Дурная слава бесплатное чтение
1
Почти четверо суток ехали на поезде. Вернее, кое-как ехали, а больше стояли на лесных полустанках. Из вагонов выходить не разрешали, да только разве удержишь молодых здоровых мужиков в смрадной вагонной тесноте? Дух в вагоне стоял препротивный, но человек ко всему может привыкнуть, вот и Витька Рогов привык. Придышался, так сказать, а потому и не стремился без особой нужды выбегать на улицу. Во-первых, боялся он место хорошее на втором ярусе нар да недалеко от печки потерять, а во-вторых, не хотел, чтобы ругали его сопровождающие поезд командиры, которые бегали на стоянках вдоль вагонов, сердито материли хриплыми голосами нарушителей порядка и грозили им всяческими карами. Очень не любил Витька, когда его кто-то ругает, даже и за дело. А вот сосед Витьки – Паша Зуев, тот при каждом удобном случае выпрыгивал из вагона. Паше уже за тридцать, но ухватками он – сущий сорванец. Только поезд остановится, Пашка сразу шепчет Витьке на ухо.
– Витёк, место постереги, а я пойду, пожалуй, гляну чего там да как. Может, какую кралю себе сосватаю… Мне бы кралю, мне бы кралю…
А как Витьке место не постеречь, если они с Пашей земляки? Из одного города, а уж ежели совсем точным быть, то Паша из самого города, Витька же – из деревни, что верстах в трёх от города стоит. Паша, конечно же, Витьку до войны не знал – и знать не мог, а Витька Пашу знал очень даже хорошо. Паша приехал в их городок из столицы лет за пять до войны и стал работать в клубе киномехаником. На все руки он мастер: и фотограф, и художник, и радиокружок для мальчишек при клубе организовал, упрашивая поработать с детьми военных связистов. Да и сам он любой механизм в два счёта разберёт да соберёт. И по спорту первый: волейбольную команду собрал. По воскресеньям они с командой из военного городка такие баталии устраивали, что только держись. Весь город поболеть собирался. А ещё, ко всему прочему, слыл Паша в городе превеликим умельцем игры на баяне. Летом – три раза в неделю выходил он в модном костюме, на лацкане которого красовался значок, где на фоне красной звезды пересеклись винтовка с пропеллером, на небольшое возвышение в углу танцплощадки, встряхивал кудрявым чубом и начинал играть. Изо всех сил старался. И непременно рядом с ним стояла девушка, чтоб вытирать пот со лба развесёлого баяниста, До того славно Паша играл, что у любого на душе прямо-таки волны радости начинали плескаться. И некоторые девушки даже отворачивались от офицеров из секретной воинской части, чтоб поближе встать к баянисту. Витька ещё мальчишкой бегал посмотреть на городские танцы, а потом, когда приезжал из техникума на каникулы, так уже ходил не только посмотреть. Вспомнил Витька танцы, и, как наяву, песня:
« В парке Чаир распускаются розы,
В парке Чаир расцветает миндаль…»
И завидовал он тогда до лёгкой икоты Паше, вокруг которого всегда кружились девушки, словно стайка ночных бабочек возле электрического фонаря на городской площади. На Витьку же девчонки те не смотрели, будто бы и не было его совсем на белом свете. А теперь Витька с Пашей вместе ехали на войну…
На нижнем ярусе лежали мужики постарше, из тех, кто уже пятый десяток разменял. Эти тоже не особо стремились на улицу, они больше курили махру да разговаривали между собой. Витьке нравилось слушать те разговоры. Сегодня о войне бывалые мужики говорили.
– Куда это везут-то нас? – уж который раз спрашивал чей-то глухой голос.
– Знамо дело куда, – тяжело вздыхая, отвечал ему кто-то из товарищей, – поучат ещё месячишко в ближнем тылу да на передовую. Без учёбы теперь никак нельзя, вот я, хотя и воевал в гражданскую, но уж забыл, как и винтовку-то правильно держать, да и оружие сейчас, поди, другое. Мне, видишь ли, тогда «перданку» дали.
– Чего дали? – насмешливый голос переспросил рассказчика.
