Физрук 7. Назад в СССР бесплатное чтение

Глава 1

Признаться, не ожидал от Вилены таких высказываний. Понятно, что ни одна из женщин не любит, когда к ее мужчине близко подходит другая, но здесь крылось что-то иное. Она же не могла видеть, как актрисулька со мною заигрывает. По крайней мере, точно не выходила изквартиры. Так что, видать, здесь какая-то старая обида. Неужто гражданка Неголая перебежала когда-то дорогу моей девушке? Стоит ли вникать во все обстоятельства сего дела или лучше не лезть? Мало ли что у Вилены было в прошлом. У меня ведь тоже было!

– Насчет того, куда мне стоит смотреть, – проговорил я. – Если ты подразумеваешь какие-нибудь шашни это одно, а если мне придется закрывать глаза всякий раз, когда в поле моего зрения окажется соседка… Ну а вдруг я буду в этот момент за рулем?

– Смеешься, Саш? – горестно осведомилась она. – А мне не до смеха!.. Знаешь кто такая Таська Неголая?!

– И кто же?

– Вот видишь – ты уже заинтересовался!

– Я задал простой вопрос, – пожал я плечами. – Не хочешь, не отвечай. Не очень-то мне и интересно.

– Вот, значит, каким ты бываешь?

– Каким?.. – переспросил я.

– Недобрым…

– Я очень добрый, может быть, даже чересчур, естественно с теми, кто сам такой, – проговорил я, – только не люблю, когда меня держат на поводке.

– Прости, – вздохнула Вилена. – Дело в том, что однажды Таська уже отбила у меня хорошего парня и я не хочу, чтобы это повторилось.

– Не о чем беспокоиться, – сказал я. – Неразборчивые женщины не в моем вкусе.

– Я думала, ты скажешь, что тебя у меня никто не отобьет, – проворчала она, но уже совсем другим тоном.

– Не родилась еще такая, которая могла бы сделать это, – улыбнувшись, откликнулся я.

И мы скрепили наше примирение долгим поцелуем.

– Кстати, забыла тебе сказать! – спохватилась Вилена. – Пока ты там машину загонял тебе звонили.

– Кто?

– Какой-то мужчина. Он не представился. Просто поздоровался и просил тебе передать, что во вторник, в семнадцать часов, на прежнем месте.

– Спасибо!..

– Давай все-таки спать.

– Давай, – вздохнул я.

Когда девушка, к которой ты глубоко неравнодушен, говорит тебе: «давай спать», подразумевая при этом, что спать вам придется в разных постелях, это не может не навести на печальные размышления, а еще – не вызвать в памяти образа разбитной бабенки, которая в первую же минуту знакомства пригласила тебя в гости. В конце концов, мы с Виленой пока что не в браке и даже заявления в ЗАГС не подали, так что наша свобода при нас. Я уж не говорю о том, что сил уже нет терпеть. Я отогнал дурные мысли и завалился спать.

Встал рано, как и всегда. Не будя гостью, отправился на пробежку, а когда вернулся, застал девушку за приготовлением завтрака. Мы мирно, по-семейному поели, потом я подбросил ее к райкому, а сам отправился в школу. Занятия шли своим чередом. На большой перемене, в столовке я рассказал трудовику о том, что Сумароков снова назначил мне встречу. Витек принял известие с полным равнодушием, как будто его это не касалось. Странные дела…

– А что, Эдвина все-таки посадили? – спросил я.

– Под следствием, – буркнул майор КГБ и добавил: – Твоими стараниями…

– Я-то здесь причем? – удивился я. – Это он меня велел схватить своим подручным и собирался посадить за шпионаж…

– Это не в его компетенции… – отмахнулся Курбатов. – А вот то, что он сейчас находится под следствием, нарушило всю схему, которую мы выстраивали несколько месяцев и залатать ее теперь нечем… – он умолк и посмотрел на меня с надеждой. – Если только…

– Что – только? – насторожился я.

– Не знаю, удастся ли это согласовать с руководством…

– Да что именно – согласовать? Не тяни ты резину!

– Тише! – прошипел трудовик и добавил: – Если только заткнуть эту дыру тобой!

– С ума сошел?! Ага, щас… Каким образом?

– Об этом поговорим не в столовке, – сказал он. – Приходи сегодня ко мне в семь вечера.

– Хорошо, – кивнул я, поднимаясь из-за стола.

Черт меня дернул за язык заговорить о Рогоносце. Вот теперь свалят на плечи еще ношу. И не факт, что она мне нужна. Хотя… Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться – вряд ли эта идея пришла Витьку только, что. Скорее всего, давно уже крутится в его майорской голове, а теперь он только решил воспользовался оказией, чтобы ею меня огорошить. Вот ведь сволочи, не дадут мне спокойно жить. Коготок увяз, всей птичке пропасть. И отказаться нельзя, в отместку могут отстранить меня от работы с пацанами. Ладно, разберемся…

С другой стороны мне было любопытно, что там гэбэшники еще придумали? И можно ли будет из этой их придумки извлечь выгоду? Не для себя, конечно, а для пользы будущего Ордена. В любом случае, я это обязательно постараюсь сделать. В общем, я даже с трудом дождался окончания рабочего дня. Правда, не забыл предупредить Шурика Могильникова, что намерен посетить его семейство завтра, после занятий. Пацан не слишком радостно кивнул. Вряд ли он думал, что я начну жаловаться на него родителям, тут что-то другое.

Ладно, завтра будет видно. Сегодня у меня – посещение «коллеги». После уроков у меня еще оставался вагон времени, и я решил заскочить в комиссионку. Рудик, правда, не звонил, но мало ли… И я покатил на улицу Дзержинского, к дому 17. Увидев меня, торгаш радостно заулыбался. Из чего я сделал вывод, что товар есть. Едва поздоровавшись, Рудольф поманил меня в подсобку, как и во всяком другом советском магазине заваленную коробками с дефицитом, и тут же выложил несколько стопок видеокассет.

– Ого! – сказал я. – Это все мне?!

– Двадцать штук, – сияя, откликнулся торгаш. – Я хотел звонить тебе сегодня вечером, но если уж ты сам подъехал…

– И сколько с меня?

– Только тебе, как постоянному клиенту, – по четвертаку штука.

– Ладно, – поморщился я и полез за бумажником. – Завернуть есть во что?

– Я тебе коробку дам…

Пока я отсчитывал купюры, Рудик достал коробку и сложил в нее кассеты с фантастикой. Расплатившись с ним, я взял коробку и потащил ее в машину. Посмотрел на часы, убедился, что до встречи с трудовиком еще минут сорок. Зная, что Витек не слишком гостеприимный хозяин, я предпочел бы заранее перекусить. Для ресторана времени маловато, а вот в кафешку заскочить в самый раз успею. До «Диеты» от комиссионного магазина всего пара кварталов, и я направился туда.

Войдя внутрь, я подошел к раздаче, взял четыре пирожка и какао, и принялся искать свободное место за одним из столиков. Ну и опять увидел знакомую физиономию. Судя по отросшей щетине, мутному взору – гонорар уже закончился. Литейский классик снова скатился до дешевой кафешки, но еще не опустился до пивнушки. А значит, пока еще относительно вменяемый. И я потащил поднос к его столику. Миня кивнул мне, словно мы с ним только что расстались и даже освободил место для моей тарелки и стакана.

– Ну что, товарищ Третьяковский, гонорар уже заканчивается? – спросил его я.

– Не помню, я у тебя в долг брал? – вопросом на вопрос отозвался он.

– Брал, но вернул…

– А-а, ну тогда, значит, могу еще взять…

– Можешь, – подтвердил я. – Только у меня есть предложение получше.

– А – именно?

– Ты бросаешь пить, а я беру тебя на зарплату.

– А ты – кто?

– Неужто не помнишь, Миний Евграфович?

– Да нет, я прекрасно тебя помню, – пробурчал тот. – Ты каратист, физрук, хороший парень… Я в том смысле спрашиваю, как ты можешь меня взять на работу, если ты не главный редактор и не председатель Союза писателей?

– Я хуже, чем главный редактор, я хозяин города.

Это было шутка, и писатель догадался об этом. Он хмыкнул и покачал головой.

– Ха! Смешно… Хозяин города – это предгорисполкома… Не слыхал, чтобы Степанова переизбрали.

– А вот про работу я не шучу, – продолжал я. – Мне понадобится человек на должность ну, скажем, литературного секретаря.

– Собираешься писать мемуары или пособие по каратэ?

– Там будет видно… Ну что, согласен?

– И сколько ты мне положишь жалования?

– Для начала – двести.

– В месяц?

– Да, на время испытательного срока, – ответил я. – Если оправдаешь ожидания, может и подниму.

Глаза писаки загорелись, но он сразу стал набивать себе цену.

– Я за роман получаю до трех-четырех тысяч, за повесть – полторы-две, а за пьесу, с учетом постановочных, могу и до десяти заколотить!

– И сколько же ты времени тратишь на роман?..

– Год или два… Иногда больше.

– Давай посчитаем… Допустим, ты укладываешься в год и получаешь в итоге три штуки, то в месяц у тебя получаются те же двести пятьдесят рэ… Кроме того, я ведь не собираюсь тебе запрещать и дальше писать свои романы и пьесы, так что считай это дополнительным заработком.

– Ладно, уговорил… – проговорил Миня. – В таком случае, нельзя ли получить аванс?

– Можно. Только не забывай, что мое условие – бросить пить!

– Совсем? – уточнил классик.

– Запоями.

– Ну-у… это я тебе обещаю.

– Посмотрим, – сказал я, доставая бумажник и вынимая из него пятьдесят рублей. – Уйдешь в запой, уволю. И аванс заберу.

Третьяковский спрятал их в карман и деловито осведомился:

– Когда приступать?

– Дай-ка мне номер твоего телефона, – проговорил я, вытаскивая записную книжку и ручку.

Евграфыч продиктовал циферки.

– Сиди дома, работай над своими бессмертными творениями, я позвоню, – распорядился я.

– Слушаюсь, шеф! – угрюмо пробормотал он.

Зачем он мне нужен, кроме того, чтобы вести в клубе литературный кружок, я и сам пока не знал, но чуял – пригодится. И вообще – чувствовал, что перемены в моей жизни не только не закончились, а, наоборот, идут по нарастающей. И предстоящий разговор с Курбатовым мог сыграть в моей судьбе гораздо более серьезную роль, нежели мне показалось в первый момент. Впрочем, что гадать. Вот сейчас доем эти пирожки, допью приторно сладкое, но остывшее какао и поеду.

Закусив и попрощавшись с литератором, я поехал на конспиративную квартиру. Ровно в девятнадцать ноль-ноль нажал на кнопку звонка, дверь тут же открылась, пропуская меня внутрь. Я вошел в прихожую и увидел хозяина. Он кивнул мне и жестом велел проходить в большую комнату. Фроси видно не было. Наверное – на спецзадании. Я разулся, снял дубленку – а шапку по теплой погоде уже не надевал. Прошел, куда указано. Увидел бутылку армянского коньяка, две рюмки и блюдце с ломтиками лимона.

Видать, разговор и впрямь предстоял серьезный. Я уселся в кресло, а Витек расположился на диване, наполнил рюмки, взял свою и, качнув ею, предложил мне сделать то же самое. Я не возражал. Звякнув хрусталем, мы выпили и закусили лимончиком. Со стороны все выглядело так, что два приятеля собрались бухнуть, ни о чем серьезном не помышляя. Собеседника я не торопил, понимая, что ему нужно собраться с мыслями. Главное, чтобы мысли его меня устраивали.

– Ну в общем смотри, Саша, – заговорил Курбатов. – Чтобы ты вник в суть моего предложения, я должен тебе кое-что раскрыть… Тебе известно, что в Литейске действует одна из самых мощных и хорошо организованных преступных группировок в Союзе, связанная, к тому же, с иностранными разведками. В преступную деятельность этой группировки втянуты многие руководящие работники сферы торговли, общепита, а также – ряда предприятий и организаций города. Причем – все организовано настолько блестяще, что выглядит как обыкновенный блат, кумовство, «ты мне, я тебе». Кое в чем – эта возня прикрыта трудовым энтузиазмом, комсомольским задором и изобретательностью. Я говорю о швейной фабрике, разумеется… Однако сейчас речь не о ней… До недавнего времени мы держали на крючке ряд ключевых фигур этой группировки, а именно – Киреева Сильвестра Индустриевича – капитана милиции из отдела БХСС и Сумарокова Илью Ильича – темного типа, который выступает в роли сборщика податей с дельцов, втянутых в их воровскую схему. Киреев в результате известных тебе событий отпал. Оперативно внедрить в банду человека, который был бы сотрудником правоохранительных органов, мы не можем. Ведь Киреев попал в нее не с нашей помощи, а по инициативе тогдашних главарей банды, которым пришлось долго и тщательно готовить его к той роли, которую он играл в ней. Бывший капитан милиции умудрился ликвидировать одного из главарей – не собственноручно, конечно. Второй сам недавно умер, в колонии. Остался третий…

– Сумароков, – брякнул я.

