ЧВК Херсонес – 2 бесплатное чтение

– Александр, вы ведь умеете стрелять? – наша Афродита передала мне тяжёлый антикварный наган, как было видно по клейму «Тула 1907 г.». Редкая вещь, наверняка музейная. – Патроны шумовые, но цельтесь им в морду. А я вас потом поцелую, честное слово…

Обо всём этом, наверное, чуть позже. Memento mori[1], если мы выживем, я продолжу.

…Итак, позвонить домой родителям мне удалось только ближе к рассвету. И нет, папа не удивился и мама не обиделась, что я поднял их в такое время. Меня нет дома меньше месяца, а они, оказывается, уже вовсю скучают.

Гребнева и Земнов просили передать приветы, Диня пообещал достать в следующую посылку лучшее крымское вино в тетрапаке. Бумажную коробку легче принимают на почте, чем стекло. По факту они вообще могут отказать в пересылке спиртосодержащих жидкостей, но это Крым, тут российские законы всё ещё трактуются более вольно, с поправкой на местные традиции.

Сестрёнки спали, им я напишу потом, как раз можно будет отправить последние рисунки. Одно время, пока учился и служил на флоте, помнится, я все письма не писал, а именно рисовал. Довольно удобно – и практика работы пером, и тренировка мозга.

Среди художников полно психов, это так, но, с другой стороны, в ту же старческую деменцию представители нашей профессии впадают крайне редко или не впадают вообще. Читал, что в Японии проводили целые социологические исследования на эту тему, так вот их учёным удалось доказать, что мозг рисующего человека до самого пожилого возраста в целом работает лучше, чем у человека пишущего или музицирующего. Так что, считай, мне повезло.

На всякий случай напомню: я – Александр Грин. Да. Нет. Потому что не тот самый!

Родился и вырос в Екатеринбурге, противоречивом городе, где чугунный Свердлов может бодаться с бронзовым Геной Букиным, Владимир Высоцкий – мериться стихами с Егором Летовым, а памятник обычной кухонной тёрке по-любому находится за гранью добра и зла, как и человеческого понимания. Но этот город стоит посетить, оценить и принять, я его люблю…

Выучился на преподавателя истории искусств широкого профиля. То есть могу называть себя искусствоведом, хотя практики маловато. Сам часто рисую, не профессионально, но сносно. Отслужил на флоте почти два года, морская пехота, чёрные береты, Балтика.

«Там, где мы, там победа!» Помните? Вот именно. Однако в данный момент я нахожусь в солнечном Крыму, в городе-герое Севастополе, поскольку меня приняли на работу в маленький коллектив частного выставочного комплекса «Херсонес».

Вообще-то здесь есть и куда более масштабный музей под открытым небом – знаменитый Херсонес Таврический, но мы им не конкуренты, масштаб не тот. Хотя где-то и в чём-то наш комплекс более мобилен, пусть мы уступаем по широте площадей, зато у нас и руки развязаны, а потому в нашей коллекции куда больше раритетов.

Ну да, я признаю: с частниками всегда всё непросто. Государство нас не поддерживает, большие музеи не замечают в упор, научное историческое сообщество презрительно фыркает, пресса обходит стороной. Так что всё сами, часто на голом энтузиазме и пожертвованиях неравнодушных людей. А их обычно не-много…

В нашем случае единственный (насколько мне известно), но постоянный спонсор нашего музея – это Мила Эдуардовна Аполлонова, сестра нашего же директора. Весьма, я бы сказал, специфичная девица: стреляет из лука, держит двух безбашенных доберманов, купается голой в фонтане ночью и вообще…

Хотя кто у нас тут не вообще? Мы тут все – с предысторией и креном.

Я мог бы рассказывать ещё долго, но наш грузовичок начал петлять по малоизвестным улочкам, а погоня неумолимо приближалась…

Герман вертел руль так, словно хотел оторвать его и закинуть в позе мироновского Дискобола куда-нибудь на Олимп, а лучше всего – прямиком в лоб Зевсу Громовержцу! Весёлый Денисыч по ходу разбил пустую глиняную амфору о лысый череп голой бабки с нетопыриными крыльями, пытающейся влезть в кабину нашей машины справа.

Знаток древних языков был пьян и счастливо ругался на древнеарамейском. В переводе, как мне потом пересказали, это звучало примерно так:

– С размаху засунь себе в задницу рога собственного мужа, о непристойная женщина, познавшая грязную страсть этрусских козлов, с ахейскими труселями на пустой голове!

Нет, на языке оригинала, конечно, всё звучит ярче и выразительней, но фиг выговоришь. А крылатые твари продолжали с оглушительным визгом кидаться на нашу машину. Более всего они были похожи на крайне уродливых голых старух, прицельно кидающихся (простите!) собственными нечистотами.

Сам я таких монстров раньше не видел, но прижавшаяся ко мне Светлана Гребнева сказала, что это фурии. Убивать их было бы негуманно, они в Красной книге, а вот отпугивать светошумовыми выстрелами – самое то. Хотя лично мне больше было интересно, откуда они вообще взялись в современном Севастополе и почему пристали именно к нам, когда на дороге было полным-полно других машин?

– Кстати, куда только полиция смотрит?

– Зачем нам полиция? Вы мой герой! – объявила наша специалистка по чёрно- и краснофигурной росписи древнегреческих ваз, на каждом повороте прижимаясь ко мне упругой полной грудью.

Когда она так делает, вопрос логичности появления фурий в нашем времени уже никому не интересен. Просто мозг отключается и думаешь совсем не тем, чем надо. Я спустил курок прямо в нос слишком близко подлетевшей твари.

Даже холостой выстрел из нагана на расстоянии десяти сантиметров сожжёт противнику половину лица! В нашем случае – половину морды, при всём уважении к представителям старшего поколения. Фурия отвалила в сторону с диким, режущим уши воплем и врезалась затылком в фонарный столб. Причём с такой силой, что по бетону пошли трещины…

– Саня, бро, держись, мы уже на подходе!

И да, стоило нам подъехать на квартал к музею, как бешеная стая летающих старух отвалила в едином порыве. Похоже, что ЧВК «Херсонес» боялись все, кому следовало бы. Наш маленький грузовичок затормозил у самых ворот, где в нетерпении подпрыгивал мрачный сторож Сосо Церберидзе.

Первым делом он почему-то обнюхал меня с головы до ног и лишь потом полез обниматься. Иногда мне даже кажется, что в нём собачьего больше, чем человеческого. Но это, конечно, исключительно субъективное мнение.

Диня и Светлана, держа меня с двух сторон, словно боясь потерять, кое-как втиснулись в распахнутые ворота. Разумеется, директора на месте не было, Феоктист Эдуардович всегда покидает музей на закате, но его можно застать на рабочем месте едва ли не с первыми лучами солнца. И уж поверьте, нет проблемы, которую он не мог бы решить.

Герман Земнов задержался на несколько минут, ему нужно было отогнать арендованный (читай: украденный, позаимствованный, временно одолженный без разрешения и т. д.) грузовик в гараж законного владельца. Как я понимаю, это было недалеко, практически рядом, и хозяева даже не успели написать заявление об угоне. Ну а как теперь выглядит машина и чем пахнет, лучше не задумываться…

В ночном саду на территории музейного комплекса меня ждал накрытый стол, горящие жертвенные светильники, амфоры с прохладным агорским вином и верные друзья. Когда вы регулярно слышите: «Своих не бросаем!» – это несколько начинает вязнуть на зубах, но в моём случае иначе и быть не могло.

Все музейные сотрудники всегда стоят друг за друга, это извечное братство и сестринство, без чего мы, наверное, не могли бы просто выжить в столь быстроменяющемся мире нечеловеческих скоростей и неземных технологий.

Меня усадили за стол, и тот же Диня, гордо выпятив тощую грудь под чёрной футболкой с хинкалями, торжественно произнёс первый тост:

– За моего бро, за зему, за нашего общего друга Александра, который никого не сдал, который дрался до конца и которому лично я готов доверить собственное винишко! Он без меня не выпьет и не предаст…

– Поддерживаю, – привстала наша прекрасная Афродита, каким-то чудом умудряющаяся выглядеть невероятно сексуально даже в мешковатой униформе уборщицы. – Александр, вы пленили меня! И если этот балабол по-быстрому накидается в кашу, а Герман задержится хотя бы на полчаса, то мы могли бы уединиться в моей комнате и…

– И я рад быть в кругу твоих друзей, – короче, как вы поняли, Земнов появился крайне не вовремя, но тут уж ничего не поделаешь. – Редко в наши дни можно встретить человека, к которому ты безбоязненно повернёшься спиной. А уж тех, кто готов грудью своей закрыть спину друга, ещё меньше…

– Насчёт «безбоязненно повернуться спиной» ты загнул, – хихикнул в кулачок Диня. – Но да, иногда сигара – это просто сигара.

– Мальчики, может, уже выпьем?

– Трезвая мысль, – признали мы все, делая первый глоток густого красного вина. Наш знаток древних языков на такие вещи не разменивался и сразу вылил в себя весь бокал.

Сторож Сосо к столу не подошёл, я пытался его пригласить, но остальные дружно меня отговорили. Определённая дискриминация у нас в музее ещё присутствует, с этим надо будет что-то делать. Неправильно, когда кто-то оторван от коллектива, даже если подобное положение вещей его самого вполне устраивает.

Да и вообще, после недавнего разговора со следователем у меня было много вопросов, появились серьёзные темы, которые было необходимо разрулить. Но понятно уже, что не сейчас, не сегодня и не с теми, кто поднимает тосты за дружбу, честь и музейных хранителей всего мира в целом…

– Саня, расслабься, забей на всё и тупо пей! – Из закусок на столе был белый сыр, фиолетовые сливы, хлеб, маслины и мёд. Мяса, рыбы или десертов на ужин обычно не подавали. – Завтра придёт шеф, солнышко наше сиятельное, и сам тебе всё расскажет. Мы-то чего? Мы тут все подневольные, но!..

Денисыч сделал многозначительную паузу, я изобразил заинтересованность.

– …но вытаскивать тебя из тюрьмы нас не посылали. Это мы сами! Представляешь, как директор удивится утром, а? Пришёл такой весь важный, собирается звонить по всем каналам, мол, отпустите моего сотрудника, он ни в чём не виноват, а ты такой – оба-на! «А меня, дорогой вы наш Феоктист Эдуардович, ещё ночью спасли! Между прочим-с, без вашей-с помощи-с!»

Честно говоря, я не был уверен, что это так уж хорошо. Земнов всё правильно понял и поспешил внести коррективы:

– Мила Эдуардовна всё проконтролировала. Светлана сразу ей позвонила, так что не волнуйся, руководство всегда в курсе всех дел. Но ты так и не ответил насчёт того рисунка…

– Блокнот лежит у меня в комнате, но, в принципе, рисунки скопированы на сотовый. Ты этот имел в виду? – я достал смартфон, порыскал в галерее и нашёл нужный файл.

Все трое на минуточку прилипли к экрану. Герман густо покраснел, сдвинув брови, Диня пьяно икнул и брезгливо сплюнул в траву. Светлана заметно побледнела, казалось, один вид этого существа доставляет ей физическую боль.

– Да что не так-то? Это всего лишь сон.

– Пожалуй, нам не стоит сейчас об этом говорить, – великан Земнов отнял у товарища амфору и буквально выглохтал с пол-литра, не отрываясь, прямо из горлышка. – Пусть директор объясняется, в конце концов, это его работа.

Поскольку все рассеянно закивали, я решил-таки напомнить о себе. Ну, не о себе самом как о личности или сотруднике, а по вопросам…

– Вино как бы… крепкое. Мысли немного путаются, но мне важно спросить. Ик!

На меня подняли три пары честных глаз.

– Короче, по чесноку, вы – боги?

– Я – нет, – без малейшей заминки ответил Герман.

– А я – да! Я бог пьянства, винишка и прочей алкашки-и!

– Тогда я тоже – да, только не бог, а богиня! Любви и красоты, – гордо выпрямилась Гребнева, при всех посылая мне воздушный поцелуй.

– Да вы меня троллите…

– А ещё я хочу танцевать!

В общем, они продолжали издеваться надо мной как могли. Денисыч подсунул очередной (наверное, четвёртый или пятый?) бокал, откуда-то зазвучала флейта, мелодию подхватили бубны и арфы, полилась совершенно невероятная музыка, а наша музейная сотрудница, скинув сандалии, запрыгнула прямо на стол. Кажется, меня начинает укачивать…

О небо, как она танцевала! Маленькими шажочками, на цыпочках, едва ли не порхая словно бабочка над мраморной столешницей, но не сбив ни одного бокала и не задев ни одного блюда. Танец на кончиках пальцев.

Её руки тянулись к звёздам, талия была натянута как струна, а бёдра двигались в умопомрачительном ритме. И нет, не в возбуждающе жарком, как у восточных танцовщиц, и уж тем более не в пошлом американском тверке, а именно на высокой, манящей ноте, поднимающей на высоту облаков пластике каждого движения.

Наш великан начал отстукивать ритм по перевёрнутому серебряному блюду, мы с Денисычем били в ладоши, скорость движений увеличивалась, и вдруг над головой девушки взметнулась серая куртка уборщицы. Мир замер, как моё сердце…

Я смотрел на её обнажённую спину, уходящим краем мозга понимая, что более совершенной фигуры не видел нигде и никогда. Светлана качнула бёдрами, серые мешковатые брюки начали медленно соскальзывать вниз…

– Вы б… богиня, – успел признать я.

Или не успел. Или успел, но не произнёс этого вслух, потому что, прежде чем при лунном свете томно начали обнажаться два роскошных задних полушария, я уже валялся на траве под столом, пуская носом пузыри. И на лице моём сияло неземное блаженство! По крайней мере, так мне потом описывал всё тот же неупиваемый Диня.

