Вор и тьма бесплатное чтение

Глава 1

Неупокоенный

Стряхнув с плаща снег, я последовал за орками. В лагере остались двое: отец Томас и Тейвил. Церковник как будто не заметил всеобщей тревоги, он молился, а лейтенант сказал, что кто-то должен охранять бивуак.

Вчера, ближе к полудню, мы прибыли к месту, откуда продолжим путь пешком. Разгрузили челноки и на небольшом удалении от реки разбили стоянку; на поляне, в окружении густого ельника, который хорошо укрывал от ветра. Орки разделились: половина с Манроком во главе идут вместе с нами, а остальные погнали пустые лодки вверх по течению. Старшего в пятерке ушедших звали Гурдун.

Ночью подморозило, и до утра сыпал мелкий снег. Рассвело с час назад; к полудню, наверное, все растает.

Проснувшийся лагерь ждал Барамуда и Крика, которые отправились на разведку до Гнилого водопада, когда к кострам прибежали двое не на шутку встревоженных орков. Манрок отправил их к реке проверить поставленные вчера сети. Улов есть, и, похоже, не рыба. Я не понимаю орочьего наречия, но точно расслышал, как в устах возбужденных орков несколько раз прозвучало имя Гурдуна.

Звякнуло железо: шедший впереди Генрих фон Геринген обнажил свой клинок. Вчера я долго говорил с имперцем, пытаясь донести свои соображения, почему он в Запустении. Имперец молчал и угрюмо слушал мои объяснения, потом сказал, что ему нужны лишь две клятвы – от меня и Тейвила. Чтобы мы пообещали ему дуэль при условии, что выберемся из проклятых лесов. Огсбургец признался, что мечтает убить нас, но не здесь и не сейчас; он понимал, что в одиночку из Запустения не выбраться. Я и Тейвил произнесли слова клятвы, затем арнииец срезал путы на руках Генриха и вернул ему оружие. На время похода меж нами и пленником перемирие. Хотя мы могли прикончить полковника, и никто даже не покосился бы в нашу сторону, разве что отец Томас, но мне нужен Дар огсбургца.

Я смотрел на седой затылок Герингена и размышлял, не ошибку ли мы совершили, когда вернули ему оружие. Долго терзаться не довелось: вот и берег. В нескольких шагах от реки стояли шестеро: орки и Акан Рой.

– Не подходите близко к воде, – предостерег толстяк.

Волны Черной речки прибили к берегу мертвое тело. Труп лежал на спине, опутанный рыбацкой сетью.

– Наш Гурдун, – произнес Морок, стуча пальцами по торчащей из-за кушака рукояти пистоля, – и сети тоже наши.

Имперец грязно выругался.

– Что тут произошло? Откуда труп? – требовательно спросил Геринген.

Мне показалось, что осгбургец несколько забылся, здесь он не полковник, однако остальные ничего не заметили либо им было начхать на тон имперца.

– Это Запустение, – вместо ответа произнес Морок, – никогда не знаешь, что оно преподнесет.

– Что с остальными?

Я имел в виду других орков, которые отправились вчера домой.

– Не знаю, – мрачно произнес Манрок. Наклонившись, он черпнул ладонью снег и размазал его по лицу. – Лодок нет, самих их тоже не видно. Один лишь Гурдун. Но мои люди не могли бросить товарища; ни живого, ни мертвого.

– Что с ним случилось? – Я догадывался, что убило орка; вернее, кто убил его. Тень! Но соображения придержу при себе.

– Не знаю, – повторил Морок, – и никто не скажет, что произошло. Мы лишь споем Гурдуну погребальную песнь.

Алиса пообещала, что будет убивать всех, кто пойдет со мной к логову сиятельных. Одного за другим, пока не покончит с последним, и я не останусь один. Племянница покойного кардинала начала претворять свои обещания в жизнь. Со вчерашнего дня я понял, что она поблизости, вот уже сутки не покидает смутное ощущение, что Алиса где-то рядом.

Едва я сделал шаг к воде, Акан схватил за плечо:

– Не подходи к мертвому! Лучше приготовь оружие.

Я непонимающе посмотрел на Роя, толстяк хмыкнул и обнажил короткий горский меч. В левую руку Акан взял пистоль.

– Скоро сам увидишь.

Я пожал плечами; как покинули деревню орков, оружие всегда при мне: четыре пистоля на портупее с ременной перевязью – два на груди, рукоятью от сердца, еще пара на поясе по бокам. Бракемарт в ножнах и два кинжала, в сапоге – метательный нож.

– Болг! Уртак! Давайте за рогатинами! – велел Морок.

Двое орков побежали в лагерь. Мне невдомек, зачем у каждого из орков по рогатине. Когда увидел, что их кладут в лодки, подумалось, что тащить с собой в Запустение еще и по копью – это не слишком хорошая идея, но, похоже, вот-вот увижу, для чего воины Манрока и сам вождь снарядились рогатинами.

Вооружившись тяжелыми копьями с широкими обоюдоострыми наконечниками, орки вернулись; вместе с ними появился Крик.

– Багамут остагся в гагере, – сообщил картавый Уртак. Забавный говор плохо вязался со шрамом на правой щеке немолодого орка.

– И то верно, – произнес Рой, – одного барона может быть мало.

– Для чего мало?

– Для Запустения, Гард. Тут два первейших правила: не оставайся один и не отходи далеко от товарищей, – Акан говорил с крайне серьезным видом. Я редко видел его таким, как сейчас: без привычных озорных искорок в глазах.

– Там еще инквизитор есть.

– Какой из него боец?

– Плохой, – признал я.

Эльф достал из колчана стрелу и подступил к кромке воды, чтобы никто из орков не загораживал своего мертвого собрата. Перворожденный остановился в десятке шагов от мертвеца, положив стрелу на тетиву. Крик держал лук в опущенной руке, будучи готов поднять оружие в любой миг и выстрелить.

По сигналу Морока орки тоже стали около воды. Болг подцепил наконечником копья сеть, коей был укутан Гурдун, и подтянул тело к суше. Пара орков взяла мертвеца за ноги.

– Тяните медленно, – Манрок проверил, легко ли выходит из ножен охотничий нож.

– Обождите нас! – окликнул вождя Рой.

– Становитесь позади, – полуобернувшись, произнес Монрок. Он не отводил взгляда от мертвого соплеменника.

– Пойдем, – сказал мне и Герингену толстяк.

– Почему все ведут себя так, словно ждут, что покойник вот-вот бросится на нас? – Последовав примеру Роя, я тоже вытащил пистоль и обнажил бракемарт. Справа от меня с аркебузой наизготовку ступал имперец. Судя по бегающим глазам, хмурый Геринген тоже не мог уловить смысл в действиях орков.

– Потому что может и кинуться, – ответил Рой. – В Запустении с мертвыми следует быть осторожней, чем с живыми. Если не знаешь причину смерти – держи ухо востро.

– Верно, – кивнул Морок. Мы расположились широким полукругом в пяти или шести шагах за ним. – Нельзя бросать Гурдуна здесь, мы должны похоронить его по обычаям предков, но риск есть.

– Если вдруг… бейте в голову! – сказал толстяк; то ли оркам, то ли обратился ко мне и имперцу.

Два копьеносца разместились с двух сторон от мертвого.

– Ладно, хватит разговоров. Вытаскивайте! – распорядился Морок.

Труп медленно потянули из воды. Болг и Уртак направили рогатины к голове мертвого орка, чтобы возить в нее сталь при малейшем подозрении на неподобающее поведение мертвеца.

Того вытащили из воды не полностью, плечи и голова оставались в речке.

– Переверните, – велел Манрок.

Когда Гурдуна погрузили лицом в воду, вождь принялся резать сеть, спутавшую труп. Освободив его руки, Морок спрятал нож.

– Все спокойно, – сказал он.

Орки расслабились, Болг и Уртак подняли копья. Я перевел взгляд на толстяка, Рой облегченно вздохнул и, подмигнув, произнес:

– Пронесло.

– Погодите! – воскликнул Геринген. Имперец указывал на эльфа.

Перворожденный натянул тетиву и замер, не спуская взора с мертвеца.

– Назад! – заорал Морок.

Пятеро орков отскочили на несколько шагов. Мертвый поднялся на ноги и развернулся к соплеменникам. Он стоял, чуть согнув спину, изо рта вырвалось звериное рычание. Упырь! Гурдун больше не орк! Стрела возилась в плечо неупокоенного, однако тот не обратил на нее внимание.

– Бей! – выкрикнул Манрок.

Уртак ударил рогатиной, целя в голову упыря. Наконечник копья пролетел мимо уклонившегося мертвеца. Гурдун схватился за древко копья и с нечеловеческой мощью дернул на себя. Орк выронил оружие и кубарем полетел в воду, упав в нескольких шагах от неупокоенного. Рогатину упырь отбросил к лесу.

– Дьявол! – Имперец вскинул аркебузу, пытаясь взять на мушку голову мертвеца.

Хлопнул выстрел – Манрок разрядил свой пистоль в упыря. Вождь тоже целился в голову, но попал чуть выше сердца неупокоенного. Пуля от разряженного в упор оружия сильно толкнула упыря в грудь, он покачнулся и ступил на шаг назад.

Откинув пистоль, Морок выхватил рогатину из рук замешкавшегося Болга и снова атаковал мертвеца. Упырь легко отбил рогатину, ударив снизу лапой. Именно лапой, потому что длинные когти, которыми оканчивалась конечность, более не позволяли назвать ее рукой.

Вторая стрела эльфа ушла в пустоту, а третья вонзилась в правое плечо Монрока, когда вождь пытался сразить упыря рогатиной. Раненая рука вождя выронила копье.

– Кровь и песок! – проревел Акан Рой.

Упырь поднял голову и торжествующе заревел, словно оценил промах перворожденного. Манрок отступил за спины своих воинов, трое орков выставили в сторону неупокоенного изогнутые мечи.

Три стрелы вонзились в упыря, одна даже в голову, но мертвец не замечал их. Не переставая яростно реветь, Гурдун шагнул к бывшим товарищам, орки попятились.

Грянул ружейный выстрел. Осгбургец пальнул из аркебузы, но промазал. Выругавшись, граф достал шомпол и принялся лихорадочно заряжать ружье.

– Нужно бить в упор! – Вдев бракемарт в ножны, я выхватил из кобуры второй пистоль и направился к упырю. Страха почти не было, скорее азарт боя.

Позади пыхтел толстяк. Когда сравнялись с орками, Акан выстрелил, его пуля разбила неупокоенному челюсть. Меткий выстрел отбросил голову нежити назад, согнув шею неестественным образом, я даже подумал, что упырю конец. Но нет, тот снова поднял голову и посмотрел на нас глазами с почерневшими белками без зрачков. Взор неупокоенного обдал волной страха. Рычать Гурдун более не мог, развороченная пасть издавала лишь булькающие звуки.

Не думая, чтоб не потерять решимость, я шагнул навстречу мертвецу. Еще шаг, и два выстрела: я попал один раз из двух. Голова упыря снова откинулась, он отступил назад, что позволило выхватить два новых пистоля. Упырь поднял изувеченную парой выстрелов морду и посмотрел на меня одним целым глазом.

Два выстрела грянули одновременно, я попал дважды, и оба раза в голову, которую снова отбросило назад. Неупокоенный отступил на пару футов и рухнул в воду. Упырь лежал не шевелясь и не издавая более не звука.

Я оглянулся. Орки, толстяк и имперец тяжело дышали, как будто пробежали пару лиг. Монрок схватился за руку чуть выше локтя, из-под левой ладони вождя текла кровь. Опустив лук, эльф переводил взгляд то на Морока, то на затихшего упыря. Перворожденный оказался единственным среди нас, чье лицо не выражало эмоций, дышал он тоже ровно.

Монрок выругался и, одарив эльфа тяжелым взглядом, раздал своим распоряжения:

– Уртак, ты в лагерь и живо переодевайся. Нарваг и Болг, сторожите Гурдуна, а Ивур пусть перевяжет меня.

Вождь клана отошел на десяток шагов от берега, пара орков вновь направила на неупокоенного подобранные с земли рогатины. Достав бинты, один из орков склонился над раненым. Толстяк и я также убрались от воды и принялись за разряженные стволы.

– Не задергается вновь? – приглаживая растрепанную бородку, рядом присел на корточки Геринген. Его аркебуза уже готова.

– Вряд ли, – работая шомполом, ответил Рой, – Николас хорошенько разнес ему башку. Против неупокоенных только так нужно, ну или обезглавить, коль получится, а потом похоронить. Сейчас орки оклемаются, и упокоим Гурдуна окончательно.

– Довелось слышать, что в Марке, – полковник произнес сокращенное название огсбургских владений в Сумеречье, – в таких случаях тоже отсекают голову.

– Как видишь, и здесь так же, – ответил Акан.

Я ожидал, что после упоминания империи толстяк неодобрительно взглянет на пленника, но Рой не подал виду, что его хоть как-то задевают слова полковника. Вообще с нашей повторной встречи под Дорноком он ни разу не обозначил свое отношение к огсбурскому вторжению.

– Чего эльф задумал? – Генрих указал на перворожденного.

Пленник обычно держался особняком и был немногословен, но после схватки с упырем разговорился. Мне подумалось, что у графа прибавилось седины; похоже, с нечистью он встретился впервые. Видать, сам не из Марки. Большинство людей южнее Долгого хребта считают страшные истории про Сумеречье сказками.

Крик приблизился к оркам и протянул вождю нож.

– Показывает, что надо ломать древко, – Рой взялся за второй пистоль, – иначе не вытащить. Наконечник стрелы зазубренный.

Вождь орков мотнул головой. Движение отдалось болью в раненной руке. Глядя исподлобья на перворожденного, Морок процедил проклятье. Скривив презрительно губы, Крик спрятал нож и, демонстративно повернувшись к оркам спиной, направился за своими стрелами.

– Кровь и песок! – Имперец вскочил, чтобы не пустить эльфа к упырю, однако не успел помешать.

Внешне совершенно спокойный эльф нагнулся к мертвецу, чтобы выдернуть из него четыре стрелы. Орки подняли рогатины, словно приготовились разить копьями, только вот неясно кого – неупокоенного, рядом которым в опасной близости появился живой, или все же эльфа. Монрок бросил воинам пару фраз на орочьем языке, и наконечники копий опустились; Нарваг и Болг все-таки направляли копья на эльфа.

Хороши же мои проводники… Готовы в любой миг вцепиться друг другу в горло! Хоть бы Монрок смог удержать своих воинов в узде, они точно не забудут неудачный выстрел Крика.

Повязка на руке вождя напиталась кровью.

– Надо звать Велдона, – пробормотал я, вспомнив о лечебной магии святого отца. Без нее Монроку придется туго.

– Идет, – растянул лицо в улыбке толстяк, – легок на помине.

Не говоря ни слова, инквизитор последовал прямиком к телу Гурдуна, неупокоенные-то – по его части. Эльф поспешил убраться. Крик и его хозяин, гном Барамуд, держались подальше от церковника на всем протяжении похода.

Монах достал серебряное Распятие.

– Отец Томас! – Монрок решительно окликнул инквизитора. – Мы сами проводим нашего брата в последний путь. По завету предков!

Инквизитор смерил вождя долгим взглядом черных глаз, однако орк не отступил, выдержал взор церковника. Томас Велдон спрятал крест в рукав темно-коричневой рясы, которую носил поверх горской куртки. Теперь внимание монаха переключилось на окровавленную повязку на руке орочьего вождя.

Акан Рой едва слышно чертыхнулся.

– Хорошо хоть эти собачиться не начали, – произнес он.

Монах подошел к вождю почти вплотную.

– Тебе надо помочь, – сказал он, – кровотечение не остановится, пока стрела в плече.

Морок недоверчиво посмотрел на инквизитора.

– Веруешь ли ты? – продолжил отец Томас, он снова вытащил серебряный крест.

Орк шумно вздохнул:

– Верую. Только Бог Отец и Бог Сын – не мои боги.

Томас Велдон посмотрел куда-то вдаль и снова спрятал Распятие.

«А для язычников милости Твоей нет», – не глядя перед собой, монах процитировал Священное Писание и направился обратно в лагерь.

Воины Манрока нехорошо косились на инквизитора. Очень нехорошо.

– Проклятье! – тихо прорычал Рой. – Зря они так!

– Кто?

– Да оба! – в сердцах произнес толстяк. – Не до жиру, быть бы живу. Мы в Запустении, а они надумали меряться верой! Морок, ну ты-то чего?

Орк отмахнулся здоровой рукой:

– Сами справимся. Чем шуметь, помоги лучше.

– Я-то помогу, – толстяк сплюнул и потянулся к фляжке на поясе, – токмо бренди на тебя, упрямца, жаль.

Имперец присоединился к паре орков с рогатинами; граф сказал, что пусть неупоконенный только шевельнется, и он сразу стреляет; а я и Рой занялись раной Манрока. Вернее, горец занялся. Я лишь смотрел и размышлял о безрадостных перспективах нашего отряда.

Рой срезал рукав куртки, напитавшийся кровью орка, затем снял повязки и обильно смочил рану бренди.

– Стисни зубы, Морок. Гард, держи его руку, а ты, Ивур, следи, чтобы он не упал, если потеряет сознание.

Толстяк взялся за древко стрелы. Она не очень глубоко вошла в руку, но назад не выдернуть. Вождь закрыл глаза. Рядом вновь появился невозмутимый Крик; эльф ждал свой наконечник. Если бы мысли орков могли убивать…

– Готов?

Когда орк кивнул, Акан резко и сильно толкнул стрелу вниз. Орк закричал и потерял сознание на три удара сердца; хорошо Ивур не сплоховал и подхватил вождя. Однако Рой мучил орка не зря – стальной наконечник проткнул плоть и полностью вышел наружу.

– Терпи, – предупредил толстяк.

Морок снова кивнул, и Рой толкнул стрелу, чтобы с той стороны показалось древко. Орк простонал, но на сей раз чувств не потерял, хотя боль испытывал сильнейшую.

Теперь древко торчало по обе стороны руки. Нож толстяка сточил дерево, отделив металлический наконечник, и Рой снова дернул стрелу, уже в обратном направлении. Все! Окровавленная деревяшка полетела прочь. Монрок вымученно улыбнулся и поблагодарил Роя.

Чертов орк! Хорошо досталось? Все потому, что взбрыкнул! Вон оно как без магии инквизитора! Чертов монах! Чертов эльф! Я иду в сердце Запустения в окружении людей и нелюдей, половина из которых ненавидят друг друга, и все не доверяют остальным. За исключением Роя и Манрока, наверное, но те на коште у покойного Антуана, а я подозревал кардинала в совершенно определенных распоряжениях насчет вора Николаса Гарда.

Разъярился я не на шутку и в мыслях еще долго проклинал бы судьбу, но со стороны лагеря вдруг раздался выстрел. Мы поспешили к ночной стоянке.

Глава 2

Опасное место

Посреди стоянки лежал Уртак. Остекленевшие глаза немолодого орка смотрели на небо, из располосованного горла текла кровь. Над ним навис Томас Велдон, он осенял мертвого знамениями и читал молитву. Гном, эльф и арнииец с оружием в руках – словно приготовились к бою – окружили церковника и убитого. Крик снова натянул тетиву, гном сжимал пару пистолей, а лейтенант с аркебузой наперевес вертел головой.

– Во имя Господа нашего…

Лицо Морока исказилось от ярости.

– Не приближайтесь к деревьям, – бросил через плечо арниец. – Она скрылась там!

Алиса! Он говорит об Алисе! Кровь и песок! Она начала убивать!

С уст Генриха фон Герингена слетели незнакомые слова; кажется, он выругался на огсбургском наречии. Имперец тоже понял, что вернулась убийца из ночного тумана.

– … и вечный покой даруй усопшему, – продолжал инквизитор.

Молитву он читал нарочито громко, как будто хотел, чтобы ее слышали за пределами стоянки.

– Отец Томас! – Монрок решительно направился к монаху.

Вождь жестом подал своим воинам какой-то знак, и трое орков за его спиной разошлись широким полукругом. Орки тоже взялись за оружие, как перед схваткой, только не очень-то похоже, что опасаются нападения из леса. Они ждут боя с Тейвилом, Барамудом и Криком!

Кровь и песок! Имперец расположился по левую руку от Болга. Он с ними! Граф не сводил взора с Тейвила, во взоре полковника читалось желание поквитаться за кончик уха.

Да ведь так мы себя сами перебьем! Алиса и рук не замарает!

– Проклятый пепел! – пробормотал толстяк. – Кровью пахнет!

Про меня и горца позабыли. Мы стояли на тропе, ведущей к берегу, и наблюдали за происходящим. Я лихорадочно перебирал варианты, как остановить намечавшееся смертоубийство, и не находил ничего лучшего, как тоже взяться за оружие.

Монрок остановился в двух шагах от инквизитора. Томас Велдон глянул на него, однако же чтение отходной молитвы не прекратил. Орк потянулся к кинжалу на поясе.

– Рой, – я поднял один из пистолей над головой, – давай за мной!

– Чего удумал? – пробормотал Акан, двинувшись следом.

– Нет времени объяснять.

На самом деле я не понимал, зачем позвал толстяка за собой. Может быть, чтобы его присутствие придало уверенности… А-а, к дьяволу! Они сейчас вцепятся друг другу в глотки. Надо действовать! Я выкрикнул:

– Святой отец! Манрок!

Мой возглас остался без ответа, тогда я выстрелил. По виску сбежала капля пота. Я рисковал, очень сильно рисковал. За выстрелом могли грянуть новые, и уже чужие, но пронесло. Нервы людей и нелюдей выдержали.

Когда-то на Крабе видел, как Рыжий Крюк пальнул в облака, и за миг до начала резни сосредоточил на себе взгляды двух корабельных команд, не поделивших добычу. Взаимная злоба утонула в страхе перед Крюком, и тогда кровь не пролилась. А что сейчас? Репутация Николаса Гарда ужас не внушает. Что придумать мне?

– Прекратите! – ничего другого на ум не пришло.

– Не вмешивайся! – не оборачиваясь, прорычал Монрок.

Томас Велдон все так же молился, словно не видя и не слыша, что происходит вокруг, и от его поведения веяло не смирением, о чем любит говорить Матерь Церковь, а открытым вызовом. Чертов монах!

Я схватил вождя за плечо. Манрок мгновенно развернулся, откинув мою руку; его резкое движение чуть не спровоцировало орков. Они едва не кинулись к нам, и тогда выдержка оставила бы уже всех остальных.