– Это винтовку системы Бердана образца 1870 года мы так называли. Другого- то ничего не было, не то что сейчас, а потому и подучиться малость никогда не помешает. Штыковому бою, к примеру, приёмам разным или как гранату правильно кидать. Современные боевые гранаты, а не те болванки, какие мы перед присягой метали…
– А нас послали тогда вместо фронта узкоколейку к пороховым складам строить, – поддержал разговор еще один пожилой новобранец, – и дали вместо винтовок тачки с лопатами. Мне лопата привычнее ружья. Скорее бы кончилось всё, а то мы у себя в деревне летом коровник старый сломали, а там навозу было, братцы мои, ужас сколько. И мы его весь на пашню вывезли. Урожай будет…
– Какой уж тут урожай? – заговорил ещё один мужик унылым голосом. – Нам уж с вами пахать больше никогда не придётся…
– Как же так-то?
– А вот так: пошлют в атаку и всё…
– Это ты брось, – осадил унылого нытика ветеран гражданской войны, – теперь не то время, чтобы пехота на пулемёты бегала. Теперь война моторов. Танки впереди пойдут, а уж мы за ними под прикрытием, так сказать… Нам пару лет назад кино привозили, вот там всё показали, как наши танки всякую сволочь гнали…
– А чего же танки эти от границы до Москвы задом пятились? – никак не хотел униматься унылый.
– А это не просто так, Федя, – сразу же осадил унылого мужика ветеран. – Это стратегия. У нас в главных штабах тоже, чай, не дураки сидят. Знают чего делать надо. В гражданскую вот тоже так перли-перли беляки, а потом раз – и мы в дамках! И здесь так же будет! Помяните моё слово! Всех гадов сюда заманим, а потом жахнем по ним так, что они без штанов до Берлина своего побегут. Это всё стратегия!
– Жахнул один такой стратег, ети его в корень…
– Вот сколько тебя помню, Зайцев, всю жизнь ты ноешь да канючишь. Всё тебе не так да не эдак. Понимания у тебя нет: сейчас в Германии наши потихоньку рабочих вооружают да фронт здесь подлиннее растягивают, чтоб сразу врезать с двух сторон по Гитлеру. Я сразу всё это смекнул: ежели отступают, то так надо. Стратегия… Кол им осиновый в глотку. Так что не бойся, всё путём будет…
– А я и не боюсь. Посмотрим, как ты себя на войне поведёшь. Это не на колхозном собрании глотку драть…
– Чего?!
– Чего слышал…
– А ну, унялись оба! – кто-то резко выкрикнул из угла вагона. – Федька! Зайцев! Ты бы прикусил язык! На баланду тюремную захотел?! И ты Кузьма не задирайся особо…
Чем внизу дело кончилось, Витька не разобрал. Лязгнули буфера вагонов. Вагон дёрнулся. Потом ещё, ещё… Вернулся Паша и сразу принялся рассказывать о своих былых подвигах на любовном фронте.
– Короче, – вздыхал Паша, устраиваясь на жёстких нарах, – поехал я как-то в дом отдыха и встретил там одну… Даже сейчас, как вспомню, так и вздрогну… И была она, други мои, красоты неописуемой… А гордая такая, что дальше уж и некуда. Ну, прямо, птица райская… Я к ней и так, и эдак, а ей всё как с гуся вода… Но я тоже воробей битый и не таких обламывал… Ох… Да… Куда, куда вы удалились весны моей златые дни…
– А дальше чего? – тормошили Пашу соседи.
– Дальше чего было? – лукаво подмигивал Паша слушателям и продолжал рассказ. – Слушайте…
Паше рассказать о приключениях с женским полом – это как медку лизнуть. И рассказывал он до таких подробностей, что уши у Витьки иногда на самую малость в трубочку не заворачивались. Только на этот раз Витька россказни баяниста слушать не стал, он никак не мог отвязаться от стратегии, о которой высказался герой гражданской войны. Витька раньше никак не мог понять, почему Красная Армия – сильная и могучая так далеко отступила от границы.
«А ведь прав этот мужик, – почесал затылок Витька. – Это ж всё стратегия… Разработали в штабах хитрый план, на подобие того, как Кутузов Наполеона побил. Вот в чём дело! Как же я раньше-то не сообразил? Вот почему от границ так далеко отступили войска. Стратегия…»
От таких мыслей будто оттаяло что-то на душе Витьки, и он крепко уснул. Проснулся Витька от того, что вагон сильно дёрнулся и остановился.
– Витёк, – шепнул Паша на ухо, – постереги место…
Витька ответить не успел, как дверь вагона распахнулась на всю ширь и раздалась громкая команда.
– Всем выйти из вагона! Строиться!!! Живее! Выходи!
2
На улице предутренний сумрак. Всё мутно кругом. Ветер злой с холодом, аж до кости пробирают. А как же по-другому, если уж декабрь на дворе. Кое-как военные построили вывалившую из вагонов толпу, и повели новобранцев вдоль железнодорожного полотна. Подошли к приземистому длинному зданию, здесь велели всем остановиться и стали по одному пускать на крыльцо. Над крыльцом висела вывеска «Баня».