И увы, ему можно верить. Не всегда и не во всём, разумеется, но вот конкретно в той истории, пожалуй, да. А мне нужно научиться говорить твёрдое «нет», когда на столе за завтраком, обедом или ужином появляется алкоголь. Любой!

С одной стороны, «нет» звучит святотатственно по отношению к крымскому вину, а с другой – кому тут нужен в хлам спившийся знаток истории искусств широкого профиля? Лично я уволил бы себя же не задумываясь…

– Они его вытащили?

– Естественно.

– Но он всё понял?

– Естественно.

– Ха, значит, теперь он устроит им допрос?

– Естественно.

– Они будут выкручиваться?

– Естественно.

– Хотела бы я на это посмотреть…

– Естественно.

– Но ведь не получится, да?

– Естественно.

– Потому что нам туда нельзя.

– Ещё хоть один раз ты произнесёшь это «естественно» – и я сама тебе врежу!

– Естеств…

– На!

– Упс, а это больно…

– Естественно!

…Вставать всё равно пришлось рано. Это общие правила: во сколько бы ни лёг, но старина Церберидзе никогда не позволит вам проспать завтрак. У него какая-то странная зацикленность на соблюдении режима дня, словно у собаки Павлова.

Сначала он вежливо скребётся в дверь, а потом барабанит в неё же с такой силой, будто хочет вынести её вместе с косяками. Волей-неволей приходится вставать. Как оказалось, треть моей узкой армейской кровати занимал вечно пьяный полиглот, свернувшийся калачиком у моих ног.

В принципе, этот тип может спать где угодно: на траве, на сырой земле, на бетоне. И ведь не простужается ни разу, даже насморка нет! Что с ним станется, он у нас насквозь проспиртованный, попадая в него, любые вирусы и бактерии гибнут в страшных муках на корню…

Я через силу улыбнулся заботливому сторожу, голова после вчерашнего просто раскалывалась. Надо выпить пенталгин. Хлопнула дверь в комнату Гребневой, значит, она уже приняла душ, прошлась голой по коридору и теперь можно выходить. Разок я высовывался в коридор и раньше, но все дали понять, что подобное поведение невежливо, так что пришлось соответствовать общепринятым правилам.

Диня встанет сам, или его растолкает наш сторож, мне же оставалось пройти в душевую, умыться, побриться, привести себя в порядок и выйти к общему столу.

– О, Саня заявился! Садись, бро…

Каким чудесным образом этот гад успевает вый-ти раньше меня, свежий, улыбчивый и выспавшийся, как будто бы и не бухал вчера, – уму непостижимо. Но факт остаётся фактом. Герман сидел напротив, задумчиво рассматривая тарелку гречневой каши, нашей Афродиты ещё не было, зато меня категорически приветствовало родное начальство:

– Грин! Рад видеть снова вас в чертогах наших, достойного героя, что не стал допросу подчинятьсяи отважно своих друзей скрыл имена и внешность. Они же, невзирая на запреты, законы, правила единые для всех, пошли стеной и вырвали из плена того, кто вечной дружбою повенчан с музеем нашим, нашими мечтами и верой в то, что мир вдруг станет лучше…

Его гекзаметр был безукоризненным. Феоктист Эдуардович поправил тёмные очки и тепло пожал мою руку. Тепло в буквальном смысле: его ладонь всегда была горячей, на тридцать восемь и семь как минимум.

– Не обращайте внимания, – с пониманием улыбнулся он, – у меня врождённая патология: от рождения температура тела на один-два градуса выше нормы. Но садитесь же, рассказывайте!

– О чём именно?

– О нём, – директор раскрыл свой сотовый, показывая мне мой рисунок на экране. – Вы утверждаете, что видели это существо во сне. Оно не показалось вам странным?

– Ну… как бы половина тела мужская, половина – женская, – прокашлялся я, садясь за стол. – Как по мне, так это уже весьма странно.

– О, это как раз ерунда! Вы не хуже меня знаете, что история искусств помнит и не таких уродов. Речь о другом: как оно разговаривало?

Я попытался вспомнить. Вроде бы на нормальном русском языке, без акцента, просто…

– Наверное, как муж с женой. Одновременно споря, перебивая и дополняя друг друга, словно живут вместе уже тысячу лет. Как будто два голоса в одной голове.

Феоктист Эдуардович покосился на Германа, тот уронил ложку в кашу. Диня просвистел что-то бодренькое и, ни у кого не спрашивая разрешения, в присутствии начальства, откупорил амфору. Вроде как пить за завтраком у нас в музее не поощрялось, но директор не стал делать замечание. Он вылез из-за стола, не спеша отошёл к фонтану и встал там в позу Наполеона, наблюдающего горящую Москву.

Всеобщее молчание прервало появление женской половины нашего коллектива.

– Мальчики, почему меня не позвали на завтрак? Я чуть было не проспала: из-под этого коварного одеяла так трудно выбраться, и никто не помог мне его сбросить…

Все мы прекрасно понимали, что стаскивать одеяло со спящей в неглиже девушки – дело опасное во всех смыслах, но вежливо промолчали. Уже даже я понял, что Светлана для всех нас – это некий неприкасаемый символ женственности и красоты.

На неё разрешено любоваться, ей нужно восхищаться, носить на руках, дарить подарки, посвящать стихи и песни, но не лезть под юбку! Это она может флиртовать, искушать, завлекать, обещать всё что угодно, но не дай бог вы на это поведётесь. Я лично видел, как она укладывает здоровых мужчин связкой в два-три удара, так что в скорую помощь, реанимацию и морг стоит звонить одновременно…

– Как я понимаю, всё самое интересное опять обсудили без меня? Что ж, остаётся надеяться, что именно меня вы и обсуждали, – Гребнева чуть приподняла подол и без того очень короткого домашнего халатика и присела с краю стола, игнорируя тарелку с кашей, но цапнув себе маленькую кисть чёрного винограда. – Грин, хоть вы скажите, какие у нас планы на сегодня?

– В смысле у нас двоих? – не поверил я.

– Разумеется! Герман опять с головой уйдёт в тренировки, Диня, как сами видите, начал квасить ещё с утра, а у меня выходной, и мне нужен спутник для успокоительной пробежки по магазинам. Феоктист, вы же не против, если я одолжу у вас Александра?

Директор рассеянно кивнул, а я пытался вспомнить, слышал ли хоть раз, чтобы Светлана называла шефа просто по имени, без чинов и банального уважения к должности? Вроде бы не слышал ни разу. Быть может, их отношения более тесные, чем мне казалось?

– Забей, бро, – тихо раздалось у меня над ухом. – Они дальние родственники, и Светка имеет здесь больше прав, чем все мы вместе взятые.

– Насколько дальние? – зачем-то спросил я.

– Это такая замороченная линия… ну, типа по отцовской или дедовской, не принципиально. Но имей в виду: он с ней не спал! Никогда. Даже намёков на это не было. И если что, я тебе об этом не говорил! Тс-с…

– Почему?

– Действительно, – на миг задумался знаток древних языков. – Я же пьянь, какой с меня спрос? Но всё равно, тс-с…

Наша специалистка по росписи на древнегреческих вазах небрежно щёлкнула пальцами, и старик Церберидзе встал перед ней, едва ли не пуская слюну. Она улыбнулась, потрепала его по загривку и попросила вызвать машину в центр. После чего встала и обернулась ко мне:

– Александр, так вы едете? Я буду готова через десять минут. Если, конечно, вы вдруг заглянете ко мне помочь застегнуть лифчик…

Я закивал, не зная, на что подписываюсь, но в глазах нашей Афродиты плескалось тёплое синее море, поэтому любые сомнения были лишними. Она легко могла бы вить из меня верёвки, что, собственно, и делала. Да и кто бы мог перед ней устоять?

Директор так и не оборачивался, похоже, он ушёл в себя далеко и надолго. Великан Земнов наконец покончил с кашей, переключившись на бутерброды с маслом, сметаной и мёдом. Денисыч вообще ничего не ел, он просто пил не закусывая, и никто не делал ему замечаний.

То есть по факту я мог быть свободен и потратить такой же выходной на прогулку с самой прекрасной женщиной. Поход по магазинам меня не пугал. В конце концов, пока Светлана занята выбором или примерками нарядов, я всегда могу списаться с сестричками или посидеть в интернете. Но стоило мне встать, поблагодарить за завтрак, как Феоктист Эдуардович, не оборачиваясь, подал голос:

– Грин, я надеюсь, вы правильно поняли просьбу сотрудницы Гребневой о лифчике? На всякий случай напоминаю: это значит и носу не совать к ней в комнату, пока сама не выйдет. Поверьте, это в ваших интересах. Мы оплачиваем больничный лишь в случае травмы на работе, а не по причине личной глупости.

– Разумеется.

– И пожалуйста, постарайтесь уговорить её вернуться до обеда.

– Хорошо, попробую.

– Но самое главное – не вляпайтесь ни в какую ситуацию. Я не всегда смогу прийти к вам на помощь. И возможности Милы Эдуардовны также небезграничны.

Мне оставалось лишь кивнуть и бегом метнуться в свою комнату. Я переоделся с шорт на тонкие джинсы, сменил футболку на рубашку с коротким рукавом, проверив наличие карты «Мир» в кармане. Весьма странно, конечно, что спустя девять лет наш Сбербанк до сих пор юлит под западными санкциями, но приходится выкручиваться.

Благо ещё деньги хоть на эту карту зачисляются регулярно и такими суммами, что о дороговизне поездки именно на такси и заморачиваться не стоит. Я мог бы и целиком автобус снять, но смысл? Светлану пришлось ждать минут пять-шесть, мне как раз удалось коротенько позвонить домой, ещё раз сообщив родителям, что со мной всё в порядке, и пообещав более обстоятельно рассказать всё вечером. Афродита выпорхнула из своей комнаты ровно в ту секунду, как старик Церберидзе доложил мне, что заказанная машина ждёт напротив главного входа.

На этот раз девушка была одета в тонкий полупрозрачный сарафан, чуть выше колен, с открытыми плечами, но умеренным декольте. Волосы собраны в простой хвост, косметики минимум, а сексуальности и обаяния на три ядерные бомбы. Если вы понимаете, о чём я…

– In amore forma plus valet quam auctoritas! – процитировала она мне, прежде чем я успел открыть рот для дежурного комплимента. – В любви красота важнее репутации, не так ли?

– В вашем случае и то и другое равноценно, – как мне казалось, очень удачно выкрутился я, но Гребнева на миг нахмурилась:

– Мне всегда хотелось быть именно красивой, а не задумываться о том, что говорят о моём поведении. Бабушек у подъезда никто не переубедит. Вы бы знали, сколько раз на дню меня называли проституткой!

– Надеюсь, они все горят в аду?

– Не проверяла, но Феоктист и Мила всегда готовы помочь с банальным избавлением от трупов, – Светлана улыбнулась мне столь обезоруживающе и безмятежно, что я уже и не обращал внимания на сам подтекст. А ведь стоило бы…

Когда уже подъехало такси, я спросил, куда конкретно мы едем. Моя спутница доходчиво объяснила, что с конкретной целью – куда надо – едут только мужчины, а женщины идут гулять, попутно заглядывая во все магазинчики, которые вдруг вызвали их интерес. Что именно она собирается купить, ей на данный момент неизвестно. Но как только она это увидит, то сразу же мне скажет. Какие ещё вопросы? У меня не было, у пожилого таксиста тоже. Нас отвезли на «гулятельную» набережную, где мы первое время просто фланировали, наслаждаясь чудесной погодой и освежающим ветерком с моря. Народу было довольно много, хотя, как предупреждал тот же водитель, к вечеру будет втрое больше. Естественно, в жару севастопольцы сидят дома под кондиционерами…

Мы выпили кофе в маленьком уютном заведении почти напротив памятника затопленным кораблям. Рассчитывался я, и, надо признать, современные правила феминизма, когда «каждый платит сам за себя», наша сотрудница не принимала категорически.

С её точки зрения, если рядом с красивой женщиной идёт мужчина, то он ДОЛЖЕН иметь на кармане достаточную сумму для поддержания подобной красоты рядом. Тем более если речь о такой роскошной девушке. Короче, у неё с собой даже кошелька не было, не говоря уж о банковской карте и так далее.

А потом впереди показались маленькие бутики, и вроде бы мы направились в их сторону, но тут ей на глаза попался фирменный магазин вин «Золотая балка». Светлана захотела посмотреть ассортимент вин, вот тут-то всё и началось. Да, собственно, как говорила моя мама, всё не самое хорошее по жизни как раз таки и начинается с посещения винных магазинов.

– Нам непременно нужно взять вот это: два сухих, одно полусладкое, но самое дорогое – для шефа – и можно ещё три полусухих, под настроение.

– Итого семь бутылок.

– Восемь! Нет, девять, всегда лучше взять про запас. На «Золотую балку» в своё время заманили французских виноделов, и они оправдали свою зарплату. Александр, всё это надо немедленно брать!

– Если мы возвращаемся в музей, то да, – задумался я, поскрёбывая подбородок. – Но если вы планируете ещё куда-то зайти, то тащить с собой девять бутылок шампанского на жаре – это не лучшая идея…

– Вы сильный, я в вас верю!

– А если оно тупо рванёт?

– Нет проблем, рыба моя, у нас есть холодильник, – неожиданно прервал хрипловатый голос сзади.

Я обернулся. Гребнева даже не повернула головы: не в её правилах реагировать на каждый сомнительный комплимент. Позади нас стояли четверо классических байкеров, в чёрных безрукавках, банданах с черепушками и скрипучих кожаных штанах. На плечах – странный шеврон в виде многоголовой гидры, пальцы в массивных стальных перстнях.

Причём все парни пьянючие в ту же севастопольскую гавань. Но тот, что начал разговор, выплюнул короткую зубочистку прямо на пол и продолжил:

– Так чо, цыпа, набирай тележку и едем с нами. Этот дрыщ тебе не по классу.

