помешают, – признался Маркус, не в силах смотреть ей в глаза. – У меня осталось всего несколько фунтов, и я вот-вот вылечу из жалкой квартирки, поскольку не оплатил аренду за последний месяц.

Порывшись в сумочке, Зои вытащила чек и протянула Маркусу.

– Вот, держи. Но имей в виду, что это в долг. Я сняла средства со сберегательного счета и, когда оформят все бумаги, связанные с завещанием, хочу получить их назад.

– Конечно. Спасибо, Зои. Я это ценю. – Он сложил чек и сунул его во внутренний карман пиджака.

– Только прошу, не трать их на виски, Маркус. Ладно, пойдем.

Вдвоем они взяли такси до Лестер-сквер.

– У тебя большая роль в этом фильме? – поинтересовался Маркус, пока машина из-за пробок медленно ползла по площади Пикадилли.

– Второго плана. Возможно, тебе даже понравится. Это хороший фильм – малобюджетный и серьезный, – добавила она и, когда машина остановилась на Лестер-сквер, окинула взглядом огороженную зону возле входа в «Одеон». – Что ж, вот мы и на месте. – Зои нервно заправила за ухо прядь волос.

Она вышла из такси, дрожа под холодным моросящим дождем, и оглядела толпу нетерпеливых зевак. В этом фильме не было ни голливудских звезд, ни спецэффектов, но она не сомневалась, на кого все они пришли посмотреть. На фасаде здания, освещенный кучей прожекторов, висел огромный плакат, на котором профиль Зои отчасти скрывался за лицом актрисы, сыгравшей главную роль, – соблазнительной Джейн Донохью.

– Боже! И почему я не интересовался этим фильмом во время съемок? – усмехнулся Маркус, разглядывая плакат и исполнительницу главной роли.

– Будь любезен при встрече с ней, – заметила Зои и безотчетно вцепилась в руку Маркуса, пока они шли по красной дорожке.

– Я всегда любезен с красивыми женщинами, – отозвался он.

– Ты знаешь, о чем я. Держись сегодня рядом со мной. Обещаешь? – Зои сжала его руку.

– Ну, если хочешь. – Маркус пожал плечами.

– Хочу.

Когда они вошли в фойе, заполненное, как обычно во время премьер, звездами мыльных опер, комиками и прочими знаменитостями, вокруг замелькали вспышки камер. Зои взяла с подноса бокал вина и нервно огляделась. Судя по всему, он еще не приехал.

К ней вдруг подлетел режиссер фильма Сэм и восторженно расцеловал.

– Дорогая, мне так жаль бедного сэра Джеймса. Я хотел прийти на поминальную службу, но ужасно закрутился с этой премьерой.

– Не волнуйся, Сэм. Все к лучшему. В последнее время ему было очень плохо.

– А тебе идет горе, Зои. – Сэм посмотрел на нее с восхищением. – Потрясающе выглядишь. Вокруг фильма поднялась настоящая шумиха, и гениальные пиарщики решили устроить благотворительную премьеру с участием членов королевской семьи. Завтра репортажи появятся во всех газетах, и ты в этом платье станешь их звездой. – Он поцеловал ей руку и улыбнулся. – Наслаждайся, дорогая. Увидимся позже.

Зои обернулась. Несмотря на ее просьбу, Маркус уже куда-то исчез.

– Черт! – выдохнула она. От струящегося по жилам адреналина немного кружилась голова.

Решив, что вполне имеет право вести себя трусливо и незрело, Зои спряталась в женском туалете и попыталась успокоить бешено колотящееся сердце. И лишь когда в зрительном зале уже погасли огни, она прокралась на свое место рядом с Маркусом.

– Где ты была? – прошипел он.

– В туалете. У меня расстройство желудка.

– Очаровательно, – фыркнул он, глядя на вступительные титры на экране.

Весь фильм Зои просидела как в тумане. Она приходила в смятение при одной только мысли о том, что он здесь, в зрительном зале, возможно, всего в нескольких ярдах от нее, впервые за десять с лишним лет дышит с ней одним воздухом. Внутри бушевали столь сильные эмоции, что она сомневалась в собственной способности досмотреть фильм до конца и не упасть в обморок. Все эти годы Зои убеждала себя, что речь шла о простой подростковой влюбленности, но теперь больше не могла себе лгать – глубокие, сильные чувства до сих пор не угасли. Отсутствие кавалеров в своей жизни она объясняла заботой о Джейми, не желая, чтобы череда незнакомых мужчин выбивала мальчика из колеи. Но сегодня Зои поняла, что лишь обманывала себя.

«И как ты намерена изгнать этот призрак прошлого? – мысленно спросила она и тут же ответила: – Просто столкнуться с ним лицом к лицу и посмотреть в глаза».

Чтобы избавиться от его невидимой хватки, нужно разрушить фантазию, которую она в течение многих лет создавала в своем сознании, а для этого требуется снова встретить его во плоти и рассмотреть вблизи в поисках признаков несовершенства. В этом Зои видела единственную надежду на излечение. К тому же существовала большая вероятность, что он уже позабыл о ней. Ведь все случилось так давно, и за это время он общался со многими людьми, в том числе и с женщинами.

Когда под гром аплодисментов в зале зажегся свет, Зои вцепилась руками в сиденье, чтобы не вскочить с места и не убежать.

– Ты была великолепна, сестренка. – Маркус поцеловал ее в щеку и крепко сжал руку. – Серьезно. Хочешь роль в моем новом фильме? – добавил он.

– Спасибо. – Зои застыла на месте, словно парализо- ванная.

Зрители постепенно начали выходить из зала, а от ее прежней решимости не осталось и следа.

– Может, поедем прямо домой? Желудок до сих пор бунтует, – предложила Зои.

Они все же встали с мест и последовали за толпой к выходу.

– Разве тебе не нужно немного помелькать среди гостей? Принять похвалы и все такое? Пока ждал, когда ты выйдешь из туалета, я тут немного поболтал с Джейн Донохью. И мы договорились встретиться на вечеринке после фильма.

– Маркус, ты же обещал! Отвези меня домой, пожалуйста. Я в самом деле плохо себя чувствую.

– Ладно, – вздохнул он. – Только подожди немного, я найду Джейн и все ей объясню.

Стоя посреди толпы, Зои считала мгновения до возвращения Маркуса. Еще чуть-чуть – и она сможет уйти.

Потом кто-то тронул ее за плечо.

– Зои?

Она обернулась, и кровь прилила к лицу. Перед ней стоял тот, кто весь вечер занимал ее мысли. Теперь он выглядел немного старше, под теплыми зелеными глазами залегли легкие тени, кожу в уголках рта прорезали тонкие морщинки от смеха. Но тело, скрытое под вечерним костюмом, казалось столь же подтянутым, как и десять лет назад. Зои разглядывала его, жадно впитывая каждую деталь.

– Как ты? – поинтересовался он.

Она прочистила горло:

– Хорошо, благодарю.

– Ты выглядишь… потрясающе. И стала еще красивее, – тихо заметил он, чуть наклоняясь вперед, поближе к ее уху. Ноздрей коснулся его знакомый запах, который пугающе дурманил голову. – Кстати, мне понравился фильм. Ты великолепно играла.

– Спасибо, – выдавила она.

– Сэр… – Рядом с ним возник мужчина в сером костюме и указал на свои часы.

– Буду через несколько минут, – сообщил он, и серый костюм растворился в толпе. – Столько времени прошло, – задумчиво проговорил он.

– Да.

– Как у тебя дела?

– Хорошо. Просто отлично.

– Я читал о твоем дедушке. Почти решился написать тебе, но не знал… э-э… положения дел.

Он искоса взглянул на нее, и Зои покачала головой.

– Я свободна, – призналась она и тут же мысленно отругала себя за эти слова.

– Боюсь, мне пора. Можно… тебе позвонить?

– Я…

К ним снова приближался мужчина в сером костюме.

Он протянул руку, чтобы погладить ее по щеке, но замер, так и не коснувшись ее кожи.

– Зои… я… – В его глазах ясно читалась боль. – До свидания.

Он покорно махнул рукой и ушел.

Она застыла в переполненном фойе, глядя ему вслед и больше не обращая внимания ни на что вокруг. Он опять уходил от нее, оставлял ради более важных дел. Так было всегда, и в будущем этого не изменить. И все же вероломное сердце ликовало в груди.

Зои неуверенным шагом снова направилась в дамскую комнату, чтобы взять себя в руки. И, глядя на отражение в зеркале, заметила, что огонек в ее глазах, столь внезапно затухший десять с лишним лет назад, снова начал разгораться.

– Черт, да у тебя в самом деле проблема, – проговорил Маркус, который мерил шагами фойе. – До дома-то сможешь добраться?

– Само собой, – улыбнулась Зои и взяла его под руку.

5

Выставив локти в стороны, Джоанна протолкнулась сквозь толпу пассажиров и спрыгнула на тротуар Кенсингтон-Хай-стрит за миг до того, как за ней закрылись двери автобуса. Она обогнула безликих бизнесменов в черных и серых костюмах с дизайнерскими портфелями в руках и ускорила шаг. Холодный утренний воздух обжигал кожу. Взглянув на часы, Джоанна перешла на бег. Черт, она снова опаздывала!

Джо уже и не помнила, когда в последний раз выбиралась на пробежку, вместо этого предпочитая есть мороженое, сидя на диване, и смотреть по телевизору «Жителей Ист-Энда»[5]. Дома, в Йоркшире, несмотря на холмистую местность, Джоанна пробегала по пять миль в день и поначалу пыталась поддерживать режим и в Лондоне. Однако здесь было все иначе. Ей не хватало чистого воздуха вересковых пустошей, мелькающих в зарослях зайцев и соколов в небе. В Лондоне же самыми поразительными существами дикой природы были голуби, у которых все еще сохранились обе ноги.

Тяжело дыша, Джоанна добралась до входа в здание «Морнинг мейл», ввалилась внутрь сквозь стеклянные двери и показала пропуск сидящему за столом охраннику Барри.

– Привет, Джо. Опять в последнюю минуту?

Она состроила ему гримасу и заскочила в открытый лифт, надеясь, что не слишком вспотела. Наконец, опоздав на десять минут, Джоанна рухнула на стул возле захламленного стола и принялась рыться среди бумаг в поисках клавиатуры. Потом осторожно подняла голову и облегченно выдохнула. Кажется, ее опоздания никто не заметил.

Джоанна включила компьютер и сложила газеты, журналы, старые копии, неотвеченные письма и фотографии в лоток для входящей корреспонденции, пообещав себе как-нибудь на неделе задержаться после работы и все это разобрать, достала из рюкзака яблоко и начала просматривать почту.

Дорогая мисс Хаслем…

– Фамилия с ошибкой, – пробормотала она.

Пишу, чтобы поблагодарить вас за прекрасную статью о моем сыне, который приклеил к щеке модель самолета «Эйрфикс». Еще хотела попросить у вас копию фотографии, которая прилагалась к статье…

Джоанна сунула письмо в лоток для входящей корреспонденции и впилась зубами в яблоко. Потом открыла следующий конверт. В нем оказалось приглашение на презентацию «ультрасовременных» гигиенических прокладок.

– Я пас, – пробормотала она, отправляя и это письмо в лоток следом за первым.

Затем взяла в руки большой помятый коричневый конверт и взглянула на адрес, написанный неразборчивым почерком. Удивительно, что это письмо вообще дошло куда следует. Разорвав конверт, Джоанна вытряхнула содержимое на стол. Внутри лежали еще два конверта. К ним крепился лист почтовой бумаги.

Дорогая мисс Хаслам,

это мне вы несколько дней назад помогли вернуться домой из церкви. Прошу вас срочно прийти, поскольку у меня осталось совсем мало времени. На всякий случай прилагаю к этому письму два конверта. Берегите их до нашей следующей встречи. Когда придете, я передам вам еще.

Предупреждаю, это опасно. Но я чувствую, что вы честная девушка, а эту историю больше нельзя скрывать. Если вы не застанете меня, поговорите с леди Белого рыцаря. Больше я сейчас ничего не могу сказать. Молюсь, чтобы вы успели вовремя.

Я жду тебя.

И доверяю тебе, Джоанна.

Подпись внизу была неразборчивой.

Задумчиво жуя яблоко, Джоанна перечитала письмо несколько раз, потом выбросила огрызок в мусорное ведро и вскрыла один из маленьких конвертов из коричневой бумаги. Внутри лежал лист кремовой бумаги, на котором время явно оставило свой след. Джоанна осторожно развернула его. Это оказалось написанное чернилами письмо. В глаза бросался плавный старомодный почерк. И ни даты, ни адреса вверху.

Дорогой мой Слам,

я сижу здесь с пером в руке и задаюсь вопросом, как же описать собственные чувства. Всего несколько месяцев назад я даже не знала тебя и не подозревала, что после нашего знакомства моя жизнь изменится до неузнаваемости. Я сознаю, что у нас нет будущего – да и прошлого, по сути, тоже, – и все-таки жажду твоих прикосновений. Хочу, чтобы ты был рядом, защищал меня и любил, как не умеет никто другой.

Я живу во лжи, и конца ей не будет никогда.

Не знаю, как долго еще можно будет безопасно писать, но я доверяюсь верным рукам, которые передадут тебе мои слова любви.

Отвечай обычным способом.

Твоя верная, искренняя возлюбленная

Дальше шла подпись в виде инициала, однако буква была настолько неразборчивой, что это в равной степени могла оказаться «Г», «Т», «Р» или даже «Ф».

Джоанна с шумом выдохнула. От этих слов веяло особой силой. Но кто их написал? И кому? Она не видела здесь никаких зацепок. Ясно было только одно – речь шла о тайной любовной связи.

Во втором конверте оказалась старая программка.

«Хэкни Эмпайр» с гордостью представляет

ВЕЛИКУЮ ЭПОХУ МЮЗИК-ХОЛЛА

И дата – 4 октября 1923 года.

Джоанна открыла программку и просмотрела список выступлений в поисках знакомых имен. Возможно, удастся отыскать здесь сэра Джеймса Харрисона, поскольку именно на его поминальной службе она встретила старушку. Или, может, в ту пору эта женщина сама была одной из молодых актрис? Джоанна рассмотрела выцветшие черно-белые фотографии исполнителей, но ни одно из имен или лиц не привлекло внимания.

Она вновь взяла любовное письмо и прочитала еще раз. Судя по всему, его писал некто, в достаточной степени известный в свое время, и этот роман легко мог вызвать скандал.

Старушка не ошиблась – Джоанну как журналиста весьма заинтересовала эта история.

Поднявшись из-за стола, она сделала по несколько ксерокопий обоих писем, потом вместе с программкой и оригиналами аккуратно убрала их в неброский коричневый конверт, сунула его в рюкзак и направилась к лифту.

– Джо! Иди сюда! – окликнул Алек, когда она, стремясь упорхнуть на свободу, уже переступала порог двери.

Немного поколебавшись, Джоанна все же вернулась к его столу.

– Куда ты собралась? Для тебя есть дело – следить за Рыженькой и ее любовником. И не думай, что я не заметил твоего опоздания.

– Прости, Алек, но мне нужно проверить одну историю.

– Да? О чем речь?

– Есть кое-какая наводка. Может получиться хороший материал.

Он окинул ее взглядом, все еще несколько мутным из-за похмелья.

– У тебя уже есть контакты?

– Нет… не совсем. Но чутье подсказывает, что я должна идти.

– Чутье, значит, да? Нутром чувствуешь? – Он похлопал себя по внушительному животу. – Однажды, если повезет, твое нутро сравняется с моим.

