Интервью… в тумане бесплатное чтение

Глава 1

Все имена и организации, события и происшествия

являются вымыслом автора,

любые совпадения с действительностью случайны.

***

Журналистское расследование давалось тяжело. Пришлось вклиниться в омерзительную организацию. С одной стороны это было необходимо, с другой – слишком опасно. Поначалу все выглядело, настолько безобидно, что казалось пригодится только блокнот с карандашом и пытливый ум. Но позже она осознала, что не хватает парочки охранников в бронежилетах и пистолетом в кобуре и автоматом на плече.

Что-то подсказывало, что именно оружие могло спасти её от опасности.

Но она многое не рассчитала – опасность просчитала её на несколько шагов вперед, просветила мысли рентгеновским способом, разузнала планы.

Марина надеялась, что наблюдая за этими людьми, откроет настоящее лицо заказчика.

Марина не знала, что люди давно за ней наблюдают. Заказчик вычислил её ещё в первый день работы.

Почему только сейчас её пронзила эта догадка? Неужели прозрение напрямую зависит от увиденного кавардака в собственной квартире? Стопроцентно.

Марина прошла по коридору, аккуратно переступая через разбросанные вещи, машинально отодвинула картину, потому что не смогла её переступить и открыла дверь в комнату. Шкафы были вывернуты наизнанку, топорщились вытянутыми и свисающими с полочек вещами. Марина скользнула взглядом по столу и ахнула. Хотя именно это она и ожидала. Компьютера не было.

Именно это расстроило больше всего. Не сравнить с нижнем бельем, расстеленным по полу.

Она услышала еле уловимый скрип открываемой двери и юркнула в угол. Появилась малая надежда остаться незамеченной.

Человек крался по дому. В густой тишине шаги звучали, как куранты на Красной площади, медленно и протяжно разрезали воздух. Нервы были на пределе. В этот раз они могли сыграть с ней злую шутку, подтолкнуть на необдуманный шаг – выскочить и бежать. Нужно было притаиться. Он не должен возвращаться в эту комнату, он уже здесь был. Он взял компьютер, а сейчас ищет деньги.

Человек прошел мимо комнаты и вошел в зал. Резко открыл шкаф. Жалобно звякнули хрустальные бокалы. Для напряженных нервов прозвучало, как сигнал к действию.

Она вздрогнула и побежала. Выскочила на лестничную площадку, не разбирая ступенек, скатилась по пролету и оглянулась. Никого. Скатилась ниже и снова оглянулась. Открывая дверь в подъезд, она услышала, что он, перескакивая через перила, несется за ней. Она выбежала на улицу.

На улице стоял туман. Тяжелые капли освежили лицо.

Марина поскользнулась. Ногу пробила боль, но Марина бежала. Спасение в скорости.

Она перебежала автомобильную стоянку, лихорадочно соображала, где и за какой машиной ей спрятаться. Шаги гулко отскакивали от стен дома – эхо шалило в тумане.

Она слышала себя, сердце стучало в висках и от стресса нервное напряжение трещало электрическим током.

Она слышала его шаги, очень близко и опасно.

Она неслась по пустому двору в поисках спасения. У неё было преимущество – она знала его с детства. Этим и воспользовалась, юркнула между домами. На этой стороне двора оказалось больше фонарей. Они рассеивали туман, что для неё было нежелательно. Она помчалась вдоль стены, выбирая темный путь через серость тумана, очутилась под балконами и помчалась, пригибаясь, чтобы голову не разбить. Преследователю пожелала разбить.

Он не отставал. Она видела его, когда он попадал в свет фонарей. Его вид ей не нравился, он не оставлял надежды на спасение. Спортивного телосложения, черный камуфляж, ничего общего с наркоманского вида гопником (ему бы она сейчас порадовалась и может даже попыталась договориться и откупиться). В довесок к опасности, этот в руке держал, что-то длинное, похожее на трубку, но интуиция подсказывала, что это пистолет с глушителем.

Это не просто грабитель, который разбрасывал её вещи в поисках ценностей. Это убийца.

Но он слеп и движется только на её шаги. Она остановилась и прижалась к стене. Пару шагов и он тоже остановился. Она убедилась в своих расчетах. Да, он не видит её. Это придало силы. Она медленно опустилась на корточки. Он вошел под свет фонаря, как будто издевался: вот смотри, я ничего не боюсь. Покрутился на месте, прислушиваясь. Он выглядел устрашающе и нагло. Его тень отражалась в каждой капле тумана, умножая опасность.

Марина притихла.

– Ну где же ты – сказал он и вышел из света.

Она его потеряла. И только шаги то отдаляются, то приближаются. Он слишком умен, чтоб подумать, что она уже убежала далеко. Он не первый раз в подобной ситуации. Он охотник-профессионал. Он уверен, что она совсем рядом притаилась. Прячется. Боится. Трясется. Закрывает рот руками, чтобы не закричать.

Марина прокручивала варианты – бежать на проспект опаснее всего, там светится каждый сантиметр, магазины сверкают вывесками, остановки – рекламами, деревья – гирляндами, и людей нет. Где же те любители светодиодного освещения, почему спят, а не любуются? Для кого все это делали? Ночами не ходят, не любуются, лишили её возможности на спасение. Мэр города сам лично должен толпы экскурсии водить, чтобы все это разглядеть и тогда у неё бы появился шанс скрыться.

Марина медленно, не производя ни малейшего звука, сняла обувь и помчалась в обратную сторону.

И прислушалась только тогда когда забежала за мусорные баки и присела на корточки. Тишина. Напряженная тишина. Серый воздух наполненный треском собственных мыслей.

Она услышала его тяжелое дыхание. Он вышел из темноты. Она даже успела разглядеть его лицо. Довольная ухмылка разрезала его, как безобразный шрам. Он победил.

– Вот ты где – проговорил он и медленно направил на неё пистолет.

Она поняла – это конец.

Она выставила руку вперед и попыталась его остановить:

– Я скопировала информацию – выкрикнула она.

Голос прозвучал резко и звонко. Из бака выскочила напуганная кошка и с воплями сиганула в сторону мужчины. Он заметил её боковым зрением и дернулся.

Прогремел выстрел.

***

Она вошла в кабинет. Молчала. Хотя это было сложно. Ей хотелось кричать на него, повышая голос и увеличивая этажность матов. Но цель была остаться уравновешенной.

Он внимательно следил за ее действиями. Сначала с удивлением, потом с игривым интересом. Вскоре – с ужасом.

Обычно в его кабинете посетители расплывались в заискивающей улыбке и нежным, просящим голосом объясняли ситуацию, при этом кланялись в реверансах.

Она же молча прошла к столу. Села. Поставила сумку на стул между ними. Открыла. Достала бутылку с газировкой. Первое что пришло ему на ум, что ее гложет жажда, поэтому она молчит. Девушка привлекала своей красотой и загадочностью, поэтому он тоже молчал, наблюдал. Он не удивится, если она достанет портативную колонку, включит музыку и начнет раздеваться. А что, девушка красивая, фигуристая и немая – идеальная компания.

Но девушка открыла бутылку и резким движением вылила часть жидкости на стол. По комнате поплыл едкий запах бензина. Она достала зажигалку и произнесла:

– Я чиркну. Вспыхнет стол. Потом документы. Потом занавески. Весь кабинет. Потом все министерство. Виноваты будете вы.

– Что вы делаете? – взвизгнул он.

– Сидеть – потребовала девушка. Движения её были резкими, но уверенно опасными. Можно даже утверждать, что пожароопасными.

Он медленно опустился в кресло и сглотнул, в горле стоял едкий химический запах.

– Что вам надо? – он, наконец, смог взять себя в руки и начать переговоры с террористкой, как он мысленно успел её охарактеризовать.

– Несколько месяцев назад вы умудрились передать собственность одних людей в собственность другим людям…

– Что за глупости…

– Не перебивайте. Может это и глупости, но они произошли по вашей вине. Люди пожилые, старики можно сказать, одинокие, защитить некому. Надеюсь, вы не питаетесь на завтрак такими, как они. И это всего лишь единичный случай.

– Какой случай?

– Люди ходят в этот кабинет, как на работу, может вы уже пропишете их у себя? Им приходится вас видеть чаще, чем друг друга.

– А, я кажется понимаю, о ком вы говорите – на лице мелькнула догадка. – Стрельниковы, кажется.

– Сидельниковы – поправила женщина.

– Точно, я вспомнил.

– Да? И как ваша мыслительная способность может им помочь?

– Да, никак…

– Как жаль, как жаль – протянула девушка и постучала зажигалкой по бутылке.

– Ну произошла ошибка – быстро заговорил он. – Я накажу виновных. Выговор с занесением в личное дело. Плохо проверили. – И быстро пообещал, заметив её скептичный взгляд – уволю.

– Как увольнение вернет людям имущество?

– Ну, это не в моих компетенциях.

– Не получается у нас с вами конструктивного разговора. – Она чиркнула зажигалкой. Мелькнула опасная искра.

– Есть, есть, есть. Я думаю.

– И как? Результативно?

– Предлагаю обратиться в суд.

– Ах, точно – иронично воскликнула она. – Как же я сразу не догадалась? Нанять адвокатов, экспертов – подсказала она. И когда он закивал, она возразила – о, нет, недооцениваете вы людей, эта идея пришла одна из первых. Эта морока на год и больше. Дорого как деньги, так и время. Есть более быстрый вариант.

– Какой?

– Ваше обращение в прокуратуру. Вы признаете, что сделали ошибку и просите дать задний ход приказу. То есть по решению прокурора приказ аннулируют.

– Но у меня начнутся неприятности, проверки… затаскают…

– Да, – согласилась она и пообещала – не заскучаете.

– Подождите, но тогда пострадает вторая сторона. Может с ними договориться?

– Как?

– Ну, – он потер пальцами многообещающим жестом, причем двумя руками сразу.

– Сколько?

Вопрос прозвучал так жестко, и мужчина как будто наткнулся на острие ножа.

– Нет-нет, что вы.

– Вы знаете, когда люди почти прописываются в ваших коридорах, живут под дверями ваших кабинетов, узнают много интересного. Так вот, ходят слухи, что цены в десять тысяч долларов – это такса.

– Это не так…

– У них нет таких денег.

– Это какая-то ошибка…

– Чтобы не было ошибок, повесьте прейскурант цен на двери. Постоянным клиентам – скидки, лояльным – бонус, а вредным – надбавка.

– Нет, вы меня не правильно поняли.

– Значит так, людям нужно вернуть имущество. И от вас требуется всего лишь подписать один документ. Я оправила на вашу электронную почту документы, которые уже несколько месяцев ждут вашу золотую подпись. Мои друзья Сидельниковы не могут позолотить вашу ручку. Но надеются на вашу сознательность. Открывайте почту – махнула она на компьютер. – Распечатывайте. И не забудьте подписать. Ну же – поторопила она.

Он лихорадочно соображал, насколько далеко и безвозвратно обезбашенна девка. Лицо адекватное, но в голове бешеные тараканы. Вот уж повезло Седельниковым с подругой. Она подтвердила его опасения:

– Они сами отнесут в прокуратуру, вам даже суетиться не придется.

– Да конечно – скривился он, как будто ему лимон в рот выдавили.

– Согласна, после этого придется посуетиться.

Он пощелкал клавишами клавиатуры, разбудил компьютер и уставился в экран.

– Электронная почта – подсказала девушка.

Он не ответил, быстро взглянул на неё. В этот момент он её ненавидел. То, что ему предстоит сделать, может плохо сказаться на его здоровье, но деваха тоже угрожала его здоровью. Лужа на столе противно воняла, зажигалка в руке сумасшедшего человека в любой момент могла вспыхнуть. Придерживаясь правила – решать проблемы по мере их поступления – он решил не задумываться о завтрашнем дне, а сделать ударение на ближайшем будущем, то есть в его плане было первым делом избавиться от противной девки, а потом уже решать, что делать с проблемами.

Бровь удивленно приподнята, во взгляде требование не медлить. Она мягко проговорила:

– Четыре экземпляра, пожалуйста.

Он зачаровано послушался. Поставил документ на печать.

Из жужжащего принтера выползла бумага. Он размашистым движением ставил подпись, но не торопился отдавать документы девушке.

– Вы ведь понимаете, что вы далеко не уйдете? – предупредил он.

– Почему?

– Я вызову наряд полиции и вас возьмут на выходе из здания.

– Да, и тогда этот документ не попадет по назначению.

– Как говорится на все воля божья.

– Вы вынуждаете меня пойти на крайние меры? – засмеялась она. – Провоцируете?

– Ну что вы?

– Вы ничего не сделаете – самоуверенно заверила она. – Вы не станете заявлять на меня в полицию и оставите Сидельниковых в покое. В противном случае запись нашего разговора попадет в СК и прокуратуру.

Она достала из сумки телефон и повернула экраном к мужчине. Там шла звукозапись. Мужчина лихорадочно соображал, насколько далеко зашел их разговор, и какие опасные последствия его ждут. Он выругался – последствия его не привлекали. Она протянула руку и поманила. Он швырнул ей документы. Они плавно рассыпались по столу. Один из листов попал в лужицу, и на бумаге расползлось мокрое желтоватое пятно.

Он зловредно порадовался. Она снисходительно кивнула, дескать, и трех экземпляров хватит.

Она собрала сухие документы, аккуратно всунула в целлофановый файл и запихнула в сумку.

– Отлично – похвалила сама себя.

Добившись своего, она взяла бутылку. Он не ожидал, надеялся, что получив нужный результат, она уберется. Но она все же собралась спалить его кабинет.

Она поднесла бутылку к губам и жадно стала пить, наблюдая, как округлились его глаза. Он готов был упасть в обморок, ожидая, что она начнет сейчас хрипеть и корчиться от боли. Хотя подобной смерти он ей желал. Все-таки столько зла успела сделать за каких-то пятнадцать минут.

Честно, она хотела устроить ему это представление, но решила больше не тратить свое драгоценное время. Напившись, она предложила:

– Хотите лимонада?

Он машинально помотал головой.

– Как хотите.

– Это не бензин?

– Конечно, нет. Бензин очень огнеопасный. Вы что думаете, я буду подставлять людей опасности? Ни в коем случае.

– Но я слышал запах бензина.

– А это? – как будто он ей напомнил, и она достала из открытой сумки флакон похожий на распылитель освежителя воздуха. – Это я купила в магазине приколов и розыгрышей. Через дорогу от вашего министерства. Аромат бензина. Кстати он вас не привлекает?

– Нет – огрызнулся мужчина.

– Удивительно, а мне показалось, что вы токсикоманите, когда документы подписываете.

Она встала, прыснула распылителем, и, не прощаясь, вышла из кабинета.

Он как завороженный долго смотрел на бутылку, загипнотизированный неодушевленным предметом – гипнотический кретинизм – подошел и аккуратно взял за горлышко, двумя пальцами, боясь испачкаться. Поднес к носу, но понюхать поостерегся. Аккуратно помахал второй рукой, погнал воздух к себе. Нос уловил приятный цитрусовый аромат. Никакого бензина в бутылке действительно не было.

Мозг как будто включился после зимней спячки. Девчонка его развела, обвела вокруг пальца, заставила сделать то, что он обещал никогда не делать. И только сейчас он задал себе адекватный вопрос, почему не кинулся на неё, не выхватил зажигалку, не скрутил в бараний рог, не треснул по башке? Струсил? Однозначный ответ был острым, как игла, она прошила сознание и, воткнувшись, осталась в голове – неприятно. Теперь при любых напоминаниях этой ситуации, она будет шевелиться и тыкать своим острием. Это его разозлило.

– Кто это был? – выскакивая из кабинета, крикнул он секретарю.

Зинаида Васильевна взглянула в журнал посещения, машинально поводила пальцем по листу, вычитывая регистрацию.

– Что случилось? – тревожно спросила секретарь.

– Кто это? – с нажимом повторил он, кивнув на дверь в приемную.

– Белозёрова – прочитала она. Подняла взгляд от журнала. Начальник был не в себе. Он уставился на неё безумными глазами. Потухшим голосом она пояснила: – Маргарита Белозёрова.

***

– Он умирает – Надежда Семеновна рыдала, всхлипывала и шмыгала носом.

– Бабушка…

– Я не могу… Риточка, пожалуйста… он не дышит.

– Бабушка, я скоро буду – быстро пообещала Рита и отключила вызов.

Рита машинально сыпанула сахар в кофейную чашку и взглянула на электрочайник. Он пыхтел, собираясь закипеть, но утреннее кофепитие откладывалось.

Ей предстояло успокоить бабушку и не разрыдаться самой. Оба дела были трудны в исполнении. Слезы уже подступали, а в горле стоял ком горечи. Смерть любимого друга перевернула все внутри. Рита понимала, чем ей придется сейчас заниматься.

Она быстро сменила халат на спортивный костюм и вышла из дома, размышляя, стоит ли звонить Сергею. Он как всегда уехал рано утром на ферму, и беспокоить его раньше времени не хотелось, сначала нужно самой смириться с неизбежным горем.

