Сквозь песок: Мир на ладони бесплатное чтение

ИСХОД I. СКВОЗЬ ПЕСОК

АКТ I. МИР НА ЛАДОНИ

Посвящается сестре Веронике и памяти сэра Джона Толкина

ГЛАВА 1. ШАМБАЛА

Дневники отречённой

Я – наёмница. Мои наниматели важные люди. Правители, чиновники, служители разных культов. Всем им всегда что-то нужно. Что-то такое, чего сами они не в силах достать. Обычно они слабы для того, чем я занимаюсь, или попросту боятся запятнать репутацию. Им нужен кто-то, как я. Нет, им нужна именно я. Ведь я единственная: невидимая, как воздух, неуловимая, как ветер, призрак – как меня прозвали в кругах знающих людей. Женщина, ведущая жизнь мужчины, а значит не женщина и не мужчина, не ровня ни тем ни другим – я ни у кого не искала признания и братства. Я стою отдельно от всего. Сама по себе, без общества. Так меня воспитали. Чтобы служить. Служить вещам, которые я ищу, добываю или краду. Служить смерти, которая забирает людей с моей помощью.

Я почитаю тех, кто поставил меня на этот путь. Почитаю даже сейчас, когда земля погребла каждого из них в земных недрах, не оставив ничего, что могло бы вернуть жизни их или наследие их. Наследие связанных одиночек, клана одиночек. Моего клана. Осталась только я. И лишь доверенные мирские люди напоминают мне о сгинувшем доме. Они разделяют мою скорбь и всё ещё готовы помогать в деле. Они связаны клятвой и не посмеют ослушаться. Иначе их ждёт расправа, что подкрепляет клятву сильнее, чем хорошее жалованье.

Прежде никогда я не доверяла мысли письму. Это запретное действо. Но вопреки правилам, чувствую, что должна. Моё нутро остро наставляет обличить события прошлые и грядущие в письменное слово. Чтобы оставить путь отречения тем, кто решит подобраться к вратам Великого духа. Новое поколение отречённых, коих я жажду пробудить, должно знать, что если существуют силы, с которыми не справятся отречённые, то никто не устоит. Но я верю, что Великий дух, безразличный к земному, не станет мешать, а боги людей окажутся слабы, чтобы остановить меня. Верю, что моё чутье не обманывает меня. Я иду по следу.

Мой последний доверитель, великий лугаль Бильгамес, что славно правит в Уруке и его богатых окрестностях, поручил мне сложное дело. Поиск предметов, чья истинная суть и предназначение скрыты за мнимой формой. Он не дал знаний, как они выглядят. Никто не знает. Их можно определить по силе сопротивления стихиям. Но что способно сопротивляться стихиям? Что может победить их в поединке? Даже крепкие стены подтачивает вода, а огонь сжирает всё. Что же это? Что это, как ни магия? Но в нашем мире нет магии. Одни только крикливые шарлатаны. И всё же я должна отыскать эти предметы. Довольно будет одного!

Мне известно о свойствах и назначении. Я знаю, откуда начать путь. Слышала, множество бед приходит с тех мест, куда я иду. Но я не страшусь. Опасность и жестокость – мои вечные спутники. Я подобралась слишком близко к смерти, побраталась с ней. И даже когда она захочет обнять меня крепко, что легкие не смогут дышать, я не откажусь от неё. Я буду достойна своего погибшего клана. Пока жива моя память – жив и клан.

***

Огрубевшие пальцы положили заточенное шило на край стола и аккуратно смахнули мелкие комочки глины с ещё мягкой таблички. Россыпь клинописных знаков тесно покрыла красноватую поверхность подобно созвездиям, раскрывая слова и смыслы, что принадлежали клану отречённых, а теперь предательски начали путь в мир. Когда табличка подсохла, хрупкий лист опустился в твёрдую сумку из лёгкой древесины. Внутри покоилось ещё несколько чистых, ждущих новых откровений. Медный карандаш повис сбоку, в кожаном кармашке.

Отречённая накинула капюшон, встала из-за стола. Полы её плаща затвердели от грязи и волочились по деревянным доскам с грохотом. Наёмница толкнула скрипучую дверь и вышла на сухой воздух, что вздулся колючим песком и стремительно окутывал всякого покинувшего укрытие. «Вчера ливень, сегодня песчаная буря! Что не так с этой пустыней?» – подумалось ей. Она надвинула на лицо кусок ткани, обмотанной вокруг шеи, и, сопротивляясь буре, направилась к повозке. Забралась внутрь, скрылась под крышей из грубого полотна, которую соорудил провожатый, что всячески помогал в дороге с бытовыми нуждами. Он оставил изобильные берега Тигра, жену и четверых ребятишек и следовал клятве. А сейчас копошился в углу, хорошенько упаковывая провизию.

– В городе ты оставишь меня, – холодно бросила отречённая.

– До него ещё далеко, госпожа, – ответил служка, не отрываясь от дела.

– Я изучила карту. Это последнее дорожное пристанище на пути к пещерам. Скоро тебе придётся меня оставить. Тебе пора домой, к семье. Клан благодарит тебя.

– Ещё рано прощаться, – возразил он беспечно. – Путь на юго-восток долог!

Отречённая промолчала. Сдёрнув край покрывала, она выглянула наружу. Буря потихоньку стихала.

– Пора ехать, – прошептала она.

– Еще рано, госпожа, – заботливо настаивал помощник. – Кони не пойдут. Подождите, когда солнце склонится к горизонту.

Девушка нетерпеливо вздохнула. Задёрнула ткань, облокотилась на большой мешок и закрыла глаза.

– Тогда я подремлю.

Вихри белого и жёлтого песка, гонимые ветром с севера-запада и солончаков, скрыли стремительно плывущее к горизонту солнце. Старые хижины и хилые деревья оазиса засыпало словно пеплом. Равнинные твари еще прятались по своим убежищам, а редкие островки растительности, победившие соляные отложения, приникли к уже высохшей земле в томительной дрёме. Обширная котловина, простирающаяся на десятки дней пути, зажатая цепями нагорий и гор, распространила тяжёлую волю на всё живое окрест, заставляя терпеливо ждать щадящих условий.

Служка развернул кусок холщовки и накрыл ею отречённую.

– Скоро похолодает, – прошептал он и вернулся к сумкам с дорожным инвентарем. – Почищу ваше оружие.

В путь они тронулись в сумерках, держась направляющих звёзд. Несколько дней двигались по безлюдной местности с разреженной растительностью и мелкой живностью, снующей по потрескавшейся земле. И вот вдали показались горные хребты.

– Пройдем немного восточнее! – крикнул помощник с козел, управляясь с двойкой гнедых.

Наёмница высунулась наружу и села рядом.

– Здесь начинаются границы царства, – сказала она. – Но пока ничего не видно.

– Вы слишком торопитесь, госпожа! – засмеялся спутник и погнал коней резвее.

Телега заскрежетала по неровной почве.

Позже они вырвались на широкую дорогу, испещренную свежими следами множества колёс и ступней. Вдали виднелись другие повозки, въезжающие на зелёные территории обширного горного государства. Трава стелилась здесь плотным ковром до самых гор, а мелкие лагеря приезжих густо вырастали из земли.

Город возник прямо из горы. Будто вырубленный из скал, его многочисленные башни тянулись высоко в небо. Городская стена поднималась из каменистых груд, покрытая щедрой паутиной растений. Широкие ворота стояли распахнутыми и жадно всасывали всех алчущих посетить древнее государство.

Подъезжая к арке, отречённая обратила внимание на отсутствие стражи. Город явно остался без хозяев, предоставленный сам себе, лишённый ухода и заботы. Высокие башни вблизи явили удручающее зрелище. Их станы серьёзно истрепались временем и вандалами, местами надломились, изысканную облицовку разграбили, а оконные ставни вырвали с кусками стен. Некогда блистательные, указывающие путь в небо, а теперь заброшенные, башни вопили о желании уйти на покой или вновь воспрянуть духом.

– Значит это правда, – подчеркнула отречённая. – Город без правителя и армии.

– Дааааа, – протянул помощник, натягивая поводья и пропуская пеших путников. – Совсем не похоже на те легенды, что слагают об этом месте! Теперь тут только разбой и запустение. Но если кому-то когда-либо удастся отыскать сокровища, скрытые в этих горах, тот сумеет стать просвещённым человеком!

– Пока здесь только воры и убийцы, – сухо заметила она, рассматривая суетливых прохожих с чёрными от грязи лицами. – Довези меня до главной горы. И там расстанемся. Езжай за толпой.

Она указала на тесный ряд людей и повозок, медленно продвигающихся вглубь города стройным караваном.

– Всех сюда привела алчность и жадность, – метнула наёмница и глубже спрятала лицо в капюшон, ощущая, как брезгливость к людям шевелит душу.

Повозка аккуратно встроилась в поток и поплыла к горе, чьи ребристые склоны усыпало многоярусными каменными дворцами и убегающими ввысь архитектурными пиками. Флюгеры с изображением неизвестных фигур всё ещё венчали наконечники крыш: никто не отважился забраться так высоко и сорвать их. Главный дворцовый комплекс достигал поистине невероятного размаха: порушенный, но величественный, он напоминал о блистательном загадочном прошлом – об обещанных сокровищах, которых так неистово жаждут люди.

У дворца людской караван разрывался и разбегался во все стороны. Многие здания обжились приезжими довольно грубо и безыскусно. А чего устраиваться? Никто из живущих не останется здесь навсегда – только отхватят своё и покинут руины. Ни сочувствия ни почтения, ни к камню ни к памяти.

– Сколько здесь входов? – спросила отречённая, не в силах объять взглядом сразу весь комплекс.

– Несколько сотен. Стоит проехать выше. Там людей должно быть меньше, – ответил служка, разворачивая повозку на подъём.

Вскоре он остановил лошадей в узком переулке у низкой пристройки с выкорчеванной дверью.

– Здесь подойдет, – бросила наёмница и спрыгнула с козел.

Группа людей, идущая следом, остановилась поодаль и шепталась, оглядывая хорошо сколоченную повозку. Отречённая запустила руку под плащ, готовая схватиться за оружие, и угрожающе наблюдала, мысленно нанося незнакомцам смертельные раны. Компания ответила не менее жестокими взглядами, но всё же прошла мимо.

– Не задерживайся! Возвращайся скорее к жене и детям! – строго наказала она, доставая из повозки ещё одни ножны и вешая их за спину.

– Не думайте обо мне, госпожа! – отвечал помощник, хорошенько завязывая узел с походным скарбом. – Вот, держите! Здесь всё, что нужно!

Отречённая приняла мешок и повесила его на плечо.

– Здесь очень много бандитов, – сурово сказала она. – Мы только прибыли. Кто-то уже приметил нас. Если тебя поймают охотники, они вытрясут из тебя всё, что знаешь, и не оставят в живых.

– Но я ведь ничего не знаю!

– То-то и оно. Придётся хорошенько помучиться, прежде чем они убедятся, что ты бесполезен.

– Я тотчас же покину город! – сглотнул помощник и почтительно склонил голову. Затем он подался вперед и с блеском в глазах зашептал:

– Говорят, что сердце города скрыто глубоко в горах, на цветущей равнине, охваченной водами внутреннего моря. Говорят также, что правители вовсе не сгинули, а обитают именно там. Они забрали с собой только самых лучших людей и одарили их невероятными знаниями и мудростью. И теперь все они бессмертные. Слышали вы это?

– Не болтай! – одёрнула отречённая хмуро. – Когда доберёшься до речного города, отправь гонца к нанимателю. Сообщи, что я вступила в Шамбалу. Затем отправляйся домой. Всё, поезжай!

Она хлестнула лошадь, и помощнику ничего не оставалось, как взяться за поводья.

– Будьте осторожны, госпожа! – крикнул он напоследок и пустился в обратный путь.

Задрав голову, отречённая мрачно окинула вырастающие друг из друга дворцовые громады. Покопавшись в дорожной тубе, она извлекла кожаный свёрток, что отдал ей лугаль Бильгамес. Знаменитый на всю Месопотамию правитель города Урука стал единственным доверителем на её памяти, кто сумел каким-то образом отыскать её лично, минуя сложный ряд попечителей, единственный, кто не искал способа явить отречённого ко двору, а пришёл сам, скрытый под личиной бедняка. Оглядевшись, она размотала свёрток и упёрлась в начертанные рисунки – карту ходов и пещер. Карта показывала не много, но достаточно, чтобы не тратить время и ресурсы на блуждания по лабиринтам, а пуститься сразу в глубину гор.

– Да.... здесь подойдет…

Она убрала свёрток, оглядела тёмный побитый вход и смело вошла внутрь. Пересекла комнату с облупившимися стенами и пыльными столбами света от поколотых окон и очутилась в узком проёме с примыкающей круговой лестницей, ведущей вверх. Тусклый свет и здесь поглаживал обшарпанные стены, а ребристые ступени вяло тянулась к небольшому парадному залу с несколькими коридорами. На запорошенном песком полу еще остались следы мелкой мозаики, но редкие островки разноцветной выкладки уже не могли показать, что она изображала прежде. Отречённая нырнула в крайний коридор слева, осторожно пробралась в полутьме и попала в вытянутый зал с высокими рядами колонн. Редкие окна едва роняли щуплые лучи, но зато множество факелов играли тёплыми оранжево-красными всполохами, причудливо разгоняя тени. Сюда же вели другие проходы, из соседних построек. Небольшая группа людей сидела на досках у одной из колонн, что-то весело обсуждала и уплетала хлебные лепёшки. Котелок с едой висел над углями, поклажа была разбросана. Компания явно торчала здесь несколько дней. Отречённая миновала помещение по затенённым местам, прихватила один из факелов и юркнула, как ей показалось, незамеченной в следующий коридор с ещё одной лестницей. Крутые ступени струились вниз и постепенно расширялись.

«Внизу обширная пещера с водохранилищем… Где-то здесь должен находиться скрытый вход в другие пещеры…».

– «Не доходя до купальни»… – припомнила она слова Бильгамеса, выйдя на широкий лестничный пролёт. Стены сомкнулись над головой сырой облезлой аркой.

Наёмница обшарила стену справа, пока пальцы не наткнулись на неплотно сидящий камень. Прислушалась к звукам, убедилась, что никто не спускается следом, толкнула. Стена поддалась: повернулась на центральной оси, часть плиты выдвинулась вперёд, часть отошла внутрь. Дальше пришлось двигать руками. Затем отречённая вернула плиту на место и, освещая путь огнём, направилась по узкому тоннелю вниз. Покатый спуск облегчил длительную ходьбу в душном пространстве, но счёт времени потерялся. Наконец кожи коснулась долгожданная прохлада, а зрачков – мерцающая синева впереди.

Когда мрачный тоннель остался позади, ей открылся обширный грот с чистейшим голубым озером. На карте озеро соединялось с водохранилищем в купальне. Очевидно, что озеро находилось здесь не для забав царских гостей, да и отсутствовали следы рукотворства. Отречённая омыла лицо, поглядывая на густые тени, изучила тёмные проходы, ведущие в протяжённую систему пещер. По слухам здесь вырос настоящий лабиринт катакомб, куда опасно ходить без карты. Особо везучие смельчаки сумели вернуться из пещер и за хорошую плату поделиться расположением запутанных ходов. А их тут множество! Отличная защита от нежелательных гостей! Лабиринт как будто создавался специально, чтобы сбить с толку, лишить возможности отыскать скрытые помещения и выбраться из подземного чрева. Это место обросло невероятными легендами о мистических сокровищах, могущественных богоподобных людях и сакральных знаниях. Но отречённая задавалась только двумя вопросами: куда всё исчезло, и есть ли возможность разыскать здесь то, что поручил Бильгамес? На случай провала, был ещё один легендарный город, о котором поведал доверитель. Но идти туда куда опаснее – на север. «…Надеюсь, хоть один из предметов окажется здесь!»

Отречённая достала крюк-кошку с верёвкой и закинула его в проход повыше. Пробравшись наверх, она разожгла огонь и пустилась по подземным коридорам. Некоторые катакомбы выглядели довольно ухоженными: владельцы тщательно обнесли стены отполированными камнями и оставили в них выемки для источников света и выступающие ванночки для воды. Такие катакомбы хаотично сменялись никак не обработанными тоннелями, прирастали к ним без логики и часто заканчивались тупиками или круглыми комнатками с различными углублениями и выступами, а позже перестали встречаться вовсе, уступив место сплошным перекрёсткам ходов. На одном таком распутье наёмница остановилась. Здесь закончилась карта подземной сети на ее свёртке.

Прежде чем пойти вслепую, следовало перекусить. Солнце наверняка уже село, настало время отдыха. Крупный перекрёсток с шестью проходами располагал для этого удобными плоскими камнями. Отречённая установила факел в углублении отвесной стены, развязала мешок, достала хлеб с вяленым мясом и устроилась на подходящей каменюке. Вцепившись зубами в солонину, она задумалась о том, что не встретила ни единого скелета, хотя слышала, что здесь погибло великое множество людей. Куда подевались все кости? Мысль прервалась: до слуха дотянулись звуки человеческих голосов. Бросив еду в мешок, она затушила огонь и скрылась в одном из проходов за небольшим выступом.

Трое вышли из неизвестного тоннеля. Они говорили на незнакомом языке. Чёрная кожа, крупные тела, скрытые за плотной цветастой одеждой, увешанные оружием и походным скарбом. Ещё одни искатели сокровищ, попавшие в пещеры через другой вход. Они тоже решили остановиться на привал и сбрасывали с себя поклажу. «Разбойники! – скрипнула зубами наёмница. – Сколько же здесь ходит таких ловцов удачи? Неприятная помеха!» Она извлекла из-за пояса три небольших метательных клинка и приготовилась использовать их.

Что-то вытолкнуло её на площадку. Отречённая покатилась кубарем, а зажатые между пальцами лезвия блеснули перед глазами жертв. Троица тут же схватилась за оружие. Наёмница вскочила, метнула один из клинков. Самый неудачливый расхититель упал наземь, хватаясь руками за истекающее кровью горло. Двое других успели напасть, но короткий кинжал в кулаке отречённой отразил первый удар. Затем второй, третий – кинжал лихо парил, защищая от противников. Свет факелов яростно трепетал от ветра сражения, готовый перекинуться на мешки. Он внезапно потух, погрузив сражающихся во тьму. Лязг оружия прекратился. Один из воров сдавленно закричал.

До отречённой отчетливо донеслись звуки рвущейся плоти и костей. Тёплые солёные капли брызнули ей на щёки и губы. Не поддаваясь панике, она восстановила в памяти последние действия и расположение проходов. Отползла к ближайшей стене, ощупью протиснулась в тот из тоннелей, откуда приволокло троих несчастных. Твёрдо ринулась вдоль стены, прислушиваясь к удаляющимся крикам и скрежету… Зубов? Мешок со снаряжением остался где-то там – ни огня теперь, ни еды.

Скоро звуки стихли – на голову обрушилась давящая безжизненность глубокого подземелья. Но отречённая передвигала стопами, не останавливаясь ни на миг, и вскоре вышла к новому разветвлению. Кое-как подсчитала количество тоннелей, отметила особенность каждого. Преследования как будто не было. Жуткие мысли о том, что за убийца прятался в темноте, она отгоняла. Иначе страх, как проказа, проникнет в жилы, затуманит разум и выбьет жизнь. Меч она держала наготове.

Уставшие, точно выколотые глаза вдруг различили рельеф пещеры. От дальнего тоннеля, словно из колодца с отражением кровавой луны, подполз тусклый свет. Постепенно он выхватил больше деталей, уточнил грубые линии откосов. Неровные скалы поднялись здесь высоко и сгинули где-то в кромешно-чёрном шаре потолка. И там наверху что-то явно двигалось. Отречённая прижалась к стене, напрягла зрение, вглядываясь в вязкую темноту, но различить форм не сумела. А свет всё гуще проникал в пещеру. Уже слышалась человеческая речь. Но люди так мало волновали. Куда больше заботила тьма.

Двое вошли в пещеру. Такие же тёмно-цветные, как предыдущие. Один заметил её прежде второго и толкнул товарища, тыча пальцем в расхитительницу с обнажённым мечом. Её боевой вид вызвал на их лицах хищные ухмылки. Первый сделал шаг ближе, потянулся за пояс и извлёк меч с двойным изгибом клинка. Второй установил факел между камней и тоже приготовился к весёлой драке.

Отречённая не шевелилась. Она задрала голову и смотрела в пространство над головами противников. Два сверкающих пятна захватили её внимание. Они поглощали свет, полыхая огнем факела, росли во тьме, рисуя подступающие формы: иссиня чёрные мощные, бликующие в тёплом свете, что спотыкался о мускулистый рельеф. Чудовище сползало словно дикая кошка по дереву, пластичная как жидкий металл, как нефть, стекающая по разломам, обтянутое гладкой зеркальной кожей с кривыми отражениями. Тонкие длинные пальцы с изогнутыми когтями обхватывали каменистые выступы паучьими лапами; овальные глаза, зажатые меж выдающихся бровей и скул, лениво моргали полупрозрачными перепонками как у рептилий; приплюснутая голова втягивалась в плечи и выныривала обратно, крутилась по-совиному на пол оборота; длинный хвост извивался на скалах. Размером его тело превосходило человеческое в два раза, членения были звериными, и только колени сгибались в обратную сторону, что, казалось, переломятся. Существо уставилось на зачарованную добычу. Пасть хищно раскрылась, широкий ряд острых зубов упёрся в безгубую кожу.

Ужас охватил отречённую, и она пошатнулась. До расхитителей наконец дошло, что испугалась она вовсе не их. Поздно – монстр бросился и сбил обоих с ног. Голова одной из жертв, зажатая когтями, ударилась о кусок скалы и раскололась как керамическая статуэтка, залив кровавым месивом ребристый камень и металлические пальцы существа. Второй повис в воздухе, болтая ногами, и отчаянно пытался отцепить лапу со своего лица – освободить глаза, ноздри и рот от сдавливающей хватки. Когда воздух в легких закончился, его тело задёргалось в предсмертной судороге и испустило дух.