– Верно! – удивился майор. – Как догадался?

– Вывел методом дедукции.

– Если бы не малопонятная ненависть Киреева к тебе, ему осталось только убрать Сумарокова и возглавить банду самолично. Вот почему он так нам был нужен!

– Что ж вы его и на этот раз не выпустили?

– Выпустили бы, если бы не наша Симочка, – пробурчал Курбатов. – Она дала показания о том, что Эдвин пытался ее изнасиловать.

– Как будто это для вас препятствие…

– Препятствие… Ее папаша знаешь – кто?

– Ну, знаю… – кивнул я. – Тренер по классической борьбе в «Литейщике».

– Не только. Он ветеран Великой Отечественной, участник событий на Малой Земле, сослуживец Брежнева… Оставь мы заявление его дочери без внимания, он бы дошел до Самого!..

– Выходит, это не я посадил Эдвина, а – Симочка.

– Теперь это уже не важно, – сказал Витек. – Киреев из игры выбыл. И скорее всего – получит по совокупности. А это, наверняка, вышка… Теперь банду держит в руках только Сумароков. А это нас категорически не устраивает.

– Почему?

– Потому, что твой Илья Ильич законопатит все щели, и единственным источником информации останешься ты, да и то – до поры, до времени. Ведь Сумароков никогда не забудет того, что ты слишком много знаешь и при этом являешься человеком со стороны. Думаешь, ты ему нужен для того, чтобы охранять его от разных там директоров станций технического обслуживания и завскладами?.. Как бы не так… Единственными людьми, которых он боялся, были бывшие главари, а их больше нет… Теперь ему не нужен слишком умный, знающий лишнее, к тому же – строптивый телохранитель. Он обойдется дуболомами попроще. Так что не исключено, что в ближайшее время Сумароков попытается от тебя избавиться. Может быть даже – завтра!

– Нихренасе перспективочка!

– Да, нас она тоже не устраивает.

– И что мне теперь делать? – спросил я. – Линять куда-нибудь?.. А это как раз категорически не устраивает меня… У меня работа, ученики…

– Нас – тоже, – сказал Курбатов. – Однако, как говорится, если не можешь предотвратить безобразие, возглавь его.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не догадываешься?.. – хмыкнул майор. – Ну, примени свой дедуктивный метод!

– Убрать Сумарокова и возглавить банду, – сказал я.

– В точку!

– И кто же это должен сделать?

– Кроме тебя – некому.

– И как это ты представляешь?

– В банде знают, что ты человек Сумарокова. Также, почти наверняка, там известно, что Киреев пытался тебя посадить, что легко истолковать, как соперничество за лидерство. Ничего не стоит пустить слух, что именно ты подсунул ему Симочку, таким образом убрав соперника.

– Как-то это не по-пацански…

– Опасаешься за свою репутацию? – хмыкнул Витек. – Ничего. После того, как разберешься с Ильей Ильичом, репутация твоя достигнет небывалой высоты.

– Я не наемный убийца.

– Никто тебя не вынуждает его убивать.

– Так как же я его уберу?

– А вот – это, другой разговор! – проговорил трудовик. – От этого и будем плясать.

– Погоди, плясун! – остановил его я. – Прежде, чем продолжишь, признайся, вся эта говорильня – чисто твоя инициатива или она с полковником согласована?

– С полковником? – усмехнулся майор госбезопасности. – Бери выше! С самим генералом-лейтенантом Севрюговым!

– Ясно! – нахмурился я. – А что ты мне тогда впаривал про согласование с руководством?

– Проверял тебя. Прощупывал. Задание-то ответственное.

– Ну, проверил?.. Тогда давай, выкладывай!

Глава 2

И Витек изложил мне план операции. Трудно сказать, насколько он будет эффективен. Не попробуешь, не поймешь. Мне в этом плане отвели не самую главную роль, но, понятно, что без моего участия он бессмыслен. Осталось понять, чем участие в этой операции грозит лично мне. И не потому, что я дрожу за свою шкуру, просто от меня зависят судьбы многих – пацанят из «экспериментального» класса, клуба, любительской киностудии, Ордена, родичей и, наконец, Вилены. Девушка рассчитывает на меня. Так что, хрен вам, товарищи из госбезопасности, не собираюсь я рисковать собой ради того только, чтобы вы могли и дальше доить «преступную группировку».

– Кстати, – сказал Курбатов. – Генерал-лейтенант просил передать тебе это!

И он протянул мне «портсигар». Знакомая штучка. Я из нее в Чалого стрелял. И вроде даже попал.

– А «сигары» к нему есть? – спросил я.

– Да. Возьми вот…

И майор выложил передо мною коробочку патронов калибра 5,6 мм. Я убрал оружие и боеприпасы в карман, и сразу почувствовал себя увереннее.

– Наши будут вести тебя и твоего визави с момента вашего контакта, – продолжал трудовик. – Так что смело следуй туда, куда Илья Ильич тебя направит. Ну, а в экстренной ситуации, воспользуйся генеральским подарком.

– А это – подарок? – удивился я.

– В случае успеха операции, он тебе сможет еще пригодится.

– А в случае провала, его заберут с моего трупа.

– Зачем же так мрачно?!

– Нужно учитывать любое развитие событий, – отозвался я. – Если что – будь моим душеприказчиком. Имеющиеся у меня деньги подели на три части. Одну часть отдай Ильину. У него мать парализована. Вторую, Рунге на клуб и киностудию. А третью, вместе с машиной и вещами – брату и сестре Борисовым…

Вспомнив о Борисовых, я хлопнул себя по лбу! Ведь сегодня нужно было внести деньги за кооператив. Дьявол! Заморочил мне Витек голову своей операцией! А я тоже хорош! В комиссионку мотался, с Третьяковским лясы точил. Нужно срочно позвонить Вилене, может, еще не поздно?

– Что с тобой? – удивился Курбатов.

– Да так, кое-что важное забыл…

– Ладно. Я тебя понял. Сделаю, как велишь. Больше не задерживаю.

Вскочив, я пожал ему руку и бросился одеваться. Трудовик вышел меня провожать.

– Давай, удачи! – сказал он мне, напоследок.

Я поспешил из конспиративной квартиры. Сбежал по ступенькам на первый этаж, вылетел из подъезда, сел в машину и покатил со двора. У первого попавшегося телефона-автомата тормознул. Зашел в будку, выудил из кармана двушку, набрал номер квартиры Воротниковых. Конечно, был риск опять нарваться на мамашу, но мне было не до осторожности. Повезло, трубку взяла Вилена. Правда, на несколько мгновений я все же усомнился в этом, помня трюк, который со мною проделала Аглая Мефодьевна.

– Саша, умничка, что позвонил! – воскликнула девушка, едва я осторожненько поздоровался.

– Вилена, извини, замотался и забыл про то, что нужно сегодня внести деньги! – произнес я.

– Я так и поняла, – откликнулась она. – Ничего страшного. Папа вписал в ведомость, что средства внесены. А оформить можно и завтра.

– Отлично! Спасибо ему. Деньги я сейчас привезу к вам домой.

– Хорошо, я буду страшно рада тебя видеть. Квартира двадцать три, подъезд ты знаешь…

– Скоро буду!

Повесив трубку, я пошел к машине. Нет, я не гнал слишком. Не хотелось обратить на себя внимание ГАИ. Изо рта у меня попахивает пахнет коньячком, а в кармане огнестрельное устройство. Да еще и патроны. Подъехав к воротам, я не стал сигналить Сидорычу. Сразу открыл калитку и шмыгнул во двор, а затем – в квартиру. Там взял семь тысяч и вернулся к «Волге». Сторож, правда, оказался тут как тут.

– Не надолго, значить, заехал, – прокомментировал он. – А тут тебя спрашивали…

– Кто спрашивал?

– Вертихвостка, – откликнулся Артемий Сидорович. – Актрисулька с театру… Эка ца-ца. Не идет, а пишет.

Сторож скрутил фиги и приладил к своей груди.

– И что ей нужно?

– Да все вызнавала, когда ты дома бывашь? Вы што? Куролесите?

– И ты что сказал ей?

– Не! Такую инхормацию я могу дать только милиции. Ну или собесу.

– Благодарю за службу, Артемий Сидорович! – произнес я, похлопав его по плечу. – А скажи-ка, что это у нас во дворе всегда пусто?.. Кроме актрисы и ее мужика, я что-то никого не встречал… Да, ты еще каких-то пацанят гонял, говоришь…

– Ну дык, квартирки, почитай, все пустые стоят, – вздохнул старик. – Окромя тебя, живут еще Терехины, у них двое пацанов, одному семь, другому пять, и этот, с театру, Маргиналов, с полюбовницей…

– Как же так? – удивился я. – В городе полно ветхого жилья, люди в коммуналках ютятся…

– Бронь горкома, – ответил, словно выругался сторож.

– Ладно, я понял… Спасибо! Поеду!

Вернувшись за руль, я покатил к дому, где живут Константиновы и Воротниковы. Вошел в знакомый мне подъезд. И впервые поднялся к квартире, где жила моя девушка. Позвонил в дверь с номером «23». Дверь открыла сама Вилена. Посторонилась, пропуская гостя в прихожую. Я снял дубленку, скинул ботинки. Молодая хозяйка сразу потащила меня в кабинет отца. Он поднялся мне навстречу. Солидный дядька, лет пятидесяти, среднего роста. С залысинами. Глаза, как и дочери, выразительные и немного печальные.

– Игорь Трофимович, – представился он, протягивая руку.

– Александр Сергеевич! – откликнулся я, пожимая ее. – Я принес деньги за квартиру.

– Хорошо, – сказал Воротников. – Пусть завтра, в четыре часа, ваша сестра зайдет в контору по адресу: улица Строителей, дом девять. Первый подъезд, квартира один. И мы все оформим.

Я вынул из авоськи, которую захватил из дому, газетный сверток и положил перед хозяином квартиры на письменный стол. Он развернул его, пересчитал деньги и написал мне расписку в получении. На этом формальности можно было считать законченными. Тем более, что дочери председателя ЖСК не терпелось утащить меня в свою комнату. Поэтому, пожав руку ее папаше, я последовал за ней. В девичьей «светелке» все было аккуратно разложено по местам и не видно ни пылинки.

На полках книжки. Серьезные – Маркс, Энгельс, Ленин, Брежнев. Проигрыватель. Стопка конвертов с пластинками. На стене фотографии и эстампы с изображением чего-то абстрактного. На тахте – плюшевые мишки. Хозяйка комнаты предложила мне кресло и поставила пластинку. Я думал, сейчас зазвучит что-нибудь партийное – «Интернационал» или «Смело, товарищи, в ногу». Нет, заиграла легкая мелодия, по-моему, что-то джазовое. Вилена подмигнула мне и выбежала из светелки. Буквально тут же дверь отворилась снова.

– Здравствуйте, молодой человек! – со змеиной ласковостью произнесла хозяйка дома, протискиваясь всей своей немалой тушей.

– Добрый вечер, Аглая Мефодьевна! – ответил я.

– Вы все-таки не вняли моей просьбе! – продолжала она. – Не мытьем, так катаньем решили проникнуть в нашу семью!

– Я пришел по делу, к Игорю Трофимовичу.

– А-а, так вы через мужа моего решили зайти! – взвилась мадам Воротникова. – Думаете, если он человек мягкий, ты вы сумеете у него вырвать согласие на союз с нашей с ним дочерью?!

– Я купил квартиру в кооперативе, – терпеливо произнес я. – С этой целью и посетил вас.

– Не пытайтесь меня подкупить! – отмахнулась та. – Вы думаете, я мещанка, которую только деньги интересуют?.. Ошибаетесь! Меня интересуют лишь счастье и благополучие дочери.

– Иными словами, вы бы радостью выдали свою дочь за слесаря, если бы были уверены, что с ним она будет счастлива? – не без ехидства поинтересовался я.

– Не пытайтесь меня ловить на слове, молодой человек!.. Я не меньше вашего ценю человека труда!.. Просто у Виленчки должна быть жизненная перспектива!.. А здесь, в Литейске, ее нет и быть не может!

– Что вы знаете о жизненных перспективах? – хмыкнул я.

– Да уж побольше вашего!

– Мама, ты опять в своем репертуаре, – сказала Вилена, появляясь в комнате с подносом, на котором стоял чайник, чашки, вазочки с вареньем, конфетами и сахаром.

Я взял у нее поднос и поставил его на письменный стол. Аглая Мефодьевна вздохнула, поджала губы и удалилась. Ее дочь тут же принялась разливать чай.

– Что, опять отговаривала на мне жениться? – спросила она.