Она быстро добралась до бабушкиного дома и во дворе увидела Кузьминичну. Оперативная соседка уже устроила успокоительные работы. Рита мысленно её за это поблагодарила. Поздоровалась. Обняла бабушку, чмокнула в щеку и прошла к конуре. Джек лежал возле будки. Цепь была натянута до предела, видимо он перед смертью рвался уйти. Белая пена вокруг рта подтвердила опасения. Пару лет назад ей дали задание написать статью о догхантерах. Расследование было животрепещущим. Как Рита не старалась подойти к делу с холодными мыслями, но не смогла без слез, подвело сердце. При виде отравленных собак оно разрывалось. Сейчас что-то подобное испытала Рита, с одной только разницей – этот пес был её любимым другом.

Джек дернулся в последних тиках агонии. Рита подбежала к нему и поняла, что есть капелька шанса. Она достала телефон и набрала номер:

– Сережа, Джек отравился, но он ещё жив. Нужна машина. Может, успеем в ветеринарку отвезти.

Сергей, перекрикивая трактор, дал указания:

– Подсоли воду, напои Джека через шприц. Много. Воды нужно много, чтобы его вырвало. Потом дай лекарство от отравления. Давай, Рита, я скоро буду.

– Бабушка! – отключая телефон, позвала Рита – неси аптечку.

Рита раздавала указания, понимая, что сейчас каждая секунда играет на стороне смерти, и необходимо переманить время на сторону жизни. Она вбежала в дом, набрала воды в литровую банку, сыпанула соль и интенсивно заколотила ложкой. Звон стекла резал слух, нервное состояние отразилось на всех органах чувств. Подошла к Джеку, подняла голову. Пес как будто потерял мышцы, превратившись в кусок тряпки. Глаза были закрыты, но из горла вырвался хрип.

– Потерпи, Джек, потерпи.

Рита надеялась, но вера ускользала при виде собаки. Она попыталась залить воду в рот, но половина раствора вылилась на землю. Кузьминична стояла рядом и причитала:

– Бедненький, что же он съел?

– Не знаю – машинально ответила Рита и оглянулась – несите ещё воду и соль.

Кузьминична ринулась в дом, на смену ей прибежала Надежда Семеновна. В руках коробка с медикаментами.

– Он жив? – в голосе бабушки слышались трепет, она как будто боялась спугнуть эту самую жизнь.

Рита поковырялась в аптечке, вытащила шприц и абсорбент. Продолжая давать указания по разведению лекарства, она набрала воду в шприц. С ним получилось напоить Джека намного эффективнее. Сначала пес не подавал признаков, и Рита забеспокоилась, что лечение идет насмарку. Она влила в него второй литр воды и окончательно поняла, что вызвать рвоту не удастся. Она взглянула на бабушку. Та стояла, молитвенно сложив руки. Кузьминична тяжело вздохнула:

– Хороший был пес. У Никифоровых сучка разродилась. Через месяц можно будет взять щенка. Вырастут большие, у них отец – настоящий кобель. Огромный. Злой. Как гавкнет, аж ноги подгибаются. А зубы какие. Как сабли.

Рита не стала реагировать на неуместную рекламу чужих собак, услышала, что ко двору подъехала машина. Обычно Джек реагировал на Сережину машину радостно, сейчас смог только приоткрыть глаза. Бессильно их закрыл, но Рита заметила капельку слез. Сердце пронзила боль.

– Что ел? – на ходу поинтересовался Сергей у Надежды Семеновны.

– Я ему кашу сварила. Разбавила молоком…

– Не смертельно – заметил Сергей, отстёгивая поводок от ошейника. – Когда гулял?

– Вчера вечером. Сережа, но я не успела его покормить. Вышла, а он тут… Пена у рта и бьется.

Надежда Семеновна всхлипнула, вспомнив судороги Джека и собственное бессилие. Сергей поднял пса и надавил на желудок. Это спровоцировало рвоту. Дальше женщины только наблюдали за четкими и правильными действиями Сергея. Он набрал в шприц раствор абсорбента. Напоил Джека.

– На зернохранилище крыс травят. Джеку тоже досталось – заявила Кузьминична. – Надя, ты бы кошку в доме закрыла на пару дней. А я тоже пойду своих в подвале закрою. У меня там мыши есть, но они экологически чистые.

– Выращенные на приусадебном участке? – поинтересовался Сергей.

– Ваш сарказм, Сергей, неуместен – попыталась обидеться соседка, но Сергей её не слушал.

– Рита, помоги.

Сергей вручил ей бутыль с физраствором, и пока Рита справлялась с системой капельницы, он достал лезвие, остриг на лапе шерсть.

– Сереженька, ты умеешь ставить капельницы? – озабоченно изумилась Надежда Семеновна.

Для Риты это тоже было открытием и если бы не тяжелое состояние Джека, она бы в голос гордилась любимым мужчиной.

– Пришлось научиться – неопределенно ответил Сергей и пояснил – лошади тоже болеют.

Он выставил напор в капельнице на среднюю скорость, вручил Рите банку и сообщил:

– Поехали. У тебя будет самая сложная работа: и банку держать и лапу. Я покажу.

Он уложил пса на заднее сидение рядом с Ритой и научил правильно держать лапу.

Дорога в ветеринарную клинику была долгая. Рита шепотом просила Джека держаться, но надеялась, что её услышат боги и помогут ему выжить. Они приехали в клинику, и Сергей убежал договариваться о неотложной помощи. Джек, не открывая глаза, облизывал руку Риты. Раньше Рита не позволяла ему проявлять подобные выходки, но сегодня решила простить, надеясь, что это все же проявление любви и благодарности, а не прощание.

Когда Джека забрали, Рита почувствовала прилив ненависти. Злость распирала её, и хотелось кричать.

– Я на них в суд подам.

Они сидели на лавочке возле клиники в ожидании диагнозов и в надежде на исцеление.

– На кого?

– На тех, кто крыс травит.

– При чем здесь крысы?

Сергей устало смотрел себе под ноги. Весь его вид говорил, что он утомлен и озабочен, мысли не радовали, поэтому плечи согнулись.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что Джек не стал бы есть крысу.

– Естественно.

– Тогда как яд попал к нему в организм?

Рита задумалась, а Сергей продолжил заваливать фактами:

– Надежда Семеновна его не отпускала с привязи, значит, яд был во дворе, на расстоянии цепи. В последний раз он гулял вчера вечером, если бы яд попал к нему вчера, то сегодня утром был бы окоченевший труп.

– Подожди, Сережа, ты хочешь сказать, что кто-то нарочно кинул ему яд в тарелку?

– Я это не исключаю.

– Догхантеры?

– Да, есть такая профессия – собак травить.

– А зачем? – изумилась Рита.

– Зачем травить Джека? Вот в чем вопрос. И с каких пор они травят собак на цепи? – Сергей выпрямился и откинулся на спинку скамьи.

Его взгляд был пронизывающим, он как будто пытался подтолкнуть Риту в нужное направление, а она умышленно пыталась уйти от тяжелого разговора.

– Нет. Джек мог найти отраву за забором.

– Это тоже исключать не станем. У Джека возьмут все анализы, я отвезу в лабораторию. Может там установят, чем он мог отравиться. Рита, а какое расследование ты сейчас ведешь? – без перехода спросил он.

– Сережа, ты прекрасно знаешь, что сейчас я ничего не веду.

– Но ты возобновила дело по «грязи».

– Елена Данилова морочит мне голову. То она хочет все рассказать, то она боится, то она уехала, то занята, то ещё что-то. Я уже и не надеюсь, что мы сдвинемся с мертвой точки. Ты не думай, что это из-за этого дела. Я даже никому ещё не афишировала, что возобновила его. С такой несерьезной свидетельницей я не напишу и строчки, поэтому в редакции не знают о нем.

– Но вы ведь договаривались о встрече. А сейчас Джек…

– Логичнее отравить меня, а не Джека – возразила Рита. – Тем более только глухой не знает, что я живу у тебя.

– Не злись. Но я просто помню, что из-за этого дела чуть не убили Данилову, помню как ты, рискуя, спасала Елену¹.

Рита собралась с силами, чтобы объяснить Сереже, что не сможет сидеть без работы и попросить его не вмешиваться в её дела и не указывать на опасность. Она осознанно выбрала себе профессию и любит её так же как он свою.

Но вышел доктор, вынес пробирки с кровью и сообщил:

– Завтра вечером приезжайте. Ему вы все равно уже не поможете.

Рита не удержала стон. Именно этого она и ожидала, но надежда, как известно, умирает последней.

– Да, что вы? Жив он. Я оставляю Джека на сутки в клинике, под наблюдением дежурного врача. Вы правильно сделали, что промыли ему желудок. Пес молодой, здоровый, борется. Вылечим.

Рита постаралась незаметно вытереть слезы, и ей это удалось, мужчины деликатно сделали вид, что не заметили. Ведь несколько секунд назад кто-то думал, что потерял домашнее животное, а кто-то выстраивал план лечения, чтобы худшие опасения не сбылись.

– Часто у вас такие случаи? – быстро поинтересовалась Рита, пока доктор не ушел.

– К сожалению, часто.

Рита кивнула. Доктор перечеркнул все подозрения. Она взглянула на Сережу, надеясь, что его страхи развеялись, так же как и у неё, но Сергея трудно в чем-то переубедить. Раз уж он решил, что работа Риты опасна, то будет стоять на своем мнении, как каменный монолит на острове Пасхи.

– Завезем кровь в лабораторию, и я отвезу тебя домой.

– К бабушке.

– Хорошо.

Поскольку Надежда Семеновна была занята приготовлением обеда, Рита уличила момент и выскользнула на улицу.

Во дворе стояла самая настоящая меланхоличная скамейка, на которой Рита любила подумать. Сейчас был именно такой день, чтоб погрузиться в собственные мысли.

Точнее мысль была одна и не совсем радужная по своей сути. Рита чувствовала, что Сергей пытается взять над её волей верх, не первый раз он заводил тему, во главе которой вставал вопрос о её профессии. Ему категорически не нравилось то, чем она занимается, считая всё опасным. Рита же считала, что без работы она зачахнет и прогибаться под его давлением не собиралась. И если раньше она умело переводила все в шутку, то сегодня была вероятность поругаться. Естественно ей не хотелось ссориться с любимым человеком, поэтому искала пути выхода из сложившейся ситуации с малыми жертвами. Жертвовать собственным нравственным удовольствием она не хотела.

Не сказать, что бабушкина лавочка всегда выручала – не волшебная же – но сегодня совсем не помогла в решении проблемы. Естественно никто не винил во всем предмет уличной мебели, немаловажную роль играла сама Рита, но сегодня она вообще не смогла придумать, как убедить Сережу в том, что ему придется смириться с её профессией и уже смирилась с тяжелым разговором.

Рита не торопилась домой. Она усмехнулась – как она быстро научилась называть дом Сергея своим!

Смирившись с тем, что уйти от разговора не получится, Рита приняла решение, что все же придется переубеждать Сережу. Единственный веский аргумент – вот уже месяц Рита не ведет журналистских расследований, а отравление Джека – просто стечение обстоятельств.

Рита услышала шаркающие шаги. Сегодняшние события тяжело сказывались на состоянии бабули.

– Ну что ты тут сидишь? – спросила она.

– Думаю, бабуль.

– Хорошее дело – похвалила Надежда Семеновна, присаживаясь рядом.

– Бабуль, а почему ты с дедушкой не искала папиных родственников?

Надежда Семеновна встрепенулась и забеспокоилась, а Рита в очередной раз почувствовала как в жилах потекла нездоровая любознательность. Но она всегда старалась разделять профессионализм и чистые чувства семейных ценностей.

– Бабуль, я всю жизнь была одна. Вы с дедом на работе, родителей нет. – Рита искоса смотрела на бабушку, замечая, что каждое слово отражается на её лице болью. – Мне одиноко. Но у меня могут быть двоюродные, троюродные.

– Может не стоит ворошить…?

– Что ворошить? Прошлое? Или его семью.

– Он вычеркнул её давно. Ещё до свадьбы.

– Почему?

– Его отец не разрешал ему жениться на твоей матери – обиженно проговорила Надежда Семеновна.

Рита помолчала, понимая, что это известие оказалось для бабушки ударом под дых. Ни одна здравомыслящая женщина не станет оправдывать человека, который против дочери.

– Я плохо помню родителей, маленькая была, когда их не стало, но мне кажется, папа бы сумел всех простить и убедить своего отца, что его жена самая лучшая женщина на свете.

– Он не хотел.

– Не хотел общаться, потому что в нем бурлила обида. Так бывает.

– Ты у меня такая мудрая.

– Бабуля, я не восприимчивая к похвале. Не переводи тему. А что если бы родители остались в живых, как ты думаешь, стал бы папа искать встречи с родителями?

– Не знаю. В свое время он вычеркнул всех. Запретил вспоминать. Я ведь тоже пробовала вразумить. Ну не бывает так, чтоб всех вычеркнуть и не вспоминать.

– Бывает – возразила Рита. – История показывает, что самые жестокие бои идут между близкими людьми. Что же у них произошло?

– Он запрещал упоминать и искать – строго ответила Надежда Семеновна, в очередной раз убедившись, что сбить внучку с намеченного пути не получится.

– Мне он ничего не запрещал.

– Будешь искать? – спросила бабушка, зная ответ.

– Бабуль, я ведь тебя никогда не брошу. Хочешь, я вернусь домой?

– Нет. Не хочу. Живи с Сереженькой.

– Расскажи мне об отце.

– Ой, такой хороший был. Тебя любил до ужаса. С работы приходил, с рук не спускал. Помнишь ты любила у него на спине кататься?

– Помню.

– А помнишь, он тебя высоко к потолку подбрасывал. Ты так смеялась и визжала. А мы с мамочкой чуть в обморок не падали. Он тебя подкидывает, а у меня сердце останавливается. Я на него ругалась, а он мне: «Что ж я дитя брошу? Я никого никогда не брошу. Ни Риту. Ни Марусечку. Ни вас» и ведь в смысл этого вкладывал ответственность, преданность.

– Это я все знаю. Ты мне расскажи то, о чем никогда не говорила.

Надежда Семеновна недолго собиралась с мыслями. Она давно знала, что когда-то этот момент настанет и ей придется все рассказать Рите. Она давно была готова к этому разговору, хоть и старалась отложить его надолго.

– Риточка, уже темнеет, может, ты домой пойдешь – не упустила возможности в очередной раз перенести разговор на некоторое время.

– Я не боюсь темноты – Рита вложила в голос непозволительную долю скверности, которая подействовала на бабушку.

Она заговорила:

– А что рассказывать? С Машей они познакомились ещё в институте. Дружить стали. Потом он решил познакомить невесту с родителями. Маша мне говорила, что семья хорошая, культурная, встретили её хорошо, ей понравилось. Я думала, что все прекрасно. Но потом что-то произошло. Свадьбу играть не стали, расписались, в общежитии с друзьями посидели и приехали сюда. Мы с дедушкой были рады. Алёша не боялся трудиться, хоть и был городским. Его сначала взяли экономистом, а потом присмотрелись, поняли, что сотрудник-то ценный, специалист хороший и перевели в главный офис. Там и зарплата повыше. Всё хорошо складывалось, не жаловались.

– А что мама говорила по поводу ссоры папы с родителями.

– Ничего. Она сказала, что не знает подробностей. Мне кажется, ей было неприятно об этом думать. При знакомстве у неё сложилось впечатление, что её приняли в семью. А потом такой удар. У меня тоже такая обида на них была, до слез. Может и хорошо, что Алешенька не стал с ними поддерживать отношения, так бы пришлось переступить через гордость и делать вид, что они нам приятны. А это значит лицемерить и предавать самих себя.

***

Рита кралась по дому, стараясь не разбудить Сергея.

Неожиданно её посетили разгневанные мысли – она будет плохой женой. Ещё ни разу не приготовила Сергею завтрак. Соня, лентяйка, пора учиться ухаживать за ним. Он для неё всё делает, а она… Нет, она конечно, тоже готова для него на все что угодно, особенно в огонь и в воду, но завтрак ещё ни разу не приготовила.

«Всё, решено, встану пораньше и приготовлю – мысленно объявила она сама себе и тут же принялась перебирать меню – вот прям не яичницу и не омлет, и не бутерброды, и не овсянку».

Овсяную кашу она и сама не любила, как бы ей не пели дифирамбы диетологи и гастроэнтерологи. Услышав эту песнь и представив грязно-серую массу на тарелке, Риту брала крупная дрожь. Была бы её воля, она бы вообще запретила выращивать овес – как хорошо, что у неё нет таких возможностей, и полезный злак продолжают выращивать и поставлять в магазины в виде овсяных хлопьев. В своё время, когда бабушка ещё имела возможность заставить, Рите приходилось слушаться и со слезами на глазах глотать противную еду. И все старания придать каше ещё пятьдесят пять фруктовых оттенков не возбуждали у Риты аппетит. Но Рита взрослела и научилась твердо отстаивать свои желания, жестко отвечать: «Нет, не буду», и бабушке пришлось считаться не только с диетологами и гастроэнтерологами, но и с внучкой – пожинала плоды собственного воспитания.