– Уйди!.. – прошипел Морок. – Тебя это не касается!

– Ошибаешься, вождь, – я старался говорить на повышенных тонах, – меня это касается! Только попробуйте кинуться на них, и я начну стрелять по вам всем! пусть и мою шкуру кто-нибудь продырявит, но никто не уйдет из схватки победителем.

Повисла тишина, смолк даже Велдон. На меня уставился каждый, кто был здесь. Почти победа!

– Верно я говорю? А, Рой?

Замерший в трех шагах позади толстяк поднял свой пистоль до уровня глаз и принялся водить ствол из стороны в сторону: то наводя оружие на орков и имперца, то целясь в Крика, Барамуда или Ричарда.

– Думаю, что говоришь ты верно, Николас, – произнес Акан.

Толстяк слету угадал, как нужно действовать. Они все полагали, что выйдут победителями из намечавшейся схватки. По меньшей мере, каждый думал, что у него-то точно есть шанс. Но когда появляется кто-то новый и объявляет, что будет палить во всех без разбору, исход боя уже не просчитаешь.

– Вы здесь не просто так! – продолжал я. – Вы должны доставить меня в сердце Запустения, а не порешить друг друга в первые же дни похода! Я помню, Манрок, твой рассказ о битве трех обреченных кланов против войска людей. А ты не забыл, сколько твои люди получат, если мы вернемся из проклятых лесов победителями? Ты готов предать будущее своего клана?

Орк слегка оскалился и, почти не мигая, смотрел на меня.

–Во имя Бога Отца и Бога Сына, – негромко произнес святой отец. Монах в последний раз осенил убитого знамением и, не уделяя оркам даже толики своего внимания, удалился.

– Морок, – Рой опустил пистоль, – ты должен предать земле Гурдуна и Уртака.

– Как погиб Уртак? – вождь орков посмотрел на Тейвила.

Трое воинов Манрока сгрудились около мертвого, они тоже опустили оружие; как и остальные. Напряжение, которое охватывало наш небольшой отряд еще несколько мгновений назад, вдруг ушло.

– Кровь и песок! – выругался Тейвил, его палец вновь лег на спусковой крючок аркебузы. Арниец бросал на лес настороженные взгляды. – Я видел только, как она исчезла. Просто растворилась в воздухе на краю поляны. Она может быть рядом!

– Та тварь… – я замешкался.

Никто не знал и не мог знать, что убивает племянница кардинала, однако я неожиданно понял, что не хочу, чтобы вскрылось имя убийцы. Пусть сейчас это и невозможно, однако я не желал выдать Алису, вольно или невольно.

– Да! Здесь была она! – воскликнул арниец. – Проклятый пепел! Та самая тварь, что убивала в тумане.

– Проведать бы, как она вылезла из могилы, – произнес Рой.

Ему, конечно же, рассказали о той ночи, мертвой женщине с каштановыми волосами и обгоревшим лицом; да и когда шли до становища орков, я предупредил, что тень крадется за нами.

– И во что обратилась после Преисподней, и какого черта идет по следу! – добавил толстяк.

Манрок слушал говоривших, мрачнея на глазах.

– Как погиб Уртак? – он повторил вопрос. – Я хочу знать, как это произошло!

– Говорю же тебе, не видел, – процедил Ричард.

Манрок побагровел. Я выругался про себя. Нервы у всех на пределе и, похоже, опять все может начаться.

– Крик и я видели, – к нам приблизился гном, – фигура в черных одеждах, женщина…

Гном обернулся, глянув на эльфа. После кивка перворожденного продолжил:

– Да, я не ошибся, женщина то была. Появилась из ниоткуда и перерезала твоему горло. Потом уж Ричард стрелял по ней, но, видать, промахнулся.

– Я разрядил пистоль, когда тварь уже растворилась в воздухе, – вставил Тейвил.

– Нам жаль, Морок, – сказал Барамуд.

Мне показалось, что гном сочувствовал искренне, однако же вождь повел себя очень странно. Слова гнома обозлили его.

– Кому жаль? – орк с вызовом уставился на Барамуда.

– Нам, – нахмурившись, ответил тот, – Крику и мне.

– А вам можно верить? Тебе и твоему эльфу? После того, как его стрела чуть не проткнула меня!

Гном перехватил свой клевец. Он совсем не прочь размозжить орку голову!

– Окститесь! – над поляной прозвучал глас отца Велдона. Я услышал почти позабытые железные нотки. – Безумство Запустения! Вы в плену проклятия здешних лесов!

– Безумство Запустения? – Морок вытер рукавом проступивший на лбу пот. Взор орка переменился, он рассеяно перевел взгляд с Барамуда на мертвого Уртака, затем на нож, появившийся в собственной руке. – Конечно же… Нас коснулось дыхание тьмы.

– Нужно как можно скорее покинуть эту поляну, – инквизитор держал пред собой серебряное Распятие и обходил лагерь, осеняя каждого знамением.

Дойдя до нас, церковник вопросительно посмотрел на орка. Я ожидал, что Манрок снова взорвется, но он лишь сказал своим, чтоб не дергались.

– Надо уходить отсюда, да побыстрей, – повторился священник, когда все, включая эльфа, получили его благословение. – Безумство Запустения лишает разума!

– Да о чем вы толкуете? – Меня охватило нешуточное раздражение. То поубивать друг друга готовы, то ведут себя как покорные агнцы и толкуют о каком-то безумстве.

– Тише, Гард, – предо мной появилась небритая физиономия толстяка. – В Запустении есть места, где опасность подкрадывается незаметно. Мы угодили в одно из таких.

– Какие еще места? Что ты несешь?

– Да уймись же ты, Гард!

Рой схватил меня за грудки и сильно встряхнул. Я едва не разразился бранью в адрес тупого толстяка, но вцепившаяся в меня злость неожиданно исчезла. С недоумением оглядел Роя и негромко произнес:

– Теперь все в порядке.

– Вижу, – облегченно выдохнул Рой.

– Что со мной происходит? Со всеми нами? Откуда эти накаты взаимной ненависти?

– Потом, Николас! Нужно уносить ноги.

– Мне бы тоже хотелось понимать, что происходит, – к нашему разговору присоединился Геринген.

Имперец был вне себя, сжимал и разжимал кулаки. Теперь его черед, полковника охватила злоба. Точно как меня несколько мгновений назад.

– Черт с тобой, – толстяк махнул рукой и вдруг кинул полковнику флягу с бренди. – Лови!

Генрих поймал и непонимающе взглянул на Роя.

– Все, гони обратно, – растянулся в ухмылке толстяк. – Это чтоб дурные мысли сбить…

– Рой! – окрик Манрок перебил горца. – Хватит трындеть!

Орки и все остальные спешно сворачивали лагерь.

– Слыхали? Убираться надо, потому говорю коротко, а вопросы – после. В Запустении попадаются места, где людей охватывает беспричинная злоба и бешенство. То одного, то другого, пока не перебьют друг друга. Посему держите себя в руках.

Вот оно что! Пока взваливал за спину заплечный мешок с припасами да надевал по суме с каждого бока, несколько раз ловил себя на мысли, что готов прибить Тейвила или Герингена, которые копошились рядом. В ответ получал косые взгляды, но мы держались; остальные, хвала Харузу, тоже.

– Ну, – Морок обвел взглядом наш небольшой груженый отряд – даже отец Велдон нес свою часть припасов, – все собрали?

– Уходим, – прогудел басом гном. – Крик сказал, что тут воздух отравлен.

– А как же та тварь? – встрял Тейвил.

– Она не нападет, – ляпнул я.

Дьявол! Чуть не сболтнул лишнее. Тени поблизости нет, я не чувствовал ее, но зачем языком молоть? Я возблагодарил небеса за то, что моим словам не придали значения.

– Когда ходили на разведку к Гнилому водопаду, встретили несколько подходящих мест для новой стоянки, – сказал гном.

– Веди, – молвил вождь. – Разобьем новый лагерь, а затем я и мои люди идем назад к Уртаку и Гурдуну. Мы вернемся сюда к полудню?

– Мнится, что да, – Барамуд погладил свою пышную бороду.

– Нам понадобятся носилки, – задумчиво произнес Манрок, – и еще одна пара рук.

Генрих фон Геринген вызвался помочь. По всему выходит, что на время похода он теперь с орками. Лишь бы оказался рядом, если пожалуют подруги Алисы или другие гости от ее хозяев.

Мы выдвинулись.

Окрестности ничем не отличались от любого другого леса в зимнюю пору за пределами Запустения. С начала пути я ожидал увидеть вдоль берега Черной речки искореженные облезлые кривые деревья, но уже который день нас окружают обычные серые стволы, сбросившие листву, да сосны и ели. Сапоги продавливали тонкий слой мокрого снега, укрывший слоеный пирог из мокрых почерневших и побуревших листьев, мха, сухой травы и ржавых осыпавшихся иголок. Сырой воздух, и почти нет ветра.

Небо затянуто свинцовыми облаками. Здесь, в проклятых эльфийских лесах, еще ни разу не светило солнце. Впрочем, в такой погоде нет ничего удивительного для северных королевств, тем паче за Долгим хребтом.

Когда шли на лодках, ночь проводили на берегу. Укладываясь спать после первого дня в Запустении, я долго вслушивался в звуки из темноты, но не уловил ничего, что могло бы напугать или просто насторожить. Порой думалось, что все истории про здешний лес сотканы из пустых сказок. Только я сам пережил несколько жутких ночей в Арнийском Сумеречье, и потому мне не нужно верить в черную славу Запустения – я проверил ее на себе.

До новой стоянки добирались недолго, чуть более часа. С виду она очень напоминала то опасное место, где разбили прошлый лагерь. Но эльф на языке жестов уверил гнома, что здесь не о чем беспокоиться, а гном пересказал все нам. Пока Барамуд говорил, перворожденный старательно втягивал ноздрями воздух, как если бы пытался унюхать, не отравлен ли он опять. Это выглядело даже смешно, я заметил озорные искорки в глазах Роя. Толстяк подмигнул, но в лице не изменился. Я понял, что смеяться не стоит: и гном, и эльф плохо понимают юмор.

Орки и Геринген налегке отправились назад, а мы принялись устраивать новую ночевку. Ранее завтрашнего утра путь точно не продолжим. Тейвил настоял, чтобы как минимум двое находились все время наготове с оружием в руках. Первыми стоять на страже до темноты жребий выпал ему и Крику. Я и толстяк заступим на пост в первую половину ночи, гном и инквизитор – во вторую. Излишняя предосторожность, как мне казалось. Я не чувствовал близости Алисы, она где-то далеко, но скорее всего Ричард прав: мы все-таки в Запустении.

На орков и имперца не рассчитывали. Пусть схватка чуть не случилась из-за Безумства Запустения, как это обозвал отец Томас, и мы все были не в себе; пусть ненависть ушла, но обострилось чувство недоверия. С самого первого дня похода я не питал иллюзий, что средь нас мало кто доверяет остальным; лишь орки по-настоящему верят своим соплеменниками. Отныне же мы явно разбились на две половинки, хотя и средь «моих» Николасу Гарду нельзя положиться на кого-нибудь в полной мере. Я скорей доверюсь племяннице кардинала, она-то была искренна со мной.

Завернувшись в плащ, я грелся у костра и клевал носом. Смеркается, а этих дрянных орков еще нет…

– …сделали все как надо, Рой, – голос вождя клана вырвал из сна.

Они и имперец вернулись. Стемнело окончательно.

– Вставай, Николас, – обратился ко мне горец, – наш черед караулить.

– Мы сменим вас через три часа, – сказал толстяку Морок. – Я и Генрих.

Арниец уже тихо сопел рядом, эльф жевал сушеное мясо у другого костра. Я поднялся. Может, мы придали слишком большое значение утренним событиям? Вряд ли стоит видеть в орках врагов.

– И то дело, – произнес Акан, – после вас Барамуд и отец Тейвил. Потом снова твои воины.

– Одного Барамуда мало, – Морок устало уселся у огня и аккуратно пододвинул к теплу раненую конечность, – у инквизитора нет оружия. С ними будет один из моих воинов, их ведь трое, а нужна всего пара дозорных.

– Твоя правда, Манрок, – Рой проверял оружие. – Надо бы…

Толстяк не договорил. Из темноты раздались четыре птичьих крика. Поочередно с северной стороны, с запада, юга и востока. Я не силен по части пернатых, но показалось, что заголосили непохожие друг на друга птицы.

– Морок, скажи мне, что я ошибаюсь… – тихо сказал Рой.

– Духи темных лесов! Акан, ты не ошибаешься, – вскочив, произнес Монрок. – Так перекрикиваются разведчики из нашего клана, когда окружают врага. Ушедшие с Гурдуном вернулись, и мы для них враги.

– Скорей добыча, – и Рой грязно выругался.

Нарваг, Болг и Ивур с кривыми мечами в руках окружили вождя.

– Просыпайтесь! Вставайте все!

Глава 3

Гнилой водопад

– Опять перекликаются, – раздраженно произнес Рой, усаживаясь рядом.

Толстяк протянул к костру руки и растопырил замерзшие пальцы. Сидевший слева от меня Тейвил покосился в сторону, откуда доносился птичий крик.

– Все никак не уймутся, – пробормотал арниец.

Я устало кивнул. Бессонная ночь близится к концу. Восточный край неба уже посветлел, лагерь и окружающие стоянку деревья окрасились в серые предутренние тона, а мы все ждем нападения и не смыкаем глаз. Кровь и песок! Зря не послушались Барамуда! К полуночи гном решительно заявил, что, дескать, держать ухо востро можно и половине отряда, а другие могут и поспать. Кроме эльфа, никто с гномом не согласился – укрытый тьмой лес постоянно оглашался перекриками упырей, и казалось, что нежить вот-вот нападет.

Гном отмахнулся на возражения Морока, сказав, что ежели что, Крик его разбудит, и, закутавшись в плащ, раскатисто захрапел. Спустя два часа эльф его растормошил, зевающий Барамуд заступил на пост. Они менялись еще дважды, мы же ждали, как дураки, заняв оборону вокруг двух костров. Отец Томас молился внутри кольца из орков, людей и одного эльфа да подкидывал в огонь дрова, а мы застыли истуканами, иногда переговаривающимися меж собой.

К середине ночи кольцо рассыпалось, мы и орки уселись у огня, но по-прежнему бодрствовали и пялились во тьму. Мы – это я, Тейвил, Рой и Томас Велдон. Имперец держался орков, а гном и эльф расположились меж двух частей нашего отряда. Крик сейчас спал, я завистливо посмотрел на перворожденного и сделал вид, что не заметил ухмылки Барамуда.

– Всё! – я выругался. – Тянем жребий, кому оставаться на часах. Остальным отбой!

– Черт с ними, перекриками, – согласно крякнул Акан Рой, – наломаю веточек для жребия.

– Не нужно, – произнес Велдон, – я буду первым.

– Святой отец, – Ричард тряхнул головой, чтобы отогнать усталость, – у вас нет оружия!

– Вера сильней стали. – Инквизитор поднялся на ноги, устремив взор на север, куда вел наш путь, и произнес: – Я посторожу, а если дьяволы все же появятся, вас я разбужу, лейтенант.

– Добро, – произнес арниец.

Он сказал что-то еще, но я уже не слышал, что он говорит. Как сидел с взведенными пистолями, так и упал головой на суму с припасами, не выпуская оружие из рук, и погрузился в небытие…

– Гард!

Рой тормошил меня за руку.

– Мой черед? – потирая глаза, я поднялся. Сон без сновидений пролетел за один миг, словно его и не было.

– Твой. С час покарауль, потом буди отца Велдона.

– Еще кричат?

– Нет. Заткнулись, сучьи дети, и давненько. Когда Ричард караулил.

– Выходит, часа два как спокойно, – произнес я, размышляя о минувшей ночи. Почему нежить выла, но не нападала? Нас словно бы измотать хотели, лишить сил, что, конечно, разумно тактически, но противоречит моим скромным познаниям об упырях. Считается, что вновь обращенный кровосос глупей любого дикого зверя.

Акан лег к костру и мгновенно вырубился. Совсем уж рассвело. Лагерь мирно посапывал, как будто и не в глубине Запустения. Орки последовали нашему примеру – тоже спят; с их стороны на часах стоит Ивур.

– А ты молодец, – набивая трубку, ко мне подошел гном.

– Я? – не сразу понял, к чему клонит Барамуд. Спросонья думалось туго. – Почему?

– Потому что об отдыхе заговорил, – гном пыхнул табачным дымом.

Я выругался. Нет, зря мы не послушали Барамуда, но не признаваться же бородачу в этом…

– К утру можно было и прикорнуть чуток, – опустив взор, я сделал вид, что проверяю, порох в пистолях и не замечаю ехидного взгляда Барамуда.

– Раньше надо было заваливаться спать, – гном отвернулся, оглядывая лагерь. – Пока стоим на этой поляне, бояться нечего. Я как понял это, сразу захрапел.

– Отчего же здесь неопасно? Мы ведь в Запустении, – я попытался отшутиться; вышло криво и неудачно, гном даже не понял, что я говорил о проклятых лесах с иронией.

Барамуд заговорил после некоторой паузы, его лицо посерьезнело.

– Тут, – начал он, – в прежние времена… кхм, давно… располагалась гномья слобода с небольшим святилищем. Перевалочный пункт для торгового люда. Сдается мне, что мы посреди слободы ночевку и сделали.

Я покрутил головой, ища следы развалин либо еще чего-нибудь, что навело Барамуда на мысль о слободе, однако нет и намека на прошлое.

– Посему, – продолжал гном, – никакая нечисть сюда не сунется.

– Из камня слободу сложили?

Барамуд кивнул и затянулся.

– Трудно поверить, что здесь когда-то стояли каменные дома гномов, – с сомнением в голосе произнес я, – да еще святилище вашего племени.

Пыхтя трубкой, Барамуд повернулся ко мне боком и снова кивнул. Его взгляд уставился на что-то невидимое: возможно, устремился в прошлое, в воспоминания; хотя вряд ли – не мог Барамуд помнить эту слободу. Проклятье легло на эльфийские леса полтора столетия назад; тогда же, должно быть, разрушили и гномий торговый пост. Кабы Барамуд видел его своими глазами, то предо мной стоял бы не крепкий, как скала, гном, пусть и наполовину седой, а уже довольно старый, дряхлеющий. С виду Барамуд только приближался к своей сотне лет.

– Сохранилось что-то от слободы? Какие-нибудь развалины?

– Нет.

– Но как?..

– Пусть это останется моим секретом.

Обернувшись, гном оценивающе осматривал меня. Я начал испытывать раздражение, меня обычно злили многозначительные намеки и недосказанности, тем более, когда устал и не выспался. Катись к чертям гном со своими секретами.

А порох-то отсырел. Я принялся перезаряжать пистоли, более не смотря на Барамуда, словно тот исчез. Но мое нарочитое равнодушие не вызвало ответной холодности. Удивительно: гномы-то обидчивы.

– Хочешь, поведаю тебе о другом, человече?

Я искоса глянул на Барамуда. «Человече»? Чего он по-старомодному взялся говорить?

– Ну, – буркнул я, продолжая работать шомполом.

Гном вытащил трубку изо рта.

– Хочу видеть твои глаза, Гард, – сказал он.

Кровь и песок! Гном слишком уж назойлив.

– Ну, – откровенно невежливо бросил я, поднимая взор.

Сейчас Барамуд либо отвалит, либо займется выяснением отношений. Однако ни взгляд, ни лицо гнома не выражали раздражения или злости. Гном вообще как-то уж слишком спокойно смотрел на меня.

– Этот поход – нелегкое испытание, – заговорил он, – и если случится так, что станет совсем невмоготу, позови меня или Крика. Мы сможем прийти на помощь.

Гном замолчал.

– И?..

– Это всё.

– Всё?.. Вы и так рядом. Чего вас звать?

Гном пожал плечами, пустил несколько дымных колечек и молча удалился к тихо почивающему эльфу. Странный какой-то разговор приключился. Я размышлял над ним, доканчивая перезаряжать пистоли, а лагерь тем временем отходил ото сна. Первым поднялся Морок.

Вождь орков хмуро оглядывал стоянку, когда к нему приковылял Барамуд. Теперь гном присел на уши Манроку; о чем они говорили – не знаю, не вслушивался. После короткой беседы с гномом Морок зычным голосом объявил подъем. Помятые после бессонной ночи люди и орки наскоро перекусили и закопошились, собираясь в дальнейший путь. Эльф и гном уже ждали: им вести отряд к Гнилому водопаду. Барамуд вновь задымил трубкой, поглядывая то на орков, то на нас. Крик демонстрировал прежнюю бесстрастность. К слову, одежда перворожденного выглядела безупречно, словно тот и не провел ночь на земле.

Скоро мы выступили. Лес поредел, с почерневших влажных ветвей падали тяжелые капли, под мокрым снегом чавкало. Меж стволами деревьев белел туман. Шли настороже, памятуя о возможной нечисти, но с рассветом лес по-прежнему молчал. Через пару часов деревья расступились, туман растворился.

На несколько лиг вперед до реки простиралась ровная, как стол, местность, поросшая травой соломенного цвета; высушенные ломкие стебли достигали пояса, повсюду разбросаны серые валуны, размером с голову и поболее, самые крупные из них поднимались выше травы. Снег весь истаял. Средь подергиваемого ветром сухостоя темнели островки густого кустарника, из которого торчали два-три мертвых ствола с искореженными ветвями. Сухостой был часто прорежен проплешинами каменистой земли.

– Там, – Рой ткнул пятерней на северо-восток, – Черная речка обрывается Гнилым водопадом и сливается с широкой Тартой.

– Где? – Ричард Тейвил старательно пялился в указанную толстяком сторону. – Не видать никакой Тарты.

– С нашей стороны берег Тарты поднимается высоким и крутым склоном. Смотрите, к северу от нас все покрыто высокой травой, потому реки и не видать.

Действительно, казалось, что травянистая равнина утыкается в лес, и никакой воды там нет. Лишь далеко впереди, слева, видно Черную, и то была уже другая река. Спокойная речка, по которой мы шли на лодках, превратилась в взбаламученный многочисленными порогами бурлящий пенящийся поток. Понятно, почему вчера оставили лодки: близко к Гнилому водопаду на них не подойти.

Я снова посмотрел на Черную. Далековато до нее, но все равно река, изрезанная порогами, должна сильно шуметь. Однако гул воды сюда не доносился.

