Место, где живут розовые пони бесплатное чтение

Знаки, подсказки судьбы – кто-то намеренно выискивает их, боясь принять неверное решение, кто-то упорно не замечает стоящего на его пути бегемота с жирной жёлтой стрелкой, нарисованной на покатом боку и указывающей правильное направление.

Не считаю, что когда-либо относилась к одному из этих лагерей. Замечала, конечно, что такое случается, но склонна была списывать это на совпадения. Зацепилась карманом плаща за ручку двери и не попала в лифт, который минутой позднее завис между этажами, не желая ехать ни вверх, ни вниз – ну повезло. Что-то типа этого. Но однажды всё изменилось. Я хорошо запомнила тот день, когда окончательно уверовала в знаки судьбы и в то, что у автора, творящего под псевдонимом Жизнь, для каждого из нас уже заготовлен сюжет, который придётся прочитать, хочешь того или нет.

В тот памятный день я получила телеграмму от бабушки, что само по себе уже было странно. Бабушка предпочитала писать электронные письма и то очень редко. Как и многие люди в её возрасте, Татьяна Валерьевна боялась стать обузой, поэтому все проблемы решала сама.

Хотя ехать от города до посёлка, где она жила, было всего пара часов, женщина редко обращалась ко мне за помощью. На вопрос, приехать ли на выходные, неизменно восклицала, что тебе, молодой девушке, делать в сонном пригороде?! Ей казалось, что жизнь большого города намного интереснее, что общения здесь больше, так же как и шансов познакомиться с подходящим человеком. Да, в вопросе замужества, моя бабуля не отличалась от остальных заботливых прародительниц, мечтающих о правнуках и тайно вяжущих долгими зимними вечерами крошечные носочки.

И вот я получила телеграмму. Странно, я думала их никто уже не отправляет. Да и телефон у бабушки был, я ей его ещё в прошлом году подарила. Правда, она так и не научилась им толком пользоваться.

Стоя посреди офиса с бланком телеграммы, который был заполнен неаккуратным размашистым почерком, я снова и снова перечитывала слова. А их было всего два: срочно и приезжай.

От мысли, что с моей бабушкой могло стрястись что-то серьёзное, желудок мгновенно скрутило спазмом. Я поморщилась и, достав телефон из кармана пиджака, попробовала дозвониться. Но кроме тишины, ничего не услышала. Скорее всего, телефон снова лежит в каком-нибудь ящике в компании спиц, бусин, пуговиц и старых упаковок парацетамола, позабытый и разряженный.

Я потёрла лоб, пытаясь сообразить, что делать дальше? Вариантов нашлось немного, а точнее, всего один. Нужно было ехать и немедленно.

Метнувшись к своему столу, выключила компьютер и, сунув папки с проектом, над которым работала, в сумку, побежала к выходу, в уме прикидывая, успеваю ли на вечерний рейсовый автобус.

Вспомнив, что в издательстве есть начальство, затормозила у кабинета главного редактора. Постучала и толкнула дверь.

– София? Уже закончила? – оторвавшись от монитора, удивленно спросила Виктория.

– Вы о книге? Нет, закончу за выходные, – пообещала я. – Но мне нужно уйти пораньше. Поработаю дома.

Пришлось соврать. Виктория Александровна больше всего ненавидела семейные проблемы, отвлекающие её рабочих от дела. И главной моей заслугой считала как раз то, что у меня этой самой семьи не было. Бабушку, живущую в далёком, а значит, почти несуществующем Кашпире, она в расчёт не брала.

– Дома, так дома, – не упустив возможность просканировать меня своим фирменным подозрительным взглядом, протянула Виктория, – Но, имей ввиду, законченный макет обложки в понедельник утром должен лежать у меня на столе. Поняла, Смирнова? Не позднее…

– Да, хорошо, я поняла, – оставив кабинет главного редактора где-то далеко позади, я уже мчалась к выходу. Я должна была успеть на автобус.

Автобус был жёлтым, слегка потёртым. Прямоугольные белёсые окна грустно смотрели на залитый вывесками и огнями пригородный вокзал Самары.

Бодро взлетев по ступенькам, показала водителю вырванный из рук кассирши всего за пару минут до отправления билет.

В салоне, пахнущем пылью, почти никого не было: пара пожилых женщин с корзинами рассады и мужчина в очках со сложенным велосипедом, который он придерживал коленками.

Я прошла в самый конец автобуса и села в кресло у окна. Положила на колени сумку, достала телефон и снова попыталась дозвониться до бабули. Но результат был прежним – вязкая гулкая тишина.