«А что же тогда приготовить?».

Когда Рита жила с бабушкой, этим вопросом не задавалась. Бабуля вставала рано и успевала дать гастрономической фантазии свободу. Она готовила оладьи, блины, пирожки, пироги и прочие мучные изделия, выручая мукомольную промышленность, на этом полет её фантазии не заканчивался: к ним прилагались салаты сладкие, салаты соленые, салаты горячие и холодные. Этому разнообразию должен был позавидовать шеф-повар ресторана, благо он не знал, так бы съел свой колпак.

Когда Рита стала жить сама, этот вопрос вообще не вставал. Она просто перестала завтракать. Пару кружек кофе – вот и всё.

Так и не решив с утренним меню, но настроившись на исполнение собственного плана, Рита вошла в комнату.

Телевизор работал, но зритель давно спал. Рита не обижалась на него – он не обязан ждать её, тем более Сергей в последнее время уставал, здоровье ещё не восстановилось после ранения¹, при этом доктора утверждали, что поводов для переживания нет. Но Рита настырно переживала, такой уж характер. И всегда удивлялась подобным советам, как можно не переживать за своего родного, близкого, единственного, любимого человека. Неужели такие люди существуют?, которые сразу послушали совет доктора и махнули рукой: ну и ладно, не буду.

Рита всегда считала, что она счастливая обладательница сильного характера и в трудную минуту могла совладать собой и даже глазом не моргнуть, но только не с Серёжей, только при одном секундном воспоминании о том случае её сердце разрывалось на части.

Она, стараясь не шуметь и не нарушать сон Сергей, перебралась на свой край кровати, скинула халат и забралась под одеяло. Сергей перевернулся. Шрам на груди приковал взгляд. От свежих животрепещущих переживаний дыхание перехватило, под ложечкой засосало, и, кажется, сердце на секунду замерло. Неприятные ощущения о более неприятных воспоминаниях. Память «услужливо» подкидывала картину боли. Выстрел. Сергей падает. По груди течет кровь.

– Что ты его постоянно разглядываешь? – усмехнулся Сергей. – Он уже затянулся. И не болит.

– Зато у меня душа болит.

– Я вылечу – пообещал Сергей, откинул одеяло и притянул Риту к себе.

Проснулась она, когда услышала звон посуды.

– Встала пораньше, приготовила завтрак – голосом скверной свекрови, отругала она саму себя.

Завтрак уже стоял на столе – омлет приправленный зеленью и бутерброды с колбасой – а по кухне расплывался аромат кофе.

***

– Рита, чем сегодня планируешь заниматься – крикнул он из ванной.

Рита вовремя одернула себя, чтоб не выдать запланированную встречу с Еленой Даниловой. Во-первых, не хотела очередных переживаний Сергея, во-вторых боялась спугнуть удачу. Елена могла в очередной раз перенести встречу. Предлоги постоянно менялись, но были неуважительными, поэтому Рита подозревала, что ей морочат голову. А Данилова в очередной раз продалась братьям Красновым. Такое постоянство в информаторе только делу вредит. И Рита топталась на месте, не продвинувшись к развязке ни на сантиметр.

Врагу не пожелаешь такого информатора. Была вероятность, что свидетелем по делу она вообще не станет.

Не была бы Рита логичным человеком, давно бы думала, что их встреча зависит от мистических катаклизм, или, как там любят сейчас говорить, перекидывая ответственность на космос: ретроградный Меркурий заглянул в созвездие Девы – то хочу, то не хочу.

– Да в принципе ничем – проговорила Рита, надеясь, что вранье не сбудется. Самый ужасный кошмар ничего не делать.

– Сможешь сегодня забрать анализы из клиники? – выходя из ванной комнаты, спросил Сергей.

– Смогу.

– Возьми мою машину.

– А ты?

Она намыливала тарелки – хоть что-то делает, хозяюшка проснулась после завтрака.

– За мной заедут. Я договорился. Мне сегодня ездить никуда не надо, на ферме только буду.

Рита обрадовалась, что неожиданно сменила общественный транспорт на удобный джип.

Сергей подошел к ней сзади, обнял, прижал к себе и поцеловал в шею, спустился к плечу. Руки нежно блуждали по груди, тонкий халатик не скрывал все прелести любимой женщины. Дыхание стало тягучим, томным.

Мурашки побежали по всему телу. Рита сполоснула руки и развернулась к нему. Он тут же прильнул к её губам.

За окном послышался сигнал автомобиля. За Серёжей приехали.

Они ещё постояли минуту, успокаивая разыгравшееся желание. Серёжа чмокнул её и ушёл. На его футболке ещё некоторое время оставались мокрые следы её рук.

Она была счастлива. Сергея она нашла в день, который считала днем собственного поражения, расследуя убийство профессора и его жены. Но внеся в темноту преступления свет, она разглядела влюбленный взгляд. С ним и осталась.

***

Водила Рита аккуратно, во-первых считала себя плохим водителем, это примерно также как и плохой танцор, тому тоже что-то мешает, ей мешало все – музыка (громко), пешеход на переходе (то ли идет, то ли передумал, то ли сейчас побежит), омыватели стёкол (неожиданно включаются как и поворотники), зеркало заднего вида (в поле зрения попадают машины). А во-вторых, машина новая, дорогая и не её собственная. Поэтому Рита не ехала, а кралась, выпучив глаза, как прожаренная камбала. И ничего удивительного, просто на права она сдавала шесть лет назад и после этого за руль не садилась по причине его отсутствия. Выруливая со двора, она сразу же пожалела, что радовалась Сережиной щедрости души, но не прислушалась к внутреннему голосу и не вернулась. Уже ближе к городу она окончательно пожалела, что так быстро променяла общественный транспорт на дорогостоящий джип.

Движение в городе вообще напрягало, но Рита упорно боролась с собственной водительской неполноценностью, занырнув в бурлящий водоворот страхов и неумения. Преодолеть все варианты самосохранения не помогало даже самоуспокоение.

– Мой страх нерационален – в сто восьмой раз повторила она себе, настраиваясь на то, что вечером будет со смехом рассказывать Сергею, как прошла её первая самостоятельная поездка.

Ветеринарная лаборатория находилась на другом конце города, Рита мужественно преодолела все светофоры, остановки, указатели, знаки, пешеходов, злые взгляды автохамов, и съехала с оживленной улицы, пристроившись за красной иномаркой по размеру напоминавшей дом.

И тут бы вздохнуть с облегчением, потому что вывеска лаборатории уже моргала неоновыми животными, и, кажется, Рита успела расслабиться, но красная иномарка сделала вензель и резко остановилась. Джип, ах, Сережин джип тюкнулся в красный багажник и уперся в него, а Рита тюкнулась и уперлась в руль.

Она айкнула, потерла грудь и полезла из машины оценивать ущерб. Ущерб оказался незначительный, больше пострадала самооценка умения водить, которая уже вывела Маргариту на первый уровень из десяти.

Из красной машины вышла дама, взглянула на Риту недовольным взглядом.

– Извините, пожалуйста, я оплачу ремонт… – Рита не успела договорить, как женщина возмущенно воскликнула:

– Вы-то тут при чем?!

Она хлопнула дверью и пошла к капоту. Рита припустила за ней, и, обойдя красный дом, точнее машину, увидела серебристый спорткар. По сравнению с двумя джипами он смотрелся плоским утюгом. Причина экстренного торможения вылез из автомобиля. Несмотря на представительный вид и кричащее богатство, мужчина выглядел неприятно. Взгляд очумевший, жесты неприличные, неухоженная борода, шевелилась вместе с ругательными выкриками в адрес «двух куриц».

Это возмутило обеих женщин, и они объединились в борьбе с неадекватным водителем, который выскочил на главную дорогу из подворотни.

Вдоволь наругавшись, решили, что ГИБДД вызывать придется. На это мужчина отреагировал моментально. Он примирительно затараторил:

– Так, девочки, цыпочки мои, я виноват, я вам ремонт оплачу.

Рита тут же заподозрила неладное, обычно при упоминании правоохранительных органов меняются в лице и в голосе люди, которым есть что скрывать от этих самых правоохранительных органов. Рита, как охотничья собака, взявшая след кабана, напряглась. Но женщина потребовала:

– Сейчас же оплатите, я примерно знаю во сколько мне обойдется ремонт моей машины.

Мужчина кинулся к машине, достал увесистую сумку. С ней он был похож на почтальона, разносившего пенсию миллионерам.

– Сколько? – спросил он, засовывая руки в сумку.

Женщина прикусила губу и подняла взгляд к кроне деревьев. Подсчеты вела не долго, но упорно, боясь прогадать.

– Триста хватит? – прервал он её подсчеты бюджетной пользы.

– Постойте, давайте вызовем ГИБДД – вернула Рита их к правильному пути решения аварийных ситуаций.

– И вам сотню дам – кивнул мужчина Рите.

– Моя машина не пострадала, даже кенгурятник не погнулся. Наверное.

– За «наверное» пятьдесят хватит. За моральный ущерб.

– Как вас зовут? – быстро спросила Рита.

– Максим Богатырев. Максим Анатольевич Богатырев – представился мужчина, доставая визитку.

Рита прочитала. Почему-то сразу сообразив о причине нежелания встречи с ГИБДД, независимо от того, что бандитом он не являлся – такое ведь на визитках не пишут – мужчина оказался замминистра министерства земельных отношений. С некоторых пор эта организация в понимании Риты приравнивалась к преступной группировке и будоражила неприятные воспоминания.

Рита развела руками:

– Вот уж вам не повезло, встать на место Губарева.

– А что с Губаревым? – удивился Максим Анатольевич.

– Скатился.

– По служебной лестнице?

– Я бы сказала, что в бездну.

– Наверное, поэтому я здесь. И мне бы не хотелось афишировать свой приезд вот этим всем – он показал на расцарапанный бок своей машины, потом повернулся к красной и тяжко вздохнул. Женщина заглянула в визитную карточку, кивнула и примирительно сказала:

– Что мы звери что ли? Я не собираюсь вам карьеру портить. Да, девушка?

– Рита. Маргарита Белозерова.

– Как хорошо, что мы все здесь собрались – усмехнулась женщина и представилась – Виолетта Ершова. Повод для встречи так себе. Но что делать. Я согласна на возмещение ущерба и можете ехать по своим делам.

Мужчина жестом факира вытащил три пачки по тысячной купюре, всунул женщине в руку, а Рите достал из кошелька, вручил пятитысячными.

Рита не успела опомниться, как он юркнул в спорткар. Ей оставалось только наблюдать, как он развернулся и, оставив женщин возле машин, скрылся во дворе.

– Надеюсь, мне хватит на ремонт.

– Должно хватить. Я, правда, ничего не понимаю в ремонтах машин…

– А давайте кофе попьем – предложила женщина, но заметив, что Рита собирается отказаться, поторопилась заметить – я так перенервничала, что ехать теперь боюсь. А там Лизочка.

– Лизочка? – изумленно вытаращила глаза Рита и попыталась заглянуть внутрь салона. Непрозрачные стекла скрывали внутренний мир автомобиля.

– Да, дочка. Но что вы так переживаете. Она пристегнута. И даже не ударилась.

Женщина обошла машину и отодвинула дверь в сторону.

– Лизочка, ты как?

Рита не услышала ответ и обеспокоенно двинулась к женщине, боясь увидеть страшные последствия аварии. Интуиция ей подсказывала, что кровавых ужасов она не увидит, потому что удар не был сильным, но тишина из салона напрягала.

Подойдя ближе, Рита увидела Лизу. Девушка была пристегнута к креслу несколькими ремнями безопасности, они, как бережные руки богини Лакшми, прижали девушку к креслу, так что она не могла пошевелиться. Но на самом деле причиной её обездвижия была инвалидность. В подтверждение догадок, Рита заметила собранное инвалидное кресло. Лиза попыталась повернуться к матери, но голова невольно повисла, как робот, потерявший напряжение, потух. Хотя глаза были живыми.

– Лизонька тоже перенервничала – прошептала мать на ухо Рите. – Может все же кофе?

Свой отказ Рита посчитала моральным уродством, поэтому быстро согласилась.

– Вон кстати кафе есть. Сейчас машину припаркую, Лизоньку достану и успокоимся.

– Давайте я вам помогу.

Женщина благодарно взглянула и грустно улыбнулась.

– Я привыкла. На самом деле это не сложно. Сложнее смириться с тем, что ребенок инвалид.

Она закрыла дверцу и прошла за руль. Рита последовала её примеру, и только сейчас она сообразила, что визитка Богатырева осталась у нее в руках. Она села в машину и кинула её на торпеду. Парковочное место Рита нашла недалеко от клиники и отправилась к кафе.

Женщина показалась Рите энергичной, поэтому совсем не удивилась, когда подойдя к машине, Рита обнаружила, что Лиза уже сидит в кресле, а её мать задвигает автомобильный пандус.

Рита заказала себе и Виолетте латте, а Лизе апельсиновый сок.

– Я сама могу оплатить – запротестовала женщина и усмехнулась – с ремонта машины денег хватит, ещё и останутся.

После того, как Рита увидела Лизу, ее что-то беспокоило. Но она никак не могла поймать тревожную мысль. Успокаивало то, что Виолетта смогла справиться с вычислениями и теперь была уверенна, что и на ремонт хватит и возмещение морального ущерба.

– Мужчина щедрый. Не ожидала. Вы меня тоже конечно извините, теперь и вашу машину ремонтировать нужно.

– Кенугрятник чуть-чуть подкрасить. Это не страшно.

Рита старалась не смотреть на Лизу, но это оказалось сложно, девушка постоянно что-то роняла, прихрюкивала, запрокидывала голову. Каждый взгляд, брошенный на Лизу, отдавался глухой болью в груди. Рита всегда была трезвомыслящим человеком, старалась держать себя в руках в любой ситуации, умела отстраняться от животрепещущей темы, как будто надевая защитный костюм, но испытывала сочувствие к больным детям и старикам. Рита невольно захотела бежать из этой компании, потому что собственное бессилие могло раздавить. Чем она могла помочь человеку, который неизлечимо болен? При этом хотелось из кожи вон лезть, лишь бы облегчить страдания.

– А может пообедаем? – не сколько спросила, больше предложила Ершова.

Рита обедать не хотела, но согласилась, потому что уже успела предложить оплату счета. Но обед как-то сам собой настроил женщин на приятное общение. Лизу покормили тыквенным супом-пюре. Себе заказали отбивные в кляре и картофелем по-деревенски. И сами не заметили, что обед плавно перетекает в ужин. О чем только не болтали и о жизни, и о политике, и о школе, и о моде.

– Мы вообще здесь проездом, на курорт приехали, а ещё здесь хороший санаторий «Алмазный», Лизонька на процедуры ходит.

«Ходит» – мысленно повторила Рита.

– Да, у нас много санаториев для деток. Наш город всегда была детской здравницей. Правда, много закрыли на ремонт.

– Скоро все восстановят – прозорливо пообещала Виолетта.

Спохватилась Рита, когда заметила недовольный взгляд официанта – не любит этот народ, когда едоки – не едоки, а столик занимают. Рита быстренько свела разговор к убыли, оплатила счет, не пожалев чаевых, и распрощалась с новыми знакомыми, предварительно обменявшись телефонами, больше для приличия, что-то подсказывало Рите, что они больше не увидятся.

Поглядывая на часы, Рита припустила к лаборатории. Она дернула дверь, но та не поддалась.

– В смысле? – у двери спросила Рита. – Закрыто?

Дверь отвечать не соизволила. Рита дернула ещё раз, надеясь, что пока она бежала, ослабла, и дверь сейчас откроется. Чуда не произошло. А график работы гласил, что сегодня лаборатория работает на час меньше.

– Блин – расстроилась Рита.

Она вернулась к машине, в пятый раз взглянула на кенгурятник и решила, что пришло время понять насколько велики повреждения трубы. Она нашла в багажнике тряпочку и стала протирать трубу. Нащупав вмятину, Рита расстроилась, и именно в этот момент возле машины остановился отечественный Жигуленок под отказ набитый веселыми мужиками, видимо возвращавшихся со скучной работы, вроде строительного объекта. Естественно самый грустный из работяг решил развеселить народ и себя в первую очередь.

– Красавица, – позвал он – а ты всем так трубы можешь натирать?

Рита одарила его неприятным взглядом, понимая какие пошлости роем летают у него в голове. Дружки прыснули смехом – оживились.

– А машину пеной умеешь мыть?

– Весело вам? – огрызнулась Рита.

– А стекла ты тоже натирать умеешь. Может, и нам натрешь.

– Нам весело – согласился водитель.

– Было бы у меня хорошее настроение, я бы тоже посмеялась. А у меня настроение послать всех к черту. А сейчас выйдет мой муж из вот этого подъезда и вам стекла не помоет, а побьет, вместе с зеркалами и может быть, вашими веселыми личиками.