– Желает тебе благополучия и счастья.

– Да себе она желает счастья! – хихикнула Вилена.

– Как же так?..

– Да вот так! Это ее голубая мечта! Она ведь откровенничала со мною, когда я младше была, рассказывала, что всю жизнь хотела выйти замуж за дипломата и мотаться по заграницам… Не вышло! Вот теперь и старается меня запихнуть в свою мечту. Реализоваться через дочь, так сказать. И сама не понимает, как это нелепо.

– Ну так она тебя любит.

– Я ее – тоже, потому и терплю.

– Тогда и я потерплю.

– Маме – это понравится, – откликнулась девушка. – Она любит, когда ее терпят. Ее все терпят…

– Да, только терпеть друг друга мы будем с ней на расстоянии.

– Бедная мама, все ее мечты пойдут прахом.

Мы посмеялись, попили чаю и я начал собираться. Надо было еще к родичам заехать. Вилена проводила меня до двери, поцеловала, и я покинул ее квартиру. Можно было не торопиться, хотя на часах было уже девять вечера. Тем не менее, через десять минут я был уже на месте. Благо, что небывалое для начала марта тепло окончательно подъело снег даже на обочинах, не говоря уже о проезжей части. Окна в доме светились желтым. Значит, брательник и сеструха еще не спят. Я припарковался у забора, вышел и направился в дом.

– Добрый вечер! – сказал я, переступая порог. – Не ждали!

– Ждали, – ответила Ксюха. – Еще днем.

– Прости, сестричка, завертелся!

– Проходи, будем чай пить.

– Чаем я уже налит по уши, а вот съесть чего-нибудь не откажусь.

– Садись-садись, – пробормотала сеструха и окликнула. – Володька! Брат пришел!

Брательник выскочил из комнаты, бросился меня обнимать. Хотя в школе мы виделись. Правда, там мы оба вели себя сдержанно. Как полагается учителю и ученику.

Ксения накрыла на стол и мы поели. Володька тут же сорвался и вернулся в свой закуток. Как всегда у Борисовых, я чувствовал как покой и беспечность охватывают меня. Словно завтра мне не предстояло принять участие в операции, в результате которой шутка, которую я вчера брякнул, толкуя с литейским классиком, может стать реальностью. Или я могу стать трупом.

– Ксюша, завтра, в четыре часа тебе нужно зайти в контору ЖСК, по адресу: улица Строителей, дом девять. Первый подъезд, квартира один, – сказал я. – Подпишешь документы на квартиру. Деньги я уже внес.

– А ты будешь при этом? – спросила она.

– Нет. У меня занятия.

– Мне одной как-то боязно.

– Ничего не бойся. Все уже решено.

– Хорошо. Как скажешь. Ты же старший мужчина в семье.

Все бы женщины были такими покладистыми.

– Ладно. Я могу отпросить Володьку с уроков. Пусть он будет рядом в эту торжественную минуту.

– Нет уж, – тут же взъерепенилась «покладистая» сестра. – Нечего занятия пропускать. Сама справлюсь. А потом зайду за ним в школу. Ты там еще будешь?

– Буду. Могу вас подбросить домой.

– Вот и отлично!

Мы еще посидели и я начал собираться домой. Хотя Ксюша уговаривала остаться. Я был бы рад, но сегодня мне нужно вернуться к себе. В свой двор я загнал «Волгу» около одиннадцати. Дома принял душ, а потом взял ручку и бумагу, на которой изложил свою посмертную волю. На тот случай, если мой душеприказчик, в чине майора, что-нибудь забудет или перепутает. После чего завалился спать. Утро я начал с пробежки, не поддавшись малодушному желанию махнуть на все рукой.

В школе я тоже вел себя, как обычно. Даже, как ни в чем не бывало, поручкался с Курбатовым. Тот ни словом, ни жестом не подчеркнул, что сегодня какой-то особенный день. К концу уроков в школе появилась сестренка. Она скромно дождалась в вестибюле, покуда прозвенит последний на сегодня звонок. Когда я переоделся у себя в тренерской и вышел к ученической гардеробной, то даже не сразу узнал Ксению Борисову. Она хоть и была в непрезентабельном сером пальтишке, но зато накрасилась и накрутила прическу.

– Привет! – сказал я ей, подходя. – Какая ты сегодня красавица!

– Здравствуй, братишка! – откликнулась она. – Это я от страха.

– Была в ЖСК?

– Была, – покаянно вздохнула она, словно ей пришлось совершить что-то постыдное.

– Ну и как?

Сеструха покопалась в сумочке и вынула два ключа на колечке.

– Вот!

– Ну так это здорово! Поздравляю!

– Поверить не могу… – пробормотала она. – Это словно сон…

– Так, берем Володьку и едем смотреть!..

И как раз в этот момент в гардеробную ворвался брательник. Махнул нам рукой и принялся напяливать пальтишко. Тут же показался и его дружок Степка. Ах да! Придется и его взять с собой. Я же еще должен к нему заехать. В общем, оставив Ксению дожидаться, пока пацаны соберутся, я отправился выгонять тачку из школьного гаража. Через десять минут мы уже ехали по знакомому мне адресу. Ну да, родичи теперь будут жить в том же доме, что и моя Вилена и новоявленный друг Константинов-старший со своим весьма сообразительным сынишкой. Только в другом подъезде.

Войдя в него, мы поднялись на третий этаж и открыли дверь квартиры 37. Вошли. Вместо кота, пустив вперед Володьку. Его приятель Степка отказался с нами подниматься, оставшись охранять машину. В прихожей мы разулись. Зажгли свет. Пол был покрыт линолеумом, на стенах простенькие светло-серые в синий цветочек обои. В обеих комнатах было тоже самое. Санузел раздельный. На кухне мойка. Вода холодная и горячая. В большой комнате выход на балкон. И – что самое удивительное – телефонная розетка.

– Саша, неужели это все наше? – спросила сестренка.

– Ну тебе же вручили ключи, – отозвался я. – Кстати, тебе не сказали, что квартира подключена к телефонной сети?

– Не помню, – пробормотала она. – Мне выдали документы, там, наверное, написано.

– Ладно, потом разберемся! – отмахнулся я. – Ну что, родичи? Нравится вам новое жилье?

– Ты еще спрашиваешь… – выдохнула Ксюша. – Ванная, туалет, вода в кране…

– А у меня будет своя комната? – с подростковым эгоизмом осведомился Володька.

– Будет, – кивнула сеструха.

– Ну что, отвезти вас в старый дом или вы еще здесь побудете? – спросил я.

– Побудем пока! – ответила Ксения. – Ты не беспокойся. Мы сами потом доберемся.

– Ну тогда я, с вашего позволения, обниму вас и поеду.

Я обнял родню крепче, чем полагается при прощании на короткое время и, обувшись, выскочил за дверь. Чтобы со мною сегодня ни произошло, по крайней мере, нормальным жильем я сеструху с братишкой обеспечил.

Спустившись в подъезд, не оглядываясь, я пошел к тачке. К моему удивлению, Могильникова ни в салоне, ни рядом с «Волгой» не оказалось. Куда же запропастился этот сорванец? Оглядевшись, я увидел Степку, но не одного.

Рядом с ним ошивались еще двое моих учеников – Константинов и Морозов. Что-то толкнуло меня под руку, я посмотрел на окна третьего этажа. Вернее – на балкон новой квартиры своих родичей. И увидел, что там торчит Володька. Я помахал ему рукой, но он словно и не заметил этого. А может и впрямь не заметил, потому что смотрел в сторону своих дружков, которые направлялись ко мне. Двигались они неторопливо, словно подкрадывались. В середке шагал Тоха с какой-то коробкой в руках. Справа – Степка, а слева Базиль.

– Сан Сеич! – обратился ко мне Морозов. – Держите, вам это пригодится.

И протянул мне свою ношу. Я узнал ее – это была коробка из-под электроутюга, в которой этот мастеровитый школяр хранил своего «сторожа».

– А с чего ты взял, что мне это пригодится? – не нашел ничего умнее спросить я.

Они переглянулись, потому дружно посмотрели вверх, на балкон, где все еще стоял Володька. Тот кивнул.

– Понимаете, Александр Сергеевич, – заговорил Константинов-младший, на удивление не проглотив большую часть букв моих имени и отчества. – Мы проанализировали ваше сегодняшнее поведение и пришли к выводу, что вам может грозить опасность.

– Та-ак, – протянул я. – И кто эти – мы?

Пацаны переглянулись, а Тоха посмотрел на балкон, откуда за нами наблюдал Володька. Словно – посоветовался. Я тоже посмотрел на братишку. И тот опять кивнул. – Скажи, ну… – буркнул Макаров, обращаясь к Константинову-младшему. – Мы – это ваши ученики, Александр Сергеевич, – заговорил тот. – Простите, но мы наблюдали за вами с первого дня нашего знакомства. Теперь мы убедились, что вам можно доверять…

Глава 3

– Ну спасибо! – хмыкнул я, хотя внутри меня все похолодело, неприятно осознавать, что за тобой все это время наблюдали. – И чем я, так сказать, заслужил ваше доверие?

– Да всем! – воодушевленно встрял Тоха. – Ильину денег дали? Раз! Его матери сиделку нашли? Два! Папаню Веретенникова к делу пристроили? Три! Зимина от кичи отмазали, а его мамаше работу нашли и пить бросить заставили? Четыре! Борисову вон квартиру надыбали… Пять… Да и в школе на нас теперь, как на людей смотрят… А то раньше все двоечники, да хулиганы!

– А еще вы нас с Илгой Артуровной познакомили, – высказался Базиль и почти шепотом добавил. – Она единственная из взрослых, которая знает, кто мы.

– А кто вы? – насторожился я, потому что мне не понравилось упоминание моей бывшей, да еще – в контексте благодарности.

– Мы – экспериментальный восьмой «Г» класс двадцать второй школы, – проговорил Могильников, который до этого помалкивал.

– А разве до Илги Артуровны никто из взрослых этого не знал? – постарался сохранить я чувство юмора.

– Степан не то хотел сказать, – ответил за него Константинов-младший. – Раньше мы себя никак не называли, а теперь вы сами все придумали, Александр Сергеевич…

– Что именно я придумал?

– Ну как же? Вы хотите создать из нас рыцарский Орден, – сказал Базиль. – Значит, мы рыцари вашего Ордена, а вы… наш Магистр. Мы только за…

– Тогда уж – нашего Ордена, – сказал я, почесав затылок.

– Ага! Нашего, – согласился пацан. – Алька Абрикосов целую сказку сочинил – Старый Замок, заколдованный под Завод, Ржавая Гвардия, которая его охраняет, злой Волшебник, Рыцари… Так это почти и не сказка…

– Хм… Это в каком смысле? – спросил я, уже устав удивляться.

– Это долгая история, – ответил Константинов-младший. – Александр Сергеевич! Когда вернетесь, мы все расскажем!

– Ладно, поговорим еще… – пробурчал я, беря у Макарова коробку с волчком. – Спасибо за доверие… У меня дела сегодня неотложные. А пока… Степан, садись в машину, поедем, посмотрим, как ты живешь!

Могильников кивнул, поручкался с дружками, помахал моему брательнику, который наблюдал за нами с балкона и полез в салон. Я положил коробку из-под утюга в багажник и сел за руль.

Отъезжая, я видел, что пацаны машут мне руками. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Я знал, что мои пацаны с сюрпризом, но понятия не имел, что они так спаяны. Черт! Да не были они так дружны, зуб даю! Наверное, это мои занятия их сплотили. Я относился к ним, как к равным. Не с высока учительского снобизма, и они раскрылись… А потом… А что потом? Похоже, дурака немного поваляли, изображая «фулюганов», а на самом деле им просто нужен был взрослый, которому можно доверять и который их сможет направить. И когда они убедились, что их новый классный руководитель, как раз такой человек, то сразу преобразились. Признаться, я приписывал изменения к лучшему, произошедшие с «экспериментальным» классом, собственным внезапным педагогическим талантам. Нет, моя заслуга, конечно, в этом определено есть, но… Но пацаны красавчики, что говорить…

Не нравится только мне, что пацаны в восторге от гражданки Шульц-Эглите. Понимать-то она их понимает. Вопрос только, как она этим пониманием воспользуется.

– Чем это вам так глянулась Илга Артуровна? – спросил я у Степана, который сидел, нахохлившись, рядом.

– Ну чем… – пожал тот плечами. – Красивая, добрая… И вообще…

– Это понятно, – улыбнулся я. – А вот тебе лично – чем?..

– А щас увидите!

– Что – увижу? – не понял я.

– Ну мы же ко мне едем…

Опять загадка! Загадка на загадке и загадкой погоняет. Но тем интереснее. Мы почти приехали.