– Пожалуйста, Алек. Я ведь пошла на поминальную службу, хотя из-за болезни еле на ногах держалась.

– Ладно, проваливай. Но к двум чтобы была здесь. До тех пор за Рыженькой присмотрит Элис.

– Спасибо.

На улице Джоанна поймала такси и поехала прямиком на Мэрилебон-Хай-стрит. Через сорок минут машина затормозила возле дома, где жила старушка.

«Бегом бы и то быстрее добралась», – мелькнула мысль, пока Джоанна расплачивалась с водителем.

Взяв у него квитанцию для подтверждения расходов, она выскочила из такси и подошла к входной двери. На ней висело два звонка, однако никаких отметок или имен. Джоанна нажала на кнопку нижнего и принялась ждать ответа. Но за дверью по-прежнему царила тишина. Она позвонила еще раз.

И снова ничего.

Джоанна решила попытать удачи с верхним. Та же история.

И еще раз, просто на всякий случай…

Наконец ей повезло. Входная дверь чуть приоткрылась.

– Кто? – спросила женщина, не очень старая, судя по голосу.

– Я пришла к пожилой даме, живущей на первом этаже.

– Боюсь, ее здесь больше нет.

– В самом деле? Она что, переехала?

– Ну, можно и так сказать.

– Вот как. – Джоанна поникла. – А вы знаете, где она? Сегодня утром я получила от нее письмо с просьбой приехать.

Дверь приоткрылась чуть шире, теперь в проеме были видны теплые карие глаза.

– А вы кто? – Женщина окинула взглядом темно-синее шерстяное пальто и джинсы Джоанны.

– Я… ее внучатая племянница, – быстро придумала Джоанна. – Несколько месяцев жила в Австралии.

В выражении глаз что-то изменилось, сейчас в них читалось некое подобие сочувствия.

– Что ж, тогда вам лучше войти.

Джоанна шагнула в темный коридор и вслед за женщиной прошла через дверь, ведущую направо. Она оказалась в квартире с такой же планировкой, как у старушки. Только это жилище намного больше напоминало дом.

– Прошу. – Женщина провела ее в жарко натопленную, загроможденную гостиную и указала на розовый дралоновый[6] диван. – Устраивайтесь поудобнее.

– Спасибо.

Пока женщина садилась в кресло возле газового камина, Джоанна изучала приятное, открытое лицо хозяйки дома. Судя по всему, ей было немного за шестьдесят.

– Я Джоанна Хаслам, – представилась с улыбкой Джо. – А вас как зовут?

– Мюриэль. Мюриэль Бейтман. – Она пристально посмотрела на Джоанну. – Вы совсем не похожи на свою бабушку.

– Ну да… потому что она… мне не родная по крови. Жена моего двоюродного деда. Э-э… вы не знаете, где… бабуля?

– Боюсь, что знаю, дорогая. – Мюриэль подалась вперед и похлопала ее по руке. – Это ведь именно я ее нашла.

– Нашли ее?

Мюриэль кивнула:

– Она умерла, Джоанна. Примите мои соболезнования.

– О нет! – потрясенно выдохнула Джоанна. Ей даже не пришлось притворяться. – Когда?

– Неделю назад, в прошлую среду.

– Н-но… я ведь сегодня утром получила от нее письмо! Как она могла его отправить, если умерла? – Джоанна порылась в рюкзаке, достала конверт и посмотрела на почтовый штемпель на письме старушки. – Его отправили в этот понедельник. Судя по вашим словам, через пять дней после ее смерти.

– О боже. – Мюриэль залилась краской. – Боюсь, это я виновата. Роза попросила меня отправить это письмо еще в прошлый вторник, вечером. Ну а на следующий день я ее нашла. Из-за потрясения, полиции и всего прочего я совсем о нем позабыла и отнесла на почту лишь пару дней назад. Простите, дорогая. Налить вам чаю? Представляю, в каком вы шоке после этой новости.

Вскоре Мюриэль вернулась с подносом, на котором стоял заварочный чайник в оранжевом чехле, чашки, молоко, сахар и тарелочка с шоколадным печеньем. Она налила темную жидкость в две чашки.

– Спасибо. – Джоанна сделала глоток чая. – Где вы ее нашли? В постели?

– Нет. – Мюриэль откинулась на спинку кресла. – У подножия лестницы в ее прихожей. Вся смятая, как маленькая выброшенная кукла… – Мюриэль вздрогнула. – Я никогда не забуду ужас в ее глазах, как у несчастной овечки… Простите, дорогая. Из-за этого последние несколько дней я не могу уснуть.

– Еще бы. Бедная, бедная бабушка. Думаете, она упала с лестницы?

– Возможно, – пожала плечами Мюриэль.

– Расскажите, если вам не сложно, какой была бабушка в последнее время. Боюсь, из-за отъезда я немного утратила с ней связь.

– Ну… – Мюриэль взяла печенье и откусила кусочек. – Наверняка вы знаете, что ваша бабушка прожила здесь всего несколько недель. Квартира по соседству пустовала целую вечность, но в конце ноября в ней вдруг поселилась хрупкая маленькая старушка. А через несколько дней привезли все эти деревянные ящики. Только она так и не удосужилась их распаковать. Сдается мне, ваша бабушка задолго до смерти знала, что обречена… Мне очень жаль, дорогая.

Джоанна прикусила губу. Она искренне скорбела из-за смерти старушки. Мюриэль тем временем продолжила рассказ:

– Я не тревожила ее несколько дней. Решила дать немного освоиться, а потом уж представиться и сообщить, что у нее есть соседка. Но она, похоже, никогда не выходила из дома, поэтому однажды я сама постучала к ней в дверь. Понимаете, я просто беспокоилась. Она ведь была такая хрупкая, но ее никто не навещал в этом ужасном старом сыром доме. Так вот, я постучала, но не получила ответа. Но где-то в середине декабря из коридора донесся крик. Тихий и слабый, словно пищал котенок. Я нашла ее лежащей на полу коридора, в верхней одежде. Она споткнулась о порог квартиры и не смогла подняться. Само собой, я помогла ей, привела сюда, усадила на диван и налила чашку крепкого чая, как и вам сегодня.

– Если бы я только знала, насколько она была хрупкой, – вздохнула Джоанна, чувствуя себя неловко из-за этой лжи. – В письмах бабушка всегда казалась такой жизнерадостной.

– Мы все корим себя после смерти близких, если вас это хоть немного утешит, дорогая. Мы с моим Стэнли однажды страшно поссорились, а на следующий день он упал замертво от сердечного приступа. Ну да ладно. Ваша бабушка говорила, что очень много лет провела в другой стране и лишь недавно вернулась, а на мой вопрос о родственниках в Англии она покачала головой и пояснила, что большинство из них все еще живет за границей. Должно быть, дорогая, она вас и имела в виду. И я предложила ей помочь, сходить в магазин за покупками или в аптеку, пусть только скажет. Помню, она очень вежливо поблагодарила меня за предложение и попросила купить ей несколько банок супа. Она как раз собиралась за ними в магазин, когда упала. – Мюриэль покачала головой. – Я хотела вызвать врача, чтобы осмотрел ее после падения, но она отказалась. Бедная старушка едва держалась на ногах, и мне пришлось помочь ей добраться до квартиры. А когда я увидела жалкую, убогую комнату, в которой она жила… с грудами деревянных ящиков и ужасной вонью… Признаюсь, меня это потрясло.

– Бабушка всегда была своеобразной, – неуверенно вставила Джоанна.

– Да уж. И, простите за прямоту, кажется, бедная старушка не слишком следила за гигиеной. Конечно, я предложила позвонить в социальную службу, узнать, не смогут ли они привозить ей горячую еду или прислать районную медсестру, чтобы ее искупать, но бедняжка так расстроилась, что я испугалась, как бы она не умерла прямо на месте. Пришлось оставить все как есть. Однако я все же попросила у нее ключ от двери в ее квартиру: вдруг она снова упадет, а дверь будет заперта, и я не смогу ей помочь. Пообещала, что просто стану заглядывать к ней время от времени и проверять, как у нее дела. В конце концов она согласилась, только все твердила, что я должна беречь этот ключ и никому не говорить, что он у меня есть. – Мюриэль вздохнула и покачала головой. – Она была такой чуднóй. Еще чаю?

– Да, пожалуйста. Бабуля всегда ценила свою независимость. – Сдавшись, Джоанна потянулась за шоколадным печеньем.

– И вот к чему это ее привело, – фыркнула Мюриэль, снова наполняя чашку Джоанны. – Что ж, с тех пор я заглядывала проведать ее каждый день. Обычно она лежала в постели, обложившись подушками, и писала письма, которые я потом относила на почту. Иногда дремала. У меня вошло в привычку приносить ей чашку чая или миску с супом и кусочек тоста, но, признаюсь, я там не задерживалась. Меня тошнило от запаха. Наступило Рождество, и я уехала в Саутенд навестить дочь, но через пару дней вернулась. И нашла открытку на столе в коридоре. Я взяла ее с собой и дома открыла.

– Она была от бабушки? – Джоанна подалась вперед.

– Да. Очень красивая рождественская открытка, довольно дорогая, из тех, что покупают поштучно, а не в упаковке. Внутри она написала чернилами, в немного старомодном стиле: «Мюриэль, благодарю за вашу дружбу. Я всегда буду ею дорожить. Роза». – Женщина утерла слезу. – Из-за той открытки я даже расплакалась. Ваша бабушка, похоже, была настоящая леди, к тому же с отличным образованием. И видеть, до чего она докатилась… – Мюриэль покачала головой. – И я пошла к ней. Поблагодарила за открытку и уговорила зайти ко мне, погреться у камина и выпить чаю с пирогом.

– Спасибо за вашу доброту к ней.

– Да было бы за что. Мне это ничего не стоило. Честно говоря, мы мило поболтали. Я снова спросила ее о семье, поинтересовалась, были ли у нее дети. Она смертельно побледнела, покачала головой и сменила тему, а я не стала давить. За Рождество она заметно сдала, от нее остались только кожа да кости. И жуткий кашель усилился. Потом, сразу после праздника, заболела моя сестра в Эппинге и попросила приехать на недельку, чтобы поухаживать за ней. Само собой, я поехала и вернулась всего за пару дней до смерти бед- няжки.

– И тогда она попросила вас отправить письмо?

– Да. Я зашла ее проведать вечером после возвращения. Она была в ужасном состоянии, дрожала и дергалась, как кошка на раскаленной жестяной крыше. А ее глаза… она так смотрела… не знаю. – Мюриэль поежилась. – Как бы там ни было, она отдала мне письмо и умоляла срочно отправить. Конечно, я пообещала. Затем она схватила меня за руку и сжала ее очень крепко, а потом протянула мне маленькую коробочку и попросила ее открыть. Внутри лежал красивый золотой медальон. Не в моем стиле, слишком изысканный, на мой взгляд, но явно изготовленный мастерски, из чистого золота. Само собой, я сразу же сказала, что не могу принять такой дорогой подарок. Но она настаивала, чтобы я взяла медальон, и очень расстроилась, когда я попыталась его вернуть. На меня это сильно подействовало, и, придя домой, я решила, что на следующий день вызову к ней врача, что бы она ни говорила. Но оказалось уже слишком поздно.

– Ох, Мюриэль, если бы я только знала…

– Не вините себя. Это мне следовало немедленно отправить письмо, как она и просила. Но, если это вас хоть как-то утешит, бедняжка все равно скончалась раньше, чем вы бы его получили. Я нашла ее на следующий день в десять утра у подножия лестницы. Хотите бренди? Честно говоря, я бы немного выпила.

– Нет, спасибо, но вы пейте на здоровье.

Пока Мюриэль ходила на кухню за бренди, Джоанна размышляла над тем, что ей удалось узнать на данный момент.

– Интересно, что бабушка делала у подножия лестницы? – заметила она, когда Мюриэль вернулась в гостиную. – Такая хрупкая старушка вряд ли смогла бы подняться по ступенькам в одиночку.

– Так я и сказала фельдшеру скорой помощи, – проговорила Мюриэль. – Он пришел к выводу, что несчастная сломала шею, а большие синяки на голове, руках и ногах подсказали, что она слетела вниз по ступенькам. Ну, я ему объяснила, что Роза ни за что не смогла бы подняться по лестнице одна. К тому же, – Мюриэль пожала плечами, – зачем ей идти наверх? Там было пусто. – Она слегка покраснела. – Я как-то раз поднималась туда, просто ради любопытства.

– В самом деле, очень странно, – нахмурилась Джоанна.

– Вот-вот! Естественно, пришлось вызвать полицию. Они ввалились ко мне всей толпой и начали задавать кучу вопросов. Ну, кто она, сколько здесь жила и все такое. Я так сильно расстроилась, что, когда увезли ее тело, собрала чемодан и уехала на несколько дней к дочери… – Мюриэль отпила немного бренди. – Я всего лишь пыталась помочь по мере сил.

– Конечно. Вы знаете, куда ее отвезли?

– В морг, наверное. Будут ждать, пока бедняжку кто-нибудь не заберет.

Женщины сидели молча, глядя на огонь. Видя, как расстроилась Мюриэль, Джоанна подавила желание расспросить ее подробнее.

– Наверное, мне лучше пойти и взглянуть на квартиру, – в конце концов проговорила она. – Нужно решить, что делать с вещами бабушки.

– Их там нет, – неожиданно сказала Мюриэль.

– Что? И где они?

– Понятия не имею. Я уже говорила, что после случившегося несколько дней жила у дочери. Вернувшись, я вошла в ее квартиру… ну, чтобы изгнать воспоминания и все такое, но вещей в комнате уже не было. Там сейчас пусто, ничего не осталось.

– Но… кто мог забрать все ящики?

– Возможно, о ее кончине сообщили членам семьи и они приехали, чтобы убрать все из квартиры. Мог это сделать кто-то из ваших родных?

– Э-э… нет. Как Роза и сказала, все они за границей. В Англии только я… – Голос Джоанны затих. – Почему все исчезло?

– Откуда же мне знать, – вздохнула Мюриэль. – Если хотите, можете взглянуть сами. Ключ все еще у меня. Пахнет там уже не так плохо. Тот, кто забирал вещи, тщательно все обработал дезинфицирующим средством.

Вслед за Мюриэль Джоанна вышла из квартиры.

– Я буду рада, если здесь поселятся другие жильцы, – заметила Мюриэль, отпирая дверь в другой стене коридора. – Может, даже молодая семья, чтобы вдохнуть немного жизни в это место. Вы не против, если я не пойду с вами? Эта квартира до сих пор меня пугает.

– Конечно нет. Я и так отняла у вас много времени. Можно попросить ваш номер телефона, просто на всякий случай? Вдруг мне понадобятся какие-нибудь подроб- ности.

– Я вам его напишу. Отдам, когда занесете ключ.

Войдя в квартиру Розы, Джоанна закрыла за собой дверь и включила свет. Она застыла в крошечной прихожей, глядя на лестницу справа от себя – крутую, с неровными ступенями, – и все яснее понимала: женщина, которой она помогла две недели назад вернуться домой из церкви, была способна взобраться на нее не больше, чем новорожденный младенец. Под громкий скрип ступеней Джоанна медленно начала подниматься. Наверху лестницы оказалась небольшая площадка, от которой в обе стороны отходили пустые отсыревшие комнаты. В них не нашлось ничего, кроме стен и голых половиц. Даже окна, выходящие на заросший сорняками двор позади дома, кто-то недавно помыл. Закончив осматривать комнаты, Джоанна остановилась на лестничной площадке, почти на самом краю верхней ступеньки. До подножия лестницы было около пятнадцати футов, но отсюда казалось, что намного больше…

Она спустилась по ступенькам и вошла в гостиную, где Роза провела свои последние дни в окружении деревянных ящиков. Как и сказала Мюриэль, вся обстановка исчезла. Джоанна принюхалась. В комнате все еще чувствовался слабый неприятный запах. Опустившись на четвереньки, она внимательно осмотрела половицы в надежде, что здесь могло что-нибудь заваляться. Но ничего не нашла.

