Три дома на Набережной бесплатное чтение

Володя

Она посмотрела на него чужими глазами. И цвет стал другой. Почти голубой, как тогда, когда она теряла сознание у него на руках. В день её смерти. Не состоявшейся. Он тогда испугался. Испугался, когда она падала, испугался её пышущего жаром тела и голубых глаз. Потому что уже видел её глаза. Сине-зеленые глаза в обрамлении черных ресниц, густых и длинных.

Он её раздел догола и решил до приезда скорой остудить её жар. Нашел простынь, намочил в холодной воде и накрыл мокрой простынею её голое тело. Врач его похвалил. Больше никогда он не видел голубых глаз у своей любимой женщины. Ей плохо? Сейчас они оба замордованы работой, она устала или из-за его слов? Что он сказал? Почему она сморит на него чужими глазами?

Юлька так блестяще вывернула ситуацию, из которой, казалось, нет выхода. Загордилась собой и поэтому посмотрела на него чужими глазами? Но такое не про Юльку, про кого-то другого.

Проснулись злобные кошки. Они у него в душе жили. Когда-то давно их туда поселила странная женщина. Он избавился от женщины, и думал, что от кошек тоже. Но нет. Кошки живучи. Проснулись голодные и стали искать еду. Что произошло в эти несколько минут? Что было?

‒ Володя, а давай отменим наш перфекционизм. Смотри, эти образцы сделаны на нашем оборудовании, посмотри протоколы, заказчик получит то, что хочет. Два других образца сделаны у контрагентов, у них выше потенциал, шире функционал, но там серийное изделие будет дороже, они не очень понятно себя ведут, нестабильны, их надо ещё исследовать, дорабатывать, это время и деньги. Зачем? На нашем образце уже висят три патента, это не мало, это шикарно. У нас везде есть и конструктивный, и технологический запас, это блестящая работа. Наше опытное работает в одну смену, если мы внедримся у нас, то это полная загрузка в две смены, люди заработают, наконец, нормально. А эти два варианта, нам есть кому предложить. Технически, из отчета убираем два раздела. Всё! Меняем только содержание на первой странице. Наработанное переводим в режим служебного использования и пока никому не показываем, яблоко на голову обязательно упадет, оно уже созрело.

Тогда он ей что-то сказал. Что? Кажется, сказал, что любит её. Надо вспомнить, что он ей сказал.

Заскребли, зацарапали кошки. Он давно забыл, как скребут кошки, а теперь вспомнил. Он не умел с ними сладить, с этими кошками, потому что его кошки всегда скребли к беде.

Наверное, предстоял тяжелый разговор, а он не знал, как это будет, потому что у них никогда не было тяжелых разговоров.

Вспомнил. Он вспомнил что сказал. Понял, что ждал другой реакции, он устал и хотел какой-то разрядки, веселья, поэтому сказал, то, что говорил Алекс, когда гордился Верочкой.

Споры – да, а выяснений отношений не было никогда. Эта дедушкина шутка всегда заканчивалась смехом и веселой возней. А у него ничего не получилось. Его любимая Юлька посмотрела на него чужими глазами, печально, насмешливо и он ничего понял, только то, что оттолкнул её.

И ещё понял, что ему не предоставят последнего слова. Да нет, он их, наверное, сам сказал, последние слова, после которых отношения не уже не могут быть прежними, они уже не могут быть близкими, вот что произошло. Он понял, что лихо заработал себе свободу, которая ему на фик не нужна. Эта свобода понадобилась ей?

Юля

Захотелось плакать, потому что там, где сердце, там, где душа, образовалась пустота, закупоренная комом в горле, холодная бездонная яма и все так быстро и несправедливо больно закончилось. Всё, что было ценным и важным, всё что было частью её мира, оказывается таковым не было и с этим как-то надо было смириться и как-то потом жить.

Юля не была готова к этому, удивилась собственной интуиции, которая заставляла совершать необъяснимые поступки. В отпуск они всегда, всегда, это дважды, уезжали вместе, старательно подчищая хвосты работали в диком темпе, но на этот раз Юля собралась в отпуск одна. Потому, наверное, что все к тому и шло.

– Володь, ты остаешься вместо меня, по приказу. Я с понедельника в отпуске.

Он кивнул и стал тереть руками лицо. Она любила его руки, его пальцы, длинные сильные пальцы, любила его прикосновения, а кто теперь с ним рядом будет? Нежные отношения, дружба, товарищество, взаимоподдержка, и любовь. Неожиданная, в несколько секунд возникшая и такая сильная, что устоять невозможно, любовь. Разве у всех есть такое. Нет, не у всех. Быть рядом сутками, это, наверное, слишком много. Это перебор. Такое не каждый выдержит, но она то, выдерживала. Она была счастлива, очень, потому что он рядом!

Как, вдруг, потерять всё?

‒ Черт, нам даже не надо разговаривать, ‒ Юлька вздрогнула от его голоса.

‒ Да, не надо, ‒ обреченно и очень печально сказала.

На полу лежали распечатки, всегда это было уютно и удобно, на полу, на мягком ковре, в домашней удобной одежде и можно было все эти документы разложить по всему полу и потом удобно рассматривать, и доставать нужный и изучать, анализировать, делать выводы. И было смешно, когда они говорили вслух, в параллель, одними и теми же словами, случалось, что целыми предложениями и тогда они от радости взаимопонимания целовались, иногда мгновенными быстрыми поцелуями, а иногда долгими, умопомрачительными.

Они смотрели результаты экспериментов и никак не могли выбрать вариант конструкции для технического проекта, пока Юля не нашла главное обоснование окончательного варианта. То самое обоснование, которое вынудило вот так вот, с плеча рубануть эти слова.

Ну почему рубануть, ничего он не рубил. Это были не его слова, дедушкина шутка, которая всегда веселила Верочку. Бабушку. Но все звали её Верочка, потому что она была похожа на девчонку.

Он ухмыльнулся:

‒ Да, пожалуй, уже и обсуждать нечего, опираемся на твои доводы.

Она кивнула. Они стали собирать с пола и складывать документы, у них получалось. И сегодня тоже. Может не всё потеряно, думали оба.

‒ Выпьешь?

Он встал, мощный, статный и чужой. Налил Юле бокал красного вина, добавил минералку, она так пила, с водой, как древние греки, а себе виски. Вот и началось. Они даже напитки пили одинаковые. Всегда. А теперь выясняется, что этого можно не делать. Юле стало интересно:

– Володь, а ты любишь красное вино?

Он застыл, как будто его за нехорошим делом застукали, пожал плечами и не ответил. Ему, наверное, было не важно. А для неё? Вдруг Юля поняла, что не хочет никакого красного вина, ни разбавленного, ни неразбавленного, никакого. Она хотела кофе на ночь, вот чего, и расстаться с иллюзиями. Сразу, резко, как пластырь с раны. Больно, но быстро.

Может он давно уже хочет свободы, может ему нужно другое состояние, адреналин, перемены, неопределенность, загадки, преодоления, но они вместе тщательно устраняли всё это. Нет в их отношениях ничего такого, я ему надоела.

Чувства прошли. Такое бывает, вот о чем думала Юля, пока варила себе кофе на ночь. Варила по науке, трижды опуская и поднимая пену. Сварила и вылила. Володя ходил за ней, недоуменно разглядывая, как будто видит впервые. В другой день она бы пошла к нему целоваться. Улыбка была у него такая, невозможно устоять. Удивлялся и ухмылялся.

Впервые такое. Кофе на ночь. Очень странное поведение у его любимой женщины.

Смотри, смотри. Думаешь ты прямо знаешь меня, всю, с ног до головы. Это ты меня просто видел, но не знаешь. Я и сама себя, не очень-то! Просто нельзя пить или есть, вообще в рот тащить то, что приготовлено с черными мыслями. Юля закрыла глаза, надо себя настроить на что-то позитивное, например, на небо, звездное, которого не увидишь в большом городе, но есть места, есть на Земле места, где над головой каждую ночь сияет божественной красотой звездное небо, а воздух пахнет спелыми абрикосами и ночной фиалкой! Для абрикоса, рановато, а для фиалки самое время.

С удовольствием выпила приличного размера чашку черного как смертный грех, горячего как ад и сладкого как…, ну в общем очень сладкого кофе выпила и пошла спать, не позволяя себе думать о том, куда денется Володя. Легла и сразу уснула. На всех кофе действует по-разному, вернее, на всех одинаково, а на неё так!

Проснулась так же мгновенно, как и уснула. Она его обнимала, и он её обнимал, как всегда.

‒ Доброе утро, красавица, – каждое утро слышала эти слова и улыбалась, и сладко потягивалась, и потом они целовались, обнимались и всякое другое тоже было. Сегодня не будет ничего такого. Сегодня она сразу вспомнила что было вчера и проворчала:

‒ Я никогда, не была красавицей, но в молодости, я была чертовски мила!

Это утро было другое. Несчастливое и его под нормальное гримировать надо, чужими шутками, потому что свои не рождаются в боли.

‒ Ну что за мозги у тебя такие, заковыристые ‒ Володя засмеялся.

А потом Юлька передумала, пусть это будет последнее утро, но сегодня оно начнется с её самого горького и самого сладкого поцелуя.

Кошки спрятали когти, замурлыкали, свернулись калачиком и сладко уснули.

Никогда они так не любили, как этим утром. Нежно, страстно, неистово, под грохот и свист нахлынувших эмоций. Потому что прощались, потому что в последний раз. И потом она лежала у него на груди и отходила от этой сладкой неистовости, а он целовал её пальцы. Было так больно внутри, что она застонала.

‒ Юля, что между нами происходит? ‒ вчера ему казалось, что она разлюбила его, а только что он подумал, что это чушь собачья, что они стали ещё ближе, чем всегда, откуда этот горестный стон.

Просто смотрела в глаза и стала туда проваливаться, очень глубоко провалилась и попала в невыносимое желание. Непонятно было, это его желание или её и опять, в этот раз точно уже последний, как перед смертью, за день-два до ухода человеку становится лучше. Может так и любовь уходит, добирает последнее?

Днем Юле хотелось плакать, отложила это на вечер, когда сядет в поезд и там потихонечку порыдает, на послезавтра, когда выплачется на плече сначала у мамы, потом у Таньки, а сегодня предстоит пережить хлопотный день, формальности на работе, собрать для всех подарки, упаковать чемодан и на родину, к родителям, к подруге детства Таньке, к маленькой тезке Юлечке, бесконечной нежности и к звездному небу родины.

Прибавилось ещё одно горе. Страшное и неизвестное.

Позвонила родителям, как обычно спросила, что им привезти, как обычно услышала, ничего не надо, приезжай сама и на вопрос, как там Танюшка, мама горько вздохнула и сказала:

‒ Ох, доченька, приезжай.

Так было всегда, когда у мамы не было сил рассказать что-то плохое. Так было после папиного инсульта, так было после смерти Баванны. Ох, доченька, приезжай. И всё. Больше ничего она не смогла сказать. Юлька сразу поняла, что у Таньки беда, с ней совсем плохо.

Нет, этого быть не могло, ничего плохого не должно случиться с Танькой, потому что она не заслужила ничего плохого, никакой беды, никакого горя, только радость и счастье.

Танька

‒ Открывай глазы, скорее, скорее! А то без нас всё случится.

И так каждое утро. Что должно случиться никто не знает, но пропускать это нельзя. Да и невозможно пропустить, если у вас есть две настоящие лупы, два калейдоскопа, смешной пес и кошка с котом, две лопатки, две корзинки и великолепная экипировка на любую погоду.

В лупу разглядывалось всё! Узоры на крыльях бабочки, мордочка стрекозы, сверкающий бок майского жука, перышки цесарки или даже удода, крохотные цветочки, которые увеличенными были чрезвычайно красивы, мгновенную и бесконечную в разнообразии красоту снежинок. Мир щедро делился своими чудесами, мир был волшебным. Крохотное цветное стеклышко, которое находилось в земле, непременно запускалось под крышечку калейдоскопа. Калейдоскоп показывал прекрасное будущее. Нестерпимо ждать, когда оно начнется, но обязательно будет оно, яркое, неожиданное, разноцветное будущее.

Пса звали Настя, кошку Муся, а кота Мох. Настя был мальчик, но взрослые загадочно величали его Настоятель Монастыря. Муся была сначала Малышом, имея на лбу четкую букву М, потом оказалось, что это кошка и она стала Мусей, потому что кошку никак по-другому с такой меткой назвать было нельзя. Муся из игривого котенка стала величественной кошкой, которая регулярно приносила трех котят необыкновенной красоты. Какого окраса не были бы котята, на лбу они носили букву М. И не просто две дуги, как у других кошек, а полноценная буква М, добротная, печатная буква М. Даже белый пушистый Мох, на лбу носил букву М ярко рыжего цвета. Больше ни одного пятнышка на этом красавце не было. Гуляли всегда впятером, Настя, между двумя котами и две прелестницы.

По весне Баванна нарезала черный хлеб, кусочки сала, накладывала в корзинки пирожки и отправляла гулять надолго с невероятно загадочными словами:

‒ Берите своего Настоятеля идите гуляйте, чесночок сорвите, хлебушек натрите и гуляйте, гуляйте, а то у нас цыплят не будет.

Много позже девочки узнали, что их пес не выносил никаких амурных дел абсолютно всех представителей подворья, хоть своего, хоть соседского. Петух ли, селезень, кролик или индюк при малейших попытках продолжения рода были неистово облаяны и нервничали без положенного завершения важного акта, а некоторые даже попадали под острые зубы крохотной собаки. За высокую нравственность и был назван пес Настоятелем Монастыря, в миру Настя. Когда неожиданно похудевшая Муся вдруг приглашала всех полюбоваться своим потомством, пес гордо шагал рядом и упреки в недосмотре игнорировал, хотя был по жизни невероятно понятливым и производил впечатление очень маленького человека, имевшего слабость ходить на четырех конечностях, лохматого, с длинными гладкими ушами, который просто говорит плохо.

Настя пытался, он умел поддерживать беседу, вздыхал сочувственно, когда жаловались, ровно в тех местах, в которых вздохнул бы добросердечный, сочувствующий человек. Настя размахивал лапой и издавал какие-то наборы звуков, очень похожие на слова, когда шла бурная дискуссия, когда все махали руками, и умел слушать, обращая к говорящему то одно, то второе ухо, он умел плакать и смеяться, только наоборот, вместо ха-ха у него получалось ахь-ахь!

Отдельное и общее

Все было общее, но кое-что было отдельное. У Таньки флакончики, один из-под духов в виде маленькой капельки с черным колпачком и ещё один, пшикающий, с небольшим количеством волшебной воды чайного цвета.

Флакончики были для утешения. На них были написаны чужими буквами слова. Во флакончике в виде капли с черным острым колпачком хранился аромат Танькиной мамы, аромат был праздничный и торжественный, пудренный. Второй, большой, вытянутый флакон с замечательно весёлым ароматом, был запахом Танькиного папы и хранился во флаконе с пшикалкой.

Автобус, на котором приезжали Танькины родители, которые жили в городе с длинным названием Ростов-на-Дону, приходил ночью и все ждали их приезда каждую пятницу. Когда приезды не случались, пузырьки открывались.

Танька, закрывая свои огромные голубые глазищи, вытекая нескончаемыми солеными ручьями через веки, дышала этими ароматами. Юльке было всегда страшно, что она так плачет, беззвучно, она разделяла её горе, гладила её руку, очень долго крепилась, а потом заливалась громким воем. По-другому она реветь не умела. Только вслух, громко и тогда к ним присоединялся Настя, Мох и Муся и тогда Танька начинала жалеть их всех, и успокаивать, и они успокаивались и засыпали под собственные страдания и терпко-пудренный аромат духов.

А утром наступал день, в котором ничего важного нельзя было пропустить.

У Таньки были флакончики, а у Юльки был Ужас. Он находился между двумя глухими стенами стоящих рядом домов. Там была тьма и у тьмы было имя – Ужас. И если Танька спокойно перелезала со своего крыльца на соседнее, Юлькино, то Юлькин маршрут к Танькиной калитке пролегал буквой П с переходом на другую сторону улицы, мимо дома невероятных красавцев Ярого и Сени, либо кружными путями через огороды. Она старалась делать это незаметно от окружающих, но куда от соседей спрячешься, и они называли её чудная Юлька. Юлька понимала, что все остальные как-то договорились с этим пространством и оттуда их никто не обидит, а с ней Ужас договариваться не собирался. Она надеялась с ним договориться, потом, а пока приспособилась держаться от него подальше.