Разыгрывая ужасающее представление, монстр не сводил глаз с расхитительницы. Отречённая стиснула рукоять меча – ладони и пальцы заныли от боли. По ногам вновь пробежала предательская дрожь, живот скрутило спазмами. Но холодный голос разума кричал сквозь пелену первобытного страха: «Возьми себя в руки! Ты боец! Бежать некуда! Он сильнее, быстрее и ловчее! Если смерть заберёт тебя сейчас, значит такова воля Великого духа! Клан ждёт меня! Погибни достойной их!»

Чудовище швырнуло бездыханный труп в стену. Его нога с бульканьем вырвалась из тягучих тканей размозженного черепа. Монстр глубоко согнул колени и опустился перед трупом. Челюсть разошлась, ярко-алый язык выгнулся между клыков и смачно лизнул руку мертвеца. Затем когтистые пальцы вырвали её и сунули в зубастое зево, а горло заурчало от удовольствия. Отречённая ощутила вкус рвоты.

После недолгой трапезы чудовище вытянулось во весь рост и метнуло кровожадный прищур на живую добычу. Наёмница напряглась всеми мышцами, ожидая быстрого нападения. Но монстр и сам как будто чего-то ждал. Может, когда она обделается от страха?

Наконец ему надоело, он высунул слюнявый язык и остервенело прыгнул.

Отречённая ударила по чёрной плоти и пронеслась под лапами существа, вздымая каменную крошку. Плащ слетел с её плеч. Она встала позади монстра, ощущая как прикосновение клинка отразилось от металлической кожи высоким звоном, который теперь звучал в её костях. Удар не нанес врагу никакого повреждения: тот играючи повис на отвесной скале словно обезьяна, раскинув врозь свои задние конечности кузнечика. Наёмница приникла к земле, прижимая бесполезный меч, выудила из рукава метательные ножи. Демон наблюдал, растягивая пасть в свирепой улыбке, глаза-фонари подмигивали, язык жадно высовывался из-под выдающихся вперёд клыков. Он втянул шею и снова прыгнул. Отречённая запустила одно из острых лезвий, нацелившись в глаз противника. Враг разгадал намерение, вздёрнул лапой, отбросил предмет в сторону. Вогнутые лапы приземлились, как кувалда, но жертва успела откатиться по содрогнувшейся земле. На этот раз монстр не дал перевести дух добыче и обрушился в новом прыжке. Отречённая едва успела отбежать.

Теперь она наносила отражающие удары без продыха, ощущая как нехватка воздуха и влаги режет горло. Силы оставляли её. Наконец тяжёлая лапа выбила меч, и чудовище наступило ей на грудь, примяв к земле. Обездвиженная, она продолжала защищаться и потянулась к кинжалу. Но демон опередил, сорвав оружие гибким хвостом. Кинжал отлетел, без возможности дотянуться до него. Леденящие пальцы сдавили запястья, хвост обвился вокруг ног, широкая спина согнулась, морда приникла к вспотевшему от боя лицу. Кислое металлическое дыхание покрыло кожу, глазищи пронзили душу. Но он медлил. Насытившийся или любознательный? И вдруг заговорил. На человеческом!

Наёмница растерялась. Монстр взвыл. Совиная голова крутанулась назад-вперёд. И снова из пасти вырвались звуки человеческой речи, но язык оставался не знакомым. Отречённая как могла двинула головой в знак непонимания. Тогда монстр рыкнул еще нетерпеливее и заговорил уже на третьем языке.

– Я не понимаю… – хрипло вырвалось из её глотки.

Демон склонился совсем низко, почти упираясь коротким носом – отречённая чуть не задохнулась от крепости металлической вони.

– Не понимаю… – повторила она сдавленно.

Рот монстра широко растянулся, он заговорил на родном для неё языке.

– Ты не похожа на остальных людей. Кто ты такая?

– Мне тяжело дышать… – прохрипела она, чувствуя, как грудина вжимается в землю.

Существо взревело. Сдёрнуло лапу, перекинуло человека через плечи, сжало конечности стальными пальцами и бросилось стремглав в один из тоннелей. Темнота снова обступила со всех сторон.

Нёсся монстр долго. Как далеко они забрались, отречённая и думать не хотела, уже распрощавшись с жизнью. Смерть в пасти монстра средь легендарных подземелий, где царствует кромешная тьма – не о такой смерти ей мечталось. Но есть ли выбор? Только у самоубийц. Ледяные лопатки демона, власть голодного зла – вот что доведет её до храма Великого духа. Самое время принять такой исход.

Монстр разжал лапы и опустил добычу наземь. Ступни и ладони девушки погрузились во что-то мягкое. Тысячи мелких частиц просочились между пальцев. «Песок!» – догадалась она, сгребая кучки. В лицо дунуло, но не дыханием чудища, а свежим чистым поветрием.

– Кто ты такая? – прогремел голос. Ему вняло громкое эхо.

– Я из клана отречённых… – начала она, но голос прервал её.

– Отречённые – это только человеческий клан убийц и расхитителей, алчущих славы на службе у других людей. На вкус – немногим слаще остальных.

Отречённая яростно сжала кулаки, чувствуя сочащийся сквозь пальцы песок. Ногти впились в кожу почти до крови.

– Ты ничего не знаешь про отречённых! Я – последняя из них.

– Мне все равно, как они сделали тебя своей марионеткой и сколько лет ты живешь по их законам. Я должен знать, ЧТО ты такое!

– Человек, как и те несчастные, кого ты сожрал… – просипела она.

Существо вцепилось ей в глотку, прижалось головой к щеке.

– Если бы ты была человеком, я прочитал бы твою кровь, даже не прикасаясь к тебе. Мне бы открылась вся суть тебя и твоих мыслей, источник твоей жизни, отведённый срок. Но я вижу лишь пустоту внутри твоего тела. Мои пальцы ощущают: ты уязвима, хрупка и податлива, как любой человек. Я слышу биение твоего сердца и поток крови, бегущий по венам. Вижу цвет и плотность твоих внутренностей. Чую запах. Твой запах отличается. Ты пахнешь чем-то, что я не могу определить.

– Мне сложно понять твои речи… – проговорила наёмница, пытаясь высвободить шею.

Пальцы монстра разжались. Он толкнул добычу в песок.

– Ты явилась сюда, чтобы отыскать Святилище Бессмертных? Найти скрытые богатства и утерянные сакральные знания? Или, может, твой наниматель желает отыскать самих Бессмертных? «Людей без кожи и крови, путешествующих по всей Вселенной и другим мирам, если им угодно»? Ты тоже жаждешь жить с ними среди звёзд? Хотя ты не можешь ничего желать, кроме службы чужим идеям! – издевательски громыхал монстр среди тишины.

– Отречённые не служат чужим идеям! – вспыхнула она. – Мы служим смерти и переходящим вещам! Наниматели для нас безлики!

– Ваш культ меня не волнует. Он жалок.

Отречённая в гневе метнула нож. Послышался звон удара. В темноте раздался леденящий хохот.

– Никто не смеет говорить так об отречённых. Только смерть – плата за такие слова!

– У тебя достаточно времени попытаться убить меня. Но ты не преуспеешь.

– Ты не собираешься убивать меня? – горячо крикнула она, желая прекратить спектакль.

– Нет.

– Кто ты такой?

– Царь Страха – моё людское имя. Я правлю Шамбалой.

– Ты убил правителей?

– Я правил здесь всегда! Это моё Царство! – свирепо рыкнул он, очевидно, задетый словами.

– Никто не говорит о Царе Страха!

Монстр захрипел гортанно.

– Это долгая история противостояния. Я поведаю её, как только мы закончим, – наконец ответил он.

– Закончим с чем?

Монстр сипло задышал, как будто сама тьма злобно и жадно ухмылялась вопросу.

– Я должен прибраться за собой после трапезы. Вижу, и твой желудок сжимается от голода. Мне придется оставить тебя ненадолго. Если вздумаешь бежать, знай: со всех сторон обрыв. Внизу – только бесконечная бездна. Падать будешь до самого сердца мира, и сгинешь в его чреве, как червяк. Лучше не двигайся, если хочешь пожить подольше.

Голос стих. Демон поднял ветер, уносясь куда-то во тьме – клубы песка накрыли пустошь.

– Лучше не двигайся… – повторила она, сплевывая песок. – Как же…

Наёмница опустилась на живот и поползла на поиски обрыва, тщательно ощупывая путь руками: песок стелился по ровной поверхности, словно вокруг лежала пустыня, скрытая в беззвёздной ночи. Ползла долго, пока не надоело. Тогда она поднялась на ноги, осторожно сделала несколько шагов, размахивая руками в воздухе в надежде нащупать какой-нибудь выступ, но безрезультатно. Возобновила ползание с верой, что рельеф вскоре изменится. Тщетно. Песок плыл бесконечно – мышцы слабели. «Обманул? Нет обрыва!»

Окончательно выбившись из сил, она перевернулась на спину передохнуть. Уронила затылок в песок, закрыла глаза, прислушалась. До слуха донеслось едва слышное шуршание, какое-то копошение – оно явно приближалось, усиливаясь невнятным ворчанием; голоса нарастали, неразборчивая трескотня потянулась отовсюду. Отречённая извлекла из рукава последний метательный кинжал, зажала его между пальцев, встала на корточки. К своему удивлению, ей удалось различить лезвие клинка. Да и песок вдруг замерцал тусклым светом. Задел он и маленькие следы стоп на песке, которые множились повсюду, рисуя хаотичные линии. Как будто детские, но очевидно, не человеческие ножки поднимали песчинки в воздух, заставляли их светиться живым ковром, словно планктон в океане, потревоженный плавниками рыб. Но хозяев следов словно не существовало. Только неровные цепи тоненьких отметин с острыми коготками прокладывали дорожку к человеку, закручиваясь спиралью.

– Не двигайся! – вдруг прогремел голос Царя Страха с нервным накалом.

Сквозь вздымающиеся кристаллы света отречённая различила стремительное приближение металлического монстра. Быстрый как буран, он рассекал воздух со свистом, поднимая плотные волны песка. Кожа его жадно напиталась отблесками, лоснясь струями бликов. Отречённая зачарованно смотрела и не знала, чью атаку ей придется отражать прежде.

– Вы не заберёте её у меня! – проревел монстр и завис в высоком прыжке. Как охотящийся коршун, он выставил лапы вперёд, нацелившись схватить добычу. Его огромные глаза и пасть широко раскрылись от хищного возбуждения.

Отречённая вскочила, спотыкаясь, и что есть мочи ринулась в сторону, в толпу невидимых созданий. Десятки острых коготков тотчас вцепились в неё, норовя разорвать одежду и кожу. Её ослепило сильнейшее свечение и какая-то невиданная волна оторвала от земли, опрокинула на спину, высвободив из сонма рвущих когтей.

Царь Страха не достиг цели. Его напряженно-согнутые пальцы столкнулись с незримым щитом, разделившим тьму и свет. Ударная волна разошлась во все стороны, пронзила горы от основ до вершин, покрыв каждую низину и хребет потоком мощной энергии. Молнии вырвались за пределы скал, дошли до растянувшихся вдоль котловины подножий. Дворцы города задрожали. Своды рухнули. Горы осели, засыпав тоннели и пещеры, погребая самых рьяных искателей сокровищ. Везунчики в панике бежали, уворачиваясь от камнепада и разверзшейся земли.

Сквозь пальцы отречённая уставилась на всепоглощающий свет, заполонивший всё вокруг, на оторванные куски скал, мгновенно теряющиеся в белизне. Испуганно смотрела на Царя Страха, яркой звездой пульсирующего в свете: металл его кожи накалился докрасна, алый, как кровавый закат. Согбенное существо уносило подальше от неё. И вот оно скрылось в пасти света, а затем исчез и сам свет, всосавшийся в себя, в одну маленькую точку. Тьма вернулась. Вокруг вновь закружил песок и необъятное неразгаданное пространство.

Голова отречённой закружилась. Она вся осела и подогнула занывшие ноги.

– Что за мелкие ублюдки?.. – огрызнулась она, теребя израненные коготками конечности. Липкая кровь сочилась из многочисленных ранок.

Её будто услышали: шебуршение и ворчание возобновились. Наёмница сжала нож и совершила упреждающий выпад. Ощутила, как лезвие нашло чью-то плоть: послышалось кровавое бульканье – значит попала в шею.

– …Да вы совсем ничтожные! – фыркнула она. Твари едва достигали ее бедра.

Карлики злобно заверещали. Настроенные враждебно они кинулись всем скопом. Острые коготки и зубы жадно впились в тело. Отречённая вскрикнула и сжала зубы. Боль и ярость заполнили её жилы, поспешили прорваться наружу ответной атакой. С громким воплем она ринулась хватать мелкую пакость, сдавливать их, отрывать от себя, ломая тонкие шеи и ручки, вонзать кинжал в податливые тельца. Но гадов только прибывало, будто рождал их сам воздух.

Они налетали жужжащим роем. Она вырывалась, отмахиваясь, но алкающие ручонки скрутили ноги. Тогда она пнула двоих как мерзких крыс и ринулась куда-то вперёд, но новая парочка вцепилась в волосы и спину. Ещё один вгрызся в бедро и чавкал, запуская язык в рану. Отречённая взвыла от боли. Избавилась от карликов сзади, в безудержном гневе схватила лакающего гада и отсекла ему голову. Тёплая кровь покрыла руку. Следующему нож угодил в глаз. Какие-то мерзко пахнущие жидкости брызнули в лицо. По телу пробежала судорога.

Многочисленные раны сжигали словно в горниле. Но наёмница не сдавалась, боль и усталость уступили боевому возбуждению. Она желала убивать. Звериные инстинкты и взращенные с детства навыки ринулись наружу, заставляя действовать смертоносно, безжалостно, безумно. Она ломала кости обидчиков, рвала мышцы и сухожилия, залитая кровью – своей и чужой. Когда атаки тварей поредели, она сама кинулась на них, выискивая в темноте, до тех пор, пока темнота вновь не замерла в безмолвии. Тогда она разжала руки, выпуская последнего бездыханного карлика, чей предсмертный стон наполнился страданием, и опустилась на колени, встречая всепоглощающую тишину. Песок слипся от пролитой крови, отречённая легла прямо на него, поверженная бессилием.

Погодя она превозмогла болезненную агонию и, бормоча что-то как не в себе, не выпуская кинжала, поползла по песку, всё ещё надеясь достичь обрыва. Скоро руки её упёрлись во что-то твёрдое и гладкое. С трудом поднявшись, она обшарила преграду, попыталась дотянуться до верха, дойти до поворота, но стена казалась росла без конца и края. В отчаянии она сжала кулак и ударила по стене. Стук разнёсся металлическим звоном.

– …Прямая, гладкая, металлическая… Значит рукотворная, – пересохшим горлом пробормотала отречённая, вспоминая, что ещё не лишилась рассудка. – Она должна где-то заканчиваться… Или нет?.. Если это огромное помещение? Если внутри Святилище Бессмертных?.. Тогда должен быть вход. Если стучать – кто-то услышит?.. Враг?.. Друг?.. Скорее враг. Пока эта тьма скрывает только монстров… Злобных и…

Ещё никогда отречённая не чувствовала себя пищей, куском мяса и костей, которых желали и не поделили странные создания. Сможет ли Царь Страха отыскать её теперь? Вернутся ли карлики? Крепкая вонь их внутренностей всё ещё била в нос и дурманила разум… И ещё эта давящая темнота, выкалывающая зрачки! Как же смертельно она устала от неё!

Отречённая скатилась на песок и боком налегла на холодную стену.

– Что же делать?.. Стучать? – Её рука зависла перед ударом, костяшки пальцев заныли в напряжении.

– Нет… лучше ножом! – Взялась за кинжал, но чуть не выронила оружие.

Повисла, содрогаясь всем телом. Воспоминания о последних событиях заставили передумать.

– Нет! Надо идти! Буду идти, пока стена не закончится! Или сдохну под ней! Вперёд! Пошла!

Новые силы прилили в тело. Наёмница решительно встала на ноги, навалилась на стену и покатилась по ней плечом, запретив себе даже думать об остановках.

Время потерялось. Наконец стена закруглилась и упёрлась в другую стену: наклонную, ребристую, с многочисленными выступами. Стена, по которой можно взобраться наверх!

Отречённая бросила последние силы и начала подъём, не задумываясь, что ждёт впереди. Мышцы и кости дрожали, голова кружилась и разрывалась от ломящей боли, запёкшиеся раны рвались и кровоточили, но ничто не задерживало её. Она взбиралась, предчувствуя, что путь её не окончен, что камни не погребут её, как погребли весь клан, разверзнув землю под поселением и сомкнувшись каменным дождем с холодных гор.

Добралась до вершины. Вдохнула воздух, почуяв новый неясный аромат в мягком дуновении ветра. Цветочный? Пряно-травянистый? Откуда он? Тьма и здесь застила пеленой. Только руки нащупали склон обратной стороны глыбы. Отречённая села передышать, устроившись между двух больших камней, и впала в полудрёму, позволив сну одолеть себя.

Когда она очнулась, то не смогла размежить веки. Ссохшиеся кровавые корки покрыли ресницы и горели красным заревом. Но то не кровь, грязная и коричневая, а яркий свет пробивался сквозь них. Потянулась онемевшей рукой к глазам, содрала куски крови и песка; щурясь, приоткрыла веки. Дневной свет хлынул в оголодавшие зрачки, слёзы побежали ручьями, обжигая солью ссадины и порезы. Когда глаза привыкли к свету, она выбралась из укрытия. Огляделась.

Горный гребень, на который она взобралась, высился лишь низкой крохотной точкой на протяженной линии кряжей, чёрных как ночное море, уходящих далеко в обе стороны, вырастающих до небес и не имеющих конца и края. Склоны хребта, откуда наёмница взобралась, заслоняло непроглядное вещество – клубы чёрной пыли, вздымающейся на горизонте в беспредельную высь. Другая сторона воплощала миролюбивый пейзаж: у подножия начиналась огромная равнина с цветущими полянами и деревьями, что пропадала вдали среди бархатных холмов, над которыми простиралось чистое небо, без облаков, сиренево-кремового цвета. Не хватало только важной детали – солнца. Хотя свет лил ярко, прямо отовсюду, лишая зелёный мир видимых теней. Внизу, между деревьями и кустами вилась проселочная дорога, пролегающая вдоль хребта.

«Спуститься! За людьми и водой.... Иначе в следующий раз я уже не смогу проснуться…»

Отречённая начала медленный спуск, отчаянно и твёрдо хватаясь за чёрные выступы, не задумываясь, почему все грани такие гладкие и блестящие, будто самая усердная рабыня очищала их от пыли и полировала всю жизнь напролет.

Спуск давался сложнее подъёма. Зрение притупилось, ноги и руки плохо слушались и едва находили опору, скользя по гладкому металлу. Последние крохи сил замирали на кончиках пальцев. Отречённая жалась к отвесному утёсу, проклиная слабость человеческого тела. Остатки вооружения тяжело повисли на бёдрах. Она глянула вниз на кроны деревьев. Три человеческих роста до зелёных шапок – кажется, можно прыгнуть. Оттолкнулась. Прыгнула. Ветки сломались. Обломав ещё ряды, ей удалось ухватиться за толстую ветку на нижнем ярусе, прильнув щекой к грубой коре, что тотчас располосовала кожу до мяса. Вчерашние раны разошлись, но отречённая удержалась, стиснув зубы. Затем она пододвинулась к стволу, нащупала ногой ветки ниже, и, перебирая сучки, коснулась наконец земли, мягкой, покрытой плотной ровной зеленью, будто выстриженной по линейке. Промочила рукавом кровь на щеке – обнажённые мышцы отозвались острой болью. Хотела бы она промыть раны! В надежде выйти к какому-нибудь озеру, она поплелась вниз по склону и, едва держась на ногах, ступила на дорогу, которую заметила с вершины.

Широкая тропа стелилась ковром, не утоптанная копытами, колёсами или ногами. Тот, кто жил в этих местах, уложил связанное в покрывало сено на траву, оставив травинкам возможность прорастать сквозь дырочки мелкой вязи. Покрывало выглядело свежим, как хорошая еда для скота. Наверное, недавно положили. В душе наёмницы затеплилась надежда: фермеры помогут с восстановлением. Найдется у неё и немного серебра для них. Но сколько бы она ни шла, ничего не менялось: дорога так и вилась вдоль металлической цепи гор, обрастая густым лесом. Ветер приносил запах свежей листвы и однообразно завывал в уши, и больше ни единого звука. Ни пения птиц с веток, ни копошения насекомых или мелких зверюшек. Ничего. Только примерно раз в час что-то громыхало в небе: иногда как крики птиц, то сладко-певучие, то скрипучие, иногда как вой или рык диких животных. Звуки обрушивались с подозрительно одинаковой интенсивностью, но ни разу отречённая не приметила их источника.

Небо неспешно охватили сумерки. Серая сталь слоями измазала загустевший лилово-кремовый цвет и притушила ярко-фиолетовые всполохи. Наёмница упала на дорогу и вползла на мягкий склон маленького холмика, примыкающего сбоку. Горло резала сухая боль, в голове бились гром и молния, раны вздулись и горели. Она боялась сомкнуть глаза, внимая небу без облаков и звёзд, смотрела: как темнеют серые полосы, как тьма сжирает горные вершины и деревья. Всё погрузилось в болото теней – не понять, закрылись ли глаза – зловещая тьма вновь сделала своей пленницей. Позже отречённая заснула, смиренно вверяясь судьбе.

***

Чудовище прерывисто хрипело под массивом колотых камней: придавленное, разодранное, униженное. Кипящая чёрная кровь с бульканьем сочилась из рваных мышц, шмотками раскиданных по ребристым валунам, и смешивалась с кровью земли – вяжущей нефтью, поднявшейся из недр нагорья после яростного столкновения двух вражеских энергий.