Джоанна осмотрела ванную и кухню, потом вновь вернулась в прихожую к подножию лестницы, где Мюриэль нашла бедняжку Розу. В голове всплыли строчки из письма.

«…у меня осталось совсем мало времени… предупреждаю, это опасно… если вы не застанете меня…»

По спине вдруг пробежал холодок. Да ведь Розу почти наверняка убили!

Но почему? Вот главный вопрос.

Заметив, как из двери дома на Мэрилебон-Хай-стрит вышла Джоанна, водитель машины, припаркованной на другой стороне улицы, завел мотор. По всей дороге сплошным потоком двигались автомобили, и мужчина видел, как она несколько мгновений неуверенно постояла на тротуаре, а затем повернула налево и зашагала прочь.

6

После обеда зарядил проливной дождь, и Джоанне вместе с другими журналистами и фотографами пришлось долго торчать возле дома в Челси, где жила огненноволосая супермодель, которая, по имеющимся данным, была влюблена в другую женщину той же профессии. В конце концов Рыженькая, как окрестили ее коллеги Джоанны, выбежала из парадной двери и сквозь толпу журналистов стала пробираться к ожидавшему ее такси. Вокруг замелькали вспышки камер.

– Ну что, я за ней, – сообщил Джоанне Стив, ее фотограф. – Позвоню, когда узнаю, куда она собралась. Боюсь, в аэропорт, так что раньше времени не радуйся.

– Ладно.

По примеру Стива прочие фотографы тоже вскочили на свои мотоциклы, а журналисты растворились в темноте дождливого вечера. Джоанна, застонав от разочарования, зашагала к станции метро «Слоун-сквер». Магазины вдоль всей Кингз-роуд пестрели объявлениями о распродаже по случаю конца сезона, от которых веяло такой же усталостью, скопившейся за рождественские праздники, как и от нее самой. В метро она безучастно уставилась на висящие над головой рекламные щиты.

Топтаться у порога какой-нибудь знаменитости всегда было неблагодарным занятием. Порою журналисты часами, а то и днями слонялись вокруг, прекрасно зная, что в результате вполне могли услышать лишь: «Без комментариев». Джоанна ненавидела подобные задания. Они шли вразрез с элементарной человеческой порядочностью. Если Рыженькая решила завести бурный роман с представительницей своего пола, то кому какое дело? Это касалось только ее самой. Но, как постоянно напоминал Алек, в отделе новостей национальной газеты не было места морали. Ненасытная публика вечно жаждала непристойных подробностей, касающихся чьей-нибудь сексуальной жизни. И завтрашняя газета с фотографией Рыженькой на первой полосе разошлась бы дополнительным тиражом в десять тысяч экземпляров.

Джоанна вышла из поезда метро на станции «Финсбери-парк» и, поднявшись по эскалатору, проверила мобильный. Стив прислал короткое голосовое сообщение.

«Я был прав. Через час она улетает в Штаты. Спокойной ночи».

Джоанна сунула телефон в карман и зашагала к автобусной остановке.

После встречи с Мюриэль пришлось с головой окунуться в работу, и времени обдумать все, что она узнала, пока не было. Решив немного пораскинуть мозгами в квартире Саймона, Джоанна по дороге записала детали разговора в блокнот, надеясь, что ничего не забыла.

В конце концов автобус остановился неподалеку от многоквартирного дома, где жил Саймон. Джоанна сошла на тротуар и быстро зашагала по улице. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила мужчину, растворившегося в тени позади нее.

Квартира Саймона располагалась на верхнем этаже большой перестроенной виллы на вершине Хайгейт-хилл, откуда открывался великолепный вид на зеленые зоны и крыши Северного Лондона. Он купил ее два года назад, утверждая, что все, чего ему не хватало внутри, с лихвой компенсировалось ощущением простора снаружи. И Джо, и Саймону жизнь в Лондоне давалась очень непросто. Сердца обоих все еще тянулись к Йоркширу. Они тосковали по спокойствию, безмятежности и безлюдным пространствам вересковых пустошей, на которых выросли. Вероятно, именно поэтому оба поселились в зеленом пригороде Лондона, всего в десяти минутах езды на автобусе друг от друга. Джоанна с завистью смотрела на вид, открывающийся из окон друга, но была вполне довольна и собственной необычной квартиркой у подножия холма, в более дешевом Крауч-Энде. И пусть ее сварливый домовладелец не утруждался такой роскошью, как приличная ванная и двойные стеклопакеты, зато ей повезло с тихими добрыми соседями, а это в Лондоне дорогого стоило.

Джоанна надавила на звонок и, когда Саймон открыл ей дверь в подъезд, устало поплелась наверх. Поднялась на семьдесят шесть ступеней и со сбившимся дыханием ступила на площадку, где находилась квартира друга. Он уже открыл ей дверь, и в воздухе плыли аппетитные запахи готовящейся пищи. Из проигрывателя компакт-дисков доносились звуки песни Фэтса Уоллера.

– Привет.

– Заходи, Джо, – позвал Саймон из маленькой кухни, обустроенной в углу помещения.

Джоанна со стуком поставила бутылку вина на барную стойку, что отделяла кухню от гостиной. Саймон, слегка раскрасневшийся от пара, отложил деревянную ложку, которой что-то помешивал в кастрюле, и подошел, чтобы обнять подругу.

– Как дела?

– Э-э… хорошо. Просто отлично.

Он взял ее за плечи и окинул взглядом.

– Все еще страдаешь по этому идиоту?

– Да, немного. Но мне уже гораздо лучше. Правда.

– Хорошо. Он больше не давал о себе знать?

– Ни единым словом. Я сложила все его вещи в четыре мусорных мешка и поставила в прихожей. Если он не заберет их в течение месяца, отправлю все на свалку. Кстати, я принесла вино.

– Ты молодец и спасибо, что подумала о выпивке, – кивнул Саймон, доставая из шкафчика над головой два бокала, потом протянул ей штопор.

Джоанна открыла бутылку и налила обоим по приличной порции вина.

– Твое здоровье. – Джоанна подняла бокал и сделала глоток. – Как ты?

– Хорошо. Садись, сейчас принесу суп.

Она устроилась за столом возле окна и взглянула на впечатляющие силуэты зданий лондонского Сити в южной стороне, на их подсвеченные красным крыши.

– Я бы многое отдал, чтобы снова увидеть звезды без всяких посторонних огней, – признался Саймон, ставя перед ней тарелку с супом.

– Знаю. Хочу съездить домой в Йоркшир на Пасху. Присоединяйся.

– Может быть. Посмотрим, что с работой.

– Боже, вкуснота, – похвалила Джоанна, с аппетитом поедая густой суп из черной фасоли. – Забудь о государственной службе и лучше открывай ресторан.

– Ни в коем случае. Готовка для меня – просто хобби, которое доставляет удовольствие и позволяет прийти в себя после долгого дня в дурдоме. Кстати, как твоя работа?

– Прекрасно.

– И никаких недавних скандалов? Может, знаменитая звезда мыльных опер сменила духи?

– Нет, – добродушно пожала плечами Джоанна, зная о пылкой неприязни Саймона к желтой прессе. – Но я хотела бы с тобой кое-что обсудить.

– Серьезно?

Он отнес пустые тарелки из-под супа в раковину и достал из духовки восхитительные на вид запеченные бараньи ребрышки с овощами.

– Ага. Мне удалось наткнуться на некую тайну. Возможно, что-то стоящее. Или пустышка.

Саймон положил ребрышки на две тарелки и принес их на стол вместе с ароматным соусом.

– Вуаля, мадемуазель, – проговорил он, опускаясь на стул.

Джоанна щедро полила баранину соусом, потом подцепила кусочек вилкой и отправила в рот.

– М-м-м! Восхитительно!

– Спасибо. Ну, что за история?

– Давай сперва насладимся едой. В этом деле все настолько странно и запутанно, что я даже не знаю, с чего начать. Мне нужно как следует сосредоточиться.

– Звучит интригующе, – поднял бровь Саймон.

После ужина, пока друг готовил кофе, Джоанна вымыла посуду, а затем устроилась в кресле, поджав под себя ноги.

– Ну что ж, вперед. Я весь внимание. – Саймон протянул ей кружку и устроился рядом.

– Помнишь тот день, когда я страдала из-за расставания с Мэтью, а ты пришел меня утешить? Я еще рассказала тебе, что посетила поминальную службу сэра Джеймса Харрисона, где сидела рядом со старушкой. Она чуть не свалилась в обморок, и мне пришлось везти ее домой.

– И эта старушка жила в комнате с кучей деревянных ящиков.

– Точно. Ну так вот, сегодня утром я нашла от нее письмо на рабочем столе…

И Джоанна как можно точнее рассказала ему о событиях сегодняшнего дня. Саймон слушал внимательно, время от времени отхлебывая кофе.

– С какой стороны ни посмотри на ее смерть, вырисовывается одно, – закончила она.

– И что же?

– Убийство.

– Весьма драматичное предположение, Джо.

– Сомневаюсь. Я стояла на верхней площадке лестницы, с которой она упала. Роза ни за что на свете не сумела бы туда подняться. Да и зачем? На верхнем этаже было совершенно пусто.

– В подобных ситуациях стоит рассмотреть все возможные варианты. К примеру, вдруг у этой старушки больше не осталось сил влачить столь жалкое существование? Тогда логично предположить, что она каким-то образом заползла вверх по ступенькам, а потом покончила с собой.

– Но зачем она послала мне письмо? И театральную программку?

– Они у тебя с собой?

– Да. – Джоанна порылась в рюкзаке и вытащила конверт, достала оттуда письмо Розы и протянула Саймону.

Он быстро пробежал его глазами.

– А другое?

– Вот. – Джоанна отдала ему конверт с любовным письмом. – Осторожнее, бумага очень хрупкая.

– Конечно. – Саймон достал листок и прочитал. – Ну надо же, – пробормотал он. – Потрясающе. Совершенно восхитительно. – Он поднес письмо ближе к глазам и внимательно рассмотрел. – Ты это заметила?

– Что именно?

Саймон протянул ей письмо.

– Видишь эти крошечные дырочки по краю? – спросил он, указав на свою находку.

Джоанна присмотрелась. Да, без сомнения, он был прав.

– Как странно. Похоже на следы от канцелярских кнопок.

– Вот-вот. Дай-ка программку, Джо.

Он молча изучил ее, потом положил на кофейный столик.

– Итак, Шерлок, каковы твои выводы? – поинтересовалась Джоанна.

Саймон потер нос, как и всегда в минуты задумчивости.

– Ну… есть вероятность, что старушенция просто спятила. Может, это письмо адресовано какому-нибудь ее поклоннику и не имеет никакой важности. Ну разве что для нее. Возможно, ее возлюбленный выступал в мюзик-холле или что-то в этом роде.

– Но к чему отправлять его мне? – с сомнением спросила Джоанна. – Зачем упоминать об опасности? Письмо Розы составлено довольно разумно. Не похоже, что его писала сумасшедшая.

– Я всего лишь пытаюсь рассмотреть все варианты.

– А если ни один из них не похож на правду?

Саймон с улыбкой подался вперед:

– Тогда, мой милый Ватсон, есть вероятность, что у нас в руках настоящая тайна.

– Я уверена, что Роза не была сумасшедшей, Саймон. И что она кого-то или чего-то боялась. Но куда мне двигаться дальше? – Джоанна вздохнула. – Может, показать все это Алеку? Посмотрим, что он скажет.

– Нет, – твердо возразил Саймон. – У тебя еще слишком мало информации. Думаю, сперва нужно выяснить как можно больше об этой Розе.

– Каким же образом?

– Ну для начала можно сходить в местный полицейский участок и рассказать ту же историю, что ты скормила Мюриэль, – о внучатой племяннице, только что вернувшейся из страны коал. Тебе наверняка дадут адрес морга – конечно, если родственники ее уже не похоронили.

– Она сказала Мюриэль, что все ее родные живут за границей.

– Но кто-то же унес эти ящики. В полиции вполне могли выйти на след ее семьи, – заметил Саймон.

– Пусть так. Все равно странно, что квартиру полностью очистили за сорок восемь часов. К тому же как я пойду в полицию спрашивать о двоюродной бабушке, если даже не знаю ее фамилии?

– Легко. Скажи, что она много лет назад потеряла связь с семьей и, возможно, за это время успела снова выйти замуж, так что ты точно не знаешь, под какой фамилией ее искать.

– Хорошая мысль. Ладно, схожу туда в ближайшее время.

– Хочешь бренди?

Джоанна взглянула на часы.

– Нет. Пожалуй, я лучше пойду домой.

– Подвезти до подножия холма?

– Я сама отлично доберусь, спасибо. Дождя нет, а после столь плотного ужина не помешает прогулка. – Джоанна убрала письмо и программку обратно в конверт и сунула его в рюкзак, потом встала и направилась к двери. – Поздравляю с очередным кулинарным триумфом, Саймон. И спасибо за совет.

– Всегда пожалуйста. И будь осторожнее, Джо. Неизвестно, на что ты могла случайно наткнуться.

– Вряд ли эта старушка хранила в деревянных ящиках прототип ядерной бомбы, способной развязать Третью мировую войну, но я буду беречь себя, – рассмеялась она и поцеловала Саймона в щеку. – Спокойной ночи.

От быстрой прогулки вниз по холму до Крауч-Энда Джоанне немного полегчало. Двадцать минут спустя она уже входила в квартиру. Заперев за собой дверь, Джо щелкнула выключателем на стене, прошла в гостиную и… вскрикнула от ужаса.

Комната в буквальном смысле была перевернута вверх дном. Высокий книжный шкаф завалился вперед, и пол усеивали сотни книг. Всю обивку лимонно-зеленого дивана жестоко искромсали ножом, диванные подушки валялись, разорванные на куски. Из опрокинутых горшков с растениями просыпалась земля, в камине громоздились осколки тарелок из веджвудского фарфора.

Подавив рыдания, Джоанна бросилась в спальню. Там ее встретила та же картина. Разорванный матрас лежал на полу, тахта под ним тоже сильно пострадала. Повсюду валялась одежда, выброшенная из шкафов и ящиков комода. На дне ванны перемешались вскрытые таблетки, пузырьки с микстурами, тюбики и коробочки с косметикой, являя собой застывшую многоцветную картину, способную удовлетворить любого современного художника. Пол кухни покрывали осколки битой посуды, залитые молоком и апельсиновым соком.

Уже не сдерживая громких гортанных рыданий, Джоанна побежала обратно в гостиную и схватила телефон. Однако провод оказался с корнями выдран из стены. Ее заколотила дрожь. Она окинула взглядом разгромленную гостиную, ища свой рюкзак, потом обнаружила его в прихожей возле двери. Порывшись внутри, достала мобильный телефон и трясущимися пальцами попыталась набрать знакомый номер. Лишь с четвертой попытки ей удалось наконец дозвониться до Саймона.

Когда спустя десять минут он влетел к ней в квартиру, дрожащая Джоанна стояла в прихожей и безудержно рыдала.

– Джо, какой ужас. – Он притянул ее к себе, но истерику подруги было не так просто успокоить.