Родители

Юлькины родители, врачи, считались воспитателями. За ними закреплялась вторая смена. Так говорила Баванна, Танюшкина бабушка. Она занималась с юными девами, с утра, готовила на всех завтрак, отправляла врачей на работу до вечера. Вечером девицы передавались на воспитание, а до того находились у Баванны на пропитании. Моя миссия накормить и обстирать, а воспитывать я неграмотная. Воспитывать в полном и прямом смысле этого слова старшие Коптевы, Нина Тимофеевна и Александр Петрович вовсе не собирались, но, когда они возвращались с работы, у юных дев начиналась совсем другая жизнь, и с книжками, такими интересными, что рот сам как открывался, так и не закрывался, и с рассказами.

Редко, но так сказочно хорошо, с песнями под гитару, вкуснющим шашлыком, знатоком, почитательницей и поедательницей которого прославилась Таня, с шумными коптевскими друзьям, с красавцами соседями из дома напротив, проходили лучшие на свете. летные вечера. А когда шашлыки затевались с Михайловскими, Танькиными родителями, то песни пелись под две гитары и было это так красиво, так романтично. У дяди Васи, Танькиного папы, был невероятной красоты баритон, он привозил из города новые песни, записывал их, а папа разучивал, когда было время и силы после операций, потому что он был хирургом.

Так вкусно и счастливо было жить под эти праздники, когда песни звучали всю ночь и когда Коптев старший эти песни разучивал и каждый следующий праздник был ещё радостнее и счастливее.

А ещё были прогулки в центр? Чего только там не было и парк, и кино, и танцы, и красивые платья, и плечистые юноши, красивее всех их соседи, из дома напротив, смотри, не упускай.

Каждый день старшие должны были услышать рассказы о прожитом дне. Странно они их слушали, то как-то низко опускали головы, отворачивались, и тряслись. От смеха тряслись, ясно же. Про купание в пластиковом корыте в огромной луже, про облака, которые в лужах отражались вместе с синим небом и солнцем. По ним можно было ходить, по небу и по облакам, погружая ноги в теплую жижу летней почвы. Рассказывали, как строили дома из грязи, или как к дисциплине призывала Баванна или напротив, как нежничала с ними.

Баванна была большая мастерица ругать неслухменных. Были они и сатанами веревкиными и авгурами, когда ей не удавалось понять толком, чего собственно им требуется или анциперами неугомонными, а не детьми вовсе. В тихие дни, когда и кушали хорошо, и смирненько сидели, девицы обращались в пугонек сладеньких или люнёмочек аксаливатых. За эти фокусы Баванну любили особо и с каждым новым словечком родители рыскали по словарям и находили там, что слова эти реально существуют и что-то значат.

А ещё все любили Баванну за её невероятные кулинарные изыски, особенно пюре картофельное, пышное, нежное, ароматное и борщи, вкуснее шоколада.

Вечерний ужин готовила мама, добросовестно продолжая эстафету присмотра. Девочки считали морковки, картошки, луковички, без всяких проблем учась складывать и вычитать. Соседские дети, из дома рядом, знатные двоечники, тем не менее, научили умножать и делить.

Красавец Сеня, который из дома напротив, любил с девочками учить стихи. Юлька и Татьяна, с их незамутненным разумом, стихи запоминали легко и быстро, и радостно подсказывали заучиваемые строки. Всё не перед родителями запинаться. За год до школы девицы знали наизусть самые страшные, по их мнению, стихи. Анчар поэта Пушкина, «На смерть поэта» тоже поэта, Лермонтова. Поэму «Черный человек» Есенина. Сеня, для себя поэму учил. А ещё знали наизусть самые красивые и трогательные строки из Евгения Онегина, тоже поэта Пушкина.

Набор ещё маминых кубиков с буквами и детская толстая папка с набором букв, цифр и слогов, которая называлась бюро, научили девочек читать. Это было главное чудо и замечательное развлечение в непогоду.

А ещё были звездные ночи, когда небо было ясное, а ночи теплые. Коптевы стелили одеяла на крыше летнего сарая и можно было лежать на одеяле, есть спелые абрикосы и смотреть в разделенное Млечным Путем небо и на золотые россыпи звезд.

Счастья было много, общего на двоих.

У Танькиных родителей, которых она так хотела видеть каждый день, была Работа. Любимая Работа. И там были волшебные, непостижимо красивые и важные слова, Клавдия ловко с ними справлялась, так и сыпала, так и сыпала, эскизный проект, окаэр¹⁾, техпроект, их надо было сначала делать, потом защищать, а потом сдавать Госкомиссии. Юлька прямо видела эту Госкомиссию. Такая огромная тетка, волосы белые и необъятных размеров голова.

Там, где была работа и огромная бабища Госкомиссия, даже близко быть не могло такого замечательного присмотра, а была ужасная армия под названием детский сад, духота и бледность большого города, не было чистого воздуха и неба такого тоже не было, как и замечательного парка, свежих фруктов и вообще! Она так и говорила, я в детский сад, в эту армию, свою доченьку не отдам, ни за что!

А потом этот кошмар кончился, потому что Танькины родители вернулись на родину и сначала Клавдия жила дома, а потом, совсем недалеко, в десяти минутах ходьбы купили Михайловские себе дом, прямо напротив гончарного завода, где старший Михайловский стал главным художником, а Клавдия главным инженером. Как и почему это случилось дети не знали, приняли всё как есть.

С вернувшимися родителями у Таньки появилась нестерпимая боль. Мама с папой Таньке видеться не разрешала, грозилась сделать так как судья. Как судья Танька не хотела, но отца любила и встречалась с ним тайно, в темноте между домами, куда никто никогда не заглядывал. А потом они помирились и выяснилось, что мама сама папу очень любит. Жить без него не может. И тогда наступил на всей Земле настоящий рай.

Танька от бабушки уходить не захотела, она любила этот дом, приняла бабушкино наследство и теперь жила в своем родном доме, где выросла, где была счастлива и всеми любима. В детский сад тем более идти отказалась. В детский сад ходили дети детские. Пугонькам, веревкиным сатанам, с авгурами там не бывать, ещё чего!

Разлучил институт, но все летние каникулы подруги, да нет, уже давно сестры, водой не разнять, были вместе.

Наступившее будущее

Танька захотела стать врачом и пошла в медицинский. Она решила заняться психотерапией, что очень обрадовало врачей Коптевых.

‒ Хотя бы спасть на кулачке не будет, сказала мама.

И её, и отца могли разбудить среди ночи, отца могли вызвать прямо из кинотеатра, если срочно требовался хирург, в любую непогоду они, забрав свой чемоданчик, уходили в ночную тьму.

У Юльки неожиданно прорезался математический склад ума, как говорила Клавдия, Юлька вся в меня. Клавдия и отвезла Юльку в столицу, в самый, по её мнению, лучший вуз страны с очень конкретным и точным названием, Московский Энергетический институт. Потом Юлька тоже узнала, что такое эскизный проект, как сдать этап, что такое опытно-конструкторская разработка, и тоже, с гордостью, стала заявлять, что она разработчик, и все те слова, которыми Клавдия приколдовала Юльку, притянула к ней её будущее, её счастливое, по-настоящему счастливое и радостное, профессиональное будущее. И личное тоже. У себя на работе Юлька свалилась на голову своему мужчине.

Письма писали друг-другу настоящие, в конвертах. Юля спокойно могла заменить переписку телефонными разговорами. Танька телефон не любила, она любила получать настоящие письма в конвертах. Ей было радостно, находить в почтовом ящике письма, интернет использовали, но совсем вскользь. Не глубоко, без подробностей.

Потом была Танькина свадьба, и её замечательный муж, черноокий красавец Максим Арбатов, архитектор, интеллектуал и виртуозный гитарист, перестроивший дом моим родителям, (ещё не видела, как), вдруг оказался востребованным в огромном кубанском селе. А Татьяна, голубоглазая красотка, высокая, тоненькая как тростиночка, но с высокой грудью и вполне выразительной попкой, с нежным певучим голосом, кандидат медицинских наук, автор собственной методики избавления от дурных привычек как нельзя кстати пригодилась в родном селе.

Мужское население крупного райцентра, радость и отдохновение от трудов тяжких, искало в стаканах с горячительным, а потому в лечении нуждалась остро. Теперь лечение почитали за счастье, заменив алкоголь общением с вожделенной красавицей Татьяной Арбатовой. Они оба были нужны селу и Татьяна, и Максим.

Три месяца от Татьяны ничего не было, не отвечала на письма, видеосвязь не включала и только шелестела:

‒ Привет. Приезжай, потом всё расскажу.

Арбатов почти плакал:

‒ Всё нормально. Вроде как. ‒ Потом замолкал ненадолго и добавлял, ‒ приезжай, ты очень здесь нужна.

Юлечка, нежность нежная, почему-то хлюпала носом и стонала что-то про мамину попу, которая спряталась. Ей не давали договорить, наскоро прощались.

И вот теперь, на вопрос как Танька, мама сказала горькое:

‒ Ох, доченька.

Приближение разлуки

Володя целый день перед отъездом не отходил. Он сглупил вчера. Утром проснулся, а его кошки разгрызли душу и вытащили горе. Горе вырвалось наружу и всё заполнило болью. Преодолевая боль, он произнес утренний заговор. Это была его тайна, те утренние слова, которые он произносил, это был заговор на любовь, и он всегда срабатывал. Так яростно, так неистово и так мощно сработал заговор, что казалось их накрыло золотым сиянием, и любовь их казалась вечной и такой сильной, что кошки разомлели и уснули.

Юля на него не смотрела. Всегда смотрела, иногда так улыбалась, что стены не выдерживали, улыбались в ответ, а сегодня нет и от этого было невыносимо больно.

‒ Юль, ты как будто стену выстроила. Вроде рядом, близко. Можно руку протянуть, подходишь к тебе и понимаешь, что перед тобой бронированное стекло, прозрачное незаметное, но толщиной с метр. Это неправильно, как будто это и не ты вовсе, а какая-то незнакомка, дерзкая и чужая девушка.

‒ Ты придумываешь!

‒ Нет, Юль, ты прекрасно знаешь, что не придумываю, и я не понимаю какую игру ты затеяла. Ты же не умеешь играть в закрытую, Юля! Ты же всегда на лихом коне, с шашкой наголо! Оказывается, ты в отпуск собралась одна, но ни слова мне не сказала, я об этом узнал последний, почему?

‒ Я не знаю, почему, Володя. Я ни в какую игру не играю, все происходит само собой и помимо меня, действую интуитивно и как выясняется, с завязанными глазами попадаю в десятку. Не знаю почему так происходит, но какая-то логика есть в происходящем. Если ты думаешь, что я наслаждаюсь игрой, то ошибаешься. Мне надо домой, к маме, к папе и…

Она хотела сказать, что ей надо к звездному небу, но не смогла. Это личное, даже интимное. Чужим о таком не говорят. Любимый чужой дальше от сердца, чем чужой случайный.

‒ Ты меня всего неделю замещать будешь. Потом выйдет Свердлов и по приказу он поработает начальником, а ты, как и договаривались в отпуск.

Он собирался отвезти её на вокзал. Юля нервничала, суетливо упаковывала вещи.

– Не психуй и не делай глупости. Я отвезу тебя, ты продолжаешь возводить между нами стену. Я не готов к этому Юля. Я совсем к этому не готов. Я не готов с тобой расставаться. У меня нет человека ближе. Пожалуйста, не отталкивай меня. Мне это больно. Юля, у нас же все было хорошо, сегодня, утром, ты моя была и так нежно и неистово меня любила, а потом опять, что происходит? Ты со мной прощалась? Разлюбила? Скажи.

И он ждал. Хотел, чтобы она подошла к нему и поцеловала. Она всегда так делала, когда на него сплин нападал. Бывало такое, но с ней рядом случалось все реже. У него оставались фантомные боли от прежних отношений, из которых он выходил опустошенный, больной и обессилевший. Юля его вылечила и всё встало на свои места. Она никогда не обсуждала с ним прошлую жизнь. Он не хотел говорить об этом, но у неё всегда находился повод над чем-то посмеяться, чему-то порадоваться, чем-то восхищаться. И он никогда не видел её холодной и чужой. Она была рядом, теплой, нежной и радостной.

Ну зачем он ляпнул эту дедушкину шутку. Зачем. И почему он не решился объясниться. Почему дал время развиться этой трещине, она же через его сердце пролегла, а за что? Даже мысли о свободе мелькнули.

Да какая это свобода. Свобода, это когда можешь подойти к любимому человеку и поцеловать его или ответить на поцелуй, или вообще вовлечь во что-то яркое и безумное, потому что находишься в пространстве, которое называется любовью, взаимной любовью. Свобода в этом. Он же точно знает, что она есть между ними. А сам-то чего?

Выскользнула из рук. Не оттолкнула, увернулась от объятий. А он так растерялся что не успел рассмотреть её лицо. Какой она была, когда увернулась от его прикосновений. Хотя она умела делать покерное лицо. С чужими, но не с ним. Вспомнил её вчерашний взгляд, её глаза. Чужие глаза. Кошки опять вцепилась в душу острыми зубами. Сейчас рвать начнут.

Ну это же чушь такая. Разве можно так, взять и все потерять.

‒ Юля, пожалуйста!

Он не хотел умолять и не хотел требовать. Строго сказал.

И она сдалась, сдалась в надежде.

‒ Ты же потом приедешь?

Это была огромная петля, на которую можно повесить крючок, размером с полмира, и он накинул этот крючок.

‒ Я не смогу долго без тебя продержаться, Юль! Сразу после сдачи техпроекта, в тот же день я выеду к вам.

И она сама к нему подошла. Подошла и обняла. Как всегда это делала.

‒ Я буду ждать.

И ему стало легче дышать и навалилось такое счастье.

‒ Я люблю тебя!

‒ Нам пора. А то опоздаем.

В машине он положил её руку на подлокотник и держал всю дорогу. А потом у поезда целовал так, как будто навсегда и в последний раз.

‒ Скажи, что у нас всё хорошо.

‒ Я не знаю, Володя. Не знаю. Я сама хочу это услышать от тебя.

‒ У нас все хорошо, а у меня всё плохо. Ты уезжаешь и мне от этого плохо. Звони мне и телефон не отключай, я буду волноваться. Представляешь, я свой телефон сегодня забыл на работе.

Соседка

В купе сидела грустная девушка. Хорошенькая, юная и очень грустная. Подперла кулачком подбородок и грустила.

‒ А меня он не пришел проводить.

‒ А я час назад не хотела, чтобы он меня провожал.

‒ А я думала у вас всё хорошо. Вы так целовались. Я стояла и завидовала.

В купе ворвался всклокоченный, с красным лицом громадный мужчина, совсем не юный паренек, который подошел бы этой печальной девушке.

‒ Ты что мне написала. Какой вагон?

‒ Третий.

‒ Ты написала восьмой, слепондюля!

Юля вышла. Пусть грустная девушка попрощается со своим любимым. Хотя он так ей не подходил. Совсем не подходил. Да уж. И ненавидим мы, и любим мы случайно.

Володя стоял у вагона и напряженно вглядывался в окно.

Юля выскочила к нему обниматься и целоваться. Ей стало так тепло, только что было зябко, а сейчас, когда она его обнимает, ей тепло. Шептала ему что любит, очень любит и будет вспоминать как любили они этим утром, так может у неё хватит сил, и она доживет неделю до его приезда. И он смеялся, целовал так, что голову потерять можно.

Проводница громко попросила пассажиров пройти в вагон, потом попросила провожающих выйти из вагона. Юлька успела сказать, что у них все хорошо и он улыбнулся ей, как всегда. У него была шикарная улыбка. Такая великолепная, что сердце проваливалось куда-то вглубь организма, в общем Голливуд может рыдать от зависти, вот такая улыбка была у Володи.

Он не дал ей войти в вагон, ему самому надо было его покинуть. Не торопился, занимая все пространство вокруг своим туловищем. Юле пришлось понервничать, но они с соседкой все-таки умудрились помахать ручками любимым мужчинам из окон отходящего поезда.

‒ Он у тебя красивый, не чета, конечно, моему, но тоже красивый.

Похоже придется вспомнить всю народную мудрость о любви, подумала Юля. Как там, любовь зла, полюбишь и козла, на вкус и цвет…

Юля решила, что потакать плохому вкусу соседки не будет и жалеть её не будет, поэтому за своего заступилась:

‒ Мой мне больше нравится.

‒ А он женат?

‒ Нет, мы ещё не женаты, – ответила Юля, уже догадываясь куда клонит случайная попутчица.

‒ А мой ещё женат, – ответила грустная девушка. ‒ Меня Алиса зовут, а тебя?

‒ А меня Юля, но близкие зовут Юлька, приятно познакомиться, ‒ с трудом соблюдая правила этикета ответила ошеломленная Юля, ‒ Как женат?

‒ Ты не думай, он уже давно разводится. Суда ждут. Я не стала бы вмешиваться в чужую жизнь.

‒ Я не думаю, но сильно удивляюсь, как тебя угораздило!