Едва дверь автобуса закрылась, а сам он тронулся, покидая пригретое у посадочной платформы место, пошёл дождь. Мелкий, серый. На сердце, и без того съедаемом беспокойством, стало ещё тяжелее.

Я попыталась отвлечься. Достала из сумки папку с набросками. Из кипы листов выудила тот, на котором был собран список пожеланий автора – пространное описание на тему, какой он видит свою книгу.

…Что-то романтичное с налётом старины и ветра.

Я попыталась не закатывать глаза. Всё-таки писатели – народ крайне специфичный, и работать с ними порой бывает ой как не просто, но если учесть, что я и сама художник, а значит, человек вдохновения, то это становится вдвойне тяжелее. Особенно когда этого самого вдохновения и нет.

Я отложила листок с пожеланиями и достала саму рукопись. На титульном листе крупными буквами значилось название романа – «Место, где живут розовые пони». Странное название для романа «с налётом старины и ветра».

Отбросив свои придирки, попыталась сосредоточиться на чтении. Но мысли постоянно перескакивали с места на место, и в конце концов я забросила это дело. Решила, что уже на месте, увидев бабушку, узнав, что с ней всё в порядке (я не позволяла себе даже думать, что могло случиться что-то серьёзное), успокоившись, сяду и поработаю. Тем более что я любила бабушкин дом и свою комнату в нём. Было в этом старом деревянном доме что-то сказочное. С бесконечными розами, высаженными в саду заботливыми бабушкиными руками, и ароматным травяным чаем, заваренным в пузатом фарфоровом чайнике.

Но этим планам не суждено было сбыться. Едва я сошла с автобуса, остановившегося у покосившегося столба с жёлтой табличкой «Кашпир», который ютился на обочине шоссе, проходящем мимо городка, и перебежала это самое шоссе, чтобы свернуть на дорогу, ведущую в посёлок, рядом со мной затормозила полицейская машина.

Дверь открылась. Из авто вывалился полицейский, грузный и широкоплечий, с квадратным лицом, спрятанным за большими чёрными очками. Он козырнул заученное движение и, не представившись, выдал:

– Гражданка Смирнова, вы задержаны. Проследуйте со мной в участок.

– Но.. – только и успела произнести я, а полицейский уже достал наручники и, выкрутив мне руки, застегнул их за спиной.

– Наверняка вы в курсе, – луково-рыбное с нотками утреннего похмелья дыхание склонившегося к моему уху стража порядка долетело до меня и заставило скривиться от отвращения, – Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас в суде.

Затем полицейский грубо толкнул меня, заставляя направиться в сторону машины. В салоне полицейского авто было душно и пахло всё тем же – луком и рыбой, это не помогало сосредоточиться и понять, что собственно происходит? Постойте, а как же бабушка?

Но стоило мне дёрнуться, вспомнив о причине приезда, которая от перенесённого шока просто вылетела у меня из головы, автомобиль затормозил у полицейского участка. Значит мужик, скрутивший меня, настоящий блюститель закона, а не маньяк, как я уже успела надумать.

Меня достали из машины и довели до кабинета.

– Садись, – толкнув меня в сторону стула, стоявшего у стола заваленного папками, буркнул полицейский.

Он молча стащил с себя куртку, повесил её на крючок.

– Вы не можете просто так задерживать людей. Это незаконно, – я попыталась освободить руки, но застёгнутые на запястьях наручники заставили поморщиться от боли.

– Жди, – никак не отреагировав на мои слова, полицейский направился к двери.

– Вы меня совсем не слушаете?! – от возмущения голос сорвался. – За что вы меня задержали? Вы не имеете права… Это превышение полномочий! Хотите лишиться должности? – выкрикнула я в спину остановившегося на пороге мужчины.

– Переход дороги в не положенном месте.

– Что? – не поняла я.

Но ответом меня не удостоили. Грузная фигура скрылась за дверью. А я, подмываемая бурлящим внутри осознанием творящейся несправедливости, даже встала на цыпочки и прокричала вслед:

– За это не задерживают! И наручники не одевают… – уже тише добавила я и снова болезненно скривилась.

Запястья нещадно ныли. Возможно, они бы болели меньше, если бы я не пыталась вырываться. Но поведение стража порядка вызывало массу вопросов. Продолжая недоумевать, я огляделась. Низкие полки с пыльными папками, стол, лампа, чашка с недопитым чаем – всё какое-то затхлое. Так и веет безнадёгой.

– Не было печали… – выдохнула я. – А как же бабуля? Мне нужно позвонить. Наверняка я могу позвонить… – вспомнив фильмы, в которых бесконечно твердили о положенном заключённому звонке, поёжилась от мысли, что уже называю себя заключенной…

В этот момент дверь распахнулась. В кабинет ввалилась пара амбалов, правда в полицейской форме, но вот рожи у них были совершенно бандитские. Один из них оскалился:

– И из-за этой мелкой весь кипишь?