– Зайди туда! – прокричала она. – Посмотри, что сотворили эти ублюдки! Они все сломали! Абсолютно все! Ничего не осталось!

Саймон вошел в гостиную и окинул взглядом учиненный погром, затем двинулся в спальню, ванную и кухню.

– Господи, – тихо пробормотал он, перешагивая через обломки. – Ты вызвала полицию, как я велел? – спросил он, вернувшись к Джоанне.

Она кивнула и уселась на кучу одежды Мэтью, вывалившейся из разрезанного черного мусорного мешка в углу прихожей.

– Ты не заметила, они что-нибудь взяли? Телевизор, к примеру? – мягко спросил он.

– Не обратила внимания.

– Пойду проверю.

Саймон вернулся через несколько минут и доложил, что воры унесли телевизор, видеомагнитофон, компьютер с принтером… в общем, кучу всего. Джоанна в отчаянии покачала головой.

Сквозь застекленную панель входной двери они увидели мигающие синие огни полицейской машины. Саймон вышел на дорожку возле дома, чтобы встретить сотрудников.

– Добрый вечер, я Саймон Уорбертон. – Он порылся в кармане и достал удостоверение личности.

– Вы при исполнении, сэр? – спросил полицейский.

– Нет, офицер, я друг жертвы, и она… э-э… не знает о моей должности, – шепотом пояснил он.

– Хорошо, сэр. Я вас понял.

– Прежде чем вы войдете, хочу кое-что пояснить. Это был очень яростный и жестокий налет. Женщины в это время, слава богу, не было дома, но я бы посоветовал вам отнестись к этому делу со всей серьезностью и сделать все возможное, чтобы отыскать виновного. Ну, или виновных, что вполне вероятно.

– Конечно, сэр. Показывайте, куда идти.

Час спустя благодаря бренди, которое Саймон захватил из дома, Джоанна немного успокоилась и обрисовала ситуацию полиции с той ясностью, на какую был способен ее затуманенный мозг. После Саймон предложил ей провести остаток ночи в его квартире.

– Думаю, уборку лучше отложить до утра, – заметил полицейский.

– Он прав, Джо. Тебе лучше уйти отсюда.

Обняв подругу за плечи, Саймон вывел ее из квартиры, помог преодолеть дорожку и усадил в свою машину. Она тяжело плюхнулась на переднее сиденье. Он сел за руль и завел двигатель, но когда отъезжал от обочины, в свете фар заметил номерной знак автомобиля, припаркованного на другой стороне дороги.

«Очень странно», – подумал Саймон, сворачивая влево, и бросил взгляд на затемненный салон чужой машины. Поднимаясь по холму к своему дому, он убеждал себя, что это просто совпадение.

Однако решил, что проверить все же не помешает.

7

Зои как раз закончила мыть пол, когда зазвонил телефон.

– Черт! – Она пробежала через кухню, оставляя следы на влажном кафеле, и успела схватить трубку за миг до того, как включился автоответчик. – Слушаю, – с надеждой выдохнула Зои.

– Это я.

– О, привет, Маркус.

– Не похоже, что ты рада меня слышать.

– Извини.

– Ну, ты сама просила перезвонить, – заметил он.

– Да. Может, вечером заскочишь ко мне? Немного выпьем.

– Конечно. Ты говорила с папой?

– Да.

– И?

– Позже расскажу, – рассеянно ответила она.

– Ладно. Увидимся часов в семь.

Зои раздраженно бросила трубку и застонала от разочарования. Время стремительно утекало. На следующей неделе начнутся съемки «Тесс», и ей придется уехать в Норфолк. А у него есть только номер стационарного телефона дома на Уэлбек-стрит. Ведь в ту пору, когда завязались их отношения, ни у одного из них еще не было мобильников. Он звонил ей домой и если слышал в трубке голос ее дедушки, то представлялся как Сид. Она уже не помнила почему, однако оба хихикали над этим прозвищем.

От одной только мысли, что ее не будет в Лондоне и она не сможет ответить на его звонок, Зои сходила с ума. Хуже того, ей придется торчать в маленькой норфолкской деревушке, где его появление способно вызвать немалый ажиотаж среди местных жителей, так что он к ней не приедет. А после жизнь вернется в прежнюю колею, и момент будет упущен. Невыносимо даже думать об этом.

– Прошу, позвони, ну пожалуйста, – с мольбой прошептала Зои, глядя на телефон.

И тяжело вздохнула при виде отразившегося в зеркале бледного измученного лица. В трудные моменты жизни у нее был свой способ справляться с сильным нервным напряжением, и Зои, верная себе, маниакально убиралась в доме, вытирала пыль, драила пол и наводила глянец, чтобы измотать себя и не думать о сложившейся ситуации.

И постепенно все яснее понимала, что совершенно не привыкла к одиночеству. От этого становилось еще тяжелее. Всего два месяца назад рядом всегда был Джеймс. Боже, как же ей не хватало старика. Она также скучала по сыну и радовалась, что, прислушавшись к совету деда, согласилась на роль Тесс, особенно сейчас, когда надежда на столь желанный звонок таяла с каждым проходящим днем.

Маркус появился в половине восьмого вечера.

– Привет, Зо, – поздоровался он, как только сестра открыла ему дверь.

– Ты что, пил? – Она окинула его взглядом.

– Всего пару глотков, честно.

– А судя по виду, пару бутылок. – Зои проводила Маркуса в гостиную. – Кофе, чтобы протрезветь?

– Лучше виски, если есть.

– Как скажешь. – Зои слишком устала, чтобы спорить.

Напитки хранились в уродливом антикварном шкафчике из орехового дерева на тяжелых гнутых ножках, о которые она вечно спотыкалась. Наверняка он стоил целое состояние. Теперь, после смерти Джеймса, надо бы позвонить оценщику и обновить опись домашнего имущества для страховой компании. Возможно, стоит продать что подороже – где-то же нужно брать деньги на ремонт.

Отыскав бутылку с виски, Зои наполнила стакан на четверть и протянула брату.

– Да ладно, сестренка, не скупись, плесни побольше, – заметил он.

– Угощайся. – Зои сунула ему всю бутылку, а себе налила джин с тоником. – Схожу за льдом. Тебе принести?

– Нет, спасибо. – Маркус наполнил стакан, а когда Зои вернулась, поинтересовался: – Уже чувствуешь себя как дома? – Он указал на стену, увешанную разными произведениями искусства.

– Просто перенесла сюда пару картин из спальни, чтобы комната казалась светлее.

– Приятно иметь подобное наследство, – пробормотал он.

– Только не начинай опять, Маркус! Не хотелось бы напоминать, но несколько лет назад папа дал тебе достаточно денег, чтобы снять отличную квартиру в Ноттинг-Хилле. И финансировал твои многочисленные кинопроекты.

– Справедливое замечание, – согласился Маркус. – Так что вы с ним обсуждали?

– Ну… – Зои, пождав ноги, устроилась на диване. – Я вполне понимаю твои чувства по поводу завещания деда, пусть даже ты ведешь себя грубо.

– Надо же, сестренка, какая проницательность.

– Оставь этот высокомерный тон, Маркус. Я всего лишь пытаюсь помочь.

– Скорее это ты ведешь себя высокомерно, милая.

– Господи! С тобой невозможно разговаривать! Ты можешь заткнуться хоть на пять минут, чтобы я объяснила, чем смогу помочь?

– Ладно-ладно, продолжай.

– Полагаю, всегда негласно считалось, что о тебе в финансовом плане заботится папа, а Джеймс поддерживает нас с Джейми. И поскольку я воспитываю сына одна, думаю, дед просто хотел удостовериться, что, как бы ни повернулась жизнь, мы с Джейми ни в чем не будем нуж- даться.

– Возможно, – пробормотал Маркус.

– Так вот. – Зои сделала глоток джина. – Сейчас все деньги Джейми находятся в доверительном управлении, и есть лишь один пункт завещания, из которого я могу законным способом извлечь для тебя немного средств.

– И о чем речь?

– Вряд ли тебе это понравится, – вздохнула Зои, – но ничего лучшего я не могу предложить.

– Ну давай, выкладывай.

– Помнишь, что в конце завещания говорилось о памятном фонде?

– Смутно. К тому времени я уже почти вышел из себя.

– Ну, по сути, речь о сумме, находящейся в доверительном управлении и предназначенной для ежегодной оплаты обучения в театральной школе для двоих талантливых молодых людей – юноши и девушки.

– О, так ты хочешь, чтобы я воспользовался стипендией и вернулся в колледж? – язвительно поинтересовался Маркус.

Зои пропустила его комментарий мимо ушей.

– Мы с папой предлагаем тебе встать во главе фонда. За организацию и управление средствами ты будешь получать хорошую зарплату.

– И всего-то? – Маркус одарил ее хмурым взглядом.

– Да, Маркус! – Зои расстроенно покачала головой. – Я знала, что ты так отреагируешь! Это дело займет у тебя максимум пару месяцев в году, и ты, пока работаешь над своим фильмом, хотя бы будешь получать регулярный доход. Да, сперва тебе придется уделить время рекламе и засветиться в СМИ, чтобы с их помощью подбодрить соискателей подавать заявки. Потом примерно с неделю нужно будет проводить прослушивания в присутствии представителей театральной школы и независимой комиссии, членов которой ты сможешь назначить сам. В случае необходимости я с радостью приду помочь. Как видишь, ничего особенного делать не придется. Ты справишься с закрытыми глазами. – Маркус ничего не ответил, и Зои решила разыграть козырную карту. – Все это поможет не только будущим молодым актерам и британскому театру в целом, но и тебе самому. Ведь никто не мешает тебе использовать общение с прессой и в собственных целях, для поднятия своей репутации и имиджа продюсерской компании. И те, кто прежде сомневался в твоих силах, вполне могут обратить на тебя внимание.

Маркус поднял голову и окинул ее взглядом.

– Сколько? – поинтересовался он.

– Мы с папой подумали о тридцати тысячах в год. Знаю, тебе нужно больше, – поспешно добавила она, – но это неплохой доход за несколько недель работы. Если хочешь, зарплату за первый год мы выплатим тебе авансом. – Зои указала на папку на столе. – Здесь все детали, касающиеся фонда и суммы вложенных в него денег. Возьми ее с собой и просмотри дома. Тебе не обязательно решать сейчас.

Маркус наклонился вперед и потрогал пальцами папку.

– Какое великодушие с твоей стороны, Зои. Премного благодарен за такую щедрость.

По его тону трудно было сказать, говорил он искренне или просто язвил.

– Не стоит благодарности, – осторожно заметила Зои. – Я всего лишь пыталась хоть что-то для тебя сделать. Да, это не сто тысяч, о которых ты мечтал, но рано или поздно ты получишь деньги деда.

Маркус внезапно поднялся, с яростью глядя в спокойное самодовольное лицо сестры.

– Тебе еще не надоело, Зои?

– Что?

– Ты сидишь здесь с высокомерным видом и смотришь на меня сверху вниз, как на несчастного, сбившегося с пути грешника, которого еще можно спасти, проявив немного времени и терпения. Вот только… – Маркус недоверчиво всплеснул руками, – это ведь ты напортачила! Ты залетела в восемнадцать лет! И если речь не о чертовом непорочном зачатии, я бы сказал, ты знаешь о грехе побольше моего.

Зои резко побледнела.

– Да как ты смеешь оскорблять нас с Джейми! – Дрожа от гнева, она вскочила на ноги. – Понимаю, ты злишься и не видишь выхода и почти наверняка впал в депрессию, но я в самом деле приложила все силы, чтобы тебе помочь. И да, мне надоело. Я уже по горло сыта твоей дешевой жалостью к себе. А теперь проваливай!

– Не волнуйся, ухожу. – Он направился к двери. – А свой гребаный памятный фонд можешь запихнуть себе в одно место! Куда не попадает солнце!

Когда за ним захлопнулась входная дверь, Зои рухнула на диван и разрыдалась. Не сдерживая слез, она выплескивала все, что скопилось внутри, и не сразу услышала телефонный звонок. Вскоре включился автоответчик.

– Э-э… привет, Зои. Это я, – раздался знакомый голос. – Я…

Она в буквальном смысле соскочила с дивана и помчалась на кухню.

– Я здесь, Арт, – выдохнула Зои в трубку. Его прежнее прозвище слетело с губ прежде, чем она сумела себя остановить.

– Как ты?

Зои посмотрела на опухшее от слез лицо, отразившееся в стеклянной дверце кухонного шкафчика, и проговорила:

– Все хорошо. В полном порядке.

– Отлично. Э-э… не сочти за грубость, но не пригласишь меня к себе? Выпьем, поболтаем. Мне очень хочется тебя увидеть, Зои. Только ты ведь знаешь мою ситуацию.

– Конечно. Когда ты хочешь прийти?

– Может, в пятницу вечером?

– Отлично.

– Около восьми?

– Подойдет.

– Хорошо. Я с нетерпением жду встречи. Доброй ночи, Зои. Сладких снов.

– Доброй ночи.

Она медленно опустила трубку, не зная, как себя вести. Может, вновь удариться в слезы? Или начать вопить от радости?

Она выбрала последнее и принялась отплясывать ирландскую джигу прямо посреди кухни, мысленно уже строя планы на завтра. Нужно привести себя в порядок – значит, на повестке дня парикмахерская и магазины одежды.

А брат-говнюк может убираться к черту.

8

Вылетев из дома Зои, Маркус завалился в какой-то захудалый ночной клуб на Оксфорд-стрит, где познакомился с девушкой, которая была – как он свято верил в тот момент – точной копией Клаудии Шиффер. Но, проснувшись на следующее утро и взглянув на лицо незнакомки на соседней подушке, осознал, насколько сильно заблуждался. От яркой внешности, созданной с помощью макияжа, не осталось и следа; на фоне белой наволочки отчетливо выделялись темные корни осветленных перекисью волос. Заметив, что он открыл глаза, девица пролепетала что-то с сильным акцентом. Кажется, она решила взять на работе выходной и провести этот день с ним.

С трудом поднявшись, Маркус поплелся в ванную и встал под душ. Самочувствие было премерзким. Пытаясь привести в порядок мысли, он вспомнил, что наговорил сестре прошлым вечером, и застонал. Да, спору нет, отличился по полной. Повел себя как мерзкая, грубая скотина.

Убедив женщину, лежащую в постели, что не стоит ради него прогуливать работу, Маркус выставил ее из квартиры и влил в себя огромное количество черного кофе, который не принес облегчения ноющему желудку. А после решил прогуляться по Холланд-парку.

Стоял ясный, морозный день, но, согласно обещаниям синоптиков, скоро ожидался снегопад. Маркус бодро шагал по дорожкам, обсаженным живыми изгородями, мимо темных прудов, неподвижно застывших под холодными лучами солнца. Он плотнее запахнул куртку, хмуро глядя на всех, кто смотрел в его сторону. И даже белки не осмеливались к нему приближаться.

Маркус не пытался сдерживаться, и стоящий в горле ком вскоре превратился в слезы. Он отнюдь не гордился собой за то, что так ужасно обошелся с сестрой и снова наговорил ей лишнего по пьяни. Зои всего лишь пыталась помочь. Возможно, она права и у него в самом деле депрессия.

Ведь, если задуматься, что такого ужасного в ее предложении? Как и сказала Зои, ничего особенного делать не придется. Маркус понятия не имел, сколько денег в этом памятном фонде, но сумма наверняка внушительная. Он вдруг представил себя в роли щедрого благодетеля, который не только дает стипендии студентам, но, возможно, помогает театрам преодолеть трудные времена и поддерживает молодых кинематографистов. В деловых кругах его станут считать чутким, проницательным человеком, умеющим тратить деньги. К тому же мама, без сомнений, одобрила бы этот проект.