‒ А что, перед таким можно устоять? – строго спросила Алиса.

‒ Если ты о внешности, то можно, но я же его как человека не знаю.

‒ А я вот сразу на него запала. Как увидела, так сразу поняла, мой!

‒ И давно?

‒ Что давно?

‒ Давно ты его увидела?

‒ Год назад.

‒ Пойдем сядем, а то я сейчас рухну.

‒ Устала? ‒ участливо спросила Алиса?

‒ Очень. ‒ соврала Юля.

Она вспомнила, что собиралась в поезде поплакать. Но сейчас вроде повода уже не было. Только подумала, зазвонил телефон. Звонила Нелли, экономист и табельщица по совместительству.

‒ Ой, Юлечка Александровна, а я только узнала, что вы в отпуске, а что с Володей уже всё?

‒ Что всё?

‒ Ну как же. Вы же вроде разбежались?

‒ Куда разбежались.

Юля умела поставить вопрос так, чтобы спрашивающий раскололся полностью.

‒ Ну тут слухи ходят, что Володя ухлестывает за кем-то из лаборанток.

‒ А кто им ноги приделывает?

‒ Кому Юлечка Александровна? – растерялась Нелли.

‒ Нелли, ты сказала слухи ходят, но сами по себе они же не могут ходить, им же кто-то ноги приделывает?

‒ О-о-ой, ‒ задребезжал голос Нелли, ‒ ну, это же, может, придумывают.

‒ Придумывают. А ты чего звонишь-то?

‒ На сколько дней у вас отпуск?

‒ Приказ вышел, отпуска отгулять, поэтому полтора месяца мы с Володей будем в отпуске, у нас накопилось. У тебя приказ лежит в папке, завтра выйдешь, там все написано.

‒ Значит слухи, – уточнила Нелли.

‒ Слухи, Нелли.

‒ Ну хорошего вам отдыха. Не скучно одной вам будет? ‒ не угомонилась ведь, зараза такая.

‒ Я к папе и маме еду, к любимой подруге, а через неделю и Володя приедет к нам. Когда скучать-то? Это же родина моя, тут одноклассники, подруга, персики, абрикосы.

Юле захотелось над сплетницей поиздеваться, и она долго перечисляла что же не будет давать ей скучать на родине:

‒ Тут ипомея, фиалки, львиный зев, гвоздика, ирисы, огурцы, помидоры, сливы, груши, молоко из-под настоящей коровы, укроп, яйца свежие. ‒ Тут ей самой надоело, и она быстро попрощалась с пожеланиями отличных трудовых будней отдохнувшей табельщице Нелли.

Соседка оказалась не глупой:

‒ Ты это над кем так поиздевалась?

‒ Это про сплетни и по работе, не стоит внимания, ‒ отрезала Юля, расскажи лучше о себе.

‒ Я бухгалтер, главный, в автопарке работаю. Юра у нас начальник автопарка.

‒ Его Юра зовут? Хорошее имя, это как правило веселые и добрые ребята.

‒ Ну да, Юра неплохой парень, я сначала с ним месяц встречалась, а потом с Пашей. А владелец автопарка – это Гена, ты его видела.

‒ Как же скучно я живу, – воскликнула Юля.

‒ А что в моей жизни веселого? Скачу от мужчины к мужчине в поисках счастья и защиты, а толку? Как до постели дело доходит, так меня все и бросают, потому что я фригидная и ничего полезного и приятного партнеру предоставить не могу. Хорошо, что никто силу не применил.

Задумалась. Грустная и несчастная. Молодая потому что.

‒ Я в детдом попала в пятнадцать лет, два года всего, но хватило, научили жить. А потом с семнадцати лет, знаешь, без опоры трудно, одной на земле трудно. Одна на такой громадной планете, ничейная, без роду, без племени. Делаю глупость за глупостью. Отвечать не перед кем, жалеть некого, любить некого. Знаешь, как непросто жить, когда любить некого.

Юля вдруг поняла, что не такая у неё страшная проблема в жизни, у неё вообще всё хорошо, вот только Танька. У неё какая-то страшная беда…

‒ А ты в отпуск, Алис?

‒ Я родственников ищу. Все отпуска на это трачу. Я уже семь лет ищу кого-либо из родственников, как из детдома вышла, так и ищу. Мне от них ничего не надо. У меня всё есть. Родительская квартира осталась, дом – полна коробочка, но одинокой быть очень тяжело. Есть такое село на Кубани…

Вот чего Юля не ждала, так того, что она с этой грустной и неглупой девушкой едет в её родное село, шикарное, богатое, с таким сияющим звездным небом…

‒ Значит, мы с тобой попутчицы до самого села. Я туда же еду. Это моя родина. А как фамилия твоих родственников? Адрес есть?

‒ Есть и адрес. А там у вас есть гостиницы? Мне же надо куда-то поселиться. Улица Набережная, дом 124, Фильчаков Иван Иванович. Ты знаешь Ивана Ивановича Фильчакова.

‒ Надо же, как нас свела судьба. И село мое, и улица моя и Фильчакова знаю. Зачем тебе гостиница, можно сразу к ним, к Фильчаковым. Я своим позвоню, они подготовят Фильчаковых. Меня встречать будут, довезем тебя до дома твоих потенциальных родственников. Они напротив живут. Иван Иванович бывший председатель колхоза, хороший дядька, могучий и нереально красивый. Величина большая по местным меркам, семья большая, дом огромный, место для тебя найдется, у него трое сыновей, богатыри, один другого краше. А адрес, как узнала?

‒ Завтра с утра позвонишь. Адрес на конверте был. Он маме писал. Я по письмам ищу. Он её сестренкой называл. Мама очень добрая была. Она помогала всем, до кого могла дотянуться. Я раз в год выезжаю по адресам из писем. Когда и два раза удается. Её многие сестричкой, сестренкой называли, она медсестрой и массажисткой работала в больнице, которую называют кремлёвкой. Вот так я и не нашла пока никого из родственников. Всего таких писем с адресами тридцать шесть, на сегодня минус восемь. Я разные города посмотрела, как люди живут, какие они. Мне интересно. Правда, и это понятно, простых людей среди них нет, все какие-либо начальники или бывшие партийные деятели, разномасштабные. Но сами по себе это благодарные люди. Они меня все начинают задаривать, в гости зовут, на праздники, на новый год, замуж даже звали, и маму тепло вспоминают, это для меня маленькое возращение в детство. Сама понимаешь.

‒ А просто писать не пробовала?

‒ Пробовала, но такая чушь поучается. Я не пустая еду, с их письмами, с фотографиями мамы, папы, ему тоже письма писали и конечно с подарочками небольшими. Людей много хороших. Все, к кому я уже ездила, они замечательные люди. Мы общаемся, но они мне не родные. Впустую только дважды съездила, умерли. Но с их родственниками у меня отношения тоже теплые сложились.

Хоть обещала себе, но было невероятно жаль эту милую, грустную девушку Алису. Юля села рядышком, обняла её, подивилась хрупкости плечиков:

‒ Папу себе ищешь, но папа и муж, это разные люди, Алиса.

‒ Да знаю я всё про это. Я и сама психолог. Эксперимент над собой провожу. И в этом случае сердце у меня подслеповатое. Я не вертихвостка, я примыкающая.

‒ Примыкающая?

‒ Увидела мужчину, показался надежным, я и примыкаю к нему. Примкну и жду, когда ударит и разбегаемся. И до следующего.

‒ Это какой-то мазохизм, Алиса. На самом деле ты же не совсем одинока. Тебе от мамы достались хорошие люди. Не все имеют такое наследство.

‒ Я посижу так с тобой, закрою глаза и как будто мама меня обнимает. Она меня обнимала, и мы молча сидели. Мама так просила меня подумать над своими поступками. Не ругала никогда, а вот так. Иногда пела. Посидим, помолчим, все само пройдет.

Алиса замолчала, а Юля вдруг поняла, что хочет ребеночка. И тоже хочет не ругать, а дать подумать, если что не так у сына, или у дочки. Почему у них с Володей нет до сих пор детей? Они же не препятствуют этому никак, а детей нет. Родители организуют проверку её здоровья, надо с мамой поделиться проблемой.

Сидели обнявшись, раскачиваясь в такт стуку колес и биению сердца, чуть не уснули.

‒ Спасибо, Юль, как будто мама меня обнимала.

Потом Алиса накормила Юлю домашним. Традиционная курица, картошечка с укропчиком и малосольными огурчиками. Всё вкусно. Юля ела и нахваливала. У неё тоже к столу кое-что имелось. Сладкие груши, черешня, клубника. Наелись, напились на ночь глядя и уснули на дорожных постелях, как убитые.

Юля проснулась рано и стала ждать рассвета. Для этого надо было выйти из купе и притулится на откидном сидении у окошка. За окном бескрайние поля. Вчера были леса, пустые пространства, заросшие, редкие города, а сегодня поля до самого горизонта и можно увидеть рассвет и затаить дыхание в момент, когда Солнце будет выбирать, верх устремиться или покатиться по краю горизонта.

Солнце вставало долго, как будто хотелось ему ещё поспать. Ленилось. Небо было чистым ни единого облачка. Заря занималась яркая, алая, в полнеба. Сначала появился красно-оранжевый краешек, оглядел, что да как, и медленно-медленно над Землей встала звезда по имени Солнце.

‒ Здравствуй Солнышко, ‒ прошелестело за спиной неожиданно, Юля вздрогнула. ‒ Ты чего? Я следом за тобой встала. Как ты присела, так и стою здесь. Рассветы люблю. И звездное небо люблю.

‒ Тогда ты едешь туда, куда надо. Может и уезжать не захочешь.

‒ Да уж, если и правда там есть то, чем ты скуку разгоняешь, так я в рай еду, – засмеялась Алиса. Пойду умоюсь, а то мы с тобой на ночь даже не умылись.

Юля пошла заваривать чай, стала доставать вкусности к чаю, и тут в купе вошла очень красивая девушка в Алисиной одежде.

Удивительные преображения

‒ Вы кто? – спросила испуганная Юля.

‒ Дед Пихто и бабка Пихта – голосом Алисы сказала девушка.

‒ Ты женщина для Арсения. Ты же такая, как будто родилась для него. Совсем другая, ‒ прошептала Юля.

Алиса притихла, нараспев произнесла

‒ Арсений. Звучит, как! Родное такое. Что-то мне дышать нечем. И мороз по коже, Юль.

‒ Чужое лицо только не надевай.

‒ У Кобо Абэ есть роман Чужое лицо.

‒ Я читала, давно, но впечатлилась и кое-что поняла о гриме.

‒ А у меня это настольная книга. Я могу спрятаться за чужим лицом и мне кажется, что становлюсь неуязвимой.

‒ Я должна осмыслить то, что ты сказала.

‒ Осмысливай.

‒ Знаешь, ты умылась, и поменялась изнутри. Более уверенная.

‒ Конечно. Я же говорю, настольная книга. Сейчас я, это я, и ко мне на драной козе не подъедешь, я это знаю, заранее знаю всё, что ты спросишь и скажешь.

‒ Тогда уж и отвечай!

‒ Отвечаю, да, когда я без грима, мне не нужен муж-отец и примыкающей я тоже без грима не стану, поэтому надеваю маску бессильной девочки. Вот она может, и привлечь мужчин, и подпустить к себе, и подчиниться, и быть желанной, получить защиту, позариться на женатого мужчину и обмануть себя она тоже может. Но ещё она умеет любить, любит верхом, ‒ показала рукой, под грудь, ‒ а тем что ниже, пустая. Фригидная. Мужчин не хочет. Поэтому её бросают. Я другая. Я ещё не любила. Скажи, Арсений, да что ж такое, у меня от одного имени трясучка начинается, он женат?

‒ Арсений не женат, это средний сын Фильчаковых, есть ещё Ярослав, он нереальный красавец, как и Сеня, но его лицо делают брови и губы, женат, есть младший, ему лет двадцать. Красив, спокоен, молчалив и очень добр. А то, что ты с собой творишь, это почти преступление.

‒ Почему? Разве это не мое личное дело?

‒ Конечно твое, личное. Просто ты убиваешь себя настоящую. Даешь фантому пользоваться своим телом. Ты же всю книгу читала, знаешь финал.

‒ Я финал игнорирую. Финал не обо мне. Думаешь это опасно для меня?

‒ Именно так я и думаю, ты можешь сегодня не наносить маску?

‒ Я могу тебе нанести грим, попробуешь на себе стать иной? Потом умоешься, если не понравится.

Время было ранее, но Юле пришло сообщение.

«Юлия Александровна, прости, я полюбил другую».

‒ Вот дуры, ‒ выругалась Юля, ‒ смотри что написали?

‒ Думаешь это не он?

‒ Знаю, что не он! Он вчера телефон на работе забыл. Нам пришлось в выходные работать. Девочки из пригорода, они к семи на работу приходят и на полтора часа раньше уходят, им по времени так удобнее на электричке до дому добираться. Володя даже на совещаниях может меня Юлькой назвать, а по имени-отчеству, никогда. Написали бы Юлька, я может и поверила бы, даже в истерику впала бы.

Посмеялись. Потом Юля напомнила:

‒ Ну что, звоним моим, пусть к Фильчаковым сходят?

‒ Звони, но без подробностей, скажи, что к ним едет гостья из Москвы Алиса Давлатова.

‒ Какая у тебя фамилия знаменитая, ‒ отметила Юля, ‒ не родственник?

‒ Нет, он Довлатов, а мы Давлатовы.

Юля позвонила маме и попросила предупредить соседа что к нему едет гостья.

Позавтракали чаем и ровно в девять утра раздался звонок от Володи.

‒ Юля, я тут у себя в телефоне кое-что обнаружил, ты надеюсь всё поняла. Забавные оказались пираньи, а я думал смешливые. Сегодня не получилось уснуть. Даже пытался кофе выпить среди ночи. Это такая дрянь, кофе. Как дорога? Не изматывает?

Алиса отвернулась к окну, подперев красиво сложенной кистью руки, лоб. Сегодня в ней стал проявлять аристократизм.

‒ У меня очень интересная соседка. Она едет к нам, в село, к Фильчаковым.

‒ Привет ему передай от меня, вмешалась Алиса.

‒ Соседку зовут Алиса и она передает тебе привет.

‒ Это девочка, которую отец провожал? Ей тоже привет передай.

‒ Передам, это был друг.

‒ Алиса, тебе тоже привет.

Алиса кивнула и опять отвернулась к окну.

‒ Ты шутишь?

‒ Нет, не шучу.

‒ И за что она так с собой.

‒ Разберусь, расскажу. Мне самой очень это всё интересно. Как разработчики, готовы к сдаче, согласны они с нашим предложением.

‒ Я только вошел и мне принесли телефон, так что я пока в гневе, тебе вот звоню, умиротвориться. Посовещаемся, расскажу, как восприняли наше решение разработчики.

‒ Ты им сразу скажи, что мы ими гордимся. Они хорошо тему проработали. А лучше, если я сама им скажу, сделай мне видеоконференцию.

‒ Сделаю. До связи.

Опять позвонила табельщица Нелли.

‒ Юлечка Александровна, доброе утро. Уймите своего, пожалуйста. Девочки молодые, а он велел им умыться и кофточки застегнуть, нельзя же так, они же, как никак, женщины. Он так на них кричит, меня выгнал и ругается.

‒ Доброе. Нелли, а знаешь, я ещё вспомнила, у нас тут сомы водятся, десятикилограммовые. Они с тебя ростом, а Володю я обязательно уйму. Сейчас же и уйму.

Это была сущая правда. Знакомиться с Юлькиной любовью явился сосед Иван Иванович с сыном Арсением и огромным, десятикилограммовым сомом, которого засолили, закоптили и всем соседям раздали.

Нелли что-то буркнула и отключилась.

‒ Что там у вас случилось? Кого там унять надо?

Юля рассказала о том, что происходит в их отделе.

‒ А чего не унимаешь, ‒ улыбка у не накрашенной Алисы оказалась тоже аристократичной.

‒ И не буду. Я из-за них чуть любимого человека не потеряла. И он не первый раз разговаривает на повышенных тонах. И всегда по делу.

‒ А Гена так всегда разговаривает, кричит всегда. Человек ведь от слабости кричит, а не от избытка силы. Хотя, всяко бывает. Любого можно довести. А Гена от слабости всегда. Вы вместе работаете?

‒ Да, вместе, мы почти сутками вместе. Это, наверное, не правильно.

‒ Это, Юля, правильно и это счастье, если у людей любовь и они вместе, рядом всегда, это правильно. Ты девушек, жен молодых послушай. Что и о чем они друг-другу говорят, не слышала? Расскажу. У меня даже теория сложилась. Любимый человек – это предмет ограниченной функциональности. Собственно, этих функций у него всего две: чтобы рядом всегда был и деньги давал. То, что эти две функции несовместимы, в голову юным женам не приходит. Я вмешиваюсь и объясняю. Я не люблю несчастливые семьи. А у тебя, Юля, все правильно. Убедила?

