Сводные. Поиграем в кошки-мышки? бесплатное чтение

Глава первая. Оу, да мы, кажется, знакомы?

POV КРЕСТОВСКИЙ

― Мы ещё встретимся? ― томного вида блондинка, на миловидном личике которой чёрным по белому написано: "в жизни главное быть не умной, а красивой", свешивается с постели, наблюдая за мной.

И, конечно же, не забывает кокетливо прикрывать наготу одеялом.

Меня всегда это так умиляет. Зачем дешёвое стеснение? Ты всего каких-то двадцать минут назад такой буквой "зю" изгибалась, что я не только прыгающие сиськи твои заценил, но и всё остальное.

– Это вряд ли, ― сидя в кресле, натягиваю на ноги носки. Первый есть, а второй где? Где второй, спрашиваю?

А, вот он. Подо мной.

– Почему?

– Я ненадолго в городе, ― носки есть, ищем трусы и джинсы. С последними проще ― валяются посреди гостиничного номера.

– Я могу как-нибудь приехать к тебе, в гости.

– Э, нет, ― очень сомневаюсь, что Эля обрадуется таким гостям. ― Родная, как тебя там, я забыл?

– Лиля, ― обиженно хмурятся.

– А, ну да. Короче, Лилька. Спасибо за проведённое время, но давай не будем всё усложнять.

И если уж говорить начистоту, проведённое на троечку. Девочка оказалась только внешне многообещающей, но на деле подкачала. Однако за минет в туалете самолёта, так и быть, поставлю плюсик. Здесь постаралась.

– Козёл, ― бурчат злобно.

– Что-что?

– Козёл, говорю!

– Эй, давай только без истерик. Неужели ты правда рассчитывала получить от ничего не обязывающего флирта чего-то иного? Это перепихон на скорую руку, не более.

Который мне весьма удачно сам прыгнул в руки после короткой пересадки в Москве, когда в соседки по ряду досталась симпатичная блондиночка.

Взамен-то пованивающего потом и страдающего от ожирения мужика, которого пришлось терпеть два с половиной часа от самого Амстердама? Прям роскошь.

Шесть часов пути, несколько шотов в баре за знакомство и с пользой убитый остаток бессонной ночи ― считаю, отпуск за свой счёт начался как нельзя лучше. Надеюсь, продолжится в том же духе.

Ещё и пару минут назад пришла уведа от компании, перегонявшей через полмира мою крошку. Тачка на месте, ждёт хозяина.

Очень надеюсь, что к ней были бережны. И хоть я люблю её с трепетной нежностью, но трястись по дорогам через всю необъятную двое суток без перерыва не рискнул. Это ж ни выпить, ни расслабиться.

Блондинка демонстративно отворачивается, фырча. Оскорбилась, ля. Ну мне только обижулек не хватало. Чего злиться-то? Будь она более усердна, я б задержался ещё на один заход, но игра не стоит свеч. Стараться за двоих, в чём кайф?

– Слушай, а тебе восемнадцать-то есть? ― осеняет меня запоздало, когда я мельком оглядываю насупившийся профиль.

Слой штукатурки, пока та своей моськой все горизонтальные поверхности обтирала, подстёрся, выставляя напоказ слишком уж юные черты.

– А что, это так принципиально?

– Естестна. Дайка паспорт.

– Не дам.

Отлично, характер решила проявить. Или же спалиться боится. В любом случае, я точно не первый, кто её распечатал, так что пох. За б/ушный товар ответственности не несу.

– Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, плавай по рукам дальше, ― футболка, где футболка? Ха. Что она делает на телеке? ― Ладно, Леська. Хорошего помаленьку. Приятного тебе отпуска и всякое такое, ― набросив косуху на плечи, впрыгиваю в кроссы, мимолётно мазнув губами по надутой щеке. ― Номер оплачен до полудня, так что можешь не торопиться.

– Я Лиля, ― бросают мне вслед.

Выхожу из номера, спускаясь вниз и отмечаясь на стойке регистрации. Там же забираю переданные администратору ключи от машины и иду к парковочной зоне.

Вот оно, моё сокровище Юнеско.

Ford Mustang gt500 шестьдесят восьмого года выпуска. Классика американского автопрома. Эталон автомобильного искусства. Уникальная и единственная в своём роде. Чтобы заполучить её, пришлось не только попотеть, но и отстегнуть нехилые бабки, но оно того стоило.

Знаете, бывают такие машины, которые становятся не просто "классными", а олицетворяют целую эпоху. И моя одна из таких ― визитная карточка шестидесятых: времён рок-н-ролла, сексуальной революции, студенческого беспредела, акций протеста и горячих голов.

Тот самый случай, когда, выбрав железного коня, ты обязан ему соответствовать, задавая настроение. Так это или не так, не мне решать, но девчонки ссут кипятком, слетаясь на тачку как пчёлы на мёд. Пусть и не шарят ни черта в деталях, ведясь тупо на дороговизну.

Хотя нет, вру. Одна была. Единственная, что секла фишку. Та ещё чертовка, обезоруживающая своей наглостью, но слинявшая по-английски в самый эпичный, буквально жизненно необходимый момент.

Ох. Увидеть бы её снова.

Хоть раз.

Вот бы я тогда оторвался, завершив начатое.

Обещание, брошенное ей напоследок, ведь надо выполнить, но у меня нет ни имени, ни контактов, ни адреса. Ни-че-го.

Сколько не бросал клич среди знакомых, подняв чуть ли не весь город на уши ― всё в холостую. Принцесса-ебанесса оказалась неуловима.

Зажимая зажжённую сигарету в уголке рта, падаю на переднее, проворачивая в замке ключ зажигания. Урчит как котёнок, но надо бы подзаправиться. И мне тоже.

Последнее, что я ел, не считая орешков к шотам, был посредственный ужин в самолёте. Так что сперва пожрать, а после уже можно и к бате заявиться с традиционным: "Не ждали? А я припёрся".

Хотя, как раз-таки ждали. Сами звали. Пригласительный на свадьбу валяется где-то в бардачке. Смятый в порыве злости. С трудом переборол желание, чтобы не сжечь его к чертям собачьим, пустив пепел по ветру. Потому что новость до сих пор не укладывается в башке. Ни вдоль, ни поперёк.

Мой отец женится.

Блять! Пары месяцев не прошло как он официально развёлся с матерью, и уже снова женится! Значит, наставлял той рога и раньше. А главное, с кем?! С вшивой художницей.

Не зря говорят, что творческие люди с прибабахом ― эта так точно отбитая. Бабёнка младше его лет на десять всего, а словно в пубертате затерялась. Яркие шмотки, чудаковатый вид. Девочка-переросток.

Зато с прицепом, потому что точно знаю, что у неё есть дочь. Вроде моя ровесница. И тогда мне ещё больше нихрена не понятно: если кризис среднего возраста в яйца жахнул и захотелось на старости лет мяса свежего, какого дьявола отец на мамашку-то нацелился? Чего не на дочурку?

Хотя, может та стрёмная и косоглазая, я хз. Не знаю. Мы прежде не пересекались, да и сейчас желания особого нет. Однако скоро придётся познакомиться со сводной "сестричкой", которую я уже заранее ненавижу. Всю семейку этих пришибленных ненавижу, для которых ничего не стоит рушить чужие семьи.

Айфон, брошенный на приборную панель, пиликает, оповещая об очередном новом сообщении.

"Кирюш, почему не отвечаешь? Как доехал?", высвечивает от Эльки.

Ммм, может потому, что трахал другую?

"Устал от перелёта, вырубился до отключки", отправляю.

"Уже на месте?"

"Нет. Только еду"

"Я уже соскучилась ♡"

Не сомневаюсь.

"Я тоже, малыш. Жаль, у тебя не получилось сорваться со мной", набираю стандартную ванильную чепуху, а сам тихо ликую.

Жаль?

Ха. Нет, не жаль. В кой-то веки строгий папаша, не выпускающий доченьку из поле зрения на расстоянии дальше поводка, оказался не обузой, а спасительным кругом. Отстегнул мне свободы, потому что ревнивая Элька, честно говоря, начинает уже утомлять. И расстаться с ней тоже пока не варик, ещё пригодится.

Так, ладно.

Выруливаю на главное городское шоссе.

Дом, милый дом и всякое такое. Несколько лет меня здесь не было, а словно вовсе не уезжал. По-моему, даже ничего не изменилось. Разве что отелей стало понатыкано вдоль береговой линии ещё больше. Весь горизонт перекрыло.

Где там новый адрес, который скидывал отец? Скорее бы в глаза его лживые посмотреть, а то прежде ведь не удавалось.

Он был настолько занят своей новой пассией и открытием очередного ресторана в курортном районе, что даже пригласительный не удосужился лично вручить. Передал через десятые руки. Будто с барского плеча скинул подачку…

Так. Снова завожусь. Надо остыть.

И пожрать. После секса жутко на жор пробивает.

POV СКВОРЦОВА

Этим же вечером

Авторитетно заявляю: май ― мой любимый месяц. И не потому что "весна ― это время перемен, когда даже воздух пахнет по-особенному" и прочее бла-бла.

Нифига.

Просто подыхающую в грязи осень я по определению не люблю, зиму ненавижу за холодрыгу, а лето ― за комаров. Поздней весной же уже не пробирает до костей и можно, наконец, стянуть с себя сто одёжек, не боясь при этом оказаться с ног до головы искусанной. Перфекто!

А ещё всё вокруг оживает, наряжаясь. Природа прихорашивается, скрывая за распустившейся зеленью остатки хмурой серости и, давайте будем честными, это действительно красиво.

Про обнаружившийся под растаявшим снегом мусор и сгнившие прошлогодние листья тактично умолчу. Дабы не рушить всю романтику, а то меня и так называют душнилой.

Да и вообще, шустрые дворники весьма оперативно исправляют этот косяк. В центре так точно. И заодно обновляют улицы, поэтому запах краски, которой мазюкают бордюры с заборчиками, чередуется с ароматом цветущей на каждом углу черёмухи, создавая ударную дозу впечатлений для обоняния.

Ну и, конечно же, как можно не любить весну за бесконечные перепады погоды? Утро ― солнце, день ― дождь, вечер ― опять солнце, к ночи ― тучи нагоняются.

Как сегодня.

Чтобы не попасть под разразившийся ливень, забегаю в первую попавшуюся кофейню на набережной. Такой ветрище с моря поднялся, что едва не сдуло как Элли в Изумрудный Город.

Отряхиваюсь, будто искупавшийся пёсик, смахивая влагу с фиолетовых уже давно не кудрей, а накрепко залаченных соплей, с ходу заказывая у бариста любимый ванильный Мокко. Кофе вообще моя слабость, готова душу за него продать, а уж ванильный Мокко…

Пока тот готовится, залипаю на витрину с десертами. Долго смотрю на политый жидким шоколадом Брауни с шариками мороженого и понимаю, что всё: Искра. Буря. Безумие. Как в романтических кино: увидели друг друга и поняли ― это любовь с первого взгляда.

Эх, к чёрту диету. Тем более такой повод.

Забираю заказ и, пока не набежали другие застигнутые непогодой, занимаю дальний свободный столик возле окна. С классным видом на дорогу, по которой то и дело смазанными вспышками проносятся отблески фар, путающиеся в стекающих по стеклу каплях.

Усаживаю рядом плюшевого белого гуся, чтобы тот тоже оценил ламповость момента, и достаю из маленького рюкзачка так и не использованную упаковку разноцветных свечек для торта.

Вскрываю, заимствую одну и, запалив зажигалкой фитилёк, втыкиваю украшение в Брауни.

Ну что, типа, с Днём Рождения меня?

А, желание. Надо загадать желание.

Подперев подбородок, задумчиво жую помаду на губах.

– И чего бы такого загадать? О, знаю! Можно мне мужика адекватного? ― с кривой усмешкой отвешиваю пляшущему огоньку и задуваю.

Мда. Наверное, я дико ущербно выгляжу со стороны, но в свою защиту замечу ― вечеринку мне пытались устроить. Пати на хате с караоке, блэкджеком и шлюхами. И если бы не последнее, движуха удалась бы на славу, но…

Не получилось, не фортануло.

– У кого-то сегодня праздник? ― словно по заказу подкатывает ко мне левый чел, топтавшийся до того в противоположном углу кофейни. Долговязый, с грязным тощим хвостиком на затылке и несуразным пушком над губой.

Усики ― пропуск в трусики, а?

В чьи конкретно ― не знаю, но точно не в мои. Не до такой степени я отчаялась. Да и загадывала как бы не совсем это. Надо было, видимо, уточнять детали, характеризующие "адекватного мужика".

– Да не, я просто токсикоманка. Обожаю нюхать плавленный воск, бензин и грязные носки. Я вообще слегка невменько, так что не обращай внимания, ― отмахиваюсь от него, давая понять, что на беседу не настроена.

– Я тоже с прибабахом. Могу составить компанию.

Блин. Чел, ты реально не понимаешь намёков?

– Так у меня уже есть, ― киваю на гуся. Не удержалась, когда меньше часа назад увидела его в витрине одного из сувенирных магазинов. Решила сделать самой себе подарок. Клёвый же! ― Василием зовётся. Парень ― огонь! Думаю, у нас всё серьёзно.

– А ты забавная.

Зато ты тоскливый до зевоты.

– Да. Мне когда-то говорили, ― пресекаю попытку присесть рядом выставленной ногой. Высокий ботинок на шнуровке предупредительно дёргается. ― Чувак, ну нет. Вот вообще никак. Свободен, ― с досадой не выдерживаю. ― Дама хочет побыть одна и всякое такое, так что сорри.

– Ну и зря. Не знаешь, от чего отказываешься, ― не на шутку оскорбляются, демонстративно удаляясь.

Ого. Вот это я понимаю, уверенность в себе! Может, правда ― жемчужину упускаю, а? Ну а что. Усёнки можно побрить, волосы постричь, затасканные шмотки сменить ― глядишь, таким красавцем станет, что ещё локти кусать буду. Когда-нибудь…

Но точно не сейчас. Сейчас я слишком занята новыми уведомлениями, пришедшими на телефон. Поздравлений за сегодня насыпало немало, но я так не люблю отвечать на эти мало чем отличающиеся трафаретные шаблоны, что просто отмечаю их прочитанными и забиваю болт.

Исключение делаю только для Алиски, лучшей подруги. И для мамы. Последней на невинное "Веселитесь?" скидываю фотку своего "хэппибездного" ужина на фоне нового плюшевого друга.

"Это что, Славик подарил?"

"Сама себе подарила. Славик слишком занят исследованием содержимого чужой промежности", печатаю в ответ.

Застукать своего парня на кухне, ублажающего пальцами новую "подружку" друга, который находится буквально в соседней комнате ― это, конечно, мощно.

Тут одно из двух: либо стоит восхититься поразительной человеческой наглости, либо охренеть от переизбытка дебилизма на один квадратный метр.

Ма тоже оценивает всю глубину треша. Причём делает это в свойственной себе манере: стикером из "Вовки в тридевятом царстве". С припиской не самого цензурного выражения.

"Хуясе" ― не, ну а чё. Коротко и лаконично. Нормуль.

"Аналогичного мнения", ― быстро набираю ей, попутно отламывая ложкой Брауни.

"Надеюсь, хоть женской промежности?"

Тьфу, блин. Мама! Я же ем!

"К счастью, да. Или к несчастью. Это смотря как посмотреть"

"Вот кобель. Он никогда мне не нравился! И пускай вернёт свитер, который я ему дарила!"

Пфф. Да пускай подавится. Этот свитер всё равно у неё в мастерской кто-то забыл и долго валялся без дела, работая пылесборником, пока не перекочевал к Славе. А тот его и не надевал ни разу. Сомневаюсь, что вообще помнит: в какую свалку засунул.

"Короче, можешь вычёркивать его из списка приглашённых. Буду без "плюс один"", ― пишу маме.

"А сейчас ты куда?"

"Не знаю. В общагу, наверное, буду обратно напрашиваться"

Потому что, неофициально, меня как бы оттуда выперли. Так что последние несколько недель я жила со своими скромными пожитками у Славы.

Если что, моей вины почти нет: просто коменда та ещё злыдня, обижающаяся на правду. Если она неудовлетворённая жизнью толстуха, отыгрывающаяся на молодых и красивых ― это разве моя проблема?

"Зачем тебе общага, Карин? Приезжай к нам. Здесь тоже твой дом, твоя комната, все твои вещи перевезены. Кстати, как раз с утра приехал сын Володи, познакомишься заодно"

Володя, он же Владимир Владимирович ― это мамин жених, мой будущий отчим. Мужик вроде ничего, классный, известный в городе ресторатор.

Бабла немерено, поэтому он недавно обзавёлся элитным частным жильём, специально для новой "семьи". Потому что старое оставил за бывшей женой, отдав той его в полноправное пользование.

Ма долго не решалась переехать, но всё же сдалась. Она в принципе к мужчинам крайне недоверчива, и есть за что, но В.В. буквально покорил её сердечко галантностью и ухаживаниями.

Признаться честно, я её такой окрылённой ни разу ещё не видела, поэтому против их брака ничего не имею. В конце концов, она заслужила своё женское счастье.

А вот о сыне будущего родственничка знаю немного, по коротким обрывкам разговоров. Слышала, что он немногим старше меня, вроде бы доучивается на архитектора в крутой академии в Амстердаме и что с отцом у них отношения неважнецкие.

Ветреный, равнодушный, легкомысленный. Живущий одним днём и исключительно ради себя ― шикарный будущий сводный брат, ничего не скажешь.

Одно радует: мы живём настолько далеко, что часто пересекаться по определению не сможем. Он и сейчас-то приехал исключительно на свадьбу отца. А потом свалит обратно в свою Голландию.

Ма ждёт ответа. А я подвисаю в раздумьях. Чтобы обдумать её предложение, требуется половина съеденного десерта и опустошённая чашка Мокко, по стенкам которой теперь грустно стекает одинокая пенка.

Да, вернуться в общагу, конечно, можно, но ради этого придётся унизиться, скатившись до извинений, по сути, ни за что. И зачем мне это? Тем более, если есть альтернатива.

"Окей. Скоро буду", ― отправляю, наконец.

Ну а почему бы и нет? Так даже лучше.

Мне там реально выделили койку-место, перевезли всё моё шмотье из нашей старой съемной студии, а главное ― мамина домашняя мастерская тоже туда переехала, что означает полный доступ к рабочему инвентарю. А у меня как раз акриловые краски заканчиваются…

Дожидаюсь пока утихнет дождь, после чего, в обнимку с Василием, спешу обратно к дому Славика, чтобы забрать оставленную у подъезда машину.

Благо, ключи и документы прихватила с собой, пока, вероятно, уже бывший рогатый друг набивал рожу моему уже бывшему парню.

Я, конечно, сперва хотела остаться, поглазеть на это зрелище, потешить, так сказать, уязвлённое эго, но потом решила, что нафиг. Слишком много чести.

Отпустить и забыть ― так завещала великая Эльза. Так что с этого дня я официально избавилась от балласта, снова став свободной и готовой к приключениям.

Первое из которых находит меня само, причём весьма скоро. Прямо на подъездной дорожке родового гнезда будущей четы Гордеевых, расположенного в самом элитном районе города.

Только заезжаю за автоматические механические ворота и сразу вижу её…

Ни с чем не перепутаю эту тачку, потому что где-то с год назад беззаветно отдала ей своё сердце вместе с почками и селёзенкой.

Серебристый Ford Mystang gt500. Культовый автомобиль, представляющий класс Pony Car. Именно на нём ездил Николас Кейдж, снимаясь в знаменитом фильме «Угнать за 60 секунд». Помните, ей ещё по сюжету женское имя дали Элеонор?

Наплевав на догнавший меня ливень, топчусь как полная идиотка возле машины, с блаженным удовольствием скользя кончиками пальцев по изгибам, напоминающим настоящее произведение искусства.

Динамичная передняя часть с агрессивными чертами. Горбатый капот. Выведенные по бокам патрубки выпускной системы. Оригинальный передний воздухозаборник. Воздухообменники задних стоек. Две противотуманки круглой формы, находящиеся по центру бампера…

Аааа!

Этот зверь создан для эстетического наслаждения, скорости и кипящего в крови адреналина. Буквально! Он бесподобен, он прекрасен, он стоит просто сумасшедших денег, и он принадлежит....

