Лила бесплатное чтение

ЭПИГРАФ

У-вэй – это вдохновенное состояние человека, который наполнен жизненной энергией и посвящает свои действия только высшей цели. Этот человек не расходует энергию по мелочам и действует, лишь когда для этого наступает лучшее время. И тогда весь мир поддерживает его. (из просторов интернета)

ПРОЛОГ

Они сидели в открытом кафе с видом на набережную Москвы реки. Пять женщин – таких разных – по внешнему образу, возрасту, манере поведения и все-таки что-то незримо общее читалось во всех пятерых. Какая-то общая тайна, печать сакрального знания.

Молодая официантка Оля строила догадки, кем же эти пятеро друг другу приходятся? Оля училась на психолога и подрабатывала официанткой летом, как многие студенты, а заодно приобретала такую полезную практику –разбираться в людях. У Оли была своя методика – при первом беглом взгляде на компанию посетителей она, оценив внешность и манеру общения строила предположения – кем эти люди друг другу приходится, какие между ними отношения? Глубоко, как правило, она в своих предположениях не заходила, ровно настолько, чтобы иметь возможность подтвердить или опровергнуть их за то время, пока обслуживает гостей. Иногда, если наблюдения было недостаточно, Оля могла попрактиковаться и в наводящих вопросах. Работая уже второй сезон Оля считала свою методику достоверной на 80 процентов, но хотела довести до 90 до того момента как придет время писать диплом. Ибо юношеский максимализм способен одевать нам на глаза шоры всезнания и преувеличивать имеющиеся знания.

И вуаля, практическая часть дипломной работы уже есть, бери любую компанию, строй предположения, оценивай внешние факторы, задавай стандартные вопросы и понятно какой типаж перед тобой. А есть понятна типология, значит можно прогнозировать и поведение. И не нужны эти скучные длинные опросники на сто листов. Такой вот экспресс метод. Над надежностью которого, впрочем, стоил существенно поработать.

Пятеро женщин, что пробудили в ней исследовательский интерес действительно привлекали к себе внимание, хоть и были очень разными.

Александра была высокая, худая и ей удивительно шла лётная форма, делая ее фигуру более женственной. В поведении Саша тоже была резкая, порывистая, будто ведомая ветром, временами казалось, что сейчас она оторвется от земли и взлетит. Саша, что-то рассказывала, оживлённо жестикулировала и улыбалась. Сидящая за соседним столиком компания мужчин рассматривала девушку с каким-то детским восхищением, как коллекционную машинку на верхней полке витрины, про которую ты понимаешь, что это эксклюзив, что она никогда не будет твоей, но помечтать о том, чтобы подержать в руках, а может, чем черт не шутит, даже запустить ее по длинному прилавку, слушая как урчат шестеренки механизма, как лихо она набирает скорость и катится навстречу свободе можно. Улыбающаяся Саша была похожа на летнее солнышко, которое пригревает тебя, когда лежишь летним днем в поле и жуешь травинку. Солнышко тёплое и очень яркое, и ты прищуриваешься, чтобы увидеть его лучики. Александра окидывала публику царственным взглядом, зная, что ее магнетизм привлекает к ней взоры окружающих и уверенно принимала их как данность.

Аня казалась воплощением античной статуи. Афродита, выходящая из пены морской. Мягкие очертания фигуры, без выраженных углов и вьющиеся волосы. Тот самый типаж, который стал растиражирован благодаря образу Сары Джессики Паркер в Сексе в большом городе. Пожалуй, определенное сходство было – розовое пальто в пол из ткани букле нараспашку – яркое летнее пальто выглядело довольно необычно и выделяло ее обладательницу как какой-то яркий экзотический цветок на ромашковом поле. Не каждая решится такое надеть, подумала Оля, видно это смелая женщина, решительная и склонная к экспериментам.

Аня разговаривала с другой женщиной – невысокого роста, шатенкой с идеальной фигурой по типу песочные часы. Мисс совершенство, подумала про себя Оля, костюм идеально сидит по фигуре, плащ Burberry – видно, что тот самый из Англии и зонтик в такую же клеточку, что и оригинальный подклад плаща. Туфли – классические лодочки на небольшом каблуке, Оля задумалась, как она могла бы описать эту женщину и слова, которые пришли ей на ум были – безупречно, идеально. Оля вглядывалась, пытаясь рассмотреть какие-то недочеты, но нет, макияж был легкий, естественный, волосы слегка не доставали до плеч и были уложены упругой волной, в стиле 40-х годов, в одежде и обуви Оля так и не нашла отклонений.

«Марин, ну какие вы с Сашкой молодцы, что нас всех вот тут вместе собрали» – послышался голос Ани. Ага, машинально отметила про себя маленькая мисс Марпл, значит Марина русская, хоть и одета так чопорно.

Расскажи скорее, где вы с Сашей встретились, Камилла мне, когда утром звонила, говорила, что это очень увлекательная история. Да, да, жду с нетерпением.

Разговор продолжила Марина: нас с Александрой в этот раз настигла совершенно удивительная встреча, я летела с дочкой домой из Англии. У нас в семье произошло печальное событие, так вот, я уже сидела в самолете грустная и поникшая, настраивалась на возвращение и встречу с родственниками и на траурные хлопоты и тут услышала знакомый голос: «Дамы и господа, пристегните ремни, наш аэробус готовится ко взлету» – о-о этот голос я сразу узнала. Саша, со своей кипучей энергией сразу обаяла всех пассажиров и взяла порядок в свои руки. Чуть позже она подошла ко мне, и мы с удовольствием поздоровались и разговорились, договорившись на том, что такие встречи не бывают случайны и нам обязательно надо встретиться в Москве и собрать всех, столько времени прошло, так интересно узнать, как у всех сложилась дальнейшая жизнь.

В разговор вступила Наталья. Худощавая и русоволосая, среднерусского типажа, на первый взгляд обычная, можно мимо пройти и не заметить, если бы не глаза. Глаза зеленые, с отливом, очень яркие, выдающие невероятную внутреннюю силу этой небольшой женщины. Оля с интересом отметила про себя, что эта женщина была старше остальных, присутствующих, говорила медленно, словно взвешивая каждое свое слово, вдаваясь в самую суть: «Девочки, я так рада снова всех вас видеть, знать, что все у вас хорошо, вы все прекрасно выглядите и видно, что жизнь ваша течет в прекрасном русле и на спокойных берегах. Анечка, я видела в книжных твой роман, значит все-таки да? Да – радостно ответила Анна, все получилось». Ага, писательница, человек творческой профессии, значит я угадала заключила Оля.

Снова включилась в разговор Марина: «Ань, а ты сама все, это же так сложно, PR раскрутка? Анна отвечала: Камилла согласилась стать моим литературным агентом и взяла эти трудности на себя. Да, удивительно все сложилось – и впрямь судьба и снова очаровательно улыбнулась, и продолжила – Марин, ты сказала, что ты уже прочитала нашумевший роман Анны Ковалевской, но не думала, что я. Ну да-я. Рада, что роман тебе понравился. Нет, я не скромничаю. Аня широко улыбнулась и добавила -это осталось в прошлой жизни, а сейчас, сейчас я горжусь своей работой. Конечно, экземпляр с авторской подписью подарю, я принесла с собой, для тебя и Саши и Натальи, без нее бы ничего не было. И без Камы, конечно» – бросив ласковый взгляд в стороны Камиллы, закончила речь Аня.