‒ Убедила. Ты вообще умненькая девушка.

‒ Знаю. Ну ты как, готова к преображениям? Иди умойся. Начнем колдовать. Я давно такой эксперимент хотела поставить, но времени не было и не с кем. У меня, так сложилось не много подруг, они очень заняты, семейные, с маленькими детьми, им я делаю легкий макияж, иногда только от сплина лечу. А у нас с тобой впереди восемь часов. Ты себе образы придумай, кем ты побыть хочешь?

‒ Объясни мне по-простому, я не очень понимаю, о чем ты.

‒ Хочешь на мир посмотреть глазами женщины вамп или простушки, или стервы?

‒ Я поняла, поняла – Юля пошла умываться и придумывать.

‒ Придумала. В детстве у меня был Ужас. Необъяснимый страх темноты, я хочу понять его причину. Получится?

‒ Попробуем, я не знаю, впервые такое делаю. Расскажи подробнее о своем страхе.

Юля рассказала. Тьма между домами, такая плотная, что поглощает всё. И сделать то надо шага два и все, проскочила, но страх парализовывал и приходилось переходить на другую сторону улицы и делать эти несколько шагов мимо дома Фильчакова, не отводя глаз от темной полосы между домами, потом опять через дорогу, и так, буквой П попадать во двор, где жила любимая подруга Танька.

‒ А знаешь, давай усложним задачу. Ты поэзию любишь, помнишь какие-либо стихи?

‒ И знаю, и помню, а зачем?

‒ Потом сама увидишь. Или не увидишь, если я не права. Монолог Татьяны помнишь?

Помнит Юля и письмо, и монолог.

‒ Давай я сначала мицелярной водой твою кожу освежу и нанесу защитный крем. А чемодан можешь свой вытащить, тебе сидеть же надо на чем-то перед зеркалом, видеть переход, мой хлипковат, и косметику свою покажи.

Юля полезла в сумочку за косметикой, но Алиса остановила.

‒ С тобой все ясно, косметичка красивой начальницы. А мне надо лицо создавать.

‒ Как догадалась?

‒ Сумка у тебя чтобы документы носить. Ты скорее всего руководитель, начальник. Сейчас она почти пустая. Расческа и косметичка, в которой тушь для ресниц и парочка, возможно преувеличиваю, тюбиков губной помады, дорогущий крем для лица и шеи и какая-либо приблуда для того, чтобы что-то усовершенствовать, возможно, кисть для бровей и ресниц, они у тебя густые. Ты красавица с потрясающей, персиковой кожей, тебе этого достаточно. Была бы не такая красавица, был бы целый арсенал, распирающий сумку изнутри.

Юлька засмеялась, всё правильно сказала наблюдательная Алиса.

‒ У вас похоже сложное время было, вы выглядите с Володей очень уставшими.

‒ Алиса, ты хороший, наблюдательный психолог, как таких ещё называют, профайлер?

‒ Я просто наблюдательная, ну и немножко дедукции. Понимаешь, когда у молодых людей явно читаются плотно сжатые губы, есть следы морщин в межбровье, то ясно, что они серьезно работали.

Алиса полезла в свой чемодан и достала приличного размера пластиковый бокс. Ватными дисками аккуратно протерла лицо, от середины к краям, незначительные загрязнения остаются на коже после любого самого тщательного умывания, внушала испытуемой Алиса. Показала, действительно, оставались следы загрязнений. Вот что делает мицелярная вода. Пальцами вбила нежнейшей консистенции крем.

‒ Пока он пропитывает кожу, ты начни читать последний монолог Татьяны. ‒ Будешь морально готова-махни рукой, я тебя снимать на камеру буду, на твой телефон.

Юля включилась сразу:

И тихо наконец она:

"Довольно; встаньте. Я должна

Вам объясниться откровенно.

Онегин, помните ль тот час,

Когда в саду, в аллее нас

Судьба свела, и так смиренно

Урок ваш выслушала я?

Сегодня очередь моя.

‒ Достаточно, Юля, а то упадешь туда, и я тебя не выковырну. Ты хорошо читаешь, понимаешь, о чем Александр Сергеевич.

Сегодня Юля знала об обреченности и отчаянии куда больше.

‒ Давай разбираться с твоим ужасом, детское лицо мы рисовать не будем, нам нужна умница, которая хочет разобраться со своими страхами. Молчи и смотри.

Я нанесу тебе консилер, останутся только твои глаза. Остальное нам надо стереть.

Остались одни глаза. Лицо ‒ полотно белое, рисуй что хочешь. Алиса начала с бровей, изломанные, убегающие вверх кончики бровей Юли превратились в нечто прямое, тревожное. Наносились линии, растушевывались огромными каплями из чего-то пористого, это спонжики, пояснила Алиса. Появлялось лицо сосредоточенной, встревоженной незнакомки. Бледно-розовые губы завершили образ.

‒ Посиди с ней, познакомься, поспрашивай у неё о страхах. Вслух необязательно, и приготовься повторить тот же фрагмент из монолога Татьяны.

Юля рассматривала совершенно незнакомую девушку и пыталась понять, откуда взялся Ужас. И вдруг из памяти, папа и мама вернулись с работы, вот они входят в дом, а потом начинаются крики и суета. Папа и мама выбегают из дома, страшно, очень страшно кричат, а перед ними, из дома выскочил огромный человек в черном, что-то сует себе за пазуху. И Юля увидела, как исчезает человек, вот он бежал вдоль дома, сделал шаг в темное пространство между домами и исчез, потому что тьма разжевала человека и проглотила. Больше его никто никогда не видел.

Юля уже хотела рассказать всё Алисе, н та прижала палец к губам и тихо, очень тихо попросила:

‒ Читай.

И Юля, уже освобожденная от морока, но всё ещё напуганная событиями прошлого стала читать, нервничала, с трудом произносила фразы, как будто сама их придумывала.

И тихо наконец она:

"Довольно; встаньте. Я должна

Вам объясниться откровенно…

‒ Записала, ‒ сказала Алиса сочувственно, уже полностью готовая разделить слезы Юли.

Рассказывай, что там, в детстве с тобой случилось.

Рассказала, всё вспомнила, даже увидела свой пальчик, показывающий на место исчезновения неизвестного. По всей видимости это был вор, тогда не поняла.

‒ Кто у нас следует? Кажется, я на пороге открытия.

‒ Покорительница.

‒ Ради повышения самооценки? Несостоявшаяся любовь и месть всему миру? Красавица, которая сделала себя сама или безусловная красавица, от скуки?

‒ А есть ещё варианты?

‒ Не так много, как кажется. Это типизируется. Женщина, которая с очень низкими жизненными силами, ей надо дернуть человеку нервы, расстроить его, унизить и тем пополнить свою энергию. Вспомни свое окружение, таких всегда много, и женщин, и мужчин. Они очень неинтересные люди. Легко читаются, против них со временем вырабатывают противоядие. Дальше. Самозащита, она дует на холодную воду, опыт негативный был, восстала из пепла. Эта и сама может попасться в расставленные сети, но и в сетях она остается воином. И наконец влюбленная покорительница. Самый разнообразный тип, он холоден, не замечает, она покоряет, но есть правило, она себя не навязывает. Она то кошка, то мышка. Ими полна литература, она к ним снисходительна, в реальности много неудачниц, не выдерживают, становятся навязчивыми.

‒ Алиса, у меня впечатление, что я имею дело с незаурядным психологом.

‒ Так и есть. За гигантские деньги я получила второе образование. В прошлом году диплом получила. Красный. У меня школьная золотая медаль и два красных диплома. По первому образованию я экономит, потом бухгалтерские куры и параллельно психология. Любимая ученица наших отечественных светил, среди них есть и забронзовевшие, и зашоренные, и просто дутые фигуры. Но авторитетные. Есть и новаторы. Человек плохо ведь изучен. Хуже, чем твоё любимое звездное небо.

‒ А работаешь бухгалтером.

‒ У меня заочная аспирантура. Раскручиваться надо. Практику нарабатывать. Клиентуру. Потихоньку работаю. Пока традиционно. Жить надо на что-то. Сейчас с тобой у меня практикум. Ты интересная, самодостаточная, любимое дело в руках, недавно что-то болезненное произошло, ты справляешься, любишь и любима, этот свет я всегда вижу. Ну так какую мы будем делать покорительницу?

‒ Давай женщину-вамп от природы. Чтобы такая родилась и все делала не специально, мир ей сам подчиняется, все вокруг штабелями, а она не при чем.

‒ Таких практически нет, но попробуем создать. Выросла среди красивых людей. В очень большой, трудолюбивой семье. Самоуглубленная.

‒ А семья при чем?

‒ При том, что всё начинается там.

‒ Давай, мне уже не терпится.

Алиса убрала тревожные брови и вместо них просто оттенила собственные брови Юли, добавила объем, усилила коричневый цвет бровей.

‒ У тебя от природы красивые брови, в тебе есть все для той женщины, что ты описала, но ты другая. Ты созидатель, нам же нужна разрушительница судеб, я правильно тебя поняла.

Алиса поколдовала с глазами, нанесла зеленые тени, очень много разных оттенков, провела зеленым карандашом внутри век, на средину века нанесла полосочку бледно зеленого, почти белого тона и Юлины зеленые глаза вдруг превратились в русалочьи, колдовские и стали огромные. Алиса добавляла и добавляла разные тона кремов, пока перед миром не появилась красотка с высокими скулами, тоненьким аккуратным носиком и нежным овалом лица.

‒ Ох, какая красавица, восхитилась Юля.

‒ Не всё! Сейчас самое главное. Губы, они нам и покажут настоящую стерву, секс-эпил мирового масштаба.

С губами Алиса работала дольше, намного дольше, чем со всем лицом. Сколько там тюбиков открывала, восемь, десять, двадцать? Этот? Не то, не то, не то! Возмущалась, ну и задачку задала. Была недовольна, осторожно, палочками снимала помаду и начинала новый круг сотворения.

‒ Да и черт с ним, без карандашей не получится.

Алиса нашла целый пенал карандашей для губ и уже через минуту, отстранилась:

‒ Ну здравствуй, нашлась? ‒ отстранилась и в зеркале Юля увидела такую красавицу, с такими манящими губами, с такими волшебными глазами, что сердце заколотилось, дыхание стало мощным, как будто она весь мир безжалостно хотела втянуть ноздрями, и выпустить разобранным на молекулы, такая сила исходила от этого лица.

Проводники громко сообщили об остановке поезда и рассказали, что стоянка поезда двадцать три минуты, Юле они показали большой палец.

‒ Давай проверим качество моей работы. Выйдем, постоим. Понаблюдаем. Давай, давай, потом налюбуешься, у тебя сестры покрасивее будут, да и братья не плохи.

Юля хотела возразить, но та, которая была вместо неё, без сопротивления уступила создательнице. Юля ещё раз заглянула в зеркало, но себя не увидела. Ей улыбнулась зеленоглазая колдунья.

‒ От меня не отходи, отбиваться легче вдвоем.

Эффект, который был вызван её появлением, Юлю удивил. Пассажир, который уже прибыл к месту назначения, чуть не упал, наткнувшись на собственный чемодан на колесиках, продолжил движение, но глаз от её лица не мог отвести. Посмеялась над ним. Через минуту вокруг образовалось кольцо самцов. Кто-то просто смотрел, кто-то поглядывал беспрерывно, кто-то делал вид, что просто курит и незаметно приближался, они все прибывали и прибывали, желающие поглядеть на совершенство, а когда сквозь толпу в их сторону стала пробиваться парочка бравых парней, Алиса предложила ретироваться. Ушли в вагон под разочарованный выдох толпы м

Только вошли в купе, звонок от Володи. Ответила.

‒ Юлька, Юлечка, любимая моя, ты жива? Я тебя всегда чувствую, настолько, что знаю где ты, а сейчас потерял. Тебя как будто не стало, понимаешь, тебя как будто нет нигде. На совещании, вдруг ты исчезла, потом появилась, потом опять, а сейчас надолго пропала. Мне стало страшно, я даже объявил перерыв. Я с тобой говорю, слышу, но тебя как будто нет! Что случилось? Я слышу, что это ты, но ты сейчас другая, что происходит?

‒ Я не потерялась, я есть, но кое-что со мной происходит. Потом узнаешь. Совсем скоро. Я в полной безопасности, рядом Алиса, всё хорошо, Володя, у нас с тобой всё хорошо. Я тебя люблю, ты должен это знать, я тебе потом это докажу. Соберись, продолжай совещание. Скоро ты всё поймешь. И давайте уже, скорее сдавайте этот чёртов техпроект.

‒ Ладно, признайся, что там тебе пираньи написали.

‒ Я начну с самого начала. Итак, Юлия Александровна.

Володя засмеялся, у него был заразительный смех, с ним было легко радоваться и смеяться.

‒ Можешь не продолжать, ‒ они конечно хохотушки, но я не подозревал что они глуповаты.

‒ Володь, год был изнуряющим, тебе хотелось беззаботности, а с этими девицами её хоть отбавляй. Это и моя вина, я вас всех, и бедных разработчиков тоже, загнала. Передай им, что я осознала и больше не буду.

‒ А я так и передам, и уже явно кому-то там:

‒ Заходите, заходите, продолжим. Я тебя люблю, Юлька. Юля, народ тоже просит видеоконференцию, готовься? У тебя есть полчаса.

Отключился. При всех признался ей в любви и отключился, откуда взялось это новое?

Они свои отношения не скрывали, но и не афишировали, максимум что он позволял себе это приобнять за плечи, коротко, на мгновение, но все равно, все знали, что Юля и Володя живут вместе, потому что у них любовь.

Юля вспомнила их первый серьезный разговор. Тяжелый.

‒ Я ни за что второй раз не пойду на этот кошмар. Юля, я не женюсь никогда, я не буду этого делать, но я так счастлив, когда ты рядом, что мне кажется, я для того и родился, чтобы любить тебя. Хочешь, прогони, можешь, прими как есть.

Так сильно его любила, что приняла как есть.

‒ Будь что будет, как есть, но только чтобы ты рядом был. Без тебя невыносимо.

И вспомнила как неистово они тогда любили, как дерзко, и яростно, и как нежно. Вытянулась струной от воспоминаний, глотнула холодной воды. Успокоилась.

‒ Разве любовь такой бывает на самом деле? ‒ спросила Алиса, широко распахнув глаза. Столько неверия…

‒ Бывает, Алиса. Ещё как бывает.

‒ Я тоже так хочу.

‒ Если Фильчаковы не твои родственники, то у тебя огромный шанс полюбить раз и навсегда. Их средний сын человек нравный, натура мощная, очень избирательный, ты его женщина.

‒ А если мне он не понравится.

‒ Понравится. Там все мужчины такой редкой красоты, что сердце млеет. Если не наденешь свою примыкающую, то сразу поймешь, что Арсений твой человек. Твоя девочка ‒ простушка, а в тебе и талант, и содержание, и доброта, и аристократизм, как у королевской особы.

‒ Я ж её старательно прячу, эту доброту!

‒ Доброта девушка простая, она и накормит, и посочувствует, от естества своего, я же видела, что ты чуть не заплакала над стихами.

‒ Ну, знаешь, над вымыслом слезами обольюсь!

‒ Не все обливаются, не все, ты сама это понимаешь.

‒ Понимаю, давай свой телефон, посмотри ещё на себя, и запишем эту неосознанную вампиршу.

Опять завораживающие строки Пушкина.

‒ Юля, я хочу ту самую Татьяну. Которая любит, но не будет с любимым. Я хочу почувствовать. Я бы так смогла или нет.

На этот раз Алиса стерла глаза и губы.

Зеленые яркие тени заменила на коричневые, губы сделала тоньше и бледнее, но линия губ осталась привлекательной.

На этот раз Алиса останавливать не стала, по её лицу текли слезы, настоящие, ручейками, слезинка за слезинкой, она эту муку вынесла до конца, до слов «Она ушла». Юля остановилась и пошла обнимать и жалеть Алису, которая позволила себе отрыдаться за долгие годы мытарств и потерь. Юля обняла её и молчала.

Когда поняла, что пора, налила соседке водички.

‒ Я не разрешала себе плакать!

‒ Я знаю.

‒ Спасибо тебе.

‒ И тебе спасибо. Я рядом тобой кое-что поняла. Ты хороший друг, Алиса. Из тебя получится самая нежная жена, самая лучшая мама и ты великий психолог на пороге открытия. У меня есть подруга детства, она психолог, вам найдется, о чем поговорить.

‒ Давай посмотрим, что у нас получилось?

А получилось чудо чудное, диво дивное.

Юля была только на первой. На трех других совсем разные женщины и ничего от Юли в них не было.