– У водопада есть брод, – продолжал Рой. – Перейдем по нему реку и двинем дальше.

– Глубоко там? – спросил я.

– Самое большее – по пояс, – ответил гном, – а так – по колено.

– Холодновато для перехода реки вброд, – резонно заметил Тейвил. – Почему сразу не высадились на противоположном берегу?

– Потому, – сказал Акан, – что все, кто пробовал подойти до Тарты по левому берегу, до водопада так и не доходили. Назад тоже не возвращались. Хочешь попробовать?

Арниец выругался, добавив, что лучше бы доброго эля попробовал.

– К кустам не подходить! – громогласно объявил Барамуд. Гном оказался совсем близко, и от его баса зазвенело в ушах.

– Что там? – спросил Тейвил, подозрительно уставившись на ближайшие заросли.

– Гиблый песок, – пояснил Рой. – Если ступишь, то, почитай, тебя уж нет. Затягивает с головой за несколько ударов сердца.

– Ты бывал раньше у Гнилого водопада? – сощурившись, спросил Барамуд. Что-то его насторожило. Не зря говорят, что гномы подозрительны сверх всякой меры.

– Нет, только слыхал о нем, – ответил толстяк, – но я же горец – у нас по вечерам только и толкуют о Запустении и следопытах. Сам я тоже из них, хотя давненько это было, да и в эти края добираться не доводилось. Зато наслышан о Гнилом водопаде, как и все.

– А мы вот сюда хаживали, – хмыкнул Барамуд.

– Потому Фосс и нашел тебя и Крика. Верно ведь?

– Верно, – гном погладил бороду; подозрительность оставила его.

– Что за Гнилым водопадом? – имперец исподлобья посмотрел на гнома.

– Дальше на север никто не ходил, – ответил тот, – либо не возвращался. Мы будем первыми.

– Если вернемся… – процедил полковник.

– Хватит разговоров, – подойдя к нам, произнес Морок. – Давай уже, Барамуд, ваш черед.

Вождь орков был бледен, рана донимала его сильнее ожидаемого. Я вспомнил, как отец Томас исцелил Фосса в брандской таверне: инквизитор являлся сильнейшим магом-врачевателем; и решил сегодня же просить Велдона помочь орку. Ох, то будет непростой разговор – священник не захочет исцелять орка, коль тот яро показывал пренебрежение Святой верой. Морок тоже упрется, как осел: не пожелает принимать помощь от церковника; но Монроку может стать гораздо хуже уже к сегодняшнему вечеру.

– Надо спешить, – сказал вождь орков. – Нужно перебраться на тот берег до темноты.

Гном кивнул и снова обратился к отряду:

– Дальше следуем за Криком, он идет первым. Ступаем за ним по одному. Нос не воротим!

Гном хохотнул и направился к невозмутимому перворожденному.

– Чего он смеется? – спросил я Роя.

– Узнаешь.

– Ты тоже загадками заговорил? – с досадой спросил я.

– Никаких загадок! Скоро сам поймешь, отчего Гнилой водопад так прозвали. Давай уже двигай.

Я шел после эльфа, гнома, Монрока и Болга. Рой – за мной, после него – Ричард и непривычно молчаливый Томас Велдон. Сразу за церковником ступали Геринген и два орка. Нарваг и Ивур, которые замыкали шествие, постоянно вертели головами. Морок велел им следить за лесом, где по-прежнему могли скрываться упыри. Напряжение снова охватило меня; оглядываясь по сторонам, я видел, что мои спутники тоже подспудно ждут появления нечисти.

Мы шли на север, вытянувшись молчаливой цепью. Эльф вел вперед, старательно обходя сухостой, даже маленькие его островки. Перворожденный выискивал валуны покрупнее и старался держаться как можно ближе к ним.

– Если лежит каменюка – значит, гиблого песка нет, – сказал Рой.

Давила мертвая тишина, словно из мира вокруг нас убрали все звуки. Только шуршание камней да скрип песка под ногами, позвякивание железа и чье-нибудь негромкое бурчание. Как будто отряд накрыли не пропускающим звук куполом. Мы заволновались, однако Барамуд успокоил, заверив, что так и должно быть.

– След в след! – бас гнома напомнил, чтобы держались гуськом.

Крик направился к двум глыбам, каждая из которых высилась на шесть футов. В проходе между камнями начиналась извилистая тропа, петлявшая меж другими валунами, помельче. Все камни высотой до пояса. Трава, что поднималась по обе стороны от тропы, достигала человеческого роста. В нос вдруг ударила волна трупного смрада. От удушливого запаха запершило в горле, накатила тошнота. Я не понимал, откуда тянет столь сильной вонью.

– Скорее! – проорал гном. – Пошевеливайтесь! Впереди чисто!

Уткнувшись в рукав камзола, я отчаянно замычал. Кровь и песок! Что здесь сдохло?! Мы торопливо двинулись за эльфом. Надо сказать, что самообладание перворожденного наконец покинуло его. Крик больше не выглядел равнодушным к миру вокруг себя. Как и все остальные, он искал спасение от жуткого зловония, спрятав нос под тряпкой.

Тропа протянулась на полсотни шагов. На последнем участке каменистой дорожки мы уже бежали. Когда проскочили мимо двух высоких валунов, похожих как близнецы на тех, что стояли в начале тропы, эльф высоко вскинул руку.

– Всё! – проревел Барамуд. – Можно дышать!

Бледные, мы жадно хватали чудесный чистый воздух. Генрих согнулся и упал на колени: его рвало. Казалось, что отец Томас вот-вот присоединится к имперцу. Признаюсь, я сам едва не выворотил желудок наизнанку.

– Что это было?.. – просипел Ричард.

– Гнилой водопад, – ответил Морок, морщась от боли. Когда убегали от зловония, он случайно врезался раненным плечом в спину гнома.

Тейвил непонимающе смотрел на вождя орков. Мне тоже хотелось пояснений.

– Гнилой водопад – это не только сам водопад, – сказал орк. – Его округу именуют так же, поэтому Гнилой водопад – это еще и гиблые пески. Из них-то и тянет проклятым зловонием.

– Дьявол! – поднявшись, Геринген вытер с подбородка вязкую слюну и зло зыркнул на эльфа. – Нельзя было обойти эти заросли?

Морок пожал плечами и кивнул на эльфа:

– Он ведет, здесь земля его крови, а я и мои следопыты сюда еще не добирались.

– Лучше помереть, чем еще раз вдохнуть такое, – имперец сплюнул и зло выругался.

– Э, нет, – встрял гном, – уж лучше я всю дорогу буду дышать гнилью, чем провалюсь под землю. Коль завоняло, значит, точно гиблый песок рядом. Смотри в оба! А Крик верно нас вел – меж валунами трава не росла.

– Заканчивайте с разговорами, – произнес Рой, – до заката нужно переправиться на тот берег.

Я взглянул на небо. Затянуто серыми низкими тучами, солнца не видно, но еще весь день впереди.

– Утро ведь… – пробормотал я.

– Зимой темнеет быстро, – произнес толстяк, – а в Аннон Гвендаре ночевать нельзя.

– Смутно знакомое название… – я вопросительно посмотрел на Роя.

– С эльфийского переводится как Врата Гвендара, – ответил тот. – Главный город перворожденных на юге их владений. В былые времена сюда по Тарте поднимались торговые суда со всех людских королевств Большого Орнора, а мы, горцы, сплавлялись на плотах по Черной речке.

– Да… были времена.

К нам приблизились Крик и Барамуд. Гном снова дымил трубкой.

– В те года ваши плоты везли сюда и купцов с наших гор, – добавил он.

Гном окинул взглядом широкий южный берег Черной речки, проведя взором до водопада. Мы уже близко – в паре лиг, наверное, но воды по-прежнему не слышно.

– Здесь располагались порт и огромное торжище – причалы, склады, торговые ряды с товаром на любой вкус, – продолжал Барамуд. – Ты помнишь те времена?

Эльф кивнул. Кто-то из поэтов сказал, что пока бьется сердце, жизнь перворожденного есть вечность. Сколько эльфу лет? На бесстрастном лице Крика дернулась скула, хоть что-то его проняло кроме вони. Эльф задумчиво глядел вдаль.

– Трудно поверить, что здесь когда-то был огромный город, – произнес Тейвил.

Гном, отстегнув от пояса фляжку с бренди, сделал три глотка и молча протянул своему рабу. Крик также отпил трижды. Гном и эльф помянули прошлое. Ныне миром правит людское племя, но не так давно Орнор был иным.

– Что случилось с Аннон Гвендаре? – спросил я.

За полтора века город не мог разрушиться до основания. Где мостовые? Стены? Ничего нет. Как будто чудовищный взрыв стер все до валунов и каменной крошки.

– Никто не знает, – произнес Монрок. – Запустение прогнало из захваченного города захватчиков. Первые следопыты появились здесь много лет спустя. Они нашли Аннон Гвендаре таким, каким мы видим его сейчас. Другие города эльфов тоже разрушены в пыль и все поглощены лесом. Здесь же каменистая земля поросла травой. Аннон Гвендаре более нет, теперь есть Гнилой водопад.

– Да уж, загадка… – Ричард почесал щетину на подбородке.

– Загадка, – сказал вождь орков, – да мало кто пытался найти ответ на нее. Сюда очень немногие добирались.

– И еще меньше возвращалось назад, если тратили попусту время и останавливались у Гнилого водопада на ночлег, – ворчливо напомнил Рой.

– И то верно, – согласился Морок. – Веди нас, Крик.

Мы продолжили путь. Теперь позади меня ступал инквизитор.

– Ты не забыл, что должен кое-что доставить в Ревентоль? – вдруг спросил Велдон.

Не оборачиваясь, я бросил через плечо:

– На память не жалуюсь, и она подсказывает, что вы переправили это «кое-что» в безопасное место.

– Хорошо, что помнишь, – произнес отец Томас.

– Вам бы, святой отец тоже следовало уехать в безопасное место.

– Тому, кто истинно верует, нечего бояться даже в Запустении.

– И все же зря вы отправились с нами.

– Меня всегда тянуло выяснить, какое зло таится в глубине проклятых лесов. В Писании сказано, что Врага рода человеческого окончательно низвергнут только в дни торжества Царствия Божьего на нашей грешной земле. Но чтобы искоренять любое иное зло, не нужно ждать Второго пришествия!

Я оглянулся. В глазах Велдона снова горел фанатичный огонь.

– Дабы изничтожить проявление Дьявола, нужно узреть плоды, которые от него произрастают, – продолжил он.

– Вы надеетесь победить Запустение?

– Господь всемогущ!

Я не ответил. До меня начало доходить, что заставило инквизитора отправиться в проклятые леса. Он хочет изучить Запустение изнутри и, вернувшись, найти способ, как с ним покончить! Четыре пса не смогли добиться от папы и всей Тимской курии вразумительного ответа, как одолеть проклятье эльфов, а Велдон мнит себя умнее всей своей Матери Церкви? Кровь и песок! Он сумасшедший! Но, по крайней мере, полезный безумец: я вспомнил, насколько нелишни бывали молитвы Томаса Велдона.

– Гард, ты слышишь меня? – монах дернул меня за полу плаща.

– Чего вам?

– Кто-то из нас должен вернуться, чтобы рассказать об увиденном!

– Вернуться? О! Я сделаю это с превеликим удовольствием!

Инквизитор удовлетворился ответом и больше не донимал.

Хм… Вернуться и рассказать? Будет ли что рассказывать? До сего дня Запустение выглядело как обычный зимний лес. Только очень тихий и почти без птиц: я приметил лишь вороньё, и всего несколько раз, да и то вдалеке. Зверье тоже не попадалась, его даже не слышно, а сейчас вокруг вообще купол тишины. Обернувшийся упырем Гурдун тоже не в счет – видал недавно и похлеще.

К реке мы шли еще долго. По прямой до нее вроде не более трех лиг, но добрались к воде уже после полудня. Крик старательно обходил сухостой, и никто из нас в гиблый песок, к счастью, не угодил, но зловоние довелось нюхнуть еще четырежды. Дьявол! Каждый раз вонь оказывалась сильнее предыдущей.

В сотне шагов от вспененной воды окружающее нас безмолвие вдруг исчезло, мы подошли к усыпанному галькой берегу. До обрыва, с которого Черная речка падала в Тарту, еще сотня шагов. Шум водопада казался оглушающим после нескольких часов безмолвия.

Тарта раскинулась внизу под обрывом. Она действительно широка, хотя я ожидал большего, но с пол-лиги точно будет. Спокойная водная гладь текла с севера и перед водопадом поворачивала на восток. Изгиб речного русла позволял увидеть, что берег напротив нас опускался к Тарте длинным пологим склоном.

– Брод – здесь! – перекрывая рокот воды, выкрикнул Барамуд. – Будем переходить. Неглубоко, но течение очень быстрое. Если упасть, вода может унести к водопаду.

До противоположного берега футов семьдесят-восемьдесят. Лес там начинается почти сразу, и мне казалось, что из-за деревьев кто-то наблюдает за нами, однако опасности я не ощущал. К черту! Может, это только чудится. По меньшей мере, не Алиса; я не чувствовал ее присутствия.

Первым на противоположный берег направился гном. Эльф обвязал вокруг его пояса крепкую веревку и вместе с Генрихом ухватился за другой конец. Если Барамуд оступится и рухнет в воду, веревка спасет от унесения в водопад.

Гном разделся почти донага и перебрался на тот берег, держа свои сумы и оружие высоко над головой. Наблюдая за ним, я зябко ежился – вода, поди, ледяная. Бородач благополучно перешел реку, волны всего однажды поднялись до его объемного брюха. Скинув с себя эльфову петлю, Барамуд быстро оделся и обвязал свой конец веревки вокруг ствола ближайшего дерева, а затем принялся торопливо собирать хворост для костра. Холодно ему, как собаке. Я поплотнее закутался в плащ. Бр-р… Совсем не хочется раздеваться и заходить в стылую реку.

Мои спутники поочередно разоблачались и перебирались на ту сторону, где спешно вытирались и натягивали на себя сухое, чтобы тут же присесть к жаркому костру. Отогревшийся Барамуд щедро подкидывал дрова. Вещи раненного Монрока перетащили Болг и Нарваг.

Переправа выглядела буднично: никто не оступился, все благополучно переходили брод, хватаясь за натянутый канат, который теперь удерживали я и арниец. Жаль, что здесь подходящих деревьев нет. Еще на нашем берегу гном спросил, кто пойдет последним, и сказал вызвавшемуся Тейвилу обвязаться веревкой, когда тот начнет перебираться к остальным.

Генрих фон Геринген стянул сапоги. Он следующий, а я, пожалуй, пропущу еще Ивура и пойду предпоследним, перед Ричардом. На этом берегу четверо, на том уже семеро. Сидят греются у огня.

– Смотрите! – закричал Ивур, указывая на юг, откуда мы явились.

Я обернулся. К реке стремительно приближались три темные человеческие фигуры, только бежали они на четырех конечностях, как гигантские обезьяны.

Глава 4

Дорогой ценой

Ивур заметил упырей в полулиге от нас, и мчались они с невероятной скоростью. Будут на берегу через несколько минут. Тот, что в центре, вырвался вперед, перемежая бег и огромные прыжки футов на десять-пятнадцать каждый. Вскидывая к небу морды, они, верно, оглашали окрестность кровожадным ревом. Однако у берега его не слыхать: нежить слишком далеко, пустошь мертвого эльфийского города поглощала любые звуки между ними и нами.

– Кровь и песок!

Упыри неслись к реке, огибая высокую поросль сухой травы. Словно бы разум подсказывал поднявшимся мертвецам обходить гиблый песок, а, может, просто чуяли опасность. Но, как и мы чуть ранее, они не могли двигаться по прямой. Гнилой водопад подарил живым драгоценное время.

– Быстрее! – я торопил имперца.

Генринген лихорадочно натягивал второй сапог.

– Лови! – кинул ему рубаху.

– К черту! Времени нет! – вскочив на ноги, полковник схватился за камзол.

Темные фигуры миновали половину расстояния до реки. Вчера с превеликим трудом справились с одним мертвым Гурдуном, а сейчас против троих мертвецов нас четверо – остальные не успеют переправиться обратно. Близость смертельной схватки пьянила и перемешивалась со страхом. Била нервная дрожь, и я не сразу понял, что Ричард трясет меня за плечо.

– Уходим! Все втроем! Сразу! Он задержит!

Тейвил ткнул стволом аркебузы в Ивура. Перехватив поудобнее рогатину, орк сделал три шага навстречу приближающимся упырям.

Я медлил.

– Проклятье! – выкрикнул Генрих. – Сюда!

Одной ногой он уже вступил в воду. На том берегу что-то орал гном. Шум водопада заглушал его крик, но и так понятно – яростно махая над головой клевцом, Барамуд звал на ту сторону.

Остальные выстроились цепью вдоль кромки воды, с пистолями и аркебузами. Эльф натянул тетиву лука. Томас Велдон опустился на колени и молился.

– Давай, купец! – зарычал Ричард. – Ивур сказал, что мертвые в текущую воду не войдут. Уходим! Орк сам все решил! Не мешкай!

Ивур сделал еще один шаг к нежити. Он идет вперед, чтобы мы бежали. Он дарит нам несколько драгоценных мгновений и платит за это…

Протяжный вой накрыл берег. Упыри в сотне шагов! Они остановились. Поднялись с четверенек и, раскинув то ли лапы, то ли все еще руки, подняли кверху морды и выли, выли, выли…

Орк снова шагнул к мертвецам.

– Давай! – где-то позади вскрикнул огсбургец.

Мертвецы не умолкали.

– Ну уж нет… – сквозь зубы процедил я. – Сдохнете еще раз!

Обнажив бракемарт и сжав в левой руке взведенный пистоль, я двинул к Ивуру. Плащ на плечах вдруг потяжелел. Возможно, это ошибка, моя очередная ошибка, коих столь много за последнее время, но я не мог бросить орка. Одного против трех мертвяков! Когда потерял нить, ведущую к убийце Старика, думалось, что все кончено; что сделал все, что мог. Теперь понимаю – тогда я смалодушничал, попытался обмануть судьбу. Но от судьбы не уйдешь! Она снова ткнула меня, как щенка, в след того, кто уничтожил ночных крыс и Старика. Я больше не буду бежать!

– Ты что? Ополоумел!

Предо мной появилось лицо Тейвила, искаженное гримасой злобы. Лейтенант адресовал мне поток отборной брани.

Я молча обошел его и встал слева от орка. Ивур тяжело, прерывисто дышал, он посмотрел на меня и кивнул. Молодой орк не произнес ни слова, но взгляд следопыта дорогого стоил. Если выберемся из этой передряги, у меня появится тот, на кого можно будет положиться.

Вой вдруг захлебнулся и превратился в голодный рык. Опустившись на четыре конечности, упыри рванули к нам.

– А-а! Чтоб вас! – слева появился Тейвил. Его аркебуза нацелилась на мертвеца, что бежал в середине. – Готовсь!

Пехотная команда здесь отчего-то не показалась неуместной. Упыри в трех десятках шагах. Три ствола поднялись почти одновременно: мой пистоль, ружье лейтенанта и аркебуза Герингена. Сыпля проклятьями на имперском наречии, огсбургец встал справа от орка.

Пятнадцать шагов!..

– По центральному!..

Десять!..

– Пли!

Мы выстрелили! Я даже успел разрядить оружие дважды, отбросив первый пистоль и выхватив из кобуры на поясе второй. Кажется, попали по мертвецу все трое. Он дернулся и застыл на четвереньках в нескольких шагах впереди; заревел, задрав морду к небу. Двое других ринулись в стороны, как будто сговорились брать нас в клещи. Они также рычали, но глаз не поднимали, уткнувшись взором в землю.

– Я сзади! – Тейвил метнулся за спину, прикрыв тыл. – Держу этого! Слева!

Геринген поступил точно так же, закрыв собой спину Иврура и одновременно правый фланг нашей тесной группы. Оголенный бракемарт мог легко дотянуться до орка или имперца. Вторым оружием был пистоль – третий из моих четырех. Тейвил и Геринген тоже сжимали в левой руке по пистолю. У Ричарда их два, у полковника – один. Еще палаш арнийца, горский меч Генриха и рогатина Ивура. Когда заходили назад, оба офицера двигались четко, без суеты, чувствовалась армейская школа.

Я посмотрел на Ивура: молодой орк исподлобья следил за бывшим соплеменником. Ивур не боялся, не паниковал. Проклятый пепел! Легко нас не возьмешь!

Упырь, который оглашал берег громким ревом, начал подниматься, медленно выпрямляя спину. Одежда на мертвеце висела только на бедрах, ее, считай, нет, рваные лохмотья какие-то. Кожа потемнела, сделалась почти черной. Удлинившиеся руки налились буграми мышц, пальцы оканчивались искривленными когтями. Ноги, наоборот, укоротились; выглядел мертвец очень непропорционально. Упырь напоминал гигантскую обезьяну с Дальних островов. Шея почти отсутствовала, зато стала невероятно толстой и мощной. На ней сидела голова с искаженными до неузнаваемости чертами лица, скорее даже звериная морда – покатый лоб и большая раскрытая пасть с выступающими из нее желтыми клыками. Маленькие, глубоко посаженные глаза с почерневшими белками и без зрачков. Я вздрогнул: эти глаза внушали страх с первой встречи с нежитью еще на пути в Бранд.

Упырь мало походил на Ирхака, названого брата Гурдуна, но предо мной медленно мотал головой именно он, ошибиться было нельзя. В груди мертвеца зияла сквозная дыра с бурой высохшей кровью на рваных краях. Кто-то или что-то вырвало сердце орка. Кровь и песок! Стрельнула мысль, что Ирхак был тогда еще жив!

Неупокоенный подался чуть вперед и принялся раскачиваться из стороны в сторону уже всем телом. Я бросил взгляд налево и направо: два мертвеца сбоку от нас тоже поднимались, они утробно рычали, и казалось – что-то сдерживает их от броска на живую и близкую плоть смертных. Они наклонялись вперед, как перед прыжком, и тут же расправляли плечи. Я узнал и их – Мугаш и Шоргот, и их тела тоже лишены сердец.

С противоположного берега раздалась стрельба, в Мугаша вонзилась эльфийская стрела, но черные глаза мертвецов прикованы только к нам.

– Надо отходить к воде – и на ту сторону, – отрывисто произнес орк.

– Только медленно, – выдавил я, не спуская глаз с мертвого Ирхака, а тот не сводил леденящего кровь взора с меня. Проклятый пепел!