– Помыть решили нас после дороги, – послышались в толпе голоса. – Хорошо сейчас в баньку с веничком… Да пивка потом холодненького… Лучше чаю горячего… С мёдом… А первачу ещё лучше… Да сала кусок… Душевнее! Ха-ха-ха! Эх, напаримся, братцы, всласть, а тогда и помирать не страшно…
Скоро дошла очередь и Витьки, у которого от холода уже зуб на зуб не попадал. Быстро поднявшись на крыльцо, и через обитую дерматином дверь вошёл в предбанник, а уж оттуда и в помывочное отделение, кое-как освещённое керосиновыми лампами. Только в отделении этом никто не мылся. На широких лавках вместо шаек с мыльной водой лежали кипы военного обмундирования, а в углу валялась большая куча гражданской одежды…
– Чего встал?! – кто-то рявкнул прямо Витьке в ухо. – Раздевайся! Одёжу в угол бросай! Быстрее!
Витька торопливо разделся и хотел пойти к лавкам с обмундированием, но его толкнули к дощатой перегородке. За перегородкой был душ. Вода из душа текла хилой дрожащей струйкой, а когда Витька шагнул под эту струю, то сразу же отпрыгнул назад, больно ударившись локтем о шершавую доску перегородки. Вода оказалась ледяной. А сзади опять тот же крик:
– Быстрее! Чего встал?!
Первым делом Витьке сунули в руки исподнее, потом брюки, гимнастёрку, шинель, шапку. И уже на выходе из бани дали валенки.
– Хорошо хоть валенки дали, – бурчал себе под нос сосед Витьки, когда они торопились одеться уже в другом предбаннике, а не в том откуда заходили, – думал, дадут ботинки с обмотками, как в гражданскую, а тут видишь ты – валенки. Молодцы – товарищи командиры…
И опять всё тот же надоедливый крик:
– Быстрее! Быстрее!
Сразу из бани велели идти к церкви, которую давно уж приспособили под клуб. Народу в клубе набилось, как малосольных селёдок в бочке, но нет худа без добра: согрелся Витька в этой тесноте малость. Перестали зубы чечётку бить.
Выступал перед новобранцами командир к четырьмя шпалами в петлицах.
– Товарищи! – громко крикнул он, призывая всех к вниманию. – Внимание! Тихо, там у меня! С этого дня вы будете служить в нашей славной стрелковой дивизии. Дивизия сформирована на Дальнем Востоке, где охраняла границы от японских самураев, а теперь пришла пора бить фашистов. Мы уже больше месяца сражаемся с этой сволочью, не щадя сил и крови, чтобы разорвать кольцо, которым окружили гады славный город Ленина. Днём и ночью рвутся бойцы нашей дивизии вперёд, несмотря на смертельную усталость и прочие тяготы военной службы. Не далее как вчера красноармеец Фокин уничтожил из своей винтовки семь гитлеровцев, был ранен, но продолжал сражаться до конца боя. И таких красноармейцев у нас много! У нас здесь трусов нет! Так что и вы не посрамите чести бойца нашей дивизии! Смерть фашистким оккупантам! Сейчас будут зачитывать фамилии! Как как-то фамилию свою услышит, сразу на улицу вон через те двери, что у сцены!
На сцену поднялся ещё один командир. Он достал из полевой сумки несколько листов бумаги и стал выкрикивать фамилии. Витьку и Пашу выкрикнули друг за другом, а потому и в строю они оказались рядом. Около часа они шли пешком. Светало, занялась вьюга, осыпая колючим снегом солдатский строй.
– Что это за погода сегодня, – вздохнул шагавший по левую руку от Витьки Кузьма Сивков. – Мерзость сплошная, едри её в корень…
– Погода ему не нравится, – усмехнулся высокий худой сержант, сопровождавший колонну. – Сейчас не погода, а прелесть. Хоть, спокойно до расположения полка дойдём. Было бы ясно, то давно бы нам немец прикурить сверху дал. Когда ясно, эти гады кружат над дорогой, как ястребы над курятником.
Пришли в деревню. Деревня небольшая – изб на тридцать, их которых с десяток сгорели и на месте бывших изб теперь только чёрные головешки из-под белого снега выглядывали. В центре деревни толпился народ, и дымила труба полевой кухни. Сержант остановил новобранцев чуть поодаль от кухни. Велел ждать. Скоро он вернулся с двумя бойцами. Бойцы принесли большой мешок из рогожи и первым делом поинтересовались:
– Откуда, земляки?
