Миллион поцелуев в твоей жизни бесплатное чтение

Monica Murphy

A Million Kisses in Your Lifetime

* * *

Он как рождественское утро, пурпурные фейерверки и пожелания в день рождения.
Ракель Франко

Глава 1

Крю

Прошло три года, четыре месяца, два дня и несколько часов с тех пор, как я впервые ее увидел.

Самую красивую девушку, которую когда-либо встречал.

Истинное проклятье всей моей жизни.

Она приехала в частную школу-интернат «Ланкастер» в первый день обучения в девятом классе, когда никто еще не знал, кто она такая. Новенькая и неискушенная, открытая и покладистая, с чертовой улыбкой, которая, похоже, никогда не сходит с ее лица. Все девушки в нашем классе сразу же попали под ее чары. Всюду ходили за ней по пятам. Отчаянно хотели с ней подружиться и даже боролись за заветный статус лучшей подруги. Они копировали ее непринужденный стиль, и, черт возьми, вся школа гудела каждый раз, когда она делала другую прическу или надевала новые сережки.

К ней тянуло даже старшеклассниц. Они были полностью очарованы этой, казалось бы, невинной зеленоглазой девчонкой, которая за все время своего пребывания в школе сказала мне от силы десяток слов.

Я не раз слышал от других учеников, что пугаю ее. Смущаю. Я воплощаю все, чего она боится, и небезосновательно.

Я бы съел ее. Поглотил целиком, наслаждаясь каждой секундой.

И она об этом знает.

Мы противоположны во всем, что только можно представить, но вместе с тем негласно похожи. Вот что самое странное. Она – лидер, за которым все следуют, она исподволь правит школой, как и я. Но ее корона легка. Соткана из витого стекла и эфира и не обременена никакими ожиданиями. А моя тяжелая, громоздкая и напоминает о долге перед семьей. Перед фамилией.

Перед Ланкастерами.

Мы – одна из богатейших семей страны, если не мира. Наше наследие передается из поколения в поколение. Мне принадлежит эта школа – в прямом смысле слова – и все ее обитатели. За исключением одного человека.

Она на меня даже не смотрит.

– И чего ты пялишься?

Я даже не утруждаюсь взглянуть на своего лучшего друга, Эзру Кэхилла, когда он задает этот тупой вопрос. Сегодня понедельник, первый учебный день после каникул по случаю Дня благодарения, и мы стоим возле входа в школу. Свежий утренний воздух такой прохладный, что проникает через плотную шерстяную куртку. Надо было надеть пальто потеплее, потому как внутрь я не пойду. Не сейчас.

Я занимаюсь этим почти каждое утро: жду прибытия королевы, жду дня, когда она наконец обратит на меня внимание.

Но пока что она в упор меня не замечает.

– Я не пялюсь, – в конце концов отвечаю я Эзу спокойным, равнодушным голосом.

Лишь делаю вид, будто мне плевать на всех и на вся. Так проще. Поверьте, я прекрасно знаю, что тем самым превращаюсь в ходячее клише, но меня все устраивает. Проявлять интерес – значит признавать уязвимость, а я самый неуязвимый сукин сын во всей школе. Меня ничто не задевает. На меня никогда не возлагают ожиданий. Старшие братья считают меня везунчиком, но я так не думаю.

По крайней мере, их всегда удостаивают вниманием. А мне порой кажется, что отец вообще забывает о моем существовании.

– Вот опять ее высматриваешь.

Я резко поворачиваю голову в сторону Эзры и окидываю его тяжелым, холодным взглядом, хотя он сосредоточен на другом и выдает его только ухмылка.

– А когда бывало иначе? – Вопрос звучит резко. Совсем как пощечина, впрочем его подобное совсем не задевает.

Этот засранец даже посмеивается надо мной.

– Да к черту это ожидание. Сколько времени уже прошло? Поговори с ней.

Я переступаю с ноги на ногу возле холодной колонны, к которой прислоняюсь. Все мое тело расслаблено. Поза непринужденная. Однако внутри я напряжен, а мой взгляд снова устремляется к ней.

Как всегда.

Рен Бомон.

Она неторопливо идет по пешеходной дорожке к входу в школу. Ко мне. С безмятежной улыбкой излучает свет, проливая свое неповторимое сияние на всех, мимо кого проходит, погружая их в странное оцепенение. Рен пронзительным голосом здоровается со всеми (кроме меня) и желает всем доброго утра, будто чертова Белоснежка. Она дружелюбная и милая, и такая безумно красивая, что больно слишком долго задерживать на ней взгляд.

Я смотрю на ее левую руку: на безымянном пальце плотно сидит тонкое золотое кольцо с крошечным бриллиантом. Кольцо обещания[1], которое она получила во время одной из этих ненормальных церемоний, где толпу будущих светских девиц, еще не достигших половой зрелости, выставляют напоказ в платьях пастельных цветов и скромного кроя. Ни сантиметра постыдно оголенной кожи.

Кавалерами выступают их отцы – важные в обществе люди, которые любят обладать всем, включая женщин. Например, своими дочерьми. В какой-то момент посреди вечера девушки проходят мучительную церемонию, когда встают лицом к отцам и дают обет целомудрия, пока им на пальцы надевают кольца. Точно на свадьбе.

Как по мне, все это нелепо до чертиков. Рад, что отец не заставлял мою старшую сестру Шарлотту переживать этот вздор. Думается, ему бы такое понравилось.

Наша малышка Рен девственница и гордится этим. Все в кампусе знают, как она то и дело толкает другим девушкам речи о том, что они должны хранить себя для будущих мужей.

Жалкое зрелище.

Когда мы были младше, девчонки в нашем классе слушали Рен и соглашались. Они должны беречь себя. Ценить свои тела и не отдавать их нам, отвратительным бесполезным созданиям. Но потом мы стали чуть старше и начали заводить отношения или просто довольствовались случайными интрижками. Все ее подруги одна за другой лишились невинности.

Пока Рен не осталась единственной девственницей в выпускном классе.

– Ты с ней только зря теряешь время, Ланкастер, – говорит другой мой ближайший друг Малкольм. Этот засранец богаче самого Бога и родом из Лондона, поэтому все девчонки в кампусе бросают ему свои трусики из-за его британского акцента. Ему даже просить не нужно. – Она настоящая ханжа, сам знаешь.

– Отчасти поэтому он ее и хочет, – посмеивается Эзра, который знает правду. – Ему до смерти хочется ее развратить. Во всем стать у нее первым, опередив мифического мужа, что у нее однажды появится. Того самого, которому будет плевать, девственница она или нет.

Мой друг не ошибается. Именно этого я и хочу. Лишь бы сказать, что могу. Зачем беречь себя для какого-то вымышленного мужика, который только разочарует в первую брачную ночь?

Ужасно глупо.

Малкольм задумчиво рассматривает Рен, когда она останавливается поболтать с группой младших девчонок. Все порхают вокруг, словно она их мама, а они несмышленые птенцы, жаждущие получить хоть каплю ее внимания.

– Я бы тоже не прочь к ней подкатить, – бормочет Малкольм, пристально глядя на нее.

Я бросаю на друга убийственный взгляд.

– Притронешься к ней – и ты труп.

Он запрокидывает голову и заразительно смеется.

– Брось. Девственницы меня не интересуют. Я предпочитаю женщин с небольшим опытом.

– А я уж точно не люблю, когда они пугаются члена, – добавляет Эзра, для большей убедительности сжав рукой свое достоинство.

Я снова поворачиваюсь в сторону Рен, не обращая внимания на их смех, и внимательно рассматриваю ее. Темно-синий пиджак с эмблемой школы «Ланкастер», под ним белая блузка, плотно обтягивающая полную грудь. Плиссированная клетчатая юбка, которая заканчивается чуть выше колена. Наша Рен – вечная скромница. А на ногах у нее белые носочки с оборками по краю и туфли с ремешком от Dr. Martens.

Вот ее единственное проявление бунтарства, и то незначительное. Когда она пришла в этих туфлях в первый учебный день после зимних каникул в девятом классе, все девушки в «Ланкастере» чуть не сошли с ума. Все в школе носили лоферы. Таково было негласное правило.

До появления Рен.

К десятому классу уже почти все ученицы школы ходили в туфлях с ремешком от Dr. Martens и других брендов. Забавно, что ни одна из них, надев эту обувь, не произвела на меня такого впечатления, как Рен.

Невинные на вид туфли и детские носки. Клетчатая юбка и раскрасневшиеся щеки. А еще ее манера расхаживать по кампусу в обеденный перерыв или после занятий с леденцом на палочке во рту и с покрасневшими от конфеты губами. Стоит увидеть ее с леденцом между губ, и я могу думать только о том, как Рен стоит передо мной на коленях. Обхватывает рукой мой член и направляет его в свой манящий рот, а это дурацкое кольцо, которое ей подарил дражайший папочка, сверкает на свету.

Вот о чем я мечтаю: чтобы Рен стояла передо мной на коленях и выпрашивала мой член, а потом вымаливала, когда я ее отвергну. Потому что в итоге я точно ее отвергну. Я не завожу отношений. Они таят ненужную мне уязвимость. Я вижу, как отец обращался с моими старшими братьями, когда они приводили домой женщин, чтобы познакомить с семьей. Грант привел свою девушку, которая, к слову, работает на него, и отец, конечно же, пытался к ней подкатить. Второй мой брат, Финн, даже не утруждается приводить женщину в нашу семью.

Впрочем, не могу его винить.

А еще у меня есть сестра Шарлотта. Отец продал ее самому щедрому кандидату, и теперь она замужем за человеком, которого даже не знает. Он приличный парень, но это все равно дерьмово.

Я ни за что не позволю отцу вмешиваться в мои отношения. Как проще всего этого избежать?

Вообще в них не вступать.

Я думаю о своем двоюродном брате Уите. О том, как он стал виновником небольшого скандала на последнем году учебы в школе «Ланкастер» вместе с девушкой, на которой скоро женится. У них внебрачный ребенок, а для Ланкастеров это величайший скандал. Моя мать называет будущую жену Уита отребьем, но так всегда и бывает с семьями вроде нашей. Репутация опережает нас и порой оказывается запятнана.

Причем нередко.

А невеста Уита никакое не отребье. Она влюблена в него, да и вообще никто не способен выносить выходки Уита так, как Саммер.

Рен приближается, и я расправляю плечи, стараясь поймать ее взгляд, но она, как и всегда, отказывается на меня смотреть. Я едва не смеюсь, пока она желает доброго утра Малкольму. Эзре.

Мне она не говорит ни слова, когда проходит мимо и направляется в здание, даже не оглянувшись. За ней спешат девчонки помладше и все как одна глядят на меня большими выразительными глазами.

Как только дверь закрывается, Эзра снова начинает хохотать, хлопая себя по коленке.

– Как долго ты уже пытаешься привлечь внимание этой девушки, а она в упор тебя не замечает? Брось ты это.

Неужели они не видят, что мною движет вызов? Неужели не понимают этого?

– Она, между прочим, устраивает вечеринку, – сообщает Малкольм, как только стихает хохот Эзры.

– По какому поводу? – с раздражением спрашиваю я.

– По поводу своего дня рождения, Господи, – Малкольм качает головой. – При всей твоей предполагаемой одержимости Рен Бомон ты очень мало о ней знаешь.

– Я не одержим, – оттолкнувшись от колонны, подхожу ближе к друзьям, желая выведать все подробности. – Когда пройдет вечеринка?

До зимних каникул осталось три недели, и мы усердно занимаемся проектами и готовимся к экзаменам в конце последнего осеннего семестра, а сил уже почти не осталось. Я больше не надрываюсь ради оценок, потому что не собираюсь поступать в колледж после окончания школы. В сентябре мне исполнилось восемнадцать, и стал доступен первый из моих трастовых фондов. К тому же братья хотят, чтобы я работал с ними в их компании, занимающейся недвижимостью. Зачем поступать в колледж, если я могу получить лицензию на риелторскую деятельность и завоевывать мир, продавая шикарные дома или огромные корпорации? Мои братья занимаются как жилым, так и коммерческим сектором.

На самом деле я бы предпочел после окончания школы отправиться на год или два в путешествие по миру. Вообще не работать. Проникаться культурой и кухней. Пейзажами и историей. В итоге я вернусь в Нью-Йорк и займусь получением риелторской лицензии, а потом настанет время присоединиться к бизнесу братьев.

У меня есть варианты, что бы там ни думал мой старик.

– Вообще ее день рождения в Рождество, но она упоминала, что устроит вечеринку на следующий день. В День подарков[2], – рассказывает Малкольм. – Смею добавить, самый недооцененный праздник.

– Как по мне, он выдуман британцами, чтобы продлить выходные, – бормочу я.

– Британский эквивалент черной пятницы, – добавляет Эз с ухмылкой.

Малкольм показывает нам средний палец.

– Что ж, если она устраивает вечеринку, то я точно иду.

– Я тоже, – встревает Эз.

Я хмурюсь.

– Вас, придурков, приглашали?

Малкольм фыркает.

– Конечно. А тебя, я так понимаю, нет?

Я медленно мотаю головой, потирая подбородок.

– Она со мной и словом не обмолвилась, а уж на свой день рождения точно не пригласит.

– Восемнадцать лет – и нецелованная, – Эзра повышает голос, пытаясь говорить как девчонка, но у него ничего не выходит. – Ты должен пробраться на вечеринку и поцеловать ее, Ланкастер.

– Это если ей повезет, – манерно замечаю я, хотя мне нравится его идея.

Даже слишком.

– Бомоны нереально богаты, – напоминает нам Малкольм. – При всех этих бесценных произведениях искусства, развешанных у них на стенах, на вечеринке будет первоклассная охрана. К тому же папаша сторожит ее, как чертов ястреб. Оттого и кольцо обещания у нее на пальце.

Эзра притворно содрогается.

– Как по мне, так это жутко. Обещала себя папочке? Заставляет задуматься, что не так с этой семейкой.

Мне совсем не нравится, куда меня заводят мысли после слов Эзры. Очень надеюсь, что в семье Бомонов не творится никаких странностей или, осмелюсь подумать, инцеста. Сильно в этом сомневаюсь, но я не знаю ни саму Рен, ни ее семью. Знаю лишь то, что вижу собственными глазами, но это отнюдь не так много, как мне бы хотелось.

– Многие девчонки в школе носили кольца обещания, которые им подарили отцы, – говорит Малкольм. – Все они повторяли за Рен. Помните? Была целая компания из нашего класса и девятиклассниц, когда мы учились в десятом.

Меня переполняет раздражение.

– Этот тренд сгинул медленной мучительной смертью. – Почти уверен, что Рен единственная до сих пор носит кольцо.

– Точно, – тянет Малкольм с гадливой ухмылкой. – Теперь они – кучка шлюшек, изнывающих по нашим членам.

Я посмеиваюсь, хотя не вижу в его словах ничего забавного. Малкольму присуща манера оскорблять женщин, которая очень меня злит. Да, мы все превращаемся в мудаков-женоненавистников, когда проводим время вместе, но никто из нас, в отличие от Малкольма, не называет девушек шлюхами.

– Какое унизительное слово, – замечает Эзра, привлекая наше внимание. – Мне больше нравится «потаскуха». «Шлюшка» – это как-то… мерзко.

– А «потаскуха» – нет? – смеется Малкольм.

Мы уходим от темы. Мне нужно вернуть разговор к Рен.

К милой маленькой пташке, которая боится гадкого злого кота с острыми клыками.

То есть меня.

– Если она правда устраивает вечеринку, то я хочу получить приглашение, – твердо заявляю я.

– Мы не можем сотворить чудо, – Эзра беззаботно пожимает плечами. Но ему-то что? Его и так уже пригласили. – Возможно, тебе стоит попробовать более мягкий подход к Рен. Хоть раз будь милым, а не отпетым мудаком.

Едва увидев ее, я сразу хмурюсь. Как я могу быть с ней милым, если мне только и хочется, что хорошенько ее отделать?

Отделать – в смысле оттрахать до потери сознания. Стоит увидеть ее, и на меня тут же накатывает вожделение. Я возбуждаюсь, когда наблюдаю, как она сосет леденец, обхватив его губами. Для всех остальных она милая, нежная Рен.

Я же вижу ее другой. И хочу ее… по-другому.

Не знаю, как еще это объяснить.

– Да он становится таким от одной мысли о ней, – заключает Малкольм.

– Он безнадежен. Бросай это дело, приятель. Она не для тебя.

Да что Эзра вообще знает? Я же Ланкастер, черт возьми.

Я могу добиться чего угодно.

Например, трахнуть девственницу.

Глава 2

Рен

Как только двойные двери с лязгом захлопываются у меня за спиной, я оборачиваюсь через плечо в попытке рассмотреть Крю Ланкастера через матовое стекло. Но мне удается разглядеть только его русую голову и головы его друзей. Малкольма и Эзры.

Они не пугают меня так, как Крю. Малкольм – настоящий любитель пофлиртовать с явно присущей ему порочной стороной. Эзра всегда ищет повод посмеяться.

А Крю просто стоит с задумчивым видом. Это его фишка.

И мне она не нравится.

Я мрачнею от своих мыслей – последняя показалась мне особенно неуместной, а я не допускаю подобного…

– Рен, сядешь сегодня с нами за обедом? – спрашивает одна из девчонок.

О, стоит подумать о Крю, и я забываю обо всем, что происходит вокруг. Например, о том, что сейчас за мной по пятам ходят четыре девятиклассницы.

Слегка улыбнувшись девочке, которая предложила пообедать с ними, я отвечаю:

– Простите, но сегодня в это время у меня назначена встреча. Может, в другой раз?

Разочарование, которое они испытывают из-за моего отказа, почти осязаемо, но я все равно улыбаюсь. Все нерешительно кивают в унисон, а потом переглядываются и ускользают, не сказав мне ни слова.

Очень странно иметь свой фанклуб, притом что я ничего не делаю, а просто… живу.

Судорожно выдохнув, я иду по коридору. Бремя, которое эти девушки неосознанно возлагают на мои плечи, ожидая от меня безупречности, порой кажется неподъемным. Они вознесли меня на такой высокий пьедестал, с которого легко скатиться вниз. В итоге я стану для всех разочарованием, а этого мне хочется меньше всего. Да и им тоже.

Нужно поддерживать имидж, и порой кажется, что это…

Невозможно.

Быть образцом для подражания для стольких девушек – огромная ответственность. Для растерянных девчонок из богатых семей. Девушек, которые просто хотят вписаться и найти свое место. Чувствовать себя нормальными и учиться, как обычные подростки, в старшей школе.

Конечно, это элитная частная школа, куда поступают только представители высших слоев общества, поэтому в нашей жизни нет ничего нормального, но все же. Мы стараемся сделать ее настолько обыкновенной, насколько это возможно, потому что некоторым из нас приходится нелегко, как и всем людям. При всех проблемах с самооценкой, учебой и ожиданиями, которые на нас возлагают наши семьи, друзья и учителя, мы чувствуем себя невидимыми, чужими.

Я сама испытывала такие чувства.

До сих пор порой испытываю.

Сейчас цель моей жизни такова: помогать другим чувствовать себя комфортно и, быть может, даже обрести себя. Будучи младше, я думала, что, возможно, захочу работать медсестрой, но отец отговорил меня от этого, без конца разглагольствуя о том, что медсестры выполняют тяжелую работу за символическую плату.

Символическую по его меркам. Харви Бомон богат: он унаследовал риелторский бизнес своего отца, когда ему едва исполнилось тридцать, добился его процветания и теперь стал миллиардером. Если бы его дочь выбрала профессию медсестры, то оказалась бы недостойна его самого и фамилии Бомон.

Об этом я даже помыслить не могу. Неважно, чего мне хочется.

Какой бы шаг я ни предприняла, сперва мне нужно получить его разрешение. Я его единственный ребенок, единственная дочь, и он не верит, что я всегда буду принимать правильные решения.

Я иду на первый урок углубленного изучения английского. До этого урока допущены только двадцать человек из выпускных классов, и, конечно же, Крю среди них. С тех пор как поступила в школу «Ланкастер», я была на нескольких уроках вместе с Крю[3], но мне никогда не приходилось сидеть или разговаривать с ним лично, что меня вполне устраивает.

То есть мы с ним никогда не общались. Сомневаюсь, что нравлюсь ему, учитывая, с какой усмешкой он всегда на меня смотрит.

А смотрит он довольно часто.

Я не понимаю почему. Избегаю зрительного контакта, когда это возможно, но временами делаю исключение и вижу в его светло-голубых глазах одно только отвращение.

Одну только ненависть.

Почему? Чем я ему не угодила?

В Крю Ланкастере все слишком. Он слишком угрюмый, мрачный, тихий. Слишком красивый, притягательный и умный. Мне не нравится, какое чувство я испытываю, когда он наблюдает за мной. Какое-то пугающее и странное. Оно мне совершенно не знакомо и возникает, только когда я оказываюсь рядом с Крю, а это какая-то бессмыслица.

Я поворачиваю в коридор, где расположена кафедра английского, и спешу поскорее прийти в класс, дабы занять место на первом ряду ровно посередине. Когда подруги заходят в класс, я всегда слежу, чтобы именно они сели рядом со мной, а не кто-нибудь неприятный. Вроде Крю.

Думается, он бы сел поближе ко мне, будь у него такая возможность. Просто чтобы досадить мне.

Ему бы наверняка это понравилось.

Наш учитель, мистер Фигероа, не распределяет нас по местам, и в целом на его уроках царит расслабленная обстановка. Учитывая, что мы все двенадцатиклассники[4] и он лично отбирал каждого ученика в свой продвинутый класс перед началом учебного года, он уверен, что мы не станем устраивать сцены и создавать проблемы. Фигероа просто хочет, как он сам говорит, «формировать юные умы» без ограничений и запретов. Фигероа – мой любимый учитель, и он попросил меня стать его ассистенткой в весеннем семестре.

Разумеется, я сразу же согласилась.

Я вхожу в класс и резко останавливаюсь, когда вижу, как Фигероа кого-то обнимает. Это ученица, ведь на ней клетчатая форменная юбка и синий пиджак. У нее каштановые волосы, которые я узнаю́, и, как только он подталкивает ее локтем, девушка вырывается из его объятий и поворачивается ко мне.

Мэгги Гипсон. Моя подруга. Ее лицо мокрое от слез, и она всхлипывает, глядя на меня.

– О, привет, Рен.

– Мэгги. – Я подхожу к ней и понижаю голос, чтобы Фиг нас не услышал. Он сам велит нам так его называть, но все парни высмеивают это прозвище у него за спиной. Думаю, они просто завидуют отношениям, которые установились у него с нами, девушками. – У тебя все хорошо?

– Нормально. – Подруга снова всхлипывает, качая головой. А значит, все совсем не нормально, но я не могу настаивать, пока мы в классе. – Просто… вчера вечером мы с Франклином опять поссорились.

– О нет, мне жаль.

Франклин Мосс – парень, с которым она то встречается, то расстается, и, похоже, он очень требовательный. Постоянно давит на нее, склоняя Мэгги к сексу. Ей просто нужно больше уверенности в себе, чтобы твердо ему отказать.

Но подруга никогда ему не отказывает, и она уже несколько раз занималась с ним сексом. Но важно другое: Франклин не любит ее, как ей бы того хотелось.