Да и постоянный доход не помешает. Возможно, так он лучше научится следить за своими финансами и не тратить лишнего, а сто тысяч фунтов стерлингов наследства вложит в кинокомпанию.

Для этого нужно всего лишь пойти на поклон к Зои. И искренне покаяться.

Он дал сестре пару дней, чтобы остыть, а в пятницу вечером решил прийти к ней без предупреждения. Купил букет из роз, что еще оставались в магазине на углу, и позвонил в дверь дома на Уэлбек-стрит.

Зои открыла почти сразу. И нахмурилась, увидев его на пороге.

– Что ты здесь делаешь?

Маркус с удивлением отметил легкий макияж на лице сестры и недавно вымытые светлые волосы, сияющие, словно нимб. Ярко-синее бархатное платье очень шло к ее глазам и почти не скрывало ноги.

– Черт, Зо… Ты кого-то ждешь?

– Да… точнее, нет… Ну, я ухожу через десять минут.

– Ладно, обещаю, что не отниму у тебя много времени. Можно войти?

– Извини, но сейчас не лучший момент. – Она казалась чем-то взволнованной.

– Понимаю. Что ж, тогда скажу все прямо здесь. Тем вечером я повел себя как свинья и искренне об этом сожалею. Я слишком много выпил, хотя меня это вовсе не оправдывает. Последние два дня я провел в серьезных раздумьях и понял, что лишь выплеснул на тебя свой гнев и разочарование на собственные неудачи. Обещаю, больше этого не повторится. Я возьму себя в руки и перестану пить. Так ведь будет правильно?

– Да-да, – рассеянно отозвалась Зои.

– Я осознал, что вел себя неподобающе. Если предложение еще в силе, я с радостью возглавлю памятный фонд. Это отличная возможность проявить себя. Теперь, взглянув на все спокойно, я понимаю, как великодушно с вашей стороны доверить мне управление деньгами фонда. Вот. – Он сунул цветы ей в руки. – Это тебе.

– Спасибо, – пробормотала она, обводя взглядом улицу.

– Значит, ты меня прощаешь?

– Да-да, конечно.

Маркус ушам своим не верил. Он-то думал, что весь вечер придется буквально ползать на коленях, вымаливая прощение, пока с лихвой не расплатится за свои поступки.

– Спасибо, Зои. Клянусь, я тебя не подведу.

– Прекрасно. – Сестра украдкой взглянула на часы. – Слушай, может, обсудим все в другой раз?

– Конечно. Только не сомневайся – я в самом деле намерен измениться. Давай я зайду на следующей неделе.

– Отлично.

– Тогда договорились. Кстати, у тебя, случайно, нет под рукой этой папки? Я мог бы взять ее домой и хорошенько изучить в выходные, обдумать кое-какие идеи…

– Да-да. – Зои влетела внутрь, схватила со стола папку Джеймса и бегом вернулась к входной двери. – Держи.

– Спасибо, Зо, я этого не забуду. Завтра позвоню тебе, чтобы договориться о встрече.

– Конечно. Спокойной ночи. – И она поспешно захлопнула дверь у него перед носом.

Удивившись, насколько легко удалось помириться с сестрой, Маркус даже присвистнул от облегчения и зашагал по улице, что-то напевая себе под нос. На город, кружась, опускались первые снежинки.

– Добрый вечер, Уорбертон. Прошу, присаживайтесь. – Начальник Саймона указал на стул перед своим столом.

Стройный, элегантный Лоуренс Дженкинс носил безупречные костюмы, сшитые на заказ в ателье на Сэвил-роу, и на каждый день недели надевал узорчатый галстук-бабочку своего цвета. Сегодня он щеголял в ярко-красном. От него так и веяло властностью, ясно дававшей понять, что он работает здесь далеко не первый год и лучше ему не перечить.

На столе перед ним слегка дымилась кружка с привычным черным кофе.

– Что ж, перейдем к делу. Кажется, вы можете помочь нам с небольшой проблемой.

– Как всегда, приложу все силы, сэр, – ответил Саймон.

– Вот и молодец. Слышал, у вашей девушки возникли кое-какие неприятности. Кажется, обчистили ее квартиру.

– Она не моя девушка, сэр. Просто очень близкая подруга.

– А, так вы не…

– Нет.

– Отлично. Это немного облегчает дело.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Саймон.

– Есть вероятность, что ваша подруга заполучила… как бы это сказать? Весьма деликатную информацию, которая, окажись она не в тех руках, могла бы создать нам неприятности. – Дженкинс оценивающе окинул Саймона ястребиным взглядом. – Вы представляете, о чем идет речь?

– Я… нет, сэр. Не имею понятия. Вы можете пояснить?

– Мы почти не сомневаемся, что человек, представляющий для нас интерес, отправил письмо вашей подруге. И нашему отделу приказано раздобыть это письмо как можно скорее.

– Понимаю.

– Она, вероятнее всего, даже не осознает его значимости.

– И в чем его важность, если позволите спросить?

– Боюсь, это секретная информация, Уорбертон. Но будьте уверены – если письмо у нее, жизненно необходимо вернуть его немедленно.

– Кому, сэр?

– Нам, Уорбертон.

– И я должен расспросить ее о письме?

– Лучше действовать не так очевидно. Она ведь сейчас живет у вас?

– Да. – Саймон удивленно взглянул на начальника.

– Ее квартиру пару дней назад мы уже проверили. Письма там не оказалось.

– Скорее разнесли на части, – сердито вставил Саймон.

– У нас не было выбора. Конечно, мы позаботимся о том, чтобы страховая компания выплатила ей щедрую компенсацию. Однако вернемся к письму. Раз мы не нашли его в квартире, полагаю, ваша подруга могла носить его с собой и теперь, возможно, хранит у вас в доме… ну, если оно у нее. Не хотелось бы вновь создавать ей неприятности, и я решил поручить вам его вернуть. Повезло, что вы с ней… дружите. Полагаю, она вам доверяет?

– Да, сэр. На этом основано большинство дружеских отношений, – саркастически заметил Саймон, не сумев сдержаться.

– Тогда я поручаю вам разобраться с этим делом. К сожалению, если вы не справитесь, придется задействовать других сотрудников. И посоветуйте ей, Уорбертон, навсегда забыть об этом письме и воздержаться от дальнейшего расследования. Это в ее же интересах. Что ж, у меня все.

– Благодарю, сэр.

Из кабинета начальника Саймон вышел, кипя от злости. По сути, его загнали в тупик, поставили в безвыходное положение. Прошагав по лабиринту коридоров, он вернулся в свой отдел и сел на рабочее место.

– Ты от Дженкинса? – полюбопытствовал Иэн, один из коллег, примостившись на краешке его стола.

– Откуда знаешь?

– Догадался по остекленевшему взгляду и слегка отвисшей челюсти, – усмехнулся Иэн. – Кажется, тебе не помешает глоточек доброго крепкого джина, чтобы прийти в себя. Ребята решили немного развлечься в «Лорде Джордже».

– Так вот почему здесь так пусто.

– Все же вечер пятницы. – Иэн натянул куртку.

– Мне нужно доделать кое-что по мелочам. Может, попозже заскочу к вам.

– Ладно. Хорошего вечера.

– Взаимно.

Иэн вышел за порог, и Саймон со вздохом потер лицо руками. По правде говоря, разговор с начальством его не слишком удивил. Он сразу заподозрил, что в ограблении квартиры Джоанны было что-то странное. А вчера, в обеденный перерыв, отправился на служебную автостоянку и с милой улыбкой протянул секретарше бумажку с номерным знаком машины, замеченной накануне вечером возле дома подруги.

– Боюсь, я ее поцарапал. Совсем немного, но нужен небольшой ремонт. Хотя это не срочно.

– Конечно. – Секретарь в приемной проверила регистрационный номер в своем компьютере. – Так, вот она. Серый «Ровер», верно?

– Да.

– Хорошо, сейчас дам вам бланк. Заполните его и верните мне, и мы обработаем заявку.

– Конечно. Большое спасибо.

Значит, тот номерной знак все же принадлежал одной из машин ведомства, однако Саймон узнал это по чистой случайности. На его собственном служебном автомобиле значился номер N041JMR, а в среду вечером возле дома Джоанны он заметил очень похожий знак – N042JMR. И просто предположил, что машины для служебных целей покупались в одном месте и в одно время, так что номерные знаки на них вполне могли идти по порядку.

Саймон немного посидел, тупо глядя в экран компьютера, и решил, что пора отправляться домой. Он надел пальто и помахал на прощание оставшимся сотрудникам, которые не пошли в «Лорда Джорджа», потом спустился на лифте и вышел из Темз-хауса[7] через боковую дверь.

Прежде чем вернуться домой, Саймон решил пройтись по берегу реки. Подняв голову, он окинул взглядом строгое серое здание. Во многих окнах еще горел свет – сотрудники занимались бумажной работой. Саймон давным-давно перестал испытывать чувство вины из-за того, что приходилось лгать о своей работе родным и друзьям. Лишь Джоанна проявляла к ней хоть какой-то интерес, и он, чтобы удержать подругу от дальнейших расспросов, рассказывал унылые истории об офисе в Уайтхолле.

Но теперь, принимая во внимание слова Дженкинса, сбить ее со следа будет не так-то просто. Если к этому заданию подключили его отдел, значит, Джоанна и впрямь наткнулась на что-то важное.

И до тех пор, пока письмо у нее в руках, ей грозит нешуточная опасность.

Стоя у плиты в квартире Саймона, Джоанна помешивала соус болоньезе. За панорамным окном крупными белыми хлопьями падал снег. Из детства, проведенного на вересковых пустошах, она помнила, как фермеры боялись снега, поскольку им приходилось бесконечно долгими ночами с трудом сгонять с пастбищ отары овец и укрывать их в безопасных амбарах, а затем, пару дней спустя, с тяжелым сердцем откапывать тех, кого упустили. Для Джоанны, напротив, снег означал веселье и отсутствие занятий в школе, ведь порой узкие проулки вокруг их фермерского дома, по которым они обычно ходили, расчищали лишь через несколько дней. Сегодня вечером она не отказалась бы вновь очутиться в уютной спаленке на чердаке родительского дома, подальше от опасностей и настойчивого внимания взрослых.

На следующее утро после ограбления Саймон перед уходом на работу настоял на разговоре с ее начальником. Позвонив в редакцию газеты, он рассказал Алеку о взломе. Джоанна в это время сидела на диване-кровати, завернувшись в пуховое одеяло, и ждала, когда же шеф заявит, что ей, несмотря на обстоятельства, надлежит явиться на работу в обычное время. Но нет, Саймон положил трубку и объяснил, что Алек отнесся к проблеме Джо с большим сочувствием и даже предложил взять три дня отгула, полагающиеся ей за работу перед Рождеством. За это время она сможет оправиться от потрясения и решить кое-какие практические вопросы. К примеру, разобраться со страховкой и тщательно отдраить квартиру, чтобы в ней снова можно было жить. И остаток дня Джоанна с немалым облегчением провалялась в кровати, восстанавливая силы.

Но сегодня утром Саймон уселся на ее диван-кровать и стянул с подруги одеяло.

– Может, съездишь на пару дней к родителям? – предложил он.

Джоанна со стоном перевернулась на другой бок.

– Нет, мне и здесь хорошо. Прости, что расклеилась.

– Ты имеешь полное право жалеть себя, Джо. Я просто хочу помочь. Смена обстановки пойдет тебе на пользу.

– Нет. Мне нужно сегодня вернуться в квартиру, иначе не удастся справиться со страхом, – вздохнула она. – Это как с лошадью. После падения следует сразу же обратно сесть в седло – или можешь навсегда забыть о верховой езде.

Когда Саймон ушел на работу, Джоанна заставила себя в конце концов спуститься с холма. При свете дня квартира выглядела ничуть не лучше. Получив официальное разрешение полиции, она отправила их отчет в страховую компанию, чтобы получить возмещение, потом собралась с духом и приступила к уборке. Начать решила с кухни, где на полу застыло вонючее месиво из молока и сока, и к обеду святая святых всех хозяек обрела вполне приличный вид, разве что без посуды, ванная сияла, а в гостиной все сломанные вещи аккуратно лежали на изрезанном диване в ожидании страхового агента. Как ни странно, работник телефонной компании явился сам собой, даже без вызова, и восстановил грубо вырванный из стены провод.

Созерцать разгромленную спальню сил уже не осталось, и измученная Джоанна собрала немного одежды в дорожную сумку. Саймон предложил ей оставаться у него сколько захочется, и она с радостью ухватилась за его слова. Подбирая с пола нижнее белье, чтобы сложить обратно в ящик, Джоанна заметила, как под джинсами, валяющимися на ковре, что-то блеснуло. Это оказалась тонкая золотая авторучка с выгравированными на боку инициалами И. К. С.

– Какой-то утонченный вор, – пробормотала она, сожалея, что прикоснулась к ручке и, возможно, стерла отпечатки пальцев.

Джоанна завернула находку в бумажную салфетку и аккуратно убрала в рюкзак, чтобы отдать полицейским.

Услышав звук отпираемой двери, она очнулась от своих мыслей и налила в бокал немного вина.

– Привет! – поздоровался Саймон, и Джоанна отметила, что в отлично сшитом сером костюме и рубашке с галстуком ее друг выглядит настоящим красавцем.

– Привет. Вина?

– Спасибо. – Он взял протянутый бокал. – Слушай, с тобой точно все в порядке? Ты – и вдруг готовишь? – рассмеялся Саймон.

– Это просто спагетти. Я даже пытаться не буду с тобой соперничать.

– Ну как ты? – поинтересовался он, снимая пальто.

– Нормально. Ходила сегодня в квартиру…

– Господи, Джоанна! В одиночку?

– Да-да, я все понимаю, но мне нужно было разобрать вещи, чтобы просить о страховом возмещении. И, кстати, покончив с этим, я чувствую себя намного лучше. По большей части там требовалось просто навести порядок. К тому же, – усмехнулась Джоанна и облизала деревянную ложку, – теперь я хотя бы смогу купить себе новый удобный диван.

– Молодец, так держать! Я в душ.

– Ладно.

Через двадцать минут они сели ужинать пастой болоньезе, щедро посыпанной пармезаном.

– Неплохо для любителя, – подколол ее Саймон.

– На здоровье, ушастик. Ух ты, смотри, какой снегопад! – воскликнула Джоанна, глядя в окно. – Никогда не видела Лондон в снегу.

– Это всего лишь означает, что перестанут ходить поезда, автобусы и метро, – вздохнул Саймон. – Слава богу, завтра суббота.

– Да уж.

– Кстати, Джо, где письмо Розы?

– У меня в рюкзаке. А что?

– Можно на него взглянуть?

– Тебе что-то пришло в голову?

– Нет, но у меня есть приятель, который работает в Скотленд-Ярде, в отделе криминалистики. Возможно, он сумеет провести анализ и дать нам какую-нибудь информацию о почтовой бумаге, чернилах и приблизительной дате написания.

– В самом деле? – удивилась Джоанна. – Интересные у тебя друзья.

– Вообще-то, мы познакомились в Кембридже.

– А-а, ясно. – Она налила себе в бокал еще немного вина и вздохнула. – Не знаю, Саймон. Роза ведь попросила беречь это письмо, не спускать глаз ни с него, ни с программки.

– Ты что, мне не доверяешь?

