Книга Судей. Поэтическое прочтение бесплатное чтение
Глава 1. О везении калек
В Книге Судей израильевых продолжается страда,
Перманентное насилие не затихнет никогда.
Иисус Навин преставился, навёл шороху окрест,
Где зачистками прославился, прогоняя с лучших мест
Хананеев с феризеями, отправляя всех в утиль,
Кто стояли ротозеями у евреев на пути.
Отдохнуть от этой сволочи навсегда решил Отец…
Сын Иуда с Божьей помощью подхватил меч-кладенец
(Не был сыном Иисуса он). В продолжение войны
И седые, и безусые – были все тогда сыны
Бога, Господа Иакова, что пришёл крушить, рубить,
Ханаан огнём, по-всякому в свою веру обратить.
К женщинам неравнодушные, но послушные пока
(Им за помыслы не лучшие Бог потом намнёт бока).
Выполняли волю Божию те Израиля сыны
(Если верить непреложно нам, что посылы их верны).
Хананеи недобитые досаждали господам,
Лезли с мордами небритыми, как шпана в салон к мадам.
Иуда тот солдатиком оловянным не служил,
С Симеоном, кровным братиком, десять тысяч перебил
Ханаанской всякой нечисти, переправил на погост,
На алтарь принёс отечества с подношением поднос.
Времена пришли печальные в ханаанский передел -
Славно били тех начальников, кто за родину радел.
С рук и с ног большие пальчики побеждённому царьку
Отсекли лихие мальчики, как поганому хорьку.
Изувеченный и скрюченный царь тот Адони-Везек
Так сказал тогда по случаю о везении калек:
"Семьдесят царей (беспалые) крохи под моим столом
Собирали. Всё, что падало, подобрать могли с трудом
Пальцами, что им обрезал я. Было весело смотреть…
Как с царями я свирепствовал, так и мне теперь терпеть.
Моя слава эфемерная – догоревшая звезда.
Иегова полной мерою по делам моим воздал".
За слова царя разумные в Иерусалим, как в храм,
Его взяли, где и умер он инвалидом, зато сам.
Правда, тот оплот язычества, город Иерусалим,
Под племён чужих владычеством не прослыл ещё святым.
Родиною исторической предстоит ему лишь стать,
Патриархов канонических метрики переписать,
Чтобы в будущем умышленно иммиграции помочь
С её пафосом возвышенным прогонять арабов прочь.
Авраам, начальник племени, за Евфратом с детства жил,
С ним Господь обет безвременный заключил, чем застолбил
Право изгонять и злобствовать, в огород чужой залезть,
Над посмевшими упорствовать совершать святую месть.
Лучшие по Книге женщины – и Ревекка, и Рахиль,
Родом вышли из Двуречия, предки были пастухи.
Вот такая родословная. (Аннексировать Ирак
Вижу право безусловное – Междуречье, как ни как).
Из вчерашнего в грядущее ворвались тогда сыны,
Где дрались во имя Сущего, точно дети сатаны,
В интересах очищения, всё живое на корню
Порубив в припадке мщения, край тот предали огню.
Дымом весь стоял охваченный город Иерусалим,
Что с постройками невзрачными не прослыл ещё святым.
Били всех сыны Иудины и громили в пух и в прах.
На земле потом полуденной, в её низменных местах
Израиля сын геройствовал, выполняя Божий план.
Историческою родиной был объявлен Ханаан.
Племенной Бог был с Иудою и помог тот город взять,
За добычу, правда, скудную осуждать Его нельзя.
Ханаане нелюбезные, прихватив свои кули,
С колесницами железными убежать легко смогли.
К морю со своими козами продвигаясь без помех,
Оставляя в прошлом бронзовый, шли сыны в железный век.
Позже чуть сыны Иудины то, куда они придут,
Край самаритян непуганых Иудеей назовут.
Из других колен захватчики не теряли время зря,
Отрубали лихо пальчики неудачникам царям,
Но не всех смогли дубинами прочь прогнать из-под маслин.
Так сыны Вениаминовы город Иерусалим
Заселили, не просеяли через сито всякий сор
И живут с иевусеями бедолаги до сих пор.
Не пришлось сынам Иакова истребить туземцев всех
(Гусеничными их траками били с верою в успех,
Кол вгоняли в них осиновый, что ни древо – труп висит.
Слава Богу, в Палестине той с деревами дефицит).
Убегали в горы, прятались, по пещерам разбрелись
Хетты с малыми ребятами и опять спускались вниз.
Те народы, что изгнанию не подверглись, как итог,
Обложил Иуда данью их – снять с паршивцев шерсти клок,
Стричь овец и не пораниться… (Вспоминаю наш пустырь.
Получается, нет разницы что Иуда, что Батый,
Разве что масштабы разные, методы зато одни -
Захватить народы праздные, посадить на трудодни,
Чернь поставить перед выбором: вам верёвку или плеть,
Век горбатиться на избранных иль на солнышке висеть?)
