Рукопись несбывшихся ожиданий. Дорога жизни бесплатное чтение

Глава 1

Быть красивым – это твоя удача. Быть мудрым – это твои старания. Быть благоразумным – это даже не обсуждается

Прошло немало месяцев со времени гибели его невесты, уже бы стоило начать думать о новых отношениях. Тем более, что даже про наличие коробок с личными вещами Анны, им едва вспоминалось. Прошли те дни, когда Люций едва ли не ежедневно спускался в подвал и с тоской проводил пальцами по древесине грубо сколоченных ящиков, окутанных жёсткой бечёвкой и покрытых сургучными печатями. Он так и не вскрыл их, хотя ему очень хотелось этого. Видимо, желание оставить всё в прошлом раз за разом оказывалось сильнее любопытства и так и не оставившего его вопроса – ради чего Анна хотела пробраться в закрытое книгохранилище? Ради чего она была готова рисковать своей жизнью?

«Из-за чего она лишила нас нашего счастья?» – то и дело с горечью думал Люций, но уже редко.

Незаметно для самого себя он начал жить прежней полной жизнью. Вот только любви уже не искал. За годы жизни несчастный преподаватель так разочаровался в этом прекрасном чувстве, что вместо этого взял и полностью сосредоточился на делах рабочих. В результате он повысил квалификацию, вытребовал у профессора Аллиэра право вести новый для себя предмет – токсикологию, да ещё за студентами своими пристально следил. Привычка контролировать каждый их шаг выработалась у него сама собой, честно-то сказать, так как иначе никак нельзя с его нынешней учебной группой было. Гордые, своевольные, готовые к любому риску. «Господин фон Дали словно намеренно их так подбирал, чтобы они мне нервы по максимуму трепали», – порой сердился Люций. Однако, приближающееся лето заставляло его думать ещё кое о чём, а именно о том, какую же это практику руководство академии выдумает для аир Свон на этот раз.

– Я очень и очень обеспокоен, – в один из вечеров признался Люций своему другу Полю Оллену. – С самого февраля господин фон Дали никак не портил ей жизнь. Он не издал ни одного неприятного приказа, не подписал ни одного выговора. Профессор Аллиэр тоже текущие оценки не самые низкие выставляет. Я бы даже сказал они порой выше среднего по группе, и это так подозрительно. Так подозрительно! Я был полностью уверен, что эти двое желают объяснить недостачу какого-либо дорогого ингредиента на кафедре присутствием там аир Свон. Но ничего такого не происходит. Даже на совещании о распределении практики никто не упомянул её имя. Отчего? Что они задумали?

Тут Люций нервно развёл руками и, не выдержав напряжения, встал с кресла, чтобы сделать пару-другую кругов по своей гостиной. Ему даже понравилось так ходить, ноги давно следовало размять. Однако, Полю Оллену разговор о Миле Свон не был интересен, к студентке он по‑прежнему относился с неприязнью. Вот только взволнованное состояние друга требовало от него проявить участие, а потому он сдержал своё недовольство и в скучающем тоне сказал:

– Мы у себя на кафедре этот момент уже обсуждали. И, знаете, друг мой, я полностью согласен с мнением, что либо аир Свон предстоит та ещё практика, либо её оставили в покое с умыслом.

– Это с каким ещё умыслом? – даже остановился от потрясения Люций. Оказывается, пока он раздумывал признаваться ему в своих тревогах коллеге с другого факультета или же нет, на этом самом другом факультете уже вовсю сплетничали на интересующую его тему. А ему-то наивно казалось, что он один обеспокоен будущим аир Свон.

– Ну, серьёзная война неизбежна, а не было ещё в истории Верлонии такой серьёзной войны, чтобы Первую Королевскую Академию магических наук не обязали дополнить военные подразделения кем-либо из студентов‑старшекурсников поспособнее. Поэтому, когда к господину фон Дали придёт запрос на отправку определённого количества людей, то догадайтесь кто будет первым в списке.

О такой долгоиграющей задумке Люций нисколько не думал, но она была более чем вероятна. Однако, и подступающий июнь нервировал, а потому старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий решился подойти к господину фон Дали лично. В его намерениях было потребовать некую студентку на это лето к себе в помощь (благо подходящий повод возник сам собой), вот только каково было его удивление, когда он в ответ услышал:

– Вы опоздали, все документы на Милу Свон я только нынче утром подписал.

– И куда вы её в обход меня направили? – требовательно, даже с оттенком обвинения осведомился Люций. – Опять на Стену Мрака?

– Нет-нет, вот уж точно не туда, – нервно промокнул лоб накрахмаленным платочком глава академии. – Скорее, вообще я её никуда не отправил, а с превеликим удовольствием подписал на её прошение предоставить ей каникулярную трудовую отработку отказ. В конце концов, а то вы на совещании не были и не знаете, что ничего-то подходящего для ваших третьекурсников не сыскалось.

Тут Олаф фон Дали так хитро усмехнулся, что умиротворение от услышанного мигом покинуло Люция. «Дело нечисто», – сходу понял он, но не успел задать уточняющих вопросов. Ректор в довольном тоне продолжил:

– Пусть довольствуется своей четвертью ставки помощника декана. Пусть она вот за эти мизерные деньги сопровождает профессора Аллиэра в его странствии на Призрачные болота.

Не особенно Люций сомневался, что декан факультета Чёрной Магии для своего летнего отпуска выберет место, куда нормальный человек без веской причины ни за что не сунется. Но вот то, что ему компаньон вдруг потребуется? Пусть подобное ранее бывало, но всё равно прозвучало оно крайне необычно.

– Неужели он от общества аир Свон ещё не устал? – даже вырвалось само собой из уст Люция, но глава академии усмехнулся ещё веселее.

– Думается мне, именно что устал, раз он не куда-то там, а на Призрачные болота собрался. К июлю там комарья немерено будет, да и нечисть по полной расшалится. Поэтому, чувствую, по возвращении Милы Свон я всё же её запрос на переезд с помещений кафедры некромантии не в мусорную корзину отправлю, а наконец-то подпишу. Вместе с приказом на отчисление, хе-хе.

Олаф фон Дали довольно закряхтел, он явно смаковал своё видение будущего. Глаза его мечтательно прикрылись, губы расплылись в улыбке. Но в голове старшего преподавателя кафедры сглаза и проклятий от услышанного зазвенел тревожный звоночек.

– Наконец-то подпишу? – настороженно переспросил он. – Разве она такие запросы уже подавала?

– Разумеется. С конца марта я их едва ли не каждую неделю получаю, но нет, нет и нет. Раз ей на кафедре некромантии так плохо, то пусть именно там она и живёт, – тут до Олафа фон Дали дошло, что его собеседник нисколько его радости не разделяет. Выглядел Люций очевидно встревоженным, хмурым, а потому глава академии быстро осознал свою ошибку и по этой причине стремительно перескочил на другую тему. – Поэтому касаемо вашего вопроса, мэтр Орион, могу сказать следующее – подберите себе другого студента. А там обратитесь к Вильяму, я дам ему указание, чтобы он ваше пожелание получить на лето помощника в заявку включил.

Люцию ничего не оставалось как поклониться и выйти из кабинета начальства. Вот только не подошёл он к Вильяму Бруку, и задумчивость его нисколько не покинула.

«Она каждую неделю пишет запросы?» – недоумевал Люций, так как лично с Милой Свон на эту тему разговаривал раза три или четыре. Он настойчиво рекомендовал ей подать через него такое прошение.

– Поверьте, аир Свон, при необходимости я умею настаивать. И обращаться выше тоже не особо боюсь. Пусть не с первого раза, но всё получится, вас с кафедры в нормальное общежитие переселят, – убеждал он её.

А она что ему отвечала?

– Мэтр Орион, мне не хочется подставлять вас. Уж лучше я потерплю. До лета дней не так уж много осталось, а к августу мой переезд всяко состоится.

«То есть мне она говорила одно, а на самом деле поступала совершенно иначе?» – не мог разобраться в подоплёке поведения Милы Свон Люций. И подобное вызвало в нём такое желание прояснить обстановку, что он не сдержался и не стал ждать более подходящего времени. Вместо этого он уверенно подошёл к кабинету, где у нынешнего третьего курса факультета Чёрной Магии в данный момент шла лекция, и безо всякого стука открыл дверь.

– Разрешите ненадолго аир Свон, – в требовательном тоне обратился Люций к преподавателю.

Преподаватель возражать не стал. Напротив, он жестом дал понять студентке, чтобы она поторопилась, и в результате девушка, непонимающе хлопая ресницами, поднялась со своего места, а там и вышла в коридор. Выглядела она донельзя удивлённой.

– Эм-м, мэтр Орион, что-то не так?

– Разумеется, не так, – не стал скрывать он, но благоразумно зашёл издалека. – Вы уже знаете куда вас на летние каникулы направляют?

– Да, знаю. На Призрачные болота.

– И вы что, рады этому?

– Нет, конечно, Призрачные болота места опасные, – ответила Мила Свон с искренним возмущением, но кое-что Люцию так и осталось непонятно. И об этом самом он тут же осведомился:

– Так отчего же вы мне об этом ничего не говорите?

– Ну-у, – протянула девушка, – именно в этих поганых краях сохранилось капище, куда профессор Аллиэр наведаться желает. Поэтому деваться мне особо некуда. Я по‑прежнему числюсь его помощницей, да и конкретно это проклятое капище, как место силы, тема моей курсовой на будущий учебный год. Профессор Аллиэр сказал, что именно его мне в практической составляющей придётся описывать, другого он ничего не примет.

Мила Свон развела руками и вздохнула печально так, что Люцию стало понятно – студентка действительно не рада предстоящему путешествию. Наигранности в её поведении не было нисколько, вот только в результате Люций не успокоился, а, наоборот, встревожился ещё больше.

«Всего лишь лёгкое недовольство? И это тогда, когда при её горячем характере гнев, а то и ярость, должны быть?» – осознавал он.

– Любопытно. Это с каких таких пор студенты обязаны писать курсовые, основываясь не на научных источниках, а исключительно на личном опыте? – вкрадчиво осведомился Люций, прежде чем не сдержался и в грозном тоне прикрикнул. – Почему вы не подошли ко мне по этому вопросу? Неужели думаете, что обязаны выполнять работу помощника декана насильно?

Сказав так, Люций уставился в зелёные глаза, и поразился спокойствию в них. Мила Свон отнюдь не ухватилась за его слова, как за спасительную соломинку.

– Мне видится, что уж лучше я в компании опытного некроманта по болоту с утопцами пройдусь, нежели меня снова куда-либо сродни Стене Мрака отправят.

В сказанном резон имелся. Рассуждение было логичным, но… но оно нисколько не соответствовало буйному характеру студентки.

«Её как будто подменили, – нахмурился Люций. – Взяли и подменили. Потому что та Мила Свон, что мне известна, в прошлом, помнится, пол лета в шалаше у пруда прожила, лишь бы на глаза профессору Аллиэру не попадаться. Да она сейчас должна ногами топать и кричать, что скорее на Стену Мрака на целый год поедет, нежели месяц покорно сносить его издевательства над собой будет».

– Вы мне лжёте, – уверенно заключил Люций.

– Что? Почему вы так решили?

– Потому что я знаю вас. Хватит юлить, говорите прямо, какой у вас истинный интерес к Призрачным болотам?

– Но, мэтр Орион, я ничего не юлю. Дело в предстоящей курсовой и только.

Говорила Мила Свон негромким взволнованным голосом. Она очевидно занервничала, виновато отвела взгляд в сторону. Казалось, девушке стыдно смотреть куратору группы в глаза, и из-за этого Люций так и не поверил в сказанное. Его подозрения лишь окрепли, а потому он продолжил давить:

– Ладно. Предположим, что причина отсутствия ваших возражений действительно курсовая. Я готов сделать вид, что верю вам. Но что вы ответите на другое обстоятельство? Видите ли, аир Свон, мне тут стало известно, что вы много, очень много раз подавали заявление с просьбой переселить вас с кафедры некромантии в общежитие. И это заставляет меня спрашивать. Отчего вы ни разу не уведомили меня об этом?

– Да я не хотела вас беспокоить, вот и всё, – промямлила Мила Свон, и Люций из-за прозвучавшего ответа раздражённо фыркнул.

– Пф-ф, вот уж не сомневаюсь в этом. Вопрос в том, отчего вы больше никак не хотите меня беспокоить? – он продолжил требовательно смотреть на свою студентку, а она вся сникла, покраснела аж до корней волос. – Аир Свон, я требую от вас ответа – что именно вы скрываете?

– Ничего, – прошептала она.

– О, нет. Просто так я бы ваше доверие не утратил. Что-то с вами произошло, и мне хочется знать, что именно. Что с вами сделал профессор Аллиэр, раз я вас совсем не узнаю?

– Да ничего, ничего он мне не сделал, – так поспешно и так жалобно ответила девушка, что сомнений у Люция больше никаких не осталось.

– Значит так, аир Свон. Либо вы мне сейчас всё рассказываете сами, либо я заявляюсь на ближайший совет деканов и поднимаю этот вопрос прямо там. Прямо при всех. Вы учитесь в Первой Королевской Академии магических наук, здесь на каждого распространяются законы Верлонии. Даже на всяких самоуверенных дроу.

Уверенность в том, что профессор Аллиэр изловчился и загнал студентку в безвыходную ситуацию, была в нём непоколебима. Люций прекрасно знал своего непосредственного руководителя, чтобы сделать такой вывод, а потому загорелся праведным гневом.

«Что он с ней сотворил, раз она не то, что защиты не просит, а даже рот боится открыть?» – поражался он ровно до того момента, как услышал.

– Мэтр Орион, – едва ли не шёпотом запричитала Мила Свон. – Не надо, пожалуйста. Не говорите никому ни о чём. Я ведь эти запросы на переселение специально писала и специально вам ничего о них не говорила. Мне нужно было, чтобы господин фон Дали их отклонял и верил, что этим вредит мне. Так-то мне при профессоре Аллиэре нормально живётся. Он ко мне хорошо относится. Правда.

«Он и хорошо?» – никак не мог воспринять Люций, покуда до него вдруг не дошло, что иди речь об обычном преподавателе и обычной студентке, то их совместное проживание (и уж тем более путешествие) вызвали бы те ещё толки. Но гиблая репутация Милы Свон и зловредный характер профессора Аллиэра отчего-то даже мысли о таком простом объяснении не давали возникнуть.

– Ну-ка, ну-ка. Это как же именно он хорошо к вам относится? Давайте-ка подробнее, – вкрадчивым, но при этом злым голосом осведомился Люций. А через миг буквально разъярился от того, какой пунцовой сделалась девушка. Её смущённый вид был краше любого словесного ответа, а потому куратор группы даже покачнулся от испытываемого им неприятного шока. – Аир Свон, да вы что, совсем из ума выжили? Вы что, действительно сблизились с профессором Аллиэром настолько, насколько я сейчас предполагаю?

– Только ему не давайте понять, что всё знаете, – жалобно попросила студентка. – Он мне говорил, как вам в случае чего лучше ответить, но я…

– Но, в отличие от него, лжёте вы из рук вон плохо, – рассвирепел Люций, а затем даже схватился за свои льняные волосы и потянул их в разные стороны. – Вот уж не думал я, что вы мне таких проблем подбросите. М-да. Что, похлеще вы ничего выдумать не смогли?

– Если вы никому не расскажете, то никаких проблем не будет, – едва слышно пробормотала Мила Свон. – Всё же по обоюдному согласию.

– О-о-о, – в гневе промычал Люций. – Согласие, быть может, и обоюдное, а вот последствия для каждого из вас разные. Или вы думаете не отвертится от ответственности профессор Аллиэр в случае чего? Вами пользуются, а вы и рады.

Он был готов чихвостить свою непутёвую студентку на чём свет стоит, но тут из соседней аудитории ещё до удара гонга начали один за другим выходить слушатели. И вследствие этого Люцию пришлось произнести сквозь стиснутые зубы:

– Возвращайтесь к учёбе, а после занятий живо ко мне в кабинет. Я с вами там об этом всём потолкую.

Мила Свон поспешно юркнула обратно в аудиторию, но Люций ещё долгое время смотрел на закрытую дверь. У него в голове не укладывалось, как могли сблизится аир Свон и профессор Аллиэр.

«Нет, ну давно ли она неподдельно страдала из-за расставания с Саймоном Сильвером?» – поражался он, прежде чем пришёл к банальному мужскому мнению о непостоянности и взбалмошности женщин.

***

Неприятный инцидент с куратором группы не прошёл для Милы без последствий. Во-первых, она перенервничала. За время ожидания повторного разговора у неё сердце едва из-за переживаний не остановилось. Во-вторых, стало понятно, что не о том она переживала. Мэтр Орион пообещал хранить молчание, но он так и под таким углом позволил Миле взглянуть на её отношения со стороны, что ей до ужаса сделалось стыдно. Она ощущала себя сущей дурочкой, и, хуже того, эти ощущения вряд ли обманывали её.

– Ты сегодня как-то напряжена, – сказал Найтэ, продолжая массировать её плечи.

– Просто опять думаю про эти Призрачные болота. Не хочу туда.

– А придётся. Если я хочу, чтобы ты сопровождала меня, ты будешь меня сопровождать.

Несмотря на то, что Мила лежала на постели лицом вниз, она чувствовала, как Найтэ властно улыбается. Ему нравилось довлеть над ней, она знала это. Не удивилась она и тому, что его пальцы болезненно ущипнули её кожу. Само собой, Мила вздрогнула и вскрикнула, но подобное не стало для неё неожиданностью. Тёмному эльфу нравились игры с наслаждением и болью, хотя сама Мила до конца так и не смогла оценить это увлечение. Ей то и дело приходилось одёргивать любовника, однако, он… он останавливался ненадолго. Порой проходил день, порой несколько, и Найтэ снова делал нечто похожее, только заходя на шаг дальше.

– Серьёзно, я не хочу, – перевернулась Мила на спину, так как при своих последующих словах хотела смотреть Найтэ прямо в глаза. – Хотя бы объясни, отчего именно туда?

– Отчего я беру тебя туда? – с насмешкой уточнил тёмный эльф. Он явно забавлялся, и вряд ли бы ответил на вопрос так, как Миле хотелось бы. Но она всё равно попыталась.

– Да, я хочу знать.

– У меня появилась причина поехать туда, а твоя прошлая практика… Скажем так, мне больше не хочется отпускать тебя от себя так далеко.

После этих слов он с улыбкой принялся ласкать разгорячённое после массажа тело Милы, и она попробовала насладиться моментом. Мешали ей расслабиться мысли. Нынешний разговор крайне неприятно наложился на высказанное мэтром Орионом мнение об её отношениях и недалёком уме, и теперь укоры проигрывались в голове молодой женщины по замкнутому кругу.

– Нет, я всё-таки хочу знать, что с тобой сегодня, – хмурясь, проворчал Найтэ. При этом он не просто остановился в ласках, а встал с постели и, скрестив руки на груди, требовательно посмотрел на Милу немигающим взглядом алых глаз. У неё аж мурашки по коже пробежали.

– Ко мне сегодня подошёл мэтр Орион.

– И? Говори дальше, – потребовал тёмный эльф. Взгляд его при этом сделался таким хищным и жестоким, что Мила, переживая за судьбу ни в чём не повинного куратора группы, ответила полуправдой.

– Ничего такого. Он всего-то предложил свою помощь в том, чтобы меня сняли с должности помощницы декана. Ну, я и ответила, как мы договаривались.

– Тогда что не так? – прозвучал ледяной вопрос.

– Он сказал, что я поступаю, конечно, разумно, вот только… только он совсем не узнаёт меня. И в тот момент я поняла, что не узнаю себя тоже! – выпалила Мила. – Я до сих пор не смею даже шага вниз по лестнице сделать. Я прихожу сюда, – обвела она рукой пространство спальни тёмного эльфа, – только когда ты за мной приходишь. Ты вообще во всём мной распоряжаешься. Демоны побери, в конце концов, это только я пью зелья против беременности. У меня второй месяц из-за них так живот сводит, что кажется на ноги с постели не встать, хотя ты тоже мог бы претерпеть сколько-нибудь неудобств.

– Ты хочешь, чтобы я относился к тебе иначе? – высокомерно осведомился Найтэ. – Этого не будет. Мне не свойственно считаться с чьим-либо мнением. А что касается тебя, – с этими словами он склонился над Милой и снова начал ласкать её, причём так, что ей от наслаждения захотелось закрыть глаза и застонать. – Так вот, что касается тебя, то в тебе говорит привычка одинокой женщины. На самом деле тебе нравится подчиняться, потому что иначе ты бы сейчас кричала, царапалась, требовала тебя отпустить. Но нет. Ты лежишь и ждёшь, когда я сделаю с тобой всё, что я захочу.

Его смоченные в масле для массажа пальцы с лёгкостью проникли внутрь тела Мила, и да, оттолкнуть Найтэ от себя она не посмела. Причём не столько от того, что ей было по‑настоящему хорошо с ним в этот момент, сколько из-за страха. Мила поняла, что если она сейчас начнёт настаивать на своём, то её просто-напросто выставят вон и о том, что было между ней и ним, можно будет забыть навсегда. А она не хотела этого. Через любовь физическую в её сердце незаметно прокралась любовь другая. И хотя Мила скорее откусила бы себе язык, нежели вслух призналась в этом, поделать с собой она уже ничего не могла. Притяжение стало таким, что ей действительно хотелось покоряться, подчиняться, терпеть… только бы быть вместе.

***

– Здорóво, торгаш, – хлопнул его по плечу Вигор, прежде чем сел за столик. – Вот уж не думал я, что мы ещё свидимся. Какими судьбами в этих краях? Одумался и вернуться в академию решил? Так это уже невозможно.

– А мне такая возможность и не надобна, – уверенно ответил Саймон и вместо дальнейших ответов подозвал к себе симпатичную на лицо трактирную девку. – Эй, красавица, поставь-ка на стол ещё пива. И раков варёных, и ещё чего-нибудь для закуси. Утку там жареную, колбасок копчёных, сыров разных. Неси всего, серебром щедро плачу.

– Сейчас-сейчас, милсдарь, – улыбнулась она ему и, озорно стрельнув глазками, умчалась, приподнимая подол платья так, чтоб из-под него ненадолго показались икры ног. Хозяин трактира и вторая разносчица (уже в возрасте), глядя на это, осуждающе переглянулись, но Саймону не их реакция нужна была. Он с хитринкой глянул на бывшего одногруппника и спросил:

– Ну как, Вигор? Понял? Мне без академии житьё слаще некуда. Ем от пуза, да и любая девка обслужить меня рада-радёшенька.

– Ох и брешешь же ты, пёс смердячий, – звонко хохотнул в ответ смутьян. – Сидел бы ты, толстосум, не в столичном, а в вирградском трактире, коли б сладко тебе было. Чего, бедолага, всё из-за зуда в паху неймётся?

– Ну тебя в задницу, – тут же помрачнел Саймон. – Лучше прямо скажи, это ты с Милкой мутишь?

– Вот ещё с ней мутить. Она ж всем даёт без разбора, – начал было издеваться Вигор, но, увидев, как начал мрачнеть его собеседник, поторопился дополнить: – Кого словом добрым одарит так, что как будто в дерьме весь изгваздался. Кого взглядом ласковым, от которого враз блевануть хочется. Нашего Грумберга на днях так вообще со всей любовью обматерила.

– Это чего он сделал? – вмиг заинтересовался Саймон.

– Да кто знает, какая на него, дурня, блажь нашла? Милка спокойно себе шла, а он ей комплимент отвесил. Сказал, что… сейчас-сейчас, погоди, дословно припомню.

Чтобы припомнить дословно, Вигору пришлось выпить едва ли не до дна одну из огромных кружек элитного пива, что принесла девка-трактирщица. А после этого он довольно рыгнул в сторону и наконец-то, имитируя голос и высокомерную интонацию молодого лорда, сказал:

– В последнее время вы выглядите достойно студентки Первой Королевской Академии… но только тогда, когда молчите.

– Ой ё…

– Ага. Сам понимаешь, нашу Милку тут же и понесло.

Саймон расслабился и захохотал. Представленная картина ненадолго вернула его в прошлые деньки, когда он был частью учебной группы. И не сказать, чтобы эти воспоминания оказались такими дурными. Дурное, оно умеет исчезать из памяти за ненадобностью.

– Так ты чего, за Милкой приехал? – напрямую спросил Вигор, когда отвлёкся от поедания разносолов.

– Не-а, – развёл руками Саймон. – Я просто подумал, что раз она ни на одно из моих писем не ответила, то, может, случилось с ней чего. Поэтому и позвал тебя со мной посидеть. Хотел, чтобы ты мне растолковал как у неё жизнь складывается.

– Жизнь у неё нормально складывается. Со своими заковырками, конечно, но покамест ничего так, – ответил враз посерьёзневший Вигор, и от внимания Саймона перемена в его настроении не ушла.

– Что-то, видится мне, брешешь ты.

– Не-не, просто размышляю. Тут, Саймон, видишь ли, нестыковочка. Мне вот Милка как раз на днях обмолвилась, что это ей от тебя ответа всё нет, в никуда она письма шлёт. А ты вон, наоборот толкуешь. Любопытная оказия, э?

– М-да, любопытная, – согласился резко утративший праздность Саймон.

Глава 2

Строить планы насчёт женщин опасно. Риски брака зашкаливают

Долгое путешествие вконец измучило Шао Хаотико. Он даже внешне постарел, казалось бы, лет на десять. Тронутые сединой волосы окончательно побелели, морщины стали глубже, лицо осунулось, а на оканчивающуюся деревяшкой ногу он больше не мог ступать без боли. И, хуже того, перемены оказались настолько очевидны, что Сатор Белый Зверь и Чио Киото невольно переглянулись с тревогой. Казалось, к ним закралось сомнение – а действительно ли Мастер, меняющий материю бытия, нынче сидит перед ними. Разве мог быть этот старик лучшим имперским магом?

– Мы ждали вас значительно раньше, – первым начал разговор Сатор.

– Я рад, что вы вообще меня ждали, у императора не было уверенности в том, что тайный смысл его послания будет верно истолкован, – слабо улыбнулся Шао Хаотико, прежде чем отпил из пиалы горячий и такой вкусный чай. Подобного напитка он уже не пил много месяцев, на землях варваров заваривали другие пахучие травы. Некоторые из них было невозможно пить из-за терпкости, другие напоминали по вкусу помои. Конечно, были и те, которые хотелось смаковать, но Шао Хаотико всерьёз скучал по привычному вкусу.

– Из-за длительности ожидания, у меня порой возникали сомнения в трактовке сказанного магическим вестником, – между тем признался Сатор. – И всё же надежда теплилась во мне. Хорошо, что предчувствие меня не обмануло.

– Вот только что задержало вас, Мастер? – в холодном тоне осведомился Чио Киото. В отличие от Сатора Белого Зверя с Шао Хаотико он не был столь близко знаком, да и в характере этого человека было больше говорить по делу.

– Убийцы, – не стал скрывать старый маг. – Кто-то решил воспрепятствовать замыслу императора, и лишь предусмотрительность позволила мне сидеть рядом с вами. Путешествуй я открыто, то уже лежал бы погребённым в неизвестной могиле чужой земли.

Сатор и Чио Киото снова настороженно переглянулись, но уже совсем по другому поводу. В их взглядах было удивление и непонимание, кто мог пойти против избранного самими богами правителя? Они неподдельно встревожились. А вот Шао Хаотико, напротив, расслабился. Он понял, что не эти двое помогали в осуществлении дерзких замыслов.

– Страшное известие, – осуждающе покачал головой Чио Киото. – Нет деяния хуже предательства.

– А потому ни одно предательство не совершается бесцельно, – веско добавил Сатор, и задумчивая сеточка морщинок возле его глаз сделалась заметнее. – Откройте нам, Мастер, какую миссию возложил на вас император?

– Он хотел, чтобы я с помощью верного человека связался с советом магов варваров. Император верит, поиски Путеводной Звезды наши народы смогут начать совместно, – объяснил Шао Хаотико, прежде чем, словно кидаясь в омут с головой, признался: – Увы, этот верный и знающий язык варваров человек не пережил тягот пути. А без него… без него нет никакой уверенности, что послание для варваров будет точным. Однажды, содержимое послания уже было подло изменено.

– Немыслимо, – едва слышно прошептали губы Чио Киото, и Сатор с неподдельной болью в голосе сказал:

– Боюсь, Мастер, я ещё глубже разочарую вас. Устав ждать одобрения, в конце прошлой недели я нарушил приказ и самовольно предпринял попытку связаться с советом магов варваров. Меня вела вера, что пусть наши народы разделяют разная культура, разный язык, разная письменность, но всё же магия для нас едина. К нынешнему дню я оставил три ярких знака, которые можно было воспринять только как желание переговорить. Но маги… маги варваров не откликнулись. Поэтому, даже если бы остался жив тот человек, о котором вы говорите, вряд ли бы вы добились желаемого. Без согласия принять посланника идти на переговоры – поступок сродни самоубийству.

– Нет-нет, я не могу опустить руки в таком деле, – покачал головой Шао Хаотико. – Мой ученик всю дорогу до сюда стремился познать язык варваров. Он учился со всем усердием, а потому, если нет у вас более опытного и верного человека, я осуществлю попытку вступить в переговоры с советом через него. Я не оставлю всё, как оно есть. Эта война должна прекратиться. Не против того, не против тех мы идём в бой. Погибель – вот наш враг, а мы лишь подкармливаем её проливаемой кровью.

Чио Киото эти слова мало впечатлили. Имперский полководец по прозвищу Не знающая пощады длань императора остался сидеть с каменным лицом, но полупрозрачные глаза Сатора Белого Зверя сверкнули довольством. По магу было видно, как сильно он рад прозвучавшему мнению. И когда он заговорил, голос его звучал звонко, уверенно.

– Счастье переполняет моё сердце от того, что император отправил вас заключить мир, – начал с восторгом говорить Сатор. – Но не только через совет магов варваров мы можем заставить этих дикарей услышать нас. Мне видится, что нужно обратиться в Лиадолл.

– Лиадолл? – нахмурился Шао Хаотико.

– Да. Если легенды не лживы, и старший народ действительно бессмертен, то среди эльфов должны остаться те, кто помнит язык империи, кто помнит ужасы Погибели, и те, кто понимает насколько важно остановить разрушение нашего мира. И, самое главное, варвары до сих пор почитают бессмертных. Их призыв они всяко услышат.

– Лиадолл, – задумчиво проговорил Шао Хаотико, прежде чем нахмурился ещё сильнее. – Я и император обсуждали такой шаг.

– Мы тоже его обсуждали, – недовольно посмотрел на Сатора Чио Киото. – Такой шаг крайне опасен. Варвары – те же люди. А люди ещё способны услышать людей, когда они толкуют о спасении всей человеческой расы. Но вот эльфы – это совсем другой народ. Если мы дадим им знать о бедствии, что постигло нас, они могут решить покинуть мир, что вдруг стал так недоброжелателен. Ради спасения самих себя они могут воспользоваться своими священными вратами, они могут активировать их значительно раньше, нежели к этим вратам подойдёт император. А сколько времени пройдёт до момента, как подобную святыню можно будет задействовать вновь?

– Достаточно, чтобы нам остерегаться подобного хода событий. Случись оно так, и даже разрушение врат не сможет собрать всей требуемой для истоков стихий силы, – угрюмо подтвердил Шао Хаотико, и Чио Киото, утвердительно кивнув головой, продолжил в раздражённом тоне.

– Нет, эльфы – это чужой народ. Они запросто лишат людей (всех людей) последней возможности на выживание. В конце концов, некогда они даже уничтожили своих собратьев дроу. А если связаться с ними, тогда для них уже не останется тайной, куда именно прокладывает путь наша армия, – с этими словами Чио Киото сжал руку в кулак и ударил им по своей второй ладони. – Даже если они не сбегут, своё влияние на варваров они могут употребить на то, чтобы объединить их против нас. Кто знает, вдруг им для чего‑либо потребуется выиграть время? Тогда это будет самым ожидаемым шагом.

– Связываться с Лиадоллом действительно нельзя. Это очень и очень рискованно, – вынужденно подтвердил Шао Хаотико и расстроился, увидев, какая боль наполнила взгляд белого мага. Было видно, что Сатор считал свою задумку единственно возможным решением. Ни на что более он не надеялся. Вот только Шао Хаотико, Чио Киото, да и сам император, рассуждали иначе, а потому Шао Хаотико не опустил взгляда, а, продолжая смотреть в полупрозрачные глаза одетого в белое чародея, произнёс: – Это слишком опасно. Разумнее будет, если я сперва попробую исполнить приказ императора.

– Но как? Даже если маги варваров откликнутся на наш призыв к переговорам, то как? Вы сами сказали, ваш верный человек мёртв! – взъелся Сатор и, будучи на эмоциях, даже встал на ноги. – Не возлагать же такую ответственность на какого-то ученика? Я видел его, это сущий мальчишка.

– Да, Тахао ещё совсем мальчик. Но у него верное сердце, – уверенно сказал Шао Хаотико. – Поэтому я с помощью него рискну связаться с советом магов варваров, как и велел мне император. А уж если… – тут он немного замялся. – А уж если эта затея кончится для плохо, то я доверяю вам, Сатор, сообщить ему о моём согласии с вашим замыслом.

Сказанное утихомирило белого мага. Лицо Сатора Белого Зверя сделалось привычно спокойным, когда он вновь садился и в согласии кивал головой. Его забранные в высокий хвост белоснежные волосы при этом упали ему на грудь.

***

Не будь Саймон связан по рукам и ногам завещанием отца, он бы ни за что не покинул Вирград, покуда с Милой бы не встретился. Но, увы, самый лучший вариант – когда Вигор предлагал Миле прогуляться по городу и они все, вроде как совершенно случайно, натыкались друг на друга, не получался. Саймону кровь из носу как уже в Форкрест возвращаться требовалось. Без верного управляющего оставить торговые дела на самотёк нельзя было, уж слишком рьяно его брат Вильгельм принялся вставлять палки в колёса.

«В конце концов, Милка жива и здорова, да и самое важное я уже выяснил – кто‑то намеренно мешает нам общаться», – заставлял себя думать о положительных моментах Саймон.

При этом не сказать, чтобы он был сильно встревожен вскрывшимся обстоятельством. Раскрытая истина ему, конечно, крайне не по нраву пришлась, вот только кто из студентов не знал про придурь руководства академии ограждать слушателей от любой «ненужной» информации? Поэтому Саймон зло засопел, глядя на пивную пену в своей кружке, но рассудил, что не надо ему пока лезть на рожон.

– Так что ты решил? – между тем осведомился Вигор. – Будешь среды дожидаться?

– Нет, не могу. Форкрест настолько далёк, что я и так сюда с трудом на один день вырвался.

Слова дались Саймону нелегко, но других он произнести не мог. Рисковать своим состоянием ради того, что, быть может, Милка холодно на него взглянет и уверенно пройдёт мимо?

– Ну, дело твоё, – ничуть не расстроился Вигор. На его смуглом лице даже появилась широкая язвительная улыбка. – Было бы предложено, да ещё задарма.

Возражать на такое было нечем, а потому Саймон развёл руками. Настроение у него вмиг сделалось отвратительным, а тут ещё и Вигор рассмеялся.

– Знаешь, я даже рад твоей придури, – через смех сказал бывший каторжник. – Ха, ты в этом как баба – чем дольше ломаешься, тем жарче ночка. И потому, чувствую, к следующей нашей встрече тебя так припечёт, что ты безо всякого торга раскошелишься на мои услуги.

– Эвон оно как ты, сукин сын, заговорил, – попробовал укорить бывшего однокурсника Саймон. – Меня через раз моим купеческим происхождением попрекаешь, а сам-то… тьфу, лишь о деньгах, что из моего кармана в твой перетекут, и думаешь.

– А то ж. Только я, Саймон, не по-купечески, а по-разбойничьи мыслю. Чего мне сундуки копить? Я хочу на широкую ногу жить, а для этого монета звонкая нужна. Али нет скажешь? – тут Вигор демонстративно обвёл рукой ломящийся от еды стол и невольно сыто икнул. А затем он с интересом посмотрел на приглядывающуюся к ним симпатичную разносчицу (она от такого внимания сразу вновь глазки строить начала) и с ухмылкой добавил. – Кроме того, и ты это сам знаешь, девки, девки они мужиков с деньгами любят. А я люблю, знаешь ли, когда мной бабы восхищаются так, что пальцем помани и стелиться готовы.

Слова Вигора мало разошлись с делом. Он разносчицу указательным пальцем подозвал, и та, словно только этого и ждала, сразу приблизилась.

– Чего ещё изволите? – осведомилась она голоском, говорящим о том, что девушка действительно на всё, что угодно готова. И Вигор не стал терять время. Он смело усадил хихикнувшую разносчицу себе на колени и что-то зашептал ей на ушко. Что-то такое, отчего та зарделась, но посмотрела на смуглого наглеца полным желания взглядом. Саймон не расслышал сказанного. Да и ему оно безразлично было. Во всяком случае, до того момента, как разносчица слезла с колен Вигора и, томно улыбаясь, вышла из таверны.

– И куда ты её отправил? – сделалось ему всё ж любопытно. При этом Саймон искоса взглянул на хозяина заведения. Лицо у этого мужика аж пунцовым от недовольства сделалось, он принялся протирать пивные кружки так, словно шею кому-то сворачивал. Судя по его виду, он бы вот-вот вышел из-за стойки, чтобы дать разносчице нагоняя. Но тут к нему клиенты подошли, и ему пришлось с праведным гневом чуток повременить.

Вигор между тем допил пиво из своей кружки, и, рыгнув в сторону, вытянул ноги. Он буквально развалился на стуле, когда сказал:

– А туда я её отправил, куда и сам сейчас пойду. Вот только пару серебряных с тебя получу.

– О-о-о, – недобрым голосом протянул Саймон. – И это за что я тебе, кобель похотливый, столько платить должен? Мало ты, что ли, пива выдул да мяса сожрал? Ещё и девку для тебя я ублажить должен?

– Мясо, пиво, девки. Их, в отличие от денег, мне с собой в академию не унести. Понимаешь, дурилка? Радуйся вообще, что я за столь мелочную сумму, и чисто по нашей дружбе, возьмусь за рискованное дело передать Милке письмецо от тебя. Из рук в руки.

Предложение было заманчивым. Очень. И да, Вигор правильно сказал – столь плёвое дело действительно несло в себе опасность. Узнай кто-либо о таком, и Вигору строгого выговора было бы не избежать. Однако, подумав, Саймон отрицательно помотал головой.

– Нет? На попятную идёшь? – искренне удивился Вигор, и Саймон подтвердил:

– Ага. В этом случае я всё равно не узнаю намеренно от неё ответа не было или же то академии происки. Даже если она мне напишет, то снова никакой весточки я от Милки не дождусь. Так что бесполезна для меня твоя услуга, Вигор. А раз она бесполезна, то смысл деньгами сорить?

– Нет, ну вот что ты за человек-то такой? – кисло поморщился бывший каторжник от недовольства. – Другой бы сходу согласился, ещё и благодарен был. А ты… Ты, торгашья твоя морда, вот вечно всё себе и себе, другим подзаработать толково ни за что не дашь. Тьфу!

– Что поделать? Не люблю тратить деньги на то, что мне совершенно не нужно.

– Хе-хе, – смуглое лицо озарила широкая улыбка. – Вот тут ты мне, балабол, по ушам не езди. Нужно тебе оно, очень нужно. Иначе не сидели бы мы здесь с тобой, друг на друга пялясь. А потому, – тут Вигор ненадолго задумался, а затем звонко хохотнул и ударил ладонью по столу. – Слушай, Саймон, появилась у меня дельная мысль. Я ж могу просто сказать Милке, что с тобой невзначай в Вирграде свиделся. Ну, и заодно по секрету шепну ей, что есть у меня человечек, способный в обход почтовой службы в Форкрест письмецо доставить. Так ты уж всяко поймёшь насколько нашей строптивице нужóн, – тут Вигор подмигнул. – И вот, кстати, да, услуги этого полезного человека далеко не бесплатные. Поэтому из тех двух серебряных, что я тебе озвучил, мне отнюдь не всё достанется. А потому хорошо бы три монеты от тебя получить.

– Чего? Да за такое даже два серебряных это слишком.

– Ну, ты можешь заплатить поменьше, конечно. Вот только тогда услуги сего лица Милке из своего кармана оплатить придётся, – нагло потянулся Вигор, и вот уж тут Саймону ничего не оставалось, кроме как открыть мошну. Он вытащил оттуда три монеты и демонстративно, одну за другой, пальцем пододвинул их к Вигору.

– Смотри, гад, не подавись.

– Этой мелочью-то? В моих руках побольше деньжат бывало и не раз, – ответил бывший каторжник. Монеты он при этом бессовестно проверил на зуб и только потом сунул к себе в кошель. Саймон на всё это взирал свысока. Он понимал, что Вигор его намеренно из себя вывести хочет, а потому молчал. Даже на язвительное прощание бывшего одногруппника рукой махнул, как если бы муху от себя отгонял, и всё на этом.

«Вот сразу вспомнилось, отчего я из академии ноги сделал», – при этом пришла к нему мысль. А там Саймон расплатился за обед (хозяин заведения от полученной платы сразу стал выглядеть в разы добрее) и шаркающей походкой направился к конюшне. Ночевать в Вирграде было ему не с руки, Саймону требовалось хотя бы сколько-нибудь по направлению к Форкресту проехать.

– Всё? Закончили? – встрепыхнулся поджидающий его внутри конюшни телохранитель.

– Нет, – грустно ответил Саймон. – Ничего-то я ещё здесь свои дела не закончил. Можно сказать, они только начались.

Телохранитель от услышанного задумчиво нахмурился, но объяснений никаких не дождался. Собственно, он из-за этого не так уж расстроился. У него своя работа была, а вникать во всякие торговые дела своего нанимателя… за такое и зарплаты, и жизни лишиться можно. А Саймона понятливость и молчаливость спутника устраивали. Он не особо хотел в свои личные проблемы посторонних вовлекать, ведь так, глядишь, месяц‑другой и расползлись бы о нём слухи на весь родной город. А это такие слухи, которыми всякий, кому не лень, воспользоваться со злым умыслом сможет.

Увы, нынче судьба Саймону не благоволила. Он не разъяснил ситуацию с Милкой, да и вообще не смог приехать в Вирград к среде, как планировал, только в воскресенье здесь оказался. А воскресенье было таким днём, когда всяких студентов академии на улице встретить можно. Саймону уже несколько раз довелось ответить на приветствия узнавших его людей. Некоторые из них при этом желали поболтать, Саймон едва отвязался от разговора с ними. Но также отделаться от Адьира Морриэнтэ у него не вышло.

Собственно, встретились они следующим образом. Эльф горделиво шагал по улице так, словно нисколько не замечал, как глазеют обыватели то на него, то на вышагивающих вслед за ним телохранителей. Он выглядел глубоко погружённым в себя, задумчивым, даже хмурым, но двух всадников отчего-то без внимания не оставил. Ещё издали Саймон поймал на себе взгляд неприятного для него эльфа, но сперва не придал этому обстоятельству значения. Мало ли? Всё же у него с аиром Морриэнтэ отношения были, мягко сказать, прохладные. Не нравилась эльфу кипучая деятельность Саймона по зарабатыванию денег, а Саймону не нравилась критика в свой адрес. Поэтому он приготовился проехать мимо этого знакомого так, словно он тоже его нисколько не замечает (Саймон был совершенно уверен в том, что эльф его демонстративно проигнорирует), но не тут-то было. В какой-то момент Адьир Морриэнтэ сделал несколько по-эльфийски грациозных (но стремительных) шагов на проезжую часть дороги и, буквально как из воздуха, возник перед мордой лошади Саймона. Саймон едва успел натянуть поводья, чтобы остановить испугавшееся животное. Лошадь взбудоражено заржала. Телохранитель спрыгнул со своего коня и угрожающе положил руку на эфес меча. Вот только большего этот человек не успел сделать. Четыре эльфийских клинка заставили бедолагу замереть на месте. Острые, как бритва, лезвия уткнулись мужчине в живот и горло. Саймон аж оторопел от такой прыти, но знатный эльф даже глазом не повёл.

– Мистер Сильвер, – сказал как ни в чём не бывало Адьир Морриэнтэ и сделал лёгкий приветственный поклон.

– Эм-м, – замялся Саймон, но затем нашёл в себе силы потребовать. – А можно оставить моего человека в покое?

– Разумеется. Он же не будет делать глупостей, да? – ответил Адьир Морриэнтэ, и клинки его слуг, как по волшебству, скрылись в ножнах. Действовали эльфы синхронно, будто марионетки.

– Эй, Томас, не делай ничего. Просто постой рядом, – негромко приказал Саймон. Он посчитал нужным произнести свои слова, так как его телохранитель недобро сощурил глаза. А кто знал, как мог поступить этот человек? Он служил Саймону меньше года, и в ситуации подобной этой они ещё не бывали.

– Вижу, моё внимание доставило вам неудобство, – между тем прокомментировал Адьир Морриэнтэ безо всякой язвительности. Он по своей привычке говорил бесстрастно, хотя и свысока. – Поэтому приношу извинение за навязывание вам своего общества, мистер Сильвер. Мне всего лишь захотелось выразить вам своё удивление. Я удивлён вашим визитом в Вирград.

– Удивлены? Я прожил в этом городе немало, вот и завёл здесь торговые связи.

– Торговые, так торговые, – произнёс знатный эльф с такой улыбкой, что Саймону вмиг стало ясно – ничего-то собеседник ему не поверил. – Вы человек дела, это мне давно стало понятно. Право слово, если бы ваша рассудительность была вам присуща во всём, я бы даже пронёс память о вас через века. В определённых ситуациях я бы именно вас вспоминал и приводил в пример.

Интонация не позволяла считать сказанное комплиментом. Для Саймона вмиг открылось, что «приводили бы его в пример» в самых что ни на есть неприглядных ситуациях, поэтому он с неприязнью взглянул на Адьира Морриэнтэ и сказал ему то, что сидело у него в голове:

– Вот, чес-слово, как-то всё равно мне, что вы там обо мне думаете. Главное, с дороги отойдите. Проезду мешаете.

– Разумеется, я не намерен вам мешать, – ответил Адьир Морриэнтэ, вот только, прежде чем сделал шаг в сторону, поглядел ему прямо в глаза и выразительно произнёс: – Помешать вам может кое-кто другой. Тот, кто ваше возвращение в Вирград запросто сочтёт за угрозу своим жалким намерениям.

– Что? – разумеется, услышанное не позволило Саймону заставить лошадь сдвинуться с места. – О ком вы говорите?

– Я уже достаточно задержал вас, мистер Сильвер. Пусть я сам никуда не тороплюсь, но для вас сейчас ценна каждая минута.

– Ну уж нет, погодите, – Саймон в нетерпении выяснить подробности даже покинул седло, он нюхом чувствовал, что о чём-то важном его предупреждают. Вот только телохранители Адьира Морриэнтэ не дали ему подойти ближе к эльфу.

– Вы услышали достаточно, – холодно сообщил Адьир Морриэнтэ. – А если вы не так уж поняли то, что я посчитал нужным донести до вас, то рано или поздно вы мои слова всё равно поймёте. Ведь вы очень упрямы, мистер Сильвер, а потому у вас есть на это все шансы.

Сказав так, Адьир Морриэнтэ вернулся на тротуар и неспешно зашагал вперёд. Его телохранители вскоре выстроились вокруг него квадратом, и Саймон понимал – бессмысленно идти вслед за этим эльфом. Большего бы он всё равно не услышал.

– Хм-м, мистер Сильвер, – вдруг подал голос его телохранитель. – Не знаю, что за дело привело вас в Вирград, но я бы предостережению внял. Раз уж такие любопытные лица вас предупреждают, то лучше бы нам уехать отсюда.

– Спасибо за мнение Томас, – буркнул Саймон чисто из вежливости. Затем он ещё раз посмотрел на уходящего Адьира Морриэнтэ и, подумав, всё же сел на свою кобылку.

Саймон всегда был рассудительным человеком, и потому, пусть сердце настойчиво требовало от него любым способом попасть в академию, он всё же отправился в Форкрест.

***

Люций всецело поддерживал тех преподавателей, кто настойчиво рекомендовал хранить год-два все проверочные и контрольные студентов. К счастью, с ним самим такого не случалось, но он не раз был свидетелем тому, как какой-либо студент, съездив домой на каникулы, по возвращении вдруг подавал в министерство жалобу на итоговую оценку за прошлый курс. И вот в таких вот случаях без предоставления подтверждения справедливости оценивания было никак не обойтись. По этой причине Люций проявлял благоразумие и подобно многим другим преподавателям листы с проверочными и контрольными работами для своего возможного алиби оставлял. Также, он хранил документы, что ещё могли бы ему по работе понадобиться. Ну, и так как лето подступало всё ближе, а бумаг на его столе и в стеллажах скопилось уже столько, что из-за них его самого уже едва видно было, то утром нынешнего воскресенья Люций приступил к привычному, но столь нелюбимому им делу. Пересилив лень, он вытащил из своего кабинета, из ящиков домашнего письменного стола и изо всех прочих мест, где занимался работой, всё то, что там имелось. Затем он просмотрел эти бумаги и распределил их на три категории. Одна подлежала уничтожению, другой предстояло отправиться в академический архив, а третьей суждено было переместиться в его подвал.

Собственно, расправиться с первой горой бумаг сложности не возникло, всего-то потребовалось позвать обслуживающий персонал. Подлежащие хранению в академическом архиве бумаги тоже быстро нашли своё место на рабочем столе (Люций рассчитывал их сразу с утра занести куда надо). Ну, а после этого мужчина сделал перерыв в работе и наконец-то поел. При этом он едва ощущал вкус еды, времени и сил его занятие отняло немало. Был уже поздний вечер, день пролетел как один момент. Однако, вымотавшийся Люций не захотел откладывать на потом разбирательство с последней из груд бумаг. Закончив с трапезой, он упрямо поплёлся в непохожую на саму себя гостиную, затем без особой бережливости или сортировки (уж настолько он устал) сложил бумаги в ровные стопки, да, бурча что-то недовольное под нос, перевязал их бечёвкой и понёс «в последнее пристанище».

Вот тут-то судьба и сыграла с преподавателем злую шутку. Относить тяжёлые и объёмные стопки бумаг следовало бы понемногу, но Люцию захотелось справиться со всем за один раз. Так что он сложил документы в высокую-превысокую башню, кое-как поднял её и… и оступился на одной из верхних ступенек лестницы.

– Вот ты ж! – громко ругнулся Люций и даже добавил парочку матерных словечек, благо вокруг него никого не было. После этого старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий со сдавленным стоном сел на пятую точку и, прижимая к себе ушибленную ногу, начал потирать её. Боль стремительно уходила.

«Хорошо ещё, только таким отделался», – пришла к нему угрюмая мысль.

Действительно, падение с лестницы могло закончиться отнюдь не так невинно. Поцарапанные ладони, боль в икре, синяки – ничто по сравнению с тем, что его голова оказалась буквально в паре сантиметров от ножки перевёрнутого стула. Получить такой ножкой в висок было бы, пожалуй, до ужаса нелепым завершением жизни. Поэтому Люций даже вяло улыбнулся, глядя на разлетевшиеся по полу подвала учебные материалы.

Увы, если бы это было всё. Стоило Люцию по новой собрать бумаги и перевязать их, как возникло крайне неприятное обстоятельство – он понял, что ему некуда стопки документов класть.

В подвале было крайне тесно и не только потому, что само по себе помещение являлось небольшим. Скорее, подобному поспособствовало обстоятельство, что, будучи выходцем из простонародья, Люций никак не мог заставить себя выкинуть ни шатающийся стул с потёртой обивкой, ни комод, ножки которого жуть как погрызла некогда имеющаяся у него собака, ни прочую дурную мебель. Ему отчего‑то виделось, что стоит ему избавиться от такого добра, как его за транжирство тут же начнут порицать коллеги и прочий персонал. Поэтому Люций складировал всю свою старую мебель в подвале (а за десятки лет его преподавания в академии её собралось уже немало) и аргументировал это для себя тем, что на или внутри любого из предметов мебели документы хранить куда как удобнее. Однако, из‑за этих самых документов (не выкидываемых годами), в подвале к настоящему дню места живого не было.

– М-да, это когда же я перестал от старых бумаг избавляться? – даже поразился Люций, прежде чем его взгляд уткнулся в три огромных деревянных короба с вещами бывшей невесты. При этом сперва ему захотелось положить новые документы именно на эти ящики, но внезапно возникшее раздражение остановило.

Ни с того ни с сего Люций гневным взглядом обвёл принадлежащий ему подвал. Руки его даже подрагивали, а щёки покраснели. Нога и то с силой пнула лежащую на полу стопку бумаг.

«Да сколько можно? Сколько можно копить всё это в себе? – вновь сосредоточив взгляд на ящиках, подумал Люций и мысленно закричал. – Хватит! Избавиться. Мне от всего здесь нужно избавиться!».

Как ни странно, но мысли старшего преподавателя кафедры сглаза и проклятий не разошлись с делом. Стоило наступить среде, как он, вместо привычного ритуала утреннего чаепития, решительно спустился в подвал и с упрямостью голема начал вытаскивать на поверхность всё, что так давно не видело белого света. Обслуживающему персоналу пришлось в тот день побегать немало, чтобы вынести накопившийся за десятилетия хлам.

Однако, три ящика с вещами Анны всё же остались. Выкинуть их совесть по‑прежнему не позволила, а потому и на дежурный вопрос господина Олафа фон Дали, возьмётся ли Люций побыть дежурным преподавателем на лето, мужчина, к безмерному удивлению ректора, ответил категоричным нет. Он заявил, что на будущий отпуск у него уже имеются планы.

Глава 3

Если вас обидели, то не стоит крепко спать после бесконечных рыданий. Не спите, вырабатывайте план мести!

– Сомнительно, чтобы они не поняли наших стараний, – негромко прокомментировал Сатор очередную неудачу Шао Хаотико.

Лучший имперский маг посмотрел на свидетеля своего провала с усталостью и скорбью. Ему было понятно, что нисколько Сатор не глумится над его надеждой, что так же глубоко расстраивает его отсутствие ответного знака. Однако, юный Тахао уставился на белого мага с вызовом во взгляде. Мальчику наивно чудилось, что его учителя хотят оскорбить, вот он и порывался сказать хоть что-то. Однако ж, не стал, и Шао Хаотико остался доволен поведением ученика. Не стоило такому несмышлёнышу лезть на рожон и влезать в разговор состоявшихся магов.

– Если бы мы только могли понять причину молчания, – вновь переведя взгляд на Сатора, недовольно покачал головой Шао Хаотико. – Не страх же предстать перед нами останавливает их? Даже для магов варваров это было бы слишком.

– Нам остаётся только гадать о причине, – грустно улыбнулся белый маг. – Традиции этих народов столь далеки от имперских, что, быть может, уничтожение городов магией поставило нас вровень с теми, кто потерял право быть кем-то заслуживающим внимание. Быть может, наша жестокость не возвысила нас, а стала причиной тому, что нас перестали считать за людей.

– Наша сила и наши сокрушительные способности сделали нас неприкасаемыми? – поразился сказанному Шао Хаотико.

– Это всего лишь одно из моих предположений, – мягко признался Сатор. – И основано оно только на наших разных культурах, от варваров можно много чего необычного ожидать. Представляете, их женщинам за пределами дома (а я имею ввиду женщин высокого сословия) приходится ходить по земле. Их никто не носит в паланкинах, чтобы им обеспечить чистоту мыслей от всего низменного.

– Какое дикарство, – даже округлил глаза Мастер, меняющий материю бытия, прежде чем осуждающе покачал головой. – Как такая женщина сможет принести в мир духовно одарённых сыновей?

Невольно при этих словах Шао Хаотико скосил взгляд на Тахао Литаня. Ему было прекрасно известно, что матерью его ученика являлась обычная рабыня. Просто… ну, просто вышло так, что других способных к магии сыновей у отца Тахао больше не было.

«Да, не произойди с Сэо такая трагедия, судьба этого мальчика стала бы совсем другой. Удручённый чувством вины, я бы не пришёл каяться к его отцу и не стал бы я столь настойчиво просить у него другого ученика для себя. Тем более, не принял бы такого неприглядного как по происхождению, так и по способностям», – подумал старый маг, но Сатор Белый Зверь не знал его мыслей, а потому продолжил разговор.

– Увы, у варваров другое восприятие мира. По этой причине я не берусь судить отчего так упрямо молчит совет их магов, – сказал он. – Кто знает, быть может, всему виной, что им привычнее живой посланник. Вдруг только гонец является для них показателем серьёзности намерений? С их примитивностью во взглядах это может быть именно так.

Задумываться над этой вероятностью Шао Хаотико не хотелось. Она имела быть шансы правдой, но имела шансы ровно такие же, как десятки других вероятностей. А потому он мягко улыбнулся, глядя как с приоткрытым ртом внимает словам Сатора его неразумный Тахао, и произнёс то, что должен был сказать:

– Завтра я попробую дать ещё один сигнал.

– А если нет? – испытывающе уставился на него белый маг. – Да и призыв к переговорам только половина дела. Из-за смерти писца император отказал вам в просьбе стать его посланником. Он требует от вас сперва дождаться верного человека, но путешествие этого верного человека займёт столько времени…

Сатор многозначительно замолчал. Маг открыто намекал на то, что желал бы связаться с Лиадоллом, но в этом вопросе Шао Хаотико всё ещё был непреклонен. Вот только не успел он ничего сказать.

– Мастер, ранее вы говорили, что я мог бы взять на себя обязательства погибшего писца. И я смог бы, мастер, и тогда ни к чему было бы столько ждать. Вдруг варвары действительно ждут настоящего посланника, вот и не отвечают на сигналы? Давайте отправимся вместе? Вы и я.

– Глупец, – с недовольством во взгляде и с презрением в голосе произнёс Сатор Белый Зверь, но Шао Хаотико не дал ему договорить. Он мягко положил руку на плечо белого мага и объяснил неразумному ученику сам.

– Тахао, когда я мыслил о том, меня вёл грех отчаяния. Император снял его с меня своими мудрыми словами. Взгляни тоже правде в глаза. Ты и я с великим трудом дошли до этих мест, наш путь был крайне нелёгок, так представь только каковым он станет на не принадлежащих нам землях. Империя не получает от совета варваров согласия на переговоры. Поэтому, беря на себя роль нежеланного посланника, я бы сильно рисковал. Мне пришлось бы отдать себя в руки чужаков и терпеть, покуда они держали бы меня в клетке, обсуждая, даровать ли мне право продолжить путь. Да и поняли бы они вообще, ради чего я отправился в дорогу? Ты, Тахао, на языке варваров с трудом можешь пару слов связать. Дело не в твоей верности, дело в том, как мало ты можешь. Из-за твоих скромных умений империя могла бы потерять меня – мага, что обязан присутствовать у подножия священных врат Лиадолла.

Несмотря на то, что Сатор Белый Зверь одобрительно кивнул, подтверждая сказанное, ненадолго Шао Хаотико сделалось совестно перед юношей. Он ведь сам дал ему нелепую надежду, и теперь именно из-за его необдуманных слов горькая обида переполняла Тахао. Это было видно по его взгляду, по тому, как сжались в кулачки его подрагивающие пальцы.

– Иди в наш шатер и отдохни хорошенько. Завтра в полдень ты снова будешь помогать мне подготавливать всё необходимое, – смягчился голос Шао Хаотико, так как уж очень подозрительно заблестели глаза ученика. Тахао вот-вот бы позорно для мужчины пустил слезу.

– Хорошо, мастер, – промямлил мальчик и вялым шагом двинулся в сторону военного лагеря. Правда, прошёл он не так много. Вскоре Тахао остановился и, обернувшись, сказал: – Мастер.

– Да, Тахао.

– Если до завтра я вам не нужен, то, может, вы разрешите мне в нынешнюю ночь остаться среди воинов? Один из них сказал, что я мог бы остаться в его палатке, послушать рассказы бывалых бойцов. Они бы научили меня правильно держать меч. А завтра к полудню я бы обязательно вернулся к вам.

«Пусть хоть чем-то полезным займётся, а не за мной, как хвост за драконом, следует», – едва не вздохнул с облегчением Шао Хаотико, прежде чем дозволил ученику делать всё, что тому заблагорассудится.

– Слушать байки недавних крестьян, – с надменным смешком произнёс Сатор, едва Тахао скрылся из виду, и мгновением позже осуждающе покачал головой. – Только в таком возрасте подобное может быть интересно.

– Уверен, Тахао больше интересует владение мечом. Его отец мастерски обращался с этим оружием.

– На пути магии важнее научиться использовать посох.

По лицу Сатора было видно, что он не переменил мнение о Тахао, но вслух ничего больше о мальчике белый маг говорить не стал. Он и Шао Хаотико обсудили ещё некоторые моменты, а затем расстались. И здесь стоит сказать, что Шао Хаотико был искренне рад остаться один. Он вошёл в свой шатёр и блаженно улыбнулся. А там, не боясь, что его слабости станут обнаружены не спускающим с него глаз учеником, старый маг щедро натёр тело различными мазями. Он наконец-то смог заняться позвоночником, начавшим болеть так сильно и так часто. О да, Мастер, меняющий материю бытия, наутро даже почувствовал себя моложе лет на десять! Короткий, но продуктивный отдых, столь нужен был его телу, что он нисколько не беспокоился за Тахао. Он радовался его отсутствию. Лишь когда солнце вошло в зенит, а ученик так и не заглянул к нему, к Шао Хаотико пришло ощущение тревоги. Но камень жизни мальчика на его браслете горел ярко, и оттого он с недовольством подумал: «Заигрался в воина этот мальчишка, что ли?».

Испытывая неподдельное раздражение, Шао Хаотико начал со свойственной ему старческой неторопливостью подготавливаться к предстоящим чарам. Вот только он и подготовиться уже успел, и солнце начало движение вниз по небосклону, а Тахао… а Тахао всё ещё не было.

«Куда ж этот несносный юнец делся?» – разозлился маг и разозлился ещё больше, так как парой минут спустя к нему заглянул Сатор.

– Вы готовы? – поинтересовался он.

– Да, – ответил Шао Хаотико, прежде чем злобно буркнул. – Я-то готов, а вот ученик мой взял и пропал куда‑то. Уж не напялил ли на себя доспехи, чтобы на спор с кем-либо пойти в дозор?

Говоря так, Шао Хаотико больше насмехался. Он нисколько не верил, что Тахао хватит решимости на такое своеволие. Этот мальчик более чем проникся словами ранее не замечавшего его отца, что это именно ему принадлежит честь пройти по стопам первого наследника рода и стать магом, достойным войти в рукописи империи. Тахао старательно делал всё, чтобы оправдать доверие родителя (на деле озвучившего при расставании самые банальные из слов, что были только возможны). Никто (ни отец Тахао, ни Шао Хаотико) не верил, что из ученичества выйдет толк. Просто ситуация вышла таковой, что один из мужчин ради примирения должен был сына на обучение отдать, а другому ребёнка принять полагалось.

Однако, услышанное Сатора Белого Зверя насторожило.

– Со вчерашнего вечера вы так и не видели его? – со всей серьёзностью уточнил белый маг.

– Нет, не видел.

– В таком случае, прежде чем мы приступим к чарам, я отдам кое-какие указания.

Над тревогой в голосе Сатора Шао Хаотико мог бы посмеяться, если бы с каждой минутой ему не делалось всё беспокойнее на душе. Даже в меру простые чары сигнала давались ему с трудом, так как думалось старому магу только про его бестолкового ученика. Он даже обрадовался, что никакого ответа от совета магов варваров снова не возникло. Так ничто бы уже не помешало ему отыскать наглого мальчишку и отчитать так, чтобы тот на всю жизнь свою глупость запомнил. Вот только нет. Ни он сам, ни Сатор и его подручные найти Тахао никак не смогли. Всё, что им довелось узнать, так это запоздалое признание дозорного.

– Эм-м, мне показалось, что кто-то невысокого роста в сторону войска варваров, прошмыгнул, – краснея от стыда и едва не заикаясь от страха, повинился этот человек. – Только темно было, и… и я, эм-м, не уверен, что это мне не померещилось.

Солдат боялся сказать правду. Он боялся раскрыть факт, что кто-то мимо него пройти сумел, а он испугался закричать о нарушителе. Для этого глупца проще выглядело солгать, что не было в его смену никаких происшествий, а потому не начни Сатор лично допытываться до каждого из дозорных, тайное так и осталось бы тайным. Но истина вскрылась, и что делать с ней требовалось решать.

– Вы способны осуществить удалённый поиск? – спросил Чио Киото, крайне недовольный тем, что ему, полководцу, приходится брать во внимание такое нелепое стечение обстоятельств.

– Нет, – грустно покачал головой Шао Хаотико. – За время пути я много какого полезного имущества лишился, в частности всего того, благодаря чему мог бы сейчас отследить Тахао… О, зачем я только снял с него отслеживающее заклинание, когда дошёл до вас? Зачем только?

– Проклятье! Этот мальчик был свидетелем многих наших разговоров. Он слышал все наши военные планы и теперь, благодаря своим познаниям в языке варваров, может многому помешать. Целому имперскому войску помешать! – закричал от злости Чио Киото и даже ударил кулаком по столу, на котором была расстелена карта с расставленными на ней флажками. – Наше наступление под угрозой.

– Звучит так, как будто это не вы насмехались над его познаниями в языке, – несмотря на согласие со сказанным, был вынужден защитить ученика Шао Хаотико. А затем старый маг невольно посмотрел на свой браслет. Камень на нём по-прежнему переливался голубым отсветом, а, значит, Тахао был жив. Пока ещё жив.

«Увы, погаснуть камень может в любой момент. Уж я-то знаю. Знаю», – нелепо тяжело переживал старый маг за неразумного мальчишку. И что было причиной столь глубоких его эмоций? То, что одного ученика как-то также он уже потерял? Или то, что глупыш Тахао незаметно для Шао Хаотико сделался ему дороже родных сыновей?

«Вот уж были славные мальчики», – согрело сердце Шао Хаотико воспоминание о трёх смешливых погодках, прежде чем в его душу проникла острая застарелая боль. Эти славные мальчики уж как несколько десятков лет назад достигли зрелости и не менее давно покинули они отчий дом. Сыновья Шао Хаотико совместно отправились служить на благо империи в такую даль, что не каждый год приходили от них письма. И навестить постаревшего отца они отнюдь не стремились. Некогда требования Шао Хаотико к собственным детям были столь высоки и строги, что до сих пор не желали они возвращения в родной дом, покуда не исполнят они своего слова и не добудут достойной их отца славы. Вот только где им сравниться с самим Мастером, меняющим материю бытия? Как осуществить такое?

«Я будто бы сам своими требованиями изгнал их. И Тахао из-за меня, только из-за меня лагерь покинул», – пришёл к Шао Хаотико отвратительный вывод.

– Подобное очень даже может произойти, – между тем со вздохом прокомментировал Сатор Белый Зверь. – Наши планы действительно могут открыться врагу, ведь до сих пор до конца неясно, Мастер, что вынудило вашего ученика уйти. Вдруг его ведёт желание возвысится среди варваров?

– Нет. Пф-ф, вот уж это сущая глупость! – уверенно и громко возмутился Шао Хаотико.

– Тогда что? Что его заставило сбежать?

Повисло нехорошее молчание, во время которого Шао Хаотико неистово корил себя за необдуманные слова по отношению к мальчику. В молодости бы он не принял это за что‑то серьёзное, но с возрастом к любому человеку приходит мудрость. Нынче Шао Хаотико отчётливо видел, как сильно он ранил самолюбие и доверие Тахао Литаня. Неправильные слова породили неправильные поступки.

– Пусть этому мальчику досталось не так много талантов и уж тем более ума, честь никогда не была для него пустым звуком. А ещё Тахао всегда хотел быть полезным, – негромко начал объяснять старый маг. – Не на словах полезным. Тахао не из болтунов, что на словах способны даже звёзды с неба собрать в корзину. Нет, он нисколько не хвастун и нисколько не ищет пустой славы. Всё то время, что мой ученик жил подле меня, он желал делом доказать свою способность помочь мне в любой ситуации. Поэтому… поэтому…

– Что поэтому? – гневно уставился на него Чио Киото.

– Я думаю, что он решил взять на себя роль посланника. Боюсь, Сатор, ваши сказанные вскользь слова про то, что варварам нужен живой посланец, а не сигналы, Тахао воспринял слишком серьёзно. Да и моё показное неверие в его способности вынудило его попробовать доказать обратное. Я поклясться готов, в его наивных намерениях именно это. Он желает не навредить нам, а помочь.

***

Если бы на Найтэ не нашла блажь пройти часть дороги до главного корпуса академии в компании некой своей студентки, вряд ли бы он удостоился пренебрежительной улыбки Владыки Стихий Ралгана в мае. Подобное случилось бы не раньше середины, а то и конца июня. Однако, произошло то, что произошло, а потому Найтэ прекратил прислушиваться к женскому щебетанию и в приказном тоне сказал, чтобы Мила свернула куда-либо в сторону и дальше шла одна. Молодая женщина, прежде чем последовать указанию, сперва с недоумением на него посмотрела. Она нисколько не поняла отчего он прервал её на полуслове, и это Найтэ разозлило ещё больше. Он предвидел, что от него вот-вот потребуют объяснений. Но останавливаться и выразительно смотреть на спутницу не потребовалось. Это даже принесло ему некоторое удовлетворение, Найтэ получил новое доказательство тому, как умело у него получается подчинять себе дикарку Милу Свон. Она не стала спрашивать или перечить, а всего-то непонимающе пожала плечами и затем молчаливо повернула на боковую тропинку. Шум её отдаляющихся шагов из-за этого был приятен и… и неприятен одновременно. От шарканья ногами отучить эту женщину Найтэ ещё только предстояло, однако, не её привычка ходить нынче столь раздражила его. Его посетила мысль, что светлые эльфы снова вмешались в его планы (и при этом в такие незначительные планы, как банальная совместная прогулка!).

Вот только разумнее для Найтэ было прекратить гневаться. Разобраться с возникшим обстоятельством следовало на холодную голову, а потому он направился к парковой лавочке, с которой на него взирал мерзкий эльф, и попутно сделал дыхательную гимнастику. Собственно, она помогла. Подойдя к «студенту», у декана факультета Чёрной Магии получилось начать разговор с правильной интонацией.

– Странно увидеть тебя здесь, – сказал он с ледяным высокомерием. – Обычно ты так близко к моей кафедре подходить не смеешь.

– Обычно да, запах разложения и мёртвой плоти удерживает меня на расстоянии. Как от кафедры некромантии, так и от её хозяина.

Владыка Стихий Ралган не опустился до едкой улыбки, но проявленное эльфом бесстрастие напрочь убило принесённое дыхательной гимнастикой спокойствие. Мало того, что он оказался прав – светлый эльф намеренно его подкарауливал, так ещё каков наглец!

«Язык бы тебе укоротить. Да и глаза б выколоть заодно», – вмиг подумалось дроу, но вслух он сказал совершенно другое:

– Тогда какая необходимость привела тебя ко мне? Кроме той, что вынуждает владык светлых эльфов лезть в дела, которые их не касаются.

– Я бы назвал это скорее желанием, – сделав вид, что он сперва подумал над ответом, сообщил Ралган. – Раз за разом мне вспоминаются твои слова о том, сколь ты не заинтересован в грязнокровке. И вот я вижу вас вместе. Снова и снова.

– Для учителя и ученика свойственно общение.

– И совместные поездки на летние каникулы в том числе.

Яркая ирония в голосе Владыки Стихий, а, тем более, осведомлённость об его планах немного охладили пыл Найтэ. Не должен был этот эльф ничего такого знать. Господин фон Дали информацию о предстоящем путешествии не предавал огласке, да и прочие осведомлённые лица знали, что за пределы педагогического состава подобное лучше не выносить. Из-за этого, собственно, Найтэ влёт вспомнил, что не с кем-то из своих коллег дебаты ведёт. С этим собеседником ему требовалось взвешивать каждое слово, а потому он демонстративно скрестил руки на груди и хохотнул.

– Ха, так в желании светлых эльфов свести всё только к этому? К вопросам размножения? Не иначе вас осталось так мало, что больше ни о чём другом вы думать неспособны.

– Очень даже способны.

Сказав так, Ралган (хотя по-прежнему продолжал сидеть на лавочке в расслабленной позе) смерил Найтэ высокомерным взглядом. Причём в этот взгляд он вложил всю свою неприязнь к дроу, и в результате воздух между собеседниками, казалось, сгустился от ненависти.

– Я давно разобрался в твоих намерениях, последний из своего рода, – продолжил говорить Ралган неторопливо и с пренебрежением. – Это не столь сложно, так как мною уже не раз было сказано – ты лишь блёклая тень своих предков.

– Ты не знал моих предков, и ты нисколько не знаешь меня, – усмехнулся в ответ на оскорбление Найтэ. – Поэтому давай, пробуй и дальше унижать меня. Выплёскивай свою ненависть. Меня это забавляет, так как мне ли не знать, отчего ты наполнен ею, – при этих словах лицо тёмного эльфа выразило презрение. – Владыка Стихий Ралган никак не может успокоиться из-за того, что он с рождения был обязан служить дроу. Хотя да, признаю. Факт, сколько веков ты носил рабский ошейник, достойное основание считать, будто в моём народе ты разбираешься.

– Пусть я носил ошейник, свою свободу я добыл для себя сам, – злобно сощурились глаза светлого эльфа. – Но тебе подобное никогда не светит. Ты продолжишь влачить своё существование как раб людей, и я, – ненадолго коснулся он своей груди ладонью, – я буду из века в век наслаждаться этим. Ни ты, ни твои возможные потомки свободы и уважения ни за что не дождутся.

– Пф-ф, ты от меня тоже уважения не дождёшься, – фыркнул Найтэ. – Было бы странно для меня уважать эльфа с орочьим именем. Тем более, когда этот самый эльф столь самоуверенно утверждает, будто он меня и мои намерения насквозь видит. Право, удиви меня своим откровением, – всё же решил он не ругаться, а выяснить больше. – Нет, ну какие такие планы, кроме как выполнить план обучения и дать аир Свон навыки некромантии, соответствующие её дару, ты видишь?

– Личный интерес к этой женщине у тебя имеется. Любой, кто хоть немного наблюдателен или знает повадки дроу, способен увидеть твоё желание подчинить её себе. Не только хитростью, даже магией влияешь ты на неё и, прими как данность, действуешь в этом ты не так скрытно, как тебе хочется думать. А раз есть интерес, то есть для него и соответствующая причина.

На этом моменте Ралган встал со скамьи и сделал шаг ближе к своему врагу. Он вёл себя так, как если бы не желал быть услышанным кем-то, хотя Найтэ мог поклясться – метрах в пятидесяти вокруг них не было ни одного живого существа. Даже своего телохранителя этот эльф оставил где-то далеко от себя. Найтэ намеренно это проверил, так как известие, что его приворот не остался незамеченным, вынудило его предположить – возможно, настал тот час, когда межвидовые распри выйдут на первый план, и он всё же поддастся желанию отправить Владыку Стихий Ралгана из мира живых в мир мёртвых. Однако, момент для этого последнего шага пока ещё не наступил, а потому Найтэ всего лишь грозно осведомился:

– Считаешь, что знаешь мои замыслы?

– Не все, – не стал скрывать Ралган. – И всё же именно этот вижу отчётливо.

– Так удиви меня, озвучь мне мой замысел вслух.

Найтэ требовательно смотрел в глаза светлого эльфа, хотя ждал отказа на свою просьбу. Ему виделось, что владыка лишь поморщится и с презрением сообщит как недостойно даже говорить о подобном. Вот только это предположение не оправдалось, и светлый эльф действительно удивил Найтэ своей проницательностью.

– Ты желаешь создать марионетку, которая много чего хочет достичь и, более того, под твоим руководством она этого достичь сможет, – прозвучали ответные слова. – Аир Свон достаточно талантлива и при этом в ней не так много крови эльфов, чтобы она воспринималась людьми за чужую. Не будь у неё дуалистической способности, её вообще никто не заподозрил бы в этом изъяне. Аура аир Свон – это аура обычного человека, а потому у неё есть все шансы войти в Ковен. Однажды, когда она научится сдерживать свою натуру, с её талантом к магии и при опытном учителе это у неё запросто получится. И вот любопытно, – левый уголок рта светлого эльфа приподнялся в кривой улыбке, – какие взгляды, какие настроения она внесёт в совет архимагов, раз будет считать некоего профессора Аллиэра своим добрым и хорошим наставником? Тем, кому она всецело доверяет, тем, к чьим советам она прислушивается. И тем, с кем (как она однажды узнает) её связывает кровь.

– Это был бы отличный план, если не брать во внимание, что Ковену об её происхождении известно, – нашёл в себе силы усмехнуться Найтэ. – После снятия драконом барьера в зверинце архимаги заинтересовались аир Свон. Исподволь они её изучают, и для меня отнюдь не секрет отчего они ей покровительствуют.

– Сказано так, как если бы это играло против твоего замысла, – прокомментировал Ралган, прежде чем вновь вернулся на лавочку. Там он принял ту же самую позу, в которой сидел ранее, и только затем посмотрел на Найтэ цепким холодным взглядом. – Изучая аир Свон, они уже убедились в том, как мало в ней от дроу. Сама по себе, эта женщина не имеет ценности, свою уникальность потомкам от людей она не передаст. А на её такого рода союз с тобой рассчитывать нечего. Архимагов довольно‑таки скоро перестанет будоражить твоё внезапное внимание к ней. Думаю, если не уже, то в самом скором будущем очередная профилактика аир Свон пройдёт вкупе с дотошным обследованием, которое выявит регулярное употребление ею не дозволяющих беременность снадобий. Эти люди наконец‑то поймут, что ты не поддался соблазну, а всего лишь издевательски играешь с ними и заодно пользуешься удобной возможностью разнообразить свою жизнь. Из-за этого они утратят к аир Свон интерес, а там и ты напоказ охладеешь к ней.

– Да, такое намерение у меня есть. Вот только какое второе дно видишь во всём этом ты?

– Чтобы понять ход моих мыслей, нужно жить куда как больше тех трёх-четырёх сотен лет, что маги людей порой вырывают для себя из цепких лап смерти. Люди живут так мало, что их жизнь порой мне кажется искрой костра, что вот была и уже погасла. Они потому и обладают привычкой торопиться. Хуже того, всецело ожидают её от других. Но тебе-то спешить нечего. В какой-то момент ты великодушно оставишь аир Свон в покое, и она всё же закончит обучение дипломом. Ваши пути разойдутся, а Ковен сосредоточится на чём‑либо ещё. Архимагам всегда есть на чём удерживать внимание. Всегда, а тут ещё война. Вот только в результате они упустят из виду, что, когда эта женщина, будучи состоявшимся магом, вдруг начнёт сильно нуждаться в помощи, именно ты протянешь ей руку. Из чувства благодарности в ней моментально оживут воспоминания прошлого. И нет, не то, что это ты послужил причиной всех её разногласий с прочими студентами, выйдет на первый план. Уверен, нужные слова яда ты пустил внутрь неё вместе со своей магией, а потому ей вспомнится ваша прежняя любовная связь и твоё участие в том, чтобы несмотря на все происки студентов и руководства академии она продолжила учёбу. И вот он момент, когда ты перейдёшь к своему истинному замыслу.

– Очень увлекательное повествование, но, увы, не вижу смысла доносить его именно до меня. Не лучше ли выбрать другого собеседника? Например, какого-нибудь архимага. Их нынче всего трое, конечно, но ради Адьира Морриэнтэ свободную минутку они найдут, – откровенно шутливо, словно он находил озвученное эльфом сущей нелепостью, сообщил Найтэ. – Право, Владыка Стихий Ралган, не правильнее ли открыть глаза Ковену на столь неблаговидные планы последнего из дроу? Светлым эльфам давно хочется ткнуть людей носом в то, какую ошибку они совершили, сохранив мне жизнь, так не пора ли воспользоваться моментом? Или… или понимание, насколько всё сказанное нелепо, благоразумно останавливает тебя?

– Нет, в своём выводе я уверен, – на лице Ралгана возникла мягкая, но недоброжелательная улыбка. – И всё же, видя твоё намерение насквозь, я желаю помочь ему свершиться.

Услышанное от светлого эльфа вновь заставило Найтэ испытать глубокое удивление, а потому не было ничего странного, что он выразил его словесно.

– О-о-о, так в желании владыки светлых эльфов способствовать дроу? – демонстративно поразился он и усмехнулся. – Это что-то новое для меня.

– Я нисколько не против поспособствовать твоему падению, – при этих словах Ралган ненадолго развёл руки в стороны. – Мне будет приятно знать, что однажды, испытывая крах, ты станешь невольно вспоминать этот день, этот разговор, и через боль потерь к тебе раз за разом начнёт приходить мысль, что в этот самый миг ты ещё мог остановиться. Твоя жизнь могла бы повернуться иначе, будь ты мудрее.

– Слишком много для вас, светлых эльфов, чести, – злобно буркнул Найтэ, но от последующих слов всё равно неприятно напрягся.

– Другого ответа я от тебя не ожидал. Ты, глупец, уже не способен остановиться, хотя, как ты ни старайся, а доверие к тебе аир Свон всё равно утратит. Ты слепо упускаешь из внимания, что она намного более сильная личность нежели ты. Единожды потеряв зависимость этой женщины от тебя, заново столь же крепкую связь тебе уже никогда будет не сотворить несмотря на существующий приворот. Ведь задействовать его в полную силу ты не посмеешь, иначе он станет заметен не только для меня. А там сыграет свою роль тот факт, что рассказанная тобой правда об её происхождении, вынудит аир Свон смотреть на общество людей иначе. Она и так среди них чужая, а потому невольно она начнёт искать друзей среди тех, кто также отличен от людей. И вот тогда я протяну ей свою руку помощи. Быть может, мне даже не придётся открывать ей глаза на то, какую низкую магию ты применил к ней. Ведь в отличие от тебя я сыскал не её временную симпатию, а настоящее уважение. Я уверен, пестуемая тобой марионетка выберет правильного союзника, и в результате станет именно моим орудием влияния на Ковен. Право слово, у неё едва ли возникнут сомнения, отвернуться от тебя или нет. Потому что, скажу тебе прямо, тот план, что ты задумал, весьма далёк от твоих посредственных возможностей.

Сказав так, Владыка Стихий Ралган издевательски уткнулся в книгу, что лежала подле него, и, подумав, Найтэ не стал зубоскалить. Ему и так было крайне неприятно, что светлый эльф во многом разложил его тайный план по полочкам. А потому он презрительно фыркнул, как если бы считал услышанное полной чушью, и пошёл по своим делам дальше, хотя настроение у него сделалось наисквернейшим. Тёмного эльфа успокаивало лишь то обстоятельство, что в самом главном Владыка Стихий Ралган ошибся. Как только Ковен сделал бы свой вывод и перестал так бдительно наблюдать за Милой Свон, Найтэ заставил бы эту женщину отчислиться из академии. Он убедил бы её в необходимости не сверкать на виду, а добровольно кануть в небытие, назвав в качестве причины… Да хотя бы то, что только так они смогут быть вместе! Женщинам свойственно ради любви соглашаться на жертвы. Мила Свон посчитала бы себя героиней вследствие своего поступка. А там, впитав в себя его истинные стремления и ожидания от неё, всенепременно прозвучало бы её согласие на свою столь малую (но при этом столь значимую) роль матери нового поколения дроу.

«От неё уже роптаний считай нет», – довольно усмехнулся Найтэ.

Хотя память мгновенно напомнила ему о недавнем неприятном разговоре в спальне, он был уверен, волнения в его женщине порядком улеглись. Из-за этого куда как больше беспокоил тёмного эльфа в настоящий момент Владыка Стихий Ралган.

«Хорошо, что он явился без телохранителя, это говорит о том, что свои мысли на мой счёт он держит при себе. Прочим светлым эльфам ничего не стоит обо всём этом знать», – размышлял Найтэ, попутно изобретая план. От студента по имени Адьир Морриэнтэ ему отныне не просто хотелось, а прямо-таки требовалось избавиться, так как заклинание приворота тёмный эльф снимать отнюдь не желал. Прошло слишком мало времени, чары ещё не въелись в энергетику Милы Свон.

«Однако, стоит их сделать менее заметными, – рассудил он. – Реакцию Ковена на этот момент предугадать сложно. Архимаги могут и промолчать, а могут и ярко возмутиться».

Подумав, Найтэ решил, что воздействие магии приворота ему действительно лучше ослабить. При том влиянии на Милу Свон, что он уже получил, подобное было допустимо, зато вот уж точно нельзя за время его совместного путешествия с этой девушкой привлекать к себе внимание подобным образом.

«Осторожность и ещё раз осторожность», – напомнил себе Найтэ.

Глава 4

Когда появляется искушение, стоит сосредотачиваться не на том, через кого ты испытал его, а о том, отчего оно пришло к тебе

Мила нисколько не поняла, что приказ Найтэ проистекал из намерения поговорить со светлым эльфом на тет-а-тет, а потому его указание всерьёз обидело её. Да, именно обида вынудила её уйти молча. Молодой женщине виделось, что отдалённая фигура отвлёкшегося от книги Адьира Морриэнтэ отнюдь не повод грубо бросать её, и на этот раз найти оправдания для любовника у неё не получилось.

«Сперва он мог бы выразить своё беспокойство», – злилась она.

При этом под словом «беспокойство» Мила понимала нежелание Найтэ делать их порочную связь явной. Подобное было невыгодно для них обоих, но сосредоточиться на этой мысли нынче у неё никак не выходило. Во-первых, любая влюблённая женщина куда как больше слушает голос сердца, а не разума. Во-вторых, сыграли свою роль недавние упрёки куратора группы. Вместо того, чтобы думать о правильности поступка, о проявленной Найтэ бдительности и предусмотрительности, Милу неистово разозлило ощущение отсутствия её значимости для дроу. В ней всё голосом Люция Ориона кричало: «Да он просто пользуется вами, аир Свон, а вы и рады».

«Проклятье! Да кроме Морриэнтэ вокруг нас никого не было. Мы запросто могли ещё немного прогуляться вместе или же он мог сперва принести свои сожаления, что вынужден просить меня идти дальше без него. Кто на таком расстоянии расслышал бы, о чём мы таком говорим?» – с гневом рассуждала Мила, и оттого думала она отнюдь не о предстоящей лекции – предпоследней лекции по основам литомагии в этом учебном году. Сессия приближалась, через пару недель настала бы пора для консультации перед экзаменом, а там… там пришлось бы выложиться по полной ради хорошей оценки.

Если же говорить о количестве собирающихся в аудитории людей, то их было достаточно много. В лектории помимо студентов-третьекурсников факультета Чёрной Магии присутствовали слушатели факультета магии белой, так как изучали нынче они один и тот же предмет.

– Уф, успел, – вдруг услышала подле себя Мила, прямо перед тем, как на стул рядом с ней плюхнулся Вигор. Выглядел и пах он при этом так, что молодой женщине вмиг сделалось ясно – кое-кто хорошо так кутил всю нынешнюю ночь.

– Бе-е, надо же как от тебя пивом и куревом разит.

– Эге, славно меня угощали, – с улыбкой объевшегося сметаны кота сообщил Вигор. – Настолько славно, что я пил столько, сколько в меня могло влезть. Ну, и кто ж от сеттского табака отказывается?

– Я бы отказалась. Но ты ж жаден до халявы непомерно, а потому и помереть от такого кутежа было бы для тебя незазорно, – морща нос, сообщила Мила и после осведомилась: – Слышь, может отсядешь, а?

– Принципиально нет, – уверенно отказался бывший каторжник. – Мы тебя вон сколько всем потоком терпели, так что и ты меня теперь потерпи.

– Знаешь, какая-то это низкая месть, – буркнула Мила, но на этом ей пришлось прерваться в беседе, так как в лекционную вошёл преподаватель. Этого мужчину раздражали сторонние разговоры, ему даже поднятые для вопросов руки студентов не нравились, а потому молодая женщина напоказ придвинула к себе тетрадь для записей и состроила на лице выражение полного сосредоточения. Она не собиралась злить столь вредного преподавателя накануне поры экзаменов, однако, всё ж привлекла к себе его внимание воплем.

– Твою ж мать, Вигор!

Заголосила Мила так из-за того, что однокурсник, достав из-за пазухи комканный и грязноватый лист (именно на нём он, видимо, намеревался делать записи за преподавателем), не обнаружил при себе никакого инструмента для письма. Он пришёл на лекцию совсем не готовым к ней, а потому, пока этого не сделала Мила, шустро потянулся к её лежащему возле чернильницы перу. И в другое время Вигор сделал бы это достаточно ловко, но бурная ночка подвела. Он задел чернильницу, и в результате чернила не только обильно полились на парту, но и брызнули на лиф платья Милы.

– Что вы себе дозволяете? – мигом взъелся из-за прозвучавшего крика преподаватель, но в ситуации разобрался быстро, а потому грозно приказал. – Аир Рейн, немедленно вызовите уборщика, пока чернила не въелись в стол. А вам, аир Свон, лучше выйти и привести себя в порядок.

Чтобы спасти форму (чёрный шарфик с символикой некромантии ни за что не смог бы закрыть пятна на сером лифе полностью), ей требовалось дойти до ванной комнаты, это было бы благоразумно. По этой причине Миле стоило бы сперва поблагодарить преподавателя за разрешение на время покинуть лекционную, а только затем уйти. Но… но она поднялась со стула с таким злым сопением и таким стремительным шагом направилась к выходу, что мало для кого её эмоциональное состояние осталось тайной. Молодая женщина была готова проклинать всех и вся, и да, она действительно была зла, раз, закрыв за собой дверь в лекционную, первым делом постаралась с силой пнуть Вигора по икре. Увы, её старания не увенчались успехом. Вигор сумел увернуться, а затем ещё и посмотрел на Милу с неподдельным задором.

– Всё-то тебе весело, – укорила его она, и бывший каторжник согласился.

– А то ж, ловко у меня вышло с этой скукотищи смертной сбежать. Пока я ещё какого‑нибудь уборщика найду. Ха, тяжёлое это дело, коли никого отыскать не хочется.

– Мог бы тогда вообще на лекцию не приходить. Чего припёрся?

– Мог да не смог, – развёл руками Вигор. – Я ж обещался тебе привет от кое-кого передать. Побожиться пришлось даже, что первым делом, как в академию вернусь, так сразу к тебе. Ну, а гульнул я так, что вернулся ток поутру и едва на лекцию этого говённого препода успел. Поэтому, собственно, вот. За платье ты, канеш, звиняй, но мне думается, что привет от Саймона стоит такой ерунды. Иначе не выходило. Меня б сон сморил, и я бы напрочь забыл чё в эту аудиторию с такой больной головой попёрся.

От сказанного Мила оторопела. Она нахмурилась, посмотрела на Вигора недоверчивым взглядом, и лишь потом со всей серьёзностью уточнила:

– Ты это о нашем Саймоне говоришь?

– Агась.

– Но… но как? – вмиг растерялась она, и Вигор, взяв её под локоток, чтобы увести подальше от двери в лекционную, сказал:

– Ну, он со мной встретиться захотел. А я чего? Я только за посидеть в трактире за жратвой и пивом да не платить за это. Тем более, поболтать нам было о чём. Мы о прошлом много чего вспомнили, тебе заодно косточки перетёрли. Причём кое-кто перебрал настолько, что едва ли не в любви тебе признаваться начал, хотя я перед ним сидел.

Говорил Вигор с насмешкой, как если бы о чём-то неважном речь вёл, но для Милы прозвучавшее было серьёзнее некуда. Более того, от услышанного ей сделалось очень больно. Она и так паршиво себя ощущала: укор мэтра Ориона, боязнь потерять Найтэ и его пренебрежение её чувствами. А тут ещё и Саймон…

– Тебя, значит, позвал, а меня нет, – сорвалась с её губ обида, прежде чем Мила развернулась и, едва сдерживая слёзы, направилась в ванную комнату. Молодой женщине нисколько не хотелось, чтобы Вигор её слабость видел, однако ж он её нагнал и остановил.

– Эй, постой, – сказал он, разворачивая её к себе лицом. При этом во взгляде Вигора промелькнуло неподдельное удивление, он явно думать не думал, что Мила надумает из-за услышанного плакать. – Эм-м, о том, собственно, и речь. Саймон побоялся тебя пригласить, так как не знает, чего от тебя ждать. Понимаешь, Милка, этот влюблённый осёл тебе раз за разом письма шлёт, но… что-то никакого ответа от тебя ему всё нет.

– Да как это нет? Это он сам меня бросил, а я… я же столько раз писала ему. Надеялась! – яро возмутилась Мила, прежде чем замолчала и, задумчиво поджав губы, размыслила о некоем очень даже вероятном событии.

«Кто столько времени стоял между мной и Саймоном? И кому могло быть нужно, чтобы мы не начали общаться снова?» – подумала она, и от этих мыслей могла бы даже радостно улыбнуться. Миле явно польстило, что Найтэ, оказывается, тревожит её возможное сближение с другом. Вот только… вот только не менее сильно ей не понравилось, что кое-кто за её спиной всё решает, да ещё в таком личном вопросе.

– Вот тоже самое я ему сказал, – между тем ухмыльнулся Вигор, прежде чем икнул и, похлопав Милу по плечу, сообщил: – В общем, решили мы с Саймоном так – то руководство нашей академии с тобой играет. Ну, и коли захочется тебе однажды забить на их правила игры и по-своему поступить, так ты ко мне обратись. У меня нужный человек, что втихаря в Форкрест весточку отвезёт, найдётся.

Облачи Вигор сказанное в какие-нибудь иные слова, возможно, Мила поступила бы иначе. В конце концов, несмотря на своё желание поговорить с Саймоном молодая женщина уже отошла от боли разрыва. У неё имелись отношения, из-за которых не вышло бы сблизиться с другом так, как бы тому хотелось. Однако, из-за услышанного в ней взыграло бунтарство.

«Играет. Он именно что играет со мной. Его забавляет исподволь руководить моей жизнью, но при этом он основательно забывается в том, что я тоже умею принимать решения», – аж затрясло Милу от злости. А потому, отмыв с серой ткани платья пятна чернил насколько это было возможно, молодая женщина вернулась на консультацию совсем не ради того, чтобы записывать за преподавателем. Хотя диктовал преподаватель много, из-под её пера выходили совсем другие слова и строки. А там, когда всё же столкнувшийся с уборщиком Вигор вновь подсел к ней, Мила незамедлительно пододвинула к нему исписанный лист. Не говоря ни слова, бывший каторжник накрыл его своей огромной ладонью, и… и в этот момент Миле сделалось жутко.

Много раз уже писалось о спонтанности этой женщины, о том, что о содеянном она раздумывала тогда, когда становилось поздно. А потому только в этот момент Мила осознала, что, узнай обо всём этом Найтэ, и дела её станут плохи. Тёмного эльфа такое своеволие разозлило бы. Непременно.

«Ну и что? – вдруг прозвучало возмущение в её голове. – Может, это не самый благоразумный поступок в моей жизни, да только он разве неправильный? Разве я не права в своём желании объясниться с Саймоном? Он мой друг! А я – я живой человек. Жизни, мыслей, поступков собственных я не заслуживаю, что ли? Почему я не могу списаться с кем-то дорогим моему сердцу, когда сам Найтэ из-за какого-то поодаль сидящего студента меня прочь от себя отсылает?».

Волна протеста захлёстывала её как цунами. Порядком задремавшая гордость стряхивала с себя оковы сна, и вследствие этого Мила даже невольно задрала голову выше. Она ощущала, что всё сделала верно.

***

Долгие три недели сессии оказались не такими уж долгими. Вроде бы ещё вчера была консультация к первому из экзаменов, и вот уже завтра наступил бы день для последней оценки третьего курса. Мысли об этом тяготили Антуана. В это лето, как никогда ранее, он не желал возвращения к семье. Ему до колик в животе не хотелось встречи с отцом из-за разговора на вполне так ожидаемую тему.

«То шестилетняя капризная девочка, то какая-то несносная гадина. Мои родители как будто за что-то меня возненавидели!» – кипел он на огне, а потому всё же решился дойти сперва до ректора, а затем и до своего декана.

– Профессор Аллиэр, я знаю, что по завершении третьего курса уже не так проблематично устроиться на практику.

– На каникулярную трудовую отработку, – сухо поправил тёмный эльф и, с лёгкостью разобравшись в том, для чего студент его навестил, в строгом тоне озвучил. – И вам эта отработка, аир Грумберг, пока ни к чему.

– Это почему же? – неподдельно оскорбился Антуан.

– Во-первых, за вами никакого долга академии не числится, отрабатывать вам нечего. А, во-вторых, работа, которую могла бы предложить академия студенту вашего курса, мало соотносится с вашим происхождением. Ладно бы по чёрной магии нынче вакансии толковые имелись. Но не устроит же вас служба на отдалённом маяке? В поддержании огня на длительный срок нет ничего особенного.

Несмотря на то, что с озвученным Антуан мог бы согласиться, кое-что никак не давало ему покоя. Причём этим кое-чем было и как нежелание видеть родителей, так и уже известный ему факт – Миле Свон опять досталось кое-что особенное.

– Я тоже мог бы сопровождать вас на Призрачные Болота, – не стал скрывать молодой лорд, и эти слова декана факультета Чёрной Магии вмиг разозлили.

– А вам-то откуда об этом известно? – возмутился тёмный эльф, резко вставая из-за стола. – Моё отбытие из академии не должно было быть на слуху, а ваше «тоже сопровождать» говорит мне о многом. А ну признавайтесь, кто поделился с вами этим обстоятельством?

– Простите, но имя я оставлю при себе.

– Тогда оставьте при себе не только имя этого человека, но и ваше намерение. Вы ужасно расстроили меня, аир Грумберг.

Нет, конечно, он мог бы попытаться вернуть себе расположение профессора Аллиэра. Но тогда Антуану пришлось бы открыть, сколь много уже Вильям Брук донёс до него обо всём, что касается Милы Свон. А молодой лорд не хотел лишаться толкового осведомителя, секретарь ректора ещё не раз мог бы стать для него полезен. По этой причине Антуан поклонился и вышел из кабинета декана факультета Чёрной Магии.

– Немыслимо, просто немыслимо, – буркнул он тихо-тихо, едва оказался под открытым небом. А затем Антуан неспешно зашагал по дорожке прочь от кафедры. Для него было сложно смириться с фактом, что ни ректор, ни декан не прислушались к его желанию занять себя чем-то полезным. Раздражение глубоко проникло в душу молодого лорда и, наверное, только поэтому он остановился возле пруда. Созерцание воды многим позволяло ощутить спокойствие, стало немного легче и Антуану. А там душевное состояние надоумило его сесть на берег и задумчиво уставиться вдаль. При этом он нащупал ладонью мелкую гальку и начал время от времени бросать её в воду… покуда не заметил в высокой траве недалеко от себя кое-что странное.

– А это ещё что? – прошептал он себе под нос, когда поднялся с земли.

Подойдя, Антуан понял, что ему довелось увидеть аккуратно сложенную одежду. Некто (хотя по самой одежде очень даже понятно кто!) ранее разделся здесь на берегу. Быть может, чтобы поплавать. В такой жаркий день подобное было бы неудивительно, если не думать, что на берегу осталось лежать всё, включая женские панталоны.

Всё ещё не до конца веря в увиденное, Антуан наклонился и поднял с травы широкий чёрный пояс, на концах которого серебряной нитью была вышита символика факультета некромантии. Он внимательно посмотрел сперва на него, затем на гладь озера. И, хотя на первый взгляд озеро по-прежнему казалось пустынным, таковым оно не было.

– А ну оставь мою одежду в покое! – вдруг донёсся до Антуана знакомый женский голосок.

Вскоре из-за сохранившихся зарослей камыша показалась головка Твари. Не иначе она своевременно заметила приближение однокурсника, раз сумела скрыться от глаз Антуана и надолго. Пожалуй, если бы молодому лорду не захотелось посидеть в одиночестве, если бы он не заметил одежду Милы Свон и ушёл, ему бы никогда не довелось понять, сколь близко они нынче друг к другу находятся.

– Если ты мне хоть что-то испортишь, я на тебя сразу пожалуюсь.

Желание поднять одежду и швырнуть её в воду было очень велико. Азарт подогревал Антуана поступить именно так, однако, он, продолжая удерживать поясок Твари, лишь подошёл ближе к кромке воды.

– Я не собираюсь портить имущество академии.

Антуан намеренно назвал одежду Твари имуществом академии, и да, его ожидания оправдались. Её лицо даже покраснело от гнева. Но молодому лорду уже стало понятно, как ему воспользоваться ситуацией, а потому он демонстративно выпустил поясок из рук.

– Мне не нужны твои вещи и мне не нужна ты сама. Ты для меня словно не существуешь. Я подошёл к этому озеру, чтобы посидеть на его берегу, и я продолжу своё занятие до тех пор, покуда оно мне не надоест.

Сказав так, Антуан действительно вернулся на место, где раньше сидел, и уставился на гладь воды. Он даже, хотя ему ужасно хотелось, намеренно не поворачивал голову в сторону Твари. В его желании было воспользоваться ситуацией.

«Раз уж она не умеет думать, раз не понимает насколько неприлично для женщины заходить в воду голышом, так пусть пожинает плоды своего безрассудства», – рассуждал молодой лорд с ледяным спокойствием.

Антуану виделось, что он никак не отреагирует на просьбы и мольбы Твари уйти. Этой женщине пришлось бы хоть до темноты в воде сидеть, а он бы не сдвинулся с места. Он бы дождался часа, когда кто-нибудь да прошёлся мимо них. Тогда бы он поделился пикантным фактом и отправил этого человека за деканом, а то и ректором. Ведь если есть преступление, то должно быть и наказание, да?

Другая вероятность тоже дурманила своим соблазном Антуана. Уж если бы никого не появилось (всё же на кафедру некромантии мало кто в пору экзаменов хаживал), то у Твари не осталось бы выбора, кроме как будучи продрогшей до костей доплыть до дальнего берега. Там имелись густые заросли, и оттуда она могла бы попробовать добежать до кафедры некромантии до того, как там окажется Антуан.

«Пригласить профессора Аллиэра посмотреть на такое зрелище, м-м-м. Это, это было бы великолепно!» – мысленно наслаждался он тем, как организовать в личном деле Милы Свон ещё один строгий выговор. Как сделать её репутацию таковой, чтобы его отец раз и навсегда похоронил мысль о гиблой невестке.

– Как-то странно ты обо мне не думаешь, раз всё проходу не даёшь, – попыталась поддеть его Тварь, но Антуан лишь ненадолго смерил её презрительным взглядом. И на следующие две попытки достучаться до него не отреагировал тоже.

Даже больше, чем агрессивнее вела бы себя Тварь, тем приятнее делалось бы у него на душе. Но ожидания не оправдались. Миле Свон слишком быстро надоело решать проблему на словах, раз она начала плыть в сторону молодого лорда. И да, проигнорировать приближение девушки у Антуана не вышло. Он уставился на неё во все глаза, когда она начала выходить из воды. Обнажённая. Абсолютно.

– Думаешь, я намерена стесняться своего тела? – раздражённо сказала она, демонстративно останавливаясь возле Антуана, чтобы поднять поясок.

От такого у него аж язык отнялся. Вроде можно было (да и стоило!) сказать много чего, но Антуан смог лишь ошарашенно смотреть, как Тварь комкает в руке пояс и идёт к своей одежде. Она бесстыдно промокнула влажное тело полотенцем, не постеснялась даже обтереть промежность, прежде чем накинула на себя нижнюю сорочку. Однако, вытерлась она крайне плохо, раз сорочка всё равно прилипла к телу и очертила соблазнительные женские формы.

– Я нисколько не думаю, что шлюха способна хоть чего-то стесняться, – наконец-то смог выдавить из себя оскорбление Антуан. – Уверен, тебе даже приятно забавлять мужчин своей наготой.

– О, так ты думаешь, мне приятно, что ты на меня смотришь? – вмиг возмутилась Тварь. – Нет, нисколько. Просто принимать твои правила я не собираюсь, а потому сиди тут, любуйся то ли на меня, то ли на озеро. У меня же совсем другие планы на вечер.

К этому моменту Тварь достаточно облачилась, чтобы считаться одетой, но её распущенные влажные волосы и удерживаемый в руке корсет всё равно наводили на мысль о распутстве. В конце концов, нынешний вид этой женщины любого мужчину спровоцировал бы, так что не было ничего удивительного в том, что Антуан ярко ощутил зов плоти. Ему в принципе было бы приятно поставить на колени эту мерзавку, а уж с вполне так конкретной целью…

Воображение подстёгивало желание. И именно из-за него, именно из-за необходимости сдержать себя, Антуан, храня молчание, перевёл взгляд на озеро и не отводил глаз с его вод до тех пор, пока Тварь не покинула берег. При этом молодого лорда аж потряхивало из-за произошедшего. Он дышал, но при этом вовсю задыхался.

– Ну уж нет, – наконец, грозно проговорил он, ударяя кулаком подле себя. – Пусть такая дрянь нисколько недостойна становиться частью рода Грумбергов, но ты клятву подчиняться мне во всём принесёшь. На правах мужа я изничтожу тебя, и никто, никакой Ковен даже не помешает мне сотворить с тобой всё, что угодно. Уж я исполню волю своего отца. По полной исполню. Тебе придётся не раз покорно раздвинуть для меня ноги, а там я и похороню тебя заживо. Заживо сгною в каком-нибудь склепе.

В этот миг Антуану всего-то расхотелось плыть против течения. Что толку в его сопротивлении? Он бы лишь по полной вкусил проблем из-за противостояния отцу. Так к чему это было нужно, если Тварь от этого только выигрывала? Нет, ну почему бы не покорить эту женщину тем способом, что сам так и стелется широкой дорогой? В конце концов, что за глупость сидит в нём – отчего он должен с уважением относиться к собственной супруге? Его отец даже такой светской львице, какой некогда была леди Каролина, предоставил вполне так определённую роль безропотной клуши-наседки, и все об этом молчали. Так кто заступится за некую Милу Свон? Нет, никто.

Вместе с этими мыслями к Антуану также пришло понимание правоты отца. Единственное, что было опасно для предстоящего брака, так это репутация Твари. И опасна она была тем, что принизила бы самого Антуана. Ему же нисколько не хотелось, чтобы на него в светском обществе смотрели свысока.

«Пожалуй, всё же придётся озаботится её принятием в общество», – решил молодой лорд, и на этой мысли уверенно поднялся с травы.

***

– Фу-х, – выдохнул Люций, отряхивая от мелкого сора подрагивающие из-за перенапряжения руки, а затем гордо упёр ладони в бока. Он считал, что совершил едва ли не героический подвиг, подняв из подвала в гостиную три огромных пыльных короба. Причём, проблема была не столько в их тяжести, сколько в массивности и в том, что доски были грубо обработаны. Ящики никак не получалось удобно ухватить руками, да и пальцы уже были утыканы занозами, а потому Люцию пришлось использовать верёвку и силу собственного ума.

Честно, после стольких мытарств в настоящий момент старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий был поражён тому, как ловко грузчики занесли в его подвал всё это добро. И ничего-то они не порвали себе одежду, и ничего-то не поранились. Даже не задышали устало.

«Не-е-ет, – при этом подумалось ему. – Везти все три короба в Долград – это чистой воды безумие. Идея опустить их в землю рядом с могилой Анны, конечно, хорошая, я от этой затеи не откажусь, но вот это всё туда тащить… Даже если меня кладбищенский смотритель не остановит, так я в принципе не донесу это всё просто!».

Наконец-то любопытство Люция получило более логичное обоснование. Да и времени прошло немало, чтобы ему по-прежнему испытывать трепет и боль в сердце при виде деревянных коробов с вещами его бывшей невесты, а потому он ещё с минуту-две посомневался, а затем решительно отправился на проходную. Шёл он за топором. Без подобного инструмента открыть короба бы не вышло, доски были плотно подогнаны друг другу, а Люций отчётливо помнил, что не так давно видел на проходной огромный топор для колки дров.

Охранник не стал допытываться для чего старшему преподавателю кафедры сглаза и проклятий топор по столь тёплому времени понадобился. Он только недоверчиво поглядел на Люция, так как на его чёрной мантии были отчётливо видны пыль и прорехи.

– Это я решил небольшой ремонт своими руками сделать, – пояснил Люций, и охранник вмиг расслабился.

– А, ну берите топор. Только к вечеру обратно принесите, хорошо?

– Разумеется.

Осчастливленный Люций направился домой. При этом ему подумалось, что будет как-то неправильно нести топор у всех на виду, вот он и зашагал не только быстрым шагом, но и оглядываясь, как бы его кто-либо не заприметил. И да, хотя выглядело всё это со стороны странно, всё же не такова у Люция была репутация, чтобы заметивший его через окно профессор Саймон Каттильский взял и насторожился. Во всяком случае, декан факультета Водной Стихии не изменился в лице, когда Люций приветственно помахал ему свободной рукой. Молодой мужчина вяло помахал в ответ и поднёс ко рту чашку с каким‑то дымящимся напитком.

А там, пожалуй, сущее чудо, что непривычный к физическому труду Люций, всё же не отрубил себе ни один из пальцев. Отлетевшая щепка, конечно, полоснула его щёку до крови. И ладонь он себе, отдирая доску, о гвоздь поранил, но это всё было мелочью жизни. Сделав наспех на руку перевязку, Люций до конца разворотил деревянный короб и от счастья громко захохотал. Ну, и, по итогу, менее чем через полчаса его уютная гостиная приобрела на редкость необычный вид. В первом (и в самом большом) из ящиков оказались столь личные вещи, что более личных и не сыскать, наверное. И теперь на диване, креслах и даже приставном столике грудой лежали женские панталоны, подтяжки, чулки, пара корсетов, многочисленные платья и помятые шляпки. Чудом казалось, что кто-то сумел столь мастерски уместить в один короб вот это вот всё.

– Мать моя, – обводя взглядом изменившуюся до неузнаваемости гостиную, прошептал побледневший Люций, так как живо понял, что обслуживающий персонал к выбрасыванию столь интимной женской одежды привлекать ну никак нельзя. Уборщики бы его влёт на всю академию ославили.

Икая от представления, что в его дом вот-вот несвоевременно постучит кто-либо, Люций со всех ног бросился к камину и несмотря на летнюю жару суетно разжёг его с помощью легко воспламеняющегося зелья. После чего принялся собирать и складывать на поленья женскую одежду. Ничего другого (более дельного) ему в голову не пришло, ибо короб, в который всё это можно было обратно сложить, он топором расшиб так, что из щепок, в которые превратились доски, ящик собрать уже не получилось бы. Никогда.

– Уф-ф, – вытерев со лба пот (не только из-за нервов в гостиной сделалось очень жарко), Люций подступил ко второму ящику. Он уже нисколько не был уверен, что хочет его вскрывать, но представленная им муторная дорога в Долград потребовала активных действий. Старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий всё же ухватился за рукоять топора, ударил по дереву. Раз, два и тут…

Тук.

Тук-тук.

Кто-то настойчиво заколотил в его дверь, а потому Люций нервно заозирался. Вроде женской одежды в комнате больше не было, и это позволило ему подойти к двери.

– Кто? – строго спросил он, так как никаких визитёров ему в настоящий момент не хотелось.

– Ваш друг Поль. Люций, что у вас происходит? Профессор Каттильский обеспокоен. Он пришёл ко мне и сказал, что из вашего дома доносится какой-то странный громкий шум. Да и из трубы отчего-то повалил жуткий чёрный дым.

– О, это я всего лишь что-то не то сжёг, – нервно рассмеялся Люций, попутно открывая дверь. И да, первое, на что Поль Оллен уставился, был огромный топор в окровавленной руке старшего преподавателя кафедры сглаза и проклятий – наложенная наспех повязка взяла и слетела, а, покуда Люций не взял топор, рана не кровила, чтобы снова её перевязывать.

– Эм-м, а что именно вы жгли? – не сводя взгляда с топора, с опаской осведомился Поль Оллен, прежде чем заприметил рану на щеке друга и то, что чёрная мантия порвана. – Ох, да на вас никак напали?

– О, нет. Ничего такого. Просто… – тут Люций замялся.

– Что просто? Что у вас произошло?

– Ну-у, – протянул Люций, прежде чем понял, что нисколько не хочет объясняться перед другом. Было бы странно вдруг рассказывать про коробки с вещами Анны, раз до этого он столько недель о них молчал. – Знаете, Поль, тут не самая приятная история. Вам лучше зайти в другой раз.

Люций вдруг разнервничался так, что чисто машинально начал с силой закрывать дверь. Ему вмиг захотелось избавиться от общества кого бы то ни было, сердце вновь болезненно защемило. Душевная рана вновь дала о себе знать. Но Поль Оллен как-то успел поставить на порог носок сапога, и, в результате, мгновением позже взвыл от боли да так громко, что Люций от испуга икнул. Бедный преподаватель вмиг побледнел из-за переживаний за друга, а там, нисколько не подумав, взял и резко распахнул дверь. Ему хотелось избавить Поля Оллена от страданий из-за защемлённой ступни, но сделал он только хуже. Люций едва успел ухватиться за камзол приятеля, чтобы тот всё же удержался на ногах – бедолагу резко открывшаяся дверь ударила в челюсть и едва не снесла с крыльца.

– О, великие стихии, простите. И вы как, в порядке? – с тревогой спросил Люций, попутно замечая, как на него и особенно на его топор, что он так и не выпустил из руки, косится стоящий поодаль декан факультета Водной Стихии Саймон Каттильский. Глаза профессора округлились буквально как плошки, но внимание Люция на этом мужчине не сосредоточилось. Стоит себе, так и пусть стоит. Подумаешь. Мало ли кого-то поджидает? Старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий в тот момент вовсю за друга переживал.

– Ничего, – между тем пролепетал обескураженный Поль Оллен. – Ничего серьёзного для того, кто профессионально занимается целительством.

– Ох, простите меня. И давайте в дом, – продолжая удерживать в окровавленной руке топор, настойчиво поволок он друга внутрь гостиной.

Поль висел на нём, как тряпочка. Кажется, удар дверью вышел куда-как сильнее, нежели Люцию думалось изначально. Во всяком случае, переживал он отнюдь не за временную хромоту приятеля, а за его покрасневшее и опухающее лицо, за затуманенный взгляд. Ему виделось, что у Поля Оллена челюсть сломана, а то и сотрясение мозга случилось. Поэтому-то Люций, едва приставил топор к столику, очень бережно не просто усадил, а уложил друга на диван.

– Эм-м, Люций, я помешал вам? У вас какая-то женщина? – вдруг поинтересовался стыдливо покрасневший Поль Оллен, так как обнаружил торчащие из-под кресла напротив ажурные панталоны. Люций тут же зарделся и попытался отпихнуть улику ногой.

– Не-не. Это просто так.

– Эм-м, – недоверчиво протянул Поль Оллен, так как Люций в желании создать для друга комфорт поднял диванную подушку и под ней обнаружился лиловый шёлковый чулок. – Может, мне лучше уйти?

От стыда Люций так и застыл над Полем Олленом с диванной подушкой в руках, но мгновением позже решил, что будь оно как будет. Поэтому, мысленно подбирая слова для предстоящего объяснения, он решил сперва закончить с самым необходимым, и начал неторопливо подносить подушку к голове друга. За окном тут же раздался какой-то треск. Люций резко обернулся. Кто-то (и, кажется, Саймон Каттильский) шмыгнул в сторону.

– Люций? – обратился к нему ничего не увидевший Поль.

– Эм-м, нет-нет, лежи, – всё же положив подушку под голову друга, ответил Люций и подумал, что, наверное, профессор Каттильский ему померещился. С чего бы это декану Водной Стихии в окна подглядывать?

– Ты ведёшь себя как-то странно.

– Я? Нет, что ты. И никакой женщины в моём доме нет. В конце концов, ну откуда здесь живой женщине взяться?

Он хотел так пошутить, вот только, отчего-то, Поль Оллен остался серьёзен. Друг даже с тревогой посмотрел сначала на приставленный к столу огромный и покрытый кровью топор, а затем (и очень выразительно) на два деревянных короба. А тут ещё и в дверь снова постучались.

– Люций, а что у тебя в этих ящиках? – с предельной осторожностью в голосе осведомился Поль Оллен, и Люций, поняв, что никуда ему от друга не деться, признаться всё равно было бы лучшим поступком, с трудом, но сказал:

– Хорошо. Раз ты настаиваешь, то сейчас и узнаешь.

Для старшего преподавателя кафедры сглаза и проклятий было нисколько не понятно, отчего так побледнел его друг. Но в этот момент стук в дверь повторился, и из-за этого вынужденно Люций грустно вздохнул, прежде чем посетовал:

– И всё-то меня отвлекают. Право, порой даже поесть нормально не дадут.

Сказав так, он неторопливо подошёл ко входной двери, а, открыв её, очень удивился. Стоящий на его пороге охранник (а уж тем более выглядывающий из-за его плеча профессор Саймон Каттильский и господин фон Дали) выглядели более чем серьёзно.

– Мэтр Орион, – требовательно сказал ректор, – позвольте пройти в ваш дом. Что-то на вас соседи жалуются.

– Что-то? – тут же негромко зашипел Саймон Каттильский. – Один дом у нас уже как-то также сгорел, да и вон, смотрите, на крыльце кровь. Я уверен, этот человек взял и задушил бедного мэтра Оллена. У нас в академии убийца. Снова убийца!

Глава 5

Гордиться можно всем, даже отсутствием ума

То, как она и Найтэ выехали из Вирграда, до сегодняшнего дня поражало Милу. Во‑первых, всё произошло внезапно. Молодая женщина только-только сдала последний экзамен, а потому искренне рассчитывала на праздничный вечер и игры в постели, а никак не на скупые слова любовника: «Отлично, значит, ничто больше не мешает отъезду. Иди, собирай вещи». Во-вторых, Найтэ так и не сказал, что отъезд произойдёт нынче же ночью, а никак не поутру, как можно было предполагать. Кто же по темени в дорогу отправляется? Хорошо хоть Мила расстроилась настолько, что осознала – просто так сон к ней не придёт. По этой причине она действительно сперва собрала свои вещи и только потом обиженно засопела в подушку. А, будь оно иначе, пришлось бы ей сейчас без чего-либо важного обходиться.

Несмотря на то, что рюкзак с этими самыми необходимыми вещами, нынче стоял подле ножки стола, за которым Мила вкушала ужин, спокойствие близость имущества ей не принесла. События так сложились, что молодой женщине по новой вспомнилось.

– Куда? Почему именно сейчас? – спросила она спросонок в ночь отъезда. Найтэ разбудил её во втором часу ночи, а потому сон никак не хотел сходить с Милы.

– Потому что я не намерен привлекать внимание к тому, что покинул академию. А ну живо вставай!

Такой грубый ответ для Милы ответом не был. Она всерьёз рассердилась, а прикрикнувший на её неторопливость Найтэ и вовсе надоумил её на демонстративное молчание. Мила с самым угрюмым видом на свете не открывала рот всё то время, которое занял путь на лошадях от академии до городских ворот. А там серьёзность и поспешность, с которой стражники выпустили путников за черту Вирграда, произвела на неё такое впечатление, что мысли в голове Милы переменились. Ей вмиг почудилось, что она и Найтэ пытаются скрыться от закона. Как-то схоже один из городков ей в компании шулера Михея уже доводилось покидать, и оттого сдержать любопытство стало для неё невозможным делом. Едва ворота за закрылись, Мила покончила с бойкотом и требовательно произнесла:

– Найтэ, мне бы…

– Не стоит так обращаться ко мне, – мигом перебил он её и, продолжая править конём, пояснил. – Пусть мы не в стенах академии, обратит на подобное внимание всё равно много кто. Лучше держись отстранённо. Хотя бы на словах. Так для тебя самой будет безопаснее, много чего может произойти, если я ненароком выпущу тебя из виду.

– Как скажете, профессор Аллиэр, – съехидничала Мила и с минуту снова молчала, как рыба, надеясь так привлечь к себе внимание. Но никакого внимания всё не было, и потому она уточнила. – Отчего мы тайком покинули Вирград? Вы от кого-то прячетесь, уважаемый профессор?

– Прячусь? – посмотрел на неё с удивлением тёмный эльф. – Нет, просто не хочу лишних слухов. В этот год информация о моём желании покинуть стены академии просочилась даже в среду студентов, поэтому правильнее будет проявить осторожность.

– Эм-м, и это должно убедить меня, что вы ни от кого не прячетесь? – позволила Мила себе ироничную улыбку.

– Да, так как иначе мы бы сейчас отнюдь не по дороге ехали, – с совершенным спокойствием ответил тёмный эльф.

– Ну-ну.

– Ты просто привыкла к моему обществу. Для тебя видеть меня столь же естественно, как обычных людей. Более того, в среде магов в принципе редко встречается косность мышления, маги испокон веков мыслят шире. А вот обыватели у нас совсем иные.

На этих словах тёмный эльф непритворно печально вздохнул. Его явно что-то тяготило и раздражало, а потому Мила продолжила смотреть на него с ожиданием дальнейших слов. Ей было понятно, что так будет правильнее, нежели настаивать. И да, вскоре Найтэ снова заговорил. Он всего-то перед этим посмотрел на яркую луну в небе над ними и чуть крепче сжал поводья лошади.

– Недаром даже аир Морриэнтэ старается не привлекать внимания своими путешествиями из академии в Лиадолл и обратно. Он и я – мы чужие для людей. Необычные. Диковинки. Только моя ситуация гораздо хуже. Если за ушедшие столетия байки светлых эльфов превратили их самих себя в некое подобие добрых и великодушных богов, то вот про дроу они отзывались совсем иначе. И эти россказни люди, по итогу, переиначили в такие нелицеприятные и при этом якобы достоверные факты, что мой вид рождает исключительные страх и ненависть. Мало кто задумывается, ну как бы тёмные эльфы тысячелетиями жили и правили этим миром, как бы вы, люди, так сумели размножиться, если бы в нас сидела непреодолимая и безрассудная тяга к уничтожению всего живого. В каких‑то маниакально сосредоточенных на садизме дикарей взяли и превратили. Мерзко от этого, право слово.

– И? – была вынуждена подбодрить своего собеседника Мила, так как ей показалось, что Найтэ посчитал свою речь законченной. Он злобно уставился на дорогу пред собой, глубоко и часто втягивал в себя прохладный ночной воздух для успокоения. Да и в целом выглядел так, будто нет у него никакой спутницы.

– А что «и»? – всё же повернул он голову в её сторону. – Я говорю о том, что многие мечтают прославить себя в веках в качестве окончательного избавителя мира от дроу. Любой трактирщик запросто подольёт в мой напиток яд, а проходящий мимо крестьянин способен рискнуть и испытать удачу на то, возможно ли проткнуть меня вилами. И, конечно, такого сброда особенно много появляется в моменты, когда я покидаю академию. Некоторые этого десятилетиями выжидают, всячески подкарауливают меня на пути. Вот почему я прошу тебя проявить благоразумие. Всё, с этого момента никаких «Найтэ», никаких «ты» по отношению ко мне. Я имею право обращаться к тебе в любом тоне, но от тебя требуется показная почтительность.

В ту ночь Мила не особо придала значения сказанному. Ей не особо во всё это поверилось даже тогда, когда поутру из-за снятого Найтэ капюшона от него во все стороны разбежались крестьяне. «Демон, демон!» – истошно кричали они. В результате, Найтэ самому пришлось крутить кольцо колодца, чтобы набрать воду и напоить лошадей. При этом он со злобой пробормотал:

– Не иначе этот колодец вскоре засыпят освящённой землёй. Так, от греха подальше.

Мила тогда над его предположением рассмеялась. До сегодняшнего вечера ей подобное казалось ещё смешным, так как в дальнейшем при виде тёмного эльфа все либо разбегались в разные стороны, либо молчаливо скашивали на него настороженные взгляды, проезжая мимо. Но вечно быть в пути невозможно. Завидев указатель к постоялому двору, Мила взмолилась, чтобы поужинать нормально, а не чем-либо с костра. Равнодушно пожав плечами, Найтэ согласился.

Постоялый двор стоял на существенном отдалении от ближайшего города, но на пересечении аж трёх дорог, а потому оказался большим. Его окружал высокий частокол, и четверо молодцов с шипастыми дубинками то и дело обходили дозором территорию по кругу. Подобное внушало чувство безопасности, и Мила повеселела. Она радостно сползла со своего коня и, покуда Найтэ продолжил отдавать указания стоящему по струнке конюху, юркнула внутрь трапезной.

Внутри оказалось достаточно оживлённо. Всё же был вечер, многие люди в такое время ищут для себя кров и ночлег. Однако, общество подобралось приличное. Никто не принялся сально ухмыляться, глядя на одинокую девушку. Это сама Мила по привычке смутилась и, лишь оправив своё простенькое и порядком затасканное зелёное платье, двинулась в сторону трактирщика.

– Эй, уважаемый, – обратилась к нему она. – Двое поесть у вас могут? Не все столы ещё заняты?

– Не, вот тот свободен исчо. И вон тот.

Трактирщик поочерёдно кивнул головой на два стола. Их местоположение Миле не особо понравилось, но, подумав, она направилась к тому, что стоял ближе к окну, а не по центру зала. Там было как-то более уединённо.

– Может, закажешь сразу что? – не дал ей дойти до стола трактирщик.

– Не, мой спутник закажет. Сейчас он подойдёт.

Мила села за стол и принялась пялится на свисающую со стены вязанку лука. Она просто не знала на что ещё смотреть, чтобы не привлечь к себе внимание какого-либо перебравшего гостя. Женщинам в одиночестве по таким местам ходить было не принято, тем более хорошеньким женщинам. Из-за близости Найтэ Мила не позволяла себе выглядеть словно бродяжка.

– Красавица! – всё же образовался возле неё некий бородатый тип. – Никак скучаешь?

– Нет, нисколько. Я своего спутника жду.

– Так подождём его вместе, – не расстроился мужчина и даже хотел было сесть рядом с Милой, но тут внутрь трапезной вошёл тёмный эльф. И, быть может, не стал бы Найтэ снимать капюшон, однако, он поглядел на мужика возле Милы и сделал именно это.

Вмиг воцарилась тишина, про которую ещё иногда говорят мёртвая.

– Свят, свят, свят, – донеслось до слуха Милы, прежде чем бородатый мужик поспешно вернулся к своей компании. А Найтэ уверенно подошёл к округлившему глаза трактирщику и сказал:

– Мне и моей спутнице отужинать бы. Как накормишь, сразу уйдём.

От того, что тёмный эльф на постой оставаться не собирается, трактирщику явно полегчало. Он, заикаясь, уверил гостя, что вот-вот всё будет и даже никакой платы не надо. Мила своим ушам не поверила, но через пару минут на её столе действительно стояла всякая всячина.

– Ешь быстрее и пошли, – тихо потребовал дроу, пристально глядя на Милу. – У меня предчувствие, что, если задержимся, что-нибудь дурное произойдёт.

– Да чего произойти может, если они тебя так боятся? – не поверила молодая женщина, и Найтэ хищно улыбнулся.

– То, из-за чего они станут боятся меня ещё больше.

Мила посчитала фразу достойной завершения разговора. Кроме того, аромат блюд вызывал желание отнюдь не разговаривать. Молодая женщина довольно пододвинула к себе горшочек с тушёным мясом и, открыв крышку, аж зажмурилась от удовольствия. Она наслаждалась, благо еда действительно была сытной и вкусной. Миле было всё равно, что трапезную начали поспешно покидать люди. Они уходили один за другим, но словно тайком, втихаря. Новые посетители при этом не появлялись… покуда дверь ногой не открыл облачённый в доспехи воин. Войдя, он угрожающе приподнял щит, на котором красовалась чёрная полоса.

«Чей-то незаконнорождённый сын», – ещё подумала Мила, прежде чем громом средь ясного неба прозвучало:

– Я вызываю тебя на бой, последний из народа тьмы!

Невольно Мила осмотрелась по сторонам. Ей виделось, что раз она и Найтэ сидят внутри приличного постоялого двора, раз они никому не мешают, а спокойно трапезничают, то хоть кто-то да вмешается. Наверняка вот-вот прибегут те четыре амбала, что ходят по двору, и уж они вразумят придурка. Вон, тому же трактирщику никакой поединок совсем не на руку. Однако, она всерьёз ошиблась. Присутствующие (и даже трактирщик) сперва с любовью посмотрели на воина, а затем высокомерно и зло на тёмного эльфа. При этом их лица кривились от насмешливых улыбок. Возможно, воина они хорошо знали и считали его отличным рубакой.

– Вызов на бой не принимаю, – между тем сухо ответил Найтэ.

Тёмный эльф даже не поглядел на бросившего ему вызов. Он продолжил есть тушёные овощи как ни в чём не бывало, это у Милы теперь кусок в горло не лез.

– Настал час твоей гибели. Я не позволю подобной смрадной твари ходить по нашей земле! – с этим выкриком воин подошёл ближе и силой повернул Найтэ к себе лицом. – Я очищу мир от подобного изъяна. Ты не посмеешь больше вредить людям, не посмеешь красть наших детей и искушать наших женщин.

Последние слова явно прозвучали из-за присутствия Милы и того, что отнюдь не в академическую форму она была одета. Возможно, молодой женщине куда как серьёзнее следовало отнестись к рекомендации Найтэ за время дороги форму не снимать, но она боялась привести эту одежду в полную негодность. В конце концов, начало третьего курса ознаменовало не самое приятное событие – выдачу положенных Миле новых вещей задержали едва ли не на месяц, и история могла повториться. По этой причине на ней нынче было некогда подаренное Саймоном зелёное платье. Оно было удобным и в меру потрёпанным, чтобы нисколько его уже не жалеть. Но из-за этого нынешнее общество взяло и приняло Милу за некую поддавшуюся на соблазны дроу безрассудную девицу.

– Профессор Аллиэр, – испуганно прошептала Мила.

Ей хотелось надоумить спутника вести себя рассудительно. Побродив по Верлонии в компании шулера, Мила прекрасно представляла, чем нынешняя переделка может грозить. Мало какой маг сдержался бы от применения боевой магии, а итог… Судя по всему, свидетелей, что встали бы на их сторону, не нашлось бы в принципе, а потому будущий вердикт стражи и судьи был бы однозначен.

– Трус! – между тем прокричал воин. – Принимай вызов или я зарежу тебя прямо за столом.

– Ты по-прежнему настаиваешь на поединке?

– Да!

– И принимаешь, что согласно всем правилам поединка, твоя жизнь будет принадлежать мне?

– Хватит запугивать меня словами, отродье тьмы! Я знаю на что иду и много дней шагал за тобою следом ради этого. Я готовился к часу нашей встречи годами. Даже то, что ты маг, тебя не спасёт.

Милу поразило, что Найтэ не изменился в лице. Он всего лишь едва заметно наклонил голову и украдкой шевельнул пальцами, составляя какой-то знак. В таверне в тот же миг стало на порядок темнее, а ещё затрепыхалась тушка жарящегося на вертеле барашка, деревянные ложки почернели, металлический щит на стене вдруг покрылся ржавчиной, и дышать стало как-то тяжелее. Изменения не произошли только с воином, его силуэт вмиг окутало облачко мягкого света.

– Я же сказал, что подготовился, – браво хохотнул мужчина, но Найтэ, едва не зевая, снова произнёс предостережение:

– Ты тлен и прах, лучше не стой у меня на пути.

Голос тёмного эльфа звучал негромко, куда как тише вскриков перепуганных людей. Но воин был человеком не робкого десятка, раз перестал медлить и напал. Мила испуганно закричала. Ей виделось, что не успеет Найтэ ничего сделать против меча. Ан нет, тёмный эльф едва уловимо для глаз пригнулся и, вскакивая на ноги, попутно перехватил запястье противника так, что обратил оружие против владельца. Брызнула кровь. Она текла сквозь пальцы мужчины, которыми он держался за перерезанную глотку. Глаза его при этом были выпучены.

– Готовясь к поединку с магом, не стоит думать, будто он не способен оказаться бойцом получше тебя, – холодно произнёс нравоучение Найтэ и, покуда посетители трапезной с ужасом и паникой разбегались кто куда, повернулся к Миле. – Аир Свон, вы только что получили ценный урок. Если вам когда-нибудь придёт в голову биться с тем, кто явно могущественнее вас, не вздумайте предупреждать его об этом. Не дайте ему время подготовиться.

– Ага, – ошарашенно пробормотала она. Взгляда от перерезанной шеи и дёргающегося в последних конвульсиях тела Мила при этом никак отвести не могла. Но Найтэ был спокоен. При этом он смотрел не на умирающего, а сосредоточился на дрожащем всем телом трактирщике – отчего-то пристально глядел на него.

– Раз уж в этом помещении столь пустынно, вы не будете возражать, если я воспользуюсь моментом?

– Эм-м, к-каким м-моментом? – заикаясь, спросил едва живой от страха мужчина.

– Этот человек внёс в ваше заведение беспорядок, – лёгкий пренебрежительный кивок на павшего воина. – Но я готов избавить вас от хлопот с тем, что вам делать с мертвецом. Вы не против?

– Н-не п-против, – неуверенно согласился трактирщик.

– Замечательно. И, аир Свон, вам очень повезло. Очень.

– В чём же повезло? – боязливо спросила Мила, так как знала, чем обычно подобная интонация Найтэ заканчивается – чем-то очень и очень неприятным.

– К созданию зомби студенты приступают только на пятом курсе, но вам предстоит мне ассистировать уже сегодня. Я намерен поднять этого человека. Раз уж его при жизни так волновала моя судьба, то пусть он и после своей смерти о ней заботится. Только уже так, как мне видится нужным.

Не иначе Найтэ посчитал сказанное им за что-то забавное, раз широко улыбнулся. Но вот Миле весело ничуть не было. Она вконец осознала, что это только начало будущих проблем. Ведь сколько они? Сегодня тридцатое июня, а, значит, всего четыре дня они путешествуют. Всего четыре дня отделяют их от Вирграда, а уже такая жопа.

И всё же эти мысли оказались только цветочками. Вскоре Найтэ отправил Милу за оставленной им на конюшне сумкой и, пока молодая женщина отсутствовала, он сдвинул часть стульев и столов в сторону, чтобы они в будущем не мешали. Трактирщик тёмному эльфу помешать никак не смог видимо, раз его в трапезной не оказалось. Мила отсутствию этого мужчины даже нисколько не удивилась, она и сама с удовольствием бы, трусливо поджав хвост, куда подальше ушла, но вынужденно поставила на пол тяжёлую сумку и с тревогой начала смотреть на приготовления к предстоящему поднятию мертвеца. Труп, кстати, уже не лежал на полу. Он покоился на столе, за который ранее Мила не захотела сесть, чтобы поужинать.

«Предчувствовала, что ли?» – даже задумалась она, прежде чем вздрогнула от слов Найтэ.

– Создание такого вида нежити, – поняв, что студентка углубилась в себя, начал комментировать свою работу декан факультета Чёрной магии, – не требует особой квалификации. По факту, можно обойтись даже без ритуального круга, созданием которого я сейчас занят.

– Тогда зачем он? – настороженно спросила Мила и мысленно продолжила речь ещё одним вопросом: «Меня до смерти напугать?».

… Собственно, не так уж неправа она оказалась в своём подозрении.

– На этом постоялом дворе люди посчитали нужным создать мне сложности, поэтому я не вижу ничего дурного в том, чтобы сделать аналогичное для них самих, – ненадолго отвлекаясь, хищно улыбнулся дроу. – Не думаешь же ты, моя хорошая, что после такого вот, – он обвёл ладонью контуры ритуального круга, а затем указал на расположенный в центре рисунка стол, на котором лежал обнажённый труп, – кто-то захочет здесь останавливаться? Во всяком случае, не в ближайший месяц.

На взгляд Милы подобная месть была какой-то неправильной. Бросивший вызов на поединок лежит мёртвый на столе, как какая-то баранья туша, а другие-то люди в чём провинились? Однако, навязывать свою точку зрения молодая женщина не посмела и даже порадовалась, когда Найтэ попросил, чтобы она самостоятельно вписала в круг оставшиеся три руны. Подобное хотя бы немного отвлекло её от не самых приятных мыслей.

– Я назвал тебе наиболее важную для меня причину, но создание ритуального круга может быть обусловлено другими аспектами, – бдительно наблюдая за движениями её руки, произнёс Найтэ. – Например, это тело совсем свежее. Нематериальная составляющая ещё только начала разрывать связи с плотью, а потому для начинающего мага помеху из-за такого нюанса ритуальный круг поможет устранить. Главное, при намерении решить проблему более простым способом, не дать телу испортиться слишком сильно, – криво ухмыльнулся он. – Будущая нежить не должна развалиться по частям из-за разложения.

– Любой зомби всё равно однажды начнёт портиться, – невольно припомнила Мила лекции по общей некромантии, и тёмный эльф тут же поднял указательный палец.

– Поэтому второй аспект необходимости создания ритуального круга – замедление порчи раба. Но да, такую нежить всё равно правильнее держать в прохладе подземелий… Молодец, руны ты начертила правильно.

Мила осталась довольна похвалой. Несмотря на её нежелание участвовать в предстоящем поднятии мертвеца, мысленно она возгордилась. Не так часто преподаватели произносили похвалу по отношению к ней.

– Ну, и третий аспект (остановимся пока на этих трёх) – это удобство контроля, – подойдя к своей сумке и начиная выкладывать из неё на стол, где лежал труп, некоторые из вещей, скучающе произнёс Найтэ. – В принципе, получать зомби можно не только без ритуального круга, такую нежить возможно создавать массово. Это бывает полезно во время битвы, когда требуется задержать или отвлечь врага. Но тогда ощутимо усложняется контроль над рабами. Поэтому массовое поднятие не следует осуществлять некроманту недостаточной квалификации. Да и то, зомби тогда просуществуют не более двух суток… Причём да, я называю максимальный срок. Чаще всего, магов хватает от силы всего на час‑два, – тут тёмный эльф криво и высокомерно поморщился. – Собственно, для меня важно сейчас всё это упомянуть. Зомби мы будем создавать самым удобным для новичка способом.

– Это мне его брать под контроль, что ли, придётся? – аж опешила Мила от ужаса, и дроу, глядя на её круглые испуганные глаза, тихо засмеялся.

– Нет, до такого доверия тебе ещё учиться и учиться. Собственно, давай уже займёмся практической составляющей твоего обучения. Хотя, для мастера мага не обязательно лишать тело мозга, нервная система лучше отреагирует на воздействие магии при его замене на более удобный аналог. Поэтому сейчас тебе придётся, – ласково погладил он мертвеца по голове, – вытащить из этого тела мозг… Если, конечно, он там всё-таки есть.

Тёмному эльфу сделалось смешно. Он наслаждался издевательством над перешедшим ему дорогу человеком, и оттого не видел, как скуксилось лицо Милы. Ей жуть как не хотелось ничего подобного делать. Однако, разговор невольно пробудил в молодой женщине воспоминания об её практике на Стене Мрака. И не сказать, чтобы эта память была приятной, но всё же она позволила ей поинтересоваться:

– Эм-м, мы будем вскрывать череп вот так? – преодолевая отвращение, Мила подошла ближе к телу и, не касаясь кожи, показала, что она имела в виду.

– Да.

– Я уже видела подобное, – с тревогой посмотрела Мила Найтэ прямо в глаза. – На Стене Мрака из порталов выходили именно такие зомби. Понимаешь, такие. А это, значит, что кто-то их там намеренно создаёт.

– Есть много предположений о том, что происходит в мёртвом мире, – не остался впечатлён тёмный эльф. – Быть может, там властвуют некромаги. Быть может, нежить (через те же порталы) туда скидывают, как ненужный балласт, другие миры. Есть также сторонники мнения, что не все маги, решившие отправиться для изучения мёртвого мира, погибли, и это они изменили естественный ход образования нежити… В любом случае, это не тот момент, на котором стоит сосредотачиваться студенту. Вот, что сейчас для тебя важно, – он ладонью указал на тело и потребовал: – Раз ты понимаешь, чего я жду по итогу, бери инструмент.

Лицо Милы ярко отразило её нежелание заниматься подобным. Ноги и то сами собой невольно сделали пару шагов назад. Это была естественная человеческая реакция, но декану факультета Чёрной Магии она не понравилась. Найтэ крепко обхватил Милу за талию и, насильно подведя её обратно к столу, вложил в её похолодевшую ладонь инструмент.

– Если только ты всё ещё намерена учиться на моём факультете, – при этом грозно прошептали его губы у самого её уха.

***

Каролина провела в королевском дворце столько мучительно долгих месяцев, что не выдержала и когда из окон кареты увидела свой любимый особняк, то по-детски заплакала от счастья. Ей так давно хотелось домой! Слёзы ручьём потекли из её глаз из-за бурных эмоций. И да, зря она украдкой утирала их платочком. Разумеется, муж всё заметил, а потому с недовольным видом отвлёкся от чтения какого-то написанного мелким почерком отчёта и ворчливо произнёс:

– Каролина, ты переигрываешь с эмоциями. У этой девушки настолько сильный талант к чёрной магии, что бракосочетание нашего сына с ней отнюдь не трагедия. Прекращай плакать, меня это не тронет и мнения моего твои слёзы не изменят.

Сказанное вмиг заставило Каролину перестать думать о том, какое же это счастье хотя бы на время прекратить играть перед королевой сочувствующую дурочку (хорошо ещё, что Её величество в эту игру поверила!). Она резко разгневалась, но через своё недовольство куда как больше задумалась о судьбе Антуана, нежели о ненавистном ей муже, и только оттого в разъярённом тоне не сообщила королевскому советнику, что седина в волосах да отращённая им бородка хоть и сделали его вид похожим на внешний облик умудрённого жизнью мужчины, но на самом деле это не так, раз за тридцать лет брака он так и не научился понимать эмоции супруги.

Но нет, вместо этого Каролина одарила мужа ледяным взглядом и сказала:

– Количество женщин, побывавших в вашей постели, говорит мне о вашей неразборчивости. Поэтому нет ничего удивительного, что такая отвратительная особа полностью соответствует вашему непритязательному вкусу.

– Зато становится понятным, отчего некогда предложение я сделал именно вам, – огрызнулся супруг, прежде чем вновь уставился в свой отчёт. Однако, чтение документа не задалось. Германа Грумберга слова жены всерьёз раздражили, раз он уверенно вложил документ в папку и вновь требовательно посмотрел на Каролину.

– Что ещё? Что ещё вам от меня надо?

– Хочу уточнить, насколько долго мы вновь будем общаться на вы. Вы то упрекаете меня, что глупо повсеместно соблюдать официальный этикет между мужем и женой, то требуете вспомнить, что наш брак только формальность. Ну же, как мы будем вести себя при Антуане?

– На вы. Но я не собираюсь ставить сына в известность о наших размолвках.

– В таком случае, я требую, чтобы не ставили его в известность и о кое-чём другом. Антуан далеко не в восторге от складывающихся обстоятельств, поэтому не вздумайте вмешиваться, не выражайте ему своё сочувствие.

– А уж это позвольте мне самой решать. Всё же Антуан мой сын тоже.

Каролина демонстративно повернула голову в сторону окна и не поворачивала её всё то время, что понадобилось для прибытия к особняку. А там у неё выбора не осталось. Этикет требовал от Германа Грумберга помочь своей супруге выйти из кареты, и Каролина, так как Антуан встречал родителей на крыльце родительского дома, решила не портить сыну настроение. Выходя, она улыбалась так, будто никакой ссоры с мужем не было в помине.

Вот только если бы мир и покой в их семействе в принципе могли царить. Стоило отзвучать первым словам радости от встречи, стоило закончиться первому совместному ужину и стоило остаться в прошлом первому завтраку, как на первый план для Каролины вышло понимание насколько её мальчик повзрослел и насколько неприятно он начал походить на отца. И внешне, и характером. Жарко обнимая его, она чувствовала отстранение, холод. Антуан определённо отдалился от матери, и причина… причина такого была выше понимания Каролины. Отчего мать вдруг потеряла для него значение?

Собственно, чтобы вернуть доверие сына, Каролина решилась пойти вопреки воле мужа. Улучив момент, когда Герман Грумберг вынужденно отправится в свой кабинет, она передала служанке конверт. Девушка понятливо кивнула, уверяя так свою хозяйку, что сохранит всё в тайне, и поспешила в дорогу. Каролина радостно потирала ладошки. Ей виделось, что она всё правильно делает. И её поступок привёл к тому, что едва семейство Грумбергов расположилось в столичном доме (для супругов было недозволительной роскошью надолго покидать королевский двор, да и Антуан рвался в столицу), как им пришло приглашение на королевский пикник.

– Пикник? – поразился Герман Грумберг. – Пикник и в тот самый день, когда я буду находиться в отъезде?

– Так отложи свои дела, Герман, – с лёгким укором посоветовала Каролина. – Ты упускаешь возможность прекрасно провести время, летние дни нечасто бывают столь хороши.

– Предстоящая встреча не такова, чтобы я её откладывал. Но этот пикник, – задумчиво протянул пожилой граф. – Нет, мне очень интересно, отчего его назначили так внезапно.

– Не бери в голову. Её величество имеет право капризничать, не сверяясь с твоим расписанием.

Усыпить бдительность супруга у Каролины получилось, она отправилась на королевский пикник в сопровождении сына, а не мужа. Антуан был доволен, ему давно хотелось вкусить светской жизни. Муторная учёба в академии сопровождалась отсутствием возможности разнообразить своё общество, а потому не удивительно, что мальчик был рад завести новые знакомства и освежить старые. Тем более, нынешний пикник отличался обилием молодёжи. Антуану было интересно и хорошо здесь.

– Я рада видеть на твоём лице улыбку, – сказала Каролина сыну, когда предложила ему немного прогуляться наедине.

– Да, мне здесь очень нравится. И, мама, я счастлив видеть вас в свете. Наконец-то вы перестали напоминать мне затворницу.

Понятное дело, Каролину сказанное мало обрадовало. Она бы с удовольствием забыла про всю эту светскую жизнь, вернулась бы в загородный особняк и потребовала от сына не покидать её. Ей не хотелось, чтобы Антуан погряз в дворцовых интригах и политике так же, как его отец. Она желала ему куда как более спокойной и тем более счастливой жизни. Собственно, из-за последнего она была вынуждена сказать следующее.

– Мне тоже было бы здесь приятно, если бы не давило на меня решение твоего отца.

– Какое? – полюбопытствовал Антуан.

– Разумеется, он сказал тебе, что ещё раз всё обдумает, но… я не вижу его стремлений подыскать тебе другую невесту. Боюсь, по зиме он повторит тебе ранее сказанное, и вряд ли я смогу принять его выбор. Эта женщина невыносимо неприятна мне.

– Знаю, мама. Я думаю о том же самом, – слегка помрачнев, ответил Антуан.

– Сынок, тогда возьми будущее в свои руки.

– Что? – даже оторопел он.

– Посмотри, сколько вокруг замечательных девушек, – обвела рукой пространство вокруг себя Каролина. И действительно, совсем недалеко от них весело щебетали на покрывале сразу с десяток миловидных юных особ в лёгких и воздушных летних нарядах. Ещё несколько играли в городки с кавалерами. Вокруг полным ходом шло веселье. Слышалась музыка, смех. Думать о грустном в такой атмосфере веселья не хотелось, а потому Каролина повторила. – Посмотри, сколько вокруг тебя замечательных девушек. Каждая из них более чем достойна стать твоей супругой, и любой из них ты способен вскружить голову настолько, чтобы создать компрометирующую ситуацию.

– Мама, – недоверчиво посмотрел на неё Антуан, и Каролина сказала сыну напрямую.

– Ты можешь не оставить своему отцу выбора. Ты можешь решить сам за себя, если проявишь немного смелости. Уж лучше в обществе пойдут сплетни о том, что твоя супруга имела неосторожность оступиться до брака, нежели тебя самого смешают с грязью из-за низкородной, да ещё падшей девицы. И да, будь уверен, я тебя в твоём поступке всецело поддержу. Сама Её величество поддержит.

Каролина смотрела на сына, ожидая, что его хмурая задумчивость вот-вот сменится счастливой улыбкой. Она ведь подсказала ему разумное решение, и её участие в его судьбе Антуан должен был принять благосклонно. Ей виделись слова благодарности, а не осуждающее покачивание головой.

– Антуан? – не веря своим глазам, сказала она и наклонила голову. Её длинные бриллиантовые серьги качнулись, и сын перед ответом явно сосредоточился на их блеске. Бриллианты всегда красиво играли на солнце, они завораживали, делали мысли другими. Но, увы, мягкости нынешнего ответа они не поспособствовали.

– Мама, я ценю вашу заботу о моём будущем, но впредь прошу вас вести себя осторожнее.

– Что?

– Надеюсь, Её величество пока ничего не знает об истинной репутации аир Свон. Мне не хотелось бы, чтобы вы помешали отцу творить для моей невесты более достойный облик.

– Невесты? Ты уже так её называешь? – была поражена Каролина до глубины души.

– Пусть никакая помолвка ещё не заключена, она не за горами.

Невольно сделав шаг в сторону, Каролина остановилась и внимательно поглядела на спокойное и властное лицо сына. Она была в ужасе от услышанного, а потому голос словно покинул её. Прошло несколько секунд, прежде чем у неё получилось прошептать:

– Немыслимо, – это слово позволило Каролине пробудиться от молчаливого потрясения. Она гордо приподняла подбородок и с недовольством высказала обиду: – Для меня отвратительно слышать такое. Какими словами получилось у твоего отца убедить тебя? Или же… или же я была права, эта женщина смогла обвести тебя вокруг пальца? Антуан, неужели дело в любви?

– Нет, мама. Моё отношение к аир Свон нисколько не изменилось, но, размыслив, я понял, что предстоящий брак с ней имеет выгоду для будущего Грумбергов.

– Какую ещё выгоду? – от потрясения Каролина приложила ладонь ко лбу. Ей было тяжело верить, что всё происходящее реально, но она собралась и вновь посмотрела на ничуть не смутившегося сына: – Какая выгода, Антуан? Как в принципе можно говорить о выгоде, когда речь идёт о твоём счастье? Ведь если ты не лжёшь мне, то у тебя к твоей так называемой невесте нет даже тени светлого чувства.

– Можно подумать, это не вы были согласны на кандидатуру миледи Элеоноры, – высказал упрёк сын.

– Да, я была всецело за твой брак с ней. А всё потому, Антуан, – пристально посмотрела в синие глаза сына Каролина, – что она не только была особой твоего круга. Поверь, я недаром старалась сделать так, чтобы вы проводили время вместе. Я желала взрастить и в тебе, и в ней если не любовь, то хотя бы глубокую взаимную симпатию. Теперь ты понимаешь, чего я хотела? Счастья. Счастья для тебя.

На этих словах Каролина не выдержала и с материнской нежностью прикоснулась ладонями к лицу Антуана. Он не попытался избежать её прикосновения, но зря женщина этому порадовалась. Недолгим вышло её счастье. Антуан недовольно поджал губы и потребовал:

– Мама, я прошу вас унять эмоции, – руки Каролины опустились сами собой. – Счастливую жизнь формирует отнюдь не брак по любви, тут вы чисто по-женски ошибаетесь.

«Ошибаюсь? – могла бы воскликнуть она. – Ты думаешь, не приходит мне в голову, каковой могла бы стать моя жизнь, откажи я некогда Герману Грумбергу? Будь я в девичестве хотя бы немного проницательнее, то увидела бы фальшь его ухаживаний и убедила бы отца не дать согласия на брак. Недаром до помолвки он втихаря от моей матери раз за разом просил меня присмотреться совсем к другому мужчине – тому, что до сих пор смотрит на меня с нежностью. Он сейчас здесь, на этом самом пикнике. Судьба взяла и соединила нас с ним сегодня. Он тоже взволнован. Он то и дело провожает меня взглядом, но он уже ни за что не подойдёт ко мне, так как ни он, ни я не свободны. О, Антуан, будучи ослеплённой желаниями юности, я многое потеряла, и оттого столько лет так неистово больно у меня на душе! У меня могла быть совсем другая жизнь. У твоего отца могла быть совсем другая жизнь. Как ярко горит во мне уверенность, что Герман сам не единожды упрекнул себя за ранее сделанный выбор. Он и я… мы оказались полезными друг для друга, но разве хотя бы один из нас счастлив?».

Горькие мысли не дали Каролине облачить в слова всё то, что царило в её душе. В горле у неё даже возник неприятный комок. Уж мог бы её сын понять, что не стоило ему упрекать её в заботе о нём. Да, совсем не обвинений она ожидала от родного сына. Перед ней как будто совсем чужой человек стоял. У Каролины даже опустились руки от горя. Ей виделось, что тот, кому она посвятила всю свою жизнь, не вобрал в себя от неё ничего.

«Герман. Как всё-таки Антуан похож на Германа», – с болью думала Каролина.

Глава 6

Жизнь похожа либо на постоянное приключение, либо на бесконечные мечты о том

После той неразберихи в его доме, стоило Саймону Каттильскому стыдливо покраснеть, а Олафу фон Дали гневно воскликнуть: «Да вы всей академией сговорились никак?! Все разом меня своими глупостями в могилу, что ли, свести решили?», Люцию оставшиеся два ящика с вещами Анны вскрывать расхотелось. Собственно, нечем их вскрывать ему уже было. Охранник от греха подальше топор унёс обратно на проходную. Кроме того, Поль Оллен, который мог бы настоять на изучении содержимого коробов, на другой день спозаранок вместе со студентами отправился на практику в какой‑то захолустный лазарет. Поэтому большие деревянные короба так и простояли в гостиной всё время до дня, в который Люций рассчитывал отправиться в Долград.

Извозчику ящики с сургучными печатями отдела правопорядка крайне не понравились. Он даже, прежде чем разумно предложил короба краской закрасить, не раз скосил подозрительный взгляд на Люция. Да-да, этот мужчина, когда крепил багаж к крыше экипажа, всерьёз раздумывал, так ли нужна ему обещанная плата и отчего она вообще такая хорошая. Серьёзно, ну отчего наниматель нисколько не стал торговаться? Но старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий не очень-то походил на какого-либо преступника. Долговязый, худощавый и светловолосый он нынче ещё и выглядел потерянным. И всё потому, что Люцию было морально тяжело. Но да, он искренне верил, что, только опустив под землю возле могилы Анны её вещи, к нему наконец-то придёт покой. Поэтому его нисколько не смущало, что ему предстоит много дней ехать в экипаже и терпеть тяготы пути.

«В конце концов, такой отпуск всё лучше, чем в очередной раз оставаться за дежурного в академии», – кисло подумал он.

Собственно, так оно и было. Созерцая дорогу за окном, читая книги или прислушиваясь к разговорам людей на постоялых дворах, Люций невольно ощущал, как он соскучился по жизни – такой же, как у прочих людей. Ему неистово захотелось окунуться в их простенькие проблемы (со стороны ведь чужая жизнь всегда кажется проще), и, не иначе, вселенная желание Люция услышала.

Экипаж ехал по окольной лесной дороге, как вдруг лошадям пришлось остановиться из-за поваленной телеги. На первый взгляд вокруг всё было мирно. Ветер мягко шелестел листвой деревьев, какая-то пичужка села на камень и тоненько запела. Казалось, даже телега и то вписывается в пейзаж. Но это было впечатление высунувшегося в окно Люция. Извозчик не обладал столь тонкой натурой, а потому гневно ругнулся и заозирался по сторонам. И правильно сделал. Интуиция его не подвела, то была проделка разбойников. Шестеро крепких мужиков (кто с дубиной, а кто и при щербатом мече) показались из-за густого кустарника и, злобно гогоча, начали окружать экипаж. Поверх поваленной телеги встали ещё двое молодцев. Они держали тетиву луков натянутой, готовясь спустить стрелы.

– Мэтр Орион, – ненадолго поворачиваясь назад себя, с тревогой произнёс извозчик. – Коли получится, стоит договориться. Заплатить оно будет лучше, нежели в петле на устрашение прочим жадным путникам болтаться.

Люцию беспокойство извозчика было понятно. Сам он, будучи магом, мог ещё, сидя внутри относительно безопасной кареты, дать отпор, но этот человек находился прямо перед лучниками. А те стояли наготове. С такого расстояния они ни за что бы не промазали, да и ничего-то их суровые лица добродушными не казались.

Не став ничего отвечать, Люций сел ровно, но шторку на окошке задёргивать не стал. Он обдумывал ситуацию и, по итогу, понял, что нисколько ему не хочется мертвецов плодить. Совесть также настойчиво шептала, что он ответственен за жизнь извозчика. Да и пусть разбойники дурное дело задумали, всё же редко какой человек от хорошей жизни на преступление решается. Смерть такого вот мужика могла вылиться в то, что его жене не на что станет купить голодным детям хлеба. Люций не желал становиться палачом над невинными.

– Эге-гей, – между тем с задором произнёс бородатый лидер шайки и, подойдя ближе, внутрь окна экипажа нос свой прыщавый сунул. Ему было любопытно посмотреть на Люция, чтобы оценить его платёжеспособность. Цепкий взгляд пробежался по недорогой дорожной одежде. И да, это было неприятно.

– Думаю, мы сможем решить вопрос миром, – через силу произнёс Люций. – У меня большая семья. Многим известно, что я отправился в путь по этой дороге, и, если я исчезну, просто так это не останется без внимания. Стражники обязательно начнут неких лиходеев искать. Да-да, этот лес прочешут от и до, и тогда хлопотно вам станет. А мне моя жизнь тоже дорога. Так как, может, договоримся?

Бородатый мужик довольно крякнул и локти рук на раму окна положил. Так ему было удобнее смотреть на Люция.

– А я и не разбойник, – вскоре сказал этот тип с насмешкой. – Зачем оно мне лиходействовать да людей губить? Вон, заплатите за труд, мистер, и мы, сука, сочтёмся. Мои ребята запросто телегу отодвинут, а вы дальше куда хотите катите… Или уже никуда не поедете, коли простого мужика за его труд монеткой одарить вам в тягость.

Наглость разбойника поражала, но для Люция было главным, что договориться, вроде как, получалось. Вопрос был только в цене.

– И во сколько вы свой труд оцениваете? – как можно спокойнее осведомился он.

– Хм. Телега тяжёлая, а вас вон сколько из-за неё здеся мнётся, – издевательски сообщил бородач. – Так что по сребрушке с кажднего живого, включая коней, и в расчёте будем. За доброе дело, мистер, и добротная плата должна быть.

Хохотнув, бородач для важности указательный палец поднял, но Люций не столько на позёрство этого мужика смотрел, сколько о своём думал. Озвученная сумма не была для него неподъёмным бременем. При себе у Люция имелось денег аж в десять серебряных, но он всё равно невольно в возмущении нахмурился. Разбойники хотели стребовать немало.

– Не будет у меня столько. Пять ещё смогу вам отдать, а больше в кошеле не наберётся, – вполне честно ответил Люций, благо хранил деньги в разных местах, а не только на поясе.

Собственно, с этим обстоятельством и был связан его ответ. Начать копошиться по саквояжу или каблук сапога вскрывать было бы делом неразумным. Ну, и мгновением позже Люций порадовался тому, что сказал, так как увидел какая в глазах вожака разбойников сверкнула алчность. Кажется, этот тип даже на такую щедрую сумму не рассчитывал, вот только также было видно, насколько сильно в нём взыграл аппетит.

«О нет, такому если всё, что он пожелает, отдать, так ему ещё больше захочется», – с грустью рассудил Люций и, кажется, не зря.

– Маловато будет, – вмиг поморщился наглый бородач так, словно Люций предложил ему не пять серебряных, а пять медяков. – Тогда мы ужо вон того груза вас лишим. Шоб лошадкам полегше стало, ха-ха!