Зажигая звезды бесплатное чтение

Глава 1

Я вытираю слезы, которые не перестают стекать по моим щекам. Сегодня очередной день, когда мне не удалось оправдать ожидания отца. Папы. Я никогда не называю его отцом вслух. Только про себя и в плохие дни – такие, как сегодня. В другое время он всегда был папой, папочкой. Ведь в моей душе все еще теплится надежда на то, что когда-нибудь он будет мной гордиться.

Сегодня пришли результаты промежуточного итогового тестирования по математике – я набрала семьдесят шесть баллов из ста. Что, скажу я вам, вполне неплохо для человека, который не умеет складывать в уме двузначные числа и впадает в эпилептический припадок при слове «математика». Но папе на это абсолютно плевать. По его мнению, мое стабильное и счастливое будущее может обеспечить только поступление в Гарвард на направление «бизнес-администрирование».

Пять минут назад я прервала наш разговор и выключила телефон, потому что была не в состоянии вынести его очередную тираду о том, что мне нужно лучше стараться. Ведь вместо того, чтобы «танцевать в тряпке, которая еле прикрывает мой зад», мне стоит уделять больше времени подготовке к колледжу, потому что этих баллов недостаточно.

Недостаточно.

Это слово находится в списке моих триггеров, потому что меня всегда недостаточно для него. И он не забывает об этом напоминать.

До тренировки по балету остается пятнадцать минут – нужно успокоить нервы и перестать лить слезы, пока я не затопила весь первый этаж школы. Выходя из кабинки туалета, смотрю на себя в зеркало. Ужас. Мое лицо опухло, глаза покраснели, а нос… Господи, почему плачущие девушки в фильмах все равно остаются такими, будто только что сошли с обложки журнала? Я же выгляжу как алкоголичка со стажем, которая не планирует завершать свой увлекательный образ жизни.

Хвалю себя за то, что на мне нет макияжа, иначе сейчас бы все выглядело намного хуже. Я редко пользуюсь косметикой – она служит мне помощницей для создания сценического образа, но не более. Природа, либо же гены родителей, одарили меня неплохой внешностью: густые каштановые волосы, длинные черные ресницы, обрамляющие миндалевидные глаза зеленого цвета, темные брови, прямой нос и аккуратные черты лица. Я небольшого роста, но это скорее мое достоинство, чем недостаток, потому что благодаря ему мне удается с легкостью выполнять фуэте[1].

Подойдя к раковине, включаю воду и умываю лицо холодной водой – это немного помогает снять покраснение с глаз. Я чувствую, как прохладная вода успокаивает раздраженную кожу, а клубок напряжения постепенно распутывается. Вытерев лицо бумажным полотенцем, возвращаюсь взглядом к зеркалу.

Уже намного лучше. Волосы растрепаны, но это не критично. Мне приходится встать на носочки и отойти подальше, чтобы осмотреть свой внешний вид. Мой рост не позволяет сделать это вблизи, потому что зеркало висит слишком высоко, по крайней мере для меня.

Я делаю вдох и выдох, повторяя про себя фразу, которая является моим спасательным кругом: «То, что ты можешь принимать спокойно, больше не управляет тобой»[2]. Поклоняющаяся Конфуцию бабушка цитировала его все мое детство, но именно эти слова откликнулись и поселились в моей душе в надежде на то, что когда-нибудь он больше не будет мной управлять.

Успокоившись, стараюсь как можно скорее покинуть туалет и направиться в балетный класс, но не успеваю выйти за дверь, как врезаюсь в чье-то тело. Нет, не просто тело. Я точно знаю, кому оно принадлежит. Стоит мне уловить его запах, как мозг медленно, но верно перестает функционировать. Так всегда происходит, когда я оказываюсь рядом с ним. Он пахнет чистотой и свежестью, а точнее – хло'пком и ирисом. Да, мне пришлось провести определенные исследования, чтобы это выяснить.

Я медленно поднимаю глаза и, кажется, перестаю дышать. Черт, когда это уже закончится? В один прекрасный день у меня случится кислородное голодание из-за этого человека. Я смотрю в его ярко-голубые глаза – они напоминают мне сияние, которое обычно излучают галактики в космосе. Его русые волосы снова в беспорядке, губы плотно сжаты. Не то чтобы я этому удивлена: он никогда мне не улыбается и не ведет себя расслабленно или непринужденно в моем присутствии. На самом деле если быть объективной, то его выражение лица ни для кого не излучает доброту. Словно его жизненная цель – оттолкнуть от себя всех, кто умеет испытывать положительные эмоции.

Когда мы вместе, складывается такое ощущение, что он хочет отправить меня в ад, но если всмотреться в эти кристально голубые глаза, то в них никогда нет злобы, лишь пустота и боль.

Мои ладони крепко сжимают ткань его идеально выглаженной рубашки.

– Скучала, Бель?

Этот голос, пропитанный сарказмом, знаком мне с десяти лет.

Когда я хочу опустить руки, Леви опережает меня и, поморщившись, резко сбрасывает их, словно прикоснулся к грязи.

– Держись от меня подальше.

– Простите, ваше высочество. Или мне лучше называть тебя Чудовищем, если я Бель? – насмешливо спрашиваю я, стараясь скрыть в голосе дрожь. – Не обращайся ко мне так, придурок, и дай пройти! – выплевываю со злостью, которую на самом деле не ощущаю. Или ощущаю? Я уже ни в чем не уверена, когда дело касается этого человека.

Мы слишком долго играем в эту глупую игру, в которой хотим при каждом удобном случае уколоть друг друга. Просто чтобы было. Просто потому что понятия не имеем, как и почему наши улыбки померкли в один день девять лет назад.

Я пытаюсь – правда пытаюсь! – обойти это огромное тело, которое вросло в пол передо мной, словно дерево, которому уже лет двести, – с огромным стволом и корнями, о которые ты постоянно спотыкаешься. В такие моменты может показаться, что происходит падение с высоты: внутренности делают кульбит, но тебе все равно удается устоять на ногах. Так вот, Леви Кеннет – мое личное дерево, корни которого постоянно появляются у меня на пути. Он делает шаг в ту же сторону, что и я, опять преграждая мне путь.

– Осторожнее, Бель. Ведь если я чудовище, то, может, мне действительно стоит начать соответствовать ему? – говорит он, немного прищурив глаза и сжав челюсти так, что его скулы становятся еще острее.

– Спасибо за предложение. Пожалуй, твоей маски засранца и так вполне достаточно.

Я толкаю его в грудь, снова пытаясь обойти, и, спасибо Господу, на этот раз он не пытается меня остановить. Двигаясь дальше по коридору, мне приходится призвать все унции своего контроля, чтобы не обернуться.

– Почему ты плакала? – раздается позади меня его голос.

Я останавливаюсь в шоке от того, что он впервые задал мне действительно нормальный вопрос. Это полностью противоречит поведению Леви. Вдобавок по его интонации я чувствую, что он спрашивает… искренне.

– А почему тебя это волнует? – Все еще стоя к нему спиной, хмурюсь я в недоумении.

Он молчит. Тишина настолько оглушительна, что я слышу свой пульс, который бешено стучит у меня в ушах.

Невыносимо. Это все просто невыносимо и постоянно выбивает меня из колеи.

Я собираюсь пойти дальше в класс и покончить с этим странным диалогом. Но прежде чем моя нога успевает сделать хоть шаг, он тихо, будто в надежде, что его никто не услышит, произносит:

– Потому что твои слезы не может вынести даже такое чудовище, как я.

Но я его слышу.

Я возвращаюсь домой полностью опустошенной. Этот день проехался по мне, как асфальтоукладчик по неровной дороге. Как самый дерьмовый асфальтоукладчик, потому что я выгляжу ужасно как снаружи, так и внутри.

В нашем доме существуют негласные правила, которые никто не произносит вслух, но они буквально выгравированы у всех на лбу.

Первое правило: оцени обстановку, а потом действуй.

Второе правило: действуй, но думай, что делаешь и говоришь.

Третье правило: делай и говори не то, что хочешь ты, а то, что не спровоцирует ЕГО.

Вот и сейчас первое, что я делаю, – оцениваю обстановку. На кухне и в гостиной горит свет, а это означает, что вся семья дома. Вроде ничего подозрительного. На кухне, скорее всего, мама готовит ужин, а в гостиной папа смотрит телевизор, потому что в этот момент я слышу его крики:

– ЗАСУНЬ ЭТУ ШАЙБУ ЕМУ В ЗАД!

Я морщусь, представляя эту картину. Не думаю, что телевизор его слышит, но он, видимо, убежден в обратном. Если его любимая команда выиграет, то наш вечер будет хорошим. Забавно, как совершенно незнакомые люди, которые не являются членами твоей семьи, могут повлиять на то, будешь ли ты сегодня любимым ребенком.

Проходя на кухню, я сразу замечаю маму – она действительно готовит ужин. Ее темно-русые волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, черты лица расслабленные, но в глазах отражается задумчивость. Она выглядит великолепно даже в домашней одежде и фартуке, ее движения изящные и легкие. Моя мама безумно нежная и добрая душа – в ее объятиях даже самый разгневанный человек сможет укротить свой пыл. Наверное, поэтому они с папой уже столько лет вместе. Она единственная, кто может его успокоить, хотя бы иногда.

В воздухе витает прекрасный аромат… Что это? Не могу понять.

– Привет, мама. Что готовишь? Запах просто чудесный.

Она отрывает взгляд от плиты, и на ее лице расцветает улыбка.

– Аннабель! Привет, детка. – Она поворачивается ко мне, когда я подхожу и целую ее в щеку. – Готовлю? Ой, не думаю, что ты будешь счастлива услышать название этого блюда, но я обещаю – это будет вкусно!

Мама так искренне и взволнованно смотрит на меня, что я не могу не усмехнуться от того, как она переживает из-за обычной еды. Хотя в нашем доме это неудивительно.

– Мама, ты же знаешь, что я съем… Э-э-э… Что бы там ни было. Даже если это будет рыба.

– Ну что ж, теперь тебе действительно придется все съесть, потому что это рыба. – Из нее вырывается смех.

– О нет, я беру свои слова обратно. Черт, это несправе…

– Аннабель, язык, – прерывает она меня и поднимает указательный палец к губам в знак того, что мне нужно следить за своей речью. А затем кивает в сторону гостиной. Все мы понимаем, что это значит.

– Ладно. О мой бог! – наверное, излишне драматично продолжаю я. – Несправедливо делать так, что даже рыба пахнет вкусно! Признавайся, женщина, ты фея? – Я хмурюсь и с наигранным подозрением смотрю на нее.

– Ну, я бы назвала себя ведьмой. Красивой, умной и обаятельной ведьмой.

– И явно очень скромной. – Мы обе тихо смеемся.

Услышав приближающиеся тяжелые шаги, я замираю. Наш смех постепенно стихает. Папа заходит на кухню с озадаченным выражением лица.

– Что вас так развеселило? Аннабель, давай-ка поприветствуй отца. – Он выжидающе смотрит на меня.

Я подхожу к нему и целую в щеку, после чего говорю:

– Привет, папа. – Мой голос тихий, потому что я все еще пытаюсь оценить его настроение. – Представляешь, мама приготовила рыбу, и она безумно вкусно пахнет. Я считаю это абсолютным преступлением, потому что теперь мне придется ее съесть.

– Ты должна ее съесть в любом случае. Тут не ресторан, где есть много блюд на выбор. – В его тоне нет злости или гнева, но мое веселье моментально улетучивается.

– Да, папа. – Я делаю паузу, но затем продолжаю, стараясь разрядить обстановку: – Согласись, что мама обладает какой-то магией. Тебе так не кажется? Эта женщина говорит, что она ведьма. – Из нас с мамой снова вырывается тихий смех.

– О, она определенно ведьма! – Наконец он тоже присоединяется к нашему веселью.

Я радуюсь, но в глубине души понимаю, что ненормально настолько ждать и приветствовать любую его положительную эмоцию.

– Аннабель, позови свою сестру, будем садиться ужинать. – Мама смотрит на меня, вытирая руки полотенцем.

Я бегу к подножию лестницы, ведущей на второй этаж дома, и кричу:

– Авро-о-о-о-ора, спускайся! Проснись и пой, принцесса.

– Аннабель, так бы и мы могли ее позвать. Тебя слышат на другом конце Бристоля, – с укором произносит папа.

Мы усаживаемся за стол, но не приступаем к еде, дожидаясь Аврору.

– Извини, – вздыхаю я. – Но зато ее скорость увеличивается в два раза, если ее назвать принцессой.

– Кстати, о скорости. Почему ты только сейчас вернулась домой? Думаю, результаты теста были неутешительными и тебе нужно заниматься. Вместо этого ты где-то пропадала.

Я жую внутреннюю сторону щеки и с трудом, но выдерживаю его взгляд.

– У меня была тренировка.

Если раньше меня было слышно на другом конце Бристоля, то теперь себя не слышу даже я. Настолько тихо говорю эти слова. Слова, которые вообще лучше не произносить. Но он раскроет ложь быстрее, чем мне удастся ее придумать, поэтому сказать правду безопаснее. И вот я нарушила третье правило этого дома: сказала то, что его спровоцирует. Делаю вдох, готовясь принять все, что последует далее.

– Великолепно. – Он рассматривает меня, краска заливает его шею и поднимается выше, а в глазах зажигается огонь. – У тебя должна быть подготовка к поступлению в Гарвард, а не тренировка с кучкой не одаренных умом девочек в тряпках и мальчиков в лосинах. – С каждым словом его голос повышается, а лицо морщится.

Слова вылетают из меня раньше, чем мой мозг успевает отфильтровать их:

– Получается, что я тоже не одаренная умом, если состою в этой кучке неодаренных.

Вот и все – точка невозврата пройдена, остается только принимать последствия. Папа устремляет взгляд на меня и ударяет кулаком по столу. Если бы взглядом можно было убивать, я была бы мертва.

Мама вздрагивает, но остается спокойной и с натянутой улыбкой гладит его по спине.

– Дорогой, успокойся. Не стоит нервничать, у тебя больное сердце.

«У него его нет», – хочу сказать я, но оставляю это при себе.

– Ты… ты… – гневно пыхтит он, метая в меня молнии своими сузившимися глазами. – Ты позоришь нас. Меня. Я сделал все, чтобы моя дочь могла достичь высот, успеха, но она вытирает обо всех ноги и делает то, что ей заблагорассудится, не задумываясь о своей семье.

Гнев и обида переполняют меня, пульс стучит в висках. Я чувствую, как руки начинают дрожать, а слезы застилают глаза. Нет, нет, нет, я не могу заплакать, все станет только хуже – это еще больше его разозлит. Я не могу.

Гнев уступает место панике, воздуха становится все меньше. Здесь слишком душно. Мою грудь будто сжали невидимыми руками, и я не могу сделать ни единого вздоха. Тело каменеет, слух притупляется, а в глазах появляются черные точки от нехватки кислорода.

Теплые ладошки касаются моих щек, и мягкий голос слышится будто издалека. Я знаю этот голос: нежный, добрый, окутывающий своим теплом и медленно возвращающий меня в сознание.

– Анна, все хорошо, я здесь. – Аврора гладит меня рукой по щеке, а затем прижимается к ней своей. – Щечка к щечке, Анна.

– Щечка к щечке, Рора, – на выдохе говорю я, вновь обретая голос.

– Аврора, отойди от нее. Все в полном порядке, не нужно ее жалеть. Она очень хорошая актриса, не так ли, Аннабель? – произносит папа своим раскатистым басом, пытаясь скинуть руки мамы, которые безуспешно пытаются укротить его гнев.

– Майк, пожалуйста, это всего лишь мелочи. Давайте все успокоимся. Ты же знаешь, что она умница, будет заниматься и обязательно сдаст все экзамены на «отлично». – Мама смотрит на меня, взглядом давая понять, чтобы я не произносила ни слова. – Дай ей время. Она старается, разве ты этого не видишь?

– Недостаточно. – Он бросает на меня взгляд, в котором нет ничего, кроме разочарования, и выходит из кухни.

Вот так за пять минут наш вечер превратился в дешевое телевизионное шоу.

Добро пожаловать в семейство Андерсон.

Я лежу в своей кровати, мысленно возвращаясь к произошедшим за сегодня событиям. Узнав результаты теста, я сразу представила реакцию папы. Но одновременно с этим на меня почему-то обрушилось облегчение оттого, что балл не такой высокий. В таком случае я все-таки могу не пройти в Гарвард, а последовать своему желанию и поступить в учебное заведение моей мечты. «Королевскую академию танца» в Лондоне.

Вопрос «что сделает папа, если я не оправдаю его надежд?» моментально возникает в голове. Этот человек страшен не столько в гневе, вспыхивающем за долю секунды, сколько в методичном уничтожении каждой положительной эмоции. Он поглощает токсичностью любого, кто ему неугоден. Все должны быть идеальны. Идеальная красивая жена, преподносящая ему идеальный вкусный ужин в идеально чистом доме. Идеальная старшая дочь, беспрекословно следующая его требованиям. Идеальная младшая дочь, которая научилась молча проглатывать его агрессию, роботизированно выполняя каждую его прихоть с каменным выражением лица.

Папа никогда не применял к нам физическую силу, но порой эмоциональное насилие намного больнее. Раны, которые оно оставляет, никто не видит. Они не заживают и не покрываются коркой.

Роре всего одиннадцать лет. На ее долю также выпадет достаточно упреков, требований и высочайших стандартов нашего папы. Но она, возможно, умнее, чем я, потому что каким-то образом ей удается не доводить его до точки кипения одним лишь неверным словом. Если проанализировать, то чаще всего Аврора просто молчит. Отец громыхает и громыхает, стучит по столу, а она просто смотрит на него безжизненным взглядом, словно перед ней пустота. В конце концов он понимает, что не добивается от нее нужной эмоции, подпитывающей его требовательного, вечно голодного зверя, и успокаивается. А я, по своей глупости, продолжаю ему отвечать, лить слезы, показывать слабость, в которую папа с аппетитом вгрызается.

Прокручивая события дня словно кинопленку, я вспоминаю столкновение с Леви. Что он имел в виду, когда сказал, что не может видеть мои слезы?

Из меня вырывается страдальческий стон.

Я не понимаю этого человека уже на протяжении многих лет. Мне иногда кажется, что мы сами не знаем, почему перестали дружить и стали друг другу чужими людьми. Я никогда не испытывала к нему искренней ненависти, просто возвращала ему в ответ его же поведение. Может, такой способ взаимодействия стал единственным вариантом держать хоть какую-то связь? Почему мы пытаемся быть холодными, но при каждом столкновении – не важно эмоциональном или физическом – воздух вокруг нас становится горячим, как в преисподней?

Вопросы, ответы на которые из нас двоих, наверное, не может дать никто.

Я погружаюсь в воспоминания, возвращаясь в тот день, когда он впервые отверг меня.