– Ты бы меньше болтал, – огрызнулся второй и достал из кармана тёмный бутылёк и серый, явно не первой свежести, платок.

– Да ну вас… – недоверчиво хмыкнула я, живо припомнив другие сцены, тоже из фильмов только уже с похищением.

– Тише. Мы тебя не тронем, – уперев в меня бычий взгляд, бугай направился ко мне, на ходу смочив тряпку жидкостью из бутылки.

– Да. Мы тебя не тронем, – глуповато оскалился второй.

– Это не сработает, – вскочив со стула и пятясь назад, испуганно проблеяла я.

– Почему же? – схватив меня за ворот и резко опечатав меня в дверцы шкафа, который неожиданно возник за моей спиной, шикнул полицейский.

– Чтобы человек потерял сознание от х…

…хлороформа, понадобится много больше времени, чем показано в фильмах, хотела сказать я. Но нападавшие не нуждались в инструкциях. Грязная тряпка была прижата к моему лицу. Я возмущенно уставилась в глаза бритоголового громилы, нависшего надо мной. Но в итоге я всё-таки потеряла сознание. Скорее от удушья, чем от хлороформа.

Сквозь ватное вязкое оцепенение расслышала обрывки далёкого разговора.

– Какого чёрта… Почему она без сознания?

– Так ведь было приказано… доставить.. Вроде как этот… подарок.

– Какой к чёрту подарок?!

– Так у вас же эти… именины. Вот. От брата и от всех так сказать…

– Пошёл вон…

Раскатистое рычание многократно отразилось от стен и обрушилось на меня, как показалось, сразу со всех сторон. И я, видимо, снова провалилась в забытье, потому что, когда окончательно пришла в себя и открыла глаза, уже было тихо.

– Божечки… – простонала я, делая чудовищное усилие, чтобы принять сидячее положение. Перед глазами всё плыло. Я зажмурилась, потёрла лицо руками.

– Вот. Попей, – произнёс мужской с приятной хрипотцой голос, и что-то прохладное коснулось тыльной стороны прижатой к лицу ладони.

Убрала руки. Передо мной кто-то сидел на корточках. Лицо субъекта было размыто, а вот металлическая кружка, маячащая у моего носа, обрисовалась вполне отчётливо.

Ощутив чудовищную жажду, схватила её и мгновенно осушила. Вытерла губы, почему-то вдруг показавшиеся припухшими, и подбородок ладонью, протянула кружку обратно.

– Спасибо, – буркнула, одновременно пытаясь понять, где я и что происходит. Перед мысленным взором всплыла телеграмма… Поездка на автобусе. Куда?

Затем прошедшее, наконец, обрело чёткие очертания, и я вспомнила. Бабушка! С ней что-то случилось! И, наконец… Точно! Меня же похитили!

– Твою ж мать! – скрипнула я сломавшимся голосом и отпрянула от незнакомца, который до сих пор сидел на корточках передо мной.

Прижалась к стене. Уставилась на темноволосого мужика… или парня. Было сложно определить возраст. Лицо незнакомца, выражающее до сего момента что-то наподобие радости, вдруг стало жёстким и отчуждённым. Взгляд мгновенно потемнел, подражая небесам перед бурей. Он нехотя поднялся и отошёл чуть в сторону. Не на много, всего на пару шагов. Я попыталась оглядеться: серые стены, глухая дверь, окно… забитое решеткой?!

– Не узнала?

Вопрос, озвученный незнакомцем, не сразу привлёк моё внимание, но, наткнувшись бегающим по вызывающему странные ассоциации помещению взглядом на бледное лицо мужчины, а точнее на его холодный, даже, можно сказать, колючий взгляд, немного пришла в себя, почувствовав что-то странное. Что-то вроде дежавю…

– А должна была?

Я завозилась, застёгивая на всякий пуговицы на плаще до самого подбородка, и вновь судорожно огляделась по сторонам.

– Где я? Это что… камера?

Озвученное вслух смутное предположение мгновенно стало настолько реалистичным, что в ответе молчавшего до сих пор мужчины я уже и не нуждалась. Я вскочила и, пробежав мимо заключенного, затормозила у двери и попыталась открыть. Но к своему ужасу поняла, что это невозможно, поскольку ручки у тяжёлой металлической двери не было, от слова совсем. Я пару раз безрезультатно толкнула дверь, а затем заколотила по ней кулаками. И почти сразу остановилась и зашипела, почувствовав тягучую боль в ушибленных кистях.