Камилла была красавицей – черноволосой и черноглазой, миндалевидные глаза, нос с небольшой горбинкой. Высокого роста, стройная, она была одета в приталенную рубашку и длинную расклешенную юбку, сверху был одет синий плащ нараспашку. Она повернулась, жестикулируя и Оля увидела, что с задней стороны от пояса плащ тоже был сделан складками аккуратного плиссе. Какая изящная, залюбовалась Оля. Камилла напомнила ей великолепную наездницу, словно одетую в дорожный костюм прошедших времен и сошедшую с одноименного полотна, притягивающую к себе взгляды своей плавностью и грациозностью линий. Она широко улыбнулась Анне в ответ, но ничего не сказала.

«Литературный агент, какая интересная профессия – продолжила Марина, в моем мире цифр это представляется чем-то фантастическим. Камилла ответила: да, моя профессия очень важна в литературных кругах, ведь успех автора во многом зависит от способностей его литературного агента. А особенно начинающего автора».

Но тут Оля услышала очень важные для подтверждения ее методики слова и замерла в центре зала с полным подносом, прислушиваясь к разговору, желая расслышать все до последнего слова. Говорила Наталья: «А знаете, вспоминая нашу первую встречу хочу задать вопрос, что же тогда привело вас на игру на самом деле? Сейчас уже прошло время, ваша жизнь изменилась, и я хочу спросить – есть ли у вас по-прежнему потребность в дальнейшей трансформации? Я часто задаю этот вопрос, так уж вышло, что я поддерживаю связь со всеми своими группами участниц, и жизнь сводит нас вместе время от времени, иногда весьма причудливым образом, но сейчас, спустя столько времени, хотела бы услышать ваш ответ».

Ответила Саша, чуть торопливо: «Наталья вы, как всегда, зрите в корень, да я тоже не раз задавала себе этот вопрос после игры, почему? Что же меня туда привело на самом деле? И, пожалуй, стоит рассказать чуть больше, даже не почему я пришла, а как я шла к этому. Начну немного издалека, мне кажется это важным…»

ГЛАВА 1 САНЯ

Саня была пацанкой, сбитые в кровь коленки, порванные рукава курток и дырки на коленях штанов, которые она донашивала за старшим братом, были такой же ее обыденной реальностью, как синяки и царапины, которые не успевали заживать, как Саня уже наживала новые – то в неравной борьбе с молодой порослью кустов ирги, стремясь добыть больше сладких ягод, то в борьбе со своими товарищами за ветку с более крупными и спелыми ягодами. Друзьями Александры были исключительно мальчишки, поэтому и имя ее всегда звучало на мужской манер – Саня. Не какая ни будь там Шура, как, например, звали девочку из параллельного класса. Никогда Саня не видела, чтобы на платье Шуры было хоть малейшее пятно или волосы были забраны в простой хвост. Шура была похожа на маленькую фарфоровую куколку, изящную и красивую. А вот характером Шура обладала просто невыносимым, по общему мнению, Саниной компании. Да еще и противным визгливым голосом, которым она затяжно верещала – Харитоноваааа, Саааашка, отойди он меня, испачкаешь, у тебя руки черные совсем и в волосах репейник застрял, тебя, что мама не моет совсем. УУУУУ грязнуля.

Объяснять бестолковой Шурочке, что ежедневное мытье не входит в ее концепцию жизни Саня не собиралась, но какой-то червячок неуверенности все же шевелился в ней при виде такой ладной Шурки. Мысли эти Саня от себя гнала, вытирая нос рукавом и бывало говорила себе, подумаешь Шурка – кривляка и задавала и жизнь у нее скучная, дальше двора мамка ее никуда не пускает, классики да резиночки вот и все развлечение.

Но что-то каждый раз замирало внутри, когда Санина компания проходила через Шуркин двор по каким-то своим делам и она слышала визгливый Шуркин голос, выкрикивающий весьма неприятные дразнилки.

Отца Саня помнила плохо. Только и была фотокарточка, с которой молодой парень улыбался так открыто и тепло, словно летнее солнышко лучиком пригревало. Сашка рассматривала фотографию ища сходства – вот как будто бы и прищур глаз у нее отцовский и в профиль, вот так вот, почти похожа. Улыбка? Но Саня была человеком серьёзным и улыбаться ей было не к лицу. Но нет, наверное, не похожа. Со слов матери брат, Леха, был с отцом – одно лицо. А она, Сашка, была больше похожа на бабушку по материнской линии.

Но часто, штопая очередную прореху на Сашкиных штанах, мать в сердцах говорила – вся в папашу, такая же шебутная, все на тебе горит. Саня в это время сидела рядом, штаны для гулянок на каждый сезон были только одни, шмыгала носом, хмурила брови, училась «держать лицо», но сама расцветала нечаянной улыбкой. Ага, значит вот оно, есть сходство.

Еще мать любила повторять фразы, которые на ее взгляд соответствовали ситуации и учили ее детей жизни – «нам, Харламовым, надо держать лицо» или «не хуже других будем», «да бедно живем, зато у нас всегда чисто».

Зачем это – Сашка не совсем понимала, но интуитивно чувствовала защиту, эти нехитрые фразы служили ее оберегом, объясняя, что все у них нормально, хоть и живут они одни – мамка, Лешка и она.

Закончив 9 классов, Саня пошла в ПТУ, получать престижную специальность парикмахер- универсал. ПТУ было в городе, в сорока километрах от их поселка городского типа. И по такому случаю Саня неожиданно обретала столь желанную в ее жизни самостоятельность. А также койко-место в общей комнате с 5 другими соседками по комнате.

Это сейчас, девочки, продолжала рассказ Александра, общежития стали делать гостиничного типа, на двух, трех человек в комнате и с санузлом отдельным. А тогда просто было. Туалет общий на весть этаж. Кухня общая, на ней две плиты по четыре конфорки и не одного регулятора мощности горелок, хочешь готовить – приходи со своими регуляторами или с плоскогубцами, чтоб форсунки крутить.

Сашка в своей новой жизни, проявляла ответственность, старалась делать все хорошо, можно сказать это было ее кредо по жизни. Которое очень часто выходило ей боком. Вот и в путяге девчонки ее за это невзлюбили. Считали, что она выделывается и умничает, отбиваясь от коллектива.

Сашка всегда помнила, что с чем мешать чтобы получить пепельный блонд, какой оксид добавить для золотистого. И что вот этого надо добавить 5 грамм и ни граммом больше иначе клиент приобретет стойкий зеленый окрас.

Девчонки же на парах неспешно доставали зеркальца, жеманно щурили глаза, красили губы и тоном роковых обольстительниц рассказывали в какой бар их приглашали ребята из соседней путяги, у кого из ребят есть машина и на какую тусовку они вчера вечером ездили.

Девчонки мечтали о том, что кавалеры будут покупать им модные юбки и кофты, водить на дискотеку, где, сидя за столиком и лениво покуривая будут говорить друг другу «О-о зырь как моя танцует, о-о чего творит. Да-а крутая чикса».

А девчонки представляли себя умудренными опытом дамами и вернувшись в общагу, рассказывали подружкам, которые пока еще не вышли в местный свет, как вернувшись с танцпола и усевшись на колени к своему мачо целовали его взасос долгим поцелуем. А потому, что пусть все видят, что он занят и незачем больше всем этим шалавам из педагогического глазки строить моему Васечке или Петечке.

А иногда в приближенном кругу делились громким горячим шепотом как сцепились за палаткой с Маринкой из медицинского. Потому что Катька – соседка точно видела, как Васька эту шалаву до дома подвозил и стоял с ней долго потом. И конечно Васенька потом сказал, что дура ревнивая, что просто подвез, потому что дождь шел и потому что он с братом этой Маринки в качалку ходит, что просто подвез, по-братски, но береженого бог бережет и знаем мы таких Маринок.

Сашку эти девчоночьи разговоры раздражали. В этих пацанах, которые табунами стояли у входа в общагу, лазили ночами в окна, она не видела того романтического флера и той мужественности, которая привлекала ее сокурсниц.