Царь Страха стиснул раздробленные челюсти и, превозмогая муки плоти, напряг поломанные грудь и плечи. Ещё живая сила зверя, его гнев и бешенство, помогли вытолкнуть обломки обрушившихся стен – с дьявольским рыком первородного демона-бога. Застывшие в разломах гор и трещинах костей следы железа и меди раскалились огненным жаром и густыми каплями потекли вниз, возвращаясь в земное чрево. Тяжелый запах металла и чёрного дыма заполонили тёмное пространство пещеры и раздувшиеся ноздри монстра. От каждого вдоха кости его хрустели и грохотали, а мышцы срастались и возвращались туда, где им положено служить – в выносливое крепкое тело, ловкое, сильное и бессмертное. Но чувствующее физическую боль.

Высокий свод пещеры, мгновение назад повидавший ослепляющую зарницу и бурно разорвавшийся над древним узником подземелий, вновь стоял нетронутым – пологим, сверхъестественно гладким и непроницаемым. Самая плотная тьма вернулась в воздух, и только сокрытые ветры, приходящие из сети катакомб, доносили песок и соль верхних пустынь. С дуновением пришло и знание: последние башни города разрушены, и многовековые руины, привлекающие толпы ворья и искателей приключений, обратились в прах. Это значит, что краски Шамбалы померкли окончательно, и никто, ни единая душа, больше не заплутает в паутине мрачных коридоров.

Но не судьба Шамбалы, не пища волновали воспалённый ум Царя Страха. Он осознал, что ещё минуту назад перед ним открылась разгадка – и он держал её крепко… За тощее слабое человеческое тело. Но они отняли её!

Мерзкие карлики вновь нарушили границы! Беспринципные жалкие отродья! Рабы ложного бога!.. О, если бы не эта темница! Он бы тогда настиг их и покарал, хитрых назойливых бестий!

Будь проклят тот, кто зовёт себя Царём Мира! Тот, кто забрал сокровища, вырвал сердце древнего государства, и обрёк истинного Царя на вечность в заточении между мирами! Здесь, где соприкасаются чуждые друг другу измерения, где малейшее взаимодействие первооснов высвобождает великую мощь, здесь оказалось то, что так долго пряталось! Как глуп и несведущ Царь Мира! Как слепы люди!

Если бы он только мог вернуть мгновение, то не мешкал бы, не позволил бы своей страсти к играм и загадкам затуманить зрение и разум. Он бы просто сожрал эту женщину! И освободился из плена!

Дурак! Как она пахла! Как осколки первых вселенских звезд, что падали на Землю на заре её формирования! О, этот дивный аромат изначального, такой острый и свежий, обволакивающий беспредельными полнотой и пустотой – затаился за вонючей примесью человека и его многослойных одежд, что застревают в зубах. Не распознал! Не разглядел! Полумёртвый охотник!

Царь Страха сокрушенно взревел и кометой ринулся в тоннель. За живыми. Шамбала не могла унести всех разом, не оставив своему господину прощальный подарок.

ГЛАВА 2. СВЕТ АР-НАМ-НЭЛАНА

Дневники отречённой

Мой учитель купил меня у родителей. Он рассказал, что я была пятым ребенком в нищей семье, что меня зачали на продажу клану ради выживания семьи. Родители получила щедрый откуп. То был разумный поступок. Я благодарна этим рассудочным людям за то, что они позволили себе, своим другим детям и мне вести хорошую жизнь, не побираться и не умирать от голода. Я не получила и толики любви, но не жалею об этом. Многие говорят, что любовь делает людей слабыми. Учитель и старейшины всегда повторяли, что только холодное сердце позволяет быстро достигать целей. Что лишь чувство долга в ясном рассудке способно вести по намеченному пути. Пути служению. Но нельзя вверяться во служение человеку, переменчивому, слабому и хитрому: он заведёт во мрак своего властолюбия и внутренних метаний, лишит чёткого видения служения. «Не служи человеку, служи неизменным вещам. Только смерть и твёрдые вещи постоянны и переходят от человека к человеку. Дари смерть и передавай предметы тем, кто их выбрал, и уходи. Уходи от людей. Не питай к ним чувств слабых. Они – лишь вместилище смерти и хранители вещей. Но используй их для достижения цели. Используй кратко. Использовав – уходи. Тенью, не оставив в их жизни следа. Не плоди ненавистников и слепых обожателей». Я живу с этими словами, повторяю их, и никогда не чувствую сомнений.

Меня учили, что одиночество – самый главный дар, данный человеку. Он позволяет сохранить себя, чувствовать своё нутро, отличное от всего окружающего, отчётливо и ясно. Оно закупоривает чистое изначальное «я» и не позволяет ему меняться под внешними воздействиями, оставляет нерушимый фундамент, до которого не способны дотянуться изворотливые умы посторонних. Поэтому нельзя искать глубокой связи с другим человеком, нельзя пытаться влиться в общество. Только под защитой возведённого на алтарь одиночества я ограждена от сердечных и умственных потрясений, которые обрекают людей на страдания. Я сильная. Моё нутро не нуждается в людях и чувствах к ним и от них. Только репутация клана имеет значение и наше служение.

Учитель научил меня быть рядом с людьми, но не питать к ним чувств. Даже когда они помогают. Лишь отдавать им долг. Звонкая монета удовлетворит любого. В другой оплате нет нужды. Учитель научил меня не питать ничего даже к нему, научил воспринимать его как инструмент клана, что весь клан – инструмент, а все отречённые в нем едины, хотя и связаны лишь целью одиночного служения. Отречённые имеют общую духовность, но физически почти не контактируют друг с другом. Этот распорядок важно чтить, ибо только законы клана прокладывают нерушимый путь во внешнем мире.

Но когда одиночество обрушивается необъятно, и меня вдруг одолевает страх впасть в сомнения, я вспоминаю места, в которых родилась. Учитель показал мне их, сказал, что я до тех пор не отречённая, пока не узнаю земли, где глаза мои впервые увидели свет мира.

Я родилась в маленьком поселении между двух больших рек, посредине, в стране благородных владык всех черноголовых – в священном Шумере. Родилась прямо на земле, когда солнце поднималось к зениту. Люди той деревни не ведают жизни иной, кроме пахоты. Их дети рождаются, а старики умирают. Земля вокруг питает их род. Но земля бывает жестокой и приносит беды. Меня зачали в неурожайное время, но мои только открывшиеся глаза видели щедрые поля, способные прокормить десять таких поселений. Не только клан заплатил моим родителям, но и сама земля дала на редкость богатый урожай, благословляя начало моего пути. Моя жизнь изначально и всецело сопряжена с путем отречённых. Отречённых от чувств, связывающих людей вместе. Учитель сказал мне: «Смотри и ты узришь своё рождение. Эти земли приняли тебя с великим почётом. С тех пор поселение больше не ведало голода и разрослось в несколько раз. А ведь в тот сезон на свет появилась только ты». С тех пор я ношу этот знак в своей памяти. Мне минуло десять лет, когда Учитель привел меня туда. Но родителей я не видела. В том не было нужды. Потом мы снова ушли на север, в горы.

Так что же? Теперь я далека от тех мест, как никогда. И от своей истории. Но что бы ни случилось, я там, где должна быть. Иду по следам скрытых вещей, ждущих нового хозяина.

Я не чаяла очнуться и написать столько символов, но удача улыбнулась мне и вырвала из темноты. Моё тело и дух повержены, но теперь я совсем не чувствую боли. Своим спасением я обязана человеку с дороги. Дороги необычной, как и всё вокруг…

***

– Я рад, что у тебя появились силы и ты уже способна к владению ослабшими пальцами, – прозвучал вкрадчивый голос.

Отречённая перестала царапать знаки на сухой глине и оторвалась от дневника. Она посмотрела на спину человека, что вёл повозку – вел ровно, бесшумно, будто колеса скользили по воздуху. Дневной свет благодатно освещал его голову и широкую сутулую спину, покрытые длинным плащом из белой ткани. Телегу тщательно обивало темно-синее покрывало, под которое хозяин уложил что-то мягкое и согревающее как пуховина; вокруг лежали связанные мешки, крупные и мелкие, аккуратно расставленные вдоль кромок повозки, а один из мешков придерживал затылок девушки. Толстое легкое одеяло цвета парного молока бережно укрывало с головы до ног, словно в родной постели. Все раны затянулись, краснота и гниение исчезли. Лес вокруг смыкался высокими деревьями, каких отречённая в жизни не видела, пряным ароматом и сочными красками, а чёрные горы суровыми стражами следовали по левую сторону, где-то отдаленно. Как будто бед и не бывало.

– Вы говорите на кутийском? – вполголоса проговорила наёмница, ощущая сухость в горле.

Человек беззлобно рассмеялся и закашлялся.

– Разве я говорю на кутийском? – спросил он, не поворачиваясь.

Отречённая нахмурилась, но всё же заметила, что язык звучит иначе.

– Язык, на котором ты пишешь, тоже не кутийский, – добавил он.

– Это шумерский… – сконфузилась она, убирая табличку в сумку. – Обычно я не говорю на нем. Только пишу. Кутийский язык не имеет письменной формы.

– Большая потеря для языка. Впрочем, каким бы ни был язык, главное – что он может передать. Не столь важна форма, сколь содержание. Верно говорю? – человек снова рассмеялся. Отречённой показалось, что голос принадлежит старику, но озаботило её другое.

– Как я вас понимаю, если мы говорим на разных языках?

– Такое место, – ответил хозяин повозки. – Здесь все понимают друг друга.

Отречённая откинула одеяло и приподнялась, намереваясь выползти из уютного угла.

– Тебе лучше ещё полежать. Лекарства только входят в полную силу. Чтобы справиться с чёрным отравлением, нужно не мешать им работать внутри тебя, – беспокойно затараторил спаситель, помахивая рукой, чтобы раненая легла обратно. Худая узловатая кисть порхнула в воздухе белой чайкой, почти в тон одеянию старика. Отреченная замешкалась. Таких выбеленных альбиносов она ещё не встречала. Может, руки обмотаны тканью?

– Что такое чёрное отравление? – спросила она, не торопясь обратно под одеяло.

– Смертоносное действие слюнного яда гоблинов, после встречи с которыми обычно никто не выживает! – многозначительно ответил он. – Они живут в недрах Чёрных гор, и редко покидают их…

– Я хочу сказать! – Он отклонился назад и напустил загадочности в голос, – что эти тёмные создания никогда не покидают обратную сторону гор. Разве что проникают в горные пустоты.

– И что же им мешааааает? – протянула наёмница, пытаясь разобраться, к чему клонит этот странный старикан.

– Да не положено им! – захихикал тот и переменил тему. – При тебе столько интересных вещиц. Вот, к примеру, таблички – из чего они?

– Эээ…Глина.

– Глина, – задумчиво повторил он. – Никогда не трогал глины! Я бы хотел изучить свойства этого материала.

Отречённая инстинктивно схватилась за сумку с табличками, не намереваясь делиться дефицитным материалом.

– Не беспокойся, я не посмею взять без спроса! – поспешил успокоить старик, его голова повернулась в бок, но лицо всё ещё скрывал капюшон. – Если тебе так важно писать, то я с удовольствием обменяю одну такую вещицу на гораздо более удобное, тонкое и лёгкое изделие для письма. У меня найдётся множество полезных для тебя изобретений, о которых ты и не ведовала!

«Почём ему знать, что я ведовала, а что нет? Просвещённый?» – подумалось ей. Она уже чувствовала себя довольно сносно, и лежать не хотелось. Стоит ли слушаться старика, когда организм требует движения? Приподнялась на локтях и с напором вперилась в широкую старческую спину.

– А не найдется ли у вас воды для моего пересохшего горла?

– Воды? – с каким-то детским удивлением переспросил он.

– Да. Воды.

– Не найдется.

«Вода – тоже дефицит? Или он жадничает?»

Старик вытянул руку и судорожно указал пальцем в ближайший к нему угол повозки.

– Открой этот мешок и достань из него синий сосуд. Прими содержимое. Твое горло сразу смягчится и жилы наполнятся живительной силой. Но только синюю! Не перепутай! – наказал он.

Наёмница согнула колени и подползла к мешку. Развязала тугую веревку, заглянула внутрь – десятки маленьких бутылочек из крашенного металла игриво блеснули из тени. Несколько синих лежало сверху. Откупорив одну, она решила изучить содержимое, но горлышко оказалось слишком узким. Нос тоже ничего не почуял.

– Не бойся! – успокоил старик. – Зачем мне травить отравленную?

Отречённая опрокинула жидкость в горло, и поразилась воздушности и приятному пощипыванию. Она попыталась смочить губы оставшимися каплями, но обнаружила отсутствие влаги. Тогда она постучала горлышком по ладошке, но то уже высохло.

– Какая странная жидкость… – пробормотала она.

– А это и не жидкость! А самую малость сжиженный газ. Да и не газ вовсе, – весело подтрунивал старичок. – Состояние вещества не имеет значения. Важен его эффект! Верно говорю? Ну? Как теперь твое горло?

«Этот дед очень странный! А горлу и правда полегчало! Кажется, и пить больше не хочется!»

– Лучше. Спасибо, – ответила она сдержанно.

– Вот и славно. Брось баночку обратно и хорошенько завяжи мешок.

Ей не нравилась вольность, с которой этот чудаковатый старикан обращался к ней, словно она какой-то малолетний подмастерье! Но выполнила просьбу, памятуя, что обязана ему жизнью. Однако торопиться в постель не стала. Что это за человек такой, что ни разу не удосужился повернуться лицом? Потому она подалась вперед и прильнула к большой подушке, на которой восседал сей неблаговоспитанный тип. Но тот пуще задвинул голову в капюшон.

– Плохие манеры, – сухо отметил он. – Приляг. Путь еще далёк. Синих баночек может не хватить, если ты будешь много двигаться.

Но отречённая будто оглохла. И даже забыла, как дышать, замерев каменным идолом. Она уставилась на тонкие ноги и чёрные копыта двойки соловых лошадей, изящно гарцующих впереди – гарцующих прямо по воздуху, примерно на высоте одной ладони над искусственным настилом дороги. А ведь и в самом деле: всё это время ни топот копыт, ни скрежет колёс не нарушали шелеста листвы и свиста ветра, замешкавшегося в щелях повозки.

Колёса! Отреченная соскочила с места и перекинулась через борт почти всем телом. Никаких колес! Повозка скользила по воздуху, как по маслу.

– Магия! – перепугано вскрикнула она с намерением выпрыгнуть из телеги.

Тут уж старик не усидел. Очутился рядом в одно моргание, схватил за шею, пригвоздил к днищу телеги. Белая кожа тыльной стороны руки натянулась на вздувшихся венах.

– Ты напугаешь коней! И они не пойдут дальше! – выпалил он, горя раздражением. Капюшон всё еще нависал над его лицом, но длинные белые волосы касались щёк отречённой.

– Это не магия! А только магнитные поля и грамотно установленные магниты в повозке и на копытах!

– Я не понимаю, что значит «магнитные поля»… «магниты», – пробубнила наёмница, ощущая, что рука старика держит её с осторожностью.

Он ничего не сказал, а только разжал пальцы. Вернулся на подушку, сел к отречённой затененным лицом. Кони спокойно шли.

– Прости за эту вынужденную грубость. Ты хотела посмотреть на меня. Что ж, смотри! – И сдёрнул капюшон.

Видела ли она такую белизну? Плотную, гладкую, без изъянов, лишённую иных оттенков? Всё равно, что маска, отполированная до блеска, или нетронутый снег высоко в горах. Совершенно не похоже на кожу людей-альбиносов, что когда-либо встречались ей. По этой коже не угадаешь, какого возраста «старик». Может, и не старик он вовсе!

Но больше кожи поразили черты лица. Большие глаза насыщенного фиолетового цвета со светло-лиловыми отблесками под густыми конскими ресницами; длинный, прямой, узкий нос, с тонкими щелями ноздрей и с высокой переносицей, выдающейся вперёд надбровной дуги; выступающие изгибы лба и бровей без единого волоска. Нос и брови, высокие острые скулы, тяжёлый подбородок будто прилепили к его лицу, обмазали толстым слоем глины и обтесали так, чтобы выделить каждую мышцу. Не человеческий вид!.. Может быть, он какое-то божество? Или кто-то проводил над ним опыты? Но самое главное – он явно не собирался причинить ей вред.

– Как зовут тебя, чужестранка? – с любопытством спросил он, когда девушка вдоволь нагляделась и присела у дальних мешков.

– Нингаль, – ответила она. – Но с детства я привыкла, что меня не называют по имени или зовут коротко Галь.

– Моё имя Брис Турага. Большая честь познакомиться с тобой, Нингаль. В наших краях таких, как ты, нет. Потому ты не должна враждебно относиться к моим просьбам. Это большая удача, что тебе встретился именно я.

– Что значит такие, как я?

– Темнокожая с глазами цвета ореха.

– Я не темнокожая. Темнокожие приходят с Юга.

Брис Турага улыбнулся розовато-сверкающими ровными зубами.

– Ты поймешь, когда мы прибудем в город.

Отречённая нахмурилась, отвела взгляд в сторону, на округу. Извивающиеся стволы деревьев с раскидистыми кронами закрывали кремовое небо. Свет лениво струился сквозь крупные полупрозрачные листья, ниспадал на траву и кусты изумрудным цветом, так что лесная глушь казалась наполненной драгоценными камнями. Но солнце так и не появилось на небосклоне.

– Что за город? И много ли до него дней? – спросила Нингаль, размышляя, не возвращаются ли они в Шамбалу.

– Мы на пути в Ар-нам-нэлан. До него еще три дня ходу.

«Ар-нам-нэлан… Этого места наниматель не упоминал…»

– Будут ли другие поселения по дороге?

– Нет, – вздохнул печально Брис и вернулся к управлению лошадьми.

Нингаль подобралась к странному типу, упёрлась руками в подушку.

– Слишком далеко. Мне с вами не по дороге. За три дня я далеко удалюсь от Шамбалы. Не известно, сколько я уже проехала с вами. Не могли бы вы снарядить меня в обратный путь? Я хорошо заплачу.

Брис снисходительно рассмеялся.

– Хочешь вернуться в Чёрные горы? – спросил он, бросая короткий взгляд через плечо.

– Нет. Но вы верно сможете указать обходной путь до города. Вероятно, Шамбала – не так уж далеко от этих мест.

– Вовсе нет. Такого города нет на карте нашего мира. Сожалею, не могу помочь.

– Я должна вернуться, – настаивала Нингаль, голос её сделался стальным и угрожающим.

– Видишь ли, – начал он спокойно, – там нет ничего, кроме Чёрных гор. Ты будешь идти вдоль глухой стены и никогда не обойдешь её. А за горами – лишь Чёрная Мантия. Это смертоносный густой туман, застилающий сначала зрение, а потом разум. Да и не туман это вовсе. На той стороне погибель.

– А гоблины?

– И гоблины, – улыбнулся Брис. – Но они, повторюсь, обитают только на склонах гор и в пещерном лабиринте, входы в который удивительно переменчивы. Да и не безопасны они для остальных!

Он сделал выразительную паузу и продолжил серьезно:

– Ты пришла с той стороны. Это много значит. Что именно – предстоит выяснить. Идти тебе теперь некуда, можешь мне поверить. Как только ты поймешь, куда попала, прежняя жизнь перестанет иметь значение.

– Вы… мудрствуете почём зря… Я обязана вернуться. И вы мне поможете, – с опасным холодом произнесла она, а руки её соскользнули с подушки.

– Ты не в праве решать, девочка. Твоя жизнь теперь в моих руках.

Как Брис Турага напал первым, Нингаль не поняла. Но он вновь оказался проворным и быстрым противником. Ему даже не пришлось отражать выпад, который отречённая мысленно заготовила. Кони в миг остановились, ноги «девочки» оторвались от опоры, и тело медленно опрокинулось назад. Она замерла в воздухе невысоко над днищем и не могла пошевелить даже кончиками пальцев.

– До чего же своевольна эта молодёжь… – проворчал Брис и поднялся. Фиолетовый свет в его глазах пылал яркими дугами и быстро бегал вокруг зрачков в разные стороны, кожа на лбу вздулась и исходила складками.

– Хотела магию? Получай магию! – взбунтовался он, нервно закатывая рукава, подошел к раненой и положил ладонь на её лоб. – Твой дух на пределе. Если будешь так напрягаться, то живой до Ар-нам-нэлана не доберёшься. Ты хочешь жить или нет? Моргни, если хочешь.

Он склонился над её лицом, и отречённая смогла рассмотреть щедрую сеть движущихся трещинок на складках лба, словно то реки с сотнями притоков, и внутри каждого бегала сверкающая фиолетовая вода. Растерянная, она моргнула.

– Вот и славно! – сказал он, поглаживая волосы пленницы. – А теперь ты немного поспишь, раз нам так не просто договориться. Чувствую, что котёл вражды пылает в твоём сердце.

Бережно он опустил Нингаль на одеяло и хорошенько укутал вместе с головой.

– Извини, так будет лучше.

Не в силах сопротивляться отречённая погрузилась в беспамятство.

***

Свет прорезал глаза. Нингаль поняла, что лежит на мягких подушках в широкой кровати, под бархатистым одеялом, а над головой возвышается пышный балдахин из цветов и вьющихся ветвей с изящными тонкими листиками. Остальное в комнате плыло бесформенными пятнами. Да и саму комнату вскружило в пьяном танце, как только Нингаль села на кровати. Голова и зрение всё еще испытывали магическое действие или побочный эффект, в висках горячо пульсировало, кожу покрыл румянец негодования. Отречённая обнаружила на себе длинную сорочку, что вскипятило кровь сильнее! Этот проходимец Брис снял с неё одежду, забрал ремень с остатками оружия и личную сумку! Вор! Только отречённые имеют право красть вещи, ибо не жаждут владеть ими, а обязаны передавать надёжным владетелям! Нингаль сжала одеяло в кулаки: как она желала проломить голову негодяю, возомнившему себя не только спасителем, но и всея господином. Босая, она поднялась на ноги, придерживаясь за резную колонну балдахина.