– Александр, вы лично убьёте всех четверых или этим должна заниматься хрупкая, нежная женщина вроде меня?

Я ещё даже не успел ответить, а побледневшая продавщица уже лихорадочно искала сотовый в дамской сумочке. Да, да, срочно вызывайте полицию, пока наша милая Афродита не разгромила вам весь магазин. Как говорили старики латиняне, Аut vincere, aut mori![2]

– Чо зависла, чика? Мы от самого Хирурга, база есть, бабло есть, падай на хвост, и сруливаем!

– Мужики, посмотрите на себя. Вы уже хорошие, – попытался вмешаться я. – Какой Хирург? Если только Золдостанов узнает, что вы прикрываетесь его именем, он вас без наркоза прооперирует на предмет принудительной кастрации.

Байкеры неуверенно переглянулись, но, видимо, количество выпитого на корню топило любую, даже самую банальную логику.

– Ты на кого, козёл, наехал? На Хирурга? На друга нашего, гаранта? Ты охр… х… что ли?!

Вот прямо сейчас доказывать четверым упитым идиотам, что я говорил нечто прямо противоположное, было бессмысленно. Неожиданно для самого себя, я отступил и поклонился, делая рукой приглашающий жест:

– Светлана, они ваши!

Она благодарно кивнула, и далее мне уже не было нужды во что-либо вмешиваться. Иногда и женщинам нужно отводить душу. Разве что, пока шла драка (скорее, некий аналог библейского избиения младенцев), я подмигнул продавщице:

– Не нужно прямо сейчас вызывать полицию, всё будет хорошо. – А через пару минут вынужденно добавил: – А вот скорую, видимо, всё-таки надо… И да, сколько с нас за девять бутылок?

Общий разгром заведения не хотелось уточнять даже в примерных суммах. Возможно, им бы стоило просто поменять по страховке весь дизайн. Я не уверен, но оказывается, наша специалистка по росписи греческих ваз также отлично умеет расписывать какие угодно морды под Гжель в синем цвете, под Хохлому в красно-чёрном, под Китай эпохи Минь в четыре цвета на выбор! Она у нас та ещё игривая затейница…

Хвала всем богам, что такси пришло за нами на полторы минуты раньше, чем полицейский «бобик». Разомлевшая, но даже не вспотевшая от приключений Гребнева на заднем сиденье обнимала коробку с девятью бутылками шампанского от «Золотой балки».

Наш поход по магазинам закончился очень быстро, но возвращались мы с добычей и, более того, с победой! Чего же ещё большего и желать-то, а?

Так вот чего именно – мне подсказал молодой таксист, глядя в зеркала заднего вида:

– А чо там байкеры за нами пристроились?

Три громких выстрела из дробовиков по машине открыли ему глаза. На заднем стекле трещина, одно из боковых зеркал разбито вдребезги…

– Чо за беспредел, бл?.. Я щас с монтировкой выйду!

– Светлана?

– Ой, всё! Дайте уже мне ваш сотовый.

Не знаю, кого она набрала и что кому сказала. Визг шин на резких поворотах стабильно глушил звук, но через минуту яркое солнце фактически развернулось на небе в противоположную сторону, выдав такой световой удар по преследователям, что они все дружно вылетели со склона в овраг. По-моему, парни просто ослепли на месте, но как такое вообще могло произойти, даже не спрашивайте…

Молодой таксист, попеременно матерившийся и молившийся всю дорогу, затормозил напротив нашего музея. Выдохнул, оценив ущерб, категорически – до обиды и слёз – отказался брать с нас плату за проезд, но как только мы вышли, рванул с места так, словно за ним гнались все демоны крымского ада. Я его не осуждаю, скорее даже понимаю чисто по-человечески. Всё-таки здесь временами происходят несколько странные вещи.

А верный Сосо Церберидзе ждал нас у ворот так, словно бы и не отходил ни на минуту. Мне даже на минуточку стало стыдно, что я не успел закупиться сухариками или колбасными чипсами. И нет, он-то как раз о них ни разу и не вспомнил, это исключительно мои комплексы.

– Директор ждёт, – сторож по-собачьи мотнул головой. – Его одного.

Моя спутница равнодушно повела плечиками и, забрав под мышку коробку с шампанским, ушла в сад. Да, она нежная красавица с умопомрачительной фигурой, но никто и никогда не назовёт её слабой женщиной. За такие вещи от нашей Афродиты Таврической можно запросто словить вертушкой с ноги в челюсть…

Горбатый, прихрамывающий Сосо вёл меня постоянно меняющимися коридорами. И хотя я прекрасно помнил скороговорку про ниточку, он этим методом явно не пользовался. То ли помнил все повороты наизусть, то ли ориентировался на запах, а может, и вовсе пользовался каким-то своим звериным чутьём. Кажется, я многому перестаю удивляться…

– Кто к нам пришёл?! Герой ли вечера и ночи, сумевший встретить новый день, с такой же яростью и силой, что, драку учинив в безвинном (винном) магазине, его поставил вмиг на грани разорения? – директор встретил меня в своём кабинете перед открытым ноутбуком, словно бы разговаривая сам с собой. – Возницу жалко мне, но кто же виноват в том, что судьба и рок его избрали везти скромнейшего сотрудника музея? И кто бы мог предугадать погоню со стрельбой, лишь только сами боги! Один вопрос, извечный, русский: вот какого хрена, Грин, вы тут творите?!

– Мне отвечать гекзаметром?

– Извольте.

– Тогда готов признать: ошибки были, – честно кивнул я, пытаясь поймать его взгляд за глухими тёмными очками. – Однако следователь, тот, что чинил допрос мне в отделении, меня же убеждал в обратном. В обмане чёрном, в тайной наркоте, подмешанной в вино, и в том, что все вы – боги или лжецы бесстыдные. Однако я не то чтобы ему поверил. Задумался и…

– И что же, что же? – заинтересовался он, поддерживая литературную игру.

– Ничего особенного, – вынужденно признал я, переходя на нормальную речь. – Светлана искренне считает себя богиней!

– Собственно, как и большинство женщин.

– Денисыч первым объявил себя фактически богом пьянства!

– Ну, при его талантах это тоже неудивительно, – сухо поддакнул Феоктист Эдуардович. – Я ведь его уже раза три увольнял за алкоголизм. Он и кодировался, и зашивался, а всё без толку. И нет, разумеется, в нашем заведении категорически запрещены любые наркотические вещества! Мы все за здоровый образ жизни! Хотите выпить?

– Нет.

– Ну и ладно, – он убрал в нижний ящик стола бутылку красной Агоры. – Итак, говорю ещё раз: Мила разберётся со следствием, у неё свои каналы в Министерстве внутренних дел и определённые связи в Правительстве. Я звал вас не за этим. Вот посмотрите.

Он развернул ко мне экран ноутбука. Старые отретушированные фотографии, короткие обрывочные сведения, никакой конкретики, кроме четырёх слов: «Самые разыскиваемые сокровища Крыма». Ох, кажется, мы опять ввязываемся в какую-то дикую авантюру.

В прошлый раз нас закинули аж в Амстердам, где нашей маленькой команде пришлось грабить музей Пирсона, входя в прямое столкновение с рядом местной нечисти. До сих пор помню налитые кровью глаза тех мускулистых волкодлаков, что шли на меня трое против одного, и если бы не картина Куинджи «Лунная ночь на Днепре», так неизвестно, стоял бы я сейчас тут, вспоминая весь этот явно наркотический бред! Там один рогатый дьявол Фрейшютц чего стоил…

– Что я должен сказать?

– Что готовы рассмотреть и изучить эти вопросы. До вечера у вас целая куча времени, – Феоктист Эдуардович нажал кнопку лазерного принтера. – Забирайте всё. Можете посоветоваться с остальными сотрудниками. В любом случае именно от вашего решения зависит план наших действий на следующий месяц.

– Но я не руководитель…

– Зато вы знаете историю искусств! В определённых случаях это может значить больше, чем все наши усилия. Я верю в вас, Грин. Как верю в то, что вы не просто так откликнулись на наше объявление.

– Во что же вы не верите?

– В случайности…

Я забрал с десяток ещё тёплых листов, сложил их в прозрачный файл и, коротко кивнув, покинул директорский кабинет.

– Она их избила.

– Даже не начинай.

– Они его не догнали.

– Я не хочу об этом слышать.

– Он стрелял в твоих фурий.

– Ты меня бесишь.

– Кстати, метко. Не каждому удаётся сразу приноровиться к нагану.

– Бесишь и раздражаешь.

– Это не самоцель, дорогая.

– Ещё…

– Что именно?

– Ещё раз выбеси меня.

– Они добрались до музея, и никто не смог их остановить.

– Сволочь и негодяй!

– Мне повторить?

– Я хочу тебя…

– А я тебя нет.

– Мерзавец, подонок, дурак!

– Не хочу, не хочу, не хочу…

– Тебе нравится изводить меня?!

– А то ты не знала…

…Разумеется, мне следовало бы сразу начать читать про себя, а ещё лучше вслух короткий стишок про ниточку Ариадны. Просто задумался, держа перед собой файл с распечатками, и чисто автоматически пошёл той же дорогой, которой вёл меня горбатый сторож. А в результате один неверный поворот – и я опять попал не туда. Хорошо ещё знал, как вернуться. Нужно лишь повторять:

– Ариадны ниточка, доведи до…

Но тут моё внимание привлекли неожиданные звуки, вроде бы это было похоже на стук молотка, шипение пара, звон металла и чьё-то тяжёлое дыхание. Памятуя, что наш частный выставочный комплекс имеет странную тенденцию ограничений внешнего периметра и практически безграничных размеров внутри, я зачем-то остановился.

Пару раз мне приходилось попадать в неприятности именно из-за своего любопытства, а повторять одни и те же ошибки уже не хочется. Но и уходить просто так было неинтересно, поэтому я вновь прислушался и осторожно пошёл на звук. Коридор вывел меня к тяжёлой дубовой двери, именно из-за неё раздавались звонкие удары молота и глухие выдохи.

На первый взгляд, ничего страшного, возможно, всего лишь какая-то мастерская реставраторов при музее, о которых мне просто не рассказали. Но стоило деликатно постучать о косяк костяшками пальцев, как удары молота прекратились, а изнутри в дверь швырнули бронзовым копьём! Тяжёлый листообразный наконечник пробил дубовые доски едва ли не насквозь, замерев в сантиметре от моего чрезмерно любопытного носа…

– Ариадны ниточка, доведи до калиточки, – едва ли не в голос заорал я, бросаясь наутёк. – Укажи дорогу к нужному порогу! Ариадны ниточка-а…

Кто бы ни был тот безвестный мастер, но он явно не пылал жгучим желанием общаться с разными посторонними. Мне удалось крайне легко отделаться, а выход в сад оказался буквально за следующим поворотом, дальше прямо по коридору – и вот он, сияющий прямоугольник зелени и солнечного света! Свобода, жизнь, счастье…

– Или, как говорили древние, Gaudeamus igitur![3] – объявил я, выходя к фонтану.

Из свободных сотрудников нашего частного музея за столом оказался только Денисыч. Впрочем, от него толку не было, поскольку большей частью своего тела он почти уже находился под столом. Крутейший специалист по всем древним языкам, знающий сотни наречий, свободно владеющий десятками давно забытых диалектов и тем не менее набиравшийся, накачивающийся и нахрюкивающийся (в произвольном порядке) по сто пятьсот раз за день, в данный момент находился «вне зоны доступа». Где были Светлана и Герман, я не знаю, но, скорее всего, занимались своими служебными обязанностями.

Я торопливо сделал пару глотков прямо из фонтана – там всегда чистейшая и холодная вода, – после чего разложил на столе бумаги, переданные мне Феоктистом Эдуардовичем. Они заняли половину мраморной столешницы. На каждый лист пришлось положить по большой сливе, чтобы их не сдуло ветерком. После чего можно было и подумать…

Ну что ж, не всё, с моей точки зрения, было рабочим. Слишком много фантазии и мифов, хотя, наверное, всё-таки по-своему некоторые вещи могли вызвать чисто конспирологический интерес. Я в такое не верю, но ведь и забытую Трою открыл купец Шлиман, а не профессиональные археологи, верно?

Допустим, история о сокрытии документов и, главное, ящиков золота, спрятанных сотрудниками НКВД в период Великой Отечественной войны в Ак-Монайских каменоломнях, имеет под собой реальную основу. Их искали многие – как учёные, так и любители – и тогда, и потом, и сейчас, но всё безрезультатно. Хотя вроде бы эта информация в свободном доступе, места сокрытия указаны в Сети, никаких тайн нет, фактически бери лопату в зубы – и вперёд. Но увы, увы, увы…

Или что ещё интересно, ну, к примеру, сокровища хана Мамая. Да, да, того самого, что был темником в Золотой Орде и был разбит Дмитрием Донским в легендарной битве на Куликовом поле, что положило конец монголо-татарскому засилью и подняло с колен всю Русь! Так вот и он, бежав с поля боя, умудрился закопать свой клад в крымской земле под сводами пещер Чатыр-Дага.

Перекопали чёрные археологи все пещеры? Видимо да. Копают ли до сих пор? Гарантированно! Только вот найдено ли его золото? Разумеется нет! А есть ли ещё желающие его искать? Да, и с каждым годом их всё больше! Ибо есть люди, которых вдохновляет не успех, а именно чья-то неудача. Несмотря ни на что, они верят, что уж им-то точно повезёт…

Но если бы вдруг предложили выбирать лично мне, то я сделал бы ставку на золотого коня царя Митридата, хранящегося в тайных склепах под одноимённой горой на территории современной Керчи. Ну, или где-то в Армянске, или под Костелем, или аж на склонах Аю-Дага. То есть неизвестно где, но, по крайней мере, никто всерьёз не отрицал его реальность.