Могильниковы жили в частном доме, почти у самой Круговой. Сразу бросился в глаза серый, покосившийся штакетник. Да и домишко тоже нуждался в капитальном ремонте. Обшитые досками бревенчатые стены были покрыты уже изрядно облупившейся краской. Это было видно в свете уличного фонаря. Тщательно вытерев ботинку у крыльца, мы поднялись к покосившейся двери, ведущей на веранду.

На двери висел замок, который Степан открыл своим ключом. Значит, дома никого нет. Пустив меня внутрь, пацан показал, куда повесить дубленку и где снять ботинки. Внутри было темно, все-таки несмотря на удлинившийся день, к шести вечера уже сгущались сумерки, но хозяин дома нащупал выключатель и под потолком загорелась лампочка, спрятанная под явно самодельный абажур. Как и в других частных домах, у Могильниковых кухня и прихожая были одним целым.

Большую часть ее занимала русская печь. Здесь же был старинный буфет, большой стол, а вот вместо рукомойника нормальная раковина-мойка с краном. Выходит, дом подключен к водопроводу. А может и теплый сортир с унитазом имеется?

Степка тут же взял чайник, наполнил его водой и поставил на электроплитку. Ну да, не раскочегаривать же печь для того, чтобы напоить гостя чаем! Вообще, кухня была оборудована по-современному. Кроме электроплитки, имелся холодильник и стиральная машинка.

– А где здесь у вас туалет? – спросил я.

– Как на веранду выйдете, увидите дверку, там и сортир, – пояснил юный хозяин.

Я вышел на веранду и впрямь увидел небольшую дощатую дверь. Рядом обнаружился выключатель. Нажав на клавишу, я открыл дверцу и действительно обнаружил унитаз, а сверху – бачок с длинным шнурком. Странно, снаружи дом выглядит неказисто, а внутри чувствуется рука хозяина. Такое ощущение, что владельцы дома просто не хотят, чтобы им завидовали соседи.

– Ну и что ты мне хотел показать? – спросил я, вернувшись в дом.

– Идемте! – позвал Могильников.

И переступив высокий порог, я шагнул в комнату, следующей за кухней. Я последовал за ним. Здесь не было ничего особенного. Половину комнаты отделяла занавеска. На второй половине стояли платяной шкаф, комод, на комоде телевизор, рядом этажерка с книгами, в простенках между окнами висели фотографии, в красном углу – божница с иконами и лампадой – довольно необычная деталь для интерьера в доме советских людей. Впрочем, Степка не задерживался в этой комнате. Он вел меня дальше.

Мы шагнули в следующую комнату. Там тоже была какая-то мебель, но Могильников продолжал вести меня дальше, не давая опомниться и оглядеться. Одна комната, вторая, третья… Мне понадобилось примерно минута, чтобы заподозрить неладное. А заодно и вспомнить, что однажды мне уже приходилось вот так шагать и шагать, правда, тогда вокруг было темно и сопровождал меня не пацан, а бабуля. И то была иллюзия, которую навеяло мощное биополе несчастного Кирюши. Неужели и Степка меня также водит за нос?

– Стоп! – сказал я ему. – С меня хватит!

– Да мы уже и пришли, – откликнулся школьник.

Он остановился и повернулся ко мне. Я ожидал, что иллюзия рассеется, но когда я оглянулся, то узрел длинную анфиладу комнат, которая виднелась в дверном проеме. Ни о чем не спрашивая ученика, я шагнул назад в предыдущую комнату, потрогал рукой дверной косяк, потом – стоящие вокруг круглого стола, накрытого лиловой бархатной скатертью с золотыми кистями, изящные стулья с резными спинками и гнутыми ножками, напоминающими львиные лапы. Они тоже были вполне осязаемыми. Реальными. Я посмотрел на Могильникова.

– И что это за фокус? – спросил я. – Это всё ваши комнаты?

– Наши, – откликнулся он. – Тока, когда дед дом строил, их не было.

– А потом?

– Потом, папка на мамке женился… Я родился, нам впятером стало тесно в двух комнатах… Пристроилась еще одна.

– В смысле – пристроили?

– Не-а… Папка хотел гвоздь в стенку забить… Грюкнул молотком, гвоздь и провалился… Папка разорвал обои, а там дырка… За дыркой – еще комната…

– А остальные?..

– Родаки поцапались, еще одна пристроилась… Помирились, она пропала… Когда я подрос, вернулась… Потом, я уж не знаю, почему они то пристраивались, то пропадали… Дед помер – одна исчезла, бабка – еще одна…

– Сейчас-то их сколько?..

– Не считал…

– А мебель, вещи в них – ваши?

– Не-а, они тут и были.

– А причем тут Илга Артуровна?..

– Она сказала, что комнаты не сами по себе пристраиваются – это все я делаю, – объяснил Степка. – Я сначала не поверил, а потом подумал, что прикольно было бы еще комнатушку пристроить…

– Получилось?..

– Ага… Потом еще пристроил, еще… Вот и наделал на свою голову…

– Почему – на свою голову?..

– Родаки боятся, что придется много платить за электричество… Да еще подселят кого-нить…

– А убрать-то их можешь по своему желанию?

– Не получается пока… Илга Артуровна сказала, что надо тренироваться… Она говорит, что это пространственная матрешка… Я ее научился раскладывать, а складывать – нет…

– Ну ты же говоришь, что некоторые комнаты исчезали?..

– Так то когда беда…

– Понятно… – протянул я, хотя ничего мне понятно не было. – Удивил…

Могильников дернул плечом, типа «я не хотел».

– И что, у нас весь класс такой? – спросил я.

– Весь, тока не такой… – виновато улыбнулся пацан. – Все разные…

– Ладно, спасибо, Степан!.. Мне идти надо…

– Погодите, Сан Сеич, – остановил меня он. – Я же вас сюда не просто так вел, я вам кое-что хочу подарить.

– Да?.. Ну давай…

– Это здесь! – сказал Могильников и поманил меня в ту самую комнату, где я сказал ему «Стоп».

Видать, она и в самом деле была последней. Я шагнул в нее, а мой ученик подошел к диковинному шкафу из черного дерева, дверцы которого были украшены резьбой и судя по обилию обнаженных, прихотливо изогнутых тел, сплетенных в немыслимых позах, не совсем приличных. Парень открыл дверцу и вынул из шкафа трубку, похожую на японскую бамбуковую флейту. Короткую, длиною примерно в локоть. Я протянул к ней было руку, но Степка не дал мне ее взять.

– Погодите, – сказал он. – Этой штукой надо уметь пользоваться.

И он поднес «флейту» одним концом ко рту и дунул. Раздался тихий, печальный звук и в стену напротив вонзилась короткая черная стрела.

– Охренеть! – не удержался я. – Духовое оружие! Откуда оно у тебя?

– Из шкафа, – без тени иронии ответил Могильников. – В этих комнатушек много разных штуковин… Я их в основном прячу от родаков, а эту еще не успел…

Степка протянул трубку мне. Кажется, по-индейски такие вещицы называются сарбаканами. Я осторожно взял его, осмотрел. Трубка с одного конца была заужена, а с другого имела небольшой раструб.

– Ясно, – пробормотал я. – Сюда вставляется дротик, а сюда – надо дуть!

– Не совсем, – возразил пацан.

– В смысле?

– Дротик вставлять не надо…

– А как же… – начал было я и осекся.

Потому что дротик, который вонзился в стену, вдруг осыпался черный трухой. Потрясенный, я шагнул к тому месту, где только что он торчал и увидел только дырочку. Причем, дырочка была такая, словно в нее сначала забили дюбель, а потом – выдернули.

– А другие дротики есть? – спросил я.

– Дофига!

– И где же они?

Степка пожал плечами.

– Внутри, наверное…

– Как же они там помещаются?

– Да не знаю я, Сан Сеич, – пробурчал пацаненок. – Я штук сорок отстрелял, а они все не кончаются… Да вы попробуйте!

Я осторожно поднес трубку ко рту и тихонько дунул. Снова послышался звук, словно одна единственная сыгранная нота, и черный дротик с треском вонзился в стену, рядом с только что исчезнувшим. Представив, что такая же стрелочка вонзается в человека, я хотел было отказаться от подарка, но вспомнив о том, что мне сегодня предстоит, передумал. Пожав ученику руку, двинулся обратно к кухне. И не только потому, что мне пора было ехать на встречу с Ильей Ильичом, просто хотелось поскорее покинуть этот колдовской дом.

Юный хозяин дома проводил меня до крыльца. Я спустился с него, вышел через калитку на улицу, сел за руль. Рванул с места. Черная трубка сарбакана лежал рядом на пассажирском сиденье. Без пяти минут семь, я остановился напротив гостиницы «Металлург», трубку переложил на бардачок. Пассажирская дверца тут же отворилась, и в салон забрался Сумароков. Поерзал, поудобнее устраиваясь, и протянул мне руку для пожатия. Все, как всегда. Ничего необычного.

– Добрый вечер, Александр Сергеевич! – произнес он.

– Добрый, Илья Ильич! – отозвался я. – Куда едем?

– Вы не поверите, но снова на Старый Завод.

– И снова за сотней тысяч?

– На этот раз за кое-чем значительно более ценным.

– Вам виднее, – кивнул я и дал по газам.

«Волга» подпрыгнула на какой-то колдобине и лежащая бардачке трубка с деревянным стуком подпрыгнула.

– Это ваш инструмент? – осведомился Сумароков.

– Мой, – буркнул я.

– Не знал, что вы музицируете.

– Я тоже до некоторого времени не знал.

– Понимаю, внезапно открылся талант.

– Да, совершенно неожиданно…

– Будь любезны, притормозите здесь, – вдруг попросил пассажир.

Я притормозил и увидел две сутулые фигуры, топчущиеся у бордюра.

– Не удивляйтесь, сегодня, в виду особой сложности предстоящего… хм… мероприятия, я решил взять еще двоих… – сказал Илья Ильич. – Да, вы с ними знакомы – это Крюк и Пивень!

– Я пущу их в салон, если только они станут себя прилично вести, – выставил я свои условия.

– Они будут послушны, как овечки, – пообещал тот.

Обе задние дверцы распахнулись, и в салон, пыхтя и сопя, полезли громилы, которых я уже разок обезвредил, в новогоднюю ночь. Несчастный автомобиль принялся раскачиваться под их тушами. «Портсигар» от генерала-лейтенанта лежал у меня в правом кармане. Если что-то пойдет не так, я успею застрелить главаря. Как обезвредить остальных, буду решать по ситуации. Когда туши устроились, я продолжил путь. Причем, погнал так, пассажирам пришлось цепляться за что попало, чтобы их не мотало из стороны в сторону. Пусть не расслабляются.

Тем более тех, кто сидел сзади. Я заметил, что Сумароков покосился на меня и понимающе покивал головой. Будто одобрял мои действия. А может – и одобрял, хрен его знает! Ведь о том, что Илья Ильич сегодня попытается меня убрать, я знаю только со слов Курбатова. А откуда тому ведать, что в голове у человека, которому я дважды спас жизнь? Впрочем, и мне не откуда знать об этом. Мы выехали за город и помчались по шоссе, которое теперь было совершенно сухим и чистым.

Проезжая под аркой символических ворот города, я посигналил, чтобы напомнить своему главному пассажиру о том, что помог ему здесь избавиться от двух подельников. Сумароков снова посмотрел на меня, но на этот раз я не уловил в его взгляде ни тени одобрения. Плевать. Мне сейчас главное поскорее выйти из машины, чтобы обрести свободу движений.

До руин Старого Завода мы доехали без происшествий. Помня о том, что гэбэшник обещал мне прикрытие, я всю дорогу пытался обнаружить «хвост», но на шоссе было пусто. В обе стороны. Хрен с вами, сам справлюсь!

Теперь нам никто ворот не отворил. Я остановился и дождался, пока пассажиры вылезут из салона. И только тогда вылез сам, прихватив сарбакан, сунул его за пазуху. Пивень возюкался с воротами, рядом топтался Крюк. Илья Ильич вглядывался в темную даль полей. Я подошел к багажнику, открыл его и достал коробку со «сторожем». Держа коробку под мышкой, я опустил крышку багажника и увидел, что Сумароков шагает ко мне. Правая рука у меня была свободна. Я мог выхватить либо пистолет, замаскированный под портсигар, либо – духовую трубку.

– Что это у вас? – спросил мой главный пассажир, показывая на коробку.

– А это у меня сюрприз, – откликнулся я. – Небольшой подарок для вас.

– Очень любопытно, – отозвался Илья Ильич. – Не ожидал.

– Вы же столько для меня сделали, должен же я вас отблагодарить.

– Хорошо. Не спешите показывать. Сначала – дело, а потом – веселье, как говорили джентльмены удачи.

Глава 4

– Ну что, куда пойдем? – спросил я. – Опять – в каптерку?

– Нет, – покачал головой Сумароков. – Есть здесь местечко поинтереснее.