Легкие горят оттого, как быстро мне приходится бежать за Леви. Он уже несколько недель не разговаривает со мной, да и вообще ни с кем. Я знаю, что в его семье случилось горе, но вдруг мне удастся его поддержать? Он мой друг, а друзья находятся рядом даже в самые трудные времена. Папа опять наказал меня, и теперь мне нельзя ходить куда-либо, кроме школы. Так было до тех пор, пока мама не встала на мою сторону. И вот сейчас, возвращаясь с тренировки, я заметила его. Мне нельзя упустить шанс поговорить с ним.

– Леви! – кричу я, задыхаясь.

Он оглядывается, а затем резко разворачивается и ускоряет шаг.

– Леви, стой!

На этот раз он останавливается и быстрыми резкими шагами приближается ко мне. Каждое его движение выглядит так, будто Леви готовится к борьбе. Я стараюсь не обращать на это внимания, сохранять спокойствие, ведь мы друзья, а не враги. Со мной ему не нужно бороться.

– Чего ты хочешь, Аннабель? – гневно выплевывает он.

– Аннабель? – удивленно переспрашиваю я.

– Да, это твое имя, не так ли? – зло усмехается он.

Леви никогда не называл меня Аннабель. Для него я всегда была Бель. Это будто означало, что он видит меня другой. Настоящей. Значит, я ошибалась. Для него Аннабель Андерсон такое же разочарование, как и для всех.

– Да, – тихо отвечаю я. – Ты прав.

– Чего ты хочешь? У меня нет на тебя времени. – Он постукивает ногой, отводя взгляд.

Раньше у него всегда было на меня время. Что я сделала?

Мой внутренний голос шепчет: «Ты просто недостаточно хороша для него. Открой глаза, папа всегда прав».

– Я-я… – Мой голос дрожит. – …просто хотела спросить, почему ты больше не хочешь общаться со мной? Знаю, тебе сейчас грустно, но, может, я смогу помочь?

– Ты? – Он усмехается, качая головой. – Никогда.

Слезы наворачиваются на глаза, но я сдерживаю их. Как Леви может так говорить? Мы всегда помогали друг другу. Это не тот мальчик, который всегда мне улыбался. Даже его плечи стали выглядеть иначе. На них словно лег груз всего человечества.

Резко во мне поднимается злость из-за того, как он со мной разговаривает. Я могу выдержать такой неприятный тон от отца, но не собираюсь выслушивать его от других.

– Знаешь что? Отлично! Ведь я помогаю только своим друзьям. – Может, эти слова произведут на него эффект и он одумается?

– Перестань помогать другим. Помоги себе. – Он разворачивается и, сделав шаг, снова останавливается. – Мне твоя помощь не нужна. Мне никто не нужен. Я справлюсь сам.

Гнев и обида ползут по моей коже, вызывая зуд. Мне кажется, меня пнули в живот, выбив весь воздух. Леви уходит, и я собираю всю свою гордость, которая валяется осколками на асфальте, крича ему вслед:

– Ты прав, для тебя я теперь только Аннабель и никак иначе!

– Отлично! Тогда буду звать тебя Бель.

Я помню, что все изменилось, когда нам было десять лет. Примерно тогда давление отца стало сильнее. С каждым годом он был требовательнее, а я – отстраненнее. Леви всегда смотрел на меня глазами, полными надежды и веры. Но потом мы оба сломались: он погряз в своем горе, а я – в страхе и неуверенности. Мне казалось, что десятилетняя девочка не может принести радость в жизнь мальчика, ведь она не могла порадовать даже родного отца.

Недостаточна. Для всех.

Глава 2

Мой отец нечасто общается со мной, поэтому его телефонный звонок в это субботнее утро застал меня врасплох. Я уже давно не жду его внимания, ведь дни Генри Кеннета наполнены самыми разными заботами: на завтрак – бизнес, на обед – политика, на ужин – благотворительность, а на десерт – выпивка и игра в покер. Сами понимаете, что для меня в этом меню не остается места.

Я подхожу к его кабинету и делаю несколько вдохов и выдохов, не понимая, почему у меня все еще учащается пульс перед каждым нашим разговором. Давно пора смириться и принять положение вещей, на которое никто из нас не может повлиять.

Постучав в дверь, я жду его высокомерного «Войдите», которое прозвучит через три… два… один…

– Войдите!

Как можно непринужденнее я захожу в кабинет, пытаясь не выдавать своего волнения. Отец сидит за столом из красного дерева, уставившись в бумаги, и совершенно никак не реагирует на мое присутствие. Его волосы такого же русого цвета, как у меня, идеально уложены. Он одет в белую рубашку и один из тысячи костюмов, сшитых на заказ. В кабинете царит безупречный порядок и пахнет чем-то цитрусовым. Свет из панорамных окон играет на хрустальной люстре, отбрасывая множество солнечных зайчиков на стены. Если бы я не знал, что владелец этой комнаты такой же холодный, как Северный Ледовитый океан, то подумал бы, что здесь довольно приятная атмосфера. Но нет, несмотря на внешнюю красоту кабинета, я не могу чувствовать себя в нем комфортно.

Решив первым прервать это затяжное молчание, я говорю:

– Здравствуй, папа.

Он медленно отрывает взгляд от бумаг и бросает его в мою сторону, осматривая с головы до ног и оценивая внешний вид своего сына. Конечно, семейство Кеннет должно быть идеальным как внутри, так и снаружи, но только для окружающих.

Удовлетворившись моим внешним видом, он отвечает:

– Привет, Леви. Ты был у матери.

Утверждение, а не вопрос. Отец вообще редко задает вопросы – он не спрашивает, а требует. Ставит задачи и ждет результата.

– Да, был. Было бы странно не прийти к ней в день ее собственной смерти, не думаешь? Мы мило поболтали. Прости, но привет от тебя не передал, да она и не спрашивала.

Я пытаюсь говорить как можно беззаботнее, но чувствую, как во мне закипает кровь. Гнев на него и на самого себя начинает поглощать меня. Этот день никогда не был для него настолько важен, чтобы отложить свои дела. Смотря в его глаза, которые не отражают никаких эмоций, я думаю о том, что они такие же голубые, как мои. Это абсолютно не радует, потому что мне кажется, что когда-нибудь я стану таким же холодным, как и он. Если уже не стал. Отец не виноват в смерти мамы. Именно я являюсь тем, кто несет на себе этот груз.

Чудовище.

Усмехаюсь про себя и вспоминаю наш разговор с Бель. Только она могла после рыданий в туалете выйти и съязвить мне, обозвав чудовищем. Должен признать – один-ноль в ее пользу. Я даже не знаю, зачем вообще там стоял, подпирая стену на протяжении получаса, как какой-то охранник. Абсолютно точно не для того, чтобы сделать ее день еще хуже, но… как обычно, не получилось.

– Я бы попросил тебя следить за языком. Никто не говорит, что ты не должен был ходить к ней. Я просто переживаю за тебя в этот день. – Вздыхая, папа качает головой. – Каждый день, – уверенно добавляет он.

На секунду мне кажется, что не все потеряно, но потом я опять встречаюсь с его ледяным взглядом.

– Ты только для этого меня позвал или у тебя есть что-то еще? – безразлично спрашиваю я.

– Тебе уже девятнадцать, а это значит, что ты можешь присутствовать на собраниях акционеров и набираться опыта. Также у нас проходит множество благотворительных и спонсорских мероприятий, которые тебе не мешало бы посещать, чтобы люди знали моего сына в лицо. Понимали, кто будет во главе следующим. – Он смотрит на меня в ожидании ответа. Ответа, в котором уверен.

Я давно смирился и принял положение дел, поэтому его предложение не стало для меня неожиданностью. Нет, не предложение – он не предлагает и не дает мне выбор. Он четко говорит, что от меня требуется.

Возвращаясь из своих мыслей, я отвечаю:

– Хорошо. Дай знать, когда я буду нужен. Я свободен?

– Да, и не впадай в крайности. Сегодня особенный день.

Особенный день, который он проводит, сидя в кабинете за работой, а не в единственном месте, где ему положено быть.

В качестве ответа я просто киваю и направляюсь к двери. Обернувшись в последний раз, вижу, что он вернулся к своему занятию и опять смотрит во множество бумаг на столе.

Не произнося ни слова, выхожу из кабинета и иду к выходу из дома. Здесь слишком душно, слишком много вины, которая накрывает с головой, слишком много воспоминаний, связанных с мамой, слишком больно. Просто слишком.

Я пытаюсь как можно скорее добраться до улицы, чтобы вдохнуть свежий воздух, потому что чувствую, как грудь начинает спирать, и в ней остается слишком мало места для легких. Для сердца.

Этот дом невероятно большой для единственных двух людей, которые здесь проживают. Он выполнен в викторианском стиле – мама лично выбирала и заказывала каждую деталь интерьера, начиная от цвета стен и полов, заканчивая мебелью и предметами декора. Она вложила сюда свою душу, наполняя каждую комнату теплом и уютом, но все это ушло вместе с ней. Как и часть меня.

Я буквально выбегаю из дома и наконец делаю глубокий вдох, закрывая глаза. Простояв так несколько минут, чувствую, как дыхание начинает выравниваться, а ритм сердца замедляется. Этого мало – мне нужно очистить свои мысли и вновь обрести контроль над собой. Поэтому я направляюсь в единственное место, которое приводит меня в чувство на протяжении многих лет. К ущелью Эйвон.

Дорога не занимает много времени: в Бристоле все находится относительно рядом. Чтобы подняться к Клифтонскому мосту, мне приходится оставить машину и продолжить путь пешком. Забираясь все выше и выше, я ощущаю, как усиливается ветер и затихает шум города. Мое место находится не на самом мосту, а недалеко от смотровой площадки, выше. Отсюда открывается потрясающий вид, в котором можно раствориться и на мгновение почувствовать себя живым.

Меня поражает сила этого места, величие этой архитектуры. Возможно, именно поэтому я никогда не был против того, чтобы в будущем возглавить компанию отца. GK Group занимается архитектурой и строительством театров, резиденций и зданий, которые не должны нарушать исторический вид городов. Безусловно, в их направления входит и постройка современных сооружений, но мой интерес вызывают те проекты, где я могу почувствовать энергетику и изучить историю строения.

Приближаясь к моему месту, я вижу ее. Бель. Почему именно в этот день судьба решила сыграть со мной злую шутку?

Запрокидывая голову и поднимая взгляд к небу, я усмехаюсь и шепчу:

– Неплохо сыграно.

Черт, ведь это не только мое место. Когда-то оно было нашим. Нас водили сюда еще детьми. Отдалившись от группы, мы случайно забрели сюда и просидели тут около часа, разговаривая обо всем и ни о чем до тех пор, пока нашу пропажу не заметили.

Именно здесь я почувствовал, что она другая: со своими странностями, слишком правильная, но в то же время обладающая необузданной энергией, которая всегда плескалась в ее в глазах, но никогда не выходила наружу. Бель была одновременно холодной и горячей. Мне хотелось вытащить наружу ее скрытое пламя, потому что я был уверен, что она загорится ярче всех звезд. Но вместо этого я наблюдал за тем, как с каждым годом в ее глазах становилось все меньше огня и больше печали. Она медленно затухала, а я ничего не мог с этим сделать, потому что в тот момент в моей собственной душе образовалась дыра. И мне не хотелось тянуть Бель за собой.

Мы не могли помочь друг другу, будучи еще детьми, потому что мне нужно было ее тепло, а ей – моя вера. Поэтому мне пришлось выбрать путь, который был, возможно, ужасным, возможно, болезненным. Но я всегда знал, что смогу сделать так, чтобы каждый из нас существовал в своем мире.

Не могу сказать, что мое решение было верным, ведь, несмотря на то, что я стал ее врагом, она оставалась моей одержимостью. Мои веки тяжелеют от воспоминаний прошлых лет.

Сегодня день рождения Бель, ей пятнадцать.

Пятый год подряд, когда я не имею права поздравить ее.

Пятый год подряд, когда я веду себя как придурок.

Пятый год подряд, когда ее улыбка направлена не на меня.

«И ты это заслужил», – шепчет вина внутри меня.

«Да», – соглашаюсь с ней.

Страх и вина стали если не близнецами, то дальними родственниками, которые живут во мне и отравляют жизнь. Одно чувство стало продолжением второго. Ощущение их внутри меня настолько интенсивное, что вина становится почти наркотиком, который требуется для напоминания о том, кто я есть. А страх – это не та эмоция, которую можно легко преодолеть, даже если мне хочется от нее избавиться.

Я боюсь. Боюсь, что стану для нее не спасательным кругом, а балластом, который потянет на дно.

Поэтому я продолжаю стоять и смотреть, как Бель утопает в теплых (на мой взгляд, даже слишком теплых) объятиях своего друга Лиама.

Черт.

Я ударяюсь головой о шкафчик и оглядываюсь, чтобы проверить, не привлек ли к себе внимание. Злость и агрессия текут по моим венам, заставляя сердце перекачивать все эти дерьмовые эмоции.

Я хочу получить сто ударов плетью, лишь бы уже наконец-то изменить свое отношение к Бель и перестать чувствовать потребность, которая каждый раз заставляет меня к ней приблизиться.

Мои шаги быстрые и резкие, почти на грани бега.

Остановись!

Поздно.

Я толкаю плечом Лиама, и он отшатывается от Бель. Наконец-то между ними появляется расстояние.

Дышать становится легче.

– Ой, как неловко! Видимо, я задумался. – За эти годы я стал профессиональным актером.

Лиам сканирует меня презрительным взглядом, а Бель выглядит так, словно ей залили в рот кислоту.

– Тебе есть чем думать? – спрашивает Лиам.

Я игнорирую его и встречаюсь взглядом с Бель, теряясь в глубине зелени ее глаз. Мне хочется каждый раз вступать с ней в стычки, хотя бы только для того, чтобы помнить этот цвет. Тысяча вопросов висит в воздухе между нами, но никто не произносит ни слова.

«Просто уйди и промолчи!» – кричит мне здравая половина мозга.

«Давай, ты сможешь опять сыграть свою роль», – шепчет больная часть меня.

– Тебе отец разрешил обниматься с парнями после уроков? – Я указываю пальцем на выход из школы. – О… посмотри, а вот и он. Ждет момента, когда сможет сделать твой день рождения лучше.

Страх искажает черты ее лица, а я готов пропустить себя через мясорубку.

Она оглядывается, но, конечно же, там никого нет. С тяжелым выдохом Бель возвращает взгляд ко мне, и теперь в ее глазах играют языки пламени.

– Закрой рот! – восклицает она.

– Обязательно, Бель. Надеюсь, в свои пятнадцать ты перестанешь оглядываться через плечо. Если только не с целью найти меня. Я всегда за твоей спиной. – Я произношу эти ядовитые слова и сразу же хочу вырвать себе язык.

Я действительно всегда за ее спиной, но не для угрозы, а чтобы поймать, когда она будет падать.

– Пошел к черту, – шипит она, и блеск ее глаз завораживает. – И не называй меня так!

Цель достигнута, и я удаляюсь по коридору с чувством тошноты и желанием броситься с небоскреба. Мне нужно сделать лишь один шаг, чтобы пойти к ней навстречу. Попытаться вернуть ее в свою жизнь. Но вместо этого я продолжаю тонуть в одиночестве, потому что так проще и безопаснее. В первую очередь для нее.

– С днем рождения, Бель. Сияй с каждым годом сильнее. – Мой шепот никто не слышит.

Я задевал Бель разными обидными фразами, но никогда не пересекал черту: сердце не выдержало бы ее слез, пролитых из-за меня. Моя агрессия всегда была каким-то извращенным способом сопротивления все еще теплым чувствам, которые она умудряется вызывать во мне. Я никогда не испытывал к ней ненависти, лишь усердно пытался внушить это себе, чтобы держаться от нее подальше.

Ведь мне не за что ее ненавидеть. А вот себя есть за что.

Бель сидит лицом к ущелью и что-то пишет в блокноте. Остановившись в нескольких шагах от нее, я задерживаю дыхание, чтобы произвести на девушку нужный эффект. Сократив оставшееся расстояние, оказываюсь прямо у нее за спиной, после чего наклоняюсь и шепчу ей на ухо:

– Скучала по мне, Бель?

Она подпрыгивает так резко, что я буквально в последнюю секунду уворачиваюсь от того, чтобы ее плечо не сломало мне нос. Встав на ноги и поймав равновесие, Бель смотрит на меня своими огромными глазами, которые, кажется, готовы просверлить во мне дыру. Ее щеки начинают краснеть от злости, когда к ней приходит осознание того, кто стоит перед ней. Каштановые волосы развеваются на ветру, руки сжаты в кулаки, а дыхание сбивается. Вот они – ее эмоции. Ее истинная натура.

Она делает шаг ко мне и ударяет меня ладонью в грудь.

– Ты совсем больной? Или просто играешь эту роль? У меня чуть сердце не остановилось, я уже успела себя похоронить. Я подумала, что это какой-то маньяк, который хочет отрезать мне пальцы и съесть их на ужин! – С каждым словом она все больше повышает голос, ее лицо уже пунцово-красное. Если это не лучший момент моего дня, то я не знаю, что это.

– Маньяк? Отрезать пальцы? – Я пытаюсь сдержать смех и улыбку, которые так и рвутся наружу. Нельзя допустить, чтобы мой серьезный и непробиваемый образ был разрушен из-за ее сумасшествия.

– Ох, заткнись. Ты же прекрасно знаешь, что обычно все так и происходит. – Она продолжает смотреть на меня так, будто ожидает, что я действительно с ней соглашусь.

– Знаю? Кто я, по-твоему, раз знаю такие подробности? Маньяк? – Наклоняюсь и тихо произношу около ее уха: – Но знаешь, что намного интереснее? Откуда эти подробности знаешь ты?

Ее аромат окутывает меня, и кажется, что он начинает перекрывать мне кислород.

Боже. Я думал, что все будет проще.

– Это факты. Чистые факты, которые знают все. Если ты забыл, то мой папа работает в полиции, – отвечает она на выдохе, жестикулируя рукой перед моим лицом.

Я отстраняюсь от нее, пока мозг не перестал нормально функционировать, после чего говорю:

– Ты права. Как я мог забыть, что такой человек, как ты, основывается только на фактах и прочем рациональном дерьме? О, конечно, твой папа. Детектив Андерсон все еще пытается привить свою педантичность, от которой тебя тошнит?

– Пошел ты! – выплевывает она со злостью, а из ее глаз чуть ли не летят искры.

Я наслаждаюсь каждой ее эмоцией, и мой член сразу же реагирует на это. Великолепно.

Бель пытается обойти меня, но я хватаю ее за руку. Секунду мы молча смотрим друг на друга, пребывая в шоке от моего действия. Вероятно, мама посылает с небес какие-то сигналы, призывая меня наконец-то перестать быть мудаком, потому что, когда Бель хочет сделать шаг назад, я говорю:

– Останься.

– Что? – Она растерянно хлопает глазами, определенно думая о том, что я тронулся рассудком.