Золотой конь был. По одним летописям, это был цельнолитой жеребец, вставший на дыбы. По другим – грубый комок разносортного золота, сбитый вручную и при определённой фантазии напоминающий силуэт всё того же коня. Не берусь судить, правда это или вымысел, но точно так же не стал бы сразу и отрицать его существование.

Во-первых, традиция переплавки золота в тотемных животных издавна существует у многих народов. Причём не только кочевых! Можно вспомнить золотые статуи кошек или соколов Египта, золотых драконов Китая, золотых быков Индо-Персии, ну и, конечно, золотых орлов инков в южноамериканских Андах. Всё это было, и никто из серьёзных учёных таких вещей не отрицает.

А во-вторых, легенда именно о золотых конях гуляет по астраханским-калмыцким-донским степям со времён распада той же Золотой Орды, как культовое украшение ворот Сарай-Бату. Кстати, сами ворота сохранились до сих пор, можете приехать, посмотреть, потрогать, убедиться лично. Я ездил, поездом от Екатеринбурга два дня с чем-то – недалеко, мне понравилось.

Ну и до кучи, в-третьих, следы тех самых коней находят в Казани, в Оренбуржье, в Башкирии, на Алтае, в Сибири, Монголии – везде, будь оно неладно, спрятано сплошное золото! Да на Кавказе они тоже есть, там грузины платили дань чингизидам не золотым руном, а именно конями. Скорее всего, кабардинской породы. Но она стоит ого-го…

Поэтому только так – золотой конь! И других слов для обозначения этого клада нет. Разве что мне придётся обращаться к таблице Менделеева, но equus arum[4] звучит слишком уж претенциозно, с намёком на самовыпячивание. Хотя какой музейный работник удержится от лёгкого хвастовства? Лично я таких не знаю. Значит, делаем ставку на коня…

– Щем зан-маишьс-ся, Саня? – неуверенно раздалось из-под стола.

– Протрезвеешь – вылезай, поговорим.

– Да я уже сухой как лист! Ни капли синьки, – Диня выполз на свет божий, щурясь от солнца, но совершенно трезвый. Как он так делает – загадка покруче всех египетских пирамид в Гизе. – Ну чо, зема, демонстрируй, в чём затык?

– Директор поручил рассмотреть вот эти моменты. Шесть листов, так вот я думаю…

– Ва-аще не вопрос. Бери коня!

– Ты серьёзно?

– Зуб даю, бро!

Тот факт, что он с первого раза угадал все мои мысли, чудом не являлся: Денисыч отменный психолог, как и большинство высокопрофессиональных алкоголиков. Но почему он сам чётко определил главную и наиболее перспективную цель поиска? Ведь я говорил выше, что этого коня искали столетиями и никто не приблизился к цели ни на шаг? Ой, да, собственно, как и ко всем остальным сокровищам…

– Зема, я тя умоляю, чо тут сложного? Так называемого клада опального Мамая, скорее всего, и не существовало. Получив звездюлей от князя Дмитрия, он бежал в Орду, потратил кучу денег, пытался поднимать мятежи, восстановил против себя своих же соотечественников и двинул к нам в Крым. Чего уж особенного драгоценного он мог с собой вывезти? – Диня достал из холщовой сумки прохладную (как он это делает?!) амфору и выставил её на стол. – Лазить по каменоломням в поисках золотых слитков НКВД – это ж с гарантией налететь на какую-нибудь ловушку, или мину, или растяжки с гранатами.

Тут я согласился: зная сталинских умельцев – это запросто.

– Но проблема даже не в этом, а в том, что, выкопай мы всё это дело, его у нас, во-первых, сразу же отнимут, ибо музейной ценности оно не имеет, а во-вторых, за то, что мы видели секретные документы, нас тупо грохнут! Такие свидетели никому не нужны. Что остаётся? Думаем, думаем, думаем… Конь!

– Без вариантов?

– Ладно, не веришь мне – спросим остальных. Герман у нас крутой спец по древним скульптурам.

Логично, в любом случае без положительного резюме нашего гиганта всё равно бы ничего не утвердили. В любой полевой экспедиции он главный: у него и опыта больше, и нужных знаний, и к ответственности ему не привыкать.

– А он сейчас не занят?

Диня даже не удосужился ответить, а я и глазом моргнуть не успел, как мы с ним уже стояли у двери в комнатку Земнова. Наш плечистый сотрудник открыл сразу же, потому что у нашего же, если так можно выразиться, знатока всех языков на свете была дурная черта стучать в дверь ногой. Мощно так, аж известь с потолка посыпалась.

– Друзья мои, – хозяин гостеприимно пропустил нас внутрь.

Как я уже говорил, обстановка у него была самая спартанская: минимум мебели, несколько книг, стол, табурет, две гири по 60 кг и одна цитра. Это такой струнный музыкальный инструмент вроде наших гуслей или греческой арфы. Для игры на нём требуется абсолютный музыкальный слух, но у Германа его нет, поэтому он очень старается.

– Есть тема, тут Саня хочет выдвинуться на поиски золотого коня царя Митридата, – Денисыч деловито выставил прихваченную амфору и зубами вытянул из неё пробку. – Чо сам скажешь?

– Пить не буду.

– А по существу?

Герман забрал у меня лист распечатки и, положив его на стол, быстро пробежал глазами текст. На мгновенье его брови сдвинулись, плечи напряглись, но голос оставался ровным:

– Эта информация слишком поверхностна. По ней невозможно найти ничего. Однако если подумать, то… хм!

В общем, мы трое успешно пропустили обед, напрочь игнорируя вежливые царапанья Церберидзе у порога. Светлана к нам не ломилась, Денисыч сидел (честно говоря, возлежал) на кровати (ох, то есть под кроватью…) в обнимку с уполовиненной амфорой, а мы с Земновым исчеркали уже, наверное, листов шесть, строя планы и уточняя задачи. Всё действительно было не так просто…

Согласно устоявшейся версии, скифский царь (или не скифский, а боспорский) Митридат (или Митридат VI Евпатор) повелел отлить в золоте в полный рост памятник своему любимому коню. Просто в память о верном друге, и всё, ничего большего. Ну а кочующие скифы его (памятник, не царя!) просто-напросто спёрли – двойная выгода: и золото, и конь!

То есть никакого религиозного или сакрально-мистического подтекста в этом не было. Или был? Простите, я, видимо, уже сам путаюсь…

Возвращаемся по теме. Итак, согласно одним версиям, конь стоял на двух задних ногах, а передними месил воздух, и якобы этим вдохновлялся даже сам барон Клодт (представляете?!), когда делал скульптуры для украшения знаменитого Аничкова моста в Санкт-Петербурге! Я в это категорически не верю, но кто их, аристократов-художников, разберёт…

По другой легенде, благородный скакун просто стоял на всех четырёх, подражая каменным скульптурам древних тибетцев. А по третьей, этот здоровущий комок золота просто слегка напоминал силуэт пасущейся лошади. Вроде бы так, ничего личного и ничего лишнего, мы уже об этом говорили. Но дальше-то всё ещё более сумбурно, ох…

Митридат зарыл коня (зачем-то?) в горе, которую все вокруг дружно назвали его же именем, в окрестностях греческого полиса Пантикапея, а ныне – нашей российской Керчи. Был ли это искусственно насыпанный погребальный курган, где схоронили скифского царя вместе с его сокровищами, никто не знает.

Однако саму гору Митридат в начале двадцатого века взрывали два или даже три раза, но ничего, кроме десятка черепков, так и не нашли. Но поскольку этой хренью страдали военные люди, не имеющие ни малейшего понятия о ценностях археологии, то так им и надо! Каждый должен заниматься своим делом, а не лезть в чужие песочницы.

Помнится, как-то раз писатель Антон Чехов был приглашён к кому-то в гости. И там оказался полковник артиллерии, который попытался наехать на классика:

– А раз вы у нас писатель, так вы нам чо-нить почитаете?

На что Чехов незамедлительно парировал:

– А раз вы у нас артиллерист, так вы нам куда-нить стрéльнете?

Может, это и просто исторический анекдот, но ведь многие так же верили в скифскую версию кражи золотого коня. Многие учёные пытались копаться на горе Кастель, в районе Алушты. Там местные жители много лет за стакан вина охотно рассказывали всем желающим жаркие легенды о царице Феодоре! Так что, видимо, в чьём-то нетрезвом разуме имя Митридата вплелось в общий контекст и смешалось с иными. Такое часто имеет место быть. Увы…

И хотя Феодора не имела ни малейшего отношения к скифам, а обычаев хоронить цариц с конями у древних греков тоже не было, но археологи уже сделали стойку! А почему? Да потому что как у тогдашних, так и у современных историков всегда были и есть амбиции! Чего вам ещё надо? Задрав штаны, все побежали выкапывать Феодору с конём…

Ряд других учёных так же громко требовали перенести поиски в район современного Армянска! Ибо там тоже сохранились скифские курганы, как уверяли местные армяне, уже приготовившие гостевые дома, шашлык и разбодяженный коньяк для доверчивых столичных археологов. Но упёртая группа провинциальных оппонентов, наоборот, утверждала, что царь Митридат если где и похоронен, то уж наверняка в искусственных пещерах на крутых склонах горы Медведь, рядом с Гурзуфом. Представляете себе разброс поиска?

А как известно, владык такого уровня частенько хоронили с жёнами, слугами, домашним скотом и кучей сокровищ, поэтому вполне логично, что следы золотого коня следует искать именно там. Но, блин, медведь Аю-Дага большо-о-ой, перекопать его весь жизни не хватит! Не говоря уж о том, что там сейчас (опять!) открылся детский лагерь Артек, и посторонних с лопатами не пускают…

В общем, мужская часть нашего коллектива выползла из комнатки Земнова на свет божий уже ближе к закату. Нас ждал стол, накрытый к ужину, и мрачная, как бобриха, красавица Гребнева. Как вы понимаете, разборки начались практически в ту же минуту:

– Значит так, вы меня игнорируете, что ли? Позвольте узнать почему и с чего? Неужели только из-за того, что я женщина и все ваши претензии исключительно сексистского толка?! Герман, ты раньше не был таким, ты уважал Ипполиту, ты сам надевал женское платье и сидел за прялкой, поэтому я тебе верила… Да, вином пахнет только от одного из вас или уж скорее разит, как из поганой бочки, остальные не пили, верю, но… Александр, как вы-то могли? Вы же просто забыли обо мне, бросили меня одну, не вспомнив ни разу, хотя я уже готова была, образно выражаясь, раскрыть для вас свои ворота Трои, но…

Пока мы с Земновым стояли, виновато опустив головы, наш языковед вдруг испустил истерический писк придушенной мыши и собственноручно облил Светлану из амфоры красным вином от макушки до пят. Asinus asinorum in saecula saeculorum![5] Такого вопля я не слышал никогда…

– Нам пришла смерть? – тихо спросил меня Герман.

– Что бы сказала любая женщина, если б ей вылили сладкое красное вино на чистые волосы и белую тунику? – задумчиво спросил я сам себя. – Пожалуй, смерть будет слишком милосердным наказанием за такое-е…

– Кунай её в фонтан, бро! Отмоем по-быстрому, и нет проблем!

Я не знаю, почему мы послушали этого кучерявого провокатора, но в три пары рук мигом перенесли визжащую на уровне ультразвука девушку к греческому фонтану, с головой опустив её в ледяную воду!

Крики разом стихли, Гребнева сидела на самом дне, медленно отводя руками волосы от лица, и весёлые струйки били её по голове. Она смотрела на нас мрачным взглядом мокрой кошки, а потом я впервые увидел, как вокруг неё закипает вода, а месть оказалась страшной…

Розовая, в пятнах, короткая туника тяжёлым мокрым комком сбила с ног Денисыча, отправив его трансфером под стол. Потом тонкие, нежные девичьи пальчики стальной хваткой поймали меня за грудки, а Германа – за армейский ремень на камуфлированных шортах. Мама!

Секундой позже яростная полуобнажённая (в эффектном нижнем белье!) Афродита топила нас обоих в том же фонтане, где для троих явно было слишком мало места. Пьяненький Диня хихикал из-под стола, крымское солнце улыбалось оранжевым краем, клонясь к закату, ворчливый Сосо заново накрывал ужин, день прошёл недаром…

– Почему именно байкеры?

– Почему нет?

– Просто объясни, я имею право знать.

– Ой, ну они брутальны, недалёки, у них мотоциклы и полная безбашенность.

– А ещё они знают на вкус всех насекомых?

– Фу-у! Они красавчики, носят кожаные жилеты, банданы, сапоги, всё блестит…

– У тебя есть какие-то особые отношения с Хирургом?

– Нет.

– Точно?

– Естественно! Где Хирург, а где эти дебилы…

– Хорошо, а с кем тогда есть?

– Ни с кем.

– Их банда носит знак с изображением гидры. Сколько я помню, у этой твари было много голов.

– И что?

– Много голов – и ты ни с кем? Имей в виду, дорогая, я всё равно узнаю!

– Не подавляй меня как личность!

– Мы единое целое, дура! Как я могу тебя подавить?!

– Абьюзер, тиран, диктатор, варвар, асоциальный тип!

– Истеричка.

– Манипулятор.

– Иди ко мне…

– Нет, нет, нет!

– И я тебя люблю…

…Примерно через час, прооравшись, отматерившись, напроклинавшись и успокоившись, мы все как лапушки сидели за одним столом, заливая накопившиеся проблемы подогретым вином.

И хоть наш специалист по языковедению считал сотворение глинтвейна первым шагом к продаже души дьяволу, все остальные послали его в задницу Аидову. Что думает сам Аид по поводу нахождения у себя в заднем проходе пьяненького музейного работника с полудюжиной амфор – вопрос открытый. Нам оно не слишком интересно, а вам? Полагаю, тоже.