Пол оказался гладким и тёплым. Мебель вокруг потихоньку приобрела чёткие очертания, как и вся комната: круглая с высоким потолком. Огромное вытянутое окно, вырезанное в деревянной стене от самого пола, застенчиво пряталось за складчатой тюлью, сверкающей изящными золотыми узорами. К окну отречённая и направилась: шаркающей походкой, согнувшись в три погибели от одолевших внезапно колик. Одёрнула тюль, натужно сфокусировала зрение, щурясь от света. И едва не вывалилась наружу! Прямо в пропасть: так высоко над землей располагалась её комната. Вид за окном чуть не снес с ног.

Такой величественной красоты Нингаль в жизни не видела! Ни великолепный шумерский Урук, единственный в своём роде, живой, развивающийся, первый город в её жизни, ни стремящиеся задеть небо безжизненные дворцы Шамбалы – ничто не пошло бы в сравнение! Какая нужна смелость, чтобы даже вообразить подобную фантастическую картину? Нингаль упала на толстый оконный косяк и широко открыла глаза, поглощённая формами и линиями города.

Высокие и широкие – по-настоящему исполинские деревья уносились в кремовое небо и пропадали где-то в облаках, спуская пышные островки изумрудной кроны волнистыми ветвями. Стволы изгибались плавно и тягуче, теряясь корнями где-то далеко внизу, в парах розоватого тумана. Кора лоснилась разноцветными сияющими прослойками, а толстые ветки тянулись к соседним деревьям и любовно переплетались с ними, прокладывая мосты. Искусно выровненные в них дороги и ограждения с мелкой ажурной резьбой связывали многочисленные отверстия в стволах: где-то сквозные, а где-то закрытые створами с изображением диковинных животных. Некоторые ветви-мосты обвивали стволы так, что создавали широкие террасы с узорчатыми коврами. На ковры падали прозрачные тени от мясистых мохообразных крыш, нависающих над окнами разных форм и размеров. И стройные люди в длинных серебристо-топазных одеяниях, со светлыми волосами, ходили по мостам, выглядывали из окон, сидели под сенью голубого мха.

– Я в дереве… В дупле… – шепнула Нингаль, не веря собственным глазам.

Еще больше её поразила золотая бесколёсная карета, пролетающая мимо. Развивающиеся воздушные занавески, крепленные к спиральным поручням, задели оконную раму и пальцы отречённой. Инстинктивно она задёрнула тюль и прислонилась к стене.

– Проклятье! Куда я попала? – чуть не задохнулась она. От волнения боль в животе усилилась.

Входная дверь пронзительно заскрежетала. Кто-то копошился в замке.

«Ещё и заперли!» – возмутилась она и бросилась к кровати, схватив широкую металлическую чашу с прикроватного столика.

Прежде, чем кто-то вошел, Нингаль услышала голос Бриса.

– Будет лучше, если ты поставишь чашу на место. Никто не причинит тебе вреда.

Отречённая хмыкнула и отвечать не стала.

Брис громко вздохнул.

– Тебя удостоили высочайшей аудиенции. Король Арнэлан желает принять тебя в тронном зале. Это жест мира.

Наёмница недоверчиво выглядывала из-за кровати, наблюдая за слабой тенью в щели между дверными створками.

– Галь, тебе нужно поесть и принять снадобья! – озаботился Брис. – Это крайне важно для твоей жизни. Понимаешь?

«Поесть было бы неплохо…» – подумала она, хватаясь за скорченный живот.

– Хорошо! – крикнула Нингаль. – Я поем! Но снадобий никаких не приму! И никакой магии!

Брис затараторил «хорошо, хорошо» и вошёл в комнату. Отречённая вернула «вооружение» на столик, села на кровать.

– Что это? – спросила она, когда Брис поставил перед её носом поднос с плодами голубого и перламутрового цвета, начищенными до блеска.

– Фрукты, – улыбнулся он, присаживаясь рядом.

– Никогда таких не видела, – буркнула она и надавила пальцем на продолговатый голубой плод. Плоть оказалась мягкой и брызнула парообразным соком. «И здесь блестит!» – поразилась отречённая, растирая мелкие блёстки на кончиках пальцев.

– А мяса нет?

– В Ар-нам-нэлане не едят мяса. Здесь животные ценны живыми, – ответил Брис. – Ешь! Плоды дерева туя сытные и питательные. А на вкус просто объедение! Кусай смелее!

Он протянул руку и помог девушке донести плод до рта. Внимательно наблюдал, как она пережевывала и глотала пищу.

– Ну как? – нетерпеливо спросил он.

– Вкусно, – чавкнула Нингаль, ощущая, как парообразный сок обволакивает нёбо. На вкус плод туя оказался сладковато-горьким, чем-то похожим на сладкий картофель, но текстура мякоти больше напомнила речную рыбу.

– А теперь попробуй эти! Они – с низкорастущих дэрди, – веселился Брис и почти затолкал ей в рот небольшой перламутровый фрукт, по форме близкий к тыкве.

Плод дэрди понравился Нингаль больше. Плотный, солоноватый, его темно-розовая мякоть на запах и вкус отдавала горящими на костре дровами и сушёным бананом.

Когда опустошенный поднос остался одиноко стоять на краю кровати, отречённая попросила воды. Брис Турага протянул ей синюю скляночку.

– Я не стану больше принимать ваших снадобий.

– У тебя нет выбора. Иначе ты умрешь. Это не угроза – предостережение! – Лицо его посуровело. – Если ты не будешь принимать моих снадобий, то твоя кровь затвердеет, тело превратится в пыль и развеется по ветру. В наших краях нет воды, только магические смеси высокой энергии удерживают тела от распада. Они… они в своём роде восполняют баланс воды в живом организме. И ты должна быть благодарна судьбе, что среди моих смесей нашлось что-то, что приняло твоё тело. Я терял надежду много раз, когда боролся со смертью в твоих жилах, на той дороге. Прими эту удачу и будь благодарна ей, если не мне.

Отречённая отвернулась к окну и раздумывала, оценивая обстановку. От мысли, что придётся довериться незнакомцу с нечеловеческим лицом, бросило в дрожь. Конечно, нечеловеческое лицо как будто внушало доверия больше человеческого, но всё же… Доверить жизнь первому встречному в каком-то небывалом месте… Нингаль глубоко вдохнула и выдохнула. Протянула руку. Альбинос с довольной улыбкой вложил флакончик в её ладонь.

– Кроме того, мои смеси помогают бороться с недомоганием и головной болью! Их вызывает высокая концентрация магнитных полей. А также! Они очищают тело снаружи и внутри!.. – хвастливо засвиристел Брис, но быстро замолчал под стальным взглядом чужестранки.

– Вот и славно! – подчеркнул он, когда Нингаль разделалась с содержимым. Он хлопнул себя по коленям и поднялся с кровати. – В шкафу ты найдешь удобную одежду. Я подожду снаружи. Как закончишь гардероб, выходи.

– Как насчет моих вещей? – поинтересовалась отречённая напористо.

– Позже ты получишь свои таблички. Но не оружие.

Он прокашлялся.

– Не заставляй короля Арнэлана ждать!

И вышел за дверь.

Нингаль с неприятием уставилась на большой деревянный шкаф напротив кровати, нехотя прошлепала к нему, открыла дверцу. Длинные блестящие халаты, расшитые витиеватыми узорами, кинулись на неё возмутительной ослепительностью.

– Рядиться в развращающее разум тряпьё… – испустила она презрительно и содрала с вешалки самую, как ей показалось, скромную одежду плотного синего цвета. Тёмное серебро орнаментов, ограненные кусочки синего металла – вроде не так уж броско относительно остального. Высокий воротник, инкрустированный металлическими пластинами, стоял на вшитом каркасе из мягких проволок – этим можно скрыть шею. Нингаль накинула халат на сорочку, застегнула на пуговицы. Платье из четырех клиньев село по фигуре, подол упал в пол. Затем отречённая сунула стопы в щедро расшитую обувь на мягкой подошве и незамедлительно вышла за дверь, стараясь не думать о жутком наряде.

Брис ждал на широкой площадке у перил, смотрел вдаль, заложив руки за спину. Рядом, повиснув в воздухе, пришвартовалась вся в золоте летающая открытая карета, от вида которой отречённую одолел страх разбиться насмерть о землю. «Неужели мы в нее сядем?!»

Брис почувствовал присутствие чужестранки, повернулся навстречу и тотчас нахмурился.

– Надо убрать волосы. Небрежность не к королевскому двору!

«Какое дело может быть до этого королю?» – удивилась Нингаль, припоминая, что еще ни один высокий наниматель не ожидал и не требовал встречи только после того, как она скинет с себя всю дорожную пыль. К тому же, появление отреченного при дворе всегда неожиданно, так сказать, в атмосфере темных коридоров и углов. Вот уж где длинные блестящие одежды или уложенные волосы будут не кстати. Потому ни волосы ни одежды не занимали ум Нингаль, ни сейчас, ни прежде. Она нерешительно коснулась спутавшихся волос и обнаружила их невероятную мягкость, какой никогда не знала. Старик не соврал.

– Я не слежу за волосами… И обычно заплетаю косу, чтобы не мешали, – сказала она, сплетая неровные пряди.

– И подрезаешь кинжалом? – усмехнулся Брис, наблюдая, с каким обреченьем кривятся во все стороны локоны на кивающей голове.

– Дай-ка я сам! – не выдержал он и перехватил пряди.

Нингаль не сопротивлялась, раз уж так положено, и уставилась на карету. Пока Брис бережно и аккуратно укладывал волосы, она, покусывая губы, всеми силами пыталась отделаться от внезапно возникшей боязни полёта. Полёта, о котором люди ее мира не могли и мечтать! Бесстрашие, с которым отречённая боролась против врагов, разбилось о золоченые бока воздушной лодки, покачивающейся на невидимых магнитных волнах.

– Обязательно лететь? ..На этом? – голос Нингаль сделался низким от волнения. – Мы не можем дойти до королевского дворца по мостам?

Брис добродушно хохотнул.

– Когда ты увидишь дворец, то поймешь, почему в него невозможно попасть иначе. Тебе нечего бояться! Агалуза безопасна и удобна! Это лучшее средство передвижения!

– И оно совсем не магическое? – Она приметила отсутствие тягловых лошадей.

Брис снова испустил радостный смешок.

– Немного магическое. Совсем капельку! – ответил он, заканчивая наводить красоту. – Дай-ка посмотрю!

Он развернул её за плечи, восхитился собственным мастерством.

– Мои снадобья делают волосы совершенными и послушными! Нам пора! – воскликнул он и, взмахнув полами балахона, устремился к той пугающей штуке, которую назвал агалузой.

Нингаль еле сдвинулась с места. Поплелась следом, словно ноги заковали в цепи с грузом – вот-вот утопленник. Перед заходом в карету она зависла над пропастью и не решалась шагнуть через нее. Вцепилась в бортик, скорее намереваясь вырвать его, чем помочь себе перебраться. Воздуху в глотке стало горячо и тесно.

Брис протянул ладонь, поманил пальцами, довольный сытый лев, весь пылающий призывом не задерживаться на открытой площадке. Схватил за окаменевшую руку, решительно потянул, применив, по-видимому, дюжую силу, и отлепил пальцы девушки от несчастного бортика. Агалуза накренилась, отчего отреченная едва не выдохнула всю жизнь из себя. Брис втащил подопечную внутрь, захлопнул дверцу. Ног своих Нингаль почти не чувствовала.

– Страх высоты в этом городе неуместен! – строго сказал он. – Постарайся не выказывать неуважение местным изобретениям. Так ты обидишь изобретателей.

– Я не боюсь высоты! Я выросла в горах! И не боюсь смерти! Не боюсь разбиться! – чересчур рьяно одернула Нингаль, подогретая страхом. – Но я не хочу доверять свою жизнь непонятным изобретениям, работающим на магии! Я никогда не сталкивалась с магией прежде и слышала, что пользоваться ею крайне опасно! Человек не способен сам использовать магию! Говорят, для этого нужно заключить сделку с тёмными силами и дорого поплатиться! Не жизнью, а посмертием! Поэтому люди не летают!

– Люди – нет! Зато летают эльфы! – ворчливо пролепетал Брис и нахлобучил на голову отреченной шляпу с широкими полями. Полупрозрачная серая ткань повисла над её лицом, закрыла голову и плечи со всех сторон.

– Какие эльфы? Кто такие? Вы эльф? И зачем закрывать мое лицо? – растерялась она, глазея снизу-вверх на посеревшую фигуру Бриса. «О, великий дух, зачем я позволяю так надо мной измываться? Это его снадобья одурманили меня? Или потому что всё здесь так не привычно? Так ново и загадочно?»

Брис рассмеялся.

– Я не эльф. Я из расы белых магов. А кто такие эльфы, ты скоро узнаешь! Ты присядь. Спрячься за бортиками. Так у зевак не будет случая приметить и рассмотреть тебя! Я скажу, когда мы будем на подлете ко дворцу.

– Меня кто-то рассмотрит в этом? – скептически уточнила Нингаль, указывая на шляпу.

– Обычно в Ар-нам-нэлан я прибываю один. Поэтому ты интересна многим любопытным взглядам! Не открывай лицо прежде, чем я позволю! – наказал он и прокашлялся. – Если ещё боишься, держись крепче за поручни!

Брис повернулся спиной, встал гордым капитаном у вытянутого носа ладьи, забормотал какую-то тарабарщину – агалуза покачнулась. «Заклинание!» – догадалась Нингаль и упала на мягкую скамью с замиранием сердца.

Агалуза мягко сошла с причала, поплыла по воздуху, постепенно набирая скорость. Нингаль вцепилась в спиральные балки, как в единственный шанс выжить, и так часто сглатывала горький сгусток страха, что все её сомнения в реальности магии сгинули окончательно. Чтобы успокоиться, она закрыла глаза и уплыла в мысли.

Нингаль вспомнила Учителя. Его слова: магии не существует, лишь божественное провидение создает в мире чудеса, и редкий человек может явиться его проводником или не может вовсе. Никто за всю историю клана не встречал таких, пусть люди и судачат о странных явлениях и местах. Учитель говорил, что люди неверно понимают увиденное или услышанное, люди не знают мира и как он устроен, но горячо хотят объяснить его, и всё загадочное кажется им магическим. Они просят помощи у богов, и боги помогают, но не наделяют силой владеть магией. Или наделяют? Что если Учитель не прав? Что если россказни – правда? Что если магия – естественная часть людского мира? Что если она проистекает отсюда? Могла ли Нингаль попасть к всемогущим богам? Быть удостоенной великой чести? Или её просто околдовали? Точнее – опоили? И теперь вокруг сплошные иллюзии? Нингаль нахмурилась: нет, слишком ярки ощущения, слишком натуралистично всё вокруг, осязаемо. Что если она всё ещё в Шамбале? В той самой Лучезарной земле, которую все ищут? Но старик говорит, что не знает Шамбалу. Врёт? Проверяет? Хочет понять, достойна ли Нингаль даров небожителей? Возможно ли, что он – проводник в сад богов? Белый маг… А кто такие эльфы? Так называют богов, раз уж они летают на подобных колесницах? Нингаль осознала, что летит, сжала веки и тут же переменила мысли. Она вспомнила, как слышала от некоторых людей, что попасть к Бессмертным можно только на крыльях священной птицы. Но кто бы осмелился назвать Царя Страха священной птицей? Или тех когтистых тварей… И как понимать слова говорящего зверя, что Нингаль не такая, как другие? Что он имел в виду? Достойная даров? Ведь он же не убил её. Да и кто такой Царь Страха? Отвергнутый бог? Бог-предатель? Связан ли он с этим местом? И самое главное – если это мир богов, та самая обитель бессмертия, то значит ли это, что лугаль Бильгамес не прогадал, потревожив её своими поисками и проникновенными речами? Великий правитель, жаждущий бессмертия, обескуражил наивными воззрениями. Но она не смогла отказать ему, вытребовав хорошую плату. Его вера, кроме того, вскрыла в ней какие-то странные надежды, которые она никак не может определить. Чего сама ждет она от этих поисков?

Тем временем агалуза приближалась к центру города. Брис окликнул Нингаль. Пришлось оставить домыслы и вернуться в реальность. Она осторожно поднялась и подошла к белому магу.

– Дворец Олеран – сердце Ар-нам-нэлана! – торжественно провозгласил белый маг, одной рукой указывая перед собой, другой – смахивая ткань с лица чужестранки.

Нингаль остолбенела.

Умопомрачительное дерево шириной большой горы вырывалось из клубов тумана и величественно уходило в густеющие облака. Кора его будто шевелилась, сползала и поднималась быстротечными ручьями. Усеянная самоцветами узелков и природных завитушек, она одела ствол многочисленными слоями с тысячами трещин, словно кто-то прокалывал кору кинжалом, и та разошлась как нежное вареное мясо. Края разломов сияли и переливались тонкой окантовкой, перемежаясь яркими вспышками, будто солнце кидало на них игривые блики. Редкие крупные ветви ревнивыми спиралями закручивались вокруг ствола, не объединяясь с соседними деревьями, а многочисленные разветвления сплетались только между собой, образуя парковые дорожки и беседки невероятные по исполнению.

Изобилие сквозных отверстий придавало стволу полый вид. Лишь кое-где просматривалась сердцевина, отделенная от коры воздушным пространством и освещенная естественным светом. Часть веток-дорог ныряли в эти отверстия, создавали что-то внутри и, кажется, вновь тянулись наружу. Нингаль не могла разобрать: сплетения изумрудных листьев гигантского размера мешали обзору. В основании самой мясистой и раскидистой ветви расположилась высокая парадная арка, украшенная вычурным наличником, – единственный ничем не перекрытый вход. Торжественно приглашающий заглянуть внутрь.

Брис довольно рассмеялся, глядя на ожившего от изумления человека.

– Так-то! – сказал он. – Радостно видеть на этом лице что-то кроме агрессии.

Нингаль цинично напрягла лицевые мускулы и выдернула вуаль из пальцев мага. Ткань вновь ниспала на лицо.

«Меня сюда привёл путь отречения. Нечего глазеть на всякое…» – подумала Нингаль в попытке сбить восхищение.

Но и сквозь вуаль Олеран не стал менее ошеломляющим. Чем ближе агалуза подплывала к стенам дворца, тем настойчивее необыкновенный свет Олерана проникал в человеческую душу. А когда агалуза влетела в арку, отречённая едва устояла на ногах, пораженная внутренними конструкциями и убранством дворца. Подвешенные в воздухе площадки и изящные сооружения со всевозможными окошками, дверьми, мостиками, лестницами впечатляли размахом и глубиной воображения зодчих. Мастера по резьбе выполнили гениальную работу, изрезав деревянные поручни, створки, рамы и сами стены невиданными орнаментами и барельефами в виде сцен из жизни людей с вытянутыми ушами. Инкрустированные розово-лиловыми вставками одежды ослепительно сияли, напитавшись… магией? Никак иначе Нингаль не могла объяснить это сияние.

– Я страшусь ослепнуть… – непроизвольно прошептала она.

Брис положил руку на её плечо, слегка стиснул пальцы. Нингаль резко дернулась, освобождаясь от захвата.

– Не нужно касаться меня без необходимости! – предупредила она угрожающе.

– Я только хочу дать понять, что не стоит ни о чем беспокоиться. С тобой всё будет в порядке! А покуда стоит этот город и этот дворец, и подавно! – деликатно сказал он.

– Хорошо! Спасибо за заботу и усердие! – почти скороговоркой бросила Нингаль. Губы Бриса растянулись в сочувствующей улыбке.

Агалуза причалила к круговой площадке, протиснувшись между прочих летательных карет. Брис выбрался первым и помог человеку сойти. Отречённая чуть увереннее встала на ноги, хотя летающие платформы пугали не меньше. Такую странную смесь чувств из восхищения и страха она испытывала впервые, и совершенно не представляла, как разрешить это внутреннее буйство, норовящее пробить внешнее самообладание неистовым тараном. Брис отвлек её, кивнув в сторону широкой лестницы, примыкающей к воздушному причалу.

Нингаль увидела спускающегося человека. Он скользил по ступеням, сгибая колени размеренно и плавно. Погодя она осознала, что это вовсе не человек, но и на белого мага тот не походил. Длинные выступающие над головой уши, которые Нингаль приняла сначала за украшения, торчали из-под прядей пепельных волос острыми кинжалами. Светлолицый, он обладал кожей нежного розово-песочного оттенка, а черты не отличались от человеческих. Отреченная не помнила, что когда-либо видела такое гармоничное и пропорциональное лицо, такую гладкую кожу! Поэтому нехотя, но тактично оторвала взгляд, как только прекрасное творение Великого духа остановилось рядом. Она совсем позабыла, что её собственное лицо скрыто под вуалью, и смутилась, стараясь не глазеть. Высокий, стройный, статный длинноухий возвышался даже над Брисом. Нингаль осторожно накренила голову, чтобы ответить на вежливое приветствие светлолицего растерянным кивком.

– Король Арнэлан готов принять Вас, почтенный маг Турага! Прошу следовать за мной!

Втроем они зашагали к лестнице, ведущей к вытянутому конусом многогранному сооружению, высеченному в центре ствола. Длинные окошки прорезали его много выше человеческого роста и сужались кверху, захватывая нежный свет, окрашенный древесными тонами.

– Это эльф, – шепнул быстро Брис, склоняясь к уху отречённой. Он улыбнулся, прикрывая рот ладонью. – Великолепен, не правда ли?

Эльф посмотрел на них через плечо с мрачным укором. Брис закашлялся и устремился от Нингаль на шаг вперед, закладывая руки за спину. Когда они подошли к высокой двери, эльф толкнул толстые узорчатые створки, и те легко распахнулись.

За дверьми открылась просторная наполненная воздухом зала. Поодаль сверкал длинный стол с ажурными стульями и стоящий на пьедестале в конце зала трон, обставленный за спинкой статуями животных, от которых во всю заднюю стену расходились лучи причудливых символов. Остроконечный купол потолка собирал ступенчатые арочные своды, подхваченные деревянными колоннами вдоль стен. А верхний свет заигрывал с тенями в изгибах резных украшений, рассыпанных то там то сям с гармоничной последовательностью. Из зала ненавязчиво веяло свежей древесиной и тонким ароматом высокогорной травы.