– Держимся вместе, – хрипло проговорил огсбургец.

– Давайте.

– Стойте! – воровское чутье кричало во мне об опасности. – Они сейчас…

И мертвецы напали, они бросились одновременно. Предо мной в пяти шагах выросла темная громада бугристых мышц Ирхака. Двух других упырей я сейчас не видел, и надеялся только на Тейвила и Герингена. Ирхак широко раскрыл пасть и оглушительно заревел.

Я выстрелил, попав в грудь нежити. Проклятье! Стрелять надо было в голову! Мертвец даже не дернулся, поймав пулю, а в следующее мгновение кинулся вперед и налетел на рогатину Ивура.

– На! Ешь! – орк толкнул тяжелое копье вперед, поглубже загоняя наконечник рогатины в мертвую плоть. Чтобы сильней вогнать рогатину в мертвеца, Ивур отступил на два шага вправо, потом еще на один. Неупокоенный сопротивлялся, пытаясь вырвать из себя рогатину, однако Ивур был сильнее – копье медленно вонзалось в грудь упыря.

Но мертвый Ирхак теперь слишком близко! Я отступил назад, толкая Тейвила, наше маленькое построение сломалось, а имперец сейчас и вовсе не прикрывал спину орка. Геринген боком пятился от Ивура, водя пред собой мечом. Упырь, который обошел нас справа, отступал к реке, и полковник шел за ним.

– Не уходи далеко! – крикнул я.

Генрих услышал, он остановился. Кровь и песок! Поздно! Нас уже растащили по берегу, рядом только Ричард.

Ирхак задрал к небу голову и вновь завыл. Вцепившись пальцами с длинными когтями в древко копья, он более не позволял насаживать себя на рогатину. Зато наконечник копья уже пробил его насквозь: испачканная в какой-то черно-бурой мерзости сталь вышла из мертвого на пять дюймов.

Отбросив разряженный пистоль, я торопливо достал свой последний ствол; но что с остальными мертвецами?

Мугаш по-собачьи припал к земле в паре футов от палаша Тейвила, покачивающегося в руке лейтенанта. Мертвец смотрел на него снизу вверх и скалил желтые клыки, а Ричард осыпал упыря солдатской бранью.

Шоргот застыл у воды, уставившись на противоположный берег. Стрелы эльфа вонзались в него одна за другой, две уже воткнулись в голову упыря. Мертвец рычал, рвал лапами невидимую преграду, что не позволяла ступить дальше, но в воду зайти не мог.

Бледный как полотно имперец держал его на мушке своего пистоля. Генрих то и дело кидал взор назад – на двух других упырей.

– Не спускай с него глаз!

Имперец затравленно посмотрел на меня и кивнул. Кровь и песок! Не теряй самообладания!

Грянул залп! Зашипев, Мугаш попятился: стреляли в него.

Подмога идет! Вооружившись рогатинами, Нарваг и Болг двинулись через реку. За ними ступал Барамуд: гном грозил мертвецам клевцом и одноручной секирой.

Рев насаженного на копье Ирхака замолк. Я посмотрел на него: спину прошиб холодный пот. Склонив голову набок, мертвец улыбался. Проклятый пепел! Его пасть растянута в широкой улыбке, черные глаза уставились на Ивура. Упрырь вдруг выбросил вперед обе лапы-руки и в одно мгновение протянул себя по древку рогатины. В следующий миг когти мертвеца вцепились в лицо орка, клыки вонзились в шею. Вопль ужаса молодого воина захлебнулся в булькающих звуках.

– Проклятье! – я рубанул бракемартом, намереваясь снести голову упырю, но сталь встретилась со вскинутой рукой мертвеца. Отрубленная кисть полетела в сторону!

Бросив убитого, упырь развернулся ко мне. Жуткое зрелище; с клыков стекает красная кровь. Я выстрелил прямо в лицо мертвеца. Свинец разворотил правую глазницу. Неупокоенный покачнулся; я ждал, что он упадет, но тот устоял. Клинок снова взметнулся вверх и отсек вторую выброшенную к моему горлу кисть. Мертвец огласил берег яростным рыком и отскочил назад, махая пред собой обрубками.

– Получи!

Но что делать дальше? Как подступить к упырю ближе, чтоб снести голову? – если не перерубить шею, он точно не упокоится. Однако ж мертвец слишком опасен даже с культями вместо рук.

Сзади грянул выстрел – лейтенант разрядил пистоль в Мугаша. Тейвил тоже стрелял в голову, но промазал. Пуля ударила в песок позади упыря, который все так же скалился, по-звериному припадая к земле.

Выругавшись, Ричард позвал имперца:

– Сюда!

Мы снова сбились вместе. Мертвый Ирхак ревел, не умолкая, упырь размахивал предо мной обрубками, но более не приближался на расстояние выпада бракемарта. Неупокоенный постоянно дергался – то вправо, то влево, отступал и приседал, чтобы затем тут же выпрямиться, однако не атаковал. Рогатину он вырвал из себя, открыв в груди еще одну страшную рану.

– Надо идти к реке! – перекрикивая рык мертвого орка, заорал Геринген.

Я наклонился к его уху:

– Как?

Третий упырь отделял нас от брода. Обойти не получится, у нашего берега он довольно узкий, и оставалось надеяться, что орки и гном смогут справиться с Шорготом. Мертвец присел у воды и, рыча, мотал головой.

– Когда…

Я не договорил. Темная громадина ринулась на меня. Обрубок с черной склизкой жижой на конце ударил по лицу. Я зажмурился и нырнул в сторону, уходя от клацнувших клыков. Прыгая, умудрился рубануть позади себя бракемартом. Клинок вошел в бок мертвеца и неудачно крутанулся в ладони. Я выронил саблю! Бракемарт упал к ногам мертвеца.

Кувыркаясь, покатился по острым камням, с каждым ударом рвущегося из груди сердца ожидая, что сверху навалится нежить. Но нет! Я вскочил в нескольких футах от неупокоенного, теперь в руках кинжалы. Поднявшийся ветер трепал волосы – шляпу я потерял.

Ирхак смотрел то на меня, то на Генриха, тоже отскочившего на несколько шагов, а прямо перед мертвецом – никем не прикрытая спина Ричарда. Лейтенант размахивал палашом, сдерживая выпрямившегося Мугаша.

– Бей! – что было мочи прокричал я имперцу.

Он выстрелил! Промазал! Раскинув культи, Ирхак развернулся к нему, и – о, Господи! – Геринген начал отходить от упыря. Мертвец снова огласил берег торжествующим рыком.

Проклятый пепел! Ирхак бросился на Тейвила, желтые клыки вонзились в правое плечо лейтенанта! Ричард отчаянно ударил палашом назад, пронзив живот неупокоенного, но это не могло причинить упырю вред. Мугаш тоже прыгнул к Ричарду, его клыки сошлись на левом бедре Ричарда.

Я закрыл глаза. Две твари рвут на части живого человека. Я не видел мир один вздох; не смотреть дольше – это слишком большая роскошь. В следующее мгновение новой жертвой мог стать и я.

Когда мир вернулся ко мне, упавшего на колени Тейвила терзал только Ирхак. Челюсти нависшего над лейтенантом упыря не отпускали плечо Ричарда. Второй мертвец был уже у реки. Толкнув в воду Шоргота, Мугаш сам прыгнул в Черную и, поднимая снопы брызг, побежал к оркам и гному, которые преодолели половину переправы. Шоргот ринулся за ним, его страх перед водой исчез.

Первым шел Болг. Может быть, он растерялся, ведь мертвецы не входят в текущую воду, и крайне неудачно ударил рогатиной по Мугашу, даже не зацепив его. Не сбавляя хода, упырь сбил орка с ног и прыгнул на Нарвага.

Течение понесло Болга к водопаду, а Нарваг упал под тяжестью мертвеца. Рогатина пронзила нежить навылет, но как и Ирхаку, сталь, проткнувшая грудь Мугаша, была ему нипочем. Нарваг погиб! Кровь и песок! Кровь и песок!..

Обогнув прикрывшегося сталью Барамуда, третий упырь устремился на противоположный берег, где были раненный Морок, эльф, Рой и отец Томас.

Я метнулся к бракемарту. Почувствовав в руке тяжелый клинок, бросился к Ричарду. Взмах – и голова Ирхака покатилась по земле.

– Умри же, отродье!

Тейвил рухнул на песок, придавленный мертвецом. Чувства оставили лейтенанта, он не шевелился, обезглавленный Ирхак – тоже.

Что у реки? Гном прикончил еще одного – сначала припечатал клевцом по горбу Мугаша, пожирающего теплую плоть Нарвага, а затем секирой расколол голову нежити на две половинки. Неупокоенный затих; вода, пенясь, билась об него; течение не могло унести два сцепленных мертвой хваткой тела.

Один! Остался один! Последний упырь, утыканный стрелами перворожденного, вот-вот выскочит из реки. Эльф продолжал стрелять. Рой с мечом и кинжалом прикрывал Манрока и Велдона.

Крик отошел за толстяка – сейчас упырь выскочит из воды. Мертвец выпрыгнул из реки и, едва он оказался на суше, как церковник выбежал из-за спины Роя. Что он творит!?

В воздетой к небу длани инквизитора блестел золотой крест.

Частица святого Креста! Он не отправил реликвию в безопасное место! Она с ним!

В шаге от инквизитора неупокоенный наткнулся на невидимую стену. Он словно ударился об нее и упал наземь, зарывшись мордой в песок. Я почти слышал молитву Велдона, что звучала на том берегу. Она и святой Крест остановили нежить!

Хвала Харузу! Акан не сплоховал, его меч отсек голову последнему неупокоенному мертвецу.

Мы одолели их. Но какой ценой? Какой дорогой ценой! Мы потеряли четверых!..

А Генрих? Где он? Сжав рукоять сабли, я направился к имперцу. Убью его!

Глава 5

Мы остаемся

Бракемарт отразил выпад Герингена и через миг парировал следующий. Кровь и песок! Имперец едва не зацепил меня! Я поставил блок, отбивая очередной наскок графа.

Генрих фехтовал лучше. Я понял это почти сразу, и очень скоро для меня схватка свелась к обороне. Я слышал собственное тяжелое дыхание, а это значило, что начинаю уставать. Проклятый пепел! Генрих еще и крепче! Выглядит он свежо. Скалит зубы, в глазах горит лютая злоба; он бьется, чтобы убить меня. Я же рубился за Тейвила. Ради мести! Чувства взяли верх над разумом, я ринулся на огсбургца, не думая ни о чем, кроме как наказать за предательство. Я забыл про Дар имперца, хотелось только проткнуть его саблей, но скоро Генрих фон Геринген охладил мой пыл. Зря вор воспылал праведным гневом! Ох, зря!

Дьявол! Я купился на ложный замах и ударил клинком в пустоту, а меч полковника дотянулся до моего левого плеча, оставив глубокий порез. Хлынула горячая кровь, одежда вмиг напиталась ею. Плохо дело! Долго с такой раной я не протяну – мои силы утекают с каждой каплей крови. Я проигрываю, и на кону моя жизнь!

Но ведь и я не лыком шит! Старик не скупился на учителей, я обучался всем известным наукам, включая фехтование. Уроки мастера Леззаро, первого клинка Семиградья, были в числе любимых, и благородный Торе Леззаро часто хвалил меня, тогда еще зеленого новичка Николаса Гарда. Потом пришли годы без ночных крыс – время одиночества, когда мог рассчитывать только на собственный кинжал и шпагу. Затем – Костяной Краб, черный пиратский флаг и безумство абордажа. Нет, легко меня не возьмешь!

Я кинулся в отчаянную атаку, вложив в нее все свои умения и немалый опыт, обретенный за месяцы флибустьерства, и даже удалось потеснить имперца. Но не ранить его! Проклятье! Он снова контратакует, а я отступаю. Я попятился в сторону от реки, увидел неподвижно лежащего Тейвила.

Еще одна серия атак Герингена. Отбился, хотя и превеликим трудом! Имперец отскочил назад, не сводя с меня взора, сплюнул и провел языком по пересохшим губам.

– Скоро прикончу тебя, – пообещал полковник, однако не нападал.

Он восстанавливает сбившееся дыхание! Возможности имперца тоже не безграничны, вот только отсчет мгновений – на стороне моего противника. Я покосился на рану – кровь не останавливается, в моем распоряжении совсем немного времени. Нужно идти вперед! Но я поддался малодушию, не смея шагнуть навстречу графской стали.

– Всё! Довольно! – прогремел бас гнома.

Зависнув над лейтенантом, Барамуд то мял кушак, то запускал лапу во взъерошенную бороду. С широких плеч свисал мокрый плащ. Гном дважды пытался вмешаться в схватку, и если в первый раз я чуть не подловил отвлекшегося имперца, то при второй гномьей попытке едва не досталось уже мне. Тогда Барамуд отстал.

– Хватит! – вновь потребовал гном.

– Черта с два! – хрипло рассмеялся имперец. Генрих указал мечом в мою сторону: – Он мой!

Полковник глянул за спину Барамуда, и мерзкая улыбка сошла с его лица. На этот берег возвращались все остальные из нашего поредевшего отряда. Эльф, толстяк, церковник и орк вновь разделись и вошли в воду. Подняв над головой лук и колчан, первым ступал Крик.

А я прыгнул к Герингену, пока еще мог дотянуться до него. Меня прикончит если не сталь, то потеря крови. Нерешительность либо, если хотите, трусость становилась слишком большой роскошью.

– Ах ты ж!.. – зашипел огсбургец.

Мой напор оказался неожиданным для противника и на редкость удачным для меня. Имперец на один краткий миг потерял равновесие и, уворачиваясь от моего выпада, взмахнул левой рукой. Бракемарт рассек ее с внутренней стороны, чуть выше запястья. Я увидел его кровь! Наши шансы почти сравнялись!

– Нравится?

Я чуть не поплатился, чудом уйдя от укола, нацеленного в сердце. Натиск полковника возрос многократно. Бег времени исчез для меня, мир сузился до пяточка на песчаном берегу, где звенело железо, и, признаться, в эти мгновения я прощался с жизнью. Я сдерживал меч Герингена из последних сил!

Полковник вдруг отступил на насколько шагов назад. Я выставил перед собой саблю; пот, стекающий со лба, застилал глаза, и я не понимал, почему имперец взял паузу.

– Да чтоб вас! – изливая поток брани, Геринген отходил назад, волоча правую ногу. Взгляд имперца стал как у загнанного зверя. В бедре Генриха торчала эльфийская стрела.

– Уймитесь! – меж мной и графом появился Барамуд с зажатым в лапищах оружием – клевцом и секирой.

Схватка окончена – полковник более не опасен. Забыв, что всего несколько секунд назад считал себя мертвецом, я боролся с искушением броситься вперед и добить Герингена. Однако Барамуд перехватил мой взгляд и махнул клевцом в сторону реки.

Эльф здесь, на берегу. Он в одной набедренной повязке, и новая стрела уже лежит на тетиве.

– Следующий выстрел – для тебя, Гард, – произнес Барамуд, и он не шутил.

– Дьявол с ним! – вогнав бракемарт в ножны, я уселся прямо на песок. Жадно хватал ртом холодный воздух. Жив!

– Лови! – Барамуд бросил мне невесть откуда взявшийся моток бинта.

Я не стал разматывать белые тканевые полоски и просто приложил их к разрезу на плече. Поморщился от боли – рана дала о себе знать.

– Спасибо, – пробормотал я, однако гном меня не услышал. Бородач осыпал проклятьями имперца, который пообещал проткнуть любого, кто приблизится к нему хоть на шаг.

– Сиди смирно, – вывалив пуд брани и успокоившись, гном велел имперцу не дергаться, – не то Крик вскроет тебе горло. Уж поверь, он делает это не хуже, чем стреляет. Бросай меч!

Генрих затравленно смотрел на приблизившегося к нему эльфа. Перворожденный улыбался, и от его улыбки веяло смертью. В руках покачивались два охотничьих ножа. Крик любит убивать людей, нашу расу он явно не жалует. Эльф ждал только повода, чтобы пустить ножи в дело; лик перворожденного потерял бесстрастность. Я видел его таким лишь единожды, когда Крик добивал раненных крысоловов на дороге в аббатство Маунт.

– Ну! – рявкнул гном.

Генрих фон Геринген бросил оружие. Барамуд начал сноровисто бинтовать его руку, а после велел лечь на спину.

– Давай, Крик! – гном вдруг навалился на устроившегося на земле графа, прижав того к песку.

– А-а! – завопил полковник.

Эльф выдрал из его ноги стрелу. Вместе с мясом! И это не преувеличение!

– Проклятье! – вырвалось у меня. Боль Герингена должна быть адской!

Перворожденный обратил взор в мою сторону и снова улыбнулся. Чтоб тебе провалиться! Не испытывая никаких теплых чувств к имперцу, я вовсе не желал ему пыток, а способ, каким извлекли стрелу, иначе не назовешь.

– Всё-всё… – бубнил гном, занявшись ногой графа, – не скули.

К чести полковника, он сцепил зубы и замолчал.

Глядя на гнома в мокрых одеждах и эльфа, разоблаченного практически полностью, я невольно поежился. Как они не мерзнут? Однако и Барамуд, и его раб не обращали никакого внимания на холод.

– Гард!

Ко мне спешил отец Томас. На церковнике снова привычный наряд – темно-коричневая ряса поверх шерстяного камзола; над сердцем – красный крест инквизиции.

– Держи, – монах протянул гостию.

– Зачем? Собираетесь литургию устроить?

Сказанное прозвучало довольно неуважительно к слуге Матери Церкви и ее таинствам. Но, право слово, совершенно невдомек, зачем мне этот плоский белый кружочек из пресного теста, который священники кладут в рот прихожанам во время богослужения. Посиневшие от холода губы Томаса Велдона сжались, церковник смерил меня презрительным взглядом, который мог бы сразить верного раба Божьего. Только я вор, всего лишь вор.

– Не юродствуй!

– Но… – Я потерял много крови и сил, внутренне опустошен и не собираюсь демонстрировать лживую любезность.

– Это не гостия. Клади под язык и помалкивай, пока я не передумал. Я хочу тебе помочь!

– Лучше Ричарду!

– Ему ничем не помочь!

– Нет уж, святой отец, – сказанное инквизитором обозлило меня. Томас Велдон – сильнейший маг-врачеватель, и он попытается спасти лейтенанта, либо я неблагодарный ублюдок. Я не забыл, как Ричард встал за меня против людей Пола Губошлепа.

– Даже если я залечу его раны, – заговорил холодным тоном инквизитор, – он обречен. После укусов упырей Тейвилу жить и быть человеком – от силы три или четыре дня.

– Так дайте Ричарду эти дни! – огрызнулся я. – Хотя бы один день! И исповедуйте его!

Церковник молчал, не находя, что ответить. Томас Велдон не мог отказать в праве на отпущение грехов перед смертью.

– Хорошо, – сказал он, соглашаясь, и, отведя взор, негромко добавил: – только лучше бы он был уже мертв.

– Святой отец, – мне крайне не понравилось произнесенное инквизитором, – что это значит?

– Мы не в аббатстве Маунт… – священник осекся.

– Мы в Запустении!

– Хватит разговоров! – к отцу Томаса вернулась привычная непреклонность. – Чем дольше мы спорим, тем больше ты ослабеваешь. Тем больше моих сил уйдет на твою рану, а, значит, Тейвилу может не хватить моих скромных возможностей. Но первым я буду исцелять тебя, Гард, и это мое последнее слово!

– Подчиняюсь вам, святой отец. Только прежде ответьте про Ричарда!

Я даже отступил от монаха.

– Хочешь знать? – инквизитор побагровел от негодования; мое упрямство вывело его из равновесия. – Он будет умирать, и когда умрет, обратится в нежить. Боюсь даже представить, каким будет новый облик лейтенанта, когда он преставится в этих оставленных промыслом Божьим землях.

– А если он умрет сейчас? Тоже обратится?

– Если он умрет сегодня и до захода солнца, то преставится еще человеком, и у меня будет время упокоить его душу. Но завтра его смерть будет означать обращение! Еще раз говорю тебе, Николас Гард: мы не в монастыре Маунт. Там бы мы могли… – инквизитор снова оборвал сам себя. – Впрочем, мы не в аббатстве. Снова спрашиваю у тебя! Когда ему умереть? Сегодня или завтра?

– Завтра! И вы упокоите его душу!

– Хорошо, – сдался Томас Велдон. – Я помогу ему. Он будет жить еще несколько дней. Ты это хотел от меня услышать?

Я кивнул. Надеялся, что церковник ошибается, и Тейвил выкарабкается, если дать ему шанс.

– Теперь – на колени!

Я подчинился, на сей раз не на словах, а на деле. Засунул под язык белую плоскую таблетку. Ожидал горечи во рту, однако она была лишена вкуса.

Монах возложил обе ладони на мои растрепанные волосы, зазвучала молитва. Я закрыл глаза; вернее они прикрылись сами собой, веки вдруг отяжелели. Голос Велдона доносился как будто издалека, приглушенно. Я потерялся во времени и, кажется, вот-вот лишусь сознания. Я поплыл…

Неожиданно белый кругляш под языком напомнил о себе. Рот наполнился необыкновенно резким кислым привкусом. Я заморгал, мозги прочистились, окатило волной бодрости.

– Аминь, – закончив с молитвой, отец Томас убрал руки с моей головы. – Можешь подниматься.

Вставая, я осторожно пощупал здоровой рукой левое плечо. Рана полностью исчезла, через прорезь в одежде не нащупывалось даже шрама, и только залитые кровью рубаха, камзол и плащ указывали, что я был серьезно ранен.

– Я бы мог достать частицу святого Креста и потребовать поцеловать реликвию, – инквизитор смерил меня суровым взглядом, – мог бы просить молиться во время каждой стоянки, но ты, Гард, ведь не будешь искренним.

– Не буду, святой отец. Хотя сейчас я благодарен вам за исцеление.

– Благодари не меня. Ты знаешь, кого благодарить, – церковник направился к Тейвилу, добавив: – Скоро появится слабость, к утру она пройдет. За ужином много ешь. Тем более что ртов у нас поубавилось.

Да уж, мы второй день как идем посуху, а уже потеряли четверых, и это не считая Тейвила. Подобрав шляпу и пистоли, я заковылял к Ричарду. Рой и Манрок сняли с него упыря и перенесли Тейвила на пятачок пожухлой травы. Инквизитор осенял израненного лейтенанта золотым Распятием с частицей святого Креста внутри. Ричард был без чувств и едва дышал, но его грудь все еще вздымается.