– А мы тут ноги не переломаем? Темно, как у…

– Крюк, Пивень, посветите! – распорядился Илья Ильич.

Телохранители вытащили из карманов фонарики. Первый пошел впереди, отыскивая дорогу, а второй – сзади, светя нам под ноги. Так, вереницей мы дошли до темного, громадного здания. Видать, доменного цеха. Внутри было темнее, чем снаружи. Прыгающие лучи фонарей выхватывали груды битого кирпича, красные от ржавчины металлические конструкции и даже литейный ковш, висящий над головой, как Дамоклов меч. Если рухнет, раздавит всех нас в лепешку.

По цеху мы шествовали недолго. Крюк вдруг остановился, светя в пол. Я увидел большой квадратный люк, огороженный перилами, наспех сваренными из арматуры. Сумароков вынул из кармана связку ключей и бросил ее Крюку. Тот подхватил ключи, опустился на корточки, вставил в отверстие в люке, бесшумно повернул, и крышка откинулась вверх. Видать, ключ не только открывал замок, но и высвобождал пружины, которые прижимали люк. Хитрый механизм, и зачем он здесь?

Крюк первым спустился в квадратное отверстие, которое вскоре озарилось электрическим светом. Илья Ильич – вторым. Я – третьим. Замыкал Пивень. Перекладины железной лестницы, по которой мы спускались, были сухими и не ржавыми. Похоже, кто-то следил за этим. И вообще из жерла колодца, в котором находилась лестница, веяло теплом. Колодец вел в коридор, освещенный лампами в стеклянных плафонах, забранных металлической сеткой. Обращало на себя внимание отсутствие пыли плафонах. Пол был покрыт линолеумом, а стены до половины своей высоты окрашены синей краской. Интересно, а всемогущее КГБ ведает об этом подземелье?

Через две сотни шагов мы вошли в просторное, но уютное помещение, отделенное от коридора массивной железной дверью, напоминающей корабельную. Внутри оказался кабинет, оборудованный и обставленный по канонам пятидесятых годов. Несгораемый шкаф, письменный стол, столешница которого обтянута зеленым сукном, настольная лампа под стеклянным абажуром. Графин с водой. Телефонный аппарат, точная копия того, что стоит у меня дома. Три широких кожаных кресла – одно у стола и два других по обеим сторонам дверного проема. Еще здесь был диван – огромный, похожий на тот, на котором валялся Высоцкий в фильме «Место встречи изменить нельзя».

– Что это за место? – спросил я.

– Не правда ли, мило? – откликнулся Сумароков, усаживаясь за стол и, жестом предлагая мне занять одно из кресел. – Резервный бункер на случай атомной войны. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы взять его в бессрочную аренду, пока товарищ Брежнев успешно борется за мир. Здесь удобно хранить важные документы, встречаться с нужными людьми и решать насущные проблемы. Если хотите, это мой центральный пост управления. Электричество и тепло подаются с городской ТЭЦ. Вода – с водонапорной башни ближайшего колхоза. Здесь есть туалет, душ, кухня. В холодильнике – запас продовольствия. Можно полноценно отдохнуть, выспаться, подумать о высоком. Только здесь я чувствую себя в полной безопасности.

– Раньше вы меня не посвящали в тайну этого места, – сказал я. – Чем же я удостоился такой чести сейчас?

– Мне всегда нравилось ваше умение задавать точные вопросы, Александр Сергеевич, – продолжал Илья Ильич. – Знаете, я считаю, что полностью доверять можно только двум людям – самому себе и… покойнику.

Это была явная и недвусмысленная угроза, но во мне не дрогнула не единая жилка.

– Хотите сказать, что трое из присутствующих уже мертвы? – спросил я.

– Присутствуют здесь только двое, вы и я, – сказал Сумароков. – Остальные не в счет.

Я покосился на приспешников Сумарокова, рожи которых не выражали ничего.

– Тогда покойник один из нас, – проговорил я.

– Вы поразительно догадливы, – кивнул собеседник.

– Хотелось бы знать – почему? – спросил я.

– Желание приговоренного закон для палача, – сказал Илья Ильич. – Не с самого начала нашего с вами сотрудничества, а гораздо позже я стал понимать, что вы казачок засланный. Правда, не понятно – кем именно? МВД, КГБ или просто моими конкурентами?.. Поверьте, мне довелось повидать разных людей, в том числе и среди уголовного сброда и в человеческой психологии я разбираюсь. А вы… Знаете, есть такие волшебные картинки, на них нужно смотреть через специальные очки, с красной и зеленой пленкой, чтобы видеть изображение в объеме. И вот мне никак не удавалось подобрать такие очки, чтобы свести ваш двойственный облик воедино. По образу жизни вы обыкновенный бесхребетный интеллигент, но по повадкам – крайне опасный хищник. Реакция у вас волчья. Чуть промахнешься, и вы цепляетесь в глотку. Причем – намертво. Надо сказать, что вы всегда действовали безупречно, ничем себя не выдав, и через некоторое время я понял, что мне совершенно не интересно знать, кто вы есть на самом деле и на кого работаете? Но я понял главное – вас необходимо убрать! В противном случае, вы уберете меня и сами завладеете не только тем, что у меня есть, но и тем, что у меня будет. Вы ведь не примитивный стукач, нет. Даже если на данном историческом этапе вы кому-нибудь и служите, то только потому, что вам это выгодно. А когда вам это перестанет быть выгодно, вы освободитесь от кого угодно и от чего угодно. Так что – не обессудьте!

– Сказано исчерпывающе, – произнес я. – Выходит, вы заманили меня сюда, чтобы прикончить?

– Звучит грубо, но факт, – согласился Сумароков. – У парней на вас зуб, но я, помня о печальной судьбе Губы, строго настрого запретил им к вам подходить ближе, чем на расстояние пистолетного выстрела. Во всяком случае – к живому. Сейчас они отведут вас в конец коридора, там есть техническое помещение, с колодцем канализационного коллектора, и больше о вас никто ничего не услышит.

– Если я засланный казачок, как вы утверждаете, не боитесь, что меня станут искать?

– Обязательно – станут! – усмехнулся тот. – Но вот в чем закавыка… Когда мы отъехали от гостиницы, где я, как вам прекрасно известно, вовсе не живу, за нами увязался «хвост». Довольно нагло, надо сказать, увязался… На месте «товарищей» я бы за такую топорную наружку звездочки с погон сковыривал бы… И вела она нас до того момента, покуда вы не тормознули, чтобы подобрать Крюка и Пивня. На этом и строился мой расчет. Дело в том, что рядом с нами все время шла точно такая же черная «Волга», как ваша, и даже номер похож, только вместо тройки – восьмерка, а вместо буквы «Л», буква «Д». На ходу немудрено перепутать. Так вот – вторая «Волга» продолжила путь, а наружка увязалась за нею. Думаю, когда преследователи ту, вторую машинку тормознули, то убедились, что это лишь ошибка. Там сидели двое, ни в чем не повинных гражданина, заработавших при этом солидные деньги. Так что никто не знает, где вас искать.

– Что ж, выходит я проиграл, – вздохнул я.

– Правильно, что признаете это, – отозвался собеседник. – Я был уверен, что вы не закатите истерики и не станете кататься по полу, вымаливая жизнь.

– Вы достойный противник, Илья Ильич, – в тон ему произнес я. – Позвольте вручить вам подарок?

– Ах да, за нашим разговором я и забыл о нем, – благодушно пробормотал тот. – Только без глупостей, пожалуйста! Парни успеют продырявить вас раньше, чем вы успеете причинить мне хоть какой-то вред.

– И в мыслях не было, – сказал я, ставя на стол коробку, которую по-прежнему держал в руках, и извлекая из нее волчок.

– Что это такое? – удивился Сумароков. – Детская игрушка?.. Спасибо, конечно, но я пока бездетен…

– Ничего, в будущем пригодится, – откликнулся я, осторожно опустив «сторожа» на столешницу.

– Благодарю! – сказал Илья Ильич. – Прощайте! Мне будет не хватать вас!

– Есть в вас что-то от кинозлодея, – напоследок сказал я.

– Что именно?

– Уж очень вы разговорчивы.

– Ах да, есть такой грех…

Пивень красноречиво показал мне стволом знакомого «ТТ», что пора идти. Я переступил порог и вышел в коридор, где уже торчал тоже вооруженный Крюк. Так они меня и повели между двух стен, в которых обнаружились другие «корабельные» двери, но запертые. Я не спешил, мне нужно было потянуть время. Через минуту я уперся носом в торцевую дверь. И в этот момент из кабинета раздался отчаянный, но приглушенный толстыми стенами бомбоубежища, вопль.

На это я и рассчитывал. Болтливый Сумароков не мог не заинтересоваться подарком, и ловушка макаровского «сторожа», судя по всему, сработала. Услышав крик босса, бандюганы машинально оглянулись. У меня были доли секунды, но то, чтобы проявить свою «волчью» реакцию. «Портсигар» все еще лежал в кармане, так как телохранители Сумарокова не рискнули меня обыскать. Я выхватил его и выстрелил в локоть Крюка, в ту рук в которой он держал пистолет «Макаров». Бандит заорал и выронил ствол. Пивень обернулся, но выстрелить не успел, потому что я оказался проворнее. Заехал ему в нос, слышно хруст хрящей. Одновременно подбил руку с оружием. И вот уже второй бандит, завыл, уронив «ТТ», но его «однорукий» напарник уже очухался и попытался ударом ноги выбить непонятную с его точки зрения хрень, которую я держал в руке. Я снова нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Осечка! Уклонившись от удара, я бросил «портсигар» и выхватил из-за пазухи духовую трубку.

Не прошло и секунды, как черная стрела вонзилась Крюку в глаз. Вот тут он узнал, что такое настоящая боль. Взревел, выдернул дротик и зашатался, как пьяный медведь. Пивень, раненый в плечо, сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и выл на одной мозгодробительной ноте. Убрав трубку за пазуху, я подобрал все стволы, что валялись на испятнанном кровью полу.

– У вас есть единственный шанс, – сказал я бандитам, – если выберетесь на шоссе и поймаете попутку. Никто не должен знать, что здесь произошло. Иначе – закопаю. А теперь, пшли вон!..

Они кое-как поднялись и побрели к лестнице. Я последовал за ними, дождался, когда оба исчезнут за обрезом люка и только тогда вернулся к кабинету. Илья Ильич лежал грудью на столе, рукой намертво прилипнув к вращающемуся волчку. Выбив «сторожа» у Сумарокова из-под пальцев, я перевернул угодившего в ловушку врага лицом вверх. Глаза его были закрыты, на губах пена, но он дышал. Я похлопал Илью Ильича по щекам, веки его дрогнули и приподнялись.

– А-у-э-ы… – промычал он.

Я перетащил Сумарокова на диван, взял графин, который стоял на столе, налил на ладонь воды и опрыскал лицо пострадавшего от изобретения Тохи Макарова. Тот снова замычал и протянул дрожащую руку. Я отдал ему графин. Обхватив ладонями, Илья Ильич поднес горлышко графина ко рту и принялся глотать, давясь и проливая воду на рубашку. Напившись, он вернул графин мне и долго хлопал глазами, видимо, пытаясь сообразить, что с ним произошло и почему я перед ним – живой и здоровый.

– Как видите, избавиться от меня вам не удалось, – сказал я.

– Где… Пи-вень, Крю-ук?.. – выдавил он.

– Если не совсем тупые, то топают сейчас к дороге ловить попутку, – ответил я.

– Какой же я идиот… – пробормотал Сумароков.

– А я ведь вам намекнул про кинозлодея, а вы не поняли, – сказал я. – Злодеи в кино долго рассказывают героям, как они будут их убивать, позволяя тем придумать ответный ход.

– Что со мною теперь будет?.. – спросил он.

– Суд и срок по совокупности…

– По совокупности – мне вышка…

– Вы сами выбрали свою судьбу, – пожал я плечами.

– Послушай, Саша! – вдруг горячо заговорил он. – Я тебе все отдам!.. Вот в этом шкафу сейф, я тебе скажу код… Там не только деньги, ну-у… рыжье, камушки… Все это барахло… Главное – документы!.. Имея их на руках, можно доить не только литейских… Да там на полстраны материал… Только – отпусти!.. Я возьму небольшую папочку, больше мне не нужно, и исчезну. Для тебя – навсегда…

– А как вам верить, Илья Ильич? – спросил я. – Вы мне клялись почти что в вечной дружбе, а потом решили, что будет лучше всадить пулю в башку и в говне утопить!

