Один из нас бесплатное чтение

Прогресс технологии одаряет нас всё более совершенными средствами для движения вспять (О. Хаксли)

Невозможно привыкнуть к бесконечным белым коридорам, если до этого всю сознательную жизнь с самого раннего детства не вынимал линзы дополненной реальности, превращающие любые стены в безграничные миры.

Все изменилось стремительно – гораздо стремительнее, чем технологическая революция, которую человечество умудрилось совершить за каких-нибудь пару сотен лет, чем приблизило себя к уровню Бога. На победу же в борьбе с искусственным интеллектом потребовалось всего пара десятков. И не лет, а часов – сложнее и дольше было решиться отключить все системы, опутанные нейросетями, и обнулить эволюцию, откатившись на несколько сотен лет назад.

Радоваться такой победе могли лишь немногие – пришлось отказаться практически от всех благ цивилизации, забыть про дополненную реальность, модифицированную буквально из воздуха пищу, возводимые робототехникой здания, кибернет и даже произведения искусства, создаваемые без участия человека последние лет сто. Искусственный интеллект практически полностью заменил человека везде, кроме власти, да и там половина решений принималась не без помощи технологий.

“Дернув рубильник”, человек сохранил свою власть, но лишился всего остального.

Неудивительно, что горе-мастера, взявшиеся за роспись стен в единственной уцелевшей после технологической катастрофы компании «Заслон», работающей в сфере высоких технологий, на второй же неделе пропали, а разноцветные капли краски на строительных “лесах” покрылись толстым слоем пыли. Которую даже некому было убрать – немыслимо сложно стало найти хоть кого-нибудь на грязную работу, когда раньше она вся выполнялась робототехникой.

Но Леви Хэдлоу грязь и пыль мало заботили. Он спешил. Его длинное поджарое тело, бледное от отсутствия должного количества солнца и сливающееся с развевающимся за спиной белым халатом, неуклюже лавировало по ненавистным белоснежным коридорам. Взгляд сосредоточенный, но пустой следил за поворотами. Нервные губы что-то беззвучно бормотали, от чего подрагивал тонкий шрам на подбородке, тянущийся до левого уха. Серые круги под светло-голубыми глазами и ранние складки в уголках губ выдавали бессонную ночь. Никто бы не сказал, что ему только недавно исполнилось двадцать один – настолько взросло он выглядел.

Но внешность обманчива. Изнутри его терзали вполне детские страхи, вроде подойти к девчонке из смежного отдела, от одного вида которой его заливало краской, или спуститься в темноту главного хранилища воспоминаний.

Леви опять свернул направо и остановился у лестницы, ведущей на девять этажей вниз. В животе предательски заурчало – он не успел сегодня позавтракать, потому что дурацкие допотопные часы вдруг отказались работать. Хорошо еще, что его комната находится прямо напротив двери старого профессора, у которого каждое утро начинает орать радио, ловя неизвестно откуда взявшиеся сигналы с давно заброшенных станций.

– Секция девяносто один. Девяносто один… Только бы не шестнадцать. – бумажные карточки в простой металлической картотеке затирались, и приходилось долго всматриваться в цифры, но и это редко помогало.

На минус первый этаж он ходить не любил – там стоял невообразимый немой детский плач и крик, который кое-как глушили звуконепроницаемые двери. Уж лучше спуститься в самый низ, на минус девятый, пройдя бесчисленное количество ступеней винтовой лестницы, и подняться обратно.

От одной мысли о минус первом этаже Леви передернуло. Он бывал там всего однажды, но ему хватило.

Он смахнул выступившие капельки пота с высокого лба, ввел шестизначный код в панель на стене и решительно толкнул обитую металлическими пластинами дверь на лестничную площадку. Раньше сюда ездили только на лифте, но пару месяцев назад он сломался, запчастей найти не получилось, и теперь приходилось бегать практически через все здание.

На лестнице было темно. Только тусклые лампы, опутанные мелкой сеткой, едва дотягивались светом до давно немытого пола. Первый этаж, второй, третий… Их отделяли тяжелые металлические двери, наглухо закрытые на кодовые замки, но все равно даже отсюда ощущались тонкие вибрации, царапающие сознание цепкими коготками чьих-то давно ушедших жизней. Все что осталось – это память о немногочисленных моментах, сохраненная в прозрачных размером с мячик для гольфа стеклянных шарах с субстанцией едкого фиолетового цвета. Моменты рождения, смерти, первой любви, звездной ночи, бешеных гонок, завтраков с видом на некогда существующие чудеса света – тут можно было найти все что угодно.

Воспоминания хранились тут не просто так. Полученные по секретной технологии, разработанной в компании, они сохранялись в первозданном виде и содержали весь спектр эмоций, которыми заливало тело человека, решившегося попробовать их на себе. В отличие от дополненной реальности, здесь стиралась грань между правдой и вымыслом – мозг не мог различить, что воспоминание чужое, ложное, и реагировал ярким взрывом ощущений. Это и раньше пользовалось спросом среди особо изощренных ценителей, но сейчас, когда все серверы были отключены и все возможности путешествовать по выдуманным мирам были закрыты, отбоя от клиентов не было, как никогда прежде.

Пятый этаж, шестой, седьмой… Леви перешел на шаг – здесь лампочки светили через одну, и приходилось подсвечивать себе путь допотопным фонариком на батарейках, луч которого плясал в дрожащих от напряжения руках. В прошлый раз он возился слишком долго, а в итоге запутался и принес совсем не то, что заказывали. Так и до увольнения недалеко! И хоть с работой в их практически первозданном, свободном от робототехники, мире было все нормально, потерять престижную вакансию в технологической научной лаборатории согласился бы только полный недоумок.