Я, Земнов и Денисыч были обмотаны вафельными полотенцами вокруг пояса, Светлана, соответственно, – от бёдер до подмышек. Как в сауне. Всё цивильно и культурно, а вот сейчас Церберидзе подал знаменитые крымско-татарские чебуреки, горячий шашлык из молодого барашка, зелень, лаваш, острый красный соус и предупредил, чтобы рёбрышки аккуратно складывали отдельно.

Как я понимаю, такая роскошь – подарок нашего шефа. Хотя вот лично я нигде ни разу не замечал никаких видеокамер внешнего или внутреннего наблюдения, но Феоктист Эдуардович всегда в курсе того, что в любую минуту происходит на вверенной ему территории!

И если он не вмешивался в нашу недавнюю драку, то у него есть на то свои причины. А чебуреки и шашлык должны примирить всех сотрудников самым естественным путём. Что, собственно, и получилось самым наилучшим образом.

Прекрасная Гребнева ни на кого больше не дулась, великодушный Земнов забыл, кто нанёс ему четыре глубокие царапины от ногтей во всю левую щёку, мне пришлось извиниться за то, что, когда она меня топила, я её душил, а Диня вообще признался всем нам в самой искренней любви! Он даже Сосо пытался поцеловать в маковку, но сторож, рыча, вырвался.

Естественно, уже после заката мы вдруг вспомнили про коробку шампанского от «Золотой балки». Зазвенели цикады, небо окрасилось в янтарь, краплак и ультрамарин; наступала душная и сладкая южная ночь. Мы зажгли большие факелы с серебряными дисками, отражающими свет, перенесли бутылки в фонтан и уже всем рабочим коллективом вернулись к заранее заданной теме. То есть к плану поиска золотого коня царя Митридата…

– Ну, что бы я сказала, мальчики, – накручивая длинный локон на мизинец левой руки, протянула наша сотрудница. – Ставки один к десяти. Этот клад – миф; все, кто его искали, даром потратили время, деньги и силы. Легенды противоречат друг другу, и как ни вертите, но у нас нет даже следа от золотого копыта…

Мы помолчали. Потом Герман взял на себя смелость возразить:

– Легенды и мифы никогда не растут на пустом месте. Был ли такой царь? Да. Мог ли он зарыть клад? Да. Кто-либо нашёл его? Нет. Но почему бы нам не включиться в игру? Я готов рискнуть.

– О, классное слово – «игра»! Мы ведь ничего не берём себе, бро, – нетрезво подмигнул мне знаток древних языков. – Но если найдём золото, оно по любасу не уйдёт государству, не распилится на нас четверых, а останется в музее Херсонеса. Тогда чо, я – за, поиграем!

Понимая, что все взгляды сходятся на мне, я тоже был вынужден взять слово:

– С точки зрения истории искусств мифы о золотых конях имеют давнее происхождение и очень широкое распространение почти по всему миру. Однако в реальности ни один археолог не нашёл ничего подобного. Может быть, мы единственные, кому повезёт?

– С чего такая уверенность, Александр? – фыркнула девушка.

Я замялся на секунду.

– Понимаете, золото считают металлом, воплощающим солнце. Древние думали, что светило выкатывают на небо сами боги на колесницах, запряжённых сияющими скакунами. Так вот, вам никогда не казалось, что наш директор – просто копия греческого Аполлона Бельведерского (Пифийского), приписываемого скульптору Леохару?

– Точно, – звонко чокнувшись, признали все. – Это аргумент, мы все – за!

То есть они согласились, даже не дав мне договорить. Хотя, в конце концов, разве это так уж принципиально? Самое главное, что, поставив на стол пустой бокал и бросив максимально выразительный взгляд на Денисыча, наша специалистка по вазовой росписи вдруг рассеянно пробормотала:

– А ведь вроде бы у меня были знакомые археологи (разумеется, «чёрные», и не подумайте, что негры…), которые как раз и искали этого самого коня. Ну, просто речь о том, где его ГАРАНТИРОВАННО нет. Могу отметить на карте полуострова.

Отрицательный результат есть половина решения проблемы, дружно признали мы все. Кажется, дело начинало сдвигаться с мёртвой точки. Старик Церберидзе незаметно помог освободить стол, Герман принёс из своей комнаты подробную, ещё дореволюционную карту Крымского полуострова издания тысяча девятьсот второго года.

Светлана взяла в руки красный карандаш и начала ставить крестики везде, где наверняка проводились раскопки, которые ни к чему не привели. Повторять чужие ошибки не имело смысла, так что территория поиска неуклонно сужалась. Это уже по факту в плюс.

Потом ещё Земнов сбегал за своим ноутбуком и также добавил с десяток точек, где легендарного золотого коня искали уже в наши дни. Естественно, столь же безрезультатно. Но нам и это опять-таки шло в плюс. Хотя бы просто потому, что список возможных мест неуклонно сокращался. Нас уже накрывал охотничий азарт и кураж, хотя где точно копать по-прежнему не знал никто. Ну и подумаешь…

Мы разошлись далеко за полночь. На небе висел лимонный полумесяц, как на пейзажах Левитана, цикады притихли сами, укладываясь спать, и я лично передал терпеливому Сосо большую тарелку обгрызенных костей. Он тепло улыбался и едва ли не кланялся, облизывая губы. Значит, подкармливает уличных собак, для чего же они ему ещё?

Когда я пришёл в свою комнату, наглый Денисыч уже был там, беззастенчиво пытаясь оккупировать мою кровать. А она узкая, вдвоём не уместишься никак, поэтому мне пришлось делиться одеялом и переносить гостя на пол. Диня, в свою очередь, делал вид, что недобудимо спит и тревожить его нельзя, как будто я первый день знаю этого афериста…

Но, кстати, я и сам уснул не сразу, сначала отправил подробное письмо с парой рисунков своим сестричкам. Невзирая на разницу часовых поясов и позднее время, они ответили почти сразу в своей манере, но вежливо и не переходя границ:

«Аря-ря-а! Как у тебя там круто!»

«Мы тоже хотим в Крымушек, там морюшко!»

«Светка красивая, но противная».

«Много о себе думает…»

«Вы уже целовались?»

«Она тебя динамит!»

«Пришли нам денег на билеты!»

«Потом вернём! Половину! Наверное…»

«Мы уже собрали рюкзачки, удерём без родителей, ты ведь нас встретишь?»

«Лучше скажи “да”, сам знаешь».

Разумеется, я сказал «нет». Никуда они без родителей не полетят, их ещё на пропуске в Екатеринбургский аэропорт тормознут службы охраны. Ох, мама дорогая, да они даже билеты без паспорта не купят! Чего я так парюсь?

Уснул, наверное, часа в три ночи, а с четырёх небо начинает светлеть. Как ни странно, когда я открыл глаза, часы показывали всего восемь утра. То есть проснулся в идеальное время: наша сотрудница только что пошла в душ. Можно начинать подъём.

Спящего на полу Денисыча уже не было. Впрочем, наш вечно пьяненький полиглот обладает удивительной способностью теряться и находиться самостоятельно, беспокоиться о нём не стоит. Я открыл окно в сад, пустил свежий воздух и сделал зарядку. Невзирая на количество выпитого вчера, голова не болела и общее состояние было вполне бодрым…

А минутой позже в мою дверь деликатно постучали.

– Александр, доброе утро! – красавица Гребнева, застенчиво поправляя полы короткого халатика, заглянула через моё плечо. – Диня, случайно, не у вас?

– «Случайно» нет. Но он специально был тут ночью. Когда ушёл – не знаю, у него свои ключи. А что случилось?

– Его ищет директор. И он всегда нервничает, когда не в курсе, где его сотрудники.

За спиной Светланы возникла массивная фигура Земнова. Великан объявил, что в саду, как и во всех комнатах музейного комплекса, нашего пьянчужки тоже нет. Сосо Церберидзе всю ночь чего-то грыз, потом вырубился и спит до сих пор, поэтому вполне мог пропустить так называемый переход границы.

То есть, даже если кто-то зашёл за ограду или, наоборот, вышел за неё же, хромой сторож не в курсе. Хотя это и есть его прямая обязанность.

– Да объясните же, в чём проблема-то?

На меня смотрели как на бездушного идиота. Да, в принципе, любой из нас мог, когда заблагорассудится, выйти за территорию, замков никто не вешал, и расстрел на месте за это не предполагался, но…

Куда Денисыч мог удрать в четыре утра? Все магазины закрыты. Да, есть круглосуточные ларьки, но смысл ему в них, если у него вечно всё с собой. Город спит. Кто мог выманить нетрезвого знатока всех древних языков только ради того, чтобы?..

Тут опять знак вопроса, поскольку, кому именно в такую рань могли понадобиться консультации редкого специалиста, тоже непонятно. Как непонятно и почему он никого не предупредил, хотя обычно Диня болтлив, как обезьяна бонабо, и границ личного пространства для него просто не существует. Он лезет с винишком ко всем и вся!

– Так ты идёшь? – поторопил меня Земнов.

– Извини, – опомнился я. – Две минуты, только переоденусь! Невежливо идти к шефу в растянутых трениках и майке.

– Он и не такое видел.

Не сомневаюсь ни разу, но поскольку Светлана ломилась помочь мне переодеться, я таки прикрыл дверь и уже даже через полторы минуты вышел к нашим в тонких джинсах, футболке с волком и сандалиях на босу ногу. Так можно, ведь сбор не по работе, а в целом?

Значит, вряд ли директор потребует, чтобы все мы были одеты официально, да вроде в нашем музее пока и нет строгого дресс-кода. Тот же Земнов стоит в гавайской рубашке и пятнистых шортах, Гребнева – в искушающем спальном халатике, ни у кого нет проблем.

В других частных музейчиках, кстати, тоже. Ну, разве что для бабушек-смотрительниц где-нибудь в Третьяковке или Эрмитаже обязательны чёрные юбки в пол, вязаные кофты под горло, седые кукульки на голове и непременные очки с толстыми стёклами. А где Крым – там свобода!

Мы пошли, и по пути я попытался выяснить у Германа, что там за кузница, оружейная, слесарная или реставраторская мастерская попалась мне в прошлый раз. Он задумчиво хмыкнул, сказал, что официально реставраторов у нас в штате нет, но если я ещё каким-то чудом туда забреду, то лучше бежать, не дожидаясь последствий.

С чего и почему, великан объяснять не стал, как я понимаю, ему и самому было сложно понять всю структуру взаимодействий частных служб в одном музейном комплексе. «Херсонес» вообще странное, но интересное место. Конечно, задания, которые мы получаем, скорее напоминают приключенческий экшен, но зато здесь стопроцентно не соскучишься. А ведь главная опасность в нашем деле – стать скучной музейной крысой, злобно скалящей зубки над собственными неприступными «сокровищами»…

Земнов деликатно постучал в дверь, услышал: «Вх-ходитя, ш-ш-шду!» – и, как воспитанный человек, первой пропустил Светлану. Потом зашёл я, и замыкающим уже он.

Наш шеф Феоктист Эдуардович, в мятом льняном костюме, чёрных очках и приспущенном галстуке, развалился на вертящемся офисном кресле. В правой руке он держал бокал красного вина, в левой – начатую бутылку, а четыре таких же бутыляки валялись под ногами, и при нашем появлении он безуспешно попытался закатить их под стол. В таком виде я его видел впервые.

– Вы нас звали? – без малейшего удивления спросила Гребнева, занимая свободный стул.

– Ге-екзам-тр! – набычась, потребовал директор.

Наша специалистка по красно- и чёрнофигурной росписи спокойно кивнула:

– Сиятельный вы наш, нас пригласивший, дабы поведать всем о горе или? Или о радости, настолько всевеликой, что вы вино решили откупорить уже четыре, нет, пять раз и кряду? Так вот, явились все мы, стройно, дружно, рядами греческих фаланг, и ждём приказа! Что Пифии глаголят? Где козёл был в жертву принесён и что сулят эпохе все предсказания на печени быка? Не знаем мы, но если уж по сути, то нам тоже бы налить-то не мешало б…

Директор помолчал, словно бы катая каждое её слово на языке, пьяно хихикнул от удовлетворения и, наклонившись (то есть чудом не упав!), достал из ящика стола ещё три широких хрустальных бокала. Более подходящих под виски, чем под вино, но ладно, не будем цепляться к мелочам. Интрига в другом.

– Язнаю́, кде наш Диня. Мила звонила-а… ха, смешно: звонил-а Мила-а, а Мила-а звон-ила! Так фот. Про чём я? Ифо… иго… его забр-ла, ф смысли, при-иг-си-ла Геката… Фсё! Наливай-ти…

Мы переглянулись. На лице Германа читалось полное поражение ещё до боя, в глазах Светланы плескались раздражение и презрение одновременно, поэтому мне пришлось взять нить беседы в свои руки:

– Прошу прощения, возможно, я не в…

– Гек-з-метром! – директор так хлопнул ладонью по столу, что все бокалы подпрыгнули.

– Э-э, прошу прощенья, но, возможно, я не сразу и не так вдруг оценил грядущую опасность. Поверьте, мне Денисыч тоже друг, с которым мы делили и чашу, и постель… хотя пример последний, как видно, неудачен, допуская двойное толкование событий. Так вот, я знать хотел бы, желательно в сюжете и деталях, что может нашему весёлому пьянчужке содеять некая забытая богиня?

Вот тут уже взгляды всех присутствующих сошлись на мне, и не скажу, что оно прямо-таки радовало. Я сделал большой глоток вина. Все также пригубили. Потом Феоктист Эдуардович попытался объяснить очевидное, с его точки зрения, даже для ребёнка. Наверное, лучше без гекзаметра, да? Договорились.