Стоп.

С надеждой всматриваюсь сквозь пелену дождя в номерной знак.

Чёрт! Совпадают!

Во-первых, сразу бросаются в глаза нетипичные для нашего региона цифры. Во-вторых, я отлично помню их с прошлого раза, потому что я ж не совсем больная сигать в тачку к незнакомцам, не обезопасив себя. А это значит, что…

Оставив свою фиолетовую крошку по-соседству, с плохим предчувствием забегаю в парадные двери кирпичного двухэтажного особняка: шикарного и помпезного.

Даже, наверное, чересчур помпезного. Будто находишься не дома, а на приёме в чьём-то дворце. Швейцара на входе не хватает и горничной в короткой юбочке. Чтоб пипидастром своим шырк-шырк по вазонам делала.

Тьфу. Не, явно перебор.

Зачем эти вензеля? Зачем пафосный мрамор? Почему всё такое светлое? Разве нельзя было как-то… Ну не знаю, проще.

А если я пятен наоставляю? Или что-нибудь сломаю? А я ведь что-нибудь непременно сломаю, как пить дать. И вообще, здесь слишком стерильно. Надо срочно исправлять.

– Ма-а-м, ― бросаю вглубь холла, вылезая из ботинок и выжимая толстовку. Промокла до нитки, блин. Ещё и Василича намочила.

– Мы в гостиной.

В гостиной. Принято.

Чешу в гостиную, оставляя за собой мокрые следы. Ля-ля-ля, это не я…

– Дра-а-ас…

Хоть и ожидаемо, но всё равно неожиданно. Мои брови без предупреждения ползут вверх, замечая сидящего возле включённого электрокамина парня.

Который замечает в ответ меня, от недоумения даже привставая с кресла.

– Да ладно? Ты? ― вырывается из него то ли с огорчением, то ли с воодушевлением. Не поняла конкретно.

Одно очевидно: он меня помнит.

Пфф. Конечно, помнит. Сложно забыть ту, что устроила ему настолько фееричный обломинго.

Почти год назад, Амстердам

Площадь Рембрандта принято считать центром ночной жизни Амстердама. Когда-то здесь находился рынок масла, теперь же это сосредоточие гостиниц, баров и клубов.

Возле одного из самых топовых, Paradiso, расположенного в районе Лейдсеплейн, собственно, сейчас и стою. Вышел покурить.

Место на уровне, да и зал с крутым акустическим эффектом из-за необычной формы, так как находится в, хех, здании бывшей церкви (верующие, надеюсь вы не вздёрнулись от ужаса), но мне всё равно скучно.

Танцор из меня хреновый, лакать пойло в баре до утра в одно рыло перспектива не прельщает, а клеить некого.

В смысле, не. Снять, конечно, кого-нибудь да можно, это никогда не проблема, но мало-мальского желания изгаляться нет. Приехал сюда чисто отвлечься после очередной недоссоры с отцом, но чё-то не отвлекается.

Его зудящее в мозгах: "к чему ты вообще стремишься: прозябать до старости в постоянных пьянках и своих непонятных тусовках?" сбивает весь настрой.

Вечная битва поколений, в котором старшее почему-то всегда свято верит, что лучше знает: что же нужно его отпрыскам. Не утруждаясь тем, чтобы хотя бы поинтересоваться их мнением.

Согнал в ссылку меня сюда, оторвав от друзей и дома, запихнул в академию, которая мне сто лет не всралась, и уже пригрел для меня местечко в семейном бизнесе. А я класть на него хотел! Я хочу совершенно другого, но кого бы это волновало.

Докуриваю, со злостью втаптывая брошенный на асфальт бычок, и иду к припаркованной через дорогу крошке. Нахрен вечеринку и тёлок, лучше спать лягу.

Щёлкает брелок сигнализации, вспышкой фар выхватывая очертания улицы. Уже собираюсь открыть дверцу, когда слышу за спиной столь непривычный для местности чисто русский женский голосок:

― Это вообще законно? Быть таким красивым и не моим?

Озадаченно оборачиваюсь. Это что-то новое. Такого подката я ещё не ловил.

― Чё?

― Да я не тебе, ― откуда-то взявшаяся фиолетововолосая девица бесцеремонно отталкивает меня и… прилипает к капоту Мустанга, раскинув руки.

Бля. Она что, реально обнимает… машину?

А я…

А я озадачено таращусь на её зад, который короткие джинсовые шорты и не думают хоть сколько-то прикрывать. Наоборот, свисающая бахромушка лишь подчёркивают формы. Как и чёрные колготки в сетку.

― Ты пьяная? Тебе как, очень хорошо или очень плохо? ― будет не прикольно, если мне заблюют тачку.

Игнор.

― Четыреста двадцать восьмой двигатель объёмом семь литров. Триста пятьдесят пять лошадок. Разгон до сотни за шесть с половиной секунд… ― чуть ли не долбятся в дёсны с моей крошкой, и не думая отлипать. ― Где ты был раньше, любимый?

Нет. Не пьяная. Сомневаюсь, что бухарик способен выдавать настолько сложные предложения без запинки. И не угашенная, а то ведь дурь тут купить можно едва ли не в каждом продуктовом. Вместе с хлебом и молоком.

― Это девочка. Вообще-то, ― замечаю.

― Сам ты девочка, осёл. Ты ещё рюшки на него нацепи. Это зверь!

― Ээ… ― только и успеваю проблеять, потому что в МОЮ крошку садятся БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ. Собственнически кладут руки на отделанный деревом руль и с блаженством откидываются на спинку кожаного сидения, прикрывая ярко намалёванные тенями глаза. Просто шедевральная наглость. ― Принцесса-ебанесса, ты ничё не попутала?

― Отвянь. Я в раю.

Збс.

― Ммм…

И чё с ней делать? За шкирман вытаскивать?

Другой вопрос: а надо ли?

В смысле, я, конечно, больше привык, что бабы вешаются на меня, а не клеятся с такой страстью к тачке, но и этот расклад в целом тоже неплох.

Неважно какими способами, но девчонка уже в машине. Даже уламывать и покупать коктейли в баре не пришлось. Остальное дело техники. Я, конечно, собирался свалить, но раз уж такое дело…

― Пересаживайся на пассажирское, чумичка, ― снисходительно облокачиваюсь на распахнутую дверцу. ― Так и быть, прокачу.

Мне, наконец, делают одолжение и впервые удостаивают вниманием, вскидывая глаза. Большие, выразительные и ярко подведённые тенями. Словно этого мало, ещё и губы намазюканы тёмным бордо.

Кстати, девица ничего.

Эксцентричная излишне, но это даже плюс. Скромняжки, которые все поголовно: "ой, да я не такая", при том, что буквально через час уже охотно отсасывают прямо в тачке, чаще всего не могут похвастаться горячим темпераментом. А вот прибахнутые…

Ууу, это пожар. У меня однажды была такая крейзи, в порыве страсти чуть не откусила мочку уха. Было больно, но круто.

Пока разглядываю её, меня не менее тщательно оценивают в ответ, сканируя с ног до головы. Решают: достоин ли потраченного времени?

― Ты меня прокатишь? А, может, я тебя? ― дерзко парируют, хитро сощурившись.

Лиса. Натурально лиса.

― Смотря, как.

― С ветерком.

― У тебя права-то есть?

Мне требовательно протягивают ладонь, звякающую от обилия браслетов на запястье.

― Гони ключи и узнаешь.

Воу. Это однозначно что-то новенькое. Обогнув тачку, падаю на соседнее место, вручая запрашиваемое. Интересно же, что будет дальше.

― Учти, разобьёшь ― будешь отрабатывать. Деньги не возьму, отдашь натурой.

― Прейскурант такой же примитивный, как и твоя причёска, ― усмехаются, заводя движок.

Эгей, не понял! Причёска-то чем ей не угодила?

― На трассе держи на нижних передачах. И имей в виду, в затяжном вираже задняя ось заноси… ― масклкар с рёвом срывается с места, не давая договорить…

Глава вторая. Игра в кошки-мышки?

POV КРЕСТОВСКИЙ

Наши дни

Она.

Бля! Это она! Та девчонка из клуба.

Стоит в широком дверном проёме: промокшая с ног до головы, с подтёкшим макияжем и дебильной плюшевой игрушкой подмыхой.

А стоит, потому что…

Ёбнврт. Так она что, и есть дочурка новой отцовской пассии?!

Вот это подстава.

– Ты, ― повторно вырывается из меня для закрепления результата. А то вдруг галюны пошли на почве акклиматизации.

– Сюрприз, ― театрально разводят ручками, скалясь в фальшивый улыбочке. Настолько фальшивой, что вижу её задние зубы. Острые и умеющие кусаться. Это я ещё с прошлого раза помню.

– Вы что, знакомы? ― озадачивается отец, наконец, отрываясь от своего Блэкберри.

Семейное вечернее чаепитие, ёптыть. Один мозгами с работы так и не ушёл, слишком занятый, чтобы спросить самое банальное на свете: "как дела, сын?". Другая какую-то хрень черкает в графическом планшете, напевая себе под нос. А третий, то есть я, всё это время в телефоне от нефиг делать ковыряется. Душевно, блять, слов нет.

Уж и не чаял разбавить эту убогость хоть какой-то движухой, но тут на те… Открытие. И я чё-то настолько охренел от него, что выхренеть обратно пока не получается, поэтому отцовский вопрос остаётся без ответа.

Да и какое мне сейчас дело до его вяканий, когда тут ТАКОЕ…

– Глазёнки сломаешь, ― едко замечает новоприбывшая, видимо, почувствовав неловкость от того, что я безбожно на неё пялюсь. Пытаясь если не высверлить из пространства, то хотя бы проделать в ней новые отверстия. ― Если соскучился, так и скажи.

Выдерга. Зато в реальность с пинка возвращает.

– А ты времени зря не теряла. Жопу наела. Подсела на мучное?

– Обрастаю защитным целюлем, чтоб избавить себя от домогательств со стороны всяких мутных личностей.

Подлая провокация! В тот раз она полезла на меня первой.

Ну, почти…

– Насколько помнится, ты была не особо и против.

– Тебе показалось.

– Да ну как же. Я ж прям заставлял тебя совать язык себе в рот.

– Это был эксперимент. Зато проверила на практике: не всё то золото, что блестит. Чтоб ты знал: целуешься паршивенько. Потому с продолжением и не срослось.

Чихаю от возмущения.

– Слышь, принцесса-ебанесса, а давай-ка мы…

– Кирилл! ― одёргивает меня с досадой отец. ― Что за выражения? Ты с девушкой разговариваешь, а не со своими быдловскими дружками.

– Кто девушка? Эта что ль? Тебя обманули. Тебе подсунули Сатану в женском обличье. Думаешь, я ― геморрой на задницу? Это ты с ней не тусил. Я из-за неё дважды едва не огрёб. Всего за одну ночь!

– Вот не звезди, ― фыркает девчонка, безмятежно покусывая заусенец. Как её там зовут? Вроде имя называлось, но я не запоминал. ― Один раз очень даже хорошо огрёб.

– Провоцировать тех мудаков не надо было.

– Чем это я их провоцировала?

– Голой задницей.

– Ты меня путаешь с проститутками из квартала Красных Фонарей.

– Не. Это те пацаны тебя с ними перепутали. Что, кстати, несложно. И, наверное, не стоило их переубеждать. Морда целее была бы.

– Ути, божечки, ― насмешливо складывают губы уточкой. ― Да кто-то до сих пор дуется, что ему обломался секс.

– Так. Думаю, с нас достаточно подробностей, ― тактично покашливая, снова напоминает о себе отец.

Надо заметить, неловко сейчас только ему. Его "невеста", едва сдерживая смешок, активно общается с дочерью с помощью жестикуляции.

Сложноопределимо крутит пальцем, будто что-то спрашивает и, надо заметить, её прекрасно понимают, подтверждая кивком. На что в ответ мимикой изображают что-то в духе: "ооо, теперь всё ясно".

Чего им там ясно? Что за бабские шифры?

– А вслух можно? ― не выдерживаю. ― Тоже хочу поучаствовать в беседе.

– Прости, это только для девочек, ― спархивая с дивана, на котором до того сидели в позе лотоса, будущая мачеха одаривает меня улыбочкой. Которая, вероятно, запланирована быть милой, но вызывает исключительно отторжение. ― Кариночка, пошли. Поболтаем… о женском. Переоденешься заодно. Ой, я же ещё подарок свой тебе не вручила… ― уводя дочь под локоть, щебечут пташкой, а я с лютым недоумением провожаю обеих взглядом, пока те не скрываются за поворотом к лестнице.

– Серьёзно? ― меня всего только что не передёргивает. ― Ты предпочёл матери вот этого недоподростка?

Моя мать ― утончённая леди, которая даже в глубоком маразме не позволит себе дранные джинсы, обляпанную краской безразмерную футболку и непонятное гнездо на голове с втыканными туда кисточками. А это чучело…

Да там со спины не поймёшь: кто мать, а кто дочь.

– Подбирай выражения. Марина замечательная женщина. Честная, искренняя и делающая меня счастливым. Ты можешь не одобрять мой выбор, но оскорблять его не смей. Хочешь того или нет, но в скором времени они станут частью нашей семьи, поэтому настоятельно прошу оставить в прошлом всё, что у вас там было с Кариной и не усугублять внутренние отношения.

Ага. Разбежался.

– Твоей.

– Что?

– Твоей семьи. Не моей. Меня не впутывай в это дерьмо. И да, мне абсолютно плевать, кого ты трахаешь. Всё, что для меня имеет значение ― брошенная тобой мать, которой теперь приходится в одиночку отбиваться от грязных сплетен.

– Надо же. Впервые тебя заботит что-то, кроме себя. Жаль не по существу.

– И что это должно значить?

– То, что за своим эгоизмом ты никогда не видел дальше собственного носа. И очень удивишься, когда, наконец, до тебя снизойдёт озарение, ― демонстративно пройдя мимо, оставляют меня одного в гостиной.

И вот такая хрень между нами была всегда. Сесть и поговорить нормально хоть раз? Хер дождёшься такой благосклонности. Вечное недовольство, вечные упрёки и тупые вбросы из разряда: додумай сам.

Раздосадованный, поднимаюсь наверх в одну из отведённых мне гостевых спален, испытывая дикое желание свалить из этого дома к чертям собачьим.

Очевидно же, что мне здесь места нет, как бы мачеха не верещала про: "наш дом ― это твой дом, и тебе здесь всегда рады".

Наш дом.

Шустрая, однако. Времени зря не теряет, быстро беря отца в оборот. Ещё и ко мне пытается подмазаться, играя во всепонимание и добродушие. Лицемерие просто зашкаливающее.

Не стал бы принимать участия в этом цирке фриков, прямо сейчас запрыгнув в крошку и свалив на передержку к матери в осиротивше опустевший особняк, как планировал изначально, но эта фиолетоволосая…

Карина, значит.

Нет, ну это ж надо! Судьба настолько благосклонна, что сама направляет её ко мне в руки. Разве что бантиком не перевязывает.

Какая же ирония: год тишины, и вот она, на расстоянии шаговой доступности. Трындит с мамашей у себя. Долго трындит, пока та не уходит. По шагам слышно.

Чувствую себя сталкером, невольно вслушиваясь. Не сказать, чтоб прям очень уж сильно стараюсь, но всё же вибрации и посторонние шумы ловлю целенаправленно.

Вот скрипнули петли, послышался топот по ступеням, несколько минут тишины, а затем снова разносится шлёпанье босых пяток по ковру. Стук. Видимо, кое-кто не вписался в косяк. Бубнёж и снова скрип петель.

Выглядываю в коридор, замечая приоткрытую щель по диагонали от себя. Соблазн перебороть сложно, поэтому лёгким пинком заставляю дверь распахнуться настежь, замирая на пороге.

Кадр. Карина стоит с чашкой кофе, стискивая зубами бутерброд. На башке кривая гулька, вместо джинс безразмерная борцовка до колен. Или это должно называться платьем?

Неважно. Самая прелесть в том, что под ним ничего нет. Это отлично заметно благодаря широким вырезам.

– Чё надо? ― выплёвывая бутер в ладонь, хмуро воззряются на меня. ― Стучаться не учили?

– Лифчик надень, а то недостаточно грозно смотришься.

– Я в своей комнате. Хожу, в чём хочу.

Оглядываю громоздящиеся баррикады коробок, оккупировавших большую часть помещения. В углу приютился мольберт и прислонённые к стене полотна. Эта тоже что ль из творческих и поехавших? Похоже на правду, памятуя её бесшабашность.

– Да не, чумичка. Я тебя огорчу: твоего тут ничего нет.

– Как и твоего.

Туше.

– Тоже верно, ― хмыкаю, разглядывая стройные ножки. ― А раз так, полагаю, можно обойтись без дешевого церемониала. Так что не удивляйся, если я буду захаживать к тебе. Периодически. Ты ведь не забыла, на каком месте мы закончили в прошлый раз? Надо бы закрыть гештальт.

– Я думала, это пройденный этап.

– О, нет. Должен же ведь я получить хоть какое-то удовольствие от поездки. Но если будешь себя хорошо вести, и тебе перепадёт чуток счастья, ― подмигнув, бросаю ей едко и возвращаюсь к себе.

Сегодня, так и быть, дам девчонке отсрочку, пусть обвыкнется с мыслью, что ловушка захлопнулась и слинять по-английски повторно уже не удастся, а вот завтра…

Завтра начнётся веселье.

POV СКВОРЦОВА

Кирилл Крестовский.

КИРИЛЛ, мать его, КРЕСТОВСКИЙ!!!

Мало того, что мажор, имя которого несколько лет назад гремело в скандальной хронике на весь город и есть сын В.В., так ещё и это ТОТ САМЫЙ парень из клуба!!! А, как оно? Комбо, блин!

Я фигею. Я тихо фигею.

Ни за что бы не сопоставила эти факты в единое из-за разных фамилий. Почему разных? Наглая морда решила взять мамкину?

Но зато всё сразу встаёт на свои места. Теперь понятно: ху из ху, потому что о Крестовском не слышали только глухие.

До своего отъезда он так успел накуролесить, что слухи ещё долго обрастали мыслимыми и немыслимыми подробностями, где отделить истину от воспалённого воображения уже попросту было невозможно.

Окончательно зафиксированная в сети информация: на руках мажорчика чья-то смерть ― последствия нелегальных уличных гонок. На этом всё.

Дальше гадай: несчастный случай это или же вообще брехня и никаким жмуриком не пахнет ― тут никто наверняка уже не скажет. Но то, что Кирилл скандально известная личность, это факт.

Интрижки с моделями, мутные развлечения, стоящие на шаткой границе с законностью, ещё более мутные компании, подозрения в употреблении всякого-разного, дебоши в ночных клубах…

Неудивительно, что папаня сбагрил его куда подальше: чтоб сыночка-корзиночка не отсвечивал и не портил репутацию его бизнесу. Это ведь я, лошара такая, не знала, что Крестовский его отпрыск, а другие-то знали!

Да чего уж, я даже в глаза его не видела прежде. Момент, когда он гремел на весь интернет, меня как-то деликатно обошёл стороной.

Чем я занималась в это время?

Сколько мне тогда было?

Ммм… Шестнадцать вроде. А я тогда боролась с собственными подростковыми комплексами, поэтому особо сильно за другими не следила.

Короче, офигеть. Просто офигеть.

И ещё больше офигеть, что у этого товарища шарики за ролики заехали, раз он начал столь тактично угрожать мне расправой.

"Закрыть гештальт" ему надо, видите ли. Что, все манекенщицы, извиняюсь, уже отлюбленные и перелюбленные? Больше никого не осталось, раз на меня переключился?

Ну, подумаешь, затусили разок.

Ну, подумаешь, поцеловались разок.

Другой. Третий…

Ну, подумаешь, я первой на него с ногами забралась, одурманенная обалде-е-ено пахнущим дорогой кожей салоном…

И вообще, у меня тогда мозги в узелочек завязались исключительно из-за тачки. Ну и жахнушего в кровь адреналина, так как ночка тогда выдалась на редкость драйвовой и душа требовала завершить всё эпичным перепихоном с незнакомцем на переднем сидении.

Душа требовала, но гордость не позволила.

А потому что нехрен рот свой открывать ни к месту и брякать что ни попадя! И без него догадываюсь, что таких "одноразовых" у него выше крыши. Блокнотик, наверное, уже забит проставленными галочками.