Мужчины оказались понятливыми и не конфликтными, поэтому быстро ретировались со словами:

– Да мы что? Ни что. Просто мимо ехали.

С их отъездом дела пошли лучше. Вмятина оказалась застарелой и никакого отношения к сегодняшнему происшествию не имела, а сталь блестела, радуя своим идеальным видом.

Но настроение Риты не улучшилось.

В ветеринарную клинику к Джеку, пришлось ехать опять через весь город. Вечером в час пик он напоминал Китайский провинциальный многомиллионный городок, где все жители торопятся по своим делам, не зная, что существуют правила дорожного движения. Рита, понимая, что преувеличивает, просто всунулась в поток движущихся машин, поймала нужную волну и медленно продвигалась по улицам.

На удивление ветеринарная клиника ещё работала.

– Мы до последнего пациента – сообщил доктор и грустно взглянул на двух кошек и одну таксу. – А лаборатория работает до четырех. Так что заберете свои анализы завтра.

– Как Джек?

– Я оставлю его ещё на сутки.

Рита забеспокоилась:

– Что-то не так?

– Всё так – мимоходом говорил доктор, обрабатывая руки перед следующим пациентом. – Понаблюдать надо. Вы не переживайте, мы его уже покормили. Ест с аппетитом – это показатель. Вы должны улыбнуться.

Рита растянула губы в улыбке и быстро сомкнула их:

– Почему тогда я не могу его забрать?

– Забрать можете, но завтра – тон доктора был таков, что Рита не имела право спорить и тем более беспокоиться.

– Я могу к нему…

Доктор перебил:

– Нет. Он только привык, а вы сейчас его обрадуете, обнадежите и уйдете, ему будет тяжело. Нет – повторил он на её молящий взгляд.

В очередной раз убедившись, что день сегодня не задался, она поехала к бабушке.

В бабушкином дворе наблюдалось оживление. Никифоров Стас вышагивал от клумбы до окон и обратно, Кузьминична в компании внучки сидела на лавочке, Петрович курил возле подвала, пару детей повисли на воротах, трое катались на велосипедах (благо, что не во дворе). Такое ощущение, что соседи решили поселиться у Надежды Семеновны, при этом взяв дом штурмом. Надеясь, что бабушка хорошо забаррикадировала двери изнутри, Рита поинтересовалась:

– Что здесь происходит?

Старики оживились – иногда Риту это не радовало, вот как сейчас. Обычно причиной подобных визитов и посиделок была нерадостное дело.

– Ой, Риточка, – обрадовался Петрович, затушив окурок о стену подвала, раздавил его пальцами и спрятал в карман.

– Риточка, не справляемся – запричитала Кузьминична, хотя это было её постоянное состояние.

– Рита, надо чтоб ты написала.

– Да, мне тоже сказали, что если общественность поднимется, то будет толк.

– Куда поднимется? – Рита устало опустилась на скамейку. Она знала, что задание поднять общественность приберегли для неё. Ей казалось, что старики напрасно переживают, и трагедия, с которой они прибежали во двор Надежды Семеновны, всего лишь дельце, из которого потом будут слагать байки, и поход в гости не требовал вавилонского столпотворения.

Надежда Семеновна вышла из дома, неся огромный поднос с кружками и чайником. Иногда её гостеприимство зашкаливало за рамки доброты.

– Риточка, ты представляешь? – возмущенно заговорила бабушка.

– Нет – честно призналась Рита.

– Это уму непостижимо.

– Возможно. Бабуль, а что вообще происходит?

На этот вопрос решили ответить все, причем сразу.

– Они нас лишили…

– И теперь не будет…

– А я в наследство хотела оставить…

– Обворовали…

– Ироды…

– Как так можно…

– И управы на них нет…

– А ты ведь уже помогла…

Рита переводила взгляд с одного на другого, чувствуя себя героиней юмористического концерта, премьера которого с треском провалилась – не смешно.

– Так – протянула она с нажимом. – Стоп. Сейчас я войду в дом, и попрошу вас, Петрович, зайти со мной.

– Я? – не ожидал мужчина аудиенции, в компании ему было легче разговаривать.

– Вы. Будете рассказывать, что у вас случилось.

– Так говорю же. Украли – начал он, а женщины поддержали:

– Внуки без наследства…

– Где такое видано…

Рита обреченно обвела всех взглядом и молча вошла в дом, следом юркнул Петрович.

– Рита, нам помощь нужна.

– Это я уже поняла.

– Как у Сидельниковых.

Рита недовольно повела бровью. Ох, как слава бежит быстро. Это совершенно неудачно, если учесть, что подобного рода деятельность не приветствуется, ни законом, ни совестью. Что-либо отрицать было бесполезно, скорей всего односельчане уже слышали историю из первых уст, поэтому Рита всего лишь спросила:

– И что, у вас точно такая же ситуация?

– Да – протянул Петрович. – Это ужас какой-то. Что творится? Стариков обижают. А Кузьминична собиралась оставить…

– Я помню. Оставить все в наследство. Ближе к делу, Петрович.

– Ну хорошо, – Петрович устал переживать, плюхнулся за стол, схватил блокнот и ручку и стал вырисовывать кружки и стрелочки. По ходу его рассказа каракули превращались в картину. Пообщавшись с остальными стариками, картина приобрела оттенки. Они оказались не красочными, а серыми и черными, во всяком случае, расклад дел был не оптимистичным.

Когда все разошлись, Надежда Семеновна спросила:

– Риточка, ты все поняла? У меня в голове не укладывается, что такое есть.

– Не укладывается, это ещё не значит, что такого не бывает.

– Так как?

– Бабуль, все так же, как и у Сидельниковых. Только я думала, что это единичный случай, а оказалось системой.

– И что? Ничем нельзя будет помочь? – испугавшись догадки собственного ответа, спросила Надежда Семеновна.

– Не знаю – задумавшись, честно ответила Рита. – Но тем методом уже пользоваться нельзя.

– Каким методом? – поинтересовалась бабушка.

Рита как будто вынырнула из собственных размышлений, поняла, что сболтнула лишнее и сказала:

– Метод помощи Сидельниковым не должен упоминаться в истории. – Она улыбнулась – забыть как страшный сон.

– Так ты же мне ничего не рассказываешь – обиженным голосом проговорила бабушка.

– Нельзя носить работу домой – философски заметила Рита.

– Смотри, как бы дом не стал к тебе на работу ходить – бабушка поддержала философскую волну, но быстро от неё отказалась. – Что же делать?

– Я каждому из них по отдельности, а также всем вместе сказала, что нужно писать в прокуратуру, суд, следственный комитет, куда угодно, а на меня рассчитывать нельзя. Я могу не справиться, а люди на меня зря надеются. И вообще, почему они считают, что я всесильна. В некоторых делах общественная огласка не поможет, а навредит.

– Что же делать?

Рита недовольно взглянула на бабушку, испытав ощущение, что она доверяет больше внучке, чем компетентным органам. Не то чтобы Рита была некомпетентна, но некоторые вопросы она решить не могла и четко отдавала себе отчет в собственном бессилии.

Чтобы как-то отвлечь бабушку от сопереживания соседям, она предложила:

– А что на ужин?

Надежда Семеновна, как любая бабушка, любила откармливать внучку. На столе появился пирог с мясом и котлеты с пюре. Рита достала свежие огурцы и помидоры. Ловко орудуя ножом, размышляла:

– Что у нас получается. Сидельниковы долго пытались вернуть право собственности на земельный участок. Наш прекрасный замминистра Губарев никак не согласовывал документы по отводу. И совсем недавно мне выпала такая честь встретиться с ним лично, где я в мягкой форме попросила его поставить свою каллиграфическую подпись на их документах. Он услужливо согласился. Но не прошло и месяца, как мы узнаем, что есть похожие случаи, только ещё хуже.

– А что может быть хуже?

– То, что они уже не смогут оформить право собственности, потому что на их участках уже есть другой хозяин.

– Как это?! – изумилась Надежда Семеновна. Когда сегодня к ней во двор вломилась добрая половина села, она, выслушала рвущуюся из них информацию, почти искаженную, как будто радиомаячок не доехал до радиоволны на одну десятую деления: звук есть, помехи есть, скрип и скрежет присутствуют, а слова еле уловимы. Ну, не уловила Надежда Семеновна всю суть темы.

– Было бы неплохо разобраться, как это, но у меня дело – протянула Рита, вспоминая неуловимую Елену Данилову.

Она заправила салат сметаной и перемешала его, мысленно выстраивая план действия. План заканчивался на первом же пункте, неожиданно для себя она его проговорила:

– Губарев меня к себе на пушечный выстрел не подпустит.

– Вы плохо расстались? – удивилась Надежда Семеновна.

Рита отругала свой бестолковый язык за несдержанность и неопределенно ответила:

– Наоборот, мы хорошо расстались, плохо встретились. – Рита быстро добавила – бабуль, давай так, я не говорю тебе о ходе журналистских расследований, а ты не задаешь вопросы.

– Это очень сложно.

– И тем более, даже если ты что-то услышала от меня, ни в коем случае не говори это односельчанам.

– А это вообще без проблем. Могла бы и не предупреждать.

Надежда Семеновна отличалась своим осмотрительным характером и просто так по пустякам не болтала, сплетни не распускала, байки не слушала, не была замечена в интригах и не участвовала в обсуждениях односельчан.

– Кстати, сегодня нечаянно познакомилась с его преемником. Богатырев Максим Анатольевич.

– Так может ты к нему на прием сходишь?

– Бабуль, почему я? – изумленно возмутилась Рита и категорично заявила – не пойду я к нему.

Рита взглянула на часы и заметила:

– Что-то Сережа не едет.

В ответ на это услышали, как за забором остановилась машина, одиноко хлопнула дверь, машина уехала.

– Бабуль, Серёже ни слова.

– Как? Рита, – с укором проговорила Надежда Семёновна.

– Бабуля, он не хочет, чтоб я работала.

– Ну, может и правильно.

– Бабушка. Ты же моя бабушка. Ты почему на его стороне?

Встречать Сергея вошло у Риты в привычку. При этом она испытывала неудержимое счастье, трепетно берегла это чувство. Осталось только научить себя вставать раньше солнышка и Сергея и успевать приготовить ему завтрак. Она проводила его в ванную, подала полотенце, усадила возле себя, поставила тарелку, при этом постоянно рассказывая:

– Джек в больнице. Остался ещё на сутки. Лаборатория рано закрылась. Я не успела. Результаты анализов пока неизвестны. Машину стукнула. Прости.

– Сама как? – обеспокоенно уставился на неё Сергей.

– Я больше напугалась.

– Как ты так, Рита?! – встревожилась Надежда Семеновна.

– Нормально, вот я сижу перед вами.

– Так, стажер, надо будет с тобой покататься.

В его тоне она слышала только заботу и любовь. Как же ей с ним повезло.

Жизнь такая изумительная штука – то разлучает людей, то кидает их в объятия друг друга.

***

Началось обычное и необыкновенное утро. Как обычно она не приготовила завтрак и получила необыкновенное приглашение.

– Маргарита Белозерова? – официально начал Кузнецов.

– Да, Илья Кириллович, я.

– Вам необходимо явиться в полицейский участок для дачи показаний – объявил он жестяным голосом.

– Что случилось? – спросила она, зная, что он не ответит. Слишком противный скрежет в трубке намекал, что с этой минуты он потерял подругу, потому что подруга, прошедшая с ним боевое крещение в расследовании убийства, оступилась на скользкой дорожке ошибок и сейчас катится в яму преступлений. И ему осталось только присыпать её песочком обвинений и улик.

Она не сомневалась, что её жуткая афера дошла до правоохранительных органов. Сомнительная слава.

Рита недовольно выбралась из постели.

– И в полицию вызывают. И завтрак опять не сделала. Если меня посадят, Сережа будет носить мне завтраки в СИЗО. А я даже не успела показать, что могу быть хорошей женой. Ой. Кажется, я тороплюсь.

Не сказать, что Рита торопилась выйти за Сергея замуж, но подсознательно уже успела размечтаться. И в стрессовой ситуации мечты опережали события.

– Я ему ещё не жена – пробубнила Рита, испортив себе настроение окончательно.

Утро переставало быть обычным, и тем более скучным.

Встретил Риту на КПП молоденький парнишка в форме младшего лейтенанта и препроводил в комнату допросов, чему Рита совершенно не удивилась.

Одна стена комнаты была наполовину зеркальная. За ним находились люди, она их чувствовала. Сначала Рита заволновалась, зачем за ней наблюдать? Минут через пятнадцать она занервничала, что если за ней наблюдают, то почему так долго? Ещё через пятнадцать минут Рита заскучала, и не надоело им за ней наблюдать? Ещё через некоторое время, Рита уже не переживала, что её эмоции будут играть против неё, ей окончательно стало безразлично. И если у Ильи Кирилловича была цель вывести её из себя, он опоздал, в этой стадии она была давно – примерно час назад.

У Риты было полно времени, чтобы придумать себе оправдательные речи, заняв позицию законопослушной женщины, и не важно, что пришлось переступить правила законов, все ведь делалось во благо справедливости. Она была уверенна, что Кузнецов Илья Кириллович примет все её доводы и отпустит.

Время играло в её пользу, была возможность обдумать не только свои позиции, но и позиции обвинителя. Одно Рита не могла понять, как Губарев смог убедить полицию, что является жертвой произвола, при этом самому остаться в лучах божественного света? На этот вопрос мог дать ответ только Кузнецов, потому что сама Рита не могла представить губаревские оправдательно-обвинительные доводы.

У Риты было полно времени, чтобы осмотреть все прелести собственного отражения, решетки на окне, серость и грусть на стенах, холодную пустоту комнаты. И вот когда она была уже готова встать и постучать в зеркало, дверь открылась, и в комнату вошел высокий молодой человек.

– Марченко Эдуард Викторович – представился он, расстелил фотографии перед Ритой и сел напротив.

– А где Илья Кириллович?

– Он не ведет это дело, но помог разыскать вас. Я так понял, вы с ним пересекались.

– Пересекались – повторила Рита. Это в корне меняло её позицию. Причем не совсем в хорошую сторону. Разговор с незнакомым следователем мог в корне поменять ход событий, которые она в течение предыдущего часа выстраивала, шаг за шагом, слово за словом.

Она взглянула на фото. Пятитысячная купюра, увеличенная до форматов офисной бумаги, смотрелась комично, и если бы не решетка на окне, серые стены и зеркало, за которым аппаратура фиксирует все её движения и слова, она бы улыбнулась.

Мыслями она лихорадочно пробежалась по кабинету Губарева, пытаясь отыскать там пятитысячную купюру. Бутылка с лимонадом, зажигалка, сумка, компьютер и принтер, из которого выползают заявления Сидельниковых. Разговаривали о деньгах, о прейскуранте, но денег она точно не носила.

– Откуда у вас эти деньги? – просил Марченко, постучав по фотографии.

– У меня их нет – резонно заметила Рита.

– Правильно. Вы рассчитались ими с официантом в кафе.

В этот момент Риту бросило в жар. Она почувствовала, как затылок загорелся, и по голове к вискам растеклась огненная лава.

Марченко всё заметил. Он был доволен. Так быстро поймать преступника удается не только Кузнецову.

– Значит, вы не отрицаете, что расплатились с официантом фальшивыми деньгами.

***

Рита медленно провела ладонями по лицу, собираясь с силами и мыслями и ответила:

– Я не отрицаю, что расплатилась с официантом, но я не знала, что деньги фальшивые.

– Все так говорят – вспомнил Марченко. – Где вы печатаете эти деньги?

– Подождите.

Рите действительно требовалась пауза, она не готова была к такому повороту событий, она собиралась защищать себя совершенно в другом обвинении. Но следователю не нужны были паузы. Обычно в такие моменты преступники успевали придумать более-менее правдоподобную историю. И если бы он был фольклористом застенков, то с удовольствием бы слушал. Но он был профессионал своего дела, и брать быка за рога, в данном случае, преступницу за улики, была его прямая и молниеносная обязанность. Поэтому он не дал времени Белозеровой на придумывание оправданий.

– Сколько фальшивых денег вы пустили в оборот?

– Постойте.

Как жаль, что она успела сделать поспешные выводы. И теперь в экстренном порядке пришлось менять весь план действий. Но Марченко не собирался давать ей возможность прийти в себя, заваливал вопросами грозным голосом, не менее грозно посматривая.

– Кто ещё в курсе ваших дел?

– Да, точно. У меня есть свидетель того, что деньги не мои. Пишите: вчера я и моя новая знакомая попали в аварию. Виновник аварии Максим Анатольевич Богатырев – новый замминистра министерства… Почему вы не пишите? Ах, ну да, у вас же там камеры и диктофоны – кивнула она на зеркало.

Хоть его и предупреждал Кузнецов, что Белозерова не виновата, но чтоб так быстро она развернула ход допроса в свое русло, не входило в его планы. Но он все же заслушался.

