Дочь для миллионера. Подари мне счастье бесплатное чтение

Глава 1

Данил

– Данил Дмитриевич, к вам прекрасная леди.

– Пропусти.

Немного помешкав, я даю добро консьержу и сладко потягиваюсь. Сегодня у меня законный выходной, и я планировал продрыхнуть до самого обеда, но судьба распорядилась иначе.

Сладко потянувшись, я прочесываю шевелюру пятерней, натягиваю впопыхах мятую футболку и гадаю, кто решил нанести мне визит с утра пораньше.

Дин-дон. Дин-дон.

Спустя пару минут раздается заливистая трель звонка. С необъяснимым предвкушением я направляюсь в прихожую, распахиваю дверь и опускаю голову вниз, напарываясь на нежданного гостя.

– Здравствуйте.

Негромко произносит светловолосая девчушка лет девяти-десяти и крепче прижимает к себе плюшевого медведя. На ней приталенное бежевое пальто, достающее ей до колен, синие джинсы и желтый свитер крупной вязки под горло.

Ее ручки сжимают лямки коричневого кожаного рюкзака. На запястье болтаются изящные серебристые часики. Она выглядит опрятно и не кажется похожей на бездомную потеряшку.

Переварив информацию, я делаю вывод, что малышка ошиблась апартаментами, и с легкой душой советую ей.

– Если ты забыла номер квартиры, спустись вниз и скажи, чтобы консьерж связался с твоими родителями.

Я захлопываю дверь, не собираясь возиться с чужим ребенком. Потому что, это не мои заботы. Но трель звонка продолжает долбиться в барабанные перепонки и заставляет меня вернуться к настойчивой визитерше.

– Ты ошиблась квартирой и хочешь, чтобы я помог найти тебе маму и папу?

– Нет. Я к вам.

Уверенно сообщает это златокудрое создание, и я окончательно перестаю что-либо понимать. Кручу приходящие на ум варианты, отметаю их за несостоятельностью и, наконец, цепляюсь за осенившую меня идею.

– Я понял. Ты хочешь автограф? Окей.

Я довольно неплохо играю в футбол, имею много фанатов, поэтому считаю подобное объяснение вполне разумным. Тянусь к тумбочке, чтобы достать ручку и листочек, но в это мгновение девчонка проскальзывает мимо меня и на всех парах несется навстречу моей собаке.

– У тебя акита! Сюда, малыш! Он такой ми-и-илый!

– Зевс, фу! Эй, нет-нет-нет. Это очень опасная собака, – я пытаюсь остановить ворвавшееся в мою холостяцкую берлогу стихийное бедствие, но малышка игнорирует мое предупреждение.

Опускается на колени, принимается чесать моего пса за ухом и иронично выгибает бровь, интересуясь.

– Опасная? И что она сделает? Залижет меня до смерти?

Предатель-Зевс подставляет девчонке второе ухо. Ну а я шумно выдыхаю, складываю руки на груди и хмурю лоб.

– Послушай, как тебя зовут?

– Ксюша.

– Так вот, Ксюша. Нельзя вот так просто врываться в дом к чужим людям. Вокруг столько уродов. Неужели твоя мама тебе об этом не говорила?

– Говорила.

Согласно кивает малышка, а я мысленно отчитываю мать этого ураганчика и пытаюсь прояснить детали, которые помогут быстрее разобраться в ситуации и вернуться к недосмотренному сну.

– Ну и где же она?

– В самолете, – пожимает плечами Ксения, а я хочу биться головой о стену от ее непосредственности.

– В самолете? А ты сейчас с кем?

– С папой.

– Так, прекрасно. Вот и иди к нему. Разве он тебя не ищет?

– Он меня не ищет, – малышка округляет свои огромные голубые глазищи, обрамленные пушистыми ресницами, как будто я только что спросил у нее несусветную глупость.

Но я не сдаюсь.

– Почему?

– Он. На меня. Смотрит.

По слогам чеканит девчушка, словно я душевнобольной. И я отказываюсь воспринимать окружающую меня реальность.

Катаю озвученную ей фразу и так, и эдак. Буквально слышу скрип своих несмазанных мозгов. И не придумываю ничего лучше, чем выдать красноречивое.

– Что-о-о?

– Мы никогда не виделись. Ты был женат на моей маме. Эве. Эве Вороновой. Я – твоя дочь.

Глава 2

Данил

Бам.

Произнесенные с детской непосредственностью фразы дезориентируют.

Я стою, оглушенный пыльным мешком, и растерянно повторяю застрявшие в сознании фразы.

«Ты был женат на моей маме».

«На Эве Вороновой».

«Я – твоя дочь».

Происходящее настолько выпадает из картины моей реальности, что я попросту не могу с ним смириться. Надавливаю на виски, пытаясь прогнать подступающую мигрень, и ляпаю совсем уж дурацкое.

– Этого не может быть!

– Еще как может! – восклицает эта маленькая Рапунцель и дует губы, как будто я только что сказал ей, что Деда Мороза не существует.

– Нет-нет-нет. Так, стоп. Мне нужен таймаут, – я опускаюсь прямо на пол неподалеку от продолжающей наглаживать Зевса Ксюши и тру лицо, словно это поможет отмотать все назад и стереть похожие на сюр события сегодняшнего утра. – У нас с Эвой не было детей.

Заявляю я твердо, восстанавливая в памяти прошлое до мельчайших деталей, а Ксюша расстегивает молнию рюкзака, роется в нем недолго и протягивает мне сложенный вчетверо листок.

– Вот ее письмо.

– Ее письмо? Ты шутишь?

Вопреки желанию откреститься от родства с застывшей в полуметре от меня девчонки, я все-таки забираю из ее подрагивающих пальцев бумагу и разворачиваю ее.

Гулко сглатываю, делаю глубокий вдох, как пловец перед прыжком в воду, и пристально всматриваюсь в расплывающиеся строки.

«Дань…

Тебя, наверное, это сильно удивит, но Ксюша – твоя дочь.

Я не сказала тебе о том, что беременна, когда мы разводились, потому что не хотела ломать твою карьеру и портить себе жизнь.

Прости».

Несмотря на то что с нашей последней встречи с Эвой прошла целая вечность, я прекрасно помню ее почерк и не сомневаюсь в том, что послание написано ее рукой.

Но разум упрямо отказывается признавать очевидное.

– И ты хочешь, чтобы я поверил этой писульке? Ее мог наваять кто угодно.

– Ах да. Вот еще свидетельство о рождении, – Ксюша с ловкостью фокусника извлекает на свет зеленый прямоугольник и вручает его мне, забивая еще один гвоздь в крышку моего гроба. – Там твое имя.

– Свидетельство? Хах. Мое имя? Мое имя. Багров Данил Дмитриевич.

Я продолжаю безбожно тупить, убеждаясь в подлинности документа, и разве что не пробую его на зуб. Кровь сначала отливает от щек, потом приливает к ним и бурлит в жилах слишком яростно.

Я же долго пялюсь в спину отвернувшейся от меня Ксюши и обращаюсь больше к себе, чем к ней.

– Ну и что мне с тобой делать?

– Приютить на пару дней. Пока мама не вернется в город.

– Приютить? Мда-а-а, – роняю я растерянно и принимаюсь звонить своему другу и по совместительству агенту Денису Говорову. – Ден, у нас, кажется, проблемы. Больши-и-ие проблемы.

– Ну и куда ты опять встрял? Ладно, не говори. Сейчас подъеду, объяснишь все с глазу на глаз.

Денчик отключается, а я заказываю нам со свалившейся на мою голову гостьей доставку. Потому что в моем холодильнике нет ничего съедобного, кроме засохшего куска сыра и просроченного йогурта.

Я редко питаюсь дома, проводя большую часть времени на тренировочной базе, и не заморачиваюсь тем, чтобы готовить двадцать пять блюд на неделю.

Спустя полчаса в моей квартире появляется Денчик в сопровождении очередной пассии – жгучей длинноногой брюнетки по имени Эмилия. Говоров крепко жмет мне ладонь, по-хозяйски треплет Зевса по холке и приседает на корточки перед Ксенией.

– Ну и кто эта прекрасная леди?

– Прекрасную леди зовут Ксюша. И она – моя дочь.

Отвечаю я перед тем, как Рапунцель выложит все на духу, и отстраненно отмечаю, как ползут вверх брови Дена.

На несколько минут в комнате повисает пронзительная тишина. Сказанное мной производит эффект разорвавшейся бомбы и заставляет Денчика громко закашляться.

– Дочь? Что? Ты не считаешь, что должен был раньше мне об этом сказать. У нас же контракты. Обязательства. Твои спонсоры охренеют, когда все выплывет наружу.

– Если. Выплывет, – поправляю я шокированного Говорова и небрежно веду плечами. – Я не знал.

– Не знал о том, что у тебя есть ребенок от бывшей жены?

– Господи, Ден, это было так давно. Мы с Эвой были молодые и глупые. Мы прожили вместе меньше года. И у нас не было детей.

– Ладно. Но теоретически. Есть хоть малейшая вероятность того, что Ксюша – действительно твоя дочь. Напрягись, Багров.

– Я, я не знаю. Мы расстались. Оформили развод, – перечисляю я не слишком убедительно, а потом хлопаю себя по лбу. – Она пришла забрать какие-то свои вещи, документы. Мы случайно… Мы…

Я вспоминаю нашу последнюю с Эвой близость, и меня бросает в холодный пот. Так что мне не остается ничего другого, кроме как переключить всеобщее внимание на что-нибудь незначительное.

– Слушайте. Кто-нибудь хочет есть? – я пытаюсь разобрать доставленные курьером пакеты, но Говоров вцепляется в меня бульдожьей хваткой.

– Подожди, Багров. Когда это «пришла забрать вещи» было?

– Лет девять-десять назад.

– Сколько тебе лет, малышка?

– Девять, – бойко откликается Ксюша, а Ден испепеляет меня тяжелым взглядом.

– Что ж, Дань, поздравляю.

– Не может этого быть! Наверное, стоит сделать тест ДНК.

– Отличная мысль! – согласно кивает перевернувшая все вверх дном Рапунцель и впивается зубами в гамбургер до того, как я успеваю прочитать ей лекцию о вреде подобной пищи и сказать, что бигмак предназначался мне.

– Ксюша, а мама разве не рассказывала тебе, что фастфуд вреден для детского пищеварения? – обреченно выдохнув, я сцепляю руки в замок и гипнотизирую мелкую тяжелым взглядом, от которого обычно ежатся даже мои товарищи по команде.

Только вот Рапунцель легкомысленно ведет плечиками и укладывает меня на лопатки безапелляционным.

– Для взрослого тоже. Но ты ведь ешь.

Озвученный аргумент повисает в воздухе и отбивает у меня дальнейшее желание спорить. Ну и в кого она такая языкастая? В Эвку, что ли?

Сбоку от меня, не таясь, во весь голос ржет Говоров. Рядом тихонько хихикает его пассия. А я приземляюсь на высокий барный стул и тяну к себе пакетик с картошкой фри и сырный соус.

Это, безусловно, не вяжется ни с моим спортивным режимом, ни с рекомендациями нашего диетолого-нутрициолога, но в данный момент мне глубоко плевать. Потому что за каких-то пятнадцать минут я угробил огромное множество нервных клеток и сжег столько калорий, что организм срочно требует их компенсировать.

Ненадолго мы все замолкаем. Ксюша с упоением доедает бургер. Я в качестве компенсации покушаюсь на пирожок с вишней. Пассия Денчика что-то клацает в своем телефоне длинными ярко-розовыми ногтями. А сам Ден косится на нас так подозрительно, что я не выдерживаю и выпаливаю с набитым ртом.

– Фто-о-о?

– Похожи вы с ней. Охренеть, как похожи. Вот что!

– Неправда!

– Еще какая правда. Одно лицо! – с каким-то садистским удовлетворением Говоров продолжает меня подначивать, и я окончательно зверею.

Рявкаю на него так громко, что Ксюша подпрыгивает на месте, и я неосознанно глажу ее по спине свободной рукой.

– Позвони в клинику. Договорись насчет теста.

– Давай-ка обсудим это наедине.

Говоров округляет глаза и тащит меня на лоджию, где приоткрыто окно и достаточно свежо, потому что весна не так давно вступила в свои права и еще не успело потеплеть.

– Багров, ты, случайно, головой не ударялся?

– В смысле?

– Ну какая тебе сейчас экспертиза ДНК. Кто-нибудь из персонала обязательно проговорится, и все выплывет наружу. А мы только позавчера подписали контракт на рекламу «В гостях у Пэппи». Сеть семейных ресторанов, если ты забыл. Они расторгнут договор и взыщут с нас штрафы. А ты окажешься типом, который бросил родную дочь. И плакали наши мега-бабки.

– И что ты предлагаешь?

– Сиди тихо. Никуда не высовывайся. Сдай Ксюшу на руки матери, когда та прилетит. Авось пронесет.

Говоров выразительно выгибает брови и корчит смешные рожицы. Я же разбираю его план на винтики, собираю детальки обратно и не нахожу в предложении приятеля ни единого изъяна.

Кроме того, что я совершенно не умею обращаться с детьми. Я не знаю, чем их развлекать. Не понимаю, о чем с ними беседовать. И не догадываюсь, что может порадовать девятилетнюю девчонку с двумя французскими косичками и милой ямочкой на левой щеке.

– Ладно, Дань. Мы с Эм погнали. Нас Шаров ждет.

– Постой, а как же я? Ты бросишь меня на растерзание этому монстру?

– Не монстру, а очаровательной малышке. Ты всегда пользовался популярностью у женского пола. Выкрутишься.

Ухмыляется Денчик ехидно, и мы возвращаемся к нашим дамам.

На удивление, в гостиной царит подозрительная тишина. Эмилия дует губы и странно косится на Ксюшу. А Ксюша не обращает на пассию Говорова ровным счетом никакого внимания.

Покончив с то ли поздним завтраком, то ли обедом, она тискает не сопротивляющегося Зевса и выглядит довольной ровно настолько, что я начинаю ей завидовать.

– Чем займемся? – спрашиваю я у нее, выпроводив Дена, и молчаливо оплакиваю свой выходной.

В мусорку отправляются планы пересечься с товарищами в баре и посмотреть матч, который мы предвкушали два месяца. Туда же отправляются и договоренности с Майей.

Какое тут свидание, когда по квартире носится девчонка-вихрь и норовит разбить дорогую китайскую вазу, подаренный мамой сервиз и смахнуть со столика телефон, который стоит больше чем все ее вещи вместе взятые.

– Может, мультики?

– Не хочу. Скучно.

Смешно кривит чуть вздернутый носик моя персональная катастрофа. И я уже практически теряю надежду чем-то ее увлечь.

У меня нет ни паззла, ни кукольного домика, ни конструктора, ни набора для рисования, ни раскраски.

Правда, есть…

– Приставка! Может, зарубимся в плойку?

– А давай.

Ксюшино личико расцветает от улыбки, а я выпускаю воздух с облегчением и предлагаю ей диски.

– Гоночки? Гравити? Соник?

– Мортал Комбат!

Девчонка в очередной раз ошарашивает меня своим выбором и уделывает меня в сухую. Она так виртуозно обращается с веерами Китаны, что я не могу ни достать ее персонажа, ни выставить в блок.

– А ты полна сюрпризов, малышка.

Роняю я уважительно и осторожно треплю ее по хрупкому плечику. Немного странно, но я не испытываю дискомфорта в ее обществе и не горю желанием сбежать.

Хорошо, что Ксюше девять, и она вполне самостоятельная личность. Вот если бы Эвка подкинула мне на порог сверток с пищащим младенцем, все было бы гораздо сложнее.

Какой я дурак, я понимаю ближе к вечеру. Когда мы с Ксеней принимаемся ужинать. Первый ступор, продлившийся несколько часов, отступает, и я начинаю соображать.

– Ксюш, а давай позвоним твоей маме. Мне нужно кое-что с ней обсудить.

– У нее телефон отключен.

– Не верю.

– Ну вот. Сам посмотри.

Отвлекшись от курицы, запеченной в сливках с грибами, девчонка достает мобильный, листает список контактов, нажимает «мама» и переводит вызов на громкую связь.

И, если я хотел в чем-то уличить мою маленькую собеседницу, то был не прав. Ответом мне служит бездушное механическое «абонент находится вне зоны действия сети».

Не солоно хлебавши, я отправляю посуду в посудомойку, мысленно костерю свалившую на меня дочь Воронову и веду Ксюшу в гостевую спальню. Я стелю новое белье, выключаю большой свет и включаю ночник.

И, когда я уже собираюсь выйти из комнаты, Ксеня меня окликает.

– Посиди со мной, пожалуйста.

– Хорошо, – я возвращаюсь, опускаюсь на краешек кровати и задумчиво изучаю лежащую в постели девчонку.

Она больше похожа на мать. Но угадываются в ней и мои черты. Высокий лоб. Точеные угловатые скулы. Родинка на правом виске.

– Мама всегда читает мне сказку на ночь, – доверительно сообщает мне Ксюша, на что я грустно развожу руками.

– Я не знаю, сказок, малыш. Но на завтра обещаю подготовиться.

– Тогда расскажи про вас с мамой. Как вы встретились?

– На матче. Она туда пришла со своим бывшим парнем.

– И ты ее отбил.

– Ага, – признаюсь я с потаенной гордостью, а Ксеня снова бьет мне под дых пробуждающим старые воспоминания вопросом.

– А ты ее любил? Мою маму.

Ровно на миг я застываю. Переношусь в далекое прошлое. И выдавливаю из себя хрипловатое.

– Любил.