– Не в этом дело. Я просто в растерянности. С одной стороны, конечно, здорово раздобыть о нем хоть какую-то информацию, но вдруг письмо попадет не в те руки?

– Ты намекаешь на мои? – Саймон демонстративно надул губы.

– Не говори глупостей. Но я уже не сомневаюсь, что ее убили.

– У тебя нет доказательств. Сумасшедшая старушка упала с лестницы, а ты уже нарисовала для себя сюжет фильма «Шпион, выйди вон!»[8].

– Вряд ли! Ты ведь согласился, что это дело выглядело подозрительно. Что-то изменилось?

– Нет, ничего. Ладно, давай пока оставим все как есть. Я отнесу письмо приятелю, и, если он сумеет что-нибудь выяснить, мы продолжим поиски. В противном случае, думаю, стоит просто забыть об этом деле.

Джоанна сделала глоток вина, размышляя над его сло- вами.

– Вряд ли я способна вот так все бросить, – призналась она. – Эта женщина мне доверяла, я не могу ее пре- дать.

– Но ты же ее совсем не знаешь. Вы впервые встретились в тот день в церкви, и ты понятия не имеешь, кто она, откуда и в чем может быть замешана.

– Полагаешь, мы имеем дело с крупнейшим наркобароном Европы? – хихикнула Джоанна. – Наверное, в тех деревянных ящиках она хранила товар.

– Возможно, – улыбнулся Саймон. – Ну так что, согласна? В понедельник утром я возьму письмо и отнесу приятелю. После обеда мне придется уехать на безумно скучный семинар. Вернусь через неделю, тогда и заберу у него конверт. А дальше – смотря что он скажет.

– Ладно, – неохотно согласилась она. – Этот твой «приятель» заслуживает доверия?

– Само собой! Я расскажу ему историю о подруге, которая решила разобраться в прошлом своей семьи, или что-нибудь в этом роде. Давай я сразу уберу его, а то забудем до понедельника.

– Хорошо, – вздохнула Джоанна и встала. – Достань пока мороженое для пудинга.

Бóльшую часть субботы они вдвоем заканчивали уборку в квартире Джоанны. Ее тронула забота родителей, приславших дочери чек, чтобы, не дожидаясь денег по страховке, купить хотя бы новый компьютер и кровать.

И раз уж Саймон на всю неделю уезжал на семинар, который в шутку называл «бумагомарательным», они договорились, что Джо еще немного поживет в его квартире в Хайгейте.

– По крайней мере, пока у тебя нет новой кровати, – добавил Саймон.

В воскресенье вечером он закрылся у себя в спальне, объяснив Джоанне, что должен перед семинаром разобраться с кое-какой бумажной работой, а сам набрал нужный номер. Ему ответили после второго гудка.

– Оно у меня, сэр.

– Хорошо.

– Завтра в восемь утра я уезжаю в Брайз Нортон[9]. Сможет ли кто-нибудь забрать его у меня?

– Конечно.

– Пусть встретят меня в обычном месте. Доброй ночи, сэр.

– Да. Хорошо сработано, Уорбертон. Я этого не забуду.

«Как и Джоанна», – со вздохом подумал Саймон.

Придется придумать для нее какую-нибудь отговорку по поводу письма. К примеру, что бумага оказалась очень хрупкой и рассыпалась в процессе химического анализа. Ему ужасно не хотелось предавать ее доверие, но выхода не остава- лось.

Когда Саймон вышел из спальни, Джоанна сидела на диване и смотрела «Антикварные гастроли»[10].

– Что ж, я закончил. И кстати, пока меня не будет… хочу дать тебе номер телефона, если возникнут неприятности. Кажется, в последнее время ты их притягиваешь. – Он протянул подруге визитку. – Это на экстренный случай.

– Иэн Симпсон, – прочитала она.

– Коллега по работе. Хороший парень. Я записал тебе его рабочий и мобильный номер. Мало ли что…

– Спасибо. Положи визитку рядом с телефоном, чтобы я ее не потеряла.

Саймон отнес карточку к телефонному аппарату и устроился на диване рядом с Джоанной. Она обвила руками шею друга и прижалась к нему.

– Спасибо за все, Саймон.

– Не стоит благодарности. Ты ведь моя лучшая подруга. Я всегда буду рядом с тобой.

Она потерлась носом о его нос, наслаждаясь этой дружеской близостью, и внезапно ощутила, как внизу живота стало зарождаться желание. Она подалась вперед, закрыла глаза и мягко прижалась губами к его губам. Постепенно поцелуй стал глубже, она открыла рот, чтобы впустить его язык… Саймон вдруг отстранился и вскочил с дивана.

– Господи, Джо! Что мы делаем? Я… Сара…

Джоанна опустила голову:

– Прости, мне очень жаль. Ты ни в чем не виноват. Это я начала.

– Нет. Я виноват не меньше. – Он начал расхаживать взад-вперед. – Мы ведь лучшие друзья! И такого просто не должно случаться. Никогда!

– Да-да, знаю. Обещаю, этого больше не повторится.

– Хорошо… ну, не то чтобы мне не понравилось, – покраснел Саймон, – но не хотелось бы разрушить нашу дружбу из-за случайной интрижки.

– Мне тоже.

– Что ж, ладно. Я… пойду собирать чемодан.

Джоанна кивнула, и Саймон вышел из комнаты. Она уставилась в телевизор, но экран расплывался из-за стоящих в глазах слез. Господи, да что на нее нашло? Наверное, все дело в потрясении, уязвимости и тоске по Мэтью. Она ведь знала Саймона с детства, и пусть всегда признавала, насколько он привлекателен, никогда всерьез не задумывалась о каких-либо отношениях с ним, выходящих за рамки дружбы.

«Нет, – мысленно пообещала себе Джоанна, – между нами ничего не будет».

9

Зои взглянула на часы. Половина одиннадцатого. А она, замечтавшись, до сих пор еще не встала. Неслыханное дело, ведь обычно у нее не было привычки валяться в кровати после половины девятого. Вот Джейми другое дело. Чтобы во время каникул вытащить ленивца-сына из постели, часто требовался чуть ли не подъемный кран. Однако этим субботним утром ей не хотелось никуда спешить.

Зои осознала вдруг, что вступает в совершенно новый этап своей жизни. Сперва она была ребенком и ей, само собой, не давали особой свободы. Потом появился Джейми и пришлось полностью посвятить себя сыну. А в последнее время она превратилась в сиделку, помогая Джеймсу и даря ему утешение в оставшиеся недели жизни. И вот сегодня Зои поняла, что, не считая вечной роли матери, теперь она стала свободнее, чем когда-либо за все свои двадцать девять лет. Ей позволено жить как хочется, принимать собственные решения и самой справляться с последствиями…

Вчера вечером Арт ушел еще до одиннадцати, и их губы встретились лишь раз – во время целомудренного поцелуя на прощание, и все же Зои проснулась спокойной и удовлетворенной, с мыслями о любви, как после ночи отличного секса. Они почти не трогали друг друга, но даже случайное прикосновение его пиджака к ее боку вызывало желание во всем теле.

Весь вечер Арт и Зои сидели в гостиной и разговаривали. Сперва оба держались робко и неуверенно, но вскоре расслабились и между ними установилась некая непринужденная близость, свойственная людям, когда-то хорошо знавшим друг друга. Впрочем, у них с Артом с самого начала были доверительные отношения. По большей части окружающие относились к нему с почтительной неуверенностью, но Зои видела его уязвимость и человечность.

Познакомились они в модном клубе в Кенсингтоне, утопавшем в клубах сигаретного дыма, куда Маркус притащил сестру, чтобы отпраздновать ее восемнадцатилетие первой легальной порцией алкоголя. Брат пообещал деду присмотреть за Зои и проследить, чтобы она благополучно добралась домой. Однако, купив сестре джин с тоником, Маркус сунул ей в руку немного денег.

– Это на такси до дома, – пояснил он. – Не делай ничего такого, чего бы не сделал я!

И, подмигнув ей, брат с улыбкой растворился в толпе.

Зои в растерянности опустилась на барный табурет и огляделась вокруг. На танцполе тусовалась целая толпа. Люди громко смеялись и пьяно прижимались друг к другу. Джеймс всегда оберегал внучку, поэтому, в отличие от большинства подруг по школе-интернату, она никогда не шлялась по ночам и не накачивалась наркотиками в тускло освещенных туалетах ночных клубов. И сейчас Зои чувствовала себя очень неуютно. Крепче сжав в руке потную двадцатифунтовую купюру, которую дал Маркус, она решила поехать домой и почти встала с табурета, когда услышала чей-то голос:

– О, уже уходишь? А я хотел предложить чего-нибудь выпить.

Зои обернулась и взглянула в темно-зеленые глаза молодого человека, обрамленные прядями прямых светлых волос, которые казались несуразными рядом с модными, более длинными прическами других юношей в клубе. Лицо показалось ей смутно знакомым, но она не могла его вспомнить.

– Нет, спасибо, – ответила Зои. – Вообще-то, я не любитель выпивки.

– Я тоже. – Он облегченно улыбнулся. – Я только что отделался от своих… э-э… друзей. Их это место увлекает больше, чем меня. Кстати, я Арт.

– Зои. – Она неловко протянула руку.

Он взял ее ладонь и чуть сжал, вызвав жаркую дрожь во всем теле.

Вспоминая тот вечер, Зои спрашивала себя: а если бы она в тот момент поняла, кто он такой, то смогла бы уйти? Нашла бы в себе силы отказаться, когда он вновь и вновь приглашал ее танцевать и прижимался к ней, вызывая в ее теле всевозможные странные и удивительные ощущения? А потом, после закрытия клуба, сумела бы оттолкнуть его, не позволить себя поцеловать, утаить свой номер и не пожелать снова встречаться с ним следующим вечером?

«Нет», – уверенно призналась себе Зои. В любом случае она приняла бы точно такое же решение.

Вчера вечером оба избегали разговоров о прошлом и вместо этого болтали ни о чем и обо всем на свете, просто наслаждаясь обществом друг друга.

Затем Арт с сожалением взглянул на часы.

– Мне пора, Зои. Завтра меня ждут на приеме в Нортумберленде. Вертолет вылетает в половине седьмого утра. Следующие несколько недель ты будешь сниматься в Норфолке?

– Да.

– Я с легкостью смогу провести там пару ночей. Как насчет следующих выходных? Ты уже знаешь, где остановишься? Я могу в пятницу вечером прислать за тобой машину.

Зои подошла к столу и достала из ящика буклет с информацией о маленьком отеле, где ей предстояло прожить следующие полтора месяца. Записав данные на листке бумаги, она протянула его Арту.

– Отлично, – улыбнулся он. – Я дам тебе номер своего мобильника. – Арт достал из нагрудного кармана визитку. – Вот. Пожалуйста, позвони мне.

– Пока, Арт. Была рада тебя видеть, – неловко проговорила Зои, не зная, как закончить вечер.

– Я тоже. – Он наклонился и легко прикоснулся к ее губам. – Увидимся в следующие выходные. Тогда у нас будет больше времени. Спокойной ночи, Зои.

В конце концов она все же вылезла из постели, приняла душ и оделась. Потом отправилась за продуктами, а вернувшись, поняла, что забыла купить половину того, что собиралась. По-прежнему витая в мечтах, Зои поставила пластинку, о которой не вспоминала десять лет, и закрыла глаза, когда комнату наполнили звуки песни «The Power of Love» Дженнифер Раш. Слова ее до сих пор не стерлись из памяти.

Воскресным днем Зои долго гуляла по Гайд-парку. Опасаясь поскользнуться на коварных обледенелых дорожках, она бродила по покрытой инеем траве и любовалась деревьями в снежном уборе, а после, вернувшись домой, позвонила в школу Джейми. Сын весело сообщил, что завоевал себе место в команде «А» по регби, куда принимали детей младше десяти лет. Зои продиктовала ему номер отеля, в котором остановится в Норфолке, и попросила передать его заведующей на случай крайней необходимости. Она подтвердила, что приедет навестить сына через две недели, и они обсудили, куда Зои поведет обедать Джейми и его друга Хьюго.

Вечером она собирала вещи – гораздо тщательнее, чем обычно для выездных съемок, и размышляла, что ей может понадобиться на следующие выходные.

– Красивое нижнее белье, – усмехнулась Зои и положила в чемодан комплект «Ла Перла», подаренный подругой на Рождество, который прежде никогда не надевала.

Уже лежа в кровати, она попыталась представить, к чему могут привести вновь начинающиеся отношения с Артом. И, как и прежде, осознала очевидное – у них нет надежды на какое-либо совместное будущее.

«И все же, – сонно подумала Зои, переворачиваясь на другой бок, – я люблю его».

А любовь, как известно, способна преодолеть все преграды.

В понедельник утром Джоанна с облегчением проводила Саймона на работу. После злополучного поцелуя от их обычного добродушного подшучивания не осталось и следа, и в воздухе явно повисло напряжение. Она лишь надеялась, что за неделю разлуки страсти улягутся и они вновь смогут восстановить привычные уютные дружеские отношения.

Джоанна запретила себе думать о том, что пробудил в ней вчерашний поцелуй. Все это глупости; просто из-за пережитого за последние несколько недель она переутомилась и стала уязвимой. К тому же ей было чем заняться. Да и возможность выпала как нельзя кстати – у нее осталось целых два выходных дня.

Как только Саймон скрылся за дверью, Джоанна полезла в рюкзак, чтобы достать ксерокопию письма, программку и записку от Розы, и нащупала нечто холодное, металлическое. Золотая авторучка! Надо же, в этой суматохе Джо совсем о ней позабыла.

Она повертела ручку в пальцах, внимательно рассматривая. Инициалы И. К. С. вдруг показались смутно знакомыми. Но откуда? В голову ничего не приходило.

Скрестив ноги, Джоанна устроилась на диване-кровати и еще раз изучила оба письма и программку. Если Саймон полагал, что она поумерит свой пыл в отношении этого дела, то весьма заблуждался. В пятницу вечером он был сам на себя не похож, явно нервничал и о чем-то тревожился. Интересно, почему друг так решительно уговаривал ее позабыть о письме?

Джоанна еще раз внимательно просмотрела все, что ей прислали. Кто этот «Слам» и о каком «Белом рыцаре» упоминает Роза? И кем, если уж на то пошло, была сама эта загадочная старушка?

Джо сварила себе кофе и обдумала то немногое, что уже удалось выяснить. Кто еще мог знать фамилию Розы? Мюриэль? Может, соседка видела какие-нибудь письма, адресованные старушке? К тому же Роза наверняка подписывала соглашение об аренде, когда снимала квартиру в Мэрилебоне. Достав записную книжку, Джоанна принялась искать номер телефона Мюриэль. Если удастся выяснить фамилию Розы, ей будет значительно легче что-либо узнать в местном полицейском участке.

Однако, к сожалению, Мюриэль ничем не смогла помочь. Соседка никогда не видела, чтобы Розе хоть что-то присылали по почте, даже счета за коммунальные услуги. Электричество платилось по счетчику, а телефона у старушки не было. Джоанна поинтересовалась, куда отправляла письма сама Роза.

– Пару из них я отсылала авиапочтой. Кажется, куда-то во Францию, – пояснила Мюриэль.

«Хоть что-то сходится», – подумала Джоанна, вспомнив инструкцию на пузырьке с таблетками.

Еще Мюриэль продиктовала ей номер телефона домовладельца, Джорджа Кирапополиса, но когда Джоанна позвонила, то наткнулась на автоответчик. Сообщение она, конечно, оставила, вот только ждать времени не было. Придется идти в полицию ни с чем и хитростью пытаться что-нибудь выяснить.