Думаю, причина в том, что Мэгги слишком быстро ему уступила, но меня она не слушает. Как только мы перешли в одиннадцатый класс и все больше учеников испытывали интерес к сексу, все мои подруги одна за другой принесли себя в жертву парням, которые их об этом упрашивали. Во всяком случае, таким словом это описал мой отец – жертва.

Для большинства все закончилось душевными страданиями, и слова «я же говорила» постоянно вертятся у меня на языке, когда подруги жалуются мне, а это случается нечасто. Уже нет.

Они знают, как я отношусь к такому. Знают, что я могу сказать. Поэтому предпочитают избегать меня, чтобы не слушать правду.

– Все будет хорошо, Мэгги. Не вешай нос, – тихо говорит Фиг, рассматривая ее пылким взглядом.

Я наблюдаю за ним, и волоски у меня на затылке встают дыбом, когда я перевожу взгляд с него на Мэгги. То, как он это сказал, как смотрит на нее, – все очень непринужденно.

Слишком непринужденно.

Другие ученики заходят в класс, громко, оживленно болтая. Я сажусь за парту, расстегиваю рюкзак и достаю тетрадь с карандашом, готовясь к началу урока. Мэгги делает то же самое, не сводя глаз с Фига, пока он обходит свой стол и устраивается в кресле. Несколько девушек подходят поговорить с ним, все неприятно хихикают в ответ на его слова.

Я замечаю, как Мэгги наблюдает за ним, и удивляюсь ревности, которую вижу в ее глазах. Хмм.

Это мне тоже не нравится.

По обыкновению, как только звенит звонок, в класс входят Малкольм и Крю. Иногда они даже опаздывают, хотя Фиг никогда им за это не выговаривает.

Я отворачиваюсь в последний момент, не желая смотреть в глаза Крю, но тщетно. Он успевает поймать мой взгляд, и появляется ощущение, словно его холодные голубые глаза пронзают мои. Засмотревшись на него лишнее мгновение, чувствую, как пересыхает во рту.

Такое впечатление, что, сосредоточившись на Крю, я попадаю в ловушку. Даже страшно, какую власть он, казалось бы, источает одним лишь взглядом.

Его фамилия красуется на здании школы. Его семья владеет частной школой «Ланкастер» уже сотни лет. Он самый привилегированный ученик. Получает все что пожелает. Девушки хотят его заполучить. Парни мечтают стать его друзьями, но он почти всех избегает. Даже многих девчонок.

Мне неприятно это признавать, но мы с Крю немного похожи. Просто по-разному проживаем свой день. Он жесток и непреклонен, а я чересчур добра. Всегда стараюсь быть любезной, и все хотят завладеть частичкой моего внимания. Он злой и ворчливый, но к нему вновь и вновь возвращаются за добавкой.

Странно.

Наконец мне удается оторвать взгляд от Крю, когда Фиг встает перед белой доской и привлекает мое внимание, раскатистым голосом начав лекцию о книге, которую нам предстоит прочесть, – «Великий Гэтсби». Я еще не читала Фицджеральда, и мне уже не терпится начать.

– Рен, ты не могла бы на минутку задержаться после урока? Я напишу тебе объяснительную записку, – обращается ко мне мистер Фигероа, протягивая мне потрепанный экземпляр книги, которую мы сейчас проходим.

– Конечно, – с улыбкой киваю я.

Он улыбается в ответ.

– Хорошо. Хочу с тобой кое-что обсудить.

Я с любопытством смотрю ему вслед. Что он собирается сказать мне? До зимних каникул еще три недели, а значит, до того, как мне предстоит стать его ассистенткой в весеннем семестре, осталось больше месяца.

Уж не знаю, о чем еще нам с ним говорить.

– Что он вообще хочет?

Я поглядываю на Мэгги, которая, прищурившись, наблюдает за мной.

– Ты про Фига?

– Да, про Фига. Про кого же еще? – Ее тон звучит неприятно, как будто она злится.

Я слегка откидываюсь на спинку стула, нуждаясь в личном пространстве.

– Он попросил меня задержаться после урока. Предупредил, что ему нужно кое-что обсудить со мной.

– Вероятно, это связано со мной и с тем, чему ты стала свидетельницей. – Лицо Мэгги приобретает понимающее выражение. – Наверное, попросит тебя помалкивать. Он не хочет, чтобы кто-то узнал.

– О чем? – То есть я вроде как догадываюсь, на что она намекает, но Мэгги ведь ни за что не вступила бы в связь с учителем, правда? Она уже больше года встречается с Франклином. У них вполне серьезные отношения, хотя в последнее время они часто ссорятся. Мэгги всегда повторяет, что их отношения во всех смыслах очень страстные, и делает вид, будто ей самой это нравится.

Но зачем встречаться с парнем, которого и любишь, и ненавидишь? Для меня это какая-то бессмыслица.

– О нашей дружбе, глупышка. – Мэгги следит за Фигом, который возвращается к своему столу. На ее лице появляется мечтательное выражение. Такое, которое она обычно приберегает только для своего парня, а не для нашего учителя. – Окружающие не поймут.

– Я уж точно не понимаю, – отвечаю я.

Мэгги откровенно смеется.

– Ясное дело. Знаешь, Рен, порой ты бываешь такой осуждалкой.

Я обижаюсь. И вообще, разве есть такое слово?

– Ты считаешь, что я предвзята?

– Иногда, – Мэгги пожимает плечами. – Ты жутко безупречна во всем, что делаешь, и меришь всех тем же мерилом, а это невозможно. Ты хорошо учишься и никогда не доставляешь проблем. Все учителя и сотрудники школы тебя обожают. Ты вызываешься добровольцем при любой возможности, и младшие девчонки считают, что ты безгрешный ангел.

Она перечисляет все качества так, будто это недостатки в противовес хорошим чертам.

– А что думаешь обо мне ты? – Я собираюсь с духом, чувствуя, что ответ мне не понравится.

У Мэгги вырывается вздох, пока она меня рассматривает.

– Я думаю, что ты наивная девчонка, которую всю жизнь оберегали. А когда ты наконец-то окунешься в реальный мир, тебя ждет большое потрясение.

Как раз в этот момент раздается звонок, и Мэгги не мешкая хватает рюкзак и, сунув в него книгу, уходит, не сказав больше ни слова. Даже не попрощавшись с Фигом.

Остальные ученики спешно покидают класс, даже Крю, который и не глядит в мою сторону. Слишком увлечен тем, что ухмыляется Малкольму по какому-то поводу.

О чем мне уж точно не хочется знать.

Я остаюсь на своем месте, внезапно занервничав перед предстоящим разговором с Фигероа. Кладу рюкзак на парту и убираю в передний карман старенький экземпляр «Великого Гэтсби». Быстро проверяю телефон и вижу сообщение от отца.

Перезвони мне, когда сможешь.

Живот сводит. Когда он шлет сообщение с такой просьбой, обычно это не предвещает ничего хорошего.

– Сейчас у меня окно. – Фиг подходит к открытой двери в класс и закрывает ее, заглушая шум в коридоре. Становится пугающе тихо. – Самое время нам поболтать.

Я кладу руки на свой рюкзак и слегка улыбаюсь учителю, борясь с волнением.

– Хорошо.

Он приближается к парте, за которой сидела Мэгги, и, устроившись за ней, встречается со мной теплым взглядом. Я делаю глубокий вдох, напоминая себе, что Фиг просто нуждается в моей помощи. Неважно, какие слухи о нем и других ученицах доходили до меня за минувшие годы, он никогда не пытался провернуть нечто подобное со мной.

Фиг все прекрасно понимает.

– О чем вы собирались поговорить? – спрашиваю я, когда он медлит, и мне претит, как сбивчиво звучит мой голос. Будто я пытаюсь с ним заигрывать, хотя этого мне хочется меньше всего.

Он рассматривает меня, склонив голову набок.

– В следующем месяце у тебя день рождения, да?

Я гляжу на него, удивившись, что ему вообще об этом известно. Не сомневаюсь, он мог узнать это в моем личном деле, но какая ему разница? У учителей вообще есть доступ к личным делам?

– Верно. Двадцать пятого декабря. – Слова неспешно срываются с языка, взгляд становится вопросительным.

К чему он ведет?

Его губы изгибаются в улыбке.

– Родилась в Рождество. Как мило.

– На самом деле хуже не придумаешь. Все дарят подарки в ярко-красной подарочной бумаге с Санта-Клаусами. – Боже, я кажусь неблагодарной, но такова правда.

– Это смертный грех? – Фиг приподнимает брови, его глаза блестят. Уверена, он дразнит меня, но на самом деле не понимает, каково это.

Никто не понимает, кроме тех, кто, как и я, родился в какой-то важный праздник.

– Не сказала бы, что это настолько ужасно. Просто совсем не весело отмечать свой день рождения одновременно с Рождеством. Твой праздник никогда не бывает таким же особенным, как у того, кто родился, например, в июне, – поясняю я.

– Не сомневаюсь. – Он кивает, его тон серьезен. – Что ж, Рен, я очень рад, что в следующем семестре ты станешь моей ассистенткой.

Облегченно вздыхаю от возможности сменить тему. Не хочу говорить о личном.

– Я тоже. – На самом деле меня просто радует, что в следующем семестре в моем расписании появится окно. Я слышала, что быть его ассистенткой совсем не сложно. Он не требует многого.

– Ты сменишь Мэгги. Вот почему она сегодня плакала. Я сообщил, что ее помощь в качестве ассистентки больше не понадобится.

Меня пронизывает тревога, я вся холодею.

– О чем вы? Я думала, каждый семестр у вас всегда было по двое ассистентов.

– Так и есть. Просто с Мэгги… не заладилось. – Фигероа наклоняется над столом, приближаясь к моему лицу. Это настолько близко, что я невольно отстраняюсь. – Она порой бывает слишком навязчивой.

Он говорит тихо, словно посвящает меня в тайну. По спине бегут мурашки от беспокойства.

– В каком смысле?

Когда он не спешит с ответом, я жалею, что спросила. Может, я и не хочу знать.

– Я дал ей свой номер телефона. На случай, если ей потребуется связаться со мной в чрезвычайной ситуации. Не видел в этом ничего особенного.

Ладно, как скажете. Но я считаю, что это ужасная мысль. Учитель дает свой номер телефона ученице? Пожалуй, ему не стоило пересекать эту грань.

– А она принялась без конца слать мне сообщения. И это стало… проблемой, – продолжает Фиг.

Проблемой, которую он сам себе устроил, – хочется добавить мне. Но я помалкиваю.

– Надеюсь, что если мы вдруг обменяемся номерами, когда ты станешь моей ассистенткой в следующем семестре, то не будешь так себя вести. Я ищу кого-то менее… возбудимого. Если ты понимаешь, о чем я. – Его улыбка, все его поведение источают непринужденность.

Но в нем самом ощущается напряжение. Вот только он не желает его показывать.

Мне непросто согласиться с тем, что он пытается сказать. Я вообще не собираюсь давать ему свой номер. Это неуместно. И я не заинтересована ни в каких отношениях, которые выходят за рамки отношений учителя и ученицы.

Оттого я задаюсь вопросом, что же произошло между Мэгги и Франклином и имеет ли Фиг к этому какое-то отношение.

– Мне пора. – Я встаю, беру рюкзак и закидываю его на плечо. – А то сильно опоздаю на второй урок.

Я почти дохожу до двери, когда Фиг окликает меня по имени. Замираю, схватившись за дверную ручку, и, медленно оглянувшись, вижу, что он стоит прямо позади меня.

Ужасно близко.

– Ты забыла объяснительную записку. – Фигероа протягивает мне знакомый на вид голубой листок бумаги. – Не хочу, чтобы тебе поставили опоздание.

Я поворачиваюсь к нему лицом и забираю записку из его рук, испытывая отвращение от того, как на миг он сжимает ее сильнее. Это заставляет меня потянуть за листок, отчего учитель притягивает меня еще ближе к себе. В итоге Фиг отдает ее с легкой улыбкой и мрачным взглядом.

– Спасибо, – тихо благодарю я, уже намереваясь выйти за дверь.

– До свидания, Рен! – кричит он вслед, когда я распахиваю ее.

Но я убегаю, не удостоив его ответом.

Глава 3

Рен

Оставшаяся часть дня протекает как обычно. Я беспокоилась о том, как пройдет обеденный перерыв с Мэгги на собрании отличников, но в итоге она провела его с Франклином, так что мне не пришлось отвечать на ее расспросы о разговоре с Фигом.

О разговоре, от которого мне до сих пор не по себе. Такое чувство, что он общался со мной с каким-то подтекстом. Намекал на одно, а вслух говорил другое. Меня нервировал его тон. Его фамильярность. Он знает, какая я.

Знает, что меня не интересуют парни, выпивка или секс. Это не по мне. Так было всегда. Я хорошая девочка.

И меня вся эта ситуация… пугает.

Когда я прихожу на седьмой, последний на сегодня урок, меня переполняет радостное волнение. Психология – мой любимый предмет. Мне нравится изучать, как люди действуют и мыслят, а также стоящие за их поступками мотивы. Это очень интересно. Сегодня мисс Сков объявит наш последний проект в этом семестре, и, как правило, для этого она делит класс на группы. Я уже работала над подобными проектами с несколькими девушками из этого класса и знаю, что будет несложно объединиться с ними снова. По крайней мере, они выполняют задание наравне со мной.

Крю уже в классе. Психология – второй предмет, который мы с ним посещаем вместе, как и с Эзрой, и Малкольмом. Они втроем сидят в конце кабинета в окружении девчонок, которые задирают юбки так высоко, что едва не светят нижним бельем. А еще на их лицах столько косметики, что удивительно, как им удается открывать глаза. На ресницах слишком много туши, которая тянет веки вниз.

Мне не стоит допускать такие гадкие мысли. Это нехорошо. Наверное, виной всему понедельник. Напряжение, которое возникло между мной и Мэгги – и между Мэгги и мистером Фигероа. Разговор с Фигом.

Все это действует на нервы.

– Итак, все слушаем внимательно! – Войдя в класс, Сков захлопывает за собой дверь и шагает к столу. Она двигается плавно и издает ритмичный шум: браслеты на ее запястьях звенят с каждым взмахом рук. А она любит махать руками.

Мы все успокаиваемся, рассаживаемся и внимательно слушаем. Сков все уважают. Она забавная, интересная и вызывает у нас желание учиться, что бывает редко даже в частной школе, в которой не скупятся на зарплаты, чтобы в штате были только лучшие преподаватели.

– Как вы все хорошо знаете, пора приступить к нашему финальному проекту в этом семестре. За время каникул по случаю Дня благодарения я как следует его обдумала и пришла к выводу, что спустя одиннадцать лет, на протяжении которых я давала практически одни и те же задания… мне стало скучно. – Мисс Сков бросает сердитый взгляд, когда Крю и его компания начинают кричать и улюлюкать в конце класса. – Успокойтесь, мальчики.

Они смолкают, и я, слегка ухмыльнувшись, невольно оборачиваюсь. Ухмылка тотчас исчезает, когда я ловлю сердитый взгляд Крю, его голубые глаза заставляют меня замереть на месте.

Я быстро вновь сосредотачиваю внимание на учителе, сцепив руки на парте.

– Я решила его изменить. Вы будете работать над проектом один на один. То есть с кем-то в паре, – она замолкает. – А партнера по проекту вам назначу я.

По классу проносится коллективный стон, но я все так же молчу. И немного нервничаю. Надеюсь, Сков не назначит мне в пару какого-нибудь ужасного ученика.

Когда она начинает называть имена, меня одолевает волнение. Я тут же понимаю, что она определяет нас в пары с теми, кто является нашей полной противоположностью. Раздается еще больше стонов. Слышится пара ругательств.

Сердце подскакивает к горлу, когда она наконец называет мое имя:

– Рен Бомон, ты будешь работать с…

Пауза длится всего две секунды, но, кажется, проходит целая вечность.

– …Крю Ланкастером.

Что?

Этот вопрос в самом деле слетает с моих губ. Я невольно произношу его вслух.

О боже.

– Везучий ублюдок, – говорит Эзра, и я со стыдом закрываю глаза из-за слова, которое он употребил. Ненавижу, когда парни сквернословят.

И они это знают.

Мисс Сков заканчивает озвучивать список и громко прокашливается, отчего все голоса стихают. Она оглядывает класс и начинает расхаживать перед рядами парт.

– Конечно, вы представляли все иначе, но позвольте я расскажу, в чем будет заключаться ваше задание. Когда выслушаете, многое станет понятнее. – Сков останавливается перед моей партой, потому что я, само собой, сижу в первом ряду. – Я объединила вас в пару с тем, кто олицетворяет вашу полную противоположность. Я хочу, чтобы вы взяли друг у друга интервью. Внимательно изучили напарника, потому что всю полученную информацию вы используете для выступления, в котором расскажете, что и почему нравится вашему партнеру.

По классу проносится еще больше стонов. Я оседаю на стуле, покусывая нижнюю губу. Ни за что ничего не расскажу Крю о себе. Он меня ненавидит и в итоге найдет способ использовать против меня любую информацию, что я ему сообщу.

Раньше он никогда так со мной не поступал, так что, возможно, я просто… преувеличиваю.

– Разумеется, вы не должны делиться никакими интимными, потаенными секретами, в которых не хотите никого посвящать. Я знаю, все в этом классе достаточно зрелые люди, чтобы уважать чужую личную жизнь, но вы знаете, как бывает. В конце концов обо всем станет известно, – объясняет Сков.

Именно. И я уж точно не желаю, чтобы Крю что-то обо мне узнал.

– Некоторым из вас будет непросто. Но я провела небольшое исследование по подобным проектам, и многие из участников признались, что им было легче озвучить свои самые темные страхи и сокровенные мечты тому, кого они считают совершенно посторонним человеком. Те, кто нас знает, склонны осуждать.

Я думаю о том, что сказала Мэгги, и о том, что я, по ее мнению, порой бываю «осуждалкой». Это даже ранит. Я никогда не собиралась вести себя предвзято.

– В течение следующих трех недель не будет никаких лекций, тестов и дополнительных проектов. Я хочу, чтобы вы провели это время, начиная с сегодняшнего дня и до зимних каникул, со своим напарником. Узнайте его получше, расспрашивайте о прошлом, задавайте вопросы о том, чего он ждет от будущего и на что надеется. О том, кем стремится быть. Старайтесь копнуть поглубже. Будьте настоящими друг с другом, ребята! Не выставляйте свою идеальную жизнь. Мы все знаем, что это лишь плод вашего воображения, – дразнит Сков.

– Инстаграмом[5] уже никто не пользуется, мисс Сков, – выкрикивает один из парней, и в классе раздаются смешки.

Она улыбается и согласно кивает.

– Я уже немолода, что тут скажешь? Не успеваю следить, в каких соцсетях вы, ребята, сидите.

Слышится еще больше шуток и смеха, но я не могу сосредоточиться. Мне хочется исчезнуть. Бросить эти занятия.

Может, даже бросить школу «Ланкастер».

Боже, понимаете? Мне никуда от него не деться. Одно упоминание о школе наводит на мысли о нем из-за его фамилии.

– Итак, внимание! Разбейтесь по парам, да побыстрее. И поменьше болтовни, если это не касается самого задания. – Сков улыбается, явно довольная собой, и устраивается за своим столом.

Я встаю, ни на кого не обращая внимания, и подхожу к ней. Останавливаюсь прямо перед ее столом и смотрю на нее, пока она не поднимает взгляд со спокойным выражением лица.

– Чем могу тебе помочь, Рен?

Я вижу в ее глазах проблеск разочарования, не успев даже открыть рот. Она знает, что я собираюсь сказать.

– Я хотела узнать, не согласитесь ли вы поменять мне напарника.

Сков со вздохом кладет руки на стол.

– Так и думала, что как минимум один из вас подойдет ко мне с такой просьбой. Не ожидала, что это будешь ты.

– Он мне не нравится. – Лучше быть открытой и честной, верно?

Она приподнимает бровь в ответ на мое дерзкое заявление.

– Ты его даже не знаешь.

– Откуда вам это известно? – Да, прозвучало высокомерно, а мне совсем не хочется вести себя так с учителем.

– Я уже давно работаю в этой школе и понимаю, что ученики считают, будто мы сосредоточены только на занятиях, но это не так. Я многое вижу. И точно знаю, что вы с Крю даже не разговариваете. Никогда. А это странно, потому что на самом деле вы двое очень похожи.

Да о чем она вообще? Мы не похожи. Ни капли.

– Нет, вовсе мы не похожи, – возражаю я. – У нас нет ничего общего, и он всегда… плохо ко мне относится.

– В чем это выражается?

В голове пусто. Ненавижу, когда меня просят привести пример, потому что чаще всего не могу это сделать.

– Бросает на меня сердитые взгляды.

– Ты в этом уверена?

Теперь она заставляет меня сомневаться насчет каждого жуткого взгляда, которым Крю смотрел на меня.

– Не совсем.

Сков слегка улыбается.

– Так я и думала. Во-первых, чтобы понять, как к тебе относится человек, нужно сперва узнать его получше. Тебе так не кажется?

– Я уже в курсе, что он меня недолюбливает, – говорю я со всей категоричностью, на какую способна. – Для всех будет намного проще, если я выполню этот проект с кем-то другим. Может, с Сэмом?

Сэм милый. У меня не так много друзей среди парней, но он один из них и всегда был добр ко мне. Мы посещаем одни и те же занятия для отличников с девятого класса, а в прошлом году он даже приглашал меня на выпускной, хоть и просто по-дружески. Ему известно, как я отношусь к отношениям и сексу, и поэтому он никогда не пытался мне навязываться.

Даже не пытался поцеловать, хотя в случае с ним я бы обдумала такую возможность. Впрочем, еще могу это сделать.

Я оглядываюсь на его привычное место и вижу рядом с ним одну из девчонок в слишком короткой юбке. Она слегка хмурится, когда Сэм пытается с ней заговорить.

– Уверена, он бы хотел поменяться, чтобы быть со мной в паре, – произношу я, глядя, как Сэм улыбается этой девушке в надежде, что она оттает. Ее зовут Натали.

Она не особо приятная. Я избегаю ее саму и ее компанию любой ценой.

– Не сомневаюсь в этом, – в голосе мисс Сков слышится веселье, и меня это немного раздражает.

В этом нет ничего смешного. Речь о следующих трех неделях моей жизни. Очень напряженном периоде учебы – преддверии самых важных экзаменов в выпускном классе. Тех, которые имеют наибольшее значение. Папа уверяет, что с нашим семейным капиталом я попаду в любой колледж, в какой пожелаю, но я предпочитаю поступить в один из университетов моей мечты благодаря собственным заслугам.

Из-за фамилии моей семьи это практически невозможно, но посмотрим, как получится.

– Значит, вы позволите нам поменяться? Уверена, Натали с удовольствием занялась бы проектом на пару с Крю. – Кажется, они даже встречались за последние два года. По крайней мере, спали.

Фу.

– Нет, я не дам вам поменяться. Весь смысл этого проекта – поближе узнать того, кто на тебя непохож, кто из другого дружеского коллектива. Вы с Сэмом в прошлом году вместе ходили на выпускной, а значит, он не может быть твоим напарником, – объясняет мисс Сков.

Внутри меня все чахнет и умирает.

– Но так будет проще. Мне комфортно с Сэмом, а с Крю… неспокойно.