Мы потому даже имён друг друга не спрашивали, всё равно не вспомнили бы наутро, но ведь должны быть какие-то границы тактичности. Тем более в момент прелюдии.

"Так что, не обессудьте, молодой человек. Сами прокаркали возможность. Я, конечно, понимаю, что ты от своей неотразимости ссышь кипятком. И в зеркало сто пудово не смотришь, боясь, что отражение от восхищения треснет, но блин…

Короче, пошёл лесом, Крестовский. Ищи себе игрушку в другом сексшопе. Дело уже пошло даже не на морально этические соображения, а на принцип.

И какой бы очаровательной не была родинка над твоей губой, да-да, я обратила на неё внимание ещё тогда, ближе чем на десять метров не подойдёшь. Иначе огребёшь…"

Это я, если что, с апломбом мысленно распинаюсь, репетируя пылкую речь. Стоя как раз-таки перед зеркалом в ванной и мучая тюбик зубной пасты. Судя по степени непроизвольного сдавливания ― представляя, что это кое-чья шея.

Фу, теперь руки грязные.

И раковина.

– Крышечка, миленькая, ну ты-то куда? ― ворчу, нагибаясь за беглецом, выскользнувшим и давшим дёру. Причём по закону подлости, под ванную, в самый угол. Знаете такие пафосные корыта на позолоченных ножках? Вот мне туда. ― Вот от кого-кого, а от тебя такого не ожидала. Это, знаешь ли, подло.

– Ещё и с вещами разговариваешь? А ты чеканутей, чем я думал, ― раздаётся позади язвительный смешок, заставляющий подскочить от неожиданности и садануться затылком об керамическое дно.

– Аааууч, ― шиплю с зубной щёткой во рту, кое-как поднимаясь с карачек и потирая ноющее место.

Кажется, Крестовский не шутил, когда дал понять, что будет наведываться без приглашения. В комнату, в уборную ― неважно.

Ну а я как бы не привыкла запираться, чтобы тупо умыться. Дома мы даже туалет с мамой не защёлкивали на замок, вот только теперь привычки придётся менять, раз в коллективе прибавились мужики.

– Больно? Иди поцелую, и всё пройдёт, ― сочувствующе цыкают, ослепляя меня фирменной токсичной ухмылкой.

Прям его личная фишечка, потому что я ни у кого больше не видела настолько прокаченной игры лицевых мышц.

Да и принципе эта подлюка весьма симпатичная. Причём спецом не даёт об этом забыть, красуясь передо мной сейчас топлес. Ещё и джинсы так незатейливо расстёгнуты на пуговичку, словно просят: посмотри, посмотри на меня…

А чё мне туда смотреть?

Будто я брендовых резинок от боксеров никогда не видела. Да тыщу раз, в журналах с женоподобными мальчиками.

Кстати, никогда не понимала: почему они так популярны? Да, торсики у них огонь, но они ведь такие смазливые и жеманные. Никакие, одним словом. Не вдохновляют.

Крестовский тоже мальчик с обложки, но иного типа. Более холодного. Такого, знаете, с налётом гранжа, где преобладает небрежность и отсутствие условностей.

А-ля: "Детка, я тот самый плохиш, что разобьёт твоё сердечко на мелкие осколки и соберёт себе из них трофейное ожерелье. Ну-ну, не надо плакать. Хотя нет, плачь. Слёзы тоже пригодятся. Приготовлю из них эликсир сученышности".

У Кирилла ни пробирки под слёзы, ни ожерелья не вижу, зато есть клёвые забитые рукава. И реально годное, поджарое тело.

Кубики там, мускулы ― всё прокачено ровно настолько, чтобы девчонки слюной захлёбывались. Отсюда и зашкаливающее чсв.

Да и с чего бы ему не быть, если к внешности прилагаются папочкины денежки? Такие, как он ― лакомый кусочек намбер ван для каждой. Вот только не каждая ещё подойдёт подобному персонажу.

Ну прикиньте: идёт серая зачуханная мышка в шмотках из ближайшей барахолки, а рядом с ней, рассекая воздух своей секси харизмой, чешет альфа-самец в очочках от Картьер.

Смешно же? И нелепо.

Не. Только фарфоровые куколки с ногами до ушей и сгодятся в компаньонки Крестовскому. Правда и такие надолго не задержатся, так как он из тех парней, что любят только себя. Чистейший подвид эгоиста обыкновенного.

Соответственно, зацепить-то его интерес можно и несложно, а вот удержать… Это задачка уже из разряда высшей математики. Решать которую или не решать ― остаётся на индивидуальное усмотрение.

Правда не стоит забывать главное ― овчинка на самом деле выделки вообще не стоит. Самоуважение всё же дороже.

– Ты тоже ничего, ― выводит меня из размышлений насмешливое замечание.

Выплёвываю щётку, которую продолжаю мусолить всё это время за щекой чисто на рефлексах.

– Чё?

– Ты с таким интересом меня разглядываешь, вот я и возвращаю комплимент.

С интересом? Да он себе льстит. Мне, если честно, так по барабану на него, что даже обидно. Видимо, я пока ещё не отошла от предательства Славы, чтобы переключаться на кого-то другого. Даже ради спортивного интереса.

Что совсем не дело.

Надо срочно менять направление.

– Тю, всего-то? ― снисходительно хмыкаю, выгнутой бровью показывая всю степень разочарования. ― Что-то это совсем не тянет на топ пикаперских заигрываний. Попробуй ещё раз. Уверена, ты справишься.

– В прошлый раз я тоже особо не старался, насколько помнишь. После текилы вся инициатива пошла от тебя.

– Это был абсент, дубина, ― закатив глаза, отворачиваюсь, продолжая утренние процедуры.

Нормально он меня так окрестил алкоголичкой. А ничего, что я выпила тогда-то всего ничего? Чисто взяла попробовать дымящуюся зелёную бодягу.

– Текила, абсент, какая разница? Тебя даже спаивать не придётся. Всего пару часов тет-а-тет, и сама попросишь меня не останавливаться.

– Целых пару!? Теряешь сноровку, чувак. Старость подкрадывается незаметно, а?

– Я уже и забыл, какая ты язва.

– Ещё и ранний склероз. Мда. И это называется, завидный жених, ― дочищаю зубы, пока Кирилл с особой настырностью сверлит мой затылок и не думая сваливать. ― Долго топтаться будешь? В доме три ванных комнаты. Неужели все заняты?

– А мне эта больше всех нравится.

Нравится ему. Ну так раз нравится, пускай ждёт. Намеренно не тороплюсь, решая повторно начиститься скрабом.

А Крестовский всё стоит. Косяк подпирает царским задом, скрестив руки на груди. Палю его исподлобья, но тот ловит мой взгляд в отражении, подмигивая. Засранец.

Умываюсь, вытираюсь, заправляю зубную щетку за ухо и только тогда снова оборачиваюсь к нему, закидывая полувлажное полотенце на широкое мужское плечо.

А что, отличная вешалка получается.

– Раковина свободна. Плескайся. Оставить мыльно-рыльное? Только лосьон от чёрных точек весь за раз не выливай. Твоему шнобелю всё равно не поможет.

Собираюсь проскочить в коридор, но этого только и ждут, перехватывая меня и прижимая лопатками к холодной кафельной поверхности.

Ясно, понятно.

Ваши методы весьма прозрачны, сударь.

Крестовский нависает сверху, медленно и с хозяйской деловитостью подцепляя глубокий вырез борцовки подмышкой.

Реально глубокий. Туда спокойно можно нырнуть и не вынырнуть, так как это шмотка на самом деле мужская и размера этак XXL. Зато удобная, практичная и об неё не жалко вытирать грязные кисточки.

Судя по всему, Кириллу тоже абсолютно пофиг: что на мне надето. Гораздо больше его интересует то, что скрывается под тканью. Оттянув вырез, прикрывают правую часть груди и…

Упс. Вот незадача, правда?

– Без него лучше, ― мазнув ногтем по эластичной ткани кислотно розового спортивного топа, огорчённо замечают.

А ты на что рассчитывал, пупсик? Что я встречу тебя как вчера? Ну чувак, не до такой же степени я ебанько. Одно дело ко сну готовиться и лифчик снять, другое ― по чужому дому шастать средь бела дня.

Тем более, что я так-то впервые за последние полгода на пробежку собралась, поэтому если он попробует зайти дальше, его ждёт ещё одно разочарование в виде таких же кислотных легинс.

Хотя, думаю, он уже и так успел их заценить. Пока я ползала под ванной, так что вниз и не лезет. Только наверх.

Выпускает борцовку и скользит выше, по ключице, перескакивая на мой подбородок и требовательно приподнимая его.

Поднимаю. С меня не убудет.

Только вот, помнится, я совсем недавно говорила про дистанцию в десять метров?

Отсчёт пошёл.

Десять. Девять…

– Без штукатурки тебе больше идёт. Не так агрессивно смотришься.

Это смотря что он подразумевает под "штукатуркой". Я не мажусь корректорами и не засыпаю себя пудрой, моя кожа меня и так устраивает. Подводка, тушь, тени и помада, всё. Ему это перебор?

– А не слишком много запросов?

Восемь. Шесть…

Большой палец касается моей нижней губы, несильно сдавливая её.

Крестовский, ты совсем бессмертный?

Пять, два, один, блин!

Извернувшись, что есть сил сжимаю челюсть.

– Ааа! ― орут на весь второй этаж, облизывая выступившую на пальце кровь. ― Совсем больная?

– Ты кто? Стоматолог, чтобы совать свои грязные конечности в мой рот? ― отплёвываюсь, демонстративно вытирая рот и отталкивая его от себя. ― В следующий раз пешочком побежишь в травмпункт, швы накладывать, понял?

– Бешенная.

– Ещё и заразная. Так что подходить не советую. Хотя тебе-то что? Зараза к заразе не липнет, ― парирую, уходя и на ходу стягивая с себя борцовку.

– Ну ты и дрянь, ― слышу вслед то ли восхищенное, то ли офигевшее.

– От дряни слышу! ― не остаюсь в долгу, довольная собой.

Как же славно началось субботнее утро! Восьми не стукнуло, а уже первая кровь полилась. Клааасс. Ещё бы кроссовки в одной из бесчисленных коробок откопать и вообще будет прекрасно.

После долгих мучений кроссы, наконец, находятся. Ну всё, осталось самое сложное: загнать свою, как он там выразился? ― "разъевшуюся" жопу на пробежку.

На самом деле я правда мальца забросила себя, пока была в отношениях, так что пора приходить в форму. Отменяем меланхолию и официально обновляем статус с "планировала скатиться в лайт-версию депрессии" на "в активном поиске чего-нибудь интересненького".

Всё, требую парня на растерзание!

Только, чур, не того, что остался нянчить свой пальчик. Дайте кого-нибудь поадекватней.

Глава третья. Розовая пантера и деловое предложение

POV КРЕСТОВСКИЙ

Вот же чумичка бесстрашная! А силищи, главное, откуда столько? Отвечаю, я хруст собственной кости слышал.

Прокушенный палец нарывает и дёргает, ежеминутно напоминая о себе. И о придурковатой пигалице. Слава богу мне мозгов хватило засунуть ей в рот только его. А если бы что другое?

И вот теперь она ускакала наматывать круги по закрытой территории коттеджного посёлка, слепя розовым задом. Ещё и мамашу с собой прихватила, в компанию.

Отец уехал на очередное внеплановое совещание, а я от скуки подыхаю, бросая в потолок валявшийся на веранде теннисный мячик и продумывая план мести.

Карина же, надеюсь, понимает, что мы лишь разогреваемся?

Карина Скворцова.

Двадцать лет. Учится, вот же неожиданность, в местном художественном вузе. Решила, видимо, пойти по стопам родительницы. Катается на шестой бэхе. Уже не свежей, но в отличном состоянии. И той же вырви-глаз расцветки, что и её причёска.

Дерзкая, без комплексов, знает себе цену и может за себя постоять. Принцесса с прибабахом, которую нет нужды спасать от дракона. Это бедолагу дракона стоит спасать, иначе бедный крылатый ящер инфаркт схлопочет, ведь колючий женский язычок режет как бритва.

Но это и раззадоривает. Больным ублюдком покажусь, но, кажется, я ловлю кайф от возможности с ней вот так грызться. Будто другого адреналина в жизни не хватает.

Кстати, об этом.

Раз уж я снова в городе надо промониторить обстановку. Старые контакты-то остались, я их не удалял, но вот актуальны ли они ещё?

– Кто звонит и чего надо? ― на весь салон раздаётся недовольный, но легко узнаваемый картавый голос. Судя по всему, сонный. Дрыхнет ещё? Спросонья не продуплился или просто зазнался? Раз своих не узнаёт.

А, да. У меня ж номер давно другой.

– Борзый, живой? ― приветствую старого знакомого, выруливая к заднему двору отчего дома. Решил совместить приятное с полезным и заехать к матери: проведать, а заодно шмотки старые прихватить. Приехал же, считай, налегке. ― Надо же. Думал, ты давно ноги двинул.

– Крест, ты чё ль? Во дела. Уж по кому похоронка плачет, так это по тебе. Как исчез с переломанными костями, так два года ни слуху, ни духу.

Исчез. И, будем честны, моё отсутствие мало кто заметил. Включая Борзого. Не тот это кореш, которому вечерком звякнешь и будешь за жизнь перетирать.

Как выяснилось после той аварии, друзей у меня вообще никогда не было и нет, потому что ни одна собака в больницу не пришла проведать без пяти минут инвалида.

– Как исчез, так и вернулся. И снова в строю. Ты ещё общаешься с теми, кто организовывает ночные заезды или вышел из игры?

– Обижаешь. Я всегда в строю. Правда шмонают нас в последнее время люто.

– Вообще похрен. Маякни, как назреет что-нибудь интересное. Я на какое-то время задержусь в городе.

– Добро.

– Тогда на созвоне, ― сбрасываю вызов, отключая попутно и двигатель. Прибыли.

Родные пенаты, отчий дом, логово разведёнки ― хз как теперь называть это место. И вот вроде бы ничего внешне не изменилось, коттедж как коттедж с облагороженным двором, но стоит зайти внутрь и грудную клетку сдавливает… пустота. Или ностальгия?

Я ведь помню, как здесь было раньше. Всегда шумно, всегда много гостей. Папины званные обеды со спонсорами, мамины бабские посиделки за бриджем.

А сколько вечеринок устраивалось в школьные годы, когда предки сваливали отдыхать? Вечеринок, залитых бухлом и достойных получить премию "AVN Awards" за достижения в порно-индустрии.

Например, вон в том джакузи две подружки-нимфоманки отлично старались, доставляя удовольствие всем желающим. А в нашей бане я, наконец, трахнул одноклассницу, что не давала мне класса с седьмого.

Ох, как я за ней бегал, высунув язык. Ухаживал всеми доступными способами, будучи уверенным на тот момент, что это и есть та самая настоящая любовь.

Увы. Интерес оказался надуман и быстро сошёл на нет, когда оказалось, что кроме функции "недотроги" в той красотке не было ничего особенного.

Тупая как пробка и такая же пресная. Зато приставучая, потом еле отделался от неё. И её когтей, желавших вцепиться мне в глаза, застукав с другой.

Короче, да. Здесь было весело. Теперь же ни души. Где вся обслуга? Где садовник, где домработница? И чей чёрный мерс стоит возле гаража? У нас такого вроде не было. У водителя матери другая тачка.

– Мам, блудный сын явился, ― звеня ключами, громко оповещаю о своём прибытии, проходя вглубь дома, но получаю в ответ тишину.

Заглядываю в гостиную ― тоже пусто. Почти. Если не считать распитую бутылку шампанского и два бокала в окружении десертов на столике. Ууу, клубника в шоколаде ― попахивает чем-то интимным.

Первый этаж безмолвней кладбища. Зато на втором слышится шебуршание. А, нет. Простите. Скрип кровати и мужские стоны. Громкие мужские стоны. Перемешанные с женскими вскриками и символичными шлепками.

– Боря… О, да… Ещё…

Оу. Кажется, я невовремя.

Разворачиваюсь, собираясь уйти, чтобы не быть свиньёй и не обламывать людям лафу, но задеваю гребаную трехногую стойку с цветком, о которой и раньше вечно забывал.

Горшок летит на землю, с треском разбиваясь, и из дальней спальни, после секундной заминки, вылетает запахивающаяся в халат мать.

Взъерошенная, разрумянившаяся и со стыдливым лицом подростка, застуканного за теребоньканьем. О последнем знаю не понаслышке. Чудесные годы самопознания своего тела никого не обходят стороной.

– Кирилл? Что ты здесь делаешь?

– Ну как бы это… Навестить приехал.

– Я ведь просила позвонить заранее!

Просила. И теперь понятно: зачем.

– Да как-то спонтанно получилось. Ммм… ― из когда-то родительской спальни к нам вытекает солидного вида мужик с залысинами, лениво застёгивающий золотые запонки на белоснежной рубашке. Уже одетый и потрясающе невозмутимый.

– Это… ― начинает было мать, перехватывая мой вопросительный взгляд, но заминается.

– Боря. Да, уже понял.

– Борис Аркадьевич, ― поправляет она, подтирая уехавшую помаду. ― Ты должен его помнить.

Ага. Кажется, помню. Частенько в гости захаживал. Вроде как бывший партнёр отца по бизнесу. Который прямо сейчас протягивает мне ладонь для рукопожатия.

– Вас не узнать, молодой человек. Вырос, возмужал. А я ведь тебя ещё шпанёнком помню.

Кхм. Подвисаю в нерешительности. Кто знает, как принято общаться с чуваком, которой пару минут назад натягивал на себя твою мать?

– Без обид, но я понятия не имею: где только что была ваша рука и что конкретно она трогала, ― брезгливо качаю головой, для надёжности пряча кисть за спину. ― А вот колечко на безымянном отличное. Жена знает, как вы проводите выходные?

Колкое замечание заставляет смутиться мать, но не Бориса.

– Меньше знать ― крепче спать, ― хоть и улыбаются мне, но с отчётливо уловимым холодком. ― Слышал про такое?

– Слышал.

– Вот и молодец. Ольга, я тебе потом позвоню, ― бросают матери и с уже куда более сухим: "До встречи, Кирилл", уходят.

– Сорян, ― провожаю его спину, пока та не скрывается за вида. ― Не хотел мешать. Мне уже можно называть его "папа"?

– Глупости не говори.

– Нет? Тогда это вдвойне мерзко.

– Не вижу проблем. Я женщина свободная и одинокая. А Боря…

– Сильно не против. Это мы тоже установили. Однако тема жены так и не раскрыта.

– Там… всё сложно.

– О, прям коронная отмазка на все случаи жизни.

– Не надо так смотреть, сын, ― мать начинает сердиться. ― Ты что, приехал мне нотации читать?

Да нет, конечно. Уж перед кем ноги раздвигать, она сама как-нибудь разберётся.

– Вообще-то просто увидеться хотел. Пожаловаться на новую мачеху там, на Эльку.

– Тогда спускайся вниз. Подожди, пока приведу себя в порядок. И чайник вскипяти, я отпустила всю прислугу.

Чтобы та потом не судачила о похождениях женатого ухажёра? Предусмотрительно.

– Ага. Только душ не забудь принять. Воняешь мужским одеколоном. Причём не самым лучшим.

***

Наверное, не так должна проходить встреча близких родственников после полугодичного расставания…

Или больше? Когда мы в последний раз виделись? Прошлой осенью? Не суть. Суть в том, что особого тепла за душевным чаепитием не наблюдается.

Правда его и раньше нечасто можно было встретить. Мать по натуре своей не особо эмоциональная: пищать, визжать и соплями радости давиться не станет.

Я тоже не из тех, кто любит пустые обнимашки и сюсюканья. Плюс, неловкость, так или иначе, присутствует.

У неё ― за то, что оказалась нелепо застуканной.

У меня ― от понимания, что мне в этом мире уже вообще не осталось места.

Куда не плюнь, везде лишний. Здесь ― разведёнка ищет утешения, там ― строят новую семью, тоже не приткнёшься. В Амстердаме вообще лишь часть съёмной квартиры есть. А большего и не хочется.

Да, в "Северной Венеции", как называют город сами местные из-за обилия каналов, круто затусить так, чтоб потом ещё несколько дней ловить отходняк.