– Ивановские, – нестройно ответили новобранцы.
– А, Иваново, где всегда всё заново, – засмеялся один из бойцов и стал развязывать мешок. – Давай ивановские, разбирай котелки с ложками! И берегите их пуще глаза! Солдат без котелка – это как волк без зубов: с виду страшный, а на деле смех один. Разбирай!
И вот уже стоят новобранцы в очередь за кашей. Ели, усевшись на брёвна, каша горячая, вкусная, вот только сержант всё торопил.
– Быстрее, быстрее, – велено на учёбу вас вести. Не рассиживаться: поели и в строй. Учиться пойдёте! Учитесь, пока полк в резерве, на передовой не до этого будет.
Перед учёбой еще раз новобранцев поделили. На этот раз по учебным взводам. Витька оказался в одном взводе с земляками: Пашей, Кузьмой Сивковым и Фёдором Зайцевым. В избе поставили стол, вокруг лавки, на которые тесно уселись человек пятнадцать. Занятия проводил младший воентехник. Он объяснял устройство трёхлинейной винтовки. Объяснял воентехник негромким нудным голосом. Ещё к тому же часы на стенке: тик-так, тик-так… Витька изо всех сил держался, чтобы не уснуть. Держался, держался и задремал. И что-то ему уж приятное сниться стало…
– Подъём! – кто-то громко заорал Витьке на ухо. – Спать сюда пришёл?! Встать!
Витька вскочил и только тогда опомнился. И сразу хохот оглушил его. Весело смеялся весь взвод, а сержант тряс перед носом провинившегося красноармейца костистым кулаком. После такого позора дремать на занятиях стало боязно. Теперь Витька старался изо всех сил внимательно слушать и вникать, но слова техника сочились через сознание, как мука сквозь решето. Что-то оставалось, однако большая часть знаний в сознании не задерживалась и просыпалась неведомо куда. О винтовке и пулемёте думать – никак не получалось. Всё больше думалось о доме: вот придёт он с войны, и непременно весной, когда у дома пахнет черёмухой. Раньше он на черёмуху и внимания не обращал, а тут, поди ж ты, привязалась. Да так привязалась, что хотелось закрыть глаза и… Но закрывать глаза ни в коем случае было нельзя и Витька больно щипал себя за ногу. А вот Паша Зуев вёл себя гоголем: часто задавая вопросы, а ещё чаще поддакивая разъяснениям командира, и повторял вслух кое-какие технические термины. По лицу командира было видно, что боец Зуев пришёлся ему по душе.
Учили их до темноты, потом покормили и развели по избам – спать. В избе тесно, душно, но Витька уснул, едва коснулся головой солдатского вещевого мешка.
Утром бойцов подняли чуть свет, и повели в рощу на стрелковую подготовку. На улице холодно и ветрено, из тёмно-серых лохматых туч падал мелкий снег. Каждому бойцу дали по три патрона и велели стрелять фанерному щиту. Витьке стало интересно, попал он или нет, но, когда они подбежали к щитам, то там дыр от пуль оказалось столько, что и не разберёшь, где твоя, а где чужая. После обеда изучали гранаты РГД. Занятие вёл молодой, но очень строгий лейтенант. Он рассказал об устройстве гранат, о том, как правильно ввернуть ручку и вставить запал. Потом учились практически. В конце занятий лейтенант сообщил – утром будем рыть окопы, и метать гранаты в цель, но на войне ничего нельзя наперёд загадывать. Фашисты внезапным ударом прорвали оборону на стыке двух дивизий, и ночью пришёл приказ: все резервы бросить на ликвидацию прорыва.
3
Подняли их затемно. Сержант велел построиться возле забора, потом повёл вдоль деревни. В деревне тьма несусветная, но из каждой избы выбегали люди и спешили к местам построения. К таким местам подводил своих подопечных и сержант. Подойдя к командиру, он светил фонариком на листок и выкрикивал фамилии. Витька вместе с Пашей попали во второй взвод третьей стрелковой роты. Опять вместе. В пять минут им выдали винтовки с патронами и сразу в строй. Шли долго. Лесную дорогу за ночь занесло снегом. И белый снег этот под ногами солдат быстро превращался в крепкую утоптанную дорогу. Когда стало светать, впереди послышались разрывы снарядов и треск пулемётов. Вышли на опушку. Командиры о чём-то посовещались, выглядывая из молоденького ельника, а потом побежали к своим подразделениям.