– Ты чувствуешь от него угрозу? – В ее голосе слышится неподдельное беспокойство.

Возможно, это ее слабое место, и, воспользовавшись им, я сумею добиться желаемого.

– Да, у него всегда жуткое выражение лица.

– Значит, на самом деле Крю никогда тебе ничем не угрожал?

Но вот честность берет надо мной верх.

– Нет. Не сказала бы.

Я ощущаю угрозу от самого его существования, но не могу ей в этом признаться. Кажется, я ужасный человек, раз допускаю такую мысль, что уж говорить о том, чтобы произнести ее вслух.

– Я думаю, тебе нужен вызов, Рен. Ты всегда хочешь помогать людям.

– Девушкам, – подчеркиваю я. – О чем кому-то из парней стоит беспокоиться в этой школе? – Я не оправдываюсь, а просто констатирую факты. – У них все на высшем уровне. Они неприкасаемые. Могут делать все что пожелают, особенно тот, чье имя написано всюду, куда ни глянь.

Кожу покалывает от тревоги, когда я чувствую чье-то приближение. Ощущаю его тепло, восхитительный пьянящий запах и понимаю…

Просто понимаю, кто это.

– Какие-то проблемы? – спрашивает Крю глубоким рокочущим голосом, который затрагивает во мне что-то незнакомое.

Я готовлюсь услышать, как Сков меня выдаст.

– У мисс Бомон было несколько вопросов по проекту. Верно, мисс Бомон? – Сков широко улыбается нам обоим.

Я киваю, понурив голову. Взгляд Крю обжигает кожу, когда он наблюдает за мной, и я боюсь, что, стоит мне посмотреть ему в глаза, я превращусь в камень. Будто он чертова Медуза с ворохом свернувшихся змей вместо волос.

– Присаживайтесь и приступайте к работе, – поощряет Сков.

– Хорошо, – хрипло отвечаю я, рискнув повернуться к Крю.

И обнаруживаю, что он уже пристально глядит на меня, а его красивое лицо приобретает такое мрачное выражение, что мои колени едва не подкашиваются.

Глава 4

Крю

Рен Бомон до смерти меня боится.

Едва она вскочила с места и подошла к столу мисс Сков, я понял, что девчонка попытается отказаться от совместной работы со мной. Это очевидно. Все остальные в классе пересаживались, объединяясь в пары с партнерами по проекту, пока я сидел один и закипал от злости.

Рен выставляет меня дураком, и за что, спрашивается? Потому что считает, будто я стану дерьмово с ней обращаться? Неужели она не понимает, что делает только хуже? Она слишком поглощена собственными переживаниями и даже не осознает, что натворила.

Типичное поведение.

Мы одновременно отворачиваемся от стола Сков, и Рен собирается сесть за свою парту, когда я сообщаю:

– Я не хочу сидеть впереди.

Хмурое выражение омрачает ее красивое лицо. Отрицать это невозможно. Рен Бомон красива. Для тех, кому нравятся маленькие, огражденные от мира ханжи, и это, судя по всему, как раз про меня.

– Почему?

– Предпочитаю устраиваться подальше. – Я киваю в сторону своей пустующей парты.

Рен оборачивается, рассматривает незанятые парты вокруг моей и опускает плечи в знак поражения.

– Ладно.

Меня охватывает радость победы, когда она берет тетрадь и рюкзак. Я опускаю взгляд на ее ноги: на ней юбка обычной длины, которая кажется слишком длинной, а еще белые гольфы до колена, поэтому кожи почти не видно. На ногах у нее сегодня все те же дурацкие туфли с ремешком и без каблука, но не ее привычная пара от Dr. Martens. Эти другого бренда и фасона, гладкие и блестящие.

Маленькая Мисс Девственница меняется. Мило.

Я иду за ней в конец класса, оглядывая ее расправленные плечи и переливающиеся каштановые волосы, которые спадают по спине. Спереди она подвязала их белым бантом, как ребенок, и я снова задаюсь вопросом, целовалась ли она когда-нибудь.

Наверное, нет. Рен необычайно мила и невинна, а на пальце у нее красуется бриллиант в знак данного обещания хранить себя до брака.

Не представляю, почему мне это кажется таким привлекательным, но так и есть. Я хочу ее растормошить. Испортить. Подурачиться с ней и трахнуть, пока она не впадет в полную зависимость от меня и не забудет о своих девичьих обещаниях. Перспектива уничтожить эту милую невинную девушку похожа на развлечение.

Вызов.

Игру.

Она изящно усаживается на пустующий стул рядом с моим и с громким хлопком бросает тетрадь на парту. Я тоже сажусь и широко расставляю ноги, отчего совершенно случайно задеваю ее ступню своей.

Рен тут же отставляет ногу, словно я ее обжег.

– Ты собираешься доставать тетрадь? – спрашивает она.

– Зачем?

– Чтобы взять у меня интервью. Задать вопросы. Сделать заметки.

– Сков сказала, что мы пока просто знакомимся поближе. Сегодня первый день проекта. У нас еще полно времени. – Девчонке надо успокоиться на хрен.

– Я хочу успешно справиться, – подчеркивает она, не сводя глаз с пустой страницы перед собой. – Хочу получить хорошую оценку.

– Я тоже. И получим. Не заморачивайся.

– Ты ко всему так относишься? – Рен поднимает голову, ее глаза приглушенного зеленого цвета смотрят в мои. Сомневаюсь, что когда-нибудь был так близко к Рен за все три года, что мы учимся в одной школе, и меня поражает, насколько великолепны ее глаза. – Без напряга. Не волнуясь?

– Да, – отвечаю я без колебаний. – Тебя что-то не устраивает?

– Я вот так не делаю. Я усердно тружусь, чтобы зарабатывать хорошие оценки и поддерживать средний балл на уровне пяти.

Она намеренно упомянула этот любопытный факт. Настоящее показательное выступление от девственницы, что совсем не удивительно.

– У нас есть кое-что общее, – сообщаю я, и она хмурится.

– Что?

– У меня тоже средний балл равен пяти.

С девятого класса мы оба в продвинутых группах.

На ее лице мелькает явное недоверие.

– Серьезно?

– Не надо так сомневаться. Это правда. – Я пожимаю плечами.

– Никогда не видела, чтобы ты занимался.

– Мы и не проводим время в обществе друг друга. Я тоже не видел, чтобы ты занималась.

Рен ничего не отвечает, потому что это правда. Мы точно не вращаемся в одной и той же компании и не бываем в тех же местах.

– Уверена, что ты получаешь хорошие оценки только из-за своей фамилии, – парирует она.

Ого. У Маленькой Мисс Девственницы острый язычок.

– Думаешь, мой средний балл – «пять», потому что я Ланкастер и учусь в частной школе «Ланкастер»? – Я приподнимаю бровь, когда она осмеливается на меня посмотреть.

И Рен тут же склоняет голову.

– Возможно.

– Я оскорблен. – Она вновь глядит на меня, но уже с раскаянием. – Я не дурак, пташка.

– Пташка?

– Тебя зовут как птицу[6]. – Не слишком оригинальное прозвище, но именно ее мне Рен иногда напоминает. Милую маленькую птичку, которая порхает с ветки на ветку. Щебечет повсюду легким, мелодичным голоском.

– А твое имя из области спорта[7]. Мне тебя так и называть? Спортсмен? – Она закатывает глаза.

Ха. А еще у нее есть чувство юмора. Не думал, что это возможно. Рен всегда вышагивает по кампусу, отстаивая важные для нее вопросы. Положение молодых богатых девушек, что, по-моему, вообще не представляет интереса. Меня не волнует кучка невинных девятиклассниц. Не так, как ее.

– Можешь называть меня, как хочешь, – манерно произношу я. – Мудаком. Придурком. Плевать. Мне все равно.

Рен реагирует без раздумий: смеряет меня сердитым взглядом и мечет искры прищуренными зелеными глазами.

– Ты отвратителен.

– О, виноват. Забыл, что ты не используешь нецензурную брань.

– Мысль можно выразить и без непристойных слов. Они вообще не нужны.

Меня дико заводит, когда ее чопорный голосок произносит слово «непристойный». А значит, со мной явно что-то не так.

– Порой слово «хрен» особенно приятно говорить. – Я замолкаю, ведь уже знаю ответ на вопрос, который собираюсь задать. – Ты никогда его не употребляла?

Она тут же мотает головой.

– Нет. По мне, оно самое ужасное из всех.

– Не уверен. Могу припомнить еще более вульгарные слова. – Они тоже так и вертятся у меня на языке, но я сдерживаюсь.

С трудом.

Рен хмурится, и это выглядит просто очаровательно.

– Я не удивлена. Ты и твои дружки ужасно вульгарны.

– Какая ты предвзятая маленькая ханжа, а?

Рен смотрит на меня, хлопая глазами; ее лицо принимает уязвленное выражение.

– Ты уже второй человек, который обвинил меня сегодня в предвзятости.

– Хмм, возможно, тебе стоит воспринимать это как знак. – Рен молчит, и я продолжаю: – Может, тебе свойственна некоторая субъективность.

– Ты меня даже не знаешь, – отвечает она с нескрываемой обидой.

Я не свожу с нее взгляда. Приятно наблюдать за ее неловкостью, а ей явно не по себе, хотя дискомфорт вызван скорее внутренними переживаниями.

Идеальную маленькую принцессу, которую все якобы обожают, несколько раз раскритиковали за ее недостатки. Конечно, ей это не по душе.

Да и кому бы такое понравилось?

– Ничего не получится. – Рен встает, дрожа всем телом, и сжимает руки в кулаки. – Я не могу быть твоей напарницей.

Я с удивлением смотрю на нее.

– Уже сдаешься?

– Ты мне не нравишься. А я не нравлюсь тебе. Какой смысл работать вместе? Я еще раз поговорю с мисс Сков после уроков. Она прислушается.

– Поживем – увидим. – Черт, а ее весело выводить из себя. Она сама упрощает задачу.

– Разве ты не предпочел бы работать с Натали?

– Вовсе нет. – Я морщусь. – Она мелочная. Грубая. Ей насрать на всех, кроме себя.

Страдальческий вид, который приобретает Рен в ответ на слово «насрать», выглядит едва ли не комично. У девчонки точно проблемы.

– Кого-то напоминает. – Ее голос звучит надменно и холодно, хотя я улавливаю в нем легкую дрожь. – Вы должны отлично поладить. Разве ты с ней не встречался?

– Трахнул пару раз. – Я нарочно так говорю и тем самым добиваюсь желаемого эффекта. На лице Рен такое оскорбленное выражение, что я беспокоюсь, как бы она не расплакалась. – Ничего серьезного.

– Отвратительно.

– Нет, Пташка, это совершенно нормально. Мы подростки, у которых бушуют гормоны. Мы должны трахаться со всеми, кто попадется под руку. Хотя ты об этом даже понятия не имеешь. – Я решаю задать вопрос, который не выходит у меня из головы с тех пор, как мы начали этот нелепый разговор. – Тебя когда-нибудь целовали?

Она вздергивает подбородок. Похоже, готова сорваться с места. Я жду, когда она убежит, но, как ни странно, Рен стоит на своем.

– Это не твое дело.

Очевидно, ответ отрицательный.

Я нахожу взглядом Сэма Шмидта, которого в данный момент Натали пытает беспрестанным нытьем о своей бессмысленной жизни. Хотя он вовсе не выглядит несчастным. Слишком уж увлеченно смотрит на ее блестящие губы. Именно он водил Рен на выпускной в прошлом году. Скучная парочка, которая, скорее всего, скучно провела время.

Во мне вспыхивает ревность, и я гоню ее прочь. Как я могу ревновать к Сэму? Лишь потому, что ему довелось с ней потанцевать? Прикоснуться к ней? Вызвать у нее улыбку и желание проболтать с ним весь вечер?

– А как же Сэм?

Рен вздрагивает, словно мои слова ее задели.

– А что Сэм?

– Он не пытался поцеловать тебя на выпускном вечере? – Наверняка это совпало бы с ее сказочными романтичными ожиданиями, хотя мне кажется, что Сэм не особо романтичен. Для этого он слишком рационален.

К тому же этот парень жутко умный.

– Откуда ты знаешь, что Сэм был со мной на выпускном?

Если бы она в самом деле хотела уйти от меня и избежать этого разговора, то уже сделала бы это. Она почти это сделала.

– У нас небольшая школа и маленький класс. Все обо всех знают. – Я замолкаю, окидывая ее взглядом. Пиджак и рубашка полностью скрывают грудь, а насколько я запомнил, когда видел ее в довольно скромном платье, у девчонки аппетитные формы. – Ты помнишь, с кем ходил я?

– С Арианой Роудс, – тут же отвечает Рен и, едва произнеся это, прикусывает нижнюю губу.

– Вот видишь? – Я наклоняю к ней голову. – Мы всегда знаем, чем заняты остальные.

– Я знаю об этом лишь потому, что дружила с Арианой, – поясняет она.

Бедная Ариана. Она уехала после окончания одиннадцатого класса. Ее отправили в школу-пансион в английской глуши. Эта психически неустойчивая девушка с умелым ртом страдала от небольших трудностей с наркотиками, которые прошлым летом превратились в одну серьезную проблему. Родители забрали ее отсюда, пока ситуация не ухудшилась.

– Что ж, может, теперь и мы станем друзьями, – предлагаю я, даже самому себе напоминая чертова злодея.

– Сомневаюсь. Как я и сказала, после занятий поговорю с мисс Сков. – Рен закидывает рюкзак на плечо. – Готовься. Скорее всего, с завтрашнего дня твоей партнершей будет Натали.

– Я уже по тебе скучаю, Пташка! – кричу ей вслед.

Рен не утруждает себя ответом. Даже не оглядывается.

Как бы она ни пыталась убедить учительницу, что нам не стоит работать в паре, у нее ничего не выйдет. Я знаю Сков, и в глубине души Рен тоже это понимает: если Сков приняла решение, то так все и будет.

Нравится это Рен или нет.

Глава 5

Рен

Я брожу по пустым школьным коридорам, пытаясь сдержать подступающие слезы, но без толку.

Они текут по лицу, и я старательно вытираю их, злясь на саму себя. На учителя. На весь этот день.

Слава богу, вокруг совсем никого, ведь занятия закончились почти полчаса назад.

Как и предупреждала Крю, я задержалась после уроков и снова поговорила с мисс Сков, пытаясь отстоять свою позицию. Она не отступилась. Отнеслась беззлобно, но отказалась слушать мои доводы о том, почему я не могу работать с Крю. Ее не волновало, что он вел себя вульгарно и говорил мне гадости, чтобы спровоцировать реакцию. Что ему вообще наплевать на проект, и он рассчитывает получить хорошую оценку лишь потому, что он Ланкастер.

Сам Крю так не говорил, но когда я спросила об этом, а он не стал ничего отрицать, мне оставалось только додумать.

Ненавижу додумывать, но все же сделала это, да к тому же поделилась своими домыслами со Сков. По ее скептическому взгляду поняла, что она не повелась, но и ладно. Я пыталась придумать все мыслимые причины, почему не хочу работать с Крю.

Но все равно осталась с ним в паре.

Вынуждена терпеть его гнусное отношение и насмешливый взгляд. Его омерзительную речь. А еще манеру, с которой он на меня смотрит. Словно видит меня насквозь.

Это мне претит больше всего.

Я смахиваю очередной поток слез и громко всхлипываю.

– Рен!

Обернувшись, замечаю мистера Фигероа, который стоит на пороге учительской.

– Ой. – Я останавливаюсь, надеясь, что не выгляжу слишком расстроенной. – Здравствуйте, мистер Фигероа.

Он медленно подходит ко мне, с беспокойством нахмурив брови.

– У тебя все хорошо?

– Нормально. – Я улыбаюсь, не в силах вынести, как у меня дрожит подбородок. Будто могу разрыдаться в любую секунду. – Просто… у меня был тяжелый день.

– Хочешь поделиться со мной?

Мне не следует этого делать. Незачем ему знать о моих проблемах с Крю или мисс Сков. Но едва он задает этот вопрос, проявляя заботу, слова сами вырываются из меня.

Я не смолкаю, пока не рассказываю ему обо всем, что случилось на седьмом уроке, умолчав лишь о нескольких неловких моментах. Например, о том, как Крю спросил, целовали ли меня когда-нибудь.

Можно подумать, его это касается. К тому же ответ на этот вопрос – «нет», и, озвучь я его, Крю посмеялся бы надо мной, а потом рассказал всем своим друзьям. И тогда подобно лесному пожару распространилась бы новость о том, что слухи подтвердились: Рен Бомон никогда не целовалась с мальчиком. Вообще ни с кем не целовалась.

Хотя, наверное, все уже так и думают. Знают, какого я мнения о сексе и отношениях. Гордо щеголяю статусом девственницы, ведь почему бы и нет? Общество оказывает на девушек слишком сильное давление. Едва ли не сокрушительное. Нам необходимо всеми силами брать на себя ответственность за собственное тело.

Не люблю, когда меня заставляют чувствовать себя дурой из-за того, что поступаю так, как считаю правильным. Крю Ланкастер не имеет права взирать на меня свысока лишь потому, что я не занималась сексом. Оттого что он с такой легкостью отдает себя любой желающей, он не становится лучше меня.

Конечно же, мысль о том, как Крю «отдает себя» другой девушке, будоражит мой любопытный разум. Прошлой весной, ближе к концу учебы, я видела его без рубашки, когда парни выбежали на поле и валяли дурака, как все мальчишки. Я сидела на трибуне с подругами, и мой взгляд устремился к Крю, когда он снял с себя рубашку, обнажая гладкую загорелую кожу и подтянутые рельефные мышцы.

Во рту пересохло. Сердце забилось быстрее. Он посмотрел на меня и поймал мой взгляд, словно знал, как на меня влияет.

Я прогоняю эту мысль и снова сосредотачиваю внимание на учителе, на беспокойстве, которое отразилось на лице Фига после моего рассказа, на его теплом, утешающем взгляде. В какой-то момент посреди моего откровения он непринужденно приобнял меня за плечи и повел в учительскую, которая, к счастью, пустовала. Усадил за стол и сел рядом. А когда я закончила, ободряюще похлопал по руке и громко выдохнул.

– Хочешь, я поговорю с Энн?

Я смотрю на него и вдруг понимаю, что он имеет в виду мисс Сков. Я никогда даже не задумывалась, как ее зовут. Для меня она просто Сков.

– Не уверена, что вам стоит это делать.

– Я мог бы замолвить за тебя словечко. У нас с Энн близкие отношения. Она меня послушает. – Фигероа кладет руку мне на предплечье и ободряюще сжимает. – Ты не должна мучиться с Ланкастером все следующие недели. Тебе и так нелегко приходится.

От его чутких слов меня охватывает такое сильное облегчение, что я почти поддаюсь желанию расплакаться снова.

– Очень нелегко. Сейчас много всего происходит.

– Ты уже подала документы в колледж?

Я киваю, признательная за что, что первым делом он подумал спросить именно об этом. Вопрос поступления в колледж у многих вызывает стресс. Кажется, что большинство учителей забывают об этом, нагружая заданиями, словно нам все по плечу, хотя на самом деле большинство учеников уже на грани нервного срыва.

– Хорошо. Уверен, тебе осталось выполнить лишь несколько итоговых проектов, в том числе мой, – он ласково улыбается, – с которыми ты отлично справишься. Как и всегда.

– Мне не терпится прочесть книгу.

– Не сомневаюсь. – Фиг отпускает мою руку и, отпрянув, оглядывает кабинет. – Я переговорю с Энн. А может, и с Крю тоже.

– Что? Нет. – Я тут же мотаю головой, не обращая внимания на удивленное выражение его лица. – Я не шучу, пожалуйста, не говорите с ним об этом. Не хочу втягивать вас в эту неразбериху.

– Я и так уже втянут. Хочу тебе помочь. – Он напрягает челюсти. Думаю, я еще никогда не видела Фига таким свирепым. – Таким, как он, все сходит с рук. Будто они неприкасаемые и никогда не думают о том, как их поведение сказывается на окружающих.

– Все нормально…

– Нет, Рен. Не нормально. Я не стану стоять в стороне и не позволю ему обижать тебя снова и снова.

Я поджимаю губы, внутри все сводит от беспокойства. Не хочу, чтобы он говорил обо мне с Крю. Могу только представить, что тот ему скажет. И что в итоге скажет мне. Например, что я натравила на него своего сторожевого пса в лице учителя или что-то в этом роде. Начнет оскорблять Фига и насмехаться надо мной, не сводя насмешливого взгляда.

Этого еще не хватало.

– Пожалуйста, Фиг. – Настал мой черед протянуть руку и прикоснуться к нему, и Фигероа, опустив голову, берет мою ладонь и смотрит мне в глаза. – Прошу, не говорите с ним. С Крю я и сама могу справиться. Но если сможете замолвить слово мисс Сков о том, чтобы я поменяла напарника, будет чудесно.

Фиг не сводит с меня карих глаз, и по суровому выражению его лица я понимаю, что он недоволен моей просьбой.

– Ладно. Я не стану говорить с Крю. Но переговорю с Энн. Уверен, она прислушается.

– Спасибо. – Я улыбаюсь Фигу, и меня охватывает потрясение, когда он тянется ко мне и заключает в объятия.

Это неловко и странно, потому что мы оба сидим и он мой учитель, поэтому я изо всех сил стараюсь поскорее отстраниться. У меня вырывается прерывистый вздох, и я заправляю прядь волос за ухо, но весь воздух выходит из легких, едва я слышу, как визжит знакомый женский голос:

– Какого черта, Фиг?

Мы оба оборачиваемся на дверь и видим на пороге Мэгги, стоящую с открытым ртом и раскрасневшимся лицом. С прищуром она смотрит на меня свирепым взглядом, всем своим видом источая ненависть.

– Мэгги. – Голос Фига звучит ровно, когда он встает. – Успокойся. Все не так, как ты думаешь.

Мэгги фыркает, проходя в учительскую, словно бывала здесь уже миллион раз.

– Ну конечно. Скорее, все именно так, как я думаю. Ведь так все и начинается, Фиг? С доброты, нежности и заботы по отношению к конкретной ученице. Ты позволяешь ей почувствовать себя особенной. Просишь стать твоей ассистенткой, ведешь ее как невинную овечку на заклание, а потом наносишь финальный удар.

Я вскакиваю с места, желая поскорее убежать.

– Мне пора…

– Нет, останься. Уверена, мои слова ранят твои невинные ушки, но все же ты заслуживаешь это услышать. Узнать, что творит этот мужчина. – Ее улыбка сдержанна, глаза блестят, словно она в любой момент может расплакаться. – Потому что хоть раз в своей клятой жизни он попался. Сколько лет ты уже работаешь в «Ланкастере»? Скольких девушек ты трахнул? Уверена, список бесконечен.

Я вздрагиваю, когда она произносит это слово, и устремляю взгляд на мистера Фигероа, но он вообще не обращает на меня внимания.

Слишком сосредоточен на Мэгги, сжимая опущенные вдоль тела руки в кулаки, как будто пытается сохранять видимость спокойствия.

– Следи за языком, Мэгги.