Да, там всё легализировано и душа может оторваться на полную катушку.

Да, никто не контролирует и не капает на мозг, напоминая об этике и репутации, но… Не то это. Чужое. Чужой город, чужой менталитет.

О чём и рассказываю вкратце матери, пока мы давимся чаем.

Как бы криво наша встреча не началась, процесс пустого трёпа всё равно затягивается. Ей же тоже надо пожаловаться. Не говоря о том, что пообсасывать косточки новой отцовской пассии ― её святая обязанность. Так что поездка, в которую я планировал уложиться за пару часов, занимает едва ли не полдня.

Пока ещё тряпки в старой комнате перебрал. Приличная гора сразу улетела в утиль, но целую спортивную сумку на переодёвку умудрился собрать.

Будучи взбешённым на отца за самоуправство, я в своё время уезжал со скандалом и из вредности практически пустой. Всё здесь оставил. Теперь же с ношей наперевес возвращаюсь в новую отцовскую вотчину.

Правда едва успеваю перешагнуть порог, когда меня окатывает с ног до головы химической вонью.

– Бабы, вы совсем ошалели?!

– Обоснуй претензию, ― не оборачиваясь, бросает мне покачивающаяся на шаткой стремянке Карина, деловито орудующая баллончиком с краской.

Ниже, уже на уровне роста, её мамаша проделывает тоже самое. А я стою и охреневше смотрю на когда-то девственно белоснежную стену.

Когда-то, потому что теперь на ней красуется розовая пантера в процессе разработки.

РОЗОВАЯ ПАНТЕРА, БЛЯТЬ!

Мрамор, колонны и… граффити с розовой пантерой до потолка в эффекте неона! Выглядывает из-за углового стыка, маша рукой.

– Это вам что, гараж или ночной клуб? Отец увидит, руки оторвёт обеим и в жопу засунет, райтерши вшивые.

– Цыц! ― огрызается Скворцова. ― Ты о своей заднице беспокойся. Будешь много вякать, баллончик туда запихну и скажу, что так и было.

– Не ругайтесь, детки, ― миролюбиво замечает её мать. ― Всё нормально, Кирюш. Твой папа разрешил.

Кирюш?!? Детки?!? Это говорит мне кто, тридцатилетний переросток с айкью несовершеннолетней?

– Разрешил превратить дом в раскраску?

– Это ты не видел нашу прежнюю квартиру. Там живого места не было. А тут уныло как в музее. Красок добавить не лишне.

– Мозгов вам добавить не лишне.

Карина грозно оборачивается, рискуя свалиться со стремянки, скользящей по растеленной на полу защитной плёнке.

– Лапу дай, ― требовательно протягивает она свою, с моей помощью спрыгивая со ступеней и вскидывая баллончик… Опешивше опускаю взгляд, разглядывая намалёванный ярко-розовый крест на своём свитере. ― Как там говорится? Во имя отца, сына и святого духа. Всё, ― стягивая медицинскую маску, усмехается Карина. ― Ты благословлён. Можешь ступать с миром, пока я тебе ещё и рожу не украсила для полного комплекта.

– Принцесса-ебанесса, у тебя тормоза есть? ― стирая мокрые брызги с подбородка, "любуюсь" на испачканные краской пальцы. ― Или сожгло ко всем чертям?

В ответ угрожающе потряхивают баллончиком.

– Раз-два, раз-два. Левой-правой, левой-правой. Не мешай полёту фантазий, иначе сам станешь арт-объектом. Я предупредила.

– Давай. Но потом не верещи, когда я нагну тебя и… ― ловлю насмешливый взгляд её мамаши, невольно осекаясь. Вроде бы и похрен, но посторонние рушат весь эмоциональный колорит. ― Сама скоро узнаешь, короче.

– Насколько скоро? А то только обещаешь. Начинаю разочаровываться.

Вот су…

– Скоро. Очень скоро, ― обещаю… и иду наверх отмываться. Правда подзадерживаюсь, проходя мимо её спальни. Не заперто, ключ вставлен с обратной стороны в замочную скважину. Всем своим видом прям манит поклептоманить.

Ну что ж, манит так манит. Не станем сопротивляться порыву.

Прихватываю его как сувенир. Теперь не запрётся, болтушка. И пусть ждёт гостей. Возможно, этим же вечером.

POV СКВОРЦОВА

По большей части я предпочитаю работать акрилом, но в маминой мастерской, под которую В.В. отдал ей подвальное помещение, нашла профессиональные масляные краски и не могла удержаться.

Хотя всё равно частично смешиваю технику, так как акрил сохнет быстрее и его хорошо использовать в качестве подмалевки на начальном этапе.

Поэтому сперва заполняю им основную часть картины и прорабатываю объёмные места. Жду пока высохнет, параллельно воюя с навороченной кофемашиной на кухне, а вернувшись, начинаю накладывать слои маслом.

Вообще, получается прикольно. Масляные краски достаточно гибкие в использовании, при смешивании дают шикарные оттенки, а за счёт густоты выдерживают нужную глубину и насыщенность. Плюс с помощью мастихина [1] получается хорошая фактура.

Жаль, у меня нет с собой кольцевой лампы. Засняла бы и залила на свой профиль "Творческой мастерской мадам Ка."

Вернее, на несколько профилей: ютуб, тик-ток и в паблик ВК, куда я скидываю короткие ролики творческого процесса, лайфхаки для начинающих, да и просто делюсь опытом.

А вот готовое портфолио выставляю только на личный сайт, который мне помогла создать мамина коллега-менеджер.

Великим художником себя, конечно, ещё назвать не осмелюсь и на заказ ничего не делаю, но уже законченный продукт пускаю на продажу. Чтоб не пылился.

Стоит заметить, картины покупаются. Периодически. С учётом того, что я себя особо не раскручиваю и громким именем ма не прикрываюсь, это воодушевляет, вселяя надежду.

Родительница любит повторять знаменитые слова французского драматурга: "Карьера художника подобна карьере куртизанки: сначала для собственного удовольствия, потом для чужого, и, наконец, ради денег".

Печаль в том, что именно так всё и происходит, если увлечение выходит за границы хобби, претендуя на основной заработок. Для меня это предрешено, но пока я всё же оттягиваю момент, оттачивая стиль и работая просто ради удовольствия.

Вот и сегодня на ночь глядя петух клюнул меня начать что-то новенькое, хотя у Славы дома лежит недописанная картина. И мольберт. И краски. И кое-какие шмотки. И…

Да много чего. Всё, что было вывезено из общаги. Надо доехать, забрать, но пока не соберусь с духом. Поэтому и заимствую рабочий инвентарь у ма.

Знаете, какие на вкус масляные краски?

Не очень. Масло. Обычное льняное масло с горчинкой. Но это точно приятнее акрила, хоть и не менее вредно.

Знаю, что так делать нельзя, и всё равно не могу отделаться от дурной привычки грызть мягкий ворс кисточек, смакуя химический привкус. Это давно нечто вроде убаюкивающего вдохновляющего релакса…

Который мне самым подлым образом обламывают, когда в лицо прилетает… что-то. Тряпка. Мужская тряпка с разводами розовой краски. Хм, понятно.

Проворачиваюсь на деревянном табурете, спуская на шею громоздкие наушники, за музыкой которых было не слышно присутствия посторонних.

Несмотря на то, что я их ждала.

Пустую замочную скважину я сразу оценила.

Крестовский решил не запариваться. Судя по мокрым волосам и обёрнутому вокруг бёдер полотенцу он только из душа вылез, а одеться либо забыл, либо посчитал излишним. Трусами, интересно, тоже пренебрёг, решив проветрить хозяйство?

– Это что? ― брезгливо снимаю с себя мужской кашемировый свитер, держа на вытянутых пальцах.

– Дарю. В нём всё равно ходить уже невозможно.

– Немного растворителя и всё сойдёт как миленькое.

– Ну вот и оттирай. Неужели я буду?

– Спешу огорчить: я тоже не собираюсь, ― скидываю "Тома Форда" на пол, отпинывая. ― Домработнице отдай. Она его отмоет, продаст и всю месячную зарплату за раз отобьёт.

– Ты недооцениваешь моего отца, ― заваливаясь на МОЮ кровать, вальяжным ленивым котом вытягиваются в полный рост, подминая под себя подушку. Тело на всеобщее обозрение, татуировки на всеобщее обозрение. Волосатые ноги и то, на всеобщее обозрение. На, любуйся, детка. ― Он платит на порядок больше положенного, чтобы у прислуги не возникало желания тырить всё, что плохо лежит.

– Прислугу? Не унижай тех, кто, в отличие от тебя, работает, зарабатывая на жизнь трудом и потом.

– А как их ещё называть? Обслуживающий персонал? Это тоже самое.

Нет. Не тоже самое. Важна интонация, с которой это говорится, а Кириллу за его интонации хочется влепить ножницами промеж глаз. Заносчивый индюк, который, наверное, ни разу швабры в руках не держал.

Заносчивый и несоизмеримо наглый, потому что лапает без разрешения Василия.

– Положь на место моего парня!

– Твоего парня? ― ухмыляются, выкручивая гусю шею. ― Такие ролевые игры ты любишь, да? А настоящего парня попробовать не хочешь?

– Уже попробовала. И осталась неудовлетворённой.

Не говоря о том, что злой.

Хотя нет, не столько злой, сколько раздосадованной, потому что прошли сутки, а телефон упрямо молчит.

Ни сообщения, ни звонка. Если Славик не в реанимации после того, как его отмудохал дружок, то это дно. Человек разочаровал меня даже больше, чем я могла представить.

– Неудовлётворенной? ― Крестовский многозначительно поигрывает бровями. ― Это не дело. Давай помогу. Как насчёт сатисфакции? Восстановим космический баланс?

Это он снова так незатейливо на секс намекает? О, да. Как тут не согласиться, если та-а-ак просят? Держите моё бельишко, оно сейчас само свалится.

Кто не понял, машу табличкой: "сарказм".

И попутно высматриваю крафтовую коробку с припиской на боку. Среди других многочисленных коробок с приписками на боку.

Блин. Надо бы разобрать барахло, потому что эти баррикады плохо сочетаются с интерьером и перекрывают доступ к окну, но мне лень.

Успокаиваю себя тем, что ничего ж не валяется. Всё аккуратненько лежит, никому не мешает. А раз они лежат, то и я полежу.

Ага. Коробку нахожу. Забитую под завязку канцелярией и скетчбуками. Правда чтобы достать её приходится попыхтеть и потрудиться.

– Тебе помочь? ― галантно интересуются.

– Не утруждайся, ― с горем пополам справляюсь, едва не устроив обвал. А всё ради кофра с маркерами. ― Лучше заморозься и не дыши, ― перетаскиваю увесистый сундучок на постель, выискивая нужный цвет и, зажав зубами чпокнувший при открытии колпачок, укладываюсь рядом с Крестовским.

– Это что-то новенькое.

– Заморозься и не дыши, сказала. Ты ветошь, ― напоминаю, заворачивая ему руку так, чтобы получить доступ к плечевой части.

Если что мне в Кирилле и нравится, так это его татуировки. Реально.

Левый рукав забит лицом девушки, кусающей ноготь, растрёпанные волосы которой плавно перетекают в часы с шестерёнками вместо циферблата. Правый же в нижней части светит непонятным поцом в недодоспехах с вороном на плече, за которым по тропе шагает лев.

На этом полноценная отрисовка заканчивается, потому что на плече намечен лишь контур ещё одного льва, на этот раз в виде одной морды. По чернилам заметно, что набросок совсем свежий.

– Денег не хватило? ― устраиваюсь поудобнее на животе, кончиком чёрного маркера касаясь тусклых линий.

– Времени, ― с любопытством наблюдая за мной, отзываются. ― Должен был на следующих выхах дозабиваться, но пришлось покупать билет на ближайший рейс.

– Сочувствую твоему горю.

– Непониманию. Что мой отец нашёл в твоей матери?

– Слабо спросить его об этом?

– Слабо. У нас нет предрасположенности делиться личным.

– Может, потому что ты козёл? ― "холст" недовольно дёргается. Приходится снова фиксировать его, исправляя искривившийся львиный нос. ― Чего ёрзаешь? Оскорбилась, кисейная барышня? Салфетки дать слёзки подтереть?

– Ехидна.

– А ты неженка. На правду не обижаются. И батя твой вполне ничего.

– Лучше твоего?

– Сто процентов лучше моего.

– Он знает, что его бывшая на следующей неделе выскакивает замуж?

– Очень удивлюсь, если он вообще помнит: как выглядит его "бывшая". Не думаю, что такими нюансами заморачиваются, насилуя пятнадцатилетку в общественном сортире. Да что ж такое, харе дрыгаться! Свяжу! ― притихает. Я бы сказала, чересчур послушно притихает. ― Чё? ― зато чувствую сверлящий макушку взгляд.

– Так ты…

– Последствие уголовной статьи? Типа того. Только ма так не вякни, на люстре подвесит за рёбра. И не смей на неё батон крошить, она у меня мировая.

– Ты мальца дикая, знаешь? Кто ж разбрасывается такой информацией, ещё и столь небрежно?

– А ты настолько ущербен, что додумаешься использовать её против меня? ― замираю, оценивая результат стараний. Грива не айс. Надо подкорректировать. ― Но ты, конечно, лошара. Слёту повёлся. Тебя провести, всё равно что у младенца соску отобрать, ― добавляю усмехнувшись, вдоволь насладившись реакцией.

– Не понял. Ты просто угарнуть решила?

– А ты что думал? Что я тебе всю подноготную как на духу выложу и детскими фотоальбомчики шлифану для надёжности? Боже, не будь наивным. Но про ма, если что, не шучу. Загрызу и утоплю, понял? А сверху газонокосилкой пройдусь. Так что фильтруйся, открывая рот в её присутствии.

– А в твоём присутствии можно не фильтроваться? А то я тебя как вижу, одни пошлости на ум лезут.

– Какой ум, такие и мыслительные процессы, ― фыркаю, прикрывая увлекательнейшую беседу и заканчивая уже в тишине. Настолько увлекаюсь, болтая в воздухе пятками, что в ход идут маркеры других оттенков, придавая львиной морде цвет, насыщенность и награждая ярко-синими глазами. ― Хех, слегка белый ходок [2] получился.

– Норм. Мне нравится.

– Ну и славно. Тогда принимай работу и вали. Первый сеанс, так и быть, бесплатный.

– Что, уже всё? Ещё хочу.

– Понравилось быть подопытной крысой?

– Чего бы не побыть, если вид такой славный открывается.

Какой вид?

Впервые за последние, наверное, четверть часа поднимаю на него голову и понимаю, что всё это время Крестовский смотрел далеко не на "процесс", а тупо палил мои сиськи.

В смысле, у борцовки же вырез будь здоров, а спортивный топ я давно сняла. И лежу так чётенько, что всё добро вываливается на обозрение.

Тьфу. А я-то думаю, чего это он такой послушный.

– Все тридцать три удовольствия. Харя не треснет?

– За неё не беспокойся. А вот в других местах поджимает, не сомневайся.

– Мда? ― скептически оцениваю полотенчико, которое не сильно-то и топорщится. Что, кстати, обидно. За мой стриптиз тряпочка должна болтаться как на флюгере.

Привстаю на коленки, снова приводя маркер в боевой режим, и на этот раз склоняюсь над мужским прессом, щекоча его кожу спадающими волосами.

Раз, два и готово. Тут попроще.

– Ценяй, Дон Жуан, ― подмигиваю, довольно выпрямляясь.

Ценяет. Что, конечно, не очень удобно делать снизу-вверх, но предложения не особо длинные, а он всё же не до такой степени тупица, чтобы не разобрать мой почерк.

"Тут ничё так" ― вещает первая надпись и стрелкой указывает на кубики.

"А вот здесь тю-тю. Облом, девочки, расходимся. Лампа оказалась без джинна" ― вторая стрелка спускается вниз, теряясь в линии тёмных волос, идущих от пупка и уходящих под махровую ткань.

– "Тю-тю", значит? ― грозно щурятся, когда до него доходит весь саркастичный смысл посыла.

– Ко мне какие претензии? Не наградил боженька, бывает. Ничего. Зато у тебя, вон, зубы… есть. Почти ровные причём.

Айкаю, когда подлой подсечкой меня роняют на себя, обхватывая ногами. Полотенчико долой ― не выдержало активности, развязавшись, так что прижимаюсь к Кириллу по полному максимуму, без посредников.

Ладно, готова признать неправоту: боженька был щедр. Не только зубов засранцу отсыпал.

– Ну что, джинн есть или всё-таки нет? ― хитро уточняют, одаривая тёплым дыханием и шлейфом ментолового шампуня.

– Ты собираешься валить из моей комнаты?

– Если только вместе. Предлагаю перекочевать ко мне, у меня кровать меньше скрипит.

Вот настырный гад.

– Ты не сдаёшься, да?

– У тебя должок.

– Чу-у-увак, ― грустно вздыхаю, подпирая подбородок кулаком. Чтобы не держать голову на весу. ― Что ж ты портишь священные традиции? Что случилось в Амстердаме, остаётся в Амстердаме ― слыхал народную мудрость?

– Проблема в том, что в Амстердаме ничего так и не случилось.

– Так почему ты уверен, что здесь что-то обломится?

Спросила девица, лежащая на голом парне, чей вставший член упирается ей в живот. Ага.

– Да ладно, тебе жалко что ли? Всего разочек, и я от тебя отстану.

Прикол в том, что так оно и есть. И, по сути, перспектива, что он от меня отцепится звучит даже заманчивее, чем само предложение о разовом перепихоне. Вот только принципы никто не отменял.

Да и мне вроде как нравится с ним цапаться. Надо ведь себя в тонус возвращать, а то все навыки флирта растеряла за "постоянными отношениями".

Постоянными отношениями, блин.

Чтоб их черти драли! Это ж надо было так вляпаться. А теперь мне подсовывают ещё одного индивида, которому точно так же плевать: куда и что втыкивать.

Ну уж нет, дудки!

Эх. Хотела я эту ночку посвятить совсем другому, но, видимо, не судьба…

– Жалко у пчёлки, ― подтягиваюсь ближе, понижая голос до страстного полушёпота. ― А у меня есть кое-что другое. Никогда не угадаешь…

– Ммм… ― Крестовский аж привстаёт на локтях заинтересованно, залипая на то, как я кусаю губы.

– Маленькая такая штучка. Но сколько удовольствия она может нам доставить…

– И что же это за штучка?

– Даже не попытаешься угадать?

Какой там. Ему не до этого. Человек завёлся. А я тем временем ме-е-едленно приоткрываю верхний ящик стоящей рядом тумбочки и… Чмокнув его в нос, пользуюсь заминкой.

Выскальзываю из ослабшей хватки, скатываюсь на пол, сигаю к двери и вылетаю в коридор. Запасной ключ, выцыганенный у его отца, успевает сделать второй оборот, когда ручка с обратной стороны требовательно трясётся, но…

– Ты же не думал, что один такой догадливый? ― с довольным видом целую своё сокровище. ― Я тоже подготовилась.

– Скворцова. Это война, ― доносится из моей комнаты.

– Непременно. Но не сегодня. Сладких снов, пупсик. Утром, быть может, выпущу. Захочешь пописать, там где-то бутылка из-под воды валялась.

Смех? Я что, реально слышу смех? Во больной.

______

[1] Мастихин – специальный инструмент, использующийся в масляной живописи для смешивания или удаления не засохших остатков красок, очистки палитры или нанесения густой краски на холст

[2] Белые ходоки – вымышленные персонажи, человекоподобные существа из телесериала HBO «Игра престолов», снятом по мотивам цикла книг Джорджа Р. Р. Мартина, романа «Песнь льда и пламени»

Глава четвёртая. Могу и попозировать, мне несложно

POV КРЕСТОВСКИЙ

Не отрицаю, я частенько просыпался в чужих женских спальнях. И практически всегда голый. И да, не всегда девушка прилагалась в комплект, так как успевала проснуться и бежала прихорашиваться. Однако запирают меня впервые.

Хотя "запирают" ― это, конечно, громко сказано. Дверной замок ― не сейф в банке, достаточно одного удара, чтобы выломать его с корнем. Но зачем?

Скворцова ведь вернётся. Да хоть за тем же телефоном, который, к сожалению, оказался запаролен.