– Приготовиться к атаке! – ещё на бегу закричал командир взвода. – К бою! Разобраться! Цепью! Пять метров дистанция! Вперёд! Бегом!
Сначала побежать не получилось, но как выбрались из кустов на луговину – побежали… Побежали к видневшимся в бледном тумане серым избам. До изб – метров триста. Где-то впереди справа: взрывы, стрельба, крики, но на луговине тихо.
– Вперёд! Быстрее! – кричал командир. – Чего плетётесь, как коровы беременные!!! Быстрее!!!
Он бежал впереди цепи, размахивая пистолетом. Командир был молод, силён. Цепь еле-еле успевала за ним.
Когда от изб ударил пулемёт, командир взвода упал первым. Витька упасть сразу не догадался и пробежал ещё шагов пять, он бы пробежал и ещё, но сильный удар в спину свалил его.
– Ты чего, дура! – прохрипел упавший рядом черноусый сержант. – Пулю захотел? Лежи и жди команды.
Впереди метрах в трёх, широко раскинув руки, лежал командир взвода. Сержант пополз к нему. Посмотрел, потрогал шею командира и отполз в сторону. Из деревни стали бить вражеские миномёты. Со всех сторон грохотало, лязгало и ухало. Пахло дымом и чем-то таким противным, что казалось, вот-вот и от этого духа кишки наружу вывернет. Витька лежал, уткнувшись лицом в мёрзлую землю, и думал:
« Если подниму голову, посмотрю чего там впереди и всё… Убьют меня… Убьют… Что же так всю жизнь лежать?»
С нашей стороны раз пять выстрелили из пушки.
– Вперёд! – кто-то истошно заорал где-то совсем рядом с Витькой.
« Чего, вставать что ли? – подумал Витька, еще крепче прижимаясь к холодной и твёрдой, как камень земле».
– Вперёд! Мать вашу!!! – опять тот же крик, теперь почти над самым ухом. – Чего лежим?! Вперёд!!!
Кто-то ударил Витьку по ноге и он, закусив губу от боли, поднялся и побежал. Шагов десять успел сделать, и что-то огромное да страшное очень сильно ударило в плечо. Так крепко вдарило, что Витька сел на грязный снег. Витька сразу же хотел подняться, но тут – будто стальной раскалённый штырь вонзился в грудь. Стало нечем дышать. В глазах потемнело.
– Эй, – сильная рука тянула Витьку за ворот шинели. – Живой? Сам ползти можешь? Ползи назад.
– Могу, – еле слышно прошептал Витька и потерял сознание.
Очнулся он в полевом медпункте. Небритый мужик в сером халате ножом резал его шинель.
Шинель-то новая, и Витьке стало её жалко, он хотел попросить мужика не портить хорошую одежду, дорогая, дескать, но тут плечо ожгла резкая боль. Витька закричал.
– Не ори! – рявкнул небритый, что рассматривая под испорченной шинелью. – В хирургию его! Осколок! Быстро!
Опять тьма… Потом боль страшная… И крики отовсюду… И Витька кричал… И рядом с ним кто-то ещё крепче драл горло. А чуть подальше: то охал, то завывал другой страдалец. Хирург кричал на медсестру, которая – то ли уронила что-то, то ли не так подала. Санитар тихонько матерился, собирая с пола в большое ведро, грязные окровавленные бинты и какие-то бурые осклизлые ошмётки, средь которых Витька разглядел бледно-серую ладонь. Из ладони торчала очень белая кость, а вокруг кости черно-красная жижа. От такого видения в пот холодный Витьку бросило, плечо дико заболело и опять тьма в глазах. Потом просветление… И снова тьма… Кузов грузовика… Вагон… Тьма и стоны отовсюду.. . Опять грузовик…
4
Окончательно опомнился Витька на чистой кровати. И первое что он увидел – тусклая лампочка под потолком. Лампочка чуть покачивалась, и от того по потолку медленно ползали страшные таинственные тени. Чтобы лучше эти тени посмотреть, Витька чуть повернул голову и застонал от боли.
– Витёк, – тут же услышал он чей-то слабый голос. – Живой?
– Живой, – прошептал Витёк, осторожно поворачивая голову. Боль страшная, но повернул.
На соседней кровати лежал Паша Зуев. Лежал он на животе.
– А меня тоже осколком под лопатку, – прохрипел Паша. – Врач сказал: два милиметра…
– Чего два милиметра?