Послала три последних видео Володе.

‒ Алиса, дай пожалуйста свою мицелярную воду, а то Володя меня в пространстве пот

Когда стерли последние штрихи пришло сообщение от Володи. Смешное.

«Кто все эти люди? Кастинг?»

«Это я!»

«Вижу, что от тебя.»

«Эти люди – это я! Алиса делала мне разный макияж.»

Очень долго от Володи ничего не было.

Не выдержала, послала первое видео.

Опять нет ответа.

Юля стала нервничать и жаловаться Алисе.

‒ Может он думает, что я его так дурю?

‒ Так он и думает. Показывает это видео кому-то, чтобы разобраться. Ты то сама себя узнаешь?

‒ Конечно не узнаю.

‒ И он не узнает. Господи, что же мы наделали, я не хотела бы тебе навредить. Может я позвоню ему, всё объясню?

‒ Э, нет. Если ты помнишь, у нас эксперимент.

Звонок от Володи. Юля включила громкую связь.

‒ Юля, а эти все женщины, они ведь внутри тебя все есть. С помощью макияжа их вывели на дисплей. Спроси у Алисы это так? И заодно пусть расскажет я их всех должен любить или могу как прежде, тебя одну.

‒ Я и без Алисы тебе скажу, меня одну и только меня.

‒ Они наносные? Их нет? Они овладевают хозяйкой и доминируют?

‒ Да, Володя, да!

‒ Получается, если стерве нанести овечку невинную, то она и станет овечкой, если больной нанести макияж здоровой женщины, то начнется оздоровление организма? Это очень интересно.

Володя был выдающимся экспериментатором, исследователем и аналитиком. Он понял смысл проведенного Алисой эксперимента, которая показывала большой палец и повторяла, он у тебя гений, настоящий гений.

‒ Алиса поставила тебе лайк и сказала, что ты гений.

‒ Ей тоже лайк и пусть продолжает, у неё великолепное будущее.

Алиса смутилась. Порозовела. Юля любовалась ею и начала гордиться, как будто причастна к талантам этой удивительной девушки.

‒ Расскажи, приняли разработчики нашу версию. Юля отключила громкую связь.

Прошлое не всегда красиво

– Если ты готова. Мы начнем видеоконференцию.

Юля включила видеосвязь. Поздоровалась со всеми. Попросила слова.

‒ Коллеги, приветствую. Я вас не бросила в трудную минуту, а освободила от своего давления. Я стала невыносима настолько, что начала ненавидеть сама себя. Володя покрепче меня, вы в хороших руках и сами большие молодцы. Дима Карпов, я поверила в твой третий вариант и считаю его самым оптимальным, у тебя прекрасный коллектив, спасибо за работу, ты правильно понял мои требования и сделал то, что нужно. У всех прошу прошения за резкость, давление и строгость.

‒ Юля, я хочу вам казать, на правах старшего, вы делаете всё правильно и зря себя корите, ‒ слово взял Сергей Борисович Рахманов. Он действительно был самым возрастным специалистом в их, немаленьком, коллективе.

‒ Когда я стал начальником одела, в науке работало восемьсот человек, в нашем отделе двадцать пять. Отделов было одиннадцать. После перестройки, мы, начальники отделов, особо не цеплялись за своих сотрудников и вообще их проблемы нас не беспокоили. Чем меньше отдел, тем выше наша зарплата, мы за это держались. Я видел, как на моих глазах исчезали отделы. Радовался, что сам уцелел. Юля, мы ведь не плохие сами по себе люди. Но все оказались слабаками. Мне стыдно в этом признаться и тяжело, но это была подлая слабость.

‒ Когда через два года Борис Яковлевич дал тебе, молодому специалисту, лабораторию, самую козырную, мы удивились. Это была хорошая лаборатория, у нас были шикарные протеже на эту должность. Но Борис Яковлевич сказал, что впервые встретил человека со стратегическим мышлением, как у командарма. Он ведь был фронтовик. Нам было смешно, женщина со стратегическим мышлением. А когда через год ты свою лабораторию увеличила вдвое и стала кормить практически всю науку, мы поняли его задумку. Он хотел после себя оставить отдел. Мы об этом не думали, а он думал. А когда ты защитилась, он спокойно ушел на пенсию и передал отдел тебе. Мы, великие ученые, почтенные ветераны труда, весело ждали твоего провала. Теперь в науке осталось пять отделов и двести человек. Семьдесят человек это твой, Юля, отдел. Ничего этого не было бы без твоего давления, строгости и твоей, необходимой во многом, резкости. Ты просто устала и я, пользуясь дружбой с директором, уговорил его издать приказ отгулять отпуска полностью. Вы с Володей должны отдохнуть, я не буду раскрывать всей интриги, но вам, перед броском, надо восстановиться. А бросок от нас всех потребуется. Это инсайд, но я на него решился, чтобы твое покаяние не было излишним. Ты всё делаешь правильно, Юлия Александровна.

И ещё, Юля, ‒ Сергей Борисович засмеялся, ‒ хорошо, что тебя не понесло в театральный, это наша большая удача, нам повезло.

Дима Карпов Юлю тоже поддержал и признался, что им всем мешает перфекционизм, что это сибаритство, что если бы не Юля, то они так бы и остались в плену своих дурных привычек.

‒ Я многого не понял вообще, о чем вы тут говорите, но при полной свободе творчества говорить о давлении как-то некорректно. ‒ Дима хохотнул своим коротким странным смехом, он вообще странно смеялся, или очень коротко или надолго, очень длинно и монотонно, от чего всем становилось невероятно смешно ‒ Я, собственно, хотел сказать, что мы написали два варианта отчета. Тот, что вы видели и второй, совпадающий с вашими выводами и предложениями. Неожиданно для меня, это очень странно, со мной такого не было, чтобы так понимали. ‒ сложил ладони и слегка поклонился, опять залился своим странным смешком, но уже надолго, пока все не включились в этот монотонный хохот.

‒ Спасибо, Дим! ‒ Юля не выдержала и тоже засмеялась.

Пожелала всем легкой сдачи этапа, быстрого подписания акта, (та ещё морока), обещала хорошо отдохнуть и привезти черешневый компот.

Когда Володя опять при всех признался ей в любви, Юля сильно смутилась, чем привела в дикий восторг своих коллег и вынуждена была отключиться.

Особенности руководства

‒ Удивительная девушка, ‒ прокомментировала Алиса, с интересом рассматривая Юлю. ‒ Я полагала, что ты из легкой промышленности, а ты оказывается технарь.

‒ Я ещё и разработчик, а не просто технарь. ‒ Юля гордилась своим делом.

‒ И ты не ведешь себя как судья на футбольном поле, ты можешь поменять свое решение?

‒ Могу и поменять, я знаю эту фишку всего российского руководства от прыща на носу до чирья на заднице, своих решений не менять, но это же слабость, хотя все уверены в обратном. Кто-то из врагов России этому научил всех руководителей от мала до велика.

Володя перезвонил.

‒ Как ты поняла его, Юль? Я тобой восхищаюсь. Вот, уже принесли мне на подпись отчет с новыми выводами и рекомендациями, и письма заказчикам с приглашением на НТС. Юля, я сейчас тебя очень хорошо чувствую, скажи это ты исчезала из пространства, когда надевала чужое лицо? Я ребятам видео показал. Они уверены, что это три совершенно разные женщины. А зеленоглазую все хотят взять её себе в жены, кроме Васьки. Он хочет её трахнуть и умереть. Его избить или пусть ходит?

‒ Избить срочно, с каждым ударом напоминать, что у него жена и трое детей. Ишь ты, нашел выход, помереть. Об остальном, по-видимому да, я исчезала, а они появлялись, и ты терял меня. Мистика. Ты всегда, в любой толпе меня находил.

‒ Я помню, как нашел тебя на Грушинском. И тогда я понял, что ты меня любишь. А я шел на поводу у какой-то силы. Просто знал, что мне нужно прийти туда, где ты и шел. Растолкал всех и сел рядом с тобой и обнял тебя, это было такое счастье. И было тихо на душе, как никогда не было. Ты не знаешь, откуда так нахлынуло?

‒ Я догадываюсь. Когда приедешь, расскажу.

‒ Я приеду. Уже осталось шесть дней, а вчера целых семь было и пропасть впереди. А потом ты свернула, мы от её ушли. Хорошо, что ты свернула.

‒ Хорошо, что не дал до неё дойти. Я люблю тебя.

‒ Я люблю тебя.

Отключился.

Алиса сидела в любимой позе, красивой кистью подпирала лоб.

‒ У тебя очень красивые манеры, всё красивое, жесты красивые, черты лица красивые, ты опираешься лбом о руку, как балерина.

Кто ты, Алиса?

‒ Мама была балерина. Прима театра Нимеровича-Данченко. Они с отцом, он тоже танцор, попали в аварию, мама стала на ноги, а папе нужен был уход и постоянная медицинская помощь. Ещё была жива бабушка и мама пошла в медучилище, потом курсы массажа. Папа прожил ещё пять лет и угас. Мне уже семь лет было. Мама через знакомых устроилась в Кремлевку.

Алиса опять отвернулась к окну, её поза, поворот головы просили тишины.

В вагоне поднялся какой-то гвалт. Проводница громко ругалась, было слышно, что она стучит во все двери подряд.

‒ Есть во что переодеться? Быстро, Алиса переоделась сама и бросила Юле халатик. К ним в купе постучали. Открыли. Трое мужчин с любопытством глянули и разочарованно отвернулись.

Подобная катавасия случилась несколько раз подряд.

‒ Юля, ‒ это по твою душу приходили, но ты не при чем. ‒ Алиса веселилась, а потом взяла телефон и сказала кому-то.

‒ Привет, Юра! Давай как договаривались. Второе заявление подпиши. Бухгалтера я вам нашла, телефон скину, или твой дам, как тебе удобно. Она хороший бухгалтер, мы с ней вместе учились. У неё совсем плохо сейчас, дочь сильно болела, сейчас всё в порядке, приехали бабушки-дедушки, но ты ей аванс выплати пожалуйста, как положено.

Послушала терпеливо.

‒ Юр, ну чего мне ловить рядом с ним. Я ухожу от всех и от всего.

‒ Конечно позвоню ему.

Опять набрала какой-то номер.

‒ Света, привет! Я тебе телефон скинула. Это начальник автоколонны, он ждет твоего звонка. Как ты там, как дочь? Маме с папой привет от меня. Я тебе кинула денежку небольшую, до аванса продержитесь.

Послушала, попрощалась, опять набрала чей-то номер.

‒ Гена, здравствуй. Я ухожу с работы.

В телефоне что-то булькало, потом наступила очередь Алисы.

‒ Все ты правильно сказал, от тебя я тоже ухожу. Спасибо за поддержку и будь счастлив. А потом нежно и лаково проворковала:

‒ И не ори на людей, они тебя любят и всё для тебя сделают, Гена, я рядом с тобой лишняя. Ты подумай хорошо, пять лет с нелюбимой женщиной не разводятся. У вас же была очень яркая любовь, а потом что-то произошло, какое-то недопонимание. Поговорите и у вас получится вернуть всё хорошее. Та квартира, что ты мне купил, она не нужна мне. Я нашла твою дочь и квартиру переписала на неё. Ты её там найдешь. Она от вас убежала из-за развода. Помиритесь с ней. Гена, займись собой, своим здоровьем и зрение проверь. Ты его теряешь. Всё у вас наладится. Я это знаю.

Отключилась, встала и сплясала настоящую джигу, насколько позволяло пространство.

‒ Юля, я свободна. Я хочу влюбиться и так, чтобы по-человечески, для счастья.

‒ Ты даже не представляешь, какой у тебя на это есть шанс. Я думаю Зевс на тебя западет.

‒ Какой Зевс?

‒ Арсений Фильчаков. Старший женат, младший молод, а Арсений, средний.

‒ Юль, ну это фу! Зевс, это фу! Я разочарована.

‒ А я гляну на тебя, как ты его сама назовешь. Зевс его за глаза называют. Знает он об этом или нет, мне неизвестно. Но как сломался его голос, и он стал юношей, а не подростком, так его стали называть Зевс. Я тебе больше ничего не скажу. Ни словечка, но человек он хороший.

Преображения на счастье

В дверь тихонько постучали. Вошла проводница Зинаида и обратилась к Юле.

‒ Я ж вас не выдала, отстояла, Юля, сделай мне макияж, как у тебя. Я в билете посмотрела запоминаю пассажиров по именам. Мне это важно. Заплачу.

‒ Макияж делаю я. Юлечка, достань свой чемодан, мы сейчас Зиночке сделаем женщину-вамп. Алиса вытащила свой бокс и через 20 минут из купе вышла Анжелина Джоли, только попышнее и посексуальнее со словами, держись Петрович. Деньги клиентка положила в карман курточки.

Опять аккуратненький стук.

Вторая клиентка тоже захотела сексуальный рот и большие глаза. Денежку сунула в кармашек курточки.

Через пять минут пришли ещё двое и ушли с сексуальными губами и огромными глазами, сунув в карман купюры.

Девушки решили посидеть с открытым купе, но пришла стройная миловидная проводница с печальным лицом и коротко пояснила:

‒ Мужа люблю. Изменяет. Четверо детей. Вернуть хочу, и чтобы не гулял. Ты меня накрась и научи. Я хорошо заплачу.

‒ Алиса с понимаем отнеслась к клиентке и с пояснениями, начиная от мицелярной воды и заканчивая подарком – тюбик сияющего тонального крема, нарисовала лицо женщины, которая так крепко держит мужа в кулаке, что у него и помыслов худых нет. Алиса красила одну половину лица, а проводница Галина, у всех ведь бейджи с именем, повторяла на другой. Получилось великолепно, Галя оказалась красавицей с невероятно синими глазами, которые стали видны благодаря голубым и синим теням. Когда Галя выходила, Юля решилась на эксперимент.

‒ Галя, а тебе и правда муж изменяет?

‒ Мне? ‒ засмеялась, ‒ пусть попробует!

‒ Алиса, ты понимаешь, что происходит?

‒ Я рассчитывала на это, но у меня не было возможности проверить.

В дверь опять постучали. Опять две проводницы, дородные девахи, Алиса предупредила, если по душу Петровича, то никакого макияжа.

‒ Да нет, Петрович он изначально Зинкин, что-то поостыл, а так-то, это он её домогался, а потом видать заскучал. Теперь посмотрим, как он крутиться будет. А нам нужен выбор. Чтобы мужчины интересные. Содержательные, добрые к нам причалили, нет, губы сексуальные можно конечно, а остальное чтобы не броско, но привлекательно.

Юля постаралась, пусть и крепенькая Наташа, но на шведскую принцессу потянула. И аристократизм, и утонченные черты лица, и прическу Алиса Наташе поменяла, всё проявились после макияжа, как будто, так и было всегда.

‒ Вам, Анюта тоже самое?

‒ Мне как у неё, – показала на Юлю.

‒ Для кого? Для чего? Конечная цель?

‒ Для выбора тоже, но мне нужно чтобы здоровый был и жизнь любил. Я нытик, сама себе надоела, скачу по черной полосе. Шор не снимаю, а надо то, пойти поперек. А нет, туча причин почему – нет. Чтобы умела шагать поперек!

Это была очень дерзкая женщина-вамп, красивая, сексуальная, игривая и смелая. Такой только и шагать поперек.

Состояние души Анюты было знакомо Алисе, она нарисовала ей схему нанесения макияжа и дала список, что приобрести для поддержания имиджа.

Время перевалило за полдень, Алиса пошла изготавливать еду из сухих продуктов, уже хотелось кушать. Накрошила салат с огурцами, помидорами, болгарским перцем. Достала баночку замаринованных в меду и лимонном соке листьев цикория, порезала краковскую колбаску, сыр и они сели перекусить с Алисой. После обеда выяснилось, что очередь к Алисе выстроилась из человек пятнадцати, до приезда оставалось чуть больше трех часов.

Юля вызвалась готовить полотно, протирать лицо мицелярной водой и наносить консилер. Дело пошло быстрее. Каждая, уже оповещенная, клала плату в кармашек.

Попросили всем передать, что через полчаса их станция и могут они сделать только один макияж. Пусть сами решат кому важнее. Вошла высокая, статная женщина.

‒ Всех потеряла. Жить не хочу. Я и к вам не собиралась. Пустое это.

‒ Пустое, ‒ согласилась Алиса, ‒ но мы попробуем изменить отношение к ситуации, раз изменить её саму не в состоянии.

И Алиса постаралась. Это была единственная пациентка, которую она отвернула от зеркала и попросила закрыть глаза.

Смотрите.

Женщина повернулась к зеркалу и сразу же оглянулась.

Приблизила лицо к зеркалу и вдруг начала хихикать, сначала осторожно, а потом залилась красивым, заразительным смехом.