Ну а я буду её ждать, балдёжно валяясь в залитой светом комнате и занюхивая подушку, пахнущую растворителем, смешанным с женским дезодорантом. Специфичный, но занимательный аромат.

Что и говорил.

Долго куковать не приходится. Очень скоро слышен характерный звук. Встречаю гостью во всеоружии, распластавшись поверх смятого одеяла в виде звезды, но получаю не совсем то, на что рассчитывал.

Вернее, не того…

– Лежи, лежи. Я не смотрю, ― переступая порог, мать Карины зажимает ладонью глаза, правда при этом весьма резво ориентируется по территории, обтекая потенциально опасные углы.

– А дочурка где?

Я почти что разочарован.

– Попросила сходить за… ― в верхнем ящике комода находят знакомую кислотную одёжку для пробежки. ― А, вот.

– Что, самой подняться застремалась?

– Спроси у неё сам. Ты, кстати, свободен. Разрешили тебя выпустить.

– Да мне и тут хорошо, ― для наглядности запрокидываю руки за голову, а ногу на ногу. Самое ценное, так сказать, прикрыл, чтоб утренний стояк не отсвечивал.

– Заметно. Ты, Кирюш, только не заигрывайся. Дело молодое, горячее, сама была такой, но соблюдай рамки, ладно? Чтоб потом не пришлось писать заявлений о домогательствах. Это занятие не самое приятное.

– Знаете не понаслышке? ― колкость вырывается прежде, чем мозг даёт установку "стоп".

Зря Карина вчера пошутила. Или не пошутила. Меня ж теперь съедает любопытство: что там с её батей было на самом деле.

Комедию перестают ломать, отнимая ладонь от лица и по прямой траектории оборачиваясь ко мне.

– Можно на ты. Я не такая старая.

Это факт. Если бы не знал её реальный возраст, спокойно подумал бы, что Скворцовы ― не мать с дочерью, а сёстры. Пусть не ровесницы, но с очень небольшой разницей в возрасте.

– А мамулей звать можно?

– Вряд ли ты этого хочешь.

– Не хочу.

– Так не называй. Можешь просто по имени. Я прекрасно понимаю твоё ко мне отношение, и не стремлюсь занять место в твоём сердце. Но давай не будем скатываться до оскорблений. Я всё же тебе не враг.

– А кто? Друг?

– Друг. Пока мою дочь устраивает ваш невинный флирт. Но если что-то пойдёт не так… разговор будет другим. Ферштейн?

– Яволь, ― согласно салютую покачивающейся пяткой.

– Вот и чудесно. Неплохие ягодицы, кстати. В модельный бизнес податься не пробовал? Средство от геморроя раскупалось бы на ура, ― усмехаются, кивая на мою позу и выходят, оставляя дверь открытой.

Однако ключ предусмотрительно прихватывают. Правильно. Зачем мне два? Мне и одного достаточно.

Чтобы я не говорил, а перспектива свободы всё же радует, природа так-то зовёт. Подзастреваю в сортире, а выйдя понимаю, что дом опустел: барышни полным составом снова пустились в бега. Замечаю в окно мелькнувший попец в ярких леггинсах.

Отец же… Отец укатывает по очередным делам. Как и всегда, собственно. Сколько себя помню, его дома вечно не бывало. А если и был, то на меня времени ему никогда не хватало.

Отсюда, наверное, и пропасть в нашем общении. Сложно сблизиться, если единственная тема, что нас объединяет ― разбор полётов за мои очередные косяки.

Вот и сейчас курю на балконе, наблюдая за тем, как его джип выкатывает из гаража, направляясь к автоматически открывающимся воротам.

Что ж, хата в моём полном распоряжении. Ненадолго, конечно, девы скоро вернутся, так что, полагаю, надо одеться. Я уже и так смутил своим нудизмом какую-то даму бальзаковского возраста, мелькнувшую в окне соседнего коттеджа.

Не уверен, что она рассмотрела все детали с такого расстояния, но голый мужик точно привлёк внимание. Та свою крысёнышную собаку на руках чуть не задушила от потрясения.

Докуриваю, отвешиваю ей "привет" двумя пальцами от виска и иду в ванную, отмывать поплывшую после трения об простыни наскальную живопись.

Честно говоря, лев реально зачётный вышел. Так-то таланта ей реально не занимать. Я оценил наброски в скетчбуках. Ночь-то долгая, а занять себя надо было…

Вот теперь думаю, попросить что ль Карину нарисовать эскиз? На бумаге. Пускай с него перебивают.

Долго торчу под тропическим душем, замучив мочалку и вылив на себя добрую половину женского геля для душа. Растёр кожу до красноты, но карикатурные записульки на торсе стёр.

Коза-егоза.

Тю-тю ей, видите ли. Ничего, ничего. Потом на собственной шкурке прочувствует всю степень этого "тю-тю". Не кричать, орать будет. От оргазма.

Стряхивая с волос влагу, неторопливо вылезаю, намочив коврик. Чёрт, полотенце-то я оставил в Каринкиной комнате…

Ну да ладно, воспользуюсь её. По иронии, эта ванная теперь негласно закреплена за нами двоими, так что грешно отказываться от возможности лишний раз позлить чумичку.

Обтираюсь и, шлёпая босыми ногами по ламинату, чешу к себе, слыша голоса внизу. Уже вернулись? Быстро. Или же я долго ковырялся, спешить то в кой-то веки некуда. Отпуск. Свобода. Лафа.

Нахожу оставленный со вчера на столе айфон, пухнущий от переизбытка непрочитанных сообщений и звонков. Один от Борзого, всё остальное от Эльки.

Мда.

Понимая, что так проще, нежели клацать пальцами по сенсорной клавиатуре, делаю последней прозвон.

– Почему не отвечал? ― тут же шарахает по барабанным перепонкам мелодичный голосок. Вроде миленький, но такой бесящий. ― Я полночи до тебя дозвониться пыталась!

– Эм. Ну так я как бы спал.

– Один, надеюсь, ― уточняют с нажимом.

Такая интересная, я прям не могу. Прекрасно понимаю её подозрительность, но чего Эля ждёт с такими вопросами? Что я тут же каяться начну? Типа, сознаешься ― скидка выйдет, истерику не закатят?

Закатят. Ещё какую. Проверено.

– Не, с плюшевой игрушкой.

Самая прелесть в том, что в этот раз даже не соврал.

– Прикалываешься?

– Да не, правду говорю. Погодь, ща фотку скину, ― чешу обратно к Каринке, устраивать фотосессию гусю. ― Отправил.

Ответ не заставляет себя ждать.

– Какой миленький. Откуда такой?

– Достался в наследство вместе с новыми родственничками.

– И как они тебе? Всё очень плохо?

– Ну, как тебе сказать… ― нахожу на кровати то, чего тут точно не лежало всего каких-то полчаса назад: подготовленной женской одежды. Среди которой обнаруживается женский лифчик. ― В целом, терпимо, ― подцепляю за лямку, разглядывая чёрную шнуровку на салатовых чашках. А Скворцова шалунья. Буйные расцветки для буйной особы. ― Точно лучше, чем я ожид…

– Крестовский, да ты задрал! ― оглушает меня злобный ор за спиной. ― Ещё не всё обтёр своим задом?

Опачки. Хозяйка притопала.

– Кир, кто это? ― раздаётся напрягшееся в трубке.

Блять, точно. Элька ж ещё на проводе.

– Навязанная сестрица, ― прикрывая динамик, шикаю Скворцовой. ― Ччч, не верещи. Не видишь, я разговариваю?

Та едва не задыхается от возмущения. Ловит открытым ртом воздух как рыбка, почти закашливаясь.

– ТЫ. СОВСЕМ. ОБОРЗЕЛ?! ― вырывают у меня свой лифчик, активно принимаясь им же меня и лупить в промежутках между словами. ― Нашёл, где трепаться! А ну свалил из моей комнаты, фетишист придурошный! ― выпинывают меня, хохочущего, в коридор, раздражённо захлопывая перед носом дверь.

С чувством так. Странно, что стены не посыпались.

Злюка. Чертовски горячая, но злюка.

– Кир, что происходит?!

Блять. Элька. Всю малину портит.

– Я тебе перезвоню, окей?

– Кирилл!

– Позже. Всё позже, малыш. У меня тут по второй линии прорываются.

И снова не брешу. Борзый звонит.

Переключаюсь.

– Мне вот интересно: кому это больше надо?

Ещё один недовольный.

– Чего хотел?

– Я что хотел? Это ты вроде просил маякнуть.

А, да. Точно.

– Просил.

– Тогда вторник. Ты в деле?

– Само собой.

– Как участник или как зритель?

– А это как карта ляжет.

– Значит, приготовь наличку. Адрес скину.

– Добро.

Огонь. Становится всё интересней и интересней. Может задержаться здесь? Я планировал свалить сразу после свадьбы, но теперь начинаю сомневаться. В Амстере ревнивая Элька, контролирующая каждый мой шаг, а тут…

А тут Карина. Снова появляется на горизонте. Снова хлопает дверью и, одарив меня волчьим прищуром, утопывает в ванную с охапкой шмоток.

– Волосы свои из слива вытаскивать не забывай. Линяешь, как попугайчик, ― бросаю ей вслед.

– Пошёл в задницу.

– Твою?

– Свою.

– Спинку потереть?

– Себе язык наждачкой потри, ― очередной хлопок, клацанье автоматической защёлки и шум воды. Правда тут же слышу новый сердитый вопль: кое-кто обнаружил мокрое полотенце.

Сбегаю, пока в затылок не прилетело что-нибудь тяжёлое. Ну и попутно Эльке снова перезваниваю, чтоб мозги не компостировала.

Хотя она всё равно найдёт повод: по делу и без. Её постоянно что-то не устраивает. Коронное: я слишком мало уделяю ей времени, занятый магистратурой и практикой.

Ну а по другому никак. Все лекции и занятия проводятся исключительно вечером, а до этого стандартная подработка четыре раза в неделю, будь любезен.

Не столько ради денег, сколько ради опыта, чтобы после завершении академии сразу получить "титул" Архитектора. Иначе потом ещё, минимум, пару лет понадобится работать по специальности и сдавать допэкзамены.

Вот и получается: с утра до пяти ― батрачишь, с семи до десяти ― торчишь на лекциях. Многие, конечно, не выдерживают такого ритма, перегорая и сливаясь.

У меня самого неоднократно возникало желание послать всё к чёрту. Тормозит только то, что половина пути уже пройдена. Осталось всего два года, не сворачивать же лавочку за пару шагов до финишной черты?

Логично предположить, что, живя в таком режиме, организм требует разрядки. А что расслабляет лучше скорости и бурного секса без обязательств?

Точно не постоянный бубнёж Эльки о том, что я недостаточно часто вожу её по ресторанам, не гуляю за ручку вдоль каналов и не рассыпаюсь в признаниях в любви.

Блять! Да какие нахер признания? Я вообще собирался тихо слиться после первого-второго секса, да только не получилось.

Случайно-нежданно вскрылось, что от её папули напрямую зависит не только получение моего аттестата, но и карьерная перспектива. Тот мне самолично дал это понять, вызвав в деканат.

Поэтому пока терплю, кое-как успокаивая готовую сорваться на очередную истерику Эльку. Пока слушал её вопли даже жрать захотелось.

К тому моменту когда одеваюсь и спускаюсь на кухню, Карина уже тоже там. Собранная: сидит, листает ленту новостную ленту и что-то с аппетитом жуёт.

– Это что? ― заглядываю ей через плечо, всматриваясь в мешанину в глубокой прозрачной пиале.

– Слепошарый? ― огрызаются, не оборачиваясь. ― Овощной салат.

– С селёдкой?

– Девочке нужен фосфор.

Принюхиваюсь.

– И уксус?

– Беспроигрышный рецепт: помидоры, огурцы, лук, селёдка, рюмка укуса, две рюмки воды, сахар и специи по вкусу. Перфекто.

– Мда, ― забираю стоящий рядом с ней кофе, отпивая. ― Селёдка на завтрак. Говорю ж, ты чумная.

На меня сподобляются-таки обратить внимание, ощерившись.

– Моя кровать, моя комната, мой кофе. У тебя пунктик такой ― таскать всё чужое?

– Не жадничай, ― делаю ещё пару глотков и ныряю в холодильник: проводить ревизию. ― Ты мне, конечно, свинью подложила, ― останавливаюсь на палке сырокопченой колбасы. Резать её западло, поэтому просто снимаю шкурку и отгрызаю так. ― Еле оправдался. Чего орать-то как потерпевшая?

– Что такое? Ревнивая девушка?

– Мягко сказано.

– А, ― вилка с нанизанным ломтиком селёдины замирает у рта Карины. ― То есть, у тебя есть девушка?

– Номинально, ― всухомятку плохо идёт. Снова ворую её кофе.

– Класс. Ты ещё больший мудак, чем я думала.

– Обзываться обязательно?

– А быть мудаком обязательно?

– Если только "мудак" ― это синоним к слову "очаровательный".

– Не льсти себе.

– Не льщу. Это объективная оценка. А что по поводу тебя? Парень есть? Настоящий, не плюшевый.

– А чем тебе Василий не угодил?

– Значит, нет. Отлично. Я тут подумал и решил, что буду твоим парнем.

– А девушка-то твоя одобрит?

– А мы ей не скажем.

В пиалу насмешливо чихают.

– Ты неподражаем, Крестовский. Правда, ― усмехаются, вставая и относя тару к мойке. ― Но вынуждена отказаться. Эмоционально нестабильные мальчики с ограниченным кругозором ― не моя тема.

Эвана как приласкала. Прям леща отвесила.

– Эй, кофе-то оставь, ― торможу её, а то кружка уже занеслась над мойкой. ― Там ещё добрая половина.

– Я после тебя допивать не собираюсь.

– Ну а я не брезгливый. Давай сюда.

– Да пожалуйста, ― замешкавшись, оборачиваются, послушно протягивая кружку.

Чего это она такая добрая?

Ясно.

– Тьфу, ― отплёвываюсь, счищая с языка мерзкий привкус. ― Что за дерьмо? ― нюхаю содержимое, от которого уже тянет не кофеином, а другим знакомым запашком. Специй и уксуса. Жижу от салата мне туда залила, зараза. Испоганить капучино, души у неё нет! ― Ты маленький вредитель.

– Хлебай на здоровье, солнышко. И, кстати ― в трусиках с маечками моими можешь копаться сколько твоей извращённой душеньке угодно, но только просьба ― делай это, когда меня нет поблизости, окей?

– А когда тебя нет поблизости?

– Сегодня точно не будет до вечера. Так что наслаждайся и получай удовольствие.

– А чего это тебя не будет? Далеко собралась? ― ревниво уточняю.

– Тебе какое дело?

– Ты ― моё дело. И не дело, если ты будешь шлындать где-то, докучая другому. То исключительно моя привилегия на ближайшее время.

– Это что ж получается, я теперь ещё и отпрашиваться у тебя должна?

– Желательно.

– А как же свобода выбора и равноправие полов?

– Фигня. Эта мода на демократию скоро пройдёт.

– Ну-ну, ― награждают меня скептично и отчаливают, виляя бёдрами.

Не, ну она норм вообще? Кто такие короткие юбки одевает? Это ж как красная тряпка для мужика. И вообще, что за прикол? То есть, я должен тут тухнуть в гордом одиночестве, пока она будет непонятно чем заниматься?

Не, не пойдёт так.

Прямо вместе с палкой колбасы спешу сначала обратно наверх, чтобы прихватить бумажник с телефоном, а затем на улицу. К фиолетовой бэхе.

– Суетолог вошёл в чат. Погнали, ― ныряя на пассажирское, подмигиваю слегка опешившей Карине, только тянущейся к замку зажигания.

– Куда?

– Куда тебе надо, туда и погнали. Маршрут мне не принципиален.

POV СКВОРЦОВА

Торможу возле длинного белого паровозика с наростами в виде башен, украшенных голубой черепицей. Несмотря на то, что набережная расположена на расстоянии, это здание всё равно ассоциируется у меня не с учебным заведением, а с подобием гостиничного комплекса. Слишком уж светлое и праздное. Но за это я как раз его и люблю. Сюда приходишь не на каторгу, а для души.

– Да ладно? ― скептично кривится Крестовский. ― Универ? В воскресенье? Это так ты развлекаешься в выходные?

– Смотря, что ты имеешь в виду под развлечением. Тусовки в пьяном угаре?

– Да хоть бы и так.

– Я из них выросла. И тебе советую.

Выросла или же попросту насытилась ими. Ма меня никогда не ограничивала, поэтому лет с четырнадцати я спокойно могла отпроситься на любую вечеринку.

Конечно, с условием: отзвон раз в пару часов, чтобы она знала, что я жива и в сознании, но по сути ― полная вседозволенность.

Даже когда по первой приползала домой в щи, не рассчитав меру, та никогда не ругала, лишь заботливо подставляла тазик и с утра рассольчик подгоняла для опохмела.

Наверное, это и сыграло роль. Имея на руках карт-бланш слишком быстро стало скучно. Одно дело, если ты тайком выбираешься из квартиры, подгоняемая бунтарским духом, и совсем другое, когда родительница выбирает вместе с тобой прикид для свидания, предусмотрительно снабжая доченьку презервативами и подробно объясняя: как, что, куда и для чего. Да ещё потом требуя подробный отчёт за завтраком. Ей же интересно.

Может, из-за доверительного отношения, а может, потому что я оказалась более-менее вменяемым подростком, но презервативы в большинстве случаев так и не пригождались.

Да и целом есть чем похвастаться: к двадцати годам я не курю, не принимаю запрещёнку, редко когда ужираюсь до состояния овоща и ещё не делала ни одного аборта. Достижение двадцать первого века, ёптыть.

А, ну ладно. Есть грешок: матюкаться люблю, но кто идеален, верно?

Точно не тело, сидящее рядом со мной с раздутыми как у хомяка щеками. Не, вы видели? Сгрыз целую палку в одно рыло и даже не подумал поделиться. Эгоист хренов.

– Ты думаешь, я от них балдею? ― облизывая жирные пальцы, с трудом дожёвывает остатки колбасы Крестовский. ― Это лишь отличная возможность склеить легкодоступную дурочку, минуя стадию тупых свиданий с не менее тупым анкетированием. Встретились, сделали дело, разошлись. На кой хер мне знать: какой у неё любимый цвет, если завтра я её в лицо не вспомню?

Мда. На самом деле я ужасаюсь и восхищаюсь одновременно его… Эм, вот прям даже не знаю, как это называть. Только мат и вертится на языке.

– Позволь уточнить: ты давно у дяденек в белых халатах был? Проверься, а то мало ли.

– На этот счёт можешь не переживать. Здоров как бык, хоть сейчас иди в космонавты. Но если для тебя это принципиально, могу справочку принести. Тогда дашь?

Я с него худею. И буквально, и фигурально.

– Крестовский, знаешь, что я хочу тебе сказать?

– Ммм?

– Ты просто эпический долбоёб.

– Но хоть красивый?

Хрюкаю от смеха.

– Красивый, красивый. Жалко только, что идиот.

– Что ж ты всё время обзываешься. Я ведь могу и рёмнем по попцу твоему очаровательному за это всыпать.

– Уже очаровательному? Был же жирный совсем недавно.

– Где жирный? Кто чушь такую сказал?

– Ты.

– Когда? А… Ооо… ― до него доходит. Правда почти сразу непонимание сменяется коронной усмешкой. ― Ля, а тебя задело. Ещё скажи, что из-за меня по утрам круги наворачиваешь?

– Естественно. Надо ведь быть в форме, когда придётся убегать с места преступления. Потому что если не заткнёшься, обещаю, я тебя прирежу, ― с досадой отмахиваюсь, жалея, что за каким-то чёртом вообще заикнулась об этом. Ехидства ж теперь не оберёшься.

Пресекая тему, вылезаю из своей малышки, чтобы достать из багажника большую тканевую сумку-чехол. Не столько тяжелую, сколько громоздкую из-за объёмной папки для черчения, лежащей внутри.

– Скворцова, ― Крестовский тут как тут. Маячит рядом, подпирая бедром мой "Баклажанчик". Машину, в смысле. ― Я просто обязан уточнить, во избежание необоснованных претензий: зад у тебя бомбический. Мне нравится.

– Только зад? ― накидывая лямку на плечо, хмыкаю.