– До сердца два миллиметра осколок не дошёл. Понимаешь? Два миллиметра… А если бы? А? Такое стечение… Кто б мог подумать… А я уж почти договорился, чтоб в штаб… Зачем мне всё это? Если выкарабкаюсь, сразу… женюсь… Надо, чтоб кто-то после меня остался. Понимаешь? Два миллиметра – и всё, не было бы меня. И никто б обо мне не вспомнил… Я им нужен, пока жив… Понимаешь, Витька? Страшно… Чуть-чуть ещё – и не было бы меня… Два миллиметра… Играла жизнь, кипела кровь… И всё… Два милиметра… Полоса у меня чёрная, Витюня… С бронью перед мобилизацией не получилось, в штаб не успел… И осколок этот…
С неделю Витька пролежал в каком-то полубессознательном состоянии, а потом стал поправляться. У Паши дела шли хуже, и Витька, как только стал вставать, так сразу же принялся за своим земляком ухаживать. Так заботливо ухаживал, что любая сиделка ему и в подмётки не годилась. Потом Паша стал поправлять, правда, медленно. Витьку уже в команду выздоравливающих перевели, а Паша только самостоятельно стал с кровати вставать. А ещё через неделю стали они вместе стали на улицу ходить. Потихоньку выводил Витька Пашу и сажал на лавочку возле крыльца, предварительно постелив старую шинель. Хотя, и холодно ещё было, но на улице всё лучше, чем в госпитальной палате. Воздух здесь чистый и свежий, а там – вонь противная. Один надоевший запах карболки чего стоит… Паша был бледен лицом, двигался еле-еле, постоянно прислушиваясь к стуку сердца, но душа его от недавнего страха почти уже оттаяла. И пытался Паша ухаживать – сперва за медсестрой из палаты для тяжелораненых, а потом пошло-поехало: ни одной юбки не пропускал. А ещё через неделю взял Паша в руки баян, пообещав всем на день Красной армии устроить большой концерт. Правда, Витьке послушать вдоволь весёлых песен не пришлось. Однажды, через неделю после праздника новогоднего, его вызвали к начальнику госпиталя.
В кабинете начальника госпиталя Витьку Рогова ждал незнакомый майор. Витька, ожидавший увидеть в кабинете военврача второго ранга, узрев незнакомого офицера – связиста, попятился к порогу, но тот остановил его.
– Рогов? – глянул он на Витьку строгим взором.
– Да, – тихо ответил Витька, переминаясь с ноги на ногу.
– Что это за «да»? – офицер вдруг рассердился и хлопнул ладонью по столу. – Отвечать по-военному! Не на чай тебя позвали! Понял?!
– Так точно, – ответил Рогов, замерев на пороге.
– Садись, – майор показал рукой на стул. – Чего застыл как пугало в огороде бабы Маши?
Витька сел. Офицер с минуту сверлил его взглядом, и только потом опять начал спрашивать.
– Комсомолец?
– Так точно.
– Образование?
– Техникум педагогический.
– Специальность?
– Учитель черчения и рисования, – отрапортовал Витька.
– Хорошо. Родители кто?
– На фабрике ткацкой они работают: мать – ткачиха, а отец – по слесарному делу.
– Отец воюет?
– Нет. У нас около города есть военный завод, как война началась, его туда перевели и бронь дали. У нас только на этом заводе бронь дают.
– Что на заводе том делают?
– Не знаю, – Виктор пожал плечами. – Отец никогда о своей работе дома не говорил…
– Это хорошо. Судимые в семье были?
– Никак нет.
– Родственники за границей?
– Никак нет.
– Добре, – сказал майор и опять хлопнул ладонью по столу, но на этот раз не сердито, а так, для порядка только. – Вот что, Рогов… Мы тут изучили твоё личное дело и есть предложение рекомендовать тебя на учёбу. При особом отделе армии организуются курсы оперативных работников контрразведки. Там сейчас нужны грамотные люди, побывавшие в боях, вот и решили тебя рекомендовать. Не возражаешь?
– Никак нет, – мотнул головой Витька. Он не совсем понял – что это за учёба такая, но побоялся рассердить майора лишними вопросами.
– О том куда едешь, никому ни слова, – сказал майор. – Если кто-то спросит, скажешь – на курсы военных техников отправляют. Понял? И начальству госпиталя мы тоже самое сообщили. Иди и собирайся поскорее …
– Прямо сейчас? – приоткрыл Витька от изумления рот.