– Так вот, он мне и дал несколько купюр из своего портмоне. Вернее не портмоне, а сумка, не важно. Кстати, в моей машине, то есть она не моя, моего мужа, точнее мужчины, не в этом суть, есть видеорегистратор, думаю, на нем все зафиксировано. – Она с досадой цокнула языком – хотя, скорей всего не будет видно.

Марченко как очарованный моряк выскользнул из объятий Сирены, услышав фальшивые нотки в очаровательной и соблазнительной песне. Он продолжил состязание, но ещё не знал, что столкнулся с сильным соперником, хоть его и предупреждали, что характер и интеллект подозреваемой не сахар. Но цель любого допроса добиться признания, и от неё он не отступал.

– Портмоне – не портмоне. Машина ваша – не ваша. Муж, который не муж. Да ещё и регистратор, на котором ничего не видно.

– Надо проверять – согласилась Рита с последним замечанием.

– Мы проверим, не переживайте. То есть вы утверждаете, что вам их передали.

Мысленно Рита прикидывала насколько липко вляпалась в опасную ситуацию. И все складывалось не в её пользу. Марченко мог официально ограничить её свободу на три дня. На основании закона, на основании веских доказательств, на основании очевидных фактов, на основании предположений и свидетельских показаний. И чтобы предотвратить побег преступника, а именно преступником она являлась в его глазах, он может отправить её в камеру.

– Я не преступник.

– Я тоже на это надеюсь.

Весь его вид и тон голоса противоречил словам.

Рита естественно ему не поверила. Если она не преступник, то Марченко придется искать другого. А это энергозатратно.

– Кузнецов ручался – пристально глядя ей в глаза, сказал Эдуард. Пытался понять есть ли веские причины, которые могут обелить девушку. – Я обязан предупредить, если вы попадетесь мне на глаза в этом деле, я имею ввиду ещё хоть раз, то мои умозаключения будут однозначны, и перейдут в ваше заключение.

Рита не стала в открытую сомневаться в его умственных способностях, тем более не было причины, кроме радости в успехе, но была обязана предупредить:

– Это поспешные выводы. Я законопослушный гражданин своей страны.

– Учту. Давайте по делу.

Допрос мягко перешел в беседу – Рита постаралась сделать все, чтоб он не вернулся в обратном направлении.

– У меня есть номер телефона моей новой знакомой, которая подтвердит мои слова. Да, и, кстати, он с ней рассчитался за покорёженную машину.

– Диктуйте контактные данные.

Через полчаса Рита была на свободе, точнее ей разрешили уйти, но она посчитала неуважительным бескультурьем пройти мимо кабинета Кузнецова и не поздороваться с его хозяином. Хозяин оказался на месте и занимался наискучнейшей работой – стучал по клавиатуре.

– Терпеть не могу печатать – проговорил он, пытаясь найти букву. – Где эта «Х».

– Х – это хорошо? – поинтересовалась Рита.

– В моей работе – это наоборот – проговорил он, водя пальцем в воздухе над клавиатурой.

– Справа сверху – подсказала Рита. – Представляете в какую некрасивую ситуацию я попала.

– В курсе уже. – Он, наконец, обнаружил пропажу литеры – легче убийцу найти, чем нужную букву. Как будто нельзя было в алфавитном порядке расставить.

Возмущался он постоянно, когда приходилось печатать, садился в кресло скрепя сердцем, включал компьютер с плохим настроением, а выключал с ужасным. Ну не любил он такую работу, при которой приходилось терять время и не сдвигаться с мертвой точки. Он потер глаза и отодвинулся от клавиатуры, но наконец взглянул на монитор. Сегодня повезло: он напечатал почти полстраницы и даже на русском языке.

– Ориентировочка на тебя пришла. Я тебя сразу признал, но дело не ко мне попало. Но ты не расстраивайся. Марченко толковый следователь, разберется. Поэтому я тебе позвонил. А теперь рассказывай, красота неописуемая, как ты попала в эпицентр фальшивомонетчества?

– Случайно.

Он хитро улыбнулся:

– Небось расследование какое-то ведешь.

– Нет. Серьезно нет – подтвердила Рита, не увидев на лице Кузнецова изменений.

– Я же тебя хорошо знаю. Тебя ведь хлебом не корми, дай куда-нибудь нос свой… Ай – он махнул рукой и все-таки изменился в лице. По нему пробежала тень, откинутая переживанием. – Рита, в городе девчонку убили, молодую. Марина Задорожная. Тоже журналистка. Была. Какие дела вела? А никакие. Уверен, она думала, что ее действия приведут к награде, а нет, ее действия привели к смерти. Нашли её работники мусоровывозящей компании, когда мусорные баки перегружали в машину. За баками. В луже собственной крови и потекших вонючих отходов. Застрелили девчонку. В грудь и в голову.

– Киллер – догадалась Рита.

– И где вас таких умных выпускают?

– Неуловимый киллер – не обращая внимание на его ехидные замечания, продолжила свои догадки Рита.

– Откуда ты все знаешь?

– Вы преувеличиваете.

– Да. Ты права. Киллера трудно найти, а ещё труднее, оказывается, найти заказчика.

– Не отчаивайтесь, вы найдете.

– Я не отчаиваюсь – он прикрикнул на неё, раздражаясь, – я тебе предупреждаю. Я же не знаю, во что ты опять вляпалась.

– Никуда. Серьезно. Я в клинику ехала. У меня собака болеет. А перед моим носом две машины столкнулись. Я и деньги не хотела брать. Он мне их в руку вложил и умчался.

– «Гайцов» не вызывали? – успокаиваясь, спросил Кузнецов.

– Решили все полюбовно. Ему скандал не нужен. Новый человек в городе, при большой должности…

– Ну смотри – протянул он и оседлал своего философского конька – люди всю жизнь ошибаются. Вы думаете, что полюбовно, а нет, все по коварству. Подставили тебя.

– Меня-то зачем? Слушайте, – осенило Риту – а может он и не знал, что у него в сумке фальшивые деньги?! может ему кто-то взятку дал, а он с нами рассчитался.

Эта идея Риту полностью удовлетворила. Почуяв грязную сенсацию, как охотничья собака след дикого животного, Рита быстро распрощалась с Кузнецовым и уже через час входила в кабинет Максима Анатольевича Богатырева, проскользнув мимо спины секретарши, машинально удивившись, что она не сидит у двери начальника, как сторожевой пес.

Кабинет был пуст, но Маргариту подобные мелочи никогда не останавливали. Она осмотрелась, заметив некоторые изменения после прежнего хозяина, которые не стоили глубокого анализа. Казенные пенаты никогда не отличались друг от друга и были похожи, как братья близнецы, чем удовлетворяли своей простотой и ненавязчивостью. Стол, стулья, пару шкафов, и календарь на стене, чтоб зарубки на стенах не ставили, а считали дни своего пребывания в данном кабинете цивилизованно: по датам. На столе были расстелены бумаги, возможно, нынешний замминистра не только считает дни, но и работает. В одном из органайзеров красовались визитные карточки, похожую вчера Рита оставила на торпеде Сережиной машины. А ещё вчера она категорично заявляла бабушке, что не пойдет с визитом к Богатыреву. В очередной раз убедилась, что многое зависит не только от человека, но и провидения. Хотя в данном случае все зависело от человека. Человек передал ей фальшивки, вынудив на встречу.

По её подсчетам он должен был появиться с минуты на минуту. Подсчеты подвели. Ожидание затягивалось и вводило в грусть. Направляясь сюда, Рита испытывала здоровое чувство справедливости, в процессе ожидания оно спадало и превращалось в сонное мытарство.

Вскоре Рита не выдержала и решила воспользоваться визиткой хозяина кабинета. Она набрала номер телефона и услышала его голос. После всех приветствий, она заявила:

– Деньги, которые вы вчера мне передали, оказались фальшивыми, и вам придется проехать со мной в полицию.

– Какие деньги? – уточнил он.

– Которыми я сразу же расплатилась в кафе.

– Девушка, это полностью ваши проблемы.

– Могу вас заверить, что это теперь и ваши проблемы. Не поедете сами, за вами придут.

– Кто?

– Полиция.

– Пусть приходят. С ними разговор получится более конструктивный.

– Какая наглость – возмутилась Рита и взглянула на экран телефона – он ещё и трубку бросил.

Вскоре дверь отворилась, и в неё вошел мужчина средних лет, гладко выбритый, русый, с серыми бездонными глазами, настолько прозрачными, что казалось, в них нет жизни. Одет он был в синий пиджак, джинсы, белоснежную рубашку и такого же цвета кроссовки. Эталон мужской моды поинтересовался:

– Вы ко мне?

– Не к вам. К Максиму Анатольевичу.

– Тогда я вас слушаю.

Дальше произошла комичная ситуация, которую Рита бы с удовольствием вспоминала с улыбкой, если бы не весь трагизм произошедшего.

Она утверждала, что пришла к Максиму Анатольевичу.

Он утверждал, что готов её слушать.

Она требовала пригласить Богатырева.

Он требовал изъяснять суть проблемы ему.

Она не выдержала и воскликнула:

– Он подсунул мне фальшивые купюры.

И тогда мужчина окончательно убедился, что перед ним сумасшедшая, сбежавшая в форточку дурдома. Именно в этот момент в кабинет вошла секретарь. Взгляд её посветлел, когда она увидела, что начальник не один.

– А я думаю, с кем вы разговариваете? – она поставила перед ним кружку с кофе.

– Вот девушка обвиняет меня, что я подсунул ей фальшивые купюры.

– Так это же Маргарита Белозерова. Она постоянно кого-то обвиняет. Это в её стиле. Здравствуйте, Маргарита.

– Здравствуйте, Зинаида Васильевна.

– Вы взялись за старое? Проскользнули мимо меня, я и не видела. Устроили у моего начальника бедлам. Вы не изменяете своим привычкам?

– То есть это уже не первый раз? – догадался Богатырев.

– Эта девушка – ураган перемен. Когда она появляется в этом кабинете, начинаются необратимые процессы.

Женщина говорила спокойно, иногда мягко улыбалась. И было непонятно радуется она переменам или грустит по прошлому.

Зинаида Васильевна работала в этой организации секретарем со времен перестройки, то есть с восемьсот лохматого года, и прекрасно справлялась со своими обязанностями и нежданными гостями, наподобие Белозеровой. Истинные эмоции были спрятаны под слоем высокого уровня профессионализма – умение держать на лице улыбку, быть начеку, успевать варить кофе и печатать десятью пальцами со скоростью струйного принтера, при этом уметь отстоять дверь начальника, не допуская прорыва просящих.

То, что она проморгала появление Белозеровой, было для неё удивительно и немного раздражающе. Хотя было подозрение, что журналистка у многих вызывает подобные ощущения. Для Зинаиды Васильевны правильным и главным оставалось правило не выдавать истинных чувств, испытываемых при появлении подобных людей. Хотя считала, что секретари должны быть с качествами сторожевых собак – облаять и покусать или махать хвостиком и пропустить зависело только от команды хозяина. Хозяин команды не давал, зато Рита спросила:

– Это Богатырев? Максим Анатольевич?

– Губарева здесь давно нет – разбавив улыбку ехидными словами, ответила Зинаида Васильевна. – С вашего последнего визита у вас частичная амнезия?

Рита развела руками:

– Ой, перестаньте. Я не сумасшедшая. Просто вышло какое-то недоразумение. С большой вероятностью, что криминальное.

– И в чем же оно заключается? – поинтересовался Богатырев.

Наверное, в этот момент Рите нужно было замолчать, распрощаться и уйти, но её понесло:

– В том, что за вами все равно придет полиция, потому что кто-то воспользовался вашей визитной карточкой, представился вашим именем, совершил аварию и теперь сорит фальшивыми деньгами. Если вы действительно Батырев Максим Анатольевич.

– Да – выдохнул он.

Зинаида Васильевна, подтверждая, кивнула.

– А машина у вас – серебристый спорткар?

– Нет.

– Поздравляю, вас подставили – спокойно предположила Рита.

– Зинаида Васильевна, сделайте, пожалуйста, кофе для девушки, а мы тем временем попробуем познакомиться заново и разъяснить ситуацию. Тем более, я так понимаю, она теперь касается меня.

– Да – с энтузиазмом заверила Рита.

Вскоре на столе появились кружечки-наперсточки с ароматным кофе, ложечки и тарелочка с кусочками сахара. Зинаида Васильевна умела исполнять желание начальства с превосходством.

Пока Рита рассказывала Богатыреву о своих вчерашних приключениях, Максим Анатольевич менялся в лице. Каждое её слово было активатором, он готов был бежать на поиски афериста, но это состояние было скоротечно, вскоре он как-то вмиг устал, глаза потемнели, осанка приспустилась. В голове пульсировало и даже начались видения, как к нему входит полиция и тесные наручники сковывают его руки.

– Полиция – повторил он воспаленную мысль.

– Да. Из-за меня у вас начнутся неприятности. Но у меня есть свидетельница. Та женщина, которая попала в аварию. Виолетта Ершова. Она подтвердит, что это не вы дали нам деньги. Тот мужчина был с бородой, но теперь я сомневаюсь в её подлинности.

Он допил кофе и проговорил:

– Приятно было познакомиться. Дальше я буду разбираться сам.

Но девушка не торопилась уходить, она ходила по кабинету и строила предположения, чем сильно утомляла. Он наблюдал за ней, как пациент гипнотизера за маятником и, казалось, что сейчас он провалится в собственное подсознание.

Когда она ушла, он почувствовал слабость и тошноту. Маятник с именем Маргарита раскачала его организм до тошноты. Он собрал все силы и вышел из кабинета, столкнулся в дверях с Зинаидой Васильевной. Она от неожиданности рассыпала документы по полу, кинулась их собирать. Он тоже кинулся, как ему показалось, но на самом деле он попытался и почувствовал, что утренний завтрак поднимается к горлу. Он выскочил в коридор, споткнулся о собственные ноги, они почему-то заплетались, чуть не упал и, не видя ничего вокруг, помчался в уборную.

– Максим Анатольевич, вам плохо? – услышал он рядом, но как бы из-под слоя песка. – Сейчас, подождите. Сейчас.

Голос был нежный.

– Вот, выпейте. Это кипяченая вода, не бойтесь. Пейте. Она остыла. Я собиралась её вылить. Но вы не бойтесь она свежая. Я утром кипятила.

Он попытался её разглядеть. Но увидел только яркое цветочное пятно, кажется, женщины называют его фуксией. Крепкие руки фуксии вели его по коридору. Он ничего не видел, только мелькали размытые облики картин на стене министерства и двери, двери, двери.

– Проходите сюда – она подтолкнула его в спину, но в тоже время держала под руку.

Она подала ему стул и усадила, приперев его к стене.

– Я дверь на ключ закрою. Ко мне мало кто ходит. Если вам снова станет плохо, вот можете в мусорное ведро.

Каждое свое слово она подтверждала действиями. Он наблюдал за ней, и цветок фуксии постепенно обретал черты женщины. Молодая. Нежный голос не обманул.

– Не надо, чтоб вас кто-то видел.

– Что?

– Вам нельзя в таком виде.

– В каком?

– Пьяном.

– Я не пьян. Мне просто стало плохо.

– Да? – удивилась она. – Простите, я думала… я просто не поняла… извините… мне показалось.

– Как вас зовут?

– Антонина. Антонина Самойлова. Вам давление нужно померить. Наверное, подскочило, вот вас и расплющило.

Он задумчиво покивал головой, вспоминая, сколько кружек кофе сегодня выпил. Подсчеты не имели космических цифр. Да, он выпил кофе, от которого отказалась Маргарита, но от него не должно было подскочить давление, а вот в купе с информацией, которую так неудачно преподнесла журналистка, могла быть толчком для стресса и гипертонии. Ему требовался отдых. Силы как будто покинули его, голова перестала работать, мысли разбрелись, попрятались.

– Максим Анатольевич, давайте я вас домой отвезу. Ах, моя машина в ремонте. Ну, ничего. Сейчас вызову такси.

Он не стал отказываться.

Пока ехал, он приходил в себя. Постепенно возвращались четкие действия и способность разговаривать. Гул в голове прошел, а движения стали осознанными и крепкими. Как будто скоростное отрезвление. Если вернуться назад, то понимаешь, почему Антонина приняла его за пьяного. Но все же окончательно он пришел в себя уже на съемной квартире.

Он ходил по квартире, пытаясь найти себя. Мысли так и не вышли из своих укромных мест, но он не оставлял слабые попытки привести себя в чувства. Единственное, что не нравилось ему на съемной квартире, что не было привычных для дома вещей. Таких, как турка, … и тонометр.

Ближе к вечеру он уже чувствовал себя хорошо. Самочувствие к этому моменту было хорошее и больше не беспокоило. Поэтому пытался разобраться в истинных причинах появления в его кабинете Маргариты Белозеровой. Не сказать, что с этой задачей он справился, но был уверен, что если поведение людей выходит за рамки нормы, то это очень подозрительно. А поведение Белозёровой выглядело странным. Хотя сам он со стороны тоже выглядел, мягко говоря, неадекватным – и в этот момент Зинаида Васильевна могла объяснять следователям, что её начальник сбежал с работы как только узнал о фальшивых деньгах. Вопрос: какой вывод могли сделать представители правоохранительных органов? Ответ: однозначный.