– Останься. Ты не должна уходить отсюда только потому, что тут появился я. Обещаю, что не скажу тебе ни слова и не потревожу.

Осознавая, что все еще держу Бель за руку, резко отпускаю ее и делаю шаг назад.

– Хорошо, – медленно говорит она, будто ожидая того, что где-то есть подвох. – Я останусь, но не дай бог, из твоего рта вылетит хоть еще одно слово. Держи все свои дурацкие комментарии при себе. – Она грозит мне указательным пальцем.

Я просто киваю, сдерживая усмешку.

Мы садимся около большого валуна, опершись на него спиной. Никто из нас не произносит ни слова, но это не угнетающая тишина, а умиротворяющая. Есть люди, с которыми приятно молчать – с ними просто достаточно быть рядом.

Я откидываю голову, закрываю глаза и теряю счет времени. Не знаю, сколько мы так сидим, но в один момент я чувствую, что на мои колени что-то приземляется. Опустив взгляд, вижу фиолетовый блокнот и ручку. Открываю его на странице, где написано:

«Ты обещал не произносить ни слова, но это не запрещает тебе их написать. Почему ты здесь?»

Сначала я усмехаюсь про себя из-за ее находчивости, но потом возвращаюсь к вопросу и снова чувствую боль в сердце. Рефлекторно рука потирает левую сторону груди. На секунду мне хочется проигнорировать ее вопрос, но почему-то я ничего не могу поделать со своими пальцами, которые уже держат ручку и пишут ответ:

«Сегодня день смерти мамы, а это единственное место, где я не чувствую вину за то, что жив».

Закончив, я передаю ей блокнот, и она сразу же устремляет взгляд на мой ответ. Сердце стучит слишком быстро в этот момент. Чувствую, как пот выступает на лбу, а руки становятся холодными. Я никогда не говорил с ней об этом.

Черт.

Я вообще ни с кем не говорил об этом. Мое дыхание становится прерывистым. Нет, нет, нет, не нужно было ей говорить.

Это все изначально было плохой идеей, я не должен изливать ей здесь свою душу. Не должен подпускать ближе, ведь это вызовет привыкание.

Из мыслей меня вырывает очередное прикосновение. Мне приходится собраться с духом, прежде чем взглянуть на ее ответ:

«Я знаю, мне очень жаль. Я готова разделить твою боль».

Ее рука касается моей и мягко сжимает.

Глава 3

Мы сидим на нашем месте примерно два часа, а может, и больше, в полной тишине. Я все еще смотрю на ее слова:

«Я готова разделить твою боль».

Они эхом отдаются в моей голове, раз за разом. Я могу даже представить голос и интонацию, с которой она могла это сказать, но не сказала. Написала. Возможно, это тот способ общения, который может нам подойти.

Слова продолжают крутиться в моей голове. Я чувствую ее тепло рядом со своим телом – запах лимона и апельсина окутывает меня с ног до головы. Или грейпфрута и мандарина. Или, черт возьми, чего бы то ни было. Он проникает мне под кожу, забираясь в самые отдаленные участки. Мне жарко. Я нагреваюсь изнутри, но не понимаю, что все это значит и как с этим бороться.

Повернув голову, я вижу, что она смотрит на небо. Вернее, мне показалось, что она смотрит – на самом деле ее глаза закрыты. Мое дыхание учащается, когда взгляд скользит вниз по ее аккуратному лицу, пухлым губам, которые приоткрываются, но затем плотно сжимаются.

Она чувствует мой взгляд?

Мои глаза путешествуют дальше по ее тонкой шее, которая чуть дергается, когда она сглатывает. Ее ключицы – гребаное произведение искусства. Они настолько изящны, что Ренуар возбудился бы за считаные секунды, будь она его музой. Ее грудь поднимается и опускается в такт дыханию, но слишком быстро. Она дышит прерывисто.

О, Бель определенно чувствует мой взгляд, теперь я в этом уверен. И по какой-то невиданной причине в моей груди появляется трепет оттого, что я на нее так влияю.

Но самое главное то, что она влияет на меня намного больше. И это пугает. Мой разум затуманен – это вызывает гнев. На нее, на самого себя. Она ничего не сделала, но опять забирается внутрь меня и пытается ухватиться своими руками за то, что я не собираюсь показывать ни единой душе.

Я рычу и вскакиваю на ноги.

Она вздрагивает, открывает глаза и устремляет взгляд на меня.

– Вставай, – говорю я сквозь стиснутые зубы. Челюсть напряжена до боли в висках. – Я отвезу тебя домой, уже поздно и темно.

Что. Я. Несу. Вот оно: доказательство того, что все здравомыслящие клетки в моем теле находятся явно не в мозге. Серое вещество быстрым темпом превращается в розовое, а точнее – в фиолетовое. В точно такой же цвет, как этот чертов блокнот.

Бель встает, не произнося ни слова. Почему она молчит? Хочется ли мне, чтобы она что-то сказала?

Нет, не хочется, – уверяю я себя.

Она поднимает блокнот и засовывает его в сумку, после чего разворачивается, откидывает густые каштановые волосы и легкой, непринужденной походкой направляется в сторону парковки.

Что ж, уходит она по-королевски.

Я следую за ней, но держусь на расстоянии. И наконец-то мое тело немного расслабляется. В легкие начинает поступать кислород, а не запах цитрусовых.

Спасибо.

Она останавливается около моей машины и ждет. Черт, эта девушка еще пару часов назад боялась, что ее пальцы съедят на ужин. А сейчас она покорно, с невозмутимым видом стоит и готовится к тому, что я отвезу ее домой. Ни единого слова против. Ни единого замешательства в глазах.

Что это? Доверие?

Мы каждый раз общаемся так, будто готовы убить друг друга на месте. Я мог бы спокойно выбросить ее сладкий зад где-нибудь около обочины на съедение волкам.

Интересно, в наших лесах водятся волки?

Сконцентрируйся.

Почему она все еще мне доверяет, если порой я не доверяю сам себе?

Она ждет, когда я открою ей дверь. И я, черт возьми, открываю. Гребаный джентльмен.

Бель садится в машину и тянется к ручке, чтобы захлопнуть дверь, но я ее опережаю и закрываю сам. Оббегаю капот и сажусь внутрь. Мне требуется пара минут, чтобы собраться с мыслями.

– Пристегнись, – указываю я и жду, пока она пристегнет ремень безопасности, после чего с глубоким выдохом трогаюсь с места.

Едем мы также в полнейшей тишине. Боковым зрением я вижу, как она жует щеку и нервно перебирает пальцы, надавливая подушечкой большого на остальные. Почему она начала нервничать? Мы даже не разговаривали. Десять минут назад она была абсолютно спокойна.

– Ты нервничаешь, – констатирую факт, потому что не хочу, чтобы она придумывала отговорки.

– Что?

Она заговорила. Наконец-то.

– Ты нервничаешь. – Поворачиваю голову и смотрю прямо ей в глаза. И сейчас там полнейшая паника. Нет того спокойствия, что было раньше.

– Кхм. – Она откашливается, прежде чем произнести: – Я должна была вернуться домой несколько часов назад.

Просто великолепно, мать вашу. Ее отец оторвет мне яйца прямо на их чертовой подъездной дорожке.

– Почему ты не ушла?

– Потому что не хотела, – пожимает плечами она.

Я тоже не хотел, чтобы она уходила.

– Но ты могла бы прийти домой вовремя. Сейчас ты переживаешь, что опоздала, хотя сама решила остаться. Это же не из-за меня? – Последнюю фразу я бросаю с усмешкой, но в глубине души надеюсь, что из-за меня.

– Тебе когда-то говорили, что у тебя мания величия? – огрызается она. – Не только тебе хорошо в том месте, и это чудо, что мы смогли просуществовать там вместе так долго. И я была рада. – Она прерывает свой нескончаемый поток слов, и ее голос смягчается: – Я была действительно рада составить тебе компанию в этот день. Но сегодня мне тоже было тяжело. Поэтому я и оказалась там.

Она была рада составить мне компанию.

И как мне с этим теперь работать? Я всегда мог справиться с тем, что она мне не рада. Но как обращаться с тем, что она рада моей компании?

Я понятия не имею.

– Хорошо, – единственное, что мне удается выдавить из себя.

Мы едем еще несколько минут, после чего останавливаемся около ее дома.

Я смотрю вперед, она – в боковое окно. Никто не шевелится.

Что нужно делать в таких ситуациях? Может быть, есть какое-то пособие для чайников «Как обращаться с девушкой, которая соблазнительна, как грех, но ты полный придурок и ведешь себя с ней как настоящее дерьмо?»

Мое лицо бы изобразили на обложке этой книги.

– Спасибо, что подвез, Леви. – Бель прерывает тишину и смотрит на меня.

Когда она начинает тянуться к дверной ручке, я наклоняюсь и перехватываю ее ладонь. Мы смотрим на наши руки, а затем поднимаем глаза друг на друга.

Я прочищаю горло, прежде чем заговорить.

– Спасибо. – Мой голос растерял всю уверенность. – Спасибо, что была со мной.

Она ничего не говорит, а я продолжаю смотреть в эти бездонные зеленые глаза. Они пленяют меня, заковывают в наручники, и именно поэтому, наверное, мне все еще не удается отпустить ее запястье, где я чувствую учащенный пульс.

Она первая прерывает зрительный контакт и отвечает:

– Не за что, ты тоже в какой-то степени мне помог. Я не была одинока.

Я тоже.

– У тебя все будет в порядке? – Я делаю паузу. – Не будет проблем с тем, что ты опоздала?

Бель опять жует щеку, а затем отвечает:

– Не знаю, но я смогу с этим справиться.

Почему мне не хочется, чтобы она с этим справлялась? Вернее, намного лучше, если Бель сможет с этим справиться. Я просто не хочу, чтобы ей приходилось это делать.

Мы опять погружаемся в тишину, продолжая смотреть друг на друга со множеством противоречивых эмоций в глазах.

– Почему мы такие, Леви? – еле слышно спрашивает Бель.

Я слишком долго думаю над ответом, ведь единственное, что хочется сказать: «Потому что я глуп. Потому что пристрастился к одиночеству. Потому что я хочу тебя вернуть, но боюсь».

– Потому что я от тебя отказался. – Моя грудь болит от каждого вдоха.

Бель ничего не отвечает, выходит из машины и направляется к дому.

А я ее не останавливаю.

Два-ноль в ее пользу.

Глава 4

Около семи утра в понедельник я бегу на тренировку, которая начнется через пять минут. В моем распоряжении будет полтора часа, чтобы полностью раствориться в балете, прежде чем отправиться на математику, вызывающую тошноту.

С вечера субботы тело совершенно меня не слушается, все валится из рук, а в голове полный бардак. В моих мыслях постоянно прокручиваются все события: мы около ущелья, наша переписка. Если, конечно, три предложения можно назвать перепиской. Его взгляд, который расплавлял каждую кость в моем теле.

Наверное, Леви думал, что сможет остаться незамеченным, когда прожигал меня своими голубыми глазами. Но, черт возьми, как можно не почувствовать, что вас бросили на раскаленные угли? Хочу отдать себе должное: я отлично держалась и не подавала виду.

По крайней мере, мне хочется в это верить.

Он проводил меня домой. Леви-гребаный-Кеннет проводил меня домой! Мне казалось, что я находилась в какой-то параллельной вселенной, где парень открывает мне дверь автомобиля. Потому что если бы это была наша вселенная, он переехал бы меня на своем «Ауди» и уехал в закат.

«У тебя все будет в порядке?»

Конечно же, нет. И это не имеет никакого отношения к тому, что мне пришлось где-то час терпеть оглушающие крики папы из-за того, что я ослушалась его. И, о мой бог, опоздала домой. Как и сказала, я могу с этим справиться. С чем Аннабель Андерсон не может справиться, так это с какой-то потусторонней версией Леви Кеннета.

Мне хочется найти у себя в голове какую-то кнопку по типу «очистить кэш», чтобы просто перестать так часто думать об этом.

Я возвращаюсь из своих мыслей и замечаю, что стою в пачке в раздевалке балетного класса. Превосходно, теперь мне удается не замечать происходящее вокруг.

Твою мать, Аннабель, возьми себя в руки.

Тренировка проходит просто ужасно. Мое тело существует отдельно от разума. Не знаю, сколько раз я чуть не заехала в лицо своему партнеру Лиаму локтем или ногой.

– Что с тобой, красавица? – спрашивает он, когда я стою у окна и пытаюсь прийти в себя, прежде чем пойти в раздевалку.

Его волнение можно понять, ведь мы лучшая пара класса. Наши движения всегда идеально синхронизированы, в них есть легкость, но в то же время твердость и уверенность. Сегодня же все мои мышцы будто налиты свинцом. Я была недостаточно хороша и подвела его. Стыд и обида на саму себя накрывают меня с головой.

– Все в порядке, – вру я. – Прости, Лиам, мне очень жаль. Я подвела тебя. Знаю, ты очень усердно работаешь ради поступления. Мне нужно быть более собранной. Обещаю, этого больше не повторится, я…

В руках появляется дрожь, и я нервно пытаюсь пригладить волосы, хотя они собраны в идеальный пучок.

– Аннабель, ты чего? Все в порядке. Ты ведь человек, невозможно быть всегда на высоте. У всех нас случаются взлеты и падения, это нормально. Ненормально стремиться к недостижимому совершенству, которого не существует, и ругать себя за каждую ошибку. – Он берет мои руки в свои, вздыхая. – Я знаю, что ты талантливая балерина. Ты трудишься больше всех, несмотря на то, что, возможно, тебе даже не удастся поступить. Не цени себя меньше, чем ты стоишь. Иногда, как бы мы ни старались заставить наше тело и эмоции работать на нас, все равно ничего не выходит. Это и отличает людей от роботов.

Лиам не только мой партнер, но и друг. Он знает о моих разногласиях с отцом по поводу колледжа, но не знает, насколько все плохо.

– Спасибо, – хриплю я. – Правда спасибо. – Прочищаю горло и вздыхаю, пытаясь успокоиться. – Ты хороший друг, Лиам.

Я обнимаю парня, затем запрокидываю голову, чтобы посмотреть в его глаза.

– И лучший партнер на свете.

– О, я знаю это, детка. – Он смеется и обнимает меня, затем подхватывает и немного кружит.

Я хихикаю в ответ.

Лиам все еще держит меня в руках, когда я поворачиваю голову к открытой двери. Мое веселье тут же испаряется.

Леви стоит в коридоре и смотрит прямо на нас, а точнее, на руки Лиама, которые, по ощущениям, находятся прямо у меня под задницей.

Я никогда не заботилась о прикосновениях и заигрываниях Лиама, мы очень давно с ним дружим. И у меня ни разу не возникало сомнений, что за этим может скрываться что-то большее. Я думаю, в какой-то степени это просто образ Лиама, которому он пытается соответствовать.

Команда по плаванию проходит мимо Леви, но он все еще стоит и не следует за ними – его взгляд сканирует нас. Руки сжаты в кулаки. Грудная клетка расширяется от каждого глубокого вдоха. Один из его друзей по команде останавливается и похлопывает Леви по плечу, что-то тихо говоря на ухо.

Я осторожно выбираюсь из объятий Лиама, но остаюсь на месте. Еще секунду мы с Кеннетом смотрим друг на друга, а затем Леви сбрасывает руку парня, отворачивается и широкими шагами уходит прочь.

Я же остаюсь прикованной к месту. Лиам трогает меня за плечо и говорит:

– Давай, Аннабель, пойдем. Скоро начнется урок, и если мы опоздаем, то мисс Грант высосет из нас душу.

«Со мной уже это сделали», – хочу сказать я, но молчу.

Урок математики – это худшее, что может случиться сегодня или в любой другой день. Я ненавижу числа, цифры, а также знаки умножения, деления, уравнения, задачи и все прочее дерьмо. Каждый урок мисс Грант начинает с разминки, как она это называет. Я же называю это поездкой в ад. Каждый раз она вызывает несколько человек к доске, где они под ее диктовку должны записать и вычислить значение различных примеров в уме. Нельзя делать абсолютно никаких письменных заметок.

Как думаете, насколько успешно я справляюсь с этой разминкой? Правильно, я позорюсь каждый долбаный раз. Обычно смешки в классе начинаются еще до того, как я успеваю дойти до доски, потому что даже одноклассники подозревают, что мой лучший друг – это калькулятор.

Абсолютно не помогает ситуации то, что в моем классе по математике на протяжении всех лет сидит парень с хронически недовольным выражением лица. Леви силен во всех этих формулах, графиках и прочей ереси. Неудивительно, ведь он собирается стать архитектором. Это не балет, где от математики требуется лишь счет такта.

У Леви острый ум, наблюдательный глаз и до ужаса красивое телосложение пловца. Последняя черта никак не относится к его математическим способностям. Каждое утро, я вижу, как он вальсирует в сторону школьного бассейна, чтобы усовершенствовать свою… плавучесть?

Боже, Андерсон, опять не о том думаешь.

Я вздыхаю и начинаю молиться всевозможным богам, чтобы сегодня выбор мисс Грант пал не на меня.

– Всем добрый день, – улыбается она.

За этой улыбкой скрывается дьявол, я уверена.

– Сегодня, как обычно, начнем с нашей любимой разминки.

Да-да, определенно любимой.

Я жую свою щеку, на которой скоро не останется живого места, и нервно жду ее следующих слов.

Дорогой Бог, если ты существуешь, молю тебя – избавь меня от этого. Помоги мне, и тогда я обещаю убрать из своего лексикона фразу «черт возьми».

– Аннабель Андерсон, прошу, продемонстрируйте нам свои таланты.

Черт возьми. Недорогой Бог, на всех правах оставляю эту фразу себе.

Глава 5

Я сижу на уроке и пытаюсь угомонить свои разбушевавшиеся нервы. Гнев переполняет меня с того момента, как я увидел, что этот ублюдок Лиам обнимает и трогает ее своими руками. Руками, которые следовало бы вырвать из его гребаных плеч. Прикасался к ней там, куда я даже смотреть иногда боялся ради своей же безопасности и сохранения контроля. Она улыбалась ему так, как никогда не улыбалась мне.

Ну, ты и не ее друг.

Непонятно, кем мы друг другу приходимся. Но почему-то когда я стоял там и смотрел, как ее маленькое хрупкое тело исчезает в его объятиях, моя кровь превращалась в лаву.

Я не ревную. Я не ревную. Просто хочу его убить.

Во мне появляется неизвестная кровожадность при мыслях о том, что он может прикасаться к ней, разделять ее радость или грусть, оказывать ей поддержку и помогать поверить в себя. В то время как я совершенно бессилен, потому что являюсь размытым пятном в ее жизни. Мне известно о Бель достаточно много, но одновременно мало. Я старался всегда быть в курсе событий ее жизни, но мне хочется знать больше. Быть тем, кому она сможет довериться и подарить одну из своих искренних улыбок.