– А как же? – нахмурился майор. – Рассусоливать некогда. Война… Документы твои у меня. Иди в каптёрку, там тебе форму дадут. Только, поторопись…
Витька так быстро уехал из госпиталя, что даже с Пашей не успел попрощаться. Забежал он в палату, но без толку. Кровать Пашина была пуста. Сосед сказал, будто Паша ушёл на кухню полюбезничать с новой поварихой, а вот сбегать на кухню у Витьки не получилось. Машина его ждала у крыльца.
5
Учили курсантов в помещении дома отдыха, расположенного в сосновом бору. Территория бывшего дома отдыха охранялась строго: посторонние сюда не допускались ни под каким видом, а курсантам категорически запрещалось покидать расположение этого учебного заведения. Всё здесь было очень строго. Одного курсанта исключили только за попытку самовольно покинуть расположение. Учили много и разным наукам. Учили интересно. Много времени уделялось науке о вербовке агентов.
– Забудьте о всяких там фантазиях вычитанных в детективных романах, – говорил строгий преподаватель в военной форме, но без знаков различия. – Для настоящего оперативного работника всякие там дедукция с индукцией – муть несусветная. Главное для оперативника – это работа с агентурой. Люди всегда что-то знают, слышат или видят, но не всегда спешат делиться нужной информацией с нужными людьми. И главная задача оперативника – заставить делиться! Именно, заставить! Не дают информацию по-хорошему, думайте – как взять по-плохому. Тут все средства хороши, но лучше всего развязывает языки страх. У каждого человека есть струны страха. Ищите эти струны…
Потом преподаватель приводил множество примеров, как его товарищи по службе умели нащупать нужную струну у людей с идеальнейшей репутацией.
Другой инструктор учил правилам слежки и обыска. Третий налегал на методы расследования воинских преступлений.
– У всякого правонарушения есть своя логика, – вещал курсантам лысенький капитан. – Но это эту логику невозможно понять, не зная мотива. Выявлением мотива – превоочередная задача расследования. Найдёте мотив, а дальше следствие как по маслу покатится. Мотив и анализ – вот залог успеха любого расследования. Анализируйте все свои действия. Возьмите за правило: ложишься спать – обязательно проведи анализ событий. И ещё помните – эмоции враг здравого смысла. Выбрасывайте прочь все эмоции – только факты и анализ! Об анализе мы ещё поговорим, а сейчас начнём досконально разбирать все мотивы, какие когда-либо были выявлены при расследовании воинских преступлений. Все до одного рассмотрим. Первым делом рассмотрим трусость и изучим корни этого, так сказать, явления…
А через два дня на занятиях по криминалистике полная женщина первоочередной задачей расследования назвала поиск следов преступника на месте преступления.
– Преступник всегда оставляет следы, – тихим грудным голосом вещала инструкторша. – Ваша задача найти эти следы! Найденный на месте преступления окурок умелому криминалисту позволит написать портрет преступника и в фас, и в профиль. Понятно?
– Не совсем, – отозвался на вопрос один из курсантов. – Как это окурок может написать портрет? Это же не карандаш или кисть какая-нибудь. Неудобно окурком рисовать. Правда, братцы?
Курсанты громко рассмеялись. Преподавательница криминалистики внимательно посмотрела на остряка и… На следующий день любитель пошутить был отчислен. С той поры задавать вопросы не по делу желающих не стало. И поняли все: шутить здесь может только тот, кто право на это имеет. И когда вёл занятия пожилой актёр, сыпавший как из рога изобилия шутками и прибаутками, никто на эти шутки своими доморощенными остротами не откликнулся.
Дни летели с неимоверной быстротой. Свободной минутки у курсантов не было. Теоретические занятия, практические в поле, потом стрельба, приёмы самообороны, и снова теория, и опять поле… И так каждый день. Столько Витька нового узнал, таким премудростям научился, что всего и не перечесть. Он даже (так ему иногда казалось) думать по-другому стал.
Полгода пролетело как один день. Сразу после выпускного экзамена Виктора Рогова вызвали к начальнику курсов.
– У нас есть информация, что в Н-ском авиационном полку дальней авиации действует вражеский агент, – моложавый майор стал быстро вводить новоиспечённого младшего лейтенанта в курс дела. – За месяц произошло три серьёзных аварии и пожар на складе вещевого имущества. Есть мнение – что всё это неспроста. И мнение это не на пустом месте: получена информация, что фашисты давно уже намереваются создать в наших авиационных полках свою агентурную сеть. Принято решение провести операцию по выявлению этой сети. Оперативный отдел полка работает, но результата пока нет. Решено привлечь свежие силы. Ты тоже привлекаешься к этой работе. Понятно?