А на утро в мою реальность врываются кричащие заголовки, которыми теперь пестрит весь интернет.

«Данил Багров девять лет скрывал внебрачную дочь».

Глава 3

Данил

– Доброе утро.

Заспанная, Ксюша шлепает босиком по полу гостиной и прижимает к себе того же плюшевого медведя, с которым она появилась у меня на пороге.

В ее рюкзачке нашлась симпатичная розовая пижама в белый горошек, расческа, куча резинок, и даже зубная щетка. В общем, девчушка как следует подготовилась к ночевке в чужом доме.

Тряхнув распущенными волосами, Ксеня сладко зевает, а я невольно на ней залипаю. Она так гармонично вписалась в мой закрытый мир, что мне не хочется ее прогонять.

И злиться на нее за то, что мне теперь светит огромная куча проблем, тоже не хочется.

– Привет, малышка.

Прочистив горло, здороваюсь я и перекладываю мобильный экраном вниз. Он вибрирует и норовит съехать с края стола.

Звонят все. Друзья по команде. Мама с отцом. И, конечно, досужие репортеры, желающие вытрясти из меня как можно больше подробностей.

Я же упорно их игнорирую и провожаю гостью в ванную комнату. Показываю, как включается новомодный кран, вручаю ей зубную пасту и полотенце, и удаляюсь, чтобы не мешать.

Ксюша возвращается ко мне спустя минут – посвежевшая и пахнущая мятой. Ее щечки порозовели, глаза блестят. И у меня попросту не поворачивается язык ругать ее за то, что она перевернула привычный порядок вещей.

Я не испытываю благоговейного трепета перед детьми. Но эту кроху мне хочется оберегать и опекать. Наверное, срабатывает генетическая память и пресловутый отцовский инстинкт.

– Иди-ка сюда. Завтракать будем?

– Будем. Только заплети мне, пожалуйста, косичку.

В горле застревает банальное «я не умею». Добродушно улыбнувшись, я нахожу видео-урок, несколько раз его пересматриваю и принимаюсь за это нелегкое дело.

Выходит не сразу. Золотистые локоны не слушаются и норовят все время выскользнуть из пальцев. Но я упрямо с ними воюю и с шестого раза все-таки сооружаю простую прическу.

– Готово.

Сообщаю, довольный собой, и сооружаю нам нехитрый завтрак. Яйца всмятку, тосты с творожным сыром, авокадо и ломтиками слабосоленой семги.

Ксюше я наливаю чай. Себе же завариваю крепкий дурманящий кофе, потому что мне необходимо взбодриться и прочистить все еще поскрипывающие мозги.

Я все еще зол на Эву, потому что она не удосужилась предупредить меня заранее о Ксенином визите. И одновременно благодарен ей за то, что с появлением мелкой в моей квартире стало чуть более шумно и оживленно.

Спустя пару часов в моей берлоге материализуется растрепанный Говоров. Выглядит он так, как будто недавно выбрался из кровати и бежал марафон. Его русые волосы торчат в разные стороны, на висках блестят капельки пота и губы подрагивают так, словно он хочет меня обматерить, но сдерживается в присутствии ребенка.

– Это катастрофа, Дань! Самый настоящий Армагеддец!

– По-моему, ты преувеличиваешь.

– Преувеличиваю? Преувеличиваю?! – вскидывается он и нарезает десятый круг по гостиной. – Новость распространилась, как лесной пожар. Тебя не обсуждает только ленивый. Ты в глубой жо… В заднице ты, Багров!

Ревет разъяренным гризли Денчик, я же беспечно пожимаю плечами.

– Все, что могло случиться, уже случилось, – замечаю я философски и иду к шкафчику, чтобы достать оттуда еще одну кружку и налить другу кофе. – Ты голодный, наверное. Завтракать будешь?

– Буду, – шумно сопит Говоров и кулем падает на свободный стул. – Нам срочно нужно созвать конференцию.

– Созывай.

– Представим журналистам твою дочь. Продемонстрируем, что у вас отличные отношения. И не вздумай облажаться, Багров. Фанаты тебя не простят.

Наевшись нотаций, я легкомысленно отмахиваюсь от приятеля и ухожу собираться. Долго стою под струями контрастного душа, просушиваю шевелюру полотенцем и подмигиваю собственному отражению.

Я не парюсь по поводу предстоящего интервью. Публика любит меня и прощает многочисленные косяки.

Натянув черную водолазку и джинсы, я зову успевшую переодеться во вчерашнюю одежду Ксюшу, протягиваю ей руку и заговорщически шепчу.

– Я понимаю, что встреча с прессой – это не то, о чем мечтает девятилетняя девочка. Ты бы, скорее всего, предпочла поход на каток, в кино или на картинг, но я без тебя не справлюсь. От того, как нас примут люди, зависит мое будущее. Поможешь мне, Ксюнь?

– Без проблем.

Согласно кивает малышка и доверчиво вкладывает ладонь в мою лапищу. Говоров же в этот момент делает несколько фото.

– На память.

Через пару часов мы минуем турникет, здороваемся с охранником и перемещаемся в переполненный репортерами зал. Занимаем места за длинным прямоугольным столом и оказываемся под обстрелом пристальных взглядов.

Часть из присутствующих здесь дам явно меня осуждает и готовится облить с ног до головы пренебрежением.

И, если я рассчитываю разрядить обстановку какой-нибудь шуткой, то просто не успеваю. Журналюги по команде «фас» обстреливают меня залпом вопросов.

– Данил Дмитриевич, скажите, почему вы так долго скрывали ото всех существование своей дочери?

– Данил Дмитриевич, а вы платите алименты матери девочки? В каких вы с ней отношениях?

– А где, кстати, мать девочки? Она не хочет пролить свет на эту ситуацию?

От такого напора я немного теряюсь – столкнуться со всеобщим осуждением гораздо сложнее, чем прорваться через оборону соперника и забить гол в ворота.

Гулко выдохнув, я стучу пальцами по микрофону и намереваюсь выдать что-то нейтральное. Но Ксюша меня опережает.

– Папа просто не знал обо мне раньше. Так получилось. Но теперь он станет лучшим отцом. Правда, папочка?

На миг в помещении повисает оглушительная звенящая тишина.

Я наклоняюсь к Ксене, чтобы мягко ей улыбнуться и мазнуть подушечкой большого пальца по щечке.

И в эту секунду по залу разносятся приветственные возгласы.

Из желающих растерзать меня фурий женщины превращаются в подтаявшие ванильные облачка. Лопочут что-то умилительное, делают записи в своих блокнотах и восхищенно гудят.

Как быстро, оказывается, можно пройти путь от кипучей ненависти к всеобъемлющей любви, если на твоей стороне будет стоять одна маленькая Рапунцель.

– Конечно, малышка, – киваю я согласно, добываю еще несколько очков в свою копилку и стараюсь укрепить пока еще шаткие позиции. – Я, действительно, познакомился с Ксюшей только вчера. Но теперь я намерен принимать самое непосредственное участие в ее жизни. Если она, конечно, позволит. Позволишь, котенок?

– Да, папочка.

Подыгрывает мне Ксения, без труда очаровывая публику. И я с облегчением выдыхаю, потому что самое сложное позади.

Осталось только дать пару общих комментариев, пообещать развернутое интервью акуле пера Красовской и сделать несколько фоточек, которыми будут пестреть развороты уже завтра.

– Ты должен мне мороженое и просмотр в студию театрального искусства, – заявляет Ксюша, когда мы располагаемся в кафе неподалеку, и заказываем обед из трех блюд.

– Чего?

– Я хочу стать актрисой, когда вырасту, – беспечно пожимает плечами девчушка, я же возвожу глаза к потолку и страдальчески выдыхаю.

– Не нужна тебе никакая студия. Ты и так прекрасно справляешься!

– Ничего не знаю. Мороженое. Студия. И новое платье. Иначе я расскажу журналистам, что ты не пускал меня на порог и советовал пойти к консьержу, чтобы он нашел моих родителей.

Картинно выгибает бровки эта маленькая шантажистка, а сидящий рядом Денчик давится хохотом.

– А дочурка-то у тебя не промах.

Я пропускаю его замечание мимо ушей, с жадностью набрасываюсь на солянку, которую ставит передо мной официантка, и принимаюсь рассуждать, откуда пресса узнала о том, что у меня есть дочь.

– Ден, ты не мог никому случайно проболтаться о Ксюше. Маме, там? Сестре?

– Я ж не дурак, Багров. Исключено. Скорее, это твоя Эвка постаралась.

– Да ну бред. Она десять лет не появлялась в моей жизни. И до сих пор не вышла со мной на связь, – я отбрасываю попахивающую шизофренией версию и цепляюсь за идею, которая с самого утра крутится на подкорке. – Может, это твоя Эм все слила?

– А ей-то зачем?

– Ну как. Минута славы. Деньги.

На пару секунд Денчик задумывается, как будто в моих словах есть доля истины. Отстраненно чешет затылок, пожевывает нижнюю губу и глубокомысленно изрекает.

– Нельзя ничего отметать. Проверю. А пока займемся твоей репутацией. Куда вы там собирались? В торговый центр? Подгоню фотографов. Сделают классные снимки.

Взбодрившийся, Говоров седлает любимого конька и принимается расписывать перспективы на целую неделю. Я же кривлюсь, будто съел целиком лимон.

Последнее, чего бы мне сейчас хотелось, так это красоваться под прицелами фотокамер и натягивать на лицо фальшивую улыбку.

Боковым зрением я фиксирую, что Ксюша тоже недовольно морщится. Поэтому принимаю решение незамедлительно.

– Сегодня у нас с Рапунцель выходной. Никакой больше публичности. Только я и она. А завтра мы приедем, куда скажешь. Окей?

– Ладно.

Не без досады отпускает нас Ден. И я пользуюсь моментом, закрываю счет и увожу Ксюшу до того, как что-то еще придет в светлую голову приятеля.

Первым делом я везу малышку на картинг. Там мы облачаемся в комбинезоны, натягиваем шлемы, выслушиваем инструктаж по технике безопасности и отрываемся вволю.

Я кайфую, как не кайфовал уже давно. Теряю счет времени. И с гордостью наблюдаю за тем, как Ксеня закладывает очередной мираж.

Пусть я не знал о ее рождении и не участвовал в ее воспитании. Но в ней ведь течет моя кровь!

– Ну а теперь по магазинам? Выберем тебе платье, раз я обещал!

– Ура!

Накатавшись вволю, мы устраиваем набег на торговый центр. Я покорно следую за своей маленькой спутницей по бутикам, выслушиваю комплименты от девушек-консультантов о том, какая чудесная у меня дочь, и терпеливо жду у кабинки, пока она перемеряет целую гору нарядов.

Я не лукавил перед журналистами. Раз уж мне стало известно о дочери, я не планирую исчезать из ее жизни и намерен компенсировать годы своего отсутствия.

Пока хотя бы подарками.

Спустя пару часов Ксюша становится обладательницей воздушного небесно-голубого платья, как у принцессы, кремового джемпера ассиметричного кроя, драных джинсов, которые ей не купила бы мама, и крутых ботиночек на толстой подошве.

Я же получаю легкий нервный тик и необычайное удовлетворение.

Домой мы возвращаемся, когда уже начинает темнеть. Разбираем пакеты с Ксюшиными нарядами. Ставим чайник. Разогреваем еду.

И, когда мы рассаживаемся за столом, раздается звонок в дверь.

Чертыхнувшись, я соскальзываю со стула и иду открывать.

На пороге у меня стоят сотрудники доблестной полиции. За спиной у них маячит взволнованная Эвка. А то, что происходит дальше, и вовсе напоминает паршивый акт третьесортной пьесы.

– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.

Глава 4

Эва

– Ксюнь, будь хорошей девочкой. Слушайся тетю Машу. И не шали, ладно?

Я целую дочку в висок, прохожусь пальцами по ее тугим косам и раздосадовано выдыхаю.

Мы перебрались из теплого Сочи в прохладную столицу всего неделю назад, только успели немного обустроиться и разобрать вещи, как мне срочно потребовалось лететь назад.

Нашелся покупатель на квартиру, доставшуюся нам с сестрой от бабушки. Я хочу отложить свою половину, немного накопить и взять в ипотеку жилье.

– Хорошо, мам.

– Я буду скучать по тебе, солнышко.

– Я тоже буду скучать по тебе, мамуль.

Кивает моя кроха и обнимает меня крепко.

Я же кричу завозившейся в кухне с мясной запеканкой сестре.

– Так, Машка, никакого фастфуда. Никаких бургеров, чипсов, картошки фри. Это вредно. Я буду звонить.

– Беги уже, тебя такси ждет.

В коридор высовывается голова моей младшенькой, и меня невольно затапливает волной благодарности к ней.

Маша смотрит на мир куда проще, чем я. Но никогда не подводит. Она не раз выручала меня, брала отпуск и сидела к Ксюней, когда мне нужно было отлучиться в командировку, и демонстрировала лучшие навыки няни, хоть у нее самой пока нет детей.

– Все, Аривидерчи. Завтра вернусь.

Махнув моим любимым девчонкам на прощание рукой, я выскакиваю на лестничную клетку и кометой несусь к лифту. Опаздываю, как и всегда. Плюхаюсь на заднее сидение желтого Шевроле и молюсь, чтобы мы с водителем не встряли в вечные московские пробки.

В аэропорт мы прибываем за десять минут до окончания регистрации. Я оставляю шоферу щедрые чаевые, преодолеваю полосу препятствий в виде суровых таможенников и под укоризненным взглядом девушки за стойкой сую чемодан на багажную ленту.

На борт самолета я поднимаюсь слегка взбудораженная – боюсь высоты и вот уже много лет борюсь со своей фобией. Вздрагиваю каждый раз, когда крылатая машина попадает в воздушную яму. Вцепляюсь ногтями в подлокотник, когда мы идем на снижение. И отбиваю ладони, когда пассажиры рейса хлопают пилоту и бортпроводникам.

Спустившись по трапу, я натягиваю на нос авиаторы, потому что нас встречает ласковое яркое солнце, и встраиваюсь в очередь, движущуюся за багажом.

Первым делом, когда я выскальзываю на стоянку и жду автомобиль, я звоню своей малышке. Терпеть не могу уезжать от Ксюши и всегда сильно волнуюсь, хоть поводов для беспокойства и нет.

– Привет, крошка.

– Как долетели, мам?

– Все в порядке.

– Ты снова перепутала подлокотник с рукой сидящего рядом джентльмена и вцепилась в него?

– Нет, на этот раз нет. – Я смеюсь от того, что дочурка знает мои привычки и страхи лучше меня самой, и вручаю подоспевшему водителю свой небольшой чемодан. – У вас как дела?

– Все хорошо. Смотрим «Рапунцель».

– И никакого фастфуда?

– И никакого фастфуда.

Заверяет меня Ксюнька, и я почему-то уверена, что она скрещивает пальчики за спиной.

Пожелав своей проказнице отличного дня, я отключаюсь и откидываюсь в кресле. За окном проносятся потрясающие виды. Море причудливо переливается в солнечных лучах и так и манит искупаться.

Но вода пока еще слишком холодная.

Разместившись в отеле, я наскоро принимаю душ, а потом окунаюсь в суету.

Вместе с агентом показываю покупателям – приятой пожилой паре, квартиру, оговариваю все нюансы, предоставляю квитанции об оплате коммунальных услуг и еду к нотариусу.

Там все жутко затягивается, потому что помощник перепутал наши данные и теперь заново заполняет договор.

Банковская система тоже буксует. Перевод зависает, и я долго жду, пока деньги поступят на нужный счет.

Вымотавшись до предела, я решаю прогуляться по набережной. Бреду неторопливо вдоль моря, любуюсь видами и дышу свежим воздухом, наполняющим легкие.

Спустя час я заглядываю в одну из своих любимых кафешек, включаю телефон, который был в авиарежиме во время сделки, и звоню сестре.

– Машуль, ну как вы там?

– Нормально.

– Ксюша не балуется?

– Нет-нет. Все в порядке.

В голосе сестры мне чудится фальшь, но я шикаю на свою паранойю и ругаю себя за излишний контроль. С аппетитом съедаю пасту с морепродуктами, выпиваю стакан мандаринового лимонада со льдом и отправляюсь в отель.

Сплю плохо, потому что всю ночь мне снятся кошмары. И злая и растрепанная мчу в аэропорт, чтобы там узнать, что наш рейс задерживают.

Мысленно я костерю всех. И опаздывающего пилота, и галдящих рядом подростков, и собственную сестру, которая не отвечает на звонки.

Градус моей паники растет и взмывает буквально до небес, стоит мне перешагнуть через порог квартиры. Машка смотрит на меня виновато и шмыгает носом.

Я же часто таскаю ноздрями воздух и нервно тереблю край кожаной куртки.

– Что случилось, Маш?

– Ксюша пропала…

– Как пропала?! – мой голос сипнет, как будто я наелась битого стекла, а внутренности покрываются льдом.

– Я отлучилась в магазин. Ненадолго. А когда вернулась, ее уже не было.

– Ты ей звонила?

– Да. Она не берет трубку.

– В полицию обращалась?

– Конечно! Только они не приняли заявление. Сказали ждать три дня.

– Какие три дня?! – взрываюсь я, словно начиненная металлом бомба, и цепляюсь за Машино запястье. – Поехали.

Спустя полчаса я поднимаю на уши ближайшее отделение. Отчитываю молоденького следователя, отказавшего моей сестре, и обещаю забросать их жалобами и натравить на них прокуратуру.

Начальник побледневшего лейтенанта уводит меня в свой кабинет, смотрит участливо и наливает воды. После чего задает сотню повторяющихся, заполняет бумаги и удаляется.