– Да-да, я должна беречь неискушенные уши самой большой девственницы в кампусе, да, Фигги? Уверена, тебе до смерти хочется забраться к ней в трусики. Наверное, на ее вагине висит замок, но с твоими навыками убеждения она в итоге сама даст тебе ключ. Без проблем. – Мэгги проходит вглубь кабинета, пока не останавливается прямо перед Фигом, и я вижу, что он хочет к ней прикоснуться. Схватить ее.

Может, даже причинить ей боль?

Я не уверена.

И не знаю, почему должна и дальше оставаться свидетельницей происходящего.

– Оставлю вас, чтобы вы могли поговорить наедине. – Я иду к двери, но Мэгги уже не обращает на меня внимания.

Фиг тоже не смотрит, когда я выхожу из кабинета. Они слишком поглощены друг другом.

Как любовники.

Глава 6

Рен

Я возвращаюсь в свою комнату, радуясь возможности взять передышку. Однако не успеваю насладиться тишиной, потому что меня пугает внезапный звонок телефона.

На экране высвечивается папин номер, и я с тревогой осознаю, что так и не перезвонила ему после того, как он отправил сообщение.

– Прости, пап. День пролетел незаметно, – объясняю я.

Он отвечает мягким, приятным смешком, который вызывает у меня улыбку, несмотря на волнение, до сих пор не отпустившее меня после конфликта, что произошел между Фигом и Мэгги. И, видимо, мной. Я еще никогда в жизни не оказывалась в подобных ситуациях, и это выбило меня из колеи.

– Мне звонил заведующий кафедрой истории искусств Колумбийского университета.

Сердце подскакивает в груди и тут же ухает вниз.

– Ой.

– Хочешь знать, что он сказал?

Я уже знаю. Ему до смерти хочется, чтобы меня зачислили, потому что папа попросил об одолжении.

– Что именно? – Я стараюсь говорить легким, непринужденным тоном, что и ожидает услышать отец. Свою милую счастливую дочь, которая сделает все ради папочки. Это чувство взаимно.

Когда отцу это удобно.

– Они хотят, чтобы ты училась у них, дорогая. Ты принята, – с гордостью сообщает папа.

– Ох. Как здорово, – отвечаю я еле слышно. Усаживаюсь в кресло возле письменного стола и смотрю в окно с видом на кампус. Несколько учеников разгуливают по территории, хотя я не могу разобрать, кто есть кто. Все они выглядят одинаково, потому что еще не переодели школьную форму.

– Какой-то у тебя недовольный голос, Тыковка. – Я слышу разочарование в его голосе. – Я думал, сильнее всего ты хотела поступить в Колумбийский.

Я никогда этого не говорила. Просто всегда соглашалась с отцом, когда он без конца разглагольствовал о том, какой это прекрасный колледж и какая у них основательная образовательная программа по искусству. Я не хочу становиться художником, скорее просто изучать искусство. Мне бы очень хотелось однажды устроиться на работу в художественную галерею или в музей. Может, даже обзавестись собственной галереей, в которой я смогла бы открывать подающих надежды художников и поддерживать их.

Это моя мечта, и родители об этом знают. А еще поощряют ее, хотя сомневаюсь, что они верят, будто я смогу чего-то добиться самостоятельно. Уверена, они просто мне потакают. Папа делает это не ради меня, а ради себя.

Колумбийский университет расположен слишком близко. Оставшись в Нью-Йорке, я окажусь в ловушке, потому что тут живет моя семья, тут я выросла.

Я же хочу другого. Где-нибудь подальше.

Будь папина воля, это никогда не случится.

– Я в восторге. Правда. – Я придаю голосу радостное волнение в надежде, что он заметит. – Большое спасибо, что поговорил с ним. Не терпится узнать, куда еще меня примут.

– Разве другие колледжи имеют значение? Я думал, Колумбийский – вот главная цель.

Я не стану перечислять все колледжи, в которые на самом деле хочу поступить и куда подала документы. Отец сразу туда позвонит и договорится о зачислении или же прямо запретит мне поступать в некоторые из них. Я не могу рисковать.

– Разумно иметь несколько вариантов выбора, пап.

– Ты права. Всегда хорошо иметь варианты. Запасной план. – Так и представляю, как он согласно кивает.

– Можно мне поговорить с мамой?

– О, я не с ней. Я сейчас в Бостоне по делам. Домой поеду в пятницу. Позвони ей. Она, наверное, по тебе скучает.

– Мы только что вместе провели выходные. – Я вернулась в кампус вчера вечером после того, как провела День благодарения с родителями.

– Мы всегда по тебе скучаем, милая. Особенно мама. Ты же знаешь, как ей не хватает внимания.

Знаю. И не всегда моего – ей нужен он. Хотя папа этого не замечает.

– Как дела в школе?

Я вкратце рассказываю ему обо всем, стараясь не упоминать о Крю, Фиге или Мэгги. Сегодняшний день был непохож ни на один из тех, что я провела в частной школе «Ланкастер».

А их было немало. Я не ожидала, что последний учебный год примет такой драматический оборот, да еще так стремительно. Кругом сплошная драма, которая не всегда касается меня непосредственно, но это очень странно.

Обычно я не оказываюсь в центре драмы.

Мы разговариваем еще несколько минут, а потом я слышу мягкий женский голос:

– Харви, идем.

– Позже поговорим, милая. Просто хотел сообщить тебе хорошие новости. Обязательно расскажи всем своим друзьям. Люблю тебя. – Он вешает трубку прежде, чем я успеваю попрощаться.

Я кладу телефон на стол и не свожу с него глаз. Кто сказал отцу, что им пора идти? Деловой партнер? Помощница? Знаю, что у него она есть, хотя не помню ее имени.

Или это была другая женщина?

Не секрет, что он изменяет. Похоже, такие влиятельные мужчины, как мой отец, всегда изменяют, что не может не разочаровывать. Возможно, именно по этой причине для меня так важна верность. Наверное, именно поэтому я боюсь отношений с парнями.

Кажется, что они всегда уходят. А большинство не может хранить верность, словно это заложено в их ДНК или вроде того. Им очень легко, очень быстро все наскучивает. Словно стоит девушке уступить, как они готовы двигаться дальше.

Взгляните на Фигероа и Мэгги. Очевидно, какое-то время между ними была связь, что само по себе с трудом укладывается у меня в голове. Он очень рискует, связываясь с ученицей. Слухи о нем ходили уже много лет еще до того, как я поступила в «Ланкастер», но им никогда не было официального подтверждения.

А та небольшая ссора, которой я стала свидетельницей, служит явным доказательством. Мэгги была в ярости. Интересно, неужели она всерьез решила, что Фиг пытался со мной заигрывать? Не думаю, что это так. Мне кажется, он просто проявил участие. Пожалел меня, потому что увидел, как я плачу в коридоре, а я не раз слышала, что мужчины не любят слезы. Папа никогда не любил.

Мужчины. Не понимаю их.

Испытав внезапное желание съесть что-нибудь вкусненькое, я выдвигаю ящик стола и достаю леденец на палочке. Срываю фантик и, выбросив его в небольшую мусорную корзину, отправляю конфету в рот. Сосу сладкий вишневый леденец, и сахар окутывает весь рот.

Это моя главная слабость, вредная для здоровья. Я слежу за питанием, но при этом сладкоежка. Люблю конфеты, особенно леденцы на палочке.

Внезапно раздается стук в дверь, и с той стороны раздается громкий голос:

– Бомон! К вам пришли!

Я в удивлении откидываюсь на спинку кресла. Кому это захотелось меня навестить? Нам разрешено принимать гостей в комнате отдыха общежития, расположенной на первом этаже возле стойки дежурного, за которой сидят всевидящие старосты. Посетителями обычно оказываются кто-то из жителей города или ребята. Чьи-то парни. Многие парочки после уроков проводят время в комнате отдыха.

Я даже не представляю, каково это. Никогда не коротала время в комнате отдыха с Сэмом, а он мой самый близкий друг. Если мы и занимаемся чем-то вместе, то во время обеденного перерыва или идем в библиотеку.

– Спасибо. Сейчас спущусь! – кричу я человеку, который, наверное, уже ушел.

Я встаю, подхожу к зеркалу в полный рост и, держа леденец между пальцев, задумчиво себя рассматриваю. Сунув конфету обратно в рот, заправляю рубашку подальше под пояс юбки, а затем приглаживаю волосы. Я сняла пиджак, войдя в комнату, и как раз собиралась переодеться в более удобную одежду, когда внезапно позвонил папа.

И так сойдет.

Я спускаюсь по лестнице, поскольку живу на втором этаже и не утруждаюсь пользоваться старым ненадежным лифтом. Эта штука чаще ломается, чем исправно работает.

Войдя в комнату отдыха, я резко останавливаюсь, едва вижу, кто стоит, прислонившись спиной к старому дивану. Он скрестил длинные ноги в щиколотках и так и остался в форме, хотя, как и я, снял пиджак.

Крю Ланкастер.

Опустив голову, он глядит в телефон, русые волосы падают на лоб. Галстук он тоже снял, и несколько пуговиц рубашки расстегнуты, открывая сильную шею. Слегка обнажая грудь. Рукава закатаны до локтей, и мой взгляд устремляется к его предплечьям. Они мускулистые, покрытые порослью золотистых волос, и во мне пробуждается странное пульсирующее ощущение.

Между ног.

Я стараюсь не обращать внимания на это чувство, пока наблюдаю за Крю и усердно сосу конфету. Он вообще ничего не делает, просто стоит на месте, но все равно источает властную ауру.

Словно он здесь хозяин. Так и есть.

Я тихо прокашливаюсь, и он поднимает голову; голубые глаза смотрят в мои, и я просто гляжу на него в ответ.

Крю опускает взгляд на мои губы, замечает палочку от леденца, и я вынимаю конфету изо рта.

– Чего тебе? – надменно спрашиваю я, пытаясь скрыть беспокойство, от которого у меня сейчас все сводит внутри.

Он отходит от дивана, убирает телефон в карман и медленно идет ко мне.

– Есть минутка?

Я оглядываюсь на двух старост, сидящих за столом, но оба не обращают на нас внимания. Неважно. Хочу, чтобы он знал: мне известно об их присутствии, и они придут на помощь, если этот парень скажет мне хоть одно грубое слово.

– Конечно.

Я иду за ним через комнату, и мы оба устраиваемся в мягких креслах лицом друг к другу. Между нами стоит низкий круглый столик. Людей здесь немного, поэтому у нас есть возможность уединиться, но я уверена, что к утру по всему кампусу разнесется слух о том, как Крю и Рен видели вместе, пока они разговаривали.

Крю и Рен. Я даже не осознавала, как похожи наши имена.

– О чем ты хотел поговорить? – спрашиваю я, когда он не спешит начинать разговор. Должно быть, использует молчание, чтобы окружающим становилось не по себе, и у него получается.

Весьма успешно.

Крю наклоняется, упирается локтями в колени и рассматривает меня.

– У меня тут состоялся любопытный разговор со Сков.

Я на миг прикрываю глаза от унижения и сую леденец обратно в рот. Может ли этот день стать еще хуже?

– Я ужасно зол на тебя, Пташка. Она спросила, не позволял ли я себе каких-то непристойностей, которые могли так сильно тебя огорчить. Ты что ей наплела, черт возьми?

– Слушай, ты не хочешь работать со мной в паре…

– Да, черт побери, не хочу. Не хочу, если ты будешь говорить учителям, что я тебя домогаюсь, или что еще ты ей там наговорила. – Его слова пронзают мою кожу, словно пули.

– Я никогда не говорила, что…

– Намекала. Об этом я услышал от Сков, и мне пришлось защищаться, стараясь при этом не выставить тебя отъявленной лгуньей. – Крю колеблется, и я беспомощно вздрагиваю под его холодным взглядом. – Какой ты и являешься.

– Я не говорила, что ты совершил что-то непристойное. Просто сказала, что ты употреблял грубые и гадкие слова.

– Сквернословил. Так это называется. Я ни разу не говорил, что хочу тебя трахнуть.

Я ошарашена его свирепым тоном и сказанными им словами. Его мрачным взглядом, который блуждает по мне. Как будто он в самом деле вдруг захотел бы сделать это со мной.

Мысли уносят меня в нежеланном направлении, словно я не могу сдержаться. Но серьезно… каково было бы полностью завладеть вниманием этого парня? Чтобы он смотрел на меня с искренней заботой, а не с такой сильной ненавистью?

Я смотрю на его руки, подмечаю, как бицепсы выступают под белым хлопком. Каково было бы оказаться в его объятиях? Слышать, как он нашептывает нежности мне на ухо, хотя, наверное, он на такое неспособен.

Смотрю на его рот, на губы. Замечаю, что у них безупречная форма, а нижняя чуть полнее. Как бы он целовал меня: нежно и ласково? Или грубо и свирепо? Я вспоминаю книги, которые прочла, фильмы, которые посмотрела, и представляю тот первый миг, когда его язык медленно скользит по моему…

Нет. Нет, нет, нет. Этого я хочу меньше всего.

– Сейчас сказал, – подмечаю я дрожащим голосом.

Крю отвечает суровым взглядом.

– Не всерьез. Поверь мне, ты последняя девчонка, которую я хочу трахнуть.

А теперь я оскорблена, что ужасно глупо.

– И хорошо, потому что тебе это никогда не удастся.

– Я знаю. Мы все это знаем. – Крю откидывается на спинку кресла, и его напряжение слегка ослабевает. Не знаю почему. – Нельзя вот так запросто говорить такую хрень. Учителя серьезно относятся к подобным обвинениями, и неважно, как тонко они завуалированы. Им положено реагировать на все жалобы.

Я даже не думала о последствиях своих слов, когда излагала Сков свою позицию. Просто искала способ отказаться от совместного проекта.

– Прости. Я не хотела втягивать тебя в неприятности.

– Господи, ты и правда всегда сама доброта? – Кажется, он удивлен моими поспешными извинениями, которые сам только что испортил своей грубостью. Тоже мне новость. – Ты не втянула меня в неприятности. Просто мне пришлось разбираться со Сков и ее бесконечными вопросами. Просто… думай, что говоришь. Нам придется работать вместе. Смирись.

– И ты пришел, чтобы сказать мне это?

Крю кивает.

– Мог просто отправить письмо. – У нас есть доступ к адресам электронной почты учеников и персонала школы.

– Я собирался сказать все лично, чтобы ты видела, как сильно я взбешен. – Он сверлит меня сердитым взглядом, хотя уже не так напряженно, как в начале разговора. – Твои действия влекут последствия, Пташка. Нужно быть осторожнее.

Я держу в руке леденец за палочку и усердно сосу конфету, подумывая о том, чтобы ее разгрызть, когда Крю вдруг говорит:

– И еще кое-что.

– Что? – Я вынимаю леденец изо рта.

– Тебе не стоит есть это при мне. – Он кивком указывает на конфету в моей руке.

– Почему? – Я хмурюсь.

– Потому что, глядя, как ты играешь с этой штукой во рту, я могу думать только о том, как ты мне отсасываешь, – непринужденно заявляет он, будто вовсе ничего такого не говорил.

С этими словами, не дав мне опомниться, Крю встает с кресла и уходит, а я остаюсь сидеть, обдумывая все, что могла бы ему ответить.

Крю неоправданно груб со мной.

Говорит всякие пошлости, чтобы вызвать реакцию.

Называет меня глупым прозвищем, которое мне не очень-то нравится.

Но он не дал мне возможности ответить.

Как всегда. Я начинаю понимать, что именно так все со мной и обращаются. Словно отпускают замечания в мой адрес, а не говорят со мной. Я никогда не участвую в разговоре. Должна просто сидеть и все выслушивать, как маленькая послушная девочка.

Это раздражает.

И, что еще хуже…

Ранит.

Глава 7

Крю

Я спокойно иду по коридорам школы в столовую, потому что сейчас обеденный перерыв, и никого не трогаю, как вдруг меня окликают по имени.

Оглянувшись через плечо, вижу, как чертов Фигероа направляется в мою сторону с решительным выражением лица.

Замечательно.

С тех пор как мы вернулись с каникул по случаю Дня благодарения, постоянно что-то случается, а сегодня только вторник. Меня это ужасно раздражает. Большинство событий к тому же связаны с Рен, а это любопытно.

Рен Бомон не просто красивое личико, о чем я всегда знал в глубине души. Она умна, ко всем добра – ну, может, за исключением меня, но я сам напросился, – а еще влиятельна. Все эти качества вызывают у меня уважение, хотя по какой-то причине слово «уважение» никогда не приходило мне на ум при мысли о Рен.

Я хочу ее. Но разве при этом уважение когда-то стояло на первом месте? Разумеется, я не унижаю девушек забавы ради, но они просто… существуют. С ними можно поболтать, поцеловать их или трахнуть.

Вот и все.

Меня потрясло, когда Рен извинилась за все, что наговорила обо мне Сков. Я, как и она, немного преувеличил, сделав вид, будто учительница устроила мне допрос с пристрастием… что, в общем-то, и произошло, правда, все было не так плохо, как я это преподнес. Я старался, чтобы Рен скверно себя почувствовала, и у меня получилось, хотя, наверное, не стоило и удивляться.

Девчонка слишком добра, и ею легко манипулировать. Милая настолько, что зубы сводит.

Просто до нелепости.

Рен наверняка знает, что я говорю всю эту ерунду, чтобы вывести ее из себя, а сделать это невероятно легко. Задеть ее за живое не составляет труда. А лишать равновесия даже как-то забавно.

Такое вот безобидное развлечение.

– Уделишь мне пару минут? – спрашивает Фигероа дружелюбным тоном, хотя я улавливаю в его словах мрачные нотки. Он явно недоволен.

Видимо, мной.

Ну и что, мать его, я натворил на этот раз? О, догадываюсь: появился на свет и сразу стал баловнем судьбы. Фигероа терпеть не может богатых детишек, а это ужасно смешно, притом что он работает в одной из самых элитный частных школ страны.

Но он любит травмированных богатеньких девочек, у которых проблемы с отцом. Поглощает их выброшенными нами метафорическими серебряными ложками, а потом выплевывает, когда покончит с ними. Переходит к следующей – и так дальше по списку. Как чертова акула в океане, машина для убийства и поглощения.

Правда, Фигероа больше похож на машину для растления малолетних, орудующую в коридорах школы «Ланкастер». Больной ублюдок.

– Что такое? – Я вздергиваю подбородок без особого энтузиазма.

– Давай выберем более уединенное место. Это займет всего минуту.

Я иду за ним на улицу, пока мы не останавливаемся у главного входа в школу. С началом обеденного перерыва народа здесь осталось не так уж много, так что, по всей видимости, более тихого места ему не найти.

– Что вы хотели обсудить? – спрашиваю я, когда учитель не собирается ничего говорить. Слишком увлечен тем, что озирается вокруг, словно боится, что кто-нибудь выпрыгнет из кустов.

– Рен Бомон, – отвечает он, повернувшись ко мне лицом. – Оставь ее в покое. – Его тон звучит угрожающе, взгляд напряжен.

Это что еще за чертовщина? Он это серьезно?

– Вы о чем вообще?

– Перестань доставать ее на уроках. Ей это не нравится. И она совсем не рада тому, что вынуждена заниматься с тобой проектом по психологии, – объясняет Фигероа. – Нисколько.

– Это она вам сказала? – Я ошеломлен. Рен в самом деле пошла к этому мужику, доверилась ему и рассказала, как ей тошно со мной в паре?

Да это какая-то чушь.

– Да, сказала. Вчера. Она плакала, расстраивалась, что не может сменить напарника по проекту. – Фигероа плотно сжимает губы. – Я как мог старался ее утешить, но она не переставала плакать.

– Не сомневаюсь, что вы пытались ее утешить, – произношу я. Вот же…

Всем известно, что последние несколько месяцев он тайком трахал Мэгги. Франклин бросил ее, когда об этом узнал. Ходят слухи, что она залетела от Фига, но я не знаю, так ли это.

Меня бесит, что все девчонки зовут его Фиг. Просто выводит из себя. Он не заслуживает их внимания или симпатии. Он конченый мерзавец.

– Скажи Сков, что хочешь другого партнера, – велит Фигероа.

– Нет.

– Она послушает. Тебя все слушают. – Последние слова сказаны с неподдельным презрением.

Ему претит, что я Ланкастер и он ни черта не может мне сделать, потому что из этого ничего не выйдет. Я неприкасаемый – по большей части. Проклятье, да я самый влиятельный человек в кампусе, и практически всем сотрудникам школы и администрации плевать, что я делаю. Они привыкли, что с Ланкастеров принято сдувать пылинки.

По какой-то причине этому учителю есть до меня дело, даже слишком. И вовсе не в хорошем смысле слова.

– А может, я правда хочу работать с Рен. – Я делаю шаг ближе, понизив голос. – Может, хочу с ней сблизиться. Узнать все ее тайны. Что ей нравится. От чего она не восторге. Может, после проведенного вместе времени Рен ослабит бдительность и поймет, что я не такой уж плохой парень.

Фигероа фыркает.

– Брось, тебе нет до нее дела.

– А вам есть? – Я вскидываю брови. – Вы просто места себе не находите, ведь знаете, что она ни за что не клюнет на ваши уловки. Нет уж. Она хорошая девочка, Фиг. Милая маленькая девственница, которая не осмелится даже думать о сексе с мужчиной, что годится ей в отцы. Со своим наставником. С тем, на кого она равняется и кем восхищается.

Выражение лица Фигероа становится напряженным, но он не произносит ни слова.

– К сожалению для вас, Рен бережет себя для будущего мужа, а не для какого-то извращенца, который приходится ей учителем английского, – продолжаю я, чтобы позлить его.

У меня получается. Фигероа стискивает челюсти и открывает рот, будто собирается что-то сказать, но я перебиваю:

– А вот о связи со мной Рен может и подумать. Я молод – уж точно больше подхожу ей по возрасту. Мы всего лишь два перевозбужденных подростка, которые вместе работают над проектом, понимаете? Нам обязательно нужно будет торчать в библиотеке. Наедине. Только вдвоем. Я знаю, что ей нравится там заниматься, это ее любимое место в кампусе. Я позабочусь о том, чтобы мы с ней оказались в темном углу, и в итоге сделаю свой ход среди стеллажей.

– Она отвесит тебе пощечину.

– А может, раздвинет ноги и позволит запустить руку ей в трусики. Я готов рискнуть. Уверен, как только она познает, что это такое, познает меня, то будет готова – станет сгорать от нетерпения поэкспериментировать. Со мной. – Я ухмыляюсь, когда вижу злость в его глазах. Все это здорово меня забавляет, но, наверное, нужно сбавить обороты. Не удивлюсь, если он сразу помчится к моей маленькой Пташке и расскажет обо всем, что я о ней говорил. А она, скорее всего, ему поверит.

Как ей, пожалуй, и стоит сделать.

Фигероа резко выдыхает и указывает на меня пальцем.

– Если ты тронешь хоть волосок на ее голове, я…

– И что вы сделаете? – перебиваю я пугающе спокойным тоном. – Побьете меня? Давайте. Я вас не боюсь. И точно знаю, что могу вас уничтожить, Фиг. Вы размякли с возрастом. Упражняетесь только тем, что тискаетесь с Мэгги на заднем сиденье своей машины. Вам еще не надоело?

Он пристально смотрит на меня, тяжело дыша, его грудь быстро вздымается и опускается, и я прячу руки в карманы, устав от нашего разговора.