– Бес попутал, Саша!.. Вот ключи… – Он слабой рукой вытащил из кармана связку и протянул мне. – Здесь не только от шкафа, но и от люка и от всех дверей… Пригодится тебе этот бункер, помяни мое слово… А теперь открой…

Я взял у него связку, подошел к шкафу, подобрал ключ, отворил дверцу. Внутри и впрямь оказался сейф – не советский и не русский и явно еще дореволюционной работы. В прошлом веке любили делать все изящно. Посреди сейфовой дверцы торчал циферблат с несколькими стрелками и римскими цифрами, словно кто-то встроил в этот железный ящик навороченный астрономический хронометр. Я повернулся к Сумарокову, тот молча наблюдал за мною взглядом затравленного пса.

– Ну и что тут надо набрать? – спросил я.

– Поставьте длинную узкую стрелку на цифру семь, – заговорил тот. – Та-ак… Теперь короткую, с раздвоенным кончиком – на двенадцать… Хорошо… Теперь короткую, но с кругляшом на кончике поверните на четыре… Отлично!.. А теперь возьмитесь обеими руками за первую и вторую стрелку и одновременно поверните их соответственно – длинную на девять, а раздвоенную – на три.

Выполнив его указания, я услышал мягкий щелчок. Дверца сейфа приотворилась. Я потянул ее на себя. И тут позади меня раздался шорох. Оглянувшись, я увидел, как Илья Ильич, вытащив откуда-то пистолет, направляет его на меня ходящей ходуном рукой. Расстояние между нами было не более трех метров, и попасть у этого идиота шанс был, но я ему его не дал. Моя рука не дрогнула, выхватив отнятый у Пивня «ТТ» и нажав на спусковой крючок. Пуля пробила Сумарокову запястье. Удасный выстрел, хоть и плали нобум почти, но знал, что попаду.

Уронив ствол, раненный рухнул на диван, обливаясь хлещущей из руки кровью.

– Старый ты мудак, – сказал я ему. – Ручонки шаловливые покою не дают?.. С чего ты решил, что если твои жлобы со мною не справились, то тебе удастся?..

– Я… я… – заякал он, бледнея на глазах. – Саша, прости… Перевяжи, кровью же истеку… В столе есть аптечка…

– Да черт бы тебя побрал… – прорычал я, выдергивая ящик стола, там и в самом деле обнаружил аптечку.

Перетянув жгутом руку выше пострадавшего запястья и обработав рану перекисью водорода, я перевязал ее.

– Благодарю, – прошептал он.

– Пойдем, отвезу тебя в больничку…

– Нельзя… Они ментов вызовут… – проговорил Илья Ильич. – Отвези к лепиле одному…

– Пошли!

– Сейф… – напомнил тот. – Возьми красную папку, остальное захлопни, потом придешь…

Он был прав. Подобрав шпалер, который Сумароков выронил, я вынул из стопки папок, красную, а сверху прочих сложил свои трофеи, оставив себе только «портсигар». После чего захлопнув дверцу, изменил положение стрелок. Закрыв несгораемый шкаф, я убрал в коробку волчок, потом помог подняться раненному и повел его к лестнице. Надо отдать Илье Ильичу должное, он не ныл и не жаловался. Я выволок его из люка, который тут же захлопнул и запер на ключ.

В прорехи в крыше бывшего цеха проникал лунный свет, освещая нам дорогу – фонарики остались у телохранителей. Снаружи было еще светлее. Я довел раненного врага до машины, которая так и стояла за воротами, посадил на заднее сиденье, завел двигатель. По пути к шоссе я обогнал плетущихся Крюка и Пивня. Увидел в зеркале заднего вида, как они замахали здоровыми клешнями, но не остановился. Пусть хоть кровью истекут, все равно от них, окромя вреда, никакой пользы.

Спасать их хозяина мне тоже не было резону, но его смерти я не хотел. До символических ворот города оставалось с полкилометра, когда впереди показался свет автомобильных фар. Через несколько минут, водитель встречной машины мигнул ими, а потом резко развернулся посреди проезжей части, перегородив путь. Это явно были гэбэшники, которые наконец-то вышли на мой след. По-хорошему, мне надо было остановиться, но я рванул руль вправо и, объехав торчавшую посреди шоссе «Волгу», лихо вписался в арку ворот.

Глава 5

Сумароков назвал мне адрес, и я повернул на Круговую, чтобы поскорее добраться до нужного дома. Как я и подозревал, лепила жил в частном доме, довольно скромном с виду. Подъехав к нему, я посигналил. Вскоре на крылечке показался хозяин, в накинутом на плечи пальто. Я помог Илье Ильичу выбраться из салона «Волги» и передал его на попечение подошедшего. Подпольный врач не стал задавать никаких вопросов, сразу цепко подхватил пациента под локоток и повел к дому.

– Не тяни с сейфом! – напоследок напомнил мне раненый.

Он был прав. С сейфом следовало разобраться немедленно. И я опять поехал к Старому Заводу. Само собой, на шоссе, за символическими воротами, «Волги», пытавшейся преградить мне путь, не оказалось. Да и странно было бы, если бы те, кто сидел в ней, до сих пор торчали на одном месте. Скорей всего, они сейчас рыщут по городу в поисках моей машинки. И вряд ли догадаются, что в какой-то момент я развернулся и покатил обратно. Тем не менее, расслабляться не стоило. Мало ли какой у них теперь приказ?

Было уже около полуночи, когда я опять подъехал к Старому Заводу. Вышел из машины, осмотрелся. Вроде – никого. Осторожно двинулся к доменному цеху. Мне повезло, лунный свет все еще был достаточно ярок, так что даже внутри громадного пространства, где когда-то жарко пылал раскаленный металл, а теперь было тихо и пыльно, можно было пройти относительно беспрепятственно. Нащупав на связке нужный ключ, я вставил его в отверстие в люке. Пружины вытолкнули крышку.

В подземном вместилище свет горел по-прежнему. Ну да, я же забыл его погасить. Пятна крови на линолеуме, уставленные раненными бандитами, уже подсохли, но тут я заметил отпечаток ботинка, повернутого мыском в сторону кабинета. Машинально посмотрел на подошву своего собственного. Не мой! А кроме меня, никто обратно от люка по кровавым пятнам не шагал. Выходит, в бомбоубежище есть кто-то еще? Я вынул из-за пазухи черную «флейту» сарбакана. Она как-то надежнее гэбэшного «портсигара».

Массивная дверь кабинета тоже оставалась нараспашку, но это не имело значения. Обострившимся слухом я уловил шумное дыхание, находящегося в кабинете человека. Держа сарбакан наготове, я одним прыжком перемахнул через высокий порог и… Остолбенел. Вот это сюрприз! За столом сидел человек. И не просто сидел, а листал какие-то документы. При этом не только – несгораемый шкаф, но и дореволюционный импортный сейф внутри, были открыты. Однако сюрприз заключался не в этом, а в самом человеке. Вот уж не ожидал.

– Здрасте! – проговорил я, пряча духовую трубку. – Что ты здесь делаешь?

– Добрый вечер! – откликнулся тот. – Читаю, как видишь.

– Вижу, но я имел в виду – как ты сюда попал и как открыл сейф?

– А у меня есть дубликат ключей и код я тоже знаю.

– От кого?

– Да ни от кого. Я сам его придумал.

– Если бы кто сказал мне об этом, ни за что бы не поверил, что за всем этим стоишь ты, – проговорил я.

– Почему? – удивился мой собеседник. – Думаешь – хлюпик, интеллигент паршивый, пьяница запойный ни на что серьезное не годится?.. Ошибаешься!

– Признаю, ошибался, – пробормотал я. – Не разобрал в загадочном силуэте своего тайного Покровителя – твои писательские мощи…

– Выходит, я безупречно сработал! – самодовольно улыбнулся Третьяковский.

– Не хвались, – сказал я. – Лучше расскажи, какого черта тебя сюда принесло?

– Исключительно – ради твоей безопасности.

– Да я сам, вроде, управился.

– С кем?! – хмыкнул литейский классик. – С этим упырем, Сумароковым и его подручными?

– Хочешь сказать, что меня ждет еще какая-то опасность?

– И весьма серьезная, Данилов! – ответил писатель. – Можно сказать, что раньше ты жил, как у Христа за пазухой… Ну кто был твоим главным противником прежде? Этот недоумок Киреев?..

– А теперь – кто?

– Теперь, вполне возможно, что сам полковник Михайлов.

– И чем же я ему так насолил?

– А ты как здесь оказался?

– Меня привел Сумароков.

– А Курбатов перед этой вашей встречей рассказал тебе о плане операции, которую должно было провести сегодня местное управление Комитета Государственной Безопасности, но почему-то не провело, да!

– Сумарокову удалось сбить наружное наблюдение со следа.

– И ты в это веришь?

– Так что же, выходит – Илья Ильич в сговоре с Михайловым?

– С самого начала. И смысл всей этой якобы операции – твоя ликвидация, якобы руками бандитов. Затем – ликвидация самих бандитов. Кстати, не уверен, что они еще живы, хотя ты их и пожалел.

– Интересное кино, – проговорил я. – Теперь, значит, моя очередь?

Третьяковский усмехнулся.

– Теперь это не так-то просто сделать.

– Почему?

– Потому, что я уже позвонил генерал-лейтенанту Севрюгову и все ему доложил, – с гордостью произнес классик литейской литературы. – Кстати, он сказал, что тебе передает привет сама Телегина.

– Спасибо!

– Не за что!.. В общем, Михайлову теперь тебя трогать нельзя, иначе начальник второго главного управления его в порошок сотрет. В лучшем случае, снимет полковничьи погоны и сошлет в дальний гарнизон капитаном внутренних войск. На старости-то лет.

– Тогда чего же мне опасаться?

– Станет пакостить по мелочам, но мелочи эти будут такие, что ты света не невзвидишь.

– Не напугал.

– Вижу. Тем более, что у тебя есть два контраргумента и весьма весомые.

– Какие же?

– Во-первых, я. Во-вторых, этот бункер.

– А кто ты собственно такой? – спросил я. – Ну кроме того, что – здешний Лев Толстой?..

– Я – Лев Толстой?.. – переспросил он. – Да я только-то и умею, что писать рапорты да отчеты…

– А кто же тогда написал все эти романы и повести с пьесами?

– Мой покойный брат-близнец, Миний.

– А что с ним случилось?

– Два года назад умер в Москве, от алкогольного цирроза печени, – вздохнул лжеписатель. – Ни в Литейске, ни даже в Союзе Писателей СССР этого не знают. Как это ни прискорбно, но начальство решило, что удобнее случая прислать сюда сотрудника, который не вызовет ни у кого подозрений, и представить нельзя. И вот я здесь, изображаю сильно пьющего классика, а заодно – присматриваю за всем проектом и возней вокруг него. И все бы ничего, но издательство ждет от меня, вернее – от брата, новый роман, черновик которого лежит в его письменном столе, а я ни уха, ни рыла не смыслю в писательстве. Так что, дорогой Александр Сергеевич, не быть мне твоим литературным секретарем. Уж, не обессудь…

– Я могу тебе помочь, – сказал я. – У меня есть писатель знакомый, он, правда, пацан совсем еще, но – талант! Кстати, твой… Прости, твоего брата, поклонник. Пусть он эту рукопись посмотрит, готова ли она к печати?

– Отличная идея! – согласился Третьяковский. – Только как ему объяснить, почему сам «писатель» не может?..

– Сохраним легенду… – ответил я. – Классик сильно пьет и ни на что путное уже не годен.

– Годится.

– Кстати, как тебя зовут на самом деле?

– Можешь называть меня Графом. Это производное от имени Евграф. К тому же – дворовая кличка, а заодно – оперативный псевдоним.

– Хорошо, Евграф Евграфович, – откликнулся я. – Буду называть тебя Графом.

– Теперь касательно этого бункера, – продолжал он. – О нем ни полковник, ни его подручные ничего не знают.

– Как же – не знают, – удивился я. – А – Сумароков с Пивнем и Крюком?

– Они узнали только сегодня, это ведь я направил сюда Илью Ильича перед самой встречей с тобой. И код от замка сейфа сообщил.

– Стоп! Не сходится здесь что-то, – остановил его я. – Он же соловьем разливался. Рассказывал об этом бункере, а главное – о содержимом сейфа.

– Сумароков был великим актером, жаль только, что предпочел иную дорожку.

– Был? – уточнил я, не веря, что это случайная оговорка. – Значит, его уже того?..

– Сейчас выясним, – пробормотал он. – Взял телефонную трубку, но не стал набирать номер, а нажал на одну из белых кнопок. – Семь пять восемь… Да… Данные о происшествиях… Убийства… В двенадцать тридцать на Садовой, дом восемь?.. Понял. Спасибо!

– И какие новости? – спросил я, хотя уже догадывался – какие?

– Вооруженное ограбление дома номер восемнадцать по Садовой улице, – откликнулся Граф. – Хозяин застрелен… Догадываешься – кто?..

– Сумароков, – ответил я. – Как он там оказался?

– А куда ты его отвез?

– Не скажу.