У этой клиентки образовалась группа поддержки и они действительно поддержали эту красивую, но очень легкомысленную особу.

Встреча

Приближалась станция, Юля и Алиса покидали вагон, в котором произошло столько чудес, под пожелания счастья и добра.

Алиса из кармашка курточки достала приличную пачку пятитысячных купюр.

‒ Ничего себе, здесь больше ста тысяч. Юля, мне как успеть им вернуть это?

‒ Это тебе стартовый капитал на открытие своего дела. Плата пять тысяч за новую жизнь, это копейки! Скольким женщинам ты ещё сможешь помочь? Подумай над этим. Давай уже, собирайся к встрече с мужчиной всей твоей жизни.

Алиса надела светло-зеленое, в крупный белый горох платье, с пояском, благодаря белому канту, подчеркивающим тонкую талию. Шпильки телесного цвета, очень высокие, нанесла совсем легкий макияж и осталась собой, аристократической красавицей.

Юля тоже решила надеть платье, не такое изысканное, как у Алисы, но тоже симпатичное и поддержала Алису шпильками.

‒ Вон он, смотри!

Богатырь, с очень широкими плечами и узкими бедрами, стоял на перроне рядом с нормальными людьми, которые выглядели пигмеями.

‒ Вон тот, с темной шевелюрой? Какой же у него рост? Он, так красив, я ему даже не глянусь.

‒ Глянешься. Два метра в твоем распоряжении. У меня интуиция, вы друг для друга росли, росли и выросли.

Вышли в тамбур, поезд уже останавливался, Юля увидела улыбающихся маму и папу, рядом с ними появился Арсений, тоже начал улыбаться, когда поезд остановился и первыми спустились проводницы, Арсений им просемафорил глазами, поднял для них бровь, поулыбался и произнес густым басом:

‒ Ну где там мои девочки?

‒ Вот это голос, громовержец.

Посмотрела на Юлю:

‒ Упс! У меня поджилки затряслись.

‒ Под этот голос ты будешь просыпаться. Привыкай!

‒ Юля, давай багаж, ‒ Арсений уже веселился вовсю, видел впечатление от своей мощной красоты на лицах божественно-красивых проводниц.

Юля передала чемоданы и сумки.

‒ Прыгай – закричал Арсений, Юля прыгнула ему на руки.

Поставил.

‒ А где моя?

Алиса стояла в нерешительности.

‒ Твоя в платье горохом.

‒ А это не графиня де Монсоро?

‒ Нет, княжна Алиса Давлатова ‒ подхватила игру Юля.

Арсений протянул обе руки, взял княжну за талию и осторожно поставил на землю. Княжна ростом была значимым и ему удалось посмотреть ей в глаза.

Отовсюду неслись крики благодарности Алисе с пожеланиями счастья и удачи.

‒ Я тебя знаю, не знаю откуда, но знаю. Рад что ты существуешь.

Гостья

‒ Поеду встречать я ‒ заявил Арсений родителям. Я людей насквозь вижу, и кто на что способен, тоже вижу. Вы это сами знаете. Если какая аферистка, то я ей так и скажу, и там оставлю. Вы же рассупонитесь, в гости позовете, а потом что? Милиции нет, полиция не для того, следакам надо платить больше, чем потеряли. Так? Так! Если порядочный человек, привезу. Готовьте застолье, я позвоню.

А теперь он держал её за талию такую прелестную девушку, что отпускать не хотелось никак. Алиса положила свои руки на его, другое было неудобным и тоже разглядывала этого гиганта, с красиво посаженной головой, яркими синими глазами и удивительным ртом, с поднятыми в полуулыбке краешками резко очерченных губ.

Поезд уже отъехал. Юлька уже поцеловалась и пообнималась с родителями, а в композиции застывшей пары ничего не поменялось.

Папа внимательно посмотрел на двух застывших людей и тихонько постучался в спину богатыря:

‒ Арсений, а Арсений, ехать пора. Солнце жарит.

‒ Арсений так удивился:

‒ Ой, это вы? Здравствуйте! А я вот! И опять стал смотреть на графиню, точнее на княжну.

Воспитание у княжны было правильным, и она робко спросила:

‒ Если вы Фильчаковы, то я к вам. Я родственников ищу. Меня Алиса зовут. Я знаю, имя сомнительное. Но меня так мама назвала.

‒ Да, сказал Арсений, мы – Фильчаковы. Ещё какие. Вам точно к нам, других Фильчаковых в селе нет!

Папа внимательно смотрел на Арсения, подхватил оба чемодана и повел дочь к машине.

‒ Какой твой?

‒ Большой.

Мама пыталась вырвать сумку из рук, Юля не дала, обняла маму и вдыхала запах её волос. Скучала сильно. Загрузили чемодан и сумку в багажник.

‒ Знаешь, Юль, у нас в селе Фильчаковых десяток семей, наверное. Что это с ним понять не могу. Нет, понимаю, конечно, девушка красива, но не секс-бомба. У Арсения что ни дама, то секс-бомба. А эта балерина, княжна, принцесса, но не бомба.

‒ И где они, те бомбы? ‒ спросила мама ‒ Где? А эта ему навсегда, я такое чую. Я и Юльке сказала сразу, Володя твой. А почему без него.

‒ Мама у нас техпроект на контроле трех ведомств, я уже не могла, меня Таня беспокоит, я небо звездное хочу, я устала, в общем Володя вместо меня. Он через шесть дней приедет.

‒ Пап, хорошую подругу мы с тобой вырастили. Верную.

‒ Нина, ты Бога не гневи. Кто слабее? Опытный разработчик или потерянная женщина. А я тебе скажу, если женщине плохо, рядом с ней всегда никого. Это у мужика собутыльники, а женщина один-на-один остается со своими проблемами, разве я не прав?

‒ Саша, ты лучший человек на всем белом свете, и ты прав.

‒ Так! Мне это надоело, сказала Юля!

Подошла к Алисе, взяла за руку:

‒ Пойдем, Алиса.

Алиса не сопротивлялась.

‒ Это что ещё за такое, ‒ гремел позади голос Арсения, ‒ ты что себе такое позволяешь, мелкая?

‒ Позволяю, Арсений, ‒ я за здравый смысл и гостеприимство. А не вот это, что ты устроил, стоять и пялится на девушку, подхватила Алисин чемоданчик.

‒ Малая. Я что тебе сделал? Я растерялся, да, что с тобой такого не было никогда?

‒ Со мной стопятьсот раз было, а вот с тобой, насколько я знаю и помню, такого не бывает.

‒ Юля, Алиса гостья моя, ‒ открыл дверь своей какой-то модной машины, ‒ садись, Алиса, я не могу без неё вернуться домой, я вообще даже не знаю, смогу без неё или нет, Юлька, зараза такая, отдай чемодан. Юль, будь человеком.

‒ Да пожалуйста, бери чемодан. ‒ Прошептала, когда великан приблизился. ‒ Так и скажи, влюбился с первого взгляда.

‒ Так и говорю! – тоже прошептал Арсений.

‒ Впереди нас поедешь.

‒ Хорошо!

Усадил гостью и рванул. Папа не торопясь завел машину, через несколько секунд сел на хвост Арсению и твердо держал дистанцию до самой Набережной.

Всё семейство Фильчаковых стояло перед кованными воротами, встречая гостью.

‒ Дворня барыню встречает – развеселилась Юлька. ‒ А что за дома строятся слева и справа от Фильчаковых?

‒ Справа это Ярослав строит, уже построили, отделали, через неделю уже и заселяться будут, а слева Арсений, проекты Максим делал. Дома невероятно хороши.

Дома

‒ А где же Таня?

‒ Лежит, наверное, она совсем слабенькая стала.

‒ У неё рак, мама?

‒ Да нет. Саша, она же не онкологическая, да?

‒ Она жить не хочет и сильно страдает, депрессия. Её надо в психоневрологическую клинику класть. Спасибо Арсений рядом, но и он считает, что дело не в соматике. Семейные сложности. А в чем дело, они не говорят. А что за девушка с тобой?

Юля рассказывала о своей соседке и удивлялась, сколько событий произошло в дороге. О примыкающей ни слова не сказала. Зачем? Нет её больше. Показала родителям видео с её разными лицами. Мама не поверила:

‒ Юлька, не ври, поколочу сейчас, признавайся, что ты соврала. Не ты это.

Показала переписку с Володей, я что и ему, и тебе соврала?

Прибежал Фильчаков-младший, принес мясо.

Фильчаковы снабжали мясом соседей, у них за селом была своя ферма.

‒ Юля, привет, какая же ты красивая. Ты Тане свари бульон, наваристый, там уже еле-еле душа в теле. Вечером на шашлык приглашаем. Если Танюшка придет, будем рады. Юля, выцарапай её оттуда, вытащи.

‒ Тема, спасибо вам, у вас гостья очень интересная, Юля тут рассказывает о ней, уму непостижимо.

‒ Там вообще смех, Сенька влюбился, втрескался, глаз не сводит, подойти к ней не дает, руками отталкивает, к себе прижимает, и такой глупый стал. Не, если любовь такая, то мне это не надо.

‒ Завтра ты, Тема, удивляться будешь, какой умный и какой ладный у тебя брат, это у него стресс сегодня, а завтра организм приноровится! Это я тебе как врач говорю. – заверил юношу Александр Петрович.

Юля пошла осматривать постройки. Появился второй этаж. Четыре огромные комнаты, обставленные со вкусом.

‒ Это гостевой. Иногда друзья приезжают. Иногда больные у нас останавливаются.

За домом расположилось невероятного изящества сооружение, был здесь и бассейн, и большая веранда с огромным столом человек на двадцать, и мангал, и коптильня, и самая обычная плита. Над бассейном возвышалась какая-то башенка. Настоящая летняя постройка.

‒ Мам, а что за башня?

‒ А это, доченька, твоя звездочетная. Поднимись. Там ночевать можно.

Юлька взобралась на башенку и там оказалась очень удобная площадка и позагорать, и поспать.

‒ Ты ящики выдвини, там постель есть. ‒ прокричала мама снизу.

В ящиках действительно обнаружились матрасы, и постельное белье.

‒ За год такое сотворить, невероятно, Максим умница.

‒ Да, только они оба похудели. Максим работает, а у Тани уже сил нет. Лежит. Ты там справа найди рычаг серенький такой. Нашла? Нажми его.

Из глубин загородки поднялось тканевое полотно, как у детской коляски, только тент был огромный!

‒ Хотели сделать из стеклопластика, но Максим сказал, что во время дождя грохот будет, а не приятный дождь. Нравится тебе?

‒ Очень, очень, очень!

Юля распаковала чемоданы, маме стильное платье, любимые духи настоящий Magie Noire. Папе несколько разных наборов для облегчения ухода за садом и огородом и набор рукоятей. Папа огородное дело любил и считал это занятие самым прекрасным отдыхом. За белые итальянские рубашки расцеловал. Коптев летом носил всё белое.

Папа дочку расцеловал и сразу удалился насаживать новые приблуды на черенки и опробовать новый инвентарь.

Прибежала Фильчакова старшая. Взволнованная, раскрасневшаяся, сразу к Юльке, схватила её голову руками, расцеловала, сказала:

‒ Спасибо, Юлечка! Вот это ты подарок нам привезла. Наконец-то. Нет, слава Богу, не родственница. Ну это пока, а после свадьбы, конечно! Вот паразитка, ты глянь на неё, как Ярослав в дом, так начинается езда на велосипеде, вот ведь глупая! ‒ и умчалась назад, слушать ей ничего не хотелось, только радость выплеснуть на кого-то.

Девица в красной майке и красных шортиках наворачивала круги у дома Фильчаковых на велосипеде, старательно виляя попкой.

‒ Мам, ты правда думаешь, что они пара?

‒ А ты сама не видишь?

‒ Вижу, но может нам кажется?

Мама перекрестилась, потом ещё раз, постояла, перекрестилась в третий раз и сказала:

‒ Нет, не кажется. Я перекрестилась. Не кажется. Ждем!

Таня болеет

‒ Я Таньке такие подарки привезла, смотри!

Достала две коробочки, это духи Lelda, а это Cananga. Помнишь Танькины пузыречки?

‒ Помню, очень хорошо. ‒ Я сейчас. Наклонилась, пошурудила в шкафу и достала два пузырька. Еще пошурудила и достала два калейдоскопа.

‒ Когда Ивановна умерла, я себе забрала, чтобы Клава не выбросила. Она же резкая, не сентиментальная. Юля, ты выпей компоту холодненького, возьми и для Тани, и вот это, заставь выпить одну столовую ложку, это отвар для аппетита, накорми. Я конечно сварила бульон, мне Ира ещё утром принесла мясо для Тани. Тезку свою бедолагу накорми, вот это для неё, ‒ протянула красивую корзиночку с черешней и клубникой. ‒ Она плов любит. Я вот ей приготовила. ‒ Достала укутанную в полотенце кастрюлю. ‒ Ой дочечка, я не знаю, как быть, что делать. Вся надежда на тебя. Мне Ивановна каждую ночь снится.

К Таньке пришлось идти с большой сумкой. И подарки для крестницы своей – целый дом для Барби и стильная рубашка навыпуск для Максима, еда с отварами для болящей, все в руках не унести.

К подруге пошла смело, не взирая на темноту между домами, тихо вошла в дом. Замечательная сельская привычка, дом не запирать, дверь оставлять открытой, значит дома кто-то есть.

В большом зале был полумрак, окна зашторены.

‒ Таня, Танюша – позвала тихонечко.

Остановилась, привыкая к полумраку и вдруг с ревом и криком на неё выскочило крохотное тоненькое создание:

‒ Юлька любимая, моя-а-а-а!

Обняла, прижала, зацеловала.

Они сидели на диване, любовались друг другом, шумели, радовались и не заметили, как приблизилась к ним тень.

‒ Юлечка, наконец-то ‒ сказала тень и села за спиной у Юли младшей.

Юля замерла, потом не выдержала, отодвинула шторы, пустила свет и наконец увидела остатки того, что когда-то было Татьяной Арбатовой.

‒ Танечка, ‒ Юлька стала на колени перед подругой, ‒ что с тобой?

Если кто-то хотел бы запечатлеть, как на самом деле выглядит несчастье, как печально горе, как страшна беда, тот должен бы написать портрет этой измученной молодой женщины.

‒ Всё хорошо.

‒ Таня, что хорошо? Ты ела сегодня?

‒ Зачем?

‒ Так, ладно. Юля, пойдем со мной. Ты обедала?

‒ Нет, не ходила ещё, ‒ ответила младшая.

Юля наложила в тарелку плов, достала корзинку с ягодами, положила клубнику в тарелку, сверху сливки, настоящие, мама дала.

‒ Покушаешь, приходи, я тебе привезла всё, для твоей мечты. Кушай, а я с мамой поговорю.

Юлечка потянулась и на ушко прошептала ‒ Сделай стобы мама покусала, холосо? – и мотнула головушкой несколько раз для убедительности. Юля пообещала.

‒ Таня, помнишь это?

Юля достала два пустых пузырька, протянула подруге.

Танино лицо оживилось:

‒ Юлька, это же мои. Откуда они у тебя?

‒ Мама сохранила.

Таня открутила крышечку,

‒ Они уже не пахнут. Помнишь, когда мы их открывали?

‒ А теперь смотри, ‒ достала две коробочки и показала ‒ Это подарок для тебя, но я тебе его отдам, когда выпьешь ложку вот этого. Мама сказала, что оно очень горькое, но надо сделать всего пару глотков. Таня, добросовестно пей, ты же честная девочка?

‒ Давай. Выпью. Ради этих запахов.

Таню передернуло.

‒ Сатрапка, ты, Юля, отдавай подарки сейчас же.

Юля терпеливо ждала, когда распакуются два пузырька.

Наконец Таня открыла крышечку, черный конус капли, вдохнула и еле слышно произнесла:

‒ Это они. Юля, где ты взяла? Их же давно не выпускают. И те, и другие, их же нет давно, Давай, попшикаем? ‒ и обе девочки наконец почувствовали веселый аромат Танькиного папы, ‒ Финал для воспоминаний, ‒ Юля вытащила два калейдоскопа, и они стали рассматривать в них сказочное прошлое. Вспоминали и Баванну, и пса Настю, и кошку Мусю, и кота Мха и как в корыте плыли по луже к возлюбленному своему, как босиком по теплым летним лужам по небу ходили.

‒ Я поела. Юль ты селесню далеко поставила, я никак не достану. А сем у вас так весело пахнет?

‒ Я тоже черешни хочу, а пахнет у нас нашим детством ‒ сказала Таня!

‒ А вы сто, тозе маленькие были? ‒ удивленно спросила Юлечка?

‒ А все люди сначала маленькие, а потом вырастают.