Итак, методом глубоких размышлений и психоанализа я прихожу к выводу, что хочу перестать быть тупицей и сделать шаг навстречу Аннабель Андерсон. Только есть проблема: она имеет полное право от меня отвернуться.

Стараясь заглушить мысли и сосредоточиться на уроке, я слышу голос мисс Грант:

– Сегодня, как обычно, начнем с нашей любимой разминки.

Надеюсь, она вызовет меня. Так я смогу отвлечься от шума в своей голове. У меня никогда не было проблем с математикой, поэтому ее разминка будет как раз к месту.

– Аннабель Андерсон, прошу, продемонстрируйте нам свои таланты.

Чертова стерва, она прекрасно знает, что Бель никогда в жизни не продемонстрирует таланты на ее разминке, потому что их просто-напросто нет.

Я разворачиваюсь и смотрю на Бель: ее лицо белее, чем стена позади. Как обычно, девушка жует щеку. Удивлен, что она не прогрызла ее. Опускаю взгляд на руки Бель, которые не находят себе места на коленях, потому что безумно дрожат. Она поднимается и начинает идти по проходу на нетвердых ногах.

Бель приближается ко мне, и наши взгляды встречаются. Прежде чем адекватные клетки мозга подумают о том, что делают, я выталкиваю рюкзак прямо ей под ноги.

Отличный шаг навстречу, ты определенно на верном пути, Кеннет.

Будто в замедленной съемке я наблюдаю за тем, как ее руки взлетают вверх, а ноги путаются в лямках рюкзака. Спустя секунду тело Бель приземляется недалеко от меня. Номинация «Придурок года» по версии Аннабель Андерсон и всего остального населения Земли достается мне.

Бель лежит и не шевелится, ее юбка немного задралась, обнажая бедра. Я могу рассмотреть кружево, которое прилегает к ее ягодицам. Могу даже назвать цвет…

Фиолетовый, серьезно?

И теперь, черт возьми, мне не оторвать от нее глаз. Идеальный изгиб и форма. Если раньше мне казалось, что ее ключицы – произведение искусства, то теперь я знаю, что ошибался. Ее задница – шедевр в чистом виде.

Пытаясь прийти в себя, понимаю, что я не единственный, кто наблюдает и наслаждается этой картиной.

Черт.

Я подрываюсь и наклоняюсь к Бель так быстро, что теперь все взгляды устремляются на меня.

Не благодарите за шоу.

Она начинает подниматься, поправлять волосы и отряхиваться, все еще стоя на коленях. Я беру ее за локоть и помогаю встать на ноги. Затем завожу руку ей за спину и опускаю юбку, проводя кончиками пальцев по бедру. Это не кожа, а атлас. Нет, самый дорогой китайский шелк. Даже за такое мимолетное прикосновение мне удалось почувствовать, какая она приятная и гладкая.

Моя рука буквально полыхает, но это не самое страшное. Самое страшное то, что мне мало этого прикосновения.

Втягиваю воздух, чтобы заполнить легкие, потому что все это время я, кажется, не дышал.

Смотрю ей в глаза и вижу, что в них стоят слезы.

Ну какой же я идиот.

– Ты в порядке? – Мой голос хрипит. – Как ты так упала? Ты обо что-то ударилась?

Вау, сегодня я получу еще и «Оскар» за отличную игру.

– Аннабель, ты в порядке? Если тебе нужно, сходи в медицинский кабинет и уборную, – произносит взволнованным голосом мисс Грант.

– Да… Нет. – Бель рассеянно смотрит на меня, после чего вырывает свою руку из моей. – Да, я схожу, если вы не против. – Она буквально выбегает из класса.

– Я провожу, – обращаюсь к мисс Грант и вылетаю вслед за Бель.

Выйдя за дверь, я вижу, что она твердыми шагами направляется в сторону туалета. Ее волосы подпрыгивают с каждым шагом, гнев отражается в каждом движении. От нее чуть ли не идет пар.

Я догоняю ее и хватаю за руку, разворачивая к себе лицом.

– Ты в порядке? – повторяю свой глупый вопрос.

– В порядке ли я? – шипит она, выдергивая руку и ударяя меня в грудь. – Я просто великолепно себя чувствую после того, как показала свой зад всему классу. – Еще один удар.

– Бель, если тебя это успокоит, то зад у тебя отличный, а фиолетовый великолепно сочетается с цветом твоей кожи.

Ее глаза расширяются, и щеки заливает краска.

– Ты болен! – кричит она и снова ударяет меня. – Не делай вид, что не имеешь к этому отношения. Я знаю, что споткнулась из-за тебя! – Бель переводит дыхание, затем продолжает свою маленькую истерику: – Я ненавижу тебя, ты просто чудовище.

На этих словах у меня случается короткое замыкание. Сначала мы смотрим друг на друга, а затем я рывком прижимаю девушку к себе и склоняюсь над ней. Моя рука обвивает талию Бель.

Слышно лишь наше сбитое дыхание. Я наклоняюсь к ее уху и говорю:

– Лучше я буду чудовищем, чем позволю тебе сходить с ума перед всеми этими людьми оттого, что ты не можешь сложить элементарные числа в уме, Бель. – Сделав небольшой шаг назад, я отхожу от нее. Мне нужно гребаное расстояние для того, чтобы моя рука не опустилась ниже ее талии.

Она смотрит на меня с озадаченным выражением лица, явно не зная, что ответить. Поэтому я продолжаю:

– Слушай, знаю, что мой поступок оставляет желать лучшего. Но я действительно не хотел, чтобы так вышло. – Вздыхаю, после чего говорю слова, которые она никогда не слышала от меня: – Прости, мне жаль.

Если это возможно, то ее глаза становятся еще больше, а брови молниеносно взлетают вверх.

– О. Мой. Бог. Это точно ты? – Она прикладывает руку к груди. – Леви, ты случайно не ударился головой о бортик бассейна на тренировке? Потому что с тобой явно что-то не так. – Она задумчиво прикусывает губу и щурится. – Может, у тебя жар?

Бель подходит ко мне, встает на носочки и прикладывает ладонь к моему лбу.

Я перехватываю ее руку.

– Прекрати, – произношу сквозь зубы. – Я серьезно. Прости меня. Я хотел… помочь тебе, но облажался, ладно? Это не оправдание, знаю. Я виноват. И мне правда жаль, что все так вышло.

Ее глаза блуждают по моему лицу, считывая эмоции.

– Хорошо, – уже спокойнее отвечает она, но вырывает свою руку. – Но не смей ко мне прикасаться. – Она смотрит в мои глаза, пока во мне поднимается новая волна гнева, а затем чуть громче продолжает: – И не называй меня Бель!

– А этому придурку можно прикасаться к тебе?

Она хмурит брови:

– Какому придурку?

– Лиаму.

На лице Бель расцветает улыбка, но не такая, какую она подарила своему другу. Сейчас я вижу злую и хитрую ухмылку. Мне хочется стереть ее и увидеть искренность и нежность.

– Во-первых, Лиам не придурок. – Она указывает на меня пальцем и упирается им в мою грудь. – Во-вторых, он мой друг, и если я хочу, чтобы он ко мне прикасался, то он будет ко мне прикасаться.

– Я тоже хочу.

Стоп, что?

– Что? – Бель повторяет вопрос, который прозвучал в моей голове. Только есть один маленький нюанс: ответа на него я не знаю. Поэтому отвожу взгляд, чтобы не сказать еще одну глупость.

– Что ты имеешь в виду?

– Я снова тоже хочу быть твоим другом. – Возвращаю взгляд к ней.

После этих слов мы оба стоим в шоке, не зная, что сказать дальше. Смотрим глаза в глаза, пытаясь залезть друг другу в голову. Дышим одним и тем же воздухом, которого в коридоре становится все меньше.

– Что это значит?

Ох, хороший вопрос. Я бы дал Нобелевскую премию человеку, который узнает на него ответ.

– Я хочу быть твоим другом, – повторяю медленно для нас обоих, словно мы умственно отсталые.

– Ты ведь понимаешь, как странно это звучит? – Она хмурится, явно не понимая, что происходит.

– Да. – Я замолкаю, не зная, что сказать дальше. Немного поразмыслив, продолжаю: – Бель, просто подумай об этом, хорошо? Приходи сегодня вечером на наше место, если будешь согласна стать… моим другом.

Я смягчаю выражение своего серьезного лица и смотрю на нее со всей искренностью, на которую способен. Чувствуется, как в пустых коридорах гуляет ветер. Слышится, как шорох от каждого нашего нервного переминания с ноги на ногу нагнетает обстановку.

Бель ничего не отвечает, поэтому с молчаливым кивком я разворачиваюсь, чтобы вернуться в класс. Пройдя полпути, слышу, как она кричит:

– Хорошо, я подумаю. И не называй меня так!

На моем лице появляется улыбка. Я качаю головой, пока мысли твердят мне: держаться на расстоянии от Аннабель Андерсон было сложно, но стать для нее другом может оказаться невозможным.

Глава 6

– Аннабель? – Лиам машет рукой перед моим лицом. – Ты тут?

– Да, – вздыхаю я. – Прости, о чем ты говорил?

– О том, что моя подруга меня не слушает. – Он хмурит свои темные брови и сужает глаза.

– Да, я… Я думаю, что просто устала.

Лиам внимательно смотрит на меня, проводя рукой по волосам.

– Лиам, ты идешь? – спрашивает Меган, подходя к нам и гладя его по плечу. Она соблазнительно хлопает ресницами, точнее, пытается это сделать. На самом деле складывается ощущение, что ей что-то попало в глаза.

Мой друг – симпатичный парень: у него черные волосы, немного волнистые, но не выбиваются в разные стороны. Темные брови и глаза, крепкое телосложение и высокий рост. Добавьте ко всему этому ухмылку ловеласа, и вам сразу станет жарко. Многие девушки хотят отломить кусочек от этого пирога, и Меган – одна из них.

– Да, секунду. Не могла бы ты подождать меня на улице? Мне нужно поговорить с Аннабель, – обращается к ней Лиам, продолжая с подозрением смотреть на меня.

Черт, от него невозможно ничего скрыть.

– Все в порядке, иди, – говорю я в попытке уйти от его допроса с пристрастием. – Лиам, не заставляй даму ждать. – Подмигиваю ему и пытаюсь сдержать смех, который рвется наружу.

Я прекрасно знаю, что Лиама уже тошнит от Меган и ее назойливого поведения, но мой друг слишком галантен, чтобы отказать ей. Возможно, если бы он меньше строил всем глазки, то эти проблемы обошли бы его стороной.

Друг раздраженно закатывает глаза, но так и не разворачивается к Меган, которая с каждой секундой становится на дюйм ближе к его спине.

– Смейся, Аннабель. Знаешь, возможно, ты только что испортила себе карму. – Лиам грозит указательным пальцем перед моим носом. – И мы еще вернемся к разговору, от которого ты так профессионально ушла, – шепчет он серьезно, но я вижу по глазам, что его тоже забавляет эта ситуация.

Друг поворачивается к Меган:

– Пойдем.

– Ты говорил, что подвезешь меня домой. Все в силе? – Я уверена, что Лиам этого не говорил, но она решила иначе.

– Да, конечно, – вымученно отвечает он.

Они разворачиваются и удаляются по коридору к выходу из школы, когда я кричу им вслед:

– Пока, Лиам, пока, Меган. Хорошо вам провести время!

Лиам заводит за спину руку и показывает мне средний палец. И тут я перестаю сдерживаться и смеюсь, провожая их взглядом.

Эта ситуация немного выводит меня из задумчивого состояния, в котором виноват лишь один человек. Человек, которого будто подменили. Он, как и прежде, сохраняет свои придурковатые наклонности, но в нем определенно произошли какие-то изменения. И я должна выяснить, что они значат, пока не погрязла в этом с головой.

– Анна! – В меня врезается тело, и маленькие руки обвивают мою талию.

Я вздрагиваю от испуга.

– Твою мать, Аврора! – Поворачиваюсь к ней, хватаясь за грудь. – Не смей меня больше так пугать.

– Эй, не трогай мою мать. – Она хихикает, а потом это превращается в полноценный смех.

Я стою в недоумении, глядя на нее.

– Она и моя мать, если ты забыла. Что тебя так развеселило?

– Я просто представила, – пытается она говорить сквозь смех, – что ты можешь не трогать мою мать, но можешь трогать отца. Ну типа: твой отец, Аврора!

Она потихоньку успокаивается, понимая, что я не нахожу это забавным, а потом с искренней озадаченностью продолжает:

– Почему все всегда говорят «твою мать»?

– Господи, Аврора! Твой рот когда-нибудь станет твоей смертью.

Она опять хохочет, в то время как я качаю головой.

– Не смей такое говорить при папе. Никогда.

Хотя она и не скажет. Аврора разговорчивая со всеми, кроме него.

Я беру ее за руку и тяну к выходу из школы.

– А можно маме рассказать?

– Нет.

– Но почему? – Аврора кажется искренне огорченной. Либо же она хорошая актриса.

– Потому что.

– Фу, ты такая скучная, Анна.

– Ты отлично дополняешь наш тандем своим сумасшествием, не переживай. – Я поворачиваю к ней голову и подмигиваю: – И вообще, принцесса, где мое приветствие?

Мы останавливаемся, и Аврора тянется ко мне. Я немного наклоняюсь, и она прикасается своей щекой к моей, потираясь о нее.

– Щечка к щечке, Анна.

– Щечка к щечке, Рора.

Мы отстраняемся и движемся к парковке, где нас должна ждать мама.

День, когда моя сестра появилась на свет, был лучшим в моей жизни. Когда ее пухлая маленькая ручка потянулась к моему лицу и наша кожа соприкоснулась, я поняла, что люблю ее больше, чем всех выпрошенных на праздники кукол. Больше, чем красивые балетные пачки и пуанты, которые выпросить было еще сложнее.

Когда она родилась, мне было семь лет. В тот момент я сразу почувствовала себя взрослой, потому что знала, что буду защищать свою сестру, чего бы мне это ни стоило. Будь то мальчик, разбивший ей сердце, или отец, воплощающий через нее свои несбывшиеся мечты.

На первый взгляд Аврора кажется веселым, беззаботным и забавным ребенком, но если заглянуть чуть глубже, то на ней уже виднеются невидимые шрамы. Возможно, я утрирую или додумываю, но иногда ее поведение бывает слишком отстраненным. Она будто переносится в какой-то безопасный кокон и сидит там, пока не начинает чувствовать себя комфортно. Рора не любит физический контакт и различного рода прикосновения. Если она и хочет объятий, то всегда инициирует их сама. «Щечка к щечке» стало нашей альтернативой поцелуям. Она придумала это, будучи в возрасте шести лет, когда я все еще пыталась расцеловать ее пухлые щеки. Больше не пытаюсь. Аврора говорит, что просто не хочет ощущать на себе чужие слюни. Родители в один голос вторят о ее брезгливости. Но мне кажется, что она просто по-своему травмирована, и сколько бы раз я ни старалась пробраться в ее пузырь – все бесполезно.

Мы уже подходим к машине мамы, когда она выходит из противоположного входа в школу и направляется к нам. Как всегда, идеальна: брючный костюм по фигуре, туфли-лодочки, волосы, собранные в пучок, элегантная походка от бедра и сияющая улыбка. Наша мама – учитель младших классов, и это именно тот случай, когда профессия является призванием человека. Все ученики любят ее, как свою родную мать, а она отвечает им взаимностью.

– Привет, девочки. Ну давайте, поцелуйте маму. – Она останавливается около нас в ожидании, похлопывая себя по щеке.

– Привет, мама, – с нежностью говорим мы в один голос. Я целую маму в щеку, а Аврора обнимает ее за талию.

– Садитесь скорее, нам нужно успеть накормить папу перед дежурством, – устало произносит она.

Мы усаживаемся в машину, и я говорю:

– Ну да, папе же пять лет и он не может сам себя обслужить.

– Аннабель. – Мама грозно смотрит на меня, а я поднимаю руки в знак капитуляции. – Ты же знаешь, как он любит, чтобы о нем позаботились, – добавляет она уже мягче.

– Да, знаю, – вздыхаю я.

Папа работает детективом. Начинал с самых низов, в обычном патруле, но властный характер сделал свое дело и помог подняться по карьерной лестнице. Не думаю, что это работа его мечты, но она отлично подходит ему по гороскопу, фазе луны или по раскладу карт Таро. Подчиненные боятся его, но уважают. Он хоть и вспыльчив, но справедлив.

Главная проблема папы заключается в том, что он не умеет разделять дом и работу, считая членов своей семьи такими же подчиненными. Интересно получается. Там люди работают и выслуживаются перед ним, чтобы получить его одобрение. Дома мы угождаем ему, чтобы заслужить его любовь.

Понятие безусловной любви присуще только нашей маме. Иногда мне хочется спросить у папы: почему его любовь, нежность и забота о нас – это привилегия, которой мы не всегда удостаиваемся? Я готова протянуть ему свое сердце и сказать: «Держи, папа, оно твое. Просто люби меня за то, что я твоя дочь, а не за то, кем я пытаюсь стать ради тебя».

Возвращаясь из своих мыслей, спрашиваю:

– Говоришь, у папы сегодня дежурство? – Прощупываю почву, чтобы понять, смогу ли уйти сегодня вечером. Вообще я еще не решила, пойду ли на встречу с Леви, но в любом случае нужно разведать обстановку.

– Да, а что?

– Ничего, просто спрашиваю, – стараюсь безразлично ответить я.

Мама поворачивает голову ко мне, сощурив глаза.

– Что вы скрываете, Аннабель Андерсон?

– Ничего! – выпаливаю я. Господи, даже Авроре удается лучше скрывать что-то.

Она вскидывает брови:

– Ты никогда ничего не делаешь и не спрашиваешь просто так. У тебя всегда есть цель – в этом вы с папой похожи. Так что? Расскажешь мне?

– Ну… В общем, мне нужно будет вечером уйти… Наверное. Я еще не решила, – мямлю я так, будто разучилась складывать слова в предложения.

– Уйти? Куда? С кем?

– Боже, мама, что за допрос? Вы с папой поменялись ролями?

– Прости, но, конечно же, мне интересно! Обычно ты выходишь куда-то только по выходным, так что для меня это неожиданность, – защищается она и чуть не отрывает руки от руля.

Я выхожу куда-то только по выходным, потому что в другое время мне это делать запрещено.

– Тише, давай доедем до дома живыми, пожалуйста, – дразню я ее. – Отвечая на твои вопросы: «Уйти?» Уйти. «Куда?» На ущелье. «С кем?» С Леви.

Я закрываю глаза и морщусь, ожидая ее ответа.

– Леви? Леви Кеннет? – Ее голос переходит на писк.

Вот оно. Не удивлюсь, если она сразу позовет его к нам на ужин.

– Да, мама, Леви Кеннет.

– Тот самый, в которого ты была влюблена в детстве?

– МАМА! – Мои щеки начинают гореть. – Я не была влюблена в него.