Итак, в сухом остатке остаётся информация о том, что некая гражданка по кличке Геката имела возможность выманить нашего специалиста по древним языкам. Причём сделано было это посредством старой сливы, забравшись на верхние ветви которой можно было просто спрыгнуть вниз, не коснувшись ограды. В противном случае сработала бы сигнализация и опомнившийся Сосо Церберидзе гарантированно поднял тревогу.

Куда конкретно и кем был увезён Диня, первое время оставалось неизвестным. Но Мила Эдуардовна подключила свои связи, и теперь мы точно знаем, что он в трёхэтажном особняке за городом, в районе виноградников той самой Золотой балки. Сколько его там продержат, неизвестно. На запросы он не отвечает, пойти и забрать нашего сотрудника силой невозможно, выкрасть тоже, остаются лишь мирные переговоры.

– А зачем он вообще куда-то попёрся?! – имел глупость спросить я.

Для всех остальных ответ был очевиден: его же поманила сама Геката. Вроде бы как некий уголовный авторитет, правящий исключительно ночью и слабо имеющий отношение к мифической богине. Всё той же госпоже Гекате (признаю, удачное погоняло) принадлежала в Севастополе сеть подпольных казино, ряд публичных (неафишируемых!) домов, также её подозревали в незаконной торговле наркотическими средствами, но все, кто чрезмерно интересовался её деятельностью, мистическим образом исчезали…

– Что будем делать? – меня угораздило задать и второй глупый вопрос.

– Его надо вернуть, – совершенно трезвым голосом ответил мне директор. – Только вот кому это поручить? Земнова к ней пускать нельзя, он опять начнёт всё громить и рушить, а нам потом оплачивай. У неё крутые адвокаты, а фонды музея, знаете ли, не золотые и не резиновые!

Герман покаянно опустил голову так, словно когда-то действительно накосячил на очень крупные суммы. Я покосился на Светлану.

– Гребневу туда и на порог не пустят! Она вечно напоминает Гекате, что та далеко не самая бесспорная красавица. Причём делает это в жутко агрессивной форме.

– Если я пару раз послала эту стерву по известному адресу, это ещё не значит, что я хабалка! – гордо выпрямилась девушка, но мы все заметили, как густо она покраснела.

Ей также приходилось скрывать свои тайны: в их отношениях с той странной дамой точно не всё было так уж просто и невинно…

– Мне идти тем более нельзя, у нас с Гекатой конкретные старые тёрки. Мы оба не умеем уступать и слишком категоричны в ряде моментов, – директор раздражённо взлохматил свои эффектные кудри, после чего вновь взялся за бутылку. – Получается, остаётесь лишь вы, Грин. Только вам я могу делегировать вести переговоры. Полиция, прокуратура и даже крымско-татарская мафия здесь бессильны.

– Но я…

– Уверен, что и она также не хочет конфронтации. Что такое тьма без света или свет без тьмы? К тому же Геката любит свежих мужчин. Ещё бокальчик, и вы идёте, верно?

Я молча выпил вино, стараясь выбросить из головы мысль о «свежих мужчинах»: что мне предстоит там сделать?

Как оказалось, в принципе, ничего особенного. Меня доставят к вышеуказанному особняку, далее следует представиться в домофон, не скрывая ни имени, ни места работы, ни цели визита. Всё равно мои данные у неё уже наверняка есть, за две недели своей службы в музее я засветился, можно сказать, много где и перед кем. Иногда даже слишком.

Если меня примут (а скорее всего, так и случится), то попросить встречи с нашим сотрудником, выяснив у него, когда он намерен вернуться к прежней работе в ЧВК «Херсонес». Ничего не ломать, никому не угрожать, не изображать Рэмбо в Афганистане. Если Денисыч в порядке, он сам договорится с хозяйкой особняка, если же будут проблемы (а они будут!), действовать по обстоятельствам, но без фанатизма. Вот, собственно, и всё.

– Да, вот, возьмите, может понадобиться, – Феоктист Эдуардович опять полез в ящик стола, однако вытащил не бутылку, а несколько золотых монет. Наверняка очень старые, но в идеальной сохранности. – Греческие динарии, дохристианская эпоха, расцвет эллинизма, найдены в Крыму, разумеется, оригиналы. Иногда Геката любит поиграть…

Больше никто никаких советов мне не давал, а появившийся из ниоткуда старый сторож потянул меня за рукав. Гребнева и Земнов остались в кабинете директора, они оба избегали смотреть мне в глаза. Когда мы вышли и двинулись по коридору, из-за закрывшихся дверей раздались раздражённые крики. Кажется, Светлана опять угрожала написать заявление по собственному, и, что удивительно, Герман её поддерживал.

Я попросил Сосо проводить меня до моей комнатки, где взял небольшую кожаную сумку через плечо, сунув в неё блокнот для рисования и сотовый.

– Какой адрес и по какому номеру вызывать такси?

– Машина ждёт, – взглянув исподлобья, приветливо проворчал старик.

Ну, то есть это я предпочёл счесть его полурычание приветливым. Как-то так. Он сопроводил меня к выходу и сам открыл ворота. В пяти шагах действительно стоял белый «Ленд Крузер» с тонированными стёклами. Солнце слепило глаза, мне дважды мигнули фарами. Всё правильно, шеф ведь сказал, что доставит к Золотой балке.

– Твой план относительно Гекаты сработал.

– А ты сомневался?

– Нет, она, конечно, наша родня по линии Пер-са, но…

– Но я умничка и прелесть!

– С этим трудно спорить.

– И главное, себе дороже, дорогой…

– Что ж, они действительно отправили его одного.

– Почему тебя это напрягает?

– Да с чего бы? Грин явно не пешка в этой игре.

– Пусть так, но, в конце концов, он единственный, кем не жалко пожертвовать.

– Кстати, о жертвах. Первые уже принесены, правда?

– Не понимаю тебя.

– Всё ты понимаешь.

– Я умоляю, чем ты опять недоволен?

– Тем, что ты ничего не сказала мне о байкерах.

– Что ты хочешь о них знать?

– Какие у вас отношения? Почему ты зациклена на них? Вы спите? Давно? С кем из них? Со всеми? Как часто?

– Ты так трогательно мил, когда ревнуешь.

– Ты ещё меня не знаешь…

…На заднем стекле багажника белела предупреждающая наклейка: «Осторожно, в машине может быть чем-то недовольный доберман. Две штуки».

Понятно. Я обошёл навороченный внедорожник, задняя дверь пассажирского места открылась, и на меня победно уставилась пара по уши довольных доберманов, изо всех сил старающихся сохранять неподкупный вид. Ангелочки, пуськи и няшки, ага…

– Садитесь на переднее, – за рулём была Мила, в белом брючном костюме свободного покроя. – В первой половине дня в Севастополе не так много пробок, надеюсь, доедем быстро.

– Добрый день, – я удобно уселся в кожаное кресло, а две собачьи морды тут же легли мне на плечи слева и справа.

– Вы им нравитесь.

– Спасибо.

– Им, но не мне, – холодно закончила Мила, поворачивая ключ зажигания.

Машина плавно пошла вперёд вдоль улицы, мягко подпрыгивая на ломаном-переломаном асфальте.

– Имейте в виду, Грин, лично я была против этой идеи. Мой брат слишком сентиментален и порой берёт на себя ответственность за тех, кто этого не заслуживает. В данном случае это ваш так называемый специалист по древним языкам.

– Денисыч?

– По мне, он просто пьянь синюшная, которому место в наркологической клинике по о-очень долгому принудительному лечению от алкоголизма! Кстати, пока он не устроился в наш музей, Феоктист практически не пил.

– Дурной пример заразителен, – чисто для поддержания беседы согласился я. То есть мог бы и поспорить, но когда тебе в уши дышат две такие белозубые морды, ну его на фиг…

– Ладно, не знаю, что вам рассказали о Гекате, но, пожалуй, немного добавлю от себя: более опасной и непредсказуемой бабы свет не видел! Многие считают её колдуньей или ведьмой, но, как по мне, так дамочке просто повезло появиться на свет в нужный час от нужных родителей. И папа, и мама были большими шишками в своё время, так что она по закону наследует целую империю. Днём – расслабленна, ленива, нежна, но попадаться ей на перекрёстке ночью я не посоветовала бы никому из смертных…

– Меня уже запугали у шефа, можно не продолжать. А уж нашего Диню переделывать – aethiopem lavare![6]

– А-а, вы, я вижу, тоже успели набраться. Да ещё на голодный желудок? – Мила Эдуардовна скользнула по мне быстрым взглядом и вновь переключила внимание на дорогу.

Оба добермана, покосившись на «маму», тоже сморщили носы и высокомерно удалились, дабы не вдыхать мои алкогольные выдохи. Всё время хотел спросить, как их зовут. Но они сами явно не ответят, ошейников с именами и адресом не носят, а их хозяйка сейчас вряд ли в настроении поболтать…

Мы выехали за город, погода была прекрасной. Солнце, жара, вокруг зелёные поля, высокие холмы, ровные ряды виноградников от шоссе до самого горизонта и… байкеры с эмблемой в виде гидры, внезапно возникшие в зеркале заднего вида.

– Что ещё? – сквозь зубы спросила Мила, краем глаза отметившая мою нервозность.

– В прошлый раз эти ребята на мотоциклах пытались расстрелять наше такси, когда мы возвращались в музей.

– Кто «мы»?

– Я и Светлана Гребнева. Они устроили драку в магазине и…

– О, тогда я их понимаю. Эта шалава выведет из себя кого угодно!

– Не надо так о ней!

– Почему?

На мои плечи вновь легли две рычащие морды, но я уже ничего не боялся.

– Потому что они вели себя как полное хамло, прикрываясь чужими авторитетами, а наша сотрудница их отшлёпала и поставила в угол! Образно выражаясь…

– Попутно раздолбав фирменный магазин «Золотая Балка» в районе порта? Узнаю Светку! Об этом уже во всех новостных каналах пишут, – с лёгким оттенком зависти протянула сестра директора. – Ладно, если это те самые, я с ними разберусь.

Два выстрела сзади, впрочем, не попавшие в цель, подтвердили мои опасения. Мила, не сбавляя хода, открыла заднюю дверь багажника и недобро улыбнулась:

– Взять их, мои защитники и слуги! Враг, что идёт по следу, никогда не должен видеть спину убегающих героев! Герой не станет умирать усталым! Он обернётся, грудью примет бой, и так пусть его с улыбкой примут боги! Отныне и навеки тот, кто трус, умрёт без славы, словно жалкий пёс, харкающий кровью вдоль канавы. А тот, кто храбр, будет жить в веках, и имя его вечное прославят как пламенные музы, так и седобородые певцы, владеющие лирою и словом…

Её гекзаметр был столь же безупречен, как и у старшего брата. Видимо, это семейное. Доберманы рванули с места, словно две чёрно-коричневые молнии, так, что лишь капли отлетевшей из пасти слюны обожгли мою шею. Наверное, и четверти минуты не прошло, как сзади нас начался натуральный ад.

Наш белый крузак притормозил. Навороченные байки вставали на дыбы, люди вылетали в кювет, выстрелы уходили в воздух, несколько машин на встречке вынужденно «поцеловали» друг друга, а зубастые псы Милы развлекались вовсю. И на всём белом свете, наверное, не было силы, способной остановить их праведную ярость! Кроме короткого щелчка пальцев хозяйки.

И вот они уже снова сидят как лапушки на заднем сиденье, от них пышет паром, тот, что слева, незаметно дожёвывает кожаный байкерский браслет, и спрашивать, что за чудовищный разгром они конкретно там учинили, наверное, бессмысленно. Эти типы не признаются.

И пусть даже уже сегодня вечером вся дорожная баталия будет выложена в Сети, доказательств нет. Потому что вряд ли хоть какие-то дорожные камеры сумеют зафиксировать двух дерзких доберманов, двигающихся с непостижимой глазу скоростью. Лично я в это не верю, а вы?

Мила Эдуардовна причмокнула губками, словно посылая собаченькам воздушный поцелуй, и оба пёселя разомлели от счастья. По факту – им мало надо. Похвала «мамы» – полный восторг и нирвана, «мама» сдвинула брови – горе, печаль, трагедия, позор, застрелиться на месте! Людям всегда есть чему поучиться у братьев наших меньших…

Дальше ехали ровно, без разговоров, без погонь и без эксцессов. Я вертел головой по сторонам, как понимаю по указателям, дорога вела в сторону Ялты, но, едва ли доехав до самого винного завода Золотой балки, мы свернули куда-то налево, в сторону гор, где на одном из склонов гордо высился чёрный трёхэтажный дом.

Не может быть!

На юге Крыма строят из белого, золотистого или розового камня, это местные традиции! Вспомнить хоть тот же Бахчисарайский фонтан или виллы императора в Симеизе. Честное слово, я даже глаза протёр, но дом реально был отделан плитами чёрного гранита. Настолько матового, что, казалось, сам камень поглощал солнечный свет…

Наш белый внедорожник проехал мимо высокого – в три метра – забора цвета густого чёрного битума. Вокруг – столь же чёрная асфальтовая дорожка, ни деревьев, ни кустика, ни травы, право, жутковато как-то. Я почувствовал лёгкий приступ паники, даже доберманы на всякий случай прижали уши. Но поздно: сестра директора остановилась напротив тяжёлых чугунных ворот. Угадайте, какого они были цвета?

– Вылезайте. Да не вы, дебилы! – Оба пса тут же опустились на своё место. – Выходит только Александр! Кстати, удачи вам там. Как соскучитесь, вызывайте такси.

– А разве вы не будете меня ждать? – я встретил её взгляд, понял, что ляпнул глупость, и, не дожидаясь, пока меня выкинут, спешно покинул машину. – Извините, спасибо, был рад общению, надеюсь, в скором времени встретимся!