Подхватив рюкзак, Джоанна вышла из квартиры и вскоре, миновав вращающуюся дверь, оказалась возле стойки дежурного в полицейском участке Мэрилебона. В нос ударил запах несвежего кофе. Яркий свет флуоресцентных ламп лишь подчеркивал облупившуюся краску стен и потертый линолеум на полу. Посетителей здесь не было, дежурного за стойкой тоже, и Джоанна нажала на кнопку звонка.

– Да, мисс? – Из кабинета за стойкой неторопливо вышел полицейский средних лет.

– Добрый день. Я хотела бы выяснить, что случилось с моей двоюродной бабушкой. Вы сможете мне помочь?

– Давайте попробуем. Она пропала?

– Э-э… не совсем. Нет. Вообще-то, она умерла.

– Ясно.

– Бабушку нашли пару недель назад в ее квартире в Мэрилебоне. Она упала с лестницы. Соседка вызвала полицию и…

– Думаете, на звонок мог ответить кто-то из наших офицеров?

– Да. Я недавно вернулась из Австралии. Папа дал мне адрес бабушки, и я решила ее навестить. Но когда приехала, было слишком поздно, – нарочито дрожащим голосом пояснила Джоанна. – Если бы я только появилась здесь раньше, то…

– Понимаю, мисс. Такое часто случается, – добродушно кивнул полицейский. – Полагаю, вы хотите выяснить, куда ее отвезли и все такое?

– Да. Но есть одна проблема. Я понятия не имею, какая у нее фамилия. Вполне вероятно, что она снова вышла замуж.

– Что ж, сперва попытаем счастья со старой. Под какой фамилией вы ее знали?

– Тейлор, – назвала Джоанна первое, что пришло в голову.

– Какого числа ее обнаружили мертвой?

– Десятого января.

– По какому адресу?

– Мэрилебон-Хай-стрит, дом девятнадцать.

– Что ж. – Полицейский ввел данные в компьютер на столе. – Тейлор, Тейлор… – Он просмотрел результаты на экране и покачал головой. – Нет, ничего. В тот день не было покойников с такой фамилией, по крайней мере из тех, кем занимался наш участок.

– А поищите имя Роза.

– Ладно… Вот… Есть Рэйчел, Рут… Розы нет.

– Эти женщины тоже умерли в тот день?

– Да, как и еще четверо местных жителей. Самое страшное время года для пожилых людей. Рождество прошло, на улице холодно… Что ж, давайте еще проверим адрес. Если в тот день нас вызывали на место происшествия, это зафиксиро- вано.

Джоанна терпеливо ждала, пока полицейский изучал данные на экране.

– М-м-м. – Он почесал подбородок. – И тут ничего нет. Вы уверены, что не ошиблись с датой?

– Абсолютно.

Полицейский покачал головой.

– Возможно, звонок поступил в другой участок. Обратитесь в Паддингтон-Грин или, еще лучше, в общественный морг. Даже если с этим инцидентом разбирались не мы, тело вашей бабушки наверняка доставили туда. Я запишу вам адрес.

– Спасибо за помощь.

– Без проблем. Надеюсь, вы ее найдете. Она была состоятельной? – усмехнулся он.

– Понятия не имею, – бросила Джоанна. – До свидания.

Она вышла через вращающуюся дверь, поймала такси и назвала водителю адрес Вестминстерского общественного морга, который дал ей полицейский.

Вскоре таксист остановил машину на тихой, обсаженной деревьями улице рядом со скромным кирпичным зданием, по соседству с которым находился коронерский суд. Джоанна вошла внутрь, не представляя, чего ожидать, и вздрогнула, вспомнив, как Алек часто отзывался о морге как о «местном мясокомбинате».

– Могу я чем-то помочь? – с радостной улыбкой обратилась к ней молодая женщина за стойкой регистрации.

«Жутко унылая работа», – решила Джоанна и вновь принялась рассказывать свою историю.

– В полиции предположили, что мою двоюродную бабушку привезли сюда, – закончила она.

– Вполне возможно. Давайте проверим.

Молодая женщина ввела в компьютер те же данные, что Джоанна сообщила полицейскому, – имя, дату, адрес, потом покачала головой.

– Нет. Боюсь, в тот день к нам не поступало ни одной Розы.

– Может, ее записали под другим именем? – предположила Джоанна, перебирая в уме оставшиеся варианты.

– Я ввела адрес, который вы дали, и по нему тоже нет информации. Возможно, вашу бабушку привезли сюда на следующий день, хотя вряд ли.

– Можете проверить на всякий случай?

Женщина посмотрела, но по-прежнему ничего не нашла.

– Но, если она не здесь, куда делось тело? – вздохнула Джоанна.

Сотрудница пожала плечами:

– Попробуйте обратиться в местные бюро ритуальных услуг. Возможно, у нее нашлись неизвестные вам родственники, которые решили сами похоронить ее в частном порядке. Но обычно, если кто-то умирает и за телом никто не является, всех в конце концов привозят сюда.

– Хорошо. Большое спасибо.

– Не за что. Надеюсь, вы найдете свою бабушку.

– Благодарю.

Джоанна дождалась автобуса до Крауч-Энда и поехала к себе в квартиру, чтобы забрать почту. Дрожащими пальцами вставила ключ в замок и поспешно захлопнула за собой входную дверь. Как же печально, что жилище, которое она еще недавно считала своим убежищем, теперь вызывало прямо противоположные чувства.

Джоанна не задержалась в квартире и, поднимаясь по склону холма к дому Саймона, задумалась, не лучше ли будет просто-напросто переехать отсюда. Вряд ли она вновь сможет чувствовать себя здесь комфортно, особенно когда Мэтью не будет рядом.

За время ее отсутствия звонил Джордж Кирапополис, домовладелец Розы. Прослушав сообщение на автоответчике, Джоанна сняла трубку и набрала его номер.

– Алло, – проговорила она, заслышав звон посуды на заднем плане. – Мистер Кирапополис? Я Джоанна Хаслам, внучатая племянница покойной женщины, которая снимала у вас квартиру.

– О да, приветствую, – раздался глубокий, зычный голос с греческим акцентом. – Что вы хотите узнать?

– Вы подписывали договор аренды, когда Роза переехала в снятую у вас квартиру?

– Я… – Он немного помолчал. – Вы ведь не из налоговой?

– Клянусь, что нет, мистер Кирапополис.

– М-м-м… Что ж, приходите ко мне в ресторан, хочу на вас взглянуть. Тогда и поговорим.

– Хорошо. По какому адресу?

– Хай-роуд, дом сорок шесть. Это в Вуд-Грин. Ресторан «Афродита», напротив торгового центра.

– Отлично.

– Приходите в пять, до открытия. Хорошо?

– Да, спасибо. До встречи, мистер Кирапополис.

Джоанна положила трубку, приготовила себе кофе и бутерброд с арахисовым маслом и весь следующий час обзванивала ритуальные бюро в центре и на севере Лондона, но ответ везде был один: ни в тот день, ни в два последующих Роза к ним не поступала.

– Да куда же ее увезли? – задумчиво пробормотала Джоанна и снова набрала номер соседки. – Здравствуйте, Мюриэль. Это Джоанна. Простите, что снова вас беспокою.

– Пустяки, дорогая. Уже нашли свою бабушку?

– Нет, никаких следов. Кто на самом деле забрал тело Розы?

– Как я говорила, за ней приехала скорая. Сказали, что отвезут ее в местный морг.

– В морге тела нет, я там уже была. Еще ходила в полицейский участок и проверила все похоронные бюро в округе.

– Вот как… Неужели тело потерялось?

– Да, похоже на то. Они не спрашивали вас о ее семье?

– Нет. Но я сообщила им, что, по словам Розы, все живут за границей.

– М-м-м.

– Кстати говоря, – оживленно прощебетала Мюриэль, – вы не звонили в местное регистрационное бюро? Я ездила туда, чтобы получить свидетельство о смерти Стэнли. Кончину Розы ведь тоже должны зарегистрировать.

– Отличная идея, Мюриэль. Спасибо, я попробую.

– Всегда пожалуйста, дорогая.

Джоанна повесила трубку и, отыскав адрес местного регистрационного бюро, надела пальто и покинула квартиру.

Два часа спустя она, в высшей степени потрясенная, вышла из старой Мэрилебонской ратуши, сползла по ступенькам и привалилась к одной из больших колонн, чтобы немного прийти в себя. В регистрационном бюро Джоанна перепробовала все возможные варианты, которые удалось придумать с учетом имеющейся у нее информации. За две недели, прошедшие с десятого января, здесь зарегистрировали трех умерших Роз, но ни одна из них не жила по указанному адресу и не подходила по возрасту. Ни малышка четырех дней от роду (лишь при упоминании о ее смерти к горлу Джоанны подступил комок), ни двадцатилетняя девушка, ни женщина сорока девяти лет даже с натяжкой не могли оказаться той Розой, которую она искала.

Помогавшая ей сотрудница объяснила, что смерть обычно регистрируется в течение пяти рабочих дней. Исключения возможны, если труп до сих пор находится у судмедэкспертов. Но поскольку в морге о теле Розы никаких записей не было, это казалось маловероятным.

Джоанна в смятении тряхнула головой и направилась к станции метро. Складывалось ощущение, будто Розы вовсе не существовало, но где-то же должно быть ее тело. Что бы еще такое попробовать?

Выйдя из метро на Вуд-Грин-Хай-стрит, Джоанна зашагала вдоль улицы, ища в мешанине букмекерских контор, закусочных и комиссионных магазинов нужный ей ресторан «Афродита». Вокруг уже сгустились сумерки. Плотнее кутаясь в пальто, чтобы защититься от пронизывающего холода, она в конце концов заметила неоновую вывеску нужного ресто- рана.

– Добрый вечер! – поздоровалась она, открыв входную дверь, однако в небольшом, ярко оформленном помещении никого не было.

– Здравствуйте. – Из дверного проема в задней части ресторана, завешанного нитками бус, появился лысеющий грек средних лет.

– Мистер Кирапополис?

– Да.

– Я Джоанна Хаслам, внучатая племянница Розы.

– Хорошо. Присядем? – Он выдвинул из-за стола два деревянных стула.

– Спасибо. – Джоанна села. – Извините, что беспокою, но, как я уже объяснила по телефону, я пытаюсь отыскать свою двоюродную бабушку.

– Что? Неужто тело потеряли? – Джордж не смог сдержать усмешку.

– Все довольно сложно. Я просто хотела узнать, подписывала ли моя бабушка Роза с вами договор аренды. Дело в том, что я пытаюсь выяснить ее фамилию по мужу. И подумала, что в договоре она наверняка записана.

– Нет. Мы не заключали договор, – покачал головой Джордж.

– Вы не возражаете, если я спрошу почему? Это ведь в интересах домовладельцев.

– Конечно, и обычно я всегда его подписываю.

Джордж достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет и предложил одну Джоанне. Она отказалась, и он закурил сам.

– Так почему же в случае с моей бабушкой вы решили обойтись без договора?

Мистер Кирапополис пожал плечами и откинулся на спинку стула.

– Я, как обычно, разместить объявление в «Стандард», – заговорил он на ломаном английском с сильно заметным акцентом. – Первой откликнуться пожилая женщина, позвонить и сказать, что хочет посмотреть квартиру. Я встречаться с ней в тот же вечер. Она дала мне полторы тысячи фунтов наличными. – Он глубоко затянулся сигаретой. – Арендную плату за три месяца вперед. Я знать, что с ней проблем не будет. Ну, никаких погромов и диких вечеринок.

– Значит, она не сообщила свою фамилию? – Джоанна разочарованно вздохнула.

– Нет. Сказала только, что никакие квитанции ей не нужны.

– Может, вы в курсе, откуда она приехала?

– Ага! – Джордж задумчиво постучал себя по носу. – Возможно. Я как раз заходить в тот дом через несколько дней после ее появления и видеть, как подъехал фургон. Эта женщина – Роза, вы сказали? – попросила грузчиков занести в квартиру деревянные ящики. Я стоять в дверях и помогать им, так что заметить иностранные наклейки. Кажется, французские.

– Вероятно. – Что ж, если добавить сюда надпись на пузырьке с таблетками и отправленные авиапочтой письма, Франция вполне вписывалась в общую картину. – Вы не помните, когда именно приехала Роза?

Джордж почесал в затылке:

– Думаю, в начале ноября.

– Огромное спасибо за помощь, мистер Кирапополис.

– Да без проблем, мисс. Не хотите парочку гирос?[11] Очень вкусная сочная баранина, – предложил он, выдыхая сигаретный дым, и похлопал ее по руке ладонью в никотиновых пятнах.

– Нет, спасибо. – Джоанна поднялась со стула и поспешно направилась к двери. – Да, еще один вопрос, – вдруг обернулась она. – Вы убирали квартиру после смерти Розы? Ну, я имею в виду для новых жильцов.

– Нет. – Джордж выглядел искренне озадаченным. – Через пару дней я зашел туда посмотреть, что к чему, и – оп! – квартира оказалась пуста. – Он посмотрел на Джоанну. – Я думал, вещи забрали ее родственники, они же навели порядок. Выходит, я ошибался.

– Похоже на то, – согласилась Джоанна. – Ну, спасибо, что уделили мне время.

– Пожалуйста.

– Вы уже сдали снова эту квартиру?

Он смущенно кивнул:

– Мне позвонили, и я не видел смысла держать ее пустой.

– Конечно, само собой. Еще раз спасибо.

Джоанна слабо улыбнулась и вышла из ресторана.

10

В среду утром Джоанна вновь вышла на работу. За последние два дня она заметно приуныла, поскольку так ничего и не добилась. Ей не удалось найти никаких сведений о Розе, хотя теперь Джо была почти уверена, что старушка приехала из Франции.

«Но не настолько, чтобы пойти к Алеку и рассказать, что наткнулась на громкое дело», – подумала она.

Джоанна даже заглянула в Хайгейтскую библиотеку, где – к счастью, на передних полках – стояли биографии Джеймса Харрисона. Она пролистала четыре толстые книги о жизни прославленного актера, но по-прежнему понятия не имела, что его связывало с маленькой старушкой.

– Доброе утро, Джо, – поздоровался Алек и отечески похлопал ее по плечу, когда Джоанна проходила мимо его стола. – Как ты?

– Спасибо, лучше.

– Навела порядок дома? Твой друг по телефону сказал, что по квартире будто ураган пронесся.

– Ага. Только вполне рукотворный. У меня практически ничего не осталось.

– Что ж, по крайней мере, тебя в тот момент не было дома и ты на них не наткнулась.

– Да, – улыбнулась она. – Спасибо, что отнесся с пониманием.

– Без проблем. Я знаю, как это может напугать.

«Ну да, в конце концов, он ведь тоже человек», – подумала Джоанна, а вслух спросила:

– Чем мне сегодня заняться?

– Я решил, что не стану сразу бросать тебя в бой. Спокойно включайся в работу. Так вот, есть статья на тему: «Мой ротвейлер просто лапочка», хотя вчера в парке псина оттяпала кусок ноги у пенсионера. Или ты можешь славно пообедать с Маркусом Харрисоном. Он учреждает какой-то фонд в память о своем дедушке, покойном сэре Джеймсе.

– Выбираю Маркуса, – проговорила Джоанна.

– Я так и думал. – Алек записал все детали и с лукавой усмешкой протянул ей листок.

– Что? – спросила Джоанна, чувствуя, как вспыхнули щеки.