– Продолжай это себе говорить, но мамы знают и видят лучше, – самодовольно говорит она, ухмыляясь. – Так что? Когда ты пригласишь его к нам на ужин?

Удивлена ли я? Нет.

– Никогда.

– Ты слишком категорична, детка, – с улыбкой говорит она. – Ты можешь пойти на свидание, я не скажу об этом папе.

Я стону или полурычу:

– Это не свидание, мама!

– Хорошо-хорошо, только не нервничай.

– А у него есть брат? – влезает в разговор Аврора.

– Нет, – отвечаю я.

– Эх, жалко, а то я бы тоже сходила на свидание, – расстроенно бормочет она.

– Аврора! – Мама в шоке смотрит в зеркало заднего вида, и мы втроем заливаемся смехом.

Весь оставшийся день я занимала себя всевозможными делами, лишь бы не смотреть на часы. Мне казалось, что в какой-то момент время остановилось. Я отсортировала свои вещи по цветам, пересадила цветок. Да, я пересадила свой кактус, который должен был вот-вот отправиться в мир иной. Цветы – это совершенно не мое. В моих руках умирают даже кактусы, которым в этой жизни ничего не нужно, кроме воды раз в неделю. Перебрала кукол Авроры, в которых она уже почти не играет. Среди них нашла даже парочку своих: некоторые уже были без руки или ноги, с модной стрижкой, оголяющей затылок, или покрашенными волосами.

Сидя на полу в комнате Авроры, я в сотый раз смотрю вместе с ней «Моану» и, наверное, по памяти могу спеть каждую песню. Вдруг ко мне приходит осознание того, что Леви не сказал, во сколько именно будет меня ждать.

И будет ли он там.

Возможно, это все какая-то глупая шутка. Он сказал приходить «вечером». Вечер – понятие растяжимое. Не будет же он там сидеть до захода солнца. Да и время после того, как оно зайдет, все еще считается вечером, черт возьми.

Этот человек – мое проклятье.

Может, мне стоит все-таки не идти? Во избежание ситуации, в которой я почувствую себя идиоткой, когда он не придет.

Мое любопытство берет верх над разумом. Собравшись с мыслями, я выбираю среднее время, семь часов вечера, и направляюсь на встречу с Дракулой.

На парковке нет его машины. Конечно, есть вероятность, что он пришел пешком или просто приедет позже.

Продолжай уверять себя в этом.

Чем ближе я подхожу к ущелью, тем сильнее чувствую нарастающее волнение. Мне кажется, что даже дыхание дает сбой и на лбу выступает испарина. Наверное, я выгляжу так, словно только что совершила пробежку. Сегодня сильный ветер, который хоть немного помогает мне прийти в себя. Я подхожу к смотровой площадке моста и делаю глубокий вдох, прежде чем обогнуть небольшой холм, чтобы увидеть наше место.

Один шаг.

Один взгляд.

Из меня вырывается хриплый выдох.

Его здесь нет.

Глава 7

– Эй, Леви, переодевайся и пойдем перекусим где-нибудь с парнями.

Товарищ по команде хлопает меня по плечу и выжидающе смотрит на меня, когда мы возвращаемся в раздевалку после тренировки. Я не могу сказать, что мы дружим или что у меня вообще есть друзья. Коул – классный парень, как и многие другие члены команды по плаванию, но почему-то мне так и не удалось завести с кем-то из них крепкую дружбу. Да я и не пытался.

С парнями из команды мы в хороших отношениях, и мне достаточно общения с ними на тренировках или в пределах школы. Я не чувствовал в себе потребность с кем-то сблизиться настолько, чтобы делиться переживаниями или разделять веселье. Мне было комфортно в своей скорлупе, за которой необходимо было спрятаться после того, как мир перевернулся с ног на голову. Меньше контактов, меньше привязанностей, меньше ущерба, который я могу причинить.

Меня абсолютно все устраивало.

До недавнего времени. До того момента, пока в моей голове Бель не дернула какой-то рубильник.

– Нет, извини, у меня планы.

И, кстати, мне нужно поторопиться, чтобы успеть воплотить их. Я, как обычно, не отличился умом, когда назначил Бель встречу. «Вечером». Кто вообще так делает? Как насчет того, чтобы уточнить понятие этого самого «вечера»? У меня даже нет ее номера телефона, чтобы договориться о времени. Мысль о пособии для чайников с каждым разом кажется не такой уж и плохой.

– С кем-то? Или дома в одиночестве? Серьезно, Леви, надеюсь, что ты найдешь себе компанию, да и девчонки постоянно засматриваются на тебя. Черт, даже я иногда засматриваюсь.

Я вскидываю брови, удивленно смотря на него.

– Нет-нет, ты не подумай, но твое телосложение Атланта определенно бьет по моему самолюбию, хотя я тренируюсь столько же, сколько и ты. – Он ухмыляется, а затем продолжает, вздыхая и закатывая глаза: – Это последний год школы, а ты ведешь образ жизни затворника, когда должен брать от этого времени все, что только можешь.

Я ухмыляюсь ему и думаю, что он прав. Но мне не нужно все, мне нужна она. Не важно, будет ли Бель моим другом или чем-то большим, но я готов взять все, что она мне даст.

– Хорошо, чувак, я обязательно подумаю об этом. – Хлопаю его по плечу и направляюсь в душ.

Выходя из школы, быстрым шагом направляюсь к машине – на часах восемнадцать сорок пять. Я планировал поехать туда сразу после тренировки и быть на месте в семь вечера. Мне показалось, что это среднее время моего неопределенного понятия «вечер». У меня есть еще пятнадцать минут. Подходя к машине, вижу облокотившегося на капот отца.

Черт, только не это.

– Леви, ты уже пару дней не отвечаешь на мои звонки. Почему я вынужден откладывать все свои дела, чтобы приезжать и контролировать тебя как маленького ребенка?! – недовольно восклицает он.

– Потому что, может быть, стоит проводить больше времени в городе, где живет этот самый ребенок, а не в Лондоне, где живет твоя компания и ты вместе с ней? – устало спрашиваю я.

– Я работаю для нас, для тебя, – вздыхает он. – Для твоего будущего. Мне не удастся всегда быть рядом, когда-нибудь ты останешься один.

– Я и так один, папа, ты пропадаешь неделями, изредка появляясь дома. – Сдавливаю переносицу пальцами и на мгновение закрываю глаза. – Послушай, я правда все понимаю, но давай не будем играть в любящих отца и сына, пытаясь что-то друг другу доказать. Правила этой игры давно устарели.

Он смотрит на меня пару секунд, затем говорит:

– В школе все в порядке?

Хорошо, что он сам догадался сменить тему. У меня совершенно нет ни времени, ни настроения выяснять с ним отношения.

– Да, все хорошо, готовлюсь к экзаменам. Проект в «Бартлет» я уже отправил, – быстро отвечаю я, нервно постукивая ногой, желая поскорее уехать отсюда.

Архитектурная школа «Бартлет» – лучшее учебное заведение в стране. Ее заканчивал отец, и теперь настала моя очередь. Это единственная точка соприкосновения, где мои и его желания сходятся.

– Хорошо. – Он отталкивается от капота и подходит ко мне. Похлопывая по плечу, продолжает: – Не забывай отвечать на мои звонки, я поехал.

После этих слов он направляется к своей машине. Иногда мне кажется, что отец избегает меня, потому что я – живое напоминание того, что его жены больше нет в живых. Это справедливо.

Я смотрю на время: восемнадцать пятьдесят пять.

Черт. Надеюсь, ее там еще нет. Вдруг она пришла раньше и ждет меня? А может, Бель и не придет вовсе. Тысяча сценариев разворачивается в моей голове, пока я запрыгиваю в машину и быстро выезжаю с парковки.

Еще никогда в жизни я так не спешил к нашему месту.

Глава 8

– Черт, – вырывается из меня вслух.

Я стою в одиночестве и смотрю вниз на реку, обнимая себя руками. Моя голова – это клубок спутанных мыслей и ощущений. С одной стороны, я расстроена, но не понимаю почему. Потому что его здесь нет? Или потому что я сама виновата в том, что поверила ему? Наивная. С другой стороны, во мне еще теплится надежда, что он опаздывает.

Все это так странно… Его поведение, прикосновения, взгляды… Мы с ним годами танцуем танго. Танец, в котором не принято разговаривать или улыбаться – он строится на эмоциях, которые витают между двумя партнерами. Нашей основой для танца были конфликты и ненависть, если это можно так назвать. Сейчас это кажется образами, которые мы транслировали миру.

С каждым взаимодействием наше танго обретает новые оттенки и ощущения: начиная со взглядов и прикосновений, которые ты не можешь расшифровать, но они затрагивают что-то глубоко внутри. Настолько, что ты ощущаешь это каждой костью в своем теле. Заканчивая примирением, на которое здравая половина твоего мозга посылает красный сигнал, но другая половина желает его, словно запретный плод.

Леви-гребаный-Кеннет, зачем ты появился в моей жизни? Снова. Хотя не могу сказать, что когда-то он из нее уходил.

Я закрываю глаза и вдыхаю полной грудью в попытке привести мысли в порядок. Чувствую странное покалывание в области затылка и слышу шепот около уха:

– Скучала по мне, Бель?

Я подпрыгиваю, словно меня ударили электрошокером, что недалеко от правды. Потому что поворачиваясь, я вижу Леви, который одним взглядом пускает электрические разряды по всему моему телу.

Он пришел.

– Боже, кто ты? Человек-тень? Ты так тихо подкрадываешься, что когда-нибудь у меня случится незапланированная остановка сердца. – Я пытаюсь отдышаться после испуга и того, что проговорила эти слова на одном дыхании.

– Бель, ты слишком много смотришь телевизор. В прошлый раз я был маньяком, теперь человеком-тенью, что же будет дальше? Человек – швейцарский нож?

Он усмехается, и уголки его губ приподнимаются. Вашу мать, Леви Кеннет только что почти улыбнулся. Я точно в параллельной вселенной.

– Возможно, я чего-то не знаю, но остановка сердца разве бывает запланированной? – Его брови приподнимаются.

– Справедливо. Думаю, что нет. Хотя…

– Бель. – Он кладет свою ладонь мне на плечо. – Успокой свой разбушевавшийся мозг. Я уже слышу, как в твоей голове крутятся шестеренки.

– Ладно, – на выдохе отвечаю я.

Он не убирает руку с моего плеча, вместо этого обхватывает его, чтобы ладонь полностью соприкасалась с моей кожей. Кончики его пальцев мимолетно совершают круговое движение, очерчивая контур ключицы. Меня как будто бросили в огонь. Он смотрит, не отрывая глаз от места нашего соприкосновения.

– Я… – Леви возвращает взгляд ко мне, а затем резко отдергивает руку, словно я его обожгла. Что неудивительно. – Прости, я опоздал. Задержался после тренировки.

Только сейчас я замечаю, что его волосы немного влажные. На улице не очень холодно, но уже наступил вечер и ветер в ущелье довольно сильный. Он одет в светло-синие джинсы и толстовку кремового цвета. И, несмотря на простоту своего наряда, Леви выглядит так, будто только что сошел с постера какого-то голливудского фильма. Я же одета в свои любимые бордовые мартинсы, простую ветровку и широкие черные джинсы. Терпеть не могу узкие скини, в которых мое тело задыхается. По сравнению с Леви я словно сошла с плаката приюта для бездомных.

– Ты можешь заболеть.

– Что? – Он в недоумении смотрит на меня.

– У тебя влажные волосы. – Одной рукой изображаю чашу весов. – А на улице прохладный ветер. – Повторяю это движение другой рукой. – Сложи эти факты. – Соединяю руки, и происходит непроизвольный хлопок.

Леви смотрит на меня со странным выражением лица, потом прикусывает губу в ухмылке и говорит:

– Мне кажется или от твоих слов веет заботой?

От его слов мои щеки вспыхивают в ту же секунду.

– Тебе кажется. Веет холодным ветром. – Я разворачиваюсь и направляюсь к знакомому валуну.

Сначала он стоит на месте, затем я слышу его шаги позади меня. Бросив свою тряпичную сумку на землю, я опускаюсь на нее и облокачиваюсь на спину. Мама всегда говорит, что холод – враг женщин и их яичников. Мне остается только поверить ей, поэтому я не собираюсь проверять свои органы на прочность, сажая зад на холодную землю.

Леви стоит напротив меня, не зная, куда присесть.

Я смотрю ему в глаза и вскидываю брови. Он отвечает мне тем же жестом.

Боже, он невыносим.

– Сядь уже, Леви. Я не кусаюсь. – Закатываю глаза и указываю взмахом руки на место рядом. Ему будто нужны были эти слова: не успеваю я договорить, как он уже усаживается около меня.

– Знаешь, в следующий раз нам нужно обговорить точное время, – говорит он, повернув голову и заглянув мне в глаза.

На секунду я позволяю себе потеряться в глубине его глаз. Даже в вечернее время они ярко-голубые – кажется, что такой цвет не может быть настоящим. Солнце уже почти село, поэтому с каждой минутой становится все темнее. Но его глаза зажигают во мне что-то, благодаря чему все вокруг не кажется таким мрачным.

– Бель, безусловно, я красив собой и все такое, но если это диалог, то желательно на него отвечать.

Черт.

– Кхм… – Я прочищаю горло. – Да, было бы неплохо назначить точное время в следующий раз. – Только когда я это произношу, осознаю смысл сказанных слов. – Стоп, следующий раз?

– Да, ты пришла сюда, следовательно, согласилась быть моим другом. – На его лице появляется улыбка.

Он улыбается. Шок. Продано.

– Поэтому у нас будет следующий раз. Много следующих разов, Бель, – говорит он своим томным голосом, и у меня бегут мурашки.

И они появляются не от холода или страха. Это те сучьи предательские мурашки от – господи боже! – возбуждения. Я никогда раньше не испытывала ничего такого, да и не знаю, как это работает. Моя сексуальная грамотность начинается с того, что я знаю, как появляются на свет дети, и оканчивается тем, что презервативы никогда не бывают лишними. По словам мамы.

– Ага, – единственное, что удается выдавить из себя хриплым голосом.

– У тебя есть с собой блокнот? – спрашивает он.

И на мгновение я теряюсь, не понимая, что он имеет в виду. А затем приходит осознание. Переписка.

– Да. – Встаю на ноги, но моя стопа наступает на какую-то неровность, и я отправляюсь в полет.

Второй раз за день.

Теплые ладони обхватывают мою талию, и через секунду я уже оказываюсь на чем-то мягком. Мои глаза закрыты, и мне не хочется их открывать, чтобы подтверждать свои догадки. Медленно открываю один глаз и смотрю вниз. Я сижу на его коленях, вернее, на бедрах. Мышцы груди Леви соприкасаются с моим плечом, и мне нужно всего лишь повернуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Моя смелость убежала в кусты, потому что, открыв второй глаз, я в шоке смотрю вдаль перед собой.

Может ли этот момент быть более неловким?

– Сегодня ты слишком неустойчивая. Тебе не кажется? – спрашивает он, и мое ухо нагревается до температуры горения от столь близкого контакта.

Я чувствую каждый его чертов вдох и выдох на своей коже.

– Кажется. Но если бы кто-то не играл в супермена, то первого падения не случилось бы, – тихо говорю я, пытаясь вырваться из его хватки, но у меня ничего не выходит.

– Останься. Там холодно. Я обещаю, что не сделаю ничего лишнего.

На этих словах он медленно убирает руки. И я бы никогда не подумала, что скажу это, но они настолько естественно там лежали, что теперь кажется, словно с меня сняли слой одежды. Без его прикосновений стало холоднее.

Я стараюсь, действительно стараюсь заставить себя встать и пересесть на свое прежнее место, но стоит мне повернуть голову и посмотреть ему в глаза, все мои аргументы рушатся.

– Хорошо.

– Блокнот, – напоминает он.

– Да. – Я откашливаюсь. – Точно, я же для этого и встала. – Чувствую, как грудь Леви вибрирует от сдерживаемого смеха.

Дерьмо, он знает, какое влияние оказывает на меня.

Подавшись вперед, хватаю сумку и достаю блокнот с ручкой. Леви берет из моих рук сначала блокнот, а затем вытаскивает ручку из правой ладони, сжатой в кулак от нервного напряжения. Он нежно проводит по костяшкам моих пальцев, побуждая меня расслабиться. Только вот его прикосновения никак не помогают делу. Тело начинает странно реагировать, трепет отдается в каждой клетке.

Леви разжимает мои пальцы, и я наконец-то их расслабляю. Боже, дружить всегда так сложно?

Леви кладет блокнот ко мне на колени и, не говоря ни слова, начинает писать. Я опускаю взгляд вниз, чтобы посмотреть, но он останавливается, берет меня за подбородок и поднимает его.

– Не смотреть, – приказывает он. – Можешь продолжать рассматривать кусты или меня. Я не против. – Он самодовольно ухмыляется.

– Интригует. Кусты достаточно неплохи, если тебе интересно, – отвечаю я и наклоняю голову, делая вид, что пытаюсь лучше их рассмотреть.

– Я тоже неплох, если тебе интересно, – поддразнивает он.

О, я заметила.

– И, что самое главное, скромен, – говорю я с улыбкой и наконец-то чувствую себя расслабленно.

– Все, молчи, – тихо шепчет он мне на ухо.

Я жду, пока он допишет, и думаю о том, как комфортно себя ощущаю. Безусловно, чувствуется напряжение, но оно какое-то приятное, непохожее на то, что возникало раньше. Во мне нет переживаний или постоянного волнения, с которыми я привыкла жить двадцать четыре часа в сутки. Я чувствую себя… свободной? Не знаю, можно ли так это назвать, но рядом с ним мне не приходится контролировать каждое свое действие. Он будто зажигает во мне то, что я неосознанно тушила всю свою жизнь.

Странные мысли, странная ситуация, странная дружба.

Леви выдергивает меня из мыслей, отдает блокнот и опять проводит большим пальцем по моей ладони. Я опускаю взгляд и смотрю на страницу.

«Все это кажется странным, но мне хочется, чтобы ты знала, что мои намерения прозрачны. Мне хочется снова быть твоим другом, Аннабель Андерсон. Я сожалею о своих поступках. Сожалею о своем эгоизме и глупых убеждениях. Возможно, ты никогда меня не простишь, но я готов принять от тебя все, что ты готова мне дать. Ты считаешь меня чудовищем, но поверь: я буду им для всех, кроме тебя. Прости меня, Бель».

К тому моменту, когда я дочитываю последние слова, мне становится трудно дышать. Серьезно, я не могу сделать вдох, словно бетонная плита лежит на моей груди. Но в то же время я чувствую невероятное покалывание, разливающееся по всему телу от его слов, которое придает легкость. Так необычно испытывать столько эмоций разом.