Нетатарские избранники от убийства отреклись,
Сохранили жизни данникам, проявили гуманизм.
Ханаан – ведь это житница для людей и для скота…
Но совсем иным откликнется тех евреев доброта
И во зло переиначится. Видно Господу с небес,
Где за милосердьем прячется очень личный интерес.
Глава 2. Корневая система
Ангел Господень тогда опустился
(Всех посетили похожие сны):
«Ваш Благодетель на вас прогневился -
Слово пред Богом не держат сыны.
Дал не в аренду, а в собственность землю
Вам Иегова, патрон мой и босс.
Он отношений таких не приемлет,
Где за добро только кукиш под нос.
Сказано было: В союз не вступайте
С аборигенами разных кровей.
Хватит с нас выборных блоков и партий.
Наша платформа – «Единый еврей!».
Жертвенники, вам твердилось, разрушьте,
Свергните идолов пошлых девиц.
Плачет по задницам вашим шпицрутен
За похотливый ваш политеизм.
Чью в эйфории справляете тризну?
Как выполняете Бога завет?
За отступленье от сепаратизма
Ждите теперь наказаний и бед.
Планов своих про туземцев не скрою:
Не изгоню подлецов я от вас.
Будут вам руки любимых петлёю,
Сетью чужой станет иконостас.
Глупость людская не лечится клизмой,
Вам Иегова устроит козу.
Айсберга вашего идиотизма
Большая часть пребывает внизу,
В бой за собою ведёт эскадроны…»
(Дабы жрецу со стыда не сгореть,
Все обстоятельства дела подробно
Зигфрид изложит (не наци, а Фрейд)).
Ангел закончил. Наверно, пропели
Чудом укрывшиеся петухи,
Что уцелели. Ушли в богадельни
Все обездоленные пастухи.
В дни Иисуса, во все дни старейшин
Сын, получая в наследство удел,
Думал о женщинах легче и меньше
И усомниться в Законе не смел.
Сына Господни дела вдохновляли,
Богу тогда он исправно служил,
Распоряжаясь чужими полями
Искренне думал, что он старожил.
Умер Навин, чудеса и набеги
Сами собой прекратились, сошли
Тихо на нет. Возвратились телеги,
Что колесницей казались вдали,
В них хананеи, а с ними девицы…
Фрейд усмехнулся и подал свой знак.
Сын Израиля слюной подавился,
Сердцем обмяк, как последний тюфяк.
Разом забыл сын отцов наставленья,
В тёплых объятьях ребёнком сопит.
Женщина, жертва и кровь приношенья -
Всё это звенья единой цепи.
Призрак Фегора восстал и Ваала.
Снова аборты, убийства детей,
Оргии, пьянки, с женою скандалы,
Что не допустит приличный еврей.
Бог, наблюдая за этим беспутством,
На похотливых взирая козлов,
Сильной рукою, кнутом экзекуций
Стал выправлять очевидное зло.
Взял всех грабителей Бог под опеку,
Видит, еврея враги сбили с ног -
Вместо того, чтоб помочь человеку,
Скажет, где спрятан его кошелёк.
С дома не выйдешь в вечернее время
И неизвестно, что будет страшней -
Грабит вас кореш с колена Ефрема
Или спустившийся с гор аморрей.
В собственном доме обчистят до нитки
И к батарее привяжут вожжой…
Стали евреи ходить стулом жидким,
Не понимая кто свой, кто чужой.
А на верхушке всего аппарата
Бог племенной, оторвавшись от дел,
Руки свои потирая злорадно,
Сверху смотрел, как творят беспредел
Те, кому надо порядок по службе
Тот охранять, а не грабить самим.
(Здесь мне напомнить особенно нужно -
То не Москва, а Иерусалим.
Разницы, впрочем, особой не вижу,
Те же бандиты, пришедшие с гор,
То же обилие чёрных и рыжих,
Где каждый третий грабитель и вор).
Бог наблюдал, как изводятся люди,
Сердцем смягчился, им помощь прислал -
Ввёл институт под названием «Судьи»,
Где полномочья особые дал
Дело вести и решать без присяжных,
Судьям назначил достойный оклад,
Не допуская к сообществу жадных,
Клятвы не требуя, как Гиппократ.
Трудно поверить – в разборках житейских
Волей Создателя взяток не брал,
Правде служил этот корпус судейский,
Но обывателю милым не стал.
Сын Израиля, от блуда вкусивший,
Пренебрегал наставленьем властей
Тех, что законом ниспосланы свыше
Граждан спасти от порочных страстей,
Водки палёной, от женщины падшей,
Огородить от привычек дурных.
Что много хуже – сынок загулявший
Ассимилировал в дебрях чужих.
В сладком сиропе сын сахаром таял
И разбазаривал свой генофонд,
Богу служил под чужим одеялом,
Голой спиной отражал небосвод.
Слушал народ Иегову не очень,
Очень охочий до прочих богинь.