‒ Вы все влети, ‒ не поверила, ‒ так не бывает.

Принесла черешню.

Юля натерла крохотный кусочек черного хлеба чесноком.

‒ Сначала это пожуй. Запусти механизм переваривания пищи.

Танька послушалась. Юля большая с Юлей маленькой наблюдали, как тоненькими пальчиками изымалась черешенка из корзиночки и съедалась истощавшей болезненной женщиной. Наблюдали и радовались, у Юльки текли слезы.

‒ Не плачь, теперь я не умру, точно. Я так по тебе скучала, Юль! Юль, ты чем меня напоила, я есть хочу.

‒ Пойдем, накормлю.

Юля налила небольшую чашечку бульона и положила пару ложек плова.

‒ Ты особо то не налегай, плохо будет. А мне ещё подарок мечты крестнице вручать.

‒ Юль, я много и не смогу.

‒ А вот он подалок месьты – Юлечка ладошкой с растопыренными пальцами показывала на свою маму ‒ вот он, да, подалок!

И если Юля старшая понимала в чем подарок, то Таня не догадывалась даже. Она плохо соображала последнее время, голова как в тумане и так болит сердце.

Подруги тихо разговаривали, уже после того как вручили подарок дочери, собрали домик Барби и оставили дочь обустраивать его.

‒ Он мне стал изменять. У него это серьезно. Он приходит домой поздно, я уже сплю, а утром он меня спрашивает, где ремень от брюк. Понимаешь, он забывает у неё ремень, забывает его надеть, а я виновата. Юля, он стал накалывать чеки за ремни. Там на кухне. Я уже не считаю их. Я ему говорю, чтобы он ушел к ней, а он упирается и говорит, что никуда не уйдет, никого у него нет, что любит меня, но зачем я прячу его ремни? Юля, этот ад длится три месяца. Когда случился выкидыш, я хотела руки на себя наложить, я чрезмерно сильно его люблю, так не надо любить, но простить измену у меня не получается. Я не знаю, что мне делать. Мы почти не разговариваем. Я так по нему скучаю, Юля, я так сильно по нему тоскую и понимаю, что больше ничего у нас не будет. Ничего. И я не могу с этим жить. Юля, я хочу есть, можно хоть бульончику выпить.

‒ Давай немножко и по компотику вдарим?

‒ Давай и по компотику. И по черешенке.

‒ Таня, что-то в этом не то! Я не знаю, что, но явно что-то, не то!

У Юли зазвонил телефон.

‒ Юля, девочка моя, к тебе дело! Мои бабушка с дедушкой отправились на юг. Дед устал им надо отдохнуть, ехали мимо вашего села, примешь гостей?

‒ Конечно приму. Телефон их скинь и им мой.

‒ И скажи, что ты меня любишь! Да, деда называй Алексом, бабушку все пусть Верочкой зовут, у нас так принято.

‒ Я люблю тебя. Володя, я очень по тебе скучаю, ты только не смейся, скажи, ты, когда вытаскиваешь ремень из брюк?

‒ Никогда! Только когда в стирку. Как Таня? Привет предай! Как твоя Алиса.

‒ Таня и я должны решить проблему с ремнями, которые у Максима пропадают каждую ночь! Таня думает, что Максим ей изменяет и оставляет ремни у своей любовницы, а Максим думает, что Таня прячет ремни, хочет так от него избавиться. А в Алису влюбился Зевс.

‒ Как хорошо, я теперь тебя ревновать к Зевсу не буду.

‒ Ты меня никогда, ни к кому, не ревновал.

‒ Ещё как ревновал, с ума сходил, просто не показывал этого. Так, а насчет ремней я тебе так скажу и вставлять, и вытаскивать ремни дело муторное, особенно вставлять. Вытаскивать и ребенок справится, а вставлять муторно, поэтому никто и никогда сам ремни не вытаскивает. Лови телефон и жди звонка. Или сама позвони, так даже лучше, если сама их пригласишь.

Насчет Максима! Он любит Таню. Не мог он её разлюбить. И я тебя люблю, Юлька и не смогу разлюбить. Максим ревнивый до потери пульса, он боится её потерять, мы же общаемся с ним. Там у вас детективная история наклевывается. Девочки! Разбирайтесь. Думайте, анализируйте.

‒ Таня, Володя знает, что Максим боится тебя потерять и тоже страдает. Володя считает, что это детективная история и в ней надо разбираться по-другому. С применением исследования и анализа ситуации.

‒ Да какая детективная, все же ясно.

‒ Если бы было ясно, Володя так бы и сказал. Но он сказал, что Максим не может тебя разлюбить, ты тоже. Что сами мужчины никогда ремень из брюк не вытаскивают, это тоже меня насторожило, я ни разу не видела, чтобы Володя вытаскивал ремень из брюк. У меня есть настоящий психолог, мы её привлечем, если ты не против.

‒ Вот и я думаю, что Макс возвращается без ремня, просто не помнит этого. Или его подруга делает это и ждет, когда наконец мы расскандалимся.

‒ Таня, ты говоришь не то, вспомни, ты видела это тысячи раз, брюки всегда с ремнем. Отсутствие ремня ‒ это скандал. Не мог Максим ни откуда без ремня уходить. Ты находила у него следы помады на рубашках, запах чужих духов, трусы и лифчики в карманах, любовные записки в телефонах, с чего ты взяла что он тебе изменяет, Таня?

‒ Что за кошмары ты знаешь об изменах, Юль, нет ничего этого нет, как нет и ремней в его брюках.

‒ Кино смотрю, книги читаю, Тань, пойдем к нам, у меня гости неожиданные.

‒ Да конечно пойдем. Юля пойдем к бабушке Нине?

Мама Тане и Юлечке обрадовалась.

‒ Роднулечка моя, ну наконец-то, солнышко ясное к нам явилось. Господи, что же ты так отощала.

Юлечка уже сидела у бабушки Нины на руках и жаловалась:

‒ Мама болеет, у неё попа спляталась.

‒ Мама, к нам едут бабушка и дедушка Володи. Хотят отдохнуть, примем?

‒ Конечно примем! Мы что, зря второй этаж строили?

Бабушка с дедушкой

Юля позвонила дедушке Алексу. Ответил очень молодой голос.

Оказалось, что гости совсем рядом, минут двадцать доехать до Набережной и третий дом от угла по правой стороне.

‒ Давайте, девочки, стол накрывать, хорошо, что у нас все есть. И еда, и выпивка, и постель для гостей и бассейн для отдыха!

Юля вышла за ворота гостей встречать и заодно глянуть, что там на той стороне улицы видно. По Алисе скучала.

У Фильчаковых наблюдались какие-то метания по двору.

Появился серебристый внедорожник, гости приехали.

Из машины вышли двое красивых людей, подтянутые, статные. Юля улыбалась моложавой элегантной женщине. На кого-то она была похожа. Юля вспоминала. Лицо знакомое и такое милое. Она шла тоже с улыбкой. Подошли и стали молча друг друга рассматривать.

‒ А почему мы до сих пор не обнимаемся? ‒ спросила бабушка.

Конечно, обнялись, познакомились.

‒ Вера Павловна Алексеева, про сны не спрашивай, не запоминаю. Я бабушка Вовкина, меня все называют Верочка, а этого красивого мужчину Алексом, он дедушка. Хотя сама не верю, что внук уже такой взрослый. В руках у дедушки лежал огромный бумажный сверток от которого шел аромат копченой рыбы.

Дедушка был красив и благороден, и осанкой, и взглядом стальных глаз, и аккуратной седой бородой с черными вертикальными прядями, и удивительной красоты усами, которые самыми кончиками поднимались вверх, образуя на лице не проходящую улыбку.

Дедушка обнял Юльку одной рукой и сказал:

‒ Ну, хорошая, хорошая!

‒ Пойдемте в дом!

‒ Мир этому дому – сказали гости хором.

‒ Здравствуйте, здравствуйте, гости дорогие, какие вы красивые, правда, что ли бабушка и дедушка нашего Володи?

‒ Хорошо сказала, нашего. ‒ Александр Васильевич вручил пакет хозяйке, ‒ это наша рыбка, мы сами этот деликатес делаем.

То, что было в пакете, являлось царским подарком. Огромный копченый осетр разрезанный по спинке.

‒ А у нас пиво есть, свеженькое, Юля, ну-ка принеси, там в подвале бочоночек и папу позовите, покушаем. Александр Васильевич, машину во двор загоните, у нас гараж трехместный.

‒ Ниночка, давайте по имени, так проще и слаще, правда Верочка.

‒ Всю жизнь меня это твое слаще напрягает, но так оно и есть, проще.

Юля пошла за пивом, Танька пошла звать Коптева старшего с огорода.

Коптевым сделали новый погребок. Вход в него был под лестницей на второй этаж. Чего там только не было и соления, и варения, и компоты, вялились утки, висела пастурма, и вина стояли и несколько бочонков пива и была какая-то кладовая, что ли? С колесом вместо ручки. Наверное, вход в бомбоубежище, подумала Юлька. В шутку так подумала.

Гости со всеми перезнакомились, Юлечка устроилась на коленях у Алекса, решили сначала покушать, потом поплавать в бассейне, а ночью отдохнуть.

Только уселись за стол, пришел Максим. Долго обнимал Юлю и просил:

‒ Сделай что ни будь, сил уже нет!

‒ Володя говорит, что это детективная история. Таня не прячет ремни. Это точно.

‒ Молодой человек, это невеста моего внука, хватит обниматься. – послышался оклик Александра Васильевича.

Максим отпустил Юлю:

‒ А вы скорее всего дедушка который археолог и бабушка, которая тоже археолог, но на самом деле антрополог? ‒ Максим улыбался своей белозубой улыбкой гостям, протянул руку, ‒ Я Максим, муж этой тоненькой женщины, папа этой разбойницы и кум этой прелестницы, мне Володя позвонил, предупредил и наказал встретить и приветить.

Стали двигаться, чтобы усадить Максима и тут прибежал старший внук Фильчаковых, красавец Данила.

‒ Теть Нин, выручайте, у нас гостья, о, и у вас я вижу гости, здравствуйте, с приездом, а у нас из мангала вывалилось дно, новый сейчас купить негде, шашлыки пропадут, давайте у вас шашлыки сделаем?

‒ Давайте, ‒ согласился Александр Васильевич! Я думаю и Ниночка с Сашей согласны.

‒ Простите его, это сидром начальника, принять решение за всех и сразу. Милый, мы в гостях.

‒ Я больше не буду. Но, все же за?

Согласились все, чем очень обрадовали представителя Фильчаковых.

‒ Вы такие все красивые, прямо ужас берет! – побежал радовать своих Данила.

Александр Васильевич повернулся к жене и долго на неё смотрел.

‒ А я чего? Я ничего!

‒ Ну не от меня же!

‒ А почему от меня?

‒ А кто ж ещё такой красивый, что ребенка ужас взял? Остальных то он уже видел, к ним привык, а я не такой уж и красавец! Значит от тебя.

‒ Дети иногда путают понятия ужасно и прекрасно, Юлечка, ужасно и прекрасно это одинаково хорошо или одинаково плохо.

‒ Ну так зэ бывает, узас как класиво? Бывает? Бывает!

‒ Видишь, Алекс, бывает!

‒ Дайте мне уже кусок рыбы, я сейчас слюной захлебнусь ‒ попросила Танька и положила себе на тарелку несколько золотистых шариков молодого картофеля, вместе с кожурой жаренного в сливочном масле и здобренного мелко резанным укропом и тертым чесноком, ‒ развели тут любовь-морковь. Я есть от вас хочу. Юлька, что ты мне дала?

‒ Это я тебе отвар в очередной раз сделала. Аппетит пробуждает. Алекс, вы до сих пор работаете? – спросила Нина.

‒ У нас своя рыбная ферма. Мы с начала двухсотых стали разводить мальков осетра. Как вместо специалистов пришли юристы и экономисты, с менеджерами и топами, нам пришлось уйти. Это уже была не наука, а коммерция. Выбор был, либо жизнь свою испачкать, либо уйти на пенсию. У нас на Лене дом стоит, а через наш двор ручей, когда мощный, когда мелкий поток воды, сначала пруд себе устроили, а потом осетрами занялись. Сережа, это Володин отец, старший наш сын, он ихтиолог. Заболел в те же года, ему надо было организм восстанавливать и как сказал доктор, витамин нужный есть в печени трески и в черной икре. Вот так всё и произошло. Продаем, и для себя, конечно, имеем. Не простое дело, но мы освоили. Вер, ты чего мне не напомнила? Пойди-ка принеси. Нет, сиди, я сам.

На столе появились две литровые банки с черной икрой. В наше-то время?

‒ Одну нам, ‒ подвинул банку Нине, ‒ а одну тебе. Он подвинул банку Тане. ‒ Тебе надо сейчас, загнешься Худоба Ильинична, а тебе рано ещё. С утра две столовых ложки хорошо будет. Вы в холод отнесите. У нас в машине холодильник, но у него скоро завод кончится.

‒ Мы вам предоставим место для хранения, но сначала покушаем. Нина принесла криманку и несколько розеток. Щедро положила в криманку икру, Александр Петрович настрогал бочоночки сливочного масла специальным ножом, нарезал хлеб тонкими ломтиками, и спросил гостя:

‒ Алекс, а пиво к черной икре, это прилично, или лучше водочки. У нас есть хорошая.

Коптев достал водку из холодильника. Абсолют и Байкал.

‒ Такую и я выпью, призналась в грехе Юлька.

‒ И я, ‒ присоединилась Верочка. Верочка была похожа на Одри Хепберн, поэтому Юльке она показалась знакомой. ‒ Любимые напитки Володи и тебя приучил?

‒ Я люблю из напитков красное вино с минеральной водой, Володя пьет виски, но иногда и вино с минералкой. Абсолют или Байкал мы пьем в хорошей компании.

‒ У моего внука правильное отношение к напиткам. Вер, а он пил при тебе красное вино с минералкой?

‒ Конечно, мы любим так побаловаться, это Юля его научила – рассказала Верочка.

Юля вдруг со всей очевидностью поняла все свои заморочки, всю их глупость и поняла, как близко она стояла к пропасти и какая она всё-таки дура. Она извинилась, надо Володе позвонить.

Его телефон был занят, но он перезвонил сразу же.

Странные признания

‒ Мы встретили твоих уникальных дедушку с бабушкой, хотя они очень хорошо выглядят и на эти звания не тянут. Володя, у меня началась тоска без тебя. Я не знала раньше что это такое. Теперь знаю. Это очень тяжело, невыносимо тяжело. Володя, я на самом деле дура набитая. Просто ты этого не замечал, а я не знала, а сейчас я это точно знаю. Ты же меня не разлюбишь потому что я дура?

‒ И не собираюсь, но подумаешь, дура. А почему ты дура? С чего ты взяла? Юль, а у нас сдача назначилась на среду. Все же на дачи хотят, четверг и пятница им не подходят. У нас всё готово. Я выеду во второй половине, и Свердлов уже вышел на работу, бьет копытами хочет поруководить. Я бы с удовольствием усадил его в твой кабинет. Ты там скажи моим, может они задержатся, встретимся. Я люблю тебя и так сильно хочу. Я приеду и тебя зацелую насмерть. Всё, пока, а то сейчас заплачу, а у нас срочные дела.

Юля вернулась в столовую, там было весело и все громко смеялись. Развлекал всех дедушка.

‒ Но что бесит! Ладно застали, ну идите мимо, тихонько, нет же они сразу – Ой! ‒ этот ужас надо уметь пережить, они начинают извиняться и так долго. Ой! Простите, я нечаянно. Я не хотела. Да иди уже! Мы понимаем, нечаянно, но нам не извинения нужны, нам твое исчезновение нужно, причем чем скорее, тем лучше.

Алекс вел рассказ, под который все уже стонали от смеха.

‒ В чем дело? Спросила Таню шепотом.

‒ Предупреждает, когда они целуются, чтобы никаких ой, а тихо мимо шли.

‒ Кто целуется?

‒ Дедушка с бабушкой, еле слышно сказала.

‒ Александр Васильевич, ваш внук приедет сюда послезавтра, просит дождаться вас, хочет увидеться.

‒ Если не выгоните.

‒ Стыдитесь, Алекс! Скорее мы вас вообще не отпустим! ‒ пообещала Нина. У неё появился интерес и ожидание поддержки от этих так хорошо сохранившихся, как их назвать, думала Ниночка, они же не старики, на пожилых тоже не тянут, как же их назвать, наших старших? А так и называть, наши старшие. А ещё Нине хотелось беззаботности и побыть под присмотром, как будто ещё живы мама и папа и она ещё дочка.

‒ Ну вот всё и решилось, остаемся, Вер?

‒ Да конечно! Водичка есть, солнце есть, хорошие люди есть, компания чудесная, и внука дождемся.