Эльф остановился и жестом указал магу войти. Пропустил вперёд, и тут же преградил путь отречённой, когда ее нога чуть не ступила на перламутровый пол.

– Останьтесь здесь, – холодно вымолвил он. Брис обернулся и указал следовать правилам. Затем засеменил к группе эльфов, стоящих у дальнего конца стола в дымке несмелых утренних лучей.

Дверь, лишенная ручек, подвластная каким-то невидимым эльфийским чарам, медленно закрылась, и Нингаль осталась в компании сопровождающего. Впрочем, задерживаться тот не стал и вновь заскользил по лестнице вниз. Нингаль смотрела ему вслед, пока эльф не скрылся среди летающих мостиков на одной из агалуз. И всё, что крутилось в её голове в тот момент – его последний взгляд и безмолвные уста, выражающие вовсе не любопытство. Подозрение? Презрение? Она готова поклясться, что эльфу удалось хорошо разглядеть её сквозь полупрозрачную ткань. И что же он увидел? Кожу, темнее его? Ореховые глаза, как выразился старик? Волосы черной меди?

«Моя кожа не столь уж темная! Если не любит чужаков, нашел бы другое место службы! Смотреть на меня такими глазами! При маге не был так смел! Видно, старика тут уважают…» – думала она, оставшись в одиночестве.

– И всё же, что там происходит? – переменилась Нингаль, откинула ткань с лица и прижала ухо к двери.

Она простояла у входа довольно долго, довольствуясь малыми отзвуками из тонкой щели между створок. Вскоре до слуха донеслись приближающиеся шаги и сплетение нескольких голосов. Она попыталась вникнуть в разговор, плотнее прижимаясь к двери.

– … Значит и с седьмой стороны его движение ускорилось? – услышала она взволнованный голос. – И оно уже накрыло всё небо над Мастер-городом? Меня долгое время беспокоило, что я не получал оттуда никаких вестей. Я посылал к вождю делегацию, но до сих пор не дождался ни ответа, ни моих подданных. Что ж, мы не видим всего неба, и я надеюсь, что Мастер-город сохранил силы. Беспокойство моё теперь возросло. Мы всё еще готовы помочь жителям покинуть город.

– К сожалению, старый вождь больше не властен над остатками своего народа. Воля последних жителей, их разум – сломлены. Почти все они сами разбежались по свету. Мастер-город рассыпается… Удручает и положение власти в Олиданфаре. Великий царь всё ещё спит, а министры упорствуют, не желая принимать ответственных решений. Как, впрочем, и правитель Мерумоска… – Голос Бриса звучал понуро.

– Так ожидаемо, но не менее горько.

– Ваше Величество, – пробасил кто-то третий. – Не печальтесь. Жители Ар-нам-нэлана верят, что мы всё еще способны предотвратить разрушения.

– Благодарю, Кимирил. Твоя поддержка неоценима. Что же, Брис, познакомь нас с иномирной.

Отречённая отпрянула от двери, ощутив близость королевского голоса. Когда створки распахнулись, король Арнэлан стал первым, с кем она столкнулась взглядами. Элегантная, мерцающая магическими жилами корона из тонкого дерева в его светлых волосах и возвышающаяся над остальными фигура сказали отречённой о принадлежащей ему высшей власти. И взгляд говорил! Взгляд, ловящий цвет окружающей короля ауры, проницательный взгляд ультрамариновых глаз, смотрящих в душу, в глубину, в самую суть. Нингаль пошатнулась, отпрянув назад, но не посмела отпустить королевского взгляда, такого пронзительного и притягательного, словно недосягаемые небеса за пределами земной юдоли. Она вспомнила, какими магнетическими глазами всегда смотрел наставник, но никогда с такой одухотворенностью и добротой. Как можно обладать одновременно таким сильным и мягким взглядом?

Король Арнэлан сделал жест свите покинуть зал. Несколько эльфов прошли мимо, касаясь одеждами платья отречённой. Остался только Брис.

Наконец Нингаль склонила голову в знак почтения и приветствия. Белый маг стянул с неё шляпу.

– Действительно другая, как ты и сказал, – голос короля прозвучал спокойно.

– Но зачем же ты оставил её за дверями? – вздохнул он и тут же отошел в сторону, приглашая гостью пройти в зал. – Прошу Вас, проходите.

– Рано ей еще вникать в дела нашего мира, Ваше Величество… – обиженно пробубнил маг, подергивая балахон. Отречённая последовала приглашению, стараясь не рассматривать короля. Ворчание Бриса она посчитала маловажным.

– Сейчас не время проявлять излишнюю опеку, старый друг. Время как никогда оскудело, – печально укорил Арнэлан. Он предложил гостям пройти к столу, а сам шёл сзади, пристально изучая темнокожую девушку, её чёрные волосы и линии лица, меняющиеся в поворотах головы. Следы мелких когтей на скулах и висках удручали его и дарили надежду.

Усадив гостей за стол, король сел во главе и помедлив, начал разговор.

– Скажите мне ваше имя, иномирная. – Он выставил руки перед собой, и его светло-розовые кисти с тонкими пальцами, оттененные бирюзовыми отворотами пепельно-лилового платья, приковали взгляд наёмницы.

– Нингаль… – тихо ответила она.

– Надеюсь, прибытие в Ладонию не нанесло Вам большого вреда, Нингаль. Мне бы хотелось, чтобы ваше отношение к нашему миру было положительным. Наш мир полон доброй исцеляющей магии. Не пугайтесь её.

«Ладония… Не знакомое название. Бильгамес не упоминал его…» – с досадой подумала Нингаль.

– Спасибо, Ваше Величество, за беспокойство о моей судьбе. Мне не впервой сталкиваться с трудностями.

– Вы пришли из внешнего мира – мира, тянущегося бесконечно в пространстве и времени. Известно Вам об этом? – он склонился в её сторону, и Нингаль поняла, что этот вопрос значит для него гораздо больше, чем просто знакомство.

– Она из другой эпохи, Ваше Величество. Ранней. Ей мало что известно о реальном пространстве, – встрял вдруг Брис, сидя с учёным видом.

Нингаль бросила ожесточенный взгляд на своего спасителя.

– Я много странствую, – ответила она, устремляя внимание к королю. – И так и не дошла до края. Долгое время я провела в пустыне к северо-западу отсюда. Мне пришлось преодолеть большое расстояние, продвигаясь на восток от оазиса к оазису вдоль рек, чтобы наконец достигнуть Шамбалы.

– Шамбала… – задумался Арнэлан. – Великолепный город с печальной судьбой. Люди и Время не пощадили его.

Кровь в венах отреченной взбурлила от волнения.

– Вам известно, что случилось? Куда ушли люди? – накренилась она, пряча эмоции под искусственной невозмутимостью.

– Они исчезли. Внезапно и незаметно, подобно тому, как и появились во дворцах Шамбалы, – голос короля звучал так, словно событие никак не касалось его, словно то – лишь страница чужой истории.

Пока Нингаль размышляла, стоит ли расспрашивать короля Арнэлана о бессмертии, король обратился к ней с другим вопросом.

– Как Вы пересекли границу между Шамбалой и Ладонией?

Ей не хотелось рассказывать. Она желала знать иное. Как выразиться ненавязчиво и не вызвать лишние подозрения? Если у этих белых магов или эльфов могут найтись вещицы из Шамбалы, дарующие бессмертие, негоже им знать, что она заинтересована в них. Потому она тщательно подбирала слова, прежде чем самой задавать вопросы.

– Простите, Ваше Величество, за мое любопытство. Я бы только хотела узнать одну незначительную вещь прежде, чем Вы получите ответ.

Король Арнэлан согласно кивнул.

– Вы называете Ладонию «наш мир», а мой зовете «внешним миром»… Значит ли это, что наши миры могут разительно отличаться друг от друга? Значит ли это, что жизнь здесь протекает иначе? Как долго здесь могли бы жить люди? Как быстро бы старились они?

Арнэлан как будто понял, к чему вопрос. Он глубоко вздохнул и покачал головой, ведя, видимо, внутренний диалог, решая, что сказать. Лицо его сияло сочувственной добротой.

– Всё сложнее, дитя. Наш мир древен. Древнее вашего. Всё, что доходит до нас с той стороны Чёрных Гор, лишь слабые отголоски и разрозненные крупицы знаний. Да, все мы здесь живем долго, бесконечно долго. Мы. Не люди. В Мире Ладони нет людей, и никогда прежде не было… Вы первая, Нингаль. Не простой путь выпал Вам на долю. Позже я расскажу историю Ладонии. С великой радостью!.. Когда вернутся спокойные времена. Сейчас же мы гибнем. Мой долг предотвратить беду. Поэтому позвольте мне узнать больше. Ваша помощь будет неоценимой!

«Значит они бессмертные. Уже что-то!» – удовлетворенно подумала Нингаль.

– Я дошла до Чёрных гор через горные тоннели Шамбалы, – сказал она и замолчала на миг, вспоминая Царя Страха. Стоит ли упоминать его?

– Я встретила существо… Оно пленило меня и унесло глубоко в подземелье. Я не знаю, как далеко оно унесло меня. Но именно благодаря ему я приблизилась к вашему миру. Оно бросило меня и я просто ползла в темноте на поиски выхода. Ползла до тех пор, пока на меня снова не напали. Мелкие такие, когтистые…

– Гоблины, – уточнил Брис. – Я всегда говорил, что они-таки могут выходить за пределы периферии!

– …Еще помню яркую вспышку! Она унесла то существо, когда оно снова пыталось пленить меня. Больше я его не видела. Только гоблины испытали меня вновь. А дальше я двигалась вперед, пока мои руки не уперлись в подножия Черных гор. Я шла вдоль них, пока не нашла место, где можно взобраться наверх. Это все, что я сделала, чтобы попасть к вам.

Король Арнэлан и Брис Турага переглянулись.

– В нашем мире не так много существ, обитающих во тьме, – задумчиво проговорил Брис. – Если я покажу всех, ты сумеешь узнать его?

– Да! – В этом Нингаль не сомневалась. Забыть чудовище, обжигающий холод его кожи и запах тяжелого дыхания просто невозможно.

– Хорошо. Тогда позволь мне сделать кое-что.

Нингаль кивнула, но резко отпрянула, когда Брис потянулся руками к её голове.

– Не бойся. Это безопасно, – сказал он. Наёмница недоверчиво нахмурилась, но позволила магу стиснуть ладонями её виски.

– Закрой глаза.

Она подчинилась.

Картинки замелькали в голове словно во сне, чёткие, живые. Круговорот невиданных тварей скалился, рычал, облизывался; даже их смердящий запах проник в сознание. Сердце отречённой неистово забилось, кровь забурлила по венам бешеным потоком, шея и лоб покрылись испариной. Желание вырваться из жуткого калейдоскопа обуяло Нингаль, но она смотрела, выискивая среди движущихся тел Царя Страха. Когда изображения померкли, она сама вырвалась из рук Бриса.

– Нет! – сбивчиво выдохнула она. – Его нет… Я не увидела его…

– Хм… – задумался Арнэлан, глядя на мага. – Значит, будучи так близко к границе, он никогда не пересекал её. Иначе был бы вписан в житие Ладонии.

– Кто все эти твари? – с одышкой спросила Нингаль.

– Некоторые из них живут с нами бок о бок с незапамятных времен. Как гоблины, с которыми Вы уже успели познакомиться, – ответил Арнэлан и тяжело замолчал.

– Некоторые же, – подхватил Брис, – прорываются в наш мир извне… Их не так много, но новые виды откуда-то приходят к нам снова и снова, нарушая баланс дневных и ночных сил. Не похоже, чтобы их рождала сама земля нашего мира. Нет ни единой отметины, говорящей об этом. Вижу, ты ни с кем из них не сталкивалась прежде. Ты ошарашена их видом.

– Нет! – возразила Нингаль. – Некоторые очень похожи на существ из страшных сказок, что любят рассказывать мамы непослушным детям. Древние легенды. Мой наставник говорил, что им не нужно верить. Они туманят разум.

– Значит кто-то в твоем мире встречал их когда-то… Это порождает новые вопросы. – Маг откинулся на спинку стула и вновь переглянулся с королем, чей вид сделался совсем пасмурным.

– Я не знаю. Я не верю… – с сомнением бросила Нингаль.

Двери тронного зала вновь открылись. Король обратил взор на другой конец зала – и тут же просиял, сорвался с места. Брис тоже переметнул внимание, встал, поправляя балахон, и застыл истуканом, горя каким-то нетерпением. Почему-то в груди Нингаль ёкнуло. Она последовала примеру мага: встала и посмотрела на входящих.

К ним направлялось двое. Один – уже знакомый, неприятный, тот, что сопроводил Нингаль и Бриса к королю. Второй – вызвал интерес. От него как будто исходило обволакивающее радужное сияние. Он шёл не быстро, но словно скользил по льду, стремительно сокращая расстояние, приближался не в реальности, а в воображении. Всё равно что ожившая статуя божества-покровителя, снизошедшая до людей во плоти. Нингаль приоткрыла рот от изумления, но тут же захлопнула губы, чтобы никак не выказать неуместную эмоцию. Когда эльф оказался в десяти шагах, отречённая опустила голову и глядела на него из-за спины короля. Кожа эльфа и длинные волосы действительно сияли – настолько светлы и чисты они были! Острые уши почти прижимались к голове и больше смотрели назад, не бросались в глаза вертикальными шпилями, как у короля, хотя сбоку выглядели довольно мясистыми, а также имели красноватую прозрачность и гладкость. Черты лица, фигура – всё в нем говорило о божественном происхождении. Созданный Великим духом в порыве необычайного вдохновения, истинное творение вечности. Из-под прядей волос выглядывал тонкий металлический обод, смыкающийся на лбу декоративным сплетением в виде ветвей с листовидными мерцающими камушками. Знак какой-то власти, бросающий бирюзово-синие искры на высокие скулы и прямой нос. Зачарованная, Нингаль забыла как дышать. Из оцепенения вывел Брис. Он что-то громко буркнул и нарочно задел Нингаль рукавом, нарушая магию момента.

Отречённая двинулась на полшага в сторону и с содроганием осознала, что ноги обмякли. Превозмогая ужас, она попыталась ясно оценить эльфа. Но очарование так и льнуло к нему! В порыве невиданного смущения она нащупала свежие шрамы на шее, и неожиданно ей пришло в голову, что они оставили уродливую печать на её и без того обгоревшей коже. Кровь прилила к щекам с утроенной силой. Дико неприятное чувство, давно не посещавшее её… Или оно не посещало её вовсе? Разве что в юности. Уже и не припомнить.

– Я рад, что ты вернулся так скоро! – голос короля ворвался в сознание удушливой волной. Отречённая пошатнулась, когда правитель крепко обнял неизвестного.

– Ваше Величество, – кашлянул Брис. – Здесь чужак.

– Оставь формальности, старый друг. Мне нет надобности скрывать радость вновь видеть единственного сына! – возразил Арнэлан, отстраняясь от принца, но не сводя с него любящих глаз. – Авилар вернулся домой!

Король отпустил сопровождающего и превратился весь внимание.

– Простите, Ваше Величество, – обратился принц бесстрастно, видя, что король не один. – Я принёс плохие вести.

– Опасности песков – лишь следствие беды, сын мой! Не отчаивайся! Верю – мы обратим бедствие! Но прежде… – король Арнэлан развернулся и указал на чужестранку раскрытой ладонью. Отречённая чуть в землю не провалилась, когда принц эльфов пристально посмотрел на неё.

– Приветствую! – с почтением сказал он. Нингаль ответила неловким кивком.

– Она перешла границу с обратной стороны гор, – тут же вставил Брис. – Встретилась с гоблинами за периферийной зоной…

– И выжила? – удивился Авилар неподдельно, изучая раны девушки. Наёмница нервно глотала воздух: восхищение вдруг смешалось с негодованием. Вопрос принца прозвучал оскорбительно, будто в её выживании кроется нечто нереалистичное, будто Нингаль не способна справиться в одиночку с гоблинами или с кем-то там ещё.

– Я решил, Вы – одно из магических существ, что создают в пещерах Мерумоски белые маги. Слышал, тёмную кожу сложно получить без мощного заклятия, – ни чуть не уничижительно сказал принц, вонзив взгляд в облик гостьи.

«Но я не тёмная…» – раздосадовалась Нингаль, возжелав прикрыться тканью.

– Вы решили, Ваше Высочество, что я могу позволить себе такую шалость, когда ресурсы столь малы? Вот так думает обо мне сын короля? – фальшиво изумился маг. Авилар скромно улыбнулся.

– Я сожалею о своей ошибке.

Нингаль тихо ожидала, когда разговор о её «недостатке» закончится. В каком-то смысле предмет разговора ей даже понравился, ведь он явно сбавил очарование Его Высочества.

– Ваше Величество, я пришел с важным донесением, – переменился принц, потеряв интерес к чужестранке. – Это крайне важно и не терпит отлагательства. Я должен показать Вам кое-что… На нижнем ярусе Красного дерева.

Король и маг напряженно переглянулись.

– Прямо сейчас! – с мягкой настойчивостью добавил Авилар.

– Старый друг, – обратился король к белому магу, – я не смею сейчас вмешиваться в ход твоих действий. Ты возложил на себя важную миссию, не оставив другим времени на принятие решений. Помни: мы на одной стороне. Но сейчас я должен исполнить долг перед Ар-нам-нэланом! Не смею задерживать тебя и желаю ясности мысли. И Вам, Нингаль, желаю окрепнуть и обрести свой путь в нашем мире. Ещё свидимся.

Брис Турага склонил голову и взглядом сопроводил короля до выхода. Принц Авилар ушел, не почтив гостей отца прощальным словом.

Нингаль уставилась на мага, как бы спрашивая: за кого вы меня принимаете? Тот насупился старым филином.

– Тебе придется поехать со мной. Надеюсь, ты не возражаешь, – отрезал он, а тело отречённой вдруг вновь сковала невидимая сила.

– Так будет не всегда. Но пока… – маг двинулся к выходу. Нингаль словно марионетка поволоклась следом, бесчувственно шаркая ногами по полу.

– Да и… если позже решишь сбежать, то имей в виду, что баночки под твои снадобья теперь не имеют единого цвета. Словом, тебе не разобраться. Пить всё подряд опасно. Поэтому лучше не думай о том, чтобы выкрасть что-то у меня и сбежать.

Отречённая попыталась высказаться, но язык окаменел.

– Позже поговорим! – неловко кашлянул Брис.

Он оставил её в комнате на «длительный отдых», как выразился перед уходом, в беспамятстве. К вечеру вернулся и пробудил. Но власть над телом осталась ей недоступной. Злость и желание проучить негодяя жгло изнутри, но поделать Нингаль ничего не могла.

Тем временем на город опустился чёрный купол ночи. И всё же город-роща не окунулся во тьму. Эльфы зажгли магические огни. Тёплое свечение сочилось из окон, тянулось от развешанных над мостиками огней, обволакивало деревья мерцающей поволокой. Нингаль наблюдала расслаивающийся свет, пока заклятие вело её к бесколесной повозке с левитирующими лошадьми.

***

Ещё долго отречённая ощущала магию эльфийского города, удаляющегося за горизонт. Подёрнутая светом темнота успокаивала и умиротворяла, и Нингаль с сожалением вздохнула, когда тьма сомкнула город, и повозка погрузилась в абсолютное владычество здешней ночи. Ещё одной ночи без звёзд.

Брис предупредил: повозка пойдет без света, объяснив, что движущийся огонь за пределами города привлечет силы, с которыми лучше не встречаться. И хотя «нечисть всякая» не часто шастает по «означенным путям» – а именно так назывались выложенные сеном дороги – всё же лучше не расходовать ресурсы на «неприятные встречи». А кроме того, «благородные кони Лунг и Морин» обладают способностью видеть в темноте и прекрасно знают, куда идти. Брис назвал их «кони ветра» и обозначил важность следовать лошадиному чутью: они как никто понимают стихии, а сила их сокрыта в мускулистых спинах, завешанных цветными покрывалами. Ещё маг искренне извинился за неудобства, доставленные заклятием, и попросил не злиться на него, ведь он делает это на благо. Знает Нингаль такое благо… Дай только возможность, она этому проходимцу всю рожу отколупает!.. И всё же… Если он не врёт, то остаться одной среди кромешной ночи, без оружия, может сделаться роковой ошибкой. И тогда Бильгамес не дождется своей радости бессмертия.

Теперь Брис молчал, сидя на козлах. Нингаль тоже не спала. Перед выездом она осушила три склянки, и потому находила в себе дюжие силы и бодрость. Сначала она пыталась освободиться от заклятия, и потратила много сил в попытке напрячь мускулы, потом смирилась со своей беспомощностью, проклиная белого мага и всю Ладонию. Брис только досадливо махал головой. Ему никак не приходило в голову, что она никуда не побежит, если он ослабит заклятие. Нингаль догадалась об этом, понимая, что мысли её чересчур агрессивны и подозрительны, и, возможно, старик действительно хочет защитить её… Она мысленно чертыхнулась и постаралась расслабиться, прислушиваясь к ночи.

Казалось, что в воздухе нет никакого движения. Нингаль вообще не была уверена, что повозка куда-то двигалась. Обученные тишине лошади умудрялись не издавать ни единого звука. Их гарцующая походка существовала только в её воображении. Лишь Брис изредка причмокивал, видимо, чтобы Нингаль знала: он всё ещё здесь.

Отречённая задумалась о небе. Оно должно быть сверху… Но чернота подчеркнуто давила на глаза, будто сверху скорее надвигается тяжёлая плита, которая вот-вот выжмет всякую жизнь своей тяжестью. Почему здесь нет звёзд? Незаменимых проводников в любом пути? Наставник много говорил о них, слагая длинные речи о влиянии небесных светлячков на дела человеческие. То – глаза Великого духа, посылающие ответы людям, минуя бесчисленные проделки богов. Только они указывают верный путь. Нингаль любила звёзды. Знала карту неба. Привыкла к верным спутникам, и легко находила каждого из них, когда небо менялось. Утекло много времени с тех пор, как Нингаль научилась направлять все тонкие чувства именно к звёздам, делясь с ними сокровенным. «Как человек, ты стремишься к связям, но наш путь ограничивает их. Я рад, что ты смогла найти связь с небом вместо того, чтобы путаться в неопределенности с другими людьми. Я был прав, избрав твоих родителей!» – вспомнила отречённая одобряющие слова наставника.