Бог осерчал и огромную точку
Жирно поставил на планах благих,
Так заявил: «Изгонять гоев в спину
Прочь Я не стану, не будет вреда
Прочим богам, Иисусу Навину
В руки соцветие их не предам.
Пусть искушают неверных до срока,
Вымету Я генетический сор,
Всех накажу отщепенцев жестоко,
Не защитят их Ваал и Фигор».
Не соглашусь с изложением здесь я.
Умер Навин до того, как сынов
Стали налётчики грабить в подъезде
И обирать до трусов и шнурков.
Хрен с ним с Навином, арабы не в тему
Им ещё долго пугали детей.
Прежних богов корневая система
Хрена и всех корнеплодов сильней.
Главы 3-4. Смерть в сортире
Вот те народы, которых оставил
Для искушения Израильтян
Бог Иегова, здесь список представлен
От хананеев до филистимлян.
Сделал он так для того, чтобы знали,
Как воевать и учились войне
Те из потомков, что не воевали
По малолетству и прочей вине.
Всем хананеям и всем сидонянам
Разве что от восхищенья визжать -
Участь отвёл им Господь: пробным камнем
Быть для евреев и их искушать.
Те в искушении поднаторели
И к дочерям допускали в свой дом.
У Иеговы за это евреи
Были, как с Мюллером, под колпаком.
Ассимилировались там, где жили,
Ладно бы это, хотя это – срам,
Хуже всего то, что влазнем служили
Всяким Астартам и прочим богам.
Меры в распутстве евреи не знали,
Дух омрачали, но тешили плоть,
От возлияний всех и сатурналий
Очень на них огорчался Господь.
Не возлюбил Он подобную тему
И преподал несмышленым урок:
В руки их передал Хусарсафему,
Месопотамский такой был царёк.
То, что Аврам родом был из Двуречья,
Космополиту – что по лбу, что в лоб.
Сарры потомков гнобил и калечил,
Восемь лет зверствовал тот юдофоб
И поплатился… Сыны возопили:
Тяжко живётся. Господь их простил.
Гофониил, сын Хеназа, был в силе,
Хусарсафема он жизни лишил.
Господа дух на него был возложен,
Стал он Судьёй и судил сорок лет.
Крепко сжимая Израиля вожжи,
Тёмный народ выводил он на свет.
Гофониил, сын Хеназа, лишь только
Вожжи ослабил и кнут уронил,
Умер, короче, как снова попойки
Жестоковыйный народ учинил.
Господа очи увидели с неба,
Как из евреев попёрла фигня -
Что даже ночью творить непотребно,
Стало твориться средь белого дня.
Здесь, как назло, царь Еглон, с моавитов,
Нарисовался и начал шалить.
Бог Иегова связался с бандитом
Только за тем, чтоб своим насолить,
Зло пред очами пресечь, призывает
Аммонитян и амаликитян,
Всех, как в Антанту, царь объединяет,
Лечит от похоти израильтян.
Всех отдаёт в услуженье Еглону
Бог Иегова, не просто оброк -
Лет восемнадцать впаял по закону,
А восемнадцать немаленький срок.
Срок до звонка у Еглона служили,
Выросли дети у тех, кто блудил,
К Господу дружно сыны возопили,
Чтоб от неволи их освободил.
Бог их услышал, послал им Аода,
Дабы народ он от каторги спас
И разобрался с Еглоном, с уродом,
C жадным царьком, с угнетателем масс.
Сын славный Геры, сын Иеминиев
Был леворуким, умелиц большой,
И не случайно, что мы и поныне
Мастеровитых всех кличем Левшой.
Сделал левша меч с двумя остриями,
В локоть длиной – не мешать на бегу.
(Если по правде сказать, между нами,
Я и представить такой не могу).
С этим умельцем сыны снарядили
Для Моавита с дарами обоз
(Пусть царь подавится, дружно решили,
Нашею трапезой с привкусом слёз).
Меч с левой ручкой упрятав глубоко,
Сын появился царю на глаза.
Ножны носили все с левого бока,
А он на правый свой меч повязал.
Плащ, мы увидим, тому не помеха,
Кто пахана сам решил пописать.
Молвит царю, мол, с дарами приехал,
Тайное слово имею сказать.
Ближе к царю подойти он стремится,
Левый на вид выставляет свой бок,
Меч в неположенном месте хранится,
Глупой охране про то невдомёк.
Царь любопытством чрезмерным охвачен -
Что там намерен еврей рассказать?
И в предвкушении вскрыть недостачу
Всех выставляет за дверь погулять.
В горнице сам он сидел, где прохлада
Без дезорантов спасала весь дом,
Смрад исходил из-под царского зада
(Это так к слову, здесь речь о другом),
Самое место, где встретить еврея.
Встал царь со стула, с одышкой вздохнул:
«Ну, говори, что надумал, скорее» -
Наполовину штаны натянул.