Повернув голову к Леви, смотрю на него сквозь занавес волос. Он поднимает руку и заправляет прядь мне за ухо, открывая доступ к моим глазам. Не прерывая контакта, пальцем руки ведет вниз, очерчивая челюсть, и переходит на шею, задерживаясь на ключицах. Мы все еще смотрим друг другу в глаза, мои щеки горят, как и все тело. Слышно лишь наше дыхание.

Леви продолжает свой путь, ведет от ключицы вниз к запястью, а затем обхватывает его, не спеша рисует большим пальцем какой-то символ на моей ладони.

Он смотрит на меня пару секунд и протягивает мне ручку.

Никогда еще передача ручки не была такой интимной.

На самом деле у меня нет на него обиды. Я ее давно пережила, смирилась и просто приняла тот факт, что наша дружба была лишь детской забавой, которую он не захотел продолжать. Потом наступил подростковый возраст, и мы решили, что действовать друг другу на нервы – это наше хобби. Было больно, но мне всегда казалось, что Леви тоже испытывает неприятные чувства. Вина. В его глазах всегда была вина. Именно это никогда не позволяло мне держать обиду.

Я стараюсь обуздать свои эмоции и трясущиеся пальцы, прежде чем написать ответ:

«Не могу поверить, что говорю это, но я тоже хочу быть твоим другом, Леви Кеннет.

У меня три вопроса:

Почему ты не сказал мне это вслух?

Почему мы перестали дружить?

Что ты нарисовал на моей ладони?»

Я делаю вдох и отдаю ему блокнот, наблюдая за его реакцией. Медленно, но верно по его лицу расползается улыбка, и он закрывает глаза. Затем открывает, переводит на меня взгляд и снова возвращается к чтению. Видимо, дойдя до последнего вопроса, он усмехается.

Леви касается моей ладони, чтобы взять ручку, но, пристально смотря мне в глаза, снова начинает медленно рисовать. Я хмурюсь и сосредотачиваюсь на его прикосновениях. У меня есть предположение, что это, но не могу сказать наверняка, потому что в этом символе нет абсолютно никакого смысла.

Он быстро пишет ответ и возвращает блокнот мне.

«Мы придумаем какое-нибудь название для нашей дружбы? Что-то типа Белеви или Лебель?»

Я смеюсь вслух, качая головой, после чего пишу:

«Нет, звучит ужасно! Вообще, мое полное имя Аннабель, используй его уже наконец. И ты не ответил на мои вопросы».

Отдаю ему блокнот. Он читает, смотрит на меня и качает головой в знак отрицания. Выхватывает у меня ручку, подносит мою ладонь ближе к себе и рисует. Я опять пытаюсь сосредоточиться на каждой линии и прикосновении. Мои ощущения подтверждают предыдущие догадки.

Звезда. Но почему она?

Он пишет ответ и отдает мне блокнот.

«Для меня ты Бель. Ты всегда была только Бель. Даже тогда, когда я решил, что мне никто не нужен. Даже тогда, когда из эгоизма решил повернуться к тебе спиной. Только я виноват в том, что наша дружба прекратилась в один день. Казалось, что мир рухнул, и мне не хотелось тащить тебя под эти обломки».

Я поворачиваюсь к нему и сквозь пульсирующий болезненный ком в горле говорю:

– Ты ответил не на все вопросы.

– Я думаю, что со временем ты все сама поймешь, – отвечает он.

Глава 9

Всю неделю Леви действительно ведет себя как мой друг: он помогает с учебой, а в особенности с математикой, в которой разбирается намного лучше, чем я. Ждет меня после тренировок и убивает взглядом Лиама. Пару раз мы были на ущелье, общались устно или письменно. Несмотря на всю странность нашей дружбы, мне комфортно. Он замечает мои изменения в настроении и спрашивает причину, на что получает одинаковый ответ: «Все в порядке, просто встала не с той ноги». Но правда в том, что я встала не с той ноги и наступила на своего отца.

Пока что мне удается не раскрывать всех подробностей своей жизни, потому что я не хочу выглядеть сумасшедшей, обвиняя папу в каких-то мелочах, которые на мне сказываются. Никто в это не поверит. На мне нет ни синяков, ни травм – просто моральное истощение. И, наверное, это мелочи, с которыми я просто не научилась жить, поэтому необязательно ими с кем-то делиться. Мне приходится скрывать от папы появление Леви, иначе он накинется на нас, как на свежий кусок мяса. Я не готова подвергать своего нового-старого друга его нападкам. Или просто мне не хочется знать, что Леви может быть согласен в чем-то с отцом.

В свою очередь я тоже замечаю, что иногда он слишком сильно уходит в себя. Это настораживает, потому что с моей стороны было множество попыток узнать причину, но все заканчивалось еще большей отстраненностью. Возможно, нужно попробовать другой подход: писать ему в блокноте намного проще, чем говорить. Странная вещь – мы вроде знаем друг друга достаточно хорошо, но в то же время будто узнаем заново. В моей голове крутятся два вопроса: «К чему это все приведет?» и «Почему он захотел стать моим другом?».

Вчера Леви предложил мне прийти на его соревнования по плаванию. Я ответила, что подумаю. И вот я здесь – сижу на трибунах школьного бассейна. Мне не пришлось погружаться в раздумья так глубоко, как Леви только что погрузился под воду. Ответив, что подумаю, я размышляла лишь о том, почему для него так важно мое присутствие. Раньше никто не нуждался в моей компании настолько сильно.

Леви приходит вторым. Он выныривает из воды, и его голова сразу же поворачивается в сторону трибун, сканируя зрителей. Наши взгляды встречаются, и я не знаю, что делать. Помахать рукой? Нет, это будет слишком глупо.

Он улыбается. И я машу ему рукой.

Ты так прекрасно контролируешь себя, Андерсон.

Леви вылезает из бассейна и… Дорогой Бог, прикрой мне глаза, потому что сейчас совершается грех в чистом виде. А я все еще хочу попасть в рай. А может, это и есть рай? Если бы я сравнивала его с каким-то произведением искусства, чего определенно не собиралась сейчас делать, то сравнила бы с античной статуей «Дискобол Ланчелотти». Я не уверена, кто из них был бы лучше. Это… освежает.

Леви стоит ко мне спиной, но через несколько секунд разворачивается вполоборота и смотрит на меня. Он подмигивает, и я чувствую, как щеки заливаются краской. Чертов ловелас знает, что я его разглядывала. Да тут все этим занимались.

Стоя в коридоре, я жду Леви, чтобы поздравить его со вторым местом. Да, не с первым, но он определенно хорошо выступил и вложил в это немало сил. Мне хочется сказать ему, что он молодец и я горжусь им.

Крепкая рука обхватывает меня за плечи и притягивает к себе. Боже, я никак не могу привыкнуть к близости с этим человеком. Его прикосновения кажутся чем-то новым, но до мурашек приятным. Мне хочется каждый раз отстраниться, однако в то же время я не могу этого сделать. В такие моменты мое эмоциональное напряжение притупляется, клубок нервов распутывается, и у меня получается сделать полноценный вдох.

– Скучала, Бель? – шепчет он мне на ухо.

– Я видела тебя пятнадцать минут назад.

– Так поэтому я и спрашиваю. Этого времени достаточно, чтобы соскучиться. – Соблазнительная ухмылка появляется на его лице.

– Кхм… Ты хорошо выступил, поздравляю. – Я искренне улыбаюсь ему, и Леви буквально начинает сиять. – Правда, я рада за тебя. Хоть ничего не понимаю в плавании, но искренне считаю, что ты молодец.

Я сжимаю его руку в знак поддержки. Он переплетает наши пальцы, рисуя на тыльной стороне моей ладони знакомый символ.

– Спасибо.

Его голос отдает небольшой хрипотцой. И мне кажется, что на секунду Леви не знает, что сказать дальше, но затем он продолжает:

– Ты первая, кто сидел на трибунах ради меня после смерти мамы. Мне важно слышать твои слова и видеть тебя здесь. – В его взгляде смешиваются боль и такая искренняя благодарность, хотя я не сделала ничего особенного.

Но меня пронзает понимание его ситуации. Я не сталкивалась со смертью близких, но знаю, как важна чья-то поддержка в начинаниях или достижениях. Мои родители сторонились моих выступлений, я всегда была одна. Смотрела в заполненный людьми зал, но для меня он был пустым. Очень важно найти точку опоры глазами, чтобы не упасть. У меня ее не было, и я удивлена, почему до сих пор стою на ногах.

– Не за что. Спасибо, что позвал.

Я отдергиваю руку и поправляю сумку. Слишком длительный контакт с ним ускоряет мое сердцебиение. Не стоит изнашивать свое сердце.

– Мы можем пойти сегодня на наше место? – спрашивает Леви с надеждой в глазах.

И мне действительно хочется отложить все дела и пойти с ним, но я не могу.

– Прости, но нет: у меня вечерняя тренировка. Скоро просмотр, и я обещала Лиаму помочь в подготовке к его поступлению.

– Его поступлению? – Его тон становится резче, чем обычно.

– Ну да, а что?

Он хмурит брови:

– Ты говоришь не «вашему поступлению». Не твоему, а его.

– А… Да, нашему. Наверное. – Я опускаю взгляд в пол.

– Ты не собираешься связывать себя с балетом, не так ли? – Он приподнимает мою голову за подбородок.

Собираюсь, но не могу.

Я смотрю на него и не нахожу слов. Если потребуется, папа запрет меня в подвале Гарварда, лишь бы я не связала себя с балетом.

– Все слишком неопределенно. Я еще думаю, – лгу я, лишь бы избежать темы отца.

– Ладно, я знаю, что сейчас ты мне врешь, но в конце концов тебе придется все рассказать. – Он отступает на шаг и движется к выходу. – И я буду ждать тебя у школы, он не повезет тебя домой.

С этими словами Леви разворачивается и уходит.

Чем ему не угодила машина Лиама?

Я смотрю на партию Лиама и Эми, и мне хочется плакать. Сколько бы мы ни пытались, это все еще ужасно. На утренних тренировках Лиам репетирует в паре со мной. Иногда по вечерам мы пытаемся повторить то же самое с Эми – девушкой, которая с детства занимается вместе с нами балетом. Лиам отказывается менять партнершу на обязательных репетициях, потому что все еще надеется, что я пошлю все к черту и поступлю вместе с ним. Иметь бы мне его уверенность.

– Лиам, ты поднимаешь Эми так, словно она весит тонну. – Я выключаю музыку и вздыхаю. Эми хмурит брови и выпячивает нижнюю губу. – Эми, ты не весишь тонну, это метафора.

– Что? – спрашивает она.

– Ничего. – Я потираю переносицу. – Говорю, что все хорошо.

Не знаю, как мне им помочь. Мне все равно, как Эми, но я переживаю за Лиама. Знаю, что он сможет поступить благодаря сольной партии или даже с плохой техникой, если его родители приложат к этому руку, но также знаю, что Лиам не воспользуется их помощью. Он много раз предлагал мне поступить без просмотра с помощью своей семьи, но каждый раз я отказывалась. Если когда-то мне будет суждено достигнуть своей мечты, то я сама пройду все круги ада. И даже сделаю это несколько раз, если понадобится.

– Аннабель, я не могу. Это ужасно. – Лиам запрокидывает голову, тяжело вздыхая.

– Я ужасна? – Эми в недоумении.

– Нет, – отвечаем мы в один голос.

– О, ну тогда все хорошо. – Она улыбается, накручивая прядь волос на палец.

Мне плохо, прекратите это.

– Эми, давай на сегодня закончим, – обращается к ней Лиам, одаривая ее своей самой лучшей улыбкой.

Спасибо.

– Да, у меня сегодня еще куча дел. Всем пока! – Эми машет нам рукой и тут же исчезает в коридоре. Вскинув брови, мы смотрим на то, как хлопает дверь, и вздыхаем с облегчением.

– Это было… – начинаю я.

– Дерьмово, – заканчивает Лиам.

– Ну, если избавиться от розовой пыльцы, под которой явно находится Эми, то да. – Я потираю виски, спускаясь вниз по зеркалу и садясь в позу лотоса.

Лиам гневно меряет шагами класс.

– Аннабель, пожалуйста, подумай еще раз. У тебя невероятный талант, и ты можешь добиться успеха, но загубишь все это ради него. Он не оценит того, что ты откажешься от своего выбора, а найдет другой повод уничтожить тебя.

– Я знаю, но пока у меня нет плана, как воплотить все в жизнь, если приму решение поступать туда. Все это кажется нереальным.

Я упираюсь головой в руки, закрывая глаза.

– Ты обязательно что-то придумаешь. Но прошу, прими верное решение. Не для меня. Для себя.

– Хорошо, – соглашаюсь я, хотя понятия не имею, как мне быть.

– Обещаешь? – Напряжение немного покидает плечи Лиама.

– Обещаю.

– Отлично. А теперь расскажи мне, что происходит у тебя с этим Леви-мудаком-Кеннетом. – Ему не хватает лампы, чтобы направить мне в лицо, и тогда я бы точно была на допросе.

– Ничего. Мы вроде как… друзья? – Это звучит как вопрос, на который я сама не знаю ответа.

– Ты спрашиваешь меня? – Его брови взлетают вверх.

– Нет. То есть мы точно друзья. Как раньше. – Я жду его реакции, прикрыв один глаз. – И он не мудак.

– Насчет первого утверждения: вам больше не по десять лет, чтобы дружить как раньше. – Он тяжело вздыхает. – А насчет второго мне нечего сказать, для меня он такой.

– Ну мы же с тобой дружим, и нам тоже не по десять лет.

– Аннабель, ты прекрасно знаешь, что у вас всегда все было иначе. Я могу почувствовать жар, исходящий от тебя и Леви, стоя в другом конце коридора. – Он театрально обмахивает себя руками.

– Прекрати, – смеюсь я. – Все не так.

– О, все так, признайся себе в этом.

– Ну, возможно… мне тоже немного жарко. Совсем капельку. – Я показываю расстояние указательным и большим пальцами.

Лиам становится серьезным.

– Будь осторожна: не отдай ему вновь частичку своего сердца.

– Я тоже забрала частицу его. Все справедливо.

Глава 10

С тех пор, как я отвез Бель домой два дня назад, она будто пропала. Ее нет ни в школе, ни на занятиях по балету. Откуда мне это известно? Каждое утро я подходил к балетному классу и следил за тем, чтобы этот ублюдок Лиам не положил свои руки на те места, где их быть не должно. Я хочу, чтобы там были только мои руки и улыбалась она только в моих объятиях.

К большой радости – или сожалению, – мои нервные клетки были сохранены, а части тела Лиама остались при нем, потому что Бель не было ни во вторник, ни в среду. Я не знаю, что случилось и почему она пропала. Мне не хотелось быть навязчивым бойфрендом, а точнее, другом, который будет ломиться к ней в дверь и искать ее на вертолете.

Но сегодня мое терпение закончилось. Стоя около балетного класса, я жду парня в лосинах. Знаю, что предвзят, но не нужно было трогать мою Бель.

Мою.

Неожиданное осознание приходит мне в голову. Я этого не планировал, но, видимо, это всегда лежало где-то на поверхности. Просто мне удавалось упорно игнорировать все свои чувства.

Дверь открывается, и Лиам выходит из класса вальяжной походкой с голливудской улыбкой на лице. Нужно отдать ему должное – он хорош собой. Я не могу удержаться от того, чтобы не начать сравнивать нас, мысленно рисуя в голове две графы с плюсами и минусами. По росту мы вроде одинаковые – плюс в каждую графу. В плечах я значительно шире – плюс мне, минус ему. Его волосы темные, мои светлые, не знаю почему, но во мне есть уверенность, что брюнеты не во вкусе Бель – плюс мне, минус ему.

Так, нужно стараться быть объективным.

Его глаза карие, мои голубые, у Бель зеленые. Тут я попадаю в тупик, не зная, что бы она выбрала. Боже, это слишком далеко зашло.

Оттолкнувшись от стены, подхожу к нему.

– Ты знаешь, где Бель? – не утруждая себя приветствиями, спрашиваю я.

Он смотрит на меня пару секунд, сузив глаза.

– Это допрос? – Лиам приподнимает брови.

– Это вопрос. – Я делаю шаг к нему. – На который мне бы хотелось получить ответ.

– Мне кажется, я не тот, кто должен удовлетворять твои желания.

– Мне кажется, что ты слишком много разговариваешь, хотя от тебя требуется всего одно слово из двух букв. – Мое спокойствие начинает уступать место гневу.

– Я не знаю, что у вас происходит, но намерен это выяснить. – Он тоже делает шаг навстречу мне. – И если ты думаешь, что спустя столько лет можешь снова появиться в ее жизни и строить из себя гребаного заботливого парня, который носит ей апельсины и подает носовые платки, когда она болеет, то мне придется тебя огорчить. Возможно, это место уже занято.

Лиам ухмыляется как полный придурок. Не могу не оценить то, как он ее защищает, но все мое одобрение быстро улетучивается, когда я до конца понимаю смысл его слов.

Мысли догоняют тело, но уже слишком поздно. Я хватаю его за лацканы пиджака и ударяю спиной о шкафчики. Грохот разносится по всему коридору, привлекая всеобщее внимание.

– Ой, у кого-то проблемы с самоконтролем. Не переживай, я передам Бель от тебя привет, когда приду к ней сегодня. – Он, не сопротивляясь, продолжает улыбаться.

Первый удар приходится прямо в его ублюдскую улыбку. Я знаю, что веду себя как животное, но моя кровь кипит и мне не удается заглушить мысли, которые проносятся в голове со скоростью света. Его руки на ее талии или ниже, улыбка, которую она дарит ему.

Черт.

– Либо ты сейчас же говоришь мне ее номер, либо ей придется искать нового партнера, – говорю я сквозь сбившееся дыхание.

– Либо ты сейчас же отпускаешь меня, либо я сделаю все, чтобы стать ей партнером не только в балетном классе, но и за его пределами. – Лиам облизывает свою разбитую губу, продолжая ухмыляться.

Он меня провоцирует… Он меня провоцирует… – успокаиваю я себя.

Сделав вдох, медленно разжимаю руки, но напоследок еще раз ударяю его о шкафчики, чтобы почувствовать хоть немного удовлетворения.

Делаю шаг назад и говорю:

– Пожалуйста, – стискиваю челюсти на этом слове, не желая его произносить, – скажи мне номер Бель. Мне важно знать, что с ней все в порядке. Я переживаю.

Мне не стыдно признавать это вслух даже перед ним и всеми, кто наблюдает за нашей баталией. Мои желания и намерения кристально чисты и правдивы, и я готов это повторить столько раз, сколько потребуется.

Лиам внимательно изучает меня пару минут, пытаясь залезть ко мне в голову. Потом вздыхает и протягивает руку ладонью вверх.

– Давай, – говорит он.

– Что?

– Свой телефон. – Он закатывает глаза.

Я быстро достаю свой телефон, разблокирую и передаю ему. Лиам вбивает ее номер. Надеюсь, что ее. Затем нажимает кнопку блокировки и кидает мне телефон обратно.