– Ладно… Илье Ильичу это все равно уже не поможет.

Мы помолчали, потом я спросил:

– Сейф, набитый документами, и – если верить покойному – деньгами и драгоценностями, телефон спецсвязи… Наверное, все это нужно для ваших гэбэшных дел… Только я здесь причем?

– Тебя интересует судьба детей, втянутых в проект, – сказал брат-близнец покойного писателя, – меня… кое-что другое, но мы с тобою союзники. Будем действовать сообща… Как ты уже понял, вот с этого телефона можно позвонить куда угодно, хоть в Москву. Он не прослушивается. Кроме того, я покажу тебе список номеров, которые ты должен запомнить наизусть. Как звонить по ним, ты видел – правая кнопка, ответит телефонистка, называешь три цифры и получаешь нужную тебе информацию.

– Какую именно?

– Нужную… Из списка поймешь.

– Хорошо.

– Касательно денег, – продолжал Граф. – Понадобятся, бери. Они нигде не учтены. Побрякушки и золото лучше не трогать. Во-первых, это наш резервный фонд, а во-вторых, знаешь, наверное, в СССР за спекуляцию золотом и драгоценными камнями наказывают строго.

– Я понял. Не беспокойся, не трону.

– Ну а остальное узнаешь по ходу дела. Мы с тобой теперь одной ниточкой связаны. Дернут одного, аукнется другому.

После недолгого молчания, я вздохнул:

– Поеду я… Поздно. Завтра на работу… Ты со мной?

– Погоди, – сказал он, доставая из папки, которая лежала перед ним, листок. – Взгляни и запомни.

Всего номеров было четыре и возле каждого пометка – информация, спецгруппа, эвакуация, ликвидация.

– Ликвидация чего? – спросил я.

– Бункера.

– А эвакуация?

– Позвонившего и всего того, что тот сочтет нужным.

– Каким образом?

– Прибудет вертушка.

– А – спецгруппа?

– Это когда надо выполнить особое задание.

– Ясно, – кивнул я. – Так ты едешь?

– Нет, я еще поработаю с документами, – отмахнулся он. – Завтра позвоню тебе домой, после работы.

– Мой телефон прослушивается, – сказал я. – По крайней мере, так утверждает Курбатов.

– Верно, – согласился лжеписатель. – Тебя слушают мои парни, но только – телефонные разговоры, а не вообще все, что говорится в квартире. Так что можешь не беспокоиться, никто в твои интимные тайны носа не сует.

– И на том спасибо… Кстати, у тебя лишнего фонарика нет?.. Надоело по темноте шарахаться.

– Есть…

Третьяковский вынул из выдвижного ящика фонарик и протянул его мне. Я взял его, выбрался из подземелья и вернулся к машине. Кроме моей «Волги», других транспортных средств поблизости не имелось. Неужели Граф вызовет вертолет? Через полчаса я уже поставил машину в своем дворе и вошел в квартиру. Было странно опять очутиться в обыкновенной обстановке своей квартиры. Появился ли у меня новый враг, или нет, не важно. Ничто не могло изменить моих намерений и целей.

Утром, заехав в школьный мехдвор, я наткнулся на Витька. Он был мрачнее тучи, а меня разбирало любопытство – рискнет ли майор устроить мне выговор? Разумеется, я не собирался делиться с ним всеми своими вчерашними приключениями. И не потому даже, что лжеклассик открыл мне глаза на истинную роль полковника и его подчиненных. Все гораздо проще. Курбатов обещал мне защиту, а вместо нее оказалась подстава. Следовательно – трудовику я больше не доверяю ни на грош. Я не стал дожидаться, когда он заговорит.

– Ну что, как прошла операция? – спросил я.

– Куда ты вчера подевался? – не отвечая, спросил он.

– Как и было запланировано, встречался с Сумароковым, но ни одного вашего сотрудника не видел.

– Сумароков был найден убитым в доме номер восемнадцать по Садовой улице.

– А что случилось?

– Судя по разгрому в доме – вооруженное ограбление, – нехотя ответил Витек. – В него всадили три пули. Одна угодила в руку, но прошла навылет, а две других – в голову.

– Печально, – откликнулся я.

– Почему ты не остановился там, на шоссе? – спросил майор. – Куда ты так мчался?

– Я вез пострадавшего в больницу.

– И кто же пострадавший?

– Илья Ильич. Он пытался напасть на меня, мне пришлось защищаться. Я вынул пистолет, который ты передал мне в подарок от Севрюгова, и выстрелил ему в руку. А потом отвез к доктору, чтобы тот обработал рану.

Майор посмотрел на меня с удивлением.

– Да, рана на руке оказалась зашита и заключена в лубок, – нехотя признал он. – А куда вы с ним ездили?

– Никуда. Просто двигались по шоссе, в направлении – от города.

– Вы были только вдвоем?

– Нет, по пути Сумароков велел взять двух своих телохранителей.

– А эти куда делись?

– Они первыми пытались меня убить. Я их тоже ранил и оставил на дороге. Ноги у них остались целы, так что они вполне могли дойти до города или поймать попутку. А потом на меня накинулся их главарь. Всё, как ты говорил. Илья Ильич собирался меня ликвидировать, вот только никакой защиты от твоих людей я не получил. Пришлось самому обороняться.

– Илья Ильич сумел сбить с толку наружное наблюдение, и вы оторвались.

– Плохо работаете, – сказал я. – Надеюсь, я могу быть свободен? Никакого согласия вечно работать на госбезопасность я не давал. Сумароков, за которым я должен был следить, мертв. Моя миссия завершена.

– Не так-то это просто, – проговорил Курбатов. – Вход рубль, а выход – десять.

– Хоть – двадцать!.. Мне надоели эти шпионские игры. У меня есть мой класс, и я намерен им заниматься и дальше.

– Никто тебя ни к чему не принуждает.

– Вот и ладненько. Через пять минут звонок. Пора идти за журналом.

И загнав «Волгу» в гараж, я отправился в учительскую. Проходя мимо трудовика, я просто чувствовал его взгляд, направленный на меня. И, наверное, в этот момент и впрямь терял в лице Курбатова, если не друга, то приятеля, и, вполне возможно, приобретал врага. Да вот только что они могли мне сделать? Если генерал-лейтенант не позволит меня убить, то и посадить, например, по обвинению в убийстве Сумарокова тоже, скорее всего, не даст. Шантажировать моих близких? Такой вариант развития событий возможен, но тут мы уж посмотрим, кто кого. Скорее всего – начнут мотать нервы по пустякам.

Первый урок был у моего восьмого «Г». Пацаны уже построились к моменту моему появлению в спортзале. Я посмотрел на них и понял, что мне надоело играть с ними в молчанку. Нет, перекладывать на этих хитрованов свои заботы я, само собой, не собирался, но мы все равно должны действовать как одна команда. Тем более, после того, как некоторые из них фактически спасли мне жизнь. Я не знал только одного, все ли двадцать семь парней заодно или нет? Это очень важно знать. В противном случае я не имею права призывать их к сплочению. Однако выяснить это можно только одним способом.

– Выслушайте меня, парни, внимательно, – сказал я. – Если кто-то из вас не знает, для чего вас собрали в один, экспериментальный класс, выйдите из строя.

Шеренга не шелохнулась.

– У нас таких нет, Александр Сергеевич! – громко и отчетливо произнес Васька Константинов.

– Тогда второй вопрос, – сказал я. – Кто из вас не хотел бы работать с Илгой Артуровной? Шаг вперед!

И опять все остались на месте, но на этот раз голос подал Витька Доронин:

– Она клевая! Мы все хотим с нею работать.

– Спасибо, – проговорил я. – На этом мы прерываемым все, не относящиеся к уроку физкультуры, разговоры и приступаем к занятиям. В воскресенье жду вас всех у себя на просмотр американских фантастических фильмов.

Мне думалось, что я оглохну от громового «Ура», которое прокатилось по спортивному залу. Урок прошел, как обычно. Хотя мне показалось, что пацаны лезут из кожи вон, чтобы показать мне, какие они ловкие да сильные. У меня потеплело на душе. По крайне мере – до того момента, когда в конце уроков в зал ворвалась запыхавшаяся Раечка и едва ли не крикнула:

– Александр Сергеевич! Вас срочно требует к себе Пал Палыч!

Глава 6

Я сказал пацанам, что они свободны и отправился в директорский кабинет. Пал Палыч поднялся мне навстречу, протянул руку. В глаза при этом, старался не смотреть. Кроме него, в кабинете никого не было. Тем не менее, Разуваев обратился ко мне почти шепотом и при этом почему-то оглядывался. То, что он сказал, поначалу не дошло до моего сознания – настолько это дико прозвучало. Может, я ослышался? Ведь не может быть, чтобы это было правдой!

– Извините, Саша, но я вынужден отстранить вас от классного руководства.

– Э-э… Это с какого? – опешил я.

– Приказ городского отдела народного образования.

– Так комиссия, вроде, осталась довольна моей работой!

– Так к вашей преподавательской работе вопросов и нет.

– А к классному руководству, значит, есть? – спросил я. – Они у меня что, двоек нахватали или к поведению есть претензии? Вы в журнал-то заглядывали, товарищ директор?

– У меня нет к вам претензий, Саша, – с мукой произнес тот. – Это решение гороно.

– Знаю я, чье это решение…

– Чье же? – вздохнул директор, будто сочувствую, но до конца играя роль.

– Не важно! – нахмурился я. – Кому же вы собираетесь передать мой класс?

– Татьяне Алексеевне.

– Ладно. Я пошел. То есть… я могу идти?

– Разумеется.

Покинув директорский кабинет, я внезапно успокоился. Понятно, что это происки полковника Михайлова. Убрать он меня не может, так решил действовать тактикой тысячи порезов. Думает, я истеку кровью. Старый дурак. Еще неизвестно, кто кого. В конце концов, для меня мало что изменилось. Я по-прежнему – в школе. Пацаны на моей стороне. А с литераторшей надо бы поговорить, чтобы не наделала глупостей. Ведь если она начнет насаждать всякую казенщину, мальчишки, чего доброго, бунт поднимут.

В учительской уже знали о том, что меня устранили от руководства восьмым «Г» и, не стесняясь, высказывали свое недовольство. Любой классный руководитель знает, чего стоит наладить контакт с классом и добиться повышения уровня успеваемости и дисциплины. Поэтому обычно, посреди учебного года, да еще и без согласования с родительским комитетом, классных руководителей не меняют. Разве что, если случится какое-нибудь ЧП. Сама Татьяна Алексеевна смотрела на меня виновато, что при ее гигантских размерах выглядит страшновато.

Она подошла ко мне на большой перемене в столовой. Попросила разрешения водрузить на столик поднос, уставленный тарелками. Ее маленькая голова с перманентом, буквально тонула в толстой шее, напоминающей стопку спасательных кругов, а плечи заслоняли свет, падающий из окна. Судя по тому, что и сколько лежало в тарелках, ела литераторша очень много и, похоже, сама стыдилась этого. Вообще она была тихой и стеснительной, несмотря на свои исполинские размеры.

– Я не хотела отнимать у вас класс, Александр Сергеевич, – пробормотала она, – но Пал Палыч назначил меня приказом по школе.

– Ничего! – сказал я. – Главное, постарайтесь ничего не менять. А там, глядишь, начальство и одумается.

– Я тоже на это надеюсь.

– Вам повезло, – продолжал я, – все ученики в моем классе неглупые, талантливые ребята. Абрикосов, как вы знаете, сценарии и книжки пишет. Им даже заинтересовался литератор Третьяковский.

– Неужто – сам Миний Евграфович! – восхитилась моя собеседница.

– Да, он даже собирается показать ученику моего… нашего класса рукопись своего нового романа.

– Какая честь!.. – воскликнула она. – Надо провести по этому поводу классный час! Или заседание пионерского отряда…

– Не стоит этого делать, Татьяна Алексеевна, – предостерег ее я. – Сами понимаете, пока рукопись не издана, она не может быть достоянием гласности… Вот когда книгу напечатают, тогда пожалуйста.

– Да, вы правы, – потупилась она.

– Тем более, что скоро они перестанут быть пионерами, – добавил я.

– Да-да… Скоро восьмиклассники станут комсомольцами.

– Мой совет – сосредоточьтесь на этом, – сказал я. – А остальное – пусть идет своим путем.

– Спасибо! – поблагодарила она и принялась уплетать макароны, пюре, котлеты – все, что лежало перед ней на тарелках.

Оставив ее наедине с ними, я отправился в тренерскую, чтобы отдохнуть перед следующим уроком. Не тут-то было. Едва я вошел в раздевалку, как тут же был окружен своими пацанами. Видать, они пронюхали о моей отставке. Восьмиклашки явно были на взводе. Они говорили все разом, так что нельзя было разобрать ни одной внятно произнесенной фразы. Я стоял и молчал, ожидая, когда они успокоятся. Мне было, что сказать классу, но хотелось, чтобы они услышали и поняли меня правильно.