– Да вы оптимист? Хотя, учитывая, как коротка жизнь человека, конечно, скоро…

Пока я подбирал подходящую цитату на латыни, «Ленд Крузер» исчез в клубах пыли. Деваться было некуда, пришлось подойти к воротам и нажать кнопку звонка.

– Кто там? – механическим голосом спросили динамики.

– Александр Грин из ЧВК «Херсонес» – к госпоже Гекате, по поводу нашего сотрудника.

– Исчерпывающе, – согласились со мной. – Что ж, входите.

Я никогда не думал, что ворота можно открывать так долго. Ну, или, скорее, наоборот: я в прямом смысле заслушался скрежетом замков, скрипом цепей, лязгом засовов, протяжёнными во времени минут на десять, если не больше. Можно было сто раз успеть решиться и убежать, но как-то неудобно, ведь вроде уже открывают… начали открывать… может, таки и откроют?

На тот момент, когда я точно решил плюнуть и уйти, ворота распахнулись невероятно плавно, без малейшего звука. Я деликатно постучал по литому чугуну ещё раз и шагнул на территорию. Меня встречали восемь или девять серых собак неизвестной мне породы. Высокие, поджарые, тонконогие, с хвостом, похожим на хлыст, и удивительно умными чёрными глазами.

Помнится, если верить даже не греческим, а более поздним римским рисункам, то это лигурийские псы. Однако в современном мире эта порода не сохранилась. Я уверен. То есть практически был уверен до этого момента. Они окружили меня, не проявляя ни дружелюбия, ни агрессии, но их полукольцо сжималось так, что волей-неволей я отступал к крыльцу дома.

В этот момент двери растворились и на порог шагнула сухонькая старушка с внешностью покойной королевы Елизаветы II. Одета в простенькую вязаную кофту и длинную юбку почти до земли. Улыбчивое круглое лицо, седые кудряшки, прямая спина и добрый, всепрощающий взгляд:

– Что привело вас в эту обитель, дитя моё?

– Добрый день! Мне нужно видеть госпожу Гекату.

– Странное пожелание. Могу ли я спросить зачем?

Ну, кем бы она здесь ни работала – домоправительницей, уборщицей, поварихой, личным секретарём, бухгалтером, – старушка явно имела право на любопытство. А вот юлить смысла не было, поэтому я ещё раз честно рассказал, что работаю искусствоведом в частном музее «Херсонес», и в свою очередь попросил встречи с Денисычем.

– Кто бы ни был этот человек, почему вы решили, что он находится именно в нашем доме?

– Если госпожа Геката скажет мне, что его здесь нет, я, разумеется, поверю ей на слово и уйду без претензий. Так она меня примет?

– Думаю, да. Вежливость всегда считалась добродетельностью, которая в наши дни становится редкой монетой. Однако она способна открыть многие двери. Ступайте за мной, мой мальчик.

Давненько ко мне так не обращались – мальчик, дитя… Хороша дитятка под тридцатник возраста! Но, с другой стороны, не поправлять же столь пожилую даму с викторианскими манерами. Она развернулась, благосклонно кивнув.

Естественно, я пошёл следом, раз приглашают. Собаки не сделали более ни одного движения, замерев, словно статуи из серого мрамора. Чугунные двери за моей спиной закрылись без единого звука. Казалось, они просто слились в единую массу, будто были сделаны не из металла, а, например, из густого чёрного дыма.

Не спрашивайте, как такое возможно. Во-первых, я сам не знаю, а во-вторых, после двух-трёх бокалов красной Агоры на пустой желудок и не такое может привидеться. Звучала тихая струнная музыка, пахло лавандой, вереском и чем-то ещё дурманным. Может, масло иланг-иланг? Не знаю. Сойдёмся на этом, углубляться не хочу, да и слишком много куда более интересного разворачивалось вокруг…

Прихожая или парадное, куда мы вошли, было невероятно длинным, словно тоннель, в конце которого мерцал холодный голубой свет. Под ногами стелился такой шикарный ковёр, густо-зелёного цвета, с длинным и мягким ворсом, что казалось, я иду по траве, проваливаясь едва ли не по щиколотку. Думаю, один уход за ним стоил сумасшедших денег.

Потолок терялся в вышине, но там угадывалась пышная лепнина, богато украшенная позолотой. На матовых тёмно-синих стенах висели картины в дорогих рамах. Я невольно залюбовался ночными пейзажами Коровина; фыркнув, оценил небольшого Шишкина – лес с лосями; ещё отметил пару графических вещей Климта; кое-кого из прерафаэлитов; потом большое – три на пять метров – полотно Генриха Семирадского.

Кстати, вот именно эту картину, изображавшую ночные танцы на греческом острове Лесбос, раньше мне видеть не доводилось. Но кисть и манера были гарантированно его, да и подпись стояла в углу холста. Слегка помолодевшая старушка мягко улыбнулась, заметив моё удивление:

– Эта вещь была заказана после ошеломляющего успеха «Фрины на празднике Посейдона в Елевсине».

– Ну, ту картину я отлично помню, сейчас она в Русском музее Санкт-Петербурга. А вот это полотно…

– Интересуетесь историей искусств, юноша?

– Это моя профессия.

– Ах, тогда вам, возможно, будет любопытно узнать, что художник отказался от денег. Как только краски и лак высохли, он принёс это полотно в подарок. С обратной стороны холста есть короткая надпись, сделанная его рукой, о том, что «Ночь на Лесбосе» сделана лишь в единственном экземпляре, все подготовительные рисунки и эскизы сожжены, а сама картина передана в дар.

– Кому?

– Разве ответ не очевиден?

На меня второй раз накатило ощущение, что эта пожилая женщина, вполне себе бодро шествующая чуть впереди, выглядит немного иначе. Кажется, у неё потемнели и удлинились волосы и вроде бы даже приподнялась грудь. Мысли странные, признаю, но…

– Вы меняетесь!

– Неужели? – хмыкнула она, обернувшись. Теперь ей никто не дал бы и больше сорока. – Молодой человек, мы почти пришли. Госпожа Геката, как вы её называете, примет вас в гостиной у камина.

– А как вы её называете? – тупо спросил я.

– Никак.

Вот и поговорили. Мы прошли ещё мимо десятка картин. Как правило, на всех была изображена ночь. Каких-то авторов, вроде раннего Николая Рериха или позднего Камиля Коро, можно было узнать сразу, других – нет. Ещё глаз автоматически зацепился за сияющую под лунным светом скульптуру лимонно-жёлтого жеребца, которому поклонялись жрецы и воины. Ну, прямо в тему наших поисков по Митридату. Надо бы спросить хозяйку, но…

Она уже провела меня в достаточно просторную комнату, где по факту можно было кататься на горном велосипеде, не боясь разгоняться и сшибать углы. У камина, в котором легко уместился бы целый бык на вертеле, стоял изящный круглый стол и три венских кресла, почему-то накрытых волчьими шкурами. Мне было предложено крайнее справа.

– Прошу вас, присаживайтесь. Мужчина, а почему вы думаете, что ваш друг хочет отсюда уйти?

– То есть он здесь?

Моложавая женщина напротив меня щёлкнула пальцами, и из-за каминной тени вышел наш Денисыч. Нет, наверное, правильнее было бы сказать, выполз на четвереньках. Пьяный в дупель, как, естественно, решил я, но нет…

– Тебе знаком этот человек? – спросила молодая, но уже никак не моложавая женщина, откидывая назад волну густых чёрных волос. – Он говорит правду?

– Саня, зема, бро… забери меня отсюда…

– Значит, правду! Это достойно внимания.

Пока я с трудом садился в кресло, красавица брюнетка погладила по голове нашего полиглота. Тот едва не заскулил от счастья. Серьёзно? Прямо вот так, да?

К моему немалому изумлению, Диня был совершенно трезв, но едва держался на ногах.

Я же чувствовал боль во всём теле, скрипели все суставы, стучало в виски и покалывало сердце, словно у столетнего старика. Мельком глянув на свои руки, я чудом сдержал крик: кожа стала жёлтой и сухой, покрывшись пигментными пятнами. Что происходит?!

– Благородный муж, вы умрёте через несколько минут от глубокой старости, если я не услышу истинной причины, по которой мой гость должен покинуть приютивший его дом.

Я смотрел, как она молодеет на моих глазах, и уже прекрасно понимал, с кем разговариваю. Геката, богиня ночи, дочь титанов, покровительница магии и волшебства, тьма, отделяющая свет, не подчиняющаяся никому, могущественная и непобедимая… Аря-ря-а?

– Время уходит, старик…

Юная стройная девушка, с едва оформившейся грудью, огромными чёрными глазами, двумя длинными косами на плечах, начала нетерпеливо постукивать ноготком по подлокотнику кресла.

– Денисыч… нужен мне, – почему-то каждое слово давалось с трудом, пару раз я даже закашлялся. – Мы с ним… друзья. Он хотел помочь мне… нам в поисках… золотого коня! Без Дини я… один… не справлюсь. Как-то так.

– Разве в музее нет других сотрудников, почему они не могут вам помочь? – парировала девочка, болтая ножками, а у меня резко прихватило сердце.

– Каждый… ох… они специалисты в своём ключе-е… Светлана разбирается в вазах, Герман он… он у нас…

– Я знаю. А чем занимаетесь вы?

– Историей… историей искусств.

– Он попал.

– Да, милая, на этот раз именно так!

– Я всегда в тебя верила! Но он не выкрутится?

– Грин попал по полной, не сомневайся. От этой женщины ещё никто не уходил…

– Я знала, что в душе она сохранила старые традиции хождения по крови людей.

– Богиня ночи даже в этом мире сильна как никогда.

– Аполлон нервно курит в уголке?

– О да! Его власть света ограничена подолом её тьмы…

– Не поняла, при чём тут подол?

– При том, что Геката никогда не выпускала жертву из своих когтей!

– Ты уходишь от ответа.

– Неважно, главное, в этом смысле она в отца.

– Почему не в мать?

– Милая, её отец – титан Перс. Перс! Тебе это о чём-то говорит?

– Да. И многое. Вот уж кто любил задирать подолы.

– При чём тут это, дорогая?

– Ты с ней спал?

– Каким боком?!

– Вот это ты мне и расскажи!

– Да я-то тут при чём?

– Не уходи от ответа…

…В тот же момент боль достигла апогея, и я повалился на пол. Геката встала и спокойно толкнула меня красной пяткой. Признаться, мне не сразу удалось вспомнить имя того древнегреческого поэта, назвавшего её «красноногой» за то, что богиня тьмы ходила по щиколотку в человеческой крови. Но как ни странно, этот волшебный пинок вдруг вернул мне силы, возраст и надежду.

– Золотой конь царя Митридата, я помню его, – девушка лет двадцати двух, в полном расцвете красоты, поправила длинное чёрное платье, вновь опускаясь в кресло. – Садитесь, Александр! Итак, вы выиграли бой, но проиграли войну.

– В смысле?

– Я не вижу весомых причин отпускать моего гостя. Как и не намерена задерживать вас, вы вправе уйти в любую минуту. Ваш друг, как вы его называете, Денисыч, периодически лечится у меня от алкогольной зависимости. Сейчас у него кризис, если он не выпьет до вечера, то умрёт. Но если не умрёт, то будет жить вечно! Разве ради этого не стоит рискнуть?

– То есть его личное мнение вас не волнует? – я не стал садиться, встав перед ней.

– Когда врача волновало мнение пациента?

– Действительно.

Глядя на собачьи глаза нашего сотрудника, было нетрудно понять, что хозяйка дома во всём права, какой бы трындец здесь ни творился. Я не могу забрать Диню силой, он же сам будет упираться руками и ногами, хотя буквально вот только что просил меня о помощи. Но и уходить просто так было совершенно невозможно…

– А если я его выкуплю?

– Вы так богаты?

Я сунул руку в карман, вытаскивая горсть золотых греческих монет, из тех, что мне дал директор:

– Можем сыграть на его свободу.

– Символ солнца? – улыбнулась хозяйка.

– Верно.

– Но у меня в покоях больше ценится луна. У вас есть серебро? – она мягко накрыла мою ладонь своей, и когда отвела руку, золотые монетки превратились в серую пыль.

– Вы проиграли.

– Видимо…

– Но проявили вежливость и такт, – без улыбки продолжила Геката. – Вы не впали в обиды, не ругались, не требовали компенсации, а это дорогого стоит. В моей власти наградить вас многим. Чего вы желаете – славы, рабынь, земель, скота, денег?

– Я хотел бы уйти со своим другом.

– Нет.

– Тогда, – я тоскливо стряхнул пыль, оставшуюся от монет, и обернулся в сторону коридора, – отдайте мне вон ту картину Шишкина, на память. Вам она вряд ли нужна, всё равно это подделка.

– В моей галерее только оригиналы! – холодно вспыхнула она.

– Сожалею, но…

Я встал, тело вновь было молодым и бодрым, движения – лёгкими, кураж кружил голову. Полотно «лесного богатыря» Ивана Шишкина, как называли его французы, висело до Семирадского, и оно изображало четырёх лосей в густой чаще. Трое больших сохатых, рядом пасётся один маленький, а луна заливает серебром их спины. По факту очень похоже на «Утро в сосновом лесу» с медведицей и медвежатами.

– Вот только на той картине Шишкин писал лишь лес, а медведей рисовал его приятель. И разница в почерке очевидна. Однако здесь мы видим одну руку. Если учесть, что уважаемый Иван Иванович лично никогда не рисовал животных, то получается, что и само полотно – явная подделка под его пейзажный стиль.

– Бро, ты труп… – впервые за долгое время пискнул Денисыч.

– Ой, я тя умоляю, да мало ли мне приходилось встречать на выставках живописи неуравновешенных экзальтированных дам, помешанных на мистике?

Пока Геката в изумлении изображала Золотую Рыбку, пуская пузыри ротиком, я смело подошёл к обсуждаемому полотну.

– Можно прибавить свет?