– Оставь Рен в покое, – повторяет Фигероа, но его голос утратил былую властность. – Вот и все, что я скажу. Если обидишь ее, жди последствий.

Я в изумлении гляжу ему вслед. Его угрозы – пустой звук. Они только вызывают у меня желание пробить стальную стену, которой Рен ограждает себя, и заморочить ей голову. Заставить ее сходить с ума от желания ко мне.

Я могу это сделать. С легкостью. Девчонка изголодалась по мужскому вниманию. Это очевидно. Она держит саму себя под замком. А в глубине души наверняка прячет тайные фантазии.

Надеюсь, они ненормальные и извращенные и она позволит мне воплотить их в реальность.

Этот дурацкий проект даст мне возможность познакомиться с ней поближе. Узнать, что ее вдохновляет. Я разгадаю ее и соблазню, а потом оглянуться не успею, как уже пойду на урок английского для отличников, держа ее под руку, целуя в лоб и глядя на этого ревнивого придурка, которого мы зовем учителем, рассевшегося у себя за столом.

Я с огромным удовольствием устрою это представление.

Губы расплываются в улыбке, пока я снова шагаю в столовую.

Жду не дождусь.

* * *

Как только я захожу в класс Сков, то сразу нахожу Рен взглядом. Она сидит на моем месте, а Малкольм и Эзра – за своими партами по обеим сторонам от нее. Оба борются за внимание Рен. Она с легкой улыбкой поворачивает голову от одного к другому.

Внезапно я понимаю, что, должно быть, чувствовал Фигероа, пока я плел ему всю эту ерунду о Рен. Я и сам сейчас это чувствую, как бы ни пытался отрицать.

Меня охватывает неподдельная ревность, отчего кипит кровь, а голова готова вот-вот лопнуть.

Рен не замечает меня, пока я едва не наступаю на ее туфли. Она резко поднимает голову и смотрит на меня округлившимися глазами. Мои друзья замолкают. Кажется, словно весь класс затихает, пока мы изучаем друг друга.

– Ты сидишь за моей партой, Пташка, – тихо упрекаю я.

Мои друзья переглядываются, несомненно уловив зловещий тон.

Рен, похоже, это нисколько не задевает.

– Я думала, здесь наше место встречи.

Я обращаю внимание на Эзру, на тупой физиономии которого застыла самодовольная ухмылка.

– Ты не должен с ней разговаривать.

Улыбка сникает, и теперь он сверлит меня хмурым взглядом.

– Она не твоя собственность.

– Это уж точно, – вторит Рен, когда я снова гляжу на нее. – Они мои друзья. В отличие от тебя.

Тут она права. Один ноль в пользу Пташки.

– Отстань, приятель, – встревает Малкольм.

Я игнорирую обоих, полностью сосредоточившись на Рен.

– И где мне тогда сесть?

– Можешь сесть за мою парту. – Она указывает на свободное место в передней части класса.

Я морщусь.

– Нет, спасибо.

Рен кладет сцепленные в замок руки на парту, и мне на ум приходит безумнейшая идея.

Я решаю ее воплотить.

Бросив сумку на пол, я подхожу к ее (моему) стулу и сажусь, подталкивая ее, что совсем не сложно.

Рен весит как перышко и занимает мало места. От нее исходит пьянящий аромат, напоминающий запах полевых цветов на весеннем лугу. Она теплая, мягкая и идеально устраивается рядом со мной. Я кладу руку на спинку стула, испытывая искушение усадить ее к себе на колени.

– Крю! – визжит она. – Что ты делаешь?

– А на что похоже? – Она наклоняет ко мне голову, и наши лица оказываются так близко, что мне видны светлые веснушки на ее носу. Конечно, у нее есть веснушки. Она же само воплощение нежности. – Сажусь за свою парту.

– Я сказала, чтобы ты сел за мою. – Притом что выглядит Рен так, словно сейчас проглотит язык, ее голос звучит на удивление спокойно. Ее выдает только учащенный пульс у основания шеи. Рен приоткрывает рот, мягко выдыхая, и мне становится интересно, что бы она сделала, если бы я наклонился и припал губами к пульсирующей вене.

Наверное, слетела бы с катушек.

– Я еще вчера говорил тебе, как не люблю сидеть впереди. – Я провожу пальцем вдоль ее позвоночника, и она подскакивает. – Видимо, придется побыть вместе.

Раздается звонок, и Сков, войдя в кабинет в последнюю минуту, замирает от удивления, когда видит нас с Рен на одном месте.

– До чего уютно смотритесь.

Ученики нервно посмеиваются, и Эз в том числе. Рен расправляет плечи, так и не убрав руки с моей парты, и готовится слушать учителя.

Я даже не удосуживаюсь взглянуть на Сков: слишком очарован изящным очертанием уха своей соседки. Крошечной жемчужной сережкой в мочке. Гладкой кожей ее шеи и безупречно блестящими и гладкими волосами. Она приоткрывает рот, мельком смотрит на меня, а потом снова отводит взгляд.

Рен чувствует на себе мой взор. Хорошо. Я смущаю ее? Или ей нравится? Ставлю на смущение. Она не привыкла к мужскому вниманию.

– Крю, сядь, пожалуйста, на другое место, – велит Сков.

– Рен заняла мою парту.

Сков в легком изумлении. Она указывает на пустующее место Рен.

– Тогда сядь за ее.

– Я не люблю сидеть впереди.

– Не сомневаюсь в этом, – Сков скрещивает руки. – Давай.

– Я пересяду, – уступает Рен, снова скользнув по мне мимолетным взглядом. Непохоже, что она злится. Скорее, боится пойти против учителя. – Я не против.

Эзра и Малкольм дружно издают стон недовольства от того, что лишились своей восхищенной зрительницы, и на моем лице появляется убийственное выражение.

Но эти придурки все равно не смолкают.

Рен встает со стула, на котором мы оба устроились, и мне сразу же не хватает ее тепла. Рен взволнована, если судить по тому, как дрожат ее руки, когда она берет свою тетрадь с парты и прижимает ее к груди.

– Можно я оставлю здесь свой рюкзак?

Кивнув, я беззаботно разваливаюсь на стуле, но, черт возьми, тоже немного взбудоражен.

Ее близость захватила меня врасплох.

И мне это не нравится.

Глава 8

Рен

Мне не нравится, когда меня выставляют на посмешище перед всем классом, а именно это Крю сейчас и сделал. Внимание меня не беспокоит, пока не становится негативным.

А то, что он только что устроил, оказалось как раз таковым. Чуть ли не издевательством. Когда он отодвинул меня в сторону, чтобы сесть вместе со мной на один стул, пускай лишь на несколько коротких минут, было досадным образом…

Приятно.

Он крепкий. Твердые мышцы, горячая кожа. Широкие плечи и грудь, а еще сильные руки. Пока я сидела рядом с ним, и он опустил руку на спинку стула у меня за спиной, я почувствовала, словно оказалась в коконе Крю Ланкастера. И мне это понравилось. Понравилось, что он был рядом. От его близости сердце забилось учащенно.

Оно до сих пор колотится.

Я усаживаюсь на свое место, бросаю тетрадь на парту и смотрю на мисс Сков, которая заканчивает отмечать присутствующих.

Волосы на затылке медленно встают дыбом, и мне требуется вся сила воли, чтобы не обернуться и не посмотреть, кто сверлит меня взором.

Я уже знаю. Чувствую на себе его напряженный задумчивый взгляд. Как можно незаметнее оглядываюсь через плечо и вижу, что Крю смотрит только на меня, а потом делает нечто странное.

Он улыбается.

Едва заметно и мимолетно, и, расскажи я кому-то об этом, мне бы никто не поверил. Но боже мой, Крю только что мне улыбнулся, и я чувствую, словно в животе взлетел миллион бабочек, всюду щекоча меня крылышками.

И все это от беглой улыбки.

Да что со мной такое?

– Итак. Разбейтесь на пары. Вопросов больше нет? – Сков устремляет на меня взгляд, приподняв брови. Я едва заметно киваю, смущенная тем, что на меня снова обратили внимание. – Хорошо. Тогда приступайте к работе.

Я встаю из-за своей парты и иду обратно к Крю, который развалился на стуле с весьма наглым видом и скучающим выражением лица. По языку его тела ясно, что он предпочел бы находиться где угодно, но только не здесь.

Перешагиваю через его ноги и сажусь за пустую парту рядом с ним, которую только что освободил Эзра.

– Ты что-нибудь подготовил к сегодняшнему занятию? – спрашиваю я, заранее зная ответ.

– Нет, – он поднимает на меня взгляд из-под полуопущенных ресниц. – А ты?

Кивнув, я открываю тетрадь со списком вопросов, который набросала сегодня утром, когда поняла, что выбора у меня нет и независимо от моих пожеланий Крю останется моим напарником в проекте по психологии.

– Придумала несколько вопросов.

– Для меня? – Он выпрямляется и потирает руки. – Озвучь их.

Я озадаченно поглядываю на него, удивленная его поведением. Не понимаю этого парня. Я-то уж точно не горю желанием узнать, какие у него могут быть ко мне вопросы.

– Вопросы простые… – начинаю я, но он перебивает, качая головой:

– С тобой ничто не бывает просто, Пташка. Мне что-то подсказывает, что ты попытаешься меня раскусить.

Крю прав, но я не думаю, что у меня есть шанс это сделать, учитывая, как мало времени нам выделено на проект.

Попытки узнать Крю Ланкастера и то, что им движет, наверное, займут несколько месяцев. Может, даже лет.

– Это мы и должны сделать, – подчеркиваю я, наклоняясь над партой. Он опускает взгляд и задерживает его на моей груди, и я запоздало понимаю, что она едва не вываливается на стол.

Я отстраняюсь, щеки вспыхивают, и когда мы снова встречаемся взглядом, Крю ухмыляется.

– У меня есть идея, – говорит он, и я на миг забываю о смущении, благодарная за то, что он готов что-то придумать.

– Какая?

– Давай составим список предположений друг о друге. – Теперь он наклоняется ближе, не сводя с меня сияющих глаз. – Хочу выяснить, что ты, по-твоему, знаешь обо мне.

Я не хочу знать, что он обо мне думает. Уверена, что сплошные гадости и сплетни, а не факты. Большинству парней в школе нет до меня никакого дела, потому что я не поддаюсь их обаянию.

Говорю совсем как моя мама, но это правда. Я не ведусь ни на уговоры, ни на ложь. Они льстят, говоря то, что мы, девушки, хотим услышать, а потом, не успев оглянуться, мы уже стоим перед ними на коленях. Или лежим под ними в кровати, машине или каком-то другом темном, якобы уединенном месте, в которое им удается нас затащить. Они просят прислать провокационные фотографии, утверждая, что никому не покажут, а потом рассылают их своим друзьям. Выставляют на посмешище.

Они не уважают женщин. В этом и проблема. Они всего лишь кучка приятелей, которым не терпится пополнить список сексуальных побед новыми именами девушек. Вот и все.

Все, что мы собой представляем.

Даже Франклин и Мэгги, которых я считала крепкой парой, на самом деле не такие. Их отношения неустойчивы, и я бы себе таких не хотела.

В нашей школе ни у кого нет отношений, к которым я стремлюсь. Все парни либо слишком нахальны, либо слишком незрелы. Я бы не назвала себя религиозным человеком, но ценю свое тело и моральные принципы. Родители всегда подчеркивали, как тщательно я должна выбирать того, с кем в итоге разделю свою любовь и тело.

Они всеми силами отговаривают меня вступать сейчас с кем-то в отношения, особенно усердствует отец.

– Ну? – Глубокий голос Крю вырывает меня из размышлений, и я снова сосредотачиваюсь на нем. – Что думаешь?

– Ты будешь вежлив? – спрашиваю я с опаской.

– А ты предпочитаешь услышать правду? Или любезности?

Видимо, когда речь заходит о Крю и его мнении обо мне, правда с любезностью не совпадает.

Буду знать.

– Правду, – говорю я с уверенностью, которую не чувствую.

– Я хочу того же. Выкладывай, Пташка. Открой свои тайные мысли обо мне.

Его слова меня возмущают. Как он мог извратить такую невинную фразу?

– У меня нет тайных мыслей о тебе.

– Я разочарован. – Крю посмеивается, и от этого звука теплеет на душе. – Я тайком много думаю о тебе.

Во мне вспыхивает любопытство, но я мысленно его подавляю. Мне все равно, какие у него тайные мысли обо мне.

– Даже знать не желаю.

– Уверена? – Он хмурит брови. Похоже, очень удивлен.

Я мотаю головой.

– Абсолютно. Не сомневаюсь, что все мысли непристойные.

– Непристойные. – Крю снова посмеивается. – Красивое слово.

– Не сомневаюсь, что еще и точное. – Я перелистываю список вопросов, который составила в тетради, и провожу ладонью по чистой странице. – Ты готов?

– Мы правда это сделаем?

– Давай установим таймер. – Я беру телефон и открываю приложение с часами. – Десять минут?

Он кивает.

– Скажи, когда начинать.

Я кладу телефон на стол и беру карандаш, задержав палец над кнопкой старта. Крю берет ручку и щелкает ей пару раз, наверняка чтобы меня позлить.

– Готов?

– Ага.

– Начали.

Я сразу же берусь записывать все, что слышала о Крю за эти годы. Несколько собственных выводов. Учитывая, что мы никогда раньше особо не общались, я не знаю, есть ли правда среди того, что я перечисляю, или нет.

Оттого мне немного неловко, но я не позволяю себе зацикливаться на чувстве вины.

Я слишком увлечена составлением своего списка.

Крю, напротив, не спешит, время от времени записывая по несколько слов. Стучит ручкой по слегка поджатым губам, о чем-то размышляя.

От понимания, что он думает обо мне, становится неловко. Я колеблюсь, прижав карандаш к бумаге, а когда поднимаю взгляд и вижу, что Крю за мной наблюдает, у меня перехватывает дыхание. Мгновение мы смотрим друг на друга, а потом он указывает на меня ручкой и бросается что-то записывать.

Я делаю то же самое, но пишу не глядя, сомневаясь даже, складываются ли слова, но надеюсь на лучшее.

Что же он только что осознал? Хорошее или плохое? Зная Крю, ему на ум, скорее всего, пришла какая-нибудь мерзость.

Когда наконец раздается сигнал таймера, я подскакиваю, и карандаш, упав на пол, катится в сторону Крю. Он останавливает его ступней и наклоняется, чтобы поднять, пока я пытаюсь выключить будильник. Наконец мне удается это сделать как раз в тот момент, когда Крю протягивает мне карандаш, почти полностью закрыв его ладонью.

Тем самым вынуждает меня прикоснуться к нему, пока беру карандаш.

Его пальцы касаются моих, и между нами потрескивает электричество от контакта, но выражение лица Крю остается бесстрастным. Словно ничего и не произошло.

Очередной плод моего воображения.

– Прочти мне свой список, – велит он, окутывая меня мягким, словно шелк, голосом.

Я мотаю головой, хмуро глядя на свои каракули.

– Сначала мне нужно разобрать, что я тут написала.

Крю поднимает перед собой лист бумаги и прищуривается с притворной сосредоточенностью.

– Тогда я начну.

Я откидываюсь на спинку стула, все внутри напряжено до предела. Поджимаю губы, с трудом сглатываю и жду, когда прозвучат его ужасные слова.

– Мои предположения о Пташке, – он бросает на меня взгляд поверх листка. – То есть о тебе.

Я издаю смешок, но он выходит беззвучным.

– Точно.

– Она ко всем добра. Хочет, чтобы окружающие ее уважали. Прислушивались к ней. Хотя на самом деле большинство просто ей пользуются.

Я молча впитываю его слова.

– Она хорошо учится. Умна. Хочет, чтобы учителя ей восхищались. Считали ее трудягой. Некоторые восхищаются ей слишком сильно. – Многозначительная пауза, которая следует за последней фразой, тут же наводит на мысли о Фигероа.

Сомнительно. Но ладно.

– Она окружает себя людьми, но я никогда не вижу ее среди настоящих друзей. Она замкнутая. Считает себя лучше остальных. Предвзятая.

Я вздрагиваю, услышав это слово.

– …а еще она недотрога. Девственница. Не интересуется сексом. Вероятно, боится его. Боится парней. Всех боится. Возможно, в прошлом пережила травмирующий опыт? – Крю отрывает взгляд от бумаги и смотрит мне в глаза. – Вот и все.

В голове вихрем проносится множество мыслей. И ни одной позитивной. Я не боюсь парней. Я никого не боюсь.

Что ж, этот конкретный парень порядком меня пугает, но я никогда в этом не признаюсь.

– Предположений вышло немало, как думаешь? – Я пытаюсь улыбнуться ему, но улыбка больше похожа на гримасу, и я сдаюсь.

– Тебе нечего сказать насчет моих соображений? – Крю вопросительно приподнимает брови.

– Я не переживала травмирующий опыт.

– Уверена?

Он еще смеет сомневаться во мне…

– Да, – твердо отвечаю я.

Мгновение мы молчим, наблюдая друг за другом, но наконец он отводит взгляд и смотрит на свои заметки. А я обдумываю все, что он сказал обо мне.

Пользуются ей.

Замкнутая.

У нее нет друзей.

Предвзятая.

Недотрога. Девственница.

Боится секса.

Все это неправда. У меня есть друзья. И я не позволяю людям мной пользоваться, а еще очень открытая. Я не боюсь секса. Просто он меня не интересует.

Правда только то, что я девственница. И горжусь этим.

– Твоя очередь, – тихо говорит он, вновь вырывая меня из размышлений.

Я смотрю на страницу в тетради, вчитываясь в спешке написанные слова. Получается разобрать не все, но начнем.

– Крю Ланкастер считает себя неуязвимым, что по большей части правда. Он высокомерный. Жесткий. Иногда даже задиристый. – Я мельком поглядываю на него, но он даже не обращает на меня внимания. Стучит ручкой по поджатым губам, и меня уже в который раз завораживает их форма.

Мне незачем восхищаться его губами. Крю говорит гадости. Этого достаточно, чтобы возненавидеть его рот. Ненавидеть его самого и все, что с ним связано.

Я заставляю себя читать дальше.

– Он умный. Обаятельный. Учителя слушаются его, потому что школа принадлежит его семье.

– Все по факту, – подтверждает он.

Я закатываю глаза и продолжаю.

– Он холоден. Молчалив. Часто смотрит на всех волком. Совсем не дружелюбный, но все хотят быть его друзьями.

– Это все из-за фамилии, – говорит он. – Всем есть дело только потому, что я Ланкастер. Хотят со мной поладить.

Он много перебивает, а я не вставила ни слова.

– Крю грозный. Жестокий. Никогда не улыбается. Наверное, недоволен жизнью, – заканчиваю я, а потом в последний момент решаю кое-что добавить. – Страдает от синдрома богатенького бедняжки.

– А это еще что за хрень?

Я пропускаю ругательство мимо ушей, изо всех сил стараясь не выдать реакции.

– Брось, сам знаешь.

– Я хочу, чтобы ты объяснила. – Его голос звучит убийственно тихо, а в глазах мелькает ледяной блеск.

Я делаю глубокий вдох и отвечаю:

– Такое случается, когда семья вообще не уделяет тебе внимания, а деньги становятся единственным источником любви. Они одаривают тебя вниманием, когда считают это необходимым, но в остальном ты просто винтик в их так называемой семейной жизни. Ты ведь ребенок, верно? Они слишком заняты тем, что вмешиваются в жизни всех вокруг, но совершенно забывают о тебе.

Его улыбка отнюдь не дружелюбна. Она откровенно угрожающая.

– Интересное описание. Сдается мне, тебе знакомо такое положение вещей.

Я хмурюсь.

– Ты о чем?

– Твой отец – Харви Бомон. Один из крупнейших агентов по торговле коммерческой недвижимостью в Нью-Йорке, верно? – Я смотрю на него, и Крю продолжает: – Мои братья заняты тем же бизнесом. Знают о нем все. Он безжалостный сукин сын с огромной коллекцией бесценных предметов искусства.

Услышав, как он называет моего отца такими словами, я прихожу в замешательство.

– Моя мама – коллекционер, – признаюсь я и неосознанно добавляю: – Только это и приносит ей настоящее счастье в жизни.

Господи. Мне невыносимо оттого, что я только что ему в этом призналась. Он не заслуживает права знать что-то о моей личной жизни. Крю может исказить любые мои слова. Выставить меня печальной маленькой девочкой.

Кем, по его словам, я и являюсь. Возможно, он прав. Мама не питает ко мне особой симпатии. Отец использует как инструмент. Оба слишком сильно контролируют мою жизнь и аргументируют это желанием меня защитить. Я думала, что у меня есть друзья, но теперь сомневаюсь в этом.

– Ты выросла в том пентхаусе на Манхэттене, где выставлены все эти произведения искусства?

Я пытаюсь не замечать тревогу, которая разливается по венам от его слов. От того, как хорошо ему известно о моей жизни. Жизни, частью которой я себя больше не чувствую, потому что провела в школе «Ланкастер» большую часть последних трех лет, уже почти четырех.

Выпрямив спину, я гоню прочь все мысли о своей несчастной жалкой персоне и вежливо ему улыбаюсь.

– Мы переехали в эту квартиру, когда мне было тринадцать, – рассказываю я.

– Ты единственный ребенок в семье.

Моя улыбка меркнет.

– Откуда ты все это знаешь?

Крю пропускает мой вопрос мимо ушей.

– У тебя нет ни братьев, ни сестер, так?

Я папина гордость и радость и мамин самый страшный кошмар. Именно так она сказала мне прошлым летом, когда мы были на каникулах на Итальянской Ривьере и папа купил непомерно дорогую картину от начинающего художника, которого недавно для себя открыл.

Мы открыли. Отец купил картину, потому что она мне понравилась, и проигнорировал мамино мнение. Ей она пришлась не по вкусу. Мама предпочитает современные предметы искусства, в то время как в работах того художника прослеживалась связь с периодом импрессионизма.

Мама так сильно разозлилась на меня из-за того, что папа купил ту картину и заплатил бешеные деньги за то, чтобы ее доставили к нам домой. Сказала, что он больше не слушает ее, только меня, а это неправда.

Харви Бомон не слушает вообще никого, кроме себя.

– Нет, братьев и сестер у меня нет, – наконец признаюсь я. – Я единственный ребенок.

– И поэтому он чрезмерно тебя опекает? Свою драгоценную дочурку, обещанную ему в результате странной церемонии непорочности.

Крю смотрит на кольцо с бриллиантом на моей левой руке, и я сразу опускаю ее на колени.

– Вы все любите из-за этого надо мной насмехаться.

– Кто это «все»?

– Все в моем классе, да и во всей школе. Вообще-то я не одна была на том балу. Присутствовали и другие девушки, некоторые даже учатся сейчас в этой школе. И в церемонии не было ничего жуткого. Она была особенной. – Я закрываю тетрадь и наклоняюсь за рюкзаком. Убираю в него все вещи и застегиваю, а потом встаю и закидываю себе на плечо.

– Куда это ты? – в неверии спрашивает Крю.

– Я не обязана больше терпеть твои расспросы. Я ухожу. – Отвернувшись от Крю, иду к выходу, не реагируя, когда мисс Сков окликает меня по имени, и выхожу из класса.

Я еще никогда не уходила с урока до его окончания, но сейчас чувствую себя сильной.