– Не благодари. – Он разворачивается и медленным шагом удаляется по коридору.

Я снимаю блокировку экрана и вижу ее номер. Но не это привлекает мое внимание, а то, как он его записал:

«Аннабель – девушка Лиама».

– Ублюдок! – кричу я ему вслед.

– Мудак! – отвечает он.

Ну, мило поговорили и развлекли толпу, но главное во всем этом – результат. Теперь у меня есть номер Бель.

Я переименовываю его, а затем пишу ей сообщение:

Скучала по мне, Бель?

Прошло два часа, а от нее все еще нет ответа. Я сижу на уроке, нервно постукивая ногой. Мне хочется поскорее уйти отсюда, добраться до ее дома и пройти сквозь дракона в лице ее отца, чтобы разбудить принцессу. Вместо этого я пишу ей еще одно сообщение:

Я переживаю. Ответь мне и скажи, что с тобой все хорошо.

Немного подумав, отправляю эмодзи ладони и звезды следующим сообщением.

Надеюсь, что Лиам дорожит своей жизнью и действительно дал мне ее номер. Иначе нам придется совершить погружение на дно школьного бассейна.

Проходит еще два часа, но ответа нет. В целом я терпеливый и контролирующий себя человек, но, когда дело касается Бель, мой контроль равняется нулю или отрицательному значению. Поэтому, уйдя с последнего урока, я сажусь в машину и еду к ней, написав еще одно сообщение:

Ты разбудила Чудовище, Бель.

Приближаясь к ее дому, вижу припаркованный «Вольво» ее отца. Я не ожидал, что легко смогу к ней пробраться, но было бы приятнее, если бы его не оказалось дома. Что ж, второй раз за день мне придется вести переговоры, чтобы добраться до нее.

Припарковав машину, я направляюсь в башню принцессы и стучусь в дверь. Пару минут спустя дверь открывается, и на порог выходит, конечно же, ее отец.

У него такие же густые темные волосы и зеленые глаза, как у Бель. Глаза, которые, кажется, только что уничтожили меня, превратив в кучку пепла. Детектива Андерсона не зря боятся: он крупный мужчина, и одна его внешность вселяет в людей страх. Это заставляет вас рассказать о всех своих грехах и преступлениях, в которых виновны.

Я не могу сказать, что он меня пугает. Абсолютно нет. Меня больше настораживает то, что может вылететь из моего рта и отразиться потом на Бель.

– Чему обязан, мистер Кеннет? – Грубый бас рассекает воздух, и он удивленно приподнимает одну бровь.

– Могу ли я увидеть Бель? – Как только эта фраза слетает с моего языка, я понимаю, что уже облажался.

– Она Аннабель, а не какая-то смазливая принцесса, – хмурится он, и я чувствую, как между нами нагревается воздух. Иисусе, этот мужчина заводится быстрее, чем спорткар.

– Да, безусловно, Аннабель. Но это не отменяет того, что она может быть принцессой, если захочет, – ровным тоном отвечаю я, но мое сердце бьется так быстро, словно мне пришлось пробежать марафон.

– Чего ты хочешь, парень?

– Как я уже сказал, увидеть Аннабель. – Делаю акцент на ее имени.

– Нет, убирайся отсюда, – отрезает он тоном, против которого будет возражать только самоубийца.

Давно выяснилось, что мне суждено проверять свою жизнь на прочность, поэтому я говорю:

– Нет. Я переживаю за нее и хочу знать, что с ней все в порядке.

– Не заставляй меня применять силу или отвозить тебя в участок. – Он делает шаг мне навстречу, и мы почти соприкасаемся грудью.

– Если это поможет мне увидеть вашу дочь, то я согласен на путешествие. – Мне кажется, он меня убьет. Определенно.

Мужчина смотрит на меня несколько мгновений, затем заходит в дом, не отводя взгляда.

– Аннабель! – рявкает он, и даже мне хочется откликнуться на этот зов, хотя я не Аннабель.

Слышатся легкие шаги и еле слышное:

– Да, папа. – Ее голос хриплый и слабый. Она однозначно болеет.

– Она жива. До свидания, мистер Кеннет.

Он рывком захлопывает дверь перед моим носом.

Нет, это определенно меня не устраивает. Мне нужно ее увидеть. Я возвращаюсь в машину и думаю, что делать дальше. Нужен план.

Спустя четыре часа, два стакана кофе и пять отправленных мной сообщений я сижу в своей машине, играя в долбаного сталкера. Мне пришлось отъехать от ее дома как можно дальше, чтобы не вызвать подозрений. Теперь я нахожусь на подъездной дорожке какого-то незнакомого мне дома и доделываю архитектурный проект для колледжа. Надеюсь, меня не арестуют за то, что моя машина стоит на чужой территории, а придурок внутри ее следит за домом в конце улицы.

Я не соврал, когда сказал отцу, что отправил проект в колледж. Это была электронная версия, но они также требуют физический вариант, нарисованный от руки. Мне нужно будет его привезти, когда комиссия проверит то, что я уже отправил.

Оторвав взгляд от бумаги, смотрю на дом Бель и вижу, как машина ее отца выезжает с подъездной дорожки.

Это мой зеленый свет.

Подождав десять минут, я выхожу из машины и направляюсь к ее дому. Осматриваю территорию на наличие посторонних людей и соседей, которые могут испортить мой план, и убеждаюсь, что путь свободен. Обойдя дом с обратной стороны, я сразу различаю то, на чем и строился весь мой план. Лестница, накрытая брезентом, лежит на земле вдоль дома.

Джекпот.

В Бристоле довольно низкий уровень преступности, поэтому многие жители хранят садовый инвентарь во дворе, не волнуясь о кражах. Да и никто не рискнул бы воровать и вламываться в дом детектива Андерсона.

Никто, кроме меня.

Как можно тише я откидываю брезент и беру лестницу, прислоняя ее к стене дома. Быстро поднимаюсь по ней и стучу в окно.

Господи, сделай так, чтобы это было ее окно.

Надеюсь, в их семье только у Бель могут быть розовые шторы, ну или у Авроры, но ни в коем случае не в спальне ее родителей. Потому что тогда можно будет считать меня самоубийцей.

Изящные пальцы обхватывают край шторы, отодвигая ее, и я уже знаю, кому принадлежит эта рука. Из меня вырывается вздох облегчения.

Как только Бель видит меня, ее глаза, кажется, выпадают из орбит. Она открывает рот, затем закрывает и снова открывает. Я не могу удержаться от смеха.

Она быстро открывает окно и хватает меня за предплечье.

– Скучала по мне, Бель? – не дав сказать ей ни слова, шепчу я.

– Ты сошел с ума? – шипит она. – Если кто-то увидит, что ты пытаешься забраться ко мне в окно, как недоделанный Ромео, папа убьет тебя.

– Волнуешься? – Я шевелю бровями.

– Боже, ты невыносим, – говорит она и тянет меня на себя. – Давай, Леви. Нельзя, чтобы тебя кто-нибудь увидел. Шевелись.

– Если ты приглашаешь, то ладно.

Я хватаюсь рукой за оконную раму и закидываю ногу, перенося вес тела. Бель продолжает тянуть меня на себя, и в следующую секунду мы оказываемся на полу ее комнаты. Мои ладони расположены по обе стороны от ее головы, а тело девушки спрятано подо мной.

Идеально.

Мне казалось, что этот день уже не станет лучше, но как же я ошибался. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, ее пальцы так крепко сжали мою рубашку, что побелели костяшки. Мы не произносим ни слова. В этой тишине я слышу и чувствую каждый ее вдох и выдох. Опустив голову чуть ниже, вдыхаю аромат Бель, присущий только ей. И если бы не голос, разрывающий тишину, я бы сделал то, к чему мы оба были не готовы.

– Аннабель, ты в порядке, милая? – кричит ее мама снизу.

Бель упирается ладонями в мою грудь, пытаясь выбраться из-под меня. Я даю ей это сделать. Она вскакивает на ноги и жестом руки приказывает мне молчать, после чего открывает дверь комнаты.

– Да, мама, я уронила… – Она смотрит на меня. – Стул. – Откашливается. – Большой, тяжелый и тупой стул. – Ее щеки краснеют от гнева.

– Ой, будь осторожна, – отвечает мама. – И не ругайся, это всего лишь стул.

– Да, мама, это всего лишь стул. – Она сужает глаза, смотря мне в глаза.

Я мельком осматриваю комнату. Она небольшого размера и выполнена в нежно-розовом цвете. Могу сказать, что в ней идеальный порядок. Это меня не удивляет, но я не думал, что Бель настолько педантична. На письменном столе белого цвета нет ничего лишнего. Все ручки стоят в органайзере, а книги, начиная с большого размера и заканчивая маленьким, лежат на краю. Дверца ее шкафа приоткрыта, и я могу увидеть развешанные по цветам вещи. Вау.

На первый взгляд комната кажется уютной, но если присмотреться, то можно заметить, что в ней нет ничего, что отражает личность Бель. Как будто бы это симпатичный гостиничный номер, подходящий абсолютно любому человеку. Можно подумать, что ей поклеили обои розового цвета, чтобы просто обозначить то, что она девушка. Но мне кажется, если бы оттенок выбирала Бель, то она предпочла бы фиолетовый.

Закрыв дверь, Бель разгневанно шагает в мою сторону и ударяет меня по груди.

– Чем ты думал? И думал ли вообще? – кричит она шепотом.

Да, именно кричит, я бы даже сказал – орет, но шепотом. И будь я проклят, если такая Бель не радует и не возбуждает каждую клетку в моем теле. Даже уставшая и с синяками под глазами, она все еще остается самой красивой девушкой.

– Тише, тише. – Пытаюсь подавить улыбку. – Я просто волновался за тебя. Ты не ходишь в школу и на тренировки. Я отправил тебе сообщения, но ответа до сих пор нет. Твой отец не позволил мне увидеться с тобой, поэтому мне пришлось принять радикальные меры, – говорю я все на одном дыхании.

– Ты волновался за меня? – Она в недоумении смотрит на меня, хлопая глазами.

– Да, ты же мой друг. – Я беру ее за руку и рисую звезду большим пальцем на тыльной стороне ладони.

Глава 11

Что. Черт возьми. Происходит.

Леви Кеннет в моей комнате. Залез в мое гребаное окно.

Я думала, что у меня галлюцинации от температуры ровно до того момента, пока он не рухнул на меня и не сотряс весь дом.

– Черт, у тебя температура? – Он чуть отодвигается и трогает мой лоб, затем шею за ухом.

Боже, стыдно в этом признаваться, но это лучшее, что случилось со мной за сегодня. Я весь день буквально умирала на своей кровати и мысленно составляла завещание. В тот момент, когда казалось, что меня уже ничего не спасет, раздался стук в окно. И я подумала, что это сам дьявол пришел за мной, ведь по ощущениям болезнь была похожа на ад.

– Что? – спрашиваю я в растерянности.

– Ты вся горишь.

Не могу не согласиться с его утверждением. Потому что, когда этот человек в пределах досягаемости, я действительно горю.

– Бель, ты меня слышишь? Ложись в кровать.

Видимо, он что-то говорил до этого, но мой больной мозг немного упустил эту информацию.

– Да… сейчас. – Я поднимаю взгляд к его глазам, и кажется, что мои ноги подкашиваются. Или не кажется…

– Господи, Бель. – Он вовремя подхватывает меня под локоть и придерживает за спину. – В постель. Быстро.

– Ого, какой властный, – хриплю я и ложусь на кровать.

– Ты можешь молчать хотя бы, когда болеешь?

Он садится на край кровати и накрывает меня одеялом чуть ли не с головой, оставляя открытыми только глаза.

– Нет?

Я почему-то произношу это как вопрос и опускаю край одеяла под подбородок. Что он тут вообще делает? Почему сидит на моей кровати? Я осматриваю комнату, чтобы убедиться, что в ней точно порядок.

– Ты себя спрашиваешь или меня? – Леви вопросительно приподнимает брови. – Почему у меня такое ощущение, что у тебя в голове ведется какой-то диалог, которого я не слышу. – Его грудь сотрясается от смеха.

– Отстань, я болею.

– Я заметил, – вздыхает он.

Мы смотрим друг на друга, не зная, что сказать дальше. Но я чувствую себя комфортно, как будто мой день каждый раз заканчивается тем, что какой-то сумасшедший залезает ко мне в комнату через окно.

– Почему ты не отвечала на мои сообщения? – Леви прерывает молчание, пристально смотря на меня.

– Папа… – устало выдыхаю я. – Он забрал мой телефон, чтобы, цитирую: «Проводить время с пользой, готовясь к экзаменам, а не лежать в кровати, сидя в телефоне». – Я пытаюсь хрипло пародировать папин нравоучительный тон и делаю такой же угрожающий взгляд, как у него.

– Знаешь, у тебя неплохо получается. Мне даже стало страшно. – Он усмехается, хватается рукой за сердце и откидывается спиной на кровать, ложась ко мне на колени. Наглец.

– Откуда у тебя мой номер? – задаю вопрос, который мучил меня с того момента, как он сказал, что писал мне сообщения. Мы не обменивались номерами, потому что в этом не было нужды. У нас, наверное, есть какой-то внутренний компас, настроенный друг на друга.

– Я просто подумал о тебе, и цифры сами пришли в мою голову, – мечтательно говорит он, поворачиваясь ко мне.

– Ты ужасный романтик. – Я сгибаю колени, чтобы толкнуть его в спину. – А теперь серьезно, как ты узнал мой номер? – Мне приходится произнести это строгим тоном, чтобы произвести нужное впечатление.

– Черт, у вас это семейное? Разговаривать таким голосом, после которого хочется выложить все карты на стол. – Он проводит рукой по волосам, широко раскрыв глаза.

– Да, так что бойся меня, – ухмыляюсь я. – Не уходи от ответа, Леви.

– Это не важно, хорошо? – Он вздыхает. – Обещаю, что я не взломал никакую базу с твоими сокровенными секретами, где рассказывается, с кем был твой первым поцелуй, указывается календарь менструации и цвет твоего нижнего белья. Хотя стой, по поводу последнего пункта я осведомлен.

Он шевелит бровями, хитро смотря на меня.

– Леви! – Уверена, мои щеки такие красные и горячие, что о них можно обжечься. – Боже, у тебя такой грязный рот. – Я опять сгибаю колени, только на этот раз сильнее, и упираюсь ему прямо в позвоночник.

– Ой. – Он подпрыгивает и оказывается в положении сидя. – Ты жестокая.

– Какая есть, – пожимаю плечами я.

– Так, а теперь серьезно, насколько сильно ты болеешь? – Леви хмурит брови, смотря на меня, и параллельно поправляет одеяло.

– Настолько сильно, что завтра я иду на тренировку и в школу, – спокойно отвечаю я.

– Что?! Ты шутишь? – Он явно не так спокоен, как я.

– Нет, папа больше ни дня не позволит мне прогуливать школу, а тренировки я и сама не хочу пропускать, – бубню я, не придавая этому особого значения.

Он смотрит на меня в недоумении.

– Но ты болеешь. Причем сильно.

– Леви, этот вопрос закрыт, завтра я уже не буду болеть.

– Ни черта подобного! – Он вскакивает на ноги.

– Тиши, тише! – Я жестом приказываю ему молчать, прикладывая указательный палец к губам.

– Бель, куда ты собралась идти? Ты недавно чуть не рухнула посреди комнаты, – гневно шепчет Леви.

– Прекрати. – Во мне начинает подниматься злость. – Я сама могу решить, когда, куда и в каком состоянии мне ходить. Если тебя что-то не устраивает, то окно там. – Я указываю пальцем в сторону.

– Отлично! Будь готова завтра с утра, я за тобой заеду. – Леви кидает свой телефон на кровать. – И отвечай на мои сообщения, чтобы я знал, что ты еще жива. – Он смотрит на меня непреклонным взглядом.

– Но… – Я в шоке смотрю на устройство на моей кровати.

– Никаких но, если, как и почему. У меня есть еще один телефон, свой номер я знаю, так что напишу, когда приеду домой. Пароль – четыре восьмерки. – На этих словах он разворачивается, вылезает в окно и испаряется словно призрак, так и не дав мне сказать ни слова против.

Вау. Я до сих пор продолжаю смотреть в открытое окно и хлопать глазами.

Спустя пятнадцать минут телефон Леви вибрирует, все еще лежа на том месте, куда он его бросил. Дерьмо, он говорил серьезно. Я хватаю его, ввожу пароль и читаю сообщение от неизвестного номера.

Неизвестный номер:

Во сколько ты обычно выходишь из дома?

Я:

В шесть тридцать.

Неизвестный номер:

Хорошо, буду к этому времени.

Я:

Не стоит, правда. У меня есть ноги, и я могу сама дойти до школы, как всегда это делала.

Неизвестный номер:

Я знаю, что у тебя есть ноги. Безумно красивые и сексуальные ноги. Исключительно дружеский комплимент. Но это не отменяет того факта, что я за тобой заеду.

По всему моему телу разливается тепло. Откинув одеяло, я смотрю на свои ноги. Он считает их… Еще раз смотрю на текст сообщения. Красивыми и сексуальными.

Друзья говорят такое? Почему дружба в десять лет не казалась такой сложной?

Я:

Хорошо. Спасибо за комплимент, друг. Только жди меня не около дома, а в конце улицы.

Неизвестный номер:

Не за что, друг! Хорошо, я уже оккупировал там территорию, когда следил за твоим домом.

Я:

Ты сталкер?

Неизвестный номер:

Я предпочитаю формулировку «одержимый тобой».

Мои руки моментально потеют, и сердце начинает стучать так, словно у меня тахикардия. Следом приходит еще одно сообщение.

Неизвестный номер:

Как другом, естественно.

Я:

И никак иначе. Не смей больше пробираться ко мне в комнату через окно.

Неизвестный номер:

Посмотрим… Ведь сегодня ты уютно себя чувствовала подо мной.

Моя температура зашкаливает, и я не уверена, что это из-за болезни.

Неизвестный номер:

Я понимаю твою заботу, окно высоко, лестница ненадежна. В следующий раз попрошу тебя сбросить свои волосы.

Я:

Рапунцель была блондинкой.

Неизвестный номер:

Очень спорное утверждение. Ведь потом она стала шатенкой.

Я:

Ставлю тебе «отлично» по Диснейзнанию.

Неизвестный номер:

Как ты себя чувствуешь?

Я:

Хорошо.

Неизвестный номер:

Лгунья. Прими лекарство и ложись спать.

Я:

Это приказ?

Неизвестный номер:

А ты хочешь, чтобы это был приказ, Бель?

Мы все еще говорим о лекарствах, верно?

Я:

Да. Я не сильна в приеме лекарств. Меня нужно контролировать в этом вопросе.

Неизвестный номер:

Тогда я приказываю тебе выпить лекарства, лечь в постель и подумать перед сном обо мне в твоей комнате. Сладких снов, Бель.