– Плохо дело, – мрачно изрек толстяк, когда я подошел к нему.

Что сказать в ответ? Я лишь вздохнул. До замка рыцарей Грааля или, как их назвала Алиса, сиятельных – три недели пути вдоль Тарты. Однако… Я оглядел место побоища. Теперь появились серьезные сомнения, что мы туда доберемся.

В пяти шагах от нас церковник опустился пред Тейвилом, положил ладони на голову лейтенанта и взялся за молитву. Бледный, как снег, Морок встал на одно колено перед мертвым Ивуром. Вождь оказывал павшему воину высшую честь – свободный орк никогда не падает на колени, даже перед своими богами. Губы Манрока что-то беззвучно шептали.

Я смотрел на инквизитора и орка. Они олицетворяли два мира – новый, коленопреклоненный свет рабов Божьих; и старый, где смертные были детьми или братьями богов.

Эльф и гном приволокли сильно хромающего имперца: обезоруженного, с кляпом во рту и связанными за спиной руками, перебинтованного. Волосатая лапища Барамуда надавила на плечо полковника, заставляя того усесться перед горцем.

– Пригляди за ним, Акан, – обронил гном, – а мы с Криком притащим сюда Нарвага и тех двоих…

– Мугаша и Шоргота, – толстяк назвал имена обратившихся в упырей.

– Я с вами.

Ух, как не хочется лезть в воду, но не прохлаждаться же на берегу…

– Сами справимся, – отмахнулся гном, – все одно мокрые. А ты и тростинку скоро не поднимешь.

Барамуд словно знал. Только он смолк, навалилась невероятная усталость. Я даже покачнулся, ноги подкосились, и рухнул рядом с имперцем. Он таращился на меня полубезумным взглядом, мне же было совершенно наплевать на него. Таким выжатым, бессильным я никогда ранее не был.

– Вот она, Крик, новая лечебная магия, – многозначительно сказал эльфу Барамуд, и они направились к реке.

– Лопай давай, – Рой принес мне сушеного мяса, ломоть подсохшего хлеба и флягу с водой.

Я с жадностью накинулся на еду. С каждым проглоченным куском понемногу возвращались силы.

Томас Велдон молился, его голос стихал только чтобы перевести дыхание. Он молился долго: уже, наверное, с час; скоро смеркаться будет. Вспомнились слова Роя, что ночевка в эльфийском городе смертельна. Я с беспокойством огляделся.

Имперец лежал с закрытыми глазами и почти не шевелился. Толстяк задумчиво дымил трубкой. Гном и эльф натягивают на себя сухую одежду; они вытащили из воды мертвых и перенесли с того берега тело последнего упыря и оставшиеся мешки нашего отряда. Гном еще срубил на той стороне пять осиновых веток по дюйму в диаметре.

Три обезглавленных человекообразных тела лежат рядом с павшими сегодня Нарвагом и Ивуром. Все пятеро – из одного клана. Их вождь негромко пел песнь об очищении от эльфийского проклятья душ и тел храбрых воинов – орочий обряд упокоения. Шестого следопыта унес водопад. Жаль, но Болга не найти.

– Аминь, – инквизитор поднялся. – Ричард Тейвил будет жить… Какое-то время. Возблагодарите Господа, что частица святого Креста с нами. Без реликвии ему бы не помочь.

– Он очнулся?

– Нет, – ответил мне церковник,– он просто спит, и проснется с рассветом. Перенесите Тейвила к мертвым и сложите рядом все наши припасы.

Инвизитор мял себе шею. Он вымотан, но держится, не позволяя усталости взять верх.

– Мы не уходим? – встревоженно спросил Рой.

– Нет. Мы должны упокоить всех пятерых, – заявил инквизитор, – и я буду молиться над их телами всю ночь.

Я ожидал возражений орка, как вчера, когда он не подпустил монаха к Гурдуну, да вот ныне Морок не проронил ни звука. Вождь очень подавлен.

– Но мы все еще в Аннон Гвендаре! – попытался возразить горец.

– Располагайтесь рядом с мертвыми, – продолжал отец Томас, – я очерчу вокруг нас круг.

– Здесь нельзя оставаться! – не сдавался толстяк.

– Поэтому молитесь с наступлением темноты и до восхода солнца. Каким угодно богам, но молитесь!

– Но!..

– Я не оставлю их души Дьяволу! – в голосе Велдона зазвенела сталь.

Рой растерянно оглядывался. Он смотрел то на меня, то на Манрока, то на подошедшего Барамуда.

– Мы остаемся, – сказал гном.

– Мы остаемся, – осунувшийся орк кивнул.

А я? Что мне сказать?

– Мы остаемся, Акан, – произнес я. Внутри похолодело.

Очень-очень нехорошее предчувствие вонзило в сердце когти.

Глава 6

Проклятье голодных душ

Стемнело. Ночная тьма накрыла Гнилой водопад.

– Скоро начнется, – Акан Рой затянулся табачным дымом. Сегодня он курил особенно часто.

– Что начнется? – спросил я.

Вместе с толстяком мы стояли у выведенной на песке линии, которой отец Томас обозначил охранный круг, и смотрели на равнину, расстилавшуюся на месте исчезнувшего эльфийского города. К ночи тучи ушли, и лунный свет делал различимыми отдельные детали окрестностей футах в трехстах от нас. Были хорошо видны крупные валуны и деревья, поднимавшиеся над травой. Дальше ничего – равнина сливалась с черной полосой леса.

Задумавшись, толстяк не отвечал.

– Хотел бы я знать, чего нам ждать, – произнес он после недолгой паузы. – Никто не вернулся, чтобы рассказать об Аннон Гвендаре после заката.

– Пока ничего страшного, – я попытался отшутиться, но уж очень коряво. Рой даже не заметил, что я претендую на оригинальность.

Из темноты раздался громкий вой. Мы у Гнилого водопада, поэтому протяжный крик мог доноситься только с близкого расстояния, в ста шагах от силы. По коже побежали мурашки, я непроизвольно схватился за рукоять сабли.

– Волк? – Рой напряженно пялился в темноту, его ладонь тоже опустилась на клинок.

– Он самый, – раскуривая трубку, появился гном.

– Обычно волки избегают людей, – пробормотал Рой. Он явно нервничал: толстые пальцы постукивали по навершию рукояти меча, взгляд стрелял по округе.

– Но мы не в обычных обстоятельствах, – заметил гном. – Они не нападут.

– Почему?

Гном только пожал плечами и промолчал. Выглядел он очень спокойным.

А мне вот по себе:

– Если только там волки…

Барамуд вопросительно уставился на меня.

– Болг сгинул в водопаде, Кинхага мы тоже больше не видели, – я назвал имя последнего из орков, кто под началом Гурдуна погнал лодки вверх по течению Черной речки.

Кинхаг упырем не вернулся, как и Болг, однако павшие орки до сих пор преследовали отряд своего вождя, и ночь ещё лишь вступает в свои права. Терзавшие меня опасения рвались наружу, но пока попридержу язык за зубами. Чтоб не накликать беду.

Меня, кажется, поняли без слов. Гном и толстяк переглянулись и почти одновременно испустили табачный дым. Рой беспокойно заерзал, а гном опять пожал плечами.

– Ваш инквизитор не с пустыми руками сюда пришел, – сказал он. – Это ж надо – Распятие остановило умруна! Думал, такое только в трактирных байках сказывают.

– То не простое Распятие, – благоговейно произнес толстяк. Большинство горцев славились набожностью, и он не являл собой исключение.

– Знаю, – скривился гном и даже закашлялся.

Подобное демонстративное неуважение к священной Реликвии где-нибудь за Долгим хребтом дорого бы обошлось бородачу. Но мы в Запустении, я не поборник веры, да и Рою на гнома в общем-то плевать.

Частица святого Креста. Это не единственное, что припас Томас Велдон. Я вспомнил про кольцо, которое инквизитор снял с пальца убитой тени. Алиса говорила, что магия кольца доступна только избранным. Но я хотел испытать его действие на себе, уж больно манили свойства колдовского кольца – невидимость, бесплотность и скорость в пути.

Наш отряд продвинулся в глубь Запустения всего ничего, и такие потери! Не исключаю, что могу остаться один. Может быть, не окажется иного способа избежать гибели, как надеть кольцо. Может быть, я брошу компаньонов, чтобы не погибнуть бессмысленной смертью вместе со всеми. Отдавать жизнь ради кого-нибудь из них я не собирался, и это не предательство. Это не случай Герингена, потому как тот просто струсил, когда еще мог сражаться. Хотя скорее всего граф надумал свести счеты с лейтенантом, открыв его спину упырю. Раньше имперец частенько теребил свое укороченное ухо, и зло косился на Тейвила.

Но кольцо еще надо опробовать, и для начала – выкрасть у инквизитора. Только где монах его хранит?

Томас Велдон не поднимался с земли уже второй час. Упокоив упырей и орков осиновыми кольями и освященной водой из Черной, инквизитор принялся за молитву. Сначала в полный голос, потом утих – только беззвучно шевелил губами. В темноте чернела коленопреклоненная фигура с накинутым на голову капюшоном монашеской рясы. Зная Велдона, я не сомневался, что он действительно будет молиться до рассвета.

– Зря не позволили Ричарду умереть, – вдруг сказал гном.

Я непонимающе посмотрел на Барамуда.

– Вряд ли лейтенант выкарабкается, – пояснил он.

Затем Барамуд направился к эльфу, точившему ножи у небольшого костерка, разожженного из хвороста и коряги, когда-то давно выброшенной на берег. Рой последовал за гномом.

Томас Велдон тоже говорит, что лейтенант обречен. Но что если и он, и гном ошибаются? Да, Тейвил так и не пришел в себя, но ведь и горячки нет. С виду кажется, что Ричард просто-напросто крепко спит.

Монрок устроился на камне чуть в стороне. Вождь уселся там с начала обряда упокоения. Какое-то время он тоже молился; наверное, своим богам. Теперь молчит. Морок не похож на себя: смерть всех его воинов – и даже худшее, чем смерть, для некоторых из них – сломали что-то внутри орка. Я надеялся, что ненадолго.

Между орком и эльфом сидит огсбургец, его руки заведены за спину и связаны, во рту кляп. Еще не решили, что с ним делать, точнее – как именно его прикончить. Генрих фон Геринген не жилец, и мы, то есть я, гном, эльф и Рой, отложили его казнь на завтра – негоже проливать кровь, когда звучит молитва. Правда, монаха мы не спросили, однако вряд ли Томас Велдон будет возражать, а если и станет, то судьба имперца все одно изменится. Орк за полковника тоже не попросит. Когда Рой спросил Монрока, вождь отмахнулся и сказал, что ему все равно.

Но правильно ли терять Дар Герингена? Я снова задался этим вопросом. Нет, верно рассудили, что доверять ему нельзя. Нельзя вернуть ему оружие, да и просто тащить за собой – тоже не вариант. Рано или поздно, но у имперца обязательно появиться шанс свести с нами счеты, прежде всего со мной.

Еды и питья полковнику не давали, и он прекрасно понимал, что это означает. Держится, негодяй, слабину не показывает. Сидит с видом, что так и надо – быть связанным. Молодец, горделивого презрения у него не отнять. Да шут с ним!

Я один у границы, отделяющий наш поредевший отряд от мрака ночного Аннон Гвендаре. Все остальные позади, в семи шагах от борозды на песке. С приходом ночи похолодало, потянуло легким морозцем. Я глубоко втянул в себя свежий воздух и выдохнул паром. Порыв ветра проник до костей. Я поежился, кутаясь в плащ, и замер.

Рядом как будто послышался голос. Не разобрать, что именно, но я точно услышал чью-то речь, и она звучала из темноты по ту сторону охранного круга. Помня, что ни в коем случае нельзя высовываться за черту, я подался вперед, к невидимой стене, вслушиваясь в темноту, и столкнулся с чужим лицом. Оно появилось прямо перед моими глазами.

– Проклятье!

Отшатнувшись, я выхватил бракемарт. У границы круга стоял призрак. Белая полупрозрачная фигура в растрепанных одеждах. Эльфийская девочка-подросток, ее ладонь скользит по незримой преграде, отделяющей наш круг от ночи и Аннон Гвендаре.

Мое сердце бешено колотилось. Я оглянулся – все вскочили на ноги, даже отец Томас. Вновь громко зазвучала молитва Велдона:

– Матерь Божья! К Тебе взываем, изгнанные чада из рая. Заступница наша!..

Я отступил на два шага; не нравится, что призрак может дотянуться до меня рукой.

– Она не зайдет внутрь круга, – уверенно заявил гном.

Почем ему знать? Я снова посмотрел на призрака. Он растворялся в темноте, теряя очертания прямо на глазах. Два удара сердца – и предо мной пустота.

Призрака больше нет, а эльфийский город ожил. Со всех сторон послышались голоса на незнакомом языке – мужские, женские, детские; а ещё смех и чьи-то гневные окрики. Жутко различать голоса умерших давным-давно, гомон мертвых голосов воспринимался очень гнетуще.

Во мгле появлялись и исчезали призраки. Они спешили куда-то или просто стояли, что-то несли либо мастерили. Только белые фигуры, в руках нет утвари, а вокруг нет обстановки. Полупрозрачные фантомы показывали живым эпизоды из прошлого, возникая из воздуха на несколько мгновений. Где только позволяла видеть ночь – всюду они.

Духи почти не обращали на нас внимания. Только те, кто оказывался у линии на песке, вдруг оборачивались и застывали, уставившись внутрь охранного круга. Муторно рядом с призраками; я вспоминал дьявола всякий раз, когда они оборачивали ко мне свои лица с пустыми глазницами.

– Гард, – позвал гном, – лучше не дразнить голодные души. Давай к нам!

– Дразнить? – Я последовал совету Барамуда и убрался от края.

Гном кивнул.

– В прежние времена, на войне, некоторые перворожденные накладывали проклятие на собственную бессмертную душу, – заговорил Барамуд. – Дабы не могла обрести покой, пока не отнимет жизнь у врага. Эльфы называли это черное колдовство Проклятьем голодных душ.

Я глянул на эльфа. Крик спрятал ножи и, вздернув подбородок, слушал хозяина. Бесстрастное лицо снова не выражало эмоций.

– Не слыхал о таком, – фыркнул Рой.

– Так посмотри вокруг и все сам увидишь, – многозначительно произнес Барамуд. – Проклятье голодных душ слетало с уст умирающих эльфов редко, не каждый сможет рискнуть собственным посмертным покоем. Да и давно прошли те века. Но в Аннон Гвендаре этим колдовством охвачен весь город. Голодные души ищут врагов каждую ночь.

– Кто их враги?

– Вы, – ответил мне гном, – люди. Орки тоже, старые враги, как-никак. Поэтому не позволяй призракам учуять себя. Сиди тут и не приближайся к границе круга. Не дразни их.

Молитва смолкла. Откинув капюшон, инквизитор задумчивым взглядом изучал мелькание белых фантомов за пределами черты. Зря церковник замолчал!

– Святой отец, – гном почтительно обратился к монаху, – только ваша молитва сдерживает мертвых на границе круга.

– Ты уверен, следопыт?

Барамуд кивнул и погладил свою пышную бороду. В темноте не углядишь, но мне отчего-то подумалось, что гном кривит рот в насмешке. Инквизитор смерил взглядом Барамуда и направился к линии на песке, обронив через плечо:

– Никогда ранее не думал, что и ты можешь взывать к Господу нашему.

Томас Велдон тоже чувствовал фальшь в словах Барамуда.

– Только охранный круг, молитва и заступничество Двуединого Бога убережет нас, – теперь уже с неприкрытой издевкой произнес гном.

А эльф откровенно улыбается! Я тихо выругался. Что нашло на гнома и его чертова эльфа!

Рядом раздалось едва слышное бормотание толстяка:

– Гном слишком много на себя берет и слишком много знает для хитросделанного следопыта!

В самом деле, осведомленность бородача настораживает. Непростые и темные личности эти Барамуд и Крик.

– Ты бывал здесь раньше, – Рой исподлобья посмотрел на гнома.

Толстяк не спрашивал, он утверждал. В Сумеречье всегда делились знаниями о Запустении, по меньшей мере опытом выживания в эльфийских лесах. Это был и есть незыблемый обычай всех следопытов, и, выходит, гном давно знал, как пережить ночь в Аннон Гвендаре, но молчал. Это стоило жизни другим.

– То ли бывал, то ли нет. Неважно! – грубо ответствовал Барамуд. – Молитесь, святой отец! Пока еще можете!

Инквизитор остановился у незримой границы. Сцепив пальцы на животе, Томас Велдон разглядывал призраков. Мне показалось, что теперь они дольше не исчезают, и призраков вокруг нас заметно прибавились. Кровь и песок! Правду или нет нес гном насчет молитвы, только мертвые точно видят нас.

Где-то во тьме тревожно закричали. Там заголосили, как будто узрели смертельную опасность.

– Повелеваю вам величием Господа! – монах воздел к небу Распятие с частицей святого Креста, – Беги, сила сатанинская, дух нечистый, дьявольский! Изгоняю вас из мира людского, благоживущего под дланью Божьею!

Призраки не увидели золотое Распятие и не услышали глас Велдона. Пустые глазницы смотрели на инквизитора не больше, чем на других живых. Монах двигался вдоль линии на песке, размахивал крестом и взывал к Господу, но эти мертвые не боялись бога отца Томаса.

– Всё! – инквизитор опустил руки. – Экзорцизм на них не действует.

– Святой отец, попробуйте снова! – выкрикнул гном.

Монах оставил возглас Барамуда без ответа. Накинув капюшон рясы, церковник вернулся к упокоенным оркам.

– Моя молитва нужней воинам Манрока, – произнес он.

Вождь, который с момента появления призраков не проронил ни звука, поднял взор на монаха. Что в глазах орка? Благодарность или злость? В темноте не понять. Еще вчера он не подпустил церковника к своим мертвецам, а сегодня безмолвствует.

– Они тянут руки сквозь черту! – воскликнул Рой.

– Проклятый пепел! – вырвалось у меня.

Толстяк заметил, что белесые фигуры потянули к нам руки, и призраков вокруг гораздо больше! Фантомы окружили охранный круг плотной стеной. Когда призрак исчезал, за ним стояли уже несколько новых, и, что самое ужасное, сейчас руки мертвых проходят сквозь невидимую стену.

Кровь и песок! Если они войдут внутрь…Додумать я не успел – сразу два признака направились к нам.

Господь милосердный! Двинувшись вперед, духи мертвых проникли в охранный круг и в тот же миг исчезли. Пусть молитва Велдона не в силах разогнать призраков по ту сторону черты, но внутри она еще действует. Я осенил себя знамением, сейчас я истово, искренне веровал!

– Черный камень Тривалора! – гном выругался и склонился над ухом эльфа.

Барамуд забеспокоился? Но почему? Ведь сила молитвенного слова и охранный круг по-прежнему оберегают нас.

– Проклятье! – бородач затормошил перворожденного, как тряпичную куклу. – Не понимаешь, что ли!

Я точно не понимал, чего гном прицепился к перворожденному. Сразу три белых фигуры попытались добраться до нас, и все трое истлели за один удар сердца.

Там, за чертой, эпизоды из прошлого Аннон Гвендаре вдруг переменились. Размеренное мирное существование отступило под натиском войны. Фантомы падали, пытаясь прикрыться руками от чьих-то ударов, убегали и прятались; их настигали, и эльфы погибали от невидимых мечей, копий и стрел незримых врагов. Кто-то сражался, взмахивая невидимым оружием, и тоже погибал, изрубленный, заколотый или застреленный.

– Четыре пса!.. – пробормотал потрясенный Рой.

Мы лицезрели картину гибели Аннон Гвендаре, когда союзная людская армия ворвалась в осажденный город. Равнина огласилась ревом пожаров, воплями отчаянья и страха, кровожадными криками и гоготом солдатни.

Новый призрак пересек границу… И ничего! Полупрозрачная фигура медленно поплыла к нам в пяти дюймах над песком. А за ней другая! И еще! Еще! Они не исчезают!

– Крик! – рык гнома перекрыл шум водопада.

Перворожденный прыгнул к центру охранного круга и, распластавшись на песке, вогнал стрелу в каменистую землю в двух шагах от первого духа.

– Нойе!

Это он воскликнул? Немой эльф?..

В следующий миг вокруг стрелы, вонзившейся в песок на глубину наконечника, образовалось мерцающее голубым отсветом кольцо воздушной ряби. Через мгновение светящийся обод резко вырос в размере, оставив охранный круг внутри себя. Затем голубая окружность расширилась в два раза по сравнению с кругом, что начертал церковник. В три! Остановилась; голубой свет замерцал часто-часто и погас.

Когда расходящаяся во все стороны воздушная рябь задевала призраков, те вспыхивали голубым сиянием и исчезали.

– Кольцо света! – потрясенно произнес орк. – Магия эльфов!

– Она самая, – Барамуд дергал себя за бороду и отчаянно вертел головой.

– Что происходит? – я тоже озирался. Белесых фигур нет нигде в трех десятках шагов. Но дальше в темноте призраков все так же много. Некоторые из них двинулись к нам. – Мы спасены?

– А-а-а! – зарычал гном. – Они снова идут!

– Но Крик! – толстяк ткнул пальцем в сторону эльфа; перворожденный поднялся, в его руках новая стрела. – Он…

– Еще дважды! – гном перебил горца. – Еще два раза Крик сможет остановить мертвых! До рассвета мы не дотянем!

– На колени! Молитесь! Все молитесь! Отцу и Сыну! Матери Божьей!

Высоко воздевши длани с зажатым в них золотым Распятием, отец Томас встал около эльфа.

– Святой Крест и сила Божья с нами! На сей раз мы остановим нечисть!

– Нет! – гном взмахнул рукой, словно отгоняя инквизитора. – Не поможет!

– Как ты смеешь…

Даже в ночи был заметно, что Томас Велдон побледнел, губы церковника затряслись от охватившего его праведного гнева.

– Нет, человече! Сегодня детей Аннон Гвендаре уже не остановить. Ничем кроме жертвы!

– Что?

– Они уйдут, если получат свою дань – одного из нас. Им нужен один! На растерзание! Или духи получат всех!

Все, кроме эльфа и гнома, потерянно переглядывались, а имперец мычал и пытался высвободиться из пут. Генрих фон Геринген догадывался, что сейчас произойдет.