И даже не извинилась за это.

Глава 9

Рен

В обеденный перерыв на следующий день после моего побега я иду к столу, за которым сидят девчонки из моего класса. Девчонки, с которыми мы учимся вместе еще с девятого, но ни одну из них я не могу назвать своей подругой.

Больше не могу.

О, поначалу мы были близки. Я была новенькой в школе и настоящей диковинкой для них, хотя тогда я этого не понимала. Они считали меня милой и стильной, и я наслаждалась их вниманием и одобрением.

Вот чего я всегда хотела. Добиться одобрения. Вписаться в общество.

Но вместо этого выделялась. В конце концов они от меня устали и начали все сильнее отдаляться. А в итоге вообще не захотели больше проводить со мной время. Они по-прежнему предельно вежливы со мной, как и я с ними. По-настоящему меня терпит только Мэгги, да и то с начала учебного года уже не так, как прежде. Особенно после того, как я стала свидетельницей случившегося между ней и Фигом.

Мы больше никогда об этом не вспоминали, что меня вполне устраивает. Мэгги ничего не подтвердила, но недавно я слышала, что они с Франклином окончательно расстались.

Наверное, это к лучшему. Надеюсь, наш учитель не имел отношения к их разрыву, хотя в глубине души подозреваю обратное.

Если бы у меня были реальные доказательства, я бы что-нибудь сказала. Но я ни к кому не могу обратиться с одними лишь предположениями. А вдруг я ошибаюсь?

Я без приглашения плюхаюсь за стол, и девчонки испуганно вздрагивают, но никто ничего мне не говорит. Напротив, все улыбаются, а потом продолжают разговор.

Я принимаюсь за салат, который купила в столовой, и слушаю их безостановочную болтовню. Надеюсь узнать что-то любопытное о Крю, что смогу припомнить ему сегодня на уроке психологии.

После того, как я ушла от него вчера, он в упор игнорировал меня на сегодняшнем уроке английского. Не ждал на своем привычном месте у главного входа, как делает каждый день. Мне даже стало не хватать утреннего хмурого взгляда в исполнении Крю Ланкастера.

Конечно, я не думаю, что он ждал там меня, но зачастую возникает именно такое чувство…

Я молча ем салат, не участвуя в разговорах, пока Лара не спрашивает меня прямо:

– Что у тебя с Крю Ланкастером?

Я перестаю жевать, и лист салата превращается в кашу у меня на языке. Я с трудом проглатываю его, запиваю водой и, прокашлявшись, отвечаю:

– Ничего.

– А. Что ж, а он спрашивал о тебе, – говорит Брук, лучшая подруга Лары.

Моя вилка со звоном падает в почти пустую тарелку с салатом.

– Ты это о чем?

Подруги переглядываются, а потом Брук продолжает.

– Задавал вопросы о тебе. О твоей семье. О прошлом. – Она пожимает плечами.

Меня бесит, что он пытался добыть информацию обо мне. Почему не подошел и не спросил прямо?

– Что вы ему рассказали?

– А что мы могли рассказать? Мы мало что знаем о тебе, Рен. – Тон Лары звучит немного надменно. Она всегда вела себя так, словно у нее ко мне какие-то претензии.

Поэтому я не утруждаюсь с ней спорить.

– Почему он вообще спрашивает о тебе? – Лара не сводит с меня глаз.

– Не знаю. Мы вместе работаем над проектом, – признаюсь я. – По психологии. Он мой партнер. Сков определила нас в пару.

– А-а. Я не стала брать этот курс в этом году, – в голосе Лары слышится неподдельное разочарование.

– Я тоже. А стоило хотя бы ради возможности поработать в паре с Крю, – произносит Брук, и обе начинают хихикать.

Я бы хотела рассказать им, как ужасно работать с Крю, но ни та, ни другая мне не поверят, поэтому помалкиваю.

– Он невероятно сексуален, – говорит Брук, когда смешки стихают. Лара согласно кивает. – Слышала прошлым летом, что он встречался с девчонкой, звездой ТикТока, у которой чуть ли не триллион подписчиков. С той, что снялась в фильме?

– Ой, помню. Она прикидывалась скромницей и так ничего и не подтвердила, но, клянусь, я видела их совместные фотографии. Она жуть какая красотка. Конечно, он с ней встречался. – Лара закатывает глаза, а потом окидывает взглядом свое тело. – Вот бы и мне быть такой худышкой.

Я как можно незаметнее рассматриваю фигуру Лары. Она очень стройная. Не понимаю, чем она недовольна.

– Ходят слухи, что ему нравятся женщины постарше, – говорит Брук, но предполагаю, что она слышала одни только сплетни о Крю и его мнимом предпочтении взрослых женщин. Ну в самом деле, откуда ей знать? – Не помню, когда он в последний раз встречался с кем-то из здешних учениц.

– Может, в девятом классе? – кивает Лара.

– А как же Ариана? – спрашиваю я.

Обе рассматривают меня в пугающем молчании.

– Он ходил с ней на выпускной в прошлом году, – напоминаю я. – Разве они не встречались?

– Ой, брось. Она же наркоманка. Летом ложилась в лечебницу. – Брук морщит нос. – Наверное, он был с ней, чтобы наладить контакт с ее дилером.

Лара смеется и хлопает лучшую подругу по руке.

– Брук!

– А что? Это правда. Я знаю, что Крю Ланкастер любит приложиться за компанию.

Уж не знаю, откуда ей это известно, но да ладно.

– И, как я уже сказала, он предпочитает женщин постарше. Девчонки в школе «Ланкастер» ему точно не нравятся. Больше нет. Может, все дело в школьной форме?

Я перестаю прислушиваться к разговору и смотрю на свою юбку, которая полностью прикрывает колени. Слышу в голове голос отца, который всегда старомоден в своих замечаниях о моем внешнем виде. Напоминает мне, что я должна носить юбки приличной длины. Не должна показывать слишком много обнаженной кожи. Меня всю жизнь опекали, особенно после одного болезненного происшествия, случившегося, когда мне было двенадцать.

Когда я была юна, наивна и верила всему, что мне говорят.

Я опускаю взгляд на свои туфли. Помню, как мне казалось, что в них я выгляжу стильной, и какое-то время так и было. Из-за них девушки в школе считали меня настоящей законодательницей моды.

Теперь я смотрю на свои туфли с ремешком и без каблука и понимаю, что выгляжу как ребенок. Маленькая девочка в белых носках, которая выставляет голые ноги на морозе ради «моды».

И что это за мода такая? Я выгляжу нелепо.

Я и сама нелепая. Ни один парень не обратит на меня внимания, пока я так выгляжу.

Уж точно не Крю Ланкастер.

И с каких пор я хочу, чтобы он меня заметил? Он же отвратительный.

Но привлекательный.

Грубый.

Но по-своему обаятельный.

Я ему не нравлюсь. Он, по сути, прямо мне об этом сказал, и не раз. И он мне тоже не нравится. Но…

Меня к нему тянет.

От раздражения я так сильно пинаю ножку стола, что вся посуда звенит, а девчонки резко перестают смеяться.

– Ты что, пнула стол? – спрашивает Лара после недолгого неловкого молчания.

– Прошу прощения. – Я пожимаю плечами, нисколько не сожалея. Просто эти слова всегда машинально слетают с языка, когда кто-то меня в чем-то упрекает. – Я не нарочно.

– Знаешь, Рен, тебе очень повезло, что ты работаешь над проектом вместе с Крю, – говорит Брук, и я задаюсь вопросом, не стала ли она вдруг так особенно любезна со мной из-за моей легкой эмоциональной вспышки.

– Почему это?

– Проект ведь по психологии? Ему придется открыть тебе свои самые сокровенные тайны и фантазии? Это может быть любопытно. – Глаза Брук возбужденно блестят при мысли о том, чтобы раскрыть секреты Крю.

Я не хочу их знать. Он злой, противный, а еще меня называет предвзятой? Сам ничуть не лучше.

Может, даже хуже.

– Сомневаюсь, что он что-нибудь мне поведает, – признаюсь я.

Обе смотрят на кольцо с бриллиантом у меня на пальце и снова обмениваются одним из тех взглядов, которые красноречивее слов.

– Согласна, – замечает Лара, ерзая на стуле.

Типичная Рен сделала бы вид, что не услышала, или не заметила, как они переглядываются, словно знают что-то, чего не знаю я. Она бы попыталась сменить тему или вскочила из-за стола, чтобы найти другого собеседника, но сейчас я чувствую себя не слишком «типично».

– Ты на что намекаешь? – спрашиваю я.

– Ну, во-первых, кольцо у тебя на пальце, – объясняет Брук, явно более храбрая из них двоих. Она говорит прямо, без колебаний.

– А что не так с моим кольцом? – Я сцепляю ладони и поворачиваю кольцо, чтобы не было видно бриллианта.

– Оно как клеймо, понимаешь? Крю, наверное, не станет с тобой откровенничать, потому что считает тебя всего лишь напуганной маленькой девственницей, которая дала обещание своему отцу.

Брук ухмыляется. Лара тоже.

– Уверена, так думают все парни, – добавляет Брук.

Я вскакиваю, намеренно толкая стол бедром в их сторону, отчего обе недовольно вскрикивают.

– Ой. Простите, – говорю я, а потом разворачиваюсь и убегаю из столовой, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые на меня бросают.

Господи, я такая глупая. Такая… даже не знаю, как себя описать. Ничтожная?

Жалкая?

Мне хочется отхлестать саму себя по лицу. Только я могла подумать, что проявляю силу, толкнув в их сторону стол в ответ на грубость, лишь для того, чтобы потом извиниться перед ними и убежать прочь.

Неудивительно, что Крю невысокого обо мне мнения. Я огражденная от всего мира девочка, которая делает вид, что уже почти взрослая. Мне скоро восемнадцать, а я ничего не добилась.

Ничего.

Раньше меня это никогда не беспокоило, так почему волнует сейчас?

Уже второй раз за неделю чувствую, как по щекам текут слезы, пока я иду по школьным коридорам, ускоряя шаг возле учительской.

Уж точно не хочу, чтобы Фиг вышел и снова меня застал. Наверное, он предложил бы мне утешение и попытался пустить в ход руки.

От этой мысли меня пробирает дрожь. Это первая жуткая мысль о Фигероа, что пришла мне в голову за все время учебы в «Ланкастер».

Возможно, не стоит становиться его ассистенткой.

Я иду к боковым дверям, которые ведут во двор, и распахиваю их. Ледяной воздух хлещет, словно пощечина. Делаю резкий вдох и плотнее запахиваю пиджак, жалея, что не взяла пальто, но я оставила его в шкафчике, не рассчитывая, что оно понадобится мне до конца занятий.

Повернув за угол, я резко останавливаюсь, когда вижу трех парней, склонивших друг к другу головы. Из центра круга, в котором они стоят, поднимается облако дыма. Я знаю их всех и сразу замираю на месте.

Не от холода, а из-за паники, охватившей меня при виде этих парней.

Эзры, Малкольма и Крю.

Малкольм замечает меня первым, поднеся ко рту странную на вид сигарету, а потом обхватывает ее губами и делает долгую затяжку. Он встречается со мной взглядом и с неподдельным удивлением на лице достает сигарету изо рта и опускает руку.

– Вот черт, глядите, кто к нам идет.

Он толкает Крю локтем. Эзра оглядывается через плечо и округляет глаза, когда замечает меня.

– Замечательно, – стонет Эзра, – нажалуешься на нас, Бомон?

За что? Я морщу нос, когда улавливаю запах. Воняет скунсом. Ой…

Они курят травку.

Крю молча наблюдает за мной всевидящими голубыми глазами, и мое сердце начинает биться быстрее.

– Простите. – Мне и впрямь пора перестать постоянно извиняться. – Не хотела мешать. Я как раз собиралась уходить… – Я начинаю медленно пятиться назад, делая шаг за шагом и не сводя с них глаз. В последний момент я разворачиваюсь.

И бегу.

Глава 10

Крю

Я бегу за Рен, а Малкольм и Эзра мчатся за мной по пятам, выкрикивая:

– Держи ее!

Черт, они могут палиться еще сильнее? Нам ни к чему привлекать к себе еще больше внимания. Да и пугать ее тоже.

Но уже слишком поздно. Рен сорвалась на бег; темные волосы развеваются за спиной, а эта раздражающая детская, но в то же время сексуальная лента у нее на макушке подпрыгивает с каждым движением. Юбка колышется, открывая вид на стройные бедра, и я ускоряю шаг.

Я первым ее поймаю. К черту парней.

Эзра не уступает, мчась в том же темпе, а Малкольм, сдавшись, заходится в приступе кашля. Так бывает, когда куришь слишком много травки.

А Малкольм обожает травку.

Преисполнившись решимости, я бегу, размахивая руками, и проношусь мимо Эзры. Игнорируя его выкрик «эй!», снова вырываюсь вперед. Я нагоняю Рен, когда она сбавляет шаг, поворачивая голову то влево, то вправо.

Пытается разобраться, куда бежать дальше.

Не волнуйся, Пташка, я с тобой уже почти разобрался.

До девчонки уже рукой подать, как вдруг она резко бросается влево и ускользает в последнюю секунду.

– Пташка! – кричу я ее ненавистное прозвище, и Рен, обернувшись через плечо, встречается со мной испуганным взглядом.

Ведь плохо, что я испытываю радость при виде страха в ее глазах? И все же отчасти это так. Понимание, что она боится меня, дарит ощущение власти, которое пьянящей волной мигом устремляется к голове.

И к паху.

Оглянувшись, Рен тем самым допускает ошибку. Она замедляет шаг и отвлекается, когда понимает, как я близко. Ее нерешительность дает мне преимущество, и я обхватываю Рен за талию и поднимаю над землей.

Она вопит, сжимает руки в кулаки и едва не бьет ими по паху, но попадает по бедру.

– Опусти меня!

– Тише, – шепчу я ей на ухо и сжимаю крепче, пока она пытается вырваться. Она так злится, что я ощущаю вибрацию прямо у нее под кожей. – Успокойся ты, черт возьми.

– Отпусти меня! – Рен вырывается, и я поднимаю правую руку выше, чтобы взяться поудобнее. Ее полная, пышная грудь оказывается под моим предплечьем, и мне становится интересно, как она выглядит обнаженной.

Рен наступает мне на ногу, и я чертыхаюсь. Конечно же, сегодня она решила надеть именно чертовы Dr. Martens.

Эта обувь должна считаться настоящим оружием.

Я слегка ослабляю хватку, и она делает рывок, пытаясь высвободиться из моих рук. Просовываю ладонь под ее пиджак и обхватываю правую грудь.

Рен замирает неподвижно, дышит прерывисто, ее грудь вздымается и опадает. Я не отпускаю.

Такое чувство, будто не могу.

– Ч-чего ты от меня хочешь? – Ее голос дрожит. Все тело сотрясается.

И все это из-за меня.

– А сама как думаешь? – Мой тон звучит мрачно. Двусмысленно. Она догадывается об этом, судя по моим прикосновениям.

Хотя я хочу не этого. Не сейчас.

– Крю!

Я оглядываюсь и вижу, что к нам приближается Эзра, вопросительно нахмурив брови. Я со свирепым видом мотаю головой, и он, уловив намек, разворачивается и уходит обратно к Малкольму. Достаточно далеко, чтобы им было нас не слышно.

Но все же видно.

– Отпусти меня, Крю. Пожалуйста, – умоляет Рен с мукой в голосе. Страдания отражаются на ее красивом лице, когда она едва не морщится от боли.

Страха.

– Боюсь, после того, что ты сейчас увидела, мне придется приглядывать за тобой, Пташка.

– Я ничего не расскажу, – спешит ответить она.

– Вот и не стоит. Мы не можем позволить себе вляпаться в неприятности на финишной прямой. Поблажек здесь не делают, детка. – Я нежно сжимаю ее грудь, и у Рен вырывается тихий стон. – Даже Ланкастерам. Если узнают, что я курил косяк в кампусе, меня выгонят.

Она молчит, ее тело сотрясает дрожь.

– Сейчас в твоих руках очень много власти. – Я наклоняюсь ближе к ее уху, едва не касаясь кожи губами. – Ты в силах меня погубить.

Рен мотает головой, задевая мое лицо шелковистыми волосами.

– Я… я не стану так поступать. Ни с тобой, ни с твоими друзьями. Я даже не поняла толком, чем вы занимались.

– Лгунья. – Я опускаю вторую руку и обхватываю ее бедра поверх юбки. Мне бы ничего не стоило запустить под нее пальцы и прикоснуться к ней. – Ты видела нас.

– Вы что-то… курили.

Ой, да что ты. Рен прекрасно знает, что именно мы курили.

– Тебе придется забыть о том, что ты видела.

– Х-хорошо.

– Ты должна пообещать, Пташка. – Я опускаю руку ниже, теребя край ее юбки.

Рен хныкает.

– Пожалуйста, только не делай мне больно.

Боже ты мой. Она думает, что я причиню ей боль? Посреди кампуса в обеденный перерыв?

– Я не сделаю с тобой ничего, чего ты сама не захочешь. – Я щекочу ее ухо губами, отчего ее кожа покрывается мурашками. – Я умею быть убедительным, когда захочу.

– Ты отвратителен, – выпаливает она.

– Хочешь сказать, если я сейчас суну руку тебе в трусики, ты не будешь возбуждена? – Я в это не верю. Возможно, она и боится меня, но в то же время уже на пределе. Клянусь, я ощущаю ее запах. Резкий и ароматный.

Пьянящий.

У Рен вырывается тихий раздраженный стон.

– Перестань так говорить.

– Почему? Потому что это противоречит всему, во что ты веришь? Или потому что тебе это слишком сильно нравится? – Я провожу большим пальцем по ее груди, жалея, что на ней плотный лифчик, и я не могу понять, возбужден ли сосок.

– И то, и другое, – признается она.

Так тихо, что я едва ее слышу.

Теперь мой черед удивляться.

– Правда, Пташка?

Рен не отвечает. Ее дыхание все такое же учащенное, тело дрожит, но она уже не кажется мне такой напуганной, какой была несколько минут назад.

Я решаю испытать удачу.

– Я никогда не причиню тебе боль. – Я утыкаюсь носом в ее волосы и вдыхаю сладкий цветочный аромат шампуня. Черт, как она соблазнительно пахнет. – Если только ты сама меня не попросишь.

Она всхлипывает. Наверное, я привожу ее в полное замешательство. Девчонка и впрямь совсем невинна.

Будет весело с ней поиграть.

– Ты мне не нравишься, – огрызается она, что совсем не похоже на нашу обычную милую малышку Рен.

– И хорошо. – Я дышу возле ее уха и улыбаюсь, едва чувствую ее дрожь. – Ты мне тоже не нравишься. Но я не в силах отрицать, как приятно ощущать тебя в своих объятиях.

– Значит, так ты и поступаешь? Тебе приходится принуждать девушек, чтобы получить от них желаемое?

У меня вырывается смешок. Она умеет быть порочным маленьким созданием, когда захочет. Не думал, что ей это свойственно.

– Мне это ни к чему. И тебе тоже.

– Тогда отпусти меня. Посмотрим, останусь ли я, – дразнит Рен.

– Не-а, – тяну я и крепче ее сжимаю. – Ты побежишь в кабинет директора Мэтьюза и все ему расскажешь. Я не стану так рисковать.

– Я уже говорила, что никому ничего не расскажу. Брось, Крю. Пожалуйста, отпусти меня. – Испытываю удовольствие от того, как она меня упрашивает. Мольбы я бы тоже с нетерпением послушал, но не здесь.

– Нам нужно заключить сделку, Пташка.

– О чем ты? – Рен напрягается в моих руках, в ее голосе сквозит настороженность.

– Не уверен, что ты нас не выдашь. В лучшем случае пойдешь к Фигероа, а я не хочу с ним разбираться. Значит, мне придется следить за тобой, куда бы ты ни пошла.

Рен раздраженно фыркает.

– Это нелепо. И невозможно. К тому же я уже дала слово.

– Я тебе не доверяю.

– Я ничего не расскажу! – едва не вопит она. – Чего я тем самым добьюсь?

– Того, что нас с друзьями выгонят из школы и тебе больше никогда не придется иметь с нами дело. Звучит отлично, правда? Не утруждайся отрицать. Я так и чувствую исходящую от тебя ненависть.

Раздается звонок, но звук его еле слышен, потому что мы далеко от здания школы, и Рен пытается вырваться из моих рук.

– Отпусти меня. У нас урок.

– Можем и опоздать.

– Нет. – Она мотает головой, и ее мягкие волосы снова касаются моего подбородка. – Я никогда не опаздываю. Даже не прогуливаю.

– Вообще-то прогуливаешь. Мы все видели, как ты вчера сбежала с урока Сков, – напоминаю я.

Она снова хнычет от досады.

– Это другое. И должна добавить, в этом виноват ты.

– Я не несу ответственности за твои действия. – Я поглаживаю ее грудь нежнейшим прикосновением и замечаю, как Рен медленно расслабляется. – Как я уже сказал, мы должны заключить сделку.

– Не буду я ничего с тобой заключать. Оставь меня в покое. – Рен снова наступает на мою ногу, застав меня врасплох, с криком вырывается из моих рук и без оглядки бежит прочь.

Я смотрю ей вслед, не обращая внимания на боль в пальцах, а сосредоточившись на эрекции, которой я теперь щеголяю из-за того, что последние пять минут Рен терлась об меня своим сексуальным телом.

Меня потрясло признание Рен о том, что ей в равной мере ненавистны и приятны мои слова.

И я непременно продолжу это исследовать.

Глава 11

Крю

Придя на седьмой урок, я замечаю Рен, которая сидит на своем привычном месте за первой партой в среднем ряду, опустив голову, отчего длинные волосы закрывают большую часть ее лица. Я останавливаюсь на пороге кабинета и рассматриваю ее. Все болтают. Смеются. Все, кроме Рен. Она выглядит… печальной.

Поверженной.

Одинокой.

Ее очевидная боль тяжким грузом ложится на мои плечи, и это ужасно меня раздражает. Я за это в ответе, и обычно подобное меня не волнует. Но серьезно. Что Рен Бомон мне сделала, черт возьми?

Вообще ничего. Мне досаждает само ее присутствие, но это не повод ее мучить.

Или повод?

Господи. У меня серьезные проблемы с головой.

Я молча прохожу мимо нее в самый конец класса и плюхаюсь на свое привычное место. Эзра уже сидит за своей партой, а Натали уселась к нему на колени и пожирает его страстным взглядом, пока сам он просто ведет себя как придурок и наслаждается ее вниманием.

Зная, как поступает Натали, я не доверяю ее мотивам. Она что-то хочет от Эзра. Это единственная причина ее внимания.

– Господи, Крю, – произносит она, когда замечает меня, и, закатив глаза, поворачивается ко мне лицом. – Тебе еще не надоело?

Этот разговор? Еще как.

– Что именно?

– Работать в паре с этой девственницей. Уверена, каждая секунда невыносима. – Она указывает на спину Рен. – А мне невыносимо от того, что Сэм мой партнер. Он ужасно скучный. Вечно что-то бубнит. Говорит о том, чего я не понимаю.

Это потому, что Сэм на редкость умен, а Натали, наоборот, глупая, как курица. Впрочем, этого я ей сказать не могу.