«Есть у меня для тебя слово Божье» –
Молвил Аод, извлекая свой меч
Левой рукою из спрятанных ножен,
С резким движеньем прервал свою речь,
Жало вонзил. Был Еглон очень тучным.
За остриём вся вошла рукоять,
В чреве сокрылась. Вот так будет лучше,
Хватит, подлец, при еврее вонять.
(Наш Президент изучал Закон Божий,
Как террористов в сортире мочить.
Всё что осталось, чтоб их уничтожить -
Выбрать сортир и момент улучить).
Как из общественного туалета,
Вышел еврейский простой паренёк
Из царских спален, зачем-то при этом
Он на собачку захлопнул замок.
Мимо прошёл изумлённой охраны,
Руки не пряча по локоть в крови.
Видно поранил, решили бараны,
О геморрой свой в порыве любви.
Тихо за дверью. Видать, насладился
Их повелитель и замертво спит.
Кто без сигнала посмеет вломиться
В спальню, где вождь безмятежно храпит?
Правда, не слышно привычного храпа.
Спит ли сатрап? – Усомнится любой,
Если не знает про качество драпа
Вместо обоев, где царский покой.
Звук поглощает, особенно матом,
А уж про запахи что говорить…
(Вот бы в преддверии теледебатов
Драпом таким ТелеЦентр наш покрыть.
С незащищённого телеэкрана
Дух нехороший идёт по стране..).
Но возвратимся мы к нашим баранам,
В смысле к охране, приличной вполне.
Так и сидели козлы в незадаче:
Им самодержца будить или нет?
(Нечто такое на Сталинской даче
Позже случится, хоть Сталин аскет).
Всё же вошли, округлились глазами
И ужаснулись, ори не ори:
При унитазе в обнимку хозяин
Мёртвый лежит и заточка внутри,
В смысле, тот меч, что утоп в тучном теле.
Горе-секьюрити, попросту – сброд
(Где их набрали), стоят, обалдели
От удивленья, что сделал Аод.
Как так случилось? Ведь шёл безоружный
Этот хитрец, напевал: Сулико…
Срочно в погоню все бросились дружно,
А посетитель уже далеко.
Скрылся из глаз, приказал всем отжаться
Народоволец от Бога Аод.
Вот уже Мининым он и Пожарским
На ополченье сзывает народ:
«Сердце Еглона стучать перестало,
К освобожденью Господь подал знак»…
(Думаю, так свой народ поднимала
Всеми любимая Жанна да Арк).
Вывел отряд свой Аод утром рано
И перекрыл к отступленью маршрут.
Моавитяне домой к Иордану
Мчат к переправе, а их уже ждут.
Сильных, здоровых мужчин десять тысяч
Всех перебили, пустили ко дну.
Так обучили евреи приличьям
Тех, кто на них слишком сильно тянул.
Моавитяне хвосты поприжали,
Помня Аода жестокую длань.
Чтоб безобразничать им не мешали,
Сами платили, я думаю, дань.
А с Израилем всё было в порядке:
Справно могли Иегове служить,
Лет протянули аж восемь десятков,
Чтоб по девицам чужим не ходить.
Не отклонялись в походе налево
Израильтяне с Судьёй их левшой,
Генеалогии чистое древо
Не поросло при Аоде паршой.
Главы 4-5. На обетованной секса нет
Восемьдесят лет в социализме
Провели Израиля сыны
При Аоде, без идиотизма
При основах жили Ленинизма
Иегове преданно верны,
У заморских шлюх не ночевали.
Дамы в лифчик клали пистолет
И когда к ним очень приставали,
Как учила партия, орали:
На обетованной секса нет.
Вождь их умер тихо, интровертно.
Не успев Судью похоронить,
Бросились сыны грешить конкретно.
И ученье вовсе не бессмертно,
Если за ним некому следить.
Не таков, однако, Иегова.
Он евреев через не могу
Наказал, как водится, сурово,
Снова наложил на них оковы,
В руки предал новому врагу,
В этот раз царю из Ханаана,
С именем ослиным Иавин.
Жил бандит в Асоре при фонтанах,
Из огня вытаскивал каштаны,
На еврейской жареных крови.
С ним на стрелки разом выезжало
Девятьсот железных колесниц.
Много это было или мало?
Но ему и этого хватало,
Чтоб евреев всех повергнуть ниц
И держать в той интересной позе
Не денёк, неделю – двадцать лет
На жаре, под ветром, при угрозе
Обмочить сынов и заморозить,
Хоть морозов в Палестине нет.
Военком был при царе Сисара,
В Харошеф-Гаиме жил Главком.
Иавин и он тогда на пару
Принуждали жить сынов в кошмаре
И без мыла в попу лезть винтом.
Но Судьёй тогда была Девора,
А при ней провидения дар.
В Боге обрела она опору,
Порешив без лишних разговоров,
Нанести стремительный удар
Иавину, разом сбросить бремя.
Десять тысяч сабель – неслабо,
Силою немалою в то время
Обладали древние евреи,
Но не все из них стремились в бой.