– Одна жертва! Человек или орк! Решайте!

Призраки вновь у охранной черты, и их снова много!

– Нойе!

Волна голубого сияния смела мертвых.

– Будет еще только один раз! – гном выдрал их бороды целый клок!

Я схватил имперца за ворот.

– Поднимайся, сукин ты сын!

Полковник отчаянно замотал головой и попытался завалиться наземь.

– Я тебя сейчас!.. – зашипев, Рой тоже накинулся на пленника. В руке толстяка блеснул кинжал.

– Хватаем его за ноги и выкидываем за черту!

– Бросьте его! – рядом появился гном. – Не он! Только не он!

Акан поднял искаженное в гримасе злобы лицо.

– Не мешай, гном!

– Нет! Жертва идет по собственной воли! Или все зря!

Мы забыли про имперца.

По своей воле? На небольшой пятачок, где еще бились живые сердца, легло безмолвие. Что делать? Кто пойдет? Сам!

Духи мертвых снова у линии на песке, их десятки, они тянут руки и смотрят глазницами, в которых ночь и пустота.

– Нойе!

Сияющее кольцо снова очистило берег от призраков.

– Последний шанс, – произнес гном.

– Иду я! Дома все одно не объяснить, почему вождь вернулся без своих людей. Если бы выжил…

Не обращая внимания на боль в раненной руке, Монрок вытащил из ножен кривой орочий меч. В другой, здоровой, появился нож.

– С оружием можно?

– Ступай, – сказал гном.

Мы молча смотрели на вождя: сейчас он умрет ради нас. Что ему сказать? Слова пусты. Он и сам не ждет никаких слов.

– Хочу благословить тебя, – негромко сказал Велдон.

– Я уже говорил, что Бог Отец и Бог Сын – не мои боги, – орк сделал первый шаг к призракам.

– Но я молился над телами твоих воинов! – не сдавался монах.

– Мертвым это безразлично, – не оборачиваясь, орк направился навстречу смерти, – а я покуда жив, и мне не все равно.

Когда до черты остался один фут, Манрок все-таки посмотрел на нас.

– Прощайте!

Раскинул широко руки и шагнул вперед с открытой грудью.

Десятки фантомов закружились вокруг замершего орка.

– Я иду! – закричал орк.

Призраки один за другим врезались в Манрока, проходя сквозь него, как ножи, раня. Но он держался на ногах. Шатался и стоял. Песок возле орка окрасился кровью.

Задрав лицо к небу, орк снова крикнул:

– Иду!

Затем упал. Не шевелится.

Все стихло. Нет ни одного призрака. Вокруг нас лишь ночь, равнина у Гнилого водопада спит. Шумит Черная речка.

Мы попадали наземь, кто где был, и безмолвно сидели, не в силах отвести взоры от погибшего Морока.

Как непривычно спокойна и умиротворенна ночь!

– Барамуд! – нарушил безмолвие Рой. – Тебе придется многое объяснить.

– Завтра, – сумрачно ответил гном. – С рассветом.

– Молитесь! – призвал Велдон.

И мы молились, кто как мог. За Монрока и за нас. Мы не сомкнули глаз и увидели рассвет…

– Сюда! Мне нужна помощь!

Это звал отец Томас. Ричард Тейвил проснулся. Он стонал, его тело изогнулось дугой.

Глава 7

Меньшее зло

Генрих фон Геринген упал на колени, где стоял. Согнул спину и, уткнувшись лицом в побуревший мох, с тихим стоном, обессиленный, завалился на бок. Я заметил его взгляд, брошенный в нашу сторону. Полный ненависти и лютой злобы.

Мы менялись, а он нес носилки с Ричардом Тейвилом постоянно. Решили вчера не убивать имперца – пусть пока поработает носильщиком, все одно лейтенанта на руках тащим.

Второй день как покинули Гнилой водопад. С рассветом, после ночи, когда Монрок отдал за нас свою жизнь, Тейвилу было очень плохо. Он изгибался, рычал и бормотал что-то неразборчивое, иногда кричал. В Ричарда словно бы вселился нечистый дух и, вероятно, так оно и было. Потому что после экзорцизма отца Томаса лейтенант умиротворился. Впал в беспамятство, горел в лихорадке, но больше не казалось, что он вот-вот превратится в нежить.

Предать земле упокоенных орков и их вождя наш наполовину поредевший отряд не мог. Не было ни сил, ни инструментов, дабы вгрызться в каменистый берег. Тела отдали быстрой воде.

Затем переправились через Черную речку. Меж двух орочьих рогатин натянули плащ – получились носилки для лейтенанта. Порой Тейвил приходил в себя, в его глазах появлялось осмысленное выражение, а жар отступал. Такое длилось от часа до двух, и после арнийцем вновь овладевало забытье. Инквизитор качал головой – шансов у Тейвила нет, – но мы не бросали его.

А еще был разговор с гномом. Мы, то есть я и Рой, требовали объяснений магии эльфа. Барамуд посоветовал спросить об этом напрямую у Крика, да прорычал, чтоб от него отвалили. Мы были слишком измотаны, чтобы начать перепалку, и поэтому утерлись. Черт с ними, гномом и эльфом, у каждого свои секреты.

Шли вдоль Тарты, пока без приключений. Первая ночь после Аннон Гвендаре выдалась спокойной и без сюрпризов. К полудню второго дня остановились на привал. На большой поляне в двух сотнях шагов от воды. Сперва расположились на берегу, но вернувшийся с разведки эльф знаками сообщил Барамуду, что есть местечко попригляднее. И впрямь, в окружении высоких елей безветренно, тихо. Не то что у широкой Тарты.

Перворожденный кинул Герингену соленого мяса. Бросил на землю, как собаке. До сих пор пленника не кормили, лишь поили немного, чтоб не издох раньше времени.

– Воды… – хрипло, пересохшими губами произнес пленник. – Дай воды…

Крик улыбнулся. Я уже знал, что за этим последует. Отвинтив крышку, эльф поднял над Герингеном флягу и слегка опрокинул ее. Так, чтобы вниз падала тонкая серебристая струйка.

Полковник задрал голову, жадно ловя ртом воду, а эльф двигал флягой из стороны в строну. Так, чтобы пленник тянулся за его движениями, теряя большую часть воды. Омерзительное зрелище, но эльфу нравится, он довольно улыбается. Ушастый ублюдок! Перворожденный получал истинное удовольствие, когда лицезрел мучения людей; и еще – когда убивал нас.

Томас Велдон сел на корточки перед носилками, поднял веко Ричарда, затем приподнял верхнюю губу. Инквизитор помотал головой и, поднявшись, произнес:

– Тейвилу быть человеком от силы до завтрашнего дня, и лучше бы нам не находиться рядом, когда он обратится.

– Так плохо? – спросил я.

– Смотри сам, – церковник вновь отодвинул губу Тейвила. Появились два звериных клыка.

Я непроизвольно отшатнулся. Сколько в нем еще человеческого?.. Но Ричард Тейвил был рядом в трудную минуту, и я не допущу, чтобы он стал чудовищем!

– Мы должны помочь! – сказал я. Существовал только один способ сделать это.

– Не позволю! – в голосе монаха зазвенела сталь, в глазах воспылал знакомый огонь. – Никто не возьмет на душу грех смертоубийства!

– Отец Томас, подобных грехов на моей душе уже множество. Одним больше, одним меньше… На сей раз – ради благого дела!

Выпрямившись, Томас Велдон отгородил лейтенанта от меня.

– Тейвил больше не принадлежит себе. Рано или поздно, но его душа обретет Господа! Если хочешь, чтобы бессмертный дух склонился перед Нечистым прямо сейчас, убей его. Но сначала и меня, потому что я не дам преступить закон божий. Закон Матери Церкви!

– Святой отец, – я не на шутку разъярился и с трудом подбирал слова, чтобы не вывалить на церковника ушат брани, – мудрость Матери Церкви, конечно, велика, но мы не можем просто ждать и смотреть, как наш товарищ обращается в монстра.

Я посмотрел на остальных. Гном задумчиво и несколько отстраненно наблюдал за возникшим спором; перворожденный откровенно насмехался, на его лице снова крайне неприятная ухмылка; а Рой сверлил взглядом землю. Как мало нас осталось! Пятеро и раненный арниец, полковника в расчет я уже не брал.

– Мне добавить нечего, – произнес отец Томас. – Всё сказал!

Я тяжело вздохнул. Чувствовал, что распаляюсь и вот-вот взорвусь. Как будто они не понимают, что уготовано Тейвилу!

– Не кипятись, Николас, – на плечо легла ладонь толстяка. – Удар милосердия сейчас не поможет. Ни ему, ни нам.

Я собрался возразить, я не думал сдаваться. Тогда Рой схватил меня за грудки и хорошенько встряхнул.

– Думаешь, мы, горцы, такие тупые, раз отдаем своих в аббатство Маунт?

– Ты о чем? – я зашипел и отцепил от себя толстяка.

– Тебе ведь кажется простым и разумным упокоить Тейвила ножом или пулей. Почему же горцы не поступают так же со своими? Отчего безропотно отдают их инквизиторам?

– Почем мне знать?

– Да потому, – Рой вплотную приблизил ко мне свою небритую физиономию, – что такое всегда сотворяло новую, еще большую беду.

– Дух обреченного покидает тело, – заговорил монах, – но не обретает покой. Он преследуют того, кто проявил милость. Следует за ним неотступно, появляется каждую ночь и доводит самоубийства или сумасшествия. Одно спасение – не покидать намоленную церковь, только кто проживет остаток своих дней у алтаря? Может быть, ты, Гард?

Я молчал, и Томас Велдон продолжил:

– Когда такой «добряк», как ты, Гард, погибает или теряет разум, мятущаяся душа становится гораздо сильней. Она получает возможность материализоваться и нападает на всё новых и новых несчастных. Десятки и сотни обреченных! Это вновь народившееся отродье Сатаны почти неуловимо!

– Черный призрак, – произнес Рой.

– Так их называют, – согласно кивнул инквизитор. – Истинное проклятье земель к северу от Долгого хребта. Когда леса эльфов превратились в Запустение, появились и они. Святой инквизиции потребовалось более века неустанной борьбы, чтобы изничтожить их всех, или почти всех. Поэтому я не позволю тебе сотворить нового!

– Но мы же убивали упырей! А та маленькая мертвая девочка?! И никаких черных призраков потом!

– Когда мертвые нападают на живых, их влечет дьявольский голод, но не месть. Таких можно и нужно разить! Чтобы на время освободить несчастную душу от жуткой оболочки. Ненадолго. Но достаточно, дабы провести обряд упокоения.

– Выходит, с Тейвилом все иначе? Мы не можем ни спасти его жизнь, ни покончить с его мучениями. Мы даже рядом не должны находиться – вдруг не заметим обращения, и новый упырь кинется на кого-нибудь из нас! Что же тогда с ним делать?

– Помнишь, у Гнилого водопада, – монах исподлобья посмотрел на меня с укором, – я просил смерти для Ричарда Тейвила?

– Помню, не забыл… – процедил я.

– Это хорошо. А еще вспомни, о чем глупый монах предупреждал тебя. Там бы Ричард умер и встретился с Господом нашим, а теперь его смерть означает обращение. И даже нечто худшее, если ты прекратишь его мучения!

– Да что вам нужно от меня! Я все помню!

– Посему ты уразумеешь, почему оставляем Тейвила на этой поляне.

Я пораженно смотрел на церковника, а он не сводил с меня свой тяжелый, почти не мигающий взор. Его не переубедить.

Рой грязно выругался. В отличие от меня, толстяк понял, к чему клонит инквизитор. Акан стоял рядом, понурив голову. Я услышал, что он бормочет себе под нос:

– Дурак ты, Рой! Старый дурак! О чем только думал!..

Только сейчас до горца дошло, что ждет лейтенанта.

А что Барамуд и Крик? Гном закрыл глаза. Так, мол, и есть, как говорит инквизитор. Перворожденный снова холоден и отрешен. Я один на один с церковником.

– Святой отец! С вами частица святого Креста! С ней ваши молитвы сильней любого проклятья! Черный призрак не появится! А я возьму на себя еще один грех! Мы не можем взять и бросить Ричарда здесь!

– Прекратите спор! – из-за спины отца Томаса послышался слабый голос Тейвила. – Я все слышал.

– Слышал? – переспросил я. Он слышал, как мы решали его судьбу!

– Полно тебе, купец, – на бледном осунувшемся лице Ричарда появилась вымученная улыбка. – Не донимай святого отца, он прав.

Ричард замолк на мгновение и продолжил:

– Я остаюсь… Вы уходите.

Слова давались арнийцу с большим трудом.

– Исповедуйте меня, святой отец.

Инквизитор опустился на колени рядом с умирающим. Я не успел даже слово сказать, чтобы хоть попытаться отговорить Тейвила.

– Пойдем, Гард, – толстяк обратился ко мне, – не будем мешать Ричарду и отцу Томасу.

Я кивнул. Единственное, что еще можем сделать для лейтенанта – это сохранить тайну исповеди.

– Поднимайся, доходяга, – Рой погнал имперца на противоположный край поляны, подальше от носилок.

Геринген искоса, нехорошо посмотрел на горца, однако повиновался. Толстяк частенько повторял, что отдаст графа эльфу, буде тот станет рыпаться, а гном каждый раз подтверждал, что Крик – первостатейный мастер по задушевным беседам.

Мы остановились у высокого чуть обгоревшего пня, в двух шагах от которого начинался лес. Когда-то давно в росшую чуть поодаль от остальных ель ударила молния. Дерево загорелось, и все, что от него осталось – вот этот черный торчащий на три фута из земли ствол.

– Падай, – рыкнул толстяк, – и чтоб не дергался!

Генрих фон Геринген снова подчинился. Крик и Барамуд отправились к реке. Если не считать имперца, рядом только Рой.

– Как же упокаивают в аббатстве Маунт? – спросил я.

– Монахи не рассказывают. Но слухи ходят, – ответил Рой. – В кельях для умирающих крепкие дубовые двери, внутри много икон и крестов, и ложе с толстыми ремнями. Обращенный получает молитву святых отцов, осиновый кол и усекновение головы.

– А связать Тейвила и ждать мы, конечно же, не можем. – Я сплюнул и раздраженно посмотрел на инквизитора.

– Кто знает, как оно, обращение, проходит.

– Что с этим делать? – я указал на Герингена. – Носильщик больше не нужен.

– Отдать эльфу, и вся недолга.

Ох, не понравился мне взгляд Генриха. Я положил руку на рукоять сабли.

– Есть другая мысль.

Полковник с неприкрытой ненавистью уставился на меня. Он опасен, я убедился в этом на собственной шкуре в схватке у Черной речки. Демонстративно выдернул из кобуры на груди один пистоль и отступил на несколько шагов от пленника. Коль кинется, успею пальнуть в него.

Акан одобрительно хмыкнул.

– Так чего удумал с ним? – спросил Рой. Теплых чувств к имперцу в нашем потрепанном отряде никто не испытывал.

– Веревка нужна.

– Вешать будем?

– Нет, он тогда легко отделается, – обсуждение участи Геринга при нем самом являлось своего рода истязанием, однако пленник не заслужил иного отношения. – Свяжем и уложим рядом с Тейвилом, пусть ждет обращения. Все из-за этого урода…

– Убью!

Огсбургец прыгнул. Чтобы вцепиться в меня, разорвать зубами глотку или хотя бы получить пулю и легкую смерть. Он упал в полушаге, ударившись лицом в мох в двух дюймах от моих сапог. Рой впечатал полковника в землю. Толстяк сбил его в прыжке и затем ловко заломил руку. Беспомощный, обездвиженный огсбургец плевался и сыпал бранью на своем собачьем наречии.

Я ударил его сапогом по поганому рту. Совсем не благородно, только никто не обещал Герингену дворянских поединков, зато имперец заткнулся. Он ненавидяще глядел на меня, с разбитых губ и подбородка стекала кровь.

Вернулись Барамуд и Крик.

– Вижу, время зря не теряете, – прогудел басом гном.

– Решили вот, как быть с ним, – сказал я, объяснив, что оставляем Герингена здесь.

Бородач и перворожденный не возражали. Вместе мы основательно связали пленника. Огсбургец проклинал каждого, и гном попросил эльфа отрезать полковнику язык. Я и Рой еле отговорили перворожденного и Барамуда от этой идеи – возни много, да и потом – вдруг сдохнет раньше времени… Зато кляпом пасть заткнули. Для верности, посадили спиной к обгоревшему пню и привязали к нему еще одной веревкой. Теперь точно не выпутается, и не уползет никуда.

– Хоть бы тебя какая собака уже цапнула, – хохотнул Акан, – но помрешь точно не от моей руки. Значица, никаких черных призраков.

Эльфу и гному шутка понравилась.

– Иди, Гард, – монах закончил с исповедью и подошел к нам, – Ричард зовет.

Томас Велдон неодобрительно посмотрел на связанного Герингена, но протестовать не стал.

– Вытащите тряпку из его рта, – велел церковник. – Спрошу, хочет ли покаяться.

Генрих хотел, да и черт с ним. Я направился к Тейвилу.

– Купец, – лицо умирающего покрылось испариной; жар возвращается, скоро он потеряет сознание, – мое имя Ричард Тейвил, я последний барон острова Гонт. Запомни это!

– Знаю.

– Не перебивай! Ричард Тейвил, лейб-лейтенант королевской гвардии и агент Его королевского величества палаты Тайных дел.

Теперь я слушал внимательнее. Давно догадывался, что Ричард не простой офицер, и состоит на службе в этой самой палате. Ищейки и телохранители короля! Однако зачем он признается?

– Слушай меня. Я прибыл в Загорье за доказательствами предательских помыслов нового губернатора Конрада Дамана. Только уж слишком быстро тот проявил себя. Недооценили мы сукиного сына… Мое задание потеряло всякий смысл, но вскоре появились ты и твое треклятое Запустение… Дело в том… Последнее время ниточки от некоторых ревентолских клубков вели, как ни странно, сюда. В проклятые эльфийские леса…

Ричард замолк, слова давались ему с трудом.

– Чего ты хочешь?

– Запустение… Да, Запустение. Я отправился за тобой, коль выпал случай выведать что-нибудь, и, как видишь, не преуспел.

Лейтанат вымученно улыбнулся.

– Не знаю, что тебе понадобилось в этом дьявольском месте, но постарайся вернуться. Как появишься в Ревентоле, найди юного герцога Льюиса Альбана. Скажи ему, что красный вернулся. Только не забудь! Красный вернулся!

– Он тоже из палаты! – воскликнул я. – Беспутный Льюис тоже ищейка?

Ричард пропустил мой возглас мимо ушей.

– Ты просто найди его и скажи – красный вернулся. А потом поведай о Запустении все, что посчитаешь нужным. И не бойся, тебя не тронут. Клянусь надеждой на Прощение!

Ричард Тейвил закрыл глаза и затих. Я подумал, что он снова в беспамятстве.

– Еще одна просьба, – вдруг негромко промолвил он. – Дайте мне пару заряженных пистолей, кинжал и воды.

– Все будет, – сказал я. – Сейчас перенесем тебя к деревьям. Там связанный Геринген. Он твой.

– Мне все равно, – веки Ричарда были опущены. – Только уходите скорей. Пока я не передумал.

– Мы могли бы…

– Нет!

Я постоял минуту или две, раздумывая, не разрядить ли в грудь лейтенанта пистоль. Но, может быть, Велдон не зря меня отговаривал? Я так и не решился на выстрел.

– Ричард, – позвал я.

Потом еще несколько раз. Он не откликался. Тогда я махнул нашим.

Носилки поставили ногами к центру поляны. Под голову Тейвилу подложили не нужный более никому плащ Монрока. Когда Ричард очнется, хотя бы сможет оглядеть поляну. На животе два короткоствольных пистоля, рядом кинжал и справа от лейтенанта – палаш. Еще четыре орочьи фляги с водой сбоку от носилок.

– Пора, – сказал Барамуд.

Рой и я осенили лейтенанта знамениями, Томас Велдон перекрестил его золотым Распятием.

Мы ушли, с тяжелым сердцем, не говоря ни слова. Геринген отчаянно мычал вслед, но кому до него дело? Он уже мертвец.

Поляна осталась позади. Знать бы в ту минуту, что суждено Ричарду… черный призрак показался бы меньшим злом.

Ричард Тейвил встрепенулся, но не открыл глаза. Его потревожили голоса.

Почему они еще не ушли? Он ведь сказал, чтоб уходили…

Как же не хочется умирать! Да и просто оставаться одному в проклятом лесу! Но пусть уходят! Сейчас же!

Или он не скажет еще раз, чтоб оставили его; не сможет!

Нет! Он попросит, чтобы его убили. Это ведь так просто!

Боль в груди становится невыносимой. Печет, словно кто-то пытает раскаленным железом. А может, засунуть ствол в рот и выстрелить? Но нет! Он не сможет, не сможет… Позже! Не сейчас.

Пить!

Ричард посмотрел на поляну. Мимо него шли люди, много-много людей. Что за дьявольщина! Он не мог сфокусировать взгляд и разглядеть, кто проходит рядом. Только полуразмытые очертания людей. Сколько же их!

Перед лейтенантом остановились двое.

– Перерезать ему глотку, а, Нурогг?

– Попробуй, и я гроша ломаного за тебя не дам. Ты ослеп, десятник? Хочешь заиметь на свою задницу ненасытную душу?

– Тогда этого?

– Нет, не трогайте; пусть лежит, падаль. Скоро этому будет чем набить брюхо. Хорошая шутка!

Лейтенант все же разглядел их. Орки! Огсбургские! На бритых черепах гребень волос от лба до шеи.

Ричард не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Силы вновь покидали его, взор затуманился. Прежде чем провалиться в пустоту, подумалось, что почти стемнело.

– Не мешайте ему умирать. Мне нужен другой, и он уже недалеко!

Лейтенант впал в беспамятство…

Ричард дернулся и даже приподнялся на мгновение. Но опять упал, немощь сковала его.

На поляне ночь, а перед ним тень.

Тень!

Черная фигура нагнулась к лейтенанту, разжала рукояткой кинжала челюсти и опрокинула в рот содержимое небольшой склянки. Тягучая, терпкая жидкость…

В глазах потемнело, и Ричард снова потерял себя.