– Сэм умный парень. С ним ты точно получишь пятерку за проект.

– Тьфу. – Натали запрокидывает голову и ловит взгляд Эзры, оба улыбаются. – Я бы предпочла работать с тобой, Крю.

– А как же я? – Эзра, наглый засранец, обнимает ее, опуская ладонь ей на живот. – Моей напарницей ты бы быть не хотела, Нат?

Натали морщит нос.

– Нисколько, – она отталкивает его руку, слезает с его колен и встает передо мной.

Вот что мне не нравится в Натали. Она настоящая вертихвостка. Пока меня не было рядом, уселась Эзре на колени и, вероятно, довела бедолагу до стояка. А стоило ему повести себя смелее – а Натали всячески намекала, что дает добро, – она делает вид, словно он мерзкий извращенец, и дает ему от ворот поворот.

Уверен, что каждая женщина имеет право сказать «нет», даже Рен. Я просто шутил над ней во время перерыва, впрочем, она все равно этого не поймет.

Натали постоянно топчется возле этой грани: сперва пытается ее перейти, а потом спешит отойти подальше, когда все идет не так, как ей хочется. Это утомительно. И опасно.

Поняв, что она еще не договорила, я издаю усталый вздох и, запрокинув голову, ловлю ее взгляд.

– Чего тебе, Нат?

– Пойдем со мной, поговорим со Сков. Я знаю, что тебе паршиво с ней работать. – Она кивает в сторону Рен. – Уверена, если мы оба подойдем и объясним свою позицию, Сков прислушается.

Наверное, нет, но, может, стоит попробовать. Знаю, что Рен точно вздохнет с облегчением, если ей больше не придется иметь со мной дела. А я, оказавшись от нее подальше, вероятно, смогу умерить уровень своего раздражения.

Как и новую настойчивую потребность каждый вечер дрочить в ду́ше, думая о том, как Рен стоит на коленях, обхватив розовыми губками головку моего члена.

Черт, я начинаю возбуждаться от одной мысли об этом.

– Я не буду менять напарника, – твердо заявляю я.

У Натали отвисает челюсть.

– Ой, да брось. Только не говори, что тебе нравится работать с девственницей.

– Перестань так ее называть, – с раздражением говорю я.

– А что? Это правда! Разве она не девственница?

– Да, я девственница.

Вот черт. Похоже, Рен подошла, чтобы присоединиться к разговору.

Натали смотрит на нее, слегка скривив верхнюю губу в усмешке.

– А ты что тут забыла?

– Раз ты собралась меня обсуждать, то, возможно, и мне стоит поучаствовать в беседе. – Рен скрещивает руки на груди, тем самым выставляя грудь вперед и давая мне возможность вдоволь на нее насмотреться.

– Тебя вообще к нам в компанию не приглашали, – бормочет себе под нос Натали.

Рен расправляет плечи.

– Тогда советую прекратить без конца упоминать мое имя.

– Во-о-оу, – тянет Эзра, едва не подпрыгивая на месте в предвкушении потенциальной девичьей ссоры.

Натали переводит на меня взгляд.

– Ты что, не скажешь ей, чтобы шла на свое место или еще куда-нибудь?

– Нет. – Едва удостаивая Рен вниманием, я откидываюсь на спинку стула, поднимаю руки и складываю их за головой, словно у меня уйма времени. – Думаю, она сама справится.

Натали бросает на меня недобрый взгляд и снова обращается к Рен.

– Хочешь сказать, что твое имя Девственница? Потому что иначе я тебя не называла.

Выражение лица Рен становится мрачным. Она злится. Не могу ее винить: Натали ведет себя как последняя дрянь.

– Перестань меня обсуждать, Натали.

– Да что ты? И что ты сделаешь, если не перестану? – дразнит Натали.

– На твоем месте я бы притормозил, – тихо говорю я. Обе смотрят на меня, и в глазах Натали вспыхивает раздражение. – У меня есть на тебя небольшой… компромат, Нат.

Откровенные фотки, которые она присылала мне давным-давно – как и большинству парней в кампусе. Видео, на которых она курит вейп на вечеринке в прошлом году. Еще одно, на котором ее жестко трахает Малкольм, хотя его я так и не смотрел.

Малкольм, конечно же, потрудился переслать его всем нам, хотя я не знаю, известно ли об этом Натали. Эту мысль ему подкинул другой наш одноклассник, который делает точно так же. Озабоченный тип.

– Ты сейчас серьезно? Ты правда встанешь на ее сторону? – Она машет рукой на Рен.

– Будешь публично ее унижать, и я помогу ей ответить тем же. – Пожимаю плечами я. – Вот так все просто.

Натали ничего не отвечает, но заметно дрожит. От страха. От злости. Может, от того и другого.

– Ты мудак.

– Это я уже слышал, детка. Тоже мне новость.

Недовольно фыркнув, она разворачивается и уходит. Плюхается на стул в паре рядов от моего и издает громкое:

– Хм!

Как раз в этот момент Малкольм входит в класс, останавливает взгляд на Рен, стоящей возле моей парты, и прищуривается.

Вид у него недовольный.

Именно Малкольм рискует больше всех, если Рен нас сдаст. Его отправят обратно в Англию, а этого он хочет меньше всего. У него сложные отношения с родителями, особенно с матерью. Что бы он ни делал, ее все не устраивает. А если его выгонят из школы и отправят обратно в Англию?

Даже думать нечего. Она придет в ярость и, скорее всего, лишит его финансовой поддержки.

Малкольм идет к своей парте, что сбоку от моей и ближе к Рен. По пути врезается в нее плечом и даже не утруждается извиниться, что совсем на него непохоже, ведь он англичанин и ужасно вежлив. Он садится за парту и свирепо смотрит на Рен.

– Я тебе не мешаю?

Рен, часто моргая, потирает руку в том месте, где он на нее налетел.

Да какого черта? Этот сукин сын причинил ей боль.

Если она расплачется, я за себя не отвечаю.

– Смотри, куда идешь, Мал. – Когда он оборачивается, я бросаю на него взгляд, который так и говорит: «Отвали на хрен».

Он пожимает плечами.

– Она стояла у меня на пути.

– Она девушка. А ты налетел на нее как на поле.

– Послушать тебя, так это плохо, – добавляет Рен.

Я снова поворачиваюсь к ней.

– Что плохо?

– Что я девушка. Будто это проклятие или я какой-то недочеловек.

– Ну… – тянет Малкольм. – Твои слова, не мои.

Эзра хохочет.

Я молча закипаю от злости.

– Женщины годятся только для одного, правда, Крю? Ты сам так говорил. – Малкольм не колеблется ни секунды. – Для секса. Вот для чего. О, и для готовки. Видимо, все же для двух дел.

– Ты отвратителен, – шепчет Рен и смотрит на меня. – И ты ничем не лучше, раз просто сидишь и позволяешь ему говорить такие гадости.

От ее типичной манеры всех осуждать моя злость усиливается.

– А что ты хочешь от меня услышать? Что, по моему мнению, Малкольм прав? Что женщины ни на что не годятся, кроме быстрого перепихона? Может, он и прав.

– Какой же ты мерзавец, Ланкастер! – вопит Натали со своего места, хохоча до упаду.

Это сходит ей с рук только потому, что Сков еще не вошла в кабинет. Сейчас в классе царит обстановка вседозволенности.

– Она права, – произносит Рен пугающе спокойным голосом. – Ты конченый мерзавец.

У меня отвисает челюсть. Эзра хохочет так заливисто, что уже на грани истерики. Даже Малкольм посмеивается.

Рен резко разворачивается и идет по проходу между партами, по пути хватает свой рюкзак с пола и выбегает из класса. Проносится мимо мисс Сков, которая смотрит ей вслед, а потом закрывает дверь кабинета.

– И почему она постоянно убегает с моего урока, если прежде не прогуляла ни дня? – спрашивает Сков, ни к кому конкретно не обращаясь, и идет к своему столу, качая головой.

– Что это вообще было, мать твою? – спрашиваю я друга. – Ты специально на нее налетел, чтобы сделать больно?

Малкольм бросает на меня сердитый взгляд.

– Я ей не доверяю. И ты не должен. Рано или поздно эта пай-девочка сдаст нас, и тогда нам всем крышка.

– А унижая ее и выставляя дурой перед всем классом, ты рассчитываешь добиться ее молчания?

Ему хватает совести изобразить раскаяние.

– Может, она ничего не расскажет, если будет нас бояться.

– Перепугав ее до смерти, можно, наоборот, вынудить ее признаться во всем, что видела. – Черт, я не знаю, как заставить Рен молчать. Может, стоит в кои-то веки отнестись к ней по-доброму. – Не забывай, что она может погубить меня – нас – одним визитом в кабинет директора. Отличный план ты придумал, мой друг. Просто железный.

Хотя мне ли судить? Я и сам только и делал, что запугивал ее. Я ничем не лучше Малкольма.

Возможно, даже хуже, ведь хочу только одного: трахнуть ее.

Осознание сражает меня прямо в грудь, напоминая о том, что я все же человек. Я люблю делать вид, словно меня ничто не волнует, но сейчас есть только одно – вернее, только один человек, которому под силу меня задеть. Заморочить мне голову.

Окончательно меня уничтожить.

И это Рен.

– Может, кто-то должен пригрозить ей, чтобы помалкивала, раз сам ты можешь думать только о том, как лишить ее девственности, – парирует он.

Я прожигаю Малкольма взглядом. Меня бесит, что он понял, о чем я думаю. Но я сам виноват. Я вожделел Рен с начала выпускного класса. Черт, даже дольше.

Почему меня должна заботить забитая девственница, которая, вероятно, влепит мне пощечину, если я попытаюсь взять ее за руку? Она, наверное, даже член никогда не видела. Ее никогда не целовали. Никогда к ней не прикасались.

Она чиста. Непорочна.

Вообще не в моем вкусе.

Так почему же мне до смерти хочется ее запятнать?

Я оглядываюсь и вижу, что Натали с любопытством подслушивает наш разговор. Ну охренеть.

– Неправда.

– Чушь. Ты дико ее хочешь. По глазам вижу. А значит, точно не станешь ей угрожать, – Малкольм качает головой. – Она всех нас потопит, и ты ей позволишь.

– Говори потише, – едва ли не шиплю я, поглядывая в сторону Натали. Она быстро отводит взгляд. – Я не позволю Рен ничего испортить, ясно? Прослежу, чтобы она держала рот на замке.

– Ага, – Эзра самодовольно улыбается. – Единственное, чем ты хочешь заткнуть ей рот, так это своим членом, засунутым в самую глотку.

– Захлопнись, – рявкаю я так громко, что мой голос привлекает внимание Сков.

Она со вздохом упирает руки в бока.

– Мистер Ланкастер, я не одобряю употребление подобных выражений в моем классе.

– Прошу прощения. – Хотя я нисколько не раскаиваюсь, и ей это известно.

– Не сомневаюсь. А раз вы все никак не можете успокоиться, найдите свою напарницу по проекту. Приведите ее обратно в класс, хорошо? Очень не хотелось бы ставить ей прогул. – Когда я остаюсь на месте, уставившись на нее во все глаза, Сков указывает на закрытую дверь. – Ну же, идите. Отыщите Рен и приведите обратно.

Я беру свою сумку, чтобы в ней никто не копался (не доверяю никому из недоумков в этом классе), и выхожу из кабинета, не зная толком, где может прятаться маленькая напуганная девственница после того, как поцапалась с дрянной девчонкой, а потом назвала меня мерзавцем.

До сих пор не могу поверить, что она это сделала. Таких слов нет в ее лексиконе. Вот почему сказанное ею так меня шокировало.

В последнее время она делала многое, что совсем не в ее духе.

Я слоняюсь по коридору, убивая время. Проверяю телефон, но там ничего интересного. Заметив туалет для девочек, я мешкаю, подумав, что она может быть именно там.

Без колебаний подхожу к двери и проскальзываю внутрь, а потом резко останавливаюсь, увидев Рен, которая стоит перед раковиной и смотрит в зеркало. Она поднимает взгляд и ловит мой в отражении, а уязвленное выражение ее лица норовит разрушить стену вокруг моего сердца.

– Чего тебе?

По голосу слышно, что она плакала. Любому другому парню не понравился бы этот звук, и я пытаюсь убедить себя, что я не из их числа. Я могу не обращать внимания. Ну обижена она, ну плакала.

Что с того?

Но чем дольше она смотрит на меня такими грустными глазами, тем больше во мне усиливается чувство вины.

– Сков прислала меня, чтобы привел тебя обратно в класс, – наконец выдаю я.

Рен стреляет в меня взглядом.

– Скажи ей, что я не приду.

– Не думаю, что у тебя есть выбор, Пташка…

– Не называй меня так! – кричит она, поворачиваясь ко мне лицом. Ее щеки намокли от слез, глаза раскраснелись. – Просто… уходи. Ты добился желаемого, верно? Моя самооценка спущена в унитаз. Я осознала, что у меня нет настоящих друзей. Никого, кто знает меня по-настоящему. Никто не спрашивает, как у меня дела, не интересуется, все ли хорошо. Всем плевать. Моя жизнь – настоящий бардак. Надеюсь, ты доволен.

Я хмурюсь.

– С чего мне быть довольным оттого, что с тобой творится непонятно что?

– Потому что ты меня ненавидишь. Думаю, ты пытаешься выгнать меня из школы. Знаю, что это твои владения. В итоге ты убедишь всех, что я никчемная, и у меня не останется иного выбора, кроме как уйти навсегда.

– Ох, да брось ты, Рен. Ты драматизируешь.

– Все из-за тебя! Ты меня до этого довел. – Она всплескивает руками. – Этот мир принадлежит Крю Ланкастеру, а мы все просто в нем живем, так?

Нет, не так. Мне кажется, что я делю свой мир с Рен, даже когда не желаю этого. Она не похожа ни на одну девушку, какую я когда-либо знал: независимая умница, но вместе с тем высокомерная маленькая ханжа. Но, несмотря на ее надменный вид, я вижу, что ей небезразлично: она мечтает нравиться людям, направлять девушек к правильным, по ее мнению, решениям, например быть такими же недотрогами.

Рен постоянно ищет одобрения.

Внимания.

И ото всех его получает.

Только не то внимание, какое ей нужно.

Не то, которое ей могу дать только я.

Глава 12

Рен

Я неохотно иду за Крю обратно на урок психологии, всю дорогу не произнеся ни слова. Он тоже молчит, хотя его тело едва не вибрирует от каких-то неясных эмоций.

Не знаю, что его беспокоит, и мне все равно. А если я?

И хорошо. Надеюсь, я свожу его с ума. Он поступает со мной точно так же, так что все справедливо.

Мы входим в класс, и я сразу же спешу к столу мисс Сков, приобретя виноватый вид, когда она смотрит мне в глаза.

– Простите, что ушла, – тихо произношу я. – И за вчерашний урок тоже извините меня, пожалуйста. Просто я… сейчас в дурном настроении, хотя это не оправдание.

Она со вздохом кладет руки на стол.

– Все нормально, Рен.

Я уже готова отвернуться, но она продолжает.

– Мне тут пришла в голову мысль, что если ты хочешь сменить напарника и работать с Сэмом, то я не возражаю, – говорит Сков.

Я поворачиваюсь и хлопаю глазами, потрясенная ее предложением.

– Правда?

Она кивает.

– Вижу, что с Крю тебе очень некомфортно.

Так и есть. Он без преувеличения гнался за мной, хватал и запугивал. Нужно сейчас же рассказать Сков о его поступках. Как сильно он мне докучал.

Так, что и не описать.

Но тогда придется рассказать о том, почему он за мной гнался и что я видела. А значит, парней в итоге исключат из школы, и все по моей вине.

Не хочется брать на себя такую ответственность. Или навлечь их ненависть.

– Вы уже говорили с Сэмом о смене напарников? – спрашиваю я.

– Нет. Еще нет. Но Натали тоже ко мне подходила с просьбой назначить ей другого напарника и упоминала, что хочет работать с Крю. Это идет вразрез с моим видением проекта, но мне неприятно видеть тебя такой несчастной. – Она останавливает на мне понимающий взгляд. – Такое чувство, что ты плакала.

– Все нормально. – Я пожимаю плечами, а затем оглядываюсь через плечо и вижу, как Натали пытается заговорить с Крю, который упорно ее игнорирует, а Эзра не сводит с нее щенячьего взгляда. Я снова поворачиваюсь к учителю. – Я не хочу менять напарника.

Сков вскидывает брови едва ли не до линии роста волос.

– Ты уверена?

– Да. – Я киваю непоколебимо под стать своей решимости. К тому же…

Не желаю, чтобы Крю работал с Натали. Так она почувствует, что победила, а мне этого не хочется.

Она не заслуживает этого. Как и его самого.

– Если продолжишь работать с Крю, я не стану терпеть твои ежедневные эмоциональные вспышки. Ты же это понимаешь?

– Да, мэм. – Я в смущении опускаю голову. Обычно я не допускаю, чтобы меня что-то так легко задевало. Хотя в действительности ко мне никто никогда не пытается цепляться. У меня есть сторонники, которые уважают мои слова, а те, кто не разделяет мои взгляды, обычно просто оставляют меня в покое.

Так было до появления Крю. Он постоянно ко мне цепляется, и меня это нервирует.

Но где-то в глубине души я вовсе не испытываю от этого отвращения. Маленькое, темное зернышко удовольствия каждый раз раскрывается при его прикосновениях.

Когда Крю пытался удержать меня силой, когда обхватил рукой грудь, я должна была испытать отвращение. Испугаться.

И я испугалась. Сперва. Но вместе с тем чувствовала что-то еще. Было волнующе знать, что, возможно, он меня хочет. Я слышала это в его голосе. Чувствовала в прикосновениях.

В тот момент он в самом деле меня хотел. Даже если всего на мгновение.

– Ну хорошо. Тогда давай, принимайся за работу, – велит мисс Сков, и я иду в конец класса, где за соседними партами сидят Крю и Натали.

– Так мы поменяемся напарниками? – щебечет она, поглядывая на Крю.

Он даже не смотрит на нее. Все его внимание сосредоточено на мне.

– Нет, – говорю я, мотая головой и не сводя с него глаз. – Останемся в тех же парах.

– Господи, Сков такая стерва, – бубнит Натали себе под нос, а затем встает с места и садится за свободную парту рядом с Сэмом.

Я сажусь на стул, который она только что освободила, и стараюсь подавить ощущение торжества, накрывшее меня волной. Бросаю рюкзак на пол, открываю его и, достав тетрадь с карандашом, кладу их на парту.

– Сков стоит на своем? – Меня, согревая, окутывает низкий голос Крю.

Не сдержавшись, отвечаю ему загадочной улыбкой.

– Видимо.

* * *

Оставшуюся часть недели учебные дни проходят однообразно. Ничего особенного не происходит, и мы все готовимся к итоговым экзаменам и проектам в преддверии зимних каникул. Я изо всех сил стараюсь не замечать Фига и никогда не оказываться с ним наедине в классе. Даже опаздываю, хотя мое место всегда остается свободным и ждет меня. Больше никто не хочет сидеть за первой партой в центральном ряду.

Мэгги отдалилась от меня, наверное, без конца пытаясь помириться с Франклином, и больше со мной не общается.

Ну и ладно. Мне все равно.

Я наблюдаю, как со мной общаются в школе, в особенности одноклассники, и понимаю, что пребываю на задворках всех дружеских компаний среди старшеклассников. Никто не принимает меня по-настоящему и не ищет со мной общения.

Это удручает. Я ничего не замечала, пока Крю не обратил на это внимание, и порой кажется, что я хочу вернуться к своему прежнему восприятию. Когда я верила, что всем нравлюсь, и считала всех своими друзьями. Когда думала, что оказываю позитивное влияние, которое приносит пользу.

О, девочки из младших классов по-прежнему хотят со мной общаться, поэтому я сижу с ними за ланчем, ведь больше не с кем. Но они обращаются ко мне, чтобы почувствовать себя увереннее в выборе, который сделали. Большинство рано или поздно сдастся. Они найдут себе парней. Влюбятся. Будут заниматься сексом.

А я останусь не у дел.

Только урок психологии и проект вызывают у меня опасения. Необходимость каждый день видеться с вечно ухмыляющимся Крю не проходит бесследно, но я стараюсь улыбаться несмотря ни на что. Поддерживать максимально деловое общение, что непросто, ведь мы должны копнуть поглубже и попытаться понять друг друга.

Я уже сдалась. Не могу его понять, как бы ни старалась. Он подлый, но при этом постоянно сверлит меня пылким взглядом, словно представляет обнаженной или вроде того. Рядом с ним мне не по себе.

И не всегда в плохом смысле слова.

Но я не уступлю Натали. Знаю, она все еще злится, что Крю работает в паре со мной, а не с ней. Какая жалость. Ей придется с этим смириться.

Он мой.

Когда наконец-то наступает пятница, я могу выдохнуть с облегчением. В выходные планирую навестить родителей и с нетерпением этого жду. Не потому что очень хочу с ними увидеться – всего неделю назад мы вместе праздновали День благодарения, а потому что в субботу мы с папой пойдем на выставку, где представлены картины перспективной художницы, чьи работы мне очень нравятся. К тому же мне хочется уехать из кампуса. Я уже устала здесь находиться, а до зимних каникул еще две недели.

А еще впереди мой день рождения и большая вечеринка, которую я собиралась устроить для своих мнимых друзей. И зачем я утруждаюсь?

Отменю ее. Кто бы на нее пришел? Там ведь не будет ни наркотиков, ни алкоголя. Я удивлюсь, если кто-то заглянет.

Гоню эту удручающую мысль прочь, пока она не раздавила меня окончательно.

Я иду по коридору на последний урок, как вдруг слышу, как кто-то прокашливается позади меня.

– Рен, привет.

Я оборачиваюсь и вижу перед собой улыбающегося Ларсена фон Веллера.

Он, как и я, в выпускном классе. Тихий. Умный. Спортивный, но не придурок в отличие от некоторых качков, которые учатся в этой дурацкой школе. Он привлекателен, с каштановыми волосами и карими глазами. Худой, но мускулистый.

– Привет, – отвечаю я с легкой улыбкой, гадая, с чего он вдруг со мной заговорил.

Мы дружили в девятом и десятом классах, когда у нас было больше совместных уроков, и мы часто виделись в течение дня. Но можно сказать, что в одиннадцатом наши пути разошлись, когда мы выбрали разные учебные программы, и теперь редко общаемся.

– Как ты? – интересуется он.

– Хорошо. – Я киваю, оглядывая коридор, и ловлю на себе любопытные взгляды проходящих мимо людей, которые гадают, с кем я разговариваю. – А ты?

– Не жалуюсь. – Он непринужденно улыбается. – До меня тут дошли слухи.

– А? – Господи, что же он знает?

– Ага. Что ты едешь домой в эти выходные. – Ларсен улыбается.

Я хмурюсь.

– Где ты это услышал?

Выражение его лица становится смущенным, и он прячет руки в передних карманах.

– Моя мама упомянула об этом, потому что я тоже еду домой. Мои родители пригласили твоих на ужин в субботу вечером, и твоя мама обмолвилась моей, что ты тоже придешь.