Впрочем, домыслы мои поспешны.
Девятьсот Сисары колесниц
На металлолом пошли успешно.
Сам Главком бежал пред ними пеший,
Напоровшись на одну из спиц.
Он в шатёр ворвался к Иаили
(Судя по всему не в первый раз),
Та его кумысом напоила,
Спицу извлекла, лицо умыла
С головой укрыла под палас.
Ей сказал Сисара, чуть гундося,
На себя натягивая плед:
«Встань при входе и прикинься Фросей,
Нет ли здесь кого, прохожий спросит,
Отвечай ему – таких здесь нет».
Что в душе еврейских этих женщин,
Не поймёшь – то ураган иль штиль.
Их коварству дьявол рукоплещет:
Взять Юдифь с ухмылкою зловещей,
А теперь ещё и Иаиль.
Этой даже меч не пригодился,
От шатра достала она кол,
И едва мужик угомонился,
Сном забылся, словом отключился,
Как его поставила на кон
Иаиль, короче, кол вогнала
Сквозь висок, прибила, как штиблет.
Так Сисару кинула кидала
(С кем не раз делил он одеяло)
За награду суммой в пять монет.
Иавина в этот день смирили
Волею Создателя-Творца,
От фонтанов воду отключили,
Ханаанского царя гнобили
И не выпускали из дворца.
Тот с таким позором не смирился,
Тихо окочурился, почил.
Может, с ним Кондратий приключился
Или сам от горя отравился -
Библия об этом умолчит,
Но зато расскажет, как Девора
Веселилась и сложила песнь.
Гимн тот люди распевали хором
Племенам Израиля отборным,
Совершившим праведную месть.
Глава 5. Песнь Деворы
«Израиль отомщён, на провокацию
Ответил, проявил себя в бою,
За Саваофом шёл мечами бряцая!
Я Иегове песнь свою пою.
Когда Ты, Яхве, шёл своим этапом к нам
Сисару поразить наверняка,
Тогда земля тряслась и с небо капало,
Осадки проливали облака.
Всё пред Тобою меркло, горы таяли
И даже ниже сделался Сион
Пред Иеговой, Господом Израиля.
Услышал Он с небес наш тяжкий стон.
В дни Иаили, женщины безропотной,
Пустые сёла ёжились в пыли,
И с большака не доносилось топота,
Окольною дорогой люди шли.
Селенья б снежной бабою растаяли
И жизни б опрокинулась бадья,
Когда бы не восстала мать в Израиле,
Девора не восстала, то есть я.
Богов иных по глупости избрали все,
И тут же у ворот стоит война.
У тысяч сорока сынов Израиля
Ни копий, ни щитов нет, ни хрена.
К вам обращаюсь я, страны начальники,
К ревнителям в народе: сбросьте спесь,
Прославьте Бога вы, не будьте чайники,
Во славу Иеговы пойте песнь.
К вам, на ослицах белых восседающим,
Огромные имеющим права,
С ковров персидских зад не отрывающим,
К вам моё сердце, печень, голова.
И вас, стада собравших у колодезей,
Я голос призываю ваш отдать
Израиля вождям, их чтить без робости.
Тогда в стране наступит благодать.
Не просто так придёт, а с Божьей милостью
Народ Господень встанет у ворот.
Восстань, Варак, за дело самостийности
Сплоти в кулак мятежный наш народ.
Господь мне ниспослал суровых воинов.
Пришли ко мне Ефрем, Вениамин.
Лишь за Рувима племя беспокойна я:
Его волнует собственный камин
Да местничковые суть разногласия…
За Иорданом край их Галаад.
У них спокойно, что им кутавасия,
Где кровный загибается их брат?
Да что Рувим? А прочие с отарами?
Дан с кораблями, у Асира – брег…
Когда бы не старшины Иссахаровы,
Нам до сих пор горбатиться на всех.
Пришли цари сразиться ханаанские
В расчёте поживиться серебром,
Но Варак не оставил даже шанса им
Уйти живыми, пёхом, под седлом.
Копыта лошадей ломались надвое,
Так быстро их начальники неслись,
На всём скаку с коней в доспехах падали
И умирали, там где кровь и слизь
С Сисарой во главе. Тот, как ошпаренный,
От ужаса и страха бел, как мел,
Влетел в шатёр Хевера Кенеянина,
У Иаили спрятаться хотел.
Воды он попросил.… Вполне по-божески
Она ему приносит молока
И в чаше подаёт ему вельможеской,
Не обнаружив замысла пока,
Смеётся с ним над шутками скабрезными,
Висок его готовит под укол,
Одной рукой оглаживает деспота,
Другой рукой нащупывает кол.
За нею сам Господь и дело правое,
А в деле правом женщина сильна -
Где грешницы не справятся оравою,
Блаженная управится одна.