Глава 8

Обманувший Дьявола

Мы доканчивали завтрак после ночевки на дне оврага – глубокого, в человеческий рост, с поросшими по краям осинами. Много сушеного мяса, теперь припасов у нас вдоволь, черствеющий хлеб, чеснок и кружка подогретого вина. Горячий напиток очень кстати: что в лесу, что у реки – холодно и сыро.

Еще ночью, когда заступил на часы, думалось о событиях последних дней. О Тейвиле и Мороке. Вождь орков и его воины погибли почем зря. Они пошли в Запустение ради оружия, которое устами Фосса пообещал кардинал Антуан, но ничего клан Морока не получит. Орки прикрывали мою спину, а я молчал о смерти кардинала и о том, что их сделки больше нет.

Распирала злость на самого себя – ни к чему эти угрызения совести. Я ничем не обязан оркам, а они мне. Но знай они правду, в проклятые леса не отправились бы. Проклятый пепел!

А еще Тейвил! Не по-людски поступили вчера, бросив его вместе со связанным имперцем. Однако лейтенант хотя бы не обманывался в своем решении идти в Запустение. Только тяжко на душе. О чем он попросил? Найти Льюиса Альбана и поведать обо всем.

Я выругался про себя: лейтенант хотел слишком многого. Я вор, и предстать пред светлые очи агентов палаты Тайных дел арнийского короля – все одно что попроситься на дыбу. Что бы там ни пел Ричард, когда уверял в безопасности для меня данной затеи.

Но и оставлять его было нельзя. Почему не заставил церковника забрать Ричарда с нами? Я угрюмо посмотрел на Томаса Велдона. Чего он испугался, когда за пазухой золотое Распятие с частицей креста, на котором эльфы казнили Бога Сына?

Церковник поймал мой хмурый взгляд.

– Пойдем, Гард, – вдруг сказал он, – разговор есть.

Гном и эльф многозначительно переглянулись и заговорили на языке жестов. Эльф кивнул в сторону церковника и осклабился своей неприятной улыбкой. Рой курил; по виду, ему нет никакого дела до мира вокруг.

Монах выкарабкался наверх. Отложив мясо и вино, я последовал за ним. Отошли от края оврага на десяток шагов. Томас Велдон несколько раз оглянулся, словно опасался, что кто-нибудь увяжется за нами.

Когда остановились, я сложил руки на груди и уставился на церковника. Что ему еще надо? Я ждал разговора, однако Велдон не спешил начинать и, кажется, он был очень напряжен. Монах пробежался взглядом по верхушкам деревьев, поежился и спрятал лысеющую макушку под капюшоном рясы. На глаза Томаса Велдона легла тень.

– Твоя клятва снова в силе.

– Какая именно? – спросил я. Впрочем, ясно, к чему клонит отец Томас.

– Ты должен доставить частицу святого Креста в Ревентоль.

– Я не забыл, святой отец, – и я направился к оврагу. Напоминание о клятве не стоило недопитой кружки горячего вина.

– Ты ведь сиятельных ищешь!

Я замер. Что он сказал?..

– Вижу, что их! – передо мной появилось лицо Велдона, в голосе монаха звучало неприкрытое волнение. – Вверх по течению Тарты находится их замок, а мы туда и направляемся. Не вздумай отрицать!

– Отец Томас… – я замялся. Не потому, что не мог найти правильный ответ или был поражен словами инквизитора, хотя, не скрою, не без того. Однако на полуслове оборвало другое.

Алиса Кайлер! Она здесь! И меня тянет к ней! Я с трудом противился желанию немедленно двинуть в лес! Что за черт! Подобного раньше не было. Даже обернулся, ища племянницу кардинала, но здесь только я и инквизитор.

– Молчишь! – продолжал наседать Велдон.

Его глаза загорелись огнем и вдруг потухли.

– Мне известно о сиятельных не понаслышке. Они обратили меня… – последние три слова инквизитор монах едва слышно и отвел взор.

– Что? Ты избранный?

Потрясенный признанием Томаса Велдона, я забыл, что предо мной святой отец, и впервые обратился к нему не как к священнику, а словно к ровне мне, преступнику и вору.

– Был избранным, – монах откинул капюшон, я увидел в его глазах страх. – Ты не представляешь, что это такое, Гард. Но я нашел спасение от Дьявола в молитвах и вере.

– Когда? Как это случилось?

– Давно, больше двадцати лет назад. Сам я с юга Арнии, но мне посчастливилось стать учеником семинарии святого Иоанна Лекаря.

– Тима…

– Да, в священном городе. Всю свою сознательную жизнь я готовил себя к стезе врачевателя. Дар исцелять обнаружился у меня на двенадцатом году, когда в нашей деревне однажды остановились два монаха-иоаннита: отец Бернардин и отец Викентий; они-то и обнаружили мои способности.

Взгляд монаха устремился в прошлое.

– Сначала я испугался, ведь всякое колдовство – от Нечистого! Но братья Бернардин и Викентий успокоили меня. Светлая сила исцеления исходит от Двуединого Бога и дарована она лишь тем, кто верует в Бога Отца и Бога Сына. Без молитв и веры божья милость превращается в проклятье Дьявола, и тогда сила исходит от Лукавого и делает людям зло.

Значит, я проклят. Воровская магия точно не молитвами дается. Но отчего так хочется идти в лес – туда, где Алиса? Я точно знал, как найти тень.

– Они рассказали про меня нашему старому приходскому священнику, – говорил Томас Велдон, – Отец Гейб отнял меня у дядьки, и с тех пор я жил в его доме. Брат моей покойной матери только обрадовался, одним ртом-то меньше; я же с того времени не мыслил себя без Матери Церкви. Отец Гейб для меня настоящий родитель, отца по крови я не знал.

Монах осенил себя знамением.

– Я ежевечернее молюсь за упокоение его доброй души. Он учил меня Священному Писанию, кормил, поил и одевал как четверых собственных детей. Именно благодаря ему после семнадцатилетия меня допустили до нашего немощного епископа. До сих пор не знаю, чего это стоило отцу Гейбу. Девяностодвухлетний епископ Тилберт почти не вникал в хлопоты земные, но меня принял. Благословил и направил в Тиму.

– Что потом?

– Меня взяли в семинарию, и больше с отцом Гейбом мы не свиделись – вскоре он умер. – Велдон снова перекрестился. – Учиться мне нравилось, я был лучшим на курсе. Спустя шесть лет мы, студиозусы, сдали последний экзамен, и через несколько дней нас ждала новая жизнь. Меня определили на служение в госпитале для бедняков города Альбендо, и я был твердо настроен на постриг в монахи-иоанниты по прошествии семи лет. В последний день в семинарии ко мне явился сам декан факультета, мэтр Римберт, он повел в покои ректора. Там все и случилось.

Совсем недавно я бы решил, что церковник рехнулся, но уже слышал такую историю. Черная магия превратила Алису Кайлер в избранную, кинжал сиятельных, их убийцу. В тень! Она зовет к себе!

– Ты избранный, – повторил я. Захотелось отступить от церковника на шаг или два, и я не смог противиться сему позыву.

– Все они, – зашептал Велдон, – все тринадцать были мэтрами нашей семинарии. Ректор, декан и лучшие преподаватели. Только подумай, Гард, все они являлись сиятельными!

– Как это происходило?

– Не скажу, – устало, словно бы после тяжелого труда, произнес монах, – о том вечере и последующей ночи мне неведомо. В памяти мгла, провал. Только лишь помню круг из тринадцати облаченных в черное фигур и знакомые, почти родные лица, которые вдруг оказались масками слуг Дьявола, а дальше чернота… Я знал свое новое имя и то, что не смогу не подчиниться любому, кто его назовет.

– Какое имя?

– Я отрекся от него! От имени! От Лукавого и его слуг! Я обманул Дьявола! – взор монаха воспылал огнем, столь часто в нем горевшим. В глазах его зажглись костры инквизиции. – Я молился! Мое спасение – в Господе нашем!

Томас Велдон трижды осенил себя знамением.

Так просто? Всего лишь молитва – и ты свободен от черного колдовства, снова принадлежишь только себе? Поможет ли молитва Алисе? Захочет ли она избавиться от пут?

– Нет! Не просто! Спасет только искренняя, чистая вера! – воскликнул Велдон.

Кровь и песок! Я только что невольно озвучил свои мысли… Настороженно посмотрел на монаха, но вроде бы про обращенную в тень все же промолчал, потому как отец Томас продолжал говорить только о собственном прошлом.

– Долгие годы я ловил себя на том, что хочу услужить. Хотел пасть на колени и подчиниться слову любого, кто произнесет имя, коим нарекли меня слуги Лукавого. Лишь многократно повторенная молитва спасала от дьявольских помыслов!

Очи Томаса Велдона пылали фанатичным огнем.

– Но это все было после, а тогда поутру снова пришел декан. Он был уже другим человеком! Или даже нечеловеком! Он приказал запомнить, что отныне я избранный и что когда-нибудь стану сиятельным, если буду следовать воле Великого Господина. Однако никто так и не пришел ко мне с тем именем на устах, от которого я, Томас Велдон, раб Божий, отрекся.

Церковник перекрестился.

– Они называют его Низверженным. Первой божественной силой нашего мира. Первым Творцом, которого низвергли и который возвращается. Но я-то знаю, что имя ему Сатана! Падший ангел Люцифер, иначе рекомый Светоносным! Сиятельным! Ты понимаешь, кто они такие и во что пытались меня превратить!

У Томаса Велдона затряслись руки. Негнущимися пальцами монах выудил из-под рясы серебряный крест, сжал крепко и только тогда успокоился. Инквизитор молчал, оглаживая другой рукой затылок и шею, мысли его устремились куда-то далеко. А я думал об Алисе. Кому же она служит?! Дьяволу? Но может ли она знать об этом? Можно ли верить ей самой? Избранной?

– Госпиталь в провинциальном городе так и не увидел меня, – продолжил церковник. – В ту же минуту, как за мной закрылись двери семинарии, я направился в аббатство святого Доминика. Я думал только об одном: испепелить в себе корни, пророщенные кругом чернокнижников, и сжечь все и всех, кто склонился перед Сатаной! Так я стал инквизитором.

– Для чего мне все это знать? Зачем рассказываете, отец Томас? А может, вас следуют называть избранным? – раздраженно поинтересовался я. Меня тянуло к Алисе, как на веревке, но церковник не отпускает от себя.

– Сейчас поймешь, – ответил монах; против моего ожидания он пропустил мимо ушей слова, причислившие его к слугам Дьявола. – Я знал тринадцать имен. Тринадцать сиятельных! Я намеревался предать их огласке в тот же день, когда войду в обитель братьев-доминиканцев. Думал, где, как не среди инквизиторов, искать спасение! Но я ошибался, как ни горько это признавать.

Томас Велдон прикрыл глаза и замотал головой.

– Гард, ты даже не представляешь, сколько их… Как глубоко Нечистый запустил свои поганые щупальца! Каждый, буквально каждый, и в миру, и в сане, может статься сиятельным или избранным! Великое множество слуг Дьявола свили гнезда в лоне Матери Церкви, не меньше их в светских чинах. Многие, многие тысячи! Они повсюду на Орноре!

– Ты шутишь, Велдон? Откуда тебе это известно?

Сказанное монахом внесло смятение в душу. Я в Запустении! Чтоб отомстить за Старика и ночных крыс. Пока не ведаю, как отплатить за их смерть, я просто шел к логову этих чертовых сиятельных. Но не думал, что на пути может встать половина мира!.. А, проклятый пепел! – хоть бы и весь мир целиком! Я вызнаю, кто уничтожил ночных крыс и Старика! Я отомщу!

Монах невесело рассмеялся.

– Если бы я шутил!.. – произнес он. – Мне несказанно повезло, когда первым, кто услышал мое признание, оказался настоятель монастыря святого Доминика аббат Тюре. Господь не отвернулся от искренних помыслов чада своего, и направил к верному человеку. Аббат кое-что знал о сиятельных: немного, но достаточно, чтобы поверить мне. Он удержал меня, юнца, от опрометчивого поступка – более о случившемся со мной я не сказал никому.

– Почему, святой отец?

– О! На это очень легко ответить. В тот же день меня бы обвинили в ереси и святотатстве. Мне доводилось видеть несчастных, кого мы не смогли перехватить и уберечь. Гард, отступников очень много. Даже в самом сердце Матери Церкви, даже в городе апостолов. Тима – в тенетах Сатаны!..

– Подождите, святой отец, – против воли я вернулся к почтительному тону. Ничего не поделать с имевшимся воспитанием. Впрочем, сейчас больше заинтриговала оговорка церковника. – Вы сказали: «мы»?

– Да, – монах сразу осекся, – мы. Некоторые, хм… люди, которые пытаются противостоять сиятельным. Нас немного, но среди нас есть весьма могущественные чины.

Томас Велдон пристально посмотрел на меня, словно раздумывая, до каких пределов допустимо быть откровенным, а я ухватился за новую возможность отомстить.

– После аббатства, где обрел покой и новый смыл жизни, я отправился в Бранд. Нам известны о сиятельных лишь крохи, но мы точно понимаем и знаем, что дьявольские щупальца, опутавшие Орнор, исходят из Запустения. Я хотел быть ближе к средоточию Тьмы…

Инквизитор тяжело вздохнул.

– Годы не прошли даром; я спас сотни душ, которых коснулось нечистое дыхание Дьявола, вернул им надежду на Прощение.

– Укушенные упырями?

– Они, Гард, но не только. Ты ведь совсем недавно пересек Долгий хребет? Но сколько раз пришлось быть свидетелем упокоения беспокойных душ!

– Боюсь, что всех уже не упомню, – я не лукавил.

Сначала был деревенский вампир в селе под столицей Арнийского Загорья, потом другие. Вспомнились черные глаза мертвой девочки, ее образ до сих пор наводит жуть.

– Однако мы – как потерявшиеся в ночи дети. Мы лишь на пороге понимания черного умысла Сатаны. Мы не можем отличить зерна от плевел, не умеем определять, кто пред нами: светел ли душой человек или обращен в избранного либо сиятельного. Но годы идут, не столь много мне еще суждено, а я так и топчусь там же, где и двадцать лет назад;, и вот Господь посылает тебя.

Инквизитор ткнул в меня пальцем.

– Мне все равно, кто и зачем снарядил данный поход, но я хочу найти исток зла и вернуться в Тиму. Люди, которые куда выше и влиятельнее меня, покажут папе на карте, где засел Сатана. Тогда… Может быть, мы заявим на весь мир о страшной опасности. Помоги мне, Николас Гард, и Господь поможет тебе! Простит все твои прегрешения!

– Кто мой наниматель и какова наша цель я, конечно же, не скажу, – произнес я. – Но помогу, и вовсе не ради собственных грехов.

Инквизитор воздел к небу перст, чтобы предостеречь о святотатстве, однако я не дал ему говорить.

– Моя награда – это перстень Бога Сына. Он причитается мне, но я отдам его вам, лишь выкраду его у сиятельных.

Инквизитор смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Пораженный, он был не в силах издать хоть какой-нибудь звук.

– Когда вернетесь в Тиму с настоящим перстнем Бога Сына, никто не посмеет усомниться в ваших словах.

Я лгал. Моя награда – это золото и свобода от клятвы, но клятвы больше нет, а монет Антуана не увижу как собственных ушей. Зато есть месть. Кем бы ни был тот сиятельный, что уничтожил Старика и остальных, и какой бы силе, Дьяволу или нет, сиятельные и избранные ни служили, но я буду бить по ним. Помощь тайному братству, которое противостоит Низверженному – это тоже моя месть, а после когда-нибудь доберусь и до убийцы ночных крыс.

Томас Велдон рухнул на колени и потянулся к моей руке. Я поспешил отступить.

– Встаньте, святой отец. У меня есть еще один важный вопрос.

– Все что хочешь, Гард, – хрипло произнес церковник.

– Поднимитесь и скажите: где кольцо тени? Той, которую мы упокоили на заброшенном лесном погосте.

– Я помню. – Монах встал с колен. – Кольцо исчезло.

– Отец Томас, оно очень важно для меня! – схватить бы инквизитора за плечи и встряхнуть! Я так надеялся использовать кольцо тени…

– Оно пропало! – с жаром произнес Велдон. – Я потерял его на второй день пути на лодках.

– Вы уверены?

Церковник закивал.

– Кольцо находилось во внутреннем кармане камзола, под рясой. Случайно выпасть оно не могло, но утром, после первого привала на берегу, кольца не было.

Я тихо выругался. Еще один камешек на весы против возвращения из Запустения. Где моя воровская удача?

А тень… Алиса совсем рядом. Я обернулся, чтобы через миг лицезреть, как из пустоты появилась фигура в темном. Из-за плеча послышалось сдавленное мычание Велдона.

Черная убийца бросила мимолетный взгляд на монаха:

– Я вижу тебя, спящий.

– Алиса…

Племянница кардинала прильнула ко мне, ее губы коснулись моих. Меня захлестнула чувственная волна.

– Я люблю тебя, Николас, – отстранившись, Алиса подняла длинные ресницы над большими зелеными глазами, – я могу тебе помочь. Спасти тебя! Но прими Низверженного! Сейчас же! Иначе я бессильна.

Сзади раздалось бормотание молитвы, однако Велдона для меня в тот миг не существовало.

– Не понимаю!

– Я не должна здесь находиться! Не могу! Но заклинаю! Времени нет! Прими Низверженного, и я уведу тебя отсюда!

– Нет! Я хочу мести для того, кто служит твоему Низверженному! Назови его имя! И свое! Другое имя!

Тень заморгала, провела двумя пальцами по виску.

– Слушай же! – Алиса встрепенулась. – Семь десятков огсбургских орков сейчас окружают вашу стоянку. Они убьют вас всех! Прими Низверженного!

– Что? Что ты сказала?

– Прими Низверженного! – убийца не слушала меня. – Он твоя единственная надежда!

– Я надеюсь лишь на месть!

– Ты не сможешь ему отомстить, – горячо заговорила Алиса. – Я узнала, кто убил твоих братьев. Это сам Низверженный! Он еще грядет, и одновременно он уже здесь! Не спрашивай, как! Просто прими его!

Я был потрясен не меньше, чем Велдон пару минут назад. Что она несет? Ночные крысы перешли дорогу самому Сатане?

– Прими его!

Глаза закрылись сами. Какой Низверженный? Что за орки?

– Нет, не могу.

Алиса опустила взор и отошла на три шага от меня.

– Но ты говорила про орков!

– Николас, я люблю тебя, – с горечью в голосе произнесла тень.

Спустя удар сердца исчезла.

Я шумно испустил из легких воздух! Что творится?

– Ты?.. ты!.. – повторял с перекошенным лицом Велдон.

– Заткнись! – зло прорычал я; ох, чую, пахнет жареным. – Все разговоры – потом, а сейчас – за мной!

Я рванул к оврагу и, ломая нависшие ветки, спустился вниз. Следом к стоянке кубарем скатился монах.

У погасшего костерка был только Рой.

– Где Барамуд и Крик? – выпалил я.

– Нету их. Исчезли куда-то, – толстяк непонимающе переводил взор то на меня, то на монаха. – Что стряслось-то?

Я вытащил из кобуры два пистоля.

– Хватайся за оружие, Рой. Бой будет!

Глава 9

Каждый сам за себя

Толстяк изготовился к бою за считанные мгновения. Только что сидел на корточках у костра и раздумывал, не раскурить ли трубку, а оружие покоилось чуть поодаль, но через несколько ударов сердца подобрался, приготовился к схватке. На ременном поясе снова меч, кинжал и пистоль, в руках аркебуза, на плече висит еще одна.

– Держи, – Рой передал мне ружье и наклонился к третьему, лежащему на мешках слева от костра. – Прибереги пистоли, еще понадобятся.

Кивнув, я спрятал их в кобуру и взял аркебузу Тейвила. У нас еще шесть ружей. Поутру договорились оставить лишние и взять с собой три или четыре. Но нынче пригодились все.

– Уходить надо, – произнес я. – Бросаем мешки и уносим ноги!

– Так что случилось? – снова спросил Акан. Он недоумевающе переводил взгляд с меня на инквизитора.

– Орки! Убираемся отсюда! Потом все объясню.

– Отец Томас, – толстяк обратился к церковнику. – Может, вы растолкуете, что происходит? Про каких орков Гард говорит?

Рой начал меня злить. Дорого каждое мгновение, а он вздумал расспросы учинять. Ну, отец Томас, скажите ему, что мешкать нельзя! Я покосился на инквизитора. Томас Велдон затравленно, по-другому не скажешь, смотрел на меня. Чтоб тебя, святой отец! Поцелуй тени – не большее зло, чем обращение в избранного!

– Если она… если он не ошибается, – заговорил бледный, как полотно, церковник, – нам и вправду лучше уходить.

Отцу Томасу горец поверил: взор Роя настороженно забегал по осинам, обступившим овраг, и, кажется, он пропустил мимо ушей оговорку инквизитора про Алису. Сам же Томас Велдон смотрел на меня как на живое воплощение Дьявола.

Я заскрежетал зубами. Гном и эльф пропали в самую неподходящую минуту; Рой вертит башкой вместо того, чтобы валить отсюда как можно скорее, и еще этот поборник веры… вдруг накинется с экзорцизмом? Однако монах молчал.

А толстяк продолжал крутить головой, изучая лес, и тогда я взорвался:

– Да что ты там выглядываешь!

– Тише, – толстяк выставил кверху указательный палец – я…

Протяжный свист прошил лес. Со всех сторон ему вторили десятки других. Нас окружили!

– Проклятье! – Я кинулся к краю оврага, откуда только что спустился вниз.

Тут пологий склон, и можно выглянуть наружу. Рядом рухнул толстяк, сзади сопел взволнованный инквизитор. Распластавшись на сырой земле, я прополз один фут и приподнялся. Мои глаза оказались чуть выше росшего на поверхности мха. Справа показалась макушка толстяка.

– Кровь и песок!.. – выдавил из себя Рой, когда выглянул наружу.

Я уставился в его глаза. Есть ли в них страх?.. Нет, не увидел. Вот за себя ручаться не смогу. Наша песенка спета. В полусотне футов, укрываясь за деревьями, к оврагу приближались орки. Прямо перед нами – немного, с десяток или дюжину, но куда ни посмотри, со всех сторон идут орки. Они взяли овраг в кольцо, и оно сжимается. Я бегло насчитал больше пяти десятков нелюдей.

Черепа выбриты. Кроме гребня волос ото лба до шеи. Огсбургские орки! Какого дьявола они забыли так далеко, в Запустении?

– Ну, есть мысли? – спросил Акан.