А спустя десять мучительных минут, кажущихся вечность, приглашает на опознание. В районе Третьяковки похожую на Ксюшу девочку сбила машина.

К моменту, когда мы добираемся в морг, я едва стою на ногах. Ком подкатывает к горлу, внутренности дрожат, как застывший холодец.

Впечатлительная, Машка теряет сознание, и кто-то из медицинского персонала принимается приводить ее в чувство. Взявший же надо мной шефство капитан протягивает локоть, в который я моментально впиваюсь немеющими пальцами.

Единственное, что я запоминаю из этих ужасных минут, так это его спокойный голос, призывающий меня сохранять спокойствие.

– Дышите, Эва Владимировна. Дышите.

Дальше следуют три удара моего тарахтящего сердца. Короткая кома. И гулкий вздох облегчения.

– Не ваша?

– Не моя.

Поблагодарив коллег, Алексей Юрьевич выволакивает мое безвольное тело из здания и усаживает на переднее сидение автомобиля.

– Воды? Нашатырь?

– Все в порядке. Не надо. Спасибо.

Высвистываю я сипло спустя несколько секунд и массирую ноющие виски.

После чего мы отправляемся в травматологию на Новокузнецкой. Идем к гипсовой комнате, расположенной на первом этаже, и останавливаемся, как по команде.

На кушетке сидит испуганная девчушка, напоминающая мою дочь огромными голубыми глазищами и двумя растрепавшимися косами. Она прижимает к себе игрушку – маленького плюшевого тигра, и храбрится, пока медбрат аккуратно прощупывает ее лодыжку.

– Здравствуйте, – лепечет кроха и вытягивает шею, пытаясь рассмотреть что-то за нашими спинами. – А где мама?

– Мама скоро заберет тебя, малыш.

Ласково произносит капитан и вновь выводит меня на улицу, где я с жадностью глотаю воздух и молюсь, чтобы с моей Ксюшей было все хорошо.

В отделение мы возвращаемся после посещения еще трех больниц. Я занимаю единственное свободное кресло в кабинете Алексея Юрьевича, а он копается внебольшом холодильнике и выуживает оттуда пару бутербродов с сыром и колбасой.

– Поешьте, Эва Владимировна. Сейчас чай заварю. Крепкий. С сахаром.

– Я не хочу. Спасибо.

– Через не хочу и через не могу. Вам понадобятся силы.

– Почему вы со мной возитесь? – спрашиваю у него я, кусая обветрившиеся губы, и получаю добродушное.

– Потому что моя младшая сестра воспитывает двух таких вот проказников. Возраст у них паршивый. Бунтуют, характер показывают. На днях тоже пытались сбежать. Поймал их на детской площадке.

– Но Ксеня никогда так не поступала. Всегда была послушным ребенком.

– Все когда-то бывает в первый раз, – философски замечает капитан и ставит передо мной кружку дымящегося чая. – Подумайте, к кому она могла пойти? Приятели, знакомые?

– Да мы-то в Москву переехали недавно, всего неделю назад. Она не успела еще завести друзей.

Я гадаю, куда могла запропаститься моя дочурка, и невольно перевожу взгляд на старенький телевизор. Давлюсь горячей жидкостью, идущей не в то горло, и не могу поверить своим глазам.

Потому что на пресс-конференции, которую дает мой бывший муж, известный в широких кругах футболист, присутствует и моя кроха.

– Так вот же она. Моя Ксюша.

Я нервно всплескиваю руками и снова закашливаюсь. Абсурдность ситуации зашкаливает.

Единственное, что хоть немного меня успокаивает, так это то, что Ксеня цела и невредима.

– Ну что, нашлась пропажа?

Снисходительно щурится Алексей Юрьевич и залпом допивает свой чай.

Дорога к дому Багрова, которого я костерю на все лады, пролетает стремительно. Градус моего негодования и вовсе взлетает до небес.

Неужели не мог позвонить и предупредить, что Ксюша у него? Я ведь успела поседеть за этот бесконечный жуткий день.

– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.

Буднично произносит капитан, внимательно изучая застывшего в дверях Данила. Я же протискиваюсь мимо них, влетаю в чужую квартиру и опускаюсь на колени перед дочкой.

Ощупываю ее на предмет повреждений, крепко прижимаю к себе и громко всхлипываю. Слезы ручьем текут по щекам и размывают обзор.

– Данил Дмитриевич, возьмите, пожалуйста, документы. Проедем в отделение для дачи объяснений.

Продолжает действовать по протоколу мой ангел-хранитель в погонах. Багров растерянно прочесывает волосы пятерней. Тихо скулит его огромный красивый пес.

И последнее, чего я ожидаю, это того, что Ксюша выпутается из моих объятий и обвинительно тыкнет пальцем в удивленно вскинувшего брови капитана.

– Не трогайте папу. Он ни в чем не виноват.

– …?

– Я сама к нему пришла, – твердо чеканит дочурка и переключается на меня, требуя встать на ее сторону. – Мама, скажи дядям. Папа меня не похищал!

В эту секунду моя Вселенная раскалывается на две части.

Ксюня родилась, когда мы с Багровым уже были в разводе. Я не связывалась с ним, не выторговывала алименты и не планировала никогда с ним пересекаться. И, судя по всему, упустила тот момент, когда моя малышка загорелась идеей познакомиться с собственным отцом.

– Эва Владимировна, ну что? Будем давать заявлению ход? – Алексей Юрьевич вытаскивает меня из состояния анабиоза и не спешит удаляться до того, как я озвучу решение.

Я же оттираю тыльной стороной влагу со щек, восстанавливаю сбившееся дыхание и качаю головой.

– Нет. Не нужно. Простите, что подняла ложную тревогу и потратила так много вашего времени.

– Вы знаете, куда звонить, если что.

Роняет капитан напоследок и исчезает на лестничной клетке вместе с двумя полицейскими. Топтавшаяся поодаль Маша бормочет что-то про важную встречу и тоже сбегает.

Ну а мы с Ксюшей и Багровым остаемся одни в его просторной элитной квартире.

Глава 5

Эва

Молчание между нами простирается такое бездонное, что его не перекричать, как писал Ринат Валиуллин. В нем и моя истерика, и не выплеснутая ярость Данила, которую он старательно удерживает внутри, и Ксюшино любопытство, выведенное крупными буквами у нее на лбу.

Один, два, три…

Я успеваю досчитать до десяти и гулко вздохнуть, когда Багров стряхивает с себя оцепенение и в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние.

– Ну и как это понимать, Эва?

– Никак. Мы уже уходим.

Пищу я полузадушено и пытаюсь обогнуть бывшего мужа, но он ловит меня за запястье и не позволяет сдвинуться с места.

– Не так быстро, моя дорогая. Нашему ребенку девять лет. А о его существовании я узнаю только сейчас. Тебе не кажется, что ты должна была сообщить мне сразу, как только увидела две полоски на тесте.

– Нет, не кажется, Багров. Ты хотел строить карьеру и играть в Турине. Ты не был готов осесть и посвятить себя воспитанию дочери. Тебе нравились фанатки, которые толпой бегали за тобой и спешили снять майки, чтобы ты оставил им автограф на память. А я раз в месяц меняла номер телефона, потому что на него с завидной частотой сыпались угрозы и проклятия. Так что нет, Багров. Мне не кажется, что я должна была поставить тебя в известность.

– Эва!

– Что, Эва? С нашим разводом к тебе пришла слава, популярность, многомиллионные контракты. Значит, тогда я все сделала правильно.

Слова из моего рта вылетают, как из пулемета. Они пропитаны застарелой обидой, которую мне не удалось выкорчевать из сердца, и ядом, которого у меня в избытке.

Но я не переживаю, что они ранят моего бывшего супруга, потому что в нем всегда преобладали холодный эгоизм, непробиваемое равнодушие и откровенный цинизм.

– Не передергивай, Эва, – пытается осадить меня Данил. Я же избавляюсь от его рук и отступаю на безопасное расстояние. – Я хочу участвовать в жизни дочери.

– Спасибо, уже не надо. Сами как-нибудь справимся. Собирайся, малыш, – я намеренно поворачиваюсь к Багрову спиной, потому что выдерживать его тяжелый взгляд становится сложнее.

Семафорю Ксюше изо всех сил, но она и не думает шевелиться. Наклоняет головку вбок, выразительно выгибает бровь и сцепляет пальцы в замок.

В общем, каждым жестом выражает, что она мной недовольна.

– Ну пожалуйста!

Шепчу я горячечно, а Данил снова нарушает мои личные границы. Подойдя вплотную, он опускает свои огромные лапищи мне на плечи, отчего по моему телу бежит высоковольтный ток, и произносит достаточно мягко.

– Да, я был не лучшим мужем. И ты имеешь полное право на меня обижаться. Но Ксеня уже не маленькая. Давай спросим, чего она хочет?

– Но…

– Я хочу общаться с папой, – твердо чеканит дочурка, заколачивая гвозди в крышку моего гроба, и смотрит на Багрова так, как будто признает в нем, как минимум Бога.

Потрясающего воображение. Могущественного. Непобедимого.

– Вот видишь, – давит Данил, разминая мои окаменевшие мышцы, и не спешит разрывать контакт.

Ну а я поддаюсь его влиянию, проявляю слабость и наступаю на горло собственной гордости.

В конце концов, любой ребенок заслуживает расти в полной семье. А я свою дочку этой возможности лишила.

– Хорошо. Можешь забирать Ксюшу в гости в субботу или воскресенье. Как тебе удобно.

– Папа выходного дня, значит? – с затаенной угрозой переспрашивает мой бывший муж, и у меня от хрипотцы его голоса и прорезающихся стальных ноток мурашки расползаются по коже и пересыхает во рту.

Поэтому я прокашливаюсь, наполняю легкие кислородом и скоро-скоро тарабаню.

– Или так, или никак. Бери, что дают, Багров.

– Для начала согласен.

Роняет он притворно ласково и, наконец, опускает руки. Я же теряю равновесие, как будто лишилась опоры, и чувствую себя загнанной в ловушку ланью, которой никак не сбежать от хищника.

Я не могу отделаться от мысли, что только что случилось что-то непоправимое, и теперь Данил точно перевернет мой хрупкий мирок вверх тормашками. Вместе с дочкой иду в гостевую спальню, где она оставила вещи. Терпеливо жду, пока она сложит пижаму с зубной щеткой в рюкзак.

И с удивлением кошусь на Багрова, протягивающего мне свидетельство о Ксенином рождении и незапечатанный конверт с письмом, которое я когда-то не решилась ему отправить.

– Так вот где ты нашла папин адрес, барышня…

Я укоризненно щелкаю Ксюшу по носу и буквально на буксире тащу ее в коридор. Стараюсь не оглядываться на Данила, быстро шнурую кеды, плотнее запахиваю полы потертой косухи и пробкой вылетаю из чужой квартиры вместе с дочерью.

По пути домой я не ругаю свою маленькую занозу, потому что, по большому счету, в случившемся виновата я сама.

Я могла рассказать обо всем честно Багрову. Могла познакомить их раньше. Могла позволить им встречаться. И тогда мне бы не пришлось колесить по Москве полдня, затаивать дыхание в поликлиниках и вспоминать всевозможные молитвы на пороге моргов.

– Малыш, я очень сильно за тебя переживала, – я крепче прижимаю дочку к себе и чувствую, как постепенно начинает расправляться металлический обруч, стискивавший грудную клетку. – Ты даже не представляешь, что я испытала, когда капитан повез меня на опознание. Не уходи больше сама никуда, ладно? Очень тебя прошу.

– Только если ты дашь слово, что не запретишь нам видеться с папой. Обещаешь? – требовательно смотрит на меня моя воинственная Рапунцель, а я в сотый раз ругаю себя за малодушие.

– Обещаю, родная. Никаких запретов. Никаких секретов. Никаких тайн.

Поцеловав Ксеню в макушку, я обнаруживаю, что водитель успел припарковаться у нужного нам подъезда, и теперь ждем, пока мы выгрузимся.

Вежливо кивнув, я первой выхожу из машины, протягиваю дочурке ладонь и проверяю, что на заднем сидении не осталось никаких вещей. Ксюша же обнимает свободной рукой своего любимого медведя Бамси и атакует меня грудой неудобных вопросов.

– Мам, а как вы с папой познакомились? Он сразу тебе понравился? А как он за тобой ухаживал? Что дарил? А почему вы расстались? Он не пытался тебя найти?

От десятка коварных вопросов у меня пухнет голова и начинает нещадно долбить в висках. Наверное, так мой организм реагирует на воспоминания, которые я долгое время прятала в дальний ящик и старалась не доставать.

Поэтому я аккуратно стискиваю Ксюшины пальчики и делаю круглые глаза.

– Малыш, я пока не готова это обсуждать. Можем отложить наш разговор?

– На завтра.

– На неделю. Пожалуйста.

– Ладно.

Разочарованно выдохнув, все-таки проявляет жалость моя напористая кроха и строит глазки шоферу, пока мы не отворачиваемся и не устремляемся к подъезду.

В квартиру, которую мы арендовали неделю назад, не довезли всю мебель, поэтому здесь пустовато и просторно. Но есть самое необходимое.

Две кровати – для меня и для Ксюши. Удобный кожаный диван. Парочка кресел. Стол и уголок на кухне. Холодильник, плита и небольшой плазменный телевизор.

В остальном мне еще предстоит обустроить это гнездышко на двоих. Повесить шторы на окна, прикупить парочку картин и ароматизированных свечей, украсить подоконники цветами в горшках и позаботиться о множестве мелочей, которые добавят уюта нашему скромному жилью.

– Мам, а давай заведем щеночка. Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

Принимается уговаривать меня дочурка, когда мы разбираем вещи и переодеваемся в домашнее. А я использую убойный аргумент, рубящий все споры на корню.

– А ты будешь вставать на час раньше до школы, чтобы с ним гулять?

– Не-а.

– И я не буду.

Мы с дочерью обе – хронические совы. Ранние подъемы даются нам ой как тяжело. Я первой продираю слипающиеся ото сна веки, варю черный, как смола кофе, и потом отправляюсь стаскивать Ксюню с кровати.

Она сопротивляется, как может. Лягается пяткой. И с трудом выскальзывает из кровати после пятого звонка будильника.

– А вот у папы есть акита. Зевс. Он такой классный! Ласковый. Добрый.

– Ничего, родная. Когда-нибудь мы с тобой накопим на большой дом с садом, где будет банька, бассейн и много места для сиба-ину, или чау-чау, или колли.

– А, может, просто переедем к папе? Это будет быстрее.

– Ксюша!

– Молчу-молчу.

Мой маленький чертенок вскидывает руки в примирительном жесте и убегает в свою комнату до того, как я успею поймать ее и закружить.

А вечером мы сидим на нашей компактной кухоньке, пьем чай с клюквой и едим оладушки, которые я напекла. Я рассчитываю почитать дочери сказку о волшебнике Изумрудного города, которую она обожает, понежиться в ванной с пеной и сделать маску на ночь.

И оказываюсь не готова к тому, что ближе к десяти оживет мой мобильный и начнет трезвонить.

Несколько секунд я пялюсь на неизвестный номер. Гадаю, кто может тревожить меня в такое время. Все-таки принимаю вызов на случай, если это окажется кто-то из новоиспеченных коллег. И тут же жалею о собственном решении.

Потому что от низкого голоса с чувственной хрипотцой у меня желудок ухает в пятки, и табун мурашек устремляется вдоль позвоночника.

– Багров, опять ты?!

– Мне подняться или ты спустишься?

– Жди.

Проглотив застрявший в горле ком, я бросаю коротко и иду проверить дочь. К счастью, Ксюша успела задремать и вряд ли заметит мое отсутствие.

Так что я тихонько выскальзываю из ее комнаты, притворяю за собой дверь и торопливо собираюсь. Ныряю в безразмерную толстовку, достающую до середины бедра. Натягиваю леггинсы. Шнурую кеды. Закалываю волосы в пучок и не крашусь из чувства протеста.

Не хочу, чтобы Багров подумал, что я прихорашивалась ради него.

Досчитав до десяти, я выхожу на лестничную клетку и прижимаю руку к груди, из которой норовит выпрыгнуть сердце. Ничего не могу с ним поделать. Оно тарабанит так, словно у меня жуткая аритмия.

Прокляв реакции собственного тела, я мышкой миную консьержа и неуклюже вываливаюсь на улицу, чтобы там задохнуться от свежего воздуха и впечатления, которое на меня производит Данил.

Он стоит, облокотившись бедром о капот серебристого Порше, и ухмыляется. И я ненавижу его и за эту расслабленность, и за вальяжность, и за самоуверенность, которая никуда не делась.

Даже сейчас он чувствует себя хозяином положения. Не спешит отлипать от тачки, крутит в руках ключи и препарирует меня странным взглядом.

Я же врастаю в асфальт, как вкопанная, и тоже не тороплюсь бежать ему навстречу.

Многозначительно ухмыльнувшись, Данил все-таки отталкивается от машины и шагает ко мне. А у меня по мере того, как он приближается, сбивается дыхание и внутренности скручиваются в тугой узел.

От него пахнет ментолом, табаком, базиликом и горьким миндалем. И этот аромат подходит ему как нельзя лучше.

– Зачем приехал?

Бросаю я грубовато и складываю руки на груди в защитном жесте. Так маскирую неловкость, которая всегда нападает на меня рядом с ним.

– Поговорить.

– О чем?

– О нашем общении.

– По-моему, мы уже все обсудили, Багров.