– О. Да, видимо, приду. – Я и не знала, что наши родители дружат, но мой отец никогда не отказывается от дружбы. Он почти всех в своей жизни воспринимает как потенциальных клиентов, поскольку занимается недвижимостью. В его видении кто-то всегда хочет что-то купить или продать.

– Будет приятно поболтать, согласна? – спрашивает он, шагая со мной в ногу.

– Несомненно. – Я мимолетно улыбаюсь ему, останавливаясь возле двери своего класса. – Значит, завтра увидимся.

– Жду с нетерпением. – Он одаривает меня ослепительной улыбкой. – До завтра, Рен.

Ларсен спешно уходит, растворяясь в толпе, а я смотрю ему вслед, прислонившись к стене, чтобы не мешать ученикам, которые торопятся на последний урок.

– Что это такое было, черт возьми?

Я оборачиваюсь и вижу рядом с собой Крю, который провожает Ларсена свирепым взглядом.

– Ты о чем?

– О Ларсене. Почему он трется возле тебя?

Я морщу нос в отвращении от выбранного им слова.

– А это не твое дело.

Я спешу в класс, и Крю идет за мной по пятам.

– Мое, потому что я знаю, что этот парень – хренов извращенец.

– Видимо, вы с ним большие друзья. – Я ухмыляюсь ему через плечо и усаживаюсь на соседний стул.

Последнюю пару дней мы просто сосуществовали рядом, но в этот миг я рассержена и готова высказать ему все, что думаю.

– Этот мудак мне не друг. Он самодовольный болван, – выпаливает Крю, усаживаясь.

– Кого-то напоминает. – Я бросаю рюкзак на пол и устремляю на него сердитый взгляд. – Не лезь, Крю. Тебя это не касается.

– Касается, если он начнет подрывать твое психическое состояние. Нам еще вместе работать над проектом.

– Мое психическое состояние нестабильно только из-за тебя. – По привычке достаю тетрадь с карандашом. Крю ничего не станет мне рассказывать. Никогда не рассказывает. Я могу без конца засыпать его вопросами, а он все равно будет молчать. Это раздражает.

Он раздражает. Назвал Ларсена извращенцем, а они даже не друзья. Откуда ему знать?

– Он его усугубит, – парирует Крю.

– Как? – Мне искренне любопытно. – Что же такое ужасное он может со мной сделать?

– Боже, да ты и правда сама невинность?

Я вздрагиваю от его слов. Мне тошно от его попыток пристыдить меня за то, что я хороший человек. Я не такая испорченная, как он, и ничего с этим не поделаешь.

– Уж лучше я буду невинной, чем такой несчастной и пресыщенной, как ты.

Крю не реагирует на оскорбление.

– Ты правда хочешь знать, что задумал Ларсен?

– Сделай одолжение.

– Он прикидывается милым перед девушками. Будто и мухи не обидит. Весь такой стеснительный, понимаешь? Строит из себя приличного парня перед доверчивой девушкой, а потом она оглянуться не успеет, как уже стоит перед ним на коленях с его членом во рту, пока он снимает все взаимодействие на камеру, – объясняет Крю.

Я отпрядываю от его слов. Звучит прямо-таки ужасно. А Крю говорит об этом так цинично, используя слово «взаимодействие».

Неужели в его понимании к этому и сводится секс? Просто взаимодействие? Обмен телесными жидкостями? Отвратительно.

– Он это снимает? – спрашиваю я, понизив голос. Не желаю, чтобы кто-нибудь меня услышал. На нас с Крю и так слишком многие обращают внимание, и я не представляю почему.

Крю кивает с угрюмым выражением лица.

– А потом продает своим друзьям.

У меня вырывается громкий вздох.

– Что? Зачем?

– Чтобы отбить материал? Брось, Пташка. Думаешь, все парни в этой школе не пожелали бы увидеть, как ты стоишь перед кем-то на коленях? – Взгляд, которым Крю окидывает меня, наводит на мысли, что он и сам, возможно, хотел бы видеть меня в таком… уязвимом положении. – Если бы Ларсен сумел это заснять, то стал бы героем школы «Ланкастер».

– Это так… мерзко. – Я сижу, потупив взгляд в парту. Слова Крю снова и снова крутятся в голове. Я не хочу ему верить. Он всегда думает о других только плохое. Никогда не слышала, чтобы Ларсен делал что-то подобное. И хотя стараюсь не вовлекаться ни в какие скандальные сплетни, все же время от времени улавливаю пикантные подробности, но об этом не слышала ни слова.

Ни разу.

– Осторожнее с ним, – говорит Крю зловещим тоном. – Я тебя предупредил.

Сков заходит в кабинет ровно перед звонком и сразу начинает отмечать присутствующих. Я сижу, погрузившись в мысли и закипая оттого, что Крю всего парой отборных слов испортил мне предстоящий субботний ужин.

Это он умеет. Портить мне жизнь.

Звучит драматично, зато правдиво.

Когда Сков велит нам продолжить работу над проектом, Крю удивляет меня, пододвинув свою парту и стул ближе к моей. Зачем он пододвинулся?

Я этого не хочу. Пусть лучше держится на расстоянии. От его близости мне не по себе – и вовсе не в дурном смысле. А это плохо.

Очень плохо.

– Я подумала о том, что ты сказал, – начинаю я.

– И?

– Я не верю.

Крю издает раздраженный вздох.

– И почему я не удивлен.

– Он не похож на такого парня.

– А разве не так все всегда начинается? «О, он был милейшим парнем. Не могу поверить, что он серийный убийца». – Я едва не смеюсь от взгляда, который бросает на меня Крю. – Спустись с небес на землю, Пташка.

– Просто я думаю, что слышала бы о таком от других девушек. Ну, от тех, кого он снял на камеру. – Я морщусь в отвращении при мысли об этом, а еще о том, что бы стала делать сама, если бы подобное случилось со мной.

Вот же унижение. Я бы никогда такое не пережила.

– Ты правда думаешь, что кто-то из девушек станет об этом рассказывать? Они предпочтут забыть, что это вообще случилось. А если бы они и признались тебе в чем-нибудь, ты бы, наверное, прочла им нотацию на тему неверных решений, – предполагает Крю.

Сердце щемит, но только потому, что он, как ни печально, говорит правду.

В свое время я прочла немало нотаций девушкам, которые принимали неверные решения. Неудивительно, почему меня считают склонной к осуждению.

– Наверное, мне пора это прекратить, – признаюсь я еле слышно.

Крю наклоняется ближе и задевает меня плечом, отчего по коже бегут мурашки.

– Что прекратить?

– Постоянно всех осуждать. – Я встречаюсь с ним взглядом. – Ты был прав. Как и все, кто говорил мне об этом.

– Ах, маленькая Пташка кое-чему научилась во время проекта. – Он протягивает руку и заправляет прядь волос мне за ухо. – Я тобой горжусь.

От его прикосновения кожу окутывает теплом, и я пытаюсь прогнать незнакомое ощущение. А еще ему не стоит говорить мне такие слова.

Может статься, что это начнет мне слишком сильно нравиться.

– А ты уже узнал что-нибудь о себе? – с надеждой спрашиваю я, стараясь не обращать внимания на бабочек, которые запорхали в животе от его прикосновения.

– Да, узнал, что ты считаешь меня мудаком.

Я хмурюсь.

– Я этого не говорила.

– И не нужно. Я и так вижу.

Мне уже говорили, что все эмоции написаны у меня на лице…

– А еще ты считаешь, что я веду себя так, будто мне принадлежит вся школа.

– Хм, так и есть.

– Она принадлежит моей семье, – поправляет он.

Я закатываю глаза.

– Как скажешь.

– А ты сегодня дерзкая, Пташка.

– Такой и становлюсь, когда ты лезешь в мои личные дела. – Я постукиваю карандашом по тетради. – Мы вообще будем сегодня заниматься проектом?

– Да. Давай. – Крю откидывается на спинку стула, не сводя с меня глаз. – Хочу взять у тебя интервью.

Меня охватывает беспокойство, отчего я сразу начинаю нервничать.

– Может, лучше я у тебя?

– Нет. – Он мотает головой. – Вчера вечером я придумал несколько вопросов. О том, что хочу о тебе узнать.

Почему его слова звучат как угроза?

– Поверь мне. Я не стану все о себе рассказывать.

– Мне казалось, суть проекта как раз в этом.

– Ты должен анализировать меня. Пытаться понять, а не просто выудить у меня всю информацию, – напоминаю я.

– А ты всегда умеешь все усложнить, – его слова звучат утвердительно.

А еще ранят, и мне от этого тошно.

– Ладно. Задавай свои вопросы.

Крю берет телефон, открывает заметки и, нахмурив брови, просматривает все, что туда внес. Я пользуюсь возможностью его рассмотреть, полюбоваться точеными чертами лица. Резкой линией челюсти и мягкими губами. Пропорциональным носом и острыми скулами. Густыми бровями и светло-голубыми глазами. Его лицо, словно произведение искусства, такое можно увидеть на картине столетней давности. У бездушного аристократа в облегающем трико, которое подчеркивает мускулистые ноги, и бархатном пальто, демонстрирующем немыслимое богатство.

Крю вписался бы в ту пору и вписывается сейчас. Каково это, знать свое место? Быть уверенным в нем?

Я думала, что знаю, но с тех пор, как начался проект, сбита с толку. Чувствую себя не в своей тарелке.

– Итак. – Низкий голос Крю вырывает меня из размышлений, и я снова сосредотачиваюсь на нем. – У тебя есть увлечения?

– Какой пространный вопрос. – Погодите, я что, дразню его?

– Зато верный способ узнать, что тебе нравится. – Логично.

– Я люблю путешествовать.

– Где ты уже побывала?

– Много где. Объездила всю Европу. Была в Японии. Ездила в Россию несколько лет назад.

– И как оно? – Я замечаю, что он делает заметки. Хм-м.

– Ходила с родителями на выставку.

– Точно. Они заядлые коллекционеры.

– Да. Мама стала экспертом в мире искусства. Поедет куда угодно, чтобы заполучить понравившийся экземпляр. Мы летали в Россию пару лет назад. В феврале. Стояли жуткие морозы. Мы задержались там на несколько дней, потому что рейсы постоянно отменяли из-за погоды, – объясняю я.

– Как тебе в России?

– Там красиво, но ужасно холодно. Небо постоянно было серым. Может быть, в другое время года мне бы там больше понравилось.

Крю и впрямь что-то печатает в заметках, и мне не терпится узнать, что он написал.

– Чем еще тебе нравится заниматься?

– Я люблю читать.

Крю пристально на меня смотрит.

– Скукотища.

– Без чтения невозможно получить такой средний балл, как у нас, – замечаю я.

– Верно. Но для удовольствия я почти не читаю.

От того, как он произносит слово «удовольствие», меня посещают мысли о…

Порочном.

Чем он занимается ради удовольствия?

– Что еще, Пташка? – спрашивает он тихо. С любопытством.

– Я люблю искусство, – признаюсь я.

– Какое?

– Да любое. Когда тебя всю жизнь таскают по всевозможным художественным галереям, начинаешь ценить то, что видишь. Со временем произведения начинают говорить с тобой. Внезапно у тебя появляется растущий список художников, которыми ты восхищаешься. – У меня вырывается вздох. – Поначалу я противилась. Не хотела ходить в музеи или галереи. Считала, что там скучно.

– В детстве все таким и кажется. Там ужасно скучно, – подтверждает он.

– Именно. Я стала больше его ценить, когда мне исполнилось тринадцать. В некоторые произведения прямо-таки влюбилась. – Уголки моих губ подрагивают в улыбке. – Есть одна работа, которую я открыла для себя пару лет назад и которая стала моей любимой.

Его глаза загораются любопытством.

– И что же это?

– О, да ерунда. – Вообще не стоило в этом признаваться. Ему это неважно. Вовсе нет. – Просто работа, которая меня привлекла.

– Расскажи мне о ней, – подталкивает Крю, и я тут же мотаю головой.

– Это скучно.

– Давай, Рен.

Судя по голосу, он очень на меня раздражен, но, назвав меня по имени, побуждает продолжать.

– Она была создана в 2007 художником, который исследует разные средства и использует разнообразные материалы. Как я читала, в ту пору, когда он создал мое любимое творение, он еще был наркоманом.

– Наркоманом? Кажется, это противоречит твоим моральным принципам, Пташка.

– Сейчас он вылечился. Порой люди совершают ошибки. Никто не идеален, – говорю я, пожав плечами.

– Кроме тебя. – Крю ухмыляется мне. – Должно быть, ты самая безупречная девушка в кампусе.

– Брось. Я точно не безупречна, – подчеркиваю я, негодуя оттого, что он мог так обо мне подумать. Сложно соответствовать стандартам всех вокруг. Родителей. Учителей. Школьниц, которые смотрят на меня с уважением. Даже тех, кто считает меня нелепой.

Крю вообще не удостаивает мои слова вниманием.

– Как выглядит эта картина?

Я сажусь прямо, обрадовавшись возможности о ней рассказать.

– Огромное полотно, покрытое поцелуями.

– Поцелуями?

– Да. Художник просил одну и ту же женщину целовать холст, накрасив губы разными оттенками помады Chanel. – Я улыбаюсь, когда Крю хмурится. – И каждый раз она по-разному целовала холст. То сильнее. То мягче. То разомкнув губы, то плотно сжав.

– Ясно.

– Изначально у полотна не было названия, но в мире искусства оно известно как «Миллион поцелуев в твоей жизни». Папа пытался выкупить для меня картину в качестве сюрприза на день рождения, но ее нынешний владелец не захотел с ней расставаться. Есть еще одна похожая работа, но ее тоже не найти.

– И сколько стоит та, которую ты хочешь?

– Много.

– Ясно, что много. Но могут подразумеваться разные суммы.

– Когда ее выставили на аукционе, она была продана частному коллекционеру за пятьсот тысяч долларов.

Крю фыркает.

– Такую легко купить.

– Нет, ведь владелец не хочет ее продавать. Для него она бесценна. – Я беру телефон. – Хочешь посмотреть?

– Конечно.

Я открываю гугл, и не проходит минуты, как нужная картина появляется на экране. От одного ее вида у меня приятно замирает сердце. Бессознательно, как бывает, когда что-то взывает к тебе, затрагивает глубинные струны души.

Меня никогда не целовали, но могу представить, каково было бы поцеловать мужчину и оставить на его губах след от своей помады. Мне кажется, это так…

Романтично.

– Вот она. – Протягиваю телефон Крю, и он, взяв его, рассматривает картину несколько долгих молчаливых мгновений. – Как тебе? Видишь, она будто колышется? Художник велел женщине прижиматься к холсту губами в определенных местах, чтобы создать такую иллюзию.

– Вижу, – говорит он, с прищуром всматриваясь в экран.

– Разве не прекрасно? – В моем голосе сквозит тоска, что случается всякий раз, когда я говорю о своем любимом произведении искусства. Я до сих пор разочарована, что оно не мое. Отец очень старался, чтобы картина стала отправной точкой моей коллекции.

А когда не смог ее достать, то купил другую картину того же художника. Она красивая, но не та, самая желанная.

– Думаю, ты бы и сама могла легко ее воссоздать. – Крю возвращает мне телефон.

– Но я не желаю ее воссоздавать. – Я смотрю на экран, на обожаемое мной полотно с отпечатками помады. – Я хочу эту.

– Сколько у тебя помад Chanel?

– Нисколько. Я редко пользуюсь помадой. – Только бальзамом для губ и тушью. Пожалуй, этим и ограничивается мой макияж.

– С такими-то губами можно не скупиться на помаду, – замечает Крю.

По венам разливается незнакомое ощущение, и я остро осознаю, что он сейчас внимательно рассматривает мои губы.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе никто никогда не говорил?

– О чем?

Крю протягивает руку и касается большим пальцем уголка моих губ, ненадолго его задерживая. От этого едва уловимого прикосновения по моему телу бегут мурашки.

– У тебя сексуальные губы.

Глава 13

Крю

У нее мягкие губы. А ее взгляд?

Ужасно сексуальный.

Меня одолевает искушение. Соблазн сделать многое. Обвести ее полную нижнюю губу пальцем. Испытать ее пределы, узнать, как она отреагирует на мои прикосновения. Что бы она сделала, если бы я сунул палец ей в рот? Перепугалась? Укусила бы меня? Или сомкнула вокруг него губы, удерживая на месте? Может, даже прикусила бы его? Пососала?

Ну да, этому точно никогда не бывать.

Я неохотно убираю палец от ее рта и опускаю руку на парту. Рен пристально смотрит на меня, не моргая, зеленые глаза широко открыты.

– Ч-что ты имеешь в виду?

– Ровно то, что и сказал, Пташка. У тебя ужасно сексуальные губы.

Рен поднимает руку и дрожащими пальцами дотрагивается до уголка губ, где я к ней прикоснулся.

– Я никогда не думала о них в таком ключе.

– Предполагаю, что ты вообще не видишь в себе ничего сексуального.

– Нет. – Рен мотает головой. – Правда не вижу.

– А ты никогда не думала воссоздать свою любимую картину? Накупить кучу помад, а потом снова и снова целовать чистый холст? – Если бы мне пришлось за этим наблюдать, я бы кончил прямо в штаны, будто вообще себя не контролирую, а такого не случалось уже очень давно.

Есть в этой девушке нечто такое, что вызывает у меня желание отпустить всякий контроль.

Она издает тихий смешок.

– Нет, никогда даже не задумывалась об этом, представляешь?

Представляю. Я бы с удовольствием посмотрел на сексуальный отпечаток ее губ, оставленный на холсте в разных цветах.

– Так подумай об этом, – говорю я, намеренно сохраняя спокойный, небрежный тон. – Может, из этого выйдет твой следующий проект.

– Мне сейчас и так хватает проектов. Включая этот. – Рен постукивает карандашом по моей руке. – У тебя еще есть ко мне вопросы? Урок почти окончен.

Черт, рядом с ней время пролетает слишком быстро.

– Есть еще один.

– Какой?

– Хотя я уже об этом спрашивал.

Выражение ее лица становится настороженным, с губ срывается вздох.

– Давай. Наверняка я дам тебе тот же ответ.

– Вообще-то ты мне так и не ответила.

– О, как грубо с моей стороны.

Вот же. Удивительно, что она не стала за это извиняться.

– Пообещай, что в этот раз ответишь, – я приподнимаю бровь.

– Возможно, – произносит Рен с опаской. Умный ход.

– Ладно. – Я наклоняюсь вперед и смотрю ей в глаза. – Тебя когда-нибудь целовали? Ответь честно, Пташка. Скажи правду. Мне ужасно хочется знать.

Она опускает голову, потупив взгляд в парту.

– Тебя это вообще не касается.

– Так ответила бы только та, кого никогда не целовали. – Она не реагирует. – Ну же, скажи мне. Ты никогда не чувствовала прикосновения чьих-то губ к своим?

Рен все так же молчит.

– Теплых губ, которые сливаются с твоими снова и снова?

Все равно тишина.

– Первое касание чужого языка, который проскальзывает к тебе в рот? Кружит. Исследует. Руки начинают блуждать… – Мой голос стихает, а от нее все равно никакой реакции. Рен замерла, опустив голову и спрятав лицо за длинными темными волосами. – А в следующий миг эти руки пробираются под твою одежду, прикасаются к тебе…

– Перестань, – шепчет она, а затем поднимает голову, открывая покрасневшие щеки.

– Так каков твой ответ, Рен?

– Нет. Ясно? Теперь доволен? Меня никогда не целовали. Но пожалуйста… сохрани это в тайне.

Меня переполняет желание сейчас же ее поцеловать, но я подавляю его.

– А ты хочешь этого?

– Конечно. Просто… со мной это еще не произошло.

– Почему? – Я бросаю взгляд на ее руку, на чертов бриллиант, который подмигивает мне. – Потому что дала обещание отцу?

– Все не так. – Рен качает головой. – Ты не поймешь.

– Так объясни, пожалуйста. Я очень хочу понять.

– Слушай, просто никто не интересовался мной настолько, чтобы возникло желание меня поцеловать. Да и меня никто так не интересовал.

– А что, если я скажу, что заинтересован, – выпаливаю я, будто не контролирую ни свои мысли, ни чувства. Не стоило этого говорить. Момент кажется слишком реальным, слишком откровенным.

Я должен был припугнуть ее, чтобы она никому не разболтала о том, что видела, но даже не заикаюсь об этом. Больше нет. А что еще более странно? Меня уже не беспокоит, что она нас сдаст. Не сдаст.

Я это чувствую.

Рен закатывает глаза и пытается перевести мои слова в шутку.

– Брось. Уж ты точно не хочешь меня целовать.

– Откуда ты знаешь? – Я наклоняюсь ближе, и меня окутывает ее пьянящий аромат. – Значит, позволишь Ларсену тебя поцеловать?

– Что? Нет. – Рен снова нервно посмеивается. – Только не после того, что ты мне рассказал.

– Умница, – тихо бормочу я и замечаю, как сияют ее глаза от моего одобрения. – Ты должна держаться подальше от этого ублюдка.

– Это может оказаться непросто, потому что завтра я иду на ужин к нему домой.

– Не позволяй ему остаться с тобой наедине. – Я ужасно ревную из-за того, что Рен проведет субботу с этим придурком Ларсеном. – Пообещай мне, Пташка. Меня не будет рядом, чтобы за тобой присматривать.

– Можно подумать, мне нужно, чтобы ты был моим сторожевым псом. Не забывай, что сам несколько дней назад гнался за мной и пытался на меня напасть, – напоминает она.

– Напасть? – Я рад, что она говорит тихо и ее никто не слышит. – Мне кажется, случившееся тебе слишком понравилось, чтобы это можно было считать нападением.

Рен вся краснеет.

– Ты ужасен.

– Но тебе это нравится.

– Да не особо.

– Немножко? Ну давай, можешь признаться.

– Недостаточно, чтобы радовать тебя утвердительным ответом. – Она безмятежно улыбается. – Перестань допытываться, Крю. Тебе не к лицу.

Мы улыбаемся друг другу, и это… странно. По-хорошему странно. Со смыслом «возможно, эта девушка нравится мне сильнее, чем я хочу признавать».

Звенит звонок, вырывая нас из совместного транса, и Рен, подскочив на месте, сразу тянется за рюкзаком. Я наблюдаю, как она убирает вещи, застегивает его и, закинув на плечо, встает из-за парты.

1 Символ обязательств между двумя людьми, которые находятся в серьезных отношениях. Обычно является предобручальным и символизирует намерение хранить друг другу верность. В данном случае обещание дочери хранить невинность, которое она дает своему отцу.

2 Второй день Рождества в Великобритании.

3 В американской системе образования, начиная со средней школы, ученики могут сами выбирать предметы, количество учебных часов по каждому и уровень сложности. Поэтому в старшей школе нет организованных учебных классов, в которых обучаются одни и те же дети. Каждый ученик посещает уроки по выбранным им предметам и, как следствие, учится среди постоянно сменяющихся одноклассников.

4 В американской системе школьного образования 12 классов.

5 Здесь и далее: деятельность социальной сети запрещена на территории РФ по основаниям осуществления экстремистской деятельности (согласно ст. 4 закона РФ «О средствах массовой информации»).

6 Имя героини Wren созвучно со словом wren – в переводе с английского – вьюрок, вид певчих птиц.

7 Имя главного героя Crew созвучно со словом crew – гребной спорт/спортивная команда.

Продолжение книги