– Да не, у тебя в целом всё как надо.

– Но узнать мой любимый цвет желания всё равно не возникает?

– А чего его узнавать? Это и так очевидно, ― кивают на расцветку тачки.

Укоряюще прицыкиваю, закрывая багажник и ставя авто на сигнализацию.

– Мимо, красавчик. Не угадал.

– Серьёзно? Тогда розовый.

– Нет, ― направляюсь к главному входу универа.

– Цвет лифчика, который на тебе надет сейчас? ― семенят следом, гадая на ромашке.

– С учётом существующей цветовой палитры тыкать пальцем в небо будешь дооолго, ― торможу его, выставляя вперёд руку и не давая зайти внутрь. ― Ну и куда ты?

– В смысле, куда? За тобой.

– Свободен. Дальше я сама.

– Не сомневаюсь в твоей самостоятельности, но не на улице же мне торчать. Я там расплавлюсь под солнцем.

– Могу в салоне оставить. Открою, так и быть, окошко, чтоб не задохнулся.

– Я тебе кто, собака?

– Ты приставучий репейник.

– Очень приставучий. Поэтому смирись: мне скучно, и я иду с тобой.

– Тебя не пустят.

– Спорим, пустят?

Даже спорить не буду. Молча пересекаю обдуваемую кондиционером проходную, приветственно махнув нашему охраннику зажатым между пальцев пропуском. Проскальзываю через вечно неработающий турникет, прямиком сворачивая к лестнице, но опешивше замираю, слыша насмешливый окрик.

Да ладно?

Пропустили! Блин! Его реально пропустили! А я ведь была уверена, что отвязалась от настырного гада.

– Всего один вопрос: КАК?

Наш охранник из тех хмурных дядек, которые наслаждаются доставшейся им властью и очень любят "не пущать". Порой студентов даже при наличии пропуска тормозит, веля показать зачётку и доказать свою причастность к "цитадели искусств", а уж тех, кого в первый раз видит…

– Секрет фирмы. Но могу намекнуть: врождённое обаяние.

Ну-ну. Скорее бумажные, шуршащие.

– Думаю, всё куда проще. Ты просто как та глиста, что в любую щель пролезет, ― разочарованно вздыхаю.

– Очень занимательно. Проводила научный эксперимент? Точно знаешь, что в любую?

Игнорирую тупой вопрос, поднимаясь на второй этаж. А там до конца по пустынному коридору, увешанному картинами выпускников. Все двери закрыты, кроме нашей мастерской. Ещё на подходе слышу голоса, народ уже собирается.

Да, согласна, со стороны это странно ― тащиться в универ в выходной, но в данном случае это не добровольное начало, а официальная рокировка ― перенос пар со среды на воскресенье, чтобы состыковаться с графиком натурщицы. Принято единогласно всей группой, поэтому третью неделю… вот так.

В целом, никто не против. У нас тут на постоянке царит анархия и ненормированный график: я сама частенько подзадерживаюсь, доделывая проекты.

А на заднем дворе у нас есть просто обалденная цветущая аллея, пропитанная творческой эстетикой. Сидеть там на лавочке, рисовать, попивать Мокко и наслаждаться видом ― отдельная форма прекрасного. Но сегодня занимаемся строго в мастерской.

Да здравствует духота и полумрак.

– Скворец пришла, ― первой примечает меня Вита: коротко стриженная брюнетка, с туннелями, пирсингом в самых неожиданных местах и забитая с ног до головы. Наша староста. Клёвая девчонка. ― И не одна… ― добавляет, замечая выглядывающую из-за моего плеча любопытную моську Крестовского. ― Это кто?

– Моя мигрень, ― бурчу, занимая место. Достаю из сумки сперва футляр с сепией и сангиной [1], затем папку. На мольберт ставится пока ещё набросок обнажённой девушки. Рядом ложится блокнот для черновиков. ― Рената появлялась?

– Нету ещё.

– Задерживается.

При том, что я сама опоздала чуток, встав в пробку на выезде, и была уверена, что получу втык. Но Алевтины Михайловны, нашего препода, тоже ещё нет.

– Какая симпатичная мигрень, ― с нескрываемым интересом поглядывает на Кирилла ещё одна девчонка, Даша: блондиночка с идеально небрежным пучком на макушке.

Да и не она одна. У нас в группе одиннадцать девчонок, не считая меня, и всего три пацана. Из этих четырнадцати человек догадайтесь, скольким по боку появление постороннего?

Правильно, троим. Пацанам.

– Забирай. Дарю, ― снисходительно киваю на Крестовского, хозяйски бродящего по аудитории и сующего любопытный нос везде, где придётся. Вплоть до работ других студентов.

– Вау. Да у вас тут девочки голенькие, ― одобрительно присвистывают, кивая Юрцу, не очень довольному вторжением. ― Не на то я учился, не на то. У меня вместо девочек были транспортиры и циркули.

А, да. Точно. Он же тоже "художник". Правда более инженерного склада ума.

– Тебе мало своих голых девочек, озабоченный? Не насмотрелся ещё? ― не могу удержаться от колкости.

– На твоих "девочек" точно не насмотрелся, ― парируют ехидно. ― С удовольствием продолжу медитацию этим вечером, если позволишь.

Вот скотобаза.

– Не позволю.

– Слыхали? Единоличница! Нет, чтобы для народа стараться, во имя искусства. А ещё творческая личность.

Боже, что он несёт? Ну натурально дебил.

– Вита! Я тебе по шапке настучу! ― влетает в мастерскую рассерженный колобочек в черепашьих очках и чёлкой-пони. ― Дозвонилась я твоей подружке. Улетела она!

– Как улетела? ― не поняла та.

– Как, как. На самолёте. На Бали, чтоб её! Мужика какого-то подцепила и укатила с ним загорать.

– А договор? Она же договор подписывала.

– А что договор? Закорючка для вида. Она так и сказала: извините, но от такой возможности не оказываются.

– Охренеть, ― вырывается из меня.

Три недели коту под хвост, потому что продолжать без натурщицы дальше бессмысленно.

– Ещё какое охренеть! ― Алевтина Михайловна только что не подпрыгивает на месте от досады. ― Вот сразу чувствовала, что она не надёжная! И где теперь искать новую натурщицу?

Новую? Блииин, это ж теперь всё с самого начала. И сегодня только зря приехала. Уже понятно, что лавочку можно сворач…

– А вам именно натурщица нужна? Натурщик не покатит? ― раздаётся звонкий беспечный голос, окатывающий меня ледяным ушатом плохого предчувствия.

Преподша и вовсе впервые замечает левого чела в мастерской.

– А вы, молодой человек, собственно, кто? ― приспустив на нос очки, деловито разглядывают его с ног до головы.

Особенно её заинтересовывают татухи и скулы. Причём последние та, не стесняясь, осматривает, взяв Крестовского за подбородок и повернув лицо так, чтобы на него упал свет потолочных ламп. Единственное освещение в аудитории, так как окна плотно занавешены. Чтобы не накидывать на натурщицу лишних теней.

Поправка: на не приехавшую натурщицу.

– Я с ней, ― коряво кивают в мою сторону, так как сложно шевелиться, если находишься в цепких руках маэстро.

– То, что с ней ― это просто прекрасно, но нас уже одна такая знакомая знакомой подвела. Повторного фиаско не хочется.

– Не сцыте, не подведу. Мужика подцеплять я вроде как не собираюсь. И на Бали не планировал. До осени так точно.

– Это не разовое мероприятие, молодой человек. Минимум пару недель придётся позировать в усиленном режиме, так как у ребят горят сроки сдачи. Три раза в неделю, по несколько часов в одной позе. Это сложно.

– Фигня. Сделаем.

– Не надо нам его! ― возмущённо восклицаю. Фигня ему, видите ли. Всё по фану. А нам потом что, опять с нуля начинать?! ― Он ненадёжный. Либо забухает, либо свалит в свой Амстердам.

– Хорошего же ты обо мне мнения. Не рассчитывай, я решил подзадержаться. Могу загранку в залог оставить, если успокоит, ― ухмыляется Крестовский, которого перестали изучать как подопытного кролика. Зато теперь ничто не мешает ему неотрывно таращиться на меня, наслаждаясь реакцией от новости.

Зашибись. Подзадержаться он решил. А я так надеялась, что к концу следующей недели его уже и след простынет.

– Загранка мне ваша не нужна, ― Алевтина Михайловна не то, чтобы в восторге, но понимает, что искать кого-то ― дело муторное и неблагодарное. Не всякий согласится. Мы Ренату-то только в марте нашли, хотя клич бросали ещё с зимы. А тут нате, возможность сама в руки плывёт. ― Будет достаточно подписанного договора. Академические часы оплачиваются, если что. За час в одежде ― семьдесят три, за час обнажёнки – девяносто восемь.

– Девяносто восемь? Это в долларах или евро?

– В рублях, конечно. Мы вам кто, олигархи?

– Рублей? Шутите? Пфф, оставьте мелочевку ребятам на кофе. Я и за бесплатно разденусь. Карина же тоже будет меня рисовать?

– Естественно.

– Тогда я в деле. Трусы снимать прямо сейчас?

Охренеть. Да он издевается!

Следующие пару недель терпеть его мало того, что дома, так ещё и здесь?! Моей спальни ему что, недостаточно? Гаденыш решил захватить ещё и мой универ?

Глава пятая. Стритрейсеры

POV КРЕСТОВСКИЙ

Облом.

Боксеры велели оставить. Сказали: там нет ничего настолько интересного, чтобы с технической точки зрения тратить на это лишнее время.

Ауч.

Вот это прозвучало реально оскорбительно, хотя с другой стороны ― оно и к лучшему. Девочки-то ладно, пускай наслаждаются, но чтоб ещё и парни палили в открытую мой член… Ну такое себе это достижение в копилку, так что норм. Мне и в трусах неплохо.

Короче: раздели меня, усадили на стул в дальней части аудитории, поставили позади завешенную белой тканью ширму, присобачили к стремянке настольную лампу, направив свет, включили таймер и велели не шевелиться.

Чего уж. Не шевелюсь.

Сижу, оседлав стул спинкой вперёд, сложив на спинке руки, и с трудом сдерживаю порыв почесать нос.

Как часто бывает: когда нельзя ― начинает зудеть буквально всё. Но терпим, раз подвязался на кипиш. Не скулить же как баба. Так что отвлекаю себя тем, что без зазрения совести таращусь на Скворцову.

Специально выбрал такой ракурс, чтоб сосредоточить фокус внимания точно на ней.

Я ― на неё, она ― на меня.

Понятно, что помимо этого меня пристально разглядывают ещё дохрена кого, но вся эта затея ведь ради чего устроена? Позлить её. Правда коварный план почти сразу даёт сбой.

Да, первые минут десять Карина не разочаровывала, покрывая меня мысленно, судя по испепеляющему взору, отборнейшим матом, но её недовольство удивительно быстро перетекло в не менее занимательную одухотворённость.

По разглаживающимся складкам на лбу буквально можно проследить всю степень затягивания в творческий процесс. И, надо сказать, это весьма залипательно.

До мурашек, которыми покрывается моя кожа от каждого брошенного ею на меня взгляда. Сосредоточенного, внимательного, плавно скользящего по моему телу и впитывающему… Каждую мелочь, каждый изгиб, каждую чёрточку.

В альтернативной реальности, в мире, где не существует тактильности, это могли бы быть просто охеренные предварительные ласки. Несмотря на наличие посторонних, момент прямо-таки сугубо интимный. Находись мы сейчас в спальне, за закрытыми дверями, отвечаю, я бы не выдержал…

Но в данных обстоятельствах приходится. Выбора нет, потому что установившуюся между нами невидимую связующую ниточку так и норовят оборвать.

Ребята частенько подходят, чтобы сделать центровку глаз, рассмотреть поближе какие-то только им важные нюансы или же просто для того, чтобы убрать волосы, закрывающие моё ухо.

Охренеть. Меня трогают, разглядывают как экспонат, обходя кругом и с холодным отстранённым безразличием изучают… Причём, не как объект сексуального влечения, даже не как человека, имеющего хоть какую-то половую принадлежность.

Просто материал, который нужно оформить. Очень странное, необычное, но прикольное ощущение. Будто я участник какого-то чудаковатого перфоманса. А суетливая, вечно недовольная всем преподша, только добавляет всей ситуации сюра: ходит от одного студента к другому, подмечает ошибки и бубнит, бубнит, бубнит.

– Данилин, ты видишь, как падает свет на фигуру? Сверху. Вот и рисуй только то, что видишь сейчас. И не выдумывай лишнего.

– Не забывайте прорисовывать тени и блики.

– В древнем Египте во время занятий мимо учеников ходил человек с бамбуковым стволом и бил по спине за кривой рисунок. И заметьте, спустя столько веков мы до сих пор восхищаемся теми работами. Улавливаете, к чему я веду?

– Вы посмотрите, какие работы висят в коридоре, и что малюете вы, бестолочи мои. Застрелиться не хочется?

– Скворцова, что за скелет? Он здоровый парень в отличной физической форме. Зачем ты делаешь из него узника Освенцима?

– Ничего не знаю. Я художник, я так вижу, ― обиженно бурчат. Кажется, кто-то не любит, когда его отчитывают.

– Видь по-другому! Подойди ближе, если зрение шалит, ― назидательно муштруют её, заставляя смущённо рдеть, от чего меня распирает на улыбку. Едва удаётся ту удержать. Шевелиться же нельзя. И мимики это тоже касается.

А тело-то тем временем начинает сдавать позиции. Задеревеневшая спина ругается, отяжелевшие свисающие кисти сводит, а по нервным окончаниям растекается покалывающее онемение.

Когда писк таймера оповещает, что начинается перерыв и тело снова ненадолго принадлежит мне, с трудом удаётся для начала хотя бы просто встать.

Воу. Как же приятно просто двигаться!

Приятнее этого только до хруста костей хорошенько размять мышцы и, без предупреждения сделав упор лёжа, отжаться пару десятков раз на кулаках. Чтоб застоявшуюся кровь разогнать. Ну и взбодриться. А ведь это только первые полчаса. Лишь одна четвёртая от того, что запланировано на сегодня.

Пздц. Я хоть выживу после?

Выживу. Куда денусь. Вот кофейка бахну, который мне услужливо преподнесла симпатичная блондиночка, и можно снова отправляться на экзекуцию.

А пока остаются последние минуты, пользуюсь возможностью, чтобы, наконец, и самому рассмотреть аляпистую творческую компашку. Не всё же им одним.

Кого здесь, конечно, только нет: и обколотая недопацанка с каре, и недодевочка, который недомальчик с длинным хвостиком в зауженных джинсах, и толстушка-хохотушка с разноцветными прядями на тонких жидких волосёнках, смотрящими жутко нелепо. Мда.

Но есть и нормальные Я бы даже сказал: слишком нормальные, мало чем примечательные. Настолько, что попросту теряются на их фоне. Сразу видно: у кого всё в порядке с менталочкой, а у кого эксцентричность настолько шкалит, что последствия этого выливаются не только во внешность, но и в повадки.

Карина, меланхолично помешивающая свой кофе вынутым из пучка карандашом, одна из таких. Всё в ней: начиная с волос и яркого макияжа, вплоть до колготок в сетку и громоздких ботинок на высокой подошве ― словно один сплошной вызов. Себе, обществу и… не знаю. Всему миру, наверное.

Даётся сигнал продолжать и таймер снова включается. Блондиночка, что на протяжении последних минут всячески трётся вокруг меня, кокетничая напропалую, неохотно возвращается к мольберту, а я на "пыточный стул".

Отсчёт следующего получаса пошёл.

А затем ещё полчаса. И ещё…

Блять. Я, конечно, не рассчитал силы воли. Шило к концу второго часа отчаянно рвёт очко, требуя хоть какого-то движения. К тому же от монотонного шуршания бумаги, гудения потолочных ламп и пропитавшего мастерскую запаха масляных красок меня начинает тупо убаюкивать.

Хотя уснуть как раз-таки сложно. Студенты продолжают то и дело подходить, вырывая своей суетливостью из сонного оцепенения. Одни, как блонди, с разрешения снимают на телефон какие-то части моего тела. Другие, как Скворцова, просто присаживаются рядом на корточки, делая быстрые наброски в блокнотах.

Невольно заглядываюсь на лёгкие и точечные штрихи, стремительно появляющиеся на белом листе. Изгиб кистей, намётки пальцев, которые настолько налились свинцом, что я давно их не чувствую. Контур ногтей. Даже грязный кант мизинца и порванный заусенец на безымянном не ускользает от её зоркого взгляда.

Карандаш в женской руке порхает словно живой, играя в копирку: Ctrl C ― Ctrl V. Я бы так не смог. Чертить линии, вычислить радиус, угол наклона, разработать подробный план проекта и объёмную форму с расчётом конструкции ― это запросто, а вот оживить неоживимое за считанные минуты… Признаю свою некомпетентность.

– Кирилл, не отвлекайтесь, ― напоминает преподша, последние четверть часа лениво ковыряющаяся за своим рабочим столом. Устала раздавать ц/у.

На самом деле, все уже устали. Некоторые ребята давно наушники втыкнули в уши. Заметно, что им становится скучно, ведь обычно так долго один "сеанс" у них не длился. Это сегодня было решено сделать исключение, чтобы наверстать потраченные ранее академические часы.

Забывшись, выпрямляюсь. Пздц. По ощущениям на спину словно добрую тонну булыжников нагрузили. Завтра, наверное, не разогнусь.

– Я почти раздет. Ты передо мной на коленях… Чем не эротическая фантазия, а? ― тихо, практически одними губами шепчу, залипая на длинные ресницы и яркие перламутровые тени на веках.

Так близко и, блин, даже ничего не сделать. Ни щелбана отвесить, ни куснуть за нос, ни… поцеловать. Почему нет? Я бы поцеловал.

– Каждый думает в меру своей испорченности, ― огрызаются, не поднимая головы.

– Лучше тебе не знать, о чём я думаю, глядя на то, как ты лихо управляешься со своим инструментом. Уверен, и с моим бы не подкача… ― со свистом втягиваю воздух сквозь зубы, когда меня сердито щипают за голень. Хорошо так щипают, с прокручиванием. Вырвав часть волос. Еле удержался, чтоб не заорать. ― Хулиганка. Любишь пожестче, да?

– Люблю делать больно. Другим, ― заверяют меня, вставая с карачек и возвращаясь за место. Ненадолго. Голень ещё печёт, обещая в скорейшем времени синяк, когда пиликает очередной таймер. Последний на сегодня.

Всё! Аллилуйя! Свобода!

Следующий заход в среду, но всего на час. Больше не получится, потому что аудитория понадобится другой группе.

– Так вы, типа, встречаетесь или не встречаетесь? Если нет, то чего он вокруг тебя так вьётся? А если да, то куда девала Славика? ― запрыгивая в джинсы и затягивая ремень, слышу болтовню блондинки, крутящейся около Карины.

– Что за Славик? Был же Василий, ― подключаюсь я, с трудом влезая без "ложки" в найки.

– Какой Василий? ― удивляется куколка. ― Ещё и Василий? Скворец, ты гарем собираешь?

Ну какой же она скворец? Она… не знаю, Колибри. Маленькая, юркая и яркая. Хотя, кстати, скворцы вроде на самом деле фиолетовыми бывают.

– Да. Меня тоже это интересует. Я-то наивно верил, что у тебя единственный, ― саркастично хмыкаю, закидывая футболку на плечо и заглядывая птичке-невеличке в мольберт. ― Дай глянуть, чего ты там начирикала. А то вдруг рога мне пририсовала, ― нет. Рогов нет. Есть лишь наброски силуэта без лица, стоп и кистей, в полный рост и это… круто. Хоть и пока, конечно, самого себя распознать сложно. ― Ля, а я правда красавчик!

Карина раздражённо отпихивает меня локтем, убирая работу в папку, а ту ― в громоздкую сумку.

– Рога поищи у своей девушки, ― фыркают с досадой. ― Они у неё настолько ветвистые, что олени от зависти перегрызутся.

– Оо, так у тебя есть девушка? ― огорчается блонди.

– Нету, ― отмахиваюсь.

– Есть, ― закатывает глаза Скворцова. ― Но такая мелочь его не заботит, так что совет да любовь. Развлекайтесь, детки. Помой, будь любезен, ― суют мне пустую кружку и, попрощавшись с преподом, стремительным росчерком выскальзывают из аудитории.