‒ Юля, я тут всех предупредил, мы с Верой не спокойные очень, ты если что увидишь, тихонечко мимо иди.

Все опять начали смеяться.

‒ Я вас, мужчины тоже хочу предупредить, если вы увидите небесной красоты женщину, в платье вашей жены, то значит это и есть ваша жена. Не стесняйтесь, владейте, любите нежьте, она вся ваша.

‒ О, за это надо выпить, провозгласил Алекс, ‒ давайте за фантазии невесты моего внука.

‒ Стоп, тост у нас другой, за встречу! ‒ Юля замерла, как будто испугалась, стала прислушиваться к чему-то, все тоже замерли, она стала медленно, медленно поворачивать голову вверх и внимательно смотреть в дальний угол, все тоже стали прислушиваться, и тоже поворачивать голову и смотреть в дальний угол.

‒ Ой! ‒ Юля взвизгнула, все вздрогнули! ‒ Я так делать не буду!

Вера Павловна смеялась, ей было очень весело,

‒ Она с нами такого не сделает. Она добрая девочка.

‒ Вот чертовка, а как артистична, мы повелись.

‒ За это и выпьем, но я одна пить не буду, за встречу ‒ строго сказала Юля.

Все тут же опрокинули по рюмочке и с удовольствием закусили бутербродами с черной икрой, которые терпеливо сделали Таня и Нина, а самой Юле пить совсем расхотелось, только губы смочила и спрятала рюмку от посторонних глаз.

‒ И мне дайте! Мам я это ем? ‒ показала пальчиком на икру Юлечка

‒ Попробуй, может тебе понравится, но это очень полезно и вкусно?

‒ А сего это она так лыбой пахнет и соленая посему?

‒ Потому что это чёрная икра, она как красная, только черная. Ты же любишь красную икру, значит и эта тебе может понравиться.

‒ А-а-а? Это икла, а я думала соколад с маком сладкий, а она с голя посернела, была класная, стала сёрная, да?

Всем стало хорошо и весело от того, что у Таньки прорезался аппетит и икра с горя почернела, все стали с удовольствием есть молодую картошку, и смаковать кусочки вяленного осетра.

‒ Вы неплавильно едите, вы невкусно едите, вот так нада есть ‒ Юлечка намазала черную икру на кусочек рыбы, отправила в рот и зажмурилась от удовольствия.

‒ Ну у вас и девица ‒ клад просто. А мы ни разу так не ели, даже в голову не пришло, но это и впрямь особый вкус, ‒ хвалила Верочка новое блюдо.

‒ У нашей дочери буржуинские замашки, Таня! Крестная, а ты куда смотришь! Займитесь воспитанием. С завтрашнего дня борщ. Утром, в обед, и вечером. – строг был Максим, но явно шутил. ‒ Сегодня вечером шашлыки. А завтра борщ!

‒ А когда у нас шашлыки намечаются? Может мы в бассейн, все вместе, а? – предложил Алекс.

Чтобы не путаться решили, Александров поделить на Алекса и Сашу, маленькую звать Юлечка, а старшую Юля или как всегда Юлька, потому что Юлька, это весело.

‒ А мне надо поговорить с Арбатовыми, я сейчас позову девушку, с которой приехала, и она поможет кое в чем разобраться.

Алиса – детектив и нежные признания

Арбатовы старшие согласились, Юлечка сказала, что пойдет в бассейн и сразу придет, как позовут.

Позвонила Алисе. Пришла не одна. С трудом Юля уговорила Арсения пойти в бассейне поплескаться.

Расселись в беседке увитой цветным горошком, диким виноградом, ипомеей и рассказали все как есть.

Давайте подведем промежуточный итог, Алиса была беспощадна:

‒ Любовь между вами не умерла, что ж вы заживо её хороните? Максим не изменяет, Таня ремни не прячет. Но кто-то же это делает и будет продолжать делать. А осталось подозреваемых немного.

Позвали Юлечку. Пришла и настороженно посмотрела на Алису и папу.

‒ Девочка, меня зовут Алиса, Лиса-Алиса, а тебя как?

‒ А де твой котик, ‒ спросила Юлечка?

‒ А вон он, в бассейне плещется.

‒ Сеня котик?

‒ Котик, мягкий, пушистый, нежный, самый красивый, ты разве не видишь?

‒ Ты смесная. А меня Юля зовут, нет вцела звали и утлом, а сесяс я Юлецка.

‒ Юлечка, я умею плохое обращать в хорошее, а ты умеешь?

‒ Не знаю, не делала. Могу плохое в плохое.

‒ Я сейчас спрячу конфетку, а ты найди. Ладно. Отвернись. ‒ Положила конфету под краешек Юлиной юбки. Поворачивайся и ищи!

Юлечка внимательно огляделась, приподняла край юбки и достала конфету. Все удивились, а Юлечка засмеялась.

‒ А теперь мы отвернемся, а ты прячь конфету.

Юлечке понадобилось очень короткое время.

‒ Повалачивайтесь. Исите.

Конфеты негде не было. Облазили всё, конфеты не было.

‒ Я сдаюсь, ты победила.

Все признали, что она победила и сдаются на милость победителя.

‒ У тебя, ‒ показала пальчиком на Юлю.

‒ У меня нет! – Юля растерялась.

‒ Есть. Смотли, у тебя в калмаске.

Юля сунула руку в карман и действительно, конфета была там.

‒ Когда же ты успела?

‒ Када ты вставала и отволасивалась. Тада!

‒ Ух какая умная девочка, какая красивая, ‒ Алиса щекотала, обнимала, целовала девочку, пока обе не устали. Юлечка уже расслаблено сидела на руках Алисы.

‒ А ты послушная девочка?

‒ Да, послусная. Веселом баловаца хосиса, осень, осень, так хосиса.

‒ Да, подтвердила Таня, ‒ вечером ей требуется выработать весь ресурс, тогда она спокойно засыпает.

‒ Она во время выработки ресурса мое терпение испытывает. Я когда-либо все-таки доберусь до ремешка, если кто-то опять его не спрячет ‒ объявил Максим.

‒ А у мамы попа спляталась ‒ заявила Юлечка.

‒ Куда ‒ спросила Юля.

‒ Это совсем не важно, да, Юлечка? Важно знать от кого попа спряталась.

‒ От папы!

‒ Чего? ‒ возмутился Максим.

‒ Молчим и слушаем, ‒ очень спокойно, даже равнодушно сказала Алиса. ‒ Все молчат, как воды в рот набрали. Мы почти у цели.

‒ От папы спряталась?

‒ Да! ‒ уверенно сказала Юлечка.

‒ От ремешка?

‒ Да!

‒ Папа маму бил?

‒ Нет.

‒ А чего папа хотел?

‒ Полоть.

‒ По попе?

‒ По попе.

‒ Кого папа хотел пороть.

‒ Кавота.

‒ Как папа говорил?

‒ Сесяс я кавота выполю.

‒ Ты думаешь папа хотел маму выпороть.

‒ Не знаю.

‒ А может Юлечку, когда она балуется?

‒ А мозет Юлецку, када балуица.

‒ А ремешки не хотели, чтобы папа кого-то порол, да?

‒ Да! Не хотели и уползли. Все.

‒ Не знаешь, к кому уползли?

‒ Сбезали.

‒ Не знаешь где у них гнездо!

‒ Не-а!

‒ Ну беги. Ещё поплавай.

‒ Ну что, несчастные мои. Таня, как ты себя чувствуешь?

‒ Я сегодня, наверное, опять стала счастливой. Мне совсем хорошо станет, когда эти ремни найдутся.

‒ Ищите. Девочка у вас сообразительная. Припрятала надежно! Куда спрятала не скажет! А что касается вас двоих, на быстрый успех не надейтесь. У вас останутся фантомные боли, вот как обнялись, так и ходите, пока вас совсем не отпустит. Есть конечно и получше рецепт. Вы его знаете, всё человечество знает. Применяйте, тогда всё быстрее пойдет. Пойдем, Юля, поплаваем.

Алиса обернулась и тоном, не терпящим возражения, посоветовала:

‒ Мы с Юлечкой поиграем. По тебе, Максим, жена истосковалась. Валите-ка вы оба отсюда ‒ и улыбнулась им блистательной, аристократичной улыбкой. Повернулась к Юле:

‒ А Сеня знал, что у вас бассейн, велел мне купальник надеть.

‒ Как тебе с ними?

‒ Он всем демонстрирует, что я его драгоценность и что я главная. Как-то всем это дает понять, и они почему-то не возражают. Тамара попыталась, но Сеня так ласково ей мяукнул, чтобы шла отдыхала, что она нейтрализовалась. Юля, у старшего жена такая красавица, я такой красоты не встречала, да ещё эти глаза, золотистые. Юля, когда Сеня приближается, меня трясти начинает.

‒ Он так сильно тебе не нравится?

‒ Он так сильно мне нравится. Все в нем нравится и голос громовой и как смотрит, и как мне улыбается, и губы, и руки нравятся, ты видела какие у него руки, какие пальцы? У него такая мощная натура, что ни одна маска мне не поможет.

‒ Мы так давно знаем друг друга, я ничего, кроме его потрясающей фигуры и его голоса просто не замечаю. Алиса, может тебя трясет, потому что ты хочешь стать его женщиной?

‒ Хочу, Юля – Алиса сморщила носик, ‒ но я боюсь. Я надеюсь, что он сегодня меня хотя бы поцелует.

‒ Он этого ещё не сделал? Алиса, да он же сам тебя боится. Подумай. Этот самец никогда не ждал и не спрашивал ничьего согласия. Знаешь, что он сделал, когда я с выпускного вечера вернулась? Зажал меня и поцеловал. Это чтобы у тебя был первый поцелуй с прекрасным юношей, и ты этот поцелуй помнила всю жизнь, объяснил. И ведь сторожил всю ночь. Знаешь, он мне такую планку установил, что я как через мелкое сито всех ухажёров просеивала. Очень я ему за тот поцелуй благодарна. Хороший был поцелуй. Волнительный. Так это он ещё молод был. А сейчас это уже опытный мужчина. Он влюбился впервые в жизни и боится тебя. И ещё ты должна знать, это он меня научил всему Пушкину. Меня и Таньку. Кстати, на следующий год он и Таньку после выпускного поцеловал.

‒ Теперь я понимаю, почему у вас с Танькой рядом такие потрясающие мужчины. Пойдем, я хоть дотронусь до него, до такого волшебного.

Девушки направились к бассейну, Юлечка выбежала им навстречу и взгромоздилась Алисе на руки.

‒ Сеня, иди сюда, смотли какая у меня подлушка класивая. Тебе нлавица?

‒ Очень – признался Сеня. ‒ Это моя невеста.

‒ Да-а-а? ‒ удивилась Юлечка, ‒ ну тада целуй!

И Сеня не выдержал, поцеловал, хоть и было ему не очень удобно, одной рукой он поддерживал Юлечку, другой запрокинутую голову Алисы и целовал её долгим чувственным поцелуем.

Юля Юлечку вытащила из рук Алисы, и Юлечка прошептала:

‒ Так папа маму целовал, я кадато видела. И дедушка бабушку так целовал, но быстло, стоб никто не увидел, а я увидела. Я никому не сказу. Смесные, да? ‒ Юлечка шептала в самое ухо, было щекотно и смешно.

Наконец и Юля добралась до бассейна. Вода была теплая, ей удалось даже проплыть метров пять. Пусть Танька что угодно думает о ней, но она Максима точно расцелует за постройки.

Тайны времени

‒ Сосед твой молодец. Правильно делает, поцелуй это же колдовство, подаренное человеку Богом. ‒ Алекс философствовал ‒ Когда целуешься то своего возраста не ощущаешь совсем. Единственный процесс в природе, когда время течет вспять. Вы с Володькой часто целуетесь?

‒ На работе редко. Очень редко.

‒ Мне радостно знать, что Володю любит такая девушка. Нам бы его уговорить на новую свадьбу.

‒ Я не хочу его терять, а он объяснил, что никогда больше не женится. Я с этим согласилась. Я готова рожать, если посчастливится, я хочу от него детей!

‒ Ты своей силы не осознаешь, девочка! У тебя все есть, и красота, и ум, и интуиция, и душа нежная, вот и любовь к тебе притянулась. Володина неудача это и наша вина. Мы видели, что это за девушка, видели, что за семья, видели, что куплено все, от звания академиков каких-то там наук для мамы и папы, до орденов и медалей. Не остановили. Думали дети за отцов не отвечают, а дети этими самыми отцами и матерями воспитаны. Вот в чем ужас, Юля.

‒ Да, как сказала Алиса, все начинается там, в семье.

‒ Вот у Алисы и спрашивать не надо, какого она роду-племени. Аристократка.

‒ Мама балерина, прима, папа танцовщик, премьер, у Алисы два высших, экономика и психология, аспирантка. Что она творит с человеком, вы ещё увидите, раз согласились ждать Володю. А сегодня Алиса раскрутила загадку конфликта Арбатовых. Это Таня с Максимом. И Володя тоже в этом помог. Сразу сказал, это детектив!

‒ Я думал Таня смертельно больна.

‒ Таня смертельно любит своего мужа.

‒ Им надо чаще целоваться и заниматься взрослыми делами.

‒ Какими?

‒ Юль, ну не смеши меня, ты не знаешь, чем занимаются после поцелуев ‒ спросил Алекс.

‒ Знаю, конечно, ‒ Юля смутилась. ‒ Бедный мой Володя. Я не спрашивала у него, что за взрослые дела, а он, наверное, не хотел меня просвещать. Многие его намеки я бы обратила в деяния.

‒ И выводы ты правильные делаешь. Не говори, что я тебя образовал, а то ко мне сыновья и внуки и так всех своих жен ревнуют.

‒ Они не видят вашу лебедушку?

‒ Так она же квочка, всех под крыло, всех накормить, напоить, одеяльцем укрыть. Ей материнства мало досталось, экспедиции, научная работа, статьи, конференции. Она не последний человек в нашем деле, а как дорвалась до семьи, до деток, то всё, квочка!

Юля засмеялась.

‒ Да, квочка, это характер. Алиса тоже квочкой будет. Но у неё работа позволит гармонизировать свою жизнь. А может и во мне квочка дремлет. Поживем, увидим! Но сюрприз я с помощью Алисы вам устрою обязательно.

‒ Шашлыки будут как темнеть начнет, так великан сказал. Вот природа парня наградила, идеальный прямоходящий, человек разумный. А красив как. Темные волосы, синие глаза, это же погибель, а не мужчина. Алиса ему для баланса нужна. Я могу представить эту смесь, будет совершенное потомство ‒ любовалась молодыми людьми Верочка. И у вас с Володей хорошее потомство будет. Это я как антрополог говорю. Как же хорошо, что у Володи с бывшей женой детей не случилось, вот бы было нам удивление, как у такой красавицы детки на неё совсем не похожи. Юля, они нам столько крови попили и столько лет подряд, девять судов за ти года, это вместо одного развода.

‒ Вот поэтому Володя не хочет жениться. А у Алисы с Арсением всё получится, они ещё и по профессии будут совместимы. Он психиатр, а Алиса психолог. Арсений интересная личность. Хотя, конечно, самец. Погибель, но не коварный. В отличие от старшего, а тот ещё красивее, потом увидите, Арсений выбирал женщин, которые легко приходили и легко уходили. А за Ярославом шлейф разбитых судеб. Детей оставил после себя, но всем помогает, и родители тоже от внуков не отвернулись. А вот старший Фильчаков очень сильно переживал. Он и в больницу кремлевскую после очередного внука попал. Там и познакомился с мамой Алисы, она там после смерти мужа массажисткой работала.

‒ Так она же балерина.

‒ Балерина! Авария. За отцом уход нужен был, и бывшая балерина пошла в медучилище, потом курсы и она стала массажисткой для своего мужа. Алисе было пятнадцать, когда она осталась одна. Два года в детдоме и потом экономический и медицинский. Её маме писали больные. У Алисы тридцать шесть адресов писем, в которых её маму называют сестричкой. Восемь минус, с Фильчаковыми минус девять. Но этот, наверное, счастливый случай будет.

‒ Я могу Алисе помочь. Есть у меня знакомые, причем столичные, с розыском людей и родственников связанны. Завтра им позвоним.

После плаванья папа запустил очистку воды в бассейне и разжег мангал. Сначала очень крупные поленья яблони и абрикоса. Когда головешки прогорели и превратились в настоящий древесный уголь, забросал их вишневыми ветками, тут и соседи подоспели с шашлыками. Мужчины нанизывали шашлык на шампуры, перемежая куски мяса с помидорами и кольцами лука. На каждый нанизывали куски баранины с разным маринадом, луковым, на минеральной воде, на кефире, в винном уксусе, мятный, в томате. Отдельно насколько шампуров для Арбатовых, на винном уксусе с помидорами.