Иногда явные подозреваемые могли быть предполагаемыми сообщниками.

***

Рита нежно гладила Сергея по груди, добралась до шрама, провела пальцем и накрыла его ладонью. В юности она увлекалась йогой, даже ходила на занятия, но сегодня не смогла бы повторить ни одной асаны. Единственное, что она пронесла через годы до этого дня – это осознание энергии. Человеческая энергия может управлять самовнушением. И наоборот. Силой мысли перенаправить её в определенную точку тела и вылечить больное место. Рита исцеляла Сергея ладонью, подмешав туда ещё и любовь.

Они лежали в постели. Не хотелось ни о чем думать и тем более разговаривать, но Сергей спросил, чем она занималась весь день, и ей пришлось рассказывать.

– Вот, а потом я позвонила Виолетте Ершовой. Она где-то за городом, на даче, с ребенком. У неё ребенок инвалид. Приедут в город через пару дней. Следователь уже приезжал к ней. Она подтвердила, что учувствовала в аварии и взяла деньги у Богатырева.

– Но на самом деле это был не Богатырев.

– Да. В общем, за два дня побывала в двух неприятностях. Воспользовалась фальшивками и наехала на замминистра. Да, и, кстати, деньги, которые бородач передал ей, оказались не фальшивыми.

Произнося последние слова, она медленно села в кровати.

– Вот это да – Сергей тоже подскочил, хотя ещё полчаса назад собирался сладко заснуть в объятиях любимой женщины.

– То есть хотели подставить меня? Стоп. Нет. Я этого мужика даже не знаю. Я этого бородача в первый раз видела.

– Борода точно его?

– Я не дергала – недовольно огрызнулась Рита, злясь в первую очередь на себя. Как она могла выдать Сергею информацию опасную для её дальнейшего будущего. Теперь он запрет её дома – замки на двери, ставни на окнах, а ключи от них выкинет в ближайший пруд, хотя, нет, будет носить на груди. – Да нет, если бы я с ним встречалась когда-то, то запомнила. Да и машина у него видная.

– Какая? – требовательно спросил Сергей.

– Серебристая.

– Обычная – не согласился Сергей.

– Спорткар.

– Видная – согласился Сергей.

– И зачем так усложнять? Он врезался в машину Ершовой.

– Да, это показатель. Ты могла вообще объехать их стороной, если бы не уперлась в её машину. И тогда возможность подставить тебя уплыла бы. Может он и сам не знал, что пятитысячные купюры не настоящие. С ней он расплатился тысячными, их было больше, он просто отдал их ей. А тебе отдал из портмоне, и сам не знал, что они фальшивые.

– Ну, конечно. Сережа, ты гений.

– Не подлизывайся. Я все равно не хочу, чтоб ты работала.

– Ты опять за свое. Я только успокоилась, ты начинаешь на меня давить.

– Я не давлю и не требую.

– Одно другому не мешает. Сережа я же не говорю тебе, чтоб ты бросал работу.

– Моя работа не плодит врагов.

– Ага, а твоих бабушку и дедушку не из-за неё убили? – возмутилась Рита и прикусила язык. – Ой, извини.

Извиняться было поздно. Когда Рита начнет сначала думать, а потом разговаривать с Сергеем откровенно.

– Ты ведешь себя, как маленькая, разбалованная девочка – заявил он, схватил подушку и вышел из комнаты.

– Это ты так себя ведешь – закипая, выдохнула пар ему вслед Рита.

Обсуждение проблемы привело к скандалу. Рита давно заметила, что с Сережей очень трудно разговаривать. Он постоянно пытается взять над ней верх, у него это не получается и злость берет верх над ним, выпирает из всех щелей, просачивается в их совместную жизнь, отравляя своим токсичным зеленым газом их любовь.

Рита к таким разговорам не привыкла, точнее к такому тону. Она действительно почувствовала себя разбалованной. Разбалованной в том смысле, что никто и никогда не запрещал ей делать то, что она считала правильным. Спорить с ней было бесполезно, она всегда могла найти слова убеждения, но Сергей оказался непробиваемый – он просто не слушал её. Рита никогда не встречала такого агрессивного отпора. Если ей нужно было пойти учиться на журналиста, дедушка и бабушка позволяли. Если ей нужно было пойти работать в криминальную газету, дедушка и бабушка позволяли. Если ей нужно было вести расследования, дедушка и бабушка позволяли (точнее это они даже не знали – она им не говорила). Но никто и никогда не сказал ей, что журналистская профессия не для неё, что любознательность приведет к беде, а воспаленное чувство справедливости – к трагедии.

И теперь хотелось плакать, либо разорваться на части, на худой конец, забраться под одеяло и скрутиться калачиком, но проявлять слабость и показывать бессилие было не в её правилах. Тем более в этом деле Сережа опередил её.

Она хмыкнула. До утра заснуть не получилось. Пессимистичные мысли разбавленные обидой не позволили сомкнуть глаза. К рассвету Рита пришла к выводу, что мужчине должно быть комфортно с женщиной, а если Серёжа, схватив подушку, убегает и прячется в других комнатах огромного дома, значит в этих отношениях большая трещина. Здесь либо латать, либо резать, не дожидаясь перитонита, как сказал главный герой «Покровских ворот».

Настроение было такое, что способы латания Рита этой ночью не рассматривала. Она бы с большим удовольствием собрала вещи, как Сергей подушку, и ушла бы к бабушке, но не хотела лишних расспросов. Мрачные мысли плавно перетекли в жалость к себе. В этот момент она жалела, что у неё нет сестры, к которой можно было бы прибежать в любое время суток и устроить обсуждение Сережиного поведения, его непозволительной настырности и требовательности. Сестра бы налила стакан успокоительного, либо бокал вина, они бы сидели на кухне в халатах, забравшись с ногами на стулья, закусывали бы сыром с медом и смеялись, а может и плакали. Всемирный потоп в кругу семьи приветствовался.

Мечты сморили, но выспаться этой ночью не удалось.

Прислушиваясь к тишине, Рита встала и устроилась за компьютером. Через некоторое время поиск информации так её затянул, что она отвлеклась от ссоры с Сергеем. И как у него ума хватает пытаться запретить ей заниматься любимым делом? Ведь она забывает обо всём, погрузившись в любимое дело.

Через некоторое время она услышала, что Сергей проснулся, а может тоже не спал. Она надеялась, что он зайдет в комнату, и они помирятся. Но Сергей вопреки своим привычкам даже завтракать не стал, уехал на работу.

И Рита окончательно решила переехать к бабушке.

Пожила с любимым мужчиной и хватит.

***

Максим Анатольевич уже привык, что приходя на работу за полчаса до рабочего времени, встречал Зинаиду Васильевна на месте. Секретарь, как всегда выглядела превосходно. Ухоженная, не смотря на возраст.

– Доброе утро, Зинаида Васильевна. Как ваш внук?

– Доброе утро, Максим Анатольевич. Болеет. Прививку сделать не можем. Два месяца откладываем. То одно, то другое. К вам, кстати, посетительница – она кивнула за его спину.

– Вы? – удивился Максим Анатольевич, кинув взгляд на девушку. – Надеюсь ко мне?

– Я – кивнула Рита, уловив издевательскую нотку в тоне, ответила взаимностью – если вы Богатырев, то к вам.

– Я думал, мы вчера определились, кто есть кто.

– Я помню.

– Вы снова расплатились фальшивыми купюрами?

– Не ерничайте. Вам это не к лицу. Я по другому вопросу.

Она не стала ждать приглашение, поднялась с дивана и прошла в его кабинет.

– Зинаида Васильевна, сделайте, пожалуйста, девушке кофе, она вроде не выспалась.

– А вам?

– Пока откажусь, а то вчера давление подскочило.

– Это вспышки на солнце. Я тоже себя плохо чувствую.

Он вошел следом за Ритой в кабинет и расположился во главе стола.

– Не хочу терять время и силы на расследование – объявила она, стараясь держать речь в торжественном темпе, но коматозное состояние брало верх. Сказывались последствия бессонной ночи.

– Какое расследование? – устало спросил он, стараясь не выдавать любопытной обеспокоенности.

Рита присела, открыла сумку, заметив, что в эту секунду на неё напало де-жавю, что-то подобное уже было – открыла сумку достала бутылку, зажигалку. Фу, в её голове было полно приличий, чтобы краснеть, вспоминая этот эпизод, хотелось его забыть и не вспоминать, но она же не склеротичка. Она прогнала видение, списав все на усталость. В этот раз она достала увесистую кипу документов. Два часа потратила на распечатывание копий приказов. Положила их на стол, а сверху придавила руками, как бы боясь, что они разлетятся, хотя прогноз погоды ураганов не предвещал.

– Сразу скажу, что могу провести самостоятельное расследование, некоторая информация есть в открытом доступе на сайте, некоторую нарою.

– Из ваших уст звучит как угроза.

– Наоборот, предупреждение. Вы мне не верите? Максим Анатольевич, я чувствую, что виновата перед вами. У меня не было плана портить вам репутацию, и если испортить хотели вам, то это не я.

– Вы имеете в виду фальшивки. Так может, хотели испортить вам, Маргарита. Я так понял, что вы журналистка, которая не боится писать правду.

– Не все зависит от меня. Многое от издающих редакторов. Сенсацию можно найти и в темной подворотне, но выйдет ли она в свет, не мне решать. У меня уже такое было, когда статью прятали и уничтожали доказательства, а свидетельницу чуть не убили.

– Значит у вас много врагов.

– Я уже думала об этом. Если бы хотели подставить меня, то процесс передачи денег мне был очень запутанный. В аварию с якобы вашим спорткаром я могла и не попасть. Я вообще первый раз воспользовалась автомобилем Сергея. А вот визитная карточка у бородача была при себе. Думаю, он заранее подготовил и визитку и деньги. Поэтому цель – вы.

– Логично.

– Не удивляйтесь, рассуждать логично я умею.

– Только я в этом городе без году неделя.

– Тю. Но вы же где-то работали до этого?

– Работал, только дорогу никому не переходил.

– Верится с трудом.

– Что вы имеете в виду?

– В наше время трудно не перейти дорогу. Интересы пересекаются даже у соседок-старушек. Кстати из-за старушек я и пришла. Некоторое время назад ко мне обратился односельчанин. Министерство не давало разрешение на оформление права собственности на земельный участок. Я поговорила с Губаревым и он услужливо помог. Нет, вы не подумайте ничего плохого. Взяток не было. Я рьяная противница подобных методов решения вопросов. Так вот, тогда это был единичный случай, и я наивно думала, что произошла какая-то техническая или человеческая ошибка, и наш односельчанин чуть не лишился своего имущества. Но на днях ко мне обратились ещё несколько пожилых людей с подобной ситуацией. Просили описать ситуацию в СМИ. Я же предложила им идти в суд, прокуратуру и следственный комитет.

– Да – протянул Максим Анатольевич.

– Проблема – помогла Рита найти слово. – Министр ваш на больничном, поэтому это ваша головная боль на ближайшее время.

– Николай Николаевич в отпуске – поправил Богатырёв.

– Какой-то затяжной отпуск.

– Маргарита, вы намекаете, что были какие-то махинации.

Он не спрашивал, давно понял, к чему она клонит, и был полностью с ней согласен, что разбираться и отвечать придется ему, но принципиально не хотел показывать ей, что переживает по этому поводу. Разборки с правоохранительными и контролирующими органами не входили в его планы. А планы у него были грандиозные. И проверки могли нарушить так тщательно выстроенную конструкцию. А если рухнет все то, что он придумал, то о карьере можно только мечтать и знать, что эти мечты не сбудутся. Дела прошлые могли негативно сказаться на делах предстоящих. И естественно было опасно вмешательство в них журналистки Маргариты Белозеровой. Она могла помешать. И что-то ему подсказывало, что именно так она и сделает.

Как выдавить её из этого дела он не понимал, но лихорадочно искал возможности от неё избавиться.

– Вы прекрасный теоретик убедительности. Одно не могу понять, зачем вам это надо?

– Совесть.

– Что совесть? Мучает?

– Да, паразитка. Я и так вам много проблем принесла. Вернее не я, а тот мужичок с бородой. Не важно. В общем, проводя расследование, у вас могут начаться новые неприятности. А вы, я уверенна, ни в чем не виноваты, вы ведь человек новый, и к делам прошлым не можете иметь отношение.

– Хорошо. Я понял. Давайте тогда перейдем к сути и доказательствам. Я так понимаю, они перед вами – он кивнул на кипу документов.

– Да – Рита передала ему копии. – Это приказы на оформление прав собственности неких лиц.

– Что же здесь криминального? – с улыбкой спросил Максим Анатольевич.

– То, что у этих земельных участков уже были хозяева. И данный приказ очень похож на легализацию рейдерского захвата.

– Это очень громкие обвинения.

– Поэтому прошу вас разобраться здесь, в стенах министерства.

– Хорошо. Давайте сделаем так, Маргарита, я разберусь, а вы не…

– Не лезу, не мешаю. – В очередной раз Рита помогла ему найти слова. Честные и собственнопроговоренные не считались обидными. – Если честно у меня есть другие дела. А в этих делах буду надеяться на вас.

Ответ его удовлетворил. Журналистка оказалась не совсем принципиальная, либо очень занятая. Что было ему на руку. Посторонняя помощь не всегда была полезная.

– Вы-то сами какие сделали выводы?

– Если это система, то её нужно прекращать. Каким путем, сами разберетесь?

– Естественно – быстро ответил он, боясь, что она предложит помощь, заподозрив его в некомпетентности.

Маргарита не спеша выбралась из-за стола, попрощалась и ушла. На смену ей в кабинет вошла Зинаида Васильевна.

– Что хотела эта фурия? – предвзято спросила секретарь, собирая кружки на поднос.

– Извинялась за вчерашнее.

– Да вы что? Удивительно. Обычно она не опускается до подобного неуважения к себе.

– Да? А мне показалось, что она не пропитана амбициями.

– Амбиции есть у всех, только градус у всех разный.

– Ну ладно не будем обсуждать её за спиной. Лучше скажите мне в каком кабинете у нас Антонина Самойлова?

– В триста семнадцатом. А что?

– Хочу поздороваться – непринужденно ответил Богатырев, но так, чтоб Зинаида Васильевна поняла, что на следующие поступившие вопросы, он отвечать не станет.

Максим Анатольевич не торопился знакомиться с приказами, что-то подсказывало, что к этой работе нужно подойти секретно. Без посторонних глаз. Афишировать проблему он не торопился. Оставалось только надеяться, что сама Маргарита ещё не успела никому разболтать, и болтать не станет. Хотя женщины существа непредсказуемые, а умные женщины, ещё и опасные. Кто знает, что полусонная нимфа успела рассказать Зинаиде Васильевне, когда ждала его в приемной. Кто знает, может, в полусонной нимфе проснется контролер, и она станет каждый день названивать ему и требовать отчет по проделанной работе. А послать её на свое место работы – означало подписать себе приговор. Белозёрова была из той категории людей, которые добиваются цели, не обращая внимание на цели других людей.

Когда Зинаида Васильевна ушла, не добившись от начальника вразумительных ответов, Максим Анатольевич, спрятал документы в дипломат, вышел и закрыл кабинет, что не делал ещё ни разу со дня поселения в эту комнату.

Антонина Самойлова близоруко уставилась в монитор компьютера и не сразу заметила, что к ней в кабинет зашли. Она бубнила, читая.

У него появилась неожиданная возможность нагло порассматривать девушку. Вчера она казалась ему огромным цветком. Благодаря затуманенному взгляду он успел составить её образ по голосу. Образ оказался далёк от действительности. Неожиданно для себя он сделал вывод, что имя Антонина ей не идёт. А вот Тоня – подходит. Из огромной (а может даже анарексично худой фуксии) девушка превратилась в уютную круглолицую блондинку с веснушками на носу.

Не отрывая взгляд от экрана, Антонина похлопала по столу, нашла очки и нацепила их на нос.

Максим Анатольевич осмотрелся. Кабинет оказался узким и тусклым, хотя вчера ему казалось, что он освещен миллионом ламп. Поиски стула не увенчались успехом. Точнее стул-то он нашел, только присесть на него было проблематично. Все свободные плоские места выше пола были заняты документами. На столах громоздились башни папок, одна из них была родственницей Пизанской – клонилась и обещала упасть. Второй стол в этом неуютном кабинете тоже был засыпан продукцией бумажной промышленности, и если бы они не были исписаны, то казалось бы, что именно в этом кабинете ведет деятельность эта самая промышленность и производство бумаги на уровне перепроизводства – пора останавливать. Но обложки папок гласили, что внутри важные документы. За кипами стоял компьютер. Значит, где-то должен быть хозяин компьютера. Надеясь, что он не находится под завалами документов, Максим Анатольевич спросил:

– Антонина, почему вы работаете одна?