От беготни уставший и простуженный
Уснул Сисара. Дурню невдомёк,
Что ни к утру ему не встать, ни к ужину -
Проснёшься здесь, когда пробит висок
И колом ты пришпилен, как в гербарии,
Уже не конь, а лёгкое хрипит…
А где-то ждёт сыночка мать Сисарина,
В окно выглядывает мрачно и вопит:
Что долго так не едет сына конница,
Нет скрежета колёс от колесниц?
Ей отвечают, умники, как водится:
Добычу свою делят и девиц,
По две одежды каждому на воина,
Девиц им полагается по две…
Но в этот раз послал Господь уродине,
Лишь дырку в его глупой голове.
О, Господи! Враги твои да сгинут все,
А на помост лишь лучшие взойдут
И в благодать вслед за Тобою ринутся,
Тебе во славу мой, Деворы, труд».
Допели песню, стихли славословия.
Народом управляла Судия
И сорок лет на Господа условиях
Покоилась Израиля земля.
Глава 6. Кого любит Иегова
Но едва Судья сняла мантию по смерти
И спокойно умерла – расшалились дети.
Стали в мерзкое играть вновь Израильтяне
И такое вытворять – лет на семь потянет.
Осерчал тогда Старик на сынов в законе
И вкатил им семерик строгача на зоне.
Самым главным стал пахан из мадианитов.
Предал Бог еврейский клан в руки тех бандитов.
(По закону, господа, если не живётся,
По понятиям тогда париться придётся).
Тяжела рука была новых оккупантов.
Вмиг исчезли со стола куры и купаты,
Испарились пироги и другие блюда,
Когда вторглись к ним враги на своих верблюдах.
Лишь посеет Израиль, не пожнёт до срока,
Как в полях взбивают пыль жители востока.
Разбегались, в горы шли сыновья и дщери,
По укрытиям в щели прятались в пещере.
В множестве, как саранча, амаликитяне
Ложкой с мискою бренчат на чужой поляне.
Со двора, как из палат, всё метут метёлкой,
Не оставят ни осла, ни овцы, ни тёлки.
Из своих далёких стран (с Господа внушенья)
Шёл семит за Иордан для опустошенья
Той Израиля земли, что ему досталась
(Хоть совсем не за рубли им приобреталась).
Обнищала та земля. Люди возопили,
Как обычно, к небу взгляд вновь оборотили.
Духу подчинилась плоть, Сатана умылся.
Так их мстительный Господь своего добился.
Появляется пророк и вещает строго.
Недоумкам невдомёк, что пророк от Бога.
Затыкают ему рот, тот одно долдонит,
Чтоб задумался народ кто хозяин в доме,
На просторы той земли кто карт-бланш им выдал,
Несогласных отселил, аморреев выгнал.
Много лет, видать, провёл человек на зоне.
Хоть язык его тяжёл, но пургу не гонит.
Взялся он сынов честить, чистить без клистира:
«Вам чужих богов не чтить, не плодить кумиров
Сверху выдан был запрет впредь в обмен на право
Жить в чужом монастыре со своим уставом.
Вы ж ослушались тогда Господа приказа,
И для вас Его звезда в ров скатилась разом.
Коль не стали от плеча сечь чужих нагайкой,
Вам самим теперь торчать на тюремной пайке.
Будут бить вас много лет мадианитяне.
Даже тот, кто при котле, долго не протянет.
День-деньской без выходных вкалывать вам в мыле
Оттого, что вы, сыны, Бога позабыли.
С беспросветного труда до седьмого пота,
Может, вспомните тогда про Его субботы,
Когда каждый отдыхал, хоть не обессилен.
В дни те даже на аврал вы не выходили.
Отразите боль и смысл вы в татуировках.
Вас на зоне портретист разрисует ловко,
Чтоб опущенных в аду гомики узнали
По наколке на заду – "Ноги, вы устали!",
Чтоб в тайге не умереть иль на лесосплаве,
Призываю всех я впредь, Иегову славить.
И не надо меня есть взглядами, буравить -
Прозвучало слово здесь славить, а не сплавить.
Оттого весь двор в дерьме от курей помёта,
Что прохода на земле нет от рифмоплётов.
Не кощунствуйте, сыны, в творческом полёте
И свободу, пацаны, вы приобретёте.
С верой в Бога своего мы зажжём лампаду…
И об нары головой бить меня не надо.
Не дерьмо я притащил на своих штиблетах,
А маляву получил от Авторитета».
Богословия урок преподав балбесам,
От Хозяина пророк канул в неизвестность.
Честный фраер под отбой сгинул не паскудно.
Появляется другой пришлец ниоткуда.
Этот вовсе без штиблет, видно, что не здешний,
Сам прозрачный на просвет, как три дня не евший.
Ангел, Божий адъютант, сел под ананасом,
Что принадлежал тогда в Офре Иоасу.
(Люди издавна права за собой столбили,
У них даже дерева в собственности были.
Кто в чужую тень войдёт – сразу по сусалам…
С древних лет порядок тот изменился мало.
Не особый видим мы повод для досады -
Был для сильных этот мир, стал для хитрозадых.