– Мне мало одного дня, Эва, – бескомпромиссно заявляет он и хищно щурится, наступая.

– Напротив, этого более, чем достаточно, – произношу я хрипло и прилагаю усилие, чтобы не пошевелиться и не отступить. – Все это время ты наслаждался жизнью, делал, что тебе хочется, и не парился о моем существовании. Что изменилось?

– Я не знал о дочери.

– Чего ты хочешь, Багров? – вытаскиваю я с надрывом, не справляясь с дребезжащими нервами.

Они натянуты, как струна. Зацепи сильнее, чем следует – порвутся.

– Не знаю. Ходить с Ксюшей в кино. Гонять на картинг. Покупать ей игрушки. Видеться чаще того расписания, что ты установила.

– Зачем?

– Подобное желание – норма для любого адекватного родителя.

– Только ты никогда не стремился стать примерным отцом, – цежу я обвинительно и повторяю будоражащий меня вопрос. – Так чего ты на самом деле хочешь, Багров?

– Я хочу ввести дочку в свой круг. Сделать частью рекламной кампании. Она может получать хорошие деньги, Эва.

Спокойно перечисляет бывший супруг, а я закипаю. Бешусь от того, что им движет банальный расчет, и резко вздергиваю подбородок.

– Так вот в чем проблема, да? Твоя драгоценная репутация на кону. Контракты рискуют вылететь в трубу.

Я выпаливаю обвинительно и, захлебнувшись воздухом, замолкаю.

На миг между нами повисает тяжелая напряженная тишина. Пространство трещит от переизбытка электричества. А у меня мышцы сводит судорогой и немеют конечности.

Слишком уж властная у Багрова аура. Слишком много в нем силы для меня одной.

– Не перегибай, Воронова, – рубит он жестко и подается вперед, чтобы впиться пальцами в мои плечи. – Информация уже выплыла в прессу. За Ксюшей будут бегать журналисты, будут просить интервью. Так воспользуйся ситуацией, пока есть такая возможность. Обеспечь дочери беспечное будущее. Много ты там получаешь?

– Достаточно, – произношу я сквозь зубы и не отвожу взгляд.

Я ощущаю жар, исходящий от Данила, даже сквозь ткань и невольно покрываюсь мурашками.

Наша безмолвная дуэль длится пару минут. Я упрямо не говорю ни слова и жду, пока первым сдастся Багров, который никогда не отличался излишним терпением.

– Ну так что, Эва?

– Я обещаю подумать над твоим предложением.

– Не затягивай. Я приеду завтра.

– Не нужно.

Чеканю я сипло и не пронимаю бывшего мужа. Соскользнув по моим предплечьям к запястьям, он круто разворачивается и устремляется к автомобилю. Прыгает за руль, хлопнув дверью, и со свистом срывается с места, паля резину.

Он не привык к отказам, поэтому психует.

Обняв себя, я еще долго стою посреди дворика, залитого лунным светом и светом фонарей. Гоняю в мозгу мысли, сбивающиеся в сумбур, и поднимаюсь к себе, так ничего и не решив.

Толком не выспавшись, наутро я отвожу Ксюшу в школу, по пути перехватываю кофе, пытаясь прогонять тревогу, и направляюсь на арену.

Мне предстоит работать в клубе, где играет Данил. И если еще пару дней назад я не сомневалась в том, что справлюсь, и планировала, на что потрачу первую зарплату. То теперь подумываю, не разорвать ли договор…

Глава 6

Данил

Новость о дочери выбивает меня из колеи.

Да, Эва не горит энтузиазмом при мысли о нашем общении и явно готовит целый свод правил, которым нужно придерживаться. И я понимаю, что не обязан менять привычки и перекраивать распорядок дня, чтобы встроить туда встречи с Ксюшей.

Но что-то внутри противится. Выражает стихийный протест и твердит, что как раньше уже не будет.

Расчленив меня на много маленьких Данилов красноречивым взглядом, Воронова обувается, уводит за собой дочку, а в моей квартире вдруг становится пусто. Никогда не думал, что буду скучать по бойкому щебетанию и топоту босых ног, но этого начинает мне не хватать.

– Ну, что, дружок, пойдем прогуляемся?

Потрепав Зевса по холке, я щелкаю карабином и выкатываюсь на лестничную клетку. Протискиваюсь в лифтовую кабину и сталкиваюсь с соседкой по этажу.

Марья Геннадьевна, супруга какого-то депутата, имеет прескверный характер и не пропускает сплетен из желтой прессы. Вот и сейчас она высоко выгибает смоляную бровь, цокает и бесцеремонно лезет в мою личную жизнь.

– Данил Дмитриевич, это правда, что у вас взрослая дочь? Надо же, как удобно. Не надо нянчиться, воспитывать, возить малышку по врачам. Неплохо устроились.

Увлеченно распекает меня женщина, как будто это ее я бросил беременной, и что-то еще тарабанит мне вслед, когда мы доезжаем до первого этажа, и я пулей вылетаю в фойе.

У меня толстая шкура и иммунитет к подобным нотациям. Но сегодня пропитанные сарказмом слова почему-то достигают цели и задевают.

Если бы я знал о существовании Ксюши, я бы не бросил их с Эвой. Не факт, что я бы настоял на повторном браке, но от финансового участия точно не отказался бы.

– Зевс, фу!

Вынырнув из омута мыслей, я натягиваю поводок и оттаскиваю своего любопытного пса от обертки из-под мороженого. Нарезаю несколько кругов вокруг дома, играю с питомцем в мяч и возвращаюсь к подъезду, где ждет меня Говоров.

Взбудораженный и полный неуемной энергии, он цепляет меня за рукав и принимается частить.

– Багров, это огромная удача. Владелец «Пэппи» в восторге от ваших фоток с Ксюшей, которые я ему переслал. Он готов внести изменения в контракт и удвоить сумму, если девочка примет участие в рекламной акции. Прикинь?

– Не думаю, что Эва обрадуется такому предложению.

– А ты не думай, ты делай! – чешет кончик носа Денис и явно не собирается с меня слезать.

Я же спешу перевести тему, потому что совсем не уверен, что бывшая жена не пошлет меня к черту, если я попытаюсь озвучить ей заманчивые перспективы.

– Так что со сливом, Ден? Откуда просочилась инфа?

– Ты был прав. Это все Эм. Разругался с ней в хлам. На славу повелась, идиотка. Так все, братка, я погнал на переговоры в «Сальвадор». У тебя сутки на принятие решения. Положительного решения, слышишь?

Встряхнув меня напоследок, удаляется деятельный Говоров, а я возвращаюсь в свою берлогу и пинаю балду. Завтра у нас начинается подготовка к важному матчу, надо как следует выспаться, а у меня из головы не идет Эва.

Отчитывает меня, как мальчишку, когда я включаю сериал и не могу вникнуть в происходящее. Обвиняет в том, что я всегда был слишком беспечным и ни к чему не относился серьезно, пока я стою под прохладными струями душа. И читает запавшее в душу письмо, когда я ужинаю остывшими котлетами и пью травяной чай.

Поэтому ближе к десяти я плюю на все и срываюсь с места – закрывать застаревший гештальт.

– Спускайся. Я жду.

Выдаю требовательно и веду себя, как малолетний придурок.

Что если Воронова давно счастлива замужем, и я мешаю чужой семье?

Даже варианта такого не допускаю. Таскаю свежий воздух ноздрями, репетирую наш диалог и вскидываюсь, когда из подъезда выскальзывает знакомая фигурка.

Екает что-то внутри, дребезжит, хоть я и стараюсь убедить себя в обратном.

Вспоминаю, как ухаживал за ней когда-то и таскал охапками цветы, и прячу за ухмылкой улыбку.

– Я хочу чаще видеться с Ксюшей. Твое расписание – полное дерьмо.

– Зачем, Багров.

– Потому что это естественно для любого адекватного отца, Эва.

Наша беседа совсем не походит на нормальный разговор. Это пикировка, война, стрельба отравленными дротиками.

Каждый из нас тянет одеяло на себя и не горит желанием уступать. Воронова отстаивает свой маленький устоявшийся мирок. Я – право воспитывать дочь, которого она меня лишила.

– Тебе следует принять мое предложение. Я приеду завтра.

– Не нужно.

Упирается Эва. Я же от нее отмахиваюсь.

Только вот судьба сталкивает нас раньше, чем я рассчитывал.

– У нас пополнение в команде.

– Да? Молодого какого-нибудь перекупили? – я без особого интереса прислушиваюсь к трепу парней, неторопливо шнурую бутсы и почему-то стопорюсь, когда Платонов раскручивает интригу.

– Неа. Не угадал. Физиотерапевт новый. Такая чика. Ммм, огонь! Я бы к ней подкатил.

– Неа. Не угадал. Физиотерапевт новый. Такая чика. Ммм, огонь! Я бы к ней подкатил.

– Ты б лучше к жене своей подкатывал.

Я беззлобно осекаю Витьку под звонкий хохот одноклубников, но ему мои советы все равно, что мертвому припарка. Платонов прочесывает пальцами густую волнистую шевелюру, кривит уголок губ и озвучивает утверждение, с которым я не согласен в корне.

– Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, Багор. Хороший левак укрепляет брак.

Переметнувшись на сторону Платона, пацаны начинают ржать еще громче. Ну а я безразлично пожимаю плечами.

Не вижу смысла заключать союз, чтобы на третий день после женитьбы бежать налево.

Хмыкнув, оставляю свою философию при себе и одним из первых выкатываюсь из раздевалки. Поправляю сползающую лямку рюкзака, гулко сглатываю и едва успеваю подхватить выскальзывающую из рук бутылку с водой в метре от земли.

В конце коридора мерещится до боли знакомая фигурка. И я часто-часто моргаю и усердно тру глаза, пытаясь развеять причудившийся мираж. Правда, мираж не спешит растворяться в воздухе. Напротив, замирает, ошеломленно хлопает длинными пушистыми ресницами и прижимает к груди, упакованной в белый халатик, какую-то пухлую папку.

– Эва?!

Рычу я требовательно. А девчонка после секунды раздумий отмирает и пытается нырнуть в первый попавшийся поворот.

Я же чувствую, как азарт стремительно разливается по венам. Дергано пихаю бутылку в рюкзак, срываюсь с места подобно хищнику и догоняю Эву в несколько размашистых шагов.

– Воронова, стой! – гремлю я в хорошенький затылок и цепляю бывшую супругу за локоть, чтобы она не могла улизнуть. – Что ты здесь делаешь?

– Работаю. С сегодняшнего дня, – повернувшись, Эвка гордо вскидывает подбородок в тщетной попытке казаться выше, чем она есть.

Ну а я проваливаюсь в глубину ее чарующих омутов и топну, словно невидимая русалка тащит меня на дно.

Мотнув башкой, я избавляюсь от глупых фантазий и подаюсь ближе к Вороновой, заставляя ее пятиться к стене и рвано, шумно дышать.

– Поближе ко мне решила устроиться? Хвалю, – подмигиваю я девушке, напоминающей нахохлившегося воробья, и получаю вполне закономерное.

– И не мечтай, Багров. Просто твой клуб сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться.

– Ты же понимаешь, Эва, что теперь мы все время будем находиться в контакте? В плотном тесном постоянном контакте?

Я провоцирую Воронову намеренно. Впитываю каждую ее реакцию от удушливой паники до неконтролируемой ярости и с каким-то садистским удовлетворением наблюдаю, как она отступает и лопатками врезается в стену.

Длинно выдохнув, я делаю несколько размеренных шагов к Эве, упираю ладони в стену рядом с ее головой и в очередной раз убеждаюсь в том, какая она красивая, когда злится.

С пятнами румянца, окрасившего щеки. С широко расправленными плечиками. С длинной изящной шеей, на которой болтается цепочка с кулоном в форме полумесяца. С выпирающими ключицами, которые виднеются в вырезе халата, она легко даст фору любой модели, крутящейся рядом со мной на благотворительном мероприятии или рекламной акции.

Хоть об этом и не догадывается.

– Прекрати, Багров! Довольно, – справившись с первым ступором, Воронова шипит, словно королевская кобра.

Я же блаженно жмурюсь.

Оказывается, я скучал по бразильским страстям, кипевшим в наших отношениях, и порядком устал от обилия девиц, готовых примчаться по первому щелчку пальцев.

Теперь же в мои будни вернулась долгожданная перчинка и острота.

– Что прекратить, милая?

Выдержав небольшую паузу, я снижаю голос до хрипловатого шепота и не спешу отлипать от вытягивающейся в струну Эвки.

Она буравит меня гневным взглядом, от которого любой другой давно бы осыпался пеплом. Крепче прижимает к груди папку с норовящими выскользнуть из нее листками. И источает такой концентрированный яд, которым совершенно точно можно отравиться.

Правда, в эту секунду она вряд ли осознает, что не отталкивает меня своим поведением. Напротив, притягивает, словно мощнейший магнит, и вынуждает лихорадочно вспоминать, почему мы с ней когда-то решили развестись.

Ничего путного на ум не приходит.

Сейчас, когда между нами едва ли больше пятнадцати сантиметров и свет лампы тускнеет, как будто она вот-вот перегорит, Воронова кажется идеальной. С аппетитными формами, плавными линиями и непримиримым характером, о грани которого можно порезаться.

Она будит во мне нечто первобытное, необузданное. То, что я давно не испытывал. И не оставляет ни единого шанса держаться от нее в стороне.

Один. Два. Три…

Удар сердца. Судорожный вздох. Манящие губы, на которые я снова набрасываюсь, рискуя получить увесистую пощечину.

И грозный окрик, доносящийся до нас двоих, как сквозь вату.

– Багров! Воронова! Это что еще такое?

Глава 7

Эва

Я сижу в кабинете у нового начальства, нервно ерзаю в кресле и украдкой озираюсь по сторонам.

Добротный письменный стол. Массивный шкаф с множеством кубков. Неброские, но явно дорогие часы на запястье.

Все здесь говорит о хорошем вкусе владельца клуба – Евгения Владленовича Бергера. Солидного мужчины лет сорока пяти. Ну или чуть старше, если у него отличные гены.

В его движениях сквозит глубокая уверенность и природная властность. Есть люди, которые рождены, чтобы командовать, повелевать и вести других за собой. Бергер именно из таких.

– Ну, что, Эва Владимировна. Я имел разговор с вашим прежним руководителем, внимательно изучил вашу характеристику и должен сказать, что впечатлен. Несмотря на юный возраст, у меня нет сомнений в вашем опыте. Надеюсь, сработаемся.

– Очень на это рассчитываю, Евгений Владленович.

Тихо выдохнув, я позволяю губам расплыться в робкой улыбке. Бергер производит приятное впечатление. Да и условия, которые он предложил, подкупили меня с самого начала.

– Эва Владимировна, если у вас нет замечаний, можете подписывать контракт.

– Да-да. Никаких замечаний.

Киваю я коротко и осторожно обхватываю ручку, которая наверняка стоит целое состояние. Мои пальцы немного трясутся, и я выдерживаю небольшую паузу прежде, чем поставить свою подпись внизу листка.

Очень боюсь испортить документ, но зря. Линии выходят ровные и плавные, невзирая на опутавшее меня волнение. Парой росчерков я вписываю себя в команду первоклассного спортивного клуба, ставящего самые высокие цели в этом сезоне.

– Прекрасно, Эва Владимировна. Просто прекрасно. Шампанского сегодня не предлагаю. Как-нибудь в другой раз, – добродушно подмигивает мне Бергер и убирает свой экземпляр договора в бордовую папку с золотистым тиснением. – Ну а теперь передаю вас Алексею Романовичу.

Петровский, главный врач и ангел-хранитель футболистов, все это время стоит в углу кабинета рядом с кадкой с фикусом и делает вид, что его совершенно не интересует происходящее.

Ему около пятидесяти пяти лет. Благородная седина уже успела посеребрить его виски. Но он находится в потрясающей форме. Бодр, подтянут и энергичен, он, вряд ли сдает какие-то нормативы, но точно способен быстро пересечь половину поля с медицинским чемоданом в руках и оказать первую помощь пострадавшему спортсмену.

Спустя минуту мы с Петровским покидаем переключившегося на какой-то важный звонок Евгения Владленовича и бесшумно выскальзываем в коридор. Алексей Романович вручает мне пухлую папку с личными делами и лаконично обрисовывает ситуацию.

– Тарасов восстанавливается после надрыва крестообразной связки. Киселеву надо подлатать голеностоп. Гусев мучается с мениском. У остальных плановый осмотр на этой неделе. Поначалу назначения будете согласовывать со мной. Справитесь, Эва Владимировна?

– Справлюсь, – рапортую я твердо и, повинуясь порыву, добавляю. – Эва. Можно просто Эва.

Петровский годится мне в отцы, и я испытываю неловкость оттого, что он обращается ко мне по имени отчеству.

– Договорились, Эва. Если кто из наших балбесов будет обижать, доложишь мне сразу. Парни у нас молодые, горячие. Надо держать их в узде, иначе на шею сядут.

Иронично хмыкает Алексей Романович. Я же благодарно ему киваю и устремляюсь к кабинету реабилитации.

Хоть Петровский и несколько раз повторил, как до него добраться, я, судя по всему, пропускаю нужный поворот и начинаю плутать. Замираю между двумя одинаковыми дверьми и вздрагиваю, когда из одной из них вылетает не кто иной, как Данил Багров собственной персоной.

Он прошивает меня тяжелым пристальным взглядом, от которого внутренности стискивает стальным обручем, и гулко сглатывает.

В это мгновение все системы моего организма буквально вопят об опасности, и я срываюсь с места встревоженной ланью. Лечу от своего преследователя испуганной птицей, но увеличить разделяющее нас расстояние оказываюсь не в состоянии.