Тоня вздрогнула, ойкнула, чуть не упала со стула и пропищала:

– Максим Анатольевич?

– Я.

– Вы меня напугали.

– Простите, не хотел.

– Поверю. Доброе утро.

Она подскочила, засуетилась, освободила ему стул. Он помог. Схватил папки, огляделся в поисках свободного места, Тоня, как всегда помогла:

– Ставьте сюда. – Она присела и протолкнула кипу под стол. Тоня утрамбовала папки, прислонив их к ножке стола. Поднимаясь, пообещала: – Я потом разберу. Я уже месяц работаю одна. Несколько дней назад была у меня помощница. Два дня проработала. Я только успела ввести её в курс дела, она сбежала. Не догнали.

– В смысле?

– Это я шучу. – Она улыбнулась. – А хотите кофе, Максим Анатольевич?

– Кофе не хочу, а если чай есть, то не откажусь.

– И чай, и сахар, и шоколадка.

– Опять шутите?

– Нет. На этот раз все серьезно.

Она включила электрический чайник, и пока суетилась над кружками, он попытался реабилитироваться:

– Я пришел поблагодарить.

– Благодарите. Грешна, люблю, когда меня благодарят. – Она повернулась к нему и смутилась. – Это опять была шутка.

– На этот раз я понял.

Он действительно понял, что ему легко с ней. Всю ночь он промаялся, пытаясь понять, как извиниться перед девушкой, в кабинете которой вчера устроил неконтролируемое представление. Хотя был уверен, что с некоторых пор научился закапывать стыд под метровым слоем собственной уверенности. Но в душу закралась некая доля сомнения. Возможно, Антонина Самойлова вела с ним собственную игру, пытаясь за неуместными шутками спрятать волнение.

Она налила кипяток в кружку и передала ему. Аромат смеси горького черного чая и сладкой малины заполнил воздух. Хотелось дышать полной грудью, но было что-то сковывающее сознание. Пытаясь разрядить мысли, он проговорил:

– Спасибо, что спасли меня от неминуемого позора.

– Да ладно вам.

– Действительно, спасибо.

– Пожалуйста.

– Вы одна со всем этим справляетесь?

– Ой, Максим Анатольевич, не справляюсь. Ну а что делать? Никого найти не могут. Текучка такая… Берут на работу, они пару месяцев поработают и увольняются. Я тут сторожила. Состарюсь, пока это все разгребу. Но у меня возникла идея. Глупая конечно, но подающая надежды. Хочу сходить к сотрудницам, которые уже работали здесь, попробую уговорить, может вернутся?

– Ну если более стоящую работу не нашли, то вернутся.

– Вот, я тоже так думаю. Тем более не придется тратить время на обучение.

– Мне действительно очень неловко за вчерашнее…

– Ну, если неловко, то зачем вы об этом вспоминаете? Я уже и забыла. А почему вы не берете шоколадку? Очень вкусная, рекомендую.

Максим Анатольевич окончательно убедился, что, не смотря на ситуацию, в которой им пришлось познакомиться, не смотря на неудобство, испытываемое до этого момента, ему легко в её компании. Хотя ночью пообещал себе быстро извиниться, поблагодарить за спасение и ретироваться, а по возможности не общаться и избегать встреч в узком коридоре и освещенных местах, чтоб не заметно было неловкости.

Он взял кусочек шоколада, закинул в рот и запил чаем. А ещё долго вспоминал, что их общение напоминало ароматный напиток с привкусом молочного шоколада.

Но всё приятное когда-то заканчивается, и обычно в самый приятный момент. Позвонила Зинаида Васильевна и металлическим голосом оповестила, что в приемной его ждет следователь Марченко Эдуард Викторович.

***

Сидя на кухне съемной квартиры, он достал из портфеля кипу документов, которые передала Белозёрова. Они не несли в себе скрытой информации. Обыкновенные для его министерства документы. Схемы и планы земельных участков, описания координат и приложений, состав комиссий и проверяющих организаций. Сеть взаимосвязанных. При желании можно дернуть за одну веревочку, развязать узелок и вся сеть рассыплется. Вот только вопрос, есть ли сеть и что в ней противозаконного? Заявления, поступившие в министерство, прошли четкий регламент, по окончанию проверок и утверждений были созданы земельные участки и переданы в аренду обратившимся лицам. Да, произошла ошибка, и данные участки оказались в границах других участков. Лиц, которых представляла Белозёрова. Маргарита утверждала, что подобные случаи стали системой, с которой необходимо бороться. Главное, чтобы не она: методы её борьбы могли его не устроить. Ему вообще было не выгодно, чтоб сейчас кто-то пытался ворошить эти дела.

Он ещё некоторое время поизучал документы, выписывая в блокнот фамилии, даты, номера участков. Вскоре заметил одну закономерность. Этим и хороши выписки, когда нужная информация собрана на одном листочке, а не разбросана на десятке. Вытянув из каждого документа по пазлу, собрав их в одном месте, получилась картинка.

На двух из четырех документов была одна фамилия исполнителя – Ветрова И.К., на других – Петрова Н.Н., на следующих – Пилякова К.П.. И на всех документах стояла подпись одного из замов министра – Губарева. Но это показалось не подозрительным, потому что он единственный на тот момент имел право подписывать подобные документы. Про Губарева слагали легенды, непотопляемый ледокол. Не каждый сможет выдержать миллион прокурорских проверок. Единственное, что после одной из них он перешел на другую должность, но так и остался в родных пенатах.

В одном Белозёрова была права, массовые нарушения имели место. Оставалось только разобраться, нарушения имеют характер происхождения ошибки или умышленной кампании. Больше всего беспокоило, что Маргарита не сдержит слово и устроит собственное расследование, договоренность, которую они решили придерживаться, была мифической. Он не знал где грань честного слова полусонной нимфы. Но ещё больше беспокоило, что старики и старушки, интересы которых представляла Белозёрова, отправятся в прокуратуру. С её же подачи. Прокуратура – структура хорошая, но сейчас могла навредить. Любое привлечение внимание к себе приравнивалось к провалу. Ему хватило общения с полицией. Полдня потратил на объяснения, что это не он устроил аварию, что не он передал женщинам фальшивые купюры, у него нет спортивной машины, и понятия не имеет где преступник взял его визитную карточку. Многое складывалось против него, но он дал понять следователю, что целью обмана была другая персона, но не он.

Максим не вставая, повернулся к плите и помешал пельмени в кастрюле. Они приклеились ко дну, и пришлось встать и отшкрябывать их. Он заглянул в шкаф в поисках кружки, не нашел, ошибся дверцей, заглянул в другой, надеясь там найти если не ароматный чай, то хотя бы уютный уголок. Желания не сбывались.

Он вспомнил чай, которым его угощала Антонина и повздыхал. Поиски банки с чаем и кружки увенчались успехом, хоть и не обещали гастрономического экстаза. Казенная еда на казенной квартире не приносила удовольствия.

Пока он заваривал чай, сварились пельмени. Максим заправил их сметаной, сверху посыпал солью и, обжигаясь, боясь, что с горячим паром растворится аппетит, поужинал.

Он уже смирился, что его втянули в какое-то обыкновенно-сомнительное дело, но спорить с приказами не имел привычки. Но что-то подсказывало, что дело слишком сложное, а может даже неподъемное. Он любил сложные элегантные и многообещающие задачи. И очень завидовал Шилову, который всегда любил повторять: «В любой непонятной ситуации нужно лечь поспать. Во-первых, можно отдохнуть, расслабиться и отвлечься, во-вторых, во сне могут прийти решения». Оставалось только завидовать, потому что ложиться спать, не ответив ни на один вопрос, он не мог принципиально.

Богатырев редко ошибался в своих подозрениях, наоборот, был прозорлив.

К сожалению скучная процессуальная динамика должна происходить. Без неё никак.

– Пока я не увидел здесь ничего необычного. Все закономерно.

Шилов мог возразить, что именно это и есть необычное. Его богатый скептизм и скупой оптимизм помогли раскрыть многие дела.

В любой организации, в любом деле, в любом документе можно сделать ошибку, и министерство, к сожалению, не исключение. Это понимать надо. А если не понимаешь, то разобраться.

Единственное, что сегодня было странное, это визит следователя Марченко Эдуарда Викторовича. Причина также абсурдна, как и реальна.

Белозерова попала в сомнительную историю, а шишки полетели в его сторону.

Конечно ему нечего бояться. Визитная карточка не является доказательством его причастности, но лишнее внимание местного следователя ему ни к чему. Он человек не местный, залетный, в некоторых кругах сказали бы что гастролер.

Он сразу не сориентировался, хоть и Маргарита его предупредила. Все отрицал, удивленно смотрел, сочувственно вздыхал, возмущенно высказывался, только руки не заламывал, в общем проявлял актерские таланты. Раз его втянули в эту игру, пришлось играть по правилам абсурда. Решил делать все, только не признаваться следователю в истине.

Эдуард Викторович поверил (как настоящий детектив сделал вид). Он и так все понял, взглянув в его лицо, – (нет, честный взгляд здесь не причем) – всего лишь отсутствие общего во внешности Богатырева с бородачом. Но Богатырев догадывался, что с этой минуты он у него на особом крючке. А внимание его к новой персоне было опасно и неизвестно как далеко и в какую сторону заведет его расследовании происхождения фальшивых купюр с уликой в виде визитной карточки.

Стоило ли звонить Шилову. Конечно. Хотя бы для того чтоб попросить проследить за Белозёровой. Переводить стрелки на Маргариту не было необходимости, она и так уже в разработке.

Любой свидетель при закономерном и неожиданном раскладе в любую минуту может стать подозреваемым. А там и до обвиняемого не далеко. А сидеть или не сидеть в тюрьме решит только суд.

Понаблюдать за Белозёровой стоило ещё по одной немаловажной причине. Она собрала компрометирующий материал, которым могла махать в прокуратуре. Этого хотелось меньше всего. А то, что ему рассказал Зинаида Васильевна о Маргарите, вызывало уважение, но не стоило её недооценивать.

Поэтому стоило поторопиться.

Найти адрес и телефон Ветровой И.К. Петровой Н.Н. и Пиляковой К.П. не составило труда. Определив по карте города, что ближе всего к его дому дом Петровой Н.Н., он решил навестить первой её.

Нужная квартира находилась на пятом этаже. Лифта не было. Подъезд был в плачевном состоянии, особенно на последнем этаже. Штукатурка на стене вздыбилась пузырями, а та, которая отлетела, лежала на ступеньках крашенными в зеленый цвет пластами. Дверь открыл мужчина и дыхнул перегаром.

– Чё надо?

Как и любой алкоголик, вид он имел соответствующий данной категории людей. Замусоленная рубашка, застёгнутая в произвольном порядке, заправлена в трико с растянутыми коленками и жирными пятнами на ляжках. Лицо угловатое и стекшее, мучнистое и мешковатое, с красной паутиной на носу и огромными синяками под глазами. Волосы тоже не слушались своего хозяина, как и потребности, росли неровно, пучками. Алкоголизм стер возрастные черты. Индивид жил двумя событиями в жизни – выпил, заболел. Они сменяли друг друга и стирали человеческие признаки.

Так и не определив, кто перед ним – отец или муж, Максим спросил, пытаясь не вдыхать острый застарелый перегар:

– Петрова дома?

– Ты кто такой?

– Я с работы.

– Чьей? Надькиной? Она уже месяц не работает, а вы только очухались? Иди отсюда.

– Позовите Надежду.

– Что вы ходите к ней гуськом? Один за другим. Расспрашиваете. До боли уже. Интересуются они. Интересно им. А мне – нет. Только отошел. Надоели. Довели девку. А мне теперь страдать. Руки опускаются. Жить не хочу. А они тут ходят. Один за другим. Наденьку мою подавай. Я уже вашим все сказал.

Мужчина выплевывал слова даже не удосуживаясь поинтересоваться, что из всего сказанного понял Максим Анатольевич. В свою очередь Богатырев знал, что разговор с пропойным мужиком должен быть максимально коротким. Повторил:

– Надежда дома?

Спотыкаясь о русский мат, мужчина послал Максима восвояси и захлопнул двери.

Продолжать общение с пьяным мужиком Максим Анатольевич не собирался, поэтому отправился по второму адресу.

***

Тоня расправила блузку на гладильной доске и дотронулась утюгом до края шелка. Попробовала. Утюг нагрелся до нужной температуры и теперь не будет тянуть за собой материал. Из всей бытовой утвари Тоня гордилась утюгом, непригораемая поверхность, ой, как у сковородок, сто режимов температуры, триста возможностей подачи воды, миллион функций. Не утюг, а домработница. Он плавно пополз по материалу, приводя блузку в подобающий вид. Блузка тоже кстати была любимая. Сидела хорошо и к телу приятная.

Тоня думала, что возможно женщины, которые не испытывают нежности с мужем, находят нежность в вещах. Раньше её не посещали подобные глупости, а сегодня она провалилась в них.

Тоня усмехнулась, представив, как падает в глубокую яму, в которой хулиганят глупости, и ей там хорошо, весело. Спасение от реальности.

Она вздрогнула. Реальность не отпускала. В соседней комнате звонил телефон. Самойлов спал, а его телефон негромко трезвонил. Тоня тихо вошла в комнату и заглянула в экран. Надпись «Мать» моргала на экране, как сигнализация тревоги. Тоня схватила трубку, чтобы ответить, но вызов прекратился. И тут её постиг шок. Это был не первый звонок, а третий. Необходимо было перезвонить, чтобы успокоить женщину, она, возможно, уже меняет домашние тапочки на кроссовки, чтобы бежать быстрее электрички к любимому сыну.

Телефон снова ожил. Тоня быстро ответила:

– Здравствуйте, Светлана Григорьевна. А Петя спит.

Муж в подтверждение всхрапнул и перевернулся, что-то во сне недовольно промычал.

– Пусть спит – не поздоровавшись, разрешила свекровь. – Я приехала. Меня никто не встретил. Почему?

– Как приехали? – опешила Тоня.

– Что за глупые вопросы, Антонина? – Она умела так делать ударение на её имени, что невольно убеждалась в сомнениях. – На автобусе.

Тоня была слишком расстроена неожиданным приездом свекрови, поэтому не стала говорить, что ответ такой же глупый, как и вопрос. Она смотрела на Петю и лихорадочно соображала, что с ним делать, когда на пороге его мать. Свекровь тем временем продолжила:

– Ты почему меня не встретила?

– Я не знала, что вы приедете.

– Я вчера Петю предупредила.

Тоня хотела сказать, что пусть бы у него и спрашивала и не могла сказать, что Петя не просыхает уже неделю. И если разговаривал с матерью, то под действием алкоголя и тут же об этом забыл.

– Я звонила двадцать раз – сильно преувеличив действительность, с претензией сказала свекровь. – Мне пришлось взять такси. Я через двадцать минут приеду. Встреть меня. И возьми деньги, заплатишь. Тоня, ты слышишь?

– Да.

– Жди меня возле подъезда. Звонить не буду. Вы мне мобильную связь не оплачиваете. А она дорогая. Поняла, Антонина?

– Да, Светлана Григорьевна, не тратьте деньги.

Тоня быстро отключила вызов и взглянула на часы. У неё есть пятнадцать минут, чтобы привести мужа в подобающий вид. Она подошла к дивану и наклонилась.

– Петя. Петя, – она легонько дотронулась. Слишком легко, чтобы через глубину сна он почувствовал.

– Петя!

Потрепала по плечу.

– Петя! – потрясла. – Почему не предупредил, что мама едет? Хочешь, чтоб она тебя в таком виде увидела?

Мужу было все равно. Он если и реагировал, то не откликался.

Тоня подошла, раздернула шторы и открыла окно. В комнату медленно втекал свежий воздух, вытесняя перегар. Как хорошо сейчас на улице. Вечер. Свежесть. Цветы. Дети играют на площадке. Мамочки смотрят за ними и делятся друг с другом достижениями. Радость и гордость. Милота и прелесть. Тоня одернула романтично-завидующие мысли и вернулась к радости и прелести Светланы Григорьевны. Она – радость и прелесть – продолжала валяться на диване и похрапывать.

– Петя, вставай – повторила попытку Тоня. – Вставай, мама на пороге.

Она потянула его, помогла сесть. Петя приоткрыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. На секунду Тоне стало его жалко – такие глаза у дохлой рыбы выкинутой на берег после семибалльного шторма. Но Тоня быстро откинула жалость, приближение свекрови было более устрашающим.

– Пойдем, умоемся.

Он послушно двигался. В редкие минуты протрезвления он не был агрессивным, и Тоня его не боялась. Агрессивным он был, когда возвращался с гулянки. А когда поспит, то становился покладистым. Недовольным, но покладистым. Да и мамочку он если не боялся, то стеснялся.

Светлана Григорьевна за словом в карман не лезла и при острой необходимости могла навешать тумаков, таких, что при одном только воспоминании Петя чесал затылок и краснел.