Что ж так трогают меня пажити и веси,
Что у жителей отнял в Витьбино Успенский?
Взял в аренду пять озёр, сам живёт в столице…
С ним особый разговор после состоится).
Если в мире эта гнусь здравствует издревли,
Что же я тогда пекусь о судьбе деревне?
Возвращусь-ка я назад в Офру к Иоасу,
Там где Божий адъютант, сел под ананасом.
Не могу я без прикрас изъясняться ясно,
Что назвал я ананас, дуб был, а не ясень.
Иоаса младший сын мял зерно в точиле,
Взглядом зыркая косым по простой причине -
Скрыть подальше, что едят, от мадианитов.
На пришельца бросил взгляд Гедеон сердито:
Кто ещё к нам на постой прибыл из столицы?
Не пришлось бы нам мацой с ним потом делиться.
И хоть встретился сынок с Ангелом воочию,
Между ними диалог клеился не очень.
Гедеону говорит Господа посыльный:
«Наше дело победит, ты мужчина сильный.
Как мифический герой ты спасёшь Израиль.
На почётнейшую роль мы тебя избрали.
Я пришёл сказать, чтоб ты не боялся боя.
Наблюдая с высоты, твой Господь с тобою».
Гедеон ему в отказ пару фраз бросает:
«Отчего же тогда нас грабят, убивают?
Если Бог такой силач, точно джин из сказки,
Почему я слышу плач, а не песни-пляски?
Что мешает нам, ответь, победить бандитов,
Если мы прямая ветвь беженцев с Египта?»
Ангелок – Иди и всё, знаем, лучше, дескать,
Кто отечество спасёт, кому сало трескать.
«Как спасу отчизну я? – Сын руками машет -
Велика моя семья, я в ней самый младший.
Мой удел – варить обед и кормить папашу.
Выбирайте для побед сына, что постарше».
(Первородство – это бред, ярмарка амбиций.
Здесь особой роли нет, кто каким родился.
Менделеев, скажем, наш, хоть и не апостол,
Сын двенадцатый был аж, а таблицу создал,
Показал, что мы с едой глушим хлор да натрий,
Спирт водою ключевой балуем два на три.
Не сопьётся Русь моя от таких пропорций,
Впрочем, ей и без питья по уши эмоций.
Жить бы ей не вкривь да вкось, ладно, справно, дружно,
Да в избытке развелось хитрозадых дюже.
Остальным хоть на погост от подобной скверны…
Будет, слово дал Христос, и последний первым.
Так что, может быть, и нас не оставит Боже -
И восстанем мы на раз бить хапугам рожи.
Только кто приказ отдаст бить особо сытых?
Из простых он выйдет масс или из элиты?
Как понять в короткий срок – в Иегове ставке
Кто воистину пророк, а кто с лже приставкой?
В мире, где бедлам, раздрай, от пророков тесно.
Обещают людям рай, а толкают в бездну.
Тех, кто правду говорят, кабы знать заранье…
Мы же лупим всех подряд от непониманья).
Вот и Гедеон таков, Ангела терзает -
В подтвержденье Божьих слов фокусов желает.
В дом опресноков принёс, водку-непалёнку,
Несмотря на строгий пост, заколол козлёнка.
Всё, что прятал от людей и хранил с опаской,
Богу выложил еврей из своих запасов,
Для Господнего Гонца всё сложил под дубом,
Чуда ждёт он от Отца (вроде нашей Думы
Той, что верою живёт, думает – за яства
Бизнес водочный вернёт в руки государства).
Ангел – он не осьминог, чтоб тащить и щупать.
Все дары он просто сжёг, солнечною лупой
Положил горящий глаз на еду с козлёнком.
Водка первой занялась, хоть и непалёнка.
Всё, что выложил пред ним Гедеон на блюда,
Ангел взглядом сжёг одним. Совершилось чудо.
Даже малости не взял Бог от Гедеона.
(Кто бы Думу обязал так писать законы,
А не делать, как в бреду, с умным видом пассы
И не ждать, когда падут с дуба ананасы).
Дело сделал, улетел восвояси Ангел.
Гедеон в момент прозрел, хоть не ездил к Ванге.
Понял он, что неспроста с Господом столкнулся,
И мгновенно в Его стан сын переметнулся.
Оторвался в полный рост он и всё такое -
Жертвенник Ваалу снёс. Дерево святое,
Где до этого отцы гимны пели хором,
Он срубил под бубенцы, под развратный корень.
Гедеон богов свергал под покровом ночи.
Иегова на то дал сыну полномочья.
Десять взял своих рабов сын для святотатства,
Не братьев и не сватов, если разобраться.
Новый жертвенник воздвиг, на сырых дровишках
Тёлку сжёг не с головы. Ну, уж это слишком.
Здесь не то, что Васька знал, чью сметану лижет:
Где Ваал свой правит бал, кто бы знал, как выжить.