Ещё со второго курса нас учили, что нельзя полноценно преподавать историю искусств, не умея различать подделку и оригинал. И это совершенно правильно! Кто вам поверит, если вы не в состоянии отличать «Надевающую туфлю» авторства Матвеева начала XX века от условно современных копий Ломоносовского завода или школу кисти Моисеенко от Мыльникова. Я бы таких липовых знатоков гнал ссаными тряпками вдоль всего Невского проспекта…

– Что-то ещё? – по щелчку хозяйки дома коридор осветился сияющими лампами, так что глаза слепило.

– Спасибо, достаточно, – мне пришлось приложить ладонь козырьком ко лбу, чтобы не жмуриться. – Итак, кракелюры есть, холст оригинален, рама тоже, краски без химического анализа не проверишь, на первый взгляд, всё соответствует концу девятнадцатого века.

– Тогда в чём проблема?

– В подписи. На чужое полотно неизвестного художника поставили подпись Ивана Шишкина для увеличения стоимости картины. Тогда это делалось повсеместно, как делается и сейчас. Ничего личного, просто бизнес. А можно спросить, кто вам её втюхал?

Свет опять погас. Девушка молча вернулась к камину, я повернул было за ней, но опомнившийся Денисыч вдруг повис у меня на руке. Его редкие кудряшки едва ли не стояли дыбом, а побледневшие губы прыгали:

– Саня, валим! Валим отсюда, пока она занята-а!

Геката вдруг повела плечами, и чёрное платье упало к её ногам, словно ком полированного гранита. Её фигура казалась совершенной: узкая талия, идеальная линия спины, точёные изгибы бёдер и кожа, белая, будто бы выточенная из слоновой кости. Волосы вдруг выросли на метр или больше, закрывая девушку до середины икр. Она подняла руки, запрокинула голову и что-то запела на незнакомом мне языке.

– Это индо-голландский или скандинаво-туркменский?

– Бро, я тебе потом всё переведу, но надо уже делать ноги. Сейчас тут такое начнётся…

– Что начнётся? – упёрся я, игнорируя его попытки утащить меня в сторону выхода.

– Короче, тебе оно не понравится…

В камине резко вспыхнул огонь, из оранжевого становясь зелёным, а в чёрных волосах девушки заиграли ломаные голубые молнии. Песня оборвалась на высокой ноте, пламя упало, а из скорбно посеревших углей взвился сизый дымок, поднимаясь тонкой струйкой к потолку. А потом он вдруг стал приобретать очертания человека. Невысокого, худого, с семитскими чертами лица, совершенно голого и, кажется, смертельно напуганного.

– Ты продал мне фальшивку.

– Я бы никогда не посмел, о госпожа-а…

– Ты знаешь, что бывает с теми, кто пытается меня обмануть?

– Я не обманывал, совсем наоборот, мне…

– Ты и сейчас лжёшь мне в лицо?!

– Но это не я… меня самого подставили, я ничего не знал, я…

– Посмертные муки страшны тем, что могут длиться вечность. – Волосы Гекаты встали дыбом, вновь открывая её великолепную фигуру.

Она развела руки в стороны, и те же голубые молнии, вспыхнув на кончиках её пальцев, хлестнули призрака. Нечеловеческий мужской крик взвился под потолок. Это реально было жутко и видеть, и слышать…

– Уходите, – на мгновение обернулась девушка, и глаза её были чернее самой ночи. – Мне уже не до вас, я нашла себе другое занятие.

Как вы понимаете, дважды повторять никому не пришлось. Взявшись за руки, как два школьника, сбежавших с урока природоведения, мы с Диней рванули по коридору на выход. Если бы этот особняк строил тот же весёлый архитектор, что и частный выставочный комплекс «Херсонес», то, наверное, не выбрались бы вообще. А так – прямо, по картинной галерее, до чугунных дверей, которые беззвучно растворились перед самым нашим носом.

Лигурийские собаки показали зубы, но не более, нам вслед даже не порычали для приличия. Ворота так же спокойно выпустили нас наружу, а белый джип сестры директора стоял на прежнем месте. Получается, нас тут ждали?

– Зема, ты мой герой! – тощий знаток древних языков, не чинясь, попытался поцеловать меня в губы взасос, я едва сумел вырваться и отплеваться. – Она же вообще отбитая на всю башню! Такое с мужиками творит, без мата даже рассказать стыдно. Не-е, типа можно попробовать на храмовом диалекте Египта четырёх сотен лет до нашей эры, но ты всё равно не поймёшь, да?

Я цапнул его за рукав и потащил к машине, боковым зрением отметив, что знаменитой холщовой сумки у него на плече нет.

– Потерял, представляешь, бро! Как тускла и непоэтична жизнь без пары амфор…

Мы влезли в машину, причём сначала я закинул Диню на заднее пассажирское сиденье к общительным доберманам, а потом влез на переднее, усевшись рядом с Милой. По её словам, мы каким-то чудом уложились в час с копейками.

Разумеется, специально ждать она меня не собиралась, просто отвлеклась на телефонные переговоры с Нидерландами по поводу возврата скифского золота. Оно, само собой, уже в витринах «Херсонеса», но признаваться в этом никак нельзя. Нужно выражать озабоченность и вести бессмысленные разговоры, это политика, все врут ей, и она врёт им, такие дела.

– Кстати, забирай! – сестрица шефа протянула Денисычу пустую сумку. – Валялась у забора. Твоя?

– Да-а-а! – он запустил туда руку и тут же вытащил пол-литровый сосуд. – За моего лучшего друга, Саню Грина-а!

Короче, невзирая на рычание недовольных пусек и няшек, он уговорил в одну глотку сразу три бутыляки и к моменту нашей высадки у музея пребывал уже в полной прострации, счастливый, как макака-мазафака! Он даже доберманов расцеловал в холодные кожаные носы, и я успел вывести этого типа, когда он начал признаваться в любви Миле Эдуардовне, а она полезла в бардачок за электрошокером.

Калитку ворот открывал ворчливый сторож. Диня и его поцеловал в макушку. Директора на месте не было, время шло к обеду, в саду ждал накрытый стол и двое наших друзей.

– Подонок, козёл, мерзавец!

Светлана с ходу влепила такую звонкую пощёчину едва стоящему на ногах полиглоту, что тот укатился к фонтану. Я было попытался помочь ему подняться, но Денисыч уже спал буддистским сном праведника. Герман успокаивающе положил руку мне на плечо:

– Ты совершил благородное деяние, друг мой. Ещё ни одному смертному не удавалось живым выйти из покоев Гекаты.

– Странное место, но там всё круто, – признал я. – Современные высокие технологии, голография с изменением возраста, графический дизайн тоже на уровне, плюс ещё эта несуществующая порода собак, но картины интересные, в массе – подлинники. А что, она действительно считает себя древнегреческой богиней ночи?

Земнов промолчал, беспомощно поведя плечами, а наша Афродита, фыркнув, протянула мне визитку со стола. Я присел на прохладную мраморную скамью и прочёл вслух:

– Потомственная ведунья, Хранительница тайных знаний, Толковательница снов, Верховная ведьма от рождения, положившая начало целой магической династии, – Геката Харбиновна Аванесян! Избавляю от алкоголизма, решаю проблемы с облысением, привлекаю деньги в дом, возвращаю мужа в семью, наказываю соперниц, определяю пол ребёнка по фазам луны, помогаю угадывать цифры в лотерее, лечу ароматами, продаю щенков и многое другое. Оплата сдельно. Не колдуй у меня на пути!

– Вопросы?

– Понятно, я идиот…

– Александр, вы голодны?

– Как пёс!

На последнем слове в саду вдруг возник горбатый сторож, быстро огляделся по сторонам и, покачав лохматой головой, вновь исчез. В общем, мы трое прекрасно посидели пару часов, без всякого алкоголя, за разогретой греческой мусакой, тушёными овощами, орехами, крымским травяным чаем, хлебом и мёдом. Кажется, я уже говорил, что кормят здесь специфично.

Вкусно, но в основном всё-таки без мяса. Рыба бывает чаще, а вот свежие фрукты, кажется, стоят на столе весь день. Состояние бодрое, мозг активный, с голоду никак не умрёшь, но растолстеешь вряд ли. Хотя, наверное, это в плюс: дома меня перекармливали.

– Она сказала, что Диня сам пошёл к ней за услугами по избавлению от алкогольной зависимости.

– Пошёл сам, это правда, – кивала Светлана, отщипывая виноград по ягодке, – только не за лечением, а за тем, что здесь ему никак не светит. Герман, скажи!

– Это могут быть сплетни, – смущённо опустил взгляд наш великан. – У них что-то вроде дружеской любви или любовной дружбы. Он так сбегает раз-два в год, и чаще всего, когда очень нужен на работе. Ну а она как женщина всячески пытается его удержать.

…Господи, как, оказывается, всё просто. Я-то напридумывал себе сложностей там, где имели место обычные человеческие отношения. Мне ведь даже не пришло в голову поискать табличку на заборе, а она там наверняка есть, с тем же перечнем услуг и фамилией хозяйки.

Потом, как помнится, сразу же на пороге дома меня окутали странные запахи, мягкая медитативная музыка, и не догадаться, куда я попал, было попросту невозможно. Живые огни, тематическая подборка картин, домашние фокусы, рассчитанные на восприимчивого зрителя. Хозяйки столичных магических салонов ещё и не такие шоу устраивают для клиентов.

Получается, что следователь Ладыженский из районного управления полиции в чём-то был прав, а вот я самонадеян, глуп и слегка нетрезв. Ну, или чуточку более чем слегка…

– Да, нескучно у вас здесь.

– У нас здесь весело, это же Крым! – ответили мне, и в сад широким шагом вошёл наш директор. Вокруг сразу стало светлее, теснее и шумнее, если можно так выразиться.

Феоктист Эдуардович был одет в знакомый костюм мятого льна, сандалии на босу ногу, неизменные тёмные очки и золотистое канотье. Вот шляпу на нём я раньше не видел, на его упрямых кудрях она смотрелась несколько нелепо. Что, впрочем, ни капельки никого не смущало. Я тоже просто улыбнулся и привстал из-за стола.

– О, видят ли глаза мои героя, который, вновь на подвиг собираясь, пошёл землёй неведомой и водами столь бурными, что страшно, деяние отважное свершив? Ведь были на пути и Сциллы, и Харибды, циклопы злобные, и фурии, что мечут в нас бранные слова и нечистоты? Наш Александр пробивал щиты, не убоялся медноострых копий и бронзовых мечей, в лицо сверкавших. Но друга возвратил в родную гавань…

– В гавань он набрался по дороге, – поправил я.

– Гекзаметром, гекзаметром, таковы правила игры! – шеф погрозил мне пальчиком.

– Да, в гавань он набрался по дороге. Причём два взрослых пса, с кошмарными зубами, добрейшими сердцами и улыбкой, его сдержать ни разу не смогли. Но Мила Эдуардовна отважно доставила всех нас к дверям музея. Мы тут, на месте, а она в делах. Что до Гекаты… было жутковато, но в целом стильно: этика, дизайн. Надеюсь, что и цены там доступны?

Директор уставился на меня как на конченого дебила, потом перевёл взгляд на припухших сотрудников, следом – на храпящего Денисыча, достал носовой платок, вытер капельки пота со лба и неожиданно громко рассмеялся:

– А вы умеете повеселить, Грин! Уверен, что и коллектив это ценит.

– У меня остались монеты, возьмите…

– Оставьте себе, ещё пригодятся, уверяю вас. Да садитесь уже, я тоже слегка перекушу. Как раз и расскажете всё в подробностях!

Что ж, как говорится, мне вновь пришлось начать рассказ а limine, то есть с новой строки. Но никто не был против. Герман со Светланой с удовольствием послушали ещё раз. Директор хлопал в ладоши, на столе появилось вино, мы смеялись, шумели, беззлобно подкалывая друг друга, пока заплетающийся язык нашего полиглота громко не выдал:

– Он… он всё в-врёт!

– Ну да, дорогая, я никак не мог ожидать, что она окажется столь тщеславной!

– Вообще-то, она твоя сестра.

– Как и твоя тоже.

– Дальняя!

– Седьмая вода на киселе.

– И знаешь, милый, то, что ты называешь тщеславием, – это просто любовь к порядку.

– Она отпустила его. Отпустила их обоих! А мы о чём договаривались?

– Но ведь он был безупречно вежлив. У неё свои правила.

– Она могла сделать с ним всё что угодно! Убить, расчленить, изнасиловать…

– Ты не понимаешь, этот человечишка проявил такт.

– И что?!

– Ой, всё…

– Она дура!

– И ты рискнёшь повторить ей это вслух?

– Я?! Запросто! Потому что всё, что бы она ни сделала со мной, получишь и ты!

– Не всё, милый, ровно половину.

– И ты будешь ходить на одной ноге, с одной рукой, одним глазом, одной…

– Довольно! Мне это не нужно, я не собираюсь тебя ей сдавать.

– Докажи!

– Чем?

– Ты знаешь.

– Пошляк.

– И?

– Обожаю это делать…

…Разумеется, он объяснился. И само собой, уже через пару минут мне хотелось дать ему в рог! Земнов и Гребнева сидели с выпученными глазами, словно два ёжика с диареей под одним кустиком. Феоктист Эдуардович являл собой исключительно божественную безмятежность, и почему-то это было весьма пугающим. А Диня пел, запрокинув голову, словно учёный дрозд в серебряной клетке зоомагазина на каких-нибудь Елисейских Полях:

1 Помни о смерти (лат.).

2 Или победить, или умереть! (лат.)

3 Давайте веселиться! (лат.)

4 Дословно: жёлтый, или золотой, конь (лат.).

5 Осёл из ослов во веки веков! (лат.)

6 Дословно: отмывать эфиопа (лат.), т. е. бесполезное занятие.

Продолжение книги