– Скажем так: судя по слухам, Маркус Харрисон прожует и выплюнет тебя с большей вероятностью, чем ротвейлер. Будь осторожна. – Он махнул рукой и быстро зашагал прочь.

Вернувшись к своему столу, Джоанна набрала номер Маркуса, чтобы договориться о месте встречи. Здорово, что все так совпало, ведь эта загадочная история началась на поминальной службе Джеймса Харрисона. Вдруг ей повезет и удастся выяснить, знал ли уважаемый дедушка Маркуса старушку по имени Роза.

Джоанна согласилась пообедать с Маркусом в шикарном ресторане в Ноттинг-Хилле. Как ни странно, по телефону его низкий голос звучал вполне дружелюбно. Откинувшись на спинку кресла, она подумала, что это, вероятно, одно из самых приятных заданий, которые ей доставались за все время работы в отделе новостей. Жаль только, что в джинсах и джемпере вид у нее не слишком эффектный.

Маркус попросил метрдотеля принести бутылку хорошего вина. Зои сообщила, что все затраты, связанные с памятным фондом, он может относить на счет траста. В его распоряжении имелось пятьсот фунтов стерлингов, которые будут пополняться по мере расхода. Он сделал глоток бургундского, наслаждаясь приятным вкусом с легкой кислинкой. Кажется, дела пошли на поправку.

Всякий раз, как Маркус звонил Зои в Норфолк и рассказывал о планах насчет фонда, ее голос звучал мягко и беспечно. Сестра ни разу даже не намекнула на его безобразное поведение на прошлой неделе. В жизни Зои явно что-то происходило, о том же говорил и появившийся в глазах блеск. Маркус не знал его причин, но в любом случае радовался, ведь теперь его собственная жизнь стала намного легче.

Он закурил и принялся наблюдать за дверью, ожидая появления журналистки.

В три минуты второго в ресторан вошла молодая женщина в черных джинсах и белом джемпере, облегавшем грудь. Высокая, почти без макияжа, с густыми блестящими каштановыми волосами, которые тяжелыми прядями обрамляли лицо и, завиваясь, падали на плечи. Она ничуть не походила на красоток, обычно привлекавших его внимание.

Вслед за метрдотелем женщина направилась к его столику, и Маркус поднялся в знак приветствия.

– Джоанна Хаслам?

– Да.

Она улыбнулась, и Маркус засмотрелся на выразительные карие глаза и ямочки на щеках. Лишь спустя пару мгновений он наконец произнес:

– Я Маркус Харрисон. Спасибо, что пришли.

– Не стоит благодарности.

Джоанна опустилась на стул напротив него. А он вдруг растерял все слова, настолько потрясла его эта женщина.

– Бургундского?

– Спасибо.

– За вас. – Он поднял свой бокал.

– Благодарю. Э-э… за памятный фонд, – предложила она тост.

– Конечно. – Он нервно рассмеялся. – Может, сделаем заказ, прежде чем перейти к делу? Чтобы после спокойно разговаривать, не отвлекаясь.

– Не возражаю.

Спрятавшись за меню, Джоанна рассматривала Маркуса. Он вполне соответствовал хранившемуся в памяти образу и, по правде говоря, казался даже еще привлекательней. Сегодня вместо мятого костюма, в котором он появился на поминальной службе, Маркус надел мягкий ярко-синий шерстяной пиджак и черный свитер с высоким во- ротом.

– Я возьму суп и баранину. А вы? – проговорил он.

– То же самое.

– Значит, никаких листочков, разложенных по тарелке и модно именуемых салатом радиччо? Я думал, в наши дни все девушки только этим и питаются.

– Не хочу вас огорчать, но не все девушки одинаковы. Я выросла в Йоркшире. Мясо с овощами – вот мой типичный ужин.

– В самом деле?

Он поднял бровь, глядя на нее поверх бокала с вином. Ему нравился чуть заметный йоркширский акцент в ее мягком, мелодичном голосе.

– Ну, я… – Джоанна покраснела, осознав, что сказала. – Просто люблю поесть.

– Мне нравятся такие женщины.

Она вдруг поняла, что Маркус с ней флиртует, и внутри что-то сжалось. Заставив себя сосредоточиться на работе, Джоанна порылась в рюкзаке и достала диктофон, блокнот и ручку.

– Не возражаете, если я запишу разговор?

– Ничуть.

– Хорошо. Во время еды мы его выключим, иначе на пленке будет только звон столовых приборов. – Джоанна положила диктофон рядом с Маркусом и нажала на кнопку. – Итак, вы создаете фонд в память о своем дедушке, сэре Джеймсе Харрисоне?

– Да. – Он подался вперед и окинул ее пристальным взглядом. – Знаете, Джоанна, у вас очень красивые необычные глаза. Рыжевато-коричневые, как у совы.

– Спасибо, но давайте вернемся к памятному фонду.

– Извините, меня отвлекает ваша красота.

– Может, во время интервью мне накинуть на голову салфетку? – Ей нравились его комплименты, они тешили самолюбие, но в то же время выводили из равновесия.

– Хорошо, я постараюсь держать себя в руках, но салфетку все же далеко не убирайте. Мало ли что. – Он улыбнулся и сделал глоток вина. – Так, с чего же начать? Дедушка, дорогой сэр Джим, или Сиам, как называли его друзья в театральных кругах, оставил значительную сумму денег, чтобы каждый год выделять по две стипендии для обучения талантливых молодых актеров и актрис, не имеющих для этого средств. Вы ведь знаете, как мало в наши дни государственных грантов. И даже тем, кто их все же получает, зачастую приходится работать во время учебы в театральной школе, чтобы покрывать свои текущие расходы.

Маркус в самом деле оказался невероятно привлекательным, и тело Джоанны невольно на него реагировало. Ей оставалось лишь благодарить Бога, что интервью записывалось на пленку и можно было прослушать его позже, поскольку, несмотря на все усилия, Джоанне не удавалось сосредоточиться на словах Маркуса. Она едва ли улавливала то, о чем он говорил.

– Значит, вы будете принимать заявки от молодых актеров и актрис, желающих получить место в театральной школе? – спросила она, прочистив горло.

– Точно.

– Наверняка их будет много.

– Очень на это надеюсь. В мае состоится прослушивание. Чем больше соискателей, тем веселее.

– Ясно.

Принесли гороховый суп с панчеттой[12], и Джоанна выключила диктофон.

– Божественный запах, – заметил Маркус, принимаясь за еду. – Итак, Джоанна Хаслам, расскажите немного о себе.

– Но ведь это я беру интервью!

– Наверняка вы гораздо интереснее меня, – подбодрил он.

– Очень сомневаюсь. Я всего лишь простая йоркширская девчонка, но всегда мечтала стать уважаемым журналистом.

– Тогда что вы делаете в «Морнинг мейл»? Вам бы лучше подошло издание посолиднее.

– Пытаюсь завоевать признание и научиться, чему смогу. Но в один прекрасный день мне бы хотелось перейти в более престижную газету. – Джоанна отпила вина. – Мне нужна лишь громкая сенсация, чтобы меня заметили.

– Надо же. – Маркус притворно вздохнул. – Только вряд ли статья о памятном фонде вам поможет.

– Нет, но сейчас, для разнообразия, я буду писать о чем-то стоящем, о том, что в самом деле сможет изменить чью-то жизнь.

– Не лишенный морали писака. – Глаза Маркуса блеснули. – Очень необычно.

– Ну, мне тоже приходилось вместе с прочими коллегами пасти знаменитостей возле дома. Однако меня совсем не радует, что происходит в наши дни с британской прессой. Назойливые журналисты, циничные, порой даже пагубные статьи. Я бы обрадовалась новым законам о неприкосновенности частной жизни, но, конечно, их никогда не примут, ведь слишком многие ведущие редакторы тесно связаны с теми, кто управляет страной. Как общественность может надеяться на получение нейтральной информации, чтобы сформировать о ней собственное мнение, когда все, о чем пишут в средствах массовой информации, имеет либо политический, либо финансовый уклон?

– Значит, не просто хорошенькое личико, мисс Хаслам?

– Простите, больше никакого ханжества, – усмехнулась Джоанна. – На самом деле по большей части я люблю свою работу.

Маркус поднял бокал:

– Что ж, выпьем за новые веяния от молодых этичных журналистов.

Когда официант унес тарелки из-под супа и подал баранину, Джоанна поняла вдруг, что обычно здоровый аппетит ей изменил. Пока Маркус расправлялся со своей порцией, она лишь вяло ковырялась в еде.

– Может, продолжим? – поинтересовалась она, как только убрали тарелки.

– Конечно.

– Хорошо. – Джоанна снова нажала кнопку записи на диктофоне. – Сэр Джеймс оговорил в завещании, что именно вы должны управлять памятным фондом?

– Он возложил обязанность создать фонд на всю семью – на отца, сестру и меня. И я, как единственный внук сэра Джеймса, с честью взял эту заботу на себя.

– Конечно, ведь ваша сестра Зои полностью посвятила себя актерской карьере. На днях я читала, что она играет роль Тесс в новой экранизации романа. Вы с сестрой близки?

– Да. У нас в детстве – как бы это сказать? – хватало перемен, так что мы всегда держались друг за друга в поисках безопасности и поддержки.

– И конечно, вы были близки с сэром Джеймсом?

– О да, – без всякого лукавства кивнул Маркус. – Очень.

– Как по-вашему, принадлежность к такой прославленной семье помогла вам или помешала? Я имею в виду, вы не чувствовали себя обязанным чего-то добиться, чтобы соответствовать прочим Харрисонам?

– Для публикации или только между нами? – немного помолчав, спросил Маркус.

– Второе, если хотите.

После двух бокалов вина решимость Джоанны вести себя как профессионал несколько пошатнулась. Она поставила диктофон на паузу.

– Честно говоря, это чертовски тяжелое бремя. Наверняка другие при взгляде на меня только и думают: «Какой счастливчик». Но на самом деле иметь знаменитых родственников непросто. На текущий момент практически невозможно превзойти достижения моего отца, не говоря уж о дедушке.

– Понимаю, – мягко заметила Джоанна. Маркус внезапно показался ей уязвимым и неуверенным в себе.

– В самом деле? – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Значит, вы первая. Другие понять не могут.

– Наверняка это неправда, Маркус.

– Еще как правда. Ну, формально я ведь довольно привлекательный, верно? Член известной семьи, с хорошими связями, так что женщины считают меня богатым… Вполне возможно, ни одной из них я никогда не нравился сам по себе, – добавил он. – Я ведь не слишком высоко продвинулся по карьерной лестнице.

– А чем вы занимались в прошлом?

– В кинобизнесе меня всегда привлекала работа продюсера. Ну, следить за всем, что происходит за кадром, сочетать друг с другом разрозненные детали и фрагменты… К тому же никто в семье прежде этим не занимался, и нишу продюсирования я по праву мог считать своей. Но ни один из моих фильмов не удался, – удивляясь самому себе, признался Маркус, однако сердечное отношение Джоанны побуждало его быть откровенным.

– Могла я видеть что-нибудь из них? – заинтригованная, спросила она.

– Э-э… – Он слегка покраснел. – Помните фильм «Выхода нет»? Хотя вряд ли, его выпустили только на видеокассетах.

– Простите, я о таком даже не слышала. О чем он?

– Мы снимали его в Боливии, в тропических лесах Амазонки, и, честно говоря, это было самое страшное и удивительное время в моей жизни, – начал рассказывать Маркус, все больше оживляясь и увлеченно жестикулируя. – Там поразительные, дикие места. В фильме рассказывалось о двух чужестранцах, парнях из США, которые искали залежи золота и заблудились в лесных дебрях. Они пытались найти выход, но природа постепенно брала свое, и в конце концов оба погибли. Да, я бы сказал, довольно удручающий фильм, но с сильным моральным посылом о западной жадности.

– Точно. А сейчас вы над чем-то работаете?

– Да, моя продюсерская фирма «Кинопремьеры Марка» как раз пытается собрать средства на новый фильм по невероятному сценарию, – с улыбкой пояснил Маркус и возбужденно принялся рассказывать: – Это потрясающая история. Во время путешествия по Амазонке мне посчастливилось познакомиться с несколькими яномами, представителями племени, которое вплоть до сороковых годов не вступало в контакт с бразильским правительством. Можете себе представить, каково это – оказаться отрезанным от современной цивилизации и с изумлением понять, что мир намного больше, чем вы думали?

– Похоже, немного экстремальнее, чем переехать из Йоркшира в Лондон, – заметила Джоанна и ощутила глупое удовлетворение, когда он рассмеялся над ее дурацкой шуткой. Она тут же обругала себя за чрезмерную увлеченность.

– Да, гораздо экстремальнее, – согласился Маркус. – Яномами – очень мирное племя, их образ жизни всецело строится на демократии. У них даже нет вождей, а все решения принимаются согласованно, и каждый высказывает свое мнение. Так вот, фильм повествует о том, как бразильское правительство с помощью бульдозеров стерло с лица земли их деревню, чтобы построить автомагистраль.

– Какой ужас! Это было в самом деле?

– Да! – Маркус вскинул руки. – И это просто отвратительно. Фильм также о том, как за последние несколько десятилетий болезни унесли огромную часть населения, и о последствиях вырубки лесов, кровожадных золотоискателях… И еще в нем есть прекрасная история любви с печальным, но трогательным концом и… – Он умолк и смущенно посмотрел на Джоанну. – Простите, я знаю, что излишне увлекся. Зои всегда скучает, когда я начинаю вот так болтать без умолку.

– Вовсе нет. – Джоанна так заслушалась, что почти забыла о своей статье. – Кажется, это удивительный и стоящий проект. Я искренне желаю вам удачи. Но теперь нам все-таки лучше вернуться к памятному фонду, иначе редактор с меня голову снимет. Расскажите, до какого числа будут приниматься заявления на стипендию, на какой адрес писать соискателям и тому подобное.

За последующие десять минут Маркус добросовестно сообщил Джоанне все, что ей требовалось знать, хотя она намного охотнее расспросила бы его о новом кинопроекте. По сравнению с ним весь этот памятный фонд казался слишком банальным.

– Что ж, спасибо, Маркус. Все было здорово, – проговорила Джоанна, собирая записи. – О, и еще кое-что. Нам нужна ваша с Зои совместная фотография.

– Зои в Норфолке на съемках. Она надолго там застряла. – Глаза Маркуса сверкнули. – Знаю, я не настолько красив и знаменит, как моя сестра, но придется вам довольствоваться мной.

– Не страшно, – быстро заверила его Джоанна. – Если редактору непременно понадобится Зои, отыщет какое-нибудь фото в архиве.

Она хотела выключить запись, но Маркус вдруг перехватил ее руку. От прикосновения его пальцев по коже словно пробежал электрический разряд. Склонившись к крошечному аппарату, он что-то прошептал в диктофон, потом с улыбкой поднял голову.

– Ну все, можете выключать. Хотите бренди?

Джоанна взглянула на часы и покачала головой.

– Я бы с удовольствием, но, боюсь, нужно возвращаться в офис.

– Ладно. – Маркус явно погрустнел и жестом попросил официанта принести счет.

– С вами свяжутся из фотоотдела по поводу снимков. Огромное спасибо за обед.

Джоанна встала и протянула ему руку для рукопожатия. Однако Маркус мягко сжал ее ладонь, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев.

– До свидания, мисс Хаслам. Рад знакомству.

– До свидания.

На подгибающихся ногах она вышла из ресторана и, немного захмелевшая от вина и страсти, вернулась в офис. Села за стол, чуть отмотала пленку назад и нажала кнопку воспроизведения на диктофоне.