Ее раздражала показная развязность мальчишек, их самоуверенный тон и дурацкие фразочки, с которыми они пытались завязать разговор: «Киса пойдем со мной», «Девушка вашей маме зять не нужен»?

Не казалось и брутальным стремление ребят сразу приобнять за плечи, обдавая перегаром. И их нарочитая небрежность, сальные шутки и комментарии на тему женской анатомии вперемешку с картинным пусканием колец табачного дыма.

Саня на подобные намеки и приставания отвечала резко. Подходила близко-близко к обидчику и глядя прямо в глаза отвечала вежливо, без мата, со спокойной интонацией отчеканивая слова – нет не хочу, не буду, не интересно. Ребята от такой манеры поведения робели и больше Саню не трогали, считая ее не от мира сего. Ну да не ведет себя как нормальные девчонки, говорят даже наваляла кому-то то из ребят из механического техникума. Но в парикмахерском училище и нормальных девок пруд пруди, всегда найдутся готовые отозваться на любое предложение.

Несмотря на свой такой имидж Саня мечтала о любви, закрывала глаза и мечтала о том, что у нее уже есть свой человек, родной и любимый, который будет называть ее нежно, как мама в детстве: «Сашуня». И которому можно будет рассказать все, что на душе и он обнимет и подбодрит – ну что ты расстроилась, глупышка, мы все решим.

И у Сашки уже теплело на душе, как будто вот этот принц был уже рядом, словно надо только выглянуть за дверь и вот от такой родной и знакомый. Но Сашка открывала глаза и морок рассеивался, ее окружали лишь сокурсницы – амазонки с диким боевым раскрасом, одетые во что-то, столь вызывающее что казались скорее раздетыми, чем одетыми.

Еще у Сани в голове жил внутренний критик, маленький карлик, горбатый с длинным загнутым носом и бородавкой на щеке, с коротенькими ногами и длинными руками-клешнями, что вкупе казалось, что нет в нем ни одной красивой черты, и в глаза бросалось только уродство. И голос – голос этот слушать было невозможно, он был пронзительный и скрипучий одновременно, как старуха Шапокляк в период своего пионерского детства, если бы оно вдруг у нее было, не родись она в Швеции.

И он нашептывал ей всякое, – и что некрасивая, ни рожи, ни кожи, как говорили соседки по дому. И плоская как доска, и обнять то не за что, и длинная как жердь, так что и выше иного мальчишки будет. И ноги как палки и размер как у мужика – сороковой. Ну вот как это можно, для девушки иметь такой размер обуви? И вот за что ее можно полюбить?

Саня тогда совсем не знала, что любят не за что-то, не за ноги, не за сиськи, не за высокий интеллект или особую душевность. Этот секрет ей еще предстояло раскрыть. Секрет того, что и сама любовь бывает разная.

Страстная, обжигающая как огонь, сжигающая на своем пути все преграды, затмевающая разум и оставляющая в конце только пепел.

И любовь похожая на тихую полноводную реку, где каждый плывет по заданному течению, но со своей скоростью, при этом помогая друг другу огибать пороги и препятствия.

И еще бывает любовь к себе – потайная комната внутри каждого из нас. В которой и живет душа, окруженная своими защитниками – частичками нашей личности. И вот только то от того, какова эта комната, хорошо ли в ней душе, открыта ли туда дверь для всех важных гостей и можно определить, какой тип любви будет испытывать конкретный человек. Любовь-боль или любовь-созидание будут его привлекать.

Василия Сашка сначала не разглядела. На первых порах ей просто откликнулось то, что он не смотрел на нее тем оценивающим взглядом, который так раздражал Сашку в других пацанах. Он просто приходил и стучался в окошко комнаты, где жили девчонки. «О-о Вася пришел, заходи к нам» – зазывали его Сашкины соседки по комнате. Вася соглашался, залезал в окошко и садился на колченогий табурет – почетный и единственный трон для гостей.

Лишней мебели в комнате не было и «трон» предлагался лишь для самых дорогих гостей. Ведь чтобы освободить эту царскую мебель, предварительно с него необходимо было убирать целую кипу одежды, что нередко приводило девчонок к стычкам и отчаянью. Машка, ты дура, блин, опять свои шмотки раскидала, иди убирай быстро. Ну чего тебя в детстве не учили вещи за собой убирать. Да куда там убирать, слышался голос Машки, если в том шкафу и сантиметра свободного места нет. Наташкин хахаль совсем ее разбаловал, дарит и дарит ей шмотье новое, а его уже и вешать некуда.

Вася в этом женском царстве был на своем месте, ведя со своего «трона» беседы практически со всей своей свитой разом. Беседуя с Саней о новой технологии окрашивания, он тут же мимоходом отвечал на немой вопрос, пробегающей мимо полуголой Маринки: «Юбка во, суперская, кофту только надо подобрать в тон, нет эта не подойдет, у Катьки из 31 комнаты лососевую возьми, она подойдет. Размер? Размер твой».

Саня любила болтать с Васей и иногда во время разговоров ей казалось, что он смотрит на нее как-то по-особенному. Прямо в глаза и долго-долго задерживая взгляд – словно задавая немой вопрос и пытаясь, там, в ее глазах найти ответ. И тогда нетерпеливая Санька щурилась, складывала губы в хитрую улыбочку и спрашивала: «Вааась, а ты что-то хочешь у меня спросить?» Василий быстро смаргивал, переводил взгляд в сторону и серьёзно говорил: «Сашунь, так мы же с тобой и так разговариваем». Сашуня – так называл ее только он один. Ну и папа, когда еще был с ними.

Иногда находясь наедине с собой Сашка мечтала. Мечты ее были разные, иногда она мечтала о том, что Вася подойдет к ней близко-близко, возьмет ее лицо руками и поцелует, а она обязательно ответит на его поцелуй. Она давала волю фантазии, пыталась представить какие его губы были бы на вкус, или по ощущению – мягкие или упругие. И бабочки порхали у нее в животе, разбуженные бурной фантазией.

Про бабочек Саша читала, да и не только про них. В вопросе меж половых отношений она была весьма осведомлена благодаря не в меру болтливым соседкам по общежитию, которые в красках выставляли напоказ свою интимную жизнь. Но она так не хотела. Поэтому бабочки… бабочки махнув раз-другой своими крылышками улетали, но в том, что в нужный момент они появятся, она была уверена. Иногда Сашке, в силу ее природного характера хотелось разрушить хрупкое равновесие их дружбы, вывалив на Василия весь максимум своих девичьих эмоций. Признаться в любви, горячо поцеловать, предъявить соперника, чтобы заставить ревновать. Но Саша отгоняла эту горячую волну от себя, нет – не хочу так; хочу, чтобы сам. А вдруг я ошибаюсь, а вдруг он просто видит во мне друга, поэтому и ходит.

Курсе на третьем, стало много практики. У Сашки получалось хорошо и ее руку уже стали узнавать в городе. Сарафанное радио в лице бойких пенсионерок быстро разнесло весть о том, что в городке появилась волшебный парикмахер, которая вообще-то еще практикантка зеленая, но уже такую прическу может сделать, что все умрут от зависти. А окрашивание, в ее исполнении, позволяет лет 10, а то и больше сразу сбросить. И благодаря этим пенсионеркам у Саньки появились свои первые деньги.

Да теперь времени было мало, она то бегала по квартирам с большой сумкой, полной флакончиков и бутылочек, то моталась в город за оксидами и красками, но это движение вызывало восторг в такой стремительной Сашкиной натуре. И хоть работа Сане нравилась, нравилось видеть результаты своего труда сразу и дарить клиенткам радость, но в глубине души она мечтала о другом.

Однажды в городе, когда она бегала по своим парикмахерским делам, Александра увидела, как по городской площади шла бригада бортпроводников. Мужчины в строгих кителях, девушки в прекрасно сидящих на них костюмах и распахнутых пальто, в разрезе которых Саша и разглядела каждую деталь – строгий синий пиджак, прямую юбку до колена, кипенно белую блузку и яркий платочек с надписью Аэрофлот. Волосы женщин были забраны в пучки, на губах сияла явно недешевая помада, Шанель или Кристиан Диор, подумала про себя девчонка и точно из самого Парижа. Поверх пучков были кокетливо сдвинуты набекрень пилотки. Мужчины были в форменных фуражках. Как и Санька, остальные прохожие тоже откровенно глазели на столь непривычных для маленького городка персонажей и перешептывались между собой.

Среди толпы времен 90-х, одетой кричаще ярко и откровенно аляповато и безвкусно, эта четверка представлялась небожителями, в прямом и переносном смысле спустившимися в этот провинциальный городок с небес.

Вот бы и я тоже была такая. Красивая. Другая. Такая уверенная, как будто все на свете знаю, как надо делать. Тогда Саня еще не совсем понимала себя и не вполне могла сформулировать какой же именно она хочет быть, но точно понимала – что вот как они, такой же яркой и сияющей. И уверенность – это именно то, что не хватало ей на этапе ранней юности.

Вечером того же дня Саня с упоением рассказывала приятелю об увиденном. «И вот они такие идут по площади, представляешь, с неба к нам спустились… настолько другие, что кажется, даже грязь к ним не прилипает». Саня вскакивала, демонстрируя походку стюардесс, оживлённо жестикулировала, чтобы максимально передать другу свои переживания.

И Вася спросил вдруг, совершенно некстати: «Сашунь, а почему ты сама не попробуешь, если это так тебе нравится?. Я – опешила Санька. Да ну, смущенно улыбнулась, да там, наверное, столько всего знать надо. Учиться, опять-таки. А у меня уже есть профессия. Вася спокойно и задумчиво продолжил: А знаешь, мне кажется у тебя бы могло получиться. Ты смелая. Да, ты бы смогла». Санька в ответ промолчала, но семена уже были посеяны на благодатную почву.

Время учебы уже подходило к концу. В волнениях пролетели выпускные экзамены, которые Саня, будучи перфекционисткой, сдала лучше всех в группе. И наконец, настал день выпускного. Она стояла на торжественной линейке и принимала поздравления преподавателей. Неожиданно для себя она вышла на красный диплом и теперь ей по праву было чем гордиться.

А вечером снова пришел Вася, постучал в окошко, но заходить не стал, а вызвал Сашу на разговор – ты накинь куртку, пойдем пройдемся, мне с тобой наедине хочется кое-что обсудить.

Саня накинула куртку и привычно перемахнула через подоконник в открытую ночь. Было свежо, недавно прошел дождь. Девушка поплотнее натянула капюшон куртки, застегнула молнию и решительным жестом протянула Василию руку – ну пойдем, поговорим, раз надо. В свете фонаря они шли по аллее, мокрые капли сверкали словно искры в свете фонарей, в воздухе пахло свежестью, летний дождь… как в известной песне «летний дождь, шепчет мне легко и просто». «Сааш, ну Сашунь, ты вообще меня слушаешь»? – Василий потянул ее за рукав. Ты о чем задумалась то? Я же уже все тебе объяснил. Ну теперь говори – ты согласна»?

«Я согласна» – повторила Санька вопросительно, непроизвольно сложив губы бантиком, словно готовясь к поцелую. С чем же я согласна? Мысленно произнесла она про себя. Но Вася широко улыбнулся, принял ее вопрос за утверждение и не дав ей договорить радостно затараторил: «тогда все, решено, получаем дипломы и на следующей неделе едем в Москву. У меня там брат живет, ну не в самой Москве конечно. Хлебниково называется, ну это рядом совсем, дом у него свой там, он меня звал к себе, сказал найдет место. А если дом, так место точно есть, мы со тобой знаешь, как хорошо там устроимся. Чего тебе тут прозябать? Да и к матери ты возвращаться не хочешь, сама говорила. А Москва, город возможностей, на работу устроимся, обживемся и свое что-то снимем, ну или в общагу может устроимся».

Саня моргнула глазами, раз, другой и представила в мечтах домик в незнакомом ей Хлебниково. Ей представился пятистенок с резными белыми ставнями и шиферной крышей. Да, нет, оборвала мысль Санька, это у нас только такие кругом, а там Москва, там все другое, передовое, таких избушек уже, наверное, раз, два и обчелся.

«Сашуня, да ты не переживай, брат говорил, что места у них хорошие, водохранилище рядом, красиво там, даже назвали по имени поэта известного Хлебникова, они вроде жил в этих местах, или что-то такое. Ты его не читала, кстати? Нет. Эх жаль и я тоже. Ну ничего может по дороге вместе почитаем…»

Домик оказался еще меньше, чем представляла в своих мыслях Александра. Без резных наличников, простенький, но с газоном, без привычного ей палисадника. Хотя на заднем дворе нашелся потом и огородик, и тепличка небольшая и о ужас, курятник. Да уж, бойтесь мечтать, мечты сбываются, подумала про себя девушка утром, когда еще в утреннем мареве, в начале шестого подскочила на кровати от разрывающего тишину крика петуха. Вот тебе и цивилизация, как будто и не уезжала.

Вот так я и попала в Москву. А дальше Саш, как у тебя все сложилось? Да как, хорошо сложилось я же говорю. С Василием вот правда не очень вышло, мы после приезда в Москву расписались, в пылу событий вспыхнули чувства, а может они потому и вспыхнули, что выживать вдвоем легче. Но отношения – это про двоих и поэтому я рванула когти и свалила в закат.

Девчонки из парикмахерской, где я тогда работала, помогли с комнатой. А потом случайно вышло, через клиентку мою, я в Аэрофлот и попала. Она за меня поручилась. Там в этом районе много летных живет, аэропорт недалеко, из них приезжих тоже много, знают они как это тяжело – дорогу в жизнь себе прокладывать. Вот значит, ходила она ко мне на окрашивание раз за разом, а я смелости набиралась и расспрашивала ее о работе, пока твердо для себя решила – небо это мое. Вот мечта такая. А если Александра Харитонова что-то решила, она это обязательно исполнит. А дальше дело техники.

В небе и с любимым своим познакомилась. Такая романтика была, он за мной приезжал ночью, букеты дарил шикарные – по пятьдесят роз. Катались по ночной Москве, не могли наговориться. В рестораны водил – ухаживал красиво, одним словом, и я не устояла. Да и как устоять, если это родная моя душа. Свадьба у нас была шикарная, я самая красивая невеста в этот день была. А спустя год сыночек наш родился, а за ним следом и доченька. Детки мои ненаглядные. Санька привычным жестом вытащила из-за пазухи медальон, щелкнула указательным пальцем открывая замочек, чмокнула портретики. Вот, смотрите, здесь Анечке годик и Васеньке два с половиной.

И поймав удивленные взгляды подруг, Александра продолжила рассказ: «врачи говорили не получится, бесплодная я. Как-то давно рассказала об этом Василию по большому секрету, а он в своей манере сказал: получится, Сашунь, обязательно получится, а если мальчик будет – назови как меня – Васей. Да, Васенька – вот такая благодарность и мое счастье.

Я уже четвертый год в декрете была, так по небу заскучала тогда, вот тогда мы с вами первый раз и встретились».

ГЛАВА 2 АНЯ

Она нагнулась, привычным, многократно отработанным жестом собрала крошки с ковра. Привычно схватилась за ноющую поясницу. Да, надо уже признаться себе, что мы не молодеем, пришла в голову привычная мысль и следом за ней другая привычная – надо бы записаться к врачу. Аня выкинула крошки в мусорное ведро, опять любимый ел в кровати, подумала она. Костик, свет в окошке.

Аня тоже любила залезть с едой в кровать, это осталось с детства, от той уже позабытой пьянящей голову свободы, когда было можно все – и есть в кровати, и читать лежа и засыпать с книгой не зная, что уже глубоко за полночь и вообще-то все дети 9 лет уже должны видеть десятый сон, потому что утром вставать в школу. Можно было ходить по дому, не снимая ботинок и не учить уроки, можно было гулять дольше всех во дворе.

После 3 лет интерната такая свобода казалась невозможной, Аня, привыкшая к распорядку, в ней терялась. В интернате был режим, с ними занимались, гуляли и кормили, были подруги, а здесь было страшно от этой свободы. Школа была новая, с ребятами она уже познакомилась, но отношения складывалась какие-то непростые. Мамы дома постоянно не было, еды, впрочем, тоже. Был суп – мутная вонючая жижа в качестве заправки в которой плавала пара лавровых листов. Но такой суп Аня не любила, поэтому питаться предпочитала хлебом и яблочным мармеладом, который при начинающемся дефиците в районный магазин завозили исправно.

Да уж, свобода, скривилась от воспоминаний Аня, это в детстве казалось, что так нормально, чего такого, только со временем, повзрослев Аня поняла, что никакая это не свобода, это заброшенность. И отсутствие нормальной родительской заботы, когда никто не спросит тебя ела ли ты, выучила ли уроки и как вообще дела в новой школе? Но поскольку никто не спрашивал, Аня справлялась сама, как умела. Мать работала, тащила ее одна, справлялась как могла.

Эх, опять воспоминания накатили, Аня отогнала их прочь. Чего-то ты разнюнилась, никто тебя никогда не жалел и сейчас не будет, давай вставай и принимайся за уборку, привычно скомандовала она себе.

Аня встала и пошла за пылесосом. Привычно проходя мимо комнаты дочери заглянула и увидела Светку, лениво лежащую на кровати. «Свет, я сейчас пропылесошу и пойду в магазин, надо мясо купить и фарш прокрутить – котлеток сделаю свеженьких, а то скоро Костик придет с рыбалки, голодный, надо котлеток быстренько сделать и покормить его. Ты полы помой пока я в магазин бегаю.

– Ну мам блин, Светка недовольно искривила свое кукольное личико, ты раньше не могла предупредить? Я уже с Аллкой договорилась гулять пойти? Что прямо сейчас – удивленно переспросила Аня. Время только одиннадцать, а раньше двух или даже четырех дочь никогда не выходила – ибо время детское, все друзья еще спят после вечерней тусовки. Нет в два встречаемся, но мне еще голову надо помыть и укладку сделать и накраситься, я не успею полы помыть, давай в другой раз. Ну давай» – привычно вздохнула Аня и поплелась за пылесосом.

Включив пылесос Аня начала чистить ковер, усеянный кошачьей и собачей шерстью. Под щеткой собрался приличный ком, который никак не хотел залезать в пылесос, Аня наклонилась за ним и в этот момент спину пронзила резкая боль. Аня замерла с пылесосом, попыталась сделать глубокий вдох, но в горле сбился ком, от непрекращающейся сильной боли ноги подкосились, и Аня мешком осела на пол. Ком в горле по-прежнему мешал полноценно вздохнуть, она втягивала в себя воздух, все более судорожно, пока из горла не пошел какой-то клёкот. Она еще раз-другой судорожно и коротко вдохнула, и наконец разразилась рыданиями.

Аня лежала на полу, оплакивая свою кособокую жизнь, приносящую ей только физическую и моральную боль. Потом услышала цокот лапок. Малыш, их чи-хуа-хуа идет, догадалась она. Малыш, иди сюда, пожалей маму, маме бобо – завыла Аня. Малыш подбежал к Ане, ткнулся ей в ногу мокрым носом, а потом вдруг обхватил ее ногу лапками и начал совершать те возвратно-поступательные движения, которые часто делают собаки с совершенно нелепыми предметами или ногами хозяев, если лишены свободы и естественного удовлетворения инстинкта размножения. Аня брыкнула ногой, стряхнув с себя песика и завыла в голос.

– Мам, ты че, высунулась из комнаты Светка. А ни че, в сердцах ответила Анна. Встала, отставила в сторону пылесос, вытерла тыльной стороной руки слезы и пошла в ванную.

Так умыться холодной водой, Аня подняла голову и посмотрела на себя в зеркало – опухшая, зареванная, волосы висят как пакля, страшная какая.

И память услужливо подогнала воспоминание. Они с мамой идут к бабушке, маминой маме, мама плачет, лицо ее опухло от слез, высокая прическа сбилась кульком, и она Аня тоже плачет, плачет потому что ей страшно и непонятно, Аня не помнит почему, но помнит, что мама и папа поругались и теперь им надо бежать, бежать от папы. Ее детский ум не понимает, как можно бежать от папы, если это главный для нее человек, с ним так весело, но мама говорит бежать, и Аня перебирает своими маленькими ножками и бежит, потом не может бежать и идет, идет долго послушная маминой руке.

Они идут через темный парк, фонари не горят, и только луна освещает им путь. Мааам, я устала, я больше не могу идти, возьми меня на ручки, канючит маленькая Аня. Но мама отирает тыльной рукой слезы, лишь сильнее дергая Аню за руку: «Терпи Анька, в жизни и не такое терпеть придется. Мне тоже тяжело, но я же иду. Аня спотыкается о корень дерева, незамеченный ею на тропе в сумерках и снова начинает всхлипывать от боли и обиды. Ну, чего загундосила, скоро уже придем, потерпи – с раздражением говорит мать.

И вот они выходят из темного свода парка, Аня видит спасительный кружок света, над подъездом светится фонарь, а вот и такое родное окно на втором этаже, из него также струится такой теплый и уютный свет. Аня знает, что это окно кухни, и понимает, там бабушка, всегда такая спокойная и уверенная, она всегда знает, как правильно, и с ней всегда так спокойно, и даже папа ее боится. И бабушка в полоске света открытой двери говорящая: «Что опять? А я тебе говорила, говорила какой он, а ты меня не слушала, любовь тебе глаза застлала, вот и терпи теперь».

Не могу больше терпеть. Аня схватила куртку и выбежала за дверь. Как мне все это надоело, рабство это домашнее, ни дня отдыха от него нет. Надо пройтись, проветриться, чтобы не наговорить дочери лишнего.

Аня прошла через двор в парк. Парк, впрочем, был все тот же, что и в ее детстве. С ума сойти, сколько же времени прошло, 35 лет уже, а я все помню, как мы от отца бегали. А ведь родители давно развелись, мать так замуж больше и не вышла, всегда говорила: «Хорошее дело браком не назовут», «Чего мы там не видели – мужчине что, пришел с работы и упал, а ты как белка в колесе, детей из сада забери, в магазине очередь за продуктами отстой, это слава богу, что квартира, своя, хоть к плите очереди не ждать, домой прибежала и к станку – а там уже и муж из комнаты кричит – жрать, когда готово будет? Вторая смена, одним словом, и жизни нет.

Мать была уже на пенсии, жила отдельно в бабушкиной квартирке, уехала сразу как Анька замуж выскочила, со словами, вы уж тут живите, совет вам да любовь, а мне мать дохаживать надо, у нее уже и ноги не очень, я ей нужна.

Аня шла по парку и размышляла, как же она могла к этому прийти. Ей 41 год, а она чувствует себя дряхлой старухой, ни на что ни годной и не способной. Муж ею интересуется не больше, чем предметом мебели. Вот стенка в гостиной, стоит она и стоит, функцию свою выполняет и что на нее обращать внимание, за те годы, что она там стоит, ящики разболтались и плохо закрываются, а один и вообще не открывается, сломался дверной механизм, да и не больно то хотелось чинить. Дочь ни во что не ставит, а так ей и надо, дуре, сама избаловала. Все для доченьки, чтобы у нее судьба полегче сложилась, а в итоге выросла такая, что хоть из дома беги. Палец о палец сама не ударит, да и смотрит на Аню так, как будто и нет Ани, пусто место. И из разговоров только одно: «отстань, мать, ничего ты в жизни не понимаешь, ничего не добилась путного, чему ты меня-то можешь научить?» И это: «сейчас другое время, сдалась мне ваша учеба, вот ты училась, и что? Впахиваешь теперь в своем офисе за троих за копеечную зарплату. Ни заграницу нормально съездить не можем, только в Турляндии этой дурацкой были, а Ирку родители и на Бали, и на Мальдивы возили. Я как вы не хочу, вот выучусь реснички делать и буду зарабатывать большие деньги и жить в свое удовольствие и съеду наконец из вашей халупы. А то вы уже лет двадцать как ремонт сделать не можете.

Аня шла быстрым шагом, в голове крутился навязчивый поток мыслей и все чаще и чаще в сознание пробиралась мысль – да за что же ей все это. И с мужем, и с дочерью, она как рыба об лед бьется, стараясь им угодить, а они ее и не замечают. И так некстати вспомнилась сделанная накануне новая завивка, на которую ушла вся ее премия, которую неожиданно выдал расщедрившийся шеф. И как мастер, любуясь сделанной работой, сказала: «Анечка, как тебе идут кудри, ты словно помолодела лет на десять» и как смотрели на нее другие посетительницы салона. Аня на минуту даже подумала, что слегка завистливо, но быстро отогнала от себя это мысль, да кто ей будет завидовать, она обычная, не модель какая-нибудь из журнала. И как она в радостном настроении летела домой, предвкушая как покажется Костику, ожидая услышать таких редких их его уст комплиментов. А что услышала: «ну ты, Анька, как баран, такая же волнистая, ну отойди же от телевизора, не видишь матч идет. Принесли пивка лучше из холодильника, не видишь муж с работы пришел, устал, ну давай, чего застыла…».

Сволочь, подумала, Аня. Потом привычно себя одернула, ты чего это напустилась на мужика, не пьет, слава богу, по улице их со Светкой не гоняет. Зарплату приносит, пусть небольшую, но целиком. У других то и этого нет, вот родители-то развелись – Аня снова вспомнила свою детскую драму.

А у нее, если задуматься, то все очень даже хорошо и квартира своя, не в ипотеку и на море ездят, хоть и не каждый год, одеты обуты, спокойно живут. А любовь, да какая любовь, столько лет уж вместе, а любовь – это для молодых. А она выходит уже старая, вот и дочь скоро заневестится, некогда о себе думать.

Аня шла, все тяжелее передвигая ноги. Делая уже третий круг по парку, вспоминала свою молодость. Как Костик ее добивался, как увидел ее в институте сразу сказал – ты будешь моей женой и точка. А она смеялась, такое дело, она отличница и сама в вуз прошла по конкурсу на журналистику, туда же только по блату можно поступить или вот так зубрить и зубрить света белого не видя, но теперь все позади и впереди ее ждет большое будущее, аспирантура, а может быть даже и писателем станет. Лауреат премии Букера – Анна Ковалевская, как звучит.

Аня тоскливо сморщилась, воспоминание поблекло и расплылось. Амбиции ага, кишка тонка оказалась, книги писать, это не для таких как она, это для творческих людей, свободных. А она втрескалась в своего Костика и вышла замуж по залету на втором курсе.

И все, началась другая жизнь, орущий ребенок, очереди на молочную кухню, детская поликлиника. После академического отпуска учеба на заочном, уже другом скучном факультете. Очередь на садик в пять лет, а когда дали его заветный, Светка ходила туда неделю и две болела, ни на одной работе держать не стали бы, ну а после работа, на какую удалось устроиться, чтоб недалеко от дома, а не та, на которую хотелось бы, скучные ежедневные обязанности, хозяйство, уроки и где-то так уже не за годами маячат дача, пенсия и кроссворды.

Аня огляделась вокруг, голые деревья, мокрыми ветками, стремящиеся в небо. Словно скелеты на кладбище, остовы погибших кораблей, меж которых свищет ветер, пронизывающий насквозь. Аня поежилась, ранняя весна, чего взять, надо было кофту поддеть, но выбежала в спешке и даже и не подумала. Серое клокастое небо сыплет редкой изморозью, то ли дождь, то ли снег, и на душе также – мокро и холодно и ветер свищет в пустоте, согреться нечем, нет ее, этой спасительной мысли за которую можно было бы зацепиться и согреться, укрыться от душевной непогоды.

Аня подумала о Костике, вспомнила как любила его когда-то, все готова была за него отдать. Сейчас даже странно было вспоминать как на заре отношений она видела в нем лучшую версию него, такого уверенного, мужественного, каким надежным он ей казался, она даже считала, что он понимал ее лучше, чем она сама себя, идеальный мужчина – одно слово. Такой положительный, с друзьями не загуливался, думал о работе, делал карьеру, это потом со временем Аня поняла, что и друзей то у него не было. Костик не умел сближаться с людьми, никого в свой мирок не пускал и карьера была такая себе, скорее работа ради работы, больше время занять. Отдыхать Костик не умел. Нет, он не отказывался, если Аня предлагала совместный досуг, но своих планов или идей у него не было. Впрочем, была мечта о большом путешествии, которую он произносил как мантру на протяжении многих лет, но приступить к ее исполнению так ни разу и не попытался.

Аня размышляла о своих отношениях, о поисках тепла и взаимопонимания, ласки, о том, как она хотела быть с этим мужчиной, быть несмотря ни на что. Как закрывала глаза на обиды, как прощала пренебрежение. Прощала, пока не потеряла в этих отношениях себя. Пока, наконец, розовые очки не разбились окончательно. А розовые очки всегда бьются стеклами внутрь. И Аня обнаружила себя уже не молодой и какой-то потерянной женщиной, без воли к жизни, аморфно плывущей по течению. Окруженной чужими, в общем то людьми.

Она вдруг отчётливо поняла, что не известно, когда, но некогда любимый Костик стал ей чужим. Усталым, стареющим мужчиной с неприятными для нее бытовыми привычками. И обнаружив все это Аня поняла, что несмотря на всю ее аморфность, так жить она больше не может. Или не хочет? Откуда-то всплыло непривычное ее лексикону слово «не хочу». Аня с детства так не говорила, обычно ей было свойственно сказать «ну надо, так надо», «что ж поделаешь, запрягли и побежали».

Не хочу. Аня словно попробовала это слово на вкус, было горько. Ладно, отвергая предлагай, повторила она про себя избитую истину. Получилось «я хочу».

А чего же я хочу? Вот от Костика чего я сейчас хочу. Блин, да чтоб ветер перемен закрутил его и унес куда подальше и меня заодно и вернул на двадцать лет назад. Аня тряхнула головой, глупости все это, поздно уже что-то менять и решительной походной пошла к дому.

Подходя к подъезду ее внимание привлекло объявление, природное женское любопытство ухватило заманчивый лозунг «Для тех, кто хочет понять себя» …. И ниже «гарантированный результат за один сеанс». Аня вчиталась в объявление: «Трансформационная игра, помогающая понять себя, открыть свое жизненное предназначение. Лила – это больше, чем игра, это ваша новая реальность…»

ГЛАВА 3 МАРИНА

Марина ритмично жевала булку. Раз- тупая – укус методичное пережевывание, глоток, комочек пищи движется по пищеводу принося покой и снимая такую острую, почти разрывающую боль внутри. Два – ты ничего не можешь, укус, снова ритмичное медитативное пережевывание, дающее передышку от таких болезненных слов. Три – да как с тобой спать то, на кого ты похожа и Марина засовывает оставшуюся половину булки в рот и жует, жует медленно и долго пока и слова, такие болезненные и разрушающие не перемалываются в мелкую кашу, которую можно проглотить и жить дальше.

Да жить дальше, ведь теперь она мать и должна отвечать не только за себя, но и за Машеньку, любимую дочку, такую худенькую и болезненную.

Марина посмотрела на себя сверху вниз, да уж, она уже не та, что была раньше – тонкая и звонкая, любительница экстрима, которую не остановить – походы, горы и леса, все нипочем. Марина увлекалась пешим туризмом, не чужды были и сплавы, плавала Марина хорошо, с детства занималась в секции. Марина вообще ко всему подходила основательно – хорошо училась в школе, которую закончила с медалью. Поступила и окончила известный институт по экономическому направлению, такой диплом ценился и у нас и даже за границей. Хобби такое – что всегда в движении. Выше, дальше, сильнее – как шутили родители – этот лозунг про нормы ГТО Марина сделала своим персональным лозунгом и всегда была чуть впереди – знала чуть больше, физически была немного выносливее своих подруг в походах. И всегда знала, когда надо остановиться, чтобы не переступить грань своих возможностей.

Марина окинула себя еще одним взглядом – полные руки, выпирающая грудь и не менее выпирающий из-под нее живот, ноги, похожие на колонны сталактитов. Плюс 60 килограмм, при ее небольшом росте были катастрофическими. Но не менее катастрофическим было то, что Марина первый раз в жизни не могла вовремя остановиться. Еда, она стала ее проклятием. И Антон.

Они познакомились в институте, Марина тогда училась на последнем курсе и уже привычно планировала какую стажировку ей выбрать. А выбор был. Ведущая российская нефтяная компания или очень известная аудиторская компания со штаб-квартирой в Англии. Марина выбирала, ей самой очень хотелось поработать в Deloitte, это был прекрасный старт и потом, вернувшись в Россию можно уже претендовать на более серьезные и ответственные должности, чем мелкий клерк. А в России, не имея нужно протекции на этом уровне можно было застрять и надолго, даже обладая блестящими способностями. Но когда она заводила об этом разговор с родителями, то не находила в них поддержки. Ее горячо любимый папочка, настоящий полковник и по званию, и по жизни, суровый мужчина, прошедший командировки в горячие и другие, часто засекреченные точки говорил ей прямо: «Малинка – такое тайное прозвище у него было для дочери – ну чего тебе там у этих бритишей и прочих фашистов сдалось. Не любят они нас и никогда не любили. А знаешь почему не любят. Боятся. Менталитет не тот. Нет у них ни нашей русской духовности, ни смелости. От отчаяния наша смелость говоришь. Вот вся ты в этом, не перечь старику, я сказал смелости. И отваги – выдержав паузу добавил старик. У них ведь как «Сделай или умри», а у нас как «Умри, но сделай», чуешь разницу. Нет никуда ты не поедешь, мы тебе и здесь парня хорошего найдем, обживетесь, детишки пойдут, нам на старости лет с матерью радость. Да, мать? Мама, по обычаю сидевшая тихо уткнувшись в вязание, подхватывала и отвечала отцу: Конечно, дорогой. Мариночка, да зачем тебе это? Счастье женское оно не в этом. Оно же в любви, к мужу, к детям, в быте». Вот, послушай мать, вторил ей отец: Мы свою жизнь прожили и хорошо прожили, заметь. Ты вот у нас какая под старость лет народилась. Нам на радость и на старость. Кто нас дохаживать будет. Будь уж рядом, а мы во всем поможем, и по жизни, и с внуками. Спорить с отцом дальше Марина никогда не решалась, поэтому разговор этот все время так и оставался незаконченным. Еще есть время, думала про себя Марина, куда спешить? Есть время обдумать. Или как говорила ее любимая Скарлетт О, Хара Я подумаю об этом позже».

Антон был старше, но попал в какую-то темную историю, пришлось взять академический отпуск и вот после него то и попал к ним в группу этот темноволосый красивый парень. Марина, бывшая по обыкновению на первых ролях, совмещала в себе функцию старосты и организатора культурно-массовых мероприятий. И после пары она первая подошла к Антону, с обычными вопросами, из которых состоит студенческая жизнь – в этот раз собирали деньги на учебники по экономике, известный автор, новое веяние науки. Антон смотрел на Марину своими синими глазами, улыбался и молчал. Марина всмотрелась ему в глаза – в их лукавом прищуре пряталась улыбка, она читала в них легкий интерес и какой-то холод, или ей так показалось…

Антон продолжал изучающе молча смотреть на Марину, она даже немного опешила и переспросила: «Ну так что, на экономическую теорию Вронского скидываться будешь. Мы уже завтра будем заказывать, сегодня крайний день надо деньги сдать – терпеливо, как ребенку повторила Марина. А ты всегда такая активная – услышала в ответ. Люблю активных. Как ты говоришь тебя зовут – Марина. Да отдам сегодня, приходи в студенческое кафе в 7, там и отдам. Ну все пока, увидимся вечером». И ушел, Марина опешила, в ее картине мира такие парни пока еще не встречались. Нахал какой-то, подумала Марина, но вспомнив его улыбку неожиданно для себя мечтательно улыбнулась в ответ. А может она преувеличивает, мало ли чего у человека в жизни было.

Марина сама не заметила, как влюбилась в Антона. Он казался ей идеальным, с ним она чувствовала себя принцессой, он мог появиться неожиданно со словами – пойдем, у меня для тебя есть сюрприз. Но Антон – слабо возражала Марина – я сейчас не могу. Марин, у тебя ж по расписанию все пары закончились, я уже все спланировал и с довольным видом доставал из-за спины спрятанный букет. Это тебе. Розы – королевы цветов для моей королевы. И Марина таяла от такого внимания и покорно, и радостно шла, отложив свои дела. Да, что такого, ну раз-другой пришлось отложить собрание, так ребята и сами хорошо смогут все организовать, команда у них слаженная, бывалых походников много, знают, что к чему. И так незаметно для себя Антон стал для Марины самым главным человеком в ее жизни, самым главным и самым важным.

Весной, незадолго до выпускных экзаменов Антоша позвал ее на дачу, сказал там будут его друзья и он хочет представить Марину как свою девушку. Как Марина была счастлива! Ее счастье не омрачило даже то, что дата поездки совпала с давно запланированным ежегодным весенним походом на Селигер, ну маршрут знакомый, чего я там не видела, легко поменяла свои планы Марина и Антон вторил ее мыслям – да ладно тебе расстраиваться, Мариш, дались тебе эти походы, у тебя же есть я …я же лучше…походов. Поначалу у Марины было мнение, что может и Антон проникнется ее увлечениями, но Антон как-то раз сходил с ней на собрание, просидел весь вечер ни сказав ни слова, а потом, когда провожал Марину домой сказал: «Ты знаешь Мариш, не мое все это, да и ребята какие-то там странные, не заботятся о девушках совсем, ты дрова сама неси, а ты палатку, как-то это не по-мужски». Марина попыталась возразить, что таковы правила, от этого зависит выживание на случай, если ты потеряешься, неприкосновенный запас может спасти жизнь.

Ой, да на что тебе такая жизнь, ты моя принцесса и я всегда буду о тебе заботиться и для этого совсем не обязательно искать себе приключений на пятую точку – только и ответил ей Антон.

Вот, сначала не случился Селигер. А потом, в последний момент, поход на Алтай, столь желанный и долгожданный, о котором Марина грезила все 5 лет учёбы. – маршрут выпускников состоялся без участия Марины.

Уже будучи на вокзале, ей неожиданно позвонил Антон. Пожелал ей удачной поездки, голос у него был грустный и все время прерывался кашлем. В ответ на ее настойчивые расспросы Тоша сказал, что заболел. Лечиться? Ну нет, чем лечиться он не знает и да, фигня все это, само пройдет. Правда к понедельнику надо диплом сдать, а то до защиты не допустят и из универа вылетит и тогда «здравствуй юность в сапогах», а он в таком состоянии не то, что писать, вообще и думать то не может. Марина, вздохнула и решив про себя, что сам погибай, а товарища выручай, сняла рюкзак с полки, извинилась перед ребятами и помчалась спасать своего Тошеньку. Так как будучи, на тот момент, его официальной девушкой считала своим долгом поддержать своего парня в трудную минуту.

Правда на секунду в ней шевельнулся червячок сомнения, когда ее близкий друг, такой же заядлый походник, как и она сказал: «Марин, ты столько этот маршрут разрабатывала, готовилась, ты это заслужила. И парень твой знал, что ты поехала, и о дипломе поди не только что узнал, об этом даже перваки знают, он большой уже мальчик и прекрасно сам справится, без жертв».

«Ничего ты Вить, в любви не понимаешь – улыбнулась Марина, натягивая рюкзак. А вот и нет, запальчиво ответил Виктор, горящим взглядом глядя на Марину, я так понимаю, что если любишь человека, то не вынуждаешь его жертвовать собой, и это и есть настоящая любовь. И я бы как он ни за что не поступил. Ну хорошо, хорошо, Вить, примирительно сказала Марина. Возможно, ты прав, в следующий раз я точно с вами. Все пока, удачной вам поездки, выкладывайте фотки в группу, я посмотрю и как будто там с вами побываю…»

Антон заехал за Мариной рано утром, как будто чувствовал ее сомнения и в 6 утра, забирая ее их родительского дома наговаривал: «Марин, да не переживай, здорово будет, там все наши будут, хорошо отдохнем. И родители уже меня вопросами заели, очень хотят на мою девушку посмотреть. А особенно, на такую, что меня спасла. Да Маринка, ты моя спасительница, ты лучшая, все эти твои походные – да дуры просто, никто бы их них так не поступил. А ты, человечище, эх нет, нет, так, с большой буквы Человечище».

Долгожданная поездка на дачу, обернулась для Марины полным провалом. Мало того, что родители Антона, явно смотрели на нее снисходительно. Увидев маму Антона, Марина как-то сразу все поняла, что она здесь гость важный, но не очень-то желанный. Родители Антона были прилично моложе ее родителей. Подтянутая и стройная мама смотрела на шашлыки, как на что-то неприличное, а на тех, кто с аппетитом их ел как на первобытных людей, делая исключение лишь для Антона.

– Да Антоша, очень вкусно, мясо на мангале удается тебе прекрасно. В этом ты весь в папу. Конечно попробовала, попробовать еще, ну Антоша, ты же знаешь, диета, в моем возрасте пища на открытом огне уже не полезна. А- а ты хочешь узнать моем мнение, вкусно ли, ну конечно, мой милый мальчик, конечно попробую. Очень вкусно, ты просто молодец.

Марина с удивлением отметила про себя то, что после столь приторного диалога мама Антона отворачивалась, видя, что он был увлечен беседой с другими гостями и с отвращением сплевывала куски в салфетку, пряча их в открытом огне мангала.

Папа Антона был важным чиновником, говорливым и вальяжным, легко входящим в доверие, прекрасным оратором, обладающим сильной энергетикой, привлекающим к себе взгляды. Хотя внешне был вполне обычным, полным мужчиной, имеющим второй и даже намечающийся уже третий подбородок. Папа старался Марине понравиться, сглаживал углы, гасил мины, расставленные мамой и по всему было видно, что в этой битве он опытный воин и ему не впервой.

А потом наступил вечер, и все начали расходиться по комнатам, коих в загородном доме родителей Антона было много. И Антоша шепнул ей: «Мариш, ты же моя девушка и нам постелют вместе, ты же не против»?

Не против, бабочки в животе Марины всколыхнулись до уровня макушки, она так ждала этого момента. Чего уж, поймав себя на мысли, что ничто человеческое, включая тщеславие ей не чуждо, вспоминала как она с удовольствием выбирала красивое и сексуальное нижнее белье для этой поездки, предвкушая, что и пусть, одна ее мечта не сбылась, но сбудется другая и все девчонки в универе будут ей завидовать.

У Марины и раньше был секс, но в силу характера, она относилась к этому весьма прагматично, соитию всегда прошествовали встречи, свидания и разговоры, в которых ее немногочисленные партнеры спрашивали, чего бы хотелось ей, были бережны и осторожны, спрашивали, как она хочет предохранятся от нежелательной беременности, ненавязчиво доводя ее до некоего пика, который Марина, подчерпнувшая сведений из соответствующей литературы, искренне считала кульминацией событий.

В этот раз все пошло не по плану. Антон не задавал ей вопросов, да и в целом был быстр и напорист. Медленным был лишь первый поцелуй. Медленным и изучающим. Антон словно проверял податливость Марины. И она поддалась, ответила на его поцелуй, притушила в себе реакцию на причиняемый ей дискомфорт, на движения его губ, ставшие похожими на укусы. На руки, нетерпеливо шарящие по ее телу – груди, сжимающие ее соски до боли, до вскрика. Опять его полуулыбка, оценивающий взгляд и Марина снова растаяла. Поддалась мороку. Можно и потерпеть, когда Антоша, такой желанный, сейчас с ней, он так хочет ее, ему трудно сдержать свою страсть, а она женщина, она умеет терпеть и во имя их союза она потерпит за двоих. В сексе Антон был груб и напорист, все закончилось быстро и у нее даже не было времени спросить, предохранялся ли он, не было сил сказать что-либо, осознать себя. Антон устало чмокнул ее в макушку со словами «вот и хорошо, теперь ты точно моя», отвернулся на другой бок и мгновенно уснул, завернувшись в одеяло. Марина долго лежала в тишине, боясь потревожить сон любимого, ей было грустно, ощущение пустоты не покидало ее, бабочки в животе словно превратились в тяжелых куколок, давящих на Марину какой-то ноющей болью. Марина успокаивала себя, что ничего такого же не произошло, наверное, он переволновался и в следующий раз уже, конечно, уделит ей внимание, будет заботлив и ласков. А еще Марина поняла, что хочет есть, ну просто голодна как волк. Еды в комнате не было, а идти искать кухню в малознакомом доме совсем не хотелось. Или я боюсь встретиться с мамой Антона и снова увидеть это неприятное выражение в ее глазах – подумала Марина. И тут она вспомнила… и от этого так радостно подскочила на кровати, что почти разбудила Антона, вызвав его сонное бурчание: «Марин, ну ты чего пинаешься, ну спи уж». А вспомнила Марина следующее – в ее сумочке было НЗ – неприкосновенный запас. Потому, что правило бывалого походника гласило: Нужно быть готовым ко всему». Поэтому в сумочке Марины, в дальнем кармашке всегда лежали маленький перочинный ножик, спички и шоколадно-ореховый батончик. Марина радостно зашелестела оберткой, методично разжевала шоколад и орехи и наконец забылась тревожным сном.