«Неужели народы, что живут здесь, никогда не видели моего небо, не знают, какое великое благо – звёзды? Что ещё способно остудить голову, кроме небесных точек? Что может быть спасительнее в смутные времена? Как жаль, что здесь не видно небесных огней… Или последние ночи просто пасмурны?» Пасмурное небо часто вгоняет в тоску и не утоляет боли в те минуты, когда отречённой остро требуется высказаться и найти поддержку. В долгой череде таких дней она и решилась вести дневник, в поисках других молчаливых собеседников, кто однажды прочитает его и отзовется внутренне. Нингаль знала, что Брис забрал таблички. Они лежали где-то здесь, среди мешков, почти наполовину исписанные. Но сейчас она не могла поделиться мыслями ни с ними, ни со звёздами. Неизведанный мир сковал всё. Придется ждать утра – и тогда маг освободит её. Наверное.

Дорога к рассвету затянулась, хотя времени прошло немного. Мысли о любом свете становились навязчивыми, а сон не шёл. Из ловушки вытянули пугающие звуки, которые Нингаль, кажется, уже слышала сквозь болезненную дрёму, той ночью, когда засыпала раненая на холме у одного из означенных путей. Будто рёв свирепого зверя, защищающего свою территорию. Громыхало так несколько минут, а затем тишина вернулась. Позже вновь раздались ужасающие крики, правда, звучали они иначе: скорее как волны, ударяющиеся о скалы. Всей кожей Нингаль почувствовала холодный порыв ветра и пожелала укрыться одеялом. Наёмница считала время: каждый час с неба срывались какие-то звуки, точно так же, как и средь бела дня, только эти, ночные – отвратительно жуткие, и иной раз в такой близости, что в жилах стыла кровь. «Почему он не лишил меня слуха!» – думала она, представляя ухмыляющегося Бриса, довольного, развалившегося на своей мягкой подушке. Лучше б он оставил её с эльфами! В Ар-нам-нэлане она бы нашла, как разрешить свое положение.

Вспомнила она и о короле Арнэлане, и сыне его Авиларе. Как о свете, что мог провести сквозь тьму. Ей подумалось, что вся безопасность мира сошлась в их прекрасных лицах. «Чем я могу им помочь? – недоумевала она. – Должна ли? В кодексе клана ничего не говорится о том, как вести себя с нечеловеческими созданиями, превосходящими людей…»

С рассветом маг остановил повозку. Спустился на дорогу и отстегнул лошадей, наказав им полакомиться травой на лужайке. Он смахнул с них покрывала, и Нингаль разглядела яркие россыпи алмазов на золотисто-жёлтых спинах, ловящих нежно-коричневый, как ячменное зерно, цвет сегодняшнего неба. Неужто кто-то вшил их в кожу животных?.. Или они родились такими?.. Кони радостно заржали и прытью скользнули на траву, приминая её копытами.

– Ты не спала, – сердито пробурчал Брис, наблюдая, как лошади резвятся на воле. – Если не будешь спать сама, мне придется снова усыпить тебя.

Нингаль вдруг овладела своими губами и языком.

– Расколдуй меня! – потребовала она, ощущая, что тело всё еще сковано.

– Когда научишься доверять мне, я позволю тебе доверять себе. А сейчас ты только глупостей наделаешь.

«Старый осёл!»

– Я хочу пить!

Брис залез в повозку, достал из мешка жёлтую бутылочку и вложил горлышко между губ девушки. Когда склянка опустела, отречённая яростно выплюнула её.

– Вот негодница! – фыркнул маг и, приподнимая полы балахона, проковылял на корточках за склянкой.

– Куда мы направляемся? – потребовала Нингаль, сдувая вырвавшиеся пряди волос с лица.

Маг что-то тихо пробурчал, не желая отвечать. Нингаль повторила вопрос.

– В Мерумоску, – погодя услышала она ворчливую ужимку.

– Где это?

– Прямо по дороге.

– Где это?

– У тебя нет карты в голове. Тебе не понять.

– Куда мы идем? На север? Юг?

– В Ладонии стороны света абсолютно не имеют смысла! – пришел в раздражение Брис.

– Вы не разбираетесь в сторонах света?

– Видишь ли, – начал маг устало, присаживаясь на мешки. Ему совсем не хотелось ругаться. – Как ты, вероятно, заметила, наше небо отличается. Здесь нет светил. Чтобы знать, куда ехать, нужно иметь вложенную в голову карту. Все жители заучивают её с детства.

– Разве ландшафт не меняется?

– Не наш. Не в наше время.

– Как это понимать?

– Всё, что ты видишь, существует неизменным тысячелетия. Каждое дерево, каждый куст. Мои лошади пожуют траву, и в течение дня она вырастет снова, точно такая же, в том же месте. Всё, что мы употребляем в пищу, не нуждается в уходе. Наш мир полон изобилия сам по себе.

– У вас нет земледелия? – удивилась наемница.

– Земледелия? – хитро прищурился он. – Покажу тебе кое-что. Только (он запнулся). Не беги!

Нингаль поняла, что может шевелить всем телом. Она приподнялась, разминая кости, которые, как ни странно, совсем не хрустели, как и мышцы – ничуть не требовали утренней зарядки.

Вдвоём они слезли с повозки и сошли на траву.

– Не будем отходить далеко и мешать Морину и Лунгу резвиться, – сказал маг и склонился к шелестящим травинкам. Его рука скользнула в сочную гущу.

– Когда ты спустилась с Чёрных гор, ты не обратила внимание, какая плотно растущая у нас трава?

– Мне было не до этого. Да и нет мне дела до травы.

Брис хмыкнул.

– Присядь.

Отречённая подчинилась.

– Смотри.

Нингаль внимательно уставилась на руку мага. Он погрузил её почти до локтя, захватил что-то внизу. На миг застыл, с интересом наблюдая за реакцией человека, а потом дёрнул. Толстый шмоток травы с длинными вьющимися корнями повис в его пульсирующих пальцах. Какая-то вязкая серая субстанция клубилась вокруг них, словно плотный моток дождевых червей, и медленно испарялась в воздухе, протягивая плывущие, как конечности кальмара, отростки. Отречённая остекленевшими глазами уставилась в яму. Чёрная жижа потоками исходила внизу, двигаясь в разные стороны, тягучая, слоисто-зернистая.

– Это наша почва, Галь, – посерьезнел маг, хватая девушку за руку, чтоб та не бросилась бежать. – У нас нет земли для возделывания. Нет воды, чтобы питать её. Наша почва – сама по себе высокопитательная магия. Её пласты очень глубоки и живительны.

Отречённая оторопела. Тот самый случай, когда не требовалось заклятие, чтобы перестать чувствовать ноги. С трудом ей удалось подняться. Жгуче захотелось вернуться в летающую повозку или даже в агалузу, чтобы взлететь как можно выше. Ходить по магии просто немыслимо! В неё же можно провалиться!

– Не бойся! Такая почва намного лучше той, к которой привыкла ты. Природная магия безопасна для живых существ.

Нингаль не знала, что сказать. Да и говорить она резко разучилась.

– Оставайся со мной, Галь! Это лучший путь для тебя! – его пальцы крепче сжали её запястье.

– Почему? Вы хотите купить мою душу? Мое посмертие?

– Нет! Но я научу тебя не бояться магии. Я покажу, как она работает. Это чистая энергия, способная преобразовать что угодно во что угодно. Нужно лишь знать, как её использовать. Для этого существуем мы, Белые Маги. Мне нужно только, чтобы ты была на моей стороне.

– Зачем? Я не понимаю!

Маг поднялся на ноги.

– Оглянись! Что ты видишь?

«Ничего из того, что заставило бы меня сойти с пути отречения…» – подумала она привычно, не желая поддаваться намерениям мага, какими бы они ни были. И всё же она огляделась. Яркий луг с горящими благоговейным светом лошадьми; густая чаща кудрявых деревьев и кустарников, поросших изумрудным мхом; душистый аромат листвы, играющий музыку благоденствия; чистое небо, светлеющее с каждой минутой. Стройный порядок истинной красоты.

– Я вижу процветающий зеленый мир, богатый магией и едой, – с деланной скукой ответила отречённая.

– Разве этот мир не заслуживает жизни?

– Не мы это решаем, – холодно ответила она, думая, что у Великого духа свои планы на всё.

– Но мы можем бороться за жизнь. Мы сами решаем встать на защиту, – возразил маг.

Отречённая искоса посмотрела на Бриса. Часть её хотела с ним согласиться.

– Я должна защищать только себя. Я должна передать учение. Я последняя из своего клана.

Её рука наконец выскользнула из ладони старика. Медленно она поковыляла к повозке.

– Ты можешь сделать намного больше! – бросил маг вдогонку.

«Да почем ему знать, что я могу! – и запрыгнула на пригретое место. – Вздумал распоряжаться!»

Брис Турага последовал за подопечной.

Лошади вдали громко заржали. Их привлек безмолвный зов мага. Запрягая их, Брис вдруг рассыпался в комплиментах к родине.

– Эльфы – отличные сборщики урожая! Они тонко улавливают, когда лучше сорвать плод! Но белые маги куда более искусные мастера, когда дело касается селекции и любой подкормки побегов! Ты не захочешь вставать из-за стола! Ты спрашивала про стороны света? Мерумоска – это пятая сторона, самая дальняя точка от центра мира. Мой родной город! Обитель всех белых магов. Черные горы у нас самые низкие, а Черная мантия не так ядовита. Мерумоска безопаснее других. Беда накроет его в последнюю очередь! Великий город магии и науки!

Нингаль безразлично откинула голову на мешок. И тут же дернулась, вновь услыхав небесные звуки. Словно пение девичьего хора, берущего высокие ноты и копирующего беседу десятка сладкоголосых южных птичек.

– Что это? – спросила она, навострив уши.

– А, это… Это Сариманок. Он поёт в каждые шесть утра. Один из хранителей времени. Тебе не мешало бы всех их запомнить, чтобы ориентироваться во времени и не прозевать начало ночи. Я помогу тебе запомнить их быстро.

– Что за хранители времени? Они телесны? Или это духи?

Маг добродушно рассмеялся.

– Конечно, они телесны. Хранители времени – птицы. Их обитель – Райский сад. Священное место Ладонии.

«Священные птицы! Вот оно! Наверняка те самые, на крыльях которых можно попасть в Лучезарную страну, и наверняка покинуть её!» – в глазах Нингаль зажёгся огонь приближающейся победы. Бильгамес точно получит своё – и тогда путь отречённых вернётся в мир. Таково условие. Бильгамес должен возродить клан, благодаря своему богатству и уважению народа Урука, основав для отречённых новый дом, там, где горы не обрушатся на них снова. В Уруке, среди толпы.

– Не связывайте меня заклинанием. Даю слово, что доеду до Мерумоски.

ГЛАВА 3. МЕРУМОСКАНСКИЕ ВЫХОДКИ

Город выплыл из перламутровой дымки. Клубы пара взметались ввысь, но стройные и белые, как известняк, башни, рассыпанные то тут то там, острыми крышами разрезали воздух. Дорога к городу плавно расширялась и, окутанная щупальцами тумана, сменяла жёлтую солому на белое полотно. Кони ступили на него копытами – звук ритмичного цоканья оглушил погруженную в тишину округу.

– Отрадный момент! – радостно всплеснул руками Брис Турага, когда повозка, рассеивая туман, скользнула навстречу высоким городским воротам. Со сторожевых постов свисали любопытные привратники.

Прохладный пар проносился мимо, врывался в ноздри, обдавал как будто влагой. Отречённая глубоко вдохнула ртом, ощутила на языке пряную сладость и утреннюю свежесть одновременно. Аромат, похожий на обжигающие специи, окружил её. Тогда она закрыла глаза и робко улыбнулась.

Привратники не остановили их – повозка проскочила ворота. Отречённая даже поленилась разглядеть укутанных во все тёмное стражников, расслабленная и поглощённая вкусными запахами.

До слуха долетел многоголосый галдеж. Нингаль сонно подняла веки.

Вокруг сновали люди. Или, скорее, нелюди. Белые и тёмные, с экзотичными лицами, под стать белому магу, разодетые в лёгкие светлые одежды странного покроя: асимметричного, сшитого из кусков ткани разных форм. Они гуляли, медленно или торопливо, кто с чем: с мешками, тростью, другими вещицами в руках. Общались, переговаривались, шутили друг над другом, смеялись и активно передавали друг другу всё подряд, среди множества небольших деревянных построек белого цвета, похожих на торговые ряды.

Дорога, на которой остановилась повозка, связывалась с небольшой овальной площадью. Нингаль приподнялась и посмотрела вперёд, за голову мага. Вымощенный белыми плитами путь убегал дальше, через весь город, до самых Чёрных гор, которые, и правда, будто бы стали приземистыми. Самые низкие из кряжей скрылись за белоснежным дворцом с шестью изящными башнями. Одна из башен, аки отшельница, торчала сбоку, отдельно от других. Пять оставшихся, различной высоты, сгруппировались вместе: четыре по углам квадрата, и пятая, пузатая, похожая на кувшин, в центре. Что там ниже было не рассмотреть: плотная застройка из необычайно разношерстных домиков перекрыла вид. Казалось, впереди распласталась ещё одна площадь, покрупнее.

К повозке неожиданно подбежали две стройные светлолицые девушки. Их звонкие голоса неимоверно обрадовали Бриса: он как мальчишка резво спрыгнул с места и тотчас принялся обнимать обеих.

– Наш любимый маг вернулся! – услышала отречённая, отчего скукожилась всеми мускулами тела.

– Скорее! Скорее! – вдруг затараторил Брис, отстраняясь от красоток. – Сопроводите её! Не будем терять время.

– Конечно, дядюшка! Мы получили весточку от тебя! – вняла одна из них.

Обе подбежали к чужестранке, схватили за руки и принялись стаскивать с повозки. Нингаль хотела сопротивляться, но забыла о бойцовских привычках, обнаружив, что девицы одинаковы, словно одна из них была лишь отражением другой. А Нингаль в жизни не встречала близнецов! Учитель всегда говорил: близнецы – особая отметка неба, из близнецов выходят лучшие соратники, предательства среди них почти исключены. Потому отречённая поддалась им и теперь разглядывала безбровые лица с нечеловечески яркими глазами цвета радуги. И не нашла ни единого отличия!

Протиснувшись между двух рядов под бдительным присмотром мага, они увели ее через покрытый тканью проём. Брис бегло осмотрел суетящихся горожан и неспешно направился следом, позволяя близняшкам вдоволь набегаться с чужестранкой. Повозка двинулась дальше в город без своего кучера.

Миновав помещение, заставленное мешками, девушки очутились в следующем – и так сменили несколько складов, пока не выбежали в узкий переулок, закрытый лёгким навесом, колышущимся в дуновении ветерка. Здесь близняшки огляделись и обе уставились в конец мостовой.

– Не идёт? – взволновалась одна.

– Не видать! – воскликнула другая.

Так они не двигались какое-то время, пока голос одной не изрёк «запаздывает» с той интонацией, с какой обычно произносят что-то, что приходилось повторять огромное количество раз.

– Как и прежде! – проворчал Брис, выныривая из невысокого проема.

– Дядюшка! Вы подоспели!

– А этот негодник снова застрял где-то! Вот я ему всыплю!

– Ой, дядюшка! Вы каждый раз ему прощаете!

– Да кхм кхм… потому что он рискует, – невнятно пробубнил тот, теребя небольшой напоясный мешочек.

– И всё же было бы неплохо задать ему небольшую трёпку хоть разочек! – ласково пропели обе.

– Да кхм… всенепременно!

Близняшки всё ещё держали руки Нингаль, а той уже сделалось не по себе, и потому она поспешила высвободиться.

– Вон он! – Радостно запрыгала одна из девиц. Нингаль глянула в конец переулка.

Яйцеподобное белое нечто с чёрными пятнами плыло по воздуху медленно и с каким-то особым рвением упасть. Совершенно не понятно, что держало его на плаву. Казалось, что вот-вот яйцо перевернётся, стоит ему только коснуться любого из домов, меж которыми неровно маячило, точно толстяк с попойки. Снаружи Нингаль не заметила никого. Потрясенная и окаменевшая, она наблюдала, как громадное яйцо тормозит прямо перед её носом.

Дверка, а точнее большой осколок скорлупы, отлетел внутрь и прилип куда-то, невидимый. Из отверстия показалась чешуйчатая морда с огромными змеиными глазами, вынырнувшая будто поохотиться.

– Акака дывна дыковына! – щелкнуло оно беззубой улыбкой на пол-лица.

– Ты опять опоздал! – забрюзжал маг и отвесил оплеуху тощему существу, отчего тот скукожился, нырнул обратно в яйцо и обвился длинным хвостом.

– Ны моа вына, мастр! Распрыдылытл магыы ны отпускал мына! Такы мучыл расспросамы! Но Азмы ны слова ны говорыл!

– Азмы ны говорыл! Что на этот раз хотел Распределитель магии? – нахмурился Брис, потом приказал всем лезть внутрь.

– Хо-хооо-тыл знат, что Брыс Турага снова за-зааа-тыал! Ны поыхал лы снова к-к-к элфам! – нервничал змееподобный, не сводя пристальных глаз с «диковины», с неохотой забирающейся в загадочную повозку.

Брис пуще насупился, подобрал полы балахона и неуклюже забрался внутрь. Увалился на корешок какой-то выпуклости, сбросил балахон на ноги отречённой.

Теснота её не смутила, но оказаться в закупоренном яйце словно не родившийся цыпленок – такая себе радость. Непроизвольно Нингаль хмыкнула.

– Не волнуйся, – отозвался Брис. – В яйцах дразов безопасно. Как и во всем городе.

– Дядюшка, Вы забыли про набеги? – Близняшки заметно оживились.

– Ерунда! Посильная напасть! – возразил маг, шпионски косясь на подопечную.

– Но с тех пор, как Вы покинули нас, их стало намного больше!

– Глупости! Эти набеги – сущий пустяк! Мы живем с ними с незапамятных времен и вполне справляемся.

– Как бы не так! Только два дня назад сразу несколько стай покрыли Имирмовую сторону! Да так, что Чёрные Горы звенели на всю округу! Мы даже слышали, что горы в том месте стерлись и прогнулись под натиском! Если бы сам правитель не применил данной ему силы, то они смели бы окрайную часть города!

Нингаль заметила, что кожа мага слегка посерела, а глаза почти скрылись под бровями.

– Что за стаи? – спросила она, поворачиваясь к близняшкам.

– А, сущие потроха! – махнула рукой одна.

– Мы называем их смоляными вихрями, – ответила другая. – У них шесть ног, которыми они очень быстро бегают. Обычно по горам. Спускаются с них, чтобы поживиться магией.

– Кстати говоря, ног совсем не видно. Не из-за шерсти. Шерсти нет. Там что-то вроде дыма, – перебила первая.

– А поскольку здесь всё – магия, то и едят всё, что в рот лезет! – рассмеялась вторая.

– Особо лубат былых магов! – добавил Азмы и нечаянно облизнулся.

– Так! Замолчали все! Или наложу чары на ваши рты! – сердито пробурчал Брис.

Близняшки поникли головами. Азмы отвернулся к стене, позволив Нингаль наблюдать его чешуйчатый затылок с капюшоном как у кобры, только болтающимся, без костей. Белый маг сложил руки и уставился куда-то вперед себя.

«Смоляные вихри…» – повторила отречённая, но никак не могла вспомнить, видела ли что-то подобное в тех картинках, что насылал ей в голову маг. Отчетливо вспоминался лишь безызвестный тут Царь Страха. Жуткий как ночной кошмар.

Через некоторое время стенки яйца потемнели, движение замедлилось и так называемый драз прошипел «дворэц». Яйцо вдруг завибрировало, начало деформироваться и сужаться. Отреченная вся вспотела от напряжения, пытаясь сопротивляться давящей со всех сторон скорлупе.

– Корыдоры ныжных палат узкы… – промямлил Азмы, приближаясь любопытной физиономией к человеку. – Извынат!

Отречённая отвернулась, почувствовав кисловатое дыхание круглых ноздрей на щеках. Хищный взгляд голодной змеи и вывалившийся изо рта раздвоенный язык грозили быть съеденной.

Широкая ладонь Бриса протиснулась между ними. Маг схватил змеиный язык и затолкал обратно в рот.

– Даже не думай об этом! – сказал он.

– Хотэл лыш попробыват… Хотэл поцыловат… нымнога… – залепетал Азмы, отодвигаясь подальше от обоих.

– Не забывай, что обязан мне шкурой! Если бы не твое яйцо, отдал бы уже на растерзание гоблинам!

Азмы жалостливо сжался и посмотрел исподлобья на лакомый кусочек. «Такоэ ыщо ныкогда-ныкогда ны эл! Твоа томна кожа выгладыт кусна! Лызнут бы!» – пронеслось в голове девушки отчетливо и ясно, будто она сама говорила с собой писклявым голосом. Это шокировало. Нингаль уставилась на змея враждебно, но тот лишь облизнулся и глубже вжался в плечи.

Яйцо бесшумно двигалось, взбираясь на верхние этажи. Нингаль ощущала каждое изменение яйца, которое подстраивалось под путь, неизвестно куда ведущий. Близняшки объяснили, что неудобства дразового яйца нужно перетерпеть, потому что только оно позволяет перемещаться по дворцу незамеченными. Сквозь скорлупу невозможно распознать магическую сигнатуру, которой отмечено каждое живое существо. Соглядатаи Распределителя Магии окутали дворец сетью, позволяющей «понимать» всякое движение и его индивидуальное излучение. На вопрос, почему Брису приходится пробираться во дворец тайно, никто не ответил. Маг таки наложил заклятия на рты всех троих.