Ловлю выжидательный взгляд блондинки, прожигающей всю мою правую половину лица.

Ждёт.

Чего ждёт? Приглашения на свидание? Ну да, она в целом ничего. Разок закутить можно было бы с… Ёпрст, а зовут-то её как? Называли же имя, сто процентов.

Ай, ладно. Похрен.

– Помой, а. Будь товарищем, ― играя в "горячие пирожки" передаю эстафету с грязной тарой ей и лечу следом за Скворцовой. ― Принцесса-ебаннеса, далеко собралась?

– Далеко, Кирилл-дэбилл.

Кирилл-дэбилл, как оригинально.

– Долго придумывала?

– Да не, само озарило. Пока любовалась на тебя битые два часа. Ты на кой хрен вообще подписался в эти мутки? Тебе оно зачем?

– Как зачем? Чем чаще я у тебя на виду, тем скорее ты влюбишься в меня как кошка.

Карина тормозит, разворачиваясь вполоборота.

– Изначальная ставка была вроде просто секс. Когда условия поменялись?

– Ну так приятный бонус никто не отменял. А почему нет? Мне будет приятно.

– Крестовский, ты просто конченый… ― не договаривает. Пробует на вкус, перебирая, но подобрать нужного определения не может.

– Ммм? ― насмешливо ухмыляюсь. ― Запас оскорблений иссяк? Всё, сдулась?

Издав усталое и протяжное "пфф", Карина попросту уходит. Обратно вниз, к проходной, а там к парковке. Молчит и когда я загружаюсь без спроса в машину, внутри которой стоит просто убийственная духота. Пока кондиционер набирает обороты, открываю окно. Иначе задохнёмся.

– Где тебя высадить? ― сдавая задним ходом и ловко обтекая припаркованные на обочине тачки, интересуются у меня. ― Советую выбрать место самому. Иначе скину, где сама пожелаю.

– В смысле, скину?

– В коромысле. Неужели ты думал, что я буду нянчиться с тобой весь день?

– А почему нет?

– Может, потому что у меня есть личная жизнь?

– Личная? Без меня? Это что-то новенькое.

Сарказма не оценивают.

– Повторяю вопрос: где тебя высадить?

Молчу. Вместо этого впитывая её манеру вождения. Внешне расслабленную и даже будто бы легкомысленную, но исходящая от неё концентрация затопляет салон какими-то новыми для моих рецепторов феромонами.

– Никогда бы не подумал, что девушка за рулём ― это настолько сексуально, ― чистосердечное признание как есть. Положа руку на сердце, до нашего знакомства я был непоколебимо уверен, что бабам водить нельзя. Категорически.

Карина, не отрываясь от трассы, достаёт из бардачка пачку влажных салфеток, кидая ту на мои колени.

– Слюни подотри, ― виртуозно уходят вправо, не снижая скорости. Потенциальный занос переходит в полноценный мини-дрифт, в рамках допустимых на дороге правил. Точечный и выверенный. Ювелирная работа. Вот уж точно от чего впору слюни пустить.

Вообще, то, как она улавливает вибрации авто и чувствует габариты даже незнакомой тачки, я оценил ещё в прошлый раз. И уже тогда, будем откровенны, знатно запал на это, потому что не каждый мужик-то справится с механикой с той грациозностью, с которой управлялась она с моим Мустангом.

Запал тогда и, кажись, сейчас история повторяется.

Догадывается ли Карина об этом или нет, но у нас с ней гораздо больше общего, чем она думает. Потому что я каждой клеткой чувствую её нетерпение и безошибочно замечаю подрагивающее женское колено. Кое-кто страстно желает надавить на педаль и прибавить газку, но держится, чтобы не нарушать пдд.

– Ты никогда не гоняла? По-взрослому? ― спрашиваю я, озарённый шальной идейкой.

– По-взрослому, это как?

– Хочешь, покажу? Только для этого тебе придётся освободить для меня всю ночь вторника.

POV СКВОРЦОВА

С брошенными ма напоследок словами: "Я хз, куда меня везёт этот маньяк, но, если что: где искать труп ― спрашивайте с него", гордо выходим в ночь. Хотя одиннадцать вечера не просто так зовётся "вечером", так что вроде как и не ночь. Ладно, не столь важно.

Важнее, другое.

– Рискнёшь? ― болтают протянутым мне ключом от машины, висящим в колечке на пальце.

Рискну ли я снова сесть за руль его Мустанга?

– Как два пальца об асфальт.

Ну, ладно. Не два пальца, погорячилась, хотя опыт уже есть. А вот в прошлый раз я немного себя переоценила, так как на механике ездила исключительно в автошколе, но ничего. Вроде быстро сообразила: что к чему, обвыклась и не опозорилась. Согласитесь, было бы крайне неловко заглохнуть посреди дороги, слишком быстро отпустив сцепление.

Сейчас меня накатывает примерно тоже состояние: закипающий адреналин вперемешку с ссыкливым волнением накосячить. Сложно с щелчка переключиться, когда несколько лет водишь исключительно на автомате, поэтому первые минуты чувствую себя бараном на выпасе и жду насмешек от Крестовского.

Которых, вот же удивительно, нет. Молчит. Однако при этом внимательно следит за каждым моим движением, меланхолично играя зажатой в уголке губ зубочисткой. Что ещё больше нервирует.

Блин.

Зря я, наверное, согласилась ехать с ним в одной тачке.

Зря вообще согласилась куда-либо ехать, но любопытство пересилило. А эта хитрюга ещё и условия обозначила: чтоб колёса были общие. Это он так, как понимаю, предусмотрительно лишил меня возможности свалить, привязав к себе.

– Я на экзамене? ― включая поворотник, сворачиваю к выезду из коттеджного комплекса, который, как и все элитные жилые районы, заканчивается кпп. Чтоб не шастали посторонние с пустыми вёдрами и завистливо не плевали на наши газоны.

– Нет.

– Тогда чего таращимся?

– Я не таращусь, а наблюдаю. Где училась водить?

– Где и все. Инструктор толковый попался.

А ещё безумно симпатичный и вообще клёвый парень, ставший моим первым. Во всех смыслах: первым в сексе, первой любовью, да и вообще первым парнем, с которым я захотела построить отношения.

Не вышло.

Разница в возрасте и на тот момент моя сильная неуверенность в самой себе на фоне брекетов и лишнего веса, всё испортила, но расстались мы мирно. Без скандала.

Наверное, по-другому и не могло сложиться, ведь на тот момент мне было всего шестнадцать, а ему… хм, около двадцати вроде как. Может, чуть больше.

– Что ж, неплохо, ― признает Кирилл. ― Очень неплохо. Особенно для девчонки.

Вот спасибо, Ваше Величество. Одарил благословением. И как я без него раньше жила?

– Попахивает дискриминацией, не чувствуешь?

– Не. Я чувствую только свой одеколон.

О, да. В "Dior Sauvage" утопает весь салон. А заодно и я. Но аромат так-то реально клёвый, хоть и знать ему об этом не обязательно.

– Не ты один. Можно было и поменьше на себя лить. Иначе девушки помрут от передоза раньше, чем успеешь их склеить.

– Ты это о себе?

– А я тут причём? Меня ты не клеишь. Меня ты просто бесишь навязчивостью.

– Не соглашусь. Смотри: ты сейчас со мной, по доброй воле, сидишь в моей тачке и едешь туда, куда я велю. Хочешь ты того или нет, но кое-кто всё-таки склеился. Пусть и чисто из интереса.

Чёрт. А ведь он дело говорит.

– Как склеилась, так и расклеюсь обратно. Если мне не понравится то, что увижу. И только попробуй начать домогаться.

– Не планировал, но вот ты сказала и резко захотелось.

– Не советую.

– А иначе, что? Снова будешь кусаться?

– Зачем мне твои микробы? У меня и своих достаточно, Просто получишь коленкой по бубенчикам и на ближайшее время забудешь в о том, что их можно пускать в ход.

– Кощунство. Давай обойдёмся без этого? Я своими бубенчиками очень дорожу.

– Тогда за что так нещадно их эксплуатируешь? Где милосердие? Даже портовые шлюхи, услышав количество твоих беспорядочных половых связей, выпали бы в осадок, посоветовав убавить прыть.

– А, ты аж такого обо мне мнения? Лестно. Ну… Я не отрицаю, у меня было достаточно девушек, но всё же не переоценивай мою аморальность. Всё подряд я тоже не трахаю.

Какой избирательный. Ну да, нам же только моделей подавай.

– Он ещё и привереда, вы гляньте.

– Я бы предпочёл определение: избирательный.

– Да нет, всего лишь охреневший. Зато дурнушки могут быть в безопасности. Твоя брезгливость спасёт их.

– А кто сказал, что дурнушек я не беру? Знаешь, какие порой они оказываются страстные и благодарные? Особенно если где-нибудь в клубе выбираешь её, а не стоящую рядом хорошенькую, но пустоголовую подружку. Но что важно: в отличие от пустышек они понимают, что к чему и не тешат иллюзий, кидая нелепые обидки.

Нормально так. Всем выделил нишу в своей пищевой цепочке, никого вниманием не оставил. Миссионер с великим предназначением, блин.

– И к какой категории у тебя отношусь я? Я вроде не уродка, но и иллюзий не тешу.

– Ты не уродка, ты ― чумичка. Дерзкая. Горячая. Сексуальная.

– Ммм, мягко стелишь. Смотри аккуратнее, а то сейчас ещё растаю. Потом обивку не отмоешь.

Ничего на это не отвечает. Только смотрит с кривой ухмылкой. И задаёт вопрос совсем из другой оперы.

– Слышишь?

– Что?

– Что-то кряхтит в движке. Тормозни. Глянем, что там.

Не выдерживаю, разразившись хохотом.

– Ха, ну уж нет. Второй раз такой номер не прокатит.

Не он один помнит ночную безлюдную улицу Амстердама, его дебильнейший "предлог" и меня… Оказавшейся верхом на нём.

– Жаль. Вдруг бы сработало, ― Крестовский с усмешкой перекидывает зубочистку на другую сторону рта. ― А знаешь, что мне ещё в тебе нравится? Ты не идёшь в руки без боя. Поэтому заполучить тебя будет втройне приятно.

– Неужели правда думаешь, что у тебя получится?

– Получится. Ты не первая такая недотрога.

Очаровательно.

– И сколько продержались прошлые?

– Самая выносливая сдалась спустя пару лет.

– Вау. А ты настойчивый. Одобряю. Но спорим, я побью её рекорд?

– Другой ответ меня бы разочаровал. Однако в этот раз всё будет куда быстрее.

– Ты либо слишком самонадеян, либо попросту тупица.

– Снова обзываешься?

– Ага. И ты мне ничего за это не сделаешь. Знаешь, почему? Потому что вряд ли хочешь получить свою красотку всмятку.

– Готов рискнуть, ― Мустанг слегка рыскает, ловя мою неожиданность, когда рука Кирилла ложится… между моих ног, сжимая внутреннюю часть бедра.

– Стряхни конечность, фетишист. Греть потные ладошки будешь в другом месте.

– Переубеди меня.

Да запросто!

Резко выкручиваю руль, вылетая на встречку, в последнюю секунду уходя от столкновения с одинокой легковушкой, ослепивший нас на мгновение вспышкой фар. Прости, мужик на жигулях. Ты, наверное, в штаны наложил от испуга, но я контролировала ситуацию, так что опасности не было.

К сожалению, водитель этого не знал. Разъярённое бибиканье, ещё долго звенит в ушах, зато добиваюсь желаемого. Лапать меня перестают.

– Ну точно чумичка! ― выдыхает Крестовский. Не поняла, он что… в восторге? Вот же конченый псих. Конченый, но… прикольный. Люблю тех, у кого не все дома. Главное, чтоб невменяемости было в меру.

– Ещё какая. А знаешь, в чём самая прелесть? Письма счастья за превышение скорости в этот раз будут прилетать не мне, ― коварно скалюсь, подбавляя газа.

Мы как раз выезжаем за черту города, в мало населённую её часть, где кроме напичканных на каждом углу заводов и фабрик нет ни души. Особенно в это время суток.

Мелькающие дорожные знаки то и дело просят не разгоняться до восьмидесяти, но на спидометре быстро набирается за сотку. Правда перед подсвечивающимися пешеходными переходами всё равно слегка сбавляю. Мало ли что.

Так и едем. Крестовский задаёт направление, я ― послушно следую указаниям, заезжая в такую глухомань, в которую одна по трезвому уму ни за что бы не сунулась. По-моему, тут даже сеть не ловит, потому что вышек на ближайшую округу раз-два и обчёлся.

Зато есть огромный по площади пустырь. Земля неровная, в колдобинах, мало зелени, много поваленных деревьев и ещё больше старых технических отходов, возвышающейся горой ― последствия сошедшего не так давно оползня, после которого бульдозеры сгребали сюда весь мусор.

Но до самого пустыря так и не доезжаем, тормозя на съезде мало популярной у жителей трассы. Обычно даже в дневное время здесь редко когда образовывается затор, а ночью так и вовсе максимум "транзит" раз в час проедет. Но не сейчас.

Сейчас замечаю длинные колонны припаркованных по обе стороны четырёхполосной дороги авто. Подсчитать сложно, но навскидку точно больше сотни тачек. С включёнными аварийками и развивающимися на ветру флагами.

При приближении даже замечаю затесавшийся по центру, пересекая сплошную, эвакуатор, на котором под грохочущую музыку, как на сцене, танцуют… девочки?

Да, точно. Полуголые девочки гоу-гоу.

О, прям совсем полуголые. Топлес.

– Я вижу сиськи, ― хмыкаю, тормозя после повелительного жеста одного из парковщиков в светоотражающем жилете, выступившим нам наперерез. ― Зачётные, кстати.

– Твои лучше, ― опустив окно, Кирилл протягивает чуваку несколько скрученных купюр крупного номинала, тот записывает номер машины и разрешает проехать дальше, услужливо ориентируя: куда нам можно встать.

Комплимент сомнительный, но, так и быть, приму его.

– Значит, ты привёз меня на уличные гонки.

– Ты привезла. И насколько могу заметить, не особо этому удивлена.

– До меня доходили слухи о твоих увлечениях. Сложить два и два несложно. Это правда, что тебя едва не загребли за то, что ты кого-то убил на одном из таких мероприятий?

– Правда. Но не совсем "убил". Это был несчастный случай.

– С летальным исходом?

– И с ним тоже. Тогда четверо, включая меня, серьёзно пострадали. Трое выкарабкалось, четвёртому не повезло.

Ого. Мало того, что не отрицает, так ещё и невероятно буднично об этом сообщает. Будто вылезшего после дождя червячка случайно задавил.

– Миленько, ― медленно продвигаюсь вперёд, жмурясь от развернувшегося впереди файер-шоу. А у них тут весело. И народу просто куча. Самой бы не тирануть кого ненароком, а то лезут прямо под колёса. ― А теперь ты решил попытать удачи со мной? Вдруг тоже откинусь? Типа, так не доставайся же ты никому?

– Глупости не говори. Тебе ничего не угрожает.

– Точно?

– Точно. Шмель отличный орг. У него редко когда случаются осечки.

– Шмель. Погоняло так себе для нарушителя закона. Не очень впечатляет, ― красиво запарковываюсь между скромненьким опелем и глянцевой новенькой бэхой. Разброс в качестве тачек тут мощный. Где ещё увидишь старенькую Ниву рядом с оттюнингованным под завязку Порше? ― Не поняла. Это сборище для вип-мажоров или сюда берут всех подряд, лишь бы мотор не глох?

– А ты чего ждала? Понтов и экшена? "Форсажа" пересмотрела? Сюда приезжают выпустить пар: неделя началась тяжело, босс – козёл, подчинённые – идиоты… Народ приезжает за дозой адреналина, общается, курит кальян и разъезжается. Здесь неважно, на какой тачке ты приехал. Главное, желание участвовать. А если хочешь сборище фриков без тормозов, тогда вперёд и с песней к "Койотам". Вот там не удивляйся, если окажешься в реанимации. У них правил вообще никаких нет.

– Дай угадаю, именно там и случился инцидент с летальным исходом?

– Неважно, ― уходят от ответа, отстёгивая ремень безопасности.

Неважно. Ага. А чего тогда напрягся? Но всё же не настаиваю. Может, не так уж и наплевать ему, как показалось вначале.

– Неважно так неважно, ― глушу мотор, бросая беглый взгляд на приборную панель, где, игнорируя специальную подставку, небрежно валяется последний айфон. Высвечивающий на беззвучном входящий. Без фотки, только короткое имя. ― Тебе тут Эля звонит какая-то. Дай угадаю, твоя девушка? ― с тихим злорадством тянусь к зелёной кнопочке.

– Не трогай!

Поздно.

– Упс, я случайно. Сорянчик, ― наигранно виновато скалюсь.

Крестовский, скрипя зубами, вынужденно переключает на громкую связь.

– Да.

– Привет, Кирюш. Опять вне зоны доступа? Еле дозвонилась.

Какой приятный голос. Не противный так точно.

– Здесь ловит плохо.

– Здесь, это где?

– Здесь ― это здесь.

– У тебя там вечеринка?

Она, наверное, имеет в виду долбящую музыку, которую едва глушит металлический корпус Мустанга?

– Не совсем. Так, встретился со старыми знакомыми. У тебя что-то срочное? Давай я позже перезвоню.

– Позже перезванивать не обязательно. Лучше встречай меня в аэропорту послезавтра.

Крестовский буквально давится зубочисткой, отгрызая кусок и проглатывая.

– В смысле? ― с трудом сдерживая кашель, хрипит он.

– В прямом. Я убедила папулю отпустить меня на свадьбу отца моего жениха.

Нет. Кашель удержать не получилось.

– Ж-жениха?

– Пришлось сказать ему, что ты сделал мне предложение. Иначе бы не отпустил познакомиться с твоими родителями.

– Эля, ты охренела? Что за самоуправство?

– Не злись, Кирюш. Я же не просто так: у меня для тебя есть важная новость, которую не рассказывают по телефону. Плюс, я ужасно соскучилась. А ты разве нет?

– Кхм… Соскучился, ага. Слушай, давай я всё-таки позже перезвоню, окей? Въезжаю в туннель, ― Крестовский отключается поспешно, тихо цедя сквозь зубы: "бляяя".

– Какой туннель, бестолочь? ― хихикаю. ― Сам себе противоречишь. Она ж не настолько дура.

– О, да. Она не дура, ― зарывая пальцы в волосы, присвистывает тот. ― Поэтому и приезжает. Почуяла опасность и едет территорию помечать.

Какие у них, однако, крепкие и доверительные отношения. И зачем это всё, если он от неё только что не ныкается?

– Надо же, ― меня снова уносит в хохот. ― Оказывается, на свете существует та, что держит твои фаберже в ёжовых рукавицах. А она мне уже нравится.

– Заткнись. Просто заткнись.

Затыкаюсь. Но про себя всё равно тихо ржу. Просто его физиономия… О, эта секундная гримаса паники стоила того, чтобы приехать. Хотя бы ради того, чтобы увидеть её.

Жаль только, что она очень быстро уступает место привычной беспечности.

– Ладно. Херня. Разрулим. Вылезай из машины, здороваться пойдём. Ну и в заезд впишемся, если ещё есть место.

В заезд? Ого, это сильно. Я, конечно, люблю иногда полихачить, но в гонках прежде ещё не участвовала. Не доводилось. Ма, если узнает, инфаркт схватит. Она в принципе не очень рада тому, как я вожу.

Выходим на улицу, утопая в коктейле ароматов. Палёная резина шин, кострище от огненного шоу и мой любимый запах бензина моментально отправляют на второй план поселившийся в ноздрях привкус Кировского одеколона.

А тачки, кааакие тут есть тачки…

И я, разумеется, не о стандартном ширпотребе, а о красавцах спорткарах. Голубой Ягуар F-Type, серебристый Шевроле Камаро, и… мамочки, держите меня семеро, король дорог ― Bugatti Veyron Super Sport.

Возле каждой торможу, обтекая ванильной лужицей. Крестовскому приходится ревниво подталкивать меня в лопатки, ворчливо приговаривая:

– Ветреная женщина. Как быстро ты предала мою крошку, стоило только фарами поманить. А ещё меня осуждаешь.