Что ж, этот приказ действительно очень хочется исполнить. А еще есть желание потереть ноги друг о друга, потому что странное покалывание между бедер явно не даст мне уснуть.

Телефон опять вибрирует. Трясущимися руками открываю сообщение и вижу эмодзи ладони и звезды.

Я:

Спокойной ночи, Леви.

И никогда в жизни я еще не засыпала с такой широкой улыбкой и множеством танцующих бабочек в животе.

Глава 12

Как и обещал, я стою на подъездной дорожке того же дома в конце улицы. Видимо, теперь он служит моим прикрытием. Надеюсь, тут никто не живет. На часах семь часов утра, а Бель нигде не видно. Сообщений от нее тоже не было, хотя я буду рад, если она напишет, что никуда не пойдет. Уверен, что за ночь ничего не изменилось и Бель все еще болеет. Меня безумно злит ее поведение, упрямство и взгляд, который она посылала мне, когда я пытался сказать, что сегодня ей не стоит никуда идти. Это просто бред – ходить на занятия, когда ее состояние далеко от здорового.

Наверное, я как-то неправильно проявляю свою заботу и обеспокоенность, но мне никогда и не приходилось делать это раньше. Для меня незнакомы многие чувства, которые возрождаются в моей душе при общении с ней. Некоторые из них я испытывал слишком давно и похоронил в тот же день, когда единственная женщина, которая была моим божеством, смотрела на меня безжизненными глазами, делая свой последний вздох. Впервые после смерти мамы во мне начала просыпаться жизнь. Наверное, слова «Я готова разделить твою боль» повлияли на меня сильнее, чем я хочу признавать.

Возможно, все это было плохой идеей: вновь сблизиться с Бель и стать ее другом. Я приношу боль и хаос всему и всем. И меньше всего мне хочется разрушить ее. Но, черт возьми, меня словно притягивает к ней какой-то невидимой нитью, и как бы я ни старался перерезать ее на протяжении многих лет, ничего не выходит. Возникающие к ней чувства вряд ли можно приравнять к дружбе, но если это единственный способ быть рядом, то пускай она называет это так.

Бель достойна того, чтобы весь мир лежал у ее ног. А я должен стать тем, кто преподнесет ей его. Но для начала нужно быть уверенным, что этот мир не будет гореть из-за меня. Эта девушка всегда была звездой, которая манила своим светом. Но сейчас она словно зажгла другие звезды на небе, которые мой разум и сердце, погрязшие в гневе и отвращении от самого себя, не видели или отказывались видеть раньше. Мир приобрел краски, чувства и эмоции.

Я всегда выводил ее из себя только для того, чтобы она подарила мне свою искренность. Даже если это была искренняя ненависть. Ведь в такие моменты она светилась еще ярче, и для меня это было наравне с самым лучшим афродизиаком. Да, возможно, я эгоистичный ублюдок, который упивался чужими эмоциями, чтобы облегчить свою боль, но мне были неизвестны другие чувства.

Простое прикосновение ее руки к моей вызывает химическую реакцию, которая прожигает все участки тела, затуманивает зрение и перекрывает дыхательные пути. Бель как кислород и самый сладкий яд в одном флаконе: рядом с ней легче дышать, но она расщепляет меня до атомов.

Погрязнув в своих размышлениях, я делаю прерывистый выдох и провожу рукой по волосам. Дерьмо, как же сложно дружить.

Резкий стук в окно немного пугает меня и заставляет подпрыгнуть на месте. Повернув голову, вижу Бель с широкой улыбкой на лице. Я разблокирую двери, и она быстро запрыгивает в машину.

– Ого, в этот раз я напугала тебя. – Бель чуть ли не хлопает в ладоши. – Леви, давай скорее уедем отсюда, – запыхавшись, говорит она. – Папа скоро будет выезжать на работу и… Боже, мы стоим на чужой территории?

– Тише, успокойся. Ты слишком буйная для больного человека. Как твое самочувствие?

Я тянусь к ней, чтобы потрогать ее лоб. И в этот момент замечаю, во что она одета. Святая Дева Мария, лучше бы я этого не видел. Черные колготки в мелкую сетку обтягивают ноги, делая их еще сексуальнее. Школьная юбка кажется короче и оголяет бедра. Вся эта картина дополнена бордовыми ботинками Dr. Martens. Мне кажется, я буквально завис на полпути ко лбу, уставившись вниз и разглядывая ее ноги, в то время как вся кровь из моего мозга утекла прямо в член.

– Леви, что ты делаешь?

Отличный вопрос, Бель.

– Я… – Отрываю взгляд и быстро прикладываю руку к ее лбу. – Проверяю твою температуру, конечно, что же еще.

– Эм… Ладно. – Она смотрит на меня в недоумении. – И каков ваш вердикт, доктор Кеннет?

– Мой вердикт таков: твой внешний вид не соответствует твоему состоянию. Через эти дырки на колготках тебя продует, – резко выплевываю я.

– Спасибо, что ты так неравнодушен к этим дыркам, – так же резко отвечает она. – Боже, почему это звучит так пошло? – Бель внезапно начинает смеяться, прикрывая лицо руками.

Я не могу сдержаться и присоединяюсь к ней. Взяв ее за руки, убираю их с лица и рисую на ладони звезду в качестве приветствия.

– Неплохо поздороваться ради приличия, Бель. – Я пытаюсь отдышаться от смеха.

Она откидывает голову, расслабляется и смотрит прямо мне в глаза:

– Доброе утро, Леви.

Мне кажется, Бель произносит это самым соблазнительным голосом, на который только способна.

Это будет самая долгая поездка до школы.

Глава 13

– Пристегнись, – вдруг резко говорит Леви, когда мы выезжаем с подъездной дорожки чужого, черт возьми, дома. Он сжимает руль и хмурится, отчего между его бровями образуется складка.

– Эй, не хмурься, а то морщины появятся раньше времени. – Я тянусь к нему и указательным пальцем пытаюсь разгладить лоб, но он отталкивает мою руку, буквально отбрасывая меня к спинке сиденья.

– Я сказал, чтобы ты пристегнулась, – чуть ли не рычит он, напоминая пещерного человека.

Находясь в шоке от резкой смены его настроения, медленно тянусь к ремню безопасности, после чего пристегиваюсь. Скрестив руки на груди, я поворачиваюсь к окну, чтобы не сказать ему то, о чем пожалею. Например, что он засранец. Мне плевать на перепады его настроения, так ведь?

Черт, да кем эта биполярная личность себя возомнила? Он не мой хозяин, а я не его золотистый ретривер, которому можно сначала почесать за ушком, а потом приказать сидеть. Раздражает. Как же он меня раздражает. Но я продолжаю снова и снова тянуться к нему, словно гравитационное притяжение планеты сосредоточено на Леви-гребаном-Кеннете.

– Прости, – выдыхает он и проводит рукой по волосам.

Я ничего ему не отвечаю, продолжая прожигать взглядом дыру в окне. Как будто провинилось оно, а не парень, который сидит слева от меня и выглядит как модель Calvin Klein из рекламы нижнего белья.

Прекрасно, Андерсон, так держать – сейчас самое время представить его полуголым.

– Бель, – шепчет Леви, после чего протягивает руку и сжимает мое бедро.

Если он хотел привлечь мое внимание, у него это определенно получилось. Мне приходится подавить мурашки, которые уже начинают пробегать по телу. Предатели.

Я специально сбрасываю руку Леви точно так же, как он ранее отбросил мою, разворачиваюсь и устремляю взгляд на него. Он сужает глаза и нервно прикусывает нижнюю губу, смотря на дорогу.

– Неприятно, не так ли? – произношу я приторно сладким голосом с зашифрованным посланием «Иди к черту».

– Да, неприятно. Довольна? – Леви начинает повышать голос. – Черт, прости, – тут же произносит чуть тише, хватаясь одной рукой то за руль, то за волосы.

Я впервые вижу его таким нервным.

– Остановись.

– Что? – Леви в непонимании смотрит на меня.

– Останавливайся, сейчас же, – спокойно, но твердо говорю я.

Он бросает на меня еще один недоумевающий взгляд, после чего останавливается на обочине. Пару секунд мы молча сидим в тишине, слушая лишь шум дороги.

– Что с тобой? – спрашиваю я, повернувшись к нему вполоборота.

– Ничего, – не глядя на меня, говорит он, сжимая кулак.

– Не сказала бы, что у нас много времени для проведения психологического анализа, но я попытаюсь. И не остановлюсь, пока ты не заговоришь.

Мне приходится приложить усилия, чтобы говорить ровно и уверенно. Леви ничего не отвечает, продолжая излучать волны напряжении и… страха? Чего ты боишься, Леви Кеннет?

– Ладно, хорошо. Знаешь, мы это уже проходили, больше я не позволю тебе от меня закрыться. – Я наклоняюсь, чтобы найти то, что мне нужно, в лежащей у ног сумке. – Пиши.

Леви смотрит на блокнот и ручку, которые приземляются к нему на колени, а затем переводит взгляд на меня, приподняв брови. Я отвечаю ему тем же. Господи, мне страшно представить, как мы выглядим со стороны.

Он берет ручку и начинает писать, в то время как мне приходится подавить в себе все любопытство и не подглядывать. Проходит несколько минут, после чего в меня прилетает блокнот точно так же, как и ранее в него. Из меня вырывается смешок, но он быстро стихает, когда я читаю то, что он написал.

«Ты хочешь знать, что со мной? Но я не могу дать тебе ответ на этот вопрос, потому что сам понятия не имею. Это происходит почти каждый раз, когда со мной кто-то находится в машине. Я лишь знаю, что тебе нужно пристегнуться, потому что это может спасти тебе жизнь».

Оторвав взгляд от блокнота, смотрю ему в глаза. Я вижу в них столько боли и чувствую, как она ударной волной проходит по всему моему телу. Не знаю, возможно ли такое, и не уверена, что точно определила его эмоции, но это что-то настолько сильное и глубокое, что сворачивает мою душу в узел.

Он приближается и соприкасается своим лбом с моим. Закрыв глаза, мы молча переводим дыхание, не рискуя нарушить этот момент вопросами и выяснением отношений. Леви пробегает пальцами по моему затылку, переходя на шею. Обхватив ее рукой, он крепче прижимает меня к себе, его учащенное дыхание согревает мои губы, а свежий аромат словно держит в плену, не давая вдохнуть что-то иное, кроме него. Я плавлюсь и не уверена, что сохранила бы свое положение, если бы не его крепкая хватка.

– Прости меня, Бель.

– Хорошо, – хрипло отвечаю я.

Леви открывает глаза, скользя своей щекой по моей, затем нежно целует в лоб и отстраняется. Дрожь пронзает мое тело, и все лицо будто горит огнем после соприкосновения с его кожей.

Он выезжает обратно на дорогу и берет меня за руку. Как бы я ни старалась заставить себя разорвать прикосновение, у меня не получается это сделать. А может, я и не хочу?

К концу тренировки чувствую, как силы покидают меня, а болезнь берет верх. Стиснув зубы и подчинив себе тело, я заставляю продолжать, несмотря на то что временами мой взгляд теряет фокус.

– Полуприсед, баттю, выход в плие, – руководит балетмейстер, пытаясь перекричать музыку. – Аннабель, сильнее прогиб в пояснице и отведи, черт возьми, свои плечи назад! – кричит он на меня.

Балет – это не так нежно и пушисто, как выглядит. Это кровь, пот, слезы и боль. Нас воспитывают как солдат, которые даже полумертвые должны идти до конца. Превозмогая боль и порывистый ветер, ты должен взобраться на вершину, чтобы показать, что достоин, силен и красив. Скрывая за улыбкой и парящими движениями свои синяки, растяжения и судороги. Возможно, я мазохистка, но это стало моей любовью с первого взгляда, а если быть точнее – с первой позиции.

Как сейчас помню тот день, когда мама задерживалась с учениками и ей пришлось отвести меня в балетный класс, чтобы за мной присмотрели, пока она была занята. Мне исполнилось четыре года, но я помню каждую деталь: мелодию «Мраморной красавицы» Адольфа Адана, каждый взмах и изгиб балерин, указания балетмейстера и то, как все четко следовали его требованиям. Помню, как мое тело задрожало, призывая меня двигаться в такт вместе с ними. Я встала в самом дальнем углу, чтобы никому не мешать, и начала повторять движения. Как могла – просто копируя их позы, эмоции и энергетику.

Ко мне подошел балетмейстер и сказал:

– Первая позиция, юная леди.

Не зная, что это значит, я встала ровно, соединив пятки и выпрямив спину. Не понимая, куда деть руки, я изящно сложила их спереди. Безусловно, это было далеко от первой позиции. Но, к моему удивлению, все начали хлопать, а балетмейстер произнес фразу, которая звучит в моей голове до сих пор.

– Сделай это своей жизнью, Belle[3].

И я сделала.

– Аннабель – отлично. Лиам, будь легче, твои руки словно деревянные, – вырывает меня из мыслей голос преподавателя. – Все, на сегодня достаточно. Все свободны. Напоминаю вам, что просмотр в «Королевской академии танца» становится ближе с каждым днем. Возьмите себя в руки, оставьте все проблемы за порогом и тренируйтесь день и ночь! На этом у меня все, – заканчивает он свою пламенную речь.

Я выдыхаю с облегчением – этот ад закончился. Все тело ломит и болит, словно меня переехали несколько раз бульдозером. Чувствую, как пот стекает по моей спине, но в то же время меня знобит так, что зубы стучат. Зрение затуманивается, и я опираюсь на Лиама, пытаясь сохранить равновесие.

– Ты в порядке? – В голосе друга звучит явная обеспокоенность.

– Думаю, да, – говорю я с одышкой.

– Ты бледная. Может, домой? – Он берет меня за обе руки, придерживая.

– Все в порядке, Лиам, правда. Сейчас я отдохну и приду в себя.

– Не придешь. Собирайся, мы едем домой. – Грубый бас раздается позади меня. После чего меня разворачивают, вырывая из рук Лиама. Пара кристально голубых глаз смотрит на меня с гневом и искренней обеспокоенностью. Понятия не имею, как он смешивает две эти эмоции в одну.

– Лиам, мы больше в твоей компании не нуждаемся. Пока. – Леви машет ему рукой, улыбаясь, как придурок.

– Боже, не будь грубияном. – Я вырываю свои руки из его хватки.

– Каким бы мудаком он ни был, я солидарен с тем, что ты должна пойти домой, – серьезно произносит Лиам. – Я могу отвезти тебя.

– Через мой труп, мать твою, – рычит Леви и приближается к нему.

Боже, я не готова сейчас разбираться с их «солнечными» отношениями.

– Во-первых, мне не нужно домой, соответственно, меня никто никуда не повезет. – Я перевожу дыхание, пытаясь унять дрожь. – Во-вторых, ты, – указываю на Леви, – извинись перед Лиамом за то, что ведешь себя как неандерталец. – А ты, – указываю на Лиама, – извинись перед Леви за то, что назвал его мудаком. – Я опираюсь на стену позади себя, пытаясь устоять на ногах, пока они оба смотрят на меня как на сумасшедшую. – И в-третьих, я…

– Ты едешь, черт возьми, домой, – говорят они в унисон.

– Я ее отвезу, а ты идешь переодевать свои лосины, – произносит Леви, гневно смотря на Лиама.

– Аннабель, напиши мне, как будешь дома. Хорошо? – ласково спрашивает меня друг.

– Я не еду домой! – чуть ли не кричу я. Мне нельзя домой, нельзя, нельзя… Нужно просто пойти умыться, и мне полегчает. Папа вытрясет из меня душу, если я заявлюсь домой, не отсидев ни одного урока, но посетив тренировку. Мне страшно даже представить, какой апокалипсис может начаться.

– Разберись с ней. Если нужно, то свяжи, только забери отсюда, – обращается друг к Леви, после чего разворачивается и уходит. – Мудак, – бросает он напоследок.

– Придурок, – не унимается Леви.

Он подходит ко мне, нежно поглаживая по голове.

– Пожалуйста, Бель, поехали домой.

– Нет, я не могу, мне нельзя, – бормочу я, опустив глаза в пол.

Он берет меня за подбородок, поднимая голову так, чтобы я смотрела в его глаза. Не переставая гладить по голове, Леви спрашивает:

– Почему тебе нельзя домой?

– Потому что я нормально себя чувствую, и в этом нет необходимости. – Я пытаюсь отстраниться и обойти его. Он не отпускает меня, а во мне нет сил, чтобы продолжать сопротивляться.

– А теперь правду. Чистую правду, Бель, – произносит он тоном, который не подлежит возражениям.

– Папа… – вздыхаю я. – Если он узнает, что у меня хватило сил, чтобы заниматься балетом, но не хватило сил, чтобы учиться, он…

– Собирайся. Ты не поедешь домой, но и тут не останешься.

– Но…

– Никаких но, Бель. Расслабься хоть на минуту. Ты мне еще пригодишься, а тебя ноги еле держат.

Он дарит мне легкую улыбку, и я действительно впервые хочу просто расслабиться. Не бояться последствий, моральных унижений и тирании. Дрожащих рук и слез. Не стыдиться того, что болею и не всегда соответствую чьим-то ожиданиям.

– Хорошо.

Глава 14

Леви ждет меня у выхода из школы, когда я подхожу к нему после того, как переоделась. Скажу честно, удалось мне это с трудом, потому что мои руки трясло, как листья деревьев на ветру.

– Мы можем идти. – Я касаюсь его плеча, подходя со спины. Он разворачивается, оценивая меня взглядом.

– Хорошо. На улице сильный дождь. Стой тут, а я подъеду как можно ближе ко входу и напишу сообщение, чтобы ты выходила. Отец вернул тебе твой телефон? Или мне написать на мой?

– Они оба со мной.

После этих слов Леви начинает снимать с себя куртку. Что?

– Накинь на голову, когда побежишь до машины, – инструктирует он.

– Но…

– Боже, Бель, выкинь слово «но» из своего лексикона и просто сделай это. – Он раздраженно закатывает глаза.

– Н… – Мне приходится прикусить язык, чтобы не сказать свое любимое «но». – Ты же промокнешь. – Я смотрю на него, нахмурив брови.

– Думаю, у меня получится с этим справиться. Я не растаю, но можешь называть меня Сахарок.

Подмигнув, он разворачивается и уходит, пока я тихо хихикаю над его словами.

Подойдя к окну, вижу, что на улице развернулась полномасштабная природная катастрофа. Как еще объяснить то, что прямо сейчас за окном посыпался град размером с мяч для гольфа? Наверное, даже природа чувствует, что сегодня вечером у нас дома произойдет настоящий Армагеддон.

Я уверена в том, что папа обязательно узнает о моем прогуле. И дело даже не в маме, которая работает в школе. Она бы не стала рассказывать ему. Папа умеет читать меня как открытую книгу и держать мою жизнь в своих руках. Это лишь вопрос времени, когда правда всплывет на поверхность. Надеюсь, прежде чем я переступлю порог своего дома, мне удастся сохраниться, как в компьютерной игре.