Он улыбался! Да что там – светился от охватившего его боевого азарта! Сколько его помню, толстяк всегда был рассудителен, никогда не лез на рожон. Вспомнилась даже его перепалка с Джоном Шрамом в брандской тюрьме, когда спорили о вызволении Фосса из аббатства инквизиторов. Но сейчас, в безвыходной ситуации, Акан Рой смеялся над Костлявой Джейн.

– Это охотники за головами, – пересохшими губами произнес я и поправился: – Скорей всего они, видел их в Дорноке.

– Они самые, – Рой немного подтянулся и выставил пред собой аркебузу, – Морок рассказывал про них, других на северо-востоке не было. Ублюдки!

Четверых из них я пристрелил на дороге из поместья Уила Укила. Неужели весь отряд последовал за мной в Запустение? Как нашли мой след и откуда вообще прознали обо мне? В свидетелях была лишь крестьянская семья, но ни мужик, ни его баба с дочкой не то что имени моего, но и куда путь держу, не ведали.

Акан взял одного из орков на мушку. По виску горца скатилась капелька пота.

– Наш поход окончен, Николас, и… живым им лучше не даваться.

Рой прятал от меня взор, уставившись в прицел. Его бравурность вдруг истаяла. Вот он, настоящий! Без смешков и ехидства: а я и не знал его другим; и умирать Рой тоже не хочет. Но не пасует, не сдается.

– Прорываться надо.

– И немедля! – Рой с беспокойством огляделся. – Оборонять овраг не сможем, даже с Барамудом и эльфом тоже не смогли бы… И куда их черти понесли? Теперь нас всего трое…

– Двое, – произнес Томас Велдон.

Рой и я оглянулись одновременно. Церковник сжимал обеими руками золотое Распятие и с вызовом глядел на нас:

– Вас всего двое. За оружие я не возьмусь!

– Как знаете, святой отец, но мы будем прорваться и убегать в лес. Рассчитывайте только на себя, да не отставайте! – и я отвернулся, чтобы посмотреть на орков.

– Это худшее, что ты мог предложить, Николас, – кашлянув, сказал Рой. – Но ничего иного не остается!

Я тихо выругался. Охотники за головами остановились в двух дюжинах футов. Их оскаленные рожи совсем близко! Надо, чтоб еще приблизились! Подходите! Наш единственный шанс – подпустить орков как можно ближе, вплотную, и только тогда прорываться! Сейчас же орки легко расстреляют нас, стоит только подняться и помчаться вперед.

Ну же! Подходите! Разрядим стволы и, не медля ни мгновения, рванем через линию нелюдей. Вырваться за их кольцо и бежать. Как можно быстрее, и куда угодно! Я должен продержаться до темноты – тогда смогу уйти от погони, растворившись в ночи, а двое моих спутников… Им не спастись, и я их не спасу. Свою бы шкуру сберечь! Думаю, толстяк тоже все понимал, и вряд ли он думал обо мне либо инквизиторе, а не о себе. На Томаса Велдона плевать! Не хочет мараться в крови – пусть подставляет голову!

– Каждый сам за себя… – хрипло произнес Акан Рой. Он все понял правильно.

– Гард! – позвал Велдон.

Я как будто не слышал.

– Гард! Ты поклялся!

– Чего вам, святой отец?.. – зашипел я, обернувшись.

Взор инквизитора горел фанатичным огнем.

– Частица святого Креста! – монах протянул в мою сторону золотой крест. – Ты дал клятву доставить реликвию в Ревентоль!

– Вы обезумели, святой отец! Мне это сейчас сделать? – завелся я. – Но я готов попытаться! Давайте сюда крест! Может быть, ускользну от орков, и тогда обязательно доставлю частицу креста в Ревентоль! Только скажите кому!

Я не лгал. Не собирался отказываться от собственного слова. Не хотел перед смертью отягощать душу еще одной нарушенной клятвой.

– Нет! После того, что я видел – никогда! – церковник прижал золотое Распятие к сердцу.

– Так чего же вам от меня надо! – я едва сдерживался, чтоб не обрушить на инквизитора отборную припортовую ругань. – Молитесь! Господь ниспошлет чудо, и орки внемлют вам!

– Я помолюсь, – Томас Велдон смерил меня ненавидящим взглядом. – Но сначала спрячу Распятие в овраге, а ты задержи орков, и будешь свободен от клятвы!

– Кровь и песок! – вырвалось у меня. – Чего же вы ждете!

Глаза Велдона еще раз метнули молнии, и монах спешно спустился вниз. Я отвернулся, чтоб не знать, куда он заложит свою реликвию. Так даже под пытками не укажу на золотой крест. Хотя бы этим буду следовать клятве, а насчет задержать орков…

Акан Рой верно сказал – теперь каждый за себя. Не стану сражаться за обломок святого Креста, я буду прорываться в лес! Возможно, это отступление от клятвы, но Велдон сам не захотел отдавать реликвию. Пусть небеса нас рассудят.

Рой выдвинул рядом с первой аркебузой вторую, я последовал его примеру. Фигуры врагов зашевелились: сейчас что-то будет.

– Гляди, – Рой указал на высокого широкоплечего орка, который появился за спинами сотоварищей.

Он шел, не скрываясь, не прячась за деревьями. Впрочем, стволы наших аркебуз были нацелены в другом направлении. Но вбок пальнуть недолго, да и пистоли есть. Я нервно застучал пальцами по рукоятке одного из них; того, что был в кобуре на груди. Орк очень опасен, даже отсюда, с полусотни шагов, ощущалась исходящая от него незримая волна недоброй силы. Он опасен и властен, и он не переговорщик. К нам пожаловал предводитель охотников за головами. Что ж, послушаем, что он скажет, а у отца Томаса появится больше времени хорошенько спрятать золотое Распятие.

Орк выступил за линию строя остальных орков на три фута. Остановившись, он заговорил.

– Мое имя Нурогг, – над оврагом зазвучал его громкий, сильный голос, – и это мои кровные воины.

Высокий орк обвел рукой окружающий его серый лес.

– Среди вас убийца! Он подло убил четверых из нас!

Нурогг смотрел прямо на нас, на меня и Акана.

– Я вижу тебя! В тот день ты носил эту же черную шляпу и плащ!

Орк выбросил вперед когтистый указательный палец.

– Ты мой! – взревел предводитель сотни охотников за головами. Лес взорвался криками орков, но стоило Нуроггу поднять правую руку, и его отряд разом смолк.

– Знаю, вас пятеро, но я пришел только за одним! Мне не нужно кровопролития. Если убийца смел, пусть выйдет ко мне один. Если нет, его трусость погубит вас всех. Даю вам полчаса.

Орк развернулся и направился обратно в лес.

Акан Рой ошалело смотрел на меня. Взгляд инквизитора, застывшего внизу, был не менее изумленным. Слишком уж неожиданный исход всего нашего путешествия!

– Я..

Решение, которое я принял, было очевидным. Орки пожаловали сюда исключительно за мной. Не ведаю, как они меня нашли и откуда этот чертов Нурогг прознал про расстрел четверки своих головорезов, но огсбургские орки здесь. Магия, наверно, привела. Колдовство. Раз так, от него мне не уйти. Эх, была бы ночь… Но хотя бы Рой и Велдон не пострадают за чужой поступок.

– Не торопись говорить, – сказал Рой. – Уж не ведаю, чего ты там начудил, Николас, и как выродки отыскали нас, но верить этим недоноскам нельзя. Наслышан я про их дела под Дорноком. – Акан посмотрел куда-то вдаль и мрачно продолжил: – Я не дамся им без боя.

– Спасибо.

– А-а!.. – отмахнулся от меня толстяк. – Не хочу, чтоб с меня шкуру содрали, уж лучше быстрая смерть от стали или свинца.

Внизу Томас Велдон опустился на колени. Вместо священной реликвии он сжимал свой обычный серебряный крест.

– Что думаете, святой отец? – крикнул ему Рой.

– Я буду молиться, – и монах накинул на голову капюшон рясы, отгородившись от нас, орков и леса.

– Тогда идем на прорыв, – толстяк спустился к мешкам с припасами, – надо успеть зарядить остальные аркебузы.

– Подожди! – воскликнул я. – Ты даже не хочешь знать, на кой я сдался этим оркам?

– Потом расскажешь, – Рой подмигнул и отпустил скабрезность про родственников Нурогга.

И… стало легче. Мы окружены, и почти нет шансов вырваться, но падать духом нельзя. Церковник для этого молится, а мы сквернословим. Я тоже выругался.

Взяв в охапку шесть аркебуз, горец вернулся к пологому подъему из оврага.

– Заряжай, – он бросил ружья под ноги.

Три ствола ему, три мне. Времени достаточно, чтобы спокойно подготовить к стрельбе каждую аркебузу. Вдобавок толстяк вооружился еще тремя пистолями из запасов нашего отряда.

– Все же, куда делись Барамуд и Крик? – Я усердно работал шомполом.

– Куда бы они ни смылись, – толстяк развел руками, – а поступили по уму. Могли и нас предупредить, но я их не виню. Только удивляюсь, как смогли незамеченными исчезнуть из оврага.

– Когда я ушел побеседовать с Велдоном, – задумчиво произнес я, – эльф и гном сидели в овраге вместе с тобой. У тех корней.

Рой согласно хмыкнул. Дальше мы молчали, размышляя под молитву отца Томаса о почти неизбежной смерти.

– Исповедоваться будешь? – спросил Акан, когда услышал, что церковник закончил свой монолог.

Встретившись взглядом с глазами Томаса Велдона, я увидел в них бурю, и подумал, что она адресована мне.

– Нет, Рой, – я покачал головой, – надеюсь, что выберемся.

– А ты шутник, – криво усмехнувшись, толстяк полез за ворот рубахи, чтобы достать нательный крест.

Вдруг, посерьезнев, горец заговорил, тщательно подбирая каждое слово:

– Ты в самом деле выберешься. Я прикрою! А потом ты расскажешь Фоссу и Хозяину обо всем, что произошло в походе!

Рой положил руку мне на плечо, хотел по-дружески крепко сжать его. Однако я скинул ладонь горца.

– Себя прикрой! – раздраженно кинул ему в ответ. И, отвернувшись, сделал вид, что высматриваю орков.

Я обозлился! Акан вздумал жертвовать собой ради мизерной возможности моего спасения! Он погибнет зря, потому что здесь он тоже зря. Антуан де Сош мертв, и все погибли только потому, что Николас Гард вздумал обмануть Запустение ради своей личной мести. Проклятые леса эльфов оказались сильнее нас, и сам я тоже скоро получу что должно.

Краем зрения увидел, как толстяк разочарованно закивал головой и, глядя куда-то в пустоту, поцеловал маленький серебряный крестик. Может, он что-то почувствовал. Не вини меня, Рой, и остальные не поминайте лихом. Скоро уже все свидимся.

– Святой отец, – раздался за спиной возглас Роя, – мне нужна исповедь.

– Времени мало, сын мой, – церковник отказал ему; я услышал знакомые непреклонные нотки в тоне инквизитора. В те моменты, когда он говорил подобным образом, всегда превращался в фанатика. – Но я прощаю все ваши прегрешения, как Бог Отец простил людские!

Я обернулся, чтобы узреть того самого железного инквизитора – отца Томаса из Бранда. Так похожего снаружи на лысеющего доброго доктора, но стального внутри. Откинув капюшон, он высоко вскинул подбородок и смотрел на кусочек неба меж потемневших голых веток деревьев. Мысленно он пребывал там, на небесах.

– Зашевелились! – неожиданно выпалил толстяк. – Орки!

В мгновение ока инквизитор вернулся на суетную землю.

– Я помогу вам! – торопливо заговорил монах, и вдруг его речь наполнилась мощью, какую никогда мне ранее не доводилось прочувствовать ни на одной службе или проповеди. – Кто-то из вас найдет спасение! Верьте в это! Мне сие ведомо! И потом, когда-нибудь, один из вас вернется сюда и найдет частицу Креста! Я укрыл реликвию, но она сама покажется тому из вас, кто придет к этому оврагу снова! А другой из вас падет от рук орков без груза грехов и без мучений!

Слово инквизитора проняло, проникло в душу, даже в мою – воровскую и циничную. Акан Рой тоже был потрясен.

– Святой отец… – большее горец не смог выдавить из себя. Толстяк протянул инквизитору аркебузу.

– Нет! Я отвлеку их, а вы делайте, что надумали! И пробудитесь! Орки уже идут!

– Давай, Гард!

Я и толстяк выкладывали ружья перед собой. Сейчас орки заметят, что мы готовимся к бою, и ринутся к оврагу со всех сторон. Они уже в десятке шагов перед нами!

– Остановитесь! – Томас Велдон выбрался на поверхность.

Глас инквизитора разнесся над округой. Подняв высоко над головой серебряное Распятие, инквизитор пошел навстречу охотникам за головами.

– Воспоем Господу! Предстанем пред лицом Его! Воскликнем Ему!

Монах привлек внимание орков на себя, подарив нам драгоценные секунды, чтоб успеть изготовиться к схватке, прежде чем орки заподозрили бы неладное. Некоторые из охотников за головами, кто оказались рядом с инквизитором, даже растерялись: замерли и переглядывались; другие тоже косились на монаха, однако продолжали иди к нам, и многие более не прикрыты деревьями.

– Наш черед! – заорал Рой.

Мы выстрелили одновременно, и два орка слева от Велдона упали на мокрый мох. А мы палили еще, еще и еще! Белый дым окутал нас, мешая видеть, что впереди, но я точно углядел пять упавших врагов и рухнувшего на колени, сгорбившегося священника.

– Теперь бежим!

Я и Рой выскочили из оврага и рванули из порохового угара. По нам стреляли, и со всех сторон вопили, сыпали проклятьями!

Пред нами лишь упавший на колени инквизитор, тела орков и свободный путь до леса. Но орков еще очень много: и справа, и слева, и позади! Кто-то уже мчится наперерез. Акан разрядил сразу два пистоля и, отбросив их, выхватил два новых. Пара стволов и в моих руках.

– Велдон! За нами!

Мы пронеслись мимо монаха. Но, дьявол! Я оглянулся. Он все так же стоит на коленях, поднеся к губам крест, и истово молится. Во взоре, обращенном к нам – надежда, какую я никогда не видел в глазах инквизитора. Кровь и песок! Это твой выбор, отец Томас! Мы побежали, оставив его оркам.

Из-за ели выскочил молодой воин. Я выстрелил ему прямо в лицо. Бежать дальше, не останавливаться! Лес позади исходил криками, хлопками выстрелов, завыванием и свистом.

Я ощущал на себе чужие озлобленные взгляды. Казалось, что сразу за мной слышится чье-то дыхание. Но мы бежали одни. Как же хотелось верить, что орки отстают от нас! Я боялся за толстяка – выдержит ли он такой темп? Однако Рой не сбавлял. Мы вырвемся!

Кровь и песок! Едва проскочила мысль от спасении, как перед нами появились сразу восемь орков! Зарычав, словно волки, они бросились на нас.

Три выстрела, один за другим, сразили сразу троих нападавших. Мы стреляли прицельно и почти в упор, а они почему-то за свои пистоли не взялись. Но пред нами еще пятеро, и с ними надо разделаться за считанные мгновения! Я обнажил бракемарт, и спустя миг тот схлестнулся с мечами орков.

Проклятый пепел! Меня и Роя сразу отсекли друг от друга. Я яростно отбивался от изогнутых орочьих клинков. Двое против меня, трое окружили горца, меж нами две дюжины футов, и сюда бегут другие!

Я отчаянно атаковал. Убить их сразу же! Немедля! И я проткнул первого орка резким выпадом. Приняв на кинжал меч второго, развернулся и всадил саблю ему в живот. Есть!

А что Рой? Он выдернул меч из первого своего противника, а в следующий миг орочья сталь ударила по правой кисти горца. Меч выпал из хватки толстяка. Зайдя за спину горца, третий орк резанул его сзади по левой ноге. Горец свалился на одно колено.

На несколько ударов сердца я перестал соображать. Что предпринять? Помочь ему? Но бесполезно, Рой дальше не побежит. Самому надо убираться!

Двое ранивших Акана орков торжествующе смотрели на него. Головорезы кровожадно улыбались, но добивать, похоже, не собирались. Мы нужны им живые!

– Беги, Гард! – закричал толстяк.

Горец выхватил здоровой рукой кинжал из поясных ножен. Одно резкое движение – и Акан Рой вскрыл себе горло!

О, Харуз! Я помчался прочь. Что было сил! В меня дважды пальнули: наверное, били по ногам, но промахнулись. Я бежал как никогда раньше, оглушенный собственным неровным дыханием.

Хватит ли меня до темноты?!

Я бежал и бежал, более не оглядываясь. Петляя меж деревьев, наклоняясь под ветками и перепрыгивая через старые поваленные стволы. Шляпа давно потерялась, плащ и сапоги стали невыносимо тяжелыми, но я не останавливался, чтобы скинуть их. Боялся потерять даже один миг.

Я бежал, пока не споткнулся. Полетел на мох, и сверху навалился кто-то другой, громко испускающий из легких воздух. Орк мчался за мной, а я даже не замечал преследования. Я попытался извернуться, и получилось! Вогнал ему под ребра нож! Орк сразу обмяк.

Лежа на спине, придавленный умирающим противником, шарил рукой по земле в поисках оброненной сабли. Почти ничего не видел, пред глазами плыли серебристые круги и темные пятна.

Оббитый железом носок чужого сапога наступил на пальцы правой руки. Я застонал от боли, в следующий миг получил удар по голове, и мир окончательно померк.

Глава 10

Отчаяние

Меня сильно встряхнули. Очнувшись, я открыл глаза. Немолодой седеющий орк с уродливым шрамом вместо левого глаза тормошил за плечи. Заметив, что прихожу в себя, орк бросил меня. Сидя на мокром мху, я тут же упал на спину и вновь опустил веки.

Сил почти нет, а от отчаяния хочется выть.

Меня окружали семеро переговаривающихся на огсбургском наречии охотников за головами, все они тяжело дышали после бега. Поблизости слышались еще голоса – рядом другие нелюди. Попытка уйти от преследования провалилась. Акан мертв. Кровь и песок! Лучше бы мне тоже стать мертвецом.

– Поднимайся! – одноглазый крепко приложил мне железным носком сапога по правому боку.

Стиснув зубы, я лежал не шевелясь. Не помышляя о спасении, я боялся пыток и жаждал лишь смерти! Но как ее заполучить? Из оружия только засапожный нож. Дотянуться б до него, кинуться на орков и получить милосердную пулю или сталь!

– Сдох там, что ли, раньше времени? – угрожающе зарычал немолодой орк. – Считаю до двух. Потом с землей смешаем, а после все одно поднимем.

– Сейчас… – вскинув руку, я попытался встать.

Выпрямившись, опустил взор и исподлобья косился на орков. К ним подошли еще двое. Слева в двух шагах в луже крови лежал мертвый головорез. Это ему я вогнал под ребра кинжал. Однако ни кинжала, ни бракемарта не видать.

Орки отступили от меня, окружив широким кольцом. Кривые мечи направлены остриями вниз, но готовы взметнуться при любом моем неверном действии. Это хорошо, я даже криво улыбнулся. Страшна не смерть. Я боялся того мига, когда меня скрутят и потащат к сотнику. Но я кинусь на них, чтобы нарваться на меч! Сейчас, сейчас…

Решившись на смерть-избавительницу, я почувствовал спокойствие. Хладнокровие вернулось ко мне. Не думал, что так встречу Костлявую Джейн, но иной выбор сулит гораздо худшее, чем смерть. Я не смогу покончить с собой, как Рой, посему искать забвения буду по-другому.

– Снимай плащ, – велел одноглазый. В его руке покачивалась отполированная дубинка. Верно, ею я и получил по голове, когда погоня настигла.

Расстегнув фибулу, я скинул черный плащ. Без него как-то сразу стало неуютно. Сверху упали редкие маленькие снежинки. Холодает.

Одноглазый орк шагнул ко мне. Взмахнул дубинкой и ударил по левому предплечью.

– Проклятье! – сорвалось с уст. В руке запульсировала боль.

Следующий удар пришелся по спине, затем по плечу; орк хотел сбить меня с ног. Я согнулся, однако не падал. Глупое упрямство взяло верх, на несколько мгновений я забыл про нож и хотел только устоять и не упасть. Но рухнул на колени, когда на меня обрушился град новых ударов.

Теперь били уже все обступившие меня орки. Я сжался, прикрывшись руками. Избивали со знанием дела: сильно и болезненно, но так, чтобы не перебить внутренние органы, и стараясь не задевать голову, хотя морде тоже доставалось. Меня ломали, лупили, чтобы лишить воли к сопротивлению. Черта с два!

Я выхватил нож, вскочил, пытаясь пырнуть ближайшего орка, но меня свалили. Ударили по руке, и стальное лезвие полетело куда-то в сторону.

– Хватит! – прокричал одноглазый.

Избиение прекратилось. Я валялся у ног орков, уткнувшись в истоптанный мох. Разбит, развален на кусочки, и все тело – это лишь боль. Ублюдки! Чтоб вы сдохли!

Немолодой орк со шрамом на лице присел рядом на корточки.

– Что, – произнес он, – теперь-то ножа у тебя нет?

Я поднял голову, чтобы посмотреть на одноглазого урода. Тот ухмылялся, скаля желтые зубы. Он знал, что в сапоге спрятан нож, и орки лупили меня не только чтобы сломать, но и развлечения ради.

Свезенная орочьим кулаком скула горит огнем, правый глаз начинает заплывать, из носа течет кровь. Я жалок в их глазах, но последняя ночная крыса так просто не сдастся. Я страшился лишь пытки, но не смерти. Николас Гард еще скажет свое слово, дайте только ночи дождаться!

В тот миг я не подумал, что магия воровского бога окажется бессильна, если меня просто свяжут, а тем паче если буду уже под пыткой. Однако потом, спустя много времени, я буду благодарен провидению или, может быть, Харузу за то, что сила духа не покинула меня.

– Поднимите его, – велел немолодой орк. Он тоже поднялся.

Двое орков поставили меня на ноги. Я висел на них, уронив голову. Сил, чтобы стоять самому, почти не было. По подбородку потекла вязкая слюна. Меня обыскали. Сорвали камзол и даже стащили сапоги; хотели убедиться, что не припас новых сюрпризов. Одноглазый с удовлетворением оглядел меня. Босого, в одной рубашке да штанах, и избитого.