Вскоре стенки яйца обрели светлый оттенок и прежнюю ровность. Брис выскочил из яйца и потянул близняшек за собой. Азмы было обрадовался счастью остаться наедине с «диковиной», но Брис забрался обратно.

– Развэ ым ны надо помошъ? – Азмы с обидой надул единственную губу, что и так всё время торчала пузырём.

Брис замахнулся на него.

Некоторое время они сидели молча, пока маг не выбрался из яйца.

– Нингаль, ты идешь со мной.

Отреченная с облегчением выпрыгнула следом.

– А ты сиди тут да скукожься потуже! – наказал маг Азме.

– Когда? – спросил змей. Голос драза переменился, сделался нетерпеливым и требовательным.

– Когда мы сможем набрать нужное количество заменщиков. Сколько повторять тебе, неугомонный драз? – ответил маг.

– Но когда? – не унимался Азмы.

– Закрывайся. Сейчас некогда обсуждать.

Яйцо закрылось, прильнуло к стене и будто слилось с ней воедино.

– А теперь мигом! – молвил маг и припустился вверх по лестнице, схватив за руку подопечную.

Торопились они явно в одну из башен. Так спешно, что балахон мага чуть не запутался в её ногах. Потом они выскочили в тёмный проём и оказались в другом тесном коридоре. Распахнули узкую дверь, влетели в круглую залу с приглушённым светом. А там, в самом центре, за чёрным монолитом, похожим на кусок горного валуна, недвижно сидел старец в белом одеянии. Черты его лица, вздыбленные и замутненные колдовством, не распознавались. Выставленные вперед руки впились в гладкую грань монолита, напряжённые пальцы казались погружёнными внутрь и окрашенными смолой. Воздух вращался вокруг фигуры, поддетый магией.

В тени угла Нингаль заметила движение.

– Ты! – раздался оттуда скрипучий голос. – Опять проник сюда! Где твой змеёныш? Я оторву ему язык!

Сутулый тощий альбинос выпал из темноты и неровно заковылял к непрошеным гостям, грозя костлявым пальцем.

Не обращая внимания на крикуна, Брис широко шагнул к центру, не отпуская руки подопечной. Нингаль чуть не упала.

– Ваше Величество! – невозмутимо произнёс он, склонил голову и замер.

– Да я в темницу тебя упеку до конца времени! Предатель ты паршивый! – изошел слюной тощий, уже подоспев к магу. – Стража!

Брис только довольно усмехнулся:

– У стражи сейчас дела поинтереснее, Рас-пре-де-литель.

«Ах, это Распределитель магии!» – догадалась Нингаль, отходя от тощего подальше.

– Что?! – округлился Распределитель магии. – Что ты опять сделал?

– Распределитель! – раздался осипший, но твёрдый голос. Тощий тут же развернулся в танцевальном па и склонил голову ниже Бриса.

– Ваше Величество, простите за этот шум! Отлученный маг Брис Турага снова имел наглость ворваться в вашу уединённую обитель! Его неуёмная беспечность не знает границ. С Вашего позволения, я сейчас же арестую его!

Правитель Мерумоски не встал, но руки его оторвались от монолита, лицо разгладилось, веки размежевались.

– Он напал на кого-то? – спросил безразлично старец. Отречённая тревожно сглотнула: правитель даже не взглянул на Бриса, а уставился на неё тяжелым взглядом выцветших глаз.

– На стражу, Ваше Величество!

– Это не так, Ваше Величество! – возразил Брис, не поднимая головы. – Стража изволила покинуть пост самостоятельно.

– Это всё твои хитрости, безумный ты проходимец! – напустился Распределитель, намереваясь схватить противника за балахон.

– Остыньте, Распределитель! – громыхнул Мерумоска. – Если он проник сюда по вашему недосмотру, то и спрос с вас! Проследите лучше за тем, кого нанимаете! С тех пор, как магия нашего королевства истончилась, мы не можем позволить себе тратить ресурсы бездумно! Мой щит ослаб, а вы держите подле меня волочащихся за девками дураков?

Распределитель магии, горя стыдом и гневом, опустился ниже.

– Я разрешу ситуацию, Ваше Величество! – заискивающе промямлил он.

– Извольте! – Правитель отвёл голову и посмотрел в вытянутое узкое окно.

– Займитесь этим сейчас, – приказал он.

Распределитель в изумлении поднял голову. Он собирался что-то возразить, но замялся, поглядывая злобно на Бриса. Ответственно бормоча «да, Ваше Государево Величество», он склонился ещё ниже и, не разгибаясь, засеменил к выходу. Брис Турага не удостоил его прощальным взглядом, а продолжал стоять с опущенной в почтении головой. Нингаль, следуя правилу, уставилась в пол. Ей совсем не хотелось снова встречаться взглядами с правителем Мерумоской и тревожиться не пойми от чего.

В зале повисла томительная тишина. Турага как будто не дышал. Мерумоска не торопился начать разговор. Его длинное платье зашелестело по полу. Нингаль замерла.

– Пустые марионетки, – прозвучал голос властителя рядом. – Умно.

– Вы правы, Ваше Величество, – согласился Брис, не поднимая головы.

– Только ты забыл, что и такие куклы оставляют магический след! – напутствовал он, размеренно ступая от мага до отречённой и обратно. – В нашем мире нет ни единой живой плоти, даже с жизнью, вдохновленной искусственно, чтобы она не формировала внутри себя магических спаек.

– Я не забыл, Ваше Величество, – пряча улыбку, произнес Брис. – Только Вы могли уловить их. Я работал над ними долго, вкладывая все свои умения.

– Я видел их внутренним взором. Они прекрасны! Ты поистине великий маг среди белых магов. Твои близнецы полны жизни, но в их жилах едва заметна магия! Филигранная работа! Я восхищен!

– Большая честь для меня получить Вашу великодушную похвалу!

– Можете поднять голову. Вы… оба.

Нингаль выпрямилась вслед за Брисом. С облегчением она обнаружила, что правитель Мерумоска стоит к ним спиной и потирает поверхность монолита.

Отречённая огляделась. Такое безжизненное место, решила она, изучая комнату. Пустое, серое, похожее на келью человека, отказавшегося от всех благ. Несколько узких окон, сводчатый потолок, усеянные трещинами стены и пол. Распределитель магии, вероятно, прав, и они вдвоем нарушили государево уединение. Впрочем, для Нингаль это дело обычное.

– Это – не одна из твоих работ, верно? – риторически спросил Мерумоска.

– Верно. – Брис подтолкнул Нингаль вперёд. – Магия ковыляется в ней, как гоблин на балу.

– Грубо, но приживается, – добавил Мерумоска и поднял глаза на чужестранку.

Беспокойство отлегло. Глаза правителя обрели цвет, тёмно-фиолетовый, плотный, вполне сносный, с тёплым блеском.

– Дитя иной стороны, я рад встрече! – торжественно прозвучал он.

Нингаль кивнула в ответ.

– Подойди ко мне, – подозвал Мерумоска, но Нингаль смутилась, полагая, что и этот государь желает получше рассмотреть её, узнать, как ей Ладония, какие новости она принесла с собой. Её учили вести себя сдержанно при любом обстоятельстве, но нигде прежде не домогались её наружности или внутренней натуры, которыми обычно интересуются люди между собой. Обычно её зовут сделать свою работу и только. Такой своеобразный интерес – в новинку. Арнэлан, Мерумоска. Сколько ещё правителей царствует в Мире Ладони? И что? Все захотят хорошенько её изучить? Она ведь – просто тень, быть тенью – её работа. Как же должна вести себя тень в такой ситуации?

Брис по обыкновению подтолкнул Нингаль: мол, иди, уважь царя. Она сделала несколько неловких шагов и остановилась, не дойдя до правителя и половины расстояния. Тогда он сам протянул руку. Нингаль и не заметила, как её ладонь оказалась в его – и вот правитель уже стоит в опасной близости и разглядывает свысока: проникновенно, как придворный ясновидец – небесный купол.

– Не такая, как мы. Иная. Потусторонняя, – прошептал Мерумоска с каким-то диким для Нингаль восхищением. От неудовольствия зубы её заскрипели.

– Мы очень долго ждали тебя, – продолжил он, а рука Нингаль как будто воспламенилась в государевой – уж очень захотелось её отнять.

Мерумоска почувствовал её смятение, понимающе улыбнулся и разжал пальцы. Отошел.

– Нам предстоит многое сделать! – сказал он громко, будто собираясь стяжать большую славу. – Новое время наступает! Быть нам вместе на вершине событий!

Нингаль вопросительно глянула на Бриса. Тот стоял, развесив уши. Видимо, он тоже занят мечтами и не пояснит, какое отношение она имеет ко всему этому.

– Я бы хотел обсудить многое прямо сейчас! – Мерумоска возбужденно расхаживал рядом с монолитом. – Но государственные дела не терпят отлагательства. Сегодня Мерумоска отмечает праздник.

– Праздник? – очнулся Брис.

– Город жаждет Высокой манифестации! – самозабвенно ответил правитель.

– Но… До меня дошли слухи, Ваше Величество, что в этом году манифестации не будет… в целях экономии ресурсов… – осторожно начал Брис.

– Глупости! Что-что, а праздник для своего народа я ещё способен устроить! Аудиенция окончена. Я пришлю за вами! – Мерумоска явно рассердился. И потерял всякий интерес к Нингаль. Впрочем, ей как раз это подходило – она с радостью покинула гнетущую келью.

***

Общественная манифестация под эгидой правителя Мерумоски проходила в городе каждый год, когда в Мире Ладони стоял высокий сезон. Нингаль не сумела до конца разобраться, что есть «высокий сезон» и как он зависит от соединения различных напластований магии с магнитными полями, геометрия столкновений которых влияет на погодные условия, но от массы сложных смыслов голова шла кругом. Поэтому главное, что она уяснила: ей повезло попасть в мир магии в высокий сезон и не оказаться сразу раздавленной тяжелой погодой. На вопрос, долго ли ждать худшей погоды, Брис пожал плечами и сказал что-то вроде «одному богу известно», а после как всегда буркнул своё, мол, не беспокойся, ведь «год подходит к концу, а высшие механизмы всё ещё благоволят».

Нингаль хмыкнула и взглянула на мага. Тот опирался на круглые поручни, посаженные на рельефные столбики – чёрные с белыми вкраплениями, напоминающие Нингаль обсидиан, из которого люди любят создавать украшения и ритуальные фигурки. Белый маг почти перевалился через них, перекрывая как бельмо стройный ряд оградки. А ограда эта ободом обнесла балкон центральной дворцовой башни, той самой – «кувшинной», как обозвала её Нингаль, – куда они с Брисом вломились без приглашения. Теперь же сюда их привел правитель. На два этажа ниже.

Мерумоска царственно стоял рядом. Пол под ним, да и сам воздух искрились радужным светом. Он вздымал руки – и небо над центральной площадью расслаивалось, рождая невероятные узоры, что пошли бы в сравнение только с ледяными рисунками на земле.

Несколько процессий плыли к площади по дорогам-лучам: от плотно застроенной периферии к просторному сердцу города. Откуда-то журчала неслыханная музыка, наполняющая улицы пьянящими звуками; толпы зевак пританцовывая жались к домам, выглядывали из распахнутых окон, свисали с крыш, с ахами заглядываясь на грандиозные шествия. В оживленной атмосфере главенствовали возбуждение и счастливые улыбки. Самые расторопные жители протискивались поближе к параду и кидали цветы под ноги идущих.

Семь дорог – семь процессий, отличных друг от друга. Восьмая дорога, самая короткая, ведущая во дворец, оставалась свободной. По ней потом пойдут особенные гости – на королевскую вечернюю трапезу.

– Видишь тех, дальних, мелких таких, в пестрых одеждах? – мальчишески зазвенел Брис над самым ухом. Нингаль отпрянула: как она не любила такие близкие вмешательства!

– Это карликовые великаны. Самый горделивый, упрямый, ворчливый и охочий до богатств народ. Никогда не заговаривай с ними про украшения и одежды! Иначе рискуешь провести долгие часы за их хвастовством! – Маг хохотнул и серьёзно добавил, что называть народец «карликовым» в присутствии оных опасно – можно напороться на суровый отпор, особенно если великан голоден.

– Они – потомки великих титанов, исполинов, скребущих макушками небеса. Уменьшился их рост, но не характер. Учти, если вдруг решишь размахивать перед ними своим преимуществом.

«Я и не собиралась…» – подумала Нингаль, присматриваясь к низкорослой процессии. Разглядеть кого-то под режущей глаза цветастостью было сложно: расшитые лоскутами и самоцветами одеяния смешали великанов в одну сплошную кучу. Нингаль не сразу разобрала насколько волосаты и бородаты великаны, пока те не подобрались ближе. На фоне остальных они оказались толстыми коротышками с круглыми мясистыми лицами.

– Сейчас все линии начнут сплетаться друг с другом косами и создавать причудливый орнамент. Это знак дружбы народов, – пояснил Брис.

– Карликовые великаны всегда сплетаются с линией големов, – сам с нотой хвастовства заговорил он, намекая на заслуги белых магов в сотворении целой расы. – Им, кхм, пришлась по вкусу искусность наших девушек в любовных делах.

Нингаль нахмурилась. Брис замолчал – ненадолго.

– В былые времена вместо големов эту процессию рука об руку вели феи и лепреконы… – вздохнул маг.

– Почему теперь не ведут?

Турага замялся, отмахиваясь.

– Всё это старые банши… Банши виноваты.

– Кто такие банши?

– Лучше посмотри на тех! – маг указал на стройные фигуры высоких светлокожих девушек с длинными густыми ручьями волос. Их нежно-зеленые воздушные платья со складчатыми подолами струились волшебной росой вслед за легкими движениями прелестниц.

– Эээто русааалки, – важно протянул Брис, причмокивая. – Приятные девы из лесного княжества. Их у нас много. Все на особом счету. От них маги получают сильное потомство. А впрочем, только от них в Мерумоске маленькие маги и появляются, хех. Хорошо устроено, верно?

Брис подтолкнул Нингаль, но та только сморщилась. Что-что, а как у магов появляются дети, её не интересовало. И всё же она задумалась.

– А в вашем белом городе нет своих женщин? А как же те, кого я видела на площади в день приезда? Такие, попроще.

Брис сдвинул брови.

– Попроще? Что это значит? Они просто другие, не такие.. эм восхитительно обворожительные… Но, поверь, справляются со своими задачами великолепно!

– Все големы? – уточнила Нингаль, глядя как необычайно смотрятся разноцветные девушки-големы на фоне сверкающих перламутром русалок.

Маг кивнул и наконец оторвался от перекладины.

– Отойдем, – позвал он и потянул отреченную на пару шагов назад. – Правителю Мерумоске необходимо пространство для кульминационной точки.

Мерумоска широко раскинул руки, его расшитые сложным орнаментом одежды воспламенились магией, будто сотни огненных языков, перешептывающихся на игривом ветру. Воздух вокруг него завибрировал, размазывая пространство перед Нингаль в нечеткие пятна, побагровел, испуская прохладный аромат гор и тихие пощелкивания. Что-то грандиозное вот-вот произойдет. С опаской и любопытством отреченная затаила дыхание.

Неожиданно слух Нингаль пронзил ошеломляющий высокий голос. Жалящий, подобный визгу тысячи разъяренных голодом котов. Руки сами зажали уши, а челюсти стиснулись. Сердце неистово забилось, пульсирующая кровь прилила к голове, так, что липкие горячие струи обволокли стенки внутреннего уха и хлынули прямо на ладони.

Брис импульсивно прижал девушку к себе, помогая защитить хрупкий человеческий слух толстой тканью собственного балахона. Бормоча какие-то проклятия, он заковылял к Мерумоске, который остановил колдовство и упёрся в оградку, выпячивая вперед искаженное гневом лицо.

Крик сменился безудержным смехом. Он уже не причинял боль, но кровь стыла.

– Убрать её отсюда! – Мерумоска указывал на кого-то внизу.

Оттолкнув Бриса, Нингаль, пошатываясь, налегла на поручень и вперилась в выразительный силуэт в центре действа.

Русалка. Обнаженная, без единой тряпки на теле. Вьющиеся крупными локонами волосы цвета сверкающего на солнце песка свободно падали до самой мостовой, почти не окутывая женские прелести. Она откинула пряди назад, гордо подняла подбородок и с презрением оглядывала столпившихся вокруг разодетых участников процессий. Рядом с её серебристо-нефритовой фигурой валялось скинутое платье.

– Вы! – плюнула она, покачивая бёдрами. – Стыдно!

Она сделала резкий шаг и вцепилась в платье другой русалке. Послышался звук рвущейся ткани и испуганный вскрик.

– Чего испугалась, дура? – кинула она вслед вырвавшейся девушке. – Ничтожная русалочья чернь! Веселитесь здесь, напившиеся отравы белых поработителей! Ваша мать, ваша княгиня Вельяница! Помните такую? Страдает во тьме и одиночестве! Ждет подданных своих, кто разделит её муки! Предательницы!

Русалка уничижительно зыркнула, приняв позу голодной хищницы.

– Одумайтесь! Скиньте позорную одежду! Вернитесь в первородный лес! Вы нужны своей госпоже!

Подоспели стражники, не совсем ясной наружности, укутанные в тёмно-коричневое. В руках они держали веревки. Нингаль с ужасом осознала, что веревки шевелятся.

– Что, так и свяжете меня? – усмехнулась русалка, закладывая руки на бедра.

– Правильно! – выкрикнул кто-то из толпы. – Заткните ей этим рот!

Русалка хмыкнула.

– А что проку? Какой фарс! Всё подыхает, а вы тут праздники устраиваете, службы служите, как будто мы не прокляты, а магия не истощается!

Она так осклабилась, что стражники попятились. Но быстро сообразили, что русалка не собирается сопротивляться.

– Приятные? – переспросила Нингаль, когда нарушительницу увели.

Брис что-то пробурчал и повернулся к повелителю.

– Ваше Величество, думаю, это не прият.... это неожиданное происшествие стоит того, чтобы продолжить праздник в более скромной манере.

Мерумоска с удивлением пригвоздил бывшего распределителя магии.

– Конечно же, не стоит! В такое время я должен поддерживать горожан всеми силами!

– Да, но…

– Никаких но! Если возражаешь, можешь уйти снова!

– Да, Ваше Величество.

Насупившись, он поспешил в башню, а Нингаль растерянно уставилась вслед.

– Жду вас к трапезе! – отрезал Мерумоска. Он кивнул головой, чтобы Нингаль ушла, воздел руки к небу и начал творить чары.

***

Большой иссиня-черный стол полумесяцем поражал безупречностью: ровный серп с округлыми серебристыми наконечниками, незаметные прозрачные ножки, создающие иллюзию левитирующей столешницы, и тысячи блесток в вибрирующей глади, словно горящий планктон в ночном море. Если бы не стоящие на столе яства, то Нингаль бы кинулась в эту воду, чтобы омыться после долгой дороги. Как же она тоскует по воде, по её прикосновениям и вкусу!

Руки скользнули по поверхности и поймали тончайшую скатерть, сверкающую под пальцами подобно звёздным россыпям. Невероятная мягкость и переливы!

И тут слабый толчок в бок. Локоть Бриса.

– Веди себя пристойно, – шикнул он тихо. – Это дворцовая трапезная, а не дорожная харчевня. Ещё не все понимают, что ты не здешняя.

«Неужто кто решит, что я голем? Опять…» – подумала Нингаль, но послушно убрала руки на колени. Серебристое блюдо перед её носом стояло пустым. Его тоже хотелось потрогать, ибо никогда прежде отреченной не доводилось видеть ничего подобного. В её мире вся столовая утварь – шершавая грубая глина да бронзовые котелки. Видала она и дорогую посуду при дворах высоких господ, глазурованную, разноцветную, да ни одна из них не смогла бы похвастаться такой зеркальностью с сетью мельчайших рисунков, рассказывающих как будто какую-то значимую историю. И совершенно не ясно, что за материал. Металл? Древесина, взращенная на магии? Твердая магия? И как среди всего этого найти порученное ей лугалем Бильгамесом? Возьми то, не зная что! Да хоть всё тащи! Даже аппетит пропал от этих мыслей!

Но белый маг распорядился иначе. На блюде вдруг возник усеянный не глубокими бороздами шарик спелого розового цвета. Горячий пряный аромат ударил в ноздри, а в желудке и во рту заклокотал дикий голод.

– Если хочешь усадить гостя за стол, дай ему это, – как всегда, смешливо и хитро подобрался белый маг к уху отреченной.

«Как же он бесит!» – сокрушилась она, хватаясь за странные столовые приборы, вроде уменьшенных крестьянских вил и изящной версии мясницкого ножа. Тихонько подглядывая, как Брис пользуется ими, она быстро справилась с фруктом, очень сладким и, как выяснилось, пьянящим. Нингаль обратила внимание, что каждый за столом начинал с него. Но не каждый сразу продолжил есть остальное. Зато Брис успел накидать в её тарелку всего понемногу.

По правую руку стоял большой серебристый кувшин, в котором многоцветная магия закручивалась водоворотом. Толстая рука оранжегощекого великана жадно потянулась за ним прямо через её пышно нагруженную тарелку. Нингаль поймала его взгляд и с отвращением осознала, что карлик ей распутно подмигивает. Она рефлекторно отклонилась к Брису, сидящему с края стола. Аппетит как рукой сняло.

Гости дружно пожевывали, предаваясь совместной какофонии шепота, и никто не брал громкого слова. Тогда правитель Мерумоска, сидящий в центре полумесяца с выгнутой стороны, поднялся с трона, держа в руке отражающий пиршество кубок. Все встали.

– Достопочтенные гости и старейшины нашего города! – начал он велеречиво. – Я рад, что все мы, как и прежде, несмотря на тяжелые времена, собираемся здесь, за столом дружбы народов, и празднуем наше единство! Что бы ни происходило в мире, важно неуклонно следовать нашим традициям и не поддаваться на преступные, разрушающие наше единство постулаты со стороны тех, кто не верит в наши идеалы!