– Я не виновата. Оно само-о-о-о… ― застываю как вкопанная возле Харлея. Вот это мотоцикл, вот это агрегатище. Какие формы, какая брутальность, какая…

Настолько впечатляюсь байком, что не замечаю его хозяина: высокого, широкоплечего блондина. Стоявшего к нам спиной и с кем-то разговаривающего, но при виде Крестовского моментом переключающегося.

– Дарова, ― парни обмениваются рукопожатиями, а я… А я словно вьетнамские флешбеки ловлю, вглядываясь в знакомые черты. Он изменился. Стал уже не просто симпатяжкой, а прямо-таки охрененно красивым мужиком. ― Когда Борзый сказал, что ты снова в городе, я даже не поверил сперва. Надолго?

– Пока не знаю, как карта ляжет. Давно сменил Хаммер на Харлей?

– Чередую.

– Смотрю, гонки приносят куда больше прибыли, чем раньше.

– Ты многое пропустил.

– Догадываюсь, ― Кирилл замечает мой пристальный взгляд. И блондин, наконец, тоже. ― Это…

– Карина Скворцова, ― улыбается Шмель.

И я тоже не могу сдержать улыбки.

Вот ведь ирония. Только-только же вспоминала его!

– Даниил Шмелёв. Как тесен мир. Ну, привет… Шмель.

– Привет, ― смеётся тот. ― И правда, что ещё можно сказать в таких случаях, да? А ты похорошела. И теперь… с Крестом? Засада. Кажется, зря я тебя тогда упустил.

– Так. Стопэ, ― напрягается Крестовский. ― Не понял. Вы что, знакомы?

Шмелёв не торопится отвечать. Лишь продолжает лукаво улыбаться, оставляя право ответа за мной.

– Конечно, знакомы, ― хмыкаю. ― Сложно забыть того, кто лишил тебя девственности.

Почти год назад, Амстердам

Неплохо, неплохо.

Первые минуты девица подтупливает, не сразу подружившись со сцеплением. Моя крошка то и дело рыскает, заставляя вжиматься в сидение поглубже, но затем ничего, езда выравнивается. И вот мы уже с ветерком едем вдоль многочисленных каналов Амстердама.

Стоит отдать должное, за рулём фиолетововолосое создание смотрится неплохо. Не так хорошо, как смотрелась бы на заднем сидении с раздвинутыми ногами, но тоже сгодится. Любопытное зрелище.

Высунув локоть в открытое окно, искоса поглядываю за сосредоточенным миниатюрным личиком. Вот вроде бы и ничего особенного в ней нет, но…

Дерзкая девчуля, с огоньком. Ярко накрашенные губы, вон, как эстетично покусывает на азарте. Глаза как щурит. Курносую носопырку забавно морщит. В ухе, между фиолетовыми кудрями, блестит россыпь серёжек разных форм. Много.

Нет, в ней точно что-то есть.

Особенно когда она молчит.

Салон в принципе пропитан тишиной последние четверть часа, пока она нарезает круги по ночному городу. Конкретного маршрута у неё явно нет, просто забавляется, весьма красиво вписываясь в крутые повороты в последний момент. Потому что "захотелось".

Не включаю магнитолу, чтобы не рушить странную, но увлекательную атмосферу сложившегося сюра. Потому чио быть пассажиром в собственной тачке, конечно, капец непривычно.

Рефлексы работают на опережение. Пару раз я уже тянулся к невидимому рулю, запоздало понимая, что он, вообще-то, расположен с другой стороны. Да и вообще, всё это, конечно, круто, однако…

― Накаталась? ― не выдерживаю.

Неболтливая девушка ― это, несомненно, бонус, но диалог ведь выстраивать надо. Впрочем, я не против занять наши языки и другим, более интересным занятием…

― Нет.

Сказала, как отрезала.

― За аренду транспорта платят обычно.

― Ты вроде не бедный. Или последние гроши на пафосные часы спустил?

Опять наезд? Причёска ей моя не нравится, Картье не угодил. Сплошные предъявы.

― Я же предупредил: оплату беру не деньгами.

― Сочувствую.

― Чему?

― Тому, что у тебя всё настолько плохо, раз секс приходится клянчить под любым предлогом.

Ну, знаете ли. Это уже слишком! Лучше бы и дальше молчала.

― Так, говорливая принцесса-ебаннеса, а ну-ка выметайся. Ехидничать будешь в своей собственной тачк… ― от резкого вжатия ноги по тормозу влетаю в лобовуху. Ауч. Блять, надо было пристегнуться.

― Да пожалуйста. Я всё равно уже накаталась. Премного благодарна за тест-драйв, ― бросив крошку прямо на мостовой, раскорячившуюся на середине, из машины резво выпрыгивают и… тупо сваливают.

Не удосужившись ни дверцу за собой закрыть, ни мотор заглушить, ни "до свидания" сказать. Нормально вообще?

Потирая ноющий от прилёта в панель лоб, перелезаю на водительское, сопровождая всё отборным матом.

Охренеть, выдерга.

Ждёт, что я за ней побегу? А вот хер ей! Возвращаемся к изначальному плану: ехать домой завалиться спать…

Решаю я и сдаю задним ходом, выруливая туда же, куда дала дёру беглянка.

― Эй, и что? И всё? ― поравнявшись, снижаю скорость, чтобы мы двигались параллельно.

― Ты сказал ― выметаться, я вымелась, ― бросают мне, не оборачиваясь.

Какая послушная. Во всём бы была такой.

Задумчиво оглядываю аппетитный зад, сексуальные ножки в не менее сексуальных колготках и распущенные волосы, подпрыгивающие в такт бодрых шагов.

Блять. Ну ведь хороша же.

Такой куш нельзя упускать.

― Как тебя зовут-то хоть, чумичка?

― Это так важно? Ты забудешь моё имя уже завтра.

Что верно, то верно. Я давно даже не пытаюсь их запоминать.

― И моё не интересно?

― Вообще нет.

Хм. А вот это обидно.

― И часто ты сигаешь к мужикам в машины, не имея намерения знакомиться?

― Да каждый день. Это у меня такое хобби. Девушки ведь имеют право на маленьких тараканчиков, верно?

Ага. У кого маленьких, а у кого мутировавших монстров.

― Садись, отвезу тебя… где ты там живёшь.

― Не хочу. Я там, где должна.

Там, это где? В квартале Красных Фонарей? Потому что именно туда она и направляется. Отклики фонарных огней и алых неоновых вывесок уже совсем близко. Играют с бликами на воде, окрашивая канал причудливыми узорами.

― На улице проституток? Рабочая смена начинается?

― Я похожа на проститутку?

― Давай я не буду отвечать на этот вопрос, окей? Ответ может тебе не понравиться.

― Не отвечай. Твоё мнение меня всё равно не интересует. Но за комплимент спасибо. Счастливо, ― ехидно машут на прощание, а я вынужденно торможу… Потому что дальше всё: зона исключительно для пешеходов и велосипедистов.

"За комплимент спасибо"

Ей лестно, что её сравнили со шлюхой?

Точно чумичка.

Которая стремительно скрывается из вида, потому что на набережной в это время просто огромные толпы. Не только туристов, но и местных. Затеряться среди них как раз плюнуть.

Не знаю, что ведёт мной: нестерпимое желание потрахаться или задетое эго, но снова отъезжаю назад, теряясь в узких улочках и ища парковочную зону с внутренней стороны вереницы налепленных впритык друг к другу зданий.

Нахожу. И на свой страх и риск оставляю там крошку. Всё-таки Амстердам знаменит не только легализированием продажи любви и шмали, но и уровнем преступности.

Грабят зевак по ночам и пиздят велики здесь стабильно. С элитными машинами сложнее: их сбывать тяжелее, но и ими не брезгуют.

Возвращаюсь к главной дороге и блуждая по Де Валлен ― сердцу квартала, включаюсь в игру: "найди меня, если сможешь".

Что, конечно, квест не для слабаков, ведь "квартал" по факту едва ли не целый город площадью более шести тысяч квадратных метров. Наполненный стеклянными витринами с женскими силуэтами, барами, сексшопами и музеями.

И как в этом многолюдном стоге разврата, похоти и порока, воняющего марихуаной, прикажете найти всего одну, пусть и приметную внешне, но всё же маленькую иголку?

Почти нереально.

Глава шестая. Телоразвратитель

POV КРЕСТОВСКИЙ

Чего, блять?

ПЕРВЫЙ? ОН!?? У НЕЁ!?

БЛЯТЬ! ЧЕГО!?

Так. Я опять охренел и не могу выхренеть обратно.

НО КАКОГО НАХЕР ХЕРА?!

А Скворцова, ля. Поглядите только на неё. Щёки зарумянились, глазки заблестели, ядовитые зубки спрятались. Вся такая милый одуванчик. Смотрит на Шмеля и смущается, аки школьница. Невинное создание.

БЛЯТЬ!

Да она рядом со мной сроду такой невинной тихоней не было. Поэтому повторюсь: КАКОГО НАХЕР ХЕРА!?

– Ммм, ― мычу сквозь стиснутые зубы, потому что если открою рот, весь мат полезет наружу. И вообще, всё, чего я сейчас хочу ― схватить Карину за шиворот, затолкать обратно в тачку и увезти домой. Потому что мне нихуя не нравится то, КАК Шмель на неё смотрит!!

КАКОГО ХЕРА ОН НА НЕЁ ТАК СМОТРИТ?!

Достаю из заднего кармана пачку сигарет и закуриваю. Чтоб руки занять, а то слишком чешутся.

– Занимательно. А у меня вот первой была соседка по парте. Помнится, прямо в школе, на дискотеке, в кладовой актового зала её трахнул, ― зачем я это говорю? Просто чтоб возникшую паузу закрыть.

– Зная тебя, удивлена, что это была соседка по парте, а не училка математики, ― усмехается Карина.

– Училку я потом трахнул. В универе. И не по матану, а по химии.

– Мда. Моё предложение провериться у венеролога всё еще в силе. И к психиатру сходи, а то у тебя нездоровая какая-то тяга совать во всё, что движется.

Тогда вместе со Шмелем и пойдём. Или она думает, что он пай-мальчик и не нагибает после заездов танцовщиц гоу-гоу в своём Хаммере?

– Как раз-таки очень здоровая. Это физиология, ничего личного.

– Ещё как личное. Твой подход к девушкам, как к куску мясу, их и обезличивает, унижая женское достоинство.

– Они сами себя унижают, превращая секс в обыденность. Хочешь, докажу? Эй, куколка, ― вырываю из стайки проходящих мимо девиц одну. Рандомную. ― А ты ничего. Может, затусим? Наедине. Зачем нам свидетели? Могу прокатить на своём Мустанге. Отвечаю, тебе понравится, ― приправляю предложение обаятельной улыбочкой, укрытой облаком табачного дыма.

Над ответом долго не думают.

– Мустанге, говоришь? Я бы не отказалась, ― согласно пожимают плечиком, кокетливо кусая губы.

Выпускаю её, оборачиваясь к Скворцовой.

– Что и требовалось доказать, да? ― а девица всё стоит. Ждёт. ― Свободна. Я передумал. Вблизи ты какая-то стрёмная.

Вот это лицо у неё плывёт. Как снеговик на солнце.

– Козёл, ― бросают сердито и с гордым фырком удаляются.

– Очень тонко. Да ты настоящий джентельмен, ― усмехается Карина. ― Зря бортанул. Тебе не помешает спустить пар. Чтоб от меня отцепился.

– Даже не рассчитывай. Ты первая в моём списке. Остальные подождут.

– Так, ребят, ― вклинивается Шмель. ― Я не особо понял: вы, типа, вместе или…

– Боже упаси, ― отмахивается Скворцова с таким брезгливым пренебрежением, что желание поставить её на колени и переубедить уже не просто зудит в одном месте, а полыхает адским огнём.

– Пока что не вместе, ― с нажимом уточняю.

– Крестовский, самому-то не смешно? Иди невесту свою лучше встречай с чемоданами.

Блять, вот обязательно напоминать? Элька ещё получит за самоуправство, но сейчас я не хочу и не собираюсь думать о ней. Это проблема завтрашнего дня.

На сегодня же у меня есть другая.

Фиолетовая такая, особо говорливая.

– Мы приехали болтать или гонять? Принцесса-ебаннеса, ты со мной? Или трусишь прокатиться с ветерком? В заезд самостоятельно я тебя, конечно, пока не пущу, но кайфа, сидя рядом, будь уверена, словишь не меньше.

– Сидя рядом? Ну уж нет, я так не играю! Хочу всё и сразу!

– Сразу в омут? Без подготовки? Да ты крейзи.

– Все когда-нибудь начинают. А ты мне обещал незабываемые ощущения, помнишь? Только поэтому я здесь.

Молодец. Кроет железными аргументами.

– Ты ж даже правил не знаешь.

Карина с вызовом скрещивает руки на груди.

– А рот тебе на что? Только, чтобы пошлости отпускать?

– Да нет. Я ртом и другое умею. А вот рисковать тобой не очень рвусь. Мне всё же ещё тебя матери сдавать: причём желательно целой.

– Какой ты заботливый. Только вот… ― насмешливо бренчат ключом от тачки, который я так и не забрал. ― Волшебная открывашка у меня, а значит и направление задаю я. Если, конечно, не отберёшь силой.

Ля, пошли бабские выкрутасы. Ждёт, что я буду скакать вокруг неё зайчиком, отговаривая? Вот ещё. Это она сейчас такая смелая, выпендривается перед бывшим, а как к стартовой линии подъедет ― всю спесь мигом сдует.

Хочет играть по-крупному, окей. Поиграем.

– Не убей только тачку, лады?

Сколько сладкого яда в ответной улыбочке.

– Как получится.

***

― Девственности, значит.

Возвращаемся к моей крошке, предварительно переговорив с одним из оргов, подогнавшим нам соперника. Такого, чтоб шёл с нами наравне по мощности движка.

Тягаться с теми, кто катается на консервных банках, выпускающихся конвейером в массовую продажу и заведомо слабее ― позорно для репутации. С теми, у кого под сиденьем система закиси азота припрятана ― нерентабельно.

В обоих случаях сразу очевидно, чем дело закончится, так что самый оптимальный вариант ― золотая середина. Чтоб баш на баш.

– Ммм? ― переспрашивает Карина. Последние пару минут её внимание сильно рассеяно. Ровно после того момента, когда она увидела спорткар противника. Гибрид BMW i8, отличная тачка. Хороша. И тянет неслабо.

– Говорю, не нашла вариантов получше, с кем открывать мир секса?

– А чем тебе Даня не нравится? Он был нежен, обходителен и ласков. Тебе бы поучиться у него.

– Ну-ну, ― криво ухмыляюсь. Обходительности мне у него поучиться надо, видите ли. Пускай скажет это девчонке, которую он когда-то поимел по синьке. Так хорошо поимел, что той аборт делать пришлось. ― Где вы вообще познакомились?

– Я училась в автошколе. Он работал инструктором. Дальше продолжать?

– Так вот оно что. Тебе просто не хватило баблишка занятие оплатить? Пришлось телом отдавать?

Скворцова, которая дверцу-то открыла, но ещё не села в тачку, подаётся вперёд, закидывая локти на крышу Мустанга.

Как я и говорил, её прыть заметно подсдулась, но держится она образцово. В грязь лицом не падает, хотя отлично видно, как её как потряхивает.

Для того и отвлекаю. Темой, которая меня сильно интересует. Пусть лучше побесится.

– Крестовский, ты идиот.

– Это значит, нет?

– Нет. Всё было по взаимному согласию. И давай обойдёмся без тупых намёков.

Зеркалю её позу со стороны пассажирского.

– Как это, без намёков? Тогда будут вопросы напрямик: где произошло сие чудо? Прям там, в учебной тачке? Или всё же до кровати добрались? А то ж первый раз как-никак. Вам, девочкам, важно, чтоб он был "особенный".

– Тебе действительно нужны подробности?

– Конечно.

– Зачем? Чтобы позавидовать?

– А есть чему?

– Есть, сладкий. Есть. Даня делал со мной такое, о чём тебе остаётся лишь фантазировать, потому что иного, увы, не светит. Знай это, кусай локти и тихонько плачь, ― бросают мне как ментальную пощёчину и скрываются в салоне.

Не, ну не стерва, а? Даже сейчас находит время, чтобы подерзить.

– Погоди-погоди. Я ещё позавидовать не успел, а ты уже плакать велишь. Так что же, Шмель у нас оказывается профи, что за один раз всю камасутру способен экспресс-курсом проштудировать? ― залезаю следом. Не оставлять же её один на один перед неизвестностью. Надо проконтролировать обстановку. ― Колись, ты потом как, ходить долго не могла?

– Не вали с больной головы на здоровую. У нас была уйма времени, чтобы экспериментировать.

– Эм… То есть, это была не разовая акция?

– Это были отношения. Продолжительные.

Продолжительные отношения.

У Шмеля, который два раза одну и ту же бабу никогда не трахает из принципа?

Ещё лучше.

Я надеялся, что дело ограничилось случайным перепихоном.

– И почему разбежались?

– А тебе всё расскажи и доложи, ― заводя движок, усмехаются. ― Ты слишком любопытный, Кирюша. Неужели ревнуешь?

Ревную. Ещё как. Злюсь с самого себя за то, что ревную, и от этого бешусь ещё сильнее.

Какого, блять, хрена меня так плющит!!?

– Езжай давай, ― с досадой дёргаю подбородком, кивая на трассу, где нас уже ждут.

Выстраиваемся с Бэхой в одну линию. Не с первого раза, потому что мой "водила" слегка увлекается и, не рассчитав сил, пересекает черту.

Приходится сдать назад, игнорируя глумливую физиономию, мелькающую в соседнем авто. Уже понял, что победа в его кармане.

Что ж, не спорю. Так и есть, но поставленные на кон бабки стоят того, чтобы Карина испытала весь спектр эмоций в полном объёме.

Пока букмекер собирает с нас "таксу", в центр выходит нанятая танцовщица гоу-гоу в нижнем белье со стразиками. Танцует, вертит задом и готовится дать "старт", но Скворцова в её сторону даже не смотрит.

Отрешённый не моргающий взгляд пялится в пустоту ночной дороги, пока нога сдавливает педаль, выжимая обороты, от чего рычащий Мустанг уже потряхивает в азарте. Ему ооочень не терпится сорваться с места.

– Можем поменяться местами, пока не поздно, – на всякий случай предлагаю.

– Ну уж нет, – стискивая руль до побелевших костяшек, шумно втягивают носом воздухом.

– Окей. Как скажешь. Правила запомнила?

Неуверенный кивок.

Запомнила, куда денется. Драгрейсинг самый элементарный формат гонок. Заезд по парам на прямом участке с максимальным разгоном. Победитель тот, который первым проезжает финиш.

Куда уж проще?

Если, конечно, тебя не сковывает лютый мандраж. А её сковывает. Но это ничего, стандартная реакция по первой. Все стритрейсеры через это проходили.

Танцовщица заканчивает пляски на своих гигантских каблуках, ознаменовывая покачивающимися бёдрами начало отсчёта.

Три…

Народ стекается ближе, толпясь вдоль дороги и неосмотрительно суясь в опасную зону. Специально обученные люди, прошедшие курс скорой помощи, то и дело отгоняют их обратно, за условно обозначенный барьер.

Когда тачка срывается с места, выставив вокруг пыль столбом, почти нет шансов вовремя заметить помеху.

Два…

Через четыреста метров стоит другой организатор. На шесть и восемь сотен установлены контрольные точки, откуда следят, чтобы машины остановились, развернулись и поехали обратно стороной, а не в лоб старту.

Аптечки, огнетушители, подсвеченная переносными прожекторами дорога и лайтовый, максимально безопасный заезд ― для меня пусть давно и скучновато, а вот для новичка то, что надо.

Пусть Скворцова на собственной шкуре прочувствует это наркотическое ощущение всепоглощающей свободы, которое буквально разрывает изнутри в коротких секундах между стартом и финишем.

Если не сдрейфит, конечно.

Но она не сдрейфит.

Перехватываю замершую в воздухе и подрагивающую в ожидании женскую кисть, ободряюще кладя её на рычаг коробки передач.

Моя рука замирает неподалёку – на ручнике. Теперь главное сделать всё быстро и ювелирно: снять с ручника, отпустить сцепление и вжать до упора педаль газа…