На святыню посягнуть, ну и ну, глумиться -
Может ту баранку гнуть лишь самоубийца.
Обыватель мирно спал, пьяницы рыгали,
И никто из них не знал, что богов свергали.
А наутро началось… Гедеону кружкой
Первым делом дали в нос и пустили юшку.
У отцовского крыльца богомольца били.
Чтоб совсем забить юнца, добровольцы были.
По убийству в людях зуд не идёт на убыль.
Намечался Линча суд под известным дубом.
Там, где ангела стопа ранее ступала,
Озверевшая толпа свой вопрос решала:
Как кончать на этот раз – вешать иль дубиной?
Но вступился Иоас и отмазал сына
От суда, не стал бранить. Ведь под дубом раньше
Вместе с Ангелом они заварили кашу.
Сына он не передал в руки правосудья
И в подвале продержал с ночи до полудня,
А народу приказал отложить дубину:
«Пусть сам свергнутый Ваал сводит счёты с сыном.
Если истинный он бог – не простит обиду,
Ну, а если кабысдох – не подаст и виду.
И не вам, братва, судить, с кем судом судиться,
Кого тупо завалить. Шли бы вы молиться».
Сложной выдалась тогда геообстановка:
Иудеев города грабят полукровки,
Мадианитяне жмут, амаликитяне
В нос евреям кнут суют, а не тульский пряник.
Близ обетованных мест неизбежна сеча,
А евреям на наезд и ответить нечем.
Дух Господень тут объял Гедеона. К бою
Приготовил сын себя, вострубил трубою.
Шли к нему со всех сторон, набралось не много,
Опечален Гедеон, вопрошает Бога:
«Как мне дальше поступить? Воевать с востоком
Или просто схоронить голову в песок мне?
Своё мнение озвучь, выскажи сужденье:
Я действительно могуч и готов к сраженью
Или бед, всех прочих сверх, мне не доставало?
Может, я напрасно сверг идола Ваала?
В бой пойти я буду рад, выбор подытожить,
Но и вы мне свой мандат предъявите тоже.
Робость победить внутри чудо лишь сумеет.
Дай понять мне до зари, что в своём уме я.
Слышать свой победный клич, звуки барабана,
Высший замысел постичь – в помощь мне бараны.
Не придумаешь умней – После стрижки общей
Шерсть оставлю на гумне (пусть отец не ропщет).
Господи, меня прости за томленье духа,
Шерсть росою ороси, а вокруг чтоб сухо
Было на земле… Так я знак понять сумею
То, что линия моя не вразрез с Твоею».
К просьбам Бог дверь на засов держит, но покуда
Мучают Его сынов, Он готов на чудо.
Воду с шерсти Гедеон выжимает в чашу…
Много раз, похоже, он был обманут раньше.
Стал от этого герой осторожным слишком,
В голове его юлой вертятся мыслишки:
«Выплеснуть могла воды челядь из окошка,
Если рыжие коты здесь имели кошку.
Не мешало бы с утра мне ощупать Мурку…
Ведь довольно и ведра на баранью шкуру…
Дети здесь могли шалить и открыть задвижку,
Но подворье всё залить для детишек слишком…»
Не ушли сомненья вон: Пьяный не иначе
Здесь прошёл… и Гедеон усложнил задачу.
Не был Гедеон тупым даже славы ради,
Что Господь пребудет с ним требовал гарантий:
«Мой Мессир, меня прости за мою проверку,
Перед носом как кассир не захлопни дверку.
Чтобы Твой понять приказ как готовность к бою,
Ты всю шерсть на этот раз сохрани сухою,
А вокруг – как водопад вдруг с небес пролился»…
Словно целый взвод солдат шёл, остановился,
Оросил росою весь двор, крыльцо, постройки,
Но сухой оставил шерсть… Чудо да и только.
(Непонятливых любить Богу путь заказан,
Гедеона мог убить со второго раза,
Если первому сынок не поверил чуду.
Что Господь с ним сделать мог, я гадать не буду.
Сын вопросы задавал Господу без страха,
Оказаться рисковал в виде черепахи.
Повторять на нём не стал с черепахой опыт,
Иегова неспроста любит хитропопых,
Силу им даёт, успех, почести, награды,
И себе из «Лучше всех» подбирает кадры,
В Думу выдвигает их простаков лапошить…
Почему же мне про них даже думать тошно?)
* «Лучше всех» – представители "богоизбранной нации", которой дозволительно всё в установлении своей власти над другими народами.
Глава 7. Психотропное оружие
Мадиамский стан в долине
Грозным воинством стоял.
Гедеон же знал – отныне
Бог евреев не отринет…
А народ всё прибывал.
На военные те сборы
Привалил и стар, и млад.
Ополченцы очень скоро
Всю заполонили гору
Под названьем Галаад.
Даже Бог с душевной мукой
Должен был тогда сказать:
"Гедеон, такая штука:
Не могу Я в твои руки
Мадианитян предать.
Слишком много вышло биться…