Мерумоска подчеркнуто оглядел всех, и заострил внимание на Брисе Тураге, ведя с тем молчаливый диалог. Брис скромно улыбнулся и поднял чашу, демонстративно поддерживая господина всех белых магов и собравшихся вокруг старейшин разных народов.

– Да будет так! – запели хором присутствующие и осушили кубки.

Нингаль последовала примеру и поморщилась, ощутив, как убойная смесь магии обжигает горло и желудок. Погодя в глазах возникла тягучая волна, что быстро схлынула, оставив странное чувство мимолетной радости.

– Перво-наперво хочу заверить наших прекрасных русалок, что беспокоиться не о чем, и поступок их сестры не уменьшил нашей любви к вам! – «К вам» прозвучало с особенным акцентом, а в глазах, обращенных к кокетливым девушкам, стоящим слева от правителя, занимались ласковые искры.

Все уселись обратно, расталкивая шумящие сверкающие стулья. Молчаливая пауза продлилась недолго.

– Ну? – с нажимом громыхнул Мерумоска. – Как дела в наших градообразующих гильдиях? Распределитель?

Распределитель магии уже успел пихнуть в рот большой кусок чего-то зеленого и чуть не поперхнулся, услышав государево обращение. Он сидел рядом с Мерумоской, и потому вдвойне оторопел. Очевидно, он понимал, о чем желает знать Его Величество, и, быстро проглотив кусок, спрыгнул с места аки рыба из кипящей ухи и принялся небрежно строить предложения.

– Ваше Государево Величество… Проектирование почти закончено. Нам лишь не хватает....эм… некоторых ресурсов, которые мы бы с большой благодарностью приняли бы от наших почтенных… великанов. Но-но…

– Но? – Мерумоска напористо мерил ближайшего дворцового служителя, покручивая меж пальцев ножку вновь наполненного кубка.

– Но, видите ли, наши любезные великаны…

– Я знаю, о чем он хочет толковать, хитрый плут! – широкий в боках и щеках другой карликовый великан, тоже сидящий близ Нингаль, резко воспрянул и, не сдерживаясь, яростно бросил украшенную десятками перьев шапку прямо в наполненное едой блюдо. Нагруженный тоннами самоцветов сюртук едва удерживал его раздобревшее бесформенное тело, которое плавало в воздухе как медуза на волнах. – Он хочет очернить нас в глазах Вашего Величества, будто от жадности мы забыли, чем обязаны Вам, о, Государь! Наша гильдия мастеровых долгие годы служит верой и правдой всем нуждам Мерумоски, и никогда не ставила свои интересы выше государевых. Иначе зачем мы живем здесь, а не в Олиданфаре? Нынешний Распределитель жалок и не в состоянии решить проблемы, обрушившиеся на ваших верных подданных… Ещё и усадил нас сюда, к опальному магу с его потаскухой!

Не только Распределитель магии возжелал возразить, но и Нингаль чуть не вскочила, чтоб выпустить толстобрюхому кишки. Никто не остается после таких слов безнаказанным! Но Брис схватил её за руку и помешал даже пискнуть, сурово покачивая головой. Его ледяная кожа остудила вскипевшую кровь.

– Это ложь! – включился Распределитель магии, тряся плечами. – У вас самая богатая гильдия в городе! Вы исправно получаете магические самоцветы из самых лучших подземелий Олиданфара. Я знаю это, потому мои подзорщики всегда рядом со складами.

– Вы бы научили своих подзорщиков не совать носы в дела, в которых те не соображают! – прищурился великан, напирая на стол. – Мы не получаем самоцветов уже несколько сезонов! Обозы приходят пустыми!

– Да вы врёте! – обрушился Распределитель, взмахивая пальцем. – Даже по ночам ваши склады сияют, привлекая смоляных вихрей! Поставьте тогда на склады защиту, чтобы обмануть и их!

– Это и есть защита, дурень! Фальшивая магия. Мы разрабатывали её давно, ещё с младшими мастеровыми… да исцелит их пение Жар-птицы…

На конопатое лицо великана легла тень тяжелых воспоминаний, но он быстро опомнился.

– Она сбивает вихрей с толку.

– Полагаю, не только вихрей, – холодно подытожил Мерумоска, косясь на Распределителя. – И почему же, старейшина, вы не доложили о таком интересном новшестве Распределителю магии, чтобы он, как полагается, передал мне?

Старейшина карликовых великанов надулся пузырем, готовясь выдать важную реплику.

– Да потому что, Ваше Величество, потому что, Государь всея Мерумоска, этот.... этот олух потребовал от гильдии тройную плату за новых големов! Это возмутительное святотатство!

Правитель зацокал языком, поражаясь глубине мелодрамы.

– За что же вы, Распределитель, так не щадите наших особенных мастеровых?

Распределитель стыдливо сглотнул.

– Но… Вы же просили меня найти решение ээээ деликатному делу… Ну я и…

Мерумоска взмахнул рукой, чтобы тот остановился.

– Довольно. Найдите иное решение, и сообщите мне прежде. Развелось своевольных магов! – Мерумоска подчеркнуто посмотрел на Бриса.

– Так что же, старейшина, случилось с обозами и самоцветами? – переменился он, и мягкость его голоса успокоила собравшихся. – И сядьте наконец, любезный. Вы тоже, Распределитель. Дело решим мы мирно.

Старейшина гильдии довольно уселся на место, нахлобучив измятую шапку на темные курчавые волосы. А Распределитель магии не мог скрыть разочарования: его лицо мрачно повисло над тарелкой, как и весь он скукожился, побитый поражением.

– Нападения, – вздыхая, ответил старейшина.

– Кто нападающие?

– Мы не знаем. Они нападают в ночи. Мы думали, они находят нас по магическому следу, но призвав на помощь дразов, нападения не прекратились. Очевидно, обозы выслеживают днём. Не исключено, что от самого Олиданфара. Напасть могут в любую ночь, но чаще ближе к границам Мерумоски. Они не убивают, забирают лишь добычу, и иногда дразов и их яйца.

– Значит это кто-то, кто не боится света дня… – задумался правитель. – Вы зря не пришли ко мне лично. Я готов дать вам лучших воинов-магов и обеспечить безопасный путь с поддержкой лучших следопытов города.

– Тёмных эльфов? – пренебрежительно удивился старейшина и посмотрел прямо перед собой на противоположный конец полумесяца.

Наконец Нингаль позволила себе внимательно изучить самых молчаливых гостей королевского ужина. Они не походили на светлых эльфов. Кожа их – пепел, серый прах с непроницаемой золой глаз и бровей. Уши – ближе к человеческим, лишь немногим вытянутые и ювелирно заостренные, а волосы – горючий камень с резкими острыми прядями. Таинственные, пугающие, призрачные. Триумф аскетизма и отстраненности. Плотные серо-чёрные одежды, с меховыми вставками, скрывающие тело до подбородка и пальцев рук. Фигуры темных эльфов на фоне высокой стены, испещренной лиловыми лабиринтами магии, внушали ей трепет и воспоминания о братьях и сестрах клана. Казалось, с ними она смогла бы сотрудничать куда плодотворнее. Но Брис уже научал, что с этими эльфами стоит быть настороже. Что раньше в королевство Драйтагол мог забрести любой путник и быть радушно принят при дворе короля Драйтагола, а теперь туда невозможно попасть: королевство скрыто колдовским туманом, путник быстрее лишится жизни, чем сумеет добраться до пристанища. С тех пор многие темные эльфы пришли в Мерумоску, и что на самом деле у них на уме, не знает никто.

– Я бы не хотел видеть тёмных эльфов рядом с нашими обозами, – возразил старейшина великанов, с наглой мольбой взирая на правителя.

– До чего же вы, великаны, злопамятны! – возмутился правитель. – До сих пор не можете простить тот хлипкий кусок земли у городской стены? Должен же я был поселить где-то новых горожан! Злитесь тогда на меня!

– На Вас никак нельзя, Мой Властелин. Вы великодушно отдали нам другой участок, – смутился старейшина и как будто даже сделался меньше.

– Так почему вы до сих пор не помиритесь? – Мерумоска вскинул руки, едва не расплескав обжигающую магию из своего кубка. – Пусть наши наиловчайшие горожане послужат всеобщему благу!

– Сочтем за честь, – с достоинством и готовностью произнес один из темных эльфов, преклоняя голову.

Карликовые великаны нервно поежились, но боле возражать не стали. Не нашлись они и когда правитель объявил танцы, а тёмные эльфы расхватали всех големов, оставив карликов сидеть в угрюмом одиночестве. Белые маги заняли светлых эльфиек, все русалки скучковались вокруг Мерумоски и придавались веселому флирту, а остатки темных красавиц не прельщали обиженных. Сегодня самые лестные слова Властелин обратил к тёмным эльфам – карлики не решались вновь отстаивать права и устраивать потасовку.

Нингаль разглядывала танцующих и чувствовала себя неуместной. Опешила она, когда круглый сосед решил, что может пригласить её на танец. На танец! После оскорбления, которое нанес его старейшина! Уж чего-чего, а наглостью полны эти толстобрюхие уродцы. Нингаль не танцует. Она желала полоснуть толстяка по пузу! Но Брис тактично вмешался и отвадил кавалера от притязаний. Сам Брис в празднике жизни не участвовал, накрепко воткнулся в место и не отводил тяжелого как кирпич взгляда от правителя, видимо, сочиняя какую-нибудь сложную речь или рисуя в голове грандиозную карту событий, прошлых и будущих.

Одна из русалок отделилась от государевой компании и, раскачиваясь подобно ладье под лаской влюблённого ветра, поплыла к окраине полумесяца. Немигающим взором она приковала внимание Бриса, который весь выпрямился, ожидая, когда этот роскошный корабль причалит к его берегу. Пышная полупрозрачная ткань, обрамляющая скаты плеч, наполнялась воздухом аки парус, открывала тонкую шею и изящные ключицы.

– «Опальный» маг, – прочирикала она, а её слова стелились периной. – Я скучала по Вам, милый.

– Счастлив и я видеть Вас, дражайшая Черляница. Как поживаете, как дети? – затараторил Брис, поднимаясь и протягивая руку.

– Дети? Дети уж давно забыли мать! – засмеялась она, склоняясь к Брису. Её тонкая рука скользнула под рукав балахона белого мага.

Только сейчас Нингаль смогла разобрать, отчего кожа русалок похожа на жемчужины со дна морского. Под тонкой кожей ненавязчиво мерцали мелкие чешуйки, как у рыбы, такие же неоднородные по цвету: с легкой синевой, изумрудными вкраплениями и каёмками, напоминающими начищенное серебро. Когда на кожу падала тень, чешуйки исчезали и кожа походила на высохшую белесую глину, гладкую, без единой трещинки. Очевидно, покровы белых магов и русалок схожи. Только у магов они куда толще и не боятся трещин, разверзаясь на лбу всякий раз, когда маг колдует.

– Надолго ли в Мерумоске, милый?

– Как долг велит, дражайшая.

– …Мы так давно с тобой не танцевали. Не возражаешь, если я приглашу тебя, раз сам не решаешься?

Нингаль подумалось, что Брис не смог бы отказать, даже если хотел. Потому она наблюдала, как заставшего врасплох мага захватили опасные сети и уволокли в море танцующих пар.

Когда небо занялось сумрачным туманом дворцовый зал опустел, фиолетовые свечения потухли, столовый сервиз вернулся в кухню, и только стол продолжал мерцать глубинными звёздами.

Нингаль ушла в комнату, в которую правитель Мерумоска лично сопроводил её, не отпуская ни на шаг ту, что звалась именем Черляница. Они шли рука об руку, а Брис Турага брел следом, молчаливый и напряженный.

Сейчас белый маг стоял у окна, взирал на теряющее цвет небо. Он сложил руки на груди и пальцами гладил подбородок, о чем-то размышляя.

– Укладывайся спать, – тускло произнес он. – Завтра нам предстоит стучаться вновь в закрытое сердце государя. С твоей помощью я чаю вселить в него надежду на успех важного предприятия.

Нингаль безразлично смотрела в широкую спину, желая только, чтобы маг скорее ушел. Укладываться в постель она не собиралась: в голове занимались мысли о королевской сокровищнице. Найти, проникнуть, осмотреть. Взять ли? Что брать? Возможно, сама ночь подскажет.

Маг покосился на отречённую, покачал головой. Глазные дуги вокруг зрачков завертелись, засияли неласковой магией. Нингаль почувствовала неладное: неужели он сделает это опять? Оставит её под властью магического сна? И не ошиблась. Тело обратилось в невесомость, вспорхнуло над полом, опрокинулось на мягкие подушки под тяжелый балдахин. Внутри Нингаль всё упало. Она даже не могла повернуть голову, чтобы уничтожить проклятого деда хотя бы взглядом. Кованные из серебристого металла ветви сплелись перед глазами решеткой темницы.

– Когда-нибудь ты оставишь старые привычки, – голос мага прозвучал рядом. – Заснешь сама. Пусть сон будет естественным. Приду с рассветом.

Дверь тихо хлопнула – отреченная осталась одна со своими мыслями и гневом. Ночь предвещала безнадежную вечность в неотступных попытках сорвать враждебные оковы. Какими силами бороться с этой тягостью? Чем ей, простому человеку, противостоять заклятию?

Сон сморил под утро, когда за окном запела первая утренняя птица. Несмелый полусвет пробился в окно, а ресницы Нингаль неспокойно подергивались на сомкнутых веках, предзнаменуя новые беды, предрекая поединок с другими силами.

***

Отчаянные крики порвали тишину за закрытыми створками. Нингаль вскочила, рефлекторно хватаясь за оружие, но нашла только воздух. С тех пор, как в её жизни появился белый маг, руки забыли прикосновение холодной бронзы. Она сжала кулаки и посмотрела на Бриса: тот прильнул к высокой оконной раме и наблюдал происходящее на улицах города, громко охая и восклицая что-то своё, маговское. Им овладело сильное возбуждение.

Нингаль выпрыгнула из кровати, ветром ринулась к окну. Оттолкнула мага и уставилась на ожившие Чёрные горы. Хребты разверзлись стремительной дымовой лавиной, что хлынула по городским венам какими-то тягучими бурями с мглистыми хвостами. Не звери и не птицы, неразборчивые силуэты сплошным потоком, кидающиеся на всё живое. Вот одна из черных теней отделилась от волны, выгнулась яростным змеем и накинулась на приникшую к дому големку. Закручиваясь смерчем, бестия иссушала тело, высасывая магию.

Никто не мог помочь: жители города в страхе разбегались, забыв про утреннюю суету. Каждый из них силился вернуться домой, туда, где ещё спали дразы под опекой защитной скорлупы. Кому-то повезло: змеёныши уже вовсю прислуживали, и хозяева со служками быстро забирались внутрь яиц, давая приют и тем, кто вовремя оказался рядом. Некоторые яйца выросли до больших размеров, занимая полностью узкие переулки, не позволяя прорваться другим бедолагам через образовавшуюся давку. Даже боевые маги, высыпавшие из придворцовых казарм, уже не могли до них добраться. Участь запертых в ловушке была предрешена.

– Смоляные вихри, – дрожащим голосом прошептал Брис. Его лицо сделалось белее обычного, а в глазах исчез весь цвет. – Не думал, что доживу до часа, когда эти твари начнут нападать на рассвете… Да ещё таким полчищем…

– Дайте мне оружие, – Нингаль с ужасом оценила свои шансы выжить, если хотя бы одна из тварей доберется до неё.

– Оружие? – колко повторил Брис. – Металл этим прожорливым созданиям не страшен. Они из него вышли. Против них действенна только магия. Или… её полное отсутствие. Тебя не тронут, Нингаль. В тебе нечего есть. Не считая моих снадобий.

В этих словах как будто проскользнули и насмешка, и восхищение, и бахвальство. Маг смерил чужестранку странным взглядом, а потом вновь заговорил:

– Я должен идти. Мой долг помочь жителям. Я ведь не только советник, но и боевой маг! – Какая-то часть его явно обрадовалась возможности пустить в ход боевые навыки, которым Брис, видимо, не так часто давал волю, предпочитая дипломатический путь.

– Я послал за близняшками. Они рядом, должны скоро подойти, – сказал он в дверях. – Пожалуйста, сделай так, как и им велено. Смоляные вихри во дворец не суются, но ты обязана спрятаться в защищенном месте. Сожалею, что не могу здесь и сейчас предоставить полную защиту. Азмы нужен мне, чтобы эвакуировать других пострадавших.

Он кинул на отреченную умоляющий взгляд.

– Прошу, Нингаль, не предпринимай никаких иных действий. Внемли моим словам. Ты здесь как дитя. Я доверяюсь тебе, ибо не в праве в таких обстоятельствах сковать твое тело заклятием.

Когда он вышел, Нингаль зачем-то задумалась над тем, как ей поступить… Нет лучшего момента, чем всеобщий переполох, чтобы решать собственные дела. Всё внимание стражников перекинулось на нашествие смоляных вихрей, которые, если верить Брису, не обратят на неё своего голода. Стало быть, путь открыт к осуществлению любого замысла. Но маг… Такая искренняя просьба тронула её душу. Брис напомнил Учителя, который точно так же смотрел на неё, пытаясь защитить от сурового наказания старейшин общины, когда она чуть не сотворила беды, будучи маленькой и глупой… Ох, сентиментальность! Ко двору ли она? С чего вообще Нингаль должна слушаться белого мага? Потому что не может заплатить серебром за спасение? Потому что Брис вхож в царские дома? Авось и покажет что-то исключительное? Глупость! Она и сама может найти всё, что хочет! Во всяком случае в человеческом мире… Сколько времени нужно ждать? Разве не скована она другим обязательством? Разве Бильгамес не жаждет обещанного? Разве не свято исполнение предписанного?.. И как поступить? Пусть лугаль подождет?.. Великий дух, что с ней не так в этом месте?

Нингаль рухнула на кровать. Металлические листья на ветвях балдахина вторили заунывным тоном.

С улицы проник затхлый запах увядающей травы. Его принес ветер на тонких рукавах чёрной дымки – той губительной ауры, что окружала смоляных вихрей и разносилась повсюду. Нингаль сморщила нос: черная пыль подобралась к ноздрям и окутала тонким налетом. Пальцы поползли по телу, силясь стряхнуть назойливые частицы. Но те прилипали, как горючая кровь земли – к попавшему в сети животному. Бордовые портьеры надулись, задерживая настойчивый ветер, который явно усилил набеги на окна высшей знати и её гостей. До Нингаль дотянулось целое облако дыма. Дым принудил кашлять, заставил встать с постели и вернуться к окну. За дворцовыми стенами будто развернулся великий пожар, и гарь достигала самого неба. А небо тем временем окрасилось в глубокие фиолетовые тона.

Наплыв смоляных вихрей докатился до ворот дворца. Густая волна толстым ковром покрыла дороги и стены зданий. Из нутра этой мерзости доносились вопли и стенания, но кричащих было не разглядеть – только всполохи магических шаровых молний с разрядами фиолетового и синего цвета разрывали демоническую плоть. Это боевые маги. Чьи усилия окупались спасенными жизнями.

Напуганные жители теснились между казарм, и среди них самыми смелыми выглядели русалки. Часть из них заботилась о пострадавших, помогая магам раздавать склянки с волшебными снадобьями, а другая часть забралась на крепостные стены, готовясь к атаке. Они широко раскрыли рты – и звук стрелами понесся во мрак битвы. Нингаль не успела заткнуть уши. Но и боли не последовало. Русалочий визг скользнул по ушам, не ранив перепонки.

«Брис!» – подумала Нингаль. Вчера перед сном он напоил её какой-то особой магией, горькой и вязкой, словно травяной настой лечебных трав. Наверное, это её действие. А может, он просто что-то пробормотал, какое-нибудь очередное заклятие? Или ему помогла та русалка, Черляница? Или всё это сразу? Нингаль не знала, но мысленно благодарила своего покровителя.

Совместные усилия белых магов и древесных русалок приносили плоды. Покрывало смоляных вихрей заметно поредело: вспоротое рядами оно выбрасывало рваные шупальца высоко в воздух. На прочищенных улицах показались смятые одежды тех, кто встал пораньше, чтобы делать привычные дела, но отдал жизни зловещей силе с гор. Меж них неровным строем плыли дразовые яйца. По размерам чудо-повозок угадывалось, скольких примерно каждому из змееподобных удалось выхватить из лап смертоносных тварей. Пустым не возвращался никто.

В дверь постучали. Нингаль задернула занавеску и бросилась к выходу, чтобы встретить близняшек. Но за дверью стоял тот, кого Нингаль невзлюбила с первой минуты знакомства. Распределитель магии.

– Его Величество просит вас, – холодно сказал он. Мрачный сухой силуэт государева приближенного, захваченный тенями коридора, внушал подозрения. С чего бы правителю Мерумоски видеть её в такое тревожное мгновение?

– Сейчас же! – надавил Распределитель и освободил проход, чтобы Нингаль могла выйти.

Отречённая перешагнула за порог и направилась по коридору на королевскую аудиенцию. Распределитель магии устроился за спиной, шлепая шаг в шаг.

Он привел Нингаль в ту же комнатку, где вчера её представили Мерумоске. На этот раз пространство не выглядело безжизненным. Многочисленные трещины на стенах и на полу сегодня наполнялись светом и пульсировали; магия в них взмывала вверх и смыкалась в центре конусообразного потолка, сходясь притоками подобно дельте реки. Монолит посередине комнаты слепил глаза. Ровный столб магии, вырывающийся из него, пронзал кровлю насквозь. Вот почему небо за окном окрасилось в фиолетовые оттенки! Мерумоска творил волшбу, простирая свои длани к горным хребтам, чтобы остановить сорвавшийся каскад смоляных вихрей. Со сложенными ногами он висел прямо в воздухе внутри столба: лицо его и руки изрезали глубокие рытвины, одеяние исходило волнами, а глаза являли два небесных светила, что лучами обжигают землю. Вселяющий благоговение и ужас.