– Так точно.
– Тогда слушай свою «легенду». Дней на десять отправим тебя в учебную роту полка связи, а туда скоро придёт разнарядка, чтоб направить одного телефониста в Н-ский авиационный полк. Пошлют тебя. Специальность телефониста для тебя выбрана, чтобы было больше возможностей передвигаться по части. Короче, сообщаю – кто ты теперь есть… После госпиталя тебя направили учиться в военное училище связи, но через четыре месяца выгнали за воровство…
– Почему именно за воровство? – не удержался от вопроса Рогов.
– Потому что так надо! – строго ответил ему молчавший доселе батальонный комиссар.
– Да, – кивнул майор, – так надо. Было бы очень хорошо, чтоб эти гады попробовали завербовать и тебя. Это был бы огромнейшый успех. Но, как ты сам понимаешь, вербовать нормального человека диверсанты не будут, им нужен подонок. Вот роль такого подонка ты и должен сыграть в авиационном полку, только тут нельзя перестараться. Там тоже не дураки сидят, они мигом фальшь почувствуют. Поэтому рассказывай о себе немного, и всегда упоминай, что пострадал ты незаслуженно. Понял?
– Так точно.
– Если речь о твоём исключении из училища зайдёт, говори, что пострадал ты из-за старшего политрука Семёнова. Будто, это он из мухи слона раздул. Если бы не Семёнов, то жизнь бы твоя по-другому повернулась, и получал бы ты сейчас офицерский паёк. Короче, жадность, обида и ложь – вот что должны увидеть в душе твоей наблюдательные люди. Ещё скрытность. Для всех прочих – ты парень скромный, тихий, но сам себе на уме. Веди себя так, чтобы только наблюдательный шпион смог рассмотреть в тебе гниль. Понял?
– Так точно.
– Преподаватель курсов говорил, что ты у тебя есть задатки дара перевоплощения, и ты мог бы стать неплохим актёром. Поэтому тебя и выбрали для этой работы. Полученную информацию будешь приносить на конспиративную квартиру в районном городе около аэродрома. Задание секретное. О тебе не будет знать даже особый отдел полка. Но ты, в случае крайней необходимости, сможешь перед ними раскрыть себя, тебе дадут пароль для связи. И запомни: раскрыть себя ты сможешь только в случае крайней необходимости. Крайней! Понял?
– Так точно.
– И ещё, – опять заговорил батальонный комиссар, – всегда помни о важности задания. Только работа и ничего более, тебя не на курорт послали. Ни минуты на другое тратить нельзя. Дело, дело и ещё раз дело… Знай, если диверсанта выявишь, получишь орден, а не найдёшь, то получишь от нас по самое некуда и по всей строгости. Понял?
– Так точно.
6
На следующее утро Виктор уже сидел в классе учебной роты полка связи. Здесь готовили телефонистов. На курсах уже Рогов изучал средства войсковой связи, поэтому он освоился достаточно быстро, а когда предложили желающим сдать курс экстерном (кстати сказать, предложили такое в первый раз за всё время существования учебной роты), Виктор вызвался первым и всё сдал на «отлично». Потом был штаб воздушной армии, где красноармейцу Рогову дали предписание следовать в распоряжение командира батальона аэродромного обслуживания, приписанного к Н-скому авиационному полку дальней бомбардировочной авиации. Следовал Виктор в составе группы авиамехаников и других младших специалистов на грузовике ЗИС-5. В кузов их забралось человек пятнадцать. Все они из разных учебных частей. В пути не разговаривали, во-первых, трясло очень в кузове – не поговоришь особо, а, во-вторых, каждому не давала покоя одна и та же мысль: а как там меня примут – на новом месте?
Через проходную аэродрома их не пустили. На аэродроме что-то случилось: визгливо горланили клаксоны автомобилей, кричали люди и выл протяжный сигнал тревоги.
– Не до вас сейчас, – крикнул дежурный по контрольно-пропускному пункту и указал рукой на длинную лавку возле зарослей кустов ольхи, – вон там посидите…
В это время ворота КПП открылись, и оттуда на большой скорости выехала машина с красным крестом на крыше тента.
– А чего случилось? – спросил дежурного один прибывших сержантов.
– Не твоё дело, – отмахнулся дежурный. – Иди… Сиди… Короче, не до тебя сейчас…
Где-то с час пришлось им сидеть, пока не прибежал запыхавшийся лейтенант с повязкой «Дежурный по полку».
– Кто здесь по авиационным специальностям? – закричал дежурный.