– Ну что? – спросил я, когда они притихли. – Успокоились?.. Теперь слушайте меня… Для меня и вас ничего не изменилось. Вы со мною, а я – с вами. Это все игры взрослых, которые вас касаться не должны. Учиться, вести себя, как подобает воспитанным людям, вы обязаны вне зависимости от того, кто ваш классный руководитель. И не вздумайте обижать Татьяну Алексеевну! Учтите, что в нашем Ордене будет строжайшая дисциплина. Вопросы есть?

– А кино в воскресенье будем смотреть? – спросил Зимин.

– Будем.

– Когда мы начнем создавать наш Орден? – спросил Константинов.

– А мы его уже создаем, – ответил я. – Надеюсь, что трудности нас только закаляют… В воскресенье поговорим подробнее.

– Тренировка сегодня будет? – подал голос Доронин.

– Обязательно.

Других вопросов не последовало. Тем более, что прозвенел звонок, и вся ватага бросилась из раздевалки. Задержался только Могильников.

– Сан Сеич, – пробормотал он, – не хотел при всех… Как, помогла вам трубка?

– Помогла, – ответил я. – Ты мне лучше скажи вот, что… Ведь весь этот фокус с комнатами – это же не на самом деле?.. Внушение, гипноз, да?

Степка нехотя кивнул.

– А трубка откуда?

– Тоха сделал.

– Вот теперь мне все ясно, – сказал я. – Голову мне вздумали морочить?.. Думали, я поверю в эту сказку?

– Ну мы хотели, чтобы интереснее было…

– Я не против того, чтобы было интереснее. С вами и так не соскучишься. Только в следующий раз предупреждай.

– Ладно, – кивнул пацан и… прошел сквозь стену.

Я только рукой махнул. Пацаны есть пацаны, дурачить и выпендриваться они не перестанут. Тем более – с такими-то способностями. Главное, что никакого колдовства, чтобы там ни утверждал Константинов-старший. Наука не всесильна. Вон даже с обыкновенными шизиками психиатры до сих пор разобраться не могут, что уж говорить о людях здоровых, но необыкновенно одаренных? Мозг человеческий – тайна за семью печатями. Конечно, большинство разных там экстрасенсов – обыкновенные шарлатаны, но все-таки есть небольшой процент подлинных уникумов.

Видать, в этом городишке их какая-то аномальная концентрация… А сам-то я кто? Можно подумать, что пятидесятилетние бизнесмены из двадцатых годов XXI века пачками перемещаются в тела молодых парней, живущих в восьмидесятых ХХ-го? Не просто так я сюда попал. Так что не мне рассуждать о невозможности чего бы то ни было. Да и не об этом надо сейчас думать. Полковник пока нанес только небольшой укол. Какой следующий ход ему подскажет профдеформированная фантазия? Не предугадать, но кое-какие шаги предпринять следует.

По окончанию занятий, я отправился домой, взял большую часть денег и устроил вояж по сберегательным кассам города, распихав средства по разным сберкнижкам. Две тысячи отправил матери Санька.

Потом позвонил Вилене. Мы с ней поболтали ни о том, о сем и договорились о встрече в пятницу. Раньше она не могла. Готовилась к городской партконференции. Меня это даже обрадовало. Пусть пока побудет от меня в сторонке. Мало ли! И вообще, надо быть осторожным в отношении близких.

К восьми я вернулся в школу, чтобы вести секцию. Мы отработали с пацанами положенную программу, а потом я развез их по домам. Вернулся домой и ужиная, начал прикидывать, чем мне заняться на следующий день, после работы. Раз уж меня отстранили от классного руководства, значит, завтра я не поеду к своему очередному ученику, а займусь перевозом родичей на новую квартиру. Для начала надо раздобыть для них мебель. Кажется, Лиза, мать Толика Кривцова, говорила про какого-то мебельного чудо-мастера. Позвонить ей, что ли?.. Не поздновато ли?.. Ладно, попробую набрать. И я набрал номер телефона Кривцовых.

– Я слушаю! – раздался в наушнике трубки мальчишечий голос.

– Толик, добрый вечер! – сказал я. – Мама дома?

– Здрасте, Сан Сеич! – откликнулся он. – Да! Позвать ее?

– Если можно…

– Ма-а, – услышал я. – Тебя Сан Сеич спрашивает!

Я услышал шаги, а потом голос «хозяюшки» элитного кабака проговорил:

– Слушаю вас, товарищ учитель!

– Да мы вроде на «ты».

– Были на «ты», а теперь, вроде, незачем…

– Ладно… Хорошо… Ты как-то обмолвилась о каком-то мебельном мастере, Алексеиче, кажется… Так, вот нельзя ли номер его телефона получить?

– Почему – нельзя?.. Можно… – Она пошуршала чем-то, видать, страничками записной книжки и продиктовала номер.

– Спасибо!

Ну вот, теперь мне нужно будет позвонить двум старым мастерам – Алексеичу по поводу мебели, Кирьяну Петровичу – по поводу подарка Вилене. Даже в мире стандартизации и ширпотреба люди нуждаются в услугах частных мастеров. Точнее – тем более нуждаются, если хотят иметь эксклюзив. Ну или хотя бы – качественную продукцию. Само собой, звонить старикам на ночь глядя я не собирался. Они, наверняка, встают с первыми петухами и ложатся также. По привычке, обретенной в деревенском детстве.

Утром, после пробежки, я отправился в школу. Выслушал от коллег очередную порцию сочувственного возмущения по поводу моего отстранения от классного руководства. Мне это уже стало надоедать. В принципе понять их можно. Классным руководителям доплачивают и для любого нормального учителя в Союзе такой приварок крайне желателен. Не все же такие удачливые, как я. Вот почему педагоги школы № 22 мне сочувствуют. Они думают, что я потерял дополнительный заработок. А я потерял нечто большее…

Даже Эвелина Ардалионовна, окончательно вышедшая из роли Шапокляк, томно вздыхала и сочувственно качала головой. Смешно. Раньше Царева то и дело грозила мне карами, которые на меня обрушатся, как только она пожалуется в городской отдел народного образования. И вот – кара обрушилась, а грозная завучиха на моей стороне. А всего-то и надо было, что проявить к женщине немного искреннего сочувствия, не переходя к более радикальным мерам.

На большой перемене я перехватил брательника.

– Ну как дела у сеструхи? – спросил я. – Вещички упаковывает?

– Да замучила уже! – вздохнул Володька. – Брать – не брать! Оставить – не оставить!.. Да кто за домом будет приглядывать… Да что соседи скажут… Морока одна…

– После уроков заскочим за Ксюхой в ее КБО и поедем мебель выбирать.

– Клево!

– Подбегай после уроков на мехдвор.

Брательник ускакал в столовку, а я пошел в учительскую, чтобы позвонить. Набрал номер мебельного мастера. Старик откликнулся примерно через минуту.

– Хто эта? – спросил он сварливым голосом.

– Здравствуйте! – сказал я. – Простите, не знаю вашего имени…

– Алексеичем меня кличут, – отозвался мастер. – Чаво надо?

– Я знаю, вы мебель делаете.

– Ну делаю, чаво надо?

– Полная обстановка для двухкомнатной квартиры. Кровати, диван, кресла, шкафы, письменный стол для школьника, комод, кухонный гарнитур… В общем – все.

– Ну эта… Не вопрос… В копеечку только влетит. Материал, работа. Качество гарантирую…

– Можно, мы подъедем сегодня? – спросил я. – Если надо, внесем задаток.

– Ну что ж, заезжайте, посмотрите, выберете чего вам надоть…

– После шести, хорошо?

– Давайте! Капустный переулок, домовладение семь…

– До встречи!

– Покедова!

Программа вечера определилась. Я со спокойной душой провел последний на сегодня урок. И отправился к школьным мастерским, чтобы выкатить свою тачку. Там меня поджидал трудовик. Вид у него был невеселый. Видать, прилетело от начальства. Увидев меня, Витек долго топтался, словно в нерешительности, что на него не было похоже. Я уже начал подумывать о том, а не прийти ли к нему на помощь? Задать какие-нибудь наводящие вопросы, чтобы вывести из тупика. Не успел, Курбатова вдруг прорвало.

– Слушай, Саня, – заговорил он в манере «сильно пьющий учитель труда», – я тебе скажу, как на духу… Не нравится мне, что мутит полковник… Не пойму, чем ты ему насолил, но… не по совести это… Короче, я на твоей стороне, если что…

– А чем докажешь? – спросил я. – Может, вы с Михайловым расставили мне ловушку?.. Ты вотрешься ко мне в доверие, а потом раз, и прихлопнешь, как муху!..

– Тем, что скажу – у полковника не получилось тебя лишить работы, как он того добивался, – снова перешел на интеллигентный язык майор. – Он задействовал все свои связи, но гороно ограничился только тем, что снял тебя с классного руководства, да и то вряд ли надолго. За тебя влиятельные люди хлопочут.

– Это похоже на правду, – кивнул я. – Уж слишком быстро оформили они это снятие.

– И это как раз опаснее всего, – продолжал трудовик. – Не имея возможности испортить тебе жизнь официально, полковник может решиться на иные меры. В его распоряжении хватает методов, а исполнители всегда найдутся.

– Если он тронет кого-нибудь из моих близких, я его из-под земли достану… – проговорил я. – А на погоны его мне начхать.

– На это Михайлов вряд ли пойдет. Он – не зверь. Ему мешаешь только ты. Поэтому я приставлю к тебе наблюдателя. Для безопасности. Ты же не против?

– Что?! – удивился я. – Охрану?! Ко мне?!

– Да, старшего лейтенанта Зудову, Ефросинью Макаровну.

– Витек, брось прикалываться! – устало сказал я. – Неужто я себя не защищу?.. Зачем мне хвостик?

– Мне не до шуток, – откликнулся Курбатов. – Ты не учитываешь одного обстоятельства. У Зудовой есть право на применение оружия. Она на службе. Кроме того, у нее спецподготовка, в которую входят некоторые специфические приемы.

– И как ты это представляешь? – спросил я. – Она что, будет ходить за мною по пятам?

– По легенде, к тебе приезжает из Тюмени двоюродная сестра. Поселяется у тебя на квартире. Провожает и встречает тебя с работы. Сопровождает при посещении магазинов, кафе, ресторанов и прочих культурных заведений… Соскучилась, ибо давно не видела.

– А – в спальню она не будет меня сопровождать?

– Даже не пытайся, – хмыкнул Витек и почему-то потер правую руку. – Самое главное, Фрося сумеет вычислить в толпе любого говнюка, которого к тебе может подослать полковник. И не просто вычислит, а перехватит раньше, чем говнюк вколет тебе незаметно какую-нибудь дрянь.

– Ладно, уговорил! – сказал я. – Особенно – если она будет стирать, готовить, делать уборку.

– На этот счет можешь не беспокоиться.

– Ну тогда – пусть поживет!

– Фрося! – позвал трудовик и из гаража показалась его «сожительница».

– Привет! – сказал я.

– Здравствуй, братишка! – расцвела она и полезла обниматься.

На полном серьезе. И как раз в этот момент подошел Володька. Уставился на старшего брата, заключенного в объятия какой-то тетки. Пришлось их представить друг другу.

– Вот, брательник, познакомься, – пробормотал я. – Это Фрося, моя двоюродная сестра из Тюмени, а тебе, выходит, троюродная… Или – четвероюродная… Черт ее разберет…

Старлей КГБ принялась тискать и пацана, вогнав бедолагу в краску. Еще бы, при таких-то титьках! Пока они обнимались, Витек сунул мне бумажку.

– Что это? – спросил я.

– Телеграмма о приезде сестры, – ответил он. – Ты ее получил три дня назад.

– Ясно! – Я сунул бланк в карман. – Ну что, сестренка с братишкой, сейчас я выгоню «Волгу», мы заедем за еще одной сестренкой и прокатимся в одно интересное место. А потом – в ресторан! У нас сегодня столько поводов для праздника!

– Что еще за место? – полюбопытствовал Курбатов.

– Я что, опять должен тебе докладывать?

– Ладно… Будь осторожен!

– Ну-у, у меня же теперь есть Фрося!

– Тогда – тем более!

Глава 7

Я выкатил «Волгу», усадил обоих родственников, которые одинаково не были таковыми, по крайней мере, для Санька, тело которого я носил. Мы заехали за Ксюхой, работавшей в комбинате бытового обслуживания. Володька вызвался сбегать за сеструхой, и мы с Фросей остались один на один. Вид у «двоюродной сестры» был самый невозмутимый, словно мы и впрямь состояли в родстве, а не работали на одну контору. Правда, она по зову служебного долга, а я – по стечению обстоятельств.

Продолжение книги