Тоня стянула его с дивана, тянула по коридору, завела в ванную комнату, включила воду и попросила:

– Умывайся.

Петя облокотился на раковину. На этом его активные действия закончились.

– Петя, ну пожалуйста.

Тоня смотрела на его отражение в зеркале и думала, что из их кранов не течет волшебная вода. И чуда не произойдет. Помятое лицо, синяки, отечность не уйдет, даже если она найдет для него живую молодильную воду.

– Самойлов! – злилась она, понимая, что время течет быстрее воды из крана.

Петр только промычал. И ей пришлось все делать самой. Она переключила воду на душ, наклонила мужа в ванную и полила холодную воду ему на голову.

Он дергался, кряхтел, мычал и хрюкал, а Тоня осознавала, что её муж уже не человек, а домашнее животное, которое в пьяном виде иногда становился волком, хищником, монстром.

Пять минут мучений, и Петя был отправлен вытираться и переодеваться. А Тоня помчалась на улицу. И очень вовремя. Светлана Григорьевна выходила из такси.

– Рассчитайся – распорядилась она.

Тоня на ходу открыла кошелек, поздоровалась с таксистом и рассчиталась.

– Возьми сумку, дорогая, – требовательно предложила Светлана Григорьевна. От такого предложения Тоня не могла отказаться тем более на глазах у посторонних.

Мать Пети считала своим долгом накормить бедного сына. С такой-то невесткой. Тоня не сомневалась, в глазах свекрови она выглядела корявой, безрукой, неумехой. Переубеждать её в этом было бесполезно.

Поэтому она тащила сумку с банками огурцов, салатов и компотов. Банки позвякивали. Свекровь тоже звенела:

– Не разбей.

А Тоня мечтала скинуть их в проем между перилами. Только ещё не знала кого больше – банки или свекровь.

Когда вошли в квартиру, в нос дал неприятный горелый запах. Тоня лихорадочно соображала. Вроде Петя показался ей в адекватной норме, насколько это было возможно после ночного запоя. Но она не могла сообразить, что он успел натворить, пока она встречала свекровь.

– Чем у тебя воняет? – скривилась Светлана Григорьевна.

– Не пойму.

Тоня поставила сумку на пол и помчалась на поиски источника гари.

Когда она нашла, было горькое разочарование. Любимый утюг лежал на любимой блузке, выжигая в ней собственный отпечаток.

Она быстро подняла утюг, к нему приклеилась блузка, так и висела на радость свекрови.

Она как раз вошла за Тоней и любовалась картиной.

– Ну что ты за хозяйка? – картинно развела она руками.

– Какая есть – пробубнила Тоня. Иногда она жалела, что не умела скандалить. Бывало лежа в кровати перед сном, прокручивая ситуации дня (оставившие неприятный отпечаток), представляла себе другой поворот событий, где она красноречиво не дрогнувшим голосом отвечает обидчику. Наверное, где-то внутри неё жила, спала, иногда просыпалась храбрая, остроязычная вредина, обладательница тонкого юмора и богатейшего лексикона, с супер способностью красиво послать. Но такое могло быть только в уютной темноте одиночества, но ни как перед издевательским выражением лица свекрови. Сейчас главное найти в себе силы и не расплакаться.

Тоня выключила утюг.

– Хотела дом спалить?

– Очень – ехидно ответила Тоня. Ей было жутко обидно, что готовясь к приезду свекрови, готовя её сына, она испортила свою вещь. Любимую. Она не переживала, что в очередной раз выглядит безрукой и корявой. Ей было все равно. Она не искала любви и уважения Светланы Григорьевны – это бесполезно. Но ей было до слез обидно за блузку.

– Сыночек, ты только глянь.

С этими словами она вышла. Тоня закрыла за ней дверь, распахнула окно и упала на кровать. Хорошо, что Петя не собирался глядеть. Они сидели на кухне. Свекровь орудовала, сооружая на стол, слышно было, как хозяйничает в её холодильнике, хлопает шкафчиками, гремит посудой, включает воду и трещит без умолку, рассказывая любимому сыну о прелестях жизни в деревне. Тоня поймала себя на мысли, что готова предложить Светлане Григорьевне забрать сына в прекрасное место, а Пете посоветовать уехать под крылышко матери, оставив безрукую хозяйку одну. Неудержимое желание подталкивало её выйти и сделать предложение, от которого они оба будут отказываться. А потом свекровь уедет. Петя напьется и побьет её. Поэтому она спрятала желание далеко, закопала, замуровала и придавила надгробной плитой. Надпись гласила, что желание жило всего полминуты.

Тоня смотрела в потолок, чувствовала себя раздавленной.

У неё никогда не было доверительных отношений со свекровью. В день знакомства Светлана Григорьевна расчертила границы, по её мнению это были нормы поведения. И общение складывалось так, что результат был всегда однозначным: невестка обязана сильно любить мужа, уважать свекровь, а они в свою очередь будут любить её. Но на практике получилось, что любить Тоню не за что. Семейная жизнь все расставила по-своему. Сначала оказалось, что у невестки постоянно пыль на подоконниках, а люстры моются раз в год, потом выяснилось, что в шкафу вещи Пети лежат комом. Как выяснилось? До сих пор для Тони загадка, но скорей всего заглядывала.

Набеги свекровь устраивала редко, но после её визита Тоня чувствовала погром в душе.

Никому и никогда Тоня не говорила, что Петя пьет. И так сложилось, что Светлане Григорьевне она не хотела говорить, чтоб не услышать в ответ обвинения. Она и сама знала, что виновата. Она позволила выпить первую рюмку, приводила его в порядок, когда он напивался, потом была первая бутылка, стало тяжелее, потом непросыхаемые будни.

Все накатывало, как снежный ком, налипали на первую рюмку жалость, угрызения совести, обиды, желание вылечить, надежды, что сам одумается. А получилось так, что ком влетел в неё, обдал морозными, острыми льдинками, и она поняла, что ничего не произойдет, пока он сам не захочет. Но постепенно уходила любовь. Сначала ей было неприятно, что он к ней дотрагивается, а потом он и сам перестал ею интересоваться. Так и жили.

– Тонечка, – позвала Светлана Григорьевна.

Тон её не предвещал ничего хорошего, хоть и был ласковый и нежный.

Она села на кровати и наткнулась взглядом на самую большую потерю. Блузка испорчена. Теперь у неё нет радости в виде нежности материала. А на другую нежность она уже не рассчитывала. В подтверждении этого муж крикнул:

– Тоня, мама зовет. Ты не слышишь?

– Иду – отозвалась Тоня.

Она вошла в кухню и застыла. Свекровь терла газовую плиту. Терла с такой силой, что можно было протереть дыру, но Тоня-то знала, что там всего лишь капелька убежавшего кофе. Но выступление было показательным, сценарист не подвел. Зачем упрекать словами, можно уколоть действием.

Тоня попыталась вспомнить, когда она позволила Светлане Григорьевне относиться к ней так неуважительно? Наверное, в первый день знакомства. Сначала Тоня стеснялась дать отпор маме любимого мужчины, а теперь это бесполезно.

Любой скандал отнимает силы. Уничтожает энергию. Оставляет черные дыры внутри.

Поэтому Тоня помахала им рукой и сказала:

– Мне на работу надо.

– Как? Сейчас? Но что можно делать вечером на работе?!

– Работать.

– Знаю я ваши работы. Только хвостом крутить умеете.

Тоня поймала нездоровое желание поинтересоваться у свекрови, откуда такие познания? Из молодости? Но она улыбнулась своей внутренней вредине, отправила её на место, в укромный уголок (проснешься вечером, перед сном будешь мне рассказывать, как надо было ответить), и сказала:

– У вас испорченные взгляды.

– Хамка. Ты ещё мне скажи, что я извращенка – с вызовом выкрикнула свекровь. – Нахалка.

– Какая есть – заметил Петя.

Тоня пожала плечами, соглашаясь.

– Петя, почему ты её не остановишь?

Тряпка уже была брошена в раковину, хотя Тоня могла предложить почистить вытяжку, но, к сожалению, вредина уже вернулась в свой укромный уголок.

– Она придет, мам, – резонно заметил Петя, и Тоня побоялась, что он уже задумал.

Никому и никогда Тоня не говорила, что Петя пьет. Но тут почувствовала острую необходимость поделиться своим горем с его матерью. Пусть бы и она прочувствовала это. Но она только вздохнула и вышла.

– Антонина твоя бесхозяйственная… – завела любимую песню Светлана Григорьевна. – Не повезло тебе, сыночек.

– Какая есть – повторил Петя и поинтересовался – лучше расскажи, что там в деревне? Как Мишка Воронцов?

– Спился твой Мишка.

– Придурок.

Тоня в коридоре усмехнулась и вышла из квартиры. Постояла возле двери. Спустилась. Снова постояла. Подумала и решила прогуляться по городу, потому что бродить вокруг дома и сидеть на детской площадке слишком опасно – Светлана Григорьевна когда ни будь решит уехать и выйдет из дома.

Ноги сами её привели к дому Надежды Петровой.

***

Через полчаса Максим Анатольевич припарковал автомобиль во дворе многоэтажки, пытаясь в пятнадцатый раз дозвониться. Трубку никто не брал, поэтому Максим Анатольевич, выбрался из машины и направился к нужному подъезду.

И каково же было его удивление, когда из подъезда вышла Антонина. Она, задумавшись, прошла бы мимо, но Максим Анатольевич проговорил:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте – машинально повторила она и пошла дальше, даже не взглянув.

– Антонина, добрый вечер – попытался он привлечь её внимание. Вот ведь нелепица, разговаривать со спиной.

– Ой, ах – оживилась спина. Тоня покрутила головой в поисках человека, который отвлек её от мыслей, вернув в реальность. – Ой, Максим Анатольевич, это вы? А что вы тут делаете?

Ему показалось, или она действительно обрадовалась, увидев его.

– Такой же вопрос. А вы что тут делаете?

– А я приходила к Ирине. Ветровой Ирине. – Она снова загрустила. – А она под машину попала.

– Да вы что? Я надеюсь, она жива…

– Нет. – Тоня всхлипнула и быстро смахнула слезы. – Она погибла.

***

Ему захотелось поддержать её, но Богатырев предложил:

– Антонина, давайте я вас домой подвезу.

– Ой, что вы я тут недалеко живу. Пять минут. Вам, наверное, по делам надо.

Он не стал ей говорить, что пришел по делам к Ветровой Ирине, но и молчать было подозрительно, хотя Антонина сейчас была в таком состоянии, что не могла заметить противоречий поведения и разговора.

– Мне не сложно. Я никуда не тороплюсь.

Ехали они долго, но упрекать Тоню во вранье не хотелось. Понятно, что она отказывалась, чтоб не загружать его своими проблемами. Он же в свою очередь не считал проблемой подвезти девушку к дому.

На город медленно спускалась ночь. Сначала посерели дома, потом зажглись фонари, потом пришлось включить фары. Тоня молчала, изредка указывая дорогу, при этом, не отвлекаясь от неё, как будто собиралась предупредить о незаметной яме или опасном повороте.

– Зачем вы приходили к Ирине? – прервал тишину Максим.

Тоня вздохнула, собралась с силами, как будто это был самый сложный ответ на самый сложный вопрос.

– Максим Анатольевич, я люблю свою работу. Мне она нравится, но я давно хочу уволиться. Мне очень тяжело самой выгребать весь тот ужас, который скопился в моем кабинете.

– Вы хотели предложить Ирине вернуться на работу.

– Да. Я понимаю, это все не мое дело. Этим должны заниматься кадровики, но я действительно устала. Мне приходится брать документы домой, чтобы потом легче было на работе. Но тогда я совсем не отдыхаю. Я работаю и в министерстве, и дома. Хотела упростить, а на самом деле усложнила. Мне нужна помощница, а ещё лучше две. Но так получилось, что… их нет. Вот я и подумала, что попрошу её вернуться. Я звонила с самого утра, но трубку никто не брал. – Она не стала рассказывать, что приезд свекрови выгнал её из дома, и она решила не терять время на пустую прогулку. – И я решила зайти к ней после работы. Она жила с мамой. Вот она и сказала, что Ира две недели назад попала под машину. Представляете? Вышла вечером в магазин и не вернулась. А утром её нашли на обочине.

– Как это утром?

– Ой, я не знаю. Я не спрашивала. Надо было спросить? Да?

– Нет. Ничего не надо спрашивать, Антонина.

Голос оказался грубым, и Тоня сконцентрировала внимание. Удивилась. Забеспокоилась. Максим быстро ретировался:

– Извините.

Она, естественно, приняла извинение. Максим в очередной раз обратил внимание на её доброту. Если бы у неё был собирательный образ – её бы звали не Тоня, а Нежность.

Она вовремя заметила:

– Чуть не проскочили. Это мой дом.

Он помог ей выйти из машины, и она посчитала необходимым проявить гостеприимство, хоть он и не сомневался, что это качество течет у неё в крови из поколения в поколение.

– Подниметесь на чай?

Предложение оказалось заманчивым, ему даже почудился аромат малины, но он отказался:

– Думаю, это неудобно. Ваша семья…

Она ещё раз взглянула на окна своей квартиры и сказала:

– Дома никого нет.

– Все же откажусь. Нужно ехать.

***

Утром оказалось, что работу никто за него не делает. Не то что бы это было неожиданностью, но как-то напрягало своей неприятностью. Зинаида Васильевна до обеда подсовывала ему документы на подпись. Максим Анатольевич никогда не был на должности заместителя министра, но прекрасно знал, что подобная работа требует внимательности, изучения и вдумчивости. Подпись, поставленная на не ознакомленном документе, могла стоить дорого. Не то чтобы он не доверял Зинаиде Васильевне, просто считал, что изучение материала никогда не помешает, а углубленное изучение – спасет от ошибок. Поэтому не торопился, чем естественно утомлял секретаря.

Через некоторое время он пожалел, что стал замом министра, но вспомнил о загруженном кабинете Тони и мысленно возликовал, что всего лишь заместитель начальника, а не рядовой служащий. Не приходилось самому разгребать завалы, чтобы найти листочек, с которым предстояло поработать. Основной труд был на Зинаиде Васильевне.

Максим Анатольевич решил её отвлечь от рутины, спросил:

– Как внук? Вылечили?

– Кашлять стал. Сегодня доктора вызвали. Послушал. Говорит, дома надо остаться. Мы в садик ходим неделю через неделю. Только вылечим, отправим в сад, недельку походит и опять что-то подцепит. Такое ощущение, что там вообще не убирают. Эти бактерии витают в воздухе.

– Дети все такие?

– Ну не скажите. Старший нормально ходил. Раз в месяц болел. А Никитка постоянно на больничном.

– И мама, наверное, на больничном?

– Да. А доктор, знаете, что говорит?

– Нет.

– Что он плохо питается, вот и болеет. Представляете? – изумленно протянула она и пояснила – у нас в семье любят хорошо поесть, у нас всегда полный стол, и мясо, и рыба, и гарниры двух видов, и овощи любые, хочешь тушеные, хочешь пареные, хочешь свежие. А он говорит, кормим плохо. Как в душу плюнул. Как будто мы ребенка голодом морим. Я бы этого врача больше в дом не пускала.

– Так не пускайте.

– А где ж толкового найти?

– А этот толковый?

– Посмотрим, если лечение поможет, то толковый.

Так за семейными разговорами, дела пошли быстрее и нескучно. Когда Зинаида Васильевна ушла, Максим почувствовал голод, взглянув на часы, он заторопился. Не хотел опоздать и уткнуться в закрытую дверь узкого кабинета. Но узкий кабинет Антонины встретил его открытым гостеприимством.

Антонина удивила, она нервно ходила возле окна, два шага вправо, разворот, два шага влево. Она была в таком виде, как будто только что пробежала марафон, но сошла с дистанции, потому что вспомнила, что дома утюг не выключен, и пришлось бежать в другом направлении. Измеряя шагами кабинетное окно, она все время смотрела на улицу.

Максим Анатольевич аккуратно постучал по открытой двери.

– Ой, Максим Анатольевич, я всю ночь не могла уснуть. Все думала. И знаете, что мне пришло на ум?

– Нет.

Она обошла стол, задела папку, та поползла со стола, она её схватила, удобно пригромоздила. Подошла к Максиму Анатольевичу. Пропустила его внутрь кабинета и закрыла дверь, как будто боясь, что её подслушают.

– Правильно, потому что вы кое-чего не знаете.

– Заинтриговали.

– Нет, цель – не интрига. До Ирины я ходила к Надежде, она тоже работала в этом отделе. Тоже недолго. Я ходила к ней вчера.

– Так это вы были вчера у неё? – спрашивая, догадался он.

– Да – неуверенно ответила Тоня, не понимая, откуда он знает.

– Общались с пьяным мужиком?

– Да – изумленно протянула она.

– Виделись с Надеждой.

Тоня на секунду оживилась:

– Ой, в том то и дело. Нет.