Багров догоняет меня на первом же повороте.

– Воронова, стой!

Он требовательно хватает меня за локоть, лишая свободы движений, и явно считает себя в своем праве. Его ноздри широко раздуваются, кадык дергается, темно-карие омуты чернеют.

Сейчас он очень напоминает гепарда, поймавшего дичь.

– Что ты здесь делаешь, Эва? – гремит он звучно, а я невольно вздергиваю подбородок и приподнимаюсь на носки в тщетной попытке казаться чуть выше.

– Работаю. С сегодняшнего дня.

Чеканю я твердо. Только вот мой ответ почему-то забавляет Багрова.

Он ведет кончиком языка по приоткрытым губам и довольно скалится.

– Решила устроиться поближе ко мне? Умница. Хвалю.

Данил явно меня подначивает. Но я не могу оставаться хладнокровной в его обществе. Поддаюсь на его провокацию и вспыхиваю, словно промоченный в керосине фитиль от попавшей на него искры.

– И не мечтай, Багров! Бергер сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Так что в моем случае это бизнес. Только бизнес, ничего личного.

– Ошибаешься, моя дорогая Эва. Глубоко ошибаешься, – хрипло высекает Багров и припечатывает меня двусмысленным. – Теперь мы с тобой будем находиться в контакте. В плотном тесном постоянном контакте.

И столько в его фразах удовлетворения и самолюбования, что меня снова взрывает. Как гранату, из которой выдергивают чеку.

А дальше все происходит, как в зыбком тумане.

Искра. Буря. Безумие.

Губы Багрова накрывают мои, и я вылетаю в иное измерение. Вопреки здравому смыслу, я отвечаю на наглый поцелуй и растворяюсь в неправильной эйфории.

Отчета себе не отдаю. Сопротивления не оказываю. Глупость непозволительную совершаю.

Теряю связь с реальностью. Плавлюсь от ласк Данила, хоть и должна их пресекать. И превращаюсь в наивную девчонку, запавшую на перспективного футболиста.

И я не знаю, чем может закончиться это форменное безумие. Но, к счастью, вмешиваются внешние обстоятельства.

– Багров! Воронова! Это еще что такое?

Зычный окрик продирается ко мне сквозь плотную завесу и позволяет стряхнуть наваждение. Я перехватываю папку левой рукой, а правой отвешиваю Данилу увесистую оплеуху.

Звук проносится по коридору подобно раскатам грома. Ему вторит то ли покашливание, то ли замаскированный смех.

– Я заблудилась, Алексей Романович. Простите!

Пищу я полузадушено и в одно мгновение заливаюсь краской. Щеки пылают так сильно, как будто к ним поднесли огонь. А в рот словно насыпали жгучего перца.

Мне так стыдно, что хочется спрятать лицо в ладони и провалиться под землю.

Хорошо же я начинаю первый рабочий день.

– А, Багров, значит, помогал тебе искать дорогу? – хитро прищурившись, иронизирует Петровский и неторопливо приближается к нам. – Пойдем, я тебя провожу, Эва Владимировна. А ты дуй на поле.

Обращается к Данилу, который, конечно, с главным врачом не спорит. Мой бывший супруг и возмутитель спокойствия кивает послушно и устремляется вдоль по коридору, пока я неуклюже поправляю воротник.

– Что ж, с нашим капитаном ты уже познакомиться. Правда, я бы советовал тебе держаться от него подальше. У Багрова девицы в постели меняются чаще, чем прогноз погоды в Питере.

Алексей Романович произносит это будничным тоном и искоса на меня поглядывает. Я же умалчиваю о том, что успела не только познакомиться с Данилом, но даже выскочить за него замуж, развестись и родить от него дочь. И снова вспыхиваю как спичка.

На этом лекция о моральном облике футболистов заканчивается. Петровский распахивает передо мной дверь, пропуская в реабилитационный кабинет, и представляет присутствующим.

– Знакомьтесь, Эва Владимировна. Наш новый физиотерапевт. Прошу любить и жаловать. Будет вести Тарасова, Гусева и Киселева под моим пристальным контролем. А это Филипп Измайлов и Игорь Гребцов – реабилитологи. Надежда Тимофеева – физиотерапевт. Саша Баранов – массажист.

– Можно просто Эва.

Переминаясь с ноги на ногу, я повторяю набившую оскомину фразу и, не таясь, изучаю команду, с которой мне придется трудиться бок о бок.

И если мужчины расцветают в доброжелательных улыбках и принимаются отвешивать дежурные комплименты, то единственная женщина в их компании сурово поджимает губы и смотрит на меня холодно.

Наверное, не испытывает восторга от моего вторжения на ее территорию.

Пригладив растрепавшиеся волосы, я занимаю свободный стол у окна и снова вчитываюсь в истории болезни вверенных мне игроков. К сожалению, травмы в большом спорте – не редкость. И наша задача сделать восстановление максимально эффективным и быстрым, чтобы парни скорее вернулись в строй.

Думаю о том, что Киселеву неплохо бы скорректировать назначение, и пропускаю момент, когда на стул передо мной опускается молодой мужчина. Он покашливает, привлекая мое внимание, и задорно роняет.

– Девушка, а, девушка.

– Эва Владимировна. Ваш новый физиотерапевт. Добрый день.

Я сразу пытаюсь выстроить границы, памятуя, что футболистам лучше палец в рот не класть, и отправляю своего визитера на кушетку.

Оборудование на базе клуба отличное, в моем прежнем было намного проще. Поэтому проводить процедуру одно удовольствие.

– Эва, а пойдем сегодня на свидание? Там такой классный фильмец вышел.

Не унимается мой подопечный, Леня Тарасов – натуральный блондин с большими голубыми глазищами. Я же старательно возвращаю его в формальное русло.

– Для вас Эва Владимировна. И нет, ни на какое свидание мы не пойдем. У меня на сегодня другие планы.

Закончив с Тарасовым, я возвращаюсь за стол и тщательно фиксирую показатели. Больше эксцессов не возникает.

К вечеру я узнаю, что Измайлов увлекается дайвингом, Гребцов коллекционирует старинные печатные машинки, а Баранов воспитывает двух очаровательных двойняшек – Лиду и Колю. И обещаю коллегам отправиться с ними в бар на выходных – обмыть мою должность.

И только Надежда упрямо молчит, словно воды в рот набрала, и в конце дня выдает пренебрежительное.

– Ну и зачем ты столько строчишь? Все давно уже есть в электронных журналах.

Я предпочитаю не спорить с ней и не доказывать, что техника порой ломается, а записи будут всегда под рукой. Неопределенно веду плечами. И снова зарываюсь в бережно сложенные листы.

Запоминаю диагнозы и выписанные парням препараты. Отслеживаю динамику. И чувствую себя на своем месте, невзирая на антипатию со стороны Тимофеевой.

Переодевшись, я в одиночестве выскальзываю на улицу, делаю глубокий вдох и замечаю ажиотаж в нескольких метрах от меня. Чуть подволакивая ногу, ко мне направляется Леня Тарасов. Ему наперерез движется Багров. И воздух между ними буквально искрит.

Глава 8

Данил

В крови плещется азарт.

Поцелуй с Эвой туманит разум, и я влетаю на перекличку взбудораженный.

Вполуха слушаю указания тренера, и первым срываюсь с места, когда звучит свисток.

Энергии так много, что она мешает оставаться хладнокровным.

Выкладываюсь на двести процентов на разминке, хоть этого и не требуется, и получаю закономерное замечание от главного тренера.

Вепрев Константин Денисович тут же меня подзывает и отчитывает, как маленького ребенка.

– Умерь-ка свой пыл, Багров. Перегоришь к матчу. Кому это нужно?

В его словах определенно есть зерно здравого смысла, но совладать с адреналином мне никак не удается.

Играю я на тоненького. Я чересчур резво ухожу в подкаты, неистово борюсь за мяч и усаживаюсь на скамейку с предупреждением.

– Ты мне так одноклубников переломаешь. Что с тобой происходит, Багров?

– Простите, тренер. Увлекся.

Бормочу я невнятно и остаток тренировки досматриваю с кромки поля.

Пообещав Денисычу привести себя в порядок к завтрашнему дню, я принимаю ледяной душ и в одиночестве покидаю арену.

Но эмоции снова берут надо мной верх и топят в мощном водовороте.

Я замечаю Тарасова, устремляющегося к Вороновой, и непроизвольно ускоряю шаг.

Траектории нашего движения пересекаются. Мы застываем в полуметре друг от друга и устраиваем молчаливую дуэль.

Голодный до побед и славы Ленька метил на место капитана и так желал меня обойти, что получил травму. Не так давно мы жестко столкнулись. Я отделался ушибом и парой синяков, а вот Тарасов получил надрыв крестов.

– Эва. Эва Владимировна!

Подает голос этот молодой да ранний, а меня словно кипятком ошпаривает. Бесят и вкрадчивые нотки, и откуда ни возьмись прорезавшаяся галантность, и надежда, плещущаяся на дне Ленькиных глаз.

– Так что насчет свидания? Я билеты купил!

С энтузиазмом сообщает Тарасов, а я грубо оттесняю его в сторону и выпаливаю прежде, чем начинает соображать мозг.

– Гуляй, куда шел, Тарас. Эва занята.

– А ты кто такой, чтобы за нее что-то решать.

– Муж.

– Бывший.

Шарашу я жестко, а Воронова как-то виновато.

Ленька от моего внезапного откровения ожидаемо теряется. Я же пользуюсь моментом, подхватываю Эву под локоть и на буксире тащу к припаркованной неподалеку машине.

– Какой все-таки ты хам, Багров.

Моя дражайшая экс-половина отмирает только тогда, когда я уже запихиваю ее на пассажирское сидение и защелкиваю ремень безопасности. Расправляет подол сиреневого платья с расклешенной юбкой, запахивает плотнее косуху, чтобы я не косился на ее декольте, и прикусывает нижнюю губу, рассуждая о чем-то своем.

Я же прыгаю за руль и палю резину до того, как Тарасов успеет что-то сообразить.

– Не это ли тебе всегда во мне нравилось?

Подначиваю Эву, но она не поддается.

– Ты еще вспомни, как динозавры по земле ходили, – выдержав небольшую паузу, Воронова закидывает нога на ногу и возвращается к затронутой теме. – А в футболистов только таких и берут? Вы там какое-то собеседование проходите? Наглость – сто процентов, беспардонность – двести пятьдесят, самоуверенность – тысяча?

– В яблочко.

Наша шутливая пикировка поднимает мне настроение до небес.

В груди пульсирует что-то горячее, воодушевление поселяется в каждой клеточке тела. И я вдруг осознаю, что не хочу делить Эвино внимание ни с кем. Не хочу наблюдать, как кто-то из парней будет увиваться за ней, и намереваюсь сорвать ей не одно свидание.

Не знаю, что движет мной в этот момент. Может, забытый собственнический инстинкт, который внезапно поднял голову. Или не выжженное с подкорки воспоминание, что когда-то Воронова всецело была моей. Или охотничий азарт.

Но нежелание терпеть рядом с Эвой других мужчин растет в геометрической прогрессии.

К дому, где живет Эвина сестра, мы приезжаем спустя час. Воронова выпархивает наружу, не дожидаясь, пока я распахну дверь, и устремляется к подъезду.

Я догоняю ее на ступеньках. Трогаю за запястье, вынуждая обернуться, и снова тону в нереальных голубых глазах.

– А ты куда?

– С тобой. Неужели не пригласишь на чай?

– Багров…

Эва теряется от моего напора и неопределенно пожимает плечами. Я же пру вперед, как танк.

– Маш, я не одна. У нас гости.

Кричит она прямо с порога. А я торможу в непозволительной близости от нее и вдыхаю дурманящий разум аромат.

Грудную клетку распирает от странных ощущений. Пульс частит так, как будто я только что пробежал спринт. И мне не сразу удается переключиться на вылетающую в коридору Ксюшу.

Но, когда я, наконец, выплываю из зыбкого марева, улыбка невольно растягивает мои губы.

– Привет, Рапунцель.

– Привет, папочка. Соскучился?

Спрашивает верткая егоза, уверенная в собственной неотразимости. А я восхищаюсь ее непосредственностью.

У нее совершенно не держится язык за зубами. Она как на духу выкладывает все, что думает. И легко очаровывает окружающих своей харизмой.

– Безмерно.

Отвечаю я ей и, поддавшись глубинному желанию, подхватываю ее на руки и крепко прижимаю к себе. Неосознанный жест, но такой естественный.

Именно так в детстве меня обнимал отец, когда я прибегал домой с игры, запыхавшийся и раскрасневшийся. Он любовно ерошил мои волосы, терпеливо слушал о моих успехах на футбольном поле и гордился каждым забитым мною голом.

– Прекрасно. Ужинать с нами будешь?

– Буду.

Соглашаюсь я незамедлительно, хоть Эва и семафорит красноречиво и отчаянно машет головой, и торопливо освобождаюсь от обуви. Несу мелкую в кухню, как драгоценный трофей, усаживаю на угловой мягкий диван, и поворачиваюсь сестрам, критически изучающим мою персону.

– Помощь какая нужна? На стол там накрыть? Хлеб порезать?

– Нет.

– Как-нибудь сами справимся.

Эва с Марией бурчат, на удивление, синхронно, а я пожимаю плечами, глотаю рвущийся наружу смешок и приземляюсь рядом с Ксюшей. Ситуация изрядно меня забавляет, в отличие от пылающих праведным гневом сестер Вороновых.

– По-моему, ты им не очень нравишься.

Заговорщически шепчет малышка, а я коротко киваю и шутливо щелкаю ее по носу, радуясь, что хотя бы одна из присутствующих в квартире женщин не мечтает снять с меня скальп и проткнуть меня стрелами.

– Возможно, я заслужил.

Я свободно признаю очевидный, в общем-то факт, и исподволь наблюдаю за тем, как Эва принимается хлопотать. Натирает до блеска и без того сияющие столовые приборы, с грохотом ставит передо мной тарелку, как будто на месте столешницы представляет мой затылок.

Ну а я просто благодарю ее и непроизвольно касаюсь ее тонких пальцев. Заслуживаю осуждающий взгляд и растягиваю губы в широкой улыбке.

Пьянящее удовольствие получаю от этой невинной провокации. Не меньше.

– Приятного аппетита.

Выдавливает сквозь зубы Эвка, выкладывая на мою тарелку картофель с укропом, и плюхает сверху румяное куриное бедро. А я откровенно любуюсь ее сверкающими омутами и невольно вспоминаю день нашего знакомства.

Десять с половиной лет назад.

– Багор, ну ты чего застыл?

Денчик с силой хлопает меня по спине, а я едва разбираю, что он там произносит.

Мое внимание невольно приклеивается к изящному силуэту, застывшему у кромки поля. Хорошенькая блондинка в летящем светло-голубом сарафане растерянно озирается по сторонам и нерешительно переминается с ноги на ногу.

Тренер давно уже дал команду разминаться. Все мои одноклубники старательно разогреваются. А я, как дурак, сбрасываю с себя руку Говорова и устремляюсь к очаровательной незнакомке.

Тянет меня к ней, словно мощнейший магнитом. Тащит незримыми канатами. Привязывает.

– Привет. Потерялась?

– Да. Нет. Не знаю.

Выдает она что-то неопределенное. А меня разбирает добрый смех.

– Проводить? Могу организовать лучшее место в вип-секторе.

– Не стоит.

Качает она головой. А я соскальзываю взглядом с аккуратного носика к пухлым приоткрытым губам и сползаю вниз к острым ключицам.

Магия какая-то, не иначе. Запрещенная.

Меня влечет к девушке, чьего имени я даже не знаю, так сильно, что я не контролирую собственные действия. Кровь стремительно вскипает в моих жилах, прожигает нутро и заставляет сердце маслать на повышенных оборотах.

Ноги сами делают несколько шагов вперед. Ладонь впечатывается в осиную талию и как будто оставляет следы на сливочной коже даже через ткань.

Мгновение, и блондинка оказывается прижата ко мне вплотную. Еще секунда, и я обрушиваюсь на нее с голодным поцелуем, выбивая почву у нас обоих из-под ног.

Ласкаю ее так жадно, как будто она сладчайший десерт. Пью ее дыхание, перемешивая со своим. И испытываю небывалую эйфорию.

Вкусная она. Потрясная.

Щелк.

Это планета сходит с орбиты и с диким грохотом возвращается обратно.

Бам.

Прилетает мне увесистая оплеуха.

Моя щека пылает огнем. Блондинка трет покрасневшую от удара ладонь. А я широко скалюсь и хочу повторить организованное мной сумасшествие. И, желательно, его продолжить.

Только вот судьба в лице рослого широкоплечего блондина явно против.

– Эва, что здесь происходит? Кто это, на хрен, такой?

Басит бугай недовольно и пристально меня изучает из-под полуопущенных светлых ресниц.

Эва, значит. Красивое имя. Звучное.

– Никто. Он просто ошибся, Никит. Перепутал.

– Перепутал?!

– Перепутал.

Твердо стоит на своем девчонка, а я борюсь с потребностью закинуть ее на плечо и унести в раздевалку.

– Багро-о-ов!

Сквозь плотную пелену до меня доносится крик главного тренера. И мне приходится срываться с места, не доиграв роли в этом импровизированном спектакле.

Гремучий коктейль бурлит в венах. Внутри поселяется приятное послевкусие.

Так что нотации Романыча я слушаю вполуха, послушно киваю, повинно склоняю голову и отправляюсь разминаться.