Наконец, тонкий луч фонарика выцепил потертую цифру девять на обшарпанной, давно некрашеной стене. Леви остановился, отбарабанил пальцами по панели. Щелкнул замок – дверь нехотя поддалась, и молодой человек осторожно вошел внутрь.

Вдаль тянулся темный коридор с белыми неоновыми полосами по полу, которые зажглись, как только сработал замок. В обе стороны отходили небольшие камеры-секции, закрытые металлическими решетками, где по всему периметру высились стеллажи с небольшими ячейками, в которых светились фиолетовым стеклянные шары.

– Девяносто один, девяносто один… – зашептал Леви, скорее для того, чтобы хоть как-то разбавить свалившуюся пыльным тюком прямо на голову тишину.

Дело за малым – надо обойти каждую ячейку, начинающуюся на “девяносто один”, и найти соответствие с вбитым в программу считывателя штрих-кодов.

Красный огонек, резкий сигнал. Снова красный, и еще… Глаза Леви пробегали по бездушным цифрам, а внутри нарастала тревога. Он знал, что в каждом стеклянном шаре хранятся чьи-то воспоминания из далекого прошлого и до дрожи хотел попробовать самому проникнуть в то время, пройтись по еще не затянутой бетонными плитами и асфальтом земле, увидеть живые, пусть и неказистые, деревья, посмотреть на голубое, не закрытое небоскребами небо. Говорят, технология позволяла даже почувствовать кожей щербатую поверхность каменного пляжа или колкую – выстриженного газона.

Первые десять рядов, до которых удалось дотянуться снизу, мигали красным и сигналили резким противным звуком на весь этаж. Забравшись на небольшую лесенку, какие раньше стояли в самых настоящих библиотеках, Леви продолжал искать нужный код, одновременно переносясь мыслями во вчерашний день, когда ему в тысячный раз не хватило смелости позвать на обед ту самую девчонку из смежного отдела.

Захрипела рация, висящая на поясе – от неожиданности Леви чуть не свалился вниз, но вовремя ухватился за металлический поручень.

“Эй, ты скоро там?”, – прохаркала рация противным скрипящим голосом.

– Да чтоб ты сдох, – прошипел Леви, отжал кнопку у антенны и ответил: – Ищу, скоро буду.

“Поторопись, сеанс назначен на два”.

Часы показывали полдень.

“Пожрать бы”, – мысленно вздохнул Леви и потянулся к следующему штрих-коду.

Бинго! Сканер мигнул зеленым, на экране высветилась надпись: “Полет в бездну”. Кажется, это то, что нужно.

Стеклянный шар – чуть теплый, покалывающий током подушечки пальцев, перекочевал в специальную сумку, висящую на поясе рядом с замолчавшей рацией. Леви закрыл металлическую решетку, быстрым шагом пробежал до витой лестницы, три раза – для верности – дернул тяжелую дверь, проверяя закрыт ли замок, и, перепрыгивая сразу через три ступеньки бросился наверх. Если поспешить, можно успеть урвать из столовой теплый черничный пирог с шариком мороженого.

В лаборатории пахло спиртом и сладким дымом сигарет. Поморщившись, Леви прошел к длинному столу, за которым сидел обладатель скрипящего голоса из рации – внушительного вида абсолютно лысый мужик с огромными ручищами, покрытыми мелкими темными волосками.

– Принес? – подняв тяжелый взгляд, спросил он.

Леви коротко кивнул, достал стеклянный шар и аккуратно положил его в специальное бронзовое кольцо.

– Поможешь мне сегодня.

– Но я… – “Я никогда не делал этого и до смерти боюсь напортачить”. – Я только вымою руки. Там пыльно.

– Вот и занялся бы… – начал, было, мужик, но вовремя прикусил язык. – Иди. Можешь пообедать – жду тебя в пол второго.

Черничный пирог, конечно, расхватали. Пришлось давиться котлетами из манной крупы с ванилью и дрожащим киселем из ягод. Неплохо, но, все же, не пирог…

Когда Леви вернулся в лабораторию, на столе, затянутый кожаными ремнями, лежал незнакомый мужик в больничной пижаме – тщедушный, лысоватый, со вздутыми на лбу венами. Его суетливый взгляд носился по комнате, будто боялся остановиться на одном месте, а влажные темно-красные губы хватали воздух. Мужик явно нервничал.

– Доктор Экрайт, – проблеял он тонким, чуть осипшим от волнения голоском. – А это точно… – влажные губы зачавкали. – Не опасно?

– Мы предупреждаем о последствиях. Вас вчера ознакомили? – по тону скрипучего голоса было слышно, что доктор сдерживается из последних сил, чтобы не послать мужика подальше.

– Ознакомили, – хотел кивнуть мужичок, но голову намертво стягивала металлическая тонкая сетка. – Но…

– Вот и не волнуйтесь. – от лысины доктора Экрайта отразился свет ярких белых ламп, соорудив над его головой что-то вроде нимба. В руке блеснул иглой шприц. – Леви, руки и халат.

Леви несколько раз присутствовал на процедуре переноса воспоминаний, но никогда не ассистировал. Поэтому пальцы подрагивали и потели от едва заметного тока, пропитывающего стеклянный шар, и приходилось сжимать его плотнее, чтобы не выронить.