Первую половину матча я провожу блестяще. Отдаю несколько мастерских передач, одна из которых заканчивается голом, и кайфую от гула, проносящегося по трибунам.

Прежде чем уйти с поля на перерыв, я каким-то чудом выискиваю сидящую в секторе С блондиночку и обнаруживаю, что она ссорится со своим бойфрендом. Доказывает ему что-то, всплескивая руками, и нервно ерзает на стуле.

И даже на таком огромном расстоянии я ощущаю охватывающее ее волнение.

– Один мяч – это не перевес. Это ничто. Собрались, парни! «Атланты» будут давить. Багров, чаще заигрывай Демина. И внимательнее в обороне. Нельзя в нее сесть. Но и пропускать нельзя.

Со знанием дела вещает Романыч, а я витаю мыслями в облаках. Тренер рисует на доске какие-то схемы, крестики, стрелки. А я думаю, как буду искать в плотной толпе приглянувшуюся мне блондинку.

Феерический баклан. По-другому не назовешь.

– Дань, ты, конечно, звезда. Но не увлекайся.

– Угу.

Киваю послушно, а сам делаю с точностью до наоборот.

Стоит закончиться перерыву, как я вихрем врываюсь на поле, перехватываю мяч и обвожу трех защитников.

Удар.

Попадаю в штангу. По трибунам прокатывается разочарованный рев.

– У-у-у.

Но я просчитываю отскок и предпринимаю еще одну попытку. На этот раз удачную.

– Го-о-ол!

Азартно кричат мои фанаты. А я приклеиваюсь взглядом к тому месту, где сидит моя знакомая незнакомка Эва, и ловлю ее тщательно замаскированное восхищение.

Вот так, девочка!

Хочу, чтобы глаз от меня не отводила. Да она и не отводит. Забывает о сидящем рядом Никите и подается вперед, упирая острые локти в колени.

Мучу такие финты, за которые Романыч точно меня по головке не погладит. Но мне все равно.

Ближе к финальному свистку запихиваю в створ еще один мяч и снова веду молчаливый диалог с Эвой.

Любуйся, крошка! Зря я, что ли, по газону пластаюсь, как безумный.

– Встреча закончилась со счетом…

Я пропускаю слова комментатора мимо ушей и вместе с одноклубниками мчу в раздевалку. Получаю одобрительные хлопки по спине от парней и заслуженный нагоняй от тренера и торопливо протискиваюсь к выходу.

Мне важно догнать свое наваждение до того, как оно ускользнет.

Вдох. Выдох. Бинго.

Девчонка топчется рядом с трибунами и что-то оживленно доказывает своему бойфренду.

Ну а я пользуюсь моментом. Приближаюсь к ней со спины, опускаю ладонь на ее плечо и легонько его сжимаю.

Эва вздрагивает. Косится на меня укоризненно и не успевает ничего сказать в свое оправдание. Ее Никита круто разворачивается и смешивается с людским морем, покидающим стадион.

– Ну и зачем?

Спрашивает малышка недовольно и с силой толкает меня в грудь.

Ответа не получает. Хмурит аккуратные брови. Пытается определить неизвестные в простом уравнении.

– Это прикол какой-то? Пари? Ты поспорил с друзьями? Никита теперь ни за что в жизни не поверит, что мы с тобой не знакомы и ты просто ошибся.

– Я не ошибся, красивая. Я. Хотел. Тебя. Поцеловать, – высекаю уверенно и добавляю до того, как Эва разразится еще одной порцией обвинений. – А, что касается твоего мальчика, если бы он, действительно, тобой дорожил, то размазал бы меня по стенке. А он просто ушел.

Признаться честно, я не хочу ранить ее словами. Поэтому морщусь, когда она закусывает нижнюю губу и часто-часто моргает.

Но в моем утверждении есть доля истины. Любой уважающий себя мужик стер бы меня в порошок. Значит, не так уж и сильно она ему нужна.

А мне вот нужна. Очень. До выматывающего нутра зова и до странного покалывания под ребрами.

– И что прикажешь делать?

Интересуется моя колючка после непродолжительной паузы. Ну а я лучезарно улыбаюсь.

– Кайфовать. Я избавил тебя от балласта.

– Какой же ты… самовлюбенный нахал!

Вытаскивает она запальчиво и не замечает, как сокращает разделяющее нас расстояние.

– Что ж, раз я такой козел, готов загладить свою вину. Приглашаю тебя на свидание.

– Нет.

– Я куплю тебе божественный вафельный рожок.

– Нет.

– Умопомрачительный капучино.

– Нет.

– Пиццу?

Девчонка упрямо отнекивается, но не спешит убегать. Поэтому я расцениваю ее «нет», как вполне себе четкое «да». Мажу подушечкой большого пальца по точеной скуле и строю умильную мордашку, которая позволяет мне договариваться даже с нашим непреклонным врачом Надеждой Сергеевной.

– Подожди меня пять минут. Я только переоденусь. Ты не пожалеешь.

– У меня были планы на вечер.

– Были.

Подчеркиваю прошедшее время, которое она использовала, и уношусь обратно в раздевалку. Душ принимаю за рекордные три минуты. Еще минуту трачу на то, чтобы стянуть с себя форму и нырнуть в чистую футболку и джинсы. И возвращаюсь к тому месту, где оставил занимающую мое воображение нимфу.

Эва стоит там же, рядом с трибунами и разговаривает с кем-то по телефону.

– Погнали?

Я протягиваю ей ладонь, но она не поощряет контакт. Идет рядом, ловит подол сарафана, который пытается задрать ветер, и фыркает, когда я разбиваю повисшее между нами молчание.

– Пожалуй, я неправильно начал знакомство. Данил Багров. Перспективный нападающий, которому скоро предложат офигительный контракт.

– А еще наглец. Ловелас. И пижон.

– Ты меня недооцениваешь, детка.

Смеюсь хрипло, не обижаясь на озвученные ей характеристики, и галантно распахиваю дверь подъехавшего такси.

– Я могу быть джентльменом и очень даже приятным парнем.

Эва снова закатывает глаза, как будто я только что сморозил несусветную глупость. Я же испытываю огромное удовольствие от нашей пикировки.

Глава 9

Эва

– Ну и чего ты на меня так пялишься?

– Как так?

– Как будто у меня рога на голове выросли или во лбу открылся третий глаз.

– Ничего подобного. Я просто тобой любуюсь.

– Завязывай, Багров. Мне кусок в горло не лезет.

Улучив момент, когда сестра идет ставить чайник, а Ксюша зачем-то убегает в свою комнату, я набрасываюсь на бывшего мужа с обвинениями.

Он умял уже свою порцию и просит добавки, а я никак не могу осилить несчастную куриную ножку. И это все потому, что он прожигает меня насквозь своим пристальным цепким взглядом.

Я чувствую себя беспомощной мошкой, угодившей под микроскоп к дотошному ученому. И это несказанно меня бесит.

До дергающегося глаза. До учащающегося пульса. И до противного тремора в конечностях.

Данил совершенно точно лишний в Машкиной небольшой, но уютной кухоньке со светло-бежевыми ажурными шторами и орхидеями в кадках на подоконнике. Но я не могу указать ему на дверь, раз уж пообещала не мешать общению с дочерью.

– Эв, а почему ты сменила фамилию? – не дав мне насладиться ужином, Багров подается вперед и снова бесцеремонно вторгается в мое личное пространство.

Таким он был всегда. Нарушал чужие границы. Сметал напором возведенные стены. И добивался желаемого, чего бы ему это ни стоило.

– Хотела, чтобы нас с тобой больше ничего не связывало. Ни кольцо, ни штамп в паспорте, ни пафосное «Багрова».

– А Ксюша тоже…?

– Носит фамилию Воронова.

– Какая же ты все-таки вредная, Эва.

Произносит Данил после секундной паузы и тянется ко мне. Касается подушечкой большого пальца уголка моих губ и улыбается с какой-то странной нежностью, от которой я моментально теряю налет циничности и превращаюсь в наивную восторженную девчонку.

К счастью, наваждение длится недолго.

Я торопливо отталкиваю руку бывшего супруга и увеличиваю разделяющее нас расстояние.

– Не делай так больше, Багров!

– Ты испачкалась. Я просто вытер соус.

– Все равно. Не нужно.

Я слишком хорошо помню привычки Данила и то, как он ухаживает. Поэтому резко трясу головой и пытаюсь вернуть на место потрескавшуюся броню.

Между нами давно простирается пропасть. Нечего самой рубить бревна и строить мосты. Тем более, что рано или поздно мы с Багровым в любом случае вернемся к отправной точке.

Убедимся в том, что мы слишком разные. Что не способны нормально существовать вместе. И разойдемся, как корабли в море.

– Чай? Кофе?

– Кофе. Со сливками и двумя ложками сахара.

Спрашивает Манюня, а я опережаю Данила с ответом и мысленно ругаю себя за это. За то, что не умею держать язык за зубами. За то, что слишком явно демонстрирую, что не смогла стереть из памяти ту главу нашей жизни. И за то, что вижу картинки из прошлого так ярко, как будто мы с Багровым расстались только вчера.

Я помню, что по утрам он просыпается только после четвертого будильника и еще пять минут уговаривает себя встать с кровати. Душ он чаще всего принимает контрастный и предпочитает гель с ароматом морской свежести. Он ненавидит брокколи и сельдерей. Обожает гранатовый сок, мясо на мангале и брауни. Хоть и не злоупотребляет сладким.

А еще он умопомрачительно целуется. Так, что земля уплывает из-под ног, сердце барахтается где-то в горле, и ты сама превращаешься в безвольный ванильный пудинг.

– Если ты не поменял пристрастия, конечно.

Тормознув разыгравшуюся фантазию, я делаю хорошую мину при плохой игре. Данил же какое-то время меня изучает и лукаво ухмыляется, двусмысленно роняя.

– Я верен своим пристрастиям, Эва.

В этой фразе мне чудится второе дно, но я решаю ничего не уточнять. Встаю из-за стола, чтобы забрать у сестры свой американо, да так и остаюсь стоять рядом с барной стойкой.

Она отделяет меня от Багрова и дарит иллюзию безопасности.

Только вот Данила совсем не устраивает мое перемещение. Он поднимается следом за мной, огибает столешницу и замирает у меня за спиной так, что его горячее дыхание касается моей шеи.

Крупные мурашки рассыпаются по коже. Колени норовят подогнуться.

Сейчас я напоминаю оголенный провод. Дотронься – прошьет электрическим разрядом насквозь.

Но Багров дотрагивается. Накрывает горячими ладонями мои плечи и легонько их сжимает.

– Ты обещала подумать насчет контракта, Эва.

Бац.

Магия момента улетучивается так же стремительно, как появилась. Мотивы Данила банальны – все упирается в деньги.

Во рту разливается горечь разочарования. Я давно не примеряю на Багрова образ благородного рыцаря, но его меркантильность отчего-то ранит. Пробивает брешь в стене безразличия, которую я так и не достроила, и заставляет со свистом выталкивать воздух.

Вдох. Выдох. Крутое пике. И жесткое приземление без страховки.

Я торопливо стряхиваю с себя руки Данила и снова увеличиваю между нами расстояние. Чтобы не плавиться от его умелых прикосновений и трезво соображать.

– Соглашайся, Воронова. Это будут очень хорошие условия. Я не обижу дочь.

От того, с какой хрипотцой и с какой мягкостью Багров произносит слово «дочь», меня распластывает. Раскатывает, словно по мне проезжает бульдозер. Сминает желание и дальше возводить заградительные барьеры.

И я вытаскиваю из себя скупое.

– Ладно.

Правда, глаза бывшего мужа загораются таким азартом, что мне становится страшно. Как будто я только что подписалась не на безбедное будущее для своей малышки, а заключила контракт с самим дьяволом.

Я снова ловлю тахикардию. Не знаю, куда спрятать взгляд. И теряюсь от выразительного.

– Ты не пожалеешь, Эва. Я обещаю. Заеду за вами завтра в полвосьмого.

Поставив меня перед фактом, Данил идет прощаться с дочерью. А я силюсь сдвинуться с места – конечности онемели.

Я понимаю, что все больше увязаю в нашем неформальном общении, и никак не могу откатить ситуацию назад.

Ксюше не помешают накопления. Вот уже несколько лет она мечтает о студии театрального искусства, и теперь у меня появился шанс дать ей все и даже больше. Не могу же я спустить его в унитаз только из-за того, что гордость недовольно шепчет: «Не принимай ничего от Багрова!».

Я изматываю себя этими мыслями всю ночь. Кручусь в постели, как заведенная юла. Смыкаю веки, когда уже начинает рассветать. И с огромным трудом их разлепляю, когда трель будильника вламывается в барабанные перепонки.

Чувствую себя, как свежеподнятый зомби. И выгляжу примерно так же. Как та ведьма, которая встала не с той ноги, не на ту метлу села, да еще и не в ту сторону полетела.

У меня даже макияж получается с третьего раза. Стрелки то и дело норовят поползти не в ту сторону, кисточка пачкает тушью кожу. Консилер не маскирует темные круги под глазами, как утверждают в рекламе.

– Доброе утро, соня. Привет, принцесса.

Когда мы выползаем из подъезда и падаем на пассажирские сидения авто Багрова, он вручает Ксене лоточек с клубникой и голубикой, а мне тянет стаканчик с кофе. В отличие от меня, Данил фонтанирует бодростью. Он свеж, как будто совсем не страдает недостатком сна. Энергичен, словно все утро тягал штангу. И чертовски привлекателен в черной рубашке с закатанными по локоть рукавами и болтающихся на носу солнцезащитных очках.

И я не знаю, что из этого бесит меня больше.

– По-прежнему не любишь ранние подъемы?

– Всем сердцем их ненавижу.

Киваю я коротко и делаю осторожный глоток. Дурманящий напиток скользит вниз по пищеводу, согревает внутренности и пробуждает пока еще робкое желание жить.

И, пока я смакую достойный самой высокой похвалы капучино с корицей, на колени ко мне перекочевывает бумажный пакет. При виде воздушного круассана рот наполняется слюной, и я едва не кидаюсь Багрову на шею.

Все-таки голодная женщина – злая женщина. Голодная я – злая в квадрате, и мой бывший муж прекрасно об этом знает. Поэтому и задабривает всякими вкусняшками.

Спустя сорок минут, которые мы тратим на дорогу, я чувствую себя гораздо более сносно. Растрепываю локоны, чтобы создать ощущение стильного беспорядка, подкрашиваю губы блеском, который благополучно стерся, и крепко стискиваю Ксюшину ладошку.

До сих пор переживаю последствия ее побега. Мне нужно касаться дочери и держать ее в поле зрения, чтобы не изводить себя паникой.

Мы втроем минуем турникет. Багров ненадолго тормозит рядом с молоденьким охранником с татуировкой в виде дракона, оплетающего запястье, и принимается что-то негромко обсуждать. А я вспоминаю одну из причин, по которой у нас с Данилом не сложилось.

– Девочки, вы видите? Это же Багров?

– Не может быть!

– Да он это. Точно тебе говорю!

– Нужно автограф взять.

Я не успеваю досчитать даже до десяти, как нас уже обступает толпа безумных фанаток. Они стремительно сужают образовавшееся вокруг нас кольцо и хотят урвать себе хотя бы кусочек внимания знаменитого футболиста.

А меня буквально начинает тошнить от этого обилия силикона, гиалуронки и автозагара. Девчонки, стоящие в очереди за своей крупицей славы, настолько одинаковые, что я их не различаю.

Близнецы. Клоны. Копии.

Достающие едва ли не до бровей пушистые длинные ресницы. Пухлые губы-вареники. И самомнение, достающее до самых небес.

Мне смешно и одновременно грустно.

– Распишитесь, пожалуйста, здесь.

– А мне на футболке.

– А фоточку можно?

– Ой, а у меня с собой ничего нет. Может, черкнете вот здесь?

То ли самая наглая, то ли самая продуманная девица проталкивается к Даниле и указывает пальцем на область чуть ниже ключицы. Ослепляет его широченной улыбкой. Кокетничает.

И я ловлю себя на мысли, что не хочу досматривать это представление до конца. Трогаю Ксюшу за плечико и наклоняюсь, чтобы меня слышала только дочка.

– Пойдем, малыш. Мы тут явно лишние.

Глава 10

Данил

– Это же Багров, да?! Смотрите!

– Вау!

– Круто!

– Нужно срочно его поймать и сделать селфи!

Звонко галдят налетевшие, как пчелы на мед, девчонки так, что эхо их голосов разносится по коридору. А я намеренно замедляю шаг и позволяю им себя догнать.

Кто-то из коллег по цеху пренебрегает общением с болельщиками. Кто-то скандалит и не стесняется говорить им далеко не самые приятные слова.

Я же, напротив, стараюсь уделять внимание фанатам и следить за языком, чтобы никого ненароком не обидеть.

– Данила, подскажите, а у вас уже вышел новый мерч?

– А бомберы с вашим номером будут?

– А можно мне автограф на футболке, пожалуйста?

Вопросы сыплются на меня, как из рога изобилия, и я не успеваю на них отвечать.

Размашистым росчерком рисую подпись на ткани. Улыбаюсь во все тридцать два, подмигивая облепившим меня с двух сторон двойняшкам. И отшучиваюсь на предложение о свидании.

Привычный, в общем-то, день одного из лучших бомбардиров лиги.

Единственное, что-то неприятно царапает под ребрами. И я далеко не сразу определяю, что именно.

В уме я прокручиваю список дел, которые должен был переделать с утра. Отметаю каждый из вариантов за несостоятельностью. Со свистом выпускаю воздух из легких и вдруг напарываюсь на удаляющиеся спины.

Эвы и Ксюши.

Догадка вспышкой прорезает сознание, и я срываюсь с места, не без труда выпутываясь из цепкой хватки акулы-блондинки в до неприличия обтягивающем комбинезоне.

– Эва!

Кричу, сокращая разделяющее нас расстояние, но Воронова не оборачивается. Не выпускает из своей ладони Ксюшиной руки. Уверенно, кажется даже зло, переставляет ноги, обутые в белые кеды с голубыми незабудками на боку.

А я, как идиот, залипаю на ее тонких щиколотках.

– Эва, да стой же ты! Мне надоело беседовать с твоей спиной.

– Так не беседуй.

Моя дражайшая бывшая супруга разворачивается хоть и не круто, но неожиданно для меня. Поэтому я едва не влетаю в нее.

Рассматриваю нежную жилку, трепыхающуюся на шее. Невольно сползаю взглядом на вздымающуюся грудь. И кривлю губы в ухмылке, изрекая ироничное.

– Ну и куда ты бежишь? Нам вообще-то в другую сторону.

– Подальше от тебя!

Пылит Воронова, привставая на носочки, и протирает дыру в моей переносице. Я же приобнимаю ее за талию и буквально тащу в нужном направлении.

– Пиар-менеджер застряла в пробке. Так что у нас есть пятнадцать минут на то, чтобы попить кофе, чая, воды или поиграть в словесный пинг-понг.

Комментирую, пока мы поднимаемся на двенадцатый этаж и направляемся к дальней двери. Эва усердно делает вид, что меня не существует. А вот Ксюша заметно оживляется, стоит нам только переступить через порог.

– Это Ви-Ар, да?

– Ага.

– Можно?

– Пользуйся. Без проблем.

Не знаю, кто оставил шлем в переговорке, но виртуальная реальность мгновенно увлекает Ксеню. Я, в свою очередь, пользуюсь моментом и приближаюсь к застывшей у панорамного окна Вороновой.

– Давай поговорим.

Роняю я негромко в Эвин затылок и вплавляю пальцы в ее плечи. Проклинаю плотную ткань пиджака, накинутого поверх шифонового сарафана.

– Не о чем.

Фыркает Эва возмущенно и моментально сбрасывает с себя мои ладони.

– Ты злишься из-за моего общения с фанатками? Но это часть жизни любого более или менее востребованного спортсмена.

– Часть твоей жизни, Багров! Не нашей!

Взвивается Воронова и закладывает вираж так резко, что ее густые волосы хлещут меня по лицу.

Теперь я смотрю прямо в ее глаза и погружаюсь в их лазурную глубину.

Без акваланга. Без страховки. Без запасного баллона кислорода.

– Так в чем, блин, проблема, ты можешь сказать?

– В том, что ты забыл, что у тебя есть дочь, стоило симпатичным мордашкам появиться на горизонте.

– Это не правда?

– Да? – спрашивает Эва подозрительно мягко, отчего я заранее готовлюсь признать поражение, и скептически выгибает бровь. – Когда ты заметил наше отсутствие?

Невзирая на кажущуюся хрупкость и внешность принцессы, Воронова припечатывает меня вопросом так жестко, что мне нечего возразить.

Поэтому я примирительно вскидываю ладони вверх и скатываюсь до хриплого шепота.

– Туше.

Выдерживаю небольшую паузу. Прочищаю горло кашлем. И ищу снисхождения.

– Я узнал о Ксюшином существовании несколько дней назад. У меня не такой уж богатый отцовский опыт. Но я научусь. Обязательно научусь, Эва. Просто дай мне немного времени.

Я и сам до конца не могу осознать, почему выстилаюсь перед бывшей женой вместо того, чтобы обвинять ее в том, что скрывала правду о дочери. Только мне почему-то важно Эвино одобрение.

Молчание, разверзшееся между нами, затягивается. Тишина начинает действовать на нервы. И я уже отчаиваюсь получить ответ, когда слуха касается твердое.

– Не подведи, Багров.

Глава 11

Эва

Время замирает.

Кажется, что кто-то невидимый нажал на кнопку «стоп», и теперь я смотрю на картину со стороны.

Вот Данил заправляет мне за ухо прядь волос, с которой до этого играл ветер. Вот нежно касается подушечкой пальца скулы. Предупредительно распахивает для меня дверь своей «ласточки». Прослеживает, чтобы я пристегнулась, и только потом огибает машину.

Багров уверенно выезжает со школьной парковки, виртуозно лавируя между криво втиснутыми поперек разметки внедорожниками и седанами, и мне даже не приходится зажмуриваться.

Я бы на его месте визжала и тормознула бы где-нибудь на полпути. Плюнула бы на все и заказала бы такси.

Но Данил спокоен, как танк.

– Я уже не тот раздолбай, что десять лет назад, Эва. Устроим свидание. Семейное. Возьмем с собой Ксюшу. Соглашайся. Что ты теряешь?

Интересуется Багров, не отвлекаясь от дороги. А я пытаюсь ответить себе на его вопрос.

Я уже впустила его в свою жизнь. Одобрила встречи с дочкой. И даже успела поучаствовать в утренней фотосессии и получить удовольствие от процесса. Так почему нет?

– Хорошо.

– Хорошо?

Данил явно удивляется моей покладистости и инстинктивно топит педаль газа. Порше резво набирает ход, перестраивается в левую крайнюю полосу и оставляет далеко позади и ярко-красную Мазду, и фиолетовый Додж, и матово-черную бэху.

В глазах у Багрова резвятся бесенята. Да и мои губы расплываются в довольной улыбке.

И, если я думаю, что остаток пути мы проведем в тишине, наслаждаясь скоростью, то глубоко ошибаюсь.

Отбив барабанную бровь по оплетке руля, Данил прикусывает нижнюю губу и стреляет в меня очередным вопросом.

– Как ты жила все это время? Чем занималась? Расскажи.

– Окончила интернатуру. Положительно зарекомендовала себя на практике. Потом работала. Много работала.

– Ты всегда была целеустремленной, – с неприкрытым восхищением комментирует Багров, а я ощущаю, как щеки медленно заливает румянцем.

Киваю. И принимаюсь коротко описывать свои будни.

– Читала специальную литературу. Занималась реабилитацией спортсменов после травм. Каталась на выездные матчи с командой.

– А Ксюша?

– Сначала оставалась с няней или с родителями. Они частенько мотались к нам в Сочи, чтобы побыть с внучкой. Потом, когда подросла и когда не было занятий в школе, гоняла вместе со мной на игры. Ксюня обожает футбол.

– Прекрасно. Значит, организуем ей проходку в вип-сектор. И сестре твоей заодно.

– Машу вряд ли можно назвать фанаткой.

– Ничего. Потерпит ради племяшки. Я буду на поле, ты у кромки, не оставим же мы Рапунцель одну.

Резонно роняет Данил. А я за разговором не замечаю, как мы въезжаем на территорию арены.

Я кошусь на часы и понимаю, что успею и переодеться, и заплести волосы в тугую косу и даже неторопливо выпить чашечку кофе.

Багров же глушит двигатель и по сложившейся традиции протягивает мне руку, помогая выбраться из салона. Не задумавшись ни на секунду, я вкладываю пальцы в его ладонь и встречаюсь с тяжелым взглядом, направленным в нашу сторону.

Неподалеку застыла Тимофеева. И негатив, которым от нее веет, буквально сносит меня с ног.

Тряхнув головой, я цепляю на лицо невозмутимую маску и приветствую коллегу коротким кивком. Чуть позже между лопаток врезается десяток невидимых дротиков-игл, но я игнорирую чужое липкое внимание и не сбиваюсь с шага.

В браке с Багровым бывало и похлеще. Что такое неприязнь одного физиотерапевта по сравнению с завистью сотен фанаток?

– До вечера.

Данил вырывает меня из омута мыслей и невесомо касается губами запястья, отчего предательские мурашки обсыпают кожу.

Он, конечно, фиксирует эти изменения и, чтобы окончательно вогнать меня в краску, целует теперь уже в висок.

Слишком много себя позволяет, но я не противлюсь. С ответом тоже теряюсь.

Слова застревают в горле. Так что я просто хватаю ртом воздух и удаляюсь, надеясь, что пылающие щеки не слишком сильно меня выдают.

– Доброе утро.

Проскользнув в кабинет, я здороваюсь с Барановым и Гребцовым, увлеченно обсуждающими рыбалку, на которую они собираются махнуть на выходных, и направляюсь к кофемашине.

Попутно привожу себя в порядок и усаживаюсь за столом, отстраненно вертя в руках чашку.

Отхлебываю крепкий американо и обжигаюсь, когда на стул напротив падает Надежда. Она изучает меня долго, выискивая в моей персоне бог знает что, и лезет туда, куда ее не просили.

– И что у тебя с Багровым?

На миг я даже опешиваю от такой наглости. Но в следующую секунду уже невозмутимо пожимаю плечами и высекаю резкое.

– Ничего.

Я не планирую откровенничать с Тимофеевой, но и она не торопится уходить. Поправляет идеально отутюженный воротничок халата и снова меня сканирует.

– А мне так не показалось. Там, на парковке.

– И что? Ты ведь наверняка все погуглила. Данил – отец моей дочери. Это нормально, что мы общаемся.

Пауза между нами повисает неловкая. Я хочу поскорее закрыть поднятую коллегой тему. Но мне все же хватает такта, чтобы не нахамить ей и не выпроводить восвояси.

Чем Надежда и пользуется. Прочерчивает ногтем незримую полосу на столешнице и зачем-то ставит меня в известность.

– Вообще-то у меня на Багрова виды.

По какой-то причине эта фраза будит во мне негодование. Провоцирует странные процессы в организме и заставляет вытолкать холодное.

– Твои виды – твои проблемы. И займи уже свое рабочее место. В конце концов, ты не мой пациент.

Что я твердила про зависть сотни фанаток? Беру свои слова обратно.

Впервые за долгое время я испытываю неистовую ревность, которая скручивает внутренности в бараний рог.

В эти секунды мои эмоции настолько черные, сильные, всепоглощающие, что я с трудом удерживаю поводья контроля. Хоть и сидящий на плече дьяволенок уговаривает меня вцепиться в волосы сопернице.

Мотнув головой, я длинно выдыхаю и все-таки справляюсь с охватившим меня гневом. К счастью, и Тимофеева, наконец, встает и направляется к своему столу, плавно покачивая бедрами, которые у нее, между прочим, полноватые.

И это во мне говорит не женская зависть, а чувство прекрасного. Да-да.

Еще пять минут я успокаиваю себя мысленным перечислением Надеждиных недостатков. Делаю дыхательную гимнастику. Дожидаюсь, когда пальцы перестанут подрагивать. И только тогда придвигаю к себе чашку, чтобы допить остывший кофе.

И, пока я борюсь со своими демонами, в коридоре перед кабинетом уже топчется Леня Тарасов. Он переступает через порог, когда наша с Надеждой перепалка замолкает, и целенаправленно идет ко мне.

В руке у него голландская роза рубинового цвета и упаковка кокосовых конфет. Губы растянуты в приветливой улыбке. И я думаю, что в другой жизни у нас с ним все могло бы получиться.

Если бы у меня за плечами не было распавшегося брака, больной любви и слишком уверенного в собственной неотразимости бывшего мужа, отвоевавшегося право на второй шанс.

В этой же реальности вероятность романа Леонида Тарасова и Эвы Вороновой равняется примерно нулю целых нулю десятых.

– Эва, привет.

– Эва Владимировна. Здравствуйте, Леонид, – я пытаюсь направить собеседника в формальное русло, но, как показывает практика, футболисты абсолютно непрошибаемый народ.

– Это тебе.

– Вам.

Я обреченно поправляю собеседника, а он кладет на стол передо мной розу и конфеты, отчего мне становится неловко.

Кажется, что все внимание сейчас приклеено к нам.

– Вы принесли анализы?

– Да.

– Прекрасно. Оставляйте и проходите к Александру Всеволодовичу. Он вас уже десять минут ждет.

Мазнув по мне восхищенным взглядом, Тарасов, наконец, перемещается к Баранову. Я же с облегчением выдыхаю и закапываюсь в бумажки. Изучаю динамику Гусева, расписываю дальнейшую реабилитацию и встаю, чтобы покинуть кабинет.

Не хочу мозолить глаза ни постоянно оборачивающейся на меня Надежде, ни отвлекающемуся от массажа Лене.

– Здравствуйте, Алексей Романович. Можно?

– Конечно. Я как раз хотел вас пригласить.

Главврач кивает, и я усаживаюсь в кресло перед ним. Молчаливо протягиваю распечатки, складываю руки на коленях и застываю, пока Петровский вынесет вердикт.

Он бегло изучает мои выкладки, не вносит корректив и удовлетворенно крякает.

– Согласен с предложенным лечением. Хорошо, Эва Владимировна. Я бы даже сказал – отлично.

– Можно просто Эва.

– Будешь чаю, Эва?

– С удовольствием.

Я не спешу возвращаться туда, где меня, скорее всего, ждет очередной виток противостояния с Тимофеевой, поэтому нарочно тяну время. Смотрю, как Алексей Романович разливает ароматный травяной напиток по кружкам, делаю маленький аккуратный глоток и расслабляюсь.

В компании главного врача я чувствую себя, на удивление, комфортно. Правда, наша беседа затрагивает не только рабочие темы.

– Эва, я вот что хотел с тобой обсудить.

– …?

– Мне тут пожаловались на то, что ты вместо того, чтобы выполнять свои служебные обязанности, флиртуешь с пациентами.

Погашенный, гнев снова просыпается и поднимается со дна души. Обида пропитывает непрошеным ядом каждую клеточку тела.

– Это откровенная ложь.

– Ой ли?

– Тарасов, действительно, оказывает мне знаки внимания. Но я его не поощряю. Если сомневаетесь в моем профессионализме, передайте его кому-нибудь другому.

– Нет уж, веди. Эва, как у специалиста, у меня нет к тебе нареканий. Но совет тебе дам, если не сочтешь за грубость.

– Не сочту.

– Остерегайся Тимофееву. Бергер высоко ее ценит и частенько прислушивается к ее мнению.

– Стучит, значит. Поняла вас, спасибо.

– Ну не дуйся на меня, не дуйся. Надька уже выжила одну хорошую девочку. Не хочу, чтобы из-за нее у тебя были проблемы.

Больше мы не касаемся моей личной жизни. Пьем чай, едим соленые крекеры и болтаем ни о чем.

Я еще раз благодарю Петровского и мышкой выскальзываю в коридор. Процедуры Тарасова окончены, и я, к счастью, с ним не сталкиваюсь. Направляю Гусева на дополнительное обследование, потому что пока не вижу полной картины. И радуюсь, когда рабочий день движется к концу.

Ощущаю себя выжатым лимоном и забываю о свидании, которое мне обещал Данил.

Но стоит мне покинуть территорию арены, как настроение выправляется и усталость смывает, словно по волшебству.

Багров ждет меня, облокотившись о капот своего Порше. А в руках у него букет полевых ромашек.

Не много сегодня цветов для одной меня?

– Это тебе.

– Спасибо.

Не парясь, наблюдает ли кто-то за нами, он ласково целует меня в щеку. А я плюю на условности и утыкаюсь лбом в его надежное крепкое плечо.

– Тяжелый день?

– Год.

Глава 12

Данил

День выдается замечательным. Предчувствие вечера окрыляет.

Я понимаю, что скоро важная игра и нужно сосредоточиться, поэтому убираю мысли об Эве в дальний ящик и запираю его на замок.

Я капитан, и на поле от меня многое зависит.

Сегодня я не перебарщиваю с прессингом, своевременно отдаю пасс одноклубникам и не лезу на рожон. Во мне очень много энергии, главное – не расплескать.

Когда мы, вымотанные и раскрасневшиеся, выползаем к трибунам, звучит финальный свисток, и Денисыч подзывает меня к себе.

– Молодец, Багров. Второе дыхание у тебя открылось, что ли?

– Стараюсь, товарищ тренер.

– Старайся. Только не перегори.

– Не перегорю.

Обещаю уверенно и вместе с пацанами направляюсь в раздевалку. Стою под контрастным душем и думаю о Вороновой. Трудностей выбора не испытываю. Я знаю, что она любит простые полевые цветы, поэтому заказываю для нее ромашки.

Жду ее на парковке, а у самого сердце грохочет, как реактивный двигатель. Я будто заново проживаю юность. Робею перед девушкой, которая безумно нравится, и стараюсь этого не показывать.

Мне хватает короткого беглого взгляда, чтобы определить, что Эва устала. Поэтому целую ее бережно в щеку и замираю, когда она подается вперед. Прячет лицо у меня на груди и гулко вздыхает.

– Тяжелой выдался день?

– Не поверишь – год.

Иронично хмыкает Воронова, а я нежно вожу ладонями по ее спине. Ощущаю, как она постепенно расслабляется в моих руках, и радуюсь этой маленькой победе.

В отношениях с ней мне хочется переть напролом и мчаться к звездам на крейсерской скорости, но я торможу себя. Даю ей время снова ко мне привыкнуть.

– Поехали?

– Поехали.

Соглашается она, и я помогаю ей удобно расположиться в кресле.

Ухаживать за ней – особое удовольствие. Касаться ее тонкого запястья, дотрагиваться до бедра, ловить смущенный взгляд – чистая эйфория.

Когда я говорил о семейном свидании, я не лукавил. Завоевать крепость по имени «Эва» я обязательно успею, но дочерью пренебрегать нельзя. Именно поэтому я не желаю скидывать Ксюшу на Эвину сестру или на нянек.

– Ну, что, Рапунцель, как твой первый день в школе?

Спрашиваю не для проформы. Мне, действительно, интересно.

– Прекрасно. Учителя хорошие. Одноклассники тоже нормальные ребята.

В приподнятом настроении мы втроем едем в торговый центр, ужинаем в уютной кофейне и берем дорожку в боулинге. А дальше начинается магия. Я учу Ксюшу играть.

– Большой палец сюда. Опускаешься. И мягко, но уверенно толкаешь шар вперед. Поняла?

– Ага.

Несколько шаров, ожидаемо, скатываются в желоб, и Рапунцель злится. Дует пухлые губки, топает ногой и складывает руки на груди.

А потом с моей помощью Ксюня выбивает первый страйк.

– Вау! У меня получилось! Ура!

Малышка с визгом влетает в мои объятья и прижимается щекой к моей щеке, когда я отрываю ее от пола.

– Моя девочка! Молодец.

Хвалю ее от чистого сердца и крепко-крепко обнимаю, пока она восторженно пищит.

Все это время Эва внимательно за нами наблюдает. Ее губы растягивает счастливая улыбка, да и вся она словно светится.

Пара часов в компании моих девчонок пролетает незаметно и наполняет впечатлениями на месяц вперед. Я обещаю себе вытаскивать Эву с Ксюшей куда-нибудь почаще, после чего отвожу их в арендованную Вороновой квартиру.

Закрадывается мысль сменить маршрут и доставить бывшую супругу с дочкой к себе, но боюсь, что Эва к таким выкрутасам с моей стороны пока не готова.

Мы поднимаемся на нужный этаж и синхронно замираем. Пора прощаться, но что-то необъяснимое внутри не позволяет мне выдавить дежурное «до завтра» и направиться к лифтам.

– Беги, малышка. Я сейчас.

Эва открывает замок, подталкивает Ксюшу в коридор и закрывает дверь. Мы остаемся одни на лестничной клетке. Пространство загустевает.

Кончики пальцев начинает покалывать. Оголтелое, сердце разбухает в груди. Пульс достигает критической отметки.

– Данил, я…

– Молчи.

Я делаю шаг вперед. Обхватываю Эвино запястье и мучительно медленно скольжу вверх. А потом резко срываюсь.

Впечатываюсь в желанные губы. Углубляю поцелую. Пробегаюсь ладонью вдоль позвоночника Вороновой и прижимаю ее ближе к себе.

Кислорода в легких начинает катастрофически не хватать. Острое, желание разбивает тремором конечности. Жидкий огонь бурлит в венах.

Это не какая-то игра. Не просто физическое притяжение. Это душевное единение. Подлинное, гармоничное, совершенное.

– Бессовестные! Совсем стыд потеряли!

Доносится из квартиры напротив, но нам наплевать. Я ласкаю Эву все так же жадно и отпускаю только тогда, когда воздух у нас обоих заканчивается.

Смеемся. Даже нет. Хохочем так громко, что недовольная соседка с грохотом захлопывает железную дверь.

– Спасибо, Багров. Это было идеальное свидание.

– И так будет всегда. Если позволишь.

Воронова игнорирует эту мою ремарку. Но я и не планирую торопить ход событий. Я напоследок целую Эвину ладонь и сбегаю по ступенькам вниз, мысленно переносясь в то далекое время, когда я только завоевывал ее расположение.

Около десяти с половиной лет назад

Стрелки часов медленно ползут к одиннадцати. Ноги гудят после тренировки. А я гоняю пришедшую на ум идею и готовлюсь совершить очередное безумство в своей жизни.

Спрыгиваю с кровати. Торопливо одеваюсь. Подкатываю рукава толстовки, а капюшон, наоборот, натягиваю так, чтобы не было видно лица.

– Темыч, прикроешь?

Обращаюсь к соседу, с которым мы делим комнату и бесшумно шнурую кроссовки. Сомов – четкий пацан, правильный. Сам тренерские предписания никогда не нарушает. Но если что пообещает – не сдаст.

– Ты с дуба рухнул, Багров? У нас игра важная через три дня. Куда ты намылился на ночь глядя.

– Куда надо.

Бормочу негромко под нос, а у самого перед глазами Эвин образ стоит. Полторы недели, как познакомились с ней, не могу ни о ком другом думать. Забрасываю ее сообщениями, звоню, когда появляется свободная минута и жду, когда она согласится перевести наши отношения в серьезную плоскость.

А еще я дико ее ревную. Представляю, как чудак-бывший обивает порог ее дома, и буквально зверею.

– К блонде своей? Дань, не гони! Не денется она никуда. А тебя если спалят, из клуба пинком под зад выпнут. Мы с тобой пока еще не в той лиге, чтобы на не обращать внимания на наши залеты.

– По фиг, отмажусь. Придумаю что-нибудь. Ты, главное, меня подстрахуй, если что.

– Ла-а-адно. Удачи, Казанова.

Бросает мне в спину Артем, а я уже открываю окно и перекидываю ногу через подоконник. Стекаю вниз виртуозно – как профессиональный альпинист-грабитель, и стараюсь по максимуму слиться с местностью. Передвигаюсь короткими перебежками, остерегаюсь хорошо просматриваемых светлых участков и спустя десять минут прилипаю к забору, который мне предстоит преодолеть.

Позади то ли хрустит ветка, то ли птица издает странный звук, и я замираю. По венам столько адреналина шарашит – в прошлом году в день финала было меньше.

На самом деле, Сом прав. Если меня поймает главный тренер или его помощник, мне тут же укажут на дверь. Но сегодня удача явно на моей стороне.

Убедившись, что вокруг никого, кроме трескучей вороны и раскормленного пацанами серого кота, я торопливо вскарабкиваюсь на забор, осторожно с него сползаю и направляюсь к такси, которое уже ждет меня за поворотом.

– Добрейшего вечера.

– И тебе, чемпион. К девушке?

– Ага. За букетом заедем?

– Не вопрос.

Широко улыбается разговорчивый водитель, мужичок лет пятидесяти, практически сразу выжимает педаль газа в пол и всю дорогу травит байки. Оказывается, в молодости он тоже занимался футболом, так же сбегал с базы к своей будущей жене, только цветы покупал не в цветочном киоске, а рвал с клумбы. За что был однажды бит председателем совета дома – суровой полной женщиной в голубом ситцевом платье.

Не знаю, приукрашивает ли таксист свое прошлое, но смеюсь я до слез и оставляю ему щедрые чаевые. Только стоит мне приблизиться к Эвиному подъезду, как настроение мгновенно портится и благостное расположение духа улетучивается.

На ступеньках сидит не кто иной, как бывший бойфренд Вороновой, и тоже заботливо держит букет. Так что мы пялимся друг на друга, как два барана. Я – с розами, Никитос – с пионами.

Картину Репина «Не ждали» изображаем.

А дальше следует короткое замыкание, воспламенение тысячи невидимых проводков и грандиозное возгорание.

– Ты? – медведем ревет белобрысый чувак, чье присутствие меня накаляет, резко вскакивает, отчего несчастные пионы падают на землю, и сжимает руки в кулаки.

Я же предусмотрительно кладу розы на асфальт позади себя и саркастично хмыкаю.

– Я. И че дальше?

– Урою тебя, гад!

– Губу закатай.

Пожимаю плечами равнодушно и первым бросаюсь в атаку. Бывший Эвы шире меня в плечах и массивнее, так что я не могу позволить себя достать – уложит.

Поэтому я кручусь, как юла, выставляю блоки и намереваюсь швырнуть этот шкаф через бедро так, чтобы он больше не смог подняться. Но провидение мешает мне претворить эту идею в жизнь.

В ту секунду, когда я отступаю на шаг назад, а Никитос жадно хватает ртом воздух, сказывается недостаток физической подготовки, из подъезда разгневанной фурией вылетает Воронова и принимается нас отчитывать.

– Да вы охренели? Что вы тут устроили, а? Хотите, чтобы соседи пожаловались, и хозяйка меня выселила? Я в этом районе хорошую квартиру по приличной цене не найду.

Распаляется Эва, а мы с соперником остываем и робко блеем в два голоса.

– Мы, ну, понимаешь…

– Сорян.

– Так, тебя я чтобы здесь больше не видела, – твердо чеканит Воронова, обращаясь к бывшему парню, после чего переключает свое внимание на меня и выразительно выгибает левую бровь. – А ты поднимайся со мной.

И столько в ее тоне стали и не слишком замаскированной угрозы, что мурашки непроизвольно обсыпают кожу.

Отряхнувшись, я поднимаю с асфальта цветы, покорно следую за Эвой, а вслед нам доносится обиженное «А говорила, что он для тебя никто».

Спустя пару я попадаю в Святая святых – Эвину кухню. Воронова усаживает меня на стул, а я с интересом изучаю обстановку. Кипенно-белые ажурные занавески, горшок с бледно-розовой орхидеей на подоконнике, винтажное панно с изображением японского сада, беседки и сакуры.

– Бить будешь? – спрашиваю, когда Эва ко мне приближается, а у самого от волнения сердце грохочет где-то в горле.

С каждым разом я все острее реагирую на ее присутствие и понимаю, что влипаю в нее так, как не влипал ни в кого раньше.

– Костяшки твои обработаю, Тайсон. Я все-таки медик, пусть и пока недоучка.

Хитро подмигивает воительница, превращаясь в самое милое создание на свете, становится между моих бедер и бережно наносит антисептик на мою покрасневшую кожу.

А потом я долго ее обнимаю, уткнувшись лбом в плоский живот, и думаю, что со следующего гонорара куплю обручальное кольцо и сделаю Вороновой предложение.

Глава 13

Эва

Я снова это делаю. Живу эту жизнь без фильтров. Так, как будто у меня позади никогда не было разочарований и розовые очки ни разу не бились стеклами внутрь.

Я дышу на полную катушку. Впускаю Багрова в свои будни. И, чего уж греха таить, вручаю ему ключи от своего сердца.

Я не набиваю себе цену. Не катаю его на эмоциональных горках. И не притворяюсь, что его присутствие меня не трогает.

Трогает, и очень сильно. Смущает, волнует и заставляет с нетерпением ждать каждой встречи.

Всю эту неделю, когда я забегаю в кабинет с улыбкой на лице и с букетом свежих цветов в руках, или со стаканчиком умопомрачительного латте с корицей, или с упаковкой нежнейших пирожных, Тимофеева хмуро косится в мою сторону и поджимает и без того тонкие губы. Гребцов с Измайловым понимающе переглядываются и, кажется, заключают пари. По крайней мере, Сашка Баранов охотно разбивает их сцепленные в замок ладони и требует долю от выигрыша.

Ну а Алексей Романович по-отечески хлопает меня по плечу и добродушно замечает.

– И так красавицей была, а сейчас совсем уж расцвела, Эва Владимировна. Помирились, что ли, с Данькой?

– Стараемся.

Отвечаю я, заливаясь румянцем, и бегу проверять назначения, которые сделала ребятам. Хоть ситуация и располагает витать в облаках, к работе я подхожу ответственно. Не хочу портить репутацию и прослыть легкомысленной дурочкой, поэтому чуть ли не под микроскопом изучаю анализы своих подопечных, не гнушаюсь обращаться к Петровскому за советом и радуюсь положительной динамике, которая наблюдается у Тарасова.

Если так пойдет дальше, через полмесяца мы сможем выпустить его на поле.

Теперь я с уверенностью могу заявить – я знаю, как выглядит белая полоса.

Несмотря на увлеченность мной, которую Данил демонстрирует, мы много времени проводим втроем с Ксюшей. Играем в настолки, слушаем, как дочурка адаптируется в новой школе и обрастает друзьями, и фантазируем, как в следующий отпуск полетим в Грецию.

Мы с Ксюней давно мечтаем о Крите – о Кносском Дворце, острове Хриси и пляже Превели.

В те вечера, которые наша Рапунцель проводит с Машей, мы с Багровым исследуем кофейни и итальянские ресторанчики, которые он так любит. Прогуливаемся вдоль Москвы-реки. Или просто сидим в Багровском Порше и наслаждаемся негромкой музыкой, льющейся из колонок.

Моя голова покоится на плече у Данила. Его пальцы перебирают мои волосы. Наши сердца стучат в унисон.

– Ты знаешь, какая ты красивая, малышка?

Шепчет он с хрипотцой, а я млею от томительных нежных прикосновений.

Я даже ловлю себя на мысли, что эти семь дней похожи на настоящий медовый месяц, когда партнер сдувает с тебя пылинки. Пусть мне и не поступало никаких предложений и колец, мужчина рядом со мной превосходит любые даже смелые ожидания.

Он предугадывает мои желания. Реагирует на малейшие колебания настроения. И не позволяет усомниться в серьезности его намерений.

Он вкладывается в Ксюшу не только морально, но и финансово. Обновляет ее гардероб, хоть я с ним ожесточенно спорю. И оплачивает недешевые курсы актерского мастерства, о которых она грезила.

Поэтому, в конце концов, я отпускаю ситуацию и трачу свой первый аванс на приятные мелочи. Белый купальник, босоножки на высоком каблуке и маленькое красное платье.

В общем, в нашем мире царит такая гармония, что я верю, что она не закончится никогда.

Зря.

В пятницу после тренировки, когда у меня выпадает перерыв, Данил, играя с моим локоном, выбившимся из пучка, спрашивает.

– Какие планы на вечер? Хочешь в театр? Хотя я бы предпочел бассейн. Тебя на волнах. И клубничное мороженое. Что скажешь?

– Прости, сегодня не могу. Родители вчера вернулись из санатория, и я обещала показать им, как мы обустроились, и приготовить мясную запеканку.

– Мое присутствие не предусмотрено?

– Не обижайся, пожалуйста.

Я придвигаюсь ближе к Багрову, глажу его ладонь и надеюсь, что он поймет.

И он понимает. Целует меня в макушку и не пытается учинить скандал.

– Так уж и быть. Сегодня погрущу в одиночестве. Но в следующий раз рассчитываю на приглашение.

– Договорились.

Киваю я с облегчением и еду домой. Включаю духовку, укладываю фарш с картофелем в противень и напеваю, пока Ксюша помогает мне вытереть пыль.

Спустя пару часов на пороге стоит моя семья, включая маму, папу и сестру, и тепло растекается в груди. Я безумно рада их видеть и очень соскучилась.

По традиции из путешествия мне привозят сувениры – магнитик на холодильник и фарфорового тигра. А еще набор травяного чая и настоящий липовый мед.

Я обнимаю всех по очереди и зову на кухню, где уже накрыт стол.

– Как прошла ваша поездка?

– Прекрасно. Напились нарзана на год вперед. Облазили горы. Оздоровились кислородным коктейлем, – бодро рапортует мама и хвалит мой салат, сделанный по новому рецепту.

– А ты как, дочь? – интересуется папа и просит вторую порцию запеканки. – Вкусно. Пальчики оближешь.

– Спасибо. Все замечательно. Вещи перевезли, обосновались. Квартира уютная, оплата адекватная. У Ксюши хорошая школа и классный руководитель.

– Работа?

– Вливаюсь потихоньку.

– Молодец. А на личном?

– А на личном…

– Они опять встречаются с Багровым.

Вклинивается в нашу беседу Маша и сдает меня с потрохами.

Тишина повисает такая, что я слышу, как в висках бомбит пульс. Мама застывает, изучая помидор, наколотый на вилку, а потом все-таки уточняет.

– Это тот, который твой бывший муж? Не однофамилец.

– Ага. Он самый.

Киваю согласно и переживаю, как родители воспримут эту новость.

– Дважды в одну реку? Смотри, не пожалей, дочь, – с некоторым беспокойством произносит папа, а я принимаюсь оправдываться.

– Это не та же река, па. Данил повзрослел, стал серьезнее.

– Футболисты не меняются, моя дорогая. Они ветреные. Прости, но статистика беспощадна, – промокнув губы, роняет мама и начинает перечислять. – Аршавин, Смолов, Кержаков, Мамаев, Глушаков. И это далеко не весь список.

Да, факты вещь неприятная. Но внутри у меня зреет протест. Не позволяет проглотить обвинение и промолчать.

– Не нужно во всем обвинять Данила, мама. Я ведь сама не дала ему шанса. Сбежала из брака, когда мы столкнулись с первыми трудностями. Не выдержала испытания не бедностью – славой.

– Папа хороший!

Встает на мою сторону дочь и разве что не топает ножкой.

– Так ты уже и Ксюшу с ним познакомила?

– Да. Он проводит с ней много времени и души в ней не чает.

Больше за вечер мы не касаемся этой темы. Обсуждаем всякие мелочи и тепло прощаемся.

Только в голове у меня крутятся мамины слова, как я не стараюсь их забыть.

Весь следующий день я не вижу Багрова – подготовка к важной игре затягивает. Я даже перекусить не успеваю. Выдыхаю устало, когда смена подходит к концу. Переодеваюсь, изучаю отражение в зеркале и, оставшись довольна, направляюсь на парковку ждать Данила.

Он почему-то задерживается. А спустя пять минут на телефон прилетает сообщение от Тимофеевой «Я, кажется, забыла закрыть кабинет. Проверь, пожалуйста».

Ругнувшись на коллегу, я отклеиваюсь от капота Багровского Порше и возвращаюсь на арену. Миную коридор за коридором, толкаю дверь и застываю, не в силах пошевелиться.

Шипастый таран с грохотом врезается в грудь и распарывает кожу до мяса.

Сбывается мой худший кошмар, которого я инстинктивно боялась.

На кушетке лежит Багров. А